даже гениальный фехтовальщик, с которым я скрестил шпагу во время десанта на ваше судно столь много лет назад! Тогда я представился вам, как подобает благородному человеку. Вы же угрюмо отказались назвать себя. Возможно, вы поступили так, полагая, что ваше имя мне неизвестно. Но теперь... Бертон сделал шаг вперед, держа шпагу почти отвесно, и сказал по-французски, с чисто парижским выговором времен 1650 года: - Я не был уверен, мсье, когда вы представились, что вы тот, за кого себя выдаете. Вы могли быть и самозванцем. Но теперь я признаю, что вы действительно великий маньяк Савиньен де Сирано Второй де Бержерак - либо его брат-близнец, столь же искусный в фехтовании. Бертон, поколебавшись, решил, что с тем же успехом может назваться своим настоящим именем - в псевдониме больше не было нужды. - Знайте же, мсье, что я Ричард Фрэнсис Бертон, капитан десантников корабля "Рекс грандиссимус". На Земле я был посвящен в рыцари ее величеством Викторией, королевой Британской империи. И не за то, что я нажил себе состояние коммерческими операциями, а за мои исследования отдаленных частей Земли и за многочисленные заслуги перед своей страной и всем человечеством. Был я также небезызвестен среди фехтовальщиков своего времени - девятнадцатого века. - А красноречием своим вы не были известны? - Нет - и нос меня также не прославил. На закопченном лице де Бержерака блеснули зубы. - О, я так и знал, что без ссылки на нос не обойдется. Но знайте, мсье, что хотя мой суверен Людовик XIII не посвящал меня в рыцари, меня посвятила королева, стоящая выше вашей - сама Фортуна. Я написал несколько философских романов, которые читались, как мне стало известно, и много позже моей смерти - и, как должно быть известно вам, выделялся среди величайших фехтовальщиков своего времени, от которых произошли великие фехтовальщики всех времен. - Француз снова улыбнулся, а Бертон сказал: - Не хотите ли вручить мне вашу шпагу? У меня нет желания вас убивать, мсье. - Я как раз собирался предложить вам, мсье, отдать мне ваше оружие и сдаться мне в плен. Но вижу, что вам, как и мне, хочется выяснить, кто же из нас сильнее в фехтовании. Я много думал о вас, капитан Бертон, с тех пор как пронзил шпагой ваше бедро. Из сотен, а возможно, и тысяч тех, с кем я сражался, вы были лучшим. Готов признать, что наш небольшой спор мог бы обернуться и по-иному, если бы вы не отвлеклись. Во всяком случае, вы продержались бы дольше. - Сейчас увидим, - сказал Бертон. - О да, увидим, если пароход затонет не слишком быстро. Я, мсье, медлил с уходом, желая напоследок выпить за души славных мужчин и женщин, павших в бою за это некогда великолепное судно, последнее из величайших достижений человеческой науки и техники. Quel dommage! [Какая жалость! (фр.)] Когда-нибудь я сочиню на это оду. По-французски, разумеется - ведь эсперанто не создан для высокой поэзии и ни в коей мере не может сравниться с моим родным языком. Давайте же вместе поднимем тост за тех, кого мы любили и кого уж больше нет. С воскрешениями покончено, мой друг. Умершие останутся мертвыми навеки. - Возможно. Во всяком случае, я выпью с вами. Необъятные буфеты с напитками за баром были заперты перед боем, но ключ лежал в одном из ящиков, и де Бержерак, зайдя за стойку, отпер буфет, оглядел ряд бутылок, достав затем из углубления одну. - Эта бутылка была сделана в Пароландо и уцелела во множестве боев и множестве попоек. Она наполнена отменным бургундским, которое время от времени находили в разных Граалях, но не пили, а сливали сюда ради особого случая. Я полагаю, теперь этот случай настал - хотя торжество получилось весьма печальным. Бержерак отпер другой буфет, резной, где стояли хрустальные кубки, и поставил два на стойку, куда положил и шпагу. Бертон тоже положил свою справа от себя. Француз налил кубки до краев и поднял свой, а Бертон - свой. - За дорогих усопших! - сказал де Бержерак. - За них, - сказал Бертон, и оба выпили немного вина. - Я небольшой приверженец спиртного, - сказал де Бержерак. - Оно низводит человека до уровня скота, я же предпочитаю постоянно помнить о том, что я - человек. Но теперь действительно особый случай. Еще один тост, мой друг, а затем приступим к делу. - За раскрытие тайны этого мира, - сказал Бертон, и они снова выпили. Сирано поставил свой кубок. - Что ж, мсье Бертон, капитан бывших десантников бывшего "Рекса" - я ненавижу войну и кровопролитие, но долг свой знаю и выполняю его, когда нужно. Мы оба с вами - прекрасные люди, и стыдно будет, если один из нас умрет, стараясь доказать, что он лучше другого. Платить за истину ценой своей гибели противоречит здравому смыслу. Поэтому я предлагаю считать победителем того, кто первый пустит другому кровь. И если, о чем молю Творца, которого нет, первая рана не будет роковой, победитель возьмет побежденного в плен, после чего мы спешно, но с достоинством покинем это судно, пока оно не затонуло. - Клянусь честью, так и будет, - сказал Бертон. - Прекрасно! Защищайтесь же! Отсалютовав друг другу, оба приняли классическую оборонительную позицию: левая нога позади правой под прямым углом к ней, колени согнуты, тело повернуто боком, чтобы уменьшить площадь попадания, левая рука приподнята, плечо параллельно земле, предплечье под прямым углом к нему, кисть свободна; правая рука опущена, и шпага служит ее непосредственным продолжением. Круглая coquille, чашка эфеса, в этой позиции защищает предплечье. Де Бержерак с возгласом, соответствующим английскому "ха", прыгнул вперед. Двигался он быстро, как молния, как было известно Бертону из его биографии и из прошлой дуэли с ним. Но и Бертон отличался необычайной быстротой. После многолетней практики на Земле и здесь он на каждый вид атаки отвечал почти автоматически. Бержерак метил Бертону в плечо. Бертон отразил удар и перешел в контратаку. Бержерак тоже отразил и сделал выпад поверх шпаги Бертона, но тот совершил встречный выпад, отведя чашкой острие противника и почти одновременно направив свое острие противнику в плечо. Де Бержерак снова парировал и сделал быстрый выпад в обход эфеса Бертона, снова целя ему в руку. Этот прием назывался "тычок" или "клевок". Бертон отклонил острие - при этом край клинка проехался ему по руке, но кровь не выступила. Дуэль на рапирах или шпагах напоминает попытки продеть нитку в движущуюся иглу. Острие шпаги атакующего - это конец нити, а шпага обороняющегося - ушко иглы. Ушко должно быть как можно уже и в данном случае таким и было. Но проходит секунда - и вот игла с ниткой меняются ролями. В защите двух славных фехтовальщиков почти не было просветов - она приоткрывалась лишь на миг, когда шпага, переходя в атаку, описывала небольшой круг, В спортивном фехтовании не разрешается целить в голову, руки, ноги, но выпады ниже пояса допускаются. В настоящем же бою наносят удары и в голову, и по всему телу. Проткнуть можно что угодно, даже большой палец ноги - лишь бы противник не насадил тебя при этом на шпагу. Считается аксиомой, что фехтовальщик с безупречной защитой проиграть не может. Ну а если защита безупречна у обоих дуэлянтов? Что же тогда - нашла коса на камень? Нет. Человек - не коса и не камень. Один из противников непременно устанет раньше другого, или обстановка будет помогать одному из бойцов. Всегда можно поскользнуться на полу, а в данном случае - на щепке от мебели, на бутылке или споткнуться о мертвое тело. Чей-нибудь крик, как было при первой дуэли Бертона с Бержераком, может на долю секунды отвлечь бойца - и его быстрому, как кошка, и зоркому, как орел, противнику этой доли хватит. Бертон думал об этом краем сознания, основная часть которого была занята пляской клинков. Противник был выше его и руки имел длиннее. Но это еще не означало, что Бертон был в невыгодном положении. Если поединок пойдет на более близкой дистанции, длинная рука француза утратит свое значение, а Бертон получит преимущество. Бержерак это знал - он все знал о фехтовании - и держал выгодную для себя дистанцию. Звенела сталь, и дыхание со свистом вырывалось из груди бойцов. Бержерак, продолжая вести бой выпрямленной рукой, сосредоточил свои атаки на кисти и предплечье Бертона, чтобы тот не мог достать его шпагой. Англичанин держал руку согнутой, делая наклонные выпады, стараясь связать шпагу противника, "обойти" ее. Для этого шпагу нужно было отклонить в сторону боковым ударом. При "обходах" конец шпаги Бертона описывал полный круг. Тем временем он искал слабые места Бержерака, точно так же как француз изучал его. Искал и не находил. И надеялся, что де Бержерак, в свою очередь, не найдет никакого изъяна. Как и в первом поединке, они установили ровный ритм атаки и парирования, рипоста и контрпарирования. Даже финты стали частью ритма, поскольку ни один не поддавался на них и не открывался. Оба ждали момента, когда противник откроется и недостаточно быстро загородится. По лицу де Бержерака лился пот, промывая ручейки в копоти. И Бертону пот ел глаза. Когда становилось невмоготу, он отскакивал назад и быстро вытирал лоб и глаза левой рукой. Француз пользовался этими перерывами, чтобы самому тереть пот платочком, засунутым за пояс кильта. Перерывы делались все чаще - не только чтобы утереть пот, но и чтобы отдышаться. В одну из таких передышек Бертон сорвал нагрудную повязку с мертвой женщины, чтобы промокнуть ею пот. Потом, следя, не предпримет ли де Бержерак "флеш" - атаку с разбега, - он обвязал эту тряпицу вокруг головы. Де Бержерак, следуя его примеру, снял повязку с другого тела и обвязал себе голову. У Бертона пересохло во рту, и язык сделался большим и шершавым, как огурец. - Минутное перемирие, мсье Де Бержерак, - прохрипел он. - Выпьем чего-нибудь, пока не померли от жажды. - Согласен. Бертон зашел за стойку, но в кранах не было воды. Тогда он |достал из открытого французом буфета бутылку "пурпурной страсти" и вытащил зубами пластмассовую пробку. Первый глоток он предложил де Бержераку, но тот отказался. Тогда Бертон напился и передал бутылку через стойку французу. Напиток обжег ему горло, согрел грудь и нутро и немного утолил жажду - полностью утолить ее могла только вода. Де Бержерак посмотрел сквозь бутылку на свет: - Ага! Вы проглотили три унции, мой друг. Я выпью столько же, чтобы степень нашего опьянения была одинаковой. Будет нехорошо, если я убью вас из-за того, что вы окажетесь пьянее меня. Вы могли бы тогда пожаловаться на мое нечестное поведение, и вопрос о том, кто же лучше фехтует, так и остался бы без ответа. Бертон рассмеялся по-своему - сквозь зубы. Де Бержерак вздрогнул. - Вы точно кот, мой друг. Он выпил и поставил бутылку, кашляя и обливаясь слезами. - Mordioux! [Проклятье! (фр.)] Нет, это не французское вино! Такое пьют только северные варвары - англичане! - Неужели вы ни разу его не пробовали? За все длинное путешествие? - Я же говорил вам, что очень мало пью. Helas! [Увы! (фр.)] Ни разу в жизни я не дрался на дуэли, не будучи трезвым, как стеклышко. Теперь я чувствую, как поет во мне кровь, как возвращаются силы - и знаю, что все это фальшь, обман, вызванный спиртным. Чу что ж. Если я несколько навеселе, отчего реакция у меня стала медленнее и глаз слабее, то ведь и вы в том же положении. - На алкоголь все реагируют по-разному, - заметил Бертон. - Очень возможно, что я, любящий крепкие напитки, больше привык к ним. И теперь получу преимущество. - Посмотрим, - улыбнулся де Бержерак. - А теперь, мсье, не выйдете ли вы из-за стойки, чтобы мы могли возобновить наш маленький спор? - Разумеется. - Бертон обошел бар. Почему бы сейчас не попробовать флеш? Если он промахнется или его удар с налету будет отражен, он потеряет равновесие и станет легкой добычей для Бержерака. Есть, однако, возможность прорвать защиту француза. Нет, нет. Пришла бы ему в голову эта мысль, не влей он в себя три унции пятнадцатиградусной "пурпурной страсти"? Нет. Нельзя. Ну а если взять бутылку и швырнуть ее, одновременно предприняв флеш? Противнику придется пригнуться, и это он утратит равновесие. Бертон остановился рядом с винной бутылкой. Де Бержерак ждал. Бертон разжал левую руку и вздохнул. Француз с улыбкой отвесил ему легкий поклон. - Мои поздравления, мсье. Я надеялся, что вы не поддадитесь искушению и не прибегнете к бесчестному приему. Это разногласие должно улаживать одной лишь шпагой. Я салютую вам за то, что вы это понимаете. И салютую, как лучшему противнику из всех, что мне встречались, а встречались мне сильнейшие из сильных. Как это прискорбно, какая это жалость, что при этой дуэли, великолепнейшей дуэли всех времен и мест, присутствуем только мы с вами. Какая драма! Нет, не драма - трагедия, величайшая потеря для человечества! Бертон заметил, что француз стал говорить несколько бессвязно. Следовало ожидать. Или он, хитрец, преувеличивает свое опьянение, чтобы усыпить бдительность Бертона? - В принципе я с вами согласен, - сказал Бертон, - и благодарю вас за комплименты. Я тоже должен сказать, что вы - лучший фехтовальщик, которого я встречал. Однако, мсье, незадолго до этого вы намекнули на мое красноречие. Так вот, если в фехтовании мы и равны, то в умении трепать языком вы меня превосходите. - Языком я орудую столь же легко, сколь и шпагой, - улыбнулся француз. - Мои читатели и мои слушатели получали не меньше удовольствия, чем свидетели моих поединков. Я забыл о вашей англосаксонской сдержанности, мсье. Пусть же за меня впредь говорит моя шпага. - Пусть. Защищайтесь! Шпаги скрестились снова - атака, отражение, рипост, контррипост. Оба были безупречны в точности дистанции, в ритме, в расчете, в тактике и в координации. Усталость и хмель одолевали Бертона - он знал, что из-за них движется медленнее и глазомер у него уже не тот. Однако противник должен испытывать то же, если не в большей степени. И вот, когда Бертон отразил выпад, направленный в его левое плечо, и ответил выпадом, метящим в живот Бержераку, он увидел что-то на пороге у главной лестницы. Бертон отскочил назад и крикнул: - Стойте! Де Бержерак, видя, что Бертон смотрит ему за спину, тоже отскочил подальше, чтобы не быть застигнутым врасплох. И увидел воду, тонкой струйкой текущую через порог. - Итак, мсье Бертон, - сказал он, тяжело дыша, - вода поднялась до нашей палубы. Времени у нас немного. Пора заканчивать, да поскорее. Бертон очень устал и с трудом переводил дух - его точно ножами кололи под ребра. Он подступил к французу, собравшись атаковать с разбега. Но де Бержерак опередил его и ринулся вперед, невесть откуда почерпнув энергию в своем щуплом теле. Возможно, он наконец-то заметил брешь в защите "Бертона. Или решил, что его противник обессилел больше, чем он сам. Как бы там ни было, он просчитался. Точнее, расчет его был, возможно, и верен, но Бертон вдруг понял - по телесному языку Бержерака, по сокращению некоторых мускулов, по легкому прищуру глаз, - что намерен сделать француз. Понял еще и потому, что сам готовился к тому же и подавлял сигналы своего тела, чтобы не выдать себя. Де Бержерак бросился вперед, стараясь отжать в сторону шпагу Бертона. Этот прием иногда использовался при внезапных атаках и мог бы удаться, если бы Бертон не ждал его, если бы Бертон, так сказать, не видел перед собой своего зеркального отражения, выполняющего тот же маневр. Для успешного флеша требуется внезапность, быстрота и преодоление защиты противника. Быстрота у Бержерака была, но внезапности не получилось, поэтому защиту преодолеть он не смог. Знающий зритель отметил бы, что де Бержерак пользуется преимуществом. Он держался прямее Бертона, рука его была выше, что позволяло более сильной половине его клинка, от эфеса до середины, отвести в сторону более слабую половину клинка Бертона - от середины до острия. Но Бертон подставил верхнюю часть шпаги, сбил шпагу де Бержерака вниз и тут же пронзил противнику левое плечо. Лицо де Бержерака в не покрытых копотью местах сделалось серым, но шпаги он не выпустил. Бертон мог бы убить его в тот момент. Бержерак в шоке, покачиваясь, все же нашел в себе силы улыбнуться. - Первая кровь за вами, мсье. Вы победили. Я признаю, что победа за вами, однако не стыжусь... - Позвольте мне помочь вам, - сказал Бертон, и тут кто-то из-за порога выстрелил из пистолета. Бержерак споткнулся и тяжело упал лицом вниз. Пуля попали ему в спину около поясницы. Бертон взглянул в сторону двери. Там стояла Алиса с дымящимся пистолетом в руке. - Боже! - вскрикнул Бертон. - Зачем ты это сделала, Алиса? Алиса бросилась к нему, шлепая по воде. Бертон присел и перевернул француза, положив его голову себе на колени. Алиса стала рядом. - В чем дело? Ведь это же враг? - Да, но он только что сдался. Знаешь, кто это? Сирано де Бержерак! - О Господи! Де Бержерак открыл глаза и взглянул на Алису: - Вам следовало бы сначала выяснить, как обстоят дела, мадам. Впрочем... люди так редко дают себе этот труд. Вода быстро прибывала, и палуба перекашивалась - этак де Бержерака скоро покроет с головой. Он закрыл глаза и открыл их снова. - Бертон? - Да? - Теперь я вспомнил. Как же глупы мы были оба. Ведь вы тот самый Бертон... Клеменс говорил, что вас... завербовал этик. - Да. - Зачем же мы... тогда дрались? Я... слишком поздно вспомнил . нам .. следовало бы отправиться... в башню... вместе. Теперь... я... Бертон наклонился, чтобы расслышать угасающий голос. - Что вы говорите? - ...ненавидел войну... и глупость. . Бертону показалось, что де Бержерак умер, но француз вымолвил еще: - Констанс! - потом вздохнул, и его не стало. Бертон заплакал.  * ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ *  ПОСЛЕДНИЕ 20 000 МИЛЬ ГЛАВА 39 Бертону и Харгривз, наряду с другими оставшимися в живых пришлось выдержать гнев Ла Виро. Высокий, темнолицый, большеносый епископ бушевал битый час, расхаживая перед шеренгой "преступников". Они стояли у почернелого собора, огромного и крайне нелепого сооружения. Греческий портик с ионическими колоннами венчал луковичный купол с гигантской каменной спиралью на макушке. Все это были символы Церкви Второго Шанса, что не мешало Бертону и прочим находить собор безобразным и смешным. Как ни странно, но именно дурной вкус Ла Виро, создателя этого архитектурного чуда, помог им выдержать гневную речь. Он был во многом прав, но нагородил и немало глупостей. Что ж делать - только он мог дать им Граали, одежду, кров. Поэтому спасенные не защищались, но давали выход своему гневу, втихомолку посмеиваясь над уродливым храмом и его строителем. Наконец Ла Виро устал живописать глупость, черствость, жестокость, кровожадность и эгоизм тех, кто стоял перед ним. Он воздел руки и заявил, что ему тошно на них смотреть. Он вернется в храм и помолится за ка убитых ими вироландцев. А также за живых и мертвых грешников, хотя они этого не заслуживают Корабельщиков он передает брату Фениксо, известному ранее как Герман Геринг. - Вид у вас как у наказанных за дело детей, - сказал Геринг. - Надеюсь, вы так себя и чувствуете. Но пока что я не питаю на ваш счет особых надежд. Это потому, что я зол на вас. Но я преодолею свой гнев и тогда сделаю все, чтобы помочь вам измениться к лучшему. Он провел всех в заднее помещение храма, где вручил каждому Грааль и одежду, включая и теплые вещи. - Все остальное, что вам понадобится, придется добывать самим, - сказал он и отпустил всех, попросив остаться одного Бертона. - Вы слышали, что Сэмюэль Клеменс умер от сердечного приступа? Бертон кивнул. - Очевидно, он думал, что брат Эрико по-прежнему намерен свести с ним старые счеты. Это оказалось последней каплей после того, что он пережил во время боя. Последняя соломинка сломала спину верблюда - и сердце человека. - Джо Миллер рассказал мне об этом утром, - сказал Бертон. - Да-а. Если кто-то не займется этим титантропом, он тоже умрет от разбитого сердца. Он по-настоящему любил Клеменса. Геринг спросил Бертона, намерен ли тот продолжать свой путь к истокам. Бертон ответил, что не затем шел так далеко, чтобы отказаться. И намерен отправиться к башне как можно скорее. - Придется вам построить себе парусник. Люди Клеменса, конечно, не разрешат вам плыть вместе с ними на "Афиш не расклеивать". - Кто знает. - Вы хотите сказать, что похитите катер в случае отказа? Бертон промолчал. - Есть ли предел насилию, которое вы творите? - Я не говорил, что прибегну к насилию. Я только намеревался в ближайшее время поговорить с Андерсоном. - Андерсон убит. Предупреждаю вас, Бертон - не лейте больше здесь крови! - Я сделаю все, чтобы этого избежать. Право же, мне это нравится не больше, чем вам. Однако я реалист. Маленький катер "После вас, гасконец" пропал вместе со всей командой. Никто не знал, что с ним сталось, хотя некоторые вироландцы будто бы видели, как он взорвался. - На катере, если идти хорошим ходом, до истока можно добраться дней за тридцать, - сказал Геринг. - Но агенты этиков окажутся там раньше вас. - Так вы о них знаете? - опешил Бертон. - Да. Я говорил ночью с Фрайгейтом и с Миллером, стараясь облегчить их горе. Я и раньше знал больше, чем вы думаете, и многое подозревал. С полным основанием, как выяснилось. Ни один из двоих" не счел нужным скрыть от меня существование этика-ренегата. Я рассказал об этом Ла Виро, и он теперь погружен в тяжкие раздумья. Это стало для него большим потрясением, хотя Нисколько не отразилось на его вере. - А на вашей? - Не вижу причин ее менять. Я никогда не считал создателей этого мира ни ангелами, ни демонами. Однако две истории, услышанные мною, содержат немало загадок. Самая интригующая и самая печальная из них касается участи, постигшей инопланетянина с корабля Клеменса - кажется, его звали Монат. - Как? В первый раз слышу об этом. Геринг передал ему рассказ Миллера и спросил: - Так вы говорите, что его спутник, Фрайгейт, тоже исчез? - Тот Питер Джейрус Фрайгейт был агентом. Он не был точной копией Фрайгейта, о котором вы говорите, но очень на него походил. Он мог бы быть братом Фрайгейта. - Возможно, когда вы попадете в башню - если попадете, - вы найдете ответ. - Я нашел бы ответ еще скорее, если бы догнал агентов, ушедших на катере, - мрачно сказал Бертон. Поговорив с Герингом еще немного, он ушел, так и не сказав Герману, что означают новости о Монате и мнимом Фрайгейте. А означают они, что этик Икс, Таинственный Незнакомец, плавал на "Внаем не сдается". И что он избавился от Моната часов восемь спустя после своего появления на судне. Почему? Потому что Монат узнал бы его. Икс сменил свой облик, но Монат опознал бы его рано или поздно. Скорее рано. Поэтому этику пришлось действовать быстро. Хотелось бы Бертону знать... Итак, Икс плавал у Клеменса. Остался ли он в живых после боя? Если да, он должен быть где-то здесь, в горстке спасшихся с "Внаем не сдается". Если только он не уплыл сразу вверх по Реке или не перебрался на другой берег. Бертон вернулся к Герингу и спросил, нет ли спасенных на той стороне озера и не ушел ли кто-нибудь по скальной тропе через пролив. - Нет, - сказал тот. - Если бы были такие, я бы знал. Бертон постарался не выказать своего волнения, но Геринг спросил с улыбкой: - Вы думаете, что Икс здесь, не так ли? Близкий, но неузнаваемый? - Вы чертовски догадливы. Да, я так думаю - если только он жив. Струбвелл и Подебрад были агентами - теперь об этом можно сказать, - но они убиты. Возможно, та же участь постигла и Икса. - А видел ли кто-нибудь, как погибли Струбвелл и Подебрад? Да, знаю - Джо Миллер считает Струбвелла убитым, поскольку тот не вышел из рубки, когда она обвалилась. Но Струбвелл мог выйти и позже. А о Подебраде известно лишь то, что его никто не видел после столкновения судов. - Хотел бы я заполучить их живыми. Уж я бы вызнал у них правду. Однако я все же думаю, что они мертвы. Веским доказательством служит то, что вы, местные жители, их не видели Что же до Икса - не знаю. Бертон простился с Герингом и пошел к полуобгоревшему причалу, где стоял "Афиш не расклеивать", похожий на чудовищную черную черепаху. Круглый верх был панцирем, а длинный узкий нос - вылезающей из него головой. Дуло торчащего на носу парового пулемета было языком, а дуло, торчащее на корме, - хвостом. Бертон слышал от кого-то из команды, что катер имеет на борту большой батацитор и может разместить с удобствами пятнадцать человек, а если потесниться, то и двадцать. Он делает тридцать пять миль в час против десятимильного течения и десятимильного же ветра. На катере есть пятнадцать винтовок и пятнадцать пистолетов, стреляющих пороховыми патронами, десять пневматических винтовок и еще много разного оружия. На причале стояли Джо Миллер, с ручищей в гипсе, несколько членов команды и несколько спасшихся с "Внаем не сдается". Бертону описали нового капитана "Афиш", и он узнал Кимона без труда. Кимон, невысокий, коренастый, смуглый, с внимательными карими глазами, был древним греком, чьи деяния Бертон изучал и в школе, и после нее. Кимон, крупный военачальник, флотоводец и государственный деятель, был одним из создателей афинского государства после персидских войн. Родился он в 505 году до н.э. если Бертон правильно помнил. Консерватор Кимон стоял за союз со Спартой, что шло вразрез с политикой Перикла. Отцом его был знаменитый Мильтиад, победитель в битве при Марафоне, где греки обратили вспять орды Ксеркса. Кимон участвовал в морской битве при Саламине, в которой афиняне потопили двести вражеских судов, сами потеряв только сорок, и навсегда покончили с господством персиан на море. В 475 году Кимон изгнал пиратов со Скироса, нашел и перевез в Афины кости Тезея, легендарного основателя аттического государства, убившего Минотавра в лабиринтах Кносса. Кимон был в числе судей, давших Софоклу первый приз за его трагедию на состязаниях в Дионисии, в 468 году. В 450-м Кимон возглавил экспедицию против Кипра и погиб во время осады Китиума. Его тело отвезли в Афины и похоронили там. Сейчас он был вполне живой и очень вредный. Он громко спорил с группой людей Клеменса. Бертон, изображая из себя вироландца, стоял и слушал. Спор, видимо, шел о том, кого катер возьмет в дальнейшее путешествие вверх по Реке, а также о старшинстве. Кроме одиннадцати членов команды "Афиш" в живых осталось еще десять человек с корабля Клеменса. Трое из них были старше Кимона по званию, но Кимон настаивал на том, что командир катера он и каждый, кто взойдет на борт, будет ему подчиняться Кроме того, он не возьмет в рейс больше одиннадцати человек, и ими станет команда "Афиш". Впрочем, он готов взять и посторонних, если кто-то из его людей не пожелает плыть дальше. Кимон и остальные вскоре ушли на катер, но их громкие голоса доносились сквозь открытые иллюминаторы. Титантроп не пошел внутрь. Он стоял на месте, тихо бормоча что-то себе под нос. Глаза у него были красные, и видно было, что он в глубоком горе. Бертон подошел к нему и представился. Джо Миллер густым басом пророкотал по-английски: - Да, я злышал про ваз, мизтер Бертон. Зэм говорил мне. Как вы здезь оказализь? - Я плыл на "Рексе", - неохотно сознался Бертон. - Какого черта вы там делали? Ведь вы - один из людей этика, так? - Да. Но я не знал до вчерашнего дня, что и на "Внаем не сдается" есть его рекруты. Хотя, по правде сказать, подозрения у меня были. - А кто зказал вам вчера? - Сирано де Бержерак. - Зирано! - просветлел Джо. - Так он жив? Я думал, нет. Где он? - Нет, он убит. Но он узнал меня и сказал, что к нему и Клеменсу тоже приходил этик. Бертон счел за благо умолчать о том, что это его женщина убила де Бержерака. Титантроп, казалось, переживал какую-то внутреннюю борьбу Потом он успокоился, едва заметно улыбнулся и протянул Бертону свою здоровенную лапу. - На, держи. Я на тебя зла не держу. Взе мы хороши. Превратнозти войны, как говаривал Зэм. Рука Бертона исчезла в ладони титантропа. Джо с умеренной силой пожал ее и отпустил. - Не надо бы тут разговаривать, - сказал Бертон. - Слишком много народу. Пойдем со мной, и я представлю тебя людям, которые знают про этика. Они пошли к холму за храмом, где Алиса и остальные строили хижины Бертон отозвал в сторону ее, Фрайгейта, Нура и Афру Бен. Представив им Миллера, Бертон попросил Джо рассказать все, что ему известно об Иксе и его рекрутах. Рассказ получился длинный, часто прерывался вопросами и закончился лишь, когда ужин давно прошел. Не достроив свои хижины, пятеро улеглись спать в портике храма, укрывшись одеждой. После завтрака они снова занялись стройкой, и к вечеру две хижины были готовы. Миллер ненадолго спустился к катеру посмотреть, что там происходит. Когда он вернулся, Бертон стал рассказывать свою историю. Рассказ пришлось прервать ради погребальной церемонии - хоронили тех, кто не потонул. До похорон их держали в спирту, а теперь уложили на деревянный помост. Миллер оплакивая Сэма Клеменса и свою подругу, огромную, рыжую древнюю киммерийку. Когда Бертон, представляющий "Рекс", и Кимон, представляющий "Внаем не сдается", произнесли несколько слов в память о своих павших товарищах, Ла Виро сказал краткую, но страстную речь о бесполезности их гибели. После этого мертвых возложили на огромный костер и сожгли. Лишь к шести утра, когда пошел дождь, Бертон и его спутники досказали свое. - Я не зобиралзя плыть дальше - сказал им Джо. - То езть хотел проплыть еще немного, чтобы найти звоих и озтатьзя з ними. Хотя я не уверен, что был бы зчазтлив з ними теперь. Я злишком много видел, злишком много зтранзтвовал, зтал злишком цивилизованным, чгобы мне там было хорошо. Но взе равно к башне я плыть не хотел. Зачем она мне? А теперь, когда я взтретил ваз, я, пожалуй, поплыву. Иначе и гибель Зэма, и зтрадания, и гибель взех этих людей будут напразны. И еще я хочу узнать, кто такой этик. Езли он нас дурачил, как подозревали мы з Зэмом, я его на кузочки разорву, шкуру здеру полозками. - Полосками? - спросил Бертон. - Это как же? - Так говорят в моем племени. Что тут непонятного? - Кто еще с вашего судна знает об этике? - Один маленький француз, Маршелен, или барон де Марбо. Зэм ему раззказал Зэм зчитал, что ему можно доверять. Потом еще этот бедный китаец Тай-Пен - по-назтоящему его звать Ли По. Потом чернозадый вышибала Том Терпин - он еще здорово бацает по клавишам. К Тому этик не приходил, но Тай-Пен как-то брякнул ему по пьянке, что, мол, небожитель, наверно, давным-давно помер от цирроза печени, поэтому нам пришлозь принять и Тома. Но он хороший мужик. Еще Эли Паркер - к нему этик тоже не приходил, но Зэм зказал ему, потому что на Земле Эли был хорошим другом генерала Улизза Гранта и злужил в его штабе в гражданзкую войну. На пароходе Эли злужил механиком. Он индеец, ирокез из племени зенека. И еще древний шумер, Гильгамеш. - Гильгамеш? - А я что говорю. Зэм говорил - кто знает, может, он назтоящий царь города Урука, который жил в третьем тызячелетии до нашей эры. Вряд ли нам мог взтретитьзя кто-то, кто знал настоящего Гильгамеша, поэтому точно мы не знали. Ну, и еще древний майя, Ах-К'ак. Он ужазно зильный, хотя и коротышка. - Ах-К'ак на языке майя значит "огонь", - заметил Бертон. - Ага. Но от огня в нем ничего нет, он больше змахивает на колобок. Жирный, как звинья. Но очень зильный, как зказал. Зтреляет из лука дальше взех, кого я знаю - кроме меня, конечно. Дальше даже, чем жители каменного века, которые з нами плавали. У него на верхней губе татуировка - узы, как у дикаря з Борнео. - Значит, Кимон и все прочие ничего не знают об Иксе и агентах? - спросил Бертон. - Езли бы знали, я бы так и зказал. - Однако среди них могут быть агенты, - заметил Hyp эль-Музафир. - Мне бы хотелось поговорить со всеми, кого ты назвал, - сказал Бертон. Помолчав, он добавил: - Если бы все мы, знающие об этике, сели на катер, остальным бы пришлось остаться здесь, уступив нам место. Как ты думаешь, возможно это? - А как же, - ухмыльнулся титантроп, показав огромные зубищи - Очень даже возможно. Взе равно-что найти ледышку в козтре. - Тогда нам придется захватить катер. Угнать его. - Я так и думал. И почему это мы делаем зтолько неэтичных вещей, чтобы помочь этику? ГЛАВА 40 В группе было одиннадцать человек. Пятерых из них завербовал сам этик-ренегат. Это были Ричард Фрэнсис Бертон, Нурэдцин эль-Музафир, Тай-Пен, Гильгамеш и Ах-К'ак. Так они, по крайней мере, утверждали. Но Бертон мог быть уверен только в самом себе. В группе могли быть и агенты, и даже этики. Джо Миллеру об Иксе рассказал Сэмюэль Клеменс. Алисе - Бертон. Афра Бен не знала об этике до вчерашнего дня, но горела желанием участвовать в экспедиции. Ей рассказал о Незнакомце де Марбо, слышавший о нем от Клеменса. Поскольку эти двое когда-то были любовниками и опять стали ими, все остальные согласились взять с собой Афру. Эли Паркер, сенека, тоже узнавший об Иксе от Клеменса, сначала собрался с ними, но передумал. - Пусть черти возьмут башню, этиков и все прочее, - сказал он Бертону. - Я останусь здесь и попробую поднять "Внаем" Он лежит на глубине каких-нибудь сорока футов. Подниму его, починю и уплыву вниз по Реке. Что толку гибнуть, пытаясь доказать то, что доказать нельзя? Этики не желают, чтобы мы совали нос в их дела. По-моему, все несчастья произошли как раз из-за нашего вмешательства. Пискатор мог что-то напортить в башне. А Подебрад говорил Сэму, что правобережную линию могли повредить люди, которых он оставил в Нова Бохемуйо. Его офицеры собирались подрыться под питающий камень и посмотреть, нельзя ли использовать его как постоянный источник энергии. Подебрад не велел им это делать и, когда улетал, взял с них слово Но опасался, что они нарушили обещание и каким-то образом повредили цепь. Если так, вся та местность должна была взлететь на воздух и получиться такая дыра, что справа от Реки образовалось бы новое озеро. Нова Бохемуйо исчезла бы с лица земли. Там были залежи ископаемых - но, если правда то, что говорил Подебрад, теперь конец и рудникам, и новым богемам. Короче, мне неохота связываться с этиками. Я не трус, и все, кто меня знает, подтвердят это. Просто я считаю неправильным вмешиваться в то, в чем мы ничего не смыслим. Кроме того, подумал Бертон, тебе хочется стать капитаном парохода и зажить на широкую ногу. - От местных большой помощи тебе не видать, - сказал он Паркеру, показывая на берег, откуда одни лодки отчаливали, а другие готовились к отплытию. - Через месяц тут почти никого не останется. Ла Виро отсылает всех вниз - поддержать веру Второго Шанса, внести поправки в учение и привести в Церковь новообращенных. События последних лет пошатнули веру многих. - Угу. - Паркер скривил широкое бронзовое лицо в сардонической ухмылке. - Ла Виро и сам пошатнулся. Он, сдается мне, все время молится, стоя на коленях. Он теперь уже не так уверен в себе. Бертон не стал уговаривать индейца идти с ними и на прощание пожелал Паркеру удачи, хотя никакой удачи ему не будет. "Внаем не сдается" останется там, где лежит, пока течение не столкнет его с мели и он не уйдет на дно, на глубину трех тысяч футов. Когда же и "Афиш не расклеивать" потонет или износится, настанет конец всей технике Мира Реки. Металлические инструменты и оружие со временем тоже износятся, и хорошо, если у жителей долины останутся каменные орудия. Вся планета вернется в деревянный век. То, что рассказал Паркер о Подебраде, конечно, интересно. Виновна Нова Бохемуйо в разрыве линии или нет, Подебрад определенно был агентом или этиком. Лишь будучи одним из них мог он знать, где залегают металлы. Или что попытки подключиться к линии чреваты катастрофой. Но Подебрад, или как там его звали по-настоящему, умер. Кто знает, может он-то и был Иксом? Услышав позади знакомый голос, Бертон обернулся. Его догнал Герман Геринг, сильно похудевший, хотя и прежде был худ, с мрачным выражением на широком лице и с темными кругами под глазами. - Синьоро Бертон! - Хотите сопровождать меня? Но почему? - По той же причине, которая движет вами. Мне необходимо знать, почему у нас все разладилось. Я всегда хотел это знать, но мне казалось, что гораздо важнее поднять этический уровень наших ка. А теперь... не знаю. Нет, знаю! Кроме веры, мы должны обладать и знанием. То-есть... только вера может поддержать нас, если мы чего-то не знаем. Но теперь... быть может, мы сумеем узнать? - А что думает об этом Ла Виро? - Мы с ним поссорились - не думал я, что такое возможно. Он настаивает, чтобы я отплыл вниз по Реке. Сам он намерен доплыть до устья, хотя бы на это ушло триста лет, и все это время проповедовать. Хочет восстановить пошатнувшуюся веру... - Почему он думает, что ее необходимо восстанавливать? - Ему известно, что происходит за сто тысяч миль ниже нас. А что происходит там, то, вероятно, происходит повсюду. И разве вы сами не замечали по пути сюда, сколько в людях сомнений, сколькие отошли от Церкви? - Замечал, но не слишком об этом задумывался. Этого, в сущности, следовало ожидать. - Да. Даже некоторые вироландцы усомнились, а ведь у них есть Ла Виро, способный поддержать их. И я верю, что лучший выход - это добраться до башни и выяснить, что же там случилось. Тогда всем станет ясно, что Церковь права; ни у кого больше не останется сомнений, и все как один примкнут к ней. - А вдруг вы узнаете нечто такое, - протянул Бертон, - что разобьет вашу веру на куски? Геринг содрогнулся и закрыл глаза. - И такое возможно. Но моя вера так сильна, что я готов рискнуть. - Буду с вами откровенен. Вы мне не нравитесь. И никогда не нравились. Вы изменились, это верно. Но я не могу простить вам того, что вы сделали со мной и с моими друзьями. Точнее, простил, но не забыл. И полагаю, что оба Геринга по сути своей одинаковы. Геринг умоляюще протянул к Бертону руки: - Да, это мой крест. Я заслужил его и буду нести его, пока каждый, кто знает о моих злодеяниях, не простит меня от всего сердца. Но сейчас не в этом дело. А в том, что я могу быть очень полезен вам. Я человек быстрый, сильный, решительный, к тому же неглуп. Притом... - Притом вы шансер, пацифист. Что, если нам придется сражаться? - Я не поступлюсь своими принципами! - с жаром сказал Геринг. - И не стану проливать людскую кровь! Однако я очень сомневаюсь, что вам придется драться. Местность выше по Реке мало населена, и ее населенность становится все меньше. Вы ведь видели, сколько лодок идет через пролив? Распространился слух, что вироландцы уезжают, и жители верхних областей покидают свои холодные края, чтобы обосноваться здесь. - Однако бой все же возможен. Вдруг мы догоним агентов, и надо будет заставить их говорить. И кто знает, что ждет нас в башне? Возможно, нам придется бороться за свою жизнь. - Вы согласны взять меня? - Нет. Это решение окончательное, и я не намерен более его обсуждать. Геринг прокричал вслед Бертону: - Если вы меня не возьмете, я отправлюсь один! Бертон оглянулся. Геринг, весь красный, потрясал кулаком. Бертон улыбнулся: даже этически развитые священники Церкви способны злиться. Оглянувшись еще раз, он увидел, что Геринг быстро и решительно шагает к храму. Подался, наверно, к Ла Виро - сказать, что не подчинится приказу и не поедет вниз по Реке. Ночью все одиннадцать с Бертоном во главе обезоружили часовых катера. Они тихо подплыли от берега и взобрались на катер с левого борта. Двое часовых сидели на поручнях правого борта и разговаривали. Налетчики схватили их сзади, заткнув им нос и рот. пока те не потеряли сознания. В тот же миг Джо Миллер проник на судно с берега, окликнул оставшегося часового, схватил его, утащил, как тот ни брыкался, на нос и швырнул в воду. - О Гозподи! - сказал он своей вопящей жертве. - Мне очень неохота это делать, Змит, но долг зовет! Передай Кимону, что зожалею. Разделавшись с часовыми, группа Бертона перенесла на катер свои граали и прочие пожитки, а также связки веревок и разный инструмент, добытый ныряльщиками с "Внаем не сдается". Афра Бен включила свет и, как только весь багаж загрузили на палубу и отдали концы, увела катер от причала. Скоро он уже шел на полной скорости, а позади пылали факелы и слышались вопли. Лишь когда катер прошел через пролив, Бертон ощутил, что они в самом деле вступили в предпоследнюю стадию своего долгого, долгого путешествия. Бертон мельком подумал об Иксе Судя по словам Сирано, Икс сказал, чтобы рекруты год ждали его в Вироландо. Но ни Бертон, ни его спутники ждать не желали. Теперь или никогда Двигаясь против прибрежного течения при тридцати милях в час и останавливаясь только на два часа в день, катер проходил в сутки около шестисот шестидесяти миль Когда путники покинут катер, им останется самая трудная часть пути. А до этого нужно наловить и закоптить рыбы, напечь желудевого хлеба и насобирать бамбуковых побегов. Но их рацион не ограничится этим. Они везли с собой двадцать "свободных" Граалей, отчасти принадлежавших им, отчасти похищенных. И собирались наполнить их у последнего камня, создав добавочный запас провизии. Скоропортящиеся продукты они поместят в холодильник или положат в ящик и потащат за собой на буксире. По мере продвижения на север Река становилась шире. Очевидно, ее расширили этики, чтобы сюда поступало больше скудного здесь солнечного света. Температура днем была терпима - день здесь был длиннее, чем в оставшихся позади областях, - и достигала шестидесяти двух градусов по Фаренгейту. Но чем дальше на север, тем холоднее будет. Кроме того, здесь долго держится туман. Геринг верно говорил о малонаселенности этих мест. На квадратную милю здесь приходилось около ста человек, да и это число постоянно сокращалось, о чем свидетельствовало множество лодок, плывущих вниз по Реке. Джо Миллер, стоя на носу, с тоской глядел на береговых титантропов. Когда катер остановился для подзарядки, Джо сошел на берег поговорить с ними. Беседа шла на эсперанто, поскольку наречия Джо никто не знал. - Ну и ладно, - сказал Джо. - Взе равно я его почти забыл. Ах ты, Гозподи! Неужто я не увижу больше звоих родителей и друзей, взе мое племя? К счастью, здешние титантропы отнеслись к нему доброжелательно. Теперь их тут жило гораздо меньше, чем "пигмеев", и почти все они приняли веру Второго Шанса. Бертон с Джо пробовали завербовать кого-нибудь, но потерпели неудачу. Великаны не хотели иметь ничего общего с живущими в башне. - Они все боятся дальнего севера, - сказал Бертон. - И ты, наверное, тоже боялся. Как это ты решился пойти с египтянами? Джо выпятил свою мощную, как у гориллы, грудь. - Это потому, что я храбрее других. И умнее. Хотя, езли по правде, я чуть не обделалзя, увидев башню. Но это изпытал бы любой на моем мезте. Погоди, позмотрим, что ты зкажешь, когда зам ее увидишь. На десятый день пути они устроили стоянку, продлив ее на несколько суток. Население здесь, с небольшой примесью титантропов, состояло из скандинавов - древних, средневековых и современных. Были здесь, однако, люди также из других времен и стран. Мужчины с катера, не имевшие подруг, тут же принялись приискивать себе компанию на ночь. Бертон расхаживал повсюду и расспрашивал, не видел ли кто здесь мужчин и женщин, угнавших с "Рекса" катер, а затем бросивших его. Видели их многие, и все утверждали, что они снова отправились вверх по Реке в украденных лодках. - А не проходили здесь другие люди, говорившие, что они с "Внаем не сдается"? Это такой же, как "Рекс", гигантский железный корабль с колесами, которые движут электрические моторы. - Нет, таких тут не видали. Бертон и не ожидал, что дезертиры станут объявлять, кто они такие. Однако, судя по описаниям тех, кто отправился на север за последние несколько недель, среди них были и дезертиры с "Рекса", дезертиры с "Внаем не сдается" - последних опознал де Марбо. - Скоро мы их догоним, - сказал Бертон. - Если повезет, - заметил француз. - Мы можем пройти них ночью. Или они услышат о нашем приближении и прячутся, пока мы не пройдем мимо. - Во всяком случае, в башню мы попадем первыми. Прошло двадцать дней. Теперь агенты с обоих пароходов наверняка должны были остаться позади. Хотя Бертон останавливал катер через каждые двадцать миль и расспрашивал местных, след агентов пропал. Тем временем Бертон изучал свою команду. Только двое, благодаря своему плотному сложению и чертам лица, могли бы быть этиками Танабуром и Логой: Гильгамеш и Ах-К'ак. Однако оба они были темнокожи, с темно-карими глазами. У Гильгамеша были вьющиеся, почти курчавые волосы, а у Ах-К'ака - слегка раскосый разрез глаз, точно его ближайшие предки были монголы. Каждый бегло говорил на своем будто бы родном языке. Не то что агент Спрюс, выдававший себя за англичанина двадцатого века и разоблачивший себя в глазах Бертона легким иностранным акцентом. Бертон не слишком хорошо знал шумерский или язык майя, но чуждое этим языкам произношение и интонацию различил бы. Это означало одно из двух: либо один из них, а возможно, и оба в совершенстве овладели своими языками, либо они невинны и действительно являются теми, за кого себя выдают. На двадцать второй день пути в местности, где на один питающий камень приходилось не более пятидесяти человек, к Бертону подошла высокая костлявая женщина с большими глазами и большим ртом. На черном африканском лице сверкали белые зубы. Она говорила на эсперанто, густо приправленном захолустным акцентом штата Джорджия. Звали ее Блессид Грумз, и она желала проплыть как можно дальше на север на катере. А там она пешком пойдет к истокам. - Туда ушла моя мать, Агата Грумз. Я ищу ее. Должно быть, она обрела Господа и теперь, сидя по правую руку от него, ожидает меня! Аллилуйя! ГЛАВА 41 Сквозь поток ее слов пробиться было нелегко, но Бертон наконец, говоря громко и сурово, призвал ее ответить на его вопросы. - Ладно, - сказала она. - Мудрые речи отчего не послушать. Наделен ли ты мудростью? - В достаточной степени - и многое пережил, а это то же самое, если ты не дурак. Начнем сначала. Где ты родилась и кем была на Земле? Блессид сказала, что родилась рабыней в Джорджии, в 1734 году, в доме своего господина. Роды начались раньше срока - мать в это время готовила на кухне ужин. Блессид воспитали, как домашнюю рабыню и окрестили в вере ее отца и матери. Когда отец умер, мать сделалась проповедницей. Она была очень благочестивой и сильной женщиной, и паства побаивалась ее, но и любила. Мать умерла в 1783 году, а Блессид - в 1821-м, но обе воскресли у одного и того же питающего камня. - Она, конечно, не была уж больше старухой. Странно мне было увидеть свою старую маму молодой женщиной. А ей это было все одно. Она осталась такой же святой, и безгрешной, и полной благости, какой была на Земле. Говорю тебе - когда она проповедовала в нашей церкви там, в Джорджии, белые приезжали за много миль послушать ее. Белая голытьба по большей части - она их обратит в свою веру, а у них потом хлопоты из-за этого... - Ты опять отвлеклась. О своем происхождении ты рассказала достаточно. Почему ты хочешь ехать со мной? - Потому что у тебя есть лодка, которая летит быстрее птицы. - Но зачем тебе ехать до конца Реки? - Я уж давно объяснила бы тебе, кабы ты меня не прерывал. Когда моя мать оказалась тут, вера ее ничуть не поколебалась. Она сказала мне, что все мы здесь потому, что на Земле были грешниками и некоторые грешили больше других. На самом деле это рай - окраины рая. Благой Иисус хочет, чтобы истинно верующие поднялись по Реке, по великому Иордану, и нашли его там, где она кончается. Он будет там, чтобы принять в свои объятия истинно верующих в него - тех, кто не убоялся трудностей пути. И она ушла. Она хотела, чтобы я пошла с ней, но я испугалась. И я совсем не была уверена, что она знает, о чем говорит. Ей я этого не сказала. Это было бы все равно что ударить ее по лицу, а на такое ни у кого бы духу не хватило. Да и не только из-за этого я с ней не пошла. Уж больно мужик у меня был хороший, а он идти не хотел. Сказал, что ему и тут нравится. Я тогда думала не головой, а другим местом, вот и осталась с ним. А потом у нас с ним разладилось. Он начал бегать за другими бабами, а я стала думать, что это мне наказание за то, что матушку не послушалась. Может, она была права, может, Иисус и правда ждет истинно верующих. И потом, я очень скучала по маме, хоть мы и цапались иногда, как дикие кошки. Я пожила еще маленько с другим, но он был не лучше первого. И вот раз ночью я молилась, и было мне видение. Будто сидит Иисус на своем троне из алмазов и жемчуга, ангелы поют позади него, и божественный свет его озаряет. И говорит он мне, чтобы я перестала грешить, - и шла вслед за своей матерью - тогда я попаду в рай. Я пошла, и вот я здесь. Я иду много лет, брат, и настрадалась почище великомученицы. Кости мои ноют. И плоть немощна, однако я здесь! Этой ночью я снова молилась и увидела свою мать - всего на миг - и она велела мне ехать с вами. Она сказала, что ты человек не так чтобы хороший, но и не плохой. Что-то среднее, что это я приведу тебя к свету, спасу тебя, и мы вместе войдем в царствие небесное, где Иисус примет нас в объятия и допустит к своему пресветлому трону. Аллилуйя! - Аллилуйя, сестра! - Бертон всегда охотно подражал обрядам разных религий, посмеиваясь над ними в душе. - Перед нами еще долгий, долгий путь, брат мой. У меня спина устала грести против течения, и я слышала, что там, впереди, холод и туман и ни души живой нет. Человеку там очень одиноко - вот почему я хочу ехать с тобой и твоими друзьями. А почему бы и нет, подумал Бертон. - Для одного человека место у нас найдется. Но пацифисты нам не нужны - вдруг придется сражаться. Так что балласт мы не берем. - Обо мне не беспокойся, брат. Я буду сражаться за тебя, словно ангел-мститель Господень, если дело твое правое. Через несколько минут она перетащила свои пожитки на катер. Том Терпин, черный пианист, обрадовался ей, но вскоре выяснил, что она дала обет целомудрия. - Она не в своем уме, капитан, - сказал он Бертону. - И зачем вы ее взяли? У нее такое красивое тело, а она не дает до себя дотронуться - я этак рехнусь. - Может, она и тебя уговорит принести обет, - засмеялся Бертон. Терпин не нашел в этом ничего смешного. Когда катер, простояв четыре дня вместо планировавшихся двух, наконец отчалил, Блессид запела гимн, а потом заявила: - Я нужна была тебе, чтобы восполнить ваше число, брат Бертон. Вас было только одиннадцать, а теперь двенадцать! Это святое число. И апостолов Господних было двенадцать. - Да-а, - согласился Бертон. - Но среди них был Иуда. И он посмотрел на Ах-К'ака, воина майя, несостоявшегося Геркулеса карманных размеров. Ах-К'ак сам редко вступал в разговор, но, если к нему обращались, говорил охотно. И не шарахался если кто-то к нему прикасался. А Джо Миллер говорил, что Икс, придя к Клеменсу, избегал прикосновений и вел себя так, точно Клеменс был прокаженный. По мнению Клеменса, Икс, хоть и искал помощи жителей долины, считал себя морально выше их и боялся осквернить себя их прикосновением. Но ни Ах-К'ак, ни Гильгамеш не сторонились других. Наоборот, шумер при разговоре старался держаться поближе к собеседнику, чуть ли не нос к носу, и часто трогал его. словно нуждался не только в словесном, но и в телесном контакте. Возможно, Икс таким образом ударился теперь в другую крайность. Он понял, что рекруты заметили его отвращение к чужой близости, и стал принуждать себя к ней. Когда-то агент Спрюс говорил, что он и его собратья ненавидят насилие, что прибегать к нему для них унизительно. Но если это и правда, то они научились не выказывать при этом никакого отвращения. Агенты с обоих судов сражались не хуже других. И Икс, и Одиссей, и Барри Торн поубивали столько народу, что и Джек-Потрошитель был бы доволен. Возможно, Икс избегал прикосновений вовсе не из личных соображений. Возможно, он боялся, что чужое прикосновение оставит на нем какой-то отпечаток. Психический отпечаток - хотя "психический" не совсем верное слово. Ватаны, или ауры, излучаемые всеми разумными существами, могут, по словам того же Икса, оставлять нечто вроде отпечатков пальцев, причем эти следы держатся некоторое время. Если так, то Икс не смог бы вернуться в башню до исчезновения отпечатков. Его товарищи заметили бы их и поинтересовались, откуда они взялись. Нет, что-то уж слишком заковыристо. Икс мог бы сказать, что был в долине с какой-то миссией и там к нему нечаянно кто-то прикоснулся. Ага! Ну а если Иксу не полагалось бывать в долине? Что, если он подобрал для своих отлучек какое-то алиби, исключающее визиты в долину? Тогда он не смог бы объяснить, откуда на его ватане чужой отпечаток. Отсюда следует, что отпечатки агентов или этиков отличаются от отпечатков воскрешенных и последние можно сразу же распознать. Бертон потряс головой. Порой у него ум за разум заходил от попыток проникнуть во все эти тайны. Оставив блуждания по умственным лабиринтам, он пошел к Гильгамешу. Тот, хотя и отрицал все приключения, приписываемые мифическому царю Урука, своими неписаными подвигами похвастаться любил. В его черных глазах тогда зажигался огонек, и он с улыбкой плел свои небылицы. Подобно жителям американского пограничья и Марку Твену, преувеличивал он до невероятной степени. Он понимал, что слушатель знает, что он врет, но не беспокоился. Это входило в программу. Дни шли, и становилось все холоднее. Туманы были густы и рассеивались не раньше одиннадцати утра. Путешественники все чаще останавливались, чтобы закоптить рыбу, которую ловили на блесну, и напечь желудевого хлеба. Несмотря на скудное тепло, трава и деревья здесь были так же зелены, как и в южных областях. Настал день, когда они доплыли до конца линии. Дальше питающих камней не было. Холодный ветер приносил с севера слабый рокот. Люди стояли на фордеке, вслушиваясь в зловещий гул. Присущий этим местам сумеречный свет и туман подавляли. Небо светилось над черными стенами скал, но далеко не так ярко, как на юге. Молчание нарушил Джо. - Это шумит первый порог, через который нам придетзя пройти. Здоровый черт, но по зравнению з тем, который около пещеры, - прозто тьфу и разтереть. До него еще пилить и пилить. Путешественники, все в тяжелых плащах с капюшонами, в редком тумане походили на призраков. Влага оседала на руках и лицах. Бертон отдал команду, и катер привязали к подножию питающего камня. Разгрузку закончили через час. Поставив на камень Граали, путники стали ждать разряда. Прошел еще час, и он грянул, оставив долгое эхо. - Наедайтесь, - сказал Бертон. - Это в последний раз мы едим горячее. - Может, мы вообще едим в последний раз? - со смехом сказала Афра. - Это мезто похоже на чизтилище, - сказал Джо. - Ад еще впереди. - Я там не раз бывал и всегда возвращался, - заверил Бертон. Они развели большой костер из сухих дров, которые везли с собой на катере, и грелись в его тепле, прислонясь спинами к камню. Джо рассказывал титантропские анекдоты, в которых фигурировал странствующий торговец, а также жена и две дочки охотника на медведей. Hyp рассказал несколько суфийских притчей, направленных на развитие иного мышления, но легких и занимательных. Бертон - несколько сказок из "Тысячи и одной ночи". Алиса - парадоксальные сказки, которые сочинял для нее, восьмилетней, мистер Доджсон. Блессид Грумз вовлекла всех в хоровое пение гимнов и сердилась, когда Бертон вставлял не совсем подобающие строчки. В общем, было весело, и все улеглись спать, значительно приободрившись. Выпивка тоже способствовала поднятию настроения. Встав, они опять развели костер и позавтракали. Потом взвалили на себя тяжелую поклажу и отправились в путь. Бертон оглянулся в последний раз на катер и питающий камень, пока те не исчезли в тумане. Это были последние звенья, связывавшие его с" миром, который он знал, хотя и не всегда любил. Увидит ли он когда-нибудь еще катер и камень? Не суждено ли его глазам вскоре закрыться навеки? Громоподобный глас Джо вывел его из задумчивости. - Мать чезтная! Вы поглядите только, зколько я тащу! В три раза больше ваз! Ишь, нашли зебе Замзона! - Ты белый носатый ниггер, - смеялся Терпин. - Я не ниггер. Я вьючное животное, вот я кто. - А в чем разница? - И Терпин со смехом побежал от Джо, который грозил ему громадным кулачищем. При резком взмахе тяжелая поклажа перевесила, и титантроп шлепнулся ничком Взрыв смеха отразился эхом от стен каньона. - Спорить могу, впервые этим горам так весело, - сказал Бертон. Но вскоре все умолкли и потянулись вперед, точно заблудшие души в одном из кругов ада. Они пришли к первому порогу, более мелкому, по словам Джо Миллера. Он был так широк, что не видно было другого края - раз в десять шире водопада Виктория. Так, во всяком случае, казалось. Водопад низвергался из тумана с таким ревом, что разговаривать было нельзя - даже если кричать в самое ухо. Титантроп показывал дорогу. Они прошли верхом мимо водопада, то и дело орошаемые брызгами. Это был медленный, но не такой уж опасный процесс. Поднявшись футов на двести, все остановились на широком карнизе и сложили свою ношу, а Джо полез дальше один. Через час из тумана, как дохлая змея, выпал конец длинной веревки. К веревке привязывали по два мешка зараз, и Джо уволакивал их в туман, раскачивая и стукая о камни. Переправив весь груз на плато, путники осторожно двинулись вверх сами Наверху они разобрали свои мешки и пошли дальше, часто останавливаясь передохнуть. Тай-Пен рассказывал о своих приключениях на родине, вызывая общий смех. Потом они пришли ко второму порогу, и смех утих. Взобравшись на скалу у водопада, все решили, что на сегодня хватит. Джо облил дрова спиртом, сокрушаясь, что добро пропадает, и путники разожгли костер. Через четыре дня дрова у них кончились, зато последний из "мелких" порогов тоже остался позади. После часового подъема по каменистому пологому склону путешественники пришли к подножию большого утеса. - Вот оно, - взволнованно сказал Джо. - Мезто, где мы нашли зплетенную из тряпок веревку. Ее озтавил Икз. Бертон посветил фонариком вверх. Первые десять футов были неровными, а дальше, насколько видел глаз, подымалась гладкая отвесная стена. - Где же твоя веревка? - Тут была, черт ее возьми! Разделившись на две партии, они двинулись в обход утеса, светя себе фонариками и придерживаясь за камень. Но веревки так и не нашли. - Ах ты черт! В чем же дело? - Думаю, что другие этики нашли веревку и отвязали, - предположил Бертон. Посовещавшись, они решили заночевать здесь. Поели овощей, оставшихся от граалевых времен, сушеной рыбы и хлеба. Всех уже тошнило от такой диеты, но никто не жаловался. Пока еще можно было согреться спиртным, но и оно должно было кончиться через несколько дней. - У меня пиво езть, - сказал Джо. - Устроим пирушку напозледок. Бертон поморщился - он не любил пива. Утром обе группы снова двинулись вокруг утеса. Бертон вел ту, которая шла вроде бы на восток - трудно было определить направление в этой туманной мгле Они пришли к подножию огромного водопада - перебраться через него не было возможности. По возвращении Бертон спросил Джо: - А веревка была справа от Реки или слева? - Тут, - ответил Джо, освещенный лучом фонаря. - Сдается мне, что Икс мог оставить веревку и на правом берегу. Откуда ему было знать, справа или слева придут его союзники? - Мне взе-таки кажетзя, мы шли По левому берегу. Но зтолько лет прошло... Черт, теперь я не уверен! Маленький носатый Hyp эль-Музафир сказал: - Раз мы все равно не можем перебраться на тот берег, вопрос теряет свою остроту. Там, на западе, есть, по-моему, место, где я мог бы взобраться наверх. После завтрака все вместе прошли пять миль до места, где утес сближался с горой под углом около тридцати шести градусов, словно одна стена неумело выстроенной комнаты с другой. Hyp обвязал вокруг пояса тонкую веревку. - Джо говорит, что до плато около тысячи футов. Так отложилось у него в памяти, а в то время Джо еще не знал английской системы мер. Возможно, до вершины меньше, чем ему помнится. Будем надеяться. - Езли узтанешь, зпузкайзя, - сказал Джо. - Я не хочу, чтобы ты упал. - На всякий случай отойдите подальше, чтобы я на вас не свалился, - улыбнулся Hyp. - Меня бы мучила совесть, Джо, если б я упал на тебя и мы бы погибли оба. Впрочем, ты, я думаю, пострадал бы не больше, если б на тебя уронил кляксу орел. - От орла я бы позтрадал, - сказал Джо. - Орлы и их помет в моем племени табу. - Ну, считай, что я воробей. Hyp уперся спиной в одну стену угла, а ногами в другую и медленно полез вверх, вытягивая левую ногу чуть дальше правой. Прочно уперевшись ногами, он скользил по стене спиной так, чтобы не потерять равновесия, и снова двигал одну ногу так, что колено почти упиралось в подбородок. Потом подтягивал другую ногу, потом спину и так далее. В скором времени он скрылся в тумане. Оставшиеся внизу могли судить о его продвижении только по тому, как уходила вверх тонкая веревка - а это происходило очень медленно. - Нужна невероятная выносливость, чтобы добраться до вершины, - сказала Алиса. - И если он не найдет, куда привязать веревку, то может с тем же успехом слезать обратно. - Будем надеяться, что утес не столь высок, - сказала Афра. - И что угол вверху не расширяется, - добавил Ах-К'ак. Прошло двадцать восемь минут по часам Бертона, и сверху донесся крик Нура: - Удача! Тут есть карниз! Достаточно широкий для двоих, если один из них не Джо! И есть выступ, к которому можно привязать веревку. - Видишь, утес не такой уж гладкий, - сказал Бертон титантропу. - Да. Я и вправду, наверно, поднималзя тогда з правого берега, Дик. Тот был гладкий до самого конца. Там, где я лез, зтена точно была вылизана, как кошачья задница. Этики не удосужились отполировать весь утес. Нижнюю часть они сделали гладкой, но верх, невидимый в тумане, оставили в первозданном виде. Не Икс ли принял такое решение? И не он ли устроил скальный угол здесь, а возможно, и за Рекой, так, чтобы по нему мог подняться человек небольшого роста? Весьма вероятно. Если так, Икс задумал этот угол заранее. Угол образовался не сам по себе. Этики спроектировали и создали эти горы с помощью каких-то исполинских машин. Hyp крикнул своим спутникам, чтобы они привязали к его тонкой веревке более толстую. Когда они это сделали, он вскоре оповестил их, что привязал и вторую веревку. Бертон ухватился за нее и полез, упираясь в утес ногами и держась почти под прямым углом к нему. К концу подъема он стал задыхаться, и ладони у него горели. Hyp, удивительно сильный для такого маленького, худенького человечка, помог ему взобраться на карниз. Потом они втащили мешки, и Hyp взглянул вверх сквозь туман. - Скала тут неровная. Я, пожалуй, влезу по ней с помощью костылей. Он достал из котомки молоток и костыли. Это были стальные колышки, которые вгонялись в скалу. В некоторых имелись отверстия для веревки. Hyp исчез в тумане. Бертон слышал только стук его молотка. Вскоре мавр крикнул Бертону, чтобы тот поднимался - Нур добрался до другого карниза. - Вообще-то тут такие выступы, что можно лезть без всякой страховки. Но мы этого делать не будем! Алиса к тому времени уже взобралась к Бертону. Бертон поцеловал ее и отправился вслед за Нуром. Через десять часов вся группа уже сидела на верхушке утеса. Отдышавшись, путники стали искать укрытие от ветра, но нашли его только через три мили. Здесь стоял, как Джо и говорил, другой утес. Внизу, в нескольких милях от них, ревела Река, падая через порог. Джо осветил скалу фонарем. - Черт! Езли я и впрямь шел тогда по правому берегу, мы влипли. Туннель-то з той зтороны, а через Реку нам не перебратьзя! - Если этики нашли веревку Икса, они должны были найти и туннель, - заметил Бертон. Теперь все слишком устали, чтобы искать трещину, служащую входом в туннель. Они отыскали каменный навес, Джо с помощью немногих оставшихся у него полешек развел костерок, и они поужинали. Огонь быстро погас. Путники подстелили под себя половину теплой одежды, укрылись другой половиной и улеглись спать, а внизу грохотала Река. Утром, когда все жевали сушеную рыбу, пеммикан и хлеб, Hyp сказал: - Дик верно подметил: Икс не мог знать, с какой стороны придут его рекруты, поэтому должен был оставить две веревки. И прорыть два туннеля. Мы должны найти туннель и на этом берегу. Бертон хотел было сказать, что туннель, если он и был, могли завалить, но Hyp жестом остановил его. - Да, я знаю. Но если он завален не по всей длине, мы можем! все же найти его и прорыть ход. И точно - одна из поисковых партий, отойдя всего на двадцать футов от лагеря, наткнулась на завал. Он закупоривал трещину, в которую мог пролезть даже Джо. Нужна была очень высокая температура, чтобы вплавить эту круглую затычку в кварц. - Ах ты, зараза! - сказал Джо. - Пожалуй, у наз взе-таки езть шанз! - Ну а если весь туннель закупорен? - усомнился де Марбо. - Тогда полезем по скале. У Икса достало бы ума догадаться, что его туннели могут найти. Он должен был устроить здесь такой' же угол, как и на нижнем утесе. Бертон осмотрел скалу, сверля туман своим фонарем. В десяти футах от подножия она была шероховата и испещрена трещинами, но потом внезапно, насколько было видно, делалась гладкой, как зеркало. Джо стукнул молотком по затычке. Бертон, приложив ухо к скале, сказал: - Там пустота! - Отлично. - Джо достал из мешка несколько вольфрамовых костылей и начал долбить. Когда он пробил в кварце шесть отверстий, они с Бертоном заложили туда пластиковую взрывчатку. Бертон предпочел бы замазать отверстия глиной, но глины не было. Он закрепил в пластике шнуры и стал отходить назад вдоль скалы, таща шнуры за собой. Когда все отошли достаточно далеко, он соединил полюса своей карманной батарейки. Раздались оглушительные взрывы, и вокруг засвистели осколки кварца. - Ну что ж, - сказал Джо, - меньше незти буду хотя бы, без жезтянок з плазтиком и батареи. Конец им пришел. Они вернулись к трещине, и Бертон посветил в нее. Дыры, проделанные Джо, стали шире, и сквозь них виднелся туннель. - Тут еще работы часиков на двенадцать, Джо. - А, черт! Ну что ж поделаешь. Вскоре после завтрака титантроп отбил последний кусок камня, и пробка выпала. - А теперь начинаетзя замое трудное, - сказал Джо, утирая пот с лица и длиннющего носа. Джо мог с грехом пополам ползти по туннелю, но все время задевал плечами за стены и стукался головой о потолок. Туннель поднимался кверху под углом около сорока пяти градусов. - Оберните чем-нибудь руки и колени, - сказал Джо. - Иначе обдеретезь в кровь. Даже з обмотками можете ободратьзя. Фрайгейт, Алиса, Афра и Блессид как раз вернулись с наполненными в Реке флягами. Джо осушил свою наполовину. - Теперь, - сказал он, - надо подождать, пока взе не опорожнитзя как зледует. Когда я шел с египтянами, мы этим пренебрегли. На полпути я не змог больше терпеть и облегчилзя. - Он оглушительно расхохотался. - Слышали бы вы, как ругализь эти безнозые малявки! Дальше-то ползти надо, а это дело никак не обойдешь! Хо, хо! - Джо утер слезы. - Гозподи! Ну и воняло от них, когда они наконец вылезли наружу! И они еще больше обозлилизь, когда пришлозь мытьзя в Реке - вода-то тут холодная, точно задница копателя колодцев, как говорил Зэм. При упоминании о Клеменсе у Джо опять потекли слезы. Он шмыгнул носом и вытер свой хобот рукавом. Джо не преувеличивал трудностей пути. Туннель был длиной не меньше мили, причем все время шел вверх, и воздух становился все более разреженным, хотя поступал исправно, а им еще приходитесь тащить за собой свои тяжелые мешки. Вдобавок другой конец тоже мог быть забит. Придется тогда возвращаться обратно. Радость по поводу того, что туннель оказался не закупорен, ненадолго прибавила им сил. Однако ладони, колени, пальцы рук и ног у всех были ободраны в кровь, и первое время никто не мог нормально ходить. Ветер здесь был крепче и холоднее, несмотря на разреженный воздух. Джо жадно втягивал скудный кислород в свои большие легкие. - Одно хорошо, - сказал он. - Выпьешь по одной, и сразу с катушек долой. Все хотели разбить лагерь прямо здесь, но место было уж слишком открытое. - Веселее, - сказал Бертон. - Джо говорит, что до следующего порога всего ничего - миль десять. - Это позледний, замый большой. Те, по-вашему, были шумные? Вот погодите, узлышите этот. Бертон взвалил на себя мешок и поплелся дальше - колени у него точно заржавели. Джо шел за ним по пятам. К счастью, плато было относительно ровное и свободное от осыпи. Но сквозь туман Бертона вел только оглушительный грохот водопада. Когда грохот становился громче, Бертон поворачивал влево. Когда шум слабел, он отклонялся вправо. Несмотря на это, им, возможно, придется проделать все пятнадцать миль вместо десяти. Путешественники часто останавливались из-за недостатка кислорода и чтобы убедиться, что никто не отстал. Каждый четвертый в линии светил фонариком, пока Бертон, остановившись, не выругался. - В чем дело? - У нас в этом воздухе мозги не работают, - задыхаясь, сказал Бертон. - Достаточно одного фонаря. Мы зря тратим электричество. Лучше свяжемся все веревкой. Он обвязал веревку вокруг пояса, и все остальные, держась за нее, потянулись за ним в холодную серую мглу. Но скоро все так ослабели, что и шагу не могли больше ступить. Не обращая внимания на ветер, они легли, подстелив под себя одежду, укрылись и постарались уснуть. Бертон проснулся от кошмара и включил подсветку на часах. Они проспали десять часов. Он поднял всех, они съели свой скудный паек и двинулись дальше. Час спустя из тумана выступила черная стена. Они пришли к очередному препятствию. ГЛАВА 42 Джо Миллер почти не жаловался вслух, но стонал втихомолку всю последнюю половину пути. Титантроп, ростом десять футов, весил восемьсот фунтов и был силен, как десять гомо сапиенс, вместе взятых. Но его гигантизм имел и свои минусы. Прежде всего - плоскостопие. Сэм часто называл Джо Великим Плосконогим, и с полным основанием. Ноги Джо не выносили долгой ходьбы, и даже во время отдыха боль не проходила. - Зэм взегда говорил, что мы завоевали бы везь мир, езли б не наши ноги, - сказал Джо, растирая правую подошву. - Говорил, что мы и вымерли-то из-за зплющенного звода зтупни. Может, это и правда. Было ясно, что титантропу необходимо отдохнуть и подлечиться хотя бы двое суток. Бертон и Hyp в качестве лекарей-любителей остались ухаживать за Джо, а остальные, разделившись на две партии, ушли вперед. Через несколько часов они вернулись. - Мы не нашли места, о котором говорил Джо, - сказал Тай-Пен, командир первого отряда, - Мы его нашли, - сказал Ах-К'ак, командир другого. - Во всяком случае, там как будто можно подняться наверх. Но это совсем близко от водопада. - Так близко, - сказала Алиса, - что это место замечаешь, только когда подойдешь к нему вплотную. И восхождение будет опасным. Влага делает камень скользким. - Взпомнил! - со стоном сказал Джо. - Мы точно шли тогда по правому берегу. Египтяне пошли там, потому что левая зторона принозит незчазтье. А эту тропу Икз, наверно, узтроил на взякий злучай... - Тропой я бы это не назвал, - сказал майя. - Ну, езли это мезто такое же, как то, поднятьзя можно. Так и оказалось. Семь дней спустя они взошли на вершину горы. Снег и лед делали переход еще опаснее, чем им представлялось, а воздух вызывал у всех слабость. И все-таки они поднялись на следующее плато. Река осталась далеко внизу, за туманом. Через несколько миль начался спуск, гораздо легче подъема. Воздух внизу был гуще и теплее, хотя все еще холодный. Преодолевая усиливающийся ветер, путники пришли к новой горе. - На эту лезть и думать нечего. Но нам повезло. Большая пещера должна быть взего в незкольких милях зправа. Вот дойдем и увидим, повезло или нет. Только не зейчаз. Чертовы ноги опять отказали. Река здесь бурным потоком стекала вниз. От рева воды и ветра закладывало уши, но зато было чуть теплее, чем раньше. Джо, уже проделавший однажды этот путь, шел первым. Он обвязался веревкой вокруг пояса, а остальные - вокруг запястий. Предупрежденные Джо, чтобы держались крепче, все начали спускаться вереницей в исполинскую дыру. Алиса поскользнулась на карнизе и с криком упала, но ее тут же втянули обратно. Потом сдуло Нура, который был еще легче, чем она, но и его вернули на карниз. Факелы египтян загасило ветром, когда Джо вел их сквозь ревущую бездну. Теперь он видел, что впереди, хотя всего на несколько шагов. И карниз, как крикнул Джо Бертону, был шире, чем на правом берегу. - Вот обидно-то будет, езли окажетзя, что этики разплавили карниз! Ну, авозь они решили, что никто не доберетзя так далеко, раз убрали веревки и закупорили туннель! Бертон слышал только половину слов, но угадал остальные. Дважды им пришлось сделать привал, чтобы поесть и поспать. Река между тем уходила все дальше вниз и скоро совсем исчезла. Бертон, любопытствуя, насколько глубоко внизу, зажег запасной фонарь и кинул его вниз. Он считал секунды, пока огонек падал вниз; луч превратился в тонкую нить и совсем исчез во тьме. В пропасти было не менее трех тысяч футов. Наконец вокруг стало светлеть, что предвещало близость выхода. Путешественники выбрались на воздух, где стоял туман, но было не так темно. В небе сияли гигантские звезды и газовые туманности. Тонкая пелена тумана позволяла разглядеть справа скальную стену. Люди стояли на самом краю бездны, по дну которой текла Река. - Мы не на той зтороне, - сказал Джо. - Здезь нам путь зкоро преградит гора. Как бы перебратьзя на ту зторону? Хотя, может, этик и на этой зделал нам ход? - Сомневаюсь, - сказал Бертон. - Тогда бы нам пришлось огибать с внутренней стороны окружающие море горы, чтобы дойти до пещеры. Разве только... - Что? - Разве только Икс сделал две пещеры и оставил лодки в обеих. - Один карниз этики могли просмотреть, - сказал Hyp. - Но два? - Злушайте. Края долины в конце почти зходятзя. Между ними не должно быть больше двадцати футов. Зейчаз я вам покажу. Джо медленно пошел вперед и футов через шестьдесят остановился. Луч его фонаря, слившись с другими лучами, осветил противоположный край пропасти. - Боже правый! - сказала Афра. - Неужели этик полагал, что мы перепрыгнем через этот провал? - Другим этикам и в голову бы не пришло, что это возможно, - сказал Hyp. - Но я думаю, что Икс ожидал от нас именно этого. Он знал, что хотя бы один из партии, дошедшей до этого места, сможет это сделать. Ведь он отбирал себе настоящих атлетов. Потом тот, кто прыгнет, привяжет к скале веревку, и по ней переправятся остальные. Бертон знал, что так далеко прыгнуть не сможет. Чуть-чуть бы поближе... Джо силен, как два Геркулеса, но чересчур тяжел. Ах-К'ак и Гильгамеш тоже силачи, но слишком малы ростом и грузны. Хорошие прыгуны в длину не так устроены. Терпин рослый, но слишком мускулистый. Hyp очень легок и на удивление жилист и силен, но слишком мал. Обе белые женщины и де Марбо тоже малы, да и прыгают неважно. Остаются Фрайгейт, Грумз и Тай-Пен. Американец, зная, что на уме у Бертона, побледнел. Здесь он стал прыгать в длину еще лучше, чем на Земле, и его наивысший неофициальный результат составлял двадцать пять футов - правда, тогда ветер дул ему в спину. Средним его достижением было двадцать два фута на Земле и двадцать три здесь. Но в таких неблагоприятных условиях он еще не прыгал. - Надо было прихватить с собой Джесса Оуэнса, - пробормотал он. - Аллилуйя! - завопила вдруг Грумз, заставив всех вздрогнуть. - Аллилуйя! Господу было угодно сделать меня замечательной прыгуньей! Я в числе тех, кого он избрал! Я создана так, что могу прыгать, как коза, и плясать, как царь Давид, во славу его. А теперь он дает мне случай перенестись через адову бездну! Благодарю тебя, Господи! Бертон тихо сказал Фрайгейту - Неужто ты уступишь женщине? Покажи себя! - Не в первый раз я им уступаю, - пожал плечами Фрайгейт. - Почему бы и нет? Тут вопрос не в половой принадлежности, а в том, кто лучше прыгает. - Боишься! - А то нет. Тут каждый испугался бы, если он не психопат. И Фрайгейт стал расспрашивать Блессид о ее достижениях. Она сказала, что на Земле не очень-то много прыгала, но здесь, живя в стране под названием Вендиша, не раз показывала результат двадцать два фута. - Откуда ты можешь это знать? У нас на "Рексе" были точные измерительные приборы, но в большинстве других мест их нет. - Фут мы определяли на глаз, - сказала Блессид. - И, помоему, довольно точно. Я знаю, что могу это сделать, вот и все! Господь перенесет меня на крыльях моей веры, и я перелечу через бездну, словно его легкая газель! - Перелетишь и не допрыгнешь, и расколешь себе череп о тот край, - сказал Фрайгейт. - Может, отмерим нужное расстояние? - предложил Hyp - Вы бы потренировались, а мы бы посмотрели, кто лучше. - На камне-то? Для этого нужна яма с песком! Грумз предложила перекинуть на ту сторону фонарь, чтобы измерить дистанцию. Фрайгейт привязал фонарь к веревке и метнул - тот упал недалеко от края, откатился и остановился в нескольких дюймах от провала, светя им через черную бездну. Фрайгейт забрал фонарь обратно и снова бросил - на этот раз он, потравив веревку, удержал фонарь в вертикальном положении, и свет дошел до них под прямым углом. - Ладно, значит, в принципе это возможно, - сказал Фрайгейт. - Но я забираю фонарь. Никто не сможет прыгнуть, не выспавшись как следует. Я, во всяком случае, слишком устал, чтобы состязаться. - Давайте отметим фонарями дорожку для разбега, - сказала Блессид. - Я хочу посмотреть, как это будет выглядеть. Дорожку отметили, и Фрайгейт с Грумз вычислили, откуда начинать разбег. Толчковой чертой служил фонарь в нескольких дюймах от края. - Попытка будет первой и единственной, - сказал Фрайгейт. - Сначала нам действительно придется разогреться. Тут так холодно... С другой стороны, воздух тут разрежен, а значит, и сопротивление меньше. Может, это и помогло тому черному спортсмену - как же его звали? Вот она, слава - показать фантастический результат двадцать семь футов четыре с половиной дюйма на олимпиаде в Мехико. Но мы-то не успели акклиматизироваться на высокогорье И не тренировались, само собой. Бертон ничего не говорил Тай-Пену, давая китайцу шанс вызваться самому. Тай-Пен, внимательно наблюдавший за всей процедурой, внезапно сказал: - Я тоже великий прыгун! И хотя я упражнялся прискорбно мало, но не позволю женщине оказаться храбрее меня! Первым прыгну я. Его зеленые глаза сверкали в луче фонаря. Бертон спросил его, насколько далеко он прыгает. - Дальше, чем здесь! - сказал Тай-Пен. Фрайгейт бросал клочки бумаги в воздух, чтобы определить силу ветра Он сказал Бертону: - Дует слева, так что нас слегка снесет вправо. Но гора загораживает ему дорогу. Скорость его - миль шесть или семь в час. - Спасибо, - сказал Бертон, продолжая смотреть на китайца. Тай-Пен - хороший атлет, но не такой хороший, как сам утверждает. Таких просто не бывает. Впрочем, китаец сам вызвался рискнуть своей жизнью - никто его не заставлял. - Ну вот что! - громко сказал Фрайгейт. - Я в самом деле наиболее опытный прыгун, так что прыгать следует мне - и я прыгну! - Ты преодолел свой страх? - Черта с два! Просто у меня не хватает духу позволить прыгнуть кому-то другому. Вы все сочтете, что я трус - а если даже нет, я сам буду так считать. Я действовал нерационально и нелогично, - сказал он Нуру. - Я недостоин тебя. Hyp невесело улыбнулся своему ученику: - Не меня ты недостоин, а себя. Но тут надо учесть многое .. -а прыгать действительно должен ты. - Маленький мавр подошел к Джо и задрал голову, не достающую до огромного хобота титантропа. - Но, возможно, прыгать никому и не понадобится. Джо, будет во мне столько же весу, сколько в твоем мешке? Джо, нахмурясь, поднял Нура одной рукой под ягодицы, подержал на вытянутой руке и сказал: - Ты куда легче. - А мог бы ты перекинуть свой мешок на ту сторону? - спросил поставленный на землю Hyp. Джо потрогал подбородок. - Кто его знает. Я вижу, куда ты клонишь! А почему бы не попробовать? Какая разница, езли мешок окажетзя там, а мы тут? Взе равно ведь мы будем перебиратьзя. Он поднял громадный мешок над головой, стал у края, примерился, трижды качнул грузом в воздухе и метнул его. Мешок упал за фут от противоположного края. - Я так и думал, - сказал Hyp. - А теперь меня перекинь, Джо. Титантроп поднял мавра, держа его одной рукой под ягодицы, другой за грудь, и стал раскачивать, приговаривая: - Раз, два, три! Hyp пролетел над бездной и приземлился на ноги в ярде от края, а потом отбежал дальше и заплясал от радости. Джо перебросил мавру фонарь на веревке. Hyp поймал его, чуть-чуть качнувшись, и ушел в туман. Через несколько минут он вернулся. - Я нашел большой валун, к которому можно привязать веревку, но не могу сдвинуть его один! Тут требуется пять сильных мужчин! - Раз-два, взяли! - говорил Джо, раскачивая Бертона. Тот хотел было крикнуть, что он гораздо тяжелее Нура, но удержался. Пропасть казалась ему вдвое шире, чем была на самом деле. Потом он полетел вперед и вверх, а Джо заорал ему вслед: - Побереги задницу, Дик! - и громогласно заржал. Бездонная пропасть мелькнула под Бертоном на одну страшную секунду, потом он упал на ноги, и его шатнуло вперед. Он откатился от края, больно ушибшись о камень. Миг спустя его мешок последовал за ним. Джо перекидал все мешки, потом бросил Фрайгейта. За ним поочередно последовали все, пока при Джо не остался один Ах-К'ак. С криком: "Пока, толзтяк!"- Джо швырнул и его. Майя упал ближе всех к краю, но все же с запасом в целый фут. - А теперь чего? - крикнул Джо. - Там есть валун почти с тебя весом, Джо, - сказал Бертон. - Кати его сюда и привяжи к нему веревку. - Да он же в полумиле отзюда. Взяли бы и помогли мне, пока я ваз взех не переправил. - Я не хотел, чтобы ты катил этот камень, а потом, устав, бросал нас. - О Гозподи! Взя тяжелая работа мне дозтаетзя. И Джо ушел с фонарем в туман. Хотя кое-кто ушибся и ободрал кожу, все как один пошли за Нуром к валуну и, отдохнув как следует, покатили его по ровному плоскогорью. Это было нелегко, поскольку камень имел неправильную форму и весил, наверное, больше их всех, вместе взятых. Приходилось делать частые передышки из-за разреженного воздуха. Наконец они подкатили камень к пропасти и сами повалились рядом. Минуту спустя Джо выкатил из тумана свой валун. - А я-то надеялзя, что приду первым, - крикнул он. - Да и пришел бы, езли б мой камень лежал близко, как ваш. - Он сел, чтобы передохнуть, Блессид Грумз жаловалась, что ей так и не дали прыгнуть, доказав тем, как сильна ее вера. - Никто тебе не запрещал, - сказал Фрайгейт. - Хотя, по правде сказать, я тоже разочарован. Меня остановило только то, что группа, если я не допрыгну, потеряет одного человека. Может, попробовать все-таки, чтобы доказать, что я могу? - Он взглянул на Тай-Пена, и оба расхохотались. - Дудки, не обманете, - сказала Грумз по-английски. - Вы, двое мужиков, струсили, а женщина не побоялась. - Ну, мы-то не сумасшедшие в отличие от тебя. Восстановив силы, они обвязали оба валуна прочным канатом и Подперли их камнями помельче. Джо ухватился за провисший канат и переправился на руках через пропасть. Остальные держали канат, опасаясь, как бы валун не сдвинулся под тяжестью титантропа - но это оказалось излишним. Несколько пар рук подхватили Джо у края и помогли ему встать. - Ох! - выдохнул он. - Надеюзь, мне больше не придетзя этого делать. Раньше я вам не говорил - но на большой вызоте меня взегда одолевает желание прыгнуть вниз. ГЛАВА 43 Через десять часов они добрались до карниза, идущего вдоль склона горы к морю. - Он и тут узкий - а уж в том мезте, где звалилизь двое египтян, и вовзе кошмар. В нескольких тысячах футах внизу под ними клубились облака. Путники проспали восемь часов и после всегдашнего унылого завтрака двинулись дальше. Египтяне здесь пробирались ползком, но наши путники шли лицом к скале, цепляясь за неровности камня. Стало чуть теплее. Вода здесь еще хранила немного тепла после долгого пути через арктические области и полярное море. Благополучно миновав карниз, группа вышла на следующее плато, откуда, по словам Джо, должна была спуститься к морю. Джо, с трудом ковыляя, осветил своим фонарем другой горный карниз. Он начинался в шести футах от края утеса, в ширину имел около двух футов и вел вниз, в пелену редких облаков. Он был наклонен к горизонту под углом в сорок пять градусов - только горизонта не было видно. - Придется оставить кое-что здесь и сделать мешки поменьше, - сказал Бертон. - Иначе мы их тут не пронесем. - Знаю. Что меня безпокоит, так это - не зломали ли этики карниз. О Гозподи, Дик! А вдруг они нашли нижнюю пещеру? - Тогда придется надуть каяк и отправить в башню двоих. Я уже говорил об этом. - Да, я знаю. Но взе равно поговорить охота. Поговоришь - и вроде легче. Солнце здесь никогда не поднималось выше гор, но освещение, хоть и сумрачное, присутствовало. - Я звалилзя з этого карниза, не узпев отойти далеко, - сказал Джо. - И не знаю, долго ли надо идти по этой тропе - ничего зебе тропочка! Может, день, а может, и больше, пока не зпузтиззя. - Египтянин Цахери рассказывал Тому Миксу, что им во время спуска пришлось один раз остановиться, чтобы поесть, - сказал Бертон. - Но это еще ничего не доказывает. Путь был утомительный, и они могли проголодаться раньше обычного. Они нашли небольшой грот. Джо с помощью остальных подкатил ко входу большой камень, чтобы укрыться от ветра; все сели внутри и поели. Грот освещали два фонаря, но их тусклый свет не вселял бодрости. Что им было нужно - так это костер, древнее потрескивающее пламя, веселившее их предков в каменном веке и все последующие поколения. Один Тай-Пен не терял присутствия духа, рассказывая друзьям о своих проделках и о проделках Восьми Бессмертных Винной Чаши, товарищей его старости, перемежая рассказ китайскими шуточками. Последние много теряли в переводе на эсперанто, что не мешало некоторым, особенно Джо Миллеру, ржать во все горло и хлопать себя по ляжкам. Потом Тай-Пен стал импровизировать стихи и в заключение погрозил мечом башне, затаившейся где-то впереди. - Скоро мы окажемся в твердыне Большого Грааля! Пусть стерегутся те, кто распоряжался нашей жизнью! Мы одолеем их, будь они хоть демонами! Старый Кун Фу Цзе предупреждал нас, что людям негоже связываться с духами, но я никогда не обращал внимания на этого старикашку! Я никогда никого не слушал, кроме себя самого! Я Тай-Пен и не признаю власти над собой! Берегитесь, вы, что прячетесь, и таитесь, и не желаете встречаться с нами! Берегитесь! Тай-Пен идет! Бертон идет! Джо Миллер идет! - Он перечислил всех. - Пузтить бы его вперед указывать нам дорогу, - шепнул Джо Бертону. - Зколько энергии зря пропадает. Бертон наблюдал за Гильгамешем и Ах-К'аком. Они вели себя так же, как все - смеялись и хлопали Тай-Пену, но они могли просто хорошо разыгрывать свою роль. Эти двое беспокоили Бертона. Когда они все доберутся до пещеры - если доберутся - придется с ними что-то решать. Пусть даже оба ни при чем - придется выяснить, не Икс ли один из них. Любой мог быть и Логой, и Танабуром. Но как это выяснишь? И что замышляют эти двое - или один из них? Бертон составил план. Когда они тронутся в путь, надо сделать так, чтобы Джо Миллер пошел во главе. Он, Бертон, пойдет вторым. Ах-К'ак и Гильгамеш будут замыкающими. Он не хочет, чтобы они попали в пещеру первыми - если пещера еще на месте и не закупорена. Майя и шумер - или кто они там на самом деле? - пойдут последними, и, как только они войдут в пещеру, их обезоружат. У них при себе длинные ножи и 69-калиберные пистолеты с пластиковыми пулями. Де Марбо и Джо отберут у них все это. Бертон предупредит также Нура и Фрайгейта, но не станет впутывать их в это дело. Он до сих пор не уверен до конца ни в американке, ни в мавре. Общение с агентом, мнимым Питером Джейрусом Фрайгейтом, настроило его крайне подозрительно по отношению к настоящему Фрайгейту, если он и правда настоящий. Hyp, похоже, действительно был тем, за кого себя выдавал, но Бертон не доверял никому. Даже титантроп мог быть агентом. А что? Джо умен и способен, несмотря на свои гротескные размеры и внешность. Однако кому-то верить все же надо. Бертон верил двоим - себе самому и Алисе, которую знал много лет. А другие - что другие? За ними нужен глаз да глаз - но инстинкты, что бы ни означало это затрепанное слово, подсказывали Бертону, что все, кроме двоих, действительно те, кем представляются. Сильно облегчив свои мешки - Джо по-прежнему нес самый большой, - экспедиция взошла на последний карниз. Передвигаясь боком, они ступали на носок, распластавшись по скале и цепляясь за каждый выступ. Они обошли гору всего часа за два, но это время показалось им очень долгим. Джо остановился и повернул голову назад. - Тихо взе. Тут уже злышно, как бьется море у подножия горы. Все стали вслушиваться, но только Бертон, Hyp и Тай-Пен услышали плеск волн о камень - да и то, возможно, в воображении. Однако, обойдя гору, все увидели сравнительно ясное небо и громады гор, окружающих море с той стороны. Башни не было видно даже издали. И все же она там, где-то в середине моря, если верить рассказу Джо и донесениям с дирижабля "Парсеваль" - Здезь я назтупил на озтавленный кем-то грааль, - сказал Джо. - Отзюда я видел взпышку звета, когда машина этиков зела на башню. И здезь я назтупил на этот грааль, упал и разбилзя назмерть. А теперь его тут нет. - Чего нет? - Грааля. - Наверно, этики убрали. - Надеюзь, что нет. Езли это они, то они знают, что отзюда могут прийти люди - и может быть, они прошли по карнизу до конца и нашли пещеру. Будем надеятьзя, что грааль убрал кто-то другой. Может, египтяне после моего падения. Они двинулись дальше по узкому, скользкому от влаги карнизу. Туман сделался гуще, и Бертон не видел дальше двадцати футов даже с фонарем, который приходилось снимать с пояса, если хотелось лучше рассмотреть дорогу. Джо внезапно остановился. - Что случилось? - спросил Бертон. - Черт! Карниз кончилзя. Погоди. На вид и на ощупь похоже, что его разплавили. Точно! Это этики оборвали карниз! Что делать будем? - Велик ли разрыв? - Да. Футов зорок, назколько мне видно. А может, и взя миля. - А на сколько оплавлена гора вверху и внизу? - Назколько моей руки хватает, - через минуту сказал Джо. - Погоди. Я позвечу. - Прошло еще несколько секунд. - Езть зледы в четырех футах выше кончиков моих пальцев. Бертон снял свой мешок и опустился на четвереньки. Hyp, шедший следом, осторожно перелез через него и исполнил акробатический номер, взобравшись титантропу на плечи. Оглядев скалу, он сказал: - Выше есть трещины, которые тянутся вдаль. Можно будет вбить костыли. Бертон передал стальные клинья и молоток Джо, а тот Нуру. ко крепко держал мавра за ноги, а Нур вбивал первые два клина. Бертон подал Нуру конец веревки, тонкой, но прочной. Тот продел ее в ушки костылей и закрепил на том, что был дальше. Потом Нур слез на карниз и стал надевать на себя сбрую, похожую на парашютную, а Бертон в это время его страховал. Эта портупея из рыбьей кожи и металла хранилась на катере. На груди были пряжки, к которым прикреплялись прочные пластмассовые центы. На конце каждой ленты имелся металлический наконечник колесиком. Нур снова влез на плечи Джо и, расцепив наконечник, защелкнул его вокруг веревки, пропущенной горизонтально сквозь улики клиньев. Теперь он мог скользить по веревке. Добравшись до первого клина, Нур защелкнул левый блок на веревке за ним и скользнул ко второму. Там он уперся ногами в скалу, откинулся назад и стал вбивать в трещину третий клин. Это была тяжелая работа, требовавшая частых передышек. Пора было поесть, но все слишком волновались за Hypa, чтобы испытывать аппетит. Пять часов Нур терпеливо вбивал клинья и наконец добрался до места, где снова начинался карниз. К тому времени он совершенно обессилел и едва сумел съехать по скале на выступ. Бертон двинулся следом за ним, взобравшись на плечи Джо - небезопасный трюк. Не будь Джо таким рослым и сильным, всем пришлось бы повернуть обратно несолоно хлебавши. И умереть с голоду, потому что у них не хватило бы продуктов на обратный путь. Бертон, передвигаясь по веревке, как Нур, благополучно достиг другого края. Нур поймал и удержал Бертона, а тот отстегнул блок и съехал вниз, притормаживая раскинутыми по скале руками. К счастью, карниз здесь был шире, чем по ту сторону провала. Главной проблемой была переправка тяжелых мешков. Оставалось, похоже, одно: выкинуть из них все, кроме самого необходимого. Но распаковать их на узком выступе было не так легко. Прибегли к взаимовыручке: один держался за скалу, а другой или другая разгружали его поклажу. При этом одни вещи летели в море, а другие складывались на карниз. Выбрасывалось все, кроме ножей, огнестрельного оружия, боеприпасов, теплой одежды, продуктов и фляг. Часть всего этого укладывалась в Граали. Алисе и Афре, как самым легким, предстояло перенести в своих котомках оставшиеся вещи Бертона и Нура. Джо спросил Бертона, брать с собой надувной каяк или нет. Бертон сказал - брать. Но поскольку вес Джо слишком велик, пусть его мешок возьмет де Марбо. А француз разделит свой багаж между Грумз и Тай-Пеном. Бертону хотелось, чтобы титантроп переправлялся без груза. Пока что клинья сидели крепко, но неизвестно, как они поведут себя при нагрузке в восемьсот фунтов. Все, один за другим, постепенно переправились на ту сторону остались только Ах-К'ак и Джо. Майя, совершая переход, вбил каждый клин покрепче. Джо осушил свою громадную флягу, положил ее на карниз и крикнул: - Я хочу перейти побызтрей! Не зтану возитьзя з портупеей! Переправлюзь на руках. - Он ухватился за веревку у первого клина и двинулся вперед, быстро перебирая своими длинными руками и упираясь коленями в скалу. На середине пути раздался треск, и один клин выпал из гнезда. Джо на миг застыл, потом протянул руку к следующему клину и ухнул вниз, держась за веревку и раскачиваясь, как маятник, что вот-вот остановится. - Держись, Джо! - крикнул Бертон. Раздался общий вопль - это выпал второй клин, а за ним посыпались остальные. Ревущий Джо Миллер в белом, как саван, плаще опять, как когда-то, упал в темные морские воды.  * ЧАСТЬ ТРИНАДЦАТАЯ *  В ТЕМНОЙ БАШНЕ ГЛАВА 44 Бертон плакал наравне с другими. Он был привязан к великану, даже любил его. Со смертью Джо группа лишилась солидной доли мужества, бодрости и силы. Через некоторое время все осторожно развернулись и продолжили свой медленный, опасный спуск. Спустя шесть часов они остановились для еды и сна. Спать было трудно - приходилось лежать на боку, опасаясь скатиться вниз. Все подложили себе под спину пистолеты, надеясь проснуться от этого в случае перемены положения. Справлять нужду тоже было нелегко. Мужчины еще Могли помочиться, став лицом к пропасти, хотя ветер постоянно относил брызги назад. Женщинам приходилось свешивать заднюю часть за край, надеясь на лучшее. Стыдливость при этом проявляла одна только Алиса, требуя, чтобы другие отворачивались, пока она облегчается. И даже тогда чужое присутствие стесняло ее. Но туман порой сгущался, обеспечивая ей уединение. У всех было невесело на душе - смерть Джо Миллера по-прежнему тяготела над ними. Нельзя было не думать и о том, что этики, возможно, нашли пещеру и запечатали ее. Шум волн у подножия горы стал громче. Путешественники Испускались вниз в сплошных облаках; скала и карниз стали еще мокрее. Наконец Бертона, шедшего во главе, окатило пеной, и Т грохот прибоя ударил в уши. Бертон остановился и посветил вокруг фонариком. Карниз уходил в темную воду. Впереди виднелась осыпь - а за ней, если верить Пахери, должен находиться вход в пещеру. Он сообщил остальным о своем открытии и вошел в воду до колен. Как видно, выступ здесь выдавался далеко, поскольку прибой был слаб, а неподалеку бушевал вовсю Вода была очень холодная - ноги сразу окоченели. Бертон обошел черный язык осыпи, Алиса шла за ним по пятам - Есть там пещера? - Ее голос дрожал. Бертон направил луч фонаря вперед и вправо. Сердце у него колотилось - и не от одной холодной воды. - Ага! - Вот оно, столько раз представлявшееся ему отверстие у подножия горы. Ход низкий - даже Нуру придется пригнуться, чтобы пройти, но достаточно широкий для лодок, как говорил Пахери. Бертон передал по цепи великую новость. Грумз, пятая в ряду, завопила: - Аллилуйя! Но проявляемое Бертоном ликование не совсем совпадало с его истинными чувствами. Пещера-то на месте, но лодок в ней может не быть. Ведя за собой Алису на веревке, все еще прикрепленной к его поясу, он пригнулся и вошел в устье. В нескольких футах от входа гладкий каменный пол начал подниматься вверх под углом в тридцать градусов, стены расступились, а потолок поднялся на двадцать футов. Когда все собрались в пещере, Бертон велел отвязать веревку - больше она им не понадобится. Он осветил фонариком лица - бледные и усталые, но горящие нетерпением. Гильгамеш стоял с правого края, а Ах-К'ак - слева, позади остальных. Если Бертон все-таки намерен схватить их, то этот момент недалек. Но он решил подождать и действовать, как подскажут обстоятельства. Бертон повернулся и повел всех вверх по туннелю. Ход постепенно забирал вправо, делая дугу окружностью футов в триста, и по мере продвижения становилось все теплее. В конце туннеля показался свет. Бертон невольно перешел на бег и, влетев в огромный, под куполом, зал, едва не споткнулся о человеческий скелет. Скелет лежал лицом вниз, выбросив вперед правую руку. Бертон подобрал череп, заглянул в него и осмотрел пол. Черного шарика не было. Свет шел от огромных металлических сфер - их было девять, водруженных на черные металлические треножники двенадцатифутовой высоты. Свет казался холодным. Десять черных железных лодок стояли на V-образных подставках.