точно испытывали мое терпение. - Хорошо, оставим этот разговор. - Я повернулся к ее брату. - Вы снова раздражены, мистер Барстоу. Не стоит. Люди вашего круга не привыкли к такого рода дерзости, но поверьте, куда лучше сделать вид, что вы ничего не заметили. У меня осталось всего несколько вопросов. Где вы были в понедельник, пятого июня, вечером, между семью и двенадцатью часами. Ларри все еще злился. - Не знаю. Как могу я помнить это? - Постарайтесь. Не посчитайте этот вопрос тоже за дерзость. Я спрашиваю вас вполне серьезно. Понедельник, пятого июня. Во вторник были похороны вашего отца. Я спрашиваю вас, где вы были накануне вечером. - Я могу сказать вам, - вмешалась его сестра. - Я предпочитаю, чтобы ваш брат сам мне ответил. - Что ж, я могу ответить, а могу и не ответить. Хорошо, отвечу, я был дома. - Весь вечер? - Да. - Кто еще был дома в это время? - Моя мать и сестра, прислуга и еще Робертсоны. - Робертсоны? - Да, я же сказал вам. Опять на помощь пришла сестра. - Это наши старые друзья. Мистер и миссис Блэйр Робертсон и их две дочери. - Когда они пришли к вам? - Сразу после обеда. Мы еще не встали из-за стола. Около половины восьмого. - Доктор Брэдфорд тоже был? - Нет. - Вам это не кажется странным? - Странным? Почему? Впрочем, у него был доклад на какой-то конференции в Нью-Йорке. - Понимаю. Благодарю вас, мисс Барстоу. - Я снова повернулся к ее брату. - Еще один последний вопрос, вернее, просьба. У Мануэля Кимболла есть в ангаре телефон? - Да. - Позвоните ему, пожалуйста, и предупредите, что я направляюсь к нему, и не будет ли он так любезен дать мне интервью. - Нет. С какой стати я должен делать это? - возмутился Ларри. - Вы не имеете права просить об этом! - тут же вмешалась его сестра. - Если вы хотите видеть мистера Кимболла, это ваше личное дело. - Верно, - согласился я и закрыл свой блокнот. - Совершенно верно. Но я не являюсь официальным лицом. Если я приеду к нему вот так, он вправе вышвырнуть меня вон. Но он друг вашей семьи или, по крайней мере, считает себя таковым. Мне нужно, чтобы меня представили ему. - Разумеется, вам нужна рекомендация, - сказал Ларри, вставая с травы и отряхивая брюки. - Но вы ее не получите. Ваша шляпа, кажется, в доме? Я кивнул. - Я захвачу ее, когда мы пойдем звонить по телефону. А теперь послушайте меня. Я хочу попросить вас позвонить Мануэлю Кимболлу, Робертсонам и в клуб "Зеленые луга". Это все, что мне пока нужно, остальное потом будет видно. Мне нужно повидаться и поговорить со всеми этими людьми, и чем скорее вы поможете мне в этом, тем будет лучше. Ниро Вулф знал достаточно много, чтобы заставить полицию согласиться на эксгумацию. Это была договоренность, но он не все им сказал. Неужели вы хотите, чтобы я обратился к прокурору и рассказал ему столько, сколько он потребует за то, чтобы дать мне разрешение всюду бывать и со всеми говорить? Он сейчас зол на нас с Вулфом, потому что знает, что мы кое-что ему не говорим. Я готов помириться с ним, если на то пошло. Я люблю заводить друзей, чего не скажешь о вас. Если вы снова назовете это шантажом, мистер Барстоу, я готов получить у вас мою шляпу и откланяться. А там пусть идет, как идет. Это был недопустимый прием, но выхода у меня не было. Беда этих двоих, особенно брата, была в том, что они привыкли всегда чувствовать себя в полной безопасности, осознавать свою независимость и беречь свое достоинство. Они не знали, что такое страх, и теперь приходилось напоминать им, что он есть. Они действительно испугались, когда поняли, что я серьезен, а если бы мне еще удалось посвятить их во все мои планы на этот день, думаю, у них были все основания испугаться. Они сдались. Когда мы вернулись в дом, Сара позвонила Робертсонам, а ее братец - в гольф-клуб "Зеленые луга" и Мануэлю Кимболлу. Я решил, что у меня мало шансов узнать что-либо от прислуги, особенно если ее вышколил дворецкий Смолл, поэтому, когда все телефонные звонки были сделаны, я взял свою панаму и покинул дом. Ларри вышел со мной на боковую террасу, видимо, убедиться, что я не проберусь тайком обратно в дом, чтобы подслушивать у замочных скважин. Когда мы спускались по лестнице, к дому подъехала машина. Вышедший из нее человек заставил меня довольно ухмыльнуться, ибо это был Г. Р. Корбетт, тот самый детектив из прокурорской команды, который пытался вломиться в особняк на Тридцать пятой улице. Я тогда неплохо выполнил роль вышибалы. Я весело поприветствовал его и хотел было пройти мимо, но он окликнул меня: - Эй, ты! Я повернулся. Ларри, стоя на террасе, с любопытством наблюдал эту сцену. - Вы зовете меня, сэр? - вежливо осведомился я. Корбетт, не утруждая себя ответом, сделал шаг в мою сторону. Я остановился, продолжая глядеть на него с улыбкой, а потом обратился к Ларри. - Мистер Барстоу, это ваш дом. Может, вы объясните ему, зачем я был здесь? По лицу Ларри я понял, случись так, что ему пришлось бы послать поздравительную открытку к Рождеству кому-либо из нас, скорее я бы получил ее, чем Корбетт. Ларри действительно объяснил ему все. - Мистер Гудвин был приглашен моей сестрой для консультаций. Возможно, мы снова пригласим его. Вы тоже ведете расследование? Корбетт крякнул и метнул на меня недобрый взгляд. - Значит, снова захотелось побывать в Уайт-Плейнс? - язвительно промолвил он. - Отнюдь, нет, - покачал я головой. - Мне не нравится сонная дыра, где все так ленивы, что не с кем даже об заклад побиться на довольно кругленькую сумму. - Я повернулся, чтобы уйти. - Пока, Корбетт. Не буду желать тебе неудачи, потому что даже при большой удаче памятник тебе не поставят. Не обращая внимания на брань и проклятия, несущиеся мне вслед, я сел в свою машину и уехал. 10 Прежде всего я решил навестить Робертсонов, ибо знал, что визит будет коротким. Миссис Робертсон с дочерьми была дома. После звонка Сары они ждали меня. Все три дамы подтвердили, что были у Барстоу вечером пятого июня, накануне похорон. Приехали они около восьми, а уехали в полночь. Они все время были с миссис Барстоу, Сарой и Ларри. Я еще раз уточнил, что это было именно пятого июня, а затем задал еще несколько незначительных вопросов о семействе Барстоу, но вскоре понял, что нет никакого смысла расспрашивать дальше. Робертсоны явно не собирались обсуждать своих близких друзей с каким-то незнакомцем. Они категорически отрицали саму возможность какого-либо недомогания у миссис Барстоу, видимо, не зная, что мне все известно. Было уже более пяти вечера, когда я наконец попал к Кимболлам. Их поместье показалось мне менее живописным и ухоженным, чем поместье их соседей Барстоу, но значительно больше. Я проехал с полмили, прежде чем подъехал к дому. Подъездная аллея, пересекая ручьи, тянулась через изрезанную каменными оградами зеленую равнину. Слева виднелась рощица. Дом стоял на невысоком холме, окруженный парком из вечнозеленых растений. Трава на лужайке перед домом была аккуратно подстрижена, но здесь, как и на всем пути по поместью, я не увидел цветников. Дом был меньше, чем у Барстоу, недавней постройки, деревянный, с высокой, островерхой черепичной крышей - смесь всех стилей архитектуры, что у меня значилась, как "стиль короля Вильяма". За домом простиралась большая ровная лужайка, куда и направил меня толстый дворецкий в униформе, вышедший из дома, как только я подъехал. Здесь я уже не увидел никаких каменных заборов, трава была коротко подстрижена, и сюда вела узкая, усыпанная гравием дорога. Это было отличное взлетное поле. В конце его виднелось длинное бетонное строение ангара. К нему я и направил свою машину, ибо тут заканчивалась гравиевая дорога. Рядом с ангаром была длинная и достаточно широкая зацементированная площадка, на которой стояли два автомобиля. Кимболла я нашел в ангаре. Он стоял у умывальника и мыл руки. В ангаре, почти полностью занимая его, опустившись на хвост, стоял большой красный с синими крыльями аэроплан. В нем, что-то исправляя, возился механик. В ангаре было чисто, все лежало и стояло на своих местах - инструменты, канистры с маслом и прочее. Вдоль стен тянулись металлические стеллажи, у умывальника на крючках висели четыре чистых полотенца. - Меня зовут Гудвин, - представился я. - Я ждал вас, - кивнул Мануэль. - Я уже освободился, и мы можем пройти в дом, там нам будет удобнее. Можешь оставить все до завтра, Скиннер, если хочешь, - сказал Мануэль механику. - До вечера мне ничего не нужно. Он закончил вытирать руки, и мы пошли к площадке, где я также оставил свой "родстер". Каждый из нас сел в свою машину, и мы направились к дому. Кимболл показался мне вежливым и приветливым, хотя и был для меня в своем роде иностранцем и действовал мне на нервы. Он провел меня в большую комнату и усадил в удобное кожаное кресло, а затем приказал толстому дворецкому принести напитки. Увидев, что я осматриваюсь вокруг, тут же пояснил, что меблировкой дома занимались они с отцом, и каждый делал это, сообразуясь со своим вкусом. В доме нет женщин, на чей вкус следовало бы полагаться, а декораторам они не доверяют. Я понимающе кивнул. - Мисс Барстоу мне говорила, что вы давно потеряли мать? Я сказал это просто так, без всякого умысла, не задумываясь, что делаю, но по привычке наблюдал, какой эффект произведут мои слова. Я был удивлен, как изменилось его лицо. По нему как бы пробежала судорога, иначе не скажешь. Длилось этот лишь мгновение, однако я представил, что творилось у него внутри. И все же я не был уверен, что произошло это от того, что я упомянул о его матери, возможно, он просто испытал какую-то внезапную физическую боль. Во всяком случае я предпочел более не касаться этой темы. - Насколько я понимаю, вы расследуете обстоятельства смерти отца мисс Барстоу? - внезапно спросил он. - Да, и, в какой-то степени, по ее просьбе. Он также был отцом ее брату и мужем миссис Барстоу, не так ли? - уточнил я. На его лице мелькнула улыбка, и я почувствовал на себе косой взгляд его черных глаз. - Если это ваш первый вопрос, мистер Гудвин, то вы его весьма остроумно сформулировали. Браво. Что ж, отвечу. Я не могу позволить себе говорить иначе об умершем, таково мое личное убеждение. Я восхищаюсь мисс Барстоу... - И я тоже. Это был не вопрос, а просто замечание, не относящееся к делу. Мой вопрос к вам следующий: расскажите, что произошло у стартовой метки в воскресенье в полдень. Вам, очевидно, уже приходилось отвечать на этот вопрос? - Да, дважды. Один раз сыщика кажется, его звали Корбетт, и второй раз - мистеру Андерсону. - Следовательно, ответ вы знаете наизусть. Не повторите ли вы мне его в третий раз? Держа стакан в руке, я слушал его, не прерывая. Я не вынул на сей раз блокнот, ибо у меня уже была запись показаний Ларри Барстоу, теперь моей задачей было проверить, насколько их рассказы совпадают. Мануэль Кимболл излагал все четко и обстоятельно. Когда он закончил, вопросов у меня по сути не было. Оставалось уточнить один или два факта, для меня неясные, особенно один, не совпадающий с рассказом Ларри. Мануэль сказал, что мистер Барстоу, после того как воскликнул, что его укусила оса, бросил клюшку на землю, и паренек, обслуживающий его, подобрал ее. Ларри же утверждал, что отец, расстегивая сорочку, продолжал в другой руке держать клюшку. Мануэль был уверен, что он прав, но не настаивал, раз Ларри так сказал. Это было не так уж важно, а главное было то, что клюшка снова оказалась в сумке вместе с другими. А в остальном рассказы Ларри и Мануэля совпадали. Вдохновленный тем, что хозяин велел принести еще по стаканчику виски с содовой, я не торопил беседу, а мой собеседник тоже ничего не имел против. Из его рассказов я узнал, что его отец имел брокерскую контору в Нью-Йорке на Перл-стрит и ежедневно ездил на работу в город. Сам Мануэль тоже собирался основать собственное дело, построив завод по выпуску спортивных самолетов. Он считал себя опытным пилотом и около года работал на заводах в Буффало. Отец, хотя и сомневался в его задумке и скептически относился к увлечению самолетами, готов был ссудить его необходимыми деньгами. Мануэль считал, что у Ларри Барстоу настоящий талант дизайнера, и надеялся уговорить его войти с ним в долю. - Конечно, Ларри сейчас не в том состоянии, чтобы можно было вести с ним разговоры об этом, но я не тороплюсь. Внезапная смерть отца, а потом это вскрытие и столь неожиданные его результаты... Кстати, мистер Гудвин, все продолжают теряться в догадках, как мистер Ниро Вулф - не так ли, это он, если я не ошибаюсь? - мог предугадать результаты вплоть до поразительных деталей. Хотя Андерсон, окружной прокурор, намекает на свои источники информации. Он сказал мне это не далее как вчера, сидя вот в этом кресле, в котором сейчас сидите вы. Но правда более или менее всем уже известна. В клубе "Зеленые луга" позавчера были лишь две темы разговора: кто убил Барстоу и как Ниро Вулф узнал, что это убийство. Что вы намерены делать дальше? В один драматический момент дать ответ на оба вопроса? - Вполне возможно. Во всяком случае, я надеюсь. Однако мы не будем менять ответы, как вы вопросы, местами и не дадим ответ на второй вопрос раньше, чем на первый. Нет, спасибо, мне больше не надо. Еще одна порция вашего изысканного коктейля, и теперь уже я буду отвечать на все ваши вопросы. - В таком случае, прошу вас, выпейте еще стаканчик. Конечно, как и все, я тоже любопытен. Ниро Вулф, должно быть, необыкновенный человек. - Что ж, могу вам о нем рассказать, - сказал я и, запрокинув голову, выпил очередную порцию виски с содовой, почувствовав, как вместе с последними каплями виски в горло скользнули приятно холодящие его льдинки. Допив, вместе с пустым стаканом я опустил вниз и свой неумеренно задранный подбородок. Это была одна из моих маленьких хитростей, Я заметил, как Мануэль с любопытством наблюдает за мной, но он уже предупредил меня, что его распирает любопытство. - Отрицать, что Ниро Вулф необыкновенный человек, так же неразумно, как утверждать, что Наполеон тянет не выше, чем на старшего сержанта. Мне жаль, что я не могу рассказать вам о всех его хитростях и секретах. За то мне и платят, чтобы держал язык за зубами. Кстати, который сейчас час? - Я взглянул на свои часы. - Время вашего обеда, мистер Кимболл. Вы были весьма любезны, и я вам признателен, и, разумеется, Ниро Вулф тоже. - Всегда к вашим услугам. Если вы из-за меня, то не стоит торопиться. Отца к обеду не будет, а я не люблю обедать один. Позже пообедаю в клубе. - Ваш отец не приедет к обеду? Какая досада. Я собирался перекусить где-нибудь поблизости в Плезантвилле или Уайт-Плейнс, а потом снова заехать сюда и поговорить с ним. У меня просьба, предупредите его, что я заеду. - Сожалею. - Его не будет вечером? - Не будет. В прошлую неделю он уехал по делам в Чикаго. Это огорчило не только вас, но и мистера Андерсона. Он и его сыщик чуть не каждый день присылают отцу депеши. Не знаю зачем. Ведь он в сущности едва был знаком с Барстоу. Не думаю, что их телеграммы заставят отца вернуться прежде, чем он закончит свои дела. Он у меня такой, должен все довести до конца. - Когда же вы ждете его? - Не знаю. Как он сказал, уезжая, не ранее пятнадцатого июня. - Да, досадно. Это всего лишь формальность, но каждый сыщик обязан переговорить со всеми из вашей четверки. Но раз вы не можете помочь мне повидаться с вашим отцом, может, вы окажете мне другую услугу? Это тоже простая формальность. Скажите, где вы были вечером, а понедельник, пятого июня между семью вечера и двенадцатью ночи? Накануне похорон Барстоу? Вы на них присутствовали? Так вот, накануне похорон. Мануэль Кимболл смотрел на меня так, будто силился что-то вспомнить. - Я был на похоронах, - наконец сказал он, - Это было во вторник. Сегодня ровно неделя. Да, кажется, неделя. Скиннер должен помнить. В это время пятого июня я витал в облаках. - В облаках? Он кивнул. - Я отрабатывал технику взлета и посадки в ночных условиях. Пару раз я проделал это в мае, а потом повторил в понедельник. Скиннер вам подтвердит. Он мне помогал, а потом ждал, когда я вернусь, и следил, чтобы посадочные огни были в порядке. Полеты ночью - это совсем другие дело, чем днем. - Когда вы поднялись в воздух? - Около шести вечера. Разумеется, до девяти часов было еще светло, но я хотел начать задолго до заката. - Вы летали один? - Совершенно один, - с улыбкой ответил Мануэль, но, как мне показалось, глаза его не улыбались. - Должен сказать, мистер Гудвин, что я достаточно терпелив. Но какое, черт побери, вам дело до моих тренировок в понедельник вечером или в какое-либо другое время? Если бы не мое любопытство, я уже давно должен был бы рассердиться. Вам не кажется? - Согласен, - улыбнулся я. - Я на вашем месте давно бы рассердился. И тем не менее, я премного вам обязан. Что поделаешь, служба, мистер Кимболл, проклятые формальности. - Я встал и отряхнул брюки, чтобы встали на место складки. - Благодарю вас, я очень признателен. Полагаю, летать ночью куда приятней, чем днем. Он тоже поднялся, держась так же вежливо. - Да, приятней. Не стоит благодарить. Теперь я буду знаменит в окрестностях тем, что имел беседу с человеком от самого Ниро Вулфа. Он позвонил толстому дворецкому, чтобы тот принес мою шляпу. Полчаса спустя на поворотах шоссе Бронкс-Ривер я все еще размышлял над обстоятельствами этой беседы. Учитывая, что между Кимболлом-младшим, Барстоу и клюшкой не было прямой связи, он, видимо, не выходил у меня из головы лишь потому, что странным образом почему-то действовал мне на нервы. А Вулф еще говорит, что я не способен чувствами оценить явление, когда оно передо мной. В следующий раз, как только он мне это скажет, я напомню ему о своих предчувствиях относительно Мануэля Кимболла, твердо решил я. Разумеется, это будет в том случае, если окажется, что именно он убил Барстоу, что представлялось мне маловероятным. Когда в половине девятого вечера я приехал домой, Вулф уже отужинал. По дороге я позвонил, что еду, и Фриц приготовил мне запеченную в духовке камбалу с его знаменитым горячим соусом из лучших сортов сыра, зеленый салат, помидоры и стакан вкусного охлажденного молока. Учитывая тощий ланч в поместье Барстоу и поздний час, я не считал свой ужин чрезмерным и быстро справился с ним. По этому поводу Фриц заметил, что мне на пользу заниматься делом. - Ты прав, Фриц, черт побери. Что бы вы все делали, если бы не я? Он хихикнул. Фриц единственный человек, чье хихиканье не позволяет усомниться, что оно не к месту. Вулф был в кабинете. Он сидел в кресле и охотился на мух. Он их терпеть не мог, и мало какая из них залетала в его кабинет, но две все же умудрились и кружили теперь над столом. Несмотря на свою нелюбовь к ним он никогда их не убивал. Он говорил, что хотя живая муха может довести его до белого каления, мертвая своим недостойным видом оскорбляет таинство смерти, что во сто крат хуже. Я же думал, что его просто мутит от вида раздавленной мухи. Итак, он сидел в кресле с хлопушкой для мух в руках и проверял, как близко он может подкрасться к мухе, прежде чем та опомнится и улетит. Когда я вошел, он передал мне хлопушку и предоставил полную свободу расправиться на своя манер с мухой и бросить ее в корзинку для бумаг. - Спасибо, - сказал он, когда я с этим справился. - Эти несносные создания даже заставили меня забыть о том, что на дендробиум хлоростеле появились два новых бутона. - Неужели? Он довольно кивнул. - На той, что стоит на солнце. Остальные убраны в тень. - Для Хорстмана? Подарок? - Да. Ну, так кто убил Барстоу? Я улыбнулся. - Дайте мне шанс. Имя я вам пока не назову, но постараюсь вспомнить... - Надо было записать. Нет, зажги лампу у себя на столе. Так будет лучше. Ты хорошо поужинал? Ну, я слушаю. Мой доклад был так себе: я не мог им гордиться, но и стыдиться причин не было. Вулф почти не перебивал меня, а сидел в той позе, в какой он обычно сидит, когда слушает мои подробные донесения, - откинувшись на спинку кресла, уткнувшись подбородком в грудь, положив локти на подлокотники кресла и сплетя пальцы покоящихся на животе рук. Глаза его были полузакрыты, но я постоянно чувствовал на себе его взгляд. Однажды, на середине, он прервал меня, чтобы попросить Фрица принести пиво. Поставив стакан и две бутылки с пивом на край стола, он принял прежнюю позу. Когда я закончил свой рассказ, была уже полночь. Вулф тяжело вздохнул. Я пошел в кухню, чтобы принести себе стакан молока. Когда я вернулся, он в задумчивости тянул себя за ухо. Вид у него был сонный. - Возможно, у тебя сложилось какое-то впечатление, - промолвил он. - Весьма смутное, размытое. Миссис Барстоу слегка не в себе. Она могла убить мужа, а может, не могла, но что Карло Маффеи она не убивала, это точно. О мисс Барстоу вы сами можете судить, по-моему, это исключается. То же самое я могу сказать о ее брате. Я имею в виду убийство Маффеи. У него прочное алиби на пятое июня, ни единой задоринки. Доктор Брэдфорд представляет интерес, и мне хотелось бы с ним встретиться. Что касается Мануэля Кимболла, то, мне кажется, у него не было возможности убить Барстоу, но на своем аэроплане он может далеко залететь, выше ангелов Господних. - Почему? Он жесток? Циничен? Глаза бегают? - Нет. Но вспомните его имя. И потом он действует мне на нервы. Он похож на испанца. Не понимаю, при чем здесь фамилия Кимболл? - Ты ж не видел его отца. - Знаю. Очевидно, плохая весть, что пропала сумка с клюшками, расстроила меня так, что я ко всему придираюсь. - Плохая весть? Почему плохая? - Как почему? Мы собирались пропустить через сито всех членов загородного гольф-клуба, а теперь к ним надо прибавить всех, кто побывал в доме Барстоу в университетском городке в последние девять месяцев. - Господь с тобой. Арчи! Ни в коем случае. Ни один из известных змеиных ядов, соприкоснувшись с воздухом - а это неизбежно, когда его наносят на иглу, - не может сохранить более двух-трех дней, а то и нескольких часов, свою способность убить человека таким образом, каким был убит Барстоу. Главное, знать, какой яд. Я с удовольствием смотрел на него. - Это уж что-то. Что еще вы вычитали за это время? - Мало интересного, а больше все ненужное. Так что история с сумкой для клюшек не такая уж плохая новость. Последующее ее исчезновение интересует нас лишь относительно, потому что нужной нам клюшки в сумке Барстоу никогда не было. Но нас интересует, кто повинен в исчезновении сумки и почему она исчезла. - Да, конечно! Но вспомните, кто пришел к вам, чтобы попросить отказаться от награждения, и почему? Нам уже известно, что в этой семейке имеются люди со странными идеями. Вулф погрозил мне пальцем. - По целой фразе куда легче определить стиль, чем по одному слову. Но во всяком случае исчезновение сумки с клюшками со сцены - это прямой и дерзкий вызов, а визит в этот кабинет - поступок пусть и смелый, но продиктованный отчаянием. - Врачи все знают о змеиных ядах? - спросил я - Да. Этот, как его, доктор Брэдфорд, он ведет себя довольно откровенно. Мне трижды было сказано сегодня, что он занят и подойти к телефону не может. Похоже, что так будет и дальше. Ты намерен завтра продолжить? Я кивнул. - Сначала в загородный клуб, затем к следователю, ведущему дело, потом вернусь в город и навещу доктора Брэдфорда в его приемной. Жаль, старший Кимболл в отъезде. Мне хотелось бы покончить с этой четверкой. Как вы думаете, захочет Сол Пензер съездить в Чикаго? - Это обойдется в сто долларов. - Что ж, не такой уж большой кусок отвалится от куша в пятьдесят тысяч. Вулф осуждающе покачал головой. - Ты любишь транжирить деньги, Арчи. И чаще понапрасну. Давай лучше поищем убийцу на расстоянии пригородного сообщения. - О'кэй. - Я встал и потянулся. - Спокойной ночи, сэр. - Спокойной ночи. Арчи. 11 На шоссе была точка, откуда хорошо были видны окрестности клуба "Зеленые луга", но с порядочного расстояния. Чтобы добраться оттуда к клубу, надо было свернуть с шоссе в рощу, а из нее по петляющей дороге обогнуть ложбину. Вблизи клуба тоже была роща на вершине небольшого холма По одну сторону ее располагались теннисные корты и плавательный бассейн, а по другую - поля для гольфа, усеянные стартовыми метками, лунками разных форм и величины, а между ними - зеленый ковер бесчисленных лужаек. В клубе было два поля, по восемнадцать лунок. Четверка Барстоу-Кимболл играла на северном, самом длинном поле. Когда я приехал, тренера, обедавшего в понедельник у Вулфа, еще не было, его ждали к одиннадцати. Единственное, на что я мог сослаться, был вчерашний звонок Ларри Барстоу главному управляющему. Тот был со мной любезен и проводил к человеку, ведающему обслуживанием игроков на поле. Подростков, которые меня интересовали, как мне сказали, в это время не бывает, ибо занятия в школах еще не закончились, и в будние дни они редко сюда заходят в эти часы. Те двое, что были, находились на поле. Я проторчал здесь около часа, пытаясь найти кого-нибудь, заслуживающего быть записанным в мой блокнот. То, что я уже получил здесь, была в сущности ненужная информация, поэтому я сел в свой "родстер" и махнул в Уайт-Плейнс. Кабинет следователя находился в том же здании, где и служба прокурора Андерсона. Я вспомнил, как неделю назад я безуспешно пытался заключить здесь пари на деньги Вулфа. Поэтому, подойдя к двери с табличкой "Окружной прокурор", я не удержался и скорчил рожу. Следователя на месте не было, но в его кабинете, к счастью, оказался врач, производивший вскрытие. Он подписывал бумаги. Перед тем, как выехать сюда, я позвонил Саре Барстоу, поэтому доктор, узнав, кто я, подтвердил, что Лоуренс Барстоу предупредил его о моем визите к следователю и представил меня как доверенное лицо семьи. Про себя я с удовлетворением подумал, что пока это все закончится, может статься так, что заносчивый Ларри скоро будет накачивать мне спустившие шины. Однако с доктором я вытянул пустой билет. Он не сообщил мне ничего нового, чего бы я уже не знал из газет, зато порадовал кучей медицинских терминов, которые не решилась бы напечатать ни одна газета, опасаясь забастовки наборщиков. Я ничего не имею против профессиональной терминологии, потому что без этого никогда не обойтись, но пространные объяснения врача с успехом можно было свести к короткому заключению: о яде ничего определенного не известно, ибо ни в одной из лабораторий анализы не дали ответа. Срезы тканей были направлены также в Нью-Йоркскую лабораторию, но ответа пока нет. Игла, как вещественное доказательство, находится у прокурора округа, и ее предполагают исследовать в другом месте. - Во всяком случае, - уточнил я, - можно с определенностью сказать, что он умер не от старости или какой-то болезни. А можно ли с той же уверенностью сказать, что он был отравлен, то есть умер насильственной смертью? Доктор утвердительно кивнул. - Да, с абсолютной уверенностью. Смерть от сильнодействующего яда. Гемолиз... - Хорошо. А что, вы, между нами, скажете о враче, давшем в данном случае заключение о смерти в результате коронарного тромбоза? Доктор выпрямился и застыл, словно его хватил столбняк. - Я не уполномочен делать какие-либо заключения, мистер Гудвин. - Я не прошу вас их делать, меня интересует ваше собственное мнение. - У меня его нет. - Вы хотите сказать, что оно у вас есть, но вы с ним не расстанетесь и оставите при себе, как память о нашей встрече. Ну, ладно. Все равно, спасибо. Покидая здание суда, я было подумал, а не заглянуть ли, ради шутки, к адвокату Дервину и попросить у него телефон его приятеля Бена Кука. Но моя голова была занята делами поважнее. Когда я наконец снова добрался до клуба "Зеленые луга", было уже за полдень, и я начал сокрушаться, что день будет неудачным до конца, если мне не повезет и я не встречусь с доктором Брэдфордом. Мальчишки, подносчики мячей, вернулись с поля, и мастер смог представить их мне. Мы быстро договорились: я предложил им бутерброды, бананы и мороженое с пивом, если они посидят со мной где-нибудь в тенечке. Там и перекусим и попьем пивка. Разумеется, я не оплачу им потерянное время. Они согласились, мы раздобыли еду и нашли подходящее тенистое дерево. Один из парнишек, худенький, бледный, с русыми волосами чаще других обслуживал Мануэля Кимболла, а другой был подносчиком мячей у Питера Оливера Барстоу. Это был коренастый, с шустрыми глазами и веснушчатым лицом мальчуган, которого звали Майк Аллен. Мы еще устраивались под деревом и не приступили к еде, как он вдруг сказал: - Знаете, мистер, нам не платят. - Что ты хочешь сказать? Что вы работаете бесплатно? - Нам не платят, когда мы не на поле. Так что никакого потерянного времени у нас нет. Мы все равно сейчас не работаем. - Неужели? Что-то ты больно честен. Будешь так продолжать, место в банке тебе обеспечено. Ну-ка ешь свой сандвич. Пока они ели, я как бы невзначай завел разговор о Барстоу и игравшей тогда четверке. По тому, как мальчишки бойко затараторили, я понял, что все это они повторяли уже раз сто перед прокурором Андерсоном, сыщиком Корбеттом, приятелями по работе, перед родными дома и одноклассниками в школе. Мальчишки были словоохотливы и готовы отвечать на любой вопрос. Это не давало мне оснований надеяться, что они скажут что-то новое. В их сознании уже застыла некая картина, и они сами уже в нее поверили. Впрочем, я ничего особого и не ждал, но помнил поговорку Вулфа, что монетка, которую ищешь, может закатиться в самый темный уголок, куда не проникает свет. Версии, услышанные от Ларри Барстоу и Мануэля Кимболла, казалось, не могли иметь вариантов. Когда мальчишки все съели, я, наблюдая за ними, пришел к выводу, что бледнолицый уже ничего мне не скажет, и отпустил его. Майк остался. Это он обычно таскал на поле сумку Барстоу и собирал его мячи, к тому же, он показался мне более смышленым, и я надеялся, что, может, он что-нибудь заметил, например, как вел себя доктор Брэдфорд, когда появился на поле. Но он меня разочаровал. Он только запомнил, как доктор запыхался от бега и как все его ждали. Когда он, осмотрев Барстоу, поднялся, то был очень бледен, но спокоен. Я спросил о сумке с клюшками. Парнишка утверждал, что поставил ее в машину Барстоу, прислонив к переднему сиденью. - Ты был расстроен, Майк, и мог чего-то не запомнить, - убеждал его я, - В таких случаях люди всегда нервничают и расстраиваются. Может, ты поставил сумку в другую машину? - Нет, сэр, я не мог этого сделать. Другой машины там не было. - Или взял чью-то другую сумку? - Нет, сэр, я не растяпа какой-нибудь. Когда работаешь здесь, то глаз уже наметан, всегда проверяешь по головкам, все ли клюшки в сумке. Когда я поставил сумку в машину, я пересчитал клюшки и заметил, что все они были новые. - Новые? - Да, сэр, новые. - Почему? Разве Барстоу поменял клюшки? - Нет, сэр. Жена ему подарила новый набор клюшек. - Что? - Да, сэр. Мне не хотелось его пугать своей бурной реакцией на его слова. Поэтому я сорвал травинку и стал медленно ее жевать. - Откуда ты знаешь, что его жена подарила ему клюшки? - Он сам мне сказал. - Когда он сказал тебе это? - Когда я подошел к нему. Он пожал мне руку и сказал, что рад меня снова видеть. Я тоже был рад, потому что в прошлом году он был моим корешом. - Подожди, о чем ты говоришь, Майк? Что значит кореш? Он улыбнулся. - Мы так называем тех, кто, выбрав нас, уже не меняет. - Понимаю. Ну и что дальше? - Он сказал, что рад меня снова видеть, а когда я взял его сумку, то увидел, что все клюшки новые, от Хендерсона, высший класс. Он был рад, что клюшки мне понравились, и сказал, что это жена ему их подарила на день рождения. Я протянул мальчишке оставшиеся два банана, и он стал снимать с них кожуру, а я молча смотрел на него. Спустя минуту я сказал. - Ты знаешь, что Барстоу был убит отравленной иглой, которая выстрелила из ручки клюшки? Он застыл с набитым ртом и молчал, пока наконец не прожевал. - Я знаю. Это все говорят. - А ты что, не веришь? Он упрямо тряхнул головой. - Пусть мне докажут. - Почему ты так говоришь? - Видите... - Он снова укусил банан. - Я не верю, что это возможно. Я держал в своих руках немало клюшек и не понимаю, как такое можно сделать. Я улыбнулся. - Ты великий скептик, Майк. Знаешь, что говорит мой хозяин по этому поводу? Он говорит, что скептицизм - это хороший сторожевой пес, если знаешь, когда спустить его с поводка. Ты, случайно, не знаешь, когда у мистера Барстоу был день рождения? Он этого не знал. Я еще попытался расспросить его о чем-то, но ухватиться было не за что, да и перерыв кончался. На поле стали появляться игроки, и мой юный собеседник вскоре окончательно потерял ко мне интерес. Я только было собирался сказать ему, что наш пикник окончен, как он опередил меня. Вскочив с места так быстро, как позволяли ему его молодые ноги, он торопливо бросил в мою сторону: - Простите, мистер, я там вижу моего игрока. - И был таков. Я собрал обрывки бумажных пакетов и банановую кожуру и направился к зданию клуба. По сравнению с утром гостей в клубе прибавилось, и мне пришлось просить швейцара найти управляющего, потому что сам его я уже не мог разыскать. Конечно, управляющий был занят, но он все же проводил меня в библиотеку и сказал, что она в моем распоряжении. Я скользнул глазами по книжным полкам и сразу же нашел красный том справочника "Кто есть кто в Америке". Отыскать в нем то, что было нужно, не составило труда, потому что я уже заглядывал в него в библиотеке моего шефа. Я прочел: "Барстоу, Питер Оливер, писатель, педагог, физик; р. в Чэтхеме, штат Иллинойс, 9-го апреля 1875 года..." Поставив справочник на место, я вышел в холл, где были телефонные будки, и, позвонив Саре Барстоу, попросил разрешения заехать. Поместье Барстоу в двух милях от загородного клуба было все равно по пути, и мне надо было выяснить детали тех новых обстоятельств, которые стали мне известны. Огибая веранду клуба и направляясь к тому месту, где я оставил свой "родстер", я увидел на веранде Мануэля Кимболла. Он стоял в группе беседовавших людей и, увидев меня, кивнул в знак приветствий. Я тоже ответил ему кивком и по тому, как все из его компании повернулись и уставились на меня, понял, о чем они могли разговаривать. Через десять минут я уже был в поместье Барстоу. Смолл провел меня не в ту комнату, где я был вчера, а в одну из гостиных. Через несколько минут вошла Сара. Она была бледна, но, как я понял, полна решимости. Не желая того, я своим звонком больше, чем нужно, встревожил ее. Мне надо было бы сразу сказать ей о причине своего неожиданного визита - не в моих правилах пугать людей, когда это не нужно. Я встал, она продолжала стоять. - Я прошу у вас всего несколько минут, - сказал я. - Я бы не беспокоил вас, если бы не неожиданная информация, заинтересовавшая меня. День рождения вашего отца девятое апреля? У нее был такой вид, словно ей не хватало воздуха. Она только кивнула. - И в этот день ваша мать подарила ему новый набор клюшек? - О! - вырвалось у нее, и она ухватилась рукой за спинку стула. - Прошу вас, мисс Барстоу, успокойтесь и придите в себя. Я уверен, вы знаете, что Ниро Вулф не станет вам лгать, а пока он платит мне, считайте, что я - это он. Мы можем задавать вам любые каверзные вопросы, но мы никогда не пойдем на откровенную ложь. Если вас мучили сомнения и вы думали, что клюшка, с помощью которой был убит ваш отец, могла оказаться в том самом наборе, который ему подарила ваша мать, то выкиньте это из головы. У нас есть основания считать, что там этой клюшки не было и не могло быть. Она смотрела на меня, губы ее двигались, но слов не было слышно. Боюсь, она не устояла бы на ногах, если бы не держалась за спинку стула. А уцепилась она за нее крепко. - Может, то, что я вам сказал, что-то значит для вас, а может, и ничего не значит, но считал нужным немедленно сказать вам, как только сам узнал. Если это вам поможет, я буду очень рад, но хотел бы рассчитывать на взаимность. Как вы на это смотрите? Мне тоже иногда бывает нужна помощь. Скажите, то, что вы обратились к Ниро Вулфу с такой странной просьбой, это связано с подарком вашей матери? Кажется, она обрела наконец дар речи, ибо вдруг сказала: - Я не верю, что вы можете сказать мне неправду. Это было бы слишком жестоко. - Да, я не стал бы вам лгать. А если бы и пошел на такое, то теперь вам бояться нечего, потому что я знаю о подарке, и вы можете смело, не впадая в панику, ответить на мой вопрос. Значит, именно это так мучило вас все время? - Да, - ответила она, - То есть... Да, это. - Понимаю, ваша матушка бывает непредсказуема, у нее странные фантазии в отношении вашего отца, она дарит ему набор клюшек к дню рождения... А что еще? - Ничего. - Она сняла руку со спинки стула, но тут же снова ухватилась за нее. - Мистер Гудвин, я, пожалуй, сяду, - тихо промолвила она. Я поспешил к ней, взял ее за руку, ногой осторожно пододвинул ей стул и, не отпуская ее руки, ждал, когда она опустится на него. Сев, она закрыла глаза. Я молча ждал, когда она придет в себя. - Вы правы, я должна успокоиться, - наконец сказала она. - Я нездорова. Все от переутомления. Это началось давно. Я всегда считала мою мать прекрасным человеком, я по-прежнему так о ней думаю, более того, я уверена в этом. Но все так ужасно! Доктор Брэдфорд думает, что теперь, когда умер отец, она выздоровеет и с ней никогда не повторятся эти... состояния. Но как бы я ни любила ее, это слишком дорогая плата. Нам было бы куда лучше без современной психологии. Она раскрывает нам ужасные вещи о нас самих. По настоянию отца я стала изучать ее. - Но теперь хоть в одном вы можете быть уверены. И выбросить все сомнения из головы. - Да. Но я еще не способна осознать это, понимание придет потом, я знаю. Я хочу поблагодарить вас, мистер Гудвин, я очень виновата перед вами. Вы считаете, что моя мать не имела никакого отношения... что она не могла?.. - Я утверждаю, что девятого апреля, когда ваш отец получил в подарок набор клюшек, в нем не было и не могло быть той, которая стала потом причиной его смерти. Она была изготовлена лишь месяц спустя. - Вы уверены в этом? - Абсолютно уверен. - Что ж, это честная сделка, - сказала она и, подняв на меня глаза, попыталась улыбнуться. Я восхищался ее мужеством, понимая, чего стоили ей ее сомнения и ночи без сна. Каждый, у кого есть хоть капля совести, на моем месте встал бы, откланялся и оставил ее в покое. Но интересы дела превыше всего, и я не мог позволить себе упустить такой шанс. Она уже успокоилась, и было самое время попросить ее о помощи, чтобы развязать еще один крепкий узелок. - Вы не могли бы мне сказать, кто вынул из машины сумку с клюшками и куда она потом подевалась? - прямо спросил я. - Смолл вынул ее из машины, - не колеблясь, ответила девушка. Сердце радостно екнуло, как тогда, когда я увидел на лице Вулфа первые признаки того, что его хандра проходит. Теперь-то она мне все расскажет, подумал я и, не давая ей опомниться, спросил: - Куда он ее отнес? - Наверх, в кабинет отца. - Кто взял ее потом из кабинета? - Я, в субботу вечером, после того, как нас посетил мистер Андерсон. В воскресенье его люди произвели у нас обыск. Они искали сумку с клюшками. - Куда же вы ее спрятали? - Я отвезла ее в Территаун, там села на паром и на середине реки бросила сумку в воду. Я предварительно набила ее камнями. - Вам повезло, что вас не выследили. Вы, надеюсь, хорошо осмотрели клюшку номер один, разобрали ее на части? - Мне было не до того, я очень спешила. - Вы не осмотрели клюшку? Вы даже не вынули ее из сумки? - Нет. Я изумленно глядел на нее. - Я был лучшего о вас мнения, мисс Барстоу. Не думал, что вы окажетесь такой дурой. Вы обманываете меня. - Нет, нет, мистер Гудвин! Это правда. Я все еще не мог прийти в себя. - Значит, вы проделали все это, даже не поинтересовавшись клюшкой? О, женщины! А что в это время делали ваш брат и доктор Брэдфорд? Играли в бильярд? Девушка покачала головой, - Они к этому не имеют никакого отношения. - А теперь доктор Брэдфорд утверждает, как вы сказали, что вашей матери станет лучше... - Но если он так думает... - Она остановилась. Я совершил ошибку, упомянув о се матери. Она снова замкнулась. После минутного молчания она наконец подняла голову и посмотрела на меня. Я впервые увидел в ее глазах слезы, две слезинки, повисшие на ресницах. - Вы просили, мистер Гудвин, сделать шаг навстречу. Я его сделала. Что-то в ней, возможно, слезинки на ресницах, делало ее похожей на испуганного ребенка, который стремится быть храбрым. Я невольно протянул руку и ободряюще коснулся ее плеча. - Вы молодчина, мисс Барстоу. А теперь я оставлю вас в покое. Я вышел в холл, взял свою панаму и уехал. И все же, повторял я себе, ведя машину, осталась куча всяких "но". И среди них - чувство, что, несмотря на ее дочернюю преданность и тот факт, что девушка мне нравилась, я бы с удовольствием, по-отцовски, положил бы ее себе на колени и отшлепал как следует. Подумать только, даже не взглянула на клюшку! Но приходилось ей верить, и я действительно верил. Она ничего не придумала, так оно и было. Итак, прощай, клюшка. С большим трудом, правда, ее можно было бы поднять со дна реки но обошлось бы это в сумму большую, чем удалось бы выудить из Ниро Вулфа. Так что о клюшке придется забыть. Проезжая Уайт-Плейнс, я опять едва удержался от соблазна завернуть в окружную прокуратуру и предложить Андерсону пари на десять долларов, что сумка с клюшками, а главное клюшка, убившая Барстоу, лежат на дне реки Гудзон на полпути между Территауном и Наяком. Неплохая мысль, думал я, прокурору ничего не стоит послать туда парочку катеров и кошками пошарить по дну реки. Но судя по тому, как развивались события, этого, пожалуй, не стоило делать. Я решил вернуться в Нью-Йорк другой дорогой, по шоссе Блюберри, и ради любопытства взглянуть на то место, где нашли тело Карло Маффеи. Не то, чтобы я надеялся найти там булавку от галстука убийцы или его водительские права, валяющиеся на траве, просто я подумал, что не мешает еще разок взглянуть на это место. Однако я и без того поломал расписание, заехав в поместье Барстоу. Пожалуй, лучше всего позвонить Ниро по телефону уже из города. Я выбрал кратчайший путь в Нью-Йорк. На Парк-авеню из аптеки я позвонил хозяину. Около полудня он снова попытался связаться с Брэдфордом, но тот по-прежнему занят и к телефону не подходит. Он советует мне нанести визит доктору. Я и без него уже понял, что означает эта постоянная занятость доктора Брэдфорда - все кончится тем, что он куда-нибудь сбежит. Поэтому через десять минут я уже был на Сорок девятой улице. Машину я оставил за углом. Клиника доктора Брэдфорда стоит того, чтобы о ней упомянуть. Вестибюль был достаточно просторным, чтобы высадить вдоль стен бразильский папоротник, а приемная была просто величественной, хотя мебель, ковры, картины отнюдь не говорили о кричащей роскоши, а наоборот - о вкусе и скромности. И тем не менее было ясно, что здесь все делается с размахом, включая счета за прием. Но приемная оказалась совершенно пустой. Сестра в накрахмаленном белом халатике, сидевшая за столом, сообщила, что доктора Брэдфорда еще нет. Она, казалось, была немало удивлена тем, что я этого не знаю, как будто я должен был знать. Затем она справилась, постоянный ли я пациент и бывал ли на приеме раньше, и наконец соизволила объяснить, что ранее половины пятого доктор прием не начинает. И вообще он не принимает без предварительной записи. Кода я заметил, что именно по этому поводу я и хотел бы его повидать, она удивленно подняла брови. Пришлось ретироваться. Сначала я подумал, что, пожалуй, стоит подождать его здесь, но было всего лишь три часа, поэтому я сел в машину и стал обдумывать со всех сторон сложившуюся ситуацию, надеясь, что у меня родится какая-нибудь идея, как с пользой провести это время. Через минуту я уже знал. Зайдя в один из ресторанчиков на Парк-авеню и заглянув в телефонную книгу, я затем сел в машину и нажал стартер. Сначала я ехал по Шестьдесят девятой улице, потом свернул на Пятую авеню и наконец, выехав на Сорок первую, взял курс в восточную часть города. Конечно в Нью-Йорке припарковаться - целая проблема. Машины сплошной линией стоят у края тротуара, уткнувшись друг другу в задний бампер. Пришлось ехать почти до Третьей авеню, пока наконец отыскалось местечко для моей машины. Пройдя назад два квартала, я нашел нужный мне адрес. Это был совсем новый дом, высотой с милю. В справочнике было сказано, что то, что мне нужно, надо искать на двадцатом этаже. Лифт мигом доставил меня туда, и я легко нашел дверь с табличкой. "Медицинский вестник столицы". В приемной за столом сидел молодой человек, что уже было приятным сюрпризом. - Я хотел бы попросить вас об одолжении, если вы не очень заняты и согласны мне помочь, - витиевато начал я. - Мог бы я получить у вас сведения о конференциях или семинарах медицинских ассоциаций, состоявшихся в Нью-Йорке пятого июня сего года? Он улыбнулся. - Видит Бог, я не так уж занят. Разумеется, я готов вам помочь. Одну минуту. Вы сказали пятого июня? Он отправился к стеллажам с журналами и снял один из них. - Это наш последний выпуск, здесь должно быть то, что вам нужно. Он стал листать журнал, потом остановился, внимательно вглядываясь в страницу. Я ждал. - За пятое июня таких сведений нет. Посмотрим в разделе последних новостей и объявлений. Вот, есть. Пятого июня в отеле "Никербокер" состоялась конференция Нью-йоркской ассоциации невропатологов. Я попросил разрешения взглянуть, и он передал мне журнал. Я пробежал глазами нужный мне абзац. - Это всего лишь сообщение о конференции. Вы, разумеется, печатаете их заранее. А нет ли у вас чего-нибудь вроде отчета или стенограммы. Он покачал головой. - Это появится в следующем номере. Что именно вас интересует? Возможно, это можно найти в газетах? - Может быть. Сегодня я газет не видел. Меня интересует доклад доктора Брэдфорда. Собственно, меня интересует, был ли он на этом заседании. Вы, случайно, не знаете? Он пожал плечами. - Если вам так уж нужно узнать, почему не спросить у него лично? Я ухмыльнулся. - Не хочу его беспокоить по пустякам. Разумеется, это самый простой выход, но я случайно оказался рядом с вами и подумал, что, узнав это у вас, сэкономлю время. - Подождите, я сейчас, - внезапно воскликнул молодой человек и исчез за дверью, ведущей во внутренние помещения редакции. Он действительно был точен и, вернувшись, сообщил: - Мистер Элиот утверждает, что доктор Брэдфорд не только был на заседании, но даже читал там доклад. Мистер Элиот, как сообщил мне юноша, это редактор "Вестника". Я спросил, не мог бы я поговорить с ним. Молодой человек тут же снова исчез за дверью, а через минуту в приемную вошел крупный краснолицый мужчина в жилетке. - В чем дело? О чем идет речь? - поинтересовался он. Я объяснил ему. Он вытер лоб носовым платком и рассказал мне о конференции и о том, как доктор Брэдфорд прочитал им чрезвычайно интересный доклад, неоднократно прерывавшийся аплодисментами. Сейчас он пишет об этом статью для августовского номера "Вестника". На мои уточняющие вопросы он ответил, что действительно имеет в виду доктора Натаниэля Брэдфорда, имеющего на Шестьдесят девятой улице свой кабинет. Он знает доктора много лет. Разумеется, он не может сказать мне точно, в котором часу он приехал в отель, но обед и конференция состоялись во второй половине дня. В семь вечера он видел доктора в ресторане, а в десять тридцать на трибуне, конференц-зала. Кажется, я ушел, не попрощавшись. Возвращаясь, я, как последний мальчишка, испытывал злость от неудачи. Какого черта Брэдфорд оказался на этом заседании, да еще читал там какой-то доклад, когда, по моим расчетам, он должен был в это время всадить нож в спину Карло Маффеи в округе Вестчестер! Я думаю, не будь я так зол, я бы еще год добивался встречи с доктором Брэдфордом. Но злость мне помогла. Когда я вновь появился в его приемной, там было всего два пациента. Доктор был в кабинете и вел прием. Я попросил у сестры листок бумаги, сел, подложил под него какой-то журнал и быстро набросал записку следующего содержания: "Доктору Брэдфорду. В течение последних нескольких дней я считал вас убийцей, а теперь оказалось, что вы просто старый олух. Такой же комплимент хочется сделать миссис Барстоу, ее сыну и ее дочери. Мне понадобится всего три минуты, чтобы объяснить вам, почему я так думаю. Арчи Гудвин по поручению Ниро Вулфа". Доктор Брэдфорд уже принял первых двух пациентов, но за это время в приемной появились новые. Я предупредил сестру, что сейчас моя очередь. Она рассердилась и принялась мне объяснять, что такое предварительная запись, но я бесцеремонно прервал ее. - Никакого землетрясения не произойдет, если вы передадите доктору эту записку. Поверьте, я очень спешу, дома меня ждет маленькая сестричка. Не вздумайте читать записку, там есть неприличные слова. Сестра с отвращением посмотрела на меня, но записку взяла и скрылась за дверью кабинета. Через минуту она уже стояла на пороге и называла мою фамилию. Я не оставил в приемной свою шляпу, а прихватил ее с собой, на тот случай, если вызовут полицию. Одного взгляда на доктора Брэдфорда было достаточно, чтобы понять, насколько нелепы и смехотворны были мои подозрения. Жаль, что я не увидел его раньше, тогда бы мне в голову не полез этот дурацкий бред. Он был высок ростом, очень серьезен и необычайно вежлив. Настоящий джентльмен старого закала, и к тому же носил бакенбарды. В прошлом веке случалось, что джентльмены с бакенбардами убивали ножом наповал свою жертву. Но это было так давно. Сейчас представить такое невозможно. Ко всему доктор Брэдфорд был сед, как лунь. Сказать по правде, каким бы бесспорным после посещения редакции "Медицинского вестника" мне ни казалось его алиби на пятое июня, я по-прежнему был склонен искать в нем уязвимые места, чтобы хоть за что-то зацепиться. Я подошел к его столу, а он молча смотрел на меня и ждал, когда сестра закроет за собой дверь. - Вы Гудвин, и тоже гений? - Да, сэр, - ухмыльнулся я. - Перешло на меня от Ниро Вулфа. А-а, вспомнил. Вулф похвастался перед мисс Барстоу, что он гений, и она, разумеется, рассказала вам. А вы, конечно, решили, что это шутка? - Нет. Я человек широких взглядов. Но кем бы вы ни были, гением или упрямым ослом, я не могу из-за вас заставить моих пациентов ждать. Что означает ваша записка? Приманка? Даю вам три минуты на объяснение. - Вполне достаточно. Скажем, например, так: Ниро Вулф располагает фактами. На основании этих фактов он пришел к определенному заключению, как и почему умер Барстоу. Вскрытие подтвердило правильность его заключения, и таким образом подтвердило правильность фактов. Следовательно, они стали неотъемлемой частью общей картины, и тот, кто убил Барстоу, должен соответствовать подтвержденным фактам. Никто из семейства Барстоу им не соответствует. Не соответствуете и вы. Просто для этого не годитесь. - Продолжайте. - Продолжать? - Это всего лишь общие слова. Они требуют подтверждения. Уточните конкретно. - Нет, увольте. - Я решительно тряхнул головой - Гении так не работают. Вам не удастся вытряхнуть нас, как мешок с земляными орехами. Во-первых, на конкретное подтверждение трех минут мало. На это потребуется куда больше времени. Во-вторых, ничто не делается просто за так. Нахальства вам не занимать. Что вас заставило перепутать тромбоз коронарных сосудов, скажем, с эпилепсией, а после этого бояться подходить к телефону в течение нескольких дней? Или вы считаете само собой разумеющимся, что Ниро Вулф тратит свое время и деньги на то, чтобы разогнать тучи, сгустившиеся над вашей головой. Не думайте, что он согласится, чтобы ваши неприятности ему досаждали. Считаете, что я написал вам эту записку лишь для того, чтобы полюбоваться на ваши бакенбарды? Нет, вы порядочный нахал. - Черт побери! - не выдержал старикан. - Ваше негодование очень эффектно и впечатляет, но это одни слова. - Доктор посмотрел на часы. - Думаю, мне не надо говорить вам, мистер Гудвин, как вы меня заинтриговали. И хотя я по-прежнему считаю извлечение скандалов из могил недостойным способом зарабатывать себе на жизнь, я буду признателен вам и Ниро Вулфу, если ваше заявление будет подкреплено доказательствами. Вы могли бы прийти сюда в половине седьмого? Я покачал головой. - Я всего лишь посыльный. Ниро Вулф обедает в семь. Он живет на Западной Тридцать пятой улице и приглашает вас отобедать с ним сегодня. Вы согласны? - Разумеется, нет! - Хорошо, тогда все. - Мне уже порядком надоел этот старый замшелый столп общества. - Если вас будет мучить чесотка от любопытства, не вините нас. Особой нужды в ваших секретах у нас нет, просто хотелось по ходу дела со всем разобраться. Мои три минуты истекли. Я повернулся, чтобы уйти, но не спешил. Когда я коснулся дверной ручки, за спиной я услышал голос: - Мистер Гудвин. Не отпуская дверную ручку, я обернулся. - Я принимаю приглашение мистера Вулфа. Буду у вас в семь. - О'кэй. Я дам адрес вашей секретарше. С этими словами я вышел. 12 Я часто гадал, сколько в Нью-Йорке найдется людей, готовых дать Вулфу деньги взаймы. Я насчитал чуть больше тысячи, потом, подумав, ужал до одной тысячи. Конечно, тех, кто остался ему благодарен, гораздо больше, не есть и такие, у кого много причин ненавидеть его. Я понимал, что надо быть в определенных отношениях с человеком, прежде чем захочешь попросить у него денег, и, к тому же, надо быть уверенным, что в ответ получишь их, а не недовольную гримасу или смущенное бормотание. Для этого должны быть взаимное доверие, доброжелательность, благодарность, не омраченная сознанием обязательства, что всегда тяготят и оставляет чертовски неприятный осадок. Да, пожалуй, не более тысячи. Я не скажу, чтобы Ниро когда-нибудь злоупотреблял этим. Помню, пару лет назад, когда нам действительно понадобились деньги, я предложил обратиться к мультимиллионеру, который был обязан моему хозяину всего лишь такой безделицей, как собственная жизнь. Но Вулф, не задумываясь, отверг мою идею. "Нет, Арчи, - сказал он. - В природе есть закон: преодолев инерцию, движущая сила возрастает. Начав брать деньги в долг, я кончу тем, что уговорю министра финансов отдать мне весь золотой запас страны". На что я ему тогда ответил, что судя по состоянию наших дел мы нашли бы ему применение, и не только ему. Однако Вулф наотрез отказался брать деньги в долг. Следует заметить, что после обеда в среду в мой список безоговорочно был внесен доктор Натаниэль Брэдфорд. Вулф буквально очаровал его, как он это умеет, если захочет. До прихода доктора, между шестью и семью, я коротко информировал Вулфа о событиях дня. За столом я сразу заметил, что Вулф разделяет мое мнение, что доктор Брэдфорд вне подозрений. Мой хозяин держался на редкость непринужденно. Обычно от моего наметанного взгляда никогда не ускользал тот момент, когда в беседе Вулф вдруг переходил на официальный тон, означавший всегда одно - у его собеседника прибавилось шансов угодить за решетку, и не без его, Вулфа, помощи. На этот раз хозяин и гость беседовали об альпийских садиках, экономике страны и политиках из Таммани Холла[1]. Вулф выпил три бутылки пива, Брэдфорд - бутылку вина. Я пил молоко, правда, до обеда у себя в спальне я подкрепился рюмочкой хлебной водки. Разумеется, я рассказал Вулфу, что думает старый доктор о профессии сыщика, и добавил от себя, как я расцениваю подобный выпад. На что Вулф ответил: 1 Штаб-квартира демократической партии в Нью-Йорке. - Не принимай близко к сердцу, Арчи, это всего лишь пережиток фетишизации варварских предрассудков. - Еще одно ваше эффектное изречение, без всякого смысла. - Ошибаешься, Арчи. Я не терплю дешевых эффектов, пора бы знать. Создав манекен по своему образу и подобию и дав ему в нос, не будешь же ты ждать, что у тебя пойдет кровь из носа. - У меня - нет, а вот ему, когда все это закончится, я бы с удовольствием врезал. Глядя на мою нехорошую ухмылку, Вулф скорбно вздохнул. - Вот видишь, мое изречение не так уж лишено смысла. После обеда, в кабинете, Вулф предупредил старого доктора, что, хотя у него есть к нему вопросы, он все же начнет не с них, и рассказал ему все: о Карло Маффеи, газетных вырезках, об испуге Анны Фиоре, когда он спросил о клюшке, о его, Вулфа, попытке заключить пари с окружным прокурором Андерсоном, о письме и ста долларах, которые получила Анна. Рассказал все, что было, и закончил словами: - Начав свой рассказ, я не взял с вас обещания, что все останется между нами, но теперь я прошу вас об этом, ибо здесь затрагиваются и мои интересы. Я хочу получить пятьдесят тысяч долларов. Брэдфорд успокоился и размяк. Он все еще не понимал Вулфа, но уже не питал к нему недоверия и обиды, а от доброго вина он вообще стал видеть в нем своего друга. - Удивительная история, - заметил он. - Удивительная. Разумеется, я никому не расскажу, я ценю ваше доверие. Но я не совсем понял отдельные детали и еще кое-что, но прекрасно понял одно - правда о смерти Барстоу необходима вам для поисков убийцы Карло Маффеи. И, как я понимаю, вы сняли с Сары и Ларри груз гнетущего страха, а меня освободили от ответственности, которая оказалась большей, чем я вправе был на себя брать. Я благодарен вам, поверьте. Вулф снисходительно кивнул. - Разумеется, есть кое-какие нюансы, которые ускользнули от вас. Но главное мы установили: ни миссис Барстоу, ни ее сын и дочь, а также ни вы, доктор Брэдфорд, не убивали Карло Маффеи, а роковая клюшка никак не могла попасть в сумку Барстоу. Правда, остается теоретическая возможность того, что кто-то из вас, или вы все вместе, сговорившись, убили Барстоу. В таком случае также теоретически можно предположить наличие соучастника, которому поручалось убрать Карло Маффеи. Брэдфорд насторожился и уставился на Вулфа, но потом успокоился. - Ерунда. Вы сами в это не верите. - Он все же не отрывал от Вулфа настороженного взгляда. - Действительно, ведь не верите? А почему? - Мы еще придем к этому. А теперь ответьте мне: моя откровенность заслуживает ответной откровенности с вашей стороны? - Я с вами откровенен. - Раз так, тогда скажите, когда и как миссис Барстоу покушалась на своего мужа? Было интересно наблюдать за Брэдфордом. Сначала он испугался, затем собрался и как бы застыл, но потом, сообразив, что выдает себя, изобразил искреннее удивление. - О чем вы? Это просто смешно! Вулф по своему обыкновению погрозил ему пальцем. - Спокойно, доктор. Прошу не подозревать меня в какой-либо хитрости. Просто я ищу факты, которые подтвердили бы мой вывод. Но, кажется, прежде мне следует объяснить, почему я отказался от подозрений в отношении вас и семьи Барстоу. Знаете, я не чувствую, что вы виноваты. Да, не чувствую. Конечно, такое чувство или же отсутствие его можно объяснить. Давайте рассмотрим имеющиеся условия: жена, или сын, или же дочь терпеливо, тщательно и коварно готовят убийство главы семейства и хитроумное орудие, чтобы совершить его. Если это жена или дочь, нужен соучастник, чтобы убить Маффеи, нужен он и сыну, поскольку сам он Маффеи не убивал. Но Арчи Гудвин побывал в поместье, многочасовое пребывание там могло бы его насторожить, он что-нибудь заметил бы и рассказал мне. Вам, чтобы избавиться от Маффеи, тоже понадобился бы помощник. Я провел с вами вечер, я вас уже знаю. И хотя вы могли бы убить, но не таким способом, да и соучастнику вы никогда бы не доверились. Таков разумный ход мыслей. Для меня же важнее ощущение, интуиция. - Тогда почему... - Подождите, я еще не закончил. Вы - опытный, знающий врач и тем не менее удостоверили смерть от сердечного тромба, когда другие симптомы были налицо. Вы, уважаемый, всем известный человек рисковали своей репутацией. Следовательно, вы кого-то хотели прикрыть. И показания, которые дала Арчи Гудвину мисс Барстоу, подтверждают это. Увидев Барстоу мертвым, вы сразу подумали, что его убила жена. А чтобы прийти к такому чудовищному выводу, нужны были причины, и не просто невротические срывы миссис Барстоу или ее желание смерти мужа. Если бы все желания приводили к убийству, они совершались бы в каждой кухне. У вас были другие и более серьезные основания для подозрений: или вам было известно, что замышлялось убийство, или же миссис Барстоу уже когда-то делала попытку. Поскольку факты не подтверждают первого предположения, остается второе. Поэтому я вас спрашиваю: когда и как она пыталась это сделать? Прошу вас, дайте мне завершить мою версию, чтобы потом мы могли предать ее истории. Брэдфорд задумался. От его успокоенности и благодушия ничего не осталось. Он слышал Вулфа, весь подавшись вперед. - Вы посылали кого-нибудь в университет? - быстро спросил он. - Нет. - Там знают. Ваша догадка верна. В ноябре прошлого года миссис Барстоу стреляла в мужа, но промахнулась. После этого с ней случилось нервное потрясение. Вулф понимающе кивнул. - Следовательно, это было в момент нервного припадка... Не обращайте внимания на слово. Как бы вы это ни назвали, это был нервный срыв. Но я, по-прежнему, не совсем понимаю вас, доктор... Следует ли на основании временного нервного срыва делать заключение, что человек способен на тщательно подготовленные злодейские действия? - Я таких выводов не делал. - Брэдфорд был в полном отчаянии. - Господи, передо мной лежал мертвым мой лучший и давний друг, по всем признакам отравленный. Как мог я тогда определить, чем и как его отравили? Я знал, что сказала день назад Эллен, то есть миссис Барстоу. И я тоже поверил своим чувствам, как, по-вашему признанию, это свойственно и вам тоже. Только мои чувства меня обманули. Я хотел тихо, без всякого шума похоронить его и, поверьте, не испытывал при этом угрызений совести. А потом неожиданное вскрытие и такие результаты... Я был испуган, ошарашен, потрясен, чтобы действовать разумно. Когда миссис Барстоу предложила вознаграждение за поимку убийцы, я пытался отговорить ее, но безуспешно. Иными словами, я струсил... Я не заметил, как Вулф нажал кнопку звонка, но когда Брэдфорд закончил свою исповедь, Фриц уже стоял на пороге кабинета. - Портвейн для мистера Брэдфорда и пиво для меня, - распорядился Вулф. - А ты, Арчи? - Нет, спасибо, - отказался я. - Я тоже не буду, - сказал Брэдфорд, - мне надо торопиться, скоро одиннадцать, а мне ехать за город. - Но, доктор, - возразил Ниро, - вы мне еще не сказали одной вещи. Всего пятнадцать минут, прошу вас. Пока вы всего лишь подтвердили несколько не столь уже существенных моих догадок. Вы заметили, как много я трудился, чтобы завоевать ваше доверие и уважение? И все для того, чтобы задать этот вопрос и получить на него ваш честный и исчерпывающий ответ. Кто убил вашего друга Барстоу? Пораженный доктор не верил своим ушам. - Не думайте, что я опьянел от пива, я просто эмоционален, - пояснил Вулф. - Мне кажется, я был рожден актером, - продолжал он. - Мой вопрос нуждается в соответствующей обстановке. Поверьте, доктор, вопрос действительно серьезный. Поэтому прошу вас достойно ответить на него. Но прежде отбросьте всякие страхи и прочее. Я имею в виду подозрения в отношении вашего друга миссис Барстоу. Освободитесь от этого. Поймите и поверьте, несмотря на все ваши подозрения, миссис Барстоу не убивала своего мужа. Вот и остается вопрос: кто сделал это? Кто, набравшись дьявольского терпения, употребил свой извращенный ум злодея на то, чтобы изготовить смертоносную игрушку, убившую Барстоу? Ведь вы считаете себя самым старым и верным его другом, не так ли? - Да, - согласился Брэдфорд. - Мы знали друг друга еще мальчишками. - Вы доверяли друг другу? Хотя ваши жизненные интересы были разными и время от времени разделяли, вас, вы всегда оставались единомышленниками? - Очень верно замечено. - Брэдфорд был явно тронут, и это было заметно по тому, как он произнес эти слова. - Наше доверие друг к другу ни разу не было поколеблено за все эти пятьдесят лет. - Превосходно. Но кто мог убить его? Вот какого ответа я жду от вас, доктор. Возможно, он что-то сказал или сделал в прошлом, что могло породить у кого-нибудь навязчивую идею убить его? Возможно, вы слышали обрывки фраз, слова. Поворошите вашу память, пусть она подскажет вам, ибо это может относиться к самому далекому прошлому. И не бойтесь воспоминаний. Ведь я не прошу вас выносить обвинительный приговор. Опасность не в том, что может пострадать невиновный, а в том, что преступник избежит кары и будет гулять на свободе. Фриц снова принес портвейн и пиво, и доктор, откинувшись в кресле и держа стакан с портвейном в руке, смотрел на игру света в его темно-рубиновой глубине. Он вдруг вскинул голову, кивнул в злак согласия с последними словами Вулфа и снова предался созерцанию вина в стакане. Вулф налил пива, подождал, пока осядет пена, и залпом выпил его. Он всегда помнил, что где-то в карманах у него должен быть платок, но, увы, такое по его забывчивости случалось не всегда. Поэтому я поспешил вынуть из ящика стола носовой платок и протянул его хозяину. На такой случай у меня всегда были припасены чистые носовые платки. - Прошлое ничего мне не подсказывает, - наконец промолвил Брэдфорд. - Я удивлен и в некотором роде озадачен этим. С другой стороны, мне понятно, почему я так легко поверил, что миссис Барстоу может быть... ответственной, вернее, не может... В моем подсознании отложилось, и я в это поверил, что никто другой не мог этого сделать. Теперь я все больше понимаю, каким необыкновенным человеком был Пит Барстоу. Мальчишкой он был несколько несобранный, но став мужчиной, он, не задумываясь, отстаивал то, во что верил. Я не мог представить, что кто-то, мужчина или женщина, хотел бы причинить ему зло. Таких просто нет. - Кроме нее? - Нет, даже она. Она стреляла в него с расстояния десяти шагов. Пуля пролетела мимо... - Что ж, - вздохнул Вулф и выпил еще один стакан пива. - Боюсь, мне не за что благодарить вас, доктор. - Видимо, вы правы, - вынужден был согласиться тот. - Поверьте, я бы с радостью помог вам, если бы это было возможно. Вы не представляете, что творится у меня внутри. Теперь, когда я знаю, что Эллен вне подозрений, я, кажется, совсем не осуждаю ее за назначение вознаграждения. Более того, я увеличил бы сумму. Что это? Жажда отомстить за Пита? Как вы считаете? Я уверен, случись такое со мной, он тоже чувствовал бы себя так же. С моей точки зрения, вечер был потерян впустую. В последние десять минут я даже вздремнул и почти не слышал, о чем шла беседа. Я решил, что теперь Вулфу придется пустить в ход все свое чутье, чтобы раскрыть убийство, совершенное не иначе как призраком. Если все не так, как он вычислил, то каким образом в теле Барстоу оказалась отравленная игла? Никто не хотел его смерти. Вечер хоть и пропал, да не совсем. Под конец он принес мне удовлетворение. Брэдфорд, встав с кресла, направился к Вулфу, чтобы откланяться. Я заметил что старикан несколько мнется. - Есть еще один момент, который я хотел бы пояснить, мистер Вулф. Я... в некотором роде, должен принести свои извинения за то, что неудачно высказался в присутствии вашего помощника. Очень неумное и ненужное высказывание по поводу выкапывания скандалов из могил... - Ничего не понимаю. Какие извинения? - Стоило видеть выражение искреннего удивления на лице моего хозяина. - Собственно, при чем здесь я? Единственным спасением для бедняги Брэдфорда было бегство. И он этим незамедлительно воспользовался. Проводив достопочтенного старого джентльмена и закрыв дверь на засов, я, прежде чем вернуться в кабинет, зашел в кухню за своим стаканом молока. На ходу я заметил Фрицу, что, поскольку он сегодня достаточно опустошил запасы отличного портвейна, он может закрывать свою лавочку. Вулф сидел, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Я сел и стал медленно небольшими глотками пить молоко. Покончив с этим занятием и не зная, что делать дальше, я вдруг произнес целую речь. - Итак, леди и джентльмены, - начал я, - суть вопроса в том, что нет никакого, черт побери, смысла тратить гений, цена которому миллион долларов, на то, чтобы нюхом учуять такое явление, как отравленная игла в теле человека, игла, которой там, как выяснилось, не должно было быть, ибо на то не было никаких оснований. Однако, можно поставить вопрос иначе: если что-то попадает туда, куда ему не следовало попадать, то что в таком случае получается? Или скажем, если сумка с клюшками находилась в доме Барстоу целые сутки до того, как произошло убийство, не следует ли из этого, что, возможно, у кого-то из слуг фантазия куда более буйная, чем у хозяйки дома, миссис Барстоу? Разумеется, нельзя также игнорировать и мнение мисс Сары Барстоу, что подобное невозможно, и мое возражение - что такое нежелательно. Господи, до чего не хочется опрашивать прислугу! Но ничего не поделаешь, завтра с утра еду в поместье Барстоу и приступаю к опросу горничных. Ибо, похоже, дело обстоит так или прощай пятьдесят тысяч долларов, или - допрос на кухне. Иного не дано. Выходит, мы вернулись туда, откуда начали. Я согласен, пусть будет так, но хотя бы нашелся кто-то, кто помог бы мне, чтобы не надо было самому ломать голову, строить всякие планы, и вдобавок бегать еще по городу, и все без толку. - Я остановился. - Продолжай, Арчи, - сказал Вулф, но не открыл глаз. - Не могу, противно. Знаете что я вам скажу? Мы потерпели поражение. Тот, кто всадил в Барстоу отравленную иглу, умнее нас. Мы еще пару деньков будем водить всех за нос, допрашивая прислугу, занимаясь поисками того, кто поместил объявление в газете, и тому подобным, но что мы потерпели фиаско, так же бесспорно, как то, что вы доверху полны пивом. Вулф открыл глаза. - Я собираюсь пить теперь не более пяти кварт в день. Двенадцать бутылок. В бутылке менее пинты. А сейчас я иду спать. И он начал свои обычные приготовления, чтобы встать с кресла, и наконец встал. - Кстати, Арчи, ты мог бы завтра встать пораньше? Надо попасть в гольф-клуб до того, как мальчишки выйдут на поле со своими корешами. Кажется, это единственный эпитет из сленга, который ты мне принес за последнее время, хотя и удачный. Может, тебе удастся прихватить и тех двух, кто в это время в школе. Было бы отлично, если бы все четверо были завтра у меня в одиннадцать утра. Предупреди Фрица, что у нас будут гости. Что едят мальчишки этого возраста? - О, все подряд, что дадут. - Скажи об этом Фрицу. Как только я убедился, что он благополучно втиснулся в лифт, я поднялся по лестнице к себе, поставил будильник на шесть утра и лег спать. Утром, ведя машину по шоссе Парквей на север, я не встречал утреннюю зарю песней. Я всегда рад, когда у меня есть дело, но на этот раз оно и доброго слова не стоило. Мне не надо говорить о том, что Ниро Вулф - чудо природы, но свидание с мальчишками это явный удар мимо лузы. Более чем когда-либо, я теперь понимал, что мы зашли в тупик, раз Вулф не мог придумать ничего лучшего... Но тут ход моих мыслей прервал полицейский. Шоссе, ведущее на север, в этот ранний час обычно безлюдно, и я дал скорость свыше пятидесяти миль в час. Вот этот казак на мотоцикле меня и засек. Я подрулил к краю шоссе. Полицейский потребовал права, я послушно предъявил их. Полицейский полез в карман за штрафными квитанциями. - Я понимаю, превысил скорость. Может, вам совсем не интересно знать причину, но я тороплюсь в Уайт-Плейнс навстречу с окружным прокурором, мистером Андерсоном. Важная информация по делу Барстоу, вы, должно быть, слышали. Прокурор ждет... Полицейский приготовил карандаш. - Ваше удостоверение? Я протянул ему свою визитную карточку. - Я частный сыщик. Мой хозяин, Ниро Вулф, и начал всю эту заварушку. Полицейский вернул мне мою визитку и права. - Ладно, поезжайте. Только не вздумайте брать еще высоту и прыгать через заборы. После такого напутствия мне стало как-то легче на душе. Может, в конце концов, нам все же повезет. Двух мальчишек я сразу нашел в клубе, ко мне понадобилось около часа, чтобы заполучить двух остальных. Они учились в разных школах, и если одного не пришлось долго убеждать совершить прогулку в Нью-Йорк, другой, видимо, уже сейчас готовился к научной степени или, по меньше мере, играть роль первого ученика в классе и любимца учителя. Начал я с юмора и шуток, когда не помогло, нажал на справедливость, права человека и гражданский долг каждого. Это у него и у директрисы имело больший успех. Не шибко веря в нашу с ним дружбу, я посадил его с другим парнишкой на заднее сиденье, а двух остальных рядом с собой, и мы покатили в Нью-Йорк. Теперь я следил, чтобы стрелка спидометра стойко держалась на цифре сорок, ибо не мог рассчитывать на благосклонность прокурора Андерсона. Без четверти одиннадцать мы были дома. Я провел мальчишек на кухню и угостил их бутербродами, ибо до ланча оставалось два часа. Я хотел подняться с ними на чердак и показать им оранжерею - посмотреть на орхидеи им бы не помешало, все же впечатление, - но времени уже не оставалось. Я записал фамилию и адрес каждого. У одного из них, бледного, худого паренька, обслуживавшего в гольф-клубе Мануэля Кимболла, было грязное лицо, и я отвел его в ванную. Когда наконец появился Вулф, я уже вполне освоился с ролью вожатого бойскаутов. В кабинете я поставил четыре стула в ряд. Вошел хозяин с букетом орхидей. Поставив цветы в вазу, он опустился в кресло и бегло перебрал почту на стеле. Разумеется, войдя, он поздоровался с мальчиками, а теперь, удобно устроившись в кресле, внимательно их разглядывал. Мальчишки смущенно ерзали на стульях. - Прости, Арчи, но ты плохо подготовил сцену. - И повернувшись к тому, кто сидел с краю, пареньку с рыжей копной волос и голубыми глазами, спросил: - Как вас зовут, сэр? - Вильям А. Райли. - Благодарю вас. Не будете ли вы любезны вместе с вашим стулом передвинуться вот сюда, поближе к стене. Вот, теперь лучше. А вас как зовут? - обратился он к следующему. И так, знакомясь с каждым и меняя их местами, он наконец рассадил их так, как ему хотелось. - Кто из вас не поверил, что Питер Оливер Барстоу был убит иглой, выброшенной из рукоятки клюшки? Не стесняйтесь, я просто хочу познакомится с вами. Так кто же? - Я, - сказал коренастый Майк. - А, Майк Аллен. Ты еще так молод, Майк, и привык, что в жизни все идет, как обычно, изо дня в день. Тебе еще предстоит узнать, что в ней случаются бог весть какие странные вещи. Я хочу, господа, рассказать вам одну историю. Прошу внимательно выслушать меня, потому что мне бы хотелось, чтобы вы ее поняли. Все это произошло на самом деле. Однажды состоялась конференция психологов, их собралось не менее сотни. Психолог - это, как бы вам сказать, человек особо натасканный по части наблюдательности и любопытства, что, где, как и почему происходит с человеком. Без ведома собравшихся были решено провести эксперимент: в зал неожиданно вбегает человек, бежит по проходу между креслами, а за ним гонится другой с пистолетом в руках. В эту минуту из другой двери вбегает третий человек. Второй человек стреляет в первого, а третий сбивает его с ног и отнимает пистолет. Все трое убегают в разные двери. После этого поднимается один из присутствующих, успокаивает взволнованное собрание и говорит, что все это было проделано нарочно, и просит коллег тут же описать детально все, что каждый видел. Все сделали это, их описания были прочитаны и сравнены. Ни одно из них не было правильным. И ни одно не походило на другие. Кто-то даже написал, что в первого стрелял третий человек. Вулф умолк и обвел взглядом слушавших его мальчишек. - Это все. Я не мастер рассказывать истории, но, может быть, вы уловили смысл. Вы понимаете, для чего я рассказал вам все это? Они кивнули. - Значит, понимаете. Не буду оскорблять вашу сообразительность опросом. Перейдем лучше к нашей истории. Мы будем обсуждать с вами смерть Питера Оливера Барстоу, точнее, то, что произошло на поле для гольфа у первой метки, и чем все это кончилось. В час дня у нас будет ланч, а затем мы снова вернемся сюда и продолжим наш разговор. На это уйдет у нас несколько часов. Это утомит вас, но голодными вы не будете. Если кому захочется вздремнуть, он сможет себе это позволить. Я вам подробно излагаю программу, чтобы вы поняли, каким сложным и запутанным является это дело, и что нас ждет. Мистер Гудвин слышал два стереотипа ваших рассказов. Другие два, думаю, мало будут отличаться. Стереотип - это что-то устоявшееся, застывшее, не думающее меняться. Я не ожидаю от вас, что вы измените свои рассказы о том, что произошло на поле у первой метки. Я прошу лишь забыть все, что вы рассказывали раньше, о чем спорили и что обсуждали со своими родными и друзьями, забыть о том, что уже отпечаталось в мозгу, а просто вернуться воспоминаниями туда, где все это случилось. Это очень важно. Я с удовольствием поехал бы с вами на место происшествия, но, боюсь, что всевозможные препятствия могут помешать этому. Вы должны в своем воображении воссоздать картину. Давайте, попробуем вместе, мальчики. Вот мы стоим у первой метки, на месте первого удара. Итак, воскресенье, полдень. Ларри Барстоу нашел и привел вас двоих, остальные двое - у Кимболлов, несут за ними сумки с клюшками. Поле для гольфа вам знакомо, как родной дом. Вы занимаетесь делом, к которому привыкли и хорошо знаете, поэтому делаете все почти по привычке, автоматически. Через плечо у вас ремни сумок для клюшек. Вам, Майк Аллен, когда вы видите как мистер Барстоу у первой метки делает пробный мах клюшкой номер два, не надо говорить, что следует делать. Вы подходите к нему, берете его сумку с клюшками и передаете ему драйвер, клюшку номер один. Майк отрицательно помотал головой. - Нет? А что же вы делаете? - удивился Вулф. - Я в это время побежал за мячом. - Ага. За тем, что он уже послал клюшкой номер два? - Да, сэр. - Хорошо. А что делали вы, Вильям Райли, пока Майк бегал за мячом? - Я жевал резинку. - И ничего более? Я хочу сказать, что это все, чем вы тогда занимались? - Нет, я стоял и держал сумку старого Кимболла. Слушая, как начал свой расспрос Вулф, я боялся, что своим многословием он задурит им головы так, что они просто ничего ему не скажут. А все получилось наоборот. Практически ничего не говоря, он дал им понять, что они все вместе могут доказать, насколько они умнее сотни психологов. Длинные слова и многословие Ниро Вулфа их ничуть не смущали. А он шел своим путем, дюйм за дюймом приближаясь к цели, то с помощью одного мальчишки, то с помощью другого, а то и всех их вместе, говорящих хором. Он позволил им вступить в длительный спор о преимуществах той или иной марки клюшек, а сам, закрыв глаза, делал вид, что с удовольствием слушает их. Потом он расспрашивал их о сверстниках, работающих в гольф-клубе, а также о тех, кто начал уже играть, до того, как Барстоу и Кимболлы вышли на поле. Время от времени кто-нибудь из парнишек заговаривал просто об игре в гольф, но Вулф тут же вводил разговор в нужное ему русло. Среди сумбурностей и отклонений в этой беседе прослеживалась одна главная линия - Вулф не выпускал из виду ни одну из клюшек, которыми играла четверка Барстоу-Кимболл, где были клюшки - в игре или в сумке. На ланч Фриц подал запеченных в тесте цыплят и четыре арбуза. Когда бывали гости, за столом обычно распоряжался я. Не переставая подкладывать всем, я сам едва успел отведать цыплят до того, как окончательно опустело блюдо. С арбузом было проще: два арбуза мальчишкам, каждому по половине, а третий - нам с Вулфом. Четвертый я отдал Фрицу, хотя подозревал, что он не притронется к нему. Тем лучше - останется про запас. После ланча мы вернулись в кабинет и продолжили беседу. Я с удовольствием наблюдал, как Вулф, словно свежим ветерком, продул мальчишкам головы, и они стали совсем другими. Они забыли, что кто-то пытается что-то выведать у них, и им надо копаться в своей памяти. Это просто была ватага мальчишек, обсуждающих вчерашнюю игру в футбол. А Вулф, как судья, то и дело возвращал их то к одному моменту, то к другому, не позволяя ничего забыть или упустить. Даже таким окольным путем дело все же шло. Вот уже Ларри Барстоу открывает игру первым ударом, за ним бьет по мячу Мануэль Кимболл. - Когда случилось самое главное, то произошло это тоже так просто и незаметно, что я в первое мгновение даже не сообразил. - И тогда ты подал мистеру Барстоу клюшку номер один. Ты уже установил его мяч для первого удара? - Да, сэр... То есть нет, я в это время побежал за мячом, который он загнал в кусты во время разминки. - Да, правда, Майк. Ты нам ухе говорил это, ты искал мяч. Как же тогда ты мог поставить мяч для Барстоу? - Он сам это сделал. Мяч откатился, и я подогнал его ему, - вдруг уточнил Вильям Райли. - Спасибо, Райли. Видишь, Майк, значит, не ты ставил ему мяч. А тебе не трудно было таскать тяжелую сумку с клюшками, пока ты искал мяч? - Нет, мы привыкли. - Ты нашел его? - Да, сэр. - И что ты с ним сделал? - Я положил его в сумку, в отделение для мячей. - Ты это утверждаешь как факт или как предположение? - Я положил его. Я хорошо помню. - Сразу, как нашел? - Да, сэр. - Значит, ты носил с собой сумку с клюшками, пока искал мяч? В таком случае ты не мог подать Барстоу клюшку, когда он начинал игру, потому что тебя не было рядом с ним. Он сам тоже не мог вынуть клюшку из сумки, потому что сумка была у тебя. Может, ты отдал ему клюшку раньше? - Наверное, я так и сделал. - Майк, нам нужно что-то более определенное, чем твое "наверное". Так отдал ты ему клюшку раньше или нет? Вспомни, что ты говорил до этого... Но тут неожиданно вмешался Вильям Райли - Эй, Майк! - воскликнул он возбужденно. - Так вот почему он взял клюшку у старого Кимболла. Ведь тебя тогда не было, ты искал мяч. - А-а! - выдохнул Вулф и закрыл на долю секунды глаза, но тут же снова открыл их. - Нет надобности кричать так, Вильям. Кто взял клюшку у мистера Кимболла? - Барстоу. - Почему ты так думаешь? - Я не думаю, я это знаю. Я собирался передать клюшку старшему Кимболлу, но в это время мяч Барстоу скатился с метки, я его поправил, а когда поднялся, старый Кимболл сказал Барстоу: "Возьмите мою клюшку", и я передал ее Барстоу. - Он играл ею? - Конечно. Он тут же сделал удар. Майк вернулся только тогда, тогда Кимболл тоже начал игру и сделал свой первый удар. Мне стоило усилий не вскочить со стула. Мне хотелось плясать и вдеть орхидею в петлицу куртки Вильяма Райли, обнять хоть на четверть его обхвата моего хозяина, ибо на большее у меня рук не хватит. Я боялся взглянуть на Вулфа, чтобы мое лицо не расплылось а этот миг в такой широкой дурацкой улыбке, что это грозило бы мне вывихом скул. Но Вулф уже занимался бледным худым парнишкой и тем, кто уже был "сознательным гражданином". Ни один из них не помнил, что Барстоу взял клюшку у Кимболла. Худой ответил, что в это время смотрел на поле, где Мануэль Кимболл загнал свой мяч в кусты, а законопослушный "гражданин" просто ничего не помнил. Тогда Вулф обратился к Майку. Тот не мог с уверенностью сказать, что клюшка номер один точно была в сумке, когда он искал мяч, и не помнил, чтобы отдавал ее Барстоу, как не помнил, что получил ее обратно и положил в сумку. Во время этого разговора Вильям Райли с трудом сдерживался, чтобы не вмешаться в разговор. Наконец Вулф повернулся к нему. - Прости, Вильям. Не то чтобы я сомневался в твоей памяти или в том, что ты говоришь правду, но подтверждение никогда не помешает. К тому же может показаться странным, что ты только сейчас вспомнил эту маленькую, но очень важную деталь. Мальчик обиженно запротестовал. - Я не забыл ее, просто не думал, что это так важно. - Значит, в своих рассказах дома и с друзьями ты об этом не упоминал? - Нет, сэр. - Хорошо, Вильям. Может, я неправильно поставил вопрос, но я вижу, что по складу своего ума ты предпочитаешь придерживаться главного, а не мелочей. Может, ты все же обмолвился об этом, когда с тобой разговаривал мистер Андерсон? Мальчишка отрицательно покачал головой. - Я не разговаривай с мистером Андерсоном. Со мной разговаривал сыщик, задал пару вопросов и все. - Понятно. - Вулф сделал глубокий вдох и очень медленный и долгий выдох и нажал кнопку звонка. - Время пить чай, господа, - сказал он. Для него это означало пить пиво. Я собрал мальчишек и повел их на кухню. Конечно, арбуз был целехонек. Как я и думал, Фриц к нему не притронулся. Я разрезал его на четыре части и угостил ребят. Фриц в ответ на звонок хозяина устанавливал на подносе стакан и две бутылки. Когда он вышел в холл, я заметил, что он направился не в кабинет, а к лестнице наверх. Я посмотрел на часы. Без двух минут четыре. Черт побери, он, несмотря ни на что, и здесь умудрился уложиться в регламент! Я оставил мальчишек доедать арбуз, а сам поспешил перехватить хозяина, пока он не вошел в лифт. - Поблагодари мальчиков от моего имени, уплати им, как положено, но не переплачивай, я человек прижимистый, и развези их по домам. Позвони в контору Е. Д. Кимболла и узнай, когда он вернется из Чикаго. Думаю, он все еще жив. Благодаря проницательности или везению, он уехал за тысячу миль от своей судьбы. В случае, если он уже вернулся, немедленно привези его сюда. Мешкать нельзя. - Хорошо, сэр. Не кажется ли вам, что это новости, дойдя до ушей прокурора Андерсона, порядком расстроят и огорчат его, а? Не предупредить ли мальчишек, чтобы помалкивали? - Нет, Арчи. Всегда благоразумней полагаться на силу инерции. Это величайшая сила в мире. Когда я вернулся в кухню, Фриц уже угощал всех яблочным пирогом. 13 Когда я развозил мальчишек в разные концы Вестчестера, у меня мелькнула нелепая мысль заехать к Мануэлю Кимболлу и спросить у него, хранил ли его отец свои клюшки в клубе и нет ли у Мануэля ключа от его шкафчика. Уверен, ему не удалось бы на сей раз ограничиться вскидыванием бровей вместе ответа. Я почти был уже готов пообещать ему пару тысяч вольт напряжения[1]. Но тут же понял, раз это так, то в наших интересах будет, если он останется в неведении. Но, с другой стороны, чтобы арестовать и осудить Мануэля Кимболла, нужны более веские доказательства, чем то, что он действует мне на нервы 1 Имеется в виду электрический стул, как высшая мера наказания. Я поборол еще одно искушение. Мне хотелось заглянуть к Андерсону и предложить ему пари на десять тысяч долларов, что никто не убивал Питера Оливера Барстоу. Но Вулф наверняка начал игру в прятки. В течение двух дней лишь он, я да еще тот, кто сделал это, знали, что Барстоу был убит. Теперь опять мы двое, убийца да мальчишки, подносчики мячей в гольф-клубе, знали, что Барстоу был убит случайно. Когда я наконец высадил последнего мальчишку на его улице, я все же завернул перед закрытием в клуб "Зеленые луга". Мне хотелось порасспросить о шкафах в гардеробной, но, приехав в клуб, я вдруг испугался, что могу испортить все дело. Все уже знают, что Барстоу не хранил свои клюшки в клубе, и мой интерес к шкафам может показаться подозрительным. Поэтому я немного поболтал с мистером, в ведении которого были мальчишки, и зашел поздороваться к управляющему. У меня была слабая надежда, что я могу здесь встретить Мануэля Кимболла, но его нигде не было видно. Мануэль говорил мне, что у его отца брокерская контора в Нью-Йорке на Перл-стрит. Когда после четырех я позвонил туда, мне ответили, что мистер Кимболл прибывает завтра, в пятницу, экспрессом. Не получи я такого известия, я, может быть, и начал свои расспросы в Вестчестере, пошатался бы, когда стемнеет, вокруг дома Кимболлов, заглянул бы в окна. Но узнав, что Кимболл-старший возвращается завтра, решил, что лучше всего набраться терпения. Я сел в машину и отправился домой. После ужина Вулф заставил меня еще раз прочитать мою запись встречи с Мануэлем, и все, что говорили о нем Ларри и Сара Барстоу, а такого было всего ничего. Мы с Вулфом еще побеседовала, сопоставили наши впечатления, потом даже договорились до того, что подмена клюшек была сделана сознательно и убийцей Барстоу мог быть Кимболл-старший. Но, конечно, это была ерунда. Я позволил себе пару нелестных замечаний в адрес Мануэля, но когда Вулф потребовал от меня более серьезной характеристики, вынужден был сознаться, что у меня нет против него не только никаких улик, но и причин для подозрения. С таким же успехом можно было бы подозревать любого из членов клуба, имеющего доступ к шкафам в гардеробной. - И все же, - не сдавался я, - будь он моим сыном, я бы отправил его в длительное путешествие, куда-нибудь подальше, и лучше всего без возвращения. Прежде чем мы разошлись по своим комнатам, Вулф набросал для меня программу действий на завтрашний день. Первый ее пункт не привел меня в восторг, но я знал, что Вулф прав. Мальчишки, конечно, не удержатся и все разболтают, это дойдет до прокурора Андерсона, так что лучше будет, если мы скажем ему сами, и как можно раньше, тем более что все равно он узнает. Я успею выполнить эту миссию доброй воли и вовремя попаду в контору Кимболла, куда он приедет прямо с вокзала. Итак, утрам я снова катил по шоссе в Уайт-Плейнс и подумывал, вот бы здорово было, если бы на шоссе снова дежурил уже знакомый полицейский, который не преминул бы остановить меня за превышение скорости, а я назвал бы ему ту же причину и под его эскортом прибыл бы к прокурору Андерсону. Но у Вудленда я свернул на мост и дальше не встретил никого, кроме белки, перебежавшей дорогу. По Главной улице я ехал медленно в хвосте у трех громоздких автобусов, словно пони, плетущийся за слонами во время цирк-парада. И тут у меня родилась мысль, и, по-моему, неплохая. Вулф считал, что для того, чтобы позвать к себе в гости кого-нибудь, включая Далай-ламу или Эл-Капоне, ему стоит лишь отдать мне распоряжение, но я-то знал, чего это временами стоит. Никогда не знаешь, на кого нападешь, иные упираются, как сороконожки, всеми своими конечностями. Теперь мне предстояло доставить хозяину важного торговца зерном, уведя его из его конторы в первый же день его прибытия в Нью-Йорк после недельного отсутствия. А пока я ехал на свидание с прокурором, которое может закончиться тем, что в контору Е. Д. Кимболла первым попаду не я, а сыщик Г. Р. Корбетт или кто-нибудь другой, что может быть еще хуже. Это будет сюрприз. Поэтому я тут же остановил машину, позвонил Вулфу и сказал ему, что, пожалуй, мы торопимся поставить телегу впереди лошади. Он поначалу упирался и убеждал меня, что нам выгодно, чтобы Андерсон узнал именно от нас то, что и без нас все равно узнает. Но когда понял, что я буду стоять на своем до тех пор, пока счетчик таксофона по горло не будет набит монетами, согласился и разрешил мне вернуться в Нью-Йорк, чтобы, отправившись на Перл-стрит, ждать там свою жертву. На обратном пути я уже благодарил судьбу, что мне не встретился дорожный полицейский. Когда я нашел на Перл-стрит нужный мне дом и поднялся на лифте на десятый этаж, я понял, что брокерская фирма Е. Д. Кимболла занимается не только тем, что продает корм местным куриным королям. Его контора занимала половину этажа со множеством дверей и табличек. Часы на стене показывали без четверти десять. Если экспресс не опоздает, через пятнадцать-двадцать минут Кимболл будет здесь. Я представился девушке за столом. Она куда-то позвонила, провела меня в другую комнату и оставила наедине с мужчиной с квадратной челюстью, сидевшим на стуле лицом к окну, положив ноги на подоконник. В этой позе он просматривал утреннюю газету. Сказав мне: "Одну минуту", - он снял ноги с подоконника и сел прямо. Отбросив наконец газету, он повернулся ко мне. - Мистер Кимболл будет с минуты на минуту, - пояснил я причину своего появления здесь. - Без сомнения, у него накопилась масса дел за неделю отсутствия. Но прежде чем заняться ими, он должен уделить мне десять минут по очень важному для него личному делу. Я частный детектив, вот моя визитная карточка. Он не знает меня, но я работаю на Ниро Вулфа. Вы можете устроить мне свидание с мистером Кимболлом? - Что вам угодно? По какому вы вопросу? Я покачал головой. - Дело личное и неотложное. Вы должны поверить мне, глядя на мою честную физиономию. Если вы полагаете, что это рэкет, позвоните в городскую службу безопасности на Тридцать третьей улице. Они расскажут вам, что я в свободное время подрабатываю, сторожа коляски с младенцами. Квадратная челюсть улыбнулась. - Даже не знаю. У мистера Кимболла много деловых встреч на сегодня, и первая назначена на десять тридцать. Я его секретарь. Я знаю о его делах даже больше, чем он сам. Можете обращаться прямо ко мне. - Сожалею, но он мне нужен лично. - Хорошо. Я попробую что-то сделать. Может, подождете в приемной? Нет, лучше здесь. Хотите газету? Он бросил мне газету, встал, собрал со стола почту и бумаги и покинул комнату. За завтраком я бегло проглядел заголовки первой полосы, но прочесть газеты не успел. Просматривая сейчас утренний выпуск, я заметил, что сообщения о деле Барству переместились с первой страницы на седьмую и были весьма краткими. Прокурор Андерсон заметил, что в расследовании наметился прогресс. Бедняга "прогресс", подумал я, с тех пор, как я тебя видел, в последний раз, ты ни на йоту не сдвинулся с места, состарился и покрылся морщинами, и у тебя уже начали выпадать зубы. Следователь по-прежнему ничего определенного не мог сказать о яде, но скоро все будет известно. В заметке не было и намека о подозрениях в отношении членов семьи Барстоу, и теперь, видимо, никогда уже не будет, решил я. Однако снова сделан легонький щелчок по профессиональной репутации доктора Брэдфорда, и я подумал, что тому отныне будет не по себе каждый раз, когда он будет ставить диагноз: "тромбоз коронарных сосудов". Я перешел к спортивным новостям. Дверь отворилась, вошел секретарь. - Мистер Гудвин, прошу вас, проходите. В просторном кабинете с окнами по обе стороны, старинной мебелью, громко тикающими в углу напольными часами, за письменным столом сидел мистер Кимболл. Он был гладко выбрит, седоволос, не толст, но и не худ. Он выглядел несколько обеспокоенным, но обладал, видимо, чувством юмора, ибо на лице его была улыбка человека, перемогающего боль, но только что услышавшего смешной анекдот. Почему он улыбается, подумал я. Может, его позабавило то, что ему рассказал обо мне его секретарь? А потом понял - эта улыбка всегда была на его лице. - Вот этот человек, мистер Кимболл, - представил меня секретарь. Мистер Кимболл что-то буркнул и спросил меня, по какому я делу. Я объяснил, что по сугубо личному. - В таком случае переговорите с моим секретарем, чтобы мне не пришлось перепоручать ему, - сказал мистер Кимболл и засмеялся. Секретарь улыбнулся, а я глядел на них с недоброй ухмылкой. - Я прошу всего десять минут, - настаивал я, - Если не возражаете, я сразу же начну. Ниро Вулф хотел бы видеть вас у себя сегодня в одиннадцать утра. - Боже милостивый! - весело изумился Кимболл. Изумление было настоящим. - Он кто - король Англии или в этом роде? Я утвердительно кивнул. - В этом роде. Знаете, мистер Кимболл, все пойдет быстрее и лучше, если вы выслушаете меня. Ради юмора, если вам угодно. В воскресенье, четвертого июня, внезапно умер Питер Оливер Барстоу. Он играл в этот момент в гольф в компании со своим сыном, вами и вашим сыном. В четверг, восьмого июня, вы уехали в Чикаго. В следующее воскресенье, одиннадцатого июня, стали известны результаты вскрытия. Я уверен, вы читали об этом в чикагских газетах. - А, вот оно что? - Тревога на его лице усилилась, - Я так и думал, что, как только я вернусь, расспросов не избежать. Я читал всю эту чушь об отравленной иголке и прочем. - Он повернулся к секретарю. - Помнишь, я писал тебе об этом, Блэйн? Секретарь кивнул. - Да, сэр. Но у вас в одиннадцать тридцать встреча с представителем Окружного прокурора Вестчестера. Я не успел вас предупредить. Я оставил свою ухмылку при себе. - Это не чушь, мистер Кимболл. Барстоу был убит отравленной иглой, которая вылетела из рукоятки клюшки. Это доказано и бесспорно. А теперь послушайте меня. Представьте, что вы стоите у стартовой линии и готовы сделать удар по мячу. У каждого из вас есть свой кэдди, мальчишка, подносящий вам мячи, таскающий вашу сумку с клюшками. Не отвлекайтесь, следите за моими словами, это все очень серьезно. Вот здесь стоите вы. Ларри Барстоу уже делает свой удар, за ним сделал его и ваш сын Мануэль, готовится к подаче мяча Питер Оливер Барстоу. Вы стоите рядом с ним, помните? Его мяч откатывается от метки, и ваш кэдди ставит его на место, потому что мальчишки, помогающего Барстоу, нет, он ищет мяч, который Барстоу забил куда-то во время разминки. Помните? Барстоу готов подать мяч, но у него нет клюшки номер один, потому что она в сумке, с которой его кэдди ушел искать мяч. Вы тогда говорите Барстоу: "Возьмите мою", - и ваш кэдди, устанавливающий мяч Барстоу на метке, поднимается и протягивает Барстоу вашу клюшку номер один. Вы помните это? Барстоу вашей клюшкой сделал удар по мячу, но вдруг вздрогнул и дотер рукой низ живота, и при этом сказал, что его, должно быть, укусила оса. А эта самая "оса" вылетела из ручки вашей клюшки, мистер Кимболл. Через двадцать минут Барстоу был уже мертв. Кимболл слушал, нахмурив брови. На его лице теперь не было ни ироничного удивления, ни улыбки. Он все больше хмурился, а когда наконец заговорил, то, к удивлению, снова произнес все то же слово: "Чушь!" - Нет, не чушь, - снова возразил я. - И чушью не станет от того, что вы будете повторять это слово. Дело не в этом, а в том, что Барстоу воспользовался вашей клюшкой. Вы помните это? - Да, помню, - кивнул он. - Но, откровенно говоря, я забыл об этом, а теперь, когда вы напомнили мне, я отчетливо вспомнил эту сцену. Все было именно так, как вы... - Мистер Кимболл, - прерван его секретарь, не