отличалось от позиции англичан. Первое время после высадки американцы вообще не подозревали о всех этих сложностях. И вовсе не потому, что у них оказалось меньше русских пленных, чем у англичан: после первой горстки, взятой в плен в день начала операции "Оверлорд", они попадали к американцам тысячами. Это, как обычно, послужило поводом для яростных атак советской стороны. Через месяц после высадки государственному секретарю Кор-деллу Хэллу была вручена жалоба на то, что один из офицеров штаба Эйзенхауэра распространил в Лондоне заявление, чрезвычайно оскорбительное для русских пленных. После тщательного 91 расследования выяснилось, что такого заявления просто не существует, хотя американские военные корреспонденты действительно отправляли на родину сообщения, сходные по содержанию с тем, которое цитировал советский представитель. Однако по приводимым цитатам трудно было понять, что именно так оскорбило советских чиновников. Речь шла о чудовищных лишениях и жес-токостях, которые заставили многих русских записаться против воли в немецкую армию. Говорилось, что многие из них при первой возможности дезертировали (иногда убивая при этом немецких командиров) и уходили к местным партизанам, воевавшим против нацистов. В сообщении прямым текстом было сказано, что попытка нацистов завоевать сердца и умы завербованных в восточные легионы почти полностью провалилась: "Большинство этих солдат сохранило свои моральные принципы и политические убеждения. Они считают себя гражданами СССР". Что же тут вызвало возражения советских властей? Ответ можно отыскать в заключенной в скобки фразе о том,, что примерно десять процентов русских, находившихся на службе у немцев, "можно считать пронемецки настроенными", а среди бывших офицеров Красной армии "этот процент несколько выше"4. Советский Союз отказывался публично признать, что кто-либо из его граждан может стать в оппозицию к своему большевистскому правительству. Еще меньше готов он был признать, что русские в этом деле вышли на первое место среди народов, воевавших против нацизма. Однако поначалу американцы не видели никаких сложностей, связанных с русскими пленными. Большинство их носило немецкую форму, воевало в немецкой армии -- поэтому американцы решили обходиться с ними так же, как с прочими немецкими пленными. На практике это означало, что русские оказались разбросаны по самым различным местам, в зависимости от того, к какой из армий, воевавших во Франции, они попали. На севере вела боевые действия 21-я группа армий под командованием Монтгомери; и до сентября 1944 года все русские пленные, захваченные на этом театре, направлялись в лагеря на территории Англии. В центре действовала 12-я группа армий под командованием Омара Брэдли: захваченные ею русские содержались в лагерях для военнопленных под американской администрацией в освобожденной части Франции. Наконец, 6-я группа американских армий генерала Де-верса в южной Франции отправляла пленных в северную Африку, в лагеря под английской администрацией5. Таким образом, американцам пришлось иметь дело непосредственно только с пленными, захваченными войсками Брэдли, и они никак не выделяли русских среди немецких пленных. 92 Англичане к тому времени уже обсуждали вопрос о репатриации с советским правительством. Но, одновременно с запросом Молотову о его намерениях в отношении пленных, Идеи поручил лорду Галифаксу, английскому послу в Вашингтоне, доложить правительству США о ситуации: англичане хотели, чтобы политика союзных правительств в отношении русских военнопленных была единой. Разумеется, все решения относительно окончательной судьбы пленных следовало отложить до получения ответа от Мо-лотова. В черновике телеграммы МИДа лорду Галифаксу сообщалось о намерении в качестве условия потребовать от Советского Союза не отдавать военнопленных под суд сразу по их возвращении -- во избежание контракций со стороны немцев. Но из самой телеграммы это условие выпало -- словно в предвидении скорой капитуляции по этому вопросу6. Примерно в это же время пришел запрос из штаб-квартиры ВКЭСС о возможности использовать взятых в плен русских из трудовых батальонов Тодта на строительстве военных объектов союзников за линией фронта7. Американское правительство ответило быстро и весьма решительно. На всех пленных, захваченных в немецкой форме, говорилось в ответе, распространяется Женевская конвенция 1929 года, подписанная Великобританией, США и Германией. В соответствии со статьей 31 Конвенции, их нельзя использовать на работах для укрепления военной мощи союзников, возвратить же в СССР следует только тех пленных, которые наверняка снова окажутся в Красной армии. Любое другое решение может быть чревато опасностью немецких репрессий по отношению к военнопленным союзных армий8. В то же время правительство США не хуже английского понимало, что любое решение, касающееся русских военнопленных, должно быть в какой-то мере связано с положением американских пленных, которых, по всей вероятности, освободит Красная армия. Статус американских и советских военнопленных был различен, поскольку американцы являлись просто освобожденными военнопленными, тогда как русские были взяты в плен в немецкой форме. К тому же среди русских было много гражданских лиц, и тут возникали сложности иного рода. Но проблемы содержания и возвращения подданных каждой страны были сходны, и эти вопросы неизбежно рассматривались на международных переговорах во взаимосвязи. Уже 11 июня 1944 года главы английской и американской военных миссий в Москве обратились к советскому генеральному штабу с запросом о том, какие меры будут приняты по отношению к пленным союзных стран, которые будут освобождены в ходе надвигающегося наступления Красной армии. Позже, 30 августа, 93 посол США Гарриман предложил Молотову меры по сотрудничеству в этом вопросе, который все больше занимал союзников9. Молотов удосужился ответить только три месяца спустя, и львиная доля его письма состояла из необоснованных упреков. Тем временем советский посол в США Андрей Громыко обратился к Госдепартаменту с требованием немедленно отослать в СССР -- на американских судах -- всех русских, взятых в плен американскими войсками. Особенно заботили его русские, которые вместе с немецкими пленными были переправлены через океан и находились сейчас на американской земле. По его требованию, советский представитель получил разрешение навестить семнадцать таких пленных в лагере "Патрик Генри" в Виргинии. Первый секретарь посольства Базыкин вернулся из лагеря с рассказами о том, что с пленными плохо обращаются и пичкают их антисоветской пропагандой. Громыко, не откладывая дела в долгий ящик, тут же -- 12 сентября -- написал жалобу заместителю госсекретаря Стеттиниусу10. Вслед за этим нашелся новый повод для жалобы: США, дескать, завербовали нескольких русских пленных в свою армию. Американцы с нескрываемым сарказмом отвергли это обвинение, равно как и предположение, что среди пленных ведется антисоветская пропаганда". В дальнейших переговорах с Соединенными Штатами советские представители ни разу не ссылались ни на одно из этих обвинений. Однако требование о немедленном возвращении всех русских пленных нельзя было оставить без ответа. 15 сентября государственный секретарь Корделл Хэлл отправил послу в Москве Авереллу Гарриману телеграмму с полным изложением позиции США в этом вопросе, одновременно предлагая ему выяснить советские пожелания относительно русских военнопленных. Хэлл начал с констатации факта: "Пока они находятся под опекой американцев, они пользуются статусом немецких военнопленных и обращение с ними отвечает условиям Женевской конвенции о военнопленных". Он добавил, что те, кто считает себя советским гражданином, могут по их требованию быть возвращены в СССР. Но никого не следует отправлять назад силой "во избежание ответных мер против американских граждан, находящихся в руках у немцев". Об этой позиции американцев советским властям стало известно 13 декабря 1944 года. В результате визитов со стороны советских представителей многие пленные действительно потребовали возвращения на родину, и их желание было выполнено. Теперь требовалось официальное обращение к советскому правительству "с целью убедиться, каковы пожелания правительства в отношении лиц, могущих признать себя советскими гражданами". Хэлл предложил Гарриману скоординировать 94 усилия в этом деле с английским послом сэром Арчибальдом Кларком Керром, поскольку английский МИД недавно отправил аналогичный запрос в советское посольство в Лондоне12. Следует, однако, отметить, что между английской и американской позициями имелась существенная разница. Хэлл хотел урегулировать вопрос о репатриации только тех русских, которые считали себя советскими гражданами и хотели вернуться на родину. Англичане же, напротив, просили посла Гусева известить их о советских пожеланиях относительно всех пленных, имеющих или имевших прежде советское гражданство. А кабинет на заседании 4 сентября заранее решил согласиться на репатриацию всех русских пленных, если того потребует советское правительство. Впрочем, это решение было секретным, и Госдепартамент США пока что о нем не знал. Совершенно ясно, что Госдепартамент отказался от строгого соблюдения принципов Женевской конвенции с большой неохотой и под мощным политическим нажимом. Английский МИД вел себя совсем иначе. Его позиция сводилась в основном к усилиям пойти навстречу советским пожеланиям еще до того, как они высказывались; так что Соединенным Штатам предстояло впервые столкнуться с точкой зрения своего союзника, отличной от их собственной. Первые сообщения об этом поступили от политического советника США в Италии Александра К. Кирка. Кирк был поверенным в делах в американском посольстве в Москве в самый разгар сталинского террора, а потому мог представить себе трагические последствия, которые повлечет за собой отказ Англии от принципов, бывших дотоле неотъемлемой частью ее национального достояния13. Кирк телеграфировал Хэллу из штаб-квартиры союзных сил в Казерте: Согласно информации, полученной в штаб-квартире союзных сил от английского военного министерства, достигнуто соглашение с советским правительством о репатриации советских граждан, которые находятся сейчас в качестве военнопленных на Ближнем Востоке -- или которые будут взяты в плен в будущем. Репатриация не связывается с их желанием вернуться в Россию. В дальнейшем от советских граждан не будут требовать подтверждения их готовности вернуться на родину. На Ближнем Востоке получены инструкции из Лондона действовать согласно этому соглашению и как можно скорее обеспечить перевозку этих лиц в Тегеран. Макмил-лан [в то время постоянный министр в штаб-квартире союзных сил в Казерте], вероятно, получит инструкции на этот счет от МИДа. 95 На следующий день Кирк послал еще одну телеграмму: Полагаю, что Департамент сочтет полезным убедиться в характере методов по принуждению русских военнопленных к возвращению в СССР, хотя в силу предыдущих соглашений им предоставлялась возможность сохранить статус военнопленных. К тому же, насколько я понимаю, некоторые были захвачены нашими войсками и переданы англичанам по соглашению, в котором оговаривалось это условие. Последний намек относился к русским, сдавшимся 6-ой группе армий США в южной Франции и из соображений удобства отвезенным в лагеря в Египте, то есть переданным из-под американского под английский контроль. Их число превышало 4 тысячи. Последние изменения в английской политике могли привести к возвращению захваченных американцами русских в СССР, и в этом невольно оказались бы повинны американцы, позволившие себе нарушить Женевскую конвенцию; это, в свою очередь, было бы чревато опасностью немецких репрессий по отношению к американским военнослужащим в немецком плену. Макмиллан известил МИД о позиции Кирка и опасениях американцев, но британские официальные лица не придали этому значения. Патрик Дин возразил, что репатриация русских вовсе не означает нарушения Конвенции, а полковник Филлимор из военного министерства заявил следующее: "Если власти США не согласны, пусть забирают своих пленных назад"14. Во всяком случае, щепетильность американцев не оказала никакого влияния на действия англичан. Репатриации пленных в СССР пока что мешала нехватка транспортных средств, но на Ближний Восток уже пришли инструкции с требованием вернуть находившихся там пленных, "независимо от того, хотят ли они возвращаться в Россию или нет". Командующий английскими войсками в Иране и Ираке запросил, как следует обращаться с репатриируемыми русскими -- "как с друзьями-союзниками, находящимися в пути, или как с военнопленными, на которых распространяются соответствующие ограничения". То ли генерал Э. С. Гепп, заведующий отделом военнопленных, проявил чувство юмора, то ли так получилось само собой, но его ответ гласил: "Мы не возражаем против того, чтобы с русскими обращались как с друзьями-союзниками (что бы под этим ни разумелось), лишь бы они не сбежали по дороге". Это парадоксальное заявление представляется идеальным примером английского компромисса. Не менее остроумным способом справились англичане и с нежеланием командующего на Ближнем Востоке отдать приказ английским солдатам стрелять в убегающих пленных: на сей предмет 96 были приглашены советские охранники, не обремененные подобными предрассудками15. Американские чиновники, до которых начал доходить смысл происходящего, были явно озадачены новой политикой англичан. В ответе на телеграмму Корделла Хэлла от 15 сентября посол США в СССР Гарриман констатировал, что английское посольство пока не может предоставить точной информации относительно этой политики. Кларку Керру удалось увидеть только копию телеграммы должностным лицам на Ближнем Востоке, которую уже прокомментировал Кирк из штаб-квартиры в Казерте. Из этой телеграммы следовало, что англичане рассматривают возможность насильственной репатриации. Гарриман заключил, что Соединенным Штатам тоже придется решать вопрос о применении силы. При этом следовало серьезно подумать об опасности репрессий по отношению к американским военнослужащим, находящимся в немецком плену. Англичане еще не сообщили Соединенным Штатам о решении кабинета от 4 сентября. 26 сентября сотрудник посольства Англии в Вашингтоне Пол Гор-Бут, позднее постоянный заместитель секретаря МИДа, информировал американских коллег, что его правительство еще не приняло окончательного решения о применении силы к русским военнопленным. Разумеется, это ни в коей мере не соответствовало истине, но нам до сих пор неизвестно, почему МИД вводил американцев в заблуждение16. Посол Англии в Вашингтоне лорд Галифакс писал в МИД, что американцам не терпится получить полную информацию относительно намерений англичан. Сообщая о протестах Громыко, которые отвергли Хэлл и Стеттиниус, он замечает: Госдепартамент теряется в догадках относительно причин столь внезапного нажима. Правда, имели место локальные конфликты, в какой-то мере связанные с данным вопросом. Иммиграционные власти в Сиэтле недавно отказались содействовать возвращению моряков, сбежавших с советского судна. Далее лорд Галифакс писал: Между тем американские власти проводят допросы пленных русского происхождения. В группе из семнадцати человек восемь заявили, что не желают возвращаться в Советский Союз... Понимая, что за всем этим могут стоять более серьезные проблемы, американцы хотели бы знать ваше мнение по этому вопросу17. 4--2491 97 Можно с большой долей уверенности предположить, что именно эти ничего хорошего не сулившие "локальные конфликты" и вызывали гнев советских представителей. Ведь англичане еще не заявили о своем полном согласии с советскими требованиями, а американцы начинали выказывать признаки нежелания сотрудничать именно в этом главном для советских интересов вопросе -- возвращении всех без исключения беглецов. Советская тактика в таких случаях неизменно сводилась к потоку категоричных обвинений, где на долю реальных фактов выпадала самая ничтожная роль. Эти обвинения, вручаемые одновременно соответствующим инстанциям в Лондоне и Вашингтоне, будоражили МИД и ставили в тупик Госдепартамент. Кирк передал из Италии записку МИДа Макмиллану, в которой Патрик Дин высказывал мнение, что поскольку Конвенция не распространяется на русских пленных, применение силы к ним представляется вполне законным. Однако в пространном официальном английском меморандуме от 11 октября, где перечислялись детали предлагаемого "Закона о союзных вооруженных силах" (который, по расчетам англичан, должен был отвечать советским пожеланиям), этот важнейший вопрос о применении силы вообще не затрагивался18. Меморандум был вручен советским властям в тот самый день, когда охваченный эйфорией Идеи на обеде в английском посольстве в Москве уступил Сталину по всем пунктам. Американские власти, смущенные явными противоречиями и непоследовательностью английской политики и возмущенные обвинениями и давлением с советской стороны, по-прежнему считали, что все пленные, захваченные в немецкой форме и объявившие себя немецкими гражданами, должны считаться таковыми. Об этом они сообщили 19 октября сотруднику советского посольства в Вашингтоне Александру Капустину19. Следовательно, всякий русский, не желавший возвращаться в СССР и понимавший свои права в соответствии с международным законодательством, мог рассчитывать на то, что американские власти будут рассматривать его как немецкого военнопленного. За этот шанс спасти свою жизнь ухватились немногие -- в конечном счете несколько десятков из тысяч советских пленных. Большинство их было запугано и совершенно дезориентировано, они привыкли к побоям, жестокому обращению, непонятным приказам. В массе своей это были люди малообразованные, встречались и вовсе неграмотные. Даже офицеры, скорее всего, не понимали прав, предоставляемых им Женевской конвенцией. Да и как могло быть иначе: ведь они выросли в стране, которая отказалась не только от Женевской конвенции, но и от законности вообще. 98 Большая часть русских, находившихся в американских лагерях, была подготовлена к возвращению в СССР. Лагеря посетил советский военный атташе полковник Сараев. Как и в Англии, здесь были весьма успешно пущены в ход посулы, ложь и угрозы. Правда, в лагере в Индиатаун Гэп, штат Пенсильвания, имел место неприятный инцидент: один из пленных приветствовал Сарае-ва нацистским салютом20. Большинство, впрочем, считало, что в конце концов их все равно заставят вернуться на родину, а коли так -- то разумнее с самого начала выказать добрую волю. Некоторые, догадываясь, что ожидает их по возвращении, заявили о своем отказе возвращаться в СССР, но поскольку они уже назвались советскими гражданами, американские власти не могли понять, как быть с этой промежуточной категорией пленных. Их нельзя было рассматривать как немецких военнопленных, поэтому от репатриации их могли спасти лишь два фактора. Во-первых, Госдепартамент мог предоставить им, в соответствии с американской традицией, убежище как политическим беженцам. Во-вторых, США все еще опасались германских репрессий в отношении американских военнопленных, находящихся в плену у немцев. С другой стороны, трудно было отвергнуть советские претензии на людей, которые сами заявили о своем советском гражданстве. Американские власти долго не могли придти к окончательному решению. 17 октября Бернард Гафлер, сотрудник Госдепартамента, занимавшийся проблемами военнопленных, запросил, действительно ли США рассматривают возможность введения "новой политики", в результате чего "советским властям будут переданы люди, которых до сих пор отказывались вернуть, поскольку они не желали возвращаться в СССР"21. Гафлеру явно не нравилась эта перспектива, и он был против такой политики, но давление на американские власти возрастало с каждым днем. Через несколько дней Эйзенхауэр из штаб-квартиры ВКЭСС отправил письмо Объединенному комитету начальников штабов. Он писал о ненормальном положении русских военнопленных, взятых в плен 12-й группой армий под командованием Брэдли, находившихся под опекой США и, следовательно, подлежащих скорее американской, чем английской юрисдикции. Эйзенхауэр настаивал, чтобы Соединенные Штаты вели политику, которая отвечает пожеланиям только что прибывшей в ВКЭСС советской миссии22. Это требование поддержал английский МИД, опасавшийся, что в случае отказа на него "обрушится новый шквал протестов, ответить на которые будет очень трудно"23. Объединенный комитет начальников штабов подготовил проект ответа, одобряющий требования Эйзенхауэра24, но Госдепартамент не спешил соглашаться на проведение в жизнь этого решения. 4* 99 Нетерпение Эйзенхауэра можно понять: ему трудно было объяснить советской комиссии, почему среди русских, взятых в плен американцами, одних репатриируют без всяких проволочек, а других месяцами держат в лагере. Наконец решение было принято -- но с двусмысленной оговоркой относительно "заявления о гражданстве", которая при желании давала американцам возможность уклониться от выполнения взятых на себя обязательств. 23 сентября советский посол Громыко в письме государственному секретарю Хэллу потребовал скорейшего возвращения всех советских граждан, находившихся под американской опекой25. Объединенный комитет ознакомился с письмом, и 2 ноября адмирал У. Лихи, начальник штаба президента Рузвельта, передал государственному секретарю проект ответа, пояснив в сопроводительной записке, что поскольку англичанами в отношении военнопленных уже проводится определенная политика, с военной точки зрения было бы нежелательно договариваться с правительством СССР об особом американском подходе к этому вопросу. Проект был принят и более или менее дословно повторен в письме, врученном шесть дней спустя исполняющим обязанности государственного секретаря Стетти-ниусом советскому послу Громыко. В письме говорилось: Правительство США примет все необходимые меры, чтобы отделить всех пленных, заявивших о советском гражданстве, и собрать их в специально установленном месте, где представители советского посольства смогут иметь к ним доступ для проведения допросов. Всякое лицо, чье заявление о советском гражданстве будет подтверждено американскими военными властями при сотрудничестве вашего посольства, будет, после поступления от вас требования о его возвращении под советский контроль, передано вашим властям?*'. (Курсив наш.-- Н. Т.) Итак, через два месяца после того, как Англия определила свою политику в отношении русских военнопленных, Соединенные Штаты тоже выразили намерение репатриировать -- если понадобится, то и насильно -- русских пленных, находившихся под их опекой. Официально объявил о решении Госдепартамент, но приняли его первоначально военные власти, руководствуясь теми же соображениями, которые побудили английское правительство и Госдепартамент с этим решением согласиться. Джордж Кеннан, работавший в ту пору в американском посольстве в Москве, объяснял недавно автору этой книги: 100 Я был тогда в Москве. Мы все понимали, что репатриацией и наказанием репатриируемых занимается НКВД, и не питали никаких иллюзий насчет их дальнейшей судьбы по возвращении в СССР. Действия западных правительств внушали мне ужас и чувство стыда. Но я не могу припомнить, чтобы кто-нибудь хоть раз посоветовался об этой политике с нами, специалистами, бывшими в Москве, или хотя бы официально сообщил о том, что делается. В Соединенных Штатах военные власти во время войны чувствовали свое превосходство и крайне редко обращались за консультацией к дипломатам, находившимся на месте событий, не говоря уже о мелких сошках вроде меня27. Суждение профессора Кеннана представляется верным. Военные власти, естественно, хотели как можно скорее заполучить американских пленных, освобожденных Красной армией, и старались исключить при этом любые накладки, способные помешать сотрудничеству с советским генеральным штабом. Кроме того, 6-я американская армия находилась теперь под командованием ВКЭСС, а это означало, что взятых ею русских пленных больше нельзя отправлять в СССР через Ближний Восток под эгидой английских военных властей. До тех пор американцам удавалось решать эту проблему, попросту игнорируя ее; теперь это стало невозможно28. Не исключено, что письмо Стеттиниуса от 8 ноября, информирующее Громыко о готовности США применить силу при репатриации советских граждан, послужило стимулом для возобновления кампании в советской прессе по скорейшему возвращению сынов отчизны, исстрадавшихся в разлуке с родиной29. Примерно тогда же Сталин решил, что США уже достаточно уступили СССР и приспела пора ответить на письмо посла Гарри-мана трехмесячной давности, в котором впервые выдвигалось предложение о сотрудничестве в деле взаимной репатриации освобожденных военнопленных. 25 ноября посол наконец получил ответ, подписанный Молотовым. Отдав дань непременным протестам, нарком соглашался, что такое сотрудничество необходимо и приемлемо для советского правительства. Далее Молотов подчеркивал, что речь идет о репатриации всех без исключения советских граждан, независимо от их пожеланий или обстоятельств, в которых они находятся. Он также требовал, чтобы советские граждане рассматривались не как военнопленные, а как "свободные граждане союзной державы". Это требование, вероятно, было вызвано сообщением советского посольства в Вашингтоне о том, что некоторые русские с успехом используют в своих интересах права немецких военнопленных30. Признать это открыто было невозмож- 101 но, и советские власти решили возмутиться тем, что русские находились в одном лагере с немцами, "нашими общими врагами"!31 Хотя Госдепартамент принял рекомендацию Объединенного комитета начальников штабов, он отнюдь не выказывал энтузиазма английского МИДа в проведении политики насильственной репатриации. 10 декабря, через месяц после того, как Громыко было отправлено письмо с этим решением, Стеттиниус получил запрос из Италии от Александра Кирка, который интересовался, действительно ли американцы согласились на применение силы при репатриации. Ответ из Вашингтона пришел через 10 дней. Правительство Соединенных Штатов решило придерживаться следующей политики: все пленные, заявившие о своем советском гражданстве, будут выданы советскому правительству независимо от их желания32. Таким образом, насильственной репатриации подлежали лишь те, кто "заявил о своем советском гражданстве"; их судьба была решена. Но те, у кого хватило сообразительности назваться немецкими военнопленными, подпадающими под Женевскую конвенцию, не подлежали выдаче в СССР. К этому времени американские военные власти перевезли советских граждан из лагерей, где те содержались, в Кемп Руперт, штат Айдахо33. 28 и 29 декабря 1100 русских вывезли из Руперта в порт на западном побережье США. В официальных американских документах об этой группе пленных было сказано следующее: Вчера в Руперте, прямо перед отправкой группы, советский полковник заявил представителям военных властей, что из Вашингтона пришло сообщение об отмене транспорта. Час спустя он заявил, что получил новые инструкции из Вашингтона и перевозка состоится. Из 1100 человек, отправленных на судно, около семидесяти не хотели возвращаться. Однако эти семьдесят уже заявили о том, что они советские граждане. Трое из них пытались покончить с собой: один пробовал повеситься, второй -- заколоться, третий бился головой о балку в бараке. В конце концов все трое были отправлены в порт34. Несмотря на явные колебания Госдепартамента, выразившиеся в задержке рейса, русские пленные в тот же день отплыли во Владивосток. К 1 февраля, по сообщению военных властей США, "примерно 2600 человек из тех, кто заявил о своем советском гражданстве, были отправлены на советских судах в сибирские 102 порты"35. О том, что случилось с ними после прибытия на родину, мы знаем из рассказа заключенного, встречавшегося с бывшими военнопленными в лагерях на Воркуте. Русские пересекли Тихий океан и прибыли во Владивосток. Здесь их сначала отправили в тюрьму, но на фронте не хватало людей, и они снова оказались в Красной армии, которая в это время уже шла с боями по Польше. Они участвовали во взятии Берлина, а уже после этого их судили и дали по 25 лет за измену родине36. Наступила зима, а суда с русскими пленными по-прежнему бороздили океаны. 29 декабря первое такое судно вышло в Тихий океан. За два месяца до того первые группы из Англии были отправлены в Мурманск; а по Средиземному морю и пустыням Ирака и Персии уже целый год двигались конвои, переправлявшие русских на родину. Всех их ждала одинаковая участь, но пока что лучше всего жилось тем, кто оказался на Ближнем Востоке. Английские военные власти прилагали массу усилий для развлечения своих подопечных, и те из них, кто выжил после допросов и суда и оказался в Магадане или на Воркуте, наверное, не раз вспоминали прохладительные напитки у бассейна в Багдаде и английский оркестр, игравший под пальмами перед ужином. Среди репатриируемых было много крымских татар и других мусульман, "которые молились во всех мечетях. Они особенно ценили возможность вновь почувствовать себя мусульманами: по их рассказам, мечети у них на родине были разрушены"37. Воспоминания об этой экзотической интерлюдии между заключением в немецком лагере и рабством в советском живо запечатлелись и в памяти тех, кто охранял русских военнопленных. В начале декабря 1944 года офицер Королевских инженерных войск Дж. Г. Франкау плыл из Таранто в Хайфу на старом военном судне "Франкония" (через два месяца Черчилль с английской делегацией отправится на нем на Ялтинскую конференцию). На борту находился "новозеландский батальон, состоявший целиком -- от командира до рядовых -- из маори, и несколько сотен освобожденных русских военнопленных". Здесь же оказался и польский офицер, который, разговорившись с русскими, сказал Франкау: Они уже целиком и полностью во власти своих комиссаров. Они говорят, что по возвращении не будут наказаны за то, что сдались в плен. Многие из них побывали в Швейцарии... Когда их спросили, что они думают о Швейцарии, они, если 103 не ошибаюсь, ответили: "Неплохая страна, но, конечно, уровень жизни не такой высокий, как в СССР". Франкау продолжает: Наверное, у русских с маори возникали взаимные трудности в общении. Однако солдат это вроде как не смущало, потому что едва мы вышли в спокойное, залитое луной море, на верхней палубе раздалось пение. Сначала маори спели свою охотничью песню... Русские ответили своей... Англичане тоже попробовали было исполнить что-нибудь; однако вскоре мы отказались от этих попыток, понимая, что только портим дело. Лунный свет, странное, притягательное пение без слов и глубокое чувство товарищества -- все это так подействовало на нас, что буквально все в ту ночь отправились спать со слезами на глазах. К тому же, для нас война в Европе благополучно закончилась38. Но вернемся к дискуссиям в Лондоне, Вашингтоне и Москве. Красная армия вошла в Польшу и на Балканы, и США все больше волновал тот самый вопрос, который оказал столь серьезное воздействие на решения Идена. Начиная с июня, генерал Дж. Дин из военной миссии США в Москве постоянно обращался к советскому правительству с просьбой о заключении соглашений относительно освобожденных американских военнопленных и организации их возвращения на родину. Несмотря на неоднократные попытки обращения к Молотову, ответ последовал только в конце ноября, и в нем выражалось лишь общее согласие с принципом сотрудничества и ничего не говорилось о практических мерах, предложенных Дж. Дином и послом Гарриманом. Между тем в США уже были доставлены на американских самолетах первые американские пленные из Восточной Европы -- около тысячи человек. Их отправили в начале сентября из Румынии благодаря помощи румынского правительства, которое еще не подпало полностью под советский контроль. Король Михай лично санкционировал это мероприятие, в котором, правда, на местах приняло участие советское военное командование. И государственный секретарь Хэлл тактично поблагодарил советское правительство за помощь39. Но это был исключительный случай, и беспокойство представителей США, ведущих переговоры, возрастало по мере приближения войск Г. К. Жукова к первому лагерю, где, как было известно, содержались американцы. 5 декабря посольство США в Москве вновь подняло этот вопрос -- и снова безуспешно. Прождав больше трех недель, Гарриман написал очередное 104 послание, и на этот раз, ко всеобщему удивлению, ответ пришел в тот же день. В письме Вышинского сообщалось, что для переговоров с Дж. Дином о взаимной репатриации граждан их стран назначены два советских генерала. Впервые Дж. Дин встретился со своими советскими коллегами через месяц, или, как он уточняет, "более чем через шесть месяцев после моего первого обращения по этому вопросу в Ставку верховного командования"40. На этой встрече, состоявшейся 19 января 1945 года, Дж. Дину был представлен проект советского соглашения; на следующий день такой же проект получило английское посольство. В нем говорилось, что освобожденных "граждан" необходимо собирать вместе в определенных местах, обеспечивать их содержание и немедленно извещать правительства заинтересованных стран относительно освобождения и местопребывания их подданных. Предусматривались также допуск представителей по репатриации "в концентрационные лагеря и другие пункты содержания этих пленных" и "по возможности скорейшая репатриация этих лиц". На первый взгляд, текст проекта казался представителям обоих западных союзников вполне разумным, требовалось лишь несколько незначительных поправок. По словам Дина, "это было хорошее соглашение, но оказалось, что для Советов это всего лишь листок бумаги". Это, впрочем, выяснилось лишь позже, а пока союзники сочли возможным принять соглашение в целом. Имелось лишь одно серьезное возражение, о котором Дж. Дин телеграфировал в штаб-квартиру ВКЭСС. Речь шла о главном вопросе -- кого следует считать советским гражданином. Дж. Дин указывал на возможность репрессий со стороны врага, если мы позволим советским властям объявить немецких военнопленных советскими гражданами и будем способствовать их скорейшему возвращению в СССР, где их, возможно, ожидает наказание. По мнению Дж. Дина, самое разумное -- предоставить советским властям самим разбираться, кто является советским гражданином. Дж. Дин предложил, чтобы в переговорах приняли участие и англичане, поскольку они столкнулись с теми же проблемами. Советские представители согласились рассмотреть это предложение, но, вероятно, оно им не очень понравилось. По-видимому, они предпочита- ли вести с англичанами отдельные переговоры41. 105 Англичан во всем этом заботило лишь одно: как можно скорее добиться соглашения, чтобы иметь возможность установить правила по охране и возвращению на родину военнопленных из Англии и стран Британского Содружества. Переговоры, очевидно, зашли в тупик, поскольку не был достаточно четко определен статус 12 тысяч русских военнопленных, которые все еще находились в Англии. По мнению английских властей, советские представители ясно дали понять, что они рассматривают все это дело как представляющее взаимный интерес и не намерены двигаться дальше, пока не будет удовлетворительно решен вопрос о статусе их граждан в Великобритании. Соответственно, МИД надеялся заключить двустороннее соглашение, чтобы найти удовлетворительное решение вопроса. Союзники полагали, что случай обсудить и решить эту сложную проблему представится на будущей встрече руководителей союзных держав в Ялте, известной под кодовым наименованием "Аргонавт"42. Ведь на встрече будут присутствовать Черчилль, Рузвельт и Сталин, а в делегацию можно включить военных и дипломатов, специалистов по проблеме военнопленных, которые обсудят этот вопрос с американской и советской стороной. Англичан очень беспокоил пункт, на котором очень настаивали советские власти: "...такое соглашение должно распространяться на советских граждан и британских подданных, интернированных и насильно депортированных немцами". По словам представителя английского посольства в Москве, при том, что число насильственно депортированных советских граждан, в отличие от военнопленных, составляет много тысяч, английских подданных в этой категории всего несколько или нет вовсе. В Англии это недоразумение удивило многих, однако "МИД посчитал, что это условие следует принять для обеспечения соглашения о военнопленных"43. 29 января Иден представил Кабинету военного времени доклад по этому вопросу. Он настаивал на принятии советских условий и на скорейшем заключении соглашения, "самое лучшее, на предстоящей конференции". Через два дня Кабинет военного времени собрался на очередное совещание, чтобы рассмотреть и принять эту рекомендацию. Ни Иден, ни Черчилль на этом заседании не присутствовали: они уже прибыли на Мальту, которая была первым этапом на пути в Ялту44. 106 Позиция англичан окончательно прояснилась. Хотя советские власти предпочитали сепаратные переговоры, "в связи с интегральным характером англо-американских войск в Западной и Южной Европе" Англия хотела предварительно достичь соглашения с Соединенными Штатами и проводить совместную линию. Не менее важно было, чтобы "Объединенный комитет начальников штабов согласился считать это соглашение действующим"45. Трудность состояла в том, что американцам проблема не казалась столь однозначной. Помимо всего прочего, несколько крупных чиновников Госдепартамента были очень недовольны, что им приходится одобрять участие своей страны в деле, которое выглядело бесчестным и бесчеловечным. Такое же положение сложилось в свое время и в английском кабинете, но возражения лорда Селборна и сэра Джеймса Григга были отброшены, и премьер-министра больше не терзали муки совести. Кабинет дал руководящие указания, и МИДу оставалось только провести их в жизнь. Ни одного голоса протеста не раздалось в министерстве, и, насколько нам известно, никто из сотрудников МИДа не выразил никаких сожалений или неодобрения по поводу решения кабинета -- ни тогда, ни годы спустя. В Госдепартаменте дело обстояло иначе. Эдуард Р. Стеттини-ус, 21 ноября 1944 года сменивший Корделла Хэлла на посту государственного секретаря, разбирался в природе советского коммунизма не лучше своего президента, но, в отличие от Рузвельта, был "скромным и простодушным человеком, обладавшим точным нравственным чутьем. Он не был ни интриганом, ни политиком, ни борцом"46. В телеграмме послу Гарриману от 3 января Стетти-ниус подчеркивал, что репатриацию освобожденных американских пленных не следует связывать с возвращением на родину советских граждан, находящихся среди немецких военнопленных. Он объяснял, что "возникли трудности с теми, кто заявил о советском гражданстве и кого правительство намерено передать совет* ским властям", и отмечал, что имеется "незначительное число лиц со славянскими фамилиями, которые заявляют, что они не советские граждане"47. ' Такую позицию занимал Стеттиниус в начале января 1945 года. 25 января он выехал на Ялтинскую конференцию. Прибыв на следующий день в Марокко, он провел там трое суток за обсуждением вопросов, которые предстояло решать на конференции. По рассказу самого Стеттиниуса, "из Вашингтона, от заместителя государственного секретаря Джозефа К. Грю, прибыло множество телеграмм"; среди них наверняка была копия телеграммы, которую Грю отправил 27 января представителю ВКЭСС в Лондоне 107 Мерфи. Грю выражал озабоченность тем, что представленный англичанами проект соглашения, копия которого к тому времени уже имелась в Госдепартаменте, "существенно расходится" с предложениями американских экспертов, и просил Мерфи проследить за тем, чтобы американские эксперты при ВКЭСС ждали дальнейших инструкций в связи с этими предложениями48. Тем временем англичане на Мальте узнали, что советская сторона пошлет на Ялтинскую конференцию специалиста для обсуждения проблемы репатриации. Поэтому американцам и англичанам следовало прежде всего скоординировать свои позиции, во многом различные49. Англичане уже давно во всем уступили советским властям и готовы были выполнить все их пожелания; американцы же, очевидно, намеревались руководствоваться Женевской конвенцией и своими собственными представлениями о правосудии и человечности. Грю передал американской делегации контрпредложения Соединенных Штатов. В них имелись значительные отклонения от проекта англо-советского соглашения, принятого Кабинетом военного времени 31 января. В пространной преамбуле определялись понятия "освобожденный пленный или гражданин, подлежащий репатриации": лица... которые будут освобождены... и которые сами заявят о том, что являются гражданами США или СССР... в дальнейшем будут обозначаться как "заявившие соответственно об американском или советском гражданстве". В параграфе 8 говорилось: Стороны соглашаются также, что договор не распространяется на граждан каждой из сторон, которые взяты в плен как члены вражеских сил или как лица, приданные вражеским силам, и которые претендуют на защиту в рамках любой применимой в данном случае международной конвенции или соглашения, которым связана опекающая их сторона50. В этих словах заключалась гарантия того, что Женевская конвенция распространяется на всех пленных, заявивших о том, что они находятся под ее защитой. С точки зрения заместителя государственного секретаря это была единственная линия поведения, отвечающая обязательствам Америки в области международного права. Более того, любая другая интерпретация могла бы привести к серьезным осложнениям для американских пленных. Во-первых, немцы могли отомстить 108 американцам, которые находятся у них в плену, за дурное обращение с "немецкими" пленными, захваченными американскими войсками. Во-вторых, если военная форма не является главным определяющим признаком гражданства, то отсюда следует, что военная форма не может защитить и американских военнослужащих немецкого, итальянского или японского происхождения. 1 февраля Грю перечислил эти соображения в ноте советскому поверенному в делах Николаю Новикову. Новиков требовал вернуть советским властям тех русских в лагере Руперт, которые заявили о том, что они немецкие граждане, и благодаря этому избежали репатриации. Грю ответил решительным отказом51. Перед тем, как вылететь в Крым, английская и американская стороны провели совещание на Мальте (кодовое наименование -- "Крикет"), чтобы выяснить, насколько они могут сблизить свои позиции по вопросам, которые скорее всего будут обсуждаться на конференции. 1 февраля Идеи и Стеттиниус встретились на борту военного корабля "Сириус". Они беседовали о самых разных делах, в том числе и о соглашении относительно военнопленных. Стеттиниус позднее назвал беседу "краткой и малорезультативной", но за ней последовали обсуждения между английскими и американскими экспертами. Как раз в этот момент подоспело известие об освобождении первой группы американских военнослужащих в Польше52, и точка зрения англичан, судя по всему, стала оказывать все большее влияние на чиновников США. Наконец, Идеи сообщил в МИД: Американцы сейчас, по-видимому, готовы одобрить предварительный проект текста, подготовленный до моего отъезда из Лондона, и не придавать слишком большого значения соображениям Госдепартамента... суждения которого, по нашему общему мнению, кажутся весьма устарелыми в свете сегодняшнего дня, когда наступающая Красная армия освобождает лагеря один за другим53. Полковник Филлимор сообщил в военное министерство, что Чарлз Болен полностью согласен с английским проектом и не слишком прислушивается к возражениям Вашингтона... Я думаю, Болен убежден, что, если мы хотим быстро достичь соглашения, нам следует настаивать на главных пунктах... и мы так и сделаем54. Большой тройке предстояло обсуждать более важные проблемы, чем соглашение о военнопленных, но уже 4 и 5 февраля Идеи 109 просил Черчилля лично поднять этот вопрос в разговоре со Сталиным55. Тем временем Стеттиниус и его советники поспешили принять точку зрения Идена. В донесениях Эйзенхауэра подчеркивалась необходимость достигнуть решения относительно 21 тысячи русских, находившихся под опекой США: Опыт показывает, что около пяти процентов захваченных немецких военнопленных оказываются русскими гражданами. Примерно пять процентов этих русских нуждаются в госпитальном лечении. Следовательно, по мере продолжения военных действий число русских будет все увеличиваться. Единственное возможное решение проблемы со всех точек зрения -- скорейшая репатриация этих русских56. Идеи в письме Стеттиниусу подчеркивал этот факт, торопя американцев принять английский проект. В тот же день адмирал американского флота Лэнд заверил государственного секретаря в возможности найти корабли для этой цели57. Идеи также написал Молотову и выразил принципиальное согласие с советским проектом и пожелание, чтобы соглашение было ратифицировано до начала конференции58. Теперь Стеттиниус и его советники целиком и полностью приняли точку зрения английского МИДа. От Грю пришла взволнованная телеграмма -- "лебединая песнь" тех, кто надеялся, что американцы все же окажутся упорнее. Узнав, что английский текст соглашения вот-вот будет принят, Грю просил Стеттиниуса позаботиться о нескольких крайне важных пунктах: Женевская конвенция должна применяться к советским гражданам, взятым в плен в немецкой военной форме и заявившим о своих правах в связи с Конвенцией,., к советским гражданам, находящимся в США и не являющимся военнопленными, дела которых, по мнению главного прокурора, должны решаться на основе традиционной американской политики предоставления убежища... К лицам, которых советские власти считают своими гражданами, но которые не были ими до начала войны и не признают себя таковыми. Но Стеттиниус не счел нужным включать эти пункты в окончательный текст соглашения. 9 февраля он писал: Общее мнение здесь таково, что неразумно включать условия о Женевской конвенции и советских гражданах в США в соглашение, которое в основном рассматривает вопросы обмена во- 110 еннопленными, освобождаемыми союзными армиями по мере их продвижения в Германию. Что касается лиц, "заявляющих о своем гражданстве", то, кроме опасности немецких контракций, мы не исключаем возможности серьезных задержек в освобождении наших военнопленных, если не достигнем с Советским Союзом скорейшего соглашения на сей предмет59. Объединенный комитет начальников штабов одобрил текст проекта, в котором ничего не говорилось о Женевской конвенции. Одновременно было приказано обеспечить транспортные средства, затребованные Эйзенхауэром60. Итак, документ был готов для подписания -- и мог быть подписан, если в последнюю минуту не возникнет какой-нибудь непредвиденной помехи. Для английского варианта соглашения требовалась подпись Черчилля. Идеи, со своей стороны, вновь попросил его лично обсудить этот вопрос со Сталиным. Он приготовил для премьер-министра краткое резюме пунктов, подлежащих обсуждению, подчеркнул настоятельную необходимость заключить соглашение "до открытия конференции" и снабдил его списком семи немецких лагерей, освобожденных Красной армией, в которых, по оценке англичан, содержалось около 50 тысяч военнопленных -- подданных британской короны61. Возможность поговорить на эту тему представилась 10 февраля, когда Сталин и Молотов принимали Черчилля и Идена в бывшем дворце князя Юсупова. Обсудив судьбу Польши, Черчилль заговорил о проблемах, связанных с тем, что большое число русских военнопленных оказалось на Западе. Некоторые, сказал он, уже возвращены на родину, другие пока в дороге. Но как, по мнению маршала, быть с остальными? Маршал Сталин выразил надежду, что военнопленных вернут в СССР в кратчайшие сроки. Он спросил, хорошо ли с ними обращаются и отделены ли они от немцев. Он сказал, что советское правительство считает всех их советскими гражданами. Он поинтересовался также, не было ли попыток повлиять на них, чтобы заставить отказаться от репатриации. Только после их возвращения в СССР можно будет решить, что делать с теми, кто согласился воевать на немецкой стороне. Премьер-министр объяснил, что англичане очень хотят, чтобы эти военнопленные были как можно скорее репатриированы, и единственная трудность во всем эхом -- отсутствие транспорта...61" Ни Черчилль, ни Сталин не коснулись вопроса о насильственной репатриации русских, противящихся возвращению в СССР, одна- 111 ко позиции сторон недвусмысленно "прочитываются" между скупых строк этого диалога. Затем, не вдаваясь в обсуждение причин, оба руководителя сошлись на том, что следует опубликовать лишь сообщение о соглашении, но не сам текст. (И в самом деле, вдруг кому-нибудь захотелось бы заняться тщательным анализом этого текста.)62 Теперь оставалось только подписать соглашение. Английский дипломат Пирсон Диксон оставил нам описание этой сцены. Было решено, что соглашение о военнопленных будет оглашено отдельно623; как только встреча началась, я пошел в "солнечную комнату" [в штаб-квартире американской делегации в Ливадийском дворце] и написал проект оповещения, а также письмо Молотову, обговорив в нем все важные пункты. Затем я поднялся наверх и перекусил с американцами в общей столовой... После ленча меня вызвали в столовую президента. Президент и сопровождавшие его лица как раз уезжали, а вскоре отбыл и Сталин, протянув мне на прощание руку, с широкой улыбкой произнеся по-французски "au revoir". Затем премьер-министр отбыл в Воронцовский дворец, а министры иностранных дел вернулись на последнее заседание. В комнате царила дружеская, неформальная атмосфера. В середине заседания Антони Идеи и Молотов сделали перерыв, чтобы подписать соглашение о военнопленных63. На следующий день Кабинет военного времени в Лондоне получил переданное телеграфом из Крыма соглашение и одобрил его638. Поскольку Черчилль и Идеи уехали на Ялтинскую конференцию, главными фигурами на заседании кабинета были Эттли и Бевин64. (Пройдет пять месяцев -- и на них целиком падет ответственность за выполнение только что заключенного соглашения.) Вряд ли Черчилль, любивший опираться на прецеденты из прошлого, размышляя о настоящем, догадывался о том, что в Крыму, где собрались руководители союзных стран и где они подписали соглашение о военнопленных, недавно была проведена операция, очень похожая на ту, которую сейчас организовывал Черчилль. Всего за восемь месяцев до Ялтинской конференции НКВД, после серии массовых убийств, депортировал из Крыма всех крымских татар65. Транспортные средства для операции были выделены английскими и американскими войсками в Иране, и, по мнению советских официальных лиц, союзникам было известно назначение грузовиков66. Впрочем, замысел Сталина вовсе не отличался оригинальностью -- Гитлер тоже намеревался вывезти из Крыма 112 все население и заселить полуостров тирольскими немцами, но против этого плана выступил Гиммлер67. Массовое выселение крымских татар не просто предшествовало соглашению, которое предлагали сейчас Сталину Идеи и Черчилль; само соглашение как бы завершало операцию по их выселению. Дело в том, что несколько тысяч татар ушли на Запад еще до занятия Крыма Красной армией в мае 1944 года. Почти все они погибли от рук нацистов, принимавших их за евреев (мусульманский обычай, как и иудейский, предусматривал обряд обрезания)68. Но около 250 человек выжили и попали в Германии в руки английской армии. Они просили разрешения эмигрировать в Турцию, но 21 июня 1945 года 21-я группа армий получила от Патрика Дина из МИДа твердые инструкции о том, что, в соответствии с Ялтинским соглашением, крымские татары должны быть возвращены Сталину69. Этот народ долгие десятилетия был лишен права вернуться в родные места. В Ялтинских соглашениях о военнопленных не было никаких оговорок относительно репатриации в СССР тех, кто не желал возвращаться. Хотя помощник государственного секретаря Грю предлагал ввести параграфы, защищающие права таких лиц, Стеттиниус и его советники целиком и полностью встали на точку зрения англичан. Англичане же считали чрезвычайно важным достичь соглашения во время совещания Большой тройки в Крыму, а всякие разночтения обсуждать потом70. Чарлз Болен был среди тех, кто, вопреки мнению Грю, считал, что в интересах скорейшего заключения соглашения никаких оговорок и условий в тот момент ставить было не надо. И он же впоследствии писал: "В соглашении отсутствовали пункты, предусматривавшие насильственную репатриацию советских граждан, не желающих возвращаться в СССР"71. После Ялтинского соглашения у США еще имелась возможность избрать любую линию поведения. Англичан, как они считали, связывало обещание, данное Иденом на конференции "Толстой" в Москве, но у американцев таких обязательств не было. Рузвельт лично "не видел документа", подписанного в Ялте, за текст отвечали в основном генерал Дин и военные, а их заботило только одно -- обеспечить безопасное возвращение на родину американских военнопленных72. Советские представители не поднимали вопроса о применении силы, а у Дж. Дина не было никаких оснований брать инициативу в свои руки. Участие Госдепартамента в этом деле было в значительной мере сведено до минимума благодаря исповедуемой Рузвельтом концепции "личной дипломатии", и те, кто руководил политикой Госдепартамента, были крайне удивлены, столкнувшись после смерти президента с проблемой насильственной репатриации73. 113 1 февраля 1945 года Грю сообщил советскому поверенному в делах, что США намерены по-прежнему придерживаться своих обязательств, вытекающих из Женевской конвенции, -- и какое-то время действительно придерживались74. Когда 23 марта посол Громыко высказал свои возражения против аргументов Грю о применении Женевской конвенции, Грю в своем ответе вновь подтвердил позицию Госдепартамента. Изложив все то, что уже говорилось раньше, он в заключение кратко подытожил намерения американских властей в отношении военнопленных: Наше правительство будет по-прежнему возвращать под советский контроль всех советских граждан, взятых в плен в составе немецкой армии в немецкой военной форме, за исключением тех, кто требует, чтобы их рассматривали как немецких военнопленных, находящихся под защитой Женевской конвенции. Такие лица будут до дальнейшего рассмотрения оставлены под опекой американского правительства. Заключительная фраза, однако, звучит весьма зловеще: Советское правительство может не сомневаться, что вопрос об их размещении будет вновь обсуждаться обеими заинтересованными сторонами после прекращения организованного сопротивления в Германии75. В письме от 3 мая, когда это сопротивление практически прекратилось, Грю идет еще дальше: Наше правительство не имеет намерения навсегда оставлять у себя этих людей и будет радо повторно обсудить вопрос об их размещении в тот момент, когда в немецком плену не останется американских военнослужащих76. 8 мая Германия капитулировала, и всякая угроза немецких репрессий в отношении американских военнопленных отпала. Несколько дней спустя сотрудник английского МИДа Джон Голсуор-си писал: Американцы руководствовались желанием обеспечить гарантии того, что к лицам в американской военной форме, не являющимся, однако, американскими гражданами, немцы будут относиться как к американским военнопленным. После капитуляции Германии это соображение потеряло силу. По- 114 смотрим теперь, будут ли американцы придерживаться этого принципа только ради самого принципа77. Американские войска, не имевшие понятия о том, что происходило в правительственных кругах, продолжали поступать в соответствии с политикой Соединенных Штатов, как они ее себе представляли. Вот что писал Джордж Оруэлл: В мае 1945 года я посетил большой лагерь для военнопленных недалеко от Мюнхена. Население лагеря постоянно менялось, в день моего визита там было около 100 тысяч человек. По словам американского офицера, коменданта лагеря, 10 процентов заключенных составляли не немцы, а в основном русские и венгры. Русских разделяли на две категории, задавая им простой вопрос: "Хотите вернуться в Россию или нет?" Значительная часть -- точных цифр у меня нет -- ответила "нет". Таких считали немцами и оставляли в лагере, в то время как остальных русских увозили оттуда. Я видел многих из них: некоторые были из батальонов Тодта, другие служили в вермахте78. Но после встречи русских и американских войск на Эльбе 25 апреля 1945 года массовый обмен пленными, освобожденными союзными армиями, стал предметом безотлагательного обсуждения79. Окончательное решение вопроса о применении силы оттягивать было больше нельзя80. ПРИМЕЧАНИЯ The Times, 7.3.1931. Вскоре после этого Черчилль произнес аналогичную речь в Клингфорде (см. там же, 23.4.1931). См.: David J. Dallin, Boris I. Nicolaevsky. Forced Labour in Soviet Russia.-- London, 1948, pp. 54, 84--87. Документы канцелярии премьер-министра, 3/51/1; 61--62. Но на Дальнем Востоке был корабль "Николай Ежов", доставлявший заключенных на колым ские золотые прииски (см.: Vladimir Petrov. It Happens in Russia: Seven Years Forced Labour in the Siberian Goldfields.-- London, 1951, p. 72). См.: Foreign Relations of the United States. Diplomatic Papers, 1944, IV.-- Washington, 1966 [в дальнейшем: FRUS 1944], pp. 1241--1244; Alfred D. Chand ler (ed.) The Papers of Dwignt Dawid Eisenhower: The War Years, III.-- Balti more, 1970, III, p. 2031. Документы кабинета министров, 88/30; 451. Архив военного министерства Великобритании, 32/11137; 19 А, 51 А. См. там же, 75 В. См. там же, 58 A; FRUS 1944, р. 1244. См. там же, 1245--1246; John R. Deane. The Strange Alliance.-- London, 1947, p. 185. См.: Архив военного министерства Великобритании, 32/11137, 77 A; FRUS 1944, pp. 1245, 1246--1247. См. там же, 1251--1253, 1255, 1263; Архив военного министерства Велико британии, 32/11119, 268 А. Англичане тогда же получили идентичные жало бы (см. там же. 32/11137, 162 А; 32/11119, 26 В). См.: FRUS 1944. pp. 1247--1249. О высоких моральных качествах Кирка и глубоком понимании им совет ских проблем см.: Charles E. Bohlen. Witness to History.-- London, 1973, pp. 56--66. FRUS 1944, p.1250; Архив военного министерства Великобритании, 32/11137, 164 А--С, 166 А. Американский представитель на Средиземноморском театре военных действий часто узнавал таким образом от своего английского колле ги о политике союзников (см.: Robert Murphy. Diplomat among Warriors.-- London, 1964, p. 207). См.: Архив военного министерства Великобритании. 32/11137, 156 В, 213 А, 214 А, 234 А, 240 А. См.: FRUS 1944, pp. 1253--1254. Архив военного министерства Великобритании, 32/11137, 168 А. См.: FRUS 1944, pp. 1257--1259. См. там же, р. 1261. См. там же, pp. 1267--1270. См. там же, pp. 1259--1260. 116 См.: Документы кабинета министров, 88/30, 451. Миссия прибыла из Англии за месяц до этого (см.: Архив военного министерства Великобритании, 32/11119, 41 А). См.: Архив военного министерства Великобритании. 32/11119, 256 А. См.: Документы кабинета министров, 88/30, 449--450. См.: FRUS 1944, pp. 1252--1253. Там же, р. 1262. Письмо к автору книги от 20.5.1974. См. также: Charles F^. Bohlen, указ. соч., р. 199. См : Архив военного министерства Великобритании, 32/11137, 302 А. См.: FRUS 1944, р. 1264. См. там же, pp. 1265--1267; John R. Deane, указ. соч., р. 188. Молотов повторил протест, заявленный 2 ноября советским послом в США Стеттиниусу (см.: FRUS 1944, р. 1261). Через четыре дня суровый выговор, для равновесия, получили и англичане (см.: Архив военного министерства Великобритании, 32/11119, 138 С). FRUS 1944, pp. 1270--1271, 1272. См. там же, pp. 1267--1270. Советский список лагерей, в котором до того содержались пленные, см. там же, р. 1260. 2 ноября начальник штаба прези дента США, адмирал Лихи, потребовал, чтобы американцы согласовали свои действия с политикой англичан (см. там же, р. 1262). Там же, pp. 1272--1273. Foreign Relations of the United States. Diplomatic Papers, 1945, V, Europe.-- Washington, 1967 (в дальнейшем: FRUS 1945), p. 1068. См. также: Nicholas Bethell. The Last Secret: Forcible Repatriation to Russia 1944-1947.-- London, 1974, p. 27. Joseph Scholmer. Vorkuta. -- London, 1954, p. 172. См.: Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/43382, 136--137. Этот рапорт любезно предоставил мне полковник Франкау. О перевозке двух тысяч русских на судне "Франкония" см.: Документы кабинета министров, 88--30, 458; Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/47895. См.: John R. Deane, указ. соч., р. 184; FRUS 1944, р. 1251. FRUS 1944, pp. 1270, 1272; John R. Deane, указ. соч., р. 188. John R. Dean, указ. соч., pp. 188--189; Архив военного министерства Велико британии, 32/11681, 1 A; Foreign Relations of the United States. Diplomatic Papers: The Conferences at Malta and Yalta, 1945.-- Washington, 1945 [в даль нейшем: Malta and Yalta], pp. 416--418. См.: Архив военного министерства Великобритании, 32/11137, 322 А, 327 А. Там же, 380 А--382 А; Архив военного министерства Великобритании, 32/11681, 8 А, 13, 21 А. См.: Документы кабинета министров, 66/61, 111--112; там же, 65/49, 55. Архив военного министерства Великобритании, 32/11681, 6 А, 20 А. 117 Charles E. Bohlen, указ. соч. р. 166. Malta and Yalta p. 416. См. там же, p. 418; Edward R. Stettinius, Jun. Roosevelt and the Russians: The Yalta Conference.-- London, 1950, pp. 31, 41. См.: Документы канцелярии премьер-министра, 3.5136. Архив военного министерства Великобритании, 32/11681, 168 В. Выдержки приводятся по копии документа, который, судя по всему, американские вла сти до настоящего времени держат в секрете. Профессор Эпштейн с сожале нием констатировал этот факт в своей книге (См.: Julius Epstein. Operation Keelhaul... -- Old Greenwich, Connecticut, 1973, p. 44). См.: FRUS 1945, pp. 1067--1072. См.: John R. Deane, указ. соч., pp.191--192. Документы канцелярии премьер-министра, 3.364/9, 435; Edward R. Stettinius, указ. соч., р. 68; The Earl of Avon. The Eden Memoirs: The Reckoning.-- Lon don, 1965, pp. 510--511. Архив военного министерства Великобритании, 32/11681, 52 А. См.: Документы канцелярии премьер-министра, 3.51/3, 7, 27--31. Архив военного министерства Великобритании, 32/11137, 252 А; Документы кабинета министров, 8830, 460--462. У англичан находилось 18496 русских военнопленных (см.: Архив военного министерства Великобритании, 32/11119, 218 А). См.: Malta and Yalta, pp. 691--693. См. там же, pp. 693--696. См. там же. pp. 697, 756--757. См. там же, pp. 754--756; Документы кабинета министров, 8830, 463. Проект документа обсуждался с советскими представителями на следующий день, и те предложили несколько незначительных исправлений (см.: Malta and Yalta, pp. 863--866). 61 См.: Документы канцелярии премьер-министра, 3.51, 9; 3.364/9, 390, 392--395. 61а.Советская стенограмма беседы, состоявшейся 10 февраля, несколько отличается от английской. В советской записи беседы о военнопленных говорится следующее: Черчилль говорит, что он хотел бы еще переговорить по поводу военнопленных. Он узнал, что в Западной Европе находится довольно большое количество русских военнопленных. Немцы обращались с ними, как с рабами, а некоторых силой заставили поднять оружие против союзников. Сталин говорит, что советское правительство просило бы, чтобы советских граждан, находящихся в руках союзников, не били и чтобы не заставляли их становиться изменниками родины. Черчилль отвечает, что таких случаев нет. Британское и советское правительства уже как будто бы договорились об условиях труда советских граждан, находящихся в руках союзников. 11 тысяч совет- 118 ских граждан уже возвратились на родину, предполагается отправка еще 7 тысяч. Сталин заявляет, что среди советских граждан есть люди, которых немцы силой заставляют работать, но есть и такие, которые добровольно подняли оружие против союзников. Такие люди, конечно, должны нести ответственность за свои действия. Союзники имеют полное право держать их у себя в лагерях. Но он хотел бы предупредить, что людей той и другой категории советское правительство считает советскими гражданами. Черчилль заявляет, что британское правительство хочет вернуть возможно скорее на родину ту и другую категорию людей. Дело за тоннажем. Сталин говорит, что советское правительство просит также британское правительство держать советских граждан отдельно от немцев и не ставить их на одну доску с немцами. Черчилль отвечает, что британское правительство стремится удовлетворить пожелания советского правительства. Но оно хотело бы также знать, какое количество английских военнопленных освобождено Красной армией. Сталин говорит, что эти сведения можно будет получить с фронтов. Черчилль спрашивает, разрешит ли советское правительство послать специальных английских офицеров в лагеря освобожденных английских военнопленных для ухода за ними. Сталин отвечает утвердительно. Черчилль спрашивает, можно ли будет направить для английских военнопленных, освобожденных Красной армией, грузы Красного Креста. Сталин отвечает утвердительно. Черчилль просит по возможности отправить английских военнопленных на родину на тех же пароходах, на которых должны прибыть в ближайшее время 7 тысяч советских граждан. Сталин говорит, что это, конечно, можно будет сделать. ("Советский Союз на международных конференциях периода Великой отечественной войны 1941-1945 гг. Том IV. Крымская конференция руководителей трех держав -- СССР, США и Великобритании (4--11 февраля 1945 г.). Сборник документов".-- Москва, 1979 [в дальнейшем: Крымская конференция], с. 210--211). (Примеч. ред.) 62. См.: Документы кабинета министров, 66/63, 109--110, 115. Несмотря на это, "Дейли Телеграф" через два дня напечатала полное изложение документа и привела выдержки из текста (см.: Daily Telegraph, 13.12.1945). 62а.Советская стенограмма заседания глав правительств 11 февраля 1945 года в Ливадийском дворце (12 час. 15 мин.) зафиксировала следующее: Рузвельт открывает совещание и предлагает начать с обсуждения проекта коммюнике. 119 Сталин предлагает взять за основу обсуждения англо-американский проект коммюнике. Черчилль с этим соглашается... (... Конференция переходит к обсуждению того раздела английского проекта, который говорит о военнопленных). Сталин предлагает не включать в коммюнике раздел о военнопленных, а принять его текст как особое решение. Черчилль спрашивает: можем ли мы публиковать соглашения о военнопленных, которые должны быть подписаны сегодня после дневного совещания? Сталин отвечает, что соглашения могут быть опубликованы. ("Международная жизнь", 1965, No 8.) Проект совместного заявления прессе от английской делегации был получен в 2 часа 15 минут 11 февраля и являлся результатом обсуждения его между английской и американской делегациями. Касательно военнопленных проект предусматривал следующее заявление: VIII ОСВОБОЖДЕННЫЕ ВОЕННОПЛЕННЫЕ И ГРАЖДАНСКИЕ ЛИЦА Было достигнуто всестороннее соглашение, предусматривающее детальные мероприятия по защите, содержанию и репатриации военнопленных и гражданских лиц Британского Содружества, Советского Союза и Соединенных Штатов, освобожденных союзными силами, вступающими сейчас в Германию. В соответствии с этими мероприятиями каждый союзник будет предоставлять пищу, одежду, медицинское обслуживание и другую необходимую помощь гражданам и подданным других стран-союзников до тех пор, пока не будет предоставлен транспорт для их репатриации В оказании помощи британским подданным и американским гражданам советскому правительству будут помогать британские и американские должностные лица. Советские должностные лица будут помогать британским и американским властям в выполнении их задачи по оказанию помощи советским гражданам, освобожденным британскими и американскими войсками, в течение всего времени, пока они будут находиться на европейском континенте или в Соединенном Королевстве в ожидании транспорта для их отправки на родину. Мы обязуемся оказывать всестороннюю помощь, совместимую с требованиями ведения военных операций, в целях обеспечения быстрой репатриации всех военнопленных и гражданских лиц (Крымская конференция, с. 227--228.) (Примеч. ред.) 63. Piers Dixon. Double Diploma: The Life of Sir Pierson Dixon, Don and Diplomat.-- London, 1968, pp. 146--147. 63a. См.: Приложения. (Примеч. ред.) 120 См.: Документы кабинета министров, 65/49, 76. См.: Robert Conquest. The Nation Killers: The Soviet Deportation of Natio nalities.-- London, 1970. pp. 105--107. См.: G. A. Tokaev. Comrade X.-- London, 1956, p. 257. См.: H. R. Trevor-Roper (d.). Hitler's Table Talk 1941-1944.-- London, 1953, pp. 548, 599. Gerald Reitlinger. The House Built on Sand.-- London, 1960. pp. 185--186. См.: G. Reitlinger, указ. соч., р. 86. См.: Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/47900. См.: Архив военного министерства Великобритании, 32/11681, 99 А. Charles E. Bohlen, указ. соч., р. 199. См.: W. Averell Harriman, Elie Abel. Special Envoy to Churchill and Stalin.-- New York, 1975, pp. 416--417. To ли вследствие болезни Рузвельта, то ли по небрежности, президент и госу дарственный секретарь прибыли на конференцию очень плохо подготовленны ми (см.: James F. Byrnes. Speaking Frankly. -- New York, 1947, p. 23; см. так же замечание Эйзенхауэра в его кн.: Dwight D. Eisenhower. Crusade in Eu rope-- New York, 1948, p. 439). См.: FRUS 1945, pp. 1067--1072, 1075--1077. Там же, pp. 1083--1084. Генералам Эйзенхауэру и Мак-Нарни 29 марта было послано полное изложение этого письма (см.: Архив военного министерства Великобритании, 204/897, 145 А). FRUS 1945, pp. 1093--1094. В тот же день Государственный департамент США в ответ на советскую радиопередачу от 30 апреля выступил с заявлени ем, в котором отстаивал свою позицию в отношении русских военнопленных (см.: Архив военного министерства Великобритании, 32/11119, 284 А, 297 А). Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371 /47899, 89. Polemic, September--October 1946, V, pp. 48--49. Предложение англичан см. в Архиве военного министерства Великобритании, 32/11681, 190 А (9 А--17 А); 32/11139, 335 А. См.: FRUS 1945, р. 1092. Глава 5 'ЗАКОН О СОЮЗНЫХ ВООРУЖЕННЫХ СИЛАХ": МИД ПРОТИВ ПРАВА В день подписания в Ялте соглашения о военнопленных Идеи с Молотовым заключили также дополнительный договор о статусе русских, находившихся в лагерях на территории Англии*. Сам документ может показаться невыразительным и безликим, но стоящие за ним события далеко не таковы. История насильственной репатриации разворачивалась не в одних лишь экзотических краях -- таких, как Египет, юг Франции или Крым: настоящие драмы разыгрывались и в районах весьма прозаических, вроде Уортинга и Гилдфорда. Поэтому настал черед обратиться к тому, что происходило в Англии. Как уже говорилось, русские, взятые в плен после высадки в Нормандии в июне 1944 года, были перевезены в Англию и размещены в лагерях, где раньше располагались военные части, ушедшие затем на фронт. 20 июля, когда Идеи впервые известил советского посла об этих военнопленных, число их достигало 1600 человек. К октябрю эта цифра возросла в десять раз1. В Англии русских пленных постепенно отделяли от немцев и переводили в специальные лагеря, но фактически они по-прежнему оставались военнопленными. В ожидании решения об их дальнейшей судьбе их содержали в лагерях по необходимости: так было легче надзирать за пленными и поддерживать среди них дисциплину. Глава советской военной миссии генерал Васильев предложил изменить статус пленных русских: считать их не военнопленными, а "советскими гражданами, временно находящимися на территории союзной страны", и "объединить бывших служащих Красной армии под началом советских офицеров и сержантов..." Предложение показалось англичанам вполне приемлемым, надо было лишь юридически обосновать изменение статуса. На этот случай имелся принятый в 1940 году "Закон о союзных вооруженных силах", который позволял союзным правительствам в изгнании держать военные формирования в Англии. От советских властей См. приложения. 122 требовалось лишь выполнение формальностей для того, чтобы мог последовать королевский указ2. Казалось, никаких сложностей тут не должно было быть. Однако они возникли. Стоит задаться вопросом, почему советские власти так настаивали на изменении статуса своих граждан. Первая, самая очевидная причина -- забота о национальном престиже. Тот факт, что русские по-прежнему считались военнопленными, захваченными в рядах вражеской армии, служил постоянным напоминанием того, что Советский Союз, единственный среди союзных государств, поставил врагу десятки тысяч солдат. Вторая причина -- необходимость установить строгий контроль над пленными, чтобы предупредить все помехи к их скорейшей репатриации3. В-третьих, правительство СССР, вероятно, боялось, что пленные могут потребовать применения к ним Женевской конвенции. Наверное, советские власти только сейчас поняли, что служба в немецкой армии автоматически дает русским право требовать, чтобы к ним относились, как к немцам. Такой точки зрения придерживался тогда Госдепартамент, и советское посольство было извещено об этом еще 27 сентября 1944 года4. Англичане этого мнения не разделяли, но в Москве этого не знали -- как и того, что англичане наверняка не передумают. Считаясь военнопленными, русские имели право, по условиям Конвенции, заявить, что они немецкие граждане, и таким образом избежать депортации. Между военным министерством и министерством внутренних дел Великобритании началась дискуссия относительно применения "Закона о союзных вооруженных силах" к русским. Прежде всего требовалось точно определить, на какие категории русских этот Закон распространяется. Теобальд Мэтью, сотрудник МИДа, работавший над этой проблемой, писал: Ввиду установленного Законом определения члена союзных сил, данного в разделе 5 (1)... русские должны доказать, что каждый отдельно взятый человек служил в их вооруженных силах после 22 августа 1940 года. Одного только факта мобилизации здесь недостаточно. Должны быть представлены доказательства действительной службы в армии, как то: получение зарплаты, участие в парадах или ношение формы. На практике это не должно представлять никаких трудностей, но может оказаться крайне существенным, если нашим судам придется рассматривать дела по обвинению в дезертирстве или самовольной отлучке. Другими словами, русские военнопленные на территории Англии подлежали организации в настоящие военные формирования, 123 но, как отмечалось далее, советские офицеры не могли применять по отношению к подчиненным смертную казнь или телесные наказания, пока новосформированные объединения находились на английской земле5. Идеи в телеграмме послу в Москве Кларку Керру пояснял: "Мы готовы выполнить все пожелания советской военной миссии и сделать все, чтобы как можно скорее заключить формальные соглашения". Тем временем велась работа над проектом соглашения, которое, в случае согласия советских властей, дало бы основу для введения Закона в действие. Однако юристы отметили, что Закон может распространяться только на служащих советских вооруженных сил, но не на советских граждан, не служащих в Красной армии. Призывать же не служащих советских граждан в армию на английской территории советское правительство, согласно Закону, не могло6. На совещании с советской военной миссией генерал Гепп, начальник отдела военнопленных, безуспешно попытался разъяснить позицию англичан7. Английские чиновники были в смятении, ведь со всех сторон их осаждали требованиями как можно скорее завершить это дело. 3 октября министр внутренних дел Герберт Моррисон писал Идену: Я согласен с вами, что желательно как можно скорее репатриировать этих русских. Не говоря уже о других соображениях, если они останутся на нашей земле в качестве служащих советских вооруженных сил... мы рискуем получить массу жалоб от этих людей на плохое обращение с ними советских офицеров... а другие могут отказаться признать себя советскими гражданами8. О том же писал и сэр Орм Сарджент, выступавший от лица МИДа9. Идеи и другие сторонники насильственной репатриации неоднократно подчеркивали, что эта политика оправдана необходимостью получить удовлетворительные гарантии сотрудничества СССР в деле возвращения освобожденных английских военнопленных. МИД также надеялся, что выполнение пожеланий Советского Союза послужит залогом добрых отношений между двумя странами10. Важно отметить, что имелось еще одно соображение: англичане боялись, как бы вся история с русскими пленными не привела к открытому скандалу в Англии. Это опасение выражали Герберт Моррисон и Орм Сарджент, а заместитель Идена, сэр Александр Кадоган, высказал 15 октября настоятельное пожелание, чтобы 124 русские гражданские лица (которых нельзя было формально включить в предполагаемые союзные вооруженные силы) были репатриированы как можно скорее". Через два дня после этого Идеи, находившийся вместе с Черчиллем в Москве на конференции "Толстой", встретился с Молотовым и заявил о своем согласии с тем, что все советские граждане должны быть возвращены на родину "независимо от пожеланий отдельных лиц". Одновременно он вручил Молотову копию проекта соглашения, заключение которого должно было предшествовать введению Закона в действие12. Но дела обстояли отнюдь не так хорошо, как могло показаться. Не успел Идеи вернуться в Англию, как Кларк Керр сообщил из Москвы: Народному комиссариату по иностранным делам не нравится проект соглашения, который вы вручили... поскольку в случае его принятия русские пленные будут организованы в союзное вооруженное формирование в Англии, что не отвечает пожеланиям советского правительства. Сотруднику комиссариата Новикову разъяснили, что это единственный способ сделать так, чтобы пленные "до репатриации считались свободными гражданами союзной державы". Новиков, спасая престиж, выдвинул контрпредложение: "советские граждане формально останутся на положении военнопленных до момента репатриации", но в лагеря будут иметь доступ советские офицеры, как если бы пленные были "свободными гражданами союзной державы". Этот нудный обмен мнениями вызвал гнев самого премьер-министра, который обвинил МИД в затягивании дела, что было совершенно несправедливо, ибо МИД всеми силами старался заключить соглашение. На стол в МИДе легла очередная личная записка премьер-министра: Не создаем ли мы ненужные трудности? Мне кажется, мы начинаем пререкаться по поводу дел, которые в принципе уже решены, а в частностях придаем несоразмерно большое значение суждениям мелких чиновников. Я полагал, что мы договорились отослать всех русских назад в Россию. В пространном ответе сэр Александр Кадоган заверил Черчилля, что МИД изо всех сил старается идти навстречу советским пожеланиям, тогда как советские представители по непонятным причинам отказываются принять решение, которое "является не просто наилучшим, но единственно возможным". Черчилль раздраженно приписал внизу письма Кадогана: "Мы должны изба- 125 виться от всех них как можно скорее. Насколько я понимаю, вы обещали это Молотову"13. Почему советские власти так противились мерам, которые были им выгодны? Они хотели получить назад всех военнопленных. Английский МИД испытывал не менее горячее желание от них избавиться. Тогда почему же Советы столько месяцев откровенно тормозили переговоры? Сотрудники МИДа не могли ответить на этот вопрос. Специалистам оставалось лишь удивляться и продолжать переговоры вслепую. Между тем, хотя МИД и не заметил этого, советские власти ясно обозначили причины, по которым возражали против Закона: "В случае его принятия русские пленные будут организованы в союзное вооруженное формирование в Англии, что не отвечает пожеланиям советского правительства". Совершенно ясно, что это не было очередным надуманным предлогом; возражения исходили с самых верхов. Если бы мидовские чиновники призадумались, они заметили бы, что у советских властей вызывает едва ли не патологический страх мысль о наличии оружия у собственных граждан, находящихся за рубежом. Ведь даже в 1936 году Советский Союз, в отличие от нацистской Германии и фашистской Италии, не решился послать свои войска в Испанию14. Мы уже рассказали о том, как НКВД потопил проект ССО по использованию освобожденных русских военнопленных для совместной работы с французскими маки или организации сопротивления среди иностранных рабочих в Германии. Гусев голословно заявлял, будто английские военные власти в Египте "мобилизуют в армию советских военнопленных" (лорд Мойн после тщательного расследования отверг это обвинение, назвав его "безосновательным... как и прежние обвинения такого рода...")15. В ноябре ВКЭСС было поручено "расследовать сообщение о том, что 850 русских было отправлено из Марселя в Северную Африку для мобилизации во французский Иностранный легион; не успели однако приступить к расследованию, как советское посольство признало, что сообщение оказалось неверным..."16 Тем не менее агенты НКВД, дабы выследить несуществующих русских солдат Легиона, добрались до самого Индокитая17. А в США Громыко высказал американцам аналогичные обвинения, но получил отпор от государственного секретаря Хэлла18. Однако эти фантастические измышления отражали весьма реальные страхи Сталина и советского руководства. Ведь Гитлеру, несмотря на крайне жестокое обращение с русскими, удалось все же набрать из военнопленных почти миллион желавших воевать против коммунизма. Какого же успеха могли добиться гуманные демократические страны, если бы им пришло в голову начать ту же игру! Любой советский гражданин, хоть 126 мимолетно взглянувший на жизнь за пределами СССР, становился политически неблагонадежным и по возвращении неизбежно оказывался в исправительно-трудовом лагере. Даже части Красной армии, побывавшие в окружении, сразу попадали под подозрение. Как же мог Сталин чувствовать себя в безопасности, если на английской земле, вне пределов досягаемости, вдруг возникло бы войско численностью в 20 тысяч человек? Даже если приставить сюда командирами испытанных офицеров Красной армии -- это тоже не решало дела: где гарантии, что они не последуют примеру генерала Андрея Власова? Тем временем английскому посольству в Москве было поручено еще раз попытаться убедить советские власти в необходимости принять Закон, подчеркнув, например, что сформированные таким образом части вовсе не обязательно вооружать. Дело принимало все более безотлагательный характер, поскольку "рано или поздно общественность могла заинтересоваться вопросом о статусе военнопленных, что было бы весьма некстати"19. Патрик Дин высказал опасения относительно обсуждения этого вопроса в парламенте, рекомендуя отказаться от каких-либо упоминаний Закона в палате общин20. После повторного требования советских властей об отмене для их граждан статуса военнопленных терпеливые англичане подготовили новый проект соглашения, заменив неприемлемое для Советов слово "войска" словом "формирования". 1 декабря новый проект был вручен Новикову. Текст сопровождался разъяснениями о необходимости применения определенных терминов: По действующим английским законам, свобода граждан дружественной иностранной державы не может быть ограничена, пока они находятся в Англии, за исключением тех случаев, когда власти Соединенного Королевства готовы доказать перед судом, что граждане, о которых идет речь, служат в вооруженных частях или формированиях [союзного государства]. Внутреннее законодательство Соединенного Королевства может быть изменено только актом парламента... законопроект же по этому вопросу возбудил бы нежелательный интерес общественности и, возможно, споры, что повлекло бы за собой задержки21. Казалось, Новиков и сотрудник лондонского посольства Соболев наконец поняли, в чем тут дело. Но новых инструкций они не получили, сами сделать ничего не могли, и англичанам пришлось разбираться с насквозь лживыми утверждениями генерала Васильева, будто Идеи несколько месяцев тому назад договорился 127 с Гусевым, что русские военнопленные будут считаться "свободными гражданами"22. Наступил новый, 1945, год, а прогресс, по сравнению с августом 1944 года, был ничтожен. Как заметил 4 января Патрик Дин, "несмотря на все наши усилия, мы не достигли заметных результатов". Русские по-прежнему находились в Англии на положении военнопленных, и в последней по времени советской ноте от 27 декабря вновь выдвигалось требование к английским властям "считать русских не военнопленными, а свободными гражданами союзной страны". В связи с этим Дин выдвинул смелое предложение, которое вполне могло бы заставить советских представителей форсировать события: Чтобы уладить наконец дело и больше к нему не возвращаться, мы хотели бы письменно заявить советскому посольству следующее. Если они желают считать своих людей [в Англии] "свободными гражданами", мы вполне готовы с этим согласиться. Это, однако, означает, что русские будут выпущены из лагерей и станут пользоваться той свободой и теми правами, которые имеют прочие граждане союзной страны в Соединенном Королевстве, поскольку это не противоречит интересам государственной безопасности. Если будет взят такой курс, мы не сможем, разумеется, гарантировать, что эти люди будут отправлены в Советский Союз, поскольку мы не будем располагать соответствующими полномочиями; и они смогут, в пределах разумных ограничений, ездить по всей стране и наниматься на работу. Разумеется, писал Дин, советские власти не согласятся на такое предложение, поскольку им важнее всего "содержать этих людей вместе, в условиях военной дисциплины, чтобы репатриировать их"; но такая угроза могла бы подействовать отрезвляюще на советское руководство23. Предложение Дина выглядело вполне разумным: у Англии имелась давняя традиция предоставления убежища политическим беженцам. В 1943 году, например, два русских моряка сбежали со своего судна, стоявшего в английском порту, и английские власти, несмотря на все советские требования, их не выдали24. Как и предполагалось, советские власти не допустили освобождения русских военнопленных в Англии. Было решено, что лучше всего поставить этот вопрос на предстоявшей Крымской конференции25. К тому же советские представители начинали, хотя и с запозданием, понимать, что английский МИД изо всех сил старается им угодить и что добрые отношения с союзниками для него 128 гораздо важнее пленных. Рассмотрев английский проект соглашения, врученный 1 декабря 1944 года, Новиков согласился на компромиссное словечко "формирование", но в пункте о том, что пленные будут подчинены "советскому военному закону", было опущено слово "военному", так как советские власти не собирались создавать из русских пленных военные части. Сотрудник британского посольства в Москве Бальфур докладывал: Я спросил Новикова, прав ли я, предполагая, что, несмотря на отсутствие слова "военный" в новом советском проекте, советские представители в Соединенном Королевстве будут готовы доказать, если дело попадет в суд, что граждане, представшие перед судом, действительно служат в частях или контингентах их вооруженных сил. На этот вопрос он лаконично ответил: "Да, конечно". Хотя Новиков вообще любит быть в разговоре предельно кратким, я вполне уверен, что, поскольку я четко разъяснил ему данный пункт... он понимает значение моих слов26. По мнению Патрика Дина, это был хороший компромиссный вариант27. И 11 февраля соглашение было наконец подписано в Ялте, куда в качестве экспертов по делам военнопленных поехали Дин (от МИДа) и Филлимор (от военного министерства). Обе стороны были удовлетворены компромиссными формулировками, внесенными в текст. Англичане приняли возражения советского правительства против слов "военный" и "вооруженные силы" и согласились использовать вместо них нейтральные термины "советский закон" и "формирования и группы"28. Теперь оставалось лишь принять подзаконный акт о распространении "Закона о союзных вооруженных силах" на советских граждан. Это было сделано 22 февраля 1945 года29. Отныне русские в Англии являлись официально не военнопленными, а служащими союзных вооруженных сил, расположенных на английской земле. Но это была всего лишь фраза, и советская комиссия по репатриации располагала точными инструкциями, запрещающими какие-либо меры по организации пленных в реальную силу. В ряде случаев это приводило к недоразумениям. Так, в апреле генерал Ратов, прибывший в Англию для проведения репатриации, арестовал десять человек и потребовал от бригадира Файербрейса обеспечить им английскую охрану и тюремные условия. Эти люди выразили нежелание возвращаться в Советский Союз. Некоторые из них доведены до отчаяния и открыто 5--2491 129 грозятся покончить с собой, если их будут вынуждать к возвращению. Английский бригадир временно создал "нарушителям" тюремные условия, но попросил генерала Ратова в будущем самого организовывать охрану своих людей в советском лагере Ньюлендс Корнер. "Ра-тов ответил, что не может этого сделать, поскольку его люди не вооружены и советское правительство вряд ли позволит выдать им оружие". В соглашении, подчеркивал Файербрейс в письме Ратову от 25 апреля, специально оговорено, что советские власти обязуются сами поддерживать надлежащую дисциплину. Хотя Файербрейс и согласился, причем весьма неохотно, содержать ограниченное число русских в английской военной тюрьме, это требование не вызвало у него ни понимания, ни желания сотрудничать с Советами30. На деле организация русских пленных не представляла собой "союзные силы" в том смысле, как это подразумевалось в Законе, но вряд ли это могло стать достоянием общественности. Британские и советские официальные лица решительно пошли на умышленный обман, пленные, вероятно, не подозревали о том, что распространение на них Закона имело под собой весьма зыбкую правовую основу,-- во всяком случае, пока находились в лагере. Зато с беглецами могла возникнуть крайне неловкая ситуация. МИД был очень заинтересован в том, чтобы этих людей как можно быстрее возвращали в лагерь, чтобы все было проделано без лишнего шума и, главное, чтобы они не появлялись в суде. Но, как объяснил Патрику Дину сэр Франк Ньюсэм, депутат палаты общин, ...если полиции придется передать военной охране субъекта, самовольно отлучившегося из советских вооруженных сил и не выражающего желания быть переданным своим властям, ее действия вступят в прямое противоречие с законом. Боюсь, что тут не может быть и речи о том, чтобы министр внутренних дел инструктировал полицию либо давал ей советы в устном или письменном виде. Однако Ньюсэм предложил маленькую хитрость. Полиция могла бы временно задерживать подозреваемого в дезертирстве у себя в участке для допроса. За это время можно было бы связаться по телефону с местным отделением штаба и сообщить, когда и где задержанный будет выпущен. Армия могла бы тем временем выслать патруль для ареста этого человека, под свою ответственность, вскоре после его освобождения из полиции. Важно, однако, чтобы 130 такой арест не имел места тут же, прямо возле полицейского участка, или при обстоятельствах, равносильных прямой передаче полицией этого человека в руки военной охраны. К этому письму Ньюсэм приложил проект циркуляра для главных констеблей, предписывая им следовать этой необычной процедуре. 13 апреля Дин ответил согласием: "Мы согласны на предлагаемую процедуру. Хотя с ней неизбежно связан определенный риск и известные хлопоты, мы полагаем, что на практике она окажется весьма эффективной". Джон Голсуорси пояснил в связи с этим: Оказавшись снова в лагере, незадачливый беглец лишается доступа к гражданским властям (если, конечно, он не сбежит снова) и тем самым не имеет возможности заявить протест против этого весьма относительного правосудия. Однако из этого плана ничего не вышло, так как военное министерство отказалось выступать в предназначенной ему роли похитителя людей: Мы не можем согласиться на процедуру, предложенную в письме от 5 апреля. Мы не находим никаких оправданий тому, чтобы военные власти могли арестовывать под свою ответственность членов союзных сил без соблюдения соответствующей процедуры. На наш взгляд, такие действия не меньше противоречат закону, чем те, которых вы, со своей стороны, пытаетесь избежать31. Но мидовским чиновникам сопутствовала удача. Бежать среди русских военнопленных пытались немногие, а удалось это и вовсе единицам. Жертвы будущей репатриации хорошо понимали, какая судьба ждет тех, кто продемонстрирует свое нежелание возвращаться на родину; им оставалось лишь покориться судьбе и уповать на то, что они окажутся в числе считанных единиц, которые уцелеют в лагерях ГУЛага. Но не всегда все шло гладко. Из соображений целесообразности транспортировка русских пленных с театра военных действий на Британские острова была прекращена32. Как мы видим, английские законы были камнем преткновения для сторонников репатриации, тогда как в Европе имелись "все условия к тому, чтобы выполнить требования СССР в полном объеме, одновременно сохраняя за репатриируемыми номинальный статус военнопленных"33. Поскольку советские власти отказались выделить транспорт для перевозки своих граждан, находившихся в Англии, 5* 131 репатриация на английских судах многих тысяч пленных затянулась; но к осени 1945 года практически все были отправлены на родину, за исключением группы пленных со спорным гражданством и восьми человек, внесенных в отчеты в качестве "бежавших и не пойманных"34. Они сбежали из лагерей в Йоркшире, Дареме, Суррее и Суссексе весной и летом. Их имена, разумеется, были известны и, по крайней мере в двух случаях, власти знали об их местопребывании. Эти двое нашли приют и убежище у англичан. Шестнадцатилетнего Ивана Фащенко, например, приютила семья Рокли в Ноттингеме. Согласно рапорту полковника Хаммера из военного министерства, обнаружить его было несложно. Тогда почему же его не арестовали и не передали СМЕРШу? Сотрудник министерства внутренних дел сэр Сэмюел Хор, будущий член комиссии по правам человека при ООН, объяснял майору Уоллису, сменившему Файербрейса: Вряд ли нам удастся уговорить этого молодого человека вернуться в лагерь; обращаться же с этим делом в суд нежелательно, равно как нежелательно и полицейское расследование. Это немедленно вызовет протест его английских друзей, к тому же полиция все равно не в состоянии действовать здесь эффективно. Мы можем лишь предложить вам вновь, как вы уже делали, постараться уговорить его вернуться для последующей репатриации. Дело особенно осложнялось тем, что Фащенко был гражданским лицом и поэтому -- не говоря уже о его юном возрасте -- его нельзя было рассматривать как члена мн