на принесла полное покаяние, и Совершенный, простив учеников, вернулся в общину. Однако на этом смуты в Сангхе не кончились. Наоборот, с годами они учащались, и неудивительно, что незадолго до смерти в сетованиях старого мудреца на глупость и строптивость учеников звучало почти отчаяние. Предание не очень любит останавливаться на этих неприятных событиях. Впрочем, оно вообще весьма скупо на детали. Мятеж монахов - последнее, что нам известно об этом периоде. Дальше идут годы, покрытые туманом. Однообразие и монотонность жизни Будды как бы слили воедино почти два десятилетия. Но из тех немногих фактов, которые нам известны, мы можем теперь сделать вывод о причинах успеха раннего буддизма. Сплоченная, дисциплинированная организация была чем-то новым для Индии. Она обладала значительно большей силой воздействия, чем маленькие кружки или одинокие проповедники. Блестящие организаторские способности основателя Сангхи сыграли тут не последнюю роль. Его умение считаться с условиями, умение своевременно уступать, постоянная забота о престиже ордена - все это, победив сопротивление разрозненных религиозных сил Индии, обеспечило Будде власть над умами своего времени и почти тысячелетнее господство в стране. ПРИМЕЧАНИЯ Глава четырнадцатая УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИКИ 1. Джатаки впоследствии были объединены в сборники. См. русский перевод Ф. Волковой; Арья Шура, Гирлянда Джатак, М., 1962. О популярности Будды-проповедника см.: Махапариниббана, V, 41; II, 16-26; Сутта-Нипата, III, I, 4; Асвагоша, с. 201. 2. Mahavagga, I, 54; Сутта-Нипата, II, 2-8; Асвагоша, с. 202. 3. Асвагоша, с. 207. 4. Пратимокша, VIII. СПб., 1869. Русский пер. И. Минаева. Ср.: Махапариниббана, V, 23. 5. Сутта-Нипата, IV, 9, 1; Джатака, 536; Lalitavistara, XV; Maghima-Nikaya, 7. 6. Маха-Суддасана, I, 20. 7. Махапариниббана, II, 9. 8. Mahavagga, VIII, 23, 1. 9. Udana, II. На воззрениях Гаутамы, вероятно, отразились "республиканские" тенденции, свойственные многим кшатриям. 10. Дхаммапада, 320, 129, 222; Сутта-Нипата, IV, 16, 7. 11. Г. Ольденберг. Будда, с. 393. 12. Сутта-Нипата, II, 7, 7; III, 9, 18. 13. Maghima-Nikaya, 84, 2; Сутта-Нипата, I, 7, 21; Дхаммапада, 385. 14. Сутта-Нипата, III, 2, 9. 15. Сутта-Нипата, II, 7, 13; Махапариниббана, I, 4; Дхаммапада, 108; Anguttara-Nikaya, X, 13. 16. Дхаммапада, 105. Гандхарва - ангел древнеарийской мифологии. Кто бы ни подразумевался здесь под словом "Бог", смысл изречения от этого не меняется. 17. Anguttara-Nikaya, III, 65, 3. 18. Сутта-Нипата, VIII, 8, 9. 19. Тевиджа, I, 10, 25. 20. Пратимокша, 10. 21. Сутта-Нипата, I, 4. 22. Дхаммапада, 91. 23. Maghima-Nikaya, 89. 24. Дхаммапада, 197-200. 25. См.: В. Кожевников. Буддизм в сравнении с христианством, т. II, с. 2 сл. 26. Mahavagga, X, 1,1 сл. 27. См.: Дхаммапада, 300. Слова, навеянные, вероятно, этим эпизодом. Глава пятнадцатая ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ГАУТАМЫ Восточная Индия около 490-483 гг. до н.э. Мгновенно, мгновенно все состав- ленное; жизнь в нем повита смертью; все разрушается, созидаясь; блаженно притекшее к месту покоя! Маха-Суддассана, II, 42 Сколько бы мудрой осторожности ни проявлял Гаутама, он не смог совершенно избежать трений с брахманами-жрецами, которые не желали мириться с новым учением. Ведь оно отрицало их привилегии, не придавало значения кастовым различиям, отрицало обряды и авторитет Вед. Но, к счастью для Гаутамы, брахманы не были организованы и не имели возможности действенно противостоять кшатрийскому реформатору. Единственное, что им оставалось, это попытаться настроить толпу против желтых ряс и их пропаганды/1/. Происки возымели действие, и хотя буддийская литература глухо говорит об этих подробностях, монахов, без сомнения, стали встречать во многих местах с недоверием и даже враждебностью. Нередко при появлении бхикшу на улицах раздавались крики: "Вон они, эти лысые святоши, эти нахальные канальи! Созерцанье, созерцанье! Они, видите ли, им только и дышат, согнувши спины, потупивши взоры, они смакуют созерцанье!" Монахи старались кротко сносить нападки и не отвечать на оскорбления. Все это было бы не худшей из бед, если бы внутри самого ордена сохранялись мир и тишина. Но это было не так. Гаутама старел, и ему все труднее становилось держать общину в руках. Особенно много огорчений причинил учителю его двоюродный брат Девадатта, которого иногда называют "буддийским Иудой". "Когда глупец на свое несчастье овладевает знанием, - говорил учитель, - оно уничтожает его удачливый жребий, разбивая ему голову. Он может возжелать неподобающего ему положения среди бхикшу, и власти в монастырях, и почитания среди других родов"/2/. Так именно произошло с Девадаттой. Оказавшись в ордене, он продолжал мучительно завидовать брату. Каких только способов не измышлял он для того, чтобы умалить его роль в Сангхе! То, сетуя на преклонный возраст Гаутамы, он предлагал отстранить его от главенства, то прибегал к интригам при Магадхском дворе, то пытался воспользоваться разногласиями среди учеников. Мы уже видели, как часто шел Гаутама навстречу пожеланиям и советам в устройстве ордена. Особенно много облегчений допускал он в уставе личного аскетизма для монахов. Это давно вызывало ропот у тех учеников, которые прошли суровую школу подвижничества. Девадатта воспользовался этим, чтобы создать в ордене оппозицию. Он надеялся, что народ поддержит его, так как смягченный устав Будды нередко вызывал насмешки со стороны мирян. Действуя уговорами, лестью, хитростью, Девадатта сумел сплотить вокруг себя большую группу, которая, к немалому огорчению Гаутамы, покинула орден. В этой новой Сангхе были установлены более строгие правила и более частые исповеди. Впрочем, скоро любимые сподвижники Гаутамы Шарипутта и Могаллана сумели убедить заблудших вернуться. Тогда раскольник пошел уже на крайние меры. Как рассказывают легенды, он несколько раз покушался на учителя: скатил на него огромный камень, выпустил разъяренного слона, подсылал к Будде убийц. Разумеется, все эти попытки оказались тщетными. Камень чудесным образом раскололся, слон из свирепого стал кротким, убийцы с покаянными воплями склонились к ногам Будды/3/. В легендах смерть Девадатты окружена всевозможными ужасами, однако в древнейших текстах о его гибели не говорится. А из того, что Будда перед смертью выражал опасения по поводу честолюбцев, можно заключить, что Девадатта или его сторонники пережили Гаутаму. x x x Но не только эти монашеские распри наложили грустный отпечаток на закатные дни Будды. Незадолго до смерти, как говорят, он стал свидетелем разгрома своей родины/4/. Шакийские раджи, правившие в Капилавасту после Шуддходаны, никак не могли примириться со своим полузависимым положением. Их воинственный характер при сравнительной малочисленности племени уже однажды поставил шакиев на грань гибели. Хотя Будда и старался подавить в себе все привязанности, но, узнав, что войска кошальского раджи двинулась на Капилавасту, он поспешил навстречу. И на этот раз авторитет мудреца спас его строптивых родичей. Но когда прошел слух, что кошальцы снова выступили в поход, Гаутама сказал: "Ничто не поможет. Шакии не избегнут своей судьбы". Капилавасту пал. Оставшиеся в живых обитатели его бежали в Непальские горы. Вокруг стен лежали груды трупов. Враги уводили пленных. Еще стонали люди, изрубленные на куски. И тогда среди этого царства смерти появился старый мудрец. Ничем не выказал он своей скорби и, казалось, спокойно смотрел на развалины города, где когда-то играл в детстве. Но старость остро и живо ощущает свои связи с давно минувшими днями. Быть может, вид истерзанной, превращенной в труп родины напомнил Гаутаме, что и его час недалек. Какие видения проходили тогда перед его мысленным взором? Вспомнил ли он отца, Яшодхару, свой дворец и пруд, заросший лотосом? А может быть, он настолько отрешился от всего земного, что вид шевелящихся окровавленных тел и обгорелых руин оставался для него лишь докучным призраком? Гораздо более тяжело переживал Гаутама смерть своих любимых учеников Шарипутты и Могалланы. Шарипутта, почувствовав приближение конца, решил умереть в доме родной матери. Трогательно простившись с учителем, он отправился в путь и, действительно, умер в той комнате, в которой появился на свет, и на руках у той, которая его родила. Монахи похоронили его с великим почетом, и сам Будда сказал прощальное слово у погребального костра. Могаллана погиб при трагических обстоятельствах. Он любил предаваться созерцанию в уединенной горной пещере. Там его посещали паломники и слушали мудрые поучения подвижника. Был ли тут заговор завистников из партии Девадатты или просто грабители предположили, что в пещере находятся ценности, принесенные почитателями, - так или иначе однажды изуродованный до неузнаваемости труп любимого ученика Будды был найден в зарослях близ пещеры. Эти две смерти явились для Гаутамы красноречивыми вестниками. Но еще настойчивее свидетельствовало о приближающемся конце изнуренное тело восьмидесятилетнего старца. Он уже не путешествовал так много, как раньше, а большую часть времени проводил в своих любимых рощах. Правда, почти до последних дней он наряду с простыми монахами ходил за подаянием. Но все труднее и труднее было ему придерживаться этого обыкновения. "Тело мое, - говорил он Ананде, - как обветшалая телега, лишь при усиленной заботе о нем едва держится на ходу". К общей слабости стали прибавляться мучительные спазмы и боли. Мы не знаем, какая болезнь унесла из мира основателя буддизма, известно лишь, что много месяцев он жестоко страдал. Временами, собрав всю свою волевую энергию, Гаутаме удавалось умерить боль. Он все чаще и чаще погружался в созерцательный транс, облегчая этим телесные страдания. Бывали минуты, когда его посещало нечто вроде малодушия, и он советовал Ананде молиться о продлении его жизни. Но основным его настроением была покорность неумолимому року, который разрушает все, что создано /5/. Незадолго до смерти Гаутамой, очевидно, овладело какое-то беспокойство. Он стал часто переходить с места на место, нигде подолгу не задерживаясь. Однажды он был принят под кровом кузнеца по имени Чунда. Хозяину нечем было угостить старца, кроме вяленой свинины. Эта трапеза оказалась последней для Гаутамы. После грубой пищи его стали терзать сильнейшие боли, мучила жажда, ноги отказывались идти. Он понял, что близится переход в Нирвану. Сознавая торжественность минуты, Будда облачился в чистые одежды, попросил постелить на земле плащ и лег. У изголовья его сидели опечаленный кузнец и плачущий Ананда. Умирающий утешал их. "Не говорил ли я, Ананда, что в природе вещей, дорогих нам и близких, заключено то, что мы должны некогда с ними расстаться?" Он то впадал в забытье, то повторял: "Все сотворенное погибнет". Наивного Ананду возмущало, что Совершенный избрал для перехода в Нирвану заброшенную лесную деревушку. Но Будда не придавал этому значения. Его тревожила судьба ордена - его детища. Он спрашивал собравшихся вокруг учеников, нет ли у них недоуменных вопросов, но никто из них не захотел тревожить умирающего. В целом, несмотря ни на что, учитель мог быть доволен их преданностью, единением, верой в него как в Будду. Он призывал монахов следовать его уставам. "Истины учения и правила, возвещенные и данные мною,- вот кто после моего ухода да будет вашим учителем!" - говорил он. Конец неотвратимо приближался. Таинственные тени витали над изголовьем старца. Он говорил, что это боги прилетели служить ему, и просил учеников не мешать им. Внезапно он проговорил: "МОНАХИ, ВСЕ СУЩЕСТВУЮЩЕЕ - ПРЕХОДЯЩЕ; ПЕКИТЕСЬ О СВОЕМ СПАСЕНИИ!.." Это были последние слова, слетевшие с его уст. Татхагата погрузился в состояние экстаза, все более и более теряя связь с мятежным миром. Наконец грань была перейдена. Перед учениками осталось бездыханное тело. Ананда рыдал, монахи, поддерживая в себе бодрость, неустанно повторяли слова о бренности мира. На последних часах жизни Гаутамы лежит печать непреодолимой трагичности. Он умирает не как Сократ, верящий в бессмертие, не как мученик, скрепляющий кровью свое учение и торжествующий над злом, а как человек, признавший мировое зло и подчинившийся ему. Все преходяще, все течет! Ищите в этом утешения! Вот итог... Когда сердце Будды остановилось, соседнее племя пришло оплакивать его, и учитель был сожжен на большом погребальном костре, увитом гирляндами цветов. Народ проводил мудреца в последнюю дорогу с почестями, которые было принято оказывать царям. Обгорелые останки его были с благоговением разделены между городами. ПРИМЕЧАНИЯ Глава пятнадцатая ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ГАУТАМЫ 1. Указания на происки брахманов против Будды можно найти в Джатаках, 285; Maghima-Nikaya, 50; Anguttara-Nikaya, V, 95; Mahavagga, VI, 31. 2. Дхаммапада, 72-75. 3. Cullavagga, VII; Махапариниббача, II, 32; Асвагоша, с. 222. 4. См.: Д. Кожевников. Ук. соч., т.2, с. 681. Следует отметить, что ряд историков по хронологическим соображениям считает этот факт вымышленным (см.; Г. Ольденберг. Будда, с. 141). 5. В отличие от большинства других периодов жизни Будды, последние его годы ярко запечатлелись в памяти Сангхи. Кончина Гаутамы подробно (и, по-видимому, достоверно) описана в Махапариниббане-Сутте. Само это название означает "Сутта великого перехода в Нирвану" (или на палийском языке - "Ниббану"). Глава шестнадцатая ОТ ГАУТАМЫ К БУДДИЗМУ Индия между V и III вв. до н.э. Велика была скорбь учеников и почитателей Совершенного, когда они осознали, кого лишились. Но еще не стихли их горестные вопли, как послышались голоса противников Будды, видимо только и ждавших этого момента. Довольно сокрушаться, заявили они, не сам ли Татхагата говорил нам о бренности всего в мире? Теперь он сам умер, и нет над нами опеки, нет того, кто бы указывал нам, как поступать/1/. Вероятно, эти люди, испытавшие облегчение после смерти старого наставника, были друзьями Девадатты. Скорее всего именно они втянули монахов в жестокие распри, которые стали терзать орден вскоре после смерти Гаутамы. Споры эти неизменно вращались вокруг дисциплинарных проблем. Учение Гаутамы о "среднем пути" уже давно раздражало ревнителей строгой аскезы. Они роптали на мудрую уступчивость Гаутамы, а теперь, когда учителя не стало, осмелели и подняли голову. Для решения спорных вопросов был собран монашеский собор, обсудивший устав ордена/2/. Первоначально оппозиция как будто бы получила перевес, но это продолжалось недолго. Близорукий фанатизм не смог победить широты и терпимости, завещанных Буддой своим верным ученикам. Для его ордена наступали новые времена. Энергичная миссионерская деятельность монахов приводила к буддизму много новообращенных. Народ все больше тянулся к этой новой религии, которая обещала спасение независимо от касты, не отягощала избытком обрядов, проповедовала доброту и кротость. Жрецы старых культов были не способны сопротивляться ордену, и люди шли искать прибежище в Будде, Дхамме и Сангхе. В сущности, мало кто всерьез интересовался философскими воззрениями шакийского аскета. Преклонялись перед учителем, который покинул богатство и дворцы ради просвещения людей, верили в то, что соблюдение его заповедей принесет мир в этой жизни и блаженство в будущей. Знали, что он обещал освобождение от перерождений и спасение от власти Кармы. Пройдет около двух столетий, и буддизм в таком, несколько упрощенном, виде покорит сердце царя Ашоки (273-239 гг. до н.э) - одного из благороднейших правителей, каких знает история. Так же, как и простой народ, он будет больше всего ценить в учении Будды гуманность, терпимость и миролюбие. Он отменит кровавые жертвоприношения, будет заботиться о благоденствии своих подданных; по его приказу создадут больницы, Устроят чистые водоемы, насадят прохладные аллеи. Он заразит монахов своим апостоль-ским рвением и пошлет в далекие западные страны миссионеров буддизма. В своей империи он повсюду поставит учителей религиозного закона, которые будут просвещать народ. Именно благодаря Ашоке буддизм начнет растекаться по всей Азии/3/. Пусть непрестанно плодятся буддийские секты, пусть монахи спорят о Нирване и "я", о правилах и уставах! Пусть философы обсуждают теорию перевоплощения и дхарм! Царь же Ашока будет верить, что добрых ждет награда, а злых - кара. И народ примет эту веру, забыв о том, что Гаутама называл суетой искание посмертного блаженства и воздаяния. Индийский историк Луния, говоря о вкладе Будды в культуру Индии, указывает на то, что он дал народу понятную религию и возвышенную этику; благодаря ему началось развитие литературы на народных языках, расцвело изобразительное искусство и упрочи-лись гуманность и религиозная терпимость. Признавая справедливость всего этого, тем не менее можно усомниться в том, что сам Гаутама стремился создать популярную религию. Его этика в своих основах восходила к Упанишадам, и менее всего он был заинтересован в процветании зодчества или скульптуры. Постоянно напоминая своим слушателям, что все течет в этом призрачном мире, Гаутама, возможно, и не подозревал, в каком направлении "потечет" его собственное учение. А с ним, действительно, совершились удивительные превращения. Будда, как и Конфуций, не любил говорить о самых последних тайнах. Но если Конфуций оправдывал свое молчание неведением, то Будда, несомненно, знал гораздо больше, чем мог или хотел сказать. Он был атеистом, но атеистом необычным, все существо которого устремлялось к Божеству Молчания, к Нирване. Вечный покой, трансцендентная, бесстрастная сущность, бесконечно далекая от ничтожного и никчемного мира, - таково было Божество Гаутамы. Он не знал Бога, обращенного к миру. Но человек тоскует именно о таком Боге, Его он неустанно ищет, без Него томится. Может ли утолить его жажду сверхбытийное Нечто? Внутренний опыт человека подсказывает ему, что Незримый есть не Нечто, а Некто, что порой Он стучится во врата души, что у Безмолвия есть свой Голос. Вдалеке от Него мы никогда не найдем настоящего покоя. Так было, так будет всегда. Заключенная в нас тайна небесной любви будет мучить нас до тех пор, пока не вырвется наружу. И если из-за собственного ослепления человек все же не войдет в Дом Отца, потребность души в Живом Боге в любой форме, пусть даже в самой странной, даст о себе знать. Человек, ищущий веры, любящий, страдающий, живой человек вступит в тайную борьбу с пессимистической философией Гаутамы и победит ее. Пусть, скажет он, молчат иссохшие монахи о том, существует ли Совершенный по смерти или нет, пусть уверяют, что Гаутама - лишь величайший в мире святой; нет, он - божественный, он - выше всех богов; Индра и Брама поклоняются ему; он не исчез, о нет; он пребывает в надзвездном мире и охраняет всю Вселенную. Гаутама, аскет, живший во времена Бимбисары, станет в глазах буддистов воплощением небесного существа Ади-Будды. Они будут верить, что Бог посылает на землю великих учителей, чтобы поддержать среди людей правый путь Дхаммы. Шакия-Муни - непревзойденный среди этих воплощений Небесного царства. Так буддизм сомкнется с учением Бхагавад-Гиты в попытке обрести Бога Живого, к Которому можно протянуть руки, Который слышит человека и говорит с ним/4/. x x x Над останками Гаутамы, рассеянными по всей стране, вырастают ступы-курганы, зримые свидетельства пребывания Татхагаты среди людей. Толпы паломников устремляются к этим новым святым местам. Они благоговейно склоняются перед ковчегом с костями Будды, молятся у старого развесистого "древа просветления", они счастливы посетить места, где родился Гаутама, где совершился его переход в Нирвану. Здесь, а не в кружках Шакия-Муни, возникает мировая религия, именуемая буддизмом, которая завоюет миллионы последователей на Цейлоне и в Тибете, в Бирме и Таиланде, в Камбодже и Вьетнаме, Китае и Японии, Монголии и Корее. Переходя из страны в страну, эта религия воспринимает в себя много такого, что сам Гаутама, несомненно, осудил бы как чуждое его учению. Будда не признавал молитвы, но зато буддисты не отвергнут ее. Они даже впадут в обратную крайность: стараясь произнести как можно больше молитв, они заведут "молитвенные мельницы", вращение которых будет заменять произнесение формул. Будда восставал против слепого поклонения букве священных книг. Между тем буддийские священные тексты окружат большим ореолом, чем Веды; на них будут смотреть как на волшебный талисман и воздавать им божеские почести. Священный ведический язык - санскрит - вновь зазвучит в буддийской литературе, несмотря на то что сам Гаутама проповедовал на народном диалекте. Обряды и обычаи тех народов, куда проникнет буддизм, опутают его и порой исказят почти до полной неузнаваемости. Первобытные мистерии Тибета породнятся с буддизмом, и монахи будут совершать священные танцы в устрашающих шаманских масках. Поэтому-то известный исследователь буддизма Рис-Дэвидс имел некоторое право утверждать, что "ни один из тех пятисот миллионов людей, которые время от времени приносят в жертву цветы на буддийских алтарях, дух которых более или менее проникнут буддийскими учениями, не является исключительно и вполне буддистом". Поклонение Личному Божественному Существу приведет религию Будды, Дхаммы и Сангхи к созданию храмов и изображений. Первые известные нам изваяния арийской Индии - буддийские. Сам Совершенный сначала изображался лишь символически, но на рубеже I в., вероятно под влиянием греков и персов, создается традиционный образ Учителя, сидящего в позе созерцания /5/. В это же время Асвагоша написал первую поэтическую биографию Будды. Гаутама стремился развенчать преходящую жизнь, представить ее как царство страданий, смерти и уродства. Но его последователи посвятят себя заботам о людях и их благе на земле. Они станут трудиться над созданием буддийской культуры. Пещеры Аджанты, где поселятся монахи, покроет изумительная роспись, воспевающая красоту Божьего мира. Фрески эти привели бы в изумление основателя Сангхи. Ведь их творцы изображают прелесть цветов и животных, гармонию обнаженного тела, человеческие чувства, иными словами, все, что, по учению Гаутамы, есть лишь тлен и бессмыслица. Нетрудно согласиться с тем, что наша жизнь есть "юдоль плача", что в ней все уносится волнами, что в ней торжествуют распад и смерть. И все же отвергнутый Гаутамой мир вновь и вновь заявлял о себе. Над художниками Аджанты проплывали причудливые облака, озаренные гаснущим солнцем, ветер в горах шевелил травы и листья деревьев, каждое насекомое, каждая птица вызывали восторг и изумление. А какой бесконечный мир крылся в темных задумчивых глазах человека! Пусть все это - прах, но не видеть в этом божественного веяния - значит быть духовно слепым. И отрекшиеся от мира монахи вновь обретут любовь к нему. Аджанта, расположенная в живописной местности, станет очагом творчества, храмом красоты/6/. Так постепенно буддизм будет побеждать Гаутаму. x x x В заключение остановимся и еще раз бросим взгляд на пройденный путь. Мы побывали в древнем храме индийской мудрости, и если даже многое в нем не могло нас привлечь, трудно не согласиться с тем, что этот храм достоин удивления и восхищения. Из всех попыток человека приблизиться к Вечному опыт Индии - один из самых серьезных и знаменательных. В этой загадочной стране духовные созерцатели приблизились к самому порогу священного Молчания. Но, пораженные неисповедимой безмерностью Божественного, они оказались не в силах увидеть в Его свете Лика, в Его молчании не услышали Слова... Именно поэтому учения о Брахмане и Нирване не стали последней истиной, открывшейся дохристианскому миру, и именно поэтому они разделили общую судьбу: брахманизм вылился в индуистское язычество, а философию Гаутамы заслонил популярный буддизм. Учители Индии были правы, осознав мир как ничтожество. Конечное в сравнении с Абсолютным воистину тонет и теряется. Только тогда, когда человек знает о небесном взоре, обращенном к земле, земля расцветает нетленной красотой; только тогда мироздание обретает смысл, ценность и цель. Но от тайновидцев Востока этот прикованный к миру взор оказался сокрытым. Они нашли покой созерцания, но утратили и себя, и мир/7/. Будда довел до последнего логического предела учение брахманов об Абсолюте, и этим пределом оказалось богоотрицание, а вслед за ним и полное отрицание мира. Все, что горит, должно, по его мысли, погаснуть, все, что сознает себя, - раствориться в бессознательном. Отвергнув Бога-Творца, Будда признал природу и человека бесцельным коловращением призраков, мельканием дхарм, нескончаемым, никому не нужным потоком. И он был прав: ибо если нет Бога Живого, Вселенная заслуживает уничтожения, жизнь и сознающие себя личности должны исчезнуть навсегда. Это для них лучший удел. Такова главная причина, почему религия, столь возвышенная, как индийская, не могла стать преддверием к Евангелию. И все же жизнь и проповедь Гаутамы были одним из величайших событий в истории духа. Значение его отнюдь не исчерпывается нравственным или философским содержанием учения Просветленного. Величие Будды и его предшественников заключается в том, что они провозгласили спасение главной целью религии. "Как неизмеримый океан имеет один вкус - вкус соли, - говорил Будда, - так и мое учение имеет один вкус - вкус спасения". Человек живет ложной жизнью, он постоянно погибает, он томится и страждет, он опутан цепями и находится во власти каких-то роковых сил. Но он должен быть спасен. Для древней ритуальной религии этой проблемы спасения не существовало. Магизм видел все законченным и устроенным наилучшим образом: человек призван был только выполнять свой Долг, он - лишь звено социальной и космической системы. Гаутама одним из первых постиг необходимость искупления. Он одним из первых сумел возвысится над иллюзиями и до конца измерил всю глубину бездны мировых страданий и зла. Проникшись состраданием, он стал искать избавления. И пусть то, что он нашел, не было подлинным спасением, он остается тем не менее великим примером для всех, искренне ищущих Истину, Полноту и в конечном счете - взыскующих Бога. Внешне буддизм не был прямым предшественником Нового Завета. Но что из того? Имеем ли мы право ограничивать историю лишь видимыми феноменами? Кто знает, как далеко пронесся его призыв в сокровенных глубинах метаистории? Можем ли мы измерить силу и значение импульса, который шел от человека, сказавшего: "Неустанно пекитесь о своем спасении"? Вправе ли мы отрицать, что неведомыми путями он мог содействовать приближению человечества ко Христу?.. Никакие заблуждения Будды не могут лишить его того места, которое он занимает в семье великих Учителей дохристианского мира. Многие его заветы навсегда останутся выражением просветленной человеческой мудрости. Прислушаемся к ним. Никогда в этом мире ненависть не прекращается ненавистью. Хорошо сказанное слово человека, который ему не следует, столь же бесплодно, как и прекрасный цветок с приятной окраской, но лишенный аромата. Пусть мудрец усилием, серьезностью, самоограничением и воздевманием сотворит остров, который нельзя сокрушить потоком. Как крепкая скала не может быть сдвинута ветром, так и мудррцы непоколебимы среди хулений и похвал. Один день жизни человека, видевшего бессмертную стезю, лучше столетнего существования человека, не видевшего высшей жизни/8/. Трудно не восхищаться человеком, говорившим такие слова или вдохновившим тех, кто их произнес. Мы знаем, что все изображения Будды апокрифичны. Но почему - то хочется верить, что он был именно таким, каким его веяли древние скульпторы: с лицом юным и кротким, с тихой улыбкой, погруженным в глубокую тайную думу. Мудрец, проникнутый состраданием ко всему миру, он поистине достоин любви и благодарности человечества, хотя и не был в силах спасти его. Впрочем, кто из людей смог бы совершить это? ПРИМЕЧАНИЯ Глава шестнадцатая ОТ ГАУТАМЫ К БУДДИЗМУ 1. Махапариниббана, VI, 40. 2. Этот собор (I общебуддийский) происходил в Раджагрихе. Древняя тибетская книга Даранты "История буддизма в Индии" относит его к 40 году после смерти Будды (см. перевод этой книги в 3-й части исследования В. Васильева "Буддизм, его догматы, история и литература", СПб., 1891). Хронология буддийских соборов, как, впрочем, и вся индийская хронология до воцарения Ашоки (273 г. до н. з.), является весьма спорной (см.: Г. Бонгард-Левин. К проблеме историчности III собора в Паталипутре. - "Индия в древности", М., 1964, с. 121. Там же указана и библиография по соборам). 3. "Я желаю, - говорит Ашока в одной из своих надписей, - чтобы люди получили счастье в этом мире". Надписи царя Ашоки - "Хрестоматия по истории древнего Востока", М., 1963, с. 419. Об Ашоке см.: Р. V. Bapat. Asoka.- "2500 Years of Buddhism", p. 56. 4. Источник монотеистических тенденций в буддизме, по справедливому замечанию Самуэля Биля, надо искать "там, где с первобытных времен существовало знание истины, дарованное Первоисточником Истины и которое, хотя и отуманенное с течением времени посторонними наслоениями, все-таки настолько сохранилось, что распространило, хотя и в слабой мере, свет и надежду среди наций, повергнутых во мрак" (С. Биль. Буддизм в Китае. - РВТ, с. 93). 5. См.: О. Прокофьев. Искусство Индии. М., 1964, с. 54; В. Сидорова. Скульптура древней Индии. М., 1971, с. 66. 6. См.: О. Прокофьев. Искусство Индии, с. 76 сл. 7. В этом радикальное отличие индийского пути от библейского. Если Библия видит во зле и страдании болезнь мира, то индийских мистиков "к разрыву с наличной действительностью побуждает само существование мира, сама форма мирового процесса" (Р. Эйкен. Основные проблемы современной философии религии. СПб., 1910, с. 46). 8. Дхаммапада, 5, 25, 51, 115. ПРИЛОЖЕНИЯ 1. О ПЕРЕВОПЛОЩЕНИИ За последние сто лет неоднократно возникали попытки построить религиозную систему, которая включала бы в себя все или большинство верований человечества. Таковы, например, учение Толстого, идея "религии духа" у Радхакришнана, теософская доктрина или концепция "Розы мира" у русского поэта и оккультиста Даниила Андреева. Эти попытки, как правило, игнорируют глубокие и принципиальные различия между религиями, но само по себе стремление найти нечто общее в духовных прозрениях человечества вполне оправдано. Думается, однако, что нет никакой нужды измышлять некую искусственную "панрелигию", когда возможность универсального синтеза уже заложена в христианстве. Будучи завершением долгого пути богоискания, оно органически включает в себя многие духовные ценности предшествующих ступеней религиозно-исторического процесса. И это относится не только к Ветхому Завету, вере Израиля, но и к внебиблейскому миру, в том числе к индийскому кругу идей. Христианство не может относиться к этим учениям исключительно негативно. Помимо многих второстепенных черт сходства, мы находим в индийском миросозерцании пять существенных принципов, которые роднят его с христианским видением Бога, мира и человека. В самой сжатой форме эти пункты могут быть выражены следующим образом: 1) Апофатизм - учение о том, что высшая Реальность в своей последней глубине непостижима и неопределима. Это учение было впервые ясно провозглашено Упанишадами и нашло свое выражение в буддизме (ибо Нирвана, как мы видели, в конечном счете есть не что иное, как обозначение Абсолюта); оно разделяется библейской традицией (понятие о "кадош Ягве") и Отцами Церкви (см., например: св. Василий Великий. Против Евномия, кн. 1). 2) Отрицание высшей ценности земных благ недвусмысленно утверждается Евангелием, хотя и не носит там столь крайней негативной формы, как в индийских религиях. 3) Признание высокого достоинства личной аскезы в духовной жизни. Эта сторона религиозной этики развита в опыте и учении христианских подвижников (традиция Добротолюбия). 4) Понятие о карме, которое в самом общем виде сводится к тому, что все действия, совершаемые человеком в земной жизни, не могут оставаться без последствий, а влекут соответствующее воздаяние. Христиане именуют это учение верой в нравственный миропорядок или правду Божию (библейское понятие "эмет"). И, наконец, 5) понятие о спасении как главной цели религии, нашедшее столь сильное выражение в буддизме, является одним из краеугольных камней Библии (см.: прот. А. Князев. Понятие о спасении в Ветхом Завете. - "Вестник РХСД", 1970, Э98). Невзирая на то что в Индии эти пять принципов нередко принимали весьма далекие от христианства очертания, они тем не менее составляют прочный мост, соединяющий восточный религиозный опыт с Евангелием. К указанным пунктам иногда пытаются присоединить шестой - доктрину перевоплощения, или реинкарнации. Существуют ли для этого основания? Действительно ли христианство может и должно принять догмат реинкарнации как составную часть своего взгляда на посмертную судьбу человека? Таков вопрос, которому посвящен предлагаемый очерк. Менее всего он претендует на полноту освещения; автор намечает лишь самые общие, предварительные контуры проблемы. 1. АСПЕКТЫ ТЕОРИИ Теория перевоплощения не представляет собой чего-то единого. Мы встречаем ее в трех аспектах или формах: брахманской, буддийской и теософской (или популярной). 1) В понимании брахманизма сансара (sansara), как было уже сказано (см. гл. IV), неотделима от признания единосущия "я" с "Я" вселенским. Это учение кардинально отличается от библейского. Последнее не только настаивает на трансцендентности Божества (что является аксиомой в индийских религиях), но и утверждает онтологическую нетождественность Творца и творения. С другой стороны, Упанишады, в сущности, не говорят о перевоплощениях личных "я", ибо личные "я" - лишь всплески единого Атмана. Именно он, а не кто другой, входит в мир, дробясь на индивиды, с тем чтобы в конце концов вернуться в изначальное нерасчлененное Единство. Верховное начало, Брахман (он же Атман), является, по словам ведантистского философа Шанкары, "вечным зрителем того, что происходит в трех временах (настоящем, прошедшем и будущем)" (Шанкара. Таттва-Бодха, VIII). Здесь также выявляется существенное различие между индийским и евангельским пониманием личности. В христианстве каждая личность, хотя и не является "частицей" Абсолюта, а только - тварью, обладает безусловной ценностью. Это ясно выражено в притче Христа о Пастыре, взыскующем одну пропавшую овцу (Мф 18, 12). Для брахманизма и Бхагавад-Гиты личность, в силу ее тождества с Абсолютом, сама по себе теряет ценность (см., например: Брихадаранъяка, IV, 5, 6). Этим тождеством, повторяем, фактически сводится на нет сама идея перевоплощения конкретных личных "я", ибо в космических циклах есть только одно действующее Начало: Атман-Брахман. 2) Согласно буддийской теории, личность есть не субстанция, а лишь известное сочетание дхарм. Такая скандха есть, строго говоря, только обманчивый феномен. Скандхи образуют нечто подобное океанским течениям: они несутся в безначальном бытии, и их движение определяется законом кармы. Личности здесь нет. Приведем еще раз уже цитированные слова Розенберга о буддийской теории перевоплощения: "Не какая-либо "душа", - говорит он, - переходит из одного тела в другое или из одного мира в другой, а... один и тот же внеопытный комплекс дарм*, проявляющийся в данное время как одна личность-иллюзия, после определенного промежутка времени проявляется в виде другой, третьей, четвертой и т.д.- до бесконечности. Следовательно, ничего, собственно, не перерождается, происходит не трансмиграция, а безначальная трансформация комплекса дарм, совершается перегруппировка элементов-субстратов, наподобие того как в калейдоскопе те же частицы группируются в новые, более или менее похожие друг на друга фигуры" (О. Розенберг. Проблемы буддийской философии, с. 229). --------------------------------------------------------------- * Дарма = Дхарма = Дамма = Дхамма Из этого, по словам известного буддолога А. Пятигорского, вытекает идея об "отсутствии памяти как у конкретного живого существа (отождествляемого в буддизме с отдельным потоком сознания) - о "начале" психического процесса (то есть самого себя), так и у мира живых существ - о начале своего существования". Но если так, то следует признать, что с человека снимается нравственная ответственность за предшествующие состояния потока дхарм; сохраняется лишь неведомое простым смертным проявление слепых кармических законов. Между индивидами, на время образованными одним и тем же потоком, нет, по сути дела, никакой живой связи. Типологически буддийское учение о сансаре близко к брахманскому: в обеих версиях нет места личности, а есть лишь "воплощения" некоего внеэмпирического целого (Брахмана - Атмана или потока чистых непроявленных дхарм). И тут и там перед нами чисто философские гипотезы, пытающиеся объяснить феномен человеческих судеб. Увязать эти теории с христианским подходом к личности, посмертию и воздаянию едва ли возможно, невзирая на то что Евангелие не дает никакой разработанной доктрины о составе человека и его "я". В Церкви существует несколько равноправных концепций относительно природы человека, но единственное, что является для нее безусловным, - это признание за личностью субстанциальной цельности и духовной ценности, ибо она создана по образу и подобию Творца. Об этом говорят слова Христа, относящиеся к "малым сим" и "меньшим братьям". Именно ввиду этого высокого достоинства личности на вопрос, можно ли включить в евангельское миросозерцание доктрину сансары в ее брахманском и буддийском вариантах, мы вынуждены дать отрицательный ответ. 3) Но те, кто все же пытается соединить Евангелие с перевоплощением, исходят, как правило, не из классической индийской метафизики, а из популярного понятия о перерождении, которое было широко распространено в Индии и оттуда заимствовано оккультными и теософскими школами XIX и XX вв. Речь идет о неоиндуистском оккультизме, о теософии Блавацкой-Безант и антропософии Рудольфа Штейнера. Они действительно в прямом смысле исповедуют доктрину о многократных воплощениях индивидуальной души. Одной из характерных черт этих учений является также попытка соединить теорию сансары с эволюционной. Они усматривают в реинкарнации восхождение истинного "я" к высшим ступеням. "Бессмертная суть человека, - утверждает один из этих авторов, - проявляясь на низших планах вселенной, проходя через длинный ряд изменяющихся личностей, то мужских, то женских, развивает в себе - благодаря разнообразию приобретенных опытов - два ясно различимые вида добродетелей. Все добродетели более мужественные, более энергичные, как храбрость, смелость, развиваются во время мужских воплощений. Добродетели более мягкие, нежные и в то же время более глубокие и сильные - плод женских воплощений" (С. Чаттерджи. Сокровенная религиозная философия Индии, 1906, с. 65). Свойственная человеку приземленность духа препятствует ему вообразить реальность каких-то иных измерений бытия, поэтому теософская теория реинкарнации привлекает многих тем, что таинственное и трудно представимое посмертие вводится ею в рамки привычного и осязаемого. К тому же в свете этой доктрины тайны жизни якобы становятся объяснимыми и понятными. "Мрак неизвестности, - утверждает Леон Дени, - рассеивается перед доктриной о многочисленных существованиях. Существа, которые отличаются от других своей интеллектуальной силой или добродетелями, более жили, более работали, приобрели более опыта, более глубокие свойства и познания" (Л. Дени. Жизнь после смерти. СПб., 1909, с. 70). Особенно соблазнительна простота, с какой тут решается вопрос о причинах страданий и одаренности. Легко может показаться, что адепт учения о реинкарнации получил в руки ключ от всех загадок бытия. И поэтому справедливо замечание Бердяева, считавшего, что "популярность теософии и антропософии связана именно с учением о перевоплощении" (Н. Бердяев. Учение о перевоплощении и проблема человека. - ПД, с. 65). Отсюда понятно, почему все учители "тайноведения" делают особое ударение на реинкарнации. Сквозь ее призму рассматривается и история духа, и само мироздание. Так, антропософия распространяет перевоплощение на планетарную эволюцию: перевоплощаются уже не только люди, но и все живые существа, и земля, и луна, и солнце (см.: Р. Штейнер. Очерк тайноведения. М., 1916, с. 127 сл.). Если принять такую универсальность реинкарнации, то следовало бы ожидать, что это учение исповедуют приверженцы многих или, по крайней мере, основных религий. Для теософов это особенно важный аргумент, так как они учат о единой истине, содержащейся во всех верованиях мира. "Идея Кармы и Перевоплощения, - говорят они, - составляет основу морали во всех древних св. писаниях Востока" (Е. Сисарева. Перевоплощение, 1913, с. 16). Поэтому необходимо подробнее остановиться на этом утверждении и проверить, насколько оно соответствует действительности. 2. РЕИНКАРНАЦИЯ И РЕЛИГИИ МИРА Известный теософский писатель Эдуард Шюре в своей книге "Великие посвященные" проводит ту мысль, что все основатели религий были провозвестниками одной и той же истины. Более того, нередко можно слышать утверждение, будто Моисей и Кришна, Будда и Христос являются "аватарами", воплощениями единого духовного существа. "Тот, кто есть Кришна, в то же время - и Шива, и Божественная Мать, и Христос и Аллах" (Провозвестие Рамакришны. СПб., 1914, с. 20). Встанем на эту точку зрения, сколь бы спорной она ни представлялась. Приняв ее, естественно было бы ожидать, что в таком кардинальном вопросе, как посмертная участь человека, религиозные вожди и учения являют единодушие. Пусть с разными оттенками и с разной степенью приближения, они должны были бы учить о реинкарнации или хотя бы содержать прямые намеки на нее. Так, например, истина монотеизма, открытая в Ветхом Завете, в той или иной степени брезжила и в других религиях цивилизованных и "примитивных" народов. Но теория перевоплощения находится в совершенно ином положении. Религии Шумера, Египта, Вавилона, Хетты, Ассирии, Финикии, Ханаана, Ирана, Рима и Китая ничего не знают о реинкарнации. Мы слышим о райской стране египтян Ялу, об обителях умерших: Куре, Шеоле, Аиде, Елисейских Полях, но о перевоплощении или хотя бы о возможности его древние тексты этих народов не говорят ни слова. Это, разумеется, не могло не смущать теософов и побуждало их тщательно выискивать в древних учениях хотя бы малейший намек на свою излюбленную теорию. Результаты их поисков оказались поистине ничтожными. Так, они ссылаются на слова Геродота, считавшего Египет родиной доктрины метемпсихоза (Геродот. История, II, 123). Однако египтологи установили, что Геродот ошибочно истолковал некоторые египетские тексты. В 76-88-й главах Книги Мертвых упоминается о том, что душа во время своих загробных скитаний превращается в различных животных: барана, крокодила, ястреба. Но указанные существа в глазах египтян были воплощениями богов, и превращение в них людей есть не инкарнация, а обожествление, вхождение в блаженную жизнь. Таким образом, как говорит Ланге, "мы ни в коем случае не должны видеть в этом странствия души" (Ланге. Египтяне. - П. Шантепи де ла Соссей. Иллюстрированная история религии, т. I. СПб., 1913, с. 179). Среди многочисленных памятников религиозной письменности Египта, касающихся посмертия, мы не находим ни одного указания на веру в переселение душ. Всюду говорится лишь о загробном мире, о суде над душой и о ее странствиях в потусторонних обителях (см.: Д. Брэстед. История Египта, т. I. M., 1915, с. 66 сл.). Более того, египтяне связывали бессмертную часть человека с ее материальной оболочкой - отсюда мумификация статуэтки-двойники и особенно тщательная забота о гробницах. Все это было бы бессмысленно при вере в перевоплощение. Кроме египетской религии, пытались найти учение о реинкарнации и в Ветхом Завете. Полагали, что о нем свидетельствует несколько мест Библии. Так, Бог, посылая на проповедь пророка Иеремию, говорит ему: Прежде, нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя *, И прежде, нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя **. Иер I, 5. ---------------------------------------------------------------- * То есть возлюбил, избрал для себя. ** То есть сделал посвященным Богу. Но, как явствует из текста, речь здесь идет вовсе не о перевоплощении, а о божественном предведении: Бог предназначил Иеремию к служению еще до того, как тот родился. В псалме 89 мы читаем: Ты возвращаешь человека в тление и говоришь: возвратитесь, сыны человеческие! В этом также усматривали намек на реинкарнацию. На самом же деле приведенные слова лишь перифраз другого библейского изречения (Быт 3,19), касающегося смертности человека, который, умирая, "возвращается в землю". (Древнеизраильские представления о посмертии изучали след. авторы: П. Юнгеров. Учение Ветхого Завета о бессмертии души и загробной жизни. Казань, 1882; А. Темномеров. Учение Св. Писания о смерти, загробной жизни и воскресении, 1899; П. Страхов. Воскресение. Идея воскресения в дохристианском религиозно-философском сознании. M., 1916; J.Z. McKenzie. The two-edged sword, N 5, 1966, р. 275-294.) Далее, в книге пророка Малахии есть такие слова Божии: "Вот Я пошлю к вам Илию пророка перед наступлением дня Господня, великого и страшного" (Мал 4,5). Однако и здесь напрасно видят указание на перевоплощение. Из Библии явствует, что в Израиле существовала вера в то, что пророк Илия не умирал, а был взят Богом с земли. О вторичном явлении пророка перед Судным днем и говорит текст пророка Малахии. Итак, все усилия найти в Ветхом Завете учение о реинкарнации оказались тщетными. Нет его и в ортодоксальном иудействе послехристианского периода. Так, в Талмуде развивается учение, близкое к мнению Отцов Церкви, относительно того, что вплоть до всеобщего воскресения сохраняется некая связь души с элементами распавшегося тела (см: И. Троицкий. Талмудическое учение о посмертном состоянии и конечной участи людей. СПб., 1904). Сложнее обстоит дело с греческой религией. В отличие от верований Китая, Рима и Передней Азии, она действительно в некоторые периоды и в некоторых школах признавала метемпсихоз. Но, как справедливо подчеркивал С. Франк, вера в переселение душ среди греков "была всегда лишь случайным и исключительным явлением" (С. Франк. Учение о переселении душ. - ПД, с. 29). В ахейскую и гомеровскую эпохи мы не обнаруживаем еще никаких следов учения о метемпсихозе и даже вообще о воздаянии; посмертная судьба человека не связывается с его поступками. Царям и героям сооружают гробницы, полагая, что участь могучих и смелых после смерти будет более счастливой. Постепенно появляется представление о блаженной стране, где живут "герои", избегшие преисподней (см.: Ю. Кулаковский. Смерть и бессмертие в представлении древних греков. Киев, 1899, с. 56). Но для большинства людей единственным концом оставалось пребывание в царстве Аида, откуда нет возврата (см.: Илиада, XXIII, 75; M.P.Nilsson. A History of Greek religion. Oxford, 1972, p. 138). Около VI в. до н. э. в Греции распространяется экстатический культ Диониса, в котором впервые явственно звучит мотив бессмертия души (см.: Р. Кнопф. Происхождение и развитие христианских верований в загробную жизнь, СПб., 1908, с. 36. Подробнее об этой религии будет сказано в следующем, IV томе цикла). Теософия Орфической секты питалась духом и идеями дионисизма, и в ней уже вполне недвусмысленно принимается метемпсихоз (см.: Н. Новосадский. Орфические гимны. Варшава, 1900, с. 56). Орфизм развивается в учение Пифагора, которое давно поражало исследователей сходством с индийскими учениями. Пифагор проповедует "неубиение живых существ", тело именует гробницей, "вспоминает" свои прежние жизни, как Будда, современником которого он был. Существовали легенды, согласно которым Пифагор побывал на Востоке и принес оттуда свое учение. В связи с этим нередко высказывалось предположение, что метемпсихоз пифагорейцев есть прямое заимствование из Индии (см., например: Л. Шредер. Пифагор и индийцы. Исследование о происхождении пифагорейского учения. - "Журнал Министерства Народного Просвещения", 1888, Э10, 11.) Вне всякого сомнения, Платон склонялся к метемпсихозу под влиянием пифагорейской теософии. Но уже Аристотель отказался от идеи переселения душ, и после него она надолго исчезает из греческого мышления. Только тогда, когда началось прямое проникновение восточных религий на Запад, когда буддийские миссионеры пришли в Афины (III в. до н. э.), доктрина реинкарнации вновь появляется на свет, на этот раз уже в теософии гностиков. Один из основателей этого учения, Аполлоний Тианский (I в. н. э.), путешествовал в Индию и беседовал с брахманами (см.: М. Корелин. Падение античного миросозерцания. М., 1898, с. 228; Ю. Николаев. В поисках за Божеством. Очерки истории гностицизма. СПб., 1913, с. 59 сл.; П. Милославский. Древнее языческое учение о странствиях и переселениях души и следы его в первые века христианства. Казань, 1879, с. 255). Но и в эту эпоху, как и в классическую, доктрина метемпсихоза не получила большого влияния в античном мире и редко выходила за пределы узких философских кругов. x x x Для теософии было в высшей степени важным найти указания на реинкарнацию в Евангелии. Единственным местом в нем, которое на первый взгляд может быть истолковано в этом смысле, являются слова Христа об Иоанне Крестителе: "Если хотите принять, он есть Илия, которому должно придти" (Мф 11, 14). Но, во-первых, как мы говорили, Библия разумеет здесь не реинкарнацию Илии, а явление неумиравшего пророка. Во-вторых, сам Иоанн отрицал свое тождество с Илией (Ин 1, 21). В-третьих, приведенные выше слова Христа имеют совершенно иной смысл: согласно пророчествам, пришествие Мессии должно быть предварено появлением пророка Илии, призванного помазать Избавителя на служение. Этот аргумент книжники выставляли против мессианского достоинства Иисуса (см.: св. Юстин. Диалог с Трифоном, IX). Поэтому Христос и указывает на Крестителя-Предтечу как на пророка, выполнившего миссию Илии . (см.: С. Булгаков. Друг Жениха. Париж, 1927, с. 161 сл.). I; Кроме этих слов, в Евангелии нет больше ни одного изречения, которое могло бы дать повод к истолкованию в духе учения реинкарнации. Теософия признает Христа великим учителем человечества. Но она не может объяснить, почему в таком случае Он не только ничего не говорил о странствиях душ, но и указывал на единичный характер жизни каждого человека на земле (ср.: Лк 16, 19). Для теософов так и остается непостижимой загадкой, как могло Евангелие умолчать о перевоплощении. Апостол Павел, например, говорит о трансформации цельного человеческого существа в конце мировой истории, но не о метемпсихозе. Он учит не о смене тел, но об изменении самой природы тела: "Сеется тело душевное, восстает тело духовное" (1 Кор 15, 44). А в Послании к евреям прямо сказано, что "человекам положено однажды умереть" (Евр 9, 27). Один из первых христианских богословов Афинагор (II в.), продолжая библейскую традицию, решительно отклоняет платоновско-спиритуальную антропологию. Для него человек - это не только "душа", но - целостное существо, в состав которого входит и телесная природа (Афинагор. О воскресении, 14). Залогом бытия человека в вечности он считает не бессмертие лишь души, а воскресение, то есть возрождение человека как многопланового создания. "Если нет воскресения, - говорит он, - то не останется природа человеков как человеков" (там же, 15). Разумеется, будущее тело Афинагор не представляет как точное повторение тленного тела. Оно соответствует особому просветленному состоянию материи: это - "сома пневматикон", тело духовное, по терминологии апостола Павла. Естественно, что учение о восхождении человека в вечность несовместимо с теорией метемпсихоза, которая решительно отделяет телесную природу человека от духовной. Теософия ссылается на учителя Церкви Оригена для доказательства того, что в первые века своей истории христианство принимало идею реинкарнации (см., например: А. Каменская. Что такое теософия? 1912, с. 5). Но на самом деле Ориген высказывал лишь предположение о том, что до рождения души предсуществуют в высших сферах. Это мнение Ориген не считал догматическим и выдвигал его лишь как частную гипотезу (Ориген. О началах, II, 8, 3; 9,2). Как бы не оценивать подобную гипотезу, ее нельзя отождествлять с метемпсихозом, против которого Ориген высказывался довольно ясно (Ориген. Против Цельса, III, 75; IV, 17. См. библиографию вопроса во втором томе труда: J. Quasten, Patrologu, 1964, р. 92). Это неприятие реинкарнации, вытекающее из христианского видения целостного человека, было свойственно и всему святоотеческому богословию эпохи Вселенских Соборов. Так, св. Григорий Богослов мнение о том, "будто бы душа постоянно меняет разные тела, каждое сообразно прежней жизни", считал "пустой книжной забавой" (св. Григорий Богослов. Песнопения таинственные. Слово 7-е. О душе). И в заключение остается добавить, что и последняя по времени мировая религия. Ислам, так же как и христианство, не признает теории переселения душ. Таким образом, мы убеждаемся в том, что среди "исторических" религий (если не считать некоторых частных направлений греческой мысли) доктрина реинкарнации исповедуется только религиями Индии. Но и в Индии она заявила о себе сравнительно поздно и далеко не сразу стала всеобщей. Ее не было у древних арьев, по воззрениям которых души праведных попадали в светлые обители богов (см.: Р. Deussen. The Philosophy of the Upanishades, p. 323). Ранневедическая религия знала о загробном возмездии за грехи. "Мы слышим, - говорит Радхакришнан, - о Варуне, низвергающем грешника в мрачную бездну, откуда нет возврата" (Радхакришнан. Индийская философия, т, I, с. 93). Появление среди индо-арьев учения о сансаре можно приурочить ко времени между XV и IX вв. до н. э., т. е. к столетиям, отделявшим Риг-Веду от ранних Упанишад. Первое упоминание о сансаре, как уже было отмечено, мы находим в Брихадараньяке (III, 2, 13; IV, 4, 5). С тех пор эта доктрина настолько укоренилась в индийском мышлении, что стала его неотъемлемой чертой. Даже Будда не смог отказаться от нее, несмотря на то что она вступала в некоторое противоречие с его собственным учением. Отрицая устойчивое "я", он тем не менее сделал уступку идее сансары, допустив кармическое перерождение потоков дхарм. Откуда же пришло к индо-арьям учение о перевоплощении? Существует предположение, что оно было заимствовано ими у доарийского населения Индии. Вполне возможно, что у дравидских племен оно сохранилось с первобытных времен. Это косвенно подтверждается тем, что в примитивных культах вера в перевоплощение встречается гораздо чаще, чем среди "исторических религий". Наиболее яркую форму она имеет у австралийцев, этнически родственных коренным обитателям Индостана. x x x Весьма вероятно, что на возникновение этого верования у первобытных племен повлияло сходство между потомками и предками. Особенно должны были поражать воображение древнего человека общие черты у родственников в третьем колене. Рождение человека, разительно похожего на умершего деда, невольно могло приводить к мысли, что в новорожденного перевоплотился усопший. Так, в африканском племени Иоруба родившегося ребенка было принято встречать словами: "Ты вернулся!" (см.: Э. Тэйлор. Первобытная культура. М., 1939, с. 302). Другим источником верования в переселение душ мог быть тотемизм, т. е. понятие о мистической связи племени с животным-предком. У некоторых австралийских кланов существовало поверье, будто их члены - воплощение тотемистических предков (см.: Е. Durghim. The Elementary Forms of the Religious Life, 1961, p. 197). Считалось также, что тотем может воплощаться и в священных животных. Обладая острым чувством одухотворенности природы, первобытные люди плохо осознавали качественное различие между духом человека и психикой животного. Это питало веру в оборотней и вело к беспрепятственному перенесению человеческого "я" в звериную оболочку (см.: А. С. Bouquet. Comparative Religion, 1958, р. 39). Тотемизм и анимизм, однако, несут в себе еще только зародыши теории реинкарнации. Как подчеркивал С. Франк, существует принципиальная разница между этими верованиями и теорией сансары. Вера в возможность для человека перевоплотиться в другое существо еще не тождественна учению о переселении душ в строгом смысле слова. "Под ним, - говорит Франк, - разумеется вера, что нормальной и необходимой формой посмертного существования души является ее переход в другое живое тело - в тело другого человека, животного или растения, вера в странствование, "блуждание" (таков смысл индусского слова "сансара") души - от одной телесной смерти к другой через разные органические тела. Такого рода вера составляет в истории религиозных представлений скорее исключение, чем общее правило" (С. Франк. Учение о переселении душ. - ПД, с. 9-10). Действительно, даже в своей зачаточной форме вера в реинкарнацию носит весьма ограниченный, местный характер: в самой Австралии, где она наиболее распространена, она является всеобщей. А у полинезийцев, ведда, бушменов, пигмеев Африки, почти у всех индейцев и многих других народов, сохранивших черты первобытной культуры - она отсутствует (см. сб. "Религии наименее культурных племен", М., 1931). Нередко, когда старые исследователи утверждали, будто они обнаружили эту веру у того или иного племени, потом оказывалось, что они были введены в заблуждение тотемистическими мифами, неверно истолкованными. Подведем теперь окончательный итог. Учение о реинкарнации свойственно некоторым "первобытным" племенам (в зачаточной форме), индийцам и дионисическо-орфической традиции Греции. Всем же остальным национальным и мировым религиям, возвышенность и истинность которых теософия не отрицает, это представление чуждо. Здесь есть над чем задуматься. Как могло случиться, что тысячелетние верования, жрецы, учители и пророки человечества могли отрицать реинкарнацию, если бы она являлась всеобщим и непреложным законом человеческого бытия? Не получив опоры в мировом религиозном сознании, сторонники доктрины ссылаются на другой аргумент: на таинственные явления и загадки жизни, которые, по их мнению, могут быть объяснены якобы только с позиции их теории. 3. ЗАГАДКИ ЖИЗНИ И ЛИЧНОСТИ Мы не собираемся здесь "опровергать" гипотезу реинкарнации. К каким бы рациональным доводам ни прибегали ее сторонники, она все же принадлежит к области веры, где рационалистические доказательства неуместны, а опровержения бесплодны. Наша задача - лишь показать, что в религиозном сознании, отличном от индийского и теософского, имеется совершенно иная интерпретация тех фактов, которые выдвигаются для доказательства реинкарнации, и отметить те принципы христианства, которые не позволяют включить в него доктрину перевоплощения. Обратимся теперь к самим фактам. 1) Будда, Пифагор, Рамакришна и другие имели, как говорят, способность вспоминать свои прежние жизни. Но это легко объяснить тем, что они (пусть и по-разному) верили в перевоплощение. В глубинах подсознания человека, как показал Юнг, скрыта своего рода "коллективная память" многих поколений (см.: К. G. Jung. Psychologie et Religion, 1958, р. 29 сл.). Люди, отличающиеся особо напряженной духовной жизнью, могут оказаться способными проникать в эту сферу "родовой памяти", могут выходить далеко за пределы своего личностного сознания и в свете собственных убеждений истолковывать это как воспоминание о "прежних жизнях". Наличие "коллективной памяти" вполне подтверждается учением о духовном единстве человечества как "целокупного Адама" (см.: т. 2, "Магизм и Единобожие", приложение "Библия и учение о грехопадении"). 2) Перевоплощение, утверждают теософы, придает эволюции "благой смысл" (Е. Сисарева. Цит. соч., с. 3), ведь большинство людей не успевает полностью реализовать свои возможности; только перевоплощение дает простор для разнообразной деятельности на протяжении многих жизней. Здесь, между прочим, обнаруживается еще одно отличие теософии от классических индийских религий. Для последних сансара есть зло, она продолжает то бытие, которое следует угасить; для теософии же и антропософии переселение душ - это, напротив, эволюционный, "прогрессивный" принцип, содействующий самоискуплению человечества. Эта эволюционистская черта, чуждая пессимизму Будды и брахманов, возникла под прямым воздействием дарвинизма и западной веры в прогресс. Но если человечество уже десятки тысяч лет развивается, перевоплощаясь, то оно давно должно было бы взойти на большую духовную высоту. Между тем трудно согласиться с тем, что такой прогресс имел место. Даже "техническая революция" есть локальное явление, занимающее ничтожно малый отрезок времени во всеобщей истории: двести-триста лет на фоне пятидесяти тысяч лет. (Причем интересно, что этот прогресс происходил как раз не в тех странах, где верили в перевоплощение.) Приверженцы реинкарнации отрицают возможность того, что раскрытие богатств человеческого духа может протекать в иных мирах (там же, с. 9), хотя существование таких миров признают. Возникает вопрос: какие же основания не верить в возможность развития духа за пределами земного плана жизни? Не должен ли именно там открыться новый простор для совершенствования? "Существование человека в этом плане мира, - справедливо говорит Бердяев, - есть лишь момент его духовного пути... Популярное учение об одноплановом перевоплощении, в сущности, остается в этом времени, которое мыслится бесконечным и не знает выхода в вечность" (Н. Бердяев. Опыт эсхатологической метафизики. Париж, 1947, с. 208). 3) Человек, согласно теософскому учению, страдает из-за последствий своей кармы: грехи, совершенные в предшествующих инкарнациях, отражаются на последующих. Такой взгляд примиряет человека с любым страданием и с любой несправедливостью. Но если принять его, то становится ясным, что кармический закон лишает человека свободы и, следовательно, нравственной ответственности. Личность может сознавать, что несет последствия своих ошибок, или же, по принципу "солидарности", - свою причастность к "грехам отцов", но если обычные люди не помнят о своих прежних инкарнациях, то они не могут сознательно отвечать за поступки существ, о которых ничего не знают. "Что хорошего, сударь, было бы, - говорил Лейбниц, - если бы вы стали китайским императором, при условии, что вы забудете, кем вы были? Разве это было бы не то же самое, как если бы Бог в момент, когда уничтожил вас, создал в Китае императора?" Иными словами, даже если и признать перевоплощение, то отсутствие памяти о прежних жизнях наглухо отделяет человека от его предыдущей жизни и тем самым снимает с него ответственность за нее. И таким образом человек превращается из свободного существа в слепую игрушку закона. Библия не только отвергает такое понимание судьбы человека, но и не позволяет видеть в его страданиях обязательно "кару". Именно об этом говорит книга Иова, которая вся посвящена теме страдания и возмездия. Теория перевоплощения упрощает эту проблему, заключая трагичность бытия в рамки рационально понятой схемы. Перевоплощенец не может вместе с Иовом восстать против зла, а будет скорее на стороне его друзей, которые упорно настаивали на том, что бедствия всегда есть лишь наказание за грех. Человек, по учению христианства, приходит в падший мир, мир, который "во зле лежит", и приходит как активно действующее существо, участник борьбы добра и зла. Даже реальность высшего Промысла не парализует его свободы. Трагичность несовершенного мира есть та среда, в которой выявляется и призвано возрастать духовное начало человека. Говоря о Промысле, современный христианский философ пишет: "Цепь вещей, событий и требований смыкается вокруг тебя и на тебя смотрит. Смотрит на тебя "оно" - положение - да нет же: это совсем не "оно", а Он!.. Ни в чем не старайся себя уговорить, оставайся правдивым, но будь пробужденным, прислушивайся, и в один прекрасный день тебе станет ясно: это Он смотрит на тебя, к тебе обращается и ждет твоего ответа. И теперь ты вступаешь живым в это единство и действуешь на этом основании вследствие того обращения к тебе и того ожидания твоего ответа. Вот это и есть Промысл. Тут уже ты не только думаешь, но и действуешь. Тут открытость и готовность... Это значит, что Промысл - не готовый заведенный механизм; он совершается творчески, из новизны свободы Божией, но "также" и из новизны нашей маленькой человеческой свободы" (Р. Гуардини. О Боге Живом. Брюссель, 1962, с. 15). Другой современный христианский писатель, касаясь рассказа Ивана Карамазова о том, как помещик затравил собаками мальчика, говорит, что от Ивана ускользнуло самое важное: все это событие происходило среди людей и осуществлялось волей многих людей, которые знали, что они должны делать и чего не должны; но они или остались пассивными, или же приняли участие в злом деле. Свобода - нелегкий дар, ее даже называли даром страшным. Но без нее невозможно осуществление подлинного человека. 4) Выдвигают еще один аргумент как доказательство реальности переселения душ. "Нельзя сказать, - писал Р. Штейнер, - что различия людей в духовном отношении происходят только от различия окружающей их обстановки, их воспитания и т. д. Вовсе нет; ибо два человека развиваются в одинаковых условиях среды и воспитания и т. д. совершенно различным образом. Поэтому необходимо признать, что они вступили на жизненный путь с совершенно различными задатками" (Р. Штейнер. Теософия. Введение в сверхчувственное познание мира и назначения человека. М., 1915, с. 51). Действительно, казалось бы, чем, если не перевоплощением, объяснить раннюю одаренность таких, скажем, людей, как Паскаль или Моцарт? Тем не менее вывод этот не столь безусловен, как представляется на первый взгляд. Неравномерность дарований среди людей очевидна, однако она в значительной степени может быть объяснена без помощи реинкарнации, в свете того, что нам известно о комбинациях генов и других биологических факторах наследственности. Это, впрочем, внешняя, чисто природная сторона дела. Неравномерность даров и способностей имеет и духовный смысл. Именно благодаря ей становится возможной тесная органическая солидарность и взаимосвязь между людьми. В живом организме специализация, взаимодополняемость и координация частей и функций есть признак высокоразвитой структуры. Человечество не только как идея, но и как реальность есть организм. Нет человека, который мог бы быть абсолютно независимым от единого Адама. Это, в частности, подтверждается теми случаями, когда дети, вскормленные животными, вырастали вне общества: даже после своего возвращения к людям полноценными они не могли уже стать. От самого рождения своего люди нуждаются друг в друге, нуждаются в тех, кто производит их на свет, воспитывает, учит, оказывает то или иное влияние, доставляет радость, приобщает к своему опыту. Даже те, кто, казалось бы, сами ничего не могут дать другим (например, тяжелобольные), имеют свою миссию в мире, так как нужны тем, кто о них заботится. Разумеется, внутри этого всечеловеческого организма отношения могут носить аномальный характер. Но это есть лишь болезнь организма, а не его естественная природа. Задача религии и нравственности как раз и заключается в том, чтобы бороться : этими искажениями первозданного облика человечества. Поэтому когда мы сталкиваемся с фактом неравномерности и разнообразия талантов, совершенно излишне объяснять его перевоплощением. К тому же если предположить, что задатки ребенка есть наследие минувших жизней, то неизбежно встанет вопрос: как же появились те или иные задатки у первых человеческих существ на земле? Ведь они не могли быть совершенно идентичными во всех отношениях: точных повторений природа не знает. А раз неравномерность существовала с самого начала, то, следовательно, причины ее нужно искать не в процессе перерождений. 5) Говорят, что на перевоплощение указывает смутное ощущение, возникающее иногда у людей, будто место или ситуация, в которых они оказались, были уже знакомы им прежде (см.: И. Рамачарака. Основы миросозерцания индийских йогов. СПб., 1913, с. 186). Но это явление психологи объясняют особым ассоциативным процессом, при котором одна напоминающая о прошлом деталь способна вызвать комплекс воспоминаний, создающих иллюзию, будто мы уже однажды были в этой обстановке. С другой стороны, это явление "объясняется тем, что человеческий дух, отражающийся сейчас на земном сознании человека, живет вне времени и пространства и потому может как вспоминать бывшее, так и предвидеть будущее, ибо все земное, как бывшее, так и будущее, есть в то же время и единый мир настоящего, т.е. вечного. И поэтому очень часто в жизни у человека обостряется "память будущего", т. е. он во сне или даже наяву, сознательно или чаще всего бессознательно запоминает будущее и потом, конечно, легко "вспоминает" его" (арх. Иоанн Шаховской. О перевоплощении. Диалог. Париж, с. 17). 6) Указывают на то, что гипнотические эксперименты могут обнаруживать в человеке как бы вторую, а иногда и третью, четвертую личность (см.: А. Порошин. Новый человек. Приложение. СПб., 1914). Однако этот факт может быть объяснен телепатией, которую защитник идеи перевоплощения Рамачарака определяет как "получение каким-нибудь лицом, сознательно или бессознательно, колебаний или волн мысли, посылаемых, сознательно или бессознательно, умами других людей" (Рамачарака. Ук. соч., с. 70). 7) Современные буддисты ссылаются на физический закон сохранения как на доказательство перевоплощения (см.: Е. С. Baptist. A Catechism of Buddhist Doctrine. Colombo, 1963, p. 23). Но, во-первых, если принять эту аналогию, переход человеческого духа из одной формы бытия в другую совсем не обязательно должен означать новое воплощение на земле. А во-вторых, указанный закон действует в уже сотворенном мире; сам же творческий акт стоит за пределом тварных законов, он сверхрационален и неподведомствен научному знанию. Поэтому какую бы из христианских теорий происхождения души мы ни приняли, сам момент создания неразрушимого человеческого "я" выпадает из общего естественного процесса, и аналогии из физического мира к нему неприложимы. Таким образом, мы видим, что аргументы, приводимые апологетами реинкарнации, далеко не носят обязательного характера и предполагают уже наличие веры в переселение душ. Нам остается лишь показать, как эта вера соотносится с христианским Откровением. 4. ИДЕЯ РЕИНКАРНАЦИИ И ХРИСТИАНСТВО Христианство противостоит как антиперсонализму, свойственному Индии, так и крайнему "индивидуализму" одинокого замкнутого "эго". Евангелие парадоксально соединяет, казалось бы, несовместимое: "я" и целое. Говоря о бесконечной ценности каждой души, Христос в то же время сравнивает своих последователей с ветвями одной виноградной лозы. Существенное единство душ в Антропосе-Адаме не обезличивает человека. Он создан по образу и подобию Божию; и как в Божестве единая Сущность (??.) сопряжена с реальностью Лиц-ипостасей, так и целостность Антропоса не поглощает его малые "ипостаси". Связующим звеном этой двойственной (личностно-целостной) природы Антропоса является любовь. Евангельское учение о любви к ближнему "как к самому себе" есть указание пути к расширению границ личности до вселенского охвата. Любовь уничтожает изолированность "я". Когда Исаак Сирианин говорит о "великой жалости", пронизывающей душу, болезнующую за всю тварь, за бессловесных и даже демонов, он свидетельствует об этой изумительной открытости к миру, которую приносит евангельская любовь (Исаак Сирианин. Слова. Слово 48). Подобное "выхождение из себя" неотделимо и от чувства ответственности за других: за минувшие поколения, за все человечество. Об этом чувстве хорошо умел говорить Достоевский. Тот, Кто взял на Себя грехи всего мира, был Живым воплощением этого идеала любви. x x x Таким образом, христианство может принять в теории реинкарнации лишь мысль о глубокой связи, существующей между личными "я". Но оно раскрывает эту связь через таинство евангельской любви. В ней, по словам христианского философа, "взаимопроникновение душ несомненно существует, но оно не есть "перевоплощение" одной индивидуальности в другую, которое просто невозможно, ибо индивидуальность есть эта индивидуальность, а не другая. Оно есть нечто гораздо более чудесное, именно жизнь и действие одной индивидуальности в другой и через другую в силу взаимной проницаемости духов" (Б. Вышеславцев. Бессмертие, перевоплощение и воскресение. - ПД, с. 130). Не менее важна и другая сторона проблемы. Учение о перевоплощении вытекает из философии крайнего спиритуализма, свойственного Индии и платоновской традиции. Для этого воззрения материя есть зло, тело - гробница или тюрьма, а подлинную ценность имеет лишь дух. Между тем христианство есть религия Воплощения и Воскресения. Пасхальный рассказ Евангелия свидетельствует об этом с необычайной силой: Богочеловек, победитель смерти, явившись ученикам, показывает им, что Он - не дух, и в знак этого садится с ними за трапезу. В Его прославленном теле, уже не подверженном распаду, одухотворяется и обретает нетленную красоту сама материя. "Чаю воскресение мертвых и жизни будущего века" - таково исповедание Церкви, которое говорит не о спасении от мира, а о спасении, освящении, просветлении Вселенной. "Я поклоняюсь материи, - дерзновенно говорит св. Иоанн Дамаскин, - через которую совершилось мое спасение, чту же ее не как Бога, но как полную божественного действия и благодати" (цит. по: арх. Киприан, Антропология св. Григория Паламы. Париж, 1950, с. 241). Здесь проходит водораздел между христианством и спиритуализмом. "Христианская культура построена прежде всего на признании святости плоти, святости природы, святости космоса (обожение плоти). Религии Индии имеют другую систему ценностей, чем христианство, это не ценность воплощения, преображения и воскресения, "победы над смертью", а противоположные ценности: развоплощения, отрешения от плоти, приятия смерти как угасания" (Б. Вышеславцев. Кришнамурти. - "Путь", 1928, Э14, с. 106). Несовершенство, распад, дисгармония есть лишь временное состояние твари. Оно будет, согласно библейской эсхатологии, преодолено новым творческим актом, когда явятся "новое небо и новая земля". Смерть, которая все еще царит в мире, не может остановить самый принцип телесности, некую "форму" каждой индивидуальности. Эту форму апостол Павел называл "телом духовным". (Святоотеческое учение о "теле духовном" изложено в труде еп. Игнатия Брянчанинова "Слово о смерти", СПб., 1886.) Свободное от тления, оно получит новую полноту бытия в исцеленной материи Воскресения. Индийское мышление рассматривает мир как бесцельное кипение, тяжкий сон, иллюзию духа. Поэтому оно допускает, что дух проходит через множество жизней, оставаясь чуждым миру. Для христианства же человек целен, его личность создана в синтезе духа и плоти. В этом синтезе осуществляется и теснейшая связь человека со Вселенной, которая не позволяет видеть в нем лишь скитальца в лабиринтах материи. По учению Нового Завета, восхождение человека к высшей ступени "теозиса", обожения, станет в то же время и обновлением природного мира. Поднимаясь к Царству Божию, человек увлекает за собой мир, который так же, как и Адам, есть создание Творца. То, что мы переживаем, созерцая красоту и стройность мироздания, указывает на священную тайну, пронизывающую плоть, материю. По словам апостола Павла, "вся тварь" томится, ожидая грядущего космического свершения. Следовательно, и в природных началах есть, как и в человеке, нечто уготованное для вечности. Тем, чей пытливый взор хочет проникнуть в тайны Грядущего, остается простор для размышлений над характером связи между смертным эмпирическим телом и "телом просветленным"; но главным для нас является то, что "Первенец из мертвых" утвердил живую преемственность "ветхого" и преображенного, открыл перед нами реальность бессмертия не только духа, но и всей целостной личности человека, соединяющего в себе различные измерения бытия. 2. КАНОНИЧЕСКИЕ КНИГИ ВОСТОКА I. Собственно конфуцианские книги 1. Лунь юй - Беседы и суждения Конфуция 2. Да сюэ - Великая Наука (введение в конфуцианство) 3. Чжун юн - Учение о Середине 4. Мен-цзы - Изречения Менция 5. Сяо цзин - Книга о сыновнем почтении П. Конфуцианский канон 1. И цзин - Книга перемен 2. Шу цзин - Книга истории 3. Ши цзин - Книга песен 4. Ли цзин - Книга установлений и обрядов 5. Чюнь цю - Весна и осень. Летопись III. Ведическая литература 1. САМХИТЫ Ведические гимны 2. БРАХМАНЫ а) Айтарея б) Каушитака в) Чхандогья г) Джайминия д) Тайттирия е) Шатапатха 3. АРАНЬЯКИ а) Айтарея б) Каушитака в) Тайттирия г) Брихадараньяка 4.УПАНИШАДЫ а) Айтарея б) Каушитака в) Чхандогья г) Кена д) Катха е) Тайттирия ж) Брихадараньяка з) Мундака и) Прашна к) Шветашватара л) Мандукья м) Иша IV. Буддийские священные книги Трипитака, или Типитака ("Три корзины") 1. ВИНАЙЯ-ПИТАКА (уставы ордена) а) Пратимокша - Устав б) Кхандака - Комментарий к уставу (Махавагга и Чуллавагга) в) Паривара - Советы для усвоения правил устава 2. СУТТА-ПИТАКА (поучения Будды) а) Дигха-Никая (Махапариниббана, Тевиджа и др., всего 34 сутты) б) Маджхима-Никая (150 бесед) в) Самьютта-Никая (Дхаммачакапаватана-сутта о начале ордена и др.) г) Ангуттара-Никая (2300 сутт) д) Кхуддака-Никая (Дхаммапада, Сутта-Нипата, Джатаки и др., всего 15 книг) 3. АБИДХАРМА-ПИТАКА (философия) Семь трактатов 3. ОСНОВНЫЕ ЗАПОВЕДИ И ПРИНЦИПЫ БУДДИЗМА I. Четыре благородные истины 1. Существует страдание. 2. Страдание имеет причину. 3. Существует прекращение страдания. 4. Существует путь к прекращению страдания. II. Восьмеричный путь 1. Правильное понимание (свободное от суеверия и заблуждения). 2. Правильная мысль (возвышенная и подобающая мудрецу). 3. Правильная речь (доброжелательная, искренняя, правдивая). 4. Правильные действия (мирные, честные, чистые). 5. Правильное усилие (самовоспитание, самообладание). 6. Правильное поведение (непричинение страдания). 7. Правильное внимание (активная бдительность сознания). 8. Правильное сосредоточение (глубокая медитация над сущностью жизни). III. Пять заповедей для мирян 1. Не убивай. 2. Не укради. 3. Не прелюбодействуй. 4. Не лги. 5. Воздерживайся от опьяняющих напитков. IV. "Колесо бытия" ПЕРВАЯ ЖИЗНЬ. 1. Авидья (неведение) - заблуждения человека, причины подпадания под власть Кармы. 2. Карма, Самскара (содеянное) - поступки, влекущие последствия. ВТОРАЯ ЖИЗНЬ. 3. Виджняна (сознание) - первый момент новой жизни. 4. Нама-рупа (психофизическое бытие) - жизнь внутриутробная. 5. Шад-аятана (шесть основ) - развитие чувственных органов. 6. Спарша (соприкосновение) - окончание внутриутробной жизни. 7. Ведана (чувство) - период детских эмоций. 8. Тришна (вожделение) - возникает в период зрелости. 9. Упадана (стремления) - осмысленные цели, привязанность к жизни. 10. Бхава (жизнь) - расцвет жизни и мысли. ТРЕТЬЯ ЖИЗНЬ. 11. Джати (рождение) - начало нового воплощения. 12. Джара-марана (старость и смерть) - конец жизни. Зачинается новый круг воплощений и так без конца... V. Вопросы, на которые нельзя дать логически ясного ответа 1. Вечен ли мир? 2. Конечен ли мир? 3. Тождественна ли душа с телом? 4. Бессмертен ли познавший истину? 5. Можно ли назвать его бессмертным или смертным? СЛОВАРЬ ИМЕН И ТЕРМИНОВ Абсолют - начало безусловное, не зависящее в своем бытии ни от какого другого. Аватар (инд.) - воплощение Божества на земле. Авидья (инд.) - незнание, неведение. Адвайта (инд.) - монизм, учение о единстве мирового бытия. Ади-Будда (инд.) - божественное существо в позднем буддизме. Апофатическое богословие - (греч.- высказывать, отрицать) - богословское учение об Абсолюте, который невозможно определить положительными терминами. Архат (инд.) - святой, подвижник, аскет. Атман (инд.) - "я" и одновременно универсальное начало бытия. Ахтарва-Веда(инд - четвертая часть Вед, содержащая преимущественно заклинания. Брахман (инд.) - абсолютное начало, единственная истинная реальность, Божество. Это же слово означает и высшую касту в Индии. Брахмана (инд.) - часть ведических священных книг. Будда (инд.) - просветленный, достигший Нирваны. Бхакти (инд.) - любовь к Богу, благоговение. Бхикшу (инд.) - буддийский нищенствующий монах. Веды (инд.) - "знание", сборник священных книг брахманизма. Веданта- религиозно-философское учение, основанное на Ведах. Гуру (инд.) - учитель, духовный наставник. Дао (кит.) - закон, путь, Высшее Начало. Дхарма (Дхамма) (инд.) - а) закон, учение; б) призвание, образ жизни; в) элементарная основа преходящего мира в буддийском учении. Дхьяна (инд.), по-японски дзэн - созерцание, самоуглубление. Йога (инд.) - "соединение": а) практика мистического созерцания и аскезы; б) религиозно-философское учение послебуддийской эпохи. Жэнь (кит.) - свойства, определяющие человека. Инкарнация (лат.) - воплощение Ишвара (инд.) - личный Бог, Творец. Кальпа (инд.) - период мирового цикла. Кама (инд.) - животная душа. Карма (инд.) - закон воздаяния, закон причин и следствий. Кришна- древнеиндийское божество, аватар Божества в Бхагавад-Гите, основатель кришнаизма. Кшатрий (инд). - военно-рыцарское сословие в Индии. Ли (кит.) - этикет, нормы поведения, ритуалы. Майя (инд.) - образ текущего и преходящего мира, мировая иллюзия. Мантры (инд.) - молитвы, заклятия. Ману (инд.) - мифический прародитель людей, которому приписаны Законы Ману. Махабхарата- "Великая битва бхаратов", древнеиндийский эпос, включающий также религиозно-философские трактаты и поэмы. Махапариниббана (инд.) - великое погружение в Нирвану, кончина Будды. Метемпсихоз (греч.) - перевоплощение. Мокша (инд.) - спасение, избавление. Муни (инд.) - молчальник, отшельник. Нама-рупа (инд.) - имя и форма, психофизический план. Нирвана (инд.) - сверхбытийный Покой. Пали (инд.) - индийский диалект, язык буддийского Священного Писания. Панча-Шила (инд.) - пять этических заповедей буддизма. Праджапати (инд.) - реализующая творческая Сила, Творец. Пратимокша (инд.) - древнейший устав Сангхи. Пракрити (инд.) - вечная материя в системе Сангхи. Пуруша (инд.) - а) вселенский человек; б) дух в системе Сангхи. Реинкарнация (лат.) - перевоплощение Раджас (инд.) - страстность- один из космических элементов. Риши (инд.) - сказитель, певец, философ, мудрец. Риг-Веда книга гимнов индийского Священного Писания. Рупу (инд.) - тело, форма. Сама-Веда( инд.) - часть Вед. Саньясин подвижник, аскет Сансара (инд.) - см. Реинкарнация. Сангха (инд.) - орден Будды. Скандха (инд.) - временное скопление дхарм, образующее личность Саттава (инд.) - гармония. Санхья (инд.) - умозрение, философская школа в Индии, основанная Капилой. Сяо (кит.) термин, означающий почтение к родителям. Тамас (инд.) - тьма. Тантра (инд.) - магический ритуал. Тапас (инд.) - жертвенная отдача себя, животворное тепло, аскеза. Taттea (инд.) - бытие. Татхагапга (инд.) - Возвышенный или Совершенный, один из титулов Будды. Трипитака (Типитака) - буддийская священная книга "Три корзины", написанная на палийском языке. Турия (инд.) - состояние экстаза, самоуглубление. Упасака (инд.) - мирянин-буддист. Эcoтeризм ( от греч. "эсотерикос" - тайный, внутренний) . сохранение доктрины в тайне от непосвященных. Краткая библиография КИТАЙ 1. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА Источники 1. Китайская классическая книга перемен. Пер. Ю.Шуцкого. М., 1960. 2. Конфуциева летопись, Чюнь-цю. Пер. Н. Монастырева. СПб., 1876. 3. Струве В., Редер Д. Хрестоматия по истории древнего Востока. М., 1963. 4. Сыма Цянь. Избранное. Пер. В. Панасюка. М., 1956. 5. Сыма Цянь. Исторические записки, т. I. M., 1972. 6. Ши цзин. Пер. А. Штукина. М., 1957. 7. Book of History (Shuking), tr. Old. w. g.. London, 1918. Литература 1. Алексеев В. Китайская литература. - Сб. "Литература Востока", вып. 2. Пг., 1920. 2. Бичурин Н. (иер. Иакинф). Китай в гражданском и нравственном состоянии. Пекин, 1912. 3. Васильев В. Очерк китайской литературы. - "Всеобщая история литературы" Е. Корша, т. I, Восток. 4. Георгиевский С. Принципы жизни Китая. СПб., 1888. 5. Го Мо-жо. Бронзовый век. М., 1959. 6. Джайльс Г. Китай и его жизнь. СПб., 1914. 7. Переломов Л. Империя Цинь - первое централизованное государство в Китае. М., 1962. 8. Шан Юэ. Очерки истории Китая. М., 1959. 9. Фань Вэнь-лань. Древняя история Китая. М., 1958. 10. Роль традиций в истории и культуре Китая (сборник статей). М., 1972. 11. Creel H.G. The Birth of China. London, 1925. 12. Giles H.A. The Civilization of China. London, 1925. 13. Li Chi. The Beginning of Chinese Civilization. Seattle, 1957. 2. КИТАЙСКАЯ РЕЛИГИЯ И ФИЛОСОФИЯ Источники 1. Атеисты, материалисты и диалектики древнего Китая. Вступит, статья, перевод и комментарии Л. Позднеевой. М., 1967. 2. Великая Наука Конфуция. Пер. Д. Конисси. - "Вопросы философии и психологии", 1893, Э 16. 3. Древнекитайская философия. Собрание текстов, т. I. M., 1972. 4. Иванов А. Материалы по китайской философии. Введение. Школа фа, Хань Фэй-цзы. СПб., 1912. 5. Китайская философия. - "Антология мировой философии", т. I. М., 1969, с. 181-261. 6. Книга о почитании родителей. Пер. Д. Конисси. - "Вопросы философии и психологии", 1895, Э 5-6. 7. Лао Си. Тао те кинг. Пер. Д. Конисси, под ред. Л. Толстого. М., 1913. 8. Лао-цзы. Дао дэ цзин. Пер. Ян Хин-шуна. М., 1950 (см. Ниже - раздел "Литература", 17). 9. Ми-ти. Учение о всеобщей любви. Пер. под ред. Л. Толстого. М., 1910. 10. Попов П. Китайский философ Мэн-цзы. СПб., 1904. 11. Попов П. Изречения Конфуция, учеников его и других лиц. СПб., 1910. 12. Средина и постоянство. Пер. Д. Конисси. М., 1896. 13. Legge J. The Four Books. Shanghai, 1930. 14. Legge J. The Texts of Taoism. New York, 1962. Литература 1. Бальфур Ф. Таоизм. - РВТ, с. 80. 2. Беттани и Дуглас. Великие религии Востока, т. 2, 1899. 3. Бичурин Н. (иер. Иакинф). Описание религии ученых. Пекин, 1906. 4. Буланже П. Конфуций. Жизнь его и учение. М., 1910. 5. Быков Ф. Зарождение политической и философской мысли в Китае. М., 1966. 6. Васильев В. Религии Востока. СПб., 1873. 7. Васильев Л. Культы, религии, традиции в Китае. М., 1970. 8. Георгиевский С. Мифические воззрения и мифы китайцев. СПб., 1892. 9. Глаголев С. Религия Китая. М., 1901. 10. Го Мо-жо. Философы древнего Китая. М., 1961. 11. Грубо В. Духовная культура Китая. СПб., 1912. 12. Карягин К. Конфуций. СПб., 1891. 13. Конисси Д. Тао те кинг Лао Си. - "Вопросы философии и психологии", 1894. 14. Конисси Д. Философия Лао Си. - "Вопросы философии и психологии", кн. 23. 15. Ледж Д. Мудрец Конфуций и китайская религия. - РВТ, с. 63. 16. Мюллер М. Религии Китая. М., 1901. 17. Петров А. Очерк философии Китая. - Сб. "Китай", М., 1940. 18. Попов П. Китайский пантеон. - "Сборник музея антропологии и этнографии", т. I, в. 5, 1907. 19. Радуль-Затуловский Я. Конфуцианство и его распространение в Японии. М.-Л., 1947. 20. Рубин В. Идеология и культура древнего Китая. М., 1970. 21. Серебрянников И. Миф и религиозный культ в Китае. - "Вестник Маньчжурии", Э 4, 1930. 22. Соловьев Вл. Китай и Европа. - Собр. соч., т. IV. 23. Титаренко М. Мо-цзы и ранние монеты о процессе познания. - "Вопросы философии", Э 11, 1964. 24. У Цзин-цзы. Неофициальная история конфуцианцев. М., 1959. 25. Федоренко Н. Земля и легенды Китая. М., 1961. 26. Шкуркин П. Очерки даосизма. - "Вестник Азии", Э 53, 1926. 27. Юань Кэ. Мифы древнего Китая. М., 1965. 28. Ян Хун-шун. Древнекитайский философ Лао-цзы и его учение. М.-Л., 1950. 29. Ян Юн-го. История древнекитайской идеологии. М., 1957. 30. Яншина Э. Богоборческие мотивы в древнекитайской мифологии. - "Краткие сообщения Института народов Азии АН СССР", Э 61, 1963. 31. Chai Chu and Chai Winberg. The Humanist Way in Ancient. China, 1965. 32. Creel H.G. Confucius: the Man and the Myth. New York, 1951. 33. Creel H.G. Chinese Thought from Confucius to Мао Tsetung. New York, 1960. 34. Do-Dink P. Confucius et 1'humanisme chinois. Bourges, 1967. 35. Fung You-lan. History of Chinese Philosophy. London, 1968. 36. Kaltenmark. Lao Tsen et le taoisme. Bourges, 1965. 37. Kelen B. Confucius: in life and legend. N.Y., 1971. 38. Smith D.H. Chinese Religions. London, 1968. 39. Wilhelm R. Lao-tse und Taoismus. Stuttgart, 1925. ИНДИЯ 1. ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА Источники 1. Арриан. Индия. - "Вестник древней истории", Э 2. 1940. 2. Артахашастра. М.-Л., 1959. 3. Геродот. История. М., 1972. 4. Законы Ману. Пер. С. Эльмановича. М.-Л., 1960. 5. Махабхарата. Кн. I. Адипарва. Пер. В. Кальянова. М.-Л., 1950. 6. Махабхарата. Кн. II. Сабхапарва. Пер. В. Кальянова. М.-Л., 1962. 7. Махабхарата. Кн. IV. Виратапарва. Пер. В Кальянова. Л., 1967. 8. Махабхарата. Т. II. Бхагавад-Гита. Пер. Б. Смирнова. Ашхабад, 1956. 9. Махабхарата, Т. III. Пер. Б. Смирнова. Ашхабад, 1957. 10. Махабхарата. Т. IV. Беседа Маркандеи. Пер. Б. Смирнова. Ашхабад, 1958. 11. Махабхарата. Т. V. Мокша-Дхарма, ч. I и II. Пер. Б. Смирнова. Ашхабад, 1961. 12. Махабхарата. Т. VI. Лесная. Пер. Б. Смирнова. Ашхабад, 1962. 13. Махабхарата. Т. VII. Пер. Б. Смирнова. Ашхабад, 1963. 14. Повести, сказки, притчи древней Индии. Сост. А. Сыркин. М., 1964. Литература 1. Бонгард-Левин Г. и Ильин Г. Древняя Индия. М., 1969. 2. Кабир X. Индийская культура. М., 1963. 3. Косамби Д. Культура и цивилизация древней Индии. М., 1968. 4. Лунин Б. История индийской культуры. М., I960. 5. Минаев И. Очерк важнейших памятников санскритской литературы. - "История литературы" Корша, т. I. 6. Неру Д. Открытие Индии. М., 1955. 7. Ольденбург С. Индийская литература. - Сб. "Литература Востока", в. I. Пг., 1919. 8. Паникар. Очерки истории Индии. М., 1951. 9. Прокофьев О. Искусство Индии. М., 1964. 10. Сидорова В. Скульптура древней Индии. М., 1971. 11. Сингха Н. и Барнерджи А. История Индии. М., 1954. 12. Тюляев С. Искусство Индии. М., 1958. 13. Basham. The Wonder that was India. London, 1954. 14. Cambridge History of India. Cambridge, 1922. 15. Chakravarti L.C. Ancient Indian Culture and Civilization. Bombay, 1952. 16. The Cultural Heritage of India, v. I. Calcutta, 1958. 17. Dasgupta S.N. A History of Sanskrit Literature. Calcutta, 1947, v.I. 18. Macdonnell A. A. India's Past. Oxford, 1927. 2. ИНДИЙСКАЯ РЕЛИГИЯ И ФИЛОСОФИЯ: ОБЩИЕ ТРУДЫ 1. Барт А. Религии Индии. Пер. под ред. С. Трубецкого. М., 1897. 2. Беттани и Дуглас. Великие религии Востока. Т. I. Великие религии Индии. М., 1899. 3. Брунгофер Г. Философия древнейшей Индии. - "Научное обозрение", 1894. 4. Введенский А. Религиозное сознание язычества, Т. I. M., 1902. 5. Ильин Г. Религия древней Индии. М., 1959. 6. Неман Э. Индусы. - Шантепи де ла Соссей, Иллюстрированная история религии, т. 2. СПб., 1913. 7. Макдональд Ф. Поэтические и религиозные идеи древней Индии. - РВТ, с. 135. 8. Ольденберг Г. Индийская философия. - "Общая история философии" под ред. А. Введенского и Э. Радлова, т. I. СПб., 1910. 9. Радхакришнан С. Индийская философия, т. 1-2. М., 1956. 10. Рамачарака. Религии и тайные учения Востока. СПб., 1914. 11. Хрисанф, арх. Религии древнего мира. Т. I, Религии Востока. СПб., 1873. 12. Чаттерджи С. Сокровенная религиозная философия Индии, 1959. 13. Чаттерджи С. и Датта Д. Введение в индийскую философию. М., 1955. 14. Belvakar S., Remade R. History of Indian Philosophy. Poona, 1927. 15. Challaye F. Les philosophes de 1'Inde. Paris, 1956. 16. Dasgupta S.N. A History of Indian Philosophy, v. I-II. Cambridge, 1922-1932. 17. Deussen S.N. Outlines of Indian Philosophy. London, 1952. 18. Farquhar J.N. An Outline of the Religious Literature of India. Oxford, 1920. 19. Glasenapp H.L. La philosophie Indienne. Paris, 1955. 20. Gemperz H. Die Indische Theosophie. Jena, 1925. 21. Hiriyanna M. Outlines of Indian Philosophy. London, 1952. 22. Kassner R. Der Indische Idealismus. Munchen, 1925. 23. Otto R. Mysticism East and West. N.Y., 1957. 24. Smet R. de, Neuer J. La quete de 1'Eternel, 1967. 25. Zimmer H. Philosophie und Religion Indiens. Zurich, 1961. 3. БРАХМАНИЗМ, ДОБУДДИЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ, ВЕДАНТА Источники 1. Брихадараньяка-упанишада. Пер. А. Сыркина. М., 1964. 2. Бхагавад-Гита. Пер. Каменской. Калуга, 1914. 3. Джонстон В. Отрывки из Упанишад. - "Вопросы философии и психологии", кн. 31, 1896. 4. Древнеиндийская философия, начальный период. Подготовка текстов, вступительная статья и комментарии В. Бродова. М., 1963. 5. Древнеиндийские афоризмы. Пер. А. Сыркина. 1966. 6. Индийская философия. - "Антология мировой философии", т. I. М., 1969, с. 69-180. 7. Катха-упанишада. Пер. К. Бальмонта. - В его книге "Зовы древности", Берлин, 1923. 8. Лунный свет Санкья-Истины, 1900. Пер. Н. Герасимова. 9. Махабхарата (см. выше с. 223-224). 10. Основы Упанишад. - Сборник выдержек, афоризмов, изречений, текстов из Упанишад, священных индусских книг. СПб, 1909. 11. Победа над смертью (Катха-упанишада). Пер. с английского, переложение П. Буланже. М., 1912. 12. Упанишады. Пер. А. Сыркина. М., 1967. 13. Чхандогья-упанишада. Пер. А. Сыркина. М., 1965. 14. Шанкара. Атмабодха. Пер. А. Сыркина. - Сб. "Идеологические течения современной Индии", М., 1965. 15. Шачкара. Незаочное постижение. Пер. Д. Зильбермана. - "Вопросы философии", Э 5, 1972. 16. Шри-Шанкара-Ачария. Таттва-Бодха. 1912. 17. Шри-Шанкара-Ачария. Сокровище премудрости. 18. Iaina-Sutras, tr. H. Jacobi. - SBE, XXII, 1884. 19. Satapathe-Brahmana, tr. J. Eggeling - SBE, XXVII, XLI, XLIV. 20. Sechzig Upanishads der Veda, ub. P. Deussen. Leipzig, 1938. 21. The Upanishads, tr. Max Muller. Oxford, 1900; SBE, I. Литература 1. Боги, брахманы и люди. Четыре тысячи лет индуизма. М. 1969. 2. Буткевич Т. Упанишады Вед. Харьков, 1898. 3. Дейссен П. Веданта и Платон в свете Кантовой философии. М., 1911. 4. Джонстон В. Очерк Бхагавадгиты. - "Вопросы философии и психологии", кн. 47-48, 1898-1899. 5. Джонстон В. Новый перевод Упанишад. - "Вопросы философии и психологии", кн. 51. 1900. 6. Джонстон В. Шри-Шанкара-Ачария. М., 1898. 7. Дионисий, иером. Брамины в Индии. - ВР, Э 18, 1898. 8. Кожевников В. Индийский аскетизм в добуддийский период. Сергиев Посад, 1914. 9. Минаев И. Очерк важнейших памятников санскритской литературы. - "Избранные труды русских индологов-философов". М., 1962, с. 9-50. 10. Мюллер М. Шесть систем индийской философии. М., 1901. 11. Мюллер М. Философия Веданты. М., 1912. 12. Роллан Р. О мистической интроверсии (Приложение к XX т. Собр. соч., 1936). 13. Смирнов Б. Нирвана, кайвалия, мокша в философских текстах Махабхараты. - "Материалы по истории и филологии Центральной Азии", вып. 3. Улан-Удэ, 1968. 14. Сыркин А. Некоторые проблемы изучения Упанишад. М., 1971. 15. Чаттопадхьяя Д. Локоята Даршана. История индийского материализма. М.,1961. 16. Aurobindo Ghosh. Essays on the Gita, I, 1926. 17. Divan Chand. Short Studies in the Upanishads, 1948. 18. Dasgupta S.N. Hindu mysticism. N.Y., 1959. 19. Deussen P. The Philosophy of the Upanishads, 1919. 20. Deussen P. The System of the Vedanta. Chicago, 1912. 21. Gough A.E. The Philosophy of the Upanishads and Ancient Indian Metaphysics. London,1903. 22. Heiler F. Die Mystik in der Upanishaden. Munchen, 1925. 23. Jain J.P. Jainism, the Oldest Living Religion. Benares, 1951. 24. Keith A.B. The Religion and Philosophy of the Veda and Upanishads. Cambridge, 1925. 25. Mathai P. S. A Christian Approach to the Bhagavadgita. Calcutta, 1956. 26. Radhakrishnan S. The Bhagavadgita, 1948. 27. Radhakrishnan S. The Philosophy of the Upanishads. London, 1955. 28. Sirkar. Hindu Mysticism according to the Upanishads. London, 1934. 4. БУДДА И БУДДИЗМ Источники 1. Арья Шура. Гирлянда джатак. Пер. О. Волковой. М., 1962. 2. Асвагоша. Жизнь Будды. Пер. К. Бальмонта. М., 1913. 3. Буддийские Сутты. Пер. Н. Герасимова. 1900. 4. Буддийский катехизис. Пер. Т. Буткевича. Харьков. 1887. 5. Дараната. История буддизма в Индии. Пер. В. Васильева. СПб., 1869. 6. Дхаммапада. Пер. В. Топорова. М., 1960. 7. Пратимокша. Буддийский служебник. Пер. И. Минаева. СПб., 1869. 8. Сутта-Нипата. Пер. Н. Герасимова. 1899. 9. Asvaghosha. Buddha-Karita, tr. Cowell. - SBE, v. XLIX. 10. Buddist-Suttas. - SBE, XI. 11. Buddist Birth Stories or Jataka-Tales. London, 1880. 12. Buddhist Mahayana Texts, tr. Cowell. 13. Digha-Nicaya. London, 1885, 2 v. 14. Dhammapada - SBE, X. 15. Dialogue of the Buddha, tr. Rhys-Davids. London, 1899. 16. Lalitavistara, tr. Ph. Foncaux. Paris, 1884. 17. Nyanatiloka. Guide through the Abidharma-Pitaka, 1938. 18.