- последнее прибежище патриотов, - изрек Шартелль.
     - Вы это сами придумали? - спросил я.
     - Полагаю, что да, юноша. Такое со мной случается.
     Дженаро допил шампанское.
     - Пойду по второму кругу. Если узнаю что-то интересное,  сообщу.  Между
прочим, по убийству Читвуда пока ничего нового.
     Шартелль кивнул. Его взгляд вернулся к мадам Дюкесн.
     - Как я понял, она вдова. Муж являлся единственным  импортером  дорогих
французских вин и коньяков в Дагомею. Умер от сердечного приступа  два  года
назад. Она унаследовала лицензию и переехала в Альбертию, чтобы  вести  дела
отсюда. Вот о чем мечтает каждый мужчина.
     - О чем же?
     - О богатой вдове с винным магазином, юноша. К тому же француженке.
     Вдова подошла к нам и сказала, что майор Чуку просит нас сесть  за  его
стол. Мы приняли приглашение, и Шартелль тут же перешел в наступление. В тот
вечер он был неотразим. Защитные бастионы вдовы сразу же затрещали  по  всем
швам. Шартелль острил  по-английски  и  говорил  комплименты  по-французски.
Сыпал пикантными анекдотами и историями о различных предвыборных  кампаниях,
в которых ему довелось участвовать. Заодно он разговорил мадам Дюкесн, и она
рассказала нам о себе. Он слушал, не сводя с нее  глаз,  а  потом,  под  его
нажимом, она согласилась выпить с нами после окончания приема.
     Еду каждый накладывал сам. Чего тут только не  было.  Тушеная  свинина,
индейка, жареное мясо, устрицы, овощные салаты, цветная капуста  под  сырным
соусом, все превосходно приготовленное. И французские батоны, только что  из
печи, еще теплые. Я наложил полную тарелку.
     - Тебя морили голодом? - спросила Анна.
     - Десять лет меня лишали любви и пищи, - ответил я. - Не знаю,  чего  я
жаждал больше.
     - Теперь у тебя есть любовь и ты решил еще и наесться.  И  все  в  один
вечер.
     Шартелль следовал за мадам Дюкесн. Он, как  и  я,  ни  в  чем  себе  не
отказывал.
     - Пит, вы только посмотрите, что наша французская  красавица  сотворила
для майора. Меню составляла она. У меня прямо слюнки текут.
     - Я смотрю, что и у тебя сегодня не разгрузочный день, - шепнул я Анне.
     - Естественно, - улыбнулась та.  -  Сколько  можно  есть  бутерброды  с
ореховым маслом.
     Майор ждал нас за одним из круглых, накрытых белой скатертью, столиков.
На каждом стояло ведерко с несколькими бутылками вина, обложенными льдом.  У
ведерка застыл стюард.
     Майор хотел, чтобы мадам Дюкесн села справа от него, а  Анна  -  слева.
Шартелль нарушил его планы и уселся справа от  майора,  между  ним  и  мадам
Дюкесн. Я позволил Анне сесть слева от Чуку, чтобы вконец не испортить  тому
вечер. Стюард налил майору вина, тот пригубил и кивком одобрил его качество.
     Я съел все. Свинину, индейку, жареное мясо. Устрицы и салаты.  Половину
французского батона. Расправился с цветной капустой, а потом  спросил  Анну,
не хочет ли она добавки.
     - Я бы съела немного салата,  -  ответила  она,  и  я  поблагодарил  ее
взглядом. Положил себе рыбу, которую проглядел в первый раз, жареного  мяса,
индейку, тушеную свинину, а салат - Анне. На этот раз я запивал  еду  вином,
которое мне очень понравилось, о чем я не преминул сказать майору.
     - Это все мадам  Дюкесн,  -  ответил  тот.  -  Холостяку  не  под  силу
организовать такой прием. Она меня спасла.
     На десерт подали печенье и кофе с коньяком, вероятно,  той  марки,  что
поставляла в Дагомею вдова Клод. Коньяк был отменный.
     Шартелль отказался от сигары, предложенной майором,  и  раскурил  свою.
Пальцы мадам то и дело как бы невзначай касались его руки.
     - Как  представляется  вам  здешняя   политическая   ситуация,   мистер
Шартелль? - спросил майор.
     Шартелль затянулся и выпустил струю дыма.
     - Такой же, как и везде, майор. Кто-то хочет  сесть  в  кресло,  другой
старается его выпихнуть, потому что присмотрел его для себя.
     - Жаль, что убили Читвуда.
     - Конечно. К тому же около нашего дома.
     - Меня очень занимает один аспект вашей  деятельности.  Ничего,  что  я
задаю столько вопросов?
     - Ну что вы, сэр. Я с удовольствием отвечу на них.
     - Так вот, проводя  подобную  кампанию,  вы  преследуете  личные  цели?
Вовлечены в нее,  так  сказать,  эмоционально?  Другими  словами,  поражение
огорчит вас так же, как кандидата?
     - Прекрасный вопрос, майор.  Пожалуй,  я  отвечу,  что  нет.  Кампанией
руководит мой рассудок, но не сердце.  Эмоции  затуманивают  перспективу,  а
кандидат, нанимая меня, рассчитывает и на то, чтобы я ясно видел, что у  нас
впереди. Но, должен признать, разочарование будет велико, если мой  кандидат
потерпит поражение... Пока я проиграл только одну кампанию, но я  знаю,  что
когда-либо мне предстоит проиграть и вторую. Об этом я никогда не забываю.
     - И вы занимаетесь этим ради денег? То есть это ваша профессия?
     - Я зарабатываю этим на жизнь  и  мне  нравится  моя  работа.  Нравится
подготовка кампании и  реализация  задуманного.  Нравится  борьба  идей.  Во
всяком случае, это гораздо интереснее, чем руководить страховой кампанией.
     - Ваша  профессия,  ее  необходимость  и  полезность,  основывается  на
существовании народной демократии?
     - Не обязательно народной, - Шартелль пристально смотрел на  майора.  -
Но демократии, при которой люди имеют право проголосовать за того, кому  они
хотят платить налоги.
     - Вы, должно быть, убежденный сторонник демократической формы правления
государством.
     Шартелль улыбнулся.
     - Нет, сэр, совсем нет. Я часто думаю, что Соединенным Штатам пошел  бы
на пользу великодушный диктатор. Беда в том,  что  достаточно  великодушного
человека, кроме меня, нет, а у меня нет голосов. Вам в голову  не  приходили
такие мысли, майор?
     - Возможно, и приходили, мистер Шартелль, но только под самое  утро.  Я
все-таки думаю, что армия не должна вмешиваться в политику.
     - Вот это правильно.
     На этом политическая дискуссия закончилась. Майор  повернулся  к  Анне,
Шартелль - к мадам Дюкесн. А я отдал должное коньяку.
     Мадам Дюкесн наклонилась к майору, коснулась его руки.
     - У  меня  ужасно  разболелась  голова.  Монсеньор   Шартелль   любезно
согласился проводить меня домой. Наверное, тебе придется самому  попрощаться
с гостями.
     Лгала она хорошо, подумал я. Майор словно ни  о  чем  и  не  догадался.
Казалось, его заботило лишь самочувствие мадам.
     - Вы очень добры, мистер Шартелль. Не знаю, как и  отблагодарить  тебя,
Клод, за те чудеса, что ты сотворила для меня. Прием прошел  великолепно.  В
Убондо о нем будут говорить не одну неделю, - я решил, что он-таки сошел  со
страниц "Космополита".
     Мадам Дюкесн приложила руку к голове.
     - Голова просто разламывается. Я рада, что тебе понравилось. Стюардам я
все объяснила. Они знают, что нужно делать.
     Майор  встал.  Помог  подняться  мадам   Дюкесн.   У   меня   создалось
впечатление, что она не нуждалась в помощи.
     - Мистер  Шартелль,  я  ваш  должник  за  столь  любезное   предложение
проводить мадам Дюкесн.
     - Я сделаю это с большим удовольствием.
     Майор сухо улыбнулся.
     - Я в этом не сомневаюсь.
     Анна подала мне  знак,  и  мы  тоже  встали.  Поблагодарили  майора  за
прекрасный вечер, похвалили еду и пошли к машине. Шартелль  и  мадам  Дюкесн
следовали за нами. Она приехала на своей  машине,  старой  ТР-3  с  открытым
верхом. Шартелль, естественно, предложил сесть за руль. Мадам Дюкесн  надела
на голову легкую сеточку, чтобы ветер не растрепал  волосы.  Шартелль  завел
мотор, улыбнулся нам, и они унеслись в ночь.
     Я помог Анне сесть в "хамбер", и мы не  спеша  покатили  домой.  "ТР-3"
стояла  у  крыльца,  радиостанция  Информационной  службы  США  в   Конровии
передавала блюз, а Шартелль и мадам Дюкесн танцевали на веранде,  прижавшись
друг к другу. Ее головная боль, похоже, прошла.
     - Пити, - посмотрел на меня Шартелль, - не смогли бы вы, после того как
закончите те два заявления для прессы, оставить записку Самюэлю? Я  подумал,
его надо предупредить, что завтракать мы будем вчетвером.


        Глава 20

     Следующим утром Анна одолжила мадам Дюкесн юбку из  джинсовой  ткани  и
одну из моих рубашек.  Юбка,  вместе  с  бермудскими  шортами,  тапочками  и
блузкой попали в комод двумя днями раньше.
     - Если мне приходится возвращаться домой  в  восемь  утра,  я  не  хочу
выглядеть так, словно вечеринка затянулась на  всю  ночь,  -  объяснила  мне
Анна, укладывая одежду в нижний ящик.
     Шартелль ходил гоголем, а вдова Клод лучилась от  удовольствия,  только
что не мурлыкала. Когда я появился в гостиной,  они  пили  кофе,  а  Анна  -
вторую чашку чая. Шартелль также читал заявления, которые я  отстучал  перед
тем, как лечь спать.
     - Интересно  вы  пишете,  Пит.  Адвокат,  оказывается,  покидает  вождя
Акомоло, потому что тот  представляет  собой  угрозу  для...  демократии.  А
второй парень выходит из партии, потому  что  вождь  -  "символ  неофашизма,
который стремится поглотить Африку".
     - Разве это неправда, Клинт? - спросила вдова Клод.
     - Что именно?
     - Фашисты сейчас снова на подъеме.
     - Возможно, дорогая, но  едва  ли  они  прячутся  за  Акомоло.  Вам  не
кажется, юноша, что вы даете оппозиции  слишком  мощное  оружие?  Читая  эти
заявления, я сам рассердился на вождя.
     - По ходу кампании его обвиняют в куда более тяжких грехах.
     - Вы уже навесили на него все ярлыки, разве что не назвав белым.
     - Даже я не мог зайти так далеко, Шартелль.
     За завтраком, когда  нас  по  очереди  обслуживали  Самюэль,  Чарльз  и
Маленький Мальчик, последний немного нервничал. Зазвонил  телефон.  Приятель
Шартелля, мистер Оджара, сообщил, что нам звонят из Лондона,  и  он,  мистер
Оджара, лично соединит нас с лондонским абонентом, как  только  тот  возьмет
трубку.
     - Премного вам благодарен, мистер Оджара, -  ответил  Шартелль.  -  Как
ваша семья? Младшенький уже поправился? Отлично.  Да,  у  меня  тоже  все  в
порядке. Хорошо, жду вашего звонка.
     Лондон дали через десять минут. Даффи кипел от гнева. Шартеллю пришлось
отставить трубку на добрый фут, чтобы не оглохнуть от  доносившихся  из  нее
воплей.
     - А  теперь  успокойся,  Поросенок,  и  повтори  все  сначала,   только
медленнее. Совершенно верно... Мы просили  у  тебя  самолеты,  вычерчивающие
слова в небе... Ты пытался... Подожди, Поросенок... Он пытался  достать  нам
эти самолеты, Пит.
     - Значит, он-таки расшифровал код.
     - Ну, и когда они будут у нас, Поросенок? Не будут? Это  ужасно...  Да,
сэр. Я хотел бы знать, кто их  перехватил...  Подожди,  Поросенок,  я  скажу
Питу. Он говорит, что  в  Англии  нет  ни  одного  свободного  самолета  для
Альбертии. Их все зафрахтовали,  и  он  собирается  сообщить  нам,  кто  это
сделал.
     - Передайте ему, что это позор для ДДТ.
     - Пит считает, что это позор, Поросенок.  Кто  же  их  зафрахтовал?  Не
может быть! Подожди,  я  скажу  Питу.  Он  утверждает,  что  их  зафрахтовал
"Ренесслейр".
     - Это позор для нас, так и скажи ему.
     - Пит говорит, что для нас это позор, - трубка возмущенно  закудахтала.
Шартелль вздохнул и отнес ее еще на шесть дюймов.  -  Ну,  я  не  знаю,  где
задержались  телеграммы.  Ими  занимался  Джимми  Дженаро.  Жаль,   конечно.
Придется возложить все надежды на полную сигару. О, это кошмар.  Подожди,  я
скажу Питу. Он говорит, что "Гудйир" водит его за нос, ссылается на нехватку
гелия и заявляет, что все дирижабли заняты под местные карнавалы.
     - Вы знаете, что ему сказать, - я притворно нахмурился.
     - Пит повторяет, что это позор для нас. Что ж, придется обойтись и  без
дирижабля. А как дела со значками и пластиковыми бумажниками? - на этот  раз
кудахтанье Даффи вызвало улыбку на лице Шартелля. - Я знаю, что непросто, но
это твой участок работы, - знаком он показал вдове Клод, что хочет  кофе,  и
та мгновенно выполнила его просьбу. Он легонько шлепнул ее по  попке.  -  Мы
тоже пашем, не поднимая головы, Поросенок. Старина Пит барабанит на машинке,
а я занимаюсь политикой. Беда в том, что нам очень одиноко.
     Анна хихикнула.
     - Я согласен, Поросенок. Лозунги в небе и  дирижабль  -  хорошие  идеи.
Жаль, что мы не успели ими воспользоваться. Но придумал их Пит.  Его  просто
распирает от идей.
     - Лжец, - бросил я.
     - Да, придумаем что-нибудь  еще,  Поросенок.  Пока  все  идет  неплохо.
Обязательно... До свидания, - Шартелль положил трубку и широко улыбнулся.
     - Они клюнули на телеграммы,  Пит.  И,  должно  быть,  перепугались  до
смерти. "Ренесслейр" зафрахтовал все специальные  самолеты  в  Англии  и  на
континенте. Поросенок пытался найти их в Штатах, но тамошние пилоты не хотят
повторять  подвиг  Линдберга*.  Что  же  касается  "Гудйира",  я  думаю,  на
корпорацию  надавили  по  государственным  каналам.   Интересно,   как   они
собираются доставить сюда дирижабль?
     ______________
     * Линдберг,  Чарльз  (1902-1974)  -  американский  летчик,  в  1927  г.
совершил первый беспосадочный перелет через Атлантический океан.

     - ЦРУ постарается, - ответил я.
     - А эти  два  молодца,  что  порвут  с  партией,  лишь  подкрепляет  их
убежденность в том, что они на правильном пути.  Да,  день  сегодня  начался
весьма удачно.
     - Клинт, - вдова Клод погладила его по руке, - Анна  и  я  посовещались
между собой, пока ты беседовал по телефону, и решили приехать к вам вечером,
чтобы приготовить обед.
     - Я уже переговорила с Самюэлем, - добавила Анна.  -  Он  согласен.  Он
хочет научиться готовить американскую еду, чтобы ублажить добрых господ.
     - Ну и ну, - покачал головой Шартелль. - Все  складывается  как  нельзя
лучше, Пит. Мы сидим на границе  Сахары,  по  уши  в  политике  и  интригах,
потеем, как свиньи, наливаемся  джином  с  тоником,  и  тут  прямо  из  душа
приходят они, две самые красивые женщины в  мире  и  предлагают  приготовить
обед и все такое, да еще у одной из них винный магазин.
     - Это не Африка, - попытался возразить я. - Совсем  не  Африка.  Мы  не
видим Африку.
     - Наоборот,  юноша.  Вы  считаете,  что  этот  сладкоголосый  майор,  у
которого мы славно поужинали вчера вечером, не Африка? А эти люди на ленче у
Акомоло, старый колдун и Иль в соломенной  шляпе?  Тоже  не  Африка?  А  его
превосходительство  и  двухмильная  прогулка  от  дверей  до  его  стола   с
выкрикиванием наших имен... О, это было  прекрасно!  Вы  говорите  мне,  что
доктор Диокаду и Джимми Дженаро - не Африка? Ну, это лучше, чем Манго Парк и
полное собрание сочинений Роберта Руарка. Конечно, животных тут  нет,  но  я
чувствую  Африку,  чувствую  ее,  когда,  придя  на  рынок,  разговариваю  с
бакалейщиками. Я чувствую ее, и то, что я чувствую, мне  по  душе,  так  что
можно считать, что нам просто повезло.
     - Хорошо,  Шартелль.  Это  ваша  Африка.  Такая,  какой  вы   ее   себе
представляете.
     Шартелль кивком головы принял мою капитуляцию.
     - Так что мы с радостью принимаем предложение наших очаровательных  дам
приготовить нам обед, но я думаю, Пит, что мы должны дать  им  денег,  чтобы
они купили продукты. У вас есть деньги?
     - Есть, - я достал бумажник и дал Анне четыре пятифунтовые купюры.
     - Это же сорок два доллара.
     Шартелль великодушно махнул рукой. Это были мои деньги.
     - Не беспокойтесь, мисс Анна. Просто покупайте все, что  вам  нужно.  А
если вы научите старину Самюэля готовить новые блюда, я, возможно,  поделюсь
с вами рецептом орлеанского плова.
     - Каким рецептом? - переспросила Анна.
     - Вы хотите сказать, что никогда не слышали об орлеанском плове?
     - Нет, Клинт, не слышала.
     - Значит, в воскресенье устраиваем пир. Пит говорил, что он  специалист
по жареным курам. Так почему бы вам не купить три  или  четыре  откормленных
цыпленка. Пит нам их зажарит, а я приготовлю котел плова, только  дайте  мне
три фунта куриных потрошков, а  вы,  юные  дамы,  будете  отдыхать  в  тени,
попивая чай со льдом.
     Анна посмотрела на меня.
     - Ты был прав. Его нужно видеть. Клод, вы подвезете меня? Мне  пора  на
урок.
     - Конечно. Но за покупками мы поедем вместе?
     - Я вам позвоню.
     Мы с Шартеллем получили на прощание  по  нежному  поцелую,  вдова  Клод
надела сеточку  на  голову.  Волосы  Анны  развевались  по  ветру.  Шартелль
смотрел, как они уезжают.
     - Красавицы, не так ли, Пит?
     - Я вынужден согласиться.
     Красноватого цвета фургон  едва  не  снес  бампер  "ТР-3",  когда  наши
женщины поворачивали на шоссе. Мадам Дюкесн обругала водителя по-французски,
и они умчались. Фургон дал задний ход, в окне показалась чья-то  физиономия.
Шартелль и я все еще стояли на крыльце.
     - Где живет Пит Апшоу? - в голосе слышался американский акцент.
     - Здесь, - крикнул я в ответ.
     Фургон еще подал назад и свернул на  нашу  подъездную  дорожку.  Тут  я
понял, кого к нам принесло.
     - О боже, это Дидди, Дампс и Тот.
     - Кто?
     - АП, ЮПИ и Рейтер.
     - О!
     - Считайте, полдня как не бывало.
     - Может, они что-то знают.
     - Они знают, что хотят пить. И отнюдь не воду.
     С представителем  АП  я  познакомился  еще  в  Европе,  когда  был  там
единственным корреспондентом моей газеты. Теперь ему было за шестьдесят лет,
сорок из которых он  посвятил  добыванию  новостей.  Репортер  ЮПИ,  высокий
худющий австралиец, какое-то время работал в лондонском отделении агентства,
и мне приходилось иметь с ним дело уже после того как  я  перешел  к  Даффи.
Рейтер представлял здоровяк-альбертиец. Он освещал все события, происходящие
на западном побережье Африки до границы Анголы. Дальше его не пускали.
     - Как вы их назвали? - переспросил Шартелль.
     - Дидди, Дампс и Тот. Три  персонажа  из  книжки,  которую  я  когда-то
прочел. Они никогда не разлучались.
     - Я читал эту книжку. Мне тогда было восемь лет.
     - А мне - шесть.
     Корреспондента  АП  звали  Фостер  Мамашед.  Никто,   естественно,   не
обращался к нему иначе, как Мамуля. Родился он в Омахе, но  давным-давно  не
бывал в тех краях. Чарльз Кроуэлл, корреспондент ЮПИ, родился в Аделаиде, но
говорил всем, что он из Сиднея.  Я  не  помню,  как  я  узнал  об  Аделаиде.
Наверное, мне  сказала  его  лондонская  подружка.  Альбертиец  из  Рейтера,
уроженец Баркунду, окончил экономическую школу в Лондоне  и  стажировался  в
"Обсервере". Там мы и познакомились. Звали  его  Джером  Окпори.  Он  трижды
женился и столько же раз разводился.
     Предвыборную кампанию они вещали вместе. Прежде всего из  экономических
соображений. Мамашед старел и уже не мог бегать, как молодой, а Рейтер и ЮПИ
все еще  платили  своим  корреспондентам,  если  те  не  были  американцами,
нищенское жалованье. К тому же лондонские  отделения  этих  агентств  весьма
скрупулезно  просматривали   их   расходы.   Ассошейтед   Пресс,   наоборот,
выплачивало Мамашеду от 17 до 19 тысяч долларов в год, а его расчетный  счет
проверялся разве что раз в пять лет. Поэтому оплачивал  машину  Мамашед,  но
эту сумму каждый из них вносил в графу расходов, получая  в  салоне  проката
автомобилей соответствующую квитанцию.
     - Кто  это  сидит  на  переднем  сиденье?  Неужели  Мамуля?  -  спросил
Шартелль, когда фургон остановился у нашего крыльца.
     - Он самый.
     - Я думал, он умер. Не видел его лет пятнадцать.
     Мамашед вылез из машины  первым.  Рубашка  цвета  хаки  обтягивала  его
толстый живот. Соломенная шляпа с красно-бело-синей лентой едва держалась на
затылке.
     - Пит, мне сказали, что ты готовишь лучший мартини к югу от Сахары.
     - Вам сообщили наидостовернейшую информацию, Мамуля. Как поживаете?
     Он поднялся по ступенькам и пожал руки мне и Шартеллю.
     - Шартелль, мне говорили, что вы здесь,  но  я  решил,  что  это  ложь.
Чертовски рад. Когда мы виделись в последний раз?
     - Лет пятнадцать назад, Мамуля.
     - В  Чикаго,  да?  Помнится,  шлюшка  с  Кларк-стрит  нагрела  меня  на
шестьдесят семь долларов.
     - Но она того стоила, Мамуля. Я ее помню.
     - Конечно, стоила. У вас есть кондиционер?
     - К сожалению, нет, - ответил я.
     - Ладно, тогда пусть принесут что-нибудь выпить. И похолоднее.
     - Питер Апшоу, дар "ДДТ" Черному континенту, - с заднего сиденья  вылез
двухметровый Кроуэлл из ЮПИ.
     - Привет, Чарли.
     - Еще девять часов, а я вспотел, как паршивый негр. Только не обижайся,
Джерри.
     - И пахнет от тебя, как от негра, - ответил Окпори  и  улыбнулся  всеми
тридцатью двумя зубами.
     После рукопожатий я представил им Шартелля. Затем мы прошли в  гостиную
и они повалились на стулья и кушетку.
     Я кликнул Самюэля и тот возник из глубины кухни, явно недовольный  тем,
что гости заявились в столь ранний час.
     - Принеси нам кофе, джин, тоник, чай, виски, сок и пиво, - попросил я.
     - Мне джин с тоником, - добавил Кроуэлл.
     - Мне тоже, - кивнул Мамашед.
     - А мне - сок со льдом, - Окпори не поддержал компанию.
     Самюэль ждал нашего слова. Я взглянул на Шартелля. Тот пожал плечами.
     - Нам джин с тоником, Самюэль.
     - Са, - сухо ответил он, не одобрив наш выбор.
     После того как Самюэль раздал  полные  бокалы,  я  велел  ему  оставить
поднос с бутылками на кофейном столике, чтобы каждый, кто хотел добавки, мог
обслуживать себя сам.
     Мамашед потянулся.
     - Мы только что с севера, Клинт. На Фулаву  работает  целая  толпа.  Из
"Ренесслейра".
     - Они задумали что-то  очень  интересное,  -  добавил  Кроуэлл.  -  Что
именно, не говорят, но ходят с таинственными ухмылками.
     - А чем еще они занимаются?
     - Все машины облеплены наклейками с именем кандидата.
     - Это хорошая идея, - заметил я.
     - И вот что забавно, - вмешался Мамашед. - Два дня назад мы побывали на
востоке. У доктора Колого. Такие же ухмылки были у тех парней, что ведут его
кампанию.
     Шартелль зевнул и вытянул ноги, положив одну на другую.
     - Я знаю, что "Ренесслейр"  направил  группу  поддержки  на  север,  но
впервые слышу, что своя команда есть и у доктора Колого.
     - У него пять или шесть человек. Их  прислала  "Коммуникейшн  Инк".  Из
Филадельфии.
     - Что-то я не слышал о таком агентстве, - заметил  Шартелль.  -  А  вы,
Пит?
     Я покачал головой.
     - Похоже, американцы прибрали к рукам всю добычу, - хмыкнул  Окпори.  -
Пожалуй, эту мысль я использую. Сколько они платят вам, мистер Шартелль?
     Тот усмехнулся.
     - Меньше, чем мне хотелось бы, мистер Окпори. Но  пусть  это  останется
маленькой тайной, моей и финансового управления.
     - Десять тысяч долларов? - предположил Кроуэлл.
     - Чарли, за десять тысяч Шартелль не стал бы устраивать  и  праздничный
банкет.
     - Вы стоите дорого, мистер Шартелль?
     - Кандидаты, которые побеждают, так не думают, - ответил Шартелль. -  К
счастью, с проигравшим мне приходилось говорить лишь однажды.
     - Когда это было? - спросил Окпори.
     - В тысяча девятьсот пятьдесят втором.
     - Плохой год для партии, - вставил Мамашед.
     - Чрезвычайно плохой, - согласился Шартелль.
     - А что у тебя тут творится, Клинт? - продолжил Мамашед. - Мы  были  на
севере и востоке, и  эти  молодые  обезьяны  молотят  на  пишущих  машинках,
рассылают сообщения для прессы, обсуждают многоцветные  плакаты,  пользы  от
которых, я им это сказал, нуль. А вы с Питом потягиваете джин в девять утра.
Не звонят телефоны. Никакой суеты. Вы уже купили выборы?
     - Мы с Шартеллем всего лишь консультанты, Мамуля, -  ответил  я.  -  Мы
много думаем.
     - Мамуля, мы приехали сюда, чтобы помочь вождю Акомоло  отковать  новую
демократию в горниле политической борьбы. Как тебе, Пит?
     - Эта фраза войдет в историю, - корреспонденты ничего не записали.
     - Как, по-твоему, закончатся выборы, Клинт? - спросил Мамашед. - Только
серьезно.
     - Думаю, мы прорвемся, Фостер. Сейчас я бы поставил  шесть  к  пяти  на
нас.
     - Готов внести пятьсот.
     - Фунтов?
     - Долларов.
     - Заметано.
     - Шесть к пяти немного лучше, чем пять за пять, Клинт.
     - Наши шансы могут и возрасти. Приезжай к нам  за  неделю  до  выборов.
Возможно, они поднимутся до девяти к пяти.
     - Ты так уверен в себе?
     - Перестань, Мамуля. Я же не тренер-новичок,  проливающий  слезы  из-за
того, что его лучший защитник подхватил триппер перед  началом  сезона.  Мне
платят за уверенность. Это мое естественное состояние.
     - А как ты, Пит?
     - Думаю, я переполнен уверенностью. Я предсказываю, что Акомоло победит
с  подавляющим   преимуществом.   Можете   процитировать   меня.   Даффи   с
удовольствием прочтет об этом в Лондоне.
     - А есть ли возможность взять интервью у Акомоло? - спросил Кроуэлл.  -
С американизацией нам все ясно. Мэдисон Авеню*  осваивает  новую  прибыльную
территорию, беря под контроль политическую борьбу в Западной Африке.
     ______________
     * Мэдисон Авеню -  улица  Нью-Йорка,  где  находятся  многие  известные
рекламные агентства.

     - Я не с Мэдисон Авеню, - возразил Шартелль.
     Высокий австралиец сухо улыбнулся.
     - Вы там будете завтра.
     - Я думаю, такая возможность есть, - вмешался я. - Я позвоню и  выясню,
что можно сделать.
     Я быстро дозвонился до Дженаро, воспользовавшись  тактикой  Шартелля  и
узнав о самочувствии телефониста и членов его семьи. Он назначил встречу  на
половину одиннадцатого.
     - Вы с Шартеллем тоже придете? - спросил Дженаро.
     - Нет. Я думаю, вы обойдетесь без нас.
     - Хорошо. Скажите  им,  пусть  подъезжают  к  дому  Лидера  в  половине
одиннадцатого.
     - Отлично, - я повернулся к  корреспондентам.  -  Десять  тридцать  вас
устраивает?
     Мамашед ухмыльнулся.
     - Слишком уж у тебя все гладко, Пит. Неужели  ты  можешь  так  запросто
пробиться к Акомоло? "Ренесслейр" и эти парни из Филадельфии не имеют  такой
возможности.
     - Прежде всего, Мамуля, я стараюсь завоевать доверие клиента.  А  потом
мы оба бьемся за победу на выборах, помогая друг другу.
     Мамашед осушил бокал и встал.
     - Я хочу повидаться с руководителем Информационной службы, а  потом  уж
ехать к Акомоло. Благодарю за выпивку и организацию  встречи  с  вождем.  От
вас, парни, новостей не дождешься.
     - Как и сказал Пит, Мамуля, мы всего лишь консультанты.
     Мы пожали друг другу руки. Они пообещали приехать еще раз. Мы ответили,
что всегда рады их видеть. На крыльце Мамашед чуть задержался.
     - Я бы мог дать большую статью, Клинт. На полном серьезе.
     - Если у меня будет материал, ты его получишь.
     Мамашед кивнул и спустился  по  ступенькам.  Они  забрались  в  кабину,
фургон развернулся, выехал на шоссе и исчез за поворотом.
     - Первая волна, - заметил я.
     Шартелль кивнул.
     - Позвоните Дженаро.  Пусть  он  свяжется  с  Диокаду  и  попросит  его
приехать сюда. Пора планировать кампанию. Нам кое-что понадобится.
     - Что именно?
     - Маленькие красные, желтые и зеленые указательные  флажки.  В  отделах
сбыта такие обычно втыкают в карту, чтобы знать, где находятся  коммивояжеры
или должны находиться.
     - Что-нибудь еще?
     - Карта. Самая большая карта Альбертии.


        Глава 21

     В среду мы поехали в Обахму на встречу с Илем, следуя за "ХК-Е"  Джимми
Дженаро. На прямых участках покрытого асфальтом шоссе Джимми  разгонялся  до
восьмидесяти миль в час,  повороты  проходил  на  шестидесяти.  Уильям  лишь
старался не терять его из виду. Шартелль, как  обычно,  полулежал,  надвинув
шляпу на лоб. Изо рта торчала потухшая сигара.
     - Вы заметили, что Джимми взял с собой складной велосипед?
     - Да.
     - Он  собирается   оставить   "ягуар"   в   государственном   поместье,
переодеться и поездить по округу.
     - Он не боится?
     - Нет. Говорит, что это самый спокойный округ.
     - На карте слишком много красных и желтых флажков.
     - Я думаю, мы начнем  менять  их  на  зеленые  через  неделю  или  две.
Кампания только началась, юноша.
     Дженаро  привез  карту  и  флажки-указатели  в  субботу.  Художник   из
министерства  информации  синей  краской  обозначил  границы   избирательных
округов и,  следуя  иногда  противоположным  указаниям  Дженаро  и  Диокаду,
воткнул зеленые  флажки  в  округа,  поддерживающие  Акомоло,  красные  -  в
оппозицию, а желтыми отметил округа, где предстояла борьба за голоса.
     Зелени на карте оказалось немного. Шартелль размышлял над ней  чуть  ли
не  всю  субботу,  расспрашивая  Диокаду  и  Дженаро,  чем  заняты   местные
политические деятели. Потом я сочинил  для  них  письмо  за  подписью  вождя
Акомоло, который  призвал  своих  верных  сторонников  оторвать  задницы  от
стульев и начать ходить из дома в дом, агитируя за своего кандидата. Диокаду
позаботился о том, чтобы  письмо  перевели  на  соответствующие  диалекты  и
разослали адресатам.
     В воскресенье нам пришлось отказаться от жареных цыплят  и  орлеанского
плова. Весь день  мы  провели  на  телефоне.  Анна  и  вдова  Клод  готовили
сэндвичи, которые мы ели, пока доктор Диокаду и Дженаро  убеждали  партийных
боссов на местах не волноваться, втолковывали им,  что  предатели  -  мелкая
сошка, что они не знали  никаких  секретов  и  без  них  будет  даже  лучше.
Шартелль послал Уильяма на телефонную станцию с  конвертом  для  телефониста
Оджара, вложив в него пятифунтовую купюру.
     Положив трубку после последнего звонка, Дженаро повернулся к Шартеллю.
     - Они уже нервничают, а  ведь  кампания  официально  начинается  только
завтра.
     - Хорошо бы подкинуть им что-нибудь вещественное, к примеру  значки,  -
добавил Диокаду.
     Шартелль кивнул.
     - Их уже везут к нам.
     - И у них не  чувствуется  энтузиазма,  -  мрачно  заметил  Дженаро.  -
Апатичные бездельники.
     - Декко и вождь Акомоло их расшевелят.
     После очередного поворота я повернулся к Шартеллю.
     - У меня идея.
     - Хорошо.
     - О двух предателях,  как  мы  продолжаем  их  называть,  написали  все
газеты, даже те, что поддерживают Акомоло. Так?
     - Так.
     - Свою  роль  они  сыграли,  подтвердили,  что  мы  хотели   заполучить
специальные самолеты для вычерчивания слов в небе и дирижабль. Так?
     - Продолжайте.
     - Они публично покаются.
     Шартелль резко сел, сдвинув шляпу на затылок, широко улыбнулся.
     - Осознают свои ошибки. Вернутся на путь истинный. Возвращение  блудных
сыновей. Что ж, Пити, это неплохо. Когда они это сделают?
     Я на мгновение задумался.
     - Через две недели. Пусть  остаются  на  стороне  оппозиции  достаточно
долго, чтобы отработать полученные деньги и почерпнуть кое-какую информацию.
Она нам не помешает. Я напишу им покаянные речи. А  потом  мы  пошлем  их  с
выступлениями по стране.
     - Потрясающе! Кающиеся грешники! Да  мы  устроим  целую  серию  встреч.
Возвращение, пусть не в объятья Христа, но в лоно партии Акомоло. Вы делаете
успехи, юноша.
     - Я же учусь у мастера. Он меня вдохновляет.
     - Грешники, услышавшие слово господне, -  Шартелль  надвинул  шляпу  на
лоб. - Лучше не придумаешь!
     В воскресенье вертолеты припозднились, и вождю Акомоло и Декко пришлось
ждать в зале для гостей в аэропорту Убондо, где было жарче, чем под  прямыми
лучами солнца. Наконец они приземлились, но  у  одного  барахлил  двигатель.
Представившись, пилоты заверили нас, что быстро починят его,  и  провозились
три часа. Вождь Акомоло кипел от негодования. Декко сохранял спокойствие.
     - Не слишком благоприятное начало, мистер Шартелль, - недовольно бросил
вождь Акомоло.
     - Несомненно, вождь. Но я не думаю,  что  мы  должны  просто  стоять  и
сетовать на судьбу. Раз у нас есть время, давайте используем его с толком.
     - Как обычно, вы правы, мистер Шартелль, - пророкотал Декко.
     И пока пилоты возились с двигателем,  мы  обсуждали  намеченные  планы.
Декко легко схватывал основные принципы  ведения  кампании.  Ему  предстояло
выступать по десять раз в день и он повторял снова и снова, как нравится ему
написанная для него речь. Вождь Акомоло  называл  переданный  ему  текст  не
речью,  но  "документом  истины".  Тут  он,  конечно,  перегибал  палку,  но
ненамного. Речь ему досталась преотличная.
     А потом к нам подошел американский пилот, сорокачетырехлетний ветеран в
фуражке времен Второй мировой войны. Звали его Билл Виатт.
     - Кто летит с Виаттом? - спросил он.
     Вождь Акомоло, его переводчик, личный помощник и  один  из  сотрудников
Дженаро  последовали  за  пилотом,  предварительно  пожав   нам   руки.   Мы
расставались с вождем на три недели, но договорились, что он  будет  звонить
каждый вечер.
     Появился южноафриканец,  высокий,  тощий,  с  аккуратно  подстриженными
усиками, черноволосый, по фамилии Вейл. Декко со своей  командой  направился
ко второму вертолету. У лесенки  он  повернулся  и  помахал  нам  рукой.  Мы
помахали в ответ. Вождь Акомоло, перед тем как подняться в  вертолет,  также
обернулся и помахал нам. Золотая оправа его очков  блеснула  на  солнце.  Мы
подняли руки, прощаясь с ним, а Дженаро озабоченно взглянул на часы.
     - Они едва успели.
     Доктор Диокаду заметно нервничал.
     - Должен признаться, я не уверен, что они смогут справиться сами.
     - Ну что вы, док, они же кандидаты, - ответил Шартелль.  -  Эти  ребята
должны рассчитывать только на себя. Мы  можем  планировать  их  выступления,
писать им речи, обеспечивать транспорт и слушателей, но  не  подниматься  на
трибуну и произносить за них речи. Это они должны делать сами.
     - Они справятся, - уверенно заявил Дженаро.
     Специальная посылка с тысячью значков с надписью "Я ЗА АКО"  прибыла  в
среду  утром  из  Нью-Йорка  авиапочтой  первого  класса.  Пятьсот  штук  мы
пересыпали в пустую жестянку из-под бисквита, поехали в магазин вдовы  Клод,
завернули жестянку в бумагу и перевязали красивой лентой. Мы также  упросили
вдову продать нам ящик коньяка для Иля по оптовой цене.
     - С такой торговлей я не смогу содержать тебя,  дорогой,  -  улыбнулась
вдова.
     - Но, дорогая, ты же знаешь, что теперь я буду заботиться о тебе.
     - Авантюрист, - последовало в ответ.
     Шартелль нежно поцеловал ее, прижал к груди. Вдова просияла.
     Коньяк мы купили по совету  Дженаро:  "В  здешних  местах,  приезжая  в
гости, принято привозить подарок, как бы бедны вы ни были. Обычно  это  орех
кола, но вы должны привезти что-то особенное. К  примеру  значки,  а  коньяк
укажет на вашу высокую оценку его вкуса. Бог знает, что он даст вам  взамен,
может, пару девочек лет тринадцати. Или  мальчиков.  По  традиции,  ответный
подарок будет в три-четыре раза дороже. Скорее всего,  он  завалит  "хамбер"
пивом.
     Обахма мне не приглянулась. Дома и  хижины,  покрытые  ржавым  железом.
Шоссе петляло между ними, поворачивая направо и  налево  без  всякой  на  то
причины, если не считать, что кто-то нарочно строил дома на проезжей  части,
чтобы добавить лишний поворот. В  обе  стороны  уходили  пыльные,  немощеные
переулки. На крышах магазинов надрывались динамики "Радио Альбертии".  Люди,
одетые более небрежно, чем в Барканду или Убондо, занимались своими  делами.
Некоторые сидели на солнце и глазели  по  сторонам.  Другие  спали  в  тени,
свернувшись калачиком. Дженаро сбавил  скорость.  Несколько  молодых  парней
приветствовали его криком, он что-то прокричал в ответ  и  бросил  им  пачку
сигарет.
     Дворец Иля Обахмы находился на окраине города  и  тоже  не  представлял
собой ничего особенного, если не считать, что его окружала  высокая  красная
стена, протянувшаяся вдоль дороги на добрых два квартала. Ее  построили  еще
до прибытия португальцев.  "Ягуар"  въехал  в  открытые  ворота,  охраняемые
альбертийцами, одетыми  в  подобие  военной  формы.  Они  встретили  Дженаро
улыбками и приветственными взмахами рук. По  большому  двору  бродили  люди,
козы, куры. Дворец, одноэтажное здание с множеством пристроек,  находился  в
глубине. Вокруг дворца тянулась веранда. Крыша над ней покоилась  на  резных
столбах. Правда, кое-где вместо резных столбов стояли гладкие, а в некоторых
местах отсутствовали и таковые. Уильям поставил  машину  рядом  с  "ягуаром"
Дженаро. Тот кликнул какого-то парнишку, что-то ему сказал. Паренек поднял с
земли палку и прыгнул  в  "ягуар",  свирепо  оглядываясь  в  поисках  врага.
Дженаро дал ему шиллинг и подошел к нам.
     - Если повезет, к моему возвращению колеса будут на месте. Вы  обратили
внимание на снятые столбы?
     - Да.
     - Сыновья Иля. Продают их туристам. Народное  творчество.  Выручают  до
трехсот фунтов за каждый. А теперь крыша грозит  рухнуть.  Иль  предупредил,
что отрубит руку тому, кто посмеет украсть еще один столб.
     Уильям вытащил  из  багажника  ящик  коньяка  и  коробку  со  значками.
Уговорил одного из праздношатающихся помочь ему с коробкой.  Коньяк  он  нес
сам. Собравшаяся толпа ожидала, что же будет дальше. Все это напоминало  мне
маленький  город,  в  котором  наиболее  знаменательным  событием   являлось
прохождение грузового поезда в  четыре  часа  шестнадцать  минут  пополудни.
Каждый день он проскакивал город, не останавливаясь, но всегда был шанс, что
такое случится.
     Дженаро проталкивался сквозь толпу,  не  обращая  внимания  на  просьбы
мальчишек поделиться с ними одной-двумя монетками. Шартелль, однако,  раздал
всю мелочь. Дженаро вел нас сквозь лабиринт открытых дверей, окон, скучающих
рук,  лиц,  тел.  Толпа  следовала  на  почтительном  расстоянии,  все   еще
предвкушая  что-то  удивительное.   Затем   заговорили   барабаны.   Дженаро
остановился, огляделся, подозвал  к  себе  одного  из  бездельников.  Что-то
спросил, внимательно выслушал  ответ.  Барабаны  не  смолкали.  Дженаро  дал
бездельнику шиллинг и повернулся к нам.
     - Я спросил его о  барабанах.  Я  же  не  получил  такого  музыкального
образования, как Диокаду. Барабаны говорят: "Они прибыли  из  Убондо,  вождь
Слова и два его Белых друга. Они прибыли, чтобы засвидетельствовать почтение
Илю Обахмы, могущественнейшему из правителей", и так далее.  Реклама  Илю  и
приказ оставить в покое наши машины.
     Дженаро двинулся дальше под  взглядом  Шартелля  "Ого-го!"  и  "Однако,
Пит", и вскоре мы оказались у двери, рядом с  которой  за  маленьким  столом
сидел высокий юноша. Дженаро приветствовал его по-английски.
     - Привет, принц.
     - Привет, Джимми.
     - Старик нас ждет?
     - Проходите. У него два просителя, но он с ними скоро закончит.
     - Принц Арондо... Мистер Шартелль и мистер Апшоу.
     Мы пожали руку принцу, одетому в белую рубашку, брюки из легкой ткани и
сандалии на босу ногу. Создавалось впечатление, что ему совсем и  не  жарко.
Он оглядел нас и сказал, что рад  познакомиться.  Мы  прошли  в  комнату  за
дверью. Уильям и носильщик коробки -  следом  за  нами.  Носильщик  поставил
коробку на пол и улизнул. Уильям распростерся на полу, выставив перед  собой
ящик коньяка. Дженаро вздохнул, расстелил носовой платок, опустился на  него
коленями,  одновременно  коснувшись  лбом  пола.  Шартелль  снял  шляпу.   Я
улыбнулся.
     Иль сидел на стуле с высокой спинкой за письменным столом на  небольшом
возвышении, таком же, как и в банкетном зале Акомоло. Важно кивнув  нам,  он
вновь обратил внимание на двух мужчин, лежащих на полу у стола. Он был в той
же соломенной шляпе, что и в Убондо, но, похоже, сменил перо. Дженаро встал,
сложил платок, вытер лицо.
     - Они спорят из-за скота. Кто-то украл пару коров.
     Иль вынес решение. Говорил он тихо, мне показалось, скучал. Двое быстро
поднялись, попятились от стола, едва не столкнувшись с нами.  Дженаро  ногой
толкнул Уильяма. Наш шофер вскочил и вслед за двумя просителями  вылетел  за
дверь. Старик, что шел в Убондо с золотым посохом,  клевал  носом  на  стуле
справа от стола. Позади Иля, на скамье, сидели мальчишки в  белых  одеяниях.
Они  молчали,  но  ерзали  и  переглядывались,  совсем   как   посыльные   в
американском сенате в скучный августовский день.
     Комната была больше, чем показалось мне с первого взгляда. Но до Иля мы
дошли  быстрее,  чем  до  сэра  Чарльза  Блэкуэлдера.  Вдоль   стен   сидели
старики-альбертийцы и смотрели на нас в надежде, что кто-нибудь споткнется и
упадет, и им будет о чем посудачить.
     Иль указал нам на три стула перед столом. Рукопожатий протокол  встречи
не предусматривал.
     - Добро пожаловать, вождь Дженаро. Надеюсь, вы в полном здравии.  Желаю
того же мистеру Шартеллю и мистеру Апшоу.
     - Я уверен, что Иль Обахмы не может пожаловаться на здоровье,  так  же,
как и мои друзья, - ответил Дженаро.
     - Так что вы мне принесли? - Иль говорил с сильным акцентом,  медленно,
словно переводил с диалекта на английский.
     - Сущие пустяки, Иль Обахмы. Нам стыдно предлагать их, но  они  в  двух
коробках на полу.
     Иль поднял руку и указал на коробки.  Мальчишки  сорвались  со  скамьи,
бросились к коробкам, перенесли их на стол.
     - Откройте их. - приказал Иль.
     Первым делом  они  занялись  ящиком  коньяка.  Разорвали  бумагу.  Ящик
оказался деревянным, поэтому им пришлось искать молоток, чтобы вскрыть  его.
Наконец, они  достали  одну  бутылку  и  передали  Илю.  Тот  надел  очки  и
внимательно изучил этикетку.
     - Вы очень добры, - кивнул он.
     Вскрыли жестянку. Иль взял значок, осмотрел его. Снова улыбнулся. В тот
день он был в синей ordana. Он закрепил значок на груди. "Оооох,  аааах",  -
вздохнули мальчишки. Иль дал  по  значку  каждому,  и  они  умчались,  чтобы
похвастаться перед остальными. Иль что-то сказал старику с золотым  посохом.
Тот на мгновение проснулся, стукнул посохом об пол, прокричал какие-то слова
сидящим у стен. Те потянулись к Илю, один за другим падали  перед  ним  ниц,
получали значок из его рук. Кто-то перевел надпись "Я ЗА АКО". Улыбаясь, они
вновь расселись вдоль стен, ожидая продолжения спектакля.
     Иль поднял руку и рядом возник мальчишка. Получил короткое  указание  и
выбежал из зала.
     - Мистер Шартелль, вы  намерены  поселиться  в  Альбертии  навсегда?  -
спросил Иль.
     - Я  думал  об  этом,  Иль,  -  солгал  старый  лис.  -   Альбертия   -
притягательная страна.
     - Притягательная, как Америка?
     - Некоторые районы Альбертии, в которых я побывал,  куда  лучше  многих
мест в Америке.
     - Но другие?
     - Я полагаю, нет двух одинаковых городов или деревень.
     Иль кивнул, довольный ответом. Мальчишка принес три бутылки  пива.  Иль
дал ему открывалку, приваренную к железному  пруту  длиной  в  три  фута.  -
Странно, не правда ли? - он указал на открывалку.
     - Я часто  угощаю  пивом.  Но  мои  гости  постоянно  уносили  с  собой
открывалки. На них уходило столько денег, что один из моих сыновей предложил
приварить ее к железному пруту. А в прошлом году мы лишились только двух.
     Пиво мы пили из бутылок. Иль наблюдал за нами.
     - Мистер Апшоу,  мне  сказали,  что  вы  живете  в  Англии.  Но  вы  же
американец.
     - Иногда приходится работать там, где больше платят, - ответил я.
     - Англичане платят больше американцев? Мне кажется, это не так.
     - Я работаю у американца.
     - А у кого работает он?
     - Он возглавляет всю фирму.
     - В Англии?
     - Да.
     - Он мог бы заработать на жизнь в Америке?
     - Он получает больше денег,  применяя  в  Англии  опыт,  накопленный  в
Америке.
     Иль вздохнул.
     - Мне это непонятно. В этом доме я родился, прожил  больше  шестидесяти
пяти лет и никогда не уезжал дальше Барканду. Это было четыре года назад. Во
время визита королевы, - он помолчал. Мы также не раскрывали рта.
     - Эти американцы работают хорошо, вождь Дженаро?
     - Великолепно, Иль Обахмы.
     - Несколько  ночей  звучат  барабаны.  Они  повторяют  фразу  с   этого
медальона. Люди начинают говорить об этом. Барабаны предложили американцы?
     - Да.
     - Одна и та же фраза надоедает.
     - Они будут часто меняться.
     - А Акомоло, он в добром здравии?
     - Очень добром.
     - А Декко, он здоров? - уже с большим интересом спросил старик.
     - Он тоже прекрасно себя чувствует.
     - Это хорошо, - Иль на мгновение задумался. - Ты у  нас  самый  хитрый,
Джим-Джим. Кто победит на выборах?
     - Наши шансы растут с каждым днем, Иль Обахмы.
     - То есть у нас есть шанс?
     - Есть.
     - Хороший шанс или так себе?
     - Хороший.
     - Вы согласны, мистер Шартелль?
     - Абсолютно согласен, сэр.
     Иль вновь задумался. Веки прикрыли глаза. Голос звучал глухо.
     - Ты не слышал о возможных неприятностях, Джим-Джим?
     - Нет.
     - Никакой скрытой опасности?
     - Мне ничего неизвестно.
     - Никакой угрозы?
     - Нет, Иль Обахмы. Новости достигают ваших ушей  гораздо  быстрее,  чем
приходят к мудрейшему из нас. Вы что-то слышали и хотите, чтобы мы знали  об
этом?
     Глаза Иля закрылись. Он откинулся на спину стула.
     - Смерть полицейского пришлась некстати. Я не знаю, связана  ли  она  с
выборами. Но я хочу сказать не о том, что слышал, вождь Дженаро,  а  о  том,
что чувствую. Ближайшие недели не обойдутся  без  жертв.  Так  было  всегда,
когда людям разрешали голосовать. Но я чувствую что-то еще. И пока  не  могу
определить, что именно. Очень похожее на замирание воздуха перед  грозой,  -
Иль открыл глаза, по очереди посмотрел на каждого из нас. -  Если  возникает
опасность, приезжайте сюда. Никто не решится ворваться в этот  дворец.  Я  с
радостью приму вас.
     Он встал. Аудиенция подошла к концу. Поднялись и мы.
     - В вашей машине, господа, вы найдете маленький знак внимания. Но он не
равен  вашему  дару.  Мистер  Шартелль,  я  слышал,   что   вы   восхищались
автомобилем, на котором я приезжал к вождю Акомоло  на  прошлой  неделе.  Он
ваш. Его доставят к вашему дому сегодня вечером.
     Мне  уже  доводилось  видеть,  как  Шартелль  с  легкостью  выходил  из
щекотливых ситуаций, но щедрость Иля потрясла и его.
     - Я не могу...
     - Не спорьте, - прошипел Дженаро.
     - Это великий дар. Я недостоин, - Шартелль пришел в себя.
     - Он старый. У меня есть несколько  других.  Однако  он  мне  нравился.
Скажите, смогу я купить другой "ласалль" в Соединенных Штатах?
     - Боюсь, их там уже не изготовляют.
     - Жаль, - Иль коротко кивнул, повернулся и вышел из комнаты.
     Шартелль надел шляпу, сунул в рот сигарету, изумленно покачал  головой.
Мы направились к двери, попрощались с принцем, сидевшим за тем же столом,  и
пошли к машинам.
     - Ну, друзья, я еду в буш, - напомнил нам Дженаро.
     - Джимми, этот милый старичок действительно хочет  подарить  мне  такой
красивый автомобиль?
     - Он ваш. Едва ли на нем проехали больше девяти тысяч миль.
     - Он бы оскорбился, откажись я от подарка?
     - До глубины души.
     Шартелль кивнул.
     - У вас есть еще минута? По пути сюда Питу пришла в голову идея,  -  он
рассказал о моем предложении. Глаза Дженаро сверкнули.
     - Они будут ездить из города в город и публично каяться?
     - Совершенно верно.
     - Этакие странствующие проповедники?
     - Именно.
     - Предоставьте это мне. Я позвоню в министерство и обо всем договорюсь.
Нам нужен переносной навес, грузовики с громкоговорителями и  все  такое.  У
меня это есть.
     - В министерстве информации? А как же с оплатой?
     Дженаро пожал плечами.
     - Если мы победим, беспокоиться будет не о чем. Если нет,  мы  окажемся
очень-очень далеко. Мне не нравятся наши тюрьмы. Я их инспектировал.
     - Ясно.
     - Возьмите, - Дженаро передал Шартеллю листок бумаги. - Это мой телефон
на ближайшие несколько дней. В правительственном охотничьем домике.  Я  буду
связываться с ними дважды в день.
     Он дал сторожу еще один шиллинг, убедился, что  складной  велосипед  на
месте, и покатил в свой округ, среднего роста негр в европейском  костюме  и
солнцезащитных очках из Майами.
     - Тарзан и Тимбукту, - пробурчал  Шартелль.  На  заднем  сиденье  нашей
машины лежали два ящика джина "Гордон". Уильям тут же убрал их  в  багажник.
Мы залезли в кабину. Уильям завел мотор.
     - Знаете, о чем я подумал, Клинт?
     - О чем же?
     - Вы можете  не  беспокоиться  о  том,  что  в  вашем  новом  "ласалле"
замерзнет вода и разорвет радиатор.


        Глава 22

     Мы медленно ехали по асфальтовому шоссе, петляющему по городу Обахма, в
70 милях от Убондо, в 169 милях севернее  Барканду.  Шартелль,  как  обычно,
полулежал, надвинув шляпу на глаза. На конце его сигары образовался  столбик
серого пепла.
     - Уильям, с такой скоростью мы никогда не доберемся до дома.
     Уильям обернулся, его рот растянулся в улыбке, но мне  показалось,  что
он нервничает.
     - Мадам попросила меня попросить вас, маста.
     - Какая мадам?
     - Мадам Анна, са.
     - О чем же она попросила тебя попросить нас?
     - Не могли бы мы сейчас заехать в мою деревню. Это недалеко.
     - Как недалеко? - спросил я.
     - Сорок, может, пятьдесят миль.
     - Когда ты в последний раз был дома, Уильям?
     - Два года назад, са. Я получил письмо от дяди. Он пишет, что мой  брат
готов идти в школу. В хорошую школу, са. Мадам сказала, что она возьмет  его
в школу, где она работает учительницей.
     Я повернулся к Шартеллю.
     - Как я понимаю, мадам высказала свое желание.
     - Вы правы. Уильям, мы едем в твою деревню.
     - Благодарю вас, са! - он вывернул руль, и мы, едва не  столкнувшись  с
грузовиком, по борту которого тянулась надпись "Бедность - не преступление",
помчались в противоположном направлении.
     - Как называется твоя деревня, Уильям?
     - Она очень маленькая. Корийду. Очень хорошее название.
     - Очень хорошее, - согласился я.
     По мере движения на север тропический  лес  редел,  появлялись  большие
поляны, кое-где деревья росли отдельными рощами. На повороте стадо  бабуинов
внезапно перебежало нам дорогу. Последний остановился на обочине  и  отчитал
нас, махая передними лапами и строя зверские рожи.
     Шартелль толкнул меня в бок.
     - Смотрите, Пит. Разве это не Африка? Как он стоит и  кроет  нас  почем
зря. Ну не душка ли он?
     - Бабуины, са. Очень хорошее мясо.
     Шартелль обернулся, посмотрел на обезьян через заднее стекло.
     - Вы же не едите их, Уильям?
     - Очень вкусные, са.
     - Черт побери, Пит, это же первые дикие животные, которых  я  увидел  в
Африке. Бабуины.
     - Где-то здесь должны  водиться  слоны.  И  носороги.  Так,  во  всяком
случае, написано на карте.
     - С удовольствием посмотрел бы на них.
     - Может, нам повезет.
     Нам не повезло. Мы не увидели никакой живности, кроме коз и кур.  Машин
становилось все меньше. Отъехав миль на пятьдесят от Обахмы, мы свернули  на
проселочную дорогу. Машину болтало из стороны в  сторону,  за  нами  тянулся
шлейф красной пыли. Затем от дороги остались две колеи, между которыми росла
трава.
     - Ты знаешь, куда мы едем? - спросил Шартелль.
     - Конечно знаю, са. Уже недалеко.
     - Если не  считать  тех  шестидесяти  миль,  что  мы  уже  проехали,  -
пробурчал я.
     Домов или хижин я, однако  не  заметил.  Начали  появляться  люди.  Они
махали нам руками. Уильям  в  ответ  нажимал  на  клаксон.  Первым  зданием,
которое мы увидели, был магазин, построенный у самой колеи. Уильям  заглушил
мотор.
     - Я куплю подарок для деревни.
     - Это обычай?
     - Да, са.
     - Мы тоже купим подарки. У вас есть деньги, Пит?
     Я дал Уильяму два фунта. Он  вернулся  с  пачками  печенья,  сигарет  и
нюхательного табака,  банками  консервов,  конфетами  и  маленькой  бутылкой
виски.
     - Зачем виски? - спросил Шартелль.
     - Для старосты деревни, са.
     - Он любит джин?
     - Очень любит.
     - Отнеси виски назад и поменяй на сладости. Мы пожертвуем пару  бутылок
джина из тех, что подарил нам Иль.
     От магазина до деревни Корийду мы добрались быстро. Там уже знали,  что
Уильям едет за рулем красивой машины и  везет  двух  белых.  Они  вышли  нам
навстречу, все семьдесят, считая детей  и  собак.  За  квадратными,  крытыми
дранкой, с обмазанными глиной стенами, домами виднелись  постройки,  похожие
на амбары. Вероятно, там хранили зерно, если только  его  сеяли  и  убирали.
Улицу покрывал толстый слой пыли.  Уильям  остановил  "хамбер"  и  вылез  из
кабины. Его обнял старик, затем один за другим несколько мужчин помоложе. Он
отвечал на вопросы, задавал их,  улыбался,  смеялся,  махал  руками.  То  же
делали его родственники и друзья. Шартелль и я стояли у машины и  наблюдали.
Когда стало слишком жарко, мы перешли в тень пальм. Уильям подбежал к нам  и
попросил пройти с ним.  Он  ввел  нас  в  самый  большой  дом.  Внутри  было
прохладнее. Остальные жители деревни последовали за нами.
     Три стула стояли на возвышении, и старик, который первым обнял Уильяма,
предложил мне и Шартеллю занять два из них. Сам он  сел  посередине.  Уильям
сбегал к машине и принес подарки, не забыв  прихватить  две  бутылки  джина.
Произнес короткую речь на диалекте и вручил старику обе  бутылки.  Восторги,
вызванные дорогим  подарком,  не  утихали  с  четверть  часа.  Затем  старик
протянул  нам  две  бутылки  без  этикеток.  Шартелль  встал  и  в  ответном
пятиминутном слове поблагодарил хозяев от имени Соединенных Штатов,  Линдона
Джонсона, вождя Акомоло, партии, Падрейка Даффи, Анны Кидд, вдовы Клод, себя
и меня. Коснулся он также важных обязанностей, выполнение которых  возложено
в Убондо на Уильяма. Он сел под громовые овации.
     Старик настоял, чтобы мы отведали прозрачной жидкости из подаренных нам
бутылок. Я спросил Уильяма, что в них.
     - Джин, са. Местный джин.
     - О боже.
     - Очень хороший, са.
     Шартелль отвернул пробку и глотнул. Я подождал, не упадет  ли  Шартелль
без чувств. Он не упал, так  что  и  я  отхлебнул  из  своей  бутылки.  Джин
оказался ничего. Мне приходилось пить и  похуже.  Но  редко.  Уильям  раздал
сигареты молодым мужчинам, нюхательный табак тем, кто постарше,  сладости  и
печенье - детям. Из толпы вынырнула  женщина  и  начала  в  чем-то  убеждать
Уильяма. Тот отмахнулся. Женщина настаивала, и Уильям сдался. Мы с Шартеллем
решились еще на один глоток местного джина.
     - Маста, женщина хочет, чтобы вы осмотрели ее ребенка.
     - Зачем?
     - Она говорит, что он болеет.
     - Что с ним?
     - Он болеет уже три-четыре дня. Все время кричит.
     - Она хочет, чтобы я пошел с ней?
     - Ребенок на улице. Она принесет его сюда.
     Шартелль вздохнул.
     - Хорошо, я его посмотрю.
     Уильям что-то  резко  сказал  женщине.  Возможно,  он  собирался  стать
старостой и готовился к будущей работе. Женщина пробралась к  двери.  Жители
деревни стояли, сидели, курили,  ели  печенье  и  сосали  конфеты,  взрослые
передавали друг другу привезенные нами бутылки. Женщина  вернулась  с  голым
ребенком, завернутым в кусок  синей  материи.  Мальчиком.  Он  орал,  закрыв
глаза, животик надулся и закаменел. Она положила  ребенка  у  ног  Шартелля,
отступила в толпу. Шартелль присел на  корточки.  Ребенок  кричал  от  боли.
Шартелль погладил его по головке, нажал на живот, посмотрел в  рот,  пощупал
за локти и колени.
     - Уильям, мне нужен кипяток.
     - Зачем? Ребенок уже родился, - напомнил я.
     - С ним все в порядке, не считая рахита, раз ему не дают  витаминов,  и
колик в желудке. Я знаю, чем его вылечить.
     - Чем же?
     - Диким мясом. Растереть в кашицу и скормить ребенку. Желудок очистится
и все пройдет.
     - Так зачем нужен кипяток?
     - Ребенка нужно успокоить. Он не будет есть в таком состоянии.
     - И где вы возьмете успокоительное?
     Шартелль улыбнулся.
     - Юноша, смотрите и учитесь. Сейчас вы увидите самое древнее в  истории
человечества успокоительное средство.
     Уильям принес маленький примус с котелком кипящей воды.
     - Мне нужен сахар, Уильям. Примерно с фунт. Песка или кускового.
     Уильям перевел просьбу Шартелля толпе. Три женщины выбежали из  хижины,
остальные сгрудились теснее, чтобы лучше видеть представление, которое давал
доктор Шартелль. Женщины принесли сахар-песок в кульках из газеты.  Шартелль
глянул в котелок и попросил Уильяма вылить  половину  воды  на  пол.  Уильям
вылил, и толпа отпрянула назад. Затем поставил котелок на примус.
     - Дай мне чистую маленькую палочку, Уильям, - не унимался Шартелль.
     Получив требуемое, он  высыпал  в  котелок  содержимое  одного  кулька,
одновременно помешивая варево. Ребенок орал, не переставая.
     - Уильям, пусть мне принесут самого большого петуха.
     - Да, са! - Уильям перевел просьбу.
     - Ах-х-х! - ответила толпа.
     Наконец-то белый идиот перестал валять дурака. Он решил принести петуха
в жертву богам. Появился петух. Кто-то предложил свой нож.
     - Просто держите его, - пояснил Шартелль.
     Он уже высыпал в котелок весь песок,  но  продолжал  помешивать  густой
сироп. Затем плеснул в котелок немного привезенного нами джина. Встал.
     - Поверните петуха ко мне хвостом  и  держите  покрепче,  -  сказал  он
Уильяму, а тот - владельцу петуха.
     Шартелль внимательно обследовал  хвост,  выбрал  самое  длинное,  самое
пышное перо и выдернул его. Петух возмущенно  заквохтал,  ребенок  заорал  с
новой силой. А Шартелль опустил перо  в  сироп  и  покрутил  его  в  тягучей
сладкой жидкости. Затем помахал в воздухе, чтобы остудить.  И  дал  ребенку,
который потащил перо, точнее, кончик пера,  в  рот.  Он  перестал  вопить  и
принялся сосать перо. Теперь он только изредка  всхлипывал.  Чем  дольше  он
сосал перо, тем более липким оно становилось. Ему это нравилось. Он  загукал
от удовольствия и провел по лицу сладким  липким  пером.  Затем  по  животу.
Вновь сунул перо в рот.
     - Вернее средства нет, - заверил меня Шартелль.  -  Теперь  он  уже  не
заплачет. А все дело в том, что я добавил в сироп спиртного. Дети это любят.
На всех континентах.
     Он повернулся к Уильяму и объяснил ему, как использовать кашицу  дикого
мяса, чтобы вылечить колику. Уильям  перевел  его  слова  матери  ребенка  и
зачарованным зрителям... Та подняла ребенка, не вынимавшего  перо  изо  рта,
застенчиво улыбнулась Шартеллю и метнулась  к  толпе,  расступившейся  перед
ней.
     Шартелль и я глотнули местного джина и вышли на улицу.
     - Забирай брата, Уильям, - сказал я. - Нам пора ехать.
     - Он здесь, са, - Уильям указал на маленького мальчика в  шортах  цвета
хаки и белой майке, выглядывавшего из-за юбки толстой женщины, очевидно, его
матери. После короткой фразы Уильяма мальчик взял его за руку.
     - Это Кобо, са. Мой брат.
     - Привет, юный друг, - улыбнулся Шартелль. Мальчик ткнул  носом  в  бок
Уильяма.
     - Это твой настоящий брат? - поинтересовался я.
     - Очень близкий, са, -  ответил  Уильям,  и  у  меня  не  хватило  духа
спросить, что он имел в виду.
     Старик, преподнесший нам джин, принес еще один подарок - живую  курицу.
Он протянул ее Шартеллю, который, с обычным для него шармом, взял  курицу  и
произнес благодарственную речь, уложившись в  две  минуты.  Селяне  окружили
машину, Уильям важно сел за руль, Кобо с курицей устроился  рядом.  Шартелль
раздал пару горстей значков "Я ЗА АКО".  Мы  пожали  руку  старосте  и  всем
желающим и залезли на заднее сиденье. Уильям развернулся, и мы  уехали.  Мне
показалось, что женщина, за юбку которой держался Кобо, всплакнула. Какое-то
время она бежала за машиной, вместе с мальчишками. Кобо смотрел прямо  перед
собой, поглаживая курицу. Он связал ей лапки.
     Не менее получаса в машине стояла тишина. Затем курица закудахтала,  но
скоро успокоилась. Кобо обернулся, смущенно улыбаясь. Поднял руку. На ладони
лежало яйцо. Кобо протянул его Шартеллю.
     Тот улыбнулся и взял яйцо.
     - Спасибо, сынок. Большое тебе спасибо.


        Глава 23

     Сейчас уже трудно вспомнить, когда началась эта история  с  хулиганами,
то ли через три, то ли через четыре недели после убийства  капитана  Читвуда
на подъездной дорожке к нашему дому. В Западной Африке притупляется  чувство
времени. Дни начинаются  с  чашки  чая,  и  каждое  утро  такое  же,  как  и
предыдущее. Распускаются и увядают  цветы,  чтобы  распуститься  вновь,  вне
зависимости от сезона. В Западной Африке всегда июль. Жаркий июль.
     С какого-то  момента  банды,  нанятые  политическими  партиями,  решили
расширить сферу своей деятельности. Их нанимали  за  несколько  шиллингов  в
день для  того,  чтобы  срывать  митинги  оппозиции  и  мешать  выступлениям
ораторов, затем банды переместились на дороги,  устраивали  засады,  грабили
пассажиров личных автомобилей и автобусов.
     Первым  сдался  вождь  Акомоло.  И  приказал  исполняющему  обязанности
капитана полиции Ослако покончить с разбоем на дорогах.  Ослако  прибавилось
хлопот.  Нехватка  людей  и  быстрые  машины  грабителей  ограничивали   его
возможности. Они могли перегородить шоссе в шесть утра в Западной провинции,
а семью часами позже орудовали  уже  на  востоке  или  на  севере,  куда  не
распространялась власть капитана. Но Ослако  удалось  арестовать  нескольких
хулиганов, а кое-кого и убить. А  после  того,  как  наведением  порядка  на
дорогах занялись и в других провинциях, грабежи прекратились.
     В конце четвертой или начале пятой недели  предвыборной  кампании,  как
раз после завершения дорожной эпопеи, Ослако заглянул ко  мне.  Я  сидел  на
крыльце и пил чай со льдом. Шартелль и Дженаро отправились  в  инспекционную
поездку, а я просматривал материалы следующего номера нашего  еженедельника,
выходящего,  по  причуде  владельца  типографии,  то  по  четвергам,  то  по
пятницам. Кроме того, каждое утро и вечер я готовил  сообщение  для  прессы,
следил, чтобы значки, веера и пластиковые бумажники попадали по  назначению.
Кампания шла довольно гладко. Гладко  для  Альбертии.  Правда,  одну  партию
значков задержали в Аккре. Правящие там военные  решили,  что  значки  будут
способствовать возвращению к власти режима Нкрумы. Наверное, они до сих  пор
ржавеют в Аккре.
     Значками обзавелись все партии. Белые, с синей надписью "ХЕЙ", украшали
грудь сторонников Алхейджи сэра Алакада Меджара Фулавы, на  востоке  выбрали
надпись "КОК", по инициалам доктора Кенсингтона О. Колого. Наши были  самыми
большими, диаметром в два с половиной дюйма, с красным круговым лозунгом  "Я
ЗА АКО" и символом партии,  перекрещенными  лопатой  и  мотыгой  посередине.
Шартелль полагал, что это "чертовски агрессивные значки". Мне  они  казались
просто большими.
     - Вы словно на отдыхе, мистер Апшоу, -  заметил  капитан  Ослако  после
того, как сел передо мной и принял принесенную  Самюэлем  бутылку  холодного
пива.
     - Это ненадолго.
     - Наверное, нет. Эти хулиганы доставили нам немало хлопот. Но теперь, я
думаю, с ними покончено.
     - После того, как нескольких убили, остальные поняли, что вы не шутите.
     - Как любил говорить капитан Читвуд: "Мои люди любят свою работу".
     - Он был профессионалом.
     - Вы хорошо его знали?
     - Нет. Я  видел  его  лишь  однажды.  Он  заходил  к  нам  по-соседски,
познакомиться.
     - Неординарный  человек.   У   него   были   фантастические   источники
информации.
     - Он говорил, что прожил здесь много лет.
     Капитан Ослако положил ногу на ногу. Я решил, что ему жарко в брюках  и
белых носках из тонкой шерсти.
     - Вы не знаете, почему он пришел к вам в тот вечер... когда его убили?
     - Нет. А вы уверены, что он шел к нам?
     - Его убили на вашей подъездной дорожке.
     - Возможно, его перетащили туда с шоссе.
     - Но тело могли спрятать и в более укромном месте.
     - Возможно.
     - Его вдова говорит, что он вышел прогуляться, - произнесенное им слово
"вдова" заставило меня вспомнить  комментарий  моего  первого  редактора  по
поводу написанного мною некролога: "Мистер Апшоу,  мистер  Джонс  умер  лишь
несколько часов назад. Миссис Джонс все  оставшиеся  годы,  возможно,  будет
вдовой. Проявим великодушие и назовем ее женой, а не вдовой".
     - Значит, так оно и было. Он вышел погулять.
     - Кое-кто полагает, что его  убийство  поощрило  хулиганов  к  дорожным
грабежам. Смерть капитана полиции дала им право творить беззаконие.
     - А что вы об этом думаете?
     - Откровенно говоря, не знаю. Я не верю в обычное  ограбление.  Капитан
Читвуд был слишком хорошим полицейским, чтобы подпустить к себе вора.
     - И я того же мнения.
     - Возможно, с ним решили поквитаться за личную обиду. А может, он узнал
то, чего знать ему не следовало.
     - И его убили, чтобы он замолчал навсегда.
     - Именно.
     - Версий у вас в избытке, капитан.
     Ослако вздохнул.
     - Много версий, но мало фактов. Я даже подумал,  что  его  убили  из-за
некоей информации, которая могла бы повлиять на исход выборов, если б  дошла
до ваших ушей. Но вы это не подтверждаете.
     - Насколько мне известно, никакой информации у него не было.
     - Вы обсуждали предвыборную кампанию?
     - Да. Мы говорили о подсчете  голосов,  о  контроле  за  избирательными
участками и тому подобном. Только о технических деталях.
     Ослако встал.
     - Спасибо за пиво, мистер Апшоу. Как  я  понимаю,  мистера  Шартелля  в
городе нет?
     - Да, он уехал с вождем Дженаро.
     Мы попрощались, и капитан  Ослако  ушел.  Его  бывший  босс  подготовил
достойную замену. Я подумал, а не стоило ли сказать  ему  о  букве,  которую
успел написать в грязи Читвуд. И решил обсудить это с Шартеллем.
     Одной из целей поездки Шартелля и Дженаро являлась инспекция  публичных
покаяний, которые  шли  полным  ходом,  а  в  главных  ролях  выступали  оба
предателя, благополучно вернувшиеся под крылышко вождя  Акомоло.  Я  написал
каждому цветистую речь, изобилующую грязными подробностями сманивания  их  в
лагерь оппозиции, с обещанием денег и плотских удовольствий.  Как  следовало
из этих речей,  тот,  кто  отправился  на  север,  получил  больше  денег  и
принимали его как особу королевской крови. Пиршества длились три дня  и  три
ночи, и я не скупился на детали, от  которых  рты  слушателей  переполнялись
слюной. Возмутилась даже моя совесть, и я спросил Шартелля, не стоит ли  мне
поменьше фантазировать? Мой вопрос вызвал у него ухмылку, и он ответил: "Нас
же не просят нести в народ слово правды, Пити".
     Предатель, отправившийся на восток, адвокат, оказался  плохим  актером.
Мы решили, что он будет  выступать  последним.  Ровным,  спокойным  голосом,
строго  придерживаясь  полученного  от  меня   текста,   он   рассказал   об
удовольствиях, выпавших на его долю.
     Их возвращение в стан Акомоло вызвало интерес избирателей.  Нам  начали
докладывать,  что  их  покаянные  митинги  собирают   больше   народу,   чем
выступления Декко или Акомоло. Шартелль и Дженаро захотели побывать на одном
из них.
     В тот день, когда ко мне зашел  капитан  Ослако,  Анна  была  занята  в
школе, и я обедал один. Затем вновь вернулся на веранду,  попросил  принести
мне кофе и бренди. Вскоре заговорили барабаны. Я узнал выводимую ими  фразу:
"Я ЗА АКО". Днем позже барабаны должны были помянуть  несущие  беду  дымы  в
небе.  Мы  слышали,  что  одного   из   пилотов,   летающих   на   самолетах
"Ренесслейра", забросали камнями в  аэропорту,  где  он  приземлился,  чтобы
заправиться.
     От  него  требовалось  написать  лишь  одно   сообщение   для   прессы,
восхваляющее усилия вождя Акомоло  в  переговорах  с  Ассоциацией  золотарей
Альбертии, забастовка которых продолжалась уже неделю.
     Дженаро удалось договориться  с  генеральным  секретарем  альбертийских
тред-юнионов. Во что это ему обошлось, я не  спрашивал.  В  качестве  премии
генеральный  секретарь  обещал   нам   поддержку   Национального   профсоюза
безработных, число членов которого быстро увеличивалось. Она могла  прийтись
весьма кстати, если требовалось увеличить аудиторию,  выставить  пикеты  или
просто пошуметь на улицах.
     Недельная забастовка  золотарей  оказалась  весьма  чувствительной  для
населения Убондо, Барканду и других больших  городов  на  севере  и  востоке
страны. В некоторых районах Убондо так воняло, что осталось только  искренне
пожалеть тамошних жителей.
     Сборщики нечистот требовали повышения  жалованья  на  шиллинг  в  день,
шоферы машин, на которых  вывозились  нечистоты,  просили  шиллинг  и  шесть
пенсов, в силу их более высокого профессионального статуса. Когда вонь стала
совершенно непереносимой, вождь Акомоло предложил свои услуги  в  разрешении
конфликта. После двенадцатичасовых переговоров (они начались в шесть  вечера
и закончились в шесть утра, я, естественно,  выпятил  эту  тонкость),  вождь
вышел  из  традиционно  закрытых  дверей,  чтобы  объявить   о   достигнутом
компромиссе. Сборщики получили  прибавку  в  девять  пенсов,  водители  -  в
шиллинг. Плата за вывоз нечистот возрастала на  8,3  процента.  Я  предложил
неровную цифру, чтобы у обывателей создалось впечатление, что она родилась в
результате жарких споров и тщательных расчетов.
     - Вождь вышел  из  борьбы  с  нечистотами  благоухающий,  как  утренняя
роза, - прокомментировал Шартелль исход переговоров. Он вернулся  на  другой
день после визита Ослако.  Ночевал  он  теперь  у  вдовы  Клод,  а  днем  мы
совещались с вождями Акомоло и Декко по телефону.  Вертолеты  перекрасили  в
серебристый цвет. Один  украшала  синяя  надпись  "АКО",  второй  -  красная
"ДЕККО".
     Оба пилота не знали страха и усталости. Если они видели группу  в  пять
человек, то бросали машины вниз, чтобы кандидаты могли выйти и  пожать  руки
избирателям. Декко произносил по двадцать пять речей в день.  Он  начинал  в
пять утра и заканчивал в  полночь.  Когда  из-за  темноты  Вейл  отказывался
подниматься в воздух, он пересаживался на автомобиль и даже на велосипед.
     Вождь Акомоло, старше по возрасту и не такой выносливый,  ограничивался
двенадцатью выступлениями, не считая бесчисленных обедов, банкетов и ленчей.
Основное внимание он уделял северному и восточному регионам,  оставив  запад
Декко. К Дженаро и Диокаду приходили радостные, даже оптимистичные  рапорты.
Содержавшиеся в них сведения  о  числе  сторонников  Акомоло  Дженаро  делил
пополам, но зеленых флажков на карте заметно прибавилось.
     За день до  массового  митинга  на  ипподроме  Убондо,  где  намечались
выступления  всех  трех   кандидатов,   нам   позвонил   Джек   Вудринг   из
Информационной службы США.
     - Это короткостриженый молодой человек из Информационной службы.
     - У нас нет вакансий.
     - К вам едут гости.
     - Кто?
     - Многоуважаемый Феликс Крамер, генеральный консул США, и на йоту менее
уважаемый Кларнс Койт, его советник  по  политическим  вопросам.  Вы  с  ним
встречались.
     - Я помню.
     - Они приедут днем, но не останутся на обед. Кормить их буду  я.  Вы  с
Клинтом сможете прийти? У нас есть гашиш.
     - Ну...
     - Будем считать, что вы заняты. Пообедаем в другой раз.
     - Благодарю, Джек.
     Мы попрощались, я положил трубку и повернулся к Шартеллю.
     - Феликс Крамер заедет к нам сегодня с Койтом.
     - Приехали на митинг?
     - Похоже, что да.
     Шартелль и я то утро провели вдвоем, пытаясь понять, достигла  ли  пика
предвыборная кампания. И решили,  что  нет,  она  еще  набирает  ход,  но  и
оппозиция не собирается сдаваться без боя. Мы  пришли  к  выводу,  что  наши
шансы на победу не хуже, чем у других кандидатов, и продолжают  расти.  Ленч
мы также съели вдвоем: Анна учила детей, Клод  управляла  винным  магазином.
Нам подали гамбургеры с  репчатым  луком,  салатом  и  майонезом  с  жареным
картофелем. Пили мы немецкое вино.
     - Очень хороший ленч, - похвалил Шартелль Самюэля.
     - Мадам научили меня. - Они - очень хороший  учитель,  -  и  наш  повар
скрылся на кухне, которую Анна и вдова Клод отмыли добела.  Самюэль  ворчал,
но качество пищи улучшилось. Он  быстро  научился  готовить  основные  блюда
американской кухни. И смешивать вполне сносный мартини.
     - Мы испортили бедняге карьеру, - заметил я.
     - Почему?
     - Ни  один  англичанин  не  наймет  его,  узнав,  что  он   работал   у
американцев. Мы их балуем.
     - Скоро здесь будет куда  больше  американцев,  чем  англичан.  Старина
Самюэль не останется без работы. Вы заплатили им за этот месяц?
     - Да.
     - Знаете, Пит, я дал по паре лишних  фунтов.  Тем  более,  что  за  все
платит Поросенок.
     - Тем более, а? Прекрасно. Я и так поднял им жалованье на два фунта.
     - То есть мы оба поняли, что слугам Альбертии недоплачивают.
     Мы  пили  кофе,  когда  к  крыльцу  подкатил   "кадиллак"   Крамера   с
развевающимся американским флажком на крыле. Крамер вылез из кабины  первым.
Лет сорока восьми, а может и пятидесяти, с наметившимся брюшком. Темно-карие
глаза, загорелая  лысина,  короткие  волосы  по  сторонам,  щедро  усыпанные
сединой. Следом показался Койт.
     Шартелль и я сидели на веранде.
     - Если вы еще не успели поесть, друзья, я могу предложить вам  по  паре
гамбургеров и бутылке пива. Я Клинт  Шартелль,  мистер  Крамер,  а  это  Пит
Апшоу. Привет, мистер Койт.
     Крамер в  легком  синем  костюме  и  черных  полуботинках  поднялся  по
ступенькам и пожал нам руки.
     - Я презираю себя за это, мистер Шартелль, но мы еще не  ели,  и  я  не
могу устоять перед гамбургером, - мы обменялись рукопожатиями и с Койтом,  и
он сказал, что тоже не откажется от  гамбургера.  Я  кликнул  Самюэля.  Пока
жарились гамбургеры, он принес нам с Шартеллем кофе, а Койту и Крамеру -  по
бутылке холодного пива.
     - Сожалею, что не смог повидаться с вами в Барканду, господа, -  Крамер
отпил пива, - но рад, что вы переговорили с Кларенсом.
     - Мы мило побеседовали, - кивнул Шартелль. -  Вы  приехали  на  митинг,
мистер Крамер?
     - В общем-то, да. Позвольте спросить, кто победит?
     - Акомоло с подавляющим преимуществом.
     - Это ваше частное или профессиональное мнение? - спросил Койт.
     - Я не отделяю одно от другого.
     - Я слышал, что шансы Колого растут, - добавил Койт.
     - Наверное, вы говорили с теми молодыми людьми из Штатов, которые ведут
его кампанию. Они из нового агентства в Филадельфии.  Вы  помните,  как  оно
называется, Пит?
     - "Коммуникейшн. Инк.". Никогда не слыхал о нем раньше.
     - А вы слышали о нем, мистер Койт?
     - Да, - ответил резидент ЦРУ. - Похоже,  его  репутация  очень  высока,
несмотря на то что образовалось оно недавно.
     - Странно, что я понятия не имел о его  существовании,  -  не  унимался
Шартелль.
     - Какой эффект, по-вашему,  мистер  Шартелль,  дают  самолеты,  пишущие
лозунги в небе? - спросил Крамер.
     - Ну, я думаю, они приносят оппозиции много пользы.  Нам,  конечно,  от
них только хлопоты. Я сожалею, что не додумался до этого первым.
     - Я слышал, что их использование привело к неожиданным  и  малоприятным
последствиям.
     - Неужели?
     - В народе прошли разговоры, что дым,  которым  пишут  слова,  вызывает
бездетность и импотенцию.
     - Не может быть, - изумился Шартелль.
     - А у доктора Колого дирижабль? - спросил я.
     Крамер кивнул.
     - Гудйировский дирижабль?
     Вновь кивок.
     - Они просто неистощимы на идеи, не правда ли, Клинт?
     - Похоже, что так.
     Самюэль принес гамбургеры и поставил тарелки перед Крамером  и  Койтом.
Они жадно набросились на еду, а  я  попросил  Самюэля  принести  им  еще  по
бутылке пива.
     - Интересно, как перевезли сюда этот дирижабль?
     - Как я понимаю, - ответил мне  Крамер,  -  его  разобрали  на  секции,
доставили в Альбертию самолетом и вновь собрали.
     Тут я задумался, а  знает  ли  генеральный  консул,  кого  представляет
мистер Койт.
     - Должно быть, транспортировка обошлась Колого в кругленькую сумму.
     Койт отпил пива.
     - "Гудйир" намерен использовать дирижабль для  миссии  доброй  воли  по
странам Африки и Европы.
     - Мне казалось, что правительство США ввело эмбарго на экспорт гелия.
     - Его сняли.
     - Вообще или только для этого случая?
     Койт и бровью не повел.
     - Для этого случая.
     - Прекрасная идея, - вмешался Шартелль. - Парящий в  небе  дирижабль  с
именем "Колого", сверкающим  по  бокам,  и  развевающееся  позади  полотнище
длиной в сотню метров с тем же именем. Хотел бы я взглянуть на это  зрелище.
Такой дирижабль принес бы множество голосов.
     - Не знаю, мистер Шартелль, - Крамер подавил отрыжку. - Должен сказать,
что ваши более традиционные методы дают лучшие результаты.  Из-за  дирижабля
консульство получает много протестов. Кто-то пустил слух, что в нем  атомная
бомба. Я не знаю, откуда это идет, но  даже  французы  обратились  к  нам  с
неофициальным запросом.
     Койт сменил тему разговора.
     - Так вы убеждены, что Акомоло победит? Он много ездит по стране. Он  и
Декко.
     - Давайте скажем, что мы уверены в его  победе.  Между  прочим,  мистер
Крамер, полагаю, вы слышали об убийстве капитана Читвуда?
     - Да, к сожалению. Я с ним встречался, и  он  произвел  на  меня  самое
благоприятное впечатление.
     - Его искололи ножами прямо на нашей  подъездной  дорожке,  -  Шартелль
взглянул на Койта.
     - Убийцу нашли? - спросил Койт.
     - Пока еще нет.
     - Ограбление?
     - Это одна из версий, - ответил я.
     - Вы хотите сказать, что есть и другие?
     - Предполагают, что он узнал какие-то  сведения,  и  кто-то  не  хотел,
чтобы они стали достоянием гласности. Когда не осталось сомнений, что Читвуд
заговорит, его убили. Некоторые думают, что это дело рук дорожных банд.
     - А ваша версия? - поинтересовался Койт.
     - У нас ее нет, - ответил Шартелль. - Мы виделись с ним лишь однажды, а
в тот вечер играли в покер.
     - Вас никто не беспокоил? - спросил Крамер.
     - Нет.
     - Странно, что его убили у вашего дома, - изрек Койт.
     - Еще бы, - согласился с ним Шартелль.
     Разговор вновь вернулся к избирательной  кампании,  и  мы  показали  им
карту с зелеными, желтыми и красными флажками. Крамер  с  интересом  оглядел
ее, а Койт буквально впился взглядом, словно хотел сфотографировать.
     - Передайте мои наилучшие пожелания вождю Акомоло, -  Крамер  улыбнулся
Шартеллю. - Я внимательно слежу за  вашей  деятельностью,  мистер  Шартелль.
Каким бы ни был исход голосования, вы, как мне кажется, сделали  для  своего
кандидата все, что в ваших силах.
     - Благодарю вас, сэр.
     Мы пожали друг другу руки, они загрузились в "кадиллак" и отбыли.
     - Им, несомненно, понравились гамбургеры, - заметил Шартелль.
     - Койт не клюнул на Читвуда?
     - Тут вы правы. Или  он  хороший  актер,  или  действительно  не  имеет
никакого отношения к его смерти.


        Глава 24

     Анна, вдова Клод, Шартелль и я отправились  на  предвыборный  митинг  в
большом белом "ласалле". Мы купили Уильяму новую рубашку  и  брюки.  Он  вел
машину, а мы расположились сзади, Шартелль и Клод на заднем, Анна и я  -  на
откидных сиденьях.
     Альбертийцы узнавали автомобиль, и кое-кто из них падал ниц, думая, что
в нем едет Иль.  Их  более  глазастые  друзья  поднимали  лежащих  смехом  и
пинками. Всех, кто кланялся, Шартелль  благословлял  дымящейся  сигарой.  На
ипподроме собралось не меньше двухсот пятидесяти тысяч. Специальный пропуск,
полученный от вождя Акомоло, позволил нам въехать на поле.  Уильям  заглушил
двигатель, и мы решили остаться в машине. Да и куда  мы  могли  пойти,  если
вокруг колыхалось бесконечное  людское  море.  В  толпе  сновали  лотошники,
разнося  еду,  прохладительные  напитки,  сладости.   Грудь   некоторых   из
присутствующих украшали значки всех кандидатов. Тут  были  правительственные
чиновники в аккуратных  белых  костюмах  и  крестьяне  в  шортах  и  майках.
Северяне в развевающихся бурнусах и бизнесмены из Барканду. Мы сидели в тени
зонтиков,  предусмотрительно   захваченных   мадам   Клод,   ожидая   начала
представления.
     Наконец, в небе появились два низко  летящих  вертолета.  Зависнув  над
ипподромом, они опустились в сотне ярдов от нас. Первым вышел вождь Акомоло,
к нему присоединился вождь Декко, и вдвоем они направились к трибуне.
     Алхейджи сэр  Алакада  Меджара  Фулава  прибыл  на  "мерседесе  600"  в
сопровождении экскорта из четырех мотоциклистов.  "Мерседес"  доставил  сэра
Алакада прямо к подножию трибуны.
     Доктор Кенсингтон Колого приехал в "кадиллаке".  Когда  он  выходил  из
машины, его очки сверкали на солнце. Фулаву и Колого сопровождала  свита  из
нескольких помощников. Вождя Акомоло - только Декко.
     - Важные шишки, Сэм, это видно по  их  большим  автомобилям,  -  Джимми
Дженаро,  в  спортивного  покроя  пиджаке,   желтой   рубашке   с   отложным
воротничком,  светло-бежевых  брюках,  неизменных  солнцезащитных  очках   и
коричневой соломенной шляпе пожал нам руки и сел рядом с Уильямом.
     - Что нового? - спросил он.
     - Вроде бы ничего, Джимми. Ждем выступлений кандидатов.
     - Они поменяли планы. Решили притащить сюда и самолеты, и дирижабль.
     - Когда вы узнали об этом?
     - Вчера ночью. Поздно. Но успел связаться со  своими  людьми.  Все  они
здесь, в толпе.
     - Так это прекрасно.
     - У меня возникла еще одна идея.
     - Какая же?
     - Увидите сами. Если ничего не получится, будем считать, что  я  ничего
вам не говорил.
     - Когда они должны начать? - спросила мадам Клод.
     Джимми взглянул на часы.
     - Скоро. Каждому дан ровно час.
     - Тогда пора и перекусить, - решила Клод. - Джимми,  вы  составите  нам
компанию?
     - Конечно.
     Ленч состоял из маленьких  сэндвичей,  очень  холодного  шампанского  и
фаршированных яиц.
     - Не представляю, когда она все это успела,  -  удивлялась  Анна.  -  Я
встала рано, поехала к ней, чтобы помочь, но она уже все приготовила, а сама
выглядела так, словно только что проснулась и приняла душ. И еще извинилась,
что кофе будет готов через две минуты и мне придется подождать.
     - Не говори глупостей, Анна, - возражала Клод, - ты мне очень помогла.
     Мы сидели в "ласалле", ели сэндвичи и запивали их шампанским. Уильям от
шампанского отказался, но съел полдюжины яиц.
     Тем временем Иба* Убондо предоставил слово вождю Акомоло.  Ему  хлопали
восемь минут и сорок пять секунд. Я не удивился  столь  теплому  приему:  он
выступал в родных стенах. Вождь произнес Речь. Она  чуть  изменилась,  но  в
целом осталась такой же, как я ее написал. Говорил он  хорошо,  и  некоторые
фразы слушались лучше, чем читались.  Речь  заняла  пятьдесят  одну  минуту.
Овация длилась еще одиннадцать с половиной минут.
     ______________
     * Мэр.

     После музыкальной паузы выступил Фулава. Мне понравился и  его  бас,  и
оксфордский акцент. Шестьдесят три  минуты  описывал  он  счастливые  будни,
которые ждали нацию после получения независимости. Хлопали ему семь минут  и
пятнадцать секунд.
     Доктор Колого понял, что слушатели устали, и уложился в двадцать девять
минут.
     Пока ему аплодировали, в  небе  появился  самолет  и  прочертил  первую
полосу буквы "X" слова ХЕЙ. Толпа взволнованно  загудела.  Стоящий  у  нашей
машины хорошо одетый  альбертиец,  в  белом  костюме,  рубашке  и  галстуке,
повернулся к Джимми Дженаро.
     - Сэр, это правда, что дымы с самолета уничтожают мужскую  силу?  -  он
непроизвольно коснулся ширинки.
     - Напрасно ты тратишь на нас время, Джек, - резко ответил Дженаро.
     - Простите? Я  из  Барканду  и  специально  приехал  на  митинг,  чтобы
послушать кандидатов. Но эти слухи беспокоят меня.
     - Так вы не из Убондо? - сразу смягчился Джимми.
     - Нет. Из Барканду. У вас говорят о самолетных дымах?
     - Да, - кивнул Дженаро. - Я слышал об этом и меня это очень тревожит.
     - Этого нельзя было допускать.
     - Вы совершенно правы, мой друг. Ответственность, естественно,  ложится
на кандидата.
     - Может, он не знает?
     - Тогда избиратели должны сказать ему на голосовании.
     Мужчина задумался.
     - Благодарю вас. Вы говорите дело.
     - Не твой человек? - спросил Шартелль.
     - Доброволец,  -  радостно  ответил  Дженаро.  -  И  он   действительно
обеспокоен.
     Буквы в небе выписывал "АТ-6" производства "Норт Америкэн". Он закончил
букву "X", когда оба вертолета оторвались от земли. Вождь  Акомоло  и  Декко
по-прежнему стояли на трибуне.  Споры  об  опасности  дыма  становились  все
жарче. В двадцати футах от нас дело дошло до драки. А вертолеты  поднимались
все выше.
     - Он пишет на девяти тысячах футов, - заметил Дженаро.
     Шартелль ухмыльнулся.
     - Они разгонят злой дым, не так ли, Джимми.
     - Совершенно верно.
     Американец добрался до буквы первым и прошел винтами по  белой  полосе.
Толпа одобрительно заревела. Пилот "АТ-6" увидел, что  происходит,  и  начал
выписывать "X" в другом месте. Но южноафриканец  свел  его  потуги  на  нет.
Собравшиеся на ипподроме ревели от восторга. Уильям  выскочил  из  машины  и
прыгал, хлопая в ладоши.
     Пилот самолета вышел из себя и спикировал на нашего американца, пытаясь
отогнать его в сторону. Но не на того напал. Американец словно и не  заметил
его, а винты вертолета продолжали разгонять белый дым.
     Слева показался дирижабль. Южноафриканец решил,  что  его  американский
коллега справится с буквами сам и бросил свой вертолет навстречу  дирижаблю.
Вновь облегченно вздохнула толпа. К нашей машине протиснулся молодой высокий
негр. В американском костюме, кипящий от ярости.
     - Вы - Клинт Шартелль? - осведомился он.
     - Да, сэр, это я.
     - Отзовите их, Шартелль, - негр говорил с массачусеттским акцентом.
     - Кого, сэр?
     - Ваши проклятые вертолеты.
     - Как зовут вас, юноша?
     - Не  называйте  меня  юношей,  белый   мерзавец!   Я   -   Колхун   из
"Ренесслейра". Отзовите их.
     Шартелль хохотнул.
     - Рад с вами познакомиться. Позвольте  представить  вам  мадам  Дюкесн.
Анна Кидд. Мой помощник, мистер Апшоу. И вождь Дженаро,  министр  информации
Западной провинции,  которому,  собственно,  вам  и  следует  изложить  вашу
просьбу. - Шартелль откинулся на кожаное сиденье и плотоядно улыбнулся.
     Дженаро поймал Колхуна за руку и развернул к себе лицом.  На  этот  раз
под солнцезащитными очками не было и тени улыбки.
     - Ну, юноша, что я могу  для  вас  сделать?  -  с  чистым  кливлендским
произношением спросил он.
     Колхун вырвал руку.
     - Отзовите эти вертолеты. Мы имеем право использовать небо.
     - Не могу. Они не радиофицированы.
     Тело Колхуна сотрясалось от злобы. Он сжимал и разжимал кулаки. А затем
повернулся и исчез в толпе.
     К тому времени южноафриканцу уже удалось развернуть дирижабль и погнать
его прочь. Когда пилот дирижабля пытался сманеврировать, чтобы  приблизиться
к ипподрому, южноафриканец под одобрительные крики сближался с ним вплотную.
Лопасти винтов разве что не касались оболочки дирижабля.
     - А если он порвет оболочку, Пит? - спросила Анна.
     - Я думаю, ничего не случится. Дирижабли разделены на  секции.  Похоже,
нашему южноафриканцу очень хочется посмотреть, что находится внутри одной из
них.
     Пилот "АТ-6" сдался, покачал  крыльями,  признавая  свое  поражение,  и
улетел. И дирижабль  прекратил  попытки  прорваться  к  ипподрому  и  вскоре
скрылся из виду.
     Оба вертолета прошлись над полем под крики: "Ако! Ако!" Перед  посадкой
пилоты показали несколько фигур пилотажа, синхронно  поднимаясь,  опускаясь,
перемещаясь вправо-влево.
     Улыбка уже не сходила с лица Дженаро.
     - Слово о том, как машины Ако очистили небо от  злых  духов,  достигнет
самых далеких уголков, Пит.
     - Как я понимаю, эти ребята получают премию, - заметил Шартелль.
     - Какую премию! Они потребовали по двести  пятьдесят  долларов  вперед.
Ну, пойду собирать своих людей. Нельзя терять времени,  -  он  попрощался  с
нами и растворился в толпе.
     Шартелль восхищенно покачал головой.
     - Ну до чего умный ниггер, - в его  устах  эти  слова  прозвучали,  как
высочайшая похвала.


        Глава 25

     Количество  зеленых  флажков  на  карте  Альбертии  в  нашем  доме  все
увеличивалось. В четверг, за три дня до выборов, назначенных на понедельник,
нам  стало  ясно,  что  после  подсчета  голосов   вождю   Акомоло   поручат
формирование правительства.
     Шартеллю нравилось стоять перед картой, попыхивая сигарой, с  довольной
улыбкой на лице.  Изредка  один  из  телефонистов,  проданный  нам  Дженаро,
подходил к карте и менял очередной желтый флажок на зеленый. Бывали  случаи,
когда красный флажок уступал место желтому, указывая на то, что округ, ранее
поддерживающий Фулаву или Колого, засомневался в своем выборе.
     - Должен признать, что нанести большего вреда мы бы им не смогли,  -  в
четверг днем мы с Шартеллем сидели в гостиной,  пили  чай  со  льдом  и  ели
маленькие сэндвичи, приготовленные Самюэлем. Под руководством Клод и Анны он
продолжал овладевать секретами американской и европейской кухни.
     - Что ж, будем сидеть на веранде и пить джин с тоником. Или у вас  есть
какая-то идея?
     - Я тут переговорил с вдовой Клод. Она знает одно местечко  в  соседней
стране, там правят французы и все такое. Ее знакомый - владелец  курорта  на
берегу лагуны... В Африке есть лагуны?
     - Понятия не имею.
     - Вдова говорит, что там хороший пляж и маленькие коттеджи, а  еда,  по
ее словам, просто восхитительная, то есть по меньшей  мере  съедобная.  Если
мисс Анна сможет уговорить Корпус мира обойтись  без  ее  услуг  пару  дней,
почему бы нам не поехать туда и не расслабиться? Я даже напьюсь, если буду в
таком же хорошем расположении духа, как сейчас. Что вы на это скажете?
     - Я в восторге.
     Шартелль отпил чаю.
     - Иногда срабатывает  шестое  чувство,  Пит.  Победа  близка,  и  я  ее
чувствую. И мне это нравится. У вас нет такого чувства?
     - Не знаю. У меня не столь обостренный нюх. Но будь я проклят, если  мы
можем сделать что-то еще.
     Шартелль поставил бокал на стол и потянулся.
     - Вы хорошо поработали, Пит. Лучше, чем кто бы то ни было,  с  кем  мне
приходилось иметь дело. Возможно, мы проведем вместе еще не одну кампанию.
     - Возможно, - кивнул я.
     Анна и я приехали на  курорт  в  соседнюю  страну  следующим  днем.  Он
называется "Ле Холидей Инн". Нас встретил хозяин  и  администратор  курорта,
низенький толстячок-француз Жан Арсеню. Как предупреждала нас вдова Клод, он
любил поесть и особенно выпить, причем начинал с самого утра.
     "Ле Холидей Инн" состоял из шести кабинок на берегу маленькой  бухты  с
песчаным пляжем. Кабинки стояли в тени кокосовых пальм, а пляж  начинался  у
дверей. Небольшой павильон служил столовой. Месье Арсеню жил в домике, часть
которого занимала  кухня  курорта.  Когда  мы  приехали,  все  кабинки  были
свободны.
     Шартелль и Клод задержались на несколько  часов,  потому  что  Шартелль
решил еще раз пройтись по центру Убондо.
     - Хочу убедиться, что все в порядке, Пит. Я и  вдова  Клод  приедем  на
"ласалле".
     Едва мы занесли вещи в кабинку,  месье  Арсеню  предложил  нам  распить
бутылочку вина. Мы не отказались. Как выяснилось, наш хозяин любил не только
выпить, но и поговорить. С Де Голля  мы  перешли  на  печень  месье  Арсеню,
который уверял нас, что причина его болезни -  плохая  местная  вода.  Из-за
этого ему приходится ограничиваться только вином. Я  обратил  его  внимание,
что вина осталось на донышке. Официант тут  же  принес  вторую  бутылку.  Мы
распили ее, обсуждая достоинства французских вин, и пришли к общему  мнению,
что они лучше в мире. Анна, правда,  добавила,  что  и  калифорнийские  вина
становятся все лучше, но месье Арсеню оспорил ее  утверждение  и  разразился
пятнадцатиминутным монологом об истории, технологии и  будущем  французского
виноделия. Мы слушали, раскрыв рты,  и  Анна  признала,  что  калифорнийским
виноградарям  пора  искать  другое  занятие.  По  этому  поводу  мы   решили
попробовать редкого вина, которое месье Арсеню  берег  для  особых  случаев.
Выпив его, мы  согласились,  что  вино  отменное.  Потом  мы  поели.  Такого
вкусного бифштекса, как в "Ле Холидей Инн", мне не приходилось есть ни до ни
после. К мясу мы заказали еще бутылку редкого вина. После ленча месье Арсеню
поставил перед нами бутылку коньяка и два стакана. Сообщил, что намерен, как
обычно в этот час, вздремнуть, и направился к  своему  домику,  лишь  слегка
покачиваясь.
     Мы с Анной решили переместиться  под  пальму  и  пить  коньяк,  любуясь
бухтой. Я взял бутылку, Анна - стаканы. Казалось, в мире нет  никого,  кроме
нас. Я снял рубашку, Анна - блузку. Плеснул коньяка в стаканы, и мы пили его
маленькими глоточками и смотрели на лениво плещущуюся воду. Я  положил  руку
ей на грудь, и Анна растегнула бюстгальтер. Ее рука прошлась по моему телу и
она захихикала.
     - Тебе это не мешает ходить?
     - Ну, в таком виде ходить целый  день  трудно.  К  счастью,  существует
способ лечения.
     - Один или много?
     - Немало.
     - А есть такие, что мы еще не пробовали?
     - Думаю, не меньше двух десятков.
     - А может, попробовать их сегодня днем, прямо сейчас?
     - Все двадцать?
     - Сколько сможем. Я хочу перепробовать с тобой все.
     - Мы можем начать.
     - Мы можем начать с французского способа?
     - Французы называют его немецким. Или испанским.
     - Так мы можем?
     - Если ты хочешь.
     Она вновь хихикнула.
     - Давай попробуем и французский способ,  и  немецкий,  и  испанский,  и
английский, и американский. А русские? У них есть свой способ?
     - Я не знаю.
     - Они его еще не изобрели?
     - Нет. Но мы сами изобретем русский способ. Нам это по плечу.
     Анна повернулась ко мне и я поцеловал ее в губы, поднял на руки и отнес
в нашу кабинку.
     Потом я сидел под пальмой со  стаканом  коньяка  и  смотрел,  как  Анна
плавает в бухте. Я пришел к выводу, что проведу остаток дней в  "Ле  Холидей
Инн", буду  любить  Анну,  пить  прекрасное  вино  месье  Арсеню,  есть  его
великолепную еду. Попав в рай, я решил остаться в нем навсегда.
     Анна выбежала на берег, ее волосы чуть потемнели от воды.
     - Так будет всегда, Пит? Мы не перестанем любить друг друга?
     - Нет, не перестанем. Мы будем жить на берегу. Я  буду  пить  коньяк  и
смотреть, как ты плаваешь. Мы будем разрисовывать  ракушки  и  продавать  их
туристам. Несколько штук мы продадим Шартеллю.
     Анна наклонилась ко мне, отпила коньяка из моего стакана. Взглянула  на
меня.
     - А мы не будем ссориться?
     - Никогда.
     - И всегда будем любить друг друга?
     - Обязательно.
     Она села, обхватив колени руками.
     - Я так счастлива, Питер.
     - Мы будем счастливы. Весь мир лежит перед нами. Он - наш.
     Двойной  автомобильный  гудок  возвестил  о   прибытии   Шартелля.   Мы
поднялись. Я -  с  некоторым  трудом.  В  сотне  ярдов  от  нас  остановился
"ласалль". Шартелль сидел за рулем, Клод -  рядом  с  ним.  Шартелль  встал,
затем уселся на спинку переднего сиденья.  Махнул  мне  бутылкой.  Я  поднял
стакан, расплескав  коньяк.  Анна  подняла  с  песка  бутылку  и  возместила
пролитое.
     - Как вы, Пит, мисс Анна? - прокричал Шартелль  и  отхлебнул  прямо  из
горлышка. Ждать ответа он не стал. - А  мне  хорошо,  очень  хорошо,  просто
отлично, - Клод вышла  из  машины  и  направилась  к  нам.  Шартелль  встал,
отбросил бутылку и спрыгнул на землю через закрытую дверцу.
     - О, для мужчины моих лет я еще очень прыткий!
     - Он выпил почти целую бутылку коньяка, - пояснила Клод.
     Шартелль  был  в  одном  из  своих  костюмов-тройке,   белой   рубашке,
ярко-красном галстуке.  Черной  шляпе  набекрень.  Он  постоял,  вытащил  из
кармана сигару, сунул в рот, раскурил. Посмотрел на бухту, небо,  потянулся,
подпрыгнул и стукнул в воздухе каблуками. И, пританцовывая, двинулся к  нам.
Я слышал, как он напевает что-то себе под нос, высокий, стройный  мужчина  в
широкополой шляпе, танцующий кэкуок на африканской тропе.  То  был  веселый,
насмешливый танец  с  короткими  остановками,  оборотами,  шарканьем  ног  и
забавными  поклонами.  Как-то  мне  довелось  видеть  похоронную  процессию,
возвращающуюся с кладбища в Новом Орлеане, и некоторые танцевали  точно  так
же, как Шартелль. А он кружился и принимал важные  позы.  Полагаю,  это  был
танец победы.
     Я допил коньяк, отдал стакан  Анне,  подошел  к  мусорному  баку,  снял
крышку. И принял бить по ней палкой. Крышка гремела, как  барабан.  Затем  я
начал восхвалять своего босса.
     - Люди этой земли, поклонитесь, - теперь я  стучал  по  крышке  в  такт
словам. - Идет могущественный из  всех...  Величественна  его  походка...  -
Шартелль махнул сигарой, показывая, что слышит мою литанию.  -  Владыка  душ
избирателей... Сын света, дружбы с которым жаждут короли... - шаги  Шартелля
становились все сложнее. Он продолжал напевать, а я - восхвалять его. - Люди
Земли знают его, как Шартелля... Имя его известно от страны  Ог  до  Каша...
Вот он идет, сын грома...  Поклонитесь  ему...  Закройте  глаза,  чтобы  его
сияние не ослепило вас... Быстрее, ибо он уже здесь... Величайший из рыцарей
предвыборных кампаний... Убивающий двух зайцев одним выстрелом пришел к нам!
     Шартелль вынул изо рта сигару и важно  кивнул  воображаемой  аудитории,
сначала той, что слева, затем - справа.
     - Это я! - радостно крикнул он, благословив всех своей сигарой.  -  Это
я!
     Он высоко подпрыгнул, едва не свалился, но успел схватиться за  пальму,
посмотрел на нас и широко улыбнулся.  Снял  шляпу,  перевернул  ее  и  пошел
обходить воображаемых зрителей. Анна и Клод зааплодировали.
     - Шартелль, вы пьяны, - вынес я приговор. Анна протянула мне бутылку  и
стакан. Я наполнил его до половины и передал Шартеллю. Тот принял  стакан  с
вежливым поклоном.
     - Я не пьян, Пит, но собираюсь напиться.
     - Он пел всю дорогу, - пояснила Клод. - Очень неприличные песни.
     Шартелль огляделся.
     - Как вам здесь, мисс Анна? Должен признать, в таком костюме от вас  не
оторвать глаз.
     - Благодарю вас, мистер Клинт, - она сделала  реверанс.  Выглядело  это
забавно, потому что весь ее наряд состоял из бикини. - Тут прекрасно. Пит  и
я решили остаться здесь до конца наших дней.
     - А как месье Арсеню? - спросила Клод. - Слегка навеселе?
     - Чуть-чуть.  Но  это  никак   не   сказывается   на   его   кулинарных
способностях.
     Шартелль вернулся к машине и достал чемоданы.
     - Юноша,  на  заднем  сиденье  ящик  самого  лучшего  коньяка.  Вас  не
затруднит взять его?
     Я перенес коньяк в нашу кабинку, Шартелль и Клод  удалились  в  свою  и
через несколько минут вышли в  купальных  костюмах.  Шартелль  шлепнул  Клод
пониже спины.
     - Потрясающая у нее фигура, не правда ли, Пит?
     Я и не собирался оспаривать очевидное. Она чмокнула Шартелля в  щеку  и
побежала к воде. Анна последовала за ней. Они  плавали,  а  мы  с  Шартеллем
сидели под пальмой и пили коньяк.
     - Похоже, я собираюсь жениться на этой старушке, Пити.
     - Вы сделали ей предложение?
     - В  некотором  роде.  Мужчины  в  моем   возрасте   становятся   очень
осторожными.
     - Вы, конечно, немолоды.
     - Полагаю, я просто влюбился.
     - Такой старик, как вы. Она согласилась?
     - Кажется, да.
     - Не слишком ли страстная для старика?
     - Ну, я не так уж и стар, юноша.
     Я отпил коньяка, и какое-то время мы наблюдали за нашими женщинами.
     - А как у вас с мисс Анной?
     - Я просто влюбился, - повторил я слова Шартелля.
     - Собираетесь жениться на ней?
     - Возможно.
     - Возможно?
     - Женюсь.
     - Это, конечно, не мое дело, но мисс Анна  -  достойнейший  кандидат  в
подруги жизни.
     Шартелль глотнул коньяка и прислонился спиной к стволу пальмы.
     До чего же хорошо, Пит.  Сижу  на  песке,  смотрю,  как  две  красавицы
плещутся в воде, пью коньяк, знаю, что помог  выиграть  еще  одну  кампанию.
Лучше не придумаешь.
     - В Убондо все спокойно?
     - Когда я уезжал, все шло прекрасно.
     Мы пили, ели, плавали, предавались любовным утехам остаток пятницы, всю
субботу и часть воскресенья. Потом мы привели в чувство месье Арсеню,  чтобы
расплатиться с ним, распили на прощание бутылку вина и поехали в  Убондо.  Я
следовал за большим белым "ласаллем". Анна сидела рядом, положив голову  мне
на плечо.
     - Это было чудесно, - сонно прошептала она.
     - Изумительно.
     - И мы действительно сможем жить в домике на берегу?
     - До конца наших дней, - ответил я.


        Глава 26

     Охранники у ворот огражденного стеной  Подворья  Акомоло  узнали  белый
"ласалль" и приветствовали нас, когда в понедельник вечером  Шартелль,  я  и
Анна приехали поздравить  первого  премьер-министра  независимой  Альбертии.
Весь день мы перезванивались с Дженаро и доктором  Диокаду.  Партия  Акомоло
уверенно лидировала в масштабах  всей  страны,  Декко  значительно  опережал
своих соперников в Западной провинции.
     Уильяма и остальных слуг мы отпустили, чтобы они  смогли  проголосовать
сами и привести с собой всех друзей к  урнам,  украшенным  символом  партии,
скрещенными лопатой и мотыгой, понятным даже  неграмотным.  Не  менее  ясные
символы имели и другие  партии.  После  официального  визита  к  Акомоло  мы
собирались пообедать у Клод, а  затем  поехать  к  Джимми  Дженаро  и  ждать
окончательных результатов.
     У дома сгрудились машины, толпились люди. Тут собрались чуть ли не  все
базарные  торговки,  надевшие  наряды.  Они  стояли  или  сидели,  хихикали,
сплетничали, громкими криками приветствуя  каждого  известного  альбертийца,
входящего в дом, чтобы поздравить  Акомоло.  Они  приветствовали  даже  нас.
Шартелль помахал им сигарой. В большом зале преобладали  мужчины.  Они  пили
виски и джин вождя и говорили друг другу, что с самого начала не сомневались
в  победе  Лидера.  Будущий  премьер  стоял   в   левом   углу,   окруженный
доброжелателями, которые хором поздравляли его с победой. Он слушал вполуха,
время от времени вежливо кивая. Выглядел он уставшим, и ритуальные шрамы  на
щеках выделялись резче, чем обычно.
     Вождь улыбнулся, заметив Шартелля. Двинулся к нам, протягивая обе руки.
     - Я так рад, что вы смогли заехать. Сведения очень обнадеживающие.
     - Все хорошо, вождь, - кивнул Шартелль. -  Лучше  не  бывает.  Я  вижу,
придворные блюдолизы уже тут как тут.
     Акомоло понизил голос.
     - Шакалы.
     - Держу пари, они знали с самого начала, что вы не можете проиграть.
     Акомоло кивнул.
     - Все до единого. Но торговки во дворе - самый верный признак. Они чуют
победителя и собираются в его доме. Это традиция. И я жалею, что они здесь.
     По мере поглощения спиртного шум в зале нарастал.
     - Давайте поднимемся в мой кабинет, - предложил вождь. - Здесь  нам  не
поговорить.
     Он повернулся к одному из своих помощников и сказал, что будет наверху.
Мы поднялись на второй этаж и устроились на низких кушетках. Акомоло сел  за
стол и тут же начал перекладывать бумаги.  Под  потолком  медленно  вращался
вентилятор.
     - Я хочу воспользоваться представившейся возможностью  и  поблагодарить
вас, мистер Шартелль и мистер Апшоу, за то, что вы сделали. Я не так наивен,
чтобы не понимать, что  вы  использовали  некоторые...  скажем,  тактические
приемы, которые я мог бы не одобрить, если бы вы обратились ко мне.
     Шартелль широко улыбнулся.
     - Вождь,  мы  с  Питом  просто  не  хотели   обременять   вас   мелкими
подробностями. Вам и так хватало забот.
     Акомоло кивнул.
     - Я думал, что разбираюсь в политике, мистер Шартелль, но эта  кампания
позволила мне узнать много  нового.  Я  собираюсь  написать