онько  отошла к  двери и
начала шарить в кармане пиджака, осторожно косясь  в  его сторону  - а вдруг
подглядывает?
     Но  он  не  подглядывал,  а  начал  раздеваться.  Не  успели  ее пальцы
сомкнуться на рукоятке, как тени в  комнате издали, казалось, тихое рычание.
Он услыхал этот звук и тут же открыл глаза.
     - Что это? - спросил он и начал озираться, всматриваясь во тьму.
     - Да ничего, -  пробормотала она, вытягивая  нож из кармана. А  он  уже
отходил от нее в другой конец комнаты.
     - Там кто-то есть...
     - Никого там нет!
     - Вон...
     Последний  слог буквально  замер  у  него на  губах, когда он  различил
легкое движение в углу, у окна.
     - Что, черт побери... - начал он,  но не успел закончить фразу. Она уже
была  рядом и полоснула его по шее,  точно  заправский  мясник. Кровь  так и
хлынула из раны, толстой густой струей ударив в стену.
     Она  слышала, как Фрэнк застонал от  удовольствия, слышала, как жалобно
застонал  мужчина  - низким  глухим  голосом.  Рука  его  поднялась к горлу,
видимо, он намеревался зажать рану, но она снова занесла нож и полоснула его
по руке, потом - по лицу. Он зашатался, испустил не  то стон, не  то рыдание
и, наконец, рухнул на пол и забился в агонии.
     Она отошла, ей  не  хотелось, чтобы он задел  ее ногами. В углу комнаты
возникла раскачивающаяся, точно маятник, фигура Фрэнка.
     - Умница... Молодец, - сказал  он. Было ли это игрой  воображения,  или
она действительно слышала его голос, сильно окрепший?  Куда более похожий на
голос, звучавший  в  ее  памяти все  эти напрасно  прошедшие для нее годы. В
дверь позвонили. Она замерла.
     -  О, Господи, - пробормотали ее губы, казалось,  против собственной ее
воли.
     - Все в порядке, - произнесла тень. - Он умер...
     Она перевела взгляд на человека в белом галстуке и убедилась, что Фрэнк
прав. Агония прекратилась.
     - Он такой большой... - заметил Фрэнк. - И здоровый...
     Он выдвинулся из темного  угла, настолько сильной  была, видимо,  жажда
насытиться, что  даже ее взгляд уже не смущал его. Впервые за все  время она
разглядела его довольно отчетливо. Это была пародия на человека. Даже  не на
человека, на жизнь вообще. Она отвернулась. В дверь позвонили снова, на этот
раз еще настойчивей.
     - Иди открой, - коротко бросил Фрэнк.
     Она не ответила.
     -  Иди, -  повторил  он,  повернув  к  ней  свою  ужасную голову: среди
сплошной гнойной раны ярко горели глаза. Звонок прозвенел в третий раз.
     - Твой посетитель  очень  настойчив, -  заметил он, пытаясь действовать
методом убеждения. - Я считаю, ты все же должна открыть.
     Она отшатнулась от  него, и он снова  сосредоточил все свое внимание на
теле, распростертом на  полу.  Снова звонок.  Пожалуй,  лучше  действительно
открыть. Она уже торопливо выходила  из комнаты, стараясь, не слушать звуки,
которые  издавал   Фрэнк.  Да,   открыть  эту   проклятую  дверь.  Наверное,
какой-нибудь  страховой  агент  или проповедник из  иеговистов, пекущийся  о
спасении ее души. Самое время его послушать. В дверь позвонили опять.
     - Иду!  - крикнула она и заторопилась, вдруг испугавшись, что он уйдет.
Затем изобразила на лице приветливую  улыбку, готовясь встретить посетителя.
Но улыбка тут же исчезла.
     - Керсти?
     - А я уж собралась уходить...
     - Я... я просто заснула и...
     - А-а...  Керсти смотрела на  нее  через щель в приоткрытой  двери.  По
уверениям Рори она ожидала увидеть измученное больное создание. Но увиденное
никак  не  соответствовало   этому   описанию.  Лицо  Джулии  раскраснелось,
растрепанная  прядь волос прилипла  к вспотевшему лбу. Она вовсе не походила
на женщину, только что поднявшуюся с постели. Вернее, поднявшуюся, но только
не после сна.
     - Я просто  шла мимо, - сказала Керсти. - И решила заглянуть, проведать
тебя, поболтать.
     Джулия пожала плечами.
     - Э-э... видишь ли, мне сейчас не совсем удобно, - сказала она.
     - Понимаю...
     - Может, как-нибудь потом, на неделе?
     Взгляд Керсти устремился за спину Джулии, к вешалке в холле.  Там висел
все еще сырой мужской габардиновый плащ.
     - А что, разве Рори дома? - спросила она.
     - Нет, - ответила Джулия. - Конечно, нет. Он на работе.
     Лицо ее потемнело.
     - Так ты за этим пришла? - спросила она. - Повидаться с Рори?
     - Нет, я...
     -  Ты  же  знаешь,  в  этом  случае  вовсе  не  стоит  спрашивать моего
разрешения! Он взрослый человек,  ты тоже. Вы  вольны делать  все, что  вам,
черт бы вас побрал, заблагорассудится!
     Керсти не  стала оправдываться и  спорить. От такого поворота событий у
нее просто голова пошла кругом.
     - Отправляйся  домой,  -  жестко сказала  Джулия.  -  Не желаю с  тобой
разговаривать.
     И она захлопнула дверь. С полминуты Керсти стояла на пороге, вся дрожа.
Да, теперь ей все стало ясно. Этот промокший плащ в прихожей, замешательство
Джулии,  раскрасневшееся ее  лицо, внезапный приступ гнева. Да у  нее в доме
любовник! Бедный Рори, как же он заблуждался!
     Она сошла с  крыльца  и двинулась  по тропинке к калитке.  Ее обуревали
самые  противоречивые  мысли и  чувства.  Теперь, когда предательство Джулии
стало очевидным, что она скажет Рори? Да новость просто разобьет его сердце,
это несомненно.  И именно на  нее,  сплетницу,  носительницу  дурных вестей,
обрушится в первую  очередь его гнев и ляжет пятно позора.  Она чувствовала,
как на глаза наворачиваются слезы.
     Но  слезам так и  не суждено было пролиться. Они были подавлены другим,
более сильным ощущением, охватившим ее, как только она вышла на улицу.
     За  ней  наблюдают.  Она  физически ощущала чей-то  взгляд на  затылке.
Может, Джулия.  Но  ей  почему-то  казалось,  что  это  не  она.  Тогда,  ее
любовник... Да, любовник!
     Выйдя из тени, отбрасываемой домом, она собралась с духом и обернулась.
     Фрэнк, стоя  у  окна в  "сырой" комнате, следил за  ней  через дырочку,
проделанную  в  шторе.  Посетительница, чье лицо  показалось  ему  отдаленно
знакомым, смотрела  на дом. Да, прямо на его окно. Уверенный, что сна ничего
не заметит, он продолжал разглядывать ее. Что ж, ему  доводилось встречать в
жизни куда более соблазнительных женщин,  но именно это отсутствие  внешнего
блеска казалось сейчас привлекательным. Богатый опыт подсказывал,  что такие
женщины куда более занятны, нежели красотки типа Джулии. Их  довольно просто
лестью  или  силой склонить  к  действиям, на которые  красавицы  не  пойдут
никогда, они  еще  и благодарны будут за  то, что на них  обратили внимание.
Может, она появится здесь еще раз, эта девица? Во  всяком случае,  он на это
надеялся.
     Керсти  внимательно оглядела  фасад дома,  но ничего  подозрительном не
заметила.  Окна  были  пусты  или  зашторены. И  все же ощущение, что за ней
наблюдают,  на  оставляло ее,  напротив,  даже усилилось, и  еще  вдруг  она
почему-то смутилась.
     Пока она шла по Лодовико-стрит, дождь припустил с новой силой. Она была
рада  ему.  Капли  охлаждали  разгоряченное лицо и  помогали  скрыть  слезы,
которые теперь она уже не сдерживала.


     Джулия, вся дрожа, поднялась наверх и у самой двери обнаружила... Белый
Галстук. Вернее,  его  голову. На сей  раз то ли от жадности, то ли по злобе
Фрэнк разорвал труп на части. По всей комнате были разбросаны осколки костей
и куски высохшего мяса. Однако самого гурмана видно не было. Она повернулась
к двери  -  он стоял там, преграждая ей путь. Считанные минуты  прошли с тех
пор, как она оставила его, склонившегося над трупом,  высасывать  энергию. И
он неузнаваемо  изменился  за этот короткий  промежуток  времени.  Там,  где
прежде виднелись  иссохшие хрящи,  появились  набирающие силу мышцы,  начали
прорисовываться  вены и артерии, они пульсировали, наполнялись  украденной у
мертвеца  жизнью. На  голом шаре головы даже  начали пробиваться волосы, что
казалось несколько преждевременным, так как кожа еще не наросла.
     Впрочем, все эти изменения  нисколько  не  улучшили его внешности. Даже
напротив,  только   во  многих  отношениях  ухудшили.  Если  прежде  он  был
практически   неузнаваем,   то   теперь   на   фоне   возникших   проблесков
человекообразия лишь  отчетливее выявилось его уродство. Но дальше стало еще
страшней.  Он  заговорил, и  голос его  уже  несомненно  голосом Фрэнка.  Ни
хрипоты, ни заикания...
     -  Мне  больно... - сказал он.  Бровей  на  лице не было, полуприкрытые
веками  глаза  следили за  каждым  ее  движением.  Она  попыталась  подавить
отвращение, но чувствовала, что усилия ее напрасны.
     - Мои  нервы... они снова  ожили, - сказало  чудовище. - И это  страшно
больно.
     - Чем я могу помочь? - спросила она.
     - Может... может, какая-нибудь повязка?
     - Повязка?
     - Ну да. Может, ты меня перевяжешь, и станет лучше.
     - Хорошо. Как скажешь.
     - Но этого мало, Джулия. Мне нужно еще одно тело.
     -  Еще?  -  воскликнула она.  Господи,  когда же  настанет конец  этому
кошмару!
     -  А  что  нам терять?  - ответил  он и пододвинулся  поближе. Нервы ее
напряглись до предела. Прочитав на ее лице страх, он снова замер.
     - Скоро  я буду в порядке,  -  прошептал  он. -  Целым,  как раньше.  И
тогда...
     - Давай я лучше приберу здесь, - предложила она, отвернув от него взор.
     - Когда это произойдет, милая Джулия?
     - Рори скоро придет.
     -  Рори! - он  яростно выплюнул  это  имя. - Мой милейший  братец!  Как
только тебя угораздило выйти замуж за такого тупицу?
     Она вдруг разозлилась на Фрэнка.
     - Я люблю его,  - сказала  она, но через секунду поправилась: - Думала,
что люблю.
     Хохот, раздавшийся в ответ, казалось, только усугубил безобразие.
     -  Просто не  верится! - воскликнул  он. - Ведь  он же  слизняк, больше
никто! Всегда им был. И всегда будет.  Никогда не испытывал тяги  и вкуса  к
приключениям.
     - В отличие от тебя.
     - В отличие от меня.
     Она взглянула  на пол.  Между ними  лежала рука  мертвеца.  На  секунду
показалось,  что ее  сейчас  вырвет  от отвращения  к  себе.  Все,  что  она
совершила за последние дни и  еще планировала совершить, предстало перед  ее
глазами  во  всей  своей  чудовищной беспощадной неприглядности: этот  парад
совращений,  который  всякий  раз   заканчивался  убийством,  убийством,  за
которым, как  она лихорадочно надеялась, последует новое совращение. Да, она
проклята,  как и  он,  это несомненно;  нет такой  подлой  и  грязной мысли,
угнездившейся в  его  голове, которая  бы  рано или  поздно  не стала  бы ее
навязчивой идеей. Но... сделанного не поправить.
     -  Вылечи  меня,  - прошептал  он. Настойчивость  и грубость больше  не
звучали  в  его  голосе.  Он говорил  просительно  и  нежно, как любовник. -
Вылечи... Пожалуйста.
     - Да, - ответила она. - Вылечу. Обещаю тебе.
     - И тогда мы снова будем вместе.
     Она нахмурилась.
     - А как же Рори?
     - Все  мы  в  душе  своей  братья, -  ответил Фрэнк. -  Я уговорю  его.
Заставлю понять, что это единственный выход. Что это разумно и неизбежно. Ты
больше не принадлежишь ему, Джулия. Больше нет.
     - Нет, - ответила она. И это было правдой.
     - Мы принадлежим друг другу. Ты же этого хотела, ведь верно?
     - Да, хотела.
     - И знаешь, будь я на твоем месте, я бы не отчаивался, - сказал он. - И
не стал бы продавать свою душу и тело так дешево.
     - Дешево?
     - Ну, ради  удовольствия. Ради каких-то новых ощущений. В  тебе... - он
снова приблизился к  ней. На этот раз  она,  завороженная  его  словами,  не
отстранилась. - В тебе я б обрел... ну, новый смысл жизни, что ли...
     - Я с тобой,  - ответила она без каких-либо колебаний. Потом  протянула
руку  и  дотронулась  до  него.  Тело  было  горячим  и  влажным  на  ощупь.
Пульсировал, казалось,  каждый его миллиметр.  Каждый, даже самый маленький,
нервный узелок, каждая нарастающая мышца.
     Этот контакт возбудил  ее. Словно до сих пор,  до этого  момента она до
конца  не  верила  в его  реальность. Теперь  же его присутствие в ее  жизни
неоспоримо.  Она  создала этого человека,  сделала, вернее, переделала  его,
употребив всю свою волю, разум и изворотливость, чтобы добывать ему питание.
И  возбуждение, которое испытывала  она, дотрагиваясь  до этого беззащитного
тела, было сродни чувству собственности.
     - Сейчас самое опасное время, - сказал он ей. - До сих пор я мог как-то
скрываться. Ведь я был практически ничто. Теперь же совсем другое дело.
     - Да, я уже думала об этом.
     - И мы должны поторопиться. Мне надо стать сильным и целым любой ценой.
Ты согласна?
     - Конечно.
     - И  после этого  конец  всем ожиданиям, Джулия. Казалось, даже пульс у
него участился от этой мысли.
     И  вот он  уже  опускается перед ней на колени.  Вот  его изуродованные
пальцы коснулись ее бедер, затем он прижался к ним ртом.
     Борясь  с  приступом  отвращения,  она положила  руку ему  на  голову и
дотронулась  до  волос.  Тонкие,  шелковистые,  как  у  младенца,  под  ними
отчетливо прощупывался  череп. За время,  прошедшее со дня их  первой, столь
памятной для нее, встречи,  он так  и  не научился деликатности. Но отчаяние
научило ее выжимать кровь  из камня. Со временем она добьется любви от этого
чудовища, она была в этом твердо уверена, сама не понимая почему.



        8

     Ночью гремел гром. Разразилась гроза без дождя, отчего в воздухе  остро
пахло сталью.
     Керсти  всегда спала плохо.  Даже ребенком, несмотря на то, что мать ее
знала  колыбельные,  способные  успокоить  и  усыпить  целую нацию,  девочка
засыпала с трудом. И  не то, чтобы ей  до рассвета снились какие-то особенно
дурные  сны, нет. Дело  было  в  самом процессе закрывания глаз,  ослаблении
контроля над сознанием. Она постоянно сопротивлялась именно этому.
     Сегодня, когда гром грохотал так раскатисто и громко, а молнии блистали
так  ярко, она  была счастлива.  У нее  появился предлог  не спать, покинуть
смятую  постель, сесть  пить  чай  и  наблюдать  за  грандиозным  спектаклем
природы, разворачивающимся за окном.
     Появилось  и  время подумать, поразмыслить над загадкой,  мучившей ее с
момента посещения дома на Лодовико-стрит. Впрочем, эти размышления нисколько
не приблизили ее к разгадке.
     Мучило одно сомнение.  А  что, если  она просто  ошиблась, что, если ей
показалось? Что, если она  неверно истолковала  виденное, и у Джулии имеются
вполне  убедительные  объяснения.  Тогда  ока  может  разом  потерять  Рори,
рассориться с ним  раз  и  навсегда. И  все же,  можно ли в  данной ситуации
молчать? Ей была  невыносима  сама  мысль  о  том,  что эта  женщина  станет
смеяться у нее за спиной, издеваться над  ее  благородством и наивностью. От
одной мысли об этом кровь вскипала в жилах.
     Наверное, оставался один-единственный выход:  набраться терпения, ждать
и  следить. Возможно, тогда удастся получить более веские доказательства.  И
если худшие ее  предположения подтвердятся,  у нее не  будет другого выхода,
как сообщить  Рори обо  всем, что  она видела. Да,  это  единственно  верное
решение  - ждать и следить. Гром  грохотал вот уже несколько часов, не давая
ей уснуть до четырех утра. Когда же наконец она все-таки задремала, сны были
наполнены тревогой  и  дурными  предчувствиями. Она  то и дело просыпалась и
тяжко и беспокойно вздыхала.


     Казалось, гроза превратила дом в обиталище злых духов -  он весь стонал
и вздрагивал. Джулия сидела внизу и считала секунды между вспышками молний и
накатывающими за ними  грозовыми раскатами. Она  боялась грозы. Она, убийца,
связавшаяся с живым мертвецом и  предавшая мужа. Еще один  парадокс  в целой
коллекции   парадоксов,  который   она  только  что   обнаружила,  занимаясь
самокопанием.  В  какой-то  миг  ей  даже  захотелось  подняться  наверх   и
попытаться найти утешение у своем  возлюбленного, но она тут же отвергла эту
идею. Каждую минуту Рори может вернуться с вечеринки, которую они устраивали
на работе.  Наверняка  придет  пьяный, как в прошлый раз,  и будет назойливо
приставать к ней.
     Гроза надвигалась все  ближе. Ока включила телевизор, чтоб хоть немного
заглушить разбушевавшуюся на дворе стихию, но помогало мало.
     В  одиннадцать, лучась  пьяной  улыбкой, вернулся  Рори.  У  него  были
хорошие новости.  В самый разгар вечеринки  начальник  отвел его в сторону и
качал  рассказывать  о  том,  какие  блестящие  перспективы  ожидают  его  в
ближайшем  будущем.  Джулия терпеливо слушала эти  излияния,  надеясь, что в
состоянии опьянения и  упоения  своим  успехом он  не заметит ее равнодушия.
Наконец, выложив эти новости, он сбросил пиджак и плюхнулся на диван рядом с
ней.
     - Бедняжка, - сказал он. - Боишься грозы?
     - Я в порядке, - сказала она.
     - Ты уверена?
     - Да. Все прекрасно.
     Он придвинулся поближе и уткнулся носом в ее ухо.
     - Ты весь потный, - заметила она.
     Однако,  уже  начав  заигрывать,  он   не  только   не  оставил   своих
поползновений, напротив, стал даже настойчивее.
     - Ну, пожалуйста, Рори, - взмолилась она. - Я не хочу. Не надо.
     - Почему нет? Что я такого сделал?
     -  Ничего,   -   ответила  она,  притворяясь,  что  ее   вдруг  страшно
заинтересовало происходящее на экране телевизора. - Ты у меня прелесть.
     - Ах, вот как? - воскликнул он. - Ты прелесть, я прелесть. Все, черт бы
их подрал, прелесть!
     Она  уставилась в мерцающий  экран. Начался  выпуск  вечерних новостей,
обычный перечень тревог и неурядиц.
     Рори  продолжал  болтать,  заглушая  голос  диктора.  Впрочем,  она  не
возражала. Что  хорошего  может сообщить  ей этот  мир? Почти  ничего.  В то
время, как у нее, о,  у нее есть о чем поведать миру, рассказать ему  такое,
от  чего голова  пойдет  кругом.  О  том,  что  случается  с  проклятыми,  о
потерянной и  вновь обретенной любви, о том, что роднит отчаяние и желание и
переплавляет их в страсть.
     - Ну, пожалуйста, Джулия, - канючил Рори. - Ну хоть поговори со мной!
     Эти мольбы  на  миг отвлекли ее от размышлений. Он  выглядит,  подумала
она, точь-в-точь как  мальчик на фотографиях, мальчик с волосами и обрюзгшим
телом, во  взрослой одежде, но все равно по сути своей ребенок с растерянным
взглядом и  мокрыми  губами. Она  вспомнила  слова  Фрэнка: "Как только тебя
угораздило выйти  замуж  за  этого  тупицу!" Вспомнила,  и  горькая  усмешка
искривила ее губы. Он смотрел на нее, и все большее недоумение отражалось на
его лице.
     - Что смешного, черт бы тебя побрал?!
     - Ничего.
     Она покачала головой, неудовольствие сменилось  раздражением. Сверкнула
молния, следом  за ней через секунду ударил  гром. И одновременно  на втором
этаже послышался  какой-то шум. Она  снова повернулась к телевизору, пытаясь
отвлечь внимание Рори. Но напрасно, он тоже слышал этот звук.
     - Что это было, дьявольщина?
     - Гром.
     Он встал.
     - Нет, - сказал он. -  Что-то другое. - Он уже  был у  двери. Мысль  ее
судорожно работала в поисках  выхода, за какую-то долю секунды был принят  и
тут же отвергнут целый десяток решений. Он уже пьяно нашаривал ручку двери.
     - Может, это я забыла там закрыть окно? - сказала она и встала. - Пойду
взгляну.
     - Я и сам могу  это  сделать,  - рявкнул  он. - Не такой уж я ни на что
непригодный, как тебе кажется.
     - Никто не говорил... - начала она, но он не слушал. И не успел выйти в
коридор,  как  снова  сверкнула  молния  и  грянул  гром,  на  этот раз  еще
раскатистей. Она бросилась ему вдогонку, и в этот миг небо за окном пронзила
новая ослепительная вспышка и последовал такой раскат  грома, что, казалось,
пол заходил под ногами. А Рори уже был на лестнице.
     -  Тебе показалось!  -  крикнула  она ему  вслед.  Но  он  не  ответил,
продолжая пыхтя взбираться по ступенькам. Она устремилась за ним.
     - Не надо... - начала она в перерыве между раскатами. И, взобравшись на
второй этаж, обнаружила, что он стоит там и ждет.
     - Что-то не так? - спросил он. Она пожала плечами, стараясь не выдавать
волнения.
     - Ты ведешь себя просто глупо, - заметила она мягко.
     - Разве?
     - Это всего лишь гром...
     Лицо  его,  освещенное светом,  струившимся  снизу из холла, неожиданно
смягчилось.
     - Почему  ты обращаешься со мной как с каким-нибудь дерьмом? -  спросил
он.
     - Ты просто устал, - ответила она.
     - Нет, все-таки,  почему? - настойчиво,  словно ребенок, повторил он. -
Что я тебе плохого сделал?
     - Ничего, все в порядке, - ответила она. - Правда, Рори, все в порядке,
все хорошо. - Вновь все те же, гипнотизирующие слух и мысль, банальности.
     Снова  гром.  А  следом за  ним - еще один  звук. В душе она проклинала
Фрэнка за неосторожность. Рори повернулся и стал всматриваться в царившую на
площадке тьму.
     - Слыхала? - спросил он.
     - Нет.
     На  заплетающихся от выпитого ногах он нетвердой походкой отошел от нее
и двинулся  по коридору. Молния, - сверкнувшая в раскрытой двери спальни, на
миг озарила  его, затем все вокруг  снова  погрузилось во  мрак. Он  шел к -
"сырой" комнате, к Фрэнку...
     - Погоди! -  крикнула  она  и бросилась за ним. Ко  он не  остановился,
напротив, одним  прыжком преодолел несколько ярдов,  оставшихся до  двери. И
когда она оказалась рядом, он уже открывал  эту дверь. В  смятении  и страхе
она протянула руку и коснулась его щеки.
     - Я боюсь, - прошептала она. Он недоуменно покосился на нее.
     - Чего?
     Она  приложила пальцы  к его губам, словно предлагая на вкус ощутить ее
страх.
     - Грозы...
     В  темноте  она  смутно  различала,  как  влажно  блестят   его  глаза.
Интересно, заглотнет ли он эту наживку или выплюнет? Вот оно, сработало!..
     - Бедная  малышка,  -  пробормотал он. Она нервно сглотнула и испустила
вздох облегчения, затем, обняв его за плечи, начала отводить его  от  двери.
Если Фрэнк сейчас снова даст о себе знать, все пропало...
     - Бедняжка, - повторил он и обнял  ее. Он нетвердо держался на ногах, и
пошатываясь, давил на нее всей своей тяжестью.
     -  Идем,  -  сказала  она,  оттаскивая  его  все дальше  от двери.  Он,
спотыкаясь, прошел с ней несколько шагов, а затем вдруг  потерял равновесие.
Она  отпустила  его и  прислонилась к  стене, чтоб не упасть. Снова блеснула
молния, и она  отчетливо разглядела  обращенный  на нее взор мужа, глаза его
влажно блестели.
     - Я люблю тебя, - пробормотал он  и шагнул через коридор  к тому месту,
где  она  стояла.  В  следующую  же секунду он  навалился  на нее всей своей
тяжестью, не оставляя возможности  к сопротивлению. Голова уткнулась в изгиб
шеи и он забормотал какие-то дурацкие  нежности; вот  он уже целует ее... Ей
безумно  захотелось  швырнуть его от себя.  Более  того,  хотелось  взять за
потную Руку, втащить в комнату и немедленно, сейчас же, показать отрицающего
смерть монстра, рядом с которым он только что находился.
     Нет, Фрэнк еще не  готов  к этой встрече, пока  еще не  готов. Все, что
осталось   делать,   это   терпеливо   сносить   постылые   ласки   Рори   с
одной-единственной надеждой: что он скоро устанет и отпустит ее.
     - Почему  бы нам не сойти вниз? - предложила она. Он пробормотал что-то
невнятное  ей в шею  и  не сдвинулся с места. Левая  ладонь уже лежала на ее
груди,  правой  он  обнимал  ее  за  талию.  Она  позволила  потным  пальцам
проникнуть  за вырез блузки. Любое сопротивление  только еще больше распалит
его.
     - Я хочу тебя... -  сказал  он,  прижавшись губами к ее груди. Некогда,
целую вечность назад, сердце ее непременно бы радостно подпрыгнуло от такого
признания. Теперь  же  она  знала: сердце ее не акробат. Она не  ощутила  ни
легкого замирания, ни радостного подъема.  Ничего, кроме  ощущения нормально
функционировавшего организма.  Вдох  и выдох,  кровь  бежит  по  жилам, пища
продвигается  по  кишечнику. Лишенные какой  бы  то  ни  было романтики, эти
банальные   размышления  о  собственном   организме,  как  о  сосредоточении
естественных потребностей, помогали переносить атаку Рори, особенно когда он
сорвал  с нее  блузку  и  прижался  лицом  к  груди.  Ее  нервные  окончания
добросовестно   реагировали   на   движения   его   языка,   но   опять-таки
беспристрастно,  словно  на  уроке  анатомии.  Сама она  заперлась  в  себе,
отгородилась  собственными мыслями и  воспоминаниями и была  недосягаема  за
стенами этой крепости.
     Он уже скидывал  одежду,  торопливо расстегивая  пуговицы и молнии; вот
она увидела хвастливо раздувшийся член, которым он погладил ее по бедру. Вот
он уже раздвигает ей ноги, стягивает с нее белье, чтобы дать ему доступ. Она
не  возражала и не сопротивлялась, не  издала ни звука,  когда  он, наконец,
вошел в нее.
     Даже занимаясь любовью, он зачастую впадал в болтливость, вот и  сейчас
забормотал какие-то глупости,  в которых причудливо  сочетались признания  в
любви и похотливые непристойные шуточки. Она слушала вполуха и не мешала ему
заниматься своим делом.
     Открыв  глаза, она пыталась представить себе более  радостные  картины,
лучшие времена, но  гроза не  давала сосредоточиться. Внезапно  за очередной
вспышкой  последовал  какой-то  новый  звук,  и  она  открыла глаза. Дверь в
"сырую" комнату была приотворена  дюйма на  два-три.  В образовавшейся узкой
щели  можно  было  отчетливо  различить  отливающую  влажным блеском  фигуру
Фрэнка, наблюдавшем за ними.
     Она не видела глаз  Фрэнка, но физически ощущала на  себе их колючий от
зависти и  злобы взгляд. Но и отвернуться - была почему-то не в  силах и все
продолжала  смотреть  на  Фрэнка, не  замечая участившихся стонов Рори.  А в
самом  - конце возникло еще одно видение: она  лежит на кровати  в измятом и
задранном  свадебном  платье,  а  черно-красный  зверь  скользит  между   ее
раздвинутыми ногами, доказывая ей свою любовь.
     - Бедная моя малышка... - это  было последнее,  что  пробормотал  Рори,
прежде чем его окончательно одолел сон.  Он лежал на постели все еще одетый,
впрочем,  она  и  не  пыталась  раздеть  его. Когда  храп зазвучал мерно,  с
характерным для мужа присвистом, она встала и вернулась в комнату.
     Фрэнк стоял у  окна,  наблюдая  за тем, как  грозовой фронт смещается к
юго-востоку.  Оказывается,  он  сорвал  шторы.  Стены  заливал  свет   голой
лампочки.
     - Он тебя слышал, - сказала она.
     -  Я  хотел видеть грозу, - просто  ответил он. -  Мне обязательно надо
было ее видеть.
     - Он едва не обнаружил тебя, черт возьми!
     Фрэнк покачал головой.
     - Нет на свете такой вещи,  "едва", - ответил  он, продолжая смотреть в
окно. Затем  после паузы  добавил: - Мне надо выйти отсюда  на волю!  Я хочу
иметь это все снова, мне надо!
     - Знаю.
     - Нет, не знаешь,  - сказал он. - Ты не имеешь  ни малейшего понятия  о
том, что значит голод. Как можно - изголодаться по всему.
     - Тогда завтра, - сказала она. - Завтра я достану еще одно тело.
     - Да.  Ты это сделаешь. И мне  нужно кое-что еще. Во-первых,  радио.  Я
должен знать, что происходит в мире. И еда, нормальная еда. Свежий хлеб...
     - Все что угодно!
     - И еще имбирь. В консервированном виде, знаешь? В виде сиропа.



        9

     Первое,  что  заметила  Керсти,   придя  на   следующий  день  на  угол
Лодовико-стрит,  было  окно  на  втором этаже  дома. Штора, затеняющая  его,
исчезла. Вместо нее стекла были залеплены изнутри газетными листами.
     Она устроила себе наблюдательный пункт в тени живой изгороди из падуба,
откуда  надеялась  наблюдать  за  домом,  оставаясь  невидимкой для глаз его
обитателей. И заступила на пост.
     Терпение  ее  было вознаграждено не сразу. Часа  два с  лишним  прошло,
прежде чем  она  увидела, как Джулия выходит  из дома, еще час с четвертью -
прежде чем она вернулась. К этому времени ноги у Керсти онемели от холода.
     Джулия  вернулась не одна. Мужчину, который с ней был, Керсти не знала;
мало  того,  он  вообще не походил с  виду на человека  их  круга. Насколько
удалось издали разглядеть, это был пожилой человек,  полный, лысеющий. Входя
за Джулией в дом, он нервно огляделся, словно опасаясь, не следят ли за ним.
     Керсти просидела  в  своем  укрытии  еще минут пятнадцать,  не  в силах
сообразить,  как же поступить дальше. Ждать здесь, пока мужчина не выйдет, и
окликнуть  его? Или  подойти к  дому  и  уговорить  Джулию  впустить ее  под
каким-нибудь предлогом? Ни один из вариантов не казался ей приемлемым. И она
решила остановиться на некоем - среднем.  Надо подобраться поближе к дому, а
там уже  и действовать в зависимости от обстоятельств и от того, - насколько
повезет.
     Но повезло не слишком.  Она медленно кралась по тропинке к дому, а ноги
сами, казалось, так  и заворачивали обратно. Она уже была  готова отступить,
как вдруг услышала раздавшийся в доме крик.
     Мужчину звали Сайкс,  Стэнли Сайкс. И это далеко не все, что он поведал
Джулии по пути к дому. Она узнала также имя  его жены (Мод), род его занятий
(помощник  мозольного  оператора),  ей  были  продемонстрированы  фотографии
детишек (Ребекки и Этан), чтобы она могла вдоволь над ними поумиляться. Этот
человек  явно не  желал  поддаваться  ее  чарам.  Возвращая  фотографии, она
вежливо улыбнулась и заметила,  что  он - счастливчик. Однако в доме события
приняли совсем неожиданный оборот. Посреди  лестницы Сайкс вдруг остановился
и заявил, что  то, что они сейчас делают, абсолютно безнравственно, что  Бог
видит все, он  читает в их сердцах и осуждает их. Она изо всех сил старалась
успокоить его, но оторвать Сайкса от Бога оказалось непросто.
     Он не  только  не унялся, напротив, разошелся еще больше и накинулся на
нее с кулаками. В своем праведном гневе он натворил бы еще немало глупостей,
если бы не голос, окликнувший его с площадки. Он тут же перестал размахивать
руками и так побледнел, словно  действительно сам Господь Бог позвал  его  с
небес. Вслед за этим на площадке во всем своем великолепии появился Фрэнк.
     Сайкс испустил  вопль и хотел бежать. Но Джулия оказалась проворнее. Не
успел Сайкс сбежать на несколько ступенек  вниз, как она поймала и задержала
его.
     Только услышав страшный хруст сломанной кости, она осознала,  что Фрэнк
завладел своей добычей. И еще поняла, насколько сильным он стал за последнее
время -  куда сильнее обычного человека. Сайкс завопил, не  успел  Фрэнк  до
него дотронуться. И  чтоб заставить  жертву замолчать, он тут же  сломал ему
челюсть.
     Второй крик, услышанный Керсти, резко  оборвался, однако в тоне его она
успела  различить смертельный  ужас и  тоску.  Это подтолкнуло  ее  к  более
решительным действиям  -  в  какую-то долю  секунды  она  оказалась у двери,
готовая замолотить в нее кулаками.
     Только тут она немного  опомнилась.  И  вместо  того,  чтобы застучать,
слетела  с  крыльца  и  скользнула за  угол дома,  преисполненная сомнения в
правильности такого  решения, однако уверенная в том, что лобовая атака ни к
чему хорошему не приведет. В калитке, ведущей из сада на задний двор, засова
не было. И  она прошмыгнула  туда, вся  обратившись в  слух  и больше  всего
опасаясь,  как  бы  кто-нибудь  не  услышал  ее  шагов.  Однако  из  дома не
доносилось ни звука. Ничего. Потом вдруг - слабый стон...
     Оставив   калитку  открытой  на  случай  внезапного   отступления,  она
поспешила к черному ходу. Дверь оказалась не запертой. Но тут сомнение снова
заставило ее замедлить шаги. Может, надо пойти за Рори, привести  его домой?
Впрочем,  что  бы  ни происходило  там,  в  доме,  к  этому времени  все уже
закончилось, и она  прекрасно понимала,  что если Джулию не застигнуть,  как
говорится, с поличным,  она легко отвертится от любого обвинения. Нет, выход
только один. И она вошла в дом.
     В доме стояла мертвая тишина. Ни  шороха,  ни  дыхания, ни звука шагов,
которые помогли  бы ей обнаружить участников только что разыгравшейся драмы.
Она  двинулась к двери  на кухню, затем уже  оттуда заглянула в столовую.  В
животе у нее ныло от страха, в горле внезапно так пересохло, что,  казалось,
она и глотка сделать не в силах.
     Из столовой - в  гостиную, уже оттуда -  в  холл.  Снова  ничего  -  ни
шороха,  ни вздоха. Джулия и ее любовник  могут быть только  наверху,  а это
значит,  ей наверняка  померещилось, что она слышала крики  ужаса. Наверное,
это  был  вовсе  не  ужас,  а страсть, стон оргазма, который  она  превратно
истолковала. Впрочем, такая ошибка не удивительна.
     Главный вход в дом находился справа, всего в нескольких ярдах  от  нее.
Она  вполне  могла  тихонько  открыть дверь  и  выскользнуть  наружу,  трус,
сидевший у нее внутри, подсказывал поступить именно так, да и разум твердил,
что  это будет самое  правильное. Но ее  почему-то обуяло вдруг мучительное,
страстное любопытство,  желание проникнуть  в  тайны, которые хранили  стены
этого дома, и покончить со всеми сомнениями раз и навсегда. Карабкаясь вверх
по ступенькам, она испытала странное возбуждение и подъем.
     Она поднялась  на второй этаж и пересекла площадку. Тут  вдруг в голову
пришла мысль,  что птички наверняка  улетели - пока  она  моталась по саду и
нижнему этажу, любовники несомненно успели улизнуть через главный вход.
     За  первой  дверью  слева  находилась  спальня; если они  где-нибудь  и
спариваются, Джулия и этот ее  лысый хахаль, то только здесь.  Но нет. Дверь
была  распахнута настежь,  и  она  заглянула в комнату. Покрывало на постели
оставалось несмятым.
     Затем  вдруг... приглушенный  крик. Совсем рядом  и такой  ужасный, что
сердце у нее остановилось.
     Она  выскочила  из  спальни  и успела  заметить,  как  какая-то  фигура
метнулась к одной из дверей в  дальнем конце коридора. Она не сразу узнала в
ней скандального человечка, который  приехал  с  Джулией, узнала  только  по
одежде.  Все  остальное  было  другим,  изменилось чудовищным,  непостижимым
образом. Наверное,  за минуты, прошедшие  с того момента, как она видела его
на крыльце, на несчастного  напала какая-то ужасная болезнь, от которой  все
тело на костях славно усохло.
     Заметив Керсти, он метнулся к ней в призрачной надежде отыскать защиту.
Но не успел отбежать от двери и на два шага, как следом за ним в поле зрения
возникла другая фигура.
     По-видимому,  тоже  больной - все тело  с головы до  ног  было обмотано
бинтами, на бинтах пятна крови и гноя. Однако быстрота движений  и ярость, с
которой это существо атаковало преследуемого,  свидетельствовали об обратном
и  на  действия больном  нисколько  не  походили.  Напротив, фигура настигла
убегающего мужчину и ухватила его  за  горло. Керсти  испустила крик,  когда
охотник схватил свою добычу.
     Жертва   издала  еле  слышный   жалобный   стон,   насколько   позволял
изуродованный рот. Но противник лишь еще крепче сжал горло несчастного. Тело
содрогнулось,  начало корчиться,  ноги  задрыгались.  Из  глаз,  носа и  рта
хлынула кровь.
     Горячие  ее  капли  брызнули   Керсти  в  лицо.  Это  пробудило  ее  от
оцепенения,  сковавшего ужасом все тело.  Время ждать и наблюдать кончилось.
Керсти бросилась бежать.
     Монстр не погнался за  ней. Она достигла лестницы и уже начала  сбегать
вниз,  стуча  каблучками,  когда ее  настиг голос.  Голос  оказался  странно
знакомым...
     - А... Так ты здесь, - сказал он.  В нем звучали тающие интимные нотки,
славно он обращался к знакомой. Она остановилась.
     - Керсти, - сказал он. - Подожди немножко.
     Разум  подсказывал  ей - беги! Но  тело отказывалось повиноваться этому
мудрому приказу. Оно все силилось вспомнить, кому же принадлежал этот голос,
глуховато звучавший из-под бинтов. У  меня еще  есть  время бежать, твердила
она себя я  опередила его ярдов на  восемь.  Керсти  обернулась взглянуть на
преследователя. Тело в  его руках свернулось калачиком, как лежат младенцы в
утробе матери, ноги прижаты к груди. Зверь бросил его на пол.
     -  Ты...  его  убил...  -  прошептала  она.  Существо  кивнуло. Оно  не
оправдывалось и не раскаивалось - ни перед жертвой, ни перед свидетелем.
     - Мы его попозже будем оплакивать, - сказал он и сделал шаг к ней.
     - Где Джулия? - спросила Керсти.
     - Не паникуй. Все в порядке, -  ответил голос. Она уже почти вспомнила,
кому он принадлежал.
     И, немного  растерявшись, сошла  еще  на одну  ступеньку вниз, опираясь
рукой о стену, словно боясь потерять равновесие.
     - Я видел тебя... -  продолжало существо. - Думаю, ты меня тоже видела.
В окне...
     Любопытство разгорелось  против  самой  ее  воли.  Выходит,  эта  тварь
находится в доме уже давно? Если так, то Рори наверняка должен... И тут  она
вспомнила, чей это голос.
     - Да. Ты помнишь. Теперь я вижу, ты все помнишь...
     Это  был  голос  Рори,  вернее,  очень  похожий  на  его  голос.  Более
гортанный,  более самоуверенный, но  сходство было настолько  очевидным, что
ноги  ее,  казалось, приросли  к месту от удивления, в то время, как  монстр
продолжал приближаться к ней. Вот он уже на расстоянии вытянутой руки...
     Наконец ей удалось побороть оцепенение,  и она  повернулась и бросилась
бежать. Но было уже поздно. Она почувствовала его в  шаге за  спиной,  затем
ощутила, как скользкие пальцы чудовища впились ей в шею. Из горла поднимался
отчаянный  крик,  но  не  успел  вырваться  наружу  -  изуродованная  ладонь
опустилась  на ее лицо, не только заглушив  его,  но  и не давая возможности
дышать.
     Он легко приподнял ее и потащил обратно - в том направлении, откуда она
пришла. Все попытки вырваться из стальных объятий  оказались напрасными, все
раны, которые  наносили ее  пальцы, впиваясь в  его  тело,  срывая повязки и
погружаясь в сырое мясо  под ними, не  производили на него,  по крайней мере
внешне, никакого впечатления. В  какой-то момент она с  ужасом осознала, что
каблуки ее колотят  труп, лежащий на  полу.  И почти тотчас же ее втащили  в
комнату, откуда появлялись  все  эти  живые  и мертвые  существа. Там  пахло
прокисшим молоком и парным мясом. Касаясь  пола,  она чувствовала, что доски
его мокрые и скользкие.
     Желудок ее, казалось,  вот-вот  вывернет  наизнанку.  И  она  не  стала
сдерживаться,  но,  содрогаясь и  кашляя,  выблевывала все  его  содержимое,
пребывая в смятении и страхе от того, что может последовать дальше.
     Она не в состоянии была уследить, что происходило в комнате в следующую
минуту.  На  миг  показалось,  что  она  видит  стоящую  на  пороге  женщину
(Джулию?), затем дверь захлопнулась. Или то была только  ее тень? Как бы там
ни  было, но  взывать о  помощи поздно да  и не к  кому. Она осталась  одна,
наедине с этим кошмаром. Обтерев ладонью губы, она поднялась на ноги.
     Свет  с  улицы проникал через щели  в кусках  газеты, затеняющей  окно,
испещряя комнату бликами, словно лучи солнца сквозь ветви деревьев. И сквозь
это кружевное сияние к ней, принюхиваясь, двигалось чудовище.
     - Ну же, иди к папочке,  - сказало  оно... Ни разу за все свои двадцать
шесть лет жизни ей не было легче ответить отказом на зов.
     - Не смей  меня  трогать!  - взвизгнула  она. Создание слегка  склонило
голову набок, словно  упиваясь  наслаждением  при виде  полной беспомощности
своей жертвы.
     Затем надвинулось на нее, излучая гной, смех и - о, Господи, спаси ее и
помилуй - желание!
     В полном отчаянии она отодвинулась еще на несколько дюймов и забилась в
угол, дальше отступать было просто некуда.
     - Ты меня не помнишь? - спросил он. Она покачала головой.
     - Фрэнк, - последовал ответ. - Я брат Фрэнк...
     Она  виделась  с Фрэнком только однажды, на Александра  Роуд. Он как-то
зашел  туда  днем,  как раз  накануне  свадьбы, это  все, что  она  помнила.
Впрочем,  не  все,  она  еще  помнила, что тогда возненавидела его с первого
взгляда.
     - Оставь меня в покое! - крикнула она, когда он протянул к  ней руку. В
прикосновении  его запачканных кровью  пальцев к груди была какая-то мерзкая
утонченность.
     - Нет! - взвизгнула она. - О, Господи, да помогите же хоть кто-нибудь!
     - Что толку кричать? - произнес голос Рори. - Что ты сможешь сделать?
     Ничего - ответ был совершенно  очевиден. Она была абсолютно беспомощна,
как бывало с ней только во сне:  в сновидениях, наполненных сценами погони и
нападений,  которые  ее  воображение всегда  рисовало ей,  -  где-нибудь  на
пустынной темной улице бесконечной ночью. Но  никогда, даже в самых страшных
и фантастичных из ее видений  не смела она предположить, что ареной подобных
действий  может  стать комната, мимо которой она проходила  десятки  раз,  в
доме,  где  она  совсем недавно была счастлива  и  так  веселилась,  и,  что
называется, средь  белого, пусть  и  пасмурного дня.  Безнадежным  и  полным
отчаяния жестом она оттолкнула настырную руку.
     -  Не будь  со мной  жестока, - пробормотало  существо,  и его  пальцы,
упрямые и бесстрашные, словно осы в октябре, снова коснулись ее тела. - Чего
пугаться?
     -  Там,  за   дверью...  -  начала  она,  думая  об   ужасном   видении
изуродованного человека на площадке.
     -  Но должен  же  человек чем-то  питаться, - ответил  Фрэнк.  - И  ты,
разумеется, простишь мне это, а?
     Почему она чувствует его прикосновения, удивлялась она про себя. Почему
ее  нервы не  разделяют ее отвращения, почему не  онемеют,  не умрут под его
омерзительной лаской?
     -  Этого нет.  Этого  просто не может быть, - прошептала  она, но зверь
лишь расхохотался.
     - Я и сам так иногда себе говорил, - сказал он. - День за днем, ночь за
ночью... Старался как-то отогнать страдания, не думать о них. Но  у  тебя не
получится.  Тебе  придется  вкусить все  сполна.  Ничего не  попишешь.  Надо
терпеть, все придется вытерпеть...
     Она понимала, что  он  прав. Прав той  отталкивающей  наглой  правотой,
которую только монстры осмеливаются высказывать вслух. Ему нет нужды льстить
или обхаживать ее; ему нечего доказывать и не в чем убеждать. Его обнаженная
простота и откровенность - на  грани извращения. За  гранью лживых уверений,
присущих вере, за пределами морали и нравственности.
     И  еще  она  понимала, что  вынести этого  не способна.  Что когда  все
просьбы и мольбы ее иссякнут и Фрэнк будет продолжать стремиться осуществить
свои низменные намерения,  она будет  кричать, так  кричать,  что  весь  дом
содрогнулся.
     На  карту поставлены сама ее  жизнь и рассудок,  и, чтобы сохранить их,
иного выхода нет - надо бороться, действовать, и быстро.
     И вот, прежде чем Фрэнк успел навалиться на нее всей своей тяжестью, ее
руки взлетели и пальцы  вонзились  в его глазницы  и рот. Плоть под  бинтами
оказалась  мягкой и  вязкой на ощупь,  словно желе, она легко  поддавалась и
испускала влажный жар.
     Зверь взвыл, хватка его ослабела. Улучив момент, она вывернулась из-под
него, отлетела, ударилась о стену и на секунду почти лишилась сознания.
     Фрэнк издал еще  один  вопль.  Она не  стала  ждать, пока он  опомнится
окончательно, -  скользнула  вдоль  стены,  не слишком доверяя своим ногам и
боясь остаться без опоры,  к двери. По пути  нога ее задела открытую банку с
консервированным имбирем, она покатилась по полу, расплескивая сироп.
     Фрэнк развернулся  к  ней  лицом - бинты в тех  местах, до  которых она
достала, размотались  и свисали алыми  космами.  Под  ними  виднелись  голые
кости. Он бегло ощупывал рукой свои рани,  словно измеряя степень нанесенных
ему повреждений, и издал звериный вой.
     Может, она  лишила  его  зрения?  Сомнительно.  Даже  если и  так,  ему
понадобится   не  более  нескольких  секунд,  чтобы  обнаружить  ее  в  этой
относительно  небольшой комнате, и тогда его ярость не будет знать пределов.
Ей надо успеть добраться до двери прежде, чем он найдет ее.
     Напрасные надежды! Не успела  она сделать и  шага, как он отнял руки от
лица и обежал глазами комнату. Конечно  же,  он ее увидел, сомнений нет. Еще
через секунду он уже кинулся к ней с удвоенной яростью.
     У ног ее валялся какой-то домашний хлам. Самым тяжелым на вид предметом
казалась  деревянная шкатулка. Она нагнулась и  схватила  ее.  И едва успела
выпрямиться,  как  он вихрем налетел на нее. Она испустила  гневный  крик  и
ударила его  шкатулкой по  голове.  Удар получился  сильным, кость треснула.
Зверь отпрянул, и она  рванулась к двери, но, прежде  чем успела ее открыть,
тень накинулась  на нее  сзади и отшвырнула назад, через всю комнату. Он тут
же кинулся к ней.
     На сей раз им  руководило лишь одно стремление -  убить, уничтожить ее.
Оно  читалось в его бросках и  выпадах, их ярость и целенаправленность могли
сравниться разве что с быстротой, с которой она  от них уворачивалась. И все
же  один  из трех  ударов  достиг  цели.  На  ее лице и  верхней части груди
появились  раны;  она изо всех сил старалась не  потерять сознания при  виде
собственной крови.
     Уже оседая  на пол под его напором, она вдруг вспомнила  о найденном ею
оружии. Ведь  шкатулка до сих пор  у нее в руке...  Она подняла  руку, чтобы
нанести  удар, но тут взгляд Фрэнка  упал на  шкатулку,  и атака моментально
прекратилась. Оба они замерли, тяжело дыша; в эти считанные секунды в голове
Керсти  промелькнула мысль: а не проще ли умереть прямо сейчас, чем бороться
дальше? Но тут Фрэнк протянул к ней руку и прошептал:
     - Дай сюда...
     Наверное,  он просто  хочет лишить ее  единственного оружия. Но  она не
такая дура, чтоб с ним расстаться.
     - Нет,  -  ответила она.  Он попросил  снова,  на этот раз в его голосе
отчетливо звучала тревога. Похоже, эта шкатулка очень дорога ему и он боится
испортить ее, отнимая силой.
     - Последний раз  прошу, - сказал он. -  Отдай  по-хорошему. Иначе убью.
Отдай шкатулку!
     Она взвесила свои шансы: ну что она теряет?
     -   Скажи   "пожалуйста"...   -   пробормотала   она.  Он   окинул   ее
насмешливо-презрительным взглядом, в горле  нарастало глухое рычание.  Затем
вежливо, как послушный ребенок, произнес:
     - Пожалуйста...
     Слово послужило  для нее сигналом. Она размахнулась и  резко, изо  всех
сил, насколько позволяла нетвердая дрожащая рука, швырнула  шкатулку в окно.
Она пролетела  в  трех дюймах от  головы Фрэнка,  разбила стекло и  вылетела
наружу.
     - Нет!  -  взревел  он и  в долю секунды оказался у окна.  -  Нет! Нет!
Нет!!!
     Она  подбежала  к  двери, ноги у  нее  подкашивались.  Вот  она уже  на
площадке.  Главным  препятствием  оказалась  лестница,  но  она вцепилась  в
перила, точно старуха, и добралась до прихожей, не упав.
     Сверху доносились какой-то шум и грохот. Он что-то кричал ей вслед. Нет
уж, на этот раз он ее не поймает. Она бросилась к входной двери и распахнула
ее.
     За то время, что она  находилась в доме,  облака рассеялись и на  улице
посветлело - солнце посылало на землю прощальные лучи, прежде чем опуститься
за горизонт.  Моргая и щурясь от этого яркого света, она пошла по дорожке  к
калитке.  Под  ногами  хрустели  стекла, среди  осколков  она  заметила свое
оружие. Автоматическим жестом она подобрала шкатулку, как сувенир, на память
и бросилась бежать. Уже оказавшись на  улице, забормотала какие-то невнятные
слова,  словно жаловалась кому-то, вспоминая случившееся. Но  Лодовико-стрит
оказалась  безлюдной, и она прибавила шагу, потом снова побежала и бежала до
тех пор,  пока не  сочла, что ее и забинтованное  чудовище в доме  разделяет
теперь достаточное расстояние.
     Она  была словно в  тумане.  На какой-то  незнакомой  улице ее окликнул
прохожий и спросил, не нужна  ли помощь.  Этот добрый жест совершенно сразил
ее,  ибо  для того, чтобы  дать членораздельный  ответ,  требовалось слишком
большое  усилие. И тут нервы ее окончательно сдали, и все вокруг погрузилось
во мрак.



        10

     Она пробудилась и обнаружила, что попала в  снежный буран, таковым,  во
всяком  случае, было первое впечатление. Над ней - абсолютная  белизна, снег
на  снегу. Кругом снег:  она лежала на  нем, голова тоже утопала в белом. От
этой пустоты и чистоты затошнило. Казалось, снег лезет в горло и глаза.
     Она подняла руки  и поднесла их  к  лицу: они  пахли незнакомым  мылом,
резкий, грубый запах. Наконец удалось  немного  сфокусировать зрение: стены,
белоснежные простыни, лекарства на тумбочке у постели. Больница...
     Она позвала на помощь.  Часы или  минуты спустя -  она так и не поняла,
сколько прошло времени, - помощь  явилась. В лице медсестры, которая сказала
просто:
     - А-а, вы проснулись.
     И тут же ушла, видимо, за врачом.  Когда они пришли,  она не сказала им
ничего. За то время, пока  сестра ходила за  врачами,  она решила,  что  это
история  не из тех, которую можно им  поведать. Возможно,  завтра она отыщет
слова, которые смогут убедить их в том, что все случившееся с ней -  правда.
Но сегодня?.. Стоит ей только попробовать, и они тут же начнут гладить ее по
головке и убеждать, что все это ерунда, что все это ей просто приснилось или
же то  были галлюцинации. А если она  будет упорствовать и  стоять на своем,
они,  чего  доброго,  еще  усыпят  ее,  что  только  осложнит  ситуацию.  Ей
необходимо время подумать.
     Все это она взвесила и прокрутила в голове до их прихода, так что когда
ее спросили, что же произошло, ответ уже был готов. Я вся, словно в  тумане,
сказала  она  им, с  трудом  удалось вспомнить  даже  собственное  имя.  Они
успокоили ее, уверив, что все войдет в норму и память  вернется, на  что она
коротко  ответила, что так оно,  наверное, и будет.  А теперь спать, сказали
они, и  она  ответила, что будет  просто счастлива  уснуть и  даже притворно
зевнула. С этим они и удалились.
     - Ах, да, - сказал один из  них, уже стоя у двери, - совсем забыл. - Он
достал  из кармана шкатулку  Фрэнка. - Это  вы держали в  руках,  когда  вас
подобрали.  Вы даже  представить себе  не  можете,  с  каким трудом  удалось
вырвать  эту вещицу  у  вас  из  пальцев.  Она что,  очень  вам дорога?  Она
ответила, что нет.
     -  Полиция  уже  осмотрела  ее.  На  шкатулке  была  кровь,  понимаете?
Возможно, ваша. А может, и нет.
     Он подошел к постели.
     - Хотите  взять? - спросил  он ее. А потом  добавил: - Не  бойтесь, она
теперь чистая.
     - Да, - ответила она. - Да, пожалуйста.
     -  Возможно,  эта  вещь  поможет  восстановить  память, -  заметил он и
поставил шкатулку на тумбочку рядом с постелью.


     - Что нам теперь делать? - спрашивала Джулия, наверное, в сотый раз.
     Человек,  забившийся  в  угол, молчал, на его  изуродованном лице  тоже
нельзя было прочесть ответа.
     - Ну что тебе от нее понадобилось? - спросила она. - Ты только испортил
все.
     - Испортил? - удивился монстр. - Тебе, видно, неизвестно  значение этом
слова. Испортил...
     Ей  с трудом  удалось  подавить  гнев.  Мрак,  в котором  он  пребывал,
действовал на нервы.
     - Нам надо уехать, Фрэнк, - сказала она уже более мягким тоном.
     Он метнул в ее сторону взгляд - холодный, как лед.
     - Сюда придут и будут искать,  -  объяснила она. -  Керсти расскажет им
все.
     - Возможно...
     -  Тебе что, все равно, что ли? -  спросила она.  Забинтованный обрубок
человека пожал плечами.
     -  Да, -  ответил  он,  -  конечно.  Но  мы  можем уехать,  дорогая.  -
"Дорогая"...  Слово  звучало  насмешкой,   отголоском  сентиментальности   в
комнате, которая видела только кровь и боль. - Я не могу появиться на  людях
в таком виде, - он указал на свое лицо. - Неужели неясно? Ты только взгляни!
     Она взглянула.
     - Ну, скажи, разве могу?
     - Нет.
     -  Нет, - он  снова опустил  глаза  и  начал  пристально  рассматривать
половицы. - Мне нужна кожа, Джулия.
     - Кожа?
     - Да. Тогда  наверняка... мы сможем пойти с  тобой потанцевать. Ты ведь
этого хочешь, верно?
     Он говорил  о танцах  и смерти с одинаковой небрежной простотой, словно
для него оба эти понятия были равны и малозначимы. Однако этот  тон успокоил
ее.
     -  Как? - спросила она после паузы, имея  в виду, каким именно  образом
можно раздобыть кожу. Впрочем, не только это: в "как" крылось еще и сомнение
- удастся ли ей сохранить рассудок.
     -  Ну,  способ  всегда  можно придумать, было  бы желание,  -  ответило
существо, а изуродованное лицо послало ей воздушный поцелуй.


     Если бы не белые стены, она ни за что не взяла бы  в руки эту шкатулку.
Если  бы  в  палате была  картина, на которой мог остановиться взор, скажем,
изображение вазы с цветами или пейзаж с египетскими пирамидами, любое пятно,
разбивающее монотонность  комнаты, она могла бы  часами  смотреть  на него и
думать.  Но  пустота  и  белизна  были  просто  невыносимы,  не  за что было
зацепиться не только глазу, но и рассудку, и вот она потянулась к тумбочке у
постели и взяла шкатулку.
     Она  оказалась  тяжелей,  чем предполагала  Керсти.  Пришлось  сесть  в
постели, чтобы  как следует рассмотреть ее. Но  рассматривать  было особенно
нечего.   Крышки  обнаружить   не  удалось.  Скважины   для  ключа  -  тоже.
Отсутствовали и петли. Ее можно было с равным успехом перевернуть хоть сотню
раз,  но так и не найти доступа внутрь. Однако внутри шкатулка была полой, в
этом  она была твердо  уверена.  Логика  подсказывала,  что  внутрь  имеется
доступ. Вот только какой?
     Она стучала  по ней, встряхивала, вертела и нажимала на стенки, но  все
напрасно.  И  только  когда перевернувшись в  постели,  Керсти поднесла ее к
свету настольной  лампы,  удалось обнаружить пусть  еле заметную,  но все же
подсказку  к  конструкции этой  загадочной вещицы.  На одной из  граней  она
увидела крошечные трещинки: там, где одна из сторон прилегала  к другой. Они
бы тоже  остались незамеченными, если б внутри не сохранились следы затекшей
туда крови. Прослеживая путь жидкости, можно было выявить сложное соединение
частей.
     И вот, действуя терпеливо и целенаправленно, она начала нащупывать этот
путь  внутрь,  проверяя  каждую   гипотезу  толчками  и  нажатиями.  Трещины
подсказали  общую географию игрушки, без них она могла  бы блуждать  по всем
шести  сторонам  до  бесконечности.  Теперь  же  число  вероятных  вариантов
значительно  сократилось, оттого что она угадала - главное, осталось  только
подыскать наиболее подходящий способ проникновения в шкатулку.
     Через некоторое время ее терпение было вознаграждено. Послышался легкий
щелчок,  и  внезапно  одна  из  сторон  - выдвинулась, блестя  лакированными
боками. Внутри была потрясающая красота. Полированная  поверхность мерцала -
загадочным блеском, словно жемчужина, разноцветные тени пробегали по ней.
     И  еще  там была  музыка. Из шкатулки  донеслась  простенькая  мелодия,
исполняемая   неким   механизмом,  которого   видно  не   было.   Совершенно
очарованная, она с  удвоенным рвением  продолжила свои  изыскания. Хотя один
сегмент  выдвинуть  удалось, другие  никак  не  желали  поддаваться.  Каждый
представлял собой новую  загадку,  бросая  вызов ловкости  пальцев и разуму,
причем каждая очередная  победа вознаграждалась новым оттенком, привнесенным
в мелодию.
     Она трудилась уже над  четвертой  секцией, используя  серию  медленных,
осторожных  поворотов  в  одну  и  другую сторону,  как  вдруг услышала, что
зазвонил колокол. Она прервала свое занятие и подняла глаза от шкатулки.
     Что-то не  так.  Или ее утомленное зрение  играет  с ней  какую-то злую
шутку,   или  же  действительно  снежно-белые   стены  приобрели  нереальный
расплывчатый вид. Оставив шкатулку, она выскользнула из постели  и подошла к
окну.  Колокол  все  звонил  -  печальный  и  мрачный звук.  Она  отодвинула
занавеску  на несколько дюймов. За окном стояла темная ветреная ночь. Листья
неслись по больничной лужайке, словно бабочки, влекомые светом лампы. Как ни
странно,  но колокольный звон доносился вовсе  не  снаружи. Он шел откуда-то
сзади, из-за ее спины. Она опустила занавеску и отошла от окна.
     Не  успела  она  этого  сделать,  как настольная лампа  вдруг вспыхнула
неестественно  ярким  светом.  Инстинктивно  она   потянулась  к  фрагментам
расчлененной шкатулки:  они  были  наверняка как-то связаны  со  всеми этими
странными  явлениями,  она это чувствовала. Но  не успела рука  ее коснуться
головоломки, как свет погас.
     Однако   она  оказалась  вовсе  не   в  темноте,   как  можно  было  бы
предположить.  И  не одна. У изножья  кровати  было  заметно какое-то мягкое
мерцание, и в его бликах различалась фигура. Состояние, в котором находилось
тело  этом существа, не поддавалось описанию - крючки, шрамы.  Однако голос,
которым оно заговорило, не выдавал боли.
     - Это  называется головоломкой Лемаршана,  - сказало  оно, указывая  на
шкатулку.  Она  проследила  за  его  жестом:  фрагменты  шкатулки  вовсе  не
покоились на ладони,  как - можно было бы предположить, но плавали в воздухе
в нескольких дюймах над ней.  Каким-то таинственным образом  шкатулка начала
собираться сама без чьей-либо видимой помощи, фрагменты и детали вставали на
свои места, в то  время  как сама  она при этом вращалась  и  вращалась. Она
успела разглядеть частицу  сверкающего отполированного нутра,  а  в нем, как
показалось,  -  лица  духов, искаженные  то ли мукой, то  ли  просто  плохим
отражением, все они корчили рожи и страшно выли. Затем  все сегменты,  кроме
одного, стали на свои места, а посетитель снова потребовал ее внимания.
     - Шкатулка - это средство разбить преграду,  отделяющую от нереального,
-  сказало  существо.  - Некое  заклинание, с помощью котором можно  вызвать
сенобитов.
     - Кого? - спросила она.
     - Вы сделали это случайно, - заметил посетитель. - Ведь правда?
     - Да.
     -  Это  случалось и  прежде, - сказал он.  - Но теперь -  уже ничего не
исправить. Что сделано, то сделано. Не  существует способа отогнать то,  что
пришло, пока мы в полной мере не...
     - Но это просто ошибка!
     -  Не  пытайтесь  сопротивляться.  Все  уже  вышло  за  пределы  вашего
контроля, любого человеческого контроля. Вам придется последовать за мной.
     Она  отчаянно  замотала  головой.  На ее  долю  выпало  уже  достаточно
кошмаров, хватит на целую жизнь.
     - Никуда  я с вами не пойду! - заявила она. - Черт бы вас  побрал! Я не
собираюсь...
     В это  время  отворилась дверь.  На пороге  стояла  медсестра, лицо  ее
показалось незнакомым, видимо, из ночной смены.
     -  Вы  звали? - спросила она. Керсти  взглянула на  сенобита,  затем на
сестру. Их разделяло не более ярда.
     - Она меня не видит,  - заметил он. -  И не слышит. Я принадлежу только
вам, Керсти. А вы - мне.
     - Нет, - сказала она.
     - Вы уверены? - спросила медсестра. - Мне показалось, я слышала...
     Керсти покачала головой. Все это - безумие, полное безумие!
     - Вам следует быть  в постели,  -  укорила ее сестра. - Эге опасно  для
жизни и здоровья.
     Сенобит хихикнул.
     -  Я  зайду еще, минут  через пять, -  сказала сестра. -  Извольте лечь
спать.
     И она ушла.
     - Нам  тоже  пора, -  заметило существо. - А  она пусть себе продолжает
латать дыры на людях. Вообще больница - удручающее место, вы не находите?
     -  Вы  не посмеете! -  продолжала  сопротивляться она. Однако  существо
двинулось к  ней.  Связка  колокольчиков, свисающих с  тощей  шеи,  издавала
легкий звон. От вони, исходившей от чудища, ее едва не вырвало.
     - Пощадите! - воскликнула она.
     - Давайте  без слез, прошу вас. Только пустая  трата.  Они вам скоро ох
как пригодятся!
     -  Шкатулка - крикнула она  в полном отчаянии.  - Вы  не хотите  знать,
откуда у меня эта шкатулка?
     - Не очень.
     - Фрэнк Коттон,  - сказала она. - Вам это  имя ничего не говорит? Фрэнк
Коттон.
     Сенобит улыбнулся.
     - Ах, да. Мы знаем Фрэнка.
     - Ой тоже разгадал секрет этой шкатулки, я права?
     - Он хотел наслаждений.  И мы  их ему предоставили. А  потом он  просто
удрал.
     - Хотите, я отведу вас к нему?
     - Так он жив?
     - Очень даже жив. Живее не бывает.
     - Так вот что  вы  мне предлагаете...  Чтобы я забрал его обратно к нам
вместо вас?
     - Да, да. Почему бы нет. Да!
     Сенобит отошел от нее. Комната испустила легкий вздох.
     -  Что ж, соблазнительное предложение, - сказало существо. Затем, после
паузы,  добавило:  - А вы  меня  не  обманываете? Может, это  ложь  с  целью
выиграть время?
     -  Боже, я же знаю, где он! - воскликнула она. - Он сделал со мной это.
- И она протянула сенобиту изуродованные шрамами руки.
     - Но  смотрите... Если  вы лжете,  если вы просто хотите  таким образом
выкрутиться...
     - Да нет, нет!
     -  Тогда доставьте  нам  его  живым...  -  Ей  захотелось  зарыдать  от
облегчения.
     - Пусть  признается во всех своих провинностях. И возможно, тогда мы не
станем раздирать на куски вашу душу...



        11

     Рори стоял в прихожей и смотрел на Джулию, его Джулию, женщину, которой
он однажды поклялся идти по жизни рука об  руку, пока смерть не разлучит их.
В то время казалось, что  сдержать  эту  клятву совсем просто. Насколько  он
помнил,  он все время идеализировал  ее, возводил на пьедестал, грезил о ней
ночами,  а  дни проводил за  сочинением любовных  стихотворений;  совершенно
диких и неумелых, посвященных ей. Но все изменилось, и он, наблюдая за этими
изменениями,  пришел   к  выводу,  что  худшие  мучения  доставляют   именно
малозначимые, почти неуловимые мелочи. Все  чаще наступали моменты, когда он
предпочел бы смерть под копытами диких лошадей бесконечным  терзаниям  из-за
подозрений, совершенно отравивших его существование в последнее время.
     Теперь, когда он глядел  на нее, стоявшую у лестницы, ему  невообразимо
сложно было  представить, как счастливо и хорошо все некогда скрывалось. Все
было похоронено под грудой сомнений и грязи.
     Лишь одно  немного  утешало его сейчас -  то, что  она  выглядит  такой
встревоженной. Возможно, это означает, что сейчас, сию минуту она признается
ему во всех своих прегрешениях, и он, конечно же, простит ее, и, конечно же,
эта  сцена  будет сопровождаться  морем  слез,  бурным  раскаянием  с  ее  и
пониманием с его стороны.
     - Ты что-то кислая сегодня, - осторожно заметил он.  Она собралась было
что-то сказать, но не решилась, потом, набравшись духу, произнесла:
     - Мне очень трудно, Рори...
     - Что трудно?
     Она, похоже, вообще передумала говорить.
     - Что именно трудно? - настаивал он.
     - Мне так много надо тебе объяснить...
     Рука  ее,  заметил он,  так крепко вцепилась  в  перила,  что  побелели
костяшки пальцев.
     -  Я слушаю, - сказал он. Он все равно будет любить ее, в чем бы она ни
призналась. Если, конечно, она будет искренней до конца... - Говори.
     - Я думаю, может... может, будет  лучше, если я скажу тебе кое что... -
и с этими словами она начала подниматься по лестнице. Он последовал за ней.


     Ветер,  подметавший  улицу, теплым  назвать было никак нельзя, судя  по
тому, как прохожие поднимали воротники и отворачивали от нем лица. Но Керсти
не чувствовала  холода. Возможно, дело было в невидимом спутнике, защищавшем
ее от холода, окутывая  ее  жаром, на котором издавна поджаривали грешников?
Или это, или же причина крылась  в  том,  что она была  слишком  напугана  и
возбуждена, чтоб вообще чувствовать что-либо.
     Впрочем,  первое  не совсем точно.  Она не боялась. Ее  обуревали  куда
более сложные чувства. Она отворила дверь  - ту самую дверь, которую некогда
открыл брат Рори  - и теперь находилась  в обществе  демонов. А в конце пути
она  сможет отомстить. Она  найдет то, что мучило  и  разрывало ее  душу  на
части,  и  заставит  его  испытать  то   же  ощущение  полного  отчаяния   и
беспомощности, которое совсем  недавно испытывала сама. Она  будет наблюдать
за  тем,  как  он корчится в муках.  Мало того - она будет наслаждаться этим
зрелищем. Боль и страдания превратили ее в садистку.
     Выйдя на Лодовико-стрит,  она обернулась - посмотреть, где же  сенобит.
Но  его не было видно. Несмотря на  это,  она  решительно двинулась  к дому.
Определенного плана у  нее не было;  слишком уж  много  различных вариантов,
чтобы  как-то рассчитать.  Взять хотя бы один нюанс: будет ли там Джулия,  и
если да, то каким  образом  вовлечена она во все это? Маловероятно, что  она
лишь невинный наблюдатель. Но  возможно  и другое:  что, если ее  поступками
руководил  страх? Что,  если  она  просто испугалась  Фрэнка?  Что ж,  через
несколько минут она получит ответы на все эти вопросы. Она позвонила в дверь
и приготовилась ждать.
     Дверь открыла Джулия. В руках у нее был кусочек белого кружева.
     - Керсти, -  сказала  она с виду  нисколько  не  удивленная  появлением
девушки. - Уже поздно...
     Первыми словами Керсти были:
     - Где  Рори?  -  не  совсем  то,  что  она  собиралась сказать,  но это
вырвалось непроизвольно.
     - Дома, - спокойно ответила Джулия, словно утешая капризного ребенка. -
А что случилось?
     - Я бы хотела его видеть, - ответила Керсти.
     - Рори?
     - Да.
     И она переступила порог, не дожидаясь приглашения. Джулия не возражала,
лишь затворила за ней дверь. Только теперь Керсти  ощутила холод. Она стояла
в прихожей и вся дрожала.
     - Ты выглядишь просто ужасно, - заметила Джулия.
     - Я была  здесь днем,  - выпалила Керсти. -  Я видела,  что  произошло,
Джулия. Видела!
     - А что, собственно, произошло? - последовал вопрос.
     Джулия и бровью не повела.
     - Сама знаешь.
     - Честное слово, нет. Мне надо поговорить с Рори.
     - Ну, конечно, почему нет? - ответила Джулия. -  Только смотри,  будь с
ним поосторожнее. Он что-то неважно себя чувствует.
     Она  провела Керсти в столовую. Рори сидел за  столом,  в  руке бокал с
выпивкой,  на столе бутылка. Рядом на стуле лежало  перекинутое через спинку
свадебное платье Джулии. Только тут  она догадалась, что за кружево  держала
Джулия в руке - свадебную фату.
     Рори выглядел  куда хуже,  чем она  ожидала. На лице и у  корней  волос
запеклась кровь. Он приветствовал ее теплой, но несколько усталой улыбкой.
     - Что случилось? - спросила она его.
     -  Сейчас уже  все  в  порядке, Керсти,  все  нормально,  -  ответил он
шепотом. - Джулия мне все рассказала... И теперь все о'кей.
     - Нет,  - мотнула она головой, подозревая, что рассказали ему далеко не
все.
     - Ты ведь приходила сюда сегодня?
     - Да.
     - Очень неудачное было выбрано время...
     - Но ты...  ты же сам  просил  меня...  -  она  покосилась  на  Джулию,
стоявшую у дверей, затем снова перевела взгляд на Рори. - Я сделала так, как
ты хотел.
     - Да,  я знаю,  знаю. Мне  очень жаль,  что  ты  влипла в  такую жуткую
историю.
     - А ты знаешь, что сделал твой братец? - спросила она. - Знаешь, что он
сотворил?
     -  Я знаю достаточно, - коротко ответил Рори. - Но главное  это то, что
теперь все кончено.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Я постарался исправить все, что он сделал, и...
     - Что значит кончено?
     - Он умер, Керсти.
     ("...доставьте  его  нам  живым...  и,  возможно, тогда  мы  не  станем
раздирать на куски вашу душу...")
     - Умер?
     - Мы уничтожили его, я и  Джулия. Это было несложно. Он считал, что мне
можно доверять, полагая, что кровь -  не водица. Так вот,  на деле оказалось
иначе. Я подумал, что наилучший вариант - избавить человека от мучений и...
     Внутри  у  Керсти все похолодело, желудок  болезненно  заныл. Наверное,
сенобиты  уже  вонзили в нее  свои крючки и скоро начнут вытаскивать из  нее
внутренности.
     - Ты была так добра, Керсти. Так рисковала, придя сюда...
     Она почувствовала чье-то невидимое присутствие у своего плеча.
     "Давай сюда свою душу", - пробормотало существо.
     -  Я, конечно,  пойду в участок и сделаю соответствующее заявление, как
только почувствую себя лучше. Постараюсь найти способ объяснить им...
     - Ты убил его? - спросила она.
     - Да.
     - Не верю... - пробормотала Керсти.
     - Отведи ее наверх, - сказал Рори Джулии. - И покажи.
     -  Ты действительно хочешь  видеть? -  спросила Джулия. Кивнув,  Керсти
последовала  за ней. На площадке оказалось  теплее, чем внизу, а  воздух был
серым и  жирным, словно вода после мытья посуды. Дверь в комнату Фрэнка была
распахнута  настежь. Тело, лежавшее на голых досках пола  в обрывках бинтов,
казалось, еще дымилось. Шея  была свернута, голова  безжизненно  свисала  на
плечо. Кожа была содрана со всего тела - с головы до ног.
     Керсти отвернулась, ее затошнило.
     - Ну, довольна? - спросила Джулия. Не ответив, Керсти вышла из  комнаты
и направилась к лестнице. Воздух вокруг нее обрел подвижность.
     ("Ты проиграла",  - шепнул ей  кто-то на ухо.  "Знаю",  -  пробормотала
она.)
     Тут же зазвонил колокол, оплакивая ее, и  совсем рядом послышался шорох
крыльев, словно  промчалась  невидимая  стая  птиц.  Она  побежала  вниз  по
ступенькам, моля  Бога о  том, чтоб  ее  не  успели схватить прежде, чем она
достигнет  двери. Если они собираются  вырвать у  нее сердце, пусть хотя  бы
Рори  не  будет  свидетелем этом  ужасного зрелища. Пусть запомнит ее такой,
какой  она была: сильной, с  улыбкой на  устах,  а не  мольбами  и жалобами.
Позади раздался голос Джулии:
     - Куда ты? - Поскольку ответа не последовало, она продолжила: - Ты ведь
никому не  расскажешь, да, Керсти? -  настойчиво спрашивала  она. - Мы  сами
разберемся с этим делом, Рори и я...
     Видимо, ее голос отвлек Рори от выпивки. Он проявился в прихожей. Раны,
которые нанес ему Фрэнк,  оказались куда  более  серьезными,  чем показалось
Керсти на  первый  взгляд. Все  лицо было  в синяках, кожа на шее  оборвана.
Подойдя к ней, он придержал ее за руку.
     -  Джулия  права,  - сказал  он. - Мы сами  сообщим обо всем в полицию,
договорились?
     Ей хотелось сказать ему так много, но времени ухе не осталось. В голове
все более  громким  эхом  отдавался звон колокола.  Казалось,  некая ужасная
невидимая сила обмотала ей горло ее же внутренностями и  все туже затягивает
узел.
     - Слишком поздно, - пробормотала она и отстранила его руку.
     - Что ты хочешь  этим сказать? - спросил он. Она уже шла к  двери. - Не
надо, не ходи, Керсти. Еще не время. Скажи, что ты собираешься делать?
     Тут  она не  удержалась  и обернулась  - взглянуть  на него  еще  один,
последний раз, надеясь, что он сумеет прочитать на ее лице все.
     - Все  в порядке, - сказал он  мягко, все еще пытаясь  остановить ее. -
Все хорошо, правда. - И он раскрыл объятия. - Ну, иди же к папочке!
     Сама  эта фраза, казалось, никак не могла принадлежать  Рори. Некоторые
мальчики,  повзрослев,   так  никогда  и  не  становятся  "папочками",   вне
зависимости от того, сколько произвели на свет детей.
     Керсти прислонилась  к стене, чтоб  немного успокоиться. С ней  говорил
вовсе не Рори. Это был Фрэнк. Каким-то образом это оказался Фрэнк...
     Она пыталась сосредоточиться на этой мысли, борясь со все усиливающимся
звоном колоколов. Таким громким, что от него, похоже, вот-вот лопнет голова.
Рори все еще улыбался, глядя  на нее, руки его были распахнуты  для объятий.
Он продолжал говорить что-то, но она  не слышала слов. Расплывчатые движения
губ, что формировали эти слова, выталкивали их наружу, но все заглушал звон.
И она была благодарна ему - глаза говорили правдивей слов.
     - Я знаю, кто ты, - неожиданно  заявила она, не уверенная, слышит он ее
или нет,  но  абсолютно уверенная в  истинности сказанного.  Тело  Рори там,
наверху, забросанное сорванными  с  Фрэнка  бинтами.  Содранная  с него кожа
переставлена на тело брата, брак скрепила пролитая кровь. Да, именно так оно
и было.
     Удавка на  ее  горле  стягивалась все туже. Через  несколько секунд они
выволокут  ее отсюда.  В  отчаянии  она  обернулась,  пытаясь  разглядеть  в
царившем в коридоре полумраке лицо Рори.
     -  Это  ты...  - сказала  она.  Лицо  улыбнулось, сохраняя  по-прежнему
невозмутимое выражение. Она развернулась и бросилась на него. Он отступил на
шаг, застигнутый врасплох, стараясь увернуться от ее  броска,  движения  его
были преисполнены ленивой звериной  грации. Звон колоколов стал невыносимым,
он разрывал ее душу, вонзался в мозг, превращая его в прах.
     Уже находясь на грани безумия, она снова протянула к нему руку, на этот
раз он  увернуться  не успел.  Ее  ногти царапнули щеку. Кожа, лишь  недавно
пересаженная  на  лицо,  сползла,  точно кусок  шелка. Кровавое мясо под ней
являло собой ужасное зрелище. Джулия вскрикнула. И внезапно звон колоколов в
голове Керсти прекратился. Теперь они звучали в доме, во всем мире.
     Лампочки в  прихожей  вдруг  вспыхнули  неестественно  ярко,  а  затем,
видимо, от перегрузки, перегорели.  На какое-то  мгновение воцарилась полная
тьма. И тишина. Единственное, что, ей казалось, она  слышала - это невнятное
бормотание собственных губ.  Затем вдруг языки пламени начали лизать стены и
пол. Воздух  в  прихожей затанцевал от  их бликов.  В одну секунду помещение
превратилось в скотобойню (стены окрасились пурпурно-красным); в следующую -
в будуар (голубовато-пепельный; канареечно-желтый); затем - в узкий туннель,
по которому мчался поезд с духами - сплошная скорость, вихрь и пламя.
     Во время одной особенно сильной вспышки она увидела, что Фрэнк движется
к ней,  искаженное лицо Рори сползало у него с подбородка. Она увернулась от
вытянутой  руки и,  поднырнув  под  нее, бросилась в  комнату.  Дышать стало
легче, и она поняла, что сенобиты, очевидно, осознали свою ошибку. Скоро они
вмешаются, это несомненно, и положат конец этому фарсу и путанице. Но она не
станет  ждать, пока они схватят Фрэнка, с нее хватит. Вместо этом она убежит
из проклятом дома через заднюю дверь и предоставит действовать им.
     Впрочем, ее оптимизму суждена  была  недолгая жизнь. Пламя в  прихожей,
отбрасывая  свет  в  столовую,  разгоралось.  В   его  отблеске  можно  было
различить, что в комнате творится что-то неладное.
     По  полу  что-то двигалось, похожее  на пепел, сметаемый ветром, стулья
подпрыгивали  и зависали в воздухе. Пусть она  - невинная и чистая  душа, но
силам, вселившимся в нее, наплевать на эти подробности: она чувствовала, что
стоит сделать хотя бы один шаг - и произойдет нечто ужасное.
     Минутная  растерянность, в  которой  она  пребывала,  позволила  Фрэнку
настичь  ее; он  уже протянул руку, но тут пламя в  прихожей  погасло  и под
покровом  тьмы  ей   удалось  выскользнуть.  Впрочем,   передышка  оказалась
недолгой. Новые  оранжево-красные язычки начали лизать стены, и он кинулся к
ней с удвоенной яростью, преграждая путь к задней двери.
     Что  же они медлят, не забирают его, о, Господи?!  Разве не привела она
их к нему, как обещала, и разве не помогла разоблачить его?
     Фрэнк  распахнул  пиджак. За  поясом  был  заткнут  окровавленный  нож,
настоящее орудие  убийства. Несомненно, он сдирал им кожу. Он выхватил его и
замахнулся на Керсти.
     - Отныне и навсегда, - начал он, подходя к ней,  - чтоб ты запомнила: я
- Рори!
     У нее не  было другого выхода, как  отступить; дверь, а  вместе с ней и
надежда обрести свободу и сохранить разум, удалялась с каждым шагом.
     - Поняла? Теперь я - Рори. И никто не должен ничего знать!
     Она  задела  каблуком  о   ступеньку  и   в  тот  же   момент  внезапно
почувствовала, как чьи-то  руки,  просунувшись через  перила, схватили  ее и
вцепились  в волосы. Она извернулась и посмотрела  назад. Конечно же Джулия,
измятое, лишенное какого-либо выражения лицо. Сильно  дернув за волосы,  она
заставила  Керсти  откинуть  голову, подставляя ее  шею  сверкавшему в  руке
Фрэнка ножу.
     В последний момент Керсти удалось схватить Джулию за руку и дернуть изо
всех сил.  Потеряв  равновесие и  моментально  отпустив свою жертву,  Джулия
слетела  с третьей или четвертой ступеньки и, испустив  вопль,  упала  между
Фрэнком  и Керсти. Нож был занесен для удара и избежать его не удалось -  он
вошел  Джулии  в бок по самую рукоятку. Она застонала и покатилась по полу с
застрявшим в ее теле кинжалом.
     Фрэнк, похоже, вовсе этого не заметил. Он не спускал а Керсти глаз, они
горели омерзительной  алчностью. Отступать  было  некуда, кроме  как наверх.
Языки пламени  продолжали лизать  стены и  пол, колокола звенели, она  стала
подниматься по ступеням.
     Затем увидела:  ее мучитель не  сразу последовал за ней. Крики Джулии о
помощи отвлекли его и заставили подойти к распростертому на полу возле двери
телу. Он наклонился и - выдернул из бока Джулии нож. Несчастная пронзительно
вскрикнула от боли, он же,  словно намереваясь помочь, опустился рядом с ней
на  колени. Она протянула  к  нему руки,  надеясь отыскать  утешение. Вместо
этого  он приподнял ее голову  и притянул к  себе. Когда  их разделяло  всем
несколько дюймов, Джулия, похоже, догадалась, что намерения ее возлюбленного
совсем  иные. Она приоткрыла рот, собираясь крикнуть, но он впился в ее губы
ртом  и  начал  высасывать  из нее  кровь. Она  билась,  стараясь вырваться.
Напрасно...
     Не в силах более выносить этого ужасного зрелища, Керсти отвела глаза и
поднялась выше.
     На втором этаже спрятаться было негде.  Да и бежать  некуда, разве  что
выпрыгнуть в  одно из окон.  Впрочем, увидев, как  обошелся  Фрэнк  со своей
любовницей, даже  прыжок  с  высоты Керсти считала приемлемым выходом. Пусть
при падении она переломает все кости, зато лишит монстра возможности пить из
нее кровь.
     Пожар, по-видимому,  разгорался все сильней, лестница окуталась вонючим
дымом.  Она, спотыкаясь,  брела по коридору почти вслепую, цепляясь за стену
пальцами. Снизу послышались  какие-то  звуки. Похоже, Фрэнк,  расправился  с
Джулией.
     Да, вот он приблизился к лестнице и, подняв голову, повторил бесстыдный
призыв:
     - Иди к папочке!..
     Ей  пришло  в голову, что  сенобиты, вероятно, наслаждаются созерцанием
этой погони  и не вступят  в  дело до тех -  пор, пока на арене не останется
лишь один игрок - Фрэнк. Она же всего лишь фант в этой игре.
     - Сволочи... - пробормотала она, от всей души надеясь, что они услышат.
     Она дошла уже почти до конца коридора. Перед ней была дверь в кладовку.
Интересно, есть ли  там окно, достаточно большое, чтоб  протиснуться в  нем?
Если да,  тогда она  выпрыгнет,  и  будь они  все прокляты,  все - и Бог,  и
дьявол, и те, что болтаются между ними! Чтоб им всем пусто было, и даже если
она упадет и разобьется, по крайней мере смерть будет легкой и быстрой.
     Фрэнк снова  окликнул ее, уже  с лестницы. Она  повернула ключ в замке,
открыла дверь и скользнула в кладовку.
     Да, там было окно, незаверенное, через него в комнату струился волшебно
прекрасный лунный свет,  озаряя  собранный в комнате  хлам:  старую  мебель,
какие-то  коробки...  Она пробралась  через это нагромождение  к  окну.  Оно
оказалось приоткрытым дюйма на два.
     Керсти вцепилась пальцами в раму и попыталась приподнять ее, но оконный
переплет  давно прогнил,  и руки  ее оказались недостаточно сильными,  чтобы
справиться с этой задачей.
     Она  стала торопливо  озираться  в поисках какого-нибудь  рычага, в  то
время  как  ее  мозг хладнокровно  отсчитывал  число  ступеней,  по  которым
поднимался  ее  преследователь,  и  время, необходимое  ему, чтоб преодолеть
разделяющее их расстояние. Секунд двадцать, не  больше, решила она и, сорвав
крышку с одной из коробок, обнаружила за ней...  мертвеца - остановившимися,
дико расширенными  глазами он  смотрел  прямо на нее.  Все тело у  него было
изломано,  руки  буквально  расплющены  и  перекручены,   ноги  подогнуты  к
подбородку. Она  уже  было открыла рот, чтоб завопить от  страха, как  вдруг
услышала за дверью голос Фрэнка.
     - Где ты? - окликнул  он. Она  зажала ладонью рот,  не давая  вырваться
крику. Ручка двери слегка  повернулась. Она метнулась в сторону к спряталась
за спинку сломанного кресла, продолжая сдерживать крик.
     Дверь отворилась. Она слышала дыхание Фрэнка, слегка учащенное, слышала
скрип  половиц   под  его  шагами.  Затем  скрип   отворяемой  двери.  Замок
защелкнулся. Тишина.
     Она  досчитала  до  тринадцати,  затем  высунулась  из  своего укрытия,
подозревая, что он  все  еще  может  быть  в  комнате и  ждет,  пока она  не
покажется. Но нет, он ушел.
     Задержав  дыхание,  чтоб  подавить  крик,  она добилась  нежелательного
побочного эффекта -  началась сильная  икота.  Первые ее звуки заглушить  не
удалось,  Керсти показалось, они прозвучали громко, точно ружейные выстрелы.
Но  в  коридоре и на лестнице было  тихо  -  похоже, Фрэнк отошел достаточно
далеко и не слышит. Возвращаясь к окну, она осторожно обошла картонный гроб,
где покоилось  тело, и  тут икнула во  второй  раз.  Она  грубо  выругалась,
проклиная  себя, но  не помогло.  Икота  продолжалась, когда она возобновила
свои попытки открыть окно. Напрасный труд, рама не собиралась поддаваться.
     На секунду она подумала, почему бы не разбить стекло  и начать звать на
помощь, но тут же отвергла эту идею. Да Фрэнк успеет ей глаза выесть, прежде
чем соседи очнутся от сна. Вместо этого она на цыпочках подкралась к двери и
тихонько  приоткрыла  ее.   Насколько  позволял  разглядеть  сгустившийся  в
коридоре мрак, Фрэнка там  не было. Она осторожно приотворила дверь пошире и
вышла в коридор.
     Темнота казалась ожившей, она гладила темным бархатом ее лицо. Шага три
удалось  пройти без всяких инцидентов, затем четвертый. Она уже занесла ногу
для пятого - ее счастливое число, - как вдруг тело ее совершило недопустимую
самоубийственную ошибку. Она икнула, рука не успела вовремя подняться ко рту
и заглушить звук. На сей раз он не остался неуслышанным.
     - А-а,  вот ты где! -  сказала  тень, и Фрэнк  выскользнул из  спальни,
преграждая  ей  путь.  Он  был  огромен,  казалось, он  заполнил  собой  всю
площадку, и от него воняло мясом.
     Терять  было нечем, и  не успел  он сделать  и шага, она завопила,  как
резаная. Однако это нисколько его не смутило. Между ней и сверкающим лезвием
ножа  оставались считанные  дюймы, и, метнувшись  в сторону, она оказалась у
двери в  комнату  Фрэнка. Она  влетела  в нее.  Он бросился за ней, испуская
радостные вопли.
     Она знала  - в этой комнате есть окно, разбитое ею  же  всего несколько
часов тому  назад. Но  темнота,  царившая там,  оказалась столь непроницаемо
глубокой,  что  она на  секунду  ослепла, не было видно даже  мерцания луны,
подсказавшего бы  ей путь к окну. Похоже, что Фрэнк  тоже  на какое-то время
потерял ориентацию. Он окликнул ее, свист  ножа, которым он рассекал воздух,
сопровождал этот  зов. Вперед-назад, вперед-назад.  Стараясь  увернуться  от
этого  звука,  она  отскочила  в  сторону,  нога  ее  зацепилась  за  бинты,
разбросанные по полу. В следующий миг она, потеряв равновесие, упала. Однако
не ударилась о голые доски, а попала на  что-то  мягкое. Труп Рори... Керсти
издала вопль ужаса.
     - Ага, вот ты где!  -  воскликнул Фрэнк. Свист ножа  стал ближе, вот он
уже рассекает воздух в нескольких дюймах от  ее головы.  Но она была глуха к
нему. Обеими руками обхватила она лежавшее  на полу тело, угроза смерти была
ничто по сравнению с той болью, которую она испытывала, оплакивая Рори.
     - Рори... - простонала она и в глубине души порадовалась, что умирает с
его именем на устах.
     - Да, верно, - произнес Фрэнк. - Рори...
     Внезапно  присвоение им имени Рори  показалось ей не менее чудовищным и
непростительным грехом, чем кража его кожи. В конце  концов, что такое кожа?
Свиньи  имеют  кожу, змеи тоже. Она состоит из  клеток, которые нарастают  и
умирают, затем  нарастают  снова.  Но  имя?..  Оно  сродни  заклинанию,  оно
пробуждает воспоминания. Она не позволит Фрэнку использовать это имя!
     -  Рори  мертв,  -  сказала  она.  Слова  обожгли  губы,  пробудили  от
оцепенения. Мысль опять работала четко и напряженно.
     - Тс-с, детка... - шепнул он ей. А что, если сенобиты просто  выжидают,
когда  Фрэнк  проговорится,  назовет   свое  собственное  имя?   Разве  тот,
посетивший ее в больнице, не говорил, что от Фрэнка требуется признание?
     - Ты не Рори, - сказала она.
     - Мы знаем это, только мы с тобой, - последовал ответ. - Никто больше.
     - Кто же ты тогда?
     - Бедняжка... Совсем потеряла разум. Что ж, это даже неплохо...
     - Так кто же?
     - Так даже безопаснее.
     - Кто?
     - Тихо, малышка, - сказал он. Он склонился  над ней в темноте, лицо его
находилось всего  в нескольких дюймах от  ее лица. - Все  будет  хорошо, все
будет просто прекрасно...
     - Да?
     - Да. Фрэнк с тобой, маленькая.
     - Фрэнк?
     - Да. Я Фрэнк.
     С этими словами он занес руку для смертельном удара, но  она услышала в
темноте  свист  ножа  и  увернулась.  Секунду  спустя вновь  послышался звон
колоколов  и лампочка под потолком ожила и начала разгораться. В ее неверном
мерцающем свете она различила  фигуру Фрэнка, стоящего  на  коленях рядом  с
телом  брата, из ягодицы  мертвого торчала рукоятка ножа.  Он выдернул нож и
перевел взгляд на нее. Еще  один звучный  удар колокола, и он поднялся и уже
был готов наброситься на нее, как вдруг  ем остановил голос. Он окликнул его
по имени, мягко, но настойчиво, как отзывают ребенка от игры.
     - Фрэнк...
     Лицо его вытянулось,  на нем отразилось замешательство, а  во всей позе
угадывался  страх. Медленно  он повернул голову - взглянуть на  том, кто его
звал. Это был сенобит, крючки, впившиеся в его тело, сверкали. За ним Керсти
различила  еще три фигуры с изуродованными до полного абсурда лицами.  Фрэнк
обернулся к Керсти.
     - Твоя работа! - взвизгнул он. Она кивнула.
     - Уходите отсюда, -  произнес один из пришельцев. -  Теперь это не ваше
дело.
     - Сука! - крикнул Фрэнк. - Ведьма! Проклятая, лживая, подлая тварь!
     Яростные  вопли преследовали ее  на всем  пути к двери. Вот  пальцы уже
коснулись  ручки  -  и  тут  она  почувствовала,  что  он   догоняет  ее  и,
обернувшись, увидела, что их разделяет меньше фута, а лезвие  ножа находится
в каком-то волоске  от ее тела. Но он застыл, словно окаменевший, не в силах
вонзить в нее этот нож.
     Тут  в его руки, ноги, лицо впились крючки.  Он словно завис в воздухе,
удерживаемый  этими крючками и цепями.  Он  рвался,  но  с  мягким чмокающим
звуком зазубренные крючки все глубже впивались в плоть.  Рот его исказился в
беззвучном крике, шея и грудь разрывались.
     Нож выпал из пальцев.  Он испустил последнее невнятное  проклятие  в ее
адрес,   тело  его  содрогнулось  и  забилось  в  конвульсиях,  не  в  силах
сопротивляться.  Дюйм  за  дюймом  его подтаскивали  все  ближе  к  середине
комнаты.
     - Иди, -  сказал ей  один из  сенобитов.  Она не  видела их больше, они
словно растворились  в испятнанном  кровью  воздухе. Последовав  совету, она
отворила дверь, сзади доносились отчаянные крики Фрэнка.
     Не  успела  она  шагнуть  к  лестнице, как  с  потолка  стала  сыпаться
штукатурка; казалось, что  надо спешить - демоны,  захватившие  дом, вот-вот
разнесут его на куски.
     Однако  она  не  удержалась  и  обернулась,  чтоб  бросить  еще   один,
последний, взгляд на Фрэнка - убедиться, что он не преследует ее больше.
     С  ним,  похоже,  все было кончено: десятки новых  крючков впивались  в
тело, раны расширялись прямо на глазах.  Распластанный  в  беспощадном свете
лампы,  он  дошел  до предела, и, не  в силах выносить  это  более, испускал
отчаянный, звериный визг, который непременно вызвал бы у нее сострадание, не
знай она, кому он принадлежит.
     Внезапно крики  оборвались. Настала тишина. Из последних  сил приподнял
он  свисавшую на  одно плечо  голову  и взглянул  ей  прямо  в лицо;  злоба,
сверкавшая  в его  взоре,  не  поддавалась  описанию. Глаза сверкали,  точно
драгоценные камни, вплавленные в гниль и прах.
     В  ответ  на  это цепи стянулись еще туже,  однако сенобитам не удалось
выдавить  из него крика. Вместо этого он  высунул язык  и,  не сводя  глаз с
Керсти,  начал  водить   им  по   зубам  в  гримасе  откровенной  и   наглой
похотливости. А затем вдруг его разорвало на части. Ноги отделились от тела,
голова  - от плеч, кости и жилы трещали,  кругом клубился красноватый пар. И
едва  она  успела захлопнуть за  собой  дверь,  как  о  нее изнутри ударился
какой-то предмет. Его голова, догадалась она.
     Она летела вниз  по ступеням,  а из стен  исходил  волчий вой, наполняя
воздух  дымом, слетались  тени  раненых  птиц  с  оторванными крыльями,  они
трепыхались и бились, не в силах взлететь.
     Оказавшись внизу, она побежала к  входной двери и уже находилась совсем
рядом с ней, в ярде от желанной свободы, как вдруг услышала: кто-то окликнул
ее по имени.
     Это была Джулия. По полу тянулся широкий кровавый след - от того места,
где Фрэнк бросил ее, и дальше, в столовую.
     - Керсти... - позвала она снова. Голос звучал так жалобно, что  девушка
оказалась не в силах не откликнуться на этот зов. И шагнула в столовую.
     Мебель почернела и дымилась, ковер превратился в вонючую кучу  пепла. И
там, в центре всего этого распада, сидела... невеста.  Каким-то непостижимым
усилием воли Джулии  удалось  надеть  свадебное  платье и укрепить на голове
фату. И она восседала на кучке праха  в испачканном платье. Но, казалось, не
замечала  этого.  Она  выглядела  как никогда  прекрасной,  особенно на фоне
окружавшего ее распада.
     - Помоги мне, - простонала  она, и только  тут Керсти поняла, что голос
исходит вовсе не из-под кружева фаты, но с колен невесты.
     Складки пышного платья раздвинулись, и из ник показалась голова Джулии.
Она   покоилась   на   подушечке   из  алого   шелка,   обрамленная   волной
золотисто-каштановых  волос. Но  как  же  она могла  говорить, она, лишенная
легких? И все же она говорила...
     -  Керсти...  -  сказала  она  умоляюще и  стала  перекатываться  слева
направо, по-прежнему лежа на коленях невесты, словно сокрушаясь о чем-то.
     Керсти могла бы ей помочь прекратить  мучения, могла  схватить голову с
подушки и  вытрясти из нее мозги, но тут фата дрогнула и начала подниматься,
словно управляемая невидимыми пальцами. Под ней замерцал свет, он разгорался
все ярче и ярче, а затем раздался голос.
     -  Я  - Инженер...  - выдохнул он.  И  замолк.  Ни слова больше.  Затем
складки фаты поднялись еще выше и находившаяся за ними голова превратилась в
сплошной сверкающий шар, яркий, как солнце.
     Керсти не  стала ждать, пока его лучи ослепит ее. Она бросилась обратно
в прихожую - тени птиц уже почти обрели реальность, волчий вой сводил с  ума
- и вылетела из двери  в  тот  момент,  когда  потолок в прихожей уже  начал
рушится.
     Ее  встретила  ночь  -  ясная,  чистая  тьма.  Она  вдыхала  ее жадными
глотками,  и,  постояв  секунду, бросилась  прочь от  дома.  Второй  раз она
убегает  от него, не дай  Бог,  чтобы  привелось в третий, тогда ее рассудок
наверняка не выдержит.
     На углу Лодовико-стрит она обернулась. Дом  не  сдался под напором сил,
раздирающих его изнутри. Он высился неподвижный и тихий, словно могила. Нет,
даже тише, чем могила.
     Она отвернулась и  в тот же  момент столкнулась с кем-то. Вскрикнула от
неожиданности,  но  прохожий, испуганно  съежившись,  уже  спешил куда-то  в
сероватый  туман, предвещавший наступление  утра.  Он  уже  мелькал вдалеке,
дрожащая тень, слитая с туманом, как  вдруг обернулся и голова его вспыхнула
белым конусом пламени, озаряя  царивший кругом мрак. Это был Инженер. Больше
оборачиваться она не стала - он  в ту же секунду исчез, оставив на  сетчатке
ее глаза сверкающий отпечаток.
     Лишь теперь цель  этого столкновения стала для нее ясной. Он передал ей
шкатулку Лемаршана, она покоилась у нее в руке.
     Поверхность    снова   выглядела   неприступно   цельной   и   гладкой,
отполированной до  зеркального блеска. И хоть она не стала слишком тщательно
ее рассматривать, но  почему-то была  уверена, что ключа к разгадке  там  не
осталось. Очередному исследователю придется путешествовать по ее граням  без
карты. А до того,  как он появится, она, очевидно, назначена быть хранителем
шкатулки. Да, несомненно.
     Она  повернула ее в  руке.  В какую-то долю  секунду показалось,  что в
зеркально  отполированной поверхности отражаются духи:  лицо  Джулии,  затем
Фрэнка. Она  перевернула еще раз в надежде  увидеть  Рори. Но его  видно  не
было.  Где бы  он ни находился теперь, только  не  там. Возможно, существуют
другие головоломки,  готовые при разгадке подсказать  место его  пребывания.
Возможно, это некий кроссворд, чье  решение поможет отпереть калитку ведущую
в райский сад, или  же  составная картинка-загадка,  решение которой откроет
доступ в Страну Чудес.
     Что  ж, она будет ждать и наблюдать, как  всегда, как  всю  свою  жизнь
ждала и наблюдала в надежде, что разгадка однажды придет к ней. Но если и не
придет, она не станет слишком огорчаться, подозревая, что ни разум, ни время
вообще не способны раскрыть секрет исцеления разбитых сердец.