Эдгар Уоллес. Шестое чувство ридера --------------------------------------------------------------- OCR: GrafZero2000 --------------------------------------------------------------- Глава 1. Полисмен, увлекающийся поэзией День, когда мистера Ридера причислили к канцелярии прокурора, явился решающим днем в жизни мистера Лембтона Грина, управляющего лондонским отделением Шотландского банка. Отделение Шотландского банка, находящееся в ведении мистера Грина, помещалось на углу Пелль-стрит и Файрлинг-авеню. Банк занимал довольно просторное здание и, в отличие от остальных отделений банка в пригородах, занимал весь корпус. У банка была обширная клиентура, и три крупнейших промышленных предприятия с множеством служащих хранили в этом отделении суммы, предназначавшиеся для выплаты жалованья многочисленному персоналу. Однако этими фирмами список клиентов банка далеко не исчерпывался. По средам, в день выплаты жалованья в промышленных предприятиях, в банк прибывали крупные суммы наличных денег, сдававшиеся на хранение в стальную камеру банка. Камера эта помещалась как раз под кабинетом мистера Грина, этажом ниже, в нее вела окованная металлом дверь. Эта дверь видна была с улицы, что облегчало наблюдение за ней. Над дверью находилась лампа с сильным рефлектором, освещавшая ее ослепительным светом. Кроме того, у двери находился на страже ночной сторож, отставной солдат Артур Маллинг. Банк вступил в соглашение с местным отделением полиции, которое обязалось поручить одному из постовых полицейских регулярно во время обхода наблюдать за банком. Благодаря этому, банк каждые сорок минут оказывался под надзором полисмена, в обязанности которого было вменено проверять, все ли в порядке, и обмениваться сигналами со сторожем. В ночь на семнадцатое октября полисмен Бернет, по обыкновению, остановился у двери банка и заглянул внутрь здания. Первое, что бросилось ему в глаза,-- лампа, горевшая над входом в стальную комнату, погасла. Ночного сторожа не было видно поблизости, и полисмен, встревоженный всем этим, поспешил к ближайшему окну и, к ужасу своему, увидел, что оно отворено. Он влез через окно в банк и окликнул Маллинга. Никакого ответа. Он уловил чуть заметный сладковатый запах, происхождение которого ему было непонятно. Помещение кассира было пусто. Он заглянул в кабинет директора. В кабинете горел свет; переступив порог, полицейский увидел распростертую на полу фигуру. То был ночной сторож! Руки его были связаны, а ноги туго стянуты ремнем. Нашлось объяснение и приторно-сладкому запаху. Над головою сторожа висела жестяная кружка, в дне которой был проделан ряд отверстий. Через эти отверстия на сторожа капала какая-то жидкость; она попадала на плотный слой ваты, которым было прикрыто лицо Маллинга. Бернет, успевший побывать на войне, сразу сообразил, что это был хлороформ. Он поспешил оттащить бесчувственного сторожа в сторону, развязал ремни и, сорвав с лица его вату, поднял тревогу. Все его попытки привести Маллинга в чувство оказались тщетными. Через несколько минут на место происшествия прибыла полиция, а с нею вместе и полицейский врач, к счастливой случайности оказавшийся в момент тревоги в участке. Но и его попытки спасти жизнь несчастного сторожа оказались тщетными. -- По-видимому, он был мертв уже к моменту моего прихода,-- пояснил полисмен.-- Хотел бы я знать, что означает этот шрам на правой руке? И он разжал скрюченную руку сторожа, обнаружив на ней с полдюжины мелких царапин. Эти ранения должны были быть нанесены недавно, потому что кровь возле них была еще совсем свежей. Бернет был немедленно же послан к мистеру Грину, жившему на Файрлинг-авеню,-- он жил в одном из этих маленьких домиков-особняков, так хорошо знакомых каждому лондонцу. Приближаясь к дому, полисмен заметил, что окна дома освещены, и едва он постучал, как дверь отворилась, и мистер Лембтон Грин предстал перед полисменом. Мистер Лембтон Грин был совершенно одет, и, как показалось полисмену, очень взволнован. Бернет заметил, что в передней лежали наготове чемодан, дорожный плед и зонтик. Мертвенно-бледный директор безмолвно выслушал сообщение полисмена и затем пролепетал: -- Ограблен банк? Это невозможно! Это ужасно...-- прохрипел он. Он с трудом держался на ногах, и Бернету пришлось поддержать его. -- Я... я хотел уехать,-- бессвязно прошептал он, сопровождая полисмена и направляясь с ним в банк.-- Я отказался от своего поста... Я написал дирекции письмо, в котором изложил все причины... Пробравшись сквозь толпу любопытных, Грин прошел к себе в кабинет и отпер ящик письменного стола. -- Их нет! -- дико вскричал он. -- Я их оставил в ящике... Мои письма и ключи... Покачнувшись, директор упал без чувств. Придя в себя, Грин увидел, что находится в арестном помещении при полицейском участке. Днем его вызвали к начальнику полиции, и, словно во сне, он выслушал обвинение. Его, Лембтона Грина, обвиняли в убийстве Артура Маллинга и в похищении 100000 фунтов! Как-то утром, несколько дней спустя, мистер Джон Ридер, недовольный своим перемещением, покинул уютный свой кабинет и перебрался в неуютное помещение прокуратуры в верхнем этаже Дворца Правосудия. Он согласился на это перемещение лишь при условии, что будет поддерживать телефонную связь со своим прежним кабинетом. Он не выставил этого требования, да и вообще он никогда ничего не требовал. Он попросил об этом нерешительно, словно прося снисхождения. Одной из особенностей мистера Ридера была внешняя беспомощность, порой вызывавшая в людях сочувствие, смешанное с жалостью. Прокурор, к которому был прикомандирован мистер Ридер, не раз ловил себя на мысли о том, что сомнительно, насколько этот новый помощник окажется подходящей заменой инспектору Холфорду. Мистер Ридер был весьма хилым, пожилым человеком. Ему было за пятьдесят, волосы его были пепельно-серого цвета, и он носил небольшие баки, отвлекавшие внимание от его крупных, несколько оттопыренных ушей. Мистер Ридер носил пенсне; оно сидело у него на самом кончике носа, и никто не мог похвастать тем, что ему довелось видеть, как мистер Ридер смотрит сквозь стекла пенсне. Обыкновенно, когда Ридеру требовалось разглядеть что-либо, он снимал их. Носил Ридер старомодный, наглухо, на все пуговицы, застегнутый сюртук, плохо гармонировавший со шляпой. Обувь Ридер предпочитал носить номером побольше, с широкими носками, а галстук, не затруднявший владельца необходимостью вывязывать его, был снабжен пряжкой, застегивавшейся сзади. Элегантнее всего из принадлежностей туалета Ридера был его зонтик, который можно было издали принять за тросточку: настолько туго был он стянут тесемкой. Вне зависимости от состояния погоды -- и в солнечный день и в ненастье,-- он болтался в закрытом виде на руке у мистера Ридера. Инспектор Холфорд, получивший назначение на другую должность, встретился с ним, чтобы ввести в курс дела. -- Очень рад познакомиться с вами,-- сказал он, обращаясь к мистеру Ридеру.-- Мне не приходилось ранее встречаться с вами, но я много слышал о вас. Ведь вы, главным образом, работали до сих пор для банка Англии? Мистер Ридер прошептал, что действительно имел честь обслуживать это учреждение, и тяжело вздохнул, словно сожалея о том, что ему пришлось проститься с прежней своей работой. Холфорд глядел на него, и во взоре его сквозило сомнение. -- Видите ли,-- сказал он смущенно,-- здесь вам предстоит работа совсем иного свойства. Но если вы на самом деле, как мне говорили, один из наиболее осведомленных людей Лондона, то вы войдете в курс дела без особого труда. Нам еще никогда не приходилось приглашать любителя... Прошу прощения, я хотел сказать, частного сыщика, и поэтому мы, конечно... -- Я отлично понимаю, что вы хотите сказать,-- проворчал Ридер, оставляя свой зонтик. -- Мне известно, что вы рассчитывали на то, что эту должность займет мистер Болонель. Он также был не прочь занять ее, да и его супруга желала этого,-- впрочем, особенно огорчаться им не следует. У нее ведь имеются и иные интересы: она является участницей ночного клуба в Вест-Энде. Холфорд застыл в удивлении. То, о чем сообщал Ридер, доходило уже до Скотленд-Ярда в виде неясного, ничем не подтвержденного слуха. -- Черт побери, как вам удалось выяснить это? -- воскликнул он наконец. Мистер Ридер самодовольно улыбнулся. -- Такова уж наша жизнь: слышишь тут и там кое-что новенькое, а затем все и всплывает наружу,-- сказал он, мягко улыбаясь.-- Видите ли, я всюду подозреваю что-либо дурное. По-видимому, у меня у самого преступные наклонности. Холфорд глубоко вздохнул. -- Впрочем, дело, которым вам предстоит заняться, особых трудностей не представляет. Грин -- бывший каторжник. Во время войны ему удалось получить должность в банке, постепенно он выдвинулся, и ему предоставили самостоятельное отделение. В свое время ему пришлось просидеть в тюрьме семь лет -- он был осужден за подделку банкнот. -- Похищение и подделка,-- проворчал Ридер.-- Я... боюсь, что выступал главным свидетелем против него. Да, да... он попал в лапы кредиторов... Все это очень нелепо... И глупее всего то, что он не хочет сознаваться! И Ридер тяжело вздохнул. -- Бедняга! Эта история может ему стоить головы, И из-за этого одного следовало бы простить ему его прежние прегрешения. Инспектор удивленно поглядел на своего нового коллегу. -- Бедняга?! Я никак не могу предположить, что вы выразите ему столько сочувствия. Он ухитрился присвоить сто тысяч фунтов и вздумал дурачить полицию совершенно нелепым объяснением. Если вам угодно, то ознакомьтесь с собранным нами материалом. Шрамы на руке Маллинга действительно очень замечательны, тем более, что нам удалось обнаружить такие же шрамы и на другой руке. Но они не настолько глубоки, чтобы можно было поверить в то, что произошла борьба. А что касается сказки, которую нам вздумал рассказывать Грин... Ридер озабоченно покачал головой. -- Да, история, которую он нам рассказал, была не особенно складна,-- и в голосе его прозвучало сожаление.-- Насколько мне помнится, он рассказал примерно следующее: ему пришлось повстречаться с человеком, с которым вместе он отбывал тюремное заключение. Этот человек узнал его и стал шантажировать. Он потребовал, чтобы Грин заплатил... или исчез. Грин предпочел остаться честным человеком и в письме к директорам изложил причины, вынуждавшие его искать спасения в бегстве. Это письмо вместе с ключами от кладовой он положил в ящик письменного стола, оставив также письмо и своему кассиру. Он намеревался покинуть Лондон и попытаться где-нибудь, где его не знали, начать строить новую жизнь. -- И в письменном столе ни письма, ни ключей не оказалось,-- вставил инспектор Холфорд.-- Единственное правдивое во всей этой истории было то, что ему пришлось посидеть в кутузке. -- В тюрьме! -- жалобно поправил его Ридер. Он не любил вульгарных выражений.-- Совершенно верно, это соответствовало действительности. Пройдя к себе в кабинет, он позвонил по телефону в свой прежний рабочий кабинет и долго беседовал со своей секретаршей. Его секретарша была молодой женщиной, по отношению к которой, однако, судьба оказалась не особенно милостивой. Остальная часть дня ушла у него на ознакомление с документами, оставленными для него его предшественником на столе. Под вечер в его кабинет явился прокурор и одобрительно поглядел на груду бумаг, над которыми согнулся его помощник. -- Что вы сейчас читаете? Материал по делу Грина? -- осведомился он.-- Очень рад, что вы заинтересовались им, хотя это дело и представляется мне совершенно ясным. Впрочем, я получил письмо от председателя правления банка, который по каким-то причинам склонен верить в правдивость слов Грина. Мистер Ридер перевел взгляд на говорившего, и в глазах его засветилась боязнь. То была его обычная манера реагировать на что-либо, изумлявшее его. -- Вот здесь имеется протокол показаний полисмена Бернета. Быть может, вы могли бы внести в него кое-какие дополнения. Разрешите, я прочту вам его показания. "Незадолго до того, как я приблизился к зданию банка, я заметил, что на углу стоял какой-то человек. В это мгновение проехал автомобиль, и в свете фонарей я ясно разглядел этого человека. Однако не придал никакого значения его присутствию и более его не видел. Полагаю, что этот человек мог обойти квартал и приблизиться к Файрлинг-авеню с противоположной стороны. Тут же, после того, как встретил этого человека, я натолкнулся ногой на что-то и, осветив тротуар фонариком, увидел, что у моих ног лежит старая подкова. Впрочем, я уже днем обратил внимание на то, что на этом месте детвора играла с подковой. Я перевел взгляд на угол, на котором стоял человек, но его больше там не было -- он исчез. Должно быть, его внимание привлек мой фонарик. Больше никого я не видал, равно как и не заметил, чтобы окна квартиры мистера Грина были освещены". Мистер Ридер задумчиво взглянул на потолок. -- Ну и что же? -- осведомился прокурор.-- Мне кажется, что в этих показаниях нет ничего, что могло бы привлечь внимание. Должно быть, этот человек был не кто иной, как Грин. Он воспользовался невнимательностью полисмена и, обежав квартал, проник в банк с противоположной стороны. Мистер Ридер задумчиво почесал подбородок. -- Да... Да-а-ааа...-- протянул он и заерзал на своем стуле.-- Быть может, мне было бы разрешено предпринять кое-какие шаги совершенно независимо от действий полиции? -- нерешительно осведомился он.-- Мне было бы очень нежелательно дать полиции повод думать, что какой-то дилетант пытается сунуть нос в ее дела. -- Прошу вас, -- делайте все, что вам угодно, -- добродушно заметил прокурор.-- Отправляйтесь вниз и переговорите с теми, кто вел это дело. Я готов даже написать им пару строк о том, чтобы они оказали вам полное содействие. В том, что кто-либо из работающих со мною предпринимает розыски по своей собственной инициативе, нет ничего удивительного или необычного. Я боюсь лишь, что ваши попытки останутся безрезультатными. Скотленд-Ярд сделал все, что можно было сделать. -- Быть может, вы разрешите мне побеседовать с арестованным? -- С Грином? Пожалуйста. Я сейчас выпишу вам разрешение на свидание с ним. С пасмурного неба струились потоки дождя. Мистер Ридер, уткнув нос в воротник и, по обыкновению, не раскрывая зонтика, поспешил к Брикстоунской тюрьме, в которой сидел Грин. Его провели в камеру, в которой сидел человек, утративший надежду на лучшее будущее. -- Это правда, в самом деле я сказал правду! Каждое сказанное мною слово -- правда! -- воскликнул взволнованный Грин, и в голосе его послышалась дрожь. Грин был тщедушным, бледным человеком; редкие его волосы начали седеть. Ридер, обладавший необыкновенной памятью на лица, тут же узнал его. -- Да, мистер Ридер, теперь и я узнаю вас. Вы ведь и были тем человеком, которому тогда удалось накрыть меня. Но с тех пор меня ни в чем нельзя винить. Я никогда не прикасался ни к одному пенсу, который не принадлежал бы мне. Что сейчас будет с моей бедной... -- Вы женаты? -- сочувственно осведомился Ридер. -- Нет, но я намеревался жениться, хотя это и несколько поздно, принимая во внимание мои годы. Она моложе меня почти на тридцать лет, и это лучшая женщина в мире... Ридер, не прерывая, выслушал похвалы по адресу неизвестной ему особы, и глаза его прониклись еще большей печалью. -- К счастью, она не явилась в суд, но ей, разумеется, известно о том, что произошло. Один из моих друзей рассказал мне, что все это совершенно надломило ее. -- Бедняга! -- прошептал Ридер и сочувственно покачал головой. -- И должно же это было случиться как раз в день ее рождения,-- продолжал сокрушенно Грин.-- Да, я накануне рассказал ей обо всем, но мне бы не хотелось, чтобы она была впутана в это дело. Если бы мы были помолвлены официально, то я бы не придавал этому значения, но так как она замужем и лишь собирается разводиться, то я вынужден просить, чтобы ее имени не упоминали. Поэтому же мне пришлось очень мало бывать в ее обществе, и никто не знал о нашей помолвке, хотя мы и жили на одной улице. -- На Файрлинг-авеню? -- осведомился Ридер, и бывший банковский служащий молча кивнул головой. -- Семнадцати лет ее выдали замуж за грубого, черствого человека. Мне было очень тяжело скрывать нашу помолвку; за ней ухаживало множество народу, и я должен был мириться с этим. Если бы вы знали, кто ухаживал за нею?! Даже Бернет, полисмен, арестовавший меня, преследовал ее своим вниманием. Он даже стихи посвящал ей. Вы когда-нибудь слышали о чем-нибудь подобном? Полицейский, пишущий стихи. Грин полагал, что полиция и поэзия совершенно несовместимы, но Ридер, по-видимому, был несколько иного мнения. -- В каждом человеке кроется немного поэзии, милейший Грин,-- сказал он,-- и полисмен, в конце-концов, всего лишь человек. Если он и уверил Грина, что в поэтических наклонностях Бернета не было ничего странного, то все же мысль об этом не покидала его. Всю дорогу он размышлял о Вернете. На следующее утро в три четверти восьмого, в час, когда весь мир, казалось, населен молочницами и насвистывающими газетчиками, мистер Ридер направился на Файрлинг-авеню. На одно мгновение он остановился перед зданием банка и затем прошел дальше. По обе стороны улицы красовались уютные виллы, они были очень привлекательны, но поразительно, до утомительности похожи одна на другую. Перед каждой виллой был разбит небольшой цветник, порой состоявший всего лишь из одной клумбы с несколькими розами. Грин жил в номере 18, расположенном по правую руку от Ридера. Хозяйство Грина вела экономка, по-видимому, не питавшая особого пристрастия к цветам, потому что садик перед виллой Грина был в очень запущенном состоянии. Ридер поравнялся с виллой номер 26 и с безразличным видом, остановившись, оглядел ее. Шторы на окнах виллы были спущены, и миссис Магда Грайн, должно быть, была большой любительницей цветов, потому что на каждом подоконнике виднелась герань. В цветнике была разбита большая клумба, посреди которой высился розовый куст. Но цветы увяли, и листья пожелтели и повисли книзу. Переведя взгляд на окно второго этажа, он заметил, как взвилась штора и в окне за белой занавеской показалась чья-то фигура. Мистер Ридер поспешил продолжить свой путь и направился к садоводству, расположенному в конце улицы. Там он пробыл некоторое время, не отрывая взгляда от оранжерей. Он простоял у изгороди так долго, пока к нему, в уверенности, что имеет дело с клиентом, не подошел садовник. Садовник осведомился у Ридера, что ему угодно. -- Что мне угодно? -- повторил Ридер.-- Мне угодно очень многое.-- И, повернувшись к застывшему от удивления садовнику спиной, он пошел своим путем. У номера 26 он снова остановился и, войдя в цветник, направился к двери домика. На его стук вышла молодая девушка, которая и провела его в гостиную. Комната была обставлена очень скудно -- вся обстановка состояла из пары плетеных кресел, стола и маленького коврика. Ридеру бросилось в глаза, что молодая девушка чем-то озабочена. На ее красивом, но несколько грубом лице виднелись следы слез. -- Миссис Магда Грайн? -- осведомился у нее Ридер. Она кивнула головой. -- Вы явились из полиции? -- Не совсем так,-- выразительно заметил Ридер.-- Я... Я служу и работаю в канцелярии прокурора, моя деятельность несколько отличается от рода деятельности полиции. Она нахмурила лоб. -- Я была очень удивлена, что никто до сих пор не являлся ко мне,-- сказала она.-- Вас направил ко мне мистер Грин? -- Мистер Грин действительно упоминал о вас, но я пришел к вам по своей собственной инициативе. На мгновение в ее глазах мелькнуло нечто, заставившее Ридера насторожиться. -- Я ожидала, что кто-нибудь навестит меня,-- сказала она.-- Зачем он это сделал? -- Вы считаете его виновным? -- Полиция полагает, что он виновен,-- ответила она и тяжело вздохнула.-- Честное слово, сожалею о том, что мне суждено было оказаться здесь. Он ничего не ответил. Глаза его блуждали по комнате. На бамбуковом столике красовалась старая ваза, в которой стояло несколько желтоватых, причудливой окраски, хризантем. А посреди этих чудесных хризантем виднелась скромная маргаритка, неизвестно каким образом попавшая в это пышное окружение. -- Вы любите цветы? -- прошептал Ридер. Она равнодушно взглянула на вазу. -- Да,-- ответила она,-- это прислуга поставила эти цветы на стол. Вы полагаете, что ему грозит смертная казнь? Резкость, с которой девушка осведомилась об этом, неприятно задела Ридера. -- Его положение очень серьезно,-- ответил он. И поспешил прибавить: -- Нет ли у вас его фотографии? -- Есть,-- ответила она, нахмурясь.-- Вам угодно ее иметь? Он кивнул головой. Девушка удалилась из комнаты и тут же после того, как дверь захлопнулась за нею, Ридер бросился к столу и вытащил цветы из вазы. Цветы были беспорядочно сгруппированы и перевязаны вокруг стеблей веревочкой. При этом Ридер обратил внимание на то, что они были не срезаны, а сорваны. Под бечевкой виднелся обрывок бумаги -- листок из записной книжки,-- можно было разобрать красные и синие линии на нем, но написанное карандашом расплылось, и разрозненные слова невозможно было разобрать. Услышав шаги возвращающейся девушки, он поспешил поставить цветы на место, а сам отошел к окну. -- Благодарю вас,-- сказал он, беря у нее фотографию, на оборотной стороне которой красовалась нежная надпись. -- Вы замужем, насколько мне известно? -- Да, но я собираюсь разводиться, -- ответила она. -- Вы давно живете здесь? -- Приблизительно три месяца. Я переехала сюда по его желанию. И снова Ридер поглядел на фотографию. -- Вы знаете констебля Бернета? Легкий румянец покрыл щеки девушки, но она снова овладела собою. -- Знаю ли я его, этого болвана! -- воскликнула она. И, словно спохватившись, смягчила тон. Ей пришло в голову, что манера ее выражаться не совсем соответствовала манере, свойственной скромной женщине. -- Мистер Бернет несколько сентиментален, а я терпеть не могу подобных людей. Особенно в тех случаях, когда они... они... вы понимаете меня мистер... -- Ридер,-- подсказал сыщик. -- Вы понимаете меня, мистер Ридер,-- продолжала его собеседница,-- что мне в моем положении не особенно пристало уделять внимание его любезностям. Ридер пристально взглянул на нее. Не было никакого сомнения в том, что ее горе и печаль были искренни и непритворны. В умении разбираться в человеческих чувствах и в том, как они отражались на лицах, Ридер был большим мастером. -- И к тому же еще в день вашего рождения,-- сказал он.-- Это вдвойне печально! Очень печально! Ведь вы родились семнадцатого октября. Если не ошибаюсь, вы англичанка? -- Да,-- коротко ответила девушка.-- Я родилась в Вальворте. И раньше жила там. -- Сколько вам лет? -- Двадцать три года. Мистер Ридер снял пенсне и тщательно протер стекла носовым платком. -- Все это очень грустно. Но я все же очень рад был возможности познакомиться с вами, мисс Грайн. Я отлично могу себе представить ваше положение. И с этими ничего не означавшими словами он направился к выходу. Глядя ему вслед, девушка заметила, как он нагнулся и поднял с дорожки старую подкову, и мысленно подивилась тому, что пожилой сыщик вздумал обратить внимание на подкову, которую она накануне выкинула в окно. Заржавленная подкова исчезла в просторном кармане Ридера, снова направившегося в садоводство. Мистер Ридер прибыл в полицейское управление как раз в час смены дежурных. Скромно предъявив дежурному инспектору свое удостоверение, он отошел в сторону. -- Я только что получил о вас извещение от прокуратуры, мистер Ридер,-- предупредительно обратился к нему инспектор. -- Если не ошибаюсь, я уже имел удовольствие встретиться как-то с вами. Это было два года тому назад, и мы вели дело большой шайки фальшивомонетчиков. Быть может, я могу вам быть чем-нибудь полезным? Вы хотите видеть Бернета? Он здесь.-- И он кликнул полисмена. В помещение дежурного вошел молодой, привлекательной внешности полисмен. -- Вот он и обнаружил преступление, представлен к повышению,-- рекомендовал Бернета инспектор.-- Бернет, этот господин явился к нам от имени прокуратуры и желает переговорить с вами. Не угодно ли вам пройти, мистер Ридер, в мой частный кабинет? Молодой полисмен взял под козырек и пошел за Ридером в следующую комнату. Он был молодым полицейским, перед которым открывалась блестящая будущность,-- имя его было упомянуто в газетах, в кое-каких иллюстрированных изданиях появился его портрет, и он ожидал в ближайшем будущем повышения. -- Мне рассказали, Бернет, что вы большой любитель поэзии и сами пишете стихи. Бернет покраснел. -- Да, сэр,-- признался он. -- И разумеется, вы пишете любовную лирику? -- приветливо продолжал расспрашивать Ридер.-- Для подобного рода творчества обычно... находится время... по ночам... Ведь ничто так благотворно не влияет на человека, как любовь... Бернет залился краской. -- Вы правы... Порой пишешь по ночам, сэр, но я никогда не был невнимателен к своим обязанностям. -- Разумеется,-- пробормотал Ридер.-- У вас предрасположение к поэзии. Право, это очень поэтично -- рвать цветы в полночь и... -- Садовник мне сказал, что я могу нарвать цветов сколько мне угодно,-- перебил его Бернет.-- Я ничего дурного не сделал. Ридер одобрительно закивал головой. -- Это мне известно. Вы в темноте нарвали цветов, я обратил внимание, что в темноте и в спешке вы вместе с хризантемами захватили и одну маргаритку, потом вы завернули стебли цветов в листок бумаги, на котором было написано маленькое стихотворение, и... все это, вместе с приносящей счастье подковой... положили на порог дома. Я долго ломал себе голову над тем, что стало с подковой. -- Я бросил цветы в окно... молодой дамы, -- нерешительно внес поправку молодой человек.-- Право, мысль бросить ей цветы пришла мне в голову лосле того, как я миновал ее дом... Ридер насторожился. -- Совершенно верно. Вот это и я утверждаю,-- подхватил он. -- Мысль принести ей цветы пришла вам в голову после того, как вы прошли мимо ее дома. Вы нашли подкову, подковы приносят счастье, и тогда вы решили возвратиться, нарвали цветы, написали на клочке бумаги ранее заготовленное стихотворение и все это бросили на подоконник молодой дамы... Я полагаю, будет излишним называть ее имя. -- Я не знаю, как вы все это узнали, мистер Ридер, но все это действительно было так. Ведь этим я ничего дурного не совершил... -- Нет ничего дурного в том, что бываешь влюблен,-- многозначительно заметил Ридер.-- Любовь -- это нечто чудесное, я об этом неоднократно читал в книжках. Мисс Магда Грайн как раз собиралась выйти погулять после обеда и, стоя перед зеркалом, надевала шляпу, как ее побеспокоил вторично странный посетитель, успевший побывать у нее сегодня утром. Вместе с Ридером пришел и сыщик, который вел дело Грина. Прислуги не было дома, никто не мог проникнуть в дом, пока Магда сама не захотела бы отворить дверь. Спрятавшись за занавеской, она оглядела дорогу. В некотором отдалении она заметила автомобиль, одну из тех машин, что обычно обслуживают полицию во время ее выездов; рядом с шофером сидел третий посетитель, по всей видимости, также сыщик. Магда прокралась к себе в спальню, откинула одеяло и, вытащив из-под него пачку банкнот, поспешила засунуть их в карман. Затем она на цыпочках прокралась из комнаты. Пройдя в комнату, выходившую на противоположную сторону, она отворила окно и легко спрыгнула на плоскую крышу пристройки, в которой помещалась кухня. Минуту спустя она была на дворе и бежала по дорожке, ведущей на Хиг-стрит. Прежде чем мистер Ридер, отчаявшись в том, что его впустят в дом, прекратил стучать в дверь, она уже была в вагоне трамвая. Более никогда Ридеру не пришлось видеться с этой женщиной. Вечером мистер Ридер был у прокурора и заставил последнего выслушать свое поразительное сообщение. Грин действительно оказался бывшим обитателем тюрьмы, сумевшим все же благодаря своей добросовестности сделать банковскую карьеру. Он не солгал, сказав, что получил письмо от человека, с которым ему вместе пришлось сидеть в тюрьме. Имя этого вымогателя -- Артур Джордж Кретер, он же Маллинг! -- Что? Маллинг -- ночной сторож?! -- вскричал не веря своим ушам прокурор. Ридер кивнул головой. -- Совершенно верно, сэр, то был не кто иной, как Артур Маллинг. Его дочь, мисс Магда Кретер, действительно родилась в Вольворте 17 октября 1908 года. Обычно люди, проживающие под чужой фамилией, не дают себе труда сменить и имя свое. И поэтому мне нетрудно было установить, что на самом деле ее фамилия Кретер. Маллинг самым тщательным образом подготавливал ограбление банка. Он привез свою дочь в Эйлинг и поселил ее под вымышленным именем. Затем он познакомил ее с Грином. Магде было поручено вкрасться в доверие Грина -- очень возможно, что ей было поручено и раздобыть оттиски ключей от кладовой. Удалось ли Маллингу опознать Грина, или же Грин проболтался о своем прошлом его дочери, нам, очевидно, выяснить не удастся. Во всяком случае, Маллинг располагал этими сведениями и задумал не только ограбить банк, но и направить подозрение непосредственно на лицо, возглавлявшее отделение. Девушка должна была разыгрывать роль молодой женщины, несчастливой в браке и стоявшей перед необходимостью развестись со своим мужем. Зачем они это выдумали, мне было неясно, пока я не понял, что Маллинг ни за что не хотел, чтобы имя его дочери в какой-нибудь мере связывали с именем Грина. Ограбление банка должно было произойти в ночь на 17 октября. План Маллинга избавиться от директора увенчался успехом. В кабинете он обнаружил его письма и ключи,-- хотя, должно быть, у него заранее были припасены оттиски с ключей, и он имел возможность обзавестись второй связкой ключей. Из кладовой он похитил столько денег, сколько мог унести с собою. Потом он поспешил к себе домой и закопал свою добычу в клумбе под розовым кустом. Я сразу обратил внимание на то, что дальнейшему цветению растения что-то помешало. Надеюсь, цветок окончательно не завял,-- я дал необходимые указания относительно его пересадки, и, надеюсь, он снова зацветет. -- Да, да, -- рассеянно заметил прокурор, менее всего склонный выслушивать сообщения Ридера относительно его мероприятий по части садоводства. -- Маллинг, сажая снова цветок, расцарапал себе руки,-- как известно, нет розы без шипов... Я поспешил в Эйлинг и исследовал растение. Потом он возвратился в банк и выждал, пока полисмен Бернет не миновал банка. Маллинг захватил с собою жестянку с хлороформом, ремни и наручники Выждав, пока в отдалении блеснул фонарик полисмена, он быстро прикрепил жестянку с хлороформом, связал себя и стал ждать, рассчитывая, что прежде чем что-либо произойдет с ним, полисмен поравняется с банком, обнаружит происшедшее и освободит его. Но полисмен Бернет познакомился с его дочерью, которой отец ее также поручил быть по отношению к молодому полисмену возможно любезнее и внимательнее. Бернет был сентиментальным молодым человеком, склонным к поэтическим излияниям. Он знал, что сегодня день ее рождения. Случайно натолкнулся он на старую подкову, и ему пришло в голову повернуть обратно и украсить подкову несколькими цветами -- садовник разрешил ему пользоваться ими,-- и затем свое подношение направить даме сердца. Надо воздать должное его плану -- все это было очень лирично и свидетельствует о том, что нашей полиции не чужды благородные порывы. Вся эта процедура заняла довольно много времени. И пока молодой Бернет набрасывал на бумаге свои сердечные излияния, Артур Маллинг, не дождавшись его появления, скончался. Через несколько секунд, под действием хлороформа, он потерял сознание... хлороформ продолжал капать, пропитывая слой ваты, и, когда полисмен поравнялся с банком, на десять минут позже, чем обычно, Маллинг уже был мертв. Прокурор откинулся на спинку кресла и в изумлении уставился на своего подчиненного. -- Черт побери, как удалось вам выяснить все это? Мистер Ридер сокрушенно покачал головой. -- У меня имеется своего рода инстинкт; это какое-то несчастье для меня, но это действительно так. Во всем я подозреваю что-то дурное... даже увядающий розан, подкова,-- все наводит меня на грустные размышления. И во всем для меня таится что-либо преступное. Такова уж моя натура, но что же поделать,-- она такова, и ее не переделать! Глава 2. Кладоискатели Среди преступников укоренилось широко распространенное мнение, будто бы любой из чинов полиции является состоятельным человеком и что состояние полицейского всегда составлено путем воровства, взяточничества и шантажа. Основной темой разговора во всех пекарнях и прачечных пятидесяти тюрем Англии являются богатства полицейских, причем все преступники убеждены в том, что жалованье всех сколько-нибудь видных чинов полиции является лишь незначительной частью бюджета и что у них имеются личные средства, о которых они предпочитают умалчивать. Мистер Джон Ридер в течение двадцати лет имел дело с преступниками, подделывавшими банкноты и грабившими банки,-- иными словами с аристократией и капиталистами преступного мира. Этого было достаточно для того, чтобы в преступной среде шли бесконечные рассказы о накопленных им богатствах, принадлежащем ему имении и прочих ценностях. Никто из преступников не предполагал, что у Ридера имеется текущий счет в банке, на котором значится крупная сумма,-- они отлично понимали, что столь умный человек не станет рисковать возможностью огласки и что он сумеет свои капиталы хранить в тайне. По всей вероятности, он спрятал принадлежащие ему ценности и деньги в какой-нибудь тайник. Сотни людей, всю свою жизнь занимавшихся тем, что они преступали закон, мечтают о том, что в один прекрасный для них день они найдут клад, который даст им возможность безбедно прожить остаток своей жизни. И единственное, что успокаивало весь этот люд при мысли о богатстве Ридера, было то, что они считали, что скоро наступит день, когда (ведь Ридеру было за пятьдесят лет!) придется расстаться со своими ценностями, потому что даже золото плавится при определенной температуре, а банкноты, как известно, печатаются не на асбесте... Прокурор обедал в обществе председателя суда. Они встретились в субботу в клубе, а, кстати сказать, суббота -- один из двух дней недели, когда судья имеет возможность спокойно пообедать. Беседуя, они заговорили о Джоне Ридере, наиболее талантливом и удачливом сыщике, находившемся в распоряжении прокурора. -- Он человек исключительных способностей,-- заявил прокурор,-- но его шляпа действует мне на нервы. Он носит такую же шляпу, как мистер Икс...-- И прокурор назвал по имени одного из выдающихся политиков страны.-- А при виде его черного сюртука мне становится тошно. Все, кто приходят ко мне в канцелярию, принимают его за факельщика из похоронного бюро, но он на редкость толковый человек. Его баки мне действуют на нервы, и мне всегда кажется, что он расплакался бы, если бы мне пришло в голову сделать ему замечание. Он слишком чувствителен и сентиментален для моего ведомства. Каждый раз, когда ему приходится вызвать рассыльного, он извиняется перед ним за беспокойство. Судья в достаточной степени был осведомлен о человеческих слабостях и ограничился легким смешком. -- Судя по вашему описанию, он мог бы оказаться одним из моих клиентов, обвиняемых в убийстве,-- цинично заметил он. В этом, несомненно, он допустил преувеличение, ибо мистер Ридер совершенно лишен был способности совершить что-либо противозаконное. Но множество людей были ошибочного мнения о способностях Ридера. К числу этих людей, несомненно, принадлежал и некто Лью Кол, сочетавший свою деятельность банковского громилы с талантами фальшивомонетчика. Обычно Ридер, на долю которого выпадало выслушивать немалое количество угроз, выслушивал их с легким интересом, не утрачивая при этом ни своего благодушного настроения, ни своего спокойствия. Он был большим специалистом по части поддельных банкнот, и немалое количество людей, пытавшихся состязаться в своем умении с экспедицией заготовления государственных бумаг, были обязаны ему своим вынужденным бездельем и длительным пребыванием в тюрьме. На долю милейшего мистера Ридера не раз выпадало выслушивать угрозы и проклятья побледневших от злобы арестованных, обещавших с ним расправиться после того, как они снова очутятся на свободе. Не раз случалось ему встречаться с теми же лицами после того, как их выпускали из тюрьмы, но при вторичной встрече все эти люди оказывались настроенными гораздо более добродушно и успевали забыть о своих угрозах. А если о них и вспоминали, то с легким чувством стыда. В 1918 году Лью Кола отправили на десять лет в тюрьму. При этом он не произнес ни одного лишнего слова, не бросил по адресу Ридера ни одной угрозы, не пригрозил при первом удобном случае вырвать из бренного тела мистера Ридера сердце, печенку и другие органы. Лью улыбался, и, когда на мгновение его взгляд скрестился со взглядом Ридера,, сыщик заметил, что водянистые глаза преступника были, по обыкновению, водянисты и невыразительны. В них не было ни ненависти, ни злобы, но они выдали ему сокровенную мысль Лью: -- При первой же возможности я прикончу тебя! Ридер уловил эту мысль и тяжело вздохнул -- он не любил шумных выражений чувств, и ему был неприятен весь тот гам, который обыкновенно арестованные преступники поднимали вокруг его персоны. В конце концов, ведь он лишь выполнял свой долг. Прошло немало лет, и годы эти внесли в деятельность мистера Ридера существенные изменения. Он был оторван от своей прежней деятельности, направленной во вред фальшивомонетчикам, и для него открылось более широкое поле деятельности у прокурора. Но никогда он не забывал о том, как улыбался при последней их встрече Лью Кол. Работа в Уайтхолле не была для Ридера затруднительной. Через руки Ридера проходило множество анонимных писем, поступавших на адрес прокурора. Обычно не трудно бывало расшифровать, какие побуждения руководили авторами этих писем, потому что большинство из писем было составлено очень грубо и просто: ревность, зависть, злоба--вот что обычно заставляло людей обращаться к прокурору с анонимным письмом. Порой письма эти были результатом неудавшейся попытки шантажа. Но порой поступали письма, вызванные мотивами иного свойства. "Сэр Джемс собирается жениться на своей кузине, а ведь прошло всего лишь три месяца со времени смерти его жены, упавшей за борт во время переезда через канал в Кале. В этом деле что-то нечисто. Мисс Маргарет не выносит его общества, потому что она знает, что он стремится заполучить ее деньги. Почему меня ночью послали в Лондон? Он неохотно разъезжает в автомобиле. И чего ради вздумал он ехать в автомобиле ночью, когда лил такой проливной дождь?" Это своеобразное письмо было подписано: "Доброжелатель". У правосудия было большое количество подобных "доброжелателей". "Сэр Джемс", о котором упоминалось в письме, был не кто иной, как сэр Джемс Тизермит, состоявший во время войны руководителем какого-то благотворительного учреждения,-- за заслуги он был возведен в дворянское достоинство. -- Я попрошу вас навести справки,-- сказал Ридеру его шеф,-- если не ошибаюсь, леди Тизермит действительно утонула во время переезда через канал. -- Это случилось 9 декабря прошлого года,-- торжественно ответил Ридер.-- Она в сопровождении сэра Джемса направлялась в Париж и в Монте-Карло. Сэр Джеме, владеющий виллой у Майдстона, лично отвез ее на автомобиле в Дувр и поставил свою машину в гараж Вильсон отеля. Ночь была на редкость бурная, и переезд должен был быть многим в тягость. Незадолго до прибытия парохода во Францию, сэр Джеме явился к капитану и сообщил ему, что он не может найти свою супругу. Ее багаж, верхнее платье, паспорт и шляпа находились в каюте, но ее не было видно, И с той поры ее вообще больше не видели. Прокурор одобрительно кивнул головой. -- Вижу, что вы ознакомились с этим случаем. -- Нет, я просто вспомнил о нем,-- ответил Ридер,-- потому что эта история в свое время вызвала во мне множество размышлений. Увы, по воле Господа я принадлежу к числу тех людей, которые во всем готовы видеть что-нибудь скверное. Должно быть, мой взгляд на людей и на жизнь не соответствует истине, но я вижу в каждом человеке преступника. Порой подобное мировоззрение бывает в тягость. Прокурор подозрительно поглядел на своего подчиненного. Он никогда не мог понять, говорит ли мистер Ридер всерьез или шутит. -- Нет никакого сомнения в том, что письмо это написано уволенным шофером,-- сказал он. -- Совершенно верно,-- подхватил мистер Ридер,-- Томас Дейфур, 179 Баррак-стрит, в настоящее время находится в услужении у "Кент Мотоурс Компанейшен". Имеет трех детей, из них двое -- близнецы. Очень славные ребята. Прокурору не осталось ничего другого, как расхохотаться. -- Я вижу, что вы обо всем, интересующем вас, осведомлены. Попробуйте-ка выяснить, что таится в этом письме. Сэр Джеме -- видная персона в Кенте, он занимает должность мирового судьи и очень влиятельный в политическом отношении человек. Письмо, очевидно, вызвано личными мотивами и не имеет никакого значения. Но все же попытайтесь выяснить все, что возможно, и действуйте осторожнее. У Ридера была собственная точка зрения на "осторожный способ действия". На следующее утро он поехал в Майдстон, занял место в автобусе и, усевшись удобнее, поставил рядом с собою свой зонтик. Прибыв к месту своего назначения, он покинул автобус и, миновав ворота, направился к большому серому дому. Перед домом на газоне он заметил сидевшую в шезлонге девушку. Завидев Ридера, она отложила книгу в сторону и поспешила ему навстречу. -- Я мисс Маргарет Летерби,-- сказала она.-- Вы прибыли сюда от...-- и она назвала известную фирму адвоката, но, к ее вящему разочарованию, Ридер сообщил ей, что ни в какой связи с этим светилом адвокатуры не находится. Девушка была очень красива -- цвет лица ее был безукоризненно свеж, черты лица приветливы и мягки, хотя особым умом лицо не блистало. -- Я думала... Вы хотите видеть сэра Джемса? Он у себя в кабинете. Вам стоит лишь позвонить, и прислуга проводит вас к нему. Если бы Ридер принадлежал к числу людей, способных удивляться чему-либо, то он несомненно поразился бы тому, что молодая и красивая девушка, к тому же располагающая собственным состоянием, готова выйти замуж за человека, который был намного старше ее. Но разгадка этой тайны была очень проста. Мисс Маргарет вышла бы замуж за каждого человека, который смог бы настоять на своем желании. -- Даже за меня,-- сказал себе, меланхолически улыбаясь, Ридер. Однако Ридеру не пришлось звонить и прибегать к содействию прислуги. Большой, широкоплечий человек в спортивном костюме стоял на ступеньках крыльца, его светлые волосы были очень длинны и прядью спускались на лоб. Губы его были прикрыты мохнатыми усами, спускавшимися к выдающемуся, свидетельствующему об энергии, подбородку. -- Что вам угодно? -- резко осведомился он у пришельца. -- Я прибыл сюда по поручению прокуратуры,-- пробормотал Ридер.-- Мы получили анонимное письмо. Бледные глаза Ридера застыли на лице неприветливого хозяина. -- Войдите, -- проворчал сэр Джемс. И прежде чем закрыть за собою дверь, он бросил взгляд на молодую девушку и на пустынную аллею. -- Я ожидаю одного болвана, его должен был прислать мой адвокат,-- сказал он и захлопнул за собою дверь. Ридер сообщил ему о причинах своего появления. Сэр Джемс спокойно выслушал его, и ничто -- ни голос, ни внешний облик -- не выдало его волнения. Он оставался совершенно спокойным. -- А какого вы мнения о подобных анонимных письмах, или вы вообще не обращаете внимания на такую чепуху? Ридер добросовестно отложил в сторону свой зонтик и, отставив шляпу, полез в карман за листом бумаги. Вынув письмо, он протянул его сэру Джемсу, внимательно ознакомившемуся с его содержанием. -- Это вздорное письмо составлено, должно быть, кем-либо из тех, кто видел в Париже продающиеся драгоценности моей жены. Разумеется, это письмо -- сплошной вздор. Я могу полностью отдать отчет в судьбе каждой из принадлежащей ей ценной вещи и после ужасного происшествия памятной ночи привез с собою назад ее шкатулку с ценностями. Почерк этот мне совершенно неизвестен. Кто этот наглый лгун, составивший подобное письмо? -- Я также не придал значения этому письму,-- сказал Ридер.-- В свое время я самым тщательным образом ознакомился с тем, о чем говорится в этом письме. Вы выехали после обеда... -- Поздно вечером,-- поправил его сэр Джемс. Он не был расположен беседовать о случившемся, но просящий взгляд Ридера таил в себе столько силы, что он не счел себя вправе уклониться от беседы. -- Отсюда до Дувра всего лишь час двадцать минут езды. Около одиннадцати часов вечера мы были на пристани и тут же прошли на пароход, который вскоре должен был отплыть. Я принял ключ от нашей каюты и проводил туда мою супругу. -- Ваша супруга не страдала морской болезнью? -- О нет, и как раз на сей раз она чувствовала себя особенно хорошо. Она осталась в каюте, а я вышел погулять на палубу. -- Шел дождь, и на море было сильное волнение,-- заметил Ридер, словно предугадывая то, что ему собирался сообщить его собеседник. -- Да, но и я не подвержен морской болезни, но, во всяком случае, смею вас заверить, что вся эта история относительно драгоценностей моей жены -- сплошной вымысел. Вы можете об этом сообщить вашему шефу, а заодно передайте ему мой сердечный привет и наилучшие пожелания. И он распахнул перед своим гостем дверь. Но прошло еще немного времени, прежде чем Ридер бережно спрятал в карман письмо и собрал свои вещи. -- У вас чудесное имение, сэр Джемс,-- сказал он,-- скажите, оно очень велико? -- У меня три тысячи моргенов земли,-- ответил сэр Джемс, не скрывая своего нетерпения.-- Всего хорошего. Ридер медленно направился к дороге, целиком углубленный в свои мысли. Он пропустил автобус, в котором без особого труда мог бы занять место, и словно без определенной цели пошел бродить по тропинке, вившейся вдоль границы владения сэра Джемса. Пройдя примерно с милю, он вышел на боковую дорогу, уходившую к шоссе и которая, как он предположил, была южной границей имения. У дороги за массивной металлической решеткой виднелась полуразрушенная сторожка; на крыше во многих местах зияли дыры, стекла в окнах были выбиты, а разбитый перед нею цветник порос сорной травой. По ту сторону от решетки вилась узкая дорога, которая вела к парковым насаждениям. Услышав за своей спиной шорох, Ридер повернулся и увидел почтальона, собиравшегося сесть на велосипед. -- Что это такое? -- спросил его Ридер. -- Соут Лодж -- имение сэра Джемса Тизермита. Вот уже несколько лет, как никто здесь не живет и все пришло в запустение. Ридер последовал за почтальоном и без особого труда выведал у словоохотливого спутника все, что его интересовало. -- Да, да, бедная женщина, она была очень мила и нежна. Она была из породы тех болезненных, слабых существ, которые переживают все же самых здоровых людей. Ридер задал почтальону вопрос, на который последовал самый неожиданный ответ: -- Нет, она не переносила поездки по морю, мне доподлинно это известно. Каждый раз, когда ей предстояло отправиться в морское путешествие, я приносил ей бутылочку того снадобья, что, как говорят люди, помогает против морской болезни. Я поставил ей очень много этих бутылочек, пока наконец аптекарь Райке не завел их и у себя в аптеке. Дай Бог памяти, как оно называется это снадобье? Да, вспомнил: "Пикерс не знает морской болезни". Вот как оно называлось. Как раз на днях мистер Райке рассказывал мне, что он выписал полдюжины бутылочек этого лекарства и теперь не знает, что с ним делать, потому что здешние жители и думать не хотят о морском путешествии. Ридер проводил его до деревни и потом отправился бродяжничать. Он транжирил свое драгоценное время самым невозможным образом. Он успел побывать у аптекаря, у торговца скобяным товаром, у скромного штукатура и лишь с последним автобусом уехал в Майдстон для того, чтобы оттуда с последним поездом отправиться в Лондон. На следующий день на вопрос своего шефа он ответил малозначительной фразой: -- О, да, я говорил с сэром Джемсом, это очень любопытная личность. Все это произошло в пятницу. Суббота у него целиком ушла на текущую работу по канцелярии прокурора, а воскресенье принесло ему кое-что новое. Выдался чудесный солнечный день. Мистер Ридер стоял у окна своего дома и смотрел на пустынную улицу. Он собирался провести день в блаженном ничегонеделании и на нем был стеганый халат и расшитые туфли. На соседней церкви зазвонил колокол медленно и торжественно, созывая прихожан на молитву. На улице не было видно ни одного живого существа, за исключением черного кота, свернувшегося в клубок и мирно дремавшего на солнце. Было около восьми часов утра, и мистер Ридер вот уже шесть часов кряду не отходил от своего письменного стола, работая при свете лампы (стоял октябрь месяц). Подойдя к столу, он достал из коробки дешевую папиросу и закурил. Он курил так, как курят дамы, ненавидящие запах табака, но курящие потому, что полагают, что этого требует хороший тон. -- Ах, ты...-- прошептал Ридер, снова подойдя к окну. Он заметил на перекрестке силуэт одинокого прохожего, направлявшегося на виллу "Нарцисс", это пахучее наименование было присвоено месту обитания Ридера. Прохожий был высоким, широкоплечим человеком, лицо его было исполнено мрачной решимости. -- Великий Боже! -- прошептал Ридер, услышав, как задребезжал звонок. Несколькими минутами позднее экономка постучала в дверь. -- Не угодно ли вам принять мистера Кола, сэр? Ридер кивнул головой. Лью Кол вошел в комнату и увидел перед собой пожилого человека, закутавшегося в яркий, украшенный цветами халат. На носу у пожилого человека с трудом держалось пенсне. -- С добрым утром. Кол! Лью Кол взглянул на человека, упрятавшего его в тюрьму на десять лет, и губы его дрогнули. -- Здравствуйте, Ридер,-- сказал он.-- Мне кажется, что вы не ожидали меня увидеть? -- Я думал, что встречусь с вами несколько позже,-- спокойно ответил Ридер,-- я совсем упустил из виду, что в тюрьмах приобретают благую привычку вставать пораньше. Он произнес эти слова тоном, каким обыкновенно произносят похвалу, одобряя чье-либо поведение. -- Надеюсь, вы догадались, зачем я явился к вам? Я не легко забываю что-либо, память у меня хорошая, а в Дартмуре мы располагали достаточным временем, чтобы кое о чем поразмыслить на досуге. Ридер изумленно поднял брови, и пенсне его соскользнуло на самый кончик носа. -- Я где-то уже слышал эту фразу,-- сказал он, глядя поверх очков.-- Позвольте... я сейчас припомню... Совершенно верно, эту фразу произносят в какой-то старой мелодраме: не то в "Нарушенном обещании", не то в "Падших Созданиях". Казалось, Ридер в самом деле озабочен невозможностью установить, в какой именно пьесе ему пришлось слышать эту злобную фразу. -- Вам предстоит полюбоваться совсем иным спектаклем,-- мрачно прохрипел Лью.-- Я рассчитаюсь с вами, Ридер. Будьте покойны, можете об этом рассказать вашему прокурору. Я рассчитаюсь с вами таким образом, что никто не сможет доказать моего участия в этом... и тогда я заполучу и ваши денежки. Кол был не единственным, верившим в наличие у Ридера состояния. -- Ах, вы хотите заполучить мои денежки?! -- заметил, чуть улыбаясь, Ридер. -- Вы отлично понимаете, что я хочу этим сказать. Подумайте об этом. В один прекрасный день я покончу с вами, и весь Скотленд-Ярд будет бессилен что-либо предпринять против меня. Я все обдумал... -- Да, да, ведь в Дартмуре у вас было достаточно времени для размышлений,-- пробормотал Ридер.-- Продолжайте в том же роде, Кол, и вы станете одним из величайших мыслителей мира. Вы знаете изумительное произведение Родена? Статую "Мыслитель"? Это чудесное произведение, оно изображает... -- Хватит болтать! -- сказал Кол, грузно поднимаясь со стула. Угрожающая улыбка заиграла на его губах.-- Подумайте о том, что я сказал, и имейте в виду, пройдет пара дней, и вам станет менее весело на душе. Лицо Ридера вытянулось, оно стало трогательно печальным. Казалось, что волосы его, и без того растрепанные, встали дыбом, а большие уши от волнения еще больше оттопырились. Лью Кол прикоснулся к дверной ручке. Бац!! Раздался глухой звук, словно что-то шлепнулось о дерево двери. Мимо Кола что-то пролетело, и в двери образовалась дыра, его обдало щепками. Заревев от бешенства, Кол повернулся и взглянул на сыщика. У Ридера в руках был браунинг с глушителем. Застыв от удивления, он рассматривал оружие и, казалось, не мог прийти в себя. -- Как это могло случиться? -- пролепетал он сконфуженно. Лью Кол дрожал от злости и от страха. -- Вы... вы... поганая свинья! -- прошипел он.-- Вы хотели убить меня. Ридер равнодушно посмотрел на него поверх стекол. -- Как могли вы это подумать? Надеюсь, вы раздумали убить меня, мой милейший Кол? Кол попытался ему что-то сказать в ответ, распахнул дверь, сбежал вниз по лестнице и исчез. В тот момент, когда его нога ступила на крыльцо, что-то пролетело мимо его головы и с треском ударилось о ступени. Это была большая каменная ваза, украшавшая подоконник в комнате Ридера. Споткнувшись об осколки, Кол посмотрел наверх и увидел над собою удивленное лицо Ридера. -- Вы... вы...-- прохрипел бывший заключенный. -- Надеюсь, ваза не задела вас? -- озабоченно осведомился сыщик.-- Ведь легко могло случиться, что ваза упала бы вам на голову. В один прекрасный день... Но Лью Кол не стал слушать рассуждении сыщика, он предпочел убежать. Мистер Стен Брайд был занят утренним туалетом, когда к нему ввалился его приятель и старый товарищ по тюрьме. Стен Брайд был маленьким коренастым человечком с круглым красным лицом и жирным двойным подбородком. Прервав свой туалет и вытирая лицо полотенцем, он взглянул на посетителя. -- Что с тобою стряслось? Ты выглядишь, словно за тобою по пятам гонятся крючки. Чего ради ты так рано поднялся сегодня? Лью рассказал о своем приключении, и лицо его приятеля вытянулось. -- Идиот! -- проворчал он.-- Вздумал накрыть Ридера подобного рода чепухой! Неужели ты не понимаешь, что он был подготовлен к твоему приходу? Или ты воображаешь, что он не знал о том, когда тебя выпустят из тюрьмы? -- Во всяком случае я нагнал на него страху,-- возразил Лью Кол, вызвав лишь иронический смешок у приятеля. -- Неужели ты воображаешь, что можно припугнуть Ридера? Будь он таким же растяпой, как ты, то, быть может, он струсил бы! Но он не из таковских! Разумеется, он намеренно промахнулся, потому что если бы действительно вздумал подстрелить тебя, то теперь ты бы лежал в покойницкой. Но он этого не желал. Это не входило в его расчеты! -- Но откуда у него вдруг взялся в руках револьвер? В это мгновение за дверью раздался стук, и оба приятеля испуганно переглянулись. -- Кто там? -- спросил Брайд. В ответ послышался знакомый голос. -- Крючок!.. Из Скотланд-Ярда! -- прошептал Брайд. "Крючком" оказался не кто иной, как сержант Оллфорд, приветливый молодой сыщик, предвещавший в будущем много хорошего. -- С добрым утром, мальчики! Что это. Стен, вы сегодня не в церкви? Стен подобострастно ухмыльнулся. -- Как дела, Лью? -- Ничего, идут помаленьку. Лью насторожился и подозрительно оглядел сыщика. -- Хотел потолковать с вами относительно огнестрельного оружия. Есть основание думать, что у вас имеется огнестрельная игрушка -- кольт с автоматическим затвором, номер Р 7/976598. Это нехорошо, Лью, вы знаете, наша страна не приспособлена для того, чтобы в ней свободно разгуливали с огнестрельным оружием. -- У меня нет револьвера,-- угрюмо заявил Лью. Брайд сразу осунулся и как-то постарел: он тоже находился под надзором полиции, и неосторожные действия его приятеля могли повлечь за собою последствия и для него. -- Не хотите ли прогуляться со мною до ближайшего полицейского поста? Или вам угодно, чтобы я лично обыскал вас здесь? -- Ищите,-- равнодушно ответил Лью и поднял руки вверх. Полицейский обшарил его карманы. -- Я хочу лишь немного осмотреться здесь,-- сказал он и занялся очень добросовестным и тщательным осмотром комнаты. -- Должно быть, произошло недоразумение,-- сказал Оллфорд после тщетных поисков.-- Собственно, что вы бросили в реку, когда проходили через мост? Лью вздрогнул. Это было первым доказательством того, что за ним следили в это утро. Брайд выждал, пока полицейский удалился, и затем набросился на приятеля. -- И ты воображаешь, что у тебя есть голова на плечах! И ты думаешь, что она у тебя набита мозгами! Старик доподлинно знал, что у тебя имеется при себе револьвер, он даже знал номер твоего револьвера. И если бы Оллфорд нашел его у тебя, то тебе бы снова пришлось сесть за решетку. -- Я выбросил его в реку,-- ответил Кол. Брайд тяжело дышал. -- Оставь Ридера в покое! Он опаснее тысячи чертей, и если ты это не зарубишь себе на носу, то ты погиб! Ты думаешь запугать его? Ты -- болван! Он перережет тебе глотку и еще напишет об этом целую книгу песен! -- Я не знал, что за мной следили,-- сказал Лью,-- но это ничего не значит. Я с ним расправлюсь. -- В таком случае проваливай отсюда, да поскорее,-- коротко бросил Брайд.-- Я могу водиться с аферистом, буду дружить и с убийцей, но с болваном, из которого прет всякая чепуха, я водиться не стану. Мне тошно слушать тебя. Если можешь, попытайся забрать у него его состояние,-- бьюсь об заклад,-- оно у вето вложено в недвижимость, поди попробуй стащить у него его дома!.. Я очень хорошо к тебе отношусь, но даже дружбе есть предел, и я чувствую, что ты приближаешься к этому пределу. Ридера я ненавижу, я ненавижу и змей, но предпочитаю не задевать их и не ходить в зверинец. Следствием этой беседы явилось то, то Лью Кол был вынужден искать себе другое пристанище. Он поселился в верхнем этаже дома на Дин-стрит. Владелец его жилья был итальянец. Здесь он мог вдоволь размышлять над своими планами мщения и придумывать, что бы ему предпринять, чтобы посчитаться с Ридером. А было над чем подумать!.. Все то, что ему казалось таким простым и осуществимым во время долгого сидения в Дартмуре, ныне оказалось гораздо более сложным и невыполнимым. Намерения Лью пошатнулись. Он понял, что его попытки расправиться с Ридером могут потерпеть неудачу, и поэтому обратился ко второй части своего плана: стал думать над тем, как бы овладеть сокровищами Ридера. Прошла еще неделя, и Ридер по своей собственной инициативе явился в кабинет к своему шефу и заставил почтенного шефа с изумлением выслушать возникшую у его подчиненного теорию о загадочной смерти миссис Тизермит. После того, как Ридер закончил свой доклад, шеф изумленно откинулся назад. -- Дорогой друг,-- сказал он и в голосе его зазвучало легкое волнение,-- я не могу выдать приказа об аресте на основании ваших, ничем не подкрепленных предположений. Я не могу даже выдать ордера на производство обыска. То, что вы рассказываете, настолько невероятно, что ваш рапорт более похож на статью сенсационной газетки, чем на доклад прокурору. -- Стояла очень бурная ночь, и все же леди Тизермит не захворала морской болезнью,-- продолжал убеждать Ридер.-- Это очень важное обстоятельство, и мы не можем пройти мимо него. Прокурор снова покачал головой. -- Ничего не могу предпринять или, вернее, ничего не могу предпринять, пока в моем распоряжении столь скудные данные. Эта история могла бы поднять шум, который повлек бы за собою необходимость моего выхода в отставку. Быть может, вы могли бы как-нибудь иначе выяснить положение вещей? Быть может, вы смогли бы предпринять кое-какие неофициальные шаги? -- Мое присутствие в тамошних краях и без того уже бросилось в глаза,-- задумчиво ответил Ридер. -- Я не считаю возможным еще раз появляться там... А между тем вполне убежден, что... Но прокурора нельзя было переубедить. Он покачал головой и сказал: -- Нет, Ридер, все то, что вы мне сообщили,-- всего лишь необоснованная цепь ваших заключений. Да, я знаю, у вас есть ваше шестое чувство, ваше предрасположение к преступлениям, вы как-то мне об этом рассказывали, но именно это, помимо всего остального, вынуждает меня быть очень осторожным и не сделать того, что вы просите. Ничем не могу вам помочь в ваших действиях. Ридер тяжело вздохнул и отправился к себе в контору. Однако отказ прокурора не очень огорчил его, потому что во время розысков он напал на нечто новое. В течение недели Ридер неоднократно успел побывать в Майдстоне, но не было случая, чтобы он отправился туда в одиночестве. Каждый раз за ним, словно тень, следовал Лью Кол, и Ридеру пришлось пережить немало беспокойных минут, прежде чем он уверился в том, что рано или поздно его эксперимент приведет к желательному концу. Когда он во второй раз заметил бывшего преступника, следовавшего за ним, он пришел к определенному решению. Будь в Ридере больше юмора, он несомненно расхохотался бы, заметив, что Лью Кол последовал за ним не только в Майдстон, но и дальше. Почтенный мистер Брайд был погружен в очень похвальное занятие. Он был занят карточным упражнением и пытался срезать колоду карт таким образом, чтобы во всех случаях внизу оказывался бы туз пик. Неожиданно к нему в комнату ввалился его прежний товарищ по тюрьме. -- Я поймал его! -- вскричал торжествующе Лью. Брайд отложил карты в сторону и поднялся с места. -- Поймал? Кого? -- холодно спросил он. -- Если это означает убийство, то ты можешь не продолжать. И изволь в таком случае немедленно выметаться отсюда. -- Кто говорит об убийстве? Лью присел к столу и, засунув руки в карманы, заговорил. На лице его заиграла торжествующая улыбка. -- Вот ухе неделю, как я выслеживаю Ридера, а ты знаешь, не так-то просто выследить такого человека. -- И что же? -- спросил Брайд, воспользовавшись тем, что Лью сделал драматическую паузу. -- Я выяснил, где он хранит свое богатство. Брайд почесал затылок и скорчил недоверчивую гримасу. -- Да ты и сам не веришь в то, что говоришь. Лью настойчиво закивал головой. -- В последнее время он частенько изволил ездить в Майдстон. А оттуда отправлялся в маленькое гнездо, расположенное в пяти милях от селения. И там я всегда терял его из виду. Но вчера... вчера мне повезло... Когда я собирался с последним поездом выехать в Лондон и прошел в зал вокзала, мне попался возвращавшийся Ридер. Он присел за столиком и не заметил меня. А я забился в угол и стал наблюдать за ним. И как ты думаешь, что он сделал? Брайд предпочел промолчать. -- Он вытащил бумажник,--выразительно сказал Лью,--и вынул из него вот такую большую... огромную пачку банкнот... Он успел побывать в своем... банке! Ты ведь понимаешь, что я хочу этим сказать! И потом он поехал в Лондон! На вокзале имеется буфет, и Ридер прошел туда и стал пить кофе. Я по-прежнему продолжал следить за ним. И когда он собирался уходить, он вытащил из кармана платок и вытер им рот. Он не заметил, как выронил при этом из кармана маленькую записную книжку. Я отчаянно струсил, что кто-нибудь другой также заметит его потерю, но все обошлось как нельзя лучше. Никто не заметил, и я успел поднять записную книжку... Вот, смотри!.. И он протянул Брайду маленькую, переплетенную в сафьян записную книжку. Брайд потянулся к ней, но Кол отвел его руку. -- Одно мгновенье,-- сказал Лью,-- ты согласен войти ко мне в дело? Мы его сделаем пополам. Мне нужен помощник. Брайд колебался. -- Если это дело ограничится воровством, то согласен,-- сказал он затем. -- Тут только воровством и пахнет, да к тому же и легким,-- воскликнул Лью, отбросив книжку своему приятелю. Большую часть ночи они провели в оживленной беседе. Приглушенными голосами совещались они о том, как обчистить Ридера, восхищаясь систематичностью его записей в книжке и возмущаясь одновременно его коварством, позволившим ему скопить такое состояние. В ночь на понедельник пошел сильный дождь, юго-западный ветер нагнал тучи и срывал с деревьев листву. Не обращая внимания на непогоду, Брайд и Кол выступили в поход, им надлежало пройти пять миль, отделявших тайник Ридера от деревни. Они шли налегке, но все же под полами непромокаемого плаща у Лью таились инструменты для взлома, а Брайд нес при себе разборный лом. Никто не повстречался им на пути, и в то мгновение, когда они очутились у ворот Соут Лоджа, на башенных часах пробило одиннадцать. Лью Кол легко подтянул себя к металлическим перекладинам ворот и спрыгнул по ту сторону изгороди. Брайд, несмотря на свою полноту, оказался ловким гимнастом и последовал его примеру. Во мраке виднелся силуэт полуразвалившейся сторожки. Освещая путь потайными фонарями, они направились к ней, и затем непрошеные гости принялись доставать из карманов инструменты. Через несколько минут дверь была взломана, и они оба очутились в помещении с низкими сводами. На противоположной стене виднелся широкий камин. Лью скинул плащ и направился к окну, затем он включил фонарь. Опустившись на колени, од сгреб в сторону золу в камине и внимательно осмотрел щели между плитами, устилавшими камин. -- Здесь вторично перекладывали плиты,-- сказал он.-- Это заметил бы даже малый ребенок. И он всунул в щель острие своего лома и мало-помалу расшатал камень. При помощи остальных инструментов удалось высвободить его совершенно. Плита чуть приподнялась, и Брайд просунул лом под нее. -- А теперь--дружно...--прошептал Лью. Обоюдными усилиями им удалось вытащить плиту. Лью опустился к образовавшемуся отверстию, направил на него свет фонаря и... Он отчаянно вскрикнул... Прошло еще одно мгновение, и оба взломщика, обезумев от ужаса, стремительно бросились бежать. За дверью сторожки их ожидало чудо: ворота, через которые они недавно перелезли, были открыты и какая-то темная фигура преграждала им путь к отступлению. -- Руки вверх, дорогой Кол! -- скомандовал чей-то голос и, несмотря на то, что Лью ненавидел Ридера, он готов был упасть ему сейчас на шею и приветствовать, словно избавителя. Примерно около двенадцати часов той же ночи сэр Джеме Тизермиг обсуждал со своей супругой кое-какие хозяйственные дела. Он собирался убедить ее в излишности забот адвоката, пытавшегося отстоять ее свободу распоряжаться своим личным состоянием. Со свойственной ему хитростью он доказывал излишность этого мероприятия. -- Вся эта шайка думает лишь о том, как бы побольше содрать гонорара,-- сказал он, но в это мгновение в комнату вошел, не постучав, слуга. За ним следовал начальник местной полиции и какой-то человек, которого он где-то уже встречал ранее. -- Сэр Дхемс Тизермит? -- осведомился начальник полиции, что было совершенно излишне, особенно если принять во внимание, что они были давнишними знакомыми. -- Да, разумеется, это я, полковник. Есть что-нибудь новенькое? -- спросил сэр Джеме, и лицо его болезненно передернулось. -- Да. Я арестую вас по обвинению в умышленном убийстве своей жены, леди Эллинор Мэри Тизермит. -- Разрешение всего этого дела зависело от того, страдала ли леди Тизермит морской болезнью, или нет,-- заговорил мистер Ридер, обращаясь к своему шефу. Если она страдала от морской болезни, то было совершенно невероятным, чтобы ее не увидел кто-нибудь из прислуги, но прислуга не видела леди Тизермит. Ее никто не видел на пароходе по той лишь причине, что она вовсе и не прибыла на пароход. Она была убита в парке. Сэр Джеме замуровал ее труп под каменными плитами старой сторожки и затем направился в Дувр. Он сдал багаж на пароход и поставил машину в гараж отеля. Он точно рассчитал время своего прибытия на пароход и выбрал именно тот момент, когда на пароход направляется вся масса пассажиров, что позволило ему пробраться на борт, не обратив на себя внимания. Никто не знал, прибыл ли он один или в сопровождении своей жены. Впрочем, никого эго особенно и не интересовало. Он получил ключи от своей каюты, сложил в нее вещи своей жены,-- официально леди Тизермит находилась на борту парохода, потому что была занесена в список пассажиров, на нее был выписан билет, и вещи ее находились на пароходе. А потом он обнаружил ее исчезновение. Пароход обыскали самым тщательным образом, но само собою разумеется, что все поиски не привели ни к чему. Как я уже неоднократно замечал и ранее... -- Да, да, я знаю, у вас имеется предрасположение к преступлениям,-- заметил добродушно прокурор.-- Но прошу вас, милейший Ридер, продолжайте. -- Так как я во всем готов видеть преступление, то мне сразу бросилось в глаза, как просто, в конце концов, было создать иллюзию, что дама прибыла не пароход. И я пришел к выводу, что если в данном случае налицо убийство, то оно было совершено в немногих милях от дома. Потом штукатур рассказал мне, что сэр Джеме изволил взять у него несколько уроков штукатурного ремесла. Слесарь сообщил мне, что железные ворота были повреждены автомобилем сэра Джемса,--впрочем, это обстоятельство я заметил и ранее. Для меня не было никаких сомнений в том, что несчастная женщина была убита в пределах имения и погребена под каменными плитами, но без приказа об обыске я не мог проверить правильность моей теории. Не мог же я частным образом предпринять обыск, потому что в случае неуспеха моей попытки она навлекла бы нарекания на все наше ведомство... Прокурор задумчиво поигрывал карандашом. -- Так вы, значит, заставили этого беднягу Лью Кола взломать камин. Вы уверили его в том, что там хранится ваше богатство. Я предполагаю, чтэ соответствующие записи вы занесли в вашу книжку, которую намеренно и обронили? Но чего ради им взбрело на ум, что у вас имеется где-то спрятанное состояние? Ридер печально улыбнулся. -- Ход мышления преступника очень своеобразен,-- сказал он, тяжело вздыхая.-- В мозгу каждого преступника вы найдете множество иллюзий и мечтаний... К счастью, я обладаю способностью проникать в эти иллюзии и постигать ход их мыслей. Как я вам уже неоднократно докладывал... Глава 3. Труппа В канцелярии прокурора царили покой и тишина, что как нельзя более соответствовало складу характера мистера Ридера. Он любил работать в покойном кабинете, когда ничто, кроме тиканья часов, не нарушает тишины. Порой тиканье часов сочеталось с легким шорохом переворачиваемой страницы. Как-то утром он просматривал проспекты фирмы Уиллоуби, одной из самых крупных фирм по торговле недвижимостями. Каталог этот был доставлен незадолго до его прихода, и он нашел его у себя на столе. Он внимательно просмотрел его и неожиданно отметил ногтем описание небольшого земельного участка, мало чем отличавшегося от прочих участков. Собственно, это было совершенно очевидной тратой времени, потому что на полях издания красовалась красная надпись: "сдан в аренду". Тем самым всякая дальнейшая возможность сделок с этим участком прекращалась. Итак, "Риверсайд Боуер" не сдавался внаем. Чернила были еще свежи, и не было никаких сомнений в том, что эта надпись на проспекте была сделана лишь сегодня. -- Гм...-- проворчал мистер Ридер. По различным мотивам в нем пробудился интерес к этому участку. В июльский зной дома, расположенные у берега реки, в большом спросе, но вряд ли найдется много любителей на них в ноябре месяце. А прибывающие из Америки гости не склонны снимать подобного рода виллы, да еще в самый разгар осени, когда пребывание на берегу реки сулит им туман, вечный дождь и прочие неприятности, связанные с такой погодой. Две спальни, столовая, гостиная, ванная, большой сухой погреб, сад, расстилающийся до самого берега реки, маленькая лодка, газ, электрическое освещение. Наемная плата -- три фунта в неделю; при заключении контракта сроком на полгода -- два фунта в неделю. Ридер потянулся к телефону и позвонил в контору Уиллоуби. -- Сдан, в самом деле сдан? Очень жаль. А когда этот участок снова освободится? Ему сообщили, что новый арендатор снял этот домик всего лишь на один месяц. Это обстоятельство еще более поразило мистера Ридера, хоть он и не питал особого интереса к "американцу", снявшему виллу. Но зато "американец" питал к Ридеру большой интерес... Когда великий Арт Ломер прибыл из Канады в Лондон "по делам", один из его поклонников и друзей счел нужным ознакомить его со всеми достопримечательностями столицы. -- Обыкновенно он выходит в это время,-- сказал ему его приятель, носивший звучную кличку "Чип", хоть ему и было присвоено наименование "Воробей". Мистер Ломер, позевывая, поглядел на Уайтхолл. На своем веку он перевидал столько городов, что любопытство его совершенно притупилось. -- Вот он...-- прошептал почтительно Чип, хоть и не было никаких оснований понижать голос. Из подъезда вышел высокий пожилой человек. На голове у него была непомерно высокая шляпа, а тело его покрывал наглухо застегнутый черный сюртук. Он производил впечатление весьма хилого человека и особенно забавное впечатление производило пенсне, сидевшее на самом кончике носа. -- Это он? -- изумленно переспросил великий Арт. -- Он самый,-- ответил его спутник, попытавшись придать голосу как можно больше выразительности. -- И такого человека у вас боятся?! Его побаиваются? Он у вас самый страшный крючок?! Дети мои, вы совсем обалдели... Он? Да разве он может кого-нибудь поймать? Разве лишь только насморк поймает!.. Нет, у нас таких не водится... Арт гордился своим родным городом и был настолько большим патриотом, что готов был расхваливать не только все родное и близкое ему, но даже качества канадской полиции; справедливость требует сказать о том, что при обычных обстоятельствах Арт ненавидел полицейских всеми фибрами души. Арт "оперировал" -- он не считал необходимым как-нибудь иначе квалифицировать свой образ действий,-- сделав своей штаб-квартирой город Тсронто. Это давало ему ряд преимуществ, потому что этот город был расположен недалеко от американской границы и в решительную минуту предоставлял ряд удобств. В свое время он "оперировал" и на канадской территории, но так как в те времена его специальностью был разбой, то ему пришлось как-то познакомиться с одним из канадских судей. Канадские судьи снабжены очень широкими полномочиями. Арта упрятали на пять лет, а помимо того -- о ужас! -- он был приговорен к двадцати пяти ударам плетью. Удары наносились плетью десятихвостовой, а каждый из этих десяти хвостов оставлял на коже весьма ощутимый след. Это прискорбное знакомство с плетью побудило Арта прекратить дальнейшие разбойные "операции" и сменить специальность. Он занялся подбором труппы. И труппа Арта Ломера гремела от берега Тихого океана до вод Атлантического океана. Лондон он покинул совсем юным созданием, его лишили возможности продолжать в Лондоне многообещающую преступную карьеру и отправили за океан. По-видимому, власти были того мнения, что Канада нуждается в подрастающем преступном элементе. Его таланты и умение легко и без особых осложнений добывать деньги дали ему возможность обзавестись шикарной виллой, разъезжать в шестицилиндровом лимузине, и вскоре Арт Ломер совершенно обамериканизировался и заговорил с таким акцентом, который можно слышать всюду, кроме... самой Америки. -- Право, это никуда не годится... Вы тут попросту спите, ребята. Вас надо разбудить, пора приняться за дело всерьез. Так вот он каков, ваш знаменитый Ридер?.. Ну, я смею вас заверить, что будь в канадской и американской полиции много таких сонных козлов, то я бы в один месяц наработал больше долларов, чем Чарли Чаплин заработает в Голливуде в десять лет. Уж поверьте мне на слово. Надо полагать, что у вашего полицейского "стукалы" в кармане имеются? Его спутник смутился. .-- Ты, очевидно, осведомляешься о часах? Арт Ломер удовлетворенно кивнул головой. -- Погоди маленько! Я тебе предоставлю их через пять минут... Я покажу вам, как у нас работают. Это была самая сумасбродная и безумная выходка, которую он позволил себе. Он был здесь, в Лондоне, "по делам" и ставил на карту миллион долларов, и все это только ради того, чтобы произвести впечатление на человека, с мнением которого он даже не считался и который в его глазах не стоил и ломаного пенса. Ридер боязливо стоял у края тротуара и выжидал сигнала полисмена, чтобы иметь возможность перейти на другую сторону улицы. В это мгновение с ним столкнулся какой-то незнакомец. -- Прошу прощения, сэр,-- сказал незнакомец. -- Ничего, ничего... прошу вас, -- добродушно пробормотал Ридер. -- Мои часы спешат на пять минут, вы можете выяснить, который час, глядя на башенные часы... Мистер Ломер почувствовал, как рука сыщика нырнула в его карман и как часы Ридера снова вернулись к их собственнику. Словно пораженный громом, Ломер не знал, что предпринять. -- Вы давно в Англии? Давно переплыли океан? -- приветливо осведомился мистер Ридер. -- Я... я...-- залепетал смущенно великий Арт. -- Славная погода. У нас теперь стоит чудесное время года,--продолжал Ридер, сняв пенсне и протирая стекла. Потом он водрузил пенсне на место.-- Но у нас природа не так хороша, как в Канаде. У вас там, должно быть, чудесно осенью. Как поживает Леони? Арт Ломер не упал в обморок, он лишь покачнулся и заморгал глазами, словно пытаясь проснуться. Леони был владельцем маленького кабачка в Буффало,-- во время своих наездов Арт располагался там на стоянку. -- Леони?.. Скажите-ка, мистер... -- А как поживает остальная труппа?.. Она теперь выступает в Лондоне, или... сейчас не покое? Я полагаю, что это будет самое точное определение для ее нынешнего состояния? Арт тяжело дышал, не сводя глаз со своего собеседника. Лицо Ридера выражало участие и безграничный интерес, словно он лично был заинтересован в том, чтобы все члены труппы чувствовали себя хорошо. -- Вы... вы... послушайте...-- хрипло забормотал Арт. Но прежде чем он успел выдавить из себя несколько связных слов, Ридер боязливо огляделся по сторонам и сошел на мостовую, судорожно сжимая ручку зонтика. -- Мне кажется, я схожу с ума,-- пробормотал Ломер и медленно возвратился к своему спутнику. Его спутник боязливо поглядывал на него. -- Нет... его и след простыл, прежде чем я добрался до него,-- коротко заметил он своему провожатому. У Арта было свое понятие о профессиональной чести.-- Пойдем-ка куда-нибудь перекусить, ведь скоро полдень... И он сунул руку в карман, но -- увы! -- его часы исчезли! А вместе с часами исчезла и ценная цепочка из платины. Порой мистер Ридер умел очень зло шутить! -- Арт Ломер? Имеется какой-нибудь материал о нем? -- осведомился у Ридера прокурор. -- Нет, сэр, о нем никакого материала не поступало. Никто никаких жалоб на него не подавал. Я... случайно... ко мне попали его часы. Ознакомившись с имеющимся у меня материалом, я установил, что эти часы были украдены в 1921 году в Кливленде, вы найдете соответствующие указания об этом в отчетах полиции за упомянутый год. Но самое замечательное то, что этот славный господин прибыл в Лондон к самому окончанию сезона. Прокурор задумчиво зажевал губами. -- Уведомите об этом чиновников Скотланд-Ярда. Насколько я понимаю, у нас нет никаких оснований заниматься этим молодчиком. Собственно говоря, что является его специальностью? -- Он состоит директором труппы... я полагаю, что это будет самым верным и одновременно точным обозначением. Мистер Ломер ранее состоял в каких-то отношениях с каким-то театральным предприятием... -- Вы хотите сказать, что он актер? -- спросил прокурор, не разобравшись в словах Ридера. -- Да, сэр... или, вернее, он режиссер, а не актер. Я не раз слышал о его труппе, но мне никогда не выпадало счастье посмотреть, как он работает. Это очень талантливое содружество. И он тяжело вздохнул и покачал, по обыкновению, головой. -- Я не пойму, что вы хотите этим сказать и что вы разумеете под словом "труппа",-- сказал прокурор.-- И как к вам попали его часы? Ридер кивнул головой. -- Это была с моей стороны маленькая шутка,-- тихо прошептал он,-- всего лишь маленькая невинная шутка. Прокурор слишком хорошо знал свойства своего подчиненного и не стал его дальше расспрашивать. ...Ломер занимал в Кальфорт Отеле в Блумсбери несколько комнат. Охотясь за крупной дичью, нельзя ужимать расходы. А крупная дичь пошла на приманку гораздо быстрее, чем предполагал Ломер. Дичь звалась Берти Клод Стаффен, и обозначение "крупная дичь" или, вернее, "крупная рыба" как нельзя лучше подходило к нему. Берти с его широко открытыми, стеклянными, навыкате глазами и полуоткрытым ртом действительно походил на рыбу. Отец Берти был очень богат, богаче даже тех миллионеров, о которых грезят во сне артистки. Он изготовлял фарфор, попутно скупал текстильные фабрики и был настолько богат, что никогда не позволял себе сесть в такси, когда поблизости находился автобус, и никогда не садился в автобус, когда предоставлялась возможность пройтись пешком. Эта похвальная привычка дала ему возможность до преклонных лет сохранить в порядке свою "печенку" (о которой он более всего любил поговорить". Берти Клод унаследовал от отца все его состояние, за исключением сумм, оставленных верным слугам, сиротским домам и филантропическим учреждениям, ставящим себе целью улучшение человеческой породы. Молодой миллионер обладал низким лбом и слабым подбородком, свидетельствовавшими о недоразвитости его интеллекта, но все же это не мешало ему доподлинно знать, что в шиллинге двенадцать пенсов, а сто центов составляют один доллар. Таким образом, он обладал большими познаниями, чем обычно мы вправе требовать от сынка миллионера. Но, помимо всего, он обладал еще одним свойством, которое менее всего можно было заподозрить в нем: он обладал склонностью к романтическим грезам. Все свое свободное время, не занятое сокращением накладных расходов на одной из фабрик, он проводил в кресле с закрытыми глазами. Покуривая сигару, он представлял себя в самых различных героических положениях. Ему снилось, что он спускается в мрачные подземелья, наполненные бесценными сокровищами; он видел себя в Довилле в казино, срывающим банк и обыгрывающим баснословно богатых греков и левантинцев. Большинство его снов было определенного свойства, и главным действующим лицом этих грез, наряду с ним, были деньги, много денег, целые состояния. Берти был очень богатым человеком, но, по его мнению, ему следовало бы стать еще богаче. Когда Берти Клод очутился в частном кабинете Арта в Кальфорт Отеле, он почувствовал, что сны его ни чини ют сбываться. Большой стол был уставлен множеством образцов различных горных золотоносных пород, открытых легендарным братом Арта Ломера. И местонахождение этих богатейших залежей было известно только двум людям: Арту Ломеру и Берти Клоду Стаффену. Мистер Стаффен скинул пальто и, направившись к столу, занялся осмотром образцов. -- Я получил результаты анализа,-- сказал Арт. -- Мне его сделал один приятель, и это не стоило мне ни одного пенса,-- результаты очень хороши. -- Общество...-- начал было Арт. Берти перебил его, многозначительно подняв палец: -- Надеюсь, вам известно и вы не изволили забыть, что я не собираюсь на эти рудники затратить и одного доллара. Я охотно готов оказать вам содействие в деле создания акционерного общества, но лично не могу дать денег и не могу принять участие... -- Мне все известно... -- ответил Арт. -- Разумеется, впоследствии я соглашусь принять пост директора, но это лишь впоследствии, когда акции будут уже выпущены и все будет обстоять в порядке. Ведь я не могу дать свое имя для такого... неопределенного дела. Арт любезно согласился с ним. -- У моего приятеля достаточно денег для организации общества,-- сказал он.-- Если бы у него было еще сто долларов, то у него были бы все деньги мира. Так он богат!.. Ведь это было бы совершенно бессмысленно с моей стороны -- приехать из Канады в Европу для того, чтобы попытаться получить деньги у человека, который почти не знает меня. Мы действительно встречались с вами в Канаде, это верно, но что вам, собственно, известно обо мне? С тем же успехом я мог бы оказаться аферистом, мошенником или еще чем-либо в этом роде. Берти Клод думал примерно то же самое, но откровенность его нового приятеля частично усыпила его подозрения. -- Я не раз размышлял над тем, что вы, собственно, подумали об мне, видя меня в обществе такой банды обирал,-- продолжал Арт, откусывая кончик сигары.-- Но мне кажется, вы сами себе сказали: "Этот человек -- светский человек, и он обязан с ними водиться". И это верно! Когда разрабатываешь канадские рудники, то нельзя быть слишком разборчивым в обществе, и вам это должно быть понятно. -- Да, да, мне это совершенно ясно,-- поспешил заметить Берти Клод, хотя он ничего и не понял из слов Арта.-- Я считаю себя знатоком людей. Иначе как бы я мог написать свою книгу? -- Вы правы,-- задумчиво произнес Арт и вторично повторил: -- Вы правы,-- придав тем самым больше внушительности своему суждению.-- Это замечательная книга. Когда выдали ее мне в отеле, я сперва подумал, что это что-нибудь по части арифметики. Но это оказалось чистейшей воды поэзией. Строчки неравной длины, каждая начинается с большой буквы, и конец каждой строчки звучит так же, как и конец предшествующей строчки. Это просто даже изумительно. Я тут же сказал своему секретарю: "У этого мистера Стаффена мозги не прокисли!" Я никак не пойму, откуда у вас все это берется! Особенно эта история о принцессе, которая вылезает из раковины... -- Из жемчужной раковины,-- строго поправил его Берти.-- В этом заложена очень глубокая идея. Там проведена идея одухотворения жемчуга. Стихотворение так и называется -- "Жемчужница". Ломер, занятый совсем иными размышлениями, утвердительно кивнул головой. -- Вот это стихотворение! Мне раньше никогда не приходилось заниматься стихами, пока мне не попала в руки ваша книжка, но когда я прочел ваши стихи, то почувствовал желание зарыдать, как ребенок. Нет, сударь, будь у меня такой талант, я не стал бы сидеть в Онтарио и заниматься какими-то рудниками. -- Это -- дар Божий, -- сказал Берти после многозначительной паузы.-- Так вы говорите, что вам удалось раздобыть деньги для вашего акционерного общества? -- Да. Все -- до последнего пенса. Я не в состоянии даже переуступить хотя бы одну акцию. Честное слово! Но вас пусть это не заботит. Для вас у меня всегда найдется парочка акций. Я никогда и не предполагал, что вы вздумаете вложить деньги в мое предприятие. И, отряхнув пепел с сигары, он задумчиво наморщил лоб. -- Вы были всегда очень внимательны ко мне, мистер Стаффен,-- заговорил он торжественно.-- И хотя я не склонен раскрывать перед каждым встречным свои дела, но все же к вам я питаю доверие. Россыпи в конечном итоге не имеют никакого значения. -- Я не понимаю вас...-- пролепетал Берти, а брови его удивленно полезли на лоб. -- Разве вам не бросилось в глаза, что если у меня имеются все необходимые для разработки рудников, средства, то с моей стороны было бы нелепо предпринимать поездку в Европу? Берти в свое время также подумал об этом. -- Если бы я вздумал продать эти россыпи, то мне не составило бы это никакого труда. Это было бы не труднее, чем найти покупателя на слиток золота. Я мог бы продать эти россыпи даже, если бы находился в дремучих дебрях Африки. Даже там нашелся бы покупатель. Но не в этом дело, сэр. Если бы вы узнали, чего ради я приехал в Европу, то у вас бы волосы встали дыбом. И Арт решительно поднялся с места и, нахмурив брови, зашагал по комнате. -- Вы поэт,-- продолжал он,-- вы -- великий поэт! -- и, произнеся это, он остановился перед креслом Берти. -- И надо полагать, что, в силу Божьего дара, выпавшего вам на долю, вы обладаете большим воображением, чем все остальные простые смертные. Знаете ли вы, что означает для меня это дело с какими-то жалкими россыпями? Еще каких-то ничтожных пару сот тысяч долларов в год прибыли. -- И он пренебрежительно пожал плечами. -- Что вы собираетесь предпринять в следующую среду? Неожиданность этого вопроса ошеломила Берти. -- В следующую среду? Гм... Мне кажется, я ничего особенного не собирался делать... Арт Ломер задумчиво закусил губы. -- У меня имеется маленький домик на берегу реки... Поедемте со мною, и я вам раскрою там свою тайну. Вы узнаете от меня нечто, за что газеты охотно заплатили бы миллион долларов. Если бы вам довелось об этом прочитать в книжке, то вы бы не поверили в правдивость напечатанного. Быть может, когда-нибудь в будущем вы сами напишете об этом, только человек, обладающий вашим талантом, был бы в состоянии справиться с этой темой. Послушайте... Я должен с вами поделиться моим секретом... И Арт Ломер нерешительно, ежеминутно прерывая свое повествование начал: -- В политике и во всей тому подобной ерунде я ничего не смыслю. России произошла какая-то революция, после которой стали происходить необычайные веши. Вообще говоря, мой интерес к России не больше вашего интереса к городу Пиктоун в штате Саскатчеван -- есть и такой городок, хотя вы о нем, должно быть, и не слышали. Но примерно полгода тому назад мне пришлось повстречаться с двумя русскими. Они в спешном порядке уехали из Соединенных Штатов, да им и нужно было спешить, потому что за ними следовал по пятам отряд конной полиции. А я каи раз находился на моей ферме, расположенной неподалеку от границы. Вот в этот момент они и появились. И как вы полагаете, чем занимались эти молодчики? Стаффен недоуменно покачал головой. -- Они торговали смарагдами,-- многозначительно произнес Арт. -- Торговали смарагдами? Что вы хотите этим сказать? Они пробовали торговать смарагдами? -- заинтересовался Берти. Арт кивнул головой. -- Да, сэр, У одного из них был целый пакет этих камней самой различной величины. Я откупил у них всю партию смарагдов за двенадцать тысяч долларов и привез их в Торонто. Там мне их оценили, и, как вы думаете, сколько они стоили? Они стоили пустяки: немногим меньше двадцати миллионов долларов. Берти Клод внимал рассказу Арта с раскрытым ртом. -- Эти парни прибыли из Москвы. В течение четырех лет они занимались этим делом. Один из них оказался князем, распродавшим драгоценности по поручению других высокопоставленных лиц... Особенно подробно я не расспрашивал их, потому что не любопытен и не интересуюсь тем, что меня не касается. И, придав значение своим словам, он нагнулся и похлопал своего собеседника по колену. -- То, что я откупил у них, составляло всего лишь одну двадцатую часть их запасов. Я послал их обратно в Россию, и на следующей неделе они должны прибыть сюда с остальными драгоценностями. -- На двадцать миллионов долларов? -- пролепетал пораженный Берти.-- И сколько вы собираетесь уплатить за них? -- Один миллион долларов -- двести тысяч фунтов! Приезжайте-ка ко мне в мой домик в Марлоу, и вы увидите смарагды, каких в жизни не видывали. У меня осталось несколько камешков от первой партии. Остальные я продал одному миллионеру в Питтсбурге. За какую цену? Я вам лучше не назову ее, а то вы, чего доброго, вообразите, что я надул его. Если вам какой-нибудь из этих камней понравится, то я, так и быть, по дружбе уступлю вам его, хотя вовсе и не собираюсь распродавать их. Я собирался оставить их себе на память. Само собою разумеется, что с вас я не стану извлекать прибыль. Берти Клод безмолвно внимал всему этому потоку слов, а его собеседник продолжал обольщать его перечнем сказочных богатств. Берти почувствовал, что голова его закружилась -- слишком походила эта история на то, что порой ему случалось видеть в своих грезах. Возвращаясь от Арта, Берти миновал холл отеля и неожиданно увидел перед собою скромно одетого пожилого господина, на голове у этого господина была странная, непомерно высокая шляпа. Берти обратил внимание на неуклюжую обувь этого субъекта, на его галстук, раз и навсегда вывязанный в магазине,-- этот человек по всему своему облику походил на судебного исполнителя. Берти не собирался задерживать свое внимание на этой странной фигуре, но пожилой господин заговорил с ним: -- Если не ошибаюсь, я имею удовольствие говорить с мистером Стаффеном? -- Да,-- коротко ответил Берти. -- Я был бы очень рад возможности вкратце переговорить с вами об одном деле... которое... не лишено для вас значения. Берти нетерпеливо уклонился от оказанной ему чести. -- У меня нет времени сейчас,-- резко заявил он.-- Если вам угодно, изложите письменно те, о чем вы желали со мною переговорить. И с этими словами он оставил пожилого господина в одиночестве. Маленькая вилла мистера Ломера лежала на половине пути из Марлоу в Керри Вуд, в стороне от строений и людского жилья. Вряд ли даже после долгих поисков Ломеру удалось бы найти другое помещение, в такой же степени подходившее для его планов, как это. Берти Клод, для которого представление о загородной местности сочеталось с представлением о голубом небе и белых фланелевых брюках, очутившись на станции, сокрушенно взглянул на серое, пасмурное небо. Дождь лил как из ведра. -- Какая отвратительная погода! -- ворчал он.-- И что за сумасбродная идея селиться в эго время года за городом. Ломер, имевший очень смутное представление о том, в какие месяцы следует селиться за городом, вежливо согласился с ним. -- Но здесь очень хорошо,-- добавил он затем,-- здесь тихо и спокойно, а это как нельзя более соответствует моей натуре. Не люблю жить в тесноте, когда окружающие имеют возможность заглянуть к тебе в тарелку и выяснить, что ты ешь за обедом. Дорога от вокзала в "Риверсайд Боуер" шла вдоль реки. Выглянувший было в окно машины Стаффен увидел перед собою лишь серую пелену реки, сливавшуюся с серым покровом дождя, и примятую дождем траву. Не прошло и четверти часа, как они подъехали к приветливому маленькому домику, перед которым был разбит цветник. В вестибюле в камине весело потрескивал огонь, и домик был настолько полон уюта и комфорта, что настроение Стаффена сразу изменилось к лучшему. Вскоре они сидели за круглым, роскошно сервированным столом и пили чай. Окружающая обстановка на большинство людей оказывает очень сильное влияние, и поэтому Берти вскоре подпал под уютные чары домика и пришел в самое благотворное состояние духа. За столом прислуживала миловидная, кокетливая горничная. Почтенный седоволосый дворецкий выслушал приказания Арта, а чопорный лакей в ливрее внимательно помог Берти сбросить с плеч промокшее насквозь пальто. -- Нет, нет, этот домик не принадлежит мне. Я снимаю его лишь во время пребывания в Англии,-- заявил Ломер, не считавший нужным лгать понапрасну.--Дженкинс, дворецкий и лакей приехали вместе со мною. А остальная прислуга всегда состоит при доме. После чая он отвел Берти в спальню, выдвинул ящик письменного стола и вынул из него стальную шкатулку. Шкатулка эта запиралась двумя замками. Открыв ее, он вынул металлическое блюдце, прикрытое ватой. -- Вот... вы можете выбрать себе камень по вкусу,-- сказал он. Он снял слой ваты, и перед изумленным Берти заиграли переливными огнями шесть великолепных смарагдов. -- Быть может, этот вам нравится? -- осведомился Ломер и указал на самый большой из камней. -- ...Этот? Этот стоит не меньше шести тысяч долларов. А если бы вы и вздумали заплатить мне эту сумму, то я счел бы вас идиотом, потому что единственный верный способ покупки смарагдов, это покупать за половину их стоимости. Мне кажется, что этот камень,-- продолжал он, указывая на прекрасный смарагд, -- обошелся мне в девяносто фунтов. Глаза Берти засверкали. Он кое-что смыслил в смарагдах и с первого взгляда определил, что перед ним настоящие камни прекрасного качества. -- За девяносто фунтов вы, должно быть, не захотите уступить этот камень? -- осведомился он, пытаясь скрыть свое волнение. Арт Ломер покачал головой. -- Нет, сэр. Хоть что-нибудь я должен заработать даже тогда, когда заключаю сделку с приятелем. Так и быть, за сто фунтов я готов вам уступить этот камень. Берти уже полез за бумажником. -- Нет, нет, вам незачем спешить рассчитываться со мною. В конце концов, что вы смыслите в смарагдах? Ведь камень может оказаться хорошей подделкой. Заберите-ка его с собою в город и дайте на экспертизу ювелиру... -- Я готов сейчас же выписать чек... -- Как вам угодно... Мне совершенно безразлично... Арт бережно завернул камень и положил его в маленькую коробочку, которую вручил своему приятелю. -- Это единственный камень, который я согласен уступить из моего ассортимента,-- сказал он, направляясь с Берти в столовую. Берти подошел к письменному столу и выписал чек. Затем он протянул его Ломеру. Взглянув на чек, Арт нахмурился -- Гм... Что я стану с ним делать?--сказал он.-- У меня нет здесь текущего счета. Все мои деньги лежат в "Ассосшейд Экспресс Компанейшен". -- Я выпишу вам чек на наличные... с уплатой на предъявителя,-- поспешил предложить Берти. Но и это предложение пришлось Ломеру не по вкусу. -- Я попрошу вас написать несколько слов директору банка с указанием, что чек подлежит уплате. Ведь я совершенно чужой человек в английских банках. Берти, не возражая, набросал несколько слов директору банка и вручил письмо Ломеру. Готом он заговорил о делах, ибо прежде всего он был деловым человеком. -- Скажите, я не мог бы принять участие в ваших операциях с драгоценными камнями? Арт Ломер сокрушенно покачал головой. -- Очень сожалею, мистер Стаффен, но это совершенно невозможно. Я буду совершенно откровенен с вами, потому что считаю, что в делах откровенность -- это самое лучшее. Ваше желание принять участи