то это? -- придя в себя, прохрипел Джек.
     --  Вы  что-то  сказали? --  с  невинным видом переспросил  его  Брэди,
движением руки отсылая прочь неизвестного помощника.
     -- Может, у меня галлюцинации? Но только  что вам кто-то шептал прямо в
ухо.
     -- Это ангел Господень, -- ответил Брэди. -- Вполне естественно!
     Гамильтон поднял руки, как узник перед расстрелом. -- Все! Ваша взяла.
     -- Что ж замолчали? Продолжайте. -- Брэди был издевательски любезен. --
Вы  ведь  хотели,  чтоб  я  объяснил  отклонение  луча согласно  приведенной
формуле...
     Он несколькими точными, сжатыми фразами  обрисовал процесс, придуманный
Джеком.
     -- Правильно?
     -- Ерунда! -- возмутился Гамильтон. -- Откровенное жульничество...
     Губы  ангела  над  ухом  Брэди  растянулись  в  наглой  ухмылке,  затем
произнесли  что-то издевательское по адресу Джека. Брэди тоже  позволил себе
улыбнуться.
     -- Да, забавно! -- согласился он. -- Однако же какое упорство!
     Губастая пасть ангела стала растворяться в воздухе. Гамильтон торопливо
выкрикнул:
     -- Погоди! Я хочу поговорить с тобой.
     Ангел, точнее, его рот помедлил.
     --  Чего  ты  хочешь?  -- спросил  он  рокочущим,  будто  шум водопада,
голосом.
     -- Ты  и сам  должен знать, -- ответил Джек. --  Не  тебе ли достаточно
только взгляда?
     Губы ангела сложились в презрительную усмешку.
     --  Если ты читаешь  в умах людей, то  должен  читать и  в сердцах,  --
напомнил Гамильтон.
     -- В чем  дело?  --  недовольно поморщился Брэди. -- Приставай к своему
собственному ангелу!
     -- Где-то  было написано, --  продолжал  Джек, -- что помыслить о грехе
так же дурно, как и совершить его в действительности?
     -- О чем ты там бормочешь? -- еще сильнее забеспокоился Брэди.
     -- Насколько я  понимаю  древние  строки, речь  идет о  психологической
мотивации.  Мотивация  --  это  решающий  моральный  момент,  а состоявшийся
натуральный грех -- только внешнее проявление дурного желания. То есть зло и
добродетель  зависят не  от  того,  что сделал  человек, а  от  того, что он
чувствует и чего желает.
     Ангел одобрительной гримасой выразил согласие.
     -- Ты верно говоришь.
     -- Эти люди, -- Джек указал на ученых лоботрясов агентства, -- величают
себя  воинами Единосущного  Бога.  Они  искореняют  язычество. Но  мотивы их
действий порочны, в их основе -- греховное желание.
     Брэди от возмущения захлебнулся слюной:
     -- К-куда вы клоните?
     -- Я  хочу сказать,  что  ваше стремление выгнать меня из агентства  по
сути  своей корыстно. Вы мне завидуете! А зависть, в качестве  побуждения  к
действию,  неприемлема. Я  привлек  к  этому  ваше  внимание как  собрат  по
религии. -- Уже мягче Гамильтон добавил: -- Это мой долг.
     -- Зависть! -- воскликнул ангел. -- Да, зависть -- великий грех. Но она
не  грех  в  том  смысле,  что  и  сам  Бог   ревнует   человека   к  любому
псевдобожеству.  Суть  в том,  что только Единосущный Бог является Господом.
Поклонение кому-нибудь другому есть отрицание Божественной природы и возврат
к варварским суевериям.
     -- Но, -- вмешался Брэди, -- ревность может еще быть положительной и  в
том  смысле,  что  настоящий  бахаит  ревностно  исполняет  свой  долг  пред
Господом.
     -- Ревностно именно в том смысле, что он  исключает любую другую работу
и  другие обязанности, --  уточнил  ангел.  -- Только  в этом  положительное
значение слова  "ревность". Можно  говорить еще  о ревностной защите  своего
законного  наследства. Этот же  язычник утверждает, что ты ревнуешь -- иначе
говоря,  завидуешь,  --  желая  отнять   чужое.  Тобой  движет  алчность   и
корыстолюбие.  По  сути, ты  отказываешься  подчиняться закону распределения
благодати.
     -- Но... -- попытался возразить Брэди, нелепо взмахнув руками.
     -- Варвар  прав, говоря, что  дела, производящие доброе впечатление, но
порожденные  недобрыми  намерениями,  суть  ложные дела.  Ваша  ревностность
упраздняется вашей завистью. Поэтому,  хоть ваши дела внешне и устремлены ко
славе Единосущного, души ваши полны скверны.
     -- Я не понимаю, при чем здесь "скверна"?  -- стал обороняться Брэди...
но  было уже поздно.  Приговор вынесен. Солнце  потускнело  над  горизонтом,
подернулось  пеленой -- и  исчезло  во мгле.  Колючий суховей  закружил  над
испуганно притихшими юнцами. По земле, словно черные змеи, поползли трещины.
     --  Можете в установленные  сроки подать апелляцию, -- из надвигающейся
тьмы прогремел ангел. -- Канал связи обычный.
     И канул в небытие.
     То,  что еще  недавно выглядело  пышным  зеленым  пейзажем,  окружавшим
агентство,  теперь   стало  выжженным  участком  растрескавшейся  земли.  Ни
травинки,  ни   цветочка  --  одни   жухлые  ошметки.  С  горе-учеными  тоже
происходили странные метаморфозы: они на глазах уменьшались в размерах, пока
не превратились в уродливых,  волосатых  карликов,  сплошь покрытых язвами и
струпьями. Глянув  друг  на друга  и  окрест  себя, они  завопили  в слезном
отчаянии.
     -- Мы прокляты-ы! -- истерично подвывал Брэди. -- Про-о-окляты!
     Юных адептов  агентства явно лишили  благодати.  Горбатые, короткопалые
уродцы  нелепо  тыкались в  разные стороны.  Вместе  с  пыльным  суховеем их
окутала  тьма. Под ногами по  выжженной  земле метнулась кобра... Послышался
зловещий скрип ползущего скорпиона...
     --  Сожалею,  -- ошеломленно пробормотал Гамильтон. --  Но  пора бы вам
знать, что правда неизменно выходит наружу.
     Брэди метнул на него испепеляющий  взгляд  налитых кровью глаз. Грязные
лохмы волос падали на его почерневшее, искаженное лицо.
     -- Ты, язычник!.. -- прорычал он, отворачиваясь.
     -- Добродетель  -- сама по себе награда! -- напомнил  ему Гамильтон. --
Пути Господни неисповедимы. Преуспеяние никогда не будет чем-то большим, чем
успех.
     Забравшись в машину,  Джек сел  за руль  и включил  зажигание. Завизжал
стартер, над  лобовым стеклом взметнулось облако пыли. Но и только-то. Мотор
не заводился.
     Джек долго терзал акселератор,  недоумевая, что же  могло случиться. Но
потом  он с ужасом заметил,  что сиденья  его автомобиля: прежде  блиставшие
великолепной  обивкой,  теперь годились разве  что  на свалку  -- выцветшие,
рваные, засаленные...
     Машина, к несчастью, тоже угодила в только что проклятое место.
     Джек достал из бардачка замусоленный справочник. Но толстый  том больше
не  содержал  схем,  таблиц  и советов  технического свойства; теперь в  нем
воспроизводились общепринятые молитвы.
     Молитва в этом странном  мире заменяла все физические знания и  навыки.
Раскрыв книгу перед собой,  Джек включил  первую  скорость,  нажал  на газ и
отпустил сцепление...
     -- Есть один только Бог, -- затянул он, -- а Второй Бааб суть...
     Двигатель взревел -- и машина, громыхая, сдвинулась с места. Подвывая и
дребезжа, она выползла  на улицу. Позади  остались  заклейменные  проклятием
молодые адепты.  Они  вовсю  обсуждали  способы  подачи  апелляций,  называя
инстанции и  сроки.  Несомненно, они  вернут  себе свой прежний статус.  Эти
крутые ребята смогут.
     Джеку потребовался комплект из четырех молитв,  чтоб кое-как дотащиться
до Белмонта. Проезжая  мимо какой-то  мастерской, он подумал, не затормозить
ли ему для ремонта. Но вывеска заведения заставила поторопиться прочь:
     НИКОЛТОН И СЫНОВЬЯ
     <i>Исцеление автомобилей</i>
     Пониже вывески, на витрине, была выставлена духовная литература. Лозунг
в центре возвещал: "Каждый день, каждый час моя  машина становится все лучше
и лучше!"
     После пятой порции  молитв движок как будто заработал исправно. Сиденья
обрели вполне пристойный вид. Джек  почувствовал,  как  к нему  возвращается
некоторая уверенность  в собственных  поступках  и мыслях. Кажется,  удалось
выкарабкаться из  самого неприятного. Любой мир имеет  четкие законы.  Важно
только уяснить их.
     Был  уже  вечер.  Мелькали огни  несущихся  по Эль-Камино машин. Позади
переливался  разноцветной  мозаикой  Сан-Матео.  Облака,  словно  непрошеные
гости, наползали на ночное небо. С предельной  осторожностью Джек вырулил на
крайнюю правую полосу.
     Слева от дороги виднелись корпуса  "Калифорния мэйнтэнанс". Но сей факт
отнюдь не вызывал радости. Даже в привычном мире Джек был отщепенцем. Одному
Богу известно, чем  бы мог сейчас закончиться визит на ракетный завод.  Джек
всем нутром ощутил,  что рисковать  не стоит, можно и шею  сломать.  Человек
типа  полковника  Эдвардса в этом мире  наверняка превзойдет самую  бредовую
фантазию.
     Справа  от Гамильтона  показался  небольшой,  приветливо  подмигивающий
светящимися окнами, хорошо знакомый оазис  -- "Тихая гавань". Здесь  Джек не
раз с удовольствием проводил вечера... Удобно расположенный через  дорогу от
завода,  бар  был  любимым  местом  отдохновения  для  инженеров,  любителей
пропустить одну-другую кружку пива в жаркий день.
     Припарковав  машину,  Гамильтон  выбрался  наружу и  побрел  к бару  по
асфальтированной  дорожке.   Моросил  мелкий  дождь.  Водяная  крупа  успела
забраться за ворот,  пока Джек, предвкушая покой и отдых, тащился к призывно
мигавшей неоном рекламе "Золотистой пены".
     В  баре  было полно народа. Стоял приветливый гул. Гамильтон задержался
на пороге,  обозревая  собравшихся.  Слава Богу, здесь, по крайней мере, все
осталось  по-прежнему. Водители-дальнобойщики, в  промасленных комбинезонах,
просиживали  время  над кружками  пива  в  конце  стойки. Шумная  блондинка,
местная  достопримечательность, восседала на высоком  табурете,  прихлебывая
содовую  воду  слегка  разбавленную  виски.   В  углу  неистово  ревел  ярко
размалеванный музыкальный ящик. Рядом, равнодушные к шуму, сражались в шашки
двое рабочих с жидкой шевелюрой.
     Протиснувшись  сквозь толчею, Гамильтон подошел к табуретам у стойки. В
самом  центре, как раз перед большим зеркалом, сидел, размахивая кружкой, то
и дело разражаясь идиотским хохотом, Макфиф собственной персоной.
     Странное   чувство   брезгливой   радости  наполнило   измученную  душу
Гамильтона.
     --  Я думал, ты уже помер!  -- сказал Джек, ткнув охранника под локоть.
-- Урод ты этакий!
     Макфиф резко обернулся, расплескав пиво.
     -- О!  Да это краснопузый  Джек! Разрази меня  гром! --  Он подал  знак
бармену: -- Принеси-ка, черт возьми, кружку пива приятелю...
     --  Поосторожней, -- оглядываясь по сторонам, заметил Гамильтон. --  Ты
что, не в курсе?
     -- В курсе чего?
     -- Того, что произошло. -- Джек опустился на освободившийся табурет. --
Ты даже не видишь разницы?.. Между тем, что было и что есть?
     -- Замечаю  и  вижу,  --  самодовольно произнес  Макфиф.  Он  распахнул
пиджак. Изумленному  взору Гамильтона предстала странная  коллекция из  всех
мыслимых и немыслимых амулетов, талисманов и  прочих колдовских изделий. Они
гроздьями свисали на грудь и живот Макфифа -- на все случаи жизни. -- Я тебя
опередил, дружище,  на двадцать четыре часа!  Что такое Бааб,  я  понятия не
имею, и у каких арабов его откопали, тоже не знаю, но меры принял...
     Поглаживая золотой медальон с таинственными знаками, он добавил:
     -- Так что шутить со мной не  советую, а  то я целую крысиную стаю могу
напустить!
     Гамильтону подали  пиво, и  он  жадно припал  к  кружке.  Шум и  толчея
создавали  тот  расслабляющий фон,  когда можно на  минутку  позволить  себе
отключиться  от  насущных проблем.  Если  уж  Судьба  распорядилась подобным
образом, серьезного выбора не остается.
     -- Это твой друг?.. -- прижимаясь к Макфифу, спросила блондинку. Личико
ее напоминало мордочку какого-то грызуна. -- А он в порядке, твой приятель!
     --  Отвали, -- добродушно отмахнулся Макфиф. -- Или  я превращу тебя  в
мокрицу.
     -- Какой умный! -- фыркнула девица. -- Думаешь, ты один такой?
     Подобрав юбку, она показала что-то прилепленное у нее к ляжке.
     -- Что ты против этого сможешь, ну-ка?..
     Макфиф зачарованно уставился на странный предмет.
     -- Что это?
     -- Часть голеностопного сустава Магомета.
     -- Да берегут нас святые мощи! -- набожно  произнес Макфиф и  отхлебнул
пивка.
     Одернув юбку, девица обратилась к Гамильтону:
     -- По-моему, я видела тебя здесь раньше. Ты ведь работаешь через дорогу
отсюда, верно? Бомбы делаешь?
     -- Раньше делал, -- ответил Гамильтон.
     -- Он красный! -- дружелюбно сообщил Макфиф. -- И вдобавок -- атеист.
     Девица в ужасе отпрянула:
     -- Ты серьезно?
     -- Ну да, -- кивнул Джек. Сейчас ему было на все глубоко наплевать.  --
Я  тетя  Льва Троцкого  по  материнской  линии. Это я  родила  отца  народов
Сталина.
     В  тот  же  миг  сокрушительная   боль  пронзила  солнечное  сплетение.
Согнувшись пополам, Джек сполз с  табурета на пол. Ткнувшись  лбом в стойку,
он  услышал,  как его собственные  зубы  выбивают  жуткую чечетку. По  спине
ящерицей скользнула крупная капля холодного пота.
     -- Вот что тебе причитается! -- Макфиф оскалился ухмылкой садиста.
     -- По-омоги-и-и... -- простонал Гамильтон.
     Сочувствуя несчастному, девица присела на корточки рядом с Джеком.
     -- Как тебе не стыдно? Где твой "Байян"?
     -- Дома, -- прошептал Джек, еле живой от боли. Его живот  рвали изнутри
стальные когти. -- Я умираю... Это аппе...дицит...
     --  Где  твое  молельное  колесо? В пальто?  -- Быстрые  гибкие  пальцы
пробежали по его карманам, сделали щелкающий жест -- и отстали.
     -- Отвезите меня к доктору... -- еле слышно пролепетал Джек.
     Бармен свесился через стойку.
     -- Вышвырните его вон! Или попробуйте откачать! --  отрывисто  приказал
он девице. -- Нельзя ему здесь подыхать!
     --  У  кого-нибудь есть  немного святой  воды? -- пронзительным сопрано
бросила клич девица.
     Толпа зашевелилась...  Вскоре  небольшая  фляга,  пройдя  десятки  рук,
оказалась рядом с Гамильтоном.
     -- Не  расходуйте всю! --  предупредил  недовольный  голос,  -- Она  из
святого сосуда в Шайене.
     Девица  отвинтила  пробку  и, окропив  теплой водой свои наманикюренные
пальцы, брызнула чуть-чуть на  Джека.  Как только  влага коснулась его, боль
утихла. Благостное облегчение волной растеклось по измученному  телу. Вскоре
Джек с помощью девицы смог уже сидеть прямо.
     -- Проклятия больше нет,  -- деловито  констатировала девица, возвращая
флягу владельцу. -- Спасибо, мистер.
     -- Ставь этому  парню пиво, -- сказал  не  оборачиваясь  Макфиф. --  Он
истинный приверженец Бааба.
     Когда  увенчанная  шапкой пены  кружка  отправилась  вслед  за  флягой,
Гамильтон  сумел кое-как взобраться  на табурет.  На  него больше  никто  не
обращал внимания. Девица удалилась вместе с владельцем чудодейственной воды.
     -- Мир сошел с ума, -- процедил сквозь зубы Джек.
     --  Как  бы  не так!  -- возразил  Макфиф. -- Где ты разглядел безумие,
скажи? Я  весь день пью  пиво и ни разу не заплатил! -- Он потряс  арсеналом
амулетов. -- Все, что мне надо делать, -- это пользоваться их услугами!
     -- Объясни мне одну вещь, -- попросил Гамильтон. -- Этот  бар... Почему
Бог не сотрет его с лица земли? Если мир подчиняется законам морали...
     --  Бар необходим  для поддержания  морального  порядка. Бар --  клоака
греха,  рассадник  пороков... Думаешь,  добродетель  может  существовать без
греха?  В этом вы, примитивные  атеисты, жестоко заблуждаетесь.  До  вас  не
доходит, в  чем принципиальная  механика зла.  Глянь-ка, парень, на  изнанку
дела  -- и тогда будешь наслаждаться жизнью. Если  ты поверил  в Господа, то
тебе уже не о чем беспокоиться.
     -- Трепло!
     -- Бьемся об заклад на твою драгоценную душу!
     --  По-твоему,  Бог  позволяет  целоваться  с бутылкой и  таскаться  по
девкам, мошенничать и богохульствовать?
     -- Имею полное право!.. -- ничуть не смутился Макфиф.
     --  Ты  не присматривался к тому, что творится.  Оглянись по сторонам и
хорошенько подумай!
     Рядом с  зеркалом к стене был прибит плакат со  словами: <i>"Что сказал бы
Пророк, увидев тебя здесь?"</i>
     -- Я знаю, что бы он сказал, -- хмыкнул Макфиф. -- Он сказал бы: "И мне
налейте, ребята!" Он ведь нормальный парень. Не то что вы, яйцеголовые!
     Джек зажмурил глаза,  представляя,  что сейчас  случится с  Макфифом за
столь явное  богохульство.  Но ничего не произошло. Дождя из  скорпионов или
саранчи не последовало. Макфиф, уверенный, самодовольный, потягивал пиво.
     -- А я, по-видимому, все  еще  чужак  здесь,  -- переведя дух,  заметил
Гамильтон. -- Скажи я подобное -- был бы уже трупом.
     -- Тогда давай к нам!
     --  Но  как?! -- возопил Гамильтон, до глубины  души оскорбленный столь
откровенной несправедливостью происходящего. Мир, который  устраивал Макфифа
как нельзя лучше,  Гамильтону казался жалкой  пародией. Джек  улавливал лишь
какие-то случайные  проблески логики в этом кошмаре, окружавшем его с первых
минут аварии на "Мегатроне". Основа ценностей, составлявших смысл его жизни,
теперь исчезла.  На смену пришла  первобытная  вражда  к чужаку, к изгою. Но
откуда?
     Сунув  нечаянно  руку в карман, Джек нащупал листок  бумаги  и  вытащил
записку  Тиллингфорда. Что там? Имя Пророка и святилище (оно же "усыпальница
Второго  Бааба")  -- источник  странного,  чуждого культа, каким-то  образом
пробравшегося  в  их мир, чтобы  торжественно  его  изуродовать.  Всегда  ли
существовал этот Хорейс Клэмп? Буквально пару  дней назад не было и в помине
ни Бааба Второго, ни Первого, ни пророка в Шайене. Или все-таки они были?..
     Макфиф встал рядом, скосив  глаза на  бумажку в руках у Джека. Лицо его
сделалось мрачным, довольная ухмылка пропала, уступив место хмурой гримасе.
     -- Это что такое? -- отрывисто спросил он.
     -- Судя по всему я должен повидать его, -- проговорил Гамильтон.
     -- Ни в коем случае,  -- отрезал  Макфиф. Неожиданно  он вскинул руку и
выхватил  у Джека записку. -- Выбрось подальше!.. -- Голос его дрожал. -- Не
обращай на нее внимания!
     Джеку  пришлось  доказать  свое  физическое  превосходство  и  отобрать
бумажку. Макфиф больно вцепился ему в  плечо. Табурет под  Джеком покачнулся
-- и  он грохнулся  на  пол. Массивная туша  Макфифа  накрыла Джека  сверху.
Теперь борьба перешла в  партер. Соперники ворочались на полу,  задыхаясь  и
обливаясь потом, чтобы окончательно решить вопрос о правах на записку.
     --  Джихада  я  не  потерплю! --  заорал  бармен.  Он  обежал стойку, с
намерением положить  конец  схватке. -- Убирайтесь вон. Колотите  друг друга
сколько влезет на улице! Но не здесь!..
     Бормоча проклятия, Макфиф с трудом поднялся на ноги.
     -- Выбрось  это, выбрось!.. -- пыхтел он,  оправляя  одежду.  Лицо  его
светилось неподдельным безумием.
     -- Что тебе надо? -- вновь усаживаясь на табурет, спросил Гамильтон. Он
отыскал свою кружку. "Нет, -- подумал Джек.  -- У Чарли явно что-то творится
с головой. Но что именно?"
     В это время вернулась блондинка, а с ней некто долговязый, печальный, с
неверной  походкой. Билл  Лоуз. Сжимая в руке высокий стакан для виски, он с
некоторой опаской поклонился Макфифу и Гамильтону.
     --  Добрый  день! --  по-негритянски протяжно произнес  он. --  Давайте
больше не ссориться. Мы же друзья.
     --  Учитывая  обстоятельства,  --  проворчал,  насупившись,  Макфиф, --
придется, пожалуй, дружить...
     Яснее высказываться он не стал.

        Глава 6
     -- Этот долговязый утверждает, будто  вы знакомы, -- полувопросительным
тоном сообщила Гамильтону девица.
     --  Да,  это  так,  --  ответил  Джек и глянул на Лоуза: --  Подтягивай
табурет и садись. Что бы ты сказал о состоянии физики как науки на сегодня?
     --  К  черту физику, -- нахмурился Лоуз. -- Это пройденный этап.  Я его
перерос.
     -- Значит, резервуары... в смысле, сортиры будешь строить, -- скривился
Джек. -- Книги читать перестанем, начнем наслаждаться свежим воздухом.
     Лоуз положил на плечо блондинки свою костлявую ладонь: -- Познакомься с
Грейс. Вот где резервуар... По самые жабры.
     -- Рад, очень рад, -- хмыкнул Гамильтон.
     Девица неловко улыбнулась:
     -- Меня зовут не Грейс. Мое имя...
     Оттолкнув девицу, Лоуз придвинулся к Джеку. -- Я рад, что ты напомнил о
резервуарах.
     -- Почему?
     -- Потому что в этом мире ничего подобного не существует.
     -- Они обязаны быть.
     -- Пойдем! -- Потянув Джека за галстук, Лоуз потащил его от  стойки. --
Я открою тебе тайну. Величайшую со времен изобретения налогов.
     Прокладывая   путь  между  подгулявших  клиентов   бара,   Лоуз  подвел
Гамильтона  к автомату  с  сигаретами.  Хлопнув  по агрегату  пятерней, Лоуз
спросил торжественно, будто заранее предвкушая умопомрачительный эффект:
     -- Что скажешь? Хорош?
     Джек  внимательно  и  с  опаской  оглядел  машину. Автомат как автомат:
высокий ящик  из металла с зеркалом, щель для монет, окошки  с  выставленным
товаром -- разноцветными пачками, --  колонка рычагов и ниша  под  купленный
товар.
     -- Все нормально, -- высказался Гамильтон.
     -- Ничего не замечаешь?
     -- Нет, ничего особенного.
     Лоуз оглянулся.  Убедившись, что никто из посторонних не  слышит их, он
притянул Джека к себе поближе.
     --  Я видел эту штуку в деле!  -- драматическим шепотом сообщил  он. --
Это что-то потрясающее! Выслушай меня.  И постарайся  устоять на ногах...  В
этом автомате вообще нет никаких сигарет!
     Джек всерьез задумался.
     -- Совсем?
     Лоуз присел  на корточки  и показал на  пачки за  стеклом: --  Это  все
штучные экземпляры, вроде как для  образца.  А резервуара  -- нет совсем, то
есть запаса... Да ты сам посмотри!
     Он бросил в щель монетку в двадцать пять центов, выбрал рычажок "Кэмел"
и решительно дернул. Выскочила пачка -- "Кэмел", -- и Лоуз подхватил ее.
     -- Видал?
     -- Не понял! -- признался Джек.
     -- То же творится и с конфетным автоматом! -- Лоуз перебрался к машине,
выдающей карамель.  -- Конфеты выскакивают, а внутри пусто. Только фантики в
окошке. Понятно?
     -- Непонятно.
     -- Ты что, никогда о чудесах не читал? В пустыне, скажем, это была вода
и пища. Первое чудо.
     -- Ох-хо-хо, -- только и мог проговорить Гамильтон.
     -- Автоматы действуют по  библейскому принципу. Деление <i>чудом</i>.  Или  --
<i>размножение чудом</i>. Как размножение делением, понимаешь?
     Лоуз  достал  из кармана  отвертку,  встал на  колени и начал разбирать
конфетный автомат.
     --  Говорю тебе,  Джек, это величайшее открытие человечества. Форменный
переворот в  производстве. Все концепции машинных операций, вся  конвейерная
сборка... -- Он пренебрежительно махнул рукой. -- Все. Капут! Не надо больше
сырья. И  дешевой  рабочей  силы. Не надо  грязных,  дымящих заводов. В этих
размалеванных ящичках скрыта великая тайна.
     -- М-да, -- пробормотал сбитый с толку Джек. -- Может, в твоих словах и
есть крупица смысла.
     -- Процесс можно поставить на широкую ногу!.. -- Лоуз  силился оторвать
заднюю стенку агрегата. -- Помоги-ка. Надо снять замок.
     Замок с легкостью отлетел. Вдвоем они  отделили заднюю стенку. Как Лоуз
и  предсказывал, вертикальные колонки автомата, выполнявшие роль накопителей
товара, были абсолютно пусты.
     -- Дай десятицентовик! -- попросил Лоуз.
     Он уверенными движениями вскрыл механизм. Справа открылся канал выброса
покупки; он шел  от сложной  комбинации ступенек, рычагов и шестеренок. Лоуз
пыхтел, стараясь выяснить, как все это действует.
     --  Карамелька,  похоже,  появляется  здесь,   --   предположил   Джек.
Склонившись  над плечом  Лоуза,  он  коснулся  плоской  полочки.  --  Монета
опрокидывает стопор и приводит в действие этот плунжер. Тот толкает  конфету
к выходу; сила тяжести делает все остальное.
     -- Брось  монету. --  торопливо  сказал  Лоуз. -- Я хочу  знать, откуда
берется конфета, будь она неладна.
     Гамильтон  вставил  монету и  потянул  за  первый  попавшийся  рычажок.
Колесики и  тяги  пришли в  движение.  Из  середины этой круговерти возникла
красочная конфета, соскользнула по желобу в канал и упала в нишу.
     -- Она просто образовалась из ничего! -- благоговейно прошептал Лоуз.
     -- Но во вполне определенном месте! -- заметил Гамильтон. -- Кажется, в
момент  возникновения она  соприкасалась с выставленным образцом. Это похоже
на процесс  деления. Образец распадается  на  два экземпляра  -- одинакового
веса и объема.
     -- Что я говорил тебе, Джек? Брось еще монету!
     Карамелька   вновь   материализовалась   и   скользнула   в  нишу.  Оба
исследователя замерли в молчаливом восхищении.
     --  Чистая работа!  -- признал Лоуз. -- Прекрасное  применение механики
чудес.
     --  Но  применение  довольно  скромное,  --  подчеркнул  Гамильтон.  --
Конфеты, безалкогольные напитки, сигареты... Ничего серьезного.
     -- Тут-то мы и проявим себя! -- многозначительно заявил Лоуз.
     Он  стал  осторожно  вдвигать  в  зазор  между образцами товара  тонкую
полоску фольги. Полоска, не встретив сопротивления, аккуратно вошла в зазор.
     -- Отлично! -- Лоуз  потер руки. -- Если я уберу первоначальный образец
и заменю его чем-нибудь поинтересней...
     Джек вынул образец конфеты и поставил  на его место  бутылочную пробку.
Они привели в действие механизм -- и в нишу скатилась точно такая же пробка.
     -- Что  и требовалось доказать! -- кивнул Лоуз. -- Машина воспроизводит
что угодно.
     Он достал несколько монеток.
     -- Давай ближе к делу!
     Джек был настроен более основательно.
     -- Послушай, как  ты на это посмотришь?.. Известный принцип электроники
--  регенерация! Часть сигнала с выхода подается опять на вход... Происходит
наращивание:  чем  больше  на  выходе,   тем  больше  поступает  на  вход  и
воспроизводится...
     -- Жидкость лучше всего, -- тут же развил соблазнительную идею Лоуз. --
Где бы достать стеклянные трубки?
     Недолго думая, Джек принялся срывать со стены часть неоновой рекламы, а
Лоуз  отправился  в  бар заказать что-нибудь  подходящее. Джек  еще возился,
сооружая  стеклянный  трубопровод,  когда  вернулся Лоуз с крохотной  рюмкой
янтарной жидкости.
     -- Бренди,  -- пояснил Лоуз. -- Точнее, настоящий  французский  коньяк.
Лучший, какой у них был.
     Гамильтон  поставил рюмку на  полочку,  где  прежде  находился образчик
конфеты. Трубка, освобожденная от неона, шла от точки воспроизводства товара
и дальше раздваивалась:  один  конец возвращался к рюмке, другой выводился в
нишу.
     -- Отношение четыре к одному,  -- объяснил  Гамильтон. --  Четыре части
идут на выход. Одна часть  возвращается к источнику. По идее валовый продукт
должен постоянно возрастать. Предел -- бесконечность.
     Лоуз ловко заклинил стопор и запустил аппарат в безостановочном режиме.
Вскоре коньяк стал капать из  выходной трубки прямо на пол. Лоуз и Гамильтон
схватили отставленную  заднюю  стенку, привинтили  ее на положенное  место и
приделали замок.
     Мирный конфетный  ящик  тихой струйкой  принялся бесперебойно  выдавать
коньяк высшего качества.
     -- Ну, вот!  -- довольно  хмыкнул Джек. -- Бесплатная  выпивка. Прошу в
очередь!
     Клиенты  не  заставили  долго  ждать  и бойко  потянулись  к  аппарату.
Наблюдая за растущей очередью, Лоуз проговорил:
     -- Мы  пользуемся механизмом, но  не знаем, каков  его принцип. С точки
зрения механики все ясно. Но остается главный вопрос -- почему?
     -- Может, принципа-то и нет, -- предположил Гамильтон. -- Чудеса именно
поэтому и считаются чудесами. Когда  нет никаких законов,  а есть  лишь игра
случая. Просто-напросто что-то случается -- то, чего нельзя предугадать.
     --  Но  какое-то  правило должно  все-таки присутствовать!  -- возразил
Лоуз, указывая на автомат. -- Когда опущена монета, появляется товар. До сих
пор мы получали конфеты. Изменив правило, мы получаем коньяк, а не морковку,
например.  Нужно   только  выяснить,  какие   элементы   необходимы,   чтобы
видоизменять имеющееся правило.
     --  Если  мы  сумеем  узнать  причину  раздвоения  предмета,  то...  --
взволнованно проговорил Гамильтон.
     --  Именно! Процесс  идет со страшной  силой. Какая-то первопричина его
раскручивает.  По  большому  счету  все равно,  как это  делается. Узнать бы
только, в чем суть этого загадочного нечто. Мы ведь не суетимся из-за  того,
что  сера, селитра  и  древесный  уголь  образуют порох.  Нам вполне хватает
сведений, в какой пропорции их надо смешивать...
     Они  вернулись  к  бару,  с  трудом  миновав  толпу  страждущих  порции
дармового коньяка.
     -- Выходит, в этом мире тоже есть законы, -- заметил Джек.  --  Как и в
том, нашем. Хотя нет, тут я, наверное, погорячился...
     Тень скользнула по лицу Билла Лоуза.
     -- Да, верно... -- Его энтузиазм испарился. -- Я и забыл!..
     -- О чем?
     -- Чудес в  нашем собственном мире  не бывает.  Они  существуют  только
здесь.
     -- О... -- обмяк и Джек. -- Действительно...
     -- Мы напрасно тратим время.
     -- Если только у нас не возникнет желания остаться.
     Лоуз уселся  на табурет у стойки  и  обхватил свой стакан. Нахохлившись
словно подраненная ворона, он проворчал:
     -- Может, так и следует поступить.
     --  А  как   же!  --  добродушно  отозвался   подваливший  Макфиф.   --
Оставайтесь! Смекалистые парни всегда выходят из игры победителями.
     Лоуз украдкой глянул на Гамильтона:
     -- Ты хотел бы?.. Тебе здесь нравится?
     -- Нет!
     -- Мне тоже. Но есть ли выбор? Мы даже не знаем, куда нас занесло. А уж
как выбраться отсюда...
     --  Такое  милое  местечко!  --  негодующе вмешалась  блондинка.  --  Я
постоянно здесь, и мне нравится!
     -- Мы говорим не о баре, -- бросил ей Гамильтон.
     Крепко стиснув  стакан, Лоуз  озабоченно произнес: -- Рулить отсюда все
равно надо. Каким угодно способом.
     -- Будем искать выход, -- нахмурился Джек.
     Ты знаешь, что продается в здешнем супермаркете? -- ядовито осведомился
Лоуз. -- Консервированные святые дары!
     -- Представь, что тебе предложат  в хозяйственной лавке, -- откликнулся
в ответ Гамильтон. -- Весы. Чтобы ты взвешивал свою грешную душу.
     --  Вот  глупости-то! -- капризно возразила  блондинка. -- Душа веса не
имеет.
     -- Тогда, -- задумчиво продолжил Джек, --  ее можно пересылать по почте
бесплатно.
     -- А сколько же душ, -- с издевкой подхватил Лоуз, -- может поместиться
в один  конверт? Новая религиозная проблема! Опять  -- раскол  человечества,
фракции, секты, кровь по улицам рекой...
     -- Десять! -- выдвинул предположение Джек.
     -- Четырнадцать, -- возразил Лоуз.
     --  Еретик!  --   воскликнул  Гамильтон,  скорчив  жуткую  гримасу.  --
Чудовище, поедающее младенцев!
     -- А ты -- кровопийца, не гнушающийся порченой кровью!
     -- Проклятое отродье! Пожиратель дерьма!
     Лоуз ненадолго умолк, задумавшись.
     -- Знаешь, что  тебе  покажут  по  телевизору в  воскресенье утром?  Не
знаешь? И я тебе не скажу. Сам увидишь.
     По-прежнему  сжимая  порожний  стакан,  он   неожиданно  соскользнул  с
табурета, метнулся в сторону и пропал в толпе.
     -- Эй! -- изумленно воскликнул Джек. -- Куда это он двинул?
     -- Он просто псих, -- безмятежно сообщила блондинка.
     На мгновение  Билл Лоуз опять  показался. Его чернокожее  лицо казалось
пепельно-серым, как маска  из  склепа.  Обращаясь к Гамильтону сквозь  шум и
гам, он крикнул:
     -- Эй, Джек!..
     -- Что такое? -- обеспокоено откликнулся Гамильтон.
     Гримаса отчаяния исказила лицо негра.
     --  В этом мире... --  Слезы навернулись ему на глаза. В этом проклятом
м-месте я стал тусовать...
     Он исчез, предоставив Джеку гадать об услышанном.
     -- Что он имел в виду? --  спросила  любопытная блондинка.  -- Тасовать
карты?
     -- Или, может, тусоваться. Шаркать, иначе говоря...
     -- Они  все, эти цветные, ноги  еле-еле  таскают,  --  прокомментировал
Макфиф.
     Заняв   освобожденный   Лоузом  табурет,  блондинка  начала   методично
обрабатывать Гамильтона.
     --  Малыш,  закажи  мне  коктейль! --  промурлыкала  она,  уверенная  в
осуществлении своих надежд.
     -- Не могу.
     -- Почему? Ты несовершеннолетний?
     Джек вывернул пустые карманы.
     -- Денег не осталось. Все ушли на конфетный автомат.
     --  Молись! --  посоветовал Макфиф. -- Молись с  такой  силой, будто ты
теряешь рассудок.
     Джек,  то ли  с подпития,  то  ли от  досады,  решил последовать совету
Макфифа.
     -- Боже  милостивый! Пришли Твоему недостойному эксперту по электронике
стакан подкрашенной водицы для этой скучающей юной леди. Аминь.
     Стакан подкрашенной  сладкой водички  нарисовался прямо у  локтя Джека.
Улыбаясь, девица подняла стакан. -- Ты -- само обаяние!.. Как тебя зовут?
     -- Джек.
     -- А полное имя?
     Он вздохнул:
     -- Джек Гамильтон.
     -- Меня зовут Силки. -- Она  игриво  потянула его за ворот рубашки.  --
Это твой "форд" у входа?
     -- Мой, -- тупо ответил Джек.
     -- Поедем куда-нибудь?.. Ненавижу этот бар. Я...
     --  Почему?!  --  неожиданно  громким   голосом,  как  бичом,  стеганул
блондинку Джек. -- И зачем только Бог ответил на мою  молитву? Почему  не на
молитву Билла Лоуза?
     -- Бог одобрил  именно твою молитву, -- ласково объяснила Силки.  --  В
конце концов, это ему решать, что предпринять в каждом отдельном случае.
     -- Это ужасно...
     Силки пожала плечами:
     -- Со всяким случается.
     -- Как же можно так жить? Не зная, что произойдет  в следующую секунду.
Где логика, где порядок?
     Джека возмутил тот  факт, что  девицу отнюдь  не смутили его завывания.
Казалось, она приняла их как должное. Или ей вообще на все наплевать.
     -- Гнуснейшая ситуация...  зависеть  от  чужих  капризов. Ты перестаешь
быть человеком. Опускаешься на уровень животного и покорно ждешь корма.
     Силки изучающе посмотрела на него:
     -- Ты смешной мальчик.
     -- Мне тридцать два года, какой там к черту мальчик. К тому же я женат.
     Она еще нежнее потянула Джека за руку, стаскивая с готового покачнуться
табурета.
     --  Пойдем, малыш.  Пойдем куда-нибудь, где можно посвященнодействовать
наедине. Я знаю пяток ритуалов, которые тебе захочется попробовать!
     -- И я пойду за них в ад?
     -- Не пойдешь, если заимеешь нужных людей.
     -- У моего нового босса прямая линия связи с Небесами. Это подойдет?
     Силки не оставляла настойчивых попыток стащить Джека с табурета.
     -- Давай обсудим  все  тонкости  попозже?  Пошли,  пока  эта ирландская
обезьяна ничего не замечает!
     Подняв голову, Макфиф уставился на Гамильтона.
     -- Ты... Ты уходишь? -- спросил он дрожащим голосом.
     -- А как же! -- Джек осторожно слез с табурета.
     -- Подожди! -- позвал Макфиф, приподнимаясь за ними. -- Не уходи!
     -- Беспокойся  о собственной  душе, --  огрызнулся Гамильтон. Однако во
взгляде Чарли  он уловил признаки растерянности. -- В чем дело?  --  спросил
он, трезвея.
     Макфиф мотнул головой:
     -- Хочу тебе кое-что показать.
     -- Показать что?
     Опередив Джека и  Силки, Макфиф снял с вешалки громадный черный зонт  и
выжидающе  обернулся.  Гамильтон,  а  вслед  за ним  и девица направились  к
выходу.  Распахнув  двери, Макфиф осторожно  поднял зонт,  размерами  больше
напоминавший  парашют.  Прежняя  легкая  морось  сменилась  крупным  осенним
дождем. Тяжелые, ледяные капли барабанили по черному асфальту, по зеркальной
плоскости витрин. Струи дождя холодными пальцами ощупывали всю улицу.
     Когда  дождь  трескучей очередью  разрядил  свою  первую обойму  в туго
натянутый колпак зонта, Силки вздрогнула.
     -- Брр... Какая пакость! Куда мы едем?
     Взглядом  отыскав   в   темноте  машину  Гамильтона,  Макфиф  монотонно
пробормотал о чем-то своем:
     -- Она должна существовать по-прежнему...
     Вприпрыжку  добежав  до  машины  и  плюхнувшись  на сиденье,  Гамильтон
спросил:
     --  Как ты  думаешь,  почему он  волочил ноги? Он же никогда  раньше не
шаркал.
     Усевшийся  за руль Макфиф выглядел  не лучше толстого кота,  угодившего
под сноповязалку. Он весь согнулся дугой, скукожился,  так что стал похож на
ком мятой одежды. Спинка сиденья закрывала его с головой.
     -- Я же говорил, -- пробормотал он, словно выйдя из транса, --  они все
так делают.
     -- Нет, с Чарли творится что-то неладное. И это -- неспроста, -- ворчал
Джек,  пытаясь  остановить  одолевавшую  его   зевоту.  Монотонное  шарканье
"дворника"  по  лобовому стеклу  усыпляло  не  хуже чем сеанс гипноза.  Джек
прикорнул на плече у Силки и закрыл глаза. От девицы шел аромат  сигаретного
дыма и  дешевых духов. Приятный запах... Ему нравилось. Ее волосы у него под
щекой, сухие и  легкие, только чуть-чуть жестковаты... Как метелочки степных
трав.
     Макфиф подал признаки жизни:
     --  Ты  слыхал про  Бааба  Второго?..  --  Голос его задребезжал  и дал
петуха.  -- Тьфу, чушь собачья. Какие-то арабы,  куча  идиотов,  налетели со
своим бредом... Ведь так?
     Ни Гамильтон, ни Силки не сочли нужным отвечать.
     -- Нет, это долго не протянется, -- продолжал Макфиф.
     -- Хотела бы  я знать,  куда  мы едем!  -- жеманно  надула губки Силки.
Сильнее прижавшись к Гамильтону, она спросила: -- А ты в самом деле женат?
     Игнорируя девицу, Джек заметил Макфифу:
     -- Я знаю, чего ты боишься.
     -- Ничего я не боюсь, -- отмахнулся Макфиф.
     -- Боишься, боишься, -- повторил Джек. Сам он тоже чувствовал себя так,
будто брел по болоту наугад.
     Навстречу  из  тьмы вырастал Сан-Франциско, и вот уже машина неслась по
темным, безжизненным улицам -- ни звука, ни огонька.
     Макфиф тем не менее уверенно вел машину; он делал поворот за поворотом,
пока они не въехали в паутину узких переулков.
     Внезапно  Чарли  сбавил  скорость...  Приподнявшись  над  сиденьем,  он
вглядывался во тьму. На лице застыло тревожное выражение.
     --  Ужас! -- вдруг  захныкала  Силки,  зарываясь  головой  к  Джеку под
пальто. -- Трущобы какие-то! Я боюсь!
     Макфиф остановил машину, распахнул дверь и выскочил на  мостовую.  Джек
последовал его  примеру. Вдвоем они хорошенько осмотрелись. Из соседних окон
неслась  дешевая  эстрадная музыка,  специально для добропорядочных граждан,
поглощающих  сейчас свой  ужин.  Неровные,  хлипкие звуки плыли  во  влажном
воздухе в темноте меж ветхих домов и пустых лавок.
     -- Тут, что ли?.. -- спросил наконец Гамильтон.
     --  Угу,  -- кивнул Макфиф.  Можно было подумать, что  он только-только
удачно провел опознание.
     Они взирали на магазинчик весьма затрапезного вида -- ветхое деревянное
строение, облезлая желтая краска, кое-где проглядывает подгнившая древесина.
Невероятная груда  хлама загромождала вход. При свете  уличного  фонаря Джек
сумел различить налепленные на окна афиши. Блеклые, засиженные мухами листы.
В  щели между грязными занавесками  виднелись  ряды  уродливых металлических
стульев. Дальше, за стульями, непроницаемая тьма.
     Над входом в магазин укреплена кривая  самодельная вывеска, потемневшая
и рваная:

     НЕ-БАХАИТСКАЯ ЦЕРКОВЬ.
     ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ВСЕМ!

     Макфиф издал  страдальческий  стон, но  овладел  собой и  направился  к
церкви.
     -- Оставь! -- крикнул ему Гамильтон. -- Поедем отсюда!
     -- Нет! -- покачал головой Макфиф. -- Я хочу. войти.
     Приподняв  черный  зонт, он  шагнул  на  крыльцо и  принялся  методично
колотить  рукояткой  в дверь. Гулкий звук размеренным эхом пронесся по улице
из конца  в конец.  Где-то  в боковом  переулке  испуганно загремела  пустой
жестянкой бездомная дворняга.
     Человек,  приоткрывший дверь, предстал тщедушной и согбенной  фигуркой.
Он робко выглянул из-за двери, выставив нос и очки в стальной оправе. Желтые
водянистые глазки подозрительно бегали. Весь дрожа, он смотрел на Макфифа.
     -- Что вы хотите? -- спросил он гнусаво.
     -- Вы  меня не  узнаете,  отец?  --  спросил Макфиф.  -- Что случилось,
падре, где церковь?
     Что-то забормотав, старик потянул дверь на себя.
     --  Убирайтесь  прочь,  мерзкие забулдыги! Убирайтесь  --  или я позову
полицию!
     Макфиф  успел сунуть зонт  в дверной  проем, помешав старику запереться
изнутри.
     -- Отче! -- взмолился он. -- Это ужасно! Они украли вашу церковь! И вы,
отче, так изменились... весь съежились!.. Это невозможно!..
     Голос Макфифа сорвался, казалось, его душили рыдания.
     -- Тебе надо было его видеть! -- Он беспомощно повернулся к Гамильтону.
-- Он был гораздо крупнее меня!
     -- Убирайтесь! -- вновь прогнусавил тщедушный человечек.
     --  Неужели  нельзя войти?  --  спросил  Макфиф, не  убирая  зонта.  --
Пожалуйста,  впустите нас! Куда ж нам идти? Здесь  со мной один еретик... он
жаждет обращения!
     Человечек заколебался. Взволнованно гримасничая, он взглянул на Джека:
     -- Это вы?.. А в чем  дело?  Разве завтра нельзя? Уже  глубокая ночь, я
давно уже спал!..
     Приоткрыв дверь, он неохотно отступил в сторону.
     -- Вот и все,  -- сказал Макфиф Гамильтону, когда они  вошли. -- Ты  не
видел  прежде  этот  собор? Из камня,  с  витражами... -- Он  развел руками,
словно показывая собственное бессилие. --  Самый  большой  собор,  какой мне
доводилось видеть!
     -- Вам это обойдется  в десять долларов, -- бормотал человечек, ковыляя
чуть  впереди. Наклонившись, он  выволок из-под  прилавка глиняную урну.  На
прилавке  пестрели   листовки  и  буклеты.  --  Деньги  вперед!  --  добавил
человечек.
     Роясь в карманах, Макфиф недоуменно озирался. Потом накинулся на падре:
     -- Но где же орган? Где свечи? У вас даже свечей не стало?
     -- Это  нам  не по карману, --  ответил  человечек, отпрянув  назад  от
вопрошавшего. -- Ну, так что конкретно вы хотите? Ах да, обратить в истинную
веру этого еретика?
     Он схватил Гамильтона за рукав, пристально посмотрел Джеку в глаза:
     --  Я отец О'Фаррел. Вам придется стать на колени, молодой  человек.  И
преклонить голову пред Господом.
     Джек покрутил головой:
     -- А всегда ли тут было так?
     Отец О'Фаррел растерянно запнулся, потом переспросил:
     -- То есть? Вы что имеете в виду?
     Гамильтон, дабы скрыть охватившую его досаду, только пожал плечами:
     -- Нет, ничего. Я просто так.
     -- Конфессия наша очень  древняя, -- неуверенно произнес отец О'Фаррел.
-- Вы это имели в виду? Ей уже немало столетий.
     Голос его задрожал:
     -- Она  старше  даже Первого Бааба. Я, право, не  могу  назвать  точную
дату. Говорят, что...
     Здесь он осекся.
     -- Впрочем... не важно, что говорят. Досужие утверждения...
     -- Я хочу общаться с Богом, -- напомнил Гамильтон.
     -- Да,  да, --  согласился  отец  О'Фаррел.  --  Я  тоже  хочу, молодой
человек...
     Он похлопал Джека  по руке; прикосновение было  столь легким, что почти
не ощущалось.
     -- ...и каждый хочет того же.
     -- Так вы не поможете мне?
     --  Это  очень трудно, -- проговорил  отец О'Фаррел. И юркнул в боковой
притвор,  в  некое  подобие  кладовки,  где  была  свалена  в  невообразимом
беспорядке церковная утварь. Сопя и  спотыкаясь  на  каждом шагу,  священник
вынес  плетеную  корзину,  наполненную  всевозможными   костями,  обломками,
спутанными прядями волос и кусочками кожи.
     -- Это все,  чем мы располагаем, -- вздохнул он,  ставя на пол корзину.
-- Может, сумеете воспользоваться... Пожалуйста, выбирайте!
     В то время как Гамильтон перебирал кости, потрясенный Макфиф произнес:
     -- Ты только взгляни!.. Это же фальшивки... Подделка!
     --  Мы  делаем,  что  в  наших силах!  --  молитвенно  складывая  руки,
прогнусавил отец О'Фаррел.
     -- А  есть ли какой-нибудь способ...  вознестись? -- неожиданно спросил
Джек.
     Впервые за все время отец О'Фаррел улыбнулся:
     -- Для этого надо сначала умереть, молодой человек!
     Взяв зонт, Макфиф двинулся к выходу.
     --  Пойдем!  --  решительно бросил он  Гамильтону. --  Я сыт  по горло.
Уносим ноги!
     -- Подожди! -- крикнул Джек.
     Макфиф обернулся:,
     --  Зачем  тебе  с Богом  разговаривать?  Ты  же видишь, что  твориться
сейчас. Оглянись вокруг!..
     -- Он единственный,  кто может объяснить, что же все-таки случилось, --
ответил Гамильтон.
     Макфиф раздумывал над этим недолго.
     -- Мне все равно, что бы там ни случилось. Я ухожу.
     Лихорадочно  работая, Гамильтон заканчивал выкладывать круг из костей и
зубов -- кольцо из святых мощей.
     -- Помоги! -- попросил он Макфифа.
     -- Не прикидывайся, будто тебе это все безразлично.
     -- Ты, парень, чуда захотел!
     -- Я знаю, -- ответствовал Джек.
     Макфиф сделал несколько шагов назад.
     -- Это безнадежно. Вот увидишь.
     Он стоял,  сжимая рукоятку  громадного зонта. Отец  О'Фаррел озабоченно
прохаживался неподалеку.
     -- Мне  надо знать, как и почему все это началось,  --  упрямо  твердил
Джек. -- Второй Бааб, молельные колеса, благодать на развес... Если я это не
выясню...
     Он  вздохнул поглубже, протянул руку и, выхватив у Макфифа зонт, поднял
его над головой. Подобно крыльям гигантского стервятника, зонт раскрылся над
ним; с тугой ткани скользнуло на пол несколько темных капель.
     --  Что  такое?!  -- вскрикнул Макфиф,  переступая  круг из мощей, чтоб
вернуть назад свою собственность.
     --  Держись  крепче! --  посоветовал  ему  Джек. Сам он  изо  всех  сил
ухватился за рукоять  и обратился  к  священнику: -- Отче, есть у вас вода в
том кувшине?
     -- Д-да, --  ответил отец  О'Фаррел, заглянув в  глиняный кувшин. -- На
самом донышке.
     -- Когда вы окропите водой зонт, прочитайте, прошу  вас, те строки, что
относятся к Вознесению.
     -- Те строки?.. -- озадаченно попятился отец О'Фаррел. -- Я...
     -- Et resurrexit. Неужели не помните?!..
     --  О!..  -- выдохнул  падре.  -- Да,  да... Конечно, помню.  Продолжая
согласно  кивать,  он окунул  пальцы в  святую воду и несколько раз  окропил
зонт.
     -- Я искренне сомневаюсь...
     -- Читайте! -- велел ему Гамильтон.
     Срывающимся голосом отец О'Фаррел начал:
     -- Et  resurrexit  tertia  die  secundum  scripturas,  et  ascendit  in
cooelum? Sedet ad dexteram partis? Et iterum venurus est cum gloria judicare
vivos  et  mortuos?  Cojas  regni  non  erit finis...[*Из  Символа веры:  "И
воскресшаго  в  третий  день по Писанием. И  возшедшаго на  небеса, и седяща
одесную Отца.  И паки  грядущаго со славою судити живым  и мертвым,  Его  же
Царствию не будет конца" (лат.)].
     Зонт затрепетал у Джека в  руках. Медленно,  медленно, постепенно... он
стал подниматься. Макфиф заблеял, как испуганная овца,  и тоже ухватился изо
всех сил за рукоятку.
     Спустя минуту верхний конец зонта уже  упирался в  потолок. Гамильтон и
Макфиф болтались в воздухе, нелепо дрыгая ногами, срывая лохмотья  свисающей
с потолка паутины.
     -- Окошко вентиляции... откройте!.. -- с трудом прохрипел Джек.
     Испуганной  мышью отец О'Фаррел кинулся на поиски шеста.  Наконец  окно
под самой крышей распахнулось.  Влажный ночной воздух тугой  волной ворвался
внутрь,  взбаламутив  стоячее  болото  многолетней  затхлости. Будто  почуяв
свободу, зонт рванулся ввысь. Жалкое деревянное строение в считанные секунды
пропало  из виду, оставшись  где-то  далеко  внизу... Холодные  клубы тумана
окружили со всех сторон поднимавшихся  Гамильтона  и Макфифа. Они уже висели
на  уровне  самых  высоких  небоскребов.  И  только  рукоять  черного  зонта
удерживала  их над крышами  великого города  Сан-Франциско -- над гигантской
чашей мерцающих желтых огней...
     -- А что, -- закричал Макфиф, -- если отпустить ручку?..
     --  Молись,  чтоб  тебя  не  покинули  силы! -- крикнул в  ответ  Джек,
зажмурившись и  судорожно  вцепившись в  рукоять. Зонт подымался все выше  и
выше, набирая скорость.  Через некоторое время,  отважившись,  Джек разлепил
веки и выглянул из-под зонта вверх.
     Взору открылось бесконечное пространство полное зловещих облаков. А Что
дальше? Ждал ли их Он?..
     Все выше и выше летел  зонт. В неизвестность, во тьму.  Что ж, теперь о
возвращении думать было слишком поздно...

        Глава 7

     По мере подъема тьма рассеивалась. Холодная толща облаков уходила вниз;
мягко ткнувшись в пышную влажную  перину, зонт  пронзил ее.  Выскользнув  из
холода ночи,  импровизированный дирижабль поднимался  теперь в тусклой среде
бесцветного пространства.
     Под башмаками обозначился светлый шар.
     Джек никогда прежде не видел  Землю так отчетливо хорошо.  И образ этот
практически  полностью  удовлетворил   его  самые  смелые  ожидания.   Будто
подвешенный на  невидимой нити в темной бездонности  вселенской пустоты, шар
просто  покоился  --  серьезно,  сосредоточенно.  Словом,  был  впечатляющим
объектом.
     Он  производил  впечатление  именно  своей  самодостаточностью.  Ощутив
легкое беспокойство, Джек внезапно осознал, что других планет в пространстве
не  наблюдалось.  Он опасливо  осмотрелся вокруг,  постепенно  --  и  против
желания -- воспринимая всю небесную картину.
     Земля пребывала в гордом  одиночестве. Вокруг  нее крутилось сверкающее
круглое тело, совсем крохотное, словно оса вокруг арбуза. Ужас пробрал Джека
до самых селезенок. Но ведь это же не что иное, как Солнце!
     Крохотная звезда. И она -- вращается. Вокруг Земли. Si muove. Но только
не Земля. Si muove -- Солнце!
     К счастью,  ослепительная точка уже  скрылась за краем могучей планеты.
Двигалась  она  не слишком  быстро --  период  обращения наверняка не больше
двадцати четырех часов. Будто  вдогонку звезде,  на  светлую  сторону  Земли
выскочило крохотное, почти незаметное пятнышко.  Исковерканный комок неживой
материи, выполняющий скучную, унылую работу...
     Луна...
     Она  совсем  недалеко; зонт  вот-вот должен пройти поблизости.  Чуть не
лишившись рассудка от  невероятности  всего увиденного  и случившегося, Джек
вперил взор в жалкий, уродливый камешек Луны  и проводил его взглядом до тех
пор,  пока спутник не исчез в  серебристой ауре  Земли. Что же получается --
весь  титанический труд ученых астрономов не более  чем  досадная  ошибка? А
привычная   планетарная   система   --   заблуждение   школьника?   Детально
разработанная,  подтвержденная  опытом  веков  система  Коперника  выглядела
случайным недоразумением.
     Джек воочию наблюдал сейчас  древнюю,  устаревшую  концепцию Вселенной,
наблюдал  в действии. Гигантская  неподвижная Земля -- единственная планета.
Правда,  можно  было  различить еще  Венеру и  Марс. Но они  казались  столь
ничтожно малыми,  что с таким же  успехом их вовсе могло и не быть. Опять же
звезды... тоже неправдоподобно крохотные, исчезающие точки на черном бархате
мироздания.
     Весь многовековой  фундамент  знакомой с детства космологии в  один миг
рассыпался вдребезги.
     Джек  созерцал  ветхозаветную  Вселенную  Птоломея:  крошечное  Солнце,
микроскопические звезды; грандиозная, нелепо  раздувшаяся 3емля,  занимающая
неподвижный центр мироздания. Для этой  Вселенной подобное положение  вещей,
видимо, служило аксиомой.
     Но, слава Богу, не имело ничего общего с его, Гамильтона, миром.
     Поэтому  Джек  не  особо  удивился,  когда  заметил  далеко за  окоемом
серебристо-туманного  купола,  окружавшего Землю,  красноватое  колеблющееся
зарево. Создавалось впечатление, будто где-то глубоко, в самых недрах темной
бесплотности космоса, на  полную катушку  работала некая чудовищная кузница:
дышали   первобытным  огнем   горнила  и  плавильни,  из  топок,   вспыхивая
дьявольским  фейерверком,  сыпались  снопы  искр,  и  зловещие  алые  молнии
вспарывали время от времени зыбкую серебряную ауру.
     Ад во всей своей красе.
     А что же наверху?.. Джек вытянул шею и глянул за край зонта. Казавшиеся
не так  давно  абсурдным  понятием, Небеса  предстали  теперь  с  явственной
очевидностью.   Той   самой   высшей   инстанцией,   злополучным   абонентом
двусторонней связи, на которую замыкались труды специалистов по электронике,
семантике, а также психологов и прочих ученых. Земля была окружена ими.
     Пепельно-серое марево тем временем истончалось и рассеивалось, а вскоре
и вовсе  исчезло.  Теперь не  осталось уже ничего -- даже  холодного ночного
ветра,  пробиравшего  до  костей.  Макфиф,  вцепившись  в рукоять  зонта,  в
благоговейном  экстазе  взирал   на  приближающуюся  обитель   Бога.  Однако
разглядеть  святые  пределы  подробно  возможности  не  было.  Теряющийся  в
бесконечности занавес из какого-то плотного вещества служил надежной защитой
от любопытных взоров.
     Над этой  импровизированной  стеной крутилось несколько весьма странных
созданий, очень похожих на гигантских светляков. Они быстро перемещались  то
в одну, то в другую сторону.  Может, это порхали ангелы? Разглядеть их  было
трудно...
     Зонт  продолжал  подъем,  и  по  мере  подъема  возрастало  любопытство
Гамильтона. Как ни странно, Джек обнаружил, что сам он совершенно спокоен. В
подобных обстоятельствах сложно пробудить в себе хоть какие-то эмоции:  либо
ты  сливаешься  со  всем  происходящим,  либо  полностью  теряешь  контроль.
Среднего состояния сейчас просто не дано.
     Скоро зонт преодолеет защитную стену... И они с Макфифом узрят Небеса.
     Долгий  же был путь -- если считать  с того момента, когда они стояли в
холле "Мегатрона" друг напротив друга и спорили о каких-то пустяках...
     Джек не  сразу сообразил, что зонт замедляет движение. По-видимому, они
подобрались к некоему рубежу. Выше?.. Ничего не могло быть выше.
     Само собой, тут  же возник на удивление смешной вопрос: что  же дальше?
Будет ли зонт спускаться так же неторопливо, как и подымался? Или же он, как
бабочка, сложит крылья и сбросит докучливых наездников?
     Нет. Им предстояло увидеть еще что-то. Теперь они  находились на уровне
верхнего края "стены", вероятно, закрывавшей Рай. В голове родилась еще одна
нелепая  мысль: стена  воздвигнута  не  для того,  чтобы туда  не  проникали
посторонние взгляды, а чтобы никто из содержавшихся в Раю не сбежал оттуда.
     -- Мы уже... -- засопел Макфиф, -- почти прибыли...
     -- Ага, -- отозвался Гамильтон.
     --   Это  оказывает...   огромное   воздействие...   Так   сказать,  на
мировоззрение!..
     -- Еще бы! -- согласился Джек.
     Он почти  что  разглядел...  Еще  секунда...  еще... Какая-то  размытая
картинка, некий пейзаж надвигался на  них.  Честное слово, странное зрелище!
Нечто округлое,  укрытое  густым туманом. Гигантская окружность больше всего
напоминала водоем,  а  для  космического  пространства подобный факт казался
немыслим... Трудно было даже представить, будучи в здравом  уме, водоворот в
вакууме... Хотя  вот, пожалуйста, бредовая  картина разворачивалась прямо по
ходу  движения,  на  дальнем берегу  угадывались  горы, обрамленные  лесом и
кустарником.
     Вдруг водоем исчез, словно его накрыл опустившийся занавес. Но  занавес
тут  же поднялся,  и  вновь просветлело невиданное море: бескрайний  простор
спокойно покоящейся влаги.
     Водоем  даже  издалека,  учитывая другой масштаб  расстояний в космосе,
выглядел  настолько громадным, что, наверное, в нем  легко было искупать всю
матушку-Землю. "Сколько же в нем воды, интересно?" -- подумал Джек. В центре
фантастической  заводи определенно имелось еще что-то, более темное озеро --
внутри большего,  прозрачного. Возможно  ли, чтобы Небеса являли собой столь
титаническое море? Ведь кроме этого океана океанов больше ничего нельзя было
разглядеть.
     И это...
     Вот это  да! Какое там  море! Прямо на Джека и Чарли взирал живой глаз!
Незачем и спрашивать, чей это был Глаз.
     Макфиф издал дикий вопль. Лицо его потемнело, как в приступе удушья; из
горла вырывался жуткий  хрип... Тело корчилось словно в агонии;  Чарли будто
хотел избавиться от зонта, разжать пальцы, но они отказывались повиноваться,
ослабить свою судорожную хватку.  Макфиф конвульсивно пытался отвернуться от
гигантского Глаза, уклониться от пронизывающего взора.
     Глаз  сосредоточился  на зонте...  Зонт вспыхнул  мгновенно, как  сухая
солома.  Хлопья  горящей  ткани, обуглившаяся  палка и  двое  визжащих  гомо
сапиенс полетели вниз.
     Спуститься с той же неторопливостью, с  какой они  были вознесены, явно
не удалось.  Они ринулись вниз  со скоростью  метеорита,  едва не  теряя  от
страха сознание.  В  какой-то миг Джек своей  филейной  частью  ощутил,  что
земная твердь уже очень близко...  И тут же последовал сокрушительный  удар.
Джека подбросило вверх, как тряпичную куклу. Высоко подбросило, почти к тому
пределу, откуда он начал сумасшедшее падение.
     И опять оглушительный удар... снова  и  снова... Когда все закончилось,
физическое  "я"  Джека  лежало  неподвижно,  едва  дыша,   распростертое  на
поверхности планеты.  Рука сжимала пучок сухой травы, торчавший из глинистой
красной почвы. Превозмогая  резь  в глазах, Джек  приоткрыл веки и осторожно
осмотрелся.
     Он лежал посреди широкой  пыльной равнины. Было холодное раннее утро. В
отдалении маячили  какие-то  здания. Рядом,  подобно сломанному манекену  из
магазина для толстяков, распласталось неподвижное тело Чарли Макфифа...
     Шайен, штат Вайоминг.

     Прошло немало  времени,  прежде чем  Гамильтон сообразил,  что люди  не
только дышат, но и умеют говорить.
     --  Наверно,  надо  было  сразу  сюда  и  направляться...   --  кое-как
пробормотал Джек.
     Ответа  от  Макфифа  не  последовало.  Мозги  ему,  наверное,   отшибло
основательно.  Доносилось  лишь  чириканье  птиц  на склонившемся  дереве  в
нескольких ярдах от них.
     С трудом  поднявшись на ноги,  Гамильтон доковылял до своего  спутника.
Тот был жив  и внешних увечий не наблюдалось.  Лишь дыхание  было  частое  и
неглубокое.  По  подбородку  из полураскрытого  рта  тянулась дорожка липкой
слюны. На лице застыла маска предельного ужаса.
     Но почему именно ужаса? Разве шанс лицезреть Господа своего не вызвал у
Чарли фанатичной радости?
     Значит,  вскрылись новые факты  об окончательно свихнувшейся Вселенной.
Их весьма затруднительно увязать в рамках сколь-нибудь приемлимой концепции.
Ясно лишь  одно -- Гамильтон и  Макфиф оказались в самом центре  бахаитского
мира. В Шайене, штат Вайоминг. Бог исправил отклонение Джека  от правильного
пути. Чарли пытался задержать его, направить по ложной стезе,  но сейчас он,
несомненно, на богоугодном пути. Тиллингфорд говорил  верно: Провидение вело
его именно к пророку Хорейсу Клэмпу.
     Джек с любопытством всматривался в серые  очертания  маячившего вдалеке
города.   Над  приземистыми,  неказистыми  строениями  возвышался  одинокий,
колоссальных  размеров, шпиль, ослепительно  сверкавший  в  лучах  утреннего
солнца. Небоскреб?.. Монумент?
     Ни то ни другое. Это храм Единоправедной Веры. С расстояния в несколько
миль Джек обозревал усыпальницу Второго  Бааба.  Власть бахаизма, которую он
ощущал до сих пор, не пойдет ни в какое сравнение с тем, что предстоит.
     -- Вставай! -- толкнул он застонавшего Макфифа.
     -- Меня не трогай, -- просипел Макфиф. -- Иди один. Я останусь тут.
     Он сунул руку под голову и закрыл глаза.
     -- Я подожду, -- ответил Гамильтон.
     Пока длилось ожидание, Джек обдумывал  сложившуюся  ситуацию. Вот сидит
он  сейчас посреди  штата  Вайоминг,  холодным  осенним  утром, с  тридцатью
центами в  кармане...  Что ему толковал  Тиллингфорд? Джека пробрала нервная
дрожь. Может, все-таки попробовать?
     --  Господи!.. -- начал он, становясь  в традиционную  позу: коленами к
земле,  ладони  вместе,  глаза   набожно  обращены  к  небу.  --  Вознагради
смиренного раба Твоего согласно обычной тарифной сетке,  по классу  А-4  для
специалистов-электронщиков.
     Тиллингфорд упоминал о четырехстах долларах...
     Какое-то время ничего не происходило.
     Холодный  ветер по-прежнему шелестел  в сухом  бурьяне  да  перекатывал
пустые  консервные  банки  по  красной  глинистой равнине.  Но  потом воздух
дрогнул.
     -- Накрой голову! -- завопил Гамильтон в сторону Макфифа.
     На  землю обрушился  ливень из серебристых  монет. Глухо звякая, монеты
низринулись ослепляющим  потоком.  Когда поток иссяк,  Гамильтон в  восторге
начал сбор невероятного урожая. Каково же было разочарование: до  четырехсот
долларов явно не хватало. Вопрошающий получил только  на ближайшие карманные
расходы.
     Вероятно, большего он не заслуживал.
     Джек наскреб  сорок долларов и семьдесят  пять  центов. Ну,  и  на  том
спасибо!  По  крайней  мере,  с  голоду он  не умрет.  А  вот  когда  деньги
кончатся... Тогда посмотрим!
     -- Не забудь,  -- хриплым голосом заметил, приподнимаясь, Макфиф. -- Ты
мне должен десять долларов!
     Он был явно нездоров. Лицо пошло пятнами, тучное тело того и гляди, как
тесто,  выползет из одежд. Щека  дергается  от  тика.  Происшедшая  перемена
воочию свидетельствовала о  том, насколько  потрясен  Макфиф  зрелищем Бога.
Точно деморализованный солдат из разбитой армии.
     -- Ты что, не таким ожидал его увидеть? -- спросил Джек, когда они  уже
брели по направлению к шоссе.
     Проворчав что-то нечленораздельное, Макфиф  сплюнул. Слюна была красной
от  набившейся в рот  глиняной  пыли.  Сунув руки  глубоко в  карманы, Чарли
потопал дальше, тупо глядя вперед и еле передвигая ноги.
     -- Ладно, -- снизошел Гамильтон. -- Это не мое дело.
     -- Я бы не прочь глотнуть чего покрепче, -- выдавил наконец Макфиф.
     Они  взобрались на  обочину  шоссе. Макфиф принялся  изучать содержимое
своего бумажника.
     --  Увидимся в Белмонте. Верни десятку. Она  мне пригодится при покупке
авиабилета.
     Джек с неохотой отсчитал  десять  долларов,  Макфиф  принял мелочь  без
возражений.
     Они  добрались  уже до окраины  Шайена, когда  Гамильтон заметил  нечто
отвратительное на шее у  Макфифа: гроздь ужасных, красных, набухших болячек.
И эта гадость разрасталась прямо на глазах...
     -- Вот это фрукты  поспели!.. -- удивленно присвистнул Джек.  Макфиф  с
немым страданием во  взоре глянул на него. Немного погодя он показал на свою
левую щеку.
     -- И абсцесс под  зубом  мудрости...  -- сообщил он убитым  голосом. --
Фурункулы... Абсцесс... Моя кара.
     -- За что?
     Ответа  не  последовало.  Макфиф  погрузился   в  безмолвную  борьбу  с
угрызениями совести.
     Гамильтон вдруг подумал, что может считать себя счастливчиком, если так
легко отделался после встречи с Богом. Конечно, существует какой-то механизм
отпущения грехов. Макфиф, если поведет жизнь праведную, сумеет избавиться от
болячек. Проходимец от рождения, он наверняка найдет верный способ.
     У  первой же остановки автобуса они тяжело опустились на холодную сырую
скамью. Прохожие,  спешившие в город за субботними покупками, с любопытством
оглядывались.
     --  Мы  -- паломники,  --  ледяным тоном сообщил  Джек в ответ  на один
слишком   уж  бесцеремонный  взгляд.  --  Да-да,  на  коленях  приползли  из
Бэттл-Крик, штат Мичиган.
     Как  ни странно,  на сей  раз никакого  наказания свыше не последовало.
Тяжело вздохнув,  Гамильтон почти пожалел об этом. Капризная стихия личности
Вседержителя  вызывала  все большее  недоумение. Слишком  плохо соотносились
между собой злополучные "преступление и наказание". Может, молния праведного
гнева  поразила  сейчас  какого-нибудь  невинного  шайенца  на  другом конце
города.
     --  Ну,  вот  и автобус!.. -- с благодарной дрожью в  голосе проговорил
Макфиф, тяжело подымаясь на ноги. -- Доставай свои пятицентовики.
     Когда  автобус сделал остановку возле аэропорта, Макфиф выбрался наружу
и заковылял к административному зданию. Джек остался сидеть: его путь  лежал
к  сияющему  шпилю,  обелиску  или  башне,  а  точнее  --  к  Единоправедной
Усыпальнице.

     Пророк  Хорейс   Клэмп  встретил  Джека  в   огромном,  давящем   своей
величественностью  вестибюле.   Внушительных   размеров  мраморные   колонны
обступали со всех сторон. Усыпальница  являла  собой откровенное  подражание
традиционным мавзолеям античности. Несмотря на всю импозантность сооружения,
здесь так и витал изрядный налет дешевой пошлости. Громадная, грозная мечеть
шокировала   уродством.  Подобные  архитектурные  монстры  обычно  создаются
людьми, начисто лишенными художественного вкуса.  К примеру, коммунистами  в
Советском Союзе. Но,  в отличие от советских учрежденческих "шедевров",  это
блюдо  было  приправлено   еще  и  всевозможными  наличниками,  панелями   и
шпалерами,  бронзовыми  завитушками   и   шарами.  Монументальные  барельефы
изображали  пасторальные сценки из  жизни  Ближнего Востока:  фигуры, все до
единой,  --  с  благообразными  постными   физиями,   тщательно  одеты   или
задрапированы.
     --  Приветствую! -- возгласил пророк, в  благословляющем жесте поднимая
пухлую ручку.
     Хорейс  Клэмп  будто сошел  с  плаката  воскресной школы:  кругленький,
семенящий  вперевалку,   в   мантии  с   капюшоном,  с  благодушно-идиотским
выражением  лица.  Мягким жестом он  пригласил  Джека подняться  на  верхнюю
ступеньку  и  легонько  подтолкнул его  вперед.  Внешне  Клэмп  был  вылитый
вождь-исламит.  Когда  они  вошли  в   богато  обставленный  кабинет  вождя,
Гамильтон в ужасе  и отчаянии спросил себя, зачем он здесь. Действительно ли
все это имеет хоть долю смысла?
     --  Я ждал вас, -- деловито сообщил  Клэмп. --  Меня  известили о вашем
прибытии.
     -- Известили? -- спросил озадаченный Гамильтон. -- Кто?
     -- Как это кто? Конечно же сам Тетраграмматон.
     -- Вы хотите  сказать, -- Джек обескуражено моргнул,  -- что  являетесь
пророком бога по имени...
     --  Никто  не  может  называть его  по  имени, -- с лукавым проворством
перебил Клэмп. -- Имя  его  слишком священно. Он предпочитает,  чтобы  о нем
упоминали,  пользуясь термином  Тетраграмматон[*'Тетраграмматон  (греч.)  --
букв.: "слово из четырех  букв". Употреблялось  для обозначения имени "Яхве"
(в древнееврейской  транскрипции  JHVH].  Я даже удивлен,  что  вы этого  не
знаете. Это общеизвестно!
     -- Видимо, я кое в чем еще профан, -- признался Гамильтон.
     -- Как я понимаю, недавно вы удостоились видения?
     -- Если вы спрашиваете, видел ли я -- мой ответ утвердительный.
     Джек поймал себя на мысли, что, едва успев познакомиться с пророком, он
уже испытывает чувство некоторой брезгливости, если не отвращения.
     -- Как Он там?
     -- По-моему, в добром здравии.  -- Гамильтон не сдержался и добавил: --
Если учесть Его возраст.
     Клэмп сосредоточенно прохаживался по кабинету, сверкая абсолютно лысым,
как бильярдный шар,  черепом. По  идее  пророк  должен олицетворять духовную
мудрость,  излучать  достоинство  иерарха,  но  выглядел  он  на самом  деле
форменной карикатурой. Конечно, все стереотипные представления о  священнике
высокого ранга  налицо...  Для того  чтобы  быть  убедительным,  он  слишком
величав.
     Как  чье-то  уродливое представление о том, каким должен  быть духовный
глава Единоправедной Веры.
     -- Отче, -- без  обиняков начал Гамильтон, -- думается, мне лучше сразу
все выложить... В этом мире я нахожусь около двух суток, никак не больше. И,
откровенно говоря,  полностью  сбит с толку. Это абсолютно  безумный мир для
меня. Луна величиной с горошину -- это абсурд. Геоцентризм  -- когда  Солнце
вращается вокруг Земли!  -- явный  примитив. И архаичная, чуждая Западу идея
Бога: капризный старец, осыпающий  человечество  то монетами, то змеями,  то
болячками...
     Клэмп колюче взглянул на Гамильтона:
     -- Но, простите, таков порядок вещей! Все это -- Его творение!..
     -- Это творение --  может быть.  Но не то, которому  принадлежу я. Мир,
откуда я...
     -- Вероятно, -- перебил Клэмп, --  вам  бы следовало рассказать, откуда
вы.  С таким  поворотом  дел  Тетраграмматон меня не  ознакомил.  Он  просто
известил, что сюда держит путь заблудшая душа.
     Без особого энтузиазма Джек кратко изложил свои приключения.
     --   Ох!  --   только  и  смог   вначале  выдавить  Клэмп.   Пророк  со
скептически-огорченным  видом  заходил по  кабинету взад-вперед.  -- Нет!  Я
никак не возьму в толк!.. Хотя  случиться подобное могло, вероятно, могло...
Вы,  стоя здесь, передо  мной, заявляете, будто вплоть до  прошлого четверга
существовали в мире, не осененном Его присутствием?
     --  Я этого не утверждал.  Будучи из мира, который не  был осенен столь
грубым  и напыщенным  Его присутствием.  В  моем мире,  в  моей жизни ничего
похожего на племенные культы не было, как не было ни молний, ни грома. И тем
не менее Он в моем мире вполне присутствовал. Я всегда исходил из  того, что
Он существует. Но Его  присутствие было возвышенно и ненавязчиво.  Если  так
можно выразиться,  Он вечно за  кулисами и не  меняет  декораций всякий раз,
стоит лишь кому-то выйти из роли.
     Пророк ошеломленно внимал откровениям Гамильтона.
     --  Это  неслыханно...  Я  не  мог  даже  мысли допустить,  что  где-то
существуют целые миры неверных.
     Джек почувствовал, что терпение его с каждой секундой испаряется.
     --  Неужто до вас не  доходит, о чем я?..  Ваша убогая  Вселенная, этот
Бааб, или как там его...
     -- Второй Бааб! -- перебил его Клэмп.
     -- Что такое -- "Бааб"? И где тогда Первый? Откуда вся эта ерунда?
     Наступила пауза презрительного (со стороны  пророка) молчания.  Наконец
Хорейс Клэмп усмирил свой праведный гнев и заговорил:
     -- Девятого июля  1850 года Первый Бааб  был казнен в Табизе.  Двадцать
тысяч его последователей, бахаитов, были  зверски умерщвлены. Первый Бааб --
истинный  пророк Господа. Он умер, явив людям множество чудес. Его тюремщики
рыдали,  словно  дети,  когда  он  умирал.  В  1909  году  его останки  были
перенесены на гору Кармель.
     Клэмп умолк.  На минуту повисла драматическая  тишина, а взгляд  Клэмпа
наполнился огнем истовой веры.
     -- В  1915  году, через  шестьдесят пять  лет после своей кончины, Бааб
вновь  появился на Земле. В Чикаго,  в восемь часов утра четвертого августа,
свидетелями этого стали посетители одного ресторана.  И это  несмотря на тот
неоспоримый факт, что его физические останки на горе Кармель неприкосновенны
до сих пор.
     -- Понимаю, -- кивнул Джек.
     В священном порыве подняв обе руки, Клэмп продолжал:
     --  Какие еще  нужны доказательства? Видел ли  мир  когда-либо  большее
чудо? Первый Бааб был только пророком Единосущного Бога...
     Дрожащим от волнения голосом Клэмп закончил:
     -- ...тогда как Бааб Второй -- это... Он!
     -- А почему именно Шайен?
     --  Бааб Второй окончил  свои дни на Земле именно в  этом месте. 21 мая
1939 года Он вознесся в Рай, уносимый пятью ангелами, на глазах у верующих в
Него. Это был момент божественного  потрясения.  Я лично... -- Тут в горле у
пророка  что-то булькнуло, наверное, пузырь благоговейного экстаза. -- Я сам
получил  от  Второго  Бааба, в  Его последний час  на  Земле,  Его личные...
Патетическим  жестом  он  указал на  нишу в  стене  кабинета. -- Вот  в этом
михрабе хранятся часы  Второго Бааба, его авторучка,  бумажник и один зубной
протез. Остальные зубы, будучи природными,  вместе  с  ним вознеслись в Рай!
Сам я, в период земного бытия Второго Бааба, был его хронистом. Я и  записал
большую часть текстов "Байяна" вот на этой пишущей машинке...
     Он прикоснулся к стеклянному колпаку, под которым стоял старый разбитый
"ундервуд", пятая модель в фирменном исполнении.
     --  А  теперь,  --  заявил Клэмп,  --  давайте-ка  поразмыслим над  той
картиной, которую вы только что описали.  Подумать только, чтобы  целый мир,
миллиарды  людей  проживали  свои жизни  напрасно -- в отлучении от светлого
лика Единосущного Бога!
     Рвение  проповедника  полыхнуло огнем  в  его  глазах,  и  жуткое слово
сорвалось с его уст:
     -- Джихад!
     -- Подождите!.. --  вздрогнул  Гамильтон. Но  Клэмп  решительно оборвал
его.
     -- Джихад!  -- возбужденно  возопил он. -- Мы  возьмемся  за полковника
Эдвардса  в "Калифорния мэйнтэнанс"... Немедленно перестроим производство на
ракеты дальнего  радиуса...  Но прежде всего  бомбардируем  этот  пораженный
безверием  район  литературой  священного содержания. Затем,  когда  во тьме
забрезжат  огоньки духовности,  мы пошлем бригады  инструкторов...  Затем --
концентрация  специальных  сил   странствующих  дервишей,   пропагандирующих
истинную веру  через средства массовой информации. Телевидение, кино, книги,
аудиокассеты... Я склонен думать,  что Тетраграмматона можно будет уговорить
на   пятнадцатиминутный  рекламный  ролик.  Или  даже  записать  полновесное
послание во спасение неверующих.
     "Боже, -- подумал Гамильтон, -- неужели для этого я сброшен в Шайен?.."
Слушая  истеричные  завывания пророка Клэмпа, Джек чувствовал, как его вновь
покидают  сила  воли и уверенность  в  себе. Может,  он  всего  лишь  слепой
исполнитель   чужих  замыслов?   Может   быть,  мир,  прильнувший   к  груди
Тетраграмматона, и есть единственно реальный мир?
     --  Могу  ли я  побродить  вокруг  усыпальницы?  --  слабеющим  голосом
попросил Джек пророка. -- Хочется посмотреть, что представляет собой святыня
бахаизма.
     Клэмп, погруженный в свои мысли, поднял на него невидящий взор:
     -- Что?.. Да-да, разумеется.
     Он нажал на кнопку селектора:
     -- Немедленно выхожу на связь с Тетраграмматоном...
     Здесь он осекся, наклонился  к Гамильтону и, подняв вопросительно вверх
руку, проговорил:
     -- Как  вы думаете, почему  Он  не сообщал нам  о  странном мире тьмы и
безверия?
     Гладкое и сытое лицо пророка Второго Бааба омрачилось сомнением.
     -- Я чуть  было  не  решил... -- Он покачал  головой. -- Действительно,
пути Господни неисповедимы.
     --  Весьма даже! -- поддакнул Джек и, выскочив из кабинета, зашагал  по
гулкому мраморному коридору.
     Даже  в столь  ранний  час  тут  и  там  бродили  набожные  посетители,
прикасаясь к святыням  и разглядывая все вокруг. В одном из притворов группа
хорошо одетых мужчин и женщин  распевала  гимны.  Джек собирался прошмыгнуть
мимо, но передумал...
     В воздухе над верующими парило  слабо светившееся видение, божественный
образ, показавшийся Гамильтону даже немного ревнивым, если не завистливым...
И Джек решил, что присоединиться к этим людям -- неплохая мысль.
     Нерешительно приблизившись, он примкнул к поющим и стал, не без насилия
над  собой,  неуверенно  подпевать. Гимны были ему неизвестны, но  он быстро
усвоил их стиль и ритм. Предельно простые фразы повторялись опять и опять, с
бесконечной монотонностью.  Очевидно, Тетраграмматон был воистину ненасытен.
По-детски эгоистическая личность,  постоянно требовавшая хвалы и славословий
--   самых  примитивных  и  грубых.  Скорый   на  расправу,  Тетраграмматон,
по-видимому,  с такой же легкостью впадал в  эйфорию, страстно желая лести и
упиваясь ею.
     Обеспечивать равновесие  двух крайностей -- дело весьма деликатное... И
опасное.  Легко  возбудимое  Божественное  Присутствие  было  всегда  рядом,
ревниво подстерегая любой неверный шаг верующего.
     Исполнив  свой  религиозный  долг, Гамильтон  мрачно отправился дальше.
Здание и  люди в  равной  мере  были полны  напряженным  ощущением  близости
Тетраграмматона. Джек ощущал Его  повсюду. Подобно густому  смогу, исламский
Бог проникал в каждую щелку и царил везде.
     С  тягостным  удивлением  Джек  увидел  громадную  мемориальную  доску,
освещенную прожекторами. Он принялся изучать ее.
     "ЕСТЬ ЛИ ТВОЕ ИМЯ В ЭТОМ ПЕРЕЧНЕ?" -- гласила крупная надпись вверху.
     Список был  составлен в  алфавитном порядке.  Гамильтон не нашел себя в
нем. Не было там и  Макфифа.  Бедняга Макфиф... Джек ядовито хмыкнул. Однако
Чарли все равно выкрутится. Имени  Марши он тоже не обнаружил. Весь перечень
был на  удивление  кратким. Подумать только:  неужели из  всего человечества
только эта жалкая горстка достойна пребывать в Раю?
     Джек почувствовал, как в нем закипает волна мрачной ненависти. Он решил
поискать на доске  имена великих людей,  хоть что-нибудь значивших для него:
Эйнштейн, Альберт  Швейцер, Ганди, Линкольн, Джон Донн. Никого! Гнев  только
возрос.  Что происходит, в  конце концов? Эти души брошены  в Геенну потому,
что не принадлежали вере Второго Бааба из штата Вайоминг?
     Конечно!..  Иначе  быть не могло. Спасутся только верующие в Него. Всем
остальным -- бесчисленным миллиардам -- уготованы адские печи. Самодовольные
колонки  имен  представляли  цвет   фанатизма  и  тупости  --  основы  основ
Единоправедной  Веры.  Тривиальные личности,  банальные  посредственности из
потока истории...
     Одно  имя тем не менее  оказалось  знакомым.  Джек  долго  вглядывался,
недоумевая,  как оно могло  оказаться тут. Почему  из  всех, кого он  знал в
жизни, лишь этот деятель очутился в списке праведников:
     АРТУР СИЛЬВЕСТР.
     Старый вояка!  Тот самый  суровый  воин,  который  сейчас  находится  в
госпитале  в  Белмонте.  Он,   оказывается,   один  из  главных  подвижников
Единоправедной Веры.
     Что  ж, в этом был  определенный смысл.  Смысл настолько глубокий,  что
Гамильтон несколько минут  мог только  беззвучно  разевать рот, как  рыба на
песке.
     Он  смутно, еще не приходя к  вразумительным  выводам, начал угадывать,
как в  этой шараде свести  концы  с концами.  Наконец-то оказалось возможным
нащупать основание всей этой пирамиды.
     Предстояло возвращение  в Белмонт. И первым  делом надо  было  повидать
Артура Сильвестра.

     В шайенском аэропорту Джек выложил перед кассиром всю свою наличность и
сказал:
     -- Один билет до Сан-Франциско. В крайнем случае согласен и на багажный
отсек.
     Все  равно на  билет  не  хватало.  Срочная  телеграмма Марше  принесла
недостающие доллары... и закрыла  его банковский счет.  С денежным переводом
от Марши пришло непонятное послание:
     "МОЖЕТ НЕ СТОИТ ТЕБЕ ВОЗВРАЩАТЬСЯ.
     СО МНОЙ ПРОИСХОДИТ ЧТО-ТО СТРАННОЕ".
     Это  удивило,  но  не  сильно.  По  правде  говоря,  Джек  уже  неплохо
представлял себе, что могло произойти.
     Самолет прибыл в Сан-Франциско  незадолго до полудня.  Дальше Гамильтон
ехал  автобусом компании  "Грейхаунд". Парадная  дверь его дома  в  Белмонте
оказалась  запертой,  а  в широком  окне гостиной желтым  неподвижным пятном
маячила  печальная  физиономия  Прыг-Балды.  Марши  не  было видно. Но  Джек
почему-то сразу понял, что она дома.
     Отперев дверь, Джек с порога крикнул:
     -- Я приехал!
     Из глубины темной  спальни донеслось  сдавленное рыдание. -- Дорогой, я
умираю?.. -- Марша беспомощно копошилась в затемненной комнате. -- Я не могу
к тебе выйти. И не смотри на меня. Пожалуйста, не смотри!
     Гамильтон  снял трубку  телефона  и  набрал номер. --  Приезжай  ко мне
домой, -- приказал он Биллу Лоузу. -- И  всех из нашей  группы обзвони, кого
сможешь. Джоан Рейсс, женщину с сыном, Макфифа -- если он отыщется...
     -- Эдит Притчет с сыном еще в больнице, -- ответствовал Лоуз. -- Только
Богу известно, где могут быть остальные. А почему так срочно?..
     Извиняющимся тоном он добавил:
     -- Я, видишь ли, с похмелья.
     -- Тогда сегодня вечером!..
     --  Давай  завтра,  а?  В   воскресенье  тоже  будет  неплохо.  А   что
случилось-то?
     --  Мне  кажется, я  разгадал  причину  наших злоключений,  --  сообщил
Гамильтон.
     -- Как раз когда мне начинает это нравиться!..
     Дальше Лоуз  заговорил, подражая сленгу негров из  гетто:  --  А завтра
здеся бальшой день. В Божье васкрисенье нам хотится много плясать.
     -- Что с тобой?
     -- Ничаво, сэр. -- Лоуз хмыкнул в трубку. -- Вааще ничаво.
     --  Значит,  увидимся в  воскресенье! --  Гамильтон  повесил  трубку  и
повернулся к спальне. -- Выходи! -- резко бросил он жене.
     --  Не  выйду! -- упрямо ответила Марша. -- Ты  не  должен  смотреть на
меня. Я уже так решила.
     Став на пороге спальни,  Джек похлопал себя по карманам,  ища сигареты.
Напрасно:  он  оставил их  у Силки. Не  сидит ли  девица по-прежнему  в  его
"форде", через дорогу от  церкви отца О'Фаррела? Вероятно, она видела  их  с
Чарли вознесение. Но  девица она ушлая, вряд ли  ее  это  удивило.  Так  что
страшного  ничего не произошло. Разве что он потратит немало времени, прежде
чем найдет свою машину.
     -- Ну, малышка, иди же! -- позвал он жену. -- Я хочу завтракать. А если
тебя пугает то, что я предполагаю...
     -- Это ужас какой-то! -- В  голосе Марши звучали отчаяние и отвращение.
-- Я  хотела  покончить с  собой. Ну  почему  это  случилось? Что  я  такого
сделала? За что мне такое наказание?!
     -- Это  не  наказание,  --  заметил  Джек  как можно мягче. --  И скоро
пройдет.
     -- Правда? Ты уверен?
     -- Если  только  мы  будем  правильно  действовать.  Я иду  с  Балдой в
гостиную. Мы ждем тебя.
     --  Он  все  уже  видел.  --  Голос  Марши опять  задрожал.  --  Я  ему
отвратительна!..
     -- Коты всегда торопятся с выводами, ты знаешь...
     В гостиной Джек плюхнулся на диван и  принялся терпеливо ждать. Наконец
из  темной спальни донеслись  звуки  осторожных  шагов. К выходу приближался
неуклюжий силуэт.
     Острая  жалость пронзила Джека. Бедняжка!..  Ей  ведь непонятна причина
случившегося!
     Толстая,  приземистая фигура  смотрела на  него с  порога. Несмотря  на
предупреждение, Джека потрясло увиденное. Сходства с Маршей у фигуры не было
почти никакого. Неужели это раздувшееся чудовище -- его жена?!.
     Слезы текли по ее шершавым щекам.
     -- Что... что мне делать? -- прошептала она.
     Вскочив с дивана, Джек подбежал к жене.
     -- Это долго  не продлится, уверяю тебя! Подобное произошло не только с
тобой. Лоуз еле волочит ноги... И говорит с негритянским акцентом.
     -- Какое мне дело до Лоуза! Ты лучше на меня посмотри!
     Происшедшие  перемены  могли изумить  кого угодно.  Прежде  шелковистые
каштановые   волосы  теперь  висели  тусклой  паклей;  кожа  стала  серой  и
угреватой. Тело невероятно расплылось вширь. Огрубели и распухли руки; ногти
расслоились и почернели. А ноги превратились в две белые колонны, пораженные
плоскостопием и  обросшие мерзкими волосами. Одета Марша  была  тоже  весьма
странно: свитер грубой вязки, заляпанная юбка из твида, теннисные туфли... с
торчащими наружу грязными носками.
     Гамильтон оглядел жену со всех сторон.
     -- Что ж, выходит, я абсолютно прав.
     -- Это Бог, наверно...
     -- К  Богу это не имеет никакого отношения. Скорее -- наоборот. Имеется
тут  некий  ветеран  войн  по  имени  Артур Сильвестр.  Спятивший  солдафон,
фанатично уверовавший  в свои  шизоидные  религиозные фантазии. А люди вроде
тебя для него  опасные радикалы.  У старика  весьма конкретное представление
насчет того, как  должен выглядеть  радикал.  Особенно  молодая,  радикально
мыслящая дама вроде тебя.
     Грубое лицо Марши исказилось болью.
     -- Я выгляжу как... как отрицательный герой мультфильма.
     -- Ты выглядишь так, как  воображает тебя  Сильвестр. Он также  думает,
что негры  непрерывно  шаркают  подошвами.  Так что нам, я  думаю,  несладко
придется...  Если  мы   не  выберемся  из  мира  идиотских  фантазий  Артура
Сильвестра как можно скорее, то нам конец.

        Глава 8

     Воскресным утром  Джека разбудил шум и  грохот, царившие в доме.  Сразу
припомнилось  загадочное  предсказание  Лоуза о каком-то  недобром  событии,
ожидавшем  их в  начале  Божьего дня. Из  гостиной  неслись рев  и  скрежет.
Гамильтон очертя голову бросился туда и  обнаружил, что телевизор  непонятно
как  включился  и  экран  не  только  ожил,  а,  похоже,  взбесился. Картина
представляла собой сумбурную круговерть красных, синих и пурпурных пятен. Из
динамиков несся  девятый вал  убийственного  рева -- наверное,  такие  звуки
должны были нестись прямо из кругов ада.
     Постепенно  до  Джека дошло, что это скорее всего  воскресная проповедь
самого Тетраграмматона.
     Выключив телевизор,  он прошлепал  обратно в спальню. Несчастная  Марша
свернулась  в  кровати бесформенной грудой,  уклоняясь от  солнечного света,
бившего в окно.
     -- Пора  вставать,  --  сказал  ей Джек. --  Разве  ты  не слышишь, как
Всевышний вопит в гостиной?
     -- О чем? -- недовольно пробормотала Марша.
     -- Да  ничего  особенного.  Покайтесь --  или  будете  вечно  прокляты.
Красноречие для улицы.
     -- Не  смотри  на меня!  --  взмолилась  Марша. --  Отвернись,  пока  я
одеваюсь. Господи, какая я теперь уродина!
     В гостиной  снова  на  полную  мощность включился  телевизор.  Никто не
пытался больше  прерывать  эту вселенскую ругань. Стараясь не слушать  и  не
слышать, Джек ушел в ванную и занялся бесконечным умыванием и бритьем.
     Когда он вернулся в спальню и стал одеваться, у входа раздался звонок.
     -- Они уже здесь, -- напомнил Джек Марше.
     Жена, отчаянно пытаясь привести в порядок волосы, простонала:
     -- Не могу их видеть. Пусть они уйдут.
     -- Милая,  --  решительно  сказал  Джек, шнуруя ботинки, если ты хочешь
вернуть свой настоящий облик...
     --  Вы  дома аль нет?  -- раздался голос Билла Лоуза. --  А, понял, щас
дверь толкну...
     Гамильтон  поспешил  в  гостиную.  Там  уже  топтался  Лоуз.  Руки  его
болтались  как  плети,  глазные  яблоки  почти   вылезли  из  орбит,  колени
полусогнуты. Он комично дернулся навстречу Гамильтону.
     -- Видок  у  тя в  порядке,  --  заметил  он  Джеку. --  Глянь-ка, миня
доконало... Этот ваш долбаный мир миня в хлам привратил.
     --  Ты специально так болтаешь? -- строго спросил  его  Джек, не  зная,
забавляться или злиться.
     --  Спе... сьяльно?.. -- Негр остолбенело  уставился на Джека. --  Чаво
изволите, масса Гамильтон?
     -- Либо ты полностью в руках у Сильвестра, либо ты самый большой циник,
какого я знаю.
     Глаза Лоуза неожиданно сверкнули.
     -- В руках у Сильвестра? Что ты имеешь в  виду? -- Акцент его исчез. --
А я-то думал, что это само Его Непреходящее Величество.
     -- Значит, акцент -- только игра?
     У Лоуза в глазах блеснула усмешка.
     -- Я сильнее, чем он, Гамильтон... Он здорово давит, чистое наваждение,
но в счете веду я.
     Он заметил Маршу:
     -- Кто это?
     Джек смутился:
     -- Моя жена. Напасть ее просто одолела.
     -- Господи Иисусе, -- прошептал Лоуз. -- Что будем делать?
     Звонок  в  двери  вновь  вывел  резкую трель. Марша  с громким рыданием
бросилась в  спальню. Теперь  появилась мисс Рейсс.  Строгая, уверенная, она
прошагала  в гостиную;  на  ней  был серый деловой  костюм, туфли на  низком
каблуке и очки в роговой оправе.
     -- Доброе утро! --  возгласила она быстрым стаккато. -- Мистер Лоуз мне
сообщил...
     Вдруг она удивленно оглянулась на телевизор:
     -- У вас тоже?
     -- Конечно. Он всем жару задает.
     Мисс Рейсс явно испытала облегчение.
     -- А я подумала, что он меня одну избрал.
     В приоткрытую дверь неожиданно вполз, скрючившись от боли, Макфиф.
     --  Всем  привет, -- пробормотал он. Еще более вздувшаяся его щека была
забинтована. Шея обернута белой повязкой, концы  которой засунуты  под ворот
рубашки. Осторожно ступая через гостиную, Чарли подошел к Гамильтону.
     -- По-прежнему плохо?.. -- сочувственно спросил его Джек.
     -- По-прежнему, -- печально опустил голову Макфиф.
     -- Итак,  в чем  дело?  --  повысила голос  мисс Рейсс.  -- Мистер Лоуз
сказал, что вы  собираетесь нам нечто сообщить. Что-то об этом странном, все
еще продолжающемся заговоре...
     -- Заговоре? -- переспросил с  беспокойством Джек. -- Вряд ли  подобное
слово здесь уместно.
     -- Согласна! --  с  жаром поддержала его мисс Рейсс. --  Обстоятельства
далеко превосходят рамки обычного заговора.
     Гамильтон не стал спорить. Подойдя к спальне, где  заперлась  Марша, он
нетерпеливо постучал:
     -- Выходи, дорогая. Пора ехать в госпиталь.
     После томительной паузы Марша появилась в дверях. Она надела просторную
пелерину и  джинсы, а волосы,  в попытке хоть как-то прикрыть их безобразие,
собрала  в узел  под  красной косынкой.  Косметикой  она  пренебрегла  --  в
теперешнем положении это было бы глупо.
     -- Я готова, -- грустно сказала она.

     Гамильтон  припарковал "плимут" Макфифа  на  госпитальной  автостоянке.
Когда все вышли и направились к подъезду, Билл Лоуз спросил:
     -- Значит, ключ ко всему -- вояка Артур Сильвестр?
     -- Артур Сильвестр -- сам мир вокруг нас, -- ответил Джек. -- А ключ ко
всему -- сон,  который  видели  ты и Марша. И  много  еще  другого.  Вот ты,
например,  волочишь  ноги. А бедную Маршу изувечили  самым мерзким  образом.
Кроме  того, идиотский  кодекс бахаитов. Нелепая модель  Вселенной... У меня
такое ощущение, будто  я изучил Артура Сильвестра как внешне, так и изнутри.
В основном -- изнутри.
     -- Ты уверен?
     -- Все мы угодили под жуткий луч в "Мегатроне". В течение этого времени
работало только одно сознание, одна система  логических связей для всех. Это
-- внутренний мир Сильвестра, ни на секунду не терявшего память.
     --  Тогда, --  сделал  вывод рассудительный Лоуз, --  мы на самом  деле
находимся не здесь...
     -- Да,  физически мы  по-прежнему валяемся в развороченном "Мегатроне".
Но  в плане  ментальном --  мы здесь.  Избыточная  энергия  луча  превратила
бесплотную начинку  черепа Сильвестра  в некое подобие Вселенной. Мы  теперь
полностью  подвластны логике  безумца, измыслившего  еще в тридцатых годах в
Чикаго  нелепый религиозный культ.  Мы пойманы в его бредовой реальности, мы
все -- лишь смутные тени его невежественного и фанатичного сознания. Мы -- в
голове у этого человека.
     Гамильтон жестом показал вокруг:
     --  Этот пейзаж... рельеф... это  его  мозговые извилины, так  сказать.
Холмы и долины рассудка Артура Сильвестра.
     -- О Господи!.. -- прошептала мисс Рейсс.  -- Мы в его власти! Он хочет
уничтожить нас...
     --  Сомневаюсь,  понимает ли  он  сам,  что  произошло.  Горькая ирония
происходящего.  Сильвестр,  вероятно,  чувствует  себя  вполне  нормально  в
свихнутом мире, не находя ничего  странного и необычного. Да и может ли быть
иначе? В болоте таких фантазий он прожил всю жизнь.
     Они  переступили порог  госпиталя.  Вокруг -- ни души. Лишь был  слышен
несущийся из динамиков надсадный рев Тетраграмматона.
     -- Я чуть не забыл об этом, -- признался Гамильтон. -- Будем осторожны!
     В справочном столе персонал  тоже отсутствовал. Очевидно, все собрались
на проповедь. Обратившись к справочному автомату, Джек вызвал на табло номер
палаты Артура Сильвестра. Через минуту они поднимались в лифте.
     Дверь  в палату  Сильвестра была  нараспашку.  В  кресле  сидел  тощий,
похожий  на  жердь  старик.  Он  не  отрывал  взгляд  от  телеэкрана.  Рядом
расположились миссис Эдит Притчет и ее сын Дэвид. Миссис  Притчет беспокойно
ерзала. При виде посетителей она издала вздох облегчения. Сам  Сильвестр  не
шелохнулся.  С  непреклонностью фанатика он слушал  и лицезрел своего  бога,
целиком погрузившись в воинственные завывания гремящей проповеди.
     Сильвестра явно  не  смущало прямое обращение  к  нему  Создателя. Так,
обычная  воскресная  процедура.  Старый вояка сейчас  потреблял еженедельную
порцию духовной пищи.
     Раздраженный Дэвид подошел к Гамильтону.
     -- Что это за чертовщина? -- сердито спросил он, показывая на экран. --
Этого нельзя вынести!
     Его  мать сидела,  деликатно  надкусывая очищенное яблоко. На лице дамы
отражалась разве что досада на слишком громкий звук.
     -- Трудно прямо вот так с ходу объяснить, -- заметил парнишке Джек.  --
Вы, вероятно, раньше не встречались со Вседержителем.
     Обтянутый  бесцветной  кожей  череп  Сильвестра  повернулся  в  сторону
вошедших. Колючие серые глазки остановились на Гамильтоне:
     -- Прекратить разговоры!
     От интонации этого голоса Джека пробрал озноб. Старик, не говоря больше
ни слова, отвернулся к телевизору.
     Они  крепко увязли в мире старого маразматика. Впервые с момента аварии
Джек ощутил неподдельный страх.
     -- Я  думаю...  -- уголком  рта пробормотал Лоуз, -- эту речь  нам всем
придется послушать.
     Похоже, Лоуз прав. Интересно, сколько положено длиться проповеди, каков
на этот счет Его обычай?
     Минут через десять иссякло терпение миссис Притчет. Со вздохом отчаяния
она поднялась и прошла  к дальней стене  комнаты,  где сгрудились все, кроме
старика.
     --  Боже милостивый! -- пожаловалась она.  -- Я всегда терпеть не могла
крикливых евангелистов. Но такого за всю жизнь не слыхала.
     --  Скоро он скиснет, -- посмеиваясь, обещал Джек. -- Он тоже  ведь  не
железный.
     --  В госпитале все вечно сидят у  телевизоров, --  надула губы  миссис
Притчет. -- Это вредно отразится на мальчике. Я всегда старалась воспитывать
в нем рациональное отношение к миру. И это место явно ему не подходит.
     -- Разумеется, все это не для него, -- согласился Джек.
     -- Мой сын должен получить хорошее образование, -- доверительно  и в то
же время чопорно поведала миссис Притчет. При этом  поля ее широченной шляпы
колыхались, как крылья у курицы-наседки, заметившей коршуна. -- Я хочу, чтоб
он узнал величайших классиков,  испытал  все красоты жизни. Отца  его  звали
Элфрид   Притчет.  Это  он  осуществил  замечательный   рифмованный  перевод
"Илиады".  Я считаю,  что и  в  жизни  обычного  человека  искусство  должно
занимать  не  последнее место. Вы  согласны?.. Жизнь юноши от  этого  станет
богаче и содержательней.
     Миссис Притчет казалась почти столь же несносной, как и Тетраграмматон.
     Мисс Рейсс простонала, повернувшись спиной к экрану:
     -- Я больше не могу!.. Этот скверный старикашка с его бредом...
     Лицо ее нервно задергалось.
     -- Хочется схватить что потяжелее и запустить ему в голову!
     --  Мэм, -- промямлил ей  Лоуз. -- Этот старый  хрен  вам устроит такую
жисть, как вам и не снилось. Хоть вы што угодно делайте!..
     Миссис Притчет жадно вслушивалась в акцент Лоуза.
     -- Региональные  говоры так ласкают слух! -- нежно проворковала она. --
Откуда вы родом, мистер Лоуз?
     --  Из  Клинтона,  штат Огайо, -- ответил безо  всякого  акцента  Лоуз.
Реакция  миссис Притчет оказалась  для  него  неожиданной.  Он бросил  в  ее
сторону яростный взгляд.
     -- Клинтон!  Огайо!  --  не  замечая красноречивых взоров, повторила  в
бессмысленном восторге миссис Притчет.  -- Я там  была  проездом! В Клинтоне
очень милый оперный театр, не правда ли?
     И она принялась перечислять свои любимые оперы..
     --  Вот это  женщина! -- обернулся Гамильтон к Марше. -- Такая и глазом
не моргнет, если даже весь мир провалится в тартарары.
     Говорил Джек негромко. Но именно в этот момент закончилась громогласная
проповедь:  гнев  и  ярость   отбушевали  на  экране  и   комната  мгновенно
погрузилась в  тишину.  Джек  смутился.  Ведь  его последняя фраза отчетливо
прозвучала в наступившей тишине.
     Сильвестр медленно повернул свою голову на тонкой индюшачьей шее.
     -- Прошу прощения?.. -- прошипел его ледяной голос. -- Вы хотели что-то
сказать?
     --  Совершенно  верно.  -- Отступать  Джеку  было  некуда.  --  Я  хочу
поговорить с вами,  Сильвестр.  Нас семеро, каждому  хочется  схватить  одну
кость... А вы держите ее у себя в зубах!

     Телевизор  в  углу  показывал  стайку  ангелов,  распевающих популярные
шлягеры. Лица у всех напоминали чистые листы писчей  бумаги. Ангелы блаженно
раскачивались  в  такт,  придавая   исполнению  скорбных  литаний  несколько
джазовый оттенок.
     -- У нас одна общая проблема, -- глядя на старика, заявил Гамильтон.
     Возможно, Сильвестр  действительно обладал властью низвергнуть их в ад.
В  конце концов  именно ему принадлежал  этот  мир, и если  имелся хоть шанс
повлиять на Тетраграмматона, то сделать это мог только Сильвестр.
     -- Что  за  проблема?  -- поморщился  Сильвестр. --  Почему  вы  не  на
молитве?
     Игнорируя последний вопрос, Джек продолжил:
     -- Мы  сделали  одно открытие  касательно  случившейся с  нами  аварии.
Кстати, как вы себя чувствуете?
     На вялом старческом лице появилась самодовольная ухмылка.
     --  Я полностью поправился. И  причина --  не  в убогой  медицине,  а в
Божьей милости и в твердости веры.  Вера  и молитва проведут человека сквозь
любые тернии.
     Он добавил:
     --  То,  что вы назвали аварией,  ниспослано Провидением для  испытания
веры. Проверка Господом, из какого материала мы сделаны.
     -- О, я уверена, -- вмешалась миссис Притчет с присущим ей апломбом, --
что Провидение не стало бы так мучить людей!
     Старик посмотрел на нее взглядом удава.
     -- Единосущный Бог, --  категорически заявил он, -- это суровый Бог. Он
распределяет кару и  милости по своему усмотрению.  Наш  удел -- послушание.
Человечество низвергнуто на Землю во исполнение воли Властелина Вселенной.
     --  Из нас  восьмерых, -- гнул  свою линию  Джек,  --  семеро  потеряли
сознание после катастрофы. Один же все время оставался в  сознании --  и это
были вы.
     Сильвестр кивнул с довольным видом:
     -- Падая, я молил Единосущного Бога о помощи и защите.
     -- Защите от чего? -- вмешалась мисс  Рейсс. -- От того, что  он сам на
нас наслал?
     Джек сделал предостерегающий знак, а затем продолжил:
     -- На  "Мегатроне" в тот момент имелся излишек  свободной энергии.  При
обычных  обстоятельствах  каждый  человек  имеет  свою шкалу ценностей, свою
точку отсчета, систему координат. Но  поскольку  мы  все потеряли  сознание,
находясь в поле высоких энергий, а вы свое -- не теряли...
     Сильвестр не слушал. Он пристально смотрел куда-то мимо Гамильтона -- в
сторону Билла Лоуза. Праведный гнев чуть прибавил красок его впалым щекам.
     -- Кто это там? -- визгливо спросил вояка. -- Не цветной ли?
     -- Это наш гид, -- спокойно пояснил Гамильтон.
     -- Прежде чем продолжать  разговор, -- сухим тоном заявил Сильвестр, --
я попрошу цветного выйти. Здесь личные покои белого человека.
     То,  что в  следующий миг произнес Джек,  проклюнулось у него  в голове
неизвестно  из  каких  глубин  подсознания.   Объяснить   происшедшее   было
невозможно; слова родились естественно и непроизвольно...
     -- Пошел ты к  дьяволу! -- бросил Джек.  И тут же чуть не задохнулся от
нахлынувшего на него ужаса, увидев каменеющее лицо Сильвестра.
     Ну что ж, чему быть --  того не  миновать!  Пусть  случится даже  самое
непоправимое.
     --  Белый  человек?!  Вот оно  что! Если Второй  Бааб, или как его там,
Тетраграмматон,  спокойно  тебя  сейчас  слушает,  отсиживая  себе  задницу,
значит, он еще большая пародия на Бога, чем ты сам -- пародия на человека!
     Миссис Притчет судорожно глотнула... Дэвид хихикнул. Мисс Рейсс и Марша
невольно попятились.  Лоуз стоял неподвижно, точно статуя,  лицо его хранило
неостывший  след полученного  оскорбления. Только  уголки рта  скривились  в
сардонической усмешке. Макфиф  молча баюкал в  углу свою раздувшуюся щеку и,
по-видимому, не реагировал на внешние раздражители.
     Артур Сильвестр медленно поднялся во  весь рост. Прямо-таки не человек,
а  карающая  десница, занесенное орудие очищения  от  скверны.  Он  встал на
защиту  своего божества, своей страны, своей  расы  и личного достоинства --
всего сразу. Какой-то миг он собирался с силами. Тощее тело сотрясала дрожь.
И наконец из  недр тщедушного организма вызмеилась тонкая,  ядовитая струйка
ненависти:
     -- Так ты -- любитель негров!..
     --  Именно  так!  --  подтвердил  Джек.  -- А еще  я атеист  и  красный
вдобавок. Вы не знакомы, сэр, с  моей  женой? Русская шпионка.  Вы знакомы с
моим другом Лоузом? Имеет диплом по экспериментальной физике, достоин сидеть
за  банкетным столом с кем  угодно из  ныне здравствующих  на  Земле. Вполне
достоин, чтобы...
     Хор  ангелов исчез  с телеэкрана.  Изображение задергалось, будто ручки
настройки крутил паралитик. Поплыли темные круги, они угрожающе расширялись,
наплывая  волнами; из динамиков вместо умиротворяющей музыки исторгся визг и
грохот заряженных яростью конденсаторов. Ушные перепонки готовы были вот-вот
лопнуть.
     Вырастая  на глазах,  от  экрана  отделились  четыре  фигуры. Это  были
ангелы.  Крепкого сложения,  с недобрым блеском глаз, каждый весом не меньше
двухсот  фунтов.  Хлопая   крыльями,  четверка  набросилась  на  Гамильтона.
Сильвестр,  с искаженным от  злорадства  лицом, отступил  назад, наслаждаясь
явлением кары небесной, поразившей богохульника.
     Первого крылатого громилу  Джек резким хуком послал в нокаут. У него за
спиной Билл  Лоуз схватил настольную  лампу и двинул  ею второго  ангела  по
затылку. Тот завертелся волчком, безуспешно  пытаясь  схватить негра хотя бы
за одежду.
     -- На помощь! -- завизжала миссис Притчет. -- Полиция!
     Безнадежно.  Макфиф очнулся  в своем углу и сделал  бесплодную  попытку
атаковать  одного из заоблачных визитеров. Волна божественного гнева накрыла
его  с  головой. Чарли отлетел к  стене и тихо сполз на  пол. Дэвид Притчет,
неистово  вопя, хватал колбы с  микстурами и  наудачу швырялся ими. Марша  и
мисс Рейсс  сражались  изо  всех сил, вцепившись вдвоем  в одного  несколько
флегматичного ангела, толкая его в разные  стороны, пиная, царапая и выдирая
из крыльев перья.
     Но   вот   с  телеэкрана  вынырнуло  подкрепление...   Артур  Сильвестр
удовлетворенно  наблюдал  за  тем, как Билл  Лоуз исчез в  вихре  мстительно
бьющих   крыльев.  Боеспособным   оставался  только  Джек,  да  и  то  чисто
номинально.  Его уже изрядно  отделали: расквасили  нос, изодрали  в  клочья
пальто.  Однако  Джек  решил биться до последнего.  Еще одного небожителя он
выключил ударом в пах. Джек точно не знал, считаются ли ангелы мужчинами, но
место  для  удара  выбрал  удачно. К  сожалению,  каждого  выбывшего  ангела
заменяли все новые бойцы, вылетающие из глубин двадцатисемидюймового экрана.
     Отступая, Гамильтон оказался рядом с Сильвестром.
     --  Была  бы хоть  какая-то  справедливость в  твоем гнусном мире!.. --
задыхаясь, выдавил Джек.
     Сразу  два  оперенных  бойца  ринулись  на  него.  Ничего  не  видя  от
заливающего глаза пота, хватая ртом воздух, Джек почувствовал, как  ноги его
предательски заскользили. Отчаянно вскрикнула, пробиваясь к нему,  Марша; по
крайней мере, Джек мог еще слышать...
     Орудуя шляпной заколкой. Марша вонзила импровизированный штык какому-то
ангелу в  бок;  крылатый  бандит  заревел и отпустил Гамильтона.  Схватив со
стола  бутылку минеральной воды, Джек  беспорядочно размахивал  ею.  Бутылка
лопнула от удара о стену; во все стороны полетели пена и осколки стекла.
     Отплевываясь, Артур Сильвестр  попятился. Мисс Рейсс столкнулась с ним.
С  кошачьей   ловкостью  женщина  развернулась,  сильно  толкнула  вояку   и
ускользнула... Сильвестр, с  неописуемым  изумлением на  лице,  споткнулся и
упал.  В  подходящем месте  оказался  угол  кровати,  который и встретил его
хрупкий старый череп... Оба "предмета" звучно  вошли в  соприкосновение.  Не
успев даже застонать, Артур Сильвестр провалился во тьму...
     И тут же ангелы испарились.
     Суматоха стихла.  Телевизор умолк. Остались  только восемь человеческих
фигур,   застывших  в   самых  диких  позах.   Частично  обожженный  Макфиф.
Неподвижный  Артур  Сильвестр  --  глаза  заволокло пеленой, язык  вывалился
наружу.  Билл Лоуз делал тщетные попытки подняться.  До смерти  перепуганная
миссис  Притчет осторожно заглядывала  в  палату из коридора. Дэвид  Притчет
стоял, разинув  рот, сжимая в  руках апельсины и  яблоки, которыми собирался
бомбардировать противника.
     Неожиданно мисс Рейсс разразилась истеричным хохотом:
     -- Мы одолели его! Мы победили! Победи-и-ли!