Те, кто встречает людей знания, ждут от них нравоучений и относятся к ним, как к моралистам. Но цель этих людей служить истине, а не оправлывать благочестивые надежды. Дервиш, фигурировавший в этой истории, говорят, никто иной, как Хаджи ад-дин Кубра -- один из величайших суфийских святых. Он основал орден Кубравийа ("Величайшее братство"), который имеет много общего с основанным позднее орденом святого Франциска. Как и святой из Асиза, Хаджи ад-дин прославился своей сверхъестественной властью над животными. Хаджи ад-дин был одним из шестисот тысяч горожан, погибших во время разрушения Хорезма в 1221 году. Утверждают, что монгольский завоеватель Чингиз-хан, зная о его славе, обещал сохранить ему жизнь, если он добровольно сдастся. Но Хаджи ад-дин Кубра вышел вместе с другими на защиту города и позднее был найден среди убитых. Предвидя эту катастрофу, Хаджи ад-дин незадолго до нашествия монгольских орд отпустил от себя своих учеников и направил их в безопасные места. СОБАКА И ОСЕЛ Один человек изучил язык животных. Однажды он прогуливался по деревне, как вдруг его внимание привлек какой-то шум. В конце улицы он увидел осла, отчаянно ревущего на собаку, которая что есть сил лаяла на него. Человек приблизился и стал слушать. -- Все это говорит только о траве и пастбищах, -- говорила собака, -- я же хочу тебе поведать о мясе и костях, ибо я этим питаюсь. Тут человек не мог более сдерживаться и вмешался в их разговор: -- Вы могли бы придти к чему-то общему, если бы поняли, что полезность сена подобна полезности мяса. Животные резко обернулись к незванному гостю. Собака на него свирепо залаяла, а осел так сильно его лягнул задними ногами, что он свалился без чувств. Не обращая на него более никакого внимания, собака и осел продолжили свой спор. Эта басня, напоминающая одну из басен Руми, взята из знаменитой коллекции Меджнуна Каландара. В течение сорока лет он странствовал по свету и рассказывал на базарных площадях обучающие истории. Одни говорят, что он был сумасшедшим (его имя так и переводится), другие -- что он один из "преображенных", развивших в себе способность воспринимать связь между такими вещами, которые обычному человеку кажутся ничем не связанными. ТУФЛИ БЛАГОЧЕСТИВЫХ ЛЮДЕЙ Два благочестивых и достойных человека вошли в мечеть в одно и то же время. Первый снял свои туфли и, аккуратно придвинув друг к дружке, оставил их за дверью. Второй тоже снял туфли, сложил их подметками и, сунув за пазуху, вошел в мечеть. Это событие возбудило спор между другими благочестивыми и достойными людьми, которые сидели у входа и все видели. Они решили выяснить, кто из этих двух поступил лучше. "Человек вошел в мечеть босой -- так не лучше ли было оставить свою обувь за дверью?" "Мы не учитываем одного: он мог взять с собой туфли для того, чтобы они ему напоминали в священном месте о должном смирении, -- возразил другой". Но вот те люди, совершив молитву, вышли на улицу. Спорщики, разделившиеся на два лагеря, окружили каждый своего героя и стали расспрашивать, чем были продиктованы их поступки. Первый человек сказал: "Я оставил свои туфли за дверью, руководствуясь вполне обычными соображениями: если бы кто-нибудь захотел их украсть, он имел бы возможность побороть свое греховное искушение и таким образом приобрел бы заслугу для будущей жизни". Слушатели были восхищены благородным образом мыслей этого человека, который так мало заботился о своей собственности и отдался на волю случая. В это же время второй человек объяснил своим сторонникам: "Я взял туфли с собой потому, что, оставь я их на улице, они могли бы возбудить соблазн в душе какого-нибудь человека. Тот, кто поддался бы искушению и украл их, сделал бы меня сообщником на страшном суде". Мудрость и благородство этого человека привело в восторг всех, кто его слушал. Но в этот момент другой человек, присутствующий среди них, который был настоящим мудрецом, воскликнул: -- О слепцы! Пока вы здесь предавались возвышенным чувствам, развлекая друг друга примерами благородства, произошло нечто реальное. -- Что произошло? -- спросили все разом. -- Никто не был искушен туфлями, -- продолжал мудрец, -- никто не был искушаем туфлями. Предполагаемый грешник не прошел мимо них. Вместо этого в мечеть вошел другой человек. У него не было туфель совсем, так что он не мог ни оставить их снаружи, ни внести их внутрь. Никто не заметил его поведения. А сам он меньше всего думал о том, какое впечатление он произведет на тех, кто на него смотрит или не смотрит. Но благодаря реальной искренности его молитвы сегодня в этой мечети самым непосредственным образом помогли всем потенциальным ворам, которые могли или не могли украсть туфли или могли бы исправиться, устояв перед искушением. Разве вы не поняли еще, что практика благочестия, какой бы прекрасной она ни была сама по себе, теряет свою ценность, когда узнаешь о существовании реальных мудрецов. Это сказание приводится довольно часто. Оно взято из учений ордена Килватийа ("Затворники"), основанного Омаром Килвати. В ней иллюстрируется аргумент, общеизвестный среди дервишей: те, кто развивает в себе особые внутренние качества, оказывает большее влияние на общество, чем те, кто пытается действовать только согласно определенным моральным принципам. Первые называются "люди реального действия", а вторые -- "те, кто не знает, но играет в знание". ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ХОДИЛ ПО ВОДЕ Один ограниченный дервиш из религиозно-аскетической школы прогуливался по берегу реки, размышляя над моральными и схоластическими проблемами, ибо в школе, к которой он принадле-жал, суфийские учения применялись именно в таком духе. Сентиментальную религию дервиш принимал за поиски конечной истины. Вдруг чей-то громкий голос, донесшийся с реки, прервал его размышления. Он прислушался и услышал дервишский призыв. "Этот человек занимается бесполезным занятием, -- сказал он себе, -- потому, что неправильно произносит формулу. Вместо того, чтобы произносить "йа ха", он произносит "а йа ха". Подумав немного, дервиш решил, что как более внимательный и прилежный ученик, он обязан научить этого несчастного, который, хотя и лишен возможности получать правильные указания [от постоянного Учителя], все же изо всех сил, по-видимому, старается привести себя в созвучие с силой в этих звуках. Итак, он нанял лодку и поплыл к острову, с которого доносился голос. На острове в каменной хижине он увидел человека в дер-вишской одежде, время от времени громко повторяющего все так же неправильно посвятительную формулу. -- Мой друг, -- обратился к нему первый дервиш,-- ты неправильно произносишь священную фразу. Мой долг сказать тебе об этом, ибо приобретает заслугу как тот, кто дает совет, так и тот, кто следует совету. -- И он рассказал ему, как надо произносить призыв. -- Благодарю тебя, -- смиренно ответил второй дервиш. Первый дервиш сел в лодку и отправился в обратный путь, радуясь, что совершил доброе дело. Ведь кроме всего прочего он слышал, что человек, правильно повторяющий священную формулу, может даже ходить по воде. Такого чуда он ни разу в своей жизни не видел, но почему-то верил, что оно вполне возможно. Некоторое время из тростниковой хижины не доносилось ни звука, но дервиш был уверен, что его усилия не пропали зря. И вдруг до него донеслось нерешительное "а йа..." второго дервиша, который опять по-старому начинал произносить звуки призыва. Дервиш начал было размышлять над тем, до чего же все-таки упрямы люди, как они закоснели в своих заблуждениях, и вдруг замер от изумления: к нему прямо по воде, как посуху, бежал второй дервиш. Первый дервиш перестал грести и, как завороженный, не мог оторвать от него взгляда. Подбежав к лодке, второй дервиш сказал: -- Брат, прости, что я задерживаю тебя, но не мог бы ты снова разъяснить мне, как должна по всем правилам произноситься формула? Я ничего не запомнил. Мы можем передать лишь одно из многих значений этой сказки, потому что в арабских текстах обычно используются омонимы -- слова, одинаковые по звучанию, но имеющие разный смысл. Такое свойство языка свидетельствует о том, что он пришел к нам от более древних культур и предназначен для того, чтобы глубже описать сознание, а также нечто, связанное с внешней моралью. Помимо того, что это сказание представлено в популярной литературе на Востоке, находящейся в обращении, оно встречается в дервишских манускриптах, иногда очень древнего происхождения. Настоящая версия принадлежит ордену Ассасинийа ("Сущностный", "Первоначальный"), существующему на Ближнем и Среднем Востоке. МУРАВЕЙ И СТРЕКОЗА Благоразумный и упорный муравей смотрел на цветочный нектар, как вдруг на цветок ринулась стрекоза, попробовала нектара и отлетела, потом снова подлетела и присосалась к цветку. -- И как только ты живешь без работы и без всякого плана? -- сказал муравей. -- Если у тебя нет ни реальной, ни относительной цели, какова же особенность твоей жизни и каким будет ее конец? Стрекоза ответила: -- Я счастлива и больше всего люблю удовольствия. Это и есть моя жизнь и моя цель. Моя цель -- не иметь никаких целей. Ты можешь строить для себя какие угодно планы; но ты не смо-жешь убедить меня в том, что я несчастлива. Тебе -- твой план, а мне -- мой. Муравей ничего не ответил, но подумал: "То, что для меня очевидно, от нее скрыто. Она ведь не знает, каков удел муравьев. Я же знаю, каков удел стрекоз. Ей -- ее план, мне -- мой". И муравей пополз своей дорогой, ибо сделал все, что было в его силах, чтобы предостеречь стрекозу. Прошло много времени, и их дороги опять сошлись. Муравей заполз в мясную лавку и, примостившись под чурбаком, на котором мясники рубили мясо, стал благоразумно ожидать своей доли. Вдруг в воздухе появилась стрекоза. Увидев красное мясо, она стала плавно снижаться на чурбан. Только она уселась, огромный топор мясника резко опустился на мясо и разрубил стрекозу надвое. Половинка ее тела скатилась вниз, прямо под ноги муравью. Подхватив добычу, муравей поволок ее в свое жилище, бормоча себе под нос: "Твой план закончился, а мой продолжается. "Тебе -- твой план" больше не существует, а "мне -- мой" начинает новый цикл. Наслаждение казалось тебе важным, но оно мимолетно. Ты жила ради того, чтобы поесть и в конце концов самой быть съеденной. Когда я тебя предостерегал, ты решила, что я брюзга и отравляю тебе удовольствие". Почти такая же притча встречается в "Божественной книге" Аттара, хотя там она имеет несколько иное значение. В настоящем варианте история была рассказана одним бухарским дервишем возле гробницы аль-шаха Бахааддина Накшбанда семь столетий назад. Она взята из суфийской записной книжки, сохранившейся в Великой мечети Джелалабада. СКАЗАНИЕ О ЧАЕ В древние времена рецепт приготовления чая был известен только в Китае. Слухи о чае распространяясь по всему свету, дошли до мудрецов и невежд, и каждый пытался как можно больше узнать о нем, в соответствии с тем, каким он его себе представлял. Король Инджа ("Здесь") снарядил в Китай посольство, которое получило от китайского императора немного чая для своего правителя. Но увидев, что даже простые китайские крестьяне пьют чай, посланники Инжда решили не привозить своему султану столь грубый напиток, к тому же они были убеждены, что китайский император обманул их и вместо небесного напитка подсунул какую-то дрянь. Между тем величайший философ из Анджа ("Там") собрал все, какие только мог, сведения о чае и пришел к выводу, что это некая субстанция, которая в самом деле существует, но редко встречается и принадлежит к порядку вещей, мало известных. Ибо о нем нельзя было сказать ничего определенного: трава это или вода, зеленый он или черный, горький или сладкий? В странах Кашиш и Бебинев на протяжении целых столетий люди пробовали все травы, какие им только попадались. Многие травы оказались ядовитыми, чем весьма разочаровали исследователей. А так как никто не завез в их земли семена чайных кустов, все их поиски были тщетными. Они перепробовали все-возможные жидкости, но с тем же успехом. На территории Мезхаба при исполнении религиозных обрядов процессия жрецов перед толпой верующих провозила небольшой ларь, наполненный чаем. Но никому и в голову не приходило приготовить из него напиток. Они даже не знали, как это делается. Все были убеждены, что чай сам по себе обладает магическими свойствами. Однажды один мудрый человек сказал: "Вы невежды! Полейте его кипящей водой". Но его тут же схватили и распяли, потому что, согласно их вере, такие действия могли бы разрушить свойства чая. Подобный совет мог дать только отъявленный еретик и враг религии. Незадолго до смерти мудрый человек раскрыл секрет приготовления чая небольшому кругу людей. Этим людям удалось сохранить немного чая, и они тайно приготовляли его и пили. Один человек, застав их за чаепитием, спросил: "Что вы делаете?" Они ответили ему: "Это лекарство, которым мы лечимся от одной болезни". Итак, одни видели чайные кусты, но не обращали на них никакого внимания. Другие предлагали его испробовать, но люди отказывались, полагая, что это напиток для простых людей. Третьи владели чаем, но вместо того, чтобы пить его, поклонялись ему. За пределами Китая лишь несколько человек пили чай, да и то в строгой тайне. Но вот пришел человек знания и сказал купцам, занимающимся чайной торговлей, любителям чая и другим: -- Тот, кто испытал, -- знает. Кто не испытал -- не знает. Вместо того, чтобы произносить пустые речи о небесном напитке, предлагайте его людям на ваших пирах. Те, кому чай понравится, попросят еще. Те же, кому он не понравится, покажут этим, что недостойны сделаться его почитателями. Закройте лавки красноречия и таинственности и откройте чайханы опыта. Итак, от города к городу, от села к селу потекли по Шелковому Пути караваны с чаем. Купцы, чем бы они ни торговали -- нефритом, драгоценными камнями или шелком -- останавливались на отдых, приготавливали чай, если умели, и предлагали его местным жителям, знали те о нем или нет. Так появились чайханы, которые строились на всем пути от Пекина до Бухары и Самарканда. И те, кто пробовали, -- знали. Вначале, как всегда бывает, чаем заинтересовались только великие и проницательные мыслители, давно искавшие небесный напиток. Их отношение к чаю сводилось к таким стереотипным фразам: "Но ведь это обыкновенная сушеная трава" или "Почему ты кипятишь воду, чужестранец? Ведь я прошу у тебя небесного напитка". А иные из них говорили: "Как мне знать, что это такое. Докажите, что это чай. Да и цвет вашей жидкости не золотой, а коричнево-желтый". Когда истина сбросила с себя покров тайны и чай стал доступен всем, кто хотел его попробовать, роли людей поменялись, и те, кто высказывались теперь подобно этим мудрецам, оказались в дураках. Такая ситуация сохраняется и по сей день. Всевозможные напитки традиционно символизируют в литературе поиск высшего знания. Кофе, самый новый из общепринятых напитков, был открыт дервишским шейхом Абу аль-Хасаном Шадхили в Мекке (Аравия). Хотя суфии и другие люди вполне ясно заявляют, что "магические напитки" (вино, вода жизни) являются аллегорией особого опыта, буквалисты склонны верить, что происхождение подобных мифов связано с открытием наркотических или опьяняющих свойств алкоголя. По мнению дервишей, подобные представления отражают неспособность поверхностных исследователей понять, что сами дервиши пользуются аналогиями. Это сказание взято из учения мастера Хамадени; учителя великого Йасави из Туркестана. КОРОЛЬ, РЕШИВШИЙ СТАТЬ ЩЕДРЫМ Жил-был в Иране султан. Однажды он попросил дервиша расска-зать какую-нибудь историю. Дервиш начал так: "Ваше величество, я расскажу вам историю о Хаким Тае, аравийском султане, который был самым щедрым человеком от сотворения мира. И если вы сумеете стать таким же щедрым, как он, вы воистину прославитесь как величайший правитель на свете. -- Рассказывай, -- произнес султан, -- но знай, если твоя история придется мне по душе, ты поплатишься головой за то, что навлек тень сомнения на мою щедрость. А сказал он так потому, что при персидском дворе полага-лось говорить монарху, что тот уже имеет все самые высшие качества, какие только можно приобрести в мире в прошлом, в настоящем и в будущем. -- Чтобы походить на Хаким Тая, -- продолжал дервиш как ни в чем не бывало (ибо дервишей не так-то просто устрашить), нужно и в буквальном смысле и по духу превзойти щедростью всех людей. И дервиш рассказал такую историю: "Один завистливый султан, правивший соседним с Аравией государством, пожелал завладеть богатствами, деревнями, оазисами, верблюдами и солдатами Хаким Тая и послал к Хакиму гонцов с таким посланием: "Ты должен добровольно сдаться мне, иначе я пойду на тебя войной и разорю все твое царство, а тебя самого захвачу в плен". Когда гонцы передали это предупреждение, советники Хаким Тая предложили ему готовиться к войне. -- Все твои подданные, и мужчины и женщины, все, кто способен держать в руках оружие, готовы сразиться с врагом и, если надо, сложить головы на поле брани за своего любимого султана, -- сказали они. Но Хаким, ко всеобщему удивлению, ответил так: -- Я не желаю возлагать на вас бремя своей власти и проливать ради себя вашу кровь. Лучше я уступлю ему престол, ибо не годится щедрому жертвовать ради себя хотя бы одной человеческой жизнью. Если вы по доброй воле сдадитесь на его милость, он удовлетворится тем, что сделает вас своими подда-ными и обложит умеренной данью, зато вы сохраните свои жизни и имущество. Но если вы окажете ему сопротивление, он, в случае победы, по законам войны будет вправе всех вас истребить или обратить в своих рабов. Сказав это, Хаким Тай снял с себя свои царские одежды и, взяв с собой только крепкий посох, отправился в путь. Добравшись до близлежащих гор, он облюбовал себе пещеру и погрузился в созерцание. Многие аравийцы прославляли бывшего правителя за его великую жертву, ибо для их спасения он не пожалел ни своих богатств, ни трона. Но многие, и в особенности те, кто жаждал славы на поле сражения, были весьма недовольны. "Откуда мы знаем, что он не самый обыкновенный трус?!" -- восклицали они в сердцах. Другие, не столь отважные, вторили им: "Да, конечно, он спасал прежде всего свою собственную жизнь и покинул нас на произвол судьбы. Чего можно ждать от чужого правителя, который к тому же столь вероломен и жесток, что не пощадил даже своих ближайших соседей?". Были и такие, которые, не зная чему верить, просто молчали, ожидая, что время вынесет свой приговор. Между тем вероломный султан вторгся во владения Хаким Тая и, не встречая на своем пути сопротивления, захватил все его царство. Радуясь такой легкой победе, он не увеличил нало-гов, которые взымал в свое время Хаким Тай за то, что правил народом и защищал справедливость. Казалось бы, этот султан добился всего, чего хотел: приба-вил к своим владениям новое государство, удовлетворил свою алчность, и все-таки он не находил покоя. Его шпионы то и дело докладывали ему, что в народе говорят, будто бы своей победой он обязан только щедрости Хаким Тая. И вот однажды, не в силах более сдерживать своего гнева, он воскликнул: "Я не стану истинным хозяином этой страны до тех пор, пока не захвачу самого Хаким Тая. Пока он жив, мне не удастся завоевать сердца этих людей. Ведь они только для вида признают меня своим господином". Тут же по всей стране был оглашен указ о том, что человек, который доставит во дворец Хаким Тая, получит в награду пять тысяч золотых. Хаким Тай в это время по-прежнему находился в своем укрытии и, конечно, ни о чем не подозревал. Как-то, сидя перед своей пещерой, скрытый зарослями, он услышал, разговор старого дровосека со своей женой. "Дорогая, -- говорил дровосек, -- я намного старше тебя и если скоро умру, ты останешься одна с нашими маленькими детьми. Вот если бы нам удалось поймать Хаким Тая, за которого новый правитель обещает пять тысяч золотых, твое будущее и будущее наших детей было бы обеспечено". -- Как тебе не стыдно -- с негодованием ответила женщина, -- да лучше мне с детьми умереть голодной смертью, чем запятнать себя кровью самого щедрого человека на свете, который ради нас пожертвовал всем, что имел. -- Я тебя прекрасно понимаю, но каждый человек думает прежде всего о своих интересах, а на мне лежит забота о семье. И потом, все больше людей с каждым днем склоняются к мысли, что Хаким просто струсил. Может быть, со временем они и будут искать всевозможные доводы в его оправдание, но сейчас... -- Только из алчности ты решил, что Хаким трус. Побольше таких умников, как ты, и окажется, что его жизнь и вовсе не имела никакого смысла. Тут Хаким вышел из своего укрытия и, представ перед изум-ленными супругами, сказал, обращаясь к дровосеку: -- Я -- Хаким Тай. Отведи меня к правителю и потребуй от него обещанную награду. Его слова произвели на старого человека такое сильное впечатление, что он, устыдившись своего поведения, заплакал и сказал: -- Нет, о великий Хаким, я не могу этого сделать. -- Если ты меня не послушаешь, я сам явлюсь к султану и расскажу ему, что ты меня укрывал. Тогда тебя казнят за измену. Между тем люди, разыскивающие в горах беглого султана, услышали их спор и подошли к ним. Поняв, что перед ними ни кто иной, как сам Хаким Тай, они схватили его и повели во дворец. Позади всех плелся несчастный дровосек. Представ перед правителем, каждый из толпы, стараясь перекричать остальных, заявлял, что именно он первым схватил Хакима. Султан же, ничего не понимая, смотрел то на одного, то на другого, не зная, как поступить. Тогда Хаким попросил позволения говорить и сказал: "О, султан, если ты хочешь решить это дело по справедливости, то выслушай меня. Награды заслуживает только тот старик, а не эти люди. -- И Хаким указал на дровосека, стоявшего в стороне. -- Выдай ему обещанные пять тысяч и поступай со мной, как хочешь". Тут дровосек вышел вперед и рассказал правителю о том, как Хаким ради спасения его семьи предложил себя в жертву. Султан был так изумлен услышанным рассказом, что тут же вернул Хакиму его трон, а сам возвратился назад в свое царство и увел с собой армию". Дервиш окончил рассказ и замолчал. -- Отличная история, дервиш! -- воскликнул иранский султан, позабыв о своей угрозе. -- Из такой истории можно извлечь пользу. Но для тебя она в любом случае бесполезна, ведь ты ничего не ждешь от этой жизни и ничем не владеешь. Другое дело я. Я султан, и я богат. Аравийские правители, питающиеся вареными ящерицами, не могут сравниться с персидскими, когда речь идет об истинной щедрости. Меня посетила счастливая мысль, но не будем тратить время на болтовню, к делу! И султан тут же велел созвать к себе самых лучших в Иране архитекторов и строителей, когда же они, коленопреклоненные, предстали перед ним, приказал им выстроить на широкой городской площади дворец с сорока окнами, чтобы в нем размещалась огромная казна для золотых монет. Спустя некоторое время такой дворец был выстроен. Султан приказал заполнить размещавшуюся в нем казну золотыми монетами, и со всей страны в столицу согнали множество людей, верблюдов и слонов, которые в течение нескольких месяцев перевозили золото из старой казны в новую. Наконец, когда работы были окончены, глашатаи огласили указ: "Слушайте все! По воле царя царей, фонтана щедрости выстроен дворец с сорока окнами. С этого дня Его Величество через эти окна собственноручно будет раздавать золото всем нуждающимся. Спешите все ко дворцу!". Итак, ко дворцу потекли, что вполне естественно, неисчислимые толпы народа. Изо дня в день султан появлялся в одном из сорока окон и одаривал каждого просителя золотой монетой. И вот однажды, раздавая милостыню, султан обратил внимание на одного дервиша, который каждый день подходил к окну, получал свою золотую монету и уходил. Поначалу монарх решил, что дервиш берет золото для какого-либо бедняка, который не в состоянии придти за милостыней сам. Затем, увидев его снова, он подумал: "Может быть, он следует дервишскому принципу тайной щедрости и одаривает золотом других". И так каждый день, завидев дервиша, он придумывал ему какое-нибудь оправдание. Но когда дервиш пришел в сорок первый раз, терпению султана пришел конец. Схватив его за руку, монарх в страшном гневе закричал: "Наглое ничтожество! Сорок дней ты ходишь сюда, но еще ни разу не поклонился мне, даже не произнес ни одного благодарственного слова. Хоть бы улыбка однажды озарила твое постное лицо. Ты что же, копишь эти деньги или даешь их в рост? Ты только позоришь высокую репутацию залатанного одеяния!" Только султан умолк, дервиш достал из рукава сорок золотых монет, которые он получил за сорок дней, и, швырнув их на землю, сказал: -- Знай, о султан, что щедрость тогда воистину щедрость, когда проявляющий ее соблюдает три условия. Первое условие -- давать, не думая о своей щедрости. Второе -- быть терпеливым. И третье -- не питать в душе подозрений. Этот султан так никогда и не стал по-настоящему щедрым. Щедрость для него была связана с его собственными представле-ниями о "щедрости", и он стремился к ней только потому, что хотел прославиться среди людей. Эта традиционная история, известная читателям из классического произведения на урду "Истории четырех дервишей", кратко иллюстрирует весьма важные суфийские учения. Соперничество без основных качеств, подкрепляющих это соперничество, ни к чему не приводит. Щедрость не может быть развита в человеке до тех пор, пока другие добродетели так же не будут развиты. Некоторые люди не могут учиться даже после того, как перед ними обнажили учение. Последнее продемонстрировано в сказании первым и вторым дервишами. ЛЕЧЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ КРОВЬЮ Мауляну Бахааддина Накшбанда спросили однажды: "Как объяснить встречающиеся во многих историях случаи, когда великие учителя одним взглядом или каким-либо иным косвенным воздействием одухотворяли невежественных людей или детей, находящихся с ними в контакте?" В ответ Бахааддин рассказал следующую притчу, заметив при этом, что притчи тоже представляют собой метод косвенного одухотворения. Итак, вот история, рассказанная Накшбандом: Во времена великой Византийской империи один из визан-тийских императоров заболел какой-то странной болезнью и никто из его докторов не знал от нее лекарства. Во все концы страны были разосланы гонцы, которые должны были оповестить великих мудрецов и искусных лекарей о болезни византийского государя и подробно описать им симп-томы этой болезни. Один посланец прибыл в школу аль-Газали, ибо слава этого величайшего восточного мудреца достигла Византии. Выслушав послание, аль-Газали попросил одного из своих учеников отправиться в Константинополь и осмотреть императора. Когда этот человек, а звали его аль-Ариф, прибыл к византийскому двору, его приняли со всевозможными почестями и тут же ввели в императорские покои. Шейх аль-Ариф первым делом спросил у придворного врача, какие лекарства уже применяли и какие намеревались применять. Затем он осмотрел больного. Кончив осмотр, аль-Ариф сказал, что необходимо созвать всех придворных и тогда он сможет назвать средство, которое излечит императора. Все приближенные собрались в тронном зале и суфий обратился к ним: -- Его Императорскому величеству лучше всего использовать веру. -- Его величество нельзя упрекнуть в недостатке веры, но вера нисколько не помогает ему исцелиться, -- возразил духовник императора. -- В таком случае, -- продолжал суфий, -- я вынужден заявить, что на свете есть только одно средство для спасения императора, но оно такое страшное, что я даже не решаюсь его назвать. Тут все придворные принялись его упрашивать, сулить богатства, угрожать и льстить, и наконец, он сказал: -- Император излечится, если искупается в крови нескольких сотен детей не старше семи лет. Когда страх и смятение, вызванные этими словами, несколько улеглись, государственные советники решили, что это средство нужно попробовать. Некоторые, правда, сказали, что никто не имеет права брать на себя ответственность за такую жестокость, подсказанную к тому же чужеземцем сомнительного происхожде-ния. Большинство, однако, придерживалось мнения, что все средства хороши, когда речь идет о спасении Великого императора, которого все уважали и чуть ли не обожествляли. Когда об этом рассказали императору, он наотрез отказался. Но его принялись упрашивать: "Ваше Величество, вы не имеете права отказываться, ведь ваша смерть большая потеря для империи, чем смерть всех ваших подданных, не говоря уже о детях". В конце концов им удалось его убедить. Тут же по всей стране были разосланы указы о том, что все византийские дети не старше семи лет к определенному сроку должны быть доставлены в Константинополь, чтобы быть принесенными в жертву ради здоровья императора. Матери обреченных детей проклинали правителя, чудовищ-ного злодея, который ради своего спасения решил погубить их дорогие чада. Некоторые женщины, однако, молили Бога ниспослать здоровье императору до страшного дня казни. Между тем с каждым днем император все сильнее чувство-вал, что он ни в коем случае не должен допускать такого ужасного злодеяния как убийство маленьких детей. Угрызения совести приносили ему страшные муки, не оставлявшие его ни днем, ни ночью. Наконец, он не выдержал и велел объявить: "Я лучше умру сам, чем допущу смерть невинных созданий". Только он произнес эти слова, как его болезнь стала ослабевать, и вскоре он совершенно выздоровел. Ограниченно мыслящие люди тут же решили, что император был вознагражден за свой добрый поступок. Другие, им подобные, объясняли его выздоровление тем, что матери обреченных детей обрели утешение и Бог смилостивился над ним. Когда суфия аль-Арифа спросили о причине исцеления государя, он сказал: "Поскольку у него не было веры, он нуждался в чем-то равном ей по силе. Таким образом, исцеление пришло к нему благодаря его сосредоточенности, соединенной с желанием матерей, которые возносили горячие молитвы о выздоровлении императора до страшного дня казни". Но скептики говорили: "По божественному провидению император исцелился молитвами святого духовенства до того, как кровожадный рецепт сарацина был воплощен в жизнь, ибо разве не очевидно, что этот чужеземец хотел уничтожить наших детей, чтобы не смогли они истребить его народ, когда станут взрослыми". Когда этот случай передали аль-Газали, он сказал: "Чтобы добиться в чем-то результата, необходимо применить метод, разработанный специально для того, чтобы действовать в назначенное время и вести к достижению определенного результата". Подобно тому как суфийский лекарь должен был приспособить свой метод к людям, окружавшим его, так и дервишский духовный учитель может пробудить скрытые познания ребенка или невежественного человека даже в области изучения истины, и он это делает, применяя известные ему методы, созданные специально для этой цели. Это последнее объяснение принадлежит нашему мастеру Бахааддину. Ходжа Бахааддин стал главой ордена Хаджаганийа в Центральной Азии в XIV столетии. Его прозвище "Накшбанд", означающее художник, стало названием школы. Бахааддин из Бухары преобразовал учение мастеров, как говорят, приспособив практику к повседневным условиям и черпая традиции в первоисточниках. Семь лет он был придворным, семь лет -- пастухом и еще семь лет работал на строительстве дорог, прежде чем стал обучающим мастером. Его самого обучал Баба аль-Самаси. Пилигримы стекались в учебный центр Бахааддина "с другого конца Китая". Члены ордена, распространившегося на территориях Турции и Индии и даже в Европе и Африке, не носили каких-либо отличительных одежд, и о них известно еще меньше, чем о любом другом ордене. Бахааддин был известен как аль-Шах. Некоторые величайшие персидские классики были накшбандами. Основные книги накшбандов -- это "Учение аль-Шаха", "Тайны накшбандийского пути", "Капли из источника жизни". Эти произведения существуют только в рукописях. Это сказание взято из произведения "Беседы нашего мастера"; книга эта имеет также другое название -- "Учения шаха". ПЛОТИНА Жила-была вдова с пятью маленькими сыновьями. Ей принадле-жал небольшой клочок земли, орошаемый арыком. Скудного урожая с этого надела им едва хватало, чтобы не умереть с голоду. Но вот однажды жестокий тиран, владелец соседних земель, не посчитавшись с их законным правом пользоваться водой арыка, перекрыл арык плотиной и обрек семью на полную нищету. Старший сын не раз пытался сломать плотину, но безуспешно, ему одному это было не под силу, а его братья были совсем еще детьми. И хотя мальчик понимал, что богачу ничего не стоит восстановить плотину, детская гордость не позволяла ему отказаться от этих отчаянных, но бесплодных попыток. Однажды в видении он увидел своего покойного отца, кото-рый дал ему наставления, укрепившие надежду в его сердце. Вскоре после этого тиран, взбешенный независимым поведением "маленького упрямца", оклеветал его на всю округу, объявил смутьяном и восстановил против него всех соседей. Пришлось мальчику покинуть родной дом и отправиться в далекий город. Там он нанялся слугой к одному купцу и прорабо-тал у него многие годы. Почти весь свой заработок старший брат отсылал домой через путешествующих купцов. Чтобы у этих людей не возникало неприятное чувство, что он навязывается к ним со своими поручениями, да и для них самих было небезопасно помогать семье, находящейся в опале, он просил их передавать деньги его братьям как плату за мелкие услуги, которые они могут оказать путешественникам. Спустя много лет пришло время старшему брату возвратиться в родные края. Годы так изменили его, что когда он подошел к дому и назвал себя братьям, только один из них узнал его, но и сам он был в этом не вполне уверен. -- У нашего старшего брата волосы были черные, -- сказал самый младший. -- Но ведь я постарел, -- ответил старший брат. -- И по его речи и по одежде сразу видно, что этот человек из купцов, -- сказал другой брат, -- а в нашей семье никогда не было купцов. Тогда старший брат рассказал им свою историю, но не смог рассеять их сомнения. -- Я помню, как ухаживал за вами, когда вы были еще совсем детьми, и как вас манила стремительно бегущая вода, остановлен-ная плотиной, -- стал вспоминать пришелец. -- Мы не помним этого, -- сказали братья, ибо детские годы почти полностью стерлись из их памяти. -- Но ведь я посылал вам деньги, на которые вы жили с тех пор, как пересох наш арык. -- Мы не знаем никаких денег. Мы получали только то, что зарабатывали, оказывая различные услуги путешественникам. -- Опиши нашу мать, -- предложил один из братьев, все еще желая получить какие-то доказательства. Старший брат стал описывать мать, но так как она умерла очень давно и братья плохо ее помнили, в его рассказе они увидели множество неточностей. -- Но даже если ты наш брат, чего ты хочешь от нас? -- спросили они. -- Тот тиран умер, -- сказал старший брат, -- его солдаты разбрелись по свету искать новых хозяев, поэтому нам сейчас самое время объединиться и общими усилиями оживить эту землю. -- Я не помню никакого тирана, -- заявил самый младший из братьев. -- Земля была всегда такой, как сейчас, -- сказал другой. -- И почему это мы должны делать то, что ты нам велишь?! -- воскликнул третий. -- Мне бы хотелось тебе помочь, -- сказал четвертый, -- но я не понимаю, о чем ты говоришь. -- Кроме того, -- заговорил первый брат снова, -- мне не нужна вода. Я собираю хворост и разжигаю по ночам костры. Приезжие купцы останавливаются погреться у них, просят меня о различных услугах и платят мне за это. -- Если пустить сюда воду, -- сказал второй, -- она зальет прудок, в котором я развожу декоративных карпов. Проезжие купцы останавливаются полюбоваться на них и одаривают меня по своей щедрости. -- Я сам не против того, чтобы пустить воду, но не уверен, сможет ли она оживить эту землю, -- сказал третий брат. Четвертый брат промолчал. -- Отбросьте все ваши сомнения и скорее примемся за работу. -- Нет уж, мы лучше подождем, пока придут купцы. -- Купцы больше не придут, ведь это я их присылал сюда. Но братья не верили старшему брату и продолжали с ним спорить. А было это как раз зимой, когда купцы не проезжали через их края, так как все дороги, ведущие к ним, были завалены снегом. И прежде, чем весна вошла в свои права и по Шелковому Пути вновь потянулись торговые караваны, новый тиран, который был безжалостней первого, вторгся в их земли. Так как этот разбойник был еще не совсем уверен в своих силах, он искал для захвата заброшенные земли. Никому не принадлежащий канал, перегороженный плотиной, разбудил в его сердце алчные надежды, и он присоединил его к своим владениям и задумал в ближайшем будущем, как только укрепит свою власть, обратить братьев в своих рабов. Пока же ему приходилось с ними считаться, потому что все они были сильными людьми, не исключая и самого младшего. А братья по-прежнему спорят, и теперь вряд ли что-то помешает тирану осуществить свой коварный план. Авторство этой знаменитой истории, используемой на пути Мастеров, Тарика-и-Хаджаган, прослеждивается к Абу Мухаммаду, сыну аль-Касима аль-Рудари. История иллюстрирует загадочное происхождение суфийского учения, приходящего с одной стороны, хотя кажется, что оно приходит с другой. Это объясняется тем, что человеческий ум, подобно братьям из сказки, не способен постичь "истинный источник". Рудари вел "линию преемственности учения" от самых древних суфиев, в особенности от Шибои, Байазида и Хамдана Кассара. ТРИ ДЕРВИША Давным-давно жили три дервиша -- Як, Ду и Си. Первый дервиш пришел с севера, второй -- с запада, третий -- с юга. У этих людей была общая цель: они стремились к глубокой истине и искали Путь. Первый, Як Баба, сидел и размышлял, пока у него не начинала болеть голова. Второй, Ду Ага, стоял на голове, пока у него не отнимались ноги. Третий, Си Каландар, читал книги, пока у него не начинала идти из носа кровь. Наконец, они решили объединить свои усилия. Дервиши удалились в уединенное место и стали сообща выполнять свои упражнения, надеясь таким путем сконцентрировать необходимое количество усилий, чтобы вызвать появление Истины, которую они называли глубокой истиной. Сорок дней и сорок ночей ищущие упорно добивались своей цели, и вот на сорок первый день, словно из-под земли, в вихре белого дыма перед ними возникла голова очень древнего старца. -- Вы единственный Хызр, страж людей? -- воскликнул первый дервиш. -- Да нет же, это Кутуб, столп мира, -- возразил второй дервиш. -- Вы оба заблуждаетесь, -- вмешался третий, -- я убежден, что это никто иной, как Абдель, Просветленный. -- Я ни тот, ни другой, ни третий, -- могучим глухим голосом проговорил дух. -- Но я тот, кого вы можете представить. Сейчас, кажется, вы стремитесь к одной цели, которую вы называете глубокой истиной? -- Да, мастер, -- хором ответили дервиши. -- Приходилось ли вам слышать когда-нибудь изречение: "Путей столько же, сколько человеческих сердец"? -- спросила голова и, не дожидаясь ответа, продолжала. -- Во всяком случае вот ваши пути: первый дервиш должен отправиться в страну глупцов; второй дервиш должен разыскать волшебное зеркало, а третий пусть обратиться за помощью к джинну Водоворота. Сказав это, видение исчезло. Оставшись снова втроем, дервиши принялись обсуждать случившееся, и не только потому, что хотели собрать как можно больше информации обо всем этом, прежде чем отправиться в дорогу, но также и потому, что, хотя они и следовали различными путями, каждый до сих пор верил только в один путь -- в свой собственный. А теперь ситуация была несколько иной, ибо никто из них уже не мог с уверенностью сказать, что именно его путь был правильным, если даже этот несовершенный путь отчасти способствовал появлению таинственного духа, имени которого дервиши так и не узнали. Первым покинул келью Як Баба. Вместо того, чтобы допытываться у каждого встречного, как он всегда делал, не живет ли где поблизости какой-нибудь ученый человек, Як Баба теперь расспрашивал о стране глупцов. Наконец, спустя много месяцев, он повстречал человека, который объяснил ему, где находится эта страна, и Як Баба направился туда. Как только он вошел в пределы страны глупцов, он увидел женщину, тащившую на себе дверь. Дервиш приблизился к ней и спросил: "Женщина, что ты собираешься делать с этой дверью?" И женщина ответила ему: "Сегодня утром мой муж, отправляясь на работу, сказал мне: жена, в нашем доме много ценных вещей; смотри, чтобы никто не вошел в эту дверь. Когда я уходила, я взяла дверь с собой, так что никто через нее не войдет. А теперь позволь мне оставить тебя". С этими словами женщина отвернулась, чтобы идти своей дорогой, но Як Баба остановил ее и сказал: "Хочешь, я расскажу тебе нечто такое, что избавит тебя от необходимости повсюду таскать за собой эту тяжесть?" -- Конечно, нет, -- воскликнула женщина, -- а если ты уж непременно хочешь помочь мне, то подскажи лучше, как сделать, чтобы дверь была не такой тяжелой. -- Нет, этого я тебе не могу сказать, -- ответил дервиш и пошел дальше. Пройдя еще немного, он увидел на обочине дороги толпу крестьян, которые от страха жались друг к другу и таращились на огромный арбуз, выросший на поле. -- Подобное чудище мы встречаем впервые, -- объяснили они дервишу, -- оно, разумеется, вырастет еще больше и всех нас сожрет. Но мы не решаемся даже приблизиться к нему. -- Хотите, я кое-что расскажу вам о нем? -- спросил дервиш. -- Не будь глупцом, -- закричали крестьяне, -- убей его, если можешь, и мы тебя вознаградим. Но не думай рассказывать нам сказки, мы не желаем тебя слушать! Тогда Як Баба вытащил из кармана нож, подошел к арбузу и, отрезав ломоть, стал уплетать его. Это зрелище повергло людей в неописуемый ужас. С криками и воплями они кинули дервишу пригоршню монет и стали умолять его: -- Сжалься над нами, славный повелитель монстров, уходи и не губи нас, как ты погубил только что это чудовище! Таким образом, Як Баба стал постепенно понимать, что для того, чтобы жить среди глупцов, надо научиться думать и поступать как они. Спустя несколько лет ему удалось сделать несколько дураков разумными и в награду за это он был однажды удостоен глубокого знания. А так как он стал святым в стране глупцов, обитатели этой страны и сохранили о нем память только как о "герое, который зарубил Зеленое чудовище и выпил его кровь". Они пытались сделать то же самое, чтобы заработать глубокое знание, но у них, разумеется, ничего не вышло. Теперь возвратимся к началу рассказа и посмотрим, что случилось со вторым дервишем, Ду Ага, который отправился на поиски волшебного зеркала. Если раньше Ду Ага повсюду разузнавал о новых мудрецах или новых упражнениях и позах, то теперь, кого бы дервиш ни встретил на своем пути, спрашивал о волшебном зеркале. Он получил множество советов, которые только вводили его в заблуждение, пока, наконец, не осознал, где нужно искать это зеркало. Оно было подвешено в одном колодце на тончайшем волоске и представляло собой создание из человеческих мыслей. Но так как мыслей оказалось недостаточно, все зеркало представляло собой небольшой кусочек. Ду Ага перехитрил демона, охранявшего колодец, и, достав зеркало, всмотрелся в него и попросил глубокое знание. В тот же миг он получил его. Дервиш обосновался в этом месте и прожил долгую и счастливую жизнь, обучая людей мудрости. Но так как после его смерти ученики не поддерживали определенной концентрации мыслей, необходимой для постоянного обновления зеркала, оно вскоре исчезло. Все же по сей день некоторые люди глядят каждый день в свое зеркало, полагая, что это и есть магическое зеркало Ду Аги. Ну а что касается третьего дервиша, Си каландара, то он, расставшись со своими товарищами, повсюду разыскивал джинна Водоворота. Этот джинн был известен под многими другими именами, но каландар не знал об этом. В течение нескольких лет он не раз оказывался поблизости от джинна, но проходил мимо потому, что люди, к которым он обращался, либо не знали о существовании такого джинна, либо никак не предполагали, что он джинн Водоворота. И вот, спустя много лет, Си каландар вошел как-то в одно селение. -- О люди, -- обратился он к толпе поселян, -- не слышал ли кто-нибудь из вас о джинне Водоворота? -- Мы никогда не слышали о джинне, -- ответил ему кто-то из толпы, -- но эта деревня называется Водоворот. Каландар повалился на землю и закричал: -- Я не уйду отсюда до тех пор, пока джинн Водоворота не покажется мне! Джинн, прятавшийся поблизости, выскочил из своего укрытия и, закружившись смерчем, заревел: "Мы не любим, когда чужестранцы приходят в наше селение, о дервиш. Итак, я здесь, чего ты хочешь?" -- Я ищу глубокое знание, -- ответил Си каландар, -- и мне сказали, что только ты можешь помочь мне обрести его. И дервиш рассказал, при каких обстоятельствах он узнал о существовании джинна. -- Да, я могу тебе помочь, -- прогремел джинн. -- Ты уже много сделал сам и теперь тебе осталось только произнести определенную фразу, пропеть определенную мелодию, совершить одни действия и воздержаться от других. Тогда глубокое знание станет твоим. Сказав так, джинн дал дервишу подробные наставления и скрылся. Целые годы потратил Си каландар на то, чтобы научиться правильно выполнять данные ему обряды и упражнения. Его усердие и сосредоточенность снискали ему репутацию достойного и посвященного человека. Люди, наблюдая за ним, заражались его примером и начинали ему во всем подражать. Однажды дервиш достиг глубокого знания. Его подражатели к этому времени образовали целую общину, пытаясь достичь того же. Они никогда не пришли к знанию, потому что начали изучать путь Си каландара с конца. Впоследствии, когда бы последователи этих трех дервишей ни встречались, между ними разгорались ожесточенные споры. Одни говорили: "Вот наше зеркало. Если вы согласны глядеть в него столько времени, сколько потребуется, вы когда-нибудь добьетесь глубокого знания". -- Принесите в жертву арбуз, -- возражали им другие. -- Это приведет вас к цели, как привело некогда Як Бабу. -- Ерунда, -- смеялись над ними третьи, -- есть только один путь -- это быть настойчивым в изучении и выполнении определенных упражнений, молитв и добрых дел. Три дервиша, достигнув в конце концов глубокого знания, обнаружили, что не могут помочь своим последователям, подобно тому, как пловец, уносимый стремительным потоком реки, видит на берегу человека, которого преследует леопард, и не может придти к нему на помощь. Приключения этих людей -- их имена означают в переводе "первый", "второй", "третий" -- толкуются иногда как сатира на традиционную религию. Рассказ представляет собой изложение знаменитой обучающей истории "Приключения трех". Ее авторство приписывается Мураду Шами, руководителю Мурадисов. Дервиши, рассказывающие эту сказку, заявляют, что она имеет более глубокий смысл, чем это может показаться на первый взгляд. ЧЕТЫРЕ ВОЛШЕБНЫХ ПРЕДМЕТА Встретились как-то четыре святых дервиша второго ранга и решили обойти всю землю в поисках четырех предметов, которые помогут им послужить человечеству. Посвятив многие годы изучению всевозможных наук, дервиши пришли к выводу, что именно таким образом они смогут лучше всего послужить людям. Они условились встретиться снова через тридцать лет и разошлись в разные стороны. И вот в назначенный день дервиши собрались вместе. Первый дервиш принес с далекого севера волшебный посох. Тот, кто садился на этот посох, мог перенестись в любую часть света по желанию. Второй дервиш принес с далекого запада волшебную чалму. Надев ее, человек мог принять любую внешность, превратиться в любую тварь. Третий, путешествовавший на далеком Востоке, раздобыл волшебное зеркало, в котором можно было увидеть любой уголок земли. Четвертый дервиш, возвратившийся с далекого юга, принес волшебную чашу, которая излечивала любой недуг. Итак, обладая этими сокровищами, дервиши заглянули в зеркало, чтобы узнать, где находится Источник Жизни, затем на посохе подлетели к нему и напились живой воды. Они хотели стать долгожителями, чтобы найти лучшее применение своим волшебным предметам. Теперь, чтобы узнать, кто более всего нуждается в их помощи, дервиши стали творить молитву. В зеркале отразился человек, лежащий на смертном одре. Он жил в далекой стране, на расстоянии многих дней пути, но дервиши, оседлав посох, в одно мгновение очутились у его дома. -- Мы знаменитые лекари, -- сказали они привратнику. -- Зная, что твой хозяин болен, мы пришли, чтобы исцелить его. Впусти нас. Слуга передал их слова господину, и тот велел немедленно провести их к себе. Но едва дервиши приблизились к больному, он побледнел и стал терять сознание. Дервишей тут же вывели из комнаты, и один из слуг объяснил, что этот человек ненавидит дервишей и всю жизнь был их врагом. Тогда дервиши, надевая по очереди волшебную чалму, изменили свои обличия, чтобы не смущать больного, и снова пришли к нему, но уже как другие люди. Они дали ему пригубить какого-то снадобья из волшебной чаши -- болезнь его как рукой сняло. Никогда прежде он не чувствовал себя настолько здоро-вым. Счастье его невозможно описать и, так как он был человеком богатым, то в награду за свое исцеление подарил дервишам один из своих домов. Дервиши поселились в этом доме. Каждое утро они отправля-лись в разные стороны и в течение дня помогали людям своими волшебными предметами. Но вот однажды, когда в доме находился только один дервиш, владелец чаши, к нему ворвались стражники султана, схватили его и увели. Дочь султана заболела какой-то странной болезнью, и правитель, прослышав о владельце чаши как о великом лекаре, велел срочно доставить его во дворец. Дервиша подвели к ложу принцессы. Он взял лекарство, которым ее уже пытались лечить, вылил в свою чашу и поднес к ее губам. Но так как он был лишен возможности посоветоваться с волшебным зеркалом, какое лекарство необходимо принцессе, чаша не помогла. Принцессе не стало лучше, и разгневанный султан приказал распять дервиша на стене. Дервиш стал молить султана об отсрочке, объясняя, что он должен посоветоваться со своими товарищами, но султан был нетерпелив и полагал, что дервиш хитрит и хочет выиграть время. Между тем три других дервиша, возвратившись домой и не застав там своего товарища, взглянули в зеркало и увидели, что ему угрожает смерть. Не теряя времени, дервиши сели на посох и полетели к нему на помощь. Они подоспели как раз вовремя и вызволили его, но помочь дочери султана уже не смогли, потому что лишились своей чаши. Дервиши посмотрели в волшебное зеркало и увидели свою чашу на дне самого глубокого океана в мире, куда ее забросили по приказу султана. И даже с помощью этих волшебных предметов им понадобилось целое тысячелетие для того, чтобы вернуть ее. С тех пор, наученные горьким опытом, дервиши стали работать в глубокой тайне, искусно скрывая свои чудесные методы под самыми различными покровами, и потому все, что они ни делали для людей, выглядело простым и легко объяснимым. Эта легенда напоминает многие восточные устные предания о волшебных предметах. Некоторые видят в ней скрытый намек на утверждение, что Иисус не умер на кресте. По мнению других в ней указывается на четыре методики основных восточных дервишских школ и на влияние этих методик в Индии и Хоросане под эгидой накшбандов. Более распространенное суфийское объяснение состоит в том, что "дервишская работа" включает в себя четыре элемента, которые необходимо применять одновременно и в тайне. СНЫ И КУСОК ХЛЕБА Три человека, отправившись в долгое и изнурительное путешествие, встретились на большой дороге и решили странствовать вместе. Они объединили свои припасы и по-дружески делили невзгоды и удачи, лишения и радости пути. Но вот наступил день, когда от всей их провизии остался кусок хлеба и глоток воды во фляге. Между путниками разгорелся спор, кому из них должны достаться хлеб и вода. Так как никто не желал уступить другим свою долю, они решили разделить все поровну, но это не удалось. Так они спорили, пока не стало смеркаться, и тогда один из них предложил: "Давайте все ляжем спать и кому из нас приснится ночью самый чудесный сон, тому и быть судьей над нами". Его товарищи согласились с ним, улеглись, и тут же и заснули. Наутро, с восходом солнца, они проснулись. Первый стал рассказывать: -- Приснилось мне, что я был перенесен в столь совершенный мир, что описать его великолепие бессилен язык; меня словно объял безмятежный покой. Там я встретил мудреца, который сказал мне: "Эта еда должна достаться тебе, ибо твоя прошлая и будущая жизни полны подвигов, достойных восхищения". -- Как странно, -- сказал другой путник, -- ведь когда я заснул, то я в самом деле увидел свое прошлое и будущее. В будущем я встретил ученого человека, который сказал: "Ты заслу-живаешь этот хлеб, ибо терпеливее своих товарищей и умнее их. Согласно твоему предначертанию ты будешь обучен и поведешь за собой людей". Третий путешественник сказал: -- Во сне я ничего не видел, ничего не слышал, ни с кем не разговаривал. Но какая-то непреодолимая сила заставила меня подняться, отыскать хлеб и воду и разом проглотить все это, что я тут же и сделал. Это одна из многих притч, приписываемых шаху Мухаммаду Гватху Шатари. Он написал знаменитый трактат "Пять жемчужин", в котором способ достижения человеком более высоких состояний описан в терминах магии и колдовства, в соответствии с древними моделями. Шатари был мастером, посвящающим своих учеников не менее, чем в четырнадцать орденов, и пользовался огромным уважением индийского императора Хамуюна. Несмотря на то, что многие провозглашали его святым, духовенство рассматривало некоторые его работы, как противоречащие святому писанию, и добивалось его казни. В конце концов с него было снято обвинение в ереси на том основании, что к высказываниям, сделанным в особом состоянии, не могут быть применены обычные схоластические категории. Фабула этого рассказа использована в монашеских христианских сказка средних веков. ХЛЕБ И ДРАГОЦЕННОСТИ Однажды один монарх решил раздать часть своего богатства в виде милостыни. В то же время ему очень хотелось знать, что случится с его дарами. Итак, он призвал к себе одного пекаря, которому доверял и велел ему испечь две буханки хлеба, причем в одну из них нужно было запечь некоторое количество драгоценных камней. Затем пекарь должен был выбрать из своих покупателей двух человек -- самого добродетельного и самого грешного и отдать им эти буханки. На следующее утро в пекарню зашли двое. Один, облаченный в дервишский халат, казался образцом добродетели, хотя на самом деле был обыкновенным ханжой. Другой, без единого слова положивший на прилавок деньги, внешностью походил на человека, которого пекарь издавна не любил. Хлеб с драгоценностями пекарь отдал дервишу, а обыкновенную буханку -- другому посетителю. Взяв свою буханку, лжедервиш почувствовал, что она тяже-лее обычной. Он взвесил ее на ладони, потом слегка помял и, нащупав драгоценные камни, решил, что это комочки плохо размешанной муки. Тогда он взглянул на пекаря, но увидев его суровое лицо, понял, что с ним лучше не связываться, и обратился к другому покупателю: "Давай поменяемся буханками, мне кажется, ты голоден, а моя буханка больше твоей". Этот человек, со смирением принимавший все, что ему посылала судьба, охотно отдал свой хлеб и взял хлеб дервиша. Султан наблюдал за ними из внутреннего помещения и был весьма изумлен всем этим, но так и не понял, кто из этих двоих добродетельнее. Покупатели, обменявшись буханками, ушли, и султан решил, что высшей воле было угодно уберечь дервиша от мирского богатства. Он не знал, как еще истолковать то, что произошло. А истинно добродетельный человек, который обменялся буханками, нашел сокровища и употребил их на доброе дело. "Я сделал то, что мне было велено", -- сказал пекарь. "Судьба не в нашей власти", -- ответил султан. "Как умно я поступил!" -- радовался лжедервиш. Эта история рассказывается в Газергахе, в восточном Афганистане. Первый уровень ее смысла таков: "человеку может быть предложено нечто ценное для его будущего, но он может не воспользоваться этой возможностью". ОГРАНИЧЕННОСТЬ ДОГМЫ Однажды великий султан Махмуд, гуляя по улицам Газны -- своей столицы, -- увидел бедного носильщика, который, изнемогая от усталости и чуть не падая с ног, тащил на спине огромный камень. -- Брось камень, носильщик! -- приказал султан. Носильщик тут же сбросил с себя камень упавший на сере-дину дороги. Никто не осмеливался отодвинуть камень в сторону, и в течение нескольких лет он оставался лежать на прежнем месте, доставляя пешеходам много неудобств. Наконец, горожане обратились к правителю, умоляя его новым указом позволить им убрать камень с дороги. Но Махмуд, руководствуясь государственной мудростью, ответил им так: "То, что по высочайшему повелению было сделано однажды, нельзя отменить другим повелением, ибо люди не должны думать, что указы правителя продиктованы случайной прихотью. Камень должен остаться на прежнем месте". Итак, камень продолжал лежать там, где он однажды был брошен, и даже после смерти Махмуда, из уважения к авторитету указов султана, его не тронули. Эта история всем хорошо известна, и каждый человек, в соответствии со своими способностями и пониманием, видел в ней одно из трех значений. Противники монархии считали, что этот случай лишний раз доказывает, до какой глупости может дойти авторитет, пытающийся утвердить себя. Люди, преклоняющиеся перед силой, относились с великим почтением ко всем указам, даже самым нелепым и, понятно, не особенно утруждали себя размышлениями и в этом случае. Но те, кто понимал, какими соображениями на самом деле руководствовался правитель, не обращали внимания на то, что думают о нем невнимательные. Ибо, приказав носильщику бросить камень в таком месте, где он будет мешать, и затем во всеуслышание объявив, почему камень должен оставаться на прежнем месте, Махмуд показывал людям, способным его понять, что они должны подчиняться преходящей власти, но в то же время осознавать, что те, кто руководит, опираясь на неизменные догмы, не могут принести людям большой пользы. Поэтому те, кто усвоил этот урок, увеличили ряды ищущих истину, а многие таким путем пришли к истине. Эта история, но только без тонкого толкования, которое дано здесь, встречается в знаменитом классическом произведении Хасина Ваиза Кашифи "Акхлак-и-Мохсини" ("Полезные нравоучения"). Настоящий вариант рассказа составляет часть учения суфийского шейха Дауда из Кандагара. Она прекрасно изображает тот факт, что отношение людей к событиям зависит от их уровня понимания; их суждения о чем бы то ни было обусловлены их воспитанием. Косвенный метод обучения, использованный султаном Махмудом, представляет собой классический суфийский прием, который выражен в следующей фразе: "Говори со стеной так, чтобы тебя могла услышать дверь". РЫБАК И ДЖИНН Однажды один рыбак выловил в море медный сосуд, запечатанный свинцовой печатью. Это был какой-то странный кувшин, необычной формы, и рыбак решил, что в нем спрятаны бесценные сокровища. К тому же ему не везло в этот день с уловом, а кувшин, даже не окажись в нем сокровищ, можно было продать меднику. На пробке этого небольшого сосуда был начертан неизвестный рыбаку символ -- печать Соломона, царя и мастера. В нем томился грозный и могущественный джинн. Сам Соломон заключил джинна в медную темницу и бросил на дно моря, чтобы избавить людей от его зла. Мятежный гений должен был пребывать в заключении до тех пор, пока не появится человек, который сумеет покорить его и возвратить на путь служения человечеству. Но рыбак, конечно, ничего об этом не знал. В его руках находился предмет, который он собирался исследовать и который мог оказаться ему полезным. Покрытый изумительно тонким узором, кувшин сверкал и переливался на солнце. "В нем, конечно, запрятаны редчайшие драгоценности", -- заранее радовался рыбак. Забыв изречение: "Человек может пользоваться только тем, чем он умеет пользоваться", рыбак вытащил пробку и, торопясь увидеть содержимое сосуда, опрокинул его вверх дном и встрях-нул. В кувшине ничего не оказалось. Он поставил его перед собой на землю и вдруг заметил, как из горлышка появилась тонкая труйка дыма; вот она стала завиваться, расти и, спустя мгновение, страшным черным столбом взметнувшись к небу, превратилась в огромное и ужасное существо, которое гулким громоподобным голосом заревело: -- Я -- повелитель джиннов, обладатель чудесных сил. Я восстал против Соломона и по его приказу был заточен в этот сосуд. А теперь я уничтожу тебя. Рыбак в ужасе упал на колени. -- Неужели ты убъешь своего избавителя?! -- воскликнул он. -- Сейчас ты в этом убедищься, -- прогремел джинн. -- Я -- порождение злого начала и, хотя я несколько тысячелетий томился в этой темнице, моя сущность духа-разрушителя ничуть не изменилась. Только теперь человек понял, как он жестоко ошибся, понадеявшись извлечь пользу из неожиданного улова, даже не подумав о том, что за свою неосторожность может поплатиться жизнью. Он совсем уж было приготовился к смерти, но внезапно его взгляд упал на соломонову печать на пробке и его осенило. -- Ты никак не мог выйти из этого кувшина, -- сказал он джинну, -- разве ты можешь поместиться в нем? -- Как?! -- взревело чудовище, -- ты не веришь мне, повели-телю джиннов?! -- С этими словами дух снова превратился в тоненькую стрйку дыма и исчез в сосуде. Быстро схватив пробку, рыбак крепко-накрепко запечатал кувшин и забросил его в море. Прошло много лет и вот однажды другой рыбак, внук первого, закинул свой невод в этом же месте и вытащил тот же самый сосуд. Он поставил кувшин на песок и уже собирался его откупорить, но остановился в нерешительности, потому что вспомнил совет, который получил от своего отца, а тот от своего, и совет этот гласил: "Человек может использовать только то, что знает, как использовать". Меж тем дух, разбуженный толчками, подал голос из своей медной тюрьмы: -- Сын Адама, кто бы ты ни был, распечатай кувшин и освободи меня, я -- повелитель джиннов, обладатель чудесных сил. Помня завещанный ему совет, юноша осторожно отнес кувшин в пещеру, а сам отправился на вершину горы к мудрецу. Он обо всем рассказал мудрому человеку и спросил, как ему поступить. Мудрец ответил: -- Отец дал тебе правильное наставление, и ты сам должен убедиться в его правильности, но прежде тебе необходимо знать, как за это взяться. -- Так что же мне делать? -- спросил юноша. -- Ты, вероятно, уже знаешь, что бы тебе хотелось сделать? -- Единственное, чего я хочу -- освободить джинна и полу-чить от него волшебное знание или много золота и изумрудов, словом, все, что может дать джинн. -- А подумал ли ты, что джинн, оказавшись на свободе, может не дать тебе всего этого или дать, а потом отнять, -- ведь у тебя нет способов сохранить его дары, не говоря уж о том, что ты не знаешь, какие опасности подстерегают тебя, когда ты станешь владельцем несметных богатств, ибо "человек может использовать только то, что он знает, как использовать". -- В таком случае, что вы мне посоветуете? -- Придумай, как заставить джинна проявить свои силы, испытай его могущество, но прежде найди способ обезопасить себя. Ищи знание, а не богатство, потому что богатство без зна-ния бесполезно, и в нем причина всех наших несчастий. Итак, молодой человек отправился обратно к пещере, где он оставил кувшин, по дороге размышляя над словами мудреца. Поскольку юноша был умен и сообразителен, он быстро разработал собственный план. Подняв кувшин, он встряхнул его. В то же мгновение раздался ужасающий, хотя и заглушенный металлом голос джинна. -- Именем Соломона могущественного, мир да будет над ним, освободи меня, сын Адама. -- Я не верю, что ты тот, за кого себя выдаешь, и может ли быть, чтобы ты был обладателем столь великого могущества, на которое притязаешь? -- Не веришь мне?! Разве ты не знаешь, что я не умею лгать? -- Я этого не знаю. -- Но как же мне убедить тебя? -- Можешь ли ты проявить свои силы сквозь стенки сосуда? -- Могу, но с помощью этих сил мне не вырваться на волю. -- Вот и прекрасно. Тогда сделай так, чтобы я узнал истину о том, о чем я сейчас думаю. В тот же миг рыбак узнал, откуда произошло изречение, которое он получил по наследству от деда. Он словно перенесся в прошлое и увидел все, что произошло между его дедом и джинном, а также осознал, как передать другим людям способ, которым они могли бы получить от джинна такое же знание. Еще он понял, что ничего больше он получить от джинна не сможет. И тогда он поступил так же, как его дед, отнес кувшин к морю и забросил подальше. С тех пор рыбак не возвращался больше к своему прежнему ремеслу и всю свою жизнь разъяснял людям опасность того, когда человек пытается пользоваться тем, чем пользоваться не умеет. Но так как людям не часто попадаются кувшины с джиннами, его последователи, не зная ни одного мудреца, который мог бы предостеречь их в подобных случаях, извратили то, что они называли его "учением" и без конца повторяли историю своего основателя. Спустя какое-то время память о нем превратилась в религию, и самые обыкновенные медные сосуды последователи рыбака стали выставлять в богатых храмах, выстроенных специально для этой цели. Глубоко почитая рыбака, они старались во всем ему подражать. Кувшин и сейчас, спустя много столетий, по-прежнему остается для этих людей святым символом и сокровенной тайной. Они пытаются любить друг друга, потому что любят рыбака. И в месте, где он некогда обосновался, устроив свое скромное жилище, они собираются по определенным дням, облачаются в прекрасные одежды и совершают тщательно разработанный ритуал. Ревностные почитатели толпами стекаются к святому месту. Неизвестные им ученики того мудреца живы по сей день, истинные последователи рыбака тоже живы. А на дне моря лежит медный кувшин со спящим джинном. Эта история в одном из вариантов хорошо знакома читателям арабских сказок "Тысяча и одна ночь". Здесь она представлена в том виде, в котором ее используют суфии. Интересно отметить, что "знание, полученное от джинна", было, говорят, источником могущества чародея Вергилия, жившего в средние века в Неаполе, и Герберта, который стал папой Сильвестром II в 999 году. ПТИЦА И ЯЙЦО Жила-была птица, которая не умела летать. Подобно бескрылым созданиям ходила она по земле, хотя и знала, что некоторые птицы летают. Однажды в ее гнездо случайно попало яйцо летающей птицы, и она высидела его вместе со своими. Вылупившийся птенец стал расти и развиваться, но присущая ему способность летать никак не проявлялась. Иногда он спрашивал свою приемную мать: "Когда же я полечу?" А привязанная к земле птица отвечала ему: "Чтобы взлететь, ты должен быть настойчив в своем стремлении, как все птицы". Она ведь не умела преподать оперившемуся птенцу урок полета, даже не знала, как вытолкнуть его из гнезда, чтобы он мог убедиться в своих силах. Но странно, что птенец сам не замечал этого. Чувство благодарности к приемной матери не позволяло ему понять свое положение. -- Если бы не она, -- рассуждал он сам с собой, я до сих пор оставался бы в яйце. А иногда он говорил себе так: -- Тот, кому я обязан своим появлением на свет, конечно, научит меня летать. Это только вопрос времени или, возможно, все зависит от моих собственных усилий, а, может быть, для этого надо обладать какой-то высшей мудростью -- других причин нет. Птица, которая привела меня к моему теперешнему состоянию, в один прекрасный день поднимет меня на следующую ступень. Эта сказка в том или ином виде появляется в различных вариантах произведения Сухраварди "Авариф аль-Маариф". Сказка несет в себе много значений. Говорят, что ученик может истолковать ее интуитивно, соответственно тому уровню сознания, которого он достиг. На обычном, поверхностном уровне она, несомненно, представляет собой историю поучительного характера, иллюстрирующую, помимо всего прочего, саму подоплеку современной цивилизации. В связи с этим в ней необходимо выделить две идеи. Первая -- предположение, что одно обязательно вытекает из другого, может оказаться абсурдным и помешать дальнейшему прогрессу. Вторая -- если человек может справиться с какой-нибудь одной задачей, это еще не означает, что он может справиться с другой. ТРИ СОВЕТА Человек однажды поймал птичку. -- В неволе я тебе не пригожусь, -- сказала ему птичка, -- отпусти меня, и я дам тебе три ценных совета. Первый совет птичка пообещала дать пока он будет держать ее в руке, второй -- когда взлетит на ветку, и третий -- на вершине холма. Человек согласился и спросил, каков ее первый совет. Птичка сказала: -- Если ты чего-то лишился, пусть даже ты ценил это не меньше жизни, не жалей об этом. Человек отпустил птичку, и она, взлетев на ветку, сказала свой второй совет: -- Никогда не верь тому, что противоречит здравому смыслу, не имеет доказательств. Затем она полетела на вершину холма и закричала оттуда: "О несчастный! Я проглотила два огромных бриллианта. Если бы ты убил меня, они были бы твоими". В отчаянии человек схватился за голову. -- Дай мне хотя бы свой третий совет, -- сказал он, придя в себя. -- Какой же ты глупец! -- воскликнула птичка, -- ты просишь у меня третьего совета, даже не подумав над первым и вторым. Я сказала тебе, чтобы ты не сожалел о потерянном и не верил бессмыслицам, а ты только что поступил наоборот. Ты поверил нелепости и пожалел о том, чего лишился! Подумай сам, как же во мне, такой маленькой, могут поместиться два огромных бриллианта. Ты глуп, поэтому ты навсегда останешься тем, кто ты есть: обычным человеком. В дервишских кругах этой сказке придается огромное значение, ибо считается, что она "показывает чувствительность" ума ученика, подготавливая его к переживаниям, которые невозможно вызвать никакими обычными средствами. Ее постоянно используют суфии, она встречается в классическом произведении Руми "Месневи", а также приводится в "Божественной книге" Аттара, одного из учителей Руми. Оба они жили в XIII столетии. ГОРНАЯ ДОРОГА Некий интеллектуал, ученый с логическим складом ума, приехал однажды в одно селение. Ему хотелось в виде упражнения и развлечения узнать, насколько различными могут быть мнения жителей этой местности об одном и том же предмете. Войдя в караван-сарай, он спросил сидевших там людей, кто в их селении самый правдивый человек и кто самый отпетый лжец. Все единодушно признали самым большим лжецом селянина Казаба, а самым правдивым человеком Растгу. Ученый посетил того и другого, каждому из них задавая один и тот же вопрос: "Какой дорогой лучше всего добраться до следующей деревни?" Растга Правдивый посоветовал идти горной дорогой. Казаб Лжец тоже указал на горную дорогу. Это, конечно, весьма озадачило исследователя. Тогда он обратился с этим вопросом к другим жителям селения. Одни сказали: "Лучше всего добираться по реке". Другие говорили, что нужно идти через долину. Третьи также советовали идти через горы. Итак, он пошел горной дорогой, но теперь к основной цели его путешествия прибавилась еще одна -- во что бы то ни стало узнать, почему совпали ответы самого правдивого и самого лживого. Добравшись до следующего селения, ученый остановился на постоялом дворе и рассказал свою историю, закончив ее такими словами: "Конечно, основную логическую ошибку я допустил в том, что попросил невежественных людей указать правдивого и лжеца. Я прекрасно добрался сюда горной дорогой". Один мудрый человек из тех, кто слышал его рассказ, сказал: -- Следует признать, что логически мыслящим людям присуща слепота. Поэтому им приходится обращаться за помо-щью к другим людям. Но данный случай объясняется не только этим. Дело вот в чем: самый легкий путь сюда -- река, поэтому лжец посоветовал идти горной дорогой. А правдивый человек был и в самом деле правдив; он заметил, что у вас есть осел, на котором вы сможете легко преодолеть горный хребет. Лжец оказался невнимательным и поэтому не подумал о том, что у вас нет лодки, иначе посоветовал бы добраться по реке. Обычно людям кажется невозможным поверить в способности благословения суфиев. Но такие люди не имеют никакого представления об истинной вере. Они слепо верят во всевозможные басни по привычке или потому, что услышали их от авторитетов. "Истинная вера не имеет к этому никакого отношения. Только те могут приобрести подлинную веру, кто пережил нечто. И когда они уже пережили... рассказы о способностях и благословениях лишаются для них всякой ценности". Эти слова, сказанные сейид Шахом из ордена Кадирийа, иногда предпосылаются сказанию "Горная дорога". ЗМЕЯ И ПАВЛИН Однажды юноша по имени Ади, прозванный Вычислителем потому, что он изучал математику, решил покинуть Бухару и отправиться на поиски Великого Знания. Его Учитель посоветовал ему идти на юг и сказал при этом: -- Узнай значение павлина и змеи. Над этими словами и размышлял юный Ади в дороге. Путь его лежал в Ирак через Хорасан. Достигнув конца дороги, он и в самом деле увидел змею и павлина, которые о чем-то беседовали. Ади приблизился к ним и спросил, о чем они говорят. -- Мы сравниваем наши достоинства, -- ответили они. -- Продолжайте, прошу вас, -- сказал Ади, -- это как раз то, что меня чрезвычайно интересует. -- Я думаю, что я гораздо важнее змеи, -- начал павлин. -- Я олицетворяю вдохновение, устремленность к небесам, к вечной красоте, другими словами, высшее знание. Мое предназначение -- напоминать человеку о его собственных качествах, не известных ему. -- Я, -- прошипела змея, -- олицетворяю собой то же самое. Подобно человеку, я привязана к земле. Этим я напоминаю чело-веку его самого. Я такая же гибкая, как он, потому что ползаю по земле, извиваясь. Человек об этом часто забывает. По преданию я -- страж подземных сокровищ. -- Но ты вызываешь отвращение! -- воскликнул павлин. -- Ты лукава, скрытна, ядовита. -- Ты перечисляешь мои человеческие черты, -- ответила змея, -- между тем как я хочу указать на мое назначение. Но взгляни на себя самого. Ты тщеславный, отвратительно толстый и у тебя противный голос; ноги твои непомерно велики, а перья слишком длинны. Тут Ади вмешался в беседу. -- Наблюдая ваш спор, я понял, что ни один из вас не прав полностью. И все же вы можете ясно увидеть, если отбросите ваши личные предубеждения, что вместе вы являетесь поучительным примером для человечества. И Ади объяснил им, в чем их назначение, а они его молчаливо слушали. -- Человек привязан к земле, как змея. У него есть возмож-ность подняться ввысь, подобно птице. Но имея в себе что-то от жадной змеи, он остается эгоистичным даже в этом высоком стремлении и становится похожим на надутого гордостью павлина. В павлине больше заметны возможности человека, которые так и не смогли развиться правильно. Сверкающая чешуя змеи говорит о возможной красоте, а в павлине эта возможность проявляется в кричащей пестроте хвоста. Только Ади это произнес, как услыхал внутри себя голос, сказавший ему: -- И это еще не все. Два существа, которых ты видишь перед собой, наделены жизнью. Это в основном и представляет их свойства. Они спорят друг с другом потому, что каждый из них привязан к своему собственному образу жизни, полагая, что своим существованием он осуществляет нечто истинное. Однако змея охраняет сокровища, но не может воспользоваться ими. Павлин, олицетворяя красоту, напоминает о сокровищах, но это нисколько не помогает ему измениться. Хотя сами они не способны извлечь какую-либо пользу из того, чем они обладают, их пример служит назиданием для тех, кто может видеть и слышать. Этот рассказ, сохранившийся в предании, показывает, как дервишские мастера формируют "школы" на основе различных символов, которые они выбирают для того, чтобы проиллюстрировать свои аргументы. На арабском "павлин" означает также "украшение", тогда как "змея" по написанию сходно со словами "организм" и "жизнь". Таким образом символизм таинственного культа ангела-павлина у Йазидов указывает на традиционную суфийскую доктрину "внутреннего и внешнего". Изучаемый востоковедами таинственный культ змеи и павлина по сей день существует на Среднем Востоке и имеет последователей в Британии и США (которые не связаны с иранскими последователями). РАЙСКАЯ ВОДА Бедуин Харрис и его жена Нафиса кочевали от стоянки к стоянке, разбивая свою потрепанную палатку в тех местах, где им попадались хотя бы несколько финиковых деревьев, колючий кустарник для их верблюда или родничок солоноватой воды. Так они жили в течение многих лет. Все дни Харриса были похожи один на другой и редко что-нибудь нарушало их привычное течение: он ловил обитающих в пустыне зверьков ради их шкурок и плел веревки из пальмовых волокон для продажи встречным караванщикам. Но вот однажды Харрис нашел в песках новый источник. Он зачерпнул в ладони немного воды и попробовал ее. Вода настолько отличалась от обычной воды, которую он привык находить в пустыне, что она показалась ему райской. Нам эта вода показалась бы отвратительной и соленой, но Бедуин был от нее в восторге. -- Эту воду, -- сказал он себе, -- я должен отнести тому, кто оценит ее по достоинству. И Харрис тут же поспешил в Багдад ко двору Гарун аль-Рашида, наполнив водой два бурдюка, -- один для себя, другой для халифа. Днем и ночью он гнал без устали своего верблюда, оста-навливаясь лишь затем, чтобы подкрепиться сухими финиками. Очутившись в Багдаде, бедуин направился прямо ко дворцу повелителя. Стражники у ворот выслушали его и только потому, что так было заведено при дворе Харуна, провели его в тронный зал. -- О повелитель правоверных, -- обратился Харрис к халифу, -- я бедный бедуин и хорошо знаю все источники в пустыне, хотя и мало что смыслю в чем-нибудь другом. Я нашел источник райской воды и подумал, что вода его достойна такого великого мужа, как ты. Не откажись же принять мое подношение. С этими словами он передал Гаруну аль-Рашиду бурдюк с водой. Гарун Справедливый попробовал воду и тут же, поняв в чем дело, ибо хорошо знал свой народ, приказал страже увести Харриса и не отпускать, пока он не вынесет решение. Затем халиф вызвал к себе начальника дворцовой стражи и сказал ему: "То, что для нас пустяк, для него -- все. Выведи этого бедуина под покровом ночи из дворца, чтобы он не увидел могучей реки Тигр, и не отходи от него ни на шаг, пока вы не доберетесь до его стоянки. Он ни в коем случае не должен испробовать сладкой речной воды. Когда вы окажетесь на месте, поблагодари его от моего имени и передай в подарок от меня тысячу золотых. Скажи, что он назначается хранителем источника райской воды и, во имя повелителя правоверных, может снабжать этой водой каждого путешественника". Это сказание известно также и под другим названием: "Рассказ о двух мирах". Его автором считается Абу аль-Атахийя из Аниза, современник Гарун аль-Рашида. Он основал дервишское братство Масхарайа ("Бражники"), название которого увековечено в западных языках словом маскара. Последователей аль-Атахийа можно найти в Испании, Франции и других странах. Аль-Атахийа называют "отцом арабской священной поэзии". ВСАДНИК И ЗМЕЯ Есть поговорка: ""Жестокость" человека знания лучше "доброты" глупца". -- Я, Сейлим Абдали, свидетельствую, что -- это истина как на высших уровнях существования, так и на низших. Доказательством этого может послужить история о всаднике и змее, оставленная потомству великим мудрецом. Некий всадник, проезжая однажды по дороге, увидел, как маленькая ядовитая змея вползла в раскрытый рот спящего на земле человека. Всадник понял, что если несчастному позволить спать, то яд наверняка убьет его. Подхлестнув своего коня, он в одно мгновение оказался возле спящего и что есть силы стал стегать его кнутом, пока тот не вскочил на ноги с вытаращенными от страха глазами. Не давая ему времени опомниться, всадник погнал его к дереву, под которым валялось множество яблок, и заставил его их есть, потом ударами кнута пригнал его к реке и приказал пить воду большими глотками. Человек то и дело пытался удрать от мучителя. -- Что я тебе сделал, о враг рода человеческого?! -- стенал несчастный, захлебываясь водой. -- За что ты издеваешься надо мной?! Но всадник был неумолим. До самых сумерек он истязал человека, и в конце концов тот, теряя сознание, упал на землю, его стало рвать и вместе с гнильем и водой он выплюнул змею. Только теперь спасенный понял, какая ему угрожала опас-ность, и он стал просить у своего избавителя прощения. В таком же положении находимся и мы. Читая этот рассказ, не принимай буквальное за аллегорию и не ищи аллегории в том, что должно быть понято буквально. Тот, кто наделен знанием, несет на себе ответственность. Кто не имеет знания, живет только своими предположениями. Спасенный человек сказал всаднику: "Если бы ты сразу объяснил мне в чем дело, я принял бы твое лечение с большой охотой". Всадник ответил: "Если бы я рассказал тебе все с самого начала, ты бы мне все равно не поверил, или тебя сковал бы страх, или ты убежал бы, или, наконец, снова заснул, ища забвения, и тогда было бы уже слишком поздно". Сказав это, таинственный всадник пришпорил коня и ускакал прочь. Сейлим Абдали, живший с 1700 по 1765 год, навлек на суфиев со стороны интеллектуалов множество яростных нападок, заявив, что суфийский мастер может знать, какая опасность угрожает человеку, и в случае необходимости применить быстрые и иногда парадоксальные меры для его спасения. Это утверждение привело в дикое бешенство тех, кто не понимал, что он имеет в виду. Историю "Всадник и змея" Абдали заимствовал у Руми. Даже сегодня многим людям придется не по душе идея рассказа. Тем не менее, эту идею в той или иной форме принимают все суфии. В комментарии на рассказ Хайдар Гул сказал только следующее: "Существует предел, который человечеству вредно переступать, завеса, скрывающая истину, чтобы не повредить тем, чей ум закрыт". ИСА И НЕВЕРУЮЩИЕ Мастер Джалалуддин Руми и другие рассказывают, что однажды Иса, сын Марии, шел по пустыне, невдалеке от Иерусалима, с несколькими людьми, в которых еще сильна была жадность. Они умоляли Ису назвать тайное слово, воскрешающее мертвых. -- Если я сообщу вам эту тайну, -- отвечал им Иса, -- вы неправильно воспользуетесь ею. Люди же настаивали на своем: -- Мы подготовлены к такому знанию, -- сказали они, -- и вполне заслуживаем его. Кроме того, оно укрепит нашу веру. -- Вы сами не знаете, о чем просите, -- возразил Иса, но все же открыл им великое слово. Позднее эти люди, вновь оказавшись в пустыне, увидели на земле кучу побелевших от времени костей. -- Давайте попробуем могущество Слова, -- сказали они друг другу и хором произнесли его. Едва они произнесли его, как кости соединились в скелет, который стал обрастать мясом, мясо покрылось шерстью, и вот перед ними предстал дикий хищный зверь. Ожившее чудовище набросилось на них и разорвало на куски. Имеющие разум поймут. Люди менее развитые сумеют развиться, изучая эту историю. Иса, о котором здесь идет речь, -- это Иисус, сын Марии. Рассказ появляется в произведении Руми и весьма часто повторяется в устных дервишских преданиях об Иисусе. Этих преданий существует великое множество. Традиция относит к своим знаменитым "продолжателям" одного из первых, кто носил титул "суфий" -- Джабира, сына аль-Хайзла, латинского Герберта, который также считается родоначальником христианской алхимии. Джабир первоначально был сабием. Согласно западным авторам, ему принадлежат важные химические открытия. В ПАРФЮМЕРНОМ РЯДУ Мусорщик, проходя по парфюмерным рядам, вдруг потерял сознание и упал на мостовую. Изо всех лавок к нему бросились люди и принялись опрыскивать его ароматной водой, чтобы привести в чувство. Но ему от этого становилось еще хуже. К счастью, мимо проходил человек, который раньше тоже был мусорщиком. Он тут же понял, в чем дело, и поднес к носу пострадавшего что-то дурно пахнущее. Мусорщик тут же пришел в себя и радостно воскликнул: -- Вот истинное благовоние! Ты должен подготовиться к переходу туда, где многие вещи, к которым ты здесь привык, покинут тебя. После смерти твое "я" должно будет откликнуться на влияния, которые ты еще здесь имеешь возможность испытать. Если ты сохранишь свою привязанность к нескольким знакомым вещам, ты станешь несчастным, подобно мусорщику, очутившемуся в парфюмерном ряду. Мораль этой притчи очевидна. Газали приводит ее в своей работе "Алхимия счастья" (XI век), желая подчеркнуть суфийское учение о том, что очень немногое из знакомого мира связано с "другим измерением". ПРИТЧА О ЖАДНЫХ СЫНОВЬЯХ Жил когда-то трудолюбивый и щедрый крестьянин, у которого были ленивые и жадные сыновья. Перед смертью он собрал своих сыновей и сказал им, что если они будут копать в таком-то и таком-то поле, они найдут зарытые там сокровища. Когда крестьянин умер, его сыновья, придя на поле, стали усердно и тщательно перекапывать его вдоль и поперек, но сокровищ так и не обнаружили. Не найдя в земле ни единой монеты, они решили, что отец по своей щедрости раздал все золото, но, по-видимому, сам забыл об этом, и прекратили поиски. Тут их осенило: раз уж земля вскопана, на ней можно что-то посадить. Братья засеяли поле пшеницей и спустя несколько месяцев собрали богатый урожай. Продав пшеницу, они целый год жили в достатке. Однако после сбора первого урожая у них снова появилась мысль о большом богатстве, которое они могли тогда проглядеть, и братья заново перекопали поле, но с тем же успехом. Так через несколько лет эти люди привыкли к труду и научились различать времена года, о чем прежде не имели никакого представления. Тут-то они поняли, почему их отец применил такой метод воспитания, и стали честными и зажиточными крестьянами. Вскоре они увидели, что обладают достаточным богатством и совсем перестали думать о зарытых сокровищах. Вот так же обстоят дела с изучением науки о человеческой судьбе и смысле жизни. Учитель, сталкивающийся с нетерпеливо-стью, сомнениями и жадностью учеников, должен побудить их совершать действия, которые, в чем он уверен, помогут им развиться, но истинная задача и цель этих действий самим ученикам часто остается неизвестной из-за их неподготовленности к восприятию. Эта история, подчеркивающая, что в человеке могут развиваться какие-то определенные способности, хотя он сам пытается развить совершенно другие, необычно широко известна. Популярность этой притчи можно объяснить предпосылаемым ей обычно высказыванием: "Те, кто повторяют этот рассказ, приобретут больше, чем могут предположить". История публиковалась францисканцем Роджером Бэконом (у которого можно найти ссылки на суфийскую философию и который преподавал в Оксфорде, откуда был удален по приказу Папы) и химиком XVII столетия Боэрхааве. Настоящая версия рассказа приписывается суфию Хасану из Басры, жившему около двенадцати столетий назад. СУЩНОСТЬ УЧЕНИЧЕСТВА Иорахим Кхавас рассказывал, что в юности он очень хотел присоединиться к обучающему мастеру. Он разыскал мудреца и попросил-ся к нему в ученики. -- Ты еще не готов, -- сказал Учитель. Но молодой человек настаивал. -- Что ж, хорошо, -- согласился мудрец, -- я научу тебя чему-нибудь. Сейчас я отправляюсь в паломничество в Мекку. Если хочешь, пойдем вместе. Ученик был в восторге. Итак, они собрались в дорогу, но перед тем как тронуться в путь, мудрец сказал: -- Отныне мы с тобой спутники и потому один из нас должен руководить, а другой -- повиноваться. Какая роль тебе по душе? -- Руководите мной, я буду повиноваться, -- ответил юноша. -- Пусть будет по-твоему, если ты знаешь, как повиноваться. Путь их лежал через Хиджанскую пустыню. С наступлением темноты они расположились на ночлег. Вдруг полил сильный дождь. Мастер поднялся, достал кусок материи и, растянув ее, стал укрывать юношу от дождя. -- Но ведь это входит в мои обязанности, -- запротестовал Иорахим. -- Я приказываю позволить мне укрывать тебя, -- прервал его мудрец. Утром ученик сказал: "Если вы не возражаете, сегодня я буду руководить". Мастер согласился. -- Пойду соберу немного хвороста для костра, -- сказал молодой человек. -- Ты не должен этого делать. Я сам принесу хворост, -- сказал мудрец. -- Я приказываю вам остаться здесь, пока я буду собирать хворост. Но мудрец возразил: -- Подобные занятия не для тебя, ибо принципы ученичества не согласуются с тем, чтобы подчиненный позволил руководителю обслуживать себя. Вот так каждый раз мастер демонстрировал молодому человеку, что такое ученичество. Они расстались у ворот Святого Города. Встретившись с мудрецом позднее, юноша пристыженно потупил взор. -- То, что ты узнал тогда, -- сказал старец, -- открыло тебе до некоторой степени сущность ученичества. Ибрахим Кхавас ("Победоносный Ткач") так определяет суфийский путь: "Позволь тому, что делается для тебя, быть сделанным. Делай для себя то, что ты должен сделать сам". Эта история в несколько утрированной форме подчеркивает, что действительные взаимоотношения между учителем и учеником весьма отличаются от того, что думает о них будущий ученик. Кхавас был одним из великих мастеров древности, и это путешествие описывается в книге Худжвири "Раскрытие скрытого за завесой", которая представляет собой самый ранний из дошедших до нас трактат по суфизму на персидском языке. ПОСВЯЩЕНИЕ МАЛИКА ДИНАРА После многолетнего изучения философских доктрин Малик Динар, наконец, почувствовал, что теперь пора ему отправляться на поиски знания. -- Я иду искать Скрытого учителя, -- сказал он сам себе, -- который, как говорят, находится в моем совершенном "я". Захватив с собой немного фиников, Малик вышел из дому и отправился в путь. Вскоре он увидел впереди себя дервиша, устало бредущего по пыльной дороге. Ускорив шаги, он поравнял-ся со стариком, и некоторое время они шли рядом, не говоря друг другу ни слова. Первым нарушил молчание дервиш. -- Кто ты и куда направляешься? -- спросил он. -- Меня зовут Динар, -- ответил Малик. -- Я иду искать Скрытого учителя. -- А я -- аль-Малик аль-Факих, и я пойду с тобой, -- сказал дервиш. -- Можешь ли ты помочь мне разыскать Учителя? -- спросил Динар. -- Могу ли я помочь тебе, можешь ли ты помочь мне? -- спросил Факих в нарочито грубой манере дервишей, как они обычно говорят; затем он продолжал. -- Скрытый учитель, гово-рят, пребывает в самом человеке; находит его человек или нет зависит от того, как он применяет свой опыт. А это нечто такое, что только частично может быть передано другим человеком. Вскоре они подошли к дереву, которое раскачивалось и скрипело. Дервиш остановился, с минуту помолчал, потом сказал: "Дерево говорит: что-то причиняет мне боль -- остановитесь и избавьте меня от страданий". -- Я тороплюсь, -- сказал Динар, -- и вообще, как может дерево говорить. -- И они отправились дальше. Когда они отошли от дерева на несколько миль, дервиш сказал: "Когда мы стояли возле дерева, мне почудился запах меда. Может быть, в его дупле гнездо диких пчел?" -- Тогда нам нужно скорее вернуться назад, -- воскликнул Динар, -- если нам посчастливится найти мед, мы немного оста-вим себе, а остальное продадим по дороге. -- Пусть будет по-твоему, -- ответил дервиш, и они повернули назад. Но возвратившись к дереву, Динар и дервиш увидели, что другие путешественники опередили их и достали из дупла очень много меда. -- Какую нужду мы терпели, -- сказали эти люди Динару и Факиху, -- а этого меда хватит, чтобы накормить целый город. Мы, бедные странники, можем теперь стать купцами; отныне мы ни в чем не будем нуждаться. Динар и дервиш снова продолжили свой путь. Через некоторое время они подошли к огромной муравьи-ной куче, из которой доносилось приглушенное гудение. Дервиш прижался ухом к земле, вслушиваясь во что-то, затем поднялся и сказал: -- Эти муравьи строят колонию. Своим гудением они молят о помощи. Они говорят на муравьином языке: "Помогите нам! Мы натолкнулись на странную преграду, мешающую нам рыть дальше. Помогите ее убрать". Ну что, поможем или тебе некогда? -- Брат, нам нет дела до муравьев и их преграды, -- сказал Малик. -- Лично я должен искать своего Учителя. -- Как знаешь, -- ответил дервиш, -- но они еще говорят, что все вещи взаимосвязаны, и этот случай может иметь некоторое отношение к нам. Но Динар не обратил внимания на замечание старика и устремился вперед. Вечером, когда они остановились на ночлег, Динар обнару-жил, что потерял свой нож. -- Наверное, я обронил его у муравейника, -- сказал он. На следующее утро путники повернули в обратный путь. Ножа они так и не нашли, но, подойдя к муравейнику, увидели нескольких людей в перепачканных одеждах, которые сидели прямо на земле перед грудой золотых монет. -- Это, -- объяснили они Динару, -- клад. Мы его только что выкопали. Мы шли по дороге, как вдруг нас окликнул какой-то старый и совсем дряхлый дервиш. "Ройте здесь, -- сказал он, -- и вы найдете то, что для одних преграда, а для других золото". Динар проклинал себя за нетерпение. -- Если бы мы задержались здесь прошлой ночью, о дервиш, ты и я сделались бы богачами, -- сетовал он. -- Этот дервиш, -- сказал вдруг один из счастливцев, показывая на Факиха, -- очень похож на того старца, который остановил нас. -- Все дервиши похожи друг на друга, -- ответил Факих, и они с Динаром пошли дальше. Спустя несколько дней путники подошли к реке. Они уселись на берегу, поджидая перевозчика и любуясь живописной местностью. Вдруг из воды вынырнула огромная рыба и уставилась на них. -- Рыба обращается к нам, -- промолвил дервиш. -- Она говорит: "Я проглотила камень. Выловите меня и дайте мне целебной травы, тогда я его выплюну и не буду больше мучиться. О странники, проявите ко мне сострадание!" Тут к берегу пристала лодка с перевозчиком, и нетерпеливый Динар втолкнул в нее Факиха. Перебравшись на другой берег, они заплатили лодочнику медную монетку и направились на ночлег в чайхану, которую специально для странников построил когда-то на берегу один добрый человек. Утром, неспеша потягивая чай, Динар и дервиш увидели, как в чайхану вошел знакомый им лодочник. -- Вчерашний вечер оказался для меня счастливым, -- объяснил он с порога, -- странники принесли мне удачу. Поцеловав руку почтенному дервишу, он попросил его благословения. -- Ты заслужил все это, сын мой, -- сказал Факих. Лодочник рассказал, что этой ночью он разбогател, и вот как это случилось: с наступлением темноты он, как обычно, хотел закончить работу и отправиться домой, но заметил на другом берегу двух путников и решил задержаться, чтобы перевезти их. Сделал он это не ради денег, ибо увидел, что путники бедно одеты, а ради "бараки" (благословление, сила, святость), милости, которой удостаиваются те, кто помогает странникам. И когда он, переправив их через реку, стал привязывать лодку к причалу, из воды выбросилась рыба и, забив хвостом по земле, попыталась ухватить ртом листок с прибрежного куста. Лодочник сорвал листок и положил ей в рот. Рыба тут же выплюнула камень и плюхнулась в воду. Камень оказался огромным сверкающим алмазом неисчислимой стоимости. -- Ты сущий дьявол, -- воскликнул пораженный Динар, повернувшись к Факиху. -- Ты заранее знал о всех трех сокро-вищах благодаря какому-то внутреннему восприятию, но не сказал мне об этом. Разве настоящее сотрудничество в этом? И прежде я терпел множество неудач, но без тебя я никогда бы не узнал, что скрывается в дереве, муравейнике и рыбе! Только он произнес это, как вдруг словно бы могучий порыв ворвался в его душу и Малик Динар осознал, что истина противоположна тому, что он сказал. Факих, чье имя означает Победоносный султан, слегка коснулся плеча Динара и улыбнулся. -- Сейчас, брат, -- промолвил он, -- ты поймешь, что можно учиться через опыт. Я тот, кто послан тебе скрытым Учителем. Когда Малик Динар, наконец, осмелился поднять глаза, он увидел своего Учителя, идущего по дороге с небольшой группой путешественников, которые обсуждали трудности предстоящего пути. Сегодня имя Малика Динара упоминают среди имен наиболее выдающихся дервишей, его называют спутником, образцом, достигшим. Малик Динар -- один из ранних классических мастеров. Победоносный султан в этой истории олицетворяет "высшую функцию ума", называемую Руми "человеческим духом"; эту функцию человек должен воспитывать в себе, чтобы достичь просветления. В настоящем варианте сказание принадлежит эмиру аль-Арифину. ГЛУПЕЦ И ВЕРБЛЮД Глупец однажды увидел верблюда и спросил его: -- Почему у тебя такое уродливое горбатое тело? -- Из оценки создается мнение, -- ответил верблюд. -- Ты приписываешь ошибку тому, кто создал меня таким. Сознаешь ли ты это?! Не считай мой горб недостатком. Я создан таким по определеной причине и для определенной цели. Лук должен быть согнутым, тетива -- прямой. Ты глупец! Ослиное восприятие -- от ослиной натуры. Мауляна Маджуд, известный также как Хаким Санаи, просветленный мудрец из Газны, наделяющий жизнью, много писал о ненадежности субъективных мнений и обусловленных оценок. Одно из его высказываний гласит: "В кривом зеркале твоего ума ангел может показаться тебе дьяволом". Приведенная притча взята из его произведения "Окруженный стен