ь жалобные просьбы поверженного барона: - Пощадите! Пожалейте! Не убивайте меня! Потом Соня Данидофф, замирая от страха в салоне машины, услышала звенящий в ночной тишине голос импресарио: - Милая Соня! Представляете, этот тип надеялся от нас избавиться! Барзюм рассмеялся и добавил: - Я его только немного оглушил, надеюсь, в течение какого-то времени он ничего не выкинет дурного. Если не трудно, подайте, пожалуйста, вон тот ремень, которым закреплено запасное колесо, я свяжу этого удальца. После нескольких минут возни на дороге он подошел к Соне, потихоньку уже приходившей в себя. Стряхивая пыль с одежды, Барзюм сказал: - Не беспокойтесь, дорогая, этот голубчик далек от того, чтобы отбрасывать коньки. О, бедняжка, вы, должно быть, здорово перепугались? - Я думала, умру от страха, - проговорила дрожащим голосом Соня Данидофф. - Я очень сожалею, дружище. Кто бы мог вообразить, что на нас обрушится такая напасть? И немного отдышавшись, Барзюм, который с такой бесподобной ловкостью обратил в прах коварные замыслы Леопольда, продолжил: - Я сяду за руль и довезу вас до поезда, где вы сможете хоть капельку передохнуть. А сам отвезу этого бандита с большой дороги в полицейский участок. Там с ним разберутся как положено. Импресарио с невозмутимым видом наклонился и с легкостью поднял связанное тело барона. - Вот так! - сказал он. - Я заброшу его на крышу машины, надеюсь, он не упадет. Впрочем, даже если упадет, мы не станем убиваться от горя, верно, а? Через некоторое время машина остановилась возле входа на товарный вокзал. Из нее вышла Соня Данидофф. - Вот поезд, - сказал ей Барзюм, указывая на состав, стоявший на запасном пути. - Мне потребуется минут десять, чтоб закончить с этим субчиком. И вскоре я к вам присоединюсь. Любезно проводив Соню до двери своего вагона и поцеловав на прощание ее руку, он повторил: До скорой встречи! Княгиня, войдя в купе, услышала, как на улице включился мотор автомобиля. Барзюм повез Леопольда в ближайшее управление полиции. Глава 17 БЕЗУМИЕ БАРЗЮМА В ту ночь, когда барон Леопольд пытался захватить автомобиль княгини, Чарли спокойно спал в своем узком купе. В его сознании проплывали всевозможные приятные видения. Секретарь представлял во сне, что его вызвал Барзюм и сообщил, что повышает зарплату на сто пятьдесят франков и, кроме того, за выдающиеся заслуги предоставляет ему оплаченный отпуск на три месяца. В купе было страшно душно, воздух почти не проникал сквозь небольшое окошечко, однако это не мешало секретарю крепко спать. Но после воображаемой встречи с Барзюмом, а также после того, как Чарли увидел сказочную райскую страну, где он прогуливался в гордом одиночестве, и после еще нескольких, столь же благостных сновидений, секретарь внезапно проснулся. Ему послышалось, что кто-то стучит в дверь. Чарли открыл глаза, сел на кровати и прислушался. Конечно. В дверь стучали, причем, довольно сильно. Можно сказать, барабанили и руками, и ногами. К тому же временами раздавались возмущенные возгласы: - Да что это такое? Здесь вы или нет?! Откройте же, черт возьми! Секретарь до этого спал так крепко, что не сразу сообразил, в чем дело. Как бы стряхивая с себя сон, он попытался понять, что происходит. Затекшей рукой он нащупал кнопку, включил свет и, ослепленный на миг, принялся протирать глаза. Потом прямо в ночной рубашке встал с постели, сделал пару шагов и остановился посредине купе. В дверь продолжали колотить все более нетерпеливо. - Открывайте же, Чарли! Слышите? Живей! Мне нужно с вами поговорить! Тогда Чарли потихоньку начал приходить в себя. - Господи, да это же Барзюм! Ну конечно, кто же еще? Ох, что за участь выпала мне, несчастному! Даже ночью не дают поспать нормально, будят в неурочный час. Ну, днем еще ладно, я всецело в его распоряжении, но уж ночью-то можно оставить человека в покое? Продолжая ворчать, он, тем не менее, принялся отодвигать засов, закрывавший дверь. - Это вы, шеф? Вам что-то нужно? Едва Чарли отворил замок, как дверь сильным ударом оттолкнула его в сторону. То и в самом деле был Барзюм - бледный и мрачный, как сама смерть. Он стремительно прошел в купе. Секретарь к тому моменту уже окончательно проснулся. - Что случилось, патрон? - спросил он. Барзюм ударом ноги захлопнул дверь и, положив обе руки на плечи Чарли, посмотрел на него каким-то диким и в то же время растерянным взглядом. - Вы проснулись? - спросил директор. - Вы меня слышите? Понимаете? В эту секунду Чарли показалось, что импресарио довольно сильно тронулся. И он не на шутку перепугался. Но возможно ли, чтобы такого сильного, стального человека охватило безумие? Ведь он всегда казался хладнокровным, даже флегматичным и в любых ситуациях великолепно владел собой. - Да, конечно, - ответил Чарли, - я проснулся, вы же сами видите, патрон. Но что случилось? Секретарь почувствовал, как ногти Барзюма невольно вцепились в его плечи и даже немного поцарапали кожу. - Нет, черт возьми! - прорычал Барзюм. - Я вижу, вы еще спите. Сделайте же усилие, ну! С этими словами он мощно встряхнул Чарли и с силой швырнул его на кровать. - Погодите же, я вас приведу в чувство! Бедный секретарь и рта не успел раскрыть, как разгневанный директор наполнил целую кастрюлю водой и выплеснул ему на голову. - Ну что? - спросил Барзюм. - Надеюсь, вы больше не спите? После такого душа Чарли, ясное дело, стало не до сна. Плюс к тому, он еще и порядком обиделся на шефа. - Да что вы себе позволяете, в конце-то концов! Я же сказал, что не сплю, значит, не сплю, что еще надо? Он поднялся, желая оттолкнуть Барзюма и взять полотенце, чтобы вытереть лицо и голову. Но патрон преградил дорогу и крепко сжал его в руках. - Дорогой мой, - сказал импресарио, - ради Бога, не сердитесь, этот душ и ночное пробуждение будут вам оплачены отдельно и сверх зарплаты. Просто мне необходимо, чтобы вы были в состоянии меня слушать и отвечать на вопросы. Но в этот момент терпение покинуло бедного Чарли. В свою очередь, он тоже вцепился в шефа и порядком тряхнул его. - Вы! - воскликнул он. - Вы начинаете меня бесить! Так невозможно работать! Ни секунды покоя! Говорите, что надо, или проваливайте восвояси! Между тем, гнев Чарли заставил Барзюма улыбнуться. Он даже чуть не прыснул от смеха. - О'кей! Вы сердитесь - значит, вы проснулись, вы в ярости, стало быть, и в здравом уме. Вы меня слышите, Чарли? - Ну разумеется! - Посмотрите на меня. - Смотрю - дальше что? - Вы уверены, что это в самом деле я перед вами? Вопрос прозвучал более чем странно. Чарли даже не понял, как на него и ответить-то. Но Барзюм повторил: - Узнаете вы меня или нет, черт возьми? Посмотрите внимательно - это точно я, Барзюм, директор цирка? - Естественно... а почему вы спрашиваете? - Наверное, не без причины, а? - нервно отреагировал Барзюм. Импресарио несколько минут молча ходил по купе взад-вперед, затем остановился перед секретарем. Он выглядел еще более встревоженным. - Чарли! Вы в состоянии доказать, что действительно проснулись как следует? И так как секретарь глядел на него с возрастающим ужасом, Барзюм добавил: - О, прошу вас, не смотрите на меня такими глазами! Если б вы знали, каково мне сейчас! И как я нуждаюсь в вашем хладнокровном и трезвом суждении... Но, не закончив фразы, импресарио призадумался. - Вот что, мой дорогой Чарли, - сказал он, - садитесь-ка за ваше бюро. Так. Хорошо. Возьмите перо. Вы готовы писать? - Да, - ответил секретарь, взволнованный не на шутку и начинавший сожалеть, что в вагоне нет специальной кнопочки для сигнала тревоги. - Итак, - продолжал Барзюм, - обмакните перо в чернила, берите лист бумаги и пишите то, что я попрошу. - Хорошо, но что именно, шеф? - Да так, пустяковину. Напишите, что вы делали сегодня вечером. Чарли, полагавший, что имеет дело с сумасшедшим, что Барзюм, вероятно, тронулся от сильного переутомления, приготовился уже обмакнуть перо в чернильницу, но чуть не подпрыгнул от поставленного перед ним странного вопроса. - Патрон, - произнес молодой секретарь, - успокойтесь, я вас умоляю! Вы меня, ей-Богу, пугаете. В чем дело? Я смотрю, происходит нечто из ряда вон... Директор пожал плечами. - Да-а, - проронил он удрученно, - вы, верно, также считаете меня сумасшедшим. Тут на него вновь нахлынул припадок гнева: - Но нет, дьявол меня побери! Ни хрена я не спятил, ясно?! В том-то и штука - я в полном здравии и рассудке! И, немного успокоившись, он заявил: - Чарли, в общем, пишите, что вы делали сегодня вечером. - Но, мсье, вы это знаете так же хорошо, как и я, поскольку... - Пишите, пишите! - настаивал Барзюм. Чарли понял - так или иначе, а все равно придется подчиниться. - Бедняга, - подумал секретарь, - вот и поди ж ты! Даже самый светлый разум порой мутнеет. Между тем, решив, что с помешанным спорить бесполезно, и не желая поэтому лишний раз нервировать своего шефа, он проговорил: - Ладно, так и быть, уже пишу. И он действительно написал то, что уже не требовало никаких объяснений: "Я работал с вами, мсье Барзюм, до половины одиннадцатого или, может, до одиннадцати без четверти, потом вернулся и около полуночи лег спать". Секретарь протянул бумажку Барзюму. Однако тот даже не взглянул на нее. Капли пота выступили у него на лбу, глаза зажглись лихорадочным светом, и он буквально затопал ногами на месте. - О, Господи! - вскричал импресарио. - Я был уверен, что вы это напишите... Ну, конечно, мы весь вечер проработали вместе, вы ушли от меня около полуночи... Я вовсе не псих... Но посмотрев на подчиненного, он выпалил с раздражением: - И все же я - ненормальный, и вы также, Чарли! Это бесспорно, это совершенно точно. Так как я не работал сегодня с вами и не находился в этом поезде. После этих слов Барзюм расхохотался каким-то зловещим смехом. А затем, не успел секретарь сделать и движение, как шеф бросился к выходу из купе, открыл дверь, вышел, и Чарли услышал, как он закрывает с той стороны замок на ключ. Что же произошло на самом деле? Почему Барзюм вел себя таким, более чем странным образом? И что означали все эти загадочные слова? Может он и вправду обезумел, в чем все больше убеждался бедный Чарли? Когда Соня Данидофф подошла к поезду (в то время, как сам Барзюм направился в ближайшую жандармерию отвезти лжеконюха, так, впрочем, им и не узнанного), она, повинуясь указаниям своего возлюбленного, прошла в специальную квартиру хозяина цирка. Соня Данидофф действительно была любовницей Барзюма. Эта связь не особо скрывалась, но все же была неофициальной. Хорошенькая русская княгиня за свою жизнь поучаствовала во многих авантюрах и приключениях, следовательно, имела кое-какой опыт и не стремилась афишировать свою страсть к американцу, директору всемирно известного цирка. Барзюм, в свою очередь, очень даже заботился о собственном реноме серьезного человека, равнодушного ко всем посторонним вопросам, не относящимся непосредственно к работе. Поэтому, подойдя к поезду, Соня Данидофф старалась все делать тихо и незаметно. Пробравшись в квартиру Барзюма, она скинула красную шелковую мантию, обшитую золотом, а также кофточку из колючей шерсти, потом поочередно стянула с пальцев многочисленные драгоценные кольца, которые обожала. Она находилась одна всего несколько минут. Вдруг за ее спиной открылась дверь, и знакомый голос спросил: - Как, это вы, мой друг? Вы здесь? Какой приятный сюрприз! Княгиня резко обернулась и посмотрела на Барзюма. Ее лицо выражало беспредельное изумление. Почему Барзюм, покинувший Соню минут десять назад и договорившийся с ней о встрече в этой квартире, теперь так удивился, увидав ее? Соня смекнула, что, видно, импресарио решил пошутить, и с улыбкой ответила: - Мой дорогой друг, этот сюрприз - ничто по сравнению с тем, что мы испытали совсем недавно. Вы согласны? Ее прервал невозмутимый голос директора: - Извините, Соня, но я не совсем понимаю. Какое испытание вы имеете в виду? Вопрос показался ей, по меньшей мере, нелепым. Княгиня даже прыснула от смеха. - Ну и ну, - сказала она, - да вы, я погляжу, настоящий оригинал! Неужто я должна напомнить, что каких-то полчаса назад мы чуть не оказались начисто ограбленными? - Ограбленными? - повторил Барзюм. Он посмотрел на нее с нескрываемым беспокойством. - Несомненно, - продолжала Соня, - разве вы забыли, что на нас напал жуткий бандит? И если б не ваша отвага, дорогой Барзюм, я бы лишилась машины. Ведь этот подонок нам угрожал... - Простите, - произнес импресарио, - но я, право, не понимаю, о чем вы говорите, Соня. На что вы намекаете? Он говорил настолько естественно, что княгиня почувствовала - директор действительно не шутит, и удивилась в свою очередь. - Но я думала, вы и сами прекрасно знаете. Не могли же вы с самом деле забыть этот ужасный инцидент, произошедший с нами при возвращении из казино города Спа. В этот миг Соня Данидофф осеклась. На лице директора появилось такое недоумение, даже отчаяние, что она сама перепугалась всерьез, предчувствуя что-то таинственное и зловещее в этой странной истории. Между тем, импресарио приблизился к ней вплотную, взял за руки и медленно проговорил: - Ладно, милая Соня. Хватит шутить. Побудьте хотя б немного серьезной. Итак, о чем вы толкуете? Княгиня Соня резко вырвалась. - Я тоже хочу сказать: бросьте шутить! Вы и так напугали меня до предела! Зачем придуриваться? Вы же отлично помните, как возвращаясь из Спа, мы стали жертвами... - "Мы"? - возмутился Барзюм. - Вы сказали: "мы стали жертвами"?! - Да, разумеется. Вы и я. Тогда медленно, но весьма настойчиво директор промолвил: - Дорогая Соня! Я прошу вас немедленно прекратить эту игру. Она становится невыносимой. Мы никогда не оказывались жертвами кого бы то ни было. Кроме того, хочу подчеркнуть: я не был в Спа, само собой, не сопровождал вас и, следовательно... Если бы в комнату, где они находились, попала молния, или, допустим, луна, сорвавшись с неба, грохнулась на пол и подкатилась прямо к ногам красавицы-княгини, Соня не была бы так поражена, как словам Барзюма. - Да вы просто рехнулись! - вскричала она, отшатнувшись назад. - Какого черта из меня дурочку делать? Можно подумать, вы и впрямь не помните, как приехали забрать меня из казино в одиннадцать часов, как мы провели вместе вечер и как на обратном пути, в автомобиле, на нас напал преступник. Голос ее начал срываться. Соня была потрясена происходящим, впрочем, Барзюм - не меньше. - Соня, - сказал импресарио, - а вы не больны случайно? Повторяю, я не был этим вечером в Спа. Тон, которым говорил директор, убедил Соню, что над ней вовсе не насмехаются и не разыгрывают. Она побледнела и почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. - Это непостижимо! - пробормотала она. - Вы были в Спа, но утверждаете, будто там не были! И добавила тихонько: - О! Мне страшно! Боже, как мне страшно! Барзюм, к счастью, еще более или менее владел собой. - Мы оба чего-то не понимаем. Вполне возможно, мы стали жертвой какого-то досадного недоразумения. Вам, вероятно, показалось, что это я в салоне машины, в то время, как это был кто-то другой, может быть, просто похожий на меня. - Но ведь я же говорила с вами! - завопила Соня Данидофф. - Вы мне отвечали! Помню, еще сказали: "Я приехал за вами..." И мы отправились вместе и подверглись нападению. Вы спасли меня от потери машины, победив и связав того негодяя. А затем проводили меня сюда. Княгиня собиралась прибавить еще некоторые детали, но тут уж Барзюм, потеряв терпение, закричал: - Но это невозможно! Вы бредите! Или сошли с ума! Я не трогался с места в течение целого вечера, проработав все время вместе с Чарли. Оба поднялись и уставились друг на друга обезумевшими глазами. Соня Данидофф была абсолютно уверена, что возвратилась в сопровождении Барзюма, тогда как последний в неменьшей степени был убежден, что провел вечер в компании Чарли. Кто же из них старался обмануть другого? - Соня! Соня! - умоляюще протянул Барзюм. - Ну скажите, что вы попросту хотели посмеяться. Но на эту просьбу молодая женщина побледнела еще больше. - Не приближайтесь ко мне! - заорала она. - Или я позову на помощь! Вы - сумасшедший! Я вас боюсь! Ситуация принимала трагический оборот. Кроме потрясения от переживаемых событий, Барзюм испытывал также острую боязнь скандала. - Ладно, - сказал он с нескрываемым раздражением, - я рассею ваше заблуждение свидетельством Чарли. Импресарио помедлил немного. Он все-таки надеялся - Соня вот-вот признается, что пошутила и помешает ему идти беспокоить секретаря. Но ничуть не бывало! Напротив, Соня оживилась на его предложение. - Очень хорошо, - сказала она, - ступайте и выясните у Чарли, действительно ли вы провели вечер вместе. Прошло четверть часа. За это время Барзюм растолкал спящего секретаря, добился от него письменного подтверждения своих слов, после чего вернулся к Соне. - Берите и читайте, - сказал он. Едва взглянув на бумагу, она вынуждена была сесть, так как у нее закружилась голова. - Слушайте, Барзюм! - вскричала она. - Клянусь вам, я не вру. Вы находились в одиннадцать часов в Спа. - Нет, я был здесь, - возразил директор, размахивая листом бумаги. Сначала княгиня ничего не ответила. Потом решила описать своему возлюбленному весь прошедший вечер в мельчайших подробностях. Рассказывая в деталях все происшествия, она внимательно следила за выражением лица Барзюма, менявшимся с каждой секундой по мере ее рассказа. "Может быть, он все-таки разыгрывает меня?" - лихорадочно думала она. И директор был не так уж далек от подобных мыслей. "Это все похоже на какую-то фантастическую историю, - вертелось у него в голове, - однако вид у Сони совершенно искренний". Внезапно импресарио поднялся. - Достаточно, - сказал он, - я пришел к выводу, что с нами обоими произошел некий кошмар. Главное - необъяснимый! Наверное, надо попросту отдохнуть, вот и все. И потом, мы ведь доверяем друг другу, верно? Проговорив эти слова, Барзюм проводил свою любовницу до дверей ее квартиры. И она, сильно взволнованная, не произнесла больше ни слова. Через несколько минут Барзюм сидел за своим бюро и размышлял. Знаменитый импресарио, нервно перекладывая с места на место разбросанные по столу листы бумаги, бормотал: - Что за история? Я ведь на все сто уверен в секретаре Чарли. Он всегда говорит правду, и в этот раз, конечно, тоже... Да. Но как тогда быть с утверждением Сони, мол, мы вместе возвращались из Спа, стали жертвами нападения и так далее? Ведь и она, в свою очередь, не обманывает... Стало быть, в эту ситуацию вмешался один, а может, и несколько доселе не известных мне злоумышленников, чудовищные намерения которых покрыты полным мраком. Какое-то время Барзюм оставался неподвижным. Затем вскочил и стал прохаживаться по кабинету взад-вперед. Его мысли постоянно возвращались к тому человеку, который, приняв его, Барзюма, внешность, сопровождал Соню в автомобиле... Директор мысленно вернулся на несколько дней назад, к тем фактам, на которые он тогда не обратил почти никакого внимания. Ведь Чарли рассказывал ему, причем, не один раз о многочисленных кражах всяких драгоценностей из актерских уборных. Что-то исчезло и у бородатой Элеоноры, и у человека-татуировки, и у женщины-змеи, причем, ни один из них так и не заметил таинственного похитителя, с неподражаемой ловкостью совершившего эти мелкие преступления. Барзюм невольно сравнил эти незначительные кражи с тем наглым нападением, которому подверглась Соня Данидофф. Может быть, и не стоило проводить такую уж четкую параллель... Внезапно американцу почудилось, что рядом с ним находится кто-то еще. Он резко обернулся и заметил свою любовницу, стоящую в соседней комнате. - Соня, дорогая моя, - нежно сказал импресарио, - вы, значит, не спали? Княгиня была бледна и сильно взволнована, а ее огромные выразительные глаза - полны ужаса. Она подошла к возлюбленному и ласковым певучим голосом проговорила: - Друг мой, я была, наверное, слишком груба с вами. Прошу вас, простите меня. Но я так перепугалась, когда вы стали уверять, будто не приезжали этим вечером в Спа. Я просто потеряла голову... - Да, ничего страшного, милая Соня, не будем больше об этом. Надеюсь, завтрашним утром я сумею прояснить этот клубок противоречий. Хорошенькая княгиня недоверчиво тряхнула головой. - Ох, не думаю, - сказала она, - такое впечатление, будто мы живем уже дней пять в кошмарной атмосфере. Помните дурацкие похищения бижутерии в поезде? И теперь - нападение на меня... Да еще такая загадка с подменой внешности! Нет, поверьте, здесь что-то нечисто. Я думаю, тут замешано какое-то ужасное существо, способное на все... Боже, как мне страшно! Она казалась потрясенной последними событиями. Мысль, возникшая в голове Сони, была так чудовищна, что она даже не решалась ее сформулировать. Соня Данидофф была весьма впечатлительна. Несмотря на молодой возраст, княгиня успела немало повидать за свою жизнь. Десять лет назад она оказалась втянутой в крайне неприятные приключения, и вот теперь зловещий и, к сожалению, незабываемый силуэт возник в ее памяти... Когда-то давно княгиня стала любовницей Фантомаса! И сейчас, встревоженная не на шутку проблемой "двух Барзюмов", она невольно прошептала леденящее душу имя: - Фантомас! То был Фантомас... Барзюм услышал. И улыбнувшись иронично на ее реплику, ответил: - Дорогая моя, вы преувеличиваете. Позвольте не согласиться. Безусловно, мы имеем дело с неким злоумышленником, но чтобы такой грандиозный бандит, как Фантомас... В нашем, в сущности, пустяковом деле... Нет, это маловероятно. Импресарио, скорее всего, догадывался о бывшей связи своей любовницы со знаменитым преступником, но он так глубоко любил Соню, что игнорировал все, или почти все, из ее прошлой жизни. Княгиня, побледнев еще больше, резким жестом прервала своего друга: - Не шутите, прошу вас! Все очень серьезно. Я не успокоюсь, пока ситуация не прояснится. Исполните мою просьбу, дорогой, - завтра оповестите полицию. Надо быть готовыми к самому худшему. Услыхав последние слова, директор нахмурил брови. - Соня, - довольно холодно произнес он, - вы должны бы хорошо знать, что я не люблю, когда суются в мои дела. Если я приглашу полицию, начнется суматоха, расследование, обыски, пойдут шарить по всему поезду... Ну, и чего мы добьемся? Соня Данидофф почувствовала по тону своего возлюбленного, что его решимость непоколебима. Барзюм вообще имел характер, мягко говоря, специфический. Кроме того, он ненавидел все официальное, административное и уж тем более - полицейское. Поразмыслив с минуту, княгиня предложила: - Я прекрасно понимаю ваше нежелание принимать у себя полицию, да и вряд ли она добьется каких-то ощутимых результатов. Но, может быть, обратимся в частное агентство? Как это сплошь и рядом делается в Америке, а? Вызвать детектива-любителя? - Но, Соня! Разве вы не знаете, что почти все полицейские, как правило, полные дебилы? Не способные раскрыть даже самые ерундовские загадки. Уверяю вас, лучше уж я сам разберусь. Соня Данидофф поняла - настаивать бессмысленно, и только намекнула: - Да, разумеется, но ведь вы так заняты делами цирка! Плюс к тому мы должны вот-вот отправиться в путешествие. Да и устали вы смертельно, Барзюм! Как жаль, что мы не окажемся во Франции! Княгиня произнесла последние слова не без некоторого раздражения, не ускользнувшего от Барзюма. Он спросил, улыбаясь: - Почему вы хотите оказаться во Франции? - Потому что, - быстро ответила Соня, - мы могли бы вызвать известнейшего опытного полицейского, который к тому же вполне корректен и деликатен. - Вот как? Кого же? - Жюва. Барзюм ответил не сразу. Собравшись с мыслями, он остановился на мгновение, затем добавил: - Соня, вы правы. Мы не во Франции. Но я чертовски богат, поэтому немедленно пошлю телеграмму знаменитому сыщику. Импресарио был человек решительный. Проникшись идеей, он схватил авторучку и размашистым почерком написал послание, которое Жюв получил по возвращении из Глотцбурга. В это время инспектор был всецело поглощен ответственным поручением, данным ему Фридрихом-Кристианом II, - разыскать князя Владимира живым или мертвым. Глава 18 ИМПРЕСАРИО И ПОЛИЦЕЙСКИЙ Итак, Барзюм, желая покончить раз и навсегда с загадкой, направил, следуя совету своей возлюбленной, послание Жюву, который единственный, по словам Сони, был в состоянии пролить свет на это темное дело. Через два дня Барзюм вошел в свой рабочий кабинет, смежный со спальней, ровно в девять утра. Поезд уже покинул станцию и на тихой скорости следовал к границе Люксембурга, после которого он собирался прибыть в Германию. Было светлое солнечное утро, и только на равнинах, по которым продвигался поезд, еще как-то угадывался легкий ночной туман. Мсье Барзюм, однако, не обращал никакого внимания на вид за окном. Впрочем, директор был пресыщен разного рода пейзажами. За свою жизнь чего он только не повидал. - Никто меня не спрашивал? - спросил он. - Никто, мсье директор. - Хорошо, - сказал он, жестом отпуская слугу. Затем вновь взглянул на часы. - Девятнадцать минут десятого, - констатировал Барзюм. И продолжил, издав легкий вздох: - Опаздывающие люди никогда не внушали мне уважения. И по мере того, как бегут секунды, этот хваленый сыщик падает все ниже в моих глазах. Импресарио в самом деле был крайне пунктуален и даже суров и терпеть не мог, когда кто-либо не выполнял его приказы. В послании Жюву оговаривалось: "Будьте у меня в девять пятнадцать утра". Однако сейчас уже девятнадцать минут. - Ух ты! - воскликнул директор, взглянув на кучу писем на столе. Он собрался позвать секретаря, но передумал. - Нет, пожалуй, я сам их разберу даже быстрее. И, вскрыв конверты, он быстро пробежал всю корреспонденцию. Предложение, сделанное торговцем хищников из Гамбурга, привлекло на мгновение его внимание. - Надо будет на эту тему перекинуться парой слов с Жераром, - заключил Барзюм. Директор цирка снял телефонную трубку, раза два или три прокричал "алло", но так и не добился ответа. - Да я же кретин! Связь-то осталась в спальне, - вспомнил он. Барзюм прошел в соседнюю комнату к телефонному автомату. Поговорив несколько минут с Жераром, он вернулся обратно. Но когда сел и снова принялся за просмотр корреспонденции, то вдруг невольно воскликнул: - Да что же это! Готов поклясться, только что ширма находилась справа от меня! Барзюм изумленным взглядом окинул китайскую перегородку с изображенными на ней сказочными персонажами в натуральную величину, которая стояла слева от бюро, занимаемого импресарио. Директор посидел минуту молча, силясь сообразить, в чем дело, затем, пошевелив плечами, бросил: - Ну и черт с ней! И он опять принялся за работу с письмами, методично раскладывая их по назначению, и помечал каждое синим карандашом, чтобы его секретарь знал, как с ними поступать в дальнейшем. Но импресарио снова пришлось прерваться. На этот раз его из соседней комнаты нежным голоском окликнула Соня Данидофф: - Милый, я хочу, чтобы вы пришли ко мне... Барзюм покинул свое бюро. Он пробыл с Соней некоторое время, но когда вернулся в кабинет, остановился на пороге, как вкопанный, не веря собственным глазам. - Нет, это уж слишком! То ли галлюцинация, то ли я совсем повернулся... И впрямь - было чему удивляться. Перегородка, только что находившаяся слева от бюро, теперь вновь была справа. Ширма заняла свое старое привычное место. Но разве могло это успокоить импресарио?! - Или кто-то насмехается надо мной, или... я сам не соображаю, что вижу и что делаю. Директор постучал себя в грудь, ущипнул за руку, чтобы удостовериться, что это не сон. Потом, какой-то момент поколебавшись, приблизился к перегородке и осмотрел ее. Китайские персонажи смотрели на Барзюма с таким насмешливым видом, что ему захотелось мощным ударом кулака сокрушить ширму ко всем чертям. Особенно разозлила его маленькая гейша, кокетливо согнувшаяся под широким зонтиком. Но Барзюм сдержался. Застыдившись своего желания, он пожал плечами и сел за бюро. - Ерунда какая-то! - проворчал он. Директор попытался работать, но никак не мог сосредоточиться, а взгляд его то и дело возвращался к загадочной ширме. Ему казалось, что китаец, держащий в одной руке рыболовную удочку, а в другой - веер, посматривая на него, улыбается. - Зараза! Проклятье! - завопил Барзюм, нервным жестом отбросив свой карандаш, подбежал к стенке и уставился на китайца в упор. Нет, здесь, судя по всему, не было никакой мистики. Просто ширма чуть приходила в движение от тряски поезда. Но, тем не менее, разве могла она пересечь таким образом всю комнату, заняв (причем, дважды!) место в противоположном углу? Директор решил обойти перегородку со всех сторон. Он сделал это, соблюдая наивысшую осторожность, как если бы кто-то притаился за ширмой. Но за ней было пусто. Однако, когда Барзюм, обойдя все вокруг, вернулся к своему рабочему месту, он, человек флегматичный, привыкший никогда ничему не удивляться, все же не удержался от возгласа изумления. За его бюро, в кресле, преспокойно положив локти на стол, восседал незнакомец, небрежно вертя в руках синий карандаш, оставленный импресарио полминуты назад, и насмешливо, даже вызывающе, поглядывал на Барзюма. Директор побледнел. Кто был этот незнакомец, позволивший себе сыграть дерзкую шутку? Барзюма охватила ярость. Он собрался уже выругать невоспитанного пришельца, но тот уверенным, четко поставленным голосом первым нарушил молчание. - Мсье Барзюм, - сказал он, - разрешите дать вам один важный совет. Человек, занимающий такое место, как вы, должен быть постоянно настороже и не доверять никому. Между тем, я полагаю, что это предельная неосмотрительность - хранить в своем кабинете столь опасную перегородку. - Простите, - сказал импресарио, - но... - Позвольте мне договорить, - прервал незнакомец. - Я думаю, в вашем кабинете вообще не должно быть места никаким ширмам. Знаете почему? Директор собрался что-то возразить, но странный собеседник опередил его: - Вы скажете, когда закончу я. А сейчас - выслушайте мои соображения по поводу перегородки. Она безвредна только на вид, на самом же деле... Поверьте, нет предмета более опасного при вашей работе. Во-первых, персонажи, изображенные на ней, рассеивают внимание, во-вторых, от малейшего толчка стенка приходит в движение, и они как бы оживают, даже делают жесты, что, согласитесь, весьма озадачивает. Но и это еще не все! Третье, и самое главное, за этой ширмой очень удобно прятаться. Практически любой может забраться сюда, подслушивать разговоры, шпионить, выведывать все ваши намерения, а затем напасть, ограбить или убить. Барзюм, пораженный, слушал эту небольшую речь, произносившуюся спокойным, чуть насмешливым тоном. Застигнутый врасплох директор не шевелился. Пришелец же поднялся из кресла и открыл одно из боковых окошек вагона. Потом, подойдя к ширме, он быстрым движением сложил ее и, ловко просунув в окно, выбросил на пути. Затем закрыл раму и посмотрел на Барзюма. - Как-то вы очень уж бесцеремонно обошлись с такой ценной меблиной, - сказал импресарио. - Не сердитесь, это в ваших же интересах, - ответил незнакомец и добавил: - Впрочем, это все детали. Итак, вы назначили мне встречу, желая сообщить что-то важное. Я вас слушаю. Внезапно мрачное лицо Барзюма озарилось широкой улыбкой. - Вот как?! Ну, вы и оригинал, я погляжу! Что ж, это мне даже нравится. Я вас только что мысленно оклеветал за опоздание. А между тем, вы находитесь здесь, видимо, довольно давно? Директор на секунду прервался и спросил: - Я угадал, вы - мсье Жюв, инспектор парижской Службы безопасности? - Он самый, - отрапортовал знаменитый полицейский. Приблизившись к нему, Барзюм протянул руку: - Очень рад, мсье! Как вы поживаете? Жюв пожал руку: - Спасибо. Превосходно! И, расположившись в глубоком кресле, на которое указал ему хозяин, инспектор повторил: - Итак, я вас слушаю. Манера поведения Жюва понравилась американцу, не очень-то ожидавшему от французских полицейских жестких решительных действий, так характерных для людей Нового Света. Поэтому Барзюм немедленно проникся симпатией к сыщику. Он был благодарен княгине Соне Данидофф, порекомендовавшей такого детектива. И, пытаясь быть таким же пунктуальным и решительным, как собеседник, Барзюм четко и ясно обрисовал ему некоторые аспекты сложившейся ситуации. - Вот о чем идет речь, мсье Жюв, - закончил он, - я не один, меня, так сказать, двое... - Как вы сказали? - переспросил полицейский. Директор спокойно повторил: - Меня - два. А может быть, три или даже четыре. Не знаю... Возможно, и сейчас моя личность раздвоена, и в некоторых обстоятельствах я совершаю поступки, как говорится, без своего ведома... Жюв иронично улыбнулся: - Правая рука не ведает, что делает левая... - Как бы там ни было, - прервал Барзюм, - но это означает, что однажды я сделаю какие-то вещи, совершу определенные поступки, от которых впоследствии откажусь. Но как быть, если в обоих случаях найдутся вполне достойные свидетели? - Вы в этом уверены? - спросил Жюв. - В чем? - наивно проговорил импресарио. - Ладно, - пояснил полицейский сердитым тоном, - во-первых, в том, что говорите, а во-вторых, в благонадежности ваших свидетелей? Выслушав этот грубый вопрос, директор остался на несколько мгновений озадаченным. Несмотря на свой флегматизм, Барзюм все же удивился: как посмел детектив подвергнуть сомнению его слова, а, кроме того, достоинство его окружения? Если бы перед ним находился не Жюв, а кто-то другой, Барзюм немедленно выставил бы его за дверь. Но американец умел сдерживать свои чувства и поэтому лишь ограничился репликой: - Мсье, я знаю, что говорю, а также людей, окружающих меня. Если б был в состоянии сам разобраться, вряд ли обратился бы к вашему министерству. "О! - подумал Жюв. - Этот человек говорит прямо, как пастор..." Он слегка кивнул головой и на этот раз учтиво проговорил: - Само собой разумеется, вы - правдивый человек, и те, с кем вы имеете дело, - вне подозрений. Итак? - Итак, - повторил Барзюм, не понимавший, серьезно говорит инспектор или шутит, - вот, что произошло. Импресарио поведал полицейскому о любопытнейшем инциденте, - как он, с одной стороны, ездил в Спа за подругой своих друзей, а, с другой, - в это же самое время - не покидал рабочего кабинета, что, кстати, совпадает с утверждениями секретаря. Кроме того, Барзюм рассказал о нападении на автомобиль, в котором ехала подруга его знакомых с "ним - вторым" по дороге из Спа в Тирлемон, где находился тогда цирковой поезд. - А! - воскликнул Жюв, внезапно оживившись, и уточнил: - Что это был за грабитель? - Он должен еще сидеть в тюрьме города Спа, и мне бы не хотелось, чтоб он выходил оттуда, поскольку этот бандит собирался прикончить как меня, так и женщину, которую я сопровождал. - Эта женщина, - прямо спросил Жюв, - кто она, и какие между вами отношения? Барзюм покраснел до самых корней волос. Ведь он был воспитан в религиозных традициях протестантства. Он проговорил сухо: - Это не имеет никакого отношения к делу. И я бы предпочел оставить данный вопрос в стороне. Жюв не настаивал. С минуту помолчав, он спросил: - Короче говоря, что бы вы хотели от меня? - Мне нужно знать, - решительно сказал Барзюм, - действительно ли я имею двойника, или это все - ловко подстроенный обман. Кроме того, мне бы хотелось понять, что все-таки происходит в моем поезде. Несколько раз подряд в нем наблюдались какие-то странные кражи, незначительные, но, впрочем, порядком взволновавшие цирковой персонал. Затем случился ужасный эпизод, чуть не закончившийся трагедией, когда свирепый хищник вырвался из клетки. И мне некого даже заподозрить в невнимательности. Я желаю, мсье, чтобы вы мне разъяснили четко и ясно все эти инциденты по возможности в наиболее короткий срок. Добавлю, что здесь вы можете чувствовать себя как дома. Жюв прекратил шутить. Он сидел, подперев руками голову, и напряженно размышлял. Барзюм подумал, что из скромности инспектор не решался обсудить один деликатный вопрос, и поэтому сам перешел к нему: - Я не посмотрю на затраты, - объявил он, - дело есть дело. У меня к вам одно предложение. Жюв поднял голову, посмотрел на Барзюма с удивлением. - Какое? - спросил он. - Давайте так, - сказал Барзюм, по привычке вытаскивая из своего ящика листы проштампованной бумаги, обычно используемые для заключения контрактов, - я вам назначаю сто долларов в день. В течение десяти дней. И на исходе последнего из них вы принесете мне полный отчет обо всем происшедшем. - А если не закончу? - спросил инспектор. - Тогда, - заявил директор, - каждый день опоздания вы мне будете выплачивать те же сто долларов. Годится? Детектив поднялся: - А что?! Придумано лихо! Пожалуй, мне это подойдет. Нервным быстрым почерком импресарио накорябал несколько строк на белом листе бумаги. - Сейчас подпишем договор, - обрадовался он. Но полицейский, пожав плечами, улыбнулся с легкой тенью пренебрежения: - Даю вам слово, мсье, и этого достаточно. Я не коммерческий человек. В последней фразе прозвучала несколько презрительная нотка, не ускользнувшая от Барзюма. Он больше не настаивал. - Ну и замечательно, - проговорил он, разрывая только что подготовленный документ, - вы имеете мое слово, а я - ваше. И добавил, торопясь покончить с этой темой: - А сейчас, мсье, я в вашем распоряжении, можете занять то место, которое вам понравилось в нашем поезде. Полицейский не отвечал. Подойдя к боковому окошку вагона, он с озабоченным видом открыл его и выглянул на пути. - Движение замедляется, - проговорил он и, посмотрев на часы, добавил: - Мы приближаемся к приграничной остановке, где, по всей видимости, поезд будет находиться какое-то время... Впрочем, в этот момент раздался гудок, и состав начал понемногу тормозить, а вскоре остановился в гулком зале станции. Жюв, взяв свою шляпу, протянул Барзюму руку: - Счастливо, мсье! - Вот как? - удивился импресарио. - Вы нас покидаете? - Да, - ответил Жюв, - но ведь мы увидимся через десять дней, правда? - Несомненно, - подтвердил Барзюм, - но что же вы собираетесь делать все это время? - О! - воскликнул Жюв. - Вы слишком требовательны! Например, сейчас я направлюсь в табачный киоск купить сигареты. Я намерен их курить на берегу моря... или в деревне... или еще где-нибудь. У меня ведь есть время, а? Больше недели, это кое-что! Согласны? Ну, до свидания, мсье! И, оставив Барзюма в недоумении, полицейский поспешил покинуть его кабинет. Но Жюв был великолепным актером. Якобы по рассеянности, он вместо того, чтобы открыть дверь, выходящую в коридор и затем на пути, толкнул противоположную дверь, связывающую рабочий кабинет с комнатой Барзюма. Импресарио остановил его. - Вы ошиблись, мсье! - повысил голос директор. Инспектор действительно отступил, но все же он успел сделать то, что хотел: беглым взглядом окинул соседнюю комнату. Пробормотав несколько невнятных оправданий, он тут же быстро оставил кабинет директора. Но если бы Барзюму удалось внимательно рассмотреть лицо полицейского, он заметил бы, как черты его изменились от удивления и тревоги. Несколькими минутами позже Жюв покинул приграничную станцию, где на некоторое время остановился поезд Барзюма. Около вокзала он приметил свободное такси. - Сколько времени добираться до Спа? - спросил полицейский. Шофер задумался. - Дороги плохие, мсье. Езды - шестьдесят километров. Это примерно два часа. И он добавил: - Вы быстрее доедете по железной дороге. Три четверти часа. И поезд отправляется через пять минут. Но Жюв залез в машину и, глубоко вздохнув, проговорил: - Ничего не поделаешь, я не очень-то и спешу. И потом - расходы ведь не за мой счет. Автомобиль тронулся с места. Сыщик зажег сигару, и в то время, как машина затряслась по пыльной дороге, он, закрыв глаза, принялся рассуждать: - Да, вся эта чехарда меня решительно удивляет. И чем дальше - тем больше. Оказывается, любовница директора не кто-нибудь, а Соня Данидофф. Княгиня Соня Данидофф! Когда Жюв, как будто бы случайно, ошибся дверью и заглянул в спальню Барзюма, он увидел там женщину, которую тотчас узнал: то была Соня Данидофф, возлюбленная импресарио. Полицейский знал ее давно. Не она ли была замешана десять лет назад в той истории, связанной с первым появлением Фантомаса в Париже! Не она ли тогда стала жертвой бандита, похитившего у нее бесценные украшения, и затем, - не она ли позволила соблазнить себя Гению зла, сделавшись его любовницей! Жюв вспомнил одну трагикомическую сцену, когда Соня Данидофф конкурировала, пожалуй, с самой известной любовницей века, растоптавшей собственную честь, достоинство, добродетель и все принципы, отдавшись телом и душой величайшему преступнику современности. Русская княгиня была соперницей самой леди Белтхем! И неужели после смерти миледи Фантомас опять возобновил любовные отношения с Соней, которая, несмотря на прошедшие десять лет, не потеряла ни капельки своего обаяния, своей величественной красоты?! Жюв чувствовал, что в событиях, которые ему предстояло расследовать, был каким-то образом замешан Фантомас. В определенной степени инспектор был суеверен. Каждый раз, как его просили разобраться в каком-нибудь таинственном деле, Жюву казалось, что все вокруг подчинено воле только одного человека - Гения зла. И что люди, с которыми полицейский имеет дело, являются как бы послушными марионетками Фантомаса. Вот почему, когда сыщик заметил Соню Данидофф, он немедленно выбросил из головы Барзюма, чтобы целиком сосредоточиться на Фантомасе. Прав был Жюв - или ошибался? - Что вам угодно? Толстый грузный комиссар полиции с трудом оторвался от глубокого приятного сна. Перед ним в кабинете стоял элегантно одетый человек. Кабинет располагался на первом этаже маленького сельского дома. Окна обрамлялись зеленью, а дверь находилась на одном уровне с газоном. Эта веселенькая дачка являлась, однако, ничем иным, как комиссариатом города Спа. Жизнь в этом городе протекала абсолютно спокойно. Полиции почти никогда не приходилось приступать к непосредственным обязанностям. Максимум, что иногда доводилось делать, - это довезти до границы какого-нибудь начисто проигравшегося в казино грека. Итак, когда в полиции появился незнакомец, комиссару пришлось проснуться. Было около часу дня. - Что вам угодно? - повторил толстяк. Незнакомец казался чем-то стесненным. Затем, взглянув на полицейского, дремавшего в углу, он попросил: - Я бы хотел поговорить с вами тет-а-тет. Комиссар понял, но заколебался. Будучи добродушным малым, он не захотел будить своего сотрудника и предпочел вместо этого окончательно проснуться. Затем шеф полиции встал и, положив фамильярно руку гостю на плечо, предложил: - Пойдемте в сад. В саду завязался разговор. - Я - мсье Барзюм, - заявил незнакомец. - Недавно вечером я схватил одного типа, шофера автомобиля, задумавшего преступление. - А! - воскликнул комиссар. - Это вы, наверное, имеете в виду Леопольда? - Точно, - сказал человек, назвавшийся Барзюмом, и продолжал: - Я навел некоторые справки по поводу этого парня и понял наконец, что произошло. Оказывается, он не собирался меня убивать, и если еще возможно его освободить, я буду не против. Лицо комиссара прояснилось. - Если это пойдет вам на пользу - ради Бога. Нам далее выгодно, ибо заключенные, находясь в тюрьме, едят и пьют за счет правительства Бельгии. Барзюм улыбнулся. - Тогда отпустите его, - попросил директор. - Если потребуется возместить какой-то расход, я охотно уплачу. Они без труда договорились, так как основной принцип комиссара был: меньше историй - меньше шума. Через полчаса Барзюм, уплатив по счету девяносто семь франков, вышел на улицу. В это время открылись двери тюрьмы, и на пороге показался небезызвестный Леопольд. Молодой человек сперва ничего не понял из объяснений комиссара полиции и, озадаченный, машинально проследовал за Барзюмом по пустынному в этот час городу. - Дорогой мсье! - воскликнул Леопольд, совершенно счастливый от внезапно обретенной свободы. - Объясните, пожалуйста, как вам удалось вызволить меня из тюрьмы? Импресарио окинул собеседника загадочным взглядом. - Вы оказались жертвой судебной ошибки, - сказал он, - и для меня был единственный способ хоть немного оправдаться в ваших глазах - это освободить вас. Услышав эти слова, Леопольд изменил тактику. Недоверчиво взглянув на своего собеседника-избавителя, он намекнул: - Но вообще-то, дорогой мсье, так не годится. Раз уж я, по-вашему, ничего не совершил, наверное, стоило заплатить мне как следует, а? Но Леопольд не договорил, издав крик боли. Барзюм прервал его, резко вывернув руку. Прием оказался настолько болевой, что барон повалился на пыльную дорогу. Он тут же поднялся возмущенный. - Мы еще встретимся! - прохрипел он. Но Барзюма и след простыл. Впрочем... Барзюм ли это был?.. Через полчаса этим же вопросом задался кое-кто, не видевший спасителя Леопольда - собеседника комиссара полиции. Этот кое-кто был сильно удивлен, узнав, что Барзюм самолично походатайствовал об освобождении преступника. И этот кое-кто был Жюв. Через два часа Жюв подъехал в такси к городу Спа. Он намеревался по совету Барзюма допросить в тюрьме загадочного Леопольда, чтобы после этого приступить к расследованию. Каково же было его изумление, когда он услышал, что бандит отпущен по просьбе того же Барзюма! Полицейский был поистине ошарашен. Ничего не сказав тюремному служащему, он вышел на улицу и погрузился в размышления: "Итак, Барзюм прямо горел желанием узнать побольше деталей о злоумышленнике, а теперь он его освобождает. Сперва нужно разрешить два вопроса. Первый - действительно ли Барзюм ездил в Спа? И второй - с кем же я беседовал в цирковом поезде? Эх, дьявол! Два часа затрачено на поездку сюда! А ведь шофер предупреждал, что на поезде только три четверти часа. Значит, я мог бы опередить "импресарио". Машинально Жюв вернулся на вокзал города Спа, продолжая рассуждать: - Если Барзюм говорил искренне, тогда во всем этом есть какая-то тайна. Галлюцинация, безумие или еще что-то... А может, он попросту насмехался надо мной... или зачем-то отвлекал внимание? О, надо будет действовать осторожно. Инспектор знал, что поезд Барзюма должен был пересечь Люксембург не останавливаясь, прибыть в Колонь и остаться там дней на восемь. Полицейский потер руки. - Ладно, - проговорил он, - я тоже поеду за ним. И уж там-то выясню все до конца! Глава 19 ФАНТОМАС! Чтобы войти в ресторан "Кайзер", надо миновать четырехстворчатую дверь-турникет, после чего посетитель оказывается в этаком обособленном ватном мире, тихом и спокойном, защищенном от уличных шумов. Главный зал этого шикарного ресторана, где лакомятся городские гурманы и офицеры здешнего гарнизона, когда бывают при деньгах, представляет собой великолепно освещенный просторный прямоугольник, украшенный несколько чрезмерно и тяжеловато. Новое искусство получило полную свободу в этом щедро вызолоченном заведении, где столы, стулья, мельчайшие детали имеют рисунок, казалось бы, простой, однако, нередко являются плодом сложных поисков и плохого вкуса. "Кайзер" был в свое время организован в соответствии с самыми строгими принципами немецкого искусства. Это очень известное в Кельне заведение находится на некотором расстоянии от величественного кафедрального собора, чья мрачная гранитная громада высится в центре многолюдного города, живущего активной и напряженной жизнью. В тот вечер, около восьми часов, в "Кайзер" вошел одетый в обычный пиджак стройный мужчина. Перед ним шествовала элегантная дама, чье появление произвело настоящую сенсацию. Она была одета в вечернее платье с большим декольте; на ее шее, в ушах и в темно-каштановых волосах сверкали великолепные бриллианты. Походка молодой женщины была величественна, силуэт - изящен. В зале уже было много посетителей, которые, несмотря на занятость процессом поглощения пищи, являющимся для немцев одним из важнейших дел, прервались, чтобы полюбоваться красивой женщиной, медленно и с достоинством проходившей по ресторану, вполне понимая, какое впечатление она должна производить. Молодая женщина и сопровождающий ее господин в пиджаке прошли в конец зала и сели за приготовленный для них столик, полускрытый зелеными растениями. Метрдотель, полагая, что имеет дело с богатыми клиентами, кланяясь на ходу, подбежал предложить одно из самых изысканных меню. Позади, невозмутимо и важно ожидая, когда коллега завершит свою миссию, встал буфетчик с перечнем вин. Женщина из гардеробной службы сняла с красивой посетительницы богатое манто, а от ее спутника приняла пальто и небольшой чемоданчик. Обилие предложенных блюд вызвало улыбку у вновь пришедших, а красивая брюнетка довольствовалась всего несколькими блюдами. Не привыкший иметь дело со столь скромными аппетитами, метрдотель пришел в полное недоумение. Передавая заказ официанту, он заметил с долей презрения: - Иностранцы не умеют есть, как мы... Это были действительно "иностранцы". И пожелавший узнать их имена был бы весьма удивлен, обнаружив, что эта на вид буржуазная, но изящная пара имела самое прямое отношение к огромному заведению, только что возведенному из столбов и огромных полотнищ на некотором удалении от центра города, на обширной площади, примыкающей к левому берегу Рейна. В самом деле, пришедшая поужинать пара были княгиня Соня Данидофф и ее любовник господин Барзюм, директор знаменитого цирка, накануне вечером уже давшего одно представление в Кельне. Барзюм, принимая во внимание успех и полученные доходы, решил, что труппа пробудет в этом городе неделю, а не двое суток, как планировалось. Импресарио нравилось, что его люди, помимо того, что принесут ему немалую прибыль, проведут целых семь дней на одном месте, а это позволит осуществить вынашиваемый в течение двух последних недель план. Дело в том, что, по согласованию с дрессировщиком хищных зверей Жераром, Барзюм решил приобрести на выгодных условиях в Гамбурге пару великолепных львов. Вот почему в этот вечер Барзюм пришел в ресторан "Кайзер" с княгиней Соней Данидофф не в смокинге, а в простом пиджаке и мягкой шляпе. Великий импресарио собирался сразу же после ужина сесть в экспресс, отправлявшийся в Гамбург... С едой покончили быстро и практически без единого слова. Когда ужин был завершен, Барзюм попросил заказать такси, чтобы отвезти княгиню Данидофф в "Палац-отель", где она остановилась. В холле огромной гостиницы любовники простились. - Вы надолго уезжаете? - спросила Соня Данидофф. Барзюм сделал неопределенный жест: - Дня на три, не больше. И, улыбнувшись, добавил: - Дела не позволяют мне отсутствовать долго... И если я уезжаю, то лишь для того только, чтобы снова куда-нибудь тут же уехать... К тому же, - продолжал он, с чувством целуя руку княгини, - я очень тороплюсь снова оказаться рядом с вами... Соня Данидофф грустно улыбалась, задумчиво глядя вслед удалявшемуся антрепренеру. Вот уже полгода, как Барзюм был ее любовником. Княгиня познакомилась с ним в Англии, на пляже, совершенно не подозревая, что ухаживавший за ней человек был знаменитым владельцем известного во всем мире цирка. Их познакомили общие друзья, надо сказать, довольно случайные друзья, которые обычно появляются в местах развлечений. Она уже научилась понимать и почти любить этого интеллигентного, энергичного, но, вероятно, скромного и, без сомнения, скрытного человека, привносившего в ее любовные порывы лишь некоторую правильность. Это явно было не то, чего хотелось княгине Данидофф, пылкой, страстной и впечатлительной, как все женщины ее родины. Она предпочла бы какого-нибудь галантного рыцаря, полностью отдавшегося ей одной, не имевшего иной заботы, как вечное почитание культа ее красоты! Но вдова с двенадцатилетним стажем Соня Данидофф, которая вовсе не была недотрогой, умела определять истинную цену мужчинам. Она знала, что восторженным порывам пылкого влюбленного иной раз следует предпочесть любовь мирную, спокойную, почти мещанскую, какую дает серьезная связь. И аристократка Данидофф была, в конечном счете, польщена тем, что ей удалось заполучить в любовники человека, обращавшегося с ней с великой и уважительной скромностью. Барзюм избегал появляться со своей любовницей на людях. И об этой связи в цирке знали лишь немногие, самые близкие знаменитому антрепренеру люди. Соня Данидофф никогда не ездила вместе с труппой или в специальном поезде. Она предпочитала селиться в каком-нибудь городе по соседству с тем местом, где останавливался цирк. И, возможно, это активное и одновременно скрытное существование, которое надо было вести, чтобы встречаться со своим любовником, было самым большим очарованием их любви. Обо всем этом размышляла Соня Данидофф, не спеша подходя к апартаментам, снятым для нее на втором этаже гостиницы. Княгиня собиралась позвать горничную, чтобы та помогла ей раздеться, как вдруг зазвонил телефон. Удивленная княгиня подняла трубку. Швейцар отеля сказал ей по-немецки: - Герр Барзюм ждет фрау Данидофф в автомобиле перед гостиницей... Он просит фрау соблаговолить спуститься к нему как можно скорее. Он также просит фрау захватить с собой ключи... Не прошло и четверти часа с тех пор, как Соня Данидофф рассталась с любовником. Она взглянула на часы, украшавшие камин, - было десять минут десятого... Неужели Барзюм опоздал на гамбургский поезд? Этого не могло быть! Княгиня Соня хорошо помнила, что поезд отходил из Кельна в девять девятнадцать. Тогда что значил этот срочный вызов?.. Зачем она была нужна Барзюму?.. Набросив на плечи только что снятое манто, княгиня сбежала по широкой мраморной лестнице "Палац-отеля". Сиявший галунами портье, который ожидал в холле, проводил ее к автомобилю, стоявшему у дверей, открыл дверцу машины и затем захлопнул ее за красивой клиенткой. Машина отъехала. Соня Данидофф упала на сиденье рядом с Барзюмом. Хотя погода была вполне теплой, тот сидел с поднятым воротником пальто. Импресарио тут же спросил у изумленной женщины: - Ключи с вами, Соня? - Да, - ответила она. - Что случилось? - А! - сказал Барзюм, пожав плечами. - Это даже смешно... Представьте, приехав на вокзал, я обнаружил, что, во-первых, потерял ключи, а во-вторых, совсем не взял денег, во всяком случае взял слишком мало, чтобы можно было купить в Гамбурге то, что собирался. Мне надо срочно вернуться в кабинет, ну, а поскольку у вас, как я знаю, есть дубликат ключей от него, то я позволил себе вас побеспокоить. Соня Данидофф одобрительно кивнула головой. - И очень хорошо сделали, - сказала она. Затем княгиня Соня замолчала и уже не проронила ни слова за все время поездки. Впрочем, как и Барзюм, который, казалось, думал только о том, как бы не удариться о крышу машины, бешено мчавшейся по пустынным улицам пригорода, на краю которого находился товарный вокзал, где стоял специальный поезд цирка. Импресарио был явно раздосадован случившейся накладкой. Он сидел, спрятав голову в воротник пальто, и единственное, что связывало его с присутствовавшей Соней Данидофф, была ее маленькая ручка в белой перчатке, которую он сжимал, разумеется, нежно, но машинально. Через четверть часа машина остановилась у входа на вокзал. Барзюм вышел, помог Соне выбраться из автомобиля; затем оба, узнанные служащими, не пускавшими посторонних на железнодорожные пути, вошли в просторный зал, вдоль которого тянулся поезд. - Откройте, пожалуйста, - попросил Барзюм Соню Данидофф, когда они подошли к вагону, служившему директорскими апартаментами. Было темно. Поезд был пуст. И кроме двух сторожей, находившихся в проходе и абсолютно не заинтересовавшихся появлением пары, чьи силуэты они несомненно узнали, никого не волновала судьба этого города на колесах, страшно оживленного в обычное время, когда артисты не находились в цирке. Но вечером представление шло полным ходом; к тому же значительное число циркачей, получавших большую зарплату, имело разрешение жить в городе. Все более и более скрытный и бесстрастный, скрестив руки на груди, Барзюм смотрел на Соню Данидофф. Элегантная княгиня извлекла из сумочки небольшую связку ключей, вставила один из них в замок вагонной двери. Дверь легко открылась. - Входите, пожалуйста, - пригласил Барзюм. Княгиня вступила в темноту. Наизусть зная где и что находилось, она нашла выключатель, и свет залил комнату, куда вошел и Барзюм. Это была спальня. Импресарио поспешно закрыл дверь и задернул занавески. - Не хочется, чтобы сторожа видели свет в моем вагоне. Для них я уехал в Гамбург. В вагоне было жарко, и Соня Данидофф машинально сняла манто. Затем она подошла к зеркалу поправить несколько растрепавшуюся во время поездки прическу. Когда она обернулась, Барзюма в комнате не было. Импресарио прошел в соседнюю комнату в свой рабочий кабинет. Он не пригласил Соню Данидофф последовать за ним, и княгиня, не зная позовет ли любовник своего секретаря, который, возможно, находился в поезде, не решалась, по своей скромности, выйти из спальни. Она стала прислушиваться. Сначала было тихо. Но вдруг княгиня встала. - Любопытно, - пробормотала она. - Похоже, стучат молотком. Странные удары слышались из рабочего кабинета Барзюма. Княгиня снова напрягла слух. Заслышав треск, она приоткрыла дверь и вскрикнула: - Ой! Что вы делаете? То, что делал Барзюм, было в самом деле, странным. Сидя в кресле лицом к столу, с помощью молотка и зубила он взламывал один из выдвижных ящиков. Как ни в чем не бывало продолжая свою работу и не оборачиваясь, Барзюм проговорил несколько насмешливо: - Ну это же просто, Соня. Я же сказал, что потерял ключи, что мне нужны деньги, а они в ящике. Вот я и ломаю стол, чтобы их достать. Он ломал свою собственную мебель, надо отметить, весьма умело. Княгине нечего было сказать. И все же она не возвратилась в спальню, а села в кресло позади любовника, который явно не обращал на нее внимания. Ящик наконец открылся. Запустив в него обе руки, директор стал выгребать пачки банкнот и не считая рассовывать их по карманам. Соня Данидофф наблюдала за ним со все возрастающим недоумением. "В этом есть что-то ненормальное, - думала она. - Барзюм ведет себя как-то странно. Обычно он такой спокойный, педантичный, аккуратный". Вспоминая, она удивилась, что Барзюм не был слишком огорчен потерей ключей; она удивилась также замкнутости, почти злости, не покидавшей его с того момента, как он вызвал ее из "Палац-отеля"; еще ее поразила небрежность, с какой импресарио взламывал ящик своего бюро из розового дерева, ценностью и редкостью которого он не раз хвастался перед своей любовницей. На этом удивление Сони Данидофф не кончилось. Элегантная молодая женщина, сидя перед зеркалом, могла видеть своего любовника в зеркале. И машинально она следила за выражением его лица. Соне почудилось, что когда импресарио набил карманы деньгами, в его взгляде на мгновение вспыхнула искра удовлетворения. Но вот, взяв один из документов, разбросанных на столе, Барзюм жадно, будто видел впервые, прочитал его. Под документами он нашел подшивку копий почтовых отправлений и принялся весьма внимательно перелистывать их. Внезапно флегматичный импресарио подскочил в своем кресле. Лицо его совершенно изменилось. Он несколько раз перечитал копию одного из текстов. - Это невозможно! - проговорил он сквозь зубы. - Нет, это просто невозможно! И добавил: - Нет, это судьба! Подумать только - я мог этого никогда не узнать... Он еще раз перечитал копию. Соня Данидофф, чье удивление росло ежесекундно, о которой Барзюм, погоже, совершенно забыл, дала о себе знать. - Что же все-таки здесь происходит, дорогой? У вас такой удивленный вид. И, подойдя, она взглянула через плечо на подшивку копий, лежавшую открытой на бюро. Чуть дрожащим пальцем Барзюм указал на ту, которую он только что читал. Княгиня тоже прочитала. Это телеграмма, направленная Барзюмом несколько дней тому назад полицейскому Жюву с просьбой срочно приехать в его специальный поезд. - И что? - спросила Соня Данидофф. - Как "и что"? - проворчал импресарио. - Что все это значит? Для чего была нужна такая телеграмма? Княгиня стояла, будто пораженная громом. - Да вы что? - наконец проговорила она. - Вы шутите? Вы сами ее написали и сами три дня назад отправили! Вы же знаете, что... - Что я знаю? - перебил ее Барзюм. - Что вызвали полицейского Жюва по моему совету. Импресарио взвыл: - Несчастная! Вы это сделали? Барзюм был взбешен. Он круглыми от удивления глазами взирал на княгиню. Директор был неузнаваем! Соня Данидофф вдруг побледнела. Только теперь, в первый раз после отъезда из "Палац-отеля", она разглядела его при полном освещении. И вот, что внезапно ей пришло на ум: Барзюм - это невероятно - не был Барзюмом! Разумеется, Барзюм был похож на Барзюма, хотя бы уже потому, что он походил на самого себя, но была некая разница между Барзюмом и... Вдруг Соня Данидофф страшно побледнела и, пошатнувшись, упала в кресло. С трудом переведя дыхание, она произнесла: - Барзюм! Вы не Барзюм! В ответ раздался пронзительный смех, и резким движением импресарио - точнее, тот, кто играл его роль, - сорвал с себя парик, и княгиня увидала энергичный подбородок и характерный череп человека с незабываемым выражением лица. Ей хватило сил лишь произнести: - Фантомас! Это Фантомас... Это был действительно Фантомас, таким образом оказавшийся лицом к лицу с княгиней, один, без посторонних, в огромном пустом поезде, в глубине громадного товарного вокзала, поразительно ловко и столь же загадочно завлекший туда княгиню Соню Данидофф. Что нужно было Гению зла от любовницы импресарио? С какой целью подстроил он это свидание с той, кого когда-то знал и кого не видал так долго? Парализованная ужасом, Соня Данидофф смотрела на Фантомаса, в котором видела самого неуловимого бандита, самого закоренелого преступника, но также и любовника, любовника самого нежного, самого завораживающего, самого пылкого и бесстрашного из всех тех, кого она знала, ибо Соня Данидофф была когда-то любовницей Фантомаса! Понемногу придя в себя, княгиня собралась с силами и произнесла: - Что все это значит, Фантомас? Зачем вы меня сюда завлекли? Что с Барзюмом? Бандит ответил: - Да! Я - Фантомас! И, обволакивая княгиню своим обольстительным взглядом, он подсел к ней поближе и сказал: - Я благословляю небеса за то, Соня, что они поставили меня на вашем пути, за то, что позволили встретить ту, о которой я сохранил самое нежное и живое воспоминание... - Ради Бога! - пролепетала княгиня. - Объяснитесь... - Все очень просто, - сказал Фантомас. - Когда я снова вас увидал, в моей памяти всплыли воспоминания о тех чудесных и слишком редких часах, что мы провели вместе, и мне захотелось их воскресить, продлить... Вы были восхитительны со мной в тот день, когда я вас вез из Спа... Княгиня Соня в ужасе поднялась. - Из Спа? - воскликнула она. - Так это вы были тогда в автомобиле, а не Барзюм? - Я! - ответил Фантомас. - И мы провели бы отведенный нам час самым лучшим образом, если бы какому-то балбесу не взбрело в голову нас обокрасть... Согласитесь, он сделал не самый лучший выбор, - продолжал Фантомас, с удовольствием засмеявшись при мысли, что какой-то мелкий жулик напал на него, самого Гения зла! Сжав лоб руками, как безумная, Соня Данидофф металась по крошечному кабинету своего любовника, стук ее каблуков тонул в плотной ткани гардин и занавесей. - Теперь, - произнесла она вполголоса, как бы рассуждая сама с собой, - мне все понятно... Вот почему удивился Барзюм, когда я пришла сюда продолжить разговор, начатый с вами... Через некоторое время молодая женщина вспомнила о своем антрепренере. - Так что же все-таки с Барзюмом? - спросила она, со страхом взглянув на Фантомаса, боясь услышать рассказ об очередном злодействе. Княгиня с облегчением вздохнула, когда Фантомас заявил: - Не беспокойтесь, Соня. Как и положено, он уехал в Гамбург. И сейчас спит сном праведника в экспрессе, увозящем... Княгиня перебила его: - Зачем вы появились? Для чего весь этот маскарад? Фантомас нахмурился: - Соня, я не люблю давать объяснений и не терплю допросов... Вам же могу сказать только, что если после долгого изучения, - согласитесь, Барзюм человек непростой, - мне удалось стать его двойником, то для этого у меня были свои особые причины, в частности, нужда в деньгах, которые я и добыл, благодаря переодеванию и вашей любезности. Взглянув на развороченный и опустошенный ящик, Соня Данидофф воскликнула сдавленным голосом: - Боже мой! Вы действительно обокрали Барзюма! Фантомас улыбнулся: - Самого себя не обворовывают... Разве я только что не был Барзюмом? Княгиня посмотрела на него. Хотя она уже давно знала Фантомаса, но все еще не привыкла к его не поддающимся логике выходкам. Для нее оставалось тайной, как этот жуткий бандит мог от страшной ярости тут же переходить к тонкой иронии. Кровь застыла в ее жилах, когда она услыхала голос приближавшегося к ней и гипнотизировавшего ее пронзительным взглядом Фантомаса. - К тому же я хотел бы знать, Соня, действительно ли вы так влюблены в этого держателя цирка, которому отдались? - Какое ваше дело? - Дело в том, - заявил бандит, - что мне совершенно ясно, что вы поддались минутному настроению и взяли этого человека себе в любовники не из-за любви, а из-за простой усталости, если хотите - тоски... Фантомас все ближе подходил к княгине. - Вы знаете, какие чувства я испытываю к вам, Соня, - говорил он страстным шепотом. - Вы знаете, что очарование, источаемое вашим сладостно волнующим телом, оставило в моем сердце незаживающую рану... Да, вы знаете, что я вас люблю, люблю... Блестяще владевший искусством обольщения, Фантомас обнял молодую женщину, прижал к груди и медленно, с великолепной непринужденностью и смелостью увлек в соседнюю комнату, в интимную, кокетливую комнату, приют любви директора цирка. Не будучи в силах сопротивляться, Соня Данидофф только лепетала слабеющим голосом: - Фантомас! Ах, Фантомас!.. x x x Гул машин артистов, возвращавшихся из цирка, неожиданно прервал любовную беседу Фантомаса и Сони Данидофф. Опьяненные друг другом, княгиня и злодей обменялись последними ласками, и прекрасно владевший собой Фантомас бросился в кабинет Барзюма, где с лихорадочной поспешностью надел парик и фальшивую бороду, и прислушался. "Лишь бы меня не увидели, - подумал он. - Нельзя, чтобы люди решили, будто Барзюм возвратился, - завтра они точно будут знать, что он на самом деле в Гамбурге". Фантомас никак не хотел, чтобы его великолепный трюк был раскрыт. Не ожидая княгини, - похоже, бандит ее любил менее пылко, чем уверял, - погасив свет, он разбил окно со стороны, противоположной той, к которой подъезжали артисты, не жившие в городе. Спрыгнув на насыпь, Фантомас побежал, заботливо прижимая к груди пачки ассигнаций, взятых у богатого импресарио вместе с его любовницей! И все же Фантомас был озабочен, обеспокоен. Что значил вызов, посланный Жюву директором цирка по инициативе Сони Данидофф? Впрочем, княгиня ему наивно объяснила, что Барзюм был сильно встревожен, подозревая себя в лунатизме, в раздвоении личности. Поэтому, чтобы прояснить загадку, она и посоветовала ему обратиться к Жюву и пригласить знаменитого полицейского к себе. Что же - это можно было понять. И после того, как первое волнение улеглось, Фантомас с некоторым удовлетворением подумал, что судьба снова сводит его с непримиримым старым противником. Но любивший прятаться в тени, чтобы вернее наносить свои страшные удары, Фантомас вовсе не хотел чувствовать себя под чьим-либо наблюдением, особенно такого человека, как Жюв, тем более, что невозможно было угадать, где Жюв находится именно в этот момент... Видел ли он уже Барзюма? Не спрятался ли где-нибудь в поезде? На этот счет импресарио ничего не говорил своей любовнице. И она не знала, ответил ли Жюв Барзюму. Так что Фантомасу не было известно, приехал ли Жюв в Кельн. Оказавшись далеко от директорского вагона, бандит снова сорвал с себя бороду и парик и, пряча лицо под широкими полями фетровой шляпы, приблизился к большим вагонам, служившим для циркачей жилищем. - Нет ли среди этого народа какого-нибудь подозрительного типа, кого-нибудь, кто вывел бы меня на след моего противника? А может, увижу самого Жюва? - не смея даже надеяться на такое везение, спросил себя Фантомас. Но вдруг, проходя около одного освещенного вагона, обычно флегматичный и уверенный в себе злодей непроизвольно вскрикнул, увидев то, точнее - ту, которую никак не ожидал встретить здесь. Он заметил одетую в просторное черное платье амазонки свою дочь, свою Элен! Элен, уехавшую, как он думал, две недели назад в Южную Африку! Теперь настала очередь Фантомаса растерянно и тревожно гадать: - Что это значит? Глава 20 ШЕСТЬ ЧЕМОДАНОВ - Разрешите войти, хозяин? Уже третий раз стучали в номер, занимаемый Жювом в "Дойчланд-отеле", где он остановился, приехав в Кельн. Эта гостиница не была шикарным дворцом, в котором жила княгиня Данидофф. Здесь все было попроще, поспокойнее. И главное, - что отвечало осторожной скромности полицейского, - здесь можно было жить незаметно. Номер, в котором жил Жюв, был так называемым "Туринг-клубом", и потому его стены были абсолютно белыми, совершенно голыми и покрытыми эмалевой краской. В тот вечер, a было около семи, Жюв не спешил отвечать на стук в дверь. Когда же постучали в третий раз и особенно настойчиво, он проворчал: - Ну, входи же, входи! Боже ты мой! И на пороге появился старый слуга. Накануне Жюв телеграфировал этому служаке: "Приезжай с шестью чемоданами". Старый Жан, срочно покинув улицу Тардье, вскочил на поезд, шедший в Кельн, где на следующее же утро вышел с багажом хозяина. На таможне, где Жана заставили открыть все чемоданы, он произвел впечатление артиста варьете, иллюзиониста-трансформатора. В каждом чемодане лежали столь же разнообразные, как и странные костюмы, многочисленные коробки с красками, париками, накладными бородами и прочими ухищрениями. Старый Жан не стал разуверять таможенников в том, что он артист. Он вовсе не собирался докладывать, что все это хозяйство не принадлежало ему, а было орудиями труда хозяина, полицейского Жюва. Итак, услышав ответ Жюва, Жан вошел. Инспектор не выходил из комнаты с самого обеда, и, оказавшись в номере, старый слуга испуганно воскликнул: - Хозяин, похоже, ваши полицейские дела повредили вам разум... Вы уже начали портить чужое имущество! Жюв не ответил, и Жан остался при своем. В самом деле, то, что делал полицейский, выглядело странным. Сидя на низенькой скамеечке, лицом к стенке, как напроказивший школьник, толстым фломастером он рисовал на ее совершенно белой поверхности какие-то странные знаки. Начертив на расстоянии полметра друг от друга несколько жирных линий, он заполнил пространство между ними непонятными фигурами. Слева Жюв нарисовал большой вопросительный знак, в середине - ряд маленьких "к", а выше - довольно схематично - метлу, которой пользуются в конюшне. Справа он изобразил кинжал и нечто похожее на силуэт человека, лежащего на земле. Жан с ужасом взирал на эти эскизы, но спрашивать хозяина уже не решался. Кончив рисовать, Жюв погрузился в размышления. Слуга кашлянул, повозил ногой по полу, но Жюв явно его не замечал. Так длилось добрых пятнадцать минут. Наконец полицейский заговорил, а старый слуга стал внимать. - Вопросительный знак означает, что мы еще блуждаем в неизвестности и среди загадок... Это касается и последнего события - кражи, совершенной в кабинете Барзюма, чьи деньги были вытащены из выдвижного ящика. Мало вероятно, что это было сделано самим Барзюмом. Он прибыл сегодня в Гамбург и, принимая во внимание время совершения преступления, просто не имел для этого возможности. Но, как следует из проведенного мной расследования, его видели или, во всяком случае, заметили прошлой ночью возле своего поезда... В то же время этот человек не наделен даром вездесущности. Жюву никак не удавалось понять сложившуюся ситуацию. Он не знал, что действующим лицом был Фантомас и что, кроме того, злодей время от времени принимал облик и фигуру знаменитого импресарио. И все же для чего нужны были эти надписи и зарисовки? Все объясняется очень просто! Будучи человеком точным и методичным, уясняя ту или иную ситуацию, Жюв любил изобразить ее схематически. В данном же деле он видел три совершенно четкие группы событий. И чтобы лучше себе представить их, а затем и изучить, он, разделив белую стену на три части, с помощью определенных и только ему понятных иероглифов уточнял положение вещей. Колонка с вопросительным знаком была отведена для последнего события, известного благодаря найденной в кельнской полиции телеграмме, в которой Чарли, секретарь Барзюма, извещал о краже, совершенной вчера вечером. Во вторую колонку Жюв вписал маленькие "к", а над ними нарисовал метлу, что в его представлении имело следующий смысл: в специальном поезде цирка за последние пять - шесть дней был совершен ряд мелких краж. Разумеется, судя по тому, как они были осуществлены, эти кражи не имели ничего общего с последней, обозначенной большим вопросительным знаком. Жюв приписывал их загадочному конюху, известному под именем Леопольда. Этот Леопольд в течение некоторого времени входил в состав труппы, но был выставлен за дверь цирка. Затем его застали при попытке обокрасть Барзюма, возвращавшегося с любовницей из Спа на автомобиле. Но потом произошло нечто совершенно невероятное и довольно подозрительное: сам Барзюм, который выразил было признательность Жюву за поимку негодяя, устроил так, что его выпустили из тюрьмы раньше, чем полицейский успел снять допрос. - Нужно любой ценой найти этого конюха, - ворчал Жюв, - и разобраться с ним как следует. В третьей колонке красовался кинжал, парящий над распростертым телом. Этим рисунком Жюв обозначил преступление, содеянное в Антверпене и все еще остающееся загадочным для полиции. Это дело было самым запутанным и одновременно самым важным. На набережной Шельды был убит кинжалом некто сэр Гаррисон, английский дипломат. Сопровождавший его князь Владимир также исчез, будучи, вероятно, тоже убитым. Во всяком случае находившиеся при них миллионы были украдены. Это было серьезным преступлением, и Жюв пришел к заключению, что здесь, скорее всего, не обошлось без Фантомаса. Прокручивая эту мысль, полицейский неожиданно спросил слугу, все еще неподвижно стоявшего за спиной: - Ты навел справки в морской компании, чьи корабли ходят в Южную Африку? - Разумеется, хозяин - ответствовал старый Жан. - Мне сказали, что теплоход, на котором господин Фандор плывет в Натал, двое суток назад вышел из последнего порта и прямым ходом идет в Кейптаун. Он там бросит якорь дней через десять. Что касается господина Фандора, то с ним можно связаться по радиотелеграфу. От досады Жюв поморщился. Он и сам подумал было об этом варианте, но поразмыслив, отказался от него. "Бедный малый пришел бы в отчаяние от моих вестей, - подумал он, - и покончил бы с собой, если бы не нашел корабля, идущего во Францию. А он, действительно, ничего не найдет раньше, чем окажется в Кейптауне. Так что оставим его пока в покое..." Жюв, в самом деле, имел сообщить своему другу Фандору нечто из ряда вон выходящее, весьма огорчительное для него. И если бы кто-нибудь пошарил в карманах полицейского, то обнаружил бы уже составленную телеграмму, адресованную журналисту. "Срочно возвращайся. Элен не в Натале. Она в Европе. Замешана в антверпенском деле". Занявшись делами, интересовавшими одновременно бельгийскую полицию, короля Гессе-Веймарского и директора цирка Барзюма, Жюв времени даром не терял. Он быстро узнал об аресте, совершенном антверпенскими властями, о заключении под стражу загадочной девушки с револьвером, от которого был убит Гаррисон, и о ее дерзком побеге из тюрьмы. В разговоре со следователем эта девица кричала, что она дочь Фантомаса! Бравый служитель Фемиды, естественно, ей не поверил, но Жюв был менее скептичен и, тщательно изучив дело и собранные в разных местах вполне достоверные данные, пришел к выводу, что беглянка, скорее всего, не врала. Наконец, совсем недавно, по прибытии в цирк Барзюма, полицейский к своему великому удивлению обнаружил, что наездница Могадор была той загадочной девушкой, в которую так сильно влюбился Фандор. Если бы Жюв доверял Барзюму, он не колеблясь спросил бы, при каких обстоятельствах и после каких событий он нанял эту артистку. Но неожиданное освобождение директором цирка конюха Леопольда заставило полицейского относиться к нему настороженно и не посвящать в свои мысли прежде, чем не будет установлена истинная подоплека его поступка. Поняв, что Элен и Могадор одно и то же лицо, Жюв принялся за ней следить. Так он заметил, что она была в очень хороших отношениях с одним ветераном цирка Барзюма, с неким Жераром, укротителем хищных зверей. Зная малообщительный характер невесты Фандора, Жюв удивился проявлению такой симпатии к дрессировщику. Кем был этот Жерар? Какие связи и какие взаимоотношения могли существовать между ним и дочерью Фантомаса? Давно не задавал себе этих вопросов полицейский и, покопавшись в памяти, обнаружил там кое-какие интересные факты, касавшиеся событий относительно далеких. Дело было несколько лет тому назад, в то время, когда Жюв, преследуя Гения зла, оказался в Натале, где Фандор познакомился с Элен. Там Жюв встретил одного беглого каторжника по имени Рибонар. Рибонар поддерживал в столице Южной Африки связь с группой сомнительных лиц, бывших сообщников Фантомаса. Один из этих оборванцев по имени Жерар был искателем алмазов и вел жизнь весьма загадочную и далеко не добродетельную. Но тот ли это был Жерар? Точнее, не был ли темнолицый и широкоплечий, с черными как уголь глазами дрессировщик, работающий у Барзюма, тем самым Жераром, несомненно много знавшим о загадочном и невероятно бурном прошлом Фантомаса и его доченьки? Разглядывая свой последний рисунок, до красных кругов в глазах всматриваясь в грубое изображение кинжала, висевшего как бы на невидимой нити над лежащим на земле мужчиной, Жюв говорил себе: "Совершенно необходимо разговорить Жерара. Но как войти к нему в доверие? А пока что следует держаться поближе к этому поезду и срочно установить за ним наблюдение..." Итак, двое суток назад Жюв определил основные направления своих действий. Уже сорок восемь часов Жюв жил мыслью, что совершит нечто замечательное, что-то такое, что может и должно получиться и, в таком случае, даст ему ключ ко всем загадкам! Приказав Жану привезти шесть чемоданов, полицейский действительно собирался ими воспользоваться. В них находился полный комплект вещей, необходимых для всевозможных переодеваний. Здесь были мужские и женские одежды, а также прочие штуки, позволявшие по желанию превратиться в элегантного клубмена, или в ветхого старца, или в изящную даму... Так что Жюв имел в своем арсенале все, о чем можно было мечтать. Но в одном из чемоданов хранилось нечто совершенно фантастическое, а именно - одеяние из черного драпа с огромными и на вид бесформенными складками. Это облачение находилось в шестом чемодане. И старый Жан, знавший все аксессуары хозяина и ничему не удивлявшийся, к черному плащу относился с известным уважением и даже трепетом. Плащ сей был заказан Жювом уже давно, но еще ни разу не использовался, и поэтому старый Жан был чрезвычайно удивлен, когда в телеграмме, посланной полицейским, было указано взять с собой шестой чемодан тоже. Когда Жюв прервал свои размышления и, поднявшись со скамеечки, сказал: "А теперь, старина Жан, подготовь-ка мне содержимое шестого чемодана", - слуга, как зачарованный смотревший на стенную роспись, выполненную хозяином, нервно заморгал. Глава 21 КРОВАВЫЕ БАНКНОТЫ Было восемь часов вечера. Труппа Барзюма уже поужинала. Большинство артистов, в частности, те, кто выступал в начале программы, покинули товарный вокзал и, погрузившись в фургоны, уехали в цирк, установленный на широкой эспланаде на достаточном расстоянии отсюда. У кое-кого еще было время. Этим "кое-кем" был Жерар! Его номер с хищниками начинался в одиннадцать, и дрессировщик не испытывал никакого желания приезжать раньше срока. В тот вечер Жерар казался необычайно озабоченным. Он открыл запиравшийся на ключ небольшой шкафчик, в котором хранились его личные вещи и бумаги. Этот шкафчик стоял в его купе напротив кровати. Жерар достал пачку писем, лежавших у задней стенки. Но когда укротитель стал их развязывать, то вдруг в ужасе вскрикнул и, смертельно побледнев, упал на стоявший рядом стул. Из шкафчика, который в последний раз он открывал неделю назад, неожиданно выпало что-то совершенно ужасное, кошмарное! Это была связка банкнот, залитых кровью! Поначалу Жерар не понял, что бы это могло быть, и машинально наклонился, чтобы подобрать вывалившиеся разноцветные бумажки, но потом увидел, что это деньги и они - в пятнах крови! Добрых четверть часа изумленный Жерар сидел, как пригвожденный, тупо смотря на необычную находку. Откуда взялись эти банкноты? Как оказались в шкафчике, ключ от которого всегда был при нем? Сколько времени они уже находились там? Жерар продолжал задавать себе вопросы, ни на один из которых он не был в состоянии ответить. Понемногу, когда первое потрясение прошло, укротитель овладел собой и, стараясь собраться с мыслями, понять, что происходит, приступил к внимательному изучению своей непростой находки. Итак, перед ним лежали банковские билеты, выпускаемые правительством Гессе-Веймара. Их было пятнадцать, каждая - достоинством в тысячу франков. Вдруг дрессировщик вскрикнул: - Господи! А что, если они связаны с антверпенским делом? Жерар бросился к валявшимся в глубине купе старым газетам. Порывшись, он нашел номер, в котором сообщались подробности знаменитого преступления, а также перечислялись банкноты, украденные у сэра Гаррисона и, как уверял редактор газеты, у князя Владимира. Прежде чем приступить к сличению перечисленных банкнот с теми, которые он обнаружил у себя, Жерар настежь открыл окно купе и с удовольствием подставил грудь ворвавшемуся ночному холоду. Дрессировщик дышал тяжело. Крупные капли пота блестели на его лбу. Жерар стер их тыльной стороной слегка дрожавшей ладони и проговорил вполголоса: - Господи! Неужели? Невероятно! И все же... Произнося эти загадочные слова, укротитель стиснул голову руками и задумался. О чем думал он? Жюв оказался прав. Он не ошибся относительно личности дрессировщика. Вот уже несколько дней Жерар испытывал в высшей степени возбужденное и странное состояние! Случай, столкнувший его с Элен, которую он знал как дочь Фантомаса, разбудил в нем целый рой воспоминаний. Они, действительно, уже встречались десять лет назад, когда Жерар влачил жалкое и почти преступное существование в весьма сомнительных местах под Кейптауном! Его прошлое вовсе не было безоблачным. К тому же он знал кое-какие важные секреты, доказательством чего было то, что когда дочь Фантомаса спасла его от вырвавшейся из клетки пантеры, он назвал ее Тедди, то есть по имени, которое она носила еще в Трансваале! И всем, кто окружал Жерара, было видно, что он проявлял к наезднице Могадор знаки неподдельного уважения и почти любви. Не раз дрессировщик и наездница вели продолжительные и загадочные беседы, которые, судя по их серьезным и возбужденным лицам, обоих весьма волновали. Около получаса Жерар просидел глубоко задумавшись, в полном отрешении. Наконец встряхнувшись, он произнес, глядя на кровавые деньги: - Возможно ли? Неужели Элен, несчастная Элен, общаясь с Фантомасом, приобрела этот страшный атавизм? Жерару захотелось что-то предпринять, как-то действовать, чтобы избавиться от ужасной мысли. Он взял газету с номерами украденных банкнот и, разложив на столике окровавленные ассигнации, только что обнаруженные в шкафчике, начал их проверять одну за другой. Внезапно Жерар почувствовал, что теряет сознание, и крик ужаса застыл у него в горле! То, что происходило у него перед глазами, было совершенно невероятным, невообразимым! Он не верил своим глазам! Но все же это было так... Не прошло и минуты, как он пересчитал деньги. И когда он проверял пятнадцатый банкнот и повернулся, чтобы положить его к остальным, как раз остальных-то и не оказалось! Укротитель положил банкнот и быстро огляделся. Когда же снова взглянул на столик, то его, как и предыдущих, уже не было. Но на этот раз дрессировщик заметил, в каком направлении этот банковский билет улетал, как по волшебству. Банкнот медленно поднялся к потолку и, проскользнув в щель в перекрытии вагона, исчез. Ошеломленный Жерар смотрел ему вслед. Укротителю не потребовалось много времени, чтобы сообразить, что кто-то с помощью невидимой нитки или иглы воровал его деньги... Но кто это был и зачем он это делал? На эти вопросы надо было срочно найти ответ. Не теряя ни секунды, Жерар выскочил в окно. Физически натренированный, он крепко ухватился за край крыши и, резко подтянувшись, оказался на вагоне. И кровь в его жилах застыла от страха. Напротив, на соседнем вагоне, лежал на животе какой-то человек. Жерар почувствовал недоброе. На человеке был черный плащ с капюшоном, скрывавшим лицо, а его рука в черной перчатке сжимала огромный пистолет, нацеленный в лоб укротителя. Уже давно, наверное лет десять, Жерар не встречал ничего похожего. Но воспоминание о плаще и капюшоне не стерлось в его памяти, и пораженный Жерар проговорил, весь дрожа: - Фантомас! Это Фантомас! Но введенный в заблуждение очертанием силуэта укротитель ошибался! Под черными одеждами скрывался Жюв! Это и было содержимым шестого чемодана! Уже давно, несколько лет назад, Жюву пришла мысль, что, возможно, когда-нибудь ему понадобится принять облик Фантомаса, чтобы проникнуть в кое-какие его тайны. И вот накануне Жюв решил, что час настал! Он чувствовал, что должны были открыться поразительные вещи, но узнать их можно было бы, лишь обманув всех, втершись в доверие к друзьям Фантомаса и получив от них сведения, которых он никогда не сообщил бы полицейскому Жюву. Кроме того, Жюв находился в чужой стране, и его положение было довольно деликатным. Да, у него сложная миссия: оказать помощь бельгийской полиции, правительству Гессе-Веймара и дирекции цирка. Но теперь он был на германской территории, и это весьма осложнило бы ее выполнение, действуй он как полицейский чин. Исходя из всего этого, Жюв решил выдавать себя за бандита. Временно, разумеется. Вот почему, к великому огорчению старины Жана, инспектор французской Службы безопасности в целях проведения дальнейшего расследования переоделся Фантомасом и оказался вблизи загадочного американского цирка... Судьба явно покровительствовала Жюву в тот вечер. Подойдя к ярко освещенным вагонам в надежде найти укротителя, который был когда-то сообщником Фантомаса, как уже установил полицейский, он застал дрессировщика в момент, когда тот, открыв свой шкафчик, замер в изумлении при виде выпавших денег... Жюв взобрался на крышу и через отверстие, оставшееся от времен, когда поезд освещался лампами, а не электричеством, смог увидеть всю сцену, сыгранную соло Жераром, сцену удивления, тревоги, отчаяния, за которой последовало сопоставление кровавых ассигнаций со списком, помещенным в газете, сообщавшей подробности краж, совершенных после антверпенского убийства. Жюву пришла в голову гениальная, как он решил, мысль. У него была припасена очень тонкая стальная проволока, загнув конец которой, он получил крючок. Инспектор просунул снасть в щель и, пользуясь тем, что Жерар был поглощен сопоставлением, один за другим стащил у него все банковские билеты. Но произошло совершенно неожиданное для Жюва: на крыше вдруг возник укротитель. И когда "Фантомас" наставил на Жерара "пушку", тот ответил тем же. Сталь двух браунингов зловеще блеснула в ночи. - Фантомас! - яростно рычал укротитель. - Рад встретиться с тобой снова... подонок! "Черт возьми! - подумал Жюв. - Встреча начинается плохо, а может, хорошо... в зависимости от того, кем я себя считаю: Фантомасом или Жювом". Такое начало было, действительно, совершеннейшей неожиданностью для полицейского. Он полагал найти в Жераре друга и даже сообщника знаменитого бандита. Однако было похоже, что укротитель вовсе не собирался петь осанну своему бывшему патрону... По всему выходило, что Жерар был на Фантомаса сильно зол, потому как принялся поносить его, то есть того, кого принимал за такового. Жерар говорил, говорил, вспоминая какие-то события, то и дело упоминая Элен, Тедди, Жюва, Кейптаун и Натал. Увы! Жюв мало что понял из этого монолога! Он был в отчаянии. Впервые он пожалел, что совсем не говорит по-голландски, а только по-французски и на воровском арго. А укротитель продолжал высказывать Фантомасу свои горячие и все более загадочные для Жюва упреки именно на этом языке! Полицейский мечтал только об одном - как бы перейти на язык, более привычный для него. Он уже был готов что-нибудь пробормотать по-французски в надежде, что дрессировщик последует его примеру, как вдруг после небольшой паузы тот сам заговорил на французском: - Но все это в прошлом... и черт с ним... мертвые молчать умеют... так последуем их примеру, Фантомас... Жюв непроизвольно вздрогнул под своим капюшоном. Значит, дело касалось мертвых... чьих-то трупов? Что это было за преступление, о котором Жерар упоминал? Все объяснилось, когда тот неожиданно спросил: - Фантомас, это ты украл банкноты, которые я сверял? - Я, - признался Жюв, стараясь говорить басом, чтобы укротитель не заметил подлога! Жюв полагал, что деньги, которые он стащил у Жерара и которые из-за темноты еще не успел рассмотреть, были изъяты из кассы Барзюма, и заявил заговорщицким тоном: - Наверное, Жерар, мы могли бы их хотя бы поделить между собой... Впрочем, поздравляю - выпотрошить кассу хозяина тебе удалось классно. На какое-то мгновение на лице Жерара изобразилось крайнее удивление. С револьверами в руках собеседники лежали друг против друга, каждый на своей крыше. Но если Жерар не мог разглядеть черты того, кого он принимал за Фантомаса и кто прятал лицо под капюшоном, то Жюв прекрасно видел физиономию укротителя, и потому от него не ускользнуло его откровенное удивление. Дрессировщик покачал головой и произнес: - Ошибаешься, Фантомас... Раньше ты был сообразительнее. Эти деньги связаны с антверпенским делом! "Отлично!" - удовлетворенно отметил про себя Жюв. У него так и чесались руки схватить за шиворот этого Жерара, в котором он видел теперь если не главного преступника, то уж, по меньшей мере, одного из сообщников убийцы. Немного невнятно, чтобы можно было дать задний ход, если ошибется вдруг снова, Жюв проговорил: - Так это ты, Жерар, прикончил Гаррисона и князя Владимира? Не располагая фактами, подтверждавшими предположение об участии Жерара в антверпенском деле, Жюв вынужден был говорить наугад и потому в очередной раз попал впросак, в чем убедился, заметив вновь появившееся на лице укротителя изумление. Жерар усмехнулся: - Ты забываешь, Фантомас, что я изменился с тех пор, как мы виделись в последний раз. Я честный человек, Фантомас. Я и раньше не занимался "мокрыми" делами я сейчас не хочу начинать. Я уже тебе говорил, почему... Жерар явно намекал на то, что было сказано по-голландски. - Я хочу сохранить эти деньги, потому что пятна крови на них - подпись преступника. И мне хотелось бы когда-нибудь его найти. - Зачем? - спросил Жюв. - А затем, - сурово проговорил Жерар, - что каждый честный человек обязан найти виновного и тем самым спасти невиновного. Ты понимаешь, о чем я говорю, Фантомас? Может, ты не знаешь, но человек, которому сейчас угрожает опасность, это... Он замолчал. Но Жюв почувствовал, что укротитель явно имеет в виду Элен, дочь Фантомаса! И все же, что значат все эти странные речи? Что движет укротителем, вполне похожим на честного человека и определенно желавшим найти автора преступления, содеянного в Антверпене, найти, чтобы отвести угрозу от загадочной девицы, которую кое-кто принимает за убийцу? Впрочем, времени для рассуждений у Жюва не было, потому что Жерар становился все более напористым и был, кажется, готов на все, чтобы заполучить банкноты обратно. - Слышишь, Фантомас? Отдай мне их... Или я тебя убью... Или ты меня убьешь... Живым отсюда уйдет только один из нас! Клянусь! Жерар отполз к концу вагона. Машинально Жюв сделал то же самое. Враги лежали, держа друг друга на прицеле. Что было делать? На что решиться? Жюв быстро оценил обстановку. "Ни в коем случае не суетиться, - сказал он себе. - Перестрелка с Жераром ничего хорошего не даст! Кроме всего прочего, этот человек, вероятно, честен! К тому же, если все-таки он бандит, поймать его не составит особого труда", - продолжал свои рассуждения Жюв. Что до укротителя, то он совершенно не подозревал, что перед ним был полицейский Жюв, а не Гений зла! - Будем действовать осторожно, - сказал себе Жюв, решив уступить Жерару. - На! Держи! - проговорил он, протягивая деньги дрессировщику. Все так же угрожая друг другу револьверами, противники сблизились. Но когда Жерар протянул руку за последним банкнотом, полицейский неожиданно предложил ему: - Послушай, Жерар, у Фантомаса, как тебе известно, нет привычки выполнять чужие просьбы. Однако ты должен признать, что с тобой я был сговорчивым. Теперь твоя очередь оказать мне услугу. Я хотел бы оставить себе пятнадцатый банкнот, на котором тоже есть пятна крови и отпечатки руки, убившей Гаррисона. После короткого размышления Жерар ответил: - Ладно... Но зачем тебе это? Жюв не знал, что отвечать, - не мог же он, в самом деле, сказать укротителю, для чего именно ему нужен этот банковский билет! А все было просто: на этой ассигнации имелись четкие отпечатки пальцев, что, как верно рассудил Жерар, было настоящей подписью преступника, и полицейский намеревался ее расшифровать в ближайшее время. Жерару незачем было знать, что Жюв тоже искал автора злодеяния. Вдруг француза осенило. Он знал, что любовь Фантомаса к дочери была безгранична, и патетичным тоном заявил: - Мне этот банкнот нужен для того, чтобы спасти Элен, мою дочь! Сардоническая улыбка изобразилась на лице Жерара: - Я смотрю - тебе неймется... Но ведь ты слышал, что я тебе сказал... Согласись, та, кого ты называешь своей дочерью... Жерар пожал плечами и замолчал. Пораженный Жюв смотрел на него. "Что значит этот жест? - пытал он себя. - Что заставило его замолчать?.. Почему он сказал: "Та, кого ты называешь своей дочерью?" Не догадываясь о причине задумчивости собеседника, укротитель продолжал, слегка иронизируя: - Что ж, Фантомас, можешь себе его оставить. Пусть он тебе принесет удачу. Глава 22 В КУПЕ НАЕЗДНИЦЫ Представления американского цирка в Кельне, где он солидно обосновался, заняв одну из обширных эспланад, совершенно отличались от обычных спектаклей, проводимых во второй половине дня в предместье какого-нибудь города, откуда той же ночью приходилось отправляться дальше. Представление, особенно шапито Барзюма, были не чересчур экзотичными, но зато весьма пышными. Для кочевников, какими были Барзюм и его труппа, недельная остановка представляла собой и долгожданный привал, и продолжительный отдых. Оказавшись в Кельне, каждый постарался устроиться с наибольшими удобствами или в городе на частной квартире, или в артистических уборных цирка. Эти комнаты не отличались особенным изяществом, но были вполне комфортными. На этот раз в уборных ведущих артистов были настланы полы, так что не приходилось месить грязь ногами, как это случалось всякий раз, когда цирк в спешке устанавливался где-нибудь на пашне или на воинском полигоне. Посетители цирка Барзюма в Кельне по достоинству оценили почти шикарное обустройство шапито. Конечно, большую часть зрителей составлял простой народ, но были и представители сливок общества, знаменитости, чиновники и даже кавалерийские офицеры кельнского гарнизона, раскупившие все дорогие места. В первый же день Барзюм заметил, что его цирк привлекает и шикарную публику, которая, впрочем, была уведомлена о его приезде загодя - чуть ли не за две недели! - при помощи огромных афиш. Тем не менее, в порядке признательности за готовность, с какой публика явилась в его заведение, Барзюм решил в первый же вечер усилить электрическое освещение. Таким образом, представления шли при великолепном освещении, все плавало в море света! Нанявшись в цирк, дочь Фантомаса понемногу привыкла к своей новой профессии. Однако когда специальный поезд Барзюма пересек германо-бельгийскую границу, незадачливая девица вздохнула с особенным облегчением. Надеясь, что поиски и преследования, предпринимаемые антверпенскими органами правопорядка, невозможны на территории иностранной державы, она почувствовала себя в большей, чем прежде, безопасности. Н