отсутствие малейшей реакции на бледном надменном лице. Неужели Дэмьен и впрямь столько пропутешествовал по свету с существом, настолько бесчеловечным? Неужели когда-то он доверял ему? - Черт бы тебя побрал! - выхаркнул он. - Она умерла за наше дело! Слова прозвучали обвинением, и он вложил в них столько презрения и желчи, сколько смог. - За ваше дело, - холодно уточнил Владетель. - Своим я его с определенных пор не считаю. - Где она умерла? - монотонно спрашивал ракх. - И когда? Время с пространством спутались в сознании у Дэмьена, слились воедино. - На день северней. Кажется. Там пропасть. - Знаю я эту пропасть, - хмыкнул ракх. - С утра пошлю туда людей за подтверждением. Дэмьен вспомнил тело Хессет - изломанное и безжизненное. Слава Богу, она не дожила до этой минуты. Слава Богу, не стала свидетельницей полного поражения. Тут показались лодки, три длинных каноэ, на пять мест каждое - по одному на носу и на корме и три посередине. На борту каждого каноэ имелся кожух, в котором мог находиться мотор или маленькая турбинка, но по внешнему виду нельзя было определить, что это такое. Лодки оказались легкими, и их без труда вытащили на берег, где принялись разворачивать носами против течения. Ракх подошел к воде, присел на корточки, зачерпнул во фляжку. Набрав воды дополна, встал во весь рот, достал из кармана флакон со свинчивающимся колпачком, открутил его и отсыпал чего-то чуть-чуть во фляжку. Дэмьен увидел, как в лунном свете блеснула тонкая струйка белого порошка. Потом командир подошел к священнику, на ходу взбалтывая содержимое фляжки. И поднес жестянку ко рту Дэмьена так, чтобы тот мог дотянуться до горлышка губами. - Выпей. Сердце Дэмьена отчаянно заколотилось. - Что это? - Это временно лишит тебя возможности колдовать. Думаю, ты и сам понимаешь, что это необходимо. Священник посмотрел на Тарранта, надеясь на... На что? На сочувствие? На поддержку? Но скорее такие чувства проявит какой-нибудь алчущий крови вампир, чем эта охваченная порчей душа. Фляжка все еще держалась у его губ. Ракх ждал. Страх стягивал сердце Дэмьену тугой удавкой. - Или выпьешь, - в конце концов не выдержал ракх, - или я прикажу избить тебя до бесчувствия. Выбор за тобой. Дэмьен увидел, как широко раскрытыми испуганными глазами смотрит на него Йенсени. На мгновение это было единственным, что он видел, да и мог видеть. Потом, повернувшись к ракху и невольно вздрогнув, он кивнул. Фляжка придвинулась вплотную, и он выпил; горькая жидкость, ледяная и с привкусом водорослей, наполнила рот, а затем и горло. Он сделал глоток. Потом еще один. Когда фляжка наконец опустела, ее убрали. Дрожащий от холода Дэмьен принялся гадать, какой эффект произведет на него выпитое зелье. Действительно ли эта жидкость не дает человеку возможность прибегнуть к Творению, не причиняя вреда прочим его способностям? Он в этом сомневался. Господи, во что же он такое впутался? Его поставили на ноги. Быстро и грубо. Поначалу он споткнулся - мышцы уже затекли. Ледяной ветер продувал его насквозь; в одежде, успевшей набрать в себя не менее ледяной воды, было невыносимо холодно. И ведь в точно таких же условиях он попал в плен к ракхам. "Специфическая традиция планеты Эрна", - мрачно усмехнулся священник, пока его гнали к воде. В других обстоятельствах такое совпадение могло бы и позабавить. Ему помогли забраться в одну из лодок - непростое дело, когда твои руки скованы за спиной. И вновь рядом появился ракх - чтобы сомкнуть его наручники с цепью, тянущейся под сиденьями. Дело становилось все хуже и хуже. Не в силах сдержать дрожь, он откинулся на сиденье. Ему не хотелось смотреть на своих похитителей, ему не хотелось смотреть на Тарранта. - Только не делайте больно девочке, - хрипло прошептал он. И сам услышал, что его голос предательски срывается. - Прошу вас. Ракх ничего не ответил. На берегу один из его людей подхватил Йенсени и на руках понес к каноэ. Увидев, что ее собираются усадить не в то же каноэ, что и Дэмьена, она возобновила сопротивление, - и отчаяние придало ей такую силу, что она вырвалась из рук солдата и забарахталась в мелкой ледяной воде. Нырнула и поплыла, чтобы успеть добраться до священника прежде, чем их опять разлучат. В конце концов поймал ее ракх - уже в каком-то ярде от Дэмьена. Она закричала, забилась, принялась царапаться и кусаться, но все это было бессмысленно; собственные детеныши, возясь с ракхами, наносят им куда более чувствительные удары. В итоге, обессилевшая, девочка обмякла в его руках, как тряпичная кукла. Один из солдат подошел забрать маленькую пленницу у командира. Дэмьен встретился с ракхом взглядами. - В чем дело? - с вызовом спросил он. - Боишься, что она тебя обидит? Ракх замешкался, потом посмотрел на Тарранта. "Что ж, - подумал Дэмьен, - это конец. Сколько раз он подбивал меня избавиться от нее. Вот и теперь без колебаний распорядится об этом". Однако, к его изумлению, Таррант кивнул. Ракх отпустил девочку, и она пошлепала по воде к лодке, в которую поместили Дэмьена. Один из воинов ухватил ее сзади за одежду и перетащил через борт, и вот она уже уселась на корме, обвив руками Дэмьена и спрятав голову у него на груди. - Приковать ее? - спросил один из воинов. - Не думаю, что это необходимо, - спокойно ответил ракх. - За ее поведение отвечает наш гость. Он быстро и предостерегающе посмотрел на Дэмьена, а затем отвернулся отдать дальнейшие распоряжения своим людям. Священник нагнулся к девочке. - Тсс, - шепнул он. - Все в порядке. С нами все будет в порядке. Это была настолько невероятная ложь, что ему было противно произносить ее, и он не сомневался в том, что девочка не поверит этим словам ни на мгновение. Но ситуация требовала ритуальных слов поддержки. "Если Таррант сообщил Принцу о могуществе Йенсени, то расправа над ней - всего лишь вопрос времени. А если нет... тогда она, возможно, доживет до тех пор, как у нее на глазах он убьет меня". Ракх обратился к Тарранту: - Прошу на борт. Охотник покачал головой: - Я появлюсь завтра на закате. Передайте Его Высочеству, чтобы он ждал меня. Ракх кивнул. У Дэмьена закружилась голова и пришли в беспорядок мысли. Может быть, это уже началось действие питья? Что делает с телом человека зелье, лишающее его душу возможности колдовать? И сколько все это должно продлиться? "О Господи, я так виноват. Но мы старались, как могли. Прости мне наш провал, молю Тебя. Все, что я делал, делалось из любви к Тебе. И даже моя смерть... - Вздохнув, он закрыл глаза. - И более всего моя смерть". Лодки вышли на глубину и понеслись вниз по течению. Последний толчок, последний солдат перепрыгнул через борт, послышалась последняя команда - и вот вереница каноэ вытянулась на стремнине. И слышен только равномерный плеск весел. И всхлипывания маленькой испуганной девочки, прильнувшей к его груди. Оставшись в одиночестве на берегу, надменный и бесстрастный, как всегда, Джеральд Таррант проводил глазами уносящиеся по реке каноэ. 14 Детеныши ракхов пропали. Она слышала, как они закричали, когда упала Хессет, - это был истошный вопль, в котором слились горе, боль и страх, - а потом все пропало, и они, и Хессет. Все пропало раз и навсегда. Прижимаясь к священнику, Йенсени вся дрожала - отчасти от холода, но главным образом от страха. Теперь во всем мире у нее не осталось никого, кроме этого человека, а ведь не требовалось особого ума, чтобы сообразить: цепи у него на запястьях и окружающие его солдаты означают, что и священника у нее, скорее всего, отнимут. Она и сама не знала, за кого больше боится - за него или за себя, - но этот двойной страх оказался просто-напросто убийственным. И ей оставалось только обнимать его, прижиматься к нему и... молиться. Его Богу, который, по его словам, защищает детей. Дэмьен, правда, сказал, что здесь он им не поможет, что он вообще не вмешивается напрямую в ход земных событий, но Йенсени сомневалась в этом. Ведь если ты действительно любишь кого-нибудь, то разве тебе не хочется прийти ему на помощь? Так почему бы и Богу не поступить точно так же? Она хорошо чувствовала, насколько обессилел священник, привалившийся сейчас к кожуху лодочного мотора, чувствовала, что он смертельно устал, чувствовала это каждый раз, когда звенела длинная цепь, стоило ему лишь самую малость переменить позу. И это не было всего лишь усталостью тела, какую испытываешь, пройдя слишком много миль или проведя слишком долгое время без сна, - нет, и к тому и к другому добавлялась в его случае страшная усталость души. Девочка никогда еще не видела его в таком состоянии. Йенсени понимала, что такая усталость накатила на священника не из-за того, что он прошагал столько миль, и даже не из-за того, что большую часть пути ему пришлось нести ее на руках, и не из-за гибели Хессет. Все это было ценой, которую он готов был заплатить за то, чтобы попасть, куда ему хотелось попасть, и сделать то, что ему хотелось или что он чувствовал себя обязанным сделать. Нет, корни нынешней усталости прятались глубже. Так долго, так невыносимо долго сражался он за безнадежное дело, - и вот перед ним обозначилось бесповоротное поражение. И она не знала, что сказать или сделать, чтобы утешить его, поэтому просто прижималась, пытаясь согреть его своим телом, а лодки Неумирающего Принца уносили их вдаль - все ближе и ближе к цитадели заклятого врага. На смену черным стенам ущелья пришли другие, более высокие, в серых и белых разводах. Она попыталась разглядывать их, чтобы преодолеть нарастающую панику, но страх - жаркий, острый, требовательный - брал свое. Что собирается сделать с ними Принц теперь, когда ему удалось взять их в плен? Каждая новая мысль выглядела еще более страшной, чем предыдущая. Ясно было, что необходимо как-то вырваться из плена, но как? Один раз перед ней на миг вспыхнуло Сияние - и она попыталась использовать его, как учила Хессет, чтобы разорвать сковывающие священника цепи, - но или у нее не хватило силы, или она что-то неправильно сделала. Или дело заключалось в том, что, как объяснила ей Хессет, Сияние умеет управляться с умами и с душами, а применительно к неодушевленным предметам часто оказывается бессильным. Неудача раздосадовала и разозлила ее. Таррант говорил, что Сияние - это разновидность определенной силы, но какой прок от этой силы, если Йенсени не может ею воспользоваться? Река, петляя и забирая все круче на запад, уверенно пересекала пустыню. Стены ущелья были так высоки, что за ними Йенсени - даже в свете луны - не могла различить верхушки деревьев. А потом Домина - если большая луна, до сих пор сиявшая прямо над головой, действительно была Доминой - начала закатываться, и ее свет затерялся в глубинах пропасти. И стало очень страшно в полной темноте, если не считать больших фонарей, горевших по одному на носу каждой из трех лодок. Йенсени показалось в эти минуты, что за бортом в воде вьются какие-то твари; порой те походили на белые деревья, порой - на каких-то животных, а порой - на Терата. Может быть, это снова те устрашающие чудовища, которых создали Терата? Или они порождены страхом здешних жителей? Таррант объяснил ей однажды, что Фэа впитывает человеческие надежды и страхи и заставляет их жить отдельной жизнью. Означает ли это, что она когда-нибудь увидит отца, заново сотворенного из темного вещества Фэа? Девочка еще плотней прижалась к Дэмьену, испугавшись самой этой мысли. Таррант объяснил, что порождения Фэа питаются людьми, даже если они порой кажутся теми, кого ты любишь. Что за чудовищный факт - твои самые дорогие сны оборачиваются против тебя! Как же ей хотелось вновь очутиться у себя в покоях, где отцовская любовь и порядок, царящие в отцовском доме, защитили бы ото всех ночных кошмаров! Каноэ монотонно, милю за милей, плыли вдоль стен, становящихся все ниже и ниже. И столь же постепенно русло реки становилось все шире и шире, пока наконец оба берега не потерялись во тьме. Разве что тот, ближе к которому они плыли, слабо поблескивал, как пригоршня драгоценных камней, когда-то высыпанная Таррантом на стол, - только здешние казались белыми, черными и серебряными, а никак не разноцветными. Она посмотрела на Дэмьена, чтобы проверить, видит ли и он эту красоту, но священник смотрел во тьму незрячими глазами, чело его избороздили морщины глубокой сосредоточенности. - С вами все в порядке? - прошептала она. Она произнесла это как можно тише, чтобы солдаты не услышали ее слов. На мгновение глаза священника повернулись в ее сторону, а затем приобрели прежний - незрячий - вид. Вроде бы ему хотелось заговорить, но какое-то время у него ничего не получалось. - Не могу думать, - выдохнул он наконец. Было ясно, что и эти слова дались ему с превеликим трудом. - Зелье... Но тут силы оставили его - или, возможно, даже эти слова оказались для него чрезмерной нагрузкой, потому что он вновь привалился к кожуху мотора и закрыл глаза. В холодной ночи его била дрожь. - Все будет хорошо, - повторила она. Повторила его собственные слова, понадеявшись тем самым его утешить. - Мы пробьемся и через это. "У тебя иссякли силы, значит, мне придется быть сильной за нас обоих", - подумала она. Ее мучили голод и жажда, но приходилось волей-неволей терпеть. Солдаты забрали пожитки Дэмьена, среди которых находились и съестные припасы. Воду можно было зачерпнуть из реки - она вполне могла бы до нее дотянуться, но ей было страшно, что, если она выпьет, ей захочется по малой нужде. А это было бы бесконечно унизительно. До сих пор ей удавалось забежать за кустик или за камень, но в лодке-то ни кустов, ни камней, а солдаты наверняка разозлились бы, справь она нужду прямо в лодке. А как, интересно, с этим справляются они сами? - Воды, - прошептал священник, и девочка, едва не свалившись при этом за борт, зачерпнула в сложенные ладони воду и поднесла ему к губам. Он отпил немного, затем кивком велел ей выплеснуть остальное. Судя по всему, ему тоже не хотелось перенапрягать мочевой пузырь. И вот все три лодки развернулись, причем проделали этот маневр чрезвычайно четко. Они вплыли в пещеру по узкому протоку, сама река осталась позади. В свете фонарей Йенсени увидела кристаллические своды на высоте всего в какие-то десять футов у них над головами; любой из мужчин, встав и подняв руку, мог бы дотянуться до потолка. Девочка подумала о том, что произойдет, если в реке поднимется вода. Быть может, после сильного дождя этот проток и вовсе становится несудоходным. Через какое-то время пещера кончилась. На смену сводам пришла полная тьма, а на смену тьме - звездное небо. Они плыли по озеру, воды которого были настолько черны, что практически сливались со столь же черными берегами. А прямо перед ними... Они выросли на берегу внезапно, во всем своем великолепии, залитые лунными лучами и отражающие их великим множеством зеркальных поверхностей. Высокие хрустальные башни, достающие, казалось, до небес, шпили которых сияли в свете Домины особенно ослепительно. Некоторые из них были широки и массивны, как городские здания, другие представляли собой стройные вертикальные конструкции, слабо фосфоресцирующие, третьи торчали под самыми разнообразными углами к своим вертикальным и приземистым собратьям. Но везде - россыпи хрустального блеска, напоминающие россыпи алмазов; эти россыпи примыкали к зеркальным поверхностям или же заполняли собой пространство между двумя соседними башнями. Кое-где башни были надломлены каким-нибудь стихийным бедствием, и крошечные кристаллы скапливались в надломах, как кровь - в ранах. Хаос блеска, остроконечности, кромешно-черных граней, то вспыхивающих ярким светом, то вновь погружающихся во мрак, по мере того как лодки приближались к берегу; царство живого хрусталя - столь сложно организованное, столь взаимосвязанное и взаимопереплетенное, что ни на одной отдельно взятой форме сосредоточиться невозможно, ни одну отдельно взятую линию нельзя проследить до конца. При взгляде на все это хаотическое великолепие у Йенсени закружилась голова и перехватило дыхание, потом она почувствовала испуг и наконец отвернулась. - Страна ракхов, - прошептал священник. И больше не сказал ничего. Вот оно, значит, как. Страна ракхов. Йенсени пожалела, что он слишком мало рассказывал о плане своего путешествия, так что сейчас она не вполне поняла, в чем тут смысл. К востоку от них, над самым краем горизонта, уже забрезжило утро. Холодные искры заплясали по уступам остроконечных башен там, куда упали первые лучи зари, а одна зеркальная поверхность, очевидно обустроенная именно с таким расчетом, запламенела в рассветных лучах настолько яркой синевой, что стало больно глазам. Йенсени невольно подумала о том, как же этот город будет выглядеть в свете полуденного солнца. И тут же подумала о том, доживут ли они с Дэмьеном до полудня. Лодки причалили к берегу. Было совершенно ясно, что и берег - или, вернее, пляж, - и само озеро были подвергнуты основательному рукотворному вмешательству; дикое сочетание застывшей лавы и кристаллических пород, характерное для здешних мест, едва ли обеспечило бы надежную природную гавань. Рядом, обратила внимание Йенсени, были причалены и другие лодки - как точно такие же каноэ, как те, на которых они прибыли, так и суда куда больших размеров и заметно более сложной конструкции. Хотя все они были очень низкими - потому, решила Йенсени, что сюда можно попасть только через заполненную водой пещеру. Прибыв домой, солдаты быстро вышли на берег и заняли позиции, необходимые для того, чтобы конвоировать пленников. Хотя это и было явно лишней предосторожностью. Дэмьен и без того едва держался на ногах, и когда двое солдат подняли его, чтобы он вышел на берег, священник сразу же осел на колени, больно стукнувшись; было совершенно очевидно, что, если бы они не поддерживали его за плечи, он мешком повалился бы на дно лодки. Девочка оставалась рядом со священником и все время старалась хоть как-то помочь. Один из воинов хотел было отшвырнуть ее, но она вцепилась священнику в рубаху, не желая расстаться с ним ни на мгновение. Стоявший на берегу ракх-капитан отдал отрывистую команду, и солдат отстал от Йенсени. С большим трудом Дэмьена вытащили на берег, с большим трудом удержали на коленях, не дав повалиться наземь. - Эффект снадобья скоро кончится, - пообещал ему ракх. Йенсени услышала, как у нее за спиной звякнула цепь, и обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как священника заковывают в ножные кандалы. Цепь была такой длины, что идти он вполне сможет, а вот пуститься бегом - нет. Неужели они настолько боятся его? Девочка посмотрела на ракха в боевой раскраске и обнаружила, что его поблескивающие зеленые глаза внимательно разглядывают ее саму. Они не боятся священника, сообразила девочка. Совсем не боятся. Просто проявляют осторожность. - Пошли, - скомандовал ракх, и солдаты поставили Дэмьена на ноги. Они зашагали по своеобразной дороге - выровненному базальту, покрытому толченым хрусталем, в результате чего получилась черная дорожка, похожая на гаревую и подобно ей поскрипывающая под ногами. По мере того, как они приближались к башням, те, казалось, становились все выше и выше, а самая высокая из них и впрямь уходила под самое небо. Попадут ли они в какую-нибудь из башен, подумала Йенсени. Или их поджидает заточение где-нибудь между башнями? Когда они очутились в тени первой из высоких колонн, Йенсени увидела, что Дэмьен тоже посмотрел вверх - однако не на верхушку башни, а прямо в небо, - и, задрожав, девочка поняла, что он на всякий случай прощается с небом, с луной и со звездами. Они прошли между двумя хрустальными шпилями и очутились во дворе, пластинчатые стены которого литым золотом засияли в свете фонарей, которые захватили с собой солдаты. Йенсени трудно было рассмотреть, где именно они идут, а Дэмьен то и дело спотыкался; многократно отраженный свет воздвигал наряду с подлинными стенами множество ложных, а пару раз настоящая стена оказывалась в такой глубокой тени, что девочка лишь чудом не натыкалась на нее. Солдаты вроде бы ориентировались здесь хорошо, но, разумеется, они попали сюда не впервые; Йенсени не сомневалась в том, что любой чужак, попав сюда в одиночестве, непременно заблудится и запутается, как муха, увязшая в паутине, и будет не способен пройти и десяти футов, ни обо что не ударившись. Тем временем они пошли куда-то вниз. Вниз из хрустального мира, вниз под землю, по лестнице, грубые ступени которой были высечены в черной скале. Девочке и самой было трудно спускаться по такой лестнице, и она представляла себе, каково приходится Дэмьену, - в его нынешнем состоянии и в ножных кандалах. Казалось, этот спуск затянулся на целую вечность, и лишь потому, что Йенсени считала настенные фонари, которые зажигал, проходя мимо них, ракх-капитан, она представляла себе, на какую глубину они уже спустились. Она насчитала десять фонарей. Что было равнозначно десяти маршам чудовищной лестницы. Достаточно глубоко, чтобы она и думать забыла о том, чтобы отсюда выбраться. У подножия лестницы их поджидала большая комната, у ближней стены которой стояло несколько ламп. Ракх зажег их, и во время вынужденной остановки Дэмьен несколько отдышался. По-прежнему ли воздействовало на него зелье или он просто ослаб, простудившись в промокшей одежде и находясь так долго на холоде? Девочка надеялась, что все дело в зелье. А ведь ракх сказал, что его воздействие скоро закончится! Прямо посреди комнаты, разделяя ее надвое, проходила железная решетка, настолько частая, что даже Йенсени не без труда могла заглянуть сквозь прутья. Внезапно - и с внезапным ужасом - она поняла, что их собираются запереть и оставить здесь. Интересно, надолго ли? Она бы наверняка принялась молить тюремщиков, чтобы они открыли ей это, не понимая на все сто процентов, что они ни за что не скажут. И сейчас ей не оставалось ничего другого, кроме как позволить завести себя сквозь узкую дверцу в темницу. Следом за ней туда же затолкнули Дэмьена. Ручные кандалы с него, правда, сняли. Что ж, хоть это принесло какое-то утешение. - Его Высочество велели мне извиниться перед вами за характер оказанного приема, - напоследок обратился к Дэмьену ракх. Тяжелая железная дверца захлопнулась, затем ее заперли на замок. Йенсени почувствовала, что ее охватывает паника, надо было только не выказывать этого внешне. - Будучи колдуном, вы понимаете необходимость подобных мер. Мы не можем позволить вам свободный доступ к земной Фэа. Почти ничего не видящими глазами Дэмьен осмотрелся в темнице. Гладкий пол, грубые каменные стены и практически ничего больше. Он уже собрался было сказать что-нибудь, но дар речи временно оставил его. Наконец Йенсени, разгадав его мысль, обратилась к тюремщикам сама: - Нам понадобится вода. Возникла пауза. Долгая пауза. Затем ракх-капитан лениво кивнул: - Я распоряжусь. - И еда, - расхрабрилась девочка. - Еда нам понадобится тоже. Рядовые солдаты, казалось, обомлели от подобной наглости, но капитан остался невозмутим. - И еда, - согласился он. - И одеяла. Нам нужны одеяла. И может быть... какая-нибудь одежда. Все равно какая, лишь бы была сухой. Это нужно ему, - умоляюще закончила она. Зеленые глаза неотрывно смотрели на нее - испытующие, оценивающие, предостерегающие. - И это все? - холодно спросил ракх. - Нет. - Умоляющий тон и в то же самое время навязчивость - все это было не по вкусу и самой Йенсени, но, с другой стороны, что еще ей оставалось делать? Сейчас ей надо было действовать за них обоих. - Нам нужно что-нибудь... по нужде, - неуклюже пояснила она. И добавила: - Не хотите же вы, чтобы мы делали это прямо на пол. Ракх сначала промолчал. Потом на лице у него что-то дрогнуло. Пожалуй, это можно было назвать улыбкой. - Не хочу, - спокойно подтвердил он. - Мы не хотим, чтобы вы делали это прямо на пол. Я распоряжусь, чтобы что-нибудь принесли. Он приказал солдатам покинуть помещение. Йенсени показалось, что перспектива выбраться на самый верх, а потом вновь спуститься сюда, не очень их привлекала, однако возразить они не посмели. Когда последний из них вышел, ракх вновь посмотрел на девочку и кивнул на Дэмьена: - Когда зелье выветрится, можешь сказать ему, что Принц разберется с ним завтра ночью. После того как встретится с другим гостем. И вот он ушел, оставив их в сыром и холодном подземелье. Дэмьен без сил рухнул на гладкий каменный пол, а девочка присела рядом, отчаянно желая помочь ему и не зная как. Он тяжело и хрипло дышал, лоб у него был на ощупь горячим. Лампы у дальней стены кое-как освещали темницу, и Йенсени могла рассмотреть, как плохо он выглядит. - Не волнуйся, - прошептала она. Ее маленькая рука, задрожав, погладила священника по волосам - точно так же, как ее саму гладила Хессет. - Мы справимся. Непременно. Обещаю тебе. 15 Закат. Полосы красного света мелькают между хрустальными шпилями, пурпурные облака, подобно порождениям Фэа, скользят вдоль стеклянных стен; и по мере того, как темнеет, звезды тысячекратно загораются на всех зеркальных гранях. Свет Коры, лишь наполовину скрытой за дальними горами, добавляет свою порцию золотого сияния, преломляющегося в стеклах и призмах, как если бы разом зажгли тысячу хрустальных свечей. И все это с каждым новым мгновением меняется. Тьма наступает там, где только что все сверкало. Кроваво-красное сияние вспыхивает там, где только что царила тьма. Небесный свет отражается, преломляется, делится, фильтруется. Симфония огня, постепенно замирающая в раскрывающихся объятиях ночи. Таррант долгое время любовался этим великолепием, хотя от солнечного блеска у него разболелись глаза. Странно, что даже после заката это оказывает на него такое воздействие. Должно быть, здешний хрусталь обладает какими-то особыми свойствами, позволяющими солнечному Фэа сохраняться в нем еще долго после того, как источник света исчез. Очень интересно. Сам Таррант никогда не экспериментировал с хрусталем, предпочитая использовать в качестве сберегающих емкостей лед, серебро и хорошо закаленную сталь, но знавал он и истинных хрусталепоклонников. Даже первопоселенцы на планете Эрна использовали обломки хрусталя для выработки какой-то энергии... по крайней мере, так рассказывают. Хотя, конечно, кто может сказать наверняка? Когда последнее золото потускнело и исчезло, когда хрустальным башням нечего стало отражать, кроме звезд и единственной повисшей в небе луны, Владетель Меренты отправился в сторону цитадели. Хотя он не мог ориентироваться ни по каким указателям и не было слуг, способных проводить его, он без малейшего труда прошел сквозь лес ложных стен и мозаичных иллюзий, посреди которых затерялся вход во дворец Принца. Он ориентировался на свет земной Фэа, а эта сила не реагирует на мнимости, поэтому ложные стены казались ему не более чем призраками, что же касается колонн и шпилей, которые могли бы в иной ситуации привлечь к себе его внимание, то он отмахивался от них как от какого-нибудь нелепого демоненка. В какой-то миг он решил было Изгнать их - из чистого любопытства и ради тренировки, - но затем счел подобное нарушение этикета неподобающим для почетного гостя, каковым он здесь и являлся. Цитадель охраняли стражи, но они без единого звука пропустили Тарранта. Имелись здесь и слуги - и, возможно, они выполнили бы его повеления, буде такие возникли бы, но он предпочел вместо этого выставить вокруг себя Отвлечение, чтобы никто даже не заметил, как он идет. В хрустальных залах звучали голоса, разносясь по устроенным наподобие лабиринта коридорам, время от времени раздавался человеческий смех, но никаких людей он здесь так и не увидел. В соответствии с его собственным пожеланием или с волей Принца (или и то и другое сразу), но иллюзорные стены весьма эффективно изолировали Тарранта ото всех обитателей этой странной цитадели. Вот так, в полном одиночестве и без объявления о собственном приходе, Таррант в конце концов добрался до помещения, которое согласно его предположению было залом для аудиенций. Огромный, богато убранный, он искрился и сверкал иллюзиями и мнимостями в их вечно изменчивой череде; пока он шел вдоль стен, перед ним то вырастали, то вновь исчезали призрачные колонны. Пол был устлан коврами - и это, пожалуй, было единственной реальностью в мире мнимостей; поглядев на ближайший ковер, Таррант увидел, что он расшит золотом, серебром и десятком других драгоценных металлов, опыленных алмазной крошкой. А может быть, то, что показалось ему алмазной крошкой, было на самом деле хрусталем, структура которого оказалась специально перестроена с таким расчетом, чтобы по нему мог ходить человек. Но когда он поставил ногу на край ковра, все иллюзии разом исчезли и он смог воспринять зал таким, каков он был на самом деле: с мебелью темного дерева, инкрустированной золотыми и слоновой кости медальонами, с обивкой, отороченной золотою же бахромой. Шелковые подушки цвета заката. Златотканая скатерть на столе, кубки полированного серебра на скатерти. И двое за столом. Один из них - ракх, хотя и не похожий ни на одного из ракхов, которых Тарранту доводилось видеть ранее. Судя по форме и манере держаться, офицер лейб-гвардии, и Таррант решил не обращать на него внимания. Второй - человек, и человек, знакомый самому Тарранту. Он выглядел сейчас старше, чем в собственном Послании, но, возможно, разница объяснялась искажениями потоков Фэа; даже посвященному трудно передать свой точный образ на значительное расстояние. - Владетель Меренты! - Таррант обратил внимание на то, что глаза у Принца голубые и холодные, выражение настороженное, но вовсе не враждебное. - Какая редкая честь принять такого гостя! Ваша слава долетела до нас раньше вас самих. Таррант обозначил легкий поклон, демонстрируя и учтивость, и настороженность. Прекрасно понимая, что малейший его жест интерпретируют в ту или другую сторону, каждое движение лица оценивают и изучают. - Это и для меня, Ваше Высочество, великая честь. - Сожалею, что ваше путешествие не оказалось настолько приятным, насколько могло бы. - Принц подошел к столу, усыпанные перстнями пальцы обхватили ножку бокала. - Могу ли я предложить вам бокал вина после столь долгой и трудной дороги? И он протянул бокал Тарранту. Тот подошел уже достаточно близко, чтобы почувствовать аромат, струящийся из бокала, и с благодарностью принял его. На мгновение их пальцы соприкоснулись, и хотя колдун не слишком крупного формата наверняка использовал бы этот контакт, чтобы заручиться информацией о подлинных намерениях противника, прикосновение Принца оказалось в высшей степени нейтральным. Как и прикосновение самого Тарранта, разумеется. Они оба вели себя с чрезвычайной осмотрительностью. Таррант поднес бокал к губам и вдохнул букет вина. Сладкий, свежий и теплый; неужели вино здесь подают в подогретом виде? Он сделал ритуальный пробный глоток, почувствовал страшный голод и преодолел его, а затем оставил кубок практически нетронутым. Сохраняя внешнее спокойствие, более того, напускное безразличие. - Не понравилось? - едва заметно улыбнувшись, поинтересовался Неумирающий Принц. Таррант с деланной небрежностью пожал плечами: - Пить человеческую кровь для меня не удовольствие, а естественная потребность. Даже необходимость. Но благодарю вас за то, что вы об этом позаботились. - Мне показалось, что после дней, проведенных в моей пустыне, вы должны проголодаться. Но, разумеется, мне вы в этом ни за что не признаетесь. Даже если будете умирать с голоду, не так ли? - А вы бы признались, окажись вы у меня в гостях? - Вряд ли. - Принц хмыкнул. - Мы с вами похожи друг на друга, не правда ли? Если мы научимся доверять друг другу настолько, чтобы затеять что-нибудь вдвоем, то союз окажется более чем удивительным. - Должен признаться, что такая возможность интригует и меня самого. - А обещание обожествления, а? Хорошенькое вознаграждение за самую заурядную измену! - Если вы находите ее столь заурядной, - спокойно возразил Охотник, - то, возможно, вы понимаете меня не так хорошо, как вам кажется. Голубые глаза холодно сверкнули. - Вам известно, что священника и девочку я взял в заложники? Таррант пожал плечами. - Или вы хотите сказать, что их судьба вам безразлична? - Вы знаете, почему я здесь. И вы знаете, что мне нужно. Принц помолчал. Потом равнодушно произнес: - Вам нужен Калеста. - Калеста. Лицо Принца напряглось. - Калеста служит мне верой и правдой долгие годы. Он помог мне создать это королевство и оказал содействие в разработке плана вторжения в земли, принадлежащие Истинной Церкви... - Вторжения, сопряженного со смертью в мучениях нескольких сотен человек. - А это вас волнует? - Я презираю бессмысленную жестокость. - Йезу отличаются от остальных демонов. Лучше всего они сотрудничают с тобою, когда ты держишь их на длинном поводке. Да и имею ли я право осуждать его методы, если с их помощью он добивается для меня таких выгод? Точно так же имеете ли вы право осуждать их? - Следовательно, вы собираетесь взять его под защиту? - Я собираюсь принять вас в качестве почетного гостя. Погостите в моих владениях, посмотрите собственными глазами, какую роль он играет в происходящем. И, полагаю, ваше отношение к нему после этого переменится. - А если не переменится? Принц пристально посмотрел на Охотника: - Согласно поговорке: что ни час, то новый Йезу родился. А такие люди, как вы... один раз в сто лет. Если уж на то пошло, я сделал свой выбор, пригласив вас сюда. - Повернувшись к ракху, он распорядился: - Пойди приведи ее. С армейской исполнительностью тот поклонился и вышел. Дверь была где-то за спиной у Принца, но Таррант даже не успел заметить ее: только что ракх был здесь, и вот он уже исчез, как будто провалившись куда-нибудь в другое измерение. Принц, увидев, куда смотрит Таррант, улыбнулся: - Смысл и удовольствие такого устройства в том, что ты полностью защищен, тогда как никто об этом даже не догадывается. - Понятно, - усмехнулся Таррант. - К тому же все здесь, знаете ли, совершенно естественно. - Хозяин цитадели положил руку на ближайшую колонну и любовно, чуть ли не страстно погладил ее. - Я ускорил процесс в миллион раз, перенаправил его немного, но в конце концов за все отвечает сама природа. А она куда более изобретательна, чем любой из нас. - Поразительное мастерство, - согласился Охотник. - А что с вулканами? - В каком смысле? - Вы обосновались на базальтовом плато вулканического происхождения. В тех местах, откуда я прибыл, это сочли бы колоссальным риском. Или вы научились укрощать магму? Принц хмыкнул: - Укрощать ее, Владетель, не приходится. Надо лишь держать открытыми определенные вентили, время от времени откачивать из почвы лишний газ... и тогда, если вам это нужно, лава потечет не на восток, а на запад, и вообще поведет себя самым цивилизованным образом. Ах да. Я же забыл. - Взгляд его буквально пронзил гостя. - Вы же не обладаете властью над огнем, не так ли? Равно как и надо всем, что соприкасается с огнем? Внутренне Охотник весь подобрался, внешне же - хотя и с трудом - ему удалось сохранить спокойствие. - Не надо меня недооценивать, - улыбнулся он. И мысленно добавил: "И заманивать в ловушку тоже не надо". Принц холодно улыбнулся в ответ: - А я и не собираюсь. Послышался шум приближающихся шагов. Хрустальные стены раздвинулись. Вернулся ракх. В сопровождении женщины. Нет, не женщины - девушки. Стройной, темнокожей и крайне испуганной. Но и в самом ее испуге имелось изрядное изящество. - Позвольте мне, - начал Принц, - доказать вам собственное гостеприимство. Он подошел к девушке, взял ее за подбородок, развернул лицом к Тарранту. Глаза у нее были широко раскрыты, а губы дрожали. - Как и положено, столь высокому гостю - лучшее, что может найтись в моих владениях. На мгновение наступила тишина. Затем Таррант предельно медленным шагом подошел к девушке. Ее страх был как ароматнейшее вино, его букет производил завораживающее впечатление. Голод охватил Охотника с поразительной силой. - Мне говорили, что вы предпочитаете бледноликих, но в наших краях это большая редкость. Зато все остальное выше всяких похвал. Таррант прикоснулся к щеке девушки - крайне деликатно, но ее объял еще больший ужас. Лишь максимальным усилием воли он заставил себя не закрыть глаза, чтобы как следует упиться непревзойденным ощущением. - Нравится? - спросил Принц. - Очень, - прошептал посвященный в ответ. - Можете поохотиться на нее в Черных Землях, если вам будет угодно. Конечно, с условиями, которые имеются в вашем Лесу, наши не сравнишь, но все же, мне кажется, это придется вам по вкусу. Если, конечно, вы не предпочтете взять ее прямо здесь. Охотник еле-еле заставил себя убрать руку. Но по-прежнему ощущал кончиками пальцев тепло, исходящее от девушки. - Нет, - выдохнул он. - Отпустите ее. Принц кивнул ракху, а тот увел девушку. Бедняжка была настолько запугана, что ей трудно было идти. И глаза у нее были полны слезами. Какая роскошь! Когда ее увели, когда они с Принцем вновь остались вдвоем, Таррант заметил: - Она ведь ваша подданная. И слова эти прозвучали с вопросительной интонацией. Принц улыбнулся: - А вы мой гость. И я угощаю своих гостей, Владетель, тем, что требует их природа. Так что насладитесь ею. Из того же источника можно почерпнуть и других - тысячи других, если наш с вами союз станет реальностью. Не говоря уж обо всех невинных душах из северных краев. - Он мрачно хмыкнул. - Каждый бог требует своих жертв, Владетель. Так с чего бы вам становиться в этом плане исключением? Охотник чувствовал, как сама сущность девушки взывает к нему из-за хрустальных стен. Обольстительная, в высшей степени обольстительная. Сколько же времени прошло с тех пор, как он в последний раз по-настоящему охотился? Гибель участников вторжения была сущими пустяками по сравнению с открывающейся перед ним перспективой. Ну правда же, ночные кошмары священника едва ли могли сравниться с рюмочкой, вызывающей аппетит. - Давайте же, - мягко настаивал Принц. - Насладитесь ею. А о делах мы сможем поговорить и завтрашней ночью. Или даже позже. У нас с вами, друг мой, еще столько времени в запасе. Целая вечность. Так к чему суетиться? Давайте же, насладитесь. Бежит. Она сейчас бежит. Он чувствовал это. И чувствовал ее страх. Этот страх пробуждал инстинкты, которыми он слишком долго пренебрегал. Ему страсть как хотелось погнаться за нею, взять ее, убить. Но сначала дело. Сначала церемонии. Сначала ритуал. Он поклонился так, как было принято во дни его юности, когда на этой планете было множество королей, принцев и их вассалов, - и тогда подобные церемониальные поклоны были общеприняты. Принц кивнул в ответ, давая понять, что оценивает церемониальный жест во всей его великосветской утонченности. Вернулся ракх, и хотя он застыл на почтительном расстоянии, Таррант почувствовал, что тот изучает гостя. Рассматривая его как возможную угрозу? Но если и так, то он явно зря старается. - Среди таких, как мы, - тихо начал посвященный, и в его голосе не прозвучала, а только едва обозначилась угроза, - Познание следует рассматривать как покушение на права личности и, соответственно, как недружественный акт. Мне было бы крайне жаль, если бы что-нибудь в этом роде омрачило наши едва завязавшиеся отношения, Ваше Высочество. - Вы правы, - холодно произнес Принц. - Но, думаю, мы друг друга поняли. - Он торжественно кивнул. - Удачной вам охоты, Владетель. Когда гость ушел и занавеси иллюзии плотно задернулись за ним, образовав барьер как для зрения, так и для слуха, - ракх спросил: - Вы ему доверяете? - О доверии и речи идти не может, - безапелляционно отрезал Принц. - Значит, вы примените к нему Познание? Принц покачал головой: - Ты слышал, что он сказал. Это было бы равнозначно объявлению войны. - Так как же вы собираетесь управлять им? Принц погладил серебряный кубок; подогретая человеческая кровь в нем затрепетала. - Есть и другие способы получения информации, - заверил он своего лейб-гвардейца. 16 Действие зелья постепенно сходило на нет. Дэмьен уже мог достаточно четко видеть. Очертания мира сфокусировались, огранились, черные и враждебные. И говорить он теперь тоже мог, если ему этого захотелось бы. Восстановившаяся речь уничтожила разлад с мыслью; недавнее состояние, в котором каждое слово давалось с подлинной мукой, прошло. Он смог, наконец, начать думать. Священник со стоном попытался сесть, к его удивлению, тело подчинилось. Казалось, прошла уже целая вечность с тех пор, как зелье, прописанное Принцем, лишило его каких бы то ни было мыслительных способностей; за это время в самые смутные минуты ему казалось, будто былой ум так и не восстановится, будто Принц спилил ему мозги, как спиливают когти камышовому коту или подрезают крылья пойманной птице. Только происшедшее с ним было в сотню, нет, в тысячу раз чудовищней. Сейчас он уже понимал, что не существует способов помешать кому-нибудь предпринять Творение. А можно только выскрести его мозг так, чтобы человек утратил способность к малейшей мыслительной деятельности, включая Творение. Йенсени, должно быть, заметила, как он заворочался, потому что подбежала к нему, желая как-то помочь. И хотя поднять его тяжелое тело она, разумеется, не могла, поддержка оказалась далеко не лишней. - Со мной все в порядке, - хрипло прошептал он, полуобняв девочку. Его запястья горели в тех местах, куда недавно впивались наручники, и машинально он начал Творение, чтобы Исцелить их. Или, по меньшей мере, попробовать Исцелить. Но зрение у него было еще никуда, так что в потоки Фэа он, как потребно для решения подобной задачи, всмотреться не мог. Да и любая другая задача была бы ему сейчас не по силам. - Мы в подземелье? - прошептал он. - И в очень глубоком. Он сказал, что вы сами поймете, для чего это. - Кто сказал? - Ракх. Священник напряг память и смутно вспомнил боевую раскраску и длинную пышную гриву. Да еще, пожалуй, зеленые глаза. Все остальное было недоступно, все остальное потерялось в тумане после приема зелья. Он подумал: "Интересно, а что еще я позабыл?" - Расскажи мне, - попросил он девочку. - Расскажи о том, что случилось. Так она и поступила. А пока она рассказывала, Дэмьен всматривался в свою темницу: частые и толстые прутья решетки, крепкие стены, практически полное отсутствие земной Фэа. И ни малейшей надежды - нигде, ниоткуда. Принц знал, что он за человек и как с ним управиться, и хорошо продумал условия заточения. Пока дверь не отопрут, Дэмьену и девочке отсюда не выйти. - Вот еда, - закончила Йенсени. Как это ни странно, она явно гордилась наличием пищи, словно сама приготовила ее, но у него не было сил поинтересоваться этим обстоятельством. Сколько же времени провел он в психической темнице чудовищного полусна, обрекая тело на муки голода, пока разум боролся за то, чтобы восстановить контроль над мозгом? Но стоило почувствовать голод, как тот предъявил свои права со всей категоричностью. Он принял у нее из рук пищу - это были сандвичи! не больше и не меньше! - и благодарно проглотил все до последнего кусочка. Запивая чистой водой, которую тоже дала ему девочка. "Что ж, и на том спасибо, - подумал он. - По крайней мере, этот ублюдок не собирается уморить нас голодом". - Он собирается убить нас? - внезапно спросила девочка. Священник посмотрел на нее, потом погладил по голове. Руки и ногти были у него в грязи, одежда тоже; Таррант бы наверняка брезгливо поморщился. - Не знаю, - спокойно ответил он. - А ты боишься, что собирается? Задумавшись, Йенсени закусила губу. - И тогда я снова буду с отцом? - вдруг встрепенулась она. - Где бы это ни оказалось? - торопливо добавила она, совершенно очевидно не больно-то веря в небо Единого Бога. - Я в этом уверен, - прошептал Дэмьен. Эти слова следовало произнести в любом случае, что же до того, насколько они соответствовали действительности... Что же на самом деле случится с этой прелестной крошкой, когда наступит конец, когда ее душа, став свободной, сможет оседлать энергетические потоки планеты Эрна? Единый Бог, утверждается, заботится только о тех, кто в Него верует, а ее едва ли можно причислить к Его пастве. А что происходит с теми, кто не верует ни в одного из богов, кто даже не задумывается над загробной жизнью, а просто живет от рождения до смерти так, как ему нравится или как у него получается? В мире, в котором Фэа способно порождать богов и демонов, в котором сила молитвы может сформировать рай и ад, - что происходит в этом мире после смерти с теми, кто не готовится к смерти - и к послесмертию - заранее? С невольным вздохом Дэмьен отправился к приземистому горшку, поставленному в дальнем углу темницы, и, убедившись в том, что тот представляет собой именно то, за что он его принял, облегчился ото всего, что накопилось за долгий день. Его моча была темной и пахла как-то странно; оставалось надеяться, что это результат воздействия зелья, а не симптом чего-нибудь куда более зловещего. Только и не хватало сейчас по-настоящему заболеть. Привалившись к каменной стене и закрыв глаза, он подумал: "А какое это имеет значение? Да и вообще, что теперь имеет хоть какое-нибудь значение?" - С вами все в порядке? - окликнула его девочка. "Нет, - подумал он. - Нельзя предаваться отчаянию. Стоит тебе психически сдаться - и он и впрямь одержит победу". - Как будто этого уже не произошло, - подумал он вслух. - Что? Он сделал глубокий вдох, пытаясь прийти в себя. Затем вернулся туда, где сидела девочка, и подсел к ней. Взял ее руку - такую маленькую, просто крошечную - и нежно погладил. - Йенсени... - заговорил он тихо, чрезвычайно тихо. Словно боясь того, что его могут подслушать. Конечно, никого вокруг не было видно, но разве в месте вроде этого можно судить о чем бы то ни было наверняка? - Фэа, которой я пользуюсь, здесь слишком слаба, мне с ней ничего не сделать. Но как с другой Фэа - с той, пользоваться которою тебя учила Хессет? Ты не видишь здесь ничего? Девочка помедлила с ответом. - Иногда. Сияние было сильным сразу же после того, как мы сюда попали. Его не слишком много, но такие вещи быстро меняются. Никогда ничего не знаешь заранее. Она сказала это словно оправдываясь, как будто сама была виновата в том, что здесь мало приливной Фэа. Священник ободряюще пожал ей руку. - А когда эта сила затопляет все вокруг, когда ты можешь воспользоваться ею... Как тебе кажется, ты могла бы с этим что-нибудь сделать? Он указал не на прутья решетки, которые интересовали его на самом деле, а на ножные кандалы. Что тот металл, что этот, и если она сможет использовать приливное Фэа, чтобы разбить эту цепь, то, скорее всего, справится и с решеткой. Но она смущенно потупилась. - Я пыталась. Еще в лодке. Но у меня ничего не вышло... - Тебе просто нужно попрактиковаться, - поспешил вставить он. И нехорошо подумал при этом: "А времени на это у тебя может оказаться много, не исключено, что и целая жизнь". - В следующий раз, когда почувствуешь силу приливной Фэа, дай мне знать, и, быть может, мы вместе попробуем... Шаги. Он резко оборвал речь, надеясь, что спускавшиеся сюда - кем бы они ни оказались - ничего не успели услышать, да и что произойдет, если Принц узнает о том, что Йенсени может использовать приливную Фэа? И, кстати, раз уж Таррант все равно предал их, то почему он умолчал об этом? Над этой загадкой стоило поломать голову. Первым за решеткой появился солдат, за ним еще трое. "Должно быть, они считают, что я могу творить чудеса, - сухо подумал Дэмьен, - раз им требуется являться сюда в таких количествах". Следом за ними - капитан-ракх, его грива больше не была убрана под капюшон, но рассыпалась по плечам всем своим пышным золотом. Капитан кивнул в сторону решетки, и один из солдат встал у дверцы. Вооруженный, отметил про себя Дэмьен. Еще один кивок, и тот извлек пистоль. Холодное дуло глянуло прямо в глаза священнику. - Подойди к решетке, - приказал ракх. Медленно, с отчаянно заколотившимся сердцем, Дэмьен выполнил приказание. Пистоль смотрел на него с расстояния не более чем в один ярд, промахнуться было бы просто невозможно. - Повернись. Дэмьен повернулся к нему спиной и лицом к Йенсени. Она вся подобралась, как испуганный зверек, готовый сорваться с места при первых признаках опасности. Но куда ей бежать? Где спасение? Где здесь хотя бы намек на безопасность? - Просунь руки сквозь прутья, - распорядился ракх. Сердце у Дэмьена ушло в пятки, едва он понял, что означают все эти приготовления. Но что ему оставалось делать? Он завел руки за спину и просунул сквозь прутья решетки. На запястьях тут же защелкнулись наручники, приковав священника к месту, на котором он стоял. Он сразу же проверил, какую свободу движений ему оставили. Практически никакой. - Поставлен, - сообщил кому-то ракх. За спиной у Дэмьена послышались шаги. Он попытался оглянуться, чтобы увидеть вновь прибывшего, но под таким нелепым углом и в столь скверном освещении разглядел лишь чью-то рослую фигуру в кроваво-красном плаще. Послышался скрип ключа в двери. Тяжелую дверцу отодвинули. Человек прошел в темницу и встал лицом к лицу с Дэмьеном. "О Господи..." Какой-то частью сознания он воспринимал все, как оно было или как оно казалось: перед ним в алом шелковом плаще, распахнутом на груди (открывая нечто более искусно пошитое, возможно, камзол), стоял сохраняющий стройность и осанку пожилой мужчина лет пятидесяти, может быть, шестидесяти. Тонкий золотой обруч на голове лишь оттенял седеющие виски, редеющие волосы, нездоровую кожу. И все это было страшно знакомым. На мгновение Дэмьен мысленно вернулся в земли ракхов. Опустился на колени перед Властительницей Лема, руки у него оказались связаны за спиной обыкновенной веревкой (чего бы он ни отдал сейчас за то, чтобы дело обстояло именно так). Он готовился пасть жертвой ее безумия, тогда как демон, стоя у нее за плечом, насмешливо нашептывал: "Пытка есть пытка". Хозяйка Лема и этот мужчина были одним и тем же человеком. Не в телесном смысле. И не в плане пола. И даже лица не были похожи друг на друга, да и любое внешнее сходство отсутствовало. Но их одеяние, их осанка, даже выражение лица! Следя за тем, как ступает этот человек, Дэмьен видел ее поступь; стоя перед ним, священник почувствовал себя вернувшимся в тот день, когда он тщетно ждал землетрясения, чтобы избавиться наконец от всяческих проявлений ее безумия. - Принц Изо Раши, - провозгласил ракх. - Суверенный властелин Килей, Шатаки и Черных Земель. - И затем добавил: - Называемый также Неумирающим. Нет, внешнее сходство отсутствовало. Может быть, они приходились друг другу родственниками? Женщина покинула этот край уже более ста лет назад. Могут ли двое людей настолько походить друг на друга, что после столетней разлуки их вкусы применительно к собственной одежде окажутся почти полностью идентичными? Это же чистое безумие! Это же невозможно! Однако именно так все и было. - Ну вот, - сказал Принц. Говорил он гладким, хорошо поставленным баритоном. - Вот воитель Божий, явившийся посягнуть на мой трон. Дэмьену кое-как удалось пожать плечами: - Сделал все, что смог. И вновь выражение, промелькнувшее на лице у Принца, показалось Дэмьену невероятно знакомым, - а чего бы он ни отдал, чтобы забыть об этом сходстве и обо всем, что с ним связано. - Так оно и есть, - подтвердил Принц. - Однако теперь, когда ваша попытка сорвалась, вы можете загладить причиненный вами ущерб, сослужив мне одну простую службу. - У меня ведь небольшой выбор, не так ли? - У вас вообще нет выбора, - заверил его Принц. - Что же касается страданий, которые это вам причинит... вот это уж зависит только от вас. Подавшись вперед, он взял голову Дэмьена в свои ладони - и положение столь пугающе напомнило то, что сложилось тогда в землях ракхов, что Дэмьена на миг охватила паника. Он попытался вырваться, увернуться, но наручники и прутья, к которым он был прикован, лишали его свободы маневра, а холодные руки сжимали ему голову сильно и властно. Йенсени рванулась было к ним, но Дэмьен, увидев это, успел крикнуть: - Нет! Оставайся на месте! Не вмешивайся! Да и действительно, чем бы девочка могла сейчас помочь ему? - Как это разумно с вашей стороны, - удовлетворенно пробормотал Принц. Дэмьен попытался хотя бы отвести глаза, однако не смог этого сделать. Попытался зажмуриться - но и это не удалось. Холодный взгляд голубых глаз мучителя приковывал его к себе, пригвождал его, насаживал как бабочку на булавку. "Откуда он черпает такую мощь?!" - в отчаянии подумал Дэмьен. Затем почувствовал у себя на щеке живое пламя: перстень Принца, вобравший в себя прирученное земное Фэа, производил Творение, называющееся Усмирением. "Подобно мечу Тарранта", - сравнил Дэмьен, слишком хорошо помня, что это за меч и на какие дела тот способен. - Расскажите мне о Джеральде Тарранте, - приказал Принц. Образы словно взорвались в мозгу Дэмьена - зрительные, звуковые, эмоциональные, - сплетаясь в единый узор воспоминаний. Охотник в своем Лесу. Сиани, абсолютно беспомощная у него на руках. Мучительная смерть ракха. Кровь. Страх. Отвращение. Его бросило в дрожь, когда все эти воспоминания нахлынули на него разом, когда все пережитое за долгий и трудный год слилось в одно-единственное мгновение. Мальчик, которого убил Таррант. Женщина, которую он запытал до смерти. Ужас, возникший при мысли о том, что необходимо отправиться ему на выручку, при мысли о том, что другого выбора не остается, и, значит, Охотник будет жить, мучить и убивать дальше, потому что он сам, Дэмьен Райс... - Нет, - выдохнул он. - Остановитесь, прошу вас! ...А потом нынешнее путешествие, нынешнее чудовищное и заранее обреченное на провал путешествие: дни, и ночи, и схватки, и кошмары, и то мгновение на реке, то роковое мгновение, когда все его надежды пошли прахом и он посмотрел на Тарранта и понял - да, он сам понял, - что все кончено, что все их усилия пропали втуне, что все, кто погиб, погибли понапрасну, что Охотник в конце концов доказал, что он остается верен собственной природе, а природа его заключается в вероломстве... Сила, объявшая священника, внезапно отхлынула, и он, обмякнув, прислонился к прутьям решетки. Обессиленный, потрясенный, он смог теперь закрыть глаза. И хотя он услышал, как Принц отошел от него, у него не было силы посмотреть в ту сторону, да и желания тоже не было. И хотя он услышал, как открыли дверцу в решетке, он не посмотрел и туда тоже. Казалось, будто вместе с этими воспоминаниями из него вырвали всю жизненную силу. И просто жить стоило ему теперь немалых трудов. Но тут у него с запястий сняли наручники, и он получил возможность сдвинуться с места. Он опустился на колени - прямо на холодный каменный пол, и почувствовал, что девочка, подбежав, уже прильнула к нему. Дэмьен крепко обнял ее, черпая силы из телесного контакта. - Благодарю вас, - послышались за спиной слова Принца. - Это было в высшей степени информативно. И вновь он не пожелал обернуться. Не пожелал дать понять, что расслышал насмешливые слова, произнесенные с надменностью, так сильно напоминающей манеру самого Охотника. Обернувшись, он, должно быть, попытался бы убить этого человека, невзирая на решетки, на солдат и на все прочее. Слишком сильно было желание ударить Тарранта, слишком непреодолимо, а Таррант и Принц слились сейчас для него воедино. "Будь ты проклят, Охотник! Я доверял тебе. По-настоящему доверял. Скольких еще заставил ты совершить ту же роковую ошибку за все прожитые тобою столетия? Сколько еще людей убеждали сами себя в том, что душа Охотника остается по-прежнему человеческой, и лишь в самом конце обнаруживали, что она холодна и безжалостна, как Избытие!" У него за спиной Принц меж тем произнес: - Это все, Катасах. Никакой стражи больше не нужно. Катасах! Священник резко обернулся, но они уже удалились в глубокую тень у начала лестницы. И увидел он только беглый отсвет фонаря на щетине, похожей на соболиную шерсть, на золотой гриве, рассыпавшейся по плечам, затянутым в мундир. И когда они исчезли - и вместе с ними исчезла надежда (хрупкая и безымянная надежда), - он снова остался за решеткой в своей темнице. Думая о том, что неплохо было бы узнать об этом пораньше. И гадая о том, что предпринял бы, узнай он об этом пораньше. - Он назвал его Катасахом, - шепнула девочка. - Слышал. - Привалившись к решетке, Дэмьен закрыл глаза. Отчаянные планы замелькали у него в мозгу, рассыпаясь во прах, прежде чем успевали обрести мало-мальски реальные очертания. - Только нам теперь от этого никакого проку. Однако в глубине души он сомневался в безнадежной правоте своего последнего утверждения. Светало. Одинокая птица кружила в небесной тьме. Ее когти были как рубины, ее глаза сверкали ослепительными брильянтами. Размах крыльев был шире орлиного, а на кончиках перьев искрилось холодное серебряное пламя. Она зашла вниз, осмотрелась, вновь взмыла вверх. Она что-то искала. На западе стояло какое-то тускловатое свечение, не связанное ни с солнцем, ни со звездами. Розово-красное свечение над вершиной одной из гор, окунающее ее в кровавое облачко. Птица полетела в ту сторону. На подлете воздушные потоки усилились, так что птице пришлось побороться и за то, чтобы не сбиться с курса, и за то, чтобы не разрушить собственный образ. Малейшая оплошность здесь, в окрестностях вулкана, могла стать для перевоплощающегося роковой. Птица перелетела через горный гребень - и снизу ее обдало жаром. Холодное пламя на кончиках крыльев погасло, оперение затрепетало и принялось сворачиваться в клубки. Из вулкана дышало пламенем, порой высоко в воздух взметывались камни или же тучи пепла, и птице приходилось нелегко. В конце концов она не смогла лететь дальше и опустилась наземь. Земное Фэа заклубилось жаркими потоками возле ее лапок, такое могущественное, что эту силу почти невозможно было приручить; и только через несколько минут птице удалось переплавить Фэа согласно собственному замыслу, вывести прочь непереносимый жар с тем, чтобы оно поддалось Творению. И наконец - через преодоленный страх - произошло перевоплощение. На смену перьям пришло человеческое тело, на смену лапкам - руки, появилась и одежда. Шелковый плащ, однако, оказался в нескольких местах прожжен. Соответствующее заклятие - и под рукой возник заговоренный меч. Джеральд Таррант окинул взглядом длинный склон огнедышащей горы, всматриваясь в смертоносный ландшафт. Всего на полмили к западу от него земля треснула и по склону катилась раскаленная лава. Даже со своего места он чувствовал на щеках ее жар и понимал, что если ему дорога собственная жизнь, то идти в ту сторону не стоит. Извергающуюся лаву сопровождали потоки земной Фэа, настолько интенсивные, что подвергнуть их Творению осмелился бы только безумец. И лава, и Фэа текли к западу, в сторону моря, прочь от цитадели Принца. "Прекрасно", - подумал Таррант. Принц предложил ему поселиться у себя во дворе, от чего Таррант со всей учтивостью отказался. Он не собирался проводить время, в течение которого был наиболее уязвим, под боком у этого человека, независимо от того, союзники они или нет. Поэтому, распахнув крылья, он полетел на запад, к вулкану. Пусть Принц думает, будто он тем самым всего лишь ищет уединения. Пусть он думает, будто Таррант избрал это место потому, что огненные потоки воспрепятствуют любому Видению, любому Познанию, любой попытке со стороны Принца выяснить, где же Охотник залегает в дневное время. Конечно, и этими мотивами он тоже руководствовался, но только отчасти. А если бы Принц разгадал и остальное... тогда раскаленная лава и расплавившиеся камни показались бы Джеральду Тарранту сущими пустяками по сравнению со встающими перед ним задачами. Земля задрожала, когда он опустился на колени, и по ветру до него донесся острый запах серы. Здешние места напоминали ему гору Шайтан в его родных краях - могучий вулкан, выбросами которого подпитывались потоки в Запретном Лесу. Однажды он совершил паломничество на эту гору, желая подключиться к могущественной энергии, и с тех пор знает, насколько убийственны бывают извержения. Но тогда у него имелся выбор. Посвященный положил руку на рукоять меча и извлек его из ножен. Холодное пламя яростно брызнуло, войдя в контакт с раскаленной энергией здешних потоков, остро заточенная кромка зашипела, от нее повалил пар. Меч ослепительно сверкнул - почти столь же ярко, как некогда в землях ракхов; ночь за ночью на протяжении всего последующего путешествия он подзаряжал его энергией, переплавляя земное Фэа с предельной тщательностью, чтобы оно полностью соответствовало его нуждам, а затем перенося энергию в сталь, пока все лезвие не заискрилось вложенной в него мощью. При помощи этого меча он мог предпринимать Творения, даже когда потоки Фэа становились смертельно опасными в результате землетрясений или когда он сам попадал глубоко под землю, где Фэа совсем слабое. И даже здесь, в этом враждебном окружении, меч позволял ему совершать Творения, оставаясь при этом в полной безопасности. Еще один заговоренный инструмент, и тогда он будет ко всему готовым. Он достал его из кармана, раскрыл, выложил на теплую черную землю. Воспоминания нахлынули на него волной, и на мгновение ему показалось, что эта волна настолько могущественна, что некоторые из них сейчас проснутся к жизни. Однако пробудился лишь тонкий алый туман, который затем превратился в похожие на кровь капли, поплывшие перед Таррантом по воздуху. Убрав из сознания все остальное, он собрался для Творения. Во всем репертуаре Действий не было равного по трудности тому, которое он решил произвести сейчас. Оно было не просто неестественно или сверхъестественно, но противоестественно, оно отрицало течение самой реальности. Всего один раз до нынешней минуты он решился на подобное, да и то лишь ради приобретения необходимого опыта, но даже так не больно-то преуспел. А вот на этот раз ошибиться было нельзя. Осторожно он напитал мощью маленькую изящную вещицу, точно так же, как много веков назад он поступил с собственным мечом. Это само по себе было просто. Зато дальше должно было идти Установление - весьма сложная процедура, в результате которой сама вещь начинает формировать Фэа, направлять и перенаправлять потоки, источать магнетизм, рассеивать и концентрировать свет... Творение называлось ПротивоВидением. Организовать Затемнение было бы куда проще, но этим всего лишь уменьшалась бы вероятность того, что на эту вещь обратят внимание. Отвлечение было бы более эффективным - именно к Отвлечению он прибег против Дэмьена и Йенсени на берегу реки, - но Отвлечение годится для решения краткосрочных задач, а длительного эффекта оно не сулит. К тому же любой колдун постоянно держится настороже в связи с возможностью применения подобных усилий (как наверняка насторожился и Принц), и в силах заметить их воздействие. Нет, на этот раз следовало потрудиться по-настоящему. А следовательно, необходимо было воздействовать не только на мозг колдуна, но и на саму реальность, преобразовав физический мир так, чтобы нигде не осталось и следа существования самого заговоренного предмета. Чтобы он на самом деле стал невидимым. Многие ученые в дискуссии с ним доказывали принципиальную невозможность ПротивоВидения. Он же настаивал на том, что оно вполне возможно. И здесь, на этом вулканическом склоне, он ставил собственную жизнь на карту в доказательство этого. Медленно и осторожно он принялся преобразовывать Фэа, оплетая энергией маленькую вещь как своего рода шелковым коконом. Свет, упершись в этот барьер, потечет по периметру и далее изменит свое направление. Магнетические потоки не смогут вступить в контакт с металлическим сердечником, пока им не будет это разрешено. Жара, холод, электропроводимость, ветры, приливы... с каждой из этих сил ему предстояло разобраться по отдельности, для каждой приготовить особое противодействие. Единственное, что он оставил нетронутым, было узкой полоской прямого света; с этим следовало впоследствии разобраться на куда более высоком уровне. Закончив дело, он устало откинулся, а затем всмотрелся в творение рук своих. Здесь, под открытым небом, оно выглядело вполне обыденно, но если на него обратит внимание Принц... "Вот тогда и выясним, прав я или нет, - мрачно подумал он. - Выясним на собственной шкуре". 17 - Чертова лестница, - пробормотал стражник. - Почему мы не держим этих узников на первом этаже, вместе с остальными, вот чего я понять не могу. Порученное ему дело отнюдь не вызывало у него восторга, однако он едва ли признался бы в этом своему капитану. Не стоит объяснять ракху, что на твой вкус лучше стоять на часах, нежели тащить поднос с пищей на десять лестничных маршей под землю. Он раскусит тебя за пару секунд, прорычит что-нибудь отвратительное на собственном тарабарском наречии, и тебя отправят вывозить мусор, или чистить лодки, или заниматься чем-нибудь в том же роде. Нет, лучше уж снести чертов поднос по чертовой лестнице, стараясь не думать о том, что по ней же, к чертям собачьим, придется подниматься обратно... Примерно на полдороге его схватили сзади за плечо. Изумленный, стражник стремительно обернулся. Внутренний голос говорил ему: "Обнажи меч! - Но тот же внутренний голос напомнил и другое: - Смотри не урони поднос!" - в результате чего он едва не выронил и меч и поднос сразу. - Не бойся, - произнес холодный голос. Рука упала с его плеча, но там, где она только что лежала, осталось ноющее ощущение. Заморский Владетель. Вот кто это такой. На мгновение у стражника захолонуло в паху, потому что он слышал о том, что это за человек и на какие штучки способен. Но тут же он вспомнил и то, что слышал от своего капитана; тысячи глаз обращены во дворце к этому человеку - и все только и ждут того, как он воспользуется своим могуществом против Принца. "Пусть только пробормочет первое слово Познания, - сказал ему ракх, - и наши люди тут же порубят его в капусту". А это означает, что и сам страж в безопасности, не правда ли? Или нападение на одного из лейб-гвардейцев не равнозначно нападению на самого Принца? Тем временем гладкие ухоженные руки обхватили с обеих сторон поднос, и стражник сразу же почувствовал, как захолодела вся его поверхность. На мгновение он и сам вцепился в поднос, полагая, что капитан задаст ему трепку, если он его отдаст, но тут он поглядел в глаза Владетелю - в его ледяные серебряные глаза, - и руки солдата словно утратили разом всю свою силу. - Я сам отнесу, - произнес Владетель. - Можешь возвращаться наверх. Стражник чуть было не возразил, но у него пропал голос. В конце концов, поняв, что он никто и ничто по сравнению с могущественным колдуном, особенно в таком темном месте, где и закричи, никто не услышит, он, соглашаясь, кивнул. Взгляд Владетеля неохотно отпустил свою жертву, и стражник невольно задрожал, когда высокая, источающая холод фигура проследовала мимо него по лестнице. "Да ладно, - подумал он. - Мне ведь все равно не хотелось лазить по этой лестнице туда и обратно, верно?" Все еще продолжая дрожать, он отправился доложить капитану, что еда доставлена по назначению. Свет был совсем слабым, поэтому, чтобы хоть что-нибудь разглядеть, Дэмьену и Йенсени пришлось усесться спиной к решетке. Так они и сидели, разложив на полу карты, мелкие монеты и всякую всячину, которая сгодилась им в качестве игральных фишек. Они оба были грязны, измотаны и изранены, все их внимание было сосредоточено на картах. Ни тот, ни другая не заметили, как подошел Таррант. - Дайте-ка мне парочку, - мурлыкала Йенсени, выложив две карты на пол. - Я жду от вас парочки. Священник выудил из своего набора две карты и накрыл ими карты Йенсени. Только теперь, похоже, он расслышал, что кто-то пришел, потому что повернулся... И обомлел. Обомлел настолько, что в ту же сторону посмотрела и Йенсени. Увидела Тарранта - и тоже разинула рот. А священник растерялся настолько, что дал Тарранту разглядеть в собственном взгляде желчь и ненависть. Затем Дэмьен отвернулся к разложенным на полу предметам, выбрал мелкую монету и с нарочитым презрением бросил ее через решетку к ногам Тарранту. Монета покатилась, и Охотник остановил ее башмаком. - Оставьте еду у решетки, - буркнул Дэмьен. - Мы заберем ее, когда управимся с игрой. Он отвернулся от Охотника и взял себе из колоды три карты. - Что ставишь, Йенсени? - Две монеты, - отвечала девочка. Она выложила их на пол, в "банк". Дэмьен всмотрелся в свои карты и тоже положил в "банк" две монеты. - Отвечаю тем же... и добавляю к этому... кусок мела. - У меня кончился мел. - Девочка полезла в карман в поисках чего-нибудь, что могло бы там заваляться. В конце концов вытащила какой-то камешек. Поднесла к свету и спросила: - Что это? Дэмьен осмотрел находку: - Лава. - И чего она стоит? Он подумал: - Полкуска мела. Таррант, с подносом в руках, подошел, когда они погрузились в дальнейшую "торговлю". Он поставил поднос на пол, к самой решетке. - А я думал, вам захочется узнать, что произошло. - А я и так знаю, что произошло, - сквозь зубы процедил Дэмьен. - Ну, что там у тебя? - обратился он к девочке. - Три "матери". - Черт побери. А у меня всего пара "семерок". - Священник огорченно посмотрел, как она сгребла "банк" в свою сторону, затем выложил на пол еще одну монету. - Сдавай. - Я думал, вам следует понять... - Да все я прекрасно понял! - Дэмьен внезапно вскочил на ноги и повернулся лицом к предателю; казалось, пружина его завода вот-вот лопнет. - Я понял, что кормил вас пять проклятущих месяцев, чтобы вы смогли попасть сюда, а попав, смогли продать нас человеку, убить которого мы сюда и прибыли. Вот что я понял! А что, собственно говоря, он посулил вам взамен? Дворец из ажурного хрусталя да стайку девушек, на которых можно поохотиться, пока они не истекут кровью? Что еще? - Бессмертие, - коротко ответил Охотник. Изумленный Дэмьен на миг онемел. - Самое настоящее бессмертие. - Господи, - прошептал Дэмьен. Потом закрыл глаза. - Нет. Мне с такой ставкой не потягаться. О Господи. - У нас не было ни малейшего шанса, - пояснил Охотник. - Поскольку в дело вовлечен Йезу, то ни малейшего. Я не смог бы подкрасться к Принцу и на расстояние в десяток футов, прежде чем на меня не набросился бы добрый десяток лейб-гвардейцев, а вы... вы не продержались бы и минуты. В первый же миг, когда вы только обозначили бы какое-нибудь угрожающее действие, колдовство Йезу настолько затуманило бы ваши чувства, что вы утратили бы всякую связь с реальностью, а тут-то вам и пришел бы конец. Никакого поединка у вас не получилось бы. - Вот и надо было объяснить мне все это, - выхаркнул Дэмьен. - Когда я спрашивал вас в Эсперанове, вот тогда и надо было мне все это сказать. Черт вас побери! Я же вам доверял! - А я предостерегал вас, чтобы вы мне не доверяли, - напомнил Охотник. - Предостерегал несколько раз. - Вы должны были сказать мне! - А я и сказал. Я говорил вам, что надежды практически нет. Говорил, что единственный шанс связан с проявлением необузданной стихии. А из этого ничего не вышло, не так ли? И едва ли по моей вине. Руки Дэмьена сжались в кулаки, костяшки пальцев побелели от бешенства. - Будьте вы прокляты, - хрипло прошептал он. - Будьте вы прокляты вместе с вашей дьявольской честностью! - Я назвал вам шансы. Вы сделали выбор. Так не лицемерие ли с вашей стороны, священник, строить из себя мученика? Дэмьен наверняка ответил бы, если бы хоть на миг сдержал клокочущую в горле ярость, ответил бы наверняка, - не появись в этот миг в разделенном надвое подземелье еще одна особа, - и ее приход настолько изумил священника, что он утратил дар речи. Она была стройна. Она была темнокожа. Она была красива тою красотой, которую предпочитал Охотник: хрупкая, нежная, уязвимая. По тому взгляду, который она бросила на Тарранта, было ясно, что она его боится, что она боится его просто чудовищно, и все же она подошла к нему, она приблизилась точно так же, как загипнотизированный кролик - к голодному удаву. Все в душе Дэмьена вскричало: ему захотелось рвануться к ней, помочь ей, избавить ее от бесконечной жестокости Охотника, но цепь сковывала ему ноги и толстая решетка мешала ему выбраться на другую половину подземелья. Чем бы ни намеревался сейчас заняться Таррант с этой женщиной, Дэмьену не оставалось ничего другого, кроме как стать свидетелем. Девушка бросила взгляд на священника, потом - на Охотника, потом быстро отвернулась. Ее рука, касавшаяся стены, задрожала, да и голос, когда она заговорила, зазвучал неровно: - Его Высочество просит вас повидаться с ним, когда вы управитесь с делами здесь. Ему необходимо кое-что обсудить с вами. Она говорила практически шепотом и была настолько объята страхом, что Дэмьену стало больно даже просто смотреть на нее. Да и не мудрено, подумал он, чуть ли не физически ощущая, как голод Охотника настигает ее, ласкает, упивается ее ужасом... - Оставьте ее! - крикнул он. Бессильные слова, пустое сотрясение воздуха. Если Охотнику захочется расправиться с нею, помешать ему Дэмьен ничем не сможет. Только и останется - с ненавистью наблюдать за глумлением. Таррант подошел к девушке. Застыв от ужаса, она не предприняла ни малейшей попытки к сопротивлению. Он поднес длинную изящную руку к ее волосам, погладил их; его пальцы скользнули вниз, на горло, задержались там, проверяя биение пульса. Она тихо застонала, но по-прежнему даже не шевельнулась. Ее темные глаза блестели от страха. - Таррант. Прошу вас! - Как Дэмьен проклинал себя за беспомощность! Его руки впились в толстые прутья решетки, но силы отчаяния, разумеется, не хватило бы, чтобы раздвинуть их. - Она всего лишь принесла вам весть. Не причиняйте ей боли. Охотник холодно хмыкнул: - Наше совместное путешествие закончилось, священник. И мне больше нет надобности терпеть ваши поучения. - Он подался к девушке и нежно поцеловал ее в лоб, издевательски пародируя человеческую ласку. Дэмьен увидел, что девушку всю затрясло. - Зиза принадлежит мне. Подарок Принца в залог нашего с ним союза. И отличный подарок, не правда ли? - Человека ни дарить, ни получать в дар нельзя, - возмутилась Йенсени. - Вот как? - Охотник улыбнулся. - Прошлой ночью я охотился на нее в Черных Землях. И сегодня она жива лишь потому, что я предпочел сохранить ей жизнь. Но начиная с этого момента она будет делать каждый вдох только с моего согласия и каждый выдох - только по моей команде. Вот как я это понимаю, мисс Йенсени. Дэмьену пришлось отвернуться. Он не мог смотреть на это. Беспомощность одолевала священника, на него накатывала тошнота. - Вы бы себя только послушали, - хрипло проговорил он. - И посмотрели бы только, что вы делаете! Это не тот Джеральд Таррант, с которым я был знаком. Что с вами произошло? - Послушайте, священник, только не заводите опять вашу проповедь! Чем эта женщина отличается от тысячи других? Голод мой остался тем же самым. Да и техника не изменилась. - Однажды вы рассказали мне о том, как охотитесь у себя в Лесу. О том, что всегда оставляете своим жертвам шанс на спасение... - Шанс настолько ничтожный, что им можно пренебречь. - И все же шанс у них есть. Ничтожный или нет. Вы обещаете им, что, если они сумеют устоять перед вами на протяжении трех ночей, вы подарите им свободу. Не так ли? - Дэмьен подождал ответа и, не дождавшись, продолжил: - Вы рассказали мне, что охотитесь только пешком и что в процессе охоты никогда не прибегаете к Творениям, потому что в противоположном случае у них вообще не было бы ни единого шанса. Вы помните это? Вы помните, как рассказывали мне о том, что по истечении трех ночей жертва или гибнет ради вашей потехи, или навсегда освобождается от вас? Вы, помнится, называли это непременным условием. - Он сделал глубокий вдох, стараясь сохранить хотя бы внешнее хладнокровие. - То, что вы делали с теми женщинами, Таррант, имело конец. Это разрывало их в клочья, но все равно имело конец. А то, что вы делаете здесь... - Он не смел взглянуть в глаза девушке. Иначе не только у нее, но и у него самого выступили бы слезы. - Здешняя страна наводит на вас порчу, - прошептал он. - Сперва ваша верность слову, теперь ваши наслаждения... Чем же вы станете, когда все это закончится? Бессмертным и ни от кого не зависящим небожителем? Или рабом в Черных Землях? - Возможно, я переменился, - терпеливо возразил Охотник. - Возможно, свобода избавиться, наконец, от страха перед смертью предоставила мне шанс, которого я столько ждал и искал. Или, быть может... быть может, вы никогда не знали меня настолько хорошо, как казалось вам самому. Может быть, вы видели во мне только то, что хотели видеть, и ничего больше. А теперь шоры с глаз убраны. - Он страстно погладил девушку по волосам. - Теперь истина стала явной. Теперь я могу стать тем, кем должен был стать, тем, кем бы я стал столетия назад, не потрать я половину энергии на создание тошнотворного механизма выживания. - Пошли, - велел он девушке, отпуская ее. - Я здесь закончил. Пойдем повидаемся с твоим Принцем. Она начала подниматься по лестнице первой, изящной рукой опираясь о стену. Дэмьен следил, пока они оба не пропали из виду, а затем слушал до тех пор, пока на винтовой лестнице не затих шум шагов. И когда они исчезли, он зарыл лицо в ладони - и они затряслись от бессильной ярости, и все его тело тоже. От ярости и от скорби. И от осознания собственной беспомощности. Через какое-то время Йенсени тихо спросила: - С вами все в порядке? Священник сделал глубокий вдох, пытаясь по возможности укрепить голос: - Да, в порядке. - Он с трудом поднял голову, глаза у него были влажны. - Сдай карты, хорошо? Пока она возилась с игральной колодой, он вспомнил о еде, принесенной Таррантом, и после минутного колебания смирился, решив все-таки взять ее. Сквозь прутья решетки протащить поднос было невозможно, поэтому ему пришлось брать все порознь: хлеб, сыр, мясо и что-то еще, завернутое в салфетку... Этот последний предмет удивил его: что-то он не припоминал, чтобы что-нибудь подобное подавали здесь раньше. "Наверное, серебряные столовые приборы, - ехидно подумал он, разворачивая салфетку. - Наверное, Принц, наконец, решил доверить нам ложку и вилку..." Но это действительно был нож! С перламутровой рукоятью, покрытой тонкой серебряной филигранью. А в центре рукояти выкована эмблема клана Таррантов. Лезвие острое и яркое, и от него исходит свет, слишком холодный, чтобы быть отражением света фонаря, и не отбрасывающий тени, а следовательно, неестественный. Пораженный Дэмьен уставился на нож. Холодное пламя. А чем же это может быть еще? Но какого черта... Йенсени подсела к священнику и посмотрела на вещь, лежавшую у него на ладони. - Что это такое? - Это его, - выдохнул Дэмьен. Он вспомнил, как этот нож в Брианде вспорол руку молодому мужчине. Вспомнил, как этот нож в Запретном Лесу вспарывал окровавленные бинты на животе у Сензи. Вспомнил, как этот нож во многих других местах... - Это его нож. Только раньше он не был подвергнут Творению... А сейчас, вне всякого сомнения, это произошло. И все же... если этот свет и впрямь представляет собой холодное пламя Охотника, то это можно было бы почувствовать и через салфетку. А тут... Дэмьен сомкнул руку на лезвии - осторожно, чтобы не искушать его, - но ничего не почувствовал. Ни холода. Ни зла. Ничего из того, что он привык связывать с могуществом Тарранта или с волшебным мечом, который тот постоянно держал при себе. - А сейчас? - спросила девочка. Он раскрыл ладонь. Салфетка, в которую был завернут нож, потемнела, а само лезвие осталось ярким. Это был свет холодного пламени, вне всяких сомнений. Слишком часто Дэмьен видел его, чтобы с чем-то спутать. - По-моему, он заговорен, - прошептал он. И подумал при этом: "Холодное пламя! Возможно, мне удастся взять его под контроль. Мне - и никому другому. Даже Принц не осмелился бы на такое - он не стал бы возиться с вещью, способной высосать его жизнь в мгновение ока". Единственное, о чем он мог сейчас думать, - так это о его личном связующем звене с Таррантом, коммуникационном канале между двумя колдунами. Но подключиться к нему сейчас... Волна ненависти и отвращения нахлынула на него при одной только мысли об этом. Этот лживый вероломный ублюдок... Но он вручил им заговоренный нож. Предоставил им шанс. Жалкий, ничтожный, но все-таки шанс. "И это наша единственная надежда, - внезапно понял он. - Да и он сам не смог бы предоставить нам никакого другого". - А почему он не сказал нам об этом? - спросила Йенсени. Едва услышав эти слова, он понял и какой нужно дать ответ, и его рука машинально сомкнулась на рукояти. Он завернул нож в салфетку и убрал с глаз долой. - Потому что Принц не доверяет и ему тоже, - ответил он. - И все время следит за ним. "И, возможно, следит и за нами, причем прямо сейчас". - Нет, - прошептал он. - Принц считает нас совершенно беспомощными. Таррант представляет собой возможную опасность, а мы нет. - Что такое? Он вновь развернул салфетку и всмотрелся в подарок. Заметив, что нож складной, он вложил лезвие в рукоять. В таком виде нож был мал и удобен и легко помещался в ладонь. Или в карман. Или в рукав. - Нам нельзя сейчас говорить об этом, - объяснил он. Очень тихим голосом. - Потому что если кто-нибудь нас подслушивает... тогда все кончено. Понимаешь, Йенсени? Так что ни единого слова. Широко раскрыв глаза, девочка кивнула. Он снова завернул сложенный нож в салфетку и спрятал его в брючный карман. Позже, успокоившись, ему надо будет как следует над всем этим поразмыслить. Где держать нож и как его использовать. "Нож в сердце столь же смертелен для посвященного, как и для любого другого смертного". Кто же сказал это? Сиани? Или Таррант? Воспоминания расплывались. Хорошо, все равно ему надо будет подумать. Надо будет придумать план действий. - А мне что делать? - шепотом поинтересовалась девочка. - Продолжай играть. И он положил на пол между ними монетку - полцента северных стран, а мысль его меж тем лихорадочно работала. "Нет, Джеральд Таррант, я тебя действительно не знаю, - думал он. Взял сданные девочкой карты, развернул их в руке веером. - Совершенно не знаю". В кармане горело холодное пламя. 18 - Дэмьен! Дэмьен! Вставайте! Тьма рассеялась до полутьмы, перечеркнутая светом фонаря. По другую сторону решетки маячили фигуры воинов, перепоясанных мечами. Йенсени расталкивала его. - Они говорят, что нам пора повидаться с Принцем. Медленно, мучительно он поднялся на ноги. Мышцы затекли и разболелись от холода и бездействия, да и короткая цепь на щиколотках мешала ему подняться с необходимой легкостью. И все же в конце концов он встал и посмотрел на людей, столпившихся в другой половине подземелья. Шесть мужчин и командир-ракх. Катасах. - Его Высочество желает видеть вас, - объявил длинногривый капитан. Дэмьену не оставалось ничего другого, кроме как кивнуть, а затем отступить на шаг, давая страже возможность отпереть дверь. Трое воинов прошли в темницу и застыли вокруг узника. - Повернитесь, - приказал ракх. Дэмьен повиновался. Его руки завели за спину и на запястьях защелкнули наручники. На этот раз они стали еще жестче, чем в предыдущий, отметил он. Сегодня они ведут себя с особой осторожностью. - Выводите его, - скомандовал ракх. - А меня?! - возмутилась Йенсени. Она рванулась было к Дэмьену, но солдат ухватил ее сзади. - Одна я тут все равно не останусь. - Ты тоже можешь пойти, - разрешил ей ракх. - Только тебе придется надеть вот это. Он протянул ей что-то сверкнувшее в свете фонаря. Это был металлический браслет, шириной в полдюйма и дюймов десяти - двенадцати в окружности. С браслета свисал металлический же диск, на котором было что-то выгравировано, а что, Дэмьен не мог со своего места разобрать. - Что это такое? - спросил священник. - Если вы будете вести себя хорошо, то это всего лишь украшение. Но если ваше поведение хоть в какой-то мере вызовет неудовольствие Принца, то... скажем так, девочке придется разделить его недобрые чувства. - Ракх помолчал, давая Дэмьену осмыслить услышанное, потом осведомился: - Ясно? - Ясно, - пробормотал Дэмьен. "Ах ты, ублюдок", - подумал он. Йенсени явно хотела услышать от Дэмьена хоть какие-нибудь инструкции; глаза ее были широко раскрыты, и в них застыл страх. "Какое у меня право вовлекать ее в мои неприятности", - мрачно подумал священник. Скорее всего, ему придется на кого-то накинуться - и произойдет это уже скоро. И если ему повезет, если очень повезет, то, погибнув, он прихватит с собой и Принца. Ну а теперь получалось так, что... убивая Принца, он тем самым убьет и Йенсени. "О Господи, вразуми меня. Я решил, если понадобится, пожертвовать собственной жизнью. Но имею ли я право жертвовать и жизнью этой девочки?" В конце концов он осторожно промолвил: - Не думаю, что без этой штуковины они разрешат тебе идти со мной. Вина свила гнездо у него в груди, вина и раскаяние, но он не мог сказать больше ничего, если, конечно, не собирался выдать собственные намерения. Поняла ли девчушка, на что ей предлагают дать согласие? - Ладно. Она произнесла это едва слышным шепотом. Страж взял ее за руку и вывел из темницы - довольно грубо, подумалось Дэмьену, - а затем ракх защелкнул браслет у нее на шее. Послышался характерный металлический щелчок. - Выводите, - распорядился ракх. Стражники вывели Дэмьена из зарешеченной половины подземелья туда, где стоял ракх. Скованного по рукам и ногам, его тем не менее предъявили на дополнительный осмотр командиру, да и сами встали впритык, не спуская со своего пленника глаз. И вновь Дэмьен подумал о том, что его принимают за какого-то чудодея. - Вам следует знать, - сообщил ему ракх, - что мне приказано убить вас в ту же секунду, как вы что-то затеете. Не ждать, не спрашивать, не выяснять ваши подлинные намерения, а просто убить. Дэмьен поглядел в зеленые холодные глаза и подумал о том, что за секреты таятся в их глубине. Что, интересно, разглядел в этом ракхе протектор, приняв его за возможного союзника? Чем бы это ни было, Дэмьену не удавалось это нащупать. "Кирстаад был здесь почетным гостем. Это совершенно другая точка зрения, чем та, на которой нахожусь я". - Поняли? - спросил капитан. - Да. - Дэмьен кивнул. - Понял. - Прекрасно. - И капитан приказал своим людям: - Пошли. Пленников подтолкнули к лестнице и тычками направили вверх. Один из лейб-гвардейцев сгреб было Йенсени за руку, но той удалось увернуться, и она тут же бросилась к Дэмьену. Ракх разрешил ей держаться рядом со священником. В процессе бесконечного восхождения Дэмьен чувствовал рядом с собой тепло ее тела; и как же ему хотелось, чтобы хотя бы для нее оставалась малейшая надежда. "Не слишком-то я осчастливил тебя, взяв с собой, - мысленно обратился он к ней. - Даже среди Терата тебе жилось бы лучше. - Но тут Дэмьен вспомнил о том, в каком состоянии они нашли ее у Терата: грязную, запуганную, живущую в норе, как какое-то животное. - Но ведь и сейчас она грязная, и сейчас запуганная, - нехорошо подумал он. Чувствуя, как при ходьбе от его собственного тела отслаивается засохшая корка пота, грязи и крови. - Должно быть, от меня чудовищно воняет. Но ведь ракхам такое нравится". Последняя мысль - издевательская, разумеется, потому что ракхи отличаются обостренным обонянием, - доставила ему известное удовольствие: как славно было причинить - пусть и ничтожное - неудобство хотя бы одному из врагов. Хотя сам ракх - ни этот, ни любой другой - никогда не признался бы, что дело обстоит именно так. На полдороге он упал, запутавшись в короткой цепи, пока перешагивал с одной ступени на другую. Упал со всего маху и ударился очень сильно, громко стукнувшись коленом о каменную ступень. Боль пронзила всю ногу, и он непременно покатился бы вниз по лестнице, не ухвати его за руку один из стражников. Другой тут же подхватил его с противоположной стороны, и вдвоем им удалось поставить пленника на ноги; практически повиснув у них на руках, он зашатался от боли. Ракх тут же подошел и подозрительно уставился на него. Сперва посмотрел на гримасу на лице у Дэмьена, а потом на покалеченную ногу. - Снять! - распорядился он. Дэмьен испытал новый приступ боли, когда, расстегивая ножные кандалы, цепь предварительно натянули, - и вот он уже был свободен и мог идти как нормальный человек. Слава Богу. Продолжив восхождение, он принялся считать лестничные марши. Колено отчаянно болело; он понимал, что, возможно, серьезно повредил его, но игра стоила свеч. Ножные кандалы с него сняли - и хотя это, конечно, было невеликой победой, зато первой, одержанной им с тех пор, как он попал в плен. А он давным-давно понял: когда дела идут по-настоящему скверно, так скверно, что беды обрушиваются на тебя со всех сторон сразу, лучше всего сосредоточиться на одной конкретной задаче и попробовать решить хотя бы ее. А потом будет видно. Поднимаясь по бесконечной лестнице, он старался не думать о ноже Тарранта. Старался не замечать его тяжесть, не думать о лезвии, вплотную прижатом к его собственному телу. Стражники, надевая на него кандалы, не нашли ножа, не почувствовали они его и в тот миг, когда с двух сторон подхватили священника под руки. Что же тому виной: Творение Тарранта или тщательность, с которой сам Дэмьен припрятал оружие в рукаве рубахи? Хотелось бы ему понять, как именно поколдовал с ножом Таррант. Строго говоря, он и сам не замечал ножа у себя в рукаве; он подозревал также, что не почувствовал бы его, даже если бы тот распорол ему руку до кости. Судя по всему, в дело пущено некое странное Затемнение, позволяющее видеть предмет, но блокирующее любое другое восприятие. И священник подумал о том, удастся ли ему пустить в ход нож, если возникнет такая необходимость. Или Таррант заранее предусмотрел и эту возможность? В конце концов они поднялись на самый верх и очутились в ослепительном хрустальном зале. Стены со всех четырех сторон сверкали и отливали ртутью, словно на них падал яркий свет из какого-то остающегося невидимым источника. Разумеется, Дэмьен узнал здешний стиль, и, разумеется, тот поверг его в трепет точно так же, как внешний облик самого Принца. Потому что архитектура дворца Властительницы Лема, может быть, и не отличаясь таким же великолепием и волшебным очарованием, была в своих основных характеристиках очень и очень схожа со здешней. Возможно, Властительница Лема попыталась создать копию этого дворца точно так же, как она старалась подражать Принцу в своей одежде. Но если так, то она, пожалуй, потерпела неудачу. Дэмьену пришлось прищуриться, пока лейб-гвардейцы вели его вперед, - слишком уж впечатляющее зрелище предстало здесь его взору. Стены блистали брильянтами, отовсюду в зал обрушивались водопады света. Интересно, как местные обитатели сами ориентируются в этом хаосе? Пользуются каким-нибудь Творением или же все дело в самой обыкновенной привычке? "А я бы к этому никогда не привык", - подумал он, погружаясь в хрустальный блеск. Йенсени держала его за руку, и он чувствовал, что ее ручонка дрожит. Может быть, отец описывал ей и этот дворец тоже? Или на это у него не хватило слов? И тут стены перед ними раздвинулись - или мнимо раздвинулись, - и они очутились в просторном помещении, потолок которого был озарен отраженным мерцанием многочисленных фонарей, а стены представляли собой радужные переливчатые панели. В комнате было полно народу - главным образом солдат, - но внимание Дэмьена сразу же приковали к себе двое восседающих в самом центре. Эти двое были под стать друг другу - оба величественные и надменные. Неумирающий Принц сидел справа, и его длинные пальцы поглаживали позолоченную ручку кресла в форме головы какого-то животного. Он пристально смотрел на Дэмьена. Двое гвардейцев стояли у него за спиной, и было ясно, что они готовы броситься в бой при малейшем признаке опасности для их государя и повелителя. Дэмьену показалось, что Принц стал со времени их недавней встречи еще старше (а ведь прошел всего день!), но это, скорее всего, следовало списать на фокусы освещения, оставлявшего лицо Принца в глубокой тени. Он опять был в красном - и тяжелая шелковая тога растекалась у него по плечам, как кровь. Похож, очень похож на Властительницу Лема, подумал Дэмьен, и это было обескураживающее сравнение. А слева сидел Джеральд Таррант, потягивая что-то из серебряного кубка и как бы ненароком поглядывая на Дэмьена и на Йенсени. И это был уже не тот покрытый дорожной пылью путник, которому довелось проплыть по морю несколько сотен миль, а потом еще полстолько пройти пешком, - это был аристократ до корней волос, наконец-то занявший подобающее место среди себе подобных. Его верхняя тога была из темно-синего панбархата; под нее была поддета черная, щедро расшитая золотом туника. На голове, сдерживая достигающие плеч волосы, возлежал золотой венец, но сияние золота вдвое уступало блеску его глаз, его таких пронзительных глаз. Рядом с ним, на коленях у ручки кресла, стояла девушка, которую Дэмьен видел в подземелье. Рассматривая лица пленников, Охотник гладил ее по волосам, и хотя от священника не укрылось, что женщину бьет дрожь, она даже не пыталась отпрянуть. - Преподобный Райс! - Принц поднял кубок, словно желая произнести здравицу в честь важного гостя. - Вы считаете себя справедливым человеком. Вот и объясните мне: какой приговор следует вынести тому, кто вступил в бой с моими войсками, сорвал жизненно важный для меня проект, вторгся в мою страну и вознамерился свергнуть меня с престола? Дэмьен пожал плечами: - Я бы начал с ванны и смены белья. На мгновение Принц, казалось, насупился, затем, поглядев на Тарранта, поинтересовался: - Он что, всегда такой? Дэмьену показалось, будто Охотник едва заметно усмехнулся: - К сожалению. С отсутствующим видом гладя девушку по волосам, посвященный снова отпил из кубка; его жертва меж тем дрожала все сильнее и сильнее, она явно находилась в ужасе. Взгляд у нее был какой-то незрячий, губы полураскрыты, и Дэмьен понимал, что даже сейчас она какой-то частью сознания находится в Черных Землях и спасается бегством от человека, настолько жестокого и безжалостного, что он претендует даже на самые сокровенные ее мысли. По-королевски величественный, Принц поднялся из золотого кресла и подошел к Дэмьену. Пока Принц шел, священник осторожно сунул руку в рукав, стараясь скрыть этот жест за полной неподвижностью всего тела. Слава Богу, за спиной у него лейб-гвардейцев сейчас не было; оставалось надеяться на то, что и стоящие по бокам ничего не заметят. Когда Принц подошел на достаточно близкое расстояние, Дэмьен убедился в том, что он и впрямь стал старше, чем только что накануне. Гораздо старше. На лице появились морщины, которых не было раньше, и пятна по-старчески обесцветившейся кожи. Дэмьен без всяких церемоний пораженно уставился на этого человека, настолько его поразила происшедшая с ним перемена. При этом другие мысли - в том числе о ноже - оказались отброшены в сторону. Да и черт бы побрал этот нож! Он не нашел его, даже лихорадочно ощупав то место, где должно было находиться оружие, рискуя тем самым порезаться самому. Что бы ни Сотворил со своим ножом Таррант, чтобы Принц не почуял его, Дэмьен и сам совершенно не чувствовал его. Священник невольно отпрянул, когда Принц подступился к нему почти вплотную. При этом сделав вид, будто испугался человека, подвергнувшего его накануне столь мучительной процедуре. Хотя на самом деле шум шага должен был заглушить звон цепочки кандалов в тот момент, когда Дэмьен, сунув одну руку в рукав другой, отчаянно нашаривал нож, который был спрятан там, во всяком случае, должен был быть спрятан. И в конце концов он нашел оружие. Но не почувствовав пальцами, как это произошло бы с обыкновенной вещью, - он обнаружил его, потому что между двумя пальцами образовалась пустота, которую они не могли преодолеть, хотя по ощущению там не было ничего, кроме воздуха. Значит, нож. Он отступил еще на шаг, высвобождая изящное оружие или, по меньшей мере, надеясь высвободить, потому что он его по-прежнему не чувствовал и не воспринимал никаким другим способом. Но едва отступив, он увидел, как один из стражей шагнул к нему, а второй взялся за пистоль. Вот оно, значит, как. Вот и вся свобода, ему предоставленная. - Сколько вам лет? - спросил Неумирающий Принц. Вопрос настолько поразил Дэмьена, что он едва не выронил чудом найденный нож. - Что? - Я спрашиваю, сколько вам лет? На мгновение Дэмьен забыл даже это. Принц замер в ожидании. - Тридцать четыре, - отозвался наконец священник. Неужели ему действительно столько лет? Число казалось огромным, количество прожитых лет - нереальным. - А что? Принц улыбнулся, но от этой улыбки повеяло холодом. - Владетель поведал мне о ваших победах. О вашей силе, вашей выносливости, вашей сущности... Вот мне и стало интересно, надолго ли вас еще хватит. Все эти качества присущи молодости и все они проходят вместе с нею. Дэмьен уже высвободил нож и крепко сжал его рукоять в правой руке. - Я догадываюсь, что все это пройдет гораздо быстрее, а именно в ближайшую пару дней, - сухо сказал он. Сердце его отчаянно билось, но голос звучал ровно. Принц кивнул: - Скорее всего. Если бы Дэмьену предоставили возможность внести в свою жизнь о дну-единственную поправку, он выбрал бы вот что: здесь и сейчас у него на руках не должно было оказаться наручников. А большего ему и не потребовалось бы. Но наручники были скреплены цепью, которую невозможно рассечь обыкновенным стальным лезвием, и оставалось надеяться лишь на то, что звенья цепи разъединит заложенное Таррантом в нож холодное пламя. Тем более, что холодное пламя неоднократно совершало это на глазах у самого Дэмьена в прошлом. А если нет... Тогда пришел конец им обоим. Потому что стоит ему сойти с места, как все присутствующие увидят, что у него в руке, а там уж Принцу не понадобится много времени, чтобы при помощи Творения понять, что это такое и откуда оно взялось у Дэмьена. Он всем своим нутром ощущал, что Таррант смотрит на него во все глаза, смотрит с предельным вниманием. "Он рискнул всем, - подумал Дэмьен. - Рискнул всем, лишь бы предоставить мне этот шанс". И священник отчаянно и как бы испуганно встрепенулся, когда Принц оказался рядом, заглушая звоном цепи движение, в ходе которого просунул заговоренную сталь между звеньями. Пусть здешний властелин думает, что Дэмьена так напугало одно его приближение. Пусть думает все, что угодно, лишь бы не сорвалось. Выигрывая время, он мотну