именно на Пипо - это еще кусочек. Третья жизнь - дар, который Пипо оставил себе. Полагаю, мы отыщем смысл. - Когда? - Через двадцать лет. Или через двадцать минут. Ксенология - чертовски увлекательная наука. Эла тоже все время касалась стволов деревьев, забиралась в подлесок. - Здесь растет только один вид дерева. И кусты все похожи друг на друга. И лианы на деревьях. Кванда, вы когда-нибудь встречали в лесу другое растение? - Возможно, я не заметила. Никогда специально не искала. По-моему, нет. А лиана называется мердона. Ею питаются черви масиос, а самих червей едят свинксы. Это мы научили свинксов, как делать съедобными корни мердоны. Еще до амаранта. - Посмотрите, - сказал Эндер. Свинксы остановились на краю большой поляны, спиной к людям. Через минуту Эндер, Кванда и Эла подошли к ним и через их головы начали разглядывать залитую лунным светом поляну. Травы нет, земля плотно утоптана. По краям - несколько хижин, а вообще поляна пуста, только посредине поднимается в небо огромное дерево - самое большое, какое только доводилось видеть людям. Казалось, ствол колышется. - Да здесь сотни масиос, - прошептала Кванда. - Не масиос, - поправил Человек. - Три сотни и еще двадцать, - похвастал Мандачува. - Маленькие братья, - сообщил Стрела. - И маленькие матери, - добавил Чашка. - И если вы причините им вред, - сказал Листоед, - мы убьем вас, а потом спилим ваши деревья. - Мы не сделаем им плохого, - покачал головой Эндер. Свинксы не пытались даже ступить на поляну, они ждали и ждали, пока наконец что-то не зашевелилось у самой большой хижины почти прямо напротив них. Свинкс. Самый большой свинкс, какой только может быть. - Жена, - пробормотал Мандачува. - Как ее имя? - поинтересовался Эндер. Свинксы повернулись и уставились на него. - Они не говорят нам своих имен, - ответил Листоед. - Если у них вообще есть имена, - вставил Чашка. Человек протянул руку, заставил Эндера наклониться и прошептал ему на ухо: - Эту мы всегда называем Крикуньей. Конечно, когда она не может нас слышать. Самка посмотрела на них, а затем пропела - другим словом нельзя было назвать музыкальное звучание ее голоса - несколько предложений на языке жен. - Вы должны идти, - перевел Мандачува. - Голос. Вы. - Один? - переспросил Эндер. - Я бы хотел взять с собой Кванду и Элу. Мандачува что-то громко сказал на языке жен. Его речь казалась карканьем по сравнению с мелодичным голосом самки. Крикунья ответила короткой фразой. - Она говорит: конечно, они могут пойти с тобой, - доложил Мандачува. - Они ведь женщины, не так ли? Она совсем не понимает различий между людьми и малышами. Даже не знает, что они есть. - И еще кое-что, - вспомнил Эндер. - Мне нужен один из вас как переводчик. Или она говорит на звездном? Мандачува передал просьбу Эндера. Немедленно последовал краткий ответ, и Мандачуве он явно не понравился. Он не стал переводить. Это сделал Человек. - Она сказала: вы можете брать с собой любого переводчика, только это должен быть Человек. - Тогда будешь нашим переводчиком. - Сначала вам надо посетить место рождений, - сказал Человек. - Тебя пригласили. Эндер ступил на открытое место и пошел по залитой серебристым светом поляне. Он слышал, как идут за ним Эла и Кванда, как шлепает рядом Человек. Теперь он заметил, что Крикунья на поляне не одна. Несколько лиц выглядывало из дверей хижин. - Сколько их? - спросил Эндер. Человек не ответил. Эндер повернулся к нему: - Сколько жен живет здесь? Человек продолжал молчать. И молчал, пока Крикунья не пропела ему что-то громким приказным тоном. Тут он перевел. - Здесь место рождений, Голос, мы говорим, только если жена задает вопрос. Эндер серьезно кивнул и двинулся обратно к лесу, где стояли в ожидании остальные самцы. Кванда и Эла последовали за ним. Он слышал, как Крикунья что-то поет за его спиной. Теперь он понимал, почему самцы прозвали ее так, - ее голос разве что не валил деревья. Человек догнал Эндера и схватил его за брюки. - Она спрашивает, почему ты уходишь? Тебе никто не разрешал уходить. Она очень сердится. - Скажи ей, что я пришел сюда не приказывать и не получать приказы. Если она не станет обращаться со мной как с равным, я не буду обращаться с ней как с равной. - Я не могу ей этого сказать. - И она до конца своих дней будет думать, почему я ушел. - Великая честь - быть призванным в общество жен! - И для них великая честь, если Голос Тех, Кого Нет соглашается прийти к ним. Человек постоял несколько минут. Потом повернулся и заговорил с Крикуньей. Она слушала его молча. - Я надеюсь, вы знаете, что делаете, Голос, - прошептала Кванда. - Я импровизирую, - отозвался Эндер. - Как, по-вашему, идут наши дела? Она не ответила. Тем временем Крикунья нырнула в большую хижину. Эндер покачал головой и снова двинулся к лесу. Почти сразу же раздался новый вопль Крикуньи. - Она приказывает вам подождать, - перевел Человек. Эндер даже не остановился. Через минуту он уже миновал группу самцов. - Если она попросит меня вернуться, я, может быть, соглашусь. Но ты должен сказать ей, Человек, что я пришел сюда не за приказами. Я ведь уже просил тебя. - Я не могу этого сказать. - Почему? - Позвольте мне, - вступила Кванда. - Человек, ты не можешь это перевести, потому что боишься или потому что у тебя просто нет для этого слов? - Нет слов. Когда брат разговаривает с одной из жен, он просит, а она отдает приказы. А в обратную сторону эти слова не поворачиваются. Кванда улыбнулась Эндеру: - Видите, Голос, ничего у вас не выйдет. Это язык. - А разве они не понимают вашего языка, Человек? - поинтересовался Эндер. - Звуки мужского языка не должны раздаваться в месте рождений, - ответил Человек. - Тогда скажи ей, что мои слова не могут звучать на языке жен, только на мужском языке, и что я прошу ее позволить тебе переводить мои слова на мужской язык. - От тебя столько беспокойства, Голос, - фыркнул Человек и снова обратился к Крикунье. И вдруг поляна заполнилась звуками языка жен. Десяток разных мелодий зазвучал, словно хор на распевке. - Голос, - напомнила о себе Кванда, - вы уже нарушили почти все правила хорошего поведения ксенолога. - А какое я упустил? - Единственное, что я могу вспомнить, - ну, вы пока не убили ни одного из них. - Вы забыли еще кое-что. Я пришел не как ученый. Не для того, чтобы лучше узнать их. Я посол. Моя задача - заключить с ними договор. Женский говор замолк столь же внезапно, как и начался. Крикунья выбралась из своей хижины, подошла к центру поляны, остановилась рядом с огромным деревом и запела. Человек ответил ей на мужском, языке. Кванда прошептала приблизительный перевод: - Он передает ей то, что вы сказали про переговоры между равными. И снова на поляне воцарилась какофония женских голосов. - И что, вы думаете, они ответят? - спросил Эндер. - Ну откуда же мне знать? - пожала плечами Кванда. - Я была здесь столько раз, сколько и вы. - Полагаю, они поймут и согласятся принять меня на этих условиях. - Почему? - Потому что я прилетел с неба. Потому что я Голос Тех, Кого Нет. - Не начинайте думать о себе как о великом белом боге, - фыркнула Кванда. - Это не доводит до добра. - Я не Писарро. В его ухе Джейн пробормотала: - А я начинаю понемногу разбираться в этом языке жен. В записях Пипо и Либо я отыскала начатки мужского языка. Да и перевод Человека очень помогает. Язык жен очень похож на мужской, только он, судя по всему, более архаичен: слова сводятся к корням, много устаревших форм, ну, еще мужской род обращается к женскому в подчинительном наклонении, а женский к мужскому - только в повелительном. Слово языка жен для понятия, в мужском языке обозначаемого "братья", в буквальном переводе значит "древесные черви". Если это их язык любви, я удивляюсь, как они вообще умудряются размножаться. Эндер улыбнулся. Было приятно, что Джейн разговаривает с ним снова, что он может рассчитывать на ее помощь. Тут он понял, что Мандачува, видимо, задал Кванде вопрос, Эндер услышал, как она ответила шепотом: - Он слушает жемчужину в своем ухе. - Это Королева Улья? - Нет, - сказала Кванда. - Это... - Она пыталась отыскать слово. - Компьютер. Машина, обладающая голосом. - Могу я получить такую? - Когда-нибудь потом, - ответил Эндер, избавляя Кванду от лишнего беспокойства. Жены замолчали. И снова зазвучал только голос Крикуньи. Самцы зашевелились, зашумели, начали тихонько подпрыгивать и раскачиваться на носках. Джейн прошептала на ухо: - Она говорит на мужском языке. - Великий день. Величайший из дней, - спокойно сказал Стрела. - Жена говорит на мужском языке - и где? В месте рождений. Никогда такого не бывало. - Она приглашает тебя вернуться, - перевел Человек. - Как сестра брата. Она зовет тебя. Эндер немедленно вышел на поляну и направился прямо к Крикунье. Она была выше самцов, но все же сантиметров на пятьдесят ниже Эндера. А потому он опустился на колени. Теперь они смотрели друг другу в глаза. - Я благодарен за доброту ко мне, - сказал Эндер. - Это я мог бы сказать и на языке жен, - хихикнул Человек. - Скажи это на своем языке. И он сказал. Крикунья протянула руку и прикоснулась к гладкой коже лба Эндера, к пробивающейся щетине на подбородке, нажала пальцем на его губу, он закрыл глаза, но не отшатнулся, когда она осторожно притронулась к его веку. Крикунья заговорила. - Ты - святой Голос? - перевел Человек. - Он добавил слово "святой", - внесла поправку Джейн. Эндер поглядел в глаза Человеку. - Я не святой, - ответил он. Человек застыл. - Скажи ей. Человек на мгновение заколебался, потом, видимо, решил, что из этих двоих Эндер менее опасен. - Она не сказала "святой". - Говори мне все, что она сказала, и как можно точнее, - приказал Эндер. - Если ты не святой, - спросил Человек, - откуда ты узнал, что она говорила на самом деле? - Пожалуйста, - попросил Эндер. - Будь правдив и с ней, и со мной. - Тебе я больше не солгу, - пообещал Человек. - Но когда я перевожу ей, для нее мой голос произносит твои слова. Мне нужно отвечать осторожно. - Не нужно лгать, - сказал Эндер. - И не бойся. Очень важно, чтобы она слышала именно то, что я говорю. Передай ей это. Скажи, что я прошу простить тебя за грубые и недостойные речи, ибо я невоспитанный фрамлинг, а ты обязан переводить точно. Человек закатил глаза, но все же повернулся к Крикунье и начал объяснять. Она коротко ответила. Человек перевел. - Она говорит, что ее голова - не из корня мердоны. Конечно, она все прекрасно понимает. - Скажи ей, что люди никогда раньше не видели такого большого дерева. Попроси ее рассказать нам, что она и другие жены делают с ним. Кванда помотала головой. - Прямо к цели. С ума сойти! Но когда Человек закончил перевод, Крикунья немедленно подошла к дереву, коснулась его и начала петь. Теперь, стоя у самого ствола, они уже могли рассмотреть копошащиеся на коре маленькие создания. Большинство - четыре или пять сантиметров в длину. Выглядят почти как зародыши, только розоватые тельца покрыты тонким темным пушком. Глаза открыты. Малыши карабкались друг на друга, пытаясь пробиться к одному из белых влажных потеков на стволе. - Амарантовая каша, - пояснила Кванда. - Новорожденные, - добавила Эла. - Не новорожденные, - поправил Человек. - Они уже так выросли, что почти могут ходить. Эндер шагнул к дереву, протянул руку. Крикунья тут же оборвала свою песнь. Но Эндер не остановился. Он коснулся пальцами коры - рядом с одним из малышей. Неуклонно двигаясь вперед, детеныш натолкнулся на его ладонь, взобрался на нее, вцепился... - Ты знаешь этого по имени? - спросил Эндер. Перепуганный Человек торопливо перевел. И тут же сообщил ответ Крикуньи. - Это один из моих братьев, - сказал он. - Он не получит имени, пока не сможет ходить на двух ногах. Его отец - Корнерой. - А мать? - Ой, у маленьких матерей никогда не было имен, - отозвался Человек. - Спроси. Человек подчинился. Крикунья ответила. - Она говорит, что его мать была очень сильной и очень храброй. Она много ела и принесла пятерых детей. - Человек коснулся ладонью лба. - Пятеро детей - это очень много. И она была достаточно жирна, чтобы прокормить их всех. - Мать приносит кашу, которую они едят? Человек на мгновение онемел от страха. - Голос, я не могу сказать этого. Ни на каком языке. - Почему? - Но ведь я уже говорил. Она была достаточно жирна, чтобы прокормить всех пятерых малышей. Положи на место маленького брата и позволь жене спеть дереву. Эндер снова прижал руку к стволу, и детеныш уполз. Крикунья продолжила прерванную песнь. Кванда явно была возмущена бесцеремонностью Эндера. А вот Эла просто светилась от возбуждения. - Разве вы не понимаете? Новорожденные едят тело своей матери. Эндер отступил на шаг. - Как ты можешь такое говорить? - возмутилась Кванда. - Посмотрите, как они ползают по стволу - точь-в-точь маленькие масиос. Должно быть, прежде они и масиос были конкурентами. - Эла провела пальцем по коре дерева - в стороне от потеков амарантовой каши. - Дерево источает сок. Вот, видите, в трещинах. В прошлом, до Десколады, здесь жили насекомые, которые пили сок, а детеныши свинксов и черви масиос пожирали насекомых. Вот почему свинксы смогли смешать свои гены с генами дерева. Здесь живут не только их дети. Взрослым все время приходится забираться на деревья, чтобы собирать масиос. Даже когда у них были другие источники пищи, они все-таки не могли оставить деревья - их привязывал к ним жизненный цикл. Задолго до того, как они сами стали деревьями. - Мы изучаем общество свинксов, - нетерпеливо сказала Кванда, - а не характер их эволюции. - Я провожу важные переговоры, - прервал ее Эндер. - А потому разбирайтесь в чем можете, ради Бога, но не устраивайте мне здесь семинар. Песня достигла кульминационной точки. Огромный ствол прорезала трещина. - Они не собираются свалить для нас это дерево, нет? - спросила испуганно Кванда. - Она просит дерево открыть нам свое сердце. - Человек снова приложил руку ко лбу. - Это материнское дерево, оно единственное в нашем лесу. Нельзя, чтобы ему причинили зло, ибо тогда все наши дети будут рождаться от других деревьев, а все наши отцы умрут. Голоса остальных жен слились с песней Крикуньи. Трещина превратилась в большое отверстие. Эндер сделал шаг в сторону и встал прямо перед ним. Внутри было слишком темно, и он не мог ничего разглядеть. Эла вынула из кармана на поясе фонарик и протянула ему. Рука Кванды вылетела вперед и схватила Элу за запястье. - Механизм! - крикнула она. - Такие вещи нельзя приносить сюда! Эндер мягко вынул фонарик из руки Элы. - Ограда отключена, - напомнил он. - И все мы теперь вольны заниматься Сомнительной Деятельностью. - Он направил фонарик в землю и включил, потом чуть сдвинул пальцем колечко, чтобы ослабить интенсивность и увеличить охват. Жены что-то бормотали, а Крикунья погладила Человека по животу. - Я сказал им, что вы можете ночью делать маленькие луны, - объяснил тот, - и принесли такую с собой. - Если я впущу этот свет в сердце материнского дерева, это повредит кому-нибудь? Человек спросил Крикунью, а Крикунья потянулась к фонарику. Затем, уже сжимая его в дрожащих руках, она что-то тихо пропела, а потом направила серебряный луч прямо в отверстие, но тут же отшатнулась и отвела его. - Свет ослепляет их, - перевел Человек. Джейн уже говорила на ухо Эндеру: - Звук ее голоса отражается от стен дупла. Когда свет попал внутрь, эхо смодулировало сигнал, изменив характер звука и добавив обертоны. Дерево ответило, используя собственный голос Крикуньи. - Видеть можешь? - тихо спросил Эндер. - Стань на колени, поднеси меня поближе, подожди минуту, а потом засовывай голову в отверстие. Эндер подчинился. Он стоял, чуть покачивая головой, чтобы дать Джейн возможность смотреть под разными углами, слушал, что она говорит. Потом продвинулся чуть глубже, довольно долго неподвижно постоял на коленях, а затем повернулся к остальным. - Маленькие матери. Там маленькие матери, те, что беременны. Не больше четырех сантиметров в длину. Одна из них как раз сейчас рожает. - Ты видишь через сережку? - спросила Эла. Кванда встала на колени рядом с ним, попыталась всмотреться, но ничего не увидела. - Редкий случай сексуального диморфизма, - заметила она. - Самки достигают зрелости почти сразу после рождения, вынашивают детенышей и умирают. - Она подозвала Человека. - Те малыши, что ползают по стволу, они все братья? Человек повторил Крикунье вопрос. Жена протянула руку к трещине, сняла со ствола довольно крупного детеныша и пропела несколько слов объяснения. - Это маленькая жена, - перевел Человек. - Когда она вырастет, присоединится к остальным и станет заботиться о детях. - Только одна? - удивилась Эла. Эндер встряхнулся и встал. - Эта самка стерильна, а если нет, они все равно не позволят ей спариться. У нее не может быть детей. - Но почему? - спросила Кванда. - У них нет родового канала, - объяснил Эндер. - Детеныши прогрызают себе путь наружу. Кванда шепотом прочла молитву. А у Элы разыгрался аппетит исследователя. - Невероятно! - воскликнула она. - Но если они так малы, как же они спариваются с самцами? - Естественно, мы относим их к отцам - рассмеялся Человек. - А как же еще это может происходить? Отцы-то не способны прийти сюда, разве не так? - Отцы, - пробормотала Кванда. - Так они называют самые уважаемые деревья. - Правильно, - подхватил Человек. - У отцов пористая кожа. Они выдувают свою пыль на кору и смешивают с соком. Мы относим маленькую мать к тому дереву, которое избрали жены. Она ползает по коре, сок, смешанный с пылью, попадает в ее животик и наполняет ее малышами. Кванда молча показала пальцем на маленькие шишечки на животе Человека. - Да, - подтвердил Человек. - Это наши сучья. Брат, удостоенный чести, сажает маленькую мать на один из своих сучьев, и она держится, крепко-крепко, всю дорогу до отца. - Он погладил свой живот. - Это самая большая радость, доступная нам во второй жизни. Мы носили бы маленьких матерей каждую ночь, если бы могли. Крикунья запела (хоть уши зажимай!), и отверстие в стволе начало затягиваться. - Все эти самки, все эти маленькие матери, - поинтересовалась Эла, - они разумны? Этого слова Человек не знал. - Они в сознании? - спросил Эндер. - Конечно. - Он хочет узнать, - объяснила Кванда, - могут ли маленькие матери думать? Понимают ли они речь? - Они? - переспросил Человек. - Да нет, они не умнее кабр. И лишь ненамного, умнее масиос. Они делают только три вещи. Едят, ползают и держатся за наши сучья. А вот те, кто на стволе дерева, сейчас начинают учиться. Я помню, как ползал по коре материнского дерева. Значит, тогда у меня была память. Но я один из немногих, кто помнит так далеко. Слезы навернулись на глаза Кванды. - Все эти матери... Они рождаются, совокупляются, дают жизнь и умирают. Такими маленькими. Они даже не успевают понять, что жили. - М-да, половой диморфизм, доведенный до смешного, - покачала головой Эла. - Самки достигают зрелости в раннем возрасте, самцы - в глубокой старости, а доминирующие самки стерильны. Какая ирония, не правда ли? Они управляют целым племенем, но не могут передать свои гены... - Эла, - прервала ее Кванда, - а если мы придумаем способ, позволяющий этим несчастным рожать и не быть съеденными? Кесарево сечение. А для детенышей - питательные заменители, высокое содержание белка. Как ты думаешь, может маленькая мать выжить и стать взрослой? У Элы даже не было возможности ответить. Эндер схватил их обеих за руки и оттащил от дерева. - Как вы смеете? - прошептал он. - А если они отыщут способ - и наши трехлетние девочки начнут рожать детей, а те, чтобы появиться на свет, станут поедать маленькие тела своих матерей? - О чем вы говорите? - возмутилась Кванда. - Это омерзительно, - согласилась Эла. - Мы пришли сюда не для того, чтобы подрубить корень всей их жизни, - твердо сказал Эндер, - а чтобы проложить путь и разделить с ними мир. Через сто или пятьсот лет, когда они будут знать достаточно, чтобы самим вносить изменения, они решат, что им делать с тем, как рождаются их дети. Но мы ведь даже представить себе не можем, что произойдет, если число взрослых самцов и самок уравняется. И что, кстати, будут делать эти самки? Они ведь больше не смогут рожать детей, не так ли? И стать отцами, как самцы, тоже. Так зачем они? - Но они умирают еще до жизни... - Они есть то, что они есть. И они сами будут решать, что им менять. Они, а не вы, с вашим слепым человеческим желанием помочь им прожить полные и счастливые жизни, совсем как наши. - Вы правы, - сказала Эла. - Конечно, вы правы, простите меня. Для Элы свинксы не были людьми, просто еще один вид местной фауны. А она привыкла, что у инопланетных животных вывихнутая и нечеловеческая линия жизни. Но Эндер видел, что Кванда все еще расстроена. В ее сознании давно произошел переход: она думала о свинксах, как о нас, а не как о них. Она принимала все известные ей странности в их поведении, даже убийство ее отца, как нечто находящееся в пределах допустимого. Это значило, что она куда более терпима и куда лучше понимает свинксов, чем Эла, даже если Эла станет учиться. Но именно эта позиция делала Кванду уязвимой: она не могла спокойно смотреть на жестокие обычаи своих друзей. А еще Эндер заметил, что после многих лет общения со свинксами Кванда переняла одну из их привычек. В минуты душевной тревоги, боли, беспокойства ее тело словно каменело. А потому он напомнил ей о принадлежности к роду человеческому тем, что обнял ее за плечи и притянул к себе. От его прикосновения Кванда чуть-чуть оттаяла, нервно рассмеялась и тихо сказала: - Вы знаете, о чем я все время думаю? Что маленькие матери рожают детей и умирают некрещеными. - Если епископ Перегрино обратит свинксов, - ответил Эндер, - возможно, они позволят окропить внутренность материнского дерева святой водой и произнести все надлежащие слова. - Не смейтесь надо мной. - Я не смеюсь. Однако сегодня мы будем просить их только о тех изменениях, которые позволят нам свободно жить рядом с ними, и не более. И сами согласимся измениться лишь настолько, чтобы они могли выносить наше присутствие. Соглашайся. Иначе нам придется снова подключить ограду. Неограниченный контакт действительно может погубить их. Эла кивнула в знак согласия, но Кванда опять окаменела, и Эндер впился пальцами в ее плечо. Она тоже кивнула. Он ослабил пожатие. - Прости меня, - сказал он. - Но они есть то, что есть. Если хочешь, они то, чем сотворил их Господь. А потому не пытайся изменить их по своему образу и подобию. Он возвратился к материнскому дереву, где ждали Человек и Крикунья. - Прошу прощения за паузу, - извинился Эндер. - Все в порядке, - ответил Человек. - Я объяснил ей, что произошло. Эндер почувствовал, как у него все похолодело внутри. - И что ты ей сказал? - Я сказал, что они хотели сделать с маленькими матерями что-то, из-за чего мы стали бы больше походить на людей, но ты ответил, что они должны отказаться от этого или ты вернешь ограду на место. Что ты сказал: свинксы должны оставаться свинксами, а люди - людьми. Эндер улыбнулся. Перевод Человека был совершенно верен по сути, и у свинкса хватило ума не вдаваться в частности. Кто знает, вдруг женам захотелось бы, чтобы маленькие матери продолжали жить, и они потребовали бы этого, не представляя себе последствий такого гуманного жеста. Да, Человек оказался превосходным дипломатом: сказал правду и опустил все по-настоящему важное. - Ну что ж, - начал Эндер. - Теперь, когда мы познакомились друг с другом, пора приниматься за серьезный разговор. Эндер сидел на голой земле. Крикунья устроилась так же напротив него. Она пропела несколько слов. - Она сказала, что вы должны научить нас всему, что знаете, взять нас с собой к звездам, принести нам Королеву Улья и отдать ту световую палочку, что принесла с собой новая женщина, а иначе этой же ночью она пошлет всех братьев этого леса зарезать всех людей, пока они спят, а тела повесить высоко над землей, чтобы лишить вас третьей жизни. - Заметив тревожные взгляды людей, Человек протянул руку и коснулся груди Эндера. - Нет, нет, ты должен понять. Это ничего не значит. Мы всегда так начинаем, когда ведем переговоры с другим племенем. Разве ты считаешь нас сумасшедшими? Мы никогда не убьем вас! Вы дали нам амарант, горшки, "Королеву Улья" и "Гегемона". - Скажи, чтобы она взяла обратно свои слова, если хочет получить что-нибудь еще. - Я повторяю, Голос, это ничего не значит. - Она произнесла эти слова, и я не стану разговаривать с ней, пока они будут между нами. Человек заговорил. Крикунья вскочила на ноги и обошла вокруг материнского дерева, высоко подняв руки и что-то громко распевая. Человек наклонился к Эндеру: - Она жалуется великой матери всех жен, что ты - брат, который не знает своего места. Она говорит, что ты оскорбительно груб и что с тобой невозможно иметь дело. Эндер кивнул: - Да, она совершенно права. Мы наконец сдвинулись с мертвой точки. Крикунья снова опустилась на землю напротив Эндера. Бросила что-то на мужском языке. - Она говорит, что никогда не станет убивать людей и запретит это всем женам и братьям. Она требует, чтобы я напомнил тебе, что вы вдвое выше нас ростом, что вы знаете все, а мы - ничего. Ну, достаточно она унизилась перед тобой для продолжения разговора? Она хмуро следила за ним, ожидала ответа. - Да, - сказал Эндер. - Теперь мы можем начать. Новинья стояла на коленях возле постели Миро. Рядом пристроились Ольядо и Квим. Дом Кристано укладывал спать Грего и Квару, и его немузыкальная колыбельная была едва слышна за хриплым, затрудненным дыханием Миро. Миро открыл глаза. - Миро, - позвала Новинья. Он застонал. - Миро, ты дома, в постели. Ты перелез через ограду, когда она была включена. Доктор Навьо сказал, что твой мозг поврежден. Мы не знаем, временная это травма или нет. Возможно, ты частично парализован. Но ты жив, Миро, и доктор Навьо говорит, что может компенсировать то, что ты потерял. Понимаешь? Я говорю правду. Наверное, поначалу будет очень плохо, но, по-моему, стоит попробовать. Он тихо застонал. Но это не был крик боли. Он пытался что-то сказать и не мог. - Ты способен двигать челюстью, Миро? - спросил Квим. Миро медленно открыл и закрыл рот. Ольядо поднял руку примерно на метр над головой Миро и покачал ею. - Ты можешь следить глазами за движениями рук? Миро снова застонал. - Когда хочешь сказать "нет", закрывай рот, - посоветовал Квим, - а когда "да" - открывай его. Миро закрыл рот и промычал: - М-м-м-м. Новинья не могла удержаться, несмотря на собственные ободряющие слова. Это было самым страшным, что когда-либо случалось с ее детьми. Когда Лауро потерял глаза и превратился в Ольядо (она ненавидела это прозвище, но теперь часто использовала его сама), она думала, что хуже быть уже не может. Но Миро, парализованный, беспомощный, неспособный даже ощутить пожатие ее руки, - это невыносимо. Ей было больно и горько, когда умер Пипо, еще горше, когда умер Либо, смерть Маркано принесла ей боль и сожаление. Она даже помнила ту сосущую пустоту, которая наступила, когда ее отца и мать опустили в могилу. Но не было страдания хуже, чем видеть несчастье своего ребенка и не иметь сил помочь. Она встала, чтобы уйти. Ради него. Надо плакать тихо и в другом месте. - М-м. М-м. М-м. - Он не хочет, чтобы ты уходила, - перевел Квим. - Я останусь, если хочешь, - сказала Новинья. - Но тебе лучше снова уснуть. Навьо сказал, что чем больше ты будешь спать, тем скорее... - М-м. М-м. М-м. - Спать он тоже не хочет, - добавил Квим. Новинья подавила почти инстинктивное желание прикрикнуть на Квима, сказать ему, что она и сама прекрасно слышит и понимает ответы Миро. Но сейчас не время для ссор. Кроме того, именно Квим выдумал ту систему, которой Миро пользовался для общения. Он имеет право гордиться этим, считать себя голосом Миро. Так он утверждает себя как член семьи. Показывает, что не сбежит, несмотря на то что услышал сегодня на прассе, объясняет, что простил ее, а потому она придержала язык. - Наверное, он хочет нам что-то сказать, - предположил Ольядо. - М-м. - Или задать вопрос, - вставил Квим. - М-м. А-а. - Замечательно, - нахмурился Квим. - Если он не может двигать руками, значит, и писать тоже не способен. - Семантическая проблема, - кивнул Ольядо. - Зрение. Он может читать. Если мы перенесем его к терминалу, я пущу алфавит по порядку, и Миро будет говорить "да", когда увидит нужную букву. - Это затянется на всю жизнь, - возразил Квим. - Хочешь попробовать? - спросила Новинья. Миро хотел. Втроем они перетащили его в переднюю и уложили на кушетку. Ольядо нажал несколько клавиш, и в воздухе над терминалом повис алфавит - в таком развороте, что Миро было видно все. Затем Ольядо составил короткую программу, заставлявшую буквы по очереди зажигаться на долю секунды. Несколько проверочных прогонов - нужно установить время: программа должна работать достаточно медленно, чтобы Миро мог назвать нужную букву, прежде чем в воздухе вспыхнет следующая. Миро, в свою очередь, существенно ускорил ход событий, намеренно сокращая слова. - С-В-И. - Свинксы, - сказал Ольядо. - Да, - поддержала Новинья. - Почему ты перелез через ограду к свинксам? - М-м-м-м-м-м! - Он задает вопрос, мама, - объяснил Квим. - Он сейчас не хочет отвечать. - А-а. - Ты хочешь знать, что со свинксами, которые были там, когда ты полез через ограду? - спросила Новинья. Он хотел. - Они вернулись обратно в лес. Вместе с Квандой, Элой и Голосом Тех, Кого Нет. - Она быстро рассказала ему о совещании в покоях епископа, обо всем, что они узнали о свинксах, и обо всех решениях. - Когда они отключили ограду, чтобы спасти тебя, они согласились поднять восстание против Конгресса. Ты понимаешь? Законы Конгресса отменены. Ограда превратилась в набор проводов. Ворота останутся открыты. На глаза Миро навернулись слезы. - Это все, что ты хотел узнать? - поинтересовалась Новинья. - Ты должен уснуть. - Н-нет, - ответил он. - Н-нет. Нет. - Подожди, пока его глаза прояснятся, - сказал Квим. - А потом мы еще почитаем. - Д-И-Г-А-Ф-А-Л. - Дига ао Фаланте Пелос Муэртос, - прочел Ольядо. - Что должны мы сказать Голосу? - спросил Квим. - Лучше тебе уснуть сейчас, расскажешь после, - начала Новинья. - Он не вернется еще много часов. Он пошел договариваться об отношениях между нами и свинксами. Об общих правилах. Чтобы они больше не убили никого из нас, чтобы не повторилась история с Пипо и Л... твоим отцом. Но Миро отказывался спать. Он продолжал составлять по буквам свое послание. А остальные угадывали из его сокращений, что нужно передать Голосу. А еще они поняли, что он хочет отправить сообщение немедленно, прежде чем завершатся переговоры. А потому Новинья оставила Дома Кристано и Дону Кристан со своими младшими детьми. Уже на выходе, в передней, она остановилась у постели старшего сына. Работа утомила его, он закрыл глаза и дышал неровно. Новинья коснулась его руки, взяла ее, крепко пожала. Она знала, что он не может почувствовать ее прикосновения, но это нужно было не ему, а ей. И тут Миро открыл глаза, и мать почувствовала слабое ответное пожатие. - Я поняла, - прошептала она. - Все будет в порядке. Он снова закрыл глаза. Новинья встала и на ощупь добралась до двери. - Мне что-то попало в глаз, - сказала она Ольядо. - Возьми меня под руку, пока я сама не смогу видеть дорогу. Квим уже сидел на ограде. - До ворот слишком далеко, - крикнул он. - Мама, ты сможешь перелезть? С большим трудом, но она смогла это сделать. - Так. Одно я уже знаю. Нужно потребовать у Босквиньи разрешения поставить здесь еще одни ворота. Было уже поздно, за полночь. Обе девушки, Эла и Кванда, боролись с подступающей дремотой. А Эндер - нет. Торговля и препирательства с Крикуньей начисто вывели его из себя, тело отреагировало соответствующим образом, и теперь, даже вернись он домой и прими снотворное, прошли бы часы, прежде чем он смог бы заснуть. Он сейчас знал куда больше о том, чего свинксы хотят и в чем нуждаются. Лес был их домом, их народом и единственной по-настоящему необходимой собственностью. Но в последнее время появление полей амаранта заставило их понять, что степь - это тоже полезная земля, которую надо контролировать. Однако у них не было даже понятия мер длины. Как же измерить землю? Сколько гектаров нужно под амарант? Сколько земли отойдет людям? Сами свинксы не вполне понимали, что им нужно, а потому Эндеру приходилось ломать голову еще и над этим. А еще хуже вышло с понятиями "закон" и "правительство". Для свинксов все было очень просто: жены правят. Наконец Эндеру удалось заставить их понять, что люди устанавливают свои законы совсем по-другому и что человеческие законы существуют для решения человеческих проблем. Чтобы объяснить, зачем людям отдельные, собственные законы, Эндер рассказал про брачные обычаи человечества. Его позабавил явный ужас Крикуньи при мысли о спаривающихся взрослых. А уж то, что мужчины и женщины имеют равные права... Понятия семьи и родства, не распространяющиеся на все племя, были для нее "свойственным братьям ослеплением". Нет ничего плохого в том, что Человек гордится числом детей своего отца, но жены-то отбирают отцов только исходя из интересов племени. Племя и индивид - только к этим категориям жены относились с уважением. И все же со временем они поняли, что человеческие законы должны действовать в границах поселений людей, а законы свинксов - только в племенах. Другое дело, где эти границы будут проходить. После трех часов споров и взаимного непонимания они пришли только к одному решению: законы свинксов правят лесом, и все люди, вступающие в лес, должны подчиняться им. Законы людей действуют внутри ограды, и свинксы, миновавшие ее, также обязаны подчиняться им. Всю остальную планету следует разделить, но позже. Очень маленькая победа, но все же что-то. - Вы должны понять, - вдалбливал Эндер, - людям будет нужно много открытой земли. Но это только часть проблемы. Вы хотите, чтобы Королева Улья научила вас, помогла вам добывать руду, выплавлять металл, изготовлять орудия. Но ей тоже потребуется земля. И она очень быстро станет сильнее, чем люди и малыши вместе взятые. Каждый из жукеров, объяснял он, абсолютно послушен и удивительно трудолюбив. Они очень быстро опередят людей и по производительности, да и по всему остальному. Если Королева вернется к жизни на Лузитании, с ней все время придется считаться. - Корнерой говорит, что ей можно доверять, - сказал Человек. И, выслушав Крикунью, добавил: - И материнское дерево тоже с этим согласно. - Отдадите ли вы ей свою землю? - настаивал Эндер. - Мир велик, - перевел Человек. - Она может взять леса других племен. Да и вы тоже. Мы с радостью отдадим их вам. Эндер оглянулся на Элу и Кванду. - Все это очень хорошо, - сказала Эла. - Но имеют ли они право делать такой подарок? - Определенно нет, - ответила Кванда. - Они даже воюют с другими племенами. - Мы убьем их всех, если это вас беспокоит, - предложил Человек. - Мы стали очень сильны. Три сотни и еще двадцать детей. Через десять лет ни одно племя не устоит перед нами. - Человек, - вмешался Эндер, - скажи Крикунье, что сейчас мы договариваемся с вами. С остальными племенами мы поговорим позже. Человек очень быстро, кажется, путаясь в словах, перевел и мгновенно получил ответ. - Нет. Нет. Нет. - Что ей не нравится? - поинтересовался Эндер. - Вы не должны договариваться с нашими врагами. Вы пришли к нам. Если вы пойдете к ним, значит, вы тоже враги. В эту минуту на краю поляны появились огоньки. Стрела и Листоед вывели из леса Новинью, Квима и Ольядо. - Нас послал Миро, - объяснил Ольядо. - Как он? - спросила Кванда. - Парализован, - брякнул Квим, чем спас Новинью от необходимости сообщать это мягко. - Носса Сеньора, - прошептала Кванда. - Святая Дева. - Но, судя по всему, это временно, - вступила Новинья. - Прежде чем пойти сюда, я взяла его за руку. Он почувствовал это и пожал мою. Еле-еле, но это значит, что нервные цепи целы, хотя бы некоторые. - Простите, - прервал их Эндер. - Но об этом вы сможете побеседовать дома, в Милагре. У меня здесь несколько другие проблемы. - Ах да, извините, - вздохнула Новинья. - Сообщение Миро. Он не может говорить, но передавал нам по буквам, а промежутки мы заполняли сами. Свинксы собираются начать войну, используя преимущества, полученные от нас. Стрелы, численное превосходство - они будут просто непобедимы. Однако, если я правильно его поняла. Миро утверждает, что для них война - это вопрос не только захвата территории. Это возможность смешения генов. Мужская экзогамия. Победившее племя получает в свое распоряжение деревья, выросшие из тел убитых на войне. Эндер посмотрел на Человека, Листоеда, Стрелу. - Это правда, - сказал Стрела. - Конечно, это правда. Мы стали самым мудрым племенем. Любой из нас будет лучшим отцом, чем все остальные свинксы вместе взятые. - Понимаю, - кивнул Эндер. - Вот почему Миро хотел, чтобы мы пошли к вам прямо сейчас, ночью, - объяснила Новинья. - Пока переговоры не завершены. Этому следует положить конец. Человек встал, покачиваясь и размахивая руками, как будто он сейчас оттолкнется и взлетит. - Этого я не переведу. - Переведу я, - вмешался Листоед. - Прекратить! - рявкнул Эндер. Раньше он не позволял себе такого сильного крика. Все немедленно замолчали, только эхо еще минуту звенело между деревьями. - Листоед, - спокойно продолжил Эндер, - моим переводчиком будет только Человек. - Кто ты такой, чтобы запрещать мне разговаривать с женами? Я свинкс, а ты никто. - Человек, - улыбнулся Эндер. - Скажи Крикунье, что, если она позволяет Листоеду переводить слова, которые мы говорим между собой, значит, он шпион. А если она допускает, чтобы за нами шпионили, с ней не стоит разговаривать. Мы пойдем домой, и вы ничего от нас не получите. Я заберу Королеву Улья и отыщу ей другую планету. Ты понял? Конечно, он понял. А еще, Эндер точно знал это, Человек был доволен. Листоед пытался перехватить роль переводчика, тем самым покушаясь на авторитет Человека, а вместе с ним и Эндера. Когда Человек закончил свою речь, Крикунья запела, обратившись к Листоеду. Оглушенный, он быстро отступил к лесу и остался там вместе с другими свинксами. Наблюдать. Но Человека нельзя было назвать марионеткой. Он и виду не подал, что благодарен за вмешательство, и теперь глядел Эндеру и глаза. - Ты говорил, что не будешь пытаться изменить нас. - Я говорил: не буду пытаться изменить вас больше, чем необходимо. - А почему это необходимо? Это наше дело, наше и других свинксов. - Осторожно, - шепнула Кванда. - Он очень расстроен. Прежде чем пытаться убедить Крикунью, он должен перетащить на свою сторону Человека. - Вы - наши первые друзья среди свинксов. Вы завоевали нашу любовь и наше доверие. Мы никогда не причиним вам зла и никогда не предоставим другим свинксам преимущества перед вами. Но мы пришли не только к вам. Мы представляем человечество и хотим передать наши знания всем свинксам, все равно, к какому племени они принадлежат. - Вы представляете далеко не все человечество. Вы собираетесь воевать с другими людьми. Так как же вы можете утверждать, что наши войны - зло? Наверняка Писарро, несмотря на все погодные условия, легче было справиться с Атауальпой. - Мы пытаемся предотвратить войну с другими людьми, - объяснил Эндер. - А если мы все же в нее ввяжемся, это будет не наша война, мы от нее ничего не выигрываем. Это будет ваша война, война за ваше право выйти к звездам. - Эндер поднял свою открытую ладонь. - Мы отреклись от принадлежности к роду человеческому, чтобы стать вам раман. - Он сжал руку в кулак. - Человек, и свинкс, и жукер здесь, на Лузитании, станут единым целым. Все люди. Все жукеры. Все свинксы. Человек сидел неподвижно. Переваривал. Наконец поднял голову: - Голос, это очень тяжело. До того как сюда пришли вы, люди, все другие свинксы... Их следовало убивать, и всю третью жизнь они - рабы в наших лесах. Этот лес был когда-то полем боя, и самые древние деревья - воины, павшие в том бою. Старевшие из отцов - герои этого сражения, а наши дома сделаны из трусов. Всю свою жизнь мы готовимся побеждать врагов, чтобы жены могли посадить материнское дерево в новом лесу и сделать нас могучими и великими. За последние десять лет мы научились использовать стрелы, чтобы убивать издалека. Мы делаем бурдюки из шкур кабр и горшки из глины и теперь не будем страдать от жажды в сухих степях. Мы теперь умеем использовать амарант и корни мердоны, а значит, будем сильными, нас будет много, и вдали от масиос родного леса у нас останется еда. И мы радовались этому, потому что знали: мы победим. Мы принесем наших жен, маленьких матерей, героев в каждый уголок великого мира, а потом - к звездам. Это наша мечта, Голос, а теперь ты говоришь, что мы должны отказаться от нее. Это была сильная речь. Никто из спутников Эндера не мог посоветовать ему, что отвечать. Человек почти убедил их. - Ваша мечта - хорошая мечта, - кивнул Эндер. - Об этом мечтают все живые существа. Это желание заключено в самой жизни, в ее корнях - расти, пока весь мир вокруг не станет частью тебя, не окажется под твоим контролем. Это жажда величия. Но есть два пути ее утоления. Первый - убивать все, что не есть ты, переваривать или уничтожать, пока в мире не останется ничего, что противилось бы тебе. Но это путь зла. Ты говоришь всей Вселенной - только я буду велик, и, чтобы для меня хватило места, остальные должны отдать все, что имеют, и превратиться в ничто. Понимаешь ли ты, Человек, что, если бы люди думали так, поступали так, мы могли бы убить всех свинксов на Лузитании и сделать эту планету нашим домом? Что стало бы с твоей мечтой, если бы мы оказались злыми? Человек старался понять. - Я вижу, вы принесли нам драгоценные дары когда могли забрать у нас то немногое, чем мы владели. Но что пользы от даров, если с их помощью мы не можем стать великими? - Мы хотим, чтобы вы росли, отправились к звездам и чтобы здесь, на Лузитании, вы были многочисленны и сильны - тысячи матерей, жен, братьев. Мы научим вас выращивать разные растения, разводить животных. Эти женщины - Эла и Новинья - будут работать всю свою жизнь, чтобы создать больше растений, способных жить на Лузитании, и плоды своих трудов станут отдавать вам. Но почему хоть один свинкс из другого дерева должен умирать, чтобы вы получили все это? И почему в считаете злом то, что мы хотим поделить наши дары на всех? - Если все станут так же сильны, как и мы, чего мы тогда добьемся? "В самом деле, чего я жду от этого брата? - подумал Эндер. Его народ всегда измерял свою мощь, сравнивая с другим племенем. Их лес - это не пятьдесят или пятьсот гектаров, он больше или меньше леса соседнего племени. Я сейчас пытаюсь за час сделать работу, для которой необходимо поколение, - изменить у них точку зрения на самих себя. Точку отсчета". - Корнерой велик? - спросил Эндер. - Я говорю "да", - отозвался Человек. - Он мой отец. Его дерево не старейшее и не самое толстое в лесу, но никто не помнит, чтобы какой-нибудь другой отец принес столько детей в такой короткий срок. - В каком-то смысле все его дети - это все еще часть его самого? Чем больше детей он зачинает, тем более славным становится? Человек медленно кивнул. - И чем больше ты сделаешь в своей жизни, тем сильнее прославишь своего отца, правильно? - Если дети совершают великие дела - да, это огромная честь для отца. - Но разве нужно тебе уничтожать остальные великие деревья для вящей славы твоего отца? - Все не так, - возразил Человек. - Все великие деревья - отцы племени. И все малые деревья - братья. Но Эндер заметил, что Человек не так уверен, как раньше. Он сопротивлялся идеям Эндера, потому что они были чужды ему, а не потому, что считал их неправильными или непонятными. Он начинал осваивать их. - Посмотри на жен, - продолжал Эндер. - У них нет своих детей. Они не могут быть великими подобно твоему отцу. - Голос, но ты же знаешь, что они - выше всех. Все племя слушается их. Когда они хорошо правят нами, племя процветает, когда племя умножается, жены становятся сильней. - Несмотря на то что никто из вас не приходится им сыном. - Как же это может быть? - И все же вы создаете их власть и величие. Они вам никто - не мать, не отец, и все же они растут, когда растете вы, и процветают, когда процветаете вы. - Мы все - одно племя. - Но почему вы одно племя? У вас разные отцы, разные матери. - Потому что мы - племя! Мы живем вместе здесь, в лесу, мы... - Если чужой свинкс из другого племени придет и попросит права остаться и быть вашим братом? - Мы никогда не сделаем его отцом! - Но вы попытались сделать это с Пипо и Либо! Человек тяжело дышал. - Я вижу, - сказал он. - Они были частью племени. Пришли с неба, но мы приняли их как братьев и пытались сделать отцами. Племя это то, что мы считаем племенем. Если мы говорим, что племя - это все малыши в лесу и все деревья леса, значит, так оно и есть. Даже если половина древних деревьев - павшие воины другого племени. Мы стали одним, потому что сказали мы одно. В душе Эндер восхищался этим маленьким раман. Очень немногие люди могли воспринять эту идею, а тем более распространить ее за узкое определение племени, семьи, нации. Человек зашел Эндеру за спину, прислонился к нему Эндер почувствовал его дыхание на своей щеке, а потом Человек прижался к нему щекой. Теперь они смотрели в одном направлении, Эндер понял. - Ты видишь то же, что и я. - Вы, люди, вырастете, сделав нас частью себя. Люди, свинксы, жукеры - вместе раман. Тогда мы одно племя, и наше величие принадлежит вам, а ваше - нам. - Эндер почувствовал, как Человек дрожит. - Вы показали нам, теперь мы должны открыть путь другим племенам. Как одно племя все вместе. Мы поможем им расти. И будем расти с ними. - Вы можете посылать учителей, - предложил Эндер. - Братья пойдут в другие племена, обретут третью жизнь в других лесах, там вырастут их дети... - Это странно, тяжело будет объяснить все женам, - посетовал Человек. - Или вовсе невозможно. Их мозг работает совсем не так, как мозг братьев. Брат может думать о сотне разных вещей. Но жена думает только об одном: что хорошо для племени, или еще проще: что хорошо для детенышей и маленьких матерей. - Можешь ты заставить их понять? - спросил Эндер. - Много лучше, чем ты, - ответил Человек. - Но, возможно, у меня тоже не получится. - Не думаю. - Ты пришел, чтобы заключить договор между нами, свинксами этого племени, и вами, людьми, живущими на этой планете. Люди других миров не признают этого договора, да и свинксы других лесов не подчинятся ему. - Мы хотим заключить такой же договор со всеми свинксами. - И согласно этому договору вы, люди, обязуетесь научить нас всему, что знаете? - Так быстро, как только вы сможете учиться. - Отвечать на все вопросы? - Если нам известны ответы. - Так! Если! Это не слова для договора! Дай мне прямой ответ, Голос Тех, Кого Нет! - Человек встал, оторвался от Эндера, прошел вперед, чуть наклонился, чтобы посмотреть ему - сверху вниз - прямо в глаза. - Обещай научить нас всему, что знаешь! - Обещаю. - И обещай также вернуть к жизни Королеву, чтобы она помогала нам. - Я верну ее к жизни. Но вам придется заключать с ней отдельный договор. Она не подчиняется законам людей. - Ты обещаешь дать ей новую жизнь вне зависимости от того, поможет она нам или нет? - Да. - Ты обещаешь повиноваться нашему закону, когда находишься в лесу? И ты согласен, что на землю прерий, необходимую нам, тоже будут распространяться наши законы? - Да. - И вы вступите в войну со всеми остальными людьми на всех звездах, чтобы защитить нас и открыть нам путь в космос? - Уже. Человек расслабился, отступил, снова уселся на землю. Провел по ней пальцем черту. - Чего ты хочешь от нас? - спросил он. - Мы будем подчиняться вашим законам в городе и на ваших землях в степи. - Да. - Вы не хотите, чтобы мы шли на войну. - Да. - И это все? - Еще одно. - То, что ты просишь, совершенно невозможно, - сказал Человек. - Поэтому вреда не будет, если попросишь и еще. - Третья жизнь, - начал Эндер. - Когда она начинается? Когда вы убиваете свинкса и он потом превращается в дерево, не так ли? - Первая жизнь проходит внутри материнского дерева, где мы никогда не видим света, слепо едим мясо наших матерей и пьем соки дерева. Вторая жизнь начинается, когда мы выходим под сень леса и живем в сумерках - бегаем, карабкаемся, ходим, а еще смотрим, поем, разговариваем и делаем вещи своими руками. А в третьей жизни мы тянемся к солнцу и пьем его, мы поднимаемся наконец к полному свету, движемся только под ветром, только думаем и иногда, когда братья барабанят по стволу, говорим с ними. Да, это и есть третья жизнь. - У людей нет третьей жизни. Человек ошарашенно посмотрел на него. - Когда мы умираем, даже если вы сажаете нас, ничего не вырастает. Не получается дерева. Мы не пьем солнце. Когда мы умираем, мы мертвы. Человек перевел взгляд на Кванду. - Но вторая книга, которую ты дала нам, все время говорит о жизни после смерти и новом рождении. - Но мы живем не как деревья, - ответил Эндер. - Ты не можешь прикоснуться к нам или поговорить с нами. - Я не верю тебе, - сказал Человек. - Если это правда, зачем Пипо и Либо заставили нас посадить их? Новинья опустилась на колени рядом с Эндером, касаясь его, нет, прижимаясь к нему. - Как они заставили вас? - спросил Эндер. - Они принесли великий дар и добились высокой чести. Человек и свинкс, вместе. Пипо и Мандачува, Либо и Листоед. Мандачува и Листоед думали, что завоевали третью жизнь, но Пипо и Либо не согласились. Они настояли на том, чтобы получить дар самим. Зачем они делали это, если у людей нет третьей жизни? Тут зазвучал дрожащий голос Новиньи: - Что они должны были сделать, чтобы дать третью жизнь Мандачуве и Листоеду? - Посадить их, конечно, - удивился Человек. - Ну, так же, как сегодня. - А что сегодня? - потребовал Эндер. - Ты и я, - расплылся в улыбке Человек. - Человек и Голос Тех, Кого Нет. Если мы заключим договор, если жены и люди придут к соглашению, это будет славный день, великий день. А потому ты дашь мне третью жизнь. Или я дам ее тебе. - Собственной рукой? - Конечно же. Если ты не пожелаешь воздать мне честь, я должен буду воздать тебе. Эндер вспомнил картину, которую видел впервые всего дне недели назад: Пипо, вскрытый и выпотрошенный, распластан на склоне холма. - Человек, - начал Эндер, - худшее преступление, которое только может совершить один из людей, - убийство. И самый худший способ совершить его - это взять живое существо и резать его, пока оно не умрет от боли и потери крови. И снова Человек застыл неподвижно, пытаясь вникнуть в смысл сказанного. - Голос, - наконец заговорил он. - Мой разум видит только два пути. Если люди не знают третьей жизни, значит, посадить их - это убить, навсегда. Мы думали, Пипо и Либо оставляли себе лучшую долю и обделили Листоеда и Мандачуву, лишив благодарности за их деяния. Мы думали, вы, люди, пришли из-за ограды на склон и вырвали их из земли прежде, чем они успели пустить корни. Мы думали, это вы совершили убийство, когда унесли Пипо и Либо. Но теперь я понимаю, что все было по-другому. Пипо и Либо не могли даровать Мандачуве и Листоеду третью жизнь, потому что это для них выглядело как убийство. А потому им легче было согласиться на собственную смерть, чем убить одного из нас. - Да, - подтвердила Новинья. - Но если все было так, почему вы, люди, обнаружив их тела на склоне, не пришли в лес и не убили всех нас? Почему вы не разожгли большой костер и не спалили в нем наших отцов и даже материнское дерево? От края леса до них донесся исполненный скорби и тоски крик Листоеда. - Если бы вы срубили одно из наших деревьев, - продолжал Человек, - если бы вы убили одно только дерево, мы пришли бы к вам ночью и убили бы всех и каждого из вас. И если бы кому-то из вас удалось уцелеть, мы послали бы братьев понести эту историю в другие племена, и никто из вас не покинул бы эту землю живым. Почему вы не уничтожили нас за убийство Пипо и Либо? Внезапно за спиной Человека возник задыхающийся Мандачува. Он бросился на землю, протянув к Эндеру руки. - Я резал его этими руками! - крикнул он. - Я пытался оказать ему честь и навсегда срубил его дерево! - Нет, - ответил Эндер, взял руки Мандачувы в свои и сжал их, - вы оба считали, что спасаете жизнь другого. Он причинил тебе боль, а ты... ты убил его, но вы оба верили, что делаете друг другу добро. Этого достаточно. Теперь все будет иначе. Теперь мы знаем, что вы не стремились убивать. А вы знаете, что, когда в человека вонзается нож, он умирает навсегда. Это последнее условие соглашения, Человек. Вы не должны больше брать людей в третью жизнь, потому что мы не знаем, как туда попасть. - Когда я расскажу про это женам, - сказал Человек, - вы услышите крик их горя, такой страшный, как звук ломающихся деревьев в бурю. Он повернулся и встал перед Крикуньей, несколько минут что-то ей втолковывал. Потом возвратился к Эндеру. - Теперь уходите. - У нас еще нет договора. - Мне нужно поговорить со всеми женами. Они не станут этого делать, пока вы стоите здесь, под сенью материнского дерева. Когда здесь чужие, они должны оберегать малышей. Стрела выведет вас из леса. Подождите меня на склоне, там, где Корнерой смотрит на ограду. Спите, если сможете. Я расскажу женам про договор и попытаюсь заставить их понять, что мы должны обходиться с другими племенами по-доброму, как вы поступили с нами. Повинуясь порыву. Человек протянул руку и коснулся живота Эндера. - Я даю еще одно обещание. Свое. Я буду всегда чтить тебя, но никогда не убью. Эндер поднял руку и положил ее на теплый живот Человека. Шишечки были просто горячими. - Я тоже буду чтить тебя. - И если договор между твоим и моим племенем будет заключен, ты поможешь мне, возьмешь меня в третью жизнь? Позволишь мне расти и пить свет? - Могу ли я сделать это быстро? Не тем медленным и мучительным пу... - И превратить меня в одно из молчащих деревьев? Никогда не быть отцом? Никакой чести - только кормить своим соком грязных масиос да отдавать древесину братьям, когда они станут петь мне? - А разве нет кого-нибудь еще, кто мог бы сделать это? - спросил Эндер. - Разве кто-нибудь из братьев, знающий ваш путь жизни и смерти, не может заменить меня? - Ты ничего не понимаешь, - покачал головой Человек. - Вот так все племя узнает, что была сказана правда. Либо я беру тебя в третью жизнь, либо ты даешь ее мне, либо договор остается неподписанным. Я не стану убивать тебя, Голос, а нам обоим нужно это соглашение. - Я согласен. Человек кивнул, отвел руку и направился к Крикунье. - О Деус, - прошептала Кванда. - Как же у вас поднимется рука? Эндер не ответил ей. Он просто шел через лес, следом за Стрелой, и внимательно смотрел под ноги. Новинья отдала проводнику свой фонарик, и Стрела баловался с ним, как ребенок: то расширял, то сужал луч спета, любовался огромными страшными тенями, которые отбрасывали деревья и кусты. И вообще был счастлив. Эндер никогда не видел такого веселого свинкса. А за спиной они слышали голоса жен, страшную, горькую какофонию. Человек рассказал им правду о Пипо и Либо, о том, что они умерли настоящей смертью, чтобы не делать с Мандачувой и Листоедом то, что им казалось убийством. Только когда они отошли достаточно далеко и рыдания жен стали слышны хуже, чем звуки шагов и вой ветра в листве, люди осмелились заговорить. - Это была месса по душе моего отца, - сказала Кванда. - И моего, - добавила Новинья. И все поняли, что она говорит о Пипо, а не о давно умершем Венерадо, Густо. Но Эндер не участвовал в беседе, он не знал Пипо и Либо, а потому не хранил памяти о них, не разделял общей скорби. Он мог думать только о деревьях этого леса. Когда-то давным-давно все они были живыми свинксами, ходили, дышали - каждый из них. Свинксы могли петь им песни, разговаривать с ними, могли иногда понять, что говорят деревья. Но Эндер-то не мог. Для Эндера деревья не были людьми, он никогда не научится воспринимать их как людей. Если он вонзит нож в тело Человека, то в глазах свинксов это, конечно, не будет убийством, но все равно тем самым отсечет, уничтожит ту часть жизни Человека, которую он, Эндер, способен понять. Как свинкс Человек для него - настоящий раман, брат... Как дерево... Он будет только надгробием, могильным камнем - ни во что другое Эндер не способен поверить. Потому что не может понять. "И снова, - подумал он, - мне придется убивать, хотя я дал себе слово никогда больше этого не делать". Он почувствовал, как рука Новиньи взяла его за локоть. Новинья оперлась о него. - Помогите мне, - попросила она. - В этой темноте я словно слепая. - У меня прекрасное ночное зрение, - весело отозвался Ольядо откуда-то сзади. - Заткнись, полено, - яростно прошептала Эла. - Мама хочет идти рядом с ним. Оба - и Новинья, и Эндер - ясно слышали этот шепот, и каждый мог ощутить беззвучный смех другого. Они шли по тропинке, Новинья прижималась к нему все ближе. - Да, я думаю, у вас хватит мужества сделать то, что вы должны, - сказала она так, что только он мог услышать. - Холодный и беспощадный? - спросил он. В интонации был намек на иронию, но слова прозвучали неожиданно правдиво и оставили металлический привкус во рту. - У вас достаточно доброе сердце, - сказала она, - чтобы прижечь рану другого раскаленным железом, если это единственный способ исцелить ее. У нее было право говорить так, сегодня вечером она сама почувствовала прикосновение этого железа. И Эндер поверил ей, и у него стало легче на сердце. Он был готов к кровавой работе, ожидавшей его. Эндер не думал, что сможет заснуть. Мысль о том, что ждет впереди, гнала всякий сон. Но, проснувшись от тихого голоса, он понял, что лежит на склоне, на упругом ковре капима. Голова его покоилась на коленях Новиньи. И все еще не рассвело. Недолго проспал. - Они идут, - повторила Новинья. Эндер сел. Когда-то, ребенком, он просыпался сразу и мгновенно, но тогда от этого зависела жизнь, тогда он был солдатом. Сейчас ему потребовалось несколько секунд, чтобы проснуться. Кванда, Эла - обе не спят и смотрят на него. Ольядо уснул. Квим только зашевелился, просыпается. Высокое дерево - третья жизнь Корнероя - поднимается в небо всего в нескольких метрах от них. А совсем близко, за оградой, первые домики Милагра прижимаются к склону, а над ними, на самом высоком холме, плывут монастырь и собор. С другой стороны, от леса, вереницей спускались вниз Человек, Мандачува, Листоед, Стрела, Чашка, Календарь, Червяк, Танцор и несколько других братьев, чьих имен Кванда не могла назвать. - Я их никогда не видела, - сказала она. - Они, наверно, из других общин. "Ну, есть ли у нас договор? - спросил себя Эндер. - Только это сейчас важно. Удалось ли Человеку убедить жен принять новый взгляд на мир?" Человек тащил что-то завернутое в листья. Не сказав ни слова, свинксы положили сверток перед Эндером. Человек осторожно развернул его. Это была компьютерная распечатка. - "Королева Улья" и "Гегемон", - шепотом объяснила Кванда. - Миро принес им эту книгу. - Договор, - объявил Человек. Только тогда они поняли, что распечатка перевернута чистой стороной вверх. Только она уже не была чистой. При свете фонарика они смогли увидеть нечеткие печатные буквы. Большие и очень неуклюжие. Кванда ахнула. - Мы никогда не учили их, как делать чернила, - пробормотала она. - И писать тоже не учили. - Календарь научился рисовать буквы, - объяснил Человек. - Сначала он писал их палочкой по земле. А Червяк придумал, как приготовить чернила. Из лепешек кабр и сушеных масиос. Вы ведь гак делаете договоры, правда? - Да, - подтвердил Эндер. - Если мы не напишем его на бумаге, то по-разному запомним его. - Правильно, - согласился Эндер. - Вы хорошо сделали, что записали. - Мы внесли некоторые изменения. Жены хотели, чтобы они обязательно были, и я подумал, что ты не станешь возражать. - Человек указал пальцем на несколько строчек. - Вы, люди, можете заключать договор с другими свинксами, но только этот договор. Вы не должны учить других тому, чему не учите нас. Можешь ты принять этот пункт? - Конечно. - Ну, это легкий. Теперь: что произойдет, если мы разойдемся во мнениях? Что, если, например, заспорим, где проходят границы наших владений в степи? Где начинается наша земля и кончается ваша? И тогда Крикунья сказала: пусть Королева Улья будет судьей между людьми и малышами; пусть малыши решают споры между людьми и Королевой Улья. И пусть люди будут говорить, что делать, если с Королевой поспорим мы. "Интересно, как это получится?" - подумал Эндер. Он помнил лучше кого-либо из ныне живущих, до чего страшными казались людям жукеры три тысячи лет назад. Их фигуры, похожие на насекомых, являлись в кошмарах каждому ребенку Земли Смогут ли люди Милагра принять жукеров в качестве третейских судей? "Да, это будет тяжело. Но не тяжелее, чем то, что мы потребовали от свинксов". - Конечно, - кивнул Эндер. - Мы принимаем. Это очень хорошее решение. - И последнее, - сказал Человек, посмотрел на Эндера и ухмыльнулся. Выглядело это вполне жутко - у свинксов плохо получалась человеческая мимика. - Вот почему мы провозились так долго. Все эти изменения. Эндер улыбнулся ему в ответ. - Если племя свинксов откажется подписать договор с людьми, а потом нападет на одно из племен, подписавших договор, мы имеем право воевать с ним. - Что вы подразумеваете под нападением? - поинтересовался Эндер. Если они считают нападением любое оскорбление, это сведет на нет наложенный людьми запрет на войну. - Нападение, - ответил Человек, - начинается, когда они приходят в наши леса и убивают жен и братьев. Если они предлагают себя для войны или пытаются заключить соглашение о начале войны, это не нападение. Только если они атакуют без предварительного соглашения. И поскольку мы теперь не можем вступать в такие соглашения, война начнется, только если на нас нападут. Я знал, что ты спросишь. Он снова отчеркнул пальцем несколько строк - статью договора, точно определявшую, что такое нападение. - Это также приемлемо, - кивнул Эндер. Значит, угроза нападения не исчезнет в течение нескольких поколений, возможно, столетий, ибо на то, чтобы заключить договор со всеми племенами, потребуется чертовски много времени. Но задолго до того, как последнее племя присоединится к союзу, преимущества мирной экзогамии станут совершенно очевидны и у большинства свинксов начисто пропадет желание воевать. - И по-настоящему последнее, - сказал Человек - Жены вставили это, желая наказать вас за то, что пришлось столько мучиться с этим договором. Но мне кажется, для вас это не наказание, а награда. Поскольку нам запрещено отныне давать вам третью жизнь, то по заключении договора людям также запрещается давать третью жизнь братьям. На секунду Эндер подумал, что это его освобождение, не придется делать то, от чего отказались Пипо и Либо. - По заключении договора, - напомнил Человек, - ты будешь первым и последним из своих, кто вручит этот дар. - Хотел бы я... - прошептал Эндер. - Я знаю, чего ты хочешь, друг мой Голос, - кивнул Человек. - Тебе все время кажется, что это убийство. Но для меня... Когда брат получает право вступить в третью жизнь, и не как-нибудь, а отцом, он выбирает среди своих самого сильного соперника или самого близкого друга, чтобы тот вел его. Тебя. Голос, с тех пор, как я выучил звездный, как прочел "Королеву Улья" и "Гегемона", я ждал тебя. Я говорил много раз моему отцу, Корнерою: "Вот человек, единственный из всех людей, который поймет нас". Потом Корнерой сказал мне, когда прилетел корабль, что на борту ты и Королева Улья. И тогда я понял, что ты пришел, чтобы вести меня, если я справлюсь. Если буду достоин. - Ты справился, Человек, - сказал Эндер. - Здесь, - показал тот. - Видишь? Мы подписали договор, как это делают люди. На последнем листе, в самом низу, стояло несколько еще более неуклюже нацарапанных слов. - Человек, - громко прочел Эндер. Второго имени он разобрать не смог. - Это настоящее имя Крикуньи, - объяснил Человек. - "Та, что глядит на звезды". Она не очень хорошо владеет палочкой для письма. Жены вообще редко пользуются орудиями, такую работу обычно делают братья. Она хотела, чтобы я назвал тебе ее имя. Она получила его, потому что всегда смотрела на небо. Крикунья говорит, что раньше не знала, а теперь знает: она ждала твоего прихода. "Столько людей так надеялось на меня, - подумал Эндер. - А на самом деле все зависело от них. От Новиньи, Миро и Элы, позвавших меня сюда, от Человека и Крикуньи, глядящей на звезды. И даже от тех, кто боялся моего прихода". У Червяка была чашечка с чернилами, а Календарь принес перо. Тоненькая палочка, конечно, из дерева, конец узкий и расщеплен, чуть выше кончика маленькая выемка, способная удержать капельку чернил. Ему пришлось пять раз обмакивать перо в чернильницу, чтобы написать свое имя. - Пять, - обрадовался Стрела. Эндер помнил, что пятерка считалась у свинксов магическим числом. Чистая случайность, но если им угодно считать это добрым предзнаменованием, что ж, тем лучше. - Я отнесу договор губернатору и епископу, - сказал Эндер. - Из всех документов в истории человечества - начала Кванда. Ей не пришлось договаривать фразу. Человек, Листоед и Мандачува осторожно завернули его в листья и передали не Эндеру, а Кванде. Эндер сразу же понял, что это значит. У свинксов еще была для него работа, его руки следовало оставить свободными. - По обычаям людей договор заключен, - сказал Человек. - Теперь ты должен закрепить его по обычаям малышей. - Может быть, подписи достаточно? - с надеждой спросил его Эндер. - Начиная с сегодняшнего дня подписи будет достаточно, - подтвердил Человек, - если рука, подписавшая этот договор, сделает то, что должно. - Тогда хорошо, - кивнул Эндер. - Я обещал тебе. Человек протянул руку и будто провел черту от горла до пояса Эндера. - Слово брата не только на устах его, - пропел он. - Слово брата - вся его жизнь. - Он повернулся к другим свинксам. - Дайте мне поговорить с моим отцом, прежде чем я встану рядом с ним последний раз. Двое незнакомых братьев, державших в руках короткие палочки, выступили вперед, вместе с Человеком подошли к дереву Корнероя и принялись колотить по нему палочками и петь на языке отцов. Почти сразу же ствол раскрылся. Дерево было еще совсем молодым (ствол ненамного толще тела человека), свинкс с большим трудом втиснулся в отверстие, но все же прошел. Ствол захлопнулся снова. Барабанщики изменили ритм, но не прекратили работы. Эндер услышал голос Джейн: - Я слышу, как звук ударов резонирует и изменяется внутри дерева, - прошептала она. - Дерево медленно переделывает звук, превращает его в речь. Остальные свинксы уже принялись за работу - расчищали от капима площадку для дерева Человека. Эндер заметил: место выбрано так, чтобы со стороны ограды, от ворот, казалось, что Корнерой стоит по левую руку, а Человек - по правую. Выдергивать капим с корнем - тяжелая работа для свинкса. Вскоре Квим пошел помогать им, а за ним Ольядо, Кванда и Эла. Чтобы освободить руки, Кванда дала Новинье подержать договор. Новинья подошла к Эндеру встала перед ним, смерила его внимательным взглядом. - Вы подписали его "Эндер Виггин", - сказала она. - Эндер. Это имя звучало грубо даже для его собственного слуха. Слишком часто он встречал его в качестве эпитета. - Я много старше, чем выгляжу, - ответил Эндер. - Я был известен под этим именем, когда разнес в клочья родную планету жукеров. Возможно, то, что это имя стоит на первом договоре, заключенном между людьми и раман, несколько изменит его значение. - Эндер, - прошептала она и потянулась к нему. Пакет с договором все еще зажат в руках - тяжелый, там ведь и "Королева Улья", и "Гегемон", если не считать всего, что написано на обороте. - Я никогда не ходила на исповедь к священникам. Потому что знала: они станут презирать меня за мой грех. Но когда сегодня ты перечислял все мои прегрешения, я могла вынести это, потому что не сомневалась: ты не презираешь меня. Я только не могла понять почему. До этой минуты. - Да уж, мне как-то неловко презирать людей за совершенные ими ошибки, - кивнул он. - Я еще не нашел ни одного преступления, про которое не мог бы сказать: "Я сделал нечто худшее". - Все эти годы ты в одиночку нес весь груз вины человечества. - Да, но ничего мистического в этом нет, - отозвался он. - Мне всегда казалось, это что-то вроде каиновой печати. Почти нет друзей, зато и вреда никто причинить не может. Площадка уже очищена. Мандачува повернулся к свинксам, барабанящим по стволу, и что-то сказал на древесном языке. Ритм снова изменился, по стволу пробежала трещина. Человек выскользнул из отверстия, словно новорожденный из лона матери, и прошел на середину расчищенной площадки. Мандачува и Листоед вручили ему по ножу. Принимая ножи, Человек обратился к ним по-португальски, чтобы люди тоже поняли и объявление приобрело большую силу: - Я объяснил Крикунье, что вы потеряли право на третью жизнь из-за страшного недоразумения - Пипо и Либо не поняли вас. Она сказала, что, прежде чем пройдет полная рука дней, вы оба подниметесь к солнцу. Листоед и Мандачува опустили рукоятки ножей, легко коснулись живота Человека и отступили к краю площадки. Человек протянул Эндеру оба ножа, сделанных из тонкого дерева. Эндер не мог представить себе орудие, которым можно было бы так отполировать дерево, сделать нож таким острым и одновременно прочным. Но, конечно же, никакой инструмент не касался этого ножа. Этих ножей. Они вышли острыми и завершенными из сердца живого дерева. Лучший подарок для брата, уходящего в свою третью, последнюю жизнь. Одно дело - понимать умом, что Человек на самом деле не умрет. Другое - заставить себя поверить в это. Сначала Эндер просто не мог взять ножи. Вместо этого он взял Человека за запястья. - Для тебя это вовсе не смерть. Но для меня... Я увидел тебя впервые только вчера, а сегодня я уже знаю, что ты мой брат, так твердо, как будто моим отцом тоже был Корнерой. И все же, когда поднимется солнце, я уже не смогу говорить с тобой. Для меня это смерть, Человек, чем бы это ни было для тебя. - Приходи и сиди в моей тени, - ответил тот, - смотри на солнце сквозь мою листву, обопрись на мой ствол. И еще. Добавь к "Королеве Улья" и "Гегемону" еще одну историю. Так и назови ее - "История Человека". Расскажи всем людям, как я был зачат на ветвях дерева моего отца, как родился во мраке и питался плотью моей матери. Расскажи им, как я оставил за спиной темноту своей первой жизни и вступил в сумрак второй, чтобы учиться речи у жен, чтобы получать те чудесные знания, что принесли нам Либо, Миро, Кванда. Расскажи им, как в последний день моей второй жизни мой брат прилетел с той стороны неба и как мы заключили договор и сделали людей и свинксов одним племенем. Не просто людьми и свинксами, а народом раман. А потом мой брат открыл мне путь в третью жизнь, в царство света, чтобы я мог подняться к небу и дать жизнь десяткам тысяч детей, прежде чем умру. - Я расскажу им, - кивнул Эндер. - Тогда я воистину буду жить вечно. Эндер взял ножи. Человек лег на землю. - Ольядо, - приказала Новинья. - Квим. Идите к воротам. Эла, ты тоже. - Я буду смотреть на это, мама, - ответила Эла. - Я ученый. - Ты забыла, что такое мои глаза, - сказал Ольядо. - Я записываю все. И мы сможем показать людям, где бы они ни находились, что договор был заключен и подписан. И мы сможем показать свинксам, что Голос закрепил свою подпись на договоре согласно их обычаям. - И я тоже никуда не пойду, - добавил Квим. - Даже Святая Дева стояла у подножия креста. - Вы можете остаться, - тихо сказала Новинья. И осталась сама. Рот Человека был набит капимом, но он почти не жевал его. Не двигал челюстями. - Больше, - попросил Эндер. - Чтобы ты ничего не чувствовал. - Это неправильно, - возразил ему Мандачува. - Это последние минуты его второй жизни. Хорошо нужно ощутить сейчас немного телесной боли, чтобы вспоминать об этом потом, в третьей жизни, за пределами всякой боли. Мандачува и Листоед показали Эндеру, где и как нужно резать. Они сказали, что работать следует быстро, их руки тянулись к дымящемуся телу, чтобы помочь Эндеру разобраться, какой орган куда помещать. Руки Эндера двигались точно и уверенно, без дрожи, и, хотя не мог поднять голову и даже на мгновение оторваться от дела, он знал, что поверх кровавой массы глаза Человека следят за ним, смотрят на него и наполнены благодарностью и любовью, и болью... и пустотой. Это случилось под его руками, так быстро, что они даже могли видеть, как Человек растет. Не сколько крупных органов задрожали, из них в землю ударили корни, от одной части тела к другой мгновенно потянулись тонкие щупальца, глаза Человека расширились, и из позвоночника в небо взлетел росток, маленький, зеленый. Три листа, четыре... И все остановилось. Тело свинкса умерло. Последние его силы ушли на то, чтобы создать дерево, чьи корни тянулись теперь из позвоночника Человека. Эндер видел отростки и щупальца, соединяющие новое тело. Память, душа Человека перетекли теперь в клетки маленького саженца. Все свершилось. Началась его третья жизнь. И когда близким уже утром над холмами поднимется солнце, его листья в первый раз попробуют вкус света. Остальные свинксы радовались, некоторые даже танцевали. Мандачува и Листоед вынули ножи из рук Эндера и вонзили в землю по обе стороны головы Человека. Эндер не мог заставить себя присоединиться к их празднику, к их радости. Он был весь покрыт свежей кровью, и запах ее заполонил его сознание. На четвереньках он пополз вверх по склону холма - прочь от тела, куда-нибудь, где он сможет не видеть его. Новинья пошла следом за ним. Все они были до предела измотаны событиями, переживаниями, жестокой работой этой ночи. Никто ничего не говорил, никто не и силах был что-либо делать. Все просто рухнули в густой капим. Лежали, положив головы друг на друга, пытались найти облегчение во сне, а свинксы продолжали свой танец, поднимаясь вверх по склону, в лес, домой. Босквинья и епископ Перегрино проснулись еще до восхода и вместе отправились к воротам - хотели видеть, как вернется из леса Голос. Они прождали там минут десять, пока не заметили какое-то движение, не на краю леса, а у самой ограды. Сонный мальчик опорожнял в кусты свой мочевой пузырь. - Ольядо, - окликнула мэр. Мальчик повернулся, заметил их, помахал рукой, потом торопливо застегнул штаны и отправился будить остальных, спавших в высокой траве. Босквинья и епископ открыли ворота и вышли им навстречу. - Глупо, не правда ли? - сказала Босквинья. - Но именно теперь я поняла, что мы восстали по-настоящему. Когда мы с вами вышли за ограду. - Почему они провели эту ночь на склоне? - поинтересовался епископ Перегрино. - Ворота были открыты, они могли спокойно отправиться домой. Босквинья быстрым взглядом обвела приближающуюся группу. Кванда и Эла идут рука об руку, как и следует сестрам. Ольядо и Квим. Новинья. И, вот он где, да, Голос неподвижно сидит на земле. Новинья рядом с ним. Стоит, положив руки ему на плечи. Все смотрят выжидающе, ничего не говорят. Наконец Голос поднял голову: - Мы заключили договор. Хороший договор. Новинья протянула им что-то завернутое в листья. - Они записали все. Вы должны подписать. Босквинья взяла у нее пакет. - Все файлы восстановлены еще до полуночи, - сказала она. - Причем не только те, что мы успели спасти, отправив в качестве посланий. Кем бы ни был ваш друг, Голос, он чертовски здорово работает. - Это она, - ответил Эндер. - Ее зовут Джейн. Теперь епископ и Босквинья наконец заметили, что лежит на небольшой, расчищенной от трапы площадке чуть ниже по склону от того места, где спали Голос и его друзья. Теперь они поняли, откуда взялись темные полосы на руках Голоса, такие же темные пятна - брызги - на его лице. - Я бы предпочла обойтись без договора, - начала Босквинья, - чем получить соглашение, ради которого вам пришлось убивать. - Вы слишком поспешно судите, - остановил ее епископ Перегрино. - Похоже, сегодня ночью произошло нечто большее, чем мы способны увидеть на первый взгляд. - Вы очень мудры, отец Перегрино, - тихо сказал Голос. - Я могу объяснить вам, если хотите, - вступила Кванда. - Мы с Элой все видели и поняли. - Это было как святое причастие, - добавил Ольядо. Босквинья непонимающе уставилась на Новинью. - Вы позволили ему смотреть? Ольядо постучал по своим глазам. - Когда-нибудь все смогут увидеть это моими глазами. - Это вовсе не смерть, - спокойно и окончательно определил Квим. - Это воскресение. Епископ подошел к искалеченному телу и осторожно коснулся рукой маленького зеленого саженца, поднимающегося из грудной клетки. - Его зовут Человек, - сообщил Голос. - Это также и ваше имя, - очень тихо отозвался епископ. Он повернулся и посмотрел на овечек своей маленькой паствы, на людей, которые сделали для человечества шаг вперед, шаг, на который никто не осмеливался раньше. "Кто я такой, - подумал епископ Перегрино, - пастырь или самая тупая и беспомощная из овец?" И вслух произнес: - Друзья мои, пойдемте. Пойдемте все со мной в собор. Скоро колокола зазвонят к утренней мессе. Дети собрались и приготовились идти. Новинья тоже сделала несколько шагов к воротам, но остановилась и посмотрела на Эндера. В ее глазах светилась безмолвная просьба. - Сейчас, - ответил он. - Через минуту. Она тоже последовала за епископом через ворота, вверх по склону холма, в собор. Месса едва успела начаться, когда епископ увидел, что в двери собора входит Голос. Он остановился на мгновение, потом отыскал глазами Новинью и ее семью. Всего несколько длинных, уверенных шагов - и он уже сидит рядом с ней. На том самом месте, где усаживался Маркано в те редкие дни, когда его удавалось затащить на утреннюю мессу. Потом внимание епископа снова было поглощено делами его сана, через несколько минут, когда Перегрино опять взглянул в ту сторону, он увидел, что рядом с Голосом сидит Грего. Перегрино подумал об условиях договора - девочки все ему очень подробно и хорошо объяснили. О значении смерти свинкса по имени Человек, а до него - о смертях Пипо и Либо. Теперь все становилось ясным, куски головоломки начали сходиться, образуя картину. Молодой человек по имени Миро лежит парализованный в своем доме, а его сестра Кванда ухаживает за ним. Новинья, некогда потерянная, вернулась, нашлась. Ограда... ее темная тень так долго лежала на душах и разуме тех, кому пришлось жить в ее пределах! Теперь это чудовище мертво, неподвижно, безобидно, даже невидимо. Перестало существовать. Это было чудо. Хлеб, превращавшийся в его руках в плоть Христову. Как неожиданно мы понимаем, что в нас есть частичка плоти Господней, - в тот самый час, когда тверже всего уверенность, что мы сотворены только из грязи и глины. 18. КОРОЛЕВА УЛЬЯ Эволюция не дала его матери ни канала, чтобы рожать, ни груди, чтобы кормить. А потому маленькое существо, которое позже получит имя Человек, не могло покинуть чрево своей матери иначе, как пользуясь зубами. Он и его маленькие родичи поглотили ее тело. Человек был самым сильным и подвижным, он успевал съесть больше всех, а потому стал еще сильнее. Человек жил в полной темноте. Когда его мать исчезла, стало нечего есть, кроме сладкого сока, который тек по поверхности его мира. Он еще не знал, что вертикальная плоскость на самом деле не плоскость, а стены дупла огромного пустотелого дерева и что жидкость, которую он пил, сок этого дерева. Не знал он также, что теплые существа много больше его самого - это старшие свинксы, уже почти готовые покинуть темноту дерева, а копошившиеся рядом малыши - его младшие братья, появившиеся на свет несколько позже его. Его занимали только три вещи: еда, движение и возможность видеть свет. Время от времени вместе с ритмом, которого он пока еще не мог понять, внезапный свет приходил во тьму. Да, каждый раз все начиналось со звука, источник которого он не мог обнаружить. Потом дерево начинало дрожать, сок больше не тек из щелей - вся энергия дерева уходила на то, чтобы изменить строение ствола, раздвинуть древесину и кору и пропустить внутрь поток света. Когда в мире появлялся свет. Человек тут же терял чувство направления и снова начинал слепо тыкаться в стены, пытаясь найти сладкую жидкость. И наконец пришел день (в то время почти все теплые создания уступали ему в размерах и ни одно не было больше его), когда Человек оказался достаточно сильным и быстрым. Он добрался до отверстия, прежде чем оно захлопнулось, перекинул свое тело через край смыкающейся щели и впервые в жизни ощутил мягким брюхом жесткую, шершавую кору дерева. Он почти не заметил этой новой боли - свет ошеломил его. Свет был всюду и вовсе не серый, как раньше, а ярко-желтый и еще зеленый. Много секунд, несколько минут, Человек не мог оторваться от этого зрелища. Потом снова почувствовал голод, но здесь, на внешней стороне материнского дерева, сок тек только в складках коры, откуда его много труднее добыть. Внутри все существа были маленькими, и их легко было оттолкнуть с дороги, а здесь осе большие, и Человеку не удалось пробиться к лучшим местам кормежки. Новые вещи, новый мир, новая жизнь - он боялся ее. Позже, когда он научится говорить, он вспомнит свое путешествие из мрака к свету и назовет его переходом от первой жизни ко второй, от жизни в полной темноте к жизни в сумерках. Голос Тех, Кого Нет. "История Человека". Миро решил покинуть Лузитанию. Взять корабль Голоса и все-таки отправиться на Трондхейм. Возможно, на суде ему удастся убедить людей Ста Миров не начинать войну против Лузитании. В худшем случае он станет мучеником. Его будут помнить, его история разбудит многих, он поможет своим. Хоть так. Что бы с ним там ни случилось, хуже, чем здесь, не будет. В первые несколько дней после того, как он перелез через ограду, Миро быстро поправлялся. К рукам и ногам вернулась чувствительность, он научился немного управлять ими. Достаточно хорошо, чтобы ходить качающимися, неуверенными шагами, как старик, чтобы самостоятельно двигать кистями рук, чтобы покончить с этим унижением - уткой. Но потом прогресс замедлился, а спустя еще пару дней и вовсе прекратился. - Вот оно, - сказал тогда доктор Навьо. - Мы добрались до уровня необратимых повреждений. Тебе страшно повезло, Миро, ты можешь ходить, способен говорить. Ты остался целым человеком. Ты ограничен в своих возможностях примерно так же, как очень здоровый столетний старик. Я бы куда с большим удовольствием заявил тебе, что твое тело скоро станет таким, каким было до того, как ты полез на ограду, что к тебе вернутся сила и координация двадцатилетнего. Но я безумно счастлив, что мне не придется говорить тебе, что ты останешься на всю жизнь прикован к постели - к пеленкам и кормлению с ложечки, к тихой музыке и мыслям о том, куда подевалось твое тело. "Ну что ж, - думал Миро, - я благодарен. Мои пальцы сжаты в бесполезные кулаки, мой голос звучит хрипло и невнятно, я сам не могу разобрать слова. Я так рад, что я совсем как столетний старик. Я с удовольствием проживу столетним еще восемьдесят лет". Как только стало ясно, что Миро не нуждается в постоянном уходе, семья разбежалась по своим делам. То, что происходило в эти дни, было слишком важным и увлекательным, чтобы неотрывно сидеть с искалеченным сыном, братом, другом. Он все прекрасно понимал и не хотел, чтобы они сидели с ним дома. Он желал быть с ними, но там. Работа ждала его. Наконец-то ограда снесена, отменены законы. Теперь можно задавать свинксам вопросы, которые так долго мучили его. Сначала он пытался работать с помощью Кванды. Она приходила к нему каждое утро и каждый вечер и писала свои отчеты на терминале, установленном в передней дома семьи Рибейра. Миро внимательно читал доклады, задавал вопросы, выслушивал рассказы, а она тщательно запоминала, что он хотел бы спросить у свинксов. Через несколько дней такого обмена он заметил, что хотя каждый вечер Кванда и приносит ответы на вопросы, но тем дело и ограничивается. Она не пробует разобраться, уточнить значения, ведь ее мысли заняты собственной программой. А потому Миро перестал диктовать ей свои вопросы и соображения. Солгал, сказав, что куда больше заинтересован тем, что делает она, что ее направление важнее. А на самом деле он просто не хотел видеть Кванду. Открытие, что она его сестра, принесло страшную боль, но Миро не сомневался: если бы решал он один, то плюнул бы на все табу, взял ее в жены и ушел в лес жить со свинксами, если бы возникла такая нужда. Но Кванда была верующей и принадлежала общине. Она не могла заставить себя нарушить этот, по ее мнению, универсальный закон. Она горевала, когда поняла, что Миро - ее брат, но сделала все, чтобы забыть поцелуи, шепот, обещания, шутки, смех, прикосновение руки... Лучше бы ему тоже забыть. Только он не мог. При каждой встрече ее сдержанность заставляла его страдать. Она была так вежлива, так добра Он ее брат, калека, она всегда будет ласкова с ним. Но любовь ушла. Невыносимое сравнение - Кванда и мама. Новинья любила своего мужчину, продолжала любить, несмотря на все барьеры, отделявшие их друг от друга. Но возлюбленный матери был человеком, а не беспомощным полутрупом. А потому Миро сидел дома и изучал отчеты о работе всех подряд. Как мучительно было понимать, что они делают, и знать, что не можешь присоединиться к ним. Но так все же лучше, чем просто слоняться по дому, смотреть бессмысленные фильмы по видео или слушать музыку. Он мог печатать - медленно, тщательно прицеливаясь всей рукой так, чтобы самый жесткий из его непослушных пальцев, средний, точно попадал на нужную клавишу. Миро был слишком неуклюж, чтобы набирать что-то путное, так даже записки не пошлешь, но его умения хватало, чтобы вызывать на экран чужие файлы и читать. Он был способен поддерживать хоть какую-то связь с прежним делом жизни. Ворота открылись, наступил расцвет лузитанской ксенологии. Кванда вместе со свинксами составляла полный словарь мужского языка и языка жен, а заодно разбиралась с фонетикой, грамматической структурой и орфографией, чтобы сразу же создавать письменность. Кванде помогал Квим. Миро знал, что у того свои цели: мальчик хотел стать миссионером, отправиться к свинксам других племен и принести им Слово Божие. Прежде чем они получат "Королеву Улья" и "Гегемона", он собирался перевести хотя бы часть Библии и говорить со свинксами на их языке. Вся эта работа по фиксации языка и культуры свинксов была очень нужной и важной - сохранить прошлое, подготовиться к общению с другими племенами, но Миро знал, что с ней бы прекрасно справились ученые Дома Кристано. Люди в монашеских одеждах теперь часто появлялись среди свинксов, спокойно задавали вопросы, четко и подробно отвечали на то, что спрашивали у них. Миро считал, что Кванда позволила себе расслабиться. Настоящим делом, по крайней мере в понимании Миро, занимались Эндер и несколько лучших техников из хозяйства мэра Босквиньи. Сейчас они тянули водопровод от реки до поляны материнского дерева. Свинксы очень нуждались в воде. Они электрифицировали лес и учили свинксов, как обращаться с терминалами. Одновременно они преподавали свинксам элементарные приемы сельского хозяйства и пытались приручить кабр, чтобы свинксы получили средство передвижения и тягловую силу. Страшная путаница, разные уровни технологии порой плохо состыковывались друг с другом, но Эндер говорил (он обсуждал эту проблему с Миро), что хочет, чтобы свинксы получили от договора немедленные, ощутимые, оглушительные результаты. Водопровод, терминал с голографическим экраном, связь с компьютером, позволяющая прочесть все, что есть в библиотеке, электрический свет по ночам. Но все это магия, все напрямую зависит от людей. Одновременно он хотел сохранить их общество самодостаточным, развивающимся, подвижным. Белый свет среди ночи, слух о котором поползет по соседним племенам, превратится в миф, очень поможет, но это всего лишь пропаганда. Настоящие перемены принесут деревянный плуг, коса, борона, зерна амаранта. И десятикратный рост населения. Повсюду. Ибо все это так просто передать - две пригоршни зерен в мешке из шкуры кабры да заложенное в памяти знание, как с ними обращаться. Миро очень хотелось стать частью этого. Но что хорошего могут сделать его неуклюжие руки на полях амаранта? Он даже не способен сидеть в тенечке и прясть шерсть кабры. Он даже не может учить других, ибо никто не разберет его речь. Эла, не поднимая головы, работала над передел кой земных растений, насекомых и мелких животных - над созданием новых видов, способных сопротивляться Десколаде и даже нейтрализовать ее. Мать время от времени помогала ей советами. На большее ее не хватало, она занималась самым важным, самым секретным проектом. Это Эндер пришел к Миро и рассказал ему то, что знали только его родные да Кванда. Королева Улья не погибла, она вернется к жизни, как только Новинья найдет способ защитить ее от Десколады. Ее и всех жукеров, которые родятся от нее. Да, как только все будет готово, Королева Улья воскреснет. И частью этого Миро не станет тоже. Впервые люди и две расы чужаков живут вместе, как раман, на одной планете, и Миро не принадлежит всему этому. Он теперь меньше человек, чем свинксы. Он не может говорить и работать руками и вполовину так хорошо, как они. Он перестал быть существом, владеющим речью и орудиями. Теперь он варелез. Они содержат его, как игрушку, как бесполезное домашнее животное. Он хотел уйти. А еще лучше - исчезнуть, избавиться от всех, даже от себя. Но не сейчас. Не сразу. Появилась новая проблема, о которой знал только он и которую мог решить только он, Миро. Его терминал вел себя очень странно. Он заметил это в ту первую неделю, когда только оправился от полного паралича. Просматривал некоторые файлы Кванды и вдруг сообразил, что, не принимая для этого никаких мер, почему-то залез в раздел "совершенно секретно". Там стояло несколько слоев защиты, да он и паролей не знал, и все же элементарная команда открыла ему записи. Ее предположения о характере эволюции свинксов, о том, каким могло быть их общество до Десколады. Всего две недели назад она обязательно обсудила бы свои выкладки с Миро. Теперь же она не сказала ему ни слова, а записи загнала в "совершенно секретно". Миро не сказал, что вломился в ее файлы, но как-то раз повернул разговор на эту тему. Кванда говорила довольно охотно, делилась выводами. Почти как в старые времена. Только Миро стеснялся своего скрипучего, невнятного голоса, а потому большую часть мнений оставлял при себе. Просто слушал ее и даже не возражал там, где следовало бы. И все же проникновение в ее файлы позволило ему узнать, чем Кванда интересуется на самом деле. Но как он до них добрался? Это происходило снова и снова. Рабочие записи Элы, матери, Дома Кристано. Когда свинксы получили свой терминал и принялись играть с ним, Миро обнаружил, что может наблюдать за ними по системе "эхо". Он в жизни не видел, чтобы компьютер использовал такую. Теперь он следил за всей их компьютерной деятельностью и мог подсказывать им, поправлять, хоть немного, да помогать им. Миро получал массу удовольствия, пытаясь угадать, что именно хотят в очередной раз учинить свинксы, и тайком, незаметно подталкивал их. Да, но каким образом он получил доступ ко всем этим, неортодоксальным возможностям? А еще терминал учился, приспосабливался к нему. Миро уже не нужно было загонять в машину длинные последовательности кодов. Несколько знаков - и компьютер уже выполняет приказ. Пришел день, когда ему даже не потребовалось всерьез входить. Он коснулся панели управления - и на терминале появился список его обычных занятий, а сбоку побежала стрелка. Теперь простое прикосновение к ключу немедленно вводило в действие нужную программу, обходя десятки формальностей и избавляя Миро от болезненной необходимости набивать одним пальцем сложные слова. Сначала он думал, что это Ольядо придумал для него новую программу или кто-то из хозяйства мэра. Но Ольядо только удивленно посмотрел на самостоятельно работающий терминал, сказал "Бакана". "Класс". И ушел. А обращение Миро к Босквинье не дошло до адресата. Вместо мэра к нему пришел Голос Тех, Кого Нет. - Значит, твой терминал помогает тебе? Миро не ответил. Был слишком занят, соображая, зачем мэру посылать к нему Голос. - А мэр не получала твоего послания, - объяснил Эндер. - Оно пришло прямо ко мне. И лучше тебе не рассказывать посторонним, на что способен твой терминал. - Почему? - спросил Миро. Это слово он мог произнести, почти не сбиваясь. - Потому что тебе помогает не новая сложная программа. А человек. Миро рассмеялся. Нет в мире человека, который мог бы работать так быстро, как его новая программа, намного более быстрая, чем все программы, с которыми он имел дело раньше, более чуткая и умная. Да, его новая игрушка была быстрее человека и умнее компьютера. - Я полагаю, в твою судьбу вмешался один мой старый друг. По крайней мере, именно она рассказала мне о твоем послании и попросила передать тебе, что следует быть поосторожнее. Видишь ли, она необычайно застенчива. У нее не так уж много друзей. - Сколько? - В настоящее время двое. В течение последних трех тысяч лет - один. - Не человек. - Раман, - подтвердил Эндер. - И больше человек, чем многие люди. Мы очень долго были возлюбленными, помогали друг другу, очень зависели друг от друга. Но последние несколько недель, что я здесь, мы разошлись. Я теперь больше вовлечен в жизнь людей вокруг меня. Твоя семья... - Мама. - Да. Твоя мать, твои братья и сестры, работа со свинксами, будущее Королевы Улья. Моя подруга и я... Мы привыкли постоянно общаться, постоянно говорить друг с другом. А теперь у меня нет времени. Она одинока и, кажется, выбрала себе другого спутника. - Нано кверо. Мне не нужно. - Ты ошибаешься, - ответил Эндер. - Она уже очень помогла тебе. А теперь, когда ты знаешь, что она существует... Ты скоро поймешь, что она надежный друг. Лучшего тебе не найти. Она будет верна тебе. - Как собака? - Не стоит так говорить. Не глупи. Я сейчас, между прочим, знакомлю тебя с новым видом живых существ. Разумных. Ты же у нас ксенолог, не так ли? Она уже знает тебя. Миро. И твои физические проблемы ей безразличны. У нее самой и вовсе нет тела. Она живет в филотических импульсах анзиблей Ста Миров. Она самое разумное создание из всех известных мне ныне живущих, а ты второй человек, которому она решила довериться, открыть тайну своего существования. - Как? Откуда она взялась? Откуда она знает меня, почему именно я? - Спроси ее сам. - Эндер подергал жемчужину, свисающую с мочки уха. - Хочу дать тебе один совет. Со временем она начнет доверять тебе - носи ее всюду с собой. Ничего не скрывай от нее. Когда-то у нее был возлюбленный, который выключил ее. Всего лишь на час, но за этот час все успело измениться. Они стали просто друзьями. Добрыми друзьями. И останутся друзьями до самой его смерти. Только всю свою жизнь он будет жалеть, что случайно, бездумно обидел ее. Глаза Эндера подозрительно блестели, и Миро понял, что чем бы ни была эта штука, которая живет в компьютере, она не фантом, не мираж. Она была частью жизни этого человека. И теперь он передавал ее Миро. По наследству, как отец сыну. Право знать ее. Эндер больше ничего не сказал и быстро ушел. Миро повернулся к терминалу. В воздухе над ним висело изображение женщины. Маленькая женщина сидит на табурете, прислонившись к стене. Не очень-то хороша. Но и уродиной не назовешь. Девушка с характером. Большие, печальные, какие-то невинные глаза. На губах не то улыбка, не то гримаса боли. Одежда полупрозрачная, собственно, ее почти нет, но это не смущает, наоборот, создает почему-то ощущение чистоты и той же невинности. Руки сложены на коленях. Так она могла бы сидеть на качелях на детской площадке. Или на краю кровати своего возлюбленного. - Бом диа, - тихо сказал Миро. - Привет, - отозвалась она. - Я попросила его представить нас. Она вела себя спокойно, сдержанно, но все равно Миро очень стеснялся. Кроме матери и сестер, которые в счет не шли, Кванда была единственной женщиной в его жизни, и он не знал, как надо обращаться с другими. Его смущало еще одно - он не мог забыть, что разговаривает с голограммой. Очень точной, очень убедительной, но все же лазерной проекцией. Она подняла руку и положила себе на грудь. - Ничего не чувствую, - улыбнулась она. - Нет нервов. На его глаза навернулись слезы. Жалел он, конечно, себя. Из-за того, что у него, наверное, уже не будет других, настоящих женщин. Если он попробует коснуться настоящей, его ласка причинит ей боль. Иногда, если он забывал следить за собой, в уголках его рта начинала пузыриться слюна. А он и не замечал этого. Хорош герой-любовник! - Но у меня есть глаза, - продолжала девушка. - И уши. Я вижу все, что происходит на Ста Мирах. Я смотрю на небо через тысячи телескопов. Я каждый день слышу триллионы разговоров. - Тут она хихикнула. - Я лучшая сплетница во Вселенной. Потом она внезапно встала, выросла, приблизилась, теперь над терминалом были видны только голова да плечи, будто сработала невидимая камера. Она смотрела на него яростными, горящими глазами. - А ты - мальчишка-провинциал, который ничего в жизни не видел, кроме одного городка и маленького леса! - Не было возможности путешествовать. - Этим мы еще займемся, - ответила она. - Итак. Что ты собираешься делать сегодня? - Как тебя зовут? - Тебе не нужно мое имя. - Но как мне позвать тебя? - Я всегда буду здесь. - Но я хочу знать. Она дернула мочку уха. - Когда ты полюбишь меня так, что захочешь брать с собой, куда бы ни шел, я назову тебе свое имя. Повинуясь внезапному импульсу, он рассказал ей то, о чем еще не говорил никому. - Я хочу улететь отсюда. Ты можешь забрать меня с Лузитании? - спросил он. Она состроила ему глазки: - Мы ведь только что познакомились! Право же, мистер Рибейра, я совсем не из таких девушек. - Может быть, когда мы получше узнаем друг друга? - с улыбкой предложил Миро. И тут изображение на экране начало меняться, и вместо женщины на табурете, нет, на ветке дерева уютно лежала очень женственная кошка. Пантера, пожалуй. Она громко замурлыкала, потянулась, облизнула морду. - Я могу сломать тебе шею одним движением лапы, - прошептала она, обнажая острые клыки