ствия легче по сравнению с проблемой определения скрытых психозов, но, как правило, общественность не понимает этого. - Я полагаю, что в нашем деле присутствуют четыре неотъемлемых признака преступления, совершенного сумасшедшим. Фурлоу хотел было что-то сказать, но передумал, когда увидел, что Бонделли поднял руку с оттопыренными четырьмя пальцами. - Во-первых, - начал Бонделли, - смерть жертвы выгодна убийце. Психопаты обычно убивают незнакомцев или людей, которые оказались рядом с ними. Видите, я тоже провел подготовительную работу в вашей области. - Да, - согласился Фурлоу. - И Адель не была застрахована, - продолжал Бонделли. Он опустил один палец. - Дальше. Возможно, что это убийство было тщательно спланировано? - Он опустил второй палец. - Психопаты не планируют своих преступлений. И после совершения его они пытаются скрыться где придется, облегчая полиции задачу по их поимке. Джо же практически объявил о своем присутствии в конторе. Фурлоу кивнул. "А может, Бонделли прав? А я подсознательно преследую Рут в лице ее отца? Куда же, черт побери, она убежала?" - В-третьих, - продолжал Бонделли, - психопаты во время преступления проявляют больше насилия, чем требуется. Они продолжают наносить смертельные удары, даже тогда, когда для этого нет никаких причин. Нет сомнений, что первый же удар его кинжала оказался смертельным для Адель. - Опустился третий палец. Фурлоу нацепил на нос свои очки и посмотрел на Бонделли. Адвокат был и напряжен, и уверен в себе. Возможно ли, что он прав? - В-четвертых, - начал Бонделли, - было ли это убийство совершено случайно оказавшимся под рукой оружием? Люди, планирующие убийство, заранее подбирают себе оружие. Психопаты же хватают то, что под рукой - мясницкий нож, дубинку, камень, что-нибудь из мебели. - Четвертый палец опустился, и Бонделли опустил кулак на стол. - Этот проклятый кинжал висел на его стене в кабинете, насколько я могу припомнить. - Это все звучит складно, - согласился Фурлоу. - Но чем же тогда все это время занимается обвинение? - О, разумеется, у них есть свои эксперты. - И Уили среди них, - заметил Фурлоу. - Это ваш начальник в госпитале? - Вот именно. - Это... ставит вас... в затруднительное положение? - Тони, мне наплевать на это. Он - просто еще одно проявление психического синдрома жителей этого города. Это все... еще одна безумная кутерьма. - Фурлоу посмотрел на свои руки. - Люди склоняются к тому, что Джо лучше умереть... даже если он сумасшедший. И эксперты обвинения, которым вы машете рукой и посылаете воздушные поцелуи, будут говорить то, что нужно обществу. И все, что скажет судья, будет, вероятно, интерпретировано... - Я уверен, что мы сможем добиться назначения беспристрастного судьи. - Да... несомненно. Но судья непременно поставит вопрос о том, был ли обвиняемый в момент совершения преступления в состоянии использовать ту часть своего рассудка, что позволяет ему определить, что он совершает неправильные и ужасные вещи. Часть, Тони, словно мозг можно разделить на части, одна из которых - рассудочная, а вторая - безумная. Это невозможно! Разум нельзя разделить! Человек не может быть душевно болен какой-то отдельной частью без того, чтобы не был поражен весь организм. Понимание, что такое добро и зло, способность выбирать между Богом и дьяволом - это совсем не понимание того, что дважды два равняется четырем. Личность должна быть цельной, неповрежденной, чтобы выносить суждения о добре и зле. Фурлоу внимательно посмотрел на Бонделли. Адвокат глядел в окно, сжав задумчиво губы. Фурлоу проследил за его взглядом. Он чувствовал усталость от разочарования и отчаяния. Рут убежала куда-то. Это было единственным логическим, рассудительным объяснением. Ее отец был обречен, независимо... Мышцы Фурлоу внезапно напряглись. Он тоже пригляделся к виду за окном. Снаружи, в десяти футах в воздухе повис какой-то предмет... куполообразной формы с аккуратным круглым отверстием, нацеленным прямо в сторону окна Бонделли. А дальше за этим отверстием виднелись двигающиеся фигуры. Фурлоу открыл было рот, чтобы заговорить, но вдруг понял, что не способен выдавить из себя и звука. Он покачнулся на своем стуле и, поднявшись, ощупью двинулся вокруг стола, подальше от окна. - Энди, что случилось? - спросил Бонделли. Адвокат повернулся к Фурлоу и внимательно посмотрел на него. Тот прислонился к столу, прямо напротив окна. Потом посмотрел в круглое отверстие зависшего в воздухе аппарата. Там внутри были глаза, светящиеся глаза. Тоненькая трубка появилась в отверстии. Какая-то сила мучительно сдавила грудь Фурлоу. Он с трудом дышал. "О Господи! Они пытаются убить меня!" - подумал он. Он чувствовал, что теряет сознание. Вся грудь его пылала. Сквозь пелену он сумел увидеть край стола, возвышавшийся над ним. Что-то свалилось на устеленный ковром пол, и он с трудом сообразил, что это его голова. Он попытался приподняться, но рухнул на пол. - Энди! Энди! Что с тобой? Энди! - кричал Бонделли. Его голос эхом отдавался в ушах Фурлоу. - Энди... Энди... Энд... Быстро осмотрев Фурлоу, Бонделли выпрямился и крикнул своей секретарше. - Миссис Уилсон! Вызывайте "Скорую"! Мне кажется, у доктора Фурлоу сердечный приступ. 14 "Я не должен слишком привязываться к своему новому образу жизни, - сказал себе Келексел. - Да, у меня есть новая любимица, но у меня ведь есть еще и обязанности. Настанет момент, когда мне придется покинуть эту планету, вместе с моей любимицей, оставив все остальные удовольствия, предоставляемые этой планетой". Он сидел в кресле в комнате Рут за низким столом, на котором стояли чаша с ликером местного производства. Рут казалась необычно задумчивой, тихой. Чтобы привести ее в надлежащее настроение, потребовалось очень интенсивное воздействие манипулятора, что тревожило Келексела. До сих пор все шло гладко, Рут воспринимала все с легкостью, восхищавшей его. А теперь она впала в былое состояние... сразу же после того, как он преподнес ей эту великолепную игрушку - пространственный репродьюсер. На столе рядом с ликером стояли живые цветы. Розы, так их называли. Красные розы. Ликер прислала Инвик. Его аромат и вкус удивил Келексела и привел в восхищение. Неуловимые эфиры танцевали на его языке. Потребление этой сильно ударяющей в голову жидкости требовало постоянной регулировки обмена веществ. Интересно, а как Рут усваивает так много ликера?.. Несмотря на то что приходилось прилагать большие усилия, чтобы поддерживать в равновесии свой обмен веществ, Келексел нашел, что ликер в целом оказывает на него приятное действие. Его чувства обострились, скука отступила. Инвик сказала, что ликер приготовлен из виноградника, растущего в одной солнечной долине, "наверху, к востоку от нас". Местного производства, с приятным вкусом. Келексел посмотрел на серебристо-серый изгиб потолка, обратил внимание на гравитационные линии, которые, подобно золотым хордам, огибали манипулятор. Несмотря на некоторые изменения в устройстве комнаты, внесенные новой обитательницей, его прелестной любимицей, она по-прежнему производила приятное впечатление. - Ты обратила внимание, сколько людей на корабле носят одежду аборигенов? - спросил Келексел. - Разве у меня была для этого возможность? - спросила в свою очередь Рут ("Какой же мягкий у нее голос!"). - Я же никуда не выхожу отсюда. - Да, конечно, - согласился Келексел. - Я думаю, что и сам бы мог надеть что-нибудь из вашей одежды. Инвик сказала мне, что одежды ваших детей подходят для Чемов после небольшой подгонки. Рут наполнила бокал вином из чаши и сделала большой глоток. "Мерзкий гном! - подумала она. - Грязный маленький тролль!" Келексел пил ликер из маленькой плоской бутылочки. Он погрузил ее в чашу и наполнил янтарной жидкостью. - Отличный напиток, восхитительная еда, удобная одежда. Я просто в восторге. Плюс великолепные забавы, доставляющие истинное наслаждение. Разве кому-нибудь это может наскучить? - Да, действительно, - прошептала Рут. - Разве кому-нибудь это может наскучить? - И сделала второй большой глоток вина. Келексел также отхлебнул из своей бутылочки, перенастраивая обмен веществ. Голос Рут казался каким-то странным. Он увидел пульт управления манипулятором и удивился, почему он не пытается сильнее воздействовать на нее. Может быть, в этом виноват ликер? - Как тебе понравился репродьюсер? - спросил он. "Грязный злобный маленький тролль!" - подумала Рут. - Я отлично поразвлекалась, - презрительно фыркнула она. - Почему бы тебе самому некоторое время не поиграть с ним? - Боги Сохранения! - прошептал ошеломленно Келексел. Он только сейчас понял, что ликер оказывает парализующее действие на нервные центры в голове Рут. Она вдруг дико замотала головой и расплескала половину содержимого своего бокала. Келексел протянул к ней руку, взял ее стакан и осторожно поставил его на стол. Он внезапно понял, что либо она не знает, как правильно регулировать обмен веществ, либо вообще не имеет об этом ни малейшего представления. - А ты любишь эти истории? - заплетающимся языком спросила Рут. Келексел начал припоминать, как в произведениях Фраффина разрешались проблемы аборигенов, связанные со чрезмерным потреблением спиртного. Сейчас все происходило так, как там показывалось. "В действительности", сказала бы Рут. - Грязный мир, - сказала она. - Ты считаешь, что мы часть какого-то сюжета? Они снимают нас своими проклятыми... камерами? "Какая чудовищная мысль!" - подумал Келексел. Странно, но почему-то он чувствовал, что ее слова несли в себе отпечаток правды. Их беседа удивительным образом походила на стандартные диалоги сюжетов Фраффина. В это мгновение Келекселу пришлось напомнить себе, что в иллюзорном мире, создаваемом воображением Фраффина, существа, подобные Рут, живут долго (по стандартам их рода). Впрочем, не в иллюзорном мире, поправил он себя. Зрители-Чемы сами могут принять участие в действии фильма. На Келексела вдруг снизошло озарение: он понял, что оказался в мире насилия и эмоций, который создал Фраффин. И, войдя в этот мир, он погубил себя. Даже кратковременного пребывания в этом иллюзорном мире туземцев оказалось достаточно, чтобы он мог отказаться от соблазна возвращаться в него снова и снова. Келекселу хотелось выскочить прочь из этой комнаты, отказаться от своей новой любимицы, вернуться к выполнению своих обязанностей. Но он знал, что не сможет такого сделать. И, понимая это, он спросил себя, в какую именно ловушку он угодил. Но не мог найти ответа. Он посмотрел на Рут. "Эти туземцы - чертовски опасны, можно обжечься, - подумал он. - Мы не владеем ими! Мы их рабы!" Его подозрения разгорались с новой силой. Он оглядел комнату. Что в ней такого особенного? Что в ней неправильного? В этот момент он не смог обнаружить ничего подозрительного. Внутри него вспыхнул гнев и страх. Ему показалось, что им играют, его действиями управляют. Неужели Фраффин? Экипаж корабля сумел подобрать ключи к шести предыдущим Следователям из Бюро. Каким образом? Что приготовлено для него? Конечно, они теперь знают, что он не обыкновенный посетитель. Но что способны они предпринять? Разумеется, только не на насилие. Рут начала плакать, тело ее сотрясалось от всхлипываний. - Все время одна, - шептала она. - Все время одна. "А может, используют эту местную? - подумал Келексел. - Может, она и есть наживка в поставленной для меня ловушке?" Нет никаких сомнений: здесь ведется тайное сражение. Соперничество осуществляется под обманчиво спокойной наружностью, замаскировано вежливыми словами и этикетом. Борьба продолжается и продолжается в таких сферах, где запрещено применение насилия. "Как они надеются одержать победу?" - спросил сам себя Келексел. Даже если они возьмут над ним верх, они понимают, что он не последний Следователь. И этому никогда не будет конца. Никогда. Никогда. Мысль о бесконечном будущем накатывалась на его сознание, словно волны на рифы. Келексел знал, что на этом пути его ждет безумие Чемов. Он прогнал эти мысли прочь. Рут встала и посмотрела на него рассеянным взглядом. Келексел торопливо принялся вертеть ручками манипулятора. Рут замерла. Кожа на ее руках и щеках начала пульсировать. Неожиданно она повернулась и бросилась бегом к раковине в углу. Там она наклонилась и ее вырвало. Вскоре она вернулась к своему креслу, двигаясь так, словно ее дергали за ниточки. Где-то в глубине ее сознания звучал тоненький голосок: "Это не твои сейчас поступки. Тебя заставляют их совершать". Держа в руках свою бутылочку, Келексел сказал: - С помощью таких вещей ваш мир восхищает и привлекает нас. Скажи мне, что в нем отталкивающего? - Это не мир, - сказала она дрожащим голосом. - Это клетка. Это ваш личный зоопарк. - Э-э... м-да! - произнес Келексел. Он сделал глоток, но напиток потерял для него свою изысканность. Потом он поставил бутылочку на стол. На его поверхности были заметны оставленные ранее влажные пятна. Он посмотрел на них. Женщина, несомненно, сопротивлялась ему. Как такое может быть? Только Чемы и мутанты (появляющиеся в результате случая) были невосприимчивы к подобному воздействию. Даже Чемы не были столь совершенно невосприимчивыми, не будь у них паутины Тиггивоф и не пройди они особой подготовки, начинавшейся с самого рождения. И снова он внимательно посмотрел на Рут. Женщина с вызовом встретила его взгляд. - Ваши жизни так коротки, - сказал Келексел. - Ваше прошлое так коротко... и все же вы передаете определенное ощущение древности. Как может быть такое? - Счет один-ноль в нашу пользу, - произнесла Рут. Она почувствовала, как ее эмоциями начали управлять, приводя ее в более спокойное состояние. Это произошло с неожиданной быстротой. Ею овладела какая-то безумная решимость. - Пожалуйста, перестань воздействовать на меня, - прошептала она. И подумала: "Что же мне говорить теперь?" Но она чувствовала, что не имеет права безропотно подчиняться этому существу, даже если это приведет его в ярость. Она должна противостоять ему - открыто. Иначе она сойдет с ума в бескрайней пустыне безумия. Она больше не может оставаться пассивной в своей цитадели, закрытом для Чемов уголке своего внутреннего мира. "Перестать воздействовать на тебя", - удивленно повторил про себя Келексел. Он заметил в ее крике нотку сопротивления. Варвары всегда говорят так с цивилизованными собеседниками. И он мгновенно превратился в истинного циничного сына Федерации, верного слугу Первородных. Туземка не должна больше оказывать ему сопротивления. - Как могу я воздействовать на тебя? - спросил он. - Если бы я только знала! - воскликнула женщина. - Я знаю лишь, что ты считаешь меня дурой, не способной понять твои поступки. "Неужели Фраффин занимался подготовкой этого создания? - спросил себя Келексел. - Может, он сделал это специально ради меня?" - Он припомнил свою первую встречу с Фраффином, когда у него возникло ощущение угрозы. - Что Фраффин приказал тебе делать? - требовательно спросил он. - Фраффин? - в явном замешательстве переспросила женщина. "Что же с ней сделал Режиссер корабля?" - Я не выдам тебя, - сказал Келексел. Она облизнула губы. Действия и слова Чемов не имели для нее никакого смысла. Единственное, что она поняла, это то, что они обладают невероятным могуществом. - Если Фраффин делает что-то незаконное с вами, туземцами, то я должен знать об этом, - продолжал Келексел. - От меня это не удастся скрыть, я все равно узнаю, рано или поздно. Рут отрицательно покачала головой. - Все, что можно было узнать о Фраффине, мне уже известно, - сказал Келексел. - Когда он прибыл на вашу планету, вы едва превосходили уровень необученных животных. Чемы могли спокойно жить среди вас как Боги. - Незаконное? - повторила вслух женщина. - Что ты подразумеваешь под этим словом? - У вас, туземцев, уже имеются примитивные законы, - презрительно усмехнулся Келексел. - Ты знаешь о понятиях законности и незаконности. - Я никогда даже не видела Фраффина, - заметила Рут. - За исключением одного раза - на экране. - Ага, пытаешься увильнуть от ответа! Значит, тогда ты видела его прислужниц... Что они приказали тебе делать? И снова Рут отрицательно покачала головой. В ее руках было какое-то оружие, она чувствовала это, но еще не до конца понимала, какое именно. Келексел отвернулся от нее и прошел к репродьюсеру, потом повернул обратно и, остановившись в десяти шагах от Рут, осматривал ее. - Он воспитал вас, создал вас, управлял вами... он превратил вас в самую лучшую собственность во вселенной. Ему сделали несколько заманчивых предложений... и он все их отклонил... он должен... Ладно, ты все равно не поймешь этого. - Отказался... почему? - спросила Рут. - М-да... тот еще вопрос. - Почему... почему мы так ценны? Он обвел рукой широкий круг. - Вы грубые варвары, вы выше нас ростом, но кое в чем вы похожи на нас. Мы можем отождествлять вас с собой. Ваша борьба за существование развлекает нас, изгоняет нашу скуку. - Но ты сказал - незаконное? - Когда такая раса, как ваша, достигает определенной стадии развития, мы не можем позволить себе... вольности. Нам пришлось уничтожить некоторые расы и жестоко наказать нескольких Чемов. - Но что... за вольности? - Это не важно. - Келексел повернулся к ней спиной. Очевидно, ей действительно ничего не было известно. Под воздействием манипулятора она едва ли могла лгать или лицемерить. Рут уставилась в спину Келексела. Уже несколько дней ее беспокоил один вопрос. И теперь она чувствовала, что просто обязана получить ответ на него. - Сколько тебе лет? - спросила она. Медленно Келексел на одной ноге повернулся к ней и внимательно посмотрел на нее. Несколько секунд понадобилось ему, чтобы преодолеть отвращение, вызванное таким бестактным вопросом, потом он спросил в свою очередь: - А почему, собственно, это должно интересовать тебя? - Я... просто хочу знать. - Она попыталась проглотить комок в пересохшем горле. - Каким образом... каким образом вы... сохраняетесь... - Омоложение! - Он встряхнул головой. Какая отвратительная тема. Да, эта туземка поистине настоящая дикарка. - Я видела женщину, Инвик, - сказала Рут, ощутив его раздражение и получая от этого удовольствие. - Она назвалась врачом корабля. Она занимается... - Обычная процедура. Не более. Мы разработали тщательные защитные механизмы и устройства, которые предотвращают от всех повреждений, кроме, быть может, самых незначительных. Вот на подобный случай и нужен врач. Но к его услугам приходится прибегать крайне редко. Мы сами можем обеспечивать себе надлежащий уход во время регенерирующих и омолаживающих процедур. А теперь скажи мне, почему ты задала мне этот вопрос. - Могу ли я... мы... - О, нет! - Громко рассмеявшись, Келексел откинул голову назад. Потом продолжал: - Ты должна быть Чемом и проходить подготовку к этому процессу с самого рождения - иначе такое неосуществимо. - Но... вы же так похожи на нас. Вы ведь... производите себе подобных. - Но не с такими как ты, моя дорогуша. Мы действительно похожи, и это просто великолепно, должен признаться. Но лишь развлечение, защита от скуки, не более. Мы, Чемы, не можем иметь потомство ни от кого другого... - Он умолк, внимательно посмотрел на нее, припоминая разговор с Инвик. Они обсуждали тогда насилие, совершаемое туземцами, их войны. "Это встроенная система, своего рода клапан, благодаря которому можно регулировать поведение невосприимчивых", - сказала тогда Инвик. "Конфликты?" Конечно. По большей части люди, невосприимчивые к воздействию наших манипуляторов, чувствуют неудовлетворенность жизнью, разочарование. Таких существ привлекает идея насилия, и они пренебрегают личной безопасностью. Их организм быстро изнашивается. Вспомнив сейчас слова Инвик, Келексел подумал: "Возможно ли это? Нет! Этого не может быть! Ведь уже давно фиксируются генетические образцы туземцев. Я собственными глазами видел их. Но что, если... Нет! Только не подобным образом! Но ведь они могли сделать это по-простому - подменив генетические пробы. Корабельный врач Инвик! И если она сделала это, то почему? Келексел покачал головой. Такая мысль казалась абсурдной. Даже Фраффин не осмелится пойти на такое - сделать всю планету заселенной одними полу-Чемами. Возросший уровень невосприимчивых сразу же выдаст его до того, как... Но ведь тут есть действующая предохранительная система". - Теперь я должен встретиться с Фраффином, - пробормотал Келексел. И он вспомнил: "Когда Инвик говорила о местных иммунных, она имела в виду определенного человека". 15 Когда Келексел вошел в личные апартаменты Режиссера корабля, Фраффин сидел за своим пультом управления. Комнату заливал яркий серебристый свет, горевший с максимальной интенсивностью. Поверхность пульта ярко сверкала. Фраффин был одет, как местный житель: черный костюм и белая рубашка. Золотистые пуговицы на манжетах отражали ослепительные лучи света прямо в глаза Келексела. Приняв вид задумчивого превосходства Фраффин, внутренне ликуя, подумал: "Этот несчастный болван Следователь! Он в моих руках, словно некая стрела, вставленная в натянутую тетиву, и осталось лишь выбрать мишень, в которую ее выпустить. И я этот стрелок! - подумал Фраффин. - Он в моих руках, я держу его столь же крепко, как любого туземца, которого помещаю во всякие неприятные ситуации". - Вы просили о встрече со мной? - спросил Фраффин. Он оставался сидеть, демонстрируя свое нерасположение к посетителю. Келексел заметил это, но решил не обращать на это внимания. Поведение Фраффина было почти грубым. Наверное это потому, что он чувствует уверенность в своих силах. Но Первородные не посылают идиотов-Следователей, и Режиссер вскоре обнаружит это. - Мне бы хотелось поговорить с вами о моей любимице, - начал Келексел, присаживаясь напротив Фраффина без какого-либо приглашения. Между ними оставалось огромное пустое пространство пульта управления. На его полированной поверхности можно было увидеть слабое отражение Фраффина. - Что-то не в порядке с вашей любимицей? - поинтересовался Фраффин. Он улыбнулся про себя, вспомнив о последнем докладе, где описывались развлечения Келексела с его подружкой. Следователь теперь был охвачен подозрениями - можно не сомневаться. Но уже слишком поздно... слишком поздно. - Скорее всего, с ней-то все в порядке, - ответил Келексел. - Конечно, она просто восхищает меня. Но тут мне пришло в голову, что я на самом деле знаю слишком мало о туземцах, их корнях, так сказать. - И вы пришли ко мне за этой информацией? - Я был уверен, что вы захотите встретиться со мной, - заметил Келексел. Он ждал, спросив себя: не изменит ли Режиссер свое поведение. Конечно, теперь пришла пора настоящей, открытой схватки. Фраффин откинулся на спинку кресла, опустив веки, серебристо-голубоватые тени пролегли во впадинах лица. "Да, - кивнул он про себя, - сейчас мне предстоит занимательное состязание с этим идиотом, победа над ним будет некоторым развлечением для меня". В предвкушении этого Фраффин смаковал последние мгновения перед схваткой, мгновения откровения. Положив руки на подлокотники кресла, Келексел отметил чистоту линий и мягкую теплоту материала. В комнате ощущался слабый мускусный аромат, экзотический, дразнящий, пришедший из другого мира... Наверное какая-то цветочная эссенция. - Но вы ведь получаете удовольствие от своей любимицы? - спросил Фраффин. - Она восхитительна, - сказал Келексел. - Интересно, а почему вы не экспортируете этих женщин. Почему? - Итак, вы контактировали с одной из них, - произнес Фраффин, намеренно не замечая вопроса. - Мне все же интересно, почему вы не экспортируете этих женщин, - повторил свой вопрос Келексел. - Мне это кажется весьма странным. "О да, тебе это действительно кажется странным", - мысленно согласился с ним Фраффин. Неожиданно его стало охватывать растущее раздражение на Келексела. Он, очевидно, одурманен аборигенкой - ведь это его первая женщина здесь. - Найдется много коллекционеров, которые с радостью заполучили бы одну из местных женщин в свою коллекцию, - сказал Келексел. - Из всех тех чудес, что вы собрали здесь... - И вы думаете, что мне больше нечего делать, кроме как подбирать коллекцию туземок для моих знакомых? - резко бросил Фраффин и сам удивился прозвучавшей в его голосе страстности. "Неужели я завидую Келекселу?" - подумал он. - Но чем же тогда вы здесь занимаетесь, как не извлечением выгоды? - спросил Келексел. Он чувствовал, как в нем растет гнев на Фраффина. Конечно, Режиссер знал, что перед ним сидит Следователь. Но в действиях Фраффина не было никаких признаков страха. - Я коллекционирую слухи, - сказал Фраффин. - То, что я сам создаю кое-какие из этих слухов, в данный момент не имеет значения. "Слухи?" - удивленно повторил про себя Келексел. А Фраффин подумал: "Коллекционер древних слухов, точно!" И понял в то же мгновение, что завидует Келекселу, завидует его первому контакту с туземной женщиной. Фраффин вспомнил былые дни, когда Чемы могли более свободно передвигаться по планете внизу, создавая механизмы существования его обитателей (правда, на это потребовалось много времени), подчиняя своей воле их вождей, ослепленных невежеством и высокомерием, взращивая смертоносные желания. Да-а, то были деньки! Фраффин на несколько секунд оказался в плену собственных воспоминаний о временах, когда он жил среди туземцев, манипулировал ими, управлял, слушал их разговоры, узнавал из болтовни хихикающих римских мальчишек о вещах, о которых их родители не смели упоминать даже шепотом. В его памяти воскресла вилла, сверкающая в лучах солнца. Ведущая к ней каменная дорожка для прогулок, проложенная среди травы, деревьев, грядок с капризной форсифией. Туземцы и назвали это растение "капризная форсифия". Как же отчетливо стоит у него перед глазами картина молодого грушевого дерева рядом с дорожкой! - Они умирают так скоро, - прошептал он. Келексел поднес руку к лицу и сказал: - Я думаю, у вас болезненная склонность ко всяким ужасам - смерти и насилию. Хотя это не входило в намерения Фраффина, но он не смог удержаться и сказал, глядя на Келексела: - Ты думаешь, что ненавидишь подобные вещи, а? Нет, это не так! Ты же говорил, что тебя привлекают многие вещи, вроде твоей красотки. Я слышал, тебе нравится одежда туземцев. - Фраффин прикоснулся к рукаву своего пиджака и провел по нему рукой. - Как же мало ты знаешь о себе, Келексел! Лицо его собеседника потемнело от ярости. "Это уж слишком! Фраффин перешел все границы дозволенного!" - Мы, Чемы, заперли двери для смерти и насилия, - прошептал Келексел. - Просмотр сцен с ними - всего лишь праздное времяпровождение. - Болезненная склонность, говоришь? - произнес Фраффин. - Заперли двери для смерти? Ей никогда не подстеречь никого из нас, не так ли? - Он захихикал. - Но оно все еще остается, наше вечное искушение. И то, что я делаю здесь, привлекает ваше внимание... да настолько, что вы пытаетесь любыми путями проникнуть сюда и разузнать о вещах, которые вызывают у вас такое отвращение. Я скажу тебе, чем я здесь занимаюсь: я создаю искушение, которое, возможно, затронет чувства моих приятелей Чемов. Пока Фраффин говорил, его руки постоянно двигались, он резко размахивал ими, демонстрируя энергию своего вечно молодого энергичного тела... на тыльной стороне пальцев вились маленькие волосинки, тупые, плоские ногти матово блестели. Келексел посмотрел на Режиссера, очарованный словами Фраффина. "Смерть - искушение? Конечно же, нет!" И все же в этой мысли чувствовалась холодная уверенность. Глядя на руки Фраффина, Келексел подумал: "Рука не должна главенствовать над рассудком". - Вы смеетесь, - произнес Келексел. - Я вам кажусь смешным. - Вовсе не ты лично, - возразил Фраффин. - Меня забавляют все эти бедные существа из моего закрытого мира, делающие счастливыми тех из нас, кто не может слышать предупреждения относительного нашего собственного вечного существования. Ведь во всех этих предупреждениях есть одно исключение, верно? Это вы сами! Вот что я вижу и что забавляет меня. Вы смеетесь над ними в моих произведениях, но вы сами не знаете, почему вы смеетесь. Да-а, Келексел, именно здесь мы и прячем от самих себя понимание собственной бренности. Ошеломленный Келексел воскликнул в ярости: - Мы не умираем! - Келексел, Келексел. Мы смертны. Любой из нас может умереть, если не будет проходить сеансов омоложения, а это и есть смерть. Он будет смертен. Келексел сидел молча, глядя на Режиссера. "Да он просто сумасшедший!" Что касается Фраффина, то первые секунды его сознание было потрясено всей огромностью этой мысли, но потом она ушла, уступив место гневу. "Я разгневан и в то же время полон раскаяния, - подумал он. - Я принял мораль, которую никто из Чемов не способен пока что принять. Я виноват перед Келекселом и всеми остальными существами, которыми манипулировал, о чем они даже не догадывались. Внутри меня на месте отрезанной головы вырастало пятьдесят новых. Слухи? Коллекционер слухов? Просто я человек с чувствительными ушами, который еще способен слышать звук ножа, режущего хлеб на вилле, которой больше не существует". Он вспомнил женщину: смуглую экзотическую хозяйку в его римском доме. Она была такого же, как и он, роста, малопривлекательной по местным стандартам, однако красивая на его взгляд - самая красивая из всех. Она родила ему восемь смертных детей, и их смешанная кровь растворилась в других потомках. Она постарела, ее лицо потеряло красоту... он вспомнил и это. Вспомнив ее увядшую наружность, он не мог не подумать обо всех проблемах и несчастиях, которые происходили из-за смешения их генов. Она дала ему то, что не могли дать другие - ощущение смерти, разделить которое он сумел, но вот принять ее - этого ему не было дано. "Чего только Первородные не отдали бы, чтобы узнать об этом маленьком эпизоде", - подумал он. - Вы говорите, как сумасшедший, - прошептал Келексел. "Теперь мы начали открытую борьбу, верно? - подумал Фраффин. - Наверное, я слишком долго вожусь с этим болваном. Возможно, теперь я должен сообщить ему, в какой он ловушке". Однако и сам Фраффин ощущал, что пойман в ловушку собственного гнева. И ничего не мог с собой поделать. - Сумасшедший? - переспросил он, язвительно усмехнувшись. - Ты говоришь, что мы бессмертны, мы - Чемы. Как достигается это наше бессмертие? Благодаря омоложению и только ему. Мы достигли точки равновесия, заморозили процесс старения нашего организма. На какой стадии своего развития мы застыли? Ответь мне. Чем Келексел? - Стадии? - Келексел уставился на него. Слова Фраффина обжигали как горящие угли. - Да, стадии! Достигли ли мы зрелости, прежде чем заморозили себя? Я думаю, что нет. Достижение зрелости означает цветение. Мы же отнюдь не расцвели, Келексел. - Я не... - Мы не создаем ничего прекрасного, где была бы доброта, нечто, составлявшее суть нас самих! Мы не цветем. - У меня есть потомство! Фраффин не смог сдержать смех. Насмеявшись вволю, он посмотрел в лицо Келексела, теперь уже открыто выражавшего свое раздражение, и сказал: - Нерасцветший росток, постоянная незрелость, производящая постоянную незрелость - и вы бахвалитесь этим! Сколь же неизменен, пуст и испуган ты, Келексел? - А чего я должен бояться? - защищался Келексел. - Смерть не может коснуться меня. И вы тоже не можете прикоснуться! - Но, может быть, изнутри? - заметил Фраффин. - Смерть не может подобраться к Чему, если она не сидит в нем самом. Мы - независимые индивидуалисты, бессмертные цитадели эгоизма. Взять штурмом нас не может ни одна сила - кроме той, что таится внутри нас самих. В каждом из нас таится семя нашего прошлого, семя, которое шепчет: помнишь? Помнишь то время, когда мы могли умереть? Келексел вскочил и посмотрел на сидевшего Фраффина. - Да вы действительно сумасшедший! - Сядьте, посетитель, - сказал Фраффин. И удивился самому себе. "Зачем я вывел его из себя? Чтобы оправдать свои действия? Если так, значит я должен дать ему кое-что другое, что он смог бы использовать против меня, и мы были бы в более равных условиях в этой схватке". Келексел уселся в кресло. Он напомнил себе, что Чемы, как правило, защищены от самых разнообразных форм безумия, впрочем, никто не знал, какие стрессы могли возникнуть у сотрудников станций на отдаленных планетах при контактах с существами чуждой расы. Психоз в результате скуки угрожал всем Чемам... Возможно, Фраффин поражен каким-нибудь родственным синдромом. - Давайте поглядим, есть ли у вас совесть, - произнес Фраффин. Это предложение прозвучало настолько неожиданно, что Келексел в ответ мог только вытаращить на него глаза. Однако внутри возникло неприятное ощущение пустоты, и Келексел почувствовал опасность в словах Фраффина. - Какое зло может скрываться в этом? - спросил Фраффин. Он повернулся. Один из членов его экипажа принес вазу с розами и поставил ее на шкафу за пультом управления. Фраффин посмотрел на розы. Они уже полностью распустились, ярко-красные лепестки напоминали гирлянды на алтаре Дианы. "В Шумерии, - подумал он, - никто уже не шутит. Мы больше не шутим, утрачивая мудрость Минервы". - О чем вы говорите? - спросил Келексел. Вместо ответа Фраффин надавил контрольную кнопку пульта управления. Загудев, его пространственный репродьюсер медленно направился по комнате к Фраффину, словно гигантский зверь, и остановился справа от него так, чтобы они оба могли видеть сцену, создаваемую им. Келексел не сводил глаз с устройства, во рту у него все пересохло. Внезапно из фривольного средства для развлечения машина превратилась в чудовище, готовое, как ему казалось, в любой момент схватить его. - Да уж, это ты неплохо придумал, когда дал своей любимице одну из этих машин, - заметил Фраффин. - Может, полюбопытствуем, что она сейчас смотрит? - Какое это должно иметь к нам отношение? - спросил Келексел. Раздражение и неуверенность слышались в его голосе Он знал, что Фраффин тоже заметил это. - Ну что, поглядим? - сказал Фраффин и медленно, почти с любовью сдвинул рычажки на пульте управления. На сцене возникла какая-то комната - длинная, узкая, с бежевыми оштукатуренными стенами, с размытым коричневым потолком. К дощатому столу, покрытому следами от потушенных сигарет, примыкал радиатор парового отопления, шипевший под красно-белыми занавесками. За столом друг напротив друга сидели двое. - Ага, - заметил Фраффин. - Слева от нас отец вашей любимицы, а справа - человек, за которого она вышла бы замуж, если бы мы не вмешались и не переправили ее вам. - Глупые, никуда не годные туземцы, - фыркнул Келексел. - Но она наблюдает за ними как раз в данный момент, - произнес Фраффин. - Именно это и показывает сейчас ее репродьюсер... которым ты так предусмотрительно ее снабдил. - Она вполне счастлива здесь. Я нисколько в этом не сомневаюсь, - заметил Келексел. - Почему бы тогда тебе не отказаться от применения манипулятора? - задал коварный вопрос Фраффин. - Я так и сделаю, когда она будет полностью под контролем, - ответил Келексел. - Когда самка окончательно поймет, что мы способны дать ей, она будет служить Чему, испытывая не только удовлетворение, но и глубокую благодарность. - Конечно, - согласился Фраффин. Он внимательно смотрел на профиль Энди Фурлоу. Тот что-то говорил, но Фраффин не включил звук. - Вот почему она и смотрит эту сцену из моего текущего произведения. - А что такого интересного в этой сцене? - спросил Келексел. - Верно, ее потрясает ваше мастерство режиссера. - Разумеется, - согласился Фраффин. Келексел всмотрелся в туземца слева. Отец ее любимицы? Он отметил, что веки туземца опущены. Это существо с суровыми чертами напустило на себя таинственный вид. Абориген походил своими небольшими размерами на крупного Чема. Как может такое существо быть отцом изящной и грациозной его любимицы? - Тот, за которого она хотела выйти замуж, - местный знахарь, - произнес Фраффин. - Знахарь? - Они предпочитают называть их психологами. Может, - подслушаем их разговор? - Как вы сами сказали: "Разве от этого может быть какой-нибудь вред?" Фраффин переместил рычаг включения звука. - Да, конечно. - Наверное, это будет занимательно, - заметил Келексел, но в его голосе не было веселья. Почему ее любимица наблюдает за этими существами из своего прошлого? Ведь это может принести ей лишь одни страдания. - Тс-с! - прошипел Фраффин. - Что? - Слушайте! Фурлоу наклонился к столу, заваленному грудой бумаг. Звук едва можно было разобрать. В застоявшемся воздухе пахло пылью и еще какими-то незнакомыми ароматами, которые доносила до них чувствительная силовая паутина. Гортанный голос Джо Мерфи громыхал со сцены: - Удивлен, что вижу вас, Энди. Слышал, что у вас был приступ. - Я провалялся всего один день, - ответил Фурлоу. - С каждым подобное может случиться. Фраффин захихикал. - Что-нибудь слышно о Рути? - спросил Мерфи. - Нет. - Ты потерял ее снова, вот и все. Хотя ведь я предупреждал тебя, чтобы ты позаботился о ней. Но, наверное, все женщины такие. Фурлоу принялся регулировать свои очки, потом посмотрел прямо в глаза следивших за ним Чемов. Келексел открыл от удивления рот. - Ну, как тебе это нравится? - прошептал Фраффин. - Иммунный! - прохрипел Келексел. И подумал: "Теперь Фраффин у меня на крючке! Позволить иммунному наблюдать за действиями съемочной группы!" Вслух же он задал вопрос: - Это существо до сих пор живо? - Мы недавно устроили ему небольшую демонстрацию нашего могущества, - сообщил Фраффин, - но я нахожу его слишком забавным, чтобы просто уничтожить его. Мерфи прочистил горло, а Келексел откинулся на спинку кресла и продолжал наблюдать и слушать. "Ну, давай, уничтожай себя, Фраффин", - подумал он. - Здесь не заболеешь, - заметил Мерфи. - На тюремной диете можно лишь набрать вес. Меня удивляет то, как быстро я приспособился к этой монотонной жизни. Фурлоу обратил свое внимание на бумаги перед собой. Келексел вдруг поймал себя на том, что его захватила эта сцена. Впрочем, одна мысль еще грызла его: "Почему она наблюдает за этими существами из своего прошлого?" - Похоже, все приходит в норму, верно? - спросил Фурлоу. Он положил перед Мерфи стопку карточек с какими-то узорами. - Ну, только слишком уж долго тянется эта тягомотина, - пожаловался Мерфи. - Никакой спешки. - Он пытался не смотреть на эти карточки. - И вы думаете, что тюремные власти согласны с вами? Фраффин принялся нажимать кнопки и дергать рычажки на пульте управления репродьюсером. Точка обзора резко сместилась. Теперь оба аборигена были видны в профиль, их изображения увеличились (Келексел вдруг испытал странное, жутковатое чувство, что его самого переместили вплотную к туземцам). - В этот раз работать с карточками мы будем несколько по-другому, - сказал Фурлоу. - Вы так часто проходили этот тест, что мне хочется изменить методику. Сгорбившийся Мерфи бросил на него резкий, настороженный взгляд, однако его голос прозвучал с открытой дружелюбностью: - Все, как вы скажете, док. - Я сяду здесь, напротив вас, - сказал Фурлоу. - Это не совсем обычно, но в этой ситуации много неординарных вещей. - Вы имеете в виду, что знаете меня и все такое? - Да. - Фурлоу положил секундомер рядом с собой на стол. - Я изменил обычный порядок в стопке. Секундомер неожиданно привлек внимание Мерфи. Он внимательно смотрел на него. Его толстые предплечья слегка задрожали. С видимым усилием он заставил себя улыбнуться, выказывая на своем лице готовность к сотрудничеству. - В последний раз вы сидели сзади, - сказал он. - Также делал и доктор Уили. - Я знаю, - ответил Фурлоу и продолжил проверку правильности расположения карточек в стопке. Келексел подпрыгнул на месте, когда Фраффин дотронулся до его руки. Он посмотрел вверх и увидел, что Режиссер наклонился вперед к нему через пульт управления. - Этот Фурлоу великолепен, - прошептал Фраффин. - Внимательно наблюдайте за ним. Обратите внимание, что он внес изменение в тест. Для этого нужно проанализировать результаты теста, повторенного несколько раз за короткий период. Все равно, что подвергнуться опасности несколько раз, прежде чем научишься избегать ее. Келексел уловил двусмысленность в словах Фраффина и с улыбкой наблюдал, как Режиссер снова сел на прежнее место. Но потом Келекселом овладело чувство беспокойства. Он переключил все свое внимание на сцену репродьюсера. Что же такого важного в этой сцене признание вины? Совесть? Он внимательно следил за Фурлоу, задавая себе вопрос, вернется ли Рут к этому существу, если ее отпустят с корабля. Неужели она способна на это после общения с Чемом? Келексел почувствовал укол ревности. Он откинулся на спинку кресла, помрачнев. Фурлоу, похоже, уже демонстрировал, что готов начать тестирование. Он достал первую карточку, взял секундомер и включил его. Мерфи внимательно посмотрел на эту первую карточку и прикусил губу. Потом сказал: - Случилась автомобильная авария. Двое человек погибли. Их тела возле дороги. В наши дни аварии довольно часты. Люди просто не умеют быстро водить машины. - Вы выделяете какую-то часть рисунка или же вся карточка дает вам эту картину? - спросил Фурлоу. Мерфи прищурился. - Вот этот маленький кусочек. - Он перевернул карточку и взял следующую. - Это завещание или акт о передаче собственности, но кто-то уронил его в воду, и написанное расплылось. Поэтому его нельзя прочитать. - Завещание? А есть предположение, чье? Мерфи показал на карточку. - Вы знаете, когда папаша умер, завещание так и не смогли найти. А оно было, мы все знали это, но дядя Амос смотался с большей частью наследства папаши. Вот так я научился быть бережливым с бумагами. Нужно быть бережливым с важными бумагами. - А ваш отец был столь же бережлив? - Па? Черт побери, нет! Фурлоу, похоже, уловил что-то в тоне Мерфи. Он спросил: - Вы и ваш отец когда-нибудь дрались? - Цапались иногда, вот и все. - Вы имеете в виду, ссорились. - Ага. Он всегда заставлял меня оставаться с мулами и повозкой. Фурлоу сидел - ожидающий, наблюдающий, изучающий. Ухмылка Мерфи больше напоминала оскал мертвеца. - Это старая поговорка нашей семьи. Неожиданно он резким движением положил карточку на стол и взял третью. Потом по-петушиному склонил голову набок. - Шкура выхухоли, растянутая для просушки. Мальчишкой я получал за нее одиннадцать центов. Фурлоу сказал: - Попробуйте найти еще какую-нибудь ассоциацию. Посмотрим, сможете ли вы обнаружить еще что-нибудь на этой карточке. Мерфи бросил быстрый взгляд на Фурлоу, потом перевел обратно на карточку. Было заметно, как он напрягся. Наступила тишина. Наблюдая за этой сценой, Келекселу вдруг показалось, что Фурлоу обращается через Мерфи к публике пространственного репродьюсера. Словно он сам сейчас пациент этого знахаря. Логикой Келексел сознавал, что это сцена осталась в прошлом и это запись. Однако он чувствовал себя так, словно вернулся назад во времени и непосредственно присутствует при происходящем. И снова Мерфи посмотрел на Фурлоу. - Это может быть мертвая летучая мышь, - сказал он. - Кто-то, наверное, подстрелил ее. - Да? А зачем кому-либо делать это? - Потому что они грязные! Мерфи положил карточку на стол и отпихнул ее подальше от себя. Он выглядел затравленным. Он не спеша потянулся за следующей карточкой, взял ее так, словно боялся того, что увидит на ней. Фурлоу посмотрел на секундомер, потом перевел внимание на Мерфи. Тот внимательно разглядывал карточку в своей руке. Несколько раз, казалось, он порывался что-то сказать, но всякий раз его охватывали сомнения, и он продолжал молчать. Наконец он сказал: - Ракеты, которые запускаются четвертого июля для фейерверка в небо. Чертовски опасные штуки. - Они взрываются? - спросил Фурлоу. Мерфи разглядывал карточку. - Да, такие взрываются и рассыпаются звездами. От таких может начаться пожар. - Вы видели когда-нибудь, чтобы так начинался пожар? - Я слышал об этом. - Где? - Во многих местах! Каждый год предупреждают людей об этих проклятых штуках. Вы что, не читаете газет? Фурлоу сделал пометку в своем блокноте. Мерфи торжествующе смотрел на него несколько секунд, потом взял следующую карточку. - На этой карточке план одного муравейника, который потравили и срезали верхушку специально для того, чтобы сделать этот план прорытых ходов. Фурлоу откинулся на спинку стула и сосредоточился на лице Мерфи. - Зачем кому-то делать такой план? - Чтобы посмотреть, как муравьи роют свои ходы. Когда я был мальчишкой, я однажды упал в муравейник. И они покусали меня, боль была обжигающей. Ма наложила содовую повязку на места укусов. Па облил муравейник керосином и поднес спичку. О, как они забегали! А Па принялся давить их. Нехотя Мерфи положил на стол эту карточку и взял следующую. Он посмотрел на Фурлоу, который сделал новую пометку в блокноте и перевел взгляд на карточку. В комнате повисла напряженная тишина. Глядя на карточку в руке Мерфи, Келексел вспомнил о целом флоте летательных аппаратов Чемов, проносящихся в вечернем небе из ниоткуда в никуда. Ему вдруг с ужасом пришла в голову мысль, что Фурлоу может сказать это. Мерфи вытянул руку с карточкой и прищурил глаза. - Вот здесь, наверху, слева, может быть та гора в Швейцарии, с которой люди постоянно срываются и разбиваются насмерть. - Маттерхорн? - Да. - А что вам напоминает другие части карточки? Мерфи бросил карточку на стол. - Ничего. Фурлоу сделал очередную пометку в блокноте и посмотрел на Мерфи, который внимательно уже разглядывал следующую карточку. - Сколько раз я видел эту карточку, - произнес Мерфи, - никогда не замечал этого места вверху. - Он показал пальцем. - Вот здесь. Это кораблекрушение, и из воды торчат спасательные шлюпки. А эти маленькие точки - утонувшие люди. Фурлоу проглотил комок в горле. Казалось, он решал, сделать ли ему замечание. Неожиданно он наклонился вперед и спросил: - Кто-нибудь уцелел? Печаль появилась на лице Мерфи. - Нет, - со вздохом ответил он. - Слишком быстро все случилось. Вы знаете, мой дядя Ал умер в год, когда затонул "Титаник". - Он что, был на борту "Титаника"? - Нет. Просто именно благодаря таким катастрофам я запоминаю даты. Помогает вспомнить год. Как тогда, когда сгорел "Цеппеллин" - в тот год я перевел свою компанию в новое здание. Мерфи перешел к следующей карточке и улыбнулся. - А это совсем простая. Грибовидное облако от взрыва атомной бомбы. Фурлоу облизнул губы. - Вся карточка? - Нет, только вот здесь, сбоку, в этом белом месте. - Он показал. - Это... похоже на фотографию взрыва. Короткая рука Мерфи скользнула по столу к следующей карточке. Он поднес ее к лицу и, прищурившись, задумчиво посмотрел на нее. В комнате наступила тишина. Келексел бросил взгляд на Фраффина и увидел, что Режиссер смотрит в свою очередь на него. - Какая цель во всем этом? - произнес Келексел. - Говорите шепотом, - сказал Фраффин. - Вы ведь не хотите, чтобы Фурлоу услышал вас? - Что? - У этих знахарей странные способности, - пояснил Фраффин. - Они могут проникать сквозь время. - Чепуха! - отмахнулся Келексел. - Мумбо-Юмбо. Этот тест не имеет никакого смысла. Ответы туземца совершенно логичны. Я бы сам мог ответить примерно так же. - В самом деле? - спросил Фраффин. Келексел ничего не ответил, возвращая все свое внимание к сцене репродьюсера. Мерфи осторожно смотрел на Фурлоу. - Вот это место посередине, похоже лесной пожар, - произнес Мерфи и посмотрел на Фурлоу. - А вы видели когда-нибудь лесной пожар? - Только место, где он был. Там воняло мертвыми обгоревшими коровами. Когда сгорело одно ранчо в Сиусло. Фурлоу что-то написал в своем блокноте. Мерфи внимательно посмотрел на него, проглотил слюну и взял последнюю карточку. Глядя на нее, он сделал резкий полный выдох, словно его ударили в живот. Фурлоу тут же посмотрел на него. На лице Мерфи появилось смущение. Он съежился на своем стуле, а потом произнес: - Это одна из постоянных карточек? - Да. - Что-то я не могу ее припомнить. - О, вы что, помните все остальные карточки? - Да вроде бы. - А как с этой карточкой? - Мне кажется, она новая. - Нет. Это карточка из обычного набора. Мерфи перевел свой тяжелый взгляд на психолога и сказал: - У меня было право убить ее, док. Не будем забывать об этом. У меня было право. Муж должен защищать свой дом. Фурлоу сидел молча и ожидал продолжения. Мерфи снова вернул свое внимание к карточке. - Свалка, - неуверенно произнес он. - Это напоминает мне свалку. Фурлоу по-прежнему ничего не говорил. - Покореженные автомобили, старые паровые котлы или что-то в этом роде, - продолжал Мерфи. Он отбросил карточку в сторону и откинулся на спинку кресла с выражением осторожного ожидания на лице. Фурлоу глубоко вздохнул, собрал карточки и исписанные листки, бросил их в портфель, который поднял с пола. Потом медленно повернулся и посмотрел прямо в камеру репродьюсера. Келексел почувствовал беспокойство, когда Фурлоу взглянул прямо ему в глаза. - Скажите мне, Джо, - начал Фурлоу, - что вы видите там? - Он указал на наблюдателей-Чемов. - Гм-м! Где? - Вон там. - Фурлоу показал рукой. Теперь и Мерфи глядел на наблюдавших за ними Чемов. - Какое-то облако пыли или дыма, - ответил он. - Здесь, в камерах и в самой тюрьме плохо, следят за чистотой. - Но что вы видите в этой пыли и дыму? - не отставал от старика Фурлоу. Он опустил руку. Мерфи прищурился, склонил голову набок. - Да, возможно, там что-то, вроде множества небольших по размерам лиц... детских лиц, похожих на херувимов или... нет, больше похожих на чертенят, каких рисуют на картинах преисподней. Фурлоу повернулся спиной к заключенному. - Чертенята из преисподней, - пробормотал он. - Как точно сказано! На корабле историй Фраффин хлопнул по кнопке выключения репродьюсера. Сцена исчезла. Келексел прищурился, повернулся, чтобы с удивлением увидеть хихикающего Фраффина. - Чертенята из преисподней! - повторил Фраффин. - О, как прелестно! Да, это действительно прелестно! - Вы умышленно позволяете иммунному наблюдать за нами и фиксировать наши действия, - сказал Келексел. - Я не вижу ничего прелестного во всем этом! - Что вы думаете о Мерфи? - спросил Фраффин. - Он выглядит таким же нормальным, как и я сам. И вновь Режиссер захохотал. Он покачал головой, потом протер глаза и сказал: - Я создал Мерфи, Келексел. Это мое создание. Я очень тщательно лепил его, разумеется, с самого детства. Разве он не восхитителен? Чертенята из преисподней! - Он тоже иммунный? - Боги Сохранения, конечно же, нет! Келексел внимательно посмотрел на Режиссера. Разумеется, к этому времени Фраффин разобрался, кто он такой на самом деле. Почему же он выдает себя, демонстрируя иммунного перед Следователем Первородных? Но был ли это знахарь? Может, у этих аборигенов есть эти загадочные могущество и способности, которые Фраффин использует? - Я не понимаю мотивов ваших поступков, Фраффин, - признался Келексел. - Да, это заметно, - сказал Режиссер. - А как с Фурлоу? Неужели у вас совсем не возникает чувства вины, когда вы наблюдаете за существом, у которого похитили его самку? - Знахарь?.. Иммунный? Его необходимо ликвидировать. Как могу я что-нибудь похитить у него? Чемам принадлежит право брать все, что им захочется, с низших уровней. - Но ведь... Фурлоу почти человек, или вы так не думаете? - Чепуха! - Нет, нет, Келексел. У него большие способности. Он сверхчеловек. Неужели вы не поняли это по тому, как он искусно провел беседу с Мерфи, разоблачая его сумасшествие? - С чего вы взяли, что этот туземец сумасшедший? - Но он действительно сумасшедший, Келексел. Таким создал его я. - Я... не верю вам. - Терпение и учтивость, - произнес Фраффин. - Что бы вы сказали, если я сообщил вам, что могу показать еще много чего о Фурлоу, но вы его при этом совсем не увидите? Келексел выпрямился на стуле. Он насторожился, словно все его предыдущие страхи вернулись к нему усиленными. Фрагменты сцены, только что показанной ему Фраффином, вихрем проносились в его голове, то сцепляясь, то снова разлетаясь, и смысл их все время менялся и искажался. Сумасшедший? А как же Рут, его любимица? Она ведь тоже наблюдала за этой сценой, наверное, продолжает и сейчас следить за ней. Почему ей захотелось смотреть такую... мучительную сцену? Ведь она должна была причинять ей боль. Должна. Впервые за все время Келексел почувствовал, что разделяет чувства другого существа. Он пытался прогнать это чувство. Она ведь аборигенка, из низшего уровня. Он посмотрел на Фраффина, не сводившего с него взгляд. Казалось, словно они поменялись местами с теми двумя туземцами, за которыми они только что наблюдали: теперь роль Фурлоу исполнял Фраффин, а он, Келексел, стал Мерфи. "Какое же могущество он получает от этих аборигенов? - подумал Келексел. - Может, благодаря этому он способен видеть меня насквозь, читать мои мысли? Но ведь я не сумасшедший... я не насильник". - Что за парадокс вы мне предлагаете? - спросил требовательно Келексел. И с гордостью отметил, что его голос оставался ровным и спокойным. "Осторожно, осторожно, - подумал Фраффин. - Он уже на крючке, но не следует допускать, чтобы борьба с ним затягивалась". - Забавная это вещь все-таки, - произнес Фраффин, - наблюдать за другими существами. - Он махнул в сторону сцены репродьюсера и стал нажимать кнопки. Келексел неохотно повернулся и посмотрел на возникшую проекцию сцены - та же самая обшарпанная комната, то же открытое окно с красно-белыми занавесками, шипящий радиатор. Мерфи в том же положении сидел у стола, покрытого глубокими царапинами. Картина, идентичная той, что они видели прежде, только позади Мерфи, спиной к наблюдателям, сидел другой туземец, положив на колени картонную папку с зажимами и несколько листов бумаги. Как и у Мерфи, фигура нового человека была коренастой. Когда он повернул голову, то по изгибу его щек можно было сделать предположение, что у него раздражительный характер. Затылок был аккуратно подстрижен. Разбросанные в беспорядке листочки лежали на столе перед Мерфи. Он постукивал пальцем по обратной стороне одного из них. Оглядев всю эту сцену, Келексел заметил небольшую перемену в Мерфи. Похоже, он стал более спокойным, более расслабился, обрел большую уверенность в себе. Фраффин прокашлялся и сказал: - Этот туземец, пишущий в своем блокноте, еще один знахарь, доктор Уили, товарищ Фурлоу по работе. Он только что закончил проведение того же самого теста с Мерфи. Повнимательнее понаблюдайте за ним. - Почему? - поинтересовался Келексел. Повторение этого туземного обряда уже начало надоедать ему. - Просто понаблюдайте, - повторил Фраффин. Неожиданно Мерфи поднял карточку, по которой постукивал, посмотрел на нее и отбросил в сторону. Уили повернулся, поднял голову, показав округлое лицо, две пуговицы голубых глаз, большой мясистый нос и тонкий рот. Весь его вид излучал самодовольство, словно он был источником света, заливавшим все вокруг, но в этом самодовольстве скрывалось какое-то коварство. - Эта карточка, - сказал он раздраженным тоном. - Почему вы снова посмотрели на эту карточку? - Я... ну, просто захотелось еще раз взглянуть, - ответил Мерфи и наклонил голову. - Вы увидели в ней что-то новое? - Я всегда видел на ней шкуру животного. Уили уставился в затылок Мерфи с ликующим видом. - Шкура животного, вроде тех, каких вы добывали, когда были мальчишкой? - Я зарабатывал много денег на этих шкурах. У меня всегда на деньги был наметанный глаз. Уили дернул головой вверх-вниз, несколько удивленный, похоже, воротник рубашки был ему слишком тесен. - Не хотелось бы вам еще раз взглянуть и на остальные карточки? Мерфи облизнул губы. - Думаю, что нет. - Любопытно, - пробормотал Уили. Мерфи слегка повернулся и сказал, не глядя на психиатра: - Док, может быть, вы скажете мне кое-что. - Что? - Со мной уже проводил этот тест один из ваших коллег, вы его знаете - доктор Фурлоу. Что показали результаты? Что-то неприятное и хищное появилось в выражении лица Уили. - А разве Фурлоу не говорил вам? - Нет. Я считаю, что вы парень что надо и лучше войдете в мое положение. Уили посмотрел на бумаги, лежавшие на его коленях, и принялся с отсутствующим видом покачивать карандашом, а потом подчеркивать все заглавные "О" в напечатанном тексте. - Фурлоу не имеет медицинской степени. - Да, но что же показал тот тест? Уили закончил свою работу, потом откинулся на спинку стула и окинул бумаги взглядом. - Понадобится некоторое время, чтобы обработать все данные, - сказал он, - но я рискну предположить, что вы такой же нормальный человек, как и любой другой. - Это означает, что я в здравом уме? - спросил Мерфи. Он посмотрел на стол, затаив дыхание в ожидании ответа. - Настолько же, насколько и я сам, - подтвердил Уили. Мерфи глубоко вздохнул. Он улыбнулся и покосился на карточки с точками. - Спасибо, док! Показ-эпизода неожиданно прервался. Келексел покачал головой и посмотрел на Фраффина, который выключил репродьюсер. Режиссер улыбнулся ему. - Видите, - начал Фраффин. - Кое-кто, как и вы, согласен с вашей точкой зрения, считает, что Мерфи в здравом уме. - Но вы-же сказали, что покажете мне Фурлоу. - Я это и сделал! - Не понимаю. - Неужели вы не заметили, с каким отвращением этот знахарь заполнял свои бумаги? Разве Фурлоу делал что-нибудь подобное? - Нет, но... - И неужели вы не заметили, что этот знахарь просто-таки наслаждался чувством страха Мерфи? - Но ведь страх может время от времени забавлять. - Как и боль, и насилие? - спросил Фраффин. - Конечно, если ими правильно управлять. "И мне тоже доставляет удовольствие переживаемые ими страхи, - подумал Келексел. - Неужели в этом и состоит идея этого спятившего. Режиссера? Неужели он пытается поставить меня на одну доску с этими... созданиями? Любому Чему нравятся подобные вещи!" - У этих туземцев странные представления, - продолжал Фраффин, - они считают, что любые действия, которые разрушают жизнь - разрушают любую жизнь - это болезнь. - Но ведь это целиком зависит от того, какая именно форма жизни уничтожается, - возразил Келексел. - Конечно, даже эти ваши туземцы не стали бы колебаться, уничтожая... э-э... червя! Фраффин лишь пристально посмотрел на него. - Ну? - потребовал ответа Келексел. Но Фраффин по-прежнему лишь пристально смотрел на него. Келексел почувствовал, что его охватывает ярость. Он с гневом воззрился на Фраффина. - Это всего лишь идея, которой можно забавляться, - сказал наконец Фраффин. - Ведь идеи - это наши игрушки, которыми мы забавляемся, разве не так? - Безумная идея, - проворчал Келексел. В это мгновение он вспомнил, что пришел сюда, чтобы ликвидировать опасность, угрожавшую кораблю историй со стороны спятившего Режиссера. И этот человек сам открыл сущность своего преступления! И если об этом станет известно, то тогда... Келексел сидел, внимательно глядя на Фраффина, чувствуя, как в нем нарастает праведный гнев, он наслаждался этими мгновениями перед наступлением разоблачения и мыслями о том, что преступник будет подвергнут вечному всеобщему отчуждению. Фраффин должен быть отправлен в безграничную темноту вечной скуки! Пусть этот безумец узнает, что на самом деле означает вечность! Эта мысль на мгновение задержалась в сознании Келексела. Он никогда не рассматривал вечность с такой точки зрения. Вечность. "Что же на самом деле она означает?" - задал он самому себе этот вопрос. Он попытался представить себя в изоляции от всех, предоставленный самому себе в бесконечно текущем времени. Его сознание поторопилось отбросить эту мысль, и ему стало жаль Фраффина из-за того, что с ним произойдет. - А теперь, - произнес Фраффин, - вот он, решающий момент! "Он что, умышленно злит меня, чтобы я донес на него? - подумал Келексел. - Но как такое возможно!" - Мне приятно сообщить вам, - начал Фраффин, - что у вас будет еще один потомок. Ошеломленный этим известием, Келексел лишь сидел и не отрывал от Режиссера взгляда. Он пытался что-то сказать, но не мог. Наконец, собравшись с силами, он проскрежетал: - Но как вы можете... - О, не так, как это обычно делается, не противозаконным способом, - перебил его Фраффин. - Здесь не будет никакого хирургического вмешательства, не будет тщательного отбора донора из банков яичников Первородных. Ничего из привычных процедур. - Что вы имеете... - начал было Келексел. - Ваша любимица-туземка, - снова перебил его Фраффин. - Вы зачали с ней ребенка. Она будет вынашивать вашего ребенка... древним способом, как мы это делали до того, как была создана организация Первородных. - Это... невозможно, - пробормотал Келексел. - Вовсе нет, - возразил Фраффин. - Видите ли, вся эта планета наводнена дикими Чемами. Келексел молча сидел, впитывая зловещее очарование откровения Фраффина, понимая все то, что скрывалось за этими словами. Преступление оказалось таким простым. Таким простым! После того, как он преодолел мысленный блок, который был возведен в его сознании, не давая ему думать о подобных вопросах, все встало на свои места. Да уж, преступление соответствовало положению Фраффина, мысль о подобном преступлении даже в голову не могла прийти ни одному Чему! Келексел почувствовал непроизвольное восхищение Фраффином. - Вы думаете, - начал Фраффин, - что вам нужно лишь выдать меня, и тогда Первородные выправят положение дел. Позаботятся о последствиях - стерилизуют жителей этой планеты, чтобы не могло произойти дальнейшего смешения кровей с Чемами, закроют доступ на планету, пока не найдут для нее какого-нибудь подходящего применения. Вашего отпрыска-полукровку постигнет та же участь, что и остальных. Внезапно Келексел почувствовал, как в нем восстали забытые инстинкты. Угроза, скрывавшаяся в словах Фраффина, как бы открыла двери к запертому тайнику чувств Келексела. Он никогда и не подозревал о потенциальной силе или опасности со стороны этих чувств, с которыми он, похоже, связан... навсегда. Странные мысли роились в его голове. Была одна безумная, но она приносила ему ощущение свободы: "Только представь себе: неограниченное число потомков!" А потом новая мысль: "Так вот что происходило с другими Следователями!" И в ту же секунду Келексел понял, что погиб. - Позволите ли вы уничтожить своего отпрыска? - спросил Фраффин. Этот вопрос был лишним. Келексел уже рассмотрел его и ответил. Ни один Чем не будет рисковать своим отпрыском... ведь сколь же редкое и драгоценное это звено, единственное связывающее звено Чема с его прошлым. Он вздохнул. И Фраффин, увидев это, улыбнулся, торжествуя победу. Мысли Келексела обратились внутрь, к его собственному теперешнему положению. Первородные проиграли еще один раунд в бое с Фраффином. С каждой минутой Келекселу все яснее и яснее становилась та роль, которую он сыграл в этом поражении, четко определенная и довольно формальная. Он слепо (действительно ли слепо?) угодил в эту ловушку. Фраффин так же легко управлял им, как и своими дикарями с этой чудесной планеты. И осознавание того, что он должен смириться с поражением, что у него нет выбора, вызвало у Келексела странное ощущение счастливого облегчения. Не радости, нет, а какую-то смутную печаль, столь же острую и глубокую, как скорбь. "У меня будет неограниченный запас любимиц, - подумал он. - И они будут приносить мне отпрысков". Но затем его сознание заволокло какое-то туманное облако, и он обратился к Фраффину, как к товарищу-заговорщику: - Что, если Первородные пошлют сюда Следователя-женщину? - Это еще больше облегчит нам задачу, - успокоил его Фраффин. - Женщины-Чемы, лишенные возможности вынашивать плод, но не лишенные своих инстинктов к продолжению рода, получают здесь еще большее удовольствие. Конечно, они купаются в море плотских удовольствий. У местных самцов нет никаких запретов, и это приводит в восхищение наших женщин. Но сексуальное влечение для наших женщин не самое главное. Больше всего их привлекает наблюдать за процессом рождения ребенка! Я не могу понять, как они могут переживать чужую радость, но Инвик уверяет меня, что это сопереживание очень глубокое. Келексел кивнул. Наверное, это правда. Женщины в этом тайном заговоре должны быть привязаны более крепкими узами. Но Келексел все еще оставался профессиональным Следователем. Он заметил то, как двигаются губы Фраффина, складки вокруг его глаз - они выдавали его озабоченность. Здесь примешивалась еще одна вещь, которую Фраффин отказывался понять. Когда-нибудь эта битва будет проиграна. Вечность - это слишком долго даже для Первородных. Подозрения в конце концов перейдут в уверенность, и тогда будут применены любые средства, чтобы раскрыть эту тайну. Понимая это, Келексел почувствовал грусть. Словно уже свершилось это неизбежное поражение. Здесь был аванпост бессмертия Чемов, и он тоже - со временем - уйдет. Здесь была часть всех Чемов, которая восстала против Вечности. Здесь было доказательство того, что где-то глубоко в каждом Чеме сидит неприятие бессмертия. Но доказательство этого будет уничтожено. - Мы подыщем тебе подходящую планету, - сказал Фраффин. И, уже произнося эти слова, он подумал, не слишком ли он торопит события. Келекселу нужно время, чтобы переварить услышанное. В первые минуты он был потрясен, но сейчас, похоже, уже пришел в себя, этот вежливый Чем, смирившись с поражением... и без сомнения должен осознавать необходимость омоложения. Конечно, он сразу же поймет необходимость этого. 16 Заложив руки под голову, Келексел лежал на кровати, глядя, как Рут расхаживает по комнате. Взад-вперед, взад-вперед. При каждом шаге раздавался свист, когда ее зеленый халат терся о ноги. Она вела себя так почти каждый раз, когда он приходил сюда - если только он не настраивал манипулятор на невероятно высокий уровень воздействия. Его зрачки двигались вслед за ее перемещениями. Халат был подпоясан на уровне талии и украшен изумрудами и серебром, которые ослепительно сверкали в желтом свете комнаты. Ее беременность уже была слегка заметна - по выпирающему животу, блестящей румяной коже. Конечно, она понимала, чем это вызвано, но лишь однажды она сорвалась на истерику (но этот взрыв удалось быстро подавить при помощи Манипулятора). Только десять периодов расслабления прошло с той поры, когда он встречался с Фраффином, однако Келексел чувствовал, как воспоминания о этом событии начали блекнуть. Тот "забавный маленький эпизод", героем которого был отец Рут, был записан и завершен (Келекселу с каждым очередным просмотром он казался все менее и менее забавным). Все, что оставалось ему, это найти подходящую планету где-то на задворках Федерации для собственных нужд. Рут расхаживала взад-вперед. Через несколько секунд она окажется у репродьюсера, понял он. Она не пользовалась этим устройством в его присутствии, но он видел, что она бросает на него косые взгляды. Он ощущал, как эта машина притягивает ее к себе. Келексел посмотрел на манипулятор, управляющий ее эмоциями. Уровень настройки испугал его. Никаких сомнений - однажды она станет иммунной. Келексел вздохнул. Манипулятор казался огромным металлическим насекомым, заползшим на потолок. Его беспокоили чувства к ней теперь, когда он знал, что Рут была первобытным Чемом, в кровь которой в древние времена была привнесена примесь крови Чемов с корабля историй - она становилась больше, чем просто неким абстрактным существом, почти личностью. А существует ли право манипулировать личностью? Правильно ли это или неправильно? И какие последствия оно несет? Вся непривычная экзотика этого мира вызывала в нем непонятные ему самому сомнения. Рут была Чемом-полукровкой... никогда ей не стать полностью Чемом. Ее не подвергали в детстве телесным изменениям, направленным на переход процессов в ее теле на цикл бессмертия. Она не могла стать ячейкой паутины Тиггивоф. Что же станут делать Первородные? Прав ли Фраффин? Уничтожат ли они эту планету? Они способны на это. Но ведь туземцы так привлекательны, что кажется невероятным, что они решатся на подобный шаг. Они ведь Чемы... первобытные Чемы. Но что бы не решили Первородные, доступ сюда будет закрыт. Никто из тех, кто в настоящее время пользуется удовольствиями на этой планете, не сможет получить даже ничтожную их часть при новом порядке. Келексел прокручивал один аргумент за другим в своем уме, туда-обратно, подобно тому, как расхаживала по комнате Рут. Эта ходьба начала раздражать его. Она делала это намеренно, проверяя, насколько она подчинила его себе. Наконец Келексел не выдержал, сунул руку под плащ и начал настраивать манипулятор. Рут остановилась, словно натолкнулась на стену. Потом повернулась к нему лицом и спросила невыразительным голосом: - Снова? - Сними свой халат, - приказал он. Она стояла, не шевелясь. Келексел увеличил силу воздействия и повторил приказ. Он вращал ручку Манипулятора все больше... больше... больше... Медленно, словно деревянная кукла, она подчинилась. Халат упал на устеленный серебристым ковром пол, оставив ее обнаженной. Ее плоть вдруг показалась необычайно бледной. Дрожь прошла вверх и вниз по коже ее живота. - Повернись, - приказал он. С той же неуклюжестью она повиновалась. Одной обнаженной ногой она наступила на пояс с изумрудной цепочкой, и та задребезжала. - Повернись ко мне лицом, - приказал Келексел. Когда она выполнила это приказание, Келексел ослабил давление Манипулятора. По коже живота больше не бежала дрожь. Она глубоко, прерывисто вздохнула. "Как же грациозна она! - подумал Келексел. Не сводя с него глаз, Рут наклонилась, подняла халат, набросила его на себя и подпоясалась. "Так! - подумала она. - Я сопротивлялась ему. Я наконец смогла защитить себя! В следующий раз будет полегче". И тут она вспомнила вызывающее отупление воздействие Манипулятора, из-за которого она разделась. Даже в этой экстремальной ситуации ее не покидала уверенность, что наступит время, когда она сможет противостоять воздействию Манипулятора Келексела, сколь бы сильным оно ни было. Она знала, что существуют пределы воздействия этого устройства, тогда как пределов у ее воли и решимости сопротивляться просто не было. Она могла бесконечно черпать силы из внутренних источников - нужно лишь вспомнить то, что она увидела во время просмотра сюжетов репродьюсера. - Ты сердишься на меня, - сказал Келексел. - Почему? Я ведь снисходителен ко всем твоим капризам. Вместо ответа она повернулась к металлической сетке репродьюсера и пробежалась по управляющим кнопкам. Ожившее устройство загудело. "Как ловко она обращается со своей игрушкой, - подумал Келексел. - А я этого даже не подозревал! Такая уверенность приходит лишь с практикой. Но когда она успела? Она никогда раньше не включала репродьюсер, когда в комнате был я. А ведь я проводил с ней все свое время отдыха. Наверное, у смертных другая шкала отсчета времени. Сколько же времени она уже находится со мной? Примерно четверть годового цикла, или, возможно, чуть больше. Интересно, как она ощущает внутри себя плод? Примитивные существа хорошо чувствуют состояние собственного тела, им не нужны для этого приборы - внутри них есть какой-то первобытный инстинкт, который говорит им об этом. Может ли плод быть причиной ее гнева?" - Смотри, - сказала Рут. Келексел выпрямился и сосредоточился на изображении, которое создал на сцене репродьюсер - светящемся овале, где появлялись полулюди, герои сюжетов Фраффина. Там сейчас двигались приземистые фигуры - первобытные Чемы. Келексел неожиданно припомнил замечание, которое услышал о произведениях Фраффина: "Это театр марионеток". Да, его созданиям всегда удавалось казаться и эмоционально, и физически реальнее настоящей жизни. - Это мои родственники, - сказала Рут. - Мой отец, брат и сестра. Они приехали на суд. А это комната в мотеле, где они остановились. - Мотеле? - Келексел соскочил с постели и подошел к Рут. - Место, где временно проживают, - пояснила женщина. И села за пульт управления репродьюсером. Келексел внимательно смотрел на куполообразную сцену, показывающую комнату с выцветшими каштановыми стенами. Худощавая женщина с соломенными волосами сидела на краю кровати с правой стороны. На ней было розовое платье. Рукой, на которой проступали набухшие вены, она прижимала к глазам влажный носовой платок. Она выглядела такой же блеклой, как и мебель - невыразительные глаза, впалые щеки. Очертаниями головы и тела она напоминала Джо Мерфи, отца Рут. Келексел вдруг подумал, что неужели и Рут когда-нибудь станет такой? Конечно же, нет! Глаза женщины смотрели из темных впадин под тонкими бровями. Перед ней, спиной к камере репродьюсера, стоял какой-то человек. - Знаешь, Клоди, - произнес он, - бессмысленно... - Я просто не могу заставить себя вспомнить, - сказала женщина, всхлипывая. Келексел сглотнул. Его тело, похоже, начинало проникаться эмоциями этих созданий. Это было жуткое ощущение - отталкивающее и одновременно притягивающее. Чувствительная паутина репродьюсера передавала чувства, пресыщенные жизнью и удовольствиями, этой женщины. Вызывающие удушье и тошноту. - Помню один случай на ферме поблизости от Мариона, - сказала женщина. - Джо тогда было около трех лет. Мы сидели на крыльце после вечерни, дожидаясь ужина. Па громко спросил у него, как это он смог пройти двенадцать акров до ручья. - Он всегда удивлялся этому. - И Джо ответил, что прошел их с крайней осторожностью. - Та чертова уборная во дворе, - проворчал Грант. - Помнишь узкие доски, которые они бросили на грязь? На Джо тогда еще был надет тот белый костюм, который Ма пошила для него. - Клоди, какой смысл во всех этих воспоминаниях... - Ты помнишь ту ночь? - Клоди, это было так давно. - Я помню ее. Джо просил всех, чтобы кто-нибудь сходил с ним и помог пройти по тем доскам, но Па сказал ему, чтобы он шел один. Чего он боялся? - Собак, Клоди, ты временами становишься такой же, как Па. - Я помню, как Джо вышел на улицу один - маленькое белое пятно в темноте. А потом Па завопил: "Джо! Берегись, сзади тебя страшный ниггер!" - И Джо побежал! - сказал Грант. - Я помню это. - И он поскользнулся и упал прямо в грязь. - Вернулся он весь грязный, - произнес Грант. - Я помню это. - Он захихикал. - И когда Па обнаружил, что он написал в штаны, он взял ремень для правки бритв. - Ее голос смягчился. - Джо был таким милым малышом. - А Па был крутым парнем, это уж точно! - Странные вещи ты порою вспоминаешь, - заметила женщина. Грант подошел к окну и отодвинул каштановую занавеску. Повернувшись, он показал свое лицо - то же самое строение кости, что и у Рут, но плоть помассивнее. По лбу тянулась резкая складка - там, где он носил шляпу; а ниже лицо было темным, хотя часть лба - совершенно белым. Его глаза, казалось, скрывались в темных провалах. На руке, отдернувшей занавеску, темнели вены. - Вот уж действительно сухие места, - сказал он. - Ничего даже отдаленно похожего на зелень. - Интересно, почему он это сделал? - спросила Клоди. Грант пожал плечами. - Он был странным мальчиком, Джо. - Ты только себя послушай, - проворчала женщина. - Был странным мальчиком. Ты что, говоришь о нем уже, как о покойнике! - Я думаю, что так оно и есть, Клоди. Он точно мертвец. - Грант покачал головой. - Его либо казнят, либо поместят в лечебницу. Что, по-моему, одно и тоже. - Я слышала, ты много болтал о том, что происходило, когда мы были детьми, - сказала женщина. - Ты думаешь, было тогда в нашей жизни что-то, что заставило его совершить... это? - Что ты имеешь в виду? - Ну, то, как Па обращался с ним. Грант нашел торчащую из занавески ниточку. Он оторвал ее и обмотал вокруг пальца. Чувствительная паутина передала ощущение сдерживаемого долгое время гнева (Келексел спросил себя, почему Рут показывает ему эту сцену. Он понимал, что, видя ее, она испытывает боль, но почему она обвиняет его или же разгневана на него за это?). - В тот раз мы поехали на деревенскую ярмарку послушать темнокожих певцов, - продолжал Грант. - В повозке, запряженной мулом, помнишь? Джо не хотел ехать с нами. Он был зол на Па за что-то, но Па сказал, что он еще слишком юн, чтобы оставаться дома один. - Ему, наверное, тогда было все девять лет, - заметила женщина. Грант продолжал, словно и не слышал ее. - Тогда Джо еще отказался покидать повозку, помнишь? Па сказал: "Пошли, парень. Разве ты не хочешь послушать этих негров?" А Джо ответил: "Уж лучше я останусь с мулами и повозкой". Клоди кивнула. В руке Гранта оказалась еще одна нитка. Он сказал: - Я неоднократно слышал от тебя, когда ты не хотела идти куда-то: "Мне лучше остаться с мулами и повозкой". Теперь половина населения округа повторяет это. - Джо был таким, - сказала Клоди. - Всегда предпочитал одиночество. Губы Гранта сложились в грубую ухмылку. - С Джо тогда могло случиться все, что угодно. - Ты был, когда он убежал из дома? - Ага. Это после того, как ты вышла замуж, верно? Па купил Джо лошадь, на которой все лето возил лес, купленный у старого Бедного Джона Уикса, шурина Неда Толливера. - А ты видел драку? - Я как раз присутствовал на ней. Джо назвал Па лгуном, обманщиком и вором. Па пошел за дубовой белой дубинкой, однако Джо оказался быстрее. Ему, наверное, тогда было семнадцать, и он был здоровым парнем. Он так хватил Па дубинкой по голове, словно хотел прикончить его. Па рухнул на землю, словно молодой бычок на бойне. Джо вытащил из кармана деньги, которые Па получил за лошадь, взбежал по лестнице к себе в комнату, собрал чемоданчик и ушел. - Какой ужас! - воскликнула Клоди. Грант кивнул. - На всю жизнь я запомнил мальчишку, стоявшего на крыльце с чемоданчиком в руке и придерживающего дверь с сеткой. Ма всхлипывала над Па, обматывая его голову мокрым полотенцем. Джо сказал нам таким тихим голосом, что мы никогда бы не расслышали его, если бы не были такими напуганными и притихшими. Мы думали, что он убил Па. "Я надеюсь, что больше никого из вас не увижу", - вот что сказал тогда Джо. А потом он убежал. - У него был характер отца, это точно, - заметила Клоди. Рут выключила репродьюсер. Изображение исчезло. Потом она повернулась. Лицо ее было невыразительным от воздействия Манипулятора, но от ручейков слез на ее щеках еще оставались мокрые пятна. - Я должна кое-что узнать, - сказала она. - Что вы, Чемы, сделали с моим отцом? Это вы... сделали его таким? Келексел вспомнил, как Фраффин хвастался, что он подготовил убийцу... хвастался и объяснял, что у Следователя Первородных нет шанса избежать ловушки, расставленной для него в этом мире. Да и какое значение имели несколько второстепенных существ, подготовленных и использованных для нужд Чемов? Хотя они не были второстепенными, напомнил себе Келексел. Они были первобытными Чемами. - Сделали, я вижу, - сказала Рут. - Я подозревала это из тех слов, что ты говорил мне. "Неужели она видит меня насквозь? - подумал Келексел. - Как она могла узнать это? Что за странные способности у этих туземцев?" Он скрыл свое замешательство пожатием плеч. - Я желаю, чтобы ты умер, - сказала Рут. - Я хочу, чтобы ты умер! Несмотря на усиливающееся воздействие Манипулятора, Рут чувствовала, как глубоко внутри нее разгорается гнев, еще далекий, но уже вполне различимый, бурлящий гнев, вызывающий желание вонзить ногти в непроницаемую кожу этого Чема. Голос Рут прозвучал так спокойно и ровно, что Келексел едва не пропустил мимо ушей ее слова, прежде чем все же успел осознать их смысл. Умер! Она желала его смерти! Он попятился. Как могла она нанести ему такое оскорбление! - Я - Чем! - воскликнул он. - Как смеешь ты говорить подобное Чему? - Ты что, действительно не понимаешь? - спросила она в свою очередь. - Я улыбался тебе, взял тебя к себе, - сказал он. - И вот как ты благодаришь меня? Рут оглядела свою комнату-тюрьму, потом посмотрела на его лицо: серебристо-белая кожа с металлическим оттенком, презрительно нахмуренные брови. Выпрямившись, Келексел едва достигал роста Рут, сидевшей на стуле, и со своего места она могла видеть колышущиеся черные волосинки в его ноздрях, когда он делал вдохи и выдохи. - Мне почти жаль тебя, - сказала она. Келексел проглотил слюну. "Жаль?" Ее реакция заставляла его нервничать. Он посмотрел на свои руки, с удивлением обнаружил, что свел их вместе. "Жаль?" Он медленно разжал пальцы, отмечая, что его ногти потемнели, приобрели вид, предупреждающий его о том, что он нуждается в омоложении и очень скоро - после того, как Келексел воспроизвел себе подобного, в его организме включились часы, отсчитывающие срок, отпущенный его телу. Может, поэтому она и пожалела его - из-за задержки с его омоложением? Нет, она не могла знать о зависимости Чемов от Омолаживателей. "Задержка... задержка... почему я медлю?" - подумал Келексел. Он удивился самому себе - своей решимости и храбрости. Он дошел до той точки, когда другие. Чемы уже бегут к Омолаживателям. Он знал, что сделал это почти намеренно, играясь с ощущениями бренности тела. Никакой другой Чем не осмелился бы на это. Они все трусы! Сейчас он был почти таким, как Рут. Почти смертным! А она ругает его! Она не понимает, что происходит. Да и разве способна она, бедняжка, понять это? Он ощутил прилив жалости к себе. Разве может кто-нибудь понять это? Разве кто-либо испытывал подобное? Все его приятели Чемы уверены, что он прибегает к услугам Омолаживателя, как только наступает в том необходимость. Да, этого никто не поймет. Келексел пребывал в нерешительности, стоит рассказать Рут о том, какой смелый поступок он совершил, но он не забыл ее слов. Она желала его смерти. - Как бы мне тебе это объяснить? - сказала Рут. Она снова повернулась к репродьюсеру и начала настраивать его. Эта отвратительная машина, сделанная отвратительными Чемами, неожиданно показалась очень важной для нее. Самая важная для нее сейчас вещь, с помощью которой она могла показать, почему она испытывает такую лютую ненависть к нему. - Смотри, - сказала она. Куполообразная сцена репродьюсера показывала длинную комнату с высоким столом в одном конце, а противоположная часть, справа, огораживалась рядом скамеек со столами, за которыми сидели двенадцать туземцев, в разной мере напустивших на себя скучающий вид. Пространство у стен занимали греческие колонны, в пролетах между ними были видны панели из темного дерева и высокие окна. Утренний свет лился через эти окна. За высоким столом сидел толстый круглый человек в черной мантии, наклонивший вперед свою блестящую лысую голову. Неожиданно Келексел узнал нескольких туземцев, сидевших за маленькими столами. Вон там приземистая фигура Джо Мерфи, отца Рут; и здесь же Бонделли, адвокат, которого он видел в сценах Фраффина, - узкое лицо, черные волосы, зачесанные назад. На стульях сразу за ограждением сидели оба знахаря, Уили и Фурлоу. Фурлоу заинтересовал Келексела. Почему Рут выбрала эту сцену, где присутствовал этот туземец? Неужели правда то, что она собиралась выйти замуж за это существо? - Это судья Гримм, - произнесла Рут, показывая на человека в черной мантии. - Я... ходила в школу с его дочерью. Вы знаете это? Я... бывала в его доме. Услышав нотки страдания в ее голосе, Келексел подумал, не усилить ли ему воздействие Манипулятора, но потом решил не делать это - можно переборщить и подавить ее желание показывать эту сцену. Он вдруг понял, что чрезвычайно заинтригован тем, что делает Рут. Каковы же мотивы ее поведения? - Человек с тростью, сидящий слева, за тем столом, Паре, окружной прокурор, - продолжала Рут. - Его жена и моя мать были членами одного и того же садоводческого клуба. Келексел посмотрел на туземца, на которого она указала. У него был вид солидного и порядочного члена общества. Седые волосы металлического оттенка покрывали макушку его почти квадратной головы. Волосы почти прямой линией очерчивали его лоб и были подстрижены на висках. Выдававшийся вперед подбородок, чопорно поджатые губы и крупный прямой нос производили приятное впечатление. Густые темного цвета овалы бровей располагались над голубыми глазами. По краям глаза слегка были прищурены, что еще больше подчеркивали глубокие складки. К столу рядом с его стулом была прислонена трость. Время от времени Паре поглаживал набалдашник. Похоже, в этой комнате происходило что-то важное. Рут включила звук, и до них донеслись звуки покашливаний из дальних рядов зрителей, шуршание бумаг. Келексел наклонился вперед, ухватился рукой за спинку кресла Рут, наблюдая за тем, как Фурлоу встал и направился к стулу рядом с высоким столом. Потом последовал короткий религиозный ритуал, включающий обещание говорить правду, и только правду, и ничего, кроме правды. Фурлоу уселся, а адвокат Бонделли остался стоять позади него. Келексел внимательно посмотрел на Фурлоу: широкий лоб, темные волосы. Интересно, без Манипулятора кому бы отдала Рут предпочтение: ему или этому созданию? Казалось, что Фурлоу хочет спрятаться за этими темными очками. В нем ощущалось какое-то беспокойство - глаза его все время бегали, не задерживаясь ни на чем долго. И тут Келексел понял, что в этой сцене он избегает съемочных групп Фраффина. Он знает о Чемах! Конечно, знает! Ведь он иммунный! Чувство служебного долга тут же вернулось к Келекселу. Он ощущал стыд и вину. И в ту же секунду понял, почему не обратился ни к одному из Омолаживателей этого корабля историй. Если бы он это сделал, то он бы уже никогда не выбрался из ловушки Фраффина. Он стал бы одним из них, такой же собственностью Фраффина, как и любой туземец этого мира. И пока он будет держаться подальше от Омолаживателей, понял Келексел, он будет чувствовать себя независимым от Фраффина. Впрочем, это был лишь вопрос времени... Бонделли сейчас что-то говорил Фурлоу. Сцена эта уже начала утомлять Келексела, в ней не было никакого смысла. Келексел удивился собственной реакции. - Итак, доктор Фурлоу, - начал Бонделли, - вы перечислили пункты, в соответствии с которыми действия моего - подзащитного подходят под общие закономерности убийств, совершенные людьми в момент умопомешательства. Какие еще доказательства есть у вас, подтверждающие то, что он на самом деле сумасшедший? - Мое внимание привлекло повторение цифры семь, - ответил Фурлоу. - Семь ударов кинжалом. Потом, при аресте он сказал, что выйдет через семь минут. - Это что, важно? - Число семь имеет религиозное значение: Бог создал Землю за семь дней и так далее. Подобного рода закономерности вы найдете в действиях сумасшедших. - Доктор Фурлоу, вы проводили обследование подсудимого несколько месяцев назад? - Да, сэр. - При каких обстоятельствах? Келексел бросил взгляд на Рут и с потрясением увидел, что по ее щекам текут слезы. Он посмотрел на пульт управления Манипулятором, и только сейчас он стал догадываться, насколько же глубокими были ее чувства. - Мистер Мерфи поднял ложную пожарную тревогу, - ответил Фурлоу. - Он был опознан и арестован. Меня вызвали, как судебного психолога. - Почему? - Ложная пожарная тревога не относится к таким нарушениям, которые можно оставить без внимания, особенно, когда ее поднимает вполне взрослый человек. - Поэтому вас и вызвали? - Нет - это обычная процедура. - Но чем можно было объяснить действия подсудимого? - Как правило, это бывает связано с сексуальными нарушениями. Этот инцидент произошел как раз в то время, когда подсудимый впервые пожаловался на импотенцию. Эти два фактора, сведенные вместе, рисуют очень тревожную психологическую картину. - Какую еще? - Ну, он также показывал почти полное отсутствие человеческой теплоты. То, что мы называем добротой. Его поведение явно указывало на возникновение синдрома Рорчеча, проявлявшегося в том, что он потерял почти всякий интерес к тому, что мы называем "жизнедеятельностью". Другими словами, его мировоззрение сконцентрировалось на смерти. Я принял во внимание все эти факторы: холодность его натуры, сосредоточенность на смерти и сексуальную озабоченность. Келексел смотрел на фигуру на сцене репродьюсера. О ком это он говорит? Холодность натуры, сосредоточенность на смерти, сексуальная озабоченность? Келексел бросил взгляд на Мерфи. Подсудимый сидел, сгорбившись за столом, опустив глаза. Бонделли провел рукой по усам и посмотрел на записку, которую держал в руке. - В чем состояла суть внесения вашего заключения в отдел освобождения под залог, доктор? - Задавая этот вопрос, Бонделли посмотрел на судью Гримма. - Я предупредил их, что если этот человек не изменит в корне свои взгляды, у него может произойти психический срыв. По-прежнему не глядя на Фурлоу, Бонделли задал новый вопрос: - А как, доктор, вы определяете понятие "психический срыв"? - Ну, например, убийство кинжалом любимого человека с особой жестокостью можно отнести к "психическому срыву". Судья Гримм что-то записал на листке бумаги, лежавшем перед ним. Одна женщина, самая крайняя из присяжных, нахмуренно посмотрела на Бонделли. - Вы предсказывали это преступление? - спросил Бонделли. - Да, что произойдет нечто подобное. Окружной прокурор внимательно оглядел присяжных. Потом медленно покачал головой и, наклонившись к своему помощнику, что-то прошептал ему на ухо. - Были ли приняты какие-нибудь меры в ответ на ваше заключение? - спросил Бонделли. - Насколько мне известно, нет. - А почему? - Наверное, многие из тех, кто видел это заключение, не разбирались в медицинских терминах и не понимали всей опасности его психических отклонений. - Вы пытались объяснить кому-либо это? - Я рассказал о своих опасениях нескольким сотрудникам отдела освобождения под залог. - И все равно никаких мер не было принято? - Они ответили, что мистер Мерфи как уважаемый член общества не может быть опасен, что, по всей видимости, я ошибаюсь. - Понятно. А сами вы лично не пытались помочь подсудимому? - Я попытался заинтересовать его религией. - Без успеха? - Совершенно верно. - Впоследствии вы проводили обследование подсудимого? - Да, в прошлую среду - и это было второе мое обследование с момента его ареста. - И что же вы обнаружили? - Он страдает нарушениями психики, которые я определяю, как паранойя. - Мог ли он отдавать себе отчет в Совершаемых им поступках и их последствиях? - Нет, сэр. В своем психическом состоянии он способен отвергать любые принципы морали и закона. Бонделли повернулся и окинул долгим взглядом окружного прокурора, потом закончил: - Это все, доктор. Окружной прокурор провел рукой по квадрату волос на его голове и принялся внимательно изучать свои записи свидетельских показаний. Келексел, которого постепенно заинтриговала эта сцена, кивнул. Очевидно, что у туземцев была первобытная система правосудия, еще слишком незрелая. И все-таки эта сцена напомнила ему о его чувстве вины. "Может, поэтому Рут и показывает ее ему? - подумал он. - Может, она хочет сказать ему: "И тебя тоже могут наказать?" Он ощутил приступ жгучего стыда. Он чувствовал себя так, словно Рут перенесла самого его в эту комнату судебного разбирательства при помощи репродьюсера, и сам он предстал перед судом. Внезапно он отождествил себя с ее отцом, разделяя, благодаря чувствительной паутине, эмоции туземца. Мерфи сидел, молча сдерживая закипавший в нем гнев, направленный с необычайной силой на Фурлоу, который все еще сидел на свидетельском месте. "Этот иммунный должен быть уничтожен!" - подумал Келексел. Фокус репродьюсера слегка сменился, сосредоточившись на окружном прокуроре. Паре встал, прохромал к Фурлоу, опираясь на трость. Тонкие губы Паре были чопорно стиснуты, однако гнев клокотал в его глазах. - Мистер Фурлоу, - начал он, умышленно опустив докторский титул, - я не ошибаюсь, предполагая, что по-вашему подсудимый не способен был отличить хорошее от плохого в ночь, когда он убил свою жену? Фурлоу снял очки. Его серые глаза сейчас казались беззащитными. Он протер линзы и снова надел очки, потом опустил руки на колени. - Да, сэр. - И те тесты, которым вы подвергли обвиняемого, были ли они в основном такими же, как и те, которые проводил доктор Уили? - По сути такими же - карточки. Сортировка шерсти и другие сменяющиеся тесты. Паре посмотрел в свои записи. - Вы слышали о заключении доктора Уили, что подсудимый как с юридической, так и с медицинской точки зрения был абсолютно нормален в момент совершения преступления? - Да, сэр, я слышал это заключение. - Вы знаете о том, что раньше доктор Уили был судебным психиатром Лос-Анжелеса и служил в армейском медицинском корпусе? - Мне известна квалификация доктора Уили. - Видя то достоинство, с каким защищался Фурлоу, Келексел почувствовал к нему симпатию. - Видишь, что они сделали с ним? - спросила Рут. - Какое это имеет значение? - отмахнулся Келексел. Но уже говоря это, он понял, что судьба Фурлоу имеет огромное значение. И прежде всего потому, что Фурлоу, даже хотя и был обречен на поражение и понимал это, все равно оставался верным своим принципам. Не было никаких сомнений, что Мерфи был сумасшедший. И виновен был в этом Фраффин - ради какой-то своей цели. "И целью этой был я", - подумал Келексел. - Тогда вы должны были слышать, - продолжал Паре, - что свидетельство медицинских экспертов исключает какой-либо элемент повреждения мозга в данном случае? Вы слышали о том, что по заключению этих медицинских экспертов подсудимый не выказывал никаких маниакальных тенденций, что он не страдает ни теперь, ни когда-либо раньше от состояния, которое официально можно определить, как сумасшествие? - Да, сэр. - Тогда вы можете объяснить, почему вы придерживаетесь мнения, противоположного мнению этих квалифицированных медицинских специалистов? Фурлоу крепко оперся обеими ногами в пол, опустил руки на подлокотники и наклонился вперед. - Это очень просто, сэр. Компетенция в психиатрии и в психологии обычно подтверждается фактическими результатами. В данном случае я отстаиваю свою точку зрения, основываясь на том, что я предсказал это преступление. Лицо Паре потемнело от гнева. Келексел услышал, как Рут шептала: "Энди, о Энди... О Энди..." От звуков ее голоса он почувствовал резкую боль в груди и прошипел: - Помолчи! Паре еще раз посмотрел в свои записи, потом сказал: - Вы психолог, а не психиатр, правильно? - Я клинический психолог. - В чем заключается разница между психологом и психиатром? - Психолог - специалист в области поведения человека, не имеющий медицинской степени. А... - И вы не согласны со специалистами, у которых есть медицинская степень? - Как я уже сказал... - Ах да, это ваше так называемое предсказание. Я читал это заключение, мистер Фурлоу, и мне хотелось бы порасспрашивать вас об этом: верно ли, что ваше сообщение для отдела освобождения под залог было составлено таким языком, который можно интерпретировать различными способами - иными словами, не было ли оно двусмысленным? - Его может считать двусмысленным лишь тот, кто не знаком с термином "психический срыв". - Ага, и что же такое психический срыв? - Чрезвычайно опасный разрыв с действительностью, который может привести к актам насилия, подобному тому, что мы рассматриваем здесь. - Но если бы это преступление не было совершено, если этот обвиняемый сумел бы, так сказать, излечиться от приписываемой ему болезни, можно ли тогда было истолковать ваше сообщение, как предсказание этого преступления? - Если только будет дано объяснение, почему он излечился. - Позвольте тогда мне спросить: может ли насильственный акт, кроме психоза, иметь и другие объяснения? - Разумеется, но... - Правда ли, что термин "психоз" не имеет точного определения? - Существуют некоторые расхождения во мнениях. - Расхождения, подобные тем, которые имеются у нас в свидетельских показаниях? - Да. - И любой акт насилия может быть вызван не только психозом? - Конечно. - Фурлоу покачал головой. - Но при наличии маниакальных... - Маниакальных? - перебил его Паре. - Мистер Фурлоу, а что такое мания? - Мания? Это явление внутренней неспособности реагировать на окружающую действительность. - Действительность, - повторил Паре раз, потом еще раз: - Действительность. Скажите, мистер Фурлоу, вы верите в обвинения подсудимого против его жены? - Нет! - Но если обвинения против обвиняемого имеют под собой почву, не изменится ли ваше мнение, сэр, на его маниакальное восприятие? - Мое мнение основывается на... - Отвечайте "да" или "нет", мистер Фурлоу! Отвечайте на вопрос! - Я и отвечаю на него! - Фурлоу откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул. - Вы пытаетесь запятнать репутацию беззащитного... - Мистер Фурлоу! Мои вопросы направлены на выяснение, были ли обвинения против подсудимого с учетом всех имеющихся улик обоснованны. Я согласен, что обвинения нельзя подтвердить или опровергнуть после смерти, но были ли эти обвинения оправданны? Фурлоу проглотил комок в горле, потом спросил сам: - Можно ли оправдать убийство, сэр? Лицо Паре потемнело. Его голос стал низким, угрожающим: - Настала пора кончать перебрасываться словечками, мистер Фурлоу. Расскажите, пожалуйста, суду, были ли у вас другие отношения с членами семьи подсудимого, кроме... психологического обследования? Когда Фурлоу вцепился в подлокотники стула, костяшки его пальцев побелели. - Что вы имеете в виду? - спросил он. - Не были ли вы одно время помолвлены с дочерью обвиняемого? Фурлоу молча кивнул. - Отвечайте вслух, - сказал Паре. - Так были? - Да. За столиком защиты поднялся Бондели и пристально посмотрел на Паре, потом на судью. - Ваша честь, я возражаю. Подобные вопросы я считаю неуместными. Медленно Паре повернулся. Он тяжело оперся на трость и сказал: - Ваша честь, присяжные имеют право знать все возможные причины, которые оказывают влияние на этого эксперта, выступающего свидетелем по делу. - Какие у вас намерения? - спросил судья Гримм. И он посмотрел поверх головы Паре на присяжных. - Ваша честь, дочь подсудимого не может выступить в качестве свидетеля. Она исчезла при загадочных обстоятельствах, сопутствовавших гибели ее мужа. Этот эксперт находился в непосредственной близости от места событий, когда муж... - Ваша честь, я возражаю! - Бондели стукнул кулаком по столику. Судья Гримм прикусил губу. Он бросил взгляд на профиль Фурлоу, потом на Паре. - То, что я сейчас скажу, не является ни одобрением, ни неодобрением свидетельских показаний доктора Фурлоу. Однако я исхожу из того, что не подвергаю сомнению его квалификацию, поскольку он является судебным психологом. А раз так, его мнение может расходиться с мнением других квалифицированных свидетелей.