дь снова возвратиться на Черное Побережье. Впрочем, жаловаться на скупость волшебника не приходилось. Кожаные и меховые одежды, кожаная обувь и шерстяные штаны, пиктские копья и боевые топоры, боссонские луки и гандерская броня - все было выдано с готовностью и в изобилии по первому требованию. То же касалось мяса, орехов и ягод, а также эля. Бамула нашли эль столь же хорошим, как и свое собственное пиво, и, не вмешайся Конан, не успокоились бы, пока не высосали весь запас. - Не забудьте, что пикты все еще здесь. Те, что прикидываются друзьями, и те, что в открытую скалят зубы. Сейчас, конечно, мы куда лучше подготовлены для встречи с ними, но все-таки их сто человек на одного нашего. Кроме того, они, не в пример нам, хорошо знают эту местность. Бамула обучались легко, будучи опытными воинами, которым к тому же не терпелось вернуться домой, хотя для этого и пришлось бы воевать с врагами Лизениуса. Трижды Конан совершал с ними набег и трижды возвращался без потерь. Как правило, в поход они отправлялись отдельно от дружественных Лизениусу пиктов, если не считать нескольких местных проводников. Это было хорошо. Конан знал пиктскую манеру ведения войны и не хотел, чтобы бамула переняли ее. Незачем здешние прихваты переносить на Черное Побережье, поскольку они означают кричащих девочек-подростков, насилуемых перед горящими домами, стариков с проломленными черепами, смотрящих мертвыми глазами в небо. Но вот настал день, когда им приказано было передаться через границу в район Топей вместе с пиктами. Откуда-то с дерева донесся сигнал Говинду. Крик птицы Черного Побережья, отнюдь не здешней. Конан сомневался, что охрана каравана была столь глупа, что не заметила такой странности. Сорок пиктов залегли в ожидании вдоль дороги. Бамула Конана лежали с другой стороны. Это позволяло атаковать одновременно, но держало оба отряда на большом расстоянии друг от друга. Это было хорошо. Пикты не доверяли демонолюдям, равно как бамула не доверяли пиктам. Они то и дело искали ссоры друг с другом. Пока, правда, до большой крови дело не дошло, хотя Конан и пиктский вождь не говорили на одном языке. И киммериец, и предводитель пиктов - оба были опытными воинами, что позволяло им понимать друг друга. О предстоящей битве они договорились с помощью жестов и рисунков на земле. Караван уже приближался. Совершенно очевидно, что охранники плохо знали здешние леса. Кроме того, о пиктских набегах здесь еще не слышали. Предполагалось, что опасность ожидает дальше. Бамула еще не совершали набегов по эту сторону границы; что до пиктов, то они преимущественно пощипывали изолированные фермы, разбросанные вдоль границы. А леса здесь такие, что пятьдесят человек могли укрыться от глаз даже самого зоркого патруля. Теперь главное - чтобы пикты с закрытыми глазами не начали осыпать все стрелами (а иногда они именно так и делали, во всяком случае такое создавалось впечатление). Да и бамула неплохо помнить о том, что убить может даже стрела союзника. Военный клич пиктов послужил сигналом к атаке. Конан выскочил из своего укрытия, потрясая мечом. Он вымазал лицо и другие открытые части тела соком ягод и теперь по цвету кожи был похож на бамула. Конечно, противно сражаться бок о бок с пиктами, но еще противнее было бы, если бы легенды сохранили историю о черных воинах с белым вождем, которые бьются рядом с такими недоносками, как пикты. Такая слава может в один прекрасный момент сослужить Конану дурную службу. Кроме того, киммериец сомневался, чтобы это понравилось Лизениусу. И уж совершенно очевидно, что это ни в коей мере не способствует возвращению бамула домой, в родные джунгли. Киммериец выскочил на дорогу и схватил под уздцы лошадь предводителя охраны каравана. Другой рукой он отразил три рубящих удара всадника, у которого было больше скорости, чем умения, и уж явно не хватало силы пробить защиту Конана. Лошадь попятилась. Конан нырнул под брюхо лошади и неожиданно для всадника выскочил с другой стороны. Он ударил мечом вперед, направив удар так, чтобы меч прошел сквозь шлем, вместо того чтобы раскалывать шлем вместе с черепом. Он схватил всадника за пояс, сорвал с седла, поднял над головой и бросил. Тот тяжело грохнулся оземь, расплескивая грязь. С запоздалым сожалением Конан понял, что бросил его нечаянно в ту сторону, где залегли пикты. Если всаднику повезет, он придет в себя прежде, чем те найдут его. Киммериец схватил поводья и поставил ногу в стремя. Неожиданно из-под брюха лошади на Конана бросился еще один охранник. Конец лезвия только оцарапал варвара, вместо того чтобы глубоко вонзиться в плоть. Конан выбил меч из рук нападавшего, повернулся в седле и обрушил на своего противника удар клинка. Череп развалился вместе с кожаным шлемом. Нападавший рухнул, а копыта лошади закончили работу, начатую мечом киммерийца. Со спины лошади Конан лучше видел поле боя и дорогу. Охранники в арьергарде отряда образовали стену, закрытую щитами. Те, что были в авангарде, медленно отступали в их сторону. Но маневр не удался. Пиктские стрелы и бамульские копья изрядно проредили ряды охранников. Киммериец даже заметил одного бамула, который, мастерски управляясь с луком, нашел себе жертву. У Конана сложилось впечатление, что охранники решили спасти свою жизнь, пожертвовав телегами и вьючными лошадьми. Либо же они замыслили еще какую-то каверзу. Затем варвар обнаружил, что вокруг одной из телег завязалась схватка. Ударив лошадь пятками по бокам, Конан поскакал туда. Стрела оцарапала киммерийцу шею, древко копья, брошенного чьей-то нетвердой рукой, скользнуло по боку лошади. И вот Конан уже возле телеги. Стрелы перестали лететь со стороны дороги. Либо боссонские лучники боялись попасть в своих, либо пикты перебили их всех. Три человека сражались против четырех пиктов и одного бамула. На сражавшихся охранниках были кожаные лорики, кольчужные шлемы; по всей видимости, они недурно умели обращаться с мечами, раз все еще держались. Конан пнул одного из них в висок, другого плашмя стукнул по голове мечом. Оба упали. Третий забрался в телегу, поискал там что-то и выскочил наружу с окованным железом сундучком. Сундучок был небольшой, но явно очень тяжелый. Спрыгивая на землю, человек пошатнулся. И вот пикт вогнал копье ему в бедро. Несмотря на рану, этот человек бросился бежать, причем столь быстро, что мгновенно оторвался от нападавших. Но не от Конана, который скакал верхом на лошади. Прежде чем лучники за стеной щитов успели выпустить свои стрелы, киммериец нагнал убегавшего. Могучая рука описала дугу, будто зачерпывая сачком, и вырвала драгоценную ношу. Бегущий взвизгнул, как лесной кот во время гона, и в свою очередь ударил Конана стилетом причудливой формы. Сталь рассекла кожу, но была остановлена рукоятью двуручного меча. В следующее мгновение тяжелый кулак киммерийца превратил бойкого противника в неподвижную тушку. Конан развернул лошадь и поскакал назад, в голову каравана, увидев, что Говинду стоит на дороге и размахивает руками. Когда бамульских воинов всего двадцать, трудно разделить их на четыре отряда (<Руки>, <Спина>, <Живот> и <Ноги>). Но здесь действовал молодой вождь с острыми глазами и холодной головой. Он сидел на дереве, и его не видели ни друзья-пикты, ни противники-боссониты. - Всадники приближаются! - прокричал Говинду. На самом деле он употребил выражение <шестиногие воины>, поскольку лошади в бамульских землях встречались настолько редко, что далеко не всякий житель тех мест мог похвастаться тем, что видел одну из них. Конан подумал, что либо это в самом деле ловушка, либо же каравану чертовски повезло. Впрочем, сейчас это различие не играло роли. Кровожадность пиктов при атаке охранников, скрывшихся за стеной щитов, заставила их забыть обо всем. А теперь, поскольку шла подмога, любой из защитников каравана, кто еще оставался в живых, мог надеяться увидеть завтрашний рассвет. Конан махнул рукой бамула. Пикты также заметили этот жест. Но их вождь не подал им сигнала. Там, где они находились, стучали барабаны и гремели вопли. Конан выругался. Ему совершенно не улыбалось решать сложную задачу: либо бросить пиктов, либо торчать здесь и ждать, пока те заметят, что к боссонитам спешит подкрепление. Киммерийцу не хотелось терять драгоценное время. Тем более что бамула находились куда как ближе к врагам, нежели пикты, так что первый, самый сильный удар падет именно на чернокожих воинов. Конан крикнул бамула, чтобы они возвращались и укрылись по обеим сторонам дороги. Это открывало новому отряду возможность атаковать пиктов. Но при этом бамула оставались бы живы и могли бы ударить боссонитам в тыл. И, возможно, тем самым спасти своих северных свожу (это было бамульское слово, означающее союзников по набегу). Именно так бамула обычно и называли пиктов. Темнокожие воины едва успели укрыться за деревьями, когда подлетели боссониты. То ли охрана каравана была сильнее, чем Конан себе представлял, и больше людей осталось в живых, то ли в ход пошли какие-то загадочные силы, но удар пришелся прямо по пиктам. Дикари не любили сражаться врукопашную против закованных в латы противников. Они вступали в такой бой лишь в том случае, если превосходили врагов количеством, причем значительно. На этот раз их было мало. Но им была открыта дорога в леса. Лес был рядом. Лес, где ни один всадник не сможет их нагнать. Пикты так и поступили. Мгновение спустя ни одного дикаря поблизости уже не было, все они скрылись в непроходимой чащобе. Поскольку бамула ничего не оставалось, кроме как последовать их примеру, Конан спешился, хлопнул лошадь по крупу и послал ее вперед, к боссонитам. Затем вложил меч в ножны и обеими руками покрепче ухватил сундучок. Даже могучему киммерийцу было нелегко тащить тяжелый сундук одной рукой, да еще бежать с ним среди деревьев. Лишь убедившись в том, что поблизости не видно пиктов и что они не скрываются рядом, Конан решился открыть сундучок. Он сделал это, отыскав трухлявое дерево - последние останки великана, бывшего некогда размерами с добрый храм и более древнего, чем любое сооружение, возведенное руками человека. Пока Кубванде держал кусок зажженного мха, привязанного к палке, Конан атаковал замки и петли сундука кинжалом. Замки поддались только тогда, когда кинжал едва не сломался. Кто бы ни запирал этот сундук, он явно стремился как можно лучше сохранить то, что находилось внутри. Крышка откинулась со слабым, почти человеческим вскриком. Поначалу Конану показалось, что внутри ничего нет. Затем он увидел, что сундучок выстлан изнутри черным бархатом и закрыт черным шелком. Киммериец сорвал шелк, и в свете факела Кубванде заметил слабый отблеск. Засунув руку, он нащупал что-то твердое и гладкое. Он извлек на поверхность содержимое сундучка. Квадратной формы кристалл, столь прозрачный, что его с трудом можно было рассмотреть на черном бархате. Конан подумал, что кристалл стал бы отличным украшением для рукояти меча или шлема. Но было в нем что-то неприятное, заставившее киммерийца насторожиться. - Хм, - хмыкнул Бовену. - Золота, которое здесь спрятано, не хватит даже оплатить услуги носильщика, который допер эту тяжесть сюда. - Как я погляжу, маловато у тебя в голове мозгов, чтобы судить о подобных вещах, - отозвался Кубванде. - Раз он нам не нужен, отдадим его Лизениусу. Тот небось найдет ему какое-нибудь применение. - Это уж наверняка, судя по тому, как дрались за него охранники, - заметил Конан. - Тому, кто его потерял, теперь придется выложить хозяину круглую сумму. У Конана появилось желание выпустить кристалл из рук как можно быстрее. Вместе с тем у него мелькнула мысль о том, что вовсе не обязательно отдавать его Лизениусу. От кристалла прямо-таки смердело колдовством. Киммериец рассудил, что честному человеку он ни к чему, а Лизениусу в самый раз. А как насчет честной женщины? Похоже, Скира имела сомнения относительно некоторых планов своего отца. Но молчала. Конан куда больше доверял бы ей, если бы она не была так скрытна во всем, что так или иначе касалось дел Лизениуса. Но даже и при его вполне закономерном недоверии к ней можно было сказать: ей он доверял куда больше, чем ее отцу, настолько, насколько золотая монета ценнее медного гроша. По доброй воле киммериец не доверился бы никому, кто имел хоть малейшее отношение к магии. Но ради спасения бамула ему приходилось положиться на добрую волю Скиры. По его мнению, она отчасти этого заслуживала. - У меня на родине имеются такие кристаллы, - сказал Конан. - Они обладают колдовской силой. Но это бабская магия. Вуона тоже женщина, но не умеет обращаться с колдовскими силами. А вот Скира - и женщина, и кое-что понимает в волшебстве. Отдадим кристалл ей. - А если это разозлит Лизениуса? - спросил Бовену. - Тогда, - сказал Говинду таким тоном, будто поучал ребенка (хотя Бовену был по крайней мере на пять лет его старше), - тогда мы будем держать язык на запоре и никому не скажем насчет кристалла до тех пор, пока Скира сама не уладит это дело. Глава тринадцатая Лизениус мало походил на обычного волшебника. Впрочем, Конан знавал многих колдунов, хотя и не любил это племя, и понимал, что они должны отличаться друг от друга, как и обычные люди. Отец Скиры был почти одного роста с киммерийцем. Веди более здоровый образ жизни, он наверняка был бы так же силен, как Конан. Однако колдун слишком много времени проводил над свитками, согнувшись в своей пещере. Шелковое одеяние обтягивало его здоровенное брюхо. Одеяние было столь просторно, что могло бы послужить парусом для какой-нибудь барахской посудины. Явно, что Лизениус не отказывал себе ни в чем. Одевался он по последней аквилонской моде. С широких плеч свисал короткий боссонский плаш. Широкий кожаный пояс был явно пиктского происхождения. На поясе висел пиктский бронзовый кинжал. Широкое лицо выглядело слишком молодым, так что трудно было поверить в то, что у колдуна взрослая дочь. Единственным, что указывало на зрелые годы, был широкий лоб с залысинами и роскошная борода, изрядно подернутая сединой. Глаза у него были такими же, как у Скиры, ярко-голубыми, похожими на глаза Конана. Но выражение этих глаз настораживало киммерийца. - Вы хорошо послужили мне, - сказал Лизениус. Конан немало путешествовал по свету, знал немало языков и сразу распознал аквилонский акцент. Лизениус повторил: - Очень хорошо послужили. Колдун произнес последнюю фразу еще раза три, прежде чем Конан начал переводить ее бамула. Киммериец решил передавать своим воинам все, о чем он говорит с колдуном. Но не было причин делиться со своими людьми одолевавшими его относительно Лизениуса сомнениями. Инстинкты вынуждали Конана быть настороже, а киммериец доверял своим инстинктам. Если бы он этого не делал, то давным-давно покоился бы в холодной земле. Сомнения Конана прорастали медленно, как мох. Он смотрел на Лизениуса. Похоже было, что тот родился в Аквилонии. а не в Боссонии, откуда, в свою очередь, бежал в Дебри Пиктов. Видимо, он повсюду практиковал магическое Искусство. Причем это повсюду заканчивалось именно тем, что его изгоняли. В Боссонии же ярость властей предержащих стоила жизни его жене, матери Скиры. Видимо, когда Лизениус появился здесь, в Дебрях Пиктов, его знание магии было достаточно заурядным и ничем не выделяло его из своры прочих колдунов. С другой стороны, все, что связано с магией, трудно назвать <обычным>!.. Конан раньше не верил в магию вовсе. Не верил до тех пор, пока не увидел корабли, плывущие по воздуху. Ясно было, что Лизениус прошел выучку у стигийских жрецов. У стигийцев длинные руки и много золота, с помощью которого они покупают друзей. Используя свою магию, Лизениус отыскал друзей даже среди пиктов. Причем его занятия Искусством подняли престиж местных шаманов. Теперь, думал Лизениус, настало время отомстить тем, кто изгнал его из цивилизованного мира и лишил жены. Он нашел управу на пиктов. В дальней пещере находится статуя древнего воина. Оживленная магией Лизениуса, статуя должна стать непобедимым защитником колдуна. Отныне те, кто нарушит границу его владений, проклянут день, когда родились на свет, слушая вопли своих умерщвляемых родственников прежде, чем и их собственные глотки будут перерезаны... С пиктами у Лизениуса были особые счеты. Конан чувствовал это. Обладая опытом участника стольких военных кампаний, что хватило бы на двух человек его возраста, Конан слушал своего нанимателя с мрачным вниманием. Пусть Лизениус болтает красиво и складно, однако киммерийцу хорошо известны повадки чародеев. Он знал, как устроены их мозги и каким образом текут мысли в головах колдунов. В настоящее время Конан склонялся к убеждению, что Лизениус безумен. Был ли маг безумен и прежде, кто знает? Со стигийской магией киммериец имел дела меньше, чем с другими, и предпочел бы не иметь вовсе. Но было ясно одно: в настоящий момент старый колдун полностью спятил. Возможно, он рехнулся от одиночества, хотя не исключены и другие причины. Но то, что он делал, было бессмысленным. Он хотел натравить пиктский народ на Боссонские Пределы. Конан уже собирался спросить, какую роль он со своим отрядом должен сыграть в этих планах, когда Лизениус, казалось, вытащил все мысли киммерийца из его головы. Это было так неожиданно, что Конан не осмелился даже бросить взгляд на кошель, висевший у него на поясе, чтобы убедиться: не утащил ли Лизениус одной лишь силой мысли кристалл у него из кошеля? - Я не могу предоставить какому-либо племени или клану пиктов честь войти в пещеру Статуи. Иначе Другие почувствуют такую сильную зависть и обиду, что перережут мне глотку. Или, по крайней мере, вырежут то племя, которое было удостоено этой чести. Я уже нахожусь в куда как менее дружественных отношениях с кланом Змеи, чем мне бы хотелось. И мне совершенно не улыбается поссориться еще и с остальными. И снова Лизениус что-то, сотворил. В голове Конана возникло видение клана Змеи, приведенного к покорности после того, как статуя прогулялась по их землям. На мгновение у Конана появилось острое желание, чтобы клан Змеи именно сейчас проявил свою гнусную сущность, ворвался в пещеру и разнес все к демонам. В конце концов, битва с пиктами куда приятнее, чем беседа с колдуном, у которого амбиции превышают здравый смысл (да и весь опыт общения Конана с колдунами говорил за то, что преувеличенные амбиции - самое обычное для магов дело). - Тебе с твоими бамульскими воинами выпала честь отправиться в эту пещеру. У вас нет среди пиктов ни родственников, ни друзей. Вы доказали свое воинское умение. Самое главное - вам приходилось проходить сквозь Переместитель. То, что вы сделали один раз, вы сделаете снова. Киммерийцу потребовалось несколько секунд для того, чтобы понять: Лизениус имеет в виду Ворота Зла. Именно эти слова Конан и употребил, когда переводил слова колдуна бамула. Он услышал, как его воины со свистом втягивают в себя воздух. К счастью, Лизениус, похоже, истолковал это как признак готовности. Киммериец возблагодарил богов за то, что колдун мало что понимает в бамульских обычаях. - Воздадим честь Лизениусу, - сказал Конан. Бамульцы начали распевать: - Охбе Лизениус. Охбе Лизениус. Охбе Лизениус. Конан надеялся, что ему удастся вывести из себя колдуна, позволив бамула распевать это восхваление так долго, что тому надоест. Бамула были исключительно занудны в своих песнопениях. Однако похоже, что в этих пещерах лишь одному человеку позволялось быть занудным. Лизениус сделал жест, безошибочно свидетельствующий о том, что ему все это не нравится. После чего Конан построил своих людей, отдал поклон в хайборийской манере и вывел свой отряд. Они прошли по трем коридорам, свернули в четвертый, упирающийся в то помещение, которое они занимали. Киммериец сделал знак Кубванде. - Да, Конан? Варвар нащупал кошель. Он постоянно носил кристалл с собой, даже находясь в покоях Лизениуса, не желая никого подвергать опасности изза обладания опасным сокровищем. Колдуны пытались убить Конана больше раз, чем пальцев на руках и ногах. У бамула же нет такого обширного опыта общения с чародеями. - Эта штука будет оставаться у меня, пока мы не решим окончательно, кому ее отдать. - Будь осторожен, Конан. Ты нужен нам больше, чем Скире. Я имею в виду не только бамула. - У нас еще достаточно времени, прежде чем мы снова увидим кого-либо еще, - сказал Конан. Откровенная лесть его собеседника почему-то не разозлила его. Кубванде не дурак. Кроме того, он искусный воин. Но стремление плести интриги у него в крови, равно как стремление мстить - в крови у Лизениуса. Чтобы чернокожие наемники колдуна не бродили по пещере, Лизениус дал понять, что опасности таятся здесь на каждом шагу. Он никогда не говорил, что это за опасности, поэтому Конан толком не мог себе представить, что колдун имел в виду: магию ли, зверей, людей или просто колодцы в полу, готовые поглотить неосторожного. Имея привычку бродить в темноте еще со времен своей воровской молодости, Конан мало обеспокоился невнятными угрозами Лизениуса, поэтому вскоре уже довольно ловко научился ориентироваться в темных туннелях. Не прошло и десяти дней, как они наслаждались гостеприимством колдуна, а Конан уже обнаружил хитроумный ход, которым можно пробраться от места, где разместились бамула, к месту, где обитала Скира. Обнаружил он и удобный путь к складу. Последнее было особенно важно в те дни, когда его мучила жажда. Впрочем, в комнату Скиры он не ходил. Дочь колдуна с самого начала четко обрисовала ему то, чего бы она не хотела. У Конана не было ни малейшего желания испытывать их отношения на прочность, прося ее о большем. Кроме того, киммерийцу совершенно не хотелось вызывать ревность Вуоны. Она была отличной подругой в постели. Однако женщины, он знал, всегда найдут повод для ревности. Кроме того, ревность Вуоны могла быть опасной, если это чувство толкнет ее на путь предательства. Конан не хотел, чтобы глупая женщина отдала отряд в руки Лизениуса. Несомненно, кто-нибудь из бамула избавил бы киммерийца от необходимости проливать кровь девушки своими руками, но его больше устроило бы, если бы она осталась жива и здорова и вернулась в Черные Королевства вместе со своими сородичами. Но настал день, когда Конан собрался все-таки забраться в покои Скиры и встретить ее там, дождавшись, когда она вернется домой. Несмотря на то что он сказал Кубванде, в планы Конана не входило отдавать кристалл, не выведав предварительно, что это за штука. Эта осторожность была вполне разумной: глупо было отдавать возможное магическое оружие человеку, которому ты не доверяешь. А здесь киммериец никому особенно не доверял. Конан сказал Кубванде, что, если он не вернется перед закатом солнца, бамула должны будут сами заботиться о своей безопасности и надеяться только на себя. Правда, он не объяснил молодому вождю, как им это сделать. Кубванде, конечно, был менее щепетилен, чем киммериец, и с легкой душой предложил бы свои услуги Лизениусу. Вряд ли Говинду удалось бы одержать над ним верх. Если бы не загадка, связанная с кристаллом, вряд ли Конан стал бы рисковать и искать встречи со Скирой в ее покоях. Но на карту была поставлена безопасность его людей. С другой стороны, его снедало любопытство. Любопытство перевесило даже осторожность. Конан вскорости добрался до трещины в скале. С наружной стороны она была достаточно широка, чтобы вместить массивного киммерийца, если бы Конан вздумал по ней лезть. Кроме того, трещина давала какое-никакое убежище. Внутри она расширялась, напоминая камин, и Конан вполне мог упереться руками в одну стену, а спиной в другую. Он привязал к поясу фонарь - медную чашу, в которой плавал мох, пропитанный маслом, - и начал карабкаться наверх. Киммериец лез, стараясь передвигаться еще тише, чем обычно. Его опыт говорил, что любые охранники замечают тебя именно в тот момент, когда тебе менее всего хочется привлечь их внимание. Конан двигался довольно быстро и скоро оказался в верхнем туннеле. Туннель вывел его в коридор, образованный неглубоким подземным потоком. Киммериец остановился в проеме, выводящем в коридор, и поморщился: там, где зрение и слух не работали, обоняние могло предостеречь его об опасности. Здесь Конан ощутил какой-то подозрительный неприятный запах, которого раньше не было. Однако он ничего не слышал. Свет фонаря также не открыл ему ничего нового: только голый камень стен, изъеденных потоком, текшим здесь, наверное, миллионы лет, да холодная темная вода, струящаяся под ногами. Киммериец коснулся воды пальцем, облизал. Вроде ничего подозрительного. Вода, даже не затхлая. В принципе, до покоев Скиры можно было добраться несколькими путями. Через этот же туннель существовал только один путь. Но только в том случае, если умеешь проползать сквозь скалу с той же легкостью, с какой червь проползает сквозь свежую землю. Конан этой способностью не обладал, поэтому ему ничего не оставалось, как ступить в воду и двинуться вперед. В одной руке он держал высоко поднятый фонарь, в другой - меч. Глаза осторожно осматривали туннель, ноги тщательно ощупывали дно потока. Хорошо, что он принял столько предосторожностей. С каждым шагом вонь становилась сильнее. Теперь киммериец услышал нечто похожее на дыхание. И это было не его дыхание, чтобы убедиться в этом, Конан перестал дышать, однако вздохи продолжались. Он медленно пошел вперед. То неведомое, что находилось впереди, тоже затаило дыхание. Наступила тишина. Теперь киммериец чувствовал холод. И не только потому, что основательно вымок, блуждая по туннелю. Очевидно, то странное, что было впереди, чувствовало его приближение. У противника Конана было преимущество: он мог выбрать время и место атаки. Варвару пришлось бы встретить эту атаку, которая последует без предупреждения, и, возможно, здесь, в тесноте каменного коридора. Но это лучше, чем позволить неведомому гоняться за ним по пещерам или, того хуже, позволить страшной твари бродить в темноте в поисках легкой жертвы. Конан миновал самую узкую часть коридора без всяких происшествий. Ему показалось, что впереди он слышит царапанье. Киммериец подумал, что, по всей видимости, потоком нанесло сухие сучья. Варвар сделал еще один шаг вперед, и туннель огласился жутким воплем. В Конана ударила громадная масса. Вода брызнула во все стороны. Фонарь зашипел и потух. Наступила кромешная тьма. Конан тотчас же понял, что на него нападают двое. Один из противников был посильнее. Он схватил киммерийца за левую руку и попытался вывернуть. Либо выдернуть! Дернувшись, Конан вырвался из захвата и с силой ударил противника о стену. Это дало ему лишь мгновенную передышку. Большего ему, однако, и не требовалось. Он отвел свободную руку, сжал могучий кулак и ударил в темноте туда, где, по его мнению, находилась голова противника. В тот же самый момент он рубанул. Правда, рискуя мечом и несколько неуклюже, поскольку был неудобный угол для удара. Аквилонская сталь полоснула по шее монстра. Тварь завыла, и гнилостное дыхание обдало Конана. Первый нападающий теперь пытался схватить его сзади. Но и на этот раз атака противника не увенчалась успехом. Нападающий явно пытался сохранить свою жертву невредимой. Выбросив вперед обе ноги, Конан изо всей силы ударил того, кто находился перед ним, одновременно с тем придавив спиной того, кто подкрадывался сзади. Он услышал хруст, когда череп первого из нападавших ударился о скалу, и почувствовал, как хватка ослабевает. У Конана теперь была свободна рука. Он не замедлил выхватить кинжал и нанести яростный удар в то неведомое, что находилось перед ним. Еще один вскрик - и струя зловонной крови смешалась с подземным потоком. Конан ударил снова. Новый фонтан крови; однако криков больше не было. Киммериец сделал шаг в сторону и обрушил на нападавших свой меч, сперва на одного, потом на другого. Он почувствовал, как сталь разрубает кости. Затем осталось только эхо предсмертных стонов да журчание воды, обмывающей два волосатых тела и уносящей два потока крови. Конан вложил в ножны оружие и выбрался из воды. Похоже, он не очень пострадал, хотя ощущение было такое, будто его измолотили дубинками. Не известно, с кем ему пришлось сражаться, но противник был силен, быстр и не слишком сообразителен, но все же слишком опасен, чтобы позволить ему просто так разгуливать по туннелю. Вот и еще один вопрос, который он задаст Скире перед тем, как заговорит с ней о кристалле. Он коснулся пояса, чтобы убедиться, что кристалл на месте, в кошеле. После чего он двинулся дальше. Возможности снова зажечь лампу Конан не видел. Да в лампе и не было нужды. Последний участок пути до покоев Скиры был таким простым, что даже начинающий воришка с легкостью проделал бы его без всякого света. Синяки и царапины Конана только-только начали саднить, когда он оказался возле дверей. Киммериец вытащил кинжал и постучал рукоятью. В ответ раздалось лишь шуршание, ибо дверь была сработана из толстых досок, окованных медью. Некоторые из медных украшений образовывали странные фигуры, которые могли быть рунами чужого языка, - Конану прежде не приходилось иметь с ними дело. Он услышал слабое звяканье. Несомненно, это открывался глазок. После чего с глухим стуком отодвинулся засов. Со скрежетом петель, который был громче боевого клича целой армии, дверь отворилась. На пороге стояла Скира. В одной руке у нее был кинжал. На плечи она наспех набросила кожаный плащ. Девушка была неплохо сложена, отметил Конан. Кроме того, киммериец мог бы поклясться, что под плащом на Скире ничего не было. - Конан! Что привело тебя сюда? - Любопытство. - Любопытство касается меня? - У другой женщины подобный вопрос мог быть принят за флирт. Впрочем, мрачное выражение лица Скиры и ее ровный голос начисто отметали такую возможность. - Любопытство касается кое-какой штуки, которую мне удалось захватить в боссонском караване. - Ну вот. Теперь и я тоже изнемогаю от любопытства. Да и не только из-за того, о чем ты говоришь. Но и из-за тебя. Как ты добрался сюда? Почему ты в таком виде? Ты выглядишь так, будто упал с утеса. Разве отец не говорил, что бродить по туннелям небезопасно? Знаком она предложила ему войти, и он принял ее приглашение. - Опасности здесь больше, чем предполагает твой отец. Если только он не собственноручно напустил гигантских обезьян в пещеру, - сказал Конан. Глаза Скиры расширились. Конан попытался описать тех чудовищ, с которыми сражался во тьме. Прежде чем он закончил, Скира смертельно побледнела и некоторое время молчала, а затем медленно произнесла: - Ты встретился с хаканами. Пиктские колдуны приручают их, а затем используют для выслеживания... и убийства. Но в наших пещерах их быть не может. - Это ты скажешь тому, кто их послал, - резко оборвал ее Конан. - А покамест держи дверь на запоре и забаррикадируй ее и будь настороже. Да приготовь заклятье, если у тебя есть подходящее против этих монстров. Любой из них с легкостью может вырвать тебе руки-ноги, и даже дыхание у него не участится. На мгновение Конану показалось, что Скира вот-вот упадет в обморок. Плащ почти сполз у нее с плеч, и она, похоже, даже не заметила, когда Конан поправил на ней одежду. Она села, будто ноги отказались ей служить, и на мгновение бессильно свесила голову. - Это можно так понимать, что ваш мир с пиктами нарушен? - спросил Конан, усаживаясь подле нее. У него было невыносимое желание заорать на чувствительную девицу, но приходилось говорить с ней спокойно, будто с ребенком. Скира, конечно, девушка смелая и сообразительная, но сегодня ночью на нее навалилось слишком много плохих известий. - Если они спустили на нас хаканов, можно сказать и так, - отозвалась наконец она. - А что еще привело тебя сюда? Конан пошарил в кошеле и вытащил кристалл. Глаза Скиры расширились, но голос остался ровным, когда она проговорила: - Это тот самый, захваченный в караване? - Да. Он был в чертовски крепком сундучке. Боссониты охраняли его, как дьяволы. Трое ребят, похоже, были готовы отдать свою жизнь, лишь бы сундучок не достался чужим. - Я понимаю почему. - В таком случае расскажи, чтобы я тоже понял. По-моему, сейчас неподходящее время загадывать друг другу загадки. Скира вздрогнула: - Нет. Время и в самом деле неподходящее. - Она протянула руку к кристаллу. Конан мгновение помедлил. А вдруг тут действительно не обошлось без колдовства, и кристалл придаст ей новые силы, когда окажется у нее в руках?.. Впрочем, у него, Конана, наготове меч и кинжал, которые он, в случае чего, тут же пустит в ход, чтобы расправиться со Скирой или тем чудовищем, в которое она могла превратиться. Он извлек из ножен кинжал и положил правую руку на рукоять меча. На мгновение Скира была ослеплена блеском стали. Затем она снова протянула руку, и Конан положил в нее кристалл. Возникшая вслед за этим пауза продолжалась так долго, что Конан невольно начал опасаться, как бы другие хаканы не обнаружили своих мертвых сородичей и не отправились мстить. Скира, похоже, была в трансе. Киммериец надеялся, что, странствуя по другим мирам, она сможет найти ответы на кое-какие вопросы, поэтому имело смысл не беспокоить ее. За секунду до того, как киммериец окончательно потерял терпение и открыл рот, чтобы окликнуть ее, Скира поднялась. Она казалась еще более спокойной, чем была до этого, хотя сжала кристалл с такой силой, что костяшки ее пальцев побелели. - Судя по всему, это кристалл Траза, - сказала она. - Мне это ничего не говорит, - заявил Конан. - Прости меня. Эти кристаллы очень старые. Говорят, они происходят из Атлантиды. Впрочем, все старое связывают с атлантами, даже если об этом нет упоминаний ни в одной из хроник... - Скира, ты подражаешь худшим чертам своего отца. Что эта проклятая штука умеет делать? - Она может увеличивать силу колдуна. Также может очищать храмы и другие священные места с помощью Черной магии. - Полезная штучка, а? Не сомневаюсь, ты смогла бы найти ей применение. - Известно, что их существует всего шесть. Я и мечтать не могла о том, чтобы один из них когда-нибудь оказался в моих руках. - Стало быть, ты намерена прикарманить его? - Ты хочешь сказать: отдам ли я его отцу? Конан что-то проворчал. Уж слишком быстрая она, эта Скира. У него появилось желание отнять у нее кристалл и разбить его о каменный пол. Киммериец сомневался в том, что эта вещица окажется прочнее горного хрусталя. А если что, то несколько хороших ударов мечом могут завершить дело. - Тебе судить о своем отце и его честности. Этот кристалл может помочь ему воспользоваться Воротами Зла - Переместителем, как вы его называете, - чтобы отправить нас в пещеру, где находится статуя, которую он собирается оживить? Если это так, то лучше отдать кристалл ему. В конце концов, от этого зависит моя жизнь и жизнь моих бамула. Глаза Скиры снова расширились. Конан решил, что у нее очень красивые глаза, и не стал бы возражать, предложи ему кто-нибудь увидеть, как эти глаза расширяются среди подушек скомканной постели. Но сейчас важнее было другое. Необходимо было узнать от этой женщины, что происходит. - Он что, посылает ТВОИ отряд в пещеру? - Так он сказал. Или его нужно понимать иначе? - Нет, именно так. Ты слышал... ты услышал правду. Но только часть правды. - А какова она вся целиком? Скира глубоко вздохнула, и теперь речь ее полилась быстрым потоком. Все-таки, хвала богам, она была самой обычной женщиной. - Статуя может быть оживлена с помощью кровавого жертвоприношения. Жертвой должен быть либо ближайший кровный родственник колдуна, либо кто угодно другой, но числом не менее двадцати. Поначалу отец подумывал принести в жертву меня. Но, к счастью, передумал и решил пожертвовать двадцатью пиктами. - А как бы ему это удалось? - Он собирался выдать меня замуж за вождя пиктов. Выкупом за невесту была бы жизнь двадцати его воинов. - Вряд ли после этого вождь увидел бы следующий рассвет. Возможно, твой отец и разбирается в магии, но что до пиктов и их обычаев, то мой молодой вождь Говинду - и тот даст ему фору. - У отца не было другого выхода. Кроме того, остальные пикты, скорее всего, простили бы его, после того как магия принесла бы свои плоды. Им ничего другого не оставалось бы. Если подумать - они даже в выигрыше. - А в результате Боссонские Пределы превратились бы в край, где царит лишь смерть. Ты этого хочешь, да? - Не забывай, что Лизениус - мой отец. Он любил мою мать. А в боссонитах видит ее убийц. Так проще. Если ты смотришь на мир глазами мстителя, легче осуществить мщение. - Если только не спятишь раньше, чем добьешься желаемого. Я думаю, что именно - это и произошло с твоим отцом. - Подозрение мелькнуло у Конана в голове. Подозрение росло, а теперь превратилось в холодную уверенность. - Мой отряд отправляется с помощью Переместителя в пещеру, после чего МЫ и оказываемся той самой кровавой жертвой? Пикты живы-здоровы, причин враждовать с вами у них нет, а по топям начинает разгуливать чудовищная статуя, так? Это и есть замысел твоего отца? Скира кивнула: - Мне он не говорил об этом прямо, но из того, что я слышала и знаю, похоже, что дело обстоит именно так. - Я тоже так думаю, - сказал Конан. - Скира, если я отдам тебе этот кристалл, ты сможешь спрятать его от отца? Я подозреваю, что тебе понадобится какая-то защита против него, даже если ты и не желаешь ему зла. Впрочем, я не стану от тебя ничего требовать. Клянусь, я уничтожу кристалл, если ты не дашь мне слова, что скроешь его от своего отца. Предав нас, ты и сама не долго проживешь. Всегда имеет смысл найти друга в стане врага и вооружить его. Вопрос только в одном: останется ли этот друг другом и не перейдет ли данное ему оружие в другие руки. Конану не раз доводилось прибегать к этой уловке. Иногда срабатывало, а иногда и нет. В целом ему хотелось бы доверять Скире. Если ей действительно можно было доверять, она могла бы принести ощутимую пользу. Если же нет... тогда смерть им всем. Не только Конану и его отряду. Боссонский край будет усеян трупами еще до того, как ударят пикты. - Я поклянусь. А пока я обдумываю слова клятвы, я хотела бы заняться твоими ранами. Хаканы не кусали тебя, а? - Нет. Впрочем, клыки и когти у них имелись. Да и мускулов было в достатке. - Ты столь же удачлив, сколь и силен. Укус хакана ядовит, - так что только заговоры способны исцелить рану. Теплая вода и травяной настой помогут излечить царапины. А наговор снимет боль... - Никаких наговоров. - Ты что, мне не доверяешь? - Я вынужден доверять только себе самому. Все наговоры, с которыми я имел дело, только ослабляли мой ум и мою руку. Те, кто нападал, могли быть не просто хаканами. - Очень хорошо. Повернись спиной. Уверенный, что сейчас она не ударит его кинжалом в спину, Конан улегся на низкий диван. Под его тяжестью мебель затрещала. Киммериец услышал шлепанье босых ног по каменному полу, а затем что-то мягкое и холодное коснулось его спины. Конан догадался: так касаются голые груди женщины. Он резко развернулся на диване, вскинув в воздух ноги в борцовском захвате. Этот маневр сбил Скиру с ног. Конан подхватил ее и привлек к себе. На ней не бмло ничего, кроме пиктской набедренной повязки. То, что скрывалось под одеждой, было так же соблазнительно, как и то, что было представлено взору. Она покачала головой. Свет заиграл в ее волосах. - Этого достаточно дня клятвы? - Пока что да. Но я думал, что колдунья должна быть девственницей. - Человек, у которого нет <голоса-призрака>, не может ослабить женскую магию, - сказала она. - Нет - чего? - спросил Конан. Она объяснила. Объяснение было долгим. Но на этот раз киммериец не возражал против долгого объяснения. Она оставалась в его объятиях, целовала его, протирала его раны и вскоре, для лучшего исцеления Конана, сняла набедренную повязку. Не прошло и нескольких секунд, как они сплелись в объятии. Конан не имел представления, как долго они лежали обнявшись. Он только знал, что, когда Скира в третий раз исступленно закричала, мощный толчок заставил помещение содрогнуться. <Землетрясение>, - подумал Конан. Диван трещал и раскачивался. Ножки мебели подпрыгивали. Губки и сосуд с водой упали со стола на пол. Когда сотрясения прекратились, Конан услышал грохот падающих камней, а затем вопль, который явно не могла исторгнуть человеческая глотка. Конан вырвался из объятий женщины, схватил сталь, одежду и кристалл. Все лежало там, где он бросил. Ни Скира, ни какой-нибудь ее подручный не воспользовались этим моментом, чтобы украсть драгоценность. Надо было побольше расспросить эту женщину, НАДО БЫЛО БЫ, если бы только было время. - Скира! Я верю, что ты не враг нам, даже если оставить в стороне то обстоятельство, что твой отец колдун. Кристалл твой. Будет лучше, если ты с кристаллом останешься здесь. Я уведу своих людей прочь. Мы будем сражаться с хаканами, пиктами и боги еще знают с кем. Она посмотрела на него. Глаза ее больше не были широко раскрыты. Напротив, они были прикрыты. В них сквозило сонное сытое удовлетворение. - Конан, чтобы твое путешествие было более безопасным, загляни в тот сундук. Он не заперт. В сундуке хранилось множество всякой всячины, но только три предмета представляли для Конана интерес. Новая лампа. Пачка промасленного пергамента, содержавшего карту здешних мест, завернутая в тончайший кхитайский шелк. Конан рассудил, что очень скоро ему это пригодится. Третьим предметом был тяжелый кошелек. Конан быстро открыл его, обнаружил, что в нем полно золотых монет, после чего подвесил кошель на пояс. Скира не сделала даже попытки выбраться из постели и накинуть на себя одежду. Конан бросил на нее последний восхищенный взгляд, и она изогнулась от удовольствия, будто бы взгляд был лаской. - Уходи быстрее. Если в ближайшее время ты уйдешь за пределы досягаемости моего отца, он, возможно, не накажет меня. - Тебе, наверное, не приходилось видеть быстрое передвижение, Скира. Но ничего, скоро тебе представится возможность увидеть киммерийца с отрядом бамульских воинов, бегущих, чтобы спасти свои жизни! Глава четырнадцатая Говинду разбудил людей, когда услышал отдаленные звуки битвы. В этих каменных джунглях трудно было точно определить расстояние, но, судя по всему, сражение кипело как раз на пути отряда. Люди были сонными, большинство пробуждалось неохотно. Вот и Кубванде был не слишком дружелюбным. - Конан сказал, что мы должны ждать его до рассвета, - сказал иккако. - Стало быть, до этого времени мы можем отдыхать и копить силы. - Может быть, наши силы нужны Конану, вдруг он в опасности? - тотчас же спросил Говинду. Молодому вождю было приятно отметить, что даже самые заспанные кивнули при этих словах. Похоже все-таки, не он один имеет такие представления о чести. Все бамула обязаны Конану жизнью, и не один раз. И Говинду был уверен, что не раз еще человек, называемый Амрой, спасет их, прежде чем они вновь увидят бамульские земли. - Но ведь мы не знаем, куда он... - снова начал Кубванде. Его прервал Бовену: - Мы знаем, где происходит битва. Стало быть, и Конан там. Конан - великий вождь. Он повсюду находит врага. На этот раз все с готовностью кивнули, даже Кубванде, хотя последний - с видимой неохотой. Говинду сделал Бовену жест ритуальной благодарности и дал себе клятву: когда он сможет вознаградить Бовену, тот будет более чем доволен. - Тогда надо, чтобы кто-нибудь из нас пошел туда, - сказал Кубванде. - Я с удовольствием поведу людей. Говинду покачал головой. Он был рад увидеть, что на лицах большинства отразилось недовольство предложением Кубванде. - Мы не будем дробить наши силы перед лицом неизвестного противника. Наоборот, надо держаться вместе и выбраться поскорее из этого каменного мешка. Конана мы пойдем искать сообща. - Мы были все вместе вплоть до настоящего момента. И именно благодаря этому мы и остались живы. И если теперь единение наше будет означать смерть, мы примем смерть. Значит, так угодно богам. Мы встретим смерть так, как встречают ее бамульские воины. И даже местные дикари станут кричать: охбе бамула! Никогда прежде Говинду не приходилось произносить таких длинных речей. Теперешняя была даже длиннее той, которую он произнес во время испытания на зрелость. Однако она подействовала на остальных сильнее, чем он мог надеяться, учитывая, что в отряде были воины - ровесники его отца. Боги ставят свою печать на тех, кого хотят видеть вождем. Говинду надеялся, что был достоин их доверия, равно как и доверия своих людей. Никаких речей больше не было, лишь осторожные передвижения мужчин, готовых выступить в поход. Теперь Конан шел по туннелям открыто, не таясь. Сейчас главным оружием была быстрота. Нужно как можно скорее вернуться к своим, прежде чем с ними что-либо случится. Все было возможно: коварство Лизениуса, атака хаканов, еще одно землетрясение - одним словом, все что угодно. Все, кроме паники среди бамула. И не потому, что все они демонстрировали одинаковую неустрашимость в битве. Каждый, кто входил в его отряд, последовал за ним сквозь Переместитель. Они были с ним и после. Не так-то просто напугать таких людей. Туннель становился все уже, потолок все выше, и в конце концов переход превратился в трещину в скале, достаточно широкую, чтобы худой мальчишка мог провалиться в черные глубины. Конан мог поклясться, что стены туннеля тоже разошлись. Это было плохо. Узкие проходы и узкая щель, через которые он пробрался в покои Скиры, могли стать теперь слишком тесными для крупного киммерийца. Киммериец неожиданно сообразил, что путь, которым он теперь следовал, проходил мимо сокровищницы. Кроме того, Конан отметил, что в воздухе появились дым и пыль, а также тяжелая вонь, которую он без труда узнал. Где-то впереди хаканы. На этот раз он был готов. Киммериец положил на землю кошелек и карту и пошел дальше, неся с собой лишь лампу и оружие. За первым поворотом дым и пыль стали гуще. Клубы пыли вертелись в свете лампы, который едва пробивался сквозь густую завесу. Зайдя за второй поворот, Конан обнаружил рассыпанные по полу обломки камней. Огромный кусок скалы, упавший откуда-то сверху, наполовину перегородил проход. Конан вжался в стену, прислушиваясь к каждому звуку, доносящемуся из-за обломков. Если хаканы поджидают его, то лучшего места для засады не придумать. Однако стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь слабым отдаленным стуком падающих камней. Вонь от хаканов здесь была значительно слабее. Зато к ней присоединился другой запах. Этот новый запах был хорошо знаком Конану - зловоние смерти. Чьей смерти? Единственный способ выяснить это - идти вперед. Конан вытащил меч и кинжал и двинулся мимо утеса, держась спиной к стене. Глаза его всматривались в темноту, выискивая друзей, противников или просто следы того, что произошло с сокровищницей. Открылось более обширное помещение. Шагнув туда, Конан обнаружил нечто вроде поля битвы. Повсюду на полу валялись упавшие с потолка камни. Среди них виднелись обломки полурасплавленного металла и куски обугленного дерева. Все дымилось, делая воздух почти непригодным для дыхания. Среди обломков виднелось несколько трупов. У мертвецов были почти человеческие очертания, но их руки и ноги чем-то отличались от конечностей людей. Кроме того, киммериец никогда не видел у человека столь заостренного черепа с выраженным гребнем. На тех трупах, что были не слишком обуглены, Конан заметил признаки волосяного покрова, также слишком густого для человеческого существа. В противоположной стене чернела арка - вход в сокровищницу. Оттуда тянуло дымом. По обе стороны от входа были нагромождены обломки. За входом в сокровищницу дым и пыль клубились столь густо, что свет лампы Конана не мог туда проникнуть. Однако того, что он смог разглядеть, ему было достаточно. Очевидно, этим путем крался отряд хаканов, самым естественным образом наткнувшийся на сокровищницу. Даже их полуживотного рассудка хватило, чтобы понять, что это место интересное. Одним богам известна мысль, зародившаяся у них в головах, по поводу того, что это за комната и что здесь интересного. Было ясно, что они попытались вломиться внутрь достаточно энергично, чтобы сработали магические защиты, призванные оградить это помещение от посягательств. Это и вызвало небольшое землетрясение. Впрочем, целиком ли были эти защиты магическими? Лизениус не производил впечатления великого мастера в механических искусствах, Скира - тем более. Но эти пещеры и туннели были слишком обширны и слишком хорошо спланированы, чтобы быть чисто природным явлением. Вопрос - какие силы сотворили их за тысячелетия до того, как Лизениус появился в Дебрях Пиктов. Что они оставили после себя? И где эти силы сейчас? Не скрываются ли поблизости? Что до Конана, то он твердо знал одно: после себя он не оставит в сокровищнице ничего, что кто-нибудь другой тоже сможет утащить. Лизениусу все равно здесь, в глуши, драгоценности ни к чему, а бамульским воинам, чтобы ускорить свое возвращение домой, понадобится куда больше золота, чем то небольшое количество, что было у них теперь благодаря щедротам Скиры. Конечно, придется положиться на удачу, ибо ясно, что Конан еще будет иметь дело с оставшимися механическими или магическими защитами сокровищницы. Впрочем, в те времена, когда он был вором, ему приходилось рисковать большим ради вовсе уж пустяковой добычи. Конан отправился назад, чтобы подобрать кошелек и карту, и как раз вернулся обратно, когда услышал шаги, приближающиеся из туннеля. Шаги были явно человеческими, причем двигалось сразу много людей. Причем быстро. Возможно, это были бамула, но может быть, и пикты, которые последовали за верными слугами своих шаманов. Киммериец скользнул под арку входа в сокровищницу и притаился там. Прикрыв свою лампу, он стал почти невидим. Те, кто приближался, несли с собой источники света. Хорошо. Он увидит их прежде, чем они увидят его. Затем, если это пикты, - быстрый бросок... Еще шаги. Кто-то двигался по туннелю тем путем, каким только что прошел Конан. Эти шаги были медленнее, шагавших было меньше, и теперь киммериец различил стук когтей по камню. Хаканы или кто-нибудь еще. Было ясно лишь, что не люди. По крайней мере один из идущих - не человек. Неужто у Лизениуса были собственные монстры, чтобы охранять сокровищницу? Те, чьи шаги Конан услышал первыми, похоже, уловили звук идущих поблизости в тот же момент, что и Конан. Киммериец услышал, как люди остановились. Шепотом была отдана команда поставить лампы перед собой. Конан вздохнул с облегчением. Язык был бамульский. Конан мог поклясться, что приказ отдал Говинду. Вскоре в поле зрения Конана появились три хакана. Один из них шел на четырех лапах, принюхиваясь к воздуху. Судя по описанию Скиры, это был один из тех, кто обязан был следить за киммерийцем. Остальные, по всей видимости, должны были его охранять, в то время пока он шел по следу, и помогать ему, когда он доберется до своей жертвы. Конан решил вмешаться в их планы. Слишком уж много этих шаманских ублюдков шастает сегодня ночью по пещере. Он надеялся, что к рассвету их останется значительно меньше. Киммериец осторожно нагнулся, не издав ни звука. Зажав между большим и указательным пальцем небольшой камешек, Конан бросил его на усыпанный обломками пол. Стук камешка прозвучал не тише боевого клича и, несомненно, привлек внимание хаканов. Неразборчиво заворчав, они остановились и стали осматриваться. Отсюда им, несомненно, был виден свет бамульских фонарей, но видели ли они людей, которые скрывались за фонарями? По крайней мере один из них увидел. С криком, который напоминал не то плач, не то рев, он бросился на фонари. Одним прыжком монстр достиг источников света и перевернул две лампы. Стало темнее. В воздухе зазвучали бамульские и киммерийские боевые кличи. Звериный рев хаканов перекрыл голоса людей. Двое оставшихся чудовищ бросились помогать своему сородичу. Киммериец понял это именно так. При скудном освещении он с трудом мог судить об этом. Как бы то ни было, все три хакана оказались к нему, Конану, спиной. Выскочив из укрытия, Конан бросился вперед, остановившись среди рассыпанных по полу обломков скалы, с трудом устояв на ногах. Где-то рядом треснула обугленная головешка. Но в туннеле стоял такой рев, что хаканы не обратили на это внимания и не заметили нового противника. Одному из зверей практически сразу пришлось поплатиться за это невнимание жизнью. Зная их силу, скорость и живучесть, Конан ударил мечом, держа его в обеих руках. Позвоночник, череп и шея хакана разошлись под этим ударом. Увенчанная гребнем голова чудовища откинулась на плечо, а тело завалилось вперед. В этот момент в спину упавшей твари, бьющейся в судорогах, вонзилось два копья. В тот же момент страшная вонь наполнила помещение. - Не приближайтесь к ним! - закричал Конан. - Образуйте стену, выставите копья и не подпускайте их! Бамула не были слабаками, но киммериец сомневался что кому-либо удастся остаться в живых, побывав в сверхъестественно сильных объятиях хакана. Вместо ответа кто-то бросил копье. Тяжелая пика пролетела мимо невредимых хаканов и чутъ не попала в киммерийца. Конан тут же подхватил копье и готов был уже метнуть его назад в того болвана, который столь неосмотрительно разбрасывался копьями. Но неосмотрительно ли? Варвар вспомнил отпечатки ног на берегу, где он обнаружил бегемота и склонность Кубванде к интригам. <Неосмотрительно брошенное> копье запросто могла направить рука какого-нибудь гада, который в глаза величает себя <другом>. В следующее мгновение бамула покончили со вторым хаканом. Они забили его копьями, частично забросав с расстояния, частично вонзив непосредственно в жертву. Конан услышал боевой клич и вопль боли пополам с яростью, а затем предсмертный крик хакана. Третий хакан, похоже, свихнулся. Он скорчился на полу и начал скулить, пока вперед не вышел Говинду и не покончил с ним ударом копья. Молодой вождь вырвал из тела хакана копье и принялся отгибать погнувшийся наконечник, сделанный из мягкого железа. Конан подошел к нему. Они похлопали друг друга по плечу. Затем киммериец отвел Говинду в сторону и прошептал: - Это копье пролетело совсем рядом и чуть не убило меня вместо хакана. Ты не видел, кто его бросил? - У них есть имена? Мы думали, это обезьяны. Разве не так? Конан рассказал ему о хаканах то немногое, что удалось узнать от Скиры. Говинду помрачнел. - Плохо. Теперь против нас сразу две напасти. - Либо говори то, чего я еще не знаю, либо придержи язык. - Я знаю, кто бросил копье. Я должен его назвать? - Ты думаешь, я стану проклинать этого идиота. Вот еще! Возможно, убью, но проклинать... - Тогда имя тебе не нужно. Такие, как он, я думаю, прокляты от рождения. - А может быть, и нет. - Конан возвысил голос: - Эй, бамула! Нас ждет сокровищница. Берите только то, что можете легко унести. Мы должны сматываться отсюда поскорее и несколько дней уносить свои задницы подальше от этой пещеры. - Почему мы покидаем Лизениуса? - Это говорил не Бовену, как сперва показалось Конану. Он не узнал говорящего в темноте. Однако кто-то из воинов явно разглядел его: - Скобун, тебе понравились здешние жилища или понравилось служить тому, кто здесь хозяйничает? Лучше попробуй удачи в битве с пиктами. По крайней мере, смерть будет более достойная. - Да, - проговорил Конан. Он коротко рассказал о неслыханном злодеянии, которое замыслил Лизениус. Киммериец не стал тратить время на объяснение, откуда ему это известно. Однако Кубванде поспешил спросить, где теперь находится кристалл. - Там, где он должен быть, как я и предполагал с самого начала, - ответил Конан. - Я был прав. Это женская магия, и нам она сильно пригодится. Скира не станет из-за нас ссориться со своим отцом, но злодейства и предательства она тоже не потерпит. А это, возможно, заставит ее, в свою очередь, помочь нам. - Мудрые слова, - сказал Говинду. - Ну а теперь... Теперь - к сокровищнице. Заходите четверо зараз. Каждой четверке находиться там, пока я буду считать до ста. Если кто-нибудь будет жадничать и украдет что-нибудь у товарищей, ему не придется долго жить, страдая от страха перед Лизениусом и пиктами. Голос юного вождя был лишь чуточку высоковат для голоса настоящего командира. По всему остальному было видно, что Говинду прирожденный вожак. Если ему и дальше будет сопутствовать благоволение богов и удача, то у него есть все шансы прославить свое имя. Если, конечно, сегодня ночью он не сложит голову в пещерах Лизениуса. Грабеж сокровищницы шел довольно споро. Сундуки и шкатулки были разбиты хаканами, а также магической защитой, которая начала действовать против них. Золотые и серебряные монеты, новенькие аквилонские кроны, монеты каких-то других царств, давным-давно канувших в глубинах времени, драгоценные камни, массивные ожерелья, кольца, украшения для рук и ног, изысканное оружие - все это в беспорядке валялось на полу. Конан наблюдал за людьми, подбирающими драгоценности. Он подбадривал их, указывал, чтобы брали драгоценности, а не побрякушки. Кроме того, следил, чтобы не было драк, жульничества и мошенничества. Киммериец держал меч обнаженным, и люди, чувствуя на себе взгляд холодных голубых глаз, даже и помыслить не могли о том, чтобы что-то украсть или отнять у товарищей. Тем более что Конан словно читал их мысли. Сам киммериец удовольствовался кинжалом, украшенным драгоценными камнями, который добавил к кошельку с золотом, полученным от Скиры. Сталь у клинка, конечно, неважная, ее уже успели испоганить пятна ржавчины. Драгоценные камни тоже не самые отборные. Сам по себе кинжал едва ли был пригоден для того, чтобы нарезать вяленое мясо в осажденном городе, где мрут от голода. Каждый, кто уходил из сокровищницы, тащил с собой до отказа набитый кошель. Этот лишний вес, похоже, никого не тяготил и не пугал. Впрочем, предстоящий марш-бросок, видимо, многих заставит расстаться с частью награбленного. Конан про себя решил, что любой, кто упадет под весом награбленного, должен будет отдать половину другим, более сдержанным товарищам. Если же у товарища тоже некуда будет класть драгоценности, то лишние сокровища будут оставлены пиктам или волкам. Приняв это решение, киммериец построил людей и повел их наружу мимо той пещеры, где они жили. Как раз в тот момент, когда они вышли, на востоке уже занималась заря. Погони пока что не было. Бамула заметно приободрились и теперь смотрели на свое бегство как на вполне удавшееся предприятие. Конана грызли сомнения, но он о них помалкивал. До границы было еще далеко. Неизвестно еще, что припас Лизениус. Может быть, их бегство также входило в его планы. И в любой момент можно было ожидать появления пиктов. Даже если удастся избегнуть всех этих опасностей, боссонская граница может быть для них закрыта. Они так хорошо пошалили по ту сторону от границы, что, возможно, всего золота, что они несут с собой, будет недостаточно. Вряд ли боссониты простят людей, которые грабили их заодно с пиктами. - Они исчезли! Исчезли! Исчезли! - бушевал Лизениус. Скира надеялась, что он не станет прибегать ни к каким заклятиям, покуда не успокоится. Сейчас, когда он пытался согреться травяным чаем, он, по крайней мере, слегка успокоился и не пытался уже бросить свою одежду в огонь. Ей уже приходилось видеть отца в подобном состоянии, когда они бежали сперва из Аквилонии, а потом из Бессонии. В Аквилонии люди платили большие деньги за использование Черной магии даже притом, что официально это было запрещено. В Боссонии магические заклятия в конце концов обернулись против Лизениуса и его семьи. Если бы сам колдун не похвалялся своим Искусством, то соседи, люди с твердыми кулаками и твердыми головами, вряд ли бы догадались, КТО живет среди них. Но тигр, даже трижды промахнувшийся, не становится менее опасен для четвертого человека, на которого он готовится прыгнуть. - Мы должны поднять пиктов и погнаться за киммерийцем и его людьми! - проворчал Лизениус. - Ну где я теперь найду воинов, которые нужны мне для жертвоприношения? Чем я теперь заплачу за этих воинов? Даже короткого взгляда на содержимое сокровищницы было достаточно Скире, чтобы понять: ее отцу не хватит золота для этих целей. Да, двадцать бамула перевернули там все вверх дном после того, как перебили хаканов и выломали дверь. Но при этом нельзя сказать, что они оставили сокровищницу совершенно пустой. Однако предложить часть этого золота пиктам значило, среди прочего, навести их на мысль, что золота в пещере куры не клюют. Кроме того, дикари наверняка уже знают о сокровищнице от хаканов. А когда те видят золото, то ни богу, ни человеку, ни магу лучше не становиться между пиктами и вожделенным сокровищем. В таком случае ее отцу придется убегать отсюда нищим, если ему вообще удастся уйти. Без золота, без магаи. У него не останется ничего. Только она, Скира. Если ее брак с пиктским вождем не станет ценой бегства. Впрочем, должен существовать какой-то выход, который не потребует ни того, чтобы ее отец стал нищим, ни того, чтобы Конан и его люди были перебиты. Если бы она могла спасти Конана (Скира поежилась при воспоминании о его сладостных объятиях) и предоставить бамула их участи... Нет, Конан никогда с подобным не согласится. Он, скорее, умрет, проклиная ее. Его честь требует, чтобы он спас тех, кто последовал за ним через Переместитель в земли, которые, наверное, казались этим черным людям столь же странными и чужими, как, должно быть, Черные Королевства показались бы ей. Нет, киммериец умрет вместе со своими людьми. Если бы она могла спасти отряд Конаиа, не погубив своего отца... Скира отступила назад и вытащила из кошеля кристалл Траза. Когда она сделала это, глаза ее отца были бессмысленно уставлены на пол. Складывалось такое впечатление, что отец разговаривает с кем-то, кто прячется под полом, за толстым слоем камней. Колдун неожиданно поднял взгляд. Внезапно он вскочил и издал такой рев, что Скира чуть не выронила кристалл. Она отступила еще на два шага, ибо у отца был такой вид, будто он вот-вот вырвет камень у нее из рук. - Нет, отец! Это подарок от Конана! Он захватил его в боссонском караване, а затем подарил мне. - Но... Ты хоть понимаешь, что это такое? - Разве я не твоя дочь? - Нет, пока ты будешь отвечать вопросом на вопрос, Скира. Я понимаю твою хитрость, но сейчас не время. Здесь, подумала Скира, отец очень и очень ошибается. Сейчас самое время для хитростей. Ей надо быть настолько хитрой, насколько она способна, иначе Конану конец. - Подожди, отец, я знаю, что это такое. Я... Я... это уже попробовала... немного. Не великие, но достаточно малые духи, они смогли сказать мне, что эта штука для женщин и только для женщин. Лизениус нахмурился. Скира надеялась, что в настоящий момент он не пытается вспомнить заклятие, которое и она могла бы сейчас произносить. Если он заберется в ее мозг, она волей-неволей предаст Конана. И тогда катастрофа будет неминуема. - Это правда? - Да. - Хорошо. - Широкие плечи Лизениуса на мгновение опустились под тяжестью лет и воспоминаний. Скира понимала, сколь много в этих воспоминаниях было ложным, ошибочным, неправильно понятым. Она хотела бы утешить отца, как часто делала, будучи еще ребенком. Тогда это его успокаивало. Успокоит ли теперь? Возможно, что после этого она будет чувствовать себя еще худшим предателем, чем сейчас. В самом деле, почему она так уверена в том, что отец собирался продать ее пиктам ради исполнения своих планов. Однако сейчас она стоит перед ним, а он не решается назвать ее лгуньей. Все-таки в нем осталось больше человечности, чем она предполагала. Возможно, ей с помощью Конана удастся найти путь отсюда, из этого края. Наверняка киммериец знает дорогу куда-нибудь, где они с отцом могли бы жить спокойно на те средства, которые можно взять из сокровищницы, и на то, что она сможет заработать с помощью своего умения целительницы и знахарки. Скира страстно надеялась на железную честность северянина. И снова ей пришлось побороть желание обнять отца. Он, казалось, вот-вот расплачется. Девушка знала, что если это произойдет, то она расплачется вместе с ним. А со слезами выйдет наружу и истина, и тогда наступит то, чего она так боялась. - Отец, у меня есть план. - Не подвергай себя опасности. Это не твое дело. - Мы не должны бояться опасности, если хотим избегнуть смерти. Нам известно, что у Конана нет <голоса-призрака>. И, значит, мы не можем прослушивать его на расстоянии. Но мы вполне можем слушать мой <голос-призрак>, если я переброшу его Конану через кристалл Траза. - Это очень могущественная магия. - Тогда ты должен научить меня пользоваться ею. Я переговорю с Конаном и попробую направить его к Пещере Воина. Тем временем мы сможем последовать за ним с сильным отрядом пиктов. Достаточно сильным, чтобы схватить бамула, когда они доберутся до пещеры. Одного Конана будет достаточно. В нем довольно духа, чтобы оживить статую. Если мы решимся пожертвовать целым отрядом... - Так это и есть мой план! - воскликнул Лизениус. Он умхыльнулся, глядя на дочь. - Ты и в самом деле моя дочь, не только по плоти, но и по духу. Скире хотелось закричать, что это не так. Но она сдержалась и упрямо продолжала гнуть свое: - Мы могли бы воспользоваться Переместителем, чтобы опередить отряд Конана. Лизениус покачал головой: - Пещера Воина находится на территории клана Змеи. Нам не протянуть там и дня, если только рядом с нами не будет дружественных нам Сов, готовых защитить нас. Стало быть, воинов клана Совы тоже надо перебрасывать через Переместитель. А я очень сомневаюсь, что пикты согласятся проходить через него. Все, что они видели от меня, их уже напугало до смерти. От Переместителя они вообще спятят. Нет, рисковать не стоит. Лизениус выпрямился. На мгновение он показался своей дочери почти столь же величественным, как Конан. Он наклонился и поцеловал ее в лоб, легко взяв руками за плечи. Она стояла неподвижно, но сердце ее сжалось. - Пусть будет так. Делай, как сказала. Ты поведешь Конана. Я доберусь до вождей клана Совы и соберу воинов. Просить ли их нести с собой носилки? - Да, если ты не считаешь, что мы способны сравняться по скорости с походным шагом пиктских воинов, - сказала Скира с сухой усмешкой. - Несомненно, если я смогу ходить наравне с воинами, я буду более достойной невестой их вождя. Но боюсь, что при всем желании нам не удастся походить на пиктов. Не то что на них, но даже и на их друзей! Глава пятнадцатая Этот край казался Говинду куда более опаслым, нежели его родные джунгли. Это было ясно даже без напоминаний со стороны Конана. Ночи здесь были такие холодные, что даже странные, непривычные, закрывающие все тело одежды, сшитые из пушистых шкур животных, все равно не помогали и по ночам все тряслись от холода. Непривычными были скалистая почва, реки, где не водилось крокодилов, но которые могли в любой момент сильно разлиться после дождя. Бурь и ураганов было здесь не меньше, чем в джунглях; они свирепствовали так же страшно и так же часто. Здесь не было такого разнообразия животных, как в джунглях, но водились твари не менее опасные. Кроме того, Говинду совершенно ничего не знал об их повадках. И еще пикты. Пикты всегда находились поблизости. Говинду чувствовал это, даже несмотря на то что возле пещеры Лизениуса их было не слышно, не видно, если не считать того отряда, что состоял на службе у самого колдуна. За каждым из этих зловещих колючих темнозеленых деревьев мог скрываться пикт. Да и леса здесь были такие густые, что дикарям ничего не стоило в любой момент обрушиться на бамула в таком количестве, что у чернокожих воинов не было бы никакого шанса устоять. Говинду даже недоумевал: почему столь многочисленные пикты не могут разобраться с одним-единственным, пусть даже и могущественным колдуном? Стоило лишь задуматься над тем, что ждет тебя в пиктском плену, как по спине пробегала дрожь даже у такого отважного воина, как Говинду. Бамула тоже имели обыкновение подвергать пленников ритуальным пыткам, но по сравнению с тем, что вытворяли с пленными воинами пикты, испытания бамула выглядели детской забавой. Конан вскарабкался на кручу и встал на гребне холма рядом с молодым вождем. Прищурившись, он стал смотреть на восходящее солнце. Они выступили, когда небо было еще совершенно серым, и все это время безостановочно шли. День обещал быть ясным, поэтому можно было надеяться, что бамульский отряд сумеет уйти далеко-туда, где их ждет безопасность... или смерть. - Смотрю, ты невесел, молодой вождь, - сказал Конан. - Таковы мои мысли, - сказал Говинду. - Но вождь должен уметь держать язык на замке, не так ли? - Я думаю, ты и сам это прекрасно понимаешь. Не мне тебя учить, - отозвался Конан. - Умея так управляться с людьми в твоем возрасте, я бы наверняка был бы сейчас полководцем или принцем. Ну да ладно. Это дело богов - делать наши жизненные пути гладкими или тернистыми; нам же остается только шагать по ним. Хотя, как я погляжу, ты уже привык ходить в сандалиях и кожаной одежде. Говинду усмехнулся: - Все равно остается ощущение фальши. Нога не чувствует земли. Впрочем, в здешней каменистой местности ходьба босиком была бы еще хуже. Стоит походить без обуви, и быстро начинаешь это понимать. - Вуона, похоже, это уже поняла. Как у нее с ногами, получше? Говинду почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Конан искоса глянул на него, и на мгновение ему показалось, что молодой вождь вот-вот затеет драку. - Я видел, как ты втирал ей в ноги мази, а потом бинтовал их. Или мне не позволено было это видеть и не позволено об этом говорить? - Я не спал с твоей женщиной, Амра. - В голосе Говинду слышалось напряжение. - В этой земле я - Конан, знаешь ли, - послышался резкий ответ. Затем киммериец широко улыбнулся, будто желая сгладить резкость своих слов. - Я знаю, честь не позволит тебе спать с моей женщиной. Но Вуона, похоже, не против, не так ли? - Тебе виднее, - отозвался Говинду. - Я знаю только, что у нее изранены нога, а мне не нужен человек, который задерживает отряд. - Ты что, собрался бегать с ней наперегонки? Смотри, после твоих забот она ведь может и перегнать тебя. Лицо Говинду продолжало гореть. Конан почувствовал, что перегнул палку. Смущать молодого вождя ему не хотелось. - Пока Вуона не разводит ссор среди людей отряда, я не держу ее на привязи. Впрочем, если она начнет служить источником распрей, я все равно не стану ее держать... Была - и нет. Ну а что касается будущего... Если нам в какой-то момент станет понятно, что нашим костям не уготована участь валяться обглоданными на пиктской помойке, то тебе наверняка придет мысль взять себе первую жену. В этом случае Вуона будет не самым плохим выбором. Не забудь, она дочь одного из трех вождей Рыбоедов. Ты помнишь об этом? - Я этого не знал. - Никогда не упускай возможности послушать женщину, которая хочет с тобой поговорить. Половина неприятностей, связанных с женщинами, происходит оттого, что ты не разговариваешь с ними. Впрочем, Вуона не болтлива. Чего не скажешь о других. Что до меня, то я думаю, что брак между вождем долины Мертвого Слона и дочерью вождя Рыбоедов... - Да, я понимаю. Поскольку я связан с тобой клятвой дружбы, это будет означать мир между тобой и Рыбоедами. Кроме того, поддержка с твоей стороны тоже будет много для меня значить. - Не обольщайся. Если мне память не изменяет, я несколько попортил головной убор ее отца, когда он пытался напустить на меня своих людей, сочтя любимцем демонов. - Любому понятно, что он не горит к тебе любовью. Но твое слово все равно много значит. Впрочем, как и твоя воля, Конан. - Тебе не так много предстоит еще узнать, как тебе кажется, молодой вождь. Что до меня, то я не испытываю никакого желания поменять бегство от пиктов на бегство от Рыбоедов. - Все, кто пришли сюда с тобой, будут стоять за тебя до конца. - Да, и это повлечет за собой смерть многих Рыбоедов. А это, в свою очередь, означает войну между ними и бамула. Погибнет много хороших воинов. Развязать войну - дело нехитрое. Куда труднее избежать кровопролития. Особенно если оно никому не нужно. - Конан посмотрел на Говинду: - Ладно, хватит об этом. Спускаемся вниз. Смотри, люди уже вплотную подошли к реке. А за теми валунами вполне могут скрываться пикты. Отряд спустился с холма и нырнул под полог деревьев, растущих вокруг озерца, гце бамула пополнили свои запасы воды. Конан нигде не заметил признаков присутствия пиктов. Несмотря на то что лето было в разгаре, воды в лесу хватало. Впрочем, Конан был неприхотлив. Ему доводилось болтаться по пустыням, по сравнению с которыми сам Ад мог бы показаться райскими кущами. Киммериец никогда не упускал возможности пополнить запасы воды. Без воды им вряд ли удастся выстоять против пиктов, особенно если судьба занесет их на голые скалы, чего исключать было нельзя. Кроме того, Конана уже начало разбирать любопытство: неужели им удастся выбраться из Дебрей Пиктов, не ввязавшись в войну с каким-либо из пиктских дикарских кланов? До границы с Боссонией оставалось несколько дней пути, а в лесу нет-нет да что-нибудь напоминало о присутствии пиктов: то выпавшее из головного убора перо, то раскисший от грязи мокасин. Правда, до сих пор пикты не показывались. Самое большее, что удавалось заметить, - кончик пера от головного убора. Да и то могло лишь показаться. Пикты, при всей своей привычке к лесной жизни, вряд ли умели столь искусно прятаться, чтобы оставаться невидимыми в течение такого долгого времени, особенно если учесть, что их пытались отыскать острые глаза киммерийца. Не говоря уж о том, что пиктам, по мнению Конана, не раз и не два предоставлялась возможность перебить бамульский отряд, причем с наименьшими потерями для себя. Конан вел отряд, полагаясь на карту подаренную ему Скирой, и на свой многолетний опыт, что позволяло бамула избегать наиболее опасных мест. Но от всех опасностей отряд мог бы избавить только лишь какой-нибудь бог, который поднял бы их в воздух и плавно перенес на родину. Наверное, с полдюжины раз у Конана возникало ощущение, что вот-вот в спину ему вонзится стрела. Однако ничего не происходило. Все это было более чем загадочно, а киммериец загадок не любил. Тем более здесь, в этих краях, населенных народом, известным своей свирепостью и коварством. Многое, конечно, могла бы разъяснить Скира. У Конана накопилось много вопросов, которые он хотел бы ей задать. Он так и поступит, когда она в следующий раз коснется его разума. Она уже связывалась с ним мысленно. В первый раз это произошло ночью, когда он уже начал засыпать после изнурительного карабкания по склонам холмов. Сперва он подумал было, что магия исходит от Лизениуса, и вознамерился уже броситься на меч, прежде чем колдун овладеет его телом и обратит мощь Конана против его же людей. Но это была лишь дочь колдуна. Ее мысли облекались в ее собственный голос, который он хорошо помнил. (Членораздельные слова, а не только сладостные вздохи.) Кроме того, было еще одно доказательство, что это она. К Конану пришли воспоминания о вещах, которые, кроме нее, не мог знать никто другой. Скира дала ему совет. Он решил последовать ему. Киммерийцу уже не раз предоставлялась возможность оценить помощь девушки и мысленно послать ей благодарность. Однако она не отвечала. В конце концов до Конана дошло, что только она может посылать ему мысли, но не наоборот, разве что он обратится к колдовству, - а обращение к колдовству привлекало его не больше, чем перспектива стать евнухом. Впрочем, возможно, ничего зловещего в отсутствии пиктов и не кроется. Не исключено, что Скире удалось отговорить отца от того, чтобы напустить на отряд Конана клан Совы. Теперь отряд бамула был уже за пределами территории этого клана и находился на землях, которые оспаривали друг у друга кланы Волка и Змеи. Что до Змей, тот, по крайней мере, враждебен Лизениусу. С Волками обстояло сложнее. Клан Волка слишком занят борьбой с кланом Змеи, чтобы вдаваться в длительные размышления - как, отчего и почему здесь могли оказаться северянин с чернокожими воинами. Наверняка воины клана Волка попытаются сделать все, чтобы уничтожить их. Спустившись с холма, Конан догнал свой отряд и пошел в арьергарде рядом с Вуоной. Как раз в этот момент они покидали опушку. Конан заметил, что Вуена бросает недовольные взглядына Кубванде. - У тебя что, неприятности с ним? - Конан чуть было не сказал: <опять неприятности>. Впрочем, не стоит рассуждать с ней о копье, чуть не поразившей его во тьме пещеры во время сражения с хаканами. - Не понимаю, что ты хочешь сказать, - отозвалась Вуона. - Я с ним не ссорилась. - Не думаю, чтобы он был таким глупцом, чтобы начать ссориться со мной до тех пор, пока мы не выберемся отсюда, - сказал Конан. Он нарочито произнес это достаточно громко, чтобы расслышали и другие. Вполне возможно, у Кубванде имеется уйма друзей, которые помогут ему осуществить коварные планы в отношении Конана, если таковые имеются. Но вряд ли Кубванде предпримет что-либо, пока все они находятся в незнакомых для бамула землях. - Да, он не дурак, - согласилась Вуона. - И похоже, имеет куда большую власть, чем кажется на первый взгляд. Впрочем, я думаю, ты станешь значительно более великим вождем бамула, чем он. - Это уж как боги захотят, - сказал Конан. - Интересно, не захотят ли боги указать нам какое-нибудь безопасное место поближе, нежели Боссонские Пределы? - спросила Вуона почти жалобно. Конан видел, что всякий раз, когда она делает шаг, лицо ее искажается. На повязках, которыми были обмотаны ноги девушки, выступили темные пятна. - Может быть, найдутся безопасные места. Но только не от пиктов, - заявил Коная. - Я тебе вот что скажу. Стертые ноги все же лучше, чем перерезанная глотка или разможженный череп. Кроме того, в Пределах, у тамошних жителей, теплые дома, а на полах лежат меховые шкуры. - Теплые? Неужто в этих землях есть что-то теплое? Конан не стал говорить, что, если бы Вуона надела на себя побольше одежд, вместо того чтобы щеголять своими соблазнительными формами, ей было бы теплее. Возможно, в шкурах она будет не так привлекательна для Говинду. - Они строят свои хижины из камня и тяжелых бревен. А внутри разводят огонь в каменных коробках. - Стало быть, в этих хижинах можно задохнуться от дыма и жара! - Не зимой. - Зимой? - Ну, это время, когда здесь намного холоднее, чем теперь. Когда здесь лежит снег - это замерзшая вода. Снега так много, что он покрывает землю слоем толщиной в рост человека. А все реки покрываются льдом, так что можно ходить по воде, будто посуху. В это время года, если нет убежища, можно просто умереть от холода. Вуона подняла глаза к небу. На лице у нее застыло выражение испуга. Видно было, что она боится закричать. Конан осторожно положил руку ей на плечо: - Сегодня снег не пойдет. И еще много дней не пойдет. Так что не бойся. - А кто боится? - высокомерно сказала она. А затем более мягким тоном добавила: - Я надеюсь, мы выберемся из этого края прежде, чем наступит ЗИМА. - Женщина, а я-то о чем толкую! - сказал ей Конан. Воины, шедшие в авангарде вытянувшегося цепочкой отряда, услышали уханье филина, которое у клана Совы служило сигналом к выступлению. Носильщики остановились. Скира встала с носилок, с отвращением отвергнув руки, которые протянули несколько воинов, предлагая ей помощь. Возможно, что в другой ситуации это могло быть истолковано как оскорбление людям, имеющим добрые намерения. Хотя Скире и казалось, что пикты настроены дружелюбно, но она все же не могла побороть отвращения и заставить себя прикоснуться к дикарю. Выбравшись из носилок, она огляделась. Солнце стояло высоко в небе. Всю дорогу от пещеры она не могла отделаться от навязчивых кошмарных видений, в которых пикты вытворяли с ее телом такое, что заставило бы отвернуться в ужасе даже стигийца. Проснувшись, она обнаружила, что вспотела от страха, и с удовольствием сменила бы одежду как можно быстрее. Ее остановило лишь то, что в этом случае отец заподозрит, что она подхватила лихорадку - она вся дрожала, - и захочет немного ее полечить. А при магическом лечении Скира могла бы вольно или невольно выдать все свои тайны. Впрочем, девушка склонялась к мысли, что именно эта самая тайна и мучила ее больше всего. Однако даже это беспокойство не могло помешать ей продолжать постижение искусства работы с кристаллом Траза. Периодически она связывалась с Конаном, направляя путь бамульского отряда. Однако Скира начала подозревать, что, в конце концов, придет время, когда вся ее ложь выйдет на поверхность и ей придется беззастенчиво лгать в глаза. Да и кристалл некуда деть. Разве что передать какой-нибудь женщине, которой можно доверять. А ведь отец мог попытаться завладеть кристаллом, заподозрив ложь с ее стороны. Единственное обстоятельство, удерживавшее Лизениуса от подозрений, становившихся все более назойливыми, - это то, что Скира - его дочь - все, что осталось от его погибшей жены. Колдун отказывался верить, что дочь может предать его и нарушить его планы. Планы отца всегда беспокоили Скиру. Здесь находился Сутаро, один из величайших военных вождей клана Совы. Лизениус часто называл, как наиболее вероятного претендента на звание мужа своей дочери. Сейчас у молодой женщины создавалось впечатление, что пикт хорошо знает об этом. Хотя, конечно же, его обхождение с ней свидетельствовало только о добрых намерениях... Скира сильно сомневалась, что эта гротескная пародия на куртуазность переживет свадебную церемонию и не исчезнет после того, как будет погашен свадебный факел. Впрочем, сейчас Сутаро был настолько вежлив с ней, насколько это можно ожидать от пикта по отношению к женщине-чужеземке. Сутаро щеголял в одежде из оленьей кожи, обильно расшитой яркими ракушками и обломками человеческих костей. На плечи вождь небрежно набросил шкуру здоровенного волчары. Вооружился Сутаро, что называется, до зубов: лук, полный колчан стрел, копье с бронзовым наконечником, украшенное пучком лебединых перьев; на поясе висел топор и гандерский короткий меч - явный трофей с какого-то поля битвы. Остановившись возле Скиры, он сделал движение, которое можно было бы принять за поклон. - Надеюсь, с тобой все хорошо, достойная дама, - сказал он. Как почти все чистокровные пикты, он не говорил на хайборийском языке. Впрочем, в языке дикарей были сходные формы обращения, употребляемые по отношению к вождям и шаманам. Сейчас Сутаро густо сдобрил свою речь именно этими вежливыми формами. Если учесть обычную манеру обращения пиктов с женщинами, то нынешняя изысканность Сутаро для хайборийца была равнозначна стоянию на коленях. - Я чувствую себя хорошо. Поход не утомителен, а надежда на победу укрепляет дух любого воина. - Говоря с Сутаро, она употребила то же вежливое наклонение, лишь в последний момент вспомнив, что в языке пиктов нет женской формы для слова <воин>. - Да. И пусть эта будущая победа сделает добрым твой взгляд на того, кто поведет воинов к этой победе. Благодарение богам и за то, что в языке пиктов было слово <добро>. В противном случае пришлось бы употреблять слово, означающее <похоть>. Скира сомневалась, что у нее найдется для Сутаро хотя бы одно теплое слово, даже если бы он завоевал и бросил к ее ногам весь мир. Впрочем, от ее истинного отношения к Сутаро ничего не изменится. Единственное облегчение - она не чувствовала угрызений совести, откровенно обманывая Сутаро, - угрызений, которые терзали ее, когда она вынуждена была лгать отцу. - Мы с отцом всегда глубоко уважали воинов клана Совы. Ваша дружба безмерно ценна для нас. - Это наполняет меня радостью. Слово <радость> в языке пиктов имело еще одно, далеко не столь вежливое значение. Скира ни на мгновение не сомневалась, что коварный пикт намеренно проявил двусмысленность. Типичный пиктский вождь вряд ли блистал бы при дворе в Тарантии. С другой стороны, искушенный в интригах аквилонский придворный хлебнул бы горя, окажись он среди интриг пиктского клана (если бы ему вообще удалось остаться в живых, чтобы принять участие в оных). Скира сделала несколько шагов, разминая затекшие ноги. Сейчас она была готова отдать даже кристалл Траза за горячую ванну (а может быть, даже и за букетик пахучих трав, чтобы только отбить вонь тысячи пиктских воинов, особенно теперь, когда солнце стоит высоко). Вместо этого она мысленно отвернулась от неудобств, которые претерпевало ее тело, и начала припоминать, где находился Конан в последний раз, когда она вступала с ним в мысленную связь. Киммериец как будто привык к этой мысленной связи. По крайней мере, всякий раз, когда она касалась его сознания, он уже не взвивался на дыбы, как лошадь, которую задели факелом. Кроме того, ее мысленные беседы с Конаном оставались вне ведения ее отца. Может быть, у киммерийца и не было <голоса-призрака>, но глаз у него был очень острый. Это, в частности, касалось тех мест, где он сейчас находился. Множество сражений и охот, а также бегств, когда надо было спасать свою шкуру, до предела заострили его слух и зрение. Глядя на дерево глазами Конана, Скира могла пересчитать почти все иголки на ветвях в пятидесяти шагах над землей. Скира не стала возвращаться к носилкам, чтобы развернуть карту, точно такую же, как была у Конана. Дело в том, что пикты понятия не имели о картах и, хоть они и уважали и боялись колдовства белого шамана и его дочери, тем не менее чувствовали себя не очень хорошо, когда прямо среди бела дня перед их глазами творилась <магия>. Вместо этого Скира уселась на ствол упавшего дуба, ощутив под собой мягкость и влажность гнилого дерева и вдыхая густой запах. Она слышала только чириканье птиц и жужжание насекомых над головой. Мир людей со всеми их неудобствами постепенно стал уходить куда-то вдаль. Осталась только природа, окружающая молодую аквилонку в тот момент, когда она собиралась с силами, чтобы отослать свой <голос-призрак> Конану... Она вернулась из своего мысленного путешествия как раз вовремя, чтобы опять услышать уханье филина. Теперь оно означало конец привала. Разведчики доложили, что дорога впереди свободна, охотники вернулись, бурдюки с водой были наполнены. Воины, поклоняющиеся тотему Совы, были готовы снова выступить в поход. Итак, Скира теперь знала, где находятся Конан и его люди. Они направлялись по тому пути, который выбрали. И пойдут по нему остаток дня. Это соответствовало планам Скиры. Будь она среди них и веди сама бамульский отряд, вряд ли она могла бы указать людям Конана лучшее направление, нежели то, каким они двигаются сейчас. С наступлением ночи им понадобится свернуть еще дальше на восток, чтобы выйти вовремя к пещере. Кроме того, им также, возможно, понадобится защита против клана Змеи, к чьей земле они сейчас приближаются. Сейчас у клана Змеи с кланом Волка было нечто вроде мира. До открытой войны дело не дошло, хотя она была готова вот-вот разразиться. Поэтому основная часть воинов клана Змеи была занята тем, что следила за перемещениями воинов клана Волка. Какое-то количество их, впрочем, должно было остаться вблизи пещеры. И их явно слишком много для двадцати бамула, киммерийца и женщины, что сопровождает отряд. Можно было попросить у отца о магической защите, но Скира ему не доверяла. Он стал бы задавать вопросы. А если бы она стала отвечать на эти вопросы, ложь могла бы всплыть и ее маскараду пришел бы конец. Оставался клан Совы. Стоит ли полагаться на него? Можно ли доверять Совам? Даже если они ограничатся борьбой с воинами клана Змеи... Сутаро. Если дать ему какие-нибудь обещания, с него можно взять клятву удержать своих воинов от нападения на Конана или даже на воинов клана Змеи, разве что Змеи атакуют первыми. Клан Змеи и клан Совы издревле были врагами, но в настоящий момент войны между ними объявлено не было. Кроме того, клан Змеи сейчас по горло занят соперничеством с кланом Волка. Можно, конечно, дать Сутаро кое-какие авансы, уверившись, что он не потребует остального прежде, чем битва не будет позади. Можно было бы придумать какой-нибудь предлог и удерживать Сутаро на расстоянии. Пикты очень подвержены вере в сверхъестественное, даже больше, чем другие дикари. Конечно, потом пришлось бы спасаться от ярости Сутаро, ну да его руки вряд ли протянутся за пределы пиктских земель. А если ей, Скире, и ее отцу удастся выжить, о крае пиктов можно будет забыть, как о дурном сне. Глава шестнадцатая Направление, предложенное Скирой, уже второй день кряду вынуждало отряд Конана взбираться вверх по холмам и спускаться в ложбины. Конечно, киммерийцу не составляло труда избирать для своего отряда такой путь, чтобы оставаться незамеченными для глаз врага. Но он начал уже сомневаться, что Скира знает, что делает. Она говорила, что вынуждает бамульский отряд лазить по высотам с одной лишь целью - чтобы у тех постоянно был хороший обзор. Тем более что здесь, на высотах, меньше шансов встретить воинов клана Змеи. Все пикты были лесными жителями, и клан Змеи не составлял исключения. Дикари неуютно чувствовали себя в открытой местности - на голых скалах, так что, следуя этим маршрутом, можно было пройти через территорию клана Змеи почти незамеченными. По мнению Конана, сама по себе эта холодная каменистая земля была достаточным испытанием для бамульских воинов и без пиктов, которые могли таиться за каждым камнем. Ночью было так холодно, что Конан приказал разжечь костры. Если их отряд обнаружат, то все же это будет лучше, чем найти утром половину воинов замерзшими. Впрочем, заявлять, что Скира творит глупости, возможно, было слишком самоуверенно. В конце концов, она жила среди пиктов и неплохо знала их страну. А вот нравы бамула и как сохранить их доверие, этого она не знала. То, что она предлагала, - двигаться по голым склонам, когда между отрядом и небом нет ничего, кроме облаков и кружащихся орлов, - было как раз то, что разрушало всякое доверие воинов бамула. Конан не раз и не два пытался отправить Скире мысленное послание, но, увы, как и прежде, эти попытки были тщетными. В конце концов он махнул на это рукой. Если по какой-то причуде судьбы у него прорежется <голос-призрак>, то Лизениус сможет услышать этот голос так же легко, как и его дочь. До границы оставалось еще три дня пути, а для магии столь могущественного колдуна, каким был Лизениус, это не расстояние. Он был способен и на большее. К вечеру второго дня Конан забрался на дерево, которое было выше, нежели гребень ближайщего холма, и давало более надежное укрытие. Когда он спустился, на его и без того мрачном и суровом лице было такое угрюмое выражение, что даже Вуона заметила неладное. - Пикты.- Вот и все, что сказал киммериец. - Далеко? - спросил Говинду. - Достаточно близко, чтобы перехватить нас прежде, чем мы успеем добраться до границы. Если они этого захотят, в чем я не сомневаюсь. - Тогда наша задача сделать так, чтобы они этого не захотели, - сказал Говинду. - И как ты собираешься это сделать? - буркнул Кубванде. -Затуманить головы их вождей магическим пивом, перелетев через холмы в их лагерь с помощью своей собственной магии? - Пусть Конан пошлет несколько человек в другом направлении, чтобы те показались пиктам, а затем скрылись. Маленькому отряду скрыться легче. Пока пикты будут соображать, что к чему, основной отряд успеет дойти до границы. - Спасибо, Бовену, - сказал Конан, - но ты не знаешь пиктов. Они способны выследить человека, если после него на тропе останутся лишь две сломанные иголки на ветке. Они способны и окружить небольшой отряд, послав для этого всего лишь несколько воинов, а остальных кинуть на поиски основного отряда. Я воздаю честь твоему мужеству и надеюсь, что и все остальные столь же мужественны. Но это неудачный план. Мы перейдем через границу все вместе или же вместе погибнем. И если нам суждено здесь погибнуть, то мы навалим вокруг столько дохлых пиктов, что клану придется менять название, превратившись в клан Вдов и Сирот. Воины заметно повеселели. Однако Конан призвал их к молчанию и разослал по постам приказ держать стражу, а также отрядил несколько человек за водой, после чего уселся на камень передохнуть. Через пару минут перед киммерийцем появился Говинду. - Настала моя очередь спросить: тебя что-то беспокоит, Конан? Ты ведь знаешь, стоит тебе только попросить, и я... Конан посмотрел на молодого вождя. Даже самая маленькая ложь может оказаться большим предательством. - Я видел огни от костров двух отрядов пиктов. Один из отрядов, о котором я говорил, - это, несомненно, отряд клана Змеи. Они следят за кланом Волка и могут наткнуться на нас лишь случайно. Другие огни находятся к западу и ближе к нам. Я не могу с уверенностью определить, кто это и идут ли эти люди по нашему следу. Но вместе с тем я не могу и отрицать этого. - Ты думаешь... Скира нас предала? - По крайней мере, если и предала, то не своему отцу. В этом я уверен. В противном случае его заклятия ударили бы по нам, будто сокол, упавший на добычу. Однако сейчас ситуацию определяют не Лизениус и не Скира. Возможно, пикты пытками вызнали у отца и дочери о наших планах, а затем насадили их головы на шесты в деревне клана Совы, после чего пошли в погоню за нами, чтобы и с нами проделать то же самое. - Мы споем по Скире посмертную песнь, - обещал Говинду. - Даже по ее отцу споем, если ты считаешь, что его дух тоже надо умиротворить. - Мне не довелось знавать слишком уж много колдунов, но в любом случае хочу тебе сказать: ты можешь хоть до конца дней своих петь по ним погребальные песни, но вряд ли успокоишь их дух. Мой тебе совет: побереги глотку, она тебе еще пригодится, чтобы вливать туда пиво. А Лизениуса предоставь богам. Тем более что у богов куда больше времени, чем у нас, смертных. По крайней мере, так говорят жрецы. Сутаро, сын Йагана, военный вождь клана Совы, еле сдерживал нетерпение, ожидая, когда разведчик слезет с дерева. Конечно, разведчику проще прокричать сверху, однако здесь нужно сохранять тишину. Они уже не на землях клана Совы. - Ты видел людей клана Змеи? Далеко ли они? - Я видел много людей клана Змеи. Судя по кострам, я думаю, их в три раза больше, чем пальцев на руке. Не очень близко. И они в стороне от дороги, что ведет нас к холму, о котором говорил белый шаман. - Ты все сделал хорошо. Позволяю тебе напиться первым, когда мы в следующий раз обнаружим воду. - Благодарю тебя, вождь. Сутаро надеялся, что они обнаружат воду в самое ближайшее время. Он и его воины уже два дня шли стремительным шагом. Однако им не удалось догнать и обогнать демонолюдей и их гиганта-вождя. Демонолюди, вопреки ожиданиям, оказались столь же быстрыми на ногу, как и люди клана Совы, даже на этой пересеченной местности. Однако трудности, которые приходится испытывать, будут оправданы, если воины прибудут на место вовремя, чтобы защитить демонолюдей от клана Змеи. Если они поступят так, дочь белого шамана ляжет в постель Сутаро. Сын от такого союза будет одновременно и военным вождем, и шаманом. Такой сын сможет взять власть не только над одним кланом. Тогда все люди будут знать, где находится могила его отца. Сын позаботится об отце, и в свое время отец воссядет у костра высших богов. А воинам вовсе незачем знать, что они обивают ноги о камни и терпят жажду лишь для того, чтобы защитить людей, которые впоследствии будут умерщвлены. Скажи им Сутаро правду, и он посеет среди них сомнения. Возможно, ему даже не поверят. Может быть, даже плюнут в лицо. А некоторые, может быть, бросят ему вызов. Возможно, это произойдет потом, когда станет ясно, что демонолюди убиты. Но сейчас они вряд ли захотят с ним ссориться. Надо быть безумцем и поступить так теперь, когда они находятся на землях клана Змеи. Тем более что белый шаман с легкостью разглядит ссору среди воинов клана Совы. Впрочем, глупцы находятся всегда. Глупцы - те, кто не согласен следовать за вождем, который лжет им лишь потому, что хочет возлечь со Скирой. Глупцы потому, что вождь - он, Сутаро. Долго, долго не представится Сутаро следующей возможности повоевать с кланом Змеи. Может быть, никогда. Или в те годы, когда он будет уже слишком старым, чтобы водить воинов в поход. Сутаро подумал, что все-таки нет на свете ничего лучше, чем водить кого-то в поход. Даже если впереди и не светит такая награда, как Скира. Последние указания, которые Скира мысленно передала Конану, заключались в том, что киммериец должен свернуть на юг, обогнув холм, виднеющийся впереди. Все это было бы совсем хорошо, если бы этот маршрут не приближал бамульских воинов к воинам клана Змеи. Будь Конан один, он, несомненно, избрал бы путь по вершине холма. Однако наметанный глаз говорил ему, что с той стороны дорога будет слишком трудна для бамула. Ладно. Они поступят по-другому. Они пойдут на север. Настало время выяснить, к чему может привести неповиновение Скире. Если от этого вреда не будет, то очень хорошо. Ну а если выяснится, что женщина была права... что ж, человек умирает лишь один раз. Если это вызовет ярость Лизениуса, колдуна, опять-таки утешением может служить то, что человек умирает всего один раз. Впрочем, Конан мог признаться, что умер бы с легким сердцем, если бы был уверен, что Скира его не предала. Женщины предавали Конана столько раз, сколько, наверное, не предавали никого. Однако киммериец все так же доверял им. И вовсе не обязательно, чтобы та, которой он доверится, была Бэлит. Конан всегда сожалел, когда ему приходилось расставаться с женщинами. Киммериец выхватил меч и показал на север: - Пойдем туда. Будьте еще более внимательными, чем обычно. С каждым шагом мы все дальше заходим на территорию клана Змеи. - Если воины клана Змеи нанесут удар, у них будет ощущение, будто они ударили по камню! - крикнул Кубванде. Это утверждение было самым определенным из всего, что Кубванде говорил за все время знакомства с Конаном. Скира тихо выругалась по-пиктски, используя такие слова, что ее отец, наверное, удивился бы, проведав, что дочь их