его припаркованного здесь электромобиля, извлек из него монтировку и, держа ее в руке, двинулся по тротуару. Он искал взглядом комиссара Пэмброука. Вдали он увидел показавшуюся ему совсем небольшой фигурку. Эффект перспективы, сообразил д-р Саперб. Расстояние делало комиссара на вид куда меньше, чем он был на самом деле. Подняв над головой монтировку, д-р Саперб кинулся вдогонку за полицейским. Фигура Пэмброука стала расти в размерах. Пэмброук не обращал на него никакого внимания. Он не видел приближавшегося к нему Саперба. Стоя в группе других прохожих, Пэмброук не сводил глаз с заголовков, демонстрировавшихся странствующей информационной машиной. Заголовки эти были огромными, буквы, составлявшие их, казались зловеще черными. Подойдя поближе, д-р Саперб смог разобрать отдельные слова, прочесть эти заголовки. Он замедлил ход, опустил монтировку и в конце концов занял место рядом с другими прохожими. - Карп разоблачает важнейшую государственную тайну! - пронзительно кричала информационная машина всем, кто только ни оказывался в пределах ее слышимости. - "Дер Альте" - сималакрум! Уже началось изготовление нового! Информ-машина покатилась дальше в поисках новых клиентов. Никто ничего у нее не приобрел. Все замерли, не двигаясь. Сапербу все это показалось каким-то страшным сном; он зажмурил глаза. Очень трудно поверить этому. Ужасно трудно. - Один из служащих Карпа выкрал план создания симулакрона - нового Дер Альте! - пронзительно визжала информ-машина, теперь уже почти в квартале отсюда. Визг ее эхом гулял по улице. - Делал эти планы достоянием общественности! Значит, все эти годы, размышлял д-р Саперб, мы поклонялись манекену. Существу неодушевленному, лишенному даже каких-либо признаков жизни. Открыв глаза, он увидел Уайлдера Пэмброука, странным образом согнувшегося, чтобы лучше разобрать пронзительные звуки, издаваемые удалявшейся информ-машиной. Пэмброук даже как загипнотизированный, сделал несколько шагов вдогонку за нею. По мере того, как Пэмброук удалялся, он снова стал сокращаться в размерах. Мне нужно не отставать от него, понял д-р Саперб. Нужно, чтобы его размеры, восстановившись, снова стали нормальными и следовательно, реальными. Только тогда я смогу сделать то, что мне нужно, что он заслужил. Монтировка стала какой-то скользкой, он едва держал ее в руке. - Пэмброук! - окликнул он комиссара полиции. Фигура остановилась. Полицейский уныло улыбнулся. - Вот теперь вам стали известны обе тайны. Вы теперь - необыкновенно осведомленный человек, Саперб. Пэмброук резко развернулся и двигался по тротуару к нему навстречу. - У меня для вас есть один совет. Я предлагаю вам подозвать к себе информ-машину и сообщить ей ту тайну, которой я поделился с вами. Вы боитесь это сделать? - Слишком много на меня навалилось, - едва выдавил из себя Саперб. - Притом все так сразу, так неожиданно. Мне необходимо подумать. Явно смущенный, он стал прислушиваться к вздору, который жалобно-визгливым тоном продолжала выплевывать информ-машина. Ее вопли все еще были слышны. - Но ведь вы расскажете об этом, - настаивал Пэмброук. - И очень скоро. - Продолжая улыбаться, он вытащил свой служебный пистолет и прицелился, очень умело (опыт, по-видимому, был богатый), прямо в висок д-ру Сапербу. - Я приказываю вам, доктор. - Он продолжал надвигаться на Саперба. - Времени на раздумья уже не осталось, так как "Карп унд Зоннон" сделала свой ход. Это самый подходящий момент, "Аугенблик" - как выражаются наши немецкие друзья. Вы, что, не согласны с этим? - Я... я позову информационную машину, - сказал Саперб. - Не вздумайте проболтаться об источнике информации, доктор. Я буду идти вместе с вами, только чуть поодаль. - Пэмброук жестом заставил Саперба вернуться к ступенькам перед входом в здание, где размещался его кабинет. - Скажите просто, что это один из ваших пациентов, Гестов, открыл вам этот секрет в приступе откровенности, но вы чувствуете, что эта информация слишком важна, чтобы держать ее при себе. - Хорошо, - кивнул в ответ Саперб. - И не беспокойтесь относительно того психологического эффекта, который это произведет на население, - сказал Пэмброук. - На массы испов. Как я полагаю, они в состоянии переварить это, стоит. Как я полагаю, они в состоянии переварить это, стоит только отойти после первоначального потрясения. Реакция с их стороны, разумеется, будет однозначной; я ожидаю, что это уничтожит существующую систему правления. Вы со мною не согласны? Я имею в виду, что больше уже не будет никаких Дер Альте и так называемых "Николь", так же, как и разделения общества на Гестов и испов. Потому что все мы теперь станем Гестами. Верно? - Верно, - согласился Саперб, шаг за шагом проходя в свой кабинет, мимо Аманды Коннерс, которая, не в состоянии вымолвить ни слова, ошеломлено глядела на него и Пэмброука. Обращаясь скорее к самому себе, чем к Сапербу, Пэмброук пробормотал: - Единственное, что меня тревожит - это реакция Бертольда Гольца. Все остальное как будто не вызывает особых опасений, но вот этот один фактор я, похоже, не в состоянии учесть. Саперб остановился, повернулся к Аманде. - Вызовите ко мне по телефону репортера-робота из "Нью-Йорк Таймс", пожалуйста. Подняв трубку, все еще ничего не понимая, Аманда стала набирать нужный номер. С бледным, как смерть, лицом Маури Фрауэнциммер шумно сглотнул слюну, опустил газету и промямлил, обращаясь к Чику: - Ты знаешь, от кого из нас могла произойти утечка информации? - Он ощущал свое тело как бы в подвешенном состоянии, словно смерть неумолимо надвигалась на него. - Я... - Это все твой братец Винс. Которого я только-только взял сюда от Карпа. Так вот, нам крышка. Винс сработал на Карпов, они и не думали его увольнять - они подослали его сюда. - Маури скомкал газету обеими руками. - Боже, почему ты не эмигрировал? Если бы ты это сделал, ему ни за что не удалось бы сюда проникнуть. Я бы не взял его на работу, не будь твоих уговоров. - Он поднял полные отчаяния глаза и пристально посмотрел на Чика. - Почему я не позволил тебе эмигрировать? Снаружи административного здания фирмы "Фрауэнциммер и компаньоны" пронзительно завопила информ-машина. - ...Важнейшую государственную тайну! Дер Альте - симулакрон! Уже полным ходом создается новый! Она начала все сначала, управляемая дистанционно с центрального диспетчерского пункта. - Уничтожь ее, - проскрипел Маури Чику. - Эту машину. Заставь ее убраться, ради всего святого! - Она не уходит, - ответил Чик. - ответил Чик. - Я пытался. Когда еще в самый первый раз услышал это. Они оба молча смотрели друг на друга, он и его босс, Маури Фрауэнциммер, никто из них не в состоянии был вымолвить ни слова. Да и говорить, впрочем, было не о чем. Это означало крах всей их деятельности. И, пожалуй, конец жизненного пути. В конце концов Маури произнес: - Эти стоянки Луни Люка - "прибежища драндулетов"... Правительство позакрывало их все, это так? - Зачем они вам? - удивленно спросил Чик. - Ты хотя бы понимаешь, что сейчас разворачивается перед нашими глазами? - спросил Маури. - Это переворот. Заговор против правительства СШЕА со стороны какой-то большой группы лиц. И это люди из аппарата, не кто-нибудь посторонний, вроде Гольца. И они заодно с карателями, с Карпом. Он самый крупный среди других. У них огромная реальная власть. Это тебе не бои на баррикадах. Не вульгарная уличная потасовка. - Он промокнул платком раскрасневшееся вспотевшее лицо. - Я себя плохо чувствую. Черт возьми, нас впутают в эту заваруху, меня и тебя. Парни из НП могут заявиться сюда в любую минуту. - Но ведь они же должны понимать, что не в наших интересах... - Ни черта они не понимают. И начнут арестовывать всех без разбора. Правых и виноватых. Где-то вдали завыла сирена. Маури тревожно прислушался. 14 Как только Николь Тибо разобралась в создавшемся положении, она тотчас же распорядилась о том, чтобы рейхсмаршала Германа Геринга немедленно убили. Это было необходимо. Очень возможно, что революционная клика уже наладила с ним связи; в любом случае, она не может подвергать себя риску. Слишком многое было поставлено на карту. Во внутреннем дворике Белого Дома наряд солдат из близ расположенной воинской части быстро проделал требуемую работу; она рассеянно слушала, как негромко, будто где-то далеко, звучат выстрелы из мощных лазерных винтовок, отмечая про себя, что смерть этого человека лишний раз доказывает, сколь ничтожной властью он обладал в Третьем Рейхе. Ибо его смерть не вызвала никаких, даже самых ничтожных изменений в его будущем, то-есть в современном для нее мире; событие это не привело к возникновению даже легкой ряби перемен на самой поверхности реальной действительности. И это было прекрасной характеристикой правительственной структуры нацистской Германии. Следующее, что она сделала, это позвонила комиссару НП Уайлдеру Пэмброуку и велела тотчас же явиться к ней. - Я получила донесение, - проинформировала она его, - относительно того, откуда черпают свою поддержку Карпы. Но, очевидно, они не стали бы торопиться, если бы знали, что могут серьезно рассчитывать на союзников. - Она посмотрела в упор на высшего полицейского руководителя, посмотрела преднамеренно жестко. - Каково мнение на сей счет Национальной Полиции? - Мы способны справиться с заговорщиками, - спокойно ответил Уайлдер Пэмброук. Он, казалось, совсем не был встревожен происходившим; не ускользнуло, от ее внимания, что он сохранял самообладание даже лучше, чем обычно. - По сути дела, мы уже начали их обкладывать. Служащих Карпа, его административный персонал, а также персонал фирмы Фрауэнциммера. И всех остальных, кто замешан хоть сколько-нибудь. Мы работаем над этим делом, широко прибегая к помощи оборудования фон Лессинджера. - Почему же вы не приготовились к этому заранее с помощью этого самого оборудования фон Лессинджера? - резким тоном спросила Николь. - Должен признаться, мы проморгали. Возможность возникновения такой ситуации была нами отмечена, но вероятность ее была ничтожной. Такой разворот событий в будущем оценивался в отношении один к миллиону иных альтернативных вариантов. И поэтому нам даже в голову не пришло... - Вы только что лишились своей должности, потеряли работу, - заявила Николь. - Пришлите сюда свой штаб. Я предпочитаю выбрать нового комиссара полиции из его состава. Пэмброук не верил своим ушам. Густо покраснев, он произнес, заикаясь: - Да ведь в любой конкретный момент времени всегда имеется великое множество опасных альтернатив, зачастую столь зловещих, что если бы можно было... - Вы были осведомлены, прервала его Николь, - о том, что против меня уже была предпринята попытка нападения. Когда эта тварь, это животное с Марса, укусило меня. Уже одно это должно было стать достаточным для вас предупреждением. Именно с того момента вам следовало быть готовым к отражению широкомасштабного наступления, потому что то было только началом. - Нужно ли нам... арестовывать Люка? - А разве вы теперь в состоянии арестовать Люка? Люк сейчас уже на Марсе. Они все туда посмывались, включая и тех двоих, что пробрались сюда, в Белый Дом. Люк заехал за ними, и забрал их с собою. Она швырнула донесение об этом Пэмброуку. - И к тому же, все равно, вы уже больше не облачены какой-либо властью. Наступило напряженное, тягостное для них обоих молчание. - Когда эта тварь укусила меня, - сказала Николь, - я поняла, что теперь нас ждут трудности. - Но в одном отношении это было даже хорошо, что попала меня укусила, подумала она. Это заставило меня быть максимально бдительной. Теперь меня не застигнуть врасплох - я была ко всему готова, и пройдет очень много времени прежде, чем что-нибудь или кто-нибудь будут в состоянии укусить меня снова. В любом смысле - хоть в буквальном, хоть в фигуральном. - Пожалуйста, миссис Тибо... - начал было Пэмброук. - Нет, - перебила его Николь. - Не хнычьте. Вы уволены. Вот так. - В вас есть нечто такое, что мешает мне доверять вам, отметила она про себя. Может быть, все из-за того, что вы позволили этой твари папооле подобраться столь близко ко мне. Вот где начало заката вашей карьеры. Я стала относиться к вам подозрительно именно с того самого момента. Но самое печальное то, отметила она про себя еще, что это, пожалуй, и начало моего заката. Дверь ее кабинета отворилась, и на пороге появился сияющий Ричард Конгросян. - Николь, стоило мне только задвинуть этого психохимика из "АГ Хемие" в прачечную, как я снова стал полностью видимым. Это чудо! - Я очень за вас рада, Ричард, - сказала Николь. - Тем не менее, здесь у меня закрытое совещание, сейчас, в данный момент. Зайдите ко мне позже. Только теперь Конгросян заметил Пэмброука. Выражение его лица тотчас же резко изменилось. На нем появилась враждебность... Враждебность и страх. Николь захотелось узнать причину такой перемены настроения. - Ричард, - вдруг сказала она, - вам хотелось бы стать комиссаром НП? Этот человек... - она показала на Уайлдера Пэмброука, - он уволен. - Вы шутите, - сказал Конгросян. - Да, - согласилась она. - Во всяком случае, в некотором смысле. Но в некотором смысле - и не шучу. - Конгросян был нужен ей, только вот в каком качестве? Каким образом она может воспользоваться его способностями? Пока она этого не представляла себе. - Миссис Тибо, - сдавленным голосом произнес Пэмброук, - если вы передумаете... - Яне передумаю, - отрезала Николь. - В любом случае, - произнес Пэмброук строго размеренным, тщательно контролируемым тоном, - я буду рад вернуться на свою должность и служить вам. - Сказав это, он вышел из комнаты. Дверь ним захлопнулась. - Он намерен сделать что-то плохое - попытался убедить ее Конгросян. - Правда, я не совсем представляю, что именно. Впрочем, можно ли всецело полагаться на кого-либо в такое время, какое мы переживаем сейчас? Лично я ему не доверяю. Я считаю, что он причастен к всемирному заговору, острие которого направлено против меня. - Спохватившись он тут же поспешно добавил: - И против вас тоже, разумеется. Они замышляют против вас тоже. Разве я не прав в оценке ситуации? - К сожалению, правы. - Николь тяжело вздохнула. Снаружи Белого Дома пронзительно завопила информ-машина. Николь были слышны изрыгаемые ею подробности в отношении Дитера Хогбена. Машине они были известны досконально. И она вовсю спешила нажить на этом капитал. Николь снова тяжело вздохнула. Правящий Совет, эти всегда остававшиеся в тени фигуры, что стояли за ее спиной и направляли каждый ее шаг, теперь, несомненно выйдут на сцену. Ей очень хотелось знать, что они предпримут. Им было не занимать мудрости. Они действовали уже немало лет единым сплоченным коллективом. Подобно змеям, они были холодными, скользкими и безмолвными, и всегда чутко реагировали на все, что происходило вокруг. Они очень активны, хотя до сих пор были невидимы для постороннего взгляда. Они никогда не появлялись на экранах телевизоров, не демонстрировали себя в поездках по стране. В данный момент она очень сожалела о том, что не может поменяться с ними местами. Внезапно ход ее мыслей был прерван: она поняла, что произошло еще что-то. Информ-машина выкрикивала что-то о ней. Но о следующем Дер Альте, Дитере Хогбене, а о совсем иной, не столь же важной государственной тайне. Информ-машина - она подошла к самому окну, чтобы лучше слышать, - говорила, что... Она напряглась, чтобы разобрать... - Николь нет в живых! - пронзительно верещала машина. - Уже много лет! Ее заменила актриса Кейт Руперт! Весь правящий аппарат является сплошным обманом, согласно... Информ-машина отъехала, и она больше уже не могла слышать ее выкриков, хотя до предела напрягала свой слух. Лицо ее исказилось от досады. - Ч-что это, Николь? - спросил у нее Ричард Конгросян. - Эта штука сказала, что вы мертвы? - А разве я похожа на мертвеца? - язвительно вопросила Николь. - Но она утверждает, что на вашем месте сейчас какая-то актриса. Конгросян смущенно глядел на Николь, лицо его выражало полное непонимание происходящего. - Вы в самом деле всего лишь актриса, Николь? Самозванка? Как и Дер Альте? - Он продолжал пристально ее разглядывать, но вид у него при этом был такой, будто он вот-вот разразится горестными слезами. - Это просто сенсационная газетная "утка", - твердо заявила Николь. Чувствовала она себя, тем не менее, очень неуютно. Она буквально оцепенела от охватившего ее животного страха. Все теперь проступило наружу; кто-то из очень высокопоставленных Гестов, кто-то еще даже более близкий к кругам, непосредственно связанным с Белым Домом, чем Карп, выболтал эту последнюю, самую главную тайну. Теперь уже скрывать было нечего. И, следовательно, не было уже больше никакого различия между многочисленными испами и совсем немногими Гестами. Раздался стук в дверь и вошел, не дожидаясь разрешения, Гарт Макри. Вид у него был угрюмый. В руках он держал экземпляр "Нью-Йорк Таймс". - Это психоаналитик, Эгон Саперб, сделала заявление для информационного агентства, - сообщил он Николь. - Откуда ему это стало известно, ума не приложу, очевидно кто-то умышленно проболтался. - Он заглянул в газету, губы его зашевелились: - Пациент. Пациент со статусом Геста конфиденциально сообщил ему об этом, и по причинам, которые мы, по всей вероятности, так никогда и не узнаем, он позвонил в газету. - Как я полагаю, - заметила Николь, - сейчас уже совершенно бессмысленно его арестовывать. Мне очень хотелось бы выяснить, кто именно использовал его таким образом. Вот что меня теперь больше всего интересует. - Это, несомненно, было неосуществивым желанием. По всей вероятности, Эгон Саперб ничего об этом не скажет. Он станет в позу, объявив это профессиональной тайной, чем-то таким, что стало ему известно только в освященной традициями его ремесла обстановке. Он сделает вид, будто не хочет подвергать опасности своего пациента. - Даже Бертольду Гольцу это неведомо, - сказал Макри, - хотя он и рыщет тут повсюду вокруг, сколько ему хочется. - Нам теперь обязательно придется провести всеобщие выборы, - заметила Николь. Но не ее теперь будут избирать, после всех этих разоблачений. Ей захотелось узнать, не замышляет ли Эпштейн, главный прокурор, что-либо, направленное против нее. Она могла рассчитывать - в этом она пока еще почти не сомневалась - на поддержку армии, но что скажет на это Верховный Суд? Он может вынести постановление о том, что власть ее не является законной. Такое заявление может уже быть обнародовано с минуты на минуту. Значит, теперь на свет божий действительно должен выйти сам Совет. Признать во всеуслышание, что только ему и никому другому принадлежит фактическая власть в стране, что он-то и является настоящим правительством. НО Совет никогда и никем не избирался, и никто не поручал ему управление страной. Он был абсолютно незаконным учреждением. Гольц мог бы сказать - и не погрешить бы при этом против истины, - что он имеет точно такое же право властвовать, как и Совет. Пожалуй, даже большое право. Потому что у Гольца и его сыновей Иова было достаточно много приверженцев. Николь вдруг очень пожалела о том, что за прошедшие годы она так толком ничего и не выяснила в отношении этого Совета. Не знала, кто в него входит, что это за люди, каковы их цели. Она ни разу не присутствовала на их заседаниях; они сносились с ней различными окольными путями, с помощью специально подобранных для этого людей. - Я думаю, - сказала она гарту Макри, - что самое лучшее для меня теперь - это предстать перед телекамерой и обратиться непосредственно к народу. Если мои граждане увидят меня во плоти, они не очень-то серьезно отнесутся к этой новости. Возможно, сам факт ее существования, прежняя магическая сила воздействия ее образа на умы сограждан возобладают и нивелируют отрицательную реакцию. Ведь широкие слои общественности так привыкли видеть ее в Белом Доме, могут ли не сказаться долгие годы направленного воспитания? Они поверят, решила она, если хотят верить. Несмотря на все эти разоблачения, которыми с ног до головы оплевали ее нахальные информ-машины - эти невозмутимые обезличенные блюстители "истины", лишенные свойственного людям субъективизма. - Я не намерена без борьбы уступить этому дерзкому шантажу, - сказала она Маури. Все это время Ричард Конгросян продолжал пристально ее разглядывать. Он, казалось, не в состоянии был отвести от нее глаз. Теперь он произнес хрипло: - Я не верю этому, Николь. Вы реальны, разве это не так? Я могу вас видеть, ощущать ваше присутствие - значит, вы должны реально существовать! Он с жалким видом продолжал изумление глядеть на нее. - Я на самом деле существую, - подтвердила Николь. И стало ей очень грустно от этих своих слов. Сколько сейчас людей так же, как Конгросян, отчаянно пытались сохранить в своем представлении ее образ в неизменном, неискаженном виде, хотели воспринимать ее такою, какою они ее привыкли видеть. И все же - достаточно ли было только этого? Сколь людей, подобно Конгросяну, могли сломиться, столкнувшись с реальностью, не выдержав тяжести навалившегося на них бремени сомнений, необходимости делать свои собственные умозаключения? Вернуться к своей вере те, что - умом своим они это понимали - является иллюзией? Значит, она может остаться у власти при условии, что все население страны станет психически нездоровым! Мысль эта не вызывала у нее особого энтузиазма. Дверь открылась, на пороге стояла Джанет Раймер, такая маленькая, вся ссутулившаяся, страшно озабоченная. - Николь, пожалуйста, пройдите со мною. Голос ее был тихим и безжизненным. Но тем не менее звучал категорически. Николь поднялась. Значит, она понадобилась Совету. Как и обычно, он действовал при посредничестве Джанет Раймер, своего полномочного представителя. - Хорошо, - согласилась Николь. Затем повернулась к Конгросяну и Гарту Макри. - Я прошу прощения; вам придется извинить меня, Гарт, но я хочу, чтобы вы временно взяли на себя исполнение обязанностей комиссара НП. Уайлдер Пэмброук мною разжалован - я сделал это перед самым вашим приходом. Вам я доверяю. Она прошла мимо обоих мужчин и последовала за Джанет Раймер в коридор. Джанет двигалась проворно, и ей приходилось спешить, чтобы не отстать от нее. Всплеснув в отчаянии руками, Конгросян бросил ей вслед: - Если вы не существуете, то я снова стану невидимым - или даже хуже! Она продолжала идти по коридору. - Я боюсь за себя, - крикнул Конгросян, - я могу совершить что-нибудь ужасное! Я не хочу, чтобы так случилось! Он сделал несколько шагов по коридору, пытаясь догнать Николь. - Пожалуйста, не оставляйте меня в беде! Помогите мне! Пока еще не стало слишком поздно! Она ничего не могла сделать. И даже не обернулась. Джанет подвела ее к лифту. - На этот раз они дожидаются двумя уровнями ниже, - сказала Джанет. - Они собрались, все девятеро. Вследствие серьезности создавшейся на этот раз ситуации, они хотят говорить с вами лицом к лицу. Кабина лифта плавно опустилась в подвал. Николь вышла из нее, следуя за Джанет, и прошла в помещение, служившее противоатомным убежищем Белого Дома и сохранившееся с предыдущего столетия. Все лампы были включены, и она увидела сидевших за длинным дубовым столом шестерых мужчин и трех женщин. Все они, кроме одного мужчины, были ей совершенно незнакомы. В самом центре, сидел человек, которого она хорошо знала, Николь не верила своим глазам. Судя по занимаемому им месту за столом, он был Председателем Совета. Да и манера его поведения была еще внушительнее и увереннее, чем у остальных. Этим человеком был Бертольд Гольц. - Вы - прошептала Николь. - Уличный скандалист. Никогда в жизни такого себе даже представить не могла бы. С ощущением тяжелой усталости она нерешительно опустилась на деревянное кресло с высокой спинкой прямо напротив всех девятерых членов Совета. Глядя на нее исподлобья, Гольц произнес: - Но вы же ведь знали, что у меня имеется доступ к оборудованию фон Лессинджера. А использование этого оборудования для переселения во времени является исключительной монополией правительства. Так что, вы должны были догадываться о том, что у меня должны быть какие-то, и притом очень тесные связи, на самом высоком уровне. Впрочем, сейчас это не имеет ровно никакого значения. Нам нужно обсудить более неотложные вопросы. - Я пока снова вернусь наверх, - напомнила о себе Джанет Раймер. - Благодарю вас, - кивнув, отпустил ее Гольц. Затем, мрачно глядя на Николь, сказал: - Вы оказались не очень-то умной женщиной, Кейт. Тем не менее, мы попытаемся еще использовать вас. Аппаратура фон Лессинджера показывает нам одно четко различимое альтернативное будущее - тот вариант его, в котором комиссар полиции Пэмброук становится диктатором. Это наводит нас не мысль том, что Уайлдер Пэмброук тесно связан с Карпами в их попытке свергнуть вас. Я считаю, что вас следует немедленно арестовать Пэмброука и расстрелять его. - Он уже расстался со своим постом, - сказала Николь. - Не более десяти минут тому назад я освободила его от выполнения обязанностей комиссара НП. - И отпустили его? - изумлено воскликнула одна из женщин - членов Совета. - Да, - неохотно созналась Николь. - Значит, теперь наверное, уже поздно искать его, - заметил Гольц. - Но все равно, давайте продолжим. Николь, ваша первая же решительная акция должна быть направлена против двух картелей-монстров; Карпа и "АГ Хемие". Антон и Феликс Карпы особенно опасны; при просмотре альтернативных будущих нам попалось несколько таких, в которых им удается уничтожить вас и удерживаться у власти по меньшей мере, целое десятилетие. Мы обязаны предотвратить это любыми способами. - Хорошо, - согласилась Николь. Эта мысль ей и самой пришлось по нраву. Все равно она выступила бы против Карпов, и без советов со стороны этих типов. - У вас такой вид, - отметил Гольц, - как будто вы в состоянии обойтись без нас и без наших рекомендаций в отношении того, как вам поступить. Но в действительности вам без нас никак нельзя. Мы намерены объяснить вам, как вы еще можете спасти свою жизнь - в самом прямом, буквально, смысле; это первоочередная стоящая перед вами задача, а уж только во вторую очередь вам надлежит подумать как сохранить свое положение в обществе. Не будь нас, вас уже давно не было бы в живых. Пожалуйста, поверьте мне; мы пользовались аппаратурой фон Лессинджера, и мы знаем, что говорим. - Я просто никак не могу свыкнуться с той мыслью, что здесь оказались вы, - призналась Николь, обращаясь к Бертольду Гольцу. - Но это всегда так было, - пытался втолковать ей Гольц. - Только вам, ничего об этом не было известно. Ничего не изменилось, кроме того, что сейчас вы это наконец обнаружили, а это само по себе в общем-то пустяк в равнении со всем остальным. Так вот, вам дорога жизнь, вы хотели бы остаться в живых? Тогда, пожалуйста, внимательно прислушайтесь к нашим инструкциям на сей счет. Или вас больше устраивает, чтобы эти Уайлдер Пэмброук и Карпы казнили вас ни за что, ни про что? - Тон его голоса был совершенно безжалостным. - Естественно, я согласна сотрудничать с вами, - сказала Николь - Вот и прекрасно. Гольц одобрительно кивнул и обвел взором своим коллег по Совету. - Первое распоряжение, которое мы отдаем - разумеется, через Руди Кальбфлейша, - это указ о национализации предприятий картеля "Карп унд Зоннен Верке" по всей территории СШЕА. Все имущества Карпа теперь должно стать собственностью правительства. Дайте указания военным на сей счет; их задача - захватить различные филиалы Карпа; это должно быть произведено вооруженными подразделениями, возможно даже, с применением тяжелой самоходной бронетехники. Это нужно сделать прямо сейчас, лучше всего, еще до наступления темноты. - Хорошо, - согласилась Николь. - Несколько их армейских генералов, самое меньшее, троих или четверых, следует послать в центральную контору Карпа в Берлине; они должны лично арестовать семью Карпа. Велите им отвезти Карпов на ближайшую военную базу, отдайте их под трибунал и немедленно казните - также до наступления ночи. Теперь - что касается Пэмброука. Я полагаю, наилучшим решением будет посылка к нему убийц-парашютистов из числа сыновей Иова; военные пусть в этом деле остаются в стороне. Тон Гольца внезапно изменился. - Почему у вас такое выражение лица, Кейт? - У меня разболелась голова, - сказала Николь. - И не называйте меня "Кейт". Пока я у власти, вам следует продолжать называть меня Николь. - Все, о чем я говорю, причиняет вам страдания, верно? - Да, - призналась Николь. - Я не хочу никого убивать, даже Пэмброука и Карпов. С меня достаточно рейхсмаршала - более, чем достаточно. Я не убила даже тех двоих музыкантов, исполнителей на кувшинах, которые привели в Белый Дом папоолу, чтобы она укусила меня, этих двоих мелких сошек Луни Люка. Я позволила им эмигрировать на Марс. - Таким способом невозможно уладить все наши беды. - Пожалуй, так, - нехотя согласилась Николь. За спиной у Николь открылась дверь в бомбоубежище. Она обернулась, ожидая увидеть Джанет Раймер. В дверях с пистолетом в руке стоял Уайлдер Пэмброук во главе целой группы полицейских. - Вы все арестованы, - сказал Пэмброук. - Все здесь присутствующие. Вскочив на ноги, Гольц стал шарить рукой у себя под пиджаком. Первым же и единственным выстрелом Пэмброук убил его. Гольца отбросило назад, вышвырнув из кресла. Кресло с грохотом перевернулось и еще дальше отбросило тело Гольца, под дубовый стол, где оно и осталось лежать на боку. Больше никто даже не шевельнулся. Повернувшись к Николь, Пэмброук сказал: - Поднимайтесь наверх, вы должны выступить по телевидению. Прямо сейчас. Он красноречиво взмахнул дулом своего пистолета в ее сторону. - И поторопитесь! Телепередача начнется через десять минут. - Из кармана ему удалось вытащить многократно сложенный лист бумаги. - Вот то, что вы должны сказать, - добавил он; лицо его при этом исказилось, будто у него возник нервный тик. - Это заявление о вашем уходе в отставку со своей должности - если, разумеется, можно так выразиться относительно того положения, в котором вы теперь оказались. И вы также подтвердите, что обе обнародованные новости являются правдой, та, что касается Дер Альте, и та, что касается вас самой. - Кому я должна передать свои полномочия? - спросила Николь. Голос ее звучал очень слабо даже в ее собственных ушах, однако, по крайней мере, она не выглядела униженной просительницей. И была очень этим довольна. - Чрезвычайному комитету из высших должностных лиц НП, - сказал Пэмброук. - сказал Пэмброук. - Он будет руководить подготовкой к предстоящим всеобщим выборам, после чего, разумеется, будет распущен. Остававшиеся все это время совершенно неподвижными восемь членов Совета последовали было за Николь. - Нет, остановил их Пэмброук. - Вы все остаетесь здесь, внизу, - лицо его побелело при этих словах, - с нарядом полиции. - Вы понимаете, что он собирается сделать? - спросил у Николь один из членов Совета. - Расстрелять всех нас. Слова этого мужчины были едва слышны. - Она бессильна помешать этому, - заявил Пэмброук и снова помахал пистолетом в сторону Николь. - Мы изучали такую возможность с помощью фон-лессинджеровской аппаратуры, - сказала, обращаясь к Николь, одна из женщин-членов Совета. - Но мы никак не могли поверить в то, что такое может случиться на самом деле. Бертольд даже не стал рассматривать такую возможность как слишком уж маловероятную. Мы все были уверены в том, что подобная практика реальной политике давно вышла из употребления. Николь, конвоируемая Пэмброуком, вместе с ним прошла в кабину лифта. Они стали подниматься на первый этаж Белого Дома. - Не убивайте их, - сказала Николь. - Пожалуйста. Глянув на часы, Пэмброук произнес: - Сейчас они уже мертвы. Кабина остановилась. Дверцы ее открылись. - Проходите прямо в свой кабинет, - распорядился Пэмброук. - Будете выступать непосредственно оттуда. Интересно, не правда ли, насколько несерьезно отнеслись члены Совета к возможности того, что мне удастся опередить их и первому их уничтожить. Они слишком уверовали в свою власть и решили, что я, как бессловесная овечка, пойду без всякого сопротивления навстречу собственной гибели. Я весьма сомневаюсь в том, что они вообще удосужились просмотреть предварительно эти последние несколько минут. Они, должно быть, понимали, что не так ничтожна мала вероятность захвата мной власти, но не довели до конца всесторонне рассмотрение такой возможности и не выяснили, каким все-таки образом это может мне удастся. - Я не верю, - возразила Николь, - что они были до такой степени непредусмотрительны, несмотря на все ваши догадки на сей счет и то, что они сами говорили в оправдание своей вопиющей халатности. Имея в своем распоряжении аппаратуру фон Лессинджера... - Ей казалось просто невероятным, что Бертольд Гольц и остальные члены Совета так запросто позволили себя сгубить; если уж быть до конца последовательными в таких серьезных политических играх, то им следовало хорошенько задуматься о собственной безопасности и находиться вне пределов досягаемости Пэмброука. - Они были очень напуганы, - объяснил Пэмброук. - А люди напуганные теряют способность логически мыслить. Перед ними был кабинет Николь. На полу перед дверью в кабинет лежало неподвижное тело. Тело Джанет Раймер. - Положение, в котором мы оказались, было таково, что нам ничего другого не оставалось делать, - сказал Пэмброук. - Или, вернее, - давайте смотреть фактам в глаза - мы хотели это сделать. Давайте, в конце концов, будем честными в наших взаимоотношениях. Да, я сделал это умышленно. Позаботиться о мисс Раймер для меня было актом, совершенным с большой охотой чисто по собственному желанию, а не в силу вынужденных обстоятельств. Он переступил тело Джанет и открыл дверь в кабинет Николь. Внутри его одиноко стоял Ричард Конгросян. - Со мной случилось нечто ужасное! - возопил Конгросян, как только заметил их обоих. - Я больше не в состоянии отстраниться от своего окружения; вы хотя бы представляете себе, каково мне сейчас? Это совершенно невыносимое состояние. - Он направился к ним навстречу, было явно заметно, как он дрожит всем телом; глаза его были готовы выскочить из орбит от страха, руки его, вся шея и лоб покрылись обильным потом. - Вы в состоянии это понять? - Подождите, - явно нервничая, сказал ему Пэмброук. Николь снова заметила тик, перекосивший его лицо. Повернувшись к ней, Пэмброук произнес: - Первейшее, что мне нужно - это чтобы вы предварительно прочли тот текст, что я вам дал. Начинайте прямо сейчас. - Он снова посмотрел на часы. - Телевизионщикам следовало бы уже быть здесь и заканчивать подготовку своей аппаратуры. - Это я отослал их, - пояснил Конгросян, перехватив его недоуменный взгляд. - От их присутствия мне стало совсем худо. Взгляните-ка - видите вот этот стол? Так вот, я теперь - часть его! Смотрите внимательно, и я докажу вам свою правоту. - Конгросян вперился взглядом в стол, беззвучно зашевелились его губы. И, ваза с белыми розами стоящая на столе, поднялась и двинулась прямо по воздуху к Конгросяну. Ваза, прямо у них на газах, прошла в грудь Конгросяна и исчезла. - Я впитал ее в себя. Она сейчас - я. А... - он сделал жест в сторону стола, - я - это он! На том месте, где - Николь ясно это видела - стояла раньше ваза, начала формироваться вроде бы неоткуда какая-то густая масса неопределенного цвета, чрезвычайно сложное переплетение тканей органического происхождения, гладких тонких кроваво-красных трубок. Да ведь это, сообразила вдруг Николь, какие-то внутренности Конгросяна - по всей вероятности, селезенка и кровеносные сосуды, нервные волокна, что поддерживали нормальное ее функционирование. Этот орган, чем бы ни был, продолжал нормально функционировать, о чем свидетельствовала размеренная его пульсация; он был живым и энергично работал, взаимодействуя с остальным организмом. Как это все сложно отметила про себя она про себя; она никак не могла отвести взгляд от стола, и даже Уайлдер Пэмброук, как завороженный, глядел на туда же. - Меня всего вывернуло наизнанку! - вопил Конгросян. - Если так будет продолжаться, мне придется поглотить в себя всю Вселенную, а единственное, что останется вне меня, - это мои собственные внутренности. После чего, вероятнее всего, я погибну! - Послушайте, Конгросян, - грубо оборвал его Пэмброук, направляя дуло своего пистолета на пианиста-психокинетика. - Зачем это вам понадобилось отсылать отсюда бригаду телевизионщиков. Она мне нужна в этом кабинете, Николь должна выступить перед страной. Ступайте и скажите им, чтобы они вернулись. - Он сделал пистолетом недвусмысленный жест в сторону Конгросяна. - Или разыщите служащего Белого Дома, который... Он неожиданно осекся. Пистолет сам собою выскользнул из пальцев Пэмброука. - Помогите мне! - взвыл Конгросян. - Он становится мною, а мне не остается ничего другого, как быть им! Пистолет исчез в теле Конгросяна. В руке же Пэмброука оказалась розовая губчатая масса легочной ткани; он тут же выронил ее на пол, а Конгросян одновременно с этим пронзительно закричал от боли. Николь зажмурила глаза. - Ричард, - раздраженно простонала она, - прекратите это. Возьмите себя в руки. - Хорошо, - произнес Конгросян и беспомощно хихикнул. - Я теперь смогу высвободиться из своей бренной оболочки, выложить всего себя, разбросав по полу все свои жизненно важные части тела; может быть, если повезет, я каким-то образом сумею и позапихивать их назад. Открыв глаза, Николь произнесла: - Вы можете избавить меня от всего этого, сейчас? Переместив меня куда-то далеко-далеко отсюда, Ричард? Пожалуйста. - Я не могу дышать, - с трудом ловя воздух широко раскрытым ртом, пожаловался Конгросян. - Часть моей дыхательной системы оказалась у Пэмброука, и он не смог удержать ее в руках; он не позаботился о ней, уронив ее на пол. Он показал рукой на полицейского. Лицо Пэмброука побелело, какая-то печать безнадежности легла на него. - Он что-то выключил внутри меня, - очень тихо произнес комиссар НП. - Какой-то существенный для нормального функционирования организма орган. - Верно, верно! - пронзительно взвизгнул Конгросян. - Я вывел из строя у вас - нет, нет не стану говорить, что. - Он с самодовольным видом ткнул пальцем в сторону Пэмброука. - Только вот что я вам скажу. Вы проживете еще, ну, скажем, примерно часа четыре. - Он рассмеялся. - Что вы на это скажете? - Вы можете восстановить у меня этот орган? - еле выдавил из себя Пэмброук. Боль исказила все его лицо; теперь было ясно, какие тягчайшие муки ему приходилось испытывать. - Если я захочу, - сказал Конгросян. - Но я не пожелаю этого сделать, так как нет у меня на это времени. Мне нужно в первую очередь собрать самого себя. - Он нахмурился, сосредоточился. - Я всецело поглощен тем, что отторгаю все инородные предметы, которым удалось проникнуть внутрь меня, - пояснил он, обратив внимание на недоуменные взгляды Пэмброука и Николь. - Я хочу стать прежним, таким, каким я был всегда - а для этого я намерен привести в порядок все, чему положено находиться внутри меня. - Он вперился взглядом в розовую губчатую массу легочной ткани, валявшуюся на полу. - Ты - это я, сказал он ей. - Ты - часть меня, часть того мира, который составляет мою неповторимую индивидуальность. Ты можешь принадлежать только мне. Понятно? - Пожалуйста, уведите меня отсюда как можно подальше отсюда, - взмолилась Николь. - Ладно, ладно, - раздраженно согласился Конгросян. - Где же вам больше всего хотелось оказаться? В каком-нибудь другом городе? На Марсе? Никто не знает, как далеко я в состоянии переместить вас, - да я и сам толком не знаю. Как отметил мистер Пэмброук, по сути я так и не удосужился научиться пользоваться своими способностями в политических целях. Но все равно я теперь причастен к большой политике. - Он восторженно засмеялся. - Что вы скажете насчет Берлина? Я могу переместить вас отсюда прямехонько в Берлин. В этом я нисколько не сомневаюсь. - Куда-нибудь, - простонала Николь. - Я придумал, куда мне вас отправить, - неожиданно воскликнул Конгросян. - Я знаю, где вы будете в полной безопасности, Никки. Поймите, я очень хочу, чтобы с вами не случилось ничего плохого. Я верю в вас; я знаю, что вы существуете на самом деле. Что бы там не врали эти гнусные информ-машины. Я вот что хочу сказать - они бессовестно лгут. Я имею полное право это утверждать. Они пытаются расшатать мою веру в вас; все они - это одна шайка, которая собралась и сговорилась твердить одно и то же. Он замолчал, чтобы перевести дух, затем продолжил: - Так вот, я переправлю вас в мою усадьбу в Дженнере, в Калифорнии. Вы можете там оставаться с моей женой и сыном. Пэмброуку там до вас не добраться, потому что к этому времени его уже не будет в живых. Я вот только что перекрыл нормальную работу еще одного очень важного органа у него внутри. Теперь ему не протянуть и пяти минут. - Ричард, позвольте ему... - начала было Николь и тут же осеклась, потому что все вокруг нее вдруг исчезло. Конгросян, Пэмброук, ее кабинет в Белом Доме - все перестало для нее существовать. А сама она оказалась в сумраке тропического леса. С отсвечивавших рассеянный свет листьев капала влага; почва под ногами была податливая, пропитанная водой. Вокруг стояла мертвая тишина. Перенасыщенный сыростью лес был совершенно безмолвен. Она была в нем абсолютна одна. Постояв какое-то время, она побрела, сама не зная, куда. Она ощущала себя какой-то одеревеневшей, бесконечно старой, каждое движение давалось ей с немалым трудом; впечатление у нее было такое, будто простояла она здесь в тишине, под этим нескончаемым дождем, добрых миллион лет. Впереди сквозь переплетения лиан и заросли мокрых кустарников виднелись очертания полуразвалившегося, давно некрашеного дома из калифорнийского мамонтова дерева. Николь побрела к этому дому, обняв плечи руками, вся дрожа от холода. Отбросив в сторону последнюю мешавшую ей ветку, она увидела припаркованное на подъездной дорожке с виду совершенно первобытное такси-робот. Отворив дверцу такси-робот, она произнесла повелительным тоном: - Отвези меня в ближайший город. Механик такси остался совершенно равнодушным к ее распоряжению, будто он давно вышел из строя. - Ты, что, не слышишь меня? - громко сказала Николь. Со стороны дома до нее донесся женский голос. - Прошу прощения, мисс. Это такси нанято людьми из звукозаписи; оно не станет вас слушаться, так как повинуется только тем, кто его нанял. - О, - вырвалось у Николь, после чего она выпрямилась и захлопнула дверцу. - жена Ричарда Конгросяна? - Да, - ответила женщина и стала спускаться по дощатым ступенькам. - А вы... - она прищурилась, - ...вы Николь Тибо? - Была ею, - произнесла Николь. - Можно пройти внутрь дома и выпить что-нибудь погорячее? Я продрогла неважно себя чувствую. - Конечно же, - сказала миссис Конгросян. - Пожалуйста. Вы сюда прибыли, чтобы найти Ричарда? Его здесь нет; в последний раз, когда я с ним говорила, он был в нейрохирургической клинике "Франклин Эймс в Сан-Франциске. Вам это известно? - Да, - ответила Николь. - Но сейчас его там нет. Нет, я не разыскиваю его. Она последовала за миссис Конгросян вверх по ступенькам на парадное крыльцо дома. - Из звукозаписи здесь у нас гостят уже три дня, - рассказывала миссис Конгросян. - Все записывают и записывают. Я уже начинаю подозревать, что они никогда отсюда не уедут. Правда, это прекрасные люди, и мне очень приятно их общество. Они здесь и ночуют. Они приехали сюда с целью записывать игру моего мужа, в соответствии с его старым контрактом с "Арт-Корпорэйшн", но, как я уже сказала, он неожиданно для всех уехал. Она открыла входную дверь. - Спасибо вам за гостеприимство, поблагодарила ее Николь. В доме, как она незамедлительно обнаружила, было тепло и сухо; после такого унылого пейзажа снаружи у нее тотчас же полегчало на душе. В камине весело горел огонь, и она подошла поближе. - Я слышала, только что, какую-то несусветную ерунду по телевидению, - поделилась миссис Конгросян. - Что-то относительно Дер Альте и вас самой. Я толком ничего не поняла. Речь шла о том, что вы якобы... не существуете, так, во всяком случае, мне показалось. Вы-то сами знаете, о чем идет речь? О чем не перестает передавать телевидение? - Боюсь, что нет, - сразу насторожившись, ответила Николь. - Я пойду приготовлю кофе, - сказала миссис Конгросян. - Они - мистер Флайджер и его коллеги из ЭМП - должны вот-вот вернуться. К обеду. Вы одни? С вами больше никого нет? - Совершенно одна, - вздохнула Николь. Ей не терпелось выяснить, умер ли к этому времени Уайлдер Пэмброук. Она очень надеялась на это, его смерть как нельзя больше устраивала ее. - Ваш муж, - сказала она, - очень хороший человек. Я ему многим обязана. По сути дела, поняла она, своей жизнью. - Он очень высокого мнения о вас тоже, - сказала миссис Конгросян. - Можно мне остаться у вас? - вдруг спросила Николь. - Пожалуйста. Сколько вам будет угодно. - Спасибо. Ей теперь стало несколько лучше. Может быть, я уже никогда больше не вернусь в Вашингтон, подумала она. Ведь ради чего мне теперь возвращаться? Джанет нет в живых, Бертольд Гольц - мертв, даже рейхсмаршал Геринг мертв и уж, конечно же, Уайлдер Пэмброук теперь тоже мертв. И весь правящий Совет, все эти столько лет таившиеся в полумраке фигуры, которые стояли за нею, которых она прикрывала. При условии, разумеется, если фараоны выполнили отданный им приказ, впрочем, в этом сомневаться не приходилось. Кроме того, отметила она про себя, я уже больше никак не смогу вершить делами в стране; информ-машины во всю постарались в своей слепой, чисто механической, но такой эффективной прыти. Они и Карпы. Так что теперь, решила она, настала очередь Карпов, пусть какое-то время поупиваются властью, а затем... Пока, в свою очередь, не сожрут и их, как это сделали со мною. Я даже не могу теперь эмигрировать на Марс, продолжала размышлять она. Во всяком случае, на борту одного из марсолетов Луни Люка. В этом я сама виновата. Но есть и иные способы туда добраться. Есть большие торговые корабли, эксплуатирующиеся на вполне легальных основаниях, правительственные корабли тоже. И еще - очень быстроходные корабли, которые принадлежат военным; я, пожалуй, еще могла бы реквизировать один такой корабль. При посредничестве аппарата Руди, даже несмотря на то, что сам он не смертном одре - вернее на слесарном верстаке для разборки. Официально армия присягнула ему; ей положено делать то, что он велит. - Вы себя нормально чувствуете? Кофе вам не повредит? - на нее внимательно смотрела миссис Конгросян. - Спасибо - ответила Николь, - вполне нормально. Она последовала за миссис Конгросян в кухню этого просторного старинного дома. За окнами теперь дождь хлестал вовсю. Николь снова задрожала и решила больше не глядеть на улицу; дождь страшил ее, он был дурным знамением. Напоминанием о злосчастной судьбе, что могла быть ей уготована. - Вы сего-то боитесь? - вдруг сочувственно спросила миссис Конгросян. - Сама не знаю, - честно призналась Николь. - В таком состоянии я не раз видела Ричарда. Это, должно быть, здешний климат. Он такой мерзкий и однообразный. Ведь судя по описаниям Ричарда, вы никогда такою не были. Он всегда рассказывал, что вы такая смелая. Такая сильная. - Мне очень жаль, что я вас разочаровала. Миссис Конгросян погладила ее по руке. - Вы не разочаровали меня. Вы мне очень-очень понравились. Я уверена: это погода виновата в том, что вы так пали духом. - Может быть, - не стала возражать ей Николь. Но сама-то она знала, что не дождь тому виной. Нечто, куда более серьезное. 15 Мужчина средних лет, настоящий полицейский-профессионал с непроницаемым, ледяным взглядом, сказал, обращаясь к Маури Фрауэнциммеру и Чику Страйкроку: - Вы оба арестованы. Пройдемте со мною. - Вот видишь? - произнес Маури обвиняющим тоном, обращаясь к Чику. - Именно об этом я тебя и предупреждал! Эти негодяи хотят пришить нам дело! Они нас делают козлами отпущения. Какие же мы ничтожные простофили - настоящие питекантропы, да и только. Вместе с Маури Чик вышел из маленькой, такой для него привычной, беспорядочно заваленной бумагами и чертежами конторы фирмы "Фрауэнциммер и компания". Полицейский следовал за ними по пятам. Чик и Маури угрюмо брели, сохраняя полное молчание, к припаркованной здесь же полицейской машине. - Пару часов тому назад, - вдруг прорвало Маури, - у нас было все. Теперь из-за твоего братца - смотри, чего мы добились. Полного банкротства! Чик не ответил. Ему нечего было ответить. - Я еще посчитаюсь с тобой, Чик, - пообещал Маури, когда полицейская машина завелась и тронулась в направлении автомагистрали. - Да поможет мне в этом Бог! - Как-нибудь выпутаемся, - попытался успокоить его Чик. - У нас и раньше бывали неприятности. И все как-то так или иначе улаживалось. - Если бы ты только эмигрировал! - сказал Маури. Да я и сам очень жалею о том, что не эмигрировал, ответил про себя Чик. Вот сейчас, например, где были бы мы с Ричардом Конгросяном? В глубоком космосе, на пути к ферме на самой дальней границе цивилизованного мира, где нас ждала новая, незатейливая жизнь. А вместо этого - ...вот что. Интересно, где сейчас Конгросян? Ему тоже так же плохо? Вряд ли. - В следующий раз, когда тебе вздумается оставить фирму... - начал Маури. - Ну хватит об этом! - вдруг раздраженно вскричал Чик. - Лучше давайте подумаем, что нам сейчас делать. С кем бы мне сейчас хотелось встретиться, подумал он, так это со своим братцем Винсом. А после этого - с Антоном и стариком Феликсом Карпом. Полицейский, сидевший с ним рядом, вдруг сказал полицейскому за рулем: - Эй, Сид, гляди-ка. Дорога блокирована. Полицейская машина притормозила. Присмотревшись, Чик увидел прямые посредине шоссе огромный армейский бронетранспортер. Из башни его на построившиеся в несколько рядом машины и автобусы, остановленные баррикадой из тяжелых грузовиков, перегородившей все восемь полос, грозно глядело крупнокалиберное артиллерийской орудие. Сидевший рядом с Чиком полицейский вытащил пистолет. То же сделал и водитель. - Что происходит? - спросил Чик; сердце его забилось учащенно. Ни один из полицейских не удостоил его вниманием, взоры их были прикованы к военным, столь эффективно заблокировавшим автомагистраль. Чику передалось их напряженное состояние. Именно оно определяло ту атмосферу, что воцарилась теперь внутри машины. В то время, пока полицейская машина улиткой ползла вперед, едва не упираясь бампером в багажник идущей машины, в кабину ее через открытое окно проскользнула "рекламка" Теодоруса Нитца. "Неужели у вас временами не создается впечатление, будто окружающие вас люди в состоянии проникать взглядом сквозь вашу одежду?" - пропищала похожая на крохотную летучую мышку "рекламка" и забилась в полость под передним сиденьем. "Ведь очень часто, когда вы находитесь в общественных местах, вам начинается казаться, что у вас расстегнута ширинка и вас так и подмывает бросить взгляд низ, чтобы..." Она навеки замолчала, когда полицейский, сидевший за рулем, со злостью пристрелил ее из своего пистолета. - Боже, как я ненавижу эти штуковины, - произнес он и с отвращением сплюнул. Звук выстрела послужил причиной того, что полицейская машина была немедленно окружена солдатами, все они были вооружены, пальцы их лежали на спусковых крючках. - Выбросьте свое оружие! - рявкнул командовавший ими сержант. Оба полицейских неохотно отшвырнули в сторону через открытое окно свои пистолеты. Один из солдат рывков отворил дверцу. Оба полицейских осторожно вышли из машины и подняли вверх руки. За ними выбрались и их пленники. - В кого это вы стреляли? - резко спросил сержант. - В нас? - В "рекламку" Нитца, - с дрожью в голосе произнес один их полицейских. - Загляните в машину, под сиденьем; мы в вас не стреляли - честное слово! - Он говорит правду, - сказал один из солдат после того, как нырнул головой под переднее сиденье. - Вот она, мертвая "рекламка" Теодоруса Нитца. Сержант задумался на мгновенье, затем принял решение. - Можете ехать дальше. Только вот не вздумайте подбирать свое оружие. Затем он добавил: - И отпустите на свободу задержанных вами. С этого момента вы подчиняетесь только приказом генштаба, а не высшего полицейского начальства. Оба полицейских тут же вскочили назад в свою машину. Дверцы за ними захлопнулись, они как можно быстрее старались влиться в цепочку машин, проезжавших через узкий проход в воздвигнутой военными баррикаде. Чик и Маури во все глаза наблюдали за их отъездом. - Что происходит? - спросил Чик. - Вы свободны, можете уходить, - сказал ему сержант. - Возвращайтесь к себе домой и не выходите на улицу. Не принимайте участия ни в чем, что бы ни происходило на улицах. После этого последнего напутствия сержант солдаты ушли, оставив Чика и Маури одних. - Это переворот, - потрясено констатировал Маури, - организованный военными. - Или полицией, - сказал, почти не задумываясь, Чик. - Похоже на то, что назад, в город, придется добираться на попутных машинах. Подобным образом он не путешествовал со времен теперь уже такого далекого детства; ему казалось, что как-то странно и даже неудобно прибегать к этому, в его возрасте. На шоссе было довольно свежо. Чик медленно побрел по обочине, подняв вверх большой палец. Сильный ветер дул ему прямо в лицо; он нес с собой запах земли, воды и больших городов. Чик сделал глубокий вход, набрал полные легкие прохладного воздуха. - Подожди меня! - завопил Маури и поспешил за ним вдогонку. В небе на севере вдруг образовалось огромное серое грибовидное облако. Раздался грохот, задрожала под ногами земля, колебания почвы затрясли все тело Чика, заставив его подпрыгнуть. Прикрывая глаза ладонями, он все же не удержался от того, чтобы бросить быстрый взгляд на происходившее. По всей вероятности, взрыв небольшой атомной бомбы. Теперь, когда ноздри его вдыхали неприятный запах гари, он окончательно понял, что произошло. Какой-то солдат, проходя быстрым шагом мимо него, бросил через плечо: - Местное отделение "Карп унд Зоннен Верке". Он радостно ухмыльнулся Чику и поспешил дальше. - Их взорвали, - тихо произнес Маури. - Военные взорвали Карпа. - Мне тоже так кажется, - все еще оглушенный, сказал Чик. Он снова, как-то совершенно непроизвольно, поднял большой палец, ища взглядом, на чем бы подъехать. Над головой у них небосвод перечеркнули две армейские ракеты, преследуя полицейский вертолет. Чик следил за ними взглядом, пока они не исчезли из вида. Это крупномасштабная война, ужаснувшись, отметил он про себя. - Хотелось бы мне знать, уж не взбрело ли им в голову взорвать и нас тоже, - произнес Маури. - Я имею в виду завод "Фрауэнциммер и компаньоны". - Мы слишком мелкая сошка, - заметил Чик. - М-да. Ты, пожалуй, прав, - с надеждой в голосе произнес Маури. Хорошо все-таки быть маленьким, подумалось Чику, в такие времена, как эти. И чем меньше, тем лучше. Быть настолько микроскопически малыми, чтобы вообще не попадать в поле чьего бы то ни было зрения. Около них остановилась машина. Они поторопились к ней. Теперь, на этот раз на востоке, образовалась еще одно грибовидное облако, заполнив добрую четверть небосвода, и снова у них под ногами затряслась земля. Это, должно быть, "АГ Хемие", решил Чик, забираясь в кабину поджидавшего их автомобиля. - Куда это вы, ребята, путь держите? - спросил водитель, плотный рыжеволосый мужчина. - Куда глаза глядят, - ответил Маури. - Лишь бы от греха подальше. - Согласен с вами, - сказал водитель и отпустил педаль сцепления. - О, как я с вами согласен. Это был древний старомодный автомобиль, но в неплохом состоянии. Чик Страйкрок поудобнее откинулся на спинку сиденья. Рядом с ним то же самое сделал с явным облегчением Маури Фрауэнциммер. - Сдается мне, что они-таки в конце концов добрались до этих крупных картелей, - высказал предположение рыжеволосый мужчина, медленно ведя машину через узкий проезд в баррикаде вслед за впереди ползущей машиной, после чего вырулил на самую крайнюю полосу. - Это точке, - согласился с ним Маури. - Как раз самое время, - произнес рыжеволосый. - Что верно, то верно, - сказал Чик Страйкрок. - Я с вами полностью согласен. Машина быстро набрала скорость. В большом старом деревянном здании, полном эха и пыли, чап-чапычи степенно прохаживались из одного угла в другой, беседовали друг с другом, пили "кока-колу", а некоторые из них вроде бы даже танцевали. Как раз танцы их больше всего заинтересовали Ната Флайджера, и он направился со своим портативным "Ампеком Ф-A2" в ту часть "зала", где это происходило. - Танцы - нет, - сказал ему Джим Планк. - Пение - да. Будем ждать, когда они начнут петь снова. Если только можно назвать пением то, чем они занимаются. - Звуки, которые они издают танцуя, характеризуются определенным ритмом, - заметил Нат. - Как я полагая, нам следовало бы попытаться записать их тоже. - Ты, конечно, технический глава предприятия, заметил Джим. - Но я сделал такое огромное количество самых различных записей в свое время, что вправе спорить с тобой. Поверь мне, это совершенно бессмысленно. Звуки будут на ленте, в этом сомневаться не приходится, вернее, в молекулах этих твоих червей. Но это не музыка. Он посмотрел на Ната взглядом, полым сожаления. Я все равно обязан попытаться, твердо решил Нат. - Они такие сутулые, такие колченогие, - сказала подошедшая к ним Молли. - Все без исключения... и такие невысокие. Большинство их ростом даже ниже меня. - Они обречены, - коротко заключил Джим. - Даже по их внешнему виду можно понять, что им не удастся просуществовать достаточно долгое время. Они выглядят... очень озабоченными. Это действительно так, мысленно согласился с ним Нат. Чап-чапычи - неандертальцы - выглядел так, будто они крайне угнетены тяжестью бремени той жизни, которая выпала на их долю, они, наверное, даже и не помышляют о том, как выжить в процессе эволюции. Тут Джим совершенно прав - они просто не приспособлены для решения этой задачи. Кроткие нравом, небольшие по размерам, сгорбленные под тяжестью насущных проблем, которые им ежеминутно и ежесекундно с таким трудом приходится решать, смирившиеся со своим бедственным положением, неуклюже шаркающие ногами, что-то невразумительно бормочущие, они нетвердой походкой пройдут свой жалкий жизненный путь, с каждым мгновением приближаясь к неминуемой и такой очевидной развязке. Так что лучше нам записать все это, пока еще есть у нас такая возможность, окончательно решил Нат. Недолго им выпало просуществовать на белом свете. Или... может быть, я все-таки ошибаюсь? Один из чап-чапычей, взрослый мужчина в клетчатой рубахе и светло-серых рабочих брюках натолкнулся на Ната и пробормотал нечленораздельное извинение. - Все в порядке, - заверил его Нат. Он ощутил сильное желание проверить свои предположения, попытаться подбодрить эту такую беззащитную часть рода человеческого. - Вы не станете возражать, если я угощу вас пивом? - спросил он у чап-чапыча. - О'кэй? Здесь было что-то вроде бара в дальнем конце здания, представляющего из себя по сути один просторный зал для отдыха, нечто вроде клуба, находящегося у чап-чапычей в коллективном пользовании. Чап-чапыч робко поглядел на гено и прошепелявил с благодарностью ответ, оказавшийся, тем не менее, отрицательным. - Почему же нет? - удивился Нат. - Птму чо, - чап-чапыч, казалась, был не в состоянии выдержать испытующий взгляд Ната; он вперился в пол, судорожно сжимал и разжимая ладони. - М-мне нельзя, - в конце концов удалось вымолвить ему. Он, однако, не ушел и продолжал стоять перед Натом, все еще уткнувшись взглядом в пол и строя неконтролируемые гримасы на лице. По всей вероятности, так решил Нат, он очень напуган. Очень смущен, ощущая свою неполноценность. - Эй, приятель, не могли бы вы спеть какую-нибудь популярную среди чап-чапычей песню? - обратился к нему Джим Планк, подчеркнуто медленно произнося каждое слово. - Мы запишем вас. Он подмигнул Нату. - Оставь его в покое, - сказала Молли. - Ты же видишь, что он не умеет петь. Он вообще ничего не умеет - это очевидно. Она отошла в сторону, откровенно рассердившись на них обоих. Чап-чапыч апатично поглядел ей вслед, еще сильнее ссутулившись в характерной для своих соплеменников манере. Взгляд его оставался все таким же тусклым. Может ли что-нибудь воспламенить этот тусклый взгляд? Почему все-таки чап-чапычи желают выжить, если жизнь так мало должна для них значит? Эта мысль совершенно неожиданно пришла в голову Ната. Может быть, они выжидают, затаились, рассчитывая на что-то такое, что еще не случилось, но что - они знаю или надеются - случится. Это вполне объяснило бы их манеру поведения. - В самом деле, оставь его в покое, - сказал Нат Джиму Планку. - Она права. Он положил руку на плечо Джима, но эксперт звукозаписи отпрянул от него. - Мне кажется, они способны на гораздо больше, чем эта кажется постоянному взгляду, - сказал Джим. - У меня такое впечатление, что они просто тянут время, не растрачивая себя и своих истинных способностей. Не делая излишних попыток. Черт, ох как мне хочется поглядеть на то, как они станут пытаться что-то предпринять, чтобы изменить свое нынешнее положение. - И мне тоже, - сказал Нат. - Но не нам заставлять их предпринимать такие попытки. Из телевизора, стоявшего в углу зала, раздались какие-то громкие звуки, и многие из чап-чапычей, как мужчины, так и женщины, прошли в тот угол и теперь недвижимо стояли перед телевизором. По телевизору, сообразил Нат, передавали какие-то очень важные новости. Он сразу же переключил все свое внимание в ту сторону - произошло явно что-то экстраординарное. - Ты слышишь, что говорит диктор? - прошептал ему на ухо Джим. - Боже мой, это же пахнет войной. Они оба стали проталкиваться сквозь толпу чап-чапычей поближе к телевизору. Молли уже была там, увлечено слушая, что говорил диктор. - Это революция, - ошеломлено промолвила она Нату, перекрывая натужные вопли, изрыгавшиеся громкоговорителями телевизора. - Карп... с лица ее мгновенно сошла вся краска; она не могла этому поверить. - Карп и "Аг Хемие" пытались захватить власть при помощи национальной полиции. На телевизора появились дымящиеся развалины домов, огромные индустриальные комплексы. Теперь даже трудно было себе представить их первоначальный вид. - Это филиал Карпа в Детройте, - удалось Молли сообщить Нату сквозь грохот, лившийся из телевизора. - Это дело рук военных. Боже милостивый, что говорит этот диктор! Джим Планк, равнодушно глядя на экран, спросил: - И кто же побеждает? - Пока что неизвестно, - сказала Молли. - Вернее, мне это неизвестно. Послушай и ты сам поймешь, о чем он говорит. Это самое свежее сообщение, он его только-только начал читать. Чап-чапычи, слушая и глядя на экран, совершенно безмолвствовали. Фонограф, под музыку которого они шаркали ногами, замолчал тоже. Почти все они сгрудились перед экраном телевизора, всецело поглощенные зрелищем сцен сражения между вооруженными силами СШЕА и выплеснувшимися из казарм контингентами Национальной Полиции, поддерживаемой силами безопасности могущественной картельной системы. - ...в Калифорнии, - быстро, едва не брызжа слюной, тараторил диктор, - дивизия НП Западного Побережья сдалась в плен в полном составе Пятой Армии, возглавляемой генералом Хоуэтом. Однако в Неваде... На экране появилась одна из улиц в центральной части Рино, одного из крупнейших городов штата; здесь военными были возведены баррикады, а полицейские снайперы вели огонь по солдатам из окон ближайших домов. - В конечном счете те, что по существу только вооруженные силы владеют монополией на ядерное оружие, и станет решающим фактором, обеспечивающим победу. Но пока мы можем только... Диктор продолжал возбужденно тарахтеть, а разбросанные по всей территории СШЕА автоматически функционирующие роботы-репортеры, расположившись в тех местах, где конфликт разгорался с особой силой, собирали все новые и новые сведения. - Борьба эта, скорее всего затянется надолго, - неожиданно сказал Нату Джим Планк. Лицо его посерело, у него был очень утомленный вид. - Мне кажется, что нам чертовски повезло в том, что мы оказались здесь, подальше от греха, - пробормотал он почти про себя. - В такое время самое лучшее - залезть пониже и даже носа не высовывать. Теперь на экране показывали схватку между полицейским патрулями армейским дозором; участники боя друг в друга стреляли и поспешно ныряли в укрытия, выпустив из небольших автоматов короткую очередь. Упал прямо на бегу лицом вниз один из солдат, затем не успел добежать до выступа на углу и один из полицейских в серой форме. Расположившийся по соседству с Натом Флайджером чап-чапыч, увлечено наблюдавший за событиями, разворачивавшимися на экране, подтолкнул локтем другого, стоявшего с ним рядом. Два чап-чапыча, оба мужчины, переглянулись и улыбнулись друг другу скрытой, многозначительной улыбкой. Нат заметил эту улыбку, заметил выражение их лиц. И тогда он понял, что вот и загорелись огнем взгляды всех чап-чапычей, все они в душе своей испытывали одно и то же тайное удовольствие. Что же все-таки сейчас здесь происходит - захотелось понять Нату. Стоявший с ним рядом Джим Плане тихо произнес: - Нат, Боже ты мой! Они давно дожидались именно этого! Так вот оно что, сообразил Нат, ощущая, как страх пронизывает его всего. Пустоту взглядов, тупое безразличие - чап-чапычей как рукой сняло. Не скрывая своего волнения, они внимательно следили за тем, как мелькали одна за другой сцены ожесточенных схваток и старательно прислушивались к взволнованной речи диктора. Что все это означало? Это означает, решил Нат, что у них появился шанс. Им представилась благоприятная возможность. Мы уничтожаем друг друга у них на глазах. И... именно это может обеспечить им желанное место под солнцем, то жизненное пространство, ту экологическую нишу, в которую им удастся втиснуться. Они больше не будут закупорены в этом крошечном унылом анклаве, а получат в свое распоряжение всю планету. Всю без остатка. Понимающе улыбаясь друг другу, чап-чапычи продолжали с живым интересом глядеть на экран телевизора. И слушать. Испытываемый Натом страх нарастал. Рыжеголовый толстяк, взявшийся подвезти Маури и Чика, произнес: - Дальше я не еду, ребята. Теперь вам придется топать пешком. Он притормозил машину и остановился у обочины. Они уже были в пределах города. Загородная автомагистраль осталась позади. По обе сторону улицы стремглав неслись мужчины и женщины в поисках убежища. Осторожно продвигалась вперед полицейская машина с разбитым ветровым стеклом, сидевшие внутри ощетинились оружием. - Постарайтесь спрятаться в домах, - посоветовал им рыжеголовый. Чик и Маури осторожно выбрались из машины. - Я живу совсем рядом. В "Аврааме Линкольне", - сказал Чик. - Туда можно пройти пешком. Пошли. Он показал рукой направление полному, обрюзгшему Маури, и они оба влились в толпу бегущих напуганных и ошеломленных людей. Что за кутерьма, отметил про себя Чик. Хотелось бы знать, чем это все закончится. Интересно, удастся ли пережить это нашему обществу, сохранить привычный образ жизни? - Мне дурно. Меня мутит, - простонал, тяжело пыхтя с ним рядом Маури, лицо его стало серым от натуги. - Я... не привык так. Наконец они добрались до "Авраама Линкольна". Здание было неповрежденным. В дверях стоял их собственный караульный, вооруженный карабином, а рядом с ним - Винс Страйкрок, их постоянный паспортист; Винс по очереди лично проверял документы каждого, исполненный важности выполняемой им процедуры. - Привет, Винс, - сказал Чик, когда они с Маури проходили мимо дежурки. Брат его встрепенулся, поднял голову; они какое-то время молча смотрели друг на друга. Наконец Винс произнес первым: - Привет, Чик. Рад тебя видеть живым и невредимым. - Можно пройти? - спросил Чик. - Ну, разумеется, - сказал Винс, затем, повернувшись к караульному, кивнул и сказал Чику. - Валяй. Я рад тому, что НП не удалось припереть тебя в угол. На Маури Фрауэнциммера он даже не взглянул, словно его и здесь не было. - А я? - спросил Маури? - Вы, - сдавленным тоном произнес Винс, - можете пройти внутрь тоже. В качестве специально приглашенного гостя Чика. За спинами у них следующий стоявший в очереди мужчина раздраженно взорвался в нетерпении: - Эй, вы, поторапливайтесь! Здесь на улице небезопасно. Он уткнулся в Чика, подгоняя его. Чик и Маури быстро прошли внутрь "Авраама Линкольна". Мгновеньем позже они уже поднимались столь привычным для них способом - в кабине домового лифта - в квартиру Чика на самом верхнем этаже. - Интересно, что он из этого выгадал, - задумчиво произнес Маури. - Твой младший братец, вот кого я имею в виду. - Да ничего, - коротко ответил Чик. - Карп лопнул. Ему и еще многим теперь крышка. И Винс далеко не единственный, кого я знаю из таких людей, отметил он про себя. - Включая и нас, - сказал, как бы прочтя его мысли, Маури. - Нам ничуть не лучше. Разумеется, как я полагаю, очень многое зависит от того, кто одержит верх. - Абсолютно все равно, кто победит, - сказал Чик. Так, по крайней мере, представлялось ему пока что. Разрушение... над страной нависла гигантская опасность, еще совсем не ясно было, чем все еще кончится. В этом заключался весь ужас гражданской войны - независимо от ее исхода, победителей в ней не было, положение получилось в равной степени незавидным для всех, как участников ее, так и для тех, кто отсиделся. Это была катастрофа. Для всех вместе и для каждого отдельности. Подойдя к квартире, они обнаружили, что дверь не заперта. Чик отворил дверь. И заглянул внутрь. В прихожей стояла Жюли. - Чик! - воскликнула она, сделав шаг ему навстречу. У ее ног стояли два больших чемодана. - Я упаковалась. Я устроила все так, чтобы мы с тобой эмигрировали. Мне удалось достать билеты... не спрашивай, каким образом, это невозможно рассказать. Лицо ее было бледным, но умиротворенным. Одета она была чуть получше, чем обычно, и выглядела - он на это обратил особое внимание - просто шикарно. Затем она увидела Маури. - Кто это? - спросила она. - Мой босс, - ответил Чик. - У меня только два билета, - нерешительно произнесла Жюли. - Ну и прекрасно, - сказал ей Маури и лучезарно улыбнулся, чтобы успокоить ее. - Мне необходимо остаться на Земля. Мне нужно будет возглавить крупное предприятие. Чику же он сказал негромко: - Мне кажется, она очень неплохо все это придумала. Значит, это и есть та ловушка, о которой ты мне говорил по телефону, объясняя причину своего опоздания на работу? Он добродушно похлопал Чика по спине. - Желаю тебе удачи, старый ты мой соратник. Ты доказал, что ты все еще молод, - достаточно молод, во всяком случае. Завидую тебе. - Наш корабль отправляется через сорок пять минут, сообщила Жюли. - Как я молилась, чтобы ты сюда вернулся! Я пыталась связаться с тобою, звонила к тебе на работу... - Нас забрала НП, - сказал ей Чик. - Космопорт находится под контролем военных, - рассказывала Жюли. - Они производят тщательную проверку всех, кто прибывает или убывает на борту межпланетных кораблей. Но, если нам удастся проникнуть в космопорт, то все будет в порядке. Мне пришлось, - добавила она, - сложить все твои деньги и все мои вместе, чтобы купить билеты - они невероятно дороги. Да тут еще исчезли все эти стоянки "Марсолетов Луни Люка". - Вам, ребята, пора в путь, - сказал Маури. - В квартире останусь я, если у вас все будет о'кэй. Сдается, что будет относительно безопасно, если принять во внимание все нынешние обстоятельства. Он опустил свое уж грязное, страшно уставшее тело на диванчик, умудрился закинуть ногу за ногу, достал сигару и закурил. - Может быть, мы еще увидимся снова, когда-нибудь в будущем, - сказал ему, чувствуя себя довольно неловко, Чик. Он не знал точно, как себя повести в эти последние минуты перед уходом. - Может быть, - буркнул Маури. - Во всяком случае, дай знать о себе с Марса. Он поднял журнал со столика для кофе и начал его перелистывать, делая вид, что его уже больше ничего не интересует. - Чем нам придется заниматься на Марсе, чтоб не умереть с голоду? - спросил у Жюли Чик. - Обзаведемся фермой? Ты задумывалась над этим? - Да, фермой, ответила Жюли. - Застолбим участок земли получше и начнем ирригационные работы. У меня там есть родственники. Они нам помогут поначалу. Жюли подняла один из чемоданов; Чик отобрал его у нее, а затем подхватил и второй. - До скорого, - нарочито произнес Маури небрежным тоном. - Желаю вам обоим удачи в распашке этой красной, пыльной почвы. - Удачи вам тоже, - сказал Чик. И на мгновенье задумался, соображая, кто из них больше нуждается в удаче - Маури здесь, на Земле, или они на Марсе. - Я еще, пожалуй, вышлю вам парочку симов для компании, чтоб вам было веселее, пообещал Маури. - Когда здесь немного улягутся страсти. Попыхивая сигарой, он смотрел на то, как они уходили. Снова громко заиграла музыка, и кое-кто их сгорбленных чар-чапычей с массивными челюстями возобновил свое шарканье ногами по полу, означавшее танцы. Нат Флайджер отвернулся от телевизора. - Как я полагаю, мы уже неплохо накормили наш "Ампек", - сказал он Молли. - Теперь можно возвращаться назад, в дом Конгросяна. Здесь нам больше нечего делать. - Вполне возможно, нам уже нечего делать вообще где угодно, Нат, - наконец-то мрачно заметила долго молчавшая Молли. - Ты теперь понял: то, что мы были доминирующей расой на протяжении нескольких десятков тысяч лет, еще никак не гарантировало нам... - Понял, - ответил Нат. - Я тоже обратил внимание на их лица. Он повел ее назад, туда, где они оставили "Ампек Ф-A2". Джим Планк последовал за ними, и теперь они втроем собрались возле своей звукозаписывающей аппаратуры. - Порядок? - спросил Нат у Джима Планка. - Можно возвращаться? Покончили со всем этим? Покончили, - кивнул в знак согласия Джим Планк. - Но, как мне кажется, - предложила Молли, - нам следовало бы задержаться в районе Дженнера, пока не завершится противоборство. Будет небезопасно лететь назад, в Тихуану, сейчас. Если Бет Конгросян позволит нам остаться, давайте останемся. У нее в доме. - Ладно, - сказал Нат. Он был согласен с нею. Безоговорочно. - Глядите, - вдруг произнес Джим Планк. - К нам направляется женщина. Именно, идет, а не чап-чапает - вы поняли? Такая же, как и мы сами. Женщина, молодая, стройная, с коротко подстриженными волосами, в брюках из синего ситца и в белой блузке, в мокасинах на ногах, уверенно пробивалась между отдельными группками шаркающих чап-чапычей. Я знаю ее, сразу же отметил про себя Нат. Я видел ее бессчетное число раз. Он знал, что это за женщина, но одновременно с этим она была для него человеком в общем-то совершенно незнакомым - это было очень странным. Как она невероятно, прямо-таки дьявольски прекрасна, подумал он. Почти до абсурда, неестественно красива. Сколько других, в такой же мере обаятельных, по сути даже неземных женщин я знаю? Ни единой. Ни одной во всем белом свете, за всю свою жизнь не видел женщин прекраснее. - Вы мистер Флайджер? - без обиняков окликнула она его, подойдя совсем близко, и заглянула ему прямо в глаза; только теперь до него полностью дошло, какая она маленькая, какая хрупкая. Во время телевизионных передач этого совсем не было заметно. По сути, ему Николь Тибо всегда представлялась женщиной крупной; его буквально потрясло, когда он обнаружил, что это совсем не так. Он никак не мог до конца уразуметь этого. - Да, - ответил он. - Меня сюда поместил Ричард Конгросян, - сказала Николь, - но я желаю вернуться туда, где мне надлежит быть сейчас. Вы можете увезти меня отсюда в своем роботакси? - Разумеется, - кивнул Нат. - Как вам будет угодно. Никто из чап-чапычей не обращал на нее внимания; они то ли не догадывались, кто она такая, то ли были совершенно к этому равнодушны. Джим Планк и Молли, однако, широко разинули рты и теперь безмолвно глядели на нее, не веря своим глазам. - Когда вы отъезжаете? - спросила Николь. - Видите ли, - произнес Нат, - мы собирались остаться. Из-за перепалки. Здесь, пожалуй, безопаснее. - Нет, - сразу же начала настаивать Николь. - Вы обязаны вернуться; вы обязаны внести свою лепту в общее дело. Вы ведь не хотите, чтобы они победили? - Я даже не знаю, о ком вы говорите, - признался Нат. - Я не в состоянии разобраться в том, что сейчас происходит, в чем заключается возникшие разногласия и даже кто с кем и за что сражается. Вам это известно? Может быть, вы сможете прояснить для меня ситуацию? Только вот я весьма в этом сомневаюсь, отметил он про себя. Я очень сомневаюсь в вашей способности объяснить мне смысл происходящих событий. Мне да и вообще кому-либо еще. Ибо совершающееся на наших глазах совершенно бессмысленно. - Что вам требуется, - сказала Николь, - для того, чтобы доставить меня назад или хотя бы вывезти отсюда? Нат только пожал плечами и ответил: - Ничего. И все сразу стало на свои места. Теперь все предстало перед ним в истинном своем свете. - Потому что я ни за что не возьмусь за это. Извините меня. Мы намерены переждать здесь события, которые сейчас происходят. Не знаю, как это Конгросяну удалось переместить вас сюда, но он, скорее всего, прав; наверное, трудно придумать место лучшее - для вас и для нас. Притом на очень продолжительное время. Он улыбнулся ей. Николь не ответила на улыбку. - Черт бы вас всех побрал! - в сердцах вымолвила Николь. Нат продолжал улыбаться. - Пожалуйста, - взмолилась она. - Помогите мне. Вы же собирались уехать! Даже начать паковаться. - Может быть, он как раз и помогает вам, миссис Тибо, - решительным тоном произнес Джим Планк, пытаясь оставить вас здесь. - Я тоже считаю, что Нат прав, - сказала Молли. - Я уверена, что как раз сейчас вам очень небезопасно находиться в Белом Доме. Николь свирепым взглядом обвела всех троих. Затем, как бы вынуждена уступить, тяжело вздохнула. - Вот незадача - застрять в таком месте. Черт бы побрал этого Ричарда Конгросяна с его заботой обо мне; в основном, это его вина. А что за созданья? Она показала рукой в сторону вереницы шаркающих взрослых чап-чапычей и их маленьких чап-чапынят, которые выстроились по обе стороны вытянутого пыльного деревянного зала. - Я не совсем уверен, что могу правильно объяснить это, - ответил Нат. - Родственники наши, так можно сказать. Наше потомство, весьма вероятно. - Наши предки, - поправил его Джим Планк. - Время рассудит, кто из нас прав, - заметил в ответ Нат. Закурив длинную дамскую сигарету, Николь произнесла решительно: - Мне они не нравятся. Мне станет намного веселее, когда мы вернемся в дом Конгросяна. Я себя чувствую ужасно в их компании. - Безусловно! - поддержал ее Нат. Он полностью разделял ее настроение. Вокруг них чап-чапычи продолжали свой незатейливый, однообразный танец, не обращая ни малейшего внимания на этих четырех человеческих существ. - И все же, мне кажется, - задумчиво произнес Джим Планк, нам придется привыкать к ним.