еловеком, воздержался от немедленного ответа, надеясь, что вести о его беде дойдут до основного войска через гонцов, которых он выслал, либо еще каким-нибудь образом. Стремясь выиграть время, он велел передать, что будет держать совет со своими и лишь затем даст знать, к чему они придут. Он двинулся в середину каре и, приблизившись к Хиану, поведал ему о случившемся. - Что делать? - проговорил он. - Если мы продолжим бой, они вскоре сомнут нас. Сдаться, тем самым уронив честь Вавилона, мы не можем; тут уж скорее я сам заколюсь собственным мечом. - Похоже, ты ответил себе, - сказал Хиан, - но вот что задумал я, послушай: предложите гиксосам взять меня одного - вы ведь знаете, кто я; меня-то они и разыскивают. Думаю, тогда они отпустят всех вас с миром. Несмотря на отчаянное положение, глава отряда лишь рассмеялся в ответ. - А подумал ты, царевич, - если уж ты открылся мне, буду величать тебя, как подобает, - подумал ты, что ждет меня при встрече с царевичем Абешу или, как его называют, господином Тау, полководцем войска великого царя, да и с одной особой, которая находится там же, - если я принесу им такую весть? - спросил он. - Я предпочту достойную смерть в бою, царевич, и не покрою себя позором пред всем вавилонским войском. Нет, мой замысел иной. Я потребую, чтобы свое обещание сохранить нам жизнь они написали; а тем временем все должны незаметно подобраться к лошадям, захватив, кого можно, из раненых и предоставив милости судьбы остальных. Потом мы неожиданно ринемся на гиксосов - не как они, а при свете дня - и прорвем их строй или погибнем. - Пусть так, - промолвил Хиан, хотя на уме у него было совсем другое, что он теперь не решался высказать. Он понимал: битва, где сражаться станут измученные воины на загнанных конях, проиграна, и все вавилоняне - всадники и пешие - погибнут, а вместе с ними и те, кто укрыл его в горах, раненых же безжалостно предадут мучительной смерти прямо на месте. Хиан был уверен, что полководцу гиксосов нужен он, царевич, а не этот отряд, - смерть или бегство не столь многочисленных воинов не окажут никакого влияния на исход войны - и если он захватит такую крупную добычу, то повернет назад, в Египет. Все теперь зависело от него, Хиана, от того, принесет он себя в жертву или нет. Он содрогнулся - ведь это значило смерть, возможно, смерть мучительную: Апепи его не пощадит. И что еще страшнее - после всех страданий, через которые он прошел, не увидеть ему никогда больше прекрасного лица Нефрет при свете солнца! Надо было делать выбор, и немедленно. Ища исхода своих страданий, Хиан опустил глаза и всем сердцем взмолился тому духу, которого научился почитать. И прозренье пришло. Средь топота и ржанья лошадей, стонов раненых, криков воинов, готовившихся к отчаянному удару, он услыхал спокойный, ясно запомнившийся ему голос Рои. - Сын мой, - молвил пророк, - следуй своему долгу, даже если он ведет дорогой жертвы, а в остальном доверься богу. Сомнения покинули Хиана. В это время возничий его сошел с колесницы, чтоб напоить лошадей, последний раз задать им корма; он стоял поодаль, глядя на животных. Хиан был в колеснице один. Он схватил поводья, хлестнул кнутом лошадей, и они понеслись прочь. Через мгновение легкая боевая колесница оказалась у нижней кромки песчаной насыпи; шагах в пятидесяти отсюда и примерно в таком же удалении от передовых всадников Апепи, вавилонский военачальник переговаривался с полководцем гиксосов, которого Хиан хорошо знал со времен Сирийских войн. Никто из них не заметил приближавшегося Хиана, не услышал шуршания колес, катившихся по сыпучему песку. Военачальник царя Апепи громко воскликнул в гневе: - Слушай мое последнее слово! Выдайте царевича Хиана, - я знаю, он с вами, - и тогда вы свободны. Если нет, я перебью вас всех до единого и живым или мертвым доставлю Хиана к отцу его, царю Апепи. Отвечай. Я кончил. - Я отвечу, - проговорил Хиан, сидя в колеснице, а оба военачальника в изумлении обернулись. - Я - царевич Хиан, и ты, друг, хорошо знаешь меня, - обратился он к полководцу. - Ты известен мне, как человек благородный. Прошу тебя, отпустите этих вавилонян невредимыми и раненых тоже отпустите, я же за то сдаюсь вам. Клянешься ли в том, что исполнишь это условие? - Клянусь, - отвечал полководец, жестом приветствуя его. - Но вспомни, царевич, Апепи очень гневается на Твое Высочество, - размеренно проговорил он, словно предупреждая Хиана. - Я помню о том, - отвечал Хиан и, обернувшись к предводителю вавилонян, недвижно стоявшему в течение всего этого разговора, продолжал: - Передай господину Тау и владычице Египта: я отправился туда, куда зовет меня долг, и если свыше предписано нам не свидеться более, верю, они не станут дурно думать обо мне, ибо то, что кажется заблуждением, зачастую есть истина, и порой во имя благополучного исхода совершают злые дела. В остальном же пусть они судят обо мне, как им будет угодно, я же следую своему разумению. - Господин! - воскликнул, словно очнувшись, вавилонянин. - Не уходишь ли ты от нас к гиксосам? - Разве сам я не гиксос? - загадочно улыбнувшись, спросил Хиан. - Прощай, друг. Пусть судьба будет добра к тебе и твоим сотоварищам, и да не прольется из-за меня ни капли их крови. Он крикнул на лошадей, они двинулись, а вавилонянин все еще стоял, сжимая кулаки и произнося имена своих богов. - Не понимаю Твое Высочество, - произнес гиксос, направляясь рядом с колесницей к своим всадникам, - да это и не удивительно: ты всегда не походил на других людей; одно занимает меня: кем сочтут тебя вавилоняне - изменником или героем? Меж тем, зная твою честность, прошу: обещай не пытаться бежать, даже если представится возможность; иначе я вынужден буду убить тебя. - Обещаю, друг мой. С этого часа мной, как и Тему, движет вера; только вот куда привела его сегодня вера, не знаю, хотя и был последним, кто видел, как он исчез среди вражеского войска. - Безумец! - прошептал полководец. - Но даже если он и утратил разум, слово свое он сдержит, а это сохранит мне голову. Глава XXII ХИАН ВОЗВРАЩАЕТСЯ В ТАНИС Гиксосы стремительно поскакали назад, к крепостям царя Апепи по ту сторону границы Египта, предоставив своим раненым, если есть на то силы, следовать за ними или погибнуть; в середине отряда, окруженный стражей, ехал в колеснице Хиан. Полководец гиксосов знал, что нельзя терять ни мгновенья; вскоре вавилоняне, которым он сохранил жизнь, достигнут лагеря великого царя, и тогда... Не ведал он только того, что в лагерь вавилонян двумя часами ранее уже прибыл Тему и полчище всадников уже неслось наперерез им. Вдалеке среди пустыни появилась туча пыли. Она все приближалась, и вот сквозь пыльную завесу уже заблестели шлемы и копья, засверкали медью колесницы. Гиксосы поняли: произошло самое ужасное. Путь им отрезан, Вавилон наступает! Отход стал невозможен. Они оказались в таком же положении, как те пять тысяч вавилонян, которых они застали врасплох менее чем двенадцать часов тому назад; им предстояло сражаться, как это сделали те, но почти без всякой надежды на победу. Гиксосы сгрудились плотнее, выстроив отряды клином (достаточно искусно, как отметил про себя Хиан), и понеслись вперед, отклоняясь слегка вправо, чтобы ударить туда, где вавилонян было поменьше. Два войска сблизились - тысяч двадцать гиксосов против пятидесяти тысяч противников, которые скакали, сблизив отряды, разделенные рядами колесниц. Победные возгласы раздались среди вавилонян, гиксосы же обреченно молчали. Полководец гиксосов подъехал к колеснице Хиана. - Царевич! - воскликнул он, скача рядом. - Боги против меня, и, думаю, наш конец близок. Но ты, надеюсь, помнишь клятву, поверив которой я пощадил твоих сотоварищей, - ты не попытаешься бежать. Если тебя схватят, значит, так предопределено; если же нет, то мчись к границе, она рядом, и сдайся Апепи или его отрядам. Я верю тебе. Неужели же я ошибусь? - Еще никто не подвергал сомнению мою честность, - отозвался Хиан. Полководец взмахнул мечом, приветствуя его, и, пришпорив коня, исчез из виду. Точно гром разнесся над полчищами всадников, когда они сшиблись в битве. Глубоко врезался клин гиксосов в ряды вавилонян, разбрасывая в стороны их воинов и коней, подобно кораблю, который рассекает волны, влекомый сильным шквалом. Но мало-помалу отряды Апепи стали терять напор, в то время как все больше вавилонян теснило их с обеих сторон. Клин гиксосов, пройдя первые ряды, столкнулся со свежими силами, прикрывавшими быстрые колесницы, цепь которых должна была вырваться вперед и отрезать вклинившиеся войска. Битва приближалась к ужасному концу. Воины, сражавшиеся впереди Хиана, полегли, растоптанные тела их валялись вокруг, царевич вдруг заметил, что повозка его откатилась на передний план. На некотором расстоянии от себя Хиан увидал множество гиксосов, - частью пеших, - которые дрались с горсткой вавилонян, окруживших вырвавшуюся вперед великолепную колесницу; раненые кони ее бились в судорогах на земле. На колеснице возвышался воин в панцире, выкованном, похоже, из серебра и золота, с мечом в руке: этот красивый юноша, подумал Хиан, по-видимому, отпрыск царского дома Вавилона, посланный взглянуть, что такое война; у колесницы, на которую пытались напасть шесть или восемь гиксосов, стоял темноликий великан в бронзовых доспехах, скрежетавших всякий раз, когда он вскидывал огромный боевой топор, стараясь поразить тех, до кого мог дотянуться. Хиан сразу понял, что перед ним сам могучий эфиоп Ру. И тут исстрадавшимся сердцем своим он почувствовал, что воин в колеснице - не молодой благородный вавилонянин, а Неферт, нареченная его! Но, боги, она была окружена! Верховые спешили ей на помощь, но и ближайший из них был еще на расстоянии полета стрелы - в яростном исступлении Нефрет опередила всех. Ру крушил врагов изо всех сил, но не мог поспеть всюду, и когда его оттеснили от колесницы, на которую стремились влезть гиксосы, пятеро или шестеро их подскочили сбоку, пытаясь убить или схватить ту, что стояла в ней. Все, казалось, знали, какая добыча ожидает их, и готовы были рисковать жизнью, лишь бы захватить ее; приблизившись, Хиан понял, почему гиксосы впали в такой раж: теперь он и сам увидел на серебряном шлеме венец со змеиной головой, - царский урей со сверкающими глазами, возвещавший, что перед ними царица Египта. Толпившиеся кругом гиксосы видели, как Ру с воинственными криками рубил одного врага за другим; они ждали мгновения, когда можно будет ринуться к добыче. Хиан размышлял лишь мгновение. "Я поклялся не бежать, но я волен биться, если то уготовили мне боги", сказал он себе и, рванув поводья, повернул коней прямо на скопище гиксосов. Когда Хиан был уже рядом, один из них метнулся к Нефрет. Она взмахнула мечом, но удар пришелся на крепкий шлем воина. Высокий, длиннорукий гиксос обхватил Нефрет за талию и сильно рванул на себя. Остальные, когда царица упала, старались улучить мгновенье, чтобы схватить ее, унести, если возможно, или убить, когда бы то не удалось. Все были так поглощены происходящим, что ни один не заметил, как запряженная белыми лошадьми боевая колесница молниеносно обрушилась на них, оттуда, где, как они считали, врагов не было. Хиан гикнул, и послушные выучке кони, не сворачивая ни влево, ни вправо, ринулись на гиксосов. Кони крушили людей, валившихся под копыта и колеса повозки. На ногах остался лишь тот, кто сдернул Нефрет с колесницы. Хиан держал наготове копье. Он с силой всадил его во врага, промчавшись мимо, затем еще раз, и тот, не отпуская Нефрет, рухнул замертво на землю. Теперь и Ру увидел, что произошло, и метнулся к своей госпоже. Высвободившись их рук поверженного гиксоса, Неферт обратила взгляд на своего избавителя и узнала его. - Хиан! - воскликнула царица. - Хиан, скорее ко мне! Ру тоже узнал его и крикнул: - Постой, господин Раса! Но Хиан лишь покачал головой и ускакал прочь. Вскоре, подобно реке, заполнившей высохшее русло, войско вавилонян затопило все вокруг. Но Хиан был уже далеко. Битва стихла. Из двадцатитысячного войска гиксосов осталось в живых всего лишь несколько сотен ратников, остальные полегли на поле брани, или же их настигли вавилоняне, которые гнали врага до самой границы. Среди тех, кто живым добрался до войска Апепи, был царевич Хиан; то ли бог охранял его в гуще битвы, то ли спасли кони, что везли колесницу. Увидев знамена Апепи, Хиан остановил взмыленных коней и громко крикнул: - Я царевич Хиан! Подойдите ко мне, - я ранен и не могу двигаться. Военачальники и воины приветствовали его - они решили, что царевич Хиан, с которым они вместе воевали против Сирии, бежал от вавилонян и будет теперь сражаться на стороне своего народа. Бережно сняв Хиана с колесницы, они накормили его всем самым лучшим из того, что у них было, дали выпить вина, а затем уложили на носилки и понесли к царскому лагерю, окруженному недавно построенными фортами. Над ними реяли стяги, но когда они подошли ближе, то увидели, что ворота стоят раскрытыми, а в лагере царит смятение. Глашатаи объявили, что фараон отправился в Танис и отрядам своим приказал следовать за ним, дабы пополнить их свежими силами и приготовиться к защите великого города и всего Египта. Услышав такое повеление, военачальники начали роптать. Но Хиан, поглядев вдаль, понял, отчего Апепи отдал такой приказ. Там, вдали, песок стал черным - по нему двигалось несметное воинство вавилонское. Пешим ходом, на конях и в колесницах, наступала на врага могучая рать, точно хлынул неудержимый поток. Оттого и бежал в Танис Апепи, бросив на произвол судьбы свое войско. Поняв наконец, что происходит, полководцы пришли к Хиану и стали просить его принять на себя командование гиксосской армией, ибо положение его и военные заслуги давали ему на это право. Но он лишь улыбнулся, ни словом не ответив на это их предложение, и они решили, что отказывается он потому, что болен и не может держаться на ногах. Они снова принялись уговаривать его, но тут подошел тот полководец, которому Хиан дал клятву; как и сам Хиан, он избегнул страшной участи всадников Апепи. Полководец отозвал военачальников в сторону и рассказал им, как вместе с другими вавилонянами он захватил в плен царевича и про все остальное. Тогда гиксосские военачальники отступились от Хиана, хотя, изложи он события так, как понимал их сам, они, скорее всего, прислушались бы к нему. Или же, вызовись он пойти к вавилонянам просить египетскую царицу или предводителя войска вавилонского царевича Абешу пощадить гиксосов, они, наверно, отнеслись бы к его предложению со вниманием. Однако он не сказал ни того, ни другого, в колесницу его впрягли свежих лошадей и, усадив его, повезли в Танис. Так случилось, что, когда вавилоняне подступили к лагерю гиксосов, готовые вступить с ними в битву, они не нашли там никого, кроме больных и раненых. Тау отдал команду пощадить несчастных и оказать им помощь; от них стало известно о бегстве Апепи, а также о том, что царевич Хиан благополучно добрался до лагеря, был встречен с почетом и теперь будто бы командует отступающим войском, в погоню за которым и устремилась немедля вавилонская рать. На первом привале Тау вместе с главными военачальниками явились к Нефрет; тут же присутствовали Ру, жрец Тему и госпожа Кемма. Нефрет и Ру рассказали, по просьбе Тау, как в разгаре битвы они столкнулись с Хианом, который помчался на своей колеснице на тех, кто напал на Нефрет, как пронзил копьем гиксоса, стянувшего ее с колесницы, а затем, хотя они просили его остаться с ними, покачал головой и умчался прочь, даже не попытавшись остановить лошадей - сделай он это, он избавился бы от гиксосов, если был захвачен ими в плен. Услышав эту странную историю, Тау попросил присутствующих истолковать ее. Вавилонские военачальники все, как один, заявили, что либо царевич впал в безумие, либо он предатель. Иначе, сказали они, он воспользовался бы случаем и избавился от гиксосов; бежал, продолжали они; может, случилось и такое: заговорила в нем гиксосская кровь и, последовав зову сердца, он вернулся к своему отцу. Кемма, которая высказалась следующей, полагала, что он и вправду потерял рассудок; мыслимо ли, рассуждала она, чтобы мужчина в здравом рассудке умчался прочь от прекраснейшей из женщин, с которой он обручен и которая к тому же царица Египта? Но тут в голову ей пришла другая мысль, и она добавила: разве что за время разлуки он встретил девушку еще краше. Нефрет гневно оборвала ее. Затем обратились к брату Тему, кто еще недавно делил с царевичем все тяготы и опасности. Пробормотав: "Да не покинет нас вера!", Тему сказал, что тут ему легко сохранить веру, ибо ни один человек, отведавший подземелья в Танисе, а также темени и духоты погребальной камеры, уж конечно, никогда не захочет вернуться в те места. Он начал было красочно описывать их злоключения и муки, какие он претерпел верхом на лошади, но Тау прервал его и отправил на место. Настала очередь Нефрет сказать свое слово. В гневе обратилась она к вавилонским военачальникам. - Слышали вы когда-нибудь, чтобы предатель начал свое черное дело с убийства тех, кому продался? - спросила она. - И трудно ли понять, что, захоти царевич Хиан избавиться от меня, дабы со временем завладеть египетским престолом, ему нужно было лишь проехать мимо и предоставить гиксосским собакам убить меня, что они, без сомнения, и сделали бы, поскольку Ру, как раз когда был нужен более всего, оказался неведомо где. Однако же царевич Хиан четверых убийц задавил своей колесницей и пронзил копьем пятого. И вот зачем - одни боги знают почему, - хоть я и не сомневаюсь, что из иных побуждений, чем предположила госпожа Кемма, - холодно бросила Нефрет, - он уносится прочь, да с такой скоростью, что мы не могли остановить его, - уносится, как сказал жрец Тему, чтобы снова оказаться в каменном подземелье, а может быть, и навстречу еще более ужасной участи. Выслушав Нефрет, Тау заключил: - Все, кто знает царевича Хиана, наверное, поняли, что есть в его характере такие черты, каких не встретишь в других людях; может быть, в этом его отличии и кроется правда. Мне кажется, я понял, почему он поступил так, однако, пока не уверюсь, справедлива ли моя догадка, не сообщу ее вам, - достаточно уже высказано догадок. Пока что призываю вас внять призыву нашего брата Тему: веруйте, только вера спасет нас! Ибо что, как не вера, спасла от гибели Ее Величество царицу Египта, когда она, не подчинившись приказаниям тех, кто поставлен над ней, выехала на колеснице вперед; и не вера ли явила себя в том, кто спас ее от смерти? С этими словами он поднялся и удалился из-под навеса, оставив Нефрет в немалом смущении. Те, кто уцелел из войска гиксосов, что стояло на границе, в конце концов дошли до Таниса, где приготовилось к обороне оставшееся войско Апепи. Но уцелели немногие, вавилоняне стремительно настигали врагов и тысячами захватывали в плен. К тому же, какими-то путями до гиксосов дошло, что никто из сдавшихся не будет предан смерти или продан в рабство; все, что от них потребуется, это присягнуть на верность Нефрет, признав ее царицей Египта, и перейти служить под ее знамена; тысячи гиксосов, выбившись из сил, отстали в пути, разбрелись по сторонам и были захвачены сторожевыми отрядами вавилонян. Среди тех, кто проявил верность и в конце концов вступил в ворота Мемфиса, были царевич Хиан и полководец, кому сдался Хиан и с кем теперь его связывали узы дружбы. Их отвели во дворец и, к удивлению Хиана, поместили в те самые покои, которые когда-то занимал он, царевич и престолонаследник Нижнего Египта. Там ожидали его слуги - прежние слуги, к нему явились лекари, чтобы лечить колено, сильно воспалившееся и распухшее в пути, который был столь долог и труден. Приметил Хиан и доносчиков и стражей и понял, что за ним установлена зоркая слежка: соглядатаи будут ловить каждое его слово, примечать каждый жест, и любая попытка побега будет пресечена. Значит, он теперь такой же узник, как когда-то в подземелье, откуда они с Тему совершили побег. Явившись во дворец на заре, измученный долгим путем Хиан, совершив омовение и насытившись, проспал на своем прежнем ложе до третьего часа пополудни. Но вот появились начальник стражи и воины с носилками, чтобы отнести Хиана в зал, где ждал его Апепи. Процессию возглавлял сильно похудевший и поседевший везир Анат, который то и дело бросал настороженные взгляды по сторонам, точно опасался, что где-то прячется убийца; вплотную за ним следовал один из дворцовых писцов, неприятного вида человек, которого Хиан давно уже считал доносчиком. Анат отвесил тщательно отмеренный поклон - не то чтобы небрежный, но и не слишком почтительный. - Приветствуем тебя, царевич, с возвращением домой после столь долгих странствий и невзгод, - сказал он. - Царь призывает тебя пред очи свои. Прошу тебя следовать за нами. Хиана усадили на носилки, которые понесли восемь воинов; по одну сторону носилок шел Анат; шествие замыкал начальник стражи. На одном из поворотов галереи носилки наклонились, и Анат ухватился за них руками, желая то ли выровнять, то ли отстранить от себя, чтобы они не прижали его к стене; доносчик же в эту минуту оказался еще за углом, так что не мог ни видеть происходящего, ни слышать разговора. Анат поспешно шепнул на ухо Хиану: - Опасность велика. И все же сохраняй спокойствие и мужество, - у тебя есть верные друзья, готовые отдать за тебя жизнь, и я первый из них. Тут из-за угла появился доносчик. Анат выпрямился и смолк. Процессия вступила в зал, где в низком кресле, в кольчуге и с мечом в руке, сидел Апепи. Носилки опустили на пол, стражники помогли Хиану сесть в кресло, стоявшее напротив царского. - Я вижу, ты ранен, сын, - ледяным голосом произнес Апепи. - Кто поразил тебя? - Один из воинов Твоего Величества: он догнал меня и пронзил копьем, когда я бежал из Египта. - Слышал я эту историю. Но почему ты бежал из Египта? - Чтобы спастись и найти ту, что ждет меня, Твое Величество. - А-а, и это припоминаю. Первое тебе удалось, хоть и не до конца, да и ущерб ты понес немалый; второе же не удалось и не удастся никогда, - с расстановкой проговорил Апепи. Затем он обратил взгляд на полководца, пленившего Хиана. - Это ты - начальник, кого я послал во главе двадцатипятитысячной конницы, чтобы напасть на вавилонян с фланга? - спросил он. - Если так, ответь мне, почему ты не выполнил моего повеления? Коротко, как и положено воину, полководец рассказал, как ночью им повстречался конный отряд вавилонян, и они вступили в сражение и как царевич Хиан добровольно сдался в плен, чтобы сохранить жизнь тем, кто еще остался в живых; как затем столкнулись они лицом к лицу с несметным войском вавилонским, ехавшим верхом и на колесницах, и в страшном сражении погибли почти все гиксосские воины, как царевич Хиан, хоть и мог спастись, сдержал клятву, и вот теперь он доставил его в Танис. Апепи едва дослушал его до конца. - Довольно с меня россказней, - резко бросил он. - Ты проиграл сражение и тем привел меня на край гибели. Армия моя разбита, и вавилоняне под предводительством проклятого колдуна из этой Общины Зари движутся на Танис, чтобы захватить его, после чего они захватят весь Египет и посадят на престол самозванку Нефрет, чтобы, прикрываясь ею, править Египтом. Все это случилось потому, что ты не выполнил моего приказания. Вместо того чтобы напасть на вавилонское войско с фланга, ты попался на их приманку и вступил в бой с малым отрядом, растратив на то силы и время. Для таких, как ты, нет больше места на земле! Отправляйся в преисподнюю, может, там тебя научат, как выигрывать сражения. Апепи подал знак, и несколько вооруженных рабов выступили вперед. Полководец же, ничего не ответив Апепи, повернулся к Хиану. - Я сожалею, царевич, - с поклоном сказал он, - что не освободил тебя от клятвы и не упросил скрыться, пока то было возможно. Если так обошлись со мной, какая участь ожидает тебя? Что ж, я отправляюсь, чтобы рассказать обо всем Осирису, а он, как говорят, справедливый бог и карает тех, кто губит невиновных. Прощай, царевич! Хиан не успел ответить - рабы схватили полководца и уволокли за занавес, откуда вскоре один из них появился снова, с отрубленной головой, показывая фараону, что его воля исполнена. Увидев это, Хиан впервые почувствовал ненависть к отцу и понадеялся в душе, что боги не пощадят Апепи, и он умрет такой же страшной смертью, на какую обрек своего верного слугу. Отец и сын остались вдвоем; они в молчании смотрели друг на друга. Первым заговорил Хиан: - Если такова воля Твоего Величества и мне уготована та же участь, прошу не медлить - я устал, пусть же скорее приходит сон. Апепи грубо захохотал. - Всему свое время, и оно еще не пришло, - отвечал он. - Разве ты не понимаешь, сын, что теперь ты - единственная стрела, оставшаяся в моем колчане? Похоже, черные маги Общины Зари помогли тебе околдовать царственную египтянку и от любви к тебе она совсем потеряла голову. Избранница твоего отца, у кого ты похитил ее! Как ты полагаешь, приятно будет ей, когда она появится у стен Таниса вместе с войском вавилонским, - а так, без сомнения, и случится завтра на заре, - приятно будет ей, когда она увидит тебя, своего ненаглядного, на площадке ворот, а над тобой - палача с секирой? - Не знаю, приятно ли будет ей, - отвечал Хиан, - но, думаю, если такое случится, Танис затем будет предан огню и все, кто живет в нем, погибнут, а среди них и тот, кому вовсе не хочется умирать. - Ты прав, мой сын, - зло усмехнулся Апепи. - Разъяренная женщина с несметным войском за спиной может пойти на такое преступление и уничтожить беззащитных. Вот почему я намерен пока что оставить твою голову на плечах. Сделаю же я вот как - и скажи мне, если тебе не понравится мой замысел: ты появишься на воротах, и глашатаи объявят, что за совершенное предательство ты тотчас же будешь казнен в присутствии фараона и его приближенных - тех, кто поместится на площадке. Так они возвестят, хотя - будет добавлено - фараон милосерден и любит своего сына, а потому готов пощадить предателя, если будут выполнены его условия. Догадываешься, какие? - Нет, - глухо ответил Хиан. - Лжешь, прекрасно ты знаешь! Но все же, сын мой, я повторяю, чтобы ты не обвинял меня в том, что я действовал нечестно. Условия простые, и их немного. Первое: отдав все ценности, а также оружие, лошадей и колесницы, и заключив с нами, гиксосами, вечный мир, вавилонское войско отойдет туда, откуда пришло. Второе: царевна Нефрет ответит согласием на мое предложение, и в присутствии наших воинств, гиксосского и вавилонского, жрецы провозгласят ее моей супругой и царицей, а в дар мне она принесет наследные права продолжательницы древнего рода египетских царей. - Никогда в жизни не даст она на то согласие, - сказал Хиан. - Ты прав, сын, опасность тут есть, но скажет ли кто наперед, чего захочет или не захочет женщина? Если же выберет она другое решение и пожертвует тобой, дабы исполнить - как полагает она - свой долг перед Египтом, не переменит ли она его, услышав твои стоны и увидев, как пытают тебя? По этим делам есть у меня большие искусники, а колено твое все еще болит и распухло, не так ли? С него-то они и начнут. Понравится тебе раскаленное железо, а? Докрасна раскаленное железо? Хиан пристально посмотрел на Апепи. - Делай что хочешь, дьявол, породивший меня, если я и вправду твой сын, во что трудно поверить, - сказал он. - Ты толковал о колдунах - жрецах Общины Зари. Знай же, что я один из них и владею их искусством, а также постиг их мудрость, и я предупреждаю тебя: не сбудется то, что ты замыслил, злоба же твоя обернется против тебя самого. - А, вот как ты заговорил! Понял я, что ты придумал. Хочешь сам лишить себя жизни? Только не удастся тебе это - я поставлю надежную стражу. И второй раз ты уже не убежишь. Спокойной ночи, сын. Отдыхай, пока еще есть время; боюсь, разбудят тебя рано. Глава XXIII ВЛАДЫЧИЦА ЗАРИ На рассвете Хиана вынесли на площадку восточных ворот Таниса, на которой свободно помещалось человек пятьдесят, если не больше; стоять Хиан не мог, и его посадили в кресло, установленное на самом краю площадки. Взошло солнце - Великий Ра - и осветило все вокруг. Под тем местом, где сидел Хиан, разверзся широкий ров, наполненный водой из Нила; вчера еще его перекрывал мост, но теперь он был поднят и накрепко привязан к пилонам ворот. За рвом, почти у самой воды, точно не обращая больше внимания на разгромленного врага, расположились главные силы несметного войска вавилонского, а от этого его ядра могучими крыльями раскинулись в обе стороны отряды, замкнувшие город в свое кольцо и тем самым отрезавшие все пути отступления тем, кто находился в его стенах. Немного поодаль от рва, так, чтоб не долетели туда стрелы, в ряд встали шатры, над которыми реяли царские стяги Египта и Вавилона, указывая Хиану, где отдыхает Нефрет и царевич Абешу. На стенах города, по обе стороны от ворот в тревоге и беспокойстве теснились гиксосские воины, а в центре площадки, в окружении своих советников, среди которых находился и Анат, сидел в кресле фараон Алепи, в роскошных одеяниях и с двойной короной Верхнего и Нижнего Египта на голове. Затрубили трубы, и у царских шатров встала стража, после чего наступила тишина. По ту сторону рва, за сторожевыми отрядами, в строгом боевом порядке стояли вавилонские воины, не сводя глаз с верхней площадки ворот - одна за другой белели полосы лиц, ряд за рядом, и каждое, казалось Хиану, обращено к нему. Вскоре появился гонец с белым флагом, он переплыл в лодке через ров, в сопровождении стражи прошел сквозь ряды воинов к шатрам, над которыми развевались вавилонский и египетский стяги, и отдал послание начальнику стражи, который затем вошел в шатер и вручил его Тау. Прочитав послание, Тау сказал сидевшей подле него Нефрет: - Вот какие условия ставит нам Апепи: отдать ему все, что мы имеем, и подписать согласие о мире, после чего вавилонское войско должно уйти обратно в Вавилон. - Что еще, дядя? - Чтобы ты дала согласие выйти за него замуж, тог-де пред народом гиксосским и войском вавилонским состоится торжественная церемония, и ты и Апепи будете объявлены мужем и женой. - Что еще, дядя? - Если эти условия будут отвергнуты, царевича на глазах у нас предадут пытке и будут истязать до тех пор, пока не примем их или жизнь покинет его. Страшная бледность покрыла осунувшееся, измученное лицо Нефрет. Голова ее клонилась все ниже и ниже, пока не коснулась колен, и она начала раскачиваться вперед и назад; но вот она выпрямилась. - Как отгадать мне, чего бы хотел Хиан? - сказала она. - Какой ответ ждет он от меня?.. - И вдруг она воскликнула: - Знаю! Знаю! Он хотел бы, чтобы я отвергла Апепи, судьбой же Хиана пусть распорядятся боги. - Да не покинет нас вера! - проговорил Тему, который сидел с папирусом на колене позади Нефрет. - Истинные слова говоришь ты, брат мой, - продолжала Нефрет. - Вера ведет меня, и если она не спасет нас, я выберу смерть и в смерти обрету Хиана. Мне ли, происходящей из древнего рода фараонов Египта, мне ли, обрученной с царевичем и принесшей ему клятву верности, явиться ему в царстве мертвых оскверненной, явиться женой этого старого пса - гиксосского правителя? Не бывать тому! Склонится ли Вавилон, мой великий союзник, пред этими трусами, которые даже не осмеливаются вступить в битву? Не бывать тому! Пусть умрет Хиан, если суждено ему умереть, и пусть позволят мне боги умереть вместе с ним. Но если случится так, не останется в живых ни единого человека, в ком течет гиксосская кровь, ни в Танисе, ни по всему Северу. Запиши это, Тему, как продиктует тебе царевич Абешу, и пусть гонец отнесет наш ответ поганому выродку Апепи, а наши глашатаи пусть сообщат всем, кто стоит на воротах и стенах Таниса; и вперед, на врага - атакуйте все ворота, все входы в город! Пусть предводитель наш Абешу отдаст приказание. Тау выслушал, и неприметная улыбка скользнула по его губам. Главам отрядов, вскочившим на быстрых коней, он дал приказания, получив которые несметная вавилонская рать должна была стремительно двинуться на город, обходя его со всех сторон. Затем Тау повернулся к Тему и другим писцам и продиктовал им ответ Апепи. Он также призвал глашатаев и повелел им выучить этот ответ наизусть, а затем огласить у всех городских ворот. Приготовления были закончены. Гонец, взяв свиток, зашагал к лодке; сопровождал его Ру, у которого нашлось что сказать гиксосам от собственного имени: - Передай этому погонщику баранов, который называет себя царем, а также его советникам и военачальникам, которые еще остались в живых, - пусть только кто посмеет пальцем тронуть царевича Хиана! Пусть только тронет - и тогда я, эфиоп Ру, вырву у них язык изо рта и выдавлю глаза вот этими руками, а потом зашвырну в пески, пусть там подыхает от голода. И с тобой, гонец, сделаю то же самое - посмей только не возвестить это мое послание, да погромче, чтобы я услышал тебя на этом берегу. Подняв глаза на великана-нубийца, который, скрежеща зубами, свирепо уставился на него, гонец поклялся, что выполнит его просьбу. Он прыгнул в свою лодчонку, пересек ров и через маленькую дверцу был впущен в надвратную башню; вскоре он появился на площадке ворот и вручил ответ Апепи. А затем, как и обещал, громким голосом повторил угрозу Ру, которая, как видно, не очень-то понравилась сановникам, собравшимся на площадке - они сбились в кучки и встревоженно о чем-то заговорили. Глашатаи возвестили то, что было написано в ответном послании, дабы услышали все гиксосские воины. Услышал и Хиан, и сердце его наполнилось радостью: теперь он знал, что Нефрет не покроет себя позором ради его спасения. Он сидел, привязанный к креслу, на самом краю площадки, так чтобы его первого пронзили стрелы и копья, если начнут сражение вавилоняне. Но голову он смог повернуть и сказал через плечо Апепи, который стоял за ним, а также Анату и другим советникам: - Фараон и приближенные его! Царевич Абешу и царственная Нефрет исполнят то, в чем клянутся, пусть не будет у вас сомнений. Пытайте меня, убейте у них на глазах, если того желаете, но знайте, это не изменит их решения; не поступятся они честью ради спасения моей жизни. Я же смерти не боюсь, и спрашиваю лишь вот о чем: по доброй ли воле хотите вы последовать за мной и погубить всех жителей Таниса и весь народ гиксосский? Если вы сохраните мне жизнь и отпустите на свободу, и вы, и народ спасетесь. Поднимете на меня руку, погибнут все. Я сказал свое слово; поступайте, как знаете. Хиан услышал какое-то движение позади, но увидеть, что происходит, не мог, так как был привязан к креслу. Он услышал, как везир Анат и другие советники упрашивают фараона отказаться от своего намерения, ибо город в безвыходном положении: несметное войско вавилонское окружило их со всех сторон; не безумие ли это - погубить всех, лишь бы отомстить своему собственному сыну? Горожане, услышав обещания вавилонян, прогнали стражу, что охраняла площадь перед воротами, и начали кричать: - Пощади царевича Хиана, фараон! Ты хочешь замучить и убить сына, рожденного тобой, но несешь смерть и нам. Мы не хотим умирать из-за тебя! Затем, перекрывая всех, снова заговорил Анат, холодно и властно, скорее угрожая, чем прося: - Ты совершаешь страшное преступление, фараон. Все в Танисе любят царевича Хиана: когда враг у стен города, негоже царям убивать того, кого любит народ. Задыхаясь от ярости, заговорил Апепи: - Замолчи, Анат, и все вы замолчите, иначе, разделавшись с одним предателем, я возьмусь за вас. За дело, рабы! За спиной Хиана послышалось гортанное бормотание. Как видно, черные палачи медлили, не хотели исполнять свое страшное дело. Снова фараон в ярости крикнул им, чтобы приступали к пытке, а они все медлили. Послышался удар, вслед за тем раздались стоны и Хиан понял, что Апепи обрушился на одного из палачей; теперь другие не осмелятся и далее противиться его приказу. На противоположной стороне рва он увидел великана Ру; потрясая своим огромным топором, он метался по берегу, точно лев в клетке. Позади него теперь выстроились ряды стрелков с луками наизготове; они ждали команды; за лучниками Хиан разглядел Тау и рядом с ним Нефрет в сверкающей серебряной кольчуге - она опиралась на руку Тау. Хиан собрал все силы и крикнул: - Ру! Слушай меня - это Хиан! Скажи лучникам: пусть спустят тетиву! Лучше мне умереть от стрел, чем от пыток... Продолжить Хиан не смог - Апепи шагнул вперед и с силой ударил его по лицу, а затем приказал палачам заткнуть царевичу рот кляпом, отчего по войску вавилонскому прокатился стон, так же как и по многотысячной толпе танисцев, заполнивших дворцовую площадь. Ру, взревев, точно раненый бык, разразился проклятьями и, повернувшись к лучникам, повторил просьбу Хиана; лучники вскинули луки; глядя на Тау, они ждали команды. Но Тау медлил, лишь сделал им знак рукой, чтоб они придержали стрелы; рядом с ним рухнула вдруг на колени Нефрет, - как видно, ей стало дурно. Хиан почувствовал, как чьи-то ручищи рвут на нем одежду, в ноздри ударил запах раскаленного железа, и его пронзила нестерпимая боль. Медленная пытка началась! Хиан закрыл глаза, готовясь предстать перед судом Осириса. Но тут слуха его коснулся странный шум: послышались удары, какая-то возня. Хиан открыл глаза - мимо него, спотыкаясь, пятилась массивная фигура фараона, в груди у него торчал кинжал. На краю площадки Апепи остановился, уцепившись за кресло, к которому был привязан Хиан. - Паршивый пес! - через силу прохрипел Апепи. - Проклятый везир! Слишком долго я щадил тебя, надо было покончить с тобой еще ночью. А я ждал... - Да, фараон, - прозвучал голос Аната, - ты промедлил, и пес цапнул тебя первым. Отправляйся же поскорее к Сету, убийца единокровного сына! Старческая иссохшая фигура Аната метнулась вперед, черные глаза блеснули на морщинистом желтом лице, тонкая рука взметнулась и раскаленным прутом палача с силой ударила по рукам, цепляющимся за кресло. Апепи разжал руки и, взвыв от боли, полетел в ров. Увидев это, Ру прыгнул в воду и устремился вперед. Едва голова фараона показалась над водой, он схватил его своей могучей ручищей, доплыл с ним до берега, выволок на песок, переломил, точно палку, и забросил подальше. - Фараон Апепи мертв! - прозвучал тонкий старческий голос Аната. - Но фараон. Хиан жив! Жизнь! Кровь! Сила! Фараон! Фараон! Фараон! Он выкрикивал эти слова, а сам тем временем развязывал веревки, опутывающие Хиана, вытащил кляп у него изо рта; толпы народа внизу подхватили древнее приветствие: - Жизнь! Кровь! Сила! Фараон! Фараон! Фараон! Вечером того же дня Хиан лежал на ложе в царском шатре вавилонян, куда его принесли по собственной просьбе, так как Нефрет не могла вступить в город. Кемма и лекарь обмыли его израненное лицо, перевязали распухшее колено, Нефрет же стояла рядом, содрогаясь от вида длинной красной полосы на его теле, оставленной раскаленным прутом. Один вопрос мучил Нефрет, и вот он сорвался с ее уст. - Скажи мне, Хиан, - заговорила она, - почему ты в разгаре битвы умчался от меня, хотя мог спастись от пленивших тебя гиксосов и избавить нас от столь ужасных страданий? - Но разве, госпожа моя, более чем двухтысячное войско и вместе с ним множество раненых не соединилось с твоим войском в тот день? Те, что уцелели в сражении за меня, и те, кто остался в живых из сторожевого отряда в горах? - спросил Хиан. - Они соединились с нами, и мы спрашивали их, но никто не мог нам объяснить твой поступок. Сказали только, что ты вдруг выехал на колеснице вперед и сдался гиксосам, после чего те прекратили атаки. - И ты не понимаешь, что иной раз события поворачиваются так, что один человек должен пожертвовать собой, чтобы спасти множество других людей? - Понимаю, - ответила, покраснев, Нефрет. - Теперь я поняла, что ты благороднее, чем я думала. И все же, ты ведь мог остаться с нами, почему же на моих глазах ты умчался прочь? - Спроси о том пророка Тау, - устало ответил Хиан. - Почему Хиан умчался прочь от нас? Скажи мне, если знаешь, дядя? - Разве те, кто вступает в нашу Общину Зари, не клянутся клятвой, которую нельзя нарушить, племянница? Быть может, брат наш обещал врагу сдаться, не выйдя из пределов Египта; так и сделал он, несмотря на то что ему предоставился случай остаться с нами. Это объяснение сразу пришло мне на ум. - Так ли это, Хиан? - Так, Нефрет. Обещанием своим я заплатил за жизнь наших воинов. Неужели хотела бы ты, чтобы я нарушил клятву, лишь бы спасти свою собственную жизнь? - Что мне сказать на это, Хиан? Что ты благороден. Но ты ведь знал: если погибнешь, всю жизнь будет мучить меня вопрос: почему ты пошел навстречу погибели, почему покинул меня? - Тау знал все. Он сказал бы тебе, если б пробил тот час. - Как мог ты знать то, дядя, что было скрыто от меня? - Положение обязывает меня сохранять тайны, племянница. Зачем тебе подробности? Я знал, - и этого достаточно, как знал и то, что никогда не понадобится излагать тебе всю правду. - И ты, дядя, обрек меня на такие страданья, хоть в этом не было никакой нужды! - сердито воскликнула Нефрет. - Может, и не было, но тебе это только на пользу. Надо ли ограждать тебя от страданий, врачующих душу? Царица Египта, ты в первую очередь - и прошу тебя никогда не забывать об этом! - сестра Общины Зари и исполнительница ее установлений. Будь смиренна и скромна, сестра. Поступайся своими личными желаниями. Повелевая, учись повиноваться и ищи не славу, а свет. Ибо только так, когда закончится твой земной срок и минуют все невзгоды и испытания, обретешь ты вечный покой. - Да не покинет нас вера! - пробормотал стоявший позади Тему. - Да, - продолжал Тау, - вера и скромность, ибо вера возвышает нас, скромность же ведет нас в служении - ни себе, но другим, что и есть истинное служение. Сердце твое сейчас полнится радостью, но я говорю тебе это, ибо близится час нашего расставания: я удалюсь в свое уединение, ты же взойдешь на трон, а кому позволено поучать фараона, восседающего на троне? - Тебе позволено, дядя, и я надеюсь, ты не лишишь меня твоих советов, - решительно тряхнув головой, сказала Нефрет. Но тут ее настроение вдруг изменилось, она крепко обняла его и поцеловала в лоб. - Ах, мой дорогой, мой любимый дядя, - сказала она, - ведь я обязана тебе жизнью! Когда я еще была малюткой, ты спас меня и матушку мою, вызволил нас из рук этих предателей - фивейских вельмож, с которыми я вскоре надеюсь поговорить по душам, если они еще живы. - Госпожа Кемма и Ру - вот кто твои спасители, - сказал Тау. - Да, конечно, и все же они всего лишь выполняли свой долг, а ты поднялся ради моего спасения в верховья Нила. - Чтобы исполнить то, что было велено мне, племянница. - Затем ты привез нас к пирамидам и следил за моим воспитанием, обучив меня всему, что я знаю сейчас. А после ты привез меня в Вавилон, и хотя, казалось бы, великий царь сам отозвался на мои молитвы, но я знаю, это ты внушил ему отказаться от прежнего замысла выдать меня замуж за Мир-бела, а вместо того послать со мной несметное войско, которое и принесло нам победу и мир. - Бог по собственному разумению обратил к тебе сердце Дитаны, а не я, племянница. - А как ты заботился обо мне! - продолжала Нефрет, не обращая внимания на его слова. - Это ты удержал меня, когда я хотела вместе с пятитысячным войском ринуться к горной заставе, что погубило бы меня или покрыло позором. Ах, всего не перечислишь! Но чем я тебе отплатила? Сколько строптивости проявила я, какие сердитые слова бросала в своей гордыне и не верила, когда ты внушал мне, чтобы я набралась терпения, что все кончится хорошо и мы с Хианом встретимся. Ты просил верить и надеяться, а я убедила себя, что Хиана уже нет в живых. Впрочем, это твоя, а не моя вина, что я вела себя так, - продолжала Нефрет уже другим тоном, - не ты ли позволял мне своевольничать в детстве, вместо того чтобы учить послушанию? - Мне кажется, это пророк Рои баловал тебя, - отвечал Тау с тихой улыбкой. - Ну и, конечно, госпожа Кемма. Послышались выкрики стражников, занавесы раздвинулись, и Ру возгласил о приходе везира; вслед за тем вошел и сам везир в сопровождении гиксосских сановников и военачальников. Трижды Анат и его свита простерлись ниц перед Нефрет, перед Хианом и царевичем Абешу, предводителем армии вавилонской. - Царица, - молвил Анат, - от всего народа гиксосского пришли мы, чтобы объявить, что сдаем тебе город Танис; тебя же просим явить милосердие к тем, кто сражался против тебя, и к каждому, кто живет в стенах этого города. Даруешь ли ты нам жизнь? - Пусть станут твои уста моими устами, - обратилась Нефрет к Тау. - Ты мыслишь так же, как и я, и все, что ты скажешь, будет мною исполнено, а также, я полагаю, и царевичем Хианом, который еще слаб и не может заниматься государственными делами. - Да, даруем, - отвечал Тау. - Всем, кто будет верен Нефрет, царице Египта, и Хиану, царевичу Севера, с которым хочет она сочетаться браком, даруем мы прощенье. Завтра мы вступим в Танис и провозгласим мир и согласие на долгие времена. - Мы выслушали твой ответ и благодарим тебя, царица, - молвил Анат. - Теперь же обращаю речь свою к царевичу Хиану: я, кто пришел к нему, обагрив свои руки кровью фараона, молю его о прощении. Пусть выслушает меня царевич. Когда брошен был он в подземелье, это я, везир Анат, с помощью известного вам брата Зари и некоего тюремщика спас его. Заподозренный фараоном, попал я в опалу и сам брошен был в подземелье. Вот почему не мог я помочь Хиану выбраться из другой темницы - из усыпальницы Ур Хафра; не мог я отвести от него и погоню на пути к Вавилону. Но прошло время, и я снова обрел силу, ибо знал фараон, что один только я смогу спасти его от клыков вавилонского льва. Когда великое воинство вавилонское хлынуло на Египет, я дал совет фараону сдаться и, если царевич жив, объявить о женитьбе Хиана на царственной Нефрет. Вместо ответа он ударил меня, точно пса, - вот посмотрите, какие страшные рубцы! - Анат потрогал свою голову. - Атака на вавилонян не удалась - продолжал он, - и фараон поспешно отошел к Танису, Хиан же по благородному побуждению сам отдался в его руки. Тщетно молил я Апепи сохранить царевичу жизнь; я взывал к нему и во дворце, и на площадке ворот, но, одержимый злобой и ревностью, фараон хотел замучить своего сына пытками на глазах у Нефрет и воинства вавилонского. И вот, пока еще было не поздно, я вступил с фараоном в схватку и поразил его. Царевич Хиан и весь народ гиксосский были спасены. Заслужил ли я прощения? Тау приблизился к тому месту, где лежал царевич, и переговорил с ним. Вернувшись, он отвечал: - Ты совершил то, Анат, что должно было совершить. Принеси завтра жертвы в храме богов твоих и прими от них прощение за то, что пролил царскую кровь ради спасения продолжателя царского рода и жизней десятков тысяч невинных людей. Затем явись во дворец в Танисе, где тебе будут снова вручены жезл и цепь везира Верхних и Нижних земель. Миновало тридцать дней. На торжественной церемонии Тау передал предводительство вавилонской армией военачальнику равного с ним ранга, снял с себя кольчугу и царские знаки, облачился в белые одежды пророка Зари и, оставив Тему, ибо таково было желание Нефрет и Хиана, отправился к храму пирамид. Десять тысяч лучших воинов вавилонских были отобраны и оставлены для охраны внучки великого царя, пока не свершится то, чему предначертано было свершиться; все же остальное войско отправилось в обратный путь в Вавилон. Состоялись церемонии, на которых все, кто служил прежде его отцу, известному теперь под именем "Апепи Проклятый", принесли клятву верности Хиану, однако Нефрет на церемониях этих не присутствовала; не состоялась еще коронация, ибо никто не знал, кто будет теперь править Египтом - Хиан, царь Севера, или же Нефрет, царица Юга. Кое-кто считал, что правителем должен стать Хиан, но другие опасливо поглядывали на лагерь, где расположились десять тысяч вавилонских воинов, и умоляли говоривших замолчать. Хиан выздоравливал, но медленно. Искусный лекарь и заботливый уход помогли залечить колено, но Хиан знал теперь, что на всю жизнь остался хромым. Страшнее, чем физические, были страданья душевные, они-то и мешали ему воспрянуть к жизни. Тяжкие испытания выпали на его долю! Сначала дворцовое подземелье, затем долгое заточение в гробнице; побег к вавилонянам, рана, которая никак не заживала, и он день за днем, неделя за неделей лежал без движения на спине, в окружении чужестранцев, на чьем языке не мог говорить, в неведении о том, где Нефрет и что с ней. Но вот он узнал, что Нефрет жива и находится совсем рядом, - какое это было счастье! - а дальше поход вместе с пятитысячным войском, отчаянная битва среди пустыни и его добровольная сдача в плен, встреча с Нефрет во время второй битвы и его бегство, ибо не мог он нарушить клятву, хоть и знал, что она не поймет его поступка; прибытие в Египет и в Танис, встреча с Але-пи и, наконец, страшная пытка на площадке городских ворот, на глазах у Нефрет. Хиан был молод и силен, но он не выдержал: тело его было измучено, и он пал духом; он удалялся от всех и лежал дни напролет, а по ночам, когда приходил наконец сон, его мучили страшные видения, и он кричал и корчился в судорогах; по городу поползли слухи, что молодой фараон вскоре отправится к своим праотцам. Анат являлся к нему с докладом о делах, Хиан выслушивал, почти ничего не говоря. Тему читал ему старинные манускрипты или молился и разговаривал с ним о вере. Навещал его и Ру, он все вспоминал о битве или о чудесах Вавилона и как Нефрет училась воинским приемам; слушая об этом, Хиан начинал улыбаться. Время от времени, в сопровождении Кеммы, которая останавливалась поодаль и глядела в окно, приходила и сама Нефрет и говорила с ним о любви и о том, что они поженятся, как только ему станет лучше. Но лучше ему не становилось, тогда Нефрет отправила с посыльным письмо к Тау и последовала совету пророка. Сказав Хиану, что Танис расположен в слишком низком месте и тут очень жарко, она велела перенести царевича на корабль, и они медленно поплыли вверх по течению Нила. Но вот вдали показались пирамиды; при первом же взгляде на них поведение Хиана изменилось: он оживился и даже повеселел, рассказывая Нефрет о том, какие истории тут происходили. Обрадовавшись этой перемене, Нефрет распорядилась, чтобы царевича перенесли на берег; они расположились посреди пальмовой рощи, где Нефрет когда-то нашла Хиана спящим под деревом и откуда, после того как Ру унес его поклажу, она, одетая проводником, повела его в тайное убежище Братства. Здесь, в роще, Хиан, с обручальным кольцом Нефрет на руке, в ту ночь спал куда более спокойным сном, чем много месяцев тому назад, когда он покидал эту рощу, чтобы возвратиться в Танис и рассказать Апепи о своей миссии. Наутро, пока еще было совсем темно, в палатку Хиана вошел Ру и помог царевичу одеться. Затем Хиана усадили на носилки и понесли через пески; Хиан не задавал никаких вопросов, но вот в свете звезд он увидел очертания огромного Сфинкса. Здесь Хиана сняли с носилок, и все удалились, оставив его одного. Наступил рассвет, и Хиан увидел, что он не один - рядом с ним, в длинном сером плаще с капюшоном, стоит то ли юноша, то ли стройная девушка. О, боги! Он вспомнил, кто это: юный проводник, который, казалось, много лет тому назад вывел его из пальмовой рощи к Сфинксу и здесь завязал ему глаза. - Ты все еще сопровождаешь путешественников через пески, мой юный друг? - обратился к нему с вопросом Хиан. - Да, писец Раса, - отвечал некто в плаще грубоватым голосом. - И по-прежнему воруешь поклажу или прячешь ее? Куда делись мои носилки? - Я отбираю все, что захочется, писец Раса, которому я желаю здоровья и счастья. - И по-прежнему завязываешь посланцам глаза? - Да, писец Раса, если необходимо сохранить что-то в тайне и не показывать им. А потому прошу тебя, стой спокойно, и я завяжу тебе глаза, как сделала когда-то. - Повинуюсь, - со смехом отвечал Хиан. - Быть может, ты не знаешь о том, юноша, но со времени нашей первой встречи я перенес много страданий и понял, а также услышал это из уст некоего Тему, что главное в жизни - вера. А потому завязывай мне глаза, я подчиняюсь тем более охотно, потому что уверен: когда снова прозрею, мне явится небесное видение. Смотри, я преклоняю колени или, скорее, просто наклоняюсь, потому что согнуть колено я не могу. Фигура в сером плаще склонилась над ним, и на глаза его снова лег шелковый платок. Ах, как хорошо он запомнил его нежный аромат! Затем, держась за плечо проводника, Хиан, прихрамывая, прошел некоторое расстояние, пока нарочито грубоватый голос не попросил его опуститься на песчаную насыпь и здесь подождать. Вскоре голоса - мужские голоса - попросили его подняться. Чьи-то руки помогли ему сделать это, и, кем-то поддерживаемый, он пошел по гулким переходам, где эхом отдавались шаги; его ввели в какое-то помещение, где облачили в новые одежды и водрузили на его голову венец, но он не видел, что это за одежды и венец, а когда спросил, ответа не последовало. И снова его повели куда-то, как ему показалось, они вошли в большой зал, где собралось множество народа, ибо он слышал приглушенные восклицания. Чей-то голос попросил его сесть, и он опустился на подушки кресла. Вдалеке раздался возглас: - Ра взошел! И зазвучало пение. Он узнал этот гимн - в дни празднеств Братства Зари им приветствовали восходящее солнце. Поющие умолкли; теперь вокруг царила тишина; затем он услышал шелест одежд. И тут многоголосый хор возгласил: - Владычица Зари, приветствуем тебя! Приветствуем тебя, Владычица зари! О светозарная! Приветствуем тебя, дарующая жизнь! Приветствуем тебя, священная сестра! О, та, кому Небо предначертало объединить истерзанные земли Верхнего и Нижнего Египта! Хиан не выдержал. Он сорвал с глаз повязку. Быть может, она была слабо затянута - при первом же прикосновении пелена спала с его глаз. О, боги! Пред ним в сверкающем под лучами солнца царском одеянии, увенчанная двойной короной Египта, стояла Нефрет - само величие и красота. Мгновение-другое она помедлила, пока, отдаваясь гулким эхом, под сводами храмового зала звучали приветствия, затем взмахнула скипетром, и воцарилась тишина. Отдав Кемме скипетр, а Ру - символы царской власти, Нефрет сняла с себя корону Египта и водрузила ее на голову Хиана. Затем она преклонила колена и коснулась губами его руки. - Царица Египта приветствует царя Египта! - произнесла она. Хиан в удивлении воззрился на нее. Затем, словно боль и слабость снова одолели его, он с трудом поднялся с трона, предлагая ей самой занять его. Но Нефрет покачала головой. Поддерживая Хиана сильной рукой, она подвела его к тому месту, где стоял Тау в окружении советников Общины Зари. В присутствии Братства Общины Зари - всех живых и мертвых - именем Духа, которому они поклонялись, Тау соединил их руки и благословил, навечно отдавая их друг другу. Так окончилась эта удивительная история. Нефрет и Хиан стояли перед залитой лунным сиянием величественной пирамидой Ура. - Отдых наш подошел к концу, супруга моя, - произнес Хиан. - С завтрашнего дня мы с тобой будем не просто братом и сестрой Общины Зари, но и правителями Египта, наконец-то объединенного от нильских порогов до самого моря. Трудный путь прошли мы с того дня, когда, стоя вот так же рядом, любовались этой пирамидой. И все же, возлюбленная моя, живет в моем сердце надежда: та сила, что охраняла нас и провела сквозь многие опасности, а затем от ворот смерти вернула меня к жизни и радости, пребудет с нами и далее. - Так предсказал благочестивый и всемудрый Рои, в котором обитал дух Истины. Возблагодарим же, супруг мой, богов за все, что они даровали нам, и в смирении начнем новую жизнь, памятуя о том, что хоть теперь мы - царь и царица Египта, все же в первую очередь мы с тобой - брат и сестра славной Общины Зари, принявшие ее святую веру и посвятившие себя служению человечеству. Тут царственные супруги услышали позади себя чьи-то шаги и, оглянувшись, увидели Хранителя пирамид, который похудел и состарился с тех пор, как они видели его в последний раз. - Не желают ли святейшие властители подняться на пирамиду? - с поклоном обратился он к ним. - Луна светит ярко, а ветра нет совсем; к тому же хотелось мне показать фараону то место, с которого в день его побега покатились вниз проклятые лазутчики-гиксосы. - Нет, Хранитель, - отвечал Хиан, - кончились мои прогулки по пирамидам, ибо до конца моих дней суждено мне быть теперь хромым. Отныне ты один, Хранитель, будешь властителем Великих пирамид. - И Духом также, - добавила Нефрет, - ибо не должно мне, кому судьба определила взойти на дурманящие вершины власти, появляться теперь на вершинах пирамид. Прощай же, отважный наш спаситель. Нет и не будет предела нашей благодарности - все, чего бы ты ни пожелал и что мы в силах дать тебе - твое. Взявшись за руки, Хиан и Нефрет направились к тому месту, где стояли Ру и Кемма, а также отряд стражи, сопровождавший их на корабль, который ждал лишь попутного ветра, чтобы отплыть вниз по течению Нила. - Теперь я поняла, что означало то видение, - сказала седовласая Кемма могучему эфиопу Ру, - почему богини нарекли новорожденную царевну "Объединительницей Земель". - Понял и я, - отозвался Ру, - зачем эфиопские боги дали мне добрый топор и силу, чтоб не дрогнула моя рука на той фивейской лестнице. КОММЕНТАРИИ ВЛАДЫЧИЦА ЗАРИ Стр. 333. Танис - столицей завоеванного Нижнего Египта обычно считают Аварис (егип. Хут-Уарет) в Восточной Дельте; прежде полагали, что Танис и Аварис - названия одного и того же города в разные периоды его существования, но теперь имеются доводы против такого отождествления. ...много поколений тому назад... - Завоеватели удерживали Дельту более сотни лет. ...разрушили его храмы... - Египетские тексты свидетельствуют об этом; но храм служил не только молельным домом и жилищем бога, но и центром общины, и важнейшим элементом структуры государства. Поэтому храмы, по всей видимости, сделались опорными пунктами сопротивления завоевателям, - как то не раз бывало позже. Разрушение храмов не было проявлением религиозной нетерпимости, вообще редкой в Древнем мире. ...жестоких азиатских или бедуинских властителей... - Греки в пору эллинизма называли народ, покоривший Египет II Переходного периода, гиксосами - распространив на него неверно понятые арамейские слова хик хасут - "царь иноземцев". Гиксосы представляли собою, видимо, союз семитических племен, вторгшихся в страну из Ханаана. Бедуинов, т.е. жителей окружающих пустынь, египтяне именовали "сидящими на песке"; слово "араб", которое часто употребляет далее автор, появилось в египетском языке много позже. ...Нефрет, - а имя это означает Прекрасная... - Автор пишет его как Нефра, видимо, он пользовался египтологической транскрипцией слова, не зная, что окончание -т (женск. р.) в египетской письменности часто не воспроизводилось. Имя это означает "Прекрасная" с явным оттенком "Божественная", поскольку слово "нофер" значит бог. ...властителя Антефа Хеперра... - В перечне египетских царей времен II Переходного периода имеется Нубхеперра Антеф; тронное, или солнечное (оканчивающееся на -ра), имя в титулатуре царя обычно писали перед личным. ...царицы Римы, дочери вавилонского царя... - Наследование трона в Древнем Египте велось, по крайней мере номинально, по женской линии: царем, бесспорно законным, считался тот, кто был женат на царевне, принадлежавшей к ветви наследниц престола. Поэтому Великой женой царя Хеперра, который, по смыслу происходящего, должен был стремиться к неукоснительному соблюдению обычая и закона, вавилонянка стать не могла. Иноземные царевны появились в гаремах египетских царей в пору Нового царства. ...аати, или носители бед... - Вообще говоря, египтяне относились к иноземцам вполне терпимо, но завоевателей, разумеется, ненавидели; гиксосов они считали "нечистыми" - прежде всего в ритуальном отношении. Тем не менее Египет воспринял от них несколько божеств, и прежде всего - Великую сирийскую Астарту. Не зная иероглифического написания слова "аати", трудно с полной определенностью установить его смысл: возможно, оно означает выходцев из страны Иаа (в Палестине). ...желая сразиться с аати... - Войну с гиксосами начал, видимо, царь Секененра III; затем ее вел Камос, его наследник, от времени которого сохранилось повествование о событиях. Стр. 334. Апепи. - Имя Апепи - или, в иной огласовке, Апопи - носило несколько гиксосских царей. Слово это представляет собой египтизацию семитического имени Апахнан, осуществленную с очевидной тенденцией: "Апопи" значит "Происходящий от Апопа", тогда как Апоп - демонический змей, с которым еженощно в подземном мире сражается любимый египтянами солнечный бог Ра. ...богом гиксосов был Ваал... - Сирийского бога Ваала (Баала) завоеватели легко отождествили с египетским Сетхом, - как то обычно и делалось в Древнем мире. Аварис был древним центром культа этого бога. ...наследница престола... - Если быть точным, Нефрет не имела никаких прав на египетский трон, как дочь вавилонянки. Стр. 335. ...поцеловала и приложила крест к ее губам. - Древние египтяне "целовали", прикасаясь носом: делать это губами их обучили греки в пору эллинизма, т.е. более чем тысячу лет спустя. Стр. 336. Книга судеб. - В Книгу судеб вписывалась судьба каждого человека. Представление о "книге" характерно для месопотамской, а не египетской религии. ...не хранил себя в чистоте веры... - Место это явно навеяно теми эпизодами Ветхого завета, где пророки упрекают израильский народ в отпадении от веры отцов и поклонении чужим богам. В Древнем Египте никогда (разве что за исключением нескольких лет царствовании Эхнатона) не существовало обязательной для всех религии, большинство богов не имело ни культа, ни храмов, а учения разных богословских школ - мемфисской, фиванской, гелиопольской - находились в разительном несоответствии друг другу. На более или менее ранних стадиях развития никакая религия не объявляет себя абсолютно верной просто потому, что почти не встречает людей, сомневающихся в этом. По всей видимости, многие египетские божества заимствованы у соседних народов в разные периоды истории страны; в свою очередь, египетские боги проникли далеко за пределы Нильской долины. Стр. 337. ...поцеловала ее в лобик... - Ср. примечание к с. 335; человека "целовали", касаясь носом его носа; сохранились рельефы, на которых боги "целуют" таким образом своих любимцев. Стр. 341. ...пролетев много миль... - В исторической литературе используется термин "египетская миля"; сами египтяне для измерения больших расстояний пользовались единицей, называвшейся итру (примерно 10,5 км). Стр. 342. ...сделался пророком... - Сан пророка был жреческим титулом, довольно обычным для разных религий; звание это далеко не всегда сопряжено с тем ореолом, какой оно приобрело в христианстве. Египетский пророк (хелиф нечер) отправлял самые разные службы, а не только давал предсказания. Стр. 343. ...быть может, это Ка... - Точное значение слова Ка - "двойник", часто Ка называют духовным двойником человека, но египтянам чуждо противопоставление духа и тела. По их представлениям, Ка рождалось вместе с человеком, росло с ним, а после смерти поселялось в его усыпальнице. Ка нужно было снабжать пищей, водой и т.д.; огонь страшен для Ка, - поэтому, когда кто-то желал захватить нужную гробницу, не было ничего вернее, чем развести там большой костер и таким способом изгнать Ка предшественника. Вероятно, поэтому в довольно многих египетских гробницах можно найти следы пожара. Стр. 344. ...везло зерно из Мемфиса... - В те времена автор еще не мог знать, что сколько-то широкая торговля возникла в стране только к концу Нового царства, т.е. спустя столетия после описываемого им времени. Стр. 348. ...фиванским изменникам... - Многие верхнеегипетские вельможи не желали воевать с гиксосами ради того, чтобы посадить на трон страны кого-либо из своего круга. Стр. 351. Нубиец Ру. - Области выше Первых порогов носили название Куш, Нубия, а позже - Нильская Эфиопия; поэтому автор именует Ру то нубийцем, то эфиопом. Если имя Ру считать египетским, означает оно, видимо, "лев". Стр. 353. Благой бог - иносказательное обозначение царя. ...деньги-то уплывают... - Деньги в форме тонких серебряных и золотых проволочек появились в стране лишь к концу Нового царства; монеты введены при Птолемее I. Стр. 360. ...расскажи Хеперра... - Считалось, что мертвые продолжают принимать деятельное участие в судьбе живых; к ним обращались с посланиями, содержавшими просьбы, упреки, оправдания и т.д. Некоторые письма такого рода сохранились. Стр. 365. ...старшую жену за сестру выдаешь? - В низших слоях египетского общества брак был, как правило, моногамным; слово "сестра" обозначало не обязательно кровную родственницу, жену тоже часто называли сестрой. Стр. 367. ...или даже князь... - Правитель области (греки называли такие области номом) носил титул, который можно перевести как "первенствующий". Стр. 373. ...что же случится потом, мне неведомо... - Египтянам не была чужда мысль о том, что мир в конце концов ждет гибель. Стр. 375. ...доселе не было негров... - Здесь устами автора говорит британский колониальный чиновник; египтяне сказали бы: не было негра и азиата, - т.е. иноземцев вообще. Люди не делились тогда на белых и негров. Стр. 377. ...для Вашего Величества... - При переводе египетской литературы обычно употребляется обращение на ты, однако в особо важных случаях сохраняется Вы. Стр. 378. ...Гармахис... есть бог Зари... - Название Большого сфинкса в это время было Лев; слово "Гармахис" принадлежит грекам, а соответствующее египетское наименование статуи возникло в пору Нового царства. Сфинкс представлял собою образ умершего царя (по всей видимости, Хафра); в поздний период его считали образом солнечного божества. Стр. 383. ...все они посещали школу... - Школы при храмах предназначались только для мальчиков; высокородные девочки получали домашнее образование. Стр. 384. ...в такой же пучок были стянуты ее волосы... - Голову детям брили, оставляя вверху, справа, длинную прядь, которую обычно заплетали косичкой; это - так называемый локон юности. Стр. 388. ...овладели искусством восхождения на пирамиды... - Тема восхождения на пирамиды, скорее всего, навеяна аттракционом, который до сих пор (вот уж более ста лет) демонстрируют в Гизе: тренированный человек быстро взбирается на вершину пирамиды и, легко прыгая по огромным камням, сбегает вниз. Недаром своего героя, в переводе названного Хранителем пирамид, Хаггард именует точно так, как называется старшина гизехских гидов, показывающих туристам достопримечательности этих мест: Шейхом пирамид. Стр. 402. ...войны с Вавилоном... - Как месопотамские, так и египетские документы не содержат даже намека на войны между Вавилонским царством и Египтом гиксосов. Стр. 411. ...под видом придворного писца... - В течение всей египетской истории грамотность ценилась необычайно высоко, и египетское слово "писец" очень мало соответствует русскому "писарь". Оно являлось не столько указанием на ремесло или должность, сколько означало человека, причастного к глубинам египетской мудрости. Много позже гиксосского времени Эйе - полководец и названый родственник царя Эхнатопа, сам через несколько лет после смерти его занявший престол, - в своих надписях всем воинским титулам предпочитал скромное прозвание писца. Стр. 436. ...царицей Верхних и Нижних земель... - В смутные времена цари нередко принимали титул владыки всей страны, даже не имея надежд на объединение под своей властью всей долины Нила. Стр. 450. ...это крест жизни... - По всей видимости, речь идет все о том же знаке анх (ср. примечание к с. 109). Стр. 468. ...имя мое будет стерто... - Уничтожение имени - одной из составляющих человеческого существа - наносило ужасный, непоправимый вред "душе" покойного в царстве Осириса. Изглаживание имен противников на их памятниках - довольно широко распространенный обычай: скажем, Тутмос III, где только мог, уничтожал имя царицы Хатшепсут, долгое время не допускавшей его к престолу. Стр. 470. ...храму почитателей Хафра... - Имеется в виду поминальный храм, где потомки должны регулярно проводить определенные службы ради благополучия "души" царя в ином мире. Стр. 471. ...знак Осириса... - Скорее всего, это так называемый столб Джед либо иероглифический знак того же вида и наименования. Но им мог быть и фетиш Эме-уста, древнего бога мертвых, перешедший к Осирису, который сменил его в этой роли. Стр. 480. ...множество колесниц, а у Апепи-то их вовсе нет... - С лошадью и колесницей египтян познакомили как раз гиксосы: именно колесницы необычайно облегчили им завоевание Нижнего Египта. Почему в распоряжении царя гиксосов не оказывается колесничих воинов, сказать трудно. Стр. 483. ...лицо которой было закрыто... покрывалом... - В древности египтянки лица не закрывали, это мусульманский обычай. Стр. 489. ...имя Хафра, божественного сына Солнца... - Фараон Хафра не мог так называться, ибо сыновьями Ра повелители Египта считаются начиная с V династии. Стр. 492. ...носившие звание друзей царя... - Царский друг, единственный царский друг - высшие придворные титулы. Жизнь! Здоровье! Сила! - Такая формула пожелания блага в текстах следует обычно за почти что любым упоминанием царя. Стр. 531. ...от Дитаны... царя царей... - Основными титулами, которые вавилонский властитель носил в течение примерно двух тысячелетий, были: царь Вавилона, царь Шумера и Аккада, царь стран. Царем царей с середины I тысячелетия до н.э. именовался персидский царь. ...наследным царевичем Абешу... - В списке властителей, входивших в I династию Вавилона, есть царь Абиешу, но он предшествует Амми-дитане и Самсу-дитане, возможным прототипам хаггардовского царя Дитаны. Стр. 532. Мардук - бог главного города Вавилона и центральный персонаж всего вавилонского пантеона, каковым он считается с возвышения Вавилонии во время I вавилонской династии. Основные эпитеты его - "отец богов", "владыка богов"; более древние небожители передают ему господство над людьми и богами. Набу и Бел. - Набу - бог города Борсиппы, пригорода Вавилона, - считался сыном Мардука; он - покровитель мудрости, писцового искусства и самих писцов. Именем Бел ("господин", "владыка") наделяется ряд семитических богов, прежде всего - Энлиль, один из главных богов шумеро-аккадского пантеона, покровитель города Ниппура. Имя его имеется уже в надписях рубежа IV и III тысячелетий до н.э. Носил эпитеты "Владыка всех стран", "отец богов", "владыка, определяющий судьбы" и др. Стр. 533. ...обет безбрачия. - В устах египтянина II тысячелетия до н.э. такой обет невозможен: заупокойный культ - залог благополучия умершего в потустороннем мире - требовал наличия наследников из рода в род. Стр. 537. ...приблизились к границе Египта... - Собственно Египтом считалась долина реки от Первых порогов до моря; в остальном же его пределы всегда мыслились крайне неопределенно. С северо-востока, откуда стране вечно грозили нашествия семитических племен, ее уже в пору Среднего царства прикрывал ряд крепостей; одна из них называлась Валом правителя. До этой линии укреплений и добрались, видимо, наши беглецы. ...заметив верблюжий караван и всадников... - Грузы через пустыню в это время везли на ослах; верблюд был одомашнен позже. Лошадь, видимо, применялась тогда исключительно только в упряжке; первые сирийские и египетские изображения верховых относятся к поре XVIII династии. Лошадей было еще совсем мало. Стр. 538. Большая военная дорога. - В начале II тысячелетия до н.э. никаких дорог через эту пустыню не существовало. Редкие контакты, устанавливавшиеся тогда между Египтом и Месопотамией, осуществлялись, видимо, через Библ, Угарит и Великую Эблу. ...огромный город... - Крепостные стены Вавилона имели два-три километра в поперечнике; для своего времени это был очень большой город. ...ехали весь день через окраины... - Автор сильно преувеличивает размеры предместий Вавилона: для того чтобы пересечь их, не понадобилось бы и часа. ...охраняемые статуями в виде крылатых быков... - Фигуры шеду (духов - хранителей ассирийских царей) появились у дворцовых ворот спустя примерно тысячелетие. Стр. 547. ...царский приказ, согласно древнему вавилонскому закону, изменен быть не может... - Законы царя Хаммурапи грозят карою судье, выносившему различные решения по одному и тому же делу, но никакой закон не мог помешать царю изменить свое намерение. Древний мир видел в царе олицетворение права и правды, его воля была законом, а царственность (особое свойство или даже субстанция) - залогом справедливости. Стр. 553. ...застава войска вавилонского царя... - Месопотамское войско впервые появилось у границ Египта лишь при ассирийском нашествии VII в. до н.э. Стр. 554. ...все еще взывал к богам и людям о спасении. - В Древнем Египте не существовало духовенства в привычном нам понимании: жизнь не делилась на "светскую" и "духовную" сферы, любая практическая деятельность одновременно считалась служением определенному божеству. Священнослужитель поэтому чаще всего был и чиновником царской администрации, а в пору Нового царства жреческое звание мог носить и простой ремесленник, занятый строительством царской усыпальницы. Такие люди не стали бы взывать к богам, упавши в воду, - хотя бы потому, что мальчиков в Египте старались обучить плаванию как можно раньше. Стр. 558. ...Бил цепом по снопу колосьев... - Хлеб обмолачивали, пуская скот (быков либо ослов) на ток, устланный снопами; потом женщины веяли зерно, подбрасывая его высоко в воздух особыми лопатками. Цепов в Египте этого времени не употребляли. ...воду из тыквенной бутыли... - В Месопотамии тыкву не выращивали. Стр. 559. ...со всех краев обширной империи... - Месопотамская "империя" поры I династии Вавилона в территориальном отношении сильно уступала государству поры III династии Ура. Стр. 572. Жизнь! Кровь! Сила!.. - Почему известную формулу пожелания блага "Жизнь! Здоровье! Сила!" автор изменяет, понять трудно. Стр. 575. ...сквозь жаркий воздух пустыни... - Ночью температура воздуха в пустыне сильно понижается. А.Темчин