a nuestra Espafia pro vechosa.

     To есть:
     Тот, кто дополнит то, чего недостает
     В числе одиннадцать, начерченном здесь,
     И смотря.............
     Покажет.............................
     И кто................
     Докажет..............
     Обещает обнаружить важное дело,
     Для всей нашей Испании полезное.

     VII. Способ решения загадки состоял в постановке на месте каждой  точки
в строке цифры - по выбору Эдипа, и на каждой точке строк со словами - каких
угодно буквенных знаков, лишь бы  строчки  образовали  стихи  с  неизвестным
смыслом, рифмы коих были бы одинаковы с первыми двумя строчками.  Вся  тайна
этой загадки  заключается  в  числе  одиннадцать,  толкуемом  и  применяемом
различным образом. В результате этой комбинации строчка из одиннадцати  цифр
заполняется следующими цифрами, поставленными на место точек:

        10,000,000, 502,
     10,157,011,524.
     Этим цифрам соответствуют одиннадцать букв, расположенных  так:  Felipe
II Rey,
     то есть Филипп II, король.

     VIII. Филипп II приближался к шестидесяти шести годам, так как  родился
в 1527 году. Этот возраст равен  шести  годам,  взятым  одиннадцать  раз,  -
мистическое число для короля. Строчка из одиннадцати цифр должна заполниться
по указанному мною методу, потому что шестьдесят шесть  лет,  представляющие
-возраст короля, будучи умножены на 1527, год его рождения,  дадут  в  итоге
100 782. Это число, будучи возведено в квадрат, даст 10 157011 524; из  этих
цифр образована строчка цифр. Восемь строк с буквами  заполняются  следующим
образом:

     Quien ponga lo que falta
     En este onceno numero pintado,
     Y mirando <I>esfera alta</I>
     Mostrare <I>de Felipe el triste estado,</I>
     Y que <I>saturnal hado</I>
     Probare <I>que le asalta.</I>
     Promete demostrar una gran cosa
     A toda nuestra Espana pro vechosa.

     Эти испанские стихи нельзя перевести  на  французский  с  числом  букв,
равным точкам, стоящим в загадке. Я ограничусь передачей их смысла.

     Тот, кто дополнит то, чего недостает
     В числе одиннадцать, начерченном здесь,
     И, смотря на <I>высокую сферу,</I>
     Покажет <I>печальное состояние Филиппа,</I>
     И кто докажет, <I>что влияние Сатурна</I>
     <I>Его застигает</I>, -
     Обещает обнаружить важное дело,
     Для всей нашей Испании полезное.

     IX. Показание дает понять, что это важное  дело  (gran  cosa),  которое
должно быть так полезно для  Испании,  есть  смерть  Филиппа  на  шестьдесят
шестом году его возраста (6 х 11),  следовательно,  когда  он  не  достигает
полных шестидесяти шести лет.
     X. Для  доказательства  этого  автор  комбинирует  одиннадцать  букв  и
одиннадцать цифр с одиннадцатью небесами и указывает влияние каждого из  них
на личность короля в следующем порядке:
     XI. - Первая буква F со своей цифрой 1  соответствует  первому  небу  -
Луны, непостоянство коей заметно в Филиппе.
     XII. Вторая  буква  Е  соответствует  небу  Меркурия.  Ему  приписывают
мудрость. Но Филипп не знает  настоящей  мудрости,  состоящей  в  завоевании
сердец своих подданных; поэтому эта буква стоит рядом с нулем.
     XIII. Третья буква L относится к небу Венеры.  Король  имеет  некоторую
удачу в этом отношении; поэтому эта буква имеет спутником единицу.
     XIV. Четвертая буква I соответствует небу Солнца,  могущество  которого
простирается далеко; с ней соотносится цифра пять.
     XV. Пятая буква Р соответствует Марсу. Филипп  при  помощи  дона  Хуана
Австрийского и герцога Альбы  одержал  большие  победы;  поэтому  эту  букву
сопровождает цифра семь.
     XVI. Шестая буква Е указывает на небо Юпитера, верховное божество коего
распространяет, как золотой дождь, все земные блага. Но так как Филипп очень
далек от подражания ему, шестая буква имеет в соседстве нуль.
     XVII. Седьмая буква есть первый числовой знак I, относящийся к Сатурну,
печальное влияние которого  вступает  в  силу,  потому  что  Его  Величество
вступает теперь в возраст  шестидесяти  шести  лет,  представленных  седьмой
цифрой I; когда они исполнятся, он подвергнется сатурновой участи.
     XVIII.  Восьмая  буква  есть  второй  числовой  знак,   соответствующий
хрустальному небу,  особенность  коего  -  освещать  предметы.  Король  мало
расположен  проявлять  доброту,  приличествующую  государю,  потому  что  он
предпочитает, чтобы его скорее боялись,  чем  любили.  Поэтому  здесь  стоит
единица.
     XIX. Девятая буква R соответствует небу, известному  у  астрономов  под
именем колеблющегося или дрожащего. Нельзя отрицать,  что  робость  один  из
недостатков Филиппа II. Она делает его государем нерешительным  и  несмелым;
поэтому ему достается в удел цифра пять.
     XX. Десятая буква E означает десятое небо, или твердь. Его  характер  -
постоянство. Филипп обнаруживает его в политике, заставляющей скрывать  свои
истинные намерения под лживой маской, хотя эти средства часто  остаются  без
результата. Здесь уместна цифра  два,  так  как  она  означает  две  степени
совершенства в этом качестве короля  и  в  то  же  время  отсутствие  многих
других.
     XXI. Одиннадцатая, и  последняя,  буква  Y  соответствует  одиннадцатой
сфере, или эмпирею, символу верховного  возвышения.  Ее  сопровождает  цифра
четыре, указывающая, что Филипп II  обладает  не  много  более  чем  третьей
частью достоинства, которое ему приличествует, так что, не имея  почти  двух
частей того, что ведет к славе  этого  возвышения,  к  возрасту  шестидесяти
шести лет, он никогда не достигнет эмпирея.
     XXII. Деля шестьдесят шесть лет, составляющих возраст короля, на  шесть
периодов мистического числа одиннадцать и комбинируя их с шестью  планетами,
им соответствующими, автор находит другую аналогию с цифрами своего счета.
     XXIII. Так, Филипп II в свои первые одиннадцать  лет  был  непостоянен,
как луна, и ее цифра 1 отмечает этот недостаток.
     XXIV. В промежуток от  одиннадцати  до  двадцати  двух  лет  он  упорно
отказывался от учения из пренебрежения к влиянию Меркурия,  что  сделало  из
этого государя нуль в деле литературных познаний.
     XXV. С двадцати двух до тридцати трех лет он привязался,  но  слабо,  к
культу Венеры, что означается цифрою 1.
     XXVI. С тридцати трех до сорока четырех лет он блистал, как солнце, вне
и внутри своего государства. Цифра 5 ему приличествует в этом отношении.
     XXVII. От сорока четырех до пятидесяти пяти  лет  он  был  в  некотором
смысле подобен богу Марсу, ибо с помощью своих генералов,  совершил  большие
военные экспедиции в Перу  [118],  в  Португалию,  во  Фландрию  и  в  залив
Лепанто; на этом основании можно с ним соотнести цифру 7.
     XXVTH. С пятидесяти пяти до шестидесяти шести лет в нем  не  замечается
ни  одного  из  прекрасных  поступков,  которые  составляют  славу  Юпитера,
величайшего, совершеннейшего владыки богов. Поэтому этот  период  его  жизни
можно пометить только цифрою ноль.
     XXIX. Эту работу (к которой можно приложить выражение поэта: сколько  в
мире пустяков, quantum est in rebus inane)  надо  рассматривать  только  как
развлечение  Хуана  Басанте,  тридцатилетнего  молодого  человека,   который
воспользовался несколькими книгами философии перипатетиков и астрологическим
гримуаром  [119],  так  как  Перес  был  неспособен   заниматься   подобными
нелепостями. Этот документ не принадлежит какому бы то ни было  процессу.  Я
нашел его в  деле  Антонио  Переса.  Он  писан  рукою  Басанте.  Однако  его
содержания не вменили в преступление ни тому, ни  другому.  Это  доказывает,
что это была простая шутка между инквизиторами и Басанте; если бы  этот  род
сочинения  был  настоящим,  его  было  бы  достаточно,  чтобы   мотивировать
серьезнейшее обвинение, которое прокурор поместил бы  в  свой  обвинительный
акт.
     XXX. Томас Перес де Руэда, арагонский дворянин, один из самых искренних
друзей Антонио, был релаксирован на общем аутодафе 20 октября 1592 года.  Он
был арестован 1 января. Я расскажу, как это произошло, потому что  это  дело
заслуживает быть известным. Доминго Айербе, его сообщник  и  лжедруг,  купил
безнаказанность своего преступления за  счет  своей  чести  и  жизни  людей,
веривших, что он принадлежит к их партии. Он удалился в горы Хаки и в долину
Тена, чтобы соединиться с беглецами. Он был свидетелем  того,  что  говорили
Кристобал Фронтин, Томас Перес де Руэда и другие  товарищи.  Он  сообщил  об
этом канонику Уэски, доктору Кортесу, комиссару святого  трибунала,  который
велел арестовать его вместе с Томасом и другими,  менее  известными  лицами.
Кристобал Фронтин, выдающийся дворянин Таусты, также попал бы  в  его  руки,
если бы Хуан де  ла  Каса,  которому  было  поручено  произвести  арест,  не
посоветовал ему поскорее достигнуть французской границы, что он и сделал  на
лошади  Доминго  Айербе.  Каноник,  знавший  эту  тайну,  хотел   косвенными
средствами  побудить  этого  предателя  также  бежать.  Но   он   отказался:
инквизиторы, узнав о его аресте, написали  канонику,  чтобы  он  вернул  ему
свободу на слово, потому что его  дело  отличалось  от  других.  Утверждение
бесстыдное,  так  как  весь  Арагон  знал  обратное.  Томас  де  Руэда   дал
откровенное показание обо всем происшедшем. Но эти признания  не  могли  его
спасти, потому что он был одним из тех, кого надо было изъять  из  амнистии,
хотя список подсудимых был составлен в Мадриде  по  заметкам,  посланным  из
Сарагосы.
     XXXI. 9 января Доминго Айербе сделал подробный  доклад  обо  всем,  что
видел и слышал в  горах,  и  сообщил  трибуналу  множество  обстоятельств  и
отдельных фактов, которых они никогда не узнали бы без этого  свидетельства.
Они относились к процессам его компетенции или к другим делам, расследование
коих принадлежало сенатору Ланцу, которому инквизиторы сообщили без судебных
формальностей все, что они узнали, с обязательством сделать  это  по  форме,
если он потребует. Великодушие, которому трудно найти другие примеры,  кроме
святого трибунала, но которое было  потрачено  не  даром,  так  как  сенатор
комиссар отвечал на это соответствующим горячим усердием.
     XXXII. Донья Хуанна Коэльо и юные дети, которых оставил ей  муж,  стали
также жертвами сарагосских событий. Они  были  заключены  в  замке  местечка
Пинто, в двух милях от Мадрида, с апреля 1590 года, когда эта героиня  ценой
своей свободы облегчила побег своего мужа. Второе  бегство  Переса,  который
покинул Сарагосу, чтобы вступить во  Францию,  сделало  их  заточение  более
суровым. Показания  Диего  Бустаманте,  Хуана  Басанте  и  некоторых  других
свидетелей научили инквизиторов, что ничто не печалит так сильно Переса, как
мысль, что его жена заключена в тюрьму вместе с ни в чем неповинными детьми,
так как Перес женился в  1578  году,  и  его  старшая  дочь  донья  Грегория
родилась только в 1579 году. Доказано многими статьями процесса,  что  Перес
неоднократно говорил в своей тюрьме, что ничто в мире не может заставить его
отказаться от привилегии тюрьмы королевства, чтобы  отдаться  добровольно  в
руки инквизиции, кроме положительного заверения в том, что его жене и  детям
предоставят свободу и что единственной надежды на разбор его дела в Сарагосе
было бы достаточно,  чтобы  побудить  его  произвести  эту  попытку;  но,  к
сожалению, он не смеет ожидать справедливости  и  убежден,  что  его  пошлют
тотчас в Мадрид, где он погибнет на эшафоте.
     XXXIII. Эти подробности привели к тому, что инквизиторы писали в Мадрид
в конце сентября и в начале октября 1591 года, рекомендуя притеснить  больше
жену и детей Переса, потому что последний не замедлит узнать  это  и,  может
быть, добровольно вернется в тюрьму королевства.  Эти  догадки  инквизиторов
были основаны на  сведениях,  доставленных  вероломным  Басанте,  доверенным
лицом Переса для  его  переписки  с  Мадридом.  Действительно,  в  последнем
письме, пришедшем из этой столицы для Переса в конце октября, его  извещали,
что семья его переведена в род башни или бастиона замка Пинто, гораздо бодее
неудобное помещение, чем ее прежняя тюрьма. Однако Хуанна Коэльо  советовала
мужу не  думать  о  ее  безопасности,  потому  что  известия  о  его  побеге
достаточно для того, чтобы она  и  его  дети  чувствовали  себя  лучше.  Как
извинить инквизиторов за участие, которое  они  осмелились  принять  в  этой
омерзительной интриге? Донья Хуанна Коэльо и ее дети остались в тюрьме, и  с
ними обходились с большей или  меньшей  суровостью  при  жизни  Филиппа  II,
который, умирая, посоветовал своему преемнику выпустить их на свободу.


       Статья четвертая

        ПОКУШЕНИЯ СВЯТОГО ТРИБУНАЛА НА ПОЛИТИЧЕСКУЮ КОНСТИТУЦИЮ АРАГОНА

     I. Все вышеупомянутые события вызваны были процессом Антонио Переса. Но
действительной  причиной  их  была   сильная   привязанность   арагонцев   к
привилегии, которую  Филипп  II  хотел  уничтожить  как  ограничивающую  его
деспотизм. Они не забыли, что государь использовал инквизицию в политических
целях, и держались на страже, наученные попытками, сделанными  двадцать  лет
назад, о которых я считаю удобным поведать читателям.
     II. В то время как дон Матиас де Монкайо  служил  в  городе  Теруэле  в
звании главного командира, а дон Бернарде де Болеа, вице-канцлер королевства
Арагона, был в этом городе королевским комиссаром для упорядочения некоторых
пунктов, относящихся к муниципальным привилегиям города и его округа, король
отменил право, полученное жителями от Карла V за  две  тысячи  экю,  которые
были им возвращены. Иезуиты мечтали тогда устроить коллегию в  Теруэле.  Дон
Бернарде де Болеа, по наущению отца Романа, предложил употребить  эту  сумму
на перестройку  разрушавшейся  церкви,  с  тем  чтобы  отдать  ее  иезуитам.
Предложение Болеа было отвергнуто. Покидая город, комиссар сказал,  что  эти
две тысячи экю возрастут до  семидесяти  тысяч.  Эта  угроза  стала  началом
бедствий Теруэля. Когда Болеа прибыл в Мадрид, он внушил  королю,  что  этот
город пользуется особенными привилегиями, отличными от привилегий Арагона, и
в силу одного из этих прав, утвержденного Педро IV на кортесах в  Монсоне  в
1372 году, жителям дана льгота обращения по  их  делам  к  верховному  судье
Арагона;  следовательно,  надо  воспрепятствовать  им  пользоваться   против
королевской прерогативы правом фирмы  (firma),  или  управления  доходами  с
имущества, а также правом привилегиады (privilegiada), которое давало узнику
свободу под поручительство, и правом, известным под именем манифестации, еще
более суживающим власть государя. Болеа не  сказал  королю,  что  привилегия
Теруэля была муниципальная и применялась  в  частных  делах,  не  освобождая
округ, часть коего Теруэль  составлял,  от  обязанности  повиноваться  общим
законам королевства.
     III. 26 июля  1562  года  король  выпустил  указ,  запрещавший  жителям
Теруэля в каком бы то ни было случае обращаться к верховному судье  Арагона.
Заинтересованные в этом жители сильно запротестовали. Но губернатор Монкайо,
видя, что недовольство людей, которых лишали  их  прав,  достигает  высокого
напряжения, прибег для их усмирения к величайшим  насилиям  и  даже  казням.
Угнетенные обратились к верховному судье и к постоянной депутации,  которые,
желая исполнить свой долг, дали Монкайо  случай  сделать  свою  тиранию  еще
более невыносимой. Так как его притеснения поддерживались мадридским двором,
которому он давал отчет о своих операциях, он дошел  до  самого  бесчестного
плана,  какой  может  составить  человеческая  испорченность,  -   возбудить
народный мятеж, чтобы иметь оправдывающую причину  для  лишения  области  ее
привилегий. Организованные им. многочисленные  аресты,  введенные  строгости
относительно заключенных, непомерные денежные штрафы, наложенные на жителей,
и, наконец, дурное обращение всякого рода, которым он угнетал их, довели  до
крайности оскорбленное население -  ив  результате  вспыхнуло  восстание,  в
котором погиб Хуан де Ориуэла, один из чиновников инквизиции Валенсии.
     IV. Король поручил  дону  Франсиско  Арагонскому,  герцогу  де  Сегорбе
(происходившему  от  короля  Фердинанда  I   через   инфанта   дона   Энрихо
Арагонского, его сына), рассматривать  область  Теруэля  как  находящуюся  в
состоянии мятежа, и быстро собрать под свое  начальство  гарнизонные  войска
Молины,  Морельи,  Херики,  Калатаюда,  Дароки  и  других  городов.   Герцог
(характер которого, к сожалению, был жесток, несправедлив, высокомерен и тем
более  опасен,  что  он  мог  самовластно  распоряжаться)  склонил  главного
инквизитора послать в Теруэль инквизитора из Валенсии, который и прибыл туда
вместе с ним. Это был доктор Сото де Кальдерой. Они совершили свой  въезд  в
город в Великий четверг, а на другой день  все  тюрьмы  были  уже  наполнены
жителями,  а  дома  превращены  в  камеры.  Я  не  стану  рисовать   ужасов,
совершенных герцогом де Сегорбе, вопреки протестам вице-короля Арагона,  его
кузена, дома  Фернандо  Арагонского,  архиепископа  Сарагосы,  внука  короля
Фердинанда Католического, прелата, чья доброта, справедливость  и  миролюбие
делали  его  бесконечно  дорогим   для   жителей,   называвших   его   своим
ангелом-хранителем. Жестокость герцога, его беззакония и насилия описаны  (с
слишком большой  сдержанностью  для  справедливого  суда  над  его  памятью)
знаменитым  историком  Арагона  Леонардо  Арренсола  в  отдельной   истории,
печатание коей не было разрешено из сочувствия к королю Филиппу И.
     V. Между тем инквизитор Сото де Кальдерой  велел  арестовать  множество
лиц и заключить в секретную тюрьму  Валенсии,  в  то  время  как  герцог  де
Сегорбе отослал других в приходскую церковь Св.  Иоанна.  Булла,  полученная
обманом у папы, разрешила ему осквернить ее, сделав из нее каторжную  тюрьму
под предлогом, что она была покинута, потому что находилась  в  соседстве  с
неприятельской территорией.
     Мигуэль  Перес  Арналь,  главный  попечитель   местечек   и   деревень,
составлявших округ Теруэля; Геронимо Эспехо,  городской  голова,  и  Мигуэль
Хуан Мало, депутат по апелляционным делам при верховном совете, все  трое  -
чиновники святого трибунала,  были  отправлены  в  инквизицию  Валенсии  как
виновные в  том,  что  не  помешали  убийству  Хуана  де  Ориуэла,  и  более
покровительствовали слугам арагонских фуэросов, чем слугам инквизиции.
     VI. Антонио Гамис, депутат, представитель города и округа Теруэля перед
вице-королем Арагона, поспешил приехать в Теруэль, когда был уведомлен,  что
все эмигранты и отсутствующие должны вернуться в область под угрозой  смерти
и явиться по судебному вызову,  который  будет  им  сделан,  для  ответа  на
обвинение прокурора в участии, принятом ими в мятеже.  Хотя  Гамис  не  имел
никакого повода для опасения, он  повиновался  приказу  коменданта.  Но  эта
предосторожность ни к чему не привела, потому что преступление,  за  которое
его хотели покарать, состояло в защите привилегий его страны.  Он  явился  в
обыкновенную тюрьму, находившуюся в  ведении  губернатора  дона  Матиаса  де
Монкайо. Инквизитор Кальдерой велел его арестовать, и его отвели в монастырь
ордена Милосердия (где помещался сам Кальдерой). Затем  он  был  заключен  в
новую тюрьму св. Иоанна по приказу, данному герцогом. Когда его  туда  вели,
он  заметил  в  толпе  Хуана  де  Сайту,  служащего  при   верховном   судье
королевства. Он тотчас  потребовал  привилегии  тюрьмы  манифестированных  и
протестовал против насилия, творимого над  ним,  заключением  его  в  другую
тюрьму, которая не была общественной. Чернь  взбунтовалась.  Одни  принялись
защищать  комиссара  инквизиции;  другие  стали  на  сторону   представителя
верховного судьи. Слуга  инквизитора  выстрелил  из  пистолета  в  Гамиса  и
промахнулся. Последний был отведен в обыкновенную тюрьму, и Хуан де Сайта не
замедлил послать его в сарагосскую тюрьму манифестированных.
     VII. Инквизитор велел арестовать и отправил в инквизицию Валенсии Хуана
де Амбеля, члена муниципалитета Хуана де Аркадуса,  священника  Луиса  Хуана
Мало, Хуана де Вальеса, Педро де Рода, Педро де  ла  Мату  и  Хуана  Кальбо.
Церковный судья  Теруэля  расположен  был  поступить  так  же  с  некоторыми
священниками, направив их в Сарагосу, от которой Теруэль зависел, как  часть
ее епархии; но он не мог получить  на  это  разрешения,  и  их  заключили  в
секретную тюрьму святого трибунала. Герцог и инквизитор условились уговорить
доктора Луиса де Кутанду, декана теруэльской церкви, шурина Антонио  Гамиса,
отправиться в Сарагосу,  чтобы  заставить  последнего  отказаться  от  фуэро
манифестации, обещая ему, что на этом условии его дело  быстро  окончится  к
его выгоде. Декан вернулся в Теруэль,  не  добившись  успеха  у  Гамиса.  Он
тотчас же был взят по приказу инквизитора и заключен в монастырь Св. Троицы,
откуда его перевели  в  тюрьму  святого  трибунала  в  Толедо  в  цепях,  на
неоседланном  муле.  Его  заставили  сделать   это   путешествие   с   такой
предосторожностью, что конвой шел только ночью, а по утрам останавливался  в
какой-нибудь крепости. Узник не видел никого, с кем мог бы  поговорить.  Это
поведение  инквизитора  возбудило  ропот  в  Теруэле,  за  что  он  отомстил
значительным увеличением числа арестов среди священников и мирян и отправкой
узников в тюрьмы святого трибунала Валенсии.
     VIII. Инквизиторы Арагона (к которым обратились  инквизиторы  Валенсии,
чтобы им был выдан Антонио Гамис) получили отказ со стороны господина  Хуана
Мартинес де Веры, заместителя верховного судьи, который заявил, что эта мера
противоречит привилегиям страны, поскольку продолжается процесс, по которому
Гамис содержится в тюрьме королевства; как только это дело закончится, он не
будет  больше  чинить  препятствий  для  выдачи  его  в   их   распоряжение.
Инквизиторы написали второе письмо и отлучили  Мартинеса.  Верховный  судья,
узнав об этом, передал дело на обсуждение своего совета,  и  было  признано,
что его заместитель действовал законно и что следует  доложить  о  поведении
инквизиторов  депутации  королевства,  чтобы  она  подумала  о  защите   его
привилегий. Это она и сделала на самом деле; досада инквизиторов  довела  их
до отлучения самих представителей. Они стали защищать  себя,  заявляя,  что,
если бы дело (которым занимались инквизиторы)  касалось  католической  веры,
его первым приняли бы в  соображение,  приостановив  действие  привилегии  и
выдав инквизиции подсудимого, но что в данном случае они не должны принимать
этого решения, так как проступок, вменяемый в вину Гамису  инквизиторами,  и
их обида принадлежат компетенции светских судов  и  не  могут  содействовать
приостановке  процесса,  по  которому  он  помещен  под  охрану   привилегий
королевства. В 1559 году постоянная депутация Арагона имела подобный  раздор
с инквизиторами, которые отлучили ее, как и в этом случае.
     IX. Архиепископ вице-король Дом  Фернандо  Арагонский,  видя,  что  дух
крамолы и недовольства ежедневно дает новые плоды в королевствах  Арагона  и
Валенсии  как  неизбежное  последствие  последних  событий,  вообразил,  что
пресечет зло, убедив Гамиса отказаться от фуэро манифестации  при  обещании,
что его дело и дело его шурина, декана Теруэля, уладят полюбовно и  что  все
другие разногласия останутся открытыми до первого собрания  кортесов.  Гамис
ответил архиепископу: если бы это соглашение могло зависеть  от  слова  дома
Фернандо Арагонского,  то  он  охотно  согласился  бы  на  это  предложение,
несмотря на недавние  дурные  примеры  предательства  и  недобросовестности,
данные герцогом де Сегорсе и вице-канцлером  доном  Бернарде  де  Болеа;  но
обещание, даваемое им как вице-королем, неспособно внушить ему доверие. Этот
ответ побудил вице-короля  побеседовать  о  нем  с  вице-канцлером,  который
находился тогда в Сарагосе.  Было  условлено,  что  инквизиторов  убедят  не
отягчать церковных наказаний, как они готовы были поступить, потому что этот
новый акт суровости произведет больше зла, чем  добра.  Инквизиторы  обещали
исполнить просьбу, но лишь на время, пока они запросят главного  инквизитора
и верховный совет. Этот род соглашения  не  помешал  инквизитору  Кальдерону
отправлять ежедневно новых узников в Валенсию с тех пор, как тюрьмы  Теруэля
не могли их более вместить.
     X. Депутация отправила в Рим дворянина Херонимо д'Альбиона с господином
Ромеро, его асессором, и дона Херонимо Кабреру,  в  качестве  комиссара  для
Мадрида. Между  тем  заместитель  Мартин  де  Вера  умер.  Депутация  велела
забальзамировать его тело, которое оставалось в течение  нескольких  месяцев
помещенным в зале, великолепно обтянутой  черной  материей,  пока  д'Альбион
получил  в  Риме  разрешение  дать  ему  церковное  погребение.  Бреве  ясно
говорило, что ни заместитель де Вера, ни депутаты  Арагона  не  навлекли  на
себя церковных кар. А когда государственный совет Филиппа II  разобрал  дело
Гамиса, король отдал следующий приказ: так как Руи Гомес  де  Сильва,  принц
Эволи, взял на себя посредничество по просьбе своего  друга  дона  Хуана  де
Бардахи, то пусть он быстро покончит с  деталями  по  условленной  форме,  а
главное дело пусть будет отложено до первого собрания кортесов.
     XI. Принц Руи Гомес (может  быть,  единственный  из  фаворитов  короля,
который постоянно употреблял свое влияние  для  блага  других  и  никому  не
вредил) сообщал в письме Гамису 17 декабря 1572 года: "Сеньор  дон  Хуан  де
Бардахи писал мне несколько раз, что связан дружбой с вами и сильно  желает,
чтобы ваши дела  благополучно  окончились.  Поэтому  он  просил  меня  ввиду
соединяющей нас дружбы взяться за дело, касающееся в данный  момент  вас.  Я
сообщил дону Хуану, какие обстоятельства мне мешали  действовать,  когда  он
обратился ко мне в первый раз. Теперь я в курсе вашего  дела  и  думаю,  что
смогу помочь вам в положении, в котором вы находитесь. Для достижения  этого
необходимо, чтобы вы отказались от привилегии тюрьмы королевства и  приехали
сюда как можно скорее. Вы остановитесь прямо  у  меня,  и  ничто  не  должно
внушать вам малейшего опасения; когда вы будете у меня, я намечу  поведение,
которого вы должны будете держаться, чтобы ваш процесс окончился почетным  и
удовлетворительным для вас образом. Сеньор дон Хуан скажет вам остальное".
     XII. Несмотря на последние слова этого письма,  Руи  Гомес  18  декабря
написал другое: "Для того чтобы вы могли приехать  сюда  свободно,  я  велел
написать инквизиторам,  чтобы  немедленно  после  выдачи  вас  заместителями
святому трибуналу они приказали вам явиться в двадцатидневный срок  в  совет
инквизиции. Сегодня я посылаю извещение через  курьера;  таким  образом,  вы
можете   отказаться   от    фуэро    тюрьмы    манифестированных,    которым
воспользовались, и согласиться на передачу вас в руки инквизиторов, которые,
не задерживая вас, позволят отправиться сюда.  Когда  вы  сюда  приедете,  с
вашим делом покончат быстро со всем уважением, надлежащим  вашей  репутации.
Итак, вы можете выразить ваш отказ и безопасно прибыть  сюда  под  гарантией
моего слова, с уверенностью, что все будет так, как я вам сообщаю, так как я
взял это дело на себя, получив уверение в нем, которое имею и теперь".
     XIII. Антонио Гамис отправился в Мадрид. Совет инквизиции назначил  ему
город вместо тюрьмы. Он оставался там до 7 августа 1573  года.  Его  процесс
был окончен в том же году. Приговор гласил,  что  ввиду  долгого  пребывания
Гамиса в тюрьме он присуждается только к отъезду из Теруэля на  год  или  на
более короткий срок, согласно  решению  главного  инквизитора,  и  к  уплате
судебных издержек. Надо  согласиться,  что  при  условии  виновности  Гамиса
манера обращения с ним была очень  мягкая;  но  не  надо  забывать,  что  по
системе  святого  трибунала  тот  виновен,   кто   противится   даже   самым
несправедливым вещам, которые делаются в интересах инквизиции.
     XIV. Тот же дух руководил инквизиторами в деле  декана  Теруэля.  После
трех лет заключения ему дали свободу вернуться к себе домой.  Но  он  принял
эту меру за издевательство,  потому  что  она  не  сопровождалась  публичным
удовлетворением, на которое он имел право, и он настойчиво требовал суда. Он
был судим, но иначе, чем мог надеяться. Инквизиторы изгнали его  на  полгода
из Арагонского  королевства  и  говорили  о  своем  приговоре  как  об  акте
благосклонности,  которую  они  мотивировали  долгим  пребыванием  декана  в
тюрьме.
     XV. Почти  так  же  закончились  процессы  других  узников  Валенсии  и
Сарагосы. Я должен, однако, сделать исключение  относительно  дел  Хуана  де
Сайты, Хуана Переса  и  Луиса  Хуана  Мало.  Эти  трое  подсудимых  получили
свободу, доставив денежное обеспечение (которое равнялось  полутора  тысячам
экю для двух первых и пятистам  экю  для  третьего),  и  не  захотели  более
являться для выслушивания - приговора, содержавшего унизительные статьи. Они
потеряли деньги, но их оставили в покое.
     XVI. Общий спор о неприкосновенности тюрьмы манифестированных  даже  со
стороны инквизиции остался нерешенным  и  был  приостановлен  до  ближайшего
общего собрания кортесов королевства. Оно было созвано королем и начало свою
работу в Монсоне в 1585 году. На нем пришли к соглашению, что  до  истечения
шести месяцев будут назначены арбитры со стороны инквизиции и депутации;  им
будет  поручено  устранить  затруднения  и   предложить   соглашение;   если
инквизиторы откажутся назначить комиссаров, депутаты королевства обратятся к
главному инквизитору и к совету инквизиции, а  если  эта  попытка  останется
безуспешной, то напишут верховному первосвященнику.  В  самом  деле,  святой
трибунал отказался назначить арбитров, и  в  комитете  постоянной  депутации
часто поднимался  вопрос  об  обращении  к  папе.  Но  различные  мотивы  не
позволили дойти до этой крайности.  Главный  состоял  в  том,  что  депутаты
королевства еще только год исполняли свои обязанности и не  желали  наживать
врагов. Огромные потери, причиненные теруэльскими событиями,  заставляли  их
опасаться новых затрат, если бы решено  было  войти  в  сношение  с  римской
курией. Заранее было известно решение, которое примет верховный совет  после
бесконечных отсрочек, которые легко было предвидеть. Все эти  обстоятельства
сильно замедляли дело и внушили  к  нему  чувство  равнодушия.  Таково  было
положение дел,  когда  процесс  Антонио  Переса  напомнил  прежние  насилия,
совершенные инквизиторами вопреки  привилегии  тюрьмы  манифестированных,  и
расположил умы к народным мятежам, смутившим спокойствие Сарагосы.
     XVII.  Восстание  арагонцев  представило  Филиппу  II  удобный  случай,
которого он долго ждал: он  стал  абсолютным  государем  Арагона,  уничтожив
посредствующую магистратуру  верховного  судьи  королевства  и  все  фуэросы
первоначальной конституции, которые ограничивали объем  его  власти.  Другой
причиной арагонского восстания была политика, которая  повергла  в  опалу  и
постоянную  тревогу  все  знатные  фамилии  этого  славного  королевства   и
множество семейств второстепенных дворян и простого  народа.  Очевидно,  что
эти  бедствия  явились  следствием  действий  инквизиторов,  всегда  готовых
унизить и оскорбить тех, кто не целует  ног  самого  ничтожного  из  них,  и
принести в жертву всех людей,  которые  по  неосторожности  не  признают  их
трибунала святейшим учреждением и единственным оплотом веры, как они  трубят
об этом и разглашают через своих сторонников, хотя в глубине души уверены  в
обратном.


       Глава XXXVII

        ГЛАВНЫЕ СОБЫТИЯ ИНКВИЗИЦИИ В ЦАРСТВОВАНИЕ ФИЛИППА III


       Статья первая

        ИЗГНАНИЕ МОРИСКОВ

     I. Филипп II умер 13 сентября 1598 года и оставил  корону  своему  сыну
Филиппу III, которого воспитание сделало более годным для  жизни  под  рясой
доминиканца, чем способным к управлению монархией. Инквизиция.была тогда так
же страшна и так же могущественна, как до законов 1561  года.  Новый  монарх
желал иметь главного инквизитора по своему выбору; воспользовавшись тем, что
булла Климента VIII  обязывала  всех  епископов  пребывать  в  их  епархиях,
главному инквизитору дому Педро Порто Карреро [120] предложили  удалиться  в
Куэнсу, епископом которой он был; до тех пор он занимал  кафедры  Калаоры  и
Кордовы. Филипп III в 1599 году назначил его преемником на посту инквизитора
дома Фернандо Ниньо де Гевару (Гвевара)  [121],  кардинала  римской  Церкви,
которого он вскоре назначил архиепископом Севильи.  Этот  прелат  отправился
управлять своей епархией в 1602 году, отказавшись от  обязанностей  главного
инквизитора в силу королевского приказа, который выхлопотала римская  курия,
чтобы наказать прелата за его поведение в деле иезуитов города Алькалы  {См.
гл. XXIX.}. Его преемником был дом Хуан де Суньига [122], епископ Картахены,
умерший в том же году; Хуан Бауиста де Асеведо [123],  епископ  Вальядолида,
занял его место и умер при исполнении  своих  обязанностей  в  1607  году  в
звании патриарха Индий. Его преемником был дом Бернарде де Сандобал-и-Рохас,
кардинал,  архиепископ  Толедо,  брат  герцога  Лермы,  первого  министра  и
фаворита короля.
     По смерти его в 1618 году испанская  инквизиция  увидала  своим  главой
дома Луиса де Алиагу [124], доминиканца,  духовника  короля  и  архимандрита
Сицилии, которого Филипп IV, вступив  на  престол,  принудил  отказаться  от
своих  обязанностей.  Привязанность,  которую  Филипп  III  питал  к  своему
духовнику, заставила его создать место в совете инквизиции для доминиканцев,
-  вещь  неслыханная  в  предшествующую  эпоху,  вопреки  мнению   некоторых
иностранных авторов, которые впали в ошибку, утверждая, что  первый  главный
инквизитор Торквемада был монахом этого ордена.
     II. Я рассказал, что произошло в 1602 году в Алькалы по поводу  диспута
иезуитов о том, следует ли верить, что Климент VIII действительно  наместник
Иисуса Христа. Тот же вопрос  был  возбужден  несколько  времени  спустя,  в
правление папы Павла IV. 4 января 1606 года Хуан Пабло Видаль из Эспарагуэры
в Каталонии взялся публично участвовать в диспуте  на  следующую  тему:  "Мы
обязаны бесспорно верить, что Климент VIII был законно избранным и настоящим
первосвященником; но только морально достоверно, что Павел  V  действительно
наместник  Иисуса  Христа".  Папа,  узнав  об   этом,   предписал   главному
инквизитору воспретить подобные дискуссии. Это  запрещение  было  послано  в
Алькалу 30 апреля 1606 года.
     III. Филипп III созвал в 1607 году кортесы королевства в  Мадриде,  где
они оставались более года. Эти представители доложили монарху, что "в 1579 и
1586 годах они просили устранения  злоупотреблений,  совершаемых  трибуналом
инквизиции, чтобы положить конец значительным и постоянным потерям,  которые
причиняет его  подданным  узурпированное  инквизиторами  право  расследовать
некоторые преступления, чуждые ереси; Филипп II, его отец,  обещал  отыскать
средство для устранения зла, на которое жаловались, но вследствие  внезапной
смерти его обещание не было исполнено. Поэтому они  возобновляют  перед  Его
Величеством ту же просьбу, тем более что зло все увеличивается и  уже  давно
пора узаконить, чтобы никто не был арестован и посажен  в  секретную  тюрьму
инквизиции по другим преступлениям, кроме ереси. Громадное число испанцев не
в состоянии различать мотивы арестов  и  смотрит  на  всех  узников  как  на
еретиков. Такой  взгляд  подвергает  имевших  несчастие  быть  арестованными
святым трибуналом опасности не иметь возможности заключать браки, потому что
их считают опозоренными, как действительных  еретиков.  Средством  устранить
беспорядок, введенный в законы, должен быть приказ, чтобы отныне  подсудимые
по другим  преступлениям,  а  не  по  делу  ереси,  заключались  в  ожидании
приговора в обыкновенные тюрьмы".
     IV. Филипп III отвечал кортесам, что  он  примет  надлежащие  меры  для
удовлетворения их жалоб. В 1611 году,  когда  были  созваны  новые  кортесы,
штаты опять сделали государю представления. Ответ государя был тот же, что и
раньше, но он, как и первый, не имел результата. Инквизиторы изо дня в  день
становились заносчивее и продолжали вызывать ужас, покрывая по своей прихоти
позором людей и наполняя тюрьмы жертвами.
     V.  Архиепископ  Валенсии,  патриарх  Антиохии,  св.  Хуан  де  Рибера,
которому папа даровал честь беатификации, доложил Филиппу  III,  что  нельзя
совершить истинного обращения морисков королевства Валенсии, хотя  это  дело
было начато при Карле V, что их упорное отстаивание своих заблуждений  и  их
ловкость в земледельческих работах и ремеслах справедливо вызывают опасения,
что они возмутят общественное спокойствие  с  помощью  мавров  из  Алжира  и
других  государств  Африки,  с  которыми  они  находятся  в  единомыслии   и
постоянных  сношениях;  эти  соображения  побуждают   его   предложить   Его
Величеству изгнать их совершенно  из  королевства,  чтобы  сохранить  в  нем
чистоту веры и мир среди народа.
     VI. Дворяне, насчитывавшие множество  морисков  среди  своих  вассалов,
указали монарху на огромный ущерб, который причинит им эта мера, так как она
лишит их данников, которые составляют силу их  владений  и  являются  весьма
полезными людьми. Если морисков вынудят к эмиграции, говорили  они,  то  она
оставит страну почти без жителей и земледельцев [125]. К  этим  доводам  они
прибавляли, что рассказ архиепископа св. Хуана де Риберы сильно преувеличен,
так как трибунал инквизиции не упускал случая карать тех, которые впадали  в
ересь, он открывал их через своих узников  или  шпионов,  постоянно  занятых
выискиванием  виновных,  так  что  можно  удостоверить,  что  число   плохих
католиков гораздо меньше, чем объявлено,  хотя  инквизиция  не  прибегала  к
мерам чрезвычайной строгости в отношении морисков.
     VII. Король созвал государственный совет.  Главный  инквизитор,  бывший
его членом, голосовал за изгнание морисков, и эта мера была одобрена многими
членами собрания. Выслушав множество докладов, мнений и  дискуссий,  приняли
решение об удалении морисков из королевства Валенсии 11 сентября 1609  года,
а всех остальных - 10 января следующего года.
     VIII. Благодаря этой эмиграции  Испания  потеряла  миллион  полезных  и
трудолюбивых жителей, которые переправились в Африку.  Хотя  они  просили  у
Франции, чтобы их приняли и поселили в ландах Гаскони, Генрих IV поставил им
условием исповедание католической веры; они не решались дать такое обещание,
так как боялись сделаться когда-нибудь предметом  такого  же  преследования,
как это случилось на их родине, в Испании. Обстоятельства выхода морисков из
Испанского королевства заслуживали бы отдельного исследования, составленного
с большей критикой, чем истории брата Маркоса де Гвадалахары и  брата  Хаима
Бледа. Но это не относится непосредственно к моему сюжету. Я  скажу  только,
что инквизиторы сильнее всего повлияли на решение Филиппа III и  отметили  в
качестве подозрительных в вере тех, кто осудил эту политическую меру,  между
прочим герцога д'Оссуна, которого они привлекли к суду. Это  дело  не  имело
громких последствий, потому что сущность процесса не  представляла  никакого
тезиса  -  еретического  или  благоприятствующего  ереси,   хотя   некоторые
положения квалифицировались, как дерзкие, скандальные и  оскорбительные  для
благочестивого слуха. Герцог был назначен вице-королем Неаполя  и  несколько
лет исполнял эти обязанности; но затем был отстранен от должности и  посажен
в тюрьму по королевскому приказу.
     IX. Инквизиторы ухватились за этот  случай,  чтобы  припомнить  прежние
обвинения. Но надежда стольких врагов была обманута, так как герцог  умер  в
тюрьме до произнесения окончательного приговора по его главному делу.


       Статья вторая

        СЕКТА КОЛДУНОВ

     I. 7  и  8  ноября  1610  года  инквизиторы  Логроньо  справляли  самые
торжественные аутодафе,  присудив  пятьдесят  два  человека:  одиннадцать  к
релаксации, двадцать - к примирению с Церковью и двадцать одного - к  разным
епитимьям. Из  числа  релаксированных  шесть  были  сожжены  живьем  и  пять
фигурально, с вырытыми из земли их  останками.  В  числе  других  находилось
шесть богохульников,  восемь  высказавших  подозрительные  положения,  шесть
иудействующих, один омусульманившийся,  один  лютеранин,  два  вора,  мнимые
слуги святого трибунала и восемнадцать колдунов.
     II. Я уже говорил, что каждый трибунал инквизиции ежегодно справлял  по
крайней мере одно аутодафе с более или менее значительным  числом  жертв.  Я
мог бы поэтому не упоминать об этом аутодафе,  но  счел  своей  обязанностью
говорить о  нем,  потому  что  оно  представляет  обстоятельства,  достойные
особого  внимания.  Одиннадцать  человек,  присужденных  к   релаксации,   и
восемнадцать примиренных составляли часть секты колдунов. Их показания  были
откровенны и  пространны,  чего  нельзя  было  добиться  от  шести  человек,
присужденных к релаксации. Выяснилась сущность этой ассоциации, ее система и
действия. Подробности, данные ими, так  многочисленны  и  разнообразны,  что
несмотря на то, что я упоминал уже в другом месте об этом предмете, скажу  о
нем здесь, чтобы выяснить, если возможно, предмет, который  во  все  времена
давал материал для множества небылиц. Если  можно  полагаться  на  признания
восемнадцати примиренных и Марии де Сусайя, которая была  релаксирована  как
проповедующая еретичка, двадцать девять осужденных происходили  из  местечка
Вера и поселка Сугарамурди в долине Бастана, в  королевстве  Наваррском,  на
границе Франции. Они называли свое  собрание  акеларре  [127]  -  гасконским
словом, означающим Козлиный луг, потому что собрание  происходило  на  лугу,
где дьявол обыкновенно показывался им в виде этого животного.
     III. Понедельник, среда и пятница  каждой  недели  были  назначены  для
собраний, сверх больших церковных праздников, какова  Пасха,  Пятидесятница,
Рождество.  Эти  дни  специально   и   торжественно   посвящены   почитанию,
воздаваемому христианами Богу. Поэтому и  дьяволу  угодно  было,  чтобы  его
поклонники выбирали те же  дни  для  его  особенного  почитания.  На  каждом
собрании колдунов, а особенно при приеме нового  сочлена,  дьявол  принимает
вид человека скучного, сердитого,  мрачного  и  безобразного.  Он  сидит  на
высоком троне,  который  отчасти  позолочен,  отчасти  черен,  как  эбеновое
дерево, и снабжен принадлежностями, которые придают ему  величие.  Он  носит
корону из небольших  рогов,  два  больших  рога  сзади  головы  и  третий  -
посредине лба. Последним он освещает место собрания;  свет  его  ярче  света
луны, но слабее солнечного света. Глаза, блестящие и ужасные, велики, круглы
и  широко  открыты.  Борода  похожа  на  козлиную;  он  наполовину  человек,
наполовину козел. Ноги  и  руки  похожи  на  человеческие,  пальцы  ровны  с
невероятно длинными ногтями, законченными острием. Руки его на конце согнуты
наподобие когтей хищных птиц, а  ноги  заканчиваются  гусиными  лапами.  Его
голос похож  на  ослиный,  хрипл,  нестроен  и  грозен.  Слова  неотчетливы,
произносятся басом, сердито и беспорядочно,  с  манерой  важной,  суровой  и
надменной. Его физиономия выражает мрачное и желчное настроение.
     IV. При открытии собрания все бросаются на землю и поклоняются дьяволу,
называя   его   своим   владыкой   и   своим   богом   и   повторяя    слова
вероотступничества, произнесенные при приеме в секту. Каждый  целует  его  в
ногу, руку, левый бок, задний проход и мужской член. Собрание  начинается  в
девять  часов  вечера;  оно  кончается  обыкновенно  в   полночь   и   может
продолжаться лишь до пения петуха.
     V. В главные  годовые  праздники,  в  дни  святой  Девы  и  св.  Иоанна
Крестителя,  важнейшие  из  членов  секты  исповедуют  дьяволу  свои  грехи,
состоящие в том, что они присутствовали за  обедней  и  при  других  обрядах
христианской религии. Он делает им суровые упреки, запрещает вновь впадать в
этот грех и дает отпущение, когда  они  пообещают  исправиться.  Нередко  он
наказывает ударами кнута своих исповедников через посредство одного колдуна,
который исполняет обязанности палача.
     VI.  За  этой  церемонией  следует   другая,   являющаяся   дьявольским
подражанием мессе. Внезапно появляются шесть или семь чертей, которые ставят
престол и приносят чашу, дискос, служебник, графинчики и другие  необходимые
предметы. Они устраивают балдахин или часовню. Там нарисованы фигуры чертей,
напоминающие облик сатаны, который он принимает для церемонии. Они  помогают
ему надеть митру, облачиться в подризник, ризу и другие  украшения,  которые
черны, как украшения престола. Дьявол начинает мессу. Он  прерывает  ее  для
увещания присутствующих никогда не возвращаться к христианству и обещает  им
рай лучше предназначенного для христиан. Они получат его, и радость их будет
тем более велика, чем больше старания приложат  они  к  совершению  дел,  на
которые христиане смотрят как на запрещенные  в  этой  жизни.  Он  принимает
дары, сидя на черном троне. Главная ведьма (которую называют царицей  ведьм)
сидит справа от него, держит хлеб, на котором вырезана  фигура  дьявола;  по
левую руку сидит первый из колдунов (который считается их царем) с  чашей  в
руке.  Главные  из  присутствующих  и  другие  посвященные  приносят   дары,
соответствующие их желанию и  их  средствам.  Женщины  предлагают  пшеничные
лепешки. Затем целуют хлеб, становятся на колени перед дьяволом  и  еще  раз
целуют его задницу, из которой он  испускает  зловонный  запах,  а  один  из
прислуживающих  держит  его  хвост  поднятым.  Месса  продолжается.   Дьявол
освящает сначала некую черную и круглую вещь, похожую на башмачную  подошву,
со своим изображением, произнося посвятительные слова над хлебом, а затем  -
чашу содержащую противную жидкость. Он причащается и дает причащение в  двух
видах:  то,  что  он  дает  есть,  черно,  жестко,  трудно  для  жевания   и
проглатывания; жидкость черна, горька и тошнотворна.
     VII. Когда месса окончена, дьявол вступает в плотское сношение со всеми
мужчинами и со всеми женщинами. Потом он приказывает им подражать  ему.  Это
половое общение оканчивается  свальным  грехом,  без  различия  брачных  или
родственных связей. Прозелиты дьявола считают за честь быть в  числе  первых
приглашенными к исполнению этих дел; привилегия царя - приглашать  выбранных
им, а царицы - звать женщин, которых она предпочитает.
     VIII. Сатана отсылает всех после церемонии, приказывая  каждому  делать
как можно больше зла христианам и даже колдунам, которые  его  оскорбили,  и
портить все плоды земли, превратившись для этого  в  собаку,  кошку,  волка,
лисицу, хищную птицу или в другие живые существа,  и  употребляя  для  этого
отравленные порошки и жидкости, которые приготовляются из воды,  извлеченной
из жабы,  которую  носит  с  собой  каждый  колдун  и  которая  есть  демон,
повинующийся своему начальнику в этом превращении с  тех  пор,  как  он  был
принят в секту. Вот как происходит этот прием.
     IX. Мужчина или женщина, пригласив кого-нибудь стать колдуном, приводит
его на первое собрание. Дьявол говорит: "Я буду обращаться с ним хорошо  для
того, чтобы подобно ему явились другие, но ему  следует  отречься  от  своей
веры и принять мою". Кандидат, отступник от Бога, Иисуса  Христа,  Пресвятой
Девы, всех святых и христианской религии, обещает не  призывать  более  имен
Иисуса Христа и Марии, не освящать себя, не креститься, не совершать  ничего
христианского. Он признает дьявола своим единственным богом и  владыкой.  Он
поклоняется ему, как богу, обещает ему послушание, верность и постоянство до
смерти, отрекаясь от неба,  от  славы  и  вечного  блаженства  христиан  для
наслаждения в этой жизни всеми удовольствиями, которые он  может  обрести  в
секте колдунов, и обещанным раем. Господь (так именуют и призывают  дьявола)
метит тогда посвящаемого ногтями своей левой руки на  какой-либо  части  его
тела. В то же время он ставит печать золотой монетой на зрачке левого глаза,
не причиняя никакой боли,  в  виде  микроскопической  фигуры  жабы,  которая
служит всем колдунам знаком для узнавания, и передает  ему  через  приемного
отца или  приемную  мать,  смотря  по  полу  воспринимаемого,  одетую  жабу,
приказывая заботиться о ней, кормить, часто ласкать, стараться, чтобы  никто
не видел ее, не обижал, не овладевал ею, чтобы ее убить, ввиду того, что все
его благополучие зависит от нее, потому  что  он  дарит  ему  в  виде  этого
маленького животного могущественный дух, при помощи коего он может летать по
воздуху, переноситься в короткий срок и без  усталости  в  самые  отдаленные
местности, превращаться в то или другое животное, в  какое  найдет  удобным,
причинять зло тому, кто ему не понравится. Ее тело  доставит  ему  жидкость,
нужную для мазей, которые сделают его невидимкою и дадут возможность летать.
Дьявол, однако, остерегается доверять животное прозелиту; он передает его  в
руки приемного отца или приемной матери и поручает им заботу о  нем  до  тех
пор, пока станет возможным доверить его прозелиту.
     X. Костюм жабы состоит из небольшого мешка с  открывающимся  капюшоном,
из которого выглядывает голова животного. Против живота этот мешок сквозной;
отверстие имеет  в  середине  нитку,  служащую  поясом.  Ткань  безразлична;
обыкновенно, как говорят, употребляется зеленое или черное сукно или бархат.
Пища жабы состоит из хлеба, вина, мяса и вообще того, что едят  ее  господа.
Они должны давать ей пищу из своих рук, лаская ее; если они этого не сделают
или сделают небрежно, жаба принимается  резко  распекать  своего  господина,
говоря, что придет ей в голову. Служба жабы -  разбудить  своего  господина,
если он заснул, когда пора отправляться на собрание, и напоминать ему, когда
он забудет о нем, чтобы уберечь его от  ударов,  которые  сатана  непременно
раздает всем запаздывающим или не являющимся.
     XI. Колдун становится посвященным, когда доклад приемного отца докажет,
что он уже совершил столько кощунств против христианской религии, что нельзя
уже сомневаться в действительности его отступничества; он сообщает  об  этом
главным лицам собрания. Дьявол тогда дает ему своеобразное благословение: он
поднимает вверх свою левую руку, наполовину закрытую, затем быстро  опускает
верхнюю часть руки и касается пальцами своего  члена.  Он  повторяет  первое
движение, описывая круги справа налево, как бы распуская  нитки  в  обратную
сторону, после этого он передает кандидату жабу, которую  до  этого  времени
берег восприемник.
     XII. Одно из средств, употребляемое для увеличения числа колдунов и для
выставления себя с выгодной стороны в мнении  дьявола,  заключается  в  том,
чтобы приводить на собрание малых детей свыше шести лет  в  дни,  когда  там
танцуют под звуки флейты, бандуры, мавританской трубы или  тамбурина.  Можно
надеяться,  что  удовольствие  этого  увеселения  побудит   испытавших   его
приводить других детей, которые будут приходить туда танцевать и привыкнут к
этому. Однако следует опасаться, чтобы они  не  рассказали,  что  увидят,  и
статья  распорядка  собрания  поручает  надзирателю  над  детьми  устраивать
всевозможные игры и развлечения, но держать детей вдали от центра, чтобы они
не могли видеть того, что делают дьявол и колдуны, поскольку не  следует  ни
понуждать их к отступничеству, ни делать  им  никакого  другого  щекотливого
предложения,  пока  они  придут  в  разумный  возраст,  когда  можно   будет
приподнять край  покрова,  заметить  их  наклонности  и,  узнав  их  вкус  к
собранию,  внушить  им,  что  следует  сделать,  чтобы  быть  допущенными  к
ученичеству. Только после долгого промежутка дают этим ученикам жабу секты и
доверяют  тайны  великой  важности.  Следует  подождать,  пока  восприемник,
изучающий характер просителя, удостоверит его обещания и его решимость.
     XIII. До отбытия на собрание колдун старательно  намазывает  свое  тело
жидкостью, которую извергает жаба и которая  получается  следующим  образом:
колдун хорошо кормит жабу и затем начинает стегать ее тонкими розгами,  пока
бес, сидящий в животном, не скажет: "Довольно,  он  надулся".  Тогда  колдун
прижимает жабу к земле ногой или рукой, пока животное не  сделает  движение,
чтобы выпустить через горло или через задний проход то, что его стесняет. Он
кладет жабу таким образом, что принимает в небольшой сосуд эту зеленоватую и
противную жидкость. Колдун сохраняет  ее  в  бутылке  и  пользуется  ею  для
натирания ступней ног, ладоней рук, лица, груди и детородных  частей,  чтобы
быть в состоянии потом улететь с животным, которое он носит при себе. Иногда
колдун идет пешком, и жаба, предшествующая ему, делает такие прыжки,  что  в
несколько минут они проходят большие расстояния. Это  происходит  только  по
ночам, до  пения  петуха,  возвещающего  зарю.  При  этом  сигнале  животное
исчезает, и колдун возвращается в свое обычное состояние. Жаба оказывается в
том месте, где ее обыкновенно держат.
     XIV. Искусство составлять смертельные  яды  неизвестно  всем  колдунам,
даже посвященным. Этот особенный дар дьявол дает самым совершенным из секты,
то есть тем, которых привязывает к  нему  самая  интимная  близость.  Состав
делается так: дьявол  указывает  день  и  место,  где  надо  будет  добывать
материалы и составные части ядов. Это жабы, ужи, ящерицы двух видов, улитки,
другие пресмыкающиеся и насекомые, не считая нескольких растений, которые он
описывает. Их находят в изобилии, с помощью  дьявола,  который  сопровождает
иногда колдунов.  Ему  предоставляют  все,  что  собрали.  Он  благословляет
животных  и  растения.  Колдуны  сдирают  зубами  кожу  с   жаб   и   других
пресмыкающихся. Так как это затруднительно, дьявол приходит  им  на  помощь.
Они разрезают их на куски, пока те еще не издохли, кладут в горшок вместе  с
мелкими костями и мозгами умерших людей, вырытых из церковных могил.  В  эту
смесь  они  наливают  зеленоватую  воду  бесовских  жаб  и  кипятят  все  до
превращения в известь; затем все растирают в порошок и смешивают его с водою
пресмыкающихся. Этот состав есть ядовитая мазь, и каждый колдун  берет  себе
часть, на которую имеет право. Иногда состав остается порошком,  потому  что
опыт доказал некоторым колдунам, что в этом  состоянии  он  приносит  больше
вреда, особенно когда хотят повредить урожаю хлебов и плодов. В этом  случае
дьявол вторично благословляет этот порошок.  Его  посылают  тем,  кто  будет
трудиться над плодами земли,  которые  от  этого  быстро  чахнут  и  гибнут,
целиком или отчасти, по желанию этих страшных служителей сатаны. Когда  речь
идет о  причинении  вреда  людям,  яд  одинаково  действует  в  обоих  видах
сообразно обстоятельствам его применения. Им пользуются в виде  мази,  когда
возможно физическое соприкосновение с лицом, которому желают повредить,  или
в смеси с каким-нибудь веществом, которым он должен питаться. Порошки  этого
состава действуют таким же образом и предназначаются  еще  для  действия  на
дальние расстояния и для отравления напитков и  припасов  путем  смешения  с
ними.
     XV. Из всех  обрядов,  любимых  дьяволом,  больше  всего  ему  нравится
видеть, как его поклонники вынимают из церковных гробниц тела христиан; есть
их и давать есть другим мелкие кости, носовые хрящи и  мозг,  приготовленные
на воде жаб, благословленных сатаной. Когда колдуны захотят приготовить  это
ужасное угощение, самое приятное для их владыки, они  разыскивают  вместе  с
ним тело младенца, умершего и погребенного без крещения; они отрезают у него
руку, которую зажигают, как факел.  При  помощи  его  света  они  видят  все
вокруг, тогда как их никто не видит. Они проникают ночью в церкви, открывают
могилы, извлекают оттуда все, что им  нужно,  и  старательно  закрывают  их.
Находку они представляют дьяволу, который ее  благословляет.  Когда  кушанье
готово, их владыка питается  с  удовольствием  этим  приношением  и  раздает
остатки, как очень вкусные, особенно если блюдо было изготовлено  из  трупов
христиан, умерших насильственной смертью от порчи.
     XVI. Для того чтобы муж мог быть колдуном без ведома  жены,  а  жена  -
ведьмой без ведома мужа,  дьявол  поручает  своим  слугам  принимать,  когда
нужно, вид этого лица и находиться вместо него ночью в спальне, днем же - во
всем доме, пока действительное лицо присутствует  либо  на  общем  собрании,
либо на частном свидании с дьяволом на Козлином лугу,  либо  в  каком-нибудь
другом месте. Другая выгода, которую  получает  дьявол  от  этого  средства,
состоит в оскорблении святости  брака  через  инкубов  или  суккубов  [128],
проистекающего по небрежности мужей или жен. Часто также агенты  дьявола  по
его приказу насылают столь глубокий сон на человека, которого надо провести,
что он просыпается уже после того, как все кончено. В  других  случаях  лицо
находится у себя дома,  окружено  всеми  домашними,  -  и  все-таки  дьявол,
пользуясь своей невидимостью,  доставляет  себе  преступное  наслаждение,  а
присутствующие ничего не замечают.
     XVII. Влечение ко злу так естественно в дьяволе, что, если колдун долго
не вредит ни людям, ни  животным,  ни  плодам,  он  резко  упрекает  его  на
собрании и приказывает своему палачу сечь его терновником; это исполняется с
такой жестокостью, что боль и синяки остаются  в  течение  нескольких  дней,
если он  не  исцелит  их  после  наказания  особой  красной  мазью,  которая
успокаивает боль и сглаживает рубцы  от  ударов.  Дьявол  хранит  в  секрете
состав этого смягчающего средства. Такая суровость  имеет  самые  неприятные
последствия, потому что многие из  колдунов,  мечтавшие  жить  спокойно,  из
страха перед наказанием пускаются на стезю зла и причиняют его так же много,
как и другие, а иногда  даже  больше,  чтобы  заставить  дьявола  забыть  их
прошлую бездеятельность.
     XVIII. Подробности, которые я  передаю,  и  многие  другие,  которые  я
опускаю, стали известны из показаний Марии де Сусайя, умершей в раскаянии, и
восемнадцати других ведьм, избежавших сожжения за то, что все разоблачили  с
самого  начала.  Собрание  колдунов  Сугарамурди  было   открыто   маленькой
французской девочкой, которую поместили у одной  местной  женщины.  Та  была
ведьмой и часто водила на собрание этого ребенка, еще  слишком  малолетнего,
чтобы быть допущенным к ученичеству. Когда ее взяли обратно в семью, одна из
ее соотечественниц подтолкнула ее сделаться ведьмой. Решившись  отречься  от
католической религии, она осталась, однако, верна почитанию Пресвятой  Девы;
то был единственный член веры, от которого она не отреклась.  Через  полтора
года она сильно  заболела,  раскаялась  и  получила  отпущение  от  епископа
Байонны. Вернувшись затем в Сугарамурди, она увидала там Марию Хурретегую  и
сказала, что ей известно, будто она ведьма. Муж ее узнал об  этом  и  укорял
ее. Та отрицала факт. Однако француженка дала очевидные доказательства,  что
они несколько раз  ходили  вместе  на  Козлиный  луг,  и  Мария,  видя  себя
изобличенной, во  всем  призналась,  искренне  раскаялась  и  открыла  перед
инквизицией Логроньо все, что  происходило  у  колдунов.  Ей  велели  надеть
санбенито во время аутодафе, следовавшего за ее приговором, и  она  получила
разрешение жить в своем доме безо всякой епитимьи, кроме  той,  которой  она
подверглась во время заключения, где с ней обращались мягко  за  искренность
ее раскаяния.
     XIX.  Мария  де  Хурретегуя,  жена  Эстевана  де  Навалькорреа,  будучи
изобличена француженкой, обратилась к вере, созналась  в  своем  прегрешении
перед инквизицией Логроньо и объяснила весь строй  секты,  собрания  которой
она  посещала.  Ее  рассказ   был   потом   подтвержден   восемнадцатью   ее
соучастниками. Она сообщила, что стала  ведьмой  с  детства;  ее  водили  на
собрания ее тетки  с  материнской  стороны  Мария  и  Хуанна  Чипиа.  Будучи
арестованы,  Мария  и  Хуанна  исповедались  в  своем  преступлении  и  были
примирены на том же аутодафе. Мария рассказала, что, когда она была ведьмой,
она никогда ясно не видела освященной гостии,  что  случалось  и  с  другими
членами собрания, потому что какой-то туман застилал  им  глаза;  когда  она
исповедалась приходскому священнику в Сугарамурди, она стала видеть ее.  Она
сообщила, что она причинила  много  зла  разным  лицам,  у  которых  просила
прощения  по  совету  священника;  дьявол,  узнав  о  ее   обращении,   стал
преследовать ее через колдунов Козлиного луга,  которые  всячески  старались
опять заманить ее на собрания; у нее не было  никакого  оружия  против  этих
невидимых нападений, кроме креста, четок, которые она  носила  на  груди,  и
призывания имен Иисуса и Марии, обращавших в бегство  ее  врагов,  но  через
некоторое время они возвращались, возобновляя свои нападения; наконец дьявол
оставил ее. Покидая ее, он нанес ей напоследок левой рукой сильные  удары  в
грудь и продолжал мстить ей, заставляя колдунов выдергивать  капусту  из  ее
сада, истребляя яблони и причиняя большие убытки мельнице ее свекра, которой
она пользовалась. Далее она рассказывала, что в детстве тетка, желая  увести
ее из дому, заставляла пролезать в дверные щели, когда дверь  была  заперта;
она спрашивала у тетки, зачем она уменьшила величину своего  тела,  так  как
следует знать, что все ведьмы верят в  это  сокращение  тела  при  известных
обстоятельствах, хотя, быть  может,  дьявол  старался  увеличить  отверстия,
через которые они проходили.
     XX.  Мария  де  Сусайя  была  релаксирована,  хотя  она   удовлетворила
инквизиторов  своими  показаниями  и  обнаружила   полное   раскаяние.   Она
наставляла почти всех своих сообщниц, и судьи не сочли возможным даровать ей
иную милость, кроме избавления от сожжения живьем, которому подверглись пять
нераскаявшихся колдунов. Она была задушена и сожжена  уже  после  смерти.  В
показании о своих преступлениях она сказала,  что  ее  каждую  ночь  посещал
дьявол, который заменял ей мужа в продолжение  нескольких  лет,  и  что  она
видела его даже днем. Однажды ночью, когда Мария де  Сусайя  отправилась  на
Козлиный луг, соседка пришла занять у нее хлеба, -  дьявол  принял  ее  вид,
отвечал за нее и дал женщине то, о чем она просила. Она причинила много  зла
людям, которых она назвала, заставляя их чарами своего колдовства испытывать
сильные страдания и длительные болезни; она портила плоды земли,  употребляя
отравленный порошок против груш, яблок, орехов, каштанов  и  других  плодов;
посредством яйца, в  которое  она  вложила  немного  того  же  порошка,  она
причинила смерть одному человеку,  скончавшемуся  в  страшных  коликах;  она
часто  издевалась  над  священником,  который  любил  охотиться  за  зайцем:
принимала вид этого животного и утомляла священника долгим пробегом.
     XXI. Мигуэль де Гойбуру, царь колдунов Сугарамурди,  рассказал  о  том,
что  происходило  на  собраниях  его  секты.  Он  показал:  когда   общество
отправилось  на  собрание  колдунов,  бывшее  во  Франции,  по  соседству  с
границей, там было более пятисот человек. Эстевана де  Тельечеа,  ведьма  из
Сугарамурди, воскликнула: "Иисусе, сколько народа!" Тотчас же все исчезло, и
каждый вернулся к себе домой, потому что собрание не могло состояться. Мария
Эскайн убедила  одного  моряка  сделаться  колдуном;  он  пришел  на  первое
собрание и, увидав дьявола в его  обычном  виде,  сказал:  "Иисусе,  как  он
безобразен!" И тотчас все рассеялось, как и в первом случае.  В  другой  раз
дьявол объявил, что прибывают  шесть  кораблей,  и  приказал  вызвать  бурю;
Гойбуру и много других колдунов прошли около двух  миль  по  морю  у  города
Сен-Жан-де-Люс и увидали корабли. В эту минуту дьявол прыгнул  около  них  в
море, дал им благословение  и  трижды  произнес  слово  "ветер".  Сейчас  же
поднялась ужасная буря, которая, казалось, должна была разбить корабли  один
о другой или о берег, и никакая человеческая помощь не могла этому помешать,
но матросы призвали имя Иисуса и сделали в воздухе  знак  креста,  -  дьявол
исчез при виде этого, а Гойбуру и его товарищи не имели силы  противиться  и
удалились к себе домой. Он исповедался, что часто впадал  в  плотский  грех,
любезный дьяволу, с другими  колдунами  то  пассивно,  то  активно;  что  он
несколько раз осквернял церкви, вытаскивая трупы  из  могил,  чтобы  сделать
дьяволу приношение  из  человеческих  костей  и  мозгов.  Несколько  раз  он
сходился с дьяволом, чтобы накликать  бедствия  на  поля.  В  качестве  царя
колдунов он носил кропильницу из черной кожи с освященной водой, то  есть  с
зеленоватой водой жабы, смешанной с порошком, приготовленным в качестве яда.
Дьявол благословлял и произносил  хриплым  голосом:  "Пусть  все  погибает";
иногда он налагал проклятия на половину  плодов  земли,  иногда  на  ту  или
другую часть сообразно поставленной  им  цели.  Дни  удушливой  жары  дьявол
предпочитал для выхода в долину. Мигуэль сознался,  что  он  умертвил  много
детей,  причем  называл  их  отцов;  он  высасывал  детскую  кровь  их  тел,
проткнутых булавкой, иногда из задницы или детородных частей: хотя он  делал
это из мести или злобы, случалось иногда, что он руководился при  этом  лишь
одним желанием угодить дьяволу, который очень любил  смотреть,  как  колдуны
сосут кровь детей, и побуждал их  к  этому  словами:  "Сосите,  сосите,  это
полезно для вас". Таким образом он погубил  своего  племянника,  сына  своей
сестры.
     XXII. Хуан де Гойбуру, брат Мигуэля, муж Грасианы де Барренечеа, царицы
ведьм, и отчим Марии  и  Эстеваны  Ири-арте  Барренечеа,  которые  все  были
примирены на том же аутодафе, исповедал то же, что и другие, в общих чертах.
В виде подробностей, касающихся его лично, он прибавил, что на собраниях  он
играл на тамбурине во время танцев колдунов и ведьм, а особенно мальчиков  и
девочек. Однажды он продлил свою игру после пения петуха; его жаба  исчезла,
и он принужден был вернуться пешком в Сугарамурди, которое  отстоит  на  две
мили от Козлиного луга. Несколько раз он откапывал мертвых,  приготовлял  их
кости для еды вместе с дьяволом и имел половые сношения с другими  колдунами
и колдуньями, хотя это  происходило  и  не  в  день  собрания;  убил  своего
ребенка, похоронил  его  и  через  некоторое  время  выкопал  из  земли  для
приготовления из его костей угощения, на  которое  он  пригласил  нескольких
колдунов, которых назвал поименно.
     XXIII. Грасиана де Барренечеа, жена Хуана Гойбуру, была царицей  ведьм.
Она созналась, что, ревнуя Марию Хуан де Ориа из-за  любви  дьявола  к  этой
женщине, она всячески старалась расстроить  их  отношения.  Достигнув  своей
цели, она просила у дьявола позволения умертвить свою соперницу  и,  получив
согласие, совершила это убийство, когда ее жертва  спокойно  спала  в  своей
комнате; в ночь, когда не было  собрания,  она  посыпала  ее  тело  ядовитым
порошком, причинившим Марии страшную болезнь, от которой  она  умерла  через
три дня. Она уморила нескольких детей из ненависти к  матерям,  которых  она
назвала. Она губила жатвы и причиняла болезни при помощи порошка и мази.  Ее
первый муж Хуан де Ириарте не был колдуном, как и ее  третья  дочь  не  была
ведьмой. Зять ее, муж третьей дочери, также не был колдуном, и  она  таилась
от них. Это не помешало ей, однако, давать  им  есть  кости,  хрящи  и  мозг
вырытых из земли мертвецов.
     XXIV. Мария де  Ириарте  Барренечеа,  ее  дочь,  показала,  что  видела
дьявола, которого ей представила мать; он делал с нею что хотел,  вследствие
чего она почувствовала сильные боли, за которыми  последовало  кровотечение.
Она пожаловалась матери, а та велела ей не тревожиться,  потому  что  то  же
случилось с ней самой в  детстве,  когда  ее  отдали  в  руки  дьявола.  Она
исповедалась,  что  умертвила  девять  детей,  высасывая  их   кровь   через
детородные части, трех  мужчин  и  одну  женщину,  которых  назвала,  -  она
отравила их порошком; кроме того, она уничтожила четверых людей  зеленоватой
жидкостью, прикосновение коей убивает сразу. Дьявол однажды пил эту жидкость
в ее присутствии, побуждая ее выпить и уверяя, что ей  нечего  бояться,  так
как он не умер от этой жидкости. Однако этот довод не мог  ее  убедить;  она
отказалась  пробовать.  Эстевана,  сестра  Марии,   созналась   в   тех   же
преступлениях.
     XXV. Хуан де Сансин, кузен царя колдунов Мигуэля де  Гойбуру,  показал,
что он играл на флейте  на  собраниях  Козлиного  луга,  когда  дьявол  имел
половые сношения с мужчинами и женщинами, так  как  было  время,  когда  это
развлечение доставляло ему удовольствие; только  через  некоторое  время  он
стал заниматься теми, о которых я говорил.
     XXVI. Мартин де Вискай показал, что он был надзирателем над девочками и
мальчиками,  приходившими  на   собрание;   его   обязанность   состояла   в
предоставлении им возможности свободно веселиться, с тем  чтобы  держать  их
вдалеке от того, что делалось колдунами и их владыкой.  Впервые  изнасиловав
его, дьявол нанес ему значительную рану, от которой он потерял много  крови.
Его жена, которая не была ведьмой и не знала о  его  принадлежности  к  этой
секте, увидав, в каком состоянии находятся его сорочка и штаны, спрашивала о
причине этого. Он сказал ей, что упал на острый кол и поранился.
     XXVII. Эстевана  де  Тельечеа  созналась,  что  она  многих  умертвила,
прикасаясь к ним под разными предлогами и натирая их шею и другие части тела
смертоносной мазью, которую она  держала  между  пальцами,  потому  что,  по
особой милости дьявола, она не имеет силы над самими колдунами. Из  убийств,
совершенных ею, она указала на  убийство  ребенка,  сказавшего  ей:  "Старая
дура, дьявол свернул бы тебе шею!" Она убила также одну из своих  внучек  за
то, что та замарала ее новое платье, когда она носила ее на руках.  Эстевана
примешала ядовитый порошок к пище и причинила ребенку болезнь, которая скоро
унесла его.
     XXVIII. Хуанна де Тельечеа, сестра ее, сказала, что, следуя  старинному
обычаю, жители Сугарамурди собрались вечером Иванова дня для избрания короля
христиан и короля мавров, которые должны командовать христианами и маврами в
разыгрываемых боях, которые происходили несколько раз в году для  увеселения
народа. Ее муж был избран королем  мавров  на  1608  год,  и  она  не  могла
отправиться на Козлиный луг в эту ночь, потому что к ней пришло много людей,
чтобы поздравить ее мужа, который не принадлежал к секте;  она  должна  была
заняться угощением. Несмотря на благовидную причину отсутствия, дьявол велел
отстегать ее на первом же собрании своему палачу Хуану Эчаласу.
     XXIX.  Этот  самый  Хуан  Эчалас,  кузнец,  бывший  тайным  палачом  на
собраниях Козлиного луга, поведал, что,  когда  он  был  принят  в  ученики,
дьявол отпечатал свой знак на его желудке, и это место стало  непроницаемым.
Инквизиторы велели воткнуть туда большие булавки; но все усилия были тщетны,
хотя их острия проникали без затруднения во все другие части тела. В  первую
ночь, когда он появился на собрании, колдуны, выходившие для потрав на поля,
производили такой шум, как сорок испуганных лошадей, и этот гул  походил  на
гром. В удивлении он воскликнул  не  подумавши:  "Иисусе,  что  это  такое?"
Мгновенно все исчезло, и луг стал таким  пустынным,  как  будто  никогда  не
бывало там никакого собрания и никакой церемонии.
     XXX. Мария Эчалеко, ведьма, показала, что царица Грасиана де Барренечеа
раз подняла ее в воздух и опустила на поле, где оставила в одиночестве,  так
что ей пришлось войти в соседнюю пещеру. Вскоре пришли царица и Эстевана  де
Тельечеа, между ними  находился  дьявол,  которого  они  обнимали.  Его  вид
показался ей таким страшным, что она от охватившего  ее  ужаса  воскликнула:
"Ах, Иисусе!" Эти слова рассеяли видение.  Она  очутилась  в  одиночестве  и
распознала, что находится на  лугу,  называемом  Берроскоберро,  на  котором
происходили собрания  и  которому  колдуны  давали  название  Акеларре,  или
Козлиного луга.
     XXXI. Мария Хуанчо, другая ведьма, передала,  что  несколько  детей  из
местечка Вера, разгласивших то, что видели на собраниях, куда  их  приводили
отцы, были так жестоко высечены на следующем собрании, что заболели и  стали
чахнуть; это побудило местного викария отчитать их. Эти дети рассказали, что
знали, и не хотели больше  возвращаться  на  луг.  Их  преследовали  ведьмы,
которые так же плохо обращались и с  другими  детьми,  отказывавшимися  туда
ходить. Эти женщины связывали их и носили по воздуху, а потом возвращались и
клали  их  обратно  в  постели,  пока  викарий  местечка  Вира   не   принял
предосторожности укладывать на ночь в  своей  комнате  детей,  не  достигших
разумного возраста, число которых было больше сорока. Две ночи он не  сделал
этого, и ведьмы вытащили их и перенесли на луг, где жестоко  высекли.  Через
несколько времени те же  дети,  будучи  в  школе,  увидали  двух  проходящих
женщин, которых они признали за секших их ведьм. Они выбежали и стали кидать
в них камни, громко объясняя, почему они так поступают. Дело дошло до  суда,
и дети смело подтвердили перед судьей  свои  слова.  Последняя  часть  этого
происшествия была доказана на процессе инквизиции и признана соответствующей
рассказу Марии Хуанчо. Эта обвиняемая и ее сестра  Мария  Рессона  сознались
также, что, когда дьявол выбранил их за то, что  они  давно  уже  никому  не
делали зла, они решили убить двух своих маленьких детей порошком  сатаны  из
желания угодить своему владыке, который остался очень доволен этой жертвой.
     XXXII. Такова краткая история процессов ведьм в Логроньо, история  коих
была хорошо известна трибуналу,  так  как  он  в  1507  году  покарал  более
тридцати колдунов, а в 1527 году еще полтораста. Первое дело  побудило  дома
Мартина д'Андосилью, каноника кафедрального собора Памплоны,  и  архидиакона
Вальдорбы, напечатать в Париже в 1517  году  латинскую  книгу:  О  суевериях
против порч и чар, о которых так много везде толкуют. Второе  дело  повлекло
другой труд, опубликованный на испанском языке в 1529 году  братом  Мартином
де Кастаньегой. Наконец, третье происшествие, о котором я  дал  отчет,  было
предметом трактата, который заслуживает печати. Автор его Педро де Валенсия,
ученый богослов, послал его кардиналу, главному инквизитору. Он  разбирал  с
беспристрастной критикой затруднения,  которые  могли  и  даже  должны  были
возникнуть относительно фактов и истинности показаний девятнадцати  человек,
которые исповедались перед  инквизицией  Логроньо  в  чарах  и  порчах,  что
составило ббльшую часть этой главы.  Автор  сначала  определил  три  главных
мнения богословов на этот счет. По первому, все эти мнимые истории  колдунов
- чистые басни, и обвиняемые  удостоверяют  их  либо  потому,  что  надеются
ускользнуть от инквизиции с тем большей легкостью, чем откровеннее признают,
что все обвинения доносчиков и свидетелей верны,  либо  потому,  что  боятся
быть осужденными и наказанными как запирающиеся. Сторонники  второго  мнения
допускают достоверность установленных фактов,  особенно  если  они  признаны
обвиняемыми, которые должны понести  за  них  наказание.  Богословы  третьей
группы верят историям колдунов по существу, но не  могут  доверять  чудесным
обстоятельствам, их сопровождающим. Автор вышеназванной книги признает,  что
сам верит, будто злые духи могут  переносить  человеческие  тела  из  одного
места в другое и что эта власть принадлежит также добрым ангелам,  когда  им
повелевает это Бог, но, не дерзнув верить, чтобы  Бог  это  допустил,  автор
старается доказать свое мнение разными местами Священного  Писания,  которые
приводит и тщательно толкует. Он желал  бы,  чтобы  инквизиторы  допрашивали
обвиняемых  и  свидетелей  в  процессах  по  делу  о  колдовстве,  ничем  не
показывая, что они верят чудесам волшебников; наоборот,  они  должны  делать
вид, что  считают  их  неправдоподобными,  потому  что,  слишком  предаваясь
предрассудку, заставляющему допускать их, они задают вопросы таким  образом,
что внушают обвиняемым мысль,  будто  те  угодят  инквизиторам,  если  будут
умножать истории о колдунах и чудесах чародеев.
     XXXIII.  Автор  цитированного  труда,  возвращаясь  к   обстоятельствам
процесса,  которым  он  занимается,  излагает  также  три  взгляда.   Первый
позволяет видеть во всех феноменах этого рода только  действия  естественных
причин, без помощи и активного мистического влияния демонической силы,  если
не  считать  таковой  ту  силу,  которая  довела  обвиняемых  до  совершения
преступлений и толкнула  этих  людей,  одержимых  желанием  угодливости  или
мести, удовлетворить эти чувства  средствами  чисто  человеческими;  но  эти
человеческие чувства они объясняют деяниями сатаны,  для  того  чтобы  иметь
подражателей  и  умножить  число  сообщников.  Второй  взгляд   предполагает
реальность  договора  с  дьяволом  ввиду   вероотступничества   колдунов   и
приобретенного ими познания  ядов  и  смертоносных  мазей;  но  этот  взгляд
отвергают путешествия и появления колдунов на  ночных  сборищах,  хотя  сами
колдуны думают, будто они действительно там бывали; их перелеты по воздуху с
одного места на  другое  отрицаются  этим  взглядом,  хотя  сами  колдуны  и
воображают, что  дело  так  происходит;  наконец,  отвергаются  все  чудеса,
которые  колдуны  рассказывают  о  своих  собраниях  и  которые  им  кажутся
неоспоримыми. Приверженцы этого взгляда думают, что  употребление  колдунами
мазей и порошков повергает их в сон и дьявол пользуется этим временем, чтобы
запечатлеть в их мозгу видения, в действительность которых они  верят  после
своего пробуждения. Наконец, по третьему взгляду богословов все  происшедшее
есть результат договора, как удостоверяют свидетели и  признают  обвиняемые,
по попущению Бога, намерения которого не дано знать людям.
     XXXIV. Автор убедительно доказывает следующее: как католики, мы  должны
признать, что Бог может допускать факты, о которых идет речь, но необходимо,
однако, отвергнуть, что они случаются так часто, как можно было бы думать на
основании той важности, которую трибуналы придают этому  роду  дел;  они  не
могут произойти без стечения чрезвычайных обстоятельств, которые служат  для
исполнения  планов  провидения  ради  спасения   душ,   торжества   религии,
уничтожения греха и обращения грешников. Но ничего подобного не видно  ни  в
собраниях колдунов, ни в их действиях;  наоборот,  несомненно,  что  в  этой
шайке все ведет к массе самых чудовищных преступлений (по крайней  мере,  по
намерению) против Бога и святых, против людей и природы.
     XXXV. Изложенные доводы приводят автора сочинения к  мысли,  что  среди
случаев, о которых рассказывают колдуны, некоторые достоверны и реальны,  но
произведены естественными средствами;  другие  -  только  плод  воображения,
вроде сновидений, видений умалишенных и  бреда  больных.  Люди,  с  которыми
происходят  эти  иллюзии,  верят  в  реальность  неотвязно  преследующих  их
призраков,  поэтому  те,  которых  называют  кающимися,  так   добросовестно
передают факты. Наконец, есть вещи, которые не случались на самом деле и  не
являются плодом  больного  воображения,  но  о  которых,  однако,  некоторые
повествуют, чтобы сделать свою историю более поразительной  и  удовлетворить
свое тщеславие, - мотив, столь могущественный у всех  людей  и  столь  часто
заставляющий их предпочитать постыдные химеры более прочным благам.
     XXXVI. К разряду вещей  совершенно  реальных,  которые  являются  делом
колдунов, следует отнести убийства людей, потому что можно быть убийцей,  не
будучи колдуном,  употребляя  смертоносные  соки  растений,  порошки,  мази,
жидкости или другие вещества. Когда  воображение  совершившего  преступление
вновь обретает обычное спокойствие,  возможно,  он  начинает  думать,  будто
использовал дьявольские приемы в своих самых естественных действиях,  и  эта
мысль овладевает его умом.
     XXXVII. Второй род явлений, вменяемых  в  преступление  колдунам  и  не
выходящих за пределы естественного порядка вещей, - путешествия  по  воздуху
для прибытия на ночные сборища и  подробности  относительно  того,  что  там
происходит. Автор напоминает, что Андреа Лагуна, врач папы Юлия III, говорит
в четвертой главе 96-й книги  своего  Комментария  на  Диоскорида  [129]  по
поводу корня одного вида соланума [130],  драхма  коего  в  отваре  с  вином
возбуждает в воображении самые приятные представления. Он прибавляет, что  в
1545 году, когда он лечил во Франции герцога Гиза Франсуа Лотарингского, там
арестовали,  как  колдунов,  мужа  с  женой,  живших  в  сельском   доме   в
окрестностях города Нанси. У  них  нашли  горшок  с  зеленой  мазью.  Лагуна
выяснил, что мазь составлена из разных экстрактов  цикуты  [131],  соланума,
белены [132], мандрагоры [133] и других наркотических и усыпляющих растений.
Он предписал употребление этой мази для жены палача, которая  была  поражена
бешенством и не могла уснуть. Когда намазали этой мазью  тело  женщины,  она
проспала тридцать шесть часов, и сон ее длился бы дольше, если бы не  решили
ее разбудить, употребляя очень сильные средства,  между  прочим  банки.  Она
горько жаловалась, что ее вырвали из  рук  молодого  человека,  любезного  и
сильного.
     XXXVIII.  Мифология  рисует  нам  Ореста  [134],  видящего  при   своем
пробуждении фурий  [135],  преследующих  его,  чтобы  покарать  за  убийство
матери. Женщины в Греции, посвящавшие себя культу Реи [136],  матери  богов,
утверждали, что беспрестанно  слышат  гул  барабанов  и  других  музыкальных
инструментов и видят пляски фавнов [137], сатиров [138] и других  призраков.
Чтобы более полно наслаждаться этим зрелищем, они добирались до гор и лесов,
где, по их уверению, можно  ощутить  верх  наслаждений.  Так  же  говорят  и
колдуны о своих ночных собраниях.
     XXXIX. Свидетели в  делах  о  колдовстве  не  должны  внушать  большого
доверия, как бы ни были они многочисленны и важны. Мы знаем:  когда  римские
императоры преследовали христиан, многие свидетели согласно показывали,  что
христиане убивают детей, собираются по ночам, чтобы их есть,  и  в  потемках
совершают ужасные  гнусности.  В  числе  этих  свидетелей  находились  люди,
которые могли знать истину, так как были христианами и присутствовали на  их
собраниях до своего отступничества; были рабы христиан,  которые  видели  их
поведение   и   знали,   что   они   исповедуют   христианство.   Однако   в
действительности ничто не было достоверно, хотя судебная улика  кажется  нам
полной и совершенной, потому что отступники, которым была  обещана  награда,
если они разыщут христиан, пользовались клеветой без боязни понести кару.  С
своей стороны, рабы доносили на своих господ, чтобы избежать смерти, которая
угрожала им, если бы они объявили себя христианами.
     XL. Мнение, что дьявол представляет иногда колдуна, принимая  его  вид,
приводит  к  большим  затруднениям.  Или  надо  предположить,   что   дьявол
завладевает ложем супруга, или надо согласиться, что  муж  его  занимает,  а
дьявол отправился играть роль колдуна  на  собраниях  или  в  другом  месте.
Первый случай влечет двойное невольное преступление плотского  общения,  так
как дьявол может быть инкубом и суккубом без ведома жены  или  мужа.  Второй
случай делает невозможным доказательство преступления. В самом деле, как  бы
многочисленны ни были  факты,  выставленные  против  обвиняемого,  последний
может сказать: "У меня нет большего врага, чем дьявол. Он  принял  мой  вид,
чтобы я прослыл виновным; потому что я был у себя дома, и докажу свое алиби"
[139]. Никогда запирающийся обвиняемый  не  мог  быть  осужден  на  законном
основании, как были осуждены  в  Логроньо  пять  человек,  выданные  в  руки
светской власти.
     XLI. Педро де Валенсия закончил свою докладную записку словами: нет  ни
одного процесса, который требовал бы больше критики и рассудительности,  чем
процессы, возбужденные против колдунов и ведьм; для этих  случаев  следовало
бы составить особую инструкцию для  инквизиторов;  он  не  считает  разумным
присуждать к релаксации запирающихся обвиняемых,  какие  бы  улики  ни  были
собраны для доказательства  их  преступления,  потому  что  все  они  крайне
недостоверны; при сомнении лучше пощадить виновного, чем покарать невинного,
или наказать его суровее, чем он заслуживает.
     XLII. Кардинал представил дело колдунов Логроньо  в  совет  инквизиции,
где оно долго обсуждалось. Вскоре  совет  послал  инструкцию  провинциальным
инквизиторам,  рекомендуя  действовать  собразно  этой  инструкции  и  точно
следовать ее духу в процессах этого рода, которыми  им  придется  заниматься
впредь. Он указывал большое число предосторожностей, которые нужно принимать
при допросе свидетелей и при признаниях и показаниях обвиняемых. Эти меры не
были безуспешны, так как я не думаю, чтобы с этого времени справлялось  хоть
одно общее аутодафе  вроде  аутодафе  1610  года.  Другим  результатом  этой
счастливой перемены было ослабление пыла, который  прилагали  к  доносам  на
колдунов, и падение вкуса к колдовству. С этой эпохи просвещение увеличилось
и число колдунов сократилось вместе  с  числом  простофиль,  веривших  в  их
чудеса. Если бы Педро де Валенсия жил в наши дни,  он  радовался  бы  своему
заявлению о том, что колдовство представляет феномены достоверные, но  чисто
естественные, действия воображаемые,  но  рассматриваемые  как  реальные,  и
другие, имеющие основанием обман.
     XLIII.  Я  писал  в  другом  месте  о  многих   процессах   инквизиции,
разбиравшихся  в  царствование  Филиппа  III.  Я  ограничусь  здесь   только
упоминанием о процессе дона Антонио Манрике,  графа  де  Мораты,  сына  дона
Педро, обвиненного в 1603 году за то, что он высказал еретические тезисы. Он
произнес отречение, не подвергаясь позору аутодафе. Я видел  его  процесс  в
Сарагосе в 1812 году вместе с процессом множества лиц из высшего дворянства.
Часть их я  назвал.  Среди  других  отмечу  дона  Хуана  де  Гуреа,  сеньора
д'Аргавьесо, обвиненного в 1559 году; Хуана Переса д'Оливана,  члена  совета
инквизиции, судимого в 1559  году;  дона  Хуана  де  Каласансы,  сеньора  де
Кларава-лье, арестованного в 1564 году; Дениса де Реус, сеньора де Ма-лехана
и де Лусеника, оговоренного  в  1581  году;  дона  Франсиско  де  Палафокса,
сеньора и первого маркиза де Арисы, оговоренного в 1586  году,  и  господина
Габриэля де Хуана, регента Майорки, дело которого относится к 1534 году.


       Глава XXXVIII

        САМЫЕ ИЗВЕСТНЫЕ ПРОЦЕССЫ И АУТОДАФЕ В ЦАРСТВОВАНИЕ ФИЛИППА IV

     I. Филипп IV вступил на престол 31 марта 1621 года и умер  17  сентября
1665 года. За сорок четыре года  его  царствования  Испания  последовательно
имела главными инквизиторами: 1) в  1621  году  дома  Андреа  Пачеко  [140],
который наследовал дому Луису де Алиаге, подавшему в отставку 23 апреля  под
давлением короля; 2) в 1626 году, по смерти Пачеко, кардинала  дома  Антонио
де Сепата-и-Мендоса; 3) в 1632 году, когда он оставил свою  должность,  дома
Антонио де Сотомайора, архиепискоЯа и королевского духовника; 4) в 1643 году
дома Диего де Арсе-и-Рейносо [141], епископа Туи, Авилы и  Пласенсии,  после
того как его предшественник также отказался от должности. Дом Диего  умер  в
один день с испанским королем Филиппом IV.
     И. Многие события должны были дать почувствовать мудрому  правительству
необходимость  уничтожения  трибунала   инквизиции,   как   неполитического,
покушающегося на чужие права и противного судебному порядку и  общественному
спокойствию,  или  если  не  полного  устранения,  то,  по   крайней   мере,
ограничения его власти одними процессами по делам несомненной ереси,  о  чем
неоднократно просили кортесы королевства, и подчинения формам, установленным
для светских судов,  чтобы  в  корне  уничтожить  безмерные  злоупотребления
тайного судопроизводства. Но вялость  Филиппа  IV  не  позволила  произвести
столь полезную реформу. Этот государь,  наоборот,  разрешил  инквизиторам  в
1627 году расследовать дела  о  контрабанде,  относящиеся  к  вывозу  медной
монеты, и распоряжаться четвертой долей того, что попадет  в  их  руки.  Эта
мера не менее скандальна, чем принятая против переправки лошадей из  Испании
во Францию.
     III. В числе самых известных аутодафе эпохи Филиппа IV есть  некоторые,
история которых лежит у меня  перед  глазами;  я  передам  их  как  наиболее
важные.
     IV. 21 июня 1621 года  инквизиция,  желая  отпраздновать  на  свой  лад
восшествие Филиппа IV на престол, предложила в виде  зрелища  для  народного
увеселения аутодафе Марии де ла Консепсион, святоши  и  известной  лицемерки
предшествующего царствования.  Она  сначала  обманула  много  народа  своими
мнимыми  откровениями,  притворной   святостью,   частыми   приобщениями   и
многочисленными  экстазами;  наконец,  она  впала   в   самое   разнузданное
распутство с духовниками и другими священниками. Ее  обвинили  в  заключении
договора с дьяволом, а также в  том,  что  она  впала  в  заблуждения  Ария,
Нестория [142], Эльвидия, Магомета,  Лютера,  Кальвина,  материалистов  и  в
безбожие. Ей велели появиться на аутодафе в полном санбенито,  с  митрой  на
голове и кляпом во рту. Она получила двести ударов кнутом и была приговорена
к пожизненному заключению в  тюрьме.  Признаюсь:  если  бы  я  мог  одобрить
существование такого трибунала, как инквизиция,  то  разве  лишь  для  того,
чтобы он мог карать виновных, вроде Марии де ла Консепсион и других ханжей и
лицемеров, приносящих больше зла католической религии, чем скрытые  еретики,
которые не придают никакого значения тому, чтобы найти себе прозелитов.
     V. 30 ноября 1630 года севильская инквизиция справила общее аутодафе из
пятидесяти осужденных. Из них шесть были сожжены фигурально (в  изображении)
и восемь живьем, как виновные в принятии ереси иллюминатов; тридцать человек
примирены, а шесть  получили  условное  (с  предупреждением)  отпущение  или
епитимью, как сильно заподозренные.
     VI. 21 декабря 1627 года в Кордове было общее аутодафе из  восьмидесяти
одного осужденного. Четверо иудействующих были сожжены  живьем.  Одиннадцать
фигурально: были сожжены их вырытые из земли кости; там же были статуи  двух
других иудействующих еретиков в одежде примиренных, потому что  они  умерли,
получив эту милость. Пятьдесят восемь других осужденных  были  примирены  по
тому же мотиву. Затем было два богохульника, один многоженец и три колдуньи.
В числе  последних  была  Анна  де  Ходар  из  Изнаторафе,  которая  жила  в
Вальянуэва-дель-Арсобиспо. Она "портила" людей, призывая имена Вараввы [143]
и Вельзевула [144]. Вторая ведьма  -  донья  Мария  де  Падилья,  знаменитая
толедская женщина, вдова командовавшего коммунами, которые  восстали  против
фламандцев, управлявших Испанией при Карле V, - смешивала пепел от  печатных
изображений канонизованных святых с серой,  агатовым  порошком,  мужскими  и
женскими волосами, восковыми фигурами  людей  и  другими  подобными  вещами,
чтобы вызвать любовь. К подобным нелепостям порочные люди не  прибегали  бы,
если бы не было такого множества легковерных. Третьей ведьмой была Мария  де
Сан-Леон-и-Эспехо, поселившаяся в Кордове. Она предавалась тому же  суеверию
и занималась им по ночам, наблюдая созвездия, в особенности  одно,  которому
приписывала  больше  влияния,  чем  другим.  Мария  говорила  ему:  "Звезда,
пробегающая от одного полюса до другого, я заклинаю тебя именем ангела-волка
привести меня в то место, где находится такой-то; приведи его ко мне, где бы
он ни был, и устрой так, чтобы я была в его сердце, куда  бы  он  ни  пошел;
звезда, я заклинаю тебя, приведи его ко мне больным, но не смертельно,  и  я
тебя проткну изо всей силы". При этих словах ведьма втыкала нож в  землю  до
черенка,  обратив  глаза  к  звезде.  Альфонсо  Лопес  де  Акунья,  уроженец
Пенья-де-Франсиа,   португалец   по   происхождению,   иудействующий,    был
релаксирован фигурально.  Он  удавился  в  тюрьме  веревкой,  сплетенной  из
листьев пальмовой щетки и суконных нитей своих штанов, ссученных  с  помощью
инструмента для растиранья, который он успел достать.
     VII. В 1632 году  в  Мадриде  состоялось  общее  аутодафе,  на  котором
присутствовал король с королевской фамилией. Было пятьдесят три  осужденных,
из коих семь были сожжены живьем, четверо фигурально и сорок два  примирены.
Почти все они были иудействующие португальцы и дети португальских родителей.
Одно  обстоятельство  делает  это  аутодафе  очень  примечательным.  Мигуэль
Родригес и его жена Изабелла Мартинес Альбарес были  владельцами  дома,  где
осужденные собирались, как в синагогу, для  отправления  обрядов  иудейского
культа. Их обвинили в  том,  что  они  бичевали  плетью  изображение  Иисуса
Христа, распинали его и всячески издевались над ним, как бы мстя за все зло,
которое христиане заставляли переносить их единоверцев. Трибунал  инквизиции
велел срыть  этот  дом  и  поставил  на  пустыре  надпись  для  увековечения
воспоминания. Он был расположен на улице Принцесс, где  потом  был  выстроен
дом капуцинов, который назвали монастырем Терпения,  в  память  оскорблений,
которые Спаситель мира претерпел в своем чтимом образе. Тогда пустили  слух,
что распятие трижды взывало к евреям, но они не поколебались его сжечь. Этот
последний факт не так достоверен, как та тщательность, которую  приложили  в
Мадриде и в других городах  королевства  к  служению  торжественных  месс  в
искупление совершенного  кощунства.  Все  осужденные  были  португальцы  или
уроженцы Португалии.
     VIII. 22 июня 1636 года в Вальядолиде было  другое  общее  аутодафе  из
двадцати восьми осужденных. Из них было десять иудействующих, восемь плутов,
которые были  названы  колдунами,  три  двоеженца,  три  богохульника,  одна
женщина-лицемерка, один бродяга, выдававший себя за служителя инквизиции,  и
две статуи. Наказание, которому подвергли  евреев,  мне  кажется  совершенно
новым, и я ничего подобного не встречал  ни  в  одном  другом  процессе.  Им
пригвоздили по -одной руке к поперечной балке деревянного  креста;  в  таком
состоянии они выслушали среди аутодафе отчет о своем  процессе  и  приговор,
осуждавший их на пожизненное тюремное заключение в санбенито за то, что  они
волочили образа Иисуса и Марии,  которых  осыпали  богохульствами.  Святоша,
появившаяся на том же аутодафе, известная под именем Лоренсы, была из города
Симанкаса. Ее преступление не отличалось от многих подобных. Она  выдумывала
видения дьявола, Иисуса Христа, Марии и бесчисленные количества  откровений.
Но в сущности она была женщиной, предавшейся распутству  и  не  помышлявшей,
что она оскорбляет Бога своими разнузданными наклонностями.
     IX.  Я  укажу,  как  на  еще  более  прославившуюся,  в  вальядолидском
трибунале святошу, монахиню из обители Св. Клары в Каррион-де-лос-Кондес, по
имени Луиса де  ла  Ассенсион.  Г-н  Лавалле  в  своей  Истории  инквизиции,
напечатанной в Париже в 1809 году, говорил о кусках креста,  принадлежавшего
этой женщине. Этот автор (прибавивший только некоторые новые ошибки к  тому,
что опубликовали по этому поводу за два последних столетия Марсолье [145]  и
другие писатели) утверждает, что  этот  крест  был  одним  из  тех,  которые
инквизиторы возлагали на  шею  осужденных.  Автор  ошибается:  такой  обычай
никогда не был известен инквизиции. Крест, о котором идет речь,  принадлежал
монахине.  Что  касается  надписи  на  нем,  г-н  Лавалле  плохо  истолковал
фрагменты. Я видел один из этих крестов  целиком.  На  верхней  части  стоят
буквы I.N.R.I. - инициалы слов Iesus Nazarenus Rex Iudaeorum (Иисус  Назарей
Царь Иудейский); у подножия - другие  слова,  которые  я  перевожу:  "Иисус,
Пресвятая  Мария,  зачатая  без  первородного  греха.  Сестра  Луиса  де  ла
Ассенсион, недостойная раба  сладчайшего  Иисуса".  Эта  монахиня  раздавала
подобные кресты всем поверившим в ее святость и приходившим поручить себя ее
молитвам  в  своих  духовных  или  телесных  нуждах.  Таким   способом   она
удовлетворяла желание людей, которые ее посещали, и хотели  унести  с  собой
какую-нибудь  принадлежавшую  ей  вещь.  Надпись  на  кресте  была  помещена
случайно и без всякого  особенного  намерения.  Принужденная  несколько  раз
отдать крест, она соглашалась  на  это,  но  непременно  делала  другой  для
собственного употребления под предлогом, что надпись беспрестанно напоминает
ей обеты преуспеяния  в  совершенстве  и  постоянства  в  послушании  Иисусу
Христу. Раз она дала такой крест, у нее стали просить еще, и она их  раздала
в большом числе. Желание получить от нее крест стало настолько всеобщим, что
решили их делать очень много; это и послужило поводом и предметом  процесса.
Инквизиция велела отобрать все кресты, какие можно было отыскать;  несколько
таких крестов было в Вальядолиде и Мадриде.
     X. Не надо, однако, путать  сестру  Луису  де  ла  Ассенсион  с  такими
лицемерками и ханжами, как Мария де ла Консенси-он в Мадриде, сестра Лоренса
из Симанкаса, Магдалина де ла Крус  в  Кордове  и  подобные  им.  С  большим
основанием можно сравнить ее  со  святошей  из  Пиедранты  и  с  несколькими
другими, жизнь  коих  была  чиста,  невинна,  религиозна  и  нелицемерна,  и
рассматривать возникшие на ее счет подозрения как результат ее  иллюзий  или
ее чистосердечия в духовной жизни. Известная  добродетель  Луисы  (кроме  ее
тщеславия) была признана  монахинями  Св.  Клары  в  Каррионе  и  не  только
жителями этого города,  но  и  жителями  округ?.  Слава  погубила  ее:  люди
расположены  скорее  подозревать  притворство  и  лицемерие,  чем  верить  в
святость. Есть памятные записки,  которые  вопреки  процессу  вальядолидской
инквизиции против Луисы де ла  Ассенсион  уверяют,  что  эта  монахиня  была
образцом святости и стала жертвою чрезмерного  усердия  одних  и  недостатка
рассудительности других. Если предположить, что ее иллюзия была реальна,  ее
нельзя упрекать ни в недобросовестности, ни в преступном намерении.
     XI. 23 января 1639 года в Лиме, столице Перу, на  общем  аутодафе  было
семьдесят два осужденных. Из них трое были осуждены  за  то,  что  облегчали
узникам средства сообщения друг с  другом  и  с  посторонними  лицами;  один
двоеженец; пять по делу о колдовстве и шестьдесят три обвиненных в иудаизме.
Они были португальцы или дети евреев этой страны. Одиннадцать были выданы  в
руки светской власти и сожжены живьем, как  нераскаянные;  один  был  сожжен
фигурально, потому что повесился в тюрьме.  На  этом  аутодафе  появились  с
почетом, сидя на возвышении с пальмами кавалера, шесть человек, которые были
арестованы вследствие показаний лжесвидетелей  и  успели  доказать,  что  их
несправедливо обвинили и что они постоянно были настоящими католиками. Среди
упорствующих евреев был один, очень сведущий в Священном Писании, он просил,
чтобы  ему  дали  возможность  поспорить   с   богословами,   и   привел   в
замешательство  многих,  которые  были  только  невежественными  схоластами.
Другие, однако, доказали ему истинный смысл пророчеств, приводя их в связь с
событиями, совершившимися после эпохи пророков.
     XII. В Толедо было справлено аутодафе 30 ноября 1661 года. Оно состояло
из тринадцати человек. В их числе были: один колдун, один богохульник,  один
мошенник, мнимый служитель инквизиции и  восемь  иудействующих  португальцев
или лиц португальского происхождения. Двенадцать были примирены. Тринадцатый
- богохульник - был выдан  королевскому  судье  Даймиэля,  получив  условное
отпущение церковных наказаний: он был уже осужден на повешение  за  убийство
своего тестя.
     XIII. В Куэнсе инквизиция устроила 29 июня 1654 года общее аутодафе  из
пятидесяти семи осужденных. Десять из них были сожжены, остальные примирены.
Они были иудей-ствующие, за исключением одного  лютеранина;  почти  все  они
прибыли из Португалии. Сожженные были испанцы, с детства воспитанные евреями
в законе Моисеевом. История некоторых из этих осужденных интересна по особым
обстоятельствам их процесса. Таковы: 1) доктор Андреа  де  Фонсека,  адвокат
королевских советов, уроженец Миранды в Португалии, поселившийся в  Мадриде,
где он был одним из знаменитейших защитников  своего  времени.  Он  был  уже
примирен вальядолидской  инквизицией,  отрекшись  в  1624  году  как  сильно
заподозренный; однако он так талантливо и удачно сумел защитить себя в  этом
случае, что удовольствовались тем, что его объявили  легко  заподозренным  и
изгнали из Мадрида и Куэнсы  на  десять  лет,  заставив  заплатить  штраф  в
пятьсот  дукатов.  2)   Донья   Изабелла   Энрикес,   его   жена,   уроженка
Сан-Феличес-де-лос-Гальегос близ Сьюдад-Родриго, уже примиренная в Мадриде в
1623 году, разделила участь своего мужа и заплатила штраф в триста  дукатов.
Ее крепкое телосложение помогло ей вынести без последствий пытку,  во  время
которой она  упорно  все  отрицала.  Она  поженила  юношу  и  девицу,  детей
португальских евреев, и была у них посаженой матерью. Хваля  эту  чету,  она
сказала: "Эти молодые люди - счастливчики: они соблюдают  закон  Божий".  Из
показаний нескольких осужденных  вытекало,  что  это  был  пароль  и  лозунг
евреев, чтобы узнавать друг друга,  когда  они  видятся  впервые.  3)  Симон
Нуньес Кардосо из Лам его в Португалии, житель Пастраны, доктор  медицины  в
университете Саламанки, штатный врач в Сифуэнтесе,  примиренный  инквизицией
Коимбры. Он  отрицал  приписываемый  ему  рецидив  иудаизма  и  противостоял
мучениям пытки. Единственное его показание состояло в  том,  что  его  ложно
обвинили в заключении договора  с  дьяволом  и  что  поводом  к  этой  молве
послужило то, что в ухо к нему залетел большой слепень, который беспрестанно
твердил: "Не  говори  о  религии".  Нуньес  произнес  отречение,  как  легко
заподозренный, и был  присужден  к  штрафу  в  триста  дукатов  и  некоторым
епитимьям. 4) Бальдассар  Лопес,  уроженец  Вальядолида,  сын  португальских
родителей, шорник королевских конюшен. В юности он ездил  в  Байонну,  чтобы
свободнее следовать Моисеевой религии. В 1645 году он вернулся в  Испанию  и
привлек  к  иудаизму  одного  из  своих   родственников,   приводя   ему   в
доказательство того, что Мессия еще не приходил, октаву  из  поэмы  Араукана
Алонсо д'Эрсильи [146], которая кончается  следующим  стихом:  "До  времени,
когда Бог позволит ему появиться".
     XIV. Он был задушен и сожжен по смерти. Обладая веселым характером,  он
шутил, даже когда шел на казнь. Один из сопровождавших его монахов  увещевал
его воздать благодарность Богу за то, что он войдет в рай бесплатно. "Что вы
говорите, отец! Разве конфискация не забирает у меня двести  тысяч  дукатов,
причем я даже не уверен, что сделка состоится?" Стоя на костре,  он  увидал,
что палач плохо справился с удушением двух осужденных, и сказал ему: "Педро,
если ты удушишь меня так же плохо, как этих бедняков, лучше тебе сжечь  меня
живьем". Когда его поставили перед столбом, палач хотел  связать  ему  ноги.
"Клянусь Богом, - сказал в раздражении Бальдассар, - если ты меня привяжешь,
я не верю больше в Иисуса Христа. Возьми это распятие", - и с этими  словами
Бальдассар бросил его на  землю.  Монах  вернул  его  к  более  хрис