Богомил Райнов. Утро - еще не день -------------------- Богумил Райнов. Утро - еще не день ("Эмиль Боев" #7). Пер. с болг. - С.Никоненко ======================================== HarryFan SF&F Laboratory: FIDO 2:463/2.5 -------------------- 1 Не знаю, как в других сферах человеческой деятельности, но я давно убедился, что в нашей значительно больше историй, которые хорошо начинаются, нежели таких, которые хорошо заканчиваются. Вообще в наших кругах поговорка: "Утро день определяет" - не очень популярна; чем больше проходит лет, тем больше убеждаешься, что солнечное утро не всегда предвещает погожий день. Конечно, наша профессия такова, что надо предвидеть все и носить зонтик даже тогда, когда над головой безоблачное небо. Иначе говоря, работаешь по детально разработанному плану, но при этом всегда имеешь запасные варианты на случай, если события будут развиваться не так, как предполагал. А когда ты вынужден что-то решать немедленно, перед угрозой опасности, шансы ошибиться невероятно возрастают. Автострада Брюссель - Льеж, по которой я сейчас еду, просторная и удобная, даже скучно держать руль, и наверное, именно скука наводит меня на такие размышления - не очень-то интересные и не такие уж новые. И думаешь обо всем этом машинально, без эмоций, особенно когда, как в данном случае, операция позади и была она осуществлена почти по плану. А такое, как я уже говорил, случается не каждый день. Напряжение и опасность уже миновали. Впереди спокойное возвращение. Две тысячи километров пути - этого достаточно, чтоб спало нервное напряжение и ты снова почувствовал, что жизнь не такая уж и плохая вещь. Почти настоящий бельгийский паспорт, хороший автомобиль с отличным мотором, наконец - чудесная погода. Заметив впереди ресторан, я медленно отпускаю педаль газа. Сбавляю скорость, и делаю это очень своевременно - как раз на повороте к ресторану стоит мужчина и подает мне знак остановиться. Это Борислав. Мы с Бориславом выполняли совместную работу и прошлым вечером распрощались до скорой встречи на родине, хотя и не очень надеялись на это. И вот встреча состоялась: даже слишком быстро. Настолько быстро, что, увидев, как мой товарищ торчит на обочине шоссе, я почувствовал, как похолодело у меня в груди. Такое случается и с людьми нашей профессии. Даже если ты успешно завершил операцию. Останавливаюсь на мгновение, чтобы дать возможность Бориславу устроиться рядом со мной, затем резко нажимаю на газ и включаю кассетный магнитофон. - Чем ты меня обрадуешь? - спрашиваю своего коллегу, когда бас покойного Армстронга заглушил рокот мотора. - Срочное распоряжение из Центра. Ты должен вырвать Радева из Мюнхена. - Какого еще Радева? - Да Петко Земляка. Неужели не помнишь? Как не помнить, когда мы вместе работали! Только я помню его как Земляка, а не как Радева. Невысокий, смуглый, с поседевшими волосами, лицо всегда какое-то печальное; он имеет привычку называть каждого "земляком". Не удивлюсь, если он, и обращаясь к баварцу, скажет: "А, земляк!.." Медленно веду автомобиль по крайней полосе справа, предназначенной для таких, как я, черепах, и краешком глаза наблюдаю в зеркальце, что делается сзади, пока Борислав, как всегда лаконично, излагает суть дела: - Радев занимался какими-то эмигрантами. Они раскусили его, втянули в грязную уличную драку, обвинили в вооруженном нападении и напустили на него полицию. Ему удалось выскользнуть, и он скрылся в толпе. Твое задание - найти его. - Пустяки, - говорю я. - Мюнхенская толпа вряд ли превышает полтора миллиона человек. Пустяки это или нет, но я чувствую, что истома в груди начинает отступать. Хорошо хоть, что все остальное у меня закончилось. А что касается нового задания, которое только что возникло перед тобой... то у нас так заведено: одно кончается, другое начинается. - Ищи его в "Кауфхофе", - слышу голос Борислава, который старается перекричать бас певца. - Он должен крутиться где-то там. В "Кауфхофе" Радев встречался со своим связным - Лазаровым, ты его знаешь... Следовательно, это единственное место, где его можно найти. - Почему же сам Лазаров не поискал его? - Потому что он влип в ту самую историю, только с ним еще хуже: его задержали. - В какое время они встречались в "Кауфхофе"? - Об этом они договаривались между собой. Посидишь и подождешь. - Чтоб сказать ему "добрый день"?.. - Может, вообще ничего не скажешь. Достаточно и того, что передашь ему паспорт на новую фамилию. Документ уже готов. Получишь его в Висбадене. Запомни адрес. Борислав медленно выговаривает адрес, и я, прежде чем зафиксировать его в памяти, вслух повторяю, чтоб не произошло какой-то ошибки. Потом подытоживаю: - Погорел, бедолага. - Но не так, как ты в Копенгагене, - напоминает Борислав. Он из тех людей, которые всегда успокаивают себя тем, что бывает еще хуже. - В Копенгагене? О чем это ты? - А ты даже не помнишь, что когда-то был в том городе? - Возможно, и был. Вылетело из головы. - Если ты в самом деле забыл, то с тобой все хорошо. Как хорошо было бы, если б мы могли стирать из памяти плохие воспоминания! Какое-то время в автомобиле слышен лишь хриплый речитатив певца, который, не переводя дыхания, переходит от "Хелло, Долли" к "Мекки Мессер". Я поглядываю в зеркальце. За спиной у нас время от времени возникают автомобили, быстро догоняют и исчезают. Словно издалека, слышу голос Борислава: - Может, ты все же развернешься на каком-то перекрестке и отвезешь меня назад. Я не собираюсь переходить границу. - Не волнуйся, я тебя не перевезу через границу, - рассеянно бросаю я. Совсем рассеянно, ибо в этот момент я занят тем, чего вообще не следует делать, - представляю себе, что может случиться. Пообедать я остановился уже на территории Федеративной республики. Время обеда давно прошло, и я могу блаженствовать в полупустом ресторане, зная, что тебя обслужат без лишней задержки. Столик мой возле огромного окна, откуда открывается вид на соседний сосновый лес. Борислав напомнил мне ту датскую историю. Датская полиция разыскивала меня, обвиняя в убийстве, к которому я был непричастен. Агенты ЦРУ подстерегали меня, чтобы свести счеты. Никакого пути к отступлению. Никакой связи с Центром. И к тому же гнетущее сомнение - что, если Центр давно уже считает меня предателем? Погибнуть от чужой пули на чужой земле - это обычный риск для людей моей профессии, но остаться в памяти своих изменником... Развязка тогда немного затянулась, мастерски организованная тем ужасным человеком - Сеймуром, который и до сих пор приходит иногда ко мне во сне со словами: "У вас нет никакого выхода, Майкл. Вы в западне..." Думать про Сеймура и одновременно с аппетитом есть - невозможно. Но от кофе в голове проясняется, и мои мысли переключаются на теперешние события. Заполненная заботами повседневность - лучшее лекарство от плохих воспоминаний. Мысль о том, что сейчас Петко Земляк скрывается в Мюнхене так же, как я когда-то скрывался в Копенгагене, заставляет меня быстро рассчитаться и снова выехать на шоссе. В Висбаден я прибываю еще засветло. По старой привычке сперва еду по указанному адресу, осматриваю место, не останавливаясь. Тихая улочка в тихом жилом квартале. Вот и нужный мне одноэтажный дом с маленьким садиком. Опасность быть замеченным и зафиксированным тут намного больше, чем на многолюдном бульваре. Добравшись до торговых улиц, не сразу нахожу место для стоянки в маленьком переулочке. С полчаса жду в какой-то пивной, пока стемнеет, и снова еду по указанному адресу. Металлическая калитка сада оказалась открытой. Вхожу и нажимаю на звонок. Ни звука. Звоню снова. На этот раз слышно, как поворачивают ключ, затем отодвигают засов, снимают цепочку; наконец появляется женское лицо. Выражение его не очень приветливо. - Господин Шмитхаген дома? - спрашиваю я. - Его нет. - Он мне нужен по поводу автомобиля. - Я же вам сказала: его нет. Кажется, я оторвал ее от телевизора, потому-то она явно не желает продолжать разговор. - Разве он вас не предупреждал, что его будут искать по поводу автомобиля? - настаиваю я, пристально глядя на нее. Мой пристальный взгляд, видимо, освобождает ее от телевизионного гипноза, и она бормочет: - Собственно, да. Говорил, чтоб вы приехали завтра утром. "Завтра утром" - это не раньше семи часов. А еще надо проехать пятьсот километров до Мюнхена. Даже при наилучшем развитии событий встреча с Петко до обеда не состоится. Но и тут крутиться и привлекать внимание соседей не следует. Трогаюсь снова в центр, оказываюсь на какой-то площади с церквушкой и сквером. Ночь, цепочка уличных фонарей, красная неоновая надпись: "Кюраско". Наконец хоть что-то знакомое среди этой чужой обстановки! Рестораны Кюраско известны своеобразным меню: в них подают только жареную говядину, причем тех животных, которых специально откармливают в Аргентине. Прохожу в центр зала в поисках свободного места и вдруг слышу знакомый голос: - Вы одни, Майкл? Первое впечатление такое, словно я сплю и надо немедленно проснуться. И сразу возникает желание превратиться в невидимку. - Один, Уильям. - В таком случае прошу ко мне. Я тоже один. И чтоб я не подумал, что он набивается ко мне в компанию, Сеймур добавляет: - Все равно не найдете свободного столика. Это последний. Да, это Сеймур. Такой же, каким я помню его по Копенгагену, такой, каким я его вижу в своих снах. Седоватые волосы, серые холодные глаза, мужественное лицо с чуть заметным выражением уныния. Мне не остается ничего другого, как играть в непринужденность. Неторопливо опускают на стул напротив и спрашиваю: - Вы уже заказали? - Нет. Ждал вас. - На его тонких губах появляется что-то похожее на улыбку. - Конечно, я вас не ждал. Но знаете, Майкл, я всегда был уверен, что мы когда-то еще увидимся. - Вы мне льстите, Уильям. Я думал, что вы уже давно забыли обо мне. - Для меня в самом деле было бы удобнее забыть вас. Да что поделаешь: я никогда не забываю свои поражения. Уильям протягивает пачку "Кента" и сам по старой привычке зажимает сигарету в правом углу рта. - Чтоб не испортить вам аппетит, хочу сразу сказать, что та история в Копенгагене для меня - дело прошлое. Нет, я ее не забыл, однако уже давно сдал в архив. Следовательно, можете спокойно есть филе с полной уверенностью, что вам ничто не угрожает. - Другого я от вас и не ждал, Уильям. - Конечно, когда некоторые инстанции узнают, что вы продолжаете подвизаться в этой части света, это, наверное, им не очень понравится. Но я не уполномочен заниматься вами и в данный момент нахожусь тут по чисто личному делу. - Я также, Уильям. - Так еще лучше. Следовательно, будем считать, что мы с вами - двое туристов, которые познакомились когда-то во время отпуска и встретились снова во время второго отпуска. - Отпуск - чудесная вещь, - соглашаюсь я. - Хотя, между нами говоря, тот первый отпуск чуть не стоил мне жизни. Он молча смотрит на меня, сощурив правый глаз от дыма сигареты, что торчит в углу его рта. Потом, немного поколебавшись, говорит: - Может, мне бы и не следовало вам этого говорить, потому что вы не поверите, но фактически своей жизнью вы обязаны мне, Майкл. - Я не сомневаюсь в этом. - Не собираюсь переубеждать вас, но так оно и есть. Если бы я провел операцию по вашему задержанию как следует, вас непременно поймали бы. Но я провел ее кое-как. Это вас и спасло. - В таком случае я не знаю, как понимать ваш жест. - Все очень просто. Это негласная благодарность за ваш собственный жест в тот вечер, на квартире. У вас была возможность ликвидировать меня, но вы удовлетворились тем, что усыпили меня. - Даже не предполагал, что заслужил благодарность с вашей стороны. - Вы считаете моим поражением то, что вы убежали. Нет, мое поражение в том, что я не смог сделать из вас своего человека. Потом ваша судьба меня особенно не волновала. Игра закончилась. Какой же смысл бросать вас на съедение зверям! В какой гостинице вы остановились? - спрашивает Сеймур. - Ни в какой. Я только что прибыл. - Я бы вам посоветовал "Черного козла". Я - в нем. - Это близко? - В двух шагах отсюда. Останавливаться в гостинице не предусмотрено моим предыдущим планом, однако я уже выбит из колеи плана и пребывают в ненадежной зоне импровизации. "Черный козел" в самом деле оказался совсем рядом. Вопреки моим надеждам, администратор сообщает, что есть свободная комната. - Ну, Майкл, я пошел, - бросает Сеймур. - Возможно, завтра утром не увидимся, поэтому - счастливого пути. - Вам также, - отвечаю я. - Пойду подгоню автомобиль. Я выхожу из гостиницы и медленно отправляюсь улицей, убедившись, что никто не идет за мной следом. Потом сворачиваю в первый же переулок и какое-то время наблюдаю. В самом деле - никого. До площади, где остался мой автомобиль, не больше трехсот метров, но я петляю, втрое увеличивая это расстояние, верный правилу, что кружные пути иногда короче прямых. Закончив все эти привычные для меня маневры, я подхожу к церкви и из темноты сквера изучаю обстановку вокруг автомобиля. Сажусь в БМВ и выбираюсь из вереницы автомобилей, чтоб отправиться в уже знакомый мне жилой квартал. Окна того дома, который меня интересует, темны. А впрочем, не совсем темны. В крайнем справа вспыхивают мерцающие цветные отблески, свидетельствуя, что телевизор до сих пор работает. Ставлю машину подальше от уличных фонарей, но ближе к дому, чтоб следить за входом. "Он вернется поздно ночью", - сказала женщина критического возраста. Будем надеяться, что она не брякнула это наугад и что Шмитхаген еще не пришел. Снова обдумываю свои дальнейшие действия, делаю это главным образом для того, чтоб не заснуть. Без четверти час наконец вижу мужчину, который приближается к садовой калитке. Однако на этот раз калитка заперта, и, пока он ее отпирает, я оказываюсь около него. - Господин Шмитхаген... Мужчина вздрагивает, но не утрачивает самообладания. - Я пришел за машиной. - В такое время? - взволнованно говорит мужчина, невольно нарушая текст пароля. - Я пришел за серым "мерседесом", - заканчиваю я свою часть пароля. - ...не пришли ли вы за черным "вольво", - добавляет Шмитхаген. - Только, боже мой, в такое время... Идите вслед за мною. Хозяин обходит дом и ведет меня во внутренний двор. - Я не могу принять вас в доме, - тихо предупреждает меня Шмитхаген, прежде чем провернуть ключ в замке. - Проснется жена. Сядьте вон там, на скамье. Через пять минут он уже сидит рядом со мной, а я прячу во внутренний карман толстый конверт. В конторке "Черного козла", как я и надеялся, произошла смена. Сонный дежурный вежливо выслушивает мое объяснение - к сожалению, я вынужден немедленно выехать. Холл пуст. Улица перед гостиницей - тоже. Сажусь в автомобиль и трогаюсь. Фары прорезают во мраке световой туннель, и я лечу в этом туннеле вот уже столько времени под равномерное гудение мотора, словно оторванный от окружающего мира, и только сине-белые дорожные знаки напоминают о том, что окружающий мир еще существует: Умлайтунг - поворот, Аусфарт - выезд из населенного пункта, "Нюрнберг - 75 км"... Гоню автомобиль со скоростью двести километров в час - не потому, что надо очень спешить, а потому, что большая скорость возбуждает нервы и не дает уснуть за рулем. Не доезжая до предместья Мюнхена, сворачиваю с автострады на узенький проселок и останавливаюсь около соснового леса; выключаю мотор автомобиля и пробую сделать то же самое с мотором в голове: на сон у меня осталось ровно два часа. Первый из этих двух часов проходит в каком-то идиотском разговоре: "Вы один, Майкл?" "Один или нет, какое вам до этого дело, Уильям?" Да, кажется, постепенно я засыпаю, потому что, когда в моем мозгу звонит будильник, стрелки на циферблате часов показывают семь. Закуриваю сигарету, чтобы окончательно проснуться, и снова выезжаю на шоссе. В Мюнхен я прибываю как раз вовремя. Пью кофе - затрачено четверть часа, еще четверть на то, чтоб найти место для автомашины. Но вот я уже стою перед универмагом "Кауфхоф" - за пять минут до торжественного открытия дверей к сокровищам серийной продукции. Если бы "Кауфхоф" был лавочкой галстуков или газовых зажигалок, все было бы очень просто. Стоишь где-нибудь поблизости, так чтобы в поле зрения попал тротуар перед входом, и ждешь, пока появится Радев. В "Кауфхофе" есть и галстуки, и зажигалки. Но, к сожалению, там есть еще миллион других вещей, ибо это четырехэтажный универмаг, который тяжело даже обойти - где уж там все разглядеть! Для начала я мог бы воспользоваться методом элиминации: исключить секторы, где по той или иной причине Земляк вряд ли мог быть. Например, отделы женской одежды. Толкаться там - значит все время попадаться людям на глаза. В те джунгли платьев, костюмов и юбок редко проникают мужчины, а если и проникают, то держатся около своих жен. Или этаж ковров - там слишком мало покупателей, чтобы остаться незамеченным, если задержаться немного дольше. Или огромный сектор парфюмерии и косметики, где продавщицы все время предлагают вам свою помощь. Или первый этаж - гастрономия, - где нескончаемый людской поток не позволяет задержаться на одном месте. Итак, порядочно секторов магазина отпадает. Остается сравнительно небольшое число отделов, на которых можно сосредоточить внимание. Книжный отдел. Вполне естественно, люди тут задерживаются дольше, разглядывая альбомы с цветными снимками. Стенды с сувенирами. Тут также можно бродить сколько хочешь, не вызывая подозрения, ибо выбор сувениров - вещь сложная и деликатная в том отношении, что никогда не найдешь того, что ищешь. Этаж модной одежды для мужчин, где каждому разрешено тратить время, созерцая товары. И наконец, кафе на верхнем этаже - людей там не очень много и не так уж мало, короче говоря, вполне подходящее место для кратковременной встречи, участники которой не стремятся быть зафиксированными в памяти человечества или в архивах полиции. Элиминация - чудесный метод, которым пользуются миллионы. Объекты моих наблюдений сведены до минимума - десяток мест, разбросанных на четырех этажах магазина. Вот если б можно было раздробить и себя на десяток частей, чтоб одновременно быть везде, - тогда все было бы хорошо. Так я размышляю, делая пробный обход этажей магазина. Потом снова стою у входа. Ведь попасть в "Кауфхоф" можно только через входную дверь, и значит, это надежнейший контрольный пункт. Одна беда - тут два входа с двух разных улиц. Я стою около одного из них, куря сигарету и оглядывая толпу. Надо искать оптимальные решения проблемы, а не торчать перед этим входом, тогда как Петко может пройти вторым. Две женщины, видимо, не найдя в магазине того, что искали, разговаривают, остановившись рядом со мной. - Лучше заглянем к Херти, - говорит одна. - Или в другой "Кауфхоф", - предлагает ее подруга. Следовательно, существует еще и второй "Кауфхоф". Надо решить - обходить их целый день по определенному графику или рискнуть и задержаться в одном из них. Короче говоря, попробовать самому найти Радева или дать ему возможность найти тебя. Оба способа имеют свои плюсы и минусы. Первый, если посчастливится, скорее даст результаты, но может случиться и такое, что мы разминемся. Хотя, если двое ходят по одним и тем же местам, они не могут разминаться бесконечно. Конечно, остановиться на углу и торчать там до полного отупения - способ намного надежней. Но топтанье целый день на одном месте бросается в глаза. А мне никак не хочется привлекать внимание. Мысль о том, что не стоит привлекать к себе внимание, возникает одновременно с тем, что я замечаю, как молодая женщина, остановившись около магазина напротив, мастерски распределяет свое внимание между дамскими сумочками и моей персоной. Если учесть, что в витрине сумочки самые модные, то сам факт, что мною интересуются в такой же степени, как и ими, должен был бы меня радовать. Первый порыв в таких случаях общеизвестен: раствориться в толпе. Однако я давно уже перерос возраст первых порывов, так же как и возраст иллюзий. Начинаю довольно нахально разглядывать даму. Внешне она не богиня, но заслуживает внимания: слегка скуластое округлое лицо, другие части тела еще округлей. Одним словом, породистая немка. Мой нахальный взгляд сразу же замечен и расшифрован. Вместо приветливой улыбки, женщина поворачивается ко мне спиной и медленно удаляется. Она не из тех, кто занимается любовью. Теперь как раз время скрыться в толпе. Надо оставить этот квартал хотя бы временно, чтоб заглянуть в другой "Кауфхоф". Я должен быть благодарен той упитанной немке за то, что она перегнала меня из одного магазина в другой. Ибо как раз там я и обнаруживаю Петко. Уже под вечер, когда едва держусь на ногах от хождения туда-сюда. Конечно же, нахожу его около стенда с рыболовным снаряжением. Я подошел к нему, когда он сосредоточенно проверял механизм спиннинговой катушки. - Здравствуй, Земляк, - бормочу я. Не глядя на него, делаю вид, что прилип к стенду, и словно нечаянно касаюсь его. - Паспорт, деньги и инструкции - в кармане твоего плаща. Выезжай первым же поездом на Пассау. - Эх, браток, бывай здоров... - тихо говорит Петко перед тем, как покинуть рыболовецкий рай. А я захожу в какой-то "Винервальд". Говорю "какой-то", ибо "Винервальд", так же как и "Кюраско", не название конкретного ресторана, а сеть заведений. Выбираю стол подальше от входа и витрины и заказываю официантке в тирольском наряде цыпленка. Если уж мне суждено попасть в западню, так пусть хоть не с пустым желудком. Так что же это за женщина, что появилась утром перед "Кауфхофом"?.. Если это не какое-то приятное недоразумение, ее присутствие свидетельствует о внимании со стороны Сеймура к моей скромной персоне. В случае, если американец установил за мною наблюдение, мое прибытие в гостиницу заметили и одновременно засекли мой автомобиль - марку, цвет, номер. Отныне серенький незаметный БМВ становится моей ахиллесовой пятой. Лучше было бы остановить его. Но, к сожалению, это невозможно. Автомобиль для меня - единственный способ незаметно пересечь границу в каком-то маленьком отдаленном приграничном пункте. Конечно, при условии, если Сеймур не определил наперед моей судьбы. Если же он это уже предусмотрел, мое положение одинаково безнадежно с автомобилем или без автомобиля. Чем я рискую? По меньшей мере - засудят за умышленное убийство; это то, чего я едва избежал в Копенгагене. То обстоятельство, что я путешествую с фальшивым паспортом, немного добавит к моим грехам. Что выиграет американец, воскресив давно забытую историю? Конечно, ничего. Даже если он по каким-то причинам хотел учинить надо мной расправу, почему он этого не сделал, когда я был в его руках? Зачем было отпускать меня, чтоб потом гоняться снова? Ведь я теперь мог быть уже за границей Федеративной республики, если бы не эта задержка в Мюнхене ради Петко. Та женщина в самом деле была похожа на "хвост" - у меня на такие вещи глаз наметан, - но где гарантия, что она следила именно за мной? Даже если ее послал американец, это еще не означает, что он имеет намерение задержать меня. Через пятнадцать минут я принимаюсь за кофе и прихожу к твердому выводу, что все выяснится, как только я возвращусь к своему БМВ. Очень рискованная проверка, но она неизбежна. Без автомобиля я ни на что не годен. И наконец, если существует какая-то опасность, лучше узнать об этом тут, около автомобиля, чем потом, на границе, в присутствии лиц в униформе. Рассчитываюсь с официанткой и выхожу. Автомобиль стоит у дома "Дрезденер банк" и плотно зажат спереди и сзади двумя другими машинами. Это уже не случайность. Я мог бы возвратиться назад, пока меня не заметили, еще есть такая возможность, но будет ли от этого какая-то польза? Уверенно приближаюсь к автомобилю. Что и говорить - его хорошо забаррикадировали. Если бы мне только удалось хоть на полметра подвинуть зеленый "мерседес" впереди... - Это вам не удастся, - слышу спокойный женский голос именно в тот миг, когда пытаюсь воплотить в жизнь свой замысел. Дама выходит из-под темной арки, где она нашла себе укрытие, и делает несколько шагов ко мне. Вряд ли надо понять, что это та самая. - Так включите мотор и продвиньтесь немного вперед, - замечаю я, прекращая свои тщетные физические упражнения. - Надо как-то разойтись. - Зачем расходиться? - так же спокойно спрашивает дама. - Вы лучше заходите! Она открывает правую дверцу "мерседеса" и приглашает меня садиться на место рядом с водителем, которое называют местом покойником. - Вот это да! - говорю я. - Мы поедем к вам? - Может быть, когда-нибудь, - отвечает женщина. - Но не сейчас. - Следовательно? - Вас хочет видеть один ваш знакомый. - Кто именно? У меня много знакомых. - Могли бы догадаться, - говорит она. 2 Ресторан на первом этаже с видом на Карл-плац. Уютное заведение с модерновой мебелью, кельнеры в смокингах. Сеймур устроился за столиком около широкого окна. Он чуть заметно кивает нам и говорит: - Прошу, Альбер. Я думал, что мы вместе поужинаем, но вы очень опоздали. - Я не голодна, - замечает дама, когда мы садимся. - Разве что выпить бы чего-нибудь, а то немного замерзла. - Я тоже поужинал, - заявляю я, в свою очередь. Альбер... Следовательно, он уже знает мое новое имя - из тех, какими я уже пользовался. Альбер Каре - бельгиец по национальности, торговец по профессии. Почему бы не возвратиться к нему снова, если это лицо не скомпрометировало себя! Оформить новые документы не так просто. - Я бы выпила скотч, - говорит дама. - Я тоже. - Три скотча, - заказывает Сеймур. И когда официант в смокинге отходит, добавляет: - Надеюсь, вы уже познакомились? - Только что узнала от вас его имя, - ответила женщина. И, посмотрев на меня, отрекомендовалась: - Меня зовут Мод. - Ее зовут Мод, Альбер, - подтверждает американец. - Запомните это имя. Думаю, вы станете если не друзьями, то по крайней мере добрыми знакомыми. Это будет только на пользу нашей совместной работе. Но не путайте работу с развлечениями. Мы молча выпиваем принесенный напиток, после чего Мод, словно по невидимому знаку Сеймура, поднимается и уходит. - Видимо, вы ждете объяснения? - говорит Сеймур, когда и мы оказываемся на улице. - Поэтому я начну с объяснения. Однако он не торопится - то ли обдумывает, как начать, то ли потому, что нам надо спуститься эскалатором в подземный переход. И только после того, как мы выбираемся из-под Карл-плац и уже идем по почти безлюдной Нойхаузерштрассе, продолжает: - Вчера вечером я говорил, что вам не надо меня бояться. Сказанное остается в силе, но при определенных условиях. - Разумеется. И мне очень неудобно, что, сделав такой жест, я теперь вынужден запугивать вас. Но, Майкл, вы же знаете, какая у нас профессия: человек нечасто может действовать в согласии со своими личными желаниями. Я оставляю без внимания эти обобщения, ожидая, что будет дальше. - Если бы я не пригласил вас заглянуть к "Черному козлу", наверное, мы больше не увиделись бы. Но что поделаешь - одна случайность тянет за собой другую. Один из моих помощников увидел вас в холле гостиницы. К вашему счастью, он не знает, кто вы на самом деле, но когда-то видел вас в компании другого господина, который в данном случае нас интересует. - Ну и что? - Речь идет только о том, чтоб вы узнали того человека, Майкл. - Решили использовать меня?.. - Не волнуйтесь. Я не требую от вас предательства. Тот тип не из ваших людей. Скорее наоборот: он западный агент. - Я не поддерживаю связи с такими людьми. - Поддерживали. Хотя и не дружеские. Следовательно, вы не будете действовать вопреки вашей совести. В конце концов я не могу заставить вас сказать: "Я его знаю..." - Но что это за человек? - Это скажете нам вы. Мы его знаем под одной фамилией, вы - под другой. У нас возникло сомнение: не работает ли он на двух шефов? Только успокойтесь: он поставляет информацию не о вас, а о наших союзниках. Ни для кого не секрет, что союзники шпионят друг за другом. - Что вам надо от меня конкретно? - Собственно, ничего. Точнее, маленькая услуга. Вы будете сопровождать Мод или ее подруг. Будете кавалером. Если не ошибаюсь, вы, кажется, когда-то имели к этому склонность. Несколько минут мы молча идем вдоль ярко освещенных витрин. - Она будет спрашивать вас: "Знаете ли вы этого человека?" Единственное, что требуется от вас, это точно отвечать на вопрос. - Только и всего? Очень странно. Если Уильям захочет что-то о ком-то узнать, он сможет сделать это через другие каналы, не обращаясь ко мне. Разве что решил скомпрометировать ту личность связью со мной, доказать, что она связана с коммунистами? Или же он использует меня совсем с другой целью, которую я в данный момент не могу разгадать. Американец остановился, достал пачку сигарет, предложил мне и закуривает сам. - Над чем вы ломаете голову, Майкл? - Вы назойливо называете меня Майклом, - заметил я. - Это просто привычка. Я хорошо знаю, что вы не Майкл. Точно так же, как и не Альбер. - Так записано в моем паспорте... - О, в паспорте! Понятно, вы останетесь Майклом только для меня, и то когда мы одни. Имейте в виду: кто вы, известно лишь мне одному. Женщины ничего не знают. - Какую же версию относительно меня вы приготовили для женщин? - Зачем готовить мне, когда вы сами все сделали. Мы принимаем вашу легенду - и все. - Если вы со всем соглашаетесь, то почему бы вам не принять мое предложение? - Какое? Дать вам сесть в автомобиль и отвалить? - Вот именно. - Это невозможно, Майкл. После того как мой человек увидел вас, это уже невозможно. - А если я все-таки попробую? - Во-первых, это будет напрасная попытка. И во-вторых, она обернется для вас катастрофой. - В каком смысле? - Не вынуждайте меня прибегать к угрозам. Вы все прекрасно понимаете. Возможно, вы никого не убивали, но для западной полиции вы убийца. Не хочу повторять, кто вы такой для нас там, за океаном. В самом деле, он не угрожает. Просто доводит до моего сведения то, что мне и без него понятно. - Хорошо, Уильям, я сдаюсь. Если мои функции сводятся только к идентификации... - Да, да, - прерывает меня Сеймур. - Я понимаю, что вы хотите сказать. Надеюсь, вы не будете прибегать к попыткам скрыться. Если я вам говорю, что у вас нет никакой возможности освободиться, вы должны мне верить... А теперь, - говорит Сеймур, медленно поворачивая назад, - пойдем к вашему автомобилю. Потом я проведу вас в гостиницу, где остановилась Мод. Комната для вас заказана. Дальнейшие директивы получите завтра утром. Я лично не смогу все время ходить с вами, вы будете иметь дело преимущественно с дамами. И, зная вашу склонность использовать женщин в личных целях, хочу предупредить: не тешьте себя иллюзиями относительно этих дам. Они профессионалки. Кое в чем они, по-моему, даже педантичней, чем я. Следовательно, не мешайте проведению операции, которая, судя по всему, должна пройти легко и без осложнений даже для вас. И он повел меня к неизвестной гостинице и неизвестной цели. Гостиница "Четыре времени года" отличалась не только своим длинным названием, но и просторными холлами; много картин, люстр и зеркал. Вообще в больших гостиницах привыкли завоевывать престиж главным образом роскошными холлами, а вот о жилых помещениях там заботятся значительно меньше. Вполне логично: холл подбивает тебя снять номер именно в этой гостинице, а когда ты уже номер снял, воспринимаешь его скромный вид с философским спокойствием. Собственно, у меня комната хорошая. Обои цвета блеклого золота, старинная мебель с оливково-зеленой обивкой и, что самое главное, - большая мягкая кровать. Но сон не идет ко мне. При полной изоляции, в которой я очутился, остается единственная - ненадежная - возможность выйти на связь - это человек из Висбадена. Но неизвестно, в каком он положении, не находится ли он сам под наблюдением. И как связаться с ним после того, как ты оказался в плену? Неизвестно, как оставить адрес, чтоб тебя нашли свои. Неизвестно даже, смогут ли вовремя передать твое послание, ибо, если его получат уже после того, как ты окажешься в каком-то полицейском подвале, вряд ли будет большая польза от твоих письменных упражнений... Когда и как заснул - не знаю. Просыпаюсь потому, что возле моей головы мягко звонит телефон. Раскрываю глаза. За окном уже день. - Альбер, вы уже завтракали? - раздается в трубке приятный женский голос. - Нет. Во время сна я никогда не завтракаю. - Тогда мы могли бы позавтракать вместе примерно через полчаса... - Хорошо. Я успею собраться. Полчаса, конечно, вполне достаточно, чтоб побриться, принять душ и одеться. Но приказной тон, каким дама говорила со мной, мне не понравился, и я выхожу к ней через сорок минут. Мод сидит за столом, никак не показывая своего отношения к тому, что я опоздал. Десять часов утра. Просторная столовая пуста. - Надеюсь, я не заставил вас ждать, - учтиво говорю я. - Я думала, что торговцы - народ пунктуальный. - Улыбнитесь, - говорю я. - Сегодня будет чудесный день. Ее лицо и в самом деле осветилось легкой улыбкой. Легкой и, кажется, иронической. - Договоримся наперед не говорить о погоде. И вообще вам необязательно развлекать меня разговором. - Хорошо, я буду молчать. Если вы настаиваете. - Я ни на чем не настаиваю, - произносит она, словно я ребенок, которому надо объяснять элементарные вещи. - Просто хочу, чтобы вы не делали лишних усилий. Считайте меня служебным лицом. Кельнер приносит кофе, а вместе с ним булочку, масло, конфитюр. - Не скажете ли вы мне, как служебное лицо, какие у нас планы? - Наш общий знакомый вам об этом говорил, - отвечает Мод. - Я имею в виду сегодняшний день. - Поедем во Франкфурт. Дама поднимает на меня глаза. Большие, темно-карие, они сообщают: тут не место для разговоров. - У вас красивые глаза, - говорю я. - Я позабочусь о том, чтоб вынесли чемоданы, и расплачусь, - говорит Мод, поднимаясь. - Подождите меня в холле. Что и говорить: служебное лицо. В подземном гараже гостиницы возникла небольшая размолвка. - Вы куда? - спросила дама, увидев, что я направляюсь к своему БМВ. - Мы поедем вместе. - Конечно, но каждый в своем автомобиле. - Вы поедете в моем автомобиле, Альбер. - Но наш общий знакомый мне этого не говорил... - Он говорил мне. Со временем вы снова получите свой автомобиль. А пока что кладите сюда свой чемодан. Сажусь в зеленый "мерседес" на место покойников. В отличие от моего БМВ, пропитанного запахом бензина и табака, тут господствует легкий запах парфюмерии. Она ловко выводит "мерседес" из гаража. Опытного водителя видно по тому, как он трогается с места. Максимилианштрассе залита солнцем. Мод держит руль левой рукой, правой вынимает из сумки черные очки, и я вспоминаю бывшую секретаршу Сеймура - Грейс, хотя ее очки были не темные. Если не принимать во внимание очки, то сходство между Грейс и Мод такое же, как между небом и землей. Та была стройная, нервная, агрессивная. А эта - "в здоровом теле - здоровый дух", спокойно-самоуверенна и холодно-доброжелательна. Чистое, матово-белое лицо, под бледно-лиловой поплиновой блузкой выделяется большой бюст, массивные бедра обтягивает юбка на серой английской фланели. Нет, у Сеймура не такой вкус. Служебное лицо - и только. Объезжаем бензоколонку и выезжаем на автостраду. Точнее сказать: въезжаем в автостраду, ибо это особый мир, ограниченный с боков бетонными рвами, где денно и нощно нескончаемые потоки механических кровяных телец циркулируют в бетонных венах. Изолированный, оторванный от всего окружающего мир двух измерений, сведенный к двум направлениям - того, откуда ты едешь, и того, куда едешь, - серая лента, которая непрерывно раскручивается под тобой, связывая то, что было, с тем, что будет. - У меня такое чувство, будто вы работали на радио, - говорю я немного погодя. - Если это вас так интересует, так я действительно там работала. - У вас такой мелодичный, хорошо поставленный голос. - Не понимаю, чем вам не нравится мой голос? - небрежно бросает Мод. - Ничем. Просто он мне напоминает магнитофонную запись... - В таком случае ни о чем меня не расспрашивайте. Будете молчать вы - будет молчать и мой магнитофон. - Почему же! Тембр вашего голоса мне приятен. К тому же у меня к вам вопрос. Женщина молчит, глядя на бетонную ленту, что бежит нам навстречу. Прибываем во Франкфурт около трех часов. Гостиница "Континенталь", где мы останавливаемся, несмотря на громкое название, - стандартная гостиница среднего уровня. Когда мы поднимаемся в лифте в сопровождении мальчика с чемоданами, дама предлагает: - Примем ванну и тогда спустимся пообедать. - Я не голоден. - Тогда я закажу что-нибудь себе в комнату. - Если вы будете делать заказ, попросите, чтоб мне в номер принесли газеты. - Хорошо. Комнаты на четвертом этаже, но довольно далеко одна от другой. Моя - в конце коридора, и, пока мальчик отпирает дверь, я замечаю в глубине еще один лифт, видимо служебный. Через несколько минут после того, как я распаковал свои вещи, принесли газеты. Наскоро просматриваю одну из них: надо же знать, что происходит в мире. Потом, по привычке, сгибаю ее на финансовой странице и бросаю на кровать. Теперь надо ждать телефонного звонка. Вскоре дожидаюсь и этого. - Принесли ли вам газеты? - слышу голос дикторши. - Да, благодарю. Через полчаса она определенно позвонит снова, чтоб поинтересоваться, прочитал ли я их. А еще со временем захочет узнать, не проголодался ли я. Проверим. Звонить она будет непременно, но я не могу терять из-за этого свой последний шанс. Тихонько выхожу в коридор, цепляю на дверь найденную в комнате табличку с надписью: "Прошу не беспокоить", запираю номер и крадусь к лифту. Грузовой лифт опускает меня в партер служебной части гостиницы. В глубине коридора - выход на улицу. В помещении - ни души. Сквозь приоткрытую дверь замечаю женщину, занятую сортировкой простыней, но она меня не видит. "Континенталь" стоит на площади около вокзала, где всегда дежурят такси. Беру первое попавшееся и бросаю шоферу: - Висбаден - и обратно. Чем быстрее, тем лучше. Мне посчастливилось. Водитель из тех юношей - с длинными волосами, в черной спортивной куртке, - для которых вождение автомобиля и профессия, и спорт. Я уже чуть ли не жалею, что сел к нему. В моих обстоятельствах быстрая езда - это хорошо, но еще лучше возвратиться назад живым. Когда сегодня утром Мод сказала: "Франкфурт", я сразу же подумал: "Это твой последний шанс, смотри, чтоб его не потерять". Ибо, если бы она назвала Гамбург, Любек или какой-то еще город в том направлении, это означало бы конец всем надеждам. ...Часы показывают около пяти, когда я говорю водителю: "Остановись", вручаю ему банкнот, чтоб не волновался, что не возвращусь, и скрываюсь за углом. В этот день мне в самом деле везет. Приближаясь к знакомому дому, вижу Шмитхагена - он возится около автомобиля перед садовой калиткой. Шмитхаген также замечает меня издалека и, когда я подхожу, грустно говорит: - Это вы... - Наверное, предпоследний раз, - успокаиваю его. - Лучше, чтоб это было в последний, - ворчит он. - Жена, сосед, я же вам говорил... - Да, да, но, разговаривая, жестикулируйте, будто вы мне показываете дорогу... Ну и чудак: остерегается соседей, а не думает о том, что, возможно, кто-то следит за мной. Услыхав мой совет, Шмитхаген показывает рукой в конец улицы, потом направо, налево, словно флюгер. - Довольно, - киваю я, словно благодарю. - Записку я бросил в окошко автомобиля. Проследите, чтоб ее немедленно переправили. - Только завтра, раньше не выйдет, - предупреждает Шмитхаген. Голос его я слышу уже у себя за спиной, ибо направляюсь к такси. Водитель ждет там, где я его оставил. Порядочный парень. И неразговорчивый, что очень важно. Возвращение назад тоже связано с серьезной опасностью, зато добираюсь до гостиницы намного раньше, чем надеялся. В номере у меня звонит телефон. Не обращаю на него внимания, переодеваюсь - надеваю пижаму, вытягиваюсь на кровати и почти засыпаю. Чуть погодя стучат в дверь. Сначала тихонько, потом - громче. Неторопливо поднимаюсь и отпираю. - Где вы ходили, Альбер? - любезно спрашивает Мод и входит в комнату, не обращая внимания на то, что я в пижаме. И не только входит, а еще и садится на стул, закинув ногу на ногу. Значит, разговора не избежать. - Я был в постели. Разве не видно? - Я три раза вам звонила. - Наверное, я спал. - И два раза стучала в дверь. - Видимо, вы не заметили табличку: "Прошу не беспокоить". - Это для прислуги. А я не прислуга. - Дверь не прозрачная, откуда мне было знать, что это вы? - И все-таки куда вы ходили? Тон мягкий, как всегда, но я уже хорошо изучил его, чтоб понимать, что к чему. - Знаете, Мод, - говорю я, садясь на стул напротив, - мне ничего не мешает признаться, что я действительно выходил, и даже подтвердить это перед нашим общим знакомым. Но такое признание повредит только вам. Вы согласны со мной? Она молча смотрит на меня, но лицо ее ничего не выражает - само внимание! Ну а мое внимание распределено между ее лицом и скрещенными ножками. - Не хочу хвастаться, но я могу очень усложнить вашу миссию игрой в прятки - и тогда наш общий знакомый будет считать вас никчемной. Поэтому договоримся так: не будем компрометировать друг друга. - Но я не могу позволить вам делать что вздумается. - Я и не собираюсь делать что-то такое, что могло бы усложнить наше общее задание. Речь идет лишь о том, чтоб не надоедать друг другу. - Разве я вам надоела? - Вообще говоря, не очень. Если не обращать внимания на мелочи: утром вы меня разбудили, а теперь мешаете заснуть. Женщина смотрит на меня, а я на нее. Если уж Сеймур отрекомендовал меня как бабника, надо подкрепить эту рекомендацию, но не перебрать. Приятное лицо, приятный ясный взгляд, приятная полуулыбка, которая, едва появившись, сразу же угасает. Нетрудно догадаться, что кроется за этим приветливым фасадом: карие глаза изучают собеседника, красивые высокие брови дергаются от напряженных раздумий, уголки полных губ кривятся в недоверчивой улыбке, частые паузы в разговоре свидетельствуют о настороженности - одним словом, обычные рефлексы профессионалки среднего уровня. Фигура у этой дамы довольно пропорциональна. В случае нужды Мод могла бы зарабатывать себе на хлеб как натурщица. Но сейчас ей вряд ли угрожает нужда. Лиловая блузка, серая юбка и серые туфли на высоких каблуках придают тот элегантный вид, который свидетельствует о жизненном достатке, а бриллиант на маленьком перстне на левой руке, кажется, настоящий. - Следовательно, вы предлагаете мне что-то вроде джентльменского соглашения? - наконец говорит Мод с чуть заметной усмешкой. - Когда вы меня так сосредоточенно изучаете, можете не усмехаться, - замечаю я. - Это рассеивает ваше внимание. - Вы тоже изучаете меня, но я не делаю вам замечаний. - Я лишь любуюсь вами. - Оставьте дешевые комплименты. На меня они не действуют. - Вы пресыщены ими. - Нет. Просто я не такая дуреха, как вам кажется. А что касается соглашения, то должна вам сказать, что я заключаю соглашения только со своими работодателями. - Очень сожалею, что вы так истолковали мои слова. - Извините, если ошиблась. В таком случае можете быть уверены, что и без любого соглашения я буду стараться не беспокоить вас. - Чудесно. Только этого я и хотел. - А я хочу еще чего-то, - молвит дама, поднимаясь. - Скажем, хорошо поужинать. Своими выдумками вы испортили мне аппетит, но теперь я чувствую, что он возвратился. - Еще нет шести... - напоминаю я. - Неужто вы живете по часам? - сводит брови Мод. - Вы не похожи на такого... - И, направляясь к двери, добавляет: - Будете ждать меня внизу, хорошо? В ресторане я ем медленно: разжевывая пищу, я "пережевываю" и мысли. А они у меня не очень веселые. Послание, переданное Шмитхагену, было нацарапано еще утром в гостинице. Совсем коротенькое сообщение о ситуации, которая создалась. Теперь остается ждать инструкции и канал для отступления. Ответ должен прийти снова к Шмитхагену, ибо я не имел возможности дать другой адрес. Когда придет ответ и смогу ли я в ближайшее время побывать в Висбадене, чтоб получить его? - вот вопрос, который сейчас беспокоит меня. Наливаю себе немного кьянти. Я бы налил и даме, но ее бокал полон. Мод абсолютно уверена, что я выходил из своей комнаты, и неизвестно, как истолковала мой поступок, однако именно этим поступком я возбудил ее интерес. Утром она почти не обращала на меня внимания, а теперь пристально изучает. - Полагаю, вы уже получили инструкции? - спрашиваю я. - Инструкции такие: остаемся тут. Может быть, Мод ничего и не знает. Сеймур вряд ли посвящает ее в свои планы. Просто каждый раз дает отдельные задания. "Немного терпения", - приказываю себе. Немного терпения, больше болтовни - это наилучший способ убить время. - Можно сменить обстановку, - предлагает Мод, посмотрев на часы. Эдакий непринужденный жест, непринужденное и предложение, но люди нашей профессии подозрительны. "Начинаются общие подходы", - думаю я. Ну и что? Пусть начинаются! - Я слыхал, что Франкфурт славился когда-то местами ночных развлечений, - бросаю я пробный шар. - В наше время развлекаться можно одинаково и днем и ночью, - небрежно отвечает дама. - Да, но тут ночная жизнь была особенно оживленная, - не сдаюсь я. - Что нам мешает посмотреть на нее? - Ничего, кроме времени, - отвечает Мод. - Насколько мне известно, развлекательные программы начинаются здесь где-то в одиннадцать. Пойдем выпьем в "Глобус", а потом заглянем еще куда-нибудь. "Но ты же не пьешь!" - думаю я, а вслух говорю: - Великолепная идея! Я никогда не слыхал о "Глобусе", видимо, он не фигурирует среди достопримечательных мест Франкфурта. Маленький, ничем не примечательный бар. Зеленые и розовые неоновые огни, зеркала, миниатюрные кресла, обитые черной искусственной кожей, да еще полки с бутылками за медным прилавком - этим и исчерпывается модерновая меблировка. Посетители преимущественно мужчины, специфическая внешность и язык которых свидетельствуют о том, что большинство клиентов - американские офицеры в гражданском. Мы устраиваемся за маленьким столиком в уголке за баром, где никому нет до нас дела, в том числе и кельнеру, перегруженному заказами. "И это уютное заведение?" - хочется мне спросить, но вместо этого я говорю: - Что вы будете пить? - Кока-колу. Я иду к стойке, беру кока-колу, себе скотч, расплачиваюсь и возвращаюсь к столу. - А вы энергичный, - констатирует Мод. - Да. В мелочах. - И к тому же скромный. - Когда нечем похвалиться, человек всегда скромен. Дама машинально поддерживает разговор. Ее внимание сосредоточено на посетителях. Да, она профессионалка, но среднего уровня. Отбросив ее притворное безразличие, легко заметить, как пристально присматривается она ко всем. - Я думал - вы немка, а оказывается - американка, - замечаю я. - Вы уже дважды угадали. Сперва про радио, теперь мое происхождение. Не надо так часто угадывать, Альбер. Это не к лицу обыкновенному торговцу. Я оставляю ее реплику без внимания, и она продолжает: - По матери я немка, а по отцу - американка. - Но выросли в Штатах. - Снова угадали. Только на этот раз не засчитывается - угадать это было очень легко: американцы не переселяются в Европу, скорее наоборот. Так случилось с моей матерью. Слова звучат как прелюдия к семейной истории. Выходит, я ошибся: эта женщина подхватывает любую тему, но не любит доводить разговор до конца. Да, в конце концов, какое это имеет значение? Важно что-то говорить, убивая время. Мод уже не изучает публику, ее темно-карие глаза смотрят в сторону дверей. Взгляды всех - мой также - направлены туда. Женщина, которая вошла, свободно смогла бы дать фору моей даме. В этом заведении появление Мод почти не заметили, она не из тех эффектных дамочек, на которых мужчины оглядываются на улицах. А эта... секс-бомба, да еще и высокого класса! Секс-бомбу сопровождает какой-то бесцветный тип в твидовом пиджаке и серых брюках. Под ливнем восхищенных взглядов новоприбывшая направляется к нашему столику. - Мод, милая, я тебя увидела еще из дверей, - протяжно звучит ее мелодичный голос. - Не возражаешь, если мы выпьем с вами? - Это Добс, если вы незнакомы. - А это - господин Каре, - говорит Мод, перехватив взгляд секс-бомбы, которая посмотрела на меня. - Размещайтесь. Секс-бомбу зовут Сандрой. То, что она говорит, мало чем отличается от болтовни первой попавшейся секретарши или машинистки. Меня она словно не замечает: это очень удобно, так как освобождает от необходимости искать темы для светского разговора. И все же, когда эта пара немного погодя оставляет нас, секс-бомба, прощаясь с Мод, не забывает бросить и мне: - До свидания, мистер Каре. Глаза Мод уже не следят за входом. Если она надеялась с кем-то тут встретиться, то это была, очевидно, Сандра, хотя я и не понимаю смысла этой встречи. - Вам надоело? - через некоторое время спрашивает Мод. - Пробую привыкнуть. - Моя подруга не понравилась? - А надо, чтоб она мне понравилась? - уклончиво отвечаю я, верный правилу: никогда не хвали женщине другую. - Вы довольно долго ее рассматривали. - Не надо преувеличивать. Когда нечего делать, можно рассматривать и носок своего ботинка. - Сожалею, что довела вас до такого состояния. И складываю оружие. Отныне инициатива в ваших руках. Выходим из "Глобуса" и берем курс снова в направлении вокзала - туда, где находится квартал "ночной жизни". Сворачиваем наугад в какую-то бетонную арку, увенчанную белой надписью "Эрос", и попадаем в настоящий лабиринт коридоров, по стенам которых стоят женщины в чрезмерно коротких платьях, хотя мода на мини уже давно прошла, и чрезмерно оголенные. Они не приглашают ни словами, ни жестами - во-первых, это запрещено, а во-вторых, если они уже тут, значит, предлагают себя. А клиентов мало. Преобладают зрители, такие как мы, неторопливо проходящие мимо этих женщин, застывших под темным электрическим светом, словно персонажи нелегкой пантомимы. - Зачем вы привели меня сюда? - спрашивает Мод. - Видимо, не для того, чтоб я помогла вам в выборе? - Разве это я вас привел? Я же только сопровождаю вас. - Но мы ведь договорились, что инициативу вы берете в свои руки! Вот так, впервые инициатива оказалась в моих руках, а я даже не знаю, что с нею делать. - Зайдем куда-нибудь, - предлагаю я, когда мы выбираемся из лабиринта и снова оказываемся на улице. - Только не в эти кабаре, где артистки тычут тебе под нос свои бедра. - Мод гадливо кривит губы. - У меня идея! - Ну, говорите. - Пойдем в гостиницу и ляжем спать. Итак, мы возвращаемся в гостиницу, поднимаемся на четвертый этаж лифтом и желаем друг другу спокойной ночи. Но прежде чем разойтись по комнатам, Мод говорит: - Альбер, не считайте меня нахалкой, если я попрошу вас не оставлять гостиницу, не предупредив меня. Должна вам сказать, что Франкфурт - довольно опасный город, особенно ночью. - Не волнуйтесь, - отвечаю я. - А если хотите быть совсем спокойной, можете взять меня в свою комнату. - Лучше идите к себе. - Ее голос дикторши звучит приглушенно-мягко. - Ничто так не укрепляет здоровье, как спокойный сон и одиночество. Знаю это по собственному опыту. 3 - Мне необходим ваш паспорт, Альбер, - говорит Мод на следующее утро. - Зачем? - Это связано с определенными формальностями. С этой женщиной напрасно спорить. Четвертый день мы с нею в этом городе, но я изучил ее достаточно хорошо. Она любезна и уступчива во всем, кроме главного - того, что касается плана. Того плана, что у нее в голове. Того плана, о котором мне по сию пору ничего не известно. Когда недостает сведений, остаются догадки. Фразу "несколько дней", наверное, надо было понимать как несколько недель. То ли потому, что американец меня обманул, или же потому, что изменился план, или потому, что возникли непредвиденные осложнения. Как бы там ни было, нервозность не поможет. Когда приходится ждать, а тебе не терпится, лучше всего повторять: все, что делается, - к лучшему. Допустим, что Шмитхаген передал мое послание на следующий день, что оно появилось на столе у генерала еще через день, а Центр имел под рукой все необходимое, - тогда можно рассчитывать, что в четверг или в пятницу Шмитхаген получит еще один конверт с документами и указаниями - только на этот раз уже не для Петко Земляка, а для меня. Не раньше чем в четверг или пятницу. А сегодня вторник. Следовательно, надо подождать. Я готов ждать до посинения, лишь бы только моей даме не пришло в голову переехать из Франкфурта в Дюссельдорф или Бремен. - А как же передвигаться без паспорта? - спрашиваю после продолжительной паузы. - Точно так, как вы передвигаетесь сейчас. Паспорт - не средство передвижения. Предыдущие дни мы согласно с моими пожеланиями находились каждый в своей комнате, за исключением совместных походов в ресторан и кафе. Два раза за время таких вылазок Мод встречалась со своими знакомыми и обменивалась с ними несколькими словами. Очевидно, случайные встречи со случайными знакомыми, ибо я не слыхал адресованной мне фразы: знаете ли вы этого человека? А сегодня незадолго до обеда она неожиданно заглянула ко мне в комнату: - Альбер, мне надо купить крем для лица. Не будете ли вы так добры сопроводить меня? Эта любезная фраза на самом деле означала: иди со мной. - Зачем вам крем? - сказал я, лишь бы что-то сказать. - У вас чудесная кожа. Если вы прикажете мне вас поцеловать, я соглашусь. - Если у женщины хорошая кожа - значит, она старательно следит за ней, - ответила дама, оставив мое предложение без внимания. - Не лучше отложить покупку на более позднее время, а сейчас заскочить куда-нибудь пообедать? - предлагаю я. - Сделаем и то и другое, - говорит Мод. - Только на пять минут забежим в "Карлштадт". Как раз за этим магазином есть чудесный ресторан. Предложение подано как чистейшая импровизация. Но в наших кругах люди недоверчивы, и я подозреваю, что покупка - только повод для того, чтоб затянуть меня именно в этот чудесный ресторанчик за "Карлштадтом". Подозрение перерастает в уверенность: когда через каких-то четверть часа после того, как мы уселись, к нашему столу подходит невысокий, смахивающий на пивную бочку, краснощекий господин. - О Мод! Куда вы исчезли? - радостно выкрикивает незнакомец. - Вот я перед вами, Франк, - успокаивает его дама. - Садитесь, если у вас нет другой компании. Это - господин Каре. Оказывается, что у незнакомца нет другой компании и он очень-очень рад познакомиться с господином Каре. Судя по тому, как разговаривает краснощекий с кельнером, он тут постоянный посетитель, хорошо знает не только кухню, но и винные погреба этого заведения. Первого поданного блюда мне вполне достаточно, чтоб утолить голод, поэтому появление еще и свиной ноги меня больше пугает, чем радует. Отодвигаю тарелку и зажигаю сигарету. Это не остается незамеченным. - Какое варварство, уважаемый господин Каре! - замечает Франк с полным ртом. - Эта свинья пожертвовала своей жизнью ради нас, а вы отвечаете на ее самопожертвование неуважением. - У Альбера всегда плохой аппетит, - старается оправдать меня Мод. - Но у него есть другие достоинства. Он с первого взгляда определяет профессию и происхождение человека. - Боюсь, что ко мне вам придется присматриваться долго, - скептически качает головой Франк. - Ну хорошо, смотрите сколько хотите, и делайте свои выводы. Он вызывающе моргает своими блестящими темными глазами, потом снова переключает свое внимание на свиную ногу. - Наверное, Мод переоценила мои возможности, - замечаю я. - Но если речь идет об угадывании, то вы американец немецкого происхождения, видимо торговец. - Я же вам говорила, что он угадывает! - довольно улыбается дама. - А я разве не говорил, что со мной дело сложное? - возражает толстяк. - Чтоб ваш ответ был точнее, надо было добавить для приправы и кое-что итальянское. - Не будьте таким мелочным, - протестует Мод. - Альбер угадал. - Я совсем не мелочный, - протестует, в свою очередь, Франк. - Для меня эта итальянская приправа очень важна. Мать у меня была итальянка, отец - немец, и мое рождение связано с созданием политической оси Рим - Берлин, смерть отца связана с крахом этой оси в борьбе с большевиками, а следующий брак моей матери - с приходом американцев. - Хорошо хоть, что ваша мать не вступила в брак с русским, - бросает Мод. - Расположение фронтов исключало такую опасность, - замечает Франк. - Но если учесть, как развиваются события, не будет ничего удивительного, если ваша дочь или даже вы сами выйдете замуж за китайца. - Кажется, я уже говорила вам, Франк, что ваши шутки... - Никаких шуток, милая, никаких шуток. В один прекрасный день в самом деле может случиться так, что нам придется выбирать между китайцами и русскими. Что вы думаете по этому поводу, уважаемый Каре? - Меня больше волнует финансовый застой, - бормочу я. - Что ж, Франк, - говорит через какое-то время Мод, отодвигая от себя пустую посуду. - Альбер боится кризиса, вы боитесь русских и китайцев, вообще у каждого свои страхи. - Нет, милая, я ничего не боюсь, - возражает толстяк. - Думаю, пока китайцы завладеют этим миром, я успею перебраться на тот свет... Римская империя рушилась целых два столетия. Наша агония продлится, по крайней мере, несколько десятилетий. - На вас плохо сказывается пребывание в Европе, - констатирует дама. И, обращаясь ко мне, поясняет: - Фрак - американец, который получил европейское воспитание. - В ее словах есть частица правды, - подтверждает гость. - Матери я обязан знанием итальянского и немецкого языков, а отцу - невозможностью использовать эти знания в Европе. Прошла уже целая вечность с тех пор, как я тут живу. Вообще я утратил американский оптимизм, не успев обрести его. Знаете ли вы, что у нас, за океаном, глупость называют оптимизмом? Он еще какое-то время распространялся в том же духе, поощряемый короткими репликами дамы, а я, глядя сквозь витрину на панораму торговой улицы, спрашивал себя: какова настоящая цель этой случайной встречи, если такая цель вообще существует? В диалоге между Мод и Франком за чашкой кофе некоторые реплики заставляют меня насторожиться. - Мы не нарушили ваших планов тем, что забрали вас к себе? - спрашивает Мод. - Возможно, вы хотели сесть где-то в другом месте? - Да. Или, собственно, нет. Я надеялся встретить тут одного знакомого, но он не пришел. - Очень плохо с его стороны, если он вам обещал. - Скорее это было полуобещание. Он очень занят. Люди, от которых мы зависим, всегда очень заняты. Дама не возражает. Она потеряла всякий интерес к разговору. Франк также. Поэтому приглашаем официантку, чтоб расплатиться. Как всегда, плачу я. Обыкновенная игра в джентльменство - не больше. Мод всегда возвращает мне деньги... "Накладные расходы за мой счет", - говорит она. По этому поводу я не возражаю. У меня нет никакого желания финансировать чужие операции. Не такой я богатый. Если будет возможность продолжать путешествие, деньги мне тоже будут необходимы. Да, если будет возможность. Если... - Вы до сего времени не дали мне свой паспорт, - напомнила Мод. - Хорошо, возьмите, - говорю я, отдавая ей паспорт. - Но имейте в виду, что я остался без документов. Быстрый взгляд больших карих глаз и почти лирический вопрос: - Скажите, Альбер: неужели нам нельзя работать, доверяя друг другу немного больше? - Дорогая моя, доверие достигается не словами, а делами. Вы мне никогда ничего не говорите. Я и сейчас не знаю, куда это мы полетели, какой пожар будем тушить. Мы и правда летим. Летим в зеленом "мерседесе" автострадой. По дороге из ресторана в гостиницу Мод дважды забегала в телефонные кабины и разговаривала с неизвестными лицами, а потом, после обычного послеобеденного отдыха, пришла ко мне сказать, что я могу убрать свою пижаму в чемодан: счет оплачен и мы отправляемся. - О каком пожаре вы говорите, Альбер? - бросает дама, вперив глаза в ленту шоссе, что стелется перед нами. - Кажется, разговор с Франком плохо подействовал на вас. Терпеть не могу таких спокойных истериков, которые только и думают о возможных катастрофах и агониях. - А я не люблю собеседников, которые никогда не отвечают на вопросы. Вы слышите? Я спросил: куда мы летим? - К цели, Альбер. Прямо к цели. Иногда сроки и методы меняются, а цель остается. - Скажите мне хотя бы название населенного пункта. Конечно, если мы едем в населенный пункт. - Он не очень населенный, находится совсем близко и называется Идар, если это вам о чем-то говорит. Название "Идар" мне ни о чем не говорит, но вопрос расстояния очень важен. Съезжаем с автострады на асфальтовую дорогу в лес. Мод молчит, занятая машиной. Потом бросает, будто между прочим: - Когда-то в воскресной школе нам читали Евангелие, где сказано: если у тебя две рубашки, отдай одну своему ближнему. Это, конечно, глупость... - Почему же глупость, если так написано в Евангелии? - Эту историю про две рубашки мы слышали уже две тысячи лет, но я еще не слыхала, чтоб кто-то подарил кому-то свою вторую рубашку. Людям надо говорить лишь то, что они могут воспринять. Например: не зарься на большее количество рубашек, чем тебе потребно. - Вам лично сколько их необходимо? - Как раз столько, сколько имею. Маленький автомобиль - не такой, как этот, в котором мы сейчас едем, и уютная квартира - вот и все мои потребности. - Но женщина с вашим интеллектом, не говоря уже про внешность, могла бы достигнуть значительно большего. - Именно жажда "большего" и приводит ко всяким катастрофам. Одни катастрофы есть результат любовных неудач, другие, так сказать, деловых. Иллюзия семейного счастья и нестерпимая жажда наживы... Первое толкает вас к браку, а второе - в тюрьму. Уже темнеет, фары автомобиля выхватывают придорожную табличку: "Идар - Оберштайн - 35 км". А отсюда до Висбадена приблизительно еще столько же. Да и эта дорога с крутыми поворотами - это вам не прямая автострада. Не говоря уже о том, что я без автомашины. В данный момент все это занимает меня "значительно больше, чем вопрос брака или жадности. У дамы, наверное, тоже свои проблемы, которые надо обдумать, поэтому в "мерседесе" царит молчание. Вокруг уже давно наступила темнота, когда перед нами блеснула табличка: "Идар - Оберштайн. Индустриальный район". Приехали, говорю сам себе, но, оказывается, я ошибся. От индустриального района до города еще ехать и ехать. "Мерседес" сворачивает с шоссе направо, на крутую узкую дорогу. Не знаю, сколько и куда мы поднимаемся, но, наверное, теперь двигаемся в противоположном направлении, ибо после очередного поворота вижу город уже где-то далеко внизу под нами. Еще одни поворот, машина проезжает под какими-то кустами и останавливается перед небольшим строением, спрятанным среди деревьев. Строение имеет вид нежилой, по крайней мере пока Мод не нажимает на кнопку звонка. Слышен легкий шум, скрип задвижки, и на пороге домика появляется... Сеймур. - Заходите. Закрыв за нами, хозяин щелкает выключателями. Тесный, неприветливый коридор освещает голая лампочка. Сеймур ведет нас в какую-то комнату, немного пристойней на вид. Кушетка и кресла обиты серым, уже немного вытертым бархатом. На окнах такие же бархатные занавески. В помещении стоит крепкий табачный дух. Старомодная люстра освещает комнату. Эта дама, кажется, понимает все без слов. Достаточно одного взгляда Сеймура, и она уже достает из шкафа виски, бутылку воды и стаканы. Сделав это, оставляет комнату. - Сколько? - спрашивает хозяин, готовясь налить мне. - Сколько необходимо для разговора. - Для разговора достаточно и двух граммов, а может, не хватит и двух бутылок. Все зависит от вас, Майкл. - Если от меня, то два грамма. Он наливает по четверти стакана нам обоим: потом добавляет себе содовой, выпивает и закуривает сигарету. Я машинально делаю то же самое. Курю и жду. Сеймур стоит у стены, оклеенной полинявшими серебристыми обоями, держа в одной руке стакан, а в другой - сигарету. Высокая фигура в безупречном сером костюме бросает темную тень на обои. При свете лампы лицо его кажется зеленоватым и уставшим. Американец по старой привычке прикусывает сигарету и щурится от дыма. - Вам не везет, Майкл, - говорит он наконец. - Я это понял еще тогда, когда встретил вас. - Ничего вы не поняли. Встреча со мной была для вас последним счастливым шансом. Ибо, если бы вы встретили не меня, а Эванса, Уорнера, Бентона или кого-то другого из их шайки, ваша судьба сложилась бы совсем иначе. Я молчу, поэтому Сеймур повторяет: - Эванс, Уорнер, Бентон... Вы их помните, не так ли? Еще бы не помнить! - А зачем мне их встречать? Я давно сменил среду, Уильям, и давно уже работаю в торговле. - Знаю, знаю. Вы и раньше работали в торговле, что лишь помогало вам в другой работе. Но допустим, что вы и правда работаете в торговле и что вы даже настоящий бельгиец. Это будет неудобно для нас обоих. Даже если вы эскимос, у вас есть прошлое, и некоторые люди не склонны прощать его. Например, мистер Томас. Надеюсь, вы не забыли Томаса? Фамилия подброшена будто между прочим, но я знаю, что это не так. - Вы ничего не говорите про Томаса, - настаивает американец. - Я не знаю Томаса. И он не знает меня. Думаю, именно это вы и хотели услышать. - Даже не имеете представления, кто он такой и как выглядит... - подсказывает мне Сеймур. - Откровенно говоря, я не такой уж незнайка. Но узнал о нем по фотографии и письменным справкам. - А не допускаете ли вы, что и Томас знает вас по фотографии и письменным справкам? - Я уверен, что Томас вообще не подозревает о моем существовании. Сеймур отпивает немного из рюмки, бросает на меня ледяной взгляд и замечает: - В таком случае, может, повезет и вам. Ведь не может без конца идти плохая карта. - Если бы мне везло, я бы встретил человека, который выполняет свои обещания. Вы сказали "несколько дней"... - По моему плану именно так и должно было быть. Но вы же знаете, иногда планы... Тот тип оказался чрезвычайно подозрительным. - Какой тип? - Да, чрезвычайно подозрительный, - повторяет американец, словно не услышав моего вопроса. - Я понимаю ваше положение, - киваю я. - Но что вам надо от меня? - Очень сожалею, Майкл, но мне надо довести игру до конца... А вы - мой главный козырь. - Эта карточная терминология мне ни о чем не говорит, - говорю я, загасив окурок в тарелке, которая служит пепельницей. - Хотите, чтоб я с вами сотрудничал, и ничегошеньки мне не говорите о сути дела. - Я делал это в ваших же интересах. Зачем вам знать то, что вас не интересует. Но теперь обстоятельства изменились, поэтому возникла необходимость ознакомить вас с некоторыми деталями... - Думаю, что речь идет о деталях, которые не имеют никакого значения, если вы решили доверить их мне. - Не обещаю, что обязательно раскрою вам все свои карты, но, повторяю, познакомлю вас с теми, которые примут участие в игре, - уточняет Сеймур. - Это ваше дело, - пожимаю плечами. - Но если я плохо информирован, неудивительно, если я плохо буду выполнять свою роль. Американец измеряет меня быстрым, острым взглядом, выплевывает на пол окурок, затаптывает его ногой и закуривает новую сигарету. - Успех дела требует, чтоб мы играли честно. Что вы скажете на это? - Пока ничего. Если откровенно, то я удивляюсь, как это мы с вами - имея в виду нашу профессию и взгляды - можем заниматься общим делом?! - Значит, вы не диалектик. В этом мире бесконечных противоречий и безудержных перемен вовсе неудивительно, если в конкретной ситуации и в какой-то момент пути двух враждующих индивидуумов сойдутся. Разве такого не может быть? - Только в сфере абстрактных положений. - В таком случае перейдем к конкретным. Он медленно делает четыре шага - подходит к противоположной стене, потом еще четыре - возвращается назад. Выплевывает окурок, растаптывает его и, прислонившись спиной к полинявшим обоям, говорит: - Томас, а? Я молчу, и он добавляет: - Насколько мне известно, он не так давно подвизался у вас... Я не говорю ни "да", ни "нет". - Он развил довольно активную деятельность... Или вы не в курсе? - Если не ошибаюсь, его деятельность исчерпывается одной-единственной дерзкой операцией, а в его активе - провал. Американец кивает головой в знак согласия и пристально смотрит на меня. - Это вы его провалили? - Если человек идет на провал, кто-то всегда поможет ему в этом. - Эта история мне известна лишь в общих чертах. В самом деле, совершенно авантюристическая операция и вполне логичный финал. Не говоря уже о том, что он привел к провалу трех наших агентов. Я удерживаюсь от комментариев. - Собственно, Томас достаточно деловой парень, только не в разведке, - замечает Сеймур. И, так же пристально глядя на меня, добавляет: - Наверное, вы думаете, что все мы банда жуликов, похожих на Томаса... Я беру свою рюмку, однако пить мне не хочется, и я ставлю ее на место. - В данном случае жульничество - не главное. Томас стал причиной смерти некоторых людей, - бросаю я. - С вами такое тоже, наверное, случалось, - пожимает плечами американец. - Наша профессия - грубая профессия. - Погибли совсем молодые люди, Уильям. И погибли бессмысленно. - Мне приятно знать, что вы имеете против него зуб. Вот видите: бывает, что наши оценки совпадают. - Поскольку вы вспомнили про нашу профессию, то я хотел бы заметить, что тут поступки не определяются личными симпатиями или антипатиями. - Да. И все же, думаю, вы охотно подключитесь к операции, зная, что человек, которого надлежит победить, это именно Томас. Но вы не ответили на мой вопрос: считаете ли вы, что все мы такие, как Томас? - Допускаю, что есть и исключения. - Речь идет о правиле, - настаивает Сеймур. - Правило лучше знаете вы... Я встречал всяких людей. Не скажу, что все они одинаково корыстны. Бывают исключения из правил. - Следовательно, вы не считаете всех жуликами, - подытоживает американец. - Это ваш вывод. - Ну хорошо, - кивает Сеймур. - В данном случае речь идет как раз о двух жуликах. Один из них вам известен. Второй ничем не отличается от первого. Думаю, что так ваша совесть будет спокойна. Не знаю, как велика ваша антипатия к Томасу, только я лично имею зуб против того, второго. Не договорив, он берет новую сигарету и щелкает зажигалкой. - Речь идет об одном грязном дуэте, Майкл, в котором Томас играет вторую скрипку. А меня интересует первая. Именно ее мы и хотим вам показать. Только она отказывается выходить на сцену. Надо, чтобы вы при помощи Томаса вошли в контакт с первой скрипкой. Если Томас в самом деле вас не знает, задание будет совсем легким. Ваша роль исчерпывается одной кратковременной очной ставкой с первой скрипкой. - И все-таки могу ли я спросить, в какие сроки укладывается этот ваш новый вариант? - Неделя... Десять дней... Кто знает... Я уже не хочу наперед определять сроки, чтоб меня не обвинили во лжи. Важно, что после очной ставки вы спокойно продолжите свое путешествие. Я не возражаю. Единственное мое желание в данный момент - как можно скорее выйти на свежий воздух. Словно угадав это, Сеймур говорит: - Допивайте виски. Совещание закончено. Американец делает два шага к двери, останавливается и словно между прочим спрашивает: - Каковы ваши отношения с Мод? - Как со служебным лицом. Мод непрестанно повторяет мне это. - А чего бы вы хотели? Я не могу всегда предлагать вам таких женщин, как Грейс. - Разве вы мне предлагали Грейс? - Оставим сейчас этот разговор. Тут нечем дышать. Я бы вас охотно провел в бар в гостинице, но в интересах операции нам надо избегать публичных демонстраций. В дверь ко мне стучат - еще и еще, через неровные интервалы. Но я не обращаю на это внимания, ибо стою под душем. Стук продолжается. "Она получит инфаркт с перепугу, что я убежал", - думаю я. И чтоб поберечь ее сердце, выхожу из ванной и немного приоткрываю дверь. - Входите, дорогая. - Но вы же голый! - констатирует она. - Не привык купаться одетым. Вы зайдете или нет? - Да. После того как вы на себя что-нибудь набросите. Обматываю поясницу махровым полотенцем и открываю дверь: - Быстрее, а то простужусь. - Вы слишком бесцеремонный, - заявляет дама, садясь в кресло. - И очень медлительный. - Если вы хотите ускорить события, можете заказать завтрак сюда. - Известно ли вам, Альбер, что вы находитесь в прославленном центре? - сообщает дама уже во время завтрака. - В центре овцеводства? - Какое овцеводство на этих скалах! Центр обработки драгоценных камней и ювелирной индустрии. - Интересно... - бормочу я, думая совсем о другом. - Надо обойти предприятия... Кое-что вам показать... - Интересно... - киваю я. - Город небольшой, - не унимается женщина. - В таких городках люди любознательные. Если нам придется тут на несколько дней остаться, начнут интересоваться, что мы делаем. - Пусть интересуются. - Но ведь вокруг военные лагеря НАТО. А присутствие такого иностранца, как вы... - Вы правы, - отвечаю я. - Лучше поедем. - Прекратите, Альбер! Для такого, как вы, торговца вполне логично посетить некоторые фирмы. - Я не торгую драгоценными камнями. - Возможно, еще будете. Во времена кризиса ассортимент быстро меняется. Спорить с Мод - пустое дело. Через час мы уже выезжаем из нашего "Парк-отеля". Дама разработала точное расписание наших посещений на основе туристической брошюры, что валяется во всех комнатах гостиницы и знакомит со всеми знаменитыми фирмами города. Первая фирма находится меньше чем в двухстах метрах от нашего временного жилища. Но покупать драгоценные камни пешком не ходят, поэтому Мод останавливает машину у главного входа, и мы торжественно входим в стеклянные двери предприятия "Рупенталь". Дама, выступая в роли моей секретарши, погружается в разговоры со служащими фирм, следовательно, мне остается только скучать. Служащая, что сопровождает нас, прежде всего ведет в музей фирмы. На витринах - кристаллы и обработанные камни таких необычных размеров и цветов, что привлекают даже мое внимание, но только сначала, пока у меня не разболелась голова от этого блеска и неугомонного щебетанья нашей проводницы. Проходим на верхний этаж в торговый отдел, где Мод не только ставит вопросы и что-то записывает в своем блокноте, но и - для большей убедительности - покупает как образцы несколько дешевых камешков. - Может, на сегодня хватит? - спрашиваю я, когда мы наконец снова садимся в "мерседес". - Надо посетить еще хотя бы одну фирму, - отвечает дама. - Но это можно сделать и после обеда. В Оберштайне есть чудесный итальянский ресторан. Прогуляемся, чтоб вы посмотрели селение, и пойдем обедать. Идар и Оберштайн, два цветущих местечка, которые со временем объединились в одно, - "идеальные образцы естественной красоты и покоя". Об этом я узнал еще с утра из упоминавшейся уже рекламной брошюры. Однако действительность не всегда соответствует рекламе. "Быстрая горная речка" на самом деле оказывается грязным ручьем, загаженным всякими пластмассовыми отбросами. По обоим берегам ручья пролегают две главные улицы - Хауптштрассе и Майнцерштрассе, что представляют собой два обыкновенных шоссе, если хотите, два желоба, по которым с грохотом и треском катится автомобильный поток от Майнца до Саарбрюккена и назад. Дома тянутся вдоль этих шоссе, теснясь один над другим на крутых склонах окрестных холмов. Если не обращать внимания на грохот и оживленное движение, которые портят впечатление, другие данные рекламного проспекта отвечают действительности: зеленые, покрытые лесом холмы - на своем месте; вверху, высоко над городскими крышами, вырисовывается силуэт церкви; магазины бижутерии обступают со всех сторон, а рестораны предлагают отдых и богатый выбор блюд по доступным ценам. Не знаю, какое место занимает среди этих заведений ресторан "Риголетто", но обстановка привлекает, особенно светильники над каждым столиком, - садясь и вставая, ты непременно ударишься о них головой. Зато в просторном прохладном помещении господствует тишина. - Может, вы хоть раз проявите инициативу в выборе блюд? - спрашивает дама. - Я уже выбрал... Но имею в виду не кулинарию. - Кажется, банальные шутки Франка негативно подействовали на вас, - бросает дама, не отрывая глаз от меню. - А, собственно, кто он такой, этот Франк? - Франк - мой шеф, если это для вас имеет какое-то значение. - В каком смысле "шеф"? - В смысле - торговый директор. Я работаю в торговой фирме, Альбер. Видимо, меня взяли в надежные тиски, если доверяют такие детали. Наверное, они с Сеймуром ночью перебросились несколькими словами, иначе она вряд ли сказала бы мне об этом. Им ничего бояться. Я человек без паспорта, без автомобиля, без связи, обвиняемый в убийстве, а может, и обреченный быть убитым в один из наступающих дней. - Что вы скажете по поводу порции "спагетти миланез", а потом... - Целиком согласен с вами, - останавливаю ее, не дослушав, - но только спагетти придется ждать. - Всего надо ждать, Альбер, - вздыхает Мод. - А ваш Франк способен лишь рассказывать сказки... - Не торопитесь судить о нем! Вы же почти не знаете его. - Если бы он устроил встречу, я бы теперь уже был в Брюсселе. - Не так давно вы сказали мне про свой выбор, - замечает женщина. - Наверное, вы имели в виду Брюссель? - Не смешивайте любовь с работой, - говорю я. - Не будем говорить про любовь и работу на голодный желудок, - парирует Мод. Следовательно, откладываем разговор до того времени, пока принесут спагетти, а потом - до того, как съедим их. Молчание затягивается. Лишь когда уже подают фрукты, дама делает попытку разрядить атмосферу. - Я считала вас спокойным человеком. А вы не такой? - Именно такой. Но это не означает, что живу жизнью растений, без каких-либо мыслей и намерений. - Знаю, знаю, - сочувственно кивает головой Мод. - Работа, семья... - Жена и четверо детей. - Четверо? А почему не пятеро? - Ничего удивительного, если станет и пятеро. - Вы не женаты, Альбер. Такие вещи я угадываю безошибочно. - А вы? - В данный момент я незамужняя. - Это меня радует. - Я не сказала, что я в вашем распоряжении. - Про такое не говорят. Мы выпьем кофе? Пьем и кофе, конечно... Она смотрит на часы и уже другим тоном говорит: - А теперь заскочим на фирму "Эфген". - А что там? - Синтетические камни. Современные дешевые товары. Честно говоря, я не вижу разницы между произведениями химии и творениями природы, кроме цены. Пожилой служащий "Эфгена" раскрывает один за другим пакетики с образцами, а Мод роется в них своей белой рукой и записывает цены в блокнот. Я понимаю, почему Сеймур отдает предпочтение женщинам. Мужчины не станут так печься о своем легальном фасаде. - А теперь, может быть, возвратиться в гостиницу и поспать? - говорю я, когда мы наконец выходим на улицу. - Как вам не стыдно! У вас впереди целая ночь. Прогуляемся по окраинам, подышим свежим воздухом. - Гуляйте. А меня оставьте в гостинице. - У вас не выходит из головы жена с четырьмя детьми, - сочувствует мне Мод. Остаемся отдыхать каждый в своей комнате. Маленькая месть с моей стороны за то, что она целый день морочила мне голову своими камнями. Вечер проводим в баре гостиницы. Бар работает далеко за полночь, но мы возвращаемся около десяти. На следующий день - то же самое. И еще через день - снова. Сколько ни прислушиваюсь - не могу уловить ни одного звука "скрипки", ни первой, ни второй. - Пойдем напьемся! - предлагаю я. - Что это на вас нашло? - спрашивает Мод. - А разве на вас никогда не находит? Спокойное выражение ее лица свидетельствует о негативном отношении к моему предложению. Но и выражение лица иногда бывает притворным. Мы засели в ресторане при гостинице. Выбрали совсем раннее время - еще нет и восьми, - ибо после десяти вечера тут начинается настоящее безумие. Ночных заведений в Идаре не так уж и много. - И все-таки вы меня удивляете, Мод, - говорю я под конец ужина. - Тем, что не пригласила вас в свою комнату? - Речь идет не обо мне. Вы же не можете быть круглосуточно только служебным лицом. - А я и не говорила, что способна на такой подвиг. - Вы меня удивляете, - повторяю я. - Не представляю вас в семейной или интимной обстановке. Странно, или не так? - Ничего странного. Такая обстановка не для меня. - А как же тогда должны рождаться дети? - А зачем рожать? Чтоб готовить к атомной смерти? Или для того, чтоб население планеты быстрее составило двадцать миллиардов? - Я не задумывался над этими вопросами. - Еще бы! Ведь вы их не решаете. Приходите, берете, что вам надо, и идете дальше. А боль остается для женщины. - Вы это испытали? - Едва не испытала во время первого и, надеюсь, последнего брака. - И все-таки брак вас не обошел. - Стало быть, не обошел. Ибо мы как обезьяны - недаром от них происходим. Подражаем друг другу. Точно так, как обезьяны. - Это от Сеймура, - констатирую я. - И не пытайтесь возражать. Это от Сеймура. - Думаю, что вы напрасно упоминаете имя этого человека, - почти любезно замечает Мод. - Когда б вы знали его лучше, то поняли бы, что он никогда не стал бы вести со мной таких разговоров. - Вы по уши влюблены в него, - снова бросаю я пробный шар. - Я уважаю его. Наконец хоть одно существо, которое любит Сеймура. Он держался за Грейс, а та показала ему язык. Эта влюблена в него, а он на нее никакого внимания. Обычная история. - Какая нелепость, - говорит Мод, словно прочитав мои мысли. - Людям кажется, что они сходятся, а на самом деле они расстаются. Не могут жить отдельно, не могут существовать один без другого, и в то же время они ничего не значат один для другого, ну положительно ничего! А вообще, если мне нужен мужчина, его найти нетрудно. Но я же не могу каждого кретина пускать к себе в постель. - Благодарю за комплимент, - говорю я. - Я не вас имела в виду. Вы - особый случай. - Особый не я, особая ситуация. - Одно и то же. Надо действовать по расписанию. И согласно указаниям. Вы уже выпили кофе? - Почти. - Тогда рассчитаемся. Видно, что разговор этот ее и утомил немного, и развлек. Разрядил атмосферу этого нудного ожидания. Ждать - тяжелая работа. Выходим из бара в гостиницу. Дама, как всегда, сопровождает меня до дверей комнаты, чтоб я случайно не затерялся в коридоре. - Думаю, хоть раз мы могли бы нарушить и инструкцию, и наше одиночество, - предлагаю я, чтобы просто что-то сказать. - А вы нахальней, чем я думала, - вздыхает Мод. И добавляет: - Только будем нарушать ее в моем номере. Не у вас. - Разве в вашем номере нет подслушивающей аппаратуры? - спрашиваю я. - Альбер, вы переоцениваете вес своей особы в этой ситуации. Думаю, что в данный момент для вас вполне достаточно меня как аппаратуры. 4 - Надо подскочить в Майнц, - через два дня говорит мне Мод. Наконец хоть что-то. - Подскочить или переехать? - Подскочить, Альбер. Собирать багаж излишне. Утро дождливое и туманное. Мы торопливо залезаем в "мерседес", тяжелые дождевые капли глухо барабанят по крыше. - Мы остановимся в гостинице? - спрашиваю я. - Конечно. - Но у меня же нет паспорта. - Уже есть. В моей сумочке. - Наверное, его место не в вашей сумочке. - Наоборот, именно там - не вы, а я толкусь около администраторов, - отвечает дама. И добавляет будто удивленно: - Вы до сих пор мне не доверяете? Извилистой дорогой взбираемся в гору. Туман становится прозрачным и синеватым, как разведенное молоко, а потом совсем рассеивается. Лес исчезает, вместо него появляются темно-зеленые луга, над которыми поднимается легкий пар. Дождь прекратился. - Вас ждет знакомство с одной женщиной, - сообщает Мод. - Надо было сказать вам с утра, чтоб вы взяли новый костюм, но я не сделала этого из ревности. - Наверное, новая секс-бомба. - В данном случае это не совсем то. Но не исключено, что она вам понравится. - Только если она похожа на вас. - Полная противоположность. Во всех отношениях. - В таком случае не понравится. Вы даже не замечаете, как вместе с паспортом вы присвоили и мое сердце. - Не люблю лгунов, - ворчит Мод. - Хотя такую ложь иногда приятно слушать. Особенно когда она не очень грубая. - Во лжи часто бывает доля правды. - Будем надеяться. Красивая, хотя и не богиня, порядочная, хотя и не святая, откровенная, хотя и не нарушает служебных инструкций, эта женщина - настоящая находка для такого, как я, человека, привыкшего иметь дело с собеседниками, которые говорят совсем не то, что думают. Такая не всадит тебе нож в спину. Разве что Сеймур прикажет ей прикончить тебя. "Будем надеяться" - эти немного скептические слова, кажется, стали для нее привычными. В ту ночь, когда я впервые пришел к Мод в комнату, она сказала: - Эта деталь останется между нами, хорошо? - Я не допускал, что вы боитесь Сеймура. - Боюсь. Но не в том смысле, как вы думаете. Я не привыкла нарушать дисциплину. - Он приказал вам держаться от меня на расстоянии? - Говорил, чтоб я была настороже. - Ну, теперь вам уже не придется быть настороже. Маленькая тайна всегда сближает людей. - Я тоже надеюсь, только не тешу себя особыми иллюзиями. Тот факт, что она держит мой паспорт в своей сумочке, не очень вдохновляет. Прибываем в Майнц перед обедом и устраиваемся в "Хилтоне". Солидный, как и все гостиницы Хилтона, комплекс домов, расположенный между шоссе и речкой. - Поднимемся в комнаты, Альбер, - предлагает дама. - Через полчаса я зайду за вами. Пообедаем тут. С самого начала эта история проходит преимущественно в обедах и ужинах. Хорошо, если бы и дальше только так. В "Хилтоне" три ресторана. Мод выбрала этот, внизу, оборудованный в народном стиле, с уютными уголками. Но вместо того чтоб воспользоваться ими, тянет меня к широкому столу, где уже устроилась одна пара - девушка с ясным лицом в ореоле золотистых волос и молодой смуглый здоровяк в черном кожаном пиджаке. - А, Мод! - радостно вскрикивает девушка, когда мы подходим. - Добрый день, Дейзи, - довольно сдержанно отвечает дама. - Это Альбер. - А это Эрих, - представляет блондинка своего кавалера. - Пообедаем вместе? Мы со смуглым киваем друг другу, я помогаю Мод сесть и сажусь сам. Появляется официантка, берет у нас заказ и скрывается. - Мы тут говорили о секретаршах, - обращается к нам Дейзи. - Я сказала, что плохо быть секретаршей, а Эрих - что плохо быть немкой. Наконец мы столковались: хуже всего, если ты немка и секретарша одновременно. - Следовательно, разговор закончился, - подытоживает Мод. - Совсем нет. Надо знать и ваше мнение. Эта тема мне хорошо знакома, ибо я целыми днями в гостинице читал газеты. Известно, между писаниями местной прессы и реальными фактами, несомненно, мало общего, но так или иначе пропагандистская машина снова закрутилась на оборотах шпиономании. Шпионами провозглашают чуть ли не всех секретарш больших начальников, которые, оказавшись перед опасностью быть "изобличенными", одна за другой убегают в ГДР. - Скажите же, Альбер, - подбивает меня Мод. - Хотят услышать ваше мнение. - Я не совсем в курсе, - бормочу я. - Как это так! - вскрикивает Дейзи. - Тут все об этом только и говорят. - Если все говорят, то, наверное, уже все сказано, - отвечаю я. - Поэтому я вряд ли потешу вас чем-то новым. Обед проходит без особых приключений, за исключением того, что Мод дважды выходит звонить, а Дейзи через неровные интервалы нарушает молчание возгласами. Она принадлежит к импульсивным экстравагантным девушкам. Думаю, многим нравится ее грациозная худенькая фигурка в бледно-синей блузке и брюках, большие синие глаза и худое лицо, выражение которого непрерывно меняется. Полная противоположность Мод. А также и моим вкусам. Парень, наоборот, крепкий, особенно в руках и плечах. На вид он довольно добродушный, этакое спокойное добродушие человека, уверенного в своей силе. Во время кофе разговор снова оживился, но его ведут только женщины: Мод рассказывает, какие чудеса бижутерии мы видели в Идаре, а Дейзи сообщает, что как раз сегодня в Майнце открылась ярмарка минералов и драгоценных камней. - Я думала, вы понравитесь друг другу, - бросает камешек в наш огород Дейзи. - А вы молчите. - Разве надо, чтоб мы понравились друг другу? - спрашивает Эрих, доставая из кармана пачку жвачки и медленно раскрывая ее. - А почему бы и нет? - спрашивает, в свою очередь, Мод. - Альбер торговец, вы поставщик. - Поставщик чего? - решаю и я подать голос. - Всего, - уклоняется от прямого ответа Эрих. - А больше всего точной механики. Что вам надо? Пистолеты, автоматы, ручные гранаты? - Точная механика теперь самая перспективная, - тороплюсь согласиться. - Только я специализируюсь на стекольных изделиях. - Деликатный товар, - бросает немец. - Имею в виду способ перевозки. - Для этого существуют страховые компании. - Но у вас, наверное, есть свои поставщики. - Хватает. Однако разнообразие в ассортименте всегда полезно, - авторитетно говорю я, хотя мне начхать на ассортимент. Эрих, кажется, заинтересован возможностью сделать бизнес: - Какое количество вас интересует? - Количество не имеет значения, - отвечаю так же авторитетно. - Я оптовик. - В таком случае можем заключить соглашение, - предлагает немец. - Не хочу хвастаться, но я тоже не размениваюсь на мелочи. - И, что-то вспомнив, смеется: - Следовательно... стеклянные изделия, а? Отлично сказано. Ха-ха, стеклянные изделия! - Чего ты хохочешь, как идиот? - набрасывается на него Дейзи. - Я не вижу тут ничего смешного. - Пусть смеется, смех - это здоровье, - примирительно замечает Мод, которая оценивает вещи преимущественно с точки зрения физиологии. Лифт выстреливает нас на шестой этаж, но, прежде чем разойтись по своим комнатам, дама замечает: - Полагаю, двух часов вам хватит, чтоб отлежаться. Надо все-таки и в самом деле побывать на этой ярмарке. - Вполне достаточно, - киваю я. - Только если засну, это может продолжаться и три часа. Поэтому было бы целесообразней пойти к вам. Тогда я не засну. - Приходите, если хотите. Я растягиваюсь на ее кровати, чтоб все обмозговать, пока из ванной комнаты доносится легкий плеск воды. Мысль о том, что "теперь или никогда", засела у меня в голове еще в тот момент, когда я услыхал, что мы едем в Майнц. От Майнца до Висбадена рукой подать. Теперь или никогда - даже нечего и думать. Важно определить, когда именно "теперь": теперь - немедленно или теперь - на ярмарке? Ярмарка - последняя возможность и, конечно, не самая лучшая. Даже если мне удастся незаметно скрыться в толпе, мое отсутствие быстро зафиксируют. И нет никакой гарантии, что все обойдется какой-то ложью и неприятным разговором. Теперь или позднее, но связь надо установить именно сегодня. До того, как мы возвратимся в Идар. И до того, как мы отправимся из Идара неизвестно куда. Именно сегодня, говорю себе; в это время из ванной выходит Мод. - Вы так и будете лежать одетым? - спрашивает она, укоризненно глядя на меня. Особенного желания раздеваться я не чувствую, но что поделаешь! Поднимаюсь именно в тот момент, когда дама укладывается на широкой постели. - Не поищете ли в холодильнике чего-нибудь выпить? - слышу за спиной ее голос. - Тот венгерский гуляш просто испепелил мне нутро. Эта фраза все решает. - Вы имеете в виду что-то крепкое? - бросаю я, направляясь к белому шкафу. - Дайте мне кока-колу. Конечно, кока-колу: она пенистая и темного цвета. Я открываю бутылку, и с моей руки туда падает маленькая таблетка, которая сразу же растворяется. Наливаю напиток в бокал, даю его даме и начинаю раздеваться. - Эта доска Дейзи, по-моему, немного неуравновешенна, - замечаю я, вешая пиджак на спинку стула. - Теперь все молодые такие, - отвечает женщина, закладывая руки за голову и давая простор своему бюсту. - "Все молодые"? Себя вы к ним не относите? - Неужели я так молодо выгляжу? - "Так" - нет. Но, во всяком случае, до тридцати. - Вы привыкли тешить женщин банальнейшим способом, - вздыхает Мод. И добавляет: - Собственно, вы правы: наибанальнейший - наиэффективнейший. Большинство женщин - дурехи, зачем же напрягать воображение! - Если так, то отныне я буду говорить только неприятные вещи. - Говорите что хотите, Альбер, - соглашается дама. - А сейчас чувствуйте себя как дома... У меня возникает сомнение, в самом ли деле мой препарат эффективен? Но, закурив сигарету, замечаю, что Мод едва преодолевает сонливость. Вскоре ею овладел спокойный сон. Я выкуриваю еще одну сигарету, поднимаюсь и открываю окно, чтоб вышел дым. Пусть женщина хорошо спит и проснется без головной боли и неприятных сомнений. Без головной боли! Молниеносно одеваюсь, бросаю дверь незапертой и по давней привычке оставляю гостиницу через черный ход. Пока преодолею двести метров пути, надо убедиться, что за мною никого. Да, только двести-триста метров, и я добираюсь до такси. - Чем быстрее, тем лучше, - говорю водителю среднего возраста. - Предоставьте это мне, - отвечает он и трогается со скоростью тридцать километров в час. На автостраде этот симпатяга прибегает к смертельному риску - увеличивает скорость до шестидесяти километров. Но расстояние до Висбадена не превышает десяти километров, поэтому мы все-таки успеваем доехать туда в этот же день. Вручаю шоферу банкнот, приказываю подождать и двигаюсь к знакомому домику на тихой улице. Автомобиль, как и раньше, стоит около садовой калитки, но хозяина не видно. Ничего удивительного, если его нет дома: он не назначал мне встречи. Садовая калитка отперта. Подхожу и звоню. Никаких признаков жизни. Держу палец на кнопке звонка дольше, но не очень злоупотребляю этим. На этот раз слышу какой-то неясный шорох. Будто шаркают шлепанцы. Вот снимают цепочку и поворачивают ключ. - Кто там? - спрашивает хозяйка, стоя на пороге. Собственно, спрашивает не она, а ее недоброжелательный взгляд. - Я по поводу машины, - объясняю ей. - Снова эта машина! - ворчит женщина. - А он лежит. - Я знаю, что в такое время люди отдыхают, но... - Не отдыхают. Он болен, - бросает она, готовясь закрыть дверь. - И все-таки скажите ему, что я пришел, очень прошу. Мы договаривались... Дверь гремит у меня перед носом, я остаюсь ждать. Такая уж у меня профессия. Проходит порядочное время, пока снова щелкает ключ. Теперь, к счастью, появляется сам хозяин, в халате, с печальными глазами. Большой костлявый нос кажется еще больше, а щеки - еще более запавшими. - Очень извиняюсь... - Заходите, - кивает он. Пересекаем маленький полутемный коридорчик, вдыхая запахи кухни, и Шмитхаген открывает какую-то дверь. Из глубины коридорчика слышен сварливый женский голос: - Если ты не продашь наконец эту машину, я позову Петера, чтоб он забрал ее... - Заходите, заходите, - нервно подгоняет меня хозяин. Маленькая комната, обставленная мягкой мебелью в белых чехлах, видимо, служит гостиной. Не успеваю оглядеться вокруг, ибо тороплюсь бросить сквозь полупрозрачные занавески на окнах взгляд на садик и фасады домов с противоположной стороны. Мужчина за моей спиной тяжело дышит, что-то передвигая, чем-то шелестит. Тайник. - Вот, - слышу я. Поворачиваюсь и получаю долгожданный конверт. Австрийский паспорт. Фотография моей персоны. И - наконец! - коротенькая записка. Содержание записки легко расшифровать тому, кто в курсе: каждое третье слово. Остальные слова ничего не значат. На первый взгляд письмо совсем невинное. Читаю его. Потом щелкаю зажигалкой. Шмитхаген подает пепельницу. - В тот день вы говорили, что пришли в предпоследний раз... Следовательно, сегодняшний визит должен быть последним... - Именно так. И не волнуйтесь больше. - Речь идет не обо мне. Ведь я объяснял вам... Такие обстоятельства... - Знаю, знаю. У меня то же самое. Иначе я бы вам не надоедал. Желаю быстрейшего выздоровления. Такси ждет меня на том же месте. - Как можно быстрее, - говорю водителю. - Предоставьте это мне, - успокаивает он. - Все торопятся. И вы тоже. Хорошо, можно и быстрее. Но и торопясь, надо же придерживаться разумной скорости. Я уже упоминал, какую скорость он считал "разумной". Расположившись на заднем сиденье, стараюсь расслабиться и снова перечитываю мысленно записку, которая уже превратилась в пепел. В ней сообщается, что в течение двух дней такой-то "опель" с таким-то номером в такое-то время будет ждать меня на такой-то улице. Упомянутые два дня уже прошли. Но назначены две резервные даты - 29 и 30 июня, которые, к счастью, еще впереди. Тот же автомобиль, на той же самой улице, в то же время. А самое главное последнее: "Чрезвычайная осторожность. При удобном случае займитесь программой "Спирит". Это английское слово в переводе означает "дух", "призрак". Я не слыхал о такой программе. Наши, кажется, что-то слышали, но не знают ничего конкретного. И не настаивают на немедленном раскрытии ее. "При случае". То есть не считай, что это обязательно, будь осторожен, чтоб не влипнуть в какую-нибудь неприятность... "Чрезвычайная осторожность!" Я выхожу из такси на том же месте, где его взял, и возвращаюсь черным ходом в "Хилтон". Мод еще спит, лицо ее даже во сне сохраняет серьезное выражение. Бесшумно раздеваюсь и ус