ыбкой оглядывая их растрепанные волосы и покрытую пылью одежду. - Занимаешься рекогносцировкой? - Я в увольнительной, - ответила Бека, и что-то в ее взгляде сказало Алеку, что дразнить ее не следует. - Ты уже показал Беке Дом с Колоннами? - спросил Ниала Кита; он явно не понимал, в чем дело, и удивился тому, что этот невинный вопрос вызвал у Алека такое безудержное веселье. - Мы как раз туда направлялись, - ответил Ниал, изо всех сил стараясь сохранить серьезное выражение лица. - Не хотите ли присоединиться? - Да, пойдемте! - воскликнула Бека. Подойдя вплотную к Алеку и ухватившись за его стремя, она тихо добавила: - Так тебе легче будет присматривать за мной, почти-брат! "Чтоб тебе провалиться, Ниал!" - поморщился Алек. Дом, о котором шла речь, находился в нескольких кварталах оттуда; гром грохотал теперь уже гораздо ближе, налетел внезапный порыв ветра. - Вон он, - показал Кита на приземистое здание, не имеющее сплошных стен. Гроза была уже совсем близко. Молния залила все на мгновение белым светом, за ней тут же последовал оглушительный раскат грома. С трудом сдерживая занервничавших коней, Алек и Кита под хлынувшим как из ведра ливнем поспешили в укрытие; Бека и Ниал бежали за ними следом. Дом с Колоннами оказался своеобразным павильоном: его плоская черепичная крыша опиралась на высокие, равномерно расположенные черные колонны, ровными рядами уходившие в темноту внутри здания. Сверху тут и там свисали обрывки выцветших тканей - когда-то, вероятно, своеобразными стенами служили занавеси. - Похоже, нам придется тут задержаться, - заметила Бека, повысив голос, чтобы перекрыть шум дождя. Между колоннами завывал несущий брызги ветер, и, чтобы не промокнуть, людям пришлось двинуться вглубь. Алек полез в карман за светящимся камнем, который всегда хранился вместе с набором инструментов, потом вспомнил, что и то, и другое оставил в своей комнате. Кита и Ниал щелкнули пальцами, и тут же появились небольшие льющие свет шары. - Что здесь было? - спросил Алек по-скалански, чтобы Бека поняла разговор. - Летнее убежище, - ответил Ниал. - В Сарикали летом бывает ужасно жарко. Крыша дает тень, а там, дальше, располагаются бассейны для купания. Вспышки молний снаружи заставляли свет и тени танцевать в этом лесу из колонн. Алек сначала решил, что только они скрываются здесь от грозы, но потом услышал плеск воды и голоса откуда-то спереди. Посередине Дома с Колоннами оказалось просторное помещение с большим круглым бассейном, питаемым подземными источниками. От него отходили каналы к меньшим бассейнам и к мелким сосудам с водяными растениями и рыбками. В большом бассейне плавало около десятка обнаженных фигур. На его краю сидело еще несколько человек, играющих в какую-то игру при свете висящих в воздухе светящихся шаров. Алек с тревогой заметил, что большинство тех, кто был одет, носили сенгаи Хамана или Лапноса. Судя по возрасту и одежде, это были молодые сопровождающие делегаций кланов, развлекающиеся, пока старшие заседают в совете. Ниал приблизился к ним со своей обычной невозмутимостью, но Кита настороженно замедлил шаг. - Ниал-а-Некаи! - воскликнул молодой лапносиец. - Давно же я тебя не видел, друг мой. Иди сюда, присоединяйся! - Его приветливая улыбка поблекла, однако, когда он увидел Алека и остальных. Вскочив на ноги, лапносиец положил руку на пояс с кинжалом. Его примеру последовали некоторые другие игроки. - Ах, я и забыл! - продолжал лапносиец, прищурившись. - Ты теперь вращаешься не в лучшем обществе. - Это точно, - подхватил один из пловцов, вылезая из бассейна и направляясь к вновь прибывшим. На его лице была презрительная гримаса. Алек напрягся: он узнал этого человека по драконьему укусу. Пловец не был одним из слуг; он накануне сопровождал кирнари Хамана на пир клана Силмаи. Хаманец остановился, с неприязнью глядя на пришедших. - Боктерсиец, тирфэйе, - его взгляд остановился на Алеке, - и гаршил- кемениос изгнанника. Алек понял только половину - слово "гаршил" означало "полукровка", - но тон хаманца не оставлял сомнения в том, что это намеренное оскорбление. - Это Эмиэль-и-Моранти, племянник кирнари Хамана, - предупредил Алека по-скалански Ниал. - Я знаю, кто это, - безразличным тоном ответил Алек, делая вид, что не понял оскорбления. Кита не проявил подобной же сдержанности. - Тебе следовало бы более осторожно выбирать слова, Эмиэль-и- Моранти, - прорычал он, подходя ближе. Алек положил руку ему на плечо и сказал по-ауренфэйски: - Он может употреблять любые слова, которые ему нравятся. Меня это не касается. Глаза его противника сузились: ни один из хаманцев не пожелал разговаривать с Алеком накануне, и Эмиэль явно считал, что юноша не знает местного языка. - Что происходит? - поинтересовалась Бека: ей не нужно было перевода, чтобы почувствовать возникшую напряженность. - Просто кланы обмениваются оскорблениями, - ровным голосом ответил Алек. - Лучше всего уйти отсюда. - Да, - согласился Ниал. Он больше не улыбался и попытался оттащить разъяренного Киту в сторону. Однако Бека все еще стояла, глядя на нагого ауренфэйе. - Ничего не случилось, - решительно повторил Алек, дергая Беку за рукав и делая шаг вслед за Ниалом. - В чем дело, они слишком перепугались, чтобы к нам присоединиться? - издевательски протянул Эмиэль. На этот раз не выдержал Алек: понимая, что этого делать не следует, он все же развернулся и двинулся к хаманцу. С той же бравадой, с какой он когда-то противостоял бандитам, он медленно оглядел Эмиэля с ног до головы, сложив руки на груди и склонив голову набок. Его противник неловко поежился под его взглядом. - Нет, - наконец сказал Алек, повысив голос, чтобы все его слышали. - Я не вижу тут ничего, что могло бы меня испугать. Он предвидел нападение и отскочил, когда Эмиэль кинулся на него. Другие хаманцы схватили племянника кирнари и оттащили его. Алек почувствовал, как чьи-то руки легли и ему на плечи, но стряхнул их, не желая оказаться стесненным в действиях. Где-то позади Бека яростно ругалась на двух языках; Кита пытался ее успокоить. - Вспомните, где находитесь, все вы, -вмешался Ниал, протискиваясь между противниками. . Эмиэль прошипел что-то сквозь стиснутые зубы, но отступил. - Благодарю тебя, друг мой, - бросил он Ниалу, - за то, что не дал мне испачкать руки об этого маленького гаршил-кемениос. С этими словами он снова прыгнул в бассейн. - Пойдем, - поторопил Алека Ниал. Алек спиной чувствовал угрозу; он ждал, что в любой момент хаманцы передумают и нападут. Однако те ограничились насмешками и ругательствами и позволили противникам уйти невредимыми. - Как он назвал тебя? - снова спросила Бека, когда хаманцы уже не могли их слышать. - Это не имеет значения. - Ну да, это и видно! Все-таки что он сказал? - Я не все понял. - Он назвал тебя шлюхой-полукровкой, - прорычал Кита. Алек почувствовал, как вспыхнуло его лицо, и порадовался, что в темноте этого никто не видит. - Мне говорили и кое-что похуже, - солгал он. - Не обращай внимания, Бека. Клиа совсем ни к чему, чтобы глава ее телохранителей ввязалась в потасовку. - Потроха Билайри! Этот грязный сукин сын... - Прошу тебя, Бека, не произноси таких вещей вслух - по крайней мере здесь, - сказал Ниал. - Поведение Эмиэля понятно. Серегил убил его родича, а по нашим обычаям Алек в родстве с Серегилом. Ведь, наверное, твой собственный народ придерживается таких же взглядов! - У нас можно выбить зубы человеку без того, чтобы началась война, - бросила Бека. Ниал покачал головой. - Ну и местечко, похоже, ваша Скала! Алек краем глаза заметил какое-то движение и замедлил шаг, вглядываясь в темноту между колоннами. Может быть, в конце концов им не удалось так легко отделаться от хаманцев. На мгновение на юношу пахнуло незнакомым запахом - мускусом и благовониями, потом все исчезло. - Что это? - спросила Бека тихо. - Да ничего, - ответил Алек, хотя инстинкт предупреждал его, что это не так. Снаружи ливень еще усилился. К тому же появился туман, и казалось, что тучи лежат на крышах домов. - Может быть, поедете обратно с нами? - предложил Кита. - Пожалуй, - согласилась Бека. Алек освободил одно стремя, чтобы Ниал мог взобраться на коня. Рабазиец принял протянутую руку юноши, но замер, глядя на акхендийский талисман на запястье Алека. Маленькая резная птичка почернела. - Что с ней случилось? - с изумлением спросил Алек. На одном из крошечных крыльев появилась трещинка, которой он раньше не замечал. - Это же амулет, предостерегающий от беды. Эмиэль хотел тебе зла, - объяснил Ниал. - Напрасная трата магической силы, если хотите знать мое мнение, - проворчал Кита. - Не требуется никаких чар, чтобы увидеть, что в сердце хаманца. Алек вытащил кинжал, собираясь отрезать подвеску от браслета и выбросить. - Не нужно, - остановил его руку Ниал. - Ее можно восстановить, если только узлы не повреждены. - Я не хочу, чтобы это увидел Серегил. Он сразу поймет: что-то случилось, а я терпеть не могу лгать ему. - Тогда отдай амулет мне, - предложил рабазиец. - Я попрошу кого- нибудь из акхендийцев заняться им. Алек развязал ремешки и протянул браслет Ниалу. - Прошу вас всех обещать, что Серегил ничего не узнает. У него и так хватает забот. - Ты уверен, что это разумно, Алек? - спросил Кита. - Он ведь не ребенок. - Нет, но он несдержан. Хаманцы оскорбили меня, чтобы досадить ему. Я не собираюсь помогать им в этом. - Думаю, дело и в тебе тоже, - заметила Бека. Гнев улегся, и теперь она была только озабочена. - Ты должен держаться от них подальше, особенно когда ты один. То, что произошло, - это не просто вызов и оскорбления. - Не беспокойся, - ответил Алек с вымученной улыбкой. - Если я чему и научился у Серегила, так это умению избегать людей. Глава 14. Тайны Теро позавидовал Беке, когда узнал, что из-за головной боли ее освободили от всех обязанностей на день. По мере того как переговоры продолжались, маг все чаще не находил себе места. Большую часть времени речи были бессодержательны: произносившие их просто снова и снова высказывали поддержку одной из сторон. События и обиды многовековой давности вытаскивались на свет и подробно обсуждались. Нельзя было винить тех, кого в конце концов одолевала дремота; с галереи, где сидели зрители, часто доносился храп. Вскоре после полудня началась гроза; в зале, где заседала лиасидра, стало сумрачно, пришлось зажечь лампы. В окна дул холодный ветер, принося в собой капли дождя и листья. Иногда гром рокотал так громко, что заглушал голос очередного оратора. Опершись подбородком на руку, Теро смотрел, как молнии озаряют колеблющийся занавес дождя. Это зрелище напомнило молодому волшебнику дни его ученичества в башне Нисандера. Часто, сидя у окна летним вечером, Теро следил за ослепительными стрелами, вонзающимися в воду гавани, и мечтал о том, чтобы укротить эту силу, заставить ее подчиняться его воле. Обрести власть над чем-то, что может мгновенно уничтожить тебя, - одна мысль об этом заставляла сердце Теро биться быстрее. Однажды он даже высказал эту идею Нисандеру и спросил учителя, возможно ли такое. Старый волшебник лишь терпеливо и ласково взглянул на него и спросил: - Если бы тебе удалось подчинить себе молнию, милый мальчик, осталось бы зрелище грозы таким же прекрасным? Ответ показался ему тогда бессмысленным, с грустью подумал Теро. В этот момент зал озарила особенно яркая вспышка, превратив окно, в которое смотрел Теро, в сияющий призрачным сине-белым светом прямоугольник. На его фоне четким черным силуэтом обрисовалась фигура женщины. Снова опустилась тьма, и удар грома заставил содрогнуться все здание; по залу пронесся новый порыв ветра. Однако фигура в окне не была видением: там стояла молодая руиауро, пристально смотревшая на Теро. Ее губы шевельнулись, и молодой маг услышал, как в голове его тихий голос прошептал: "Приходи к нам, брат, когда освободишься. Пора". Прежде чем Теро успел хотя бы кивнуть, руиауро растаяла в воздухе. Совет с откровенным облегчением воспользовался грозой, чтобы под этим предлогом пораньше разойтись. Теро колебался: вправе ли он сообщить кому-нибудь о полученном приглашении. Выйдя следом за Клиа и остальными под дождь, он увидел ожидающую его рядом с конем женщину. Она была очень молода, и ее серо-зеленые глаза казались особенно большими из-за низко надвинутой нелепой шапки. Мокрая мантия липла к ее худенькому телу, как вторая кожа, ветер бросал мокрые пряди волос в лицо. Руиауро должна была бы дрожать от холода, но она почему-то не дрожала. Теро бросил на нее удивленный взгляд. - С твоего позволения, госпожа, я хотел бы посетить руиауро, - обратился он к Клиа. - В такую-то погоду? - удивилась она, но тут же пожала плечами. - Только будь осторожен. Ты будешь нужен мне завтра с утра пораньше. Странная спутница молча показывала Теро дорогу; она отказалась от предложенного плаща и не захотела сесть на коня. Маг скоро порадовался тому, что у него есть проводница: в сумраке одна широкая безлюдная улица ничем не отличалась от других. Когда они наконец добрались до Нхамахата, молчаливая женщина знаком предложила Теро спешиться, потом, взяв за руку, повела по хорошо утоптанной тропе к пещере под башней. Из-под низкого свода вырывались клубы пара; ветер прибивал его к земле, а потом уносил серые клочья тумана прочь. Камень был покрыт бело-желтыми отложениями какого-то минерала, пронизанными кое-где черными полосами. Бесчисленные ноги протоптали гладкий спуск ко входу в пещеру. Неожиданное чувство острого интереса заставило Теро вспомнить слова Нисандера: если старый волшебник был прав, то перед ним был источник всех тайн, источник магии, способность к которой его народ получил благодаря примеси крови ауренфэйе. Просторный естественный зал сохранил свой первозданный вид; лишь кое-где горели лампы, а посередине вверх уходили широкие витки лестницы, гладкий камень которой казался здесь совершенно неуместным. Из какого-то помещения наверху лился поток света; Теро ощутил сладкий запах курений. Здесь, в пещере, ничто не говорило о каких-либо обрядах. Из трещин в полу и от небольших бассейнов поднимался пар. Среди теней, подобно призракам, скользили руиауро и ауренфэйе. У Теро не оказалось времени на то, чтобы все рассмотреть: девушка, не задерживаясь, свернула в один из туннелей, отходящих от центрального зала. Здесь ламп не было, а проводница не зажгла факела. Впрочем, темнота не была препятствием для Теро - когда глаза ничего не видели, другие его способности помогали ему ориентироваться; теперь он воспринимал окружающие предметы как смутные, но вполне различимые серо-черные силуэты. Было ли это испытанием, гадал Теро, или его спутница просто сочла, что волшебники-тирфэйе, подобно ей самой, могут видеть в темноте? В туннеле становилось все более душно; Теро заметил, что пол наклонно уходит вниз. Тут и там попадались небольшие сооружения в форме ульев, в которых мог бы поместиться человек. Проходя мимо, Теро провел рукой по одному такому предмету и нащупал грубую влажную шерсть. Кожаные завесы прикрывали узкую дверцу, ведущую внутрь, и небольшое отверстие сверху. - Это дхимы, для медитации, - сказала Теро его спутница, наконец нарушив молчание. - Ты можешь пользоваться ими, когда пожелаешь. Впрочем, явно не дхимы были целью их путешествия. Туннель резко повернул налево, и воздух стал холоднее, а проход - уже и круче. Здесь дхимы уже не попадались. Кое-где своды нависали так низко, что приходилось наклоняться. В других местах нужно было, держась на канат, протянутый через вбитые в стену железные кольца, спрыгивать с высоких каменных ступеней. Теро потерял счет времени, но ощущение пронизывающей все магической энергии становилось с каждым шагом сильнее. Наконец они снова достигли ровной поверхности. Теро услышал какой-то звук, похожий на шум ветра в ветвях. Через несколько ярдов туннель повернул снова, и молодой маг заморгал от показавшегося после полной темноты очень ярким лунного света. Теро в изумлении осмотрелся. Он стоял на краю лесной поляны под ясным ночным небом. Неподалеку начинался склон берега зеркального черного пруда. Отражение молодого месяца в воде было удивительно четким, ни единая волна не тревожила его. Свет становился все ярче. Оглянувшись, Теро не увидел своей проводницы, но пруд теперь окружало множество человеческих фигур, облаченных в мантии и высокие шапки руиауро. Теро почувствовал, как шевелятся его волосы, и по этому признаку определил, что по крайней мере некоторые в этой толпе - духи, хотя все они выглядели одинаково материальными, даже курчавые темнокожие башваи. Позади, в черной чаще леса, слышалось движение многих существ - и существ огромных. - Добро пожаловать, Теро, сын Нисандера, маг Третьей Орески, - прозвучал низкий голос из темноты. - Знаешь ли ты, где находишься? Теро был так поражен тем, как его назвал незнакомец, что не сразу понял вопрос. Когда же смысл дошел до него, ему стал ясен и ответ. - У пруда Вхадасоори, достопочтенный, - ответил он благоговейным шепотом. Откуда это было ему известно, оставалось загадкой - вокруг не было и следа статуй, не говоря уже о самом городе; однако волшебную силу, исходящую от воды, ни с чем спутать было невозможно. - Ты видишь глазами руиауро, сын Нисандера. Девушка, которая была его проводницей, выступила вперед и протянула Теро чашу, сделанную из полого бивня. Сосуд был длиной в руку человека, его сложная оплетка из полосок кожи образовывала что-то вроде ручек. Ухватившись за них, молодой маг зажмурился и сделал большой глоток. Под его пальцами чаша дрогнула от касания тысячи рук. Когда Теро снова открыл глаза, они с девушкой были одни на лесной поляне, залитой лунным светом. Ее лицо больше не казалось таким юным, а глаза стали плоскими золотыми дисками. - Мы - Первая Ореска, - сказала она. - Мы - твои предшественники, твоя история, маг. В тебе мы видим свое будущее, как ты видишь в нас свое прошлое. Танец продолжается, и пора твоему роду обрести целостность. - Я не понимаю, - прошептал Теро. - Это воля Ауры, Теро, сын Нисандера, сына Аркониэля, сына Киталы, дочери Агажар, происходящих от Ауры. Легкие невидимые руки расстегнули одежду Теро, и она соскользнула к его ногам. Чья-то воля - не его собственная - вела его к берегу пруда и дальше в воду, пока он не погрузился по горло. Вода была ледяной, настолько холодной, что Теро задохнулся и почувствовал, что кожа его горит огнем. Повернувшись к берегу, он с изумлением увидел, что все еще стоит там, рядом с женщиной-руиауро. Потом что-то потянуло его в глубину. Воды пруда сомкнулись над Теро, заполнили глаза, рот, нос, легкие; однако он не ощутил никакого неудобства и совсем не испугался. Он плавал в этой бесформенной тьме, ожидая, что будет дальше. И вспоминая. В ту ночь, которую они провели у драконьего озера в Акхенди, ему снилось именно это место, снилось, что он утонул. Сновидение за прошедшие дни распалось на фрагменты, но сейчас Теро узнал его с той же уверенностью, с какой раньше назвал место - Вхадасоори. - Каково назначение магии, Теро, сын Нисандера? - раздался тот же низкий голос. . - Служить, познавать... - Теро не знал, говорит ли он вслух или произносит эти слова в уме; впрочем, это не составляло разницы: тот, другой, его слышал. - Нет, маленький братец, ты ошибаешься. Так каково же назначение магии, сын Нисандера? - Создавать? - Нет, маленький братец. Каково назначение магии, сын Нисандера? Тьма начала давить на Теро. Он чувствовал ее тяжесть в легких, она душила его. Молодой волшебник ощутил первое ледяное прикосновение страха, но заставил себя сохранять спокойствие. - Не знаю, - смиренно ответил он. - Знаешь, сын Нисандера. Сын Нисандера. Перед незрячими глазами Теро затанцевали искры, но он сосредоточился на образе своего первого учителя, простого доброго человека, которого он так часто недооценивал. Он со стыдом вспомнил о собственном высокомерии, мешавшем ему разглядеть мудрость Нисандера, пока не оказалось слишком поздно. Он вспомнил свое ожесточение, когда Нисандер отказывался учить его заклинаниям, вполне доступным его изощренному уму, но которые его пустое сердце не давало ему употребить с пользой. На секунду Теро услышал голос старого учителя, терпеливо объясняющего: "Назначение магии - не заменить усилия человека, а помочь ему в его деяниях". Сколько раз Нисандер повторял эти слова за многие годы ученичества Теро? И сколько раз Теро отмахивался от их важности? Отражение полумесяца мягко колыхалось перед Теро на далекой поверхности воды. Все еще пленник тьмы, он ощутил прикосновение благотворной силы лунного света и широко улыбнулся от радости. - Поддерживать равновесие! Как пробка, внезапно освобожденная от удерживающего ее под водой груза, Теро всплыл на поверхность, разбив отражение луны. - Равновесие! - крикнул он, набрав в легкие воздуха. - Верно, - одобрительно произнес голос. - Нисандер лучше всех тирфэйе понимал назначение даров Ауры. Мы ожидали, что он придет к нам, но случилось иначе. Теперь эта задача ложится на тебя. "Какая задача?" - удивился Теро, чувствуя, однако, дрожь возбуждения. - Равновесие между твоим народом и нашим, между тьмой и светом нарушено давно. Свет уравновешивает тьму. Тишина уравновешивает звук. Смерть уравновешивает жизнь. Ауренфэйе сохраняют старые обычаи; твой народ, оставшийся на время в одиночестве, создал новые. Теро осторожно коснулся дна и обнаружил, что под ногами у него надежная опора. Выйдя из воды, он подошел к одинокой ожидающей его фигуре - древней женщине-башваи. Ее кожа в лунном свете была непроницаемо черна, а волосы сияли серебром. Теро упал перед ней на колени. - Поэтому Клиа и было позволено явиться сюда, и именно теперь? Ты заставила все это случиться? - Заставила? - Женщина усмехнулась; голос ее был глубоким и сильным, казалось, еле умещающимся в хрупком теле. Она, как ребенка, погладила Теро по голове. - Нет, маленький братец, мы просто танцуем тот танец, который нам удается протанцевать. Теро в растерянности прижал ладонь к глазам, потом снова взглянул на женщину. - Ты сказала, что волшебники Скалы должны обрести целостность. Что это значит? Но башваи исчезла. На том месте, где она только что была, сидел дракон- подросток с золотыми глазами. Прежде чем Теро успел разглядеть его как следует, дракон скользнул между нагими бедрами мага и укусил его в мошонку. Теро с испуганным криком дернулся, и его голова ударилась обо что-то твердое. Луна покачнулась и упала, как укатившееся кольцо. Когда Теро пришел в себя, он лежал ничком, полностью одетый, у входа в туннель, ведущий из пещеры под Нхамахатом. "Видение!" - была его первая смутная мысль. Он сделал попытку встать, но тут же, зажмурившись от боли, распластался на камне снова: словно огненные когти впились в его гениталии. Воспоминание об укушенном ухе Алека, которое распухло так, что втрое увеличилось в размере, заставило Теро застонать. Какое-то движение рядом привлекло его внимание. Теро открыл глаза. Сквозь дымку, рожденную болью, он увидел, как кто-то поднимается с пола. Из теней появилась его юная проводница. - Лиссик. - Она показала Теро флакон и принялась за дело. "И они еще зовут эти укусы почетными отметинами! - беспомощно подумал Теро, чувствуя легкие прикосновения рук девушки. - Если я выживу после всего этого, то как я смогу такой отметиной похвастаться?" Кругом него сновали люди. Если зрелище заливающегося истерическим смехом распростертого на земле скаланского мага в задранной выше пояса мантии и показалось им странным, то никто не высказал этого вслух. Глава 15. Неудобство - Где Теро? - вслух удивился Алек, когда вечером пришло время отправляться на пир в тупу Брикхи. - Ушел к руиауро, - ответила Клиа. - Я думала, он уже вернулся. Дождь превратился в теплую унылую изморось, поэтому все ехали за Клиа и Торсином, надвинув капюшоны поглубже. Алек с Серегилом замыкали кавалькаду - большего уединения им не выпадало весь день. Пользуясь возможностью, Алек рассказал другу о своей встрече с Бекой и Ниалом в Городе Призраков. Серегил воспринял новости более спокойно, чем Алек ожидал. - Судя по тому, что говорил Теро, царица Идрилейн приветствовала возможность таких союзов во время посольства, - рассудительно сказал он. Алек оглянулся на эскорт - конников турмы Ургажи. - Как? Она хочет переженить своих солдат с ауренфэйе? Серегил хихикнул. - Не думаю, чтобы ее так уж занимала формальная сторона дела, но одна из целей нашей миссии - получить потомство с хорошей долей ауренфэйской крови, чтобы улучшить породу. - Да, но... Ты хочешь сказать, что Беке и ее воительницам следует вернуться домой беременными? - воскликнул Алек. - А разве их за это не выгоняют из армии? - На время пребывания в Ауренене правила смягчены. Никто об этом прямо не говорит, но до Теро дошли слухи, что за детей-полукровок даже назначены премии. Ну а мужчинам позволено привезти домой новобрачных- ауренфэйе, если таковые найдутся. - Потроха Билайри, Серегил, что за хладнокровная мерзость - превратить лучшую турму Скалы в племенное стадо! - Когда дело доходит до выживания нации, немногое считается недопустимым. Да подобное решение и не так уж необычно. Помнишь, как я гостил удравниан? Я выполнил тогда долг гостя, так сказать. Кто знает, сколько моих отпрысков бегает сейчас где-то в Ашекских горах? Алек поднял брови. - Ты шутишь! - Ничего подобного. Что же касается ситуации здесь и сейчас, то все делается ради славы Скалы, а потому почетно. А вот ты - ты разве не патриот? Алек не обратил внимания на подначку, но во время пира внимательно присматривался к солдатам турмы Ургажи. На следующее утро Серегил сидел с Клиа и Торсином за завтраком, когда в дом, волоча ноги, вошел Теро. Его лицо было серым, а двигался он так, словно внутри у него находились плохо упакованные бьющиеся предметы. - Клянусь Светом! - воскликнул Торсин. - Дорогой мой Теро, не послать ли за целителем? - Со мной все в порядке, благородный господин, просто я немного устал, - ответил Теро; он остановился рядом с креслом и вцепился в его спинку. - Ничего не в порядке! - возразила Клиа, пристально его. оглядев. - Может быть, это речная лихорадка, - предположил Серегил, хотя подозревал он совсем другое. - Я пошлю за Мидри. - Нет! - быстро сказал Теро. - Нет, в этом нет необходимости. Я слегка переутомился. Все скоро пройдет. - Ерунда! Отведи его в его комнату, Серегил, - распорядилась Клиа. Кожа Теро показалась Серегилу горячей и влажной; маг тяжело опирался на его руку, с трудом поднимаясь по лестнице. Добравшись до своей комнаты, он лег на постель, но раздеваться отказался. Серегил, хмурясь, смотрел на молодого волшебника. - Ну так что произошло? Теро закрыл глаза и провел рукой по небритой щеке. - Меня укусил дракон. - Потроха Билайри, Теро! Где в Сарикали ты нашел достаточно большого дракона, чтобы его укус свалил тебя с ног? Магу удалось выдавить слабую улыбку. - Ну где, как ты думаешь? - Ах да, конечно. Лучше позволь мне взглянуть. - Я уже помазал лисенком, - попытался отговориться Теро. - Лиссик не помогает, если рана велика. Ну-ка, где она? На руке? На ноге? Со вздохом Теро распахнул мантию. Серегил вытаращил глаза. - Ты еще говорил, что у Алека мочка уха стала похожа на виноградину, когда его укусил тот малыш. У тебя это скорее выглядит как... - Я знаю, как это выглядит! - рявкнул Теро, поправляя одежду. - Раной нужно заняться. Я раздобуду что-нибудь у Мидри. Никто ничего не будет знать. - Спасибо, - выдохнул Теро, глядя в потолок. Серегил покачал головой. - Знаешь, мне никогда не приходилось слышать, чтобы дракон укусил за... - Это была случайность. А теперь иди! - умоляюще прошептал Теро. "Случайность? - подумал Серегил, выходя из комнаты. - Не похоже, если тут замешаны руиауро!" Он испытал большое облегчение, когда Мидри не стала задавать вопросов. Он описал повреждение в общей форме, и она смешала несколько отваров и дала ему баночку мази для припарок. Хорошо бы, понадеялся Серегил, Теро оказался в силах ставить себе припарки сам. Глава 16. Вечерние развлечения "Лихорадка" не отпускала Теро и на следующий день. Сам будучи укушенным, Алек не разделял настроения Серегила, подтрунивавшего над юным магом, и охотно согласился хранить в тайне истинную причину недомогания. Он был благодарен Клиа: принцесса сочла, что от него будет больше толку, если он станет свободно разгуливать по городу, а не заседать с лиасидра. Обсуждение любого вопроса в совете плелось со скоростью черепахи; каждая проблема имела многовековую предысторию и хвост прецедентов. Алек иногда забегал на заседания, чтобы быть в курсе дел, но в основном находил для себя более приятные занятия. В результате в течение дня он почти не виделся с Серегилом, а вечера были заняты бесконечной чередой празднеств - каждый клан, большой или малый, преследуя собственные тайные цели, хотел заполучить к себе скаланцев. Когда друзья наконец добирались до своей комнаты, зачастую за несколько часов до рассвета, Серегил или мгновенно засыпал, или исчезал в коллосе и вышагивал там в темноте. И все же Алек видел достаточно, чтобы представлять, с каким отношением со стороны окружающих ежедневно сталкивается возлюбленный. За исключением нескольких друзей, ауренфэйе держались от него на расстоянии. Хаманцы не скрывали своей враждебности. Но, как всегда, Серегил предпочитал сам бороться со своими демонами. Нет, он был не против любви Алека, но сочувствия с его стороны не принимал. Однажды ночью, когда друзья сопровождали Клиа на очередной пир, Адриэль заметила, как ее брат пытается отгородиться от возлюбленного и как молчаливо страдает от этого Алек. Обняв скаланца за плечи, она прошептала: - Он по-прежнему очень привязан к тебе, тали. Оставь пока все, как есть. Когда он будет готов, он сам придет к тебе. Алеку ничего не оставалось, кроме как последовать совету Адриэль. К счастью, у него хватало забот. Когда он чуть-чуть освоился в городе, он начал гулять один, и постепенно у него стали завязываться знакомства - в тех кругах, которые всегда были ему близки. Пока лиасидра и влиятельные члены кланов проводили дни в официальных дебатах, менее важные представители семей коротали время в городских тавернах и игорных домах. Лук Алека легко открывал ему доступ в подобные компании. В противоположность Серегилу большинство ауренфэйе неплохо стреляли и обсуждали форму и вес лука с не меньшим удовольствием, чем охотники из северных земель. Одни ратовали за большие луки; другие отдавали предпочтение миниатюрным шедеврам из отполированного дерева или рога. Но никто здесь не видел ничего похожего на Черный Рэдли, и интерес к оружию Алека почти всегда переходил в дружескую беседу о подвигах стрелков. Алек смастерил несколько шатта из скаланских монет; подобные трофеи пользовались большим спросом у ауренфэйе, но потери восполнялись сторицей: вскоре колчан молодого человека обзавелся солидной коллекцией позвякивающих украшений. Такое времяпрепровождение принесло и иные плоды; Алеку стал доступен весьма ценный источник информации - болтовня слуг о делах их хозяев. Слухи всегда были золотой жилой для любого шпиона, и Алек не упускал счастливой возможности. Так он узнал, что кирнари Катме, Лхаар-а- Ириэль, проявляет интерес к постоянным вечерним верховым прогулкам Клиа и юного силмайского наездника, Таанила-и-Кормаи. Алек ухитрился и сам пустить несколько сплетен по этому поводу, хотя на самом деле принцесса находила своего спутника ужасно скучным. Ходили также слухи, что кирнари нескольких влиятельных малых кланов, вроде бы ориентирующихся на дружественную Дацию, под покровом ночи нанесли визит рабазийцам. Но, пожалуй, самым важным открытием Алека был тот факт, что кирнари Лапноса поссорился со своим предполагаемым союзником, Назиеном-и- Хари, из-за поддержки скаланцев, и что несколько хаманцев поддержали лапносца. Во главе недовольных стоял злой гений Алека - Эмиэль-и- Моранти. - Это новый поворот событий, - сказал благородный Торсин, выслушав ночной отчет юноши принцессе. - Клиа подмигнула Алеку. - Вот видишь, благородный господин, я же говорила, что от парня будет много пользы! Десятая ночь в Сарикали принесла долгожданный отдых. Впервые со дня их прибытия в Сердце Драгоценности скаланцы не были никуда приглашены, и Клиа распорядилась устроить скромный общий ужин в главном зале. Алек на конюшенном дворе болтал с подчиненными Бракнила, когда Серегил в одиночестве вернулся с заседания лиасидра. - Как дела, господин? - окликнул его Минал. - Не слишком успешно, - бросил Серегил и, не останавливаясь, прошел в дом. Подавив вздох, Алек последовал за ним. - Пальчики Ауры, я никогда не собирался быть дипломатом, - взорвался Серегил, как только они вдвоем очутились в комнате. Серегил сорвал с себя кафтан, пуговицы брызнули во все стороны. Кафтан, а вслед за ним и пропитавшаяся потом рубашка полетели в угол. Схватив кувшин для умывания, Серегил выскочил на балкон и вылил воду себе на голову. - Ты мог бы быть поласковее с бедным Миналом, - сказал, прислонившись к двери, Алек. - Он о тебе очень высокого мнения. Не обращая внимания на юношу, Серегил протер глаза и ринулся мимо него обратно в комнату. - Что бы ни говорили Клиа или Торсин, кто-то умудряется так переиначить их слова, что в них начинает звучать угроза. "Нам нужно железо" - "Ого, вы собираетесь захватить Ашекские горы!"; "Позвольте нам использовать северный порт" - "Вы хотите завладеть торговыми путями рабазийцев?" И хуже всех этот Юлан-и-Сатхил, хоть он и редко выступает в лиасидра. О нет. Он просто сидит там и улыбается, как будто согласен со всем, что мы предлагаем. А затем одним едким замечанием затевает очередной кавардак и молча наслаждается развлечением. Ты бы посмотрел, как все сомневающиеся собираются вокруг него, а он им что-то нашептывает, грозя пальцем. Потроха Билайри, скользкий червяк! О небо, как бы я хотел, чтобы он был на нашей стороне! - Что ты можешь сделать? Серегил фыркнул. - Будь моя воля, я бы вызвал их всех на конное соревнование - и пусть все решит победа. Так уже делалось не раз, знаешь ли. Над чем ты смеешься? - Над тобой. Ты рвешь и мечешь. И с тебя капает. - Алек протянул компаньону полотенце. Серегил вытерся и с извиняющейся улыбкой посмотрел на Алека. - А как твои дела сегодня? Есть что-нибудь новенькое? - Нет. Похоже, я выудил все, что можно, из представителей дружественных кланов, но никак не могу подобрать подход к хаманцам или Катме. - Алек решил не рассказывать возлюбленному, как часто его появление вызывало враждебные взгляды и шепот "гаршел". - В Римини достаточно было переодеться и смешаться с толпой. А здесь они сразу узнают во мне чужака и придерживают язык. Думаю, пора устроить ночную вылазку. - Я обсуждал это с Клиа, но принцесса, как женщина порядочная, велела подождать. Прояви терпение, тали. - И это ты советуешь мне быть терпеливым? Вот это новость! - Только потому, что не вижу другого выбора. Во всяком случае, впереди у нас целая ночь. Как проведем время? Когда друзья спустились к ужину, все уже сидели за столом. По скаланским традициям, в большом зале были накрыты длинные столы; Бека указала приятелям на места рядом с Клиа. - Интересно, куда она пропадала на весь день, - пробормотал Серегил, завидев рядом с Бекой Ниала. - Веди себя как следует, - буркнул Алек. - Благодарите капитана за сегодняшний великолепный десерт и сыр, - провозгласил Ниал, когда друзья наконец уселись. - Меня? - засмеялась Бека. - Ниал вчера узнал о караване, прибывающем из Дации. Мы встретили их еще за городом и выторговали все самое лучшее, пока не нашелся еще кто-нибудь такой же умный. Алек, ты никогда не пробовал подобного меда? - Мне и показалось, что ты нашла себе что-то сладкое, - невозмутимо заметил Серегил. Воспользовавшись появлением Теро, Алек пнул под столом Серегила. Клиа встала, подняла свой кубок и обратилась к солдатам как к товарищам по оружию: - Среди нас нет жрецов, поэтому я возьму эту почетную роль на себя. Во имя Пламени Сакора и Светоносного Иллиора! Да будут они благосклонны к нашим трудам! - Принцесса повернулась, брызнула несколько капель на пол и осушила кубок. Остальные последовали ее примеру. - Что говорят в лиасидра, коммандер? - раздался из-за соседнего стола голос Зира. - Укладывать нам вещички или еще подождать? Клиа скорчила гримасу. - Ну, капрал, судя по тому, как нас пока что принимают, я бы сказала, что можно располагаться тут с комфортом. Похоже, время имеет огромное значение только для нас, а не для ауренфэйе. - Она запнулась и приветственно подняла кубок, глядя на Серегила и Алека. - Я не имею в виду присутствующих, конечно. Серегил насмешливо усмехнулся и тоже поднял кубок. - Если мне когда-нибудь и было свойственно спокойствие ауренфэйе, я давно его растерял. Через окно и двери в зал залетал свежий ветерок; пение птиц вполне заменяло застольную музыку; тени медленно ползли по полу. Идиллию нарушал лишь кашель Торсина. - Ему стало хуже, - пробормотал Теро, глядя на пятна на платке, который советник прикладывал к губам. - Он, конечно, это отрицает, ссылается на дурной климат. - Может, у него тоже лихорадка, как у тебя? - спросила Бека. Волшебник недоуменно уставился на нее, потом покачал головой. - Вряд ли. Я вижу темное облако вокруг его груди. - Доживет ли он до конца переговоров? - Алек с беспокойством бросил взгляд на старика. - Во имя Светоносного, нам только не хватало его смерти в разгар событий, - проворчал Серегил. - Почему он не позволил племяннице заменить себя? - прошептала Бека. - Благородная Мелессандра знает об ауренфэйе не меньше его. - Эти переговоры - достойное завершение долгой и блестящей карьеры, - пояснил Серегил. - Думаю, Торсин не мог смириться с тем, что не он доведет дело до конца. Когда ужин подошел к концу, Клиа обратилась к собравшимся: - Сегодня нам повезло - можно целый вечер ничего не делать, друзья мои. Кита-и-Бранин говорил, что с коллоса открывается великолепный вид на закат. Не хотите ли присоединиться к нам? - Мы скоро сделаем из тебя настоящую ауренфэйе, госпожа, - ответил Серегил, поднимаясь со своего места. - Чудесно. Думаю, вы с Алеком будете сегодня вечером нашими менестрелями. - Госпожа, прошу меня извинить, мне придется пораньше лечь, - обратился к принцессе, не поднимаясь из-за стола, Торсин. Клиа положила руку на плечо старика. - Конечно. Хорошего отдыха, друг мой. Слуги отнесли в коллос вино, пирожные и подушки для сидения. Серегил сбегал к себе в комнату за арфой. К моменту, когда он вернулся, компания уже расселась и наслаждалась прохладой вечера. На западе медленно угасал зеленый отблеск заката. На востоке на небо уже поднималась полная луна. Серегилу с Алеком были предоставлены почетные места напротив принцессы. Бека с Ниалом устроились на полу, прислонившись спинами к стене. При первых аккордах "Тихо над водой" у Серегила к горлу подкатил комок; с его места ему был виден коллос на доме Адриэль. Сколько раз он вот так же вечером играл там для своей семьи! Однако прежде чем кто- нибудь заметил его запинку, Алек уже подхватил мелодию, бросив на друга вопросительный взгляд. Борясь с неожиданно нахлынувшей тоской, Серегил сосредоточился на трудных аккордах и скоро смог подхватить припев вместе с остальными; голоса друзей заглушили дрожь в его собственном голосе. Алек все еще не мог привыкнуть к своей близости к особам царской крови. Ведь еще совсем недавно он почитал за счастье пристроиться у дымящего очага в грязной таверне, а ауренфэйе были для него существами из легенд, а уж никак не родичами. Постепенно Серегил приободрился и на пару с Алеком блеснул искусством менестреля. Когда горло у певцов пересохло, бардов сменил Теро и принялся развлекать собравшихся замечательными иллюзиями, которым научился, путешествуя вместе с Магианой. - Вино кончилось, - объявил в конце концов Кита. - Я помогу его принести, - предложил Алек, чувствуя необходимость облегчить мочевой пузырь. Они с Китой собрали пустые кувшины и отправились вниз по лестнице для прислуги - она располагалась в конце длинного коридора на третьем этаже. Их путь лежал мимо комнаты Торсина, дверь которой оказалась чуть приоткрытой. В комнате было темно. "Бедный старик, - подумал Алек, осторожно прикрывая дверь. - Должно быть, он совсем плох, коли так рано отправился спать". - Отличная женщина ваша принцесса. - В голосе ауренфэйе явственно звучала симпатия; они добрались до кухни. Кита немного перебрал и проглатывал часть слов. - Жаль только... - Что жаль? - Что в ней так мало ауренфэйской крови, - со вздохом ответил боктерсиец. - Ты даже не понимаешь, как тебе повезло, что ты яшел. У тебя впереди еще несколько сотен лет. Повара оставили дверь на двор открытой, чтобы с улицы задувал свежий ветер. Проходя мимо двери, Алек заметил закутанную в плащ фигуру, спешащую к задним воротам. Покатые плечи неизвестного показались юноше знакомыми, приглушенный кашель подтвердил его подозрения; Алек сунул Ките пустые кувшины и выскользнул на улицу. - Ты куда? - крикнул ему вслед Кита - Подышать воздухом, - и Алек быстро пересек двор, так что боктерсийцу не удалось продолжить расспросы. Стража у дозорного костра не обратила внимания ни на Торсина, ни на Алека. О чем беспокоиться - они тут поставлены. чтобы внутрь не прокрался враг, а не чтобы следить за своими. Выйдя за ворота, Алек помедлил, пока глаза не привыкли к темноте. Кашель прозвучал слева. До этого момента юноша действовал инстинктивно; теперь он вдруг осознал, в какую дурацкую ситуацию попал: стал следить за ближайшим доверенным советником Клиа, как за пленимарским шпионом. Что он скажет, вернувшись, и что будет делать, если благородный Торсин обнаружит за собой хвост? Как будто в ответ большая сова - первая, которую он увидел со времени их отъезда из Акхенди, - бесшумно пролетела мимо него и исчезла в том же направлении, что и посол. "Скажу, что видел знамение", - подумал Алек. Торсином, болен он или нет, явно руководила более важная цель, нежели желание подышать ночным воздухом. Таверны в этот вечер были набиты битком, и казалось, что музыка несется буквально отовсюду. Ауренфэйе, наслаждаясь великолепным вечером, прогуливались парами или группами. Алек обменялся приветствиями с несколькими знакомыми, но не стал задерживаться для разговоров. Покинув тупу Боктерсы, Алек вслед за Торсином углубился в хитросплетение улиц Сарикали; они миновали опознавательные знаки Акхенди и Хамана. Когда старик наконец замедлил шаг, у Алека екнуло сердце. Улица была помечена полумесяцем - символом Катме. К счастью, народу здесь встречалось немного, и все же юноша старался держаться в тени дверных проемов и аллей. Нет, он вовсе не незваный ночной гость, убеждал он себя, надеясь, что ему не придется доказывать это кому-нибудь еще. Он просто присматривает за больным стариком. Торсин остановился перед внушительных размеров домом, который, как предположил Алек, принадлежал Лхаар-а-Ириэль. Когда Торсин входил в дом, отблеск свечи упал на его изможденное лицо; Алек, оказавшийся достаточно близко, прочел на нем обреченность. Даже Алек не видел способов пробраться внутрь этого дома. Хорошо охраняемые виллы Римини представляли разительный контраст с домами в Сарикали. Через стены можно было перелезть, от собак сбежать или приручить известным ему способом; практически всегда преграды, воздвигаемые тирфэйе, знаток своего дела мог так или иначе преодолеть. А здесь были всего лишь наглухо запертые двери и недосягаемо высокие окна. Не улучшал ситуации и тот факт, что вплотную к интересующему Алека зданию, чем бы оно ни являлось, стояли другие дома, причем все - обращенные к нему глухими стенами. Юноша уже готов был сдаться, когда у него над головой раздались голоса. Посмотрев вверх, он увидел темный выступ балкона. Голоса были слишком тихими, чтобы можно было разобрать слова, но знакомое покашливание не оставляло сомнений - подопечный Алека тут. Кроме Торсина, на балконе находились еще как минимум двое, мужчина и женщина, возможно, сама Лхаар-а-Ириэль. Совещание продолжалось недолго. Невидимые конспираторы вскоре вернулись обратно в дом. Алек подождал пару минут, не появится ли кто на балконе, потом вернулся ко входу в дом. Торсин вышел через несколько минут, но не один. Его спутник какое-то время шел вместе со стариком, а затем повернул в другую сторону. Алек все никак не мог решить - за кем из двоих идти, когда из теней возник знакомый силуэт. - Серегил? - Ты возьмешь на себя Торсина. А я прослежу за его приятелем. Остерегайся катмийцев. Тебе здесь не обрадуются. - С этими словами Серегил исчез так же быстро, как и появился. Торсин сразу направился обратно; теперь он воспользовался главными воротами. Обменявшись парой слов с часовыми, старик исчез в доме. В коллосе все еще горел свет. Алек не слишком представлял, как он будет объяснять их с Серегилом исчезновение, поэтому предпочел пройти через конюшенный двор и подняться по задней лестнице. На полпути наверх он услышал голоса Клиа и Торсина. - Я думала, ты уже спишь, - сказала Клиа. - Прогулка на свежем воздухе помогает мне уснуть, - ответил Торсин; ни слова о том, где он был. Алек помедлил; вскоре, судя по звуку, оба собеседника закрыли за собой двери. Юноша поднялся в свою комнату и стал ждать Серегила - ему не терпелось обменяться впечатлениями. Такой план нравился ему куда больше, чем перспектива рассказывать принцессе, что ее доверенный советник за ее спиной ведет переговоры с противной стороной. На человеке, которого выслеживал Серегил, не было сенгаи, но, судя по покрою туники, он принадлежал к одному из восточных кланов. Вскоре Серегил убедился в своей правоте. Его подопечный привел его в тупу Вирессы, к дому Юлана-и-Сатхила. Спрятавшись в ближайшем дверном проеме, Серегил гадал о возможных связях заговорщиков. Высокомерная кирнари Катме и практичный глава Вирессы; идеология разделяла два клана не меньше, чем горный хребет - земли их предков. Единственное, что объединяло их, насколько было известно Серегилу, - это противостояние союзу со скаланцами. Главный вопрос - знает ли обо всем этом Торсин. Когда Серегил вернулся в дом, где жили скаланцы, свет в коллосе был уже потушен. У задних ворот на часах стояли Коран- дор и Никидес. - Кто-нибудь еще выходил здесь сегодня ночью, капрал? - поинтересовался Серегил. - Только благородный Торсин, господин, - ответил Никидес. - Он вышел некоторое время назад и с тех пор не появлялся. - Я думал, он давно улегся спать, - заметил Серегил. - Не спится - вот что он сказал. Ну, я и говорю - ночной воздух не лучшее лекарство для больных легких, да только разве эти благородные - прости меня, господин - станут слушать! Серегил понимающе подмигнул солдату и с таким видом, будто сам тоже прогуливался ради пользы здоровью, прошел в дом. Алек нетерпеливо ходил из угла в угол; все лампы в комнате были зажжены. Несмотря на все усилия юноши, в углах все равно таились тени. - Похоже, без нас они решили не продолжать. - Серегил с усмешкой ткнул пальцем в сторону коллоса. - Клиа спустилась примерно полчаса назад, - доложил Алек, остановившись наконец посреди комнаты. - А что они сказали, когда я не вернулся? - Кита сказал что-то про то, будто ты несколько перепил, но при этом незаметно кивнул мне. А что произошло? Алек пожал плечами. - Удача в сумерках, если можно так выразиться. Я как раз выглянул во двор, когда Торсин выходил из ворот. Отсюда он пошел прямо в тупу Катме, где мы с тобой и встретились. Клиа наткнулась на него в коридоре, когда он возвращался. - Она знает, где он был? - Не могу сказать. А что твой подопечный? - Догадайся. - Виресса? - Умный мальчик. Гораздо хуже то, что мы не знаем, о чем они говорили в обоих местах. - То есть тебе тоже ничего не удалось услышать. - Алек опустился в кресло у камина. - Как ты думаешь, что Торсин там делал? - Надеюсь, занимался делами царицы, - с сомнением произнес Серегил, устраиваясь в кресле напротив. - Будем говорить Клиа? Серегил закрыл глаза и потер веки. - Хороший вопрос, не правда ли? Боюсь, принцесса взяла нас с собой не для того, чтобы мы шпионили за ее людьми. - Наверное, нет, но Клиа сама говорила, что беспокоится - Торсин слишком симпатизирует Вирессе. То, что мы видели, подтверждает ее правоту. - Ничего это не подтверждает, кроме того, что Торсин и кто-то, связанный с Юланом-и-Сатхилом, встретились в доме Лхаар-а-Ириэль. - Что же все-таки мы будем делать? Серегил пожал плечами. - Подождем немного и будем держать ухо востро. Глава 17. Алек находит себе занятие "Подождем!" Алеку казалось, что они только и делают со времени своего прибытия в Сарикали, что ждут, связанные по рукам и ногам дипломатическим протоколом и неторопливостью ауренфэйе. Последнее, к чему он стремился, - так это снова чего-то ждать теперь, когда наконец события приобрели интересный поворот. На следующее утро юноша поднялся рано и отправился на верховую прогулку вокруг городских стен. Далекие холмы, как острова, вставали над морем густого тумана, поднявшегося от речной воды. Где-то поблизости паслись овцы и козы - Алек слышал их блеяние. Подъехав к Нхамахату, он остановился, чтобы обменяться приветствиями с руиауро, раскладывающим свежую пищу для драконов. В этот час густые стаи маленьких рептилий кружили над башней, словно ласточки весной. Некоторые уже принялись опустошать чаши, приготовленные для них в аркадах. Пара дракончиков налетела на Алека, и юноша замер в неподвижности: ему вовсе не хотелось получить еще один болезненный укус, каким бы благим предзнаменованием это ни считалось. Потом, возвращаясь через Город Призраков и проезжая мимо Дома с Колоннами, Алек с удивлением увидел перед ним коня Ниала - вороного мерина с тремя белыми чулками на ногах; конь щипал траву рядом с белой кобылой под дамским седлом. Алек сразу узнал эту лошадку - на ней весь путь из Гедре через горы проделала госпожа Амали. Если бы не очевидная влюбленность Беки в Ниала, Алек мог бы просто проехать мимо. Теперь же вместо этого он привязал Обгоняющего Ветер там, где его не было видно от Дома с Колоннами, и вошел внутрь. Гулко отдающиеся голоса долетали с разных сторон, и Алек решил, что самое обещающее место - это бассейны в середине здания. Обойдя их, он наконец обнаружил маленький заросший травой дворик, откуда доносился успокаивающий мужской голос и тихий плач женщины. Подкравшись поближе, Алек спрятался за полуистлевшей занавесью, все еще прикрывавшей одну из арок, и заглянул в дырочку. Амали сидела на бортике давно высохшего фонтана, закрыв лицо руками. Ниал стоял рядом и нежно гладил ее волосы. - Прости меня, - сказала Амали, не отводя рук от лица. - Но к кому еще могла я обратиться? Кто еще понял бы меня? Ниал прижал к себе женщину, и на мгновение Алек усомнился, что перед ним действительно рабазиец: такого гнева на красивом лице обычно спокойного переводчика он никогда не видел. Когда тот заговорил, его голос звучал так тихо, что юноша почти не разбирал слов; до него донеслось только "причинить тебе боль". Амали подняла залитое слезами лицо и умоляюще стиснула его руку. - Нет! Ты не должен и думать о подобном! Он временами впадает в такое отчаяние, что я едва его узнаю. Пришло известие о том, что еще одна деревня у границ с Катме покинута жителями. Похоже на то, что акхендийцы вымирают! Ниал что-то пробормотал, и женщина в ответ снова покачала головой. - Он не может. Люди и слышать о таком не пожелают. Он не может их бросить! Ниал отодвинулся от Амали и стал взволнованно ходить по дворику. - Тогда чего ты от меня хочешь? - Сама не знаю... - Амали протянула к нему руки. - Я только... только хотела убедиться, что ты по-прежнему мне друг, которому я могу открыть сердце. Я там так одинока! - Ты сама выбрала, где тебе быть, - с горечью ответил Ниал, потом, когда она снова расплакалась, смягчился. - Я твой друг, преданный друг. - Он снова обнял Амали и стал ласково покачивать ее, как ребенка. - Ты всегда можешь ко мне обратиться, тали. Всегда. Только скажи мне: ты никогда не жалеешь о своем решении? Хотя бы немножко? - Ты не должен спрашивать меня об этом, - всхлипнула Амали, прижимаясь к Ниалу. - Никогда, никогда! Райш - моя жизнь. Если бы я только могла ему помочь! Ей не было видно, какое отчаяние при этих словах отразилось на лице Ниала, но Алек все прекрасно заметил. Стыдясь того, что подслушал столь не предназначенный для чужих ушей разговор, он дождался, пока пара покинула дворик, потом отправился домой. К тому времени, когда он туда добрался, Серегил и остальные уже отбыли на переговоры с лиасидра. Алек заглянул в свою комнату - посмотреть, не оставил ли Серегил каких-то инструкций, - но ничего там не обнаружил. Спускаясь на кухню, где его ждал завтрак, он помедлил у двери Торсина. Сердце юноши заколотилось быстрее: сегодня, похоже, ему везло, - дверь в комнату была приоткрыта. Странное поведение посла накануне вечером нельзя было оставить без внимания, тем более что Серегил сомневался в лояльности старика Клиа. Да и вообще... Приоткрытая дверь была слишком большим искушением. Виновато оглянувшись и вознеся торопливую молитву Иллиору, Алек скользнул внутрь и закрыл за собой дверь. Торсину отвели просторную комнату с альковом на дальней от входа стороне. На письменном столе у окна Алек увидел шкатулку для писем, перья, несколько запечатанных свитков пергамента - все разложенное в безукоризненном порядке. В комнате была обычная мебель - кровать за прозрачным занавесом, умывальник, сундуки для одежды, - простые, но изящные, в типичном ауренфэйском стиле: светлое дерево, украшенное темной мозаикой, плавные линии. Чувствуя себя все более виноватым, Алек быстро осмотрел стол и содержимое ящиков, сундуки с одеждой, стены за занавесями, но не обнаружил ничего необычного. Во всем царил строгий порядок. Алек взял со столика у постели дневник; в нем оказались сжатые, но достаточно подробные отчеты о событиях каждого дня, записанные четким почерком посла. Первая запись была сделана тремя месяцами раньше. Алек протянул руку, чтобы положить дневник на место, но тут тетрадь открылась на сравнительно недавней записи, сделанной примерно за неделю до прибытия Клиа в Гедре. Почерк оказался тот же, но буквы были написаны коряво, слова съезжали с аккуратно проведенных линеек, многие были смазаны или наполовину закрыты кляксами. "Это следствие его болезни", - подумал Алек. Он стал пролистывать тетрадь, пытаясь по почерку определить, когда Торсин заболел, однако тут из коридора донеслись быстрые шаги. Ауренфэйские постели обычно низкие, но Алеку удалось довольно легко втиснуться под кровать. Только уже спрятавшись, он обнаружил, что все еще держит дневник посла. Дверь открылась, и Алек затаил дыхание, глядя из-под края свешивающегося покрывала, как пара сапог - судя по размеру, женских - пересекла комнату по направлению к столу. Это оказалась Меркаль: юноша узнал ее прихрамывающую походку. Он услышал, как со скрипом открылась шкатулка для писем и как зашуршал пергамент. Повернув голову, Алек выглянул с другой стороны кровати и увидел край почтовой сумки, висящей на поясе женщины. "Похоже, я тут не единственный шпион", - подумал Алек, с облегчением переводя дыхание после того, как Меркаль вышла из комнаты. А может, она просто приходила забрать приготовленные к отправке письма? Еще момент он оставался там, где был, глядя в открытый дневник. Первые признаки болезни Торсина появились за несколько недель до прибытия Клиа. Раздумывая над этим, Алек рассеянно пролистывал тетрадь, пока не дошел до последней записи, сделанной накануне. "Ю.С. по-прежнему хитрит, позволяя Л. возглавлять оппозицию". Алек насмешливо улыбнулся. А чего можно было ожидать? "Тайно встречался с кирнари Вирессы. Вступил в заговор против принцессы"? Положение, в котором Алек оказался, позволило ему взглянуть на комнату в иной перспективе. Отсюда он мог оценить, как хорошо начищены сапоги, аккуратно расставленные рядом с сундуком, и какие ровные складки заглажены на мантии, висящей на стене. "Один взгляд на комнату человека скажет тебе о нем больше, чем целый час беседы", - поучал его когда-то Серегил. Алек тогда нашел это утверждение забавным, особенно учитывая то обстоятельство, что любое помещение, где поселялся Серегил, немедленно приходило в состояние полного беспорядка. Комната Торсина, напротив, говорила о чрезвычайной педантичности хозяина. Все было на своем месте, нигде не валялось ничего лишнего. Вылезая из-под кровати, Алек увидел в золе камина, как раз под решеткой, что-то красное. Стоя, он этого не заметил бы. Опустившись на четвереньки, юноша выудил обгорелую шелковую кисточку, темно-красную с синим. Алек не думал, что Торсин может носить одежду с подобными украшениями, но ауренфэйе часто отделывали кистями свои плащи и туники, А также сенгаи. Алек осторожно отряхнул находку от золы; сердце его снова заколотилось от волнения. Кисточка была как раз такой формы и размера, какие он видел на головных уборах вирессиицев. Кто-то хотел уничтожить ее, но кисточка провалилась сквозь решетку прежде, чем пламя успело ее спалить. "Значит, ее не хватятся", - рассудил Алек, пряча добычу в кошель на поясе. Юноша провел остаток утра, слоняясь вокруг тупы клана Катме в надежде завести разговор с кем-нибудь из слуг. Он был очень искусен в подобных уловках, но сегодня ему не повезло. Враждебные взгляды и отчетливо произносимое "гаршил" показывали, что слишком углубляться на враждебную территорию не стоит. "Наверное, все свое везение на сегодня я уже израсходовал", - огорченно подумал Алек. Те несколько улиц на границе тупы, которые он рискнул обойти, не имели обычных злачных мест. Неприветливые покрытые татуировкой лица смотрели на него из окон и с балконов. Никто здесь, похоже, не интересовался выпивкой или игрой в кости. Или катмийцы так не любят чужаков, что все таверны расположены в глубине, подальше от любопытных оскверняющих взглядов? К полудню Алек сдался и решил вернуться домой. Однако, повернув за очередной угол, он обнаружил, что заблудился. - Пальчики Иллиора! - пробормотал он, оглядывая ничего ему не говорящие окрестности. - Святотатство не поможет тебе, полукровка. Здесь следует произносить истинное имя Светоносного! - Из двери в нескольких ярдах от Алека вышла женщина; ее покрытое татуировкой лицо под черно-красным сенгаи было бесстрастным. На женщине не было обычных тяжелых украшений, которые Алек считал непременной принадлежностью клана Катме, но ее туника была расшита рядами серебряных бусин. - Я никого не хотел оскорбить, - ответил Алек. - Ты можешь поберечь свою магию: я заблудился и без посторонней помощи. - Я все утро слежу за тобой, полукровка. Что тебе здесь нужно? - Мне просто любопытно осматривать город. - Ты лжешь, полукровка! "Так, может быть, катмийцы все-таки читают мысли, или просто я выгляжу таким виноватым?" Постаравшись напустить на себя независимый вид, Алек ответил: - Приношу тебе свои извинения, катмийка. Мы, тирфэйе, всегда так поступаем, когда то, чем мы заняты, никого больше не касается. - Так, значит, двуличность подчиняется собственному этикету? Как интересно! Алеку показалось, что на покрытом черными линиями лице промелькнула улыбка. - Ты говоришь, что следила за мной, однако я тебя не видел. Ты шпионила? - А ты шпионил за благородным Торсином, когда он приходил сюда по приглашению нашего кирнари прошлой ночью, полукровка? Отрицать не было смысла. - Это тебя не касается. И меня зовут Алек-и-Амаса, а не полукровка. - Я знаю. Иди туда, откуда пришел. - Прежде чем Алек успел ей ответить, женщина исчезла, растворившись в воздухе, как струйка дыма. - Идти туда, откуда пришел? - проворчал Алек. - А что же еще мне остается? На этот раз, однако, ему удалось выйти в знакомый район неподалеку от здания, где заседала лиасидра. Не имея других дел, Алек вошел внутрь и уселся в уголке, глядя на участников переговоров. Особенно внимательно он присматривался к Торсину. Когда в переговорах был объявлен перерыв, Алеку удалось привлечь внимание Серегила. Алек поманил его за собой и быстро свернул на пустынную улицу. - Нашел что-нибудь в тупе Катме? - с надеждой спросил его Серегил. - Нет. Не там. - Набравшись мужества, Алек рассказал другу о том, что обнаружил в комнате Торсина, совсем позабыв о свидании Ниала с Амали. Серегил недоверчиво взглянул на него, потом прошептал: - Ты вломился в комнату Торсина? Потроха Билайри, разве я не говорил тебе, что следует подождать? - Да, но если бы я тебя послушал, мы не имели бы этого, верно? - Алек показал Серегилу вирессийскую кисточку. - Да что с тобой? Член собственной команды Клиа тайком видится с врагами, а ты говоришь "подожди"? В Римини ты сам бы уже побывал в его комнате! Серегил сердито посмотрел на него и покачал головой. - Здесь все иначе. Не за пленимарцами же мы гоняемся. Ауренфэйе - союзники Скалы по духу, если не по делам. Никто не замышляет убить принцессу. А уж Торсин!.. - Но это может оказаться тем самым доказательством, которое нужно Клиа: доказательством двуличия Торсина. - Я думал об этом. Торсин ищет благоволения Юлана не из симпатии к нему. Он боится, что если мы обидим вирессийцев, то проиграем: и Гедре не получим, и Вирессы лишимся. Впрочем, если Торсин решил действовать за спиной принцессы... - Как он вел себя по отношению к лиасидра? - Ты имеешь в виду, не бросал ли он виноватых взглядов и не обменивался ли тайными знаками? - спросил Серегил со своей кривой улыбкой. - Ничего такого я не заметил. И мы с тобой не учли еще одной возможности: Торсин мог действовать по поручению Клиа, а нам, остальным, знать об этом не положено. - Что ж, это возвращает нас к тому же вопросу: что нам следует предпринять? Серегил пожал плечами. - Мы с тобой наблюдатели. Вот и будем наблюдать. - Кстате о наблюдениях... Я утром видел Ниала с Амали. - Вот как? - Новость явно заинтересовала Серегила. - И чем они занимались? - Она тревожится о муже и обратилась к Ниалу за сочувствием. - Они когда-то были любовниками. Между ними определенно сохраняется связь. А что ее беспокоит? - Я не все слышал, но похоже, что споры в лиасидра ему тяжело даются. Серегил нахмурился. - Это никуда не годится. Нам нужно, чтобы он сохранил силы. Не думаешь ли ты, что Ниал и Амали - все еще тайные любовники? Алек постарался вспомнить утреннюю сцену: Амали, льнущую к высокому рабазийцу, гнев, отразившийся на его лице при одном намеке на плохое обращение с женщиной... - Не знаю. - Думаю, нам надо это выяснить, и не только ради Клиа. Давай попробуем узнать, не известно ли чего-то Адриэль. Они нашли супругов - Адриэль и Саабана - в коллосе их дома. - Ниал и Амали? - хмыкнул Саабан, когда Серегил заговорил о них. - Вы что, собирали сплетни по тавернам? - Ничего подобного, - ощетинился Серегил. - Слухи до меня, конечно, доходили. Но дело в том, что Ниал очень внимателен к Беке Кавиш; если он водит ее за нос, я собираюсь принять меры. - Амали и Ниал были любовниками до того, как она вышла замуж за Райша-и-Арлисандина, - сказала Адриэль. - Это очень печальная история, прямо-таки сюжет для баллады. - Что произошло? Адриэль пожала плечами. - Она предпочла долг любви, я полагаю, выйдя замуж за кирнари своего клана, а не за перекати-поле. Но я точно знаю. она нежно полюбила Райша, и вся горечь разрыва досталась Ниалу Он кажется мне человеком, который продолжает любить, даже когда его любовь отвергнута. Может быть, Беке удастся излечить его сердце. - Только бы при этом он не разбил сердце ей. Райш ведь очень стар. Не болен ли он? - Я сама задумывалась о его здоровье. Последнее время он на себя не похож. Переговоры даются ему нелегко, без сомнения. - На его долю выпало немало горестей, - сказал Саабан. - Райш похоронил двух жен; первая была бесплодна, а вторая умерла во время родов, и ребенок не выжил тоже. Теперь Амали беременна. Для кирнари очень тяжело видеть, как страдает его народ, - а клану Акхенди выпали тяжелые времена. Могу себе представить, как много для Райша значит успех переговоров. Мне кажется, Амали просто был нужен человек, которому она могла бы излить душу. - Я могу сколько угодно испытывать неприязнь к этому человеку, - пробормотал Серегил, когда они с Алеком вернулись в свою комнату, - но о нем все говорят только хорошее. - Про акхендийского кирнари? - спросил Алек. - Нет, про Ниала. Заботиться о возлюбленной, которая тебя бросила, - я на такое не был бы способен. Алек самодовольно усмехнулся. - Вот видишь! Я знал, что ты ошибаешься на его счет. Амали скорчилась в темноте у окна спальни, изо всех сил сдерживая рыдания: Райш опять метался и стонал во сне. Он отказывался говорить ей, какие кошмары его преследуют, но с каждой ночью они делались все мучительнее. Если Амали будила его, он испуганно вскрикивал, глядя на нее безумными, ничего не видящими глазами. Амали-а-Яссара знала, что такое страх: ее семье, которую голод выгнал из родных мест, пришлось едва ли не побираться на улицах селений Акхенди. Ниалу удалось на время заставить ее забыть тревоги, но он хотел, чтобы Амали отправилась с ним, чтобы странствовала, как тетбримаш. Именно Райш спас ее, вернул ей уверенность в себе, дал право с гордостью снова надевать сенгаи своего клана. Ее родители и братья получили место за столом кирнари, а сама Амали носила под сердцем его сына. Она чувствовала себя в безопасности, пока не прибыли скаланцы и не принесли надежду на лучшие времена. А теперь ее супруг во сне становился безумцем... С виноватой дрожью она нащупала в кармане ночного одеяния амулет, который ей передал Ниал для починки. Амулет ему не принадлежал, но для Амали это была ниточка, связывающая ее с Ниалом, предлог снова с ним увидеться. Ее пальцы пробежали по неровным узлам браслета: работа ребенка, но вполне действенная. Рука Ниала коснулась ее ладони, когда он передавал ей амулет в Доме с Колоннами. Амали позволила себе насладиться воспоминанием об этом прикосновении и о других тоже: Ниал гладил ее волосы; руки его обнимали ее, защищая, хотя бы на короткое мгновение, от всех страхов и забот... Ей нужен был не сам рабазиец, а то чувство умиротворенности, которое он всегда ей давал, - и всегда на такое короткое мгновение! Амали сунула в карман амулет - ее талисман, который поможет, если понадобится, снова обрести эту поддержку. Осушив слезы, она нашла мягкий платок и осторожно вытерла пот со лба своего любимого. Глава 18. Магиана Прохладный горный воздух в лицо. Остроконечные пики на фоне безоблачного неба. Еще один перевал - и она на равнине. Магиана закрыла глаза, чтобы полнее ощутить смесь запахов - влажного камня, дикого чабреца и чуть сладковатый - лошадиного пота. Свобода. Впереди - только бесчисленные дни, посвященные исследованиям... Магиана очнулась от дремы - перо выпало у нее из руки. Во рту у волшебницы пересохло, от спертого жаркого воздуха в шатре царицы разболелась голова. Сон был таким ярким - на мгновение волна негодования захлестнула волшебницу. "Я никогда не просила о той жизни, которую теперь веду!" Магиана подняла перо, заново оточила его и обреченно уселась на свой стул. Слишком долго удавалось ей поддерживать в себе призрачную иллюзию свободы. Магический дар возносил волшебника Орески на недосягаемую высоту - но за все надо расплачиваться, и каждый из них платил определенную цену: в зависимости от собственных талантов. Теперь и ей представлен счет за те годы свободных скитаний, и вот она сидит в шатре, и единственное, что ей остается, - наблюдать, как лучшая из цариц, Идрилейн, борется со смертью, своим последним противником. Будучи Идрилейн, она все-таки смогла удержаться на плаву, по крайней мере на время. Отъезда Клиа в Ауренен в какой-то мере дал ей надежду и силы. Весь месяц, прошедший с тех пор, царица отчаянно цеплялась за жизнь и даже немного набрала в весе, когда болезнь, сжигавшая ее легкие, отступила. Большую часть дня Идрилейн находилась в полузабытьи, время от времени приходя в себя и задавая пару вопросов о ходе военных действий и об успехах Клиа; увы, от последней было мучительно мало известий. У царицы не было ни сил, ни желания совершить долгое путешествие в Римини, поэтому она решила остаться здесь, в лагере - теперь уже, по сути, лагере Фории. Как придворная волшебница, Магиана вынуждена была находиться при Идрилейн, прикованная к этому душному шатру, где среди склянок с лекарствами царит тяжелый запах болезни, где умирает старая женщина. Магиана отогнала греховные мысли. Да, она связана любовью, клятвой, долгом, пока Идрилейн не освободит ее и не освободится сама. Оставив заснувшую царицу, волшебница вынесла стул и письменные принадлежности наружу. Широко раскинувшийся лагерь купался в обманчиво мягких лучах вечернего солнца. Магиана обмакнула перо в чернила и начала сначала. "Мой дорогой Теро, вчера пленимарцы прорвали линию фронта с Майсеной в нескольких милях от нашего лагеря. Еще несколько городов на восточном побережье сожжены. Со всех сторон доходят до нас ужасные слухи: половина полка Белых Ястребов погибла за одну ночь, накрытая облаком ядовитых испарений, мертвецы встают из могил и атакуют своих бывших товарищей по оружию, дирмагнос среди бела дня наслал на скаланцев призраков и стену огня. Конечно, часть этих историй - выдумки солдат, но некоторые слухи нам удалось проверить. Мой коллега, Элутеус, собственными глазами видел, как у брода Гришер некромант метал молнии. Фория уже не может не обращать внимания на подобные известия, но по- прежнему убеждена, что атаки некромантов редки и не имеют особого значения. В какой-то мере она права. После того, как Шлем был уничтожен, некроманты Верховного Владыки недостаточно сильны, чтобы победить нас одной магией, но слухи об их деяниях питают страх наших войск и тем самым ослабляют их. Впрочем, есть и хорошие новости. Надо отдать должное Фории: она решительный командир, хоть и не сильна в дипломатии, и военачальники доверяют ей. За последнюю неделю ей удалось организовать на восточном фронте успешное наступление в нескольких местах и одержать ряд побед. Передай Клиа, что ее подруга, коммандер Миррини, захватила пятьдесят вражеских лошадей. Это большое достижение, многие кавалеристы лишились своих коней в битвах. Они вынуждены забирать лошадей у окрестных жителей, и это не улучшает отношений с местным населением. Вчера к нам прибыл третий курьер от Клиа. Фория ничего не сказала, но ее отношение к посольству сестры очевидно. Нельзя ли добиться от лиасидра хоть небольших уступок? Иначе, боюсь, Фория может отозвать вас. С каждой новой потерей присутствие Клиа на поле боя становится все более необходимым". Магиана поколебалась: некоторые свои мысли она не решалась доверить бумаге, даже в таком письме, как это. Например, тот факт, что она, старейшая из оставшихся в живых магов Орески, опасается переслать послание своему протеже при помощи заклинания: как бы не узнала Фория. Наследная принцесса ничуть не скрывает, что не доверяет волшебникам в целом, а советнице своей матери в особенности. Магиане уже пришлось однажды отчитываться перед принцессой в своих действиях - а ведь она всего лишь по просьбе генерала Армениуса заглянула в магический кристалл. За несколько недель, прошедших со времени назначения Фории главнокомандующей, многое изменилось. Повсюду теперь ее глаза и уши, и, конечно, в первую очередь этот красавчик, капитан Транеус. "У Клиа и так хватает забот", - подумала Магиана; она наложила на письмо чары, снять которые мог только Теро. Позже она сама отдаст его в руки гонцу. Пусть Транеус делает из этого какие угодно умозаключения. Глава 19. Снова вечерние развлечения На этот раз сновидение было менее связным, но гораздо более живым. Полыхающая комната по-прежнему оставалась его старой детской в Боктерсе, однако с каминной полки на него смотрели головы Триис и остальных. Теперь уже не приходилось выбирать, что спасать, а чем пожертвовать: пламя взвивалось по пологу над кроватью, по занавесям, по его ногам - но не обжигало, а обдавало смертельным холодом. Дым, пробивающийся между досками пола, словно сгустил солнечный луч, осветивший маленькую комнату и со слепящей яркостью ударивший ему в глаза. Ему было трудно дышать, руки казались бессильными. Из угла, еле видная сквозь дым, к нему двинулась стройная фигура. "Нет! - мысленно вскрикнул он. - Не здесь! Только не здесь!" Появление Илара было так же необъяснимо, как и появление стеклянных шаров, которые Серегил столь отчаянно сжимал обеими руками. Пламя расступалось перед Иларом, и он приближался, приветливо улыбаясь. Такой красивый, такой изящный... Серегил успел забыть, как плавно он движется, легкий и гибкий, словно ласка. Теперь он был уже так близко, что его почти можно было коснуться. Серегил чувствовал, как ледяное пламя пожирает его, а гладкие стеклянные шары выскальзывают из пальцев. Илар протянул к нему руку. Нет, он что-то ему предлагал: окровавленный меч. - Нет! - крикнул Серегил, отчаянно стискивая стеклянные шары. - Нет, я этого не хочу! Серегил подскочил на постели, обливаясь потом, и с изумлением обнаружил, что Алек рядом с ним мирно спит. Разве он не кричал? "Кричал?" - подумал Серегил с внезапной паникой. Он даже вздохнуть еще не мог. Холодный дым его сновидения все еще наполнял его легкие, превращая даже легкое прикосновение руки Алека, лежащей у него на груди, в удушающую тяжесть. Серегил хватал ртом воздух, задыхаясь. Он выбрался из постели так осторожно, как только мог в своем паническом состоянии, - почему-то его преследовал иррациональный страх разбудить Алека. Схватив одежду, он, шатаясь, вышел в еле освещенный коридор. Когда он начал двигаться, дышать стало легче; однако стоило Серегилу остановиться, чтобы натянуть штаны и сапоги, как ощущение удушья вернулось. Он поспешил дальше, уже на ходу надевая кафтан - как оказалось, кафтан Алека. Теперь Серегил почти бежал - вниз по широкой лестнице, ведущей в холл, мимо площадки второго этажа... "Что я делаю?" Он замедлил шаги, и словно в ответ дыхание замерло в его груди. Пришлось мчаться дальше; Серегил молился про себя, чтобы в таком состоянии никого не встретить. Инстинкт вел его по боковому коридору, мимо кухни, на конюшенный двор. Луна уже зашла, всюду лежали густые тени. Тихие голоса и отблески горящего у ворот костра говорили о том, что часовые не спят на своем посту. Однако перемахнуть через заднюю стену, оставаясь незамеченным, было несложно для человека, которого когда-то называли... Хаба. Кот из Римини. Мягкая трава на улице заглушила стук сапог спрыгнувшего со стены Серегила. Он помчался дальше, и незастегнутый кафтан захлопал вокруг его голого торса. На какое-то время ощущения биения сердца, свободно вырывающегося дыхания, быстрых движений длинных ног было достаточно для того, чтобы отогнать мысли. Постепенно, однако, Серегил начал успокаиваться и вместо панического бега перешел на шаг, обдумывая случившееся. Перепутать комнату в "Петухе" со своей детской... Означает ли это своего рода возвращение домой? Серегил начал анализировать сновидение, предшествовавшее его безумному ночному путешествию. Но все остальное - стеклянные шары, пламя, дым, Илар... Как Серегил ни старался, значение сна ускользало от него. Однако привидевшиеся ему образы говорили о прошлом, которое он столько времени оплакивал, и вот теперь он здесь, один, под звездами Сарикали - как часто мечтал он об этом в одинокие годы, прожитые в Скале! Один, но со своими неотвязными мыслями... Копания в собственной душе никогда не были любимым занятием Серегила. Пожалуй, можно было бы даже сказать, что он их всегда умело избегал. "Бери то, что посылает тебе Светоносный, и будь благодарен!" Как часто он повторял этот девиз, свое кредо, свою защиту от самоанализа! Светоносный посылает сновидения - и безумие... Губы Серегила скривила невеселая усмешка. Лучше не думать о таком слишком много. Так или иначе, сон заставил его блуждать в одиночестве по улицам Сарикали - в первый раз с момента прибытия сюда. Серегил ощутил озноб и поспешно застегнул кафтан, рассеянно подумав при этом, что одежда немного свободна ему в плечах. Алек. Серегил ни на минуту не расставался с ним - или с другими-с самого приезда; было так просто заполнять каждое мгновение бодрствования всякими неотложными делами, так легко отгонять мысли, нахлынувшие было, как только его нога коснулась земли Ауренена в Гедре... проклятие, как только Бека сказала ему о посольстве! Изгнанник. Предатель. Оказавшись в одиночестве в колдовской тишине ночи в Сарикали, Серегил лишился своей брони. Убийца. Поднявший руку на гостя. С безумной отчетливостью он ощутил в руке угловатую рукоять того давно забытого кинжала, почувствовал легкость, с которой лезвие вошло в тело возмущенного хаманца... - Ты его знал. У него было имя, - услышал Серегил голос отца, полный отвращения. Димир-и-Тилмани Назиен. ...в грудь Димира-и-Тилмани - все эти ночи, годы, смерти назад. В этом ощущении была непристойная простота. Как случилось, что для того, чтобы заколоть человека, требуется меньше усилий, чем чтобы вырезать свое имя на столе в таверне? С этой мыслью пришел и вопрос, на который никогда невозможно было найти ответ: что заставило его обнажить кинжал и напасть, когда он с легкостью мог убежать? Один удар оборвал жизнь хаманца и ужасно изменил его собственную. Один удар. Прошло почти девять лет, прежде чем он снова убил - на этот раз защищая себя и майсенскую воровку, которая обучала его начаткам воровского ремесла в темных закоулках и на грязных улицах Кестона. На этот раз Серегил не испытывал таких угрызений совести. Его учительница тогда была очень довольна и обещала сделать из него первоклассного бандита, но даже под ее сомнительным руководством Серегил никогда не убивал, если имелся другой выход. Еще позже, когда он убил грабителя, напавшего из засады на его юного компаньона по имени Микам Кавиш, его новый друг счел это его первым опытом такого рода и заставил Серегила - по старому солдатскому обычаю - слизнуть немного крови с клинка. - Попробуй крови своей первой жертвы, и ее дух, да и другие тоже, не будут тебя преследовать, - со всей искренностью, полный добрых намерений, пообещал тогда Микам. Серегилу так и не хватило мужества признаться, что с этим он опоздал; что есть единственный дух, не дающий ему покоя, единственная смерть, перевешивающая все остальные. Проблеск света впереди, когда Серегил свернул за угол, отвлек его от печальных мыслей. Серегил шагал по городу, не задумываясь - по крайней мере так ему казалось - о направлении. Теперь он мрачно усмехнулся: его бесцельные блуждания привели его в тупу клана Хаман. Большая жаровня посреди улицы бросала яркие отблески, и в ее мерцающем свете Серегил увидел, что вокруг нее собралось несколько человек. Это была молодежь, и молодежь пьяная. Даже издали Серегил узнал некоторых из них - многих он видел в зале совета, в том числе некоторых родичей Назнена. Если бы он теперь повернул назад, они никогда не узнали бы, что он - самый нежеланный гость - побывал здесь. Однако Серегил не повернул назад и даже не замедлил шаг. "Бери то, что посылает тебе Светоносный..." Со странным чувством возбуждения Серегил расправил плечи, пригладил волосы и двинулся вперед; он прошел достаточно близко от жаровни, чтобы пламя осветило его лицо. Он не произнес ни слова - ни приветствия, ни вызова, - но не смог подавить кривой улыбки, когда несколько пар глаз вытаращились на него с внезапным узнаванием и ненавистью. Тяжесть в груди вернулась вместе с ощущением ожога между лопатками от этих взглядов. Неизбежное нападение произошло немедленно, но в странной тишине. Быстрый топот ног, и из темноты к Серегилу протянулись руки и схватили его. Его прижали к стене, потом швырнули на землю. Серегил инстинктивно закрыл лицо руками, но помимо этого не сделал никакой попытки защитить себя. Со всех сторон на него обрушились удары - кулаками и сапогами: в живот, в пах, во все еще болевшее после удара стрелы плечо. Серегила подняли на ноги, его швыряли от одного нападающего к другому, его пинали, в него плевали, потом повалили снова. Застилающая глаза Серегила тьма взорвалась фонтаном искр, когда чья-то нога врезалась ему в затылок. Избиение могло длиться минуты или часы. Боль была жестокой, нестерпимой, выворачивающей наизнанку. Приносящей удовлетворение. - Убийца гостя! - шипели хаманцы. - Изгнанник! Лишенный имени! Странно, как мило звучат оскорбления, произнесенные с хаманским выговором... Серегил, проваливаясь в беспамятство, поблагодарил бы своих мучителей, если бы мог сделать вдох, но они не собирались давать ему такой возможности. "Где же ваши кинжалы?" Избиение прекратилось так же внезапно, как и началось, хотя Серегил чувствовал, что хаманцы все еще стоят над ним. Потом прозвучал тихий приказ, но звон в ушах помешал Серегилу разобрать слова. Горячая едкая струя ударила ему в лицо, еще одна - в грудь, третья оросила ноги. "Ах, - подумал Серегил, смаргивая мочу с ресниц, - прекрасный штрих!" Последовало еще несколько пинков, и хаманцы оставили свою жертву; уходя, они опрокинули жаровню, словно не желали дать Серегилу возможность согреться. Впрочем, они ведь могли и высыпать угли на него... "Благородные хаманцы! Милосердные братья..." Тихий смешок оставил ощущение поворачивающейся в груди ржавой проволоки. Ох, до чего же больно смеяться - на память об этой ночи останется не одно сломанное ребро, - но остановиться Серегил не мог. Смешок перерос в совершенно неприличное хихиканье, потом в хохот, отозвавшийся новой болью в груди и в голове. Смех мог вновь привлечь хаманцев, но Серегилу было уже все равно. Перед его глазами плясали красные пятна; возникло странное чувство, что если он не сумеет сдержаться, лицо его, как плохо прикрепленная маска, отвалится от головы. Постепенно хохот сменился икотой и фырканьем, потом стих совсем. Серегил чувствовал себя необыкновенно легким, прошедшим очищение, хотя в пересохшем рту ощущался едкий вкус мочи. Серегил отполз в более безопасное место и, растянувшись на покрытой росой траве, стал слизывать капли со стеблей. Росы было мало - ровно столько, чтобы превратить жажду в пытку. Сдавшись, Серегил поднялся на ноги. - Все в порядке, - пробормотал он, ни к кому не обращаясь. - Теперь нужно идти домой. Что-то болезненно шевельнулось у него в груди, и он прошептал это слово опять: - Домой... Впоследствии Серегил не мог вспомнить, как ему удалось добраться до того дома, где размещалось скаланское посольство. Когда он пришел в себя, оказалось, что он свернулся в клубок в углу ванной и первые солнечные лучи мягко светят на него через открытое окно. Дышать было больно. Двигаться тоже. Больно было даже держать глаза открытыми, поэтому Серегил их снова закрыл. Торопливые шаги снова вывели его из забытья. - Как он туда проник? - Не знаю. - Это говорил Олмис, один из слуг. - Я нашел его здесь, когда собрался греть воду. - Неужели никто не видел?.. - Я спрашивал часовых. Никто ничего не видел и не слышал. Серегил с трудом приподнял веко и увидел стоящего перед ним на коленях Алека. Юноша был в ярости. - Серегил, что с тобой случилось? - требовательно спросил он и тут же отшатнулся, с отвращением сморщив нос: от влажной одежды Серегила исходил мерзкий запах. - Потроха Билайри, ты воняешь! - Я пошел погулять. - При попытке заговорить в боку Серегила вспыхнуло пламя, и слова прозвучали как всхлип. - Прошлой ночью, хочешь ты сказать? - Да. Пришлось - хотел развеять плохой сон. - Намек на улыбку, от которой Серегил не смог удержаться, вызвал новый приступ боли. Алек внимательно посмотрел на друга, потом жестом попросил Олмиса помочь снять с того грязную одежду. Оба не смогли удержаться от изумленного восклицания, когда распахнули кафтан. Серегил живо представил себе, как должен выглядеть после случившегося. - Кто это тебя? - требовательно спросил Алек. Серегил задумался, потом ответил: - Я упал в темноте. - В выгребную яму, судя по запаху, - пробормотал Олмис, стягивая с Серегила штаны. Алек, конечно, понял, что Серегил лжет. Тот видел, как сжались губы возлюбленного, когда вдвоем с Олмисом они опустили его в полную теплой воды ванну, чтобы отмыть грязь и кровь. Они, наверное, старались делать это осторожно, но Серегилу было слишком больно, чтобы он смог оценить это. Он больше не ощущал легкости. Ночная эйфория покинула его. Боль была тупой, тошнотворной, непрерывной - никаких больше вспышек перед глазами, никакого благословенного беспамятства. Зажмурившись, Серегил терпел, пока его мыли, потом поднимали из ванны и заворачивали в мягкое одеяло. Только тогда наконец он почувствовал, что плывет куда-то, прочь от пульсирующей в голове боли. - Я, пожалуй, позову Мидри, - смутно донеслись до него слова Олмиса. - Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел его в таком состоянии, - сказал слуге Алек. - Даже его сестры и в особенности принцесса. Считай, что ничего не случилось. "Молодец тали, - подумал Серегил. - Я не хочу ничего объяснять - потому что не могу". Серегил проснулся, полусидя в мягкой теплой постели. Не понимая, где находится, он из-под ресниц огляделся и заметил отблески горящего в камине огня на кисее, завешивающей кровать. - Ты проспал весь день. Серегил, не двигаясь, перевел взгляд на Алека, сидевшего в кресле у кровати с раскрытой книгой на коленях. - Где?.. - выдохнул он. - Так, значит, ты упал? Захлопнув книгу, Алек наклонился к другу и поднес к его губам чашу с водой, потом другую - с каким-то сладковатым питьем. Серегил отчаянно пожелал, чтобы это оказалось или обезболивающее, или быстродействующий яд. Ему пришлось немного приподнять голову, чтобы выпить снадобье, и тут же раскаленные иглы боли пронзили его шею. Он как можно быстрее проглотил лекарство и снова опустился на подушки, моля богов, чтобы его не вырвало: тогда пришлось бы слишком много двигаться. - Я сказал всем, что ночью у тебя был приступ лихорадки. - На этот раз Серегил не мог не уловить в голосе Алека сдерживаемого гнева. Что-то прояснилось в затуманенном мозгу Серегила. - Не думай, будто я отправился на ночную разведку, ничего тебе не сказав. - Серегилу очень хотелось, чтобы вернулось возбуждение прошлой ночи, так долго его поддерживавшее, но оно давно улетучилось, оставив лишь тяжесть и уныние. - Тогда что же ты делал? - требовательно спросил Алек, откидывая одеяло. - Кто так тебя разукрасил и почему? Скосив глаза вниз, Серегил увидел, что его грудь умело забинтована - достаточно туго, чтобы уменьшить боль и помочь сломанным ребрам срастись. Там, где не было повязок, его нагое тело было покрыто впечатляющим множеством синяков разных размеров и форм. Резкий запах мочи сменился теперь терпким ароматом целебных трав: на коже блестел тонкий слой мази. - Тебя перевязал Ниал, - сообщил Алек, снова укутывая Серегила, руки его было много нежнее, чем тон. - Я дождался, пока все отправились на переговоры, и тогда привел его сюда. Никто пока ничего не знает, за исключением Олмиса. Я попросил их обоих хранить секрет. Ну так кто тебя отделал? - Не знаю. Было темно. - Серегил снова закрыл глаза. На самом деле это не такая уж и ложь: лишь одного из хаманцев он знал по имени - племянника кирнари Эмиэля-и-Моранти. Кита намекал, что тот питает недобрые чувства к Алеку, но не пожелал рассказать подробнее. "Если ты думаешь о мести, тали, выбрось эту мысль из головы. Пока еще чаша весов слишком сильно склоняется в пользу Хамана". Закрыв глаза, Серегил обнаружил, что снова их открыть ему трудно. То сладковатое снадобье явно было обезболивающим, и он порадовался его одурманивающему действию. Алек вздохнул. - В следующий раз, когда тебе вздумается прогуляться и "упасть", скажешь мне, понятно? - Постараюсь, - прошептал Серегил, с изумлением почувствовав, что на глаза его навернулись слезы. Теплые губы коснулись его лба. - И в следующий раз надевай собственную одежду. Алек настоял на том, чтобы Серегил лежал с "лихорадкой" еще весь следующий день - Я послежу за Торсином и кирнари Вирессы, - сказал он Серегилу и строго наказал ему не подниматься с постели. - Если произойдет что-нибудь интересное, я все подробно тебе расскажу. По правде говоря, Серегил чувствовал себя слишком плохо, чтобы спорить. Короткое путешествие в туалет пробудило такие разнообразные боли, что он даже не мог бы их все перечислить, хоть и обошелся без посторонней помощи. У него появилась кровь в моче, и Серегил поблагодарил всех богов, которые от него еще не отвернулись, за то, что Алек его не сопровождал. Придется предупредить мальчишку-уборщика, велеть ему держать язык за зубами. Проклятие, можно даже ему заплатить, если другого выхода не будет. Серегилу случалось переживать и не такое, так что нет смысла тревожить Алека еще больше. Оставшись в одиночестве, Серегил снова уснул, но тут же пробудился в панике, обливаясь потом: над ним склонился Илар. Серегил попытался отодвинуться, и на него обрушилась волна боли. Он со сдавленным стоном откинулся на подушки и только тут обнаружил, что смотрит в лицо Ниалу. Судя по выражению лица рабазийца, реакция Серегила не показалась тому особенно дружелюбной. - Я пришел проверить твои повязки. - Мне показалось, что ты... кто-то другой, - прохрипел Серегил, борясь с дурнотой. - Ты в безопасности, мой друг, - заверил его Ниал, придавший его словам иной смысл. - Выпей еще этого снадобья. Серегил с благодарностью отхлебнул сладковатого питья. - Что это такое? - Толченый мак, ромашка, чистотел в козьем молоке с медом. Помогает от сильной боли. - Помогает. Спасибо. Серегил уже ощутил действие лекарства: боль стала ослабевать. Он смотрел в потолок, пока рабазиец осторожно поправлял повязки на его груди, и в который раз спрашивал себя, о чем, черт побери, он думал, когда отдался в руки хаманцев. Сердце его сжалось от унижения, когда он представил себе, что будут говорить в лиасидра по поводу его отсутствия. Напавшие на него, конечно, не станут распространяться по поводу насилия, учиненного на священной земле Сарикали, но слухи, неизбежные при таком количестве участников, поползут. Более того, он по глупости фактически пренебрег своими обязанностями и взвалил эту ношу на Алека. - Безумие, - прошипел Серегил. - Именно. Алек очень на тебя сердит, и совершенно правильно Я никогда не считал тебя глупцом. Серегил криво усмехнулся. - Ты просто не знаешь меня достаточно хорошо. Ниал хмуро посмотрел на него; в его глазах больше не было симпатии. - Если бы эта маленькая ночная потасовка случилась хоть на шаг за пределами Сарикали, твой тали мог теперь тебя оплакивать. Серегилу стало стыдно, и он отвел глаза. - Что, больше не хочется смеяться? Это хорошо. - Ниал достал откуда-то - Серегилу не было видно откуда - губку и принялся обмывать его. - Я не знал, что ты целитель, - заметил Серегил, когда голос стал ему повиноваться. - На самом деле это не так, но в путешествиях многому удается научиться. Серегил внимательно разглядывал профиль Ниала. - Мы с тобой многому и научились, верно? Ниал поднял глаза. - Ты становишься почти дружелюбным, боктерсиец. - А ты наживешь неприятности, если будешь так меня называть. Ниал небрежно махнул губкой. - Разве кто-нибудь слышит? Серегил с улыбкой признал правоту собеседника. - Ты любопытный шельмец и к тому же принадлежишь к восточному клану, не говоря уже о том, что стал любовником молодой женщины, которая мне почти как дочь. Такое сочетание заставляет меня нервничать. - Это я заметил. - Ниал осторожно повернул Серегила на бок, чтобы смазать целебной мазью спину. - Шпион, одним словом? - Может быть, а может быть, просто противовес моему присутствию здесь. Ниал снова уложил его на спину, и Серегил смог посмотреть тому в глаза. Удивительные глаза - такие прозрачные, такие искренние... Неудивительно, что Бека... Не следует отвлекаться, упрекнул себя Серегил. - Так ты и правда им являешься? - Противовесом? - Нет, шпионом. Ниал пожал плечами. - Я отчитываюсь перед своей кирнари, как и все. Я сообщил ей, что ваша принцесса дома говорит то же самое, что и в присутствии лиасидра. - А что насчет Амали-а-Яссара? - Пальчики Иллиора, неужели он сказал это вслух? Снадобье Ниала, должно быть, действует на него сильнее, чем он думал! Рабазиец только улыбнулся. - Ты наблюдателен. Мы с Амали когда-то любили друг друга, но она предпочла отдать руку Райшу-и-Арлисандину. Но я все еще к ней привязан и встречаюсь, когда это не грозит неприятностями. - Не грозит неприятностями? - Райш-и-Арлисандин очень любит свою молодую жену; не годится мне быть причиной раздоров между ними. - Ах, понимаю. - Серегил многозначительно похлопал бы себя по носу, если бы мог поднять руку. - Между мной и Амали нет ничего, что порочило бы его честь, даю тебе слово. А теперь тебе лучше встать и подвигаться, иначе мускулы совсем одеревенеют. Думаю, будет больно. Самым неприятным оказалось вставать с постели. С помощью Ниала, проклиная все на свете, Серегил сумел накинуть на себя свободную мантию и немного поковылять по комнате. Проходя мимо зеркала, он увидел свое отражение и поморщился: глаза стали казаться чересчур большими, кожа чересчур бледной, а выражение лица слишком откровенно беспомощным для знаменитого Кота из Римини. Нет, это был совсем другой человек - испуганный, пристыженный молодой изгнанник, вернувшийся домой. - Я могу ходить и сам, - проворчал он и оттолкнул руку Ниала; однако тут же выяснилось, что о самостоятельности и думать нечего. Ниал подхватил его и не дал упасть. - На первый раз хватит. А вот свежий воздух тебе не повредит. Серегил позволил умелым рукам Ниала вести его и скоро оказался довольно удобно устроен в солнечном уголке на балконе. Ниал как раз укутывал его одеялом, когда в дверь решительно постучали. Ниал открыл дверь, но к Серегилу вместо него теперь подошла Мидри. Тот поспешно поправил мантию, надеясь скрыть красноречивые отметины побоев, однако эта попытка ни к чему не привела. - Лихорадка, вот как? - протянула она, критически оглядывая брата. - О чем только ты думаешь, Серегил! - Что тебе рассказал Алек? - Ему и не нужно было мне ничего говорить. Все было видно по его лицу. Тебе следует сказать мальчику, чтобы он не пытался лгать: он этого делать не умеет. "Когда хочет, то умеет", - подумал Серегил с отвращением. - Если ты пришла меня отчитывать... - Отчитывать? - Брови Мидри поползли вверх - так всегда бывало, когда она сердилась по-настоящему. - Ты больше не ребенок, по крайней мере мне так говорили. Ты хоть представляешь себе, какая участь ждет переговоры, если станет известно, что на члена делегации Скалы напали хаманцы? Назиен только начал выражать восхищение талантами Клиа... - Кто хоть что-то сказал про хаманцев? Ее рука взлетела так быстро, что Серегил не сразу понял, что получил оплеуху, и оплеуху основательную: у него из глаз полились слезы, а в ушах зазвенело. Мидри наклонилась над ним и больно ткнула пальцем ему в грудь. - Не городи таких глупых отговорок, маленький братец! Или ты думаешь этим что-то поправить? Да и вообще думаешь ли ты, или просто слепо вляпываешься в неприятности, как это всегда с тобой бывало? Неужели ты совсем не переменился? Слова ранили много болезненнее, чем оплеуха. Что ж, возможно, он и не так уж переменился, но говорить об этом сейчас было бы неразумно. - Кто-нибудь еще знает? - уныло спросил Серегил. - Официально? Никто. Кому придет в голову хвастать тем, что он нарушил священный мир Сарикали? Но шепоток уже раздается. Ты должен завтра появиться в лиасидра, и уж постарайся выглядеть так, словно и в самом деле болел. - Это не составит проблемы. На секунду Серегилу показалось, что Мидри ударит его снова. Бросив на него последний возмущенный взгляд, она вышла из комнаты. Серегил напрягся, ожидая услышать, как хлопнет дверь, но Мидри тихо прикрыла ее за собой. "Не следует давать слугам повод для сплетен". Серегил откинул голову на подушку и закрыл глаза, стараясь сосредоточиться только на птичьем пении, шелесте ветра, шагах внизу на улице. В следующий момент его щеки коснулись холодные пальцы, и он чуть не подпрыгнул от неожиданности. Серегил думал, что Ниал ушел, когда появилась Мидри, но теперь тот снова был рядом, и в глазах его Серегил прочел совсем не обрадовавшую его озабоченность. - В Скале принято бить по лицу при первой же возможности? - спросил он, разглядывая новую отметину, оставленную рукой Мидри Серегилу следовало бы рассердиться на вмешательство, но он внезапно почувствовал себя слишком усталым, слишком больным. - Иногда, - ответил он, снова закрывая глаза. - Но обычно это делают посторонние. Глава 20. Кончина Идрилейн Было уже далеко за полночь, когда Коратан добрался до лагеря Фории. Он на несколько миль обогнал свой эскорт в тщетной надежде услышать предсмертные слова своей матери. Часовые узнали его по окрику и пропустили без пароля Въехав в лагерь, он бросился к шатру, отмеченному флагом Идрилейн, расталкивая толпу офицеров и слуг, сгрудившихся вокруг. Внутри его встретил тяжелый запах смерти. Этой ночью при матери были лишь Фория и иссохший дризид. Сестра не обернулась, когда он вошел, но, взглянув на мрачное лицо целителя, Коратан понял, что царица мертва. - Ты опоздал, - корот