потихоньку позвал к себе Адраста. - Когда несчастье постигло тебя, Адраст, я не укорял тебя, но очистил от преступления и приютил в своем доме. Так заплати мне добром за добро: прошу тебя, побереги моего сына. Как бы по дороге не напали на него разбойники и не причинили бы ему какой беды! - Я бы не поехал на охоту, - ответил Адраст, - если бы не был тебе так обязан. В моем несчастье тяжело мне быть в кругу счастливых сверстников. Но я готов сделать все, чтобы отплатить добром за добро. Будь спокоен, твой сын, которого ты мне поручаешь, вернется невредимым. Я буду охранять его. И Адраст, взяв копье, присоединился к отряду Атиса. Отряд юношей с Атисом во главе отправился в Мисию. Свора собак сопровождала их. Мисяне, тоже вооруженные, дружески встретили их, и все вместе они пошли на гору. Тут на склонах, заросших буком, они отыскали вепря, окружили его кольцом и принялись метать в него копья... И вдруг произошло страшное дело. Адраст тоже метнул копье. Он целился в зверя, но промахнулся и попал в Атиса. Атис упал, сраженный насмерть. Адраст первым бросился к нему, надеясь еще спасти его. Люди окружили Атиса, подняли его... А некоторые уже бежали к царю рассказать о том, что случилось. Услышав о смерти сына, Крез пришел в исступление. Он кричал и рвал на себе одежды. Он жаловался богам, он взывал к Зевсу-очистителю, - как же это так, что убил его сына тот самый человек, которого он защитил и принял в свой дом и отпустил с ним сына, как с хранителем его, а нашел в нем ненавистного врага?! В это время пришли молодые воины с телом его сына на руках. Позади них шел убийца. Тело Атиса положили на землю у ног Креза. Адраст стал перед убитым и протянул руки в знак покорности. - Я отдаю тебе свою жизнь, царь, - сказал он. - Прошу об одном: убей меня возле праха твоего сына. Я родился несчастным - я убил своего брата. А теперь поверг в несчастье и того, кто мне сделал столько добра. Убей меня - мне нельзя жить! - Ты признал себя виновным, чужеземец, - глухим от горя голосом ответил Крез. - И мне от тебя ничего не нужно. Не ты виноват. Так хотело какое-то божество. Только уйди с моих глаз, чтобы я никогда тебя больше не видел. Хоронили царского сына с большими почестями. Омытое, роскошно одетое тело Атиса положили на катафалк. Плач женщин не умолкал с утра до вечера, казалось, все Сарды кричат и плачут, прощаясь с любимым сыном царя. Потом, как велит обычай, молодые друзья и товарищи Атиса подняли его и возложили на костер. В огненную могилу его положили все, что ему нужно было при жизни, - утварь, дорогие одежды, украшения, оружие... Ввели на костер и его любимого коня. Кровь животных, приносимых в жертву, обливала алтари. Обильно лились в огонь жертвенников жертвенные масло и вино. Когда погребальный костер догорел, остатки его залили вином. Кости Атиса взяли из золы, обернули их полотном, положили в урну и похоронили. Еще один высокий конусообразный холм поднялся около озера Коло, рядом с могилами лидийских царей. А ночью, когда люди разошлись по домам и в Сардах наступила тишина, к могиле Атиса пришел Адраст. Здесь, на могильном холме, он умер, покончив с собой. Тяжелая скорбь вошла в дом царя Креза и надолго поселилась в нем. Ни пиров, ни кифар, ни дифирамбов. Безрадостным грузом лежали сокровища в кладовых. Безучастный ко всему, в тоске и молчании проводил царь дни, месяцы, годы... ИСПЫТАНИЕ БОГОВ Вот теперь-то, к концу второго траурного года, Крез и услышал о том, что происходит за рекой Галисом. А происходило что-то непонятное, грозящее большой бедой. Молодой перс Кир, внук Астиага, восстал против Мидии, покорил ее и взял в плен своего родного деда. Астиаг был родственником Креза - за ним замужем была его сестра... Но не это было главной причиной его тревоги. Креза тревожило усиление Персидского царства. Власть и военная сила Кира растут... Что будет дальше? Он может со своими полчищами перейти Галис. Надо вовремя остановить его. Нет в Азии войска сильнее лидийского. Ни у кого нет такой конницы, как у царя Креза, и таких длинных копий, как у его копейщиков. Он разобьет дерзкого Кира, он усмирит его! Он отомстит за Астиага! Месть за Астиага была для Креза предлогом, чтобы вступить в войну. Он втайне уже прикидывал, какие земли еще захватит в этой войне, какие племена ограбит и заставит платить дань. У него давно таились замыслы захватить Каппадокию, а проще всего это сделать во время войны. Но прежде чем вступить в войну, надо посоветоваться с оракулом. Только к какому оракулу обратиться, чтобы не получить лживого совета? Желая проверить, насколько пифии прозорливы и умеют угадывать правду, Крез отправил посланцев к разным оракулам. Одни посланцы направились в Ливию, к Аммону Ливийскому; другие - в Фокидские Абы; третьи - к Додону, а четвертые - к Амфиараю и Трофонию. Пошли его посланцы и в главное эллинское святилище - в Дельфы. Крез решил испытать богов. Если какой-нибудь из этих оракулов угадает, что он задумал, - к тому из них он и обратится за советом: выступать ему войной против Кира или постараться избежать этой войны? Посланцам своим Крез приказал: - Как выйдете из Сард, ведите счет дням. В сотый день вы все обратитесь к оракулам с вопросом: "Что делает сейчас лидийский царь Крез, сын Алиатта?" Тут же запишите их ответы и немедленно возвращайтесь домой. Через положенное время посланцы возвратились с ответами оракулов. Крез принялся внимательно просматривать записи. И одну за другой откладывал их с иронической усмешкой. Ни Амфиарай, ни Додон, ни Фокидский оракул не угадали правды. Даже Аммон Ливийский не узнал ее... А Дельфы? Что скажет прославленный эллинский оракул бога Аполлона, сына самого Зевса? "Я знаю количество песка и меру моря, я постигаю мысли глухонемого и слышу безгласного. Ко мне дошел запах крепким щитом защищенной черепахи, она варится в медном соусе вместе с мясом ягненка. Медь положена снизу, и медь положена сверху". Крез был ошеломлен. Еще и еще раз прочитал он дельфийскую запись. Да, дельфийский оракул - это оракул всевидящий и всезнающий. Это оракул, который общается с богами, и боги открывают ему все! Ведь он, Крез, действительно на сотый день, как ушли посланцы, изрубил черепаху и варил ее вместе с ягненком в медном котле. Как можно было предвидеть и угадать то, что он придумал? Доверчивый царь забыл, что, задумывая это, он поделился своим замыслом с близкими его дому людьми. И не знал, что тайна его ушла в Дельфы вместе с его посланцем! И теперь Крез, полный благоговения, принес дельфийскому божеству обильные жертвы - стада быков, овец и коз. В каждом стаде было по три тысячи голов. Он приказал соорудить огромный костер и жечь на нем, чтобы умилостивить бога, позолоченные и посеребренные ложа, бросал в огонь золотые чаши, пурпурные плащи и хитоны... Крез приносил жертвы сам и велел всем лидянам принести в жертву эллинскому божеству кто сколько может, хотя лидяне поклонялись только солнцу и огню. После этих жертвоприношений царь Крез велел переплавить огромное количество золота и сделать из него литые кирпичи. Таких золотых кирпичей получилось сто семнадцать - каждый в шесть ладоней длины, в три ладони ширины и в ладонь высоты. Кроме того, он велел сделать из золота изображение льва. И все это богатство он отправил в Дельфы. Сверх всего Крез послал в Дельфы две большие вазы - золотую и серебряную - необыкновенной красоты; две кропильницы - золотую и серебряную. И много других вещей из золота и серебра. Так старался он умилостивить божество, которое может дать правильный ответ на его вопрос: "Начинать ли ему войну с персами? Одному ли выступать против Кира или объединиться с кем-нибудь?" Лидяне привезли в Дельфы дары Креза. И, следуя его наставлениям, обратились к жрецам: - Царь лидян и прочих народов Крез, почитая этот оракул единственным у людей, посылает вам дары, достойные ваших изречений. И спрашивает вас: вести ли ему войну с персами и не соединиться ли ему с каким-нибудь войском? Пифия ответила так: - Если Крез предпримет войну, то он сокрушит обширное царство. Надо найти могущественнейших эллинов и заключить с ними союз. Крез остался доволен этим ответом. - Разве не ясно? Сокрушить обширное царство - значит сокрушить царство Кира! И он снова отправил посланцев в Дельфы и одарил золотом всех, кто был в святилище. В благодарность за это дельфийцы даровали Крезу и всем лидянам на вечные времена преимущество перед всеми вопрошающими, освободили их от дани, отдали им первые места на всех общественных празднествах. И предоставили право каждому лидянину сделаться дельфийским гражданином, если он того пожелает, хотя они были варвары и не принадлежали к эллинам. Золото многое вершило в святилищах и в древние времена. После этого Крез в третий раз отправил посланцев в Дельфы спросить богов: - Долговечна ли власть лидийского царя Креза? На этот раз пифия ответила как-то уклончиво: - Когда мул воцарится над лидянами, тогда, слабоногий лидянин, беги к каменистому Герму, не останавливайся и не стыдись прослыть трусом! Прочитав этот ответ, Крез обрадовался и успокоился. Мул вместо человека никогда не будет царем лидян. А следовательно, ни сам Крез, ни его дети никогда не потеряют своего царства. НАЧАЛО ВОЙНЫ Теперь Крез стал готовиться к войне с персами. Но с кем из могущественных эллинов надо ему войти в союз? Проведав, что в Элладе самым сильным народом стали спартанцы, Крез отправил в Спарту своих послов. И, как было у него в обычае, велел взять дорогие подарки для царей, которых в Спарте всегда было двое. - Послал нас Крез, царь лидян и прочих народов! - с такою речью обратились послы Креза к царям Лаконики. - "Так как божество повелело мне вступить в дружбу с эллинами, а я знаю, что вам принадлежит первенство в Элладе, то, согласно, изречению оракула, обращаюсь к вам, желая быть с вами в дружбе и союзе без хитрости и обмана". Спартанцы обрадовались такому предложению. Крез уже однажды оказал им услугу. Когда они посылали в Сарды, чтобы купить золота для статуи Аполлона, Крез не продал им это золото, но подарил. Кроме того, спартанцам было лестно, что именно к ним, а не к другим эллинам обратился Крез, предлагая дружбу и союз. Они тотчас этот союз заключили. И, желая отблагодарить Креза, они сделали для него огромную медную чашу с украшениями по краям. Однако эта чаша так и не попала в Сарды. Пока путешествовали туда и обратно послы Креза, Лидия уже была готова к войне. Крез твердо верил в предсказанную ему победу. Не дождавшись ответа от Спарты, он отдал войскам приказ собираться в поход против Кира. В это время к нему пришел старый лидийский мудрец Санданид. - Ты, царь, готовишься в поход на людей, которые носят кожаные штаны, - сказал он, - и вся одежда у них из кожи. И живут они на земле суровой. И едят не досыта. Если ты и победишь их, то что возьмешь с такого народа? А если будешь побежден, потеряешь много: увидев наши богатства, они не захотят отказаться от них и будут добиваться их неотступно. Я благодарю богов за то, что они не внушают персам мысли воевать с лидянами! Но Крез не принял его речей. Если всезнающий оракул предсказал победу, зачем же Крезу отказываться от войны? Возмущение и негодование против Кира не давали Крезу спать, по ночам. Слишком долго Крез бездействовал, слишком долго народы Азии не слышали его властного голоса, не слышали звона оружия его войск и топота его конницы. И вот теперь дерзкий я ничтожный сын перса Камбиза осмелился свергнуть царя Астиага, взять его в плен и захватить Мидию! Крез жестоко накажет его. Он перейдет Галис, захватит Каппадокию и доберется до Кира. Не было я нет народа в Азии, который смог бы сопротивляться лидийскому царю! Крезу в то время было около пятидесяти лет. Горе сильно состарило его, но, выступив в поход, царь расправил плечи и высоко поднял голову. Он сам вел войска. И все было как прежде: стройная конница, сверкающий лес копий, пехота, ощетинившаяся стрелами. Только не было рядом сына, его Атиса... Войска Креза шли без помех до самого Галиса. На берегу реки они остановились. Крез не знал, что делать. Перейти реку невозможно, она глубока. А мостов нет. В разноплеменном войске Креза нашелся один хитроумный эллин - Фалес из Милета. - Надо вырыть позади лагеря глубокий ров, - посоветовал он Крезу. - Вода схлынет в этот ров, река обмелеет, и мы перейдем реку. Совет был хорош. Вскоре глубокий ров обогнул полумесяцем лагерь. Река хлынула в ров, красный полукруг воды засветился среди серых песков. Река прошла позади лагеря. И дальше снова влилась в свое русло. А перед лагерем она сильно обмелела, и войска Креза спокойно перешли через нее. Перейдя Галис, Крез со своим войском вступил в Каппадокию, страну, лежавшую у Понта Евксинского, и занял крепость Птерию. Птерия была самой сильной крепостью этой страны, и стояла она вблизи Синопы, почти у самого моря. Здесь Крез и расположил свой лагерь. По обычаям тех времен, Крез, захватив Птерию, тотчас обратил жителей в рабство. Отсюда он начал захватывать и другие города Каппадокии и порабощать жителей. Мирные племена почти не сопротивлялись. Они не собирались воевать, они не были готовы к войне. Они ничем не досадили лидийскому царю и не ожидали нападения. По городам и селам вспыхнули пожары. Горький, тяжелый дым разорения и несчастья потянулся над Разрушенными жилищами и вытоптанными полями. Горели прекрасные корабельные леса, гибли плантации Маслин. Солдаты угоняли стада, резали тонкорунных овец, каких нет нигде больше во всей Азии... Жители, спасаясь от рабства и смерти, бежали в леса, в горы. Но трудно было спастись от вооруженных стрелами и копьями отрядов лидийских солдат, привыкших к войнам. А с востока между тем уже двигались к Птерии полки персидского царя. Войско Кира было огромно. Персы, мидяне и все подвластные ему и живущие по пути его шествия народы влились в его отряды. И вот настал день, когда два сильнейших войска сошлись в битве. Они сражались ожесточенно, не уступая друг другу. Крез приходил в ярость, видя, что не может сразу разбить Кира, что не может вообще разбить его. А Кир, полный решимости сломить самое сильное в Азии лидийское войско, не уступал в битве. Земля дымилась от крови, трупы лежали по всей равнине. Победы не было ни на той, ни на другой стороне. Только ночью, когда уже нельзя было различить, кто чужой, кто свой, и когда люди, оставшиеся в живых, уже изнемогали от усталости, солдаты разошлись по своим лагерям. Крез, закрывшись в крепости Птерии, всю ночь сидел в тяжелом раздумье. Он не победил Кира! Оказалось, что у Кира войска гораздо больше, чем у него, Креза. И оказалось, что этот презренный перс умеет сражаться не хуже, чем он сам, опытный и всегда удачливый военачальник. - Все начать сызнова, - решил Крез. И когда чуть забрезжила утренняя заря и чистая белая звезда повисла над горизонтом, Крез отдал приказ своим войскам возвращаться в Сарды. - Все начать сызнова! Прежде чем вступить в новую битву, Крез призовет союзников - египетского царя Амасиса, спартанцев. Заключит союз с Набонидом, вавилонским царем. И вот тогда, собрав такое войско, которое можно противопоставить войску Кира, он, как только начнется весна, снова вступит с ним в бой. С этим решением Крез возвратился в Сарды. И, не собираясь воевать до весны, распустил все свое наемное войско. Ведь не посмеет же Кир напасть на него теперь, когда увидел, что Крез не уступает ему в могуществе! Киру вскоре стало известно, что Крез распустил своих наемников. Известно стало и то, что он послал глашатаев к своим союзникам, чтобы собрать огромную военную силу... И прежде чем Крез успел встревожиться, Кир со всем войском уже стоял под Сардами. Крез пришел в сильное замешательство. Этого он не ожидал. Кир спутал все его планы и расчеты. Но война ему объявлена. И Крез, поспешно собрав отряды лидян, выступил навстречу Киру. БИТВА ПОД САРДАМИ Оба войска встретились под Сардами, на большой равнине. Эта цветущая равнина стала полем битвы. Молодой Кир шел твердой поступью дорогой своих побед. До этого дня он никого не боялся. Но вот сегодня, увидев перед собой ряды лидийской конницы, грозно ощетинившиеся сверкающими копьями, он впервые в жизни содрогнулся. Эта конница сомнет, затопчет копытами его пешее войско, длинные копья лидян опрокинут его вооруженных дротиками и мечами солдат... У Кира тоже есть конница, но ее мало. У его солдат тоже есть копья, но лидийские копья длиннее. Однако у Кира был старый, опытный советчик, его неизменный друг и полководец Гарпаг. Он во всех битвах сражался рядом со своим молодым царем с того самого дня, как перешел к нему от Астиага. За войском Кира следовал караван верблюдов, нагруженных водой и хлебом. - Освободи верблюдов от их ноши, - сказал Гарпаг, - посади на них людей, вооружи их оружием всадников и пусти их впереди своего пешего войска. Лошади боятся верблюдов и не выносят их запаха. Кир так и сделал. И когда его солдаты были готовы к наступлению, Кир, раздраженный сопротивлением Креза и тем чувством страха, которое лидяне заставили его пережить, обратился к своему войску с такой речью: - Будьте беспощадны! Убивайте каждого, кто попадет вам в руки. В плен не брать никого. Только оставьте в живых царя Креза. Даже если он станет защищаться, все-таки оставьте его в живых! Все случилось так, как предвидел старый мидянин. Лишь только верблюды с фырканьем приблизились к лидийской коннице, лошади, завидев их и почуяв их невыносимый запах, повернули назад и, не подчиняясь всадникам, смешали ряды. Лидяне соскочили с коней и пешими продолжали битву. Много убитых полегло в прекрасной долине. Но персы одолевали. Видя, что выстоять перед ними невозможно, лидяне отступили в Сарды и закрылись там. Войска Кира окружили Сарды. Крезу с его крепостных стен было далеко видно. И куда бы он ни поглядел, всюду полчища чужеземных солдат в островерхих колпаках, в грубых плащах, в толстых кожаных латах, всюду их костры, сверкание их оружия, их кони, их верблюды... Осада. Плотная, неотступная, грозная, готовая стоять всю зиму, а если надо, то и весну, и лето, и осень... Крез понимал, что надежды спастись нет: этот враг не уйдет, не отступит. Крез успел послать вестников к союзникам с призывом прийти к нему на помощь немедленно. Вестники Креза явились к спартанцам. Но Спарта в это время воевала сама. Арголида, у которой Спарта захватила Фиреи, поднялась, чтобы вернуть свою землю. Война у них шла нелегкая. Однако спартанские цари, выслушав лидийского глашатая, стали тотчас готовиться к походу на помощь Крезу. А когда приготовления были закончены и корабли снаряжены, в Спарту пришло известие, что крепость Сарды пала и лидийский царь Крез в плену. "СОЛОН! СОЛОН! СОЛОН!" Кир нелегко взял Сарды. Его солдаты много раз бросались на приступ, пытались ворваться в крепость. Но крепость эта стояла на отвесной скале сама, как скала. Тринадцать дней длилась осада. Все больше разгорались яростью персы. Их стрелы смертоносным дождем сыпались на Сарды. Они снова и снова шли на приступ - и снова отступали, ничего не достигнув. Молодой царь, сдвинув в одну линию свои черные брови, подолгу глядел вверх, на высокий город, будто огромное каменное гнездо, прилепившееся на крутом склоне Тмола. Что делать? Что придумать? Надо торопиться. Крез ждет союзников, и эти союзники придут. Пропахший пылью и потом в своем панцире и кожаных штанах, одетый почти так же, как любой его солдат, Кир то метался как тигр по широкой равнине вокруг крепости, то советовался с Гарпагом в тишине своего шатра, то опять глядел вверх на Сарды, и думал, и прикидывал... И снова посылал на приступ свои отряды. На четырнадцатый день Кир потерял терпение. Он разослал вестников по всему лагерю: - Кто первый взойдет на укрепление, тому будет царская награда! И опять его войско ринулось к стенам крепости. И опять ни с чем вернулось обратно. Сарды были неприступны. О Сардах в то время существовала такая легенда. У одного из первых лидийских царей, Мелета, родился сын в образе льва. Мелету было сказано: - Обнеси этого льва вокруг стен, и Сарды навеки останутся неприступными. Мелет так и сделал. Льва обнесли вокруг крепости. И лишь одно место, обращенное к Тмолу, миновали: там была высокая стена, а скала под ней отвесна, ни один неприятель никак не мог бы оттуда явиться. Теперь легенда эта снова ожила, подтвердив роковую ошибку Мелета. О ней позже не раз горько вспоминали лидяне, потому что враг пробрался в крепость именно здесь, несмотря на высокие стены отвесные скалы. Но дело было не в легенде. Все обстояло проще, без вмешательства богов. Однажды солдат Кира, по имени Гюроайд, нечаянно подсмотрел, как лидянин уронил сверху свой шлем. Думая, что его никто не видит, он по тайной тропинке спустился вниз, взял свой шлем и поднялся обратно в крепость. Это было как раз в том месте, которое считалось неприступным и никак не охранялось. Хитрый Гюроайд дождался тьмы. Надеясь на царскую награду, он отважился подняться вверх по той самой тропинке, по которой влезал лидянин. А вслед за Гюроайдом полезли другие солдаты. Не успели лидяне понять, что произошло, как в крепости уже было полно вражеских солдат и персы открывали ворота своему царю. Лидяне защищались со всей силой отчаяния. Крез, как простой воин, бился с персами. Но битва уже была проиграна, и враги уже разоряли и жгли его прекрасные Сарды: камышовые крыши полыхали огнем, пламя охватило город... Увидев это, Крез опустил копье. Он больше не хотел защищаться. Пусть придет смерть. Какой-то разъяренный битвой перс уже занес над ним свой короткий меч... И вдруг глухонемой сын Креза, сражавшийся рядом с отцом, закричал: - Человек! Не убивай Креза! Так сбылось предсказание пифии - несчастный немой юноша заговорил в момент горя и гибели. Может, так это и было. Говорят, что в минуту страшного потрясения у немого человека может прорваться речь. Но так это было или иначе, а Крез остался жив. Утро над Сардами занялось в дыму пожаров, стонах раненых, воплях женщин и плаче детей. Кир, в грязи и крови после ночной битвы, измученный, но не чувствующий усталости, победоносной поступью ходил по улицам города. Свита его, такая же продымленная и усталая, сопровождала его, бряцая мечами и охраняя своими высокими овальными щитами молодого царя. Седой Гарпаг, как всегда мрачный и суровый, шагал с ним рядом. Победа веселила его сердце, но он уже давно, с молодых лет, привык при дворе царя Астиага прятать свои чувства. Кир приказал потушить пожар. Ему в этом городе было все интересно. Его многое здесь поражало. Он еще никогда не видел таких богатых и красивых жилищ, таких одежд и утвари, которые тащили из домов лидян его солдаты. Волнуясь, с пылающими глазами, он вошел в роскошный дворец Креза: он еще не знал, что у людей могут быть такие сказочные чертоги. Он ходил из залы в залу, держась за свой меч - все-таки дворец-то был вражеский! - и любовался пурпурными занавесами, колоннами, золотыми сосудами странной формы, дивился нежным барельефам на стенах, сделанным из алебастра, трогал мягкие ложа, на каких ему никогда не приходилось спать... И тонкая отрава изнеженности и обезоруживающей красоты, таившаяся в этом царском жилище, незаметно я коварно проникала в его неискушенную душу. - Что будешь делать с Крезом, царь? Суровый голос Гарпага мгновенно рассеял наваждение. Кир поспешно вышел из дворца. - А что делали с пленными врагами великие цари? - Убивали. Сажали на кол. Сжигали на костре. Кир стиснул зубы и нахмурился. Битва кончилась, сияет ясный день, над головой серебрится Тмол, быстрая Пактол с прозрачным блеском бежит через город... Все эти четырнадцать дней осады Кир ненавидел Креза. Он готов был своей рукой убить его. Но сегодня, когда он победил, а Крез в цепях и унижении... Кир с негодованием на самого себя почувствовал, что у него больше нет никакой ненависти к побежденному врагу. Но все-таки он должен казнить Креза. Так поступали все великие цари. - Я сожгу его на костре. Гарпаг тотчас распорядился сложить на площади костер. Леса кругом было много, и костер сложили огромный. Для Кира приготовили место на возвышении, чтобы ему было видно, как взойдет на костер его враг. Вместе с Крезом должны были сгореть вся его семья и еще четырнадцать юношей из знатных лидийских семей. Кир с неподвижным лицом сидел и ждал, когда приведут Креза. Воины тесной толпой стояли вокруг него. Они любили Кира, они гордились им. Одни были благодарны Киру, что он освободил их из рабства и взял в свое войско. Другие разбогатели, служа в его победоносных войсках, и надеялись разбогатеть еще больше, грабя побежденных... И все они ценили его талант полководца - умного, отважного, быстрого в решениях. Они любили Кира и готовы были идти за ним всюду, куда бы он ни повел их. За толпой солдат, за их копьями и высокими колпаками, теснился народ, подавленный страхом и горем. Но вот толпа колыхнулась, раздалась, послышался ... Солдаты вели на костер пленников. Впереди шел Крез. Лязг цепей отмечал каждый его шаг. Седая голова была низко опущена. Молча, с невидящими глазами и сжатым ртом шли за ним его жены, его последний сын, его родственники... И гордой, твердой походкой, как и подобает благородным воинам, шли на смерть молодые лидяне. Они прошли мимо, не взглянув на Кира. Крез первым взошел на высокий костер, и тотчас по углам костра вспыхнуло рыжее пламя. День был жаркий, дрова сухие, и огонь быстро побежал по сучьям. Услышав треск огня и увидев бегущее пламя, Крез вдруг поднял голову. Глядя куда-то вдаль, выше всех голов, он простонал в глубоком отчаянии: - О Солон! Солон! Солон! Кир встрепенулся. - Кого это он зовет? Переводчики приступили с вопросами к Крезу. Но Крез не отвечал им. И лишь тогда, когда переводчики стали с угрозами требовать у него ответа, Крез сказал: - Много бы я дал, чтобы тот, чье имя мною было названо, поговорил со всеми владыками! Киру этот ответ был неясен. И переводчики снова стали допрашивать Креза: кого он звал? О ком он говорит? И тогда Крез, стоя на костре, рассказал, как некогда пришел к нему афинянин и, осмотрев его сокровища, ни во что их не поставил - Солон предсказал мне все, что со мной случилось. И не только ко мне это относилось, а вообще ко всем людям, которые считают себя счастливыми... Кир, услышав эти слова, смутился. Он опустил глаза, и брови его сошлись в одну черную черту. "Я, человек, предаю пламени другого человека... А ведь он считал себя таким же счастливым, как я сейчас считаю себя. Разве не может случиться того же со мною?" - Потушите костер! - крикнул он, вскочив. - Сейчас же потушите костер! Освободите Креза! Освободите их всех! Солдаты бросились гасить костер. Но пламя уже полыхало, и потушить костер было невозможно. Тогда Крез стал с плачем упрекать Аполлона. Ведь столько жертв он принес в его святилище! Пусть теперь и Аполлон поможет Крезу и погасит разбушевавшийся костер. Вдруг, словно по призыву Креза, неожиданно из-за горы надвинулась туча, разразилась гроза, хлынул ливень... Костер погас. "Это - знамение богов!" - со страхом подумал Кир. И велел позвать к себе Креза. Когда Крез, звеня цепями, сошел с костра и, несчастный пленник, с поникшей головой встал перед Киром, Кир спросил его: - Кто же, Крез, внушил тебе мысль идти войной на мои владения и стать моим врагом, а не другом? - Я сделал это, царь, на счастье тебе и на горе себе, - ответил Крез. - А виновато в этом эллинское божество, подвигнувшее меня на войну. Какой же разумный человек предпочтет войну миру? Ведь во время мира сыновья хоронят своих отцов, а во время войны - отцы хоронят сыновей. Слова Креза заставили Кира глубоко задуматься. Он велел снять с Креза оковы и посадил его рядом с собой. Но, к его удивлению и к удивлению всех окружающих, Креза это не обрадовало. Он оставался печальным и задумчивым. Отвернувшись от Кира, он смотрел, как персы разоряют его любимые Сарды. - Могу ли я тебе сказать, царь, - наконец спросил он, - или я должен молчать? - Говори все, что желаешь, - ответил Кир. Крез спросил: - Эти солдаты - что они делают с таким рвением? - Грабят твой город! - ответил Кир. - Нет! - Крез покачал головой. - Не мой город разоряют они и не мои сокровища расхищают. У меня больше нет ничего. Расхищают они твое достояние. Кира поразили его слова. Он удалил всех присутствующих, оставил лишь Креза и переводчика, чтобы они могли понимать друг друга. - Что дурного находишь ты в том, что происходит? - сказал Кир. - Ведь так было всегда - победители берут то, что завоевали. - Боги сделали меня твоим рабом, - ответил Крез, - поэтому я считаю своим долгом объяснить тебе то, что постигаю лучше, чем другие люди. Персы - народ бедный. Если теперь ты позволишь им грабить и присваивать себе чужие богатства, то отсюда могут быть тяжелые последствия: захвативший наибольшие богатства, восстанет потом против тебя. Поступи теперь так, как я скажу, если тебе угодно: поставь копьеносцев у всех ворот, пускай они отбирают сокровища у тех, кто будет выносить их. И пусть копьеносцы говорят им, что десятую часть всех богатств необходимо посвятить богу. Так ты не будешь отнимать у них награбленное силой и не восстановишь их против себя. Наоборот, они будут убеждены, что ты действуешь справедливо, и охотно отдадут взятое. Кир внимательно выслушал Креза и приказал сделать все по его совету. - Я вижу: ты, Крез, царственный муж, - сказал Кир, очень довольный. - Ты готов сделать и посоветовать доброе. За это проси у меня чего хочешь. Я сейчас же выполню твою просьбу! Крез горько усмехнулся. - Ты доставишь мне величайшее удовольствие, Кир, - сказал он, - если позволишь послать эти цепи божеству эллинов, которое я чтил больше всех божеств, и спросить его: таково ли его правило - обманывать тех, которые сделали ему столько благодеяний?! - И это получишь от меня, Крез! И все, чего бы и когда бы ни пожелал! И Кир тотчас отправил послов-лидян в Дельфы. Он велел положить на пороге храма цепи Креза и спросить: "Не стыдно ли божеству, что оно подвигнуло своими советами Креза на войну с персами, обещая разрушение царства Кирова?" И, указав на цепи Креза, спросить также: "Может быть, неблагодарность - вообще закон для Эллинских богов?" Но напрасно Крез думал смутить этим дельфийских оракулов. Они ведь недаром давали уклончивые и двусмысленные ответы. - Упреки Креза несправедливы, - ответила пифия лидянам, - все случилось так, как было предсказано: "Если Крез пойдет войной на персов, то он разрушит обширное царство". Если бы Крез был осторожен, он бы еще раз спросил: о его ли царстве говорит оракул или о кировом? Но Крез не понял изречения оракула, а теперь пусть винит самого себя. ...Так рассказал Геродот историю царя Креза, его величия и его падения. Не все понятно нам в этом рассказе. Геродот повествует о встрече Креза с афинским законодателем Солоном. Но мы знаем, что этого не могло быть: когда Солон путешествовал, то Крез в эти годы был еще ребенком и никак не мог принимать Солона в своем дворце. Может, случилось и так, что приходил к царю Крезу какой-нибудь странствующий эллин, который хорошо знал высказывания Солона и глубоко почитал его. Может быть, он и приводил эти высказывания в ответ на хвастливые речи Креза. И так как слова Солона были глубоки и мудры и словно предсказали судьбу царя, то не будет удивительным, если Крез вспомнил Солона на костре, перед лицом смерти. БАСНЯ О РЫБАХ В греческих городах на азиатском берегу Эгейского моря наступило смятение. Крез побежден, и они остались беззащитными перед лицом грозного персидского царя. Теперь они горько сожалели, что не согласились перейти на сторону Кира, когда он предлагал им это, и завидовали Милету, принявшему персидское подданство. Милет согласился платить дань Киру так же, как платил Крезу. Милету не грозили ни война, ни разорение. Но и война, и разорение грозили теперь остальным эллинским городам. Делать нечего. Придется принять предложение Кира, которое они в свое время отвергли, и поступить так, как поступил Милет. - Царь, нас прислал к тебе Панионийский союз, - так сказали Киру послы ионийских колоний. - Мы согласны быть у тебя в подданстве на том же положении, как были у Креза. Кир усмехнулся. Но глаза его были недобрыми. - В ответ на это я расскажу вам басню, - сказал Кир. - Один флейтист увидел рыб в море и начал играть на флейте. Он ждал, что рыбы выйдут к нему на сушу плясать. Но его ожидания оказались напрасными. Тогда он взял сети, закинул их в море и вытащил множество рыб. Рыбы стали биться и подпрыгивать на берегу. Тогда флейтист сказал: "Престаньте плясать! Когда я играл вам на флейте, вы плясать не хотели!" Последние слова царь произнес в гневе. Весть о том, как ответил Кир посланцам ионян, тотчас облетела все города Панионийского союза. На северной стороне гористого мыса Микале, против острова Самос, у ионийцев было свое святилище, которое называлось Панионий. Сюда они собирались на праздники, чествуя бога Посейдона, которому было посвящено это место. Сюда же собрались они и на совет после гневной отповеди Кира. Положение сложилось такое. Милету уже нечего бояться Кира. Осторовитянам-эллинам, живущим на ближайших островах, Кир тоже не страшен - у персов тогда еще не было кораблей. Но зато над всеми остальными городами эллинских колоний нависла страшная туча Кирова гнева: война, рабство, казни... Где защита? Кто может помочь им? Тогда их речи и помыслы обратились к родине. Родина защитит ионян. И они решили послать туда своих глашатаев с мольбой о помощи. Но не в Афины, откуда пришли ионяне, а в Спарту - спартанцы сильнее и опытнее в боях. Эоляне и фокеяне, эллинские племена, жившие на том же берегу, присоединились к решению ионян. Испуганные, встревоженные, они поспешно снарядили послов и отправили их в Спарту. А сами бросились сооружать защитные стены вокруг своих городов. Послы торопились. Но на пути лежало море, которое надо было переплыть. Достигнув берегов Пелопоннеса, они долго пробирались через горы и болотистые долины, пока, наконец, не ступили в тень мрачного, в снежной шапке, хребта Тайгета. Изнеженным на своем ласковом побережье ионийцам здешние края казались суровыми и неприветливыми. Перед тем как войти в Спарту, послы выбрали оратором фокеянина Пиферма. Пиферм красноречив, он сумеет убедить спартанцев выступить против Кира и защитить их города. Пиферм надел пурпурный плащ, чтобы спартанцы сразу обратили на него внимание. И лишь после этого послы вошли в многолюдный город Лаконики - Спарту. Пурпурный плащ сделал свое дело. Спартанцы собрались огромной толпой вокруг прибывших послов. Вышли послушать их и оба лаконских царя. И вот фокеянин Пиферм, в своем ярком, богатом плаще, выступил вперед и начал длинную, украшенную всякими цветистыми фразами и сравнениями речь. Послы, на горе свое, не знали или забыли о суровых нравах спартанцев, у которых многословие считалось одним из самых больших пороков. Пиферм говорил и говорил, не чувствуя ни времени, ни настроения окружающих его молчаливых людей, не видя их насмешливых лиц, не видя их насмешливых лиц, не слыша их пренебрежительных реплик... Не видели, не слышали этого и послы. Они, вышедшие из Афин, где высоко ценилось красноречие, восторгались умением Пиферма говорить так красиво. У них уже прояснились лица и на душе просветлело - после такой пламенной и убедительной речи спартанцы не смогут отказать им! Но когда Пиферм, ловко закруглив последнюю фразу, замолчал, ионийцы вдруг поняли, что его никто не слушал! - О чем говорил этот человек? - сказал кто-то из военачальников спартанцев. - Пока мы дослушали до конца его речь, мы забыли ее начало! - Мы не знаем, о чем вы просите, - сказали и цари, переглянувшись, - мы никуда и никому помогать не пойдем. И ушли с площади. С острыми насмешками, которые, как дротики, летели в ионийских послов, спартанцы разошлись по домам. Пиферм в своем пурпурном плаще молча, повесив голову, сошел с возвышения, на которое взобрался, чтобы произнести речь. В отчаянии от своей неудачи ионяне вернулись домой. Однако в Спарте только сделали вид, что они ничего не слышали и ничего не поняли. Угроза персидского Царя и встревожила и возмутила их. Кто он такой, этот Кир, что явился и захватил Лидию и теперь осмеливается угрожать эллинским городам? Спарта не потерпит этого! Впрочем, прежде чем бросаться защищать эти города, надо отправиться на Азиатское побережье и посмотреть, что там происходит. И, может быть, как следует пригрозить Киру - уж он-то, конечно, слышал о том, как воюют лакедемоняне и как они умеют постоять за свою военную славу! Решив так, спартанцы снарядили пятидесятивесельное судно и отправились в полном вооружении к берегам ионийских колоний. Прибыв туда, остановились у города Фокеи. Заносчивые, привыкшие всегда быть победителями среди малочисленных эллинских племен, спартанцы послали отсюда своего вестника к царю Киру в Сарды. Кир принял вестника во дворце. Вот он сидит на мягком ковре, волосы его, тщательно завитые, ложатся на плечи; маленькая шапочка придерживает их. Черные, как спелая олива, глаза под крутыми бровями глядят уверенно и спокойно. Знатный спартанец Лакрин, которого прислали вестником с корабля, остановился перед ним, высоко подняв голову. Царь, чуть прищурившись, оглядел его. Грубый плащ, простые грубые сандалии - подметки да ремни, переплетенные на ноге пять раз. Длинные, неубранные волосы, небрежно торчащие на голове. Спартанцы после битвы с аргивянами из-за Фиреи стали, как и все эллины, носить длинные волосы, но заботиться о них не умели и не считали нужным. Кир ждал, чуть-чуть брезгливо поджав свои красивые твердые губы, в углах которых уже обозначились легкие морщинки. - Я пришел сообщить тебе, царь, волю моего народа. Мы, спартанцы из Пелопоннеса, требуем, чтобы ты не вредил никаким городам эллинской земли, потому что мы, спартанцы, этого не потерпим. Кир в насмешливом недоумении обратился к эллинам, бывшим в его свите: - Что за люди - спартанцы? Или их число очень велико, что они обращаются ко мне с подобным требованием? Спартанцы - дорийское племя, живущее на Пелопоннесе, у подножия Тайгета. Нет, число их невелико. И земли у них немного. По сравнению с войском царя Кира то же, что облачко по сравнению с грозовой тучей. Выслушав сообщение эллинов, Кир сказал спартанскому глашатаю, не скрывая презрения: - Никогда не боялся я таких людей, у которых посреди города есть определенное место, где они собираются и под клятвою обманывают друг друга. Если я доживу, спартанцам будет не до чужих бед - своих хватит! Лакрин ушел от Кира с нахмуренным лбом. Он был в неприятном недоумении: как же так? Здесь угроза Спарты никого не испугала! И наоборот, он почувствовал, что угроза Кира страшнее, чем их угроза. Кир пригрозил всем эллинам и спартанцам тоже. Ведь и у них в Спарте есть базарные площади и рынки, где идет купля и продажа, а именно об этом и сказал Кир. У персов же нет рынков и базарных площадей, потому что они считают, что там не обходится без лжи и обмана, а ложь и обман для персов - величайший позор! Кир еще погневался, а после посмеялся над такой самонадеянностью маленького эллинского племени. И забыл о нем. Другие замыслы, другие заботы неизмеримо более огромные и трудные, вставали перед Киром. Другие дороги звали его - дороги на Бактрию, на Вавилон... А может быть, и дальше - в Египет. Ионийские колонии у моря? Да он и не пойдет воевать с ними. Эти города возьмут и без него его полководцы. Перед тем как двинуться в дальние походы, Кир собрался в родные края, в Экбатаны. Город Сарды был красивый и богатый, с хорошим климатом и чистой водой. Но это был чужой город. Земли, которые он завоевал, были плодородными и цветущими, но это были чужие земли. Хотелось подышать суровой прохладой хребта Эльбруса, взглянуть на неприступный заоблачный Демавенд. Кир был такой же человек, как все. Его так же тянуло на родину, ему так же хотелось слышать вокруг родную речь, пусть варварскую, как считают здесь, по эту сторону Галиса, но родную! Но это был только голос сердца, с которым Кир умел справляться, когда это было нужно. А главное, как хороший хозяин, он хотел посмотреть, что делается в стране, которую он оставил, надолго уйдя в поход. Надо наладить все, что разладилось, навести порядок, утвердить законность. Надо было устроить государственные дела так, чтобы не опасаться ни бунта, ни восстания среди подданных его обширного царства. Он хотел, чтобы власть его держалась не страхом, а довольством и спокойствием подвластных ему народов. Это было необходимо Киру, потому что он снова собирался в поход, далекий и нелегкий. Когда-то Вавилон был союзником Мидии. Теперь, когда Кир воевал с Крезом, вавилонский царь Набонид согласился помочь лидийскому царю и готовился вступить в войну против Кира. Но Кир действовал слишком быстро и уже захватил Сарды, пока Набонид собирал войска... И тогда, когда вавилонский царь Набопаласар воевал на стороне Мидии против Ниневии, он был ненадежным союзником. Теперь же Вавилон стал открытым врагом. Этого сильного врага надо победить и захватить вавилонские земли. Вавилон богат. Дворцы Кира наполнятся сокровищами, и держава его увеличится. А там недалеко и до Египта... Охрану Сард Кир поручил персу Табалу. Запасы лидийского золота - золото Креза и Сард - он отдал под охрану лидянина Пактия, выразив этим свое уважение и доверие лидийскому народу. И когда Крез все это устроил, то отправился в Экбатаны с огромной свитой и боевыми отрядами. Он взял с собой и Креза, которого любил и уважал и с которым никогда не расставался. ВОССТАНИЕ ПАКТИЯ Все затихло в Сардах. Сверкающие воды Пактола смыли с улиц города следы минувшей битвы - грязь, кровь, пепел пожарищ. Горожане принялись за свои дела, жители деревень вышли на поля. Но уже не было в Сардах прежнего веселья и гордого спокойствия. Чужой гарнизон стоял в городе, чужой человек, говорящий на чужом языке, жил во дворце царя Креза и правил страной. Персы не грабили, не обижали лидян, но они были хозяевами, они диктовали свою волю, и это было трудно терпеть. Пактий ревниво хранил доверенное ему золото, золото Креза, золото Лидии. Он никого не допускал к сокровищнице, даже Табала. Но для кого он, лидянин, берег это лидийское золото? Для Кира, для завоевателя, отнявшего независимость Лидии? Нет, у Пактия созревали другие замыслы. Неужели он, держа в своих руках сокровища самой богатой страны, не сможет вернуть этой стране свободу? Кира нет, Кир далеко. Его конь уходит все дальше и дальше по индийским дорогам, все дальше и дальше от Лидии. Пока персы-гонцы доскачут до Кира, лидяне успеют сбросить персидского сатрапа и опять станут свободными. Хватит ли у Кира силы снова покорить Лидию, которую он и в первый раз не так-то легко взял? "А если у него, у Кира, хватит сил, - возражал Пактий самому себе, - что станется тогда с Лидией? Тогда ее больше не будет на земле". Противоречивые мысли и чувства мучили Пактия. Разум говорил, что надо покориться, что бороться с Киром Лидии не под силу. Но чувство не соглашалось с разумом. Пактий уже не мог расстаться со своей дерзкой мечтой. Будет ли у него более удобный момент? Сегодня ключи от сокровищниц Креза у Пактия в руках, а завтра их могут отнять у него, и тогда уже никаких надежд на освобождение, никаких! Может быть, кроме забот о свободе родины, голову ему кружил опасный мираж власти? Ведь если он, подняв восстание против Кира, победит, кому же, как не ему, Пактию, достанется высшая власть? И Пактий решился. Взволнованный, он ходил среди лидян, не давая им успокоиться. Он верил, что настал день, когда им удастся выгнать персов и снова стать свободными. Этой верой он окрылил и других. Лидяне еще не привыкли к зависимости, и речи Пактия были как горящий факел, брошенный в солому. Табал не успел понять, что происходит, а Пактий, захватив все золото из сокровищниц Креза, собрал лидян, могущих держать оружие в руках, и отправился к морю. Здесь, в приморских колониях, Пактий нанял большое войско: золота у него хватало. Он призывал и Жителей побережья помочь ему в битве с персами. Многие откликнулись на его призыв. Пришли из Приены, пришли из Магнесии, пришли лучники и копейщики с зеленой равнины Меандра. Со всем этим войском Пактий вернулся в Сарды. Снова отдохнувшую было от побоищ и крови страну заполонили солдаты, снова военные обозы прошли по полям, выбивая дотла посевы. Табал заперся в крепости. Пактий, окружив Сарды войсками, начал осаду. Персидские гонцы нагнали Кира уже на индийской земле. Царь выслушал их, и глаза его засверкали от негодования. Он обернулся к Крезу. - Чем все это кончится, Крез? - сказал он с гневным укором. - Мне кажется, лидяне не хотят успокоиться? Думаю я, будет лучше обратить их в рабство. До сих пор я поступал с ними милосердно. Я лишил их тебя, но самим лидянам возвратил город. И после этого они восстают против меня! Крез испугался. Он знал, что Кир не любил казнить пленных врагов. Но Кир не терпел, когда обманывали его доверие. Крез испугался за Лидию. - Ты говоришь правду, царь, - сказал он. - Но не гневайся, не уничтожай древнего города, ведь Сарды ни в чем не виноваты. Виноват перед тобою был я и терплю за это достаточно. А в том, что случилось теперь, виноват Пактий, которому ты доверил золото. Он и должен быть наказан, а самим лидянам даруй прощение. Но чтобы они не бунтовали против тебя, сделай такое распоряжение: запрети лидянам носить оружие, прикажи надеть длинные хитоны и высокие башмаки; вели им также обучать своих детей игре на кифаре и арфе, а также пусть они учатся торговле. И ты, царь, скоро увидишь их мирными людьми, и больше не нужно будет опасаться, что они восстанут против тебя. Крезу тяжело было давать этот совет, но, разоружая свою Лидию, он знал, что этим спасет ее. Сердце его дрожало при мысли, что лидян, в цепях и колодках, рабами погонят в чужие земли. Он снова с горячим волнением принялся убеждать Кира не губить лидян и послушаться его совета. Понемногу грозные морщины на лбу Кира разгладились. Гнев его погас. - Я сделаю так, как ты, Крез, советуешь мне. Кир позвал мидийского полководца Мазара, велел ему взять достаточно войска и вернуться в Сарды. - Разбей Пактия. Всех, кто осаждал Сарды, продай в рабство. Мирных лидян не трогай, но поступи с ними так, как сказал Крез. Пактия же не убивай и не продавай в рабство. Пактия возьми в плен живым и приведи ко мне. Так решив это дело, Кир отправил Мазара с сильным войском обратно в Лидию, а сам продолжал путь в Экбатаны. Мазар угрюмо ехал впереди своих отрядов. Мидянин устал от чужих стран, от чужого народа и непонятного говора, от духоты и жгучего солнца у него болела голова. Он так ждал того часа, когда копыта его коня звонко застучат по нагорьям его суровой родины и когда, обратившись к встречному человеку с вопросом или приветствием, он услышит родную индийскую речь. Солдаты тоже молчали. Раздражение против лидян росло. И чей ближе подходили к Лидии войска Мазара, тем яростнее было нетерпение схватиться с войсками Пактия, разбить их, уничтожить. Но Мазару не пришлось сразиться с Пактием. Лидяне, услыхав, что персы снова идут на Сарды, в ужасе разбежались. Наемники, получив плату, ушли. Пактий, оставшийся с горсткой солдат, понял, что дело его проиграно, и бежал из Лидии. Мазар открыл крепость, освободил Табала. Лидия притихла, приникла к земле. Все ждали жестокой расправы, наказаний, казней. Но проходили дни, а ни наказаний, ни казней не было. Мазар все сделал так, как велел Кир. Изумленные лидяне охотно повиновались его распоряжениям. Они снесли в крепость все свое оружие - копья, дротики, секиры, колчаны, полные стрел, все свои щиты, панцири и сложили в кладовые, охраняемые персидскими солдатами. Они надели белоснежные льняные хитоны и высокие башмаки. В домах зазвенели кифары и арфы. Лидяне все еще боялись поверить такому счастливому повороту своей судьбы, но понемногу распрямили спины и подняли головы. Жизнь потекла тихой рекой, с обычными ежедневными делами, с обычными заботами и обычными развлечениями. Только не скакали на конях юноши, тренируясь в искусстве битв, не бросали дротиков, не натягивали тетивы. Зато в Лидии стало много музыкантов. Дети, обязанные владеть арфой и кифарой, были почти в каждом доме. Уже никто не грозил лидянам войной. Меч Кира надежно защищал их, а белые хитоны и красивые башмаки скоро стали казаться приятной необходимостью. Только, старые конники грустили втихомолку: где их боевые кони? На них сели персы. Где их длинные боевые копья? Они ржавеют под замком у персов. Где их гордая, независимая родина? Она платит дань персам. Где их славный царь Крез? Он в плену у Кира. Что же осталось им, старым солдатам? Сокрушенно покачивать головой да вспоминать былые походы. Мазар сделал в Лидии все так, как велел Кир. Но одного царского приказа ему выполнить никак не удавалось - захватить Пактия и отправить его к царю. СКИТАНИЯ И ГИБЕЛЬ ПАКТИЯ Пактий бежал в эолийский город Киму, что против острова Лесбоса. Кима в то время была самым большим и богатым из эолийских городов. Правда, рассказывают, что кимеяне были очень недогадливы. Будто бы лишь спустя много лет после основания города они стали собирать портовые пошлины. А до этого им и в голову не приходило, что они живут на берегу моря, что город их портовый и что они могут на этом разбогатеть. Рассказывают также, будто кимеяне заняли у своих богачей денег от имени города, отдав в залог портики. Денег они в назначенный срок вернуть не смогли, и за это народу не дозволялось гулять под портиками и во время дождя. Люди, давшие городу деньги взаймы, в конце концов устыдились, что кимеяне ходят под дождем, и они стали посылать глашатая, который кричал во время дождя: - Дождь! Идите под портики! Злые языки утверждали, что кимеяне даже этого сообразить не могут - так и ходят по дождю, пока глашатай не позовет их под портики. Но дело было, конечно, в другом. Они просто считали себя не вправе пользоваться портиками, раз эти портики еще не выкуплены. Вот в этот эллинский город на побережье моря, где жили не очень предприимчивые, но крепко соблюдавшие законы чести люди, и бежал лидиец Пактий просить убежища. Выдать попросившего защиты - позор. Пактий знал, что кимеяне не сделают этого. Скоро в Киму явились послы от Мазара. Именем царя Кира они потребовали, чтобы кимеяне выдали Пактия. Пактий ждал, что кимеяне ответят твердым отказом. Но, к ужасу своему и негодованию, он увидел, что отказа не последовало. Правда, не было пока и согласия выдать Пактия. Кимеяне колебались. Выдать Пактия - нечестно. Не выдать - восстать против самого Кира. И тогда что будет с Кимой? Недалеко от Милета, в Дидимах, находилось святилище Аполлона Дидимского, которого почитали ионяне и эоляне. Здесь было и прорицалище жрецов Бранхидов, куда ходили за советом к божеству. Чтобы не брать на себя ответственности за решение такого трудного дела, кимеяне решили спросить у Аполлона, как им быть. Как поступить с Пактием, чтобы это было угодно богам? Когда послы вернулись от Бранхидов, кимеяне собрались на площади. Все были взволнованы. От решения божества зависела их судьба и судьба города. Послы смущенно стояли перед народом. Стараясь не глядеть в сторону Пактия, они достали принесенную из прорицалища табличку. И оттого, что послы не взглянули в ту сторону, где стоял Пактий, несчастный лидиец понял, что он предан. Один из послов взял табличку и громко прочел решение оракула: - "Пактия выдать персам!" Пактий, который предчувствовал беду, но все же втайне надеялся, что божество защитит его, поник головой. И сразу на площади поднялся шум. Сначала завязались споры, потом голоса стали громче, началось смятение. - Если божество приказало, значит, надо выдать Пактия! - Как можно выдать Пактия? Он пришел к нам просить защиты! - Кир разорит Киму! Надо выдать Пактия! - Выдать Пактия! И Пактия уже схватили, чтобы отправить немедля в Сарды. Но тут за него, а вернее, за честь своего города вступился знатный кимеянин Аристодик. - Этого нельзя сделать, - сказал он. - Мы не можем принять на себя такое бесчестье! Горе такому народу, который выдаст того, кто ищет у него защиты! - А как можем мы не повиноваться божеству? - возразили ему. - Как можем не верить мы божеству? Ты не веришь оракулу Бранхидов? - Я верю оракулу Бранхидов, и я повинуюсь божеству, - ответил Аристодик. - Но я не верю послам, ходившим туда, и не верю их измышлениям. Они сказали неправду. Не может оракул подвигнуть нас на то, чтобы покрыть себя позором! Надо послать других послов в Дидимы. И я сам пойду с ними туда! Выбрали снова послов. Вместе с ними отправился к Бранхидам и Аристодик. Аристодик обратился к оракулу. - Владыка! - сказал он. - Пришел к нам с просьбой о защите лидянин Пактий, спасаясь от насильственной смерти от персов. Персы требуют его выдачи и понуждают к тому кимеян. Хотя мы и боимся могущества персов, однако не дерзаем выдать пришельца до тех пор, пока ты ясно не скажешь, что нам делать. И оракул ответил: - Выдать Пактия персам. Аристодик, хотя и говорил, что не верит послам, которые ходили раньше, однако был готов и к такому ответу. Поэтому он поступил так, как заранее задумал, если оракул снова велит выдать Пактия. Он вышел из прорицалища и начал молча разорять птичьи гнезда, которые ютились под крышей храма. Птицы подняли крик - никто и никогда не осмеливался трогать их здесь, под защитой божества. Вдруг из храма послышался голос: - На что ты посягаешь, нечестивец? Ты истребляешь ищущих у меня защиты! Аристодик не смутился. Он ждал, он хотел этого. - Ты, владыка, охраняешь молящих тебя о защите, - сказал он, - а кимеянам приказываешь выдать того, кто просит защиты у них! И тогда оракул гневно ответил: - Я приказываю это для того, чтобы вы скорее погибли через ваше нечестие и чтобы впредь не приходили к оракулу за советом о выдаче просящих! С этим ответом послы и вернулись в Киму. Однако в Киме не наступило спокойствие. Выдать Пактия невозможно после того ответа, который получили они в Дидимах. Это грозило позором и гибелью. Но и оставить Пактия тоже нельзя - Мазар явится и разорит Киму. Тогда кимеяне пришли к такому решению: отправить Пактия куда-нибудь в другой город. И отослали его в Митилену, на остров Лесбос, город богатый, торговый, с двумя гаванями. До Митилены персам было труднее добраться, они в то время еще не были мореплавателями. Мазар узнал, что Пактий перебрался на Лесбос, и тотчас послал туда своих глашатаев все с тем же требованием - выдать ему Пактия. Митилян это требование не смутило. Кто для них Пактий? Чужой человек, варвар. Неужели из-за какого-то варвара им страдать и волноваться? Проще всего выдать Пактия. Да и не просто выдать, а потребовать с персов выкуп. О сумме можно договориться. Пактий в тоске выслушал их решение. Страшна смерть. И еще страшнее - наказание, которое готовят ему персы. Но спасения он уже не видел. Однако кимеяне следили за его судьбой. Их пугал ответ оракула, грозящий гибелью тем, кто выдаст просящего защиты. Митилена - город их племени. Вместе с Митиленой погибнет и Кима! Кимеяне снарядили судно и, чтобы спасти Пактия, перевезли его на остров Хиос. А вернее, они это сделали, чтобы избавиться от него совершенно. Они, эоляне, не выдали Пактия. А как поступят хиосцы - это их дело. Ступив на землю прекрасного острова Хиоса, Пактий, как и всюду в последние годы, попросил помощи и защиты. Но хиосцы смотрели на него пустыми, равнодушными глазами. Зачем он пришел к ним? Несчастный, потерявший родину, за которым следом идет опасная угроза персов, - зачем он пришел сюда, притащив за собой и эту угрозу? На Хиосе живут богато и свободно. У хиосцев прекрасные глубокие гавани, в которых стоят на якорях корабли. У них есть мраморные каменоломни. Их пальмовые рощи плодоносны, а их виноградники дают самые лучшие вина из всех греческих вин. Зачем нужен хиосцам этот варвар? Персы требуют его - пусть возьмут. Но так как хиосцы уже научились плавать по морю и торговать, научились ценить прибыль и наживу, то сочли благоразумным потребовать за Пактия плату. Пускай персы возьмут его, а хиосцам взамен отдадут Атарней, местность в Мисии, против Лесбоса. Пактий, услышав о таком вероломном решении, бросился в храм Афины - градохранительницы. Эллины почитают своих богов, они не осмелятся взять Пактия, если он укрылся под защиту богини! Но в Хиосе было смешанное население. Наверно, хиосцы уже забыли, кто из них какого племени. И законы своей прежней родины уже не казались им непреложными. Афина-градохранительница не смогла защитить Пактия. Его силой вывели из храма и отправили к персам. А взамен получили Атарней. Так погиб Пактий, пытавшийся вернуть свободу своей родине. КАРАЮЩАЯ РУКА КИРА Кир был милостив к побежденным. Он не разорял их земель и городов, не продавал в рабство, не выкалывал глаза, не сажал на кол, как было в обычае у древних завоевателей. Но только тогда, когда побежденные были покорны. Однако если побежденная страна пыталась сбросить власть Кира или, что еще хуже, пыталась обмануть его, тяжка и беспощадна была его карающая рука. Тогда и он сам, и его военачальники с безудержной жестокостью уничтожали эти племена и народы. Так случилось и с теми, кто присоединился к Лидии и осаждал Табала в Сардах. Мазар со своим войском, как огненный смерч, продел по равнине Меандра. Меандр, извилистая река, протекала через многие города и поселения. На ее берегах жили и варвары, я эллины, переселившиеся сюда из Эллады, лидийцы, карийцы, ионийцы, эоляне. Меандр часто менял свое русло и этим нарушал границы прибрежных стран. Говорят, что каждый раз в таких случаях против Меандра возбуждалось судебное дело. И после того как признают Меандр виновным, на него налагают денежный штраф. А штраф потом выплачивают из сборов за переправу. В долине Меандра была почва мягкая и плодородная - река создала эту долину из своего ила. Садов и лесов тут было мало, но зато щедро росли виноградники. На берегах Меандра стояли прекрасные богатые города - Магнесия, Пирра, Миунт... Тут же недалеко, над побережьем моря, лежала цветущая страна Приена... Всю эту зеленую равнину Меандра, напоенную влагой и жарким солнцем, все эти города, с их храмами, святилищами, с их обильными рынками и ремеслами, Мазар отдал на разграбление своим солдатам. Все было истоптано, разорено, сожжено... Не пощадили и прекрасную Магнесию, большой эолийский город. А жителей Приены, помогавших Пактию, Мазар продал в рабство. Это было самое страшное наказание, каким можно наказать свободный народ. Мазар выполнил приказ Кира - разорил страну. Но и сам жил недолго: тяжелые военные походы свели его в могилу. После его смерти командование войском принял старый мидиец Гарпаг. Сам Кир назначил его военачальником. Гарпаг двинул войска на эллинские колонии. Прежде всего он напал на ионийский город Фокею. Фокеяне, жившие на берегу залива, были рыбаки и мореплаватели. Скудная почва их страны не давала достаточно ни хлеба, ни винограда. Поэтому фокеяне в основном жили морем - ловили рыбу, солили ее, сушили. Возможно, и торговали ею. Они первые из всех эллинов уходили далеко в море. И уже в то время у них были не круглые суденышки из тростника, обмазанные смолой, а настоящие морские пятидесятивесельные суда. Они в своих скитаниях по неведомым морским просторам открыли Адриатический залив; нашли дорогу в Тирренею, что на италийском берегу и куда, по преданию, спасаясь от голода, выселилась колония лидян во главе с царским сыном Тирреном... Они отважились ходить на весельных судах в дальнюю Иберию, к берегам Испании. Бывали они и в Тартесе, что на реке Тартес, в области Иберии, где люди жили мирно, богато, и нравы их были невиданно мягкими. Царю Тартеса Арганфонию нравились фокеяне. Пришедшие из Афин фокеяне помнили и знали многое - и музыку, которую любили, и красноречие, которое ценили, и искусство ваяния, которое процветало на их родине и о котором они могли рассказать. Фокеяне так нравились Арганфонию, что он предложил им совсем перебраться к нему в Тартесиду... Говорят, что в Тартесиде даже кормушки для скота были серебряные, а люди жили по сто пятьдесят лет! Но фокеяне тогда остались на своем берегу. Теперь же, услышав, что Гарпаг двинулся на них с войсками, они бросились к Арганфонию за помощью. - Что делать? Могущество персов так велико, что никакая сила им противостоять не может! Если мы вступим с ними в сражение, то все погибнем! - Защищайтесь, - ответил им Арганфоний, - поставьте стены вокруг своего города! Он дал фокеянам денег, дал щедро. И фокеяне тотчас начали возводить вокруг города высокую стену. Стена получилась большая, на много стадий в окружности. Сложена она была из крупных, плотно прилаженных камней, и ее острые зубцы венцом встали над городом. Гарпаг явился с войском и тут же осадил Фокею. "Безумные! - думал Гарпаг с горечью, глядя на фокейские стены. - Они решили, что могут спастись за стенами от руки Кира!" Гарпаг послал к фокеянам глашатаев. - Сдавайтесь. Если город ваш будет разрушен и разорен, не мы будем виноваты, а вы. Неужели осмелитесь вы надеяться, что победите меня, полководца царя царей Кира? Я не хочу гибели вашего города. Сломайте хоть один зубец на своей стене, пожертвуйте хоть одним зданием, и я приму вашу покорность без разрушений и кровопролития! - Дай нам на размышление один день, - ответили фокеяне. - Но на время нашего совещания отведи от стен города свои войска. Гарпаг усмехнулся: - Знаю я ваши замыслы! Но что ж, пусть будет, как вы просите. Поразмыслите хорошенько - я дозволяю. И он отвел войска от города. А Фокея вся гудела и стонала от горя. До отчаяния жалко покидать свой родной город, свою землю. Но неужели идти в рабство к персам?! Только не в рабство! Бороться с Гарпагом бесполезно, бессмысленно: его войско, как туча, охватило Фокею. Если противиться Гарпагу, они все погибнут и от их прекрасного города останется только пепел. Но что же тогда делать? Решать надо было быстро: сроку для размышлений у них только один день. И они решили. Спустили на море все свои пятидесятивесельные суда, поместили на них женщин и детей, а также своих богов и наиболее ценное имущество, кроме камня, меди и картин. А потом взошли на суда сами и отплыли к Хиосу, потому что Арганфония, который мог бы принять их, уже не было в живых. Наутро персы вошли в безмолвную, покинутую жителями Фокею. Стены не защитили ее. Много испытаний пришлось вытерпеть фокеянам, много довелось принять горя. Они хотели купить у хиосцев Энуссы, лежащие около Хиоса острова. Но хиосцы побоялись, что если тут поселятся фокеяне, то Энуссы станут торговым местом, а тогда их остров Хиос потеряет всякое торговое значение. И они отказали фокеянам. Что делать, где найти землю, которая приняла бы их? Их вождь Креонтиад предложил плыть на один из островов близ побережья Тирренского моря - на остров Кирн. Позже римляне назвали Кирн Корсикой. Плавая по морям, фокеяне знали, что остров этот каменистый и в большей своей части непроходимый. Знали, что там в пещерах живут разбойничьи племена, о которых говорят, что они свирепы, как дикие звери. Но куда-то надо было пристать и на какую-то землю надо высадиться и начать новую жизнь. Горе и ярость томили фокеян. Не так давно у них были свой город, своя земля... А нынче они скитаются и терпят такую беду! Решили плыть на Кирн. Но раньше чем уйти, повернули свои корабли к Фокее, ворвались в город, перебили, уничтожили весь гарнизон, оставленный Гарпагом для охраны города. Тут, собравшись вместе в своем опустошенном городе, фокеяне поклялись никогда больше не возвращаться на этот берег. И грозили тяжкими проклятиями тем, кто нарушит обет и вернется в Фокею. Они взяли большой кусок железа, и Креонтиад бросил его в море. - Клянемся не возвращаться в Фокею до тех пор, пока железо это не всплывет на поверхность моря! Фокеяне в один голос повторили: - Клянемся! И еще раз со слезами простившись с дорогим сердцу городом, они направили свои корабли на Кирн. Правда, эту страшную клятву сдержали не все. Когда корабли понесли их от родного берега на чужбину, многие из фокеян вдруг поняли, что не могут покинуть Фокею. Они так тосковали, так жалели свой город, что не выдержали и повернули корабли обратно. С покорно опущенной головой, с тяжестью нарушенной клятвы, со страхом перед жестокостью завоевателей они высадились на родную землю. Любовь к родине оказалась сильнее всего... Остальные фокейские корабли, направив свои железные носы в сторону Кирна, вышли в море. Еще долго мерещился затуманенным глазам фокеян родной берег в лазурном сиянии неба и морских волн. Много всяких бед и несчастий пришлось вынести фокеянам. Они сражались с тирренами и карфагенянами, в битве с которыми погибли их корабли... Большую часть фокеян с погибших судов враги захватили в плен, высадили на сушу и забили камнями до смерти... Потом тем, кто остался в живых, пришлось покинуть и Кирн и, собрав на корабли свои семьи, бежать в Регий - в эллинскую колонию на италийском берегу. Когда-то греки-халкидяне переселились сюда из Дельф из-за недорода. Но и здесь не оказалось фокеянам приюта. Наконец это вольнолюбивое племя перебралось в Энотрию - так называлась тогда эта часть Италии. Они приобрели там город и назвали его Гиелой. Так же как и фокеяне, поступили жители ионийского города Теоса. Они заперлись от Гарпага в своей крепости. Но Гарпаг сделал вокруг стен Теоса высокие насыпи и овладел городом. Теосцы, так же как фокеяне, сели на корабли и покинули родину. Они отплыли к Фракии и заняли там город Абдеры, что возле островов Лемнос и Фасос, за Фасосским проливом... Изгнанники не забывали своей родины. В тех незнакомых краях, куда пришли, потерявшие все свое имущество, оторванные от своих пашен и ремесел, изгнанники жили трудно, тяжко, в непроходящей тоске... И все-таки они предпочитали выносить всяческие страдания, только не рабство. Остальные ионийские города пытались сражаться с Гарпагом. Они мужественно защищали свою свободу. Но персидские войска, в которые влились еще и побежденные народы, превосходили их силой. Гарпаг победил ионийцев, взял их в плен. Он не стал сгонять ионийцев с их земли, не стал продавать в рабство, ионяне остались в своих городах. Но у них уже не было своих правителей и законов. Они только исполняли приказания завоевателей. Покорив Ионию, Гарпаг пошел войной на остальные племена, жившие в Азии, - на карийцев, кавниев и ликиян... Как большая гроза, ничего не щадящая на своем страшном пути, прошел Гарпаг по всей нижней Азии. А сам Кир тем временем такой же грозой прошел по верхней Азии и покорил все живущие там народы. И теперь, когда вся Азия была под рукой Кира, перед ним вставала давняя мечта его деда Астиага - Вавилон. ТАМ, В МЕЖДУРЕЧЬЕ Немало лет прошло с тех пор, как молодой Кир одержал первую победу - победу восставшей Персии над Мидией, над своим дедом Астиагом. Кир еще крепок и силен. Но возле его глубоких, полных черного пламени глаз легли тени, на высоком лбу, над крутыми бровями появились морщины, а лицо потемнело и загрубело в битвах и походах... С давних пор, с тех самых времен, когда он отнял власть у своего вероломного деда Астиага, в их семье жили рассказы и воспоминания о том, как мидийский царь Киаксар, отец Астиага, ходил в Междуречье. - Ты глупейший и бессовестнейший! - яростно укорял Кира свергнутый Астиаг. - Ты отнял у меня царство, но сможешь ли ты сделать то, что сделал твой прадед Киаксар и что совершил бы я? Хоть бы ты оглянулся назад и посмотрел на то, что совершали мидийские цари! Злобные речи, издевательства, оскорбления - все это не волновало Кира. Но он жадно слушал, когда Астиаг, прерывая свою речь проклятиями Киру, и Кирову отцу, и всем персам вместе, рассказывал о боевых походах мидийских царей. Особенно о Киаксаре, который в устах Астиага был настоящим воином и полководцем. Ведь это он разгромил величайшее царство мира - Ассирию, это он сровнял с землей "логово львов" - богатейший и непобедимый город Ниневию! Да знает ли Кир, что такое была Ассирия и ее цари?! Ее войска были несокрушимы. Где проходили ассирийские солдаты, не оставалось ничего. Поля были вытоптаны. Города разрушены и сожжены. Финиковые рощи, сады и виноградники вырублены. И ни одного человека не оставлено в живых. - "Я окружил, я завоевал, я сокрушил, я разрушил, я сжег огнем и превратил в пустыни и развалины..." - вот как говорили эти цари! - в восторге повторял Астиаг слова ассирийских царей. - И они могли так говорить, потому что это была правда! Они поступали так, как подобает великим царям. А что делаешь ты, глупейший? Завоевал всю Азию, а Сарды стоят, Милет стоит, да и где хоть один город у тебя разрушен и сожжен? - А почему же все-таки пала Ниневия? Внимательные глаза Кира спокойны. Пусть старик ругается. Киру нужно понять, почему рухнула такая могучая держава? Почему могли победить ее? Ниневия! При одном упоминании этого города Астиаг весь загорался как факел. Худой, жилистый, желтый, как медь, старик начинал бегать от стены к стене, будто хищная птица, запертая в клетке. Он ведь был там с отцом, он видел эту прекрасную, как сон, Ниневию... Для него было наслаждением еще раз пережить свою юность, побывать еще раз в тех далеких, в тех необыкновенных краях, еще раз воскресить в своем все еще яростном сердце восторги победы и разрушения... - Мы всегда ненавидели Ассирию. Ассирийцы грабили нас. Скот угоняли. Уводили в плен наших людей. Все народы ненавидели ее. Но были там умные цари. Вот Тиглатпаласар. Он так устроил свои войска, так их распределил, что они стали непобедимыми. Отец мой - царь Киаксар сделал так же. Разделил войска по родам оружия. Чем и ты пользуешься теперь! В дыму пожарищ Астиаг все-таки успел увидеть высокие стены Ниневии, ее широкие светлые улицы, ее ступенчатые башни и храмы, ее прекрасные, как полуденные видения, дворцы, отражающиеся в бурных водах Тигра... Ни камня, как в Египте, ни мрамора, как в Элладе, ни дерева, как в Мидии, в Ассирии не было. Строили из глины, из кирпичей - сырых и обожженных. Но как строили! Запомнился на всю жизнь дворец Ашшурбанипала. Сам Ашшурбанипал, по мнению Астиага, был хоть и могущественный царь, но много терял времени на ненужные занятия: он читал и писал. Зачем это царю? Пусть этим занимаются жрецы и маги. А он, кроме того, еще собирал библиотеку, глиняные таблички, исчерченные клинышками, а клинышки эти будто птичьи следы на сыром песке. Огромные залы во дворце заняты были этими табличками. Ну и гремели, и трещали они, когда горел дворец и стены его рушились! Острая память Астиага хранила многое. Он рассказывал о дворцовых залах, число которых казалось ему бесконечным. Он помнил лестницы, уходящие под облака, стройные, легкие ряды колонн, сад, вознесенный над городом, деревья, растущие в каменных ямах, наполненных землей. Когда они добрались туда, оказалось, что воздух там свежий и чистый... Не то что внизу, где и гнус всякий, и болотные туманы, и нестерпимая жара... Песок, глина да еще смерчи, страшные, крутящиеся столбы. Но что поразило на всю жизнь Астиага в царских дворцах - это огромные каменные быки с человеческими головами. Они глядели каменными глазами на мидийцев, когда те поднимались к дворцу; они разглядывали их со всех сторон так, что по спине шел холод. И когда мидийцы все-таки вошли в ворота дворца, эти каменные - Астиаг клялся в этом! - сразу шагнули вперед. Но ничто не остановило мидийцев. Они разрушали, жгли, убивали! - Неужели одно мидийское войско сделало это? - Нет, не одно мидийское. С нами были и вавилоняне. Но без нас Вавилон не победил бы. А кроме того, пошел разброд в самой Ассирии. Начали бунтовать рабы. Вышли из повиновения покоренные народы. Это помогло нам. А почему так случилось? Слабые были цари. Надо бы еще крепче держать рабов. Не щадить. Народ должен бояться царя! Трепетать должен перед царем! Воля царя - воля богов, а народ - прах, который он попирает ногой! Вот как надо! "Вот как не надо, - думал Кир, слушая это, - только безумные в своей жестокости правители поступают так. Страхом и ненавистью не укрепить царства". О жестокости ассирийских царей Кир наслышался довольно. Даже просвещенный царь Ашшурбанипал своей рукой выкалывал пленным глаза и сажал людей на кол... "Нет, - думал Кир, - не о казнях надо думать, а о том, чтобы покоренному народу жилось хорошо и спокойно под твоей рукой. Тогда не будет у царя врагов в тылу. Надо, чтобы нивы были засеяны и сады наполнялись плодами. Только безумные правители разоряют землю, принадлежащую им". "...Поднимается на тебя, Ниневия, рушительный молот... - писал о конце города Ниневии древний автор, - по улицам несутся конницы, они гремят на площадях. Блеск от них, как от огня, они сверкают, как молнии. Врата речные отворяются, и рушится дворец... Захватывайте серебро, захватывайте золото, нет предела искусным изделиям и множеству драгоценной утвари! Ниневия опустошена, разорена и разграблена... Горе кровавому городу, он весь полон обмана и убийств, в нем не прекращается разбой. Слышатся хлопанье бича, стук вертящихся колес, ржание коней и грохот скачущих колесниц..." Так же, упиваясь воспоминаниями о разгромах и разрушениях, рассказывал о походе в Ассирию и Астиаг. - Теперь там тишина. Песок заносит развалины. Только смерчи гуляют там, где было проклятое "логово львов", - Ниневия. Но еще шумит Вавилон! Киаксар, мой отец, разрушил Ниневию. Я, Астиаг, его сын, - мне предстояло разрушить Вавилон! А ты, глупейший, бессовестнейший, разве можешь ты сделать то, что сделал бы я? "Я сделаю то, что сделал бы ты, - думал Кир, - но не так, как сделал бы ты. Кому польза от развалин и заросших бурьяном полей? Не себе ли самому враг тот властитель, который опустошает покоренную им страну?" И каждый раз при этом он вспоминал разговор с Крезом. "... - Эти солдаты - что они делают? - Грабят твой город! - Нет. Не мой город разоряют они... Расхищают они твое достояние!" "Ты прав, старый мудрый Крез. Ты прав!" Кир обдумывал поход в Вавилонию. И готовил войска. ВАВИЛОН - "ВОРОТА БОГА" Уходя от Армении, горный хребет Тавр поднимается все выше и выше. Здесь, в горной стране, возникают могучие реки Тигр и Евфрат. То сближаясь, то отходя друг от друга, мчат они свои глубокие бурные воды через всю равнину Месопотамии до самого Персидского залива. Горный хребет с вершиной Загрос стоит над обширной равниной Междуречья, отделяя Мидию от Вавилона. Равнина эта жаркая, сухая. Дождей почти нет. Солнце палит свирепо и неотвратимо. И если бы не эти две реки - Тигр и Евфрат, широко несущие свои воды, - если бы не эти реки, спасающие равнину разливами и плодородным илом, здесь была бы пустыня, гибель и смерть... Реки разливались широко, удобряя поля. Вода поднималась на двадцать локтей до уровня высоких берегов и на двадцать локтей сверх берегов. Каналы которыми была изрезана равнина, наполнялись водой и потом долго светились ярко-синими бороздами на красной земле. Землю засевали, не давая ей высохнуть. Особой обработки эта земля не требовала, а урожаи давала богатые. Древнегреческий географ и историк Страбон рассказывает, что рис там "стоял в воде до четырех локтей высоты с множеством колосьев и зерен". Сеяли пшеницу, ячмень, босмор - хлебный злак, помельче пшеницы, которым вавилоняне очень дорожили. После обмолота они поджаривали зерно, а прежде давали клятву, что не вынесут с тока непод-жаренного зерна, - они не хотели вывозить семена босмора в другие страны. Во время разлива воду накапливали в больших цистернах, специально для этого устроенных. А потом, когда наступала засуха, спускали ее на поля. Урожаи были такие обильные, такие богатые, что хватало зерна и людям, и скоту, и на продажу, и на обмен. Хлеб меняли на металлы, на камень, на дерево, потому что ни металлов, ни камня, ни дерева в Междуречье не было. В Вавилонии разводили скот - овец, ослов, коров. Стада их бродили по склонам гор, по болотам и низинам, где земля не засевалась. Пастушьи поселки давали стране молоко, масло, творог. Искусные мастера-кожевники выделывали кожи. По берегам рек селились рыбаки. Улов рыбы был обильным. Рыбу сушили, перемалывали в муку, кормили ею скот, продавали... Рыбаки на своих связанных из тростника и обмазанных смолой суденышках уходили далеко вниз по рекам, до самого Персидского залива... Высокий густой тростник, щедро растущий по берегам рек, был незаменим в жизни народа, жившего в Вавилонии. Тростник был и топливом, и подстилкой скоту. Из тростника плели корзины. Делали горшки для варки пищи - плели из тростника и покрывали глиной. Тростником, мелко нарубленным, кормили скот. Даже дома строили из тростниковых вязанок, складывали стены и обмазывали глиной для крепости. Покрывали дома тоже тростником. Или просто строили из тростника шалаши. В этой широкой равнине на реке Евфрат стоял древний город Вавилон, или "Ворота бога", как называли его вавилоняне. Вавилон окружали крепкая высокая стена и большой ров, наполненный водой. "...Копая ров, рабочие в то же время выделывали кирпичи из вынимаемой земли; приготовив достаточное количество кирпичей, обжигали их в печках. Цементом служил им горячий асфальт, а через каждые тридцать рядов кирпича они закладывали в стене ряд тростниковых плетенок; укрепляли сначала края рва, а потом таким же способом возводили и самую стену. На стене по обоим краям ее поставлены были одноярусные башни, одна против другой, в середине между башнями оставался проезд для четверки лошадей. Стена имеет кругом сто ворот, сделанных целиком из меди, с медными косяками и перекладинами" - так рассказывает Геродот о постройке вавилонской стены. Вавилон стоял по обоим берегам Евфрата - огромный четырехугольник в двадцать два километра. Город был богат. Трехэтажные и четырехэтажные дома теснились на его улицах. Это был старый город, стоявший много веков. Его не раз захватывали, разрушали и сжигали враги. Но Вавилон восставал, сбрасывал иго покорителей и вновь отстраивался, упорно защищая свою независимость. Очень много строил вавилонский царь Навуходоносор II. Он вообще любил строить, но особенно ему хотелось украсить и возвеличить свой Вавилон, который он считал столицей всего мира. Навуходоносор оставил такую надпись: "...С давних дней, до царствования Набопаласара, моего родителя, многие цари, мои предшественники, строили дворцы в других городах, которые они избирали; там они устраивали себе место жительства, собирали сокровища, складывали дары и только в день праздника Вагвук (Нового года) являлись к выходу бога Мардука. Когда же Мардук призвал меня к царскому сану, а Набу, его истинный сын, поручил мне свой народ, возлюбил я, как свою драгоценную жизнь, сооружение их чертогов. Кроме Вавилона и Борсиппы, у меня не было резиденции. В Вавилоне, который я ставлю выше всего и который я люблю, я заложил дворец - удивление людей..." Навуходоносор строил храмы и дворцы. Он восстановил разрушенную ассирийцами священную дорогу - дорогу религиозных процессий - и поставил по ее сторонам невысокие красивые стены из голубых эмалированных кирпичей, на которых были изображены белые и желтые львы - сто двадцать львов, идущих по голубому полю. Он задумал восстановить разрушенную ассирийцами огромную башню - зиккурат, как назывались эти квадратные ступенчатые, похожие на пирамиды башни. Этот зиккурат должен был, по выражению, "встать на груди преисподней так, чтобы его вершина достигла неба". Начиная эту работу, сам царь и его сыновья принесли на головах золоченые корзины с кирпичом и положили этот кирпич в основание башни. Навуходоносор II много заботился о защите города от врагов. Ассирийская Ниневия всегда угрожала ему. Но пришел мидиец Киаксар, и от Ниневии остались развалины. В то время вавилоняне вместе с Киаксаром громили Ассирию. Но можно ли доверять этой дружбе? Кто поручится, что мидийцы не придут снова и не поступят с Вавилоном так же, как с Ниневией? Вот он и строил вокруг Вавилона стены "вышиной с гору". Чтобы защитить подступы к городу, Навуходоносор велел насыпать валы и обложить их кирпичом. Валы тянулись от Евфрата до Тигра. Кроме того, вдали от города он устроил огромный, выложенный камнем водоем, до краев наполненный водой. Теперь он мог, в случае вражеского нашествия, спустить воду и затопить всю равнину, среди которой Вавилонская область поднялась бы подобно острову. "...Собрать воды, подобные волнам моря, вокруг города", - говорил царь. Весной в месяце нисане (март-апрель) персидский царь Кир со своим войском перешел Тигр. В это время Навуходоносора уже давно не было на свете. В Вавилоне царствовал слабый, подслеповатый, страстно приверженный богам царь Набонид. Набонид не любил никаких новшеств. Восстанавливая древние храмы богов, он гордился тем, что ничего не изменял в них "даже на толщину пальца". Его жизнь проходила в чаду курений ладана перед алтарями, в дыму жертвоприношений. Даже свою дочь он сделал жрицей в храме бога луны - Сина. Однако Набонид понимал, какая опасность надвигается на Вавилон. Он, как умел, готовился к войне, пытался объединить подвластные ему племена для защиты Вавилона. Но народы, порабощенные Вавилоном, уже давно изнемогали от непосильных налогов и поборов. Скот, хлеб, изделия ремесел - все шло в кладовые царя и жрецов. Услышав о приближении Кира, подвластные Вавилону племена заволновались: они ждали его как избавителя и готовы были помогать ему. Власть Вавилона зашаталась. Набонид молился Мардуку: "...Защити меня, Набонида, царя Вавилонского, от преступлений против твоего божества и подай мне долголетнюю жизнь..." А Кир в это время уже вступил в Междуречье. Набонид бросился защищать Вавилон. Он велел спустить шлюзы и окружить город водой. Но самой главной защитой он считал богов. В ужасе перед надвигающимися персидскими полчищами он приказал всех идолов из старых вавилонских городов - из Марада, из Кита, из Хурсагкаламы и вообще из всей страны Аккада - перевезти к себе в Вавилон. Боги спасут его от Кира! Это возмутило не только народ, но и жрецов. Жители городов, из которых были взяты боги, негодовали, что их святыни так унизили: их везли в повозках, запряженных скотом - волами и мулами. Плакали, что храмы их оставили пустыми... А жрецы Вавилона были оскорблены. У них есть свой бог Мардук, которого они называли всемогущим. Мардук здесь, в Вавилоне, - для чего же другие боги? Но бедный, перепуганный Набонид не слушал ничьих жалоб. Боги должны спасти его и спасти Вавилон. Чем больше богов, тем крепче защита! КИР НАКАЗЫВАЕТ РЕКУ Кир вступил в Междуречье. Это уже не был юноша, горячий, запальчивый, жадно рвущийся к победам, деливший со своими лучниками и копьеносцами пищу у костра и ложе на земле. Это был царь великой державы, покоривший всю Азию, Лидию и все эллинские города Азиатского побережья. Роскошно одетый, с короткой, красной от хны бородой, завитой в мелкие колечки, с кудрями, падающими до плеч из-под высокой шапки - тиары, в украшенном золотом панцире, Кир, окруженный свитой, ехал на белом коне впереди своего войска. Эту роскошь Кир перенял у лидян и эллинов. У карийцев он взял обычай украшать султанами шлемы солдат. Да и щиты персы стали делать по их образцу - с рукоятками. А раньше носили их на кожаном ремне, перекидывая ремень на шею через левое плечо. Армия Кира стала несметной. Тут были и персы, и мидяне, и лидяне, и карийцы, и эллины. У Кира были опытные в военных делах полководцы. Рядом с ним ехал навсегда преданный ему мидянин Гарпаг. Целую страну - богатую Лидию - отдал Кир Гарпагу в наследственное управление. Кир не забывал ни зла, ни добра. На пути к Вавилону Кира остановила река Гинда, или, как ее еще называют, Дийала. Эта большая бурная река преградила ему дорогу. Солдаты пытались перейти ее то в одном месте, то в другом, но никак не удавалось. А уж о том, чтобы переправить обоз, и думать не приходилось. У персов был обычай держать при войске особой красоты и благородства коней, которые считались священными. В важных случаях по их поступи, по их ржанию маги-жрецы предсказывали грядущие события. Такие вот священные кони следовали за Киром. Когда войско стояло на берегу Гинды, вдруг один из этих коней отважно кинулся в реку, стремясь переплыть ее. Но река тотчас подхватила коня, закружила и, захлестнув волной, утащила на дно. Кир вознегодовал. - За это насилие, - пригрозил он Гинде, - я сделаю тебя такой незначительной, такой мелководной, что женщины будут переходить вброд и колен не замочат! Кир приостановил поход. Он приказал раскинуть лагерь. Скоро по всей долине загорелись костры, задымились котлы. Люди и лошади были рады отдохнуть от долгого пути. Наутро Кир разделил свое войско на две части. Одна половина войска осталась на этом берегу. Другая - переправилась на тростниковых плотах на тот берег. Кир наметил на обоих берегах Гинды по сто восемьдесят канав и приказал копать. Это была тяжелая работа. Солнце палило свирепо. Откуда-то из пустыни приносило горячий красный песок, и он, словно дым, висел в воздухе, не давая дышать. Тучи песчаных мух мучили людей, от укусов их зудило кожу, возникала лихорадка с высокой температурой и болью в суставах. Ночью налетали полчища комаров, от которых ничем нельзя было укрыться. Воспалялись и болели глаза... Неожиданно, откуда-то из страны демонов, налетали черные смерчи, и там, где они проносились, оставалась пустыня. В самую страшную жару, когда раскаленный воздух словно кипел от зноя, вдруг разражались неистовые грозы, все небо полыхало молниями. Чужая земля старалась уничтожить пришельцев, испепелить их, сжечь. Но люди работали. Целое лето копали они эти триста шестьдесят каналов, чтобы наказать Гинду мелководьем, как пригрозил Кир. Наказать реку! Люди, поклонявшиеся солнцу, ветрам и воде, не видели в этом ничего необыкновенного: река поступила вероломно, она погубила лучшую лошадь Кира, хотя этой реке никто не нанес ни обиды, ни оскорбления. Значит, надо отомстить ей, наказать ее. А Кир молчал. И когда слышал проклятия, посылаемые Гинде, глаза его светились усмешкой. Но он прятал эту усмешку. Никто не должен знать его планов, его военных замыслов. Ему было известно, что в любом войске всегда найдется перебежчик и шпион, готовый предать своего полководца. Пускай так и думают, что он наказывает реку, а вовсе не готовит путь своему войску для продвижения в глубь месопотамской земли. О замыслах его знали только старые военачальники, с которыми он советовался. Знал это и старый Крез, которого Кир всюду возил с собой. Когда река была наказана и обмелела, как угрожал ей Кир, его войска и обозы свободно перешли ее. Войска Набонида встретили Кира недалеко от Вавилона и преградили путь. Набонид, богомольный царь, много молился перед походом и был уверен, что боги помогут ему победить и прогнать врага. Поэтому он не очень тревожился о том, как вооружены его солдаты, как они обеспечены провиантом. Но сам он не отказался ни от удобств, к которым привык, ни от роскоши, в которой жил. За ним всюду следовал обоз со всякими припасами, гнали стадо скота для жертвоприношений богам и для того, чтобы у царя всегда было свежее мясо. Войска встретились. И у стен самой столицы Вавилонии Кир разбил Набонида. Набонид бежал и закрылся в Вавилоне, захлопнув за собой все сто медных вавилонских ворот. КИР В ВАВИЛОНЕ Кир начинал гневаться. Время шло, а осажденный Вавилон не сдавался. Стены были так крепки, что пробить их не хватало ни умения, ни сил. И так они были высоки, что никакой насыпи, чтобы подняться выше их, сделать было невозможно. Вавилонские правители всегда опасались врагов - то Ассирии, то Мидии. А больше всего Кира. Они видели, как он идет по азиатским землям, все захватывая на своем пути, они были готовы к тому, что рано или поздно Кир явится у стен Вавилона. И поэтому заготовили съестных припасов на многие годы. Однако сидеть всю жизнь среди заболоченной долины за "Мидийской стеной", как называли персидскую осаду, вавилоняне не могли. Их положение было безвыходным. У них не было сильных союзников, которые пришли бы помочь Вавилону. Народы, платившие Вавилону дань, отложились. Порабощенные восстали и освободились из-под вавилонского ига. А те, которые не могли освободиться сами, ждали Кира как освободителя, как избавителя от неволи. По всей Азии уже шли слухи о том, что Кир не притесняет покоренные народы, не разрушает городов, не оскорбляет религии... В эти томительные дни осады Кир часто собирал своих военачальников. Их было семь; среди них неизменно присутствовал и Гарпаг. Советовались. Думали. Искали путей, как взять этот неприступный город? Иногда, оставшись один, Кир с возмущением вспоминал все те годы, через которые он добирался до Вавилона. Однажды он уже отправился на Вавилон. Но вернулся, потому что начались волнения и неурядицы в его азиатских владениях. Надо было покорить и привести к повиновению еще не покоренные племена, которые своими набегами и грабежами мешали ему. Как злорадно тогда подшучивал над ним его дед Астиаг, как злобно он веселился! "Что, сын перса? Не дотянулся до Вавилона? Глупейший! Отнял у меня власть, а сделал ли больше, чем сделал бы я? Я бы уже давно взял Вавилон, уже давно он лежал бы в развалинах и дымился, как Ниневия! И еще считаешь себя великим царем!" И как долго потом Кир добирался до Вавилона! Вот уже скоро семь лет этот недостижимый город занимает его время, его думы, его расчеты, его замыслы... Он победит Набонида. Он уже давно победил бы этого робкого, нерешительного царя. Набонид пытался сражаться с Киром. Но каждый раз, побежденный, поспешно отступал за высокие стены города-крепости. А теперь закрылся там и сидит среди своих храмов, зиккуратов и богов. Как одолеть его? И вот однажды, в трудную минуту раздумий, Кир вдруг понял, что ему нужно сделать. Тотчас по его приказу войска персов пришли в движение. Одна часть войска подошла к тому месту реки, где она вливается в город. А другая часть встала там, где река вытекает из города. Прежде чем разделить войско, Кир сказал: - Как только река станет удобна для перехода, вступайте по руслу в город. Приказ был короткий, точный и повторения не требовал. Персы стояли по обе стороны города у самых берегов Евфрата. Кир тем временем собрал воинов, не способных более к сражению - раненых, заболевших, уставших, - и вместе с ними ушел к озеру, к тому водоему, который сделан был Навуходоносором для запаса вод. Сейчас водоем был пуст, вода разлилась по долине, защищая Вавилон. Вместо озера здесь лежало болото. И тогда Кир сделал то, что делал когда-то Навуходоносор, запасаясь водой на засушливое время. Он открыл плотину, и Евфрат хлынул в этот водоем. Военачальники Кира и сами солдаты, стоявшие под Вавилоном, напряженно следили за тем, как незаметно, но неудержимо убывает в реке вода, как все глубже обнажается ее русло. Пора! Командовал Горбий, один из военачальников Кира. Пора! По его знаку солдаты спустились в русло. Вода не доходила до пояса, и персы, стараясь не шуметь, вошли с двух сторон в город. Если бы вавилоняне увидели их в это время, персы погибли бы. Вавилоняне "захватили бы персов как рыбу в верше", говорит Геродот. Набережные Евфрата внутри города были защищены стенами, улицы, ведущие к реке, запирались медными воротами. Вавилоняне могли бы закрыть эти ворота и, заняв набережные, истребить персидское войско. Но в Вавилоне в это время справляли какой-то праздник. На всех улицах слышались песни, на площадях звенела музыка, всюду пели и танцевали. А в городе уже было полно персов. Персы предстали с ошеломляющей неожиданностью. В средней части города еще продолжали танцевать, а окраины уже были в плену у врага. Вавилоняне глазам своим не верили, ушам своим не верили. Персы, гремя оружием, заполняли город. Так, по свидетельству Геродота, был взят Вавилон. Может быть, так. А может, и не так. Вавилонские жрецы были недовольны Набонидом за то, что он, по их мнению, недостаточно почитал бога Мардука, а значит, и их самих. Богатые вавилонские купцы не могли долго терпеть осады, не могли согласиться с потерей торговых путей, занятых персами. Им нужны были эти пути для перевозки товаров по всей Азии, и только Персидская держава открывала им свободные дороги. И вернее всего, что вот эти влиятельные люди, договорившись между собой, изменили своему царю и сами открыли персам вавилонские ворота. И Кир без боя полновластным владыкой вошел в Вавилон. Царь Набонид отсиживался в древнем городе Борсиппе, в храме, окруженном крепкими стенами. Однако это длилось недолго. Набонид понял, что дело его безнадежно, и сдался. Он вышел навстречу Киру с опущенной головой. Какие муки готовит ему Кир? Какой смертью заставит умереть? Но Кир не мучил и не убивал тех, кто сдается. Не убил он и Набонида. - Уезжай в Карманию, - сказал Кир. - Возьми себе эту область и живи там. Но Вавилон покинь навсегда. Набонид, не ожидавший такой милости, тотчас уехал в Карманию. Там он и жил до конца своей жизни. Кир с детства был наслышан о богатствах Вавилона. Своим войскам он еще заранее отдал строжайший приказ: не грабить, не убивать, не осквернять храмов. Кир был убежден, что ничем нельзя так скоро и так прочно завоевать доверие побежденных народов, как уважением их религии. И войска Кира знали, что ослушаться нельзя. За много лет, проведенных в походах и завоеваниях, они уже твердо усвоили эти необычные правила их необычного царя. Кир, окруженный свитой, шел по красивым прямым улицам Вавилона. Все удивляло его. Двухэтажные и трехэтажные дома, теснившиеся по сторонам, - он еще никогда не видел таких домов; тяжелые медные ворота, пламенеющие под солнцем; ворота богини Иштар... У этих ворот, куда привела его широкая, вымощенная плитами дорога процессий, Кир остановился. Нельзя было пройти мимо их величавой красоты. Ворота были двойные, внутренние в два раза больше наружных. Они светились глубокой глазурью, фантастические существа глядели с их стен на Кира - не то быки, не то носороги, и еще кто-то таинственный, соединивший в себе и орла, и змею, и скорпиона "Сирруш"... Кир увидел, что Вавилон полон храмов. Он захотел узнать, сколько их. Жрецы Вавилона тотчас сообщили ему, что храмов великих богов у них пятьдесят три, да пятьдесят святилищ царя богов Мардука, да триста святилищ земных божеств, да шестьсот святилищ небесных божеств, да сто восемьдесят алтарей Нергал и Адада и двенадцать других алтарей... "Сколько понадобилось труда, чтобы построить эти храмы! - думал Кир. - Сколько жрецов занято служением богам, а ведь всех их надо кормить. Им всем нужен не только хлеб, но и золото нужно. Но не тронем жрецов. Они сильны. Они сильнее царя. Пусть берегут свои храмы и приносят жертвы своим богам". Перед храмом божественного владыки Вавилона, владыки богов Бел-Мардука, как называли его жрецы, Кир остановился в изумлении. Этот храм был огромен. Кир пожелал войти - жрецы угодливо открыли украшенные бронзовыми пластинками двери. Прохлада, тишина, дымка ладана... Здесь, среди мраморных, с золотом и лазурным камнем стен, Кир увидел огромную, в шесть метров высотой, статую Бел-Мардука. Мардук сидел в длинном, осыпанном звездами одеянии. На голове его светилась золотая тиара. Отсвет покрытого чистым золотом потолка озарял Мардука, словно сиянием солнца. На шее блистало драгоценное ожерелье. - Почему у владыки богов такие огромные уши? - удивился Кир. - Жрецы говорят, - ответил переводчик, - что ведь не мозг, а уши являются вместилищем разума и духа! Кир, не противореча, кивнул головой. Вблизи храма Эсагила Кир увидел необыкновенно прекрасную башню - зиккурат. А так как вавилонский народ особенно чтил этот храм, Кир поставил здесь свою охрану. Зиккурат в Эсагиле неожиданно напомнил ему далекие Экбатаны. Башня была почти так же раскрашена, как дворец Дейока: нижняя ступень - черная, выше - белая, дальше - фиолетовая. Потом - синяя, красная, серебряная. И самая верхняя - золотая. Значит, Дейок знал об этих вавилонских зиккуратах! Кир любовался городом: Вавилон нравился ему. Нравились эти прямые улицы, крепкие высокие жилища горожан, площади с неожиданной зеленью финиковых рощ, золотящиеся гроздьями сладких плодов... Он любовался богатыми дворцами, которые построил Навуходоносор. Нравилась Киру и одежда вавилонян - льняная туника, спускающаяся до ног, сверху другая туника, шерстяная. И белый плащ, непринужденно накинутый на плечи... Может быть, такая одежда подошла бы и персам? Волосы у вавилонян длинные, на голове они носят повязку. Такие волосы будут мешать в походах. Но обычай носить перстень с печатью и палку, украшенную то искусно сделанным яблоком, то розой, то орлом, - это, пожалуй, красиво... - Этот город будет моей столицей, - решил Кир. - Столицей всего моего царства! И с этого дня он стал так писать свой титул: "Я, Кир, царь народов, великий царь, могучий царь, царь Вавилона, царь четырех стран света". Царство его теперь уже простиралось от Средней Азии до Средиземного моря. МАНИФЕСТ КИРА Кир не тронул города. Но он приказал немедленно разрушить внешние стены Вавилона. Еще могут быть смуты, и вавилоняне захотят освободиться и закрыть от персов все свои медные ворота. А тогда снова трудная осада, снова война... Неприступные стены Вавилона рушились в ров. Страну Междуречья охватило смятение. Жители древнего Ура, что стоял к югу от Вавилона, решили, что и для них все кончено - погибнет их город, их свобода... Ни укрепления, ни рвы, ни стены не защитили Вавилон, враг победил. Будет побежден и Ур. У победителей свои боги, - так разве они пощадят богов, стоящих в