ление, - констатировал очевидное Гэйлон. Сезран ощерился на него. - Обода необходимо обтянуть кожей, а втулки набить свиным салом. Ты этим и займешься. Пойди-ка сюда, мальчик. Гэйлон шагнул вперед, и маг протянул к нему руку. На ладони его лежал расправленный шелковый платок. - Дай сюда свой Камень! - приказал он. Гэйлон долго и непонимающе глядел на Сезрана, так что маг нетерпеливо помахал платком прямо перед его носом. - Клади его сюда. Гэйлон испуганно повернулся к Дэрину, но герцог молча и без всякого выражения смотрел на них. - Зачем? - слабо спросил принц. Сезран фыркнул. - И ты что думаешь, я собираюсь похитить у тебя твой булыжник? Он должен быть оправлен, и время для этого пришло, Гэйлон Рейссон. Нельзя вечно носить Камень в кулаке. А теперь клади Камень в платок. Гэйлон неохотно подчинился и теперь смотрел, как маг тщательно заворачивает его драгоценность в платок и опускает в мешочек на поясе. Не проронив больше ни слова, маг вышел. Гэйлон долго стоял молча возле стола и смотрел на закрывшуюся дверь. - Гэйлон? Мальчик повернулся к кровати, и Дэрин увидел на его щеках мокрые дорожки слез. - Иди ко мне, - ласково сказал герцог. Гэйлон подошел к кровати герцога и тот добавил: - Ты... н-не должен... беспокоиться. - Я и не беспокоюсь, - шепнул мальчик. - Это что-то другое. И тут Дэрин понял, что на лице Гэйлона была не тревога, а самые настоящие горе и сострадание. - Ох, Дэрин, я чувствую себя так, словно у меня отняли зрение, словно я потерял осязание и слух. Мне кажется, что у меня вырвали сердце или отняли легкие! - Он продолжал плакать, крепко сжав покалеченную руку герцога. - Так вот что ты пережил, Дэрин! Я даже не думал... Я не понимал, как это - потерять свой Камень, как ты потерял свой! Дэрин почувствовал в желудке тугой комок и закрыл глаза. Да. Именно так себя и чувствуешь. Без Камня ты выпотрошен, жив только наполовину, но Гэйлон никогда не должен был этого узнать. И Дэрин сказал: - Нет, Гэйлон, со мной было не так, как с тобой. Я... никогда не был настроен в унисон со своим Камнем, как ты... Н-не д-думай, что я страдаю... - И герцог, насколько смог, заставил самого себя поверить в это. В самой глубокой из келий Сьюардского замка Сезран с нетерпением ждал, пока плавильная печь наберет необходимую температуру. Местный уголь был слишком рыхлым и горел довольно слабо и плохо, и с ним было трудно работать. Когда наконец печь раскалилась, маг при помощи щипцов вытащил из тиглей небольшой ковшик с расплавленным золотом. Высыпав в жидкий металл необходимые добавки, он некоторое время наблюдал за тем, как окисляются и сгорают примеси. Даже в этом примитивном мире, где никто пока не слыхал о развитых технологиях, бывших привычными в родной земле Сезрана, он научился обходиться тем, что было под руками. Пока золото остывало, Сезран вынул Камень из кожаного кошелька на поясе и положил его на рабочий стол. Колдовские Камни были редким, но вполне естественным явлением в этом мире, представляя собой кристаллическую структуру с зачаточным самосознанием. Человеческие существа, способные связать себя с этими обладающими проблеском разума Камнями, тоже встречались не часто, однако если такая связь была установлена, то психическая энергия, вырабатываемая симбиотической парой человек-Камень, могла творить настоящие чудеса. Несмотря на свой заурядный внешний вид. Колдовской Камень был очень сложной и тонко организованной кристаллической структурой. Сезран попробовал прикоснуться к неоправленному Камню мальчика при посредстве своего Колдовского Камня, но был немедленно отвергнут. Изменение внутренних структур уже началось и зашло слишком далеко: мальчик и Камень уже оставили друг на друге свой отпечаток. Как жаль, что разумные существа в этом мире обречены на такую короткую жизнь. Со смертью Гэйлона все, что успеет развиться в Камне, в том числе и его способность к сотрудничеству, станет бесполезным. Однако как же ярко должна светиться эта драгоценность на протяжении его недолгой жизни! Камень Дэрина был несколько иного рода. Он принадлежал одному из далеких предков Госни и передавался по наследству из поколения в поколение, ожидая появления на свет ребенка, способного снова вступить с ним в связь. Неуправляемый Камень мог представлять собой серьезную угрозу для любого, однако при тщательном и аккуратном обращении его можно было сохранить. Что касается Камня Гэйлона, то Сезран сомневался в том, что с ним можно будет поступить так, как с Камнем Госни. Этот Камень выглядел столь же могущественным и непокорным, как и его обладатель. Ощупав Камень, все еще завернутый в шелк, Сезран принялся обрабатывать золото, работая небольшим молоточком и вальцами, расплющивая, прокатывая и сгибая. Ему всегда нравилось работать с золотом. Движения рук старика стали уверенными, плавными. Конечно, для такого выдающегося Камня нужно было сделать подходящий перстень. Маг прекрасно понимал, как мучается и страдает Гэйлон без своего сокровища. Как бы там ни было, но торопиться он не станет. Пусть мальчишка поймет, что потерял Дэрин. - Гм-м... Очень красиво... - донесся откуда-то сверху свистящий шепот. Сезран поднял глаза. На выступе стены под самым потолком съежилось в тени странное существо. Две красноватые искорки блестели в его глазах, а в полумраке угадывались заостренный нос и встопорщенные усы. - Диггер, - приветствовал крысу маг, возвращаясь к работе. Существо протопало лапами по выступу, отважно перепрыгнуло на другой выступ, пониже, а затем перелезло на плечо волшебника. Несколько мгновений Диггер балансировал на плече мага, нервно взмахивая голым, гибким хвостом. Наконец он уселся, крепко обвив хвостом шею Сезрана. - В замке завелись люди, - пропищал Диггер. - Я очень проголодался. - Ну так что же? Разве ты позабыл дорогу в кладовую? - Да. То есть нет. Просто этот мальчишка попытался насадить меня на свой кинжал. Он очень проворен и жесток. Не люблю людей. - А они недолюбливают крыс, - парировал волшебник. - Гм-м... Что это ты мастеришь? Очень красивое, очень блестящее... - Диггер спустился по руке Сезрана и уселся на рабочем столе. - Эй, приятель, смотри, куда наступаешь, и ничего не трогай. Я мастерю для мальчишки перстень с Колдовским Камнем. Твое счастье, что в тот раз у него не было при себе Камня. Он поджарил бы тебя на расстоянии. - Гм-м... Совсем плохой люди. Он умрет? - Нет. - Ахх-м, - зевнул Диггер с легким разочарованием. - Кстати, я только что вернулся с юга, где навещал своих дальних родственников. Это долгое и опасное путешествие. - Крыса наклонила голову и уставилась на мага бусинным глазом. - Но только не для меня, потому что я - Диггер Отважный, Диггер Бесстрашный! - Ты - Диггер Хвастливый, - заметил Сезран. - Да, хвост у меня тоже выдающийся. И все же я вернулся, чтобы как близкий друг служить тебе. - Никакой ты мне не близкий друг, а просто приживала и паразит. Приходишь и уходишь, когда тебе вздумается. Ты всегда все решал сам. - Если это так, то я решил быть твоим близким другом, какими были мой отец и дед, и так далее. Мы верно служим тебе за то, что ты дал нам речь. Сезран раздраженно фыркнул. - Вы верно служите мне до тех пор, пока вам это нравится или пока у вас пустой желудок. Я успел неоднократно пожалеть о том, что наградил тебя и твоих предков способностью разговаривать на человечьем языке. - Гм-м... - Диггер подобрался к шелковому платку. - Какой мягкий, какой гладенький, - прошептал он, прикасаясь к ткани крошечными лапками. Неосторожным движением он случайно приоткрыл Камень. Сезран прекратил работу. - Говорил я тебе - ничего не трогать! Камень обладает способностью защищать себя. Стоит прикоснуться к нему голыми руками, и ты - покойник. Диггер неуклюже подпрыгнул и врезался головой в молоток. - Гм-м-м... Сезран взял в руки Камень и, не разворачивая его, примерил к оправе. Камень подошел, и маг, загнув заусеницы держателя, вытащил ткань. - А теперь отойди подальше и закрой глаза. Диггер спрыгнул на скамейку и, торопливо семеня, отбежал на ее дальний конец. Там он уселся, закрыв лапами глаза. Сезран протянул руку и дотронулся до Камня кончиком пальца. Камень вспыхнул ослепительно и ярко, и странный голубой свет высветил самые дальние уголки комнаты. Когда сияние померкло, Сезран осторожно взял кольцо. Теперь Камень на вечные времена был вплавлен в золото. Диггер осторожненько приблизился, высунул морду из-под руки Сезрана и продекламировал: Золото, золото, колдовское золото, Жарко греет, сильно студит, Колдовское золото... - Проваливай, пока цел. - Я не боюсь, я - Диггер Смелый... - Тихо! - Гм-м? - Если хочешь служить мне, Диггер, я тебе дам задание. - Да, да, очень хочешь служить! - Мне нужно знать, о чем больной человек говорит с мальчишкой наедине, особенно если они заговорят о мече под названием Кингслэйер. Сделаешь? - Да, да, очень... - Прекрати! Крыса поскучнела. - Конечно, я сделаю, что ты хочешь, но все-таки я очень-очень голоден. 12 Гэйлон исследовал секреты Сьюардского замка, как охотник бы выслеживал льва или медведя, - с осторожностью. Огромное здание было непредсказуемо, как и его владелец, и столь же опасно. Сезран выстраивал свой замок камень за камнем, на протяжении столетий, и теперь титаническая постройка возвышалась на холме над вересковой пустошью словно творение сумасшедшего великана. Внешние стены выглядели основательными и крепкими, однако стоило моргнуть, как все углы и пропорции сильно изменялись, и поэтому Тень, отбрасываемая замком, тоже все время менялась, словно тень дерева на ветру. Высокие стены были совершенно гладкими, и в них не было прорезано ни одного окна, зато входов было целых два - в западной стене и в восточной. Войти в них можно было соответственно вечером и утром, в зависимости от того, откуда падал солнечный свет. Отважиться войти в Тень замка - означало кликать смерть, и не самую приятную. Об этом, по всей видимости, должны были предупреждать белеющие кости - человеческие и кости животных, - разбросанные по лужайке вокруг замка. Для того чтобы пуститься в путешествие по лабиринту комнат и коридоров внутри замка, требовались внимание и сосредоточенность. Гэйлон понял это очень быстро. Стоило сбиться с пути, и ты оказывался в том же самом месте, откуда вышел, даже если все время двигался по прямой. Были в замке лестницы, которые никуда не вели, коридоры, которые упирались в глухие стены, и были в нем тысячи комнат, некоторые из которых были заперты, некоторые - нет, некоторые из которых были пусты, а некоторые - нет. В некоторых помещениях Гэйлон не обнаруживал никаких предметов, но зато они были наполнены странными звуками и тревожащими запахами, и Гэйлон ни за что не согласился бы вернуться туда из боязни лишиться рассудка или погибнуть. Но были у принца и две любимые комнаты, в которые он готов был приходить снова и снова. Одна из этих комнат располагалась в подземелье и была битком набита оборудованием, имеющим какое-то отношение к времени. Эти странные машины обязательно чем-то удивляли Гэйлона или развлекали его. Самым большим предметом в этой комнате были огромные водяные часы. Они отмеряли время. Капля за каплей сочилась вода, и огромные колеса едва заметно для глаза поворачивались. Стены были увешаны всевозможными приспособлениями для измерения времени, которые тикали, такали, стучали и показывали время при помощи странных символов, каких Гэйлону никогда и нигде не приходилось видеть. На некоторых часах были резные фигурки, которые плясали под музыку колокольчиков или сами били в гонг. Вся комната постоянно находилась в движении, и Гэйлон, глядя по сторонам, начинал испытывать легкое, но приятное головокружение. В результате мальчик каждый раз задерживался в этой комнате дольше, чем намеревался. Вторая комната располагалась на первом этаже, в самой середине постройки. В этой комнате было не четыре, а восемь стен, которые сходились под невероятными углами. В каждой стене было окно, загороженное толстыми металлическими решетками. За каждым окном виднелся чудесный, пасторальный пейзаж. Все картинки отличались друг от друга, в том числе временем года и временем суток. Было, пожалуй, хорошо, что эти окна зарешечены, ибо в противном случае Гэйлону было бы нелегко избежать соблазна перелезть через высокий каменный подоконник и отправиться по какой-нибудь осенней тропе или летней дорожке, чтобы посмотреть - что там скрывается за холмом или за лесом. За стенами замка была зима, и мальчик часто и подолгу простаивал, прижимаясь лицом к стальным прутьям, перед окном, за которым расцветали деревья и пересмешники с песнями перелетали с ветки на ветку. Это зрелище наполняло его противоречивыми чувствами - он одновременно испытывал странный покой и еще более странное томление. Для Дэрина время летело почти незаметно. Кончилась зима, настала весна, за весной пришло лето. Прошел почти год, и он в конце концов встал с кровати и пересел в свое инвалидное кресло. Прошло еще немного времени, и он перестал пользоваться и им, чтобы самому - медленно, с трудом, с одышкой - бродить по коридорам замка. Его правая рука плохо удерживала посох, который сделал для него Гэйлон из сухого тиса, и он несколько раз падал, пока принц не приспособил к посоху кожаную петлю, в которую Дэрин продевал запястье. Герцог предпочитал теперь темные одежды и отрастил длинную бороду. Дэрин не чувствовал себя довольным или счастливым, его настроение постоянно находилось где-то в промежутке между истерикой и меланхолией, однако он отыскал себе достойную цель, и уж к ней - к тому, чтобы дать Гэйлону хорошее образование, - он стремился со всей настойчивостью, на какую был способен. Это заняло несколько лет, и герцог оказался куда более строгим учителем, чем Сезран. Используя книги и свитки из собрания мага, он обучал Гэйлона более мирским, но не менее сложным наукам: математике, письму, истории. Усаживаясь в кресло, он продолжал учить принца обращению с оружием, натаскивая его на старом манекене, то подбадривая, то высмеивая его неловкие выпады. Сезран продолжал жить своей таинственной жизнью. Он мало интересовался Гэйлоном и еще меньше - Дэрином, особенно после того, как герцог перестал нуждаться во врачебной помощи. Уроки, которые он давал Гэйлону, были по большей части загадочными импровизациями, в результате которых принц чаще бывал разочарован или разгневан. В другое время, однако, в зависимости от своего переменчивого настроения, маг мог повести себя совершенно иначе. Преисполнившись энтузиазма, он делился с Гэйлоном сокровенными знаниями из своей сокровищницы, рассказывал ему о своих гениальных догадках, и именно эти уроки были принцу понятнее и яснее, чем раздраженное бурчание под нос или мрачное молчание старика. Как-то летней ночью, на втором году пребывания Гэйлона в стенах замка он внезапно проснулся. Его комната была темна, однако он почувствовал в ней присутствие энергии, которая могла принадлежать только Сезрану. - Идем, - приказал маг, и Гэйлон, не говоря ни слова, натянул свои штаны и сандалии. Затем он вытянул вперед руку, и крошечная спальня озарилась ярким голубым светом его Камня - Камня, вставленного Сезраном в чудесное золотое кольцо. От двери донеслось сердитое ворчание волшебника: - Какая все-таки бесполезная штука - эти ваши человеческие глаза. С этими словами Сезран стал удаляться, и Гэйлон поспешил за ним. Они вышли из замка. Снаружи теплый летний воздух сладко пах вереском и ночными фиалками. На востоке карабкался на небо тонкий серпик луны, а многочисленные яркие звезды светили так, что можно было разглядеть, где кончаются холмы и начинается пустошь. Гэйлон шел за Сезраном по тропе, которая вела от замка к поросшим кустарниками берегам широкого пруда. У самой воды Сезран остановился. Жестом призвав Гэйлона к молчанию, он поднял голову и застыл, вглядываясь в темноту. - Слушай! - приказал он. Коротко остриженные волосы кольнули Гэйлона в шею, когда он поднял лицо и стал всматриваться и вслушиваться в ночное небо. - Я ничего не слышу, - прошептал он сипло. - Сядь, - Сезран уселся сам и наклонился к принцу. - Не двигайся. Воспользуйся своим Камнем и слушай. В голове Гэйлона немедленно возникла тысяча вопросов, но он справился с ними и промолчал. Эта внутренняя борьба, однако, взбудоражила его, и ему с трудом удалось снова успокоиться. Его Камень начал едва заметно светиться. Склонив голову, Гэйлон очистил свой разум от мыслей и прислушался. Его сознание наполнилось множеством ночных звуков. Он услышал шорох травы, голос сверчка, скрип стеблей тростника, трущихся друг о дружку, песню лягушек и жаб. Поначалу этот шум раздражал его, тревожа неподвижный покой его существа, но очень скоро все переменилось. Гэйлон стал различать узоры на поверхности этого потока звуков. Мелодия и ритм разделились, обрели свою цель и звучали, словно оркестр. Даже ветер, капризный и непостоянный, казалось, знал свою партию и исполнял ее строго и уверенно. Ни одно живое существо, ни один из элементов окружающей природы не вступал в общий хор вне порядка, определенного гармонией целого. Голоса насекомых и древесных квакш звучали а'капелла, а волна накатывалась на берег только в точно определенный момент. Как во время концерта, величественная музыка то звучала громче, то затихала, и Гэйлон без труда улавливал чутким ухом совершенные музыкальные фразы, фрагменты и части симфонии звуков. Он словно погружался в музыку, и она текла вокруг него могучим потоком, легко касаясь его тела. Мелодия зазвучала быстрее, поднялась до волнующего крещендо и вдруг умолкла. Отсутствие звука было настолько абсолютным, что причиняло почти физическую боль. Гэйлон ощущал себя измученным и выжатым досуха, но на удивление спокойным и умиротворенным. Долгий вздох вырвался из его груди, и он поглядел на мага. - Ты слышал это? - спросил принц и был неприятно поражен тем, как громко и хрипло прозвучал в тишине его голос. Сезран не ответил. Где-то в траве неуверенно прозвенел голос одинокой цикады, который как бы приглашал остальных начать все сначала. Однако Сезран уже вставал, скрывая звезды складками своего плаща, и Гэйлон неохотно последовал за ним. Рано утром в день своего тринадцатого дня рождения, без малого через три года после того, как они с Дэрином пришли в замок, Гэйлон стоял у западных дверей и наблюдал, как Тень Сьюардского замка движется по лужайке между стеной и берегом моря. Игра холодного осеннего солнца на зеленой траве пробудила в Гэйлоне горько-сладкие воспоминания о Каслкипе, расположенном далеко на севере. Там, наверное, трава уже пожелтела и жесткие стебли склоняются к земле, рассыпая созревшие семена, а воздух стал сухим и прохладным, без этого тяжелого запаха соли и гниющих на берегу водорослей. В том далеком замке одна девочка будет праздновать свой девятый день рождения... Прислонившись спиной к потрескавшейся от непогоды деревянной двери, Гэйлон попытался справиться со своим унынием и тоской. Интересно, помнит ли о нем Джессмин? Пронзительный писк боли заставил его обернуться в направлении той части газона, которая примыкала к стене замка. Какая-то злосчастная мышь случайно забрела в Тень стены и теперь носилась кругами по траве, спасаясь от какого-то невидимого врага. С каким-то болезненным интересом Гэйлон смотрел, как зверек подпрыгнул высоко в воздух и перевернулся через голову буквально в нескольких шагах от него. Он пожелал, чтобы мышь сумела подобраться поближе, надеясь на счастливую случайность, которая бы помогла ему спасти маленького грызуна. Его Камень замерцал в ответ, однако мышь была слишком напугана, чтобы расслышать зов Гэйлона. Ему нужно было сделать один-единственный шаг, чтобы спасти зверька, всего один шаг за границу страшной Тени. Мышь издала последний жалобный писк и упала в траву, окровавленная и неподвижная. Луг снова стал спокойным и безмятежным, только слабый ветер слегка пригибал траву и раскачивал цветы. Гэйлон даже зажмурился от сознания собственной трусости. Один шаг в Тень наверняка не причинил бы ему никакого вреда, что бы там ни говорили Дэрин и Сезран. Наконец юноша запер тяжелую дверь с помощью своего Камня и отправился по темным каменным коридорам разыскивать старого мага. В последнее время Сезран по большей части работал в верхних комнатах своего замка, точнее, в одной из них - темной и круглой, которая могла вращаться по его команде. Здесь он учил Гэйлона именам звезд, которые были видны сквозь дыру на крыше даже в дневное время. Сезран изобрел для своих наблюдений особое устройство - длинный металлический цилиндр, в торцах которого были укреплены куски толстого стекла. Сезран называл их выпуклыми и вогнутыми линзами, глядя через которые можно было увидеть отдаленные предметы совсем близко. Гэйлон и раньше видел телескоп. Придворный лекарь отца Гиркан обладал таким прибором, который за большие деньги был куплен у какого-то народа, живущего по ту сторону Восточной пустыни. Однако эта труба лишь чуть-чуть увеличивала рябой лик луны. В телескоп же Сезрана можно было увидеть целые миры, которые вращались по орбитам вокруг солнца. Именно в этой комнате для наблюдения за звездами Гэйлон научился искусству Сна. Под пристальным и внимательным контролем Сезрана Гэйлон исследовал бескрайние просторы Вселенной. Ему приходилось стоять в руинах, оставленных чужими цивилизациями, и мчаться на огненных гейзерах, выброшенных из недр пылающих звезд. Между всем прочим он еще раз посетил желтый мир странных танцоров, однако на то, чтобы увидеть все. Спящему не хватило бы и тысячи человеческих жизней. Кроме того, Спящий все равно оставался привязан к своему непрочному человеческому телу, и поэтому самой большой опасностью для него была потеря чувства реального времени, которая происходила с человеком сразу после того, как он погружался в Сон. Тем не менее Сезран при помощи своих грубых и подчас болезненных методов сумел приучить Гэйлона не терять контроль над собой. Вот и сейчас Гэйлон вошел в круглую комнату, вытянув перед собой руку с перстнем, так чтобы свет его Камня осветил все пространство внутри. - Убирайся! - резко прокаркал маг, стоя у телескопа в самом центре комнаты. - Я хочу задать тебе вопрос. - Потом. Я позову тебя, когда мне будет угодно ответить на него. - Нет, - возразил принц, рискуя навлечь на себя гнев мага. - Я хочу больше узнать о Тени замка. - Ты знаешь о ней все, что тебе нужно о ней знать. - Все, что мне известно, это то, что мне не разрешается вступать в Тень. - Так и есть. А теперь убирайся! Ты мешаешь мне работать! - Камень на груди Сезрана начал светиться. - Тогда я сам открою секрет Тени! Сезран в сердцах ударил кулаком по поворотному механизму телескопа. Механизм глухо загудел. - Если ты сделаешь это, ты, скорее всего, погибнешь. А если нет, то я заставлю тебя пожалеть о том, что ты выжил. Может быть, стоит сразу наказать тебя, дерзкий мальчишка! Теперь уже Камень Сезрана светился ослепительно-ярким синим огнем. Гэйлон на всякий случай отступил назад к двери, но дверь перед ним захлопнулась, отрезая путь к отступлению. Он не слишком мудро поступил, пытаясь загнать старикашку в угол. Гэйлон по опыту знал это, однако раз за разом снова проверял, насколько хватит терпения у мага. И раз за разом ему приходилось жалеть о своей дерзости. Предвидя острую боль в какой-нибудь части тела, Гэйлон заранее напрягся. Тут он услышал, как дверь снова открылась, и в проем полился желтый свет масляной лампы. - Гэйлон? - это был голос Дэрина. Принц обернулся и увидел герцога с клюкой в одной руке и с лампой в другой. - А-а-а, вот ты где. Я уж думал, что не найду тебя. Этот проклятый замок с каждым днем становится все больше, а может быть, я старею... - Дэрин кивнул Сезрану в знак приветствия. - Вы занимались, и я, наверное, помешал. Прости меня. Я просто хотел поздравить тебя с днем рождения. Гэйлон заставил себя улыбнуться. - Спасибо, Дэрин. - Жаль, что у меня нет для тебя подарка. - Твое поздравление - это уже подарок, - пробормотал Гэйлон, косясь на мага. Камень Сезрана перестал зловеще светиться. По всей видимости, Дэрин спас принца от хорошей трепки, и это был подарок хоть куда. - Ладно, не стану вас отвлекать... Герцог медленно развернулся и зашаркал прочь. Дверь за ним закрылась. - День рождения? - удивился Сезран. - Сколько тебе? Что-то в голос волшебника заставило Гэйлона снова насторожиться. - Тринадцать. - Тринадцать. Едва ли достаточно времени, чтобы научиться жить, не говоря уже о том, чтобы постичь магическое искусство, - голос Сезрана немного потеплел. - Если хочешь дожить до следующего дня рождения, Гэйлон Рейссон, забудь о Тенях Сьюарда. Они не настолько важны, чтобы потерять из-за них жизнь. Подойди-ка сюда, - поманил он принца. - Я хочу показать тебе одну вещь, которую нельзя увидеть. Твой Камень поможет тебе. Он показал рукой на небо. - В вашей галактике есть старые звезды, которые в процессе своего умирания становятся настолько плотными, что ничто не может избежать силы их притяжения. Даже свет. Мы с тобой посмотрим на одну из них. Забыв, по крайней мере на время, о Тенях замка, Гэйлон дал магу погрузить себя в Сон. - Повтори наизусть родословную Черных Королей, - сказал Дэрин, постучав кончиком посоха по плечу пятнадцатилетнего Гэйлона. Герцог подошел сзади, и испуганный юноша чуть не выскочил из кресла. В этом возрасте он состоял в основном из локтей, коленок и прочих углов, поэтому столкновение с тяжелым столом оказалось для него довольно болезненным. Кроме того, он опрокинул свечу. Растопленный воск быстро потек по доскам столешницы, и принц попытался спасти одну из драгоценных книг Сезрана. Для утренних занятий они пользовались старой, захламленной спальней волшебника, но это не значило, что теперь можно портить книги учителя. - Ты невнимателен, - укоризненно проворчал Дэрин, когда книга была спасена, свеча снова выпрямлена и восстановлен относительный порядок. - Ты не рассказываешь мне ничего интересного, - возмутился принц. Герцог не обратил на дерзкое замечание никакого внимания. Терпеливо и твердо он сказал: - Ты обязан знать эти вещи. А теперь все-таки расскажи мне родословную Черных Королей. Юноша закатил глаза и застонал, но начал перечисление: - В году пятьсот восемьдесят третьем второго тысячелетия Теспер... Теспер объединил под своим началом горные племена Виндланда, который теперь называется Виннамиром. Потом он взял... взял в жены... - Глиру. - Да-да, Глиру, и они вместе породили Семеллу, первого из королей, владевшего магическим искусством. Это было в пятьсот восемьдесят седьмом году. Семелла женился на племяннице Глиры, Вельнар... - Ее звали Лирра, - перебил Гэйлона Дэрин. - А Вельнар, между прочим, родился через триста лет и не был ничьей племянницей. Он был королем-магом. - Лирра, Вельнар! Какая разница? - Принц оперся локтями на стол и положил подбородок на выставленные кулаки. - Это же только имена, Дэрин, бесконечный перечень скучных-скучных имен. - Ты прав. Их имена действительно не имеют значения, но имеет значение то, как они правили. Это особенно важно для тебя, чтобы ты мог учиться на их победах и на их поражениях. Так что когда ты выучишь все о Черных и Рыжих Королях, мы перейдем к династиям королей Ласонии и Ксенары. - Может быть, не надо? - умоляюще протянул Гэйлон. - Надо. Давай сначала. Недовольно бормоча, Гэйлон закрыл глаза, и на сей раз дело пошло быстрее. Его Камень слегка засветился, и Дэрин невольно улыбнулся. Камень не мог подсказывать принцу имена и даты, но подстегнуть его память было вполне по силам волшебной вещице. Но даже для этой малости от принца требовалась нешуточная концентрация внимания. Слушая его, герцог опустился на свободный стул, время от времени поправляя мальчика. Почти за тысячу лет на троне Виндланда сменилось восемьдесят семь правителей, и царствование некоторых из них продолжалось меньше недели. - ...а Голир женился на его матери, Кисне, и в году девятьсот двадцать первом они породили Орима, последнего короля-мага, - тихо закончил Гэйлон и добавил: - До настоящего времени. Дэрин поднял голову, и блеск ореховых глаз принца заставил его вздрогнуть. - Я хочу вернуться домой, - твердо сказал Гэйлон. - Я хочу вернуться в Каслкип, убить Люсьена и получить то, что по праву принадлежит мне. - Нет, - герцог отвернулся, чтобы скрыть свой страх. - Ты еще не готов. Открой книгу на странице двухсот двадцатой. Мы начнем наш следующий урок. - Но, Дэрин... - Я сказал - нет. Когда ты научишься ставить свое королевство и своих подданных превыше всего остального, превыше своей ненависти и жажды мщения, тогда ты будешь готов. Но не сейчас. Камень Гэйлона ярко вспыхнул, выдавая какое-то сильное чувство, но Дэрин попытался не обращать на это внимания. - Открой свою книгу и найди места, посвященные Ориму. Его правление - лучший пример того, как не надо управлять королевством, хотя в тексте говорится, что сначала он был не таким уж плохим королем. Читай вслух. Начни с середины страницы. - Милая, выпей чай, пока он не остыл. Заслышав слова леди Герры, Джессмин, превратившаяся в очаровательную девочку-подростка, пошевелилась в кресле и взяла с мраморного столика чашку. Теплый воздух, напоенный ароматом роз и звенящий криками детей, резвящихся на лужайках, проникал в комнату сквозь раскрытое окно. Звуки и запахи, однако, казались Джессмин приглушенными, ибо стена печали отгораживала ее от мира. Принцессе было четырнадцать лет, а Гэйлону, если бы он был жив, было бы сейчас восемнадцать и он выглядел бы уже совсем взрослым. - Выпей чаю, сердечко, - тихо уговаривала леди Герра. - Не хочу. Я очень устала. - Гиркан говорит, что этот напиток вернет тебе аппетит. Ну выпей, хоть несколько глоточков... Озабоченные морщины на рыхлом лице пожилой дамы стали глубже, и принцесса послушно выпила остывающий настой маленькими глотками. Его вкус оказался мерзким, а запах и того хуже; к тому же силы, истраченные на то, чтобы удерживать чашку, усугубили ее усталость. Каждое утро Джессмин просыпалась вялой и изможденной, и эти ощущения не покидали ее до самого вечера. Окружающий мир нисколько ее не интересовал: пища казалась пресной, светские приемы при дворе - отчаянно скучными, а общество других девушек причиняло ей настоящие страдания. Она хотела только одного - чтобы ее оставили одну, наедине с ее горем, дабы она могла дождаться наступления темноты. Только ночью, во сне, находила она утешение. Во сне приходил к ней Гэйлон, во сне являлся ей Дэрин, и только во сне Джессмин снова ощущала покой и радость, которых не испытывала вот уже многие годы. - Джессмин? Ее печаль стала глубже, и принцесса часто заморгала. Каким-то образом она очутилась на низком и широком подоконнике и теперь глядела на расположенный внизу сад. Чашка с лекарством стояла позабытая на поручне кресла. Джессмин почувствовала легкий приступ гнева. Где же та беззаботная девочка, которая подглядывала за взрослыми на фехтовальной площадке и мечтала научиться владеть мечом? Где та девочка, которая бегала быстрее и скакала верхом лучше всех своих сверстников? Где она теперь? Нет ее... Люсьен пытался припомнить тот день, когда он впервые осознал, что любит Джессмин, но все его усилия были напрасны. Точно так же он не смог припомнить, было ли когда-то такое время, когда он не любил ее. Когда Джессмин исполнилось восемь, он подарил ей чудесного маленького пони: кругленького, ладного, серого в яблоках. Но девочка назвала животное Тистльдон, взяв имя из песенки Дэрина, слышанной ею давным-давно, и король почувствовал себя уязвленным. Ему начинало казаться, что он ничего не сможет сделать, чтобы принцесса перестала вспоминать Гэйлона и Дэрина. Вскоре после этого пони сбросил ее, она упала и сломала руку, а Люсьен в приступе злобы приказал прикончить проклятое животное. Об этом ему пришлось не раз пожалеть впоследствии, так как Джессмин и слышать не хотела о других лошадях, заявив, что больше никогда не станет ездить верхом. И вот уже на протяжении шести лет она оставалась верной своему слову. В одиннадцать Джессмин все еще была болезненным и бледным ребенком, и Люсьен пригласил из Ксенары лучших врачей. Однако они вполне согласились с диагнозом Гиркана. В физическом плане с Джессмин все было в порядке. Болезнь называлась меланхолия - нервное расстройство, заболевание психики. Вежливо извиняясь и кланяясь, они почти что назвали Джессмин сумасшедшей. Люсьен слушал их ученую болтовню, стиснув зубы и сжимая рукоять меча. Только присутствие Фейдира спасло лекарей от немедленной расправы. В прошлом году, на тринадцатый день рождения девочки, Люсьен задумал грандиозный бал и послал ей в подарок отрез красного бархата и несколько шкурок ласонских горностаев на отделку. Он до сих пор помнил, какая тишина установилась в огромной зале, когда принцесса наконец появилась. Все гости глядели только на нее и следили за ней глазами, пока она шла к трону, чтобы поблагодарить короля за подарок. Джессмин присела в реверансе, а Люсьен, заметив вдруг нежный изгиб шеи и округлость плеча, чуть не свалился с кресла. И хотя платье было скроено и пошито довольно целомудренно, оно не могло скрыть того факта, что принцесса перестала быть ребенком. Тогда от нее дивно пахло теплой летней ночью, благоухающим жасмином и цветущей жимолостью, и Люсьен долго держал ее руку в своей, не в силах отпустить ее, забыв о музыке и о гостях. В эту бальную ночь все в Джессмин волновало его, и, танцуя с ней, он чувствовал себя неуклюжим и неловким. Всякий раз, когда фигуры танца заставляли их касаться друг друга, Люсьен ощущал нечто очень похожее на боль, только эта боль была сладкой. Джессмин, однако, протанцевала всего один танец и, едва притронувшись к угощениям, умолила короля отпустить ее, ссылаясь на нездоровье. Она и в самом деле выглядела более усталой и бледной, чем обыкновенно, и Люсьен, скрепя сердце, вынужден был позволить ей удалиться. И сегодня после полудня Люсьен снова пришел в покои принцессы и принес ей новый подарок. По случаю четырнадцатилетия девочки не планировалось никаких торжеств, так как Гиркан заранее уведомил короля, что принцесса слишком слаба и может не выдержать такого сильного волнения. Постучав, Люсьен прислушался к шорохам за дверью, однако прошло некоторое время, прежде чем дверь отворилась. Из покоев принцессы вышла леди Герра, плотно прикрыв за собой дверь. - Я хочу видеть Джессмин, - заявил ей Люсьен довольно-таки недружелюбно. - Ваше величество, миледи больна и никого не принимает. Люсьен словно не слышал ее. Смерив полную фигуру леди Герры ледяным взглядом, король отметил и ее измятое платье, и озабоченное выражение лица. Глаза его сузились, и леди Герра покраснела. - Передай своей госпоже, что я здесь и хочу ее видеть. Она примет меня. - Сир... - Живее! - резко приказал Люсьен, и леди Герра, присев в торопливом реверансе, скрылась за дверьми. В следующую минуту его уже ввели в покои и провели через прихожую в гостевую комнату. Джессмин сидела на подоконнике и глядела сквозь свинцовые рамы в сад. Солнечный свет играл на ее волосах, которые, словно шелковая пряжа, отсвечивали медом и желтым янтарем. Лицо принцессы, однако, было бледным и измученным. Джессмин почему-то надела светло-голубое платье, и этот цвет только подчеркивал нездоровую бледность ее щек. Тонкие руки лежали у нее на коленях и были неподвижны. Все его раздражение и гнев мигом улетучились, и Люсьен опустился на колени подле нее, любуясь красотой принцессы. Маленькую коробочку со своим подарком он положил рядом с ней на подоконник. - Миледи? Джессмин заметила его, заметила коробочку, но открывать не стала. Люсьен сам приоткрыл крышку. Внутри, на подушке из алого бархата, лежал цветок розы, целиком вырезанный из холодного нефрита. Роза была изящна и совершенна, и ее зеленые лепестки прекрасно сочетались бы с цветом глаз Джессмин. Принцесса пустым взглядом скользнула по чудесному цветку и снова отвернулась к окну. Прошло несколько мгновений, прежде чем она снова посмотрела на Люсьена. Молодой король надеялся хотя бы на слабую улыбку или на какое-нибудь иное проявление радости, однако было очевидно, что Джессмин не испытывает никакого удовольствия от подарка. Тогда король уселся на пятки и, все еще держа свое подношение в руке, низко наклонил голову. В горле он ощущал какой-то комок, и говорить дальше ему было трудно. - Сколько же еще? - горько спросил он наконец. - Сколько еще времени ты будешь оплакивать его? Неужели ты до сих пор веришь, что Гэйлон не умер? Страдание, отразившееся на ее лице, причинило королю острую боль, словно по сердцу полоснули ножом. - Нет, - тихо промолвила Джессмин. - Я больше ни во что не верю. Я уже не дитя. - Неужели в твоей жизни не будет места для меня? - умоляющим голосом спросил Люсьен. - Я и так обещана тебе в жены. Чего же еще можешь ты хотеть? - Любви! Твоей любви! Джессмин печально улыбнулась: - Как могу я дать тебе то, чего у меня нет? Она протянула руку и легко коснулась его светлых волос. Потом ее рука снова безжизненно упала на колени, а глаза снова вернулись к окну и уставились в пространство. Дрожащими руками Люсьен уложил нефритовую розу в коробочку и поднялся, собираясь уходить. Слезы жгли ему глаза, и он остро ненавидел себя за это проявление слабости, но гораздо больше ненавидел он призраки Гэйлона и Дэрина, которых он убил много лет назад. Видимо, эти призраки до сих пор смущали душу Джессмин. Люсьен взглянул на леди Герру, и она торопливо распахнула перед ним двери. Король вышел быстрым шагом и почти бегом отправился в тронный зал. Когда занавески, отделявшие тронный зал от комнаты Совета, раздвинулись и король взошел на возвышение, сотня лиц сразу повернулась к нему. Справа от Люсьена тотчас же возник Фейдир, который сунул ему в руки плотный рулон пергамента и какие-то бумаги. - Ты опоздал, - шепнул Фейдир племяннику. Люсьен немедленно вскипел. Давая выход своему гневу, а заодно - в пику дяде, он швырнул документы прямо в море ожидающих его лиц. Петиции и прошения разлетелись по залу. - Вон!!! - завизжал Люсьен. - Пошли все вон! Стража быстро очистила зал. Никто не посмел возразить, и Люсьен слышал только шарканье башмаков и приглушенные команды стражников. Когда двери за последним из просителей закрылись, молодой король уселся на трон и был вознагражден раздраженным взглядом Фейдира. - Многие из этих людей дожидались аудиенции несколько месяцев, - укоризненно проговорил Фейдир. Люсьен холодно посмотрел на него. - Тогда пусть подождут еще немного. Мне нужно поговорить с тобой. - Хорошо. О чем же мы будем говорить? - Мне нужно любовное зелье. По всей видимости, это заявление Люсьена застало Фейдира врасплох. - Любовное зелье?! - он чуть было не рассмеялся, но поймал взгляд Люсьена и осекся. Слегка откашлявшись, он сказал: - Если это все, что тебе надо, ступай в Киптаун. Какая-нибудь старая карга с радостью возьмет твое серебро в уплату за сомнительное снадобье. - Нет. Мне нужно настоящее приворотное зелье, действие которого ты подкрепил бы могуществом своего Камня. - Для кого тебе нужно это зелье? - подозрительно спросил Фейдир. Пальцы Люсьена с силой погрузились в мягкое бархатное сиденье трона. - Тебя это не касается. - Тогда позволь мне догадаться самому, - Фейдир приблизил свое острое птичье лицо к лицу короля и заглянул ему прямо в глаза; одновременно он легко прикоснулся к светлым волосам Люсьена, почти так же легко, как это сделала Джессмин несколько минут назад. - Кто же для тебя столь важен, что ты готов отдать в чужие руки прядь волос, горсть отстриженных ногтей и несколько капель крови? Люсьен смотрел прямо перед собой, но уголки его губ слегка опустились. - Ты рискуешь испытать на себе силу моего гнева, дядя. Фейдир усмехнулся. - Я ничем не рискую, а вот ты... ты рискуешь очень многим. Неужели ты не понимаешь, что может сделать человек с дурными намерениями, если ему в руки попадут твои волосы, ногти или кровь? И, конечно же, я, твой покорный слуга, который любит своего короля и ограждает его от неверных шагов, не могу позволить... Если в его словах и была насмешка, то Фейдир очень ловко ее скрыл. - Подобный поступок с твоей стороны был бы безумием, - резюмировал Фейдир. - Даже если бы это зелье и можно было изготовить, чего ты хочешь достичь с его помощью? Если дать его женщине, которая любит другого - пусть даже призрак другого, - зелье погубит вас обоих. Я не слепой, племянник, и отлично вижу, кого это ты так хочешь приворожить. Однако меньше чем через год вы с Джессмин поженитесь, и тогда она не сможет ни в чем тебе отказать. Ты так долго ждал, что можешь подождать еще немного. Тем временем же утоли свои желания при посредстве женщин, которые сами приходят в твою постель. Люсьен капризно изогнул губы. - Ты оскорбляешь меня, если считаешь, что мое чувство к принцессе столь примитивно. Я люблю Джессмин и хочу, чтобы она тоже любила меня. - Любовь! - проворчал Фейдир. - Что ты можешь знать о любви? С чего бы это ты так полюбил ее? Может быть, это происходит только потому, что ты понимаешь - она никогда не будет принадлежать тебе целиком? - Нет! - Я знаю тебя очень хорошо, племянник. Во многих отношениях ты руководствуешься страстью, но любовь тебе недоступна. Ты попросту не способен на это. Люсьен начал приподниматься с трона, сжимая рукоять кинжала, но тут перед самым его носом возник мерцающий Колдовской Камень мага, и король тяжело опустился обратно. - Хорошо, - сказал он. - Думай обо мне, как тебе угодно, однако я действительно опасаюсь за жизнь Джессмин. Фейдир выпрямился. - За ее жизнь? Это еще что за новости? - Ты же видел ее, дядя. Ты знаешь, что сказали врачи. Это правда, что она любит призрак, и эта любовь убивает ее. С каждым днем она бледнеет и сохнет. Я сделал все, что было в моих силах, чтобы хоть немного сделать ее счастливой, однако, на мой взгляд, пройдет очень мало времени, и ее заболевание станет необратимым. У нее нет ни сил, ни желания бороться с этим недугом. Было время, когда я опасался, что она убьет себя. Сколько же еще это может продолжаться? Фейдир погладил себя по подбородку и нахмурил брови. - Да, кое в чем ты прав. - Ну конечно! Наш договор с Роффо основывается на том, что я женюсь на его дочери, и тогда наш перворожденный сын сможет претендовать на корону обоих королевств. - Да-да, я помню. - Если бы она смогла полюбить меня, я уверен, что здоровье бы к ней вернулось. - Приворотное зелье - это не выход. - В чем же выход? - требовательно спросил Люсьен. Фейдир задумчиво погладил свой Камень. - Ответить на твой вопрос нелегко, однако кое-что можно сделать. - Что? - затаив дыхание Люсьен вглядывался в лицо мага. - Заклятье забвения. Если удастся заставить ее забыть Гэйлона и любовь к нему, тогда она будет свободна и может полюбить даже тебя. Тем не менее тебе придется заслужить это чувство. - Дай мне только шанс, дядя! - с жаром воскликнул молодой король. Темные глаза Фейдира заглянули прямо в душу Люсьена. - Если ты думаешь, что это так просто - то, что мы хотим сделать, - тогда лучше откажись. Всякое заклятье, которое столь решительно переворачивает естество человека, чревато опасностью, для нее и для нас... Произнеся эти слова, посланник спустился по ступенькам с тронного возвышения и стал собирать с пола раскиданные бумаги. - Сначала закончи прием. Я прикажу Гиркану приготовить снотворное для принцессы и для ее бонны. Что-нибудь легкое, но действенное. Я начну заклинание сегодня ночью, но, чтобы закончить его, мне потребуется несколько ночей. На протяжении всего этого времени ты должен быть рядом со мной. Будешь мне помогать. Люсьен молча смотрел, как дядя мелкими шажками пересекает тронный зал и распахивает высокие двери. Огромное помещение снова стало наполняться просителями, и король изобразил на лице милостивую улыбку. Фейдир отказался поверить в то, что он любит Джессмин, и кое в чем старик был безусловно прав. Люсьену никогда не было никакого дела до других, однако он никогда в жизни не ощущал ничего подобного тому, что творилось с ним сейчас. Какое еще чувство, кроме любви, могло так глубоко ранить его и заставить испытывать боль, которая не оставляла его ни днем, ни ночью? Для любого человека расчесать свои волосы - самое простое и обычное дело, однако Дэрин Госни никак не мог с ним справиться. Расческа не слушалась его. Правая рука едва шевелилась, а искалеченная левая не в силах была удержать столь небольшой предмет. Несмотря на то что в комнате было холодно, Дэрин взмок от усилий. В последние дни герцог пребывал не в лучшем настроении, и деревянный гребень в конце концов полетел на пол. - Давай-ка лучше я, - проворчал Гэйлон, неожиданно входя в комнату. Расческа появилась у него в руках словно сама собой, хотя он даже не наклонялся. Одного взгляда юноши оказалось достаточно, чтобы дрова в очаге сначала ярко вспыхнули, а потом загорелись спокойным, оранжево-красным огнем. Это не было ни бравадой, ни демонстрацией могущества; просто Гэйлон, действуя почти бессознательно, позаботился о мелких деталях, которые отнимают у обычного человека уйму времени и усилий. Тем не менее Дэрина это всегда раздражало, и он с мрачной покорностью подставил нечесаную голову. За восемь лет, которые он прожил в замке, мальчик сильно переменился. Теперь ему было восемнадцать, и его вряд ли можно было назвать мальчиком, хотя Дэрину было порой нелегко думать о нем по-другому. Гэйлон унаследовал отцовскую сухую конституцию, высокую фигуру, правильное телосложение и привлекательные черты лица. В его облике явно просматривалось грубоватое благородство его предков, пастухов-горцев. Рост его все же был чуть ниже, чем у короля Рейса, но Гэйлон уже обогнал герцога, все тело которого как будто усохло и съежилось за последние годы, и изрядно возвышался над Сезраном, хотя из-за чрезвычайной худобы маг казался довольно высоким. - Мы дали твоим волосам слишком отрасти, - пожаловался принц. Мягкими, осторожными движениями он пытался расчесать свалявшуюся, спутанную гриву вьющихся волос Дэрина, но ему это не слишком удавалось. - Я могу даже немного подстричь тебя, если хочешь. Я не очень умею обращаться с ножницами, но если ты позволишь надеть тебе на голову вон ту миску, я как-нибудь сумею отстричь то, что будет из-под нее торчать, - предложил он, вымученно рассмеявшись. - Отпусти меня, Гэйлон, - тихо попросил его Дэрин. Принц никак не отозвался, как будто не слышал. - Вот что, мы вымоем тебе голову, а волосы подстрижем завтра. - Теперь ты можешь обойтись и без меня. Сезрану предстоит еще многому тебя научить, а я уже все тебе рассказал. Отпусти меня. Гребень застрял у него в волосах и не двигался. - Что это на тебя нашло? - спросил Гэйлон. - Если ты считаешь, что я уже достаточно поучился, тогда давай отправимся на север. Пора отвоевать мой трон и заставить наконец этого мерзавца Люсьена заплатить за все его преступления. Я уже хорошо овладел Колдовским Камнем и обойдусь без помощи Сезрана, но ты должен стать моим мудрым советником. Рыжие Короли ничто, если рядом с ними не стоят Госни; тебе это так же хорошо известно, как и мне, Дэрин. Не желаю больше слышать этих разговоров; ты - это все, что у меня есть. - Если я - это действительно все, что у тебя есть, то тогда ты - нищий, - с горечью заметил герцог. - Выслушай меня, Дэрин! - Принц обошел друга и встал перед ним так, чтобы видеть его лицо. - В "Книге Камней" я отыскал одно заклинание. Это-то я могу для тебя сделать? Странное волнение овладело принцем, и он ненадолго замолчал. - У тебя может быть другое тело, Дэрин! Тебе нет необходимости оставаться пленником этой развалины. Я сделаю это для тебя. Все очень просто. Ты можешь получить любое тело, можешь стать кем угодно! Ты снова можешь стать молодым и сильным. Нужно только найти... - Ты сошел с ума! - закричал герцог, вскакивая на ноги. Без своего посоха он слегка покачивался. - Ты хоть понимаешь, о чем ты говоришь? Ты и вправду считаешь, что жизнь мне настолько дорога, что ради нее я готов украсть чужое тело? - Я только подумал... - Подумал!.. Если ты и думаешь о чем-то, то только о могуществе и о мести! Как всегда в минуты волнения голос начал подводить Дэрина, слова зазвучали неразборчиво, а на губах появились брызги слюны. Гребень выпал из пальцев Гэйлона, а на щеках выступила краска. На мгновение Дэрину показалось, что Гэйлон скажет ему что-нибудь сердитое и резкое, однако принц лишь молча повернулся и вышел. Герцог опустился в кресло и низко наклонился, чтобы подобрать расческу. Некоторое время он яростно тянул и рвал свои спутанные волосы. Теперь его гнев был направлен только на самого себя. Зачем-то ему понадобилось сначала спровоцировать юношу, а потом унизить его. Гэйлон был единственным, кого Дэрин любил в этой жизни, - и вот он не смог найти для него ни слова одобрения или утешения. На протяжении всех этих восьми лет принц часто заговаривал о возвращении в Каслкип, и Дэрин уже устал выдумывать причины, по которым этого нельзя было сделать немедленно. Он стал бояться Гэйлона так же сильно, как и любил. Постепенно ему становилось ясно, что юноша наделен такими мощными разрушительными силами, что гораздо лучше было бы оставить его внутри надежных, волшебных стен Сьюардского замка. Как-то раз, уже довольно давно, Дэрин попытался объяснить Гэйлону необъяснимое, попытался растолковать принцу, какая тяжкая ответственность ложится на плечи того, кто делает магию и колдовство своим призванием. Он пробовал втолковать юноше, что выставлять напоказ свое могущество не годится, что умение действовать обычными методами ценится гораздо выше и что власть - настоящая власть - заключается в умении управлять самим собой, а не в способности помыкать остальными. Однако убеждать мальчишку в том, что магия вовсе не разновидность сценического искусства, можно было с таким же успехом, как уговаривать бабочку сложить свои расписные крылья и перестать порхать с цветка на цветок. Сначала Гэйлон пытался разобраться в этом вопросе, но шли месяцы, его могущество возрастало, и герцог все больше убеждался в тщетности своих усилий. Каждый его шаг, каждый жест, каждое слово были насыщены такой сумасшедшей энергией, что по прошествии некоторого времени герцог начинал чувствовать себя неуютно в его обществе. Тогда ему было шестнадцать, и его голос становился глубже, а тело изменялось буквально на глазах, и эти перемены заставляли принца то радоваться и важничать, то становиться беспричинно-холодным и враждебным. Как ни странно, но Сезрану удалось найти частичное решение проблемы. Однажды Дэрин в поисках мага и его ученика забрел на лужайку у южной стены замка. Здесь Сезран устроил обширный огород, и Гэйлон часто помогал ему, вскапывая землю или пропалывая грядки. На сей раз между магом и принцем происходил какой-то неприятный разговор, причем говорил в основном Гэйлон, размахивая в воздухе руками, а волшебник отвечал ему тихо и сдержанно. Дэрин так и не узнал, с чего начался этот жаркий спор; в тот момент его волновало только то, что спор этот вплотную подвел принца к той грани, перейдя которую, он, как правило, терял над собой всякий контроль. Это было ясно видно по его синевато-багровому лицу и стиснутым кулакам. Юноша потрясал своим перстнем прямо под носом старого мага, и Камень на его пальце недобро сверкал. Дэрин испытал тогда внезапный приступ сильнейшего страха. Стычка, свидетелем которой он стал, напомнила ему его собственную ссору с Сезраном, происшедшую много лет тому назад. Герцог был слишком далеко от споривших, а искалеченное тело не позволяло ему быстро добежать до них и встать между ними. В совершенном отчаянии он беспомощно наблюдал за тем, как будут разворачиваться события. Сезран сначала отпрянул и схватился за свой Камень, и Дэрин подумал, что вот сейчас сбудутся его наихудшие опасения. Гэйлон сердито прокричал какую-то угрозу и весь собрался, готовясь сделать выпад. Сезран опередил его. Юноша еще только поднимал руку с перстнем, как небеса над ним разверзлись и оттуда на него выплеснулся ушат - может быть, и не один - ледяной воды. Потрясенный, Гэйлон судорожно хватал ртом воздух, мокрые волосы колечками прилипли к его лбу, и уж конечно он и думать забыл о своем мщении и о гневе. Сезран же, аккуратно подобрав полы своего плаща, с достоинством удалился, стараясь покинуть затопленный огород. Мальчишка, сбитый с толку и дрожащий от холода, остался стоять один посреди большой лужи. Когда старый волшебник поравнялся с ним, Дэрин дотронулся до его рукава. - Спасибо. - За что? - испытующе поглядел на него маг. - За то, что ты не причинил ему вреда. - Я даже и не думал об этом, - возразил Сезран. - Мне хотелось только уйти отсюда живым, - он нахмурился. - Посмотри, что стало с моим огородом! И, внезапно хихикнув, Сезран пошел к замку. Дэрину никогда не приходилось слышать, чтобы Сезран смеялся. Видимо с непривычки, звук у него вышел жутковатый. Джессмин уснула крепким сном, и Фейдир, забрав с ее постели свои амулеты и колдовские приспособления, оглянулся по сторонам, чтобы удостовериться: все в комнате осталось как было. Леди Герра мирно храпела в своей смежной со спальней принцессы комнате. Кивнув Люсьену, Фейдир направился к дверям. В коридоре заговорщики расстались. Король выглядел бледным, а глаза его покраснели и опухли. Эти последние ночи дались ему нелегко, однако главная тяжесть легла на плечи Фейдира. Наложение заклятья было нелегким и довольно скучным делом. Воспоминания на самом деле нельзя было удалить - можно было только загнать их в подсознание настолько глубоко, чтобы субъект сам интуитивно отвергал все, что могло напомнить ему о запретных вещах. Само заклятье было довольно сложным, и Фейдир сильно уставал, хотя часть своей энергии он черпал из другого источника, в данном случае - из Люсьена. Старому магу только однажды приходилось накладывать похожее заклятье, причем в тот раз он достиг весьма сомнительного успеха. Насчет случая с Джессмин Фейдир тоже имел определенные сомнения. У Джессмин успела сформироваться стойкая эмоциональная привязанность к Гэйлону, и эта связь была все еще сильна, несмотря на то что с той последней осени прошло уже несколько лет. Кроме того, мешало еще одно, совершенно непредвиденное обстоятельство. Джессмин обладала собственными магическими способностями, скрытыми, неразвитыми ввиду отсутствия Камня, но эти способности у нее, несомненно, были. Их тоже пришлось блокировать в подсознании, так как они могли однажды разрушить заклятье забвения, как могло разрушить его и сильное потрясение. Фейдир, однако, надеялся, что всего этого удастся счастливо избежать. Расставшись со своим племянником, Фейдир в одиночестве шел по едва освещенным коридорам. Он направлялся в библиотеку, чтобы привести в порядок свои бумаги. В библиотеке никого не было, только на столе подмигивал короткий огарок забытой свечи. Посланник уселся в высокое кресло и наугад открыл "Книгу Камней". Он не искал в ней ничего конкретного, ему просто хотелось взглянуть на ровные буквы и насладиться приносящим успокоение певучим ритмом не имеющих возраста строк. "Пусть вовеки пребудут эти слова в памяти тех, кто ищет истинного могущества..." Фейдир вчитывался в сложную вязь рунических символов, и его Камень мирно светился, помогая магу понять то, что он читает. Вскоре, однако, он потерял к Книге всякий интерес. Его праздная мысль снова вернулась к загадке Наследия Орима и к его слабеющей надежде когда-нибудь заполучить Кингслэйер. Прошло восемь лет, а он так и не узнал ничего нового о Дэрине Госни и его юном приятеле. Они исчезли бесследно, словно земля разверзлась и поглотила обоих. Фейдиру не удалось выследить их ни при помощи магии, ни при посредстве своих многочисленных осведомителей и шпионов. Разумеется, никто, кроме него самого и капитана Нанкуса, не догадывался о том, что Гэйлон остался в живых. Остальные люди Фейдира разыскивали Дэрина. Даже если бы герцог вдруг возник из небытия где-нибудь вблизи берегов Внутреннего моря, на торговом судне или на украденном баркасе, Фейдир был бы немедленно извещен об этом. Нанкус неустанно рыскал по всему Виннамиру, проверяя все, даже самые невероятные предположения, которые неизменно оказывались ложными, но это не разочаровывало капитана. Однако по прошествии восьми лет последние следы стерлись с земли и из памяти людей, и его поиски почти что прекратились. Люсьен по-прежнему ничего не знал, и хотя Фейдир однажды испытал соблазн поведать племяннику о том, как провалился его глупый план, он сдержался и промолчал. Ему казалось, что будет гораздо лучше, если молодой король останется в неведении относительно своего промаха. Он решил так много лет назад, ибо Люсьен был слишком фанатичен в своих антипатиях, и только богам было известно, каких бед он мог бы натворить, узнай он о том, что его соперник, которому принадлежали любовь Джессмин и законное право на престол Виннамира, остался в живых. Фейдир устало потер глаза и закрыл Книгу, рассматривая кожаный переплет. Он не оставил надежды отыскать герцога Госнийского или Кингслэйер, однако мысль об этом приходилось пока отложить. Между тем его первоначальный план медленно, но неуклонно осуществлялся. Облик Виннамира менялся с каждым днем, и королевская казна продолжала пополняться, а политическое влияние Фейдира росло как здесь, так и на юге. Как и раньше, молодой король разыгрывал доброго и справедливого правителя, заботящегося о своих подданных; он раздавал щедрые обещания, одновременно запуская руку в их карманы. Мелкие торговцы и фермеры роптали, но были слишком бедны и ограничивались недовольным ворчанием. Любое открытое выступление или бунт были бы жестоко подавлены мощной армией Фейдира. Иными словами, все развивалось именно так, как Фейдир и задумывал, а после того как Люсьен женится на принцессе, в его ковер власти будет вплетена еще одна золотая нить. Нет, он отнюдь не был недоволен тем, чего ему удалось достичь за последние несколько лет. Длинным желтым ногтем большого пальца Фейдир провел по обрезу страниц "Книги Камней", пока палец не остановился где-то посередине. Маг раскрыл Книгу на этом месте и прочел: "Транспозиция: Как сделать своего врага беспомощным при посредстве его собственных снов..." Это заклятье всегда очень нравилось Фейдиру, хотя ему ни разу не подвернулось случая применить его. И маг отметил это место закладкой, хотя очень редко позволял себе проделывать подобные вещи с "Книгой Камней". Потушив свечу, он отправился спать. На протяжении всех восьми долгих лет Гэйлон выслеживал огромную серую крысу, которая частенько попадалась ему в безумном лабиринте закоулков и тупиков замка. Это была своего рода игра. Гэйлон все время встречал одного и того же грызуна и удивлялся, отчего Сезран все еще терпит его присутствие. Со дня их первой встречи и до сегодняшнего дня Гэйлону ни разу не удавалось подойти к осторожному зверьку так близко. Сегодня ему наконец удалось подловить тварь и прижать ее в углу кладовки. Юноше было стыдно убивать крысу при помощи Камня. Гораздо интереснее было бы воспользоваться кинжалом, к тому же ему не хотелось объяснять старому магу, откуда вдруг взялась в стене кладовой эта обугленная дыра. Его контроль над Камнем значительно улучшился, однако волшебство иногда не удавалось. Итак, Гэйлон вытащил из башмака кинжал и решил положиться на быстроту своей реакции. Наклонившись над грызуном, он сделал выпад левой рукой. Крыса метнулась под правую руку, в которой был зажат клинок. Гэйлон ударил и промахнулся лишь на волосок. Крыса перевернулась в воздухе и забилась в угол. Зверек тяжело дышал и скалил мелкие острые зубы. - Ну, давай, человек-мальчик, - пропищала крыса, - убей меня и узнаешь, каков бывает на вкус гнев Сезрана! Гэйлон так удивился, что сначала не поверил своим ушам. - Ну-с? Принц снова обрел дар речи: - Ты умеешь говорить? - А как же! - Зверек отважился сделать маленький шаг вперед. - Я - Диггер Удалой, Диггер Отважный! - Но ты разговариваешь... - Если тебе что-то не нравится, обратись к Сезрану. Я его близкий друг. - Что-то он никогда не упоминал, что у него есть такой друг, - скептически заметил юноша, начиная приходить в себя. Диггер с негодованием встопорщил усы. - Ты мне не веришь? Спроси у него. Вот спроси, человек-мальчик! - Хорошо, - Гэйлон спрятал кинжал. - Я спрошу. Убить тебя я могу и потом. В глазках-бусинках крысы промелькнула тень страха. Потом Диггер хихикнул. - Попробуй. Ты быстр, но я еще быстрей. Я могу пройти даже через Тень. - Через Тень? - с интересом переспросил Гэйлон. - Гм-м... - Расскажи мне, что такое Тень, какая она внутри? - Гм-м, - заметил Диггер, оглядываясь по сторонам. - Что-то я проголодался. - Может быть, хочешь поесть? Что ты любишь? - Есть ли у вас яйца? Яйца очень вкусны и питательны. Диггер проскользнул между ног Гэйлона, направляясь прямиком к кухонному столу. - Несколько штук было, - пробормотал Гэйлон, волей-неволей следуя за говорящим зверьком. - Я только не знаю... - Будь любезен, пару, - заявил Диггер. - Пара яиц на завтрак - очень вкусно! - И он запрыгнул на ящик с углем, а оттуда перебрался на стол. Гэйлон нашел яйца и разбил два в миску. Миску он поставил на стол перед крысой. - Так какие они, Тени? - Гм-м-м... - отозвался Диггер, пытаясь поймать скользкий желток. - Тени вовсе не такие опасные. Да-с. - Кое-кто мог бы с тобой поспорить, если бы остался жив. - Они просто не поняли, с чем столкнулись. Они были очень глупыми. Они вторглись... А я - Диггер Удалой, Диггер... - И все-таки? - перебил Дэрин. - Для меня Тени выглядят, как огромные коты и хищные птицы. Для тебя... только ты знаешь, какие кошмары преследуют тебя во сне. Гэйлон молчал, а Диггер со счастливым причмокиванием прихлебывал из миски. Наконец он закончил трапезу и тщательно вытер усы крошечными лапками. - Лично я использую Тень для того, чтобы проверить свою ловкость. Однако эта забава не для робких, отнюдь... И, конечно, не для тебя. - Почему же нет? - Тебе Сезран не разрешает. - Все равно я попробую. - Гм-м-м, - отозвался Диггер, снова обнажив зубы, но на сей раз его оскал мог сойти за улыбку. - В Тени твой Камень потеряет всю свою силу. Станешь ли ты теперь пробовать? Юноша, чуть поколебавшись, кивнул. - Тогда тебе понадобится оружие. - Я возьму свой меч. Подожди меня здесь! Гэйлон буквально слетел по ступенькам, ведшим к его спальне. Меч лежал в сундуке, в изножье его кровати, и он откинул крышку. Камень на руке пульсировал в такт ударам сердца, и Гэйлон задержался, чтобы успокоить его, так как боялся, что он выдаст его намерения, если сейчас он случайно столкнется с Сезраном или Дэрином. Тяжелые ножны он привесил к поясу. Принц давно уже не пользовался своим маленьким детским мечом, который подарил ему Люсьен. Он практиковался со Сквалом, хотя ему не нравилось ни как сбалансирован клинок, ни длинная рукоять для двуручного захвата. Стальной меч с шелестом вошел в ножны. Интересно, какие формы примут _его_ ночные кошмары? С годами они менялись, но никуда не исчезали. Юноша подумал, что знает ответа на этот вопрос и поежился. Пора было возвращаться на кухню. Диггер тем временем присоседился к большой краюхе хлеба и вздрогнул, когда Гэйлон снова появился на пороге. Ухмыльнувшись при виде оттопыренных щек грызуна, юноша почувствовал к нему что-то вроде дружеского расположения. - Пойдем, Диггер Удалой! - позвал он зверька. Диггер затолкал в рот еще кусок хлеба и невнятно пробормотал: - Совершенно некуда так спешить. Тень никуда не денется. - Тогда я пойду один, - Гэйлон повернулся. - Погоди! - Диггер спрыгнул на пол. Они вышли через восточные ворота. Солнце только что перевалило зенит, и впереди еще был долгий и жаркий летний день. Тени лежали на траве, отчетливо очерченные, несмотря на то что их форма все время менялась. Гэйлон вытащил меч. - Как нужно начинать? - Просто войти внутрь, и все. - А ты? - Гм-м... - задумался Диггер. - Я-то ничего не хочу доказать. Пожалуй, я лучше подожду тебя здесь. - Его красные глаза блеснули на солнце. - Ты, конечно, ловок и силен, но поглядим... Гэйлон ничего не ответил. Он уже сделал первый шаг через границу Тени. Когда он сделал второй шаг, его наполнило мрачное предчувствие. Камень в его перстне потемнел, как и предупреждал Диггер. Замок исчез, исчезли холмы и лужайка. Тень больше не была плоской. Она превратилась в черный туман, который со всех сторон окружал, обволакивал юношу. Принц внезапно осознал, что заблудился, потерялся в этом тумане и не помнит направления, откуда он пришел, и невольно остановился. - Чего ты боишься? - прошептал ему на ухо чей-то голос, и принц круто повернулся, держа меч наготове. Позади него был все тот же бесформенный туман. - Кто это? - спросил он и снова повернулся, на этот раз медленнее. Кусочек тумана отделился от основной массы и поплыл к Гэйлону, превращаясь в изящного молодого человека. - Это я, Гэйлон, твоя главная надежда и твой главный страх. Принц хорошо помнил этот голос, эту сладкую улыбку и светлые волосы. Изменился лишь угол зрения, под каким Гэйлон смотрел на своего противника. Теперь принц был выше своего врага. - Люсьен? Люсьен взмахнул своим мечом, со свистом рассекая воздух. За клинком лениво потянулись языки темного тумана. - Но Галимар был сломан! - удивился Гэйлон, узнав оружие в руке Люсьена. - Призрачный меч для призрачного человека, - ответил Люсьен. - В позицию, Гэйлон, an garde! Он встал в позицию для фехтования, и принц последовал его примеру, держа тяжелый меч двумя руками. Ему пришлось расставить ноги и зафиксировать колени и локтевые суставы. - Когда-то мы были друзьями, - печально заметил Гэйлон. - В Тени не может быть друзей, принц, - безликим голосом ответил Люсьен и неожиданно прыгнул вперед. Гэйлон ушел вправо и отбил первый выпад. Это был странный поединок - тяжелый Сквал против легкого и тонкого Галимара. Очень скоро Гэйлон обнаружил, что долгие часы тренировок на манекене очень плохо подготовили его ко встрече с настоящим противником. Атакующий и импровизационный стиль боя Люсьена был ему непривычен. Глядеть в глаза противнику тоже было бесполезно; бледно-голубые, неподвижные, они могли принадлежать и трупу - так мало в них отражалось. Люсьен, порожденный Тенью, не давал Гэйлону ни одного шанса перейти в наступление. Используя тяжесть своего меча, принц пытался пробить оборону противника, заставить его открыться, но Люсьен просто отскакивал от него, не отражая контрударов Гэйлона. И всякий раз после такого ухода он набрасывался на юношу с удвоенной энергией. Гэйлон почувствовал, что начинает уставать. В странном тумане было нелегко понять, сколько прошло времени, и Гэйлону начинало казаться, что он бьется с Люсьеном уже целую вечность, уклоняясь от молниеносных выпадов последнего и отступая все глубже в туманную мглу. Воздуха уже не хватало, каждый вздох причинял ему боль, а противник выглядел все таким же свежим и неутомимым. Тонкое лезвие запело у самого лица юноши, и Гэйлон развернулся на одной ноге. Стараясь действовать как можно быстрее, принц нанес противнику страшный рубящий удар, стараясь выбить у него из руки Галимар или повергнуть Люсьена на землю. Однако сталь не зазвенела о сталь: изящным и легким поворотом кисти Люсьен убрал свой меч из-под удара и сделал выпад. Меч Гэйлона еще летел вниз, и принц мог только отклониться назад. Так он и сделал, но сверкающая сталь атаковала его слишком стремительно. Изогнутое острие Галимара ужалило его в грудь возле сердца. Гэйлон упал на спину, разбросав руки, чувствуя, как из раны течет теплая кровь. За спиной Люсьена-тени туман поредел настолько, что стали видны контуры холмов и клочья голубого неба. Воин Тени поднял Галимар для последнего, смертельного удара, и Гэйлон беспомощно смотрел, как сверкающее лезвие бесконечно медленно опускается прямо ему на голову по широкой дуге. Силуэт Люсьена тем временем стал неясным и расплывчатым, а языки тумана, казалось, мешают ему опустить меч до конца. И все же Галимар опустился. Принц почувствовал, как сталь задела его шею, и закричал. Люсьен и его меч быстро таяли над ним, превращаясь в ничто. В конце концов Гэйлон остался один. Он лежал на зеленой траве лужайки, зажимая рукой неглубокую рану на шее. Солнце село, и Тени исчезли до тех пор, пока не взойдет луна. Гэйлон перевернулся на живот и, чувствуя страшную усталость и ломоту во всех суставах, уткнулся лицом в ароматную траву, все еще теплую после летнего дня. Перед самым его носом возникла в траве пара сандалий, на которые свободно ниспадал подол темной накидки. - Встань! - приказал Сезран. Гэйлон встал, упрямо сжав губы. Диггер насмешливо пискнул с плеча волшебника, куда он взобрался для без опасности: - Я говорил ему, чтобы он не ходи; туда. Он знал, что это не разрешается. Накажи его, хозяин! Накажи! - Ты, маленький... - зарычал Гэйлон пытаясь схватить крысу. Диггер незамедлительно вонзил свои острые зубы в большой палец руки принца. - Прекратить! - рявкнул Сезран. - Он сам ходил в Тень! - наябедничал Гэйлон, большой палец которого словно горел в огне. - Он сам мне сказал. - И ты поверил? Крысе? Только за одно это ты должен быть наказан. Как ты мог оказаться таким глупцом? - Глупый, глупый, глупый маленький мальчишка! - запел Диггер, приплясывая на плече мага. Гэйлон попытался снова схватить его, но зверек только плотнее прижался к шее Сезрана. - Прекратите! - снова воскликнул Сезран. - Обоих касается! И он стальной хваткой сжал запястье Гэйлона. - Пожалуй, было бы лучше, если бы ты погиб в Тени! - Тебе действительно так кажется? - принц выдернул руку. - На этот раз тебе повезло, но больше ты не войдешь в Тень! - Войду! - резко ответил юноша. - Ты что же это, дерзишь мне? - Да. Ты никогда ничего не рассказывал мне о Тени. Может быть, ты и сам ее боишься? Какую форму имеют _твои_ ночные кошмары, старик? Глаза Сезрана потемнели, а Колдовской Камень на шее засветился густым синим огнем. Диггер испуганно пискнул и юркнул магу за пазуху. Впервые Гэйлон не испугался всего этого, и его собственный Камень оставался темным. - Я снова войду в Тень, - ровным голосом повторил он. - Кроме этого, я хотел бы воспользоваться твоим горном и твоим знанием кузнечного дела. Мне нужен новый меч, равный тому, с которым я только что столкнулся. После этого я снова и снова буду возвращаться в Тень до тех пор, пока не одержу над ней победу. - Или пока не погибнешь, - холодно заметил Сезран. Немного подумав, он кивнул: - Пусть будет так. 13 Звонкий, как серебряный колокольчик, смех Джессмин заглушил голоса всех, сидевших за столом, и Фейдир с чувством, походившим на удовольствие и гордость, посмотрел на девушку. Принцесса больше не была худой и болезненной словно тень. Ее лицо округлилось, на щеках появился здоровый румянец, и даже старый маг, много лет назад давший обет воздержания, не мог не признать, что ее красота заставляла течь быстрее даже его холодную кровь. Посланник сделал из кубка глоток вина и задумался вновь. Примерно год назад, вскоре после того как он закончил заклятье забвения, он все еще сомневался в том, что все закончится хорошо. Принцесса забыла все, что случилось с ней и с Гэйлоном, и стала улыбаться. Однако первые ее улыбки были пустыми, это была просто гримаса, движение губ, совершенно механическое и рефлекторное. Мощное заклятье ошеломило ее, и она подолгу бродила в растерянности, словно что-то ища. Первое время принцесса также жаловалась, что ее ночи заполнились сновидениями, которых она не может припомнить после пробуждения. Она больше не выглядела несчастной, убитой горем, но она не выглядела и счастливой. Безучастная, опустошенная и потерянная, она никак не могла начать жить, потому что ей не на что было опереться. Люсьен был убежден в своей способности завоевать любовь Джессмин и демонстрировал такую доброту, терпение и нежность, что Фейдир был очень удивлен. Он и не подозревал, какую глубину чувств - любых чувств - получил в наследство его племянник. Его мать, кроме смазливой внешности, наградила сына только одной способностью, но она находилась в столь вопиющем противоречии со всеми остальными "достоинствами" Люсьена, что Фейдиру оставалось только развести руками. С другой стороны, эта сумасшедшая любовь молодого короля делала его весьма уязвимым, и Фейдир был готов воспользоваться этой слабостью в случае необходимости. Прошло несколько месяцев, и Джессмин стала отзываться на его нежность. Она тянулась к Люсьену, как раненое животное ложится у очага, в надежде на излечение, в надежде избавиться от страданий. Внимательный и заботливый, король постепенно вводил ее в жизнь двора, пока благодаря его заботе и любви принцесса не обрела почву под ногами, реальность, на которую она могла опираться. Во второй раз ее смех вызвала какая-то шутка молодого южанина, который сидел за столом по левую руку от нее. Фейдир, крайне довольный, незаметно бросил взгляд на Люсьена. Король, сидевший во главе длинного стола, нахмурился. Несмотря на свою молодость, юный граф Рорик Д'Лоран был известен как изрядный волокита и ветреник. Он появился при дворе Люсьена меньше двух недель назад, но у него уже были какие-то неприятности с дочерью одного из купцов в Киптауне. Граф заявил, что Джессмин является его дальней родственницей по линии короля Роффо, и на этом основании вел себя с принцессой довольно бесцеремонно, считая, что находится в своем праве. Рорик был злобным темноволосым существом, заботящимся лишь о самом себе и своем удовольствии. Его отец погиб на охоте год назад, но Фейдир чувствовал, что с молодым графом будет столковаться гораздо легче, чем со стариком. Д'Лораны и Д'Салэнги были друзьями-соперниками на протяжении почти полутора столетий. Теперь же Рорик, кроме графского титула, получил в наследство огромный торговый флот, об использовании которого Фейдир мечтал вот уже лет десять. Он был уверен, что соблазнить юношу будет очень легко. Рорик улыбнулся Фейдиру через стол, и Фейдир любезно ответил тем же, слегка приподымая свой кубок. Граф отпил несколько глотков вина из своего и, наклонившись к Джессмин, что-то тихо зашептал ей на ухо. Бледно-зеленые глаза принцессы озорно и недоверчиво блеснули, а Люсьен уронил на пол глиняную кружку с вином. Кружка разбилась, и все взгляды обратились на короля. Люсьен довольно улыбнулся и сделал знак продолжать застолье. Проворный слуга принес Люсьену золотой кубок, который было не так просто разбить. Фейдир почувствовал острый приступ раздражения, недовольный столь убогой демонстрацией со стороны племянника. Сидевший напротив него Рорик прислонился к Джессмин плечом. Тщательно выбрав на блюде сладкое пирожное, он поднес его к губам принцессы. Но лишь только Джессмин открыла рот, чтобы откусить маленький кусочек, Люсьен резко поднялся и бросил на стол салфетку, давая знак слугам, что трапеза окончена. Его нож звякнул о тарелку, и гости в смущении положили свои приборы. Все придворные поднялись, давая слугам возможность убрать со стола. Тем временем король подошел к креслу Джессмин и протянул ей руку. - Миледи? - спокойно сказал он. Улыбаясь, Джессмин вложила свои пальцы в его ладонь, затем встала и слегка поклонилась ему. - Да, мой господин. Их глаза встретились, и взгляды, которыми они обменялись, не остались незамеченными никем из придворных и гостей. Юный граф смотрел им вслед до тех пор, пока Люсьен и Джессмин не вышли из пиршественной залы, но на лице его не было написано сколько-нибудь глубокого сожаления. Фейдир взял его под руку, и юноша повернул к нему свое красивое лицо. - Она прекрасна, не так ли? Фейдир слегка нахмурился. - Вы считаете, что рассердить короля - это мудрый поступок, граф? Рорик - воплощенная невинность - расширил темно-карие глаза и взмахнул длинными ресницами: - Его величество, конечно, понимает, что я не имел в виду чего-то такого... - Вам следует усвоить, граф, и чем быстрее, тем лучше, что здесь отнюдь не юг и не двор короля Роффо, где вельможи могут позволить себе - и позволяют - всякие вольности по отношению к королю. Роффо строит из себя шута, и эта роль очень ему к лицу... Тут ресницы Рорика снова опустились, и Фейдир решил, что граф пытается спрятать свой гнев. - Люсьен - молодой король, и очень гордый, - продолжил посол. - Он не потерпит такого поведения. Как вам известно, милорд, - закончил Фейдир более мягким тоном, - мы не испытываем здесь недостатка в красивых женщинах. - Действительно, - Рорик снова широко раскрыл глаза и улыбнулся. - И хотя ни одна из них не сравнится с принцессой, я уверен, что сумею найти кого-нибудь, кто утешит мое разбитое сердце! Граф грациозно поклонился Фейдиру, и посланник, улыбаясь, ответил тем же. Как бы ни был безрассуден и горяч юный граф, однако было в нем что-то такое, отчего на него трудно было сердиться длительное время. Фейдир решил, что это молодость, глядя, как Рорик пробирается в дальний конец зала, где несколько вельмож-южан продолжали пировать, не обратив никакого внимания на невежливый жест короля. Укоризненно покачивая головой, Фейдир вышел, направляясь в библиотеку и - наконец-то! - в постель. Ночью в коридорах юго-западного крыла замка раздался пронзительный крик. Фейдир вскочил на кровати и отшвырнул одеяло. Захлебывающийся крик не прекращался, и посланник вышел из комнаты со свечой в руке, двигаясь туда, откуда доносились эти громкие звуки. В этом вопле звучали такие отчаянные и истеричные нотки, что отовсюду стали сбегаться заспанные стражники и захлопали двери других покоев. Это случилось перед самым рассветом. Свечи в коридоре догорели и погасли, только кое-где в чашках подсвечников подмигивали синие, издыхающие огоньки, которые почти не давали света. В одном из боковых коридоров Фейдир увидел несколько смущенно переминающихся с ноги на ногу солдат и поспешил туда, освещая себе путь своей свечой, которая была единственным источником света. Вопли внезапно прекратились, и в толпе стражников Фейдир увидел Люсьена, все еще одетого в тот же самый камзол, в котором он сидел за столом. У его ног скрючилась фигурка маленького слуги Рорика. Это был раб, не старше четырнадцати лет. Мальчик весь дрожал, и узкие плечи его сотрясались от рыданий. Один из солдат с трудом оторвал его от колен короля, и мальчик снова стал подвывать. - Умоляю вас, сир, мой господин!.. Он болен, вы должны помочь ему! Фейдир схватил за плечо солдата, который держал вырывающегося мальчишку. - Позови врача! - приказал он, протягивая руки к мальчику. - Как тебя зовут? - Б-барри, господин. О, пожалуйста, поспешите, не то мой хозяин совсем-совсем умрет! Слуга потащил Фейдира за собой по коридору, остальные последовали за ними. В ярко-освещенной комнате для гостей лежал на кровати молодой граф. Он был обнажен, и его тело сотрясалось в страшных конвульсиях. Глаза закатились под лоб, а на губах выступила пена. Раб снова зарыдал, и Фейдир ударил его по щеке. - Что он ел с тех пор, как вернулся в свою комнату? - спросил маг. - Может быть, он что-нибудь пил? - Он ничего не ел, господин, только пил вино, - похныкал Барри. - Но я пробовал его. Я все пробую сам, прежде чем господин ест. Я всегда с радостью это делал! Он мой хозяин, и я люблю его больше, чем самого себя! - Эй, в сторону! Отойдите все! - Гиркан грубо проталкивался сквозь толпу. Он был одет в просторную накидку, которая едва сходилась на его объемистом животе. Повернувшись к солдату, сопровождавшему его, придворный лекарь распорядился: - Ну-ка, прогони отсюда всех посторонних! Дайте мне место! Солдаты выгнали в коридор всех зевак и вышли сами, кроме двух стражников, охранявших покои Люсьена. Он сам тоже остался. Барри подбежал к кровати и схватил своего господина за руку, пытаясь удержать его тело на узком матрасе. Фейдир отступил к стене и посмотрел на Люсьена. Тот стоял у дверей и совершенно бесстрастно взирал на то, как умирает юный граф. Фейдиру было совершенно очевидно, что и на сей раз Гиркану не удастся совершить никакого чуда, которое излечило бы Рорика. Посол холодно наблюдал за тем, как агония достигла своей высшей точки и внезапно прекратилась. Организм графа не выдержал, и он затих, неестественно вытянувшись на кровати. На лице его застыл ужас. Барри, поняв, что его возлюбленный господин мертв, испустил еще один отчаянный вопль и бросился на грудь мертвеца. Гиркан взял со столика недопитый кубок с вином и, взболтав его содержимое, понюхал. - Яд! - объявил он, быстро взглянув на Люсьена. - Не может быть, господин! Я пробовал это вино, - заплакал Барри навзрыд. - Спросите у леди... - Его заплаканные глаза обежали комнату и лица собравшихся у постели мужчин. - Она должна быть где-то здесь! - Тут нет никакой леди, - возразил Гиркан. - Должна быть. Она пришла к господину, чтобы остаться на ночь. Красивая такая, со светлыми волосами, похожими на то, как цветет кукуруза. У нее было голубое платье и голубые глаза... - Как ее звали? - спросил Люсьен. - Она не говорила, милорд. - Здесь не было женщины, - ровным голосом заявил король. - Ты отравил своего хозяина. - Нет! Как вы можете так говорить?! Никогда!!! Люсьен нетерпеливо щелкнул пальцами, и двое стражников поволокли Барри к выходу, прочь из комнаты. Его вопли еще долго эхом звучали в пустых каменных коридорах. Гиркан, Фейдир и Люсьен остались втроем. Лекарь накрыл тело графа простыней. Почесывая свою лысеющую голову, он проговорил: - С вашего позволения, милорд, я пришлю своих помощников попозже, чтобы они занялись телом. - Разумеется, - Люсьен жестом отпустил Гиркана, и толстяк вышел. - Гнусное коварство, - заметил Люсьен, исподлобья взглянув на дядю. - Я назначу суд, после которого щенок будет казнен. Обещаю тебе, что его смерть будет столь же мучительна, как и смерть его господина. - Нет, - резко сказал Фейдир. Люсьен заморгал, и Фейдир повторил это коротенькое слово с еще большей силой и злобой: - Нет! Пусть его просто задушат гароттой [гаротта - средневековое орудие казни - род железного ошейника с шипами внутрь]. Это вполне достаточное наказание за преступление, которого он не совершал. Жестоко заставлять его страдать сильнее, чем он страдает сейчас. Люсьен заиграл желваками на скулах. - На что это ты намекаешь, дядя? - Я ни на что не намекаю. Я констатирую очевидное. - Будь осторожен, разговаривая со мной в таком тоне. Фейдир вдруг почувствовал внутри страшную ярость. Камень на цепочке ослепительно вспыхнул и часто-часто замерцал, по-своему реагируя на внутреннее состояние своего хозяина. Фейдир стиснул его в кулаке. Обманчиво-мягким, вкрадчивым голосом маг заговорил: - Ты, племянник, как я погляжу, до сих пор не имеешь ясного представления о том, насколько я могущественен и какими силами я владею. Одной только мыслью я могу превратить тебя в пепел и развеять по ветру. - Тогда сделай это, - Люсьен оскорбительно рассмеялся прямо в лицо дяде. - Впрочем, ты все равно не посмеешь. Я тебе нужен. - Это так, - сладко промурлыкал Фейдир, - однако существуют вещи и похуже смерти. Я всегда возьму свое, Люсьен. Не сомневайся. И запомни, нет ничего легче и проще смерти. И он указал скрюченным пальцем на неподвижное тело Рорика Д'Лорана. - Каждый человек, племянник, чего-нибудь да стоит, на что-то годится. Ты повел себя как дурак и расточитель. Ты отнял у него жизнь не задумываясь, не взвешивая последствий. - Он смотрел на нее! Он осмелился прикоснуться к ней! - вспыхнул Люсьен. - И из-за этого ты решил отказаться от десятков торговых кораблей? Стал бы ты из-за пустяка подвергать риску наш договор с Роффо? - Ты не понимаешь! - вскричал Люсьен. - Ты не понимаешь, через что мне приходится идти! Джессмин и любит и не любит меня. Она чувствует себя обязанной мне, ты понимаешь, _обязанной_! Ей кажется, что она должна любить меня за то, что я для нее сделал. Это еще хуже, чем было, дядя. - Чего же ты хочешь от меня? Сочувствия? Жалости? - Фейдир шагнул к двери. - Спокойной ночи, ваше величество. Спокойного вам сна. - Подожди! - позвал его Люсьен. Посланник медленно повернулся в дверях. Красивое лицо племянника странно переменилось, оно было искажено каким-то незнакомым чувством. - Скажи, ты _когда-нибудь_ любил меня? Было тебе когда-нибудь не наплевать на меня? Фейдир довольно долго молчал, затем его губы растянулись в любезной, но холодной улыбке. - Никогда. Я терпеть тебя не мог с самого твоего рождения. Я любил только твою мать. А она любила только тебя, так что мне ничего не доставалось. Ты всегда был для меня не больше чем просто орудием, инструментом. Последовала пауза, затем Фейдир злорадно заметил: - Это я заставил твою мать, Голенну, лечь в постель с твоим отцом. Это я сделал возможным твое зачатье. Это я породил тебя! Твои няньки, учителя, инструкторы фехтования - все были моими людьми. Когда ты родился, ты не дышал, и это я причинил тебе боль и заставил закричать и сделать первый вздох. Каждый шаг, который ты делал, ты делал с моего разрешения. Ты марионетка, Люсьен. _Моя_ марионетка. Настанет день, когда я потяну за ниточки и ты запляшешь, племянник. Ох, как ты запляшешь! Фейдир внимательно наблюдал за лицом молодого короля, но Люсьен научился скрывать свои мысли. Мышцы его рта и скулы словно одеревенели, только кожа побледнела и глаза неподвижно глядели в одну точку. Фейдир засмеялся, и самообладания Люсьена как не бывало. Он отвернулся, чтобы по лицу его нельзя было прочесть его мыслей, и Фейдир, все еще смеясь, вышел в коридор. Примерно через две недели после первой своей безрассудной вылазки Гэйлон снова вошел в Тень Сьюардского замка. Время он тоже выбрал тщательно - как раз перед заходом солнца. В руке он держал отличный меч, выкованный для него Сезраном. Юноша долго обдумывал, как лучше всего начать военные действия против Тени и ее призрачных обитателей, и был готов действовать с умом и хитро, лишь бы победить своего сильного противника. Все уроки Дэрина, касающиеся честной и справедливой игры, не должны были помешать ему. И вот он вступил в Тень, ощущая легкий бодрящий страх и предвкушая опасность. Черный туман заклубился вокруг него, скрывая заходящее солнце и стены замка. Все звуки стихли, а Камень на руке погас, как и в прошлый раз. Гэйлон остановился, внимательно оглядываясь по сторонам. Наконец позади него раздался шепот: - Гэйлон... - Покажись, - приказал принц. Туман зашевелился, и Люсьен со своим Галимаром в руке возник прямо перед юношей на расстоянии длины клинка. - Не стоило тебе возвращаться, Гэйлон. На этот раз ты умрешь, принц, - Люсьен уставился на Гэйлона своими пустыми глазами. - En garde! Гэйлон ринулся вперед и вонзил свой меч в грудь Люсьена прежде, чем тот успел поднять свое оружие. Люсьен отшатнулся назад, и Гэйлон высвободил клинок, по которому расплывалась черная густая кровь. Люсьен отступил еще на шаг и опустил голову, чтобы исследовать рану. Затем на губах его снова заиграла легкая улыбка. - Ты поступил бесчестно, принц. Значит, я хорошо тебя учил. Только видишь ли, в чем дело, - Люсьен провел по груди рукой, - ты не сможешь убить меня. Гэйлон молча смотрел, как страшная рана на груди Люсьена закрылась, даже на одежде не осталось никакого следа дыры. Воин Тени набросился на Гэйлона яростно, загоняя его все глубже в туман. Звенели мечи, принц парировал выпад за выпадом, нырял, уклонялся, вертелся волчком, стараясь избегнуть смерти. Ему удалось сдержать яростный натиск Люсьена-призрака, и он начал искать возможности для контратаки. Наконец он увидел брешь в защите Люсьена и немедленно сделал выпад. Галимар с лязгом скользнул по клинку атакующего меча Гэйлона, и мечи сцепились гардами. Теперь они сошлись почти лицом к лицу, напрягая все силы. - Тебя нельзя убить, но боль-то ты должен чувствовать, - задыхаясь, про хрипел Гэйлон. В следующий миг кулак его левой руки поразил противника в ухо, а мысок баш мака почти одновременно соприкоснулся с коленной чашечкой опорной ноги Люсьена. Нога Люсьена подогнулась, и он упал, выпустив из руки меч. Ухмыляясь, принц отшвырнул Галимар подальше. - Чувствуешь боль? - требовательно спросил он. - Да, - без выражения пробормотала тень Люсьена. - Отлично! - Гэйлон нанес один быстрый удар мечом, отрубив голову призрака. Голову он отбросил в туман пинком ноги. Из обрубка шеи начал сочиться черный гной, но обезглавленное тело продолжало подниматься и падать. В рассеченном горле страшно булькало и хрипело, а скрюченные конечности вслепую шарили в тумане. Гэйлон почувствовал сильное отвращение и пошел прочь. Никакой радости от своей победы он не испытывал. Над головой у него проглянуло чистое небо, а через несколько шагов показался и луг, освещенный светлыми летними сумерками. Гэйлон шел от замка на восток. Там, на склоне холма, он уселся на камне, разочарованно бросив меч у своих ног. Он победил тень Люсьена, но эта победа над бестелесным призраком не удовлетворила его. Он жаждал убить настоящего Люсьена, но для этого необходимо было вернуться в Каслкип. Но Дэрин не хотел покидать Сьюард, не веря, что Гэйлон в достаточной степени овладел своим Камнем, чтобы суметь вернуть корону отца. Сжав кулаки, глядел Гэйлон на небо, где тонули в морской пучине последние отблески ушедшего дня. Он знал, что очень скоро, с Дэрином или без него, ему придется оставить Сьюардский замок. Ночью, при свечах, Гэйлон точил и правил острое как бритва лезвие своего меча. Меч еще не напился крови и поэтому не мог получить достойное имя. Черная желчь, которая текла из Люсьена-призрака, вряд ли годилась для этой цели, а прекрасный меч должен был получить достойное имя. В коридоре послышался шум шагов. Гэйлон уверенно определил, что это Сезран: шаги были слишком быстрыми и уверенными, чтобы принадлежать герцогу. Около двери спальни Гэйлона шаги затихли. - Войди, - позвал Гэйлон, заинтригованный поздним визитом. В последнее время он и Сезран почти не встречались. Дверь распахнулась, и принц оторвался от своего занятия. Маг немного промедлил в темном коридоре, и в руке его что-то блеснуло. Когда Сезран вошел в комнатку принца, он разглядел, что это была широкая чаша из чистого золота, украшенная алыми как кровь рубинами. - Что это там у тебя в чаше? - спросил Гэйлон необычайно любезно. Эту чашу он уже видел - она стояла в комнате мага, прикрытая тонкой тканью. - Я грел вино для Дэрина, чтобы он лучше заснул, - объяснил старый волшебник. - Здесь остатки. Хочешь? Гэйлон кивнул в направлении сундука в ногах своей койки. - Спасибо. Поставь вон туда. Сезран осторожно поставил чашу на крышку. - Его лучше всего пить, пока оно теплое. - Да-да, конечно, - заверил Гэйлон, однако когда он снова поднял голову, мага уже не было. Юноша положил меч на одеяло и встал с койки, чтобы закрыть дверь. Лишь только он коснулся ручки, из-за двери донесся негодующий писк. - Ты чуть не прищемил мне хвост! - возмущенно причитал Диггер, приплясывая на задних лапах по каменному полу. - Что-то гость косяком валит, - заметил Гэйлон, возвращаясь на постель. Взяв в руки меч, он намеренно не обращал на Диггера никакого внимания, прислушиваясь к шороху в углах: зверек осваивался. - Я надеялся, что со временем твоя неприязнь к грызунам поутихнет, - заметил Диггер, подбираясь к кровати принца. Гэйлон намочил точильный брусок в стоявшей на полу миске с водой. - Может быть, это и произойдет, - отозвался Гэйлон уклончиво. - Гм-м... Хорошо. Отличный меч. Очень острый. Это им ты победил Тень? - Откуда ты знаешь? - Я наблюдал за тобой. Ты не погиб. Это тот меч? - Да, но увы, он пока не имеет имени. Разумеется, если бы я напоил его кровью грызуна, я мог бы назвать его Крысобоем. Как ты думаешь? Диггер в страхе опустил усы. - Шутишь! - Может быть, - снова повторил принц задумчиво. - Так что тебе нужно, лживое создание? - Ничего, - с обиженным видом отозвался зверек. - И я не лживый. - Ах да! Диггер Отважный, Диггер Удалой?! Крыса, которая смело пробирается в Тень и возвращается оттуда без вреда для себя? - Гэйлон так ни разу и не поднял головы, однако боковым зрением наблюдал за крысой. Диггер даже подпрыгивал от волнения. Зрелище было настолько забавное, что Гэйлон с трудом сдерживал улыбку. - Я не лгал! Не лгал! Я был в Тени. Только Сезран сдерет с меня с живого шкуру, если узнает! - Сезран тебе просто не поверит. Как и я. На этот раз немедленного ответа не последовало, но Диггер подобрался поближе к ноге Гэйлона и встал на задние лапы, чтобы заглянуть в лицо юноше. - Это правда! - страшным шепотом сообщил он. - И вот что я тебе скажу: ты сначала мне очень не понравился, и я желал тебе зла, но больше я так не думаю. Ты охотился за мной в коридорах, но скоро это превратилось в игру и стало весело и интересно. Нам ведь обоим нравилось, правда? Кроме того, с тех пор как вы появились в замке, в кладовке всегда полным-полно вкусных вещей. Вы печете хлеб и приносите мясо. Мясо - ум-м-м! - Диггер зажмурился. - Очень вкусно! Сезран не ест мяса. И зверек постучал розовой лапкой по колену юноши. - Гм-м-м? Я мог бы стать твоим другом... если можно. Гэйлон посмотрел на крысиную мордочку, которая изо всех сил пыталась продемонстрировать крысиную искренность. Подавив смех, он серьезно сказал: - Среди моих друзей не было ни одной крысы. - А теперь будет! Да, да, да, я буду твой очень друг! - И Диггер, стоя на задних лапах, исполнил какой-то веселый, зажигательный танец. - Друг, друг, друг, навеки твой я друг! А поесть у тебя что нибудь есть? - неожиданно осведомился он. - Нет. - Нет ни огрызка яблока, ни сладкой дынной корочки? - Увы. - Гм-м... - вздохнул Диггер разочарованно и принялся карабкаться на сундук. - А тут что? - Эй, смотри осторожней, не опрокинь. - Гм-м, - Диггер обошел вокруг чаши. Какая красивая, какая сверкает! А там не винцо? Я очень люблю винцо! - Там подогретое вино, но я не думаю, что оно тебе достанется. - Ну хоть один глоточек, а? Совсем малюсенький? - Ну хорошо, только очень маленький, - согласился Гэйлон, принимаясь вытирать клинок мягкой сухой тряпочкой. Это было, безусловно, выдающееся изделие. Он, конечно, помогал, однако двух мнений быть не могло - это был настоящий шедевр Сезрана. Они не спали несколько дней, забывая даже поесть. Гэйлон все еще помнил громкое, непрекращающееся пыхтенье кузнечных мехов, качать которые Сезран доверил Гэйлону, свинцовую тяжесть в мышцах и металлический привкус во рту. На этот раз не было никакой магии, никакого волшебства, кроме волшебства точного глаза, умелых рук старика и превосходного знания материала, которому Сезран уверенно придавал необходимую форму. Любуясь полированным металлом, Гэйлон повернул клинок так, чтобы в нем отражалось желтое пламя свечи. - Что скажешь, Диггер? - Он щелкнул по закаленной стали ногтем, и меч зазвенел нежно и мелодично. - Разве он не прекрасен? Ответа не было. Гэйлон повернулся к сундуку и сначала не увидел ничего. Чаша по-прежнему стояла на месте, и только потом Гэйлон увидел неподвижное серое тельце, лежащее в ее тени. - Диггер? Гэйлон отложил оружие и взял в руки все еще теплое тело. Голова Диггера безжизненно повисла, а в красных глазах-бусинках больше не было искорок. - Диггер... - прошептал Гэйлон, чувствуя необъяснимую печаль. Затем его охватил страх, внезапный ледяной страх, и Гэйлон выскочил в коридор. Как сумасшедший промчался он мрачными коридорами и сломал ноготь, пытаясь открыть защелку на двери спальни Дэрина. Прежде чем он сумел открыть ее, прошла целая вечность. В полутемной спальне горел на столе огарок свечи. Рядом с ним стояла недопитая глиняная кружка с вином. Дэрин неподвижно лежал на тюфяке поверх одеяла. - Дэрин! - закричал Гэйлон, хватая герцога за плечи и начиная трясти. - Дэрин!!! Он приподнял его и голова Дэрина качнулась назад. Потом он открыл глаза. - Что... случилось? Гэйлон упал на колени возле кровати и зарылся лицом в грубое шерстяное одеяло. Сердце все еще отчаянно стучало в груди, и он никак не мог отдышаться. - Гэйлон? - Я... я думал, он убил тебя. - Кто? - Сезран. Он принес мне подогретое вино в золотой чаше. Оно было отравлено! - Колени его все еще тряслись, но юноша встал, чтобы видеть лицо Дэрина, наполовину закрытое широкой седеющей бородой. В глазах герцога не было ни удивления, ни испуга. - И что? - Это все, что ты можешь сказать? - Успокойся, возьми себя в руки. Сначала он принес вино мне. - Ты знал, что оно отравлено? - Знал. Только я не догадался, что он сделает после того, как я снова отверг его подарок. - Подарок? Снова? Что это значит, Дэрин? Я не понимаю... - Ну, это не совсем подарок. Если быть точным, то это было что-то вроде взятки. - За что? И почему? Дэрин на мгновение замялся. - Если ты не пил вина, откуда ты узнал про яд? - Диггер упросил дать ему немного. Я точил меч. - Говорящая крыса? - Он был вечно голоден и всюду совал свой нос. И вот теперь он умер. Но ты не ответил мне. Чего добивался от тебя Сезран? - Не думай о нем плохо, Гэйлон. Он пошел на это только потому, что боится тебя. - Почему боится? И почему ты не ответил на мой вопрос? Искалеченная рука Дэрина шевельнулась, и он коснулся ею руки юноши. - Пора. Ты заслуживаешь знать правду. Незадолго до смерти твой отец доверил мне некий меч, который я должен был передать тебе, когда ты взойдешь на трон. - Кингслэйер, - произнес Гэйлон. - Ты знаешь об этом? - Немного. В "Книге Камней" есть один отрывок, в котором упоминается о Наследии Орима. Кингслэйер был вручен Рыжим Королям и передавался ими от отца к сыну на протяжении столетий. Отец никогда не упоминал о нем, и я решил, что это просто одна из легенд. - Этот меч существует. Я держал его в руках, я чувствовал его мощь. - А какое отношение все это имеет к Сезрану? - Он боится, что оружие попадет в твои руки. Это он когда-то сделал его и считает своим по праву. Гэйлон кивнул: - Тогда пусть забирает. Мне не нужно ни капли его могущества. - Ты не знаешь, что говоришь. - Этот меч обратился против своего хозяина и убил его, Дэрин. Это Кингслэйер - Убийца Королей. - Орим был плохим королем... - Нет. Припомни свои уроки, учитель. В летописях говорится, что Орим был вполне сносным владыкой, может быть, чересчур самолюбивым... но только до тех пор, пока этот меч не попал к нему в руки. Под его влиянием Орим превратился в тирана и убийцу. - Хорошо, хорошо, но тебе ни к чему повторять его ошибки. Признаю, что сначала я думал, что будет лучше, если ты никогда не узнаешь о мече, однако в борьбе с Фейдиром это может оказаться твоей единственной возможностью вернуть трон короля Рейса. Гэйлон покачал головой, и Дэрин сказал довольно резко: - Гэйл