и кандидатами? -- Это не имеет никакого отношения к Матье, господин директор. Кстати, третий погиб случайно. Он пожимает плечами. -- А второй сам себе перерезал горло во время бритья? -- Нет. По-моему, только второе убийство является убийством. Босс пожимает плечами. -- Самоубийство, убийство, несчастный случай, так? -- Именно так, патрон. -- Вам нелегко придется, чтобы заставить прессу поверить во все это. -- У меня будут доказательства. -- Да услышит вас Бог. Но мне кажется, что вы забываете об одной существенной детали Он садится за стол и поглаживает кончиками пальцев позолоту своего бювара из тисненой кожи. -- О покушении, жертвами которого вы с Берюрье стали сегодня утром Я делаю недовольную гримасу. Однако он прав. Я об этом уже и думать забыл Честное слово, он мне испортил настроение, старый бонза. Я предпочитаю удалиться. ГЛАВА XVII Перед тем, как вернуться в Белькомб, я проверяю алиби зятя покойного Ляндоффе. Тут нет проблем пишите на доске "Не повезло" и сотрите. Гуляка в самом деле провел ту ночь в Париже с женщиной, как он мне и сказал Спустя два часа я въезжаю на площадь мэрии Белькомба. Она забита народом. Не мэрия, а площадь. Взгромоздившийся на бочку торжествующий Диоген Берю, в рыцарской соломенной шляпе, окруженный Морбле и закутанный в шарф Пино, произносит речь, приводящую толпу в восторг -- Сегодня утром убийца попытался свести со мною счеты. Но я вам уже говорил не далее, как вчера вечером, что Берюрье так просто не возьмешь. Вот я по-прежнему перед вами, более чем когда бы то ни было, друзья мои. И я, Берю, вам говорю, что, когда я стану вашим депутатом, ваши дела никогда не будут лучше, чем при мне. И никогда Белькомб не будет более белькомбежским! Его слова принимаются с триумфом. Пино смеется сквозь свой насморк. Я прокладываю себе дорогу сквозь толпу, чтобы добраться до него: -- Ничего плохого не случилось за время моего отсутствия, старина? -- Ну что ты! -- протестующе отвечает Пино -- Его безумно любят, нашего Толстяка. Он несколько раз подряд чихает и откашливается в ладонь -- Я только одного не понимаю, зачем он взял себе такого заместителя! Он же мог обратиться ко мне, и я охотно оказал бы ему эту услугу. Морбле, у которого тонкий для бывшего жандарма слух, становится пунцовым. -- Вы, тухлая рыба,-- поворачивается он к развалине,-- советую воздержаться от подобных размышлений. Я являюсь близким другом Александра и... -- Это я близкий друг Александра,-- утверждает славный, добрый Пино.-- Лучше спросить об этом у комиссара Сан-Антонио. -- Вы оба ошибаетесь, и тот и другой, у Берюрье всегда был только один близкий друг -- это я. Я оставляю их в полнейшей растерянности и направляюсь в комиссариат x x x -- Кого сегодня убили? -- спрашиваю я. Инспектора пожимают плечами. -- Пока никого. Кстати, господин комиссар. Мы вам раздобыли фотографию Матье Матье. Не очень хорошая, к тому же фотографировали не его... -- Я в курсе. Спасибо,-- прерываю я.-- Матье Матье в действительности является Матье Матиасом, и десять лет назад он убил свою жену. Господа, вам придется прочесать всю Нормандию -- край, где он родился. Полагаю, что он там и скрывается. Он, наверное, спрятался в какой-нибудь захолустной деревушке. Думаю, вы его найдете без особого труда. Полицейские шумят и начинают поспешно надевать свои пиджаки -- Тот, кто его поймает, увидит свое фото в газетах,-- обещаю я. Людей всегда надо стимулировать. Можно подумать, что из голубятни выпустили голубей. Я остаюсь один. Сквозь оконные решетки в комиссариат врывается выглянувшее солнце. Ему плевать на решетки. Я кладу голову на руки. Мне хорошо, я ни о чем не думаю или почти не думаю... Я вспоминаю малышку Наташу, такую красивую и такую сумасшедшую. Лакомый кусочек. Надо будет навестить ее, чтобы сказать, что я ее обманул, а также чтобы сообщить о печальной участи графа. Поскольку я убежден, что Гаэтан покончил жизнь самоубийством, его самопожертвование не должно остаться без вознаграждения. Открывается дверь, и входит Мартине, разодетый, как милорд, и сияющий ослепительнее, чем прожектор противовоздушной обороны. На нем тиковый светло-серый костюм, голубая рубашка и желто- канареечный галстук. Я бы даже сказал, чижикового цвета, но не хочу его обидеть. Он размахивает у меня перед глазами конвертом. -- Она ответила, господин комиссар! Приятность разливается по всему моему телу, даже там, где я не осмеливаюсь вам об этом сказать. Я достаю из конверта клочок бумаги, на котором написана следующая загадочная фраза. "Я посещаю церковь Святого коленопреклонения каждый вечер в семь часов" Это скрытое приглашение для открытия переговоров -- Вот и хорошо, мой мальчик,-- говорю я Мартине, одетому под канарейку. -- Как дальше будет развиваться операция? -- осведомляется красавчик. -- Естественно, туда отправишься ты и спросишь, сколько она заплатит за улики. -- Улики чего? -- спрашивает ненасытный. -- Не уточняй, ибо ситуация скользкая. Если она задаст этот вопрос, скажи ей, что ты предпочитаешь не отвечать. Это вопрос психологии. Надеюсь, ты ее не лишен. Ты должен попытаться узнать то, чего ты не знаешь, дав понять даме, что тебе это известно That is ruler of the game, you see?[47] Он, должно быть, бегло говорит по-японски, так как согласно кивает головой. Я смотрю на часы. Они показывают, как и положено, шесть часов двадцать пять минут. -- У тебя остается тридцать пять минут на то, чтобы надеть темные очки и отправиться туда. Встречаемся здесь, как только ты расстанешься с дамой. С тобой -- мои лучшие пожелания! Он устремляется на задание. В воздухе разлита томность. Я предпочел бы сам заняться этой вдовушкой, но, к сожалению, она меня знает. У меня такое ощущение, что я смог бы у нее кое-что выведать. Глупо работать с ней через посредство канарейки. Это похоже на манипуляции с радиоактивными веществами Ваши руки совершают жест, но выполняет его система колесиков и захватов. Трио избранников -- Берю, Пино, Морбле -- с шумом и грохотом вторгается в комиссариат. Толпа на улице гудит. -- Что случилось, гангстеры? -- обеспокоенно спрашиваю я. Толстяк важно пожимает плечами. -- Популярность -- штука необъяснимая,-- говорит он.-- Вот я, например Белькомбежцы от меня без ума... И в самом деле, на улице массы скандируют. -- Берюрье, на балкон! Берюрье, на балкон! -- Они без конца хотят, чтобы я выступал перед ними. Ну и любят же они речи, ничего не скажешь! Уже ощущая себя трибуном, он выставляет свою объемную фигуру в проем окна. Раздается сплошной крик "А-а-а!", подобный чудовищному оргазму. Возбужденная до предела толпа при виде Берю словно освобождается от доведенного до предела напряжения. Она буквально отдается этому нежному и столь отважному поросенку. Подняв руки, в своей неизменной шляпе, как в ореоле, Его Величество бросает несколько приятных слов. -- Нет проблем, ребята! -- орет он голосом стентора.-- Все идет наилучшим образом. И, поскольку вы все здесь, давайте, чтобы прочистить горло, хором споем песенку "Три золотых дел мастера". Наэлектризованная толпа запевает этот славный гимн, после исполнения которого соглашается разойтись. Берю вытирает лоб, по которому струится пот. -- Что ни говори,-- замечает он,-- а политика -- изнурительное дело. Постоянно нужно говорить, пожимать руки, петь, целовать детишек. Недавно мы остановились перед церковью, из которой выходила свадьба. Мне пришлось перецеловать новобрачную, новобрачного, дедушек и бабушек, тещу и кузена унтер-офицера, исполнявшего обязанности свидетеля. Одним словом, приходится работать! -- На тебя никто не покушался? -- Ты что, смеешься? -- Однако сегодня утром... Толстяк наклоняется к моему столу: -- Я тут хорошо поразмыслил, приятель. Почему эта бомба должна была быть для меня? В конце концов, ее подложили в твою машину. Может быть, она была предназначена тебе? Подобные замечания впечатляют. В конце концов, возможно, он и прав. Кто знает? x x x Два часа спустя, когда вечер спускается над Белькомбом, возвращается Мартине. Его рот расцветает чудесной улыбкой, способной украсить рекламу слабительного. -- Дело движется, малыш? -- спрашиваю я его. Он шаловливо подмигивает мне: -- Наилучшим образом, господин комиссар. -- Рассказывай! Легкое откашливание, и он начинает: -- Дама находилась в церкви, около исповедальни. Я подошел к ней и стал рядом на колени. И она меня сразу спросила, что я от нее хочу. -- Что потом, дитя мое? Расскажите мне все, не скрывайте ничего,-- посмеиваюсь я. -- Ну я ей и выдал все, что вы поручили мне сказать. Она меня спокойно выслушала. Потом вполголоса спросила, ничем не выдавая волнения: "Что вы имеете в виду под словом улики?" -- "Это сюрприз",-- ответил я. Я одобрительно киваю. -- Очень хорошо, Мартине. Даже столь же умный человек, как я, не мог бы сделать лучше. Он приосанивается. -- Она меня спросила, чего я хочу. Я ей ответил: "Как можно больше!" (Согласитесь, что он не глуп, этот инспектор. Он обладает искусством преодолевать препятствия и манерами, которые мне нравятся. Он, безусловно, сделает карьеру, если коллеги не съедят его по дороге.) "Но все-таки?" -- настаивала она. "Сколько вы можете мне предложить?" -- спросил я возможно более злым голосом. Она ответила, что подумает, и поинтересовалась, где меня можно найти. Я сказал, что достаточно послать мне rekecp`lls до востребования, и добавил, что, если завтра к полудню от нее не будет никаких вестей, она будет жалеть об этом всю жизнь, и что ей следует подумать о детях. -- Чудесно! -- одобряю я.-- Такие выражения всегда производят впечатление в подобных разговорах, они подобны цитате из "Британника"! Что было потом, дитя мое? -- Она пообещала и... Он умолкает, так как в это время телефон взывает о помощи. Я снимаю трубку. У меня спрашивают, я ли это, что я и не думаю отрицать. -- Это мадам Монфеаль,-- произносит женский голос. Я с трудом сглатываю слюну. -- О, прекрасно, дорогая мадам. Чем обязан удовольствию слышать вас? -- Я столкнулась с одним типом, самым что ни на есть подозрительным, который нагло пытается меня шантажировать. -- Да что вы! -- выдыхаю я, разочарованный до самой ватерлинии. Мартине, который ни о чем не догадывается, непринужденно полирует пилочкой ногти. Он недоволен тем, что его прервали, ибо ему не терпится продолжить свой рассказ. -- Именно так,-- говорит вдова.-- Этот хулиган сунул мне в руку записку на кладбище в день похорон. Представляете, что это за наглец! -- Да, действительно! Почему вы не предупредили меня? -- Я хотела понять, чего он добивается. Я... думала, что ему известно что-нибудь важное насчет убийства моего мужа и что, предупредив вас, я спугну его... Он говорит, что у него есть какие- то улики, но я не смогла его заставить уточнить, какие это улики. Вы не считаете, что это тот самый сумасшедший, господин комиссар? -- Не исключено,-- соглашаюсь я.-- Нет, это не исключено. -- Фамилия его Мартине. По всей видимости, это его настоящая фамилия, поскольку почта приходит ему до востребования... -- Я немедленно этим займусь. Мое почтение, мадам. Я вешаю трубку. -- Так вот,-- говорит красавец Мартине, подобный сияющей весне или, по крайней мере, мужскому отделу универсального магазина "Весна".-- На чем мы остановились? -- Я уже не помню,-- бормочет доблестный Сан-Антонио, человек, способный заменить таблицу умножения и чихательный порошок.-- Нет, я не помню, на чем мы остановились, но зато могу тебе сказать, к чему мы пришли! К нулю, приятель! Мамаша Монфеаль только что рассказала мне о вашем разговоре. Надо признать, что мы поторопились радоваться. У бедняги широко, словно шляпа с велюровыми полями, раскрывается рот. Он уже видел себя комиссаром Мэгре, улучшенным Шерлоком, а теперь ему предстоит разочарование. -- Ну ничего,-- успокаиваю я его.-- В нашей профессии всегда так: приходится наносить много ударов, куда надо и куда не надо, прежде чем нокаутируешь противника. ГЛАВА XVIII Если и есть хоть одно существо, которому радостно видеть очаровательного Сан-А, так это Фелиция, моя славная мама. -- Мой мальчик! -- ликует она.-- Я уже начала волноваться. -- Что за мысли, мама, ну почему? -- Не знаю, просто так... -- У тебя есть какие-нибудь новости? Она вновь становится серьезной. -- Я не осмеливаюсь,-- говорит она. -- Что не осмеливаешься? -- Рассказать тебе о результатах моих поисков. Такой маму я еще никогда не видел. Если и она начнет напускать на себя вид сотрудника Второго отдела, то пиши пропало. Обычно она очень непосредственна. -- Почему? -- Потому что боюсь ошибиться, Антуан. Это значит, что она что-то раскопала. -- Все же расскажи. Все, что ты ни скажешь, против тебя не обернется. Мы с тобой не в Штатах. -- Ну так вот. Когда ты уехал, я стала размышлять. И мне пришло в голову, что наша гостиница расположена по дороге в церковь и что история с машиной произошла до мессы. -- Не улавливаю связи. -- Я пошла поговорить с мальчиками из церковного хора. Я щелкаю пальцами и восторженно целую ее. -- Гениально. Теперь я знаю, кому я обязан исключительным даром, который обеспечил мне такую известность! -- Будь поскромнее, Антуан,-- советует она мне нежно, стараясь не рассмеяться.-- Ну вот, я поговорила с двумя мальчиками из хора, и один из них сказал, что он видел какого-то человека, закрывавшего дверцу твоей машины. -- Так это же чудесно! Кто? -- Жано! -- Какой Жано? Кто такой Жано? -- Посудомойщик в нашей гостинице. Она хватает меня за предплечье и сжимает его. -- Я боюсь, не соврал ли он. Можно ли верить показаниям мальчишки? Это же так серьезно, понимаешь? -- Не беспокойся, мама, у меня есть опыт. И правда, ребята, я знаю по меньшей мере тысячу двести дам, которые вам это подтвердят. Маму все равно одолевает беспокойство. Она так добра, что переживает за этого вышепоименованного Жано. -- А потом,-- вновь говорит она,-- Жано, может, просто посмотрел твою машину, не сделав ничего дурного. -- Ну, конечно, не переживай, я сумею его проинтервьюировать мягко. Я запечатлеваю новый успокоительный поцелуй на лбу моей доброй старушки. Затем отправляюсь на кухню. Хозяин весь в работе. Он готовит для разнообразия телятину в сметане, с приправой из парижских грибов, выращенных в Фуйи-ле-Трюф. Его подручный, он же скверный повар, посудомойщик, истопник и козел отпущения, находится рядом с ним и проворно размешивает соус бешамель. Я смотрю ему прямо в глаза и констатирую, что они бегают, словно мышь в западне. "Так-так",-- говорю я себе, ибо я хорошо владею этим способом общения. Хозяин силится продемонстрировать хорошее настроение, хотя далек от того, чтобы его испытывать. -- Вам что-нибудь нужно, господин комиссар? -- Да, я хотел вас попросить одолжить мне минут на десять Жано. Мне надо погрузить тяжелую вещь и нужна помощь. Хозяин "Сторожевой башни" сдерживает гримасу неудовольствия. -- Это срочно? -- Срочно,-- отвечаю я. -- Ладно,-- говорит поджариватель коровьих сыновей,-- оставь, Жано, свой соус и поторопись! Я ухожу с Жано, следующим за мной по пятам. Ему явно не по себе. Я чувствую, что искусное расследование, проведенное моей мамой, не замедлит принести свои плоды. -- Куда мы идем? -- квакает Жано (он бы охотнее каркнул, но у него не получается "р") Жано -- крепкий парень лет двадцати трех с узким, как лента пишущей машинки, лбом, потухшими глазами и большим слюнявым ртом. Думаю, что ему всю жизнь придется быть посудомойщиком, причем отнюдь не в команде капитана Кусто,-- это я вам говорю! -- Ко мне в комнату,-- кратко отвечаю я. Мы поднимаемся. Когда мы входим, он машинально ищет глазами чемодан или другую тяжелую вещь, которая подтвердила бы предлог, под которым я реквизировал его у хозяина. Но ничего похожего не находит. Я закрываю дверь на ключ, вынимаю его и начинаю им поигрывать, что заставляет побледнеть бедного парня. Используя ключ как ствол револьвера, я прижимаю его к широкой груди мойщика посуды. Он отступает. Я его безжалостно подталкиваю к вольтеровскому креслу и вынуждаю сесть -- Тебе сколько лет, мой маленький Жано? -- сладким голосом спрашиваю я его. -- Двадцать четыре,-- невнятно бормочет он. -- Следовательно, ты совершеннолетний и у тебя есть все прививки. Такая проделка, которую ты совершил сегодня утром, обойдется тебе лет в пять тюрьмы, это в том случае, если ты еще не сидел. Его слюна превращается в гипс. Он не в состоянии ее проглотить, и она остается у него прилипшей к небу. -- Но я... -- Ты? Он растерян, и его нижняя челюсть начинает слегка дрожать -- Давай-давай, ты собирался что-то сказать... -- Нет, я... Мне его жаль Жано не кретин, но его интеллект развит меньше, чем его бицепсы. -- Ту штуковину, которую ты сегодня утром сунул под сиденье моей тачки, кто тебе ее дал? В его голове, должно быть, одновременно звонят базельские и арагонские колокола. Взгляд несчастного неподвижен, и сопля школьника выползает из его бледного носа. -- Ты не хочешь говорить здесь? Ты предпочитаешь, чтобы мы отправились поговорить об этом в комиссариат? Ладно, как хочешь. Он делает растерянный жест -- Я... Это... это была шутка, господин комиссар. -- Уф! Выложил! От него нетрудно будет добиться признания. -- У тебя очень разрушительные шутки, Жано. -- Я хотел... это из-за газет... Когда я узнал, что господин Берюрье... Это чтобы поиграть в того сумасшедшего, понимаете? Вот она где опасность прессы! Она распространяет определенные мнения, создает различные мифы и героев отделов происшествий, и слабые головой люди, подобные этому поваренку, попадаются на удочку. Им хочется убедить себя, что они тоже не робкого десятка, и они бросаются на поиски приключений. -- А, так ты хотел поиграть в сумасшедшего, приятель? -- Я не знал, что дело так обернется. Это была всего-навсего учебная граната, которую я прихватил из армии. Я думал только попугать вашего друга. Я пристально смотрю на бедолагу, вертя ключ на указательном пальце. -- И ты не подумал, что в твоей так называемой гранате может оказаться порох? Порох, от которого загорелись сиденья! Ну и болван же ты! Я не выдерживаю и даю ему две крепких пощечины. Угробить почти новую машину, чтобы поиграть в злодея! Есть от чего возмутиться. Какое-то мгновение меня одолевает желание засадить за решетку эту личинку. Затем я отдаю себе отчет, что этим я не окажу обществу услуги. До сих пор он был просто глуп. В тюрьме он станет злым. Может, нынешний урок окажется для него спасительным, и на будущее он потеряет желание оригинальничать? В любом случае страховая компания оплатит сгоревшую тачку! И потом есть еще Фелиция. У нее исстрадалось бы сердце, узнай она, что из-за нее маленькому негодяю доведется отведать сырой соломы тюремных камер. Я поднимаю его за отвороты куртки в мелкую клетку. -- Послушай, гаденыш! Я даю тебе шанс. Если пойдешь правильной дорогой, все будет в порядке. Но, если ты споткнешься, тебя отправят шить шлепанцы до тех пор, пока не заплесневеешь, понял? И это не пустые угрозы. За тобой будут присматривать. Считай, что тебе повезло, поскольку сердце у меня столь же большое, как и твоя глупость. А теперь давай проваливай! У него по щекам текут слезы. Он останавливается у двери и лепечет: -- Она закрыта на ключ! Я отпираю дверь. Проходя мимо меня, он прикрывает лицо рукой, но получает удар моей ножкой 42-го размера в задницу. Это помогает ему одолеть шесть ступенек вниз без остановок. Едва он исчезает, как появляется моя встревоженная мама. -- Ну что? -- Это был действительно он. Он использовал учебную гранату. Ему захотелось побыть оригинальным. -- Что ты с ним сделал? -- Влепил пару пощечин. Что ты хочешь, чтобы я ему сделал? Он схлопотал бы самое малое два года тюрьмы. А зачем? Теперь мама начинает лить слезы. Она целует меня. -- Ты добрый мальчик, Антуан. -- Это не его вина, что жизнь такая мерзкая и что ему сунули в руку гранату прежде, чем оторвали от материнской груди. Я подхожу к окну, чтобы полюбоваться на золото наступающего вечера. Меня гложет воспоминание о Наташе. Смешно. Во время встречи с ней я думал только о том, как бы выведать необходимые сведения. И вот ретроспективно я начинаю испытывать ее славянское обаяние. У нее как раз такие глаза, которые я люблю, и бюстгальтер, чудесно выполняющий свою функцию. Мне очень хотелось бы провести отпуск в ее декольте. -- Следствие продвигается? -- интересуется Фелиция. Я гляжу на старую мельницу с запрудой, покрытой лилиями, с ее заржавевшими затворами и плакучими ивами. -- Да, мама, чертовски. Никогда не имел подобных дел. Все три кандидата погибли в течение недели. Первый покончил с собой. Второй убит. А с третьим произошел идиотский случай. Черная серия, одним словом! Редко, но такое случается. -- В общем,-- со знанием дела подводит итог матушка знаменитого комиссара Сан-Антонио,-- в общем, Антуан, тебе надо раскрыть всего лишь одно преступление? -- Да, мама, всего лишь одно. Снизу до меня доносится песня "Три чесальщика": Ибо мы, Ибо мы, Ибо мы чесальщики! Этот доблестный гимн орут три подвыпивших певца. Певцы с лужеными глотками -- Берю, Пино, Морбле. Фелиция заливается смехом. Я подхватываю ее за талию. -- Давай, мамочка, спустимся,-- говорю я,-- согреем душу. x x x Взгромоздившийся на стол Берю под осуждающие взгляды англичан разглагольствует: -- Сударыни, господа! Если программа PAF вам не нравится, можете проваливать отсюда! А пока я ставлю любому и каждому по бутылке вина -- обмыть мое будущее избрание[48] в законную Ассамблею. -- Законодательную! -- поправляет Морбле. -- А тебя кто спрашивает? -- обрушивается на него Берю.-- Не хватало еще, чтобы какая-то старая жандармская унтер-офицерская развалина давала мне уроки французского языка! Нет, вы видели такое! Морбле аж сатанеет от ярости. Он заявляет, что для него унизительно быть заместителем ничтожного полицейского в гражданском костюме и что он подает в отставку. Для Пино это заявление -- целительный бальзам, поскольку он сам метит на этот пост. Мы на пороге драки, и я вижу, что самое время вмешаться. -- Берю,-- обрываю я его.-- Вместо того чтобы разыгрывать здесь из себя клоуна, ты бы лучше занялся своей работой полицейского. Я тебе поручил ответственное дело, а ты его забросил, чтобы погрязнуть в перипетиях смехотворной избирательной кампании, которая покрывает нас позором! Толстяк отвечает мне, что, пока меня будет покрывать позор, мне не придется раскошеливаться на химчистку. Рассуждение его мне представляется логичным. Затем он высокомерно отметает мою критику. -- Моя работа? Так я ее выполнил, несмотря на мою избирательную кампанию. Твоего продавца нафталином, Беколомба, я проследил с момента выхода из лавки. Мы за ним следили даже все втроем, я говорю правду, эй вы? Пино и Морбле подтверждают сказанное. -- Впрочем,-- продолжает Берю,-- это скучный человек. Он проводит свою жизнь в церкви. Он туда отправился сразу после работы. Его пьяный взгляд слегка светлеет. -- О, постой-ка, я тебе об этом расскажу поподробнее. В церкви находился один из наших парней из комиссариата, он был с этой, как ее, вдовой. Они вели серьезный разговор. Беколомб, должно быть, страшно ревнивый, потому что сразу после разговора он принялся следить за инспектором аж до самого комиссариата. А потом... Я его больше не слушаю. Черт побери, все ясно! Теперь я понимаю, почему мне позвонила мамаша Монфеаль. Она предупредила Беколомба о том, как развиваются события с так называемым шантажистом, и он проследил за всей операцией. Тогда-то он и сообразил, что кретин Мартине отправился в комиссариат докладывать о проделанной работе. Он понял, что это ловушка, и поставил об этом в известность свою подружку в трауре. Вот тогда-то мадам Монфеаль мне и позвонила, что должно было, по ее мнению, обелить ее в моих глазах. Я расцеловываю Толстяка. -- Господин президент,-- говорю я,-- ваши действия принесли свои плоды. -- Незрелые! -- язвительно бросает Морбле. Но его сарказм пролетает слишком высоко, чтобы бросить тень на безмятежность Берюрье. -- Дорогие друзья,-- говорю я,-- следуйте за мной. Мы сейчас будем допрашивать гражданина Беколомба. Чем нас будет больше, тем нам будет веселее. Морбле заостряет свои усы, пропуская их между большим и указательным пальцами. -- Вы мне позволите его обработать! -- умоляюще просит он.-- Хоть самую малость, чтоб вы увидели, как я действую. ГЛАВА XIX Мы уже сидим в машине, и я включаю мотор, как вдруг черный "пежо-403" тормозит перед нашим носом, поднимая кучу пыли. К нам устремляется инспектор Гландю с улыбкой от одного уха до другого. -- Господин комиссар! Есть! Есть! -- Что есть? -- говорю я.-- Ваша жена родила пятерню? -- Да я еще не женат,-- уже спокойнее отвечает он. -- А я уже решил, что так оно и есть, ибо, насколько мне известно, только отец свежеиспеченной пятерни может быть таким возбужденным. Совсем успокоившись, как после душа, он бормочет: -- Я только хотел вам сказать, что мы отыскали Матье Матиаса. Теперь наступает моя очередь исполнить танец Святого Витта. -- Что?.. -- Он здесь, в машине. Мы его схватили в бистро "Куйяссон-ле- геррье", в сорока километрах отсюда. При нем нашли два миллиона наличными. Я подхожу к "пежо-403". Плохо выбритый тип с глазами, похожими на порченый виноград, жует старый окурок. На запястьях у него наручники, и он сидит между двумя полицейскими. -- Привет, Матиас,-- любезно говорю я, усаживаясь на переднее сиденье.-- Ну что, отпуск закончился? Он вперяет в меня мрачные, налитые кровью глаза. ---- Похоже, ты выиграл в лотерею? Молчание. -- Тебе везет в твоем несчастье,-- замечаю я,-- уже шесть месяцев, как с тебя за сроком давности снято обвинение в убийстве жены. Так что, тебе придется теперь отвечать только за убийство графа. Он начинает говорить, точнее, лаять: -- Это не я! -- Ты надеешься заставить нас этому поверить, парень? Значит, ты совсем болван. -- Он сам застрелился! -- Не может быть! Необыкновенно приятно констатировать, как я верно все угадал. Что скажете на это, дорогуши? Согласитесь, что в проницательности, равно как и в любви, ваш Сан-Антонио мало кому уступит. -- Он покончил с собой,-- произносит Матье своим угасшим и шипящим, словно жарящаяся в масле картошка, голосом. -- Это ново! -- вру я.-- Ну-ка, расскажи, чтобы убедить нас, какой ты мастер сочинять нелепые сказки. -- Это правда,-- упорствует пьяница. Забавно, ребята! Наверно, где-то во мне находится периферийная железа, которая пропускает воду, поскольку я растроган бедой этого типа почти так же, как был растроган бедой onb`pemj` Жано. Еще один одинокий тип! Мир -- это чудовищный муравейник одиноких людей. Я вам говорю, повторяю и буду повторять: с того момента, как вам обрезают пуповину, все кончено. Отныне и навсегда вы одиноки! Навечно! Единственный период, который чего-нибудь стоит, это девять месяцев настоящих каникул, проведенных в материнском лоне. Но, не хнычьте, клянусь вам, что я -- реалист, всего лишь реалист. Вся последующая жизнь -- это лишь насмешка, иллюзия, коллективная игра, гораздо менее привлекательная, чем танец на ковре. -- Как это произошло? -- спрашиваю я. В моем голосе слышатся нотки, которые волнуют не только Матиаса, но и парней, которые его сопровождают. -- Я работал в саду. Послышались револьверные выстрелы. Я пошел взглянуть. Он лежал на полу... Он дергался. Я удивился. Еще бы! Есть чему удивиться! -- Ну а потом, парень? -- Я подумал, что тут же придут остальные... -- Слуги? -- Да. Но они не появлялись... -- И тогда ты взял два миллиона, находившихся в открытом ящике стола, и спрятал их в своей коробке из-под завтрака. Ты ее закопал и продолжил как ни в чем не бывало свою работу. Так или нет? Сейчас он более удивлен, чем тогда, когда обнаружил труп первого кандидата. -- Да... Его "да" не только ответ, но также и вопрос. -- Зачем ты всунул ему в руку телефонную трубку? Он встряхивает головой. -- Это неправда. Я к нему не прикасался... -- Минутку, мотылек,-- прерываю я его.-- Ты знаешь, что тебе это дороже стоить не будет. В твоих интересах сказать правду. -- Я клянусь,-- утверждает он, протягивая вперед ладонь. Оба полицейских прыскают со смеху. -- Тихо! -- гремлю я. Самое смешное, что я верю Матиасу. У него интонация, взгляд, подергивания, которые не врут. -- Как он лежал, граф этот? -- На полу. -- Ты об этом уже говорил. Но револьвер, он держал его в руке? -- Да. -- А телефонную трубку? -- Она болталась на проводе. Внезапно до меня доходит. Слуга. Слуга, рожденный в этом доме, слуга, для которого самоубийство представляется позором! И он, словно отец графа и душа дома, представил самоубийство как преступление. -- На следующий день, когда ты прочитал прессу и понял, что случившееся считают убийством, ты потихоньку достал деньги и скрылся. Верно? -- Да. -- Ты надеялся выйти сухим из воды? -- Не знаю. Я испугался... -- Ты думал, что полиция в ходе следствия в конце концов установит твою личность? -- Да. -- На твоей совести уже было убийство, и ты решил, что автоматически обвинят тебя, так? -- Так. -- Так вот, как видишь, полиция не так глупа, как ты думал. Я собираюсь покинуть "пежо-403", поскольку мои нетерпеливые приятели сигналят с борта другой машины, но передумываю. -- Это ты убил свою собаку? -- Я Я вздыхаю. -- Потому что она увязалась за тобой? -- Я боялся, что она меня найдет там, куда я направлялся. -- Бедняга ты, бедняга,-- говорю я.-- Это был твой единственный друг! ГЛАВА XX Жан-Луи Беколомб, если и работает на улице Двух Церквей, зато живет на улице Дантона (названной так, потому что ее дома снабжены, подобно гильотине, опускающимися окнами). Он занимает маленькую квартиру под самой крышей. Когда мы звоним, он уже в пижаме и домашней куртке. Его малопривлекательная физиономия напоминает рекламу гепатических пилюль. Увидев столь многочисленную толпу на коврике у своих дверей, он хмурит брови: -- В чем дело? Я вталкиваю его в глубь его владений. На подушке мурлычет толстый кастрированный кот. Пахнет дешевыми духами. Он понавешал фонариков, чтобы сделать свое жилище более веселым и порочным. Наверное, здесь он и ублажает мадам Монфеаль. Я, хорошо знающий жизнь, а также как ею пользоваться, ставлю на все, что хотите, против того, чего у меня нет, что этот тип, несмотря на его невозможную рожу, должно быть, является своего рода маленьким Казановой. Наилучшими в постели оказываются не самые красивые. Что касается меня, то я в этом плане одно из редких исключений, которые подтверждают правило. Этот недомерок со своим носом, напоминающим слалом, и траченными молью глазами, должно быть, является асом в постели. -- Полагаю, вы меня узнаете? -- О, конечно,-- говорит он без особого смущения. Он производит впечатление человека скорее недовольного, чем испуганного. Мой эскорт входит следом за мной. Дверь закрывается. Где-то в его столовой в стиле Карла XI радио тихо играет мелодии, избавляющие от проказы. Мы входим в зал. Самое интересное заключается в том, что я не имею права на этот ночной визит, и самое забавное, что он это знает. -- Вы уже спали? -- извиняясь, спрашиваю я. -- Я собирался ложиться. Чем вызван этот поздний визит, господин комиссар? Я устал. У меня нет никакого желания разговаривать. Я решаю пойти с козырной. Этот тип не вызывает у меня сочувствия. Его одиночество дурного свойства. -- Берю,-- говорю я,-- ты не хочешь взять в свои руки руководство операцией? -- Я как раз собирался предложить тебе это,-- отвечает мой друг. Пино поглаживает фарфоровую задницу статуэтки, навевающей определенные мысли. Морбле теперь дышит только носом. Это напоминает шум кузницы, кующей победоносную сталь. Я хорошо знаю моего Толстяка. В исключительных ситуациях он умеет проявлять и исключительные способности. Он срывает свою шляпу и надевает ее на Диану-охотницу, jnrnp` задается вопросом, что с ней произошло. Затем он снимает куртку, вешает ее на спинку стула и подходит к Беколомбу. Он ничего не говорит. Он на него смотрит. От этого молчания нам становится не по себе. Молчание длится. Слышится лишь носовое дыхание друга Морбле, которому в ближайшие дни следовало бы удалить полипы. -- Я... я вас прошу! -- скрежещет зубами Беколомб. -- Спасибо,-- отвечает Тучный. Глядя на его рожу, никогда в подобных случаях не знаешь, что и как произойдет. На этот раз все начинается с крока, точнее, с удара локтем в живот хиляка. Продавец туалетной бумаги квакает и сгибается пополам. Ударом того же локтя, но теперь уже в подбородок, Берю заставляет его выпрямиться. -- Не торопись выходить из игры, кореш,-- советует он,-- мы только начинаем. -- На помощь! -- тявкает пройдоха. -- Ты что, совсем спятил? -- осведомляется Толстяк.-- Просишь помощи, хотя можешь даже торговать ею, поскольку у тебя в доме сама полиция. Морбле постанывает от нетерпения. Ему не терпится принять участие в деле, и он делает шаг вперед. Но Толстяк загораживает дорогу своему заместителю. -- Позволь, Пополь! Кто здесь главное действующее лицо -- ты или я? Он тебе еще достанется, если от него что-либо останется. Он обхватывает затылок Беколомба своей огромной пятерней и с силой ударяет его голову о свой бронзовый лоб. Слышится звук "бум". Беколомб начинает опускаться. У него слабеют колени. Берю его поддерживает. Ваш обожаемый Сан-Антонио думает про себя, что если этот зуав окажется чист, то он попадет под суд, и он, и его отважные лучники. Я горячо прошу Всевышнего, чтобы Беколомб хоть в чем-нибудь оказался виновным. -- Я протестую! -- с трудом произносит он. -- Зря, ты не прав! -- заявляет Берю. И тут Толстяк сатанеет. Он приподнимает на вытянутые руки продавца санитарно-гигиенических порошков и вращает его по кругу, нанося ему удар за ударом своей головой. После чего он его швыряет в старое кресло, одна из ножек которого отдает богу душу. Тип падает среди обломков, увлекая за собой подставку с конной статуэткой маршала фон Гершрукц, брачного племянника немецких родственников генерала де Голля. -- Дайте его мне, дайте его мне! -- вопит Морбле. За неимением паяльной лампы он включает зажигалку и водит ею под распухшим носом Беколомба. Пино, который только что обнаружил гравюру, изображающую какую-то даму 1900-го года, говорит, обращаясь ко мне: -- В те времена женщины умели одеваться лучше. Надеюсь, что эта мода еще вернется. -- Остановитесь! Остановитесь! -- просит Беколомб. -- Ты будешь говорить? -- спрашивает его Пополь Морбле. -- Да. Морбле задувает чадящее пламя своей зажигалки. Он прячет ее в карман и искоса бросает мне торжествующий взгляд. -- Теперь ваша очередь играть, мой юный друг, он полностью готов. Я вытираю уголком смоченного слюной (в данном случае моей) носового платка забрызганные кровью отвороты моей куртки. Основательная мясорубка. Однако я по-прежнему не испытываю никакой жалости. -- О,-- заявляю я абсолютно безразличным голосом (тем более, wrn к этому времени уже нельзя различить пятен крови на моей куртке),-- отважному Беколомбу в сущности нечего нам сказать, кроме разве "да". Я в точности знаю, как было дело. И самое замечательное, мои милые старушки, что я не блефую. Я вижу. Ясновидящая, которая гадает на кофейной гуще на площади "Освобожденного парижанина", не могла бы увидеть лучше. Что вы хотите, это мой дар! Внезапно все становится ясно. Знаете, это подобно утру, когда вы спите при закрытых окнах и выключенном шельмеце-будильнике и думаете, что еще ночь. Но вот вы распахиваете окна -- и возникает день, полный солнца и проснувшихся людей. Я проснулся, братья мои! Я только что распахнул окна. На улице -- чудесная погода! На улице -- правда! -- Некоторое время,-- начинаю я,-- вы являетесь любовником мадам Монфеаль. И, как многие любовники, вы ее ревновали к мужу. Эта ревность превзошла все границы, когда вы поняли, что он в самом деле скоро станет депутатом. Смерть Марто-и-Фосий натолкнула вас на мысль -- мысль убить Монфеаля. Мысль нелепая, но логичная. Убийство второго кандидата подтвердило бы версию о сумасшедшем, свихнувшемся на местных политиках. Вы поняли, что ситуация вам благоприятствует, что вам предоставляется уникальный случай совершить идеальное убийство. В самом деле, для следователей становилось очевидным, что в обоих случаях действовал один и тот же убийца. Он смотрит на меня сквозь заплывшие от побоев глаза. Он тоже принимает меня за сверхчеловека. Ошибается ли он? На этот вопрос ответят мои будущие биографы. Я продолжаю: -- Вы заручились согласием вашей любовницы. Утром в день убийства она побеспокоилась о том, чтобы горничная была занята на кухне, и мобилизовала ее закрывать варенье. Вы прибыли в условленное время и притаились на лестничной площадке. Когда путь был свободен, она вас впустила. Вы пошли сводить счеты с беднягой Монфеалем. Затем вы вышли, выждали немного, снова на площадке, и позвонили. Вам открыла горничная. Вы передали ей документы и ушли. Вам понадобился официальный визит, чтобы иметь алиби на тот случай, если кто-нибудь, консьержка например, увидел бы вас входящим в дом. Прекрасная работа! Все было продумано до мелочей, старик. Вы едва не преуспели. Да вот беда, преступление было слишком безупречным. Я указываю на довольного Берю, который разминает суставы, потягивая свои толстые пальцы. -- Но один мудрец, присутствующий здесь, главный инспектор Берюрье, заявил, что преступления в закрытом помещении не существует. Вывод: убийца либо обитал в той же самой квартире, либо был впущен кем-нибудь из ее жильцов. Обстоятельства, однако, были на вашей стороне. До того момента, когда бедняга Ляндоффе, третий и последний кандидат, так глупо погиб несколько дней спустя. -- Так это и вправду был несчастный случай! -- ликует Его Величество. -- Я в этом уверен, Толстый. Поскольку преступления в закрытом помещении... И три моих сотоварища хором завершают: -- Не существует! x x x Полное признание Беколомба, подтвержденное признанием плутовки-вдовы Монфеаль. Я делаю оглушительное заявление для opeqq{, которая захлебывается от восторга. Еще бы! Целая эскадрилья разоблачений: самоубийство, убийство, несчастный случай! Комиссар Сан-Антонио нокаутирует тайну за двое суток! Самоубийство, закамуфлированное под убийство! Безупречное преступление! Несчастный случай со всеми признаками убийства! Романтический звонок малышки Наташи, вешающей трубку за секунду до того, как ее любовник компостирует свое сердце. Матье Матиас с его двумя миллионами, закопанными под ро-о-зами! Это ли не кремовый торт? То есть, я хотел сказать, криминальный торт! Первые страницы всех газет, заполненные одним мной! Триумф моей карьеры! Я возвращаюсь из отпуска в неописуемом апофеозе. У меня просят автографы. Меня восторженно приветствуют. Прекрасно иметь голову на плечах и быть принцем дедукции, королем следствия, папой римским уголовных расследований! Моя физиономия появляется на обложке "Детектива". Надо пережить подобное, чтобы в него поверить! На следующий день Старик прижимает меня к сердцу. Он называет меня "мой малыш!". Даже сам господин министр считает необходимым пожать мне пальцы. Заметьте, что все это совсем не для того, чтобы увеличить мое жалование. У нас оплачивается лишь выслуга лет. И, когда начинаешь не укладываться в их расценки, тебя катапультируют на пенсию. Что поделаешь, такова жизнь! ЗАКЛЮЧЕНИЕ (Я) Да, так вот. Из этого крайне необычного расследования вытекает одно заключение. Нет, что я говорю, их множество. Рассмотрим их по порядку, сынки? x x x Сегодня утром у нас понедельник. В этом нет ничего удивительного, если учесть, что это происходит каждую неделю, по преимуществу между воскресеньем и вторником. Я прибываю в контору достаточно рано, свежий, как только что распустившаяся роза. Я подумываю о том, чтобы заглянуть на бульвар Пор-Руаяль и переговорить с Наташей, воспоминание о которой продолжает мучить меня. Вот кто, уверяю вас, заслуживает права на режим особого благоприятствования. Ибо я не знаю, заметили ли вы это с вашим слабым зрением и вашим глупым видом, но я не забывал об этой девушке в ходе всего этого тройного расследования. По прибытии я сталкиваюсь с Мартине и Ляплюмом, которые сидят с улыбками и пребывают в радостном возбуждении. -- Господин комиссар,-- объявляет мне первый,-- у меня есть новости... -- Опять! -- едва не теряю я сознание. -- Да. Представьте себе, что, проведя краткое расследование, я установил, что у Ахилла Ляндоффе в вечер его смерти было назначено свидание с проституткой из Белькомба. Вот почему он не заглушил двигатель... Теперь я наконец освобождаюсь от мучающей меня смутной мысли. Так что я был прав по всем линиям. -- Браво, мой мальчик! Это отличная дополнительная работа! Я о ней не забуду. Я поворачиваюсь к Ляплюму: -- А у тебя тоже есть новости для меня? -- Да, господин комиссар, но они не имеют ни малейшего nrmnxemh к службе. -- Говори все же. -- Знаете, это касается Наташи Баннэ. Мое сердечко начинает усиленно биться. -- Конечно, знаю. И что? -- Ну, в общем, готово! -- Что готово? -- Я ею овладел. Не без труда, но я добился своего. Эта девушка пережила много разочарований Он краснеет и бормочет, понижая голос -- Строго между нами. Она решила наверстать... и знаете -- это какой-то вулкан! Я делаю усилие, чтобы скрыть разочарование. -- Тем лучше, мой мальчик, тем лучше. Я хлопаю по плечу нового Гаруна Терзиева -- Желаю удачи. Когда тебе надоест, не бросай ее: она, возможно, пригодится! Слегка уязвленный в области простоты, я поднимаюсь к Папаше. Со времени моего белькомбежского триумфа он меня умасливает так, что в сравнении с этим божье помазание не более чем дым Когда я стучу в дверь, за ней слышатся раскаты его голоса -- Войдите! -- орет Старик Я проскальзываю в директорский кабинет и обнаруживаю там сидящего в кресле со скрещенными ногами Берюрье, с не застегнутой ширинкой и с новой шляпой, небрежно засунутой под его разрушительные ягодицы -- Значит, вы утверждаете, что это ультиматум? -- бросает ему Стриженый Похоже, что происходящее нисколько не волнует Берю. Он выглядит счастливым. Сегодня у всех, кроме Папаши, радостный вид. Поскольку я несу ответственность за него перед вышестоящими, то осведомляюсь о его новых выходках -- Возьмите! -- говорит патрон, потрясая перед моим носом какой- то газетой. -- Читайте! На второй странице, на двух колонках, я вижу подчеркнутое красным карандашом следующее заглавие: "В департаменте Сена-и-Эр главный, инспектор Берюрье избран большинством в 99% голосов!" Излишне говорить, мои уточки, что это производит на меня странное впечатление. -- Не может этого быть! -- выдыхаю я -- Абсолютно точно! -- парирует Толстяк -- Я депутат от департамента Сена-и-Эр. Разве это не успех, а? -- Я не хочу этого знать! -- ревет Старик -- Или вы отказываетесь от своего мандата или покидаете полицию! Берюрье встает, берет свою шляпу, возвращает ей более или менее соответствующий вид и заявляет. -- Господин директор. Когда тебе выпала удача стать избранником народа, чтобы защищать его интересы перед законной Ассамблеей,-- от этого не отказываются. -- Вывод вы просите о досрочном выходе на пенсию? -- Поскольку этого требуете вы и поскольку вы не даете мне другой ребарбативы[49], да! Он избегает моего взгляда. -- Знаете, я сожалею,-- бормочет он -- Но, что поделаешь, такой случай! Надо понять... -- Выйдите! -- громовым голосом приказывает Стриженый. Берю выходит. Когда он собирается пересечь порог, я тихо говорю: -- Берю! Послушай... Но он уже вышел. -- Это бессмыслица! -- лает Старик, массируя свою голову -- Бессмыслица. Но народ, выходит, слеп, честное слово! Этот болван избран почти ста процентами голосов! Можно подумать, что грезишь... -- Это не мы грезим, господин директор,-- возражаю я -- Это грезит народ. У Берюрье здоровая глотка, а народу нравится, когда у человека здоровая глотка. Он пообещал им луну, а они грезят о луне. Я прочищаю горло. Внезапно я осознаю, что уже более не чувствую себя счастливым. У меня пощипывает в горле, в глазах, везде. Нет больше Берю! Предстоит продолжать работать без него. Я остаюсь ненадолго поговорить со Стариком о завершенном расследовании. Он тоже чувствует себя не в своей тарелке. Раздается стук в дверь. Входит дежурный, неся конверт, украшенный огромным масляным пятном. -- От главного инспектора Берюрье,-- говорит он, вручая мне конверт -- Это письмо об увольнении. -- Вы позволите? -- обращаюсь я к боссу, вскрывая конверт. В нем два письма. Первое предназначено мне, и я читаю "Сан-А. Ты действуешь на меня как пилюли. Миратон. И это тебе я передаю другое письмо, прилагаемое здесь, так как без слез на глазах я не смогу его отправить собственными руками Берю" Я беру другое послание. Оно адресовано господину Президенту Национальной Ассамблеи. Вот оно. "Мой президент Вам давно, наверное, не приходилось видеть такого, но я, Берюрье Александр-Бенуа, главный инспектор и депутат от Сена-и-Эр, уже слагаю полномочия. Поверьте, я делаю это без радости в сердце! Но у меня нет других альтернатив[50] ввиду того, что меня хотят уволить из полиции, если я не откажусь от мандата депутата. Иначе говоря, это мандат на увольнение! Мои дела, как они обстоят сейчас (как говорят у вас), вынуждают меня остаться на своем посту. Однако я чувствую, что мог бы быть небесполезным под куполом Дворца Бурдон[51]. Когда речь идет об интересах Родины, голос мужественного человека--это еще одна струна в арке[52] нации! Следовательно, мой заместитель, бывший унтер-офицер Поль Морбле займет мое место. Пополь неплохой парень, только у него есть один недостаток: он пьет. Я вам говорю об этом не ради наушничества, это не мой жанр, а потому что вам необходимо проследить за тем, чтобы он был абсолютно трезв при голосовании. Может быть, вы дадите на сей счет инструкции в столовую Ассамблеи? С моим почтением к вашей даме, прошу Вас, Мой Президент, принять выражение моих самых республиканских рукопожатий. Александр-Бенуа БЕРЮРЬЕ P.S. Если бы я посмел, то добавил: Да здравствует Франция!" [1] Национальный праздник, связанный со взятием Бастилии в период Великой Французской революции 14 июля 1789 года. [2] Вид карточной игры. [3] Популярная серия о людях, преуспевших в жизни. [4] Комичная фамилия, имеющая значение "черт возьми!" [5] В оригинале фраза содержит комизм, заключающийся в том, что фамилии комиссаров обозначают соответственно "Краснохеров" и "Зеленохеров". [6] В оригинале созвучно русскому "Молотосерповский". [7] Фамилия может быть переведена, как "Верноподданный". [8] Монгольфье Жозеф и Этьен, братья, изобрели воздушный шар [9] В оригинале фамилия имеет значение "дерьмовый", "мерзавец". [10] Карл Х правил в 1824--1830 гг [11] По-французски-- "публичных домов". [12] В оригинале Берю ошибочно говорит "Espederaste" вместо SPDA (сокращенное название общества охраны животных) [13] Характерная для Берю обмолвка вместо "election" -- "выборы" он употребляет "erection" -- "эрекция" [14] The principal (англ.) -- главный. [15] В оригинале употребляется глагол "tisser" -- "прясть", близкий по звучанию к "pisser" -- "писать", что автор и имеет в виду [16] The question -- вопрос (англ.). [17] -- Так называет себя французский преступный мир. [18] Берю в очередной раз допускает ошибку он имел в виду Морфея [19] Берю явно хочет сказать "маркизы де Помпадур". [20] Характерная для Берю обмолвка жабо. [21] Во французском арго имеет смысл "педераст". [22] Берю употребляет этот глагол вместо "composer" -- "составить". [23] В разговорной речи эта фамилия означает "педераст". [24] Берю говорит "genuflexion de poitrine", что дословно переводится как "коленопреклонение груди" [25] Распространенная марка минеральной воды во Франции. [26] Берю допускает очередную ошибку, употребляя близкое По звучанию слово "alluvion" -- "аллювий", "наносйая почва" вместо "allusion". [27] Берю, вероятно, хочет сказать "тайфуне". [28] В оригинале игра слов, которые буквально переводятся как "между ягодицами". [29] Знаменитый французский актер, одна из его ролей -- граф де Пейрак в "Анжелике". [30] Sir -- сэр (англ ) [31] Берю в присущей ему манере переиначивает имена известных мастеров детектива: Агаты Кристи, Сименона. [32] В оригинале партия называется PAF, что на арго обозначает "мужской половой член". [33] Фамилия инспектора переводится как "Многохвостная плетка". [34] В оригинале игра слов: "chef" -- "шляпа" и "chef" -- "начальник". [35] Берю хочет сказать "мегаломан". [36] Берю имеет в виду теннис, атлетизм, пинг-понг. [37] Берю хочет сказать "реакции" [38] Берю опять обмолвился "автономию" [39] В оригинале игра слов "Paul-Tronc" -- "Трон Поля" и "poltron" -- "малодушный", "трус" [40] Один из политических лидеров Франции послевоенного периода. [41] -- Быть или не быть--вот вопрос! (англ.) [42] Французский популярный журнал для женщин. [43] Торговцы оптикой. [44] Рекламный парижский журнал, в котором печатаются реклама зрелищ и выигрыши национальной лотереи. [45] На жаргоне имеет смысл "поцелуй меня в зад". [46] В просторечии означает "дура", "кретинка". [47] Таковы правила игры, понял? (англ ) [48] Берю по-прежнему употребляет слово "erection" -- "эрекция" вместо "election" -- "избрание" [49] Берю хочет сказать "альтернативы" [50] В оригинале Берю ошибочно употребляет близкое по звучанию слово "alternances" -- "чередование" [51] Еще одна ошибка Берю: вместо "Бурбон" он пишет "Бурдон", что означает "посох", "колокол", "шмель". [52] Берю хочет сказать, "в арфе".