атласный халат с красными драконами, в котором его убили. Игорь взял последний аккорд и, отставив гитару в сторону, сказал: 304 - В бизнесе человек сразу попадает в большую игру, здесь нет времени для тренировок, как в спорте, поэтому бизнес непосредственно связан со священным словом "риск". - Он это высказал с легким пафосом и разлил в бокалы остатки шампанского. - Я тоже чувствую себя как на передовой, на войне, - сказала Марина, беря в руки бокал. - Я не слышу больше голосов и криков соседей, меня не беспокоит забивание ими гвоздей, мне совершенно неинтересен телевизор, кино. Реальные взаимоотношения, связанные с нашим делом, все вытеснили. Я будто выпала из привычного мира, меня уже не трогает зависть знакомых, считающих свои копейки. И я рада этому освобождению, несмотря на напряжение, в котором пребываю... Помню, я как-то отдыхала в Пицунде и случайно заснула на краю пропасти, потому что очень долго смотрела на море. Я проснулась от раскатов грома, начался сильнейший шторм, сверху было смешно и одновременно трогательно видеть, как люди разбегаются по своим палаткам и шалашикам... Было очень страшно, но я не могла отвести глаз от красоты разбушевавшейся стихии, я стояла под ливнем и смотрела на огромные волны, которые высвечивали молнии. И сейчас у меня подобное состояние. Мне нравится этот риск. Пока Марина это рассказывала, Игорь смотрел на нее восхищенным взглядом. Когда он собрался уходить, после того как исполнил еще несколько своих песен про экзотические страны, Марина пошла проводить его до машины. Через некоторое время она вернулась на кухню и легла на пол, подложив руки под голову. - Знаешь, - сказала она, - мне пришла в голову веселая мысль. Давай продадим мою квартиру на Щербинке и попутешествуем, я хочу все бросить. - Давай! Я с удовольствием! - живо откликнулась я. - Да нет, это не выход, это я так сказала, просто устала, - сказала Марина и, усмехнувшись, добавила: - Игорь 20 Тринитарное мышление 305 говорит, что у него тоже так бывает. Он тогда вспоминает свою прежнюю жизнь, комнатушку с пьяницей соседкой, ужасается и с новой силой идет вперед. Так и я сейчас. Нет, не хочу обратно. Там все известно. Да и путешествовать не особо хочется, как вспомнишь эти таможенные прелести. Жалко, что человечество так несовершенно и нуждается в границах. В последнее время я все чаще и чаще думаю о Христе... Действительно, здесь, на земле, можно только руки протянуть, чтобы в них вбили гвозди. И как только Христос пошел на все это? Зачем? - Но Он же все это устроил, я имею в виду жизнь, мы же Его не просили создавать этот мир. Вот Он и пришел к нам, к Своим деткам-конфеткам, - ответила я. - Сам создал, Сам и спасает. - Когда Бог воплощается в человеке. Он не знает, что с Ним будет. Он тоже рискует, - сказала Марина, и в этот момент по ее лицу от пламени догорающих свечей пробежали оранжевые блики, а в глазах отразились золотые лучи. - Но когда Христос говорит, что вы сделаете больше, чем Я, Он имеет в виду, что движение от человека к Богу, то есть от простого к сложному, труднее, поэтому от нас и усилий требуется больше, и помощь нам нужна... Ты мне помогаешь очень сильно, если бы не ты, я бы давно погибла от напряжения, в котором пребываю. Это духовное напряжение, под него не "поднырнешь" и от него не спрячешься. Но сейчас мне нужна мужская помощь, мужская инициатива, ты ею не обладаешь, иначе я долго не протяну, но и обратно я не хочу. - А Игорь? - спросила я робко. Марина усмехнулась: - Если для Николая я - Ассоль, то для Игоря - путеводная звезда, которая указывает путь к благополучию, а заодно и голы забивает, так что мяч в корзину аж "засасывает", как он по баскетбольному выражается... Когда-то давно, еще в юности, я в очередной раз собиралась выйти 306 замуж и со своей подругой, тоже Маринкой, сидела в кафе и обсуждала свадебный наряд. С нами за столиком сидел пожилой иностранец, мы думали, что он ничего не понимает, а он сказал мне на неплохом русском: "Вы женщина-звезда, и вы не должны выходить замуж, ваша задача - вдохновлять мужчин на рыцарские подвиги". Мы с Маринкой тогда посмеялись, замуж в тот раз я действительно не вышла, но слова мне его запомнились. А как ты думаешь, кто я? - спросила Марина, состроив при этом уморительную физиономию. Я рассмеялась на ее смешную гримасу, но ответила со всей серьезностью: - Я у какого-то философа читала, что есть такие "осевые" люди, которые, образно говоря, движут ось земли, способствуя развитию человечества. Я думаю, что ты обыкновенная "осевая" женщина, - и, улыбнувшись, добавила: - а когда я читаю твое философствование, мне кажется, что ты - воплощение Шопенгауэра в образе женщины. Но только он был пессимист и "хулитель жизни", как о нем говорили, а ты несешь в себе совершенно удивительную любовь к жизни. Марина усмехнулась и ответила: - У Шопенгауэра есть удивительное вдохновение на познание, но нет вдохновения на благословение и прощение человечеству. Его мама не любила, отец слабый был, поэтому он и вырос мрачный, и ему трудно было перейти к оптимизму. Но зато у него наследство было большое, он мог писать книги... Мне сейчас в голову пришла смешная идея - познакомиться с каким-нибудь хорошо сложенным мужчиной, который бы отлично танцевал. - Хочешь двигать ось, танцуя? - спросила я. - Именно так. Если бы я тогда, в юности, согласилась работать в мюзик-холле, нам предлагали с Маринкой, я бы стала не философом, а танцовщицей, - сказала Марина и задумалась; очевидно, она что-то вспоминала. - Поставь музыку, пожалуйста, "Отель Калифорния", я всегда обожала 307 эту вещь. Я сейчас вспомнила себя совсем молоденькой: зимой я ходила в белой шубке, в тонких капроновых чулках и всегда без головного убора, даже в мороз, и никогда не замерзала. Я стала искать кассету ансамбля "Иглс", но Марина меня остановила: - Нет, не надо. Смотри, какая сейчас луна за окном, а около нее лестница из облаков. Глядя на это, хочется чего-то другого, запредельного... Поставь лучше Шнитке. - Когда музыка отзвучала, Марина сказала: - Мне понятно состояние Шнитке, кажется, что он музыкой рассказывает историю своей жизни. Он говорит, что земная жизнь дана для того, чтобы ее разлюбить, не жизнь вообще, а именно земную. У меня перед глазами возникла картина: какая-то чайка, которой захотелось полетать во времени истории. С одной стороны - упоение, она любит летать, а с другой стороны - ей только и разрешается летать, когда никто не летает. Для нее это возможность и вызов... Она начинает летать и теряет чувство меры и опасности, залетает в такие потоки, что не может с ними справиться, и воздушный поток ломает крыло, она еще может вылететь, но то ли чувство отчаяния, что ее никто не ждет, то ли горечи, что всю жизнь никто не ждет, она как-то медлит, и ее накрывает волна, и она гибнет с перемешанным чувством и горечи, и радости, а утром на берег, когда буря стихла, выносит красивое перо - менуэт на бис... В музыке Шнитке для меня есть что-то очень горькое и светлое...  IV. "Всего на час сумею быть я старше "  31 октября 1996 года, ровно за два месяца до дня рождения Марины (она родилась 31 декабря 1957 года), раздался телефонный звонок. Сквозь сон я слышала, как Марина разговаривала с Николаем: "Любовь - это не 308 закипание чайника на конфорке, любовь - это разделение внутреннего состояния человека... Ты думаешь только о себе... Не звони мне больше, не трать понапрасну денег..." Марина повесила трубку и снова легла в постель. Потом было еще два звонка с небольшим промежутком, но там было молчание, - очевидно, Миридонов проверял, дома мы или нет. Через некоторое время раздался звонок в дверь, я встала, посмотрела в глазок тамбурной двери и увидела Миридонова. Я сказала Марине, что там стоит твой Петюня. Она надела белый халат - подарок Николая - и вышла к нему. Через пять минут она вернулась в комнату, достала из письменного стола журналы для презентации и отнесла ему. - Ну и работенка! Ни сна ни отдыха! - сказала она, снова ложась в постель. Где-то минут через сорок опять раздался звонок в дверь. Это был снова Петр Миридонов. Марина вышла к нему, они о чем-то некоторое время говорили, потом Марина открыла дверь в комнату и сказала мне: - Вставай, умывайся, готовь завтрак, у Петюни презентацию перенесли на три часа дня, он с нами позавтракает. Пока Марина обсуждала с ним проблемы, связанные с бизнесом, я сварила кофе, сделала бутерброды с красной икрой, с сыром, с ветчиной. Марина сказала: - Ветчину выбирай попостнее, а то Пете нельзя жирное. У Петра была язва, и Марина побеспокоилась о его здоровье. - За чужой счет, - весело сказал Петр, - не только пьют, но и едят и аристократы, и дегенераты. И потом у меня сегодня радость - я перезанял деньги! Теперь до Нового года не будет никаких "наездов". Прямо камень с сердца упал. Мы сели завтракать, и Марина сразу перешла к делу - стала говорить Петру, как надо настроиться на презентацию. 309 Петр сказал, что его бывшие друзья-милиционеры разрешили ему воспользоваться опорным пунктом для проведения презентации. Петр говорил, что он теперь спокоен, что у него все получится. Он был весел и возбужден, рассказывал старые анекдоты, на его довольно высоком лбу надувались вены. Он с аппетитом ел бутерброды, мне пришлось еще подрезать ветчины и сыра. Пока мы завтракали, Марина почти через каждые десять-пятнадцать минут говорила по телефону с сотрудниками. - Кушай, кушай, тебе сегодня работать, - подбадривала она Петра в промежутках между телефонными разговорами, - мужчина должен быть сытым и довольным, тогда у него все получается. Эмоциональное воодушевление - главное в нашей работе. Говори людям, что нет нерешаемых проблем, а есть нежелание их решить. Но может, ты все-таки передумаешь и возьмешь меня с собой? Вдвоем мы будем выглядеть гораздо убедительнее. Ведь люди ищут не только денег, но и защиты, уверенности. На опорном пункте обещать богатую жизнь, согласись, как-то странно. - Я хочу просто потренироваться, а потом приглашу в офис. Я хочу один попробовать, должен же я навыки приобретать, чтобы быть раскованней на основной презентации. Вспомню свою комсомольскую юность, как на собраниях людей вдохновлял. - Ты их вдохновлял на картошку ехать, а здесь на принципиально новое отношение к жизни и к самим себе, - сказала Марина, отпивая из чашки черный кофе. - На картошку тоже трудно, все чистенькими хотят быть, - сказал Петр и попросил чая со слабой заваркой. - Петя, постарайся не концентрировать внимание на всех безработных и разорившихся, которые не хотят приложить усилия для продвижения вперед, - продолжила свои советы Марина, - тратить на них силы накладно для бизнеса и для собственного здоровья. Легче найти человека, 310 который хочет работать, чем убеждать того, кто не хочет работать. Действуй эффективно... - Да у меня получится, - перебил ее Петр, - я уверен в себе как никогда. Ты же сама говоришь, что воодушевление передается только тогда, если себя сам хорошо чувствуешь, если есть блеск в глазах, а я себя сегодня очень хорошо чувствую. - Можно я как художник скажу? - уже перебила я Петра. - Знаете, Петя, для того чтобы производить впечатление респектабельного человека, вам не стоит улыбаться, вам нужно быть вдохновенным, но серьезным. Я так сказала потому, что у Петра была очень жалкая улыбка бедного человека, она его очень "портила". - Да, она правильно говорит, прислушайся к художнице, - с улыбкой сказала Марина и положила свою руку мне на плечо. Серо-голубые глаза Марины вдруг засветились какой-то непонятной мудростью, вся она засияла дивной, небесной, мощной красотой. Я смотрела на нее и не понимала, что с ней происходит. Неужели она так радуется за Петра, что у него что-то сдвинулось с мертвой точки? Нет, не похоже, но что же это? От нее шел какой-то свет и тепло. Хотелось, чтобы это не кончалось никогда... Но мне нужно было собираться, ехать давать рекламное объявление в газету для фирмы, в которой она работала. Волею судьбы Марина не успела дать это объявление в офисе, куда к ним специально приезжали рекламодатели. Я стала медленно одеваться, в надежде, что Петр пойдет со мной. Мне хотелось, чтобы Марина отдохнула в этот день, он у нее случайно выпал как выходной. Я специально долго ходила по кухне, ждала, пока Петр допьет чай, спрашивала, что она будет дальше делать, но она продолжала с ним оживленную беседу, и я решила им не мешать. Когда я уходила, Марина спросила меня: - Туда и обратно? - Да, только зайду на рынок купить что-нибудь на ужин. 311 Я вернулась, когда уже смеркалось, день был пасмурный. Все время моросил дождь. Я открыла входную дверь. Мне навстречу, закрывая за собой дверь в комнату, вышел Петр и сказал: - Мы так долго говорили с Мариной, что она заснула. Я поверила ему, потому что она так уставала, что засыпала довольно легко. Я спросила, проходя на кухню: - А почему ты не на презентации? - Опорный пункт заняли, мне позвонили из милиции в два часа, перенесли на вторник, - сказал он довольно спокойно. - Ну что ж, пойдем пить чай, - сказала я, а про себя подумала: "Вот, гад, не дал Мариночке отдохнуть". Когда мы сели за стол, он есть не стал, а только выпил чай.Я спросила: - Ну как вы пообщались? Плодотворно? Он сказал: - Да, я все понял, теперь надо только вперед и с песней! Он был очень напряжен, при малейшей улыбке жила на его лбу надувалась довольно сильно, но само напряжение было характерно для всех, кто работал в фирме, поэтому я не обратила особого внимания на это. Я перестала поддерживать разговор, и Петр сказал, поднимаясь из-за стола: - Ну что ж, я пойду, пожалуй. - Когда он надевал свою кожаную куртку в коридоре, спросил: - Может, попрощаться с Мариной или не стоит будить? - Уже поздно, надо разбудить, а то ночью спать не будет, - сказала я и открыв дверь в комнату, позвала: - Мариночка! - Я протянула руку к выключателю, но тут раздался милицейский приказ: - Свет не включать!!! Петр сделал какое-то резкое движение, и я оказалась на полу. -На колени, руки за спину... (мою шею обвила веревка, у горла нож) сука, деньги давай! - прошипел Петр. 312 - Сейчас, сейчас, - сказала я в какой-то прострации. Я с трудом поднялась, ноги налились свинцом, подошла к письменному столу и стала специально греметь ящиком, чтобы Марина проснулась. Но она не реагировала. Я посмотрела на диван, пока доставала деньги, и увидела холмик, покрытый одеялом, поза была явно неестественная; наверное, он ее оглушил, подумала я, отдавая ему доллары. Я снова посмотрела на диван, и тут на меня повеяло ледяным холодом и ужасом, словно пуля вонзилась в сердце и сковала тело. - Что с Мариной? - тихо спросила я. - Марина приказала долго жить, - сказал Петр и откинул одеяло. Она лежала в белом махровом халате, который ей подарил Николай из Благовещенска. Руки и ноги были связаны, она лежала вниз животом, повернув голову к окну, глаза были закрыты, а около рта какие-то две капельки на простыне, последний выдох застыл на губах. Тело выгля- дело как брошенная одежда, - казалось, самой Марины в нем не было. - Куда ты ее пырнул? - спросила я. - Я ее задушил, - ответил он. Тогда я посмотрела на шею и увидела три темно-синих полосы, как от жгута или проволоки. - Так, ну все, - сказал Петр и схватил меня одной рукой за одежду, а другой приставил нож к горлу. Я посмотрела на него - лицо как пергамент, обескровленные губы и взгляд осьминога. Сейчас он будет меня убивать. Возник даже не страх, а какой-то контакт с ледяной реальностью. От него шла дикая, первозданная Каинова энергия. Это не дух агрессии или злобы, обычный для поведения людей, дух убийства другой, он как дыхание с того света, скорее из "междусветья", как из темного и холодного туннеля. Снова раздался приказ: - На колени, руки за спину, - он говорил тихо, твердо и хладнокровно. Там не было ненависти, он просто 313 хотел меня ликвидировать. Я снова оказалась на полу; и накинутая веревка уже впилась в мою шею, кровь резко начала приливать к голове, возникло сладковатое ощущение помутнения сознания, оно стало отключаться в буквальном смысле, все вещи мгновенно потеряли ценность, время остановилось, пространство сжалось, какая-то пропасть открылась под моими ногами, скорее, бездна внутри меня самой, словно какое-то новое измерение, войти в которое можно, только задохнувшись. Возникло смешанное чувство и страха, и интереса - что там? Но страх победил. "Я не хочу туда прыгать, мне еще рано, а меня хотят туда столкнуть". Я с силой отодвинула веревку от шеи и сказала хриплым голосом: - Пожалей меня, не убивай, я никому ничего не скажу, у меня больная мать, Марину не вернешь, хватит смертей, у тебя же дети... Я начала говорить без умолку, постепенно вернулся нормальный голос, было понятно, что эти моления нельзя прерывать, они продлевают мне жизнь, иначе затянется петля. Я стала говорить "жалостные" вещи, не переставая. Мне удалось встать на ноги и говорить с ним, глядя в глаза. Передо мной стояло существо какого-то иного порядка, с которым нельзя договориться, его можно только умолять. Ему явно не нравилось, что я говорю, это лишало его силы и решимости. Постепенно замученная жизнь в нем самом стала пробиваться сквозь "металлическое" лицо, а в осьминожьих глазах стало мелькать что-то человеческое. И тут я ощутила какую-то неведомую силу, которая была на моей стороне, и мои мольбы стали носить характер убеждения и гипноза. Наконец он сказал: - Ну хорошо, уговорила. Я тебя сейчас свяжу, ударю бутылкой по голове, пойдем, возьмем ее из холодильника, ты, как сможешь, доползешь до телефона, вызовешь милицию, а когда они придут, скажешь, что были какие-то мужики в масках и ты ничего не помнишь. 314 Я снова приступила к мольбам. Но тут во мне самой что-то дрогнуло, возникло отвращение и к нему, и к себе самой, что я так унизительно борюсь за свою жизнь, умоляю какую-то срамную тварь с интеллектом ящерицы и повадками анаконды, которая ничего не может, только убить. Тогда я не знала, что он болен, что какая-то женщина, когда он работал еще в милиции, обрызгала его удушающим газом и написала бритвой на его лбу слово "мент", после чего он, в страхе за свою семью, сбежал из Москвы, наглотавшись таблеток; что он состоял на учете в психдиспансере, - все это я узнала потом, когда велось следствие. А пока я стояла и умоляла его не убивать меня, взывая, как говорят, к милости. - Я не хотел ее убивать, так получилось, слово за слово, - вдруг проговорил он и схватился за голову. Но потом, как бы очнувшись, сказал: - Так, приказываю, возьми на кухне тряпку, принеси сюда и сотри отпечатки пальцев с этого ножа, - он протянул мне наш кухонный нож с красной ручкой, я только тогда узнала его. Когда я это проделала, он приказал поставить нож на место. Затем стал укладывать в свою сумку видеомагнитофон и радиотелефон, который Игорь подарил Марине. - Найди мне большую сумку, - сказал Петр, подойдя к телевизору, - я возьму его с собой. Я на дрожащих ногах полезла на антресоли, но такой большой сумки, чтобы в нее уместился телевизор, я не нашла. Петр все время стоял рядом. - Ну ладно, пусть остается, - сказал он, и стал стирать отпечатки пальцев с корпуса телевизора, за который брался руками. Потом он мне сказал, что я должна говорить в милиции, попросил надеть свитер с высоким воротником, запудрить на шее проступившую от веревки красноватую полосу (он не предполагал, что через несколько часов она превратится в бордовую и никакая пудра ее не 315 скроет). Потом, позвякивая ключами от нашей квартиры, которые он достал из пальто Марины, сказал: -Ну смотри... если что, то из-под земли... и помни, у меня двое детей, друзья в милиции... Когда он ушел, со мной началась истерика, я подбежала к Марине, стараясь перевернуть ее на спину, у меня ничего не получалось, не было сил; я стала вызывать "скорую помощь", там было занято, я вызвала милицию, которая приехала очень быстро. Прибывшая вместе с ними женщина-врач, от которой пахло перегаром, спросила у меня: - Ну что, много выпили? Чей любовник постарался - ее или твой? - и, обратившись к санитару, сказала: - Зеркало давай. Я видела только, как она подставила зеркальце к губам Марины, потому что следователь увел меня на кухню для допроса. После допросов, уже в милиции, прежде чем отправить меня в камеру до окончательного выяснения обстоятельств дела, меня остановили около "обезьянника" - прозрачной камеры, в которой содержались задержанные бомжи и прочие личности. Какая-то грязная пьяная тетка украла целлофановый пакет у спящего парня, рядом с которым уже сидел Петр Миридонов. Она стала доставать оттуда крабовые палочки и есть. Милиционер заметил, вырвал у нее пакет, разбудил парня и отдал ему. "Если она его трогала руками, мне это не нужно", - сказал парень, брезгливо скривив губы. Милиционер кинул пакет обратно тетке. "Повезло тебе, клюшка", - сказал он ей. К ней подсела еще одна пьяная женщина, и они с аппетитом стали поглощать содержимое пакета. Из моей куртки вытянули все шнурки, отобрали ключи и поместили в одиночную камеру, в которой была только дверь с решеткой, сквозь нее пробивался яркий электрический свет. Я легла на деревянный настил и стала открывать и закрывать глаза, все еще надеясь, что это сон... 316 Какие-то пьяные женщины из соседней камеры начали танцевать, изо всех сил топая по деревянному настилу. Они ругались матом и пели частушки того же содержания. Наконец они затихли, я закрыла глаза, и передо мной обозначились три полосы от веревки на шее Марины; любовь, познание и свобода - вспомнились мне три главные категории ее философии, теперь они, наверное, обрели тринитарное единство. И тут вдруг явилась душа Марины - это был крылатый светящийся образ, похожий на херувима, изображаемого в храмах... В моем сознании сами собой зазвучали стихи, которые когда-то мне читала Марина: Безмерность духа восхожденья, Прозрачность ангельского пенья, Бездонность неба голубого И близость друга дорогого...