теннисным мячиком в лучшем случае! Они воздали должное обеду и вину -- ели и пили неспешно, обмениваясь репликами, взглядами, улыбками Постепенно чувство покоя и умиротворения стало охватывать странника, этот день, начавшийся с розового дождя, сражения и бегства, был на редкость удачным. Теперь Майк, сидевший напротив, уже не казался Ричарду Блейду мальчишкой, сбежавшим от родителей в экзотический заповедник, и лицо его даже не выглядело особенно юным в отсветах пылавшего в камине огня, лишь белозубая улыбка да блеск глаз остались прежними. Костюм же Кармайктолла был строг и красив, волосы на голове вились огненно-рыжими волнами, плавные жесты подчеркивали неторопливую речь. -- Тут, внутри Большой Сферы, есть все, -- говорил он. -- Если ты хочешь покоя, то получишь покой, жаждешь знаний -- получишь знания, столько знаний, что их хватит на десять жизней. Что еще нужно человеку? Свобода, любовь, общество дорогих ему людей, острые ощущения, приятная работа... Это компоненты, из которых складывается счастье, обычное человеческое счастье в любом из миров, не так ли, Блейд? -- Я бы добавил сюда кое-что еще, -- отвечал странник. -- Например, богатство и безопасность. Если их нет, нельзя по-настоящему наслаждаться покоем, любовью, работой... Богатство и безопасность! О них мечтают люди в любом из миров... Не так ли, Майк? Его хозяин задумчиво приглаживал волосы. -- Ты все еще не понял, Блейд... То, что кажется тебе мечтой, уже существует, и очень давно -- здесь, в Большой Сфере Уренира. Богатство? Если ты говоришь о богатстве, приносящем власть над людьми, его у нас нет... то -- зло, великое зло! Но вещи, которые украшают жизнь, делают ее легкой, может иметь каждый. Любые вещи... Дом, землю, машины... понимаешь, Блейд, об этом даже не говорят, как о воздухе, которым дышат, или о пище, или о вине... -- Майк тянулся к бокалу. -- Кстати, о вине... За твою маленькую Землю, гость! -- За твою Большую Сферу, хозяин! Бокалы со звоном соприкасались, пустели, потом невидимая рука, приподняв кувшин, вновь наполняла их. Гость и хозяин пили, постепенно хмелея, но это словно бы не мешало беседе. Майк улыбался. Блейд кивал, поглядывая на рубиновую струйку, и говорил: -- Предположим, хлеб насущный и остальное добро уже не проблема... Как обстоит дело с безопасностью, Майк? Я понимаю, что богатство дается знанием, богатство могут обеспечить машины и неограниченные ресурсы сырья... Но безопасность? Ее способна гарантировать только власть, твердая власть... Или я не прав? -- Боюсь, что так, Блейд, боюсь, что так... Разве тебе не известно, что любая власть печется лишь о собственной безопасности? Так когда-то было и у нас. Неимоверно давно, когда мы, жители крохотной планетки вроде твоей Земли, и не помышляли о Большой Сфере... Но с тех пор многое переменилось! Теперь мы можем все! Мы ничего не опасаемся, Блейд. -- Почему? Если нет власти, нет и хранителей безопасности. -- Власти -- нет, а хранители есть... -- Кто же они? Майк лукаво улыбается. -- Духи, сэр Блейд, духи наших предков... -- Ты шутишь, сэр Майк? -- Отнюдь. Они здесь, с нами, за этим столом... Взгляни-ка сам! Кувшин, подъятый невидимой рукой, вновь наполняет бокалы. Губы Блейда кривятся в усмешке. -- Телекинез, сэр Майк? Эти фокусы мне знакомы... И ты, признайся, коечто читаешь отсюда? он проводит ладонью по лбу. -- Заглядываешь в мою память, ведь так? -- Самую малость, сэр Блейд. Не обижайся за это! Как иначе нам разговаривать? -- Я же понимаю твой язык. -- Он очень непрост, и ты владеешь лишь теми понятиями, которые имеют четкие эквиваленты в английском. Но я почти освоил наречие твоего мира... мы сможем говорить о сложных и серьезных вещах... Они и говорили, под звон бокалов и новые тосты -- в честь покоя, знания, свободы, любви, всего того, что дарит людям богатство и безопасность. Они выпили за Великих Уренов, Духов Предков, Хранителей Мира, и Блейд принес им жертву, плеснув вина в камин. Майк рассмеялся и сказал. -- Хотя Урены -- наши предки, я могу разделить их милость с тобой, с гостем, пришедшим издалека. -- Надолго ли? -- Навсегда, если ты останешься в Уренире. Странник покачал головой. -- Я не могу остаться, Майк... -- Почему же? Не делай поспешных заключений, Блейд. Уренир -- книга, которую ты только начал читать. Огромная книга! -- Я буду счастлив прочитать в ней одну или две страницы и вернуться домой с этим знанием. Теперь качал головой Кармайктолл. -- Так нельзя, Блейд, большая Сфера может пригласить к себе на краткое время или навсегда, но она не делится знаниями с теми, кто собирается ее покинуть. Ни знаниями, ни технологией! Другое дело -- мудрость... мудростью мы можем поделиться. -- Удивительно... Странно! -- Чего же тут удивительного и странного? Капелька мудрости еще никому не принесла вреда, а знание опасно. -- Смотря к чьи руки оно попадет. -- Разумеется, сэр Блейд, разумеется. Но ты, гость Уренира, всего лишь наблюдатель, так? -- Так. -- А посему знание не останется в твоих руках, а перейдет в другие, гораздо более могущественные... Верно? -- Верно. -- Вот видишь! Это исчерпывает вопрос. * * * На куполе, прикрывающем жилище Кармайктолла, уже давно высыпали звезды, взошли и закатились луны, когда хозяин и гость решили отправиться на покой. Вернее, отправился Майк, предварительно убедившись, что гость найдет свою спальню; Блейду захотелось посидеть еще в этой уютной комнате у камина, где две стены были каменными, а вместо двух других открывался простор нового, неведомого и загадочного мира. Он чувствовал, однако, что тайны Уренира не придется выгрызать зубами, вырывать силой или хитростью. Впервые он очутился в таком месте, где на все его вопросы могли дать ясные, четкие и правдивые ответы; другое дело, сумеет ли он их понять... И сможет ли спросить! Спросить? О чем? Это было самым важным -- задать правильные вопросы. Он чувствовал, что совсем не готов к подобному повороту событий. Те немногие факты, которые он наблюдал, -- бескровное умиротворение стада лика, мгновенная транспортировка на чудовищное расстояние, удивительный дом, в котором он сейчас находился, -- все это говорило о могуществе и совершенстве мира, который на сей раз стал его временным пристанищем. О таком могуществе и совершенстве, какое не снилось даже паллатам! Вот и исполнилась мечта покойного Лейтона, с грустью подумал странник. После долгой череды реальностей, в которых правили жестокость и сила, после кровавого дурмана Альбы и Тарна, Вордхолма и Сармы, Гартанга, Ханнара и Дьявольской Дыры он попал в рай. В самый настоящий рай! Похоже, предчувствие, посетившее его во время блужданий по болоту, оправдалось. Он был гостем величайшей цивилизации, которая еще в давние времена сумела неимоверно расширить свой ареал обитания -- и не покорением чужих планет, но творческим актом едва ли не божественной значимости. О чем же спросить у создателей Большой Сферы? Разумеется, не об оружии, позволившем бы крохотной Британии покорить почти такую же крохотную Землю... О неиссякаемых источниках энергии? О лекарствах, продляющих жизнь на тысячелетия? О волшебных вратах-тоннелях, где один шаг был равен миллионам миль? О тайне телекинеза, о способах, позволявших манипулировать вещами? О чтении мыслей, о быстром и безболезненном проникновении в чужой разум, в чужую психику, о мгновенном изучении чужого языка? О том, как добиться изобилия пищи? Как создать машины, которые позволили бы забыть о нищете? Где найти ресурсы, кубические мили камня, воды, древесины, руды, нефти, газа, биомассы, которые загрузили бы работой эти механизмы, и как при этом не нанести необратимого ущерба своей планете, такой маленькой, такой ранимой? Он чувствовал, что Лейтон и Хейдж спросили бы об ином. Скорее всего, их интересовало бы устройство мира, корни Мироздания, таинственные соки, что движутся по его стволу, питая энергией галактики и звезды, наполняя жизнью и разумом бесчисленные вселенные Измерения Икс... Вероятно, в Уренире знали и об этом, но Блейд сомневался, что сможет усвоить подобное знание. Он не был ученым; всего лишь наблюдателем, как заметил Майк, что являлось наиболее верной констатацией истинного положения дел. К тому же Майк сказал, что Большая Сфера не дарит знание, не торгует им, не отпускает в порядке милости или подаяния. Несомненно, для того имелись веские причины, и значит, из этого мира сказочной мощи ему не удастся чтолибо принести. Взять силой или украсть? Напрасные надежды! Он понимал, что здесь невозможно скрывать тайные мысли и коварные намерения, все это будет прочитано, оценено и пресечено. Однако Кармайктолл упоминал о мудрости... Возможно, мудрость не будет таким ходким товаром на земных рынках, как то, что он приносил раньше, подумал Блейд. Как винтовка из Азалты, как золото Меотиды, жемчуга Кархайма, загадочные снадобья Гартанга и Берглиона... Как приборы паллатов, все эти силовые щиты и бластеры, с которыми земные специалисты не могли разобраться уже десять лет... Но мудрость -- не знание; чтобы разжиться знанием, не обязательно обладать мудростью. Вполне достаточно сохранить нужную информацию -- на бумаге, на пленке, в голове, в тренированной памяти... С мудростью дело обстоит сложнее. Любая запись, любой пересказ донесут лишь ее искаженный суррогат, превратятся в материал для домыслов, споров и бесконечных комментариев. Мудрость надо впитать! Что дано не всякому, заметил про себя Блейд. Впрочем, он был готов попытаться. Какие же вопросы ему нужно задать? Завтра, послезавтра, через месяц? Возможно, те, которые задали бы паллаты? Они, безусловно, являлись самым высокоцивилизованным народом из всех, встретившихся ему за время странствий. Они, похоже, достигли такого благосостояния, когда понятие богатства -- личного богатства как источника власти или надежного жизненного базиса теряло смысл, У них было все! Межвременные трансмиттеры, позволяющие проникать в миры Измерения Икс, гигантские галактические корабли, защитные силовые экраны, сверхмощные миниатюрные лазеры, медицинские приборы, обеспечивающие фантастическое долголетие, ментальные усилители, позволявшие вступать в мысленную связь. Как полагал Блейд, паллатов более всего заботили две проблемы, безопасность и ликвидация внутренних противоречий, могущих привести к конфликтам в их сообществе. Согласно его наблюдениям, паллаты не представляли однородной популяции, как, скажем, земное человечество, это, скорее, был союз многих рас, которые в физиологическом и ментальном плане различались в гораздо большей степени, чем народы и расы Земли. Бесспорно, в глубокой древности у них существовала одна базовая раса -- вероятно, оривэи, во многом схожие с людьми; затем, в эпоху космической экспансии, произошел ее распад на несколько различных подвидов. Нередко размышляя об этом, Блейд предугадывал три причины подобного явления. Во-первых, диссипация шла по линии интеллектуальных интересов; одни испытывали тягу к научно-техническому творчеству, другие -- к личному самосовершенствованию, третьи вообще желали только спокойной и счастливой жизни. На той стадии общество паллатов было уже весьма развитым в технологическом отношении и, следовательно, богатым; материальное неравенство и бедность не могли служить причиной внутренних конфликтов, но разные цели отдельных групп населения создавали почву для нежелательных столкновении. Этого удалось избежать, предоставив каждой группе подходящий для колонизации и заселения мир. Впоследствии колонии развились в мощные специализированные цивилизации, взаимообогащающие друг друга. Они сохранили тесную связь между собой, но оказались разделенными в пространстве, что исключало возможную напряженность и конфликты. В Иглстазе и Талзане Блейд видел представителей по крайней мере трех различных народов -- оривэев-лот, оривэев-дантра и керендра. Вторым источником, пополнившим союз паллатов новыми расами, стала генная инженерия. Выведенные таким образом разумные существа обладали, вероятно, полным равноправием в мирах паллатов и жили (или функционировали) в соответствии со своими понятиями о полезности и счастье. Блейду довелось повстречаться лишь с представителями одного такого народа -- Защитниками, супербойцами и звездными рейнджерами, которые обеспечивали безопасность галактической империи паллатов. Наконец, он не исключал и третьей причины разделения -- контактов с иными гуманоидными и высокоразвитыми расами, которые привели к биологическому скрещиванию и возникновению миров, населенных метисами. Правда, подобных существ ему не встречалось. Таков был путь паллатов, дорога межзвездной экспансии, по которой эти великие странники шли, очевидно, не одну тысячу лет. Подобная модель развития казалась Блейду понятной и ясной, но он догадывался, что наблюдает лишь внешние факты, а не глубинные мотивы, не движущие силы паллатской цивилизации. Сейчас, устроившись в покойном кресле у догоравшего камина и размышляя об этих материях, он внезапно понял, что не ведает ни целей, которые преследовали паллаты, ни их представления о счастье и достойной жизни. Все, что он знал на сей счет, сводилось к арисайе -- весьма расплывчатому морально-этическому понятию, определявшему ценность разумного существа в мире паллатов, эквиваленту богатства и власти -- в их земном понимании. Арисайя представляла собой синтез таких качеств, как честь, достоинство и мудрость, позволяющая предвидеть последствия собственных поступков и поступков других людей; возможно, учение об арисайе являлось своеобразной религией паллатов. Итак, думал странник, о чем спросили бы эти высокоразвитые существа, столкнувшись с еще более древней и могучей цивилизацией? О правильности избранного ими пути? О сроках, отпущенных им? О том, как избежать уничтожения в грядущем будущем, когда жизненный цикл Мироздания подойдет к концу? Вероятно, все эти проблемы представляли интерес и для паллатов, и для обитателей Уренира, но Блейду они казались сугубо теоретическими и весьма далекими от земных дел. Он мог сам, не сходя с места, ответить на все три измысленных им вопроса, и никакая уренирская мудрость ему для этого не требовалась. Избрало ли земное человечество верный путь? Смешно! Нелепо и смешно! Мир, состоящий из множества государств, больших и маленьких, с пеной у рта отстаивающих свою уникальность, раса, не осознавшая себя единой, разделенная на тьму народов и племен, люди, не знакомые с понятием всечеловеческой общности... О каком пути к вершинам цивилизации тут можно говорить! У каждого был свой путь -- у чернокожих и белых, у англичан и китайцев, у полуголодных индийских крестьян и купавшихся в золоте нефтяных магнатов. Нет, думал странник, пока эти дороги ведут в разные стороны, нельзя говорить об истинном пути. Что касается сроков, отпущенных землянам, они были весьма невелики -- половина столетия или около того. За это время люди либо окончательно загадят всю планету и погибнут, либо прекратят сходить с ума, объединятся и попробуют выгрести мусор, накопившийся в предшествующие века. Тут не было иных альтернатив, о чем Блейд отлично знал: его недавние контакты с паллатами свидетельствовали о том, что они готовы провести глобальную санацию Земли. С их точки зрения Земля являлась слишком прекрасной планетой для орд безумцев и дикарей, губивших свой мир. В силу изложенных выше обстоятельств вопрос о конце Мироздания откладывался. В конце двадцатого века эта проблема была для земного человечества не самой актуальной. Угрюмо усмехнувшись, Блейд потянулся к кувшину, наполнил свой бокал и уже был готов опустить хрустальный сосуд на место, когда позади него раздался голос: -- Не спеши! Я тоже не отказалась бы выпить. * * * Обернувшись, он увидел перед собой Майка. На хозяине был атласный халат пастельных тонов, из-под которого торчали босые ступни, волосы его казались слегка взъерошенными, на губах гуляла неопределенная улыбка. Блейд, не говоря ни слова, наполнил второй бокал. -- Прекрасная ночь, не правда ли? -- Майк сел, вытянул перед собой ноги и начал внимательно разглядывать их. -- Хотя, если разобраться, не совсем уж и ночь... так, одна иллюзия... Его халат распахнулся, обнажив худые коленки. -- Кажется, мы хотели выпить? -- стараясь сохранить спокойствие, произнес Блейд. Не то чтобы он был особо огорчен внезапным появлением хозяина, оторвавшим его от раздумий о судьбах Земли, но перемена в манерах Майка показалась ему весьма странной. Да, весьма странной, если не сказать больше! Они чокнулись. Багряное прохладное вино было изумительным. -- Тебе идет зеленое, -- заметил Майк -- Ах, зеленое с серебром -- это так изысканно! Хотя мне кажется, что на рубашке не хватает кружевного воротничка. -- Я не люблю кружева, -- буркнул Блейд. -- А зря! -- Майк жеманно повел плечами. -- Если прижаться к мужчине, то кружева так восхитительно щекочут... здесь и здесь... -- он спустил с плеч халат и показал, где щекочут кружева. -- Но боюсь, что при твоем росте воротник пришелся бы мне на уровне лба. -- Никогда бы не сказал, что ты любитель такой щекотки, -- произнес Блейд, с некоторым смущением взирая на голую грудь Майка. Она была рельефной, крепкой, с выпуклыми пластинами мускулов и загорелой кожей. -- Ну почему же? -- хозяин, с наигранным кокетством подняв глаза вверх, знаком попросил снова наполнить бокал. -- В определенные моменты это так приятно! -- Похоже, ты считаешь, что такой момент наступил? -- Возможно, возможно... Вдруг Майк протянул руку, вцепился всей пятерней в шевелюру гостя, дернул и тут же ущипнул его за щеку. -- Ах, какой мужчина! -- пропел он тонким голоском, мечтательно полузакрыв глаза. Какой мужчина! А я... я... -- углы его рта опустились, словно он собирался расплакаться. Странник, не с силах больше сдержаться, вскочил, опрокинув кресло и сжимая кулаки. -- Ты, мерзкий ублюдок! Ты что себе позволяешь?! Печальное выражение на лице Майка сменилось коварной улыбкой; похоже, он веселился вовсю. -- Что за выражения, сэр! Что за выражения, когда вы обращаетесь к... э-ээ... Внезапно Блейд почувствовал, будто тончайший щуп оглаживает мозг, роется в памяти, подбирая нужное слово. -- К леди! -- закончил Майк с победной ухмылкой. -- К леди? Такой леди я могу ненароком свернуть шею! -- Вот что, мой дорогой, -- произнес хозяин, натягивая халат на плечи, -- я требую к себе уважения. Насколько мне известно, ты представился как сэр Ричард Блейд, и эта почетная приставка в твоем родном мире означает человека с благородным образом мыслей. Такой не станет кричать на леди... на женщину. -- На женщину? -- Блейд с подозрением уставился на собеседника. -- Да, на женщину! -- Майк с достоинством прикрыл колени полами халата. -- Я, видите ли, поднимаюсь наверх, чтобы разделить твое одиночество, поболтать и выпить за знакомство... -- За знакомство? -- с недоумением повторил гость. Внезапно мальчишеские черт Майка расплылись перед его глазами, и сквозь них проглянуло совсем иное лицо -- задорное, прелестное, с шапкой золотистых волос, алыми губками и янтарными насмешливыми глазами. -- Разумеется! -- Майк поднялся, шаркнул ножкой и отвесил изящный полупоклон. -- Леди Миклана, к вашим услугам! -- С видимым наслаждением наблюдая за ошеломленным лицом Блейда, он продолжал: -- Мы будем пить... м-м-м... на брудершафт, так это называется в вашем мире? Странник почувствовал, как тонкий щупик снова коснулся его мозга, нашел нужное понятие и тут же отпрянул. Он пробормотал. -- Мы уже на ты, и нет никакой необходимости пить на брудершафт и целоваться. Я полагаю... -- Можешь полагать что угодно, но я должна напомнить: это вы с Майком на ты! А я -- леди Миклана! Тебе ясно? -- Томный взгляд, поднятый вверх, и за ним вздох. -- Ах, как глупы эти мужчины! Даже с такой представительной внешностью! Блейд уже понял, что его разыгрывают. Дурачат, проще говоря! На Майка это было непохоже, хотя он явно был не прочь пошутить, отсюда следовало, что перед ним не Майк. Странник поднял упавшее кресло, придвинул к столу, затем наполнил бокалы и церемонно поклонился. -- Прошу простить, леди Миклана. Внешность, которую вы позаимствовали у сэра Кармайктолла, ввела меня в заблуждение. Вполне понятное для существа с отсталой крохотной планетки, не привыкшего к таким метаморфозам. -- Это уже лучше, -- Майк-Миклана милостиво кивнул. -- Ладно, мы выпьем на брудершафт и перейдем на ты... и без всяких поцелуев. Поцелуи мы отложим до другого раза. Они переплели руки и выпили, глядя друг другу в глаза. Потом Блейд произнес: -- Кажется, я что-то слышал насчет другого раза? -- Я еще не решила... -- опустившись в кресло, Миклана плавно повела рукой. -- Я еще не решила, мой дорогой сэр Блейд... -- Стоит ли иметь со мной дело? -- Безусловно, стоит, как подсказывает мне сердце... Но я еще не выбрала себе новую внешность... это так непросто, сэр Блейд! А без внешности... без нового тела... со всем, что положено ну, ты понимаешь... без тела мы не можем представлять друг для друга интерес... -- Тогда нам придется ограничиться платоническими отношениями, -- сказал Блейд, сохраняя полную серьезность. -- Платоническими отношениями? Что это значит? -- ментальный щуп снова скользнул в сознание Блейда -- Ах, вот как... Восхитительно! Чистое и святое обожание! -- на миг Миклана призадумалась. -- Но я что-нибудь сделаю... да, делу можно помочь... в конце концов, мой прежний облик... -- Очаровательный, -- горячо заверил се Блейд, -- совершенно очаровательный! Я не понимаю, зачем тебе его менять. -- Ах! Когда носишь одно и то же лицо сто лет, двести, триста... одно и то же тело... Это начинает надоедать! -- Пожалуй, ты права, -- согласился Блейд, подумав. -- Женщине требуется разнообразие. Быть блондинкой целых триста лет... Это ужасно! -- Ужасно! -- эхом повторила Миклана. -- Я рада, что ты понимаешь такие вещи. А вот брат говорит... -- Брат? -- странник приподнял бровь. -- Я имею в виду Майка. -- Он твой брат? -- Старший брат, если определить наше родство в привычных тебе терминах... -- она вздернула подбородок. -- Не могла же я напроситься на постой к незнакомому человеку! Такие деликатные услуги обычно оказывают родственники... -- Но к чему затруднять Майка, леди? Разве ты не могла заняться выбором новой внешности, пребывая в своем прежнем теле? Миклана улыбнулась и пожала плечами. -- Увы, сэр Блейд! Мое прежнее тело сожрали в Слораме людоеды-эстара... Да так быстро, что я едва успела спастись! Глава 4 -- Сюда, пожалуйста, -- Хейдж, покрутив рычажки цифрового замка, отворил дверь, и Ричард Блейд шагнул в комнату. Вспыхнул свет. Это помещение, вырубленное сразу за госпитальным блоком, было просторным, с высоким потолком и стенами, обшитыми дубовыми панелями; вероятно, потому комната выглядела на редкость уютной. Пожалуй, даже не комната, решил странник, а целый зал десять на пятнадцать ярдов, с серым ковровым покрытием на полу и яркими квадратиками световых панелей, укрепленных по периметру потолка. Он впервые попал в это помещение, называвшееся "новой лабораторией"; ее оборудовали в последние месяцы жизни лорда Лейтона, и отсюда его светлость не вылезал сутками. Старый ученый и умер тут, рядом. В дальней стене лаборатории находились широкие раздвижные двери, а за ними -- палата госпитального отсека, в которой он лежал в своей кровати на колесиках, при необходимости дверь можно было откатить и передвинуть его ложе в лабораторию. Блейд с Хейджем, однако, попали сюда через другой проход, который ответвлялся от главного коридора подземного комплекса под башнями Тауэра. Этот тоннель, начинавшийся напротив большого компьютерного зала, выводил к лестнице и посту охраны; за ним была массивная решетка с небольшой дверцей, миновав которую, предстояло подняться по ступеням. Страннику эта часть лейтоновского лабиринта была совершенно незнакома; вероятно, и тоннель, и лестницу вырубили совсем недавно, чуть раньше или позже новой лаборатории. Хейдж, тщательно притворив дверь, подошел к небольшому бару. С музыкальным звуком откинулась крышка, зажглись разноцветные лампочки, подсвечивая стоявшие на зеркальных полках бутылки, бросив туда взгляд, Блейд убедился, что выбор весьма обширен. -- Что вы скажете насчет "Джека Дэниэльса", Ричард? -- Превосходно. -- Ну, я сейчас... -- Хейдж начал копаться в баре. -- Вы пока осмотритесь. Он ведет себя по-хозяйски, отметил Блейд. Трудно сказать, обрадовало ли странника это заключение. С одной стороны, хорошо, что американский физик, прибывший сюда из Лос-Аламоса, вступил в полные права -- и в научном, и в административном смысле. С другой... С другой Блейду было горько и тяжело вспоминать, что лорда Лейтона, старого сгорбленного ворчуна, уже нет на свете целых три месяца. Хвала Создателю, что он успел выбрать себе преемника... Блейд окинул взглядом сухощавую невысокую фигуру американца, разливавшего виски в маленькие стаканчики, и снова возблагодарил Творца. Джек Хейдж относился к той же породе гениев, что и лорд Лейтон; вдобавок он был весьма приятным человеком, уживчивым и не лишенным чувства юмора. И, наконец, его возраст! Около сорока, пора расцвета! Блейд надеялся проработать с ним в паре еще два или три десятилетия; может быть, и все четыре. Оторвавшись от созерцания бара и спины Хейджа, он приступил к осмотру комнаты. В самом ее центре располагался большой стол, очень низкий и снабженный никелированными рукоятями по краю: вероятно, Лейтон работал за ним, не поднимаясь с постели и передвигая кровать вдоль столешницы. К столу были придвинуты два деревянных полумягких кресла; собственно, стол, эти кресла, бар да массивный старинный книжный шкаф из резного ореха являлись единственной мебелью в этом помещении. Однако оно вовсе не казалось пустым. Левую торцовую стену занимали четыре огромных экрана; сами корпуса телеприемников, как обратил внимание Блейд, размещались в глубокой нише. На этих мониторах была видна -- с четырех обзорных точек -- камера телепортатора. Стены, потолок и пол, обтянутые серым пластиком, стальная дверь, поблескивающие линзами рыльца передатчиков по углам, торчавшие рядом с ними батареи патрубков... Блейд знал, что эта мирная картина обманчива, под прочным пластиком наружной обшивки находился асбест, затем -- эластичная масса вроде поролона и, наконец, броня, о которой любой из линкоров флота Ее Величества мог только мечтать. Что касается патрубков, то через них можно было затопить приемную камеру Малыша водой, углекислым газом, слезогонкой или ипритом -- в зависимости от агрессивности телепортированного объекта. Справа у стены высился сложный агрегат, в котором странник узнал изрядно реконструированный приемник ТиВи-Икс -- устройство, над которым Лейтон работал последние полтора года. Этот прибор позволял следить за переносом в Измерении Икс материальных предметов, иначе говоря, за областями темпоральных сдвигов и флуктуаций. По соображениям его светлости, которые полностью разделял Джек Хейдж, в подобных реальностях, где совершалась надпространственная транспортировка, имелись некие технические средства, пригодные для оной операции, а значит, там была и высокоразвитая техническая культура. Много лет назад, еще с тех времен, когда Блейд совершил свои первые странствия, его светлость обуревала идея как-то нащупать подобный мир и отправить туда своего посланца -- в поисках знаний, разумеется. Теперь эта мечта исполнилась, но Лейтона уже не было в живых. Правда, предыдущая экспедиция в Таргал, в одну из таких областей темпоральных возмущений, не оправдала надежд. По крайней мере, так считал Блейд, хотя Джек Хейдж придерживался другого мнения. В Таргале обитала странная негуманоидная раса, довольно примитивная и исключительно кровожадная, эти твари, карвары, не создали никаких технических устройств, но обладали врожденной способностью к телекинезу, что позволяло им вылавливать из других реальностей кое-какие забавные артефакты. Именно эти перемещения и отследил лейтоновский прибор. -- Ну, Ричард, теперь мы можем выпить, -- Хейдж водрузил на стол огромную пепельницу, бутыль "Джека Дэниэльса", два полных стаканчика и блюдечко с солеными оливками. -- Выпить, выпить, выпить и еще раз выпить -- ровно четыре раза, -- пропел он. -- Почему? -- спросил Блейд. -- Один раз -- за меня, и три раза -- за вас. Соответственно достигнутому. -- А! -- странник кивнул и усмехнулся. Хейдж намекал на то, что сам он был утвержден в роли руководителя лейтоновского научного центра, тогда как успехи Блейда выглядели более впечатляющими: его произвели в бригадные генералы, утвердив шефом спецотдела МИ6А. Последнее означало, что он автоматически становится главой проекта "Измерение Икс". Они выпили, и Хейдж сразу налил по новой. Потом, вытащив из пачки сигарету, он начал чиркать зажигалкой, но странник, ухмыльнувшись, отвел его руку. -- Позвольте вам помочь, Джек. -- Благодарю вас, Ричард. Они обменялись понимающими улыбками, и Блейд прикоснулся к кончику сигареты. Секунды три ничего не происходило, потом вверх взлетел сизый дымок, и он резко отдернул палец. -- Что случилось, Дик? Вы не обожглись? -- Нет-нет... Мне показалось, что... Впрочем, нет... Ерунда! -- Ну и хорошо. Хейдж поднялся, подошел к пульту ТиВи-Икса и, словно играючи, взял на клавишах сложный аккорд. Прибор негромко загудел, вспыхнули и погасли алые огоньки на лицевых панелях блоков, сменившись ровным зеленым светом, серебристо замерцал круглый экран монитора. Американец снова коснулся клавиш, морща лоб и пуская дымные струйки прямо в экран. Потом он возвратился к столу, сел, поднял свой стакан. -- За что мы пили по первой? -- За вас, Джек. -- Тогда -- за ваши генеральские звезды, Дик! Стаканчики снова опустели. -- Я хочу, чтобы вы поучаствовали в маленьком эксперименте, -- заметил Хейдж. -- Он имеет прямое отношение к вашей очередной экспедиции. -- Не очередной, а последней, -- со вздохом заметил Блейд, неожиданно ощутив груз своих сорока семи лет. -- К чему предаваться меланхолии? -- американец метнул на него испытующий взгляд. -- Поживем -- увидим... Пока же я хочу показать вам нечто любопытное... нечто такое, что поможет вам ощутить, в какой мир, в какую поразительную реальность лежит ваш путь. -- Он помолчал, задумчиво посматривая то на Блейда, то на тихо гудевший прибор. -- Я настроил машину на автоматический поиск областей темпоральных сдвигов, Дик. Этот опыт проводился уже не раз, и я помню результаты, как "Отче наш"... Вам же надо следить за круглым экраном на центральной панели и во-он тем световым табло сверху, где начнут выскакивать цифры. -- И что я увижу? -- ТиВи-Икс сейчас сканирует измерение за измерением. Поглядите, посередине экрана -- ровная синяя линия... Когда прибор наткнется на точку интенсивных флуктуаций, возникнет пик -- так же, как на экране обычного осциллографа. Чем выше пик, тем больше амплитуда сигнала, тем сильнее обнаруженная флуктуация... Понятно? -- Пока да. А это табло?.. -- Это чисто вспомогательное приспособление. Я пронумеровал все найденные области темпоральных сдвигов... обычная условность, разумеется... эти номера и будут выскакивать на табло. -- И сколько их? Сколько районов вы обнаружили? -- Немного, Ричард, весьма немного. Всего пять. Но это не означает, что других нет вообще. Просто возможности этой штуки, -- Хейдж покосился в сторону негромко гудевшего агрегата, -- ограничены. -- Вы собираетесь его совершенствовать? -- Нет... пожалуй, нет... у меня несколько другие планы. И потом, самой главной нашей задачей в ближайшем будущем станет поиск и подбор новых кандидатов... простите, что напоминаю об этом, Дик. Блейд кивнул, испытывая чувство невольной горечи. Хейдж, разумеется, прав, в самом ближайшем будущем им предстоит найти пару-тройку суперменов, которые выдержали бы процесс перехода в иную реальность. И не только выдержали, но и вернулись бы обратно в здравом рассудке и твердой памяти! Пока таких -- увы! -- не находилось. Он вспомнил предыдущие неудачные попытки, подумал о Джордже О'Флешнагане и Эдне Силверберг, канувших в вечность, о братьях Ренсомах и Карсе Коулсоне, ухитрившихся вернуться и попавших прямо в психолечебницу... Потянувшись к стакану с виски, Блейд мертвой хваткой сжал его в кулаке и выплеснул в рот обжигающую жидкость. Хейдж с удивлением взглянул на него. -- Что с вами, Ричард? Вы как-то переменились в лице... -- Ничего... Вы заговорили о новых кандидатах, и я припомнил тех, кто уже... -- Блейд сделал паузу -- Ну, вы понимаете... Американец сокрушенно покачал головой и поднял свой стаканчик. -- Да, понимаю... За их мужество и верность долгу! -- он тоже опрокинул виски в рот, потом обернулся к серебристому монитору и, мгновенно позабыв обо всем, воскликнул. -- Глядите, Дик! Первая область! Блейд поднял глаза. На табло горела цифра "один", а синяя черта посреди экрана мотнулась вверх, обрисовав нечто вроде треугольничка с плавно изгибавшимися сторонами. Он был высотой не более дюйма, диаметр же круглого монитора составлял фут. -- Сравнительно слабый импульс, -- произнес Хейдж. -- Мой Таргал? -- Нет. Таргал идет вторым номером... Смотрите! Сигнал исчез, табло погасло, но через минуту вспыхнуло снова. На мониторе вновь возник синий треугольник -- не больше первого. Блейд прижмурил веки, и на мгновение ему показалось, что он опять глядит на бирюзовое марево странного таргальского океана. -- Вот это -- Таргал, -- раздался голос Хейджа. -- Амплитуда тоже невелика... Знакомое местечко, не так ли? -- Знакомое, -- у Блейда чуть дрогнул уголок рта. -- Боюсь, я не доставил вам оттуда ничего ценного, Джек. -- Как сказать! Главное, вы подтвердили гипотезу о существовании областей сдвигов. И теперь мы знаем, что показания этой машинерии, -- Хейдж ткнул рукой с зажатой в пальцах дымящейся сигаретой в сторону ТиВи-Икса, -- отнюдь не бессмыслица! -- Разве прежде вы сомневались? -- Сомневался, не сомневался -- какая разница? Теория, подтвержденная на практике, стоит неизмеримо больше любых измышлений, которые можно вообразить, -- американец постучал себя по лбу согнутым пальцем, -- и даже подкрепить математикой. Практика -- критерий истины, дружище... а потому выпьем за ваше назначение. Блейд рассмеялся и поднял стаканчик. -- А как же наши наблюдения? -- Минут пять не будет ничего интересного. Вполне хватит времени, чтобы выпить и налить по новой. Времени действительно хватило. Через пять минут на табло выскочила тройка, а на экране возник очередной треугольничек дюймов двух в высоту. -- Довольно интенсивный сигнал, -- прокомментировал Хейдж -- Обратите внимание, он занимает около трети верхнего полукруга монитора. Следующий импульс, четвертый, будет послабее. Треугольник исчез. Блейд, взирая на ровную синюю черту, что делила экран пополам, думал о бесчисленных вселенных, неисчислимых галактиках и бесконечном количестве миров, вдоль, над или через которые скользил сейчас неощутимый энергетический зонд ТиВи-Икса. Он побывал лишь в двадцати пяти из них, не считая Луны, -- ничтожное число, если вдуматься! И невероятно огромное, если вспомнить, что миллиардам прочих обитателей планеты Земля был доступен лишь один-единственный мир, их родная реальность. Синяя линия внезапно дрогнула, распавшись на мелкую рябь крошечных импульсов, и вновь застыла в кажущейся неподвижности. -- Что это? -- спросил Блейд, -- Локальное перемещение. Кто-то что-то перенес... неведомо откуда и неведомо куда, -- пояснил Хейдж. -- Такое явление наблюдается довольно часто. Странник кивнул. Возможно, сейчас паллаты забросили в очередное измерение свою темпоральную станцию или по наведенному лучу устремился куда-то гластор... один из межвременных трансмиттеров, подобный тому, который он видел в Талзане... -- Четвертая область, -- Хейдж закурил новую сигарету, посматривая на экран, где появился и исчез небольшой треугольник нового сигнала. -- Ну, Дик, глядите внимательно! Сейчас... Он не успел договорить, как синяя черта взметнулась вверх и замерла, образовав два излома. Одновременно раздался негромкий звонок. -- Сканирование закончено. Я ввел программу, согласно которой эксперимент завершается в этом районе, -- Джек Хейдж помахал над головой, разгоняя табачный дым. -- Картина зафиксирована, и мы можем любоваться ею хоть целый час. -- Но я не вижу треугольника, -- произнес Блейд. -- Только две изломанные линии, слева и справа. -- В выбранном мной масштабе нам доступна для обозрения лишь нижняя часть сигнала. Говоря проще, Дик, нашу машинку зашкалило. -- Бог мой! -- странник откинулся в кресле, с удивлением изучая экран. -- Он настолько силен? Так велик, что мы не видим вершины? -- Да, не видим вершины и даже сотой части импульса, -- Хейдж поднялся, подошел к агрегату и защелкал переключателем. С каждым щелчком синяя линия словно бы оседала вниз, пока на мониторе не возник сигнал уже знакомой конфигурации. -- Если бы я сразу задал такой масштаб, -- заметил американец, -- мы не смогли бы пронаблюдать четыре первых сигнала. Этот, -- он ткнул в экран пальцем, -- интенсивнее их на два порядка. -- И в такой мир вы собираетесь меня отправить? -- Да, именно туда! На сей раз осечек не будет! Блейд, справившись с изумлением, покачал головой. -- Но такой мощный сигнал означает... -- Что там транспортируются между измерениями гигантские массы. Чудовищные, невообразимые! -- Тонны? Сотни тонн? Пожав плечами, Хейдж вернулся в кресло. -- Очень трудно дать количественную оценку, Дик. Возможно, сотни или тысячи тонн... десятки тысяч... но лично я думаю, что это явление планетарного масштаба. Блейд безмолвствовал. Откинувшись на спинку кресла, Хейдж выпустил пару дымных колечек, задумчиво наблюдая, как они поднимаются к потолку, становятся все больше и эфемернее, тают в воздухе. Затем он произнес: -- Ах, Ричард, Ричард, клянусь Господом, как я вам завидую! Как завидую! Вы увидите мир... новый мир, прекрасный и удивительный! Вы будете глядеть на него, а я... мне придется довольствоваться вашими рассказами... * * * -- Пора тебе поглядеть на мир, -- заявил Майк на следующее утро. -- В нем много прекрасного и удивительного, и я надеюсь, сэр Блейд, что дома твои рассказы не сочтут досужими выдумками. -- Если я поведаю о некой даме, явившейся мне прошлой ночью -- в твоем обличье, сэр Майк, -- меня сочтут просто ненормальным. -- А! Миклана, озорница! -- Кармайктолл усмехнулся и подвинул поближе к гостю блюдо с фруктами. -- Понимаешь, девочка скучает, и иногда ей нужно поразмяться... Блейд окинул хозяина задумчивым взглядом. -- Она наговорила мне массу любопытных вещей. О том, что ее сожрали в Слораме какие-то людоеды-эстара, что она едва успела перебраться к тебе под череп и теперь сидит там, выбирая себе новую внешность... Она даже напустила чары, представ на миг в своем прежнем облике, и я должен заметить, что твоя сестра очень мила... Не понимаю, чего ей не хватает и как она ухитрилась расстаться с плотью в этом самом Слораме! Или все это шутки? Майк энергично замотал головой. -- Никаких шуток! Может быть, Миклана представила все дело в... м-м-м... несколько легкомысленном тоне, но история ее истинна от первого до последнего слова. Ее тело действительно съели эстара, и в данный момент она пребывает здесь, -- он ткнул пальцем себе в лоб. Заканчивая обильный завтрак, Блейд выбрал сочный плод, напоминавший апельсин без кожицы, и разломил его напополам. -- Ты имеешь в виду, что разум Микланы угнездился в твоей голове? Не сама она, но ее сознание, ее душа? -- А что такое человек, если не его разум, сознание, душа? -- серые глаза Майка насмешливо сверкнули. -- Или ты полагаешь, что человек -- вот это? -- быстрым жестом он оконтурил собственное лицо. -- Гм-м... Стоит ли так пренебрегать платью? -- осторожно заметил странник. -- А, плоть... -- его хозяин небрежно помахал рукой. -- Плоть всего лишь вместилище разума... Ее можно сделать такой, можно сделать иной... -- Ты это серьезно? -- Вполне. -- Майк повел пальцем, и хрустальный кувшинчик, приподнявшись, наполнил чашу Блейда оранжевым соком. -- Пойми, мой друг, здесь возможно все! И Миклана в самом деле пребывает сейчас в частице моего мозга, размышляя над своей будущей внешностью. Непростая задача для женщины, поверь мне! -- Непростая, -- кивнул Блейд. -- Но мне хотелось бы задать тебе еще пару вопросов. -- Надеюсь, не о том, станет ли она брюнеткой или блондинкой? Этого не знают даже великие Урены! -- Я чувствовал, что твоя сестра заглядывает в мою память... Это было похоже на щекотку... вот здесь... -- странник коснулся виска. -- Вероятно, ей не хватало слов, каких-то специфических понятий. Я делаю то же самое. -- Но, беседуя с тобой, я ничего подобного не ощущаю. Майк поднял взгляд вверх, к ярко сиявшему в небесной голубизне полуденному солнцу. Сегодня, для разнообразия, в небе плыли облачка, похожие на белоснежные комочки ваты. -- Я делаю это гораздо искуснее, ибо мой опыт общения с существами из иных миров весьма велик, -- заявил он. -- Видишь ли, сэр Блейд, я в некотором роде гид и представитель... представитель, который встречает гостей, прибывших издалека, и показывает им все, что достойно показа и осмотра. -- Тебя назначили на эту должность? -- поинтересовался Блейд. -- Назначили? Кто должен был меня назначить? -- Майк с недоумением приподнял брови. -- Нет, я занимаюсь этим делом, потому что выбрал его сам. Я очень любопытен и общителен. -- И много вас тут, таких любопытных и общительных? -- Не одна сотня тысяч, мой дорогой. Ты просто не представляешь себе, сколько гостей прибывает в Большую Сферу! И каждый нуждается в максимальном внимании, а иногда и защите. -- Защите? -- Разумеется. Тут есть довольно опасные места... вроде того, в которое ты попал... и того, где освежевали Миклану. -- Вот об этом-то я и хотел спросить, -- Блейд покончил с апельсином и вылил сок. -- Вчера ты толковал насчет абсолютной безопасности... И я готов поверить в это -- в таком мире, как ваш, переполненном чудесами! Однако... -- он помедлил, поглаживая подбородок и пытаясь четче сформулировать мысль, -- однако концы не сходятся с концами, Майк. Безграничное знание, фантастическая технология и полная безопасность как-то не вяжутся с историей Микланы... с тем, что ее съели эти эстара... -- Да, это вопрос... -- Кармайктолл на миг прикрыл глаза. -- Сложный вопрос, на который сразу не ответишь! Давай-ка мы сделаем так: отправимся на прогулку, не пренебрегая по дороге беседой. Согласен? -- Ничего не имею против, -- ответил Блейд. Они встали -- высокий и крепкий гость в зеленом одеянии с серебряной вышивкой, изящный и стройный хозяин в сером костюме с кружевами -- и спустились на лужайку, словно перебравшись с одного ковра на другой. Сквозь подошвы башмаков Блейд чувствовал упругость и живое тепло почвы, вдыхал свежий запах травы и лилий, застывших в пруду, однако его не покидало ощущение, что он все еще пребывает в доме, в некоем здании, но никак не снаружи его. Строй деревьев, обрамлявших дальний конец полянки и берег маленького озерца, казался столь непроницаемым, столь же надежно хранившим покой и интимность жилища, как и каменные стены; чуть серебрившийся над головой купол внушал такое же чувство устойчивости и определенности, как собранный из дубовых балок потолок. Странное впечатление! Он словно бы находился на открытом воздухе, в небольшом саду, и в то же время этот сад, со всей его пышной и яркой растительностью и прозрачным водоемом, был частью комнаты, с удивительной гармонией совмещаясь и с камином, и с креслами, и с непонятными аппаратами у стен, и со столом, с которого уже исчезли остатки завтрака. -- Ну-с, на чем же нам отправиться на экскурсию? -- вопросил Майк, почесывая нос. -- Мы, скажем, могли бы просто воспарить ввысь... но я полагаю, что это будет несколько непривычно для тебя. Лучше, если под ногами будет чтото твердое... -- Не только под ногами, но и с боков, -- поспешил заметить Блейд. -- И с боков тоже? -- Майк улыбнулся. -- Я чувствую, что ты думаешь о неком экипаже... таком, в котором перемешаются жители вашего мира... Что ж, пусть будет так! Он прищелкнул пальцами, и в воздухе материализовался автомобиль, яркокрасный двухместный "ягуар". Блейд не дрогнул; он уже привык к чудесам, и это новое чудо было куда менее удивительным, чем вчерашнее явление леди Микланы. Гость и хозяин уселись на упругие подушки, машина взмыла в воздух, без всяких осложнений миновав серебристый купол, и по расширяющейся спирали ушла в небеса. Майк заговорил. Повинуясь его словам и жестам, Блейд, как заправский турист, крутил головой то направо, то налево, обозревая местные достопримечательности. Вскоре ему уже было известно, что слева от Майка живет чета скульпторов, Ройни ок'Доран с супругой Саной, справа -- Лоторм, специалист по биоинженерии, сзади -- некий Кродат Сарагга, занимавшийся чем-то вроде философии. Четыре их жилища, тонувшие в зелени, окружала кольцевая дорожка; с юга загадочно мерцал океан, с севера подступал лес, ухоженный и напоминавший парк. Юг и север... На поверхности Большой Сферы эти направления были условными, но они существовали -- так же, как запад и восток. Титаническая конструкция, замыкавшая светило, вращалась, и ось ее некогда ориентировали строго перпендикулярно к плоскости эклиптики той крохотной планетки, что звали теперь Древним Урениром. Но ни этого небесного тела, ни прочих миров, сожженных солнцем подобно Меркурию, погруженных, как далекий Плутон, в мрак и ледяное безмолвие вечной космической ночи, ужасающих своим величием, как газовые гиганты Юпитер и Сатурн, в местной звездной системе уже не существовало; все они превратились в камень, почву, воду и воздух новой обители уренирцев, столь гигантской, просторной и разнообразной, что с ней не могла сравниться тысяча тысяч обычных планет. Как помнилось Блейду, ученые Земли вполне представляли подобную конструкцию, по крайней мере -- умозрительно; там она звалась сферой Дайсона, тут -- просто Большой Сферой. Красный "ягуар" плыл в небесах; внизу же разворачивалась яркая, многоцветная, красочная панорама Чантарского Взморья, протянувшегося широкой пятисотмильной дугой с запада на восток вдоль огромной бухты -- целого моря по земным масштабам. Но здесь это была только бухта; она открывалась в залив, который простирался уже на тысячи миль, омывая с юга полуостров Ортогу, а с севера синела такая же акватория, скромная часть великого океана -- одного из многих и многих великих океанов Уренира. Тысячи миль -- то был масштаб для измерения залива, полуострова, внутреннего моря, плоскогорья; к континенту же требовалось приступать с иной мерой. На востоке едва заметной коричневой полоской вздымалась горная цепь, отделявшая Ортогу от огромного материкового щита Синтолы, уходившей вдаль безмерным пространством саванн и лесов, рек и озер, плоскогорий и степей, в которых мог поместиться любой из земных континентов. Невероятные размеры этого мира потрясали взгляд я душу! -- Спустимся? -- спросил Майк, на секунду прервав свои объяснения. -- Мне кажется, поглядев сверху на крохотную частичку нашего мира, стоит приблизиться к совсем уж малой части -- к дому, к дереву, к реке или городу. -- У вас есть города? -- Блейд был удивлен; ему казалось, что города возникают там, где не хватает места. В древности их строили для защиты населения, позднее -- чтобы обеспечить людей работой и развлечениями; первое приносило деньги, второе выкачивало их словно насос. Но в Уренире не возникало проблем ни с местом, ни с безопасностью -- если не считать таинственных людоедов-эстара; что же касается работы, то здесь, судя по всему, это понятие означало нечто совсем иное, чем на Земле. -- У Вас есть города? -- повторил Блейд, разглядывая мелькавший внизу пестрый ковер -- то зелено-золотистую равнину, расшитую серебряными нитями рек, то пурпурные и багряные леса, то озера в обрамлении скал. -- Почему бы и нет? -- ответит Майк вопросом на вопрос. -- Смотри... Свет вдруг померк, и через мгновение машина зависла над городом на высоте двух сотен ярдов. Улицы, площади, бульвары, проспекты, дома -- невысокие, изящные и причудливые, сложенные из камня и кирпича... "Как на Земле", -- подумал Блейд, но картина под ним внезапно мигнула и исчезла; они парили уже над другим городом. Тут тянулись ввысь хрустальные иглы небоскребов, а у их подножия вскипало кружево многоярусных дорог, по которым стремительно сновали цветные точки машин. Новая смена кадра, и красный "ягуар" навивает витки вокруг гигантского здания десятимильной высоты; оно напоминало тельце бабочки, окруженное десятками развернутых прозрачных крыльев. Промелькнуло еще одно здание-город такого же типа -- полураскрытая книга титанических размеров. Снова небоскребы, но на этот раз не иглы, а искусная имитация гор. Потом возникли настоящие горы и огромное поселение, лежащее на крутом склоне. Его дома, улицы и парки казались зеленовато-синей волной, неудержимо катившей вверх, к иззубренным вершинам хребта; над ними, в переплетении путепроводов, стояли ажурные башни -- словно белая пена, венчающая океанский вал. Другой город, тоже в горах... Но этот вырубили среди мраморных утесов и скал, и он, вероятно, являлся огромным пещерным комплексом. Мелькали все новые и новые поселения: город под гигантским водопадом, чьи башни были одеты радугой; город среди деревьев чудовищной высоты -- его здания тоже были деревьями; город, кольцом окружавший озеро на травянистой равнине; прибрежный город, спускавшийся к заливу и уходивший прямо в воду -- его улицы и дома напоминали паутину труб, цилиндров и шаров, сиявших сквозь аквамариновую водную поверхность; морской город -- пирамида, ступенями поднимавшаяся с самого дна... Перед глазами у Блейда все начало кружиться и мерцать. -- Пожалуй, достаточно, Майк. Я вижу, в Синтоле хватает городов... более чем хватает! Будет интересно ознакомиться с каким-нибудь из них поближе. -- Что за проблема: Выбирай! -- Майк простер руку, и их летающий автомобиль ринулся вниз. Странник замотал головой. -- Нет, нет, не сегодня... Сегодня я предпочел бы разобраться с леди Микланой. Вернее, с той маленькой неприятностью, что случилась с ней в Слораме. * * * Но лишь через несколько дней Блейду удалось в полной мере осмыслить историю о том, как и почему сестра его гостеприимного хозяина была съедена кровожадными эстара. Надо отметить, что за это время круг его общения существенно расширился за счет ближних и дальних соседей Кармайктолла; одних они с Майком посетили сами, другие охотно являлись в гостиную с двумя стенами, чтобы скоротать вечерок у камина. Почему-то ближние соседи -- чета скульпторов, биоинженер Лоторм и философ Сарагга -- казались Блейду приятней и разговорчивей дальних; возможно, причина заключалась в том, что он мог дойти до их жилищ пешком за десять минут. Ройни ок'Доран, скульптор, и жена его Сана обитали в престранном здании, двуликом, как Янус. С одной его стороны высились десятифутовые крепостные стены с квадратными башнями по углам и воротами кованого чугуна; за ними располагался двор, в котором не нашлось бы ни травинки, зато хватало каменных глыб, металлических отливок и бревен полусотни древесных пород. То была мастерская Ройни, широкоплечего светловолосого гиганта, знатока и великого мастера древнего искусства ваяния. Он работал только с веществами грубыми, весомыми и сугубо материальными -- гранитом и бронзой, мрамором и твердой древесиной дуба, глиной, чугуном, железом, нефритом, сталью и базальтом. Он бил и полировал камень, резал дерево, ковал изделия из металла, мял глину, и его инструментами, как в старину, были лишь резец, долото, щипцы и молот. Работал однако Ройни с огромной скоростью и мог за десять дней изваять статую местной Венеры или Аполлона в полный рост. Вероятно, его изделия пользовались немалым спросом, ибо ни в первые дни, ни потом Блейд не замечал, чтобы они подолгу простаивали в мастерской. Сказочное королевство Саны располагалось по другую сторону здания. Тут его фасад, отделанный в мавританском стиле, с мозаикой и витыми алебастровыми колоннами, составлял разительный контраст с хоромами Ройни, напоминавшими замок средневекового разбойника-барона. Перед домом простиралась лужайка, по краю ее били фонтаны -- невесомые серебристые чаши, птицы и рыбы из неведомого Блейду материала, испускавшие разноцветные водяные струи. Все эти рыбы, птицы и чаши, окруженные ароматным кустарником и цветами, напоминавшими то тюльпаны, то лилии или орхидеи, придавали лужайке вид поляны эльфов; казалось, что крохотные крылатые существа сейчас выпорхнут из цветочных чашечек и примутся играть и кувыркаться в пронизанном солнечными лучами воздухе. Но самое интересное начиналось за пределами кольца из цветов и водяных струй. Там земля резко обрывалась вниз, отвесные скалистые склоны падали к морской поверхности застывшими волнами, и всякий мог убедиться, что и лужайка, и дворец Саны находятся на вершине полумильного каменного столпа, вырастающего из океана. Впрочем, иногда они оказывались на склоне горы, в дремучем лесу, посреди степи, поросшей фиолетовыми колокольчиками, или в ином месте -- ибо Сана являлась мастером иллюзий. Творимые ею образы выглядели крайне разнообразно, но общим у них было одно -- совершенство. Сана и сама была совершенством -- стройная брюнетка с синими глазами и маленьким алым ртом. Жилище второго соседа Майка, биоинженера Лоторма, представляло собой белоснежный цилиндр диаметром в двадцать ярдов, окруженный деревьями с мелкой золотистой листвой. Они походили на березы в середине осени, но кроны их, довольно густые и плотные, имели почти шарообразную форму. Что касается самого цилиндра, то он обладал одним свойством, повергавшим Блейда в изумление: снаружи его нельзя было даже разглядеть из-за древесных крон, но вблизи казалось, что белая колонна уходит вверх на три-четыре сотни футов. И не только казалось! Осматривая особняк Лоторма, странник был готов поклясться, что в нем никак не меньше двадцати этажей, занятых, в основном, лабораториями с огромными инкубаторами, в которых вызревали довольно странные существа. Несмотря на их неаппетитный вид, Блейд любил время от времени наведываться к инженеру, обладавшему редким талантом -- рассказывать просто о сложном. У философа Кродата Сарагги дом располагался под землей, как у Майка, но сверху не имелось ничего похожего на уютную гостиную с камином, двумя каменными стенами, озерцом и лужайкой. Сверху был хвойный лес -- вернее, маленький парк площадью несколько акров, в котором витал свежий острый запах смолы и хвои. Среди деревьев вилась неширокая грунтовая дорожка, по которой Сарагга прогуливался часами, иногда опускаясь на одну из скамеек, торчавших на полянках рядом с низенькими столиками. Такова была его работа или любимое занятие: ходить, размышлять и диктовать результаты оных размышлений. Вероятно, Сарагга относился к местным перипатетикам, и даже не исключено, что он проходил в этой компании по разряду Аристотеля. Блейд бывал у него не реже, чем у Лоторма; инженер мог объяснить, что и как сделано, философ же давал ответ на вопрос -- зачем. Теперь Блейд знал, что обитатели Уренира еще в глубокой древности открыли Принцип Всеобщей Трансформации. Известно, что энергия может быть преобразована в вещество и наоборот; точно так же различные виды энергии и вещества могут быть преобразованы друг в друга. Тепло можно превратить в электричество, газ -- в металл, воду -- в гранит, раскаленную плазму -- в изысканную пищу, а фотоны видимого света -- в сложнейшие молекулы живой ткани, в нервные клетки разумного существа. Все эти метаморфозы вполне возможны, если в запасе имеется достаточно сырья -- энергии и вещества, а также достаточно времени и знаний, чтобы осуществить подобные преобразования на практике. Уренирцы умели это делать, причем в любых масштабах; их установки были способны разложить крохотную песчинку на элементарные частицы и собрать из них столь же крохотного муравья, либо превратить гигантскую звезду в камень, воздух, воду и почву для тысяч обитаемых миров. Обладая подобным знанием, они стали фактически всемогущими. Они получили возможность творить новые планеты и звездные системы; они научились гасить и зажигать звезды, манипулировать с пространством и временем; они могли уничтожить и воссоздать галактику. Более того, как истинные боги, они овладели жизненной энергией, позволявшей творить разумные существа, какие угодно и из чего угодно -- из глины и камня, из воды и воздуха, из разреженного межзвездного газа! Разумеется, все эти чудеса осуществлялись с помощью машин. Довольно быстро уренирцы выяснили, что и сами они являются машинами, сложнейшими биологическими агрегатами, главная функция которых заключается в поддержании жизни -- а тем самым и разума. Но, как всякая конструкция, человек-машина имел свои ограничения; в частности, чтобы играть в титанические игры с пространством и временем, галактиками и звездами, он был вынужден пользоваться другими машинами, неживыми и не столь сложными, но более быстрыми, более мощными и надежными, чем человеческие мышцы и мозг. Впрочем, существовал и иной выход из этой ситуации, который вполне устраивал одних, но ужасал других -- отказ от человеческого естества и переход в состояние почти божественное. Но еще до того, как решать этот вопрос вопросов, уренирцы создали Большую Сферу. Это являлось необходимым и закономерным шагом на пути развития их цивилизации; точно так же, как мозг отдельного человека не вмещал всех накопленных ими знаний, так и маленький Древний Уренир оказался тесным для расы, повелевавшей звездами. Она нуждалась в новом доме, достаточно просторном и абсолютно подконтрольном своим хозяевам, в обители, подаренной не капризной природой, а созданной мощью и силой разума -- и таким образом, как было нужно и удобно этому разуму. Так возникла Большая Сфера. Из рассказов Лоторма Блейд узнал, что планетарного вещества уренирской звездной системы хватило лишь на каркас гигантского сооружения, собранный из блоков особого материала с перестроенными электронными связями. Он обладал неимоверной прочностью и в то же время являлся упругим и гибким, способным противостоять приливным силам; вполне подходящая ткань, которой можно было выстлать дно этого искусственного мира. На внутреннюю часть огромного корпуса Сферы диаметром около двухсот миллионов миль легли континенты и океаны, плоскогорья и горные хребты, моря и реки -- твердь, вода и атмосфера, все три необходимых для жизни компонента. Материковые щиты в среднем достигали в толщину полутора миль, максимальные океанские впадины были несколько меньше, около мили. Большая Сфера вовсе не являлась тонким слоем камня, земли и воды, размазанных по внутренней поверхности огромного шара; кроме двух плоскостных измерений, она обладала и глубиной, и разнообразным рельефом. Единственное ограничение, на которое пошли ее строители, касалось океанов и морей; тут не было ничего похожего на Марианскую впадину, и морское дно выглядело в основном ровным. Но горы! Большинство из них поражали своим великолепием и величием, и многие вершины вдвое превосходили Эверест. По словам Лоторма, даже эти высоты не оставались безжизненными, ибо нижняя плотная часть уренирской атмосферы простиралась как минимум на пятьдесят миль, и в это поднебесье можно было забраться на обычном планере или воздушном шаре. Чередование дня и ночи, а также сезонные климатические изменения считались в Большой Сфере делом локальным. В одних местах тьму создавали тучи -- так, как в стране шестилапых лика; в других -- силовые экраны тысячемильной протяженности, позволявшие имитировать и круговорот звезд, и движение многочисленных лун, восходы и закаты которых выглядели особенно великолепно. Существовали и такие области -- или даже целые континенты, -- над которыми вечно сияло солнце Уренира, символ зрелого полдневного могущества этого мира. Но самым любопытным Блейд счел своеобразные резерваты, где были воссозданы географические условия и природная среда иных планет, причем в натуральную величину. Эти территории подчинялись своим законам; над ними сияли другие светила, другие звезды, и жизнь под небесами этих псевдопланет шла своим чередом. Впервые услышав о подобном чуде, странник понял, что Большая Сфера являет собой чтото большее, нежели гигантское астроинженерное сооружение; Уренир фактически был микрокосмом, адсорбирующим облик тысяч миров. Что касается смены дня и ночи, то для этого существовали и гораздо менее глобальные средства, чем облака или огромные силовые экраны. Каждый дом, каждое сооружение, большое или маленькое, могло быть прикрыто таким же экраном, что позволяло его обитателям регулировать периоды света и мрака по собственному усмотрению. Необходимая для этого техника, чудесная и скрытая от глаз уренирская машинерия, по большому счету не казалась Блейду удивительной, ибо он быстро усвоил втолкованный Кармайктоллом принцип: в Большой Сфере возможно все. Поражало другое -- зачем это? Он понимал, что уренирцы, повелевавшие материей, пространством и временем, могли с таким же успехом владычествовать и над собственными телами. Отсюда вытекало, что сон не был для них необходимостью -- как и пища, питье, одежда и кров над головой; все это казалось страннику атрибутами какой-то забавной игры, но отнюдь не жизненной потребностью. Его хозяева могли не только сменить платье, жилище или привычный распорядок существования; с такой же легкостью они ускользали из своих тел, преобразуясь в чистый разум, и вновь появлялись на свет в новом обличье, в иной плоти, ничем не напоминавшей прежнюю. Пожалуй, тревоживший его вопрос не относился к сфере науки или технологии, к разновидности "что и как"; скорее, тут стоило поинтересоваться "зачем"? Обдумав это, Блейд счета возможным поделиться своими недоумениями с философом Кродатом Сараггой. Сей ученый муж был довольно высоким, тощим и смуглым, с иссинячерной аккуратной бородкой; дома -- то есть в своем парке -- он носил только набедренную повязку и ходил босиком. На вид Сарагге можно было дать около сорока, но Блейд подозревал, что за этим числительным стоят не года, а столетия. Несомненно, Сарагга являлся настоящим философом, ибо, выслушав гостя, ответил вопросом на вопрос -- как и принято у представителей оной науки во всех мирах и измерениях. -- Не хочешь ли заглянуть поглубже, дорогой мой? Ты поинтересовался следствием, а не причиной; тем, что лежит на поверхности, но не у самого дна. Блейд заметил, что готов нырнуть в глубину вслед за своим ученым собеседником. -- Тогда подумай о следующем: почему мы вообще носим вот это? -- Сарагга похлопал себя по дочерна загорелой мускулистой груди. -- Я разумею плоть, телесный облик, понимаешь? Ведь вместилище разума может быть и совсем иным... совершенный кристалл или облако плазмы, странствующее в космической пустоте... Тебе не приходило это в голову? -- Приходило. Но жизнь в такой форме не нуждается в привычном для нас мире. Ей не нужны ни твердь, ни воздух, ни планеты, ни даже Большая Сфера. -- Совершенно правильно! -- философ кивнул с довольной улыбкой на лице. -- Значит, если мы хотим наслаждаться всем, что нас окружает -- свежим ветром и ароматом листвы, чувством незыблемой тверди под ногами, теплом солнца и прохладой дождя, -- мы вынуждены сохранить плоть -- то, что доставляет нам все эти приятные ощущения. Но если мы приняли такие правила игры и пожелали остаться ходячим коллоидным раствором, а не облагородить своим разумом сгусток плазмы, то отсюда вытекает и все остальное. О нашем теле нужно заботиться; его необходимо питать и поить, украшать, холить, нагружать посильной работой -- я разумею физический труд или упражнения. Надо выполнять его инстинктивные желания, удовлетворяя его тягу к вкусной пище и красивой одежде, потворствовать его эротическим фантазиям, идти навстречу жажде любви и сильных ощущений. Словом, если ты владеешь человеческим телом, ты должен жить, как человек -- долго, счастливо и с удовольствием! Блейд выразил полное согласие с этой эпикурейской установкой; он не мог припомнить ни одного человека, на Земле или в мирах иных, который отказался бы жить долго, счастливо и с удовольствием. -- Итак, -- произнес Сарагга, -- будем считать, что мы разобрались с этим вопросом. Если ты избрал телесный облик -- неважно, человеческий или нет -- то следует удовлетворять телесные функции, к которым относятся сон, плотская любовь, еда, движение и многое другое. Потворствуя им, мы получаем наслаждение -- необходимый компонент счастья. -- Но если человек властолюбив и склонен к стяжательству, интригам и убийству? Может ли он быть счастлив, полностью счастлив, не удовлетворяя своих пороков? Весьма неприятных для окружающих, насколько я понимаю, -- заметил странник. По лицу Сарагги скользнула гримаса неудовольствия. -- Не будем спешить, друг мой! Разберемся сначала с одним, затем с другим. Я сказал, что телесное наслаждение -- необходимый компонент счастья; ты же говоришь о психических функциях. Да, существует масса пороков -- жажда власти и славы, гипертрофированная гордость, тяга к уничтожению... Но коренятся они в сознании, а не в теле! А посему поговорим об этом в другой раз. В данный же момент мы рассматриваем совсем иной вопрос -- сохранить ли нам человеческое тело или превратиться в разумное облако плазмы, в некое почти вечное существо, обладающее, в силу своей физической природы, великим могуществом, но лишенное маленьких человеческих радостей. Вот, например, ты, -- философ резко остановился и упер в грудь Блейда длинный палец. -- Что бы ты выбрал? Странник задумался. С одной стороны, вечная жизнь, безграничная свобода и всемогущество -- пусть в плазменном состоянии -- обладали определенной притягательностью, но с другой... Нет, он явно ощущал, что не в силах распроститься со своим телом и теми маленькими радостями, которые оно дарило! -- Пожалуй, я оставил бы все так, как есть, -- произнес Блейд. -- Я еще не готов стать богом, почтенный Кродат. -- Что ж, ты принял решение в соответствии со своими понятиями о счастье, -- кивнул философ. -- И должен сказать, что я разделяю твое мнение. Как видишь, я тоже предпочел телесную оболочку... Но! -- он покачал длинным пальцем перед лицом Блейда. -- Но!.. Скажи откровенно, разве ты не сожалеешь об упущенной возможности? О том, что ты мог бы превратиться в существо вечное, чистое и возвышенное, но отказался сделать это, ибо дорожишь радостями плоти? -- Сожалею, -- признался странник. -- Возможно, позже я переменил бы свое мнение. -- Превосходно! Ты уловил суть дела, друг мой! -- Сарагга довольно улыбнулся, обрадованный не то понятливостью собеседника, не то собственной манерой объяснять. -- Итак, мы оба дорожим своими телами и не хотели бы отказываться от плотских радостей -- пока! Теперь представь себе, что путь перехода к иному состоянию для нас не закрыт и мы можем ступить на него, когда почувствуем такую необходимость... Ступить, пройти до конца и вернуться назад, если захотим! Можем стать существом почти божественного порядка, потом снова обрести тело, а наскучив им, совершить новую трансформацию... Разве было бы не утешительно знать, что эта возможность всегда с нами? -- Весьма утешительно, -- согласился Блейд. -- Но что толковать об умозрительных категориях? Я уже знаю, что вы можете сменять одно тело на другое, но эти разумные плазменные облака... -- При чем тут умозрительные категории? -- прервал его Сарагга. -- Я толкую тебе о самых что ни есть реальных вещах! Странник замер на половине шага, в изумлении приоткрыв рот. -- Как! Эти плазменные монстры, о которых ты говорил... -- Никакие не монстры, а великие Урены, Духи Предков и Хранители нашего мира! И мы с тобой, если пожелаем, тоже можем перейти в такое состояние! Хоть сейчас! Судорожно сглотнув, Блейд опустился в траву и прикрыл глаза. Глава 5 -- Дьявольщина! Не могу. Не могу, и все! Ричард Блейд с грохотом опустил кулак на стол, и пепельница подпрыгнула, рассылая вокруг смятые бумажки. Вместе с ними повалился пузырек с цветными пилюльками и яркой этикеткой. Доктор Джайлс Хэмпсфорд с испугом уставился на него. -- Откровенно говоря, сэр, я чувствую себя так, словно вы меня обокрали! -- заявил Блейд. Лицо его помрачнело, на щеках заиграли желваки. Он вытер испарину со лба и угрюмо посмотрел на дока Хэмпсфорда. Доктор, еще не старый человек в белоснежном халате, смущенно опустил глаза. Он был превосходным специалистом -- иной бы и не сумел много лет выполнять обязанности штатного врача отдела МИ6А -- и знал Ричарда Блейда не первый год. Собственно говоря. Хэмпсфорд уделял ему львиную долю своего времени, негласно контролируя медиков из лейтоновского центра. По мнению Дж., здоровье его лучшего агента являлось слишком большой ценностью, чтобы безраздельно полагаться в этом отношении на Кристофера Смити и прочих ассистентов его светлости, готовых распилить человеку череп и выхлебать мозги чайными ложками; Дж. желал, чтобы Блейд находился под присмотром надежного человека, и док Джайлс был надежен во всех отношениях. Правда, для своего пациента почтенный эскулап иногда играл роль карающей Немезиды, отыскивая у него такие болезни, что Блейд временами был готов намылить веревку. Еще не прошло и года, как Хэмпсфорд высказал подозрение, что его подопечный обзавелся олигоспермией; случилось это перед экспедицией в Эрде, в самом конце двухлетнего периода вынужденного безделья, когда Блейд и так был накален до предела. С горя он ударился в запой и, если бы не срочные меры, предпринятые Дж., мог оказаться в отставке, а вовсе не в кресле шефа спецотдела МИ6А. Теперь же назревал новый казус! Не олигоспермия, конечно, но тоже малоприятное событие... Поминая про себя Хэмпсфорда самыми черными словами, Блейд поклялся, что через месяц-другой, возвратившись из последней командировки, откажет доку Джайлсу от места. Пожалуй, ему все равно придется уволить двух-трех человек -- хотя бы для того, чтобы выказать свою власть... чтобы всем стало ясно: эпоха Дж. миновала, наступили времена Ричарда Блейда. Да, нужно почистить отдел, решил он, мысленно поставив против фамилии Хэмпсфорда большой жирный крест. Доктор нерешительно кашлянул. -- Может быть, попробуем еще раз, Ричард? -- Попробуем... отчего ж не попробовать, -- Блейд почти успокоился, с мстительным торжеством представляя, как он вызывает дока в кабинет Дж. -- теперь в его собственный кабинет! -- вручает лист бумаги и авторучку, а затем... Он сгреб в ладонь обрывки газеты и клочки папиросной бумаги и высыпал их в чугунную пепельницу на докторском столе. Чрезвычайно горючий материал, и еще две недели назад он мог воспламенить эту груду одним мановением пальца! Проклятый Хэмпсфорд! Протянув руку над пепельницей, Блейд прикрыл глаза и сосредоточился. Напрасно! Он не чувствовал прилива тепла к пальцам, не ощущал огненной струи, что раньше исторгалась откуда-то из глубин его существа, порождая жаркий опаляющий всплеск энергии. Он снова лишился этого чудесного свойства, таланта пирокинеза! Но в первый раз дар был передан им добровольно, и потеря не вызывала горечи; теперь же... Глупость, какая глупость! Проклятый Хэмпсфорд! -- Нет, не получается, -- Блейд убрал руку и, откинувшись на спинку кресла, постарался справиться с раздражением. В конце концов, можно уволить человека, но совсем не обязательно ему грубить. Док Джайлс посмотрел на пепельницу так, словно сам хотел воспламенить ее содержимое взглядом. -- Скажите, Ричард, когда вы заметили первые симптомы? -- Дня три назад. Я встречался с Хейджем и попробовал зажечь ему сигарету... просто так, для развлечения... -- Ну и?.. -- Что-то было неправильно. Зажечь сигарету -- мелочь, пустяк... но мне пришлось напрячься. Правда, тогда я не обратил на это внимания. -- А потом? -- На следующий день регресс стал заметнее, но я все еще пользовался этой дрянью, -- Блейд кончиком пальца подтолкнул стоявший перед Хэмпсфордом пузырек с яркой наклейкой. -- Идиот! Мне бы спустить эту штуку в унитаз или сжечь, пока еще были силы! -- Хм-м... -- док Джайлс задумчиво взъерошил седеющие волосы -- Но все же, Ричард, почему вы считаете, что в этой... в этой неприятности повинен "Андстар"? -- А что же еще? Что еще, я вас спрашиваю? -- протянув руку, Блейд схватил флакончик и высыпал на ладонь пригоршню разноцветных таблеток. Тут были розовые, которые полагалось принимать после завтрака, голубые для смягчения последствий сытного ланча, а также нежно-салатные и золотистые, употребляемые после обеда и ужина "Андстар", или "Звезда Анд", являлся новейшим американским препаратом, применяемым, по мысли его создателей, для выведения шлаков из организма. Кроме того, тучные от него худели, а тощие толстели, гипертоники начинали плясать брейк, а подагрики -- бить мировые рекорды на всех олимпийских дистанциях. Словом, то была очередная панацея от всех болезней, фантастически дорогая и в причудливой упаковке, вполне соответствующей экзотическим компонентам, намешанным в это снадобье, как сообщалось в рекламной брошюре, таблетки содержали экстракт из целебных трав, собранных на высокогорных андских лугах. Несомненно, инки Перу тоже выводили с их помощью шлаки из своих организмов. Блейд же вместе со шлаками потерял свой уникальный талант. Возможно, эти самые шлаки являлись топливом для исторгаемой им огненной материи, возможно, она сама относилась к разряду шлаков, возможно, драгоценные травки с Анд приводили и плоть, и дух в такое идеально-нормальное состояние, при котором никаким парафизическим эффектам не оставалось места. Как бы то ни было, Ричард Блейд, начав принимать по настоянию дока Джайлса это средство, вдруг ощутил, что его способность к пирокинезу резко упала. Случилось это буквально-таки на глазах, всего за одну неделю. А сегодня он не смог поджечь даже клочок папиросной бумаги! Доктор Хэмпсфорд взял с ладони Блейда розовую пилюлю, задумчиво посмотрел на нее и проглотил. -- Не та, док, -- произнес Блейд. -- Ланч уже прошел. Положено принимать голубую. Хэмпсфорд поднял голубую и тоже отправил в рот, у него был вид человека, решившего покончить самоубийством. Блейд смягчился и сжал кулак. -- Хватит, старина! Больше ни одной! -- Он уже не чувствовал уверенности, что сможет отправить дока Джайлса в отставку, ведь старик протрубил в МИ6А, а до того -- в МИ6, добрую четверть века. -- Черт побери, -- внезапно пробормотал эскулап, -- этот Робинс! Так меня подвести! Ну и ну! -- Робинс? Что за Робинс? -- Мой приятель, врач из НАСА... Он клялся, что эти пилюли уже пять лет входят в рацион американских астронавтов и что результаты отличные... просто отличные... Если б не это, я бы их вам не посоветовал, Ричард! -- Врет ваш Робинс, определенно врет! -- Блейд покачал головой. Два года назад, когда он летал на Луну, его пилоты даже не упоминали про этот "Андстар". -- Доктор, вы наивный человек! Поинтерссуйтесь-ка при случае, где еще, кроме НАСА, ваш приятель получает жалование. Хэмпсфорд совсем поник головой, и Блейд определенно решил не отправлять его в отставку. В конце концов, каждый может ошибиться, и счастье еще, что жертвой этой медицинской ошибки пал всего лишь пирокинез. Он потер ладони друг о друга и грустно улыбнулся. Все-таки жаль! Возможно, в предстоящем странствии его исчезнувший дар мог бы пригодиться... * * * Сейчас, прогостив у Майка без малого две недели, Ричард Блейд был уверен, что здесь пирокинез ни к чему. Как и телепортатор, связь с которым оказалась заблокированной внешней оболочкой Сферы. В самом деле, что бы он стал тут жечь? Кого бы удивил своим талантом? Разве что шестилапых лика... Постепенно он начал постигать ту мудрость Уренира, о которой толковал ему Кармайктолл. Она действительно заключалась не в знаниях, не в технических устройствах; скорее это была некая жизненная концепция, проблема выбора между многими и многими возможностями, предоставленными все тем же знанием. Любая разумная раса, вступившая на путь технологического развития и активной экспансии, проходит ряд этапов, стадий познания мира и собственной сущности, и на каждом из них решает определенные задачи. Первая и главная из них -- выживание. Быстрое развитие и накопление знаний предполагает, что раса достаточно многочисленна, ибо только миллиарды мыслящих существ могут породить и прокормить те миллионы адептов знания, которые, собственно, и двигают цивилизацию вперед. Только миллиарды способны обеспечить эту элиту необходимыми ресурсами, все более сложными и дорогими приборами, установками и машинами, позволяющими отвоевывать новые и новые крупицы знания; только миллиарды, поделившись тем немногим, что имеет каждый, позволяют накопить то богатство, весьма скромное на первых порах, которое становится фундаментом будущего прогресса. При этом, разумеется, миллиарды разумных существ рождаются, живут и умирают в нищете -- или почти в нищете, знание еще не способно обеспечить изобилие для всех. Именно изобилие становится второй задачей, гораздо более ясной и понятной, чем первая. Изобилие, мечта о грядущем Золотом Веке! О временах, когда у всех есть пища, одежда и крыша над головой; когда каждому можно выделить клочок земли, достаточно просторный, чтобы он не ощущал себя обитателем гигантского переполненного муравейника; когда человеку позволено заниматься тем, что радует его сердце. Но этот грандиозный план всемирной реконструкции, эта мечта о свободе и достойной жизни входит в противоречие с проблемой выживания, чтобы дать многим хотя бы необходимый минимум, надо многое и взять. Взять у своего собственного мира, ибо других ресурсов у тех, кто только начинает свой путь, не имеется. Мир же этот очень невелик. Планета, казавшаяся необъятной ойкуменой для сотен тысяч, огромной и просторной для миллионов, для миллиардов становится крохотной. Внезапно приходит понимание того, что две трети ее поверхности заняты океанами, что большая часть суши непригодна к интенсивному использованию -- пустыни, горы, тундра, камень и лед, слишком жаркий или слишком холодный климат не позволяют добывать необходимые для жизни ресурсы. И тогда начинается безудержная гонка, эксплуатация мест более благодатных, растаскивание по многочисленным человеческим муравейникам тех богатств, которые можно взять сравнительно легко, взять сегодня, не заботясь о завтрашнем дне. В результате скудеет почва, загрязняются воды и воздух, исчезает минеральное сырье, рушится экология. Лишь знание способно разрешить этот конфликт. Но успеет ли оно созреть настолько, чтобы превратиться в противоядие от всех бед мира? Тут не существовало четкого и однозначного ответа. В одних случаях это удавалось, и уренирцы -- как и паллаты -- были тому примером; в других нарождающаяся цивилизация пожирала саму себя. Гибла планета, гибла населявшая ее раса -- от болезней, войн, голода, тотального оскудения и безысходности. Земля, как стало ясно Блейду, находилась в самой критической точке, на неком карнизе, притулившемся на крутом склоне прогресса, откуда с равной вероятностью можно было соскользнуть вниз, в пропасть, либо сделать несколько шагов вверх, постепенно вырываясь из-под пресса противоречий между желаемым и достигнутым. Земля была еще сравнительно богатой и обильной, способной напитать древо знания, но это богатство стремительно иссякало, пять, восемь, десять миллиардов человек могли проесть и растратить его в ближайшие полвека, вскормив своими жизнями не спасительное знание, а сотню мелких войн и пару-другую крупных. И Уренир, могучий и мудрый Уренир, не мог здесь помочь ничем. Землю, как и другие миры, колебавшиеся в неустойчивом равновесии, нельзя было уподоблять ребенку, которого взрослый способен вывести из темной комнаты. Нельзя сказать, чтобы Ричард Блейд прежде не понимал всего этого. По роду своих занятий ему приходилось сталкиваться со многими проблемами, скрытыми от прочих его сограждан завесой секретности; да и опыт, приобретенный им в странствиях, являлся обширным материалом для сравнения и размышлений. Однако лишь сейчас, пребывая в Большой Сфере Уренира, он ясно осознал всю глубину конфликта, назревавшего на родной планете. Тут, вероятно, сказывался своеобразный эффект доверия высшему авторитету: одно дело самому предугадывать развитие событий, другое -- ознакомиться с диагнозом того, кто обладает неизмеримо большей мудростью. Однако печальные раздумья никак не сказались на любопытстве странника; он хотел знать, что произойдет потом, когда изобилие и выживание перестанут являться первоочередными проблемами. Как утверждал философ Сарагга, тогда начиналась вторая стадия развития общества, целью которой была вселенская мощь. То самое состояние, о котором Майк, гостеприимный хозяин Блейда, говорил: "мы можем все!" Это "все" означало исполинскую силу и свободу, неограниченную свободу, которой достойно лишь истинно разумное существо. Свободу от крохотного, жалкого и слабого тела, свободу от опеки машин, освобождение от смерти, от уз бренного существования, возможность переселиться в безграничное пространство, стать его хозяином, господином, хранителем. По мере приближения к такому вселенскому могуществу перед цивилизацией вставал выбор, сохранить ли свою человеческую (или нечеловеческую, но плотскую) природу или перейти в иное, качественно новое состояние. То, что оно являлось возможным и достижимым, уже не удивляло Блейда; если раньше он считал упоминания об Уренах отзвуком какой-то своеобразной местной религии или данью уважения предкам, то теперь уверился полностью и окончательно что эти Вышние Духи не имели никакого отношения к мистическому, наоборот, они были реальны, как каменные и бронзовые статуи, которые ваял Ройни ок'Доран. Разумеется, Урены тоже обладали плотью -- или, по крайней мере, являлись существами материальными, а не бесплотными духами. Более того, массой некоторые из них не уступали планете средней величины, хотя их телом была плазма, позаимствованная из фотосферы какой-нибудь звезды. Эта сложно организованная взвесь элементарных частиц служила матрицей, на которую накладывалось одно или несколько человеческих сознаний, причем операцию переноса осуществляли сами Урены. Обычно, как понял Блейд, старший Урен адсорбировал в себя личность, желающую совершить переход; затем следовал этап длительного обучения, в процессе коего неофит познавал свои новые возможности. После этого он мог обзавестись своим собственным плазменным облаком. Материал для подобного акта творения имелся всюду и везде -- либо звезды, либо газовые облака, либо бесполезные планеты, не породившие жизни. О размерах Уренов трудно было сказать что-то определенное. В обычном состоянии они выглядели как разреженные светящие облака протяженностью в несколько миллионов миль, однако могли сжимать свою огромную массу, превращаясь в некое подобие крохотных нейтронных звезд диаметром в футполтора. В подобном виде Урены даже обладали возможностью посещать Большую Сферу и прочие человеческие миры, экранируя чудовищное тяготение своих сверхплотных тел, но в этом, как правило, не было необходимости. Во-первых, плазменные существа могли отделить часть собственной субстанции, переправив ее на планету или в иное место в качестве своего полномочного представителя, во-вторых, они находились в постоянной ментальной связи с большинством обитателей Уренира. Они в самом прямом смысле были Духами Предков, способными общаться со своими потомками, обитавшими в Большой Сфере. И не только общаться! Они хранили и защищали их, являясь гарантами той полной и абсолютной безопасности, о которой говорил Блейду его хозяин. Но эта функция Уренов, для осуществления которой ни чудовищные расстояния, ни барьеры времени или иных измерений не являлись помехой, не требовала от них существенных затрат энергии. Что делали они в безграничных просторах Мироздания? Какие преследовали цели, какие ставили и разрешали задачи? Возможно, они представляли собой некий вселенский разум, материальное воплощение идеи божественного? Никто из обитателей Большой Сферы, сохранивших человеческий облик, об этом не знал; как утверждали люди, только Урен мог понять Урена. И хотя иногда происходили обратные трансформации и плазменный разум, спускаясь с бездонных черных небес на зеленую землю, вновь обретал обличье человека, он даже не пытался поведать своим собратьям о прежней жизни. Крохотный комочек серого вещества, коллоидный мозг, в котором едва мерцало какое-то подобие сознания, но мог осмыслить цели богов. Впрочем, никто не сомневался, что они являлись благими -- ведь Мироздание еще существовало! Блейд, пытаясь объяснить необъяснимое, решил, что Урены -- великие странники. Их было много, очень много, но Вселенных, тянувшихся нескончаемой чередой сквозь время, было еще больше. Собственно, как утверждал Джек Хейдж, им не имелось числа, а это значили, что сколь бы огромной не казалась популяция Уренов, в сравнении с бесконечностью она представляла ничтожно малую величину. Таким образом, даже этим могущественным существам хватало места для вечных странствий. И они странствовали! В своей собственной Вселенной и в других, с легкостью преодолевая темпоральные барьеры, разделявшие реальности Измерения Икс, отправляясь в путь из любой точки времени и пространства, но чаще всего -- от Большой Сферы Уренира, которая была и оставалась их общим домом. Это происходило постоянно, и потому аппаратура Джека Хейджа могла зафиксировать область устойчивых темпоральных флуктуаций. * * * -- Давно у меня не было такого приятного гостя, -- произнес Майк, откинувшись на спинку кресла и вытянув длинные загорелые ноги. -- Обычно с гостями множество хлопот, и не всегда приятных; ты же избавил меня кое от каких проблем. Блейд пропустил последнее замечание мимо ушей; его больше интересовали гости Майка, чем его проблемы. Они сидели под развесистым деревом, что росло у самого пруда, вкушая послеобеденный отдых. На обоих были только плавки; время от времени то один, то другой соскальзывал в воду, чтобы слегка охладиться -- сегодня полдневное солнце не затеняли облака, и грело оно как в Африке. Разумеется, Майк мог притушить его движением пальца, инициировав защитный купол, но ни хозяину, ни гостю не хотелось этого делать. К чему? В их распоряжении были древесная тень, прохладное озерцо и ледяной сок; чего же больше? -- Эти твои гости, с которыми много хлопот... -- начал странник. -- Они что, не люди? -- И люди, и не люди. Иногда не знаешь, от кого ждать больших неприятностей. -- Майк отхлебнул сока и прижмурил глаза. -- Вот, к примеру, встречали мы экспедицию с некой планеты... как же ее?.. Ссо'ссу'сса, если не ошибаюсь... Абсолютно человекоподобные существа, вроде тебя или меня, но прохладительное у бассейна я бы с ними распивать не стал! -- А в чем дело? -- с любопытством поинтересовался Блейд. -- Видишь ли, ты -- мирный и безобидный человек... -- Я?! Безобидный?! -- гость подскочил на пружинящем сиденье, чуть не свалившись в воду. -- Разумеется. Чем ты удивлен? Странник потер подбородок, опустил взгляд на свои большие руки, перебирая мысленно мечи, топоры, арбалеты, револьверы и бластеры, чьи рукояти и приклады натирали мозоли на его пальцах. Их хватило бы на целый арсенал... И каждый помог ему отправить в мир иной не одну душу! -- Боюсь, Майк, ты слишком хорошего мнения обо мне, -- осторожно заметил он. -- И я не понимаю, каким образом ты им обзавелся. Ведь ты можешь заглянуть в мой разум... в память... Неужели тебе до сих пор неясно, что я -- профессиональный убийца? -- Хм-м... Ну, что касается заглядывания к тебе под череп, то ты сильно ошибаешься, сэр Блейд. Я действительно шарю там, когда необходимо какоето слово, термин, сложное понятие... но только один-единственный раз я позволил себе вторгнуться глубже речевых центров -- когда выяснял, откуда и каким образом ты здесь появился. Понимаешь, залезать в чужую память, в чужой разум... это... это считается неэтичным. Блейд перевел дух. После всех чудес Уренира он считал само собой разумеющимся, что каждый из местных обитателей видит его насквозь. Признание Майка сделало его почти счастливым. -- Теперь насчет убийств. Сколько же народу ты прикончил? -- Смотря как считать... Странник подумал о десятках тысяч воинов, павших в битвах, где он предводительствовал отрядами, армиями и флотами. Да что там -- десятки тысяч! Он бросил в гибельной пустыне огромное войско, сотни тысяч человек -- там, в реальности Ханнара, четыре года назад! -- Смотря как считать... -- медленно повторил он. -- Мне приходилось сражаться самому и вести войска, сэр Майк... Возможно, я перебил три-четыре сотни человек, но если присовокупить тех, кого прикончили мои солдаты... Счет будет больше, много больше! Кармайктолл с любопытством уставился на него. -- Богатая биография! Чувствую, тебе есть о чем порассказать! И тем не менее, ты -- не убийца... -- он покачал головой. -- Не знаю, успокоят ли эти слова твою совесть, но ты -- не убийца! Да, ты убивал, но гибель и муки других людей не приносили тебе радости. Ты убивал, когда враги домогались твоей жизни, но еще чаще -- спасая других, беззащитных, робких, немощных... или нерешительных, не способных постоять за себя... Нет, ты не убийца, сэр Блейд! Ты, -- Майк поднял глаза вверх, будто подыскивая нужное слово, -- ассенизатор! Блейд фыркнул от неожиданности. -- Мой дорогой, ты понимаешь значение этого слова? В его земном смысле? -- Вполне! Ассенизатор -- тот, кто убирает нечистоты, самые мерзкие нечистоты! Конечно, и сам он пачкает руки, но стоит ли его винить за это? Минуту-другую странник размышлял, потом ухмыльнулся. -- Что ж, лучше оказаться ассенизатором, чем убийцей. Спасибо, Майк, ты меня утешил! Но как же с заповедью "не убий"? Я полагаю, вы разделяете ее? -- Да. Жизнь священна, и отнимать ее -- грех. -- Вот видишь! Значит, я все-таки... -- Погоди, я еще не кончил. Итак, жизнь священна, и отнимать ее -- грех. Но право жизни -- защищаться, сопротивляться уничтожению. Это столь же священное право, Блейд, как и сама жизнь... Верно? Блейд кивнул. -- Ну, тогда будем считать, что мы покончили с этим вопросом! -- Кармайктолл поднял стакан с соком в шутливом тосте. -- За тебя, великий ассенизатор, мой гость! За то, чтобы ты с прежним усердием сопротивлялся уничтожению! Тонко зазвенел хрусталь, стаканы опустели; потом кувшин поднялся и наполнил их вновь. Этот сосуд стоял на самом солнцепеке, но его содержимое необъяснимым образом оставалось холодным, как лед. Наверное, об этом заботился Урен, покровитель Майка. -- Не вернуться ли нам к пришельцам с планеты Ссо'ссу'сса, -- предложил странник. -- Ты начал рассказывать о них нечто интересное. -- А на чем мы остановились? -- Что эти парни человекоподобны, но ты не стал бы распивать с ними сок. Вино, как я понимаю, тоже. -- Вино -- ни в коем случае! -- И почему? -- Они же -- настоящие убийцы! Мародеры! Представь, они заявились сюда, чтобы нас покорить! Завоевать, ограбить, обратить в рабство, наложить дань... не знаю, что еще... -- Майк хихикнул. -- Им неизвестен тот путь, которым пришел ты. Они просто выслали флот, транспорты с колонистами и армаду примитивных боевых кораблей на фотонной тяге, нафаршированных всем, что может стрелять и взрываться. Их мир совершенно парадоксален... Обычно цивилизации, вышедшие в дальний космос, более миролюбивы. -- Как же они вас нашли? Кармайктолл пожал плечами. -- По тепловому излучению Сферы, я полагаю. Вообще говоря, факт нашего существования -- не тайна... по крайней мере, в этой галактике. Мы побывали на тысячах миров еще в те времена, когда Большая Сфера только проектировалась. О нас известно всем, у кого есть глаза и уши, а посему, как я говорил уже не раз, гостей здесь хватает. Подняв стакан, Блейд отпил холодного сока. Вероятно, звездные окрестности Уренира были на редкость оживленным местечком. Все, кто слышал о Большой Сфере, стремились попасть сюда -- то ли из любопытства, то ли в надежде приобщиться к великим знаниям, то ли желая украсть что-нибудь полезное. Или захватить этот сказочный мир, как наивные мародерызавоеватели с планеты Ссо'ccу'сса. -- Если то, что я слышал об Уренах, правда, -- начал странник, -- любой из них мог превратить ваших неприятелей в облачко космической пыли. -- Вне всякого сомнения, мой дорогой, вне всякого сомнения, -- на мальчишеском лице Майка заиграла улыбка. -- Но зачем? Наши мародеры благополучно добрались до Уренира, разыскали шлюз и проникли внутрь. А затем... -- его усмешка сделалась еще шире, -- затем мы позволили им кое-что завоевать. Блейд окинул собеседника критическим взглядом. -- Что-то я не вижу на тебе цепей и наручников. И контрибуцию ты не платишь, как и все твои соседи. Кармайктолл поднял глаза вверх, и почти невидимый силовой купол над ними вдруг вспыхнул, засиял, притушив свет солнца. Теперь его покрывали причудливые разноцветные фигуры, синие и голубые, аквамариновые, бирюзовые, желтью, зеленые, коричневые. Они медленно двигались -- или, возможно, вращалась полусфера, на которой были нанесены все эти кляксы и полосы; но лишь когда в зените проплыл изрезанный ромб с уже знакомыми Блейду очертаниями Синтолы, он понял, что видит огромную карту. Это зрелище очаровало его. Перед ним тянулись океаны с пестрыми пятнами материков, синели внутренние моря, серебрилась паутина рек, затейливыми фестонами расползались горы, то серые, то коричневые, то багровокрасные, тут и там, на побережье и в глубине континентов, сверкали крохотные точки -- вероятно, города. Огромный мир кружился в вышине, словно многокрасочная вогнутая палитра, демонстрируя зачарованному взору свои сокровища, то был настоящий парад планет! -- Посмотри, -- произнес Майк, -- прямо над нами материк, похожий на трезубец... Пайот, никем не населенная земля... Вот его-то и захватили наши мародеры. Плодородная почва, кое-какие полезные ископаемые в горах, и территория, в два раза большая, чем на их родной планете. А над ней -- силовой экран. Когда гости цивилизуются, мы его уберем. -- Вы следите за ними? -- Мы их посещаем... как и всех прочих -- эстара, твоих приятелей лика и так далее. -- Зачем? Кармайктолл лукаво ухмыльнулся. -- Ну, это бывает забавным и придает вкус существованию. Без толики опасностей жизнь становится пресной, не так ли? Кому это знать, как не тебе? -- Он помолчал и вдруг добавил: -- Миклана большая любительница таких приключений... за что и поплатилась не так давно... -- Она странствует по этим... этим... -- Резерватам, ты хочешь сказать? Да, это главное занятие моей сестрицы. Она побывала в пяти-шести весьма любопытных местечках -- до того случая с эстара, разумеется. Блейд снова поднял лицо к огромной карте, мерцавшей и кружившейся в вышине. -- А много ли на Сфере этих резерватов? -- спросил он. -- Взгляни, -- Майк повел рукой, и часть пестрых пятен внезапно сменила цвет, засияв ярко-алым. Эти отметки закрывали и части материков, и целые континенты, и большие пространства в океанах; Блейду показалось, что их сотни. Он обратил взгляд к своему хозяину, и тот, без слов догадавшись о невысказанном вопросе, покачал головой. -- Нет, мой дорогой, их не сотни -- тысячи! И мы можем побывать в каждом, не покидая пределов Сферы. А посему -- выпьем за разнообразие мира, за впечатления, которые он дарит нам! Они подняли стаканы с золотистым соком и торжественно чокнулись, хрустальный перезвон поплыл над тихим садом. -- Миклана, мне кажется, очень любопытна, -- заметил Блейд, опуская свой опустевший сосуд на столик. -- Да, в нашей семье это наследственная черта, -- согласился Майк. -- Но я всего лишь любопытен, а она еще и азартна... -- он сделал паузу и вдруг наклонился к Блейду, будто бы желая сообщить нечто доверительное. -- Видишь ли, кое-кто из наших считает эти странствия в резерватах своеобразным спортом... Разумеется, в таких походах можно собрать массу интересных данных, но главное не в том... главное -- пересечь опасную территорию и остаться целым... -- Без помощи Уренов? -- Конечно! В том-то и заключается вся соль! -- И Миклана?.. -- О, Миклана -- великий чемпион! Но в Слораме, где обитают эстара, удача отвернулась от нее... Понимаешь? Теперь она захочет восстановить свое реноме... Так что будь осторожен! В глазах Майка светились насмешливые огоньки. -- При чем тут я? -- спросил Блейд с некоторым недоумением. -- Помнишь, с чего начался наш разговор? Я сказал, что ты -- редкостный гость... гость, избавивший меня от некой проблемы, -- Кармайктолл многозначительно постучал себя пальцем по лбу, и странник вдруг понял, на что тот намекает. -- Миклана? Она... -- Да-да, она решила вылезти из своего уютного гнездышка. Собственно, уже вылезла... она сейчас у Лоторма, готовится к окончательному переселению... -- Ну и прекрасно! -- Блейд был искренне рад; прогостив у Майка уже две недели, он начал ощущать потребность в женском обществе. -- Прекрасно, согласен с тобой! Но учти, она высмотрела в твоих воспоминаниях некий образ... бесцеремонная девчонка! Боюсь, ты будешь поражен. -- Если и поражен, то приятно, -- странник приподнял бровь, пытаясь угадать, в облике которой из его былых возлюбленных предстанет вскоре сестрица Майка. -- Хорошо, если так... Однако она не зря копалась у тебя в голове, мой дорогой сэр! Она хочет тебе понравиться! -- Ничего не имею против, -- Блейд усмехнулся. -- А знаешь, что будет дальше? -- Майк закатил глаза и театрально воздел вверх руки. -- Она непременно потащит тебя в Слорам! К этим эстара! -- Ну и что? -- Да то, что вас там