Рекс Стаут. Бокал шампанского -------------------- Рекс Стаут Бокал шампанского Champagne for One (1958) переводчик не указан Издательская фирма <КУбК а>. 1994 OCR Сергей Васильченко -------------------- 1 Не будь дождя, в четверг утром я бы отправился в банк депонировать чеки, Остин Бэйн не застал бы меня дома и обратился к кому-нибудь другому. Однако я не вправе винить погоду. Во всяком случае, я сидел и смазывал пистолет 38-го калибра системы "Морли", на который у меня было разрешение, и тут раздался телефонный звонок. Я поднял трубку. - Контора Ниро Вулфа. У телефона Гудвин. - Арчи? Это я, Бэйн. Остин Бэйн. Вы-то это читаете, а я слушал и не мог разобрать ни единого слова. То, что я слышал, походило скорее на хрип издыхающего бегемота, чем на человеческую речь. - Прокашляйтесь и попробуйте еще разок, - посоветовал и. - Не поможет: у меня заложено горло. За-ло-же-но. Гор-ло... Понимаете? Это я - Бэйн, Остин Б-э-й-н. - Ах, Бэйн! Привет. Не спрашиваю о здоровье, и так слышу. Примите мое соболезнование. - Спасибо. Но я нуждаюсь не только в соболезновании. - Его речь стала немного явственнее. - Мне нужна ваша помощь. Окажете мне услугу? Я поморщился. - Пожалуйста. Только не выходя из дома... - Вам это ничего не будет стоить... Вы знаете мою тетю Луизу - миссис Робильотти? - Встречался с ней только по делам службы. Ниро Вулф помог ей отыскать пропавшие драгоценности. Вернее, она обратилась за помощью к нему, а всю работу проделал я. Однако, если не ошибаюсь, я ей не понравился. Ее возмутило какое-то мое замечание. - Не имеет значения. Она забывает такие пустяки, Арчи. Надеюсь, вы знаете о ежегодном званом ужине, который она устраивает в день рождения моего покойного дяди Альберта? - Еще бы! - Так вот, это происходит сегодня. В семь часов. И я должен быть одним из кавалеров. Но я простудился и не могу пойти. Она, конечно, разозлится, как черт, но я скажу, что позаботился о замене. Вы во всех отношениях куда лучший кавалер, чем я. Она вас знает и давно позабыла о вашем замечании. Во всяком случае, она забыла уже сотню моих замечаний, а вы умеете обхаживать женщин. Черный галстук, семь часов, адрес вам известен. После разговора со мной она сама позвонит вам и подтвердит приглашение. Гарантирую, что угощение будет такое, что зубы вы не сломаете. Повар у нее хороший. Бог мой, я и не думал, что смогу так много говорить! Ну?.. - Еще не усвоил, - ответил я. - Слишком поздно вы затеяли этот разговор. - Знаю, но я до последней минуты думал, что смогу пойти. Обещаю отплатить услугой за услугу. - Не удастся. У меня нет тетушки-миллиардерши. К тому же сомневаюсь, чтобы она забыла меня - мое замечание было довольно едким. А что, если она наложит вето на мою кандидатуру? Тогда вам придется снова мне звонить, затем искать кого-то другого, а вам нельзя много говорить и, кроме всего прочего, ее отказ оскорбит меня в лучших чувствах. Я нарочно затягивал разговор, желая подольше послушать, как он говорит. Мне показалось, что хрипел он и шипел как-то неестественно, и я заподозрил, что он симулирует. Не скрою, удивился я и тому, что его выбор пал на меня - мы даже не были приятелями. Я отнекивался до тех пор, пока не удостоверился, что голос у него вовсе не простуженный, и только после этого согласился удовлетворить его просьбу. Она пришлась мне по душе. Новые впечатления расширяют кругозор и помогают лучше познать человеческую натуру. К тому же мое присутствие в доме миссис Робильотти создает щекотливую ситуацию, а мне было интересно, как эта семейка из нее выкрутится. Интересно и то, как я сам справлюсь... Короче, я сказал, что буду ждать звонка от тетушки. Не прошло получаса, как зазвонил телефон. Я как раз покончил со своими смазочными делами и убирал пистолет в ящик письменного стола. Знакомый голос представился секретаршей миссис Робильотти. - Опять пропали бриллианты, мисс Фромм? - произнес я и услышал: - Миссис Робильотти сама будет говорить с вами, мистер Гуд вин. Другой знакомый голос спросил: - Мистер Гудвин? - Он самый. - Мой племянник Остин Бэйн сказал, что договорился с вами. - Кажется, да. - Кажется?.. - Вот именно. Чей-то голос уверял, что это Остин, но возможно, что это был морж, пытавшийся лаять по-собачьи. - У Остина ларингит. Он сказал вам об этом. Вижу, что вы ничуть не изменились. Мой племянник просил вас заменить его сегодня за ужином в моем доме, и вы будто бы дали согласие, если я вас приглашу. Это верно? Я подтвердил. - Вам известно, что это за ужин? - Конечно. Так же, как и многим другим американцам. - Очень сожалею, что эти приемы получили такую огласку, но не хочу нарушать установившуюся традицию. Я обязана ее продолжать в память о моем покойном муже. Я приглашаю вас, мистер Гудвин. - Ладно. Принимаю приглашение, но только в порядке одолжения вашему племяннику. - Хорошо. - Пауза. - Не полагается предупреждать гостя, как ему вести себя, но в данном случае это необходимо. Надеюсь, вы понимаете? - Безусловно. - Тактичность и благоразумие обязательны. - Непременно прихвачу, - заверил я. - И, разумеется, благовоспитанность. - Одолжу у кого-нибудь. - Я решил ее утешить. - Не тревожьтесь, миссис Робильотти. До кофе и даже после можете полагаться на меня. Успокойтесь. Я полностью проинструктирован. Тактичность, благоразумие, благовоспитанность, черный галстук, семь часов. - Я рассчитываю на вас. Минуточку, не вешайте трубку. Мой секретарь назовет вам имена гостей. Если вы будете знать их заранее, это упростит церемонию представления. - Мистер Гудвин? - Все еще он. - Приготовьте карандаш и бумагу. - Они всегда при мне. Выпаливайте. - Остановите меня, если я стану диктовать слишком быстро... За столом будут двенадцать персон. Мистер и миссис Робильотти. Мисс Цецилия Грантэм и мистер Сесиль Грантэм - дочь и сын миссис Робильотти от первого брака. - Знаю. - Мисс Элен Ярмис. Мисс Этель Варр. Мисс Фэйт Ашер. Не слишком быстро? - Справляюсь, - отозвался я. - Мисс Роза Тэттл. Мистер Поль Шустер. Мистер Биверли Кент. Мистер Эдвин Лэдлоу и вы. Итого двенадцать человек. Справа от вас сидит мисс Варр, слева мисс Тэттл. Я поблагодарил и повесил трубку. Теперь, когда я был внесен в реестр, эта затея стала нравиться мне куда меньше. Правда, может быть, это окажется интересным, но возможно, что и потреплет нервы. Однако отказываться уже было поздно, я позвонил Бэйну и сказал, что он может оставаться дома и полоскать горло. Затем я прошел к столу Вулфа и записал на его календаре номер телефона миссис Робильотти. Даже когда у нас нет никаких дел, шеф всегда хочет знать, где меня найти, на тот случай, если в мое отсутствие кто-нибудь завопит о помощи и согласится заплатить за нее. Затем я вышел в прихожую, свернул направо и через дверь-вертушку вторгся на кухню. Фриц, у большого стола, взбивал анчоусы с икрой алозы. - Сними меня с довольствия на ужин, - сказал я. - Я совершу еще одно доброе дело и на том покончу с ними в нынешнем году. Фриц посмотрел на меня. - Жаль. Сегодня тушеная дичь в горшочке. Знаешь, в белом вине с грибами. - Конечно, жаль. Но возможно, там, куда я иду, тоже найдется что-нибудь съедобное. - Клиент? Это не было проявлением любопытства. Фриц Бреннер никогда не совал нос в чужие дела, даже в мои, но он проявлял вполне понятный интерес к благосостоянию обитателей старого каменного особняка на Тридцать пятой улице. Только поэтому он хотел узнать, улучшит ли мой сегодняшний визит дела нашего дома. А деньги наш дом пожирал немалые. Жалованье мне. Жалованье Фрицу. Теодор Хорстман, который проводил дни напролет, а иногда и ночи, возясь с десятью тысячами орхидей в оранжерее под крышей, тоже трудился не за фу-фу. К тому же все мы должны кормиться теми харчами, которые приготовлял Фриц по заказу и на вкус шефа. Да и орхидеи влетали нам в копеечку. И так далее, и так далее... А единственным источником текущих доходов являлись люди, у которых возникали те или иные проблемы и которые имели возможность и желание платить нам за то, что мы помогали разрешать их. Фриц знал, что сейчас мы сидели без дела, почему и спросил, не ужинаю ли я с возможным клиентом. Я покачал головой и сел за стол. - Нет. С бывшим клиентом, с миссис Робильотти. Помнишь, года два назад у нее стибрили на миллион долларов колец и браслетов, и мы их разыскивали?.. Мне нужен твой совет, Фриц. Хоть по женской линии ты и не такой великий эксперт, как в кулинарии, но кое-что про твои делишки я знаю и был бы признателен, если бы ты посоветовал, как вести себя сегодня вечером. Фриц фыркнул. - Как вести себя с женщинами? Тебе советовать?! Ха... Да ты рехнулся, Арчи! - Спасибо за столь лестное мнение, но сегодня будут особые женщины. - Кончиком мизинца я прихватил кусочек анчоусного паштета, упавшего на стол, и облизал палец. - Проблема заключается в следующем. Первым мужем миссис Робильотти был Альберт Грантэм, который последние десять лет жизни посвятил тому, что часть своих трех или четырех сотен миллионов полученных в наследство, тратил на благотворительные цели. Он желал улучшить этот мир и перевоспитать живущих в нем людей. Надеюсь, ты согласишься, что особа, имеющая ребенка, но не имеющая мужа, нуждается в перевоспитании? Фриц поджал губы. - Сперва я посмотрел бы на мать и на дитя. Возможно, что они прелестны. - Дело не в их прелести. Это Грантэма не интересовало. Матери-одиночки были не главной проблемой в его филантропической деятельности, хотя, по-видимому, очень волновали его. Дом, который он выстроил в округе Датчесс, был назван "Приютом Грантэма" Так зовется он и поныне. Что ты добавляешь в жаркое? - Майоран. Хочу испробовать. - Ни слова не говори шефу - интересно, учует он или нет. Так вот, когда перевоспитанные матери покидают "Приют Грантэма", то получают денежное вспомоществование до тех пор, пока не найдут себе работу или мужа. Но даже и после этого о них не забывают. Один из способов поддерживать с ними связь был придуман самим Грантэмом. Ежегодно в день своего рождения он устраивал в своем доме на Пятой авеню званый ужин, на который приглашал четырех матерей-одиночек, а в качестве кавалеров четырех молодых людей. После его смерти (он умер пять лет назад) его жена продолжает эту традицию. Миссис Робильотти говорит, что делает это в память о покойном супруге, хотя уже успела выйти замуж за некоего Роберта Робильотти, который никогда не задавался целью исправить мир. Сегодня как раз день рождения Грантэма, и я приглашен в качестве одного из кавалеров. - Не ходи! - воскликнул Фриц - Почему? - И ты еще спрашиваешь, Арчи? - Не понимаю. - Ты же все погубишь! Меньше чем через год все они вернутся в "Приют"! - Перестань! - сурово произнес я. - Я ценю комплимент, но вопрос мой не шуточный, и я нуждаюсь в совете. Учти, Фриц, эти девицы уже перевоспитались. Предположительно, они должны уже иметь опору в жизни. Ужин в этом чертовом доме, да еще вместе с четверкой светских молодых людей, которых они никогда прежде не видели и больше никогда не увидят, - дурацкая по сути затея. Но тут уж ничего не поделаешь. Я не могу перевоспитать Грантэма, он на том свете, и мне претит даже мысль о перевоспитании миссис Робильотти, живой или мертвой. Однако передо мной стоит личная проблема как мне себя вести? Приветствуется любой совет. Фриц склонил голову набок. - Зачем ты идешь туда? - Меня попросил один знакомый. Другой вопрос, почему он остановил свой выбор на мне, но оставим это. Кажется, я согласился потому, что мне показалось заманчивым поглядеть на это сборище, но теперь мне думается, что вечер будет чертовски скучным. Однако отступать поздно, поэтому - как мне держаться? Я могу попробовать развеселить общество и дурачиться весь вечер, или вызвать одну из девиц на разговор о ее чаде, или сидеть смирно, посылая все к черту, или подняться и закатить речь о знаменитых матерях, таких, как Венера, или госпожа Шекспир, или та древняя римлянка, которая родила двойню?.. - Нет, нет! Все не то! - Ну, а что же то? - Не знаю. Все это ты только так говоришь... - Тогда ты поговори хоть немножко! Он ткнул ножом в мою сторону. - Я очень хорошо знаю тебя, Арчи. Так же, как и ты меня, наверное. Тебе не нужно никаких советов - как себя вести. - Он рубанул ножом по воздуху - Ха! Ты явишься туда, осмотришься и решишь. Ты всегда так поступаешь. Если тебе будет слишком тяжко, ты уйдешь. Если одна из девиц окажется привлекательной и за ней станут ухлестывать, ты отведешь ее в сторонку и на завтра пригласишь в ресторан. Если тебе все наскучит, ты наляжешь на еду, независимо от ее качества. Если начнешь раздражаться... Боже мой, лифт! - Он взглянул на часы, воскликнул: - Одиннадцать! - и стремглав бросился к холодильнику. Я даже не приподнялся с места. Спустившись вниз, Вулф любит заставать меня в кабинете, и, если меня там нет, это слегка будоражит ему кровь. Ему это лишь на пользу, поэтому я дождался, пока открылись и закрылись дверцы лифта и шаги шефа зазвучали в прихожей и стихли в кабинете. Я никогда не мог понять, почему при ходьбе он почти не производит шума. Казалось бы, для его ног, размером не больше моих, тяжело тащить на себе груз в одну седьмую тонны, однако факт остается фактом: он ходит почти неслышно. Я дал ему время дойти до стола и устроиться в огромном, сделанном на заказ, кресле и только тогда отравился в кабинет. Он буркнул мне "доброе утро" и я ответил ему тем же. Наше "доброе утро" начинается обычно после того, как Фриц отнесет ему в комнату поднос с завтраком, и затем шеф проведет два часа, с девяти до одиннадцати, в оранжерее со своими орхидеями и Теодором. Приблизившись к своему столу, я заявил: - Из-за плохой погоды я не депонировал вчерашние чеки. Может быть, до трех часов дождь прекратится. Он просматривал почту, которую я положил ему на стол еще до завтрака. - Вызови доктора Волмера, - изрек он. Смысл этих слов заключался в том, что если такая мелочь, как мартовский дождь, может помешать мне отнести в банк чеки, значит, я заболел. Именно поэтому я принялся кашлять, потом чихать. - Он может уложить меня в постель, - твердо сказал я. - Это вам ни к чему. Вулф метнул в меня взглядом, кивнул в знак того, что отменяет свое распоряжение, и потянулся за календарем. Как обычно, он делал это во вторую очередь, после осмотра корреспонденции. - Что это за номер телефона? - вопросил он. - Он принадлежит миссис Робильотти - Миссис Робильотти? Та женщина? - Да, сэр. Та самая, которая не хотела платить вам двадцать тысяч, но уплатила. - Что ей опять нужно? - Не что, а кто. Я. Вы можете найти меня по этому телефону после семи вечера. - Сегодня вечером приедет мистер Хьюитт. Он привезет Дендробиум и хочет взглянуть на мою Ренантеру. Ты говорил, что будешь дома. - Так я и предполагал, но произошло непредвиденное. Она позвонила мне утром. - Я не знал, что она ищет знакомства с тобой. Или наоборот - ты с ней? - Не угадали. Я не видел и не слышал ее с того самого дня, как она оплатила наш счет. Тут дело особого рода. Может быть, вы помните, когда она обратилась к нам за помощью, я рассказал вам, что прочел в каком-то журнале о званых ужинах, которые она устраивает ежегодно в день рождения своего первого мужа? Приглашает в гости четырех девиц и четырех молодых людей. Девицы эти - матери-одиночки, которые перевос... - Да, да, помню. Дурацкая затея. Карикатура на благотворительность. Ты хочешь сказать, что оказываешь ей пособничество в этой чуши? - Мне просто позвонил один знакомый, по имени Остин Бэйн, и попросил заменить его, потому что он захворал. Во всяком случае, я обрету свежие впечатления, укреплю нервную систему, расширю кругозор. Глаза у Вулфа сузились. - Арчи! - Да, сэр? - Я когда-нибудь вмешиваюсь в твои личные дела? - Да, сэр. Зачастую. Но вы думаете иначе, поэтому продолжайте. - Не хочу быть навязчивым. Если такова твоя прихоть - принять участие в этом диковинном представлении, - поступай как знаешь. Но ты роняешь свое достоинство. Эти создания приглашаются туда в надежде, что кто-то из них встретит человека, желающего продолжить знакомство, а это может повести к законному браку и усыновлению ребенка. Тебя хотят окрутить вокруг пальца, и ты это знаешь. Я начинаю сомневаться в том, что ты никогда не позволишь женщине взять над собой верх. Я потряс головой. - Нет, сэр. Вы не правы. Я дал вам закончить вашу мысль, только чтобы дослушать ее. Если единственная цель сегодняшнего ужина - дать возможность девушкам встретить спутника жизни, я бы трижды прокричал "ура" в честь миссис Робильотти, но не пошел бы туда. Однако все обстоит иначе. Приглашены мужчины только ее круга, те самые, которые носят черные галстуки шесть вечеров в неделю, и у девиц нет никаких шансов. Смысл этого ужина - встряхнуть девушек, укрепить их моральные устои общением со сливками общества и черной икрой, сидя в креслах, сработанных еще Конгривом*. Все это, конечно... * Конгрив англ. комедиограф XVII в. - Конгрив не делал кресел. - Знаю, но мне потребовалось какое-нибудь имя, и это первое, которое пришло мне на память. Конечно, все это чушь, но мне ничто не грозит. И, к слову сказать, не будьте так уверены, что я не могу обрести там свое счастье. Научно доказано - некоторые девушки становятся более красивыми, более привлекательными, более одухотворенными и пленительными после того, как познают радость материнства. К тому же тут есть и свои преимущества - фундамент семьи уже заложен. - Пф! Значит, ты идешь. - Да, сэр. Я уже сказал Фрицу, что не буду ужинать. - Я встал. - Мне нужно кое-что сделать. Если вы хотите ответить на письма до обеда - я вернусь через несколько минут. Я вспомнил, что в субботу вечером во "Фламинго" кто-то что-то пролил на рукав моего вечернего костюма, и дома я воспользовался пятновыводителем, но еще не проверил, к чему это привело. Поднявшись в свою комнату на третьем этаже, я убедился, что костюм мой в полном порядке. 2 Я был хорошо знаком с внутренним расположением особняка на Пятой авеню в районе Восьмидесятых улиц, где обитали Робильотти, так как обследовал там каждый дюйм, включая помещение для прислуги, во время поисков похищенных бриллиантов, поэтому в такси, по дороге туда, мысленно представлял себе место предстоящего действия, почему-то решив, что в ожидании ужина гости соберутся на втором этаже, в так называемом музыкальном зале. Однако я ошибся. Для матерей-одиночек сгодилась и гостиная. Распахнув передо мной парадную дверь, Хакетт не выказал удивления. Правда, и прежде его отношение ко мне, как нанятому частному сыщику, тоже было безукоризненным, но все же... Теперь, когда я был званым гостем, он воспринял перемену не моргнув глазом. Я считаю, что человек, дослужившийся до дворецкого, научен тому, как следует подавать и принимать пальто и шляпу у людей разного положения в обществе, но эта проблема так сложна, что дворецким, пожалуй, нужно родиться. То, как Хакетт поздоровался со мной сейчас, являлось прекрасным тому примером. Мне захотелось пробить брешь в его чопорности, когда он принял у меня пальто и шляпу, я задрал нос кверху и спросил: - Ну, как делишки, Хакетт? Это не обескуражило его. Нервы у него были железные. - Очень хорошо, благодарю вас, мистер Гудвин. Миссис Робильотти в гостиной. - Ваша взяла, Хакетт. Поздравляю. - Я пересек прихожую, для чего потребовалось сделать десять шагов, и прошел в арку. Высота потолка в гостиной равнялась шести метрам, и здесь могли свободно танцевать пятьдесят пар. Альков для оркестра был величиной с мою комнату. Три хрустальных люстры, приобретенные еще матерью Альберта Грантэма, по-прежнему находились на месте, так же как и тридцать семь кресел (в свое время мне пришлось пересчитать их) - всех форм и размеров, хоть и не творение рук Конгрива, признаю, но и не продукция фабрики стандартной мебели в Грэнд-Рэпидс. Войдя и осмотревшись, я предпринял прогулку, иначе это не назовешь, через всю гостиную, туда, где возле передвижного бара стояла миссис Робильотти в окружении группы людей. Когда я приблизился, она обернулась ко мне и протянула руку. - Рада видеть вас, мистер Гудвин. До Хакетта ей, конечно, было далеко, но в общем она вполне сносно справилась с задачей. Ведь сегодня моя персона была ей навязана. Бледно-серые глаза, посаженные так глубоко, что брови были изломаны под острым углом, не загорелись гостеприимством, хотя сомнительно, чтобы они вообще когда-либо загорались. Угловатость была характерна не только для бровей. Тот, кто ее запроектировал, явно отдавал предпочтение углам перед овалами и не пропускал ради этого ни единой возможности, а прожитые годы (миссис Робильотти было уже под шестьдесят) улучшили положение. Ее возраст был прикрыт по самый подбородок бледно-серым, как ее глаза, платьем с высоким воротником, скрывавшим сморщенную шею. Во время ведения дела о похищенных драгоценностях мне дважды довелось видеть открытой шею миссис Робильотти, когда она была в вечернем туалете, и это не доставило мне ни малейшего удовольствия. Меня представили присутствующим и предложили шампань-коктейль. Первый же глоток этого снадобья подсказал мне, что тут что-то не так, и я подгреб поближе к бару, желая выяснить, что именно. Сесиль Грантэм, сын от первого брака, который готовил коктейли, совершал нечто большее, чем простое убийство. Пряча бокал ниже стойки бара, он клал в него полкуска сахара, кусочек померанца, лимонную корку, добавлял горькую настойку, разбавлял до половины содовой водой, ставил на стойку и доливал шампанским. Портить хорошее шампанское сахаром, горькой настойкой и коркой лимона само по себе является преступлением, но содовая еще более усугубляла вину преступника. Мотив был очевиден - понизить крепость напитка, чтобы обезопасить почетных гостей. Я стиснул зубы и решил не спускать глаз с Сесиля, желая проследить, делает ли он такую же мерзкую смесь и себе, но тут появился еще один гость, и мне пришлось пройти церемонию представления. Гость оказался последним - двенадцатым. К тому времени, как хозяйка повела собравшихся под арку и по широкой мраморной лестнице в столовую, расположенную этажом выше, я рассортировал их всех, прикрепив к каждому лицу его имя. Конечно, я уже встречался с мистером Робильотти и близнецами Сесилем и Цецилией. У Поля Шустера был острый нос и суетливые темные глаза. У Биверли Кента длинное узкое лицо и огромные уши. Эдвин Лэдлоу был небольшого роста и, видимо, никогда не причесывался, а если и причесывался, значит, шевелюра отказывалась ему подчиняться. Я пришел к решению обращаться с девицами так, словно я их старший, любящий брат, который привык подшучивать над своими сестричками, - конечно, тактично и благовоспитанно. Их реакция на это была вполне удовлетворительной. Элен Ярмис, высокая и стройная, с большими карими глазами и крупным ртом, который был бы куда привлекательней, если бы углы рта загибались кверху, держалась с достоинством, умея это делать. Если бы мне пришлось решать свою судьбу, я лично остановил бы выбор на Этель Варр. Она была не из тех, на кого оборачиваешься на улице, но несла свою головку с изяществом, и на ее лицо можно было смотреть не отрываясь, потому что оно все время менялось при любом ее движении и в зависимости от перемены освещения. Фэйт Ашер я бы выбрал не в качестве подруги жизни, а как сестру, потому что, видимо, она больше других нуждалась в брате. Она была красивее остальных, с маленьким нежным личиком и зелеными крапинками на зрачках, а ее фигурка, очень изящная, была отлично вылеплена, но она изо всех сил старалась умалить свои преимущества, сутуля плечи и так напрягая мышцы лица, что со временем оно неизбежно должно было покрыться морщинами. Заботливый братец мог бы сделать из нее чудо, но за ужином у меня не было возможности приняться за это, так как она сидела по другую сторону стола и слева от нее был Биверли Кент, а справа Сесиль Грантэм. От меня по левую руку сидела Роза Тэттл, которая ничем не проявляла нужды в брате. Большие глаза голубели на круглом лице, каштановые волосы были зачесаны конским хвостом, и у нее было столько округлостей, что она могла бы поделиться ими с миссис Робильотти без всякого ущерба для себя. Она была весела от природы, и для того, чтобы лишить ее этого качества, одного внебрачного ребенка было явно недостаточно. И впрямь, как я вскоре выяснил, этого не смогли сделать даже двое. Подцепив на вилку кусочек омара, она обернулась ко мне и спросила: - Гудвин? Ведь вас так зовут? - Совершенно верно. - Я удивилась, потому что мне сказали, что я буду сидеть между мистером Эдвином Лэдлоу и мистером Остином Бэйном, а теперь оказывается, что вы Гудвин. На днях я рассказала своей приятельнице, что приглашена на этот ужин, и она сказала, что здесь должны быть также и отцы-одиночки, а вы переменили фамилию, по-видимому, успели жениться и взять себе фамилию жены? "Помни о необходимости соблюдать такт", - сдержался я и ответил: - Я не женат, но, насколько мне известно, не являюсь отцом. Мистер Бэйн заболел и попросил меня заменить его. Ему не повезло, в отличие от меня. Она проглотила кусок омара - ела она тоже весело, - затем вновь обернулась ко мне. - Я еще сказала своей приятельнице, что если все светские мужчины будут похожи на тех, которые были здесь в прошлый раз, мы пропадем с тоски, но, кажется, сегодня они иные. Вы, во всяком случае. Я обратила внимание, как вы рассмешили Элен. Элен Ярмис. Пожалуй, я никогда прежде не видела, чтобы она смеялась. Если не возражаете, я расскажу о вас моей приятельнице. - Буду вам признателен. - Пауза, еще кусочек омара. - Но мне не хочется, чтобы вы заблуждались. Я не принадлежу к светским молодым людям. Я человек трудящийся. - Вот как! - наклонила она голову. - Тогда все ясно. Чем же вы занимаетесь? "Будь осмотрителен, - твердил я самому себе. - Мисс Тэттл не должна думать, что миссис Робильотти призвала на помощь детектива, чтобы следить за гостями". - Можете назвать мою работу поисками неприятностей. Я служу у одного человека, по имени Ниро Вулф. Возможно, вы слышали о нем. - Кажется, да... - Проглотив очередную порцию омара, она положила вилку. - Да, пожалуй... Вспоминай про какое-то убийство... Он сыщик? - Совершенно верно. Я служу у него. Но я... - Вы тоже сыщик? - Только когда работаю, не сегодня. Сейчас я развлекаюсь и хотел бы... Хакетт с двумя ассистентками убирал со стола блюда с остатками омаров, но не это меня остановило. Меня прервал мистер Роберт Робильотти, сидевший по другую сторону стола между Цецилией Грантэм и Элен Ярмис. Он призвал к общему вниманию. Однако, когда наступила тишина, послышался вдруг голос миссис Робильотти: - Опять про блоху, Робби? Он улыбнулся жене. Во время поисков драгоценностей он не расположил меня к себе, улыбался он или нет. Но попытаюсь быть справедливым, я знаю, что не существует законов против выщипанных бровей, тоненьких усиков и длинных наманикюренных ногтей, а мое подозрение, что он носит корсет, оставалось всего-навсего подозрением; я охотно соглашусь, что он женился на миссис Грантэм ради ее денег, но ни один человек не женится без причины, а в отношении миссис Грантэм просто невозможно найти иную причину; допускаю также, что он таил в себе какие-то добродетели, которых я не приметил. Однако, будь мое имя Роберт и женись я по каким-либо причинам на женщине на пятнадцать лет старше себя, пусть хоть на ангеле, я бы не разрешил ей называть себя на людях "Робби". Но вот что я скажу в его защиту: он не дал ей заткнуть себе рот. Он хотел рассказать и рассказал анекдот о служащем рекламного агентства, который проводил последовательную работу над блохой и прилепился к ней клеем. (Я слушал этот анекдот от Пензера, который рассказывал его куда лучше). Трое светских молодых людей тактично и благовоспитанно рассмеялись. Элен Ярмис позволила уголкам своего рта приподняться кверху. Близнецы обменялись понимающими взглядами. Фэйт Ашер перехватила через стол взгляд Этель Варр и, почти незаметно покачав головой, опустила глаза. Затем Эдвин Лэдлоу рассказал о писателе, написавшем книгу симпатическими чернилами, а Биверли Кент поведал о генерале, забывшем, на чьей стороне он воюет. Все мы являли собой одну большую счастливую семью. Когда начали подавать жареных голубей, передо мной возникла проблема. Дома мы разделывались с птицей руками, что, конечно, является единственно правильным, однако я не хотел нарушать компанию. Но тут Роза Тэттл воткнула вилку в голубя и, взявшись рукой за ножку, оторвала ее, что и разрешило всю проблему Мисс Тэттл что-то сказала при этом, на что мне захотелось ответить, но она обращалась к сидевшему слева от нее Эдвину Лэдлоу, и я перевел взгляд на Этель Варр, справа от меня. Ее лицо было полно сюрпризов. В профиль, вблизи, оно казалось совершенно иным, а когда она повернулась ко мне и мы встретились взглядами, лицо ее снова изменилось. - Надеюсь, вы позволите мне сделать одно персональное замечание, - сказал я. - Попытаюсь, - отозвалась она, - но сперва я хотела бы его услышать. - Рискну. Если вы заметили, что я таращусь на вас, то мне хочется объяснить причину. - Может быть, не стоит? - улыбнулась она. - Может быть, это не придется мне по душе. Может быть, мне приятно думать, что вы разглядывали меня просто потому, что это доставляло вам удовольствие. - Можете так и думать. Иначе бы я не разглядывал вас. Но дело в том, что я пытался увидеть вас хоть один раз одинаковой. Если вы хоть капельку повернете голову влево или вправо, ваше лицо делается совершенно другим. Знаю, что такие лица встречаются, но я никогда не видел, чтобы они менялись так разительно, как ваше. Говорил ли вам кто-нибудь об этом? Она раздвинула губы, затем сжала их и отвернулась от меня. Мне оставалось только обратиться к своей тарелке, что я и сделал, но через мгновение она вновь обернулась ко мне. - Знаете, - сказала она, - мне еще девятнадцать лет. - Я тоже был когда-то девятнадцатилетним, - заверил я. - Кое-что мне в этом нравилось, а кое-что было ужасным. - Да, - согласилась она, - я еще не научилась, как нужно относиться к окружающему, но надеюсь со временем научиться. Извините меня, мне следовало ответить вам "да", мне уже об этом говорили. Относительно моего лица, я имею в виду. И не однажды. Итак, я сдвинулся с мертвой точки. Но как, черт возьми, быть тактичным, если не знаешь, что выходит за рамки приличия, а что нет? Переменчивое лицо вовсе не означает, что у девицы обязательно должен родиться ребенок. Я переметнулся к другой теме. - Понимаю, мое замечание было бестактно, - сказал я, - но я хотел только объяснить, почему разглядывал вас. Я бы не заговорил на эту тему, если бы заподозрил в ней что-нибудь оскорбительное. Можете отомстить мне. Я очень чувствителен в отношении верховой езды, потому что однажды, когда слезал с коня, у меня застряла в стремени нога. Спросите меня что-нибудь о лошадях, и выражение моего лица тут же изменится. - Вы, конечно, ездите верхом в Центральном парке? Это случилось там? - Нет, на Западе, однажды летом. Продолжайте. Мы принялись болтать о лошадях, пока не вмешался Поль Шустер, сидевший справа от нее. Я не могу винить его за это - ведь по другую сторону от него сидела миссис Робильотти. Эдвин Лэдлоу все еще продолжал занимать Розу Тэттл, и только когда подали десерт - пудинг со взбитыми сливками, - я получил возможность спросить ее о замечании, которое она сделала. - Вы что-то сказали, - произнес я, - может быть, я неверно расслышал? Роза Тэттл проглотила кусок пудинга. - Может быть, это я неверно выразилась. Со мной это случается. - Она наклонилась ко мне и понизила голос. - Мистер Лэдлоу ваш друг? Я покачал головой. - Никогда не встречал его до сегодняшнего дня. - Ничего не потеряли. Он издает книги. Посмотрите на меня, разве я похожа на человека, которого интересует, сколько книг было издано в прошлом году в Америке, в Англии и в других странах? - Не сказал бы этого. Скорее всего, вы спокойно можете прожить и без этих сведений. - Так и есть. Что же я неверно сказала? - Я не говорю, что вы неверно сказали. Вы что-то сказали о людях, которые были здесь в прошлый раз, и мне показалось, что я неправильно вас понял. Вы говорили о другом званом вечере? Она кивнула. - Да. Три года назад. Она же устраивает их ежегодно, знаете? - Да. - Я здесь уже второй раз. Моя приятельница, которую я упоминала, говорит, что я родила второго ребенка только ради того, чтобы меня снова пригласили сюда, но поверьте, если бы я хотела шампанского, то могла бы пить его чаще, чем через год. К тому же я вовсе не уверена, что меня пригласили бы сюда еще. Как думаете, сколько мне лет? Я посмотрел на нее изучающим взглядом. - Ну, скажем... двадцать один... Она была польщена. - Из вежливости вы, конечно, сбросили пять лет, так что вы угадали. Мне двадцать шесть. Неправда, что роды старят девушку. Разве что если у вас много детей, восемь или десять, но и это ничего не значит, просто с годами начинаешь выглядеть старше. Я просто не верю, что выглядела бы моложе, если бы у меня не было двоих детей. Что вы скажете? Я оказался в затруднительном положении. Я принял приглашение, отдавая себе полный отчет относительно значения этого ужина, и заверил хозяйку, что она может на меня положиться. На мне лежала моральная ответственность, а эта веселая мать-одиночка одним своим вопросом - постарела ли она от родов - ставила меня в двойственное положение. Если я отвечу - нет, не постарела (что было бы и правдиво и тактично), это бы означало, что я одобряю ее образ жизни и тем самым нарушаю данное мной обещание и наношу вред самой идее этого вечера. К тому же она, конечно, уже сотни раз слышала всякие нравоучения, и они не произвели на нее никакого впечатления. Все это я сообразил в три секунды. Не мое дело, будет она продолжать производить на свет детей или нет, но я вовсе не должен поощрять ее к этому. Поэтому я соврал. - Да, - сказал я. - Что? - возмутилась она. - Вы говорите "да"? Я оставался непреклонен. - Да, Вы согласились, что я дал вам двадцать шесть лет, скинув пять лет из вежливости. Будь у вас только один ребенок, я мог бы дать вам двадцать три года, а если бы не было вовсе, то двадцать. Не могу этого доказать, но возможно, что именно так оно и было бы. Давайте лучше примемся за пудинг, мы отстали от других. Она с радостью обратила свое внимание на тарелку. Очевидно, почетные гости были осведомлены о процедуре, потому что, когда Хакетт, повинуясь поданному ему знаку, отодвинул кресло миссис Робильотти и она поднялась, мы, кавалеры, сделали то же самое по отношению к нашим дамам, которые последовали за хозяйкой, направившейся к двери. Когда они вышли, мужчины вновь заняли свои места. Сесиль Грантэм громко вздохнул: - Последние два часа самые тяжелые. - Коньяку, Хакетт, - распорядился Робильотти. Хакетт перестал разливать кофе и посмотрел на хозяина. - Шкафчик заперт, сэр. - Знаю, но у вас имеется ключ. - Нет, сэр. Он у миссис Робильотти. Мне показалось, что это вызвало смущенное молчание, но Сесиль Грантэм рассмеялся и сказал: - Принесите топор. Хакетт продолжал разливать кофе. Биверли Кент, человек с длинным лицом и большими ушами, прочистил горло. - Небольшое воздержание только на пользу, мистер Робильотти. Мы же знали, каков будет протокол, когда принимали приглашение. - Какой еще протокол? - запротестовал Поль Шустер. - Протокол тут ни при чем. Просто удивляюсь вам, Бив. Не бывать вам посланником, если вы не знаете, что такое протокол. - Я никогда им и не буду, - заявил Кент. - Мне тридцать лет, вот уже восемь лет, как я закончил колледж, а кто я такой? Мальчик на побегушках в нашей миссии при Организации Объединенных Наций. Разве я дипломат? Но что такое протокол, я знаю лучше, чем молодой многообещающий адвокат какой-нибудь корпорации. Что вы-то знаете о протоколе? - Не много, - посасывая кофе, отозвался Шустер. - Не много, но что это такое, я знаю, и вы неправильно применили это слово. Вы также ошиблись, я не являюсь молодым и многообещающим адвокатом. Адвокаты никогда ничего не обещают. Я немногого достиг, но я на год моложе вас, поэтому еще остается надежда. - Надежда для кого? - вопросил Сесиль Грантэм. - Для вас или для корпораций, в которых вы служите? - Что касается слова "протокол", - сказал Эдвин Лэдлоу, - то я могу примирить вас. Так как я издатель, то резюме принадлежит мне. Итак, слово "протокол" происходит от двух греческих слов - "протос", что означает первый, и "коллао" - клей. Почему именно клей? Потому что в Древней Греции "протоколлон" был первым листом с изложением манускрипта, который наклеивали на рулон папируса. В наше время протоколом называются различные документы - первичная запись чего-либо, отчет о проделанной работе или запись какого-либо соглашения. Это должно поддержать вас, Поль, но Бив тоже прав, так как протоколом называется также свод правил дипломатического этикета. Так что вы оба правы. - Я за Поля, - заявил Сесиль Грантэм. - Запирать спиртное - значит нарушать этикет. Хуже - это просто акт тирании. Кент обернулся ко мне. - Что скажете вы, Гудвин? Вы детектив, может быть, поэтому вы сможете найти ответ? - Я не вполне понимаю, чего вы добиваетесь. Если вы хотите узнать, правильно ли вы употребили слово "протокол", то лучше всего обратиться к словарю. Наверху в библиотеке есть словари. Но если вы хотите выпить коньяку, а шкафчик заперт, то лучше всего одному из вас сбегать в винный магазин. Ближайший на углу Восемьдесят второй и авеню Мэдисон. Давайте бросим жребий. - Практичный человек, - заметил, Лэдлоу. - Человек действия. - Заметьте, - обратился к остальным Сесиль, - Гудвин знает, где находятся словари и где ближайшая винная лавка. Детективы знают все. - Он обернулся ко мне, - Между прочим, если уж речь зашла о детективах, вы находитесь здесь по служебным делам? Не обращая внимания на тон, которым это было произнесено, я спокойно ответил: - Если да, то какого ответа вы ждете от меня? - Гм... Так вы отвечаете на мой вопрос отрицательно? - А что еще я могу ответить? Роберт Робильотти фыркнул. - Один ноль, Сесиль, тебе дается еще одна попытка. Сесиль пренебрег замечанием отчима. - Я спросил просто так, - обернулся он ко мне. - Или мне не следовало спрашивать? - Почему же? Вы спросили - я ответил. - Я повернул голову направо, затем налево. - Приди я сюда по делам службы, я бы так и сказал, но я здесь не в связи с моей профессией. Сегодня утром мне позвонил Остин Бэйн и попросил заменить его. Так что со всеми претензиями обращайтесь к нему. - Думаю, это никого не касается, - сказал Робильотти. - Про себя скажу, что это не мое дело. - И не мое, - продолжал Шустер. - Ну, хватит об этом, - воскликнул Сесиль. - Просто меня взяло любопытство, черт побери!.. Может быть, присоединимся к матерям? Робильотти метнул в него далеко не дружелюбный взгляд: кто тут хозяин, в конце концов? - Может быть, кто-нибудь хочет еще кофе? - спросил он и, так как желающих не оказалось, поднялся с кресла. - Присоединимся к прекрасному полу. Всем понятно, надеюсь, что первый танец каждый из нас должен посвятить своей даме. Прошу, джентльмены. Я поднялся и одернул брюки. 3 Будь я проклят, если в алькове не уместился целый оркестр - рояль, саксофон, две скрипки, кларнет и ударник со всеми своими погремушками. Конечно, можно бы обойтись магнитофоном с усилителем, но на что только не пойдешь ради матерей-одиночек! Что касается расходов на оркестр, то они частично покрывались экономией на напитках - содовая вода в коктейлях, бурда за столом, выдаваемая за вино, и отсутствие коньяка - так что оркестр не являлся таким уж расточительством. Напитки появились, только когда мы протанцевали больше часа. За баром появился Хакетт, принялся откупоривать шампанское и, не разбавляя ничем, разливать по бокалам. Очевидно, в заключение приема миссис Робильотти решила пойти на жертвы. Как партнерша по танцам Роза Тэттл была не находкой. Внешне она вполне годилась для танцев и даже обладала в какой-то степени чувством ритма, но дело заключалось в принципиальном отношении к танцам. Она и танцевала весело, а это, конечно, никуда не годится. Танцевать весело нельзя. Танец слишком важная штука, чтобы во время него веселиться. Он может быть яростным или торжественно-важным, беспечным или бесстыдным, танцем ради искусства танца, но никогда не веселым. Если тебе весело, ты становишься слишком болтлив. Элен Ярмис была партнершей получше, вернее, могла бы стать, не держись она так чертовски скованно. Едва мы начинали танцевать как следует, она вдруг вся напрягалась и превращалась в двигающуюся куклу. Роста она была подходящего - голова на уровне моего носа, и чем ближе я находился к ее крупному рту с изогнутыми губами, тем больше она мне нравилась, особенно, когда углы рта загибались кверху. Робильотти пригласил Элен на следующий танец. Оглядевшись вокруг, я увидел, что все почетные гости разобраны, а ко мне направляется Цецилия Грантэм. Я не тронулся с места. Она подошла, остановилась от меня на расстоянии протянутой руки и откинула назад голову. - Ну? - проговорила она. Как я понимал, тактичность предполагалась только в отношении матерей-одиночек, и я вовсе не обязан был растрачивать ее на дочь хозяйки. - Что "ну"? - отозвался я. - А то, что я хочу поглядеть, как вы сумеете избежать танца со мной. - Очень просто. Скажу, что заболела нога и сниму ботинок. - Вы на это способны? - Конечно. - Пожалуй, - кивнула она, - лишь бы помучить меня. Неужели вы никогда больше не обнимете меня в танце? Неужели я буду вынуждена унести в могилу свое израненное сердце? Вероятно, у вас может создаться обо мне ложное впечатление, но я передаю все точно до последней мелочи. Я видел девушку - я говорю "девушку", хотя она была на несколько лет старше Розы Тэттл, которая уже дважды испытала радость материнства, - я видел Цецилию всего четыре раза. Трижды в этом самом доме во время поисков драгоценностей, а в последний раз на короткое время оказался с нею наедине, когда назначил ей невзначай свидание и пригласил поужинать и потанцевать во "Фламинго". Танцевала она хорошо, даже очень, но и пила не хуже и к полуночи затеяла ссору с какой-то дамой, в результате чего нас выпроводили вон. В течение нескольких месяцев она донимала меня телефонными звонками, не меньше двадцати раз предлагая переиграть нашу встречу, но я был занят. На мой взгляд, во "Фламинго" был лучший во всем городе оркестр, и я не желал портить это впечатление. Что касается ее настойчивости, то я предпочитаю думать, что после меня ей не мог понравиться никакой другой партнер. Однако я считал, что она уже давно позабыла про все это, но вот начиналось все сызнова. - Это не сердечная рана, - сказал я. - Это ваше воображение. К тому же опасаюсь, что если начну с вами танцевать, то через минуту-другую вы станете делать мне замечания и тем самым все испортите. Я вижу это по вашим глазам. - В моих глазах только страсть. Неужели вы этого не видите? У вас есть Библия? - Нет, забыл прихватить. - Из внутреннего кармана пиджака я вынул блокнот, который всегда ношу с собой. - Это сойдет? - Вполне. Держите. - Она накрыла блокнот ладонью. - Клянусь, что если вы согласитесь танцевать со мной, я буду вашим послушным котенком в горе и радости, во веки веков и никогда не сделаю того, что вы не пожелаете, аминь. Миссис Робильотти, которая танцевала с Полем Шустером, поглядывала на нас. Спрятав блокнот в карман, я обнял дочь хозяйки за талию и через три минуты пришел к заключению, что девушке, которая так танцует, можно простить все недостатки. Музыканты устроили передышку, и я проводил Цецилию к креслу, думая, будет ли тактично пригласить ее на следующий танец. Но тут к нам подошла оставленная в одиночестве Роза Тэттл, Цецилия обратилась к ней, как женщина к женщине: - Если вы за мистером Гудвином, я не стану осуждать вас. Он здесь единственный настоящий танцор. - Я не ради танцев, - отозвалась Роза, - Да у меня и духу не хватило бы просить его танцевать со мной. Просто я хочу кое-что сообщить мистеру Гудвину. - Выкладывайте, - предложил я. - Только приватно. - Вот как нужно это делать. - Цецилия рассмеялась и встала, - У меня ушло бы на это сто слов, а вы уложились в два. - Она направилась к бару, где Хакетт разливал шампанское. - Садитесь, - предложил я Розе. - О, я не займу у вас много времени. - Она продолжала стоять. - Просто я подумала, что вам это следует знать, коль вы детектив. Я понимаю, что миссис Робильотти не желает никаких неприятностей у себя в доме, и хотела было предупредить ее, но думаю, что лучше всего поделиться с вами. - Я нахожусь здесь не в качестве детектива, мисс Тэттл. Я уже говорил об этом. Я пришел сюда развлечься. - Знаю, но все равно вы детектив. Можете рассказать миссис Робильотти, если сочтете нужным. Я не хочу обращаться к ней, но если случится нечто ужасное, а я никого не предупрежу, то меня смогут порицать. - А почему должно случиться нечто ужасное? - Я не говорю, что должно случиться, но может. Фэйт Ашер всюду носит с собой яд, вот и сейчас он у нее в сумочке. Вы не знаете об этом? - Нет, конечно. Какой яд? - Ее личный яд. Она еще в "Приюте" рассказывала нам, что это какой-то цианид, и даже показывала маленький пузырек. Она всегда носит его с собой, если не в сумочке, то в карманчике, который специально нашила себе на юбке; она на всех своих платьях сделала такие карманчики. Она сказала, что еще не решила покончить с собой, но если решит, то примет этот яд. Некоторые девочки подумали, что она просто рисуется, кое-кто даже подшучивал над ней но только не я. Я поняла, что она действительно может это сделать, и в этом случае, если бы я смеялась над ней, меня станут порицать. Теперь, когда она уехала из "Приюта" и устроилась на работу, я решила, что она бросила свою затею. Но Элен Ярмис была с ней в туалете, увидела пузырек в сумочке и спросила - по-прежнему ли он с ядом, - и Фэйт ответила - да. Роза замолчала. - Ну и что? - спросил я. - Что "ну и что"? - не поняла она. - И это все? - По-моему, вполне достаточно, если знать Фэйт так, как я. Этот роскошный особняк, дворецкий, расфранченные люди, оркестр, шампанское - именно здесь она может это проделать, если вообще решится. - Роза вдруг оживилась. - На ее месте я проделала бы это только здесь, - заявила она. - Высыпала бы в шампанское яд, встала на стул, высоко подняв бокал, и крикнула: "Пусть вместе с этим уйдут все наши горести!" - как говорила одна наша девочка, когда пила кока-колу. Я выпила бы все до дна, отшвырнула бокал, слезла со стула и медленно стала бы опускаться на пол, а мужчины бросились бы меня поддержать... Интересно, сколько времени я бы умирала? - Минуты две или даже меньше, если выпить хорошую дозу. - Я похлопал ее по руке. - Ладно, вы мне все выложили, теперь позабудьте об этом. Вы сами-то видели пузырек? - Да. Она мне показывала. - Нюхали, что там находится? - Нет. Она не отворачивала пробку. - Пузырек стеклянный? Видно содержимое? - Нет, пузырек из какой-то пластмассы. - Вы говорите, что Элен Ярмис видела яд у нее в сумочке? Какая из себя эта сумочка? - Черная, кожаная. - Она обернулась. - Вон она лежит на кресле, видите? Я не хочу показывать пальцем... - Вижу. Вы уже показали глазами. Забудьте обо всем. Я прослежу, чтобы ничего ужасного не произошло. Хотите танцевать? Она кивнула, мы присоединились к танцующим парам. Когда оркестр замолк, мы пошли к бару и выпили шампанское. На следующий танец я пригласил Фэйт Ашер. Так как Фэйт разыгрывала свой спектакль уже год или больше, а в пузырьке мог быть просто-напросто аспирин или жареные орешки, но даже если он содержал цианистый калий, шансов, что может произойти что-нибудь - был один на десять миллионов Все же на меня была возложена ответственность, и я приглядывал и за сумочкой на кресле, и за самой Фэйт Ашер. Это было проще простого - когда я с ней танцевал, потому что в это время я мог не обращать внимания на сумочку. После танца мы стояли у окна и беседовали, когда подошел Эдвин Лэдлоу и поклонился ей: - Не желаете ли потанцевать со мной, мисс Ашер? - Нет. - Я сочту за честь... - Нет. Лэдлоу был всего на два дюйма выше ее, возможно, она предпочитала более высоких партнеров. Меня, например. Или, может быть, она отказала Лэдлоу в танце из-за его растрепанной шевелюры? Если в ее отказе было что-то более личное, - может быть, он обидел ее каким-нибудь неосторожным словом, то это произошло не за столом, где они сидели далеко друг от друга, а перед ужином или после. Лэдлоу ретировался, и как только заиграл оркестр и я раскрыл было рот, чтобы вновь пригласить Фэйт на танец, подошел Сесиль Грантэм и увел ее. Он был моего роста, и прическа у него была в порядке. Я пригласил Этель Варр и на этот раз ничего не говорил о ее лице. Во время танца я старался не вертеть головой, но вел свою партнершу так, чтобы не упускать из вида Фэйт Ашер и сумочку на кресле. Нечто ужасное все же произошло, а у меня не было ни малейшего предчувствия, что это может случиться. Я люблю думать, что предчувствия никогда не обманывают меня, но на этот раз я ошибся... Хуже всего, что я в этот самый момент, болтая с Этель Варр, не спускал глаз с Фэйт Ашер. Я видел, как Сесиль Грантэм проводил Фэйт к креслу, стоявшему метрах в пяти от кресла с сумочкой, видел, как она села, а Сесиль отправился к бару, вернулся с двумя бокалами шампанского и протянул один бокал ей, видел, как он поднял свой бокал и что-то при этом сказал. Я поглядывал на все это уголком глаза, чтобы не показаться Этель Варр невежливым, но в тот момент глядел прямо на Фэйт. Не потому что я что-то предчувствовал - просто рассказ Розы Тэттл о яде в шампанском засел у меня в голове, и это было вполне естественно. Итак, я в оба глаза смотрел, как Фэйт сделала глоток и вдруг вся затряслась, выронила бокал, пыталась подняться, издала нечто среднее между стоном и криком и вдруг повалилась на бок. Она пыталась удержаться за подлокотник кресла и, если бы Сесиль не сгреб ее в охапку, оказалась бы на полу. Когда я подскочил, он все еще держал ее. Я сказал, чтобы он опустил ее, поддержал за плечи и велел немедленно вызвать врача. У нее начались судороги, голова дергалась из стороны в сторону, ноги начали сучить по полу, и, когда Сесиль пытался удержать ее за колени, я сказал, что это бесполезно, спросил, вызван ли врач, и кто-то позади меня ответил, что уже вызывают. Стоя на коленях, я поддерживал Фэйт так, чтобы она не ударялась головой об пол. Робильотти, Кент и дирижер оркестра сдерживали наседающих на нас людей. Судороги стали затихать и вскоре вовсе прекратились. Фэйт прерывисто и тяжело задышала, вскоре затихла, шея у нее словно окостенела, Я понял, что наступил паралич, никакой врач не поспеет вовремя, чтобы спасти ее. Сесиль что-то кричал мне, раздавались и другие голоса, я повернулся и крикнул: "Замолчите! Ни я, никто уже не в состоянии помочь ей!" Тут я увидел Розу Тэттл. - Роза, идите и стойте возле сумки, чтобы никто не трогал ее. Не спускайте с нее глаз Роза повиновалась. Миссис Робильотти сделала шаг ко мне и сказала: - Вы находитесь в моем доме, мистер Гудвин. Эти люди мои гости. Скажите, что с ней случилось? По запаху изо рта Фэйт, когда она тяжело дышала, я понимал, что случилось, но ничего не ответил, только спросил: - Кто вызвал врача? - Цецилия звонит, - отозвался кто-то. Все еще стоя на коленях, я снова обернулся к Фэйт. Взглянув на часы, я отметил, что было пять минут двенадцатого. Фэйт лежала на полу уже шесть минут. На губах у нее появилась пена, глаза остекленели, шея не гнулась. Прошло еще две минуты. Я взял Фэйт за руку и надавил на ноготь среднего пальца. Ноготь остался белым. Еще тридцать секунд - никаких изменений. Я поднялся и обратился к Робильотти: - Мне самому звонить в полицию или это сделаете вы? - В полицию? - встревоженно переспросил он. - Да. Она умерла. Мне лучше остаться здесь, а вы позвоните, да поскорее. - Нет, - твердо заявила миссис Робильотти. - Мы вызвали врача. Здесь распоряжаюсь я и сама позвоню в полицию, когда сочту нужным. Я разозлился. Нехорошо, конечно. Никогда нельзя злиться, оказавшись в трудной ситуации, особенно на самого себя, но я не мог сдержаться. Всего только полчаса назад я уверял Розу, что она может положиться на меня, я прослежу, чтобы ничего ужасного не случилось!.. Я оглянулся. Муж и сын хозяйки, две гостьи, дворецкий, трое кавалеров - никто из них не собирался возразить миссис Робильотти. Цецилии здесь не было. Роза стерегла сумочку. Тут я увидел дирижера, широкоплечего парня с квадратной челюстью, который, стоя спиной к алькову, глядел на происходящее, и обратился к нему. - Меня зовут Гудвин. А вас? - Джонсон. - Хотите проторчать здесь всю ночь, мистер Джонсон? - Нет, конечно. - Я тоже. Предполагаю, что эта девушка была убита, если полиция сочтет то же самое, вы знаете, что это значит. Поэтому чем скорее они явятся сюда - тем лучше. Я частный детектив и обязан находиться возле убитой. В прихожей есть телефон. Позвоните по номеру СП - 730100. Он направился к арке, но миссис Робильотти велела Джонсону остановиться и пошла ему наперерез. Он просто обошел ее, не вступая в пререкания. Тогда она крикнула: - Робби! Сесиль! Остановите его! Они не тронулись с места, и она накинулась на меня: - Немедленно убирайтесь вон из моего дома! - С удовольствием! - огрызнулся я. - Но если я уйду, полиция тут же привезет меня обратно. Никто не имеет права покинуть место убийства. Робильотти взял жену за руку. - Не нужно, Луиза... Это, конечно, ужасно... Сядь, успокойся... Он посмотрел на меня. - Почему вы думаете, что это убийство? Почему вы так сказали? Поль Шустер, подающий надежды молодой адвокат, заговорил: - Я тоже хотел спросить вас об этом, Гудвин Ведь у нее в сумочке был пузырек с ядом. - Откуда вы знаете? - Мне сказала мисс Варр. - Мне это тоже сказали. Именно поэтому я попросил мисс Тэттл посторожить сумочку. Все же я думаю, что это убийство, но о своих догадках расскажу полиции. Все вы можете... Вбежала Цецилия Грантэм. - Ну, как она? - Цецилия остановилась возле меня, глядя на Фэйт Ашер. - Боже! - Она сжала мне локоть - Почему вы ничего не делаете? Я положил ей руку на плечо и отвернулся. - Спасибо, - произнесла она. - Боже, такая красивая... Она умерла? - Да. Вы вызвали врача? - Сейчас приедет. Я не могла дозвониться до нашего... Я вызвала скорую... Но что может сделать врач, если она умерла?.. - Никто не считается умершим, пока врач не констатирует этого. Таков закон. Послышалось чье-то причитание, я обернулся и повысил голос: - Можете дать отдых ногам. Кресел всем хватит. Только держитесь подальше от кресла с сумочкой. Если хотите выйти, я не могу вас удерживать, но рекомендую не уходить. Полиция может превратно это понять, тогда вам придется отвечать на лишние вопросы. Раздался звонок в дверь, Хакетт направился в прихожую, но я остановил его. - Хакетт, останьтесь здесь. Теперь вы один из нас. Мистер Джонсон их впустит. Он это и сделал. Звука открываемой двери слышно не было - двери в богатых домах открываются без скрипа, но из прихожей послышались голоса, и все обернулись в сторону арки. Вошли полицейские, двое участковых в форме. Они остановились в дверях. - Мистер Роберт Робильотти? - Я Роберт Робильотти. - Это ваш дом? Нам позво... - Нет, - сказала миссис Робильотти. - Этот дом мой. 4 Когда в среду, в начале восьмого утра я преодолел семь ступенек крыльца старого кирпичного особняка и отпер дверь, я был так измотан, что чуть не швырнул пальто и шляпу на стул, но все же воспитание сказалось, и я повесил пальто на вешалку, а шляпу положил на полку и только после этого отправился на кухню. Фриц так воззрился на меня, что даже забыл захлопнуть дверцу холодильника. - Дай мне кварту апельсинового сока, фунт сосисок, шесть яиц, двадцать блинчиков и галлон кофе, - заявил я. - И ты откажешься от пончиков с медом?! - Нет, я просто забыл их упомянуть. - Я шлепнулся в свое кресло и застонал. - Если хочешь заполучить друга, который никогда тебе не изменит, сделай мне омлет. Хотя нет, это займет слишком много времени. Сделай просто яичницу. - Провел плохую ночь? - Именно. Убийство со всеми последствиями. - Ужасно! Значит, имеется клиент? Я не претендую на то, чтобы понимать отношение Фрица к убийствам. Он сожалеет о них. Для него невыносима сама мысль о том, что один человек может лишить жизни другого; он говорил мне об этом и не кривил душой. Но он никогда не проявляет ни малейшего интереса к деталям, не интересуется даже, кто явился жертвой, а кто убийцей, и, если я пытаюсь рассказать ему о каких-либо подробностях, он скучает. Узнав, что человеческое существо вновь совершило нечто невероятное, он задаст единственный вопрос - заполучили ли мы клиента? - Клиента нет, - ответил я. - Но мог быть, раз ты находился там. Ты ничего не ел? - Три часа назад у окружного прокурора мне предложили сандвич, но мой желудок ответил отрицательно. Он предпочел свидание с тобой. - Фриц протянул мне стакан апельсинового сока. - Спасибо. Сосиски пахнут расчудесно. Он не любил разговаривать или слушать чьи-либо рассказы, когда занимался стряпней, даже такой простой, как варка сосисок, поэтому я взял номер "Таймса", который, как обычно, лежал на столе у моего прибора, и стал его просматривать. Конечно, убийство не такая уж сенсация, чтобы сообщать о нем на первой полосе, но убийство, совершенное во время широко известного приема матерей-одиночек в особняке миссис Робильотти, занимало половину первой полосы и продолжалось на двадцать третьей. Однако, так как убийство произошло поздно вечером, в газете не было ни единой фотографии, даже фотографии моей персоны. Я расправлялся с яйцами пашот на гренках, когда зазвонил внутренний телефон. Подняв трубку, я сказал "доброе утро" и в ответ услышал голос Ниро Вулфа: - Когда ты пожаловал домой? - Полчаса назад. Сейчас я завтракаю. Было ли сообщение о случившемся во время передачи новостей в семь тридцать? - Да. Как тебе известно, я не люблю слова "передача". Разве обязательно пользоваться им? - Поправка. Считайте это трансляцией последних известий по радио. Я не в настроении спорить. К тому же у меня остывают гренки. - Когда позавтракаешь, поднимись наверх. Я положил трубку, и Фриц спросил, в каком настроении пребывает шеф. Я ответил, что не знаю, мне на это наплевать. Я не торопился с завтраком, даже выпил три чашки кофе вместо обычных двух и как раз делал последний глоток, когда вернулся Фриц, который относил Вулфу поднос с завтраком. Я отставил чашку, встал, потянулся, зевнул, затем вышел в прихожую, не спеша поднялся по лестнице, свернул налево, постучал в дверь и услышал приглашение войти. Открыв дверь, я зажмурился. Лучи утреннего солнца врывались в комнату через окно и отражались от необъятной желтой пижамы Ниро Вулфа. Он восседал за столом возле окна и поглощал миску свежего инжира со сливками. Когда я перечислял затраты по нашему заведению, я мог бы упомянуть о том, что свежий инжир в марте, доставленный по воздуху из Чили, стоит значительно дороже выеденного яйца. Он взглянул на меня. - Ты в растрепанных чувствах, - отметил он. - Да, сэр. А также раздражен. А также посрамлен и разбит. По радио сообщили, что она была убита? - Нет. Только то, что она умерла от яда и что полиция ведет следствие. Твое имя не упоминалось. Ты впутан в эту историю? - По самое горло. Одна из подружек погибшей рассказала, что у нее в сумочке пузырек с ядом, и я не спускал с Фэйт глаз. Все мы, двенадцать человек, находились вместе в гостиной, танцевали, двенадцать, не считая дворецкого и музыкантов, когда один молодой человек принес ей бокал шампанского, она сделала глоток и через восемь минут была мертва. От цианида, это установлено. Яд был подмешан в шампанское, но это сделала не она. Я наблюдал за ней и могу утверждать, что она этого не сделала. Большинству, может быть, даже всем, хотелось бы, чтобы это сделала она сама. Миссис Робильотти готова задушить меня, и, возможно, кое-кто охотно согласился бы ей помочь. Самоубийство в ее доме само по себе достаточно плохо, ну а уж убийство - из рук вон. Итак, я впутан в это дело. Он раскусил винную ягоду. - Без сомнения. Надеюсь, ты подумал о том, следует ли держать свой вывод при себе? Я оценил то, что он не подверг сомнению мое утверждение. Он отдавал дань моим способностям, а при том состоянии, в котором я находился, это было мне необходимо. - Конечно, я все учел. Но я не должен был забывать о том, что у нее в сумочке яд, так как девушка, которая мне это рассказала, расскажет об этом Кремеру, Стеббинсу и Роуклиффу, которые, конечно, поймут, что я держал глаза открытыми. Не мог же я заявить им: да, я наблюдал за сумочкой, да, я смотрел на мисс Фэйт, когда Грантэм принес ей шампанское, да, она могла всыпать что-нибудь в шампанское перед тем, как выпить, тогда как я на сто процентов уверен, что ничего подобного она не делала. - Конечно, - согласился Вулф, покончил с инжиром и взял из подогревателя сырник с яйцом, обсыпанный хлебной крошкой. - Итак, ты впутан... Насколько я понимаю, в этом деле мы не можем ждать выгодного клиента. - Нет. И уж во всяком случае не миссис Робильотти. - Очень хорошо. - Он сунул сдобу в тостер. - Помнишь мои вчерашние слова? - Да, помню. Вы сказали, что я унижаю себя. Но вы не сказали, что я окажусь свидетелем убийства, которое не принесет нам никакого дохода. Сегодня я депонирую чеки. Он порекомендовал мне отправиться в постель, и я ответил, что если я это сделаю, то потребуется ядерная бомба, чтобы разбудить меня. Приняв душ, почистив зубы, побрившись, надев чистые рубашку и носки, проделав прогулку в банк и обратно, я начал приходить к убеждению, что сумею протянуть день. У меня были три причины совершить поход в банк. Первая: люди имеют привычку умирать, и, если тот, кто подписал наш чек, умрет раньше, чем чек попадет в банк, нам его не оплатят. Вторая: я хотел побыть на свежем воздухе. Третья: мне было сказано областным прокурором, чтобы я все время находился в пределах досягаемости, то есть дома, а я хотел воспользоваться дарованной мне конституцией свободой передвижения. Однако все обошлось - когда я вернулся домой, Фриц сказал, что единственный телефонный звонок был от Лона Коэна из "Газетт". Лон уже много лет оказывает нам различные услуги, и, кроме того, он мне симпатичен, поэтому я тут же позвонил ему. Он хотел заполучить рассказ очевидца, свидетеля последних часов жизни Фэйт Ашер. Я сказал, что подумаю и извещу его. За рассказ он обещал мне пятьсот долларов, которые пойдут не Ниро Вулфу, а мне, так как мое присутствие на приеме было сугубо личным делом, не имеющим никакого отношения к службе. Конечно, Лон Коэн изо всех сил давил на меня - обычная манера журналистов, - но я осадил его. Наживка была привлекательная - пять сотен и моя фотография в газете. Но я не мог обойти молчанием главного, а если я расскажу, как все произошло, тогда весь мир узнает, что я являюсь единственной помехой к тому, чтобы объявить смерть Фэйт Ашер самоубийством. И все, начиная от областного прокурора до дворецкого, насядут на меня. Я с огорчением думал, что придется отказаться от предложения Лона, когда раздался звонок. Я услышал голос Цецилии Грантэм. Она поинтересовалась, нахожусь ли я в одиночестве. Я ответил утвердительно, но заметил, что через шесть минут из оранжереи спустится Вулф, и я уже буду не один. - Это не займет так много времени. - Голос у нее был хриплый, но не обязательно, чтобы от выпитого. Как и всем нам, включая меня самого, ей пришлось много разговаривать за последние двенадцать часов. - Если, конечно, вы ответите на мой вопрос. Ответите? - Сперва задайте его. - Относительно того, что вы сказали прошлой ночью, когда я побежала звонить доктору. Моя мать говорит, что вы думаете, будто Фэйт Ашер убили. Вы это говорили? - Да. - Почему вы это сказали? Вот мой вопрос. - Потому что я так подумал. - Не остроумничайте. Арчи. Почему вы так подумали? - Потому что обстоятельства вынудили меня. Если вы считаете, что я увиливаю от ответа, то вы правы. Я очень хотел услужить девушке, которая так хорошо танцует, но не отвечу на ваш вопрос. Во всяком случае, сейчас. К сожалению, тут я ничего не могу поделать. - Вы все еще продолжаете думать, что она была убита? - Да. - Но почему? Я никогда не вешаю трубку до конца разговора, но, кажется, на этот раз мог бы это сделать. Впрочем, она сама сдалась как раз в тот момент, когда лифт с Вулфом остановился внизу. Вошел шеф, направился к письменному столу, устроил поудобнее спою тушу в кресле, просмотрел корреспонденцию, затем взглянул на календарь и откинулся назад, чтобы прочесть письмо на трех страницах от одного охотника за орхидеями из Новой Гвинеи. Он был на третьей странице, когда раздался звонок в дверь. Я встал, вышел в прихожую, сквозь одностороннее стекло увидел за дверью знакомую дородную фигуру и распахнул дверь. - Бог мой! - произнес я. - Неужели вы никогда не спите? - Очень мало, - сказал неожиданный посетитель, переступая через порог. Я помог ему снять пальто, и он направился к двери в кабинет. - Ваш визит честь для меня. Почему бы вам просто не вызвать меня к себе, Кремер? То, что я назвал его "Кремер", а не "инспектор" или "мистер Кремер", было настолько неожиданно для него, что он остановился и обернулся. - Почему вы никогда не приучитесь? - вопросил я. - Вы же дьявольски хорошо знаете, что мой шеф не любит, когда кто-нибудь является к нему без предварительной договоренности, даже вы, вернее, особенно вы! Вы только все осложняете. И вообще, разве вы не по поводу меня? - Да, но я хочу, чтобы он присутствовал. - Понятно, иначе вы просто послали бы за мной, а не утруждали себя. Если будете любезны... Рев Вулфа прервал нашу беседу: - К черту! Заходите сюда! Кремер повернулся на каблуках и двинулся в кабинет. Я последовал за ним. Единственным приветствием Вулфа был сердитый взгляд. - Я не могу читать свою корреспонденцию при таком шуме, - холодно заметил он. Кремер занял свое обычное место, сев в красное кожаное кресло перед столом Вулфа. - Я пришел повидать Гудвина, - сказал он, - но я... - Я услышал ваш голос в прихожей. Вы хотите осведомить меня о чем-то? Поэтому желаете, чтобы я присутствовал? Кремер передохнул. - Если я когда-нибудь захочу осведомить вас о чем-либо, немедленно отправьте меня в сумасшедший дом. Дело заключается в следующем: я знаю, что Гудвин является вашим человеком, и хочу, чтобы вы поняли ситуацию. Я счел, что разговаривать с ним лучше в вашем присутствии. По-моему, это разумно. Что вы скажете? - Возможно. Так ли это, я узнаю, когда услышу вашу беседу. Кремер вперил в меня взор своих пронзительных серых глаз. - Я не собираюсь повторять все сначала, Гудвин. Я дважды сам допрашивал вас и к тому же читал протокол ваших показаний. Меня интересует только один момент, очень важный момент. Начнем с того, что я кое-что расскажу вам, чтобы больше не возвращаться к этому. В показаниях всех остальных свидетелей нет ни намека на то, что исключало бы самоубийство. Ни единого! Зато многое говорит за самоубийство. Если бы не вы, версия о самоубийстве была бы самой разумной, и похоже, я говорю только похоже, что таким и окажется окончательное заключение. Понимаете, что это значит? Я кивнул. - Да. Я оказался мухой в супе. Мне это нравится не больше, чем вам. Мухи не любят попадать в суп, особенно, если он горячий. Кремер достал из кармана сигару, принялся раскатывать ее в ладонях, сунул между зубов, белых и ровных, и тут же вынул. - Начну сначала, - сказал он. - Во-первых, ваше присутствие там. Знаю, что вы скажете, это есть в протоколе допроса: звонок от Остина Бэйна, затем от миссис Робильотти. Конечно, так бывает. Когда вы говорите что-либо, что может быть проверено, это всегда подтверждается. Но не организовали ли вы или Вулф этот звонок? Зная Вулфа и вас, я должен учесть вероятность того, что вы или Вулф хотели там присутствовать и предприняли соответствующие шаги. Так ли это? Я зевнул. - Простите, я не спал всю ночь. Я мог бы просто ответить "нет", но давайте покончим с этим раз и навсегда. Как и почему я оказался там, подробно объяснено в моих показаниях. Ничто не опущено. Мистер Вулф считал, чти я не должен был идти туда, так как этим самым я унижу себя. - Является или являлся кто-нибудь из присутствующих на ужине клиентом Вулфа? - Несколько лет назад клиентом являлась миссис Робильотти. Дело было завершено за девять дней. Кроме нее - никто. Он перевел взгляд на Вулфа. - Вы это подтверждаете? - Да. - С вами и Гудвином трудно быть в чем-либо уверенным. - Он вновь обернулся ко мне. - Хочу рассказать вам, как обстоит дело. Во-первых, яд. С этим все выяснено. В бокале был цианид. Эго подтверждено анализом разлитого по полу шампанского, да и по быстроте действия это мог быть только цианид. Далее, двухунциевый пузырек в ее сумочке был наполовину полон кусочками содового цианида. Лаборатория называет их аморфными частицами, я называю их кусками. Далее, она показывала этот пузырек разным людям и говорила, что хочет покончить с собой; так продолжалось больше года... После короткой паузы Кремер продолжал: - Сумочка находилась в кресле в пяти метрах от нее, а пузырек лежал в сумочке, следовательно, она не могла вынуть из него кусочек яда, когда Грантэм принес ей шампанское, или сразу перед этим, но могла достать яд в любой момент в течение предыдущего часа и держать его в носовом платке. Исследовать носовой платок оказалось бесполезным, так как она выронила его и он упал в разлитое на полу шампанское. Такова версия самоубийства. Видите ли вы в ней какие-либо прорехи? Я подавил зевоту. - Конечно, нет. Все безупречно. Я не утверждаю, что она не могла покончить с собой, и лишь утверждаю, что она НЕ покончила с собой. Как вам известно, у меня хорошее зрение. Когда она взяла бокал шампанского из рук Грантэма правой рукой, ее левая рука лежала на колене. Она взяла бокал за ножку, и когда Грантэм поднял свой бокал и что-то произнес, она подняла свой чуть выше рта, затем опустила и поднесла к губам... Не прячете ли вы козырного туза в рукаве? Может быть, Грантэм сказал, что, когда он протянул ей бокал, она что-то бросила туда? - Нет. Он только сказал, что, возможно, она опустила что-то в бокал перед тем, как выпить, но он не уверен. - Зато я уверен! Ничего подобного она не сделала. - Так, так... Вы подписали ваши показания. - Он ткнул в мою сторону сигарой. - Послушайте, Гудвин, вы согласны, что никаких прорех в версии о самоубийстве нет. Какова же картина убийства? Сумочка лежала в кресле на глазах у всех. Разве кто-нибудь подходил к ней, открыл, вынул пузырек, отвернул пробку, достал яд, затем завернул пробку, сунул пузырек обратно в сумочку, положил ее в кресло и отошел? Для этого нужны крепкие нервы. - Чушь. Вы передергиваете. Можно было просто взять сумочку, - конечно, до того, как я начал наблюдать за ней, - отнести в любую соседнюю комнату, запереть дверь, достать яд, спрятать его в свой или ее носовой платок (благодарю вас за идею с носовым платком) и положить сумочку на место. Для этого вовсе не нужны крепкие нервы, а нужно только принять некоторые меры предосторожности. Конечно, если бы этот человек заметил, что кто-то видел, как он взял сумочку или вернул ее на место, он не воспользовался бы ядом. К тому же ему вообще могло не представиться случая воспользоваться им. Зевота все же осилила меня. Кремер снова ткнул в меня сигарой. - Это следующий вопрос - возможность воспользоваться ядом. Два бокала с шампанским, которые нес Грантэм, были налиты дворецким. Только он разливал шампанское. Один из бокалов несколько минут стоял на стойке бара, второй Хакетт налил как раз перед тем, как подошел Грантэм. Кто именно подходил к бару в течение этих нескольких минут? Нам еще не удалось этого выяснить, но, очевидно, все. В том числе и вы. По вашим показаниям, и Этель Варр подтверждает это, вы и она подошли к бару и взяли два бокала с шампанским из числа пяти или шести бокалов, которые там стояли, затем отошли и занялись беседой и вскоре - по вашим словам, через три минуты - увидели, как Грантэм подошел с двумя бокалами к Фэйт Ашер. Итак, вы тоже были у бара. Стало быть, и вы могли подсыпать яд в один из бокалов. Однако нет. Даже если признать, что вы способны отравить кого-нибудь, вы не могли быть уверены, что бокал с ядом попадет именно к тому, кого вы намеревались отравить... Подсыпать яд в бокал, стоящий на стойке, не зная, кому он достанется! Нет, тут что-то не так... Только Эдвин Лэдлоу, Элен Ярмис, мистер и миссис Робильотти оставались возле бара, когда подошел Грантэм и взял два бокала. Но он взял два бокала. Если одно из этих четырех лиц, видя, что к бару за шампанским подходит Сесиль Грантэм, отравило один из бокалов, то вы должны признать, что этому лицу было совершенно безразлично, кому достанется этот бокал - Фэйт Ашер или Грантэму... Но я не могу даже предположить этого... А вы? - Он вонзил зубы в сигару. Он никогда не раскуривал, только жевал и мял зубами. - Согласен, - кивнул я. - Но у меня есть два замечания. Первое, имеется одно лицо, которое знало, какой именно бокал достанется Фэйт Ашер. Это лицо протянуло ей бокал. - Вы обвиняете Сесиля Грантэма? - Я никого не обвиняю. Я только говорю, что вы опустили одну вероятность. - Не представляющую важности. Если Грантэм, перед тем как взять шампанское, отравил его на глазах у пяти человек, то у него действительно железные нервы. Если он подсыпал яд, уже направляясь к Фэйт Ашер, то это цирковой трюк - обе руки у него были заняты. Если он подсыпал яд после того, как отдал ей бокал, - вы бы это увидели. Ваше второе замечание? - Давая показания, я говорил, что подозреваю, кто это мог сделать, как и почему. То, что вы сейчас рассказали, - новость для меня. Мое внимание было поделено между Этель Варр, сумочкой и Фэйт Ашер. Я не знал, кто находился возле бара, когда подошел Грантэм, или кто там был, когда Хакетт разлил шампанское по бокалам, которые забрал Грантэм. И до сих пор я не имею представления, кто это мог сделать, зачем и как. Я знаю только, что Фэйт Ашер ничего не подсыпала в свой бокал, следовательно, это не было самоубийством. Вот и все, что я утверждаю. - И вы не желаете обсудить это? - С чего вы взяли? А чем мы сейчас занимаемся? - Я имею в виду, вы не желаете подвергнуть сомнению свое убеждение? Не допускаете, что могли ошибиться? - Нет. Он долго и внимательно разглядывал меня прищуренными глазами, затем принял свое обычное положение в красном кожаном кресле, лицом к Вулфу. - Я скажу вам все, что думаю, - после паузы произнес он. Вулф хрюкнул. - Вы это часто делали. - Знаю, но я надеялся, что до этого не дойдет. Я надеялся, Гудвин сообразит, что у него ничего не получится. Кажется, я понял, что произошло. Роза Тэттл рассказала Гудвину, что Фэйт Ашер носит в сумочке пузырек с ядом и она опасается, как бы Фэйт не покончила с собой тут же, на приеме. Гудвин успокоил ее, обещал проследить, чтобы ничего не произошло, и с той минуты принялся наблюдать за Фэйт Ашер и ее сумочкой. Принимаю. - Это установлено. - Хорошо, будь по-вашему, установлено. Когда Гудвин увидел, что, выпив шампанское, она теряет сознание и умирает, какова должна быть его реакция? Реакция человека, который оплошал. Вы хорошо знаете Гудвина, я тоже. Он был задет за самое больное место. Поэтому, ничтоже сумняшеся, он заявляет, что она была убита. Появляется полиция, он понимает, что его слова станут известны, повторяет их полиции, а когда его препровождают к окружному прокурору и туда являюсь я и сержант Стеббинс, повторяет их нам. Но нам-то он обязан был дать объяснение, и у него нашлось такое в запасе, чертовски хорошее к тому же, и до тех пор, пока подозревалось убийство, мы занимались этой версией вплотную. Но теперь, вы слышали, я объяснил, как все было. Я надеялся, что Гудвин выслушает меня и поймет, что для него лучше всего признать возможность своей ошибки. У него было время обо всем поразмыслить. Он достаточно разумен, чтобы оценить обстановку. Надеюсь, вы согласитесь со мной? - Вопрос не в том, согласен я или не согласен. Вопрос упирается в фактическую сторону дела. - Вулф обернулся ко мне. - Арчи? - Нет, сэр. Никто не любит меня больше, чем я сам, но, по-видимому, я не достаточно разумен. - Ты продолжаешь стоять на своем? - Да. Инспектор противоречит себе. Сперва он говорит, что я действовал с бухты-барахты, затем утверждает, что я разумный человек. Ему хочется, чтобы это было объявлено самоубийством? Не выйдет. Я играю без прикупа. Вулф приподнял плечи на одну восьмую дюйма и обернулся к Кремеру. - Боюсь, что вы зря тратите свое время. И мое тоже. Я снова зевнул. И без того красное лицо Кремера побагровело еще больше - верный признак того, что он дошел до предела и вот-вот взорвется. Но произошло чудо: он вовремя нажал на тормоза. Всегда приятно наблюдать победу самоконтроля. Он обратил взор в мою сторону. - Предлагаю не ставить точку, Гудвин. Продумайте все сызнова. Конечно, мы будем продолжать следствие и если обнаружим хоть что-нибудь, указывающее на убийство, то расследуем все до конца. Вы нас знаете. Но я честно хочу предупредить вас. Если наше окончательное решение будет в пользу самоубийства, как мы считаем, и если вы информируете вашего друга Лона Коэна из "Газетт", что это было убийство или еще что-нибудь в этом роде, пеняйте на себя. Почему, в самом деле, вы оказались там, черт возьми? Это одному только Богу известно. И ваше заявление в качестве очевидца... Раздался звонок в дверь. Я поднялся, вежливо попросил у Кремера извинения и вышел в прихожую. На крыльце я увидел своего недавнего знакомого, хотя не сразу узнал его из-за сорокадолларовой шляпы, которая скрывала его нечесаную шевелюру. Я открыл дверь, произнес "ш-ш-ш-ш", приложил палец к губам, отступил назад и поманил его войти. Он в нерешительности остановился, испуганно глядя на меня, но затем все же переступил через порог. Заперев парадную дверь и не предлагая ему снять пальто и шляпу, я провел его в комнату, рядом с кабинетом. - Здесь все будет в порядке, - сказал я, закрывая за собой дверь. - Стены звуконепроницаемы. - Все будет в порядке? - переспросил он. - Для чего в порядке? - Для секретности. Или вы пришли повидать инспектора Кремера из Отдела убийств? - Не понимаю, о чем вы говорите! Я пришел повидать вас. - Просто я подумал, что, возможно, вы не захотите встретиться с инспектором Кремером. Он беседует с мистером Вулфом в кабинете и собирается уйти. - И слава Богу! Мне надолго хватит встреч с полицией. - Он огляделся. - Мы можем здесь поговорить? - Да, но сперва я должен проводить Кремера. Я сейчас вернусь. Присаживайтесь. Я вышел в прихожую и направился в кабинет, когда оттуда появился Кремер. Он даже не взглянул на меня, не говоря уж о том, что не сказал мне ни слова. Я подумал, что если ему позволено быть таким грубияном, то позволено и мне, и дал ему возможность самому надеть пальто, самому отпереть парадную дверь и выйти. Когда дверь за ним захлопнулась, я вошел в кабинет. - Делаю тебе замечание, Арчи, - заговорил Вулф. - Измываться над Кремером в связи с каким-либо расследованием - это одно, а делать это только ради развлечения - совсем другое. - Вы правы, сэр. - Ладно. Но он попал в рассол. - Очень жаль. Но вместе с ним попал еще и кое-кто другой. Вчера, когда меня позвали на этот прием и сообщили имена приглашенных мужчин, я захотел узнать, кто они, и позвонил Лону Коэну. Один из приглашенных, Эдвин Лэдлоу, довольно важная персона для своих лет. В свое время он вел себя весьма вольготно, но три года назад, после смерти отца, который оставил ему десять миллионов, купил контрольный пакет книгоиздательской фирмы "Мелвин-пресс" и, очевидно, остепенился и... - Это представляет интерес? - Возможно. Он в соседней комнате. Пришел повидать меня. Я встретился с ним впервые вчера вечером, поэтому его визит может представить интерес. Я бы и сам поговорил с ним, но подумал, что, возможно, вы захотите послушать нашу беседу. Через наше устройство в стене. На тот случай, если мне понадобится свидетель. - Пф! - Да, знаю. Я вовсе не хочу подстегивать события, но у нас вот уже две недели не было клиентуры... Он хмуро посмотрел на меня. Подняться с кресла и подойти к дыре в стене было для него непереносимой физической нагрузкой. Однако это пойдет ему только на пользу и для здоровья, и потому, что он может заполучить клиента, хотя сама мысль о том, что придется работать, ему ненавистна. Он тяжко вздохнул, с сердитым видом пробормотал "К черту все!", оперся ладонями о край стола, отодвинул назад кресло, поднялся и пошел. Дырка в стене была проделана на уровне глаз, в восьми футах от письменного стола Вулфа. Со стороны кабинета она была замаскирована картиной, изображавшей красивый водопад. Я дал Вулфу минуту, чтобы устроиться, затем открыл дверь и сказал: - Садитесь сюда, Лэдлоу, здесь вам будет удобнее. С этими словами я подвинул ему кресло и сам уселся напротив. 5 Лэдлоу сел и уставился на меня. Так он глазел три секунды. Шесть секунд. Очевидно, он нуждался в искре, чтобы воспламениться и заговорить. Я поспешил ему навстречу. - Мне кажется, вечер удался до определенного момента, не так ли? Даже дискуссия о протоколе. - Я уже ничего не помню. - Он наклонился вперед. Волосы его были в прежнем беспорядке. - Послушайте, Гудвин. Я хочу задать вам прямой вопрос и надеюсь, что вы мне ответите так же прямо. Не вижу оснований, почему бы вам не ответить. - Возможно, что и я не увижу. Что вам угодно спросить? - О том, что вы сказали вчера... Что девушка была убита. Вы заявили об этом не только нам, но и полиции и окружному прокурору. Сообщу вам конфиденциально, что у меня есть друг, который передал мне кое-какую информацию. Как я понимаю, они были готовы признать, что смерть Фэйт Ашер произошла в результате самоубийства, и прекратить расследование, если бы не вы, поэтому ваши доказательства должны быть весьма весомыми. Вот мой вопрос: какие у вас основания для вашего заявления? - Ваш друг не рассказал об этом? - Нет. Или не хотел, или не мог. Я положил ногу на ногу. - Что ж, я тоже не могу этого сказать. Скажу только, что я рассказал об этом полиции, окружному прокурору и мистеру Вулфу, этого вполне достаточно. - А мне вы не скажете? - Пока нет. Согласно протоколу. - А вам не кажется, что люди, замешанные в это дело только потому, что они там оказались, имеют право это знать? - Конечно. Они имеют полное право потребовать, чтобы полиция объяснила, почему она ведет расследование свершившегося как убийство, когда все говорит о том, что произошло самоубийство. Но спрашивать об этом меня они не имеют права. - Понимаю. - Он задумался. - Но полиция отказывается... - Да, знаю. Мне приходилось иметь с ними дело. Только недавно у меня была встреча с инспектором Кремером. Он уставился на меня. Еще четыре секунды. - Вы профессиональный детектив, Гудвин. К вам обращаются за услугами и платят за это. Единственно, что мне нужно, так это информация, ответ на мой вопрос. Я уплачу вам пять тысяч долларов. Деньги у меня при себе. Конечно, я хотел бы получить точный ответ. - За пять тысяч вы вполне заслуживаете этого. - Он сверлил меня глазами. - Пять тысяч наличными будут мне очень кстати. Жалованье, которое я получаю у мистера Вулфа, весьма скудно. И все же я вынужден ответить "нет", даже если вы удвоите сумму. Так обстоит дело. Лишь когда полиция придет к какому-либо решению в отношении моей правоты или неправоты, я буду волен все рассказать вам или кому угодно. Но если я сделаю это теперь, они заявят, что я повредил официальному расследованию, и вмешаются в мои личные дела. А если я лишусь лицензии частного детектива, то ваши пять тысяч недолго прокормят меня. - Десять прокормят вдвое дольше. - Но все равно не вечно. - У меня издательское дело. Я дам вам работу. - И вскоре уволите. Я не такой уж великий словотворец. Он смотрел на меня в упор. - А можете ли вы сказать, насколько основательны причины, по которым вы считаете, что было совершено убийство? Достаточно ли они весомы, чтобы их не могла опровергнуть такая влиятельная женщина, как миссис Робильотти? Я кивнул. - Да, скажу. Они оказались достаточно весомы, чтобы вынудить инспектора Кремера приехать сюда несмотря на то, что он провел бессонную ночь. - Понимаю. - Он потер ладони о подлокотники кресла, затем - к моему облегчению - перевел взор с меня на пятно на ковре. - Значит, вы сказали об этом только полиции, окружному прокурору и Ниро Вулфу. Я хочу поговорить с Вулфом. Я поднял брови. - Не знаю... - Чего вы не знаете? - Не знаю, захочет ли... - Я умолк, скривил губы. - Он не любит совать нос в дела, в которых я лично замешан. К тому же он очень занят. Но я узнаю. - Я поднялся с места и направился к двери. - Никогда нельзя заранее сказать, как он решит. Открыв дверь в кабинет, я кивком поманил Вулфа. Он последовал за мной на кухню. Когда дверь за ним закрылась, я заговорил: - Должен извиниться перед вами за мою остроту по поводу жалованья. Я забыл, что вы слушаете. Он хмыкнул. - У тебя отличная память и не пытайся умалить ее. Что этот человек хочет от меня? Я подавил зевоту. - Спросите что-нибудь полегче. Если бы я хоть немного поспал, то еще рискнул бы гадать, но сейчас я стараюсь только не заснуть. Возможно, он хочет опубликовать вашу автобиографию. Или сделать из меня посмешище, доказав, что произошло самоубийство. - Я не желаю видеться с ним. Ты уже дал объяснение моему отказу, ты лично замешан в этом деле. - Да, сэр. Но я лично замешан только в доходах вашего детективного агентства. Так же как и Фриц. Так же как и парень, который прислал вам письмо из Новой Гвинеи. Он рыкнул, словно лев, понявший необходимость покинуть свое уютное логово, чтобы отправиться за пропитанием. Согласен, лучшим сравнением был бы слон, но слоны не рычат. Фриц, который готовил морские моллюски, начал тихо напевать какой-то мотив, по-видимому, довольный тем, что у нас появится клиент. Вулф взглянул на него, потянулся за моллюском, сунул его себе в рот и принялся жевать. Я растворил дверь и придержал ее, он проглотил моллюска и лишь затем прошел в дверь. Он не любит пожимать руки незнакомым людям Когда мы вошли в кабинет и я представил ему Лэдлоу, он только кивнул, направляясь к своему столу. Я предложил Лэдлоу занять красное кожаное кресло и прошел к своему месту. Когда я садился, Лэдлоу высказал предположение, что Гудвин, то есть я, уже рассказал Вулфу, кто он. Вулф ответил - да, рассказал. Взор Лэдлоу был устремлен теперь на Вулфа. - Я хочу, - начал он, - обратиться к вашей помощи. Предпочитаете ли вы получить предварительный гонорар наличными или чеком? Вулф покачал головой. - До тех пор, пока я не приму вашего предложения - ни так, ни этак. Что вы хотите поручить мне? - Раздобыть для меня кое-какую информацию. Вам известно, что произошло в доме миссис Робильотти вчера вечером. Вам известно, что девушка по имени Фэйт Ашер умерла от яда. Вам известны обстоятельства, указывающие на то, что она покончила с собой, не так ли? Вулф ответил утвердительно. - А знаете ли вы, что следствие ведется по подозрению в убийстве? Вулф ответил утвердительно. - Следовательно, у полиции должны быть данные о каких-то обстоятельствах, не известных ни мне, ни всем остальным, присутствовавшим на этом ужине. Не знаю, что именно, - мне не говорят, хотя я заинтересованное лицо (только потому, правда, что я там присутствовал) и имею законное право это знать. Вот какую информацию я прошу вас достать для меня. Я немедленно выдам вам задаток и оплачу любой счет, который вы почтете справедливым представить. Зевота больше не донимала меня. Должен признаться, что я был восхищен его нахальством. Конечно, он не мог знать, что Вулф слышал весь наш разговор, но должен был допустить, что я сообщил Вулфу о предложении, которое он мне сделал, и вот он глядел прямо в глаза Вулфу и был согласен на любой гонорар, тогда как со мной его предел был десять тысяч! Ну и нахал! Поневоле я вынужден был восторгаться им. Уголки рта Вулфа загнулись кверху. - Только и всего? - произнес он. Лэдлоу кивнул. - Мистер Гудвин рассказал мне о предложении, которое вы ему сделали, - продолжал Вулф. - Не знаю, отнестись ли мне с уважением к вашему упорству или сожалеть о вашей наивности... Во всяком случае, я вынужден отказаться от вашего предложения. Я уже знаком с информацией, которую вы добиваетесь, но я получил ее от мистера Гудвина конфиденциально и не могу ее разглашать. Очень сожалею... - Ради Господа Бога, что за великая тайна вокруг этого дела? - вскричал Лэдлоу. - Чего вы боитесь? Вулф покачал головой. - Мы ничего не боимся, мистер Лэдлоу, просто мы соблюдаем осторожность. Когда обстоятельства требуют от нас, чтобы мы ссорились с полицией, мы не останавливаемся перед этим. В данном случае мистер Гудвин оказался замешан в деле только потому, что случайно оказался на месте происшествия, точно так же, как и вы, а я уж и вовсе не имею к этому никакого отношения. Здесь не вопрос страха или предубеждения. Просто я сторонний человек. Обещаю не сообщать полиции о предложениях, которые вы сделали мистеру Гудвину и мне, чтобы не возбуждать их любопытства в отношении вас, так как допускаю, что вы сделали эти предложения, доверяя нам. Я не могу в ответ на ваше доверие ответить вам злом. - Но вы же отказали мне! - Да. Решительно. В данных обстоятельствах у меня нет иного выбора. Другое дело мистер Гудвин. Он отвечает за себя. Лэдлоу повернулся ко мне, и вновь я ощутил его пристальный взгляд. Я не имел ничего против, если бы он повторил свое предложение, с единственной поправкой, что он доверит мне самому назначить сумму гонорара. Однако даже если такое намерение и было у него, он его отверг, увидев на моем лице непреклонную решимость. Поглядев на меня в течение восьми секунд, он поднялся с кресла. Я подумал, что он покидает поле боя и Вулфу не придется приниматься за работу, но не тут-то было. Он хотел только поразмышлять и спросил: "Могу ли я иметь минуту на раздумье?" - и когда Вулф ответил, что да, повернулся к нам спиной и прошаркал по ковру до самого дальнего угла кабинета, где перед книжными полками стоял большой глобус. Он стоял и вертел глобус по крайней мере вдвое больше времени, чем просил. Наконец он повернулся к нам и вновь занял свое место в красном кожаном кресле. - Я должен поговорить с вами конфиденциально, - обратился он к Вулфу. - Мы так и разговариваем, - ответил Вулф. - Если вы имеете в виду беседу наедине, то нет. Если бы мистер Гудвин не пользовался моим доверием, он не был бы здесь. Его уши - мои уши, а мои - его. - Это не вопрос доверия. Я хочу рассказать вам то, о чем никто на свете не знает, кроме меня. Я иду на риск и не желаю удваивать его. - Вы его и не удваиваете, - Вулф сохранял терпение. - Если бы даже мистер Гудвин оставил нас наедине, я бы сделал ему знак подслушивать нас из соседней комнаты при помощи одного хитроумного приспособления, поэтому он может присутствовать с тем же успехом. - Вы не желаете облегчить мое положение! - И не собираюсь. Я только делаю его терпимым. На лице у Лэдлоу появилось такое выражение, будто ему снова надо было поразмыслить, но он справился с этим без помощи глобуса. - Я не могу обратиться с этим делом к моему адвокату и ни в коем случае не обращусь к нему. Но даже если бы обратился, это оказалось бы ему не по зубам. Я думал, что вообще ни к кому не смогу обратиться за помощью, и затем вспомнил о вас. У вас репутация кудесника, а только Богу известно, как я нуждаюсь в нем. Во-первых, я хочу узнать, почему Гудвин считает, что это было убийство, но, очевидно, вы не хотите... Да, чуть не забыл... Он вынул из кармана перо и чековую книжку, которую положил на маленький столик, стоявший обок него, и что-то написал. Оторвав чек, он просмотрел его, поднялся, положил на письменный стол перед Вулфом и вновь уселся на место. - Если двадцати тысяч в качестве аванса на необходимые расходы и гонорар мало - скажите, - произнес он. - Знаю, вы еще не дали согласия взять на себя мое поручение, но я не уйду отсюда, пока вы не согласитесь. Я прошу вас сделать так, чтобы в результате расследования не был предан гласности определенный факт моей биографии. Я хочу, чтобы вы уладили все так, чтобы мне не было предъявлено обвинение в убийстве. Вулф хрюкнул. - Я не могу дать гарантии ни в том, ни в другом. - Я не ожидаю этого. Никаких чудес от вас тоже не ожидаю. Я хочу, чтобы вам были ясны два положения: первое, если Фэйт Ашер была убита, то я не убивал ее и не знаю, кто это сделал, и, второе, мое личное убеждение заключается в том, что она покончила с собой. Я не знаю причин, по которым мистер Гудвин подозревает убийство, но я уверен, что он заблуждается. Вулф снова хрюкнул. - Зачем же в таком случае вы появились здесь в столь возбужденном состоянии? Ведь вы убеждены, что произошло самоубийство. Хотя полиция зачастую все путает, но бывает, что и добивается истины. Бывает. - В том-то и несчастье, что бывает. На этот раз они могут разузнать об одном событии, случившемся в моей жизни, и в таком случае предъявят мне обвинение в убийстве. Может быть и так. - В самом деле? Должно быть, это было экстраординарное событие. Если вы хотите мне довериться, я должен предварительно заметить: вы еще не являетесь моим клиентом, но даже если бы вы им были, признание клиента частному детективу в преступлении не может быть сохранено детективом в тайне от властей. Здесь не может быть никаких исключений, мистер Лэдлоу. Второе - я не могу принять ваше поручение, пока не знаю об этом событии в вашей жизни. Однако добавлю, что если я приму ваше предложение, то сделаю все возможное для защиты интересов клиента. - Признаюсь, я в отчаянии, Вулф, - сказал Лэдлоу и откинул назад волосы, но для того, чтобы привести в порядок его шевелюру, требовалось куда больше усилий. - Я в отчаянии, но уверен, что вы согласитесь, никаких оснований отказать у вас нет. То, что я расскажу вам, не знает ни один человек на свете. Я совершенно уверен в этом, в том-то и вся загвоздка. Он снова провел рукой по волосам. - Я не горжусь тем, о чем хочу вам рассказать... Мне тридцать один год. Полтора года назад я как-то зашел в магазин Кордони на Мэдисон-авеню за цветами. Продавщица оказалась весьма привлекательной, и я пригласил ее поужинать со мной. Это была Фэйт Ашер. Через десять дней у нее начинался отпуск, я сумел уговорить ее провести отпуск со мной в Канаде. Я не назвался настоящим именем и убежден, что она не знала, кто я. Она была свободна всего одну неделю и по возвращении из Канады вновь приступила к работе у Кордони, а я отправился в Европу и отсутствовал два месяца. Вернувшись, я не собирался возобновлять отношений с Фэйт, но и причин избегать ее у меня не было, и однажды я заехал за цветами в магазин Кордони. Она была там, но не удостоила меня даже взглядом. Сказала только, чтобы в следующий раз я попросил обслужить меня другого продавца. - Предполагаю, что вы считаете все это существенным? - перебил Вулф, когда Лэдлоу сделал паузу. - Да. Я хочу, чтобы вы точно знали, как все было. Я не люблю чувствовать себя должником, особенно перед женщинами, поэтому дважды звонил ей, желая встретиться и обо всем переговорить, но она отказалась. Я оставил свои попытки и перестал посещать магазин Кордони. Но несколько месяцев спустя, дождливым апрельским днем, оказавшись в том районе и нуждаясь в цветах, я заехал туда, Фэйт я не увидел. Ничего не спрашивая, я купил цветы и уехал. Упоминаю все эти подробности, потому что они помогут вам определить, каковы шансы у полиции докопаться до всего этого. - Переходите к существу дела, - пробормотал Вулф. - Хорошо, но вам нужно знать о том, как я узнал, что она находится в "Приюте Грантэма" "Приют Грантэма" был учрежден для... - Знаю. - Значит, объяснять не нужно. Через несколько дней после того, как я обратил внимание на ее отсутствие в магазине Кордони, один мой приятель, Остин Бэйн, племянник миссис Робильотти, рассказал мне, что накануне ездил по поручению своей тетушки в "Приют Грантэма" и видел там одну особу, с которой был случайно знаком. Он сказал, что, возможно, и я знаю ее - девушку с овальным личиком и зелеными глазами, служившую у Кордони. Я ответил что не припоминаю. Но я... - Не чувствовалось ли в тоне мистера Бэйна какого-нибудь намека? - Нет. Я не задумывался над этим, но уверен, что никакого. Однако я удивился. Вполне естественно. После поездки в Канаду прошло всего восемь месяцев, и я не верил, что она столь легкомысленная особа. Я решил обязательно повидаться с ней. Хочу думать, что главной причиной такого решения являлось чувство долга, но не отрицаю, что хотел также разведать, не узнала ли она, кто я, и кому рассказала обо мне. Готовясь к свиданию с ней, я принял все меры предосторожности. Рассказать вам об этом? - Потом, если это окажется необходимым. - Ладно. Итак, я встретился с ней. Она сказала, что согласилась на свидание только для того, чтобы заявить мне, что она не желает больше видеть меня, слышать обо мне. Она сказала, что не ненавидит меня, - я вообще не думаю, что она способна к ненависти, - но что свою ошибку она себе никогда не простит и хочет вычеркнуть меня из своей памяти. Ее собственные слова - "вычеркнуть из памяти". Она сказала также, что ребенок будет отдан на усыновление и никто никогда не узнает, кто его настоящие родители. У меня с собой были деньги, много денег, но она не приняла и цента. Я не спрашивал, есть ли какие-либо сомнения в том, что