я моей женой. Надеюсь, что вы не откажете мне в ее руке на том основании, что лучше иметь меня зятем и другом, нежели врагом. Я слышал, что на нее имеет виды живущий у вас английский подкидыш. Но надеюсь, что вашего согласия на ее брак с этим найденышем не будет и что это не больше и не меньше, как баловство, которому не следует придавать никакого серьезного значения, не правда ли? Кстати, прошу передать этому дерзкому мальчишке, что если я где-нибудь встречусь с ним, то ему не поздоровится. Ответ на это письмо (надеюсь, он будет благоприятный) потрудитесь передать моему посланному; он знает, куда доставить его. Вместе с сим благоволите принять и передать мой привет вам и вашей дочери. Остаюсь, многоуважаемый господин, вашим преданным другом. Пит ван-Воорен". Узнав содержание этого письма, я позвала Ральфа и Сузи и попросила Яна прочесть его и им. Единодушный крик негодования и удивления вырвался у наших детей, когда они ознакомились с этим нахальным письмом. Ян только крякнул, скомкал письмо в крепко стиснутой руке и после минутного молчания спросил Сузи: - Что ты скажешь на это, дочка? - Я?! - воскликнула наша девочка с ярко заблестевшими глазами. - Я лучше лягу живой в могилу, нежели сделаюсь женой этого... негодяя!.. О мой Ральф! - прибавила она, бросаясь на грудь своего жениха, - я чувствую, что этот ужасный человек принесет нам много зла... Но будь уверен: что бы ни случилось, я навеки твоя, и разлучить нас на земле может только одна смерть! - Так, дочка, хорошо сказано! - проговорил Ян. - Сынок, - обратился он к Ральфу, - возьми-ка бумагу и перо и пиши, что я буду говорить. Ральф под диктовку моего мужа написал следующий ответ: "Питу ван-Воорену. Господин! Я лучше собственными руками зарою свою дочь в землю, нежели отдам ее за такого человека, как вы. Вот мой ответ, а вот и совет: не показываться около моей фермы ближе, чем на целую милю. Наши роеры стреляют лучше вашего, а потому этот совет прошу намотать на ус. Что же касается вашей вражды к нам, то я на это отвечу, что, уповая на Бога, мы ее не боимся". Подписав письмо, Ян аккуратно запечатал его и лично понес на кухню, где дожидался посланный Пита. Это был полунагой кафр с простоватым лицом и широким белым рубцом на правой щеке. Ян застал его беседующим с Сигамбой. Отдав кафру письмо, он приказал ему скорее нести его тому, кто его послал. Когда дикарь удалился, Ян повернулся и тоже хотел было уйти; но потом потер себе лоб, посмотрел вслед дикарю и, обернувшись к Сигамбе, вдруг спросил ее: - Ты знаешь этого дикаря? - Нет, хозяин, - отвечала знахарка. - Зачем же ты разговаривала с ним? - Я обещала следить за всем, что касается гнезда Ласточки, и хотела узнать, откуда он пришел и кто его послал. - Ну, что ж, узнала? - Нет! Тот, кто его послал, наложил печать молчания на его язык. Он только сказал, что живет в краале, где-то далеко в горах, и что этот крааль принадлежит одному белому, который держит там свой скот и нескольких жен, но посещает его редко. Остальное я узнаю, когда он отдаст Черному Питу ваш ответ и возвратится сюда за лекарством, которое я обещала приготовить для его больной жены. - Каким образом ты узнала, что его присылал именно Черный Пит, если он не сказал тебе, кто его послал? - с удивлением спросил Ян. - Ну, это нетрудно было угадать, - ответила с улыбкой Сигамба. - Я умею по одной нитке добираться до самого клубка. Ян задумался. Постояв с минуту молча, он снова обратился к знахарке: - Сигамба, я припоминаю, что где-то раньше видел тебя разговаривающей с этим кафром. Я узнал его по шраму на правой щеке. - Да, хозяин, хотя я вижу его в первый раз и никогда раньше с ним на говорила, вы уже видели его, - загадочно сказала странная маленькая женщина, пристально глядя на моего мужа своими большими блестящими глазами. Ян с недоумением взглянул на нее и удивленно пробормотал: - Как же это могло быть?.. Я не понимаю тебя, Сигамба! - А припомните тот день, хозяин, когда Ласточка привата меня к вам и просила не прогонять, - сказала Сигамба. Ян ударил себя по лбу и вскричал: - Да, да, теперь припоминаю! Я видел тебя разговаривающей с этим кафром именно в твоих собственных глазах. - Вот и вспомнили, хозяин, - продолжала Сигамба со своей загадочной улыбкой. - Если у меня есть способность отражать в глазах будущее, то вы обладаете даром читать это будущее. Ян постоял некоторое время в глубокой задумчивости около странной женщины, очевидно, пытаясь понять это необъяснимое явление, потом махнул рукой и молча вышел из кухни. Стоя в дверях кухни, я видела всю эту сцену и слышала весь разговор. Божусь, что все рассказанное - истинная правда, хотя и не могу объяснить этого в высшей степени загадочного явления. x x x Опять прошло недели две. Выйдя как-то утром на крыльцо, я увидала полунагого кафра, сидевшего на одной из ступенек крыльца. Он оказался тем самым человеком, который приносил первое письмо. - Что скажешь? - спросила я дикаря. - Письмо вашему хозяину, - ответил он, подавая мне запечатанный пакет. Я взяла письмо, отыскала Яна и попросила его прочесть вслух новое послание Черного Пита. Ян вскрыл пакет, в котором оказалось письмо следующего содержания: "Многоуважаемому господину Яну ван-Ботмару. Я получил ваш ответ и нахожу, что выраженный в нем нехристианский дух едва ли угоден Богу. Повторяю: я желаю не вражды, а самой искренней дружбы, и потому не принимаю ваших резких слов за обиду; мало того - я даже готов исполнить ваше желание - не показываться около вашей фермы, чтобы не подать повода к кровопролитию (да избавит нас от этого Бог). Я люблю вашу дочь; но если она не желает иметь меня своим мужем, мне остается только покориться своей горькой участи и пожелать вашей дочери полного счастья с ее избранником. Я навсегда покидаю эту сторону и продаю свою ферму. Не желаете ли приобрести ее, если не для себя, то для того, чтобы дать ее в приданое за дочерью? Сообщите мне об этом с подателем сего письма. Прощайте. Да хранит вас Бог! Пит ван-Воорен". Наступило время завтрака; все собрались в столовой, и я попросила Яна прочесть Ральфу и Сузи это письмо. Дети наши так и просияли, когда мой муж прочитал им письмо: они думали, что теперь навсегда избавятся от преследований Черного Пита. А что касается меня, то это письмо нисколько не облегчило мне сердца: слишком уж были не в характере Пита такое смирение и такая покорность судьбе! Мы решили отослать посланного без всякого ответа. Когда ему объявили об этом, он отправился к Сигамбе. Данное ею лекарство подняло на ноги его жену; в благодарность за это он привел знахарке корову, которая только что отелилась и всю дорогу билась и вырывалась у кафра, желая вернуться назад к своему теленку. Так как Сигамбе и на этот раз не удалось выведать у посланного, откуда он пришел, то умная женщина придумала очень ловкую штуку с целью добиться своего. Спустя несколько часов после ухода посланца, она отправилась к дикарям, служившим раньше у нее. Дикари эти очень любили свою бывшую госпожу и, чтобы не разлучаться с нею, поселились вблизи нашей фермы. Сигамба выбрала среди них одного молодого сильного кафра, который был особенно ей предан. Дикаря этого звали Зинти. Он отличался большой наблюдательностью и исполнительностью. Сигамба приказала ему выследить, куда пойдет корова, которую она решила выпустить на волю, и донести все, что он увидит там, куда приведет его корова. Кафр сразу понял, что от него требуется, и обещал в точности исполнить приказание своей бывшей госпожи. После этого Сигамба спустила с привязи корову; та с радостным мычанием бросилась бежать с такой скоростью, что Зинти едва мог поспеть за ней. Таким образом они шли три дня и три ночи. Только по ночам корова останавливалась, чтобы отдохнуть и пощипать травы. Она охотно позволяла кафру доить себя во время остановок. Ее молоко составляло почти единственную пищу Зинти. На рассвете четвертого дня, после запутанных переходов по горам (удивительно, как животные могут хорошо находить дорогу), Зинти и его проводница очутились около большого загона для скота. Загон был расположен на громадной луговине, окруженной высокими холмами, поросшими густым лесом. Корова стрелой помчалась к стаду. Прибежав туда, она принялась громко мычать и вертеть во все стороны головой, и мычала до тех пор, пока к ней не подбежал маленький теленок, который тотчас же принялся сосать ее, а она стала его облизывать. В стороне около деревьев сидело несколько кафрских женщин. Они занимались очисткой от сучьев и листьев громадной груды ветвей, из которых дикари строят хижины. Притаившись за деревьями, Зинти стал прислушиваться к разговору этих женщин и услыхал, как одна из них спрашивала другую: - Для кого же Бычачья Голова строит новую хижину в нашей долине? Бычачьей Головой был прозван кафрами Черный Пит, голова которого действительно немного походила на голову быка. - Не знаю, - печально отвечала другая, совсем еще молоденькая женщина. - Может быть, для новой жены и, наверное, для дочери какого-нибудь белого начальника, потому что для простой женщины он не стал бы строить такой большой и красивой хижины. - Наверное, так, - отозвалась третья. - И, должно быть, он хочет украсть ее, иначе зачем бы ему прятать ее в это место, куда никто никогда не заглядывает из белых... Но - чу! - слышу, как стучат подковы лошади Бычачьей Головы. Через минуту в самом деле к ним подъехал Черный Пит. И без того некрасивое лицо его было сильно обезображено подживающими красными рубцами, оставшимися от ударов хлыста Ральфа. При виде Пита все женщины встали и, сложив руки на груди, почтительно поклонились. - У вас очень плохо идет дело, черномазые лентяйки! - сердито крикнул он им вместо приветствия. - У меня работать живее, если не хотите познакомиться с этой вот штукой! - прибавил он, размахивая бичом и хлестнув им ближайшую из стоявших перед ним женщин. - Мы стараемся, хозяин, - отвечала она, корчась от боли. - Но скажи нам, пожалуйста, кто будет жить в новой хижине. - Уж, конечно, не такая черномазая образина, как ты! - с ядовитым смехом проговорил Черный Пит. - Здесь поселится красивая белая женщина, которая будет вашей хозяйкой. Я скоро поеду за нею. Но горе будет вам, если кто-нибудь из вас проговорится, что здесь живет белая женщина! Я всех вас тогда передушу, как земляных крыс. Поняли? - Поняли, хозяин! - хором отвечали женщины. - То-то! И чтобы через неделю здесь все было готово. Отдав еще несколько приказаний, Черный Пит уехал, а Зинти поспешил направиться к Сигамбе с отчетом о виденном и слышанном. Дорогой он сильно повредил себе ногу и должен был пробыть в пути гораздо дольше, чем шел сюда за коровой. Только на шестой день ночью он кое-как добрался до леса, за которым начинались наши владения. Войдя в лес, он заметил невдалеке небольшой костер, около которого сидело двое людей. Зинти ползком подкрался к ним и спрятался за ближайшее дерево. Выглянув затем из своего убежища, он узнал в одном из сидевших около костра Черного Пита, а в другом - какого-то незнакомца, одетого готтентотом. Зинти стал прислушиваться к их разговору. - Ну, рассказывай, что тебе удалось узнать? - спросил Черный Пит. - Все, что нужно, баас*, - отвечал готтентот. - Я узнал, что Ян Ботмар с женой, дочерью и живущим у них молодым англичанином отправился вчера на крестины к господину ван-Роозену, который живет в пяти часах езды от фермы Ботмара. Назад они поедут завтра утром. Дорога ведет, как тебе известно, баас, через лощину, которая называется Тигровым Логовищем. ______________ * Хозяин. - А много с ними провожатых? - Только два кафра. - Значит, всего шесть человек, из которых две женщины, а вас будет двадцать... Отлично! - продолжал Черный Пит, весело потирая руки. - Запасайтесь только оружием. - Значит, их всех надо убить, кроме Ласточки, баас? - Всех, всех, если не удастся захватить ее без сопротивления! - вскричал Черный Пит. - Особенно постарайтесь ухлопать англичанина. Но помни уговор: моего имени чтобы никто не произносил! - Хорошо, хорошо, я помню это, баас, - сказал готтентот. Дальше Зинти не стал слушать. Он со всех ног пустился к Сигамбе и, добравшись до нее еле живой только под утро, сейчас же рассказал ей все, что узнал. - Великий Дух! - воскликнула она, всплеснув руками. - Ласточка и ее родные теперь должны уже быть в дороге!.. Надо спешить к ним навстречу... Оставайся пока здесь, Зинти, отдохни и жди меня. С этими словами она побежала к нам на конюшню, взяла лучшую лошадь Яна, вскочив на нее, вихрем помчалась кратчайшей дорогой нам навстречу. Все рассказанное мной в конце этой главы я узнала потом от самой Сигамбы. VII ПОДВИГ СИГАМБЫ. СВАДЬБА СУЗИ И РАЛЬФА Ничего не подозревая, мы спокойно возвращались домой от нашего соседа ван-Роозена. Мы все находились в очень хорошем настроении и только хотели въехать в Логовище Тигра, как вдруг из него нам навстречу выскочила лошадь, вся в крови и мыле, с дымящимися ноздрями и пеной у рта; на спине лошади без седла и даже без узды сидела растрепанная маленькая женщина, державшаяся руками за длинную гриву животного. - Ба! - воскликнул изумленный Ян. - Да это наша колдунья и на моей Стреле! Как ты смела, негодная... - Назад! - крикнула Сигамба, загораживая нам дорогу. - Назад!.. В лощине вас ждет смерть! Голос и лицо знахарки доказывали, что она не шутит. Мы молча повиновались и, повернув лошадей назад, проскакали галопом мили три, пока не выбрались на открытое место. Здесь лошадь Сигамбы, все время несшаяся впереди, вдруг упала на колени и стала дрожать всеми членами, а сама всадница, потеряв равновесие, перелетела через голову лошади, растянулась на земле, которая сейчас же стала окрашиваться вокруг нее кровью. Мы все остановились. Ральф поспешил спрыгнуть с седла, поднял Сигамбу и посадил ее, прислонив спиною к маленькому пригорку. Сузи тоже сошла со своей лошади и, взяв у отца фляжку с персиковой настойкой, заставила маленькую женщину выпить несколько глотков. - Благодарю! - прошептала Сигамба. - Дайте теперь этой настойки Стреле, а то она погибнет. - Ты ранена, бедняжка? - спросила Сузи, наклоняясь над знахаркой, пока Ян, по совету последней, лил Стреле прямо в рот настойку. Мера эта оказалась действительно очень хорошей: бедное животное ободрилось и перестало дрожать. - Рана моя - пустяки, - отвечала Сигамба. - Несколькими каплями крови я еще далеко не уплатила своего долга. - Но в чем дело? - спросил Ральф. - Почему нас ждала смерть в Лощине Тигра? - И зачем ты так измучила мою любимую лошадь? - добавил немного некстати Ян. - Не сделай я этого, вас всех теперь не было бы уже в живых, - продолжала знахарка. - Впрочем, Ласточка осталась бы жива, но... от этого ей было бы не легче. Вот в чем дело. Часа полтора тому назад я узнала, что Черный Пит устроил засаду в лощине, через которую вы должны были проехать. Двадцать человек нанятых им разбойников должны были перебить всех вас, а Ласточку взять в плен. Чтобы предупредить вас, времени у меня осталось так мало, что только одна Стрела и могла помочь мне в этом, и я решилась взять ее. Она, и правда, оказалась стрелой: никакая другая лошадь не была бы в состоянии донести меня за час до Логовища Тигра... Когда я въехала в эту лощину, из кустов раздался крик: "Это черная колдунья! Она хочет предупредить Ботмара. Стреляй в нее!" Пули посыпались мне вслед градом, и одна из них попала в ногу... Но Великий Дух помог, и я доскакала до вас вовремя... - Но ты истекаешь кровью! - вскричала Сузи. - И потом, эта пуля... - Это пустяки... Я знаю, как вынуть ее, - перебила Сигамба и, оглянувшись вокруг, прибавила: - Принесите мне листьев вон того растения с красными цветами, которые горят как огонь. Вон они там, около болота. Я сама приложу их к ране, и кровь остановится, а пулю можно вынуть после. Ральф поспешил исполнить просьбу нашей спасительницы и принес ей целый пучок какого-то широколиственного растения с ярко-красными чашками цветов. И действительно, как только Сигамба приложила это растение к своей ране, кровь сейчас же перестала течь. Приходилось только удивляться знанию этой маленькой дикарки каждого растения и умению пользоваться им! По просьбе Сузи один из сопровождавших нас кафров посадил знахарку к себе на лошадь, и мы тронулись в путь, конечно, не через лощину, а по другой дороге. Этот путь был гораздо длиннее, зато совершенно безопасен. К обеду мы благополучно прибыли домой. Вечером мы с Яном и Ральфом долго совещались, как поступить, чтобы обезвредить наконец Черного Пита. Сначала мы хотели подать на него жалобу в суд, но потом передумали. До Капштадта было несколько сот миль, и притом у нас имелось только два свидетеля преступного замысла Пита: кафр и неизвестно какого племени знахарка. Судьи едва ли поверили бы подобным свидетелям. Поэтому мы и порешили на том, что нужно оставить без внимания замысел Пита, тем более, что он, благодаря бдительности нашей зоркой телохранительницы, не удался. Через некоторое время мы узнали, что наш враг продал свою ферму и уехал неизвестно куда: Ян и дети очень обрадовались этому известию. Они думали, что теперь навсегда избавились от преследований Пита; но мое сердце чуяло, что это вовсе не конец его преследованиям. Поэтому я торопила со свадьбой наших детей, чтобы Ральф имел законное право защищать Сузи от негодного человека. Хорошо сознавая, что быть в доме двум женщинам на правах хозяек крайне неудобно, даже если они родная мать и дочь, мы с Яном решили отдать будущим молодым часть нашей земли, скота и людей и выстроить для них новый дом в нескольких милях от нашего, на берегу небольшой реки. Во время стройки новобрачные будут жить в большом селении миль за пятьдесят от нас, у одной из моих двоюродных сестер, богатой и бездетной вдовы. Там они будут в первое время своей супружеской жизни в полной безопасности, находясь в населенной местности, и Черный Пит не осмелится их тронуть. А потом он примирится с мыслью, что Сузи потеряна для него, и забудет ее. Так мы по крайней мере думали, но не так случилось на самом деле. Однажды вечером за неделю до свадьбы я пошла посмотреть, убрано ли полотно, которое белилось днем на солнце на луговине, близ хижины Сигамбы. Ночь была лунная, и я отправилась без фонаря. Подойдя к луговине, я услыхала тихое и странное пение, доносившееся со стороны жилища Сигамбы. Я остановилась, прислушалась и сейчас же узнала голос знахарки. Напев был так печален, что у меня надрывалось сердце. Слов песни я не поняла, но мне показалось, будто в ней упоминалось имя Сузи. Сильно заинтересованная, я подошла поближе и увидела Сигамбу сидящей на камне, около хижины. Лицо знахарки было освещено бледным светом луны, падавшим сквозь вершины деревьев, окружавших хижины. Перед знахаркой, на другом камне, стояла деревянная чаша, наполненная до краев водой. Знахарка пристально глядела в чашу и, тихо раскачиваясь, пела свою печальную песню. Вдруг она, как будто увидав в чаше что-то страшное, отскочила от нее, перестала петь и громко, болезненно застонала. Я догадалась, что застала ее за колдовством, и хотела было крикнуть, чтобы она оставила это нечестивое занятие, но меня одолело любопытство: мне очень захотелось узнать, что могла колдунья видеть в воде горшка и почему она упоминала имя Сузи в своей песне. Поэтому я подошла к знахарке и резко спросила: - Что это ты делаешь, Сигамба? Хоть мой приход и вопрос были совершенно внезапны, однако знахарка не только не испугалась и не вскрикнула, как сделала бы на ее месте любая другая порядочная женщина, но даже не вздрогнула и спокойно ответила: - Я читала судьбу Ласточки и всех близких ей. - Где же ты читала это? - продолжала я. - Вот здесь, - указала она на чашку с водой. Я с любопытством взглянула в чашу и увидала на дне ее белый песок, поверх которого лежали пять кружков зеркального стекла разной величины, но правильной круглой формы, как монеты. Самый большой кружок находился посередине остальных, расположенных вокруг него крестообразно. - Вот это Ласточка, - объяснила мне Сигамба, указывая на большой кружок, - наверху - ее будущий муж, направо - отец, налево - мать, а внизу - Сигамба. Кружки эти от большого стекла, которое показывает лица людей. Мне дала его Ласточка, а я расколола его на пять частей и сделала их круглыми, потому что природа любит все круглое. Видите, они расположены в чаше так, как вот те звезды на небе. Меня пробирала дрожь при виде этого колдовства, но я скрыла свой страх и сказала с деланным смехом: - Что за глупая игра у тебя, Сигамба! - Это совсем не игра, и тот, у кого двойное зрение, может много увидеть в этой чаше, - совершенно спокойно, без малейшей обиды в голосе, проговорила Сигамба. - У вас нет такого зрения, и вы не можете ничего увидеть, а баас может. Позовите бааса. Он посмотрит и расскажет все, что увидит, потому что одной мне вы не поверите. Мне стало очень досадно, что Ян, которого я, не в обиду будь ему сказано, считала гораздо глупее себя (хотя это вовсе не мешало мне уважать и любить его), может видеть то, чего не могу я, но я все-таки пошла и привела его. Пока я рассказывала ему, в чем дело, знахарка сидела не шевелясь, подперев рукой подбородок и не сводя своих блестящих глаз с лица моего мужа. Казалось, в ее взгляде было что-то такое, что невольно подчиняло Яна ее влиянию. - Ну, показывай свои штуки, чернушка, - полунасмешливо проговорил Ян, выслушав мои объяснения. - А вот взгляните туда, отец Ласточки, - отвечала Сигамба, указывая на чашу. Ян опустился на колени и взглянул в чашу. - Я вижу, - начал он точно чужим голосом, пристально глядя в воду и медленно произнося слова, - Сузи... себя... жену... Ральфа... и... тебя, Сигамба... А теперь вот... все... слилось в... темный цвет, и я... да, я больше ничего не могу различить. - Смотрите пристальнее! - приказала повелительным голосом Сигамба, так и впиваясь своими странными глазами в лицо Яна. Муж снова взглянул в воду и опять начал вытягивать из себя слова: - Теперь... я... вижу... тень... густую... темную тень... Она похожа на... да, на голову Черного Пита, вырезанную из... черной... бумаги... Из-за этой тени я ничего... не вижу... Ах, вот она делается... все меньше... меньше... теперь она закрывает... да, только тебя, Сигамба... Ты просвечиваешь сквозь тень вся... красная... точно в... крови... А теперь... Ну, теперь все пропало!.. Я ничего больше не вижу. С этими словами он поднялся на ноги; лицо его было бледно как смерть, и сам он весь дрожал. Доставая из кармана свой большой пестрый шоковый платок, чтобы обтереть с лица пот, он с ужасом прошептал: - О, Господи, да ведь это настоящее чародейство!.. Прости мне мое прегрешение! Я снова нагнулась над чашей, но по-прежнему ровно ничего не заметила кроме воды и зеркальных кружков, в которых отражались только лунный свет да мое лицо. Из этого я заключила, что Ян по своей простоте видел все, что ему внушала колдунья, или, вернее, воображал, что видит. - Что же все это значит, Сигамба? - спросил Ян, растерянно глядя то на чародейку, то на меня. - Отец Ласточки, что видели ваши глаза, то видели и мои, но только яснее ваших, потому что мое зрение еще острее, - отвечала Сигамба. - Вы спрашиваете - что это значит? Будущее никому не открывается вполне... даже я не могу знать всего. Мне ясно только то, что Ласточке и всем ее близким будет много зла от Черного Пита. Но все кончится тем, что для Ласточки и ее родных настанут опять светлые дни, а я погибну от руки Пита или через него... Как все это случится - я не знаю, но советую вам венчать Ласточку скорее и не дома, как вы хотите, а в деревне, где она будет жить первое время после свадьбы. Я не верила ни одному слову из того, что говорила колдунья, и очень разозлилась, что она так дурачила бедного Яна и заставила его задуматься о том, что он видел и слышал. Только потом я убедилась, как она была права. Но тогда, повторяю, ее предсказания казались мне не больше и не меньше как пустой болтовней, на которую не стоило обращать внимания. По моему совету Ян письменно пригласил из ближайшего города пастора, который должен был венчать наших детей у нас в доме и находился уже давно в пути. Неужели из-за глупой болтовни этой полусумасшедшей девки мы должны послать встретить его и воротить назад? Вообще я терпеть не могла, когда в мои распоряжения вмешивались даже муж и дети, а тут еще лезла с советом какая-то полоумная дикарка, живущая у нас из милости! Видя, что муж сильно задумался над предсказаниями и советом Сигамбы, я прикрикнула на нее, чтобы она не вмешивалась не в свои дела, и, схватив Яна за руку, потащила его домой. Сигамба что-то хотела мне сказать, но я сделала вид, что не заметила этого, и ускорила шаги. Однако пройдя несколько шагов, я не утерпела и оглянулась назад. Сигамба стояла на прежнем месте и, подняв руки к небу, тихо плакала. x x x Наконец наступил день свадьбы. Пастор прибыл накануне, и все было давно готово. Покончив с распоряжениями дома, я вышла на двор взглянуть, все ли там в порядке, как вдруг прямо над моей головой раздался пронзительный крик ястреба. Я с испугом подняла глаза кверху и увидела, как ястреб, выхватив из гнезда, находившегося под крышей нашего дома, одну из сидевших там красногрудых ласточек, сейчас же поднялся с ней к облакам. Другая ласточка с громким жалобным криком полетела вслед за похитителем. У меня так и защемило сердце, когда я увидела это зрелище. - Бедная жертва! - невольно воскликнула я, считая этот случай за дурное предзнаменование. - Неужели твоя гибель предвещает несчастье и нашей Ласточке? - Нет, - раздался за моей спиной спокойный голос Сигамбы, - нет, мать Ласточки, не бойтесь! Видите, он летит сокол; он отобьет у хищника добычу. Действительно, сверху, со страшной высоты летел стрелой сокол и со всего размаха ударил грудью ястреба. Хищник не успел уклониться от удара и, сделав громадный пируэт в воздухе, выпустил из когтей свою жертву, которая вскоре упала на траву около дома. - Сигамба подбежала и подняла ласточку; у нее оказалось сильно поврежденным одно крыло, и были сломаны обе лапки. - Это ничего, - проговорила знахарка, - я вылечу ее. Вторая ласточка стала кружиться над Сигамбой с жалобным писком, как бы умоляя ее возвратить ей подругу. - Успокойся, - сказала ей Сигамба (как будто птица могла понимать ее), - я устрою под крышей своей хижины новое гнездо, посажу туда твою подругу и буду лечить, а ты будешь кормить ее. Птицы, и правда, точно поняли ее: раненая смирно сидела в руках, а другая спокойно уселась на ближайшем дереве. - Мать Ласточки, - обратилась ко мне знахарка, когда я, успокоенная относительно участи раненой птицы, в которой я видела свою дочь, хотела войти в дом, - дайте мне вашего коричневого мула в обмен на тех двух коров, которых мне недавно привел готтентот за то, что я вылечила его жену от укуса змеи. Я знаю, что мул стоит дороже, но у меня пока больше ничего нет, а он мне очень нужен. - На что он тебе? - удивилась я. - Проводить Ласточку в деревню. - Разве она желает этого? - Нет, ей теперь не до меня, но я должна это сделать. Ударение, которое она сделала на слове "должна", заставило меня после минутного колебания согласиться на ее просьбу. - Хорошо, можешь взять мула, а коровы пускай останутся у тебя, - проговорила я. - Благодарю, мать Ласточки, - просто сказала знахарка. - А когда же ты будешь лечить птицу? - спросила я, вспомнив о раненой ласточке. - Ведь она требует ухода. - О, об этом не беспокойтесь! - с живостью отвечала Сигамба. - Я сейчас сделаю гнездо, посажу в него птичку и перевяжу ей крыло и лапки травой. Когда кости срастутся, - а это будет скоро, - она сама снимет перевязки. Я не знала, что возразить и, молча пожав плечами, ушла в дом. Вскоре началось венчание. Сузи была очень хороша в своем белом платье и с большим букетом белых цветов в руках, который принесла ей Сигамба. Вполне достоин ее был и Ральф. Во всей его фигуре, в каждой черте лица, в манерах, даже во взгляде и голосе было сразу видно его благородное происхождение. Сузи, если и была ниже его по происхождению, зато не уступала по красоте, манерам и образованию. Я никогда не видала лучшей пары и прямо могу сказать, что они были созданы друг для друга, поэтому и любовь их была так прочна. Гостей у нас не было, потому что свадьба держалась в тайне, чтобы Черный Пит не услыхал о ней и не придумал какой-нибудь гадости. Однако, как потом оказалось, он все-таки узнал об этом, - вероятно, от пастора, который, не в обиду будет ему сказано, очень любил работать языком и, должно быть, проболтался дорогой, когда ехал к нам. После венчания был хороший обед, но пил, ел и болтал за столом только один пастор. В конце концов он стал городить такие глупости, что я едва не побранилась с ним. По окончании обеда молодые стали прощаться со мной (Ян ехал их провожать). Я не знала, что теперь долго-долго не увижу Сузи, а потому не давала много воли слезам и крепилась, как могла. Что же касается Сузи, то она, припав ко мне на плечо, рыдала так сильно, что я вынуждена была остановить и пристыдить ее. Наконец она немного успокоилась и, вспомнив о Сигамбе, захотела проститься и с ней. Я послала за знахаркой, но ее нигде не могли найти. Тогда я вспомнила, что Сигамба хотела ехать провожать молодых, и сказала Сузи, что она, наверное, поджидает где-нибудь на дороге. Простившись еще раз со мной, новобрачные и Ян уселись на лошадей и тронулись в путь; за ними с сильным скрипом двинулась и тяжело нагруженная фура. Я осталась одна. VIII КАК РАЛЬФ СНОВА ПОПАЛ БЫЛО В МОРЕ. ЧТО СДЕЛАЛА СИГАМБА Проводив молодых за несколько миль, Ян распрощался с ними и возвратился домой; новобрачные продолжали путь только в сопровождении отправленных с ними кафров. С наступлением темноты Ральф распорядился сделать привал в горах на берегу моря, милях в десяти от нашей фермы. Пока провожатые разводили костер, чтобы приготовить себе ужин, молодые супруги отправились прогуляться в живописном ущелье, спускавшемся прямо к морю. Пройдя все ущелье, они очутились на выступе невысокой скалы, у подошвы которой с трех сторон плескалось море, так что скала вдавалась в него в виде мыса. Ральф и Сузи уселись в нескольких шагах от крутого, почти отвесного спуска к морю и, прижавшись друг к другу, заворковали как голуби. - Боже мой, как хороша природа, не правда ли, Ральф? - шептала Сузи, глядя на освещенное луной море. - Смотри, как эффектны эти бесконечные волны, когда в них отражается небо с луной и звездами. - Да, сейчас эти волны очень красивы, - отвечал Ральф. - Но я видал их другими и никогда не забуду этого. Сузи поняла намек мужа и тихо продолжала: - Да, Ральф, море, как и жизнь наша, не может быть постоянно спокойным. Но я люблю море, потому что оно дало мне тебя, а жизнь - потому что могу провести ее с тобой. - Только бы море не разлучило нас! - невольно вырвалось у Ральфа. - Что ты говоришь, мой дорогой?! - с испугом воскликнула Сузи, крепко обнимая его. - Нет, нет, Ральф, нас теперь ничто не может разлучить... даже море, потому что, если тебе опять нужно быть в море, то я последую за тобой... Даже сама смерть, дорогой муж мой, не в состоянии будет разлучить нас: мы и в той жизни будем вместе. Почему тебе пришло в голову, что море должно разлучить нас? - Сам не знаю, моя Сузи, - печально отвечал Ральф. - Мне все кажется, что счастье наше непрочно. В это время луна вдруг спряталась за темным облаком, и по ущелью пронесся порыв резкого, холодного ветра; вершины деревьев как-то зловеще заскрипели. Но облако вскоре исчезло, ветер утих, и луна снова засияла во всем своем блеске, проведя широкую серебристую полосу по хребтам морских волн. - От своей судьбы не уйдешь, Ральф, - сказала наконец Сузи, поднимаясь со своего места. - Давай лучше помолимся Богу, поблагодарим Его за то, что Он нам дал, и попросим у Него покровительства на будущее. Опустившись на колени, они оба начали горячо молиться. Но не успели они окончить последних слов молитвы, как услышали позади себя чей-то язвительный смех. Молодые люди поспешно вскочили, обернулись назад и замерли от ужаса: перед ними стоял Черный Пит, а из-за его спины выглядывало человек десять темнокожих, вооруженных ружьями и ножами. Ральф и Сузи сразу поняли всю опасность своего положения: они находились на таком расстоянии от своих провожатых, что не могли быть услышаны ими, если бы вздумали кричать, и на их лицах выразилось полное отчаяние. Черный Пит сразу сообразил, что происходит в душе молодых людей, и еще язвительнее расхохотался. - Как хорошо иметь дело с набожными людьми, - насмешливо произнес он. - это дало нам возможность подкрасться незамеченными... А какую хорошую молитву вы читали, мои голубки! Мне казалось, что я нахожусь в церкви, когда слушал ее... Погодите, как она заканчивалась?.. Ах, да! Вы, кажется, выражали в ней желание провести вместе всю жизнь? Но Бог решил как раз наоборот и поручил мне разлучить вас. Я, как покорный исполнитель Его воли... - Перестаньте богохульствовать! - вскричал с негодованием Ральф. - Скажите лучше прямо: что вам нужно от нас? - Та-та-та, молодой человек, как вы нетерпеливы! - проговорил Черный Пит со своей злой улыбкой. - Извольте, скажу, если вам так не терпится. Я хочу обладать той, красота и презрение которой сводят меня с ума, и которой я напрасно добиваюсь столько времени... Одним словом, я желаю завладеть Сусанной Ботмар. - Сусанны Ботмар уже нет, здесь находится Сусанна Кензи, моя жена, - сказал Ральф. - Неужели вы решитесь отнять у меня жену? - Нет, мой друг, это было бы незаконно, а я всегда привык уважать закон, - продолжал Пит. - Я хочу воспользоваться не женой вашей, а вдовой, что и разумнее, и законнее. Сделать это мне будет не особенно трудно при помощи моих молодцов, тем более, что вы здесь одни, и другого оружия, кроме молитв, у вас не имеется... А это оружие, как вы уже убедились, не может принести вам никакой пользы. Сузи вскрикнула от ужаса и, упав на колени перед негодяем, принялась умолять его пощадить жизнь мужа. Вид Пита, этого чудовища в человеческом образе, нахально стоявшего перед коленопреклоненной молодой женщиной, вся фигура которой дышала какой-то неземной красотой и невинностью, так поразил благородное сердце Ральфа, что он, поднимая жену, вскричал: - Оставь, Сузи! Я не желаю покупать себе жизнь ценой твоего унижения. Затем, обратившись к своему противнику, он проговорил ясным, твердым и полным достоинства голосом на наречии кафров, чтобы и они могли понять его: - Я вижу, что вы, господин ван-Воорен, решились убить меня и... овладеть (здесь голос Ральфа невольно дрогнул) моей женой... К моему крайнему отчаянию, я не могу помешать вам осуществить это благородное намерение... Но берегитесь, господин ван-Воорен: чаша долготерпения нашего Творца когда-нибудь переполнится, и наказание ваше будет ужасно!.. Просить вас о пощаде я не стану: это, конечно, будет бесполезно, а главное - слишком... унизительно. Но я требую у вас пять минут, чтобы я мог проститься с женой... В этом вы не можете отказать мне: вам не позволят ваши же сообщники, хотя они и кафры. - Ни одной секунды! - вскричал Пит, взбешенный презрением, которое ясно слышалось в тоне Ральфа. С этими словами он выхватил из-за пояса пистолет и хотел прицелиться в Ральфа, но кафры действительно не позволили ему этого. Они обступили его со всех сторон, и один из них сказал ему: - Мы пришли сюда, Бычачья Голова, помочь тебе убить твоего врага и увести белую женщину, но мы не знали, что она его жена. Если ты не позволишь ему проститься с ней, то мы отказываемся повиноваться тебе. Мы и так не рады, что ты хочешь заставить нас смотреть, как ты будешь убивать беззащитного человека; ведь он твой враг, а не наш, и мы... - Ну, ладно, ладно! - перебил Пит, испуганный угрозой кафров уйти и покинуть его, а это могло расстроить весь его план. - Англичанин! - крикнул он Ральфу, - лаю вам пять минут для прощания с ва... с Сусанной Ботмар. Он отошел немного в сторону и, вытащив из кармана громадные серебряные часы, подставил их под бледные лучи луны, чтобы заметить время. Ральф обернулся к Сузи. Та с воплем кинулась в его объятия и замерла в них. Прошла целая минута в полном молчании. - Прощай, Сузи!.. Прощай, моя дорогая жена! - проговорил наконец Ральф, крепко обнимая рыдающую молодую женщину. - Еще несколько минут - и мы расстанемся навеки... - О мой Ральф!.. Мой дорогой, любимый муж!.. - захлебываясь слезами, говорила бедная молодая женщина. - Неужели это... не сон?.. Неужели наше счастье... было... так мимолетно?.. Неужели Бог допустит... И не будучи в состоянии говорить, она склонилась на грудь мужа и громко зарыдала. Ральф, как мужчина, был, конечно, тверже, и хотя ему было не менее горько, но он все-таки старался успокоить и утешить жену. - Перестань, Сузи! Не надрывайся так!.. Бог захотел испытать нас, и мы должны покориться Его святой воле, - уговаривал он ее. - О, Ральф! Ты, должно быть... меня не так любишь, как я тебя... Я не хочу без тебя... Ральф! Море близко... давай бросимся и... - Нет, Сузи, это будет страшный грех... самоубийство... Бог не прощает самоубийц... Прощай, моя дорогая!.. Мне пора... данное нам этим злодеем время уже прошло... Старайся, если будет можно, уйти от него к своим родителям... Увидишь их, передай мой последний привет и мою глубокую благодарность за... - Пять минут прошло! - резко объявил Пит, подходя к своим жертвам. - Довольно! Наворковались! - До свидания, моя дорогая, там... на небе... Господь да хранит тебя! - прошептал Ральф, крепко обнимая несчастную жену; но, видя, что она не может держаться на ногах, осторожно опустил ее на землю; затем, обернувшись к Питу, твердо проговорил: - Я готов, господин палач! Пит поднял пистолет и прицелился, но руки у него так дрожали, что он не мог даже спустить курок. Он опустил оружие и, отступив на несколько шагов, крикнул хриплым голосом стоявшим неподалеку с понуренными головами кафрам: - Стреляйте вы в него! Но ни один кафр не поднял головы и даже не пошевельнулся. - А, проклятые трусы! - закричал выведенный из себя таким неповиновением Пит и, подняв снова пистолет, выстрелил из него в свою жертву. Ральф, не испустив ни одного звука, тихо упал на землю; но когда убийца подошел к нему, чтобы удостовериться, жив ли он, губы его жертвы тихо прошептали: - Будь... проклят... убийца! Божий гнев всюду... последует за тобой!.. Пит отскочил от него как ужаленный и закричал не своим голосом: - Он жив еще!.. Жив!.. В воду его! Авось там скорее увидится со своими благородными предками!.. Что же вы стали, черномазые дьяволы? Берите и бросайте его в море... прямо со скалы! Но кафры продолжали стоять, не трогаясь с места. - А, вы и этого не хотите сделать! Хорошо, я потом расправлюсь с вами! - продолжал ужасный человек, заскрежетав зубами. После этих слов он схватил тело Ральфа и с яростью поволок его к краю утеса. - Получай обратно свой непрошенный подарок! - крикнул он морю, сбрасывая с утеса тело своей жертвы. Постояв с минуту на краю утеса, злодей обернулся к безмолвно стоявшим в качестве зрителей кафрам и насмешливо проговорил: - Ха!.. Он проклял меня... он грозил мне гневом Божием... Где же этот гнев Божий?.. Что же не разверзается небо, чтобы поразить меня?.. Почему земля не поглощает меня?.. Отчего этот утес стоит так же твердо, как стоял целые века? Даже кафры содрогались, слушая эти страшные слова. Наговорив еще много таких ужасных слов, которые я не решаюсь даже повторить, злодей подошел к неподвижно лежавшей Сузи и нагнулся над ней. - Она в обмороке! - сказал он, любуясь на озаренное луной прекрасное личико своей другой жертвы. - Тем лучше: легче будет унести ее отсюда... Ну, черномазые, марш за мной! Он взял Сузи на руки и направился в ущелье; за ним молча последовали и его провожатые. x x x Пит думал, что никто не видал его злодеяния, кроме его сообщников, но он ошибался: спрятавшись за большим камнем, Сигамба отлично видела всю эту страшную сцену и слышала каждое слово. Она всю дорогу ехала позади новобрачных, но, не желая быть навязчивой, старалась не попасться на глаза. Когда она заметила, что они пошли гулять, и притом совершенно одни, то отправилась за ними, так как сердце ее чувствовало, что эта прогулка добром не кончится. Умиленная трогательной сценой молящихся супругов, она сначала не заметила внезапного появления Черного Пита с его шайкой, а когда заметила, то было уже поздно. Привести помощь она все равно не успела бы, потому что место стоянки, где находились провожатые новобрачных, было довольно далеко. Поэтому она решила остаться наблюдать и оказать помощь, когда это будет возможно. Из своего гадания она знала, что ни Ральф, ни Сузи не погибнут, а только испытают много несчастий, которые им заранее были суждены, и не особенно тревожилась за них. Ей хотелось только знать, что сделает Черный Пит с Ральфом, а где искать Сузи - она уже знала: Пит, наверное, спрячет ее там, куда ходил однажды кафр Зинти, когда следовал за коровой. После ухода Пита с бесчувственной Сузи и со всеми его сообщниками, Сигамба поспешила к месту стоянки. Провожатые новобрачных, поужинав, беззаботно сидели вокруг костра, поджидая молодых господ. Лошади и волы, распряженные, мирно паслись на лугу. Правда, одному из погонщиков волов послышалось, что в том направлении, куда направились новобрачные, как будто выстрелили, и он сообщил об этом товарищам. Но те уверили его, что ему все послышалось, и он успокоился. - Что вы тут зеваете? - раздался вдруг за ними голос знахарки. - Молодой баас, может быть, уже умер, Ласточку похитили, а вы сидите как пни. Внезапное появление знахарки и ее страшное сообщение так удивили и напугали кафров, что они все вскочили со своих мест; с широко раскрытыми глазами и с разинутым ртом они молча глядели на вдруг появившуюся вестницу. - Вот оно что! - проговорил наконец погонщик. - Значит, я и правда слышал выстрел?.. А меня уверили... Кто же это мог сделать, госпожа? Все кафры питали к Сигамбе величайшее уважение и постоянно величали ее госпожой. - Ну, об этом теперь некогда толковать, - поспешно сказала Сигамба. - После все узнаете. Оставьте здесь половину людей, а остальные пусть скорее идут за мной. И она быстро направилась к тому месту, где только что разыгралась ужасная сцена; за ней следовало около десятка кафров, в числе которых был и Зинти. Спустившись с утеса к морю, они нашли там тело Ральфа. Молодой человек лежал почти у самой воды, так что при приливе его снесло бы в море, и он, наверное, тогда погиб бы. - Бедный молодой баас! - проговорил один из кафров, нагнувшись к бесчувственному Ральфу. - Думал ли ты, когда весело ехал со своей красивой молодой женой, что тебя постигнет такая участь? Рассчитывал ли ты найти смерть?.. - Довольно тебе причитать! - остановила его Сигамба. - Смерть еще далека от бааса... он только без памяти. Поднимите его и несите скорее в фуру. Своим опытным глазом она сразу увидала, что Ральф ранен не тяжело, а только обессилен потерей крови и оглушен падением. Когда раненого принесли и уложили в фуру, Сигамба сейчас же внимательно осмотрела его. Оказалось, что пуля попала ему в правый бок и прошла насквозь, но, к счастью, не повредила ни одного из важных внутренних органов, как потом сообщил нам доктор. Знахарка приказала его раздеть, обмыла и искусно перевязала ему рану; потом влила ему в рот какой-то подкрепляющей настойки, после чего мертвенно бледное лицо раненого покрылось легкой краской и сердце забилось сильнее. Убедившись, что непосредственная опасность миновала, знахарка дала кафрам подробное наставление, что нужно делать в случае, если Ральф очнется, и добавила: - Теперь поезжайте назад к старым господам и скажите им, что Черный Пит ранил молодого бааса и украл Ласточку, а я отправилась по его следам, чтобы быть около Ласточки и следить за ней. Я беру с собой Зинти, потому что он знает дорогу в то место, где Бычачья Голова намерен спрятать Ласточку. Зинти расскажет вам, как найти это место. Запомните хорошенько его слова и передайте их старому баасу. Скажите ему, чтобы он собрал как можно больше вооруженных людей и скорее шел с ними на выручку Ласточки. Передайте ему и матери Ласточки, что лока я жива, мной будет сделано для Ласточки все, что только я буду в силах сделать. Пусть они не беспокоятся, если даже мы с Ласточкой исчезнем на долгое время. Уверьте их от моего имени, что Ласточка останется жива, несмотря ни на какие ухищрения Бычачьей Головы, и что я все время буду следить за ней и охранять ее. Но пусть и они, со своей стороны, принимают все меры, чтобы найти Ласточку... Смотрите, не забудьте ни одного слова из того, что я сказала и что скажет вам Зинти... А если вы не исполните всех моих приказаний, я поражу вас слепотою, глухотою и немотою. Слышите? - Слышим, госпожа, слышим! - хором ответили внимательно слушавшие кафры. - Будь покойна, мы ничего не забудем и все слово в слово передадим старому баасу, когда доставим к нему молодого господина. После того, как Зинти дал нужные указания относительно дороги в тайное убежище Черного Пита, фура с раненым Ральфом направилась назад к нашей ферме, а Сигамба в сопровождении Зинти поскакала вдогонку за похитителем нашей несчастной дочери. Можно себе представить, что было с нами, когда нам привезли назад полуживого Ральфа и сообщили о похищении Сузи! Описать наше душевное состояние невозможно, его можно было только перечувствовать. Первые слова Ральфа, когда он пришел в себя, были следующие: - Разве я еще не умер?.. Как я опять попал сюда? - Нет, сынок, ты, слава Богу, еще жив, - ответила я, обрадованная, что он находился в полном сознании. - Тебя спасла наша славная Сигамба, и наши люди, по ее приказанию, доставили сюда. - А Сузи? - тревожно спросил он. - Увы, сынок! Сузи пока еще здесь нет, - продолжала я и видя, как омрачилось его лицо, поспешила прибавить: - Но ты не беспокойся: над ней бодрствует Сигамба, и отец уже уехал с сильным отрядом хорошо вооруженных людей выручать нашу девочку. Он знает, где искать ее. - Сигамба! - со стоном произнес Ральф. - Что может сделать слабая женщина с таким злодеем, как Пит ван-Воорен?.. Отец опоздает, и моя бедная милая голубка будет биться в когтях этого коршуна... О моя дорогая жена!.. Нет, я не вынесу!.. Я сойду с ума!.. Он начал метаться и городить разную чепуху, пока не лишился чувств. Я поняла, что с ним сделалась горячка, и сейчас же послала в деревню за врачом, который постоянно жил там и славился своим искусством. Врач приехал в тот же день вечером и, осмотрев больного, успокоил меня уверением, что молодость и сильная натура Ральфа помогут ему перенести горячку и что беспокоиться особенно нечего. Необходим только тщательный уход за больным. Врач пробыл у нас несколько дней, находясь почти неотлучно около постели больного. Когда главная опасность миновала, врач дал мне нужные советы, как обращаться с больным, и уехал домой, так как не мог дольше быть у нас. Я строго исполняла все его указания и была очень обрадована, когда через семь недель наш дорогой зять снова был в состоянии сесть на лошадь. Кроме искусства врача, молодости и сильной натуры, выздоровлению Ральфа помогло еще одно обстоятельство, о котором будет сказано дальше. IX ПО ГОРЯЧИМ СЛЕДАМ. В ХИЖИНЕ ЧЕРНОГО ПИТА Я забыла сказать, что прежде чем отправиться в путь, предусмотрительная Сигамба послала Зинти взять из фуры одеяло, фляжку с персиковой настойкой, провизии и даже роер Ральфа; кроме того, она поручила кафру привести трех лошадей для себя, своего проводника и для Сузи, если им удастся освободить ее. Все это она приказала Зинти навьючить на своего мула и вести его на поводу. Сама она взялась вести таким же образом лошадь для Сузи. Доехав до места, где Черный Пит и его сообщники сели на лошадей, знахарка и кафр направились по их следам, которые хорошо были видны при лунном свете в помятой траве лесной опушки. Но когда они достигли открытой долины, где трава была сожжена, следы исчезли. - Теперь надежда только на тебя, Зинти, - сказала Сигамба. - Можешь ли ты отсюда найти дорогу в тайник Бычачьей Головы? - Могу, госпожа, - ответил кафр. - Он находится вон там, за тем пиком, который выше всех гор. Внизу этого пика есть сквозная пещера, такая низкая, что человек с трудом проходит через нее. Отверстие ее с этой стороны закрыто кустарником, но корова пробралась сквозь него, а за ней прошел и я. - Хорошо! Поезжай же вперед. Только смотри в оба, чтобы нам не наткнуться на кого-нибудь из шайки Черного Пита. - Будь покойна, госпожа; мои глаза и уши открыты. Сигамба и ее проводник проехали всю ночь, не заметив ничего подозрительного. Под утро ненадолго остановились на берегу одного ручья, чтобы дать животным возможность вздохнуть, пощипать травки и утолить жажду, да и самим немного подкрепиться. Отдохнув, снова отправились в путь и ехали до самого вечера, как вдруг, когда они были недалеко от пика, поднялась сильная буря с грозой и дождем. - Ну, теперь наверное придется ждать до утра! - тоскливо проговорила Сигамба. - Едва ли ты в этой темноте найдешь дорогу. - А молния-то на что, госпожа? - ответил Зинти. - Она будет указывать мне признаки, по которым я найду дорогу... Да вот, видишь, налево выступ горы, похожий на голову большой птицы? Туда нам и нужно ехать. Потом будет лощина с маленькими деревьями, а там уж и самый пик. Убедившись, что проводник не запутается в горах, несмотря на страшную темноту, лишь изредка прорезываемую молнией, и на то, что он был в этой местности, знахарка спокойно стала продолжать путь. Через некоторое время Зинти остановился и сказал: - Вот вход в пещеру, госпожа. Но провести через него животных нельзя: слишком уж узко и низко. Нужно оставить их здесь и к чему-нибудь привязать. Сверкнувшая в это время молния дала Сигамбе возможность разглядеть, что они находятся у подножия громадного утеса с острой вершиной, окруженного густой порослью кустарника. Сойдя с лошадей, они привязали их и мула к группе небольших деревьев, стоявших немного в стороне. Затем Сигамба надела им на морды мешки с кормом, подняла над ними руки и что-то прошептала. - Что это ты делаешь, госпожа? - осмелился спросить заинтересованный Зинти. - Я внушаю животным, чтобы они стояли смирно и не ржали, пока находятся здесь, - ответила знахарка. - Ну, теперь бери роер и веди меня через пещеру. Между тем гроза и дождь прекратились, и сделалось светлее. Бушевал еще только ветер, и то порывами, так что можно было бы услышать, если бы поблизости кто-нибудь ехал или шел. Когда Зинти провел свою спутницу через природный тоннель в утесе в окруженную со всех сторон долину, он указал на черневшую в некотором отдалении большую круглую хижину, освещенную лучами сиявшей на небе луны, и прошептал: - Вот, госпожа, это место, но хижины еще не было тогда, когда я был здесь. - Значит, Ласточка там, - сказала Сигамба, и Зинти показалось, будто глаза знахарки в это время горели как свечи. Она хотела еще что-то сказать, но Зинти поспешно схватил ее за руку и чуть слышно прошептал: - Погоди, госпожа, я чую людей! Действительно, вслед за тем послышался шум падающих камней, и с одной из скал стала спускаться какая-то тень. - Стой! Кто там? - раздался окрик на кафрском наречии. - Это я, Азика, жена Бычачьей Головы, - ответил тихий, приятный женский голос. - Ты поставлен сторожить, Коршун? - Да, и я не один: еще двое стоят и считают звезды, пока баас празднует свадьбу с новой женой. - С новой женой? - повторила та, которая назвала себя Азикой. - Разве он уже привез ее? - Привез сегодня после захода солнца, - послышался ответ. - Мой дядя, который был в числе провожатых бааса, говорит, что это дочь белого начальника. Бычачья Голова вчера ночью убил ее мужа, тоже белого, и увез ее тайком от людей, которые дожидались в стороне, пока она ходила с мужем гулять... Да он только с утра и был ее мужем, и они ехали в деревню к родным... Белолицая госпожа сначала была как мертвая, но дорогой ожила, и тогда Бычачья Голова связал ей ноги, чтобы она не убежала; сам пронес ее сквозь гору и поселил в новой хижине, которую, как ты знаешь, он построил для нее. Но она, видно, не хочет быть его женой, а то чего бы ему бояться, что она убежит, - заключил рассказчик. - Опять дурное дело сделал Бычачья Голова; оно нам, наверное, всем принесет зло, - промолвила Азика. - Он только и делает одно дурное... Я иду в крааль... Проводи меня, Коршун... В лесу, кажется, ходят привидения... я боюсь. - Не смею, Азика: Бычачья Голова может узнать, что я отходил от этого места, и тогда, ты знаешь... - Не узнает... Ему теперь не до тебя, - с заметной горечью проговорила Азика. - Ну, хорошо, пойдем провожу, - согласился кафр после некоторого молчания. - Только нужно идти скорее, чтобы я мог сейчас же возвратиться сюда. Собеседники поспешно удалились в сторону, противоположную той, где скрывались Сигамба и Зинти. - Иди назад к лошадям и жди там, - шепнула знахарка своему спутнику. - Если услышишь крик совы, беги скорее сюда. Раньше же не трогайся с места. - Хорошо, госпожа. А ты слышала, что тут есть еще два сторожа? - спросил Зинти. - Слышала. Но я сделаю так, что они меня не заметят, - ответила знахарка. - Иди и делай, как я сказала. Зинти неслышно проскользнул назад в тоннель, а Сигамба поползла на четвереньках к хижине. В десяти шагах от хижины она заметила другого часового. Это побудило ее повернуть к задней стороне хижины. Однако в то время, когда она пробиралась по маленькой полянке между деревьями и кустарниками, часовой заметил ее и, приняв за зверя, бросил в нее дротик. - Вот тебе, ночной бродяга, - проговорил он. На Сигамбе была ее меховая каросса, надетая по случаю дождя и ночной свежести на плечи (в сухое и теплое время дикари спускают свою одежду до пояса). Это обстоятельство и заставило дикаря вообразить, что он увидел перед собой шакала. Дротик попал в край кароссы и не причинил Сигамбе никакого вреда. Она даже обрадовалась, что ей попало в руки оружие, которым она отлично владела. Спрятав дротик, она поползла дальше. - Далеко не уйдешь! - крикнул ей вслед часовой. - Утром я отыщу тебя и вытащу свой дротик. - Ну, это тебе едва ли удастся сделать! - прошептала Сигамба, скрываясь в тени деревьев. Она узнала в этом часовом того самого кафра, который по приказанию Черного Пита накидывал петлю ей на шею, и решила отомстить ему. Наконец она очутилась у задней стены хижины, устроенной из толстых ветвей, переметенных лианами, и для устойчивости кое-где подпертой кольями. Сквозь тонкие щели хижины проникал свет, и слышался мужской голос, что-то с жаром говоривший. Окон у подобных строений не полагается, и только на крыше имеется отверстие над очагом для выхода дыма. Этим отверстием и воспользовалась Сигамба. С проворством кошки она взобралась на покатую крышу и, уцепившись там за край отверстия, осторожно заглянула в хижину. То, что она увидела, несколько успокоило ее. Сузи полулежала на постели; волосы ее были распущены и растрепаны; лицо мертвенно-бледное, "пустые" глаза были устремлены прямо перед собой; из-под платья виднелась веревка, которой были связаны ее ноги. На столе горела свеча из бараньего сала, вставленная в бутылку. У стола стоял Черный Пит и, размахивая руками, оживленно говорил: - Выслушай же меня, Сусанна. Я всегда любил тебя, еще с детских лет, когда в первый раз увидал. Но я понял свою любовь только тогда, когда встретил тебя в лесу, верхом, рядом с тем ненавистным англичанином, которого я вчера убил на твоих глазах (при этих словах Сузи всю передернуло, но она не сказала ни слова). Да, в этот день я понял, что насколько люблю тебя, настолько же ненавижу этого англичанина... Я стал говорить тебе о своей любви - ты убегала от меня... Тебе нужен был не я, а этот... Кензи. Это еше больше разжигало мою любовь, сводило меня с ума... Да, благодаря моей любви к тебе, я - сумасшедший и делаю такие вещи, о которых даже мне стыдно говорить... Впрочем, все равно скажу. Я связался с кафрами, научился у них колдовству и разным жестокостям, отрекся от Бога и продался... дьяволу... Я поднял даже руку на родного отца, когда он был пьян и требовал от меня повиновения... Говорят, что он от этого умер. Может быть... Но я об этом не жалею. Он поступил со мной хуже, научив понимать силу зла. Я хорошо сознаю, что все мои дела очень... скверны, но я иначе не могу... Я знаю, что ты думаешь в эту минуту обо мне: "Какой, дескать, это злодей, убийца, обрызганный кровью моего мужа и своего родного отца. Как только земля терпит такое чудовище!" Так ведь? Но ты в моей власти, и ничего не можешь сделать мне... Это-то меня и радует... Да, я и убийца, и злодей, и чудовище, но в этом виноват не я. Дед и отец вложили в меня предрасположение к сумасшествию, а ты... ты дала толчок к его развитию... Значит, на вас всех надает и ответственность за все то, что я делаю дурного... От моей бабки, которая была кафрянкой и знахаркой, перешла ко мне жажда мести, но зато перешли и знания, каких никогда не может быть у белых... Когда тот, тело которого, надеюсь, уже съедено акулами, нанес мне тяжкое оскорбление, мое сумасшествие окончательно прорвалось, и я поклялся... Я сдержал эту клятву: англичанин умер, а ты в моей власти... Ты молчишь, Сусанна? Значит, ты понимаешь, что ничто в мире не заставит меня отказаться от тебя? Ты права: я хитростью и преступлением добыл тебя, - хитростью же и преступлением и удержу у себя. Ты в моей власти, тебе от меня не уйти, и никому тебя не найти здесь: это место известно только немногим из моих кафров, а они никогда не решатся изменить мне, потому что хорошо знают, как я им отплачу за это... Итак, будь моей женой добровольно, и ты найдешь во мне самого нежного и преданного мужа... Огонь страсти, пожирающий мой мозг и мою кровь, угаснет, и я сделаюсь таким же тихим и кротким, каким был до тех пор, пока не увидал тебя и твою любовь к этому англичанину... Слышишь, Сусанна?.. Ты не отвечаешь!.. Хорошо! Я теперь тебя покину, но через час снова явлюсь, и ты тогда должна дать мне ответ, иначе я... Ну да об этом потом, а теперь я пойду принять еще некоторые меры на случай поисков со стороны твоих родственников, хотя и уверен, что они не найдут твоих следов. Ха!.. Теперь даже сама продувная Сигамба ни за что не пронюхает, куда ты девалась, а все-таки известные предосторожности не будут лишними... "Береженого и Бог бережет". После этих слов негодяй захохотал и вышел из хижины. - Убийца! - проговорила ему вслед Сузи, и страшное отчаяние появилось на ее лице. Как только Черный Пит отошел достаточно далеко от хижины, Сигамба спустилась в нее сквозь потолок, как раз в то время, когда Сузи вынула свой кинжал, перерезала веревку на ногах и, опустившись на колени, готовилась произнести предсмертную, быть может, молитву. Для того, чтобы Сузи не вскрикнула от неожиданности, знахарка, подкравшись сзади, зажала ей рот обеими руками и прошептала: - Это я, Ласточка, твоя Сигамба, не бойся. С этими словами она обошла вокруг Сузи так, что та могла убедиться собственными глазами, что перед ней действительно Сигамба. Сузи равнодушно взглянула на знахарку и тихо спросила: - Зачем ты здесь, Сигамба? - Чтобы спасти тебя, Ласточка. - Меня уже никто не может спасти, - тихо прошептала Сузи. - Я вырву тебя отсюда, и ты опять будешь счастлива. - На что мне теперь жизнь? Ральфа уже нет... - Ральф жив. Он был только ранен. Мы нашли его на берегу моря и отправили к твоим родителям, - быстро проговорила Сигамба. Сузи мигом вскочила на ноги. Личико ее покрылось румянцем радости, и в пустых до того глазах засветился огонь неземного восторга. Но словно боясь поверить невероятному, она спросила Сигамбу, пристально глядя ей в лицо: - Ты не лжешь? - Клянусь Великим Духом, что муж Ласточки жив и будет долго еще жить!.. Но время бежит, нужно скорее действовать. Ты очень слаба. Выпей вот молока, подкрепи свои силы, они тебе понадобятся, а я пока займусь своим делом. На столе стоял кувшин с молоком и лежали маисовые лепешки. Пока Сузи утоляла голод, которого раньше не чувствовала, знахарка подняла веревку, сделала из нее петлю и накинула на вбитый в стену гвоздь. - Что это ты делаешь? - спросила заинтересованная молодая женщина. - А вот увидишь, - ответила знахарка. - Ты кончила закусывать? - Да, и чувствую, что силы ко мне возвратились. - Тем лучше. Теперь слушай меня, Ласточка. Перед хижиной стоит на часах кафр, который повесил бы Сигамбу, если б тогда Ласточка не спасла меня. Я ему тогда же предсказала скорую смерть. Теперь его час настал. Я сейчас просуну голову в эту петлю и притворюсь, будто я удавленная. Ты беги к двери и кричи. Когда часовой прибежит в хижину, ты с испугом укажи на меня. Он подумает, что это привидение, которое явилось напомнить ему о моей угрозе, и бросится бежать. Но этот дротик догонит его и не позволит поднять тревогу. Потом мы... - Зачем же тебе нужно разыгрывать удавленницу и пугать этого несчастного? - недоумевала Сузи. - Так нужно, Ласточка, - отвечала знахарка. - Делай, пожалуйста, как я говорю, - прибавила она, просовывая голову в петлю и только кончиками пальцев опираясь о земляной пол, точь-в-точь как тогда в лесу. Сузи бросилась к двери и громко закричала: - Помогите!.. Помогите!.. Ко мне кто-то забрался! Часовой поспешно отодвинул наружную задвижку и вошел в хижину. Свет падал на страшно искаженное, с высунутым языком лицо Сигамбы. Взглянув на мнимую удавленницу, суеверный дикарь с ужасом закрыл лицо руками и попятился к двери. В то же время его поразил в сердце дротик, пущенный ловкой, привычной рукой знахарки. Дикарь, не испустив ни звука, упал на пол и тут же умер. Сигамба сбросила с себя петлю, схватила за руку Сузи и выскочила из хижины. Обе пустились бегом к утесу. Очутившись по ту сторону утеса, Сигамба испустила крик совы. Зинти, все время не спускавший глаз с тоннеля, уже заметил женщин и догадался, не дожидаясь дальнейших приказаний, подвести к ним лошадей. - Слава Великому Духу! - прошептала Сигамба, усаживал дрожавшую спутницу на лошадь. Усевшись затем сама на другую лошадь, она быстро проговорила: - Зинти, домой, к Ласточке! - А как же быть с мулом, госпожа? - спросил кафр. - Отвяжи его и оставь здесь. Он сам найдет дорогу домой, - распорядилась Сигамба. Кафр поспешил исполнить это приказание, и через минуту беглецы во всю прыть мчались по дороге к нашей ферме. Все шло хорошо, как вдруг из одного ущелья, через которое нужно было проехать, выступил небольшой отряд всадников с Черным Питом во главе. Беглецы остановились, как по команде. - Есть другой проход, Зинти? - торопливо спросила Сигамба. - Нет, госпожа, - ответил кафр. - Но направо есть большая гора, можно переехать через нее. - Значит, едем к горе, - сказала Сигамба. - Только вот что. Если кому-нибудь придется отстать друг от друга, то тот, кто приедет раньше, должен ожидать других на той стороне горы. X КАК СТРЕЛА СПАСЛА СУЗИ И СИГАМБУ. ПРЕДСКАЗАНИЕ О БЕЛОЙ ЛАСТОЧКЕ Когда беглецы повернули лошадей в сторону, Черный Пит со своими спутниками был от них всего в ста шагах, но беглецов спас лесок, через который лежал их путь. Ван-Воорен не думал, что они решатся покинуть этот лесок, и потому искал их там во всех направлениях, между тем как они, проехав лес, уже мчались по открытой равнине. Ехали всю ночь и только перед рассветом добрались до небольшого ручья. Теперь до той горы, о которой говорила знахарка, осталось всего миль двадцать. Сузи оглянулась назад и, не заметив более погони, предложила остановиться, чтобы дать возможность измученным лошадям немного отдохнуть и утолить мучившую их жажду. Удостоверившись в свою очередь, что непосредственной опасности пока нет, Сигамба согласилась на небольшую остановку на берегу ручья. - Там есть место, где можно будет укрыться в случае надобности. - ответила Сигамба. - А когда нас перестанут преследовать, мы можем спуститься с той стороны горы и направиться прямо к вам домой через смежную цепь гор. Это будет гораздо безопаснее, чем ехать по открытому месту, где нас можно увидеть за несколько миль. - А эта гора обитаема? - спросила Сузи. - Да, Ласточка, там живет могущественный начальник красных кафров, Сигва, который считает своих воинов тысячами. Он мог бы помочь нам; но я слышала, что он отправился к северу на войну с некоторыми из племен свацци, с которыми поссорился. - А его народ разве не может оказать нам помощь? - Мог бы. Но я не знаю, кто там остался из начальников... Вот приедем - увидим... Во всяком случае, у красных кафров мы будем в большей безопасности, нежели где-либо, пока не доберемся до дому. Сузи хотела еще что-то спросить, но вдруг раздалось восклицание Зинти, увидавшего сзади, на расстоянии всего одной мили, нескольких всадников, несшихся во весь опор прямо к ним. Во всаднике, мчавшемся впереди, не трудно было узнать Черного Пита. - Ага! - проговорила Сигамба, вглядевшись во всадников, - они на свежих лошадях. Должно быть, переменили их в краале, мимо которого мы недавно проехали. Этот крааль тоже принадлежит Черному Питу. Вот почему они отстали от нас... - Так нам надо скорее ехать! - воскликнула побледневшая Сузи. - Да, мешкать нечего, тем более, что наши лошади немного отдохнули и напились, - отвечала Сигамба, поспешно подсаживая свою испуганную спутницу на лошадь. - Скорее! Скорее! - твердила Сузи, со страхом оглядываясь назад. - Не бойся, Ласточка, - успокаивала ее Сигамба. - Они еще далеко и не настигли нас, да едва ли и настигнут. Но если в ее тоне и слышалась уверенность, то в душе возникло сильное опасение, потому что она хорошо видела, что их лошади сильно утомлены этой бешеной скачкой и что преследователи легко могут догнать их на своих свежих лошадях. Только лошадь Сузи выглядела еще хорошо - та самая Страт, с помощью которой знахарка уже раз спасла всех нас, когда мы возвращались от ван-Роозена. Стрела была подарена Яном Ральфу" и Сигамба догадалась взять ее вместе с роером нашего зятя, как бы предчувствуя, что она еще раз может принести пользу. Успокоенная словами своей спасительницы, Сузи села на лошадь, и скачка возобновилась. Однако через некоторое время, когда беглецы очутились в местности, усеянной буераками и изрезанной во всех направлениях глубокими оврагами с густой порослью, Зинти вдруг объявил Сигамбе, что его лошадь не может более поспевать за их лошадьми. - Спустись вон в тот овраг и посиди там, пока наши преследователи не проедут мимо. - А потом, госпожа? - А потом... потом ты сам придумай, как лучше поступить. Обе женщины поскакали дальше, а кафр, соскочив со своей тяжело дышавшей лошади, поспешно новел ее к оврагу и вскоре исчез из вида. Ван-Воорен со своими спутниками как раз в это время переезжал через пригорок, за которым ему ничего не было видно. Через час наши беглянки подъехали к реке, по ту сторону которой ясно виднелась громадная гора. Стрела все еще не уменьшала своего бега, хотя бока ее, покрытые мылом, втянулись, а глаза страшно расширились; лошадь же Сигамбы, видимо, слабела, но все еще старалась, напрягая последние силы, не отставать от Стрелы. - До реки у нее хватит сил, а дальше едва ли, - сказала Сигамба, гладя по шее свою измученную лошадь. - А потом что же мы будем делать? - с ужасом прошептала Сузи, оглядываясь назад и видя, что расстояние между ними и преследователями значительно уменьшилось. - А потом мы увидим, - ответила Сигамба, понукая свою выбившуюся из сил лошадь. Наконец беглянки очутились почти на самом берегу реки, известной у дикарей под названием "Красных Вод". К немалому испугу Сигамбы река страшно поднялась и разлилась благодаря ночному ливню. Выступив из берегов, она с шумом катила свои мутные, покрытые грязной пеной, красноватые волны. - Неужели нам нужно переправляться через эту реку? - ужасалась Сузи. - А разве Ласточке приятнее опять попасть в руки к Черному Питу? - заметила Сигамба. Сузи вздрогнула и молча стала подгонять Стрелу. В двух шагах от воды лошадь Сигамбы вдруг затрепетала, подпрыгнула и, как подстреленная, упала на землю. - Вперед, Ласточка!.. Смелее! - воскликнула знахарка, ловко спрыгнувшая с седла в момент падения лошади. - Стрела перенесет тебя на тот берег, а там ты... - А ты, Сигамба? - перебила Сузи. - Неужели ты... - Я?.. Я останусь здесь, - отвечала мужественная женщина. - Жаль только, что я не догадалась взять у Зинти роер. - Нет, нет! Я не могу допустить этого! Ты не останешься, если не хочешь, чтобы я бросилась прямо в воду! - вскричала моя благородная дочь. - Садись скорее ко мне. Места хватит нам обеим, притом ты такая легонькая. Сигамба молча кивнула головой. Когда Стрела вошла в воду, знахарка последовала за лошадью и, ухватившись за ее густую гриву, поплыла рядом. В это время преследователи тоже подъехали к реке, и ван-Воорен крикнул беглянкам, чтобы они лучше сдались, если не желают погибнуть в реке. Сигамба чувствовала, как задрожала Сузи, услыхав этот противный голос. Ободрив свою спутницу несколькими словами, знахарка погладила шею лошади и что-то шепнула ей. Умное животное, тряхнув головой, быстро направилось к противоположному берегу, прямо наперерез быстрому течению. Преследователи испустили крик удивления и досады. Черный Пит тоже хотел перебраться через реку вплавь, но никакие понукания не могли заставить его лошадь последовать примеру Стрелы, и он вынужден был оставить свое намерение. Скрежеща в бессильной ярости зубами, он молча смотрел на ускользавших от него беглянок. Между тем Стрела, победоносно справившись со стремниной, приближалась к противоположному берегу, а преследователи вынуждены были направиться вдоль берега, чтобы найти брод. Сигамба засмеялась, зная, что на это им понадобится несколько часов. Через десять минут храброе и преданное животное благополучно доставило обеих женщин на землю и с громким радостным фырканьем стало отряхиваться. Потрепав по шее свою спасительницу, Сигамба помогла Сузи сойти с седла и весело сказала: - Ну, теперь нам всем можно немного отдохнуть после такого подвига. Никто не поверит, что мы переплыли через Красные Воды во время разлива на одной лошади, и притом вдвоем. Спасибо тебе, наша храбрая спасительница! С этими словами она обхватила обеими руками мокрую морду лошади и крепко поцеловала, животное ответило на это тихим ласковым ржанием, точно понимая, что его благодарят. Сузи тоже с благодарностью погладила Стрелу по ее крутой, красивой шее. Через полчаса обе путницы уселись опять на лошадь и продолжили путь. В нескольких стах шагах от берега начинался подъем на гору. - Долго нам еще придется ехать? - спросила Сузи. - Нет, теперь мы скоро доберемся до селения Сигвы, - отвечала Сигамба, зорко посматривая вокруг. - Слава Богу! - продолжала Сузи. - А то я так устала, что едва держусь в седле. - Знаю, знаю, Ласточка, - ласково говорила ее телохранительница. - Что же делать, потерпи еще немного. Подъем на гору продолжался часа полтора. Но вот, завернув за один громадный выступ горы, путницы вдруг очутились на обширном, ровном и открытом пространстве, на котором было разбросано множество хижин. На площадке стояла целая армия черных воинов, распределенная по полкам, как у бледнолицых. От блеска множества металлических наконечников копий и дротиков резало глаза. Немного в стороне стояла группа предводителей. - Сейчас решится наша участь, - прошептала Сигамба, направляя Стрелу прямо к этой группе. Все с изумлением смотрели на неожиданное странное явление: на чистокровную, видимо, загнанную лошадь и сидевших на ней прекрасную бледнолицую женщину и маленькую негритянку. Остановившись перед предводителями, Сигамба сошла на землю, а Сузи осталась в седле. - Кто ты? - спросил Сигамбу стоявший впереди предводитель, высокий статный человек в одежде из леопардовых шкур, пристально глядя на растрепанную и мокрую фигуру маленькой женщины. - Я - Сигамба Нгенианга, знахарка, о которой вы, быть может, кое-что слыхали, - смело ответила последняя. - Слыхали, слыхали!.. Знаем! Она великая знахарка! - раздалось несколько голосов из рядов войска в ответ на вопросительный взгляд вождя. - К какому роду и племени ты принадлежишь? - продолжал предводитель в леопардовых шкурах. - К роду Звида, которого Шака прогнал из земли зулусов. По рождению я начальница племени упомодванов, живущих в горах Упомодвана. Они были детьми Звида, а теперь стали детьми Шака... - Что же заставило тебя так далеко удалиться от своего дома? - Когда Звида и его народ были прогнаны Шакой, мой народ, упомодваны, добровольно, вопреки моей воле, подчинился Шаке. Я этого не могла стерпеть, и потому ушла. - Хотя твое тело мало, но ум и сердце велики, - сказал предводитель. - То, что рассказывает Сигамба, - верно, - заметил один из стоявших рядом воинов. - Я слышал об этом, когда меня посылали к эндвандцам. - А кто эта красивая женщина, которая сидит на лошади? - снова продолжал предводитель. - Это - моя сестра и госпожа, которой я буду служить до самой своей смерти, потому что она спасла мне жизнь. Ее зовут Ласточкой. При этом слове все, слышавшие ее слова, вскрикнули от изумления и переглянулись радостно сверкнувшими глазами. Недалеко от предводителей стояло несколько человек мужчин и женщин, принадлежавших, судя по одежде, к почетному званию знахарей и знахарок. Все они теперь подошли ближе и с явным благоговением смотрели на Сузи. Сигамба заметила впечатление, произведенное именем Ласточки, но, не желая показывать этого, спокойно продолжала: - Ласточка и я спешили сюда, надеясь застать мудрого Сигву. Мы нуждаемся в его совете и помощи. Если он не выступил еще против врагов, то... - Я - Сигва, - перебил беседовавший с нею высокий кафр в леопардовых шкурах. - Чего хочет от меня моя сестра? - Привет тебе, великий вождь! - проговорила Сигамба, сложив на груди руки в знак своего уважения к предводителю. - Выслушай меня и разреши нам укрыться в тени твоего могущества. В немногих словах Сигамба рассказала всю историю Сузи и Черного Пита. При имени Пита, которого она, конечно, назвала Бычачьей Головой - именем, более известным дикарям, последние переглянулись; а когда услыхали, как она с Сузи переправилась через разлившиеся Красные Воды, многие пожали плечами, считая это простой похвальбой. Нисколько не смущаясь этим, Сигамба докончила свой рассказ и добавила: - Мы просим у тебя, великий вождь, защиты против Бычачьей Головы и охраны, чтобы проводить нас до морского берега, в дом Ласточки. Ее отец - великий белый начальник, он тебя щедро вознаградит за эту услугу. Я сказала все и жду ответа. Сигва отозвал в сторону знахарей и, поговорив с ними несколько минут, снова подошел к Сигамбе и Сузи. - Сигамба Нгенианга, и ты, Белая Ласточка, выслушайте теперь меня. Сегодня в моем селении произошел удивительный случай, какого не помнят даже наши отцы. Вы видите, войско мое собрано. Завтра оно должно выступить в поход против эндвандцев, смертельно оскорбивших меня и мое племя. И вот сегодня, по обычаю наших предков, наши знахари и знахарки вопрошали судьбу, чтобы узнать, чем для нас окончится война. Вопросив судьбу, они поведали нам, что, если моих воинов будет сопровождать белая ласточка, то мы возвратимся победителями и нашей крови будет пролито немного, но сама ласточка не должна возвращаться с нами, потому что, если она повернет свою голову на полдень, мы все должны погибнуть. Пока мы удивлялись этому пророчеству и недоумевали, где нам взять белую ласточку, подъехали вы, и одна из вас оказалась именно Белой Ласточкой. Теперь мы поняли, что это и есть та самая Ласточка, которая должна сопровождать нас и принести нам счастье. Поэтому ваша просьба будет мной исполнена, но с тем условием, что вы пойдете к северу вместе с нами, а не к югу, к себе домой. Хотя я и иду против твоего народа, Сигамба Нгенианга, но я пощажу твое племя, несмотря на то, что оно подчинено враждебному мне народу и одной с ними крови. Пока вы будете с нами, не бойтесь ничего; вам будут оказываться все почести, которых вы достойны, и вы будете находиться под моим особым покровительством, а Белая Ласточка получит десятую часть всей нашей военной добычи, как главная виновница нашей будущей победы над врагами. Но знайте, что не будь нам такого предсказания, я вынужден был бы отказать вам в вашей просьбе и выдать Белую Ласточку Бычачьей Голове, потому что поклялся ему в дружбе. Теперь же обстоятельства изменились: честь и благо моего народа - прежде всего, и я буду защищать вас от Бычачьей Головы, если он явится сюда требовать Ласточку хоть с целыми сотнями вооруженных воинов. Я сказал все, и слово мое неизменно, - прибавил вождь и, отвернувшись от разочарованных женщин, показал этим, что аудиенция окончена. Сузи с тоской взглянула на Сигамбу и тихо прошептала: - Да ведь это перемена одного плена на другой... Нас хотят тащить Бог весть куда, и ни Ральф, ни мой отец не будут знать, куда я девалась и где меня искать... Ральф умрет с горя... да и я... - Да, это скверно, - перебила шепотом Сигамба, - но все-таки лучше, чем если б мы опять попали в руки Черного Пита... Ведь ты знаешь, что ожидает тебя там... Если же мы пойдем за Сигвой и его войском, то будем в полной безопасности и, быть может, найдем способ как-нибудь известить твоих родных о том, где ты находишься, Ласточка, или же придумаем средство к бегству. Во время этой беседы Сузи с Сигамбой прибежал часовой и донес Сигве, что к селению приближаются пять всадников, в числе которых находится Бычачья Голова. По знаку Сигвы, Сузи и Сигамба сейчас же были окружены сплошным кольцом из нескольких сот воинов. Только успел сомкнуться этот круг, как появился Черный Пит со своими четырьмя спутниками. Увидев Сузи, все еще сидевшую на лошади, в самой середине круга копьеносцев, Пит с торжеством улыбнулся и вместо обычного приветствия громко крикнул предводителю кафров: - Сигва! От меня сбежала одна из моих жен вместе со служанкой... Вот она сидит на лошади, окруженная твоими воинами. Прикажи скорее выдать их мне, чтобы я мог отвести их обратно в свою хижину и наказать за бегство, как они того заслуживают. - Привет тебе, Бычачья Голова, - вежливо и с достоинством проговорил Сигва. - Благодарю тебя за твое посещение. А что касается белой женщины и ее спутницы, то это мои гостьи, и вопрос о выдаче их подлежит серьезному обсуждению. Я узнал, что это дочь богатого белого начальника, которого зовут Толстой Рукой; я узнал также, что ты хотел убить ее мужа, чтобы сделать ее насильно своей женой. Эти женщины просят моего гостеприимства и отдались под мою защиту, поэтому я должен разобрать это дело по справедливости, как все дела, с которыми обращаются ко мне. В настоящем же деле я особенно обязан быть справедливым, потому что не желаю ссориться с белыми и навлекать их гнев на себя и на свой народ... Будь пока моим гостем, а завтра утром я соберу своих советников и разберу твое дело. Хорошо зная характер и обычаи кафров, Черный Пит понял, что Сигва только отводит ему глаза и вовсе не намерен выдать Сузи и Сигамбу. Мысль, что Сузи, несмотря на все его проделки и даже преступление, так же далека от него, как была раньше, привела его в страшное бешенство. Соскочив с лошади, он схватил роер, подбежал к кругу воинов и крикнул, чтобы они расступились. Но ни один из них не тронулся с места. Два раза он обежал вокруг живого кольца, скрипя зубами от ярости. Видя, что ему не удастся проскользнуть в круг, он закричал: - Эй, Сигамба! Ты там? - Здесь, - послышался голос маленькой женщины из-за живой стены воинов. - Расступитесь-ка немного, друзья мои, - обратилась она к кафрам, - дайте возможность этому ублюдку полюбоваться на меня. Воины потеснились и образовали узкий проход, на одном конце которого оказалась Сигамба, а на другом - Пит. - Ну, Бычачья Голова, о чем ты желаешь побеседовать со мной? - продолжала наша знахарка, когда ее небольшая фигурка сделалась видна ван-Воорену. - Не о Ральфе ли Кензи, которого ты, быть может, воображаешь, что убил? Так успокойся: этого лишнего греха на твоей черной душе нет. Он только неопасно ранен и скоро выздоровеет, чтобы выплатить тебе долг... Не о нем? Может быть, о новой хижине в твоем тайном месте, которое, ты думаешь, никому неизвестно? Так могу тебя успокоить и на этот счет: я уже давно хорошо знаю его и даже могу дать тебе добрый совет относительно твоей новой хижины - исправить в крыше отверстие для дыма; я, кажется, немного повредила его, когда пролезала, чтобы насладиться твоей речью, которую ты говорил Белой Ласточке. Что, и об этом не желаешь говорить?.. Так уж я, право, не знаю, о чем... Ах, да! Разве вот о том, как я и Ласточка, сидя на измученной лошади, и притом вдвоем, переправились на твоих глазах через Красные Воды; а ты, мужчина, не мог сделать этого на свежей лошади. Сигамба произнесла всю эту речь и в особенности закончила ее таким насмешливым тоном, что стоявшие вокруг кафры, несмотря на всю свою сдержанность, не могли не улыбнуться, а Черный Пит прямо выходил из себя от бешенства. - А, проклятая колдунья, я сейчас покажу тебе, как насмехаться над Питом ван-Воореном! Проговорив эти слова с пеной у рта, Черный Пит поднял свой роер, прицелился в Сигамбу и выстрелил. Но сообразительная маленькая женщина предвидела это: в тот самый момент, когда Пит поднимал роер, она упала на землю, и пуля, просвистев над ней, попала в одного из воинов и уложила его на месте. Крик негодования пронесся по рядам кафров. Сигва подошел к Питу и резко сказал ему: - Бычачья Голова! Ты нарушил долг гостя и этим навсегда порвал узы нашей дружбы. Хотя за смерть моего воина ты и должен был бы отплатить смертью, но во имя нашей прежней дружбы я пощажу тебя, а наказания ты все-таки не избегнешь. Возьмите этого человека, - обратился он к кафрам, - и накажите его палками, потом выгоните из нашего селения. Кафры в отместку за смерть своего товарища так добросовестно исполнили приказание вождя, что если после этого Пит и остался жив, то благодаря исключительно своей крепкой натуре. После экзекуции полуживого Пита сдали на руки его провожатым и выпроводили всех с насмешками из селения, а Сузи и Сигамбу с почестями отвели в большую и сравнительно хорошо обставленную хижину, в которой Сигва обыкновенно помещал своих особенно уважаемых гостей. XI СОН РАЛЬФА И СУЗИ. ПОХОД БЕЛОЙ ЛАСТОЧКИ На другой день утром Сигва пригласил к себе Сигамбу и сказал ей, указывая на Зинти, стоявшего в почтительном отдалении: - Сигамба Нгенианга, вот человек, которого мои люди нашли около нашего селения. Этот человек уверяет, что он твой слуга и ищет тебя. Он приехал на лошади, и с ним мул, нагруженный пищей и вещами. - Да, это действительно мой слуга Зинти, - ответила обрадованная Сигамба. - Я уж не надеялась опять увидать его. И она рассказала, как и когда рассталась с ним. Потом и Зинти по приказанию Сигамбы рассказал, как он попал сюда. Спрятавшись по совету знахарки в овраге, он вскоре после того, как проскакал Черный Пит со своими спутниками, крепко заснул от утомления и проспал в овраге до тех пор, пока его не разбудил топот лошадей. Осторожно выглянув из-за кустов, он увидел Бычачью Голову и его людей, возвращавшихся прежней дорогой назад. Лицо Черного Пита было такое опухшее, покрытое синяками и ссадинами от побоев, нанесенных ему красными кафрами, что его с трудом можно было узнать. Он скрежетал зубами, потрясал кулаками и страшно ругался на всех знакомых ему наречиях. Сообразив, что Сузи и Сигамба нашли защиту в горах у красных кафров, которые и отделали так Черного Пита, Зинти решил, что опасаться его более нечего, вывел из оврага лошадь, которая тоже хорошо отдохнула, и поехал по следам Сузи и Сигамбы. Добравшись до Красных Вод, он, конечно, подумал, что женщины никак не могли в этом месте переправиться через реку, и стал искать следы лошадей вдоль берега до брода. Но он напал на следы Черного Пита и его спутников. Эти следы и привели его к броду. Так как тем временем уже стемнело, то Зинти пустил свою лошадь пастись на некотором расстоянии от берега, а сам улегся на ночь под небольшой горкой, где и проспал до рассвета. Проснувшись, он очень удивился, увидав, что рядом с его лошадью пасется мул, которого бросили тогда ночью, в начале бегства. Умное животное отыскало следы его лошади и догнало ее. Для Зинти это было более чем кстати, потому что он вторые сутки уже не ел и был страшно голоден, а на спине мула были съестные припасы. Закусив, Зинти по следам лошадей Черного Пита и его спутников добрался до крааля Сигвы, где его заметили часовые и привели к своему вождю. - Верному слуге - почет, - проговорил Сигва, дослушав до конца рассказ Зинти, и приказал отвести его в хижину для гостей. Потом, узнав, что Сузи проснулась, Сигва послал Сигамбу пригласить ее к нему. Сузи, за которой ухаживало множество прислужниц, угощая всем, что у них было лучшего и оказывая ей всевозможные услуги, тотчас же отправилась к вождю, который ожидал ее на том самом месте, где она накануне в первый раз увидала его. - Белая Ласточка, - начал Сигва после обмена приветствиями, - я должен объявить тебе, что так как ты волей моих предков, выраженной через наших прорицателей, избрана вести мое войско, то начальницей его во время войны будешь ты, а не я. Когда ты желаешь выступить в поход? - Хорошо, Сигва, я готова сделать все, что от меня потребуется, если, конечно, это не будет противоречить моей совести, - ответила Сузи, понимая, что ей больше ничего не остается делать, как покориться обстоятельствам. - Но прежде чем назначить день для выступления в поход, мне необходимо знать причину войны. Сигва подозвал одного из своих воинов и отдал ему какое-то приказание. Тот ушел и через несколько минут возвратился с толстой, противной, одноглазой женщиной лет пятидесяти. - Вот - причина войны, - проговорил Сигва, указывая на эту женщину и в то же время с отвращением отворачиваясь от нее. - Я не понимаю, - недоумевала Сузи, с удивлением глядя на некрасивую негритянку. - Слушай, Ласточка, я расскажу тебе, в чем даю, - сказал Сигва. - У Сиконианы, начальника эндвандцев, есть сестра по имени Батва, которая славится своей красотой. Я хочу жениться на ней и посылал к Сикониане послов с просьбой отдать ее за меня... - Я знаю Батву, сестру Сиконианы, - вставила Сигамба, - она моя двоюродная сестра и действительно очень хороша собой. - Ну, вот ты и можешь быть свидетельницей в этом деле, Сигамба, - подхватил Сигва. - Сикониана ответил мне, что мое предложение он считает за особенную честь, так как знает меня как самого могущественного из всех начальников кафров, но что сестра его не может быть отдана дешево. Если я хочу иметь ее своей женой, то должен прислать ему за нее тысячу голов скота, половина которого должна быть совершенно белого цвета, как день, а другая половина - черного, как ночь. Такой скот очень редок. Собрав с большим трудом в течение двух лет требуемое количество такого скота, я послал его под сильным конвоем, чтобы не отбили дорогой, к начальнику эндвандцев. Четыре месяца я с нетерпением ждал возвращения своих послов с невестой. На днях наконец они вернулись и привезли мою невесту. Я собрал весь свой народ, чтобы он вместе со мной мог полюбоваться на мою новую жену, которую я заранее назначил главной, и послал привести ее, чтобы ее красота могла озарить всех. И вот вместо молодой красавицы ко мне привели эту безобразную горную кошку! Разве это не насмешка надо мной и не требует кровавого возмездия? - добавил вождь дрожавшим от гнева голосом. Сузи едва удерживалась от смеха, глядя на статного Сигву и на толстую, некрасивую, кривую Батву, и поняла, что Сигва имел полное основание обидеться на Сикониану. - Как смеешь ты, красная кафрская собака, так оскорблять благородную женщину?! - закричала одноглазая толстуха, когда Сигва окончил свой рассказ. - Я действительно сестра начальника эндвандцев, которую сам великий Шака желал взять в жены... Ты просил у моего брата Сикониана в супружество его сестру Батву, он и прислал тебе меня. - Стало быть, у вас две Батвы? - спросил Сигва, начиная догадываться, в чем дело... - Две! - воскликнула толстуха. - У нас их целых четыре. В нашем племени все женщины крови начальников носят имя Батвы. Я из них самая старшая и мудрая; я даже старше брата Сиконианы на двадцать лет, имела трех мужей и всех их пережила. А та дрянь, о которой ты говоришь, на десять лет моложе брата. Она тонка, как тростинка, и глаза ее светятся, точно у козла, когда он зол. Это дочь от последней жены нашего отца; она гораздо ниже меня, потому что я родилась от первой и главной его жены. - Жаль, что я раньше не знал, что все женщины в вашем проклятом племени называются Батвами, - сказал Сигва. - Впрочем, будь уверена, что в скором времени у вас не останется ни одной Батвы: я всех вас уничтожу, а тебя повешу на двери хижины твоего обманщика-брата. Чтобы иметь это удовольствие, я оставляю тебя пока в живых... Убирайся теперь с глаз моих! - А! Ты хочешь напасть на эндвандцев и рассчитываешь победить их, красная собака? - взвизгнула Батва. - Ну нет, этого не будет! Я еще поживу и полюбуюсь, как вас всех со стыдом и позором изгонят из нашей земли! - Уведите ее, - крикнул Сигва, - иначе я могу нарушить свое слово и повесить ее теперь! Страшно обозленную и ругавшуюся Батву немедленно увели. Когда Сигва немного успокоился, Сузи, посоветовавшись сначала с Сигамбой, обратилась к нему. - Теперь я поняла причину твоей войны, начальник, - сказала она, - и нахожу ее не совсем законной. Стоит ли резать друг друга из-за простого недоразумения? Советую тебе по прибытии к эндвандцам предложить Сикониане мирные условия; может быть, он и согласится на них. Потребуй от него следующего: пусть он отдаст тебе ту Батву, которую ты желаешь иметь, вместо той, которой ты не желаешь. Кроме того, он должен возвратить тебе скот, подаренный тобой ему, и дать еще две тысячи голов скота, какого у него наберется, за его обман, если только он действительно обманул тебя, а не ошибся или сам не был введен в заблуждение. Ведь ты не объяснил ему, какую именно Батву желаешь иметь женой. Если он согласится на эти условия, то не должно быть пролито ни одной капли крови, а откажется - тогда, конечно, пусть совершится неизбежное. В случае твоего несогласия с моим советом, я отказываюсь добровольно следовать за тобой, потому что я - Ласточка мира, а не войны. После долгого совещания со своими советниками Сигва объявил Сузи, что он согласен сделать так, как она предлагала ему. Как человек миролюбивый и не алчный, Сигва даже рад был обойтись без кровопролития; ему нужна была только красавица Батва. Что же касается его советников, то они были уверены, что Сикониана не согласится на условия Сигвы и что дело все-таки дойдет до войны, т.е. до грабежа, ради которого они готовы вечно воевать. После этого Сузи, назначив на следующее утро выступление, попросила Сигву послать Зинти к ее родителям и мужу с вестью о том, где она находится, но Сигва не согласился на это. Он понял, что как только мы узнаем место пребывания Сузи, то сейчас же соберем людей и пойдем выручать ее. Поэтому Сигва приказал не спускать с Зинти глаз, но обращаться с ним как с гостем и ни в чем остальном не стеснять. Такой же строгий надзор был установлен за самой Сузи и Сигамбой. Ночью знахарка попыталась было подкупить обещаниями хорошего вознаграждения кой-кого из часовых, чтобы они взялись доставить нам весть о нашей дочери. Но попытка ее не увенчалась успехом: часовые не только не поддались на это, но даже немедленно донесли обо всем Сигве, который приказал усилить надзор. Сильно огорченная невозможностью успокоить Ральфа и нас, Сузи долго не могла заснуть; а когда наконец заснули, то увидела во сне, что будто она стоит в своей спальне у нас в доме, и видит своего мужа лежащим на постели в бреду, а меня и какого-то незнакомого ей человека (она впоследствии подробно описала его приметы, и я узнала в нем доктора, лечившего Ральфа) склонившихся над ним. Она даже слышала, что я и доктор говорили между собой. Потом, заметив, что мы с ним ушли, она сама подошла к Ральфу, поцеловала его и просила не тревожиться о ней, так как она цела и невредима, избавилась от Черного Пита и находится с Сигамбой у красных кафров, которые очень хорошо обращаются с ней, но требуют, чтобы она вела их на войну против эндвандцев, и пока не отпускают ее домой. Когда Ральф спросил, где ему найти ее, перед ними вдруг открылся вид на большую красноватую гору, стоявшую на обширной равнине, окруженную другими горами, такими же красноватыми и отличающимися плоскими вершинами. На восточной стороне главной горы тянулось пять кряжей, походивших на растопыренные пальцы руки. Между тем кряжем, который был похож на большой палец, и следующим протекала широкая река, на берегу ее росли какие-то странные деревья с толстыми темно-зелеными листьями и громадными белыми цветами. За этими деревьями, на горе, находилось кафрское селение. Словом, точь-в-точь то место, где жило племя Сигамбы вместе с другими, против которых шел Сигва. Затем Сузи проснулась и поняла, что видела только сон. Но интереснее всего было то, что в эту же самую ночь я действительно позвала доктора взглянуть на Ральфа, лихорадка которого вдруг усилилась, и говорила ему именно то, что слышала Сузи. Потом, после ухода доктора, пошла и я в соседнюю комнату прилечь отдохнуть. Успокоенная доктором, что положение больного не опасно, я только стала засыпать, как вдруг Ральф позвал меня и рассказал взволнованным радостным голосом свой сон. Оказалось, что он видел во сне Сузи точно наяву. Она сообщила ему о своем положении и указала место, где найти ее. Его сон совпал со сном Сузи. Утром наша дочь спросила Сигамбу, не живет ли ее народ на Красной горе с пятью кряжами, не протекает ли между двумя кряжами широкая река, и не растут ли на берегах этой реки деревья с толстыми темно-зелеными листьями и крупными белыми цветами. Сигамба удивленно вскинула на нее глаза и проговорила: - Да, Ласточка, он живет именно там. Но откуда ты это узнала? Я, кажется, никогда не говорила тебе об этом... Да, гора Упомондвана именно такая, как ты говоришь. Деревья ты тоже описываешь совершенно верно, хотя едва ли могла видеть их, потому что такие деревья растут только в моей стране. Цветами этих деревьев наши девушки украшают свои головы, а из листьев мы делаем мазь, которая быстро залечивает любые раны. - Я видела все это во сне, - сказала Сузи и поведала о своем сне. - А! - воскликнула Сигамба, внимательно выслушав ее. - Значит, и белым дана частичка той силы, которой владеем мы, кафрские знахарки? Твой дух, Ласточка, говорил с духом твоего мужа, хотя вы и разделены друг от друга большим пространством. Я уверена, что и баас Ральф видел такой же сон. Это послужит ему утешением, что ты жива, и указанием, где искать тебя. Можешь утешиться и ты; если судьба заставляет тебя идти в мою землю, то только потому, что там ты должна встретиться с мужем. - Дай Бог! - проговорила со вздохом Сузи. - Ах, как я желала бы видеть его как можно раньше! - Это невозможно, Ласточка, - возразила маленькая женщина. - Судьба этого не хочет, а против судьбы никто не может идти. В тот же день войско Сигвы выступило в поход. Сузи ехала среди войска на своей Стреле. В момент выступления из селения все войско восторженно приветствовало свою новую предводительницу. В течение двух недель войско двигалось без всяких приключений. Чтобы не утомлять предводительницу, каждый день рано вечером останавливались на ночлег. Сигамба и Зинти ехали рядом с Сигвой, который все время зорко следил за ними из опасения, как бы они не удрали с дороги. Местность, по которой проходили, была довольно густо населена различными кафрскими племенами, беспрепятственно пропускавшими Сигву и его войско. Сигва не трогал их, ограничиваясь только требованием с них контрибуции в виде провианта для людей и лошадей. На пятнадцатый день достигли границы, за которой начинались владения могущественною племени пондо. Сигва здесь остановился и отправил к начальнику племени пондо послов объявить, что он идет против эндвандцев и просит пропуска через его владения. Послы Сигвы возвратились на третий день в сопровождении посланных от начальника пондов и объявили, что он только после долгих переговоров, и то очень неохотно, разрешает пройти через его владения и дает проводников, но требует за это почетного подарка. Сигамба заметила, что посланные очень внимательно оглядели войско, точно с