мент. Он должен получиться, но ты что-то утаиваешь. Ты не борешься и ведешь это дело, словно коронерское расследование случая внезапной смерти с признаками насилия. Ты просто перепрыгиваешь через него, позволяя обвинению представлять все доказательства, какие они только хотят. Весь город говорит о твоей плохой защите. - Правда? - приподнял брови Мейсон. - Прекрати! - воскликнул Неверс с чувством. - Ты сам это прекрасно знаешь. Только что закончивший юридический факультет мальчишка провел бы это дело лучше тебя. Все обсуждают твою тактику. Город разделился на два лагеря - одни считают, что ты хитер, как сам дьявол, и что-то приготовил, а другие утверждают, что раньше тебе просто везло. Естественно, это важное дело. Оно касается женщины, у которой на кон поставлены миллионы, к тому же она тайно вышла замуж, а аспект тщательно скрываемой любовной связи всегда интересен и занимает место на первых страницах газет. Тебе представилась прекрасная возможность две или три недели самому появляться на первых полосах, если ты стал бы должным образом проводить защиту. Вместо этого ты делаешь черт знает что. Процесс продвигается, как намазанная жиром свинья между ног фермера. Мейсон закрыл бутылку пробкой и убрал в ящик стола. Неверс вопросительно посмотрел на него. - Оправдываться собираешься? - спросил журналист. - Нет. Неверс ухмыльнулся и вытер рукой губы. - Ладно. Я свой долг выполнил. Я скажу редактору, что сделал все возможное, чтобы хоть что-то из тебя вытащить. Не исключено, я что-нибудь придумаю, что читатели прочитают между строк. Мейсон взял его под руку и проводил до двери в приемную. - Послушай, Харри, если собираешься сам придумывать, смотри не переборщи. Внезапно Мейсон резко повернулся к Неверсу у самой двери. - Хорошо. Я открою тебе кое-что. Роб Глиасон намерен выступить с признанием и брать всю вину на себя, чтобы отмазать Фрэнсис Челейн. Неверс уставился на адвоката. - Ты что, хочешь, чтобы я это опубликовал? - Почему бы и нет? - Это нарушение профессиональной этики. - Не беспокойся. Ты просто не станешь упоминать мое имя. Скажешь, что информация получена из источника, близкого к обвиняемым. - Боже мой! Но представь, что случится, если мы не сможем подкрепить наше заявление. - Ты сможешь их подкрепить. Если кто-то начнет на тебя давить, ты имеешь право раскрыть источник информации. - Что она получена от тебя? - Что она получена от меня, - кивнул Мейсон. Неверс глубоко вздохнул. - Послушай, Перри, уж чего я только не насмотрелся за свою журналистскую карьеру. Я писал о всевозможных судебных процессах, брал интервью у самых разных людей. Я видел хитрых и тех, кто считает себя хитрыми, придурков, которые даже не представляют, что они придурки, а уверены, что очень умны. Но ты пытаешься обмануть весь свет. Ни разу в жизни не брал подобного интервью у адвоката! Мейсон положил правую руку между лопаток репортера и легонько протолкнул его в приемную. - Хорошо. Я тебе помог, теперь твоя очередь. В приемной стоял Фрэнк Эверли. По его поведению сразу же становилось заметно, что он горит от нетерпения. - Ты меня ждешь? - спросил Мейсон. Эверли кивнул. - Заходи, - пригласил Мейсон. Эверли прошел в кабинет. Адвокат подождал, пока Харри Неверс не вышел в коридор, а затем закрыл дверь своего кабинета и повернулся к помощнику. Тот кашлянул и отвел глаза. - Вам не кажется, мистер Мейсон, что дело продвигается слишком быстро? - спросил он. Мейсон улыбнулся ему своими спокойными усталыми глазами. - Другими словами, ты слышал комментарии, что я запорол защиту и обвинение меня полностью растоптало, не так ли? Эверли страшно покраснел и, задыхаясь, воскликнул: - Я не говорил ничего подобного, мистер Мейсон. - Ты когда-нибудь слышал байку о человеке, который подал иск в суд на соседа, заявляя, что соседская собака его укусила? - ласковым тоном спросил Мейсон. - В ответ сосед сообщил, что собака не злая, что она не кусала подавшего иск, и что у него вообще никогда не было собаки. - Да, этот анекдот - классика на юрфаке. - В этом анекдоте защита вызывает смех, потому что охватывает слишком большую территорию. Запомни, что в случае сомнительного дела лучше пытаться иметь две тетивы в луке. Но если у тебя две тетивы, ты, увеличивая надежность, снижаешь эффективность оружия. Тетива не порвется, но стрела пролетит только одну четверть расстояния, которое она пролетела бы с одной тетивой. - Вы хотите сказать, что жертвуете всем, чтобы сосредоточиться на каком-то одном моменте? - спросил Эверли. - Да, - кивнул Мейсон. - Невинность Фрэнсис и Роба Глиасона фактически показана свидетельствами, представленными к настоящему времени. Виновность обвиняемых просто не может быть доказана вне всяких разумных, обоснованных сомнений. Но я хочу, чтобы в головы присяжных засели не только разумные основания для сомнения. Я обязан полностью решить дело. Фрэнк Эверли смотрел на Мейсона широко раскрытыми от удивления глазами. - Боже мой! - воскликнул он. - Я думал, что представленные сегодня доказательства окончательно решили вопрос виновности Фрэнсис Челейн и Роба Глиасона. Я считал, что если мы не сломаем показания некоторых из этих свидетелей, то можем ждать только вердикта виновности в убийстве первой степени. Мейсон устало покачал головой. - Нет, упор в этом процессе уже сделан - тот, что мне требовался. Теперь мне нужно вбить это в головы присяжных так драматично, чтобы они все время помнили о том, что я хочу. И не забывай: я так потрепал Клода Драмма, что он на грани паники. Он понимает, что я приготовил козырной туз, иначе не представлял бы ему столько благоприятных возможностей. - Присяжные нам совсем не симпатизируют, - заметил Эверли. - Конечно не симпатизируют и, не исключено, еще больше отвернутся от нас. Ты обратил внимание на то, что делает Клод Драмм? Он показывает Corpus delicti [Corpus delicti (лат.) - совокупность признаков, характеризующих преступление; вещественное доказательство преступления] с небольшим количеством поверхностных доказательств. Как раз перед тем, как закончить представление своей версии, он попросит приобщить к делу фотографии трупа на письменном столе, залитые кровью бумаги, страховой полис с каплями крови убитого и все в таком роде. Затем он передаст слово нам. И нам придется выступать перед присяжными, которые уже соответствующим образом подготовлены, чтобы вынести смертный приговор. - Я только не понимаю, как вы собираетесь его остановить? - недоумевал Эверли. - Я не собираюсь его останавливать, - улыбнулся Мейсон. - Я намерен преградить ему путь. В кабинет вошла Делла Стрит. - В приемной сидит мистер Дрейк. Он говорит, что у него важное дело, - сообщила она. Мейсон улыбнулся ней. - Ему придется минутку подождать. Мне надо кое-что объяснить Фрэнку. Делла Стрит нежно посмотрела на адвоката. - Я помню, как однажды попросила тебя кое-что объяснить мне. После этого я так в тебя поверила, что мне больше не требуется никаких доказательств. Мейсон задумчиво взглянул на нее. - Ты читала газеты? - спросил он. - Да, - кивнула она. - Ты в курсе, как идет судебный процесс? - Да. - Ты поняла, что я представляю слабую защиту? Она слегка напряглась и осуждающе посмотрела на Фрэнка Эверли. - Кто это сказал? - спросила она. - На это намекают в газетах. - Я только что поспорила с Полом Дрейком на половину своего месячного жалованья, что ты снимешь обвинение и с Фрэнсис Челейн, и с Роба Глиасона. Их обоих оправдают. Я думаю, это показывает, как я верю в тебя. - Значит, у Дрейка плохие новости, - сделал вывод Мейсон. - Франк, Делла, выйдите, пожалуйста, мне надо переговорить с Полом. Вы знаете, что он работает на меня по этому делу. Возможно, раздобыл какую-то тщательно скрываемую информацию. Нечестно с его стороны делать ставки, если он ею воспользовался. - Нет, он мне сказал, что у него есть определенные сведения, - призналась Делла. - Он открыл тебе, какие именно? - Нет, просто сказал, что не очень приятные новости для твоих клиентов, а я ему ответила, что у меня тоже кое-что есть. - А у тебя что? - не понял Мейсон. - Вера в тебя, - ответила Делла Стрит. Мейсон махнул рукой. - Ладно, выйдите, пожалуйста, и дайте мне поговорить с Дрейком. Посмотрим, что он разузнал. Дрейк вошел в кабинет адвоката, сел, улыбнулся и закурил сигарету. - Я выведал всю подноготную, - сообщил он. - Выкладывай. - Мы провели слежку в открытую. - Меня не интересуют методы. Мне нужны факты. - Тогда слушай. Твоя миссис Мейфилд - крепкий орешек. - Знаю, - кивнул Мейсон. - Мне несколько раз приходилось с ней встречаться. - Все дело в том, Перри, что полученная информация выглядит не очень-то благоприятно для твоих клиентов. - Что ты имеешь в виду? - Во-первых, миссис Мейфилд не знает столько, на сколько она намекала. Она сделала ошибку: невовремя легла спать - за пятнадцать или двадцать минут до совершения убийства. Но вечером она рыскала по дому. Все началось с того, что она проведала, что Глиасон и Фрэнсис Челейн поженились. Она попыталась на этом обогатиться и выудила у Фрэнсис довольно большую сумму, не знаю сколько точно, но где-то около десяти тысяч долларов. Затем Эдвард Нортон откуда-то пронюхал, что Фрэнсис шантажируют. Он вызвал ее к себе в кабинет и попытался выяснить, кому она платит и почему. Она, естественно, не осмелилась ему признаться, но Нортон был очень упрям и, чтобы получить ответ на интересующий его вопрос, полностью лишил племянницу денег. Таким образом ей стало нечем расплачиваться с шантажисткой. Миссис Мейфилд заявила, что она сможет обогатиться в другом месте и, если Фрэнсис Челейн не в состоянии ей платить, она продаст информацию благотворительным учреждениям, которые, по завещанию отца Фрэнсис, имеют шанс получить кругленькую сумму. Конечно, миссис Мейфилд блефовала, но твоя клиентка не знала об этом. Ситуация пришла к разрешению в ночь убийства. Фрэнсис Челейн страшно поругалась с Нортоном. Нортон заявил, что перед тем как лечь спать, составит бумагу, где официально закончит свое управление траст-фондом, как доверенное лицо, установит ей ежегодный доход, в соответствии с условиями завещания, а остаток передаст на благотворительные цели. Я не знаю, блефовал он или нет, но эти слова были сказаны. Затем миссис Мейфилд отправилась спать. На следующее утро у Фрэнсис Челейн оказались деньги, причем крупная сумма. Она дала миссис Мейфилд двадцать восемь тысяч долларов, чтобы та молчала, и экономка обещала держать язык за зубами. В тот вечер в доме находился Роб Глиасон и участвовал в разговоре Фрэнсис с Эдвардом Нортоном, или, по крайней мере, в какой-то его части. Нортон пришел в ярость и обвинил племянницу во всех смертных грехах. Она тоже разозлилась и осыпала его такими выражениями, что у него наверняка завяли уши. После этого Глиасон отправился в комнату девушки. Это произошло после приезда Кринстона, но перед убийством. Примерно в это время миссис Мейфилд пошла спать. Она не знает, что точно произошло, но в одном уверена: ни в каком бьюике Фрэнсис никуда не уезжала. Поэтому она не сомневалась, что девушка представляет ложное алиби. Потом она попыталась заловить тебя и выудить что-то за то, что она не станет впутывать Фрэнсис. Ты послал ее куда подальше, так что она сконцентрировала свои усилия на девушке и фактически получила от нее деньги. Затем она выяснила, что эти тысячедолларовые купюры имеют последовательные номера и их список хранится в банке и, если она захочет их разменять на мелкие, то ее ждут неприятности. Так что она спрятала эти денежки и попробовала создать впечатление, что Фрэнсис заплатила тебе предварительный гонорар в размере двадцати восьми тысяч долларов тысячедолларовыми купюрами. Именно эту версию она представила окружному прокурору, и его люди ищут эти деньги. Они провели проверку твоих банковских счетов и обыскали твой офис. Теперь они пришли к выводу, что ты носишь купюры с собой. Клод Драмм собирается использовать миссис Мейфилд как свидетельницу, которая даст неожиданные для тебя показания. Она намерена заявить, что девушка ложно утверждала, что ездила в бьюике, а также рассказать об имевшей место ссоре. Обвинение разработало теорию, что ссору прервало появление Артура Кринстона. Пока Кринстон беседовал о делах с Нортоном, двое молодых людей запланировали убийство и, как только Кринстон уехал, бросились наверх и привели задуманное в исполнение, затем подложили улики в комнату Девоэ, чтобы свалить на него всю вину, если полицию не убедят взломанное окно и следы на мягком грунте. - А что с Грейвсом? - спросил Мейсон. - Он что-нибудь выдал? - Моя оперативница с ним здорово поработала. Она его просто вывернула наизнанку. Тебе, конечно, придется с ним непросто, но моей сотруднице он заявляет, что пытается защитить Фрэнсис Челейн или, по крайней мере, пытался, пока заместитель окружного прокурора не надавил на него. - Послушай, - заговорил Мейсон. - Я считаю, что Нортон сам дал Фрэн деньги перед приездом Кринстона. Что об этом заявляет Грейвс? - Вот это самая худшая часть его показаний. Он утверждает, что мог слышать каждое слово, произносимое в кабинете. Нортон достал бумажник и показал девушке сорок тысяч долларов, сообщив, что изначально приготовил эти деньги для нее, но ей он даст только небольшую сумму на каждодневные расходы. Затем он протянул ей две тысячедолларовые бумажки. Дон Грейвс считает, что мисс Челейн взяла деньги, и именно эти купюры они с Глиасоном подложили Девоэ, пока Кринстон совещался с Нортоном. Затем твои клиенты вернулись и убили Нортона, взяли оставшиеся деньги у него из бумажника, чтобы дать взятку экономке и обеспечить ее молчание, и заплатить тебе такой гонорар, чтобы в достаточной мере заинтересовать тебя и заставить заняться этим делом. Такова теория Дона Грейвса. Заместитель окружного прокурора планировал, что большая часть из того, что я тебе только что рассказал, всплывет при перекрестном допросе. Он думал дать тебе пощечину этими уликами. Сейчас Драмм занервничал, потому что ты практически отказался от ведения перекрестного допроса. Теперь он намерен представить все при повторном допросе свидетелей, выставленных им самим. Мейсон потянулся, посмотрел на детектива и расхохотался. - Пол, ты знаешь, что иногда осторожность является пороком? - Что ты хочешь сказать? - Я думаю, что в некоторых случаях разумно все поставить на один сокрушительный удар. В этом деле в моем луке только одна тетива. Если она порвется, мне конец. Но если нет - я пошлю стрелу прямо в яблочко. - Здорово, если ты можешь разобраться во всем этом, Перри, потому что я, чем больше думаю, тем больше прихожу в смятение. Мне кажется, что дело страшно запутано. Мейсон начал ходить из угла в угол. - Я боюсь только одного, - наконец сказал он. - Может, я плохо замаскировал свою истинную цель. - Что ты имеешь в виду? - не понял детектив. - Я пытаюсь выследить стаю гусей, двигаясь за лошадью, - ответил Мейсон. - Но боюсь, моя лошадь недостаточно велика, чтобы как следует меня спрятать. Дрейк направился к двери. - Послушай, - сказал он, уже взявшись за ручку, - пусть тебя это не волнует. За свою жизнь я видел массу дел об убийствах и говорил с сотнями адвокатов, которые считали, что у них есть, за что зацепиться, хотя никакой точки опоры у них не было. Если ты думаешь, что тебе удастся спасти хотя бы одного из твоих клиентов, то у тебя гораздо больше оптимизма, чем у меня. Я только что поспорил с Деллой Стрит на половину ее месячного жалованья. Я считаю, что оба твои клиента будут осуждены. Побеседовав с тобой, я сейчас поспорю с ней и на вторую половину. Это показывает, как я верю в успех. Когда за детективом закрылась дверь, Перри Мейсон остался стоять в центре кабинета, широко расставив ноги, расправив плечи, выдвинув вперед подбородок и внимательно глядя на закрытую дверь. 23 На первой странице "Стара" крупным шрифтом был напечатан заголовок: "СВИДЕТЕЛЬ УБИЙСТВА МИЛЛИОНЕРА ОТКАЗЫВАЕТСЯ УЧАСТВОВАТЬ В ЭКСПЕРИМЕНТЕ". Мейсон разложил газету на столе и, завтракая яйцами всмятку, с удовлетворением читал отчет. За крупным следовал второй заголовок, набранный более мелким шрифтом: "Спор о зрении главного свидетеля обвинения. Защита бросает вызов, требуя проведения эксперимента, обвинение отказывается". Мейсон посолил и поперчил яйца, добавил масла, достал подрумяненный гренок и усмехнулся. Он прочитал отчет о судебном заседании, отметил, что брошенный им вызов обвинению напечатан жирным шрифтом, закончил завтрак, свернул газету и направился в офис. - Какие новости? - поинтересовался он у Деллы Стрит. Она задумчиво посмотрела на него с какой-то чуть ли не материнской улыбкой. - Ты победишь, - сказала Делла. Он тоже улыбнулся в ответ. - Если заместитель окружного прокурора сейчас не примет вызов, то я выиграл дело перед присяжными, - кивнул адвокат. - А что ты собираешься делать, если он все-таки его примет? Мейсон подошел к окну и, нахмурив лоб, посмотрел на утреннее солнце. - Я отвечу вопросом на вопрос. Ты повысила ставку в споре с Полом Дрейком? - В два раза. - Молодчина! - Ты считаешь, что Клод Драмм согласится? - Да. - Как ты думаешь определять, что это будет справедливый эксперимент? - Попытаюсь приложить все усилия и добиться того, чего хочу. - По крайней мере, рекламу ты получил хорошую. Все утренние газеты строят догадки о том, какой у тебя козырь в запасе. Несколько раз тебя называли "старым лисом судебных заседаний"! Большинство репортеров утверждают, что обвинение беспокоит слишком быстрое продвижение слушания дела. - Ты говоришь, что газеты все-таки решили, что я не так глуп, как представляюсь? Она засмеялась. - Я же на тебя поставила. - У заместителя окружного прокурора есть несколько свидетелей, которые должны дать неожиданные показания. - Неожиданные для кого? - поинтересовалась секретарша. - Вот в этом-то весь вопрос, - ответил адвокат и направился к себе в кабинет. Не успел он закрыть дверь, как зазвонил телефон. - Алло! - взял трубку Мейсон. - Доброе утро, господин адвокат. Говорит Драмм. Я обдумал ваше предложение об эксперименте и проверке зрения Дона Грейвса и решил согласиться на его проведение в абсолютно идентичных условиях. Я попрошу у суда отсрочки для подобного эксперимента. Я подумал, что лично дам вам заранее об этом знать. - Очень мило с вашей стороны. - Не стоит благодарности, - рявкнул Драмм. Мейсон расхохотался. - Я имел в виду, что сообщили мне. - О! - только и мог сказать Драмм. - У вас есть какие-нибудь определенные планы? - Я объявлю о них в зале суда. Всего хорошего. Мейсон все еще посмеивался, вешая трубку. Он нажал на кнопку, чтобы вызвать к себе Фрэнка Эверли. - Фрэнк, - обратился к нему адвокат, - сегодня утром суд примет решение об отсрочке слушания дела для проведения эксперимента. Я не собираюсь идти в зал суда, сходи ты и выступи со стороны защиты. Это формальность. Драмм, несомненно уже разработал какую-то схему проведения эксперимента и попытается как можно скорее выбить из тебя согласие, пока ты находишься в зале суда перед присяжными. Просто заяви, что я послал тебя, как своего представителя, чтобы согласиться на отсрочку, но у тебя нет полномочий договариваться об условиях, при которых должен проводиться эксперимент. В таком случае ему потребуется связаться со мной и обсудить их, когда мы _н_е_ будем перед присяжными. Фрэн Эверли одобрительно кивнул. В его глазах светилось восхищение. - Вы все-таки вынудили его, не так ли? - Не знаю. Он сказал "да". Я только этого и хотел. Меня не интересует, п_о_ч_е_м_у_ он согласился. - И, посылая меня, вы избегаете спора о деталях перед присяжными? - Вот именно. Объясни Драмму, что во второй половине дня я планирую быть в у себя в кабинете и готов обсудить с ним все условия. Или я встречусь с ним в обоюдно приемлемом месте. Сообщай это с искренним и честным видом. Присяжные будут пристально следить за тобой, а в газетах и так уже слишком много рассуждают, что веду себя, как старый лис. - Будет сделано, шеф, - заверил его Эверли и, полный энтузиазма, с раскрасневшимся лицом вылетел из кабинета. Мейсон позвонил Харри Неверсу. - Хотел дать тебе знать, - сообщил адвокат. - Мне только что звонил Клод Драмм и поставил в известность, что на сегодняшнем утреннем заседании он попросит отсрочку для проведения эксперимента. Голос Харри Неверса, как обычно, звучал монотонно и услало: - Я сам собирался тебе звонить. Люди окружного прокурора приготовили тебе еще один подарочек. Они представят разработанную ими схему перед присяжными, она тебе совсем не понравится, но перед присяжными ты не осмелишься ее оспаривать. - Не беспокойся, я уже это предусмотрел. Я даже не появлюсь в зале суда. Я послал туда своего помощника. У него нет полномочий оговаривать условия эксперимента. Харри Неверс расхохотался. - Вот это на тебя похоже. А суд допустит проведение эксперимента? - Я думаю, что суд не будет выносить никакого решения по этому вопросу. Он просто предоставит отсрочку. Мы проведем эксперимент, а в понедельник свидетели будут давать показания о том, как все происходило. - Когда ты собираешься обсуждать условия? - Возможно, сразу же по завершении утреннего заседания. Драмм сам со мной свяжется. Я позвонил, чтобы сообщить тебе, что, конечно, не могу контролировать то, что намеревается заявлять прессе окружная прокуратура, но от меня ты получишь эксклюзивное интервью, как только я достигну соглашения с Клодом Драммом об условиях проведения эксперимента. Харри Неверс опять усмехнулся в трубку. - Мне кажется, что я не зря заставил фотографа сделать пару твоих снимков в кабинете. Мне почему-то думается, что мы напечатаем их или во во вторник утром, или в понедельник вечером. - У меня есть к тебе еще одна просьба, - сказал Мейсон. - Слушай, а они у тебя хоть когда-нибудь заканчиваются? - поинтересовался репортер. - Да, - ответил Мейсон. - Просьба очень простая. - Ладно, выкладывай. - Я собираюсь организовать все таким образом, что бы мы с Драммом сидели внизу в автомобиле, а Грейвс остался наверху. Мы его вызовем определенным сигналом. Когда мы дадим этот сигнал, я хочу, чтобы ты каким-то образом задержал Грейвса в кабинете Нортона. - Как долго? - Сколько сможешь. - И какой в этом смысл? - Я хочу немного сбить его с толку. - Эту птичку не очень-то собьешь. Он хитер, как лис. - Он так считает, но, тем не менее, можно попытаться его немножко потеребить. Предложи ему что-нибудь так, что он будет вынужден задержаться, а потом обратиться за помощью к заместителю окружного прокурора. - Теперь у меня возникли подозрения, - заметил Неверс. - Если ты сделаешь то, что я прошу, - ответил Мейсон, - то в дальнейшем я окажу тебе услугу, и ты сможешь спокойно заявлять, что участвовал в завершающей стадии дела. - Не уверен, что хочу в ней участвовать. Иногда они уже не так интересны. - Всю ответственность я возьму на себя. Ты разделишь славу и заслуги. - Я думаю, мне стоит заглянуть к тебе в офис и поподробней обсудить это дело. - Я знал, что ты не забудешь, - усмехнулся Мейсон. - Не забуду что? - в голосе Неверса опять послышалось подозрение. - Бутылочку у меня в столе, - ответил адвокат и повесил трубку. 24 Дом Нортона горел всеми огнями. У подъезда стояло более дюжины машин. Люди входили и выходили из главного входа, в разных местах дежурили человек пять полицейских, периодически с важным видом курсируя по территории, прилегающей к особняку. Наверху, в кабинете, где убили Эдварда Нортона, Клод Драмм задумчиво смотрел на Перри Мейсона. - Не знаю, чего вы еще хотите. По-моему, условия очень справедливые, - заметил заместитель окружного прокурора. - Мне кажется, что эксперимент не будет полным. Шансы Дона Грейвса - пятьдесят на пятьдесят, даже если ему завязать глаза. - К чему вы клоните? - Клод Драмм специально притворялся, что не понимает, о чем идет речь. - У вас здесь две женщины - одна в черном, другая - в розовом, - сказал Мейсон. - Трое мужчин, которых знает Грейвс. Как я понял, судья Пурлей поедет на своей машине с той же скоростью, что и в ночь убийства. Когда машина доберется до поворота, судья Пурлей крикнет: "Смотрите!", и в этот момент Грейвс должен повернуться. После того, как мы отъедем, будет решено, кто из трех мужчин встанет с тростью в руке, и которая из женщин займет такое положение, чтобы ее голова, плечо и рука были видны с дороги. - Все правильно. - Я пытаюсь сказать следующее, - продолжал Мейсон. - Если Грейвс просто угадает, то в случае определения, какой мужчина стоит с тростью, у него один шанс из трех, в случае женщины шанс еще лучше - один из двух. - Но более благоприятных условий вы все равно не получите, - возразил Драмм. - В ночь убийства в доме было всего две женщины - миссис Мейфилд, экономка, и Фрэнсис Челейн. Теперь признано, что во время совершения преступления в комнате находилась женщина... - Нет, не признано, - перебил его Мейсон. - В соответствии с моей версией дела и показаниями Дона Грейвса, незаинтересованного свидетеля, в кабинете присутствовала женщина. И если вы вообще хотите, чтобы эксперимент состоялся, то вам придется соглашаться на мои условия. То есть женщина была или миссис Мейфилд, или мисс Челейн. Точно так же убийство мог совершить кто-то из трех мужчин: Питер Девоэ, шофер, который лежал пьяный, когда мы его нашли, но который, тем не менее, остается под подозрением, Роб Глиасон и Пуркетт, дворецкий. То есть тростью замахивался один из них. - В этом случае вы, как должное, принимаете, что окно было взломано и под ним на мягком грунте оставлены следы только для отвода глаз. - Конечно. Вы, может, теперь скажете, что хотите, чтобы собрали весь город, потому что не исключено, что кто-то из его жителей вломился в дом. Вы же должны понимать, что все не станет делаться по-вашему, господин адвокат. - Все должно быть обустроено так, чтобы мы точно определили - реально Грейвс видел происходящее и узнал участников эксперимента, или это просто была удачная догадка. В глазах Клода Драмма мелькнул победный огонек. - Я организовал этот эксперимент при обстоятельствах, идентичных тем, при которых совершалось преступление, - заявил он. - Эксперимент - результат вызова, брошенного вами. Теперь, если вы боитесь на него пойти, потому что знаете, что Грейвс не ошибется, вам требуется только сказать об этом, и мы все отменим. Вы не осмеливаетесь позволить свидетелю подтвердить свои слова, понимая, что это означает для ваших клиентов. Мейсон пожал плечами. - Ну, если вы так объясняете мои действия, то можете начинать эксперимент. По всему было видно, что Драмм уверен в победе. Он радостно улыбнулся, не сомневаясь в исходе мероприятия. - Прекрасно, - сказал он, обращаясь к группе людей, собравшихся вокруг них. - Я думаю, что все разобрались в ситуации. Мы поедем на машине вверх по возвышенности. Я сяду сзади вместе с мистером Грейвсом. Мистер Мейсон, адвокат защиты, - рядом с судьей Пурлеем. После нашего отъезда вы, господа журналисты, выберете одну из этих двух женщин. Она встанет таким образом, чтобы ее голова, шея, плечо и рука были видны с поворота на дороге, где должен оглянуться Грейвс. Вы также выберете одного из трех мужчин, одетых в костюмы разных цветов, и он замахнется тростью и наклонится над стулом, на котором сидел Эдвард Нортон, когда его убили. Пожалуй, это все. Репутации судьи Пурлея достаточно, как мне кажется, чтобы гарантировать, чтобы то, что произойдет в автомашине, не было в дальнейшем искажено ни одной из сторон. - Секундочку, - вставил Мейсон. - Перед тем, как Дон Грейвс покинет этот кабинет, я бы хотел конфиденциально поговорить с судьей Пурлеем. Драмм подозрительно посмотрел на адвоката. - Только в моем присутствии, - заявил он. - Это эксперимент, и если вы собираетесь с кем-то конфиденциально беседовать, я должен слышать, что вы намереваетесь сказать. - Я не против того, чтобы _в_ы_ это слышали, - ответил Мейсон. - Но, естественно, раз это эксперимент, я не хочу, чтобы Дон Грейвс слышал мои слова. - Согласен, - кивнул Драмм. - Грейвс, подождите здесь, пока мы вас не вызовем. - Мы нажмем на гудок, когда будем готовы, - сообщил Мейсон. Представители двух сторон в судебном процессе молча пошли вниз по широкой лестнице, спустились по ступенькам с крыльца и направились к машине, где с чувством собственного достоинства за рулем сидел судья Пурлей, окруженный репортерами. Его лицо выражало удовлетворение, которое он пытался скрыть под маской серьезности и благопристойности, присущих представителю судейского корпуса. - Вы готовы, господа? - обратился он к Мейсону и Драмму. - Мы пришли к соглашению, что я сяду спереди рядом с вами, а мистер Драмм - сзади, рядом с Доном Грейвсом, не так ли? - сказал Мейсон. - Так, - согласился Драмм. - В таком случае я хотел бы попросить вас снять очки, - обратился Мейсон к заместителю окружного прокурора. - Что? - рявкнул Драмм. - Я прошу вас снять очки, - повторил Мейсон. - Вы должны понимать, мистер Драмм, что в очках вы прекрасно видите и, если вы повернетесь одновременно с Грейвсом или даже раньше него, что вам не запрещается, вы можете, повторяю, можете каким-то невольным, непроизвольным выражением или жестом подсказать Грейвсу, кто из мужчин держит трость. В таком случае получится, что в эксперименте участвуют две пары глаз вместо одной. - Это оскорбление. Вы не верите в мою честность, - возмутился Драмм. - Я не имел в виду ничего подобного. Это просто предосторожность против непреднамеренного сигнала. - Я отказываюсь, - заявил Драмм. - Хорошо. Я не настаиваю, я просто упомянул это, как желаемый вариант. И еще я хотел бы попросить судью Пурлея смотреть прямо на дорогу. - Нет, на это я тоже не согласен, - заявил Драмм, - потому что когда судья Пурлей вел машину в ночь совершения преступления и Дон Грейвс закричал, что видел, как произошло убийство, судья Пурлей, естественно, обернулся, чтобы посмотреть, что послужило причиной возгласа и, конечно, снизил скорость, что дало Грейвсу возможность смотреть более длительное время. Мейсон устало вздохнул, как человек, которого перехитрили, или генерал, которого превзошли в военном искусстве. - Хорошо. Вызывайте Грейвса. Судья Пурлей нажал на гудок. Они подождали несколько минут, и тут уже Мейсон протянул руку и нажал на гудок. Грейвса все не было, и судья Пурлей снова требовательно нажал на гудок и начал выглядывать из окна машины. Внезапно Дон Грейвс появился в окне кабинета и закричал находившимся внизу: - Один из газетных репортеров хочет изменить условия эксперимента! Клод Драмм выругался себе под нос, вылез из машины, хлопнув дверью, пересек дорожку и встал под окном. - Мы закончили обсуждение условий перед тем, как спуститься вниз, - заявил он. - Прекратите дискуссию с репортерами. Если они будут нам мешать, то мы просто попросим их удалиться. Немедленно спускайтесь вниз! - Хорошо, сэр, - кивнул Дон Грейвс и исчез из окна. Практически сразу же в окне показалась голова Харри Неверса, и он закричал: - Условия эксперимента несправедливые. У нас должно быть право поставить одного из мужчин туда, где, как заявляет Грейвс, стояла женщина, если нам так захочется. Это поможет определить, мог ли Грейвс фактически различить, какого пола был третий человек в комнате. Ведь это мог оказаться и мужчина. - В розовом п_е_н_ь_ю_а_р_е_? - съязвил Драмм. - Послушайте, ваша единственная функция, господа журналисты, это выбрать одного из трех мужчин и одну из двух женщин, которые займут оговоренные места. По этому вопросу достигнуто соглашение, таковы условия эксперимента. Если вы предпримите попытку что-то изменить, я вообще отменю проведение эксперимента. - Ну ладно, пусть будет по-вашему, - согласился Неверс. - Но я все равно считаю условия несправедливыми. Дон Грейвс спустился по лестнице, открыл входную дверь и тихо сообщил Драмму: - Этот журналист пьян. Он там всем мешал, но я не хотел его оскорблять, чтобы потом газеты на меня не набросились. - Не беспокойтесь. Оставьте это мне. Ну, мы готова, наконец? - недовольным тоном спросил Драмм. - Готовы, - ответил Мейсон. Участники эксперимента в последний раз заняли свои места в машине. Защелкали вспышки фотоаппаратов. Представители всех газет старались сделать снимки отъезжающей машины. Судья Пурлей начал увеличивать скорость и довел ее до такой, на которой машина двигалась в ночь убийства. - Мы достигли соглашения, что Дон Грейвс имеет право взглянуть назад только после того, как судья Пурлей укажет место, где Грейвс впервые воскликнул, не так ли? - уточнил Мейсон. - Все правильно, - подтвердил Драмм. Машина на ровной скорости поднималась по возвышенности. - Сейчас! - крикнул судья Пурлей. Дон Грейвс обернулся и прижался лицом к заднему стеклу, по бокам прикрыв глаза ладонями. Перри Мейсон бросил взгляд на окно кабинета. Фигуры мелькнули на какую-то секунду, а затем машина завернула за поворот и дом исчез из поля зрения. - Я все видел, - сообщил Дон Грейвс. - И кто это были? - поинтересовался судья Пурлей, нажимая на тормоза. - Темноволосый мужчина в синем сержевом костюме и женщина в розовом платье, - ответил Дон Грейвс. Клод Драмм облегченно вздохнул. - Конец вашей защите, господин адвокат, - обратился он к Мейсону. - Она разбита вдребезги. Мейсон промолчал. Судья Пурлей многозначительно вздохнул. - Я сейчас развернусь и поеду обратно, - сообщил он. - Предполагаю, что журналисты еще захотят нас сфотографировать. - Наверное, - согласился Драмм. Мейсон продолжал молчать. Его суровое лицо с резкими чертами ничего не выражало. Спокойные глаза задумчиво смотрели на судью Пурлея. 25 Зал суда был до отказа забит зрителями, когда судья Маркхам вышел из своего кабинета, чтобы открыть утреннее заседание. - Встать! Суд идет! - объявил бейлиф. Зрители встали и оставались стоять, пока судья Маркхам не занял свое место. Бейлиф произнес стандартную фразу, открывающую очередное заседание. Судья стукнул молоточком по столу и зрители, адвокаты, присяжные и обвиняемые опустились на свои места. Атмосфера в зале была наэлектризована, симпатии оставались на стороне обвинения. Если речь идет об отдельном человеке, он обычно принимает сторону униженного и оскорбленного, но психология толпы отлична от психологии отдельного человека. Толпа стремится разорвать слабого на части и заглотить раненого. Человек может симпатизировать проигравшему, но хочет быть на стороне победителя. О результатах эксперимента сообщили все газеты. Он оказался драматичным и зрелищным. В нем было что-то от азартной игры. Защита многое поставила на кон - на одну единственную карту, а человеческой натуре свойственно, затаив дыхание, следить за исходом игры, когда ставки так высоки, причем сделаны только на одну карту. Читатели с жадностью поглощали отчеты. Теперь они считали, что исход дела решен. Дон Грейвс доказал свою возможность точно определить, кто находится в комнате, именно с того места, с которого он видел, как совершалось преступление, и при абсолютно идентичных условиях. Взгляды зрителей теперь фиксировались не на свидетелях, а на обвиняемых, в особенности на стройной фигуре Фрэнсис Челейн. Старые волки, участвовавшие во многих юридических битвах и проведшие много часов на различных судебных процессах, знают, что это самый зловещий знак в зале суда. При начале слушания дела внимание зрителей обращено на обвиняемых. Они с любопытством наблюдают за лицами подсудимых: не появится ли какое выражение, которое отразит их чувства. Средний зритель любит следить за обвиняемыми, представлять его в центре событий, окружающих преступление, и приходить к выводу о его виновности или, наоборот, невиновности, в зависимости от того, как обвиняемый вписывается в придуманную зрителем схему. Затем, когда слушание продолжается уже какое-то время, зрителей интересует уже само преступление, раскрываемые факты. Они концентрируют свое внимание на свидетелях, судье, представителях защиты и обвинения и внимательно слушают аргументы. Пока вопрос остается спорным, интерес сосредоточен на исходе дела, и зрители продолжают фиксировать взгляды на свидетелях и адвокатах - актеров разворачивающейся драмы. Однако, если какое-то событие приводит показания к кульминации, снимает элемент неопределенности, убеждает зрителей в виновности подсудимого, взгляды автоматически переводятся на него, не представляя теперь, как он совершал преступление, а рассматривая заключенного с тем любопытством, с которым толпа изучает приговоренного к смерти. Они мысленно ужасаются, представляя, как ранним утром какие-то руки будут тянуть сопротивляющегося человека из его камеры и как он заплетающимися ногами пройдет последние несколько шагов в своей жизни. Это знак, которого боятся адвокаты, вердикт толпы, решение, показываемое в древние времена опусканием большого пальца вниз. Именно это означает, что критическая точка пройдена, и обвиняемый приговорен. Опытный адвокат по уголовным делам, который прошел сквозь паутину множества судебных процессов, всегда знает, подмечает и опасается подобного переключения интереса. Обвиняемые не представляют его фатального значения, иногда они самодовольно улыбаются, с удовлетворением замечая, что внезапно оказались в центре внимания зрителей. В противоположность им, адвокат защиты, сидящий перед ними за отведенным для него столом, обложившись юридической литературой, хотя и сохраняет на лице безмятежное выражение, чувствует, как у него все сжимается внутри от силы подобного молчаливого вердикта. В этом случае молчаливый вердикт был уже вынесен. Виновны в предумышленном убийстве первой степени - для обоих обвиняемых. И никакой пощады. Ровный голос судьи Маркхама нарушил напряженную тишину в зале. - Свидетельские показания давал Дон Грейвс. Проводился перекрестный допрос. Слушание было отложено на прошлой неделе для проведения с участием этого свидетеля эксперимента, предложенного защитой, на который согласилось обвинение. Господа, вы хотите, чтобы результаты эксперимента были приобщены к делу в качестве доказательства? Клод Драмм поднялся на ноги и язвительно заявил: - Это был эксперимент, проводившийся по вызову защиты и максимально справедливый по отношению к обвиняемым. Условия эксперимента были предварительно согласованы с защитой. В нем участвовал свидетель, находящийся в настоящий момент на месте дачи свидетельских показаний. Условия были максимально приближены к тем, при которых совершалось преступление. Я прошу приобщить результаты эксперимента к делу в качестве доказательства. Судья Маркхам повернулся к Мейсону. Теперь адвокат защиты встал из-за стола. - Мы не возражаем против приобщения результатов эксперимента к делу, однако это не является частью нашего перекрестного допроса. Они должны быть представлены в результате допроса этого свидетеля выставившей стороной после перекрестного допроса. Следовательно, неправильно ставить проблему перед судом в настоящий момент слушания дела. Однако, если заместитель окружного прокурора выразит желание допросить этого свидетеля по результатам эксперимента, я не стану возражать. Конечно, при условии, что мне будет предоставлено право провести перекрестный допрос различных свидетелей проведения эксперимента относительно обстоятельств, сопутствующих ему. О судье Маркхаме говорили, что еще не родился адвокат, который смог бы удивить его, когда он восседал на скамье и руководил слушанием дела. Теперь он уставился на Мейсона, словно пытался прочесть, что задумал адвокат защиты. Смотрел он широкими от удивления глазами. Мейсон спокойно и безмятежно встретился с ним взглядом. - Я могу продолжать перекрестный допрос этого свидетеля? - спросил Мейсон. - Продолжайте, - разрешил судья Маркхам. - Вы знаете, какую деловую активность вел Эдвард Нортон? - обратился к Дону Грейвсу адвокат. - Я полностью в курсе всех его дел, - ответил свидетель. - В таком случае, вы должны знать, когда заканчивается срок действия страхового полиса, лежавшего на столе Эдварда Нортона, не так ли? - Да. - Когда заканчивается срок его действия? - Двадцать шестого октября текущего года. - Значит, срок действия страхового полиса закончился через три дня после смерти Эдварда Нортона? - Все правильно. - Не является ли фактом то, мистер Грейвс, что вы испытываете враждебность, какое-то предубеждение против Фрэнсис Челейн, обвиняемой по этому делу, в связи с тем, что она вышла замуж за Роберта Глиасона? Вопрос вызвал удивление, и по залу суда пробежал шумок, означавший внезапное включение внимания зрителей, которые сели на самые краешки стульев, чтобы лучше видеть и слышать происходящее. - Это неправда! - закричал Дон Грейвс с чувством. - Я сделал все возможное, чтобы не впутывать Фрэнсис Челейн в эту историю. Я сейчас даю показания только потому, что мне вручили повестку и я обязан был явиться в суд. - У вас нет предубеждения против Фрэнсис Челейн ни по каким другим основаниям? - Нет. - А против Роберта Глиасона? - Нет. Я не испытываю дружеских симпатий к Роберту Глиасону, потому что плохо его знаю, но к мисс Челейн у меня совсем другие чувства. Я не сказал бы ни слова в этом зале суда, которое могло бы связать ее с убийством Эдварда Нортона, если бы я не был абсолютно и вне всяких разумных, обоснованных сомнений уверен в том, что говорю правду. - У меня больше нет вопросов, - заявил Мейсон с видом побежденного. Клод Драмм поднялся на ноги. В его голосе слышались победные нотки: - У меня есть несколько вопросов к этому свидетелю. При перекрестном допросе у вас, мистер Грейвс, пытались выяснить, участвовали ли вы когда-нибудь в эксперименте при условиях, идентичных тем, что окружали совершение преступления, с целью определения, сможете ли вы опознать лиц, находившихся в кабинете Эдварда Нортона, когда его убили, не так ли? - Да, мне задавали такой вопрос, - ответил Дон Грейвс. - После того, как вам задавали такой вопрос, участвовали ли вы в эксперименте при точно таких же условиях? - Да, сэр. - Опишите, пожалуйста, условия, при которых проводился эксперимент, и его результаты, - попросил Клод Драмм. - Эксперимент проводился ночью, - медленно начал Дон Грейвс. Зрители в зале затаили дыхание, чтобы слышать каждое его слово. - В кабинете Эдварда Нортона находилось трое мужчин и две женщины. Одна женщина была одета в черное, другая - в розовое. На одном из мужчин был синий сержевый костюм, на другом - твидовый, на третьем - костюм из шотландки. Я знал всех мужчин, но женщин раньше никогда не видел. Также присутствовали представители прессы, вы, мистер Драмм, и мистер Мейсон. - И что произошло? - Мы сели в машину и поехали по петляющей дороге вверх по возвышенности к главному бульвару. Когда машина оказалась в той точке, где в ночь убийства у меня вырвался возглас, судья Пурлей велел мне оглянуться назад. Я оглянулся и продолжал смотреть, пока машина не обогнула поворот и дом не скрылся из моего поля зрения. - Что вы увидели? - Я увидел женщину в розовом платье, стоявшую в том же положении, что и мисс Челейн в ночь убийства Нортона, а также мужчину в синем сержевом костюме, замахивающегося тростью над стулом, в котором сидел мистер Нортон, когда его убили. - Вы можете проводить перекрестный допрос, - с победным видом повернулся к Мейсону Клод Драмм. - Вы не рассказали всего, что имело место во время проведения эксперимента, мистер Грейвс, не так ли? - спросил адвокат. - Все основные моменты, сэр. - Разве там не было газетного репортера, который вас как-то побеспокоил и задержал? - Да, был. Если не ошибаюсь, его фамилия Неверс. Он настаивал, чтобы мы изменили условия эксперимента. У меня не было полномочий изменять их. Условия оговаривали мистер Драмм и вы, мистер Мейсон. Я сказал об этом репортеру, но он от меня не отставал, даже засунул палец мне в петлю пиджака, пытаясь удержать. - А мы где находились в этот момент? - Вы уже спустились к машине. - Как вам, в конце концов, удалось от него отделаться? - Я крикнул мистеру Драмму, а он ответил совершенно определенно, что никаких изменений в условиях производиться не будет. Когда репортер услышал слова мистера Драмма, он, наверное, понял, что нарушает порядок, и отпустил меня. Зрители, старавшиеся не пропустить ни слова, теперь в недоумении переглядывались. - Это все, - объявил Мейсон. - Вызывайте следующего свидетеля, мистер Драмм, - обратился к заместителю окружного прокурора судья Маркхам. - Секундочку, ваша честь, - перебил Мейсон. - Мне бы хотелось снова пригласить Артура Кринстона для продолжения перекрестного допроса. - Хорошо, - согласился судья. - Слушание проходит несколько необычно, но при сложившихся обстоятельствах, когда вопрос полностью оставлен на усмотрение суда, я разрешаю вам перекрестный допрос свидетелей, которых вы захотите заново пригласить для дачи показаний. Суд осознает тот факт, что в дело были включены новые обстоятельства после вашего о_ч_е_н_ь_ к_р_а_т_к_о_г_о_ перекрестного допроса предыдущих свидетелей. Судья Маркхам не мог удержаться, чтобы не сделать легкого ударения на словах, описывающих краткость перекрестного допроса. Он пытался пожурить адвоката, который так небрежно отнесся к перекрестному допросу важных свидетелей в деле об убийстве. Артур Кринстон прошел вперед с мрачным лицом. - Вы уже принимали присягу, - напомнил Мейсон. - Пожалуйста, займите место для дачи свидетельских показаний, мистер Кринстон. Артур Кринстон сел в кресло, положил ногу на ногу и повернулся к присяжным. - Мистер Кринстон, - обратился к нему Мейсон, - в ночь убийства вы разговаривали с мистером Нортоном? - Да, сэр. Я уже давал показания об этом. - Если не ошибаюсь, вы прибыли к мистеру Нортону в семь минут двенадцатого и уехали примерно в одиннадцать тридцать, не так ли? - Да, - ответил Кринстон и добровольно добавил: - Я могу точно указать время своего приезда, потому что мистер Нортон был ярый сторонник начала встреч с точностью до минуты. Я опоздал на семь минут, и он довольно саркастично указал мне на это. - Понятно. А с семи минут двенадцатого до половины двенадцатого вы разговаривали с мистером Нортоном, не так ли? - Все правильно. Да, сэр. - А фактически, мистер Кринстон, не был ли этот разговор ссорой? - поинтересовался Мейсон. - Нет, сэр, не думаю, что мне есть что добавить к сделанному мной ранее заявлению касательно содержания нашего разговора. - Мистер Кринстон, у фирмы имеется задолженность перед "Вилерс Траст энд Сейвингс Банк" в размере около девятисот тысяч долларов, не так ли? - Да, сэр. - А на счете в том банке находится только семьдесят пять тысяч долларов? - Да, сэр. Примерно эта сумма. - Однако, в "Сиборд Секонд Нашэнал Траст" на счет положено около восьмисот семидесяти шести тысяч долларов, а в "Фармерс энд Мерчантс Нашэнал" - примерно двести девяносто три тысячи долларов, не так ли? - Да, сэр. - А не является ли фактом, мистер Кринстон, что задолженность в размере девятисот тысяч долларов перед "Вилерс Траст энд Сейвингс Банк" по долговой расписке, на которой стоит только ваша подпись, - это деньги, которые вы заняли без ведома мистера Нортона и использовали не в интересах фирмы, а для ваших личных спекуляций на рынке ценных бумаг? - Нет, сэр! - рявкнул Артур Кринстон. - Это не так. - Зачем было фирме занимать девятьсот тысяч долларов в одном банке, если у нее более миллиона ликвидных активов в других банках? - Такова была деловая политика фирмы. Мы собирались сделать несколько крупных покупок и нуждались в денежных активах на эту сумму на депозитах в других банках. Мы не хотели брать займы в тех банках, потому что нам требовалось, чтобы у нас, в случае необходимости, была наличность для осуществления сделок. Если бы мы сняли со счетов в тех банках всю наличность, потребовалось бы давать какие-то объяснения. А поскольку в "Вилерс Траст энд Сейвингс Банк" очень хотели заполучить наш счет и намекнули, что могут предоставить нам краткосрочный кредит на неограниченную сумму, мы взяли деньги там. - А не является ли фактом, мистер Кринстон, что срок погашения долговых обязательств в "Вилерс Траст энд Сейвингс Банк" наступил за два дня до смерти мистера Нортона? - Думаю, да. Да, сэр. - И банк послал уведомление по почте, не так ли? - Думаю, да. Да, сэр. - А не является ли фактом то, что в день своей смерти мистер Нортон получил по почте подобное уведомление? - Я не могу ответить на этот вопрос. - А не является ли фактом то, что мистер Нортон пригласил вас к себе в тот вечер, чтобы сказать вам, что он предоставил вам определенное время для погашения задолженности фирме, а поскольку у вас нет возможности возместить убытки, мистер Нортон собирался сообщить об этом в полицию? Зрители обратили внимание, что Кринстон заметно нервничает. Его лицо побледнело, руки были крепко сжаты в кулаки, однако голос оставался ровным. - Конечно, нет, - чуть не закричал он. - А не является ли фактом то, - настаивал Мейсон невозмутимым и хладнокровным тоном, - что когда вы заявили Нортону, что не смогли возместить убытки, он поднял телефонную трубку, позвонил в полицейский участок и сказал: "Говорит Эдвард Нортон. Я хочу сообщить об имевшем место преступлении" или что-то в этом роде? - Нет, сэр, - резко ответил Артур Кринстон. Впервые в его голосе послышалось напряжение. - А не является ли фактом то, - продолжал Мейсон, медленно поднимаясь во весь рост, - что после того, как мистер Нортон сделал подобное заявление полиции, вы разбили ему череп тростью? - Я возражаю! - закричал Клод Драмм. - Этот допрос зашел слишком далеко. Он абсолютно необоснован и... - Возражение отклоняется, - постановил судья Маркхам. - Отвечайте на вопрос, мистер Кринстон. - Я не делал ничего подобного, - заорал тот. Мейсон стоял, неотрывно глядя на Кринстона. В конце концов, зрители осознали всю значимость вопроса и все, что тот подразумевал. Все подались вперед. В зале воцарилась мертвая тишина. - А не является ли фактом то, - спокойно продолжал Мейсон, - что вы повесили трубку, судорожно огляделись, внезапно осознав, что Эдвард Нортон успел представиться, когда звонил в полицейский участок и заявил, что хочет сообщить об имевшем место преступлении, и вы поняли, что, обнаружив труп Нортона, полиция определенно проверит, когда был сделан звонок, точно определит время смерти и придет к заключению о мотиве убийства? - Нет, сэр, - ответил Кринстон. Его лоб покрылся потом, который блестел в свете, льющемся на свидетеля из больших окон зала суда. Капелек на коже становилось все больше и больше. - А не является ли фактом то, что вы прекрасно понимали, что вам как-то придется объяснять этот звонок в полицию? Вы внезапно заметили лежавший на столе страховой полис. Вы знали, что полис приготовлен мистером Нортоном, потому что, будучи очень дотошным, Нортон собирался продлить действия полиса до того, как истечет срок. При виде этого документа вас осенила мысль. Вы сразу же снова набрали полицейский участок и сказали дежурному, что вы - мистер Нортон, вы только что звонили и вас разъединили. Вы заявили о краже автомашины, описали бьюик и назвали его номерной знак и заводской номер, прочитав их со страхового полиса, лежавшего на столе, не так ли? - Нет, сэр, - механически ответил Артур Кринстон. - А не является ли фактом то, что затем открылась дверь в кабинет и вошел Дон Грейвс? Он был вашим сообщником в присвоении незаконным путем девятисот с лишним тысяч долларов, которые вы потеряли на спекуляциях на рынке ценных бумаг? Вы использовали деньги фирмы в личных целях. Вы вместе с Доном Грейвсом придумали план, как свалить убийство мистера Нортона на других, не так ли? - Нет, сэр, - все так же механически отрицал Кринстон. - А не является ли фактом то, что вы знали, что судья Пурлей не знаком лично с Эдвардом Нортоном и поэтому не в состоянии отличить его голос от голоса любого другого мужчины? Не является ли фактом то, что вы вместе с Доном Грейвсом проскользнули в комнату шофера Пита Девоэ и подложили улики, которые свяжут его с убийством? Вы взломали окно и оставили следы на мягком грунте, словно мистер Девоэ сделал неумелую попытку отвести от себя подозрение? Затем вы поднялись в кабинет, где на столе лежал убитый вами Эдвард Нортон, и договорились с Доном Грейвсом, что вы спуститесь вниз к машине судьи Пурлея, а мистер Грейвс откроет окно кабинета и встанет таким образом, чтобы его лицо оставалось в тени с тем, чтобы судья Пурлей мог видеть только расплывчатые очертания мужской фигуры. Мистер Грейвс притворится, что он - Эдвард Нортон и крикнет вам вниз, спрашивая, нельзя ли Дону Грейвсу поехать вместе с вами. Вы спросите разрешения у судьи Пурлея, в это время Грейвс отойдет от окна, бросится вниз по лестнице и встанет рядом с вами, когда вы станете кричать в окно, словно видите мистера Нортона, что все в порядке, и судья Пурлей согласился, не так ли? - Нет, сэр. - Это все, - заявил Мейсон. В зале суда стояла мертвая тишина. Казалось, что слова адвоката отразились от потолка и завибрировали. Судья Маркхам бросил взгляд на Клода Драмма. - У вас есть вопросы, господин обвинитель? - спросил судья. Клод Драмм махнул рукой. - Нет, ваша честь. Адвокат защиты только что представил очень интересную теорию, но доказательств для ее подтверждения нет. Свидетель отрицает... Судья постучал молоточком по столу. - Мистер Драмм, вы выступите с аргументами перед присяжными, когда придет время. Суд спрашивает, есть ли у вас еще вопросы к свидетелю. Вы ответили отрицательно, поэтому свидетель может покинуть место дачи показаний. - Я бы хотел пригласить судью Пурлея, чтобы продолжить перекрестный допрос, - объявил Мейсон. Судья Пурлей прошел к свидетельскому месту. В нем уже не чувствовалось той уверенности, с которой он выступал ранее. Его лицо вытянулось, по глазам было заметно, что его одолевают сомнения. - Вы также уже принимали присягу, так что можете сразу занимать свидетельское место, - сказал Мейсон. Судья Пурлей тяжело опустился в кресло. - Когда в эти выходные проводился эксперимент, - начал Мейсон таким тоном, словно выносил окончательный и суровый приговор, - вы сидели в своей машине под окном кабинета Эдварда Нортона, как раз в том месте, что и в ночь убийства, не так ли? - Да, сэр. - И из этого положения, если вытянуть шею, вы могли видеть окно кабинета Эдварда Нортона? - Да, сэр. - И, поскольку крыша автомобиля опускается так низко, что уменьшает поле зрения, вы могли видеть окна второго этажа, только вытянув шею, не так ли? - Да, сэр. - А не является ли фактом, господин судья, что, пока вы сидели в автомобиле, в том же положении, что и в ночь убийства, Дон Грейвс подошел к окну кабинета и позвал Клода Драмма, который вместе с вами находился в машине? - Да, сэр, - ответил судья Пурлей, делая глубокий вдох. - А не является ли фактом то, - громогласно продолжал адвокат, показывая указательным пальцем прямо на судью Пурлея, - что теперь, после того, как ваше внимание было обращено к проблеме и вы вспомнили обстоятельства ночи убийства, вы осознали, что голос, обращавшийся к вам из окна второго этажа в ночь проведения эксперимента, - это тот же голос, что кричал из кабинета Эдварда Нортона в ночь убийства? В зале суда воцарилась напряженная, даже драматичная тишина. Руки судьи Пурлея сжали ручки кресла, на котором он сидел, его лицо исказилось. - Боже мой, я не знаю, - наконец ответил он. - Последние десять минут я задаю себе этот вопрос и не могу ответить. ЭТО МОГ БЫТЬ ТОТ ЖЕ ГОЛОС! Перри Мейсон повернулся к присяжным. Спокойным, немигающим взглядом он посмотрел на лица девяти мужчин и трех женщин. - Это все, - объявил он. Какое-то время в зале суда сохранялась полная тишина, потом началось шевеление, послышались шепот, охи, ахи. Где-то в задних рядах какая-то женщина истерично захихикала. Судья Маркхам стукнул молоточком по столу. - Тихо! - крикнул он. Клод Драмм в неуверенности закусил губу. Осмелится ли он задавать вопросы судье Пурлею после перекрестного допроса Мейсона или решит подождать, пока он сможет переговорить с муниципальным судьей с глазу на глаз? И в момент неуверенности, в момент, когда внимание всех присутствующих в зале суда было сконцентрировано на нем, Клод Драмм колебался слишком долго. Внимание толпы переключилось. Мейсон, опустившийся на стул и спокойно наблюдавший за морем лиц, заметил, как именно оно переключилось, и то же самое уловил судья Маркхам, ветеран сотен судебных процессов, знающий, как ведет себя зритель. И одним движением, словно приведенные в действие какой-то невидимой, психической командой, глаза присяжных и зрителей переключилось с Клода Драмма и остановились на полном отчаяния лице Артура Кринстона. Это был молчаливый вердикт зала суда, вердикт, освобождающий от подозрения двух обвиняемых и перекладывающий вину в убийстве Эдварда Нортона в равной степени на Артура Кринстона и его сообщника. 26 Перри Мейсон сидел у себя в кабинете. Свет из окна освещал его суровые, мужественные и сильные черты лица. Он казался старше своих лет. Фрэнсис Челейн устроилась в большом черном кожаном кресле. Она опять водила пальцем по шершавой поверхности кожи. Ее темные глаза были полны эмоций. Роберт Глиасон стоял, прислонившись к книжному шкафу. Он молчал, но на лице читалось желание высказать очень многое, просто он был не в состоянии найти средства выразить все, что у него на душе. Сквозь открытые окна с улицы доносились голоса разносчиков газет, которые предлагали внеплановый выпуск "Стара". Мейсон расправил на столе еще влажную газету, недавно снятую с пресса. - Журналисты сработали очень быстро. Неверс постарался. Вы еще не успели добраться из зала суда до моего офиса, а газеты уже продавались на улице. Неверс догадался о том, что произошло на самом деле. Текст фактически был набран. Оставалось только кратко пересказать показания судьи Пурлея и добавить заголовки. В верхней части первой страницы жирным крупным шрифтом было напечатано: "Дело по обвинению Фрэнсис Челейн и Роберта Глиасона в убийстве Эдварда Нортона закрыто". - Выдающейся была не работа журналиста, мистер Мейсон, - сказала Фрэнсис, - а ваш замечательный анализ событий и те шаги, что вы предприняли, чтобы убедить судью Пурлея. Я наблюдала за ним, когда он в первый раз давал показания. Я видела, с какими проблемами вам приходится сталкиваться. Мейсон улыбнулся. - Судья Пурлей упрям, своеволен и самоуверен. Ему очень не хотелось признавать свою ошибку. Фактически, если бы я задал ему свой последний вопрос, когда он в первый раз давал показания, он бы все в негодовании отрицал, причем это отрицание так засело бы у него в мозгу, что никакие последующие доказательства не смогли бы его ни в коей мере поколебать. Мне удалось в точности воспроизвести условия, которые имели место в ночь убийства, что и дало мне возможность посеять сомнения у него в голове. Все факты имелись у меня в руках, когда Артур Кринстон, рассказывая мне об убийстве, стал обсуждать телефонный звонок в полицию, словно знал о нем больше, чем могла сообщить сама полиция. Это был промах Кринстона, причем фатальный. Давая показания перед присяжными, он вообще не упомянул про этот телефонный разговор. Им так завладела навязчивая идея ни в коем случае не позволить властям узнать, что на самом деле произошло в кабинете, когда убили Нортона, что он наврал с три короба и придерживался придуманной им версии. Лгал он неумело. Так лжесвидетельство не совершают. Если хочешь, чтобы оно сошло тебе с рук, надо придерживаться правды, где только возможно, и отходить от нее лишь в случае крайней необходимости. Если ты все сочиняешь, то где-то обязательно останутся незавязанные узелки. Странно работает человеческий ум. На него одновременно падает множество фактов, и он не в состоянии правильно их соотнести. Факты находились в моем распоряжении уже в течение некоторого времени перед тем, как я сообразил, что же все-таки произошло. Понимаете, Кринстон влез в очень крупный долг, действуя от имени фирмы. Фирма, конечно, оставалась платежеспособной, а вот доверие к Кринстону разлетелось в пух и прах. Он сделал Грейвса сообщником, и они вместе обманывали вашего дядю. Когда банк прислал уведомление Эдварду Нортону, он впервые узнал о том, что случилось. Вы можете представить, что произошло потом. Нортон установил срок погашения долга Кринстону и поставил условие: или Кринстон возвращает деньги, или Нортон сообщает в полицию. Когда Кринстон не смог заплатить, ваш дядя, действуя хладнокровно и абсолютно безжалостно, поднял трубку и позвонил в полицейский участок. Кринстон сидел вместе с ним в кабинете и безмолвно наблюдал за действиями своего партнера, зная, что его следующие слова приведут к заключению Кринстона в тюрьму. Кринстон услышал, как Нортон говорит, что хочет сообщить об имевшем место преступлении. Кринстон действовал неосознанно, им руководила слепая ярость, инстинкт самосохранения. Он без предупреждения и, в общем-то, без особых раздумий, ударил Нортона тростью по голове. Когда он убил партнера и повесил трубку, Кринстон внезапно понял, что в полиции зарегистрирован звонок Нортона и этот звонок может его погубить. Кринстон сделал очень умную вещь. Он сразу же связался с полицейским участком и представился Нортоном. Ему требовалось сообщить о каком-то преступлении, потому что ваш дядя уже заявил, что оно имело место. На письменном столе лежал страховой полис на автомашину, и Кринстон слепо им воспользовался. Затем, когда вы услышали об убийстве вашего дяди, и, поскольку с вами находился Роб Глиасон, вы подумали, что или будете как-то вовлечены в дело, или вам придется объяснять, что именно в доме делал Глиасон, вы ухватились за лучшую, как вам представлялось, возможность обеспечить себе алиби и заявили, что катались на бьюике, когда ваш дядя решил, что он украден. Здесь требовался математический расчет. Другими словами, соответствующим образом подготовленный человек должен был сесть и сконцентрироваться на имевшихся доказательствах. Он бы сразу же указал пальцем на убийцу. Признаюсь, события развивались так драматично и необычно, что я какое-то время оставался в смущении и не смог сразу разобраться, что же произошло на самом деле. Когда же я, наконец, все понял, то столкнулся с очень серьезной проблемой. Я не сомневался, что смогу представить свою теорию достаточно обоснованно, чтобы в головах присяжных зародились сомнения, но я четко осознал, что если не подготовлю ловушку убийцам таким образом, чтобы они сделали роковую ошибку, на ваших именах до конца жизни останется пятно, и на вас все равно будут за спиной показывать пальцами. Ключевым свидетелем был судья Пурлей. Я знал о его тщеславии и любви попозировать. В его случае обычный перекрестный допрос привел бы к нулевому результату. Поэтому мне пришлось придумать способ, как зародить сомнения у него в голове перед тем, как он сам осознает, что сомнение уже сидит там, а затем затолкнуть это сомнение еще глубже. Фрэн Челейн встала с кресла со слезами на глазах. - Я не знаю, как выразить вам свою благодарность, - сказала она. - Это опыт, который навсегда со мной. Глаза Мейсона сузились. - Вам повезло, - спокойным тоном заметил он. - Вы отделались только неприятными воспоминаниями. Фрэнсис улыбнулась, смахивая слезы. - Я не это хотела сказать, мистер Мейсон. Это опыт, от которого я бы ни за что не отказалась! Он молча уставился на нее. - Да, да! Я именно это имею в виду. Даже не сам судебный процесс, а нахождение в тюрьме, где я узнала, как страдают люди. Я увидела окружающий мир в новом свете. Это помогло немного исправить мой характер. К тому же, я поняла, как предан мне Роб. Он знал, что я невиновна, но обстоятельства складывались против меня и оставалась угроза вынесения мне приговора. В те черные дни, когда вы не открывали нам своих планов и казалось, что тучи над нами сгустились, он был готов пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти мою. - Да, - кивнул Мейсон, задумчиво глядя на Роба Глиасона, - вы вели себя благородно и великодушно. Если бы я не был уверен в своей теории, вы сбили бы меня с толку. Ваше признание звучало убедительно, кроме слов о том, что вы взяли с тела тысячедолларовые купюры. Я понимал, что этого не могло быть, потому что мисс Челейн дала мне десять из них на следующее утро. Да и вы, Фрэн, были со мной неискренни. Вы все время что-то скрывали, пытаясь защитить себя. - Я знаю, - кивнула она. - Все началось с той первой лжи о бьюике. Я просто не могла после этого говорить правду. Я ухватилась за версию о том, что гоняла по округе на автомашине, как за лучшее алиби, а затем осознала, что попала в ловушку. Я вам даже не могла признаться, что получила деньги от дяди, потому что предполагалось, что я в это время каталась на бьюике. В дверь постучали и в кабинет вошла Делла Стрит. Она посмотрела на Мейсона с горящими от гордости за него глазами. Когда она заговорила, в голосе слышалась нежность. - Тебе телеграмма, шеф. Фрэнсис Челейн быстрым шагом подошла к адвокату и протянула ему руку. - Нам с Робом пора идти. Вы даже не представляете, как мы вам благодарны. Мы компенсируем ваш труд материально, но в дополнение к этому мы хотим, чтобы вы знали... У нее задрожали губы и по щекам потекли слезы. Мейсон крепко пожал ее руку и кивнул. - Я знаю. Когда дверь за ними закрылась, адвокат повернулся к Делле Стрит. - Вот телеграмма, - протянула она лист бумаги. - Может, тебе удастся уловить смысл. Я не могу этого сделать. Мейсон взял телеграмму в руку и прочел: "ПОСЫЛАЮ ЗАКАЗНЫМ ПИСЬМОМ АВИАПОЧТОЙ ФОТОГРАФИЮ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЙ ВАЖНОСТИ В ДЕЛЕ О КОТОРОМ РАССКАЖУ ТЧК ХРАНИТЕ ФОТОГРАФИЮ И ВСКОРЕ ЖДИТЕ МЕНЯ У СЕБЯ В КОНТОРЕ ТЧК ЕВА ЛАМОНТ" Мейсон с любопытством посмотрел на телеграмму. - Фотография пришла? - поинтересовался он. - Да, - кивнула Делла. - Несколько минут назад. Она протянула ему снимок молодой женщины, без стеснения демонстрирующей свои ноги. В нижней части была приклеена полоска с напечатанными на машинке словами: "Девушка со счастливыми ногами". Лица на фотографии не было - только плечи, бедра, руки, которые очень высоко поднимали юбку, и ноги - стройные, прямые, прекрасной формы, в чулках на резинках. - Интересно, а э_т_о_ что значит? - спросил заинтригованный адвокат. - Понятия не имею, - ответила Делла, - но я завожу новую папку - "Девушка со счастливыми ногами". Мейсон взглянул на часы. Усталость как рукой сняло, глаза его горели. - Интересно, а когда здесь появится Ева Ламонт? - подумал он вслух.