я? Неужели мы настолько не доверяем тому, что мы можем там найти, что нам нужно законодательно закрывать целые направления исследования? Что же ждет нас ждет в области изучения сознания (а не химии мозга), если законы останутся прежними? Изучение сознания началось с появлением человека и будет продолжаться, пока человек не потеряет свое природное любопытство. Инструменты исследования неизменны уже много лет: медитация, изучение сна и сомнамбулизма, исследование гипнотического состояния и, наконец, изучение действия психоактивных препаратов, вносящих изменения в наше восприятие или сознание. Было бы трагедией, если накопленные в этой области знания рассеются и уйдут в подполье, публикуясь в виде запрещенных памфлетов, как во времена средневековья. Информация, которая должна публиковаться в серьезных журналах уважаемыми и достойными учеными будет потеряна для научного сообщества и станет частью оккультизма. И это уже происходит. В нашем обществе намечается громадный разрыв между серьезными научными печатными органами и андерграундными мистическими, психологическими, алхимическими изданиями, и это подпольное знание передается не от лаборатории к лаборатории, а от одного книжного магазина к другому. Что будет потеряно в рамках этих новых законов? Будет потеряно все. Ведь власти утверждают, что изучение здорового сознания с помощью химических препаратов не имеет никакой научной ценности, не может ответить ни на какие глобальные вопросы, следовательно, риск недопустим и все такие исследования запрещаются. Но лично я уверен, что сейчас как никогда раньше в истории человечества нам нужно понять феномен человеческого сознания. Мы активно изучаем человеческий мозг. Вводим в него излучающие протоны лиганды, что позволяет точно определить расположение групп рецепторов, которые тут же получают свои названия. Изучаем мозг с помощью самых чувствительных спектрометров, которые позволяют найти малейшие следы метаболизма в жидкости мозга. Но при этом, человеческое сознание остается на удивление непопулярным объектом исследования. Я замечал во многих ученых недоверие, опасение или даже панический страх по поводу этой темы. А некоторые вообще не признают его существования. Пока на попытках изучения сознания зарабатывают только психотерапевты, террористы и сценаристы фильмов ужасов. Я совершенно уверен, что химия может предоставить прекрасные инструменты для научного изучения сознания. За последние тридцать лет я приложил немало усилий для понимания мыслительных процессов путем создания препаратов, влияющих на эти процессы. Мой метод состоит из нескольких этапов. Сначала создается концепция препарата с возможным эффектом на процесс мышления и восприятия. Препарат синтезируется, проводятся опыты на себе, во время которых либо отмечается биологическая активность препарата, либо по разным причинам препарат забраковывается. Большинство препаратов, как оказывается, не имеют ожидаемого действия, но немногие исключения полностью оправдывают затраты сил и времени. Отобранные препараты проходят клинические испытания с участием небольшой группы опытных добровольцев, что позволяет опубликовать результаты исследования действия вещества в медицинской и фармакологической литературе, и тогда другие ученые могут продолжить изучение препарата. Именно таким образом мной было открыто и описано несколько ценных инструментов для экспериментов с сознанием и потенциальных лекарств: Прототипный галлюциноген DOM (STP), лиганды рецептора серотонина DOI и DOB, вещество DIPT, влияющее на слух. Все эти препараты было бы невозможно открыть другим методом. Так вот я всего лишь призываю к возобновлению таких экспериментов. Я хочу, чтобы были сняты искусственные барьеры, которые если и не запрещают исследование, то серьезно его ограничивают. В современном социальном и политическом климате этих ограничений часто достаточно, чтобы закрыть для ученого направления поиска, которые я считаю исключительно важными. Например, недавно на конференции в нейропсихофармакологическом колледже в Пуэрто-Рико возникла дискуссия о замечательном и противоречивом веществе МДМА. Это вещество обладает необычной способностью в большинстве случаях побеждать в пациенте психотерапевта беспокойство и недоверие, которые у людей с хрупкой психикой является непреодолимым барьером, чтобы выразить свои чувства и эмоции другому человеку. Как неоднократно свидетельствовали пациенты и терапевты, МДМА позволяет без страха и самоуничижения заглянуть в свой внутренний мир, увидеть себя со стороны. При этом сохраняется самоконтроль и ясный ум. Недавние опыты на приматах показали, что у некоторых животных наблюдается долгосрочные изменения в серототинных системах мозга. Проследить такие изменения в человеке пока никому не удавалось. Я убежден, что такого типа инструмент должен использоваться как дополнение к психотерапии. Но официальная позиция такова: МДМА обладает большим фактором риска и не имеет ценности для медицины. По-моему, эта позиция не верна, так как степень риска для человека невозможно выявить на опытах с животными, а МДМА, как показали исследования, менее токсичен, чем одобренный ФДА фенфлюорамин - препарат, подавляющий аппетит. Я вижу огромное количество показаний к медицинскому применению МДМА. Но ФДА не разрешил провести оценку нового препарата, и поэтому, так как ФДА не считает МДМА "применяемым во врачебной практике препаратом", она практически запрещают это вещество к применению в медицинских целях. А ведь МДМА отлично зарекомендовал себя во многих случаях клинического лечения и терапевтического вмешательства. Но в связи с тем, что МДМА привлек внимание властей в то же время, что и знаменитые аналоги Фентанила, его тоже обозвали "авторским препаратом", то есть веществом не имеющим пользы и потенциально опасным. DEA считает его галлюциногеном, хотя МДМА - не галлюциноген. Как теперь можно обнаружить препараты с похожим действием? Согласно действующему законодательству все они будут по определению аналогами, то есть будут иметь действие, по существу похожее на действие запрещенного вещества, и все попытки его изучения при помощи экспериментов с людьми без разрешения FDA будут уголовно наказуемы. А насколько я знаю, никакие опыты с животными не смогли бы выявить те уникальные способности МДМА, которые отличают его от близких по структуре стимуляторов. Это только один пример того, как из-за господствующих политических и научных взглядов закрываются целые направления изучения неисследованных областей человеческого сознания. Пытаясь помочь правоохранительным органам, пытаясь пропагандировать идеал социального поведения, мы позволили властям принять законы, отнявшие у нас свободу научного поиска. Если мы и дальше будем молчать, соглашаться со сложившейся ситуацией, мы потеряем не только единство научного мира, но и, как я уже говорил, мы потеряем огромное количество важной научной информации, важной не только для ученых, но и для всего общества в целом. Открытия в области функционирования человеческого сознания должны делаться на виду, а не в подполье. Попытки разработать общий словарь для разных уровней личного опыта, попытки поделиться информацией и теориями по поводу новых фактов - все это должно делаться открыто, а не в виде засекреченных переговоров и анонимных публикаций. Изучение человеческого сознание - насущная проблема для продолжения человеческого рода. И мы должны приложить немало усилий в этом направлении, мы должны использовать все инструменты, но только с осторожностью, любовью и уважением. ГЛАВА 23. ЗАГАДОЧНЫЙ МИСТЕР ДЖОНС. (Рассказывает Шура) В одной из предыдущих глав я упомянул о своей поездке в Австралию, где я, помимо прочего, разыскивал лозняк и некоторые виды акаций. Я также рассказал о своих прогулках по чудному городу Сиднею, но я не объяснил основной цели моей поездки. Так вот, я прибыл туда по приглашению адвокатов по делу о криминальном использовании препарата под названием Нексус. Анализ показал, что в его пробах содержится высокий процент вещества 2С-В, которое впервые синтезировал и описал я. Теперь я должен был давать свидетельство о свойствах этого вещества в зале суда. Нам с Алисой забронировали номера люкс в дорогом отеле Шеридан в тихом районе Сиднея. Больше всего меня поразила громадная разница в судопроизводстве между Австралией и США. Например, роль адвокатов и юристов здесь совсем другая. Так как слушания несколько раз откладывались, у нас было много времени, чтобы ознакомиться с городом и его жителями. В числе прочего мы обнаружили, что телефон играет в жизни сиднейцев гораздо более важную роль, чем для средних американцев, также мы были сильно удивлены странными названиями для видов приготовления кофе. На улице часто можно было увидеть ветхих старушек, разговаривающих по сотовому телефону по пути в магазин. А когда мы подымались на площадку обозрения, из 16 человек в лифте - четыре говорили по сотовому. Неожиданным оказался способ произнесения телефонных номеров. Если в Америке нужно произнести две одинаковых цифры в номере, мы говорим, к примеру: три, два, два, пять. В Сиднее в этом случае сказали бы: три, дважды два, пять. А как насчет 1333? Один, трижды три. Я спросил у нашего друга-адвоката, что делать, если подряд идут четыре цифры, скажем 255558? Оказалось - два, дважды пять, дважды пять, восемь. По поводу пяти цифр никто не смог дать вразумительного ответа. С кофе поначалу возникли проблемы. Я пью черный кофе, Алиса - кофе с молоком. Чтобы заказать черный кофе в Сиднее нужно спросить (без жестов, пожалуйста) "длинный черный", кофе с молоком - "простой белый". Эспрессо - "простой черный", а каппучино - довольно скучно, тоже "каппучино". Попытка попросить налить полную чашку ни к чему не приводит, хочешь больше - покупай вторую чашку. Две детали, связанных с уголовным делом были для нас особо важны, и обе касались книги PIHKAL - нашей предыдущей большой публикации. Во-первых, мы узнали, что в Австралии есть цензура. Во-вторых, и это вызывает особое любопытство, нам не удалось узнать, кто осуществляет эту цензуру. В США существует замечательная поправка к конституции, дающая нам право говорить и писать о чем мы хотим. И хотя эту поправку, бывает, пытаются обойти, в большинстве случаев суд уважает ее. Раньше я считал, как многие простые американцы, что во всех развитых странах дела со свободой слова обстоят так же, но на самом деле только в США этот принцип является основополагающим. Мы столкнулись с этим, пытаясь опубликовать PIHKAL в разных странах. Также мне было известно, что Николас Сондерс имел неприятный опыт общения с австралийской таможней, по поводу партии его известной книги "E for Ecstasy". Ему было заявлено, что из-за провокационного содержания книга не может ввозиться в страну. Чтобы вызволить арестованный тираж, нужно было начинать процесс, затраты на который превысили бы стоимость книг. Все случившееся было очевидным проявлением цензуры Интересен антагонизм Австралии и Англии. Несколько лет назад была написана книга о британской разведке Ми-5 или Ми-6, причем там содержались неприятные для разведки комментарии. В Англии книгу сразу же запретили, зато она была опубликована в Австралии, и люди, возвращавшиеся из Австралии в Англию брали с собой по десять копий. В теории книга была запрещена к ввозу, согласно соображениям национальной безопасности - так обычно оправдываются развитые страны, пытаясь сохранить лицо перед мировой общественностью. Но в результате, когда много копий попало в страну, властям пришлось снять свой запрет. Из этой истории следует, что в Англии есть список запрещенных книг. Что-то такое есть и в Германии. Один немецкий переводчик очень хотел перевести PIHKAL. Я осведомился о возможности публикации у знакомого немецкого издателя, и он сказал, что хотя книгу можно будет напечатать, она сразу же попадет в некий список и в свободной продаже не появится. Мне сказали, что PIHKAL внесен в Австралии в список запрещенных книг, но мне не верилось в это, так как я посылал туда несколько больших посылок с частью тиража. Может их не проверяли, потому что они были частными посылками, и я посылал их не указывая своего обратного адреса? А потом, я видел очень много провокационной печатной продукции в сиднейских книжных магазинах: порнография, секс, терроризм. Например в большом книжном магазине "Диникс" отдел с такими книгами располагался недалеко от отдела детской литературы. Там были и порнографические фотоальбомы и учебники для анархистов. Может цензура больше всего интересуется наркотиками? Один химик, работающий на правительство, которому приходилось давать свидетельства в суде, сообщил мне, что каждый раз когда он упоминает мою книгу, ему приходится пояснять, что у него есть специальное разрешение на доступ к ней. Следовательно, книги не может быть в свободной продаже. Во время моего пребывания в Сиднее я выступил с докладом перед членами ассоциации судебных экспертов Австралии и Новой Зеландии - большинство из них были химиками и токсикологами. Поначалу меня приняли холодно - я должен был свидетельствовать в пользу защиты, а некоторые из них будут выступать со стороны обвинения, но когда я начал доклад, зал оживился. Когда я почувствовал, что контакт с аудиторией установился, я упомянул несколько фактов из PIHKALа и, повинуясь импульсу спросил, сколько из присутствующих имеет книгу. Большинство находящихся в зале подняли руки. Своя книга была у прокурора, у адвоката и у подсудимого. Вряд ли у них всех был официальный доступ - так в чем же заключается цензура? Вернувшись из Сиднея я отослал шесть книг моим новым знакомым. На каждой посылке я поставил отметку "книга" и написал мой обратный адрес - ни одна из них не вернулась, значит, все дошли до адресатов. Я не удивляюсь наличию государственной цензуры, но как объяснить невозможность найти, что же конкретно запрещено? Сам список запрещенных книг является закрытым, что представляет собой еще один образец цензуры. И главное, кто же этот мистер Джонс, который решает, какие книги включать в список? Кто этот человек, считающий, что он лучше знает, какую литературу нам нельзя читать? Его личные взгляды и предрассудки будут серьезно влиять на действия цензуры. Или решения принимает некий комитет? Тогда - на какой основе выбираются или назначаются туда люди? Кто отвечает за общую политику? В случае с книгами - их прочитывают перед тем, как запретить или достаточно, чтобы в них нашли насколько запретных слов или тем? Даже в таком обществе как США, где конституция подробно определяет наши права и защищает их, существуют способы заставить людей не высказываться по спорному вопросу. Например, моя любимая тема - легализация наркотиков - государство не может запретить открытую полемику, зато может эффективно ей мешать. При этом как основное орудие ограничения свободы слова берется формула, ложно интерпретирующая таблицу истинности. В логике это называется дилеммой: либо А, либо Б и если не А, то Б. Такая формула отлично работает в логике, в абстрактной науке, где отсутствует человеческий фактор. Если предмет либо синий, либо красный, и известно, что он не синий, то он - красный. Никакой морали, подтекста или тайного смысла. Но нельзя применять эту формулу к реальному миру, где кроме красного и синего есть еще много других цветов. Либо ты любишь жену, либо ты не любишь жену - а что, если ты вообще не женат? Именно так нам стараются представить спор о наркотиках - если кто-то предлагает смягчить суровые законы, то он выступает за наркотики. Даже призывы к дискуссии часто считаются агитацией за наркотики, а "смягчение вреда" часто приравнивают к "легализации". Ты можешь быть либо "против", либо "за", и если ты не "против", то ты - "за". Поэтому политики стараются как можно суровее закрепить в законе "против", чтобы никто из избирателей не мог подумать, что они "за". Обычно считается, что спор в обществе ведут крайние слои на фоне нейтрального большинства. Но когда нет стремления к компромиссу, все население разбивается на два лагеря "за" и "против", и только абсолютное меньшинство занимает взвешенную нейтральную позицию. Два явления постоянно усугубляют это противостояние. Одно из них широко известно - эффект "враждебной прессы". Даже если дискуссия освещается в газетах беспристрастно, читатель со стороны "за" будет, не обращая внимание на публикацию доводов своей стороны, сильно возмущаться по поводу аргументов противоположной. Каждая сторона будет считать, что пресса подыгрывает их соперникам, даже если материалы будут абсолютно нейтральными. Второе, менее изученное явление, также удаляющее людей от взвешенной средней позиции, называется "эффектом поляризации". Эффект заключается в том, что любая попытка нейтрально настроенного человека разубедить сторонника одной из сторон, чаще всего настраивает последнего еще более радикально. Срабатывает формула "мы или они", и компромисс становится невозможен, стороны придут к согласию только в случае крайней необходимости. Громадные деньги из государственного бюджета идут на усугубление описанных противоречий посредством "войны с наркотиками". Разрабатываются специальные образовательные программы, когда полиция приходит в школы, чтобы объяснить детям, как плохо употреблять некоторые препараты, и это называется образованием. Есть горячие сторонники таких образовательных программ - есть их горячие противники. Много денег выделяется на научные исследования вреда наркотиков и привыкания к ним - общественность информируют только об отрицательных эффектах препаратов на организм. DEA распространяет брошюры с подсказками, как правильно вести дискуссию со сторонниками легализации. Одна из причин ухода в отставку главного врача США Джоселин Элдерз было то, что она обронила фразу о том, что нужно обсуждать вопросы легализации запрещенных веществ. Хотя она сказала "нужно обсуждать", а не призывала к самой легализации, ее слова были восприняты как намек на то, что употребление наркотиков неопасно, и вскоре ей пришлось оставить свой пост. В связи с химическими препаратами постоянно применяется термин "злоупотребление", чтобы подчеркнуть неприязнь говорящего к ним. Ограничить свободу слово можно в обход поправки к конституции и билля о правах. Если ты выражаешь мнения, которые не нравятся твоему работодателю или, скажем, ректору твоего университета, он всегда может под угрозой потери места работы заставить тебя признать свои ошибки публично. Несколько веков назад этот процесс был доведен до совершенства под названием "инквизиция" - суд не по закону, а по праву своего положения. Практика такого рода может заставить молчать многих. Но вернемся в Австралию к личности мистера Джонса. Как нам докопаться до правды? В таких случаях я обычно использую два подхода, первый - прямое дознание в мутных водах официальной информации. Попробуем узнать у первого встречного официального лица, кто может обладать интересующей нас информацией. Попробуем спросить сразу во многих местах: в национальном комитете культуры, в таможенном управлении в Канберре, в библиотеке управления полиции Сиднея - сразу в трех инстанциях. Нас будут отсылать в другие органы, и, может быть, через несколько таких шагов мы добьемся результатов. Второй подход обычно более удачен, хотя и не так прост. Зададим вопрос всем знаменитым писателям, политическим комментаторам и журналистам, и опять по цепочке новых знакомств мы можем добраться до ответа, а если и не доберемся, хорошо уясним для себя структуру государственной машины, что представляет еще более ценный пласт культурной информации. Нужно обязательно знать в лицо всех таких мистеров Джонсов, так как они сосредоточили в своих руках огромную реальную власть. Нужно знать их философию и принципы, так как они реально влияют на страну и даже на другие страны посредством дипломатических взаимоотношений. Я попробую оба метода. Я хочу отследить загадочного мистера Джонса, источник его власти и его личную философию. Я собираюсь приложить для этого все силы. ГЛАВА 24. QUI BONO? (Рассказывает Шура) Когда расследуется поджог, взрыв бомбы, убийство - любое преступление, где нет подозреваемых, пытаются найти лиц, заинтересованных в преступлении. Этот прием называется "Qui bono?" или "кому выгодно?". Я долго безуспешно пытался найти это выражение в словарях, когда знакомый лингвист указал мне на то, что это всего лишь дательный падеж от "bonus" - "добро", так что более точный перевод будет - "кому во благо?". Интересно применить этот вопрос к "войне с наркотиками". Давайте обратим внимание, кто громче всех призывает нас к продолжению и эскалации этой войны, вместо того чтобы остановить или даже просто смягчить ее. Давайте посмотрим каким организациям и как эта война приносит доход, и что они потеряют в случае, если война кончится. И дело не только в деньгах, а еще во власти, которую война дает своим солдатам. Об этом пойдет речь в данной главе: что представляет собой индустрия, стоящая за запретом на препараты, и кому она приносит доход. Картина получится не очень приятная, но представлять ее себе нужно, что я и попытаюсь сделать на следующих страницах. Любую корпорацию можно оценить в долларовом эквиваленте. Посчитаем все ее доходы и расходы, уровень продаж, дивиденды, импорт, экспорт, стоимость и количество акций - в результате получим, что компания стоит, предположим, сорок миллиардов согласно текущей статистике. Я называю такой подход "миром мертвых цифр", и так нельзя оценить совокупность корпораций - индустрию. Например, оценить значение и влияние воздушного транспорта нельзя, просто сложив стоимость всех авиакомпаний, а влияние телекоммуникаций выходит за рамки суммарной стоимости всех теле- и радиокомпаний. Нужно обязательно принимать во внимание связь индустрии с обществом, способность индустрии влиять на политику. Основной вопрос в оценке каждой индустрии: как она может контролировать поведение каждого человека. Война с наркотиками породила настоящую индустрию, с серьезными рычагами воздействия на общественное мнение и Конгресс, с абсолютной неприкосновенностью для контроля или критики со стороны. Попробуем измерить влияние этой индустрии. Недавно я видел удивительный телерепортаж, где Пентагон гордо демонстрировал кадры, снятые через перископ атомной подводной лодки. Военные выследили небольшой траулер, на котором, по их предположению, наркомафия перевозила в США из Южной Америки груз кокаина. На экране был виден силуэт траулера, и голос за кадром говорил, что затрачивая всего лишь 23000 долларов в час, военные не только совершенствуют навыки слежения за надводными целями, но и добывают ценную информацию для правоохранительных органов, предупреждая береговую охрану о возможном времени и месте появления кораблей с контрабандой. Репортаж вызвал у меня две тревожные мысли: во-первых, ВМФ США участвует в войне с наркотиками, во-вторых, власти полностью оправдывают эти действия, путем предоставления неполной информации. Так какого же участие военных в индустрии войны с наркотиками? Когда я принимал участие в ежегодной двухнедельной встрече клуба Совы, я между делом спросил у своих друзей, сколько денег обходится государству один час работы атомной подводной лодки. 23000 долларов в час были сразу же отвергнуты, как явно заниженная цифра, которой хватило бы только на картофельные чипсы и туалетную бумагу для команды, если принять во внимание зарплату матросов и офицеров, а также зарплату работников служб наземного базирования, без которых бы подлодка не вышла в море. Может столько денег требовалось бы в виде наличных, может эта цифра была высчитана ответственным за тыловое обеспечение. Два крупных инженера, с которыми я говорил, смотрели на стоимость с совершенно других позиций. Они обращали внимание на стоимость неизбежного возвращения в порт для ремонта и замены отслуживших деталей: нужны новые стержни для реакторов, нужен новый тритий для ядерных боеголовок. Все это очень дорогие материалы плюс очень дорогая рабочая сила - миллионы долларов на все эти атомные вещи. И эти деньги тоже надо учитывать, когда высчитываешь стоимость одного часа антикокаиновых походов, миллионы на техническое обеспечение серьезно повышают заявленную цифру. "Да о чем вы?" - вмешался в дискуссию известный физик - "А вы посчитали стоимость создания первоначального количества ядерного топлива, кто, как и где его произвел? И кто доставил топливо на завод, где строилась подводная лодка? Как часто топливо меняли? Опять-таки, кто и как это делал? И куда девали отработанное топливо, сколько стоила его переработка? А потом, вы посчитали, сколько будет стоить через несколько лет утилизация этой радиоактивной громадины, если конечно же ее не затопят просто в каком-нибудь тихом уголке мирового океана, где она будет отравлять жизнь поколениям наших потомков? Учитывайте все это при определении стоимости одного часа работы этого "охотника за наркомафией", и я думаю цифра составит миллион долларов в час". Вдруг спор вошел в совершенно другое русло. "А сколько мы готовы заплатить за уверенность, что нас не захватит какой-нибудь Советский Союз? Ведь если бы не постоянная боеготовность нашей армии, мы бы были легким объектом для нападения. Даже не применяя оружие, а просто обладая им мы защищаем себя от неожиданной агрессии, поэтому большая часть всех денег тратится не на борьбу с наркотиками, а на национальную безопасность. Бесчисленные миллиарды долларов тратятся на содержание разведывательной субмарины, и невозможно вычислить точную цифру, как невозможно дать точных цифр по многим вопросам этой главы. Легко упустить детали, когда высчитываешь долларовый эквивалент целой индустрии, поэтому простите меня, за обобщения, типа "много миллиардов", "несколько миллиардов". Понятно, что невозможно прийти к точным цифрам, когда дело касается целой индустрии войны, где задействованы громадное количество интересов и миллионы людей, войны, которая ведется на территории США. Это первая война за больше чем 100 лет, когда американцы воюют с американцами на родной земле, последний конфликт такого масштаба - гражданская война 1861 года - война Севера и Юга. Тогда война длилась четыре года и потребовала больших затрат, унесла жизни многих здоровых молодых людей. Война сегодняшняя ведется уже десять лет без каких-либо признаков победы одной из сторон, причем цена войны все время растет, а страдания и разрушения не знают себе равных. Военный аспект: Пример с подлодкой открывает вопрос о материальной заинтересованности военных. После гражданской войны (я имею в виду - первой, а не войны с наркотиками) Конгресс принял, а президент Хэйс подписал закон о Posse Comitatus, созданный, чтобы предотвратить попытки мести или захвата власти в южных штатах со стороны частей армии Севера. Закон запрещает участие военных в делах полиции, и во всех операциях, связанных с гражданскими лицами. Такое участие возможно только, если в стране объявлено чрезвычайное положение, и для поддержания порядка требуется строгий контроль над населением. Мне известно, что в Конгрессе предпринимались попытки таким же образом запретить участие военных в войне с наркотиками, но в законодательстве все равно остались лазейки для различных толкований этого вопроса. Сейчас в стране не объявлено чрезвычайного положения, и, следовательно, по закону военные не могут принимать участия в операциях по борьбе с наркотиками. Громадный процент американского миллиардного госбюджета уходит на содержание армии. У нас есть враги, и мы готовы с ними воевать, но с развалом Советского Союза ситуация коренным образом изменилась. Теперь глобальное противостояние ушло в историю, и мы имеем врагов совсем другого рода: террористы, опасные диктаторы и т.п. Теперь трудно объяснить зачем нам нужно тратить миллиарды на программу звездных войн и разработку бомбардировщиков-невидимок. Нужен был новый глобальный враг, и им стали наркотики. Пример с подлодкой не самый показательный. Задумывались ли вы когда-нибудь, насколько наше влияние и активность в Латинской Америке и Азии связанны с борьбой с кокаином и героином? Насколько стабильность в сотрудничестве с мексиканской армией обусловлена тем, что мы разрешаем ей быть главным производителем и продавцом марихуаны в западном полушарии? Много говорится о возможной связи ЦРУ с кокаиновыми дельцами. Посмотрите на наши отношения с Латинской Америкой и странами, входящими в Золотой Треугольник и Золотой Полумесяц: даже если малая доля информации о возможных политических и военных альянсах является правдой, то США вкладывает миллиарды в войну с наркотиками. Прямое участие береговой охраны и национальной гвардии в войне сейчас очевидны, так как они теперь охраняют наши границы - первоначально предполагалось, что они будут помогать недоукомплектованным таможенникам, но сейчас становится ясно, что их основная задача - борьба с ввозом наркотиков, обычные задачи таможенных органов (поддержание порядка, регистрация и идентификация личности) используются как повод для поиска наркотиков. Недавние случаи конфискации кораблей и автомобилей согласно закону о конфискации преступно используемой собственности показывают нам, что часто эти армейские формирования используются вместо полиции. Единственным возможным объяснением такой практике было бы заявить, что эти формирования не относятся к армии США, никто не пытается это сделать. В принципе такое молчаливое согласие могло было быть оправдано, когда дело касалось о частях, которые хотя и могут вызывать армейскую поддержку с воздуха, все же, не считаются частью империи Пентагона, но в случае с подлодкой закон явно нарушается. Армия продолжает съедать огромную часть нашего бюджета. Вскоре военные скажут, что наблюдения за контрабандистами ведутся с помощью нового дорогого спутника-шпиона. Раньше высокие военные расходы объяснялись нашей безусловной верой в советскую угрозу, теперь угроза исчезла и нам нужно другое оправдание, чтобы продолжать идти к намеченной цели - довести боеготовность до такой степени, что мы сможем вести сразу две войны. Так наша внутренняя война с наркотиками спасла военный бюджет от сокращения Значит ли это, что ВМФ использует наши деньги, чтобы с помощью подлодок осуществлять контроль за всеми судами входящими и выходящими из портов, американских и иностранных, на которых могут быть грузы наркотиков? А как насчет участия американских пилотов и самолетов в операциях по борьбе с наркомафией в Колумбии (Боливии, Бирме, любой стране, где мы хотим иметь влияние), которые объясняются контролем за соблюдением наших или их законов? А операции внутри самих Соединенных Штатов? Кто осуществляет слежение с воздуха за незаконными плантациями, особенно марихуаны? Как узнать, сколько государственных денег тратится на такие операции, если до недавнего времени сам факт их проведения тщательно скрывался? Политический аспект: Также сложно посчитать сколько доходов приносит война госдепартаменту и его стратегам, ведь торговля наркотиками - явление международное. Эта торговля, вернее законы направленные против нее, позволяют легко вмешиваться в политику других стран. Напомню, что именно США призывает к введению и строгому выполнению этих законов во всем мире. Единая конвенция по наркотикам была создана в США, и так как многие члены ООН ее подписали, она стала основой их собственного соответствующего законодательства. Представим себе сколько денег приносит нашей стране такое влияние, и как бы мы сразу потеряли это влияние, если все законы, запрещающие наркотики, были бы отменены. "Война с наркотиками" - не совсем верное название для данного конфликта. Сразу же представляется картина, как шеренга солдат расстреливает мешки таблеток и ампул. Понятно, что таблетки и ампулы не могут убежать или защищаться, следовательно они не могут быть настоящими противниками. Вещества не бывают плохими или хорошими, в кристалле, порошке или растворе не может быть ничего изначально святого или дьявольского. Репортажи с поля боя показывают, что война ведется не с препаратами, а с людьми, которые их употребляют. Может правильнее было бы называть конфликт "войной с наркоманами" - с людьми, употребляющими препараты, которые не нравятся нашим законодателям, причем их нелюбовь основывается на уверенности, что они выражают общую позицию избирателей. А если читать между строк, то становится ясно, что нет не просто никакой войны против препаратов, но даже и против их потребителей. Никаких сверкающих золотом когорт, никаких ударов возмездия и лозунгов "Господь на нашей стороне", вместо этого - мелкие стычки, столкновения властей с маленькими людьми, между местной или федеральной полицией и беззащитными меньшинствами, типа продавцов марихуаны или маргиналов. Борьбой с наркотиками часто оправдывают серьезные изменения, происходящие в нашем обществе, но все эти столкновения только маленькая часть полной картины происходящих процессов, гораздо более серьезных, чем можно представить из газетных сводок и телевизионных репортажей. Аресты, обыски - просто напоминают общественности, что угроза наркомании все еще рядом с нами, и требуются еще более жесткие меры, для продолжения войны. Вот эти самые "жесткие меры" и представляют самую большую угрозу нашему обществу, и как следует изучив их, поняв реальные причины их принятия, мы сможем реально представить себе масштаб этой угрозы. Какие изменения происходят в нашем обществе под видом борьбы с наркотиками, как власти оправдывают эти изменения? И главное, кто аккумулирует власть в результате этих изменений? Qui bono? Я твердо уверен, что война с наркотиками имеет мало отношения к препаратам или их потребителям, война - средство сосредоточение власти в одних руках в виде денег и контроля над обществом. Эта централизация власти осуществляется за счет наших прав и свобод и является угрозой основам нашей республики. Данный процесс зашел уже очень далеко, и остановить его сейчас было бы очень сложным делом. В результате мы можем прийти к послушному и самодовольному обществу (термины "полицейское государство" и "тоталитаризм" в последнее время слишком часто употребляются, чтобы использовать их в данном контексте, но они бы подошли), где не уважаются закрепленные в конституции права граждан и где Конгресс не имеет реальной власти. И все эти изменения прикрывают необходимостью бороться с наркотиками. Я хотел бы подробнее разобраться в природе этих явлений. Проще всего представить себе войну с наркотиками как огромную индустрию, посмотреть, каков оборот этой индустрии и как осуществляется в ней разделение труда. Какой процент населения поддерживает действия этой индустрии и как власти пытаются поднять этот процент. Какие состояния сколотили некоторые частные лица и корпорации за счет политики, которую ведет данная индустрия, и как они деньгами лоббируют дальнейшие изменения. Попробуем описать этого монстра по частям, чтобы оценить реальное влияние этой индустрии на страну. Сначала я пытался оценить денежный эквивалент компонентов индустрии, но поймал себя на том, что все это лишь мертвые цифры. Правильнее изучить, кто в ходе этих операций обогащается или получает контроль над населением. Остановимся на отдельных аспектах, которые только частично могут быть выражены в долларах, вернемся к аргументам, приведенным выше и дополним их более подробной информацией: Тюремный аспект: Когда-то президент Эйзенхауэр определил экономическую структуру нашей страны, как "военно-промышленный комплекс". Этот замечательный термин отлично подходит в данном случае, поскольку, правда, комплекс состоит не из двух различных составляющих, и даже не из двух связанных составляющих, это именно - единый комплекс, управляющий всей экономикой и определяющий имидж США во всем мире. А недавно один мой друг дал еще более точное определение: "военно-тюремно-промышленный комплекс", что сразу же заставило меня спросить, а не напоминает ли современное американское общество советское общество недавних лет. Система сталинских трудовых лагерей - империя Гулага - детально описана и изучена. Туда свозили людей ненужных советскому обществу, причем некоторые из них были настоящие преступники, опасные для окружающих, но большинство были просто жертвами изощренной политики, по которой многие аспекты поведения стали преступными. В число этих людей входили те, кто плохо отзывался о правящем режиме, те, кто не хотел участвовать в строительстве коммунизма, гомосексуалисты, или просто люди, которым строй не нравился. Большинство заключенных за преступления перед государством нарушили законы специально придуманные, чтобы освободить общество от нежелательных меньшинств и таким образом сконцентрировать всю власть в одних руках. До недавнего времени СССР имел самое большое количество заключенных по отношению ко всему населению среди всех развитых стран. Но посмотрим на ситуацию в нашей стране - напрашиваются удивительные параллели между тогдашней Россией и нынешней Америкой. Мы тоже изолируем от общества преступные элементы: убийц, воров, насильников и мошенников. Но как в нашем случае можно убрать из общества тех, кто не участвует в общественной жизни, тех, кто мешает сконцентрировать всю власть в одних руках? В нашем случае это не троцкисты и не радикальные революционеры, а национальные меньшинства, городские шайки и тех, кто паразитирует на общем благосостоянии. Мы же не можем посадить их за решетку только за то, что они не находятся под жестким контролем или проповедуют анархию. Зато мы можем воспользоваться тем, что в обществе был и всегда будет небольшой, но существенный процент людей, употребляющих наркотики. Если постоянно заострять внимание общественности на этой проблеме через ужесточение законов и пропаганду среди населения, то можно увеличить общественный нажим на наркоманов, все это, конечно, ради искоренения опасного зла. Успехи такой политики выражаются в том, что в наших тюрьмах более половины - БОЛЕЕ ПОЛОВИНЫ - заключенных сидят за преступления, связанные с наркотиками. У нас сейчас самый большой процент заключенных к населению, и мы давно уже обогнали Россию по этому показателю. Денежное выражение системы тюрем может быть оценено через стоимость контрактов на их строительство и содержание: один заключенный (питание, медицинское обслуживание и охрана) обходится казне в 30000 долларов в год. Учитывая, что у нас более миллиона заключенных и больше половины из них за наркотики, получаем примерную цифру в 20 миллиардов - но это будет только стоимость чипсов и бумаги. Тюрьмы переполнены, и постоянно слышатся призывы стоить еще и еще больше тюрем. Сейчас ведется строительство примерно десятка, и гораздо больше - в стадии проекта. Что ж, еще несколько миллиардов? А сколько денег было потрачено в этом году в Калифорнии на лоббирование строительства новых тюрем, так что впервые бюджет на тюрьмы превысил бюджет на образование? Но повторяю, что любые расчеты здесь будут неточными, потому что мы не учитываем то, что попадая в тюрьму, человек часто оставляет без обеспечения свою семью. Как можно посчитать убытки государства из-за того, что семьи теряют кормильцев? Нужно также учитывать стоимость содержания целой армии адвокатов и судий - тех, кто призван решать вопрос о виновности подозреваемого в местных судах, судах штатов или федеральных судах. Большой процент общей суммы идет на обслуживание войны с наркотиками. У нас в стране невероятное количество юристов - больше миллиона, и многие из них занимаются исключительно делами, связанными с наркотиками, получая за свои услуги до 200 долларов в час. Вот и еще один многомиллионный компонент индустрии. Нельзя забывать об органах правопорядка: бюджет организаций по борьбе с наркотиками постоянно растет, кроме этого существуют тысячи местных комитетов, не считая поисковых отрядов по выявлению незаконных плантаций, в основном, марихуаны. Так что добавляем к нашим расчетам еще миллиарды долларов. Конфискация имущества: Вспомним также о постоянно растущем числе случаев конфискации или лишении прав имущества. Поначалу количество таких дел было небольшим, но последнее время оно удваивается каждый год. В этом году было конфисковано имущества на сумму два миллиарда долларов, и это только по приговору суда, не учитывая тех случаи, когда конфискация проходила в ходе расследования, и только на федеральном уровне - большинство штатов сами занимаются конфискацией, но эта информация не публикуется, так что можно лишь гадать о точной цифре. Предположим - еще десять миллиардов к общей цифре в несколько десятков миллиардов. Я хотел бы привести, с любезного разрешения Джойса Розенвальда, текст его статьи для журнала "Media Bypass", где он подробнее освещает данную проблему: Конфискация имущества - новое американское зло. Правительство США применяет самое новое и эффективное оружие против своего народа - конфискация имущества становится основным средством ведения войны с наркотиками. Американцы стали бояться самого слова "конфискация" как огня. Конфискация - это самосуд. Конфискация теперь узаконена нашими выборными органами: Конгрессом и Сенатом, так люди, призванные защищать наши права, смогли лишить нас этих прав. Положение о конфискации позволяет органам правопорядка присваивать любое имущество, по отношению к которому существует подозрение, что оно предназначалось для ведения незаконных операций с наркотиками. Положение распространяется на любой вид имущества: личное, недвижимое, материальное и нематериальное. Чаще всего конфискуются дома, автомобили и корабли, но наибольшую важность и наименьшее освещение имеют случаи конфискации нематериальных активов: прав, привилегий, притязаний, авторитета и социальных гарантий. Также конфискации подлежат все деньги, полученные через операции с наркотиками, и имущество, которое могло быть на них куплено. Причем факт нахождения наркотиков не обязателен. Конфискация может быть проведена, если считается, что собственник только собирался совершить преступление, связанное с наркотиками. После проведения конфискации, власти могут оформить ее юридически, но в некоторых случаях против собственника даже не заводится уголовное дело или не подается гражданский иск. Суд всегда руководствовался принципом, что человек невиновен, пока его вина не доказана. Законы о конфискации полностью извращают это правило. Многие американцы думают, что в любом уголовном деле должен быть пострадавший, но по закону о конфискации, пострадавшим выступает само государство, что является совершенно новой идеей для американского законодательства. Сегодня ты можешь быть виновен без какой-либо возможности доказать обратное и без какого-либо имущества, чтобы оплатить свою защиту. Идея конфискации уходит корнями в древний закон о "деоданте", по которому неживой предмет мог быть ответственен за преступление. Если человек падал с дерева и умирал - дерево рубили, как если бы оно было виновно в совершении убийства. В раннем английском общем праве деодантом мог выступать любой предмет или животное, повлекшее смерть человека, и доход с продажи деоданта поступал семье погибшего. По тому же принципу сейчас, если автомобиль сбил человека и он погиб, его семья получает деньги с продажи машины. Таким образом автомобиль, а не водитель будет нести ответственность за случившееся, то есть автомобиль будет деодантом. Сегодня государство, считая себя потерпевшей стороной получает деньги от продажи конфискованной собственности. Хотя закон о деоданте иногда применялся в американских колониях, к моменту американской революции эта практика была изжита. Во время революции некоторые штаты приняли закон о конфискации имущества сторонников короля, но потом конституция ограничила возможность применения этой меры до того, как Конгресс не разработает соответствующие законы. Сегодня гражданская конфискация стала процедурой in rem, то есть собственность, как в английских законах о деоданте, несет ответственность и доказательства вины представляет потерпевшая сторона - при этом виновность собственника не рассматривается. Все что требуется - предположение, что имущество было задействовано в преступлении, за которое полагается конфискация. Уголовная конфискация возможна только после того, как вина хозяина или пользователя доказана. Последнее время чаще применяется гражданская конфискация, что позволяет суду наложить арест на твое имущество, как первый шаг процедуры. Конституция запрещает проведение конфискации без соблюдения должных формальностей: предупреждения всех заинтересованных лиц и возможность обжалования решения суда. Но часто формальности не соблюдаются и конфискация проходит без предварительного уведомления. Хотя такая практика противоречит конституции США и многих отдельных штатов, чаще всего суд решает дело не в пользу владельца. После конфискации собственность переходит государству, и законодательные органы дают постановление о его дальнейшем использовании департаментом юстиции. Вырученные от продажи деньги идут самим органам правосудия - тому же департаменту юстиции, информаторам или прямо в казну, чтобы государство могло нанять еще больше людей для возбуждения новых дел о конфискации, например, против твоего соседа или против тебя. Новый закон об усилению борьбы с преступностью предусматривает создание сотен новых статей уголовного кодекса, и по многим из них может проводиться конфискация. Закон также предусматривает увеличение числа полицейских на 10000 человек. Создается впечатление, что наряду с войной против преступности и наркомании наше правительство начало войну с частной собственностью". Хочу обратить ваше внимание также на следующие цитаты: "Гражданин обладает правом на неприкосновенность его личности, жилища, переписки и имущества от неоправданного обыска или конфискации" (четвертая поправка к конституции США) и "гражданин не может быть лишен жизни, личной свободы, имущества" без должного судебного процесса" (пятая поправка к конституции США). Промышленный аспект: Промышленный и корпоративный аспект этой необычной войны затрагивает в различной степени все гражданское население Соединенных Штатов. Обязательное тестирование - анализ мочи на присутствие наркотических веществ - становится самой унизительной и бессмысленной пыткой для среднего обывателя. Сейчас эта практика становится все более распространенной. Первоначально тест применялся для выявления нетрезвых водителей. Если полиция замечала неадекватное поведение водителя, его могли попросить предоставить образец своей крови (предпочтительно) или мочи для анализа. С анализом крови работать проще да и содержание алкоголя в организме измеряется именно уровнем его в крови. С мочой требовалось двадцать минут ожидания после первого контрольного мочеиспускания, чтобы вторая проба наиболее точно отражала содержание алкоголя в крови. В любом случае тест только подтверждал результат визуального осмотра и был окончательным доказательством вины. Тест мочи без веских оснований по первому требованию получил распространение только совсем недавно. Сначала его применяли при поиске виновного какого-либо инцидента, который мог быть вызван неадекватным состоянием человека. Но потом тест стал использоваться как мера предосторожности против злоупотреблений со стороны тех людей, от которых может зависеть наша жизнь: машинисты поездов, пилоты самолетов и водители автобусов. Под влиянием пропаганды общественность потребовала оградить граждан от риска, связанного с тем, что некоторые представители этих профессий склонны употреблять наркотики. Эта практика вылилась в государственную программу за борьбу с употреблением наркотиков на рабочем месте, поводом для которой послужила неверная интерпретация доклада одного известного исследовательского заведения. Из отчета была выделена часть, описывающая снижение продуктивности работника при употреблении некоторых наркотиков, выводы были распространены на все виды наркотиков, выраженные в долларах потери были умножены на общее количество работающего населения. В результате получилось, что нация теряет ежегодно до 30 миллиардов долларов из-за злоупотребления наркотиками. После этого началось введение дикой практики предоставления анализа мочи при устройстве на работу и согласия на такой же тест в любое указанное время, и в большинстве компаний, если ты отказываешься пройти тест - ты теряешь работу. К сожалению данный тест дает очень высокую вероятность ошибки. Этот дешевый вид исследования был придуман специально для того, чтобы подтвердить необходимость дальнейшего дорогого теста. Тратя десять долларов можно сэкономить двести. Так вот эти предварительные опыты часто дают положительный результат, хотя человек не принимал никакого запрещенного препарата. Ошибка может возникнуть по многим причинам: особенности диеты, реакция на лекарственные препараты, которые человек принимал, неправильное снятие показаний приборов и, в конце концов, просто ошибка лаборанта, спутавшего, например, образцы. Единственная ценность этих тестов то, что они освобождают невиновного от необходимости проходить дополнительный тест. Несмотря на это, многие работодатели из-за экономии или безразличия к судьбе своих подчиненных довольствуются результатами только этого теста. Самые консервативные оценки говорят, что тест дает неверный результат в трех процентах случаев, таким образом примерно один из тридцати работников будет обвинен в злоупотреблении наркотиками, будучи совершенно невиновным. Раньше тесты проводились исключительно судебными экспертами, работающими на следствие: несколько федеральных лабораторий, несколько лабораторий в каждом штате и еще несколько в каждом мегаполисе. Но в последнее время создана целая сеть аналитических центров, где проводятся тесты на присутствие наркотических веществ не только в моче и крови, но и в волосах и поте. Аппаратура для таких опытов стоит 50000 долларов, так что заводы производящие научное оборудование обогащаются, а война получает дополнительные растущие инвестиции. Во время предвыборной компании Клинтон обещал ввести правило по которому все молодые люди при получении водительских прав проходили тест мочи на наркотические вещества. Никто даже не подумал, к чему могло привести введение такого закона. Скольким молодым людям в этом году исполняется шестнадцать? Примерно пяти миллионам? Даже если все они никогда не употребляли наркотики, то при 3 процентном уровне ошибок 150 тысяч из них будут сразу названы наркоманами, причем на это ушло бы 50 миллионов долларов. 150 тысяч человек не смогли бы получить водительские права, что для многих означало бы личную трагедию и трудности с будущей карьерой - при этом реально не один наркоман был бы не выявлен. Столько потеряно, а ради чего? Конечно, дополнительные тесты на более совершенном оборудовании выявили бы часть ошибок, но это стоило бы еще 100 миллионов. Поэтому предложение было крайне вредным, хотя оно до сих пор всерьез рассматривается и некоторые солдаты войны на нем настаивают. К сожалению, древнейшее достижение британского права - презумпция невиновности - не записана в нашей конституции и законах. Все что мы имеем, это пятая поправка, запрещающая принуждать человека свидетельствовать против себя. Поэтому выборочный или поголовный анализ мочи без веских оснований противоречит законам нашей республики. Заметим также, что эти тесты крайне отрицательно влияют на психику, самоуважение и самооценку человека. Представьте себе, что чувствует человек, когда его начальник вручает ему баночку и просит пописать туда, причем при свидетелях. Не согласен? А как насчет увольнения? Останешься ты на работе или нет никак не зависит от того как ты работаешь, главное - как ты сумеешь приспособиться к требованиям со стороны начальства к твоему поведению и моральному облику. Самому начальству не нужно проходить через это унижение, для тебя оно - обязательно. Ты рассматриваешься как человек второго сорта. Еще один компонент промышленного аспекта можно выразить бесчисленными миллиардами долларов - это деньги, которые мы теряем из-за того, что торговля запрещенными препаратами не облагается налогом. Сейчас государство не получает прямых доходов с этих продаж, но если бы этот рынок легализовать, можно было бы контролировать его, как контролируется рынок алкоголя и табака, причем можно было бы так рассчитать налог, что доход был бы наивысшим, но черный рынок не появлялся. При государственном контроле над рынком сбыта одной марихуаны мы имели бы многомиллиардные доходы, при этом уровень потребления вряд ли бы сильно вырос. Академический аспект: Наши учебные заведения как среднего, так и высшего образования серьезно втянуты в борьбу с наркотиками, они помогают разжигать войну и приносят солидные доходы тем кто стоит за ней. Школьникам предлагается навязчивая пропаганда с основным лозунгом: "просто скажи: "нет". По телевизору постоянно крутятся ролики организации "Партнерство за Америку без наркотиков", рассказывающие об ужасах злоупотребления наркотиками, причем речь не идет о разрешенных наркотиках: табаке и алкоголе, поэтому финансовая поддержка таким программам обычно идет от табачных и алкогольных корпораций, тех кто больше всего бы пострадал при легализации любого запрещенного наркотика. Еще одна атака на школьников, такая же бесполезная, но гораздо более мерзкая, проходит в рамках проекта D.A.R.E. (образовательная программа сопротивления наркотикам). Правительство финансирует проект, по которому полицейские приходят в школы рассказывать факты о наркотиках. Основная тема этих лекций - зло происходящее от наркотиков и польза строгих наказаний за наркотики. Некоторые дети после таких лекций рассказывали полиции о том, что их родители употребляют наркотики, что после того, как полиция проверяла информацию, приводило к семейным трагедиям. Один мой друг однажды замещал своего приятеля в школе, выступая в роле "родителя" на одной такой лекции. Он со смехом рассказывал о своем разговоре с полицейским-лектором, которого он спросил: "Я - фармаколог, пустили бы меня в полицейскую академию читать лекции по процедуре ареста и обыска?" Полицейский ответил, что скорее всего его бы сочли некомпетентным в данном вопросе. "Так почему же вы читаете лекции по фармакологии?" - спросил мой друг и не получил ответа. Высшие учебные заведения участвуют в войне другим образом. Дело в том, что почти все научные исследования в университетах финансируются правительством, например, через государственный институт здоровья или государственный институт по вопросам наркотиков, а также через несколько родственных организаций. Кроме этого крупные университеты получают т.н. правительственные гранты для поддержки медицинских и фармакологических исследований. Конкуренция при получении этих грантов всегда очень высокая и главным пунктом заявки на грант является название будущей работы, именно по нему решается, достоин ли проект финансирования. Поэтому в случае исследований запрещенных препаратов названия обычно предполагают, что работу можно будет использовать в пропаганде против наркотиков. Сравните, например: "Имеет ли МДМА нейротоксическое действие на саламандру?" и "Особенности нейротоксического действия МДМА на саламандру". И это только небольшая доля участия ученых в войне. Многие медицинские проблемы, связанные с наркотиками, выходят далеко за рамки научных изысканий: распространение СПИДа, необходимость лечить наркотическую зависимость и оказывать психологическую помощь тем, чьи родственники оказались за решеткой за преступления, связанные с наркотиками. Обычно все аспекты действия запрещенного препарата считаются крайне отрицательными, даже если факты говорят обратное. Запрещаются исследования положительного действия запрещенных препаратов. А ведь положительные свойства есть, но невозможно дать точные ответы по ним, так как сами вопросы ставить запрещено. Например, нам говорят: "Нельзя допускать применения этого препарата, пока его действие не будет изучено" и следом - "изучение действия этого препарата не имеет никакой общественной пользы". Или: "Пока не будет доказано, что этот препарат безвреден, мы не можем разрешить его для медицинского использования" и потом заявить, что в принципе безвредность доказать невозможно, из-за полного отсутствия опытов. Но вернемся к названию нашей главы. Кому выгодна эта антигуманная абсурдная политика? Кто получает доход от этой системы? Qui bono? Ведь индустрия войны с наркотиками растет день за днем, и происходит активная концентрация власти в чьих-то руках. Я убежден, что продолжение войны приведет нас к полицейскому государству, но не знаю точно какие формы это может принять. Может быть небольшое количество заговорщиков-"суперличностей" использует очередную трагедию войны, как повод убедить президента ввести в стране чрезвычайное положение и отменить конституцию, что повлечет за собой установление нового закона - закона силы, по которому армии будет дано право применять силу против некоторых групп гражданского населения, забирая себе имущество этих граждан. Может быть появится новый военный харизматический лидер, которому удастся добиться всенародной поддержки для проведения референдума о неотложных мерах по наведению порядка, возвращению к стабильности и безопасности, являющимся частью нашего представления о своей стране. Или может быть какой-нибудь настойчивый советник сможет уговорить президента взять на себя роль спасителя нации, чтобы, волей господа, подписать готовые указы о введении в стране диктатуры, ради высокой цели избежания более страшных последствий. Если начнется один из описанных сценариев развития событий, будет уже поздно что-либо предпринимать для изменения курса - судьба страны надолго будет решена. Что-то изменить можно только сейчас, с каждым днем эта задача становится сложнее, все менее популярно становится говорить о необходимости менять курс, все труднее становится найти выход из положения. Скоро мы станем четвертым рейхом, со своим новым гитлером, а идея республики будет навсегда забыта. Может быть уже поздно, и мы не сможем остановить эту страшную войну, но может быть - не все еще потеряно. Я хотел бы процитировать еще один документ, созданный организацией Семейный Совет по информированию населения о наркотиках. На последнем форуме "Глобальные проблемы" в Сан-Франциско я получил буклет с этим призывом к здравому смыслу остановить безумную гонку к социальной катастрофе. Я думаю, этот текст станет достойным заключением данной главы: Призыв к перемирию в войне с наркотиками с последующими переговорами Преамбула: Цивилизованное государство не должно воевать против своих граждан. Народ не объявлял войну правительству и не хочет участвовать в его войне. Поэтому мы требуем рассмотреть следующие наши требования: Принимая во внимание, что любое справедливое правительство должно в своей деятельности руководствоваться уважением к правам своих граждан, а также Принимая во внимание, что правительство в одностороннем порядке применяет силу против граждан в войне с наркотиками, без каких-либо попыток мирного урегулирования с помощью переговоров, Вследствие всего вышесказанного, мы призываем к перемирию и мирным переговорам на таких условиях: Статья 1: Соединенные Штаты Америки выходят из всех международных конвенций и соглашений, касающихся внутренней политики в связи с наркотиками. Статья 2: Отныне ни один пациент или врач не может быть осужден за хранение или употребление препаратов, по которым достигнуто обоюдное соглашение для медицинского применения. Статья 3: Политика государства по отношению к наркотикам отныне не будет ущемлять наши основные конституционные гражданские права: 1) Каждый человек без исключения обладает неотъемлемыми правами. Никакие постановления по борьбе с наркотиками не могут как-либо ущемлять права человека. 2) При сомнении в виновности предпочтение должно отдаваться подзащитной стороне. Суд обязан дать обвиняемому самому предоставлять аргументы в свою защиту, причем особое внимание следует обращать на объяснение мотивов его поступка, смягчающие обстоятельства: религиозная или социальная принадлежность, а также необходимость. 3) Без потерпевшего - нет преступления. Правительство само должно доказать вину подозреваемого. Никаких свидетельских вознаграждений в суде, в том числе информаторам, лично заинтересованным в огласке или судьбе конфискованного имущества. Запретить гражданскую конфискацию жилища и любого законного средства получения дохода. 4) Случаи провоцирования на уголовно наказуемую деятельность, нарушений со стороны правоохранительных органов должны, когда дело идет о процессах, связанных с наркотиками, рассматриваться судом присяжных. Правительственные служащие, нарушившие закон, должны быть наказаны соответственно. 5) Система минимальных сроков заключения позорит наше правосудие. Присяжные должны быть осведомлены, какие наказания предусматривает закон для каждого преступления, до того, как они вынесут свой вердикт. Суд должен стремиться в интересах справедливости сократить срок наказания. Статья 4: Мы предлагаем перемирие в войне с наркотиками и призываем освободить всех осужденных по законам против наркотиков, которые не совершили никаких других преступлений и являются вполне законопослушными гражданами. Статья 5: Никакие дела, связанные только с нарушением законов против наркотиков, не должны возбуждаться до тех пор, пока стороны не выработают новое законодательство, основанное на уважении прав человека и личной ответственности. Все вышесказанное всего лишь повторяет основополагающие принципы Великой Хартии Вольностей, британского общего права и американской конституции. Мне нравится идея перемирия. Общество ничего не теряет, зато очень много получает. Пожалуйста, прислушайтесь. ЭПИЛОГ. ГЛАВА 25. ГАЛИЛЕЙ. Интересные параллели можно найти между современной официальной идеологией и идеологией 350 летней давности: 350 ЛЕТ НАЗАД Земля - центр вселенной, и любой человек, считающий по-другому - еретик и следовательно... СЕЙЧАС Все препараты, расширяющие сознание, не представляют медицинской ценности, и поэтому тот, кто их употребляет - преступник и следовательно... ...должен быть посажен в тюрьму. Эта параллель пришла ко мне в голову во время долгой паузы в генеральной репетиции мюзикла "Галилей", когда я сидел за своим пюпитром в оркестре клуба Совы. На сцене Галилей предстал перед судом инквизиции, и ему задали один вопрос: "Разделяешь ли ты еретическое учение Коперника, противоречащее всем представлениям католической церкви"? Он поклялся, что не будет идти против церкви. Власть говорит: Нам не требуется смотреть сквозь твои волшебные стекла... Нам не нужно пробовать твои загадочные вещества... ... чтобы отделить ложь от истины. Мы сами знаем, что истинно, а что ложно. Это записано в наших книгах, и поэтому не требуется никаких дополнительных инструментов, а если ты думаешь по-другому - ты работаешь на сатану. Как можешь ты заявлять, что... Земля - не центр вселенной? Твои телескопы, спутники Юпитера и навигационные таблицы ничего не доказывают. Твоя ересь оскорбляет нашу церковь и нашего Бога, который сделал Землю центром вселенной и дал нам солнце, в качестве часов. Прошло почти четыре века... Понимание Бога может быть заключено в порошке? Весь разговор об общении со своим внутренним миром, о поиске неизученных уголком подсознания - модная чепуха и оправдание для употребления опасных наркотиков. Прошло несколько десятилетий... С тех пор, как власти заявили, что реальность, видимая через эти страшные инструменты не существует. Церковь признала, что ошибалась. Наше правительство пока еще не пришло к таким выводам. Когда-нибудь придет.