там говорить. Спокойный, рассудительный, любящий... предсказуемый отец. Вот только, что же не вписывается в эту картинку? Отец - это Ольхадо. У него нет глаз. Только серебристые металлические шары; в одном - диафрагмы двух объективов, во втором - гнездо компьютерного разъема. Дети всего этого как бы и не замечали. Я же все еще не могу привыкнуть. - Валентина, - сказал он, заметив женщину. - Нам нужно поговорить, - перебила та его. Мужчина провел ее в дом, представил ее жене, Жаклин: кожа такая черная, что чуть ли не синяя, смеющиеся глаза, великолепная широкая улыбка, столь радостная, что хотелось бы в ней утонуть. Жаклин подала лимонад, холодный будто лед, кувшин сразу же запотел на утренней жаре. Потом она тихонечко вышла. - Можешь остаться, - предложила ей Валентина. - Это вовсе не личное. Но та не хотела. У меня много дел, объяснила она и вышла. - Я давно уже хотел с тобой встретиться, - заявил Ольхадо. - Я никуда не уезжала. - Ты была занята. - Здесь у меня нет никаких занятий. - Есть. Те же самые, что и у Эндрю. - Ладно, в конце концов мы встретились. Я интересовалась тобой, Ольхадо. Или ты предпочитаешь свое настоящее имя, Лауро? - В Милагре тебя зовут так, как называют другие. Когда-то я был Суле, от своего второго имени - Сулейман. - Соломон мудрец. - Но когда потерял глаза, стал Ольхадо. И уже на всю оставшуюся жизнь. - Наблюдаемый. - Да, слово "Ольхадо" может означать и это. Пассивный оборот от "olhar". Только в моем случае это означает - "мужик с глазами". - И так тебя зовут. - Жена обращается ко мне: Лауро, - ответил он. - Дети называют папой. - А я? - Мне все равно. - В таком случае, Суле. - Уж лучше, Лауро. "Суле" заставляет меня чувствовать так, будто мне снова шесть лет. - И еще напоминает то время, когда ты видел. Мужчина рассмеялся. - Но я и сейчас вижу. Очень хорошо вижу. - Так утверждает Эндрю. Потому-то я к тебе и пришла. Узнать, а что ты видишь. - Ты желаешь, чтобы я воспроизвел для тебя какую-нибудь сцену? Нечто, произошедшее в прошлом? В компьютере есть все мои любимые воспоминания. Могу подключиться и показать тебе все, чего только пожелаешь. Например, есть у меня и первый приход Эндрю в этот дом. Имеется и парочка самых шикарных семейных скандалов. Или ты предпочитаешь общественные торжества? Инаугурационные речи всех бургомистров, начиная с того дня, как я получил эти глаза? Люди даже приходят ко мне по своим подобным делам: кто во что был одет, кто чего сказал. Мне частенько даже трудно переубедить их, что глаза мои записывают только изображение, никакого звука. Они же считают, что я - ходячий голографический магнитофон и обязан записывать абсолютно все, ради их развлечения. - Я не хочу смотреть на то, что ты видал. Мне хочется знать, о чем ты думаешь. - Ты и вправду желаешь этого? - Да, желаю. - Лично я собственных мнений не высказываю. Ни о чем, что тебя интересует. От всех семейных споров держусь подальше. Как всегда. - И подальше от семейных предприятий. Единственный ребенок Новиньи, не занявшийся наукой. - Наука дала всем столько счастья, что даже трудно представить, почему же это я ею не занялся. - Вовсе и не трудно, - возразила Валентина. Она уже убедилась, что подобные ворчуны говорят совершенно откровенно, если их спровоцировать. И тут же она запустила небольшую шпильку: - Я это представляю так, что у тебя не было достаточно ума, чтобы сравниться с остальными. - Ты абсолютно права, - согласился Ольхадо. - Ума у меня ровно столько, что хватает только лишь на изготовление кирпичей. - Правда? - удивилась Валентина. - Но ведь ты кирпичей не делаешь. - Совсем наоборот. Делаю сотни штук в день. А раз все пробивают дыры в стенах, чтобы построить часовню, то вскоре у меня дела пойдут как по маслу. - Лауро, - перебила его Валентина. - Ведь ты сам кирпичи не делаешь. Это рабочие твоей фабрики делают кирпичи. - А я, их начальник, разве не принимаю в этом участия? - Кирпичи производят кирпичники. А ты производишь кирпичников. - Совершенно верно. Но в основном произвожу усталых кирпичников. - Но ведь ты делаешь и другие вещи, - заметила Валентина. - Детей. - Так, - согласился Ольхадо и впервые за все время их разговора по-настоящему расслабился. - И это тоже. Понятное дело, у меня имеется партнерша. - Великолепная и очень красивая женщина. - Я искал совершенства, а нашел кое-что лучшее. - И это не было шутливым примечанием. Ольхадо говорил совершенно серьезно. Ворчливость куда-то исчезла, вместе с ней и напряженное внимание. - У тебя ведь тоже есть дети. Муж. - Хорошая семья. Возможно, почти такая же хорошая, как и у тебя. В нашей только нет идеальной матери, но дети как-то с этим справляются. - Из того, что рассказывал о тебе Эндрю, ты самый замечательный человек, когда-либо живший. - Эндрю любит польстить. И мог рассказывать такие вещи, потому что меня тут не было. - Теперь ты здесь, - сказал Ольхадо. - Зачем? - Так складывается, что миры и расы раменов очутились в поворотной точке. А события пошли тем путем, что их будущее в значительной мере зависит от твоей семьи. У меня нет времени подробно перечислять тебе все... У меня нет времени на то, чтобы понять семейную динамику: почему Грего всего за ночь превратился из чудовища в героя, как у Миро одновременно могут иметься амбиции и самоубийственные склонности, почему Квара готова пожертвовать pequeninos ради десколады... - Спроси у Эндрю. Он понимает их всех. Мне это никогда не удалось. - Эндрю сейчас переживает свой собственный маленький ад. Он чувствует себя ответственным за все происходящее. Он хотел, чтобы все было как лучше, но Квимо мертв. Твоя же мать и он соглашаются лишь в одном: что это именно он в какой-то мере виновен в этом. Уход твоей матери сломил его. - Знаю. - Я понятия не имею, как его утешить. Или - даже чего более желать в качестве любящей сестры: чтобы Новинья вернулась в его жизнь, либо покинула его навсегда. Ольхадо пожал плечами. К нему вернулась его брюзгливость. - Тебя и вправду это не волнует? - спросила Валентина. - Или же ты просто решил не волноваться? - Возможно, что раньше я именно так решил, но теперь - уже и вправду не волнует. Хороший собеседник должен знать, когда ему замолкнуть. Валентина ждала. Только Ольхадо и сам умел ждать. Валентина чуть ли не отказалась от собственного намерения, чуть что-то не сказала. Она даже думала о том, а не согласиться ли с поражением и просто уйти. Но он не выдержал и отозвался. - Когда мне заменяли глаза, то удалили слезные железы. Обычные слезы помешали бы действию используемых смазок. - Смазок? - Это такая шутка, - объяснил Ольхадо. - Я всегда кажусь абсолютно холодным, потому что в моих глазах никогда нет слез. И людям не удается прочесть выражения моего лица. Это забавно. Обычные глазные яблоки не меняют формы, чтобы выразить что-либо. Торчат себе на месте. Понятное дело, глаза бегают... поддерживают визуальный контакт, глядят вверх или вниз... но ведь мои глаза делают то же самое. Они движутся с идеальной симметрией, всегда направляются в ту сторону, в которую я гляжу. Но люди не выдерживают их взгляда. Потому всегда отводят глаза. Они не видят выражения на моем лице. Вот и думают, что на нем выражения не бывает. А глаза у меня режут, краснеют и припухают, как будто бы я плакал, если бы у меня еще были слезы. - Другими словами, ты все еще принимаешь близко к сердцу. - Я всегда все принимал близко к сердцу. Иногда мне казалось, что один только я что-либо понимаю, хотя, чаще всего, мне и в голову не приходило - что же именно. Я отступал и просто наблюдал. Я никогда не принимал чью-либо сторону в семейных ссорах, следовательно, видел все гораздо объемнее других. Я видел структуру сил. Мать: абсолютное доминирование, хотя Марсао бил ее, когда был зол или же пьян. Миро, верящий, что бунтует только против Марсао, хотя всегда выступал против мамы. Подлость Грего: таким образом он справлялся с собственными страхами. Квара, по своей натуре идущая поперек, делала лишь то, чего, по ее мнению, абсолютно не желали люди, с мнением которых она хотела считаться. Эля, благородная мученица... кем бы она стала, если бы не могла страдать? Набожный, справедливый Квимо нашел себе отца в Боге, посчитав, что самый лучший отец это невидимый и никогда не повышающий тона. - И все это ты замечал еще в детстве? - Я умею глядеть. Мы, пассивные, находящиеся в сторонке наблюдатели, всегда видим лучше. Тебе не кажется? Валентина засмеялась. - Да, видим лучше. Одна и та же роль? У тебя и у меня, историков? - До тех пор, пока не появился твой брат. Как только он встал в двери, стало ясно, что видит и понимает именно так, как это видел и понимал я. Это было изумительное чувство. Поскольку, естественно, я никогда не верил в собственные выводы относительно своей семьи. Я не доверял своим заключениям. Ведь явно же, что никто не глядел на это как я, следовательно, все мои выводы были неправильными. Я даже подозревал, что все это по причине глаз. Если бы они у меня были настоящими, то я видел бы как Миро или как мама. - То есть, Эндрю подтвердил твои выводы. - Более того, он ими воспользовался, чтобы действовать. Он попытался как-то исправить положение. - Так? - Сюда он прибыл в качестве говорящего за умерших. Но как только появился в доме, то взял на себя... - Управление? - Взял на себя ответственность. За перемены. Он заметил все те болезни, которые видел и я, только он начал их лечить. Как мог. Я глядел на то, как он ведет себя с Грего: решительно, но и мягко. С Кварой - он реагировал лишь на то, чего она на самом деле желала, а не на то, что говорила. С Квимо - уважая ту дистанцию, которую тот желал сохранить. С Миро, с Элей, с мамой... со всеми. - А с тобой? - Он сделал меня частью собственной жизни. Он сблизился со мной. Он видел, как я втыкаю штекер в глаз, но, тем не менее, разговаривал со мной как с человеком. Ты представляешь, что для меня это значило? - Догадываюсь. - И дело не в том, что он сделал со мной. Должен признаться, что я был оголодавшим пацаном. Первый же чувствительный человек мог меня завоевать. Дело в том, что он сделал с нами всеми. К каждому из нас он отнесся иначе, и все это время оставался самим собой. Тебе следует вспомнить мужчин моей жизни. Марсао, которого мы считали отцом... я понятия не имею, кто он был такой. В нем я видел только алкоголь, когда он был пьян, и жажду, когда бывал трезвым. Жажду алкоголя, но и жажду уважения, которого не мог завоевать. А потом он умер. И сразу же стало лучше. Не хорошо, но лучше. Тогда мне показалось, что наилучший отец это такой, которого нет. Но это тоже не было правдой. Ведь мой настоящий отец, Либо, великий ученый и мученик, герой науки и величайшая любовь моей матери... он родил с ней всех этих вундеркиндов, он видел несчастье нашей семьи... и ничего не сделал. - Эндрю говорил, что ему не разрешала ваша мать. - Правильно... Ведь всегда следует делать то, что решит наша мама. - Новинья - исключительно решительная женщина. - Ей кажется, будто во всем свете только она одна может страдать, - заявил Ольхадо. - Я говорю это без всякой задней мысли. Просто я заметил, что она настолько переполнена болью, что к чужой уже не может относиться серьезно. - В следующий раз скажи что-нибудь с задней мыслью. Может это прозвучит мягче. Ольхадо удивленно глянул на собеседницу. - Ты меня осуждаешь? Может это по причине материнской солидарности? Дети, говорящие о своих матерях плохо, заслуживают подзатыльника? Но уверяю тебя, Валентина, это правда. Никаких задних мыслей. Никакого оскорбления. Я знаю мать, вот и все. Тебе хотелось услыхать, что я вижу... именно это я и видел. И Эндрю тоже это увидал. Все это страдание. А это его притягивает. Боль для него словно магнит. И у мамы он обнаружил ее столько, что она высосала его чуть ли не досуха. Вот только Эндрю, по-видимому, невозможно высосать досуха. Скорее всего, этот его колодец сочувствия вообще не имеет дна. Эти пылкие слова удивили ее. И доставили удовольствие. - Ты говорил, что Квимо обратился к Богу, ища идеального, невидимого отца. К кому же обратился ты? Полагаю, что не к кому-то невидимому. - Все правильно, не к невидимому. Валентина, молча, вглядывалась в его лицо. - Я вижу все как барельеф, - сказал Ольхадо. Восприятие глубины не на высоте. Если бы объективы поместили в обоих глазах, а не два в одном, стереоскопия была бы лучше. Только мне хотелось иметь разъем. Чтобы подключаться к компьютеру. Мне хотелось записывать картины, делиться ими. Поэтому все я вижу плоским. Как будто люди это чуточку выпуклые аппликации, передвигающиеся по плоскому, цветному фону. Тогда кажется, будто люди ближе друг другу. Они проскальзывают друг по другу словно бумажные листочки, отираясь, когда проходят рядом. Валентина продолжала слушать, хотя Ольхадо какое-то время не произнес ни слова. - Нет, не к невидимому, - задумавшись, наконец-то повторил Ольхадо. - Это правда. Я видел, что Эндрю сделал с нашей семьей. Я видел, как он пришел, как он слушал, смотрел, как он понял, кто мы такие, каждый по отдельности. Он попытался выявить наши потребности и удовлетворить их. Он принял ответственность за чужих людей и не беспокоился о том, какую цену платит сам. И в конце концов, хотя и не смог сделать семейство Рибейра нормальным, он дал нам покой, достоинство и тождественность. Стабильность. Он женился на маме и был к ней добр. Он любил всех нас. Он всегда был на месте, когда мы в нем нуждались, и не имел к нам никаких претензий, когда он был нам не нужен. Он решительно требовал цивилизованного поведения, но никогда не злоупотреблял за наш счет. Тогда я подумал: ведь это намного важнее науки. Или политики. Какой угодно конкретной профессии, свершения или... вещи, которую ты создаешь. Тогда мне казалось: если бы я только мог создать хорошую семью, научиться быть для детей, в течение всей их жизни, тем, кем был для нас Эндрю, пускай даже и появившийся так поздно... Это имело большее значение, чем что-либо, чего бы я достиг умом и руками. - Ты выбрал карьеру отца, - догадалась Валентина. - Который работает на кирпичном заводе, чтобы прокормить и одеть семью. Не кирпичника, у которого тоже есть дети. Лини думает точно так же. - Лини? - Жаклин. Моя жена. Своим путем она пришла к тому же самому. Мы делаем все требующееся, чтобы заслужить место в обществе, но живем ради тех часов, которые проводим дома. Ради нас двоих и наших детей. В учебниках истории обо мне никогда не напишут. - Ты был бы удивлен этим, - буркнула Валентина. - Неинтересная жизнь. Не о чем читать, - возразил Ольхадо. - Но ее интересно жить. - Так вот какой секрет ты скрываешь перед своими замученными родственниками: счастье. - Покой. Красота. Любовь. Все эти великие абстрактные понятия. Может я вижу их и в форме барельефа, зато вижу вблизи. - И ты научился этому от Эндрю... Он знает об этом? - Видимо, да. А хочешь узнать мою самую сокровенную тайну? Когда мы одни, только он и я, или же я и Лини... когда мы одни, я называю его папой, а он называет меня сыном. Валентина даже и не пыталась сдержать слез, которые катились как бы за двоих, за нее и за него. - Выходит, у Эндера есть ребенок, - шепнула она. - Он научил меня, как быть отцом. И вот теперь в этом деле я по-настоящему хорош. Валентина подалась вперед. Пора переходить к делу. - Выходит так, что если нас постигнет неудача, то именно тебе, гораздо больше, чем остальным, грозит утрата чего-то прекрасного и замечательного. - Знаю, - согласился с ней Ольхадо. - Я сделал эгоистичный выбор. Сам я счастлив, но не могу помочь в спасении Лузитании. - Ошибка, - резко заявила Валентина. - Просто ты этого еще не знаешь. - Что же я могу сделать? - Мы еще немножко поговорим и попытаемся это определить. И если ты не имеешь ничего против, Лауро, твоей Жаклин давно бы уже пора кончить с этим подслушиванием в кухне и присоединиться к нам. Жаклин робко вошла и присела рядом с мужем. Валентине нравилось, как они держатся за руки... После стольких детей... Ей вспомнилось, как она сама держится за руки с Яктом... и как это приятно. - Лауро, - начала она. - Эндрю говорил мне, что когда ты был моложе, то проявлял наибольшие способности из всех детей семьи Рибейра. Якобы ты рассказывал ему о совершенно безумных философских рассуждениях. В этот момент, Лауро, мой приемный племянничек, нам нужна именно безумная философия. Или же после детских лет твой мозг уже не включался? А вдруг тебе снова удаются необыкновенно глубокие рассуждения? - У меня имеются собственные мысли, - ответил на это Ольхадо. - Только я сам в них не верю. - Сейчас мы разрабатываем полет со скоростью, быстрее скорости света. Мы пытаемся обнаружить душу компьютерной программы. Мы хотим перестроить искусственный вирус со встроенными механизмами самозащиты. Мы занимаемся чудесами и магией. Поэтому я буду благодарна тебе за любые указания, касающиеся сути жизни и реальности. - Я понятия не имею, про что говорил Эндрю, - защищался Ольхадо. - Физику я забросил уже... - Если бы мне были нужны знания, я бы читала книжки. Я повторю тебе то, что сказала одной весьма способной девушке китаянке, служанке с планеты Дао: дай мне познакомится с твоими мыслями, а уж я решу, полезны ли они. - Но как? Ведь я же не физик. Валентина подошла к стоящему в углу комнаты компьютеру. - Можно включить? - Pois nao, - ответил Ольхадо. Пожалуйста. - Когда он начнет работать, с нами здесь будет Джейн. - Личная программа Эндера. - Компьютерная личность, душу которой мы пытаемся локализовать. - Ага, - буркнул он. - Так может это ты должна начать мне рассказывать. - Я уже знаю то, что знаю. Поэтому, начинай говорить ты. Про эти свои детские идеи, и о том, что с ними за это время произошло. Квара реагировала враждебно уже с того момента, когда Миро вошел в комнату. - Не мучайся, - коротко бросила она. - С чем не мучайся? - Не мучайся с напоминанием о моих собственных обязанностях по отношению к человечеству или семье... Кстати, это две совершенно различные группы. - Разве я пришел за этим? - Эля прислала тебя затем, чтобы ты вытащил из меня, как можно кастрировать десколаду. - Я же не биолог, - попробовал отшутиться Миро. - А разве такое возможно? - Не стой из себя дурачка. Исключить их способность передавать информацию - это то же самое, что и вырвать у них языки, память и все, что делает их разумными. Если Эле хочется научиться делать такое, пускай изучит то же самое, что и я. Мне на это понадобилось всего лишь пять лет. - Приближается флот. - Так ты все-таки прибыл для переговоров. - А десколада может найти способ... Она перебила его, сама закончив предложение: - Обойти все наши методы контроля. Миро рассердился, но он уже привык, что люди вечно перебивают, раздражаясь его медлительной речью. Эта, во всяком случае, угадала, к чему он вел. - В любой день, - сказал он. - Эля чувствует, что у нее все меньше времени. - В таком случае она обязана помочь мне искать возможность договориться с вирусом. Убедить его оставить нас в покое. Заключить договор, как Эндрю с pequeninos. А она закрыла передо мной лабораторию. Ну что же, это палка о двух концах. Она не дает действовать мне, а я не даю ей. - Ты выдала pequeninos тайну. - Ну конечно! Мама с Элей стоят на страже истины! Одни они имеют право решать, кто и что обязан знать. Позволь уж, Миро, если я выдам тебе одну тайну. Правды не защитишь, когда прячешь ее от других. - Я знаю об этом, - отозвался тот. - И по причине всех этих дурацких тайн мама полностью разбила нашу семью. Она не вышла за Либо, поскольку ей хотелось скрыть секрет, который, возможно, спас бы ему жизнь. - Знаю, - сказал на это Миро. На сей раз его слова прозвучали так резко, что изумленная Квара даже застыла. - Ну ясно, этот секрет подействовал на тебя больнее, чем на меня, - начала она. - Но именно потому ты должен встать на мою сторону. Твоя жизнь пошла бы намного лучше, жизнь всех нас пошла бы намного лучше, если бы мама вышла за Либо и открыла бы ему все свои тайны. Наверняка он бы еще жил. Элегантное решеньице. Милое такое, маленькое "что было бы". И фальшивое как сто чертей. Если бы Либо женился на Новинье, он не женился бы на Бруксинье, матери Оуанды. Ничего не подозревающий Миро не смог бы влюбиться в свою сестру по отцу, поскольку ее бы просто не существовало. Вот только ему бы пришлось слишком много объяснять при его невнятной речи. Поэтому Миро ограничился кратким: - Оуанда не родилась бы. Миро надеялся, что Квара поймет то, что нужно. Та какое-то время размышляла и сделала правильные сопоставления. - Ты прав, - согласилась она с братом. - Извини. Я тогда была еще ребенком. - Это уже прошлое, - ответил ей Миро. - Вовсе нет, - запротестовала Квара. - Мы все время его повторяем. Те же самые ошибки. Снова и снова. Мама до сих пор верит, будто защищает людей, скрывая от них правду. - Ты тоже. Квара на секунду задумалась. - Эле не хотелось, чтобы pequeninos узнали о ее работах над десколадой. Эта тайна могла уничтожить все их общество, а ведь никто даже не спрашивал их мнения. Им не разрешали защищаться. Но то, что держу в секрете я, это... возможно... метод интеллектуальной кастрации десколады, умерщвления ее наполовину. - Чтобы спасать человечество, не уничтожая pequeninos. - Люди и pequeninos совместно устраивают заговор по уничтожению третьей, беззащитной расы! - Ну, не совсем беззащитной. Квара проигнорировала эти последние слова. - Все как тогда, когда папа римский поделил мир между их католическими королевскими величествами, между Испанией и Португалией. Это было очень давно, уже после Колумба. Линия на карте и - щелк... в Бразилии говорят по-португальски, а не по-испански. И не важно, что девять из десятка индейцев должны были погибнуть, а оставшиеся на долгие века утратили все права, даже собственный язык... На сей раз уже Миро не вытерпел. - Десколада - это не индейцы. - Это разумная раса. - Вовсе нет. - Правда? - делано изумилась Квара. - Откуда такая уверенность? Где же твои дипломы по микробиологии и ксеногенетике? Мне все время казалось, будто ты учил только ксенологию. Да и то, лет тридцать назад. Миро не отвечал. Он прекрасно знал, что Квара тоже прекрасно отдает себе отчет в том, как тяжело пришлось ему пахать, чтобы нагнать упущенное. Сейчас это была уже личная атака и совершенно глупейшая ссылка на авторитеты. На это даже не стоило отвечать. Поэтому он сидел неподвижно и всматривался в лицо сестры, ожидая, когда та возвратится в круг разумной дискуссии. - Ну ладно, - согласилась Квара. - Это был удар ниже пояса. Но таким же ударом была и посылка сюда именно тебя, чтобы вытащить из меня данные. Игрой на моих чувствах. - Чувствах? - Потому что ты... ты... - Калека, - закончил за нее Миро. Он не думал, будто жалость лишь все усложнит. Вот только что он мог с этим сделать? Что бы он не делал, будет делать это как инвалид. - Ну... да... - Меня прислала не Эля, - стал объяснять Миро. - Тогда мама. - И не мама. - Лезешь по собственной инициативе? Или хочешь меня убедить, будто тебя присылает все человечество? Или ты делегат от каких-то абстрактных ценностей? "Меня заставила сюда прийти гражданская совесть". - Если даже и так, то она послала меня в неподходящее место. Квара отшатнулась, будто получила пощечину. - Ага, так я уже недостойна? - Меня прислал Эндрю, - сказал Миро. - Еще один манипулятор. - Он пришел бы и сам. - Но был ужасно занят, необходимо сунуть нос в другое местечко. Nossa Senhora, он словно священник. Вмешивается в научные проблемы, которые настолько превышают его знания... - Заткнись, - рявкнул Миро. Он сказал это достаточно решительно, чтобы Квара и вправду замолчала... хотя она и не была довольна этим. - Ты знаешь, кто такой Эндрю, - резко сказал Миро. - Он написал "Королеву Улья" и... - "Королеву Улья", "Гегемона" и "Жизнь Человека". - И не говори, что он ни в чем не разбирается. - Да нет. Я же знаю, что это не так, - признала Квара. - Просто я разозлилась. Мне кажется, будто все настроены против меня. - Не против тебя, а против того, что ты делаешь. - Ну почему никто не желает понять моей точки зрения? - Я понимаю твою точку зрения. - Тогда, как же ты можешь... - Просто я понимаю и их точку зрения. - Ну да. Сеньор Объективный. Хочешь меня убедить, будто понимаешь. Игра на сочувствии. - Садовник умирает, чтобы получить информацию, которая тебе, скорее всего, уже известна. - Неправда. Я не знаю, был ли разум pequeninos производным деятельности вируса. - Можно было бы проверить укороченный вирус, не убивая Садовника. - Укороченный... Ты сам выбирал это слово? Все-таки лучше, чем кастрированный. Укорачиваем конечности, опять же - голову. Остается одно туловище. Бессильное. Неразумное. Сердце, бьющееся без всякой цели. - Садовник... - Садовник обязательно хочет сделаться мучеником. Хочет умереть. - Садовник просит, чтобы ты пришла к нему поговорить. - Нет. - Почему нет? - Оставь меня в покое, Миро. Ко мне присылают калеку. Хотят, чтобы я встретилась с умирающим pequenino. Как будто бы я могла предать целую расу, потому что умирающий приятель... к тому же еще и доброволец... просит меня об этом из остатка своих сил. - Квара. - Ну, слушаю. - Ты действительно? - Disse que sim! - рявкнула та. Ведь сказала же, что так. - Ты, возможно, права в данном вопросе. - Как это мило с твоей стороны. - Но ведь они же тоже могут. - Я уже говорила, что ты объективен. - Ты говорила, что им нельзя предпринимать решений, в результате которых pequeninos могут погибнуть, не проконсультировавшись вначале с ними самими. Разве ты... - ...не делаю того же самого? А какой у меня имеется выход? Опубликовать собственное мнение и устроить голосование? Пара тысяч людей и миллионы pequeninos на твоей стороне... но ведь еще имеются миллиарды вирусов десколады. А решает большинство. Так что вопрос закрыт. - Десколада не обладает сознанием, - еще раз сказал Миро. - Чтобы ты знал, - заявила Квара. - Мне уже известно об этой новейшей теории. Эля прислала мне транскрипцию. На какой-то зашмырганной планетке-колонии, какая-то китаянка, понятия не имеющая о ксеногенетике, выдвигает совершенно придурочную теорию, а вы все ведете себя так, будто уже ее доказали. - Ладно, докажи, что она неправильная. - Не могу. У меня нет доступа в лабораторию. Лучше ты докажи мне, что это правда. - Это доказывает бритва Оккама. Самое простое объяснение, совпадающее со всеми фактами. - Оккам был средневековым пердуном. Самое простейшее объяснение, которое сходится со всеми фактами, всегда звучит так: Это сделал Бог. Или же: эта старуха, живущая напротив, это ведьма, и это она все это натворила. В этом и состоит вся ваша гипотеза... с тем только, что вы даже не знаете, где ведьма живет. - Десколада появилась слишком неожиданно. - Не в результате эволюции. Об этом я знаю. Она должна была откуда-то прибыть. Прекрасно. Но даже если она появилась искусственным путем, это вовсе не означает, будто сейчас она не обладает сознанием. - Она пытается нас убить. Это не рамен, а варельсе. - Ну, понятно, иерархия Валентины. А откуда мне знать, что это десколада - варельсе, а мы - рамены? По мне, разум - это разум. Варельсе, это всего лишь название, придуманное Валентиной для определения разума-который-мы-решили-убить. Рамен же означает разум-которого-мы-решили-еще-не-убивать. - Это безжалостный противник. - А что, имеются какие-то другие? - У десколады нет уважения к чужой жизни. Она хочет всех нас уничтожить. Она овладела pequeninos. И все затем, чтобы отрегулировать эту планету, а затем взяться за следующие. По крайней мере раз Квара позволила ему завершить такое долгое предложение. Может это значит, что она и вправду его слушает? - Я могу согласиться с частью гипотезы Вань-му, - призналась Квара. - С очень разумным предположением, будто десколада регулирует гейялогию Лузитании. Собственно говоря, если хорошенько подумать, это даже становится очевидным; объясняет большинство разговоров, которые мне удалось зафиксировать, передачу информации от одного вируса к другому. Думаю, что через несколько месяцев такое известие доходит до всех вирусов на планете... Такое может действовать. Но управление гейялогией не доказывает отсутствия сознания. Ведь можно поглядеть на это иначе: десколада проявляет альтруизм, берясь за регуляцию гейялогии целой планеты. И еще - озабоченность. Львица, атакующая напавшего, чтобы защитить своих детенышей, лишь подчеркнула бы наше к ней уважение. Десколада именно это и делает: она нападает на людей, чтобы защитить то, за что сама отвечает - живую планету. - Львица, защищающая собственных детенышей. - Я так считаю. - Или же бешеная собака, пожирающая наших детей? Квара замолчала, обдумывая. - А может, и то, и другое? Почему бы нет? Десколада пытается регулировать климат этой планеты. Но люди становятся все более опасными. Для нее именно мы являемся взбесившейся собакой. Мы выкорчевываем растения, являющиеся элементом ее системы управления; садим собственные, которые на указания десколады никак не реагируют. Из за нас некоторые pequeninos ведут себя странно, они уже не слушаются. Мы сжигаем леса в тот момент, когда десколада пытается создать их большее количество. Так что совершенно естественно, что она пытается от нас избавиться. - И поэтому старается с нами покончить. - Это ее привилегия! Ну когда же вы поймете, что у десколады есть свои права? - А у нас - нет? Или же у pequeninos? Квара вновь прервала поток слов. Никаких немедленных контраргументов. Все это давало надежду на то, что она и вправду слушает. - А знаешь, Миро? - Что? - Они сделали правильно, что прислали тебя. - Правда? - Потому что ты не один из них. "Это факт", - подумал Миро. "Уже никогда не буду "одним из". - Вполне возможно, что нам не удастся договориться с десколадой. И вполне возможно, что она является искусственным творением - биологическим роботом, реализующим свою программу. Но может - и нет. Только они же не позволят мне проверить. - Что ты сделаешь, если тебя пустят в лабораторию? - озабоченно спросил Миро. - Не пустят, - махнула рукой Квара. - Если ты на это рассчитываешь, то, видимо, не знаешь Эли с мамой. Они посчитали, что мне доверять нельзя - и конец. Ладно. А я посчитала, что нельзя доверять им. - Целые виды могут погибнуть из-за семейной гордыни. - Ты и вправду так считаешь, Миро? Гордыни? Разве мною не ведет что-то более благородное? - Наша семейка исключительно горда. - Впрочем, совершенно не важно, что ты думаешь. Я руководствуюсь совестью, называй ее гордыней, упрямством или чем хочешь другим. - Я тебе верю, - сказал Миро. - Вот только верю ли я тебе, когда ты говоришь, что веришь мне? Все это ужасно запутано. - Квара повернулась к терминалу. Иди уже, Миро. Я пообещала, что подумаю над этим. И слово свое сдержу. - Посети Садовника. - Об этом я тоже подумаю. - Пальцы зависли над клавиатурой. - Ведь это же мой приятель, и тебе это хорошо известно. Не бессердечная же я. Конечно приду, обязательно. - Хорошо. Он направился к двери. - Миро, - позвала она его. Парень обернулся и ждал. - Спасибо. Ты не угрожал, что эта ваша программа вломится в мои данные, если я сама не предоставлю их вам. - Понятное дело, что такого и не будет. - Но ты же знаешь, что Эндрю мне бы стал угрожать. Все принимают его за святого, а на самом деле он издевается над людьми, которые с ним не согласны. - Он не грозит. - Я сама видела. - Он предостерегает. - Ну извини. Разве имеется какая-то разница? - Да, - решительно сказал Миро. - Единственная разница между предостережением и угрозой состоит в том, кто предостерегает. - Нет, разница в том, как человек это предостережение понимает. - Уйди, - сказала Квара. - У меня масса работы, даже если я всего лишь размышляю. Поэтому, уходи. Миро открыл дверь. - Но спасибо, - прибавила сестра. Миро закрыл дверь. И сразу же у него в ухе запищала Джейн. - Как вижу, ты решил не говорить ей, что я уже расшифровала ее файлы. - Так, - вздохнул Миро. - И теперь чувствую себя сволочью. Она благодарила меня за то, что я не стал угрожать ей тем, что уже сделал. - Это сделала я. - Мы: ты, я и Эндер. Банда обманщиков. - Она и вправду подумает? - Возможно, - буркнул Миро. - А может уже подумала и решила сотрудничать, а сейчас ищет только повод. Или же решила не сотрудничать, а сказала лишь затем, чтобы сделать мне приятное, потому что ей меня жалко. - И как ты думаешь, что она сделает? - Понятия не имею, что она сделает. Знаю, что сделаю сам. Мне будет стыдно всякий раз, когда вспомню, как позволил ей поверить, что уважаю ее тайну. И в это же время мы стянули ее файлы. Иногда я сам себя не считаю хорошим человеком. - Ты наверное заметил, она тоже ведь не сказала, что самые важные свои открытия держит вне компьютерной системы. Единственные файлы, до которых мне удалось добраться, это никому не нужный мусор. Так что, она тоже не была с тобой откровенна. - Все так, но ведь она же фанатичка, абсолютно не имеющая чувства равновесия или пропорции. - Это многое объясняет. - И некоторые черты можно посчитать типичными для нашей семейки, - объяснил Миро. На сей раз Королева Улья была сама. Возможно, она была чем-то усталой... Копуляцией? Отложением яичек? Казалось, что она это делает беспрерывно. У нее не было выбора. Теперь, когда работницы патрулировали границы человеческой колонии, королеве пришлось производить из в больших количествах, чем планировала ранее. Они не требовали обучения - быстро достигали зрелости, овладевая знаниями взрослых особей. Но весь процесс копуляции, откладывания яиц, появления личинок и их пребывания в коконах требовал времени. Несколько недель на одну взрослую работницу. По сравнению с отдельно взятым человеком, королева производила ошеломительные количества молоди. Но по сравнению с городом Милагре с его более тысячей женщин репродуктивного возраста, в колонии жукеров имелась всего лишь одна способная рожать самка. Эндера беспокоило то, что имеется только одна королева. А вдруг с ней что-то случится? Зато королева улья с явным беспокойством размышляла о людских существах, у которых была лишь малая горстка детей. А если с ними что-то произойдет? Оба вида для защиты генетического наследства пользовались комбинацией выкармливания и чрезмерности. Люди располагали чрезмерным количеством родителей, которые впоследствии выкармливали малочисленное потомство. У королевы улья же имелось чрезмерное количество потомства, которое впоследствии кормит родительницу. Каждый из видов нашел собственную стратегию равновесия. Почему ты обращаешься с этим к нам? - Потому что мы застряли в мертвой точке. Потому что все остальные пытаются, но ведь и тебе есть много чего терять. Есть? - Десколада угрожает тебе точно так же, как и нам. В один страшный день ты не сможешь ее контролировать и умрешь. Но ведь ты хотел спросить у меня не про десколаду. - Нет. Он пришел сюда по вопросу полетов со скоростью, быстрее скорости света. Грего мучил свой мозг. В заключении у него просто не было другого дела. В последний раз, когда Эндер разговаривал с ним, Грего плакал - от исчерпания и фрустрации. Он заполнил уравнениями кипы бумаги, разбросанной по всему помещению, служившему ему камерой. - Разве тебя не интересуют полеты быстрее скорости света? Такие были бы весьма приятны. Эта безразличная реакция столь сильно разочаровала Эндера, что чуть ли не доставила боль. Именно так выглядит отчаяние. Квара, глухой стенкой укрывающая суть разума десколады. Садовник, умирающий по причине отсутствия десколады. Хань Фей-цы и Вань-му, пытающиеся за несколько дней реализовать целые годы исследований в нескольких областях знания одновременно. Совершенно обессилевший Грего. И никаких результатов. Она должна была прочувствовать его мучения так выразительно, как будто бы он их провопил. Перестань. Перестань. - Ведь ты же делала это, - сказал Эндер. - Это обязано быть возможным. Мы никогда не летали быстрее скорости света. - Ты переносила собственное действие на расстояние в многие световые годы. Ты нашла меня. Это ты нас нашел, Эндер. - Вовсе нет, - запротестовал тот. - Я даже не знал, что мы установили мысленный контакт, пока не обнаружил известия, которое вы для меня оставили. Это был необыкновенный момент, когда он стал на поверхности чужой планеты и увидал модель, реплику пейзажа, существующего всего лишь в единственном месте - в компьютере, в котором разыгрывал личную версию Игры Фэнтези. Все было так, как будто бы кто-то совершенно чужой подошел к нему и рассказал ему его собственный вчерашний сон. Они находились в его разуме. Эндера это немного и пугало, но в то же время и возбуждало. Впервые в жизни он почувствовал, что его познали. Не просто знали - его знали все, и в те дни слава его еще была положительной. Тогда он еще был величайшим героем всех времен и народов. Его знали иные люди. Вот только это творение жукеров позволило ему понять, что впервые в жизни - его познали. Думай, Эндер. Да, мы стремились к нашему врагу, но тебя не искали. Мы разыскивали кого-то, похожего на нас. Сеть объединенных разумов с центральным разумом, который этой сетью управляет. Собственные разумы мы находим без труда, поскольку распознаем образец. Найти сестру, это как обнаружить саму себя. - А как же ты нашла меня? Мы никогда не размышляли как. Сделали это. Мы обнаружили горячий светлый источник. Сеть, но с очень странной принадлежностью. А в самом ее центре - некто не такой как мы, а просто еще один, совершенно обычный. Ты. Но такой интенсивный. Сконцентрировавшийся в сети, в сторону других людских существ. Сконцентрировавшийся вовнутрь, на свою компьютерную игру. И сконцентрировавшийся, помимо всего прочего, и наружу, на нас. Ищущий нас. - Я не искал. Я вас изучал. - Он просматривал все видео, имевшиеся в Боевой Школе; пытался понять, как функционирует разум жукера. - Я вас представлял для себя. Именно об этом мы и говорим. Ты искал нас. Представлял. Точно так же мы разыскиваем себя. Следовательно, ты нас призывал. - И это все? Нет, нет. Ты был такой необычный. Мы не знали, что ты такое. Ничего не могли в тебе прочесть. Твои видения были ограниченными. Идеи менялись очень быстро, и ты мог думать лишь об одной вещи за раз. А сеть вокруг тебя так часто менялась, соединение любого элемента с тобой то усиливалось, то ослабевало, иногда очень быстро... Эндер не понял, о чем она говорила. С какой сетью он был соединен? Твои солдаты. Твой компьютер. - Я не был соединен. Это всего лишь мои солдаты, ничего больше. А ты как думаешь, как соединяемся мы? Или видишь какие-то провода? - Но ведь люди мыслят индивидуально. Не так, как твои работницы. Много королев, много работниц, изменения в ту и другую сторону, очень хаотичные. Страшное, пугающее время. Те ли это чудовища, которые уничтожили наш колонизационный корабль? Каковы эти существа? Ты был настолько странным, что мы не могли представить тебя. Абсолютно. Только лишь чувствовали, что ты нас разыскиваешь. Все псу под хвост. Никакой связи с кораблями, летающими быстрее света. И все похоже на какой-то бред, никаких научных фактов. Совершенно ничего, что Грего смог бы выразить математически. Да, это правда. Мы не делаем этого как науку. Или технику. Никаких цифр или даже мыслей. Мы обнаружили тебя так же, как принимали бы новую королеву. Как создавали бы новый улей. Эндер не понимал, какая связь между созданием анзиблевого соединения с его разумом и появлением новой королевы. - Объясни мне. Мы не думаем об этом. Просто делаем. - Но что конкретно вы делаете в таком случае? То же, что делаем всегда. - А что вы делаете всегда? А как ты делаешь, что перед копуляцией твой пенис заполняется кровью? Как заставляешь простату выделять энзимы? Как подключаешь собственную зрелость? Как фокусируешь взгляд? - В таком случае, помни, как это происходит, и покажи мне. Забываешь о том, что не любишь, когда мы показываем тебе нашими глазами. Это правда. Она уже пробовала делать такое несколько раз, когда Эндрю был еще очень молод и только-только вскрыл ее кокон. Он просто не мог все это усвоить, не мог придать смысла. Отблески, несколько четких изображений, но все вместе рождало дезориентацию. Тогда он запаниковал и даже потерял сознание, хотя был один и, собственно говоря, даже не понял толком, что же произошло. - Если ты не можешь мне объяснить, мы должны попытаться по-другому. Ты как Садовник? Хочешь умереть? - Нет. Я скажу тебе, когда прервать. Ведь в прошлый раз это меня не убило. Мы попробуем... нечто среднее. Более мягкое. Мы будем помнить и расскажем тебе, что происходит. Покажем фрагменты. Защитим тебя. Все будет безопасно. - Попробуй. Так. Она не дала Эндеру ни мгновения на то, чтобы подумать или подготовиться. Он сразу же почувствовал, что смотрит множеством объединенных глаз... Не одно изображение во множестве зрачков, но в каждом зрачке свое. У него закружилась голова, как и много лет назад. На сей раз он понимал уже намного больше - частично потому, что королева несколько снизила интенсивность, отчасти же, поскольку уже кое что знал про королеву улья и о том, что та сейчас делает. Эти различные изображения были тем, что видели отдельные работницы - как бы разбросанные отдельно глаза, соединенные с одним мозгом. У него не было ни малейшего шанса просматривать все изображения одновременно. Мы покажем тебе одно. Самое главное. Большая часть изображений тут же погасла. А затем, по очереди, гасли остальные. Эндеру показалось, что должен существовать какой-то принцип организации работниц. Сейчас королева отбросила тех, которые не участвовали в процессе создания матки. Затем, уже ради Эндера, она должна была упорядочить тех, которые в этом процессе участие принимали. Это было уже сложнее, поскольку она различала изображения в соответствии с отдельными заданиями, а не исполнителями. Но в конце показала уже ключевое изображение. Он мог сконцентрироваться на нем, игнорируя отблески и мигания на границах поля зрения. Проклевывалась королева. Когда-то она уже показывала ему подобное, старательно приготовленное изображение - когда они встретились впервые, и она пыталась рассказать о себе. Только сейчас Эндер уже глядел не на стерильную, тщательно реализованную презентацию. Вся выразительность куда-то исчезла. Изображение было темным, нерезким, реальным. Это уже воспоминания, а не искусство. Видишь, у нас имеется тело новой королевы. Мы знаем, что это королева, потому что она начинает дотягиваться до работниц. Еще будучи личинкой. - Ты можешь с ней разговаривать? Она еще очень глупая. Как работница. - И разум получает только в коконе? Не так... Она обладает им... как твой мозг. Память-мысль. Но пока что она пустая. - То есть, ты должна ее учить? Зачем учить? Там нет мыслителя. Найденного. Связующего-вместе. - Не понимаю, о чем ты говоришь. Не пытайся смотреть, только думай. Это происходит не посредством глаз. - Если это зависит от других чувств, тогда перестань мне показывать. Для людей глаза крайне важны. Если я что-то вижу, изображение блокирует все остальное, за исключением выразительной речи. Но мне не кажется, чтобы она была при творении новой королевы. А сейчас? - Я все время что-то вижу. Твой мозг превращает это в изображения. - В таком случае - объясни. Помоги мне понять. Так мы чувствуем друг друга. Мы находим то самое достигающее место в теле королевы. У работниц оно тоже имеется, только оно достигает лишь королевы. Как только она его находит, достижение заканчивается. Королева же не перестает достигать. Призывать. - И тогда вы ее находите? Мы знаем, где она. Тело королевы. Призыватель работниц. Склад памяти. - Тогда чего же вы ищете? Вещей-нас. Соединения. Творца значений. - Ты хочешь сказать, будто имеется еще что-то? Нечто кроме тела королевы? Ну конечно. Королева это всего лишь тело, как и работницы. Разве ты об этом не знал? - Нет. Я этого не видел. Нельзя видеть. Не глазами. - Я не знал, что должен глядеть на что-то другое. Я видел появление королевы, когда ты показала мне его в первый раз. Тогда мне показалось, будто я понял. Мы тоже так думали. - Но если королева - это только тело, кем же являешься ты? Мы являемся королевой улья. И всеми работницами. Мы прибываем и делаем из них одну личность. Тело королевы послушно нам, как и тела работниц. Мы удерживаем их как единое целое, защищаем, позволяем совершенно действовать, в зависимости от потребностей. Мы ядро. Каждая из нас. - Ты всегда говорила так, будто бы была королевой улья. А мы и так ими есть. Но и работницами. Мы все являемся одним. - А этот центр, тот, что связует-вместе... Мы призываем его, чтобы оно прибыло и овладело телом королевы, чтобы та стала нашей мудрой сестрой. - Взываете это. Что же это такое? Та вещь, которую взываем. - Ну да. Что это такое? О чем спрашиваешь? Это взываемая вещь. Мы взываем ее. От всего этого можно было потерять голову и совершенно отчаяться. Столь много действий королева исполняла чисто инстинктивно. У нее не было языка, в связи с чем ей не нужно было создавать простых объяснений того, что до нынешнего дня никаких объяснений не требовало. Ему следовало помочь ей найти способ объяснить действия, непосредственное восприятие которых просто невозможно. - Где ты это находишь? Оно слышит наш зов и прибывает. - Но как ты посылаешь этот зов? Точно так же, как ты вызвал нас. Мы представляем себе то, чем должно стать. Образец улья. Королеву, работниц и их связи. Тогда прибывает одна, которая понимает образец и может его удержать. Мы отдаем ей тело королевы. - То есть, ты взываешь некое иное существо, чтобы оно овладело королевой? Чтобы стала королевой, ульем и всем. Удерживала образец, который мы для себя вообразили. - И откуда она приходит? Из того места, где находится, когда услышит наш зов. - А где оно находится? Не здесь. - Прекрасно. Я тебе верю. Но откуда приходит? Я не могу подумать этого места. - Забываешь? Это означает, что нельзя подумать о месте, где она находится. Если бы мы могли о нем подумать, тогда они сами подумали бы о себе, и ни одна из них не пришла бы, чтобы овладеть образцом, который мы показываем. - Чем является то, что связует-вместе? Мы не видим ее. Не знаем, пока не найдет образца, а когда она туда прибывает, уже такая, как мы. Эндер задрожал. Все время он верил, будто разговаривает с самой королевой. Теперь он узнал, что говорящее в его мыслях лишь использует ее тело и жукеров. Симбионт. Доминирующий паразит, правящий над всей системой улья. Нет. Ты думаешь о страшной, чудовищной вещи. Мы не являемся иным существом. Мы точно так же являемся королевой улья как ты являешься собственным телом. Ты говоришь: мое тело, и одновременно являешься собственным телом и владельцем собственного тела. Королева улья является нами, это тело является мной, а не чем-то иным. Я. Я была бы ничем, пока не нашла представления. - Не понимаю. Как это? Ну как же я могу помнить? У меня не было памяти, пока не поспешила за изображением, прибыла в это место и сделалась королевой улья. - А откуда тебе известно, что ты просто не королева улья? Поскольку, когда я прибыла, мне дали воспоминания. Я увидала тело королевы еще до того, как пришла, а затем - тело королевы, когда уже в нем была. Я была достаточно сильной, чтобы удержать в себе образец, следовательно - овладеть этим телом. Сделаться им. Это длилось много дней, но в конце концов мы стали одним целым, и нам смогли дать воспоминания, поскольку у меня была вся память. Видение, пересылаемое Эндеру королевой улья, побледнело. Все равно, оно не помогало, во всяком случае - не настолько, чтобы облегчить понимание. Тем не менее, образ, формируемый в мыслях, был все понятнее - тот самый, навязываемый собственным разумом, который пытался объяснить все, о чем королева говорила. Другие королевы - в большинстве своем физически отсутствующие, но филотически соединенные с той единственной, которая должна была при этом иметься - поддерживали в своих мыслях образец связи между королевой улья и работницами. И все это до тех пор, пока одно из таких, лишенных памяти существ, не могло заключить этот образец в своем разуме и овладеть телом. Так. - Но откуда прибывают эти существа. Куда ты должна достичь, чтобы приманить их? Мы никуда не движемся. Мы взываем, а они имеются. - То есть, они везде? Их вовсе нет здесь. Нигде здесь. Другое место. - Но ведь ты же говорила, будто не движешься. Врата. Мы не знаем, где они находятся, но в любом месте имеются врата. - И что же из себя представляют эти врата? Твой мозг создал слово, которое только что произнес. Врата. Врата. Теперь до Эндера дошло, что "врата" это лишь определение, вызванное его собственной памятью, чтобы как-то назвать переданное в мыслях понятие. И внезапно ухватил осмысленное объяснение. - Они не пребывают в том же самом, что и мы, пространственно-временном континууме. И могут проникнуть в наше в любой точке. Для них все точки являются одной точкой. Все где являются одним и тем же где. Они находятся в образце только одно где. - Это ужасно. Ты призываешь существо из иного места и... Сам призыв - это ничто. Все существа делают это. Все новые создания. Вы это делаете. Всякое человеческое дитя имеет эту вещь. Pequeninos тоже являются ними. Трава и солнце. Все создания зовут, а они приходят к образцу. Если они понимают образец, то приходят и овладевают им. Маленькие образцы легкие. Наш образец очень трудный. Только очень умные способны его охватить. - Филоты, - догадался Эндер. - Элементы, из которых созданы все иные вещи. Слово, которое ты сейчас говоришь, не создает значения, которое придаем мы. - Потому что я только что его сопоставил. Дело было не в том, что ты описала, но, вполне, что ты описала, может быть тем, что описала. Очень неясно. - Добро пожаловать к нам. Очень весело смеемся счастливо. - Выходит, когда ты создаешь новую королеву, у тебя уже имеется биологическое тело и эта новая... эта филота, которую ты вызываешь из другого места, в котором они ждут. Она обязана понять сложный образец того, чем является новая королева. Когда же прибывает такая, которая на это способна, она принимает тождество и тело, становясь сознанием этого тела... Всех тел. - Но ведь, когда рождается новая королева, работниц еще нет. Она становится сознанием новых работниц. - Мы говорим о переходе из другого пространства. Из места, котором находятся филоты. Все в том же самом не-месте. Не-место является тем местом. Нет где. Все желают где. Все желают иметь образец. В одиночестве без сознания. - И ты утверждаешь, что мы являемся чем-то тем же самым. А как бы мы обнаружили тебя, если бы ты им не был? - Но ведь ты говорила, что обнаружение меня было как бы созданием новой королевы. Мы не нашли в тебе образца. Мы пытались найти образец между тобой и другими людьми, но ты его менял и передвигался; нам не удавалось понять. Ты тоже не мог нас понять, поэтому твой зов не мог создать образца. Поэтому мы овладели третьим образцом. Тебя, проникающего в машину. Тебя, тоскующего по ней. Как тоска, желание жизни в теле новой королевы. Ты связывал себя с программой в компьютере. Она показывала тебе образы. Эти образы мы обнаружили в компьютере и нашли их в твоем сознании. Сравнили их, когда ты глядел. Компьютер был очень сложный, а ты еще более ложный, но только один этот образец сохранялся неподвижно. Вы перемещались вместе, а когда были вместе, поддерживали одно и то же изображение. Ты что-то представлял себе и делал что-то, а компьютер реагировал на твое воображение и представлял что-то в ответ. Очень примитивные компьютерные воображения. Это не было сознанием. Но ты творил из них сознание из за желания жизни. Путем своих стремлений. - Игра Фэнтези, - догадался Эндер. - Вы создали образец по Игре Фэнтези. Мы представили себе то же самое, что и ты. Все вместе. Взывали. Это было чрезвычайно сложным и чужим, но намного проще, чем все то, что нашли в тебе. С тех пор мы знаем: немногие люди способны к подобной концентрации, как твоя концентрация для этой игры. И мы не видели никакой иной программы, которая реагировала бы на человека так, как эта игра реагировала на тебя. В этом тоже имелась тоска. Носящаяся вокруг, пытающаяся найти что-то для тебя. - И когда вы воззвали... Она прибыла. Тот мост, в котором мы нуждались. Связующая-вместе тебя и программу. Она поддерживала образец, следовательно - была живая, даже тогда, когда ты не уделял ей внимания. Она был соединена с тобой, ты был ее частью, но и мы могли тоже ее понять. Помост. - Но ведь, когда филота овладевает телом новой королевы улья, она управляет им полностью: телом королевы и телами работниц. Почему же этот ваш помост не овладел мною? А ты считаешь, будто мы не пытались? - Почему же не удалось? Ты не мог позволить, чтобы подобный образец тобою управлял. Ты мог сознательно сделаться частью реального, живущего образца, но не позволил овладеть собою. Ты не дал себя даже уничтожить. И столь много было тебя самого в этом образце, что мы сами не могли им управлять. Для нас слишком чужой. - Но с его помощью вам удавалось прочитывать мои мысли? С его помощью нам удавалось связываться с тобой, несмотря на всю нашу чуждость. Мы изучали тебя, в особенности тогда, когда ты был увлечен игрой. И вот когда мы начали уже понимать тебя, то уловили идею всего вида. То, что каждый из вас живой, без какой-либо королевы. - Гораздо сложнее, чем вы ожидали? И менее. Ваши индивидуальные сознания были проще там, где мы ожидали сложности, но сложные там, где мы ожидали простоты. Мы поняли, что вы и вправду живые и красивые, в своем извращенном и трагическом одиночестве. Мы решили не высылать следующий колонизационный корабль к вашим планетам. - Но ведь мы об этом не знали. Откуда же нам было знать? Еще мы поняли, что вы грозные и страшные. Особенно ты, поскольку понял все наши образцы, и нам не удавалось придумать ничего столь сложного, чтобы это застало бы тебя врасплох. Поэтому ты уничтожил всех, кроме меня. Теперь я понимаю тебя лучше. Ведь у меня было столько лет, чтобы следить за тобой. Ты не столь уж удивительно способный, как нам казалось. - А жаль, удивительные способности сейчас очень бы пригодились. Мы предпочитаем спокойное сияние разума. - Люди с возрастом теряют скорость восприятия и ума. Еще пара лет, и весь этот блеск совсем потухнет. Мы знаем, что когда-нибудь ты умрешь. Хотя и так долго сдвигаешь это мгновение. Эндеру не хотелось встревать в дискуссию о смертности или же иных аспектах жизни людей, которые так интересовали королеву улья. Когда он слушал ее рассказ, в голову ему пришел еще один вопрос. Интригующая возможность. - А этот ваш помост. Где он находился? В компьютере? В тебе самом. Точно так же, как я нахожусь в теле королевы улья. - Но не как часть самого меня? Часть тебя, но одновременно не-ты. Другой. Снаружи, но внутри. Связанный с тобой, но свободный. Он не мог овладеть тобой, и ты тоже не мог овладеть им. - Он мог управлять компьютером? Об этом мы не думали. Нас это не волновало. Наверное. - Как долго вы использовали помост? Как долго он действовал? Мы перестали о нем думать. Думали о тебе. - Но он же был там, все то время, когда вы за мной наблюдали? Куда же он мог деться? - Как долго он может существовать? Никогда до сих пор мы ничего подобного не создавали. Откуда же нам знать? Королева улья умирает, когда умирает тело королевы улья. - Но в чьем теле был этот помост? В твоем. В самом центре образца. - Он был внутри меня? Конечно. И одновременно был не-тобой. Ты обманул наши ожидания, когда не позволил нам тобой овладеть, и больше уже мы о нем не думали. Но теперь видим, что он был чрезвычайно важен. Мы должны его поискать. Мы обязаны о нем помнить. - Нет. Для вас это было как... как функция тела. Как стискивание кулака, чтобы кого-нибудь ударить. Вы это сделали, но когда кулак уже не был нужен, вы не обращали внимание на то, стиснут он или уже нет. Мы не понимаем связи, но нам кажется, что для тебя это имеет смысл. - Он все еще жив, правда? Возможно. Мы пытаемся его почувствовать. Найти. Где мы должны искать? Старого образца уже нет. Ты ведь уже не возвращаешься к Игре Фэнтези. - Но до сих пор соединялся бы с компьютером, так? Связь между мной и компьютером. Но этот образец может разрастаться. Может овладевать другими людьми. Представь, что он соединен с Миро, тем молодым человеком, которого я сюда приводил... Тем поврежденным... - И вместо того, чтобы соединяться с одним конкретным компьютером, он соединяется с тысячами тысяч, через межпланетные соединения анзиблей. Это возможно. Он был живым. Мог и расти. Как растем мы, когда нуждаемся в новых работницах. Все время. Сейчас, когда ты об этом вспомнил, мы уверены, что он все еще существует где-то. Поскольку мы до сих пор с тобой связаны, а ведь мы могли соединяться только лишь через тот образец. Связь очень сильная - та часть образца, которая является связующим звеном меду нами. Нам казалось, что она усиливается, потому что мы узнаем тебя лучше. Но, может быть и так, что она усиливалась из-за того, что рос помост. - А я считал... Джейн и я всегда считали... будто бы она каким-то образом появилась в соединениях анзиблей между мирами. Наверное, она видит себя именно там, в том месте, которое воспринимает как цент своего... тела, чуть не сказал я. Мы пытаемся прочувствовать, находится ли там до сих пор помост между нами. Трудно. - Это как искать конкретную мышцу, которой пользуешься всю жизнь, но никогда самостоятельно. Любопытное сравнение. Мы не видим связи, но нет, сейчас уже видим. - Сравнение? Помост. Очень большой. Его образец слишком огромен. Мы уже не сможем им овладеть. Огромный. Память... очень усложненная. Труднее, чем поиски тебя в первый раз... очень сложная. Ускользает. Мы уже не можем охватить ее нашим разумом. - Джейн, - шепнул Эндер. - Ты стала большой девочкой. В ответ прозвучал голос Джейн. - Это нечестно, Эндер. Я не слышу, то она тебе говорит. Только чувствую твои ускоренные пульс и дыхание. Джейн. Много раз мы видели это имя в твоих мыслях. Но у помоста не было лица, он не был личностью. - Джейн тоже ею не является. Когда ты думаешь об этом имени, то в твоем разуме мы видим лицо. Мы и сейчас видим его. Нам казалось, будто это конкретная личность. Но теперь... - Она и есть помост. Вы создали ее. Призвали. Ты создал образец. То, чем является эта Джейн, этот помост, началось с образца, который мы открыли в тебе и в Игре Фэнтези, так. Но она представила себя намного большей. Была очень сильной... филотой, если твое слово это подходящее название... раз ей удалось изменить собственный образец и до сих пор помнить, кто она такая. - Вы потянулись через световые годы и нашли меня, поскольку я вас тоже искал. А потом вы нашли образец и призвали существо из другого пространства. Она же присвоила образец, овладела им и превратилась в Джейн. И все это одномоментно. Быстрее скорости света. Но ведь это не полет, быстрее скорости света. Это воображение и призыв. Они не могут забрать тебя отсюда и перенести туда. - Знаю. Знаю. Возможно и не удастся ответить на вопрос, с которым я сюда пришел. Но у меня имелись другие, для меня столь же важные. Я не думал, чтобы это как-то было связано с тобой. И на тебе, ты все время знала ответ. Джейн - реальна, все время живая, и ее сознание находится не где-то в космосе... оно во мне. Соединено со мной. Ее не убьют, когда отключат анзибли. Это уже что-то. Если убьют образец, она может умереть. - Но они не могут убить всего образца. Понимаешь? Он не зависит от анзиблей. Он зависит от меня и соединения между мной и компьютером. А этого соединения они отключить не смогут: между мною и здешними компьютерами, на месте и в спутниках вокруг Лузитании. Но, вполне возможно, она даже не нуждается в анзиблях. Ведь тебе же они не понадобились, чтобы достигнуть меня через нее. Возможно множество удивительных вещей. Мы не можем их себе представить. Они кажутся очень глупыми и странными, все эти вещи в твоих мыслях. Ты нас ужасно мучаешь размышлениями о глупых выдуманных невозможных вещах. - В таком случае я уйду. Но все это может помочь. Это уже настоящая победа, если, благодаря этому, Джейн спасется. Первая победа! Я уж думал, будто нас ожидают одни поражения. Попрощавшись с Королевой Улья, Эндер сразу же начал рассказывать Джейн обо всем, что запомнил из объяснений королевы. Кем была Джейн, и как была создана. В то время, как он рассказывал, Джейн тут же анализировала себя в свете новой информации. Она начала узнавать о себе факты, существования которых даже и не подозревала. Еще до того, как Эндер вернулся в колонию людей, она уже проверила большую часть его теорий. - Я не догадывалась об этом, потому что всегда начинала с ошибочного предположения, - сказала она. - Я представляла, будто мое ядро находится где-то в пространстве. Мне следовало догадаться, что я нахожусь в тебе. Даже когда я злилась на тебя, мне приходилось возвращаться, чтобы успокоиться. - А теперь королева улья утверждает, что ты такая большая и сложная. И она уже не может овладеть собственным разумом твой образец. - Видимо, я очень быстро росла в период взросления. - Сходится. - А что мне было делать, раз люди все время подключали все новые и новые компьютеры? - Тут дело не в машинах, Джейн. Это программы. Психика. - Я должна располагать и физической памятью, чтобы все это размещать. - Такая память у тебя имеется. Вся штука в том, сможешь ли ты получить к ней доступ без помощи анзиблей. - Могу попробовать. Все так, как ты ей говорил: напрячь мышцу, о которой даже и не знала, что она у меня имеется. - Или научиться обходиться без нее. - Погляжу, что можно сделать. Что можно сделать. В течение всей дороги домой, когда машина летела над capim, Эндер летел и сам, обрадованный тем, что, в конце концов, хоть что-то можно будет делать. До сих пор он испытывал только лишь отчаяние. Но, возвращаясь, он видел сожженный лес, два одиноких отцовских дерева, покрытых последними листьями, экспериментальную ферму, новый домик со стерильной камерой, в которой умирал Садовник. И до него доходило, сколько еще могут они утратить, сколько людей погибнет... хотя им было уже известно, как спасти Джейн. День закончился. Хань Фей-цы устал; глаза резало от длительного чтения. Раз десять уже он настраивал цвета экрана, пытаясь найти что-нибудь поспокойнее. Ничего не помогало. В последний раз столь интенсивно он работал во время учебы, но ведь тогда он был молод. И тогда он всегда достигал каких-то результатов. Я лучше усваивал знания, быстрее. Достижения были для меня наградой. Теперь же я старый и медлительный, занимаюсь совершенно новыми для себя областями, и вполне возможно, что все эти проблемы вообще не имеют решения. Потому-то никакая награда и не побуждает меня работать. Остается одна лишь усталость, затекшая шея и опухшие, покрасневшие глаза. Он глянул на Вань-му, свернувшуюся в клубочек на полу. Девочка очень старалась, но слишком мало было у нее знаний, чтобы даже понять все те документы, которые Хань Фей-цы вызывал на экран в поисках каких-либо теоретических оснований полета со скоростями, быстрее скорости света. И в конце концов усталость победила волю; девочка решила, что она совершенно бесполезна, поскольку не понимает даже до того уровня, чтобы ставить вопросы. А после этого отказалась от дальнейшей борьбы и заснула. Но ведь ты вовсе не бесполезна, Си Вань-му. Помощь была даже в твоем непонимании. Светлый ум, для которого все в новинку. Как будто бы моя собственная, ушедшая молодость встала рядом. Такой была и Цзинь-цяо, прежде чем набожность и гордыня отобрали ее у меня. Это нечестно. Нельзя осуждать дочь подобным образом. Ведь еще несколько недель назад он был абсолютно доволен ею. Он гордился ею безмерно. Сама лучшая, самая способная из богослышащих... исполнение всех усилий отца и надежд матери. Именно это его более всего раздражало. Еще недавно он был горд тем, что сдержал обещание, данное Цзянь-цинь. Нелегко было воспитать дочку такой набожной, пройти период сомнений и мятежа против богов. Понятное дело, такие дети были, но их набожность обычно отражалась на образовании. Хань Фей-цы разрешил Цзинь-цяо учиться всему, а затем столь умело провел ее к пониманию, что это не противоречило вере в богов. Теперь же он пожинал то, что засеял. Он дал дочери такой способ восприятия мира, который столь совершенно поддерживал веру, что теперь уже ничто не могло переубедить Цзинь-цяо. Даже открытие того, что "голоса богов" это всего лишь генетические кандалы, в которые их заковал Конгресс. Если бы Цзянь-цинь была еще жива, Хань Фей-цы пришлось бы конфликтовать с женой по причине утраты веры. В ее отсутствии он столь совершенно воспитал дочку, что та восприняла точку зрения матери. Цзянь-цинь тоже бросила бы меня, размышлял Хань Фей-цы. Даже если бы я не овдовел, сегодня бы жены у меня не было. И единственной спутницей жизни стала эта девочка, служанка, попавшая ко мне в дом в самую пору, чтобы сделаться искрой жизни к старости, огоньком надежды в моем окутанном мраком сердце. Не дочь-моего-тела, но, возможно - когда кризис уже закончится - появится время и возможности сделать Вань-му дочерью-моего-разума. Я покончил с работой на Конгресс. Может я сделаюсь учителем, с единственной ученицей - этой вот девочкой? Может я превращу ее в революционерку, которая поведет простой народ к освобождению от тирании богослышащих, а после того - к свободе от тирании Конгресса? Дай Бог, чтобы она такой стала. Вот тогда он может спокойно уйти, зная, что под самый конец жизни создал нечто такое, что разрушит мои давние достижения по укреплению власти Конгресса, которые помогли победить всех противников его власти. Тихое дыхание Вань-му было словно бы его собственным дыханием, словно дыхание ребенка, словно шелест бриза в высокой траве. Она вся словно движение, надежда, свежесть... - Хань Фэй-цзу, мне кажется, ты не спишь. Не спал, но наполовину дремал. Он вздрогнул, услыхав голос Джейн, как будто бы только что проснулся. - Нет. Но вот Вань-му спит. - В таком случае разбуди ее, - попросила Джейн. - А в чем дело? Она заслужила свой отдых. - Она заслужила и то, чтобы услышать первой... Рядом с лицом Джейн на экране появилось лицо Эли. Хань Фэй-цзу сразу же узнал в ней ту женщину ксенобиолога, которая занималась анализом собранных им самим и Вань-му проб. По-видимому, произошел какой-то перелом. Хань Фэй-цзу склонился, протянул руку и прикоснулся к бедру спящей Вань-му. Та пошевелилась, потянулась. Но сразу же после этого, видимо вспомнив о своих обязанностях, уселась прямо. - Я заснула? Что произошло? Извините меня, учитель Хань. И тут же, смешавшись, низко поклонилась бы, но Хань Фэй-цзу не позволил ей. - Джейн и Эля просили разбудить тебя. Они хотят, чтобы ты услыхала. - Прежде всего хочу сказать, - начала Эля, что, возможно, имеется именно то, на что мы и рассчитывали. Генетические изменения были примитивными, их легко было установить. Теперь я понимаю, почему Конгресс так старался, чтобы не допустить к исследованиям над обитателями Дао настоящих генетиков. Ген КПНС не находился в обычном месте, потому-то биологи не смогли его идентифицировать сразу же. Но функционирует он практически так же, как и обычный. На него легко воздействовать независимо от генов, которые дают богослышащим те самые особые интеллектуальные и творческие способности. Я уже спроектировала наиболее подходящую бактерию. Введенная в систему кровообращения, она отыщет сперму или яйцеклетку данного лица, проникнет в них, ликвидирует ген КПНС и заменит нормальным, не меняя остальной части генетического кода. А после этого погибнет. Строение бактерии основывается на довольно-таки типичном клоне, который наверняка используется во многих лабораториях Дао для иммунологических исследований и для предупреждения болезней у новорожденных. Любой богослышащий, если пожелает, сможет родить детей, уже свободных от комплекса навязчивых стрессов. Хань Фэй-цзу засмеялся. - Я единственный человек на всей планете, который желал бы такой бактерии. Богослышащие вовсе не сожалеют о себе. Они гордятся собственной болезнью. Ведь та дает им власть и почет. - В связи с этим я расскажу вам о нашем следующем открытии. Его сделал один из моих ассистентов, pequenino по имени Стекло. Честно признаюсь, что данному вопросу я не уделяла достаточно внимания, поскольку он казался мне относительно простым по сравнению с проблемой десколады, которой мы все сейчас занимаемся. - Не извиняйся, - сказал ей Хань Фей-цы. - Мы благодарны за любую помощь. Ведь не заслуживаем какой-либо. - Ну так... - Подобные выражения вежливости явно смущали Элю. - Во всяком случае, Стекло открыл, что кроме одной единственной, все пробы резко делятся на категорию богослышащих и не-богослышащих. Мы проводили тесты вслепую, а потом сравнили списки проб со списком по именам. Корреляция была абсолютной. У каждого из богослышащих имелся перестроенный ген. Ни у кого, кто бы находился в вашем списке не-богослышащих, такого гена не было. - Ты сказала, кроме одного случая. - Вот он нас удивил. Стекло очень методичный исследователь, терпеливый словно дерево. Он был уверен, что этот анализ - результат неправильной записи или же неточная интерпретация генетических данных. Он неоднократно проверил его и передал на проверку другим ассистентам. Так что никаких сомнений нет. Данное исключение - это уже мутация генотипа богослышащих. В данной пробе ген КПНС отсутствует естественным образом, зато в ней имеются все остальные свойства, столь благородно введенные генетиками Конгресса. - То есть, данная особа уже является тем, что ваша будущая бактерия только должна будет сотворить? - Имеется несколько уже мутировавших фрагментов, относительно которых мы еще не полностью уверены, но это уже не имеет ничего общего ни с КПНС, ни с интеллигентностью, так что данная особа должна иметь здоровое потомство, которое унаследует ее свойства. Более того, если бы она вступила в брак с лицом, уже обработанным нашей бактерией, то дети наверняка воспримут все усовершенствования, а вот КПНС им угрожать уже не будет. - Везет, - буркнул Хань Фей-цы. - И кто же это? - спросила Вань-му. - Это ты, - ответила ей Эля. - Си Вань-му. - Я? - Девушка была явно ошарашена. Только Хань Фей-цы вовсе не был удивлен. - Ха! - воскликнул он. - Я должен был знать! Должен был догадаться! Ничего удивительного, что ты училась столь же быстро, как моя дочь. Ничего удивительного, что твоя интуиция помогла всем нам, даже и в том случае, когда ты практически не понимала, что читаешь. Ты такая же богослышащая, как и другие на планете Дорога... но ты же и единственная освобожденная от всех наших ритуалов. Си Вань-му пыталась что-то сказать, но вместо слов из глаз ее покатились слезы. - Никогда уже не позволю, чтобы ты относилась ко мне, как к лучшему, чем сама, - сказал Хань Фей-цы. - С этого момента в этом доме ты уже не служанка, но моя студентка, моя младшая коллега. Пускай другие думают об этом, что захотят. Мы знаем, что ты способна как любой, даже самый способный, из них. - Как госпожа Цзинь-цяо? - шепнула Вань-му. - Как всякий, - повторил Хань Фей-цы. - Учтивость заставляет тебя кланяться многим особам, но в сердце своем ты не должна кланяться никому. - Я не достойна. - Любой человек достоин собственных генов. Подобная мутация могла сделать тебя калекой. А ты самая здоровая на всем Дао. Только тихие всхлипы девочки не прекратились. Видимо Джейн все это передавала, поскольку Эля на экране хранила молчание. Но в конце концов она заговорила. - Вы уж извините, но у нас еще много работы, - сказала она. - Ну конечно, - согласился Хань Фей-цы. - Возвращайтесь к своим делам. - Ты меня не понял. На это мне твоего согласия не требуется. Но, прежде чем уйти, хочу сказать еще вот что. Хань Фей-цы склонил голову. - Пожалуйста, мы слушаем. - Да, - шепнула Вань-му. - Я тоже слушаю. - Имеется возможность... небольшая, как сами убедитесь, но все же возможность... что если мы расшифруем и усмирим вирус десколады, нам удастся создать версию, пригодную для использования на Дао. - То есть как? - удивился Хань Фей-цы. - Зачем нам нужен этот чудовищный искусственный вирус? - Десколада проникает в клетки организма-носителя, считывает генетический код и перестраивает его по собственной схеме. Когда мы ее изменим... если изменим... то эту схему уберем. Мы уберем и большую часть защитных механизмов, если нам удастся их обнаружить. Но тогда вирус можно будет использовать в качестве универсального мутагенного фактора. Нечто, что произведет изменения не только в половых клетках, но и во всех остальных клетках живого организма. - Извини, - перебил ее Хань Фей-цы. - В последнее время я много прочел на эту тему. Работы по подобного рода фактору были заброшены, ведь, как только перемена случится, тело начнет отвергать собственные клетки. - Все сходится. Именно так десколада и убивает. Тело отвергает самого себя и умирает. Но только лишь потому, что у десколады нет никакого плана воздействия на людей. В момент нападения она исследует человеческое тело, вводит случайные изменения и проверяет, что из этого вышло. Она не располагает схемой, в связи с чем отдельные клетки жертвы получают различные генетические коды. Но если мы создадим вирус подобного типа, но функционирующий по единой схеме, преображающий каждую клетку в соответствии с тем же самым новым образцом? В таком случае, как показывают наши исследования, полное изменение у человека произойдет в среднем за шесть часов, максимум - за двенадцать. - Достаточно быстро, чтобы организм не успел отторгнуть клетки... - Все будут одинаковы, и потому распознают новый образец как свой собственный. Вань-му перестала всхлипывать. Она была столь же возбуждена как Хань Фей-цы и, несмотря на всю свою дисциплину, не могла сдержаться. - То есть, вы сможете излечить всех богослышащих? Освободить даже тех, кто уже родился? - Если мы расшифруем десколаду, то сможем не только излечить комплекс психозов навязчивых идей у богослышащих, но и ввести все усовершенствования обычным людям. Более всего это подействует на детей. Старшие уже переступили порог развития, когда новые гены вызывают наибольший эффект. Но с того момента любой ребенок, родившийся на Дао, будет исключительно умным. - И что тогда? Десколада исчезнет? - Не уверена. По-видимому, придется встроить в вирус механизм самоуничтожения, чтобы он разрушался, выполнив задание. В качестве модели мы используем гены Вань-му. Можно сказать, что ты станешь генетической родительницей всей популяции твоей планеты. Вань-му хихикнула. - Отличная шутка. Как они горды тем, что стали избранными, но лекарство будет взято от кого-то такого как я. - Но тут же она опечалилась и спрятала лицо в ладонях. - Как могла я произнести такое! Я столь же полна гордыни и наглости, как самые худшие из них. Фей-цы положил ей руку на плечо. - Не будь слишком сурова к себе. Это вполне естественные эмоции. Они быстро появляются, но столь же быстро и уходят. Осуждения заслуживают лишь те, которые творят из них стиль собственной жизни. - Он обратился к Эле. - Тут имеются определенные этические проблемы. - Я знаю. И знаю, что следует решить их немедленно, пусть даже если наши планы окажутся нереальными. Мы говорим о генетической перестройке целой популяции. Когда Конгресс в тайне ото всех произвел ее на планете Дороги, без знания и согласия заинтересованных, это было преступлением. Можем ли мы исправлять это преступление такими же методами? - И не только это, - прибавил Хань Фей-цы. - Вся наша общественная система опирается на богослышащих. Большинство людей посчитает подобные перемены наказанием богов. Если бы они догадались, что ее источником являемся мы, нас бы убили. Существует и другая возможность. Как только окажется, что богослышащие утратили голос богов, КПНС, люди восстанут против них. Их убьют. Как же поможет им в таком случае излечение от комплекса психоза навязчивых состояний? Ведь они будут мертвы. - Мы обсуждали это, - призналась Эля. - И понятия не имеем, что делать. Пока что это только абстрактная проблема, ведь мы еще не расшифровали десколаду, и, вполне возможно, нам это и не удастся. Но если бы такая возможность у нас появилась, то считаем, что выбор, воспользоваться или же не воспользоваться им, принадлежит вам. - Жителям Дао? - Нет. Вам: Хань Фей-цы, Си Вань-му и Хань Цзинь-цяо. Только вы знаете, что с вами сделали. Правда, твоя дочь в это не верит, но она представляет точку зрения верующих и богослышащих планеты. Если у нас появится возможность действовать, спросите у нее. Спросите у себя. Существует ли метод, способ провести подобную трансформацию, чтобы чего-нибудь не нарушить? Нет... сейчас ничего не говорите, не предпринимайте никаких решений. Только подумайте. Ведь это не наше дело. Мы только лишь сообщим вам, знаем ли мы, как этого добиться. Но потом все будет зависеть только лишь от вас. Лицо Эли исчезло с экрана. Зато Джейн осталась еще ненадолго. - Ну что, стоило ли тебя будить? - спросила она. - Конечно! - воскликнула Вань-му. - Приятно узнать, что в тебе имеется больше, чем предполагала. - О, да! - А теперь, Вань-му, иди спать. И ты, учитель Хань. Я же вижу, как ты устал. Если утратишь здоровье, кому пригодишься. Эндрю мне все время талдычит: мы обязаны работать, сколько сможем, но сохраняя способность к дальнейшему труду. А после этого с экрана исчезла и она. Вань-му тут же снова расплакалась. Хань Фей-цы подвинулся и уселся рядом с нею, положил ее голову себе на плечо и начал легонько укачивать. - Тихо, моя доченька, моя милая. В сердце своем ты уже знала, кто ты такая. И я тоже, я тоже. Очень мудро избрали для тебя имя. Если на Лузитании совершат свои чудеса, ты станешь Царственной Матерью для всего нашего мира. - Учитель, - шепнула девушка. - Я плачу и по Цзинь-цяо. Ведь я получила больше, чем могла ожидать. Кем же станет она, если утратит голос богов? - Надеюсь, что она вновь будет мне моей настоящей дочерью. Что она будет такой же свободной, как и ты, доченька, прибывшая ко мне словно цветочный лепесток на зимней реке, принесенный из страны вечной весны. Так он прижимал ее к себе еще несколько долгих минут, пока девочка не уснула у него на плече. Тогда он уложил ее на циновке, а сам прилег в своем углу. Впервые за много дней в его сердце поселилась надежда. Когда Валентина пришла проведать Грего в тюрьме, бургомистр предупредил ее, что там как раз находится Ольхадо. - Разве он не должен быть сейчас на работе? - удивилась она. - Ты шутишь, - засмеялся Ковано. - Он хороший бригадир, только спасение планеты видимо стоит того, чтобы кто-нибудь заменил его на денек. - Слишком многого ожидать не стоит, - успокоила его Валентина. - Мне только хотелось, чтобы подключился и он. Мне казалось, что это поможет. Но ведь я же не физик. Ковано пожал плечами. - Я ведь тоже не тюремный надсмотрщик. Но человек делает то, чего от него требует ситуация. Понятия не имею, связано ли это каким-то образом с посещением Ольхадо или же Эндера, но больших криков и восклицаний я не слыхал там с... никогда не слыхал, если только арестанты были трезвыми. Ясное дело, что пьяные скандалы - это основное обвинение, по которому мы запираем людей в этом городишке. - Что, был Эндер? - Он вернулся от королевы улья. Хотел поговорить с тобой. Но я не знал, где тебя искать. - Понятно. Обязательно встречусь с ним, как только закончу здесь. Валентина была с мужем. Якт готовился вылететь на шаттле. Нужно было подготовить корабль к быстрому отлету, если бы возникла такая необходимость. Еще ему нужно было проверить, способен ли колонизационный корабль к еще одному путешествию после стольких лет без ремонта главного привода. Его использовали как склад семян, генов и эмбрионов земных видов на тот случай, если бы в них когда-нибудь возникла потребность. Якт должен был полететь на недельку или больше. Валентина не могла его отпустить, не посвятив ему хотя бы нескольких минут. Конечно, он бы все понял - ведь он прекрасно знал, в каком напряжении живут здесь все. Но сама Валентина не была ключевой фигурой всех этих событий. Она пригодится потом, когда обо всем этом напишет. Расставшись с Яктом, Валентина не направилась сразу же к бургомистру, чтобы проведать Грего. Она отправилась в центр Милагре. Трудно поверить, что еще недавно... сколько-то дней назад... здесь собралась пьяная, взбешенная толпа, способная на все, даже на убийство. Теперь же тут стояла тишина. Даже потоптанная трава отросла... исключением была только лужа, которая не желала высыхать. Но вот покоя не было. Наоборот. Когда здесь царило спокойствие, то в центре городка все время были люди. Да, сейчас Валентина тоже видела нескольких, но они были мрачные, какие-то пугливые. Все ходили, опустив голову, внимательно следя за землей под ногами, как бы опасаясь, что сразу же упадут, как только перестанут следить. Настроение это частично было результатом стыда, решила Валентина. Во всех домах зияли проломы в тех местах, откуда были взяты камни и кирпичи на постройку часовни. Валентина видела множество дыр в стенах. Но она подозревала, что жизнь в этом городе была убита, скорее, страхом, а не стыдом. Прямо в этом никто не признавался, но она слыхала достаточное количество реплик, замечала достаточное число мимолетных взглядов в сторону холмов к северу от городка, чтобы все знать. Это не страх перед близящимся флотом подавлял колонию. Не стыд перед резней pequeninos. Жукеры. Мрачные силуэты, видимые то тут, то там на холмах и лугах вокруг города. Кошмарный сон видящих их детей. Страх, отнимающий все чувства, в сердцах взрослых. Из библиотеки постоянно брали напрокат исторические фильмы периода Войн с Жукерами; колонисты с навязчивой страстью непрерывно желали видеть победу людей. Но глядя, подкармливали собственные страхи. В своей первой книге Эндер нарисовал образ по-своему прекрасной и достойной восхищения культуры Улья. Только весь этот образ совершенно затерся в умах многих, возможно даже всех людей. Ведь теперь они испытывали ужаснейшую кару, находясь в тюрьме, надсмотрщиками в которой были работницы королевы улья. Неужто все наши труды пошли понапрасну, размышляла Валентина. Я, историк, философ Демосфен, учила людей видеть в них раменов. И Эндер с его знаменитыми книгами: "Королевой Улья", "Гегемоном", "Жизнью Человека"... Чем была сила их воздействия по сравнению с инстинктивным ужасом при виде этих опасных насекомых чрезмерного размера? Цивилизация это всего лишь маска; в кризисные моменты мы вновь становимся обезьянами, забывая о роли рационального, прямоходящего существа. Вновь мы становимся мохнатым обезьяно-человеком, который с порога своей пещеры визжит на противника, желая лишь того, чтобы тот ушел... и сжимая в лапе тяжелый камень, дабы воспользоваться им, как только чужак подойдет поближе. Теперь же она вновь очутилась в чистом и безопасном месте. Спокойном, хотя оно служило тюрьмой, а не одним только месторасположением властей. В том месте, где в жукерах видели союзников или же, по крайней мере, необходимую для сохранения порядка силу, не допускающую противников к себе. Есть еще люди, подумала Валентина, способные преодолеть животные инстинкты. Когда она открыла двери камеры, Ольхадо и Грего лежали на нарах, а бумажные листки устилали всю поверхность пола, кучей лежали на столе - некоторые гладкие, другие смятые в комок. Бумагой был покрыт даже терминал, в связи с чем экран не мог работать, даже если бы компьютер и был включен. Камера походила на типичную комнату подростка, во всех деталях, включая сюда ноги Грего, с торчащими вверх и пляшущими в странном ритме босыми стопами, дергающимися то вперед, то назад. Под какую музыку он танцевал? - Boa tarde, Tia Валентина! - воскликнул Ольхадо. Грего же даже не удостоил ее взглядом. - Я вам помешала? - Нет, в самую пору, - ответил Ольхадо. - Мы находимся на пороге новой концептуализации Вселенной. Как раз открыли совершенно гениальный принцип: если чего пожелаешь, то и произойдет, а живые существа выскакивают из ничего, когда понадобятся. - Чего пожелаю, то и произойдет, - повторила Валентина. - А могу я пожелать летать быстрее света? - В настоящий момент Грего все это пересчитывает в памяти, посему сейчас это функциональный трупик. Но в принципе - да. По-видимому, что-то у нас есть. Буквально мгновение назад он тут вопил и плясал. У нас был приступ вдохновения типа швейной машинки. - Чего? - удивилась Валентина. - Ну, это известный пример из истории науки, - начал объяснять Ольхадо. - Люди, пытавшиеся изобрести швейную машинку, терпели неудачу за неудачей, поскольку пытались имитировать движения при ручном шитье: пробивание материи иглой, которая тянет за собой нитку, продетую через ушко в задней части. Ведь именно это казалось очевидным. Пока, наконец, кто-то придумал поместить это ушко на кончике иглы и воспользоваться двумя нитками, а не одной. Совершенно противоестественный, антиинтуитивный подход, которого, честно говоря, я до сих пор не понимаю. - Это означает, что нам нужно будет прошивать дорогу в пространстве? - спросила Валентина. - В некотором смысле. Прямая линия не обязательно является кратчайшим путем между двумя точками. Идея взялась из одной вещи, о которой Эндрю услыхал от королевы улья. Когда они создают новую матку, то призывают некое существо из альтернативного пространства-времени. Грего накинулся на это как на доказательство того, что существует реальное нереальное пространство. Даже не спрашивай, что он имел в виду. Лично я зарабатываю тем, что делаю кирпичи. - Нереальное реальное пространство, - отозвался Грего. - Полностью наоборот. - Мертвый пробудился, - заметил Ольхадо. - Присаживайся, Валентина, - пригласил Грего. - Камера небольшая, но для меня это дом. Математическое описание все еще достаточно безумное, но, вроде бы, все сходится. Мы еще посидим над этим с Джейн. Ей придется сделать парочку совершенно громоздких пересчетов и несколько имитаций. Но если королева улья права, и действительно существует пространство, столь универсально прилегающее к нашему, что филоты могут в любой точке проникать оттуда к нам... И если мы предположим, что возможен переход и в другую сторону... И если королева улья не ошибается, утверждая, будто то, иное пространство содержит филоты как и наше, но в том другом пространстве... назовем его Снаружи... филоты не организованы в соответствии с законами природы, но существуют лишь как вероятности... Тогда это может сработать... - Ужасно много всех этих "если", - заметила Валентина. - Ты кое-что забыла, - вмешался Ольхадо. - Мы начали от предположения, что чего пожелаешь, то и исполнится. - Все правильно, я забыл об этом напомнить, - согласился с ним Грего. - Еще мы предполагаем, будто королева улья правильно объясняет, что неорганизованные филоты реагируют на образцы в чьем-то разуме, немедленно воспринимая любую роль, которая в данном образце достижима. Так, что вещи, понимаемые в Снаружи, немедленно начинают существовать здесь. - Все это совершенно ясно, - подтвердила Валентина. - Удивляюсь лишь, что ты не догадался об этом ранее. - Факт. Итак, что мы делаем. Вместо того, чтобы физически переносить все частицы, образующие космолет, пассажиров и груз от звезды А к звезде Б, мы представляем их себе... то есть, абсолютный образец, совместно со всеми составными людей... как существующие не Внутри, а Снаружи. В этот момент филоты, образующие корабль и людей дезорганизовываются, перескакивают в Снаружи и вновь составляются по знакомому образцу. Затем мы все это повторяем и перескакиваем во Внутри. Только теперь мы уже возле звезды Б, по мере возможности - на безопасно отдаленной орбите. - Если каждая точка нашего пространства соответствует точке в Снаружи, то разве не следует произвести полностью путешествие там, вместо здесь? - спросила Валентина. - Там совершенно иные законы, - объяснил ей Грего. - Там не существует "где". Предположим, что в нашем пространстве "где", то есть относительное положение, это всего лишь искусственный порядок, которого придерживаются филоты. Такова договоренность. Точно так же, как и расстояние, раз уж об этом зашла речь. Мы измеряем расстояние тем временем, которое требуется на преодоление данного расстояния... но время это необходимо потратить лишь потому, что филоты, из которых состоит материя и энергия, не нарушают договор, касающийся законов природы. Таких, к примеру, как скорость света. - Они придерживаются ограничения скорости. - Да. Если бы не такое ограничение, размер нашей вселенной мог быть бы любым. Если представишь вселенную в виде шара и станешь снаружи, то этот шар может иметь диаметр в дюйм, триллион световых лет или же в микрон. - А когда переходим в Снаружи... - Вселенная Внутри имеет точно такой же размер, как и любая из неорганизованных филот. То есть - никакой. Более того, поскольку там не имеется положения, все филоты одинаково близки или же не-близки к любой точке нашего пространства. Потому-то мы можем возвратиться Вовнутрь в любом месте. - Звучит это чуть ли не как банальность, - заметила Валентина. - Ну... да, - признал Грего. - Желать очень сложно, - прибавил Ольхадо. - Чтобы удержать образец, ты должна его по-настоящему понять. Любая филота понимает лишь собственный фрагмент реальности. Она полагается на филотах, заключенных в ее образце: а именно, что они выполнят свое собственное задание и удержат свои собственные образцы. А те зависят от филоты, контролирующей образец более высокого уровня, составными частями которой они являются: она же должна указать им нужные места. Филота атома доверяет филотам нейтрона, протона и электрона в том, что те сохранят свои внутренние структуры, но и филоте молекулы, что та удержит атом в нужной позиции. Филота атома концентрируется на собственном задании, то есть - на указании места атомным частицам. Так функционирует реальность... во всяком случае, в этой модели. - То есть, мы перебрасываем целое в Снаружи, а затем назад - Вовнутрь, - сказала Валентина. - Это я поняла. - Так, вот только кто это сделает? Ведь техника пересылки требует, чтобы образцы корабля и его содержимого образовывали независимый образец, а не только случайное сопоставление. Когда ты загрузишь корабль, и туда войдут пассажиры, ты ведь не создаешь живой образец, то есть - филотический организм. Это тебе не рождение ребенка. Корабль и его содержимое, это всего лишь собрание. В любой момент он может распасться. И когда ты перенесешь все филоты в неорганизованное пространство, в котором нет ни "где", ни "то", ни какого либо организующего правила, как они тогда соединятся? А если даже и объединятся в известные им структуры, что ты получишь? Множество атомов. Возможно, что даже живые клетки и организмы... но без скафандров и без космолета, поскольку те ведь не живые. Атомы, может даже кружащиеся вокруг молекулы, скорее всего копирующие себя как сумасшедшие, потому что неорганизованные филоты повторяют образец... Но вот корабля у тебя нет. - Это смерть. - Нет, вовсе необязательно. Ведь кто знает? Там ведь обязательны другие правила. Дело в том, что ты не сможешь возвратить их в том же состоянии в наше пространство, потому что вот это уже наверняка будет смертельным. - Выходит, ничего не выйдет? - Не знаю. Реальность существует в пространстве Внутри, поскольку все филоты, из которых оно состоит, согласились придерживаться правил. Они знают собственные образцы и точно такие же образцы реализуют. Возможно, что все это удержится Снаружи, но при условии, что корабль, груз и пассажиры полностью познаны. Если имеется знающая, которая может овладеть разумом всю структуру. - Знающая? - Я уже говорил, Джейн должна мне кое-что просчитать. Она должна проверить, имеется ли у нее доступ к такой памяти, чтобы разместить образец связей целого космолета. Сможет ли она охватить данный образец и представить его в новом положении. - Это и есть та часть о желании, - вмешался Ольхадо. - Я очень горжусь ею, потому что именно я придумал, что для запуска корабля необходим знающий. - Собственно говоря, все придумал Ольхадо, - признал Грего. - Но в нашей работе свое имя я собираюсь поставить первым. Для него научная карьера не важна. А у меня должно иметься имя, чтобы не слишком обращали внимание на этот приговор. В противном случае мне не дадут работу в любом другом университете в других мирах. - О чем ты говоришь? - удивилась Валентина. - Я говорю о том, чтобы вырваться с этой дешевой планеты. Разве не понимаешь? Если все это правда, если все это работает, то я могу полететь на Реймс, на Байю или... или даже на Землю. И возвращаться на выходные. Нулевой расход энергии, потому что мы полностью обходим законы природы. Средство передвижения абсолютно ничего не требует. - Не совсем, - запротестовал Ольхадо. - Ведь нам еще нужно лететь с орбиты на планету назначения. - Я уже говорил: все зависит от того, чем сможет овладеть Джейн. Она должна понять весь корабль и его содержимое. Она должна представить нас Снаружи, а затем снова Внутри. Она должна полностью понять относительные позиции начальной и конечной точек путешествия. - Из этого следует, что полет со скоростью быстрее света полностью зависит от Джейн, - догадалась Валентина. - Если бы она не существовала, такие полеты вообще были бы невозможными. Даже если бы мы объединили все компьютеры, если бы кто-то написал соответствующую программу, то так ничего бы не получилось. Ведь программа - это всего лишь собрание, а не единство. Это сумма частей. А не... как же это называет Джейн? Aiea. - На санскрите это означает "жизнь", - объяснил Ольхадо. - Это слово должно определять филоту, контролирующую образец, который удерживает другие филоты. Определять такие единства как планеты, атомы, животных и звезды, которые обладают постоянной, внутренней формой. - Джейн - это aiea, а не только программа. Поэтому, она может быть знающей. Она может овладеть кораблем как образцом, включенным в ее собственный образец. Она может его поглотить и удержать, а тот, в свою очередь, останется таким же реальным. Она его делает фрагментом самой себя, познав его столь же совершенно, как твоя собственная aiea знает и поддерживает собственное тело. После этого Джейн сможет перенести корабль с самой собою в Снаружи и назад - Вовнутрь. - То есть, Джейн обязана лететь? - спросила Валентина. - Если это вообще может быть реальностью, то лишь потому, что Джейн путешествует с кораблем, - подтвердил Грего. - Все так. - Но каким образом? - удивилась Валентина. - Ведь мы же не сможем принести ее с собою в ведерке. - Эндрю кое-что выяснил у королевы улья, - пояснил Грего. - Джейн существует в некоем конкретном месте... другими словами, ее aiea обладает конкретным положением в пространстве. - Где же? - Внутри Эндрю Виггина. Не сразу им удалось объяснить Валентине, о чем рассказала королева улья. Ведь трудно было представить, что компьютерная личность имеет свое расположение в теле Эндрю. Но было весьма разумно, что королевы создали Джейн во время кампании Эндрю против них. Зато Валентина отметила иное последствие данного факта. Если корабль, движущийся быстрее скорости света мог полететь лишь туда, куда поведет его Джейн, а Джейн пребывает в теле Эндера, то вывод может быть лишь один. - То есть, Эндрю обязан лететь? - Claro, - подтвердил Грего. Естественно. - Он несколько стар для пилота-испытателя, - заметила Валентина. - В таком случае он будет пассажиром-испытателем, - успокоил ее Грего. - Просто, по случайности пилот находится в нем самом. - Впрочем, полет даже не требует физических усилий, - прибавил Ольхадо. - Если теория Грего права, он просто сядет, а через несколько минут, а точнее - буквально через одну-две микросекунды, очутится в совершенно ином месте. Если же теория содержит ошибку, он останется на месте, а мы все почувствуем себя дураками, потому что желали перемещаться в пространстве одной только силой мечты. - Ну а если Джейн перенесет его в Снаружи, но там не сможет удержать... Выходит, тогда он потеряется в месте, где даже места не существует. - Все так, - согласился Грего. - Если все это подействует лишь наполовину, тогда пассажиры будут практически мертвы. Но, поскольку мы очутимся в месте без времени, это уже не будет иметь никакого значения. Ведь это же как миг, не имеющий завершения. Но, вполне возможно, даже слишком краткий, чтобы наши мозги зарегистрировали неудачу эксперимента. Просто существование. - Понятно, если эксперимент завершится неудачно, мы заберем с собой собственное пространство-время, - вмешался Ольхадо. - Ход времени не остановится. То есть, мы даже не узнаем, закончился ли эксперимент неудачей. Об этом мы узнаем лишь тогда, когда он завершится успешно. - Я буду знать, если он не вернется. - Правильно, - подтвердил Грего. - Если он не вернется, то с этим знанием ты проживешь несколько месяцев. А потом прилетит флот и пошлет всех нас в преисподнюю. - Или же десколада вывернет наши гены наизнанку и всех убьет, - прибавил Ольхадо. - По-видимому, вы правы, - вздохнула Валентина. - В случае поражения они будут более мертвыми, как если бы просто остались на месте. - Нас подгоняет время, - заявил Грего. - Уже вскоре Джейн утратит свои анзибли. Эндрю считает, что ей удастся это пережить... но она будет искалечена. Сознание с пораженным мозгом. - То есть, даже в случае успеха, первый же полет может оказаться последним. - Нет, - возразил Ольхадо. - Полеты происходят мгновенно. Если все удастся, Джейн сможет перебросить всех с этой планеты за время, необходимое для того, чтобы люди зашли в корабль и вышли из него. - Ты хочешь сказать, что она может стартовать с поверхности планеты? - Здесь уверенности нет, - поморщился Грего. - Может оказаться, что она сможет вычислить положение с точностью, скажем, десять тысяч километров. Не будет никакого взрыва, ни перемещения, ибо филоты проникают Вовнутрь, готовые выполнять законы нашего мира. Но если корабль появится в центре планеты, его будет сложно выкопать оттуда. - Но если бы ей удалось сохранять точность порядка нескольких сантиметров, тогда можно было бы летать с поверхности на поверхнос