ко констатировала Фория. Судя по состоянию одежды, она, как и сам Коратан, была вызвана с поля боя. Глаза главнокомандующей остались сухи, лицо спокойно, но Коратан чувствовал, что сестра сдерживает ярость. - Гонец попал в засаду, - ответил принц, сбрасывая плащ. Он подошел к сестре, перед ними на узкой походной кровати лежал сморщенный труп их матери. Дризид уже начал приготовления к погребальному костру. Идрилейн была облачена в богато украшенный плащ поверх боевых доспехов. Матери понравился бы такой выбор, подумал Коратан, гадая, позаботилась ли об этом Фория или преданные слуги. Застежка шлема придерживала нижнюю челюсть; потускневшие глаза оставили открытыми - чтобы не мешать последнему путешествию души. Мертвое лицо Идрилейн сохраняло достоинство, но принц заметил следы крови и слюны в углах бесцветных губ. - Она тяжело умирала? - спросил он. - Она боролась до конца, - ответил дризид, сдерживая слезы. - Пусть Астеллус ласково примет тебя, матушка, и да осветит Сакор твой путь домой, - хрипло пробормотал Коратан, положив ладонь на закоченевшую руку Идрилейн. - Говорила ли она что-нибудь перед смертью? - Она задыхалась, ей трудно было говорить, - резко ответила Фория, направляясь к выходу из шатра. - Все, что она сказала, было: "Клиа не должна потерпеть поражение". Коратан покачал головой. Он лучше, чем кто бы то ни было, знал, какая боль скрывается за негодованием сестры. Многие годы он молчаливо наблюдал, как растет пропасть между царицей и наследной принцессой и как сближаются Идрилейн и Клиа. Он хорошо относился и к матери, и к сестре, но не мог ничего поделать. Фория никогда даже ему не говорила, что послужило причиной их окончательного разрыва с Идрилейн. "Что бы это ни было, ты теперь царица, сестра, мой близнец". Оставив дризида завершать приготовления, Коратан медленно двинулся в шатер Фории. Когда он подошел уже совсем близко, то услышал голос сестры, поднявшийся до крика. Сразу после этого из шатра быстро вышла Магиана. Увидев Коратана, она почтительно поклонилась и пробормотала: - Мои соболезнования, дорогой принц. Такая тяжелая утрата... Коратан поклонился в ответ и вошел в палатку. Фория сидела за походным столом, ее седеющие волосы рассыпались по плечам. Перепачканная туника и кольчуга были свалены в кучу рядом с ее креслом. Не отрываясь от разложенной перед ней карты, принцесса произнесла безразличным голосом: - Я назначаю тебя своим наместником, Кор. Я хотела бы, чтобы ты отправился в Римини. Обстановка слишком напряженная, я не могу отлучаться с фронта, поэтому церемонию коронации проведем завтра, как только ты найдешь необходимых жрецов. Церемонию проведет мой войсковой волшебник. - Органсус? - Принц сел напротив сестры. - Традиционно коронацию возглавляет маг предыдущей царицы. То есть... - Магиана. Да, я знаю. - Фория наконец оторвалась от карты, ее светлые глаза гневно сверкнули. - Она заняла этот пост только потому, что погиб Нисандер. А кто она была до того? Бродяжка, скитающаяся по чужим странам и лишь изредка бывающая на родине. И что она сделала для матери, пока служила ей? Только склоняла ее стать зависимой от чужаков. - Ты имеешь в виду посольство в Ауренен? Фория фыркнула. - Тело царицы еще не успело остыть, а она уже явилась изводить меня - пусть я дам слово, что не отступлю от плана Идрилейн! Впрочем, я думаю, и Нисандер мало чем от нее отличался. Как они надоедливы, эти престарелые маги! Они забыли свое место. - Что ты сказала Магиане? - перебил ее Коратан, желая предотвратить продолжение гневной тирады. - Я сказала, что я, как царица, не должна ни в чем отчитываться перед волшебниками и о своем решении поставлю ее в известность, когда сочту нужным. Коратан задумался, подыскивая нужные слова. Когда Фория в таком состоянии, нужно быть осторожным в выражениях. - Ты хочешь прервать переговоры? Судя по тому, как в последние месяцы обстоят наши дела, помощь ауренфэйе может нам пригодиться. Фория поднялась и принялась мерить шагами палатку. - Это признак нашей слабости. Кор. Капитуляция войск Майсены у северо-восточной границы... - Капитуляция? - ахнул Коратан. Ни разу за историю Трех Царств Майсена не отказывала в поддержке Скале при вторжении пленимарцев. - Вчера. Они сложили оружие в обмен на собственную жизнь. Конечно, они слышали, что скаланская царица послала свою младшую дочь просить ауренфэйе о помощи, и это окончательно подорвало их боевой дух, в точности как я предсказывала. Южная Майсена пока с нами, но и она переметнется к врагу - это только вопрос времени. Естественно, Пленимар в курсе всех событий. Мне докладывали о их вылазках на западном побережье Скалы до самого Илани. Коратан спрятал лицо в ладонях; чудовищная ситуация раздавила его. - За последние шесть дней я вынужден был отступить где-то на десять миль, - безжизненно произнес он. - Войска, которые мы встретили у Хаверфорда, возглавляли некроманты. Не те пугала, только и способные на цирковые фокусы, которых встречала ты, Фория. Это были сильнейшие маги. Одним ударом они убили лошадей под целой турмой, а затем заставили мертвых коней скакать обратно на нас. Это был разгром. Я думаю... - Что? Что мать была права? - набросилась на брата Фория. - Что нам нужны ауренфэйе и их магия, чтобы победить в войне с Пленимаром? Я скажу тебе, что нам нужно: ауренфэйские лошади, ауренфэйская сталь и ауренфэйский порт Гедре, если нам предстоит защищать Римини и южные острова. Но лиасидра продолжает разглагольствовать! Коратан зачарованно следил за сестрой, мечущейся из угла в угол; новоявленная царица с такой силой сжимала рукоять меча. что пальцы у нее побелели. "Это ее старый боевой меч", - отметил он про себя. Фория не носила меч Герилейн: формально этот символ силы и власти перейдет к ней только после коронации. Всю жизнь Коратан знал, что этот момент когда-нибудь настанет, что его сестра станет царицей. Почему же теперь, наблюдая за ней, он чувствует, как земля уходит у него из-под ног? - Ты отправила сообщение Клиа? - наконец спросил принц. Фория покачала головой. - Еще нет. Завтра я жду очередного гонца. Посмотрим, в какую сторону дует ветер в Ауренене. Сила, Кор. Любой ценой мы должны показать, что сильны. - Каковы бы ни были новости от Клиа, даже если курьер действительно привезет их завтра, это будут сведения недельной давности. Кроме того, Клиа, без сомнения, постарается представить все в лучшем свете, особенно если до нее дошел слух, что ты взошла на трон. Странная полуулыбка заиграла на губах Фории, глаза ее сузились и стали напоминать кошачьи. Она подошла к столу в углу шатра, открыла металлическую шкатулку и извлекла из нее пачку небольших кусочков пергамента. - Информацию из Сарикали я получаю не только от Клиа и Торсина. - Ах да, твои агенты. И что же они доносят? Лиасидра даст нам то, о чем мы просим? Губы Фории превратились в тонкую линию. - Так или иначе, мы получим то, что нам нужно. Я хочу, брат мой, чтобы ты отправился в Римини. Царица подошла к брату, взяла его большую руку в свои и сняла у него с пальца кольцо; на крупном черном камне был выгравирован дракон, кусающий себя за хвост. Улыбаясь, она надела его себе на указательный палец левой руки. - Будь готов. Кор. Когда этот дракон вернется к тебе, наступит время искать следующего. Глава 21. Руиауро - Тебе будет несложно сыграть больного, идущего на поправку, ведь правда? - На третье утро после избиения Серегила хаманцами Алек помогал ему одеваться. На незабинтованных участках тело друга являло собой ужасающую смесь фиолетово-зеленых оттенков; Серегил все еще не мог есть ничего, кроме бульона и отваров, которые приносил Ниал. - Трудно будет убедить их, что я иду на поправку. - Серегил приглушенно застонал, когда пришлось всовывать руку в рукав кафтана. - Или себя. Серегил по-прежнему отказывался рассказать, что произошло с ним на самом деле. Тот факт, что избиение, похоже, значительно улучшило состояние духа возлюбленного, тревожил Алека не меньше, чем его упорное молчание. "Пока я буду вытягивать из него старые секреты, он успеет обзавестись новыми", - подумал юноша. - Сегодня я пойду с тобой, - заявил Алек. - Там стало почти что интересно. Кирнари Силмаи открыто перешли на сторону Клиа, и он утверждает, что рабазийцы тоже готовы стать нашими союзниками. Ты вчера пропустил совместный ужин с ними. Нас приняли очень радушно, а Вирессу, похоже, не пригласили. Как думаешь, Ниал приложил к этому руку? - Он утверждает, что его мнением особенно не интересуются. Возможно, рабазийцам просто надоело получать приказы от Вирессы. - Серегил проковылял к небольшому зеркалу над умывальником. По всей видимости, то, что он в нем увидел, его удовлетворило; он попробовал вытянуть руки, но снова застонал от боли. - О да, мне намного лучше! - пробурчал он своему бледному отражению. - Алек, помоги мне, пожалуйста, спуститься с лестницы. Надеюсь, дальше я справлюсь сам. Остальные уже собрались на завтрак в центральном зале. Клиа просматривала свежие письма. - Чувствуешь себя лучше? - спросила принцесса, поднимая глаза. - Намного, - соврал Серегил. Он опустился на стул рядом с Теро и налил себе чаю, который не собирался пить. Волшебник, нахмурившись, читал письмо. - От Магианы? - поинтересовался Серегил. - Да. - Теро передал свиток Серегилу, и тот углубился в чтение, держа свиток так, чтобы и Алеку было видно. "Вчера к нам прибыл третий курьер от Клиа. Фория ничего не сказала, но ее отношение к посольству сестры очевидно, - прочел Алек вслух. - Нельзя ли добиться от лиасидра хоть небольших уступок? Иначе, боюсь, Фория может отозвать вас". - Да, это нам известно, - откликнулся Торсин. - Она просит о небольших уступках. Интересно, а чем же мы занимаемся вот уже несколько недель? Серегил заметил быстрый взгляд, который Алек бросил на посла, и догадался, что тот думает о ночном визите Торсина в тупу Катме. - В послании моей благородной сестры тоже есть подобные намеки, - проворчала Клиа, откладывая в сторону письмо. - Хотела бы я, чтобы она оказалась на моем месте и сама увидела, с чем мне приходится бороться. Это все равно что спорить с деревьями! - Клиа повернулась к Серегилу, на лице у нее было написано разочарование. - Скажи мне, мой советник, как заставить твоих соплеменников поспешить? Времени у нас остается совсем мало. Серегил вздохнул. - Позволь нам с Алеком заняться нашим ремеслом, госпожа. Клиа покачала головой. - Еще нет. Риск слишком велик. Должен быть другой путь. Серегил уставился в свою чашку, проклиная туман в голове, мешающий представить этот другой путь. Путь к зданию, где заседала лиасидра, оказался делом нелегким. Не обращая внимания на возражения Серегила, Алек помог другу сесть на коня и спешиться; он утверждал, что Серегил выглядит так, как будто сейчас упадет в обморок. Когда наконец Серегил уселся на свое место за спиной Клиа, он был бледен, обливался потом, но, отдышавшись, понял, что чувствует себя достаточно сносно, чтобы снова участвовать в игре. Алек обвел взглядом лица в ложах. Когда он дошел до хаманцев, в животе у него похолодело. Эмиэль-и-Моранти откровенно усмехался, глядя на Серегила. Поймав взгляд Алека, хаманец с сардоническим видом чуть поклонился ему. - Это был он, да? - сквозь зубы процедил юноша. Серегил посмотрел на него с таким видом, как будто не понимал, о чем речь, затем знаком велел ему молчать. Алек снова посмотрел на Эмиэля. "Только попадись мне и парочке моих друзей в темном переулке. Нет, одному мне, этого будет достаточно", - подумал он с надеждой, что мысль легко можно прочесть по его лицу, - хоть это и могло обойтись дорого. Серегил заметил вызывающую усмешку хаманца, но невозмутимо проигнорировал ее. Он предпочитал делать вид, что в ту ночь в темноте ему не удалось узнать никого из нападавших. "Ну и кого ты пытаешься обмануть?" - сказал он себе. Он привычно отогнал неприятную мысль. Сейчас у него есть дела поважнее. Алек был прав - позиция Рабази изменилась. Мориэль-а-Мориэль выступила против кирнари Голинила, когда он попытался очернить некоторые действия скаланцев на море. Правда, означало ли это, что рабазийцы теперь полностью поддерживают Клиа, предстояло еще увидеть. На следующий день Алек, убедившийся, что его возлюбленный вновь на ногах, снова отправился слоняться по городу. По просьбе Клиа он прихватил с собой Ниала в надежде снискать расположение рабазийцев; он надеялся убить сразу двух зайцев - улучшить отношения с еще одним кланом и собрать полезную информацию. Задача оказалась нетрудной. Вскоре Алек уже сидел в таверне, славящейся своим крепким пивом и особым образом приготовленными яйцами. С одной стороны, это было популярное место встречи представителей разных кланов, с другой - Артис, пизивар, заправлявший здесь делами, одновременно прислуживал одному из ближайших советников кирнари. Хозяин приспособил для своих целей заброшенный дом; посетители сидели в обнесенном стеной саду; еду и питье они получали через пустые оконные проемы. Стрельба из лука, кости и борьба - таковы были основные развлечения завсегдатаев. Пиво оказалось сносным, яйца несъедобными, а шпионская добыча - скудной. В результате того, что юноша три дня околачивался в таверне и пил пиво, его коллекция шатта пополнилась еще дюжиной трофеев, свой второй по качеству кинжал он проиграл поборовшей его дацианке, а узнать ему удалось лишь, что неделю назад кирнари Рабази поссорилась с главой Вирессы; подробностей инцидента никто не знал. Алек вместе с Ниалом и Китой отдыхал после состязаний стрелков; похоже, он выудил из рабазийцев все, что можно, - подумал юноша. Он уже собрался уходить, как вдруг услышал, что Артис громогласно поносит Катме. Как выяснилось, прошлым вечером торговец не сошелся взглядами с катмийцем по поводу проданного тому бочонка пива. У Алека были свежи воспоминания по поводу собственной не слишком приятной встречи с Катме, и он подошел поближе, чтобы лучше слышать. - Кучка надменных гордецов не от мира сего, вот что я скажу, - кипятился Артис, выставляя кружки с пивом на подоконник. - Думают, они ближе к Ауре, чем все мы, вместе взятые. - Как я заметил, они не жалуют чужаков, - ввернул Алек, - или, может быть, яшелов? - Они всегда были странными и неприветливыми людьми, - проворчал пивовар. - Да что ты знаешь про Катме? - вмешалась представительница Голинила. - Да уж не меньше тебя, - протянул Артис. - Держатся друг за дружку и очень этим гордятся, вот и все, что стоит за их болтовней об Ауре. - Я слышал, из них выходят отличные маги, - заметил Алек. - Да, маги, провидцы, знатоки драконов, - неохотно согласился трактирщик. - Магия - дар, призванный служить людям, да только что-то катмийцы не рвутся оказывать окружающим услуги. Вместо этого засели в своих горных гнездах, грезят там о чем-то своем да марают всякие воззвания. - Знаешь, я здесь уже не первый день, а что-то особенно не видел магии. Там, откуда я приехал, считают, что ауренфэйе разбрасываются волшебством направо и налево. Окружающие захихикали. - Посмотри вокруг, скаланец, - произнес Артис, - разве здесь нужна магия? Зачем летать по воздуху, когда есть ноги? Да и чтобы сбить птицу в небе, не нужно магического дара, - достаточно лука. - Похоже, твоему пиву капелька магии не помешала бы, - рассмеялся Алек. Артис хмуро посмотрел на юношу и сделал легкий пасс в сторону кружек. Пиво вспенилось, на Алека пахнуло солодом. - Ну-ка, попробуй, - потребовал пивовар. Содержимое кружки стало прозрачным. Заинтригованный, Алек сделал глоток, но тут же выплюнул жидкость. - Да это затхлая вода! - пробормотал Алек с отвращением. - Конечно, - теперь рассмеялся Артис. - Пиво обладает собственной магией. Над ним не нужно колдовать - это знает любой пивовар. - Ну, данный пивовар, зная это, не особенно себя утруждает, - вмешался новый собеседник. Из тени соседнего дома выступил маленький иссохший седой руиауро. Кита и остальные ауренфэйе подняли левые руки в приветственном жесте и почтительно поклонились ему. В ответ руиауро благословил собравшихся. - Добро пожаловать, достопочтенный. - Артис принес ему пиво и еду. Присутствующие подвинулись, старик сел и набросился на яйца с такой жадностью, как будто не ел несколько дней. Пиво расплескалось и закапало его и так не слишком чистую мантию. Наконец он расправился с угощением, поднял голову и ткнул пальцем в Алека. - Наш маленький брат спрашивал про магию, а вы над ним смеялись, дети Ауры? - Покачав головой, руиауро поднял лук, лежащий у его ног, и протянул его Алеку. - Скажи, что ты чувствуешь? Юноша коснулся отполированной древесины, - Дерево, сухожилия... - начал он, но запнулся - старик легко дотронулся пальцами до его лба. Словно дуновение горного ветра коснулось Алека. Странное ощущение прохлады постепенно усилилось, и юноше показалось, что лук начал вибрировать; он вспомнил, как когда-то коснулся посоха дризида и ощутил биение силы. - Я... я не знаю. Как будто держишь в руках живое существо. - Ты ощущаешь магию Шариэль-а-Малаи, ее кхи. - Руиауро указал на хозяйку оружия, женщину из Пталоса. Затем он взял у Киты нож, висевший у того на поясе, и тоже протянул скаланцу. Сжав клинок в пальцах, Алек вновь почувствовал вибрацию. - Да, и здесь то же самое. - Мы пропитаны кхи, как фитиль - маслом, - объяснил руиауро, - немного кхи остается на любом предмете, побывавшем у нас в руках; отсюда и все наши дарования. Шариэль-а-Малаи, возьми лук Алека-и-Амасы. Женщина повиновалась; когда провидец дотронулся до ее лба, глаза ее изумленно расширились. - Во имя Светоносного, в этом луке кхи сильна, как штормовой ветер! - Ты хорошо стреляешь, не так ли? - спросил руиауро, заметив коллекцию шатта, украшавшую колчан Алека. - Да, достопочтенный. - Лучше, чем большинство? - Наверное. Стрельба - то, в чем я силен. - Достаточно силен, чтобы поразить дирмагноса? - Да, но... - Он сражался с дирмагносом! - раздался шепот. - Это был неплохой выстрел, - согласился Алек; он вспомнил странное оцепенение, которое охватило его, когда он прицелился в свою ненавистную мучительницу. Лук тогда задрожал, как живой, но Алек всегда приписывал это, равно как и свой успех, чарам Нисандера. - Когда же ты придешь ко мне, маленький братец? - с упреком спросил старик, беря Алека за подбородок. - Твой приятель Теро теперь часто заходит в Нхамахат, а тебя я все жду да жду. - Прости меня, достопочтенный. Я... я не знал, что меня ждут. - Алек запнулся, пораженный внезапным открытием. Маг никогда не упоминал о своих визитах к руиауро. - Я хотел, но... - Кроме того, ты должен привести с собой Серегила-и-Корита. Передай ему - сегодня ночью. - Изгнанник больше не носит этого имени, - напомнил кто-то из акхендийцев. - Разве? - Руиауро повернулся к выходу. - Как же я забыл! Приходи сегодня ночью, Алек-и-Амаса. Тебе о многом надо мне рассказать. "Рассказать?" - оторопел юноша; но прежде чем он успел задать вопрос, руиауро исчез, как рисунок на песке, унесенный порывом ветра. - Ну теперь ты не будешь отрицать, что видел магию, - воскликнул Артис. - Так как ты убил дирмагноса? Первой мыслью Алека было тотчас найти Серегила и поведать ему о странном приглашении, но собутыльники не желали отпускать его без рассказа о битве с Иртук Бешар и Мардусом. С неожиданным вдохновением Алек расписал свои приключения, особенно упирая на роль, которую в сражении с силами зла сыграл Серегил, - он решил, что рассказы о героизме изгнанника только пойдут другу на пользу и помогут ему вернуть свое место среди соплеменников. Когда он дошел до описания собственных подвигов, ему вновь пришли на ум слова руиауро; как знать, может быть, действительно не только опыт сделал в тот день его руку такой твердой. Послеполуденное солнце освещало восточную часть зала заседаний лиасидра, в то время как вторая половина почти скрывалась во тьме. Когда Алек проскользнул внутрь, на свободном пространстве в центре представитель Катме разглагольствовал об опустошениях, которым на протяжении столетий чужаки подвергали земли Ауренена. Многие из присутствующих одобрительно кивали. Сидевший позади Клиа Теро выглядел разгневанным, Серегил - измотанным и усталым. На заднем плане маячил Бракнил со своими солдатами; их лица были бесстрастны, как и положено воинам. Пробравшись сквозь ряды малых кланов, Алек сел за спиной Серегила. - А, ты пришел в самый интересный момент, - подавляя зевок, сказал Серегил. - Сколько ты здесь еще пробудешь? - Недолго. Сегодня все не в форме, думаю, большинство уже мечтает о кружке рассоса. Я, во всяком случае, точно только о нем и думаю. Торсин обернулся и бросил на друзей суровый взгляд. Серегил прикрыл лицо ладонью, чтобы скрыть ухмылку, и другой рукой сделал Алеку знак на языке наблюдателей: "Остаемся". Катмиец наконец закончил речь, Клиа поднялась для ответного слова. Алеку не было видно лица принцессы, но, судя по решительно развернутым плечам, Клиа уже была сыта по горло. - Благородный катмиец, ты ясно сказал о страданиях Ауренена, - начала принцесса. - Ты говорил о набегах, о нарушении закона гостеприимства, но ни в одном из этих рассказов не упоминалась Скала. Не сомневаюсь, у тебя есть все основания опасаться чужеземцев, но почему ты боишься нас? Скала никогда не нападала на Ауренен. Наоборот, мы честно торговали друг с другом, скаланцы мирно путешествовали по вашей земле и с уважением отнеслись к Эдикту об отделении, хотя и считали его несправедливым. Многие здесь не постеснялись попрекнуть меня убийством Коррута; может быть, причина в том, что это единственное обвинение, которое вы можете выдвинуть против моей страны? - Вы просите открыть для вас северное побережье, наши порты, наши железные шахты, - возразил хаманец. - Если мы позволим вашим шахтерам и кузнецам поселиться на нашей земле, где гарантия, что они уйдут, когда неотложные цели будут достигнуты? - А почему вы думаете, что они останутся? - парировала Клиа. - Я видела Гедре. Я ехала через холодные бесплодные горы - именно там расположены шахты. Замечу со всем почтением, что тебе следовало бы посетить мою родину. Возможно, тогда вы поймете - мы нисколько не стремимся переселиться в Ауренен, нам нужно лишь железо, чтобы победить в войне, отстоять свою землю. Слова принцессы вызвали аплодисменты и плохо скрываемые смешки среди сторонников скаланцев. Но Клиа осталась невозмутима. - Я слышала, как Илбис-и-Тариен из Катме говорил об истории вашего народа. По его же словам. Скала ни разу не выступала в роли агрессора ни по отношению к Ауренену, ни к какой-либо иной стране. Как и вы, мы понимаем, что значит иметь достаточно всего. Благодаря сельскому хозяйству и успешной торговле, да будет благословенна Четверка, нам не приходится охотиться за тем, что плохо лежит. То же самое я могу сказать и о Майсене, она все еще не сдается, хотя практически уже поставлена Пленимаром на колени. Мы сражаемся. Чтобы изгнать агрессора, а не чтобы захватить его земли. При предыдущем Верховном Владыке на протяжении многих лет нам удавалось удерживать Пленимар в пределах его границ. Его сын возобновил старый конфликт. Должна ли я, младшая дочь царицы тирфэйе, напоминать ауренфэйе о их героической роли в дни Великой войны, когда наши народы боролись бок о бок? Мое горло устало день за днем повторять одно и то же. Если вы не хотите допустить нас к шахтам, продавайте нам железо и позвольте нашим кораблям заходить в Гедре, чтобы покупать металл. - И так все время, - пробурчал Серегил. - Мы проиграем в войне раньше, чем они решат: причастна ли лично Клиа к убийству Коррута. - У тебя есть какие-нибудь планы на сегодняшнюю ночь? - Алек нервно покосился на Торсина. - Мы приглашены на обед в тупу Калади. Я предвкушаю удовольствие, танцуют они замечательно. Алек откинулся назад, подавив вздох. Тени переместились еще на несколько дюймов, пока Райш-и-Арлисандин и Гальмин-иНсмиус, кирнари Лапноса, препирались по поводу какой-то реки, разделяющей их земли. В конце концов акхендиец в ярости покинул зал заседаний. Эта вспышка послужила сигналом к окончанию дебатов. - И какое это имеет отношение к Скале? - пожаловался Алек, когда все начали расходиться. - Борьба за торговые доходы, как всегда, - ответил Торсин. - Сейчас акхендийцы зависят от доброй воли лапносцев - им приходится сплавлять товары в их порты. Если и когда Гедре откроют, Акхенди получит преимущество. Но это только одна из причин, почему Лапнос выступает против предложений Клиа. - Проклятие, - тихо выругалась принцесса. - Что бы они в конце концов ни решили, это будет иметь отношение к их собственным проблемам, а не к нашим. Да, если бы мы имели дело с единым правителем, все было бы по- другому. К Клиа подошел распорядитель грядущего пира, и принцесса позволила вывести себя из зала для приватной беседы. Серегил вопросительно посмотрел на Алека. - Ты что-то хочешь мне сказать, как я понимаю? - Не здесь. Дорога домой показалась им очень долгой. Когда наконец они очутились в своей комнате, Алек прикрыл дверь и прислонился к ней спиной. - Сегодня я встретил руиауро. Выражение лица Серегила не изменилось, но Алек заметил, как вдруг плотно сжались губы друга. - Он просил, чтобы сегодня ночью мы пришли в Нхамахат. Вдвоем. Серегил по-прежнему молчал. - Кита намекал, что у тебя... ты их недолюбливаешь. - Недолюбливаю? - Серегил поднял бровь, как будто размышляя, удачное ли это слово. - Да, можно сказать и так. - Но почему? Тот, которого я встретил, показался мне добрым, хоть и немного эксцентричным. Серегил скрестил руки на груди. Алеку примерещилось, или друга действительно била дрожь? - Во время суда надо мной, - Серегил говорил так тихо, что Алеку пришлось напрягать слух, - явился руиауро и сказал, что я должен быть доставлен сюда, в Сарикали. Никто не знал, что и подумать Я уже во всем признался... Он запнулся; страшное воспоминание благодаря восприимчивости, рожденной талимениосом, заставило Алека испытать мгновение паники, в глазах у него потемнело, дыхание стеснилось. - Они пытали тебя? - прошептал Алек, собственные воспоминания усугубили впечатление, юноша почувствовал тяжесть в желудке. - Не в том смысле, что ты думаешь. - Серегил подошел к сундуку с одеждой, откинул крышку и принялся рыться в вещах. - Это было очень давно. Не имеет значения. Но Алек видел - его друг все еще чувствует кислый привкус ужаса. Юноша подошел и положил руку на плечо Серегила. Тот поник от легкого прикосновения, словно от непосильной тяжести. - Я не понимаю, чего они хотят от меня теперь. - Если тебе не хочется идти, я придумаю какую-нибудь отговорку. Серегил криво усмехнулся. - Не думаю, что это мудрое решение. Нет, пойдем. Вдвоем. Теперь твоя очередь, тали. Алек помолчал. - Как ты считаешь, они расскажут мне о матери? - Слова давались ему с трудом. - Мне... мне необходимо знать, кто я. - Бери то, что посылает Светоносный, Алек. - Что ты имеешь в виду? Странное, настороженное выражение снова появилось в глазах Серегила. - Увидишь. Глава 22. Сны и видения Маленькие кланы формально не имели голоса в лиасидра, но это совсем не означало, что они не пользуются влиянием. Клан Калади принадлежал к наиболее уважаемым; его члены всегда страстно отстаивали свою независимость, и Клиа рассматривала каладийцев как сильных потенциальных союзников. Тупа Калади занимала небольшую часть восточной окраины Сарикали. Кирнари Маллия-а-Тама вместе со всем своим кланом встретила гостей и повела их на открытое место за городской стеной. Сине-белый сенгаи Маллии был сделан из переплетающихся полос шелка, перевитых красным шнуром, а поверх узкой туники развевалась просторная шелковая мантия. Каладийцы были выше ростом и более мускулисты, чем большинство ауренфэйе, которых до сих пор видел Алек. У многих запястья и лодыжки обвивали полосы замысловатой татуировки. Гостей каладийцы встретили веселыми улыбками, уважительно и с такой дружеской теплотой, что Алек скоро почувствовал себя как дома. Ровная круглая площадка сразу за городской стеной в несколько сот ярдов в диаметре была застелена огромными яркими коврами, а по периметру горели яркие праздничные костры. Вместо обычных сидений на коврах вокруг низких столов были разложены подушки. Маллия-а-Тама вместе со своей семьей сама прислуживала гостям; взамен традиционного омовения в бассейне были поданы тазы для мытья рук, после чего хозяева стали разносить вино и вяленые фрукты в меду. Появились музыканты со свирелями и странными струнными инструментами с длинными грифами - таких Алек никогда не видел. Вместо того чтобы перебирать струны, музыканты водили по ним маленькими луками, извлекая звуки одновременно печальные и сладкие. Когда солнце село, Алеку представилось, что он оказался перенесен в горный фейдаст Калади. При других обстоятельствах он был бы только рад провести всю ночь в этой компании. И все же юноша внимательно посматривал на Серегила, который часто умолкал и пристально следил за плывущей по небу луной. "Тебе так отвратительно то, что нам предстоит этой ночью?" - гадал Алек, чувствуя себя виноватым за собственное нетерпеливое предвкушение. Под конец пира около трех десятков каладийцев сбросили одежды, оставшись лишь в коротких узких кожаных штанах. У женщин наряд дополнялся облегающими кожаными же корсажами, обнаженные торсы мужчин, умащенные маслом, сияли шелковым блеском в свете костров. - Теперь мы кое-что увидим, - тихо воскликнул Серегил, впервые за весь вечер на его лице появилось счастливое выражение. - Мы - великие танцоры, лучшие во всем Ауренене, - говорила кирнари Клиа. - В танце мы славим узы единства, создавшие наш мир, - единства нашего народа с Аурой, единства неба с землей, того единства, что связывает всех нас нерасторжимыми узами. Ты можешь ощутить магию нашего танца, но не пугайся. Это всего лишь действие кхи, объединяющее танцоров с теми, кто на них смотрит. Музыканты начали играть тихую заунывную мелодию, и исполнители заняли свои места. Разбившись на пары, они с чувственной грацией медленно поднимали друг друга; без малейшего намека на напряжение их тела сплетались в движениях одновременно строгих и эротических, выгибаясь, складываясь, колеблясь. Захваченный зрелищем, Алек ощутил тот самый поток кхи, о котором говорила кирнари. Он чувствовал разнообразные волны энергии, рождаемые каждым следующим танцем, чувствовал себя вовлеченным в плавные движения, хотя не двигался с места Одни танцы исполнялись лишь женщинами, другие - только мужчинами, но по большей части танцевали все участники разом. Самое сильное впечатление на Алека произвело выступление девочек и мальчиков: дети были серьезны, как жрецы, и легки, как ласточки. Клиа, прижав руку к губам, сидела неподвижно; на худом лице Теро было написано изумление, смягчившее его и сделавшее почти красивым. Позади них во главе почетного караула Алек увидел Беку. На глазах девушки блестели слезы. Рядом, но не касаясь ее, стоял Ниал и не отрываясь смотрел на танцоров. Взгляд Алека все время возвращался к одной из пар. Его привлекало не только безупречное мастерство двух мужчин, но то, как они смотрели друг на друга, с доверием и предвкушением, как двигались, словно единое целое. У Алека перехватило дыхание, когда эти двое исполняли особенно чувственный танец: он не сомневался, что их связывает талимениос и что этот танец - отражение их жизни, отражение слияния их душ. Рука Серегила сжала его руку. Ничуть не стесняясь, Алек переплел пальцы с пальцами возлюбленного, надеясь, что танец тех двоих выразит и его чувства. Однако чем выше всходила луна, тем чаще Алека тревожила мысль о том, что их требуют к себе руиауро. С тех пор как Теро впервые упомянул руиауро и их способности в Ардинли, Алек все время гадал, что будет, если те смогут добавить все недостающие кусочки в мозаику его жизни. Скитаясь со своим отцом, безродный, не знающий, что такое дом, он Никогда не осуждал отца за скрытность. Только побывав в Уотермиде, ощутив тепло семейства Микама Кавиша, Алек понял, чего был лишен. Отсутствие корней нашло отражение даже в его имени: просто Алек-и-Амаса из Керри. Там, где должны были бы быть другие имена, связывающие его с прошлым, зияла пустота. К тому времени, когда Алек достаточно повзрослел, чтобы начать задавать вопросы, отец его был мертв, и все ответы развеялись вместе с его пеплом над чужим полем. Может быть, сегодня Алеку наконец удастся узнать правду о себе... Они с Серегилом проводили Клиа домой, потом повернули коней к Нхамахату. Этой ночью Город Призраков был безлюден. Алек вздрагивал при виде любой тени, ему казалось, что в пустых окнах он видит движущиеся фигуры, а во вздохах ветра чудились голоса. - Что, как ты думаешь, произойдет? - спросил он наконец, не в силах больше терпеть молчания. - Хотел бы я знать ответ, тали, - пробормотал Серегил. - То, что я пережил здесь, не было обычным. Мне кажется, что все это напоминает храм Иллиора: сюда приходят ради снов и видений. Говорят, руиауро - странные проводники. "Я помню этот дом, помню эту улицу", - думал Серегил, удивляясь силе собственной памяти. Со времени их прибытия в Сарикали он избегал появляться в этом квартале, но в детстве бывал здесь часто. В те дни Нхамахат был для него притягательно таинственным местом, куда разрешалось входить только взрослым, а руиауро казались просто чудаками, которые угощали сладостями, рассказывали интересные истории, а иногда, если достаточно долго ходить под аркадами, и создавали красочные иллюзии. Это представление оказалось разбито вместе с его детством, когда он в конце концов вошел в башню. С тех пор обрывки воспоминаний о случившемся в Нхамахате преследовали его в снах, подобно голодным волкам, рыщущим там, куда не падает свет костра. Черная пещера. Удушливая жара внутри тесной дхимы. Назойливая магия, проникающая всюду, выворачивающая наизнанку, вытаскивающая на свет все сомнения, заносчивость, несамостоятельность подростка, - так руиауро пытались узнать правду об убийстве несчастного хаманца. Алек ехал рядом, окутанный хорошо знакомым Серегилу молчанием, счастливый, полный радостных предчувствий. Какая-то часть души Серегила жаждала предостеречь его, рассказать... Он стиснул поводья так сильно, что заболели пальцы. "Нет, я никогда не заговорю о той ночи, даже с тобой. Сегодня я вхожу в башню как свободный человек, по собственной воле". "Однако по приказу руиауро", - напомнил ему внутренний голос, донесшийся сквозь вой стаи голодных волков памяти. Наконец добравшись до Нхамахата, они спешились и отвели коней к главному входу. Из темной арки появилась женщина в мантии и взяла у них поводья. Алек все еще хранил молчание. Ни вопросов. Ни испытующих взглядов. "Да благословят тебя боги, тали!" На их стук вышел руиауро. Серебряная маска - гладкая, благостная, ничего не выражающая - скрывала его лицо, подобно тому, как это принято в храме Иллиора. - Добро пожаловать, - произнес низкий мужской голос из-за маски. Татуировка на его ладони тоже была такой же, как у жрецов в храме Иллиора. Почему бы и нет? Ведь именно ауренфэйе научили тирфэйе тому, как следует почитать Ауру. Впервые со времени возвращения Серегил подумал о том, как тесно связаны скаланцы и ауренфэйе, независимо от того, понимают они это или нет. Прошло много лет, и тирфэйе могли забыть, но его собственный народ? Едва ли. Так почему же некоторые кланы боятся восстановления прежних уз? Жрец протянул Алеку и Серегилу маски и проводил их в помещение для медитации - низкую комнату без окон, освещенную стоящими в нишах лампами. По крайней мере дюжина обнаженных посетителей храма лежала там на подстилках, лица всех были скрыты серебряными масками. Во влажном воздухе висели густые клубы благовонного дыма от курильницы, стоящей посреди комнаты. В глубине широкая винтовая лестница уходила вниз, в пещеру; оттуда плыли клочья тумана. - Подожди здесь, - сказал провожатый Серегилу, показывая на свободную подстилку. - За тобой придут. Наверху Элизарит ждет Алека-и-Амасу. Алек коснулся руки друга и последовал за руиауро по узкой лестнице в дальнем углу помещения. Серегил двинулся к указанной ему подстилке; для этого ему пришлось обойти винтовую лестницу, и сердце его сжалось: он знал, куда она ведет. Алек с трудом удержался от того, чтобы не оглянуться на Серегила. Когда руиауро велел ему привести того с собой, юноша решил, что это будет их совместный визит. Алек и его провожатый молча миновали три пролета лестницы, в темных коридорах им никто не встретился. Короткий проход на третьем этаже привел их к небольшой комнате. В углу слабо светила глиняная лампа; в ее колеблющемся свете Алек увидел, что в комнате ничего нет, кроме резной металлической курильницы у дальней стены. Не зная, что ему теперь следует делать, Алек хотел спросить об этом своего проводника, но, когда обернулся, обнаружил, что тот уже ушел. "Что за странный народ!" - подумал юноша; однако все же именно в руках руиауро тот ключ, который может отомкнуть его прошлое. Слишком возбужденный, чтобы сидеть спокойно, Алек стал ходить по маленькой комнате, нетерпеливо прислушиваясь, не раздадутся ли шаги Наконец он их услышал. Руиауро, вошедший в комнату, не носил маски, и Алек узнал того старика, которого встретил в таверне. Подойдя к юноше, руиауро опустил на пол принесенный с собой кожаный мешок и тепло пожал руку Алеку. - Так, значит, ты все-таки пришел, маленький братец. Хочешь узнать свое прошлое, а? - Да, достопочтенный. И еще... Я хочу узнать, что значит быть хазадриэлфэйе. - Вот и прекрасно! Садись. Алек уселся, скрестив ноги, в центре комнаты - где указал ему руиауро. Элизарит выдвинул курильницу на середину помещения, движением руки зажег ее, потом вынул из своего мешка две пригоршни чего-то, похожего на смесь пепла и мелких семян, и бросил в огонь. Резко пахнущий удушливый дым заставил глаза Алека слезиться. Элизарит через голову стянул с себя мантию и бросил ее в угол. Нагой, с татуировкой на руках и ногах, он начал медленно кружить вокруг Алека; тот слышал лишь, как шлепают босые подошвы по камню. Худой и изможденный, старик, однако, двигался с грацией; его покрытые узорами руки и тощее тело извивались в дыму. Алек почувствовал мурашки на спине и понял, что, как и танец каладийцев, жесты старика - специфический вид магии. Еле слышная музыка, далекая и странная, звучала где-то на границе его восприятия, - то ли тоже волшебство, то ли просто воспоминание. Церемония - молчание старика, загадочные фигуры, рождаемые дымом и тающие прежде, чем Алек успевал их рассмотреть, дурманящий запах горящего в курильнице порошка - оказывала на Алека странное действие. Он чувствовал головокружение, иногда переходящее во внезапные приступы тошноты. А руиауро продолжал свой танец, то появляясь перед Алеком, то исчезая в густеющем дыму, который, казалось, принимает позади него все более материальные формы. Алек зачарованно следил за ногами танцора, не в силах отвести глаз от этих шелестящих по камню ступней: длинные пальцы, темная кожа, проступающие под словно движущейся татуировкой набухшие вены... Дым заставлял глаза Алека слезиться все сильнее, но юноша обнаружил, что не в силах поднять руку и вытереть слезы. Он слышал, как руиауро кружит позади него, но каким-то образом ноги старика оставались на виду, заполняя все поле зрения. "Это не его ноги!" - ошеломленно осознал юноша. Ноги были женские - маленькие и изящные, несмотря на грязь под ногтями и в трещинах загрубелых пяток. Эти ноги не танцевали - они убегали. Потом Алек обнаружил, что смотрит на них, как на собственные ноги - мелькающие из-под коричневой грязной юбки, бегущие по тропе через еле видную в предрассветных сумерках схваченную морозом лужайку. Вот нога споткнулась об острый камень. Брызнула кровь. Но бег не замедлился. Бегство продолжалось. Все происходило в полном безмолвии, Алек физически ничего не ощущал, но он осознавал отчаяние, движущее женщиной, так же отчетливо, как если бы испытывал его сам. Мгновенно, как во сне, лужайка сменилась лесом; один ландшафт быстро перетекал в другой. Алек чувствовал жжение в легких женщины, приступы боли в животе, откуда все еще сочилась темная кровь, легкую тяжесть свертка, завернутого в длинное полотнище сенгаи, который женщина прижимала к себе. Ребенок. Лицо младенца все еще покрывала кровь роженицы, но синие глаза были открыты. Такие же глаза, как у него. Постепенно его взгляд перемещался выше; теперь он смотрел как бы глазами женщины на одинокую фигуру вдалеке, четко обрисованную первыми лучами рассвета; мужчина стоял на большом валуне. Отчаяние женщины сменилось надеждой, Амаса! Алек узнал отца сначала по манере носить на плече лук. Потом ветер откинул спутанные светлые волосы, и юноша увидел квадратное некрасивое бородатое лицо, в котором он так часто и безуспешно пытался увидеть свои собственные черты. Амаса был молод, ненамного старше, чем сам Алек теперь; он с беспокойством всматривался в лес за спиной женщины. Лицо отца все росло, пока не заполнило все поле зрения Алека. Потом последовал резкий рывок, и теперь уже он смотрел сверху в лицо юной женщины - с такими же, как у него самого, синими глазами, пухлыми губами, тонкими чертами. Лицо было обрамлено растрепанными темными волосами, коротко обрезанными жестоким ножом. Ирейя! Алек не знал, произнес ли это имя его голос или голос отца, но в отчаянном возгласе он уловил страдание. Такой же беспомощный, как был тогда его отец, Алек с ужасом смотрел, как женщина сунула младенца в руки мужчины и кинулась обратно - туда, откуда прибежала, навстречу преследующим ее всадникам. И снова Алек видел маленькие покрытые синяками ноги, быстро бегущие навстречу смерти. Женщина широко раскинула руки, словно хотела собрать в охапку все стрелы, посланные ей в сердце... братьями. Сила первого удара опрокинула Алека на спину. Горячая боль не давала дышать, однако она исчезла так же быстро, как и пришла, - юноша чувствовал, как жизнь покидает его, словно дымком поднимаясь над раной. Он, казалось, взлетел в чистом утреннем воздухе и мог теперь смотреть сверху на всадников, окруживших неподвижное тело. Лиц их он разглядеть не мог, не мог узнать, удовлетворение или ужас от содеянного написаны на них. Он знал только, что никто не обратил внимания на убегающего со своей крошечной ношей мужчину. - Открой глаза, сын Ирейн-а-Шаар. Видение исчезло. Открыв глаза, Алек обнаружил, что лежит на полу, широко раскинув руки. Рядом с ним скорчился Элизарит; глаза старика были полузакрыты, губы раздвинуты в странной гримасе. - Моя мать? - спросил Алек. Губы его запеклись, он чувствовал себя слишком слабым, чтобы сесть. Затылок болел. Впрочем, болело и все тело. - Да, маленький братец, и твой отец-тирфэйе, - тихо ответил Элизарит, касаясь виска юноши кончиками пальцев. - Мой отец... У него не было других имен? - Которые были бы ему известны - нет. Дым снова сгустился вокруг Алека, принеся с собой новую волну дурноты. Потолок над головой растворился в игре разноцветных всполохов. "Хватит!" - взмолился юноша, но язык ему не повиновался: он не мог произнести ни звука. - В тебе живут воспоминания твоих родителей, - сказал Алеку руиауро откуда-то из колышущегося тумана. - Я заберу их у тебя, но ты кое-что получишь взамен. Неожиданно Алек оказался на каменистом крутом горном склоне, освещенном кажущейся огромной луной. Голые пики уходили во все стороны, насколько хватал взгляд. Далеко внизу по извилистой тропе тянулась освещенная факелами процессия - сотни, а то и тысячи людей. Цепь крошечных мигающих огней тянулась в ночи, как ожерелье из янтарных бусин на смятом черном бархате. - Спрашивай, о чем хочешь, - пророкотал сзади низкий нечеловеческий голос. Звук был такой, словно это скрежетали потревоженные лавиной скалы. Алек крутанулся назад, нащупывая на боку рапиру, - ее там не оказалось. В нескольких ярдах от того места, где он стоял, во тьму уходил отвесный утес с единственным отверстием у подножия - дырой не больше дверцы в собачьей конуре. - Спрашивай, о чем хочешь, - снова раздался голос, и от него содрогнулась земля и посыпались камешки. Опустившись на четвереньки, Алек заглянул в дыру, но не увидел ничего, кроме непроницаемой темноты. - Кто ты? - попытался он спросить, но слова, вырвавшиеся из его рта, были иными: - Кто я? - Ты - скиталец, дом которого - в его сердце, - ответил невидимый собеседник; Алеку показалось, что вопрос тому понравился. - Ты - птица, вьющая гнездо на волнах. Ты станешь отцом ребенку, которого не родит ни одна женщина. Алек ощутил смертный холод. - Это проклятие? - Это благословение. Неожиданно юноша ощутил вес чего-то теплого на спине. Кто-то накинул на него длинный меховой плащ, нагретый у огня. Плащ был так тяжел, что Алек не смог оглянуться на человека, укутавшего его, но руки он разглядел: тонкие сильные пальцы ауренфэйе. Серегил. - Дитя земли и света, - продолжал голос. - Брат теням, глядящий во тьму, друг волшебнику. - Из какого я клана? - шепнул Алек из-под теплого плаща. - Акавишел, маленький яшел, и из никакого. Сова и дракон. Всегда и никогда. Что ты держишь? Алек взглянул на свои руки, прижатые к скале, чтобы удержаться на ногах под весом плаща. Между пальцами левой руки он увидел свой акхендийский браслет с почерневшим амулетом. Правая рука сжимала запятнанную кровью полосу ткани - сенгаи; какого он цвета, Алеку разглядеть не удалось. Он больше не мог выдерживать веса плаща. Алек упал вперед и запутался в густом мехе. - Какое имя дала мне мать? - простонал он в тот момент, когда луна скрылась за облаком. Ответа не последовало. Обессиленный, лишенный возможности пошевелиться, с болью во всех мышцах, Алек опустил голову на руки и заплакал по женщине, которая умерла девятнадцать лет назад, и по молчаливому, всегда печальному мужчине, беспомощно смотревшему, как умирает его единственная любовь. Серегил глубоко вдыхал дым трав, горящих в жаровне, надеясь, что дурман притупит его страх. В этом помещении не было символов медитации - ни Царицы Плодородия, ни Облачного Ока, ни Лунного Лука. Может быть, руиауро слишком близки к Светоносному, чтобы нуждаться в. подобных вещах. - Аура Элустри, пошли мне свет, - пробормотал Серегил, скрестив руки и закрыв глаза. Он попытался достичь внутренней тишины, необходимой для того, чтобы освободить мысли, но ничего не получилось. "Я давно не практиковался", - подумал Серегил. Да и часто ли бывал он в храме за все годы жизни в Скале? Меньше дюжины раз, и всегда в силу неотложной надобности. Ровное дыхание сновидцев в комнате раздражало, казалось издевкой над его беспокойством. Когда за ним пришли, чтобы отвести по лестнице вниз, в пещеру, Серегил даже испытал своего рода облегчение. О да, он помнил это место, грубый камень стен, жаркую тьму, запах металла в воздухе, от которого скрутившее его внутренности отвращение стало почти непереносимым. Из главной пещеры вели три прохода, уходившие куда-то вниз в темноту. Провожатый Серегила движением руки создал светящийся шар и свернул в правый коридор. "Тот же самый?" - гадал Серегил, споткнувшись о камень. Невозможно сказать наверняка: в ту ночь он был слишком испуган, когда его наполовину тащили, наполовину несли сквозь кромешную тьму. Чем дальше они шли, тем жарче становилось. Густые струи пара вырывались из трещин в стенах, сверху капала вода. Серегилу стало трудно дышать. "Утонуть во тьме..." - мелькнула у него мысль. Вдоль туннеля им все время попадались дхимы, но провожатый завел Серегила далеко вглубь, прежде чем остановился перед одной из них. - Сюда. - Он поднял кожаный занавес. - Оставь одежду снаружи. Сняв с себя все, кроме серебряной маски, Серегил залез внутрь. В дхиме было душно, пахло потом и влажной шерстью; сквозь маленькое отверстие внутрь все время проникал пар. Серегил устроился на циновке рядом с этим отверстием. Провожатый подождал, пока он усядется, потом опустил занавес. Вокруг Серегила сомкнулась тьма. Скоро шаги руиауро затихли вдали. "Чего я так боюсь? - спрашивал себя Серегил, борясь с нарастающей паникой, которая грозила лишить его рассудка. - Они со мной больше ничего делать не будут, они вынесли приговор. Все кончено. Я здесь сейчас с разрешения лиасидра, я представитель скаланской царицы". Почему никто не идет? По его телу струился пот, щипал полузажившие ссадины на спине и боках. Пот капал с кончика носа и собирался в углублениях серебряной маски. Серегил ненавидел прикосновение маски к лицу, ненавидел темноту, ненавидел возникшее иррациональное чувство, будто стенки дхимы давят на него. Он ведь никогда, даже ребенком, не боялся темноты. Но только не здесь - тогда. И теперь. Он скрестил руки на голой груди, стараясь унять Дрожь, бившую его, несмотря на жару. Здесь ему не удавалось отогнать голодных волков воспоминаний. Они накинулись на него, и их морды были лицами всех тех руиауро, которые его допрашивали. Они опутали своей магией его рассудок, они вытаскивали мысли и страхи, как гнилые зубы. Серегил съежился на циновке, дрожа и чувствуя подступающую к горлу дурноту. Другие воспоминания, те, которые он старался похоронить еще глубже, безжалостно вставали перед ним: резкий удар руки отца по щеке, когда Серегил попытался с ним попрощаться; друзья, отводящие глаза; дом - единственный дом, который он считал своим, - тающий вдалеке .. К нему все еще никто не шел. Дыхание Серегила со свистом вырывалось через отверстие в маске. Дхима нагнетала жар и сырость, разрывающие легкие. Вытянув руки, Серегил стал нащупывать деревянную раму дхимы, словно стараясь удостовериться, что пропитанные влагой стены не падают на него. Его пальцы вцепились в горячее дерево. Секундой позже Серегил от неожиданности с шипением втянул воздух: что-то гладкое и жаркое пробежало по его левой руке. Прежде чем он успел отдернуть руку, невидимое существо обвилось вокруг запястья, и острые как иголки зубы впились сначала в ладонь ниже большого пальца, потом двинулись дальше, захватывая всю кисть. Дракон, и, судя по весу, размером с кошку. Серегил приказал себе не шевелиться. Животное выпустило его руку, упало на голое бедро Серегила и убежало, поцарапав его маленькими острыми коготками. Серегил сидел неподвижно, пока не убедился, что дракон точно исчез, потом прижал к груди руку. Как оказался дракон подобного размера так далеко от гор и насколько опасен его укус? Эта мысль заставила Серегила вспомнить о Теро, и ему с трудом удалось сдержать истерический смех. - У тебя останется метка - знак везения. Серегил резко поднял голову. Меньше чем в футе от себя, слева, он увидел сияющую нагую фигуру сидящего на полу руиауро. Широкое лицо показалось ему смутно знакомым, большие руки были густо покрыты татуировкой. Мускулистое тело тоже было испещрено странными рисунками, которые, казалось, ожили, когда руиауро наклонился, чтобы осмотреть рану Серегила. Вокруг было по-прежнему темно, Серегил не видел собственной руки, но руиауро он видел так же отчетливо, как если бы они сидели на ярком солнечном свете. - Я тебя помню. Твое имя Лиал. - А тебя теперь называют изгнанником, верно? Дракон теперь следует за совой. Последняя фраза почему-то прозвучала знакомо, однако Серегил не мог вспомнить почему; он, конечно, узнал названия двух вестников Ауры: драконов Ауренена, сов Скалы. Руиауро склонил голову набок и вопросительно взглянул на Серегила. - Ну, маленький братец, позволь мне осмотреть твою самую новую рану. Серегил не пошевелился. Голос человека тоже был ему знаком. Должно быть, это один из тех, кто тогда его допрашивал. - Зачем ты попросил меня прийти сюда? - наконец спросил он хриплым шепотом. - Ты совершил далекое путешествие и теперь возвратился. - Вы вышвырнули меня, - с горечью возразил Серегил. Руиауро улыбнулся. - Чтобы ты жил, маленький братец. Так оно и вышло. А теперь дай-ка мне твою руку, пока она еще больше не воспалилась. Серегил с изумлением обнаружил, что от прикосновения руиауро рука его стала видима. Оба тела - его и Лиала - мягко светились в темноте, освещая тесное помещение. Руиауро придвинулся поближе, так что их голые колени соприкоснулись. Легко проведя пальцами по одному из синяков на груди Серегила, Лиал покачал головой. - Это было бессмысленно, маленький братец. Тебе предстоят совсем другие дела. Потом он сосредоточился на укусе дракона. Два ряда маленьких ранок у основания большого пальца - след челюстей дракона - все еще кровоточили. Руиауро достал откуда-то бутылочку с лиссиком и втер темную жидкость в кожу. - Ты помнишь ту ночь, когда тебя приводили сюда? - спросил он, не поднимая глаз. - Как я мог забыть! - прошептал Серегил. - Ты знаешь, зачем ты был здесь? - Чтобы меня судили. А потом изгнали. Лиал снова улыбнулся. - Так вот, значит, как ты думал все эти годы... - Ну так зачем? - Чтобы исправить твою судьбу, маленький братец. - Я не верю в судьбу. - Ты полагаешь, это что-нибудь меняет? Руиауро с веселой усмешкой взглянул на Серегила, и тот отшатнулся к стенке дхимы: глаза Лиала стали цвета червонного золота. Перед Серегилом возник яркий образ: сияющие золотые глаза кхирбаи, глядящие на него из тьмы той ночью в Ашекских горах. "Тебе многое предстоит сделать, сын Корита". - Я брожу по берегам времени, - тихо сказал Серегилу Лиал. - Глядя на тебя, я вижу все твои рождения, все твои смерти, все труды, которые назначил тебе Светоносный. Но время - это танец, в котором много движений и много ошибок. Те из нас, которые видят это, должны иногда вмешиваться. Дваи Шоло был не твоим танцем. Я убедился в этом в ту ночь, когда тебя привели сюда, поэтому тебя и пощадили - для других деяний. Некоторые из них ты уже совершил. Не в силах побороть горечь, Серегил спросил: - Смерть Нисандера тоже была частью танца? Золотые глаза медленно моргнули. - То, чего вы вместе добились, было частью танца. Твой друг танцевал охотно. Его кхи взмыло из-под твоего сломавшегося меча, как сокол. Он все еще танцует. Так же следует поступать и тебе. Слезы затуманили взгляд Серегила. Он вытер их здоровой рукой и взглянул в глаза руиауро - снова голубые и полные озабоченности. - Очень больно, маленький братец? - спросил Лиал и погладил Серегила по щеке. - Теперь уже не особенно. - Вот и хорошо. Не годится уродовать такие ловкие руки. - Руиауро откинулся к стене; его поднятая рука словно растворилась в воздухе, потом появилась снова и извлекла что-то из теней над головой; руиауро бросил это нечто Серегилу. Тот поймал предмет и обнаружил, что сжимает в руке так хорошо знакомый стеклянный шар размером со сливу. Серегил видел в его темной слегка шершавой поверхности отражение собственного изумленного лица. - Они не были черными, - прошептал он, держа шар на ладони. - То был сон, - пожал плечами Лиал. - Что это такое? - Что это такое? - передразнил руиауро и бросил Серегилу еще два шара прежде, чем тот успел положить первый. Серегил поймал второй, но упустил третий. Шар разбился рядом с его коленом, осыпав его червями. Серегил на мгновение замер, потом с отвращением принялся отряхиваться. - Их еще много, - с усмешкой сообщил руиауро, бросая сразу несколько шаров. Серегил сумел поймать пять, прежде чем один разбился. Из него вылетела пригоршня снежинок, засверкавших в воздухе, прежде чем растаять. Серегил еле успел заметить это, как руиауро кинул ему очередные несколько шаров. Еще один разбился, выпустив на свободу ярко-зеленую бабочку - обитательницу летних лугов в Боктерсе. Следующий разбившийся шар забрызгал Серегила темной загустевшей кровью с обломками костей. Все новые и новые стеклянные сферы вылетали из пальцев руиауро, пока Серегил не оказался завален ими. - Действительно ловкие руки, раз поймали так много, - одобрительно заметил Лиал. - Что это? - снова спросил Серегил; он не смел пошевелиться, боясь разбить лежащие вокруг шары. - Они твои. - Мои? Я никогда раньше их не видел. - Они твои, - настаивал руиауро. - Теперь ты должен собрать их все и унести с собой. Давай, маленький братец, берись за дело. То же чувство беспомощности, которое мучило его во сне, охватило Серегила. - Я не могу. Их слишком много. По крайней мере позволь мне взять рубашку. Лиал покачал головой. - Поторопись. Тебе пора идти. Ты не сможешь выйти отсюда, если не заберешь их все. На Серегила сквозь струи пара снова взглянули золотые глаза, и его охватил ужас. Выпрямившись, насколько мог, в тесном пространстве, он попытался собрать шары, но они, как яйца, выскальзывали из его пальцев и разбивались, выплескивая гниль, благовония, звуки музыки, кусочки обугленных костей. Серегил не мог пошевелиться без того, чтобы не раздавить еще несколько; часть шаров укатилась в темноту, и Серегил их больше не видел. - Это невозможно! - воскликнул Серегил. - И вовсе они не мои! Я не хочу их! - Тогда тебе придется делать выбор, и скоро, - сказал ему Лиал; его голос был одновременно добрым и безжалостным. - За улыбками скрываются кинжалы. Свет погас, погрузив Серегила в непроглядную тьму. - За улыбками скрываются кинжалы, - снова раздался шепот Лиала - так близко, что Серегил подпрыгнул и вскинул руку. Рука не встретила ничего, кроме воздуха. Серегил помедлил мгновение, потом осторожно протянул руку снова. Шары исчезли. Лиал исчез тоже. Растерянный, сердитый, так ничего и не узнавший, Серегил пополз к двери, но не смог ее найти. Держась за стенку здоровой рукой, он несколько раз обошел тесное помещение и в конце концов сдался: двери не было. Серегил вернулся на циновку и скорчился на ней, обхватив колени руками. Последние слова руиауро, странные стеклянные шары, которые преследовали теперь его и наяву, - за всем этим должно было скрываться нечто важное. Серегил нутром чувствовал, что так оно и есть, но да заберет его Билайри, если здесь можно уловить какой-то смысл! Сорвав маску, Серегил вытер пот с лица и опустил голову на колени. - Благодарю тебя за то, что ты меня просветил, достопочтенный, - с горечью бросил он во тьму. Серегил проснулся в общей комнате для медитаций. Голова его болела, он был полностью одет, лицо прикрывала серебряная маска. Он рывком поднял левую руку, но она оказалась неповрежденной. Никакого драконьего укуса. Ни следа лисенка. Серегил почти пожалел об этом: такая отметина была бы кстати. Интересно, спускался ли он в пещеру вообще, гадал Серегил, или наркотический дым просто вызвал у него видение? Поднявшись так поспешно, как только это позволяла пульсирующая боль за глазами, он обнаружил, что на соседней подстилке сидит Алек. Его лицо все еще скрывала маска; казалось, юноша смотрит в пустоту, погруженный в свои мысли. Серегил двинулся к нему. При этом из складок его кафтана выскользнул и покатился к лестнице маленький шарик из черного стекла. Прежде чем Серегил смог что-нибудь сделать, шарик скатился через край ступени и беззвучно исчез. Серегил, вытаращив глаза, мгновение смотрел ему вслед, потом направился к Алеку. Юноша вздрогнул, когда Серегил коснулся его плеча. - Можем мы теперь уйти? - прошептал он, неуверенно поднимаясь на ноги. - Да, я думаю, нас отпустили. Сняв маски, они оставили их на полу рядом с дремлющим привратником и вышли наружу. Алек выглядел ошеломленным, все еще погруженным в то, что произошло с ним в башне. Он не сел на коня, а пошел пешком, ведя лошадь в поводу. Юноша молчал, но Серегил почувствовал, что того гнетет печаль. Протянув руку, он остановил Алека и только тут увидел, что юноша плачет. - Что с тобой, тали? Что случилось там в башне? - Это не было... я ожидал другого. Ты оказался прав насчет моей матери. Ее убили ее собственные родичи сразу же после того, как я родился. Ее имя - Ирейя-а-Шаар. - Что ж, для начала уже кое-что. - Серегил придвинулся и хотел обнять Алека за плечи, но тот отстранился. - Есть такой клан - Акавишел? - Я по крайней мере о нем не знаю. Само название означает "смешение кровей". Алек опустил голову, и слезы полились еще сильнее. - Просто еще одно название для полукровки. Всегда и никогда... - Что еще он тебе сказал? - тихо спросил Серегил. - Что у меня никогда не будет детей. Явное отчаяние Алека удивило Серегила. - Руиауро редко говорят о чем-то так определенно, - пробормотал он. - Каковы именно были его слова? - Что я буду отцом ребенку, которого не родит ни одна женщина, - ответил Алек. - Мне кажется, это достаточно ясно. Так оно и было, и Серегил некоторое время молчал, обдумывая услышанное. Наконец он сказал: - Я и не знал, что ты хочешь детей. Алек издал странный звук - полусмех, полурыдание. - Я тоже не знал. Я хочу сказать, что никогда раньше особенно о таком не задумывался - просто считал, что это рано или поздно случится. Каждый мужчина хочет иметь детей, верно? Чтобы его имя сохранилось... Эти слова вонзились в Серегила, как кинжал. - Только не я, - ответил он быстро, пытаясь обратить все в шутку. - Но ведь я и не был воспитан как приверженец Далны. Ты ведь не рассчитывал, что я рожу тебе ребятишек, надеюсь? Они были слишком близки друг другу, чтобы Серегилу удалось скрыть внезапную вспышку страха и гнева. Одного взгляда на пораженное лицо Алека оказалось достаточно, чтобы он понял, что зашел слишком далеко. - Ничто никогда не разлучит нас, - прошептал Алек. На этот раз он не воспротивился, когда Серегил его обнял; напротив, он тесно прижался к другу. Серегил гладил его по плечу и удивлялся жгучей смеси своих чувств - любви и страдания. - Этот руиауро... - Голос Алека, уткнувшегося в грудь Серегилу, звучал глухо. - Я не могу объяснить, что я видел или что чувствовал. Потроха Билайри, теперь я понимаю, почему ты ненавидишь это место! - Что бы они, как тебе кажется, ни показали тебе здесь, тали, мы будем вместе - до последнего моего вздоха. Через минуту Алек отодвинулся и вытер глаза рукавом. - Я видел, как умирала моя мать. Я ощущал это. - В голосе юноши все еще звучала глубокая скорбь, но теперь к ней прибавилось благоговение. - Она погибла, чтобы спасти меня, но отец никогда не говорил о ней. Ни разу! Серегил откинул прядь волос со щеки Алека. - О некоторых вещах говорить слишком больно. Он, должно быть, очень ее любил. На лице Алека появилось отсутствующее выражение, словно он видел что-то, недоступное Серегилу. - Да, так и было. - Он снова вытер глаза. - А что они хотели от тебя? Серегил вспомнил об этих сводящих с ума стеклянных шарах, о снежинках, грязи, прелестной бабочке. В этой мешанине неясных намеков была какая-то система, проглядывало нечто знакомое. "Они твои". - Я так и не понял. - Сказал руиауро что-нибудь о том, что приговор об изгнании отменят? - Мне и в голову не пришло спросить об этом. "Или, может быть, я не хотел услышать ответ", - подумал про себя Серегил. Серегила охватила полная апатия. К тому времени, когда они добрались до дому и расседлали коней, тяжесть безнадежности он ощущал, кажется, каждой косточкой. Ведущую наверх лестницу освещало несколько ламп. Алек обнял Серегила за талию, и тот молча приник к другу, благодарный за поддержку. Серегил был так измучен, что почти не обратил внимания на полоску света, падающего из-под двери на втором этаже. Легкое, как дуновение, прикосновение к груди Теро разбудило его среди ночи. В испуге подскочив, молодой маг оглядел углы своей комнаты. Там никого не было. Маленькие охранные знаки, которые он начертил на двери, поселившись здесь, были на месте. Только после тщательного осмотра комнаты Теро заметил сложенный лист пергамента у себя на постели. Маг схватил послание и взломал восковую печать. Лист был чист, за исключением маленького символа в углу - пометки Магианы. Теро помедлил, услышав шаги в коридоре. Поспешно прочитав позволяющее видеть сквозь стены заклинание, он убедился, что это всего лишь возвращающиеся к себе Серегил и Алек, и только тогда снова взглянул на письмо Магианы. "Руки, сердце, глаза", - произнес он мысленно и провел рукой над пергаментом. На нем проявились написанные неразборчивым почерком волшебницы строки: "Мой дорогой Теро, я тайно и очень рискуя сообщаю тебе печальное известие - через твои руки, сердце и глаза . " Читая дальше, молодой маг ощутил в горле тяжелый комок ужаса и горя. Дочитав до конца, Теро накинул мантию и босиком прокрался к двери Клиа. Глава 23. Беседа Юлан-и-Сатхил, прогуливаясь по берегу Вхадасоори, вертел в пальцах подарок Торсина - половинку серебряного сестерция. Было совсем темно, и он услышал шаги скаланца прежде, чем увидел его По глухому кашлю, разносящемуся над водой, старика было так же легко узнать, как если бы он назвал себя Всегда очень тягостно наблюдать, подумал кирнари, как тирфэйе слабеют и приближаются к могиле, но особенно - если это такой ценный союзник. Ориентируясь на звук, Юлан ступил на поверхность воды и неслышно скользнул через пруд туда, где его ждал Торсин Это было ценное умение - одно из тех многих, что так и остались недоступны скаланским магам, такой трюк всегда производил сильное впечатление на любого видевшего его тирфэйе. К тому же передвижение по воде было гораздо легче для старых ноющих коленей Юлана, чем обычная ходьба. Торсин, конечно, видел эту уловку и раньше и поэтому лишь слегка удивился, когда кирнари ступил на берег - Да благословит тебя Аура, старый друг! - Да озарит тебя Свет, - ответил Торсин, промокая губы платком - Спасибо, что встретился со мной так быстро. - Прогулки под мирным светом звезд - одно из немногих удовольствий, оставшихся таким старикам, как мы с тобой, не так ли? - ответил вирессиец. - Я предложил бы тебе улечься на траве и смотреть в небо, как мы раньше часто делали, но боюсь, ни один из нас не сможет потом подняться на ноги без помощи магии. - Увы, это так, - Торсин помолчал, и Юлану показалось, что в его вздохе прозвучало сожаление. Однако когда старик заговорил вновь, голос его был полон обычной решительности. - Положение в Скале быстро меняется. Я получил инструкции осторожно прощупать почву и сделать вам новое предложение; оно наверняка покажется тебе более приемлемым. "Чьи инструкции, интересно?" - подумал Юлан. Держась за руки, собеседники медленно двинулись вдоль берега, теперь они говорили так тихо, что гибкий молодой человек, наблюдавший за ними из-за каменного истукана, не смог ничего расслышать. ГЛАВА 24 Плохие НОВОСТИ Резкий стук в дверь как раз перед рассветом разбудил Серегила. Все еще не стряхнувший с себя кошмар, он сел и пробормотал: - Да? В чем дело? Дверь приоткрылась на несколько дюймов, и в нее заглянул Кита. - Мне жаль будить тебя так рано, но таков приказ Клиа. Она требует тебя и Алека к себе немедленно. Дверь закрылась, и Серегил снова откинулся на подушки, пытаясь собрать воедино разлетевшиеся образы своего сна. Он снова пытался спасти стеклянные шары от бушующего пламени, но каждый раз, когда он пробовал собрать шары, их становилось все больше: сначала пригоршня, потом они заполонили всю комнату, потом покрыли темное бесконечное пространство; под проклятыми стекляшками шевелились невидимые чудовища, подбирающиеся все ближе. - О Иллиор, посылающий сны, дай мне понять, что это значит, прежде чем я сойду с ума! - вслух прошептал Серегил. Выбравшись из постели, он в темноте нашарил сапоги и окликнул друга: - Просыпайся, Алек. Нас ждет Клиа. Ответа не последовало. Постель была пуста, простыни на второй половине холодны. Алек был слишком потрясен всем случившимся в башне Нхамахат, чтобы уснуть. Когда Серегил заснул, он все еще сидел у огня. - Алек! - снова окликнул Серегил. Его нетерпеливые пальцы нашли свечу на каминной полке; он сунул ее в пепел, и от непогасшего уголька фитиль наконец загорелся. Серегил высоко поднял свечу. Алека в комнате не было. Озадаченный и слегка обеспокоенный, Серегил оделся и двинулся к комнате Клиа один. Когда он наполовину прошел коридор, с лестницы, ведущей на крышу, донеслись шаги. Это оказался Алек, с опухшими глазами, одетый в ту же одежду, что и накануне. - Где это ты был всю ночь? Алек потер затылок. - Мне не спалось, вот я и пошел поразмышлять в коллос. Должно быть, я там задремал. Куда ты отправился в такую рань? Я рассчитывал еще немного поспать в теплой постели. - Не придется, тали. За нами послала Клиа. От слов Серегила Алек полностью проснулся. - Как ты думаешь, может быть, лиасидра наконец приняла решение? - спросил он, следуя за Серегилом. - Даже если так, сомневаюсь, чтобы они сообщили об этом на рассвете. Спустившись в коридор второго этажа, они услышали знакомые звуки, долетающие из кухни: звяканье горшков, торопливые шаги, голоса конников Ургажи, которые на ломаном ауренфэйском шутили с поварихами. - Все выглядит как нормальное утро, - заметил Алек. Дверь, когда Серегил постучал, им открыл Теро. Принцесса сидела у письменного стола. Хотя она была одета, чтобы отправляться в совет, одного взгляда на ее бледное, слишком спокойное лицо было достаточно: Серегил почувствовал, как внутри у него все оборвалось. Нет, утро вовсе не было нормальным. Теро подошел и встал позади Клиа, словно она была царицей, а он - ее придворным магом. На единственных стульях в комнате уже сидели благородный Торсин и Бека; они выглядели такими же удрученными, каким внезапно почувствовал себя Серегил. - Ну вот, теперь все в сборе. Царица, моя мать, умерла, - без выражения сообщила Клиа. От этих слов Серегил почувствовал, как у него подгибаются колени. На остальных известие произвело такое же действие. Алек прижал руку к сердцу - так почитатели Далны прощаются с умершими. Пальцы Беки стиснули рукоять меча, голова склонилась. Но больше всех потрясен новостями был, казалось, Торсин. Поникнув на своем стуле, он судорожно закашлялся и прижал к губам запятнанный платок. - Никогда мне не видеть больше подобной правительницы, - выдохнул он наконец. Теро протянул Серегилу пергамент. - Это письмо от Магианы, она писала в спешке. Здесь написано: "Царица умерла позапрошлой ночью. Если бы не ее мужественная душа, она не прожила бы так долго даже с помощью магов и целителей. Тьма, кажется, уже сгущается вокруг нас. Северная Майсена сдалась Пленимару. Фория короновалась на поле боя. Коратан должен сменить госпожу Мортиану в качестве наместника в Римини. Несмотря на мои уговоры, Фория запретила сообщать о смерти царицы Клиа, поэтому я решила рискнуть навлечь ее гнев, но не дать вам быть застигнутым врасплох. Я теперь не в чести и не пользуюсь влиянием. Меня не отстранили от должности придворной волшебницы, но со мной никто не советуется. Фория прислушивается к Коратану, но он и так во всем с ней заодно, как и ее маг, Органеус. Фория пока не отдала приказа об отзыве Клиа, и это меня удивляет. Она и ее советники явно не ожидают благоприятного завершения переговоров. Ты, Теро, должен предупредить Клиа, что теперь ей придется полагаться только на себя. Хотела бы я, милый мальчик, что-нибудь тебе посоветовать. но все еще слишком неопределенно. Да смилуется Иллиор и сделает так, что меня не отошлют из лагеря, пока вы все благополучно не вернетесь. Магиана". - Это не могло случиться в более неподходящий момент, - сказала Клиа. - Как раз когда наметился успех с Хаманом и некоторыми нерешительными кланами. Как они откликнутся на новости? Новый приступ кашля заставил Торсина согнуться вдвое на своем стуле. Когда приступ прошел и посол снова смог говорить, он выдохнул: - Трудно это предсказать, госпожа. Здесь слишком мало знают о Фории. - Я бы сказал, что больше всего нам нужно задуматься о том почему она сама ничего не сообщила, - пробормотал Серегил. - Что могло вызвать такое отсутствие сестринских чувств? - А лиасидра знает о том, что она против переговоров? - спросил Алек. - Подозреваю, что кое-кто знает, - мрачно откликнулся Торсин. - Два дня! - Клиа ударила по столу с такой силой, что остальные подпрыгнули. - Наша мать два дня как мертва, а она не послала мне весточки! Что, если ауренфэйе это уже известно? Что они подумают? - Мы можем это выяснить, госпожа, - сказал ей Алек. - Будь мы в Римини, мы с Серегилом уже наведались бы ночью к некоторым твоим противникам. Не поэтому ли царица послала нас сюда? - Может быть, и так, но здесь такие решения принимаю я, - предостерегла его Клиа. - Если хоть один из скаланцев будет пойман за вынюхиванием секретов, это погубит все, ради чего мы трудились. И подумай о положении Серегила. Что, ты думаешь, случится с ним, если его схватят? Нет, мы лучше подождем. Вы оба поедете со мной сегодня в совет. Мне нужно знать, каковы будут ваши впечатления. Торсин встревоженно переглянулся с Серегилом и мягко сказал: - Тебе не следует сегодня появляться в совете, госпожа. - Что за чепуха! Теперь больше, чем когда-либо... - Он прав, - возразил ей Серегил. Подойдя к Клиа, он опустился на колени. Теперь он видел, как покраснели глаза принцессы. - Траур свято чтится ауренфэйе, он может длиться месяцами. Ты должна соблюсти хотя бы принятый в Скале четырехдневный траур. Это же, пожалуй, относится и ко мне, раз уж мы так подчеркивали мое родство с царской семьей. Алек может быть нашими глазами и ушами. Клиа опустила голову на руку и судорожно вздохнула. - Ты прав, конечно. Но Пленимар с каждым днем, потерянным мной здесь, продвигается все ближе к сердцу Скалы. Такая проволочка - совсем не то, чего хотела бы моя мать. - Может быть, нам удастся обратить ситуацию себе на пользу, - заверил ее Серегил. - По ауренфэйскому обычаю, все кирнари должны посетить тебя. Разве не даст это определенные возможности для, так сказать, частных бесед? Клиа с сомнением посмотрела на него. - Мне не следует появляться в общественных местах, но можно хитрить и интриговать, скрывшись за траурным покрывалом? Серегил криво улыбнулся. - Совершенно верно. Держу пари: кое-кто будет очень внимательно следить за тем, кто тебя посещает и как долго остается. - Однако как мы можем объявить о смерти царицы? - неожиданно вмешался Теро. - Если бы не Магиана, мы ничего не узнали бы. - Что же мне - лгать? - гневно спросила Клиа. - Притворяться, пока наша новая царица не соизволит сообщить мне о случившемся, если недостаточно длительный траур обесчестит меня в глазах лиасидра, то что же говорить о подобном лицемерии! Очень может быть, что именно этого и хочет Фория. Клянусь Четверкой, я не буду такой простофилей! - Ты совершенно права, госпожа, - поддержал ее Торсин. - Твое прямодушие всегда было нашим самым сильным оружием. - Что ж, прекрасно. Благородный Торсин, ты отправишься сегодня в лиасидра и объявишь о кончине царицы. Пусть Фория беспокоится о том, откуда мы об этом узнали. Алек и Теро будут тебя сопровождать, почетный караул - тоже. Мне нужен детальный отчет обо всем, что сегодня произойдет. Капитан, пусть твои солдаты наденут черные пояса, вывернут плащи наизнанку и обрежут гривы коням. Моя мать была скаланской воительницей; мы окажем ей воинские почести. Бека вытянулась по стойке "смирно". - Ты хочешь, чтобы я объявила солдатам о смерти царицы? - Да. Ты свободна. А теперь, Серегил, расскажи мне, что еще должна я сделать, чтобы удовлетворить ожидания ауренфэйе? - Тебе лучше поговорить об этом с моими сестрами. Я их позову. - Благодарю тебя, мой друг, их помощь понадобится мне позже. А сейчас извини меня - мне нужно поговорить с благородным Торсином. "Пора бы нам узнать, известно ли принцессе о встречах Торсина с катмийцами", - подумал Серегил, выходя следом за остальными из комнаты. Когда он закрывал дверь, его внимание привлек маленький плоский комочек влажной земли у косяка. Серегил опустился на колени и принялся его разглядывать. - Что там? - спросил Теро, уже миновавший половину коридора. - Как думаешь, давно ли это тут? - спросил Серегил Алека. Алек присел на корточки и потыкал в комочек пальцем. - Не больше, чем несколько минут. Никаких признаков, что края комочка подсохли, и пол под ним все еще влажный. Грязь была на чьем-то сапоге. - Алек поднял комочек и понюхал. - Лошадиный навоз вперемешку с соломой. - Должно быть, это Бека с собой принесла, - предположил Теро. Алек покачал головой. - Нет, она уже была у Клиа, когда мы пришли, а грязь совсем свежая. Я все время стоял у двери и услышал бы, если бы кто-нибудь прошел мимо. Нет, тот, кто оставил этот след, не хотел быть обнаруженным и стоял у стены рядом с дверью - так удобнее всего подслушивать. Этот человек явно прошел через конюшенный двор. - Или пришел оттуда, - пробормотал Серегил, исследуя пол в коридоре и обе лестницы. - Вот еще пятна - они ведут к выходу для слуг. Наш посетитель не слишком опытен. Я бы на его месте снял сапоги, а этот шпион явился, положившись на удачу. - Но как кому-то пришло в голову явиться сюда именно сейчас? - спросил Теро. - Я прошел из своей комнаты прямо к Клиа. Никто не мог знать о письме Магианы. - Бека пришла из своего помещения через конюшенный двор, - возразил Серегил. - Любой, кто заметил, что ее позвали, мог пойти следом. Поведение этого человека говорит о том, что он или очень самонадеян и глуп, или полагается на то, что его - или ее - присутствие в доме не покажется странным. - Ниал... - прошептал Алек. - Переводчик? - изумленно переспросил Теро. - Не можешь же ты всерьез полагать, что лиасидра приставит к Клиа шпиона, особенно такого неумелого, как этот? Серегил ничего не сказал, вспоминая свои разговоры с рабазийцем во время выздоровления. Может быть, снимающие боль отвары притупили его восприятие, но Серегилу не хотелось верить, что Ниал - тот шпион, что подслушивал у двери Клиа. Ирония ситуации заставила его усмехнуться: теперь уже Алек, кажется, подозревает Ниала... - Это не первый раз, когда его поведение вызывает вопросы. - Алек вкратце описал свидание Ниала с Амали у дравнианской башни по дороге в Сарикали. - Но вам не удалось услышать, что они обсуждали? - поинтересовался Теро. - Нет, - признал Серегил. - Как неудачно! - Подозрения, догадки... - заметил Серегил. - Все это очень зыбко. - Но кто еще это мог быть? - спросил Алек. - Один из солдат или слуга? - Едва ли Беку или Адриэль порадовали бы такие предположения. - Я наложу еще несколько заклятий, - сказал Теро, гневно глядя на дверь, словно она была виновна в предательстве. - И нужно предупредить Клиа. - Потом. Ей хватает забот сегодня утром. Вы с Алеком посетите лиасидра, как и намечено, - посоветовал Серегил. - А я выясню, чем занимался на рассвете наш рабазийский друг. Алек двинулся к их комнате, чтобы переодеться, но потом вернулся. - Ты знаешь, я подумал... Фория пытается скрыть от нас смерть царицы: невольно начинаешь гадать, кто наш настоящий враг. - Думаю, что врагов у нас много - по обе стороны Ашекских гор, - пожал плечами Серегил. Алек поспешно ушел, но Теро задержался. Его худое лицо выражало еще большую озабоченность, чем обычно. - Ты боишься за Магиану? - спросил его Серегил. - Фория ведь узнает, кто сообщил нам новости. - Магиана понимала, чем рискует. Она может о себе позаботиться. - Наверное. - Теро направился к двери своей комнаты. Серегил по пути в дом Адриэль задержался в конюшенном дворе, чтобы узнать, где Ниал; к его радости, Беки не было видно поблизости. У ворот на часах стояли Стеб и Мири. - И давно вы на посту? - спросил их Серегил. - С рассвета, господин, - ответил ему Стеб, поправляя повязку на глазнице и подавляя зевок. - Были посетители? Кто-нибудь входил или выходил из дома? - Никаких посетителей. Первой, кто вошел сегодня в дом, была наша капитан - за ней послала принцесса Клиа. Она рассказала нам о бедной старой Идрилейн, когда вышла от принцессы. - Одноглазый воин положил руку на сердце. - Мы все по очереди ходили на кухню завтракать. Больше никого мы не видели. - Понятно. Кстати, ты не видел сегодня Ниала? Мне нужно с ним поговорить. - Ниала? - вступил в разговор Мири. - Он ускакал сразу после того, как капитан Бека была вызвана к принцессе. - Сразу? Ты уверен? - Думаю, как она стала собираться, так и разбудила его, - подмигнул Мири, но тут же получил пинок в бок и сердитый взгляд от товарища. Серегил не обратил на это внимания. - Так сегодня утром он уехал сразу, как Бека ушла в главный дом? - Ну, не сию же минуту, - объяснил Стеб. - Он сначала позавтракал с нами, а потом уже отправился. Мы видели, как он уехал. - Думаю, он скоро вернется. Он всегда уезжает ненадолго, - сообщил Мирн. - Так это не первая его поездка на рассвете? - Нет, хотя обычно с ним вместе ездит капитан. Это наводит некоторых на мысли... - Скажи этим некоторым, чтобы они держали свои мысли при себе, - оборвал его Серегил. В казарме он нашел Беку вместе с тремя сержантами. - Вот и хорошо, что все вы здесь, - сказал им Серегил. Похоже, в доме завелись любители подслушивать. Меркаль бросила на него острый взгляд. - Что заставляет тебя так думать, господин? - Просто подозрение, - ответил он. - Я присматриваю за всеми, кто входит в дом. Верхние этажи не для чужаков, так что там не должно быть никого, кроме придворных Клиа и слуг. Бека бросила на него взгляд - такой же спокойный и вроде бы случайный, как бросил бы ее отец, однако говорящий о том, что у девушки зародилось подозрение: за словами Серегила кроется нечто большее. Серегил кивнул Беке, вышел через заднюю калитку и направился к дому Адриэль. Дом сестры на рассвете вызывал у него горькие и одновременно сладкие воспоминания. Мальчишкой он часто отправлялся на предрассветные прогулки или, когда это удавалось, проводил всю ночь с компанией приятелей. Сколько раз, думал он, они с Китой проскальзывали в заднюю дверь и, как воришки, прокрадывались к своим постелям... На какой-то момент Серегил испытал искушение проделать это и сейчас, а потом с невинным видом спуститься по лестнице... "...Как будто это все еще мой дом". Загнав сердечную боль поглубже, чтобы заняться ею как-нибудь потом, он постучал в дверь, и слуга проводил его в комнату рядом с кухней, где его сестры с домочадцами как раз собирались завтракать. Новый укол в сердце заставил Серегила вздрогнуть, когда он увидел эту уютную семейную картину. Первой его заметила Мидри. - Что такое, Серегил? Что случилось? Адриэль и остальные обернулись тоже, их руки замерли над разломленными кусками хлеба и вареными яйцами. - Наша... ваша родственница, Идрилейн, умерла, - сообщил им Серегил, радуясь тому, что имеет вполне уважительную причину для хмурого выражения лица. Алек сел позади благородного Торсина и Теро в зале лиасидра и огляделся; его глаза встретили пристальный взгляд кирнари Вирессы. Окруженный своими советниками, Юлан-и-Сатхил сердечно кивнул юноше. Алек ответил на приветствие и поспешно отвел глаза, с подчеркнутой любезностью здороваясь с Риагилом-и-Моланом. Все вокруг уже заметили, что кресла и Клиа, и Адриэль пусты. Бритир-и-Ниен, кирнари Силмаи, наклонился вперед и взглянул на Торсина. - Разве принцесса Клиа не примет участия в нашей сегодняшней встрече? Посол поднялся с печальным достоинством. - Почтенные кирнари, я приношу вам грустное известие. Мы только что получили сообщение о том, что царица Скалы Идрилейн скончалась от ран, полученных в битве. Принцесса Клиа просит вас извинить ее: она должна оплакать мать. Поднялся Саабан-и-Ираис. - Адриэль-а-Иллия также выражает свое сожаление. Она вместе с сестрой Мидри разделяют траур принцессы Клиа по нашей родственнице - Идрилейн. Большинство собравшихся выразили сожаление или удивление, услышав новости. Лицо кирнари Катме оставалось непроницаемым, кирнари Вирессы выразил приличествующую случаю печаль, а акхендиец Райш-и-Арлисандин уставился в пол в каменной неподвижности. Сидевшая рядом с ним Амали казалась потрясенной. Кирнари Силмаи прижал обе руки к сердцу и поклонился Торсину. - Да осветит сияние Ауры путь ее кхи. Пожалуйста, Торсини-Ксандус, передай принцессе, что мы скорбим. Вернется ли принцесса в Скалу на период траура? - Идрилейн желала, чтобы ее дочь не возвращалась до тех пор, пока успешно не выполнит свою миссию. Принцесса Клиа просит вас дать ей четыре дня для совершения должных обрядов. Она надеется, что после этого наши долгие переговоры придут к желанному завершению. - Есть ли возражения? - спросил собравшихся старый силмаец. - Хорошо, тогда мы соберемся снова после того, как закончится траур принцессы. К тому времени, когда Алек и остальные вернулись в отведенный посольству дом, все знаки траура были на месте. По скаланскому обычаю, парадную дверь закрыли и повесили на ней перевернутый щит, а на пороге поставили курильницу с благовониями. К специально установленным шестам, крыше и окнам были привязаны воздушные змеи с ауренфэйскими молитвами. Звук монотонного песнопения встретил Алека, когда вместе с остальными он вошел через боковую дверь: посреди зала кружком стояли шестеро руиауро. Клиа, Серегил, Адриэль и Мидри заканчивали изготовления большого змея с молитвами. Рядом с ними слуги-боктерсийцы наносили последние письмена еще на несколько. Казалось, что весь дом будет унизан молитвенными змеями. - Каковы новости? - спросил Клиа вошедших. - Все хорошо, госпожа, - ответил Торсин. - Совет снова соберется через пять дней. Серегил отослал слуг и спросил: - А каковы ваши впечатления? - Вирессиец уже знал, - ответил ему Алек. - Я не могу объяснить, откуда я знаю, просто Юлан-и-Сатхил так смотрел на нас, когда мы вошли. - Думаю, Алек прав, - согласился Теро. - Я не рискнул проникнуть в мысли Юлана, но слегка коснулся разума мужа его дочери, Элоса, кирнари Голинила. В нем не было удивления, только мысли о приказаниях Юлана. - Что ты сделал? - Серегил в ужасе вытаращил глаза на мага. - Разве я тебе не говорил, как это опасно? Теро бросил на него нетерпеливый взгляд. - Не думаешь ли ты, что я просто дремал на. этих долгих заседаниях совета? Я изучал членов лиасидра. Юлан-и-Сатхил, кирнари Катме, Акхенди и Силмаи окружены самой сильной магической аурой. Я не берусь судить о том, каковы все их умения, но я уловил достаточно, чтобы их не трогать. Возможности остальных гораздо более ограниченны - особенно голинильца Элоса. Если у Юлана и есть слабое место, то это - его зять. - Если они и правда уже знали, то, похоже, ты прав насчет шпиона, - сказала Клиа Серегилу, нахмурившись. Адриэль, столь же озабоченная, как и ее брат, подняла глаза на принцессу. - Я сама отбирала слуг для этого дома. Они вне подозрений. Серегил покачал головой. - Я думаю вовсе не о них. Глава 25. Ночные приключения Скаланский траурный ритуал был суров: категорически запрещалось разводить огонь и готовить горячую пищу, пить вино, заниматься любовью, играть на музыкальных инструментах. Ночью в каждой комнате можно было зажигать только по одной свече. Если бы душа усопшего пожелала навестить тех, кого любила, ничто не должно было отвлекать ее в этом трудном путешествии. Все это было ново для Алека, воспитанного в традициях Далны: тело умершего следовало сразу же сжечь, а пепел запахать в землю на поле. Юноше нередко приходилось лицом к лицу сталкиваться со смертью с тех пор, как он вместе с Серегилом отправился на юг, однако его друг не был скаланцем, да и не был привержен соблюдению обычаев. Когда были убиты Триис и члены ее семьи, Серегил поджег гостиницу, превратив ее в погребальный костер, и поклялся отомстить убийцам - Алек сам помог ему выполнить клятву, задушив Варгула Ашназаи. Скорбь Серегила после смерти Нисандера была слишком глубокой и безмолвной, чтобы нуждаться еще и в каких-то обрядах. Некоторое время Серегил почти не жил сам. На этот раз, однако, он охотно соблюдал требуемое воздержание и терпеливо сидел вместе с Клиа во время бесконечных визитов. Алек чувствовал искреннюю печаль друга, хотя тот и не выражал ее в словах. Только Беке в конце концов удалось заставить его открыть душу. На вторую ночь друзья собрались в комнате Теро. Молодой волшебник создавал из теней, отбрасываемых свечой, фантастические фигуры, Серегил, необычно молчаливый, поник в кресле, вытянув ноги и опираясь подбородком на руку; Алек поглядывал на мрачное лицо друга, гадая, следит ли Серегил за созданной Теро игрой теней или поглощен своими собственными внутренними фантомами. Бека неожиданно толкнула ногой ногу Серегила и в шутливом удивлении подняла брови, когда тот взглянул на нее. - Ох, это ты, - сказала она. - А я-то думала, что здесь сидит Алек. Никто больше не мог бы так долго хранить молчание. - Я просто думал об Идрилейн, - ответил Серегил. - Ты любил ее, верно, дядюшка? Алек улыбнулся: наверное, Бека назвала его ласковым детским прозвищем, чтобы отвлечь от грустных мыслей; "дядюшкой" она теперь называла Серегила редко и только среди своих. Серегил пошевелился в кресле и обхватил руками колено. - Да, любил. Она была уже царицей, когда я прибыл в Римини, и сделала все от нее зависящее, чтобы я смог найти себе место при ее дворе. Из этого ничего не вышло, конечно, но если бы не она, я мог бы никогда не повстречаться с Нисандером. - Серегил вздохнул. - В определенном смысле Идрилейн олицетворяла для меня Скалу. А теперь на троне Фория. - Ты не думаешь, что она будет хорошо править? - спросила Бека. Серегил переглянулся с Алеком; оба они вспомнили только им одним известные секреты. - Думаю, она будет править в соответствии со своей натурой, - пожал он плечами. Характер новой царицы очень интересовал и ауренфэйе. По распоряжению Адриэль для Клиа устроили приемную рядом с главным залом, украсив ее скаланскими и ауренфэйскими символами. Треножник из копий, с которых были сняты острия, поддерживал перевернутый щит Клиа. Курильницы наполняли воздух горьковатым запахом мирра и лекарственных трав, применяемых солдатскими лекарями. Свитки с каллиграфически написанными ауренфэйскими молитвами висели у всех трех дверей, чтобы показать душе Идрилейн дорогу к ее дочери, если покойной царице захочется ее навестить. Тонкий бумажный экран закрывал окно; в нем было проделано лишь маленькое отверстие, чтобы кхи Идрилейн могла войти и выйти. Еще одной ауренфэйской чертой была маленькая жаровня у входа; все посетители бросали в нее по нескольку кедровых щепок - жертву в память усопшей. Считалось, что запах горящего кедра приятен мертвым, но живых от него скоро начинало мутить. К концу каждого дня под потолком комнаты колыхалось облако сизого дыма. Им пропахло все - одежда, волосы, мебель; даже по ночам назойливый запах не выветривался. Целыми днями сидя рядом с Клиа, Серегил думал о том, как покойная царица отнеслась бы к ведущимся в комнате разговорам, вздумай она и впрямь посетить Сарикали. Каждый посетитель, к какому бы клану он ни принадлежал и какое бы положение ни занимал, начинал с обычных соболезнований, но очень скоро начинал осторожно выпытывать все что мог о Фории. Алек тоже заметил этот интерес. Все члены скаланской делегации, даже конники турмы Ургажи, стали неожиданно рассматриваться их ауренфэйскими знакомцами как знатоки характера новой царицы. Люди, раньше не снисходившие до того, чтобы разговаривать с Алеком, теперь останавливали его на улице и начинали расспрашивать: "Что собой представляет новая царица? Каковы ее интересы? Чего она хочет от Ауренена?" Бракнил и Меркаль всегда имели что сказать в пользу Фории: оба они в молодые годы сражались с ней рядом и теперь превозносили ее храбрость и воинское искусство. Поскольку в отличие от Серегила Алека с царской семьей кровные узы не связывали, он мог не проводить целые дни в траурном покое; юноша помогал Теро и Торсину принимать посетителей, прежде чем те могли увидеться с Клиа, и заботился о том, чтобы каждой важной персоне был оказан должный почет. Именно этим он и занимался на третий день, когда прибыли Райш-и- Арлисандин и его молодая жена. Когда Торсин и кирнари вступили в тихую беседу, Алек собрался удалиться, но Амали положила руку ему на плечо. - Есть кое-что, о чем я хотела бы поговорить с тобой наедине, - прошептала она, бросая быстрый взгляд на мужа. - Как пожелаешь, госпожа. - Алек отвел ее в пустую комнату позади зала. Как только он закрыл дверь, Амали быстро прошла в другой конец помещения, стиснув руки в очевидном беспокойстве. Алек ждал, что последует дальше: Амали со времени их прибытия в Сарикали заговаривала с ним всего раза два. - Мне посоветовал поговорить с тобой Ниал-и-Некаи, - призналась она наконец. - Он говорит, что на твою честь можно положиться. Я хочу просить тебя об одном, независимо от того, согласишься ли ты выполнить мое желание, ни слова из того, что я скажу, не должно выйти за пределы этой комнаты. Можешь ли ты поручиться мне в этом? - Может быть, лучше тебе поговорить с кем-нибудь, облеченным властью? - предложил Алек, но Амали покачала головой. - Что ж, я готов дать тебе слово молчать - если только то, что я узнаю от тебя, не пойдет вразрез с моей преданностью принцессе Клиа. - Преданностью! - воскликнула Амали, ломая руки. - Ну, об этом тебе самому придется судить. Юлан-и-Сатхил потребовал, чтобы некоторые кирнари встретились с ним сегодня в его доме. Мой муж тоже должен быть там - Не понимаю Я думал, что они с твоим супругом враги. - Они не испытывают друг к другу теплых чувств, - признала Амали, еще более расстроенная, чем раньше. - Поэтому меня это так и беспокоит. Что бы ни собирался сказать Юлан, это не пойдет на пользу вашей принцессе, но муж не говорит мне, какова цель назначенной встречи. Он так... так встревожен происходящим Я не представляю себе, что могло заставить его согласиться посетить дом того человека. - Но почему ты говоришь об этом мне? - Это была идея Ниала, как я уже сказала. Мы беседовали с ним, и он предложил: "Сообщи все как можно скорее Алеку-иАмасе". Почему бы он послал меня к тебе? - Понятия не имею, госпожа, но даю тебе слово, что твоего секрета никому не открою. Амали стиснула руку юноши, полными слез глазами вглядываясь в его лицо. - Я люблю мужа, Алек-и-Амаса, и больше всего на свете не хочу, чтобы с ним случилось несчастье или бесчестье. Я не стала бы говорить с тобой, если бы не боялась за него. Я не могу ничего объяснить - просто с тех пор, как начались эти проклятые переговоры, у меня на сердце лежит ужасная тяжесть. Ведь теперь больше, чем когда-либо, мой муж - преданный союзник Клиа-а-Идрилейн. - Он знает об этом. Когда должны встретиться кирнари? - За вечерней трапезой. Вирессийцы всегда ужинают после заката Алек запомнил полезную информацию. - Пожалуй, тебе лучше теперь вернуться в зал, госпожа, пока тебя не хватились. Амали благодарно улыбнулась Алеку и выскользнула из комнаты. Алек подождал несколько секунд, потом отправился в казарму искать Ниала. Рабазиец играл в бакши с Бекой и несколькими ее солдатами, но как только Алек появился в дверях, извинился и прошел вместе с юношей в конюшню. - Я только что разговаривал с Амали, - сообщил Алек. На лице Ниала отразилось облегчение. - Я боялся, что она не обратится к тебе. - Но почему, Ниал? Почему ко мне? Ниал искоса взглянул на Алека. - Кто лучше тебя сможет воспользоваться такой информацией? Если не ошибаюсь, вы с Серегилом обладаете... определенными талантами, скажем так. Серегила удерживают рядом с Клиа долг и узы крови, да и другие обстоятельства, о которых ты хорошо знаешь. Тебя же ничто не связывает. - Под обстоятельствами ты имеешь в виду атуи? Рабазиец пожал плечами. - Иногда понятие чести зависит от точки зрения, не правда ли? - Так мне говорили. - Алек не был уверен, хотел ли Ниал его оскорбить или поделился с ним личным мнением. - Но какова цель встречи кирнари? Амали, похоже, не уверена в том, что для ее мужа это безопасно. - Не знаю - я ничего не слышал до тех пор, пока ко мне не обратилась Амали. Клан Рабази приглашения не получил. "Так вот в чем дело!" - подумал Алек, но вслух мысль высказывать не стал. - Это странно. Мориэль-а-Мориэль все еще поддерживает Вирессу, не так ли? - Может быть, вирессиец стал слишком высокомерным. - Ниал насмешливо поднял бровь. - И может быть, Юлан-и-Сатхил забывает, что клан Рабази принадлежит к Одиннадцати и не обязан ему повиноваться. - Ну а если я воспользуюсь полученной информацией, что тогда? Что ты хочешь от меня взамен? Ниал снова пожал плечами. - Только узнать о том, что касается интересов моего клана. И Акхенди. - Акхенди? Ты просишь об этом от имени своей кирнари? Ниал заметно покраснел. - Об этом я прошу ради себя. - Или Амали-а-Яссара? Сколько у тебя возлюбленных, Ниал? - Возлюбленная одна, - ответил рабазиец, глядя Алеку в глаза. - Но много тех, кого я люблю. Алек ожидал Серегила у двери приемной, когда ближе к вечеру тот вышел от Клиа, и, отведя друга в сторону, быстро пересказал ему сообщения Амали и Ниала. Затаив дыхание, юноша ждал, что сейчас Серегил приведет какую-нибудь причину, в силу которой следует отказаться от расследования. Впрочем, его это не остановило бы, конечно. К его облегчению, Серегил наконец нехотя кивнул. - Клиа ничего не должна знать, пока ты не вернешься. - Проще извиниться, чем получить разрешение, а? - ухмыльнулся Алек. - Думаю, ты не можешь?.. Серегил запустил пальцы в волосы и мрачно посмотрел на Алека. - Я ненавижу все это, ты же знаешь. Ненавижу проклятые узы закона, чести и обстоятельств, мешающие мне действовать. Алек коснулся щеки возлюбленного, потом его рука соскользнула к почти уже незаметному синяку на шее Серегила. - Я рад слышать это, тали. С тех пор как мы приехали сюда, ты на себя не похож. - На себя? - насмешливо усмехнулс