еред всем миром. Макаки, используя лексикон Николая Александровича, люди обидчивые! Нельзя. К тому же Его высочество вдолбил себе в голову и настойчиво требует порт где-нибудь в юго-восточной Корее, чтобы потом присоединить его полосой к нашим владениям. Шаньдун далеко, это уже и не Маньчжурия, там порт будет беззащитным, что в высшей степени неблагоприятно для России. На Ляодуне, впрочем, тоже, но..., - задумчиво размышляя Покотилов. - Браво, - ухватился за это "но" Сергей Юльевич, - браво! "Uti possidetis...", * - кивал Романов! * Поскольку вы владеете /лат/. - Не прозондировать ли нам возможность аннексии Маньчжурии ? Государь внутренне расположен, титул богдыхана, для экзотики, ему импонирует, - столь же задумчиво продолжил Покотилов. - Тогда нужно будет обсудить с военным министром Ванновским его возможности, - поддерживал его Сергей Юльевич. - Но повод, повод? Причина вполне ясна - необузданная жадность одолела, и спешка к тому же, как бы не опоздать, - выплеснул ушат Романов. - А это уже для себя. Повод пусть министр иностранных дел князь Лобанов придумывает, - отмахнулся Покотилов. - Не вырядиться ли в тогу благодетелей, защитников Китая? От тех же японцев, например, - после некоторой заминки продолжил Романов. Сергей Юльевич насторожился; - А что, неплохая идея, надо будет ее позже тщательно обдумать, очень неплохая идея. Ведь строя дорогу, мы неизбежно попадаем в ситуацию напряженных отношений и риска скорого столкновения с Японией. На всем протяжении от Байкала до Владивостока она будет беззащитна со стороны Маньчжурии! Тем более, если там обоснуются японцы. - Вы кстати заговорили о железной дороге. Сейчас она застряла с запада у Байкала и с востока у Хабаровки, а вокруг Маньчжурского выступа тяжеленько придется ее прокладывать. И рельеф трудный, и климат ужасный, и лето короткое. К тому же директор-распорядитель Амурского общества пароходства и торговли Макеев жалуется, что конкуренция железной дороги подорвет судоходство по Амуру, а в него деньги вложены немалые. Ведь по железной дороге движение круглогодичное, не то, что полугодовое по Амуру. А вот если прямиком ее пустить, через Маньчжурию? - предложил Покотилов. - Прямой путь значительно короче и дешевле выйдет. - Еще раз браво, Дмитрий Дмитриевич! - ухватился Витте за его мысль. - Значит, железная дорога? Сибирскую магистраль - от Челябинска до Владивостока - я считаю своим детищем. Именно мне император Александр III поручил обеспечить строительство транссибирской магистрали, сделав последовательно министром путей и почти сразу министром финансов. Да, семь месяцев уже минуло после его смерти. А какая была привлекательная, высокая личность, какое он внушал к себе глубокое уважение, преданность и любовь. Всякий, кто имел счастье приближаться к нему, не мог не быть огорченным его смертью. Хотя и проказник он был великий. Вон, генерал Черевин, начальник охраны и личный друг Его высочества, рассказывал. Сядем, мол, в карты играть, а царица-матушка тут как тут, все вокруг вертится, нет ли у нас напитков алкогольных каких? Ничего не заметит и уходит довольная. А мы с императором приспособились, сшили себе сапоги с широкими голенищами и фляжки стеклянные, особые, плоские заказали. Отошла царица подальше, мы переглянемся, и - раз, два, три - вроде игры, вытащим фляжки, пососем и опять сидим смирнехонько, играем, как ни в чем не бывало. "Голь на выдумку хитра" - у них это называлось. Много мог выпить государь, но ни в одном глазу не заметно. Потом ляжет на спину, ногами в воздухе болтает, визжит от удовольствия и всех, кто мимо идет, норовит поймать за ноги и повалить на пол. Только так и узнавали, что государь надравшись. Они посмеялись и Сергей Юльевич продолжил, - Я очень долго занимался этим вопросом и досконально изучил его. Ведь спроси сейчас любого, даже высшего государственного деятеля, о географическом положении Китая и соотношении его с соседями - Японией и Кореей, ведь все в высшей степени невежды. Даже взять министра иностранных дел князя Лобанова - человек весьма образованный, очень светский, и языком владеет отлично, и пером, да, а спроси его о Китае - знает не больше гимназиста второго класса Что касается Запада, то он знает все, а о Дальнем Востоке ничего не знает, потому что никогда не интересовался. В отношениях между Витте и Лобановым существовал ощутимый холодок и поэтому Сергей Юльевич, среди своих подчиненных-единомышленников, не считал нужным удерживаться от колкостей в адрес министра иностранных дел. Впрочем, здесь явственно ощущался и исконно российский обычай бесцеремонно вторгаться в чужую епархию и едва ли не хозяйничать там, считая себя на голову всех умнее и решительнее; тем более, что в таких простеньких делишках, как международные, мы все доки... - Сейчас возникает уникальная возможность завладеть манящей Маньчжурией. Какова же раскладка сил? Четырехсотмиллионный Китай оказался настолько беззащитным, что японцы жалкой пятидесятитысячной армией поставили его на колени. Япония давно домогается Кореи и, можно сказать, овладела ею. Далее, она захватила Ляодун, а это означает широкое проникновение в Маньчжурию с тыла, с юга, в самые заселенные ее районы. Плюс образовалась постоянная угроза для столицы Китая. А если японцы построят железную дорогу от Фузана на юге Кореи до Пекина? Нельзя позволить ей внедриться в столь важной области Китая, как Ляодун, - решительно заключил Покотилов. - Наша постоянная противница Англия будет толкать Японию в Маньчжурию, чтобы отвлечь ее от Серединного Китая, где она сама надеется прочно утвердиться. И, чтобы не допустить Россию в Китай, она постарается столкнуть Японию с нами лбами, - напомнил о вечной болевой точке внешней политики Романов. - Значит, проникнуть в Северную Маньчжурию можно будет под предлогом необходимости постройки прямого железнодорожного пути из Забайкалья во Владивосток по китайской территории. Неплохо! Что же, попрошу министра путей князя Хилкова начать рекогносцировку трассы маньчжурской линии, но пока неофициально. Князя Лобанова сейчас об этом тоже информировать не следует; надо тщательно прощупать международную обстановку и возможную реакцию Китая, - резюмировал Сергей Юльевич. - А чтобы Япония не опередила нас, не влезла в Южную Маньчжурию, желательно было бы воспрепятствовать Симоносекским требованиям японцев, потребовать освободить Ляодун, - предложил Покотилов. В конце марта месяца 1895 года князь Лобанов-Ростовский получал из германского и фанцузского посольств сообщения, что Германия готова присоединиться ко всякому шагу, который Россия сочла бы необходимым сделать в Токио с целью побудить Японию отказаться от занятия Южной Маньчжурии с портом Артуром и что Франция тоже согласна согласовывать свои действия с нашими. Неожиданные, в общем-то, предложения Германии и Франции вдребезги разбивали основанную на высказанном уже решении Николая Александровича позицию князя Лобанова и заставили его вновь браться за свалившуюся на голову проблему. Ведь Германия прямо диктовала Его высочеству Николаю и князю Лобанову дальнейшие шаги - заставить Японию отказаться от захвата Южной Маньчжурии, Ляодунского полуострова. И военный министр Ванновский, вопреки прежде высказанному мнению, взбодрился и заявил, что готов в любое время прибегнуть к силе! Вскоре от дипломатических представителей в Берлине, Париже и Лондоне поступили сообщения, что китайские посланники приступили к переговорам с местными финансовыми кругами о предоставлении Китаю займов. Займов на покрытие японской контрибуции. Экономическая зависимость иной раз ни чуть не лучше прямой военной оккупации, надо это иметь в виду. А под какие обязательства Китай ищет займы? Не попытаться ли перехватить инициативу да самим и ссудить Китаю? Конечно, свободных денег нет, сумму они ищут громадную, но ведь можно и перезанять...- Сейчас в Петербурге Альфонс Ротштейн, зять парижского Ротшильда. Я встречусь с ним и попрошу через его парижских родственников привлечь французские капиталы. Полагаю, это удается, - как директор канцелярии министерства финансов, Романов обладал обширнейшими связями в деловом и финансовом мире и умел ими воспользоваться. Месяц упорно трудился Сергей Юльевич, собирая через своих фактотумов и представителей министерства иностранных дел информацию о поисках китайцами займов в Европе, всяческими путями противодействуя и своим европейским соперникам, ведь Китай был лакомым куском и в обеспечение займов предлагал поистине громадные доходы от морских таможен. Знал Сергей Юльевич, что его европейские коллеги не постеснялись бы потребовать на откуп и целые провинции.Особенно трудно было противостоять германским банкирам, которых настойчиво подталкивало к займу их правительство. Поздно объединившаяся, Германия опоздала к разделу колоний и сейчас стремилась наверстать упущенное, ища любую возможность, любой шанс и любой повод поучаствовать в грабеже и разбое. И на сей раз они кое-чего добились - заключили с Китаем договор о займе на паритетных с англичанами началах. Но удалось-таки Сергею Юльевичу убедить представителей французских банковских групп Готтингера, Неплина и Ренэ Бриса приехать в Петербург, представить их императору, как гаранту, и заключить с ними соглашение о займе Китаю ста миллионов рублей золотом под гарантию России. Французские буржуа - держатели акций банков радовались: Россия гарантировала им выплату высоких процентов по займу. Китайский императорский двор был едва ли не счастлив - Россия устроила им заем во Франции и гарантировала его выплату. Удовлетворена была и Япония - Россия добыла Китаю денежные средства на выплату контрибуции, которая будет истрачена на подготовку грядущей войны с Россией. Доволен был и Сергей Юльевич - он нашел предлог забраться в Маньчжурию! Но он не спешил: тылы надо обеспечить. Понятно, прежде всего, что крайне болезненно относившаяся к потере былого могущества Китая императрица-регентша Цыси и слышать не пожелает о прямом государственном проникновении России в Маньчжурию. Это сразу ею будет расценено как попытка расчленения империи и ухудшит и без того уже два века натянутые отношения с Россией. В таком важном деле надо действовать крайне осторожно. Это они - японцы, англичане, французы, германцы, кто там еще, коварные, алчные, желают разодрать Китай на части, на колонии. Мы же, русские, нет, мы друзья, мы неуклонно печемся и заботимся о благе восточного соседа. Вот, ультиматум предъявили Японии об освобождении Ляодуна, заем на выплату контрибуции вам изыскали и обеспечили, дорогу хотим железную прямо в Европу проложить, чтобы Китай богател, вывозя туда больше товаров. Да, гм, железную дорогу... Но ведь не согласятся императрица-регентша и императорский совет на государственную российскую железную дорогу в свои пределы, много, мол, тогда желающих найдется последовать вашему примеру. А вот если частное дело, купчишка какой, тогда может быть... Какой с него, купца-то, спрос - частное предпринимательство... И прецеденты есть, строят в Китае частные компании железнодорожные линии, и компании-то иностранные... Никакому российскому купчишке, конечно, такое грандиозное дело не потянуть, тут солидную компанию создавать надо. Дело на сотни миллионов, да и расходы не скоро окупятся. Вот если банк организовать, международный желательно - и самим расходов значительно меньше нести придется и вуаль внешней благопристойности, интернационального капитализма, на чисто и сугубо российское дело наброшена будет. Значит, решено, надо будет оговорить вопрос о новом банке с императором Николаем Александровичем. Банк, назовем его, скажем, Русско-Китайским. И цели объявим соответствующие - для развития за Уралом торговли и промышленности, для перевозки грузов, для строительства путей сообщения и связи, для организации помощи китайской финансовой и налоговой системам. Вот так, знай наших - ангелы, благотворители, агнцы божьи. А уже потом, в целях строительства этих самых путей сообщения и связи, создадим при банке акционерное общество, которое и выступит строителем железной дороги. Акции можно будет из казны оплатить, выпустив на руки лишь самую малость. На следующей же день после подписания соглашения с французскими финансистами о предоставлении Китаю займа под обеспечение России, 24 июня 1895 года в кабинете министра иностранных дел Российской империи князя Лобанова-Ростовского министр финансов Сергей Юльевич Витте сделал предложение тем же французским банкирам об учреждении, при их участии, Русско-Китайского банка для работы в странах Восточной Азии на самых широких началах. Французы осознали серьезность предложения - опора в лице министров иностранных дел и финансов, представляющих могучую Российскую империю, была солидна, и дали согласие. Русско-Китайский банк был основан с капиталом в шесть миллионов рублей. Учредителем его выступили банк "Готтингер и К°", "Парижско-Нидерландскай банк", банк "Лионский кредит", "Национальная учредительная контора" и "Петербургский международный банк". В правление банка вошли трое французов, директор канцелярии министерства финансов Романов, начальник азиатского департамента Покотилов, петербургские финансисты Нотгафт и Ротштейн, зять самого Ротшильда, а также двое дальневосточных купцов - Старцев и Владимиров, для придания банку восточною колорита. Сергей Юльевич своей первой победы добился - банк имел прочную базу в лице французских финансистов, а большинство русских в правлении гарантировало известную свободу для канализации его деятельности в нужном направлении. Но необходимо и дальше действовать энергически. Получив сообщение из Парижа о том, что французские компаньоны подписали Устав банка, Сергей Юльевич в конце ноября представил на утверждение императору Николаю проекты концессии на строительство трансманьчжурской железнодорожной магистрали и руководящего политического меморандума министерству иностранных дел для дальнейшего ведения переговоров с китайским императорским двором. И о крупной сумме, необходимой для решения любого вопроса слугами богдыхана, о взятке то есть, позаботился, оговорил с императором. Щепетильный этот вопрос встретил понимание, император догадывался, что китаец - тоже человек, все одним миром мазаны. Сергей Юльевич как бы соревновался с французами. Те за свое участие в ультиматуме Японии добились от Китая изменения границы французского Тонкина за счет китайской провинции Юньнани, открытия для французской торговли нескольких городов на юге Китая и права на строительство там железной дороги. Да и Германия спешила. Она добилась концессий в Ханькоу и Тяньцзине и, как стало известно из военных кругов, начала приискивать себе бухту на побережье Шаньдуна. Он немножко завидовал успехам соперников, но, впрочем, считал их приобретения сущей мелочью. Маньчжурия! Вот кусок, достойный его аппетита. Сперва через нее линию из Забайкалья во Владивосток. С полосой отвода по сто верст в каждую сторону. Да с правом концессий на территории Маньчжурии. И запретом на деятельность иностранных промышленных компаний в этом регионе. Да только ли Маньчжурия? Позже, как только прочно утвердимся там, можно будет пустить ветки в Срединный Китай. И даже на юг. По словам князя Лобанова, посланник в Пекине граф Кассини доносит о растущем беспокойстве императрицы-регентши Цыси в связи с нашей медлительностью предъявить требования. Цыси боится, что аппетиты России, в благодарность за ультиматум Японии, окажутся чрезмерными, и что крохотное чувство признательности в ней угаснет, уже вытесняется привычной холодностью и злобой. Конечно, не обошлось тут и без многочисленных врагов России, особенно англичан, не желавших себе конкурентов в Китае. Уж они-то растравили императрицу-регентшу, утверждая, что Россия потребует присоединения северного выступа Маньчжурии от Сретенска до Благовещенска, восточного выступа от Ханки до устья Сунгари, Барлыкских гор и района Кульджи. Метили они точно, зная, что такие притязания ранее возбуждались местными губернаторами, о чем и китайцы были осведомлены и чего опасались. Кроме того, предложение Сергея Юльевича провести железную дорогу из Забайкалья во Владивосток через Маньчжурию встретило довольно сильное сопротивление в министерстве иностранных дел и в военном ведомстве. Составляя политический меморандум, он настолько увлекся описанием преимуществ дороги для Китая, что его оппоненты всполошились. Не благодетельствуем ли мы себе в ущерб? А где же интересы России? Не бросим ли мы сотни миллионов в бездну наших традиционно напряженных отношений с Китаем? Построим мы, а кататься будут они? И пришлось тогда Сергей Юльевичу терпеливо и настойчиво разъяснять, что по окончании строительства дороги Владивосток силою самих вещей, как единственный тихоокеанский порт, имеющий железнодорожную связь с Европой, станет главным портом для всей мировой торговли на Дальнем Востоке; с отменой здесь порто-франко казна получит огромные прибыли от пошлин на ввоз и вывоз; из русского Забайкалья можно будет перебрасывать войска в Маньчжурию и чуть ли не к Желтому морю. И, главное, строя дорогу через Маньчжурию, Россия экономически поработит ее, потому что крупное производство товаров экономически целесообразно лишь для широкого их распространения, то есть торговли, а для торговли нужен транспорт. Китаю есть что продавать и есть, что покупать, а для этого нужен транспорт. Китай обладает огромными естественными богатствами, а для их промышленной разработки нужен транспорт. Китай задыхается от огромных масс нищего населения, которое за гроши можно вовлечь в производство, эксплуатировать, выражаясь экономически. Дорога - это аорта и артерия, которая, вместе с капиллярами, вдохнет жизнь в крохотные застойные села и городишки, вроде Никольска и Владивостока, привлечет в них людей энергичных, оживит сельское производство, а при малочисленности русского населения позволит воспользоваться трудом китайцев. Дешевым, почти дармовым трудом! А тут еще американец Буш вмешался. По сообщению русского посла Кассини и Покотилова, уехавшего по делам Русско-Китайского банка в Пекин, в Цзунли-ямынь, китайское ведомство внешних сношений, явился этот делец и предложил построить на американские деньги железные дороги Пекин - Ханькоу и Ханькоу - Кантон и связать их через Маньчжурии с транссибирской магистралью. При этом стращает китайских министров политической подоплекой грядущего русского предложения о дороге. Как удалось узнать русским дипломатам, Буш предложил взяться за постройку и железной дороги от порта Ляодунского полуострова на Мукден - Гирин - Цицикар и далее на Сибирскую магистраль, а от Мукдена - к корейской границе. Более того, он требует на тридцать лет монополию на строительство железных дорог в Маньчжурии. В этом случае Россия лишалась бы всех надежд воспользоваться благодарностью Китая за выдворение японцев из Ляодуна и за содействии в займе на контрибуцию. Крайне обеспокоенный вестями из Пекина и недовольный бездеятельностью Кассини, Сергей Юльевич получил сообщение от Покотилова, что в Россию на коронацию Николая II прибудет первый канцлер Китайской империи Ли Хунчжан. ВАТАЦУБАСИ. ВЛАДИВОСТОК Три года учебы в колледже пролетели довольно быстро. Он заметно подрос, окреп и превратился в стройного широкоплечего юношу с черным пушком на смуглом румяном лице и темно-коричневыми глазами. Ты скорее похож на индийского раджу, чем на японского самурая, говорили ему товарищи по курсу, и он улыбался, довольный сходством с дальними предками. Из колледжа их выпустили мичманами. Форма офицера военно-морского флота радовала и возвышала в собственных глазах. Девушки на улицах не сводили с них глаз, а на мужское гражданское население, тем более на сверстников, новоиспеченные офицеры глядели с нескрываемым презрением и высокомерием, считая их не то что за людей второго сорта, а чуть ли не насекомыми - ползающими, жужжащими и крутящими тяжелую машину повинностей и податей для роста могущества военного флота, армии и Великой Японии. Сейчас им предстояла годичная плавательская практика, а затем сдача экзаменов на звание суб-лейтенантов и блестящая служба на кораблях императорского военно-морского флота, призванных жерлами своих грозных орудий вселять ужас и покорность в сердца бесчисленных варваров. Хаккоитиу - Мир под одной крышей! - этот лозунг-программа впервые прозвучал после первой победы японского оружия в войне против Китая в этом, 1895, двадцать восьмом году Мэйдзи, и он не казался несбыточным, нереальным. В штабе 4-го военно-морского округа в Майдзуру, куда он был направлен для прохождения дальнейшей службы, его уже ждали. Штабник командор со звездой Восходящего солнца на груди, юкунся - орденоносец, с почтением отметил он, небрежно приветствовал его, еще раз внимательно просмотрел документы и неожиданно поинтересовался, когда он виделся в последний раз с родителями. Вопрос о родителях был ему неприятен. Еще в колледже он заметил искру презрительной жалости в глазах сверстников, узнававших, что они живут в России, во Владивостоке. Оросия и Осоросия - производным от двух слов: осоросий - страшный и Росия - Россия, иначе они и не называли эту державу, давно утвердившуюся на берегах Великого Океана, но только в последнее время распространившую свое влияние на весь Дальний Восток и вступившую в глухое пока противоборство со стремительно набирающей силы Японией. - Три года назад, до поступления в морской колледж в Этадзима, - неожиданно для себя пространно ответил он. - И они по-прежнему живут в Ураданово? Ураданово, Тихое морское течение, он всего лишь несколько раз слышал это японское название Владивостока в колледже на занятиях по оперативному искусству, но решил, что в штабе 4-го морского округа, ориентированного главным образом на морские операции против русского Приморья, оно укоренилось давно. - Да, отец по-прежнему служит там торговым агентом, - с долей вызова ответил он. - И ты за годы учебы ни разу не ездил к ним? - с сомнением спросил командор. - Нет, каникулы я проводил с двоюродным братом в их замке в Сацуме, на Кюсю, - юноша уже стал опасаться, что из-за родителей может очутиться на задворках флота, в каком-нибудь складе древних пищалей, мечей и луков. - Хоросо, - командор внезапно перешел на русский язык. - Поедешь во Врадивосток повидать родитерей. Отцу передашь покрон от Тодаси Одзу, он меня знает еще рейтенантом. - Слушаюсь,- господин командор, - тоже по-русски ответил он. - Ты знаком с ниндзюцу - искусством шпионажа? - уже по-японски продолжал командор. - Не... очень, - растерянно ответил юноша, не ожидавший такого направления в разговоре и почувствовавший, что видение громадного броненосца с мощными жерлами орудий и себя на командирском мостике не то что поколебалось, вообще уже исчезает. Командор мигом понял его настроение и внутреннее предубеждение против онива-бангов - шпионов, прячущихся за фусуми и седзи - решетчатыми перегородками, и подслушивающих, и подсматривающих, и доносящих... - Сэкко хэй ва тедзин дэс! Разведчик - это сверхчеловек! И тебе, для успешного продвижения по службе, крайне необходимо знать театр будущих военных действий, противника, его порты и крепости, чтобы не быть слепым щенком или штабистом-аккуратистом, воюющим только по карте. По распоряжению командующего морским округом ты поедешь во Владивосток и составишь отчет о крепостных сооружениях обороны города, портовых сооружениях, способности производить ремонт военного флота, список командного состава и места дислокации военных подразделений. Твоя будущая легенда - студент Токийского университета на каникулах у родителей. С низкого борта нарядной свежеокрашенной шлюпки на причал штабной пристани спрыгнул невысокий молодой человек с шеей тяжелоатлета, широкими плечами и явно военной выправкой. Лицо его было вполне европейским, разве что припухшие веки и желтоватая смуглость лица выдавали восточное происхождение. Он внимательно оглядел сонную под низким хмурым небом бухту с застывшими окрашенными в белый цвет военными кораблями, автоматически еще раз пересчитал их, равнодушно пробежал взглядом по черным корпусам торговых судов с флагами разных стран, небрежно-властным качком тяжелого подбородка отмахнулся от набежавших с предложениями услуг китайцев рикш и носильщиков, подхватил поставленный лодочником на причал чемодан и зашагал вдоль адмиралтейского сквера к Китайской улице. Проходя мимо мужской гимназии, он едва ли почтительно не поздоровался со стариком-служителем, вышедшим во двор гимназии прозвонить переменку в древний надраенный до ослепительного блеска медный колокол, но во время спохватился, еще выше задрал подбородок, минул двор гимназии, заполнившийся выплеснувшей орущей ордой мальчишек и подошел к зданию японского торгового агентства на углу Пекинской. - Ватацубасин сынок явился к отчему дому, - отметил про себя старик Лукьяныч, отбивая склянки во дворе гимназии. - Давненько его не было видно, года три уже, - прикинул он, - Что же, говорили, что он в Токийском университете учится. Высоко взлетел, на меня, мухомора старого, и не глядит. Не помнит же он зла за то, что и его иной раз приходилось в карцер запирать. Так ведь не его одного, вон, и адмиральские сынки там побывали, почтения им это только прибавило. Ну да бог с ним. Отец и мать были несказанно рады приезду сына, хотя внешне отец эмоций и не проявил. Вечером, оставшись в комнате одни, мужчины заговорили о деле. - Только ли навестить родителей ты приехал, сын? - спросил господин Ватацубаси. - Не только, отец. Командор Тодаси Одзу просил передать вам свои поклоны. - Да, я хорошо знаю господина Тодаси Одзу. Он служил в магазине Альберса на Мальцевской и я помогал ему наладить кое-какие, - он поколебался, - торговые, это самое точное определение, связи. Он здесь не только продавал, но и покупал. Что именно, уточнять не надо. - Командор Тодаси Одзу поручил мне освежить имеющиеся у него сведения об этом прекрасном городе и намекнул, что вы, отец, поможете мне в этом. - Хорошо, сын, но сам проделай основную работу: поброди по городу и окрестностям, побывай в гостях у знакомых девушек - в этом возрасте все они окружены множеством молодых флотских и армейских офицеров, повстречайся со сверстниками-соучениками по гимназии и товарищами по детским играм. Буквально все, что ты услышишь от них, представляет значительный интерес. Перед твоим возвращением на родину я тоже покажу тебе кое-что важное. Два месяца отдыхал он во Владивостоке и весьма преуспел в своей негласной деятельности. Неустанно бродил по городу, бывал у строящегося сухого дока, у казарм Сибирской военной флотилии, вслушивался в разговоры флотских и армейских офицеров и нижних чинов, заходил в низкие темные мастерские военного порта и Добровольного флота, поднимался среди корейских и китайских рабочих на строящийся Голдобинский форт, ездил на ялике на Русский остров. Словом, везде побывал, все узнал и лично осмотрел. А вечерами сидел у стола и вычерчивал китайской тушью план города, места расположения воинских частей, сухого дока, судоремонтных мастерских, фортов владивостокской крепости и секторов их обстрела... Даже составил карточки едва ли не на всех офицеров крепости и штаба Сибирской военной флотилии. Вошел в азарт, все-то ему легко удавалось, и принялся совершать дальние поездки - и в село Никольское, и в урочище Анучино, и в Новокиевское, в Камень-Рыболов, в Раздольное и Посьет. А потом с наслаждением представлял в памяти увиденное, составлял и перебирал карточки - вот они, бесценные сведения о дислокации и командном составе воинских частей в Приморье. Комендант Владивостокской крепости генерал-майор Аккерман Николай Юльевич, начальник штаба подполковник Пестич Константин Филимонович, крепостной артиллерией, весьма, кстати, жалкой, командует полковник Стрижев Максим Иванович. Командир порта контр-адмирал Энегельм, бурбон и уставник, служит едва ли не пугалом для молодых флотских офицеров, а вот командир экипажа - капитан I ранга Вишняков, по отзывам - душка... Потом принялся за описание путей сообщения. Еще строящаяся до Хабаровки железная дорога осмотрена и описана в первую очередь - и пропускная способность, и подвижной состав, и все станции и полустаночки, и мосты и мостики, все он зафиксировал. Затем пришла очередь причалов и пристаней во Владивостоке и больших поселках, вроде Речного в устье Суйфуна на Амурском заливе, Славянки в урочище Новокиевском, и в крохотных бухточках, где они есть, по всему побережью от корейской границы до Императорской гавани. Отцу спасибо, громадную помощь ему оказал. Почти все эти данные у него были, лишь кое-что перепроверить и уточнить оставалось. Не зря же отец уже двадцать лет прожил в среде этих бестолковых, доверчивых простофилей, хапуг и пьяниц офицеров и чиновников. Какое уж там сохранение военных тайн: приходит, скажем, в консульство полковник Экстен, командир строительных батальонов, или интендантский чиновник Стрелков договариваться насчет поставки цемента марки "Онода", он здесь лучшим считался, да и дешев был, так прежде чем заказать количество, они обязательно посоветуются с представителем фирмы, назовут титулы работ и обсудят объемы. Ну как этому не порадоваться, как не восхититься их доверчивостью и простотой... Корабли Сибирской военной флотилии и Тихоокеанской эскадры его не интересовали: каждую зиму они собирались в Нагасакской бухте, так что на них только самый ленивый не побывал. Он сам, для ознакомления с флотом будущего противника, ездил неоднократно и на "Память Азова", "Нахимов", "Корнилов", и на "Владимир Мономах", развозя заказанные в магазинах сладости, чаи, фарфоровую посуду, гребни, веера и прочую галантерею. Русские офицеры были горячими патриотами своих кораблей и настолько крепко их любили, что едва ли не как один, желали обзавестись искусными их копиями. Японские мастера, славившиеся тонкой, кропотливой работой, в большом количестве изготовляли модели их крейсеров и канонерских лодок, но для этого они нуждались в точных измерениях. И командиры кораблей с удовольствием предоставляли им такую возможность. Так что русские корабли до последней заклепки давно не предоставляли секрета для командования японского флота. И до того он увлекся своими изысканиями, видя полнейшее отсутствие бдительности местных властей, что однажды попался. Наняв за неплохую плату небольшую группку безработных китайцев, в поношенной куртке и заплатанных штанах из синей дабы бродил он с ними под предлогом поисков работы по всем интересующим его местам города. Таких шатучих группок тогда было множество. Прикрытие оказалось настолько удачным, что пару раз натыкаясь на знакомых офицеров, а поиски работы приводили их, безусловно, на военные объекты, он остался неузнанным. Это отец подсказал, что работодатели различают и ведут переговоры только со старшинками таких бродячих групп ищущих работу азиатов, а на остальных не обращает ни малейшего внимания, скользнув лишь равнодушным взглядом по кучке понурых ладей с заискивающими глазами и робкими улыбками. На сей раз они забрались довольно далеко от города, в бухту Малый Улисс, где располагалась со своими складами минная команда и где сегодня должен был стать под разгрузку пришедший на днях военный транспорт. От духоты августовского дня спасали легкий ветерок с моря, со стороны Русского острова, и белые пушистые облака изредка загораживающие солнце. Сидя на круглых, обкатанных волнами береговых валунах и опустив босые ноги в прохладную ласковую воду, он с интересом наблюдал, как обнаженные до пояса военные моряки перегружали с транспорта на берег длинные, блестевшие на солнце мины Уайтхеда. Постукивали поршнями и шипели струйками пара судовые лебедки; над сонной еще водой бухты звучали команды "Вира", "Майна" и "Давай-давай" и не несущий смысловой нагрузки, но обязательный словесный гарнир озорного мата; одна за другой появлялась из трюма и осторожно переносились на берег серебряные акулы мин; и он тихонечко шептал себе под нос, - сити, хати, кю..., как вдруг ощутил на плече увесистую ладонь и жесткие пальцы впились в ключицу. Мгновенно сгруппировавшись, чтобы распрямиться в отпоре стальной пружиной, боковым зрением он увидел владивостокского контрразведчика, крепостной жандармской команды ротмистра Марпурова, франтоватого красавца с холодными бледноголубыми глазами и тонкими черными усиками над вечно мокрыми красными губами. Но держал его не Марпуров, которого ему ничего не стоило в мгновение ока превратить в мешок с требухой и обломками костей, джиу-джитсу и каратэ в училища им преподавал опытный мастер; на него уже грузно наваливался, ощутив его крепкою мышцы и предупреждая отпор, здоровенный краснорожий унтер. - По мне все косоглазые на одно лицо, но вот этот примелькался, явно славится излишним любопытством, - насмешливо говорил Марпуров. И унтер добродушно бормотал, - Не дергайся, манза, не дергайся, охолонь, - но держал за плечи основательно. Спешившему к ним в виноватом поклоне старшинке китайцев Марпуров равнодушно бросил, - с тобой потом побеседую... Пока унтер, сведя его руки вместе и обхватив их здоровенной лапищей за запястья, другой рукой жестко шарил, обыскивая сверху вниз по телу, он заметил, как один из парней-китайцев юркнул в густые кусты и заспешил в соседнюю бухту Диомид, где было небольшое китайское поселение и откуда на лодке за час вполне можно было добраться до города. Марпуров тоже заметил карабкающегося по откосу на сопку китайца и удовлетворенно кивнул. Потом унтер ловко перетянул сложенные его руки ремнем и подтолкнул за деревянную казарму, где их уже дожидалась пролетка с парой коней. - Дюжий бычок, крепенький, - одобрительно отозвался о нем Марпурову унтер, привязывая свободный конец ремня к подлокотнику пролетки. - Этот бычок на веревочке, а второй конец на холке у коровушки, вот корову-то и доить будем , - туманно отозвался Марпуров. Вот тут у него сердце в пятки и ухнуло. Влип-то как! Неужели Марпуров отца шантажировать собирается? О, насколько это ужасно. Он безнадежно оглянулся, но руки были больно стянуты; унтер, охранник сразу видно, опытный, револьверы у них с Марпуровым на поясах внушительные, да и знал Марпуров, небось, на кого охотился. С час, по трясучей проселочной дороге, сперва вдоль поросшей камышами и осокой медленной речушки, потом на крутую сопку, вниз, по шаткому деревянному мосточку через речку Объяснение, а затем вдоль бухты Золотой Рог - по Пфефферовской госпитальной улочке, мимо флотского экипажа и мельницы Линдгольма добирались они до Мальцевского оврага, а оттуда уже рядышком - подняться вверх на Лазаревскую в Офицерской слободке и по ней до приземистого кирпичного здания крепостной жандармерии, Лазаревская, 9. Всю дорогу сидящий рядом Марпуров молчал, изредка лишь на него поглядывая, и усики пощипывал задумчиво. Его же мысли лихорадочно метались. Что говорить? Как выпутываться? Да и что Марпуров против меня может иметь? Прогулки по городу? Китайскую дабу заношенную? Записей то у меня с собой никаких нет. А дома рыться, обыскивать, отец не позволит. Консульство экстерриториально... Намекнул, что отца станет шантажировать... Но чем? Приехали. Марпуров дверь в свой кабинет открыл, указал ему на стул в углу, и сам сел за стол, боком к окну. Два окна в кабинете крепкими решетками были схвачены и в откос близкой сопки смотрели. Унтер потоптался недолго и, повинуясь жесту Марпурова, вышел и загремел кружкой по пустому ведру, со дня воду вычерпывая. Потом, слышно было как подковки гремят, пару шагов сделал и уселся на шаткую скрипучую лавку. Марпуров удобно устроился в кресле, закурил длинную манильскую сигару, помахал рукой, синий дым разгоняя, и неожиданно для него произнес, - Ждем полчаса, сейчас за тобой должен явиться господин Ватацубаси-старший. Очень уж егозливый ты, студент... Еще помолчал. Затем опросил, - Зачем в Анучино, Новокиевское, в Святую Ольгу ездил? Он ответил, в глаза Марпурову честно глядя, как и было уговорено, - Отцу помогал, отчеты японских купцов и ремесленников собирал и заказы их, что покупатели требуют... - Врешь ты все... А сейчас отчего заплатанный? Одеть совсем нечего? По военным объектам чего шляешься? На обратный путь зарабатываешь? - Одеться есть во что, а деньги нужны, это да. У отца просить надоело. А работу ищу где придется, и у военных тоже... - А вот мне известно, что ты агент общества Гэнъеся* и по Приморью мотаешься, от его членов отчеты собираешь... * .Гэнъеся - Общество "Черный океан." /Черный океан- пролив, отделяющий остров Кюсю от материка/ - Я впервые слышу об этом обществе, - твердо возразил он. - Сейчас же после твоего отъезда из Анучино на стрельбище был задержан приказчик Отиро, гильзы от новой винтовки ползал искал, а в карманах найдены из мишеней выковыренные пули и бумажка с иероглифами. Интересен перевод, - Марпуров вынул из ящика стола лист бумаги и прочитал: - " Клянусь богиней Солнца Аматерасу, нашим священным императором, который является высшим священнослужителем Великого Храма Исэ, моими предками, священной горой Фудзияма, всеми реками и морями, всеми штормами и наводнениями, что с настоящей минуты я посвящаю себя службе императору и моей родине и не ищу в этом личной выгоды, кроме того блаженства, которое ожидает меня на небесах. Я торжественно клянусь, что никогда не разглашу ни одному живому человеку того, чему общество научит меня или покажет мне, того, что я узнаю или обнаружу в любом месте, куда я буду послан или где окажусь. Исключение из этого будут составлять мои начальники, которым я обязан бесприкословно повиноваться даже тогда, когда они прикажут мне убить себя. Если я нарушу эту клятву, пусть откажутcя от меня мои предки и пусть я буду вечно гореть в аду. Он съежился, испарина мелким бисером на лбу выступила. - Я ничего не знаю об этом. - Так ты, говорят, студент Токийского университета? - Студент... - Какого хоть факультета? - Историко-филологического... - Со шпионским уклоном? - Ворона ворону за глаз не укусит, - эту фразу уже произносил запыхавшийся отец, войдя без стука и кладя на край стола пухлый конверт. - Скучно мальчику целыми днями дома сидеть, вот он и гуляет. Опять же с сокровенными глубинами подлинно народного фольклора знакомится...Он заметил страх и бешенство в глазах жандармского ротмистра, но на из озорства искаженную хорошо знавшим русский язык отцом пословицу, тот ответил с деланным безразличием, - Да, и посоветуйте ему не быть столь безграничным в своей любознательности: за русским фольклором не стоит забираться в такие дебри, как Анучино, или, скажем, Посьет. У вас базар рядом, или причал Добровольного флота. Смахнул конверт в ящик стола, крикнул унтера и велел проводить до крыльца господина Ватацубаси с сыном. - Представителей дружественной косорылой державы, империи хризантем и проституток, - на прощанье хоть чем-то отомстил он. А дома отец жестко выговорил сыну за позорный провал, велел немедленно уезжать в Японию и тот час заказал билет на первый же пароход. - Не вздумай там рассказать, что побывал в жандармерии. Неудачников не любят, будут относиться с пренебрежением, ничего не станут доверять. Твои записи я прочел, кое-что добавлю, самое ценное, конечно. О сыне заботиться надо... В Майдзуру командор Тодаси Одзу бегло просмотрел его записи, для чего-то отчеркнул синим карандашом фамилию командира расквартированного в Новокиевском урочище 9-го Восточно-Сибирского стрелкового батальона полковника Стесселя и по-настоящему заинтересовался лишь информацией, которую предоставил ему отец при прощании в каюте японского парохода. - Аппарэ - Великолепно, Браво! - не удержался он от восклицания. - Твой отец, - сразу определил он подлинного хозяина добытой информации, - истинный тедзин! И принялся читать. -"По мнению командования Приамурского военного округа и по разработанному штабом округа плану, в случае войны японская армия будет преследовать цель вторжения в пределы России в Южно-Уссурийском крае. Это вторжение может произойти либо морским путем при помощи десанта в Южно-Уссурийский край, либо сухопутным путем из Южной Маньчжурии на Гирин и далее в русские пределы. Вторжение морским путем возможно только при господстве Японии на море, то есть при ее союзе с одной из западно-европейской держав. Сейчас такое вторжение для японской армии немыслимо: состоявшееся соглашение между Россией, Германией и Францией давало этому союзу громадный перевес в морских силах, а единственно возможная для Японии союница Англия уклонилась от участия в проходивших тогда переговорах. Вторжение по сухому пути облегчается для Японии тем, что ее почти восьмидесятитысячная армия и без того, после войны с Китаем, расположена на линии Ньючжуань - Хайчен в Южной Маньчжурии. В виду возможности для японцев оперировать только по сухому пути и потому, что при этом условии кратчайший путь в русские пределы из района, где сосредоточена главная часть японской армии, идет через Гирин, решено все мобилизуемые части Приамурского военного округа двинуть к Гирину. Образовать для предстоящих действий по усмотрению командующего войсками округа генерала Духовского полевые действующие отряды со штабами, управлениями, необходимыми на первое время парками, транспортами и санитарными учреждениями, составить соображения и подготовить средства для производства всеми свободными силами округа движения к Гирину, как сухопутно, так и водой, по Амуру и Сунгари, выяснив все потребности для этого движения и подготовив его настолько, чтобы движение начато было немедленно по получении приказа. Военное движение в Китай необходимо исполнять при дружественном его соглашении, а при известных обстоятельствах - и самостоятельному нашему решению; во всяком случае необходимо будет установить и всячески поддерживать дружеские отношения с местными властями, которые могут впоследствии доставлять нашим войскам продовольствие, перевязочные средства и топливо. Первой целью экспедиции должно быть занятие нами Гирина, как важнейшего города Северной Маньчжурии, узла сухопутных дорог, конечного пункта водного пути по Сунгари и будущего опорного пункта нашего для дальнейшего движения. Наступление к Гирину может быть исполнено как со стороны Южно-Уссурийского края, так и от среднего Амура и из Забайкалья. Для обороны морского побережья Южно-Уссурийского края оставляются два стрелковых батальона, горная полубатарея и Уссурийская казачья сотня. Для обороны Владивостока - пять линейных батальонов, три роты крепостной артиллерии с восемью горными орудиями, минная рота и Уссурийская казачья сотня. Для обороны устья Амура в Николаевском отряде - один линейный батальон, крепостная артиллерийская команда и четыре горных орудия. Оборону устья Амура сосредоточить вблизи мыса Чныррах, а оборону Сахалина предоставить его собственным силам, то есть местным командам, поселенцам и каторжанам. Оборона острова от вражеского десанта возлагается главным образом на Тихоокеанскую эскадру. Остальные войска округа составят два отряда: Южно-Уссурийский и Забайкальский. Первый отряд формируется из Приморской группы в составе пяти стрелковых батальонов, шестнадцати легких и четырех горных орудий и четырех казачьих сотен и должен идти на Синчагоу и Нингуту в Омоссо; и Хабаровско-Благовещенской группы, которая в составе четырех линейных батальонов и шестнадцати легких орудий должна водою и железнодорожным путем добраться до Никольского, а отсюда следовать по пути первой колонны, то есть на Синчагоу и Нингуту в Омоссо. В общем, Южно-Уссурийский отряд будет состоять из двенадцати батальонов, шести казачьих сотен и пятидесяти двух орудий под общим командованием командующего войсками Южно-Уссурийского отдела генерал-майора Конанского. Забайкальский отряд формируется из четырех колонн: первая в составе трех казачьих батальонов, трех казачьих полков - шестнадцати сотен - и двенадцати конных орудий, сосредоточившись у Цурухайтуна, должен двинуться на Хайлар, Цицакар и Бодунэ; вторая колонна, в составе четырех конных амурских сотен и четырех ракетных станков, должна идти из Благовещенска на Мергень и Цицикар, где присоединиться к войскам первой колонны; третья колонна, в составе трех казачьих батальонов при шести горных орудиях, подлежит сплаву по Амуру и Сунгари до Бодунэ; четвертая, в составе четырех Сретенских резервных батальонов, также подлежит сплаву тем же путем. В Бодунэ все колонны Забайкальского отряда должны соединиться и поступить под общее командование помощника командующего войсками округа генерал-лейтенанта Гродекова, причем во всем отряде получается десять батальонов, двадцать сотен и восемнадцать орудий. Из Омоссо и Бодунэ отряды Южно-Уссуражского и Забайкальского отрядов совокупно напрявляются к Гирину, где соединяются под общим начальством генерала Духовского. Здесь должно сосредоточиться двадцать два батальона, двадцать шесть сотен и семьдесят орудий. Тот час по объявлении войны, то есть если Япония откажется очистить Ляодунский полуостров, Российский императорский военный флот должен отрезать сообщение японской армии от метрополии." - Учитесь у отца, мичман, - кладя в кожаную папку листы, говорил командор Тодаси Одзу. - Половина успеха на войне - это знание планов противника. А эта информация тем более бесценная, что в ней названы все наличные силы русских на Дальнем Востоке. ИВАШНИКОВ. ПРИМОРСКАЯ ОБЛАСТЬ. Долгими зимними вечерами в жарко натопленной горнице, когда Иван приезжал домой на зимние вакации из Владивостока, где он учился в гимназии, или душными летними ночами в копнах свеженакошенного сена, окружали они, ребетня, как стайка серых воробушков, деда, а тот, весьма польщенный вниманием, степенно оглаживал широкую седую бороду, ласково гладил по головушке младшую его сестренку Настену и пускался в воспоминания. Ровесников в станице у него не было, а молодые, в расцвете, мужики все о повседневных делах гутарили, вот он и отводил душу с детьми. Любил он старину помянуть, а помянув - увлекался и увязал в ней глубоко, не вытащишь. Дед рассказывал, как его отец крепостной крестьянин был сослан помещиком "за продерзости" еще в восемьсот пятом в Забайкалье, женился там на бурятке и остался заводским крестьянином при Нерчинских серебряных заводах. Вот откуда у Ивашниковых широкие скулы, темные глаза, чуть приплюснутый нос и густые черные волосы. Таких здесь называет гуранами - ясно дня всех - помесь русаков с бурятами. Куда бы не забросила судьба русских людей - в горы ли Кавказа, в таежные ли дебри Сибири, в песчаные ли пустыни и оазисы Средней Азии или бескрайние степи Забайкалья - везде приходилось им сталкиваться с местным людом, иной раз в кровавых сечах, но большей частью удавалось налаживать мирные отношения, влиять на их быт и самому подвергаться влиянию. Да и шли-то в те края дальние главным образом солдаты, казаки, ссыльные да каторжные, вот и брали в жены местных девушек - отличных хозяюшек, трудолюбивых, покладистых, детей рожавших крепких, ядреных, сперва с явным преобладанием монгольских кровей, но годы спустя, сменив несколько поколений, круто замешанных на русской крови, все более и более похожих на природных русаков; но приглядись - гурана всегда узнать можно. В начале семисотых годов, с открытием в Нерчинском крае богатых рудных месторождений, здесь стали строить государевы серебряные заводы. Для обеспечения заводов и рудников рабочими руками и продовольствием, сюда начали переселять крестьян из более заселенных мест Сибири, либо по царевому Указу 1760 года помещики ссылали крестьян "за продерзости", либо в зачет рекрутов ссылали крестьян не старее сорока пяти лет с их семьями. Сюда же с 1764 года стали ссылать вывозимых из Польши русских крестьян, негодных для зачисления в пешие и конные сибирские полки. Более же всего население Забайкалья увеличивалось за счет ссыльных на поселение или каторгу, а с изданием в 1822 году Устава о ссыльных, такое положение вещей закрепилось окончательно. С присоединением к России Приамурья и установлением широко раскинувшейся границы с Китаем возникла необходимость в надежной ее охране и защите, ведь допрежь отношения с соседом худые были, но вооруженного люда здесь было мало. Вот и получилось так, что русский казак, кочевой пограничный стражник из местных бурятов и приписанный к заводам и рудникам крестьянин, нередко из бывших каторжников, объединились в одно Забайкальское казачье войско. Было это в 1851 году. К ним частенько присоединялся отец и, дополняя деда, рассказывал, как в пятьдесят девятом году, вслед за отрядом полковника Константина Федоровича Будогосского, пришел он на озеро Ханка и остался здесь в основанном казаками посту Турий Рог. Через шесть лет сюда приехали переселенцы из Воронежской губернии и отец присмотрел себе невесту. С тех пор Ивашниковы значительно увеличились количественно. Уж как увлекательно рассказывали дед и отец о тех временах, когда они осваивали Уссурийский край, мальцы могли слушать, пока не выгорал керосин в пятилинейке. ...- Очень тяжело доставалось первопроходцам. Селились казаки вдоль границы по Уссури и от озера Ханка до самого моря. Переселение велось поспешно, надо было как можно быстрее заселить новые земли, создать пограничную стражу, обезопасить мирное население от возможного неприятеля. Станицы располагались на примерно одном расстоянии - верстах в двадцати-тридцати одна от другой, для взаимопомощи на случай нападения и для удобства почтовой гоньбы. Вот и получалось, что часто поселения располагались в вовсе непригодной для этого местность. Нетронутая тайга, полная дикого зверя - ужо пришлось повоевать с тигром и медведем; плохие иной раз почвы для земледелия, периодически повторяющиеся наводнения по шесть-семь футов выше ординара, изматывающий гнус..., все это отнимало массу энергии и затрудняло жизнь на новом месте. Много лет пришлось привыкать к новому климату, местным условиям, горькой и тяжелой ценой доставался опыт, прежде чем уссурийский казак окончательно здесь освоился. Дед помолчал, задумавшись, вспоминая, и протяжно запел, - Нас на Амур-то ведь силой селили. Сунут в болото и скажут, - "село". Не до работы. На службах мы гнили. Как не пропали давно? - А какие были станички, помнишь? - толкал в бок отца дед, - крохотные, в пяток, десяток базов, сообщение между ними затруднительно, весной и осенью вьючное, лошадками, а летом на батах и лодках, которых было очень мало. Снабжение забрасывалось раз в году - от Хабаровки по Уссури на барже. Хорошие, крепкие дома ставили редко - мало народу, вечная нехватка инструмента, заботы о пропитании... Вот и селились семьи в жалких лачугах. Едва ли не ежегодно донимали инфекционные болезни, в особенности оспа, завозимая из Маньчжурии китайцами, а врачебной помощи не было. Скот страдал от чумы. С весны и до осени мириады гнуса и комаров делали жизнь сущим адом, невозможно было воздух вздохнуть, мошка в рот лезла, тело неимоверно зудело, скот не работал, доходя до бешенства - покоя не было ни днем, ни ночью. - А как мы казаки, - хлопал ладонью по желтым лампасам на штанинах отец, - то, помимо борьбы с дикой природой, заботы о хлебе насущном, скоте и пашне, постоянно приходилось отвлекаться на несение пограничной службы. Как только Приморская область стала заселяться русскими, начали строиться посты, станицы, деревушки и город Владивосток, сюда, привлекаемые возможностью заработать, хлынули массы китайского и корейского люда, задавленного крайней нуждой в своих пределах. А вслед за ними появились и большие банды хунхузов - китайских разбойников, которых дома ожидала смерть, либо солдат в бегах, дезертиров. Слово "хунхуз" в переводе с китайского означает "Красная борода". Красных бород они не носят, но, видимо, имеется ввиду человек меченый, изгой. Китайские военачальники крупно наживаются, присваивая выделяемые на питание и обмундирование солдат деньги, и содержат в частях значительно меньше людей, чем отчитываются перед начальством. Вот эти-то выгнанные из армии солдаты, либо беглецы от жизни тяжелой и наказаний, а то и беглые каторжники собираются в банды и живут разбоем купцов, не останавливаясь иной раз и перед нападением на русские деревушки и станицы. Б Китае люди живут трудно и голодно, не могут прокормить себя и семью, вот у них и возникает необходимость устраивать бунты и бежать в разбойники. Вспоминая, отец горячился, бурно жестикулировал, да и дед входил в азарт, и они, перебивая друг друга рассказывали, - Особенно массовое нашествие хунхузов в Приморскую область произошло в шестьдесят седьмом и шестьдесят восьмом годах. Привлеченные запахом наживы в наши края устремились тысячи и тысячи китайцев из южных провинций Маньчжурии. Но далеко не все они собирались заниматься честным трудом. Вдруг появилось огромное количество китайских разбойников, которые стали грабить и убивать мирное китайское и русское население. В Южно-Уссурийском крае наших войск тогда расквартировано было немного, да и те, главным образом, строили казармы да обеспечивали себя продовольствием. Все это пришлось бросить и заняться охраной мирного населения. А когда летом шестьдесят седьмого года на острове Аскольд под Владивостоком обнаружили золото и открыли прииск, то туда массой хлынули китайцы из Маньчжурии. Золото добывали они самым примитивным способом, хищнически срывали вершки, и отправляли золото в Китай. Тогда для охраны острова и назначили шхуну "Алеут". В конце года, следуя из Николаевска в залив Посьета, шхуна зашла на остров и команда обнаружила там большое количество хищников-китайцев. С большим трудом выдворили моряки с острова грабителей, а для предотвращения в будущем расхищения русских богатств военный губернатор Приморской области адмирал Казакевич приказал выставить в расположенной рядышком, на материке бухте Стрелок особый военный пост и усилить военный отряд в бухте Находка. Отец лично участвовал в тех боевых событиях, страшно этим гордился, досконально их знал и любил вспоминать. - Китайским разбойникам это не понравилось и они выпустили обращение ко всему китайскому населению объединяться в отряды и повсеместно нападать на русских, чтобы истребить их и самим пользоваться богатствами края. Китайцы Сучанской долины было последовали их призыву, но военный отряд из двух рот и батареи горной артиллерии быстро навел там порядок. В апреле следующего, шестьдесят восьмого года шхуна "Алеут" вернулась к острову Аскольд и опятъ моряки нашли там китайцев, велев им убираться вон. Но китайцы оказались вооружены и в перестрелке убили трех матросов, ранили офицера, доктора и восемь нижних чинов. Очень китайцы возгордились своим первым успехом и через день напали на военный пост в бухте Стрелок. Солдаты не ожидали от них такой дерзости, за что и поплатились, потеряв несколько человек. От бухты Стрелок хунхузы двинулись к деревушке Шкотово, напали на нее, жителей поубивали, а дома сожгли. Китайцев и корейцев в крае жило очень много, занимались они вполне мирным трудом, людьми были приветливыми и работящими, никаких зверств от них дети не ожидали и поэтому с изумлением слушали отца. А дед кивал, подтверждая каждое его слово. - Обрастая мелкими бандами хунхузов и насильно вовлекая в отряд мирных китайцев, они двинулись на большое село Никольское, как саранча заполнили его, разграбили и сожгли. Тогда Уссурийский край был объявлен на военном положении. По приказу военного губернатора из казаков верхних уссурийских станиц сформировали сводный отряд и доставили его по реке Сунгаче и через озеро Ханку в Камень-Рыболов. Мы их здесь уже давно ждали и, соединившись, и наметив план действий, форсированным маршем двинулись к селу Никольскому. У хунхузов была своя разведка, они вышли нам навстречу и завязали бой. Шесть часов шла оживленная перестрелка, а мы были молоды, кровь кипела, все рвались в драку... Командир крикнул добровольцев, нас набралось сорок человек, ну, и ударили в штыки. Хунхузы, как и все разбойники, оказались трусливы, знала кошка чье мясо съела, словом, они дрогнули и побежали. С нашей стороны в бою участвовали сто семьдесят пять человек, а хунхузов было более четырех сотен. У нас они убили одного казака, ранили офицера и барабанщика, а сами потеряли до пятидесяти человек. Еще дней десять прочесывали мы всю округу до моря, уничтожали мелкие банды хунхузов, а всех подозрительных удаляли с нашей территории... После окончания гимназии во Владивостоке Иван Ивашников приехал домой, в станицу, надеясь за зиму подготовиться к поступлению в университет, да и отцу помочь в хозяйстве. Однажды, ранней весной это было, в их двор заехал станичный атаман, спрыгнул со своего конька, неторопливо поговорил с отцом и вышедшим во двор дедом о погодах, поинтересовался, когда они думают начинать распахивать южные склоны, с которых снег уже сошел, а потом велел Ивану собираться. - Опять хунхузы пошаливать стали. Дет двадцать прошло, как мы их под Никольском распатронили, страх у них пропал... Днями отправляйся в путь. Доберешься до Имана и поступишь в распоряжение к начальнику участка подъесаулу Новицкому. Видя недовольство отца, атаман, свирепея, твердо сказал, - Завтра же. Коня не брать, служить будешь в Амурско-Уссурийской казачьей флотилии. Глядишь, на пароходе накатаешься, речником станешь..., - пошутил атаман. Круто повернулся, шагнул к коньку, ногу в стремя и, уже в седле, повторил, - Завтра же! - Ишь, раскомандовался, - пробурчал вслед ему отец. Считая сына разбалованным городом и наукой, с этой весны собирался он приучать к нелегкому крестьянскому труду, хотя дед и твердил, что время упущено и толку все равно уже не будет. - Кончил гимназию, пусть дальше учится. В Москву едет или Петербург, глядишь, лет через пять инженером-путейцем вернется, в нашу станичку чугунку проведет, на паровозе покатает, - частенько шутил он, как бы приучая отца к мысли, что уж если дал сыну образование в гимназии, не стреножь, отправляй учиться дальше. Отец же остро жалел землю, которой было с избытком, не было лишь сил обработать, а сдавать в аренду китайцам-корейцам, как делали многие, он не хотел, воспитанный кормиться своими руками. Деда Иван очень любил. Это по его настоянию послали Ивана во Владивосток в гимназию. Крестьянской же работы Иван не чурался, но и чувствовал, что приходится ему напрягаться. Не то, что сверстники, у которых любое дело выходило как бы самим собой. - Привычки нет, - отмечал дед, глядя, с каким усердием и старанием запрягал ли внук коня, шел за плугом или плотничал. В Имане Ивана направили на строящийся пароход, где предстояло служить, до заморозков, пока река не станет. Прибыв в затон, от которого раздавался звонкий стук клепальных молотков, Иван нашел свой пароход и представился его капитану - крепко пожилому, бородатому, невысокому, с цепкими глазами человеку в шинели путейского инженера. - Казак Иван Ивашников прибыл для прохождения службы. - Иван Павлович Ювачев,* - представился капитан в ответ, мягко улыбнулся, внимательно оглядел парня и задумчиво произнес, -Тезка, значит. Что же, рад познакомиться, надеюсь, не подведем друг друга... *.Ювачев Иван Павлович родился 23 февраля 1860 года в Петербурге. В 1878 году окончил Морское техническое училище Корпуса Флотских штурманов, после чего был направлен для прохождения службы на Черное море, где вошел в военную организации "Народной воли". По поручение М.Ю.Ашенбреннера создал революционный кружок среди молодых офицеров флота и армии в городе Николаеве. В феврале 1883 года по предательству Дегаева был арестован и вместе с Людмилой Волкенштейн предстал перед судом по "Процессу военной организации партии "Народная воля". Суд проходил с 24 по 28 сентября 1884 года в Петербурге. Кроме двух женщин - Веры Фигнер и Людмилы Волкенштейн - перед царским судом предстали еще двенадцать человек, в том числе шесть офицеров: подполковник М.Ю.Ашенбреннер, мичман И.П.Ювачев, поручик артиллерии Н.М.Рогачев, лейтенант флота барон А.П.Штромберг, штабс-капитан артиллерии Н.А.Похитонов и поручик А.П.Тихонович. Особенно поразило царских сатрапов то, что среди революционеров они видели заслуженных боевых офицеров, имевших многочисленные награды Ашенбреннера и Похитонова. На суде русские офицеры твердо и настойчиво проводили свои революционные взгляды. Так, штабс-капитан Н.Д.Похитонов в своем последнем слове говорил, что, участвуя в войне за освобождение болгар от турецкого ига, видел, что "братушки" живут гораздо свободнее, чем русские; на книжном рынке он увидел такие книги, появление которых в России немыслимо и карается каторгой. На процессе Ювачев был приговорен к смертной казни через повешение, вскоре замененной пятнадцатью годами каторги. Первые четыре года он провел в Петропавловской крепости и Шлиссельбурге, а летом 1887 года, вместе с участниками "Ульяновского процесса" Пилсудским, Волоховым, Горкуном и Канчером из Одессы в трюме парохода "Нижний Новгород" Добровольного флота был отправлен на Сахалин. Лишь в Красном море с них сняли кандалы. На каторге Иван Павлович находился десять лет, большую часть которых служил смотрителем метеорологической станции в селе Рыковском. 0 нем упоминает А.П.Чехов в своем труде "Остров Сахалин". В 1895 году Ювачев был переведен в крестьянское сословие, переезжает во Владивосток и в марте 1896 года начинает работать в качестве командира парохода Уссурийской железной дороги. Иван Павлович много времени уделяет литературной деятельности, становится видным публицистом. Им написаны "Восемь лет на Сахалине", "Борьба с хунхузами на маньчжурской границе", "Шлиссельбургская крепость", "Из воспоминаний старого моряка". Экземпляр его книги "Восемь лет на Сахалине" с автографом есть в библиотеке Приморского Филиала Географического общества СССР. Умер Иван Павлович Ювачев в 1936 году в Ленинграде. Так началась долгая военная служба уссурийского казака Ивана Ивашникова. Поселили его в землянке, кольцо которых опоясывало затон. Населены они были мастеровыми стихийно возникшего заводика по сборке пароходов. Разобранные речные пароходики доставлялись из России на пароходах Добровольного флота во Владивосток, а потом в вагонах южной части Уссурийской железной дорога. Собирали их в Имане, поселке, где речка с таким же названием впадала в Уссури, и через который железная дорога из Владивостока проходила дальше, на Хабаровск. Отсюда они и разбегались по всему Амуру и его притокам. А пока Иван принялся за столярные работы, которых было множество на строящемся пароходике. Через неделю на пароход пришли еще трое казаков станицы Венюковой, с урядником Евстаховым во главе, беспокойным, лет за тридцать казаком, ужасно любившим покомандовать. - Пароход будет баржи с грузом по реке таскать, а мы охрану нести от хунхузов, - разъяснил он то, что все уже давно знали. Видно было, что назначением он доволен - в рейсе по Уссури от Имана до Хабаровки и обратно станицы Венюковой не миновать, так что дома быть надеялся он часто. В трех верстах от Венюковой находилась пристань Щебенчиха строящейся северной ветки железной дороги, грузу туда шло много... Да и новая форма прибавляла ему весу в собственных глазах - фуражка с желтым околышком и черной лентой, на которой золотыми буквами сияло "Амур.-Уссур. казачья флотилия", черный флотский бушлат и черные погоны, обшитые желтым кантом. И конь на пароходе не нужен - пусть дома работает. Где-то он прознал, что капитан их парохода - бывший сахалинский каторжник, да к тому же политик, замышлявший убить самого государя-императора, о чем поведал, явившись поздно и дополняя к тяжелому духу сохнувших портянок запах ханшинного перегара и соленой черемши. Жизнь его с этих пор значительно усложнилась - и команды капитана исполнять надо, и боязно - как бы впросак не попасть, а вдруг каторжник-капитан чего не то скомандует. Приходилось дядьке Евстахову напрягаться. Он даже ходил куда-то советоваться и вернулся окончательно запутанный, но и явно важничающий от сознания своей значимости. - Сполнять приказы велено, да приглядывать, как бы чего... В мае пароход, подцепив на буксир пяток деревянных барж, принялся бегать по Уссури с грузами, доставляемыми из Владивостока, и заходя во все станички, а чаще всего на пристань Щебенчиху. Река Уссури широкая, извилистая, с быстрым течением и обилием островков и проток. На нашем, правом берегу, расположились десятка два казачьих станиц, и деревушек пять на левом, китайском, Хотя там редко-редко виднелись и жалкие фанзушки в окружении ухоженных огородов, на которых постоянно копошились люди - мужчины, женщины ли - не разберешь: и те и другие в синей дабе и с косами. Косу полагалось носить и мужчинам в знак покорности маньчжурской династии императоров Китая. - В запрошлом году эпидемия холеры была, - хмуро объяснил урядник Евстахов, - много людей унесла. Манз, - так он называл китайцев, - особенно. Голодно живут, первые кандидаты в покойники. Да и нашим досталось. В иных станицах до двадцати человек от заразы поумирало. Иван стоял на руле, перебирал спицы, направляя пароход то вправо, то влево, следуя громким и четким командам капитана. Был жаркий летний день, река искрилась солнечными бликами, берега утопали в густой свежей яркой зелени. Благодать, кабы не оводы с зелеными макушками, с налета пробивающее даже рубаху. Вдруг справа, из-за островка, вынырнула длинная шаланда под грязно-серым парусом. Видно было, как люди в шаланде заметались, явно не ожидая и не желая встречи с пароходом. - Манзы, - сразу определил Евстахов и удовлетворенно крякнул. Он стоял здесь же, иногда сменяя Ивана на руле, а больше скрываясь от палящих лучей солнца и слепней в продуваемой свежим ветерком рубке. - Ишь, деру дают, не хотят встречаться, да не хунхузы ли они? Очень уж суетятся. А шаланда, круто разворачиваясь под ветер, уходила в ту же протоку, откуда только что появилась. - Китайцы послали своего генерала Джао-мина с отрядом на поиски хунхузов, - объяснил капитан. - Джао-мин нанял на летнюю навигацию пароход "Ингода", взял на буксир две шаланды и возит свое воинство по Амуру и Уссури в поисках хунхузов. Его боятся все - и хунхузы и мирные китайцы. Поэтому от нас они и удирают. Приняли за "Ингоду". "Ингода" славилась по всей речное системе тем, что ее, как лучший пароход, избрали для путешествия по Амуру пять лет назад недавно воцарившего императора Николая II, в то время еще наследника престола. Он, совершая кругосветное путешествие, возвращался через Владивосток и всю Сибирь в Петербург. По Уссури и вверх и вниз ежедневно плавало довольно много казачьих лодок, гиляцких оморочек и китайских шаланд, так что разумных объяснение поспешного бегства шаланды не было, разве что они действительно боялись своего генерала. Вечером, приткнувшись к пристани в Щебенчихе, они завели причальные концы на глубоко врытые в землю у берега палы и отправились в станицу, оставив на пароходе для охраны казака-первогодка, ровесника Ивана, с винтовкой и машиниста-домоседа. Венюковая станица Ивану нравилась и расположением в излучине реки, и обилием зелени, и степенностью мужиков, и, главное, красотой девок. Вид у станицы был ухоженный, довольный, неторопливо-вальяжный. Венюковой станицу назвали по имени одного из первых исследователей края, Михаила Ивановича Венюкова. Весьма не одобрявший повальное пьянство среди городского и сельского населения, отнимавшее много времени и сил, необходимых для обустройства на новых землях, он велел построить на свои деньги в станице школу, но взял с казаков слово, что кабака они не заведут. Давно это было, лет двадцать назад, и казаки держатся, кабака не заводят, хотя по домам и пьют. Но с осени и до весны, по словам урядника Евстахова, ребятни в станице заметно прибавляется - кумовья из близких станиц присылают их в школе учиться и по хозяйству помогать. Да и зелени в Венюковой много, а то как ни село, так даже садик редко кто заводит. На сей раз станица выглядела опустевшей. Не видно было постоянно игравших на улице малышей, не перекликались звонкими голосами хозяйки, не грелись на летнем солнышке старики в донашиваемых шароварах с желтыми лампасами, не плескались в обширных лужах посреди улицы утки и гуси, только серый бодливый козел с мордой аскета и ассирийской бородкой воинственно оглядел их полубезумными глазами, пригнул рога, готовясь к стремительной атаке, но передумал и потянулся за поникшим от жары листиком березки. - Эт-то чего они? - забеспокоился урядник Евстахов, заметно прибавляя шаг и сворачивая к крайнему дому. Но тут из-за низкой об летнюю пору поленницы поднялись два чубатых немолодых казака и обрадованно и возбужденно заговорили разом, - Во-время, Матвей, ты подмогу привел. Мы здесь в засаде, караулим станицу. - Да что случилось? - несколько успокоенный радостью казаков спросил Евстахов. - Хунхузов ждем. Вчера троих споймали. Глядим, еще с утра к лавке направились и ну закупать продуктов на цельный эскадрон. В каждой станице была лавка, владелец которой, как правило китаец, торговал маньчжурским табаком, грубой китайской посудой, мукой, будой - китайским просом, желтыми курительными свечами, наподобие наших церковных, и пороховыми шутихами - любимейшим праздничным развлечением китайцев. - Ладно, много их здесь шляется, тысячами на железку работать нанимаются, но эти-то и раз, и два, и три с мешками на реку и в лодку свою все складывают. Мы их за косы - ваша хунхуза есть? - Нет, наша солдата, наша купи мало-мало буды, - отвечают. Один-то и похож на солдата, да форма оборвана и заношена до крайности. А двое других - чисто оборванцы. С ними глаз да глаз нужен. Мы их в каталажку - сарай возле церкви. Старшой их кричит, - Отпустите, не то хуже будет. - А сильно ли хуже? - полюбопытствовали. - Стога накошенного сена в лугах сожжем - отвечают, - и на станицу нападем, все разграбим. Шайка, - хвалятся, - большая, сто с лишком человек. - А у нас мужиков раз-два и обчелся. Кто на заимках, сено косит, кто на железке работает, кто на реке, кто в Иман, Хабаровку или Владивосток на работу подался. Ладно, пришлось атаману с почты в Хабаровку по телеграфу стучать. В штаб округа. А уж если Духовской у нас войсковой старшина, пусть позаботится. Из штаба скоро ответили: посылаем охотничью команду Десятого восточно-сибирского стрелкового батальона, а пока сами оборону занимайте. Не вы первые, стучат, здесь по Амуру и Уссури в последнее время хунхузы не только китайцев грабят, за наших уже принялись. Вот мы и караулим станицу. Все, кто может винтовку держать, в засадах. Отвел гостей урядник Евстахов к себе в избу. Хозяйка поснедать поставила, бутыль самогона на стол водрузила, но капитан Иван Павлович очень неодобрял питейное дело, велел убрать. Евстахов сперва заупрямился, - Вы, - говорит, - на пароходе командуете, здесь моя изба. Но видит, что его не поддерживают и тоже пить не стал. Тут в избу зашел станичный атаман и разослал всех по трое на верхнюю и нижнюю окраины станицы - реку наблюдать, в случае чего бой принимать. Не знал он, с какой стороны хунхузы нагрянут. А Иван Павлович свечку в церкви своему угоднику затеплил и на пароход пошел быстрехонько. В работе истов был, знал ответственность. Ночь прошла спокойно, если не считать, что мокрец и в полглаза вздремнуть не давал, заставлял чесаться и тихонечко материться. Здорово это помогает. Утром подошел "Адмирал Чихачев" с охотничьей командой и поручиком Минаевым во главе. Команда небольшая - двадцать пять человек, а хунхузов, как выяснили к тому времени, много - больше сотни. Вот станичный атаман и отрядил всю молодежь в команду поручика Минаева, а пожилых казаков оставил станицу охранять. Местные парни из разведки утром вернулись и доложили, что верстах в пяти вверх по реке на китайском берегу у фанзы заметили необычное многолюдье и шум слыхали, однако ни шаланды, ни батов не приметили. Поручик Минаев, Олег Николаевич, лет тридцати с небольшим, невысокий, сухой, подобранный, с жестким выражением лица и резкими жестами, проверил у пополнения оружие, велел на пароходе еще раз почистить, и скомандовал на посадку. Его отряд увеличился вдвое, а характер у него был, как видно, решительный. "Адмирал Лихачев" поднатужился, дымом по ветру выдохнул и зашлепал плицами. Вверх по реке, неподалеку, верстах в четырех, но в протоке, за островом, они заметили три шаланды пустые и без охраны, но не давно брошенные, а, судя по оставленным в них мешкам с будой и чумизой, бутылям с кунжутным маслом и много ношенной, но еще целой одежде, готовые к немедленному плаванию. Поручик назвал по фамилиям троих солдат и, чуточку поколебавшись, казака Ивана Ивашникова с собой в разведку. А остальным велел ждать пока. - Выстрел услышите, все на звук. Команде парохода охранять свое судно, - распорядился он. Сквозь болотце и заросли тальника осторожно, стараясь не шуметь, пробиралась разведка в направлении фанзы. Кустарник скоро кончился и в центре освобожденной от леса проплешины эдак в двести квадратных саженей тщательно ухоженной земли увидели они китайскую фанзу с двухскатной тростниковой крышей, глинобитными стенами и решетчатыми, оклеенными промасленой прозрачной бумагой окнами. Рядом прилепилась маленькая сараюшка. Строения были обнесены оградой из плотно сплетенных и давно высохших веток тальника. Все пространство от протоки до фанзы было засажено грядками картофеля, чумизы, фасоли, снотворного мака и всевозможной огородной всячиной. Поручик Минаев скомандовал и по одному, пригнувшись, через гряду чумизы, вымахавшей уже на метр, пробежали они к ограде фанзы. У входа в фанзу, на расстеленных на чисто подметенном дворе соломенных циновках, лежали двое китайцев. Между ними стояла пустая бутыль, лежали две белые, опрокинутые на бок фаянсовые чашки и глиняная миска с остатками пищи. Китайцы явно были пьяны. Рядом, рукой достать, к стене прислонены винтовки. Поручик Минаев жестом велел Ивану Ивапшикову проползти, прячась за тыном, и заглянуть через поднятую оконную раму в фанзу. Ужом прополз он метров пять, тихонечко раздвинул ветки тальника в ограде и, чувствуя легкое возбуждение, представляя себя индейцем, кубанским пластуном и незамирившимся чеченом одновременно, принялся разглядывать полумрак фанзы. Изнутри фанза обычно делится легкой перегородкой на две части. Ему была видна большая комната. На канах сидели и лежали и люди. Шесть человек насчитал он, но в малой комнате и в необозреваемой части большой могли быть еще люди. Четверо играли в карты, вяло шлепая ими по низенькому столику, а двое лежали неподвижно, спали, решил он. Вернувшись, Ивашников жестами доложил поручику о виденном и тот кивнул, что понял. Малолюдие казалось странным, сотней хунхузов здесь и не пахло, но остальные могли отправиться за добычею либо на своем берегу, либо, переплыв реку на лодках, потрошить наш берег. Прикинув, что им впятером впору справиться с сонными и пьяными китайцами, используя элемент внезапности, поручик жестами расставил людей по двое у концов жерди, крепящей сверху пролет ограды, они резко толкнули и преграда упала. Единым махом перескочив крохотный дворик, пылая безудержной отвагой и спеша ворваться в фанзу, солдаты, мешая друг другу, сгрудились у низких дверей. Мгновенно сообразив, что по табели о рангах войти в фанзу ему придется последним, Иван Ивашников в два прыжка оказался у поднятой рамы окна, одновременно с глухим выстрелом внутри. Стрелял из большущего черного револьвера крупный маньчжурец с темным, прожаренным солнцем морщинистым лицом и молнией бешенства в черных раскосых глазах. Он сидел на кане, скрестив ноги, держа обеими руками револьвер и опускал отброшенный выстрелом вверх ствол. Иван оказался быстрее. Помогли юношеская реакция и частые упражнения с оружием. Остальные китайцы распластались лицами вниз, закрывая ладонями головы. Отжимаемый от двери входивший солдатами, поручик Минаев стянул с головы фуражку, посмотрел на косую каплевидную дыру и, чуточку побледнев, что в полумраке фанзы могло Ивану и просто приблазниться, заметил, - С двух шагов в меня не попасть по просту невозможно. - Бог бережет - едва ли не хором заговорили солдаты, - долго жить будете, Олег Николаевич, - посмеивались они, сноровисто связывая хунхузов и сгребая разбросанные на циновке золотые монеты и бумажные деньги. - Спасибо, казак Ивашников. Устав знаешь, командира спасаешь, - поручик шутливо, но крепко обнял Ивана за плечи. - Представлю к награде. Они вытолкали связанных хунхузов во двор и собирали оружие, когда от реки прибежали солдаты-охотники в зеленых, под цвет травы шароварах и гимнастерках, и казаки, частью в белых полевых гимнастерках, частью в черных флотских бушлатах, но обязательно в шароварах с желтыми лампасами и шашками на боку. Урядник Евстахов суетился больше всех и, войдя в раж, принялся командовать, - Ставь их на колени, ребята, сейчас головы рубить будем. Он схватил за косу ближайшего связанного хунхуза и, резко дернув вниз, поставил того на колени. Тонко звякнула выдергиваемая из ножен шашка и китаец уже покорно вытягивал, подставляя, шею. - Стой, - резко -скомандовал поручик. - Смирно, урядник Евстахов! В бою - руби, пленного - не смей! - Дак генералу Джао-мину отдавать придется. Он-то их не жалеет, казнит всех без разбору. Поручик не снизошел до объяснений. - Казака с собой и разведать ту рощу, - указал он Евстахову на ближайший лесок. - Есть, - без энтузиазма ответил урядник и, зная уже об отличии Ивана, приказал, - Ивашников, со мной! Быстрая гримаса недовольства перекосила лицо поручика, но отменять приказание Евстахова он не стал. Отвернулся и принялся допрашивать хозяина фанзы. По-китайски, отметил Иван. Не успели они обогнуть сараюшку и через заднюю калитку направиться к роще, как оттуда забухали частые выстрелы. Иван упал и изготовился к бою, а урядник уже скрылся за сараем. Вскоре за изгородью замелькали фуражки солдат и казаков и раздались дружные залпы в сторону рощи, а часть отряда под командой поручика, растянувшись длинной цепью, принялась обходить хунхузов со стороны болотца. Стрельба из лесу заметно ослабла и солдаты бросились на ура. Найдя в роще двух убитых хунхузов и с десяток брошенных винтовок, отряд попытался преследовать хунхузов по быстро удаляющемуся и ослабевающему треску ломаемых кустов и хвороста под ногами. Но следы веером вели в разные стороны и они вскоре утомились, исчерпав азарт погони. Вернувшись к реке и посадив в трюм парохода пленников, они взяли на буксир шаланды и спустились к Венюковой. В станице охотничья команда провела еще два дня разведывая окрестности и стараясь определить место сбора хунхузов, но тех и след простыл. Пароход с баржами тоже стоял, ожидая разгрузки, потом под погрузкой шпалами, а Иван пока решал по вечерам свои личные вопросы с одним весьма интересным человеком по имени Катерина. Он был изрядно стеснительным, за что Катюша подвергала его беспощадному остракизму. Острота язычка даже превосходила ее несомненные внешние достоинства. Надсмехаясь над ним, она пела, - Халубая мая лента На палу валяется Хто наги маей не стоит Тот за мной ханяется. Иван обижался, но терпел, благо парни станичные не подначивали, она уже не одного отбрила. В конце июля привели они груженые баржи в Хабаровск. Встали к пристани вечером, а уже утром у трапа на берегу стоял поручик Минаев, и завидя Ивашникова, приветливо улыбнувшись, отметив его заспанный еще и расхристанный вид, приказал, - Одеваетесь по форме, поедем в штаб округа. И добавил, - я представил тебя к Георгиевской медали, приказ подписан помощником командующего округом генерал-лейтенантом Гродековым, сегодня же будешь награжден. У Ивана захватило дух от веселого ликования. Он вообразил, как похвастается перед Катюшей, чтобы она больше не издевалась над его робостью. Перед штабом округа поручик Минаев остановился, посмотрел ему в глаза, немного помедлил и заговорил, - Послушаете, Ивашников. Я обязан вам жизнью, хотя это и звучит несколько высокопарно. Вы сделали то, что обязаны были сделать, сделали во время и на отлично. Сметка, решительность и, главное, отвага в вас чувствуется. В драку очереди не ждете, даже старших обойти норовите. Я, признаюсь, навел о вас справки. Семья из старых забайкальских казаков, пионеры освоения Приморской области, прошли курс гимназии, все это ваши плюсы. Минусов пока не знаю, да и не надо их. Я почувствовал в вас некоторый авантюризм, что ли, любовь к приключениям и опасности. Мне хочется вас отблагодарить за тот выстрел, но все, что я могу предложить, это именно такую жизнь, полную приключений и опасности. По приказу военного министра от прошлого года вы должны быть аттестованы на прапорщика запаса. Я представлю вам эту возможность уже через две недели и, как вы смотрите, беру с собой в Корею. Официальный статус - охрана русской дипломатической миссии, но главной нашей задачей будет сбор сведений о положении в стране. Со своим начальством о вас я уже имел предварительную беседу и они дали добро подобрать себе помощника. Уговаривать вас я не стану, не желая разрушать планов на будущее, но мое предложение прошу обдумать. Ивашников опешил. Во-первых, с ним, двадцатилетним парнем, рядовым казаком-первогодком боевой офицер разговаривал на Вы. Второе - неожиданность предложения. Он любил читать журнал "Разведчик" и представлять себя в роли отважного пластуна, или героя Шипки, или победителя Шамиля, но оказаться в реальной жизни офицером разведки... К тому же прощай лелеемая мечта о Петербурге, университете, дипломе учителя...Видя его замешательство, Олег Николаевич не стал требовать немедленного ответа, но еще раз посоветовал хорошенько обдумать предложение. - Одобряю, что не спешите головой в омут. На размышления у вас две недели. Через четыре часа Ивашников в числе десяти отличившихся в стычках с хунхузами нижних чинов был награжден медалью Георгия 4-степени. Сразу после награждения поручик Минаев проводил его к помощнику начальника штаба округа. Высокий худощавый подполковник внимательно оглядел его, расспросил о семье, планах на будущее, о которых ничего определенного Ивашников и сказать-то не мог, разве что о желании после службы продолжить образование в Московском или Петербургском университете, а затем поинтересовался отметками за курс гимназии. - По закону божию - хорошо, по русскому языку - хорошо, по математике и физике - отлично, истории и географии - отлично, латинскому и греческому - удовлетворительно, английскому -хорошо. Кроме того, - неожиданно для себя прихвастнул он, - бегло читаю и говорю по-японски, китайски и корейски. - А это откуда? - заинтересовался подполковник. - В программу Владивостокской гимназии входит курс восточных языков как факультатив и, кроме того, во Владивостоке больше половины населения китайцы, корейцы и японцы, а я прожил там семь лет. Дружил с ребятами, играя, запоминал значение иероглифов, а многие из них имеют общее значение в китайском, корейском и японском языках, так потихоньку, немного и выучил. Я их понимаю и они меня. - Хорошо, - подвел черту его красноречию подполковник, - в прошлом году военный министр издал приказ об обязательной сдаче экзамена на чин прапорщика запаса всеми лицами, имеющим образование не ниже шести классов среднего учебного заведения. Через две недели такие экзамены будут проводиться при штабе округа. В канцелярия получите направление в казачий отдел штаба для подготовки к экзаменам и, надеюсь, поручик Минаев успеет подготовить вас. После экзаменов жду у себя. Экзамены сложными не были, да и Олег Николаевич усердно занимался с ним, подтянул по всем предметам, нажимая на тактику и уставы, зная особое пристрастие председателя экзаменационной комиссии начальника штаба округа полковника Флуга к этим дисциплинам. С ответом на главный вопрос его не торопили, хотя он был готов сказать - да. Он и понимал некоторую опрометчивость такого решения: полная лишений и опасностей кочевая жизнь, нищенское жалование младшего офицера, худшее положение в сравнении с кадровым офицерским составом. Но присущий молодости оптимизм сметал все сомнения и уверял - не дрейфь, берись за дело с жаром, работай усердно, старайся и будешь расти по службе. А учебу можно будет и продолжить лет через пять-шесть, ну, хотя бы, в военно-инженерной академии, а то и в Академии Генерального штаба... Как, скажем, командир войсками Южно-Уссурийского отдела генерал-лейтенант Линевич. Из рядовых - в генералы! Выслушав ответ Ивашникова, подполковник Альфтан утвердительно, словно и не ожидал иного, кивнул и предложил ему и поручику Минаеву сесть. В небольшом его кабинете два зарешетчатых окна выходили в тенистый под тополями двор. Справа от стоящего у окна двухтумбового стола громоздился массивный сейф. Минаев и Ивашников сели за небольшой покрытый зеленым сукном стол, примыкающий в виде ножки буквы Т к столу хозяина кабинета. За спиной Ивашникова, на беленой стене, закрывая ее почти полность, висела географическая карта Дальнего Востока от Байкала до Японии и от Аляски до Сянгана - Гонк-конга, как чаще его называли. - Вы, поручик Минаев и вы, прапорщик Ивашников, а приказ о присвоении вам звания будет подписан на этой неделе, направляетесь в Сеул в качестве офицеров охраны русской дипломатическом миссии. Помимо охраны миссии вам вменяется в обязанность сбор, оценка военной, экономической и политической информации о стране пребывания и составление еженедельных итоговых рапортов. Поручик Минаев уже изучил имеющиеся в штабе округа материалы по истории, географии, экономике, внутренней и внешней политике и состоянии вооруженных сил Кореи. Более подробно и в деталях вы изучите эти вопросы на месте, в Сеуле. Сейчас я лишь в общих чертах обрисую вашу задачу. 3 мая позапрошлого 1894 года на юге Кореи началось восстание под лозунгом "Долой японцев и всех иностранцев", которое повлекло собою ввод китайских и японских войск и объявление Японией войны Китаю под предлогом защиты независимости Кореи. Правительства Российской империи, Северо-Американских соединенных штатов, Англии и Франции потребовали одновременного вывода войск обеими сторонами. Но японцы, захватив Сеул, овладели королевским дворцом и 15 июля установили регентство над королем. Через два дня они потопили английский пароход, перевозивший китайских солдат, вслед за чем в семнадцати боях одержали победы, потеряв всего восемь с половиной сотен убитыми и тысячу сто ранеными; урон же китайской стороны был неизмеримо большим. Японцы легко овладели китайской военной гаванью Порт-Артур, лежащей на южной оконечности Ляодунского полуострова и прикрывающей морской путь к центральным провинциям, Пекину и Южной Маньчжурии. Заняв Сеул и захватив королевский дворец, Япония вынудила короля подписать с ней наступательный и оборонительный договор. По этому договору в ущерб китайской поощрялась японская торговля; Япония получила право на строительство железных дорог и прокладку телеграфного кабеля Сеул-Токио; японским торговым судам было разрешено заходить в корейские порты, очень важные в военном отношении и ранее закрытые для иностранцев - Гензан и Мокпо. Корее пришлось влезть и в долговую кабалу к Японии, заняв у нее три миллиона иен из расчета шести процентов годовых. В апреле прошлого года между Японией и Китаем в Симоносеки был подписан мирный договор, по которому Япония приобрела Ляодунский полуостров, город Нью-чуанг, остров Формозу с лежащими к западу от него Пескадорскими островами и удерживала захваченные ими порт Вэй-хай-вэй на противоположном от Порт-Артура берегу Чжилийского залива. Взгляните на карту. Подполковник подошел к карте и указкой обвел приобретения японцев. - Далее. Китай обязался выплатить Японии контрибуцию в двести миллионов таэлей. Эти военные успехи японской армии существенно изменили военно-стратегическую обстановку в непосредственной близости от наших границ и представляют для нас значительную опасность. До сих пор мы не считали Японию серьезным военным противником. Сейчас же положение меняется. Государь император в этом году после коронации еще раз указал на необходимость для нас иметь на Дальнем Востоке незамерзающий порт. Сейчас, как вы знаете, на зимний период наш военный флот уходит в порты Японии, чтобы не оказаться на долгих четыре-пять месяцев стесненным льдами в самой южной русской гавани на Дальнем Востоке - Владивостоке. 7 апреля прошлого года в Шанхайской "Тhe North China Herald" был опубликован японский план широкого проникновения на материк путем постройки железных дорог. По этому плану японцы хотят построить на корейской территории железную дорогу от Фузана на юге до Йичжу на границе с Маньчжурией; провести железную дорогу от Цзиньчжоу до Нью-чуанга, - подполковник не глядя тыкал указкой в кружки у вершины Ляодунского залива, а оттуда на север, к Мукдену, в центр Южной Маньчжурии; заставить китайское правительство продлить корейскую линию Фузан-Ийчжу железной дорогой на Пекин. И именно на эти предприятия Япония собирается потратить китайскую контрибуцию. Тогда же, в апреле прошлого года представители России, Германии и Франции вручили в Токио правительству микадо ноту, в которой просили не присоединять к японским владениям Ляодунский полуостров и Нью-чуанг ввиду опасности, которая сложилась бы для мира на Дальнем Востоке. И для придания ноте солидности и веса в воды Желтого моря была послана русская Тихоокеанская эскадра, а за ней двинулись и германские боевые корабли. Минаев и Ивашников слушали внимательно, понимая, что хорошее знание военно-политической обстановки на Дальнем Востоке и взаимоотношений между Японией и Китаем сослужат им добрую службу при оценке положения в Корее, не зря же начальник разведывательной службы округа уделяет этому такое внимание. - Король Кореи личность слабая, колеблющаяся, подверженная влиянию своего окружения, об этом хорошо известно, и рядом с ним постоянно крутится множество авантюристов. Чтобы усилить свои позиции в Корее, японский посланник провел перетряску правительственного и дворцового аппаратов, удалил из них сторонников китайское партии и в конце концов 26 сентября прошлого года устроил дворцовый переворот, во время которого антияпонски настроенная королева была зверски убита. Здесь подполковник Альфтан задумался о чем-то, опустил указку, прошелся по кабинету и Ивашникову показалось, что подполковник был лично знаком с погибшем королевой и хранил о ней теплую память. - Да, но продолжим. 30 января этого года, напуганный убийством королевы и тем давлением, которое на него было оказано с целью обосновать убийство и опорочить имя супруги, король ухитрился бежать из своего, охраняемого японцами дворца и укрыться в русской миссии. Сейчас он там и находится, под нашей охраной. Во время коронационных торжеств в мае этого года в Москве корейское правительство обратилось с просьбой о помощи. Ответом было наше согласие охранять короля силами военного отряда, дислоцированного в Сеуле при дипломатической миссии; послать в Корею русских военных инструкторов с целью организации корейской армии и отряда телохранителей короля; послать туда финансового советника; решено соединить нашу телеграфную линию с корейской. Чуть ранее, в начале мая в Сеуле между нами и Японией был подписан меморандум, по которому японцы соглашались на пребывание короля в русской миссии и формирование кабинета по усмотрению короля. Далее - Япония обязалась содержать в Корее не более двухсот жандармов для охраны телеграфных коммуникаций и восемьсот солдат для охраны японских поселений в Фузане, Гензане и Сеуле. Мы тоже получили возможность держать там такое же количество войск. Тем самым Япония лишилась всех преимуществ, добытых победой над Китаем и оккупацией Кореи. Но насколько я понимаю обстановку и знаю энергию японцев, они постараются прочно закрепиться в Корее и, без сомнения, в Маньчжурии путем ползучего проникновения в экономику этого, - здесь подполковник Альфтан покрутил рукой в воздухе, подыскивая нужное, точное слово, и решительно произнес, - театра будущих военных действий. Русский военный агент в Токио полковник Вогак сообщает, что в одной из японских газет он наткнулся на пространную статью о задачах внешней политики Японии, иллюстрированную картой их притязания. На карте большая часть северного Китая, Маньчжурия, Корея включены в границы японских владений, на нашем Южно-Уссурийском крае стоит надпись "Япония"; а город Владивосток назван Ураданово - "Тихое морское течение". - Ваша задача, - здесь голос подполковника изменился от спокойно-доверительного до жесткого тона приказа, - сбор информации о размещении и численности японских военных подразделений, об имеющихся в городах и поселках торговых и иных предприятиях, принадлежащих лицам японское нации, выявление их агентуры и имеющих прояпонскую ориентацию обществах и партиях. Поручик Минаев уже имеет опыт такой работы, вы же, Ивашников, будете у него учиться и обзаводиться собственным багажом. И он дал понять, что инструктаж окончен. ВАТАЦУБАСИ. ЦИСИМА РЕТТОО. В ожидании назначения на боевой корабль он бродил по Майдзуру, но Тодаси Одзу не спешил, уверяя, что и корабль скоро надоест. Ах, как командор был не прав! Юноша с тайной завистью выслушивал рассказы сокурсников, уже занимавших на боевых кораблях младшие офицерские должности, неоднократно выходивших в море на учебные постановки минных заграждений и артиллерийские стрельбы, заметно огрубевших и с ощутимой уверенностью во взоре. Друзья приглашали его на корабли в гости и он сиживал в башнях орудий, поднимался в рулевые рубки, на дальномерные посты, пил чай в низеньких и тесных, обшитых пробкой каютах, спускался в дышащие теплом и пахнущие машинным маслом и печным чадом машинные отделения, но это были чужие корабли, чужие орудия и штурманские рубки, чужие каюты, чужое начальство и чужие подчиненные. Жил он в офицерской гостинице, где было неуютно и куда друзей в гости не пригласишь. В чайном домике ему приглянулась молоденькая гейша, но он тут же обиделся на нее, потому что она уделяла больше внимания его веселому, болтливому товарищу и почти не слушала его рассказы. Впрочем, и рассказывать-то пока ему нечего было. Каждое утро заходил он к командору Тодаси Одзу, но тот все твердил, - Жди... Наконец ему было приказано отправиться в Хиросиму, там в порту Удзина разыскать транспортное судно "Сумиоши-мару" и поступить в распоряжение лейтенанта Гундзи. Транспортное судно! От обиды у него задрожали губы и он едва совладал с собой, чтобы не показать славному орденоносцу свою слабость, но Тодаси Одзу добавил, округляя глаза, словно завидуя ему, - По распоряжению начальника отдела личного состава морского министерства! Прибыв в Удзину, он отыскал в порту желто-черный трехостовный с высоко трубой посредине грузовичок тысячи в полторы тонн водоизмещением, сидящий в воде по самую ватерлинию и, судя по оживлению на палубе, готовый к выходу в рейс. Эмблема на трубе говорила, что судно принадлежит компании "Ниппон-Юзен-Кайша" -"Японской почтовой и пароходной компании", которая всегда предоставляла свой флот для нужд империи, военных прежде всего, как в недавней японо-китайской войне. "Сумиоши-мару" тогда тоже возила десанты. Лейтенант Гундзи Наритада - крепкий низкорослый самоуверенный и властный офицер с прыгающими при разговоре вместе с нижней губой бородкою и жесткими черными усами представился начальником экспедиции, показал ему каюту, сунул в руки длинный список и велел проконтролировать размещение этого груза на палубе. - Отходим через двое суток, настраивайтесь на зимовку на острове Сумусю*, - сказал он и уехал в Токио за последними инструкциями и наставлениями. Он сразу взялся за дело и двое суток до отхода судна в рейс были заняты до предела - проверкой доставляемого на борт груза и размещением его в трюмах, твиндеках и на палубе, расселением прибывающих на судно людей в кубриках на полубаке и полуюте, выяснением отношений с капитаном парохода по поводу постоянного крена и помощи тому в расчете остойчивости, и другими предрейсовыми хлопотами. В начале сентября по Внутреннему морю, мимо Кюсю, проливом Бунго вышли они в Тихий океан и легли курсом на норд-ост, вдоль Сикоку, Хонсю, Иэзо** и островов Цисима реттоо***, к самому северному острову гряды - Сумусю. Ослепительно сияло осеннее солнышко, солнечные блики бежали по застывшей зеленым стеклом воде, изредка разрезаемой косыми плавниками акул и касаток и игрой дельфинов, а позже, уже вдоль Цисима реттоо и *.Шумшу - 1-й остров Курильское гряды **.Хоккайдо ***.Курильские острова. белыми фонтанами морских исполинов-китов; тишина прерывалась лишь резкими криками чаек да глухим сопением пароходной машины. Они с лейтенантом Гундзи облюбовали себе место под брезентовым тентом на верхнем мостике и наблюдали в бинокли за частыми здесь японскими рыбачьими фунэ. Крайне оскорбленный назначением, считая себя обиженным и обойденным, он был хмур и молчалив. Гундзи чувствовал его настроение и, посмеиваясь, уверял, что приобрести здесь можно значительно больше, чем потерять. - На военном корабле ты будешь стиснут тесными рамками должностных обязанностей, субординацией, регламентированностью всей корабельной жизни, обязанностью выполнять подчас мелочные распоряжения стоящих выше тебя по службе и к аттестации в суб-лейтенанты приобретешь едва ли больше опыта, чем матрос-первогодок. В этой же экспедиции ты обретешь опыт управления людьми, получишь отличную практику судовождения вблизи берегов, в узких проливах, в шторм и туман. Кроме того, нам ставится задача рекогносцировки местности для фортификационной зашиты Цисима Кайкио - самого северного пролива, отделяющего наш Сумусю от русской Камчатки. А это очень важно для пр