х кораблей  "Орел",  "Йорктаун"  и  "Беспощадный"  будет
иметь плачевные последствия для Республики Кеннеди и ее союзников по  Лиге
Планет.
   - По каким причинам?
   - Эти авианосцы - самые огромные  из  существующих  в  Лиге,  по  своим
функциям  они  аналогичны  океанским  авианосцам:   они   способны   нести
истребители и штурмовые космические корабли и вводить их  в  бой.  Принцип
прост:  сам  авианосец  служит  передвигающейся   базой.   Истребители   и
штурмовики способны вернуться не на земную базу, а на авианосец. Благодаря
этому они могут совершать полеты большей дальности, быть  легче,  быстрее,
нести меньше топлива и больше боеприпасов,  чем  истребители,  вынужденные
дотягивать до отдаленных наземных баз.
   - Но, судя по этим словам, подобные  авианосцы  идеально  подходят  для
войны в космосе.
   - Теоретически - да. Однако подобно старым океанским авианосцам, в  том
числе и  тезкам  "Йорктауна"  и  "Беспощадного",  они  представляют  собой
чрезвычайно соблазнительные и уязвимые мишени. Ввиду их огромных  размеров
их реактивные  двигатели  должны  быть  очень  мощными,  при  запуске  они
выделяют огромное количество электромагнитной энергии. К  примеру,  запуск
двигателей "Йорктауна" можно зафиксировать с  расстояния  светового  года.
Кроме того, большую цель радар регистрирует легче, чем маленькую. По  этим
и еще некоторым причинам указанные авианосцы легко  обнаружить.  Обнаружив
такой корабль, противник наверняка попробует уничтожить его - потому,  что
он  представляет  для  противника  реальную  угрозу,  и  потому,  что  его
уничтожение повлечет за собой  значительные  потери  боеспособности  нашей
воздушной и космической авиации.
   В отношении вышеупомянутых кораблей существует и еще одна проблема: они
слишком устарели по вооружению и конструкции. Ими пользуются уже несколько
десятилетий подряд. Обновление двигателя сорокалетней давности или попытка
начинить современным оборудованием ветхий корпус обойдется гораздо  дороже
и будет сложнее, чем строительство нового корабля.
   - Все присутствующие  здесь  -  офицеры  флота,  командир,  и  все  мы,
несомненно, и прежде слышали эти доводы. Что  же  заставило  вас  излагать
свои взгляды так убежденно, открыто - в результате чего  навлечь  на  себя
обвинение и рисковать карьерой?
   - Причиной всему был мой опыт, приобретенный в системе Новой  Финляндии
во время войны Лиги с гардианами.
   - Вы можете пояснить свое заявление?
   - Протестую! Сторона обвинения  вынуждена  протестовать  решительнейшим
образом! - Несомненно, капитан Цунь ждал и опасался этого момента и теперь
пытался прервать  череду  вопросов:  -  Защитник  сделал  попытку  отвлечь
внимание суда посторонними вопросами.  Как  обвиняемый  приобрел  подобные
убеждения, не важно. В сущности, не важны даже сами убеждения обвиняемого.
Защитник пытается построить доказательства на алтаре долга  -  и  это  еще
одно уклонение от сути дела.  Единственный  вопрос,  который  стоит  перед
нами, - нарушил ли обвиняемый определенными заявлениями  воинский  кодекс.
Защита признает, что обвиняемый действительно сделал упомянутые заявления.
Поскольку это единственный  момент,  непосредственно  касающийся  дела,  я
прошу  уважаемый  суд   напомнить   защите,   какой   именно   случай   мы
рассматриваем.
   Пит восхищенно уставился на Цуня. Старый изворотливый лис! Он умудрился
привести все  возможные  аргументы,  лишь  бы  отвлечь  внимание  суда  от
побочных вопросов. Неплохое начало. Если судьи проглотят  первую  приманку
Цуня, дальше они будут вынуждены идти у него на поводу. И в  таком  случае
защите не на что рассчитывать.
   Пит и капитан Браун ожидали такого  поворота  и  были  готовы  к  нему.
Ответное заявление требовало неприкрытого сарказма, и потому его следовало
предпринять  помощнику  адвоката  -  чтобы  Браун  не   навлек   на   себя
недовольство Левенталя.
   Пит неторопливо поднялся:
   - Ваша честь, я должен  выдвинуть  ряд  контрвозражений.  Капитан  Цунь
отлично сознает, какая неприятная работа ему досталась - попытаться  упечь
за решетку космического героя, но он делает все, что требуется от него,  -
выполняет свой долг, если вам угодно. Великолепно! Но  не  позволяйте  ему
учить вас выполнять вашу работу. Если вы  хотите  прервать  защитника,  вы
сможете принять такое решение сами, без  помощи  обвинителя.  Более  того,
пять минут назад наш ученый друг отказался произнести  свою  вступительную
речь, а теперь пытается оборвать  нашего  главного  свидетеля  после  пяти
вопросов! Ваша честь, вынужден признать, что поощрение подобных  поступков
и  попустительство  такой  стратегии  лишит  нашего  клиента  единственной
возможности высказаться в свою защиту.  Его  и  без  того  выслушивают  на
закрытом заседании. Не отнимайте у него последний шанс.
   - У меня создается впечатление, капитан Гессети, что суду  предоставлен
выбор подчиняться либо обвинителю, либо защитнику, - проворчал  Левенталь.
- Суду необходимо посовещаться.
   Пятеро  судей  сблизили  головы  и   зашептались.   Наконец   Левенталь
провозгласил:
   - На этот раз мы отклоняем требование обвинителя.  Мы  придаем  большое
значение мотивам, заставившим подсудимого совершить  действия,  в  которых
его обвинили. Следовательно, выяснение, каким образом подсудимый  приобрел
подобные убеждения, напрямую относится к  делу.  Защита  может  продолжать
вопросы.
   - Благодарю, ваша честь, - произнес  Пит,  садясь  на  место.  Нет,  он
определенно был прав, пойдя на некоторые  жертвы,  лишь  бы  председателем
суда стал Левенталь.
   - Позвольте  мне  несколько  переиначить  вопрос,  командир  Ларсон,  -
продолжал Браун. - Какие события в системе Новой Финляндии привели  вас  к
вышеупомянутым выводам?
   - Такие выводы позволило мне сделать  сражение  с  кораблем  гардианов,
"Левиафаном".
   В основном "Левиафан" подобен - или, вернее, был  подобен  -  "Орлу"  и
остальным  авианосцам,  за   исключением   трех   существенных   различий.
Во-первых, "Левиафан" был гораздо крупнее наших  кораблей.  Во-вторых,  он
был предназначен для входа в атмосферу и мог действовать либо  в  космосе,
либо  в  воздухе.  В-третьих,  "Левиафан"  принадлежал  к  так  называемым
"летательным аппаратам  легче  воздуха".  Чтобы  удержать  его  в  полете,
использовалось сочетание законов аэродинамики и подъемная сила водорода.
   Но напрямую к предъявленному мне обвинению  относится  следующий  факт:
несмотря на то что "Левиафан" в тысячу раз превосходил по всем  параметрам
самые мощные корабли нашей системы, его  можно  было  уничтожить  в  любой
момент одной ядерной бомбой. Мы не сделали этого  только  потому,  что  на
борту "Левиафана" находился пульт управления оборонной ракетной  системой.
Если бы мы уничтожили его, ни один корабль не смог бы благополучно подойти
к Новой Финляндии.
   - Другими словами, -  вмешался  Браун,  -  если  бы  обстоятельства  не
вынудили войска финнов и Лиги продлить существование "Левиафана",  он  был
бы с легкостью уничтожен.
   - Возможно, не с такой уж легкостью, но сомнений в том, что мы способны
взорвать его, ни у кого не возникало. Наши  войска  сумели  прорваться  на
борт  "Левиафана"  и  захватить  центр  управления  ракетной  системой   -
достаточно надолго,  чтобы  отправить  всем  ракетным  установкам  команду
самоликвидации и таким образом открыть путь в систему Новой Финляндии всем
кораблям Лиги. "Левиафан" был атакован  небольшими  шлюпками,  в  качестве
оружия  использовались  их  реактивные  двигатели.  Когда  пламя  из   дюз
прорвалось в подъемные камеры крыльев, "Левиафан" был уничтожен взрывом  и
пожаром.
   - Вы почти не упомянули о своем участии в сражении. Разве вам  не  было
передано командование всеми  космическими  силами  финнов  и  Лиги,  когда
погибли все старшие по званию офицеры?
   - Да, командование принял я.
   - Разве не вы  планировали  и  возглавляли  операцию  захвата  и  лично
захватили пульт управления ракетными системами, успев послать  им  команду
самоликвидации? Более  того,  разве  не  ваша  шлюпка  последней  покинула
"Левиафан", подвергаясь огромному риску? Разве не вы отдали приказ забрать
всех  выживших  нападавших,  а  потом  убедились,  что  вражеский  корабль
уничтожен?
   Мак смутился.
   - Да, это верно, - пробормотал он.
   Пит улыбнулся: трудно  оставаться  скромным  героем,  принеся  присягу.
Браун постарался сделать все возможное, чтобы в  деле  были  отражены  все
заслуги подсудимого.
   Выдержав паузу, Браун продолжал:
   - У меня имеется список полученных вами наград. Отвечайте, были  ли  вы
представлены к следующим наградам: "Золотому льву" Новой Финляндии, "Знаку
почетного легиона США",  британскому  "Кресту  Виктории",  "Ордену  чести"
Британники, "Высшему кресту Лиги", финской медали "За отвагу",  "Звездному
кресту" разведслужбы Лиги Планет, "Пурпурному сердцу", "Серебряной звезде"
и медали "За отвагу" Республики Кеннеди, а также удостоены  многих  других
почестей и похвал?
   Мак неловко переступил на месте:
   - Да, все это правда.
   - Командир Ларсон, где ваша жена? Виделись ли  вы  с  ней  в  последнее
время?
   - Ее перевели на верфь Британники.  Мы  с  ней  не  виделись  несколько
месяцев.
   - Скажите, была ли она переведена  с  базы  разведслужбы  вскоре  после
того, как вы впервые высказались против использования трех  вышеупомянутых
авианосцев?
   - Ей приказали прибыть на Британнику в  течение  тридцати  шести  часов
после моего первого заявления.
   - А вам приходило в голову, что вас разлучили за это заявление, то есть
вынесли  приговор  без  суда   и   возможности   обжалования?   Разве   не
свидетельствовало это событие о попытке заткнуть рот двум героям -  только
потому, что...
   - Протестую! - воскликнул обвинитель. -  Защитник  уже  не  допрашивает
свидетеля, а произносит речь в  его  защиту.  Я  требую,  чтобы  этот  так
называемый "вопрос" был вычеркнут из протокола.
   - Я  беру  обратно  последний  вопрос,  -  мягко  вмешался  Браун.  Пит
одобрительно кивнул: хватало и того, что судьи услышали вопрос, даже  если
он не будет зафиксирован в протоколе. К тому же не мешало выбить соперника
из колеи - прежде, чем отдавать Мака Ларсона ему на растерзание. -  Теперь
ваша очередь, капитан Цунь.
   Капитан Цунь уже дошел до  состояния,  которое  и  требовалось  Брауну.
Неуверенно поднявшись, он подошел к обвиняемому.
   - Послушайте, командир,  я  уверен,  что  никто  из  присутствующих  не
подвергает сомнению вашу храбрость  или  ваш  вклад  в  победу...  -  Цунь
помедлил минуту. - Но мы разбираем  здесь  совсем  иной  случай.  Командир
Ларсон, выводы о  уязвимости  трех  авианосцев  вы  основываете  на  своих
наблюдениях, проведенных во время взрыва "Левиафана".
   - Вы правы.
   Вмешался Пит:
   - Мне бы хотелось пояснить только что  данный  ответ.  Командир  Ларсон
действительно командовал судном, уничтожившим "Левиафан". Авианосец был на
самом деле взорван по приказу Ларсона и согласно его плану. Простите,  что
перебил вас, - искренне произнес он и сел.
   Капитан Браун укоризненно взглянул на помощника.
   - Это нарушение порядка судебного заседания, - прошептал он Питу.
   - Верно, но зачем позволять Цуню  представлять  дело  так,  словно  Мак
стоял в сторонке, наблюдая, как взорвался гигантский корабль?  -  возразил
Пит. - Можно с полным правом заявить, что Мак в одиночку выиграл войну.
   - Если забыть, что война еще не закончена.  Планету  гардианов  еще  не
удалось обнаружить.
   - Не напоминай об этом.
   Казалось, Цунь проникался все большим отвращением  к  своему  положению
обвинителя.
   - Допустим,  командир,  вы  и  впрямь  взорвали  "Левиафан".  Но  какое
отношение  это  имеет  к  уязвимости  авианосцев  Лиги?  В  конце  концов,
"Левиафан"  был  уничтожен  главным  образом  при  пожаре  в   атмосферных
условиях,   как   судно,   подчиняющееся   законам    аэродинамики,    при
обстоятельствах, в которых вряд ли когда-либо окажутся "Орел" и  остальные
авианосцы. В конце концов, наши корабли не способны входить в атмосферу, и
уж конечно в них нет больших подъемных камер, наполненных водородом.
   Мак еле заметно улыбнулся.
   - Прошу прощения, капитан, но, по-моему, вы невнимательно  ознакомились
с делом. Я весьма подробно описал все, что случилось после  самоликвидации
ракетной системы. В этом заявлении, которое я сейчас вижу на вашем  столе,
я упомянул, что  "Джослин-Мари"  атаковала  "Левиафан"  с  помощью  торпед
класса "космос - космос".
   Впервые голос и жесты  Мака  выдали  его  эмоции:  даже  рассказывая  о
случившемся здесь, в суде, он не мог сдержать гнев.
   - Как я указал в заявлении, "Джослин-Мари", масса которой в тысячу  раз
меньше  массы  "Левиафана",  смогла  нанести  большому  кораблю  несколько
серьезных повреждений. Я уже говорил,  что  мы  не  могли  позволить  себе
покончить с "Левиафаном" прежде, чем будет  уничтожена  ракетная  система,
потому торпеды были заряжены обычными разрывными снарядами. Но если бы  мы
воспользовались торпедами с ядерными боеголовками -  что  не  представляло
затруднений, - несомненно, "Джослин-Мари"  в  одиночку  разделалась  бы  с
"Левиафаном". Пробоины, оставленные обычными торпедами, подтверждают,  что
корабль типа "Джослин-Мари" способен сбить  авианосец  -  тот  же  "Орел",
уничтожить его вместе с экипажем и оборудованием. И я мог бы добавить, что
гардианы усвоили это так же твердо, как и мы, - полученный  ими  урок  был
слишком жестоким. По Недомыслию они сложили все яйца в одну  корзинку.  Мы
должны извлекать пользу из ошибок  противника,  вместо  того  чтобы  самим
совершать точно такие же  роковые  ошибки.  Секрет,  который  мы  пытаемся
сохранить, вовсе не секрет для противника. Он  остается  неизвестным  лишь
нашим людям, мужчинам и женщинам на борту наших авианосцев.
   Цунь понял, что пора прервать обвиняемого:
   - Благодарю вас, командир, других вопросов у меня нет.
   Пит вновь вскочил:
   - На этот раз защите нечего добавить, ваша честь.  По  предварительному
соглашению  с  обвинителем,  мы  не  будем  торопиться  с   заключительным
заявлением.  Обвинитель  может  продолжать  допрос  свидетеля  по   своему
усмотрению. - "Другими словами, мы помолчим, пока нам везет",  -  мысленно
добавил Пит.


   У  Цуня  хватило  ума  попросить  разрешения  сделать   перерыв   после
свидетельства Мака. Ему требовалось  время,  чтобы  собраться  с  мыслями,
привести в порядок свои записи, расслабиться и выстроить план, к  тому  же
он стремился дать судьям время забыть о впечатляющих показаниях  Мака.  До
сих пор Цуню не везло, и он твердо решил изменить ситуацию.
   После ленча Цунь начал выступление, цитируя заявления Мака и  показывая
записи одной из бесед. По сути дела, Мак говорил на ней то  же  самое,  но
менее уважительным тоном.
   Мак и Пит невозмутимо смотрели запись речи Мака:
   - Авианосцы - смертельные ловушки, подсадные  утки.  Нам  втолковывают,
что эти корабли были построены, "чтобы перемещать  многочисленные  силы  в
космосе за краткие промежутки времени". За годы службы этим  кораблям  еще
ни разу не доводилось выполнять эту задачу. Они  давным-давно  устарели  -
благодаря  появлению  современного  оружия,  а  длительное  бездействие  и
отсутствие войн сделало их бесполезными.
   В действительности  они  были  построены  и  используются  до  сих  пор
благодаря единственной причине: руководство  флота  пожелало  видеть  суда
внушительных  размеров.  Все  вычисления  рентабельности,  все  учения   и
стратегические  планы  ясно  показали:  эти  корабли  для  нас  скорее  не
преимущество и оружие, а помеха и удобная мишень для противника!
   Цунь остановил запись.
   - Все это, ваша честь, командир Ларсон сказал на публичном  выступлении
неделю назад. Его  заявление  было  распространено  по  самой  крупной  из
видеосетей Кеннеди, оно широко цитируется.  Командир  Ларсон  сказал,  что
риск,  которому  подвергаются  эти  авианосцы,  до  сих  пор  предпочитают
замалчивать, но что благодаря ему этот риск станет  известным  повсюду.  К
счастью, ни одно из его заявлений до сих пор не  попало  в  прессу  других
планет, но это, как вы понимаете, всего лишь вопрос  времени.  Несомненно,
корабли уже  несут  записи  высказываний  нашего  героя  ко  всем  крупным
планетам Лиги.
   Какие же последствия все это  будет  иметь  в  случае  войны?  Командир
Ларсон  оставил  попытки  изложить  свои  взгляды  компетентному  военному
руководству и вместо того  стал  работать  на  широкую  публику.  Как  это
послужит поддержанию боевого духа? К чему приведут его выступления - кроме
как повергнут в уныние экипажи авианосцев? Что  есть  заявления  командира
Ларсона, если не помощь и утешение противнику,  который  радуется,  слыша,
как мы называем свои боевые  корабли  "игрушками  адмиралов",  "подсадными
утками", "смертельными ловушками"?
   Ваша честь, сторона обвинения не представила здесь свидетелей: я утомил
бы всех вас  выступлениями  экспертов  по  стратегии  и  тактике,  которые
подтвердили  бы  мои  слова  и  вынудили  защитников  привлекать  к   делу
собственных экспертов и опровергать наши доказательства.  Я  могу  вызвать
капитана Джозию Робинсона, командира "Орла", и он охотно объяснит вам, что
его корабль находится в состоянии полной боевой готовности,  сообщит,  как
его подчиненные реагируют на заявления  командира  Ларсона.  Впрочем,  все
присутствующие здесь - офицеры флота,  происходящее  вы  понимаете  и  без
лишних объяснений.
   Если бы мог, я пригласил бы сюда единственного  свидетеля  -  командира
флота гардианов. Мы должны признать, что они  наверняка  не  раз  засылали
шпионов сюда, на Кеннеди. Вероятно, они  на  своей  таинственной  планете,
Столице, уже получили записи, которые мы только что видели. Если бы я смог
привести сюда офицера-гардиана и заставить его присягнуть,  я  спросил  бы
его: вскрывают  ли  заявления  командира  Ларсона  недостатки,  о  которых
гардианы раньше и не подозревали?  Приобретают  ли  гардианы  уверенность,
слыша  подобные  речи?  Способствуют  ли  высказывания  командира  Ларсона
поднятию их боевого духа?
   Сегодня  мы  слышали  немало  красивых  слов  о  долге.  Нам   пытались
объяснить, что долг не позволяет командиру Ларсону молчать -  некий  долг,
перед которым отступают установленные правила. Но  разве  не  более  высок
долг хранить молчание? Командир Ларсон  нанес  удар  по  представлениям  о
нашей военной мощи, по нашему боевому духу - и тем самым помог противнику.
Он  поведал  нам  об  опасности,  которую  не  видит  никто,  кроме  него.
Предположим,  что  такая  опасность  действительно  существует.  Разве  не
усугубил ее капитан Ларсон, сообщив о  ней  врагу?  Рассказывая  налево  и
направо об этой "опасности", разве он не навлек на нас лишние беды?
   Этот человек проявил невероятную отвагу - и в бою, и в своем стремлении
высказаться. Но проявил ли он при этом здравость суждений? Вряд  ли.  Ваша
честь, я призываю вас разобраться в этом  деле  и  наказать  виновного.  В
давние времена на флоте - тогда еще морском -  говорили:  "Болтовня  топит
корабли". В наши дни можно утверждать, что неумеренные разговоры  обращают
корабли в пар. Не будем же поощрять болтливость, признавая этого  человека
невиновным. Да, он герой. Но героизм - не оправдание ошибочных  и  опасных
суждений. Ваша честь, обвинителю больше нечего добавить.
   Левенталь стукнул молотком:
   - Итак, заседание завершено. Суд  удаляется  для  вынесения  приговора.
Заседание будет продолжено завтра утром, в девять часов.
   На следующее утро капитан Браун и Гессети позавтракали вместе с Маком в
его камере - впрочем, язык не поворачивался назвать это помещение камерой.
Пит смирился с заключением Мака в здании Адмиралтейства только из-за того,
что ему отвели удобное, впечатляющее помещение в  Башне.  Грубые  каменные
стены этой  полукруглой  комнаты  были  увешаны  картинами,  изображающими
прославленные  корабли  и  адмиралов,  стоящая   здесь   мебель   когда-то
помещалась в капитанской каюте старого крейсера военно-морского флота США,
пол устилал толстый бордовый ковер. Комната вполне устраивала Пита.  Здесь
содержали только высокопоставленных заключенных.
   Здание  Адмиралтейства,  иногда  еще  по  привычке  называемое  замком,
выглядело таковым не благодаря причуде романтичного архитектора  -  оно  и
впрямь было некогда  замком,  крепостью.  Толщина  его  стен  у  основания
доходила до трех метров, изнутри они были укреплены сталью и  современными
графитовыми композитами.  Эти  стены  были  предназначены  для  защиты  от
воздушных и наземных атак, бомбоубежища уходили  в  скалу  под  замком  на
глубину более километра и могли продержаться еще  долго  после  того,  как
наружные постройки будут разрушены. Разумеется, замок был предназначен  не
только для того, чтобы  выдерживать  атаки,  -  он  мог  обороняться,  его
арсеналы были полны оружия и боеприпасов на случай осады.  Существовало  и
другое оружие, упрятанное в бесчисленных помещениях огромного здания, но о
нем предпочитали не распространяться.
   Адмиралтейство было построено семьдесят  пять  лет  назад,  в  тихие  и
мирные дни - по крайней  мере,  на  Кеннеди  эти  времена  и  впрямь  были
мирными. Тогда у флота Республики Кеннеди хватало дел - как и теперь,  ему
часто   приходилось   выполнять   приказы   совета   Лиги:    осуществлять
патрулирование, спасательные операции, даже перевозить отряды  полиции  из
одной звездной системы в другую. Лига была создана в основном в  ответ  на
экономические и политические беспорядки на  колонизированных  планетах,  и
войскам  наиболее  могущественных  государств  выпадала  задача  выполнять
решения Лиги и следить за их соблюдением.
   Флот  Республики  Кеннеди  участвовал  в  эвакуации   населения   Новой
Антарктики - буквально  в  первый  же  день  существования  Лиги.  Корабли
доставляли запасы провизии и боеприпасов, бомбили одну или другую  сторону
в разгар мятежей, преследовали торговцев оружием и наркотиками и выполняли
много опасных заданий для внешне мирного времени. Только теперь, в  борьбе
против гардианов, флот Республики  Кеннеди  впервые  предпринял  настоящие
военные действия, однако имел для этого достаточный опыт.
   Штаб построили на значительном расстоянии от города - близ  космопорта,
неподалеку  от  побережья,  на  холме,  посреди  огромного   и   тщательно
ухоженного луга. Но расположение было выбрано не из-за великолепного  вида
с башни и не по  соображениям  престижа,  а  потому,  что  неподалеку  был
расквартирован первый десантный батальон.
   Находилось  немало  насмешников,  потешающихся   над   гордыней   вояк,
пожелавших завладеть таким  огромным  зданием,  кое-кто  в  армии  не  раз
напоминал, что  строительство  Адмиралтейства  обошлось  дороже  стоимости
большинства  кораблей.  А  потом  начался  Молниеносный  Мор,  и   безумие
превратилось буквально в заразную болезнь. Когда же средство для исцеления
было обнаружено и беспорядки прекратились, оказалось,  что  Адмиралтейство
так и стоит на своем месте, приобретя лишь пару отметин в каменных стенах.
А великолепный, современный, построенный по последнему слову техники  штаб
армии посреди города пришлось отстраивать заново.
   Строители Адмиралтейства оказались скорее провидцами, чем оптимистами.
   Из комнаты Мака открывался живописный вид. Поглощенный им, Мак забыл  о
завтраке.  Побережье,  линия   горизонта,   широкая   равнина   космопорта
расстилались перед ним, образуя величественную  панораму.  Но  чаще  всего
взгляд Мака обращался в сторону космопорта. Вот и сейчас, пока Мак смотрел
туда, корабль, небольшой крылатый жучок, взлетел  вертикально  в  идеально
чистое синее утреннее небо и устремился к орбите,  а  тускло-желтый  хвост
дыма из двигателей вдруг сменился солнечным фейерверком выброса из дюз.
   Пит догадывался,  что  тревожит  его  молодого  друга.  Мак  напряженно
следил, как корабль улетает на орбиту,  в  космос,  к  звездам.  Возможно,
туда, где сейчас находилась Джослин, жена Мака.
   - Я должен выбраться отсюда, Пит, - наконец выговорил Мак. -  Предстоит
нелегкая работа, я подготовлен  к  ней  лучше,  чем  кто-либо  другой,  но
почему-то вынужден торчать здесь.
   -  Скоро  ты  вырвешься  отсюда,  Мак.  Судьи  вынесут  приговор,  фарс
завершится, и ты вернешься к делам. Кроме того, тебя заперли здесь потому,
что ты взял на себя труд открыто  заявить  о  том,  что  считал  чертовски
важным. И ты был прав.
   - Может, твои выступления и принесут некоторую  пользу,  но  я  в  этом
сомневаюсь, - вступил в разговор капитан Браун,  осторожно  наполняя  свою
чашку. - Знаешь, Пит, мы сделали все, что могли, мы не поленились, но я  с
самого начала почти не надеялся освободить Мака отсюда. Правила совершенно
ясны, и, по-моему, витиеватые речи не тронули Левенталя и его компанию.
   - Но почему ты сомневаешься в пользе моих выступлений? - удивился Мак.
   - Потому что политик из тебя неважный, к тому же ты плохо  разбираешься
в людях. Конечно, выбор у тебя был небогатый, ты все-таки  добился,  чтобы
тебя услышали, но все кончилось тем, что тебя обвинили в преступлении.  Не
может же руководство сознаться в своих ошибках и признать,  что  ты  прав!
Они хотят доказать, что правы как раз они...
   - И единственный  способ  сделать  это  -  пустить  в  ход  те  чертовы
авианосцы. Но я должен был  попытаться,  капитан  Браун,  -  по  всем  тем
причинам, о которых вы говорили на суде.
   - Может, ты и прав, - тоном глубокого сомнения отозвался Браун.
   Внезапно в душе Пита вспыхнул гнев, хотя он и не мог объяснить  почему.
Только одно  он  знал  наверняка:  Терренса  Маккензи  Ларсона  не  в  чем
обвинять. Одни высшие чины, адмиралы, одержимые пылкой любовью к громадным
и бесполезным кораблям, считали необходимым наказать его. Но они  поручили
грязную работу цуням и левенталям, достойным офицерам,  которые  с  трудом
смирились с необходимостью выполнить  этот  долг.  Пит  вдруг  понял,  что
больше не желает слышать слово "долг".
   В дверь  деликатно  постучали.  Донельзя  вежливый  конвойный  в  белых
перчатках сообщил, что трибунал готов продолжить заседание.
   Все трое спустились с башни в плавно движущемся бесшумном  лифте  и  по
уже знакомому пути направились в зал суда.
   Последовали бесконечные  церемонии,  приветствие  суда,  шелест  бумаг,
напряженное  молчание,  и  наконец  губы  Левенталя  нехотя   задвигались,
выдавливая три слова:
   - Подсудимый признан виновным.



        5

   <b>Март 2116 года. Контактный лагерь гардианов. Застава</b>

   Рассвет ничем не отличался от большинства рассветов в этом лесу: мутное
солнце с трудом пробивалось сквозь взбаламученные, кучами висящие  в  небе
облака и переплетенные ветви деревьев.  Обитатели  двух  лагерей,  люди  и
аборигены Заставы, зашевелились  и  занялись  обычными  утренними  делами.
Солнце припекало все сильней, прогоняя туман и облака, высушивая  росу  на
траве и листьях.
   К'астилль открыла глаза, распрямила удобно свернутые под длинным  телом
ноги, потянулась до кончика хвоста и вышла из  шалаша  на  поляну.  Свежий
утренний воздух хлынул в ее дыхательное отверстие, взбадривая и возбуждая.
Раскинув руки, К'астилль потянулась и щелкнула длинными пальцами. Еще один
день обещал быть погожим. Постояв минутку, К'астилль отправилась к полевой
кухне в поисках завтрака.
   На противоположной стороне поляны, в герметичном жилище  людей,  Люсиль
Колдер прихлопнула кнопку назойливо трезвонящего будильника, безо  всякого
воодушевления встречая новый день. Мрачно предвкушая  наслаждение  горячим
кофе и душем, она выбралась из постели. Прошлой ночью она опять засиделась
допоздна, работая над своими записями. Сутки на Заставе продолжались всего
девятнадцать часов - к этому требовалось привыкнуть.  К'астилль  наверняка
вновь первой появится в Хрустальном дворце -  Люсиль  давно  уже  оставила
всякие попытки являться  на  встречи  вовремя:  К'астилль  с  каждым  днем
вставала все раньше.
   Люсиль нравилась ее партнерша -  странно,  но  у  них  оказалось  много
общего, если не считать того, что К'астилль относилась к утренней работе с
большим энтузиазмом. "Кофе, - вновь вспомнила  Люсиль,  -  кофе  -  прежде
всего".


   Сами того не сознавая, обе стороны занимались одним и тем  же  или,  по
крайней мере, приходили к одинаковым результатам. Оба народа  представляли
молодые, восприимчивые, умные и вполне заменимые существа.
   Гардианы действовали  наобум,  выбрав  для  первого  контакта  Джонсона
Густава и Люсиль Колдер.  Однако  исследовательские  и  воинские  традиции
человечества,  появившиеся  благодаря  тысячелетним  урокам,  предписывали
людям с молодым, еще не закосневшим  мышлением  возглавлять  экспедиции  в
неизведанное,  чреватые   самыми   непредсказуемыми   результатами.   Опыт
показывал:  гораздо  больше  исследователей  и  воинов   возвращались   из
экспедиций, лидеры которых были молоды,  находчивы  и  менее  привязаны  к
своему миру. Отдавая дань этой традиции, людей, подобных Густаву и Люсиль,
гораздо чаще  отправляли  туда,  где  мог  состояться  первый  контакт:  к
примеру, на станции, движущиеся по орбитам крупных неисследованных планет.
   Но не только люди считали, что для  подобной  работы  подходит  свежий,
острый и гибкий ум. К'астилль полностью удовлетворяла таким критериям. Она
уже давно мечтала стать первооткрывательницей чего-нибудь  нового.  Будучи
еще очень молодой, временами она грустила о том, что  мир  слишком  хорошо
изучен, что в нем уже нечего открывать, исследовать и познавать. Но теперь
все изменилось, и странные события должны были повлечь за собой еще  более
странные последствия, которых хватило бы на целую жизнь.
   Больше всего К'астилль интересовали  сами  люди.  Даже  теперь,  спустя
довольно долгое время после первого знакомства,  вид  людей,  особенно  их
странная неустойчивая походка, завораживал ее.  Это  зрелище  одновременно
гипнотизировало и  отталкивало  практически  любого  непривычного  к  нему
аборигена Заставы. Сравнить эту реакцию можно было с неприятным, бросающим
в дрожь ощущением, которое испытывают некоторые люди  при  виде  змеи.  Но
более  точным,  хотя  грубым  и  оскорбительным,  было  бы   сравнение   с
мимолетной, но пугающей и вызывающей омерзение реакцией, которая возникает
у иных людей при виде подобных им существ, по воле случая лишившихся обеих
ног и вынужденных передвигаться на костылях.
   Аборигенам Заставы люди казались  калеками  с  ампутированными  частями
тела. Учитывая культурные и биологические отличия аборигенов,  можно  было
представить, какой спектр отвратительных ощущений испытывают они от одного
лишь вида людей.
   Требовалось обладать гибкой, тренированной  психикой  К'астилль,  чтобы
смириться с тем фактом, что вид этих существ  вполне  естествен,  что  они
полноценны и здоровы и, возможно, развились в процессе, подобном  тому,  в
результате которого появилась сама К'астилль, что они - не  мутанты  и  не
монстры.
   Насколько поняла К'астилль со слов Люсиль, люди обладали преимуществом,
которого сами не осознавали: они и прежде видели существа, передвигающиеся
на четырех конечностях. У них  имелась  даже  довольно  удобная  и  вполне
приятная легенда о кентаврах, которая  помогла  им  привыкнуть  к  виду  и
способу передвижения аборигенов  Заставы.  Такого  преимущества  аборигены
планеты были лишены. Ни у К'астилль, ни у ее помощников люди  не  вызывали
воспоминания о более-менее приемлемых мифологических существах.  Пользуясь
весьма слабым  сравнением,  люди  напоминали  им  верхнюю  часть  туловища
чудовища, вырвавшегося из лаборатории.
   К людям требовалось привыкнуть, и аборигены  старшего  возраста  охотно
предоставили  непосредственные  контакты  с   "половинчатыми   существами"
молодому поколению.
   Быстро покончив с завтраком, К`астилль рысью перебежала поляну  к  Дому
Переговоров. Половинчатые  первыми  выстроили  свою  часть  этого  Дома  -
незадолго до того, как К'астилль впервые увидела существо по имени Колдер.
Методы  строительства  половинчатых  изумили  аборигенов  Заставы  -   они
оказались чрезвычайно неэффективными, но, так или  иначе,  строение  росло
довольно быстро. В конце концов, в этом деле важен не сам процесс,  а  его
результат.


   Облачившись в легкий скафандр,  Люсиль  шагала  по  вымощенной  плитами
дорожке от лагеря людей к Хрустальному дворцу.  К'астилль  уже  ждала  ее,
подергивая хвостом от нетерпения. Люсиль усмехнулась и помахала рукой. Уже
которое утро происходило одно  и  то  же:  видя  молодую  туземку,  Люсиль
поражалась ее неугасающему рвению в работе. Люсиль вошла в шлюз,  сбросила
скафандр и уселась за стол внутри Хрустального дворца.
   На вид Хрустальный дворец  был  невзрачным,  но  вполне  соответствовал
своему предназначению. Сооружение это изобрел некий строитель-гардиан: для
него залили бетонный фундамент, а на фундаменте установили легкую  сборную
конструкцию, тщательно укрепив ее. Конструкция предназначалась для  защиты
от дождя, и  не  более  того,  а  фундамент  не  давал  ей  погружаться  в
болотистую почву. Здесь же  установили  генератор  и  наладили  освещение.
Строители не стали предпринимать никаких мер для герметизации  сооружения,
зато внутри соорудили бокс из прозрачного  пластика  размером  с  комнату,
сообщающийся со шлюзом. Бокс занимал треть конструкции и был  герметичным.
Внутри  бокса  предусмотрели  некоторые  удобства:  полки  и   столы   для
оборудования, шланг, отсасывающий грязь со скафандров перед входом в шлюз,
и тому подобное.
   Бокс был  прозрачным,  словно  аквариум,  кроме  закутка  с  переносным
унитазом, который можно было отгородить ширмой. Люсиль  сразу  же  нарекла
бокс Хрустальным дворцом и с  энтузиазмом  восприняла  его  строительство.
Изучение совершенно нового языка было непростым делом, и  оно  грозило  бы
многократно усложниться, если бы пришлось заниматься им, стоя по колено  в
вязкой  грязи,  в  неудобном  скафандре.  Жесты  и  мимика  были  огромным
подспорьем в учебе, а скафандр неизбежно затруднял бы их.
   Разумеется, время пребывания  в  скафандре  могло  стать  долгим,  будь
выживание единственной целью экспедиции. Но тяжелые, плотные, сдерживающие
движения скафандры ограничивали  возможности,  и  переговорное  устройство
лишь ненамного устраняло эти ограничения.
   В  Хрустальном  дворце  Люсиль  могла  расслабиться,   походить,   даже
вздремнуть или прогуляться между уроками; могла перекусить бутербродом  из
портативного холодильника или  выпить  кофе.  Но  что  еще  важнее  -  она
продолжала видеть все, что творится за стенками бокса, и  не  сомневалась,
что ее тоже видят. Пантомима часто помогала, когда Люсиль хотела  уточнить
значение того или иного слова; кроме того, без скафандра ей  было  гораздо
легче пользоваться необходимыми для изучения языка подобиями - экраном для
рисования, предметами, названия которых  требовалось  узнать,  блокнотами,
камерами и так далее, не строя догадок по поводу  их  водонепроницаемости.
Вдобавок было гораздо приятнее пользоваться карандашом, держа его рукой, а
не толстой перчаткой скафандра.
   К'астилль прекрасно осознавала преимущества крыши над головой, а  когда
случайно вдохнула газ, которым дышали люди, поняла, почему  они  вынуждены
оставаться в скафандре или прозрачном боксе. В отличие от людей  аборигены
Заставы чутко улавливали изменения  содержания  в  воздухе  углекислоты  и
азота. В воздухе, которым дышали люди, первого газа было слишком  мало,  а
второго  -  чересчур  много.  К'астилль  только  порадовалась  возможности
уберечь от дождя свои рисовальные и  письменные  принадлежности,  а  также
аппаратуру, и  с  благодарностью  приняла  попытки  людей  снабдить  всеми
возможными удобствами обе половины строения, которое  она  называла  Домом
Переговоров. Вместе с помощниками К'астилль внесла на свою половину столы,
светильники, ложа, запасы еды и портативные источники энергии.
   Вскоре после начала уроков языка обеим сторонам стало совершенно  ясно,
что  разумнее  будет  уделить  основное  внимание  обучению  людей   языку
аборигенов Заставы. Иной вариант здесь был бы просто невозможен.
   У аборигенов Заставы возникало столько проблем с обучением  английскому
языку, что поначалу Люсиль Колдер была убеждена: над ними слишком  довлеет
родной  язык.  Вероятно,  владение  языком   передавалось   у   аборигенов
генетически, и учить другой язык для  них  было  все  равно  что  людям  -
научиться  иному  способу  ощущать  запахи.  Если  бы   теория   оказалась
справедливой, Люсиль могла бы утверждать, что по всей Заставе используется
один и тот же язык.
   Но проблему представляли не способности аборигенов, а английский  язык.
Жители Заставы просто не могли освоиться с ним. Люсиль сделала вывод,  что
причина всему - структура английского, а именно - изменение значения  фраз
в зависимости от их тона и расположения  слов.  Люсиль  догадывалась,  что
аборигенам было бы куда проще выучить китайский, но какой смысл обучать их
языку, которым во всей системе владела лишь Люсиль - и, разумеется, Синтия
Ву. Точно так же обстояло дело и с диалектами аборигенов Австралии: Люсиль
казалось, что К'астилль с легкостью овладела бы  любым  из  них,  но  труд
оказался бы  бесполезным.  Английский  же  стал  камнем  преткновения  для
аборигенов Заставы.
   И потому учиться начала Люсиль - медленно, черепашьим шагом.  С  каждым
днем у нее возникало все больше  вопросов,  а  главное  -  появлялось  все
больше возможностей задать их.
   Прокашлявшись, она приготовилась воспроизвести еще непривычные звуки.
   -  Твое  присутствие  замечено,  К'астилль,  -  произнесла  она  -  это
выражение соответствовало простому "привет".
   - И твое присутствие тоже, - отозвалась К'астилль. - Беседа начинается?
   - Беседа начинается. Но изучение лексики на  время  будет  отложено,  -
объяснила Люсиль. Больше всего в чужом языке ее  сбивало  с  толку  обилие
пассивного залога. И Люсиль, и ее помощники-люди никак не могли запомнить,
что действие должно быть отделено  от  говорящего,  а  еще  лучше  -  быть
совершенно  отстраненным.  Глаголы  следовало  использовать  для  описания
скорее  состояния,  нежели  действия.  -   Учеба   по-прежнему   осложнена
недостатком знаний, и более всего -  путаницей  со  значениями  слов.  Про
большинство предметов вокруг - строение, одежду,  машины,  дорогу  к  Дому
Переговоров  -  люди  могут  сказать,  что  они   были   "построены"   или
"изготовлены". А жители Заставы  иногда  говорят,  что  подобные  предметы
"выращены". Ты назвала свою аппаратуру, ваши дома и мебель  "выращенными".
Выходит, слова "выращивать", "делать" и "строить" имеют  схожие  значения,
или же какие-то предметы вашего обихода растут, как деревья?
   - "Выращивать" и "строить" - не одно и то же. Мое ложе выращено, но мой
дом построен из материалов, растущих пластами.
   Строго говоря, стены тоже не растут. Они не живые, но состоят из  живых
организмов не моего вида. Эти  виды  подчинены  моему  народу,  и  из  них
получается большинство наших вещей.
   Объяснение было довольно запутанным,  но  Люсиль  показалось,  что  она
уловила его суть.
   - А эти новые виды, которые подчинены вам, - сколько... - Люсиль быстро
справилась в словаре - слова  "поколение"  там  не  оказалось.  -  Сколько
циклов проходит  между  предками  и  отпрысками,  прежде  чем  старый  вид
заменяется новым?
   К'астилль откинула голову на длинной шее невольным жестом изумления.
   - Что за вопрос? Конечно, ни одного, точнее  -  один.  Берется  прежняя
форма, изменения вносят в ее - этого слова ты еще не знаешь, - в ее ласут.
Вам известно, что существуют  крохотные  структуры,  от  которых  зависит,
каким будет живой организм?
   - Людям давно известна подобная теория.
   - Здесь эти структуры называются "ласут".
   Люсиль  записала,  как  произносится  слово,  и   попросила   К'астилль
повторить его, чтобы позднее поупражняться в произношении, а затем  беседа
продолжилась. Обе собеседницы уже привыкли к таким объяснениям и паузам  в
разговорах.
   К'астилль продолжала:
   - Ласуты изменяются, и следующий организм появляется таким,  какой  нам
нужен.
   - Мы пользуемся иным способом, - заметила Люсиль. - Люди умеют  вносить
изменения в эти ласуты  -  мы  называем  их  генами,  -  но,  насколько  я
подозреваю, наши познания о них слишком малы по сравнению  с  вашими.  Нам
требуется  длительное  время,  неоднократные  попытки,  множество   циклов
предков-потомков, прежде чем усилия увенчаются успехом. Кроме  того,  люди
пока не пытались выращивать стены домов или другие предметы -  воздействуя
на гены, мы всего лишь выводим более  крепкую  породу  животных  или  сорт
растений, обладающих большей продуктивностью.
   - Значит, все ваши вещи сделаны руками, как этот дом?
   - Истинная правда. Человек -  творец  этих  вещей  или  машин,  которые
делают наши вещи.
   - Даже ваши секу-веристлон?
   Это  сложное  выражение  в  буквальном   переводе   означало   "внешние
воспоминания"  и  относилось,  по-видимому,  к  камерам  и   магнитофонам,
компьютерам, некоторым другим устройствам записи, даже к ручке  и  бумаге.
Термин казался Люсиль  неудачным.  Аборигены  Заставы  обозначали  им  род
устройств, эквивалентных компьютерам и записывающей аппаратуре.
   - Если я правильно поняла, - осторожно начала Люсиль,  -  у  вас  такие
предметы не выращивают - они своего рода машины.
   - Многие из них являются живыми.
   Внезапно перед глазами Люсиль возникло отвратительное видение  мозга  в
стеклянном сосуде, оплетенном проводами. Нет,  такого  быть  не  могло,  и
все-таки образ не исчезал. "Каждый день приходится постигать нечто новое",
- подумала Люсиль и вернулась к уроку.
   Проходили дни, и обе стороны постепенно накапливали знания.


   Густав флегматично барабанил по клавишам:

   "Развитие контакта с инопланетянами. Отчет о проделанной работе N_137.

   Общее резюме.
   Как и в прошлый раз,  никаких  серьезных  изменений  не  произошло.  ВИ
Люсиль Колдер продолжает совершенствоваться в языке "Застава-1". Аборигены
подтвердили  ее  предположение  о  том,  что  на  планете  существует  ряд
различных языков, большинство из которых не имеет  точек  соприкосновения.
Предшествующие предположения о противном были опровергнуты.  Исследованиям
с орбиты и составлению карт планеты препятствует плотный облачный  покров,
но  с  орбиты  было  обнаружено  около  100  вероятных  мест  расположения
поселений - они рассеяны  по  обширной  территории,  Недавние  атмосферные
полеты  на  небольшой  высоте,  осуществленные   с   орбитальной   станции
"Ариадна", показали, что большинство этих поселений  невелики,  многие  из
них выглядят заброшенными. Самое крупное  из  них  размером  не  превышает
поселок людей с населением в несколько тысяч человек. Мы  вновь  повторяем
просьбу  запретить  подобные  полеты,  поскольку  они  беспокоят   местных
жителей. Мы бы не хотели  столкнуться  с  негативной  реакцией  тех  групп
аборигенов, с которыми мы еще не  знакомы.  В  сущности,  подобные  полеты
почти бесполезны: нам и без них было известно, что  у  аборигенов  Заставы
имеется множество мелких поселений.

   Специальное резюме.
   Язык: ВИ Колдер проделала отличную работу,  составив  основной  словарь
языка 3-1. По моему распоряжению она делит время между  совершенствованием
своих знаний и занятиями с присланными со Столицы учениками. Ученики уже в
состоянии вести краткие беседы с местными  жителями.  Кроме  того,  Колдер
привлечена к работе по созданию электронного переводчика. Подобная  работа
пойдет на пользу всем: Колдер  приобретет  большую  беглость  в  3-1  и  в
будущем сможет освоить другие местные диалекты; ее ученики  закрепят  свои
знания, а электронный переводчик будет более совершенным. Но  я  хочу  еще
раз подчеркнуть, что осуществление всех этих проектов требует длительной и
утомительной работы. Сама сущность этой работы, большей  частью  ведущейся
методом проб  и  ошибок,  исключает  возможность  немедленного  достижения
значительных успехов. При всем уважении к срочности в  таком  деле  спешка
недопустима, и смею заверить все заинтересованные лица:  нам,  сотрудникам
штаба контакта, так же не терпится получить результаты, как и всем прочим.
Но для этого требуется запастись терпением. По крайней мере,  мы  способны
передать своим преемникам знания о большинстве нюансов языка 3-1. За  свой
труд Колдер заслуживает самых высоких похвал.
   Культура и техника. Я вынужден сообщить  ту  же  информацию,  что  и  в
прошлом отчете. Уровень развития культуры и  техники  аборигенов  остается
неопределенным,  но  несомненно  высоким,   вероятно,   даже   выше,   чем
предполагалось во время написания предыдущего отчета несколько дней назад.
Особенно поражают достижения аборигенов в биологии. По-видимому, обитатели
Заставы способны  оказывать  быстрое  и  эффективное  влияние  на  местный
эквивалент   хромосом.   То,   что   мы   считаем    изнуряющей    работой
инженеров-генетиков, они воспринимают как само собой разумеющееся.
   И в связи с этим я  считаю  своим  долгом  повторить  уже  неоднократно
высказанное предупреждение: было  бы  ошибочным  считать  местных  жителей
существами примитивного уровня только потому, что с орбиты мы не  заметили
на планете больших городов, или потому, что они  ведут  полукочевой  образ
жизни, или потому, что мы не обнаружили здесь мощных  радиопередатчиков  и
электроприборов.  Бесспорно,  мы  только  начинаем  познавать  жизнь  этих
существ, но я могу предложить следующую теорию.
   Люди всегда считали, что города,  особенно  крупные,  являются  очагами
культуры. Мы убеждены, что города  должны  быть  постоянными  поселениями.
Аборигены Заставы не разделяют ни одно из этих убеждений. По-моему, в этом
и состоит главное различие наших культур.  Что  же  касается  связи  между
культурой и техникой, я вынужден повторить предположение, бывшее очевидным
еще до контакта с аборигенами: такой связи здесь  не  существует.  Возьмем
всего один пример: у древних греков уровень развития техники был ниже, чем
у любых последующих цивилизаций, но в отношении культуры они  превосходили
большинство из..."


   Послышался приглушенный стук по обшивке люка - герметичная  конструкция
почти не пропускала звуков  извне.  Радуясь  перерыву  в  скучной  работе,
Густав убрал с экрана отчет и  за  оставшиеся  две  минуты  успел  сложить
бумаги в стол. Одно из преимуществ воздушного шлюза заключалось в том, что
в кабинет Густава никто не мог ворваться без предупреждения.
   Многочисленные  постукивания  и  поскрипывания  возвестили  о  прибытии
гостя.
   - Привет, Джонсон, - проговорила Люсиль,  входя  в  кабинет.  Ее  голос
приглушало стекло шлема.
   - Привет, Люсиль. Как дела?
   - Отлично, - сообщила она, избавляясь от шлема. - Здесь у  меня  бывают
дни двух видов: в одни из них я теряюсь в догадках, почему мы топчемся  на
одном месте, а в другие - поражаюсь, какого  прогресса  можно  достичь  за
столь короткое время. Сегодня у меня  как  раз  день  второго  типа,  -  с
усмешкой добавила она. - В программе распознавания речи аборигенов на слух
наконец-то удалось выловить большинство ошибок - это уже достижение.
   С тех пор как экспедиция приземлилась на планету,  произошло  небывалое
событие: военнообязанный  иммигрант  Люсиль  Колдер  и  лейтенант  Джонсон
Густав стали друзьями. Такого не могло быть, и все-таки это случилось.  Но
в их дружбе еще оставались границы, притом  весьма  определенные:  они  не
обсуждали войну, не строили догадок о случившемся, когда известия из новой
провинции гардианов, Новой Финляндии, вдруг  перестали  поступать.  Что-то
произошло. Гардианам явно не повезло -  и  теперь  они  развернули  бурную
подготовку к очередному удару. Такие слухи доносились до членов экспедиции
с охваченной лихорадочной деятельностью ОСГ "Ариадна". И Люсиль  и  Густав
сгорали от любопытства, но не могли признаться в нем друг другу.
   - Ну что, состряпал очередной отчет? - поинтересовалась Люсиль.
   - Угу. Начальству вынь да положь  идеальный  электронный  переводчик  -
причем немедленно, и большие  шишки  никак  не  могут  понять,  что  такой
переводчик нельзя попросту  снять  с  полки.  Мне  до  отвращения  надоело
объяснять, почему так трудна работа с переводчиком совершенно  нового  для
нас языка.
   - Чертовы бюрократы! Ваши ничем не лучше наших.
   Густав хмыкнул, но ничего  не  ответил.  Люсиль  по-прежнему  проводила
границу между "своими" и  "чужими",  не  в  состоянии  причислить  себя  к
гардианам. Даже получив возможность осуществить первый  контакт  и  будучи
удостоенной  всех  привилегий  и  свободы,  которая  была  необходима  для
выполнения работы, порученной ей гардианами, Люсиль  отказывалась  забыть,
что она всего лишь пленница.
   Все это осложняло положение Густава, поскольку  подвергало  сомнению  и
мотивы его поступков. Он понимал, что и он сам - только узник  начальства,
что он связан по рукам  и  ногам  бесконечными  и  невозможными  амбициями
вышестоящих гардианов. Он  знал,  что  положение  на  Столице  может  лишь
ухудшиться в результате плохих вестей. И когда он спрашивал себя - а такое
случалось часто, -  почему  Люсиль  не  отказывается  от  работы,  он  был
вынужден задавать подобный вопрос самому себе.
   "Потому, что это неслыханная возможность,  от  каких  не  отказываются.
Потому, что именно из-за мечты встретиться  с  инопланетянами  большинство
парней стремятся служить в космофлоте. Потому, что эту  работу  мы  делаем
для всего человечества, а не для своры идиотов, живущих сейчас  во  дворце
на Столице. Потому, что отказ был бы равносилен самоубийству. Потому,  что
тогда наше место занял бы кто-нибудь другой, и еще неизвестно,  каким  был
бы этот человек..." Постепенно он доходил до менее  убедительных  и  более
неудобных причин. Хотя Густав не мог дать  однозначный  ответ,  почему  он
продолжает эту работу, он не сомневался, что Люсиль  знает  ответ.  И  это
означало, что доверять ей следует лишь в  определенных  пределах.  Это  не
нравилось Густаву: Люсиль  Колдер  стала  для  него  тем,  чего  не  может
позволить себе офицер разведки, даже бывший, - другом среди врагов.
   Наконец  Густав  нарушил  молчание,  упомянув  о  своем   отчете.   Они
заговорили об обычных лагерных делах,  о  прогрессе  учеников  в  освоении
языка, о необходимости прекратить полеты  над  планетой,  на  которых  так
настаивал этот кретин Ромеро. Незаметно разговор перешел к  центральной  и
неизменно волнующей обоих теме - к аборигенам Заставы.
   - Они нравятся мне, в особенности К'астилль,  -  призналась  Люсиль.  -
Пользоваться этим чертовым языком - все равно что жевать  резину,  но  нам
уже удается договориться:  либо  я  стала  лучше  понимать  ее,  либо  она
научилась давать объяснения.
   - А что ты можешь сказать о  них,  судя  по  языку?  -  поинтересовался
Густав.
   Люсиль лишь пожала плечами:
   - Я не ксенопсихиатр и не этнолог, в сущности, даже  не  лингвист.  Два
особенно ярких отличия их языка - звуковая структура и явное пристрастие к
пассивным залогам. Ты же видел мои переводы - все они  какие-то  неловкие,
потому что в языке 3-1 почти не  употребляются  выражения  действия,  а  в
английском пассивный залог выглядит нескладно. Мы говорим:  "Она  вошла  в
эту дверь", они же скажут: "Дверь с  данным  расположением  была  пройдена
неким лицом", и  выходит  какая-то  чушь.  Но  способ  выражения  подобной
пассивности на языке 3-1  является  очень  кратким  и  точным.  Глагольная
конструкция  -  единственное  слово  с  нужной  приставкой,  суффиксом   и
интонацией, придающей  особое  значение.  Перевод  подобных  выражений  на
английский  или  большинство  других  человеческих  языков  -  практически
невозможная задача.
   - А ты не  думаешь,  что  это  характеризует  наших  местных  друзей  с
определенной стороны?
   - Разумеется, это так, но я просто не понимаю, что это значит.  Гораздо
легче будет понять их, не отделяя от этой планеты. Некоторые из  детей  на
моей родине не принадлежали ни к аборигенам, ни к европейцам, скажем, если
мать  -  из  числа  аборигенов,  а  отец  -  британец.  У  меня  создается
впечатление, что аборигены Заставы  манипулируют  окружающей  средой  ради
собственного удобства, как и  мы.  Но  их  потребности  и  методы  заметно
отличаются от наших.
   - Отличный способ сказать "я не знаю", - проговорил Густав.
   Люсиль Колдер усмехнулась:
   - Или, в переводе с языка 3-1,  "отсутствие  знаний  сохранено  в  моей
голове".
   - Хватит! - со смехом взмолился Густав. - Пойдем обедать.



        6

   <b>Апрель 2116 года. Планета Бэндвид</b>

   Невозмутимо  и  методично,  словно   совершая   давно   запланированное
действие, командир космофлота США Рэндолл Меткаф открутил бармену голову.
   Джордж Приго неловко поерзал на соседнем табурете и нервозно огляделся.
   - Рэндолл, это запрещено.
   Меткаф не обратил внимания на предупреждение друга и  бережно  поставил
голову на стойку бара. Она напоминала огромную кукольную голову со  слегка
поблескивающими  глазами,  гладкой,  словно  восковой,  розовой  кожей   и
чересчур правильными кругами румянца на щеках. Аккуратные усики  выглядели
как отштампованные - впрочем, так оно и было.
   - Мне пришлось проторчать в этой автоматизированной  дыре  шесть  тысяч
часов, - заявил Меткаф, извлекая из кармана маленький набор  инструментов.
- Роботы стригли меня, готовили мне еду, гладили трусы и приносили  пиццу.
Роботы-полицейские давали мне неизменно точные указания, в  какую  сторону
идти. - Меткаф снял парик с головы бармена, нашел открывающуюся  пластинку
и начал вывинчивать шурупы. - Меня спрашивали, какое время  я  проведу  на
стоянке. Со мной заговаривали у дверей, стен, в такси, самолетах,  душевых
и лифтах, предупреждая меня быть поосторожнее, не опаздывать, не  забывать
и смотреть в обе стороны, переходя улицу.
   Меткаф снял пластинку и заглянул внутрь головы.
   - Я целые дни проводил в беседах, но ни разу моим собеседником не  было
человеческое существо. Каждый раз, когда я отправлялся за  покупками,  мне
сообщали оставшуюся на счету  сумму  с  точностью  до  четырех  совершенно
ненужных знаков после запятой, причем не только в долларах  США,  которыми
выплачивают жалованье  служащим  космофлота,  но  и  в  условных  единицах
Бэндвида и в пересчете на еще шесть основных  валют  по  курсу  предыдущей
миллисекунды. Каждое утро и вечер проклятое зеркало в ванной моего  номера
напоминало мне о том, что пора чистить зубы. - Меткаф выбрал кусачки. -  И
мне, - продолжал он, перерезая проводки, ведущие к динамику за улыбающимся
ртом бармена, - уже осточертело слушать эти придирки.
   - А мне - нет, - отозвался Приго. Он еще нервничал и пытался образумить
друга. - Мне это даже нравится. Что плохого в отлаженном сервисе?
   - Ты, дружище, инженер. Эти проклятые роботы не  беспокоят  тебя.  Тебе
нравятся машины, но неужели ты захотел бы, чтобы твоя сестра  вышла  замуж
за одну из них? Пожалуй, это единственная  вещь,  которую  здесь  пока  не
додумались автоматизировать.
   - У меня нет сестры.
   Оторвавшись от своего занятия, Меткаф с жалостью взглянул на Приго:
   - Тогда,  перефразируя  бессмертного  Маркса,  можно  сказать,  что  ей
повезло. Такого ты еще не слышал, верно?.. По крайней мере, здесь, в баре,
куда мы  приходим  каждый  день,  я  хочу  видеть  робота,  который  молча
наполняет стаканы и оставляет нас в покое.
   - Роботы-ремонтники починят его прежде, чем ты успеешь заказать  вторую
порцию, а тебя оштрафуют на десяток местных монет, - возразил Приго.
   - А вот и нет, потому что я перерезал в голове  этого  болвана  провод,
ведущий  к  устройству  аварийного  вызова  ремонтной  бригады.  -  Меткаф
прикрутил пластинку, нахлобучил на голову робота  парик,  потянулся  через
стойку и насадил голову обратно на стержень.
   Тело робота судорожно дернулось, едва в  нем  замкнулись  цепи.  Голова
повернулась на триста шестьдесят градусов, затем заворочались  реалистично
сделанные глаза^ разыскивая что-то. Бармен повернулся и  погрозил  пальцем
Меткафу. Из его груди раздался густой бас.
   - Бббольше ттттак не дддделайте, сэр,  -  с  заиканием  произнес  робот
прежде, чем голос набрал  привычную  скорость.  -  Если  бы  не  аварийный
динамик в полости туловища, я не смог бы разговаривать  и,  следовательно,
не смог бы достойно обслужить вас.
   Приго взорвался смехом, увидев,  Как  ошарашенно  Меткаф  уставился  на
робота.
   - Завтра, - пообещал Меткаф, - я приду сюда с термоядерной  гранатой  и
расплавлю тебя. А теперь живо принеси мне двойной скотч.
   - И порцию для меня, - добродушно добавил Приго. - За твой  счет.  Надо
же потратить сэкономленный десяток местных монет.
   - Благодарю. Сейчас выполню заказы, сэр. - Робот  покатился  к  другому
концу стойки.
   - Черт побери, Джордж! - Меткаф уставился  в  зеркало  над  стойкой.  -
Ничего не вышло!
   Робот  принес  напитки.  Протянув  гибкую  длиннопалую  ладонь,   Приго
подвинул к себе поближе пивную кружку.
   - На Бэндвиде мне нравится еще  одно,  -  заметил  он,  -  здесь  можно
глотнуть настоящего пива. - Он осторожно втянул пышную пену, поймал взгляд
Меткафа в зеркале и усмехнулся, когда тот поднял стакан.
   Джордж Приго был коренастым, низкорослым и вялым. Под солнцем  Бэндвида
его каштановые волосы выгорели, превратившись  в  русые,  он  набрал  пару
килограммов и начал растить бороду. Это было явное улучшение - теперь лицо
Джорджа казалось мужественнее, щетина скрывала почти детское удовольствие,
которым вспыхивало его лицо при виде чего-либо интересного.  Джордж  носил
застиранный старый комбинезон со множеством карманов, молний  и  застежек.
Здесь, в баре, он чувствовал себя уютно и был совершенно расслаблен.
   - Выше нос, Рэндолл. Все не так уж плохо.
   Меткаф чувствовал себя на Бэндвиде не столь комфортно, как Джордж, если
не сказать большего. Он производил впечатление человека,  который  терпеть
не может ждать и смотрит на  часы  каждые  три  минуты.  Он  был  высоким,
поджарым  и  жилистым,  бледным,  черноволосым  и  чернобровым.   Барабаня
пальцами по стойке бара, он сидел, поставив свой стул на две ножки, рискуя
не удержать равновесие b грохнуться на пол. Меткаф носил привычный  мундир
цвета хаки с рядом нашивок над нагрудным карманом -  обилие  этих  нашивок
впечатлило бы любого, кто разбирался в их значении.
   - Значит, ты еще не слышал последние новости, - отозвался Меткаф.  -  Я
узнал их от  одного  знакомого  болтуна.  Сомневаюсь,  что  такую  новость
передадут открыто. Мака приговорили.
   - О Господи!
   - Его понизили в звании и отправили отбывать заключение на Колумбии,  в
учебном центре разведслужбы. Ему предстоит быть и узником и  инструктором.
Он  принял  приговор,  конечно,  считая,  что  таким  образом  еще  сможет
послужить.
   - Но зачем им это понадобилось?
   - Что тут странного? Ведь Мак сказал, что "Орел" взорвут  так,  как  мы
взорвали "Левиафан".
   - Я знаю, в чем его обвинили. Просто не могу поверить, что они решились
на это.
   - Тебе придется еще многое узнать, Джордж. Тебе хотелось бы считать нас
всех ангелами в  белом  одеянии.  Ты  то  и  дело  повторяешь,  что  среди
гардианов есть порядочные люди, и я верю тебе - потому,  что  ты  один  из
них. Но теперь ты можешь воочию убедиться, что  и  среди  нас  встречаются
ублюдки.
   Джордж Приго вздохнул и  глотнул  пива.  Внезапно  все  его  благодушие
улетучилось.
   Джордж некогда был гардианом, он родился и вырос на Столице.  На  Новой
Финляндии он познакомился и подружился с Маком Ларсоном,  сражался  с  ним
бок  о  бок  против  собственного  народа  -  когда  жестокость  гардианов
сделалась для него невыносимой.  Рэндоллу  нравился  Джордж,  он  понимал,
насколько сильно Джордж нуждается в подтверждении правоты  своего  выбора.
Джорджу было трудно смириться с мыслью, что люди из Лиги способны на такую
гнусность,  как  обвинение  Мака.  Джорджу  нелегко  давалось  прощание  с
иллюзиями.
   Меткаф потягивал скотч. Он тоже был на Новой Финляндии и  заслужил  там
Почетный крест. Зная  Мака,  он  понимал  привязанность  Джорджа  к  этому
человеку, потому что разделял его чувства. Мак  спас  их.  Войска  Лиги  и
финнов уже были готовы смириться с поражением и погибнуть,  но  Мак  нашел
способ объединить  их  и  возродить  в  них  надежду  -  прежде  финны  не
чувствовали даже ее проблеска.
   Если бы не Мак, оба они сейчас были бы мертвы или оказались  пленниками
гардианов. Меткафу не терпелось чем-нибудь отплатить Маку, хоть как-нибудь
помочь ему, но помочь было нечем - разве что  отправиться  воевать.  Но  и
воевать пока было не с кем - Столицу еще не обнаружили.
   Предположительно Джорджа и Меткафа доставили на  Бэндвид  по  причинам,
имеющим некоторое отношение к поиску Столицы. Никто не знал, как поступить
с Джорджем после вылета с Новой Финляндии, и Меткаф  подозревал,  что  эта
растерянность привела к тому, что оба они очутились на Бэндвиде.
   Все происходящее являлось составной частью большого плана.  Несомненно,
имело смысл допросить пленных, и большинство офицеров разведки Лиги здесь,
на Бэндвиде, были бы только рады  начать  допросы.  Всех  военнопленных  с
Новой Финляндии, каких только удалось выцарапать у финнов, доставили сюда.
Но таких пленных оказалось немного, к тому же финны,  пылая  ненавистью  к
гардианам,  неохотно  отдавали  их  Лиге.  Однако  военнопленные  все-таки
нашлись, и их доставили сюда, как и Джорджа. Возможно,  кому-то  пришло  в
голову использовать знания Джорджа, с помощью его уличать пленных во лжи и
разрабатывать планы допросов.
   Кроме того, пребывание Меткафа здесь тоже имело смысл: он был знаком  с
боевой тактикой гардианов и мог сделать свой вклад в планирование  военных
действий. Но Меткаф подозревал, что его отправили сюда потому, что пока  в
пилотах не было необходимости, а Приго требовалась компания - и  присмотр.
В конце концов, Джордж был перебежчиком и  вполне  мог  вновь  перейти  на
другую сторону...
   Однако Джордж Приго не нуждался в присмотре, хотя и  был  рад  обществу
Меткафа, рад видеть рядом знакомое лицо. Но реальной работы не  находилось
ни для него, ни для Меткафа.
   Меткаф сделал большой глоток. Они оба торчали здесь без дела уже десять
месяцев. Война угасла сама собой - за неимением противника.
   Все, что им оставалось делать, - допрашивать пленных, но  те  оказались
неразговорчивыми,  а  когда  разговорились,  выяснилось,  что  знают   они
немногое.  Разведка,  по-видимому,  и  не  ожидала   другого   результата.
Насколько понимал  Меткаф,  большинство  офицеров  разведки  рассматривали
допросы пленных как возможность подготовиться к войне, а не как  временное
занятие. Они расспрашивали по нескольку раз об одном и том же,  составляли
протоколы, сравнивали "ответы и  исправляли  их,  писали  отчеты,  которые
большей частью состояли не из фактов, а из общих  мест.  Меткаф  испытывал
почти сочувствие к команде разведки: в ближайшем обозримом будущем  захват
других пленных не предвиделся, и разведчики пытались выдоить до  последней
капли все сведения из уже имеющихся источников.
   Но если сбросить со счетов эту работу, главный  вопрос  пока  оставался
без ответа: где находится Столица?
   Верхушка   гардианов   весьма   мудро   возвела   астрономию   в   ранг
государственной тайны. Никто из пленников в глаза не видел звездную карту.
Никто из них даже не предполагал, что существуют координатные системы,  по
которым определялось положение звезд относительно  друг  друга.  Никто  не
знал, что звезды отличаются по размерам и цветовому спектру. А  вопросы  о
том, где находится солнце их системы,  какова  его  масса  и  спектральный
класс, вызывали тупое молчание.
   Меткаф искренне  удивлялся  происходящему,  считая,  что  редко  людей,
обладающих столь  незначительными  познаниями,  допрашивают  так  часто  и
долго. Сообщив об этом Джорджу, он получил в ответ краткое: "Ну и что?"
   Меткаф сам не знал ответа на свой вопрос. Помахав ненавистному  роботу,
он заказал еще один двойной скотч.



        7

   <b>Поселок Чралрей, лагерь нигилистов. Планета Застава</b>

   Д'ельтипа испытывала  неудержимое  желание  оказаться  где  угодно,  но
только не на своем прежнем месте. Но, судя по  всему,  им  предстояло  еще
долго проторчать в этой деревне, и у нее не оставалось выбора,  кроме  как
встретиться со своей первой советницей, нигилисткой М'еталлис. Д'ельтипа с
иронией воспринимала этот титул. Как правительница нигилистов, она никогда
прежде не следовала односложным советам М'еталлис, но теперь она оказывала
ей неоценимую помощь. Именно М'еталлис общалась с половинчатыми.
   Каким бы странным и непривычным ни  был  внешний  вид  инопланетян,  их
появление ознаменовало собой перемены  и  обновление,  даже  надежду  -  и
все-таки они не могли выбрать худшего времени, чтобы  привести  сюда  свои
удивительные летающие машины. Даже  без  появления  половинчатых  ситуация
грозила взрывом.
   А половинчатые, какими бы мудрыми существами они  ни  были,  бесконечно
усложняли ее. Никто  еще  не  понял  цели  их  прибытия.  Инопланетяне  не
выражали желания  что-либо  объяснять.  И  потом,  свои  вещи  они  делали
странными, непонятными способами. Д'ельтипа заставляла себя верить отчетам
наблюдателей, но по-прежнему  считала  невероятным,  чтобы  такую  сложную
вещь, как космический корабль, можно было построить, а не вырастить.
   Наблюдатели   высказывали   предположение,    что    подобную    машину
действительно  невозможно  вырастить  или  же  вырастить  ее   части   для
последующей  сборки.  Они  упоминали  что-то  о   давлении,   нагрузке   и
температурных перепадах. Половинчатые умели строить такие машины и  вместе
с тем были полными невеждами в биологии. Странно...
   Д'ельтипа чувствовала, как поток ее мыслей отклоняется в сторону, и тут
же поспешила направить его по нужному руслу. Люди, как называли  себя  эти
существа, составляли лишь часть проблемы, хотя, несомненно, имели какое-то
отношение к планам М'еталлис. Сама М'еталлис представляла проблему, притом
проблему на  грани  разрешения.  Нет,  это  было  слишком  мягко  сказано.
М'еталлис - бедствие, готовое разразиться. Д'ельтипа  не  видела  способов
удержать М'еталлис от захвата поста правительницы.
   Д'ельтипу оставила даже последняя надежда на разделение  пути,  на  то,
что ее ученики пойдут верным курсом после того,  как  она  покончит  жизнь
самоубийством или подвергнется Разделению, а это время  уже  приближалось.
Д'ельтипа прекрасно понимала: ей следовало оставить пост и распроститься с
жизнью еще давно, но она жила, отчаянно цепляясь за надежду  на  появление
другого преемника, кроме М'еталлис. Но ближайшие  последователи  Д'ельтипы
погибли - и вместе с ними постепенно погибал достойный, истинный нигилизм.
А Д'ельтипа держалась, хранила надежду, пока не стало слишком поздно, пока
она  сама  не  ощутила  близость  Разделения.  Ирония  судьбы   для   нее,
основательницы нигилизма, казалась слишком жестокой.
   Стоит М'еталлис занять ее место, и нигилизм будет  извращен  настолько,
что от него не останется даже имени. Возможно, ему  подойдет  какое-нибудь
название вроде "смертизм" или "аннигилизм". Но на мирную развязку лучше  и
не надеяться, помощи ее  сторонникам  при  следующей  правительнице  ждать
будет неоткуда. Начинающим правителям нет дела до тех, кто  уже  завершает
жизненный путь, - они вожделеют  только  власти.  И  вскоре  М'еталлис  ее
получит.


   Этот последний пункт был одним из немногих, в  которых  М'еталлис  была
согласна с правительницей. Старуха неуклонно двигалась к  Разделению  -  и
знала об этом. М'еталлис испытала внезапный острый взрыв своей хронической
раздражительности. Бесконечная ходьба по кругу,  прикрытые  и  откровенные
намеки на то,  что  некоторые  нигилисты  зажились  на  свете,  заключение
соглашений - словом, все усилия, направленные на  достижение  единственной
цели, наконец-то могли оправдаться.
   М'еталлис не сомневалась в победе. Она сможет  превратить  эту  нелепую
секту в нечто  значительное  и  достойное  уважения.  А  теперь  Д'ельтипа
подвергала ее очередному унижению -  с  единственным  намерением  отдалить
неизбежное.
   При этой мысли М'еталлис зло фыркнула, выпустив воздух из  дыхательного
отверстия.  Сколько  времени  потеряно  впустую!  Почему  бы  старухе   не
одуматься и не передать власть тем, кто помоложе?
   М'еталлис вышагивала туда-сюда по  длинному  низкому  коридору  Второго
Дома поселка. Приближалось время встречи с Д'ельтипой в  ее  апартаментах,
но М'еталлис не торопилась. Пусть старуха  подождет,  пусть  понервничает.
Время на стороне М'еталлис, и она не упустит случая им воспользоваться.
   Она подошла к южному окну, выходящему на  луг  и  лагерь  половинчатых.
Какая досада,  что  понадобилось  слишком  много  времени,  чтобы  изгнать
голодных с той территории, когда впервые на планету высадились люди!  Люди
проявили величайшее благоразумие, оставаясь в своей машине - они  называли
ее "кораблем" или "шлюпкой", - пока хозяева  планеты  прогоняли  с  поляны
наиболее энергичных и голодных хищников. Охотники и следопыты до  сих  пор
вели упорную работу на границах территории. М'еталлис  задумалась  о  том,
понимают ли половинчатые, как тяжело сохранить в  чистоте  такую  огромную
зону. Возможно, понимают. Люди устроили здесь постоянный лагерь. Они  вели
строительство, словно намеревались остаться здесь навсегда. Судя по всему,
они и не собирались отправляться в Дорогу - хотя их Дороги в  небе  должны
быть невообразимо долгими.
   М'еталлис топнула по полу левой передней ногой. Самой ей уже  давно  не
терпелось пуститься в путь.  Нигилисты  слишком  долго  пробыли  на  одном
месте. Пришла пора свернуть лагерь, найти пустое поселение и  обосноваться
там на следующий сезон. М'еталлис не припоминала,  чтобы  какая-нибудь  из
групп оставалась в  одном  поселении  так  долго.  Так  Чралрей  мог  даже
превратиться в постоянный город.
   Но прилет инопланетян был слишком большим шансом, чтобы  упускать  его.
М'еталлис сама услышала из третьих рук о том,  что  большой  металлический
предмет прилетел с неба и опустился  возле  Чралрея,  немного  постоял  на
земле, а затем взлетел с оглушительным шумом. Слышала она  и  то,  что  из
предмета появлялись странные существа. Вот почему на этот сезон  М'еталлис
выбрала именно поселок Чралрей. М'еталлис была не  из  тех,  кто  способен
выпустить добычу из рук.
   Назначенное время встречи с Д'ельтипой уже  прошло.  Кожа  вокруг  глаз
М'еталлис собралась в  мелкие  складки  -  эта  гримаса  у  зензамов  была
равнозначна  коварной  улыбке.  Встряхнувшись,  она  галопом  понеслась  к
резиденции правительницы.


   Зензамы были потомками мигрирующих стадных животных и, подобно  им,  не
имели постоянной территории обитания. У них существовали  представления  о
личной собственности, деньгах и торговле, но они  не  носили  и  тени  той
эмоциональной значимости, которую придавали им люди. Все эти понятия  были
важны  лишь  постольку,  поскольку  помогали  определить  ранг   особи   и
установить определенный порядок.
   Имущество  зензамов  было   в   основном   переносным   -   по   весьма
многочисленным  причинам.  Дорога  звала,  глаза  жаждали  увидеть   новые
просторы, зензамам не сиделось на месте. Требовалась строжайшая дисциплина
и самые весомые причины, чтобы удержать зензамов на одном месте длительное
время. Но половинчатые, по-видимому, обосновались на насиженном  месте  на
неопределенный срок, и  это  обстоятельство  было  расценено  как  весомая
причина.
   Для зензамов казалось естественным  бросать  поселения  и  перебираться
вместе с группой на новые места  -  либо  в  уже  существующее  поселение,
покинутое другой группой, либо на девственную территорию, где  можно  было
выстроить новую деревню. В сущности, поселения предназначались в  основном
для защиты имущества от непогоды и для поддержания организации  в  группе,
нежели для удобства. Зензамы мигрировали  в  суровой  климатической  зоне.
Следовательно,  они  были  лучше  людей  приспособлены  к  резким   сменам
температур, к холоду и жаре и не удосуживались обогревать или проветривать
свои жилища.
   М'еталлис вошла в дом правительницы без стука, паузы или соблюдения еще
каких-нибудь  формальностей.  Этикет,  подобный  существующему  у   людей,
церемонии, юридическое  определение  обстоятельств,  при  которых  человек
может впустить  или  отказаться  впустить  другого  на  территорию  своего
жилища, и многие подобные вопросы просто не возникали в обществе зензамов.
   У людей второй человек  в  правительстве,  особенно  мятежник,  был  бы
неизбежно остановлен. О его прибытии доложили бы, его заставили бы  ждать,
возможно, даже провели через укрепления и системы охраны  -  символические
или функционирующие, прежде чем доставить к лидеру. Если все  эти  препоны
отсутствовали на встрече двух  высокопоставленных  персон,  их  отсутствие
считалось демонстрацией доброжелательного отношения к гостю. Пуская его на
свою территорию, лидер оказывал ему доверие.
   Но зензамам были чужды территориальные  императивы,  как  и  императивы
вообще. М'еталлис просто прошла через дверь дома и после недолгих  поисков
обнаружила, что Д'ельтипа нетерпеливо расхаживает по одному из коридоров.
   Старшая зензама резко остановилась и недовольно взглянула на советницу.
Уже в который раз М'еталлис пришлось  одернуть  себя,  чтобы  не  выбежать
галопом из дома и не разразиться ликующим криком.
   У Д'ельтипы появился длинный  алый  рубец  через  всю  спину!  Она  уже
вступала в первую стадию  Разделения,  в  сущности,  могла  споткнуться  и
окоченеть в любой момент! М'еталлис сдержала эмоции и удовлетворилась лишь
веселым подергиванием хвоста.
   - Твое присутствие замечено,  правительница,  -  произнесла  М'еталлис,
надеясь, что ей удалось изобразить спокойный и нейтральный тон.
   - И твое тоже, первая  советница.  Я  понимаю,  теперь  уже  ничего  не
скроешь, и я знаю о  своем  состоянии  не  хуже  тебя.  Уже  недолго  тебе
осталось проявлять ко мне уважение. Но время побеседовать у меня еще есть.
Пойдем в сад.
   - Как будет угодно правительнице, - отозвалась М'еталлис.
   Сад окружала невысокая стена. Там их никто не увидит - и это к лучшему:
Д'ельтипе незачем исчезать под взглядами  зевак.  М'еталлис  с  изумлением
обнаружила,  что  не  хочет  видеть  унижение  правительницы.   Подергивая
хвостом, она поняла, что еще сохранила в глубине души  уважение  к  старой
наставнице. М'еталлис ощутила угрызения совести, подумав о том, что именно
она побудила Д'ельтипу к такой крайности. Но  перемены  должны  произойти.
Нигилизму требуется приток новых мыслей, и Д'ельтипа лучше,  чем  кто-либо
другой, понимала, что каждое существо вольно  выбирать  собственный  образ
мышления. Прискорбно лишь то, что пришлось доводить  дело  до  неприятного
конца.
   М'еталлис  с  трудом  призналась  в  этом  себе,  но  в  душе  она  еще
чувствовала верность прежним принципам, нежность  к  бывшей  наставнице  и
сожаление о неизбежном. Она так  долго  стремилась  к  власти,  что  почти
убедила себя; кроме власти, ее ничто не  волнует.  Возможно,  когда-нибудь
так и будет. И не ее первую  соблазнят  уклониться  от  цели  средства  ее
достижения.
   Старая зензама вышла в сад первой. Стоял чудесный весенний день.
   - Итак, М'еталлис, вскоре тебя будут звать иначе. Ты  уже  решила,  что
ответишь, когда услышишь имя Д'еталлис?
   М'еталлис предпочла не отвечать на эту шпильку:
   - Еще нет, но должна признаться, новое имя уже стало мне привычным.
   - Значит, ты часто думала о нем. И была готова принять его  уже  давно.
Но  я  вызвала  тебя  не  чтобы   подразнить,   а   ради   наставления   и
предупреждения. Я говорила это и прежде, но послушай еще раз: в  сущности,
перемены - те же орудия. Они не хороши и не плохи, они просто могут  иметь
различное назначение. Пользуйся ими, но с умом.  Боюсь,  этим  советом  ты
можешь пренебречь.
   Вернемся к правлению. Не будем повторять банальностей, тратить время  и
слова. Несколько  лет  назад,  когда  мы  расставались,  ты  сказала,  что
проклятие нашего народа - в знании собственной судьбы. Все другие животные
и растения, дикие, прирученные или  выращенные  нами  так,  как  мы  сочли
нужным, не знают о своем мрачном будущем. Даже животные,  жизненные  циклы
которых параллельны нашим, не ощущают такой потери,  как  мы.  Только  мы,
зензамы, удостоены полного имени - и только нас преследует страх  лишиться
его...
   Но пропустим и это. Я знаю свою судьбу.  Потерять  имя  -  значит  быть
отлученной от мысли и знания. Но ты довела учение до крайности и извратила
его. Моей целью было только помочь тем, кто желает уйти из жизни без  мук,
сохранив разум, не теряя полного имени. Но каждый должен сам делать выбор.
А ты стремишься увлечь всех нас за собой. Разве ты не  видишь  парадокс  в
собственных суждениях? Ты воспользовалась  властью  своего  разума,  чтобы
прийти к этому выводу, - властью разума.  Какая  мерзость!  Ты  стремишься
истребить собственный народ.
   - Я стремлюсь к совершенству природы, - сухо  отозвалась  М'еталлис.  -
Все живое прекрасно. Смерть отвратительна. Следовательно, отвратительно  и
знание о смерти. И кроме того, знание нашей участи принадлежит только нам.
Все живое вокруг нас растет, живет, процветает и размножается до тех  пор,
пока смерть - неизведанная, незримая, нежданная - не отнимет  одну  жизнь,
дабы заменить ее другой. Цветок, жук, вьючное животное не знают,  что  они
умрут, и для них безобразие смерти не существует.  Зензамам  же  предстоит
мрачный выбор: либо стремиться к ранней смерти, либо пройти цикл жизни  до
конца,  вплоть  до  Разделения...  -   М'еталлис   осеклась.   -   Прости,
правительница. В запале я позабыла о твоем...
   - Я рада узнать, что ты еще не  утратила  способность  смущаться.  Твоя
душа еще не зачерствела. И это побуждает меня еще раз  задать  вопрос:  ты
стремишься к власти, к могуществу, которое способно уничтожить  всех  нас,
но что,  если  ты  его  добьешься?  Если  действительно  станешь  причиной
вымирания собственного народа?
   - А разве у нас есть выбор? Мы загнаны в ловушку.  Мы,  конечно,  можем
ходить по ней из угла в угол - но что толку? Ради чего? Чтобы  нерожденные
поколения подрастали, обнаруживая, что их  ждет  либо  ужас  смерти,  либо
Разделение? Я помогу зензамам избавиться от  этих  мук,  подарю  спокойную
жизнь  бесчисленным  поколениям.   И   я   должна   добавить   еще   одно,
правительница: новые события навели меня на новые мысли. Новые возможности
расширили мои цели. Да, я буду причиной исчезновения - но не моего народа.
Именно сознание извращает природу и жизнь  -  познанием  смерти  и  конца.
Значит, надо избавиться от сознания, чем бы оно  ни  было,  откуда  бы  ни
взялось, избавиться любыми доступными средствами!
   Ты назвала меня жестокой, циничной, преждевременно постаревшей. Значит,
то, что я скажу сейчас, ты воспримешь как  еще  одно  доказательство  моей
жестокости. Потребуется власть, чтобы уничтожить зензамов, а мы  не  можем
обрести власть, убивая тех, над кем властвуем. Удивительный  парадокс.  Но
теперь у нас появился  более  простой,  гораздо  более  приемлемый  способ
пробить себе путь к могуществу.
   Д'ельтипа  ошеломленно  уставилась  на  свою  преемницу.  Издалека,  со
стороны луга, послышался глухой, низкий рокот.  Обернувшись,  обе  зензамы
увидели, как шлюпка людей мелькает между редких пухлых  облаков  весеннего
неба.



        8

   <b>Лагерь гардианов. Планета Застава</b>

   Капитану Льюису Ромеро было опасно подавать идею - точно  так  же,  как
неопытному пилоту опасно доверять космический корабль. Только плохой пилот
совершает  запуск,  понятия  не  имея  о  возможностях  корабля.  В  своей
приверженности идее Ромеро не видел дальше собственного носа.
   Ромеро отличался непомерным тщеславием. В последнее время на  "Ариадне"
закипела бурная деятельность - формировались и проходили подготовку  новые
боевые соединения, они  часто  пользовались  складами  и  системами  связи
станции. Кроме того,  "Ариадне"  было  поручено  осуществлять  поставки  в
лагерь на Заставе и удовлетворять постоянно растущие требования  ученых  в
связи  и  информации.  Команда  Ромеро  выполняла  полезную  работу,   его
подчиненные многого достигли, но этого было недостаточно.
   Наконец Ромеро пришло в голову, что он совершил  серьезную  тактическую
ошибку, отправив  на  планету  Густава.  Он  с  самого  начала  знал,  что
аборигены  Заставы  не  просто  представляют  интерес  для  ученых  -  они
открывали возможность совершить блестящую карьеру. Но пока продвижение  по
службе светило лишь Густаву.
   Да, Льюис Ромеро слишком долго оставался  на  бобах.  Похвалы,  которые
заслужила работа экспедиции, пока не принесли лично  ему  никакой  пользы.
Ситуацию следовало срочно изменить.
   Вот почему он решил спуститься на Заставу. Предлогом послужил не только
визит вежливости, но и  необходимость  надзора  за  поставками  в  лагерь.
Ромеро дал подчиненным понять: он желает лично убедиться в том, что работа
в лагере идет нормально, а также выслушать жалобы и  предложения.  Но  все
это были лишь предлоги. Ромеро вынужден был признаться  самому  себе,  что
Густав прибрал дело к рукам. Лагерь находился в идеальном  состоянии,  был
чистым, хорошо распланированным, и все участники экспедиции, и гражданские
и военнослужащие, казалось, были вполне удовлетворены  условиями  жизни  и
работы. Ромеро  обошел  лагерь,  наблюдая,  как  работают  вместе  люди  и
аборигены Заставы. Последних он еще никогда не видел  своими  глазами;  их
размеры изумили Ромеро. Он встревожился,  убедившись,  что  работа  лагеря
налажена, а по всем проектам наблюдается заметный прогресс.
   Черт возьми, ему не следовало поручать Густаву командование экспедицией
- хотя, если учесть его работу в разведке и нехватку персонала, Густав был
вне конкуренции, а сам Ромеро вряд  ли  смог  бы  одновременно  руководить
"Ариадной" и экспедицией.
   Но самое досадное - работа Ромеро на  "Ариадне"  в  отсутствие  Густава
вдруг усложнилась. Официально  Густав  по-прежнему  считался  заместителем
командующего станцией, отправленным по особому поручению, и потому  Ромеро
не имел права подыскивать ему замену. Вновь эта нехватка персонала! А  без
Густава накопилось черт знает сколько дел! И  он,  Ромеро,  своими  руками
вручил Густаву премию за первый контакт! Теперь Густав получит продвижение
по службе, его имя войдет в историю,  а  Ромеро  еще  двадцать  лет  будет
прозябать на "Ариадне"! Льюису Ромеро не была чужда зависть.
   Чтобы   осуществить   свой   план,   Ромеро   требовалось    поговорить
непосредственно с аборигенами Заставы.  Ему  было  необходимо  перехватить
инициативу. Если Густав и сюда сунет нос, никто даже не вспомнит о  вкладе
Ромеро в первый контакт. Внутренне кипя, Ромеро ждал,  когда  будет  готов
электронный переводчик. Он постоянно торопил его  создателей,  хотя  делал
вид, что его самого торопят из центра, и никоим образом не выдавал  личную
заинтересованность. Сам Ромеро никогда не подгонял  техников,  но  поручал
это другим. Если аборигены Заставы и  впрямь  гении  в  биологии,  как  их
называли, значит, он, Ромеро, - робот.
   Но  каким  образом  устроить  встречу  с  лидерами  аборигенов?  Ромеро
бесконечно долго  размышлял  над  этой  проблемой  и  не  придумал  ничего
лучшего,  как  остановить  первого  аборигена,  какой  ему  попадется,   и
произнести формулу многовековой давности: "Отведи меня к вашему вожаку".
   Именно так он и поступил, поравнявшись со следующим аборигеном.  Черная
коробочка электронного переводчика поразмыслила и перевела его просьбу  на
язык 3-1.


   К'астилль, успевшая привыкнуть к людям и их странным манерам,  все-таки
смутилась, когда человек подошел к ней и попросил отвести к вожаку.
   Люди считали, что им почти ничего не известно  о  социальной  структуре
Заставы, но и аборигены планеты почти ничего не понимали в правилах  жизни
людей. Обе стороны упорно пытались преодолеть трудности, и  Люсиль  Колдер
уже успела объяснить систему воинских званий и знаков  отличия,  пользуясь
при этом плакатом.
   Знаки отличия на скафандре этого человека указывали, что равного ему по
званию зензамам еще не  доводилось  видеть.  Вероятно,  к  нему  следовало
обращаться  как  к   самому   старшему   по   званию.   К'астилль   решила
подстраховаться и воспользоваться приставкой "Д".
   Она  не  сомневалась,  что  этот  человек  впервые  прибыл  в   лагерь:
переводчик едва воспринимал его слова.  Половинчатые  не  сразу  понимали,
насколько ограниченны возможности созданных ими машин.
   Новый человек, носящий высокое звание... Только как следует обдумав эту
информацию, К'астилль перешла к просьбе.  Если  это  и  вправду  правитель
людей, тогда М'еталлис, нет, Д'еталлис, поскольку отлученная  Ельтипа  уже
не имеет права носить полное имя, Д'еталлис  захочет  встретиться  с  ним.
К'астилль решила оказать собеседнику всяческую помощь.
   - Наша правительница, Д'еталлис, почтет за честь  встречу  с  тобой,  -
произнесла она на английском языке с  австралийским  акцентом,  несказанно
изумив Ромеро. - Уверена, она будет рада познакомиться  с  тобой.  Позволь
узнать твое имя?
   - Ромеро. Капитан Льюис Ромеро.
   - Достопочтенный Д'Ромеро, вскоре ты сможешь встретиться с Д'еталлис, -
сообщила К'астилль. - Дом Переговоров сейчас не занят.  Если  ты  согласен
подождать там, я приведу Д'еталлис, и таким  образом  обе  стороны  смогут
поговорить в удобных условиях.
   - Это было бы неплохо.
   - Тогда Д'еталлис сейчас будет здесь. Вы  вскоре  заметите  присутствие
друг  друга.  -  К'астилль  кивнула  человеку  и   поспешила   на   поиски
правительницы.


   Сердце Льюиса Ромеро бешено колотилось в груди, пока  он  смотрел,  как
абориген Заставы скрывается в кустах. Он не мог поверить, что все  удалось
так просто, - о подобном результате своей просьбы он не  смел  и  мечтать.
Первый этап пройден. Возможно, весь его план в конце концов сработает.


   Д'еталлис пришла в восторг, узнав,  что  вожак  людей  выразил  желание
побеседовать с ней. Зензамы с  нетерпением  ждали  каких-либо  решительных
действий  со  стороны  гостей.  Субординация,  приказы  сверху,   инерция,
свойственная  крупным  организациям,  задержки  из-за  расстояний  -   для
Д'еталлис все эти объяснения казались отговорками, способом затянуть дело.
И вот  теперь  наконец  люди  прислали  сюда  представителя,  которого  не
интересовали одни уроки языка. Наконец-то здесь появилась важная  персона.
Возможно, этот Д'Ромеро  не  станет  ждать  приказов  сверху,  прежде  чем
что-нибудь  сделать.  Лидеру  полагается  беседовать  только  с   лидером,
открыто, лицом к лицу - так издавна велось у зензамов.
   Теперь, возможно, они чего-нибудь достигнут. Д'еталлис поспешила в  Дом
Переговоров  и  обнаружила  Д'Ромеро  в  тесной   прозрачной   комнате   с
человеческим воздухом. Он сидел, зажатый в странной  штуке,  которую  люди
называли креслом.


   Увидев приближающегося аборигена, Ромеро поднялся. Не зная  о  правилах
местного этикета, он слегка поклонился, и абориген ответил ему кивком.
   - Д'Ромеро, я - Д'еталлис, правительница этой труппы. Твое  присутствие
замечено.
   -  И  твое  тоже.  -  Ромеро  уже  выучился  отвечать  на   приветствие
аборигенов. - Я пришел задать вопросы и, возможно, предложить сделку.
   - Отлично. Мы не отказались бы от некоторых сделанных вами вещей.
   - Со своей стороны мы поступили бы точно так же. Есть вещи, которые  вы
могли бы изготовить, а мы не отказались бы приобрести их.
   - Не понимаю.
   - Сейчас объясню. Я положил несколько предметов на стол по твою сторону
стены бокса. - Ромеро указал на  стол.  Там  лежал  обрывок  материала  от
скафандра Лиги, кусок пластика из внутренней обшивки  "Венеры",  несколько
образцов электронного оборудования Лиги и тому подобные вещи.
   Д'еталлис обернулась и рассмотрела предметы.
   - Я чувствую их.
   - Отлично. А теперь попробую объяснить свой вопрос. Мне  говорили,  что
ваш  народ  обладает  глубокими  познаниями  в  биологии.  Что  вы  можете
заставить живые организмы расти так, как вам нужно.
   - Разумеется.
   - Отлично. Идем дальше. Могут ли ваши ученые создать  живые  организмы,
способные съесть какие-либо или все из этих  материалов,  жить  на  них  и
быстро размножаться?
   Д'еталлис подошла к  столу  и  еще  раз  оглядела  разложенные  на  нем
предметы. Она попробовала на ощупь материал скафандра и тут  же  отдернула
руку.
   - В этом нет ни малейших  сомнений.  Нам  потребуется  всего  несколько
недель. Такие  организмы-пожиратели  мы  уже  используем  для  уничтожения
мусора. Нам остается лишь немного изменить их.
   - Великолепно!
   - Но мы хотим получить кое-что взамен.
   - Конечно. - Ромеро напрягся. Если они пожелают то, чего он не в  силах
пообещать...
   - Тогда позволь кое-что прояснить - прежде, чем мы заключим  сделку.  Я
осмотрела одну из ваших шлюпок, - Д'еталлис употребила английское слово, -
и видела, из чего они сделаны. Мне говорили, что у вас есть машины гораздо
больше этой - космические  корабли,  такие  огромные,  что  они  не  могут
покинуть космос и приземлиться. По-видимому, все вещи, которые ты  показал
мне,  взяты  со  шлюпки  или  корабля.  Если  запустить  должным   образом
выращенных пожирателей на корабль, сделанный из этих материалов, он  будет
уничтожен за считанные, дни, возможно - за часы.
   Ромеро смутился:
   - Да, это так.
   Д'еталлис дернула хвостом.
   - Значит, тебе нужно живое  оружие.  Ты  обратился  за  помощью  к  нам
потому, что вы, люди, ничего не смыслите в науках о живых организмах, а  у
ваших врагов, знакомых с другими видами вашего оружия, нет  зашиты  против
таких организмов.
   Ромеро покрылся холодным  потом,  но  понял,  что,  солгав,  ничего  не
добьется. Эта Д'еталлис живо раскусила все его замыслы.
   - Так оно и есть.
   Лицо Д'еталлис покрылось морщинками - Ромеро  объяснили,  что  подобная
гримаса выражает удовольствие.
   - У меня возникла такая  же  проблема,  половинчатый.  Мне  нужно  ваше
оружие. Я видела его у ваших людей и уверена: наше  оружие  того  же  рода
слишком примитивно и почти бесполезно.
   От облегчения Ромеро едва не лишился чувств. Кажется, ему повезло.  Его
будущее обеспечено! Теперь все, что требуется, - поработать над  деталями.
На станции имелся арсенал. Он мог бы  осуществлять  поставки  на  планету,
пока не получит биологическое оружие, покажет  его  начальству  -  и,  как
только мощность этого оружия станет очевидна, Ромеро простят  все  прошлые
грехи.
   - Уверен, мы можем прийти к взаимно благоприятному соглашению, - заявил
он.
   Оба  лидера,  человек  и  абориген  Заставы,  зензама  и  половинчатый,
проговорили еще долго, а затем расстались - и каждый поспешил приступить к
выполнению условий сделки.
   Только на следующее утро Люсиль Колдер обнаружила, что  вчера  оставила
включенными системы аудиозаписи в Хрустальном дворце.



        9

   <b>Лагерь гардианов. Планета Застава</b>

   Войдя на следующее утро в свой кабинет, Густав застал там Люсиль Колдер
- непривычно бледную и напряженную. Он никогда еще  не  замечал  у  Люсиль
проявлений страха.
   Едва он закрыл дверь, Люсиль поднялась и заговорила без предисловий:
   - Джонсон, я очень многим рискую. И возможно, подвергаю опасности тебя.
Случившееся может быть даже расценено как измена - впрочем,  не  знаю.  Но
выбора у меня нет. Ты - единственный человек, которому  я  могу  доверять.
Единственный, который способен хоть что-нибудь сделать, - продолжала  она,
протягивая Густаву кассету. - Послушай вот это. Вчера я случайно  оставила
включенной систему записи в Хрустальном дворце - и кое-что узнала.
   Джонсон Густав не знал, как реагировать на эти  слова.  Постепенно  ему
становилось все труднее общаться с Люсиль. Строго говоря, он приходился ей
непосредственным начальником, надзирателем в ее  тюрьме  или,  прибегая  к
менее изысканным выражениям, хозяином. Но помимо этого, он  был  партнером
Люсиль в потрясающих исследованиях, ее главным помощником  в  непрестанной
борьбе за оборудование, координатором всех проектов, в которых участвовала
Люсиль. Что бы ни привело сюда Люсиль сегодня, эта проблема никоим образом
не упростила бы их отношения. Вздохнув, Густав спросил:
   - В чем дело, Люсиль?
   - Война может осложниться - по вине аборигенов Заставы. Джонсон,  мы  с
тобой никогда не обсуждали  войну  или  политику,  но  я  знаю  -  оба  мы
противники массовых убийств. А такое вполне может случиться, и потому  мне
необходимо поговорить с тобой, а тебе - послушать эту проклятую запись!
   Бывший  офицер  разведки  гардианов   уставился   на   военнообязанного
иммигранта. Было трудно, почти невозможно так называть Люсиль. Густав  еще
раз пристально взглянул ей в лицо - на нем читался неудержимый страх, даже
ужас. Что бы ни случилось,  новости  были  неважными.  Густав  уже  привык
считать Люсиль своим другом - что бы там ни предписывали правила.
   - Ладно, я прослушаю ее. Ты не из тех людей, кто стал бы подвергать нас
обоих риску без причины. Я тебе верю.
   - Спасибо, Джонсон. Надеюсь, ты не  пожалеешь.  -  Люсиль  вытащила  из
сумки портативный магнитофон.
   Пока она возилась с магнитофоном, перематывая ленту и отыскивая  нужное
место, Густав наполнил кофейник и поставил его  на  стол.  Наконец  Люсиль
нашла то, что искала, и включила воспроизведение. Густав похолодел,  узнав
голос Ромеро. Забыв про кофейник, он уставился на Люсиль, хотел  приказать
ей выключить запись, не слушать ее самой, не втягивать его в это дело. Но,
увидев выражение ее лица, Густав понял: этого он не сможет сделать.
   Густав сел за стол. Чем дольше он слушал запись, тем  сильнее  отливала
кровь от его лица. Когда запись закончилась и Люсиль выключила магнитофон,
Густав потряс головой и проговорил шепотом:
   - Неудивительно,  что  он  вдруг  затеял  эту  идиотскую  инспекционную
поездку. Господи, Ромеро, ты воистину идиот! Безмозглый олух!
   - Джонсон, - дрожащим голосом прервала его Люсиль, - это  биологическое
оружие будет направлено против моего народа! И если план Ромеро сработает,
значит, я помогу уничтожить его! Я больше не могу продолжать здесь работу,
не могу убеждать  себя,  что  учусь  общаться  с  аборигенами  ради  всего
человечества, если какой-нибудь кретин вроде Ромеро и инопланетянин-маньяк
замышляют бойню!
   Она остановилась, задыхаясь и изо  всех  сил  пытаясь  овладеть  собой.
Распрямив спину, она взглянула на Густава в упор.
   - Лейтенант Густав, скажите  мне  правду:  Ромеро  проявил  собственную
инициативу или действовал по приказу гардианских политиков? Если  за  этим
кошмарным планом стоит правительство гардианов, вы должны сказать мне!
   Густав  ощутил  приступ  тошноты.   Остатки   его   веры   стремительно
улетучивались. Прогнила вся система.  Он  мог  бы  дать  Люсиль  предельно
точный ответ, но уже  знал  немало  слухов,  понимал,  что  происходит,  и
интуитивно чувствовал, как должен вести себя человек, чтобы  пережить  все
беды  и  встряски.  Кроме  того,  он  понимал,   каким   образом   следует
противостоять Ромеро.
   Закрыв глаза, он зажал в ладонях лицо.
   - Нет, политики тут ни при чем, - приглушенно произнес он.  -  Пока  ни
при чем, но вскоре все  изменится.  Мы  с  тобой  никогда  не  говорили  о
политике, но полагаю, пришло время рассказать тебе все, что мне известно.
   Эти ублюдки потерпели поражение на Новой Финляндии. Вторжение с треском
провалилось. Никто не сумел вернуться. И теперь все осведомители сообщают,
что Лига ведет усиленные розыски  гардианов.  Теперь  они  знают,  что  мы
существуем, и опасаются нас. Это все меняет. В Лиге знают, что  мы  где-то
есть, знают, что мы погубили много  людей,  и  теперь  там  прилагают  все
усилия, чтобы отыскать нас. Значит, нас в конце концов найдут. Наши лидеры
уже признались в этом себе и теперь пребывают в панике.
   Он сделал долгую паузу, а затем продолжал с горечью и гневом:
   - А наш до идиотизма храбрый лидер правительства,  генерал  Жюль  Жаке,
который заварил всю эту кашу, навлек на себя еще большие неприятности.  Он
пытался совершить удачный ход, но  чуть  не  лишился  власти.  Теперь  ему
придется демонстрировать свою непреклонность,  силу  и  способность  вести
оборонительную войну - в которой, кстати, виноват только он,  -  чтобы  не
получить пинок под зад. А те, на кого он хочет произвести впечатление, его
адмиралы, генералы и прочие, - грубые животные. Варвары. Жаке и его  свора
приказали перестрелять или бросили в тюрьму  всех  мало-мальски  достойных
членов  правительства.  Кое-кто  из  самых  лучших  был  вынужден  уйти  в
отставку.
   - Но что же теперь будет? - перебила Люсиль.
   - Вероятно, Ромеро уже на пути к Столице. Он раззвонит о  биологическом
оружии  всем,  кто  согласится  его  слушать,  а  в   нынешнем   положении
правительство будет просто обязано прислушаться к  его  словам.  Эта  идея
придется по вкусу Жаке. Остановить их невозможно. У них  есть  электронные
переводчики, есть люди, владеющие 3-1.  Ситуация  полностью  вышла  из-под
нашего  контроля.  Конечно,  я  мог  бы  попытаться  заверить  тебя,   что
правительство не падет так низко, но сейчас оно  до  смерти  перепугано  и
потому готово на все. - Густав вдруг хватил кулаком по столу. -  Недоумки,
идиоты! Мы почти ничего не знаем об аборигенах Заставы, не знаем, кто они,
о чем думают, чего хотят, а правительство вознамерилось преподать им урок,
как надо убивать людей и уничтожать корабли!
   Люсиль не сводила с него глаз. И она и Густав понимали, что  он  только
что перешагнул  черту,  из-за  которой  нет  возврата.  Ему  следовало  бы
арестовать Люсиль за  шпионаж,  приговорить  ее  к  заключению,  а  запись
уничтожить.
   - Спасибо тебе за откровенность, Джонсон. И спасибо за то, что  у  тебя
хватило ума ужаснуться.
   - Лучше бы я умел держать себя в руках, -  проворчал  Густав.  -  Я  не
выспался... Но  подожди  секунду  -  разве,  с  другой  стороны,  все  так
безнадежно? Может быть, аборигены  Заставы  не  сумеют  выполнить  условия
сделки? Может, они откажутся от нее?
   Люсиль крепко задумалась и пожала плечами. На нее  внезапно  навалилась
усталость.
   - Не знаю. Вряд ли кто-нибудь  из  твоих  техников  или  ученых  сможет
ответить на это...
   - Даже если  бы  техники  были  способны  ответить,  я  не  рискнул  бы
обращаться к ним. Здесь только преданные гардианы, ни единого колониста  -
полагаю, кроме меня.
   - Что такое "колонист"?
   - Так называют жителей Столицы, которые хотят обрабатывать землю, а  не
пытаться завоевать вселенную. Но сейчас это не важно. Вопрос  в  том,  что
техников расспрашивать нельзя.
   - Я доверяю К'астилль, - вдруг твердо заявила Люсиль.
   - Но почему? Разве она не одна из нигилистов - или как  там  называется
эта религия Д'еталлис?
   - Это не религия и не философия. К тому же К'астилль не  принадлежит  к
нигилистам. Она - временный житель.
   - Как ты сказала?
   - Временный житель, - повторила Люсиль. - И  я  сама  этого  толком  не
понимаю, потому объяснить могу с трудом.  Нигилизм  исповедует  группа,  а
группа - это нечто вроде небольшого народа или народности, у  которой  нет
определенной территории. Я не знаю,  существуют  ли  здесь  более  крупные
народы.
   - Продолжай, - попросил Густав.
   - Положим, тебе не нравится твоя группа, ты не согласен с ее идеями,  -
объяснила Люсиль. - В таком случае ты  можешь  выйти  на  Дорогу  и  найти
другую группу - это очень просто.
   У аборигенов Заставы отличные дороги и надежные системы связи. Тебе уже
известно, что у них есть радио и эквиваленты  наших  карт  и  книг.  Найдя
группу, с которой ты согласен, ты можешь присоединиться к ней на Дороге.
   Если же и новое окружение тебе придется не по душе,  ты  вправе  искать
подходящую группу, пока  не  найдешь.  Аборигены  постоянно  путешествуют.
Множество их поговорок и выражений, связанных с Дорогой  и  путешествиями,
показывают, как высоко они  ценят  возможность  перемещаться  с  места  на
место. Для аборигенов нетипично оставаться на одном месте так  долго,  как
они делают теперь, - это лишь доказывает, насколько  важным  событием  они
считают наше появление. И поскольку с нами общаются нигилисты, это придает
нигилистам особую важность, в их группу  вливаются  новые  члены,  которым
любопытно узнать о нас. Зато  несколько  прежних  членов  группы,  которым
надоело сидеть на одном месте, покинули ее и отправились в путь.
   - Но ты хотела объяснить, почему можно доверять К'астилль,  -  напомнил
Густав.
   - Это я и пытаюсь сделать, просто необходимы некоторые пояснения. Знаю,
с моей стороны нелепо читать тебе лекции об обществе Заставы,  особенно  в
такое время, но ты  должен  понять.  В  возрасте,  соответствующем  нашему
подростковому, абориген Заставы уходит из своей группы  и  путешествует  с
другими. Это нечто вроде нашего обмена студентами. Молодым  аборигенам  не
обязательно присоединяться к группам, с которыми они путешествуют.  Обычно
по завершении путешествия молодежь возвращается в родную группу.
   К'астилль рассказывала о своей группе - сейчас она находится  к  северу
отсюда. По-видимому, К'астилль до сих пор  хочет  вернуться  туда.  Ее  не
прельщает возможность присоединиться к  нигилистам.  Не  дожидаясь  твоего
вопроса, могу пояснить, что нигилисты  -  аборигены,  которые  убеждены  в
необходимости кончать жизнь самоубийством до впадения в старческий маразм,
до первых признаков дряхлости и тому подобное.  По-видимому,  здесь  среди
стариков распространены психические заболевания. Они не любят говорить  об
этом, но отношение к  смерти  среди  них  заметно  отличается  от  нашего.
К'астилль совершенно не верит в нигилизм. Когда мы приземлились здесь, она
как раз путешествовала неподалеку и присоединилась к нигилистам из чистого
любопытства. Могу добавить,  что  она  была  обеспокоена  смертью  прежней
правительницы и тем, что власть перешла к Д'еталлис.
   - Значит, ты считаешь, что мы могли бы поговорить с К'астилль? Дать  ей
прослушать запись и спросить, возможно ли создание биологического оружия?
   - Да, но не только. По-моему, мы должны сообщить ей о  случившемся.  Не
забывай, что Д'еталлис желает  обратить  оружие  людей  против  аборигенов
Заставы. Следует предупредить об этом другие группы.
   - Тогда давай найдем ее. - Густав поднялся.
   - Хорошо, - кивнула  Люсиль.  Внезапно  ее  внешнее  спокойствие  вновь
иссякло. Она выглядела испуганной - такой Густав еще никогда не видел  ее.
- Джонсон, а если это правда... Что тогда нам делать?
   Джонсон Густав задумчиво оглядел кофейник и только тут понял, что забыл
включить его.
   - Не знаю, Люсиль. Нам нужно время, чтобы подумать.  Но,  нравится  нам
это или нет, мы уже ввязались в это дело. Так что давай поспешим разыскать
К'астилль.


   Они разыскали К'астилль без особого труда. Молодую  зензаму  привлекали
все  изделия  людей,  особенно   сложные   конструкции,   она   постепенно
превращалась в высокоэрудированного специалиста. С каждым днем людям  было
все труднее находить место для посадки  шлюпок  -  лагерь  рос,  и  потому
вскоре команда военных строителей  стала  превращать  ближайшую  поля