метика моей собственной души? Валентина пыталась сопротивляться мании относительно той молоденькой девушки, которую Эндер привез с собой из Снаружи. Понятное дело, она знала, что это ее более молодая версия, что именно такой он ее помнил. Она даже подумала, что это сладостно: столько лет носить в сердце такие сильные воспоминания о ней. В отличие от всех остальных людей на Лузитании, она одна знала, почему она сохранилась в подсознании брата именно в этом возрасте. До этого времени он все время пребывал в Боевой Школе, полностью отрезанный от семьи. И хотя сам он об этом знать не мог, родители его практически забыли. Понятное дело, не о его существовании, но о его присутствии в своей жизни. Его просто-напросто не было рядом, они за него не отвечали. Отдав ребенка Государству, взамен они получили прощение грехов. Если бы Эндрю умер, то и тогда он в большей мере участвовал бы в их жизни; в данной же ситуации у них даже не было могилы сына, куда родители могли бы приходить. Валентина не обвиняла их - наоборот, они показали себя гибкими, сумевшими приспособиться. Но сама она подражать им не могла. Эндер всегда оставался в ее сердце, постоянно был рядом. И все шло таким образом, пока, внутренне разбитый постоянными требованиями Боевой Школы, он не решил выйти из этой катавасии. Говоря практически, он забастовал. И вот тогда офицер, который должен был превратить парня в послушное орудие, пришел к Валентине. Он привел ее к Эндеру. Он подарил им несколько мгновений одиночества - тот же самый человек, который ранее оторвал их друг от друга, оставляя в ее сердце глубокие шрамы. Тогда она излечила брата... в достаточной мере, чтобы тот вернулся и спас человечество, уничтожая жукеров. Так что совершенно ясно, что я сохранилась в его воспоминаниях именно того периода, а не из многочисленнейших позднейших событий. Понятно, когда подсознание обращается к наиболее интимным областям памяти, в самом глубоком уголке сердца находит ту девушку, какой я тогда была. Валентина знала об этом, понимала это, верила... И все же ее раздражало, ранило, что все время брат считал ее такой, чуть ли не бессмысленно совершенным существом. Что он на самом деле любил эту невозможно чистую девушку. Это ради этой родившейся в его мечтаниях Валентины он был мне столь близким товарищем в течение множества лет, пока я не вышла замуж за Якта. А может именно в связи с этим замужеством он вернулся к своему детскому видению меня самой? Чушь. Нет смысла размышлять, что означает эта девушка. Не важно, каким образом была она создана. Теперь она была здесь, и с этим необходимо примириться. Бедный Эндер... Судя по всему, он ничего не понимал. С самого начала он считал, будто обязан держать молодую Валь при себе. - В каком-то смысле она ведь моя дочь, - заявил он как-то. - Ни в коем смысле она не является твоей дочерью, - ответила ему тогда Валентина. - А если и является, то, скорее, моей. И уж никак не следует, чтобы она жила у тебя. Тем более, что там Петер, а я знаю гораздо больше стоящих доверия стражников. Эндер соглашался с сестрой не до конца - сам он предпочел бы избавиться от Петера, а не от Валь - но уступил. С того дня Валь поселилась в доме у Валентины. Сама Валентина планировала сделаться ее подругой и учительницей, только из этого ничего не вышло. В компании Валь она чувствовала себя не в своей тарелке, всегда искала причин куда-нибудь выйти, когда Валь была дома; всегда была благодарна, когда Эндер забирал ее куда-нибудь вместе с Петером. И вдруг случилось то, что случалось уже неоднократно: не говоря ни слова в дело вмешалась Пликт и полностью решила проблему. Именно она сделалась подругой Валь и ее опекуншей в доме Валентины. Когда Валь не была рядом с Эндером, она была вместе с Пликт. Сегодня же утром Пликт предложила, что они вместе с Валь переберутся в отдельный дом. Наверное я слишком быстро согласилась, подумала Валентина. Только, подозреваю, что Валь точно так же жить со мною, как и мне с нею. Но сейчас, глядя, как Пликт вместе с Валь входят в часовню, продвигаясь на коленях к алтарю, чтобы, наряду с другими, поцеловать перстень епископа Перегрино, Валентина осознала некую истину. Она ничего не сделала "ради добра Валь", как бы не пыталась сама себя уговорить. Валь абсолютно самодостаточна, она невозмутима и способна. Так каким же образом Валентина должна была бы сделать ее более или менее счастливой? В жизни этой девушки я являюсь совершенно несущественным фактором. Но сама она для меня весьма существенна. Одновременно она является и подтверждением, и отрицанием самой главной связи моего детства и большой части взрослой жизни. Лично я предпочла бы, чтобы в Снаружи она распалась в ничто, словно старое, изуродованное тело Миро. Уж лучше бы никогда не глядеть на себя в таком виде. Ведь глядела она именно на себя. Эля сразу же провела необходимые испытания. Они подтвердили ее предположения. В генетическом смысле и Валентина, и молодая Валь были идентичны. - В этом нет ни малейшего смысла, протестовала Валентина. - Ведь не мог же Эндер запомнить мой собственный генетический код. На корабле образца этого кода не было. - Ты ожидаешь, что я тебе все объясню? - спросила Эля. Эндер предложил свое решение: вплоть до встречи с Валентиной, генетический код Валь был не определен. И только потом филоты в теле Валь сформировались по образцу, найденному у Валентины. Валентина никак не выдавала собственных взглядов, но верила, будто Эндер узнал правду. Молодая Валь обладала генами Валентины с самого начала, ибо кто-либо, столь тщательно совпадающий с видениями Эндера, и не мог иметь других. Этого требовали законы природы, которые Джейн пыталась сохранить внутри корабля. Но, возможно, существовала какая-то сила, придающая форму и порядок в пространстве абсолютного хаоса. Впрочем, это не имеет значения - кроме одного: какой бы раздражающе совершенной, без малейшего пятнышка и не похожей на меня и кажется эта новая псевдо-Валь, видение Эндера было достаточно верным, чтобы сотворить генетически идентичное существо. То есть: она не слишком сильно расходится с истиной. Вполне возможно, что тогда я и вправду была совершенной, а все недостатки появились потом. Может и на самом деле я была такой красивой. Может и вправду была такой молодой. Они стояли на коленях перед епископом. Пликт поцеловала перстень, хотя и не обязана была участвовать в покаянии Милагре. Но когда пришла очередь Валь, епископ отвел руку и отвернулся. Один из священников выступил вперед и приказал верующим занять места. - Я не могу, - запротестовала Валь. - Ведь мои грехи еще не отпущены. - Нет для тебя отпущения, - объяснил священник. - Епископ меня предупредил, еще до того, как ты пришла: когда грех совершался, тебя здесь еще не было. Поэтому ты в покаянии не участвуешь. Молодая Валь печально поглядела на него. - Меня создал не Господь, а некто иной, - сказала она. - Поэтому епископ меня и отвергает. Пока я живу, он не допустит меня к причастию. Священник тоже опечалился. Трудно было не пожалеть молодую Валь, ибо ее простота и красота заставляли считать ее очень хрупкой. И человек, который ранил ее, чувствовал себя грубым и неуклюжим, повредив нечто такое тонкое и хрупкое. - Пока папа не примет решение, - ответил священник. - Очень сложное дело. - Я знаю, - шепнула Валь. Она повернулась и уселась между Пликт и Валентиной. Наши локти касаются, размышляла Валентина. Дочка, мое верное подобие, как будто бы тридцать лет назад я клонировала ее. Только ведь мне не хочется иметь еще одну дочку. И уж наверняка не нуждаюсь я в собственном дубликате. Ей известно об этом. Она чувствует это. И переживает именно то, чего я сама никогда не испытала - я не желаема и не любима теми, которые более всего похожи на нее. А вот что чувствует по отношению к ней Эндер? Тоже мечтает, чтобы она испарилась? Или же хочет быть ее братом, как был моим так много лет назад? Когда мне было столько же, сколько ей, а сам он еще не совершил ксеноцид. Но и не говорил еще за умерших. "Королева Улья", "Гегемон", "Человек" - все это еще было впереди. Тогда же он был ребенком - ни в чем не уверенным, отчаявшимся, перепуганным. Так разве может он мечтать вернуться в те дни? И вот появился Миро, он тоже прополз на коленях к алтарю и поцеловал перстень. Епископ освободил его от какой-либо ответственности, но он каялся вместе с остальными. Валентина слыхала перешептывания, когда Миро продвигался вперед. Каждый, кто помнил его еще до несчастья, видел явное чудо - возрождение того самого Миро, который жил среди них. Я не знала тебя тогда, Миро, подумала Валентина. Всегда ли ты был такой отстраненный, задумчивый? Тело твое излечилось, но вот сам ты остался ли страдавшим человеком? Сделало ли тебя чудо холодным или сочувствующим? Парень повернулся и уселся рядом с нею, на том месте, которое бы занял Якт, если бы не находился сейчас в космолете. Раз десколада скоро погибнет, кто-то должен доставить на поверхность Лузитании тысячи замороженных микробов, растений и животных. Они должны жить здесь, чтобы обеспечивать нормальную гейялогию и стабилизировать климатическую систему. Такое производилось уже множество раз. Но сейчас будет даже труднее, ведь земные виды не должны вытеснить местные, от которых зависела жизнь pequeninos. Якт был там, наверху, и работал ради всеобщей пользы. Причина была разумной, но, несмотря на это, Валентине не хватало мужа. И еще сильнее нуждалась она в нем потому, что создания Эндера пробуждали в ней чувство опасения. Миро не мог заменить Якта, тем более, что новое его тело постоянно напоминало о том, что произошло в Снаружи. А что бы создала она сама, если бы полетела туда? Скорее всего, не вернулась бы сюда с другим созданием; боюсь, что никакая иная душа не прячется столь глубоко в моей психике. Вполне возможно, что там нет и моей собственной. Чем, если не поисками человечности, были страстные занятия историей? Другие люди ищут ее, заглядывая в собственные сердца. Одни лишь запутавшиеся души ищут вне себя. - Очередь уже заканчивается, - шепнул Миро. Через мгновение начнется служба. - Ты готов очиститься от грехов? - Епископ говорит, что очистит от грехов только это новое тело. Но я обязан исповедоваться и каяться за грехи, совершенные в старом. Телесные, скорее всего, исключались, но осталось много зависти, презрения, злобы и жалости над самим собой. Думаю вот, стоит ли признаваться в грехе самоубийства. Когда распадалось старое тело, оно отвечало желаниям моей души. - Не надо было, чтобы к тебе возвращалась нормальная речь, - буркнула под нос Валентина. - Теперь ты болтаешь лишь затем, чтобы самому слыхать, как прекрасно ты с этим справляешься. Тот улыбнулся и похлопал ее по плечу. Епископ начал службу с молитвы, благодаря Господа за все достижения последних месяцев. По неосторожности он обратил внимание на создание двух новых обитателей Лузитании. Зато уж оздоровление калеки наверняка произошло божьим промыслом. Перегрино чуть ли не сразу призвал Миро к алтарю и провел обряд крещения. А потом, поскольку нынешняя служба не была мессой, он перешел к проповеди. - Бесконечна милость Божия, - сказал он. - Мы можем лишь надеяться, что нам будет дано больше, чем мы того заслужили, что нам будут прощены грехи отдельных лиц и всех людей вместе. Мы можем питать надежду, как Ниневия, что покаянием отвернула уничтожение, что мы еще упросим Господа нашего спасти нас от флота, который он выслал в качестве кары за все наши прегрешения. Миро шепнул так тихо, что услыхала одна только Валентина: - И он выслал этот флот еще до сожжения леса? - Возможно Господь принял решение лишь относительно прибытия, а не отправления, - ответила на это Валентина. И тут же пожалела о своей шутке. То, что происходило сейчас, требовало серьезности. Она не была глубоко верующей католичкой, но знала - очень важно, когда общество признает собственную ответственность за совершенное им зло и от всей души кается. Епископ говорил о тех, кто упокоился в нимбе святости: Ос Венерадос, которые первыми спасали человечество от ужаса десколады; отец Эстеваньо, тело которого лежит под полом часовни, и который погиб, защищая истину от ереси; Садовник, который умер доказывая, что это Господь, а не вирус дал разум его братьям; pequeninos, павшие как невинные жертвы. - Все они когда-нибудь могут стать святыми. Ведь таково сейчас время, как в первые дни христианства, когда великие деяния и великая святость были необходимы, а с тем - и более часто достигались. Эта же часовня является гробницей всех тех, кто возлюбили Господа своего всем сердцем своим, и ближнего своего - как самого себя. Так пусть же все те, кто приходит сюда, делают это с болью в сердцах и с покаянием в душах, дабы и их самих коснулась эта святость. Проповедь была недолгой, поскольку на этот день было запланировано еще много подобных служб. Люди приходили в часовню группами - ведь она была слишком маленькой, чтобы поместить всех обитателей Милагре. Поэтому очень скоро служба закончилась. Валентина поднялась. Она хотела выйти следом за Пликт и Валь, но в этот миг ее за плечо схватил Миро. - Только что Джейн мне кое-что сообщила, - сказал он. - И мне показалось, что ты должна знать. - Что же? - Она испытала корабль без Эндера на борту. - Как такое возможно? - удивилась Валентина. - Петер, - объяснил Миро. - Она забрала его в Снаружи и обратно. Ему удается перенести ее aiea, если путешествие происходит именно таким образом. - Но он?.. - Валентина даже не могла высказать своих наибольших опасений. - Что-то создал? Нет. - Миро усмехнулся... но с легкой издевкой. Валентине показалось, что это влияние на психику минувшего телесного недостатка. - Сам он утверждает, будто его разум более выразительный и здоровый, чем у Эндрю. - Возможно. - Лично я считаю, что ни одной филоте не захотелось сделаться фрагментом его образца. Уж слишком он маниакальный. Валентина тихонько рассмеялась. К ним приблизился епископ. Поскольку Валентина с Миро выходили последними, то сейчас остались сами перед дверью часовни. - Спасибо тебе за то, что ты принял второе крещение, - сказал Перегрино. Миро склонил голову. - Мало кому из людей довелось познать очищение после столь долгой грешной жизни, - ответил он. - Валентина... мне очень жаль, что я не мог принять твою... именинницу. - Не беспокойтесь, ваше преосвященство. Я понимаю. И, возможно, даже согласна с вами. Епископ покачал головой. - Было бы лучше, если бы они просто... - Ушли? - подсказал Миро. - Это желание исполнится. Очень скоро Петер улетит; Джейн может пилотировать кораблем, когда он находится на борту. Наверняка это же возможно и в случае Валь. - Нет, - запротестовала Валентина. - Она не может лететь. Ведь она слишком... - Молода? - Миро рассмеялся. - Оба они родились, располагая всеми знаниями Эндера. Несмотря на молодое тело, ее трудно назвать ребенком. - Если бы они родились, им не приходилось бы уходить, - заметил епископ. - Это не желание вашего преосвященства заставляет их улететь. Петер должен передать на планету Дао созданный Элей вирус, а корабль молодой Валь отправится на поиски планет, пригодных для заселения королевой улья и pequeninos. - Ты не можешь высылать ее с подобной миссией, - заявила Валентина. - Я ее не высылаю, - ответил на это Миро. - Я ее забираю. А точнее, это она меня забирает. Она желает лететь. И весь риск принимает на себя. Валентина, с ней все будет в порядке. Валентина все еще качала головой, но знала, что в конце концов ей придется уступить. Валь сама будет на этом настаивать, хотя и кажется такой молодой. Без нее может отправиться только один корабль, если же на нем полетит Петер, не известно, воспользуется ли он в благородных целях. Если что молодой Валь и будет угрожать, то это не будет хуже, чем риск, который чуть ранее предприняли другие. Как Садовник. Как отец Эстеваньо. Как Стекло. Pequeninos собрались возле дерева Садовника. Вообще-то, им следовало выбрать дерево Стекла, ибо он первым обрел третью жизнь с реколадой. Но как только им удалось с ним поговорить, он тут же отбросил идею освобождения реколады и вирицида у своего дерева. Эта честь принадлежит Садовнику, заявил он. Братья и жены с ним согласились. Вот почему сейчас Эндер опирался о ствол своего приятеля Человека, которого посадил здесь много лет назад, перенося в третью жизнь. Он, вроде бы, должен был испытывать радость от избавления pequeninos от десколады... но, все время рядом с ним был Петер. - Слабость восхваляет слабость, - заявил тот. - Садовник проиграл, а они теперь отдают ему честь. Стекло победил, и вот сейчас в одиночестве стоит на экспериментальном поле. А самое глупое во всем этом - это то, что для Садовника вся эта честь не имеет никакого значения, ведь его aiea в этом дереве не присутствует. - Для Садовника, может, и не имеет, - возразил Эндер. Он не был полностью в этом уверен. - Но для поросят это означает очень многое. - Ну да. Означает, потому что они слабы. - Джейн говорит, что забирала тебя в Снаружи. - Обычная прогулка. Но в следующий раз моей целью будет уже не Лузитания. - Она говорит, будто ты доставишь вирус на Дао. - Это первая остановка, - объяснил Петер. - Сюда я уже не вернусь. Можешь на это рассчитывать, старичок. - Нам нужен корабль. - У вас имеется миленькая девонька. А эта жукерская сучка может выплевывать корабли дюжинами. Если тебе только удастся наплодить достаточное количество существ, таких как я и Вальзинья, чтобы их пилотировать. - Я буду только рад, зная, что ты улетаешь навсегда. - И тебе не интересно, какие у меня планы? - Нет, - сказал Эндер. Эндер лгал, и Петеру это было известно. - Я собираюсь совершить то, на что у тебя не хватило ума и твердости. Я хочу остановить флот. - Как? Волшебным образом появишься на их флагмане? - Если даже случится самое паршивое, я всегда могу воспользоваться Системой Д-р Мортис, прежде чем они сориентируются, что там нахожусь. Только этим мало чего достигнешь. Чтобы остановить флот, я должен остановить Конгресс. А чтобы остановить Конгресс, я обязан взять управление на себя. Эндер мгновенно понял, что это значит. - Считаешь, будто снова можешь стать гегемоном? Боже, упаси от этого всех людей! - А почему бы и нет? Один раз мне удалось, и справлялся. Ты же знаешь... сам книжку написал. - То был истинный Петер, - возразил ему Эндер. - А не ты - искаженная версия, созданная моей ненавистью и страхом. Был ли Петер настолько впечатлительным, чтобы после таких горьких слов почувствовать упрек? Эндеру показалось, во всяком случае, на мгновение, что на лице Петера проявилась... что? Боль? Или просто злость? - Теперь я истинный Петер, - заявил он после этого краткого перерыва. - И уж лучше помолись, чтобы все мои таланты остались при мне. В конце концов, ты смог дать Валетте гены Валентины. Так может и я являюсь всем тем, чем был Петер. - А может и свиньи умеют летать. Петер расхохотался. - Они бы и смогли, если бы ты оправился в Снаружи с достаточно сильной верой в это. - Тогда лети. - Да. Я же знаю, что ты с охотой от меня избавишься. - И натравлю тебя на все остальное человечество? Пускай для них это будет наказанием за посылку флота. - Эндер схватил Петера за руку и притянул к себе. - Только не думай, что в этот раз я буду беспомощен. Я тебе уже не мальчишка. Если понадобится, я уничтожу тебя. - Не сможешь, - заявил Петер. - Гораздо легче тебе было бы убить самого себя. Началась церемония. Без всяческой помпы, без подсунутого для целования перстня, без проповеди. Эля с ассистентами принесли несколько сотен кусочков сахара, пропитанных убийственной для вирусов бактерией, и столько же стаканчиков с раствором, содержащим реколаду. Их раздали собравшимся. Каждый из pequeninos брал кусочек сахара, сосал его, проглатывал, после чего выпивал жидкость. - Вот вам тело мое, - затянул молитвенно Петер. - Так и делайте в память мою. - Неужто в тебе нет ни к чему уважения? - спросил у него Эндер. - Берите и пейте все. Вот вам кровь моя, которую за вас пролил. Так делайте в память мою. - Петер ухмыльнулся. - Такое причастие могу принять даже я, хотя и не был окрещен. - Ничего удивительного. Еще не придумано такое крещение, которое бы смыло с тебя все грехи. - Могу поспорить, ты всю жизнь ожидал, чтобы сказать мне нечто подобное. - Петер обернулся так, чтобы Петер увидал драгоценность в ухе, связь с Джейн. На тот случай, если бы Эндер не заметил, Петер намеренно коснулся передатчика. - Помни, здесь у меня источник всяческой мудрости. Если тебя это заинтересует, я тебе покажу, что делаю. Если, конечно же, ты не забудешь обо мне, как только я улечу. - Не забуду, - пообещал ему Эндер. - Ты мог бы отправиться вместе со мной, - предложил Петер. - И рискнуть создать нескольких подобных тебе типов? - Компания мне бы пригодилась. - Уверяю, очень скоро ты бы осточертел сам себе так, как сейчас мне. - Никогда. Я не испытываю к себе такого отвращения, как ты сам, мучимое угрызениями совести орудие более лучших и сильных, чем ты сам. И если ты не создашь для меня компанию... что ж. Сам найду. - Вот в этом не сомневаюсь, - буркнул Эндер. Наконец-то кусочки сахара и пробирки добрались до них. Они проглотили предложенное. - Вкус свободы, - вздохнул Петер. - Великолепный. - Правда? - задумался Эндер. Ведь мы убиваем расу, которую так и не смогли понять. - Я знаю, что ты имеешь в виду. Гораздо приятней уничтожать такого противника, который может понять глубину собственного поражения, - ответил на это Петер и наконец-то убрался. Эндер оставался вплоть до завершения церемонии. Он переговорил со многими присутствующими: с Человеком, с Корнероем, и - конечно же - с Валентиной, Элей, Оуандой и Миро. Ему оставалось нанести еще один визит. Он пытался сделать это уже несколько раз, но всегда его отталкивали, отсылали, не сказав ни слова. Но сегодня Новинья вышла, чтобы переговорить. Эндеру она показалась совершенно спокойной, освобожденной от всяческой боли и злости. - Я нашла успокоение, - объяснила она. - И теперь знаю, хотя, возможно, уже слишком поздно, сколь неправедным был мой гнев. Услыхав эти слова, Эндер успокоился. Но его удивили используемые определения. Разве когда-нибудь говорила когда-нибудь о правоте? - Я поняла, что сын мой исполнял божье дело. Ты не мог его удержать, ибо Господь желал, чтобы он отправился к свинксам. Дабы произошли те чудеса, которые с того дня мы наблюдаем. - Новинья заплакала. - У меня был Миро. Излеченный. Бог милосерден. Когда я умру, то встречусь на небе с Квимо. Она обратилась, подумал Эндер. После стольких лет пренебрежения Церковью, когда была католичкой только лишь потому, что никаким иным путем не могла бы оставаться гражданкой Лузитанской Колонии, ее обратили к Богу те несколько недель, проведенные с Детьми Разума Христового. Но я рад этому, размышлял он. Она снова разговаривает со мной. - Эндрю, - сказала Новинья. - Я хочу, чтобы мы снова были вместе. Эндер протянул руку, чтобы обнять жену. Ему хотелось плакать от радости и облегчения. Но та отступила. - Ты не понял меня. Я не вернусь домой. Мой дом здесь. Новинья была права: он не понял. Но теперь до него дошло. Она не только обратилась в католицизм. Она сделалась членом ордена непрестанной жертвенности, в который могут вступить только мужья и жены, но только совместно, чтобы в расцвете брака принять обеты постоянного воздержания. - Новинья, - шепнул Эндрю. - Во мне нет достаточно веры и сил, чтобы стать одним из Детей Разума Христового. - Когда ты их найдешь их в себе, я буду ожидать тебя здесь. - Неужто это единственная оставшаяся для меня надежда остаться с тобой? Отречься любви к твоему телу, чтобы сохранить твое общество? - Эндрю, - тихо сказала она ему. - Я тоскую по тебе. Но ведь столько лет я грешила чужеложеством, так что единственной надеждой радости для меня стало отречение от тела и преданность жизни духовной. Если придется, я сделаю это сама. Но с тобой... ах, Эндрю, как мне тебя не хватает. И мне тебя так не хватает, пронеслось у него в мыслях. - Мне не хватает тебя как воздуха, - прошептал он. - Только не проси меня об этом. Живи со мной как жена, пока не уйдут остатки молодости. Когда же желание угаснет, мы вернемся сюда вместе. Тогда я смогу быть счастливым. - Ты не понимаешь? - спросила Новинья. - Ведь я же дала обет. Дала слово. - Мне ты его тоже давала. - Неужто я должна нарушить слово, данное Богу, чтобы исполнить данное тебе? - Господь поймет. - Как легко те, кто не слышит Его голоса, решают, чего Он бы хотел, а чего - нет. - А ты теперь слышишь его голос? - Я слышу его пение в сердце своем, как псалмопевцы. Господь мой пастырь, и мне всего хватает. - Псалом двадцать третий. Но я слышу только двадцать второй. На усах Новиньи появилась бледная улыбка. - Зачем ты меня покинул? - процитировала она. - И еще та часть о быках Башана, - прибавил Эндер. - Мне всегда казалось, что меня окружают быки. Новинья рассмеялась. - Приходи ко мне, когда сможешь, - сказала она. - Я буду ждать до тех пор, пока ты не будешь готов. Она повернулась. - Погоди! Новинья ждала. - Я принес тебе вирицид и реколаду. - Триумф Эли. - Новинья вздохнула. - Все это уже за мной. Вы не понесли никакого ущерба, когда я оставила работу. Мое время закончилось, и она меня перегнала. Новинья взяла в рот кусочек сахара, подождала, пока тот не растворится, и проглотила. Затем подняла пробирку и поглядела через нее против света - последние вечерние лучи. - На фоне алого вечера так и кажется, будто внутри все горит. И она выпила, а скорее - процедила сквозь зубы, чтобы подольше чувствовать вкус жидкости. Хотя Эндер знал, что раствор очень горький и надолго оставляет во рту неприятный привкус. - Я могу приходить к тебе? - Раз в месяц. Новинья сказала это так быстро, что Эндер сразу понял, что она уже продумала все и приняла решение, изменять которое не собирается. - В таком случае, раз в месяц я буду у тебя, - пообещал он. - Пока не будешь готов объединиться со мной навсегда. - Пока ты не будешь готова возвратиться ко мне, - ответил он. Только Эндер был уверен, что Новинья не поддастся. Она была не из тех, кто легко меняет свое мнение. Его будущее она уже предначертала. Он должен был испытывать чувство оскорбления и гнев. Должен был угрожать, что разорвет брак с женщиной, которая его отвергает. Только он понятия не имел, а что бы дала ему такая свобода. От меня уже ничего не зависит, подумал он. Мой труд, каким он был, уже подошел к концу. Мое влияние на будущее - это дело моих детей... тех детей, которых я породил: чудовище Петер и эта невообразимо совершенная Валь. Но вот Миро, Грего, Квара, Эля, Ольхадо - разве они не мои дети тоже? Разве не помог я их создавать, хотя и появились они от любви Либо и тела Новиньи, за много лет до моего прилета на эту планету? Сделалось уже темно, когда Эндер нашел молодую Валь, хотя он толком и не знал, зачем ее разыскивает. Девушка была в доме Ольхадо, вместе с Пликт. Но, в то время как Пликт с непроницаемым лицом сидела в тени, опершись о стену, Валь игралась с детьми Ольхадо. Понятно, что она играется с детьми, подумал Эндер. Она ведь еще ребенок, несмотря на весь опыт, которым нагрузила ее моя память. Но, когда он так стоял на пороге и наблюдал, то понял, что она играется не со всеми одинаково. Свое внимание она уделяла Нимбо. Мальчишке, который обгорел, и не только в буквальном смысле, в ночь мятежа. Дети играли в какую-то простую игру, которая, все же, не позволяла им разговаривать. Тем не менее, между Нимбо и Валь беседа велась. Ее улыбка, предназначенная ему... не улыбка женщины, подбадривающая любовника, а скорее улыбка сестры, передающая брату беззвучное сообщение любви, верности и доверия. Она его лечит, догадался Эндер. Точно так же, как много лет назад меня лечила Валентина. Не ловом. Одним своим присутствием. Неужто я передал ей даже это умение? Неужто столько силы и правды было в моих мечтаниях? В таком случае, может и у Петера имеется все то, что было в моем брате... все, что было опасным и страшным, но затем создало новый порядок. Несмотря на все попытки, Эндер не мог в это поверить. Может быть молодая Валь и могла лечить взглядом, но от в Петере ничего подобного не было. Это лицо Эндер видел в детстве, как оно глядит на него из зеркала в Игре Фэнтези, в той страшной комнате, где он умирал снова и снова, прежде чем смог заключить в себе элемент Петера и пойти дальше. Я включил в себя Петера и уничтожил целую расу. Я взял его в себя и совершил ксеноцид. Все эти годы я верил, будто сумел очиститься от него. Что он удалился. Только он, оказывается, никогда меня не покидал. Идея оставить мир и вступить в орден Детей Разума Христового... в этой идее его привлекало многое. Возможно там ему и Новинье удастся избавиться от демонов, которые гнались за ними столько лет. Никогда еще Новинья не была такой спокойной, как сейчас. Валь заметила стоящего в дверях Эндера и подошла к нему. - Что ты тут делаешь? - спросила она удивленно. - Тебя ищу, - ответил он. - Вместе с Пликт мы проведем ночь в семье Ольхадо, - объяснила девушка. Потом бросила быстрый взгляд на Нимбо и улыбнулась. Мальчишка в ответ тоже расцвел улыбкой. - Джейн говорила, будто ты улетаешь, - тихо сказал Эндер. - Уж если Петеру удалось удержать Джейн в себе, я тоже смогу, - ответила Валь. - Миро полетит со мной. Будем искать планеты, пригодные для заселения. - Это лишь в том случае, если сама этого хочешь. - Не надо шутить, - буркнула она под нос. - С каких это пор ты делаешь только то, чего хочешь? Я сделаю то, что нужно сделать, и что смогу сделать только я. Эндер кивнул, соглашаясь. - Ты пришел только за этим? Он снова кивнул. - Видимо, так. - Но может ты здесь, потому что снова захотелось стать тем самым ребенком, когда видел девушку с моим лицом? Эти слова укололи Эндера... и намного сильнее, чем когда Петер угадал, что лежит у него на сердце. Сочувствие Валь пробуждало большие страдания, чем презрение брата. Девушка заметила выражение его лица, только восприняла его ошибочно. Эндер с облегчением принял тот факт, что она способна ошибаться. Выходит, всего о нем она не знает. - Ты меня стыдишься? - спросила Валь. - Нет, просто в замешательстве, - ответил он. - Ведь я выставил на всеобщее обозрение собственное подсознание. Только я его не стыжусь. Не тебя. - Эндер глянул на Нимбо. - Оставайся здесь, заканчивай то, что начала. Валь легонько улыбнулась. - Это хороший мальчишка, - заверила она Эндера. - Он верил, что поступает правильно. - Правильно, - согласился с ней Эндер. - Только потерял контроль. - Он не знал, что делает. Если не понимаешь последствий собственных поступков, как за это можно тебя обвинять? Эндер понимал, что эти слова в одинаковой мере относятся и к нему, Эндеру Ксеноубийце, и к Нимбо. - Вины не несешь, - ответил он. - Зато несешь ответственность. За излечение нанесенных тобою ран. - Да, - согласилась с ним Валь. - Нанесенных тобою ран. Но ведь и не всех ран на свете. - Так? А почему и нет? Потому что желаешь излечить их сама? Валь рассмеялась легко, словно маленькая девочка. - Ты совершенно не изменился, Эндрю. За все эти годы. Эндер тоже улыбнулся ей, легонько обнял и отослал в свет комнаты. Сам же вернулся в темноту и направился в сторону дома. Было достаточно видно, чтобы не терять дорогу, правда, он несколько раз споткнулся, а один раз даже запутал. - Ты плакал, - отозвалась Джейн в ухе. - Потому что день был счастливым, - ответил ей Эндер. - Счастливый. Но, видно, ты один тратишь на себя жалость понапрасну. - И очень хорошо. Только я, но это означает, что некто подобный существует. - У тебя есть я, - заметила Джейн. - И наши отношения все время были чистыми. - В моей жизни было достаточно чистоты, - ответил он. - На большее я и не рассчитывал. - Все, в конце концов, возвращаются к чистоте. Все заканчивают уже за пределами смертных грехов. - Но я не умер. Еще нет. Или уже - да? - Разве все окружающее похоже на небо? - задала Джейн вопрос. Эндер рассмеялся, только прозвучало это не очень-то добродушно и приятно. - Сам видишь. Ты не мертв. - Ты кое о чем забыла, - сказал он с вызовом. - Это может быть и адом. - Оно и в самом деле такое? Эндер подумал обо всем, чего все они смогли достичь. Вирусы Эли. Излечение Миро. Забота Валь о Нимбо. Спокойная улыбка на лице Новиньи. Радость pequeninos, когда освобождение начало марш по их планете. Ему было известно, что в этот момент вирицид все сильнее расширяется по окружающей колонию прерии. И наверняка уже добрался до других лесов, беспомощная десколада уступает место немой, пассивной реколаде. Такие перемены в преисподней происходить ведь не могли. - Наверное я и вправду живу, - признал он. - И я тоже, - объявила Джейн. - Это уже что-то. Твою голову оставили не только Петер и Валь. - Не только они, - согласился Эндер. - Мы оба все так же живы, хотя и близятся трудные испытания. Эндер вспомнил, что ожидает Джейн: психическое увечье, которое случится буквально через несколько недель. И он устыдился собственных страданий. - Уж лучше любить и потерять, - буркнул он себе под нос, - чем не любить вообще. - Может высказывание и банально, - согласилась с ним Джейн. - Только это вовсе не значит, что в нем нет правды. 18. БОГИНЯ ПЛАНЕТЫ ДАО Пока он не исчез, то никаких перемен в вирусе десколады я не ощущала. Он к тебе адаптировался? Начинал быть по вкусу, как я сама. Он включил в собственную структуру уже большую часть моих генетических молекул. Может он готовился, чтобы преобразовать тебя, точно так же, как и нас. Но когда он поработил твоих предков, то объединил их с деревьями, среди которых те жили. С кем мог бы объединить нас? А какие еще формы жизни существуют на Лузитании, помимо тех, которые уже творят пары? Может десколада намеревалась подключить нас к уже существующей паре или заменить нами один из существующих элементов? Вдруг она планировала объединить вас с людьми? Теперь она погибла. И уже никогда не наступит то, что она планировала. А интересно, какую бы ты вела жизнь. Копулировала бы с самцами людей? Это ужасно. Или рожала бы живое потомство, как это делают человеческие самки? Перестань уже с этой гадостью. Я только поразмышлял. Десколада исчезла. Теперь вы от нее свободны. Но не свободны от того, чем должны стать. Я верю, что разум мы обрели еще до ее появления. Верю, что наша история древнее того транспортного средства, которое ее сюда доставило. Верю, что где-то в наших генах скрыт секрет жизни pequeninos, когда мы еще обитали на деревьях, а не были промежуточным этапом развития деревьев разумных. Если бы не было третьей жизни, Человек, сейчас ты был бы мертв. Сейчас... Но при жизни я был бы не обычным братом, а отцом. При жизни я мог бы везде путешествовать, мне бы не пришлось возвращаться в свой лес, чтобы произвести потомство. Мне не пришлось бы торчать, приросшим к одному месту, ведя псевдо-жизнь с помощью рассказов, которые сносят мне братья. Разве тебе не достаточно освобождения от десколады? Тебе обязательно необходимо избавиться и от всех ее последствий? В противном случае, ты не будешь удовлетворен? Я всегда удовлетворен. Я тот, кем я являюсь, каким бы путем это не произошло. Но все так же в рабстве. Самцы и самки все равно должны отдать собственные жизни, чтобы передать свои гены. Бедный дурачок. Неужто ты думаешь, что свободна я, королева улья? Неужто считаешь, родители-люди получают истинную свободу после того, как родят детей? Если жизнь означает для тебя независимость, ничем не ограниченную свободу, тогда никакую из разумных рас живой назвать нельзя. Никто из нас по-настоящему никогда не свободен. А ты запусти корни, подруга, а потом мне расскажешь, как мало было у тебя свободы, когда ты жила без них. Вань-му и учитель Хань ждали вместе на берегу реки, метрах в ста от дома... приятная прогулка по саду. Джейн предупредила их, что некто прибудет на встречу с ними, некто с Лузитании. Они оба понимали, что это означает полет со скоростью быстрее света. Но они же предполагали, что их гостю необходимо было войти на орбиту вокруг планеты Дао, перелететь на шаттле на поверхность, и вот сейчас он пробирается к ним. Но вместо этого на берегу, прямо перед ними, появилась до смешного маленькая конструкция. Люк открылся. Вышел мужчина. Молодой человек: крепко сложенный, с белой кожей, но лицом даже ничего. В руке он держал пробирку. Он улыбнулся. Вань-му никогда еще не видала подобной улыбки. Этот человек видел ее всю насквозь, как будто тут же овладел ее душой. Как будто знал ее уже издавна, всегда... лучше, чем она знала сама себя. - Вань-му, - сказал он. Царственная Мать Запада. И Хань Фей-цы, великий учитель планеты Дао. Он поклонился. Они ответили ему тем же самым. - Мое послание коротко, - сказал мужчина. Он вручил Ханю пробирку. - Вот вирус. Как только я улечу... поскольку не желаю никаких генетических изменений, прошу покорно... выпьешь это. Полагаю, что вкус дерьмовый или что-то вроде этого, но, тем не менее, выпей. Затем вступи в контакт с максимально большим числом людей, в доме или ближайшем городе. У тебя есть шесть часов, прежде чем заболеешь. Если повезет, то на второй день все симптомы уйдут. Без исключения. - Он оскалил зубы в усмешке. - И конец со всеми танцами, учитель Хань. - Наконец-то завершение с прислужничеством всех нас, - возразил ему Хань Фей-цы. - Мы уже подготовились, чтобы немедленно распространить известие. - Несколько часов после начала распространения вируса ничего никому не говорите. - Естественно. Твоя мудрость подсказывает мне проявить осторожность, хотя сердце приказывает немедленно огласить чудесные перемены, которые обещает нам эта чудесная и милосердная инфекция. - Ну да, довольно-таки миленькая, - согласился пришелец. Он поглядел на Вань-му. - Но ведь тебе этот вирус не нужен, правда? - Нет, господин, - вежливо подтвердила та. - Джейн утверждает, что ты из самых умнейших людей, которые ей встречались. - Джейн слишком милостива ко мне. - Нет. Она показывала мне данные. - Взглядом он измерил девушку с головы до ног. Ей не нравилось, что его глаза одним длительным взглядом охватываю все ее тело. - Так что тебе нет смысла ждать эту заразу. И даже будет лучше, если ты смоешься еще до того, как эпидемия начнется. - Смоюсь? - А что тебя здесь удерживает? - спросил молодой человек. - Независимо от всех здешних революций ты останешься ребенком низкорожденных родителей. В таком мире можешь стараться всю жизнь, но все равно останешься никем, всего лишь служанкой с невероятным умом. Лети со мной, и ты будешь менять историю. Творить историю. - Зачем мне лететь? - Ясное дело, чтобы свалить Конгресс. Свалить их и ползком отправить по домам. Все колониальные миры сделать равноправными членами союза, победить коррупцию, открыть преступные секреты и отозвать Лузитанский Флот, прежде чем тот начнет резню. Дать права всем расам раменов. Мир и свободу. - И вы собираетесь это совершить? - Не сам, - заявил тот. Вань-му испытала облегчение. - У меня будешь ты. - Зачем? - Чтобы писать. Говорить. Делать все то, для чего будешь мне нужна. - Но, видите ли, господин, у меня нет образования. Учитель Хань только-только начал меня учить. - Да кто ты такой? - спросил Хань Фей-цы. - Как ты смеешь надеяться на то, что такая приличная девушка улетит с чужаком? - Приличная девушка? Отдающая собственное тело надзирателю взамен за шанс приблизиться к богослышащей, которая, возможно, вовсе и не обязана избрать ее своей тайной наперсницей? Нет, учитель Хань, может она и притворяется приличной девушкой, но на самом деле она хамелеон. Меняет шкуру всякий раз, когда посчитает, что на этом заработает. - Вы уж простите меня, но я не лгу, - заявила девушка. - Конечно же. Я уверен, что ты от всей души превращаешься в того, кого имитируешь. Вот почему я говорю: притворяйся, что ты революционерка, идущая вместе со мной. Ты ненавидишь тех гадов, которые доставили столько горя твоему миру. Ведь правда? - Откуда вы обо мне столько знаете? Мужчина щелкнул себя по уху. Только сейчас Вань-му увидала в нем камень. - Джейн информирует меня о людях, с которыми мне предстоит познакомиться. - Очень скоро Джейн погибнет, - напомнила Вань-му. - Да нет, на какое-то время она, возможно, и поглупеет, - возразил пришелец. - Но не умрет. Ты помогала ее спасти. Пока же она не поумнеет, у меня будешь ты. - Я не могу, - ответила девушка. - Боюсь. - Как хочешь. Мое дело предложить. И он направился к люку своего маленького космолета. - Погоди! - воскликнула Вань-му. Тот оглянулся. - Скажи, по крайней мере, кто ты такой. - Меня зовут Петер Виггин, - ответил он. - Но думаю, что какое-то время придется воспользоваться псевдонимом. - Петер Виггин... - шепнула девушка. - Но ведь это же имя... - Мое. Потом я все тебе объясню... если только будет такое желание. Пока же скажу, что меня сюда послал Эндрю Виггин. Собственно говоря, даже погнал силой. Мне предстоит выполнить миссию. Он посчитал, что я смогу ее реализовать только лишь на тех планетах, на которых сильнее всего концентрируются структуры власти Конгресса. Когда-то, Вань-му, я был гегемоном, и надеюсь вновь занять этот пост, хотя титул может звучать и по-другому. Полетят перья, я доставлю кучу неприятностей и переверну эти несчастные Сто Миров вверх тормашками. Приглашаю тебя мне помочь. Хотя, мне плевать, поможешь ли. Говоря по правде, было бы приятно, располагать твоим умом и компанией, но, так или иначе, я это устрою. Так как? Летишь или нет? В агонии неопределенности девушка повернулась к Хань Фей-цы. - Я так надеялся на то, что стану тебя учить, - сказал учитель Хань. - Но если этот человек планирует сделать все то, о чем только что говорил, то это рядом с ним, а не со мной, ты скорее повлияешь на ход истории. Здесь же всю работу за нас выполнит вирус. - Покинуть тебя - это так же, словно бросить отца, - шепнула Вань-му. - Если ты улетишь, то я утрачу вторую и последнюю дочку. - Только не разбивайте друг другу сердца, - вмешался Петер. - У меня здесь корабль, который летает быстрее света. Ей и не надо будет бросать Дао на всю жизнь. Если что-то не выйдет, через день или два я смогу ее привезти обратно. Согласны? - Я знаю, что ты хочешь полететь, - сообщил Хань Фей-цы. - А знаешь ли ты, что точно так же я желаю остаться? - Знаю. И еще знаю, что полетишь. - Так, - призналась Вань-му. - Полечу. - Да хранят тебя боги, доченька моя, Вань-му, - прошептал учитель Хань. - Пускай солнце восходит для тебя со всех сторон, отче Хань. Вань-му отступила на шаг. Молодой человек по имени Петер взял ее за руку и повел к космическому кораблю. Люк за ними захлопнулся. Через мгновение корабль уже исчез. Хань Фей-цы переждал еще минут десять, чтобы привести мысли в порядок. Затем откупорил пробирку, выпил содержимое и бодрым шагом направился домой. У порога его приветствовала старая Му-пао. - Хозяин Хань, - сказала та. - Я и понятия не имела, куда вы пошли. А еще исчезла Вань-му. - Какое-то время ее не будет, - объяснил тот. После чего приблизился так, чтобы его дыхание коснулось лица служанки. - Ты была гораздо более верной этому дому, чем мы того заслужили. Хань заметил испуг на лице старухи. - Хозяин Хань, вы же не прогоняете меня? - Нет, - сказал он. - Мне казалось, что это благодарность. Он отпустил Му-пао и прошел по дому. Цинь-цзяо в своей комнате не было. Ничего странного. В последнее время она все время посвящала гостям. Это соответствовало его планам. И действительно, дочь он нашел в утренней комнате с троими весьма уважаемыми, пожилыми богослышащими мужчинами из города, расположенного в двух сотнях километров отсюда. Цинь-цзяо вежливо представила их друг другу, после чего - в присутствии отца - стала играть роль послушной дочери. Хань Фей-цы поклонился каждому из гостей, а также нашел предлог, чтобы коснуться руки одного из них. Джейн говорила, что вирус передается очень легко. Достаточно было обыкновенного физического контакта; одно прикосновение уже гарантировало, что другой человек будет заражен. Приветствовав гостей, он обратился к дочери: - Цинь-цзяо, примешь ли дар от меня? Та склонила голову. - Чтобы отец не приготовил для меня, приму с благодарностью, - покорно ответила она. - Хотя и знаю, что не достойна твоего внимания. Хань протянул руки и прижал дочь к себе. Та была словно деревянная кукла - столь импульсивного поведения перед лицом посторонних не случалось с тех времен, когда она была еще совершенно маленькой девочкой. Но отец держал ее крепко, хотя и знал, что та не простит ему того, что несут эти объятия. Так что, может, это в последний раз он обнимает свою Блистающую Светом. Цинь-цзяо понимала, что означают эти отцовские объятия. Она видала, как он выходил с Вань-му в сад, как на берегу появился космический корабль, похожий на грецкий орех. Она видала, как отец берет пробирку из рук круглоголового пришельца. Видала, как он выпивает ее. А потом она пришла сюда, в эту комнату, чтобы от имени отца приветствовать гостей. Я исполняю свои обязанности, уважаемый отче, хотя ты намереваешься меня предать. И даже теперь, зная, что эти объятия - это жесточайшая из попыток заглушить в ней голос богов... что в нем столь мало уважения к ней, чтобы верить, что ему удастся ее обмануть... даже теперь она приняла то, что захотел он ей предложить. Разве не был он для нее отцом? Этот его вирус с планеты Лузитания может, но не обязан отобрать ее богов. Откуда ей знать, что боги могут позволить своим врагам? Но вот если бы она отпихнула отца, если бы проявила непослушание, тогда они наверняка бы ее наказали. Уж лучше оставаться верной им, проявляя надлежащее уважение к отцу и покорность, чем непослушание, которые тут же сделают ее не достойной божественного дара. Потому то она крепко обняла отца и глубоко вдохнула в себя его дыхание. Тот кратко переговорил с гостями и ушел. Те посчитали это проявлением великой чести - Цинь-цзяо так тщательно скрывала безумный мятеж отца против богов, что его до сих пор считали одним из достойнейших обитателей планеты Дао. Цинь-цзяо еще какое-то время поговорила с гостями, вежливо поулыбалась им и наконец провела до двери. Она не дала узнать по себе, что они забирают с собой страшное оружие. Да и зачем? Людское оружие против богов ни на что не пригодно, разве что они сами того захотят. И если бы они больше не хотели обращаться к людям Дао, может именно таким образом они и замаскируют свое решение. Пускай неверующие считают, будто это лузитанский вирус сделал богов немыми; лично я, как и все остальные честно верящие женщины и мужчины, буду знать, что боги говорят с тем, с кем пожелают того. Никакое изделие рук человеческих не сможет удержать их, если на то не будет их воли. Все деяния людские - ничто. Пускай Конгресс считает, будто это благодаря нему слышим голос богов на Дао. Пускай отец и лузитанцы верят, будто это они лишили богов голоса. Я знаю, что если буду того достойна, боги вновь обратятся ко мне. Уже через несколько часов Цинь-цзяо была смертельно больна. Горячка атаковала ее будто удар могучего кулака: девушка упала на пол и даже не осознавала, что слуги перенесли ее в постель. Прибыли врачи... хотя она и могла объяснить им, что им ничего не удастся сделать и они лишь рискуют заразиться сами. Но Цинь-цзяо молчала, когда ее тело слишком резко сражалось с заболеванием. Или же, скорее, боролось, чтобы побыстрее отторгнуть ее собственные ткани и органы. Но вот перемена генов произошла. Теперь организму нужно было еще очиститься от старых антител. Цинь-цзяо спала и спала. Когда же она проснулась, солнце уже перешло зенит. - Время, - прохрипела девушка, и комнатный компьютер тут же сообщил ей дату и время. Горячка вырвала из ее жизни целых двое суток. Цинь-цзяо вся горела от жажды. Она поднялась и, спотыкаясь на каждом шагу, прошла в ванную, открыла воду, наполнила чашку и пила, пила, пила... пока не напилась. Во рту все еще держался ужасный привкус. Где же слуги, которые должны были кормить и поить ее во время болезни? Наверняка они тоже заболели. И отец... уж он точно слег еще передо мной. Кто подаст ему воды? Отца она нашла спящего. Хань Фей-цы был весь мокрый от пота, его тело сотрясалось от дрожи. Дочка разбудила его и предложила попить; он выпил воду быстро, все время глядя вверх, в ее глаза. Может о чем-то спрашивал? Или умолял простить? Проведи обряд покаяния, отче; перед дочкой ты извиняться не обязан. Одного за другим Цинь-цзяо нашла и слуг. Некоторые были столь верны, что даже не легли в кровать, а упали там, где их задержали обязанности. Но они были живы, возвращались к сознание и наверняка вскоре полностью выздоровеют. Только лишь всех отыскав и обо всех позаботившись, Цинь-цзяо спустилась в кухню и нашла что-то поесть для себя. Поначалу ей не удавалось удержать в желудке ничего, кроме реденького и тепленького супа. Именно им она накормила всех домашних. Уже через несколько часов ко всем вернулись силы. Цинь-цзяо взяла слуг с собой и занесла суп и воду в соседние дома, как в богатые, так и бедные. Все принимали ее с огромной радостью, многие обращали к ней свои молитвы. Вы не были бы столь благодарны, думала про себя Цинь-цзяо, если бы знали, что зараза пришла из моего дома, по воле моего отца. Но она молчала. Все это время боги не требовали от нее очищения. Наконец то, думала девушка. Наконец то я их удовлетворила. Наконец то сделала то, чего требовало от меня правое поведение. Когда она вернулась домой, ей хотелось только спать. Но слуги, которые оставались дома, собрались в кухне возле головизора и смотрели новости. Цинь-цзяо почти никогда не смотрела их - самую важную информацию ей доставлял терминал. Но слуги казались такими посерьезневшими и беспокоящимися, что она вошла в кухню и стала перед экраном. Диктор рассказывала об ужасной эпидемии, которая охватила всю планету Дао. Карантины не давали никаких эффектов, либо их вводили слишком поздно. Эта женщина уже выздоровела и объясняла, что инфекция практически никого не убила, хотя сделала невозможной работу. Вирус удалось изолировать, но он погибал слишком быстро, чтобы можно было произвести хоть какие-нибудь исследования. - Похоже, что за вирусом идет какая-то бактерия и убивает его, как только зараженный выздоравливает. Боги проявили к нам милость, посылая вместе с болезнью и лекарство от нее. - Глупцы, подумала Цинь-цзяо. Если бы боги желали, вы бы и так выздоровели, зачем же поначалу было вас заражать? Но тут же поняла, что сама проявила глупость. Понятно, что боги могли сослать и болезнь, и лекарство. Если приходила болезнь, а за нею и лекарство, значит это дело богов. Как же она сама могла посчитать это глупостью? Ведь это так же, как будто она оскорбила самих богов. Цинь-цзяо задрожала, ожидая приступа божеского неодобрения. Так много времени прошло без очищения, что когда придет пора покаяния, оно повиснет тяжким бременем. Или ей вновь прикажут проследить все доски в комнате? Только девушка ничего не чувствовала. Никакого желания прослеживать древесные слои. Никого принуждения вымыться. Она глянула на свои руки. Те были грязными, только это ей никак не мешало. Их можно было помыть, но можно было оставить и такими. Как пожелается. На какой-то момент ее охватило невообразимое облегчение. Неужто это правда, что отец, Вань-му и Джейн с самого начала были правы? Неужто генетическая перемена, вызванная эпидемией, освободила ее от последствий чудовищного преступления, совершенного Конгрессом много веков назад? Диктор как будто бы услыхала мысли Цинь-цзяо. Она начала зачитывать документ, который появился компьютерах всей планеты. В нем провозглашалось, что эпидемия является даром богов, который освобождает народ Дао от пут введенных Конгрессом генетических изменений. До сих пор все генетические усовершенствования практически всегда связывались с болезнью типа комплекса навязчивых психозов, жертв которого называли богослышащими. Но когда эпидемия закончится, люди сами убедятся в том, что все обладают усовершенствованными генами. Богослышащие же, до сих пор несшие наиболее тяжкое бремя, были богами освобождены от необходимости постоянного очищения. - Еще этот документ утверждает, будто очищена была вся планета. Боги приняли нас... - Голос женщины-диктора дрожал. - Неизвестно, откуда этот текст появился. Компьютерный анализ стиля не позволяет приписать его кому-либо из известных авторов. Он появился одновременно в миллионах компьютеров, что заставляет предположить, что пришел из источника невообразимой мощи. - Тут она замялась. Дрожь в голосе стала еще более заметной. Если недостойная диктор новостей может задать вопрос в надежде, что мудрые услышат его и ответят... возможно ли такое, что сами боги переслали нам это сообщение. Чтобы нам стало понятно, сколь великий дар предложили они народу Дороги? Цинь-цзяо еще какое-то время слушала, и в ней накапливалась ярость. Это Джейн написала и распространила этот текст. Как смела она судить, будто понимает замыслы богов! На сей раз она зашла слишком далеко. Следует воспрепятствовать всей этой лжи. Следует всем рассказать про Джейн и объявить о заговоре людей с Лузитании. Слуги искоса поглядывали на Цинь-цзяо. Она тоже присматривалась к ним. - О чем вы хотите меня спросить? - Госпожа, - отозвалась Му-пао. - Уж извини наше любопытство. В новостях говорили о таком, во что мы поверим лишь тогда, когда ты сама объявишь, что это правда. - А что я могу знать? - ответила на это Цинь-цзяо. - Я всего лишь глупая дочь великого человека. - Но ведь ты богослышащая, госпожа, - заявила служанка. А ты храбрая, подумала Цинь-цзяо, раз осмеливаешься говорить об этом без спроса. - Всю ночь, с тех пор, как ты пришла к нам, неся еду и воду, когда многих из нас ты направила к людям, чтобы помогать больным, ни разу тебе не пришлось покинуть нас, чтобы произвести очищение. Мы еще не видали, чтобы ты выдержала так долго. - А не приходило ли вам в головы, что мы просто в совершенстве исполняли божественную волю? - ответила Цинь-цзяо. - Потому мне и не нужно было очищаться. Му-пао стало стыдно. - Нет. Об этом мы не подумали. - Отдохните теперь, - приказала им Цинь-цзяо. - Никто из нас еще не восстановил силы. Я же должна переговорить с отцом. Она оставила спорящих и переговаривающихся слуг. Отец сидел в своей комнате за компьютером. На экране было лицо Джейн. Как только Цинь-цзяо появилась на пороге, отец повернулся к ней с выражением триумфа на лице. - Ты уже видала сообщение, которое приготовили мы с Джейн? - Так это ты! - крикнула Цинь-цзяо. - Мой отец лжец? Сказать нечто подобное отцу... это невообразимо. Но девушка все равно не испытывала потребности в очищении. Она перепугалась, что может говорить с таким отсутствием почтения, а боги, тем не менее, не требуют от нее покаяния. - Лжец? - переспросил отец. - Почему ты считаешь это ложью, дочь моя? Откуда тебе известно, что это не боги послали нам этот вирус? Откуда тебе известно, что генетическое усовершенствование всех жителей Дао произошло не по их воле? Такое святотатство совершенно разъярило ее; возможно она почувствовала свободу, может словами испытывала богов - словами оскорбительными, чтобы им пришлось ее наказать. - Неужто ты считаешь меня идиоткой? - воскликнула Цинь-цзяо. - Ведь я же знаю, что это твой план. Ты защищаешь Дао от революции и массовой резни. Тебе важно лишь одно: чтобы не погибали люди. - А что в этом плохого? - удивился отец. - Ты используешь ложь. - А вдруг это только маска, избранная богами, чтобы скрыть собственные поступки? Ведь ты не возражала, признавая объяснения Конгресса истинными. Так почему же сейчас ты не желаешь признавать моих? - Потому что знаю о вирусе, отче. Я сама видела, как ты брал его из руки того чужака. Я сама видала, как Вань-му входит в его корабль. Я сама видала, как он исчез. И знаю, что боги не принимали в этом никакого участия. Все сделала она... тот демон, что живет в компьютерах. - А вдруг это богиня? - спросил отец. Это было уже совершенно невыносимо. - Ее сделали, - заплакала Цинь-цзяо. - Оттуда и знаю! Она всего лишь компьютерная программа, созданная людьми и живущая в машинах, сотворенных теми же людьми. Богов собственноручно не создают. Боги жили всегда и будут жить вечно. Тут впервые отозвалась Джейн: - Тогда, Цинь-цзяо, ты тоже богиня, точно так же как я и любая другая личность во Вселенной, будь то человек или рамен. Никто из богов не сотворил твою душу, твою внутреннюю aiea. Ты такая же древняя, как боги, и столь же молодая, и ты будешь жить столь же долго. Цинь-цзяо завопила. Никогда еще не издавала она из себя подобных звуков, раздиравших ее горло. - Дочь моя... - Отец подошел к Цинь-цзяо, протягивая руки, чтобы обнять ее. Нет, она не могла вынести этого объятия. Не могла, потому что оно означало бы полную победу отца. Означало бы, что она, Цинь-цзяо, побеждена врагами богов, что Джейн стала ее госпожой, что Вань-му была лучшей дочерью Хань Фей-цы, чем Цинь-цзяо. Это означало бы, что все обряды были ничем, что она поступила дурно, пытаясь уничтожить Джейн, зато сама Джейн была благородна и добра, помогая изменить людей Дао. Эти объятия означали бы, что мама не будет ждать, когда сама Цинь-цзяо наконец-то отправится на Безграничный Запад. Почему же вы не отзываетесь ко мне, боги! - заплакала в глубине души девушка. Почему не удостоверите, что все эти годы я служила вам не напрасно? Зачем вы покинули мен, отдавая победу вашим неприятелям? И вот тогда пришел ответ, столь ясный и выразительный, как будто бы это мать нашептала ей прямо на ухо: Это испытание, Цинь-цзяо. Боги посмотрят на то, что ты сделаешь. Испытание. Ну конечно же. Боги испытывают всех своих слуг на Дао. Они желают проверить, кого удалось обмануть, а кто выстоял в послушании. Если же меня испытывают, то я обязана что-то сделать. Я обязана сделать то, что делала всегда, только на сей раз уже не могу ожидать указания богов. Им уже надоело каждодневно, ежечасно указывать мне, что я обязана очиститься. Пора уже и без их указаний понять собственную загрязненность. Я выполню ритуал с абсолютной тщательностью; тогда пройду испытание, и боги вновь обратятся ко мне. Цинь-цзяо упала на колени. Нашла линию древесного слоя и поползла вдоль него. Она не обрела ни освобождения, ни чувства своей правоты. Но это и не остановило ее, ибо она знала, что это элемент испытания. Если бы боги ответили не медля, как поступали обычно, что же это было бы за испытание ее преданности? Если ранее она совершала очищение под их постоянным предводительством, теперь приходилось справляться самой. Но откуда же ей знать, что поступает правильно? Боги будут с нею опять. Боги вновь обратятся к ней. А может и заберут ее отсюда, унесут во дворец Царственной Матери, где ожидает благородна Хань Цзянь-цинь. Там же встретит ее и Ли Цинь-цзяо, свою прародительницу сердца. Там поприветствуют ее все предки и скажут: Боги решили испытать всех богослышащих Дороги. Немногие прошли это испытание, но ты, Цинь-цзяо, стала нашей гордостью. Ибо верность твоя не поколебалась ни на мгновение. Ты совершала очищения так, как до того не делал этого никто их сыновей и дочерей. Предки иных мужчин и женщин завидовали нам. Благодаря тебе, боги ценят нас выше других. - Что ты делаешь? - удивился отец. - Зачем ты прослеживаешь слои? Цинь-цзяо не отвечала. Она не имела права распыляться. - Ведь всяческая потребность в этом уже исчезла. Я знаю это наверняка... я не испытываю потребность в очищении. Ах, отче! Если бы ты только сумел понять! Но, хотя сам ты этого испытания не пройдешь, мне это удастся... и я принесу честь даже тебе, который отказался от всего правого. - Цинь-цзяо, - сказал он. - Я знаю, что ты делаешь. Ты вроде тех родителей. Которые постоянно заставляют мыться своих обычных детей. Ты призываешь богов. Называй это как хочешь, отец. Твои слова уже ничего для меня не значат. Я не сану тебя слушать, пока мы оба не умрем, а вот тогда ты скажешь: Дочь моя, ты была лучше и умнее меня. Все почитания, которые встретят меня здесь, в доме Царственной Матери, исключительный результат твоей чистоты и преданности богам. Ты воистину благородная дочь. И не знаю иной радости кроме той, которую даешь ты. Вообще-то говоря, переворот на планете Дао проходил спокойно. Кое-где, конечно, случались и убийства; кое-где на богослышащего, правившего людьми словно тиран, нападали толпы и изгоняли такого из дома. Но, как правило, все уверовали в версию, представленную в документе. К давним богослышащим относились уважительно, признавая тяжесть бремени, каким были очистительные ритуалы. Тем не менее, давние порядки уходили быстро. Школы теперь были открыты для всех детей. Учителя информировали об удивительных достижениях учеников: даже самые глупые превышали средние уровни давнего периода. И хотя возмущенный Конгресс отпирался от проведения в прошлом каких-либо генетических манипуляций, ученые Дао наконец-то обратили внимание на гены своих земляков. Сравнивая типичную и нынешнюю структуры генетических молекул, мужчины и женщины планеты подтвердили все, о чем упоминал документ. Что происходило потом, когда Сто Миров и все колонии уже узнали о преступлениях Конгресса против Дао - этого Цинь-цзяо уже не было известно. Все это принадлежало миру, который она покинула за собой. Свои дни она проводила, служа богам и непрестанно очищаясь. Разошлись слухи, что безумная дочь Хань Фей-цы единственная из богослышащих не прерывает ритуалов. Поначалу над ней смеялись - ведь многие богослышащие тоже пытались проводить ритуалы, но они открыли, что это пустое, не имеющее никакого значения дело. Она же сама издевок не слышала, да и не обращала на них внимания. Все свои силы она отдавала теперь служению богам. Не имело никакого значения, что те люди, которые не справились с испытанием, презирают ее за то, что она все так же пытается победить. Шли годы, и многие уже вспоминали давние дни как чудесное время, когда боги обращались к мужчинам и женщинам, а те низко склонялись, служа им. Некоторые уже начали считать Цинь-цзяо вовсе даже не сумасшедшей, а единственной достойной среди тех, кто ранее слышал голоса богов. И вот тогда среди набожных пошел слух: в доме Хань Фей-цы живет последняя из богослышащих. Ее начали посещать. Поначалу понемногу, затем все больше и больше. Это были гости, желающие одного - лишь поговорить с женщиной, которая до сих пор старалась очиститься. Она их принимала; проследив слои, она выходила в сад и разговаривала с ними. Но они же отвлекали ее внимание. Они говорили, что ее труды очистят всю планету. Они повторяли, что она призывает богов ради добра всех людей, живущих на планете Дао. И чем дольше они говорили, тем труднее было сфокусироваться на их словах. И Цинь-цзяо хотелось как можно быстрее вернуться в дом, чтобы проследить еще один слой. Неужто они не понимают, что восхваляют ее без всякого права? - Я ничего еще не достигла, - говорила им Цинь-цзяо. - Боги все еще молчат. Меня ждет еще множество трудов. И она возвращалась к очистительным ритуалам. Ее отец дожил до поздней старости и умер в уважении за собственные достижения, хотя никто и не знал, какую роль он сыграл в привлечении на планету Божественной Эпидемии, как ее все теперь называли. Это понимала одна только Цинь-цзяо. И когда она сожгла громадное состояние - никакие фальшивые погребальные деньги не были достойны ее отца - она шептала, чтобы этого никто не услыхал: - Теперь ты уже знаешь, отче. Теперь ты понял свои ошибки и то, как сильно разгневал богов. Но не бойся. Я стану очищаться до тех пор, пока не исполню покаяния за все твои грехи. И тогда боги примут тебя с честью. Сама она тоже постарела, а Путешествие к дому Хань Цинь-цзяо стало самым знаменитым паломничеством в мире Дао. Много было таких, кто услыхал о Цинь-цзяо и на других мирах, и они прибыли сюда лишь за тем, чтобы увидать ее. Ибо ведомо было повсеместно, что истинную святость найти можно только здесь, у одного человека: пожилой женщины со сгорбленной спиной, глаза которой видели лишь одни слои в досках пола ее отцовского дома. Верные ученики, мужчины и женщины, присматривали за домом, где когда-то за хозяйкой присматривали слуги. Они полировали полы. Они готовили простую пищу и оставляли там, где она могла найти ее: под дверями комнат. Когда где-нибудь в мире мужчину или женщину отмечали великой честью, они прибывали в Дом Хань Цинь-цзяо, опускались на колени и прослеживали один слой. Тем самым, вся честь прибавляла славы Святой Хань Цинь-цзяо. И наконец, через несколько недель после столетнего юбилея, Хань Цинь-цзяо нашли лежащей в комнате ее отца. Некоторые утверждали, что именно в этом месте он садился, выполняя свою работу; это было трудно проверить, потому что всю мебель уже давно убрали. Когда сбежались ученики, святая женщина еще была жива. Несколько дней лежала она в постели, что-то бормоча, водя руками по телу, как будто прослеживала линии на собственной коже. Ученики присаживались рядом поочередно, по десять человек, пытаясь понять ее слова и все их записать. Впоследствии они были собраны в книгу, названную "Божественный шепот Хань Цинь-цзяо". Наиважнейшие слова она промолвила в самом конце. - Мама, - шепнула она. - Отче. Хорошо ли я это делала? А потом, как рассказывают ученики, она улыбнулась и умерла. Не прошло и месяца после ее смерти, когда во всех святилищах городов, местечек и деревень планеты Дао было принято решение. Наконец-то появилась особа столь несравненно святая, что планета могла избрать ее своей покровительницей и защитницей всего мира. Ни у одного из других миров такой богини не было, в чем все соглашались. Так что планета Дао, Дорога, Путь благословенна более всех других миров, ибо Богиней Дао стала Блистающая Светом. --------------------------------------------------------------- Orson Scott Card. Xenocide (1991) ("Ender Wiggins" #3). Пер. - В.Марченко