вит", но теперь твой глаз не слишком тут необходим. Иди-ка сюда, присядь, а я прочту тебе нечто весьма полезное. Вдоль стены стоял диван, покрытый ковром, а на нем лежали подушки и овчина - цвета их плохо сочетались, машинально отметил про себя Вергилий. Женщина бы моментально обратила внимание, что цвета друг с другом не ладят, но женщин в доме Бронзовой Головы не было уже давно, не считая тех, кто посещал дом с краткими визитами. Вергилий сел и, уловив обращенный на него взгляд Морлиниуса, подозвал мальчика. - Да, хозя... да, мастер! - Скажи там, в доме, чтобы мне подали тарелку горохового супа, погорячей, и еще ломоть хлеба и ломтик копченой колбасы... Итак, Клеменс, что ты вознамерился мне прочесть? - Что-то ты смахиваешь на беременную женщину в своем желании немедленно закусить, - пробурчал Клеменс. - Да, действительно. Впрочем, в определенном смысле я ею и являюсь... - Ну что же, да благословит Господь потомство, - пожал плечами Клеменс. - Итак, что я собирался тебе прочесть? - В руках у него была тоненькая книга, которую он читал в тот самый момент, когда Вергилий вернулся домой из своего путешествия. - Я отыскал ее в своей библиотеке. Называется она "О китайской бронзе" и полна мудрых советов, как... ну, скажем, как яйцо - куриного мяса. Я зачитаю тебе отмеченные места. "Что до зеркал. Колдовство противостоит природе, магия живет в согласии с оной. Среди всех средств и предметов магии важнее всего меч и зеркало, но к их обыденному использованию воином и женщиной просвещенный ум проявит мало интереса. О мечах и присущей им власти изгонять демонов мы будем говорить в следующей главе. О зеркалах же многоученый Конвувониус рек: "Глядя на себя в зеркало, вы обнаружите там собственное присутствие, однако же неудачи или успехи ваши видимы лишь по вашему отражению в других людях". Это должно напомнить нам о том, что негоже использовать зеркало для нелепого разглядывания себя, но следует применять их, учитывая восемь их важнейших функций, среди коих: устранение враждебных влияний; отражение внутренности тела больного, что весьма пользительно медикам; защита от смерти путем посыла лучей в то место, где зерна ее коренятся; для впитывания и овладения светом Луны и Солнца; чтобы выявить и увидеть тайные мысли и желания - с тем чтобы облегчить пути их исполнения; для ворожбы; для того, чтобы в зримом виде обнаружить невидимых духов, обитающих над землей, равно как и для иных подобного рода целей. У императора Хисуануса..." - Забавный язык, - отметил Клеменс, оглядываясь по сторонам. В воздухе мастерской повис странный, пронзительный запах. - Шипят как змеи, - добавил Клеменс, - теперь это надолго. - Змеи означают мудрость, - отметил Вергилий. - Более того, на еврейском языке слово, обозначающее змею, - "начаш" - одновременно означает медь или бронзу и также магию, или... - Он задумался. - Или колдовство. Так что же там дальше? "У императора Хисуануса было тринадцать зеркал, по одному для каждого месяца регулярного года и тринадцатое - для месяца дополнительного, "вставного", в году високосном. Обозначается этот дополнительный месяц зодиакальным зверем Терионом (*29) и подвержен его влиянию. Всякое из очередных зеркал имело в поперечнике на дюйм больше, нежели зеркало, соответствующее предыдущему месяцу". Клеменс прервался, дабы отметить, что вот это, по его мнению, полная глупость, поскольку нет решительно никаких оснований предполагать, что один месяц чем-то лучше другого. "На тыльной стороне зеркала гравируются четыре квадранта небесной сферы, а именно: Мрачный Рыцарь на севере, Багряный Феникс на юге, Лазурный Дракон на востоке, а на западе - Молочно-Белый Тигр. ("А вот это мне нравится", - пробормотал Клеменс, и Вергилий кивнул ему в знак согласия.) Иные, впрочем, утверждают, что изображена там должна быть и Саранча Крылатая (*30), отмеченная многочисленным потомством за ее незлобивую, дружную жизнь... Магические зеркала должны отражать все шесть пределов пространства, как-то: четыре края света, а также зенит и надир. Они должны содержать в себе круг, подобный небу, и квадрат, подобный земле. Тот, кто делает их, должен знать заклятие: "Ты, подобное Солнцу и Луне, воде и золоту, отрази, ясное, все, что у меня на сердце". Некоторые мудрецы разделяют зеркала солнечного света и лунного. А теперь мы объясним истинные причины, по которым рисунок с тыльной стороны зеркала переходит на стену, когда свет бьет в отполированную поверхность... Если же вы захотите поймать тигриный выводок, то возьмите с собой большое зеркало и поместите его на тропе, по которой обыкновенно ходит тигрица, и тогда, сколь бы злобной она ни была, тигрица, увидев собственное отражение, забудет обо всем прочем и на всю ночь погрузится в созерцание... Лучший сплав для зеркала ("Что? - осведомился Вергилий, - о тигрице больше ничего?") состоит из семнадцати частей меди и восьми частей олова. ("Тут рекомендуется брать меньше олова, нежели принято в Европе для обыкновенных зеркал, - отметил Клеменс, - впрочем, по источникам египтян, выходит то же соотношение, хотя, если вспомнить, именно его используют у нас для литья колоколов...") Лунный свет может быть уловлен, если вывесить отлично сделанное зеркало на дерево в час полнолуния и собрать затем выступившую на его поверхности росу. Когда это будет произведено надлежащим образом, то соответствующий сосуд с влагой будет давать яркий свет во время всякой темноты, если же будет допущена какая ошибка, то яркость свечения будет находиться в зависимости от фазы Луны... Солнечный свет, используемый для ублаготворения огней, священных, ловится в вогнутом зеркале, выкованном в яркий полдень в день солнцестояния... А теперь поговорим об опоках, формах, воске, штампах, глине, а также о гончарных кругах, с помощью которых производятся изогнутые поверхности... Литейщик получает указания от скульптора, резчик - от них обоих. Гончар, в свою очередь, направляет литейщика, но наставляем гранильщиком, который, в свой черед, слушается скульптора. Так мы получаем замкнутый круг, колесо, быстро приводящее воду ко всех пахотным землям... Суквас утверждает, что древние изготовляли большие зеркала с ровной поверхностью и маленькие - выпуклые, учитывая тут, что выпуклое зеркало увеличит отражение человека, а вогнутое - уменьшит, так что, отражая лицо человека и вмещая его полностью в себе, зеркало может быть размером меньше лица, хотя сам образ отраженный не выйдет за пределы размеров зеркала". - Хм, это важно, - хмыкнул Клеменс, оторвавшись от чтения. Прибыла миска с супом для Вергилия, и он взялся за ложку. - Да, наиболее важное, - согласился он, и вдруг отложил ложку и встал с места. - Наверное, уже остыло... - сказал он со странным видом опешившему приятелю. - Что остыло?! - Клеменс ухватил его за полу и не дал сойти с места. - Что с тобой? Выглядишь ты странно, словно в лихорадке... Что там могло остыть, когда печь-то еще толком и не разогрелась? Ты что, спутал свой суп с рудой? Ты что? Нам еще надо сделать тигли, очистить медь от ненужных примесей, сделать формы... у нас еще гора работы. - Гора... - машинально повторил Вергилий тихим голосом. Он и в самом деле выглядел словно в лихорадке. Клеменс же, убедившись в том, что приятель пришел в себя, вернулся на место и продолжил чтение книги "О китайской бронзе". Так, мало-помалу, соблюдая все ремесленные и астрологические тонкости, со всей тщательностью алхимиков и металлургов они делали свою работу. Из двух частей сырой глины и трех частей обожженной были сделаны тигли; глину перед тем тщательно разбивали в теплой воде молотками, мяли руками под громкое распевание древних этрусских песен, что отвечало принципу "голос хорош при любом смешении", затем глину выложили на дерево, придали форму, посыпали сухим пеплом и расположили подле огня. По всем правилам обошлись и с оловом. Металлы плавили и очищали, очищали и плавили вновь. Тигли отправлялись в печь с помощью длинных ухватов, снабженных тонкими изогнутыми деревянными рукоятками. Время от времени каждый тигель сдвигался с места при помощи длинных клещей - с тем чтобы он не приварился к основанию печи. - Обратите внимание, мастера и подмастерья, - низким и торжественным голосом сказал Клеменс. - Даже этот ремесленный, казалось бы, труд учит нас философии. Металл должен умереть, дабы начать жить. Он должен быть уничтожен, чтобы стать созданным. Растоплен огнем, который, вроде бы, уничтожает всякую плоть и жизнь, но огонь в то же время дарует новую жизнь и новую плоть. Так почему же нам кажется, что человек, это семя земли, созданное ею в незапамятные времена, лишь превращается в прах и тлен, не зная последующего возрождения? Не думайте, что наступит завершение вашей жизни, - наука и философия учат нас совершенно иному... Вергилий слушал бы Клеменса столь же внимательно, как слушал мальчик у мехов, отдавая себе отчет в каждом слове, однако он сосредоточился на собственном деле, из-за чего суть говоримого ускользала. Клеменс же завел речь о том, что алхимия не знает строгих различий между жизнью минералов и живых существ, так что медь, добываемая в земных недрах, и человек - брат и сестра. Вслушиваясь в слова, Вергилий все же смог избавиться от своих навязчивых мыслей, по крайней мере на какое-то время. Зерцало должно было состоять из двух частей - самой отражающей поверхности и крышки, закрепляемой на его корпусе винтами, гвоздями с широкими шляпками, щеколдами и застежкой: оно, словом, должно было походить на большой медальон. Кое-что из мелких частей могло быть выковано, другие же части также требовали литья - подобно двум основным частям. Следовало подготовиться к изготовлению форм, и тут потребовался воск. Воск годился не всякий - он не должен быть ни сухим, ни грубым, ни дурно пахнущим. В трудах, содержащих описания магического зерцала, приводились разные подробности его изготовления, но во всех - и в "Справочнике" Руфо, и в "Халцеотионе" Теодоруса, и в "Руководстве" Марии Египетской - утверждалось, что воск должен быть собран в диких ульях кавказских пчел, и никакой иной воск не подходит. "Велики достоинства воска этой великой горы, - писала Мария, - велики, и в воске этом скопились вещества многих цветов и растений, произрастающих на отрогах гор, и вещества эти перешли в воск навечно". Руфо же утверждал, что вещества, попавшие в воск, переходят затем на глину, которой обмазывают восковые формы; при разогревании же воска в печи и его вытапливании с последующей заливкой металла вещества эти переходят в металл. Теодорус пытался связать несомненную пригодность кавказского воска с тем, что к тамошним скалам был прикован Прометей, чья кровь растеклась по скалам и пропитала их... кровь, текшая из него, когда орел выклевывал его печень, карая Прометея за то, что принес он детям человеческим огонь с небес, украв его с помощью горящих стеблей фенхеля - сладкого укропа. "И надобно отметить, - писал Теодорус, - что ни один иной огонь, кроме разжигаемого фенхелем, не даст должного эффекта при работе с подобным воском". Разумеется, когда бы кавказский воск использовался только для изготовления волшебных зеркал, то сыскать его можно было бы лишь у самих горцев. По счастью, были у него и другие применения... например, его использовали при изготовлении форм для тех же серебряных чаш, что моментально чернеют, стоит лишь в них влить жидкость, содержащую в себе яд... или этим воском вощили кончики нитей, чтобы продевать в иглы, нитей, используемых для зашивания погребальных пелен, - и тело тогда не разлагалось очень долго... Были и иные способы его применения. Так что и тут имелись свои торговцы, в Неаполе же этим заправлял некто Онофрио, аптекарь, чей дом - лавка и контора одновременно - более всего напоминал пещеру с собранными там всевозможными диковинами. - Да, такой воск у нас есть, - сообщил он Вергилию, моргая и кивая. - Немного, разумеется. Неделю назад жена сказала мне: "Онофрио, отправь туда весточку, запасы у нас кончаются, а дорога дальняя". Так я и поступил, так что вскоре нам его привезут. Ну, через год. Или года через два-три. Что, сколько у нас есть? Мммм, трудно сказать, кусок размером примерно с человеческую голову. Нет, веса я не знаю, мы ведь не взвешиваем, так, отщипываем понемножку, когда надо. А сколько требуется доктору Вергилию? Что? Весь?! Невозможно. Совершенно невозможно. Я же не могу остаться совсем с пустыми руками, не могу! Впрочем, когда выяснилось, что часть воска впоследствии будет возвращена, товар перестал быть бесценным, зато цена его оказалась весьма впечатляющей, хотя и выраженной не в золоте. Онофрио требовались некоторые вещи, и ими обладал Вергилий. Онофрио желал узнать кое-какие секреты, а Вергилий мог их ему раскрыть. Онофрио хотел научиться кое-что делать, а делать это умел только Вергилий... Словом, аптекарь хоть и был себе на уме, но меру знал. Счет был выставлен суровый, однако же уплата вперед не требовалась, к тому же точная цена должна была определиться впоследствии, когда станет ясно, сколько воска возвращено. Словом, сделка была заключена, и Вергилий двинулся следом за хозяином сквозь череду комнат, заполненных серой амброй, мускусом, бальзамами, древесиной ююбы, эфирными маслами, эссенциями и эликсирами, мазями и притираниями, растолченным рогом единорога, страусиными яйцами, жабами и сушеными поганками, кровью летучих мышей и летучими мышами самолично, пометом грифонов, мумиями, мандрагорами и ртутью, духами, кровоостанавливающими средствами, благовониями и цветочной пыльцой. Место же, где хранился драгоценный воск, было отделено железной дверью, охраняемой собакой, которая - бедолага - со времен своего детства ни разу не видела солнечного света. Воск был темен, гораздо темнее, чем обычный, почти черный, но черноты непривычной: внутри него виднелись прожилки янтарного и красного цветов, каким-то загадочным образом заставлявшие весь кусок слегка светиться. Пах воск сильно и пряно, был маслянист и неподатлив на ощупь. - Верните нам, доктор Вергилий, по возможности, все, - наставлял его торговец мускусом, - нельзя терять ни щепотки его, да что там щепотки - крупицы. Остальное, о чем мы с вами говорили, все это может быть измерено в золоте, однако же мне всего предпочтительней получить воск обратно... - Он выставил вперед сухой, морщинистый палец, в тусклом свете лампы более похожий на какой-то медицинский инструмент, и потрогал воск, любовно и заботливо. - Полагаюсь на вашу аккуратность, доктор, не тратьте его попусту. На крупинки... Воск медленно растопили на огне, поддерживаемом горением фенхеля - сладкого укропа, и очистили (впрочем, непросто было собрать и высушить сам фенхель). Вот так и шла вся работа: найти огонь, чтобы разжечь огонь, сковать щипцы, чтобы сделать другие щипцы, смастерить колесо, чтобы сделать колесо. Вытопленный воск был промыт водой, и снова растоплен, и профильтрован, снова вымыт, и снова растоплен, и профильтрован - через сита все более тонкие; материя, примененная в ситах, была сохранена, чтобы впоследствии вытопить из нее застрявший в порах ткани воск. Руководил всем этим Перрин - у Вергилия не хватало сил выдержать этот мучительно медленный процесс. А он повторялся и повторялся. Раз за разом. Медленно, очень медленно. Так же медленно и тщательно продвигались вперед и прочие работы. Наконец воск сочли достаточно очищенным. Он стал бледным и мелкозернистым. Обставленный баночками с лучшей тушью, заваленный ворохами лучшего пергамента, Вергилий трудился над составлением гороскопа. Важнейшим был вопрос о лунных узлах, о точках, в которых путь Луны пересекает эклиптику. Точек таких было две, одна из них называлась "Голова дракона", другая же - "Драконий хвост". - Я знаю лишь то, где мы находимся сами! - в отчаянии вскричал маг, отшвыривая в сторону стиле. - Но как я могу рассчитать точный гороскоп принцессы, основываясь на сведениях, полученных не от нее самой, а от Корнелии? Где находится сейчас принцесса? Располагается ли ее линия жизни теперь в области головы дракона или его хвоста? И если речь может идти о хвосте, то не лучше ли нам выждать полгода, с тем чтобы она достигла области головы, и тогда Дракон беспрепятственно изверг бы ее из своего чрева? - Схватив перо, он вновь принялся составлять диаграмму, опираясь не столько на точные данные, сколько на общие соображения, но что такое общие соображения в деле, требующем неимоверной точности... Как можно с уверенностью определить ее место по отношению к Змее и Червю, великому Левиафану и океанским Рыбам, опоясывающим сообща весь мир? - Если Венера находится в Восьмом Доме, - бормотал Вергилий, - то она противостоит Сатурну... почти наверняка нас ожидает разочарование... (*31) Что есть астрология, как не наука о временных циклах? Разве же небесные тела - лишь источники огня и света и не являются сущностями, чье взаимное расположение определяет ход вещей и событий на Земле? Надо начать все заново, - пробормотал он, восстанавливая понемногу хладнокровие. Боже мой, как он осунулся за это время, каким раздражительным стал, сколько сил уже отняла у него эта работа и сколько еще отнимет... Он взял чистый лист пергамента, перо. Сосредоточился. Вот - Первый Дом, означающий того, кто задает вопрос (*32). Напротив него - Дом Седьмой, содержащий в себе проблему данного человека (*33). Полагая, что инициатором всего дела была Корнелия, он поместил ее в Первый Дом, а Лауру - в Пятый (*34), тогда проблемы Лауры оказывались в Одиннадцатом доме, противостоящем Пятому... - Ну-ка, поглядим, поглядим, - бормотал он себе под нос, наваливаясь на стол. - Князь Юпитер управляет Стрельцом, значит, на данный момент диаграмма говорит нам о восхождении Стрельца... Солнце находится в Стрельце, Первый Дом обозначает королеву... Солнце правит своими подданными... знак Льва. Первый Дом, да, может быть Львом, тогда Пятый окажется Скорпионом - о благословенная Венера! (*35) Ну конечно же! Венера руководит красотой и любовью - принцессой Лаурой. А теперь... на пересечении линий восходит Телец (*36). Венера управляет Тельцом. Что до Седьмого Дома, содержащего проблему лица, которому составляется гороскоп, то на линии между ними появляются Близнецы, управляемые Меркурием. Сатурн? Нет, нет, Сатурн там не появляется, Сатурн не появляется там, где необходим мне... Венера сочетается с Меркурием в Одиннадцатом Доме, и это соединение суть Скорпион... Но что же такое Скорпион? Это знак магии, гордыни, напряжения. _Орел, змея, феникс_... (*37) - он повторил эти слова, внезапно охваченный ощущением того, что сошлось внезапно нечто осязаемое и невидимое. Что это? _Орел?_ Это Империя, императорский дом? Прометей, прикованный к скалам Кавказа? _Змея?_ Но змея предполагала почти неисчислимое количество толкований: она могла выражать собой мудрость, колдовство, медь и бронзу, годовой путь Венеры через Зодиак - от хвоста дракона к его голове, циклы, кольца, орбиты... Вергилий сделал паузу и прижал ладонь к раскалывающейся от боли голове. Где-то тут все сходилось, но он не мог увидеть, разглядеть... _Орел, змея, феникс_... Скорпион - знак обновления - Одиннадцатый Дом, Венера сочетается с Меркурием в Одиннадцатом Доме. Принцесса и лицо, в ком состоит проблема. Меркурий, управляющий Седьмым Домом (*38). Седьмой Дом управляет войной и миром. Благожелательность. Дурное воздействие... Нет, нет, ничего не выходило. Слишком многое неизвестно, слишком много противоречий в имеющемся. Лучше на время оставить диаграмму и заняться другими вещами. Да... но вот это, это... Знак возрождения... Орел, змея, феникс... В три смены, день за днем, они очищали медь и наконец отлили слитки. Еще до того как они остыли, пока не погасло в них кроваво-красное свечение, по ним ударили молотом. Металл треснул. Тогда медь вновь растопили, заново повторили весь долгий, медленный процесс и снова ударили молотом. На этот раз медь выдержала. Вергилий обнажил свою руку, Клеменс перехватил ее жгутом. Иоанн, Перрин, Тинус и прочие, занятые в этом деле, последовали их примеру. На руках набухли вены, мелькнуло лезвие ланцета. Брызнувшую кровь направили в сосуд. Свою кровь дал каждый, никто не уклонился. Когда же сосуд наполнился до краев, светящиеся слитки были отправлены туда, охлаждены, и на этом литейные работы были завершены - предварительные литейные работы. Ночью Вергилий каким-то образом попал в сон, где вновь "прошел сквозь дверь" - часть его сознания испугалась того, что происходящее не зависело от его собственных намерений... и того еще, что подобный проход всегда связан с утратой контроля над собой. Но другая часть сознания осталась спокойной, ясно понимая, что потеря контроля здесь незначительная и затрагивает только внешние, самые поверхностные слои души. Он оказался в комнате Корнелии. Та сидела за письменным столом, перед ней горела лампа. Корнелия не обернулась, но почувствовала, что в комнате кто-то появился. - Мне необходимо составить точный гороскоп, - произнес Вергилий, и Корнелия, едва услышав его голос, расслабилась - странно, очень странно, но его появление вовсе не испугало ее, напротив, заметно успокоило. Она с облегчением вздохнула, и напряжение в ее позе исчезло. - Конечно, - мягко ответила Корнелия, - конечно же. - Напишите, пожалуйста, точное время ее рождения, - сказал он, - и, хотя бы приблизительно, широту того места, где она родилась. - Корнелия написала. - А теперь - время, когда вы узнали о ее пропаже. Хорошо. А теперь - оставьте меня одного. Вергилий проследил, как она выходила, портьера колыхнулась за Корнелией и замерла. Вергилий глядел на восковую табличку, и то, что было начертано на ней, навсегда запечатлевалось в его памяти. Он задумался: кто был тот, чьего появления Корнелия ожидала с таким ужасом? Не додумав мысль, не найдя ответа, он сел к столу и принялся за работу. Линии словно сами собой возникали под его пальцами, становилась понятной точка, откуда все исходило, прояснилось даже вероятное время... представляя тогда жизненный цикл по принципу "Год будет День" (*39), следовало, что события двадцатого года ее жизни определяются двадцать первым днем после ее рождения (день на год и еще один день на самый факт рождения). Тогда именно на этой неделе - палец следил за схемой, пока Вергилий вслух производил вычисления, - именно на этой и чуть ли не в этот же день она оказывается в узилище, испытывая угрозу со стороны непреклонной силы, эманируемой севером, на что явно указывает Сатурн, расположенный в надире небесной сферы... (*40) Тогда, далее, время идет вперед, и появляется уже Венера, именно Венера, соответствующая ее дню рождения (*41), и вот в этом возрасте, нет... - Он согнулся над схемой, провел последние вычисления, улыбнулся и усилием воли вернул себе бесстрастность. - Да, Венера, отвечающая ее сущности, обретет поддержку в Юпитере, оказавшемся в сфере влияния Скорпиона, и помощь явится к ней в облике мудреца, философа, мага... Да. Все сходилось... Вычисления поразили Вергилия. Все совершенно сходилось. Скорпион, знак регенерации, возрождения, и, разумеется, символами его были орел, змея, феникс. А помимо своих обычных символических свойств, не обладал ли орел острейшим зрением, позволяющим ему видеть в своем парении на многие лиги вокруг? И не символ ли это магического зерцала? И не орел ли, разглядев из поднебесья - усталый орел на распластанных крыльях, с потускневшим от трудов взором, - не он ли, разглядев между ущелий источник молодости, кидается вниз, дабы, припав к нему, вновь обрести молодость и силы? И как здесь не вспомнить того ястребка, что, проделав мучительный и полный опасностей путь, принес ему столь необходимый металл из Оловянных Земель? Да, но как Клеменс в своих философствованиях о времени мог забыть о змее? О змее, что стряхивает с себя прах прошедшего времени, сбрасывая свою старую шкуру, змее, которая, казалось бы, умирающая, выползает из самой себя наружу обновленной, молодой и сверкающей в лучах солнца? Обновленной! Последним же в этом ряду был феникс, редчайшая из птиц по длительности своей жизни, не имеющая равных, бесподобная по своему жизненному циклу: живет она пять сотен лет, тысячу лет, а потом сооружает гнездо и, после того как снесет яйцо, превращает взмахом крыльев гнездо в погребальный костер, рождая пламя, пожирающее ее самое и раскалывающее яйцо, из которого выходит некое подобие червя, из которого, в свой черед, возникает новый феникс? Из огня - феникс. Сначала формы для отливок были изготовлены из обыкновенного воска. Их всесторонне изучили, внесли исправления, одобрили. После этого были сделаны формы уже из кавказского воска - для окончательной модели, причем копирование происходило с такой дотошностью, в сравнении с которой обыкновенное усердие показалось бы просто неряшливостью. Воску при этом не следовало быть ни слишком теплым, ни слишком застывшим, он не должен был таять, не должен был прогибаться, скользить, не должен был трескаться и крошиться. Все производилось в полном согласии с небесными знамениями - отдельный гороскоп был составлен даже для такого сугубо практического дела, как устройство выводных канальцев для форм. Наконец было исполнено и это. Тогда формы были обмазаны специально приготовленной глиной; глине дали просохнуть, снова намочили, снова дали высохнуть, снова намочили и опять высушили. Когда же наступил благоприятный момент для очередного этапа работы, был разожжен огонь, облагороженный особыми травами, и формы положили неподалеку от огня, поставив под ними сосуды с водой - для сбора драгоценного воска, которому предстояло вытечь и быть остуженным. Когда же наступил час Солнца, благоприятный для всех работ с огнем, совпавший удачно со временем, рекомендуемым хтоническими правилами для работы с землей и вещами, землей произведенными, Вергилий и Клеменс в присутствии мастеров и подмастерьев, распевающих странную и дисгармоничную этрусскую литанию, перевернули формы и поставили их на огонь так, чтобы дырочки выводных канальцев глядели теперь вверх, после чего оставили формы в этом положении до тех пор, пока глина не раскалилась докрасна, пока не стала багровой, как сам Марс, управитель подобных работ... красной, как сам огонь... как пятна на Солнце... красной, как сама земля... В среду (*42), заручившись благожелательностью Юпитера, управляющего пророчествами и делами, требующими терпения и тайны, они засыпали улицу Драгоценной Сбруи дубовыми опилками - по щиколотки прохожим, дабы заглушить все звуки и колебания мостовой. Формы пребывали на медленном огне, стоящие уже в нужном положении, и огонь постепенно стал увеличиваться. Наготове были тигли с медью и оловом, возле мехов стояла смена из двух дюжих воздуходувов. Теперь все происходило очень быстро и слаженно. Тигли поместили в горн, формы же были перемещены вниз и обложены мощными камнями, которые не позволят формам не только перевернуться, но даже шелохнуться. Камни были проверены заранее - такие не треснут, не рассыплются от жара. Их клали друг на друга, оставляя между камнями и формами промежутки, пока камни не поднялись выше форм на фут. В щели, а также поверх форм были насыпаны горящие угли. Угли сгорели - были насыпаны новые, сгорели и эти - снова были заменены. Вергилий открыл жерло горна, но поток плотного жара отшвырнул его назад. Более привычный к таким занятиям Клеменс кинулся вперед, жар прошелестел по его бороде, опаливая ее. - Красно-коричневые, - сказал он, - все в порядке. Вергилий подхватил тигель, в котором находилась медь, и поместил его на угли. Вокруг тигля закрутилось зеленое пламя, медь стала плавиться. Вергилий дал знать, чтобы подбросили новых угольев, отбежал к печи с формами и поглядел на то, как оттуда вынимают камни и уголья, помещая на их место землю. Перешел к горну и коснулся медного расплава длинной тонкой палочкой. - Пора! - крикнул он и швырнул в расплав ту самую медную брошку, которую ему отдала Корнелия. В медь добавили олово, ранее также тщательно очищенное, тигель при этом постоянно перемещался и покачивался, дабы обеспечить процессу постоянную, равномерную температуру. Затем он был извлечен из огня и перенесен в печь с формами, покрывшимися уже угольями и пеплом. Тигель был занесен над отверстием в первой из форм - одной из половин зерцала. Вергилий подошел как можно ближе, насколько позволял пышущий из печи жар, и приложил ухо к полу. - Лей! - крикнул он. Помощники стали лить, медленно, очень медленно, а он слушал. Потом дал знак обождать. Нет, все шло отлично, не доносилось ни бульканий, ни потрескиваний. Он жестом велел продолжать, стал слушать дальше, а мастера возобновили литье. Наконец Иоанн произнес: - Мастер, готово. Но Вергилий не отвечал. Остальные стояли молча и глядели на него, лишь чуть погодя поняв, что он вовсе уже не слушает, а лежит без чувств. Тогда осторожно, дабы не потревожить массу жидкого, схватывающегося металла, подняли Вергилия с пола и бережно отнесли в верхние комнаты. Клеменс же остался внизу, чтобы руководить отливкой второй части зерцала. Когда Вергилий наконец пришел в себя после обморока, вызванного духовным и физическим истощением, были раскрыты охладившиеся формы и извлечены обе части зеркала. Их отмыли в насыщенном растворе поташа - отмывали до тех пор, пока не был удален последний шлак, затем изделия сполоснули в горячей воде. После диски вновь раскалили докрасна, со всей тщательностью следя, чтобы они не побелели, разогревшись сверх положенного. При этом удалены были последние остатки примесей, и, кроме того, металл сделался более пластичным и доступным для работы полировщика; впрочем, его час еще не настал, поскольку части зеркала сначала охладили, а затем погрузили в раствор, состоящий из одной части касторового масла и трех частей воды. - Я предпочел бы использовать концентрированную серную кислоту, - пробурчал Клеменс после того, как Вергилий дал соответствующие указания. - Да, - кивнул Вергилий. - Сам я обычно поступаю именно так. Но где мы можем найти девственную кислоту? Ведь по своей сути она состоит из веществ, уже бывших в обработке, а это совершенно непригодно в нашем случае. Что тогда стало бы с девственностью нашей бронзы? Детали продержали в растворе, извлекли оттуда, высушили, промыли свежей холодной водой, тщательно протерли чистым песком и вновь отправили в емкость с водой. Затем извлекли и подготовили к дальнейшей обработке концентрированными растворами. Тут к заботам о бронзе добавились заботы о людях. Процесс происходил во дворе, на открытом воздухе, и все присутствующие были одеты в специальные прочные, плотно закрывающие тело ткани, и пока одни погружали изделия в растворы, другие стояли наготове с сосудами ослиного молока, чтобы дать его выпить, если едкие пары проникнут в легкие, либо плеснуть на кожу, в случае если брызги растворов попадут на нее. Но все эти предосторожности оказались излишними, может быть, именно потому, что были предприняты. После последнего обливания раствором и прополаскивания в воде изделия омыли водой теплой, высушили мелко размолотыми самшитовыми опилками, после чего - во время всей операции никто не дотрагивался до бронзы голыми руками - завернули в мягчайшую из замш. И вот теперь только настала очередь полировщиков. Звали их Исакко и Лионель. Исакко был согбен годами и слеп, причем слеп так давно, что вполне успел со слепотой свыкнуться. Лионель находился в лучшем мужском возрасте, зрение же потерял от внезапного удара конским копытом. Оба они уже давно работали полировщиками, при этом им повезло с хозяевами, позволившими заниматься им ремеслом и после того, как они ослепли. Впрочем, мастерство их было известно и, как рассудили хозяева, если какое пятнышко и останется, то на это легко укажут им другие. Вскоре, однако, никого из посторонних уже не требовалось - они словно бы "видели" предмет неизвестным им образом. Лионель говорил, что гладкость поверхности чувствует по запаху и на ощупь, Исакко же ничего не мог объяснить, он просто знал, как именно обстоят дела, не понимая, откуда берется это знание. - Ваши хозяева на время отдали вас мне, - сказал Вергилий, - но заплачу я вам за эту работу вдвойне. Для вас устроена специальная комната, полагаю, там вы найдете все, что вам понадобится. Там есть лавки, скамейки, шлифовальные колеса и круги, вода и мыло, мази, абразивы, полировальная паста, круглый и плоский полировальные камни, воловья кожа и мягчайшая кожа, порошок окиси железа и слабое пиво, опилки и уксус... - А бычья желчь, мастер? - Нет, Лионель, эта работа настолько тонка, что мы не станем рисковать, употребляя такие сильные средства. - Ничего, - молвил Исакко, - для начала сгодится и уксус, а потом будем использовать пиво. А тут есть небольшой огонь и горшки с ручками, мастер? - Все есть. Но теперь мы еще не готовы начать полировку основных частей, так что используйте время на то, чтобы освоиться с обстановкой. Мы переставим и изменим все, что вы пожелаете. Впрочем, вы можете начать с менее значительных деталей, которые уже готовы, - так, чтобы размять руки. Никаких дальнейших указаний давать вам я не буду, кроме одного, но это очень важно. _Дверь в ваше помещение будет, открываться, только изнутри, и открыть ее вы можете лишь тогда, когда бронза будет надежно укрыта_. Тут, кроме того, есть отсек с различными бытовыми службами, во время работы с бронзой дверь туда должна быть закрыта. И еще - _полировать будете, стоя сзади зеркала_. Следить за вами никто не будет. Я полностью полагаюсь на вас. Оба полировщика кивнули. Сначала они перемещались по комнате осторожно, но постепенно движения их становились все уверенней, и вскоре они ходили по ней без малейших затруднений. И тогда, в час и минуту, когда Луна переходила из знака Скорпиона в знак Стрельца, обе половины зеркала и прочие мелкие предметы, изготовленные из той превосходнейшей бронзы, что осталась в желобках, через которые металл заливался в формы, - все тщательнейшим образом укрытое от человеческих взоров - были доставлены двум слепым полировщикам. Двери затворились... Там, внутри этой изолированной от света комнаты, мутная поверхность зеркала постепенно станет гладкой, отражающей, но не отразит ничего. А если, ненароком, в ней что и отразится, то не отыщется человеческих глаз, которые бы увидели это. И потом, по окончании работы, на зеркало будет надета крышка и установлены на место все щеколды и застежки. И тогда, вновь тщательно упакованное и обернутое в ткань, оно войдет в мир. Вергилий обвязал короб шелковыми нитями, связанными сложными узелками, - подобно тому, как он поступал, обращаясь с мандрагором. - А ну-ка, дерни, - предложил он Клеменсу, - проверь силушку. Алхимик покачал головой: - Нет уж, спасибо. Я алхимик, а не маг... Да, кстати, хотел показать, раньше, кажется, этого листа не было в той копии трактата о китайской бронзе, что я переписал для тебя. Этот лист я нашел только прошлой ночью в своей библиотеке. Вот, послушай: "Описание зеркала: Круглое, круглое зрячее зеркало, Чистое, ясное, видящее далеко. Феникс глядится в него и танцует, С собой, отраженным, танцует. Там, внутри рамы, цветущее дерево, Сияет танцующий лунным светом, Таким он и явится ей, прекраснейшей, ей". Прелестно, не правда ли? Только хотел бы я знать, что все это значит... Ну да ладно. У меня полно дел и дома, тем не менее я буду неподалеку от тебя, когда заявится наша дама за заказом, хотя бы сам батюшка Везувий подавал мне знаки и грозил карой. Снова феникс, снова он! На дворе была ночь, и Вергилий вышел на балкон, размышляя о том, какое из высказываний старой Аллегры могло оказаться тут уместным. Впрочем, и на этот раз она не была молчаливой: загоняя своих питомцев в хибарку, она полуобернулась и изрекла: "_На море, господин, волны застынут навечно, когда ты, повстречаешься с нею_". Мда, пифия из Дельф наверняка бы гордилась подобным... Вергилий пытался повернуть дело и так и этак, желая извлечь из сказанного хотя какой-то смысл, однако так и не смог соотнести эти слова с фениксом. В верхней части дома Бронзовой Головы находился бельведер с двенадцатью окнами, в каждое из которых, в зависимости от времени года и суток, в определенный момент заглядывало солнце. Пол был разрисован линиями и разбит на сегменты, частью пересекающимися, частью налегающими друг на друга; иначе говоря, комната была самыми настоящими солнечными часами. Сейчас Вергилий занимался своей астролябией, проверяя и перепроверяя точность хронометра. Лицо его выглядело желтым и осунувшимся, и на Корнелию, когда та появилась в комнате, он почти что и не взглянул. Это была их первая встреча со времени путешествия Вергилия на Кипр, так что оставалось только восхищаться ее выдержкой, проявившейся в том, что она не наносила ему визитов во время работы, несмотря на несомненное желание их нанести. Глаза их встретились, задержались друг на друге... и она отвела свой взгляд первой... сделав вид, будто посмотрела на хозяина лишь мельком. Королева подошла к свертку с зеркалом, взглянула на него, протянула руку и тут же резким и почти испуганным движением отдернула. Корнелия была очень бледна, а кожа вокруг глаз приняла фиолетовый оттенок. Она вздохнула, сжала губы и хлопнула в ладоши. Вергилий взял в руку конец нити и потянул за него, по обыкновению пробормотав какие-то слова. Сложные путы и узлы моментально распались, и части короба медленно и аккуратно разошлись в стороны и легли на стол. Перед ними было зеркало. Оно покоилось на столе, подобное громадному медальону, сияя и блистая. Вокруг все пришло в движение. Задник зерцала был богато гравирован, однако никто из присутствующих не выказал желания рассмотреть рисунок, все ходили с благочестивыми выражениями на лицах и глядели в сторону зерцала искоса. Пока длилась эта суета, часы принялись бить полдень, и в комнате сразу же начало темнеть. И не успел прозвучать двенадцатый удар, как Вергилий, запрещая ему звучать, откинул в сторону крышку зерцала, и та, звякнув мелодично, как колокольчик, преградила ход времени. Темнота внезапно была нарушена лучом золотистого света, и Корнелия, достав из воротника своего платья золотую иглу, направила ее в центр пустынно светящегося зерцала. Игла коснулась его поверхности, и по той побежали радужные пятна, какие бывают, когда поверх воды разлито масло. Вскоре хаотичное мелькание пятен прекратилось, на пустой поверхности возник словно бы радужный водоворот, крутящийся и вовлекающий в свое кружение всех находившихся в комнате. - Лаура! И вот она там, в зеркале, сидящая на каких-то гигантских ступенях, а неподалеку от нее, совсем рядом, но не попадая все же в поле зрения, находится что-то ужасное, пугающее. Чей голос выкрикнул имя, Вергилий не понял, но теперь кричала Корнелия - она не произносила слова, а именно кричала. На поверхности зерцала вновь закружился водоворот, но вращался он теперь в обратную сторону, затем краски поблекли, пропали, и тут наконец раздался тот самый задержанный двенадцатый удар часов. Зеркало отныне стало обыкновенным зеркалом, и все они - Вергилий, Корнелия, Клеменс - видели теперь в нем лишь собственные отражения, не более. Впрочем, Вергилий видел там именно то, что успел уже почувствовать: собственное лицо, его настоящее лицо, но не ущербную его часть - пропавшая душа возвратилась к нему. Корнелия сдержала обещание, Корнелия, по-прежнему безмолвно стоявшая возле зеркала... Для нее произошедшее было чистой воды магией. Для Клеменса живой металл открыл жизненную правду. Для Вергилия дело состояло в том, что произошла фокусировка события, совершившегося неизвестно где, но отпечатавшегося в мировом эфире, и изображение сфокусировалось в девственном зерцале, ныне - уже не девственном, обычном. Вергилий обернулся к Корнелии. Она говорила, говорила... Собственно, не говорила, но протягивала руку, указывая на стену, лицо ее словно оплывало от ужаса, гортань дрожала, не в силах совладать с тем криком, который рвался из ее груди. Там, на стене, видны были четыре символа четырех квадрантов пространства, вокруг же обода, как по часовой, так и против часовой стрелки бежали странные, загадочные буквы умбрийского алфавита, изображаемые то в прямом, то в зеркальном виде. - Не волнуйтесь, госпожа Корнелия. - Вергилий коснулся ее руки и сжал ее. - Это лишь так называемый эффект магического зерцала, здесь нет ни малейшей магии, но лишь причины вполне естественного порядка. Подойдите сюда, взгляните. - Он указал ей на изображение, покрывающее тыльную сторону зеркала, показал на его отражение на стене и объяснил, что происходящее - всего лишь внешний эффект возбуждения атомов, находящихся на лицевой стороне зеркала, и именно это и производит впечатление, будто зеркало прозрачно как стекло. - Впрочем, мне понятно ваше изумление, - добавил он, - вы ведь не осмотрели зеркало с обратной стороны, перед тем как открылась его крышка, а тогда бы вы увидели эти небесные конфигурации: Мрачный Рыцарь на севере, Багряный Феникс на юге... Она резко отняла свою руку. Ужас в ее лице пропал, его сменила ярость - но нет, все же остался и ужас, а еще на лице ее проступали боль, ненависть и отчаяние... Корнелия резко повернулась и вышла из комнаты. - Ну что ж, дело сделано, - мягко произнес Клеменс. Но Вергилий знал, что - нет, не сделано, осуществлена лишь часть его. Девушка в зеркале оказалась первой женщиной, по-настоящему увиденной им за последние месяцы, и он влюбился в нее. И теперь должен был ее разыскать. 12 Бык был в полной уверенности, что обойдет Тартесский замок, заглянет во все его закоулки, комнаты и дворики и добьется истины. На деле же, прибыв в замок в сопровождении императорского сублегата и сотни солдат, дож Тауро весьма приутих, пораженный размерами замка, сделавшись отчасти даже стеснительным. Вежливо принявший их лорд-капитан без промедления дозволил пришедшим осмотреть не только сам замок, но и все тартесское подворье, причем самолично, прихрамывая, принял участие в поисках. Замок был гигантским, просторным и занимал, казалось, едва ли не половину горы, вдоль склонов которой расползся. Большая часть помещений оказалась пуста, в большинстве других царили пыль и запустение. Задолго до того, как осмотр подошел к концу, и дож, и младший легат поняли, что ни лорд-капитан, ни его люди не имеют ни малейшего представления об этом деле. Все же, добросовестности ради, дело было доведено до конца, дабы наверняка убедиться, что никто и ничто - вне зависимости от того, кем были неизвестные похитители - не удерживает здесь принцессу. С тем и удалились еще более обескураженные, нежели в начале обыска. Вергилий выбрал момент и поблагодарил лорда-капитана за помощь в добывании руды. Тот пожал плечами: - Не к добру, похоже, было помогать тебе. С чего вы решили, что она здесь? - Я вовсе не думал, что она здесь. Но она появилась в месте, удивительно похожем на это, и другие решили, будто она именно здесь... гигантские камни, ступени, несомненная работа циклопов... - Я знаю еще одно такое место. - Лорд-капитан взглянул на Вергилия усталыми и проницательными глазами. - Но это в Микенах. Впрочем, от тамошнего замка остались одни руины, и там никого уже не спрячешь. А тебе известны иные места? Да? Тогда, доктор, маг, прошу тебя, хотя и не имею на то никакого права... Нет, все же я скажу... Не отправляйся туда сам. Пускай едут другие. Не ты. - Я должен, сударь, - выдохнул Вергилий. - Опять гонка, гонка... - Белоснежные брови хозяина поползли вверх. - Ты все время за чем-то гонишься. Отчего так? - Широкая грудь капитана издала вздох, бывший одновременно утверждением и вопросом. - Да, лорд-капитан, - ответил гость, прощаясь. - Так и есть. Пока смерть не победит меня... или я - ее... я все время гонюсь за чем-то. Прощай. - Гнаться, гнаться, - донесся мягкий голос сзади шедшего к выходу мага, - я был бы удовлетворен в жизни уже и тем, что никуда не надо спешить. Дож, нетерпеливо поджидавший Вергилия у подножия замка, немедленно тронулся вперед и, обернувшись, на ходу спросил мага: - Что этот старый хрыч сказал тебе? - То, что в Микенах есть подобный замок, однако он лежит в руинах и спрятать там никого невозможно. Дож выругался. Столько суеты, столько магии, и что толку? Что в результате? Вот что ему интересно. А младший легат, нарушая нависшую было тишину, заявил: - Мне кажется, нельзя долго испытывать терпение Императора. Тауро пробормотал, что-де тут и все Императорские легионы не смогли бы отыскать Лауру, поскольку совершенно неизвестно, где она находится. Вергилий, однако же, сообразил... в отличие от дожа... дело тут не в том, что Цезарь, потеряв терпение, кинет на поиски Лауры свои легионы, напротив, он попросту переключится на другой любезный его сердцу объект. Право же, кругом милых девушек было вполне достаточно, и все они вполне сгодились бы в жены... так что, если император в самом деле решит избавиться от своей сварливой супруги, то будет ли он тянуть с новым браком? И чего, в таком случае, стоят все планы Корнелии и вице-короля? Да и многого ли стоят в этом случае планы самого Вергилия? Клеменс в ярости хлопнул руками по бедрам и вскочил с места. Вергилий вел себя как охваченный первой похотью школяр! - Я отлично все понимаю. Ты увидел лишь оболочку, скорлупу, шелуху вещей, и до остального тебе уже нет ни малейшего дела... Да, я согласен, ты глянул в зеркало и обнаружил там личико довольно-таки милой, я согласен, весьма милой девчонки, и что же? О Зевс, ты уже не умеешь думать, ты сразу начинаешь действовать?! Пойми: не твое сердце советует тебе это, но лишь его оболочка, вот откуда идут все эти безумные импульсы, ты скользишь по поверхности вещей! Ну ладно, ладно, - проговорил Клеменс чуть более миролюбиво. - Я понимаю. В конце концов, ты предпринял дальнее и сложное путешествие на Кипр, после чего последовала чудовищная работа над зерцалом. Да, сейчас ты уже выглядишь лучше, однако пока далек от своей настоящей формы. Пойми: безумие пускаться в новое путешествие! - Аргументы Клеменса были логичными, основательными, подробными. Уклониться от них было невозможно, но и поддаваться приятелю Вергилий не собирался. Словом, он просто-напросто отмахнулся от его речей, подошел к столу и углубился в раскрытую "Космографию" Птолемея. - А я всегда говорил, - пробурчал он, - что одной из немногих вещей, побуждающих меня к действию, является любовь. Ты отвергаешь эти слова, заявляя, что любовь - это роскошь. Отлично, я напомню тебе то, что ты изрек однажды. Как это было? "Любовь испытывают и животные. Но только разумные существа в состоянии по достоинству оценить роскошь". Ты это говорил, не правда ли? Застигнутый врасплох Клеменс замолк и уставился в пространство. Затем, придя в себя, сделал вид, что никто его на слове не ловил, и принялся допытываться у Вергилия, какие именно основания диктуют ему подобные планы. Слушал он внимательно, не перебивая, знай себе почесывал бороду, а в конце спросил: - А тебе не кажется, что Ливия все же несколько далековата, чтобы отправляться туда лишь на основании астрологических расчетов? - Но она - в Ливии. Именно там она и находится. Да, я помню, как мы решили, будто она - на вилле Корнелии, но в данном случае это не играет роли. Сейчас важно лишь то место, в котором она находилась в момент составления гороскопа, и место, где она была, когда мы увидели ее в зеркале. Кстати сказать, даже если мы и видели ее на вилле, это никоим образом не мешает ей оказаться теперь в Ливии. Ее, наконец, могли просто туда отправить - уж и не знаю мотивов ее матери, да и не собираюсь заниматься их выяснением. Разумеется, чтобы покончить с этим делом, мне придется их выяснить. В любом случае гороскоп, давший правильные сведения в других деталях, явственно говорит в пользу именно Ливии. - В пользу Ливии... - С громким хлопком Клеменс закрыл книгу, лежавшую у него на коленях. - Но что такое Ливия? В Африке есть Египет, Мавритания и Эфиопия. А все остальное - Ливия! И ты собираешься обследовать бесконечность пустынь только оттого, что нарисованная схема указывает на что-то похожее? Вергилий встал. На нем была одежда цвета заката, расшитая золотом. Он медленно прошелся по комнате, а в его уме пронеслись видения одной старинной деревенской фермы, которую он знал давно и очень хорошо. Он вспомнил пасеку, курчавых вислоухих овец, крики пахаря, дубовые и ясеневые леса, клыкастых кабанов, уносящих ноги от охотников. Вспомнил и другую деревушку, в Калабрийских горах, которую он знал во времена более поздние. Ее домики разбрелись по отрогам гор, высились на кручах, подобно гнездам орлов на утесах; в тех местах струились источники невероятно холодной и кристально чистой воды, а еще там были тихие заводи, в которых плескалась осторожная рыба, леса, луга, цветочные поляны. Как бы ему хотелось отправиться в одно из этих мест и оставаться там до поры, пока слабость его тела и неуравновешенность духа не покинут его! Да, несомненно, труды над зерцалом вернули ему недостающую часть его души, но что с того? Он всего лишь сделался тем же, кем был раньше. Все его вопросы по-прежнему оставались без ответов, ни одна из проблем не была решена. К тому же теперь он глядел вперед, и, как если бы он глядел на солнце, прямо перед ним, закрывая свет, нависала громадная и тяжелая планета. И помеху эту следовало устранить. - Извини, - сказал Вергилий медленно, - думаю, в мои годы я понимаю разницу между случайным увлечением и истинным чувством... я должен... отправиться в Ливию. Так велят звезды. Рассуждая о словах, сказанных не так давно Аллегрой ("На море, господин, волны застынут навечно, когда ты повстречаешься с ней"), Клеменс вынужден был согласиться, что сказанное старухой и в самом деле может относиться к песчаным пустыням Ливии. - Однако же, - добавил алхимик, - мне приходилось слышать и о каменистой Ливии. А о Ливии феникса? Никогда. Так что же мы имеем? Хорошенькое личико, звезды, бормотание выжившей из ума старухи. Какие еще предзнаменования ты имеешь в запасе? Вергилий отошел в дальний, сумрачный угол библиотеки. - Иди сюда и смотри, - позвал он Клеменса. Тот, бормоча и вздыхая, подошел, принеся с собой свет, мягко лизнувший страницы атласа. Вергилий взял в руки свой белый жезл, но использовал теперь его как школьную указку. - Итак, - резюмировал он, - мы увидели в девственном зерцале Лауру, сидевшую на лестнице и смотревшую в сторону неизвестного нам лица. Несомненно, что никакая человеческая рука подобные ступени вырубить не могла. Никакой человек или толпа людей эти камни друг на друга не водрузила бы. Происхождение этих камней столь же очевидно, как то, что по курчавым волосам мы мгновенно отличим эфиопа или тигра - по его лапе. - Да, это работа четырехруких циклопов, - согласился Клеменс. - Что дальше? - Как "что дальше"? Разве циклопы успели возвести подобные замки в сотне мест? Нет. Возможно, они были слишком заняты выковыванием молний для Зевса или же чрезмерно волочились за земными красавицами - строили они, во всяком случае, не очень много. И записи об их постройках до нас дошли. То, что было сооружено ими на Сицилии - их первом пристанище, - с невероятными усилиями было впоследствии разрушено людьми, дабы обезопаситься от возможного возвращения четырехруких. - Жезл касался карты, и там, где он коснулся ее, загорался туманный огонек. - Замок в Микенах, как мне сказали, теперь просто груда камней. Тартесский замок в Неаполе мы исследовали и не нашли там ровно ничего. Есть еще Карфаген - то, что впоследствии стало Карфагеном, но замок вместе с самим городом был сметен с лица земли Сципионом, и теперь там лишь пустошь, покрытая солью. Что нами упущено? - продолжил Вергилий. - Последний из замков, сложенных Великими Циклопами, четырехрукими гигантами с единственным громадным глазом во лбу. На моей карте этого места нет, поскольку я не знаю его точного расположения. Но знаю, что находится замок где-то в Дальней Ливии. И вот туда, Клеменс, мне и надлежит отправиться. А моим проводником вновь станет капитан Ан-тон Эббед Сапфир. Я говорил с ним, он знает это место и готов сопровождать меня туда. Клеменс вздохнул, рухнул в кресло, встряхнул своей гривой и наконец заявил, что теперь ему возразить нечего. - В любом случае, думаю, что ты сможешь положиться на Огненного Человека, как прежде, - заключил он, отчасти успокоенный. Вергилий не ответил на это. Огненный Человек со всей определенностью заявил ему, что по причинам, вдаваться в которые он считает излишним, сможет довести Вергилия лишь до того места, откуда замок появится в поле зрения... и ни шагу дальше... Так что разбираться с тем, что они видели, точнее - с тем, что присутствовало рядом с Лаурой, с тем тяжелым и угрожающим, так и не представшим перед их взором, Вергилию предстояло в одиночку. Вокруг них расстилались пустыни Ливии - сухие и блестящие, светящиеся красным и оранжевым, желтым и белым цветами. Волнами вздымались барханы. Путешественники оставили за собой побережье, странную столицу, основанную Махундом, богом-королем, человеком властительным и опасным, и его супругой, королевой-богиней Бафомет (*43), столь же властной и еще более коварной женщиной. Они оставили за собой нивы и поля, взгорья, поросшие кустарниками и колючками, где лишь тощие коровы умудрялись отыскать себе пропитание, да и то потому, что обгладывали, становясь на задние ноги и вытягивая морды, невысокие деревца. Сказать, что Огненный Человек вел Вергилия по какому-то определенному пути, было нельзя. Здесь не было дорог, только уходила вперед странная, словно бы вытертая полоска... Верблюды мотали мордами, с которых никогда не сходило выражение крайней презрительности и высокомерия, оттопыривали то и дело куцые хвосты, орошая песок мочой. За спинами путешественников лежали три оазиса с тремя зелеными прудами, окруженными немногими пальмами, и еще три оазиса поджидали их впереди. Эббед Сапфир восседал на верблюде, точно находился на носу своего корабля, и вглядывался в сторону горизонта. Лицо его стало совершенно красным, не покраснели, кажется, только глаза, а его синий бурнус почти сиял на солнце. Валкая походка верблюда создавала ощущение морской качки, вот только на кораблях все же есть каюты, по которым можно расхаживать, есть койки, на которых можно вытянуться... Вергилий сидел, сколько мог, а после не выдержал, соскочил и пошел сам, пока удавалось терпеть жар песка. Потом снова поплотнее завернулся в бурнус и вскарабкался на верблюда. Среди песков виднелись уже осколки скал, торчавшие подобно изломанным дымовым трубам - черные, отполированные за века ветром до зеркального блеска. - А не лучше ли нам было на день останавливаться, разбивать тент и отдыхать, а в путь пускаться ночью? - задал вопрос Вергилий. Но тириец смолчал, ответ же его состоял из краткого и выразительного жеста. Нет, не лучше. По ночам небо заполняли крупные звезды, каждая из которых сияла словно бы в собственном нимбе; иногда эти светящиеся ореолы пересекались. Каждую ночь путешественники проводили круг, внутри которого ставилась палатка, и удаляли из него все камни и любые иные предметы. Но однажды ночью камень, зарывшийся в песок и потому не замеченный ими, так и остался внутри круга. В ту ночь Вергилий, опустив глаза долу, уставший от созерцания звезд на черном бархатном небе, обнаружил, что к ним приближаются два крохотных огонька. Его жест привлек к себе внимание Огненного Человека, и, взглянув в ту сторону, он немедленно подхватил головню и шагнул в темноту. Раздался звук удара, еще один... Огненный Человек вернулся к костру, волоча за собой нечто странное, что полетело к ногам Вергилия. Подняв факел, Вергилий приступил к изучению предмета, как оказалось, одного из смертельно опасных петроморфов - камнеподобных существ, оживающих к ночи и более всего на свете жаждущих пожрать горячие угли костра. За неимением которых, впрочем, петроморфы не брезговали чем угодно, лишь бы это что угодно излучало тепло. Укус тварей был холодным, каменным, и такой же окаменелой и холодной становилась их жертва. Но были в пустыне вещи и пострашнее петроморфов... Нет ничего хуже, чем слушать то, чего не видишь, или увидеть нечто, не издающее звука. За плечами путешественников остался и четвертый оазис с его пьяненьким властелином Абеном Абубу, как хозяин ни уговаривал их задержаться (являя собой странное исключение среди прочих вождей, которые, едва только получив плату за предоставленное топливо, еду и питье, с нетерпением ожидали, когда же путешественники отправятся восвояси). Сначала Вергилий решил, что бесплотные и безмолвные тени, мелькающие в сумерках, равно как и звуки, не имевшие, казалось, видимого источника, являются лишь следствием каких-то природных особенностей пустыни и песков - ближе к ночи, например, пустыня могла остывать, да и так оптических эффектов в ней бывало предостаточно. Однако же стоило ему на миг придержать своего верблюда, как тени исчезли и звуки пропали. Впрочем, неособенно встревожившись этим, он продолжил путь, больше думая о предстоящей ночи, об отдыхе и о звездах, окруженных сияющими нимбами. И вот тогда-то все и произошло... в тот самый момент, когда Эббед Сапфир наконец жестом повелел верблюдам остановиться и встать на колени, дабы путешественники могли спокойно сойти вниз. Вергилий закричал в ужасе, обнаружив, что прямо перед ним из песка вырастают некие плотные тени, превращаясь моментально в крошечных, мерзких, заросших волосами существ. Лица существ были перекошены, поры на коже были столь громадными, что казалось, будто лица изборождены оспой, глядеть на них без отвращения было невозможно. Существа вырастали из песка, словно из самих недр земных, и в руке у каждого был нож. Огненный Человек выкрикнул что-то на странном древнем языке: "Тала, хон! Тала, хон!", а затем - Вергилию: "Ко мне, ближе, ближе!" Вергилий кинулся к нему, таща за уздечку верблюда - несомненно, они бы пропали, их бы убили, когда бы в тот же самый момент палец Эббед Сапфира не повторил свой привычный жест, окружив путешественников линией огня. Троглодиты нарушили молчание, взвизгнули в ужасе и отшатнулись назад. Однако же те из них - немногие, что оказались внутри круга, кинулись на путешественников. Огонь между тем становился все выше и отсекал остальных уже настоящей стеной. Но времени разглядывать это зрелище не было. Вергилий поймал меч, брошенный в его сторону Огненным Человеком, и ринулся на троих коротышек, оказавшихся перед ним. Троглодиты отскочили в стороны и приняли такие позы, что намерения их разгадывались легко: сначала - прыгнуть сзади и перерезать ахиллесовы сухожилия, затем - спереди и вскрыть сонную артерию. Однако же те, кто рассчитывает на оторопь и беззащитность жертв, слабы в открытом бою. Один из уродцев валялся уже без головы, другой, не преуспев в собственной атаке, с изумлением разглядывал свою рассеченную руку и напрочь выключился из схватки, третий же в отчаянии кидался на Вергилия, подобно крысе, оказавшейся с глазу на глаз с собакой в яме... Какое-то время они кружили друг против друга с оружием наготове, но тут к ним направился Эббед Сапфир, успевший уже прикончить двух других троглодитов. Уродец, несомненно, сразу бы нашел тут конец, когда бы, отступая, не угодил ногой в одну из тех дыр, сквозь которые троглодиты выбирались из своих подземелий наружу. И, с торжествующим криком, скрылся с глаз - там его достать не могли. Так, во всяком случае, ему казалось. Эббед Сапфир вновь протянул свой палец, и огненная змея истекла из него и скользнула в дырку. Донесся крик ужаса и боли, вскоре все затихло. Огненное кольцо постепенно гасло, кругом воцарилась тишина. - Да, несомненно, капитан, ты всесторонне изучил огонь, - с искренним уважением произнес Вергилий. - Изучил огонь?! - неожиданно взорвался Эббед Сапфир. - Как ты можешь говорить так? Изучил... Я - властелин огня, я знаю все его тайны и тайны его тайн! Что же, - сказал он, успокоившись, - отправимся дальше. В эту ночь последуем твоему предложению. Но, видишь, на свете существуют куда более неприятные вещи, чем солнечный удар... Путешественники оставили за собой пятый оазис. Там они не задержались; даже если бы местный предводитель склонял их к этому, они все равно бы отказались, памятуя о пьянчуге Абубу, который, несомненно, задерживал их ради того, чтобы уведомить о путешественниках троглодитов. Похоже, в таких случаях ему причиталась часть добычи. Так что Вергилий не был удивлен, обнаруживая на пути останки - то разодранную в клочья одежду, то обглоданные человеческие кости. - Им не повезло, что они путешествовали без тебя, - прокомментировал он, подцепив носком туфли одну из костей. Тириец только хмыкнул на его слова, терпеливо дожидаясь, пока Вергилий удовлетворит свой интерес, чтобы продолжить путешествие. - Что это?! - воскликнул маг. - Это могли сделать только в Неаполе! - Вергилий нагнулся и принялся очищать от песка потемневшую безделушку. - И только в Неаполе носят такие амулеты, рассчитывая с их помощью уберечься от сглаза... не нравится, ох, не нравится мне все это... Я не слыхал, чтобы хоть один неаполитанец отправлялся в эти края! Кто это мог быть?! Но Ан-тон Эббед Сапфир лишь закричал со своего верблюда: - Вперед! Вперед! Скорей! Они миновали последний оазис - далее их уже не будет. Там, впереди, не будет уже ничего, кроме пустыни, и за пустыней - Лунных гор, где обитают крошечные, похожие на карликов и гномов пигмеи, а еще дальше, за ними - берег Эритрийского моря. - Дальше я не пойду, - неожиданно произнес финикиец. Края синего бурнуса открыли его лицо, оно выглядело изможденным. Он был не слишком приятным спутником во время этого путешествия, но, по сути, он ведь и нанимался лишь как провожатый... - Но ты обещал, что доведешь меня до замка? - удивился Вергилий. - А если ты этого не сделаешь, то насмарку пойдет все путешествие. Тириец поднял палку, которой погонял своего верблюда, и указал вдаль: - Я сдержал слово. Песок засыпал ров вокруг крепости, а время либо враги разрушили башенки и зубцы на крепостной стене. Впрочем, некоторые укрепления оставались еще целыми - по-прежнему внушительно выглядели бастионы и редуты, обнаружив пролом в стене. Вергилий проследовал внутрь, решив не искать настоящего входа, который к тому же запросто мог оказаться занесенным песком. За проломом был сад, то есть тут когда-то был сад, от которого нынче остались лишь белые скелеты деревьев, бросавшие хрупкие тени на дно высохшего водоема. Слой тончайшей белой пыли лежал на всех камнях, и внезапно Вергилий увидел отпечаток босой ноги. Отчетливый, свежий след маленькой, аккуратной ступни. И тут, пока он глядел на него, в прозрачном сухом воздухе возник звук - чистый и ясный. И еще звук, и еще - они начали складываться в мелодию, неизвестную ему, но странную и прекрасную. Он последовал ей навстречу, как если бы спешил утолить многодневную жажду, услышав неподалеку звук струящегося ручейка. Он прошел сквозь разбитую арку, спустился по гигантским ступеням, благодарный за сумрак и прохладу - первые после многих недель прямого и яростного солнца, - оказался во внутреннем дворике и увидел ее. Лаура держала в руках цимбалы, водила по струнам плектром, сделанным из пера какой-то птицы, а завитки ее красно-рыжих волос касались морщинистого бока хозяина замка - громадного и почти вечного четырехрукого Старого Отшельника. Глаз циклопа был открыт с того самого момента, как Вергилий ступил во внутренний двор. Глаз был громаден, сверкал золотом, на белке виднелись красные жилки. Глаз был один, и горел он в середине широкого и низкого, изрытого морщинами лба. А для другого глаза места там просто не было. Назвать его _монстром_ не мог бы никто - моментально понял Вергилий. Голос циклопа был низким и богатым, говорил он медленно и приятно, слова его были вполне человеческими, не содержа в себе ни малейшей угрозы или неприязни. Нет сомнений, могучий и изощренный ум лежал за его единственным глазом - о своем одиночестве он рассуждал без тени жалости к себе, прочел даже собственные стихи, несколько строчек об этом. Он явно нравился Лауре, во всяком случае, она нисколечко его не боялась. Но он был стар, противоестественно стар, и был он последним представителем своей расы, и был совершенно одинок. - Послушай, человек, ты проделал длинный путь, чтобы добраться сюда. Ты не знаешь меня, поэтому не можешь быть моим другом, делаться твоим врагом у меня тоже ни малейшего желания, - сказал он. - Но ее я тебе не отдам. Ты ее любишь? - Да, - вздохнул Вергилий. - Вот и я люблю... - Он встряхнул своими белоснежными кудрями. - Но у тебя есть мир, полный друзей, знакомых, да и просто людей. А у меня ничего этого нет. Ты думаешь, что твоя страсть и тяготы, вынесенные тобой, дают тебе на нее право. Но послушай: кто, как не я, выхватил ее из рук троглодитов, когда ее так называемая охрана была перебита? Да и то, какая это была охрана... Думаю, это были те самые похитители, которые привозят сюда девиц для погребальных костров, устраиваемых неподалеку. И не я ли с мукой глядел на то, как некий муж, прекрасный обликом, скрывался в огне с очередной из подобных женщин? Не я ли его ненавижу? Так чего стоит твой иск в сравнении с моим? - Послушай, Отшельник, - ответил Вергилий мягко и уважительно. - Мой иск, он не только мой. У девушки есть брат и мать, у нее впереди жизнь среди людей. Кто-то сделается ее мужем... А ты, ты... тебе ведь им не быть. - Конечно. Я понимаю. Я не настолько безумен, как мой брат Полифем, чья бессмысленная страсть к женщине человеческого рода... Нет, со мной иначе. Я просто хочу, чтобы Лаура была при мне, я буду держать ее здесь, как держал бы прекрасную птицу, она все равно погибла бы в горячих песках, а вместо этого нашла убежище у меня. Ее мать слишком уж долго владела ею, у брата есть мать, да и жена, наверное, и дети. А у меня нет никого. Одна Лаура. Я ведь уже и не помню, когда у меня был хоть кто-то. Не отдам я ее тебе. Сама же Лаура оставалась спокойной, медленно поворачивая голову с отсутствующим выражением на лице от одного к другому, мягко и стеснительно улыбалась и изредка проводила плектром по струнам. Вергилий пустился в диспут, по обыкновению старательно и логично развивая мысли, ответом же ему было простое: "Я ее тебе не отдам". - Знаешь, - сказал Отшельник, помолчав. - Я жил здесь, когда вокруг все зеленело и было молодо. Я видел, как титаны плещутся в водоемах, подобно дельфинам или китам, - в водоемах, где ныне сушь и песок. А где сами титаны? Я видел стада сфинксов, проходящие к рекам, дабы произвести там свое потомство. Где те сфинксы и где те реки? Земля пострадала, ее одежки сносились, а я остался один, я одинок настолько, что никто из людей не может понять, что это за одиночество. Что ты мне рассказываешь обо всех этих королях, королевах и принцессах... Не отдам я ее тебе, человек. Несомненно, спорить было не о чем. Вергилий все же произносил какие-то слова, но сам в это время думал о том, как ему перехитрить Отшельника... Он опасался, что тот в состоянии читать его мысли, и, как бы подтверждая эти опасения, гигантский глаз смотрел на него, ни на миг не перемещаясь в сторону. Глаз был громадным, он словно пронизывал насквозь, и Вергилий начал бояться, что этот неподвижный взгляд просто-напросто заворожит, зачарует его. Нет, этого еще не произошло, но в то же время, пока его золотое сияние изливалось на мага, тот не мог и пальцем пошевелить, не говоря уже о том, что у него не было с собой его сумки, набитой всякой всячиной. И тут, подумав об этой сумке, заполненной всяческими магическими предметами, он оставил в стороне фантазии, и его пальцы залезли в самый обыкновенный кошелек, висевший у него на поясе. Нет, конечно, он не мог бы достать оттуда нож, и нечего думать, что он применил бы его против циклопа. Он всего лишь извлек оттуда монетку. Монетка была новой, блестящей, и, видимо, по известному человеческому обыкновению расплачиваться сначала старыми, стершимися деньгами, он приберегал ее на потом. Так она и сохранилась, а теперь он ее достал. Циклоп машинально взглянул на блестящий кружочек - он смотрел недолго, какую-то секунду, но и этого времени хватило Вергилию, чтобы швырнуть горсть песка в единственный, гигантский, сияющий глаз циклопа. Отшельник взвыл, Лаура закричала. Вергилий бросился к ней и подхватил на руки. Закричал сам, и оба голоса - свой и Лауры - отвел в сторону, и, пока он бежал прочь, держа ее на руках, голоса их звучали откуда-то справа. На время ослепленный циклоп ринулся туда, крича, размахивая всеми четырьмя руками, понесся по неверному коридору, вниз-вниз, вдогонку за убегающими голосами, за коварными, лгущими голосами. - Прощай Отшельник, - тихо крикнул Вергилий. - Ты понравился мне, старина. Я тебя очень люблю, но - прощай! - И еще раз; - Прости меня, Отшельник, - Вергилий слышал, как голос его доносится издалека, - но я причинил тебе меньше вреда, чем греки - твоему брату Полифему... Прощай, прощай, прощай! И, еще до того как слезы промыли его глаз, старый Отшельник понял, правда, слишком поздно, что люди убежали... И уже издалека до них донесся неистовый, жуткий крик отчаяния, и мириады эонов одиночества звучали в этом вопле... 13 Огненный Человек, тяжело сгорбившись, сидел на песке. Похоже, путешествие вымотало его куда сильнее, чем Вергилия. Но только он увидел Лауру, как моментально поднялся на ноги и стал забираться на верблюда. Вергилий предпочел бы подкрепиться остатками провизии, хранившейся в переметных сумах, поскольку у циклопа лишь выпил свежей и сладкой воды из серебряной чаши, а о еде заговорить постеснялся. Впрочем, с едой и в самом деле лучше было потерпеть, пока не отъедут подальше. Только вот... - Но сюда мы ехали другим путем?! - крикнул он. - ...другой путь... - донесся до Вергилия обрывок фразы, которую Огненный Человек прокричал, даже не повернувшись к нему. - Чтобы объехать стороной троглодитов? Но ответа не последовало. Вергилий ехал бок о бок с Лаурой, время от времени заговаривая с нею, но она отвечала скупо и кратко. Вела она себя столь же застенчиво и невыразительно, что и раньше, казалась бездумно послушной, и Вергилий внезапно задумался о своих чувствах к ней. Неужели она и в самом деле лишь красивая кукла? Или Корнелия сумела подавить и растоптать ее личность? Или девушка до сих пор находится в шоке? Сейчас она едва сумела ответить на пару его вопросов, не ответить даже, а всего лишь объяснить, почему ответить на них не может. - Не знаю, почему меня похитили на Великой Горной дороге, - мягко произнесла она. - Похитители сказали, что моя мать, королева, послала их и показали письмо от нее. - Подлог, разумеется. Но странно... почему же тебя повезли так далеко, когда спрятать можно было где угодно? Не могу понять их мотивов вообще. Выкуп? На это Лаура ничего не могла ответить и лишь глядела по сторонам своими сладкими, кроткими глазами цвета темного вина. То и дело Вергилий предлагал остановиться, но Огненный Человек всякий раз настаивал на том, чтобы продолжить путь, иной раз отрицательно мотая головой, иной же - указывая вперед своей палкой. Вергилий и Лаура настолько уже ослабли, что не заметили, как покинули пределы пустыни и теперь, судя по всему, довольно уже давно ехали среди скал, вздымавшихся вокруг их тропы. Едва ворочающимися от усталости языками они обсуждали это, и тут Лаура закрыла глаза и поднесла руки к вискам. Вергилий едва успел поддержать девушку. - Надо остановиться! - закричал он. - Принцессе плохо! - Мы почти на месте, - ответил Огненный Человек, не обернувшись. - На каком месте? - Вергилий ощутил, как в нем нарастает ярость. - Почти где? Мы должны немедленно остановиться! - Эббед Сапфир, однако, разговаривал только с верблюдом, так и не прекратив движение. И тут порыв ветра донес до них запахи... пахло благовониями, как если бы они оказались где-то на Кипре. Вергилий сначала подумал, что все это ему лишь почудилось, но тут он увидел... Был это вовсе не сад. Дорога вывела их на плато, блестящее в лучах заходящего солнца подобно гигантскому алмазу. На плато был сложен огромный костер, костер, подобного которому Вергилий не видел никогда, - высотой с громадный дом, составленный из целых древесных стволов, из пахучего кедра, из благоухающего сандала, сложенный из веток мирры, бальзама и подобных им... На верх костра вели изысканно изукрашенные резные ступени, и там, наверху, виднелось что-то похожее на беседку. Словно вспышка света разорвалась в мозгу Вергилия. Все обрывки, кусочки, детали мысли, танцевавшие хаотично в его голове, ныне встали на место, составились в целое. "Огненный Человек! Человек из Тира! - пронеслось в его сознании, пока Эббед Сапфир спешивался и направлялся к костру. - Финикиец? Да нет же, не финикиец, но сам..." - _Феникс!_ - произнес, обернувшись. Огненный Человек с пламенеющим лицом и сияющим взором. Нет, не финикиец, но сам Феникс! Не та, разумеется, символическая птица из легенд и сказок, но существо во плоти. Происходящее, казалось, совершалось из последних сил, но с торопливостью, с какой человек спешит на долгожданное свидание. Слова потоком лились из Феникса. Он тоже был стар, очень стар - не так, конечно, как циклоп, но он был стар и смертей, и дряхлость немилосердно отягощала его. За века своей жизни он обошел весь мир вдоль и поперек, и вот его час настал, свобода была близка, казалось - она на расстоянии вытянутой руки. Лишь огонь может избавить от мучительного ощущения обветшавшей плоти, лишь сгорев, он сможет обновиться... "Знак обновления, - подумал Вергилий, - орел, змея, феникс..." - Ну что же, если в этом все дело, то я не встану у тебя на пути, - сказал он вслух. Тот глядел на него, готовый, казалось, расхохотаться. - Ты? Да ты же не больше, чем просто дорога, по которой я прошел! Фениксу не нужны ни слуги, ни оруженосцы! - Ну хорошо, ты достиг своего. Тогда зачем же ты привел меня сюда? Я должен поджечь твой погребальный костер? Хорошо, хотя это и не совсем мне по душе. - У меня нет времени, чтобы оценить твою иронию. - Эббед Сапфир все же расхохотался. - Тебя я взял лишь для того, чтобы ты таскал для меня каштаны из огня. Циклоп меня ненавидит. Конечно, я не был вполне убежден, что ты сумеешь вызволить мою невесту из его плена... - _Твою невесту?_ Огненный Человек кивнул: - Да. Ты говорил о том, что я достиг своего. Мало же ты обо мне знаешь, если теперь изумляешься. _Да, у Феникса должна быть невеста!_ Но Феникс - всегда мужчина, и невесту он выбирает среди дщерей человеческих. И наша свадьба, женитьба, венчание - это не просто акт любви, хотя и в подобных делах Феникс смыслит не менее вашего. Тут другое - лишь в союзе, в слиянии мужского и женского начал в огне образуется магическое яйцо, из которого потом возникает обновленный Феникс. Моя невеста, - обернулся он к Лауре, - моя невеста! Та с кратким вскриком отступила назад и встала за спиной Вергилия. - Не бойся. Не надо пугаться. Боль мгновенна, а наслаждение стократ ее превысит - лишь в этом наше бракосочетание и напоминает свадьбу смертных. Не бойся, но увенчай собой наш брачный чертог на вершине костра... Ты боишься? Поверь, не надо бояться! Я подожду, подожду еще немного, но я не могу ждать очень долго. - Но послушай, Феникс, - произнес Вергилий, глядя, как закат делает лицо собеседника совершенно подобным пламени, - отчего же из всех женщин мира ты избрал именно ее? Видишь: она тебя не хочет, она не желает того, что ей предстоит. Неужели во всем мире ты не мог сыскать ни единой женщины, которая бы стала твоей невестой добровольно? - Да. Я нашел. Это правда. Давно, когда ее еще не было на свете, я нашел ту, что согласилась стать моей, - в обмен на долгую жизнь, на любовь, на трон. Она получила все - трон, любовь, разделила страсть... но время преображения настало раньше, чем предполагалось, и эта предательница в ужасе отшатнулась от меня. Лицо, вся кожа Феникса горели огнем, лишь глаза оставались сине-зелеными и холодными. Вергилий будто услышал голос Корнелии: "Мое сердце принадлежит тому, на кого я взглянуть не смею", и он не сомневался, что взгляда этого было достаточно, чтобы заставить ее взойти на костер и сгореть, вспыхнуть в бушующем пламени... - Но, - лицо Феникса исказилось мукой, - она отказалась, предательница. Только в предательстве она и сильна. Да, она сумела соорудить между нами непреодолимые преграды... Но... только между нами двумя... Поэтому... То, что мужчина желал бы самому себе, - продолжил он, - может осуществить его сын. А для женщины таким человеком будет ее дочь. Вот поэтому я и говорю: она моя невеста. Ну что же, не Корнелия, королева Карса, тогда - дочь ее, принцесса Лаура. Да будет так. Иди ко мне, невеста моя. Иди. Он смолк и протянул руку. Лаура вновь отшатнулась, так резко, что Вергилий не успел встать с ней рядом. И тут же палец Феникса пришел в движение, и стена огня разделила их. Линия распалась на две и окружила обоих кольцом пламени. Едва Вергилий сделал шаг в ее сторону, как огонь вырос и словно замуровал Вергилия внутри себя. Вергилий не двигался и сквозь сполохи пламени видел, как Феникс, шевеля рукой, медленно перемещает огонь и Лауру в нем ближе к себе. Круг солнца зацепился нижним краем за горизонт. Воздух стал темнеть, становился синим и прозрачным. Ветер трепал пламя. - Идем, - сказал Феникс. Он вытянул палец и добавил: - Я должен был почтить своим присутствием место погребального костра моего предшественника на Кипре. Сюда ко мне никто не придет. Не беда, в особых эпиталамах я не нуждаюсь. Да и в эпитафиях тоже. Вергилий безмолвно наблюдал, как Феникс приближает Лауру, заключенную в пламя, к себе, как протягивает ей руку - и она берет ее. И вместе они направляются к костру... - Прощай, рыцарь... - напоследок обернувшись, произнес Феникс. Но теперь вверх пошла рука Вергилия, теперь его палец произвел движение, но обратное тому, какое делал Феникс... огонь вокруг него задрожал... стал уменьшаться... уменьшился, превратившись в едва светящиеся окружности на почве. Маг шагнул вперед. Феникс, оторопев, глядел на него. - Ну что же, Феникс из Финикии, - сказал он. - И я бывал там. И я овладел тайнами огня. _Вот только учился не в Тире, а в Сидоне_. Из горла Феникса вырвался звук, схожий одновременно со стоном и рычанием: от Тира давно уже оставались лишь пепел и камни, Сидон же благоухал и процветал по-прежнему. Вергилий усмехнулся. - Мои силы противоположны твоим, - продолжил Вергилий. - А твои действия, надо отметить, не всегда удачны. Да, таких, как я, мало, но кто, как ты думаешь, потушил пожар в моем доме на улице Драгоценной Сбруи? Что ты мне рассказываешь, что огонь был занесен туда саламандрой, ты, овладевший тайнами тайн огня? Тебе отлично известно, что саламандры не возжигают огонь, но - его гасят! Это они умеют проходить сквозь пламя без ущерба для себя, это они питаются огнем, оставаясь невредимыми. Так иди же, Феникс, ступай к своей невесте, к своей настоящей невесте, требуй от нее ответа, если хочешь. А эта женщина - не твоя, и ты ее отпустишь. Вергилий отступил назад. Ночь взорвалась перед ним, камни изрыгали из себя огонь, песок тлел, готовый вспыхнуть. Он поднял руки - перед ним на землю пал туман. Огни слабели, чадили, шипели, словно от боли. Камни трескались, резко охлажденные влагой, в воздухе клубился пар, и тут вниз хлынули потоки воды. Огненные змейки, ползущие по камням, гасли, тлели в лужах. Феникс извергал крики, полные ярости, он стоял перед Вергилием, как само пламя, размахивая светящимися, пылающими, истекающими огнем руками. Туман и мгла стали рассеиваться, воздух начал прогреваться, сделался сухим, словно в бане. Снова показались звезды, окруженные нимбами, и темнота вновь вздрогнула и рассыпалась огнями всех цветов: белыми, голубыми, красными, оранжевыми, желтыми и зелеными, но постепенно их становилось все меньше и меньше. И вот все они потухли. Вергилий начал зябко дрожать на холодном ветру. Запах благоуханных деревьев, разогревшихся и омытых влагой, сделался еще сильней. У подножия пирамиды без чувств лежал его противник. - Феникс, - позвал его маг, - садись на верблюда. Тот с трудом поднял голову и вновь сделал усилие, вновь вспыхнул, испустил пламя, как уголь. Но это была его последняя попытка. И тогда огонь оставил его. - Феникс, - повторил Вергилий. - Садись, поехали. Нельзя было смотреть без мучений, как тот, на четвереньках, из последних сил, карабкается вверх по резным ступенькам, вверх, на вершину своей пирамиды-костра, как валится на одно из стоящих там кресел - не то трон, не то брачное ложе. Вергилий обвел так и не запылавший костер своим белым жезлом и заставил круг светиться. - А теперь, Феникс, слушай мое заклятие: Внутри этого круга Огонь не вспыхнет, Дождь не прольется, Пока я не пройду свой путь. На небеса выкатилась холодная луна, и камни слились с собственными тенями. Феникс застыл на вершине пирамиды, молчаливый, неподвижный, словно статуя. Верблюды, впрочем, казались теперь гораздо менее высокомерными. Возвращаться по старому пути Вергилий не рискнул. Как-никак, там по-прежнему обитали троглодиты, которые вполне могли взять реванш, застав путешественников врасплох. Там обитали каменные твари-петроморфы, не говоря уже о том, что в одном из оазисов их поджидал достопамятный Абен Абубу, вряд ли довольный расстройством своих планов. Но другой дороги к побережью он не знал, а полагаться на случай не хотелось. - Нам, похоже, надо свернуть на юг или на восток, - сказал он Лауре, объяснив положение. - Как по-вашему? Она рассмеялась и накрутила на палец длинный завиток, выбившийся из-под накидки. - Я не привыкла, чтобы кто-то интересовался моими мыслями, - сказала она. - Сейчас попробую напрячь ум... надо преодолеть там что-то... - Она насупилась и задумалась. - На север от нас лежит Срединное море? Так? А на запад... Западный океан. Так, вроде бы, оно и есть. А вот что на юге и востоке, я не знаю, доктор Вергилий. Маг быстро начертил в пыли, освещенной луной, карту. На юг лежали горы, разделяемые пополам черными водами реки Нигер, ниже по которой, как говорили, стоял великий и богатый город Тамбукту. За горами же и рекой находилась земля гарамантов и дальняя Эфиопия, область, называвшаяся Эквиноксом, еще одна, именуемая Агисимбой, далее же простиралась Терра Инкогнита, чьи земли и границы никем еще не были исследованы достоверно. Если же направиться на юго-восток, то маршрут пересечет истинную Эфиопию, Нил, реки Астапус и Астанбору и наконец упрется в Эритрийское море. - Юг, правда, не слишком хорошо известен, дорога же через восток потребует очень много времени. Думаю, нам следует вначале отправиться на юг, обогнуть горы, а затем свернуть на восток в расчете, если нам посчастливится, повстречать караван, направляющийся в Верхний Египет. Ну, а уж там... Лаура ненароком зевнула и тотчас же извинилась: - Вы же видите, я просто девушка-служанка, которая совершенно не умеет себя вести, хотя и была облагодетельствована королевой Корнелией, дочерью дожа и внучкой самого Цезаря. Пока не стряслось все это, я и не выезжала за пределы Карса. Все произошедшее было просто ужасно, и я очень рада, что все теперь позади. Мы ложимся спать? К исходу следующего дня они достигли гористой местности, при этом им посчастливилось обнаружить ручеек, вытекающий из расселины в скале, возле которой образовался небольшой пруд. Оазисом это место назвать было нельзя, поскольку вода не смачивала окрестную землю, судя по всему, из-за сильного испарения, да и земли тут было немного, разве что небольшой ее пятачок остался не сметенным постоянными ветрами. Путники напились сами, подвели к источнику верблюдов, вслед за чем заполнили водой все имевшиеся у них кожаные сумки. Потом залили водой зерно - последнее, что оставалось из съестного - и съели эту безвкусную жижицу. - Совершенно пресно, - констатировала Лаура, облизывая пальцы, - удивительная мерзость. Еще хочется. - Она вывернула карманы и исследовала их содержимое. Маленький носовой платок, сухая кроличья лапка ("Мяса на ней, к сожалению, нет"), четки и еще что-то коричневое, съежившееся и приятно пахнущее. - Это огрызок моего последнего яблока, - улыбнулась она. - Садовник в Карее дал мне его на прощание, сказав, чтобы я его сохранила, оно напомнит мне о Карее... но я проголодалась и съела его. Нет, это совершенно простые четки, - добавила она, увидев, что Вергилий пропускает нитку сквозь пальцы. Одна из бусин заинтересовала его. - Откуда они у вас? - спросил он. Бусина была не слишком белая, радужно переливалась, и в ней были вкрапления голубого цвета. - Не знаю... - пожала она плечами, - кажется, их собрали на дне реки, когда та пересохла, было такое жаркое лето... А этот камешек как-то называется, доктор Вергилий? Вергилий поднес камень ближе к глазам. Голыш, казалось, весил куда больше, чем ему полагалось. - На дне реки... А один из притоков этой реки берет свое начало на севере - там марматы называют его "связующим время"... О камне известно мало, что с ним можно делать - тоже не слишком хорошо понятно, однако же... в нашем положении надо пробовать все. Я могу его разбить? - повернулся он к Лауре. Она сделала грациозный низкий реверанс, широко раскинув свою юбку, и это смутило мага. Лаура заметила это, сконфузилась и тут же попросила прощения. Вергилий пробормотал что-то невнятное в ответ и отошел к ближайшим скалам, там нагнулся и что-то поискал на земле. Вернулся он с двумя камнями, положил бусину на один из них и ударил вторым сверху. Еще раз ударил, и еще. Наконец камень раскололся на три части, совершенно не покрошившись. - А теперь дайте мне ваш огрызок... - Он взял свой жезл, сделал в дерне дырочку и поместил туда листок растения, называемого арбор, "дерево жизни"; эти листья он всегда носил при себе, в пакетике, хранящемся в кошельке на поясе. Затем расширил дыру и поместил туда огрызок, утрамбовал почву обратным концом жезла и присыпал сверху землей. Вергилий расположил три осколка бусины так, что они образовали равносторонний треугольник, в центре которого находился теперь огрызок... Что было после и что делал Вергилий, Лаура вспомнить потом не могла - не была уверена, что все действительно было так, как было. Казалось, что-то случилось с небом, луна неоднократно и быстро проходила все свои фазы, солнце металось по небосклону по своему обычному маршруту, но очень быстро, кругами перемещались звезды, и происходило все это не на целом небе, но только в части его, ограниченной гигантским треугольником. Она взглянула вниз и с не меньшим изумлением обнаружила, что тоненький росток уже выбился из-под земли и старательно стремится ввысь. - Ой! - вскрикнула Лаура и захлопала в ладоши. Сухой и сладкий воздух заполнился благоуханием цветущей яблони, и вот лепестки уже облетают вниз, словно снежные хлопья. Завязь плодов начинает наливаться, подобно тому, как груди роженицы наливаются молоком, и вот с ветвей свешиваются самые настоящие яблоки... Они ели эту пищу, которая была одновременно и питьем, кормили верблюдов, заполнили яблоками все переметные сумки, сделали узлы из подстилок и накидок, наполнили и их. И наконец тронулись в путь. В стране гарамантов климат оказался таким, что в полдень оставленная на солнце вода кипела, в полночь же - все менялось, и та же вода замерзала к утру. Такие перепады не слишком, похоже, досаждали местным обитателям - небольшому народцу, который старался вообще не попадаться на глаза чужакам. Их можно было увидеть только издали, так что даже докричаться до них не удавалось. Иногда Вергилий и Лаура видели их странные, облаченные в накидки фигуры с поднятыми руками, вырисовывающиеся на фоне гор или неба. И всегда их сопровождали собаки, которых гараманты любили куда больше, чем род людской. Собаки, впрочем, отвечали им полной взаимностью: однажды, когда нубийцы захватили в плен гарамантского короля, рассчитывая на выкуп, собаки - не менее двух тысяч - настигли нубийцев по следу, обрушились на спящий лагерь, уничтожили врагов и освободили короля. Во Внешней Нубии их испугало то, что вначале они приняли за призрак женщины, умершей во время попытки избавиться от ребенка. Призрак ее, показалось им, со стенаниями носился по пустыне, подзывая и окликая свое нерожденное дитя, вечно ища его и никогда не показываясь людям. Вергилий попытался изгнать этого духа, что ему не удалось, и он понял, что существо было не человеческим духом, а просто мерзкой тварью, называемой то шакалом, то гиеной, которая, подражая человеческому голосу, подобно перрогуэнте, индейской птице, заставляет людей искать ее, пока те не выбьются из сил, и тогда тварь набрасывается на них сзади и с хохотом убивает и пожирает. Наконец, почти сгорев на солнце и окоченев на холоде, они повстречали караваи, доведший их до Меру на Ниле, города-порта, знаменитого своими промыслами кож, помета и клыков крокодилов. По какой-то парадоксальной (впрочем, весьма свойственной ей) прихоти природы экскременты этих тварей запахом превосходили лучшие сорта мускуса и были совершенно незаменимы для приготовления мазей, притираний, духов и благовоний. Зубы же использовали при лечении болей в костях и суставах, принимали также и внутрь как возбуждающее средство. На Ниле, в том же самом Меру, они раздобыли себе места на плоту, сплавлявшемся вниз по реке, и теперь, с двумя или тремя остановками, должны были доплыть до самой Александрии - со скоростью течения. Глазу, привычному к горам, взгорьям, долинам, островам и побережьям Европы, Нил и его берега могли показаться довольно скучноватыми, но Вергилию речная прохлада была куда милее раскаленного зноя пустыни. Что касается девушки, то и она не скучала, поскольку все тут ей было в диковинку. И деревья, клонящиеся к своим отражениям в мощных водах, и гигантские гиппопотамы, разевающие глубокие, зубастые пасти, и поля, густо колосящиеся тучной, сгибавшейся под тяжестью колосьев пшеницей, богато изукрашенные входы в пещеры, где нашли свой приют мумии, сохранившие облик прежних властителей страны, огромные пирамиды, недра которых доселе остаются лакомым кусочком для всех тех, кто верит, будто там скрыты несметные богатства фараонов... Вергилию показалось, что девушка полностью поглощена окружающим, он даже вздрогнул от неожиданности, когда она обратилась к нему с вопросом: - Господин Вергилий, а почему вы отправились меня искать? Глупые слова замерли на его устах. Да потому, хотел сказать он, что твои рыжие волосы с коричневатым отливом, твои карие глаза с рыжинкой, твоя белая кожа с ручейками синих жилок, твои тонко вылепленные карминовые губы, изгиб твоих бровей и мягкое колыхание груди заполнили взор мой и сердце... потому я и покинул чадящую вредными испарениями лабораторию и библиотеку, пахнущую затхлостью старых книг, столь милой мне затхлостью... И разве это была бы ложь? Он помолчал минуту и вместо этого рассказал ей всю историю о зерцале, сказав напоследок, что хотел довести ее до конца. - Чтобы не осталось ничего невыясненного... - подвела черту она. - Ну да... чтобы все выяснить... Лаура кивнула, удовлетворенная ответом, но тут же состроила быструю гримаску. - Что... - начал было он. - Королева, - сказала она. - О, - сказал он. - Да. Королева... не беспокойтесь. Она взглянула на него, подняла одну бровь. Затем улыбнулась и ласково сказала: - Хорошо, не буду. 14 О своем путешествии в Ливию Вергилий Корнелии не сообщал, впрочем, не делал попыток и скрыть это от нее. Ему казалось, что так или иначе, но она прознает сама, впрочем... могло статься, что и нет, ведь и он, и Огненный Человек вновь отправились в путь порознь, без излишней помпы. И вот теперь Вергилий с девушкой входили в ворота виллы... Глаза и рот Туллио, встретившегося им по дороге, раскрылись до своих крайних пределов, но взгляд и жест Вергилия быстренько установили их на место. Еще один взгляд - и Туллио уже вел их к госпоже. Корнелия занимала себя маленькими, прямоугольными, толщиной в лист пергамента, плашками из слоновой кости, расписанными и разукрашенными умелым миниатюристом. На лице застыло обычное выражение рассеянности, мысли королевы блуждали где-то далеко. Часть карточек-дощечек она держала в руках, другая же - была выложена на столе. "Рота", - бормотала она. "Рато". "Отра". "Атор". "Тара". Она взглянула в сторону вошедших, карточки выпали из ее руки и разлетелись по полу. - Маг... (*44) - прошептала Корнелия. Возле нее на низеньком стульчике сидела та самая девушка-служанка, которую он впервые увидел в тот день, когда спасался от мантикор. В тот же день, в который он впервые увидел и Корнелию. В первый момент показалось, что служанка вот-вот поднимется с места и что-то скажет... но быстрый взгляд Корнелии - рука королевы легла на плечо сидящей, и слова остались непроизнесенными. Королева вернула себе самообладание, вот только глаза ее оставались пока закрытыми. Наконец она встала и подошла к Вергилию и Лауре. Глаза ее, полные радости, триумфа, благоговения и страсти встретились со взглядом мага. Она обняла девушку, покачала ее в своих объятиях и отпустила. Лаура от объятий королевы не уклонилась, но ответила на них довольно сдержанно. - Я не спрашиваю о том, где ты была, не спрашиваю о том, что случилось. Теперь я слишком переполнена чувствами. Да и что все эти подробности в сравнении с тем, что ты здесь! Как мы отметим твое возвращение, дочка! А сейчас, сейчас позвольте нам остаться наедине... Она приобняла девушку и стала подталкивать ее к выходу. Вторая девушка поднялась со своего стульчика и, повернувшись спиной к остальным, уже направилась к двери. - Госпожа... - Всего лишь несколько мгновений наедине, маг. Вы можете понять меня. И тогда... - Госпожа... Корнелия вздохнула и обернулась к нему. - Вы знаете, я не могу отказать вам ни в чем. - Речь о моем вознаграждении, госпожа. Она заговорила, и Вергилий понял, что сомневаться в ее сердечности он не может. - Все, что только пожелаете, драгоценности - сколько угодно. Эту виллу, если она вам нравится, мои наследные владения в Карсе. И даже те поместья, которые достались мне по завещанию Августа Цезаря... Что пожелаете... Вергилий склонил голову: - Ваши предложения - великая честь, но желаю я иного. Могу я сказать, чего именно? - Корнелия кивнула. - Отдайте мне эту служанку. - И он указал на девушку, бывшую при королеве. Лицо Корнелии побледнело. Покраснело... Она подняла руки, словно защищаясь от удара. Впрочем, быстро обрела контроль над собой. - Извините, маг, - с трудом произнесла она. - Вы сделали для меня то, что воистину бесценно. Но, вернее сказать, почти, _почти_ бесценно... Эта девушка-служанка, ее зовут Филлис... она была при нас с самого своего рождения. Она словно член нашей семьи. На самом же деле... маг, я не хочу вам врать, но вы и сами видите: она нашей крови. И обращаться с ней как со служанкой или рабой - невозможно. - Понимаю и согласен с вашими доводами. Тогда пошлите немедленно за ликторами, пусть на нее наденут фригийскую шапочку и, когда она получит вольную, я женюсь на ней. Неужто я не стою того, чтобы жениться на освобожденной женщине? - Вовсе нет, маг. - Корнелия уже полностью обрела контроль над собой. - Это будет даже проявлением снисходительности с вашей стороны. Дитя, - обратилась она к служанке, - ты готова принять честь, оказываемую тебе доктором Вергилием? - Нет... - произнесла девушка едва слышно. - Я не хочу... - Видите. - Корнелия пожала плечами. - Вы не пришлись ей по сердцу. А вы же не захотите принудить ее силой? Вергилий склонил голову на грудь. Затем сказал: - Ну что же, если вниз мне не взглянуть, то посмотрим наверх. Сударыня, - он обратился к девушке, по-прежнему стоявшей у него за спиной. - Вы, несмотря на разницу в нашем положении, не отказались бы от подобного же предложения? Королева удивленно воздела брови, но больше никак не отреагировала. Лишь взглянула на девушку, ожидая отрицательного ответа. - Я? Ох... Нет, - произнесла девушка, и королева одобрительно кивнула, но... застыла в оторопи, когда девушка закончила фразу. - Нет, я не стала бы отказываться. Неплохо уже зная Корнелию, Вергилий предполагал, что эмоции вспыхнут сейчас подобно огню, управляемому Фениксом. Но ответила королева мягко и почти стеснительно: - Вы забываетесь, рыцарь. Простите меня, может, и есть на свете дочери императорских и королевских фамилий, которые могли бы быть отданы вам в жены, впрочем, в этом я сомневаюсь, но моя не из таких. Ни я этого не позволю, ни ее брат, король Карса, не допустит этого. Она уже сговорена. - Корнелия вновь справилась со своими чувствами и продолжила спокойнее и мягче. - Речь идет об очень высокопоставленном лице - большего я сказать не могу. Словом, опекуны моей дочери никогда не допустят того, чтобы мы нарушили свое слово. Ваши силы, маг, велики, однако же они не идут в сравнение с силами, которые решают это дело. Почувствовала ли она западню? Понимала ли, к чему клонится дело? Возможно. Но все равно он был уверен, что она согласится продолжать игру, хотя бы только затем, чтобы узнать, к чему все приведет. Впрочем, особенного выбора у нее не было. Теперь Корнелия без малейшего волнения глядела на него, а он кивнул, поджал губы, подавил в себе вздох и с оттенком досады произнес: - Да... мои силы... в этом ответ и кроется... И еще до того, как Корнелия успела вымолвить хоть слово, схватил обеими руками девушек и поставил их рядом. Поднял руки и заколдовал обеих. Времени это потребовало не много. - Итак, - начал Вергилий, - та, что была известна под именем Лауры, должна была стать Филлис. Та, что была Филлис, сделалась Лаурой. Заклинаю вас говорить только правду. Ты. - Он указал на служанку. - Ты кто? - Лаура, - вымолвила она испуганно. - Лаура. Не Филлис. Значит, если ты Лаура, то _она_ - Филлис. Так что... Разве не странно, сударыня, что вы, я и все, кто был вовлечен в историю с магическим зерцалом, искали Лауру, когда та была _здесь_? Это _очень_ странно. Я не могу предположить ничего иного, кроме того, что некто, не стану называть это имя, принудил Лауру сыграть роль в комедии и сделаться Филлис, а Филлис заколдовал так, чтобы она стала сознавать себя Лаурой. Либо заколдованы были обе. Корнелия стояла спокойно, словно одна из статуй, изображавших ее предков, одна из статуй в нише комнаты... - Предположим, что так и было, - продолжил Вергилий, и никто не пошевелился, никто не сделал попытки помешать ему. - Тогда, в поисках объяснения, нам следует составить гипотезу... нам придется заглянуть в прошлое, и прошу прощения, госпожа и девушки, если это нарушит мир и спокойствие в вашем доме и душах. Корнелия бы