Мальчик-таиландец, игравший вчера вечером с кокосовой скорлупой, подметал пол. Когда я вошел, он выглянул наружу, чтобы удостовериться, что было рано, как он и предполагал. - Вы хотеть банана блинчик? - осторожно спросил он. Я отрицательно покачал головой. - Нет, спасибо. Я хотел бы купить четыре сотни сигарет. ПРИБЛИЖАЯСЬ К ЦЕЛИ Мусор Моторка толстяка была окрашена до уровня ватерлинии в белый цвет, а ниже этого уровня - в желтый. Точнее говоря, днище было желтым, когда нос лодки появлялся из воды, а в воде оно казалось бледно-зеленым. Когда-то лодка, скорее всего, была красной. Белая краска кое-где вздулась или слезла, и на этих местах виднелись малиновые, похожие на порезы полосы. Порезы наряду с покачиваниями лодки и шумом двигателя создавали впечатление, что лодка живая. Она знала, что я пытаюсь угадать направление ее движения, и каждый раз удивляла меня. Рядом, в бурлящей воде, играли лучи утреннего солнца. У самой поверхности, не отставая от лодки, кружились золотистые тени. Стайка рыб? Я сунул руку в воду и поймал рыбку. Она начала извиваться у меня на ладони, трепеща над линией жизни. Я сложил пальцы в неплотно сжатый кулак. Рыбка скользнула в образовавшееся отверстие и теперь плыла в моих сомкнутых пальцах. - Не смотри вниз, - сказала мне Франсуаза, свесившись с другого борта лодки. - Если будешь смотреть, тебя стошнит. Взгляни лучше на остров. Он не двигается. Я посмотрел в указанном ею направлении. Странно: Самуй остался уже далеко позади, а остров, к которому мы направлялись, по-прежнему казался таким же далеким, как и час назад. - Меня не укачивает, - ответил я и снова уставился вниз. Загипнотизированный золотой рыбкой, я не шевелился до тех пор, пока вода не стала голубой и я не увидел на дне неясные очертания кораллового рифа. Толстяк выключил мотор. Удивленный внезапной тишиной, я поднес руку к уху, подумав было, что оглох. - Теперь платите, - бодро сказал толстяк. Лодка медленно скользила к берегу. Песок на острове был скорее серого, чем желтого цвета. Берег был усеян высохшими водорослями, сплетенными приливом в волнистый узор. Я присел на ствол упавшей кокосовой пальмы и смотрел вслед удалявшейся лодке. Вскоре она уже практически исчезла из виду: лишь время от времени на гребне высокой волны возникало маленькое белое пятнышко. Потом оно не появлялось минут пять, и я понял, что лодка окончательно исчезла, а мы оказались в полном уединении. Этьен и Франсуаза расположились в нескольких метрах от меня, прислонившись к своим рюкзакам. Этьен изучал карты, пытаясь определить, к какому из соседних островов мы должны теперь плыть. Он явно не нуждался в моей помощи, поэтому я крикнул ему, что хочу прогуляться по острову. Я никогда раньше не бывал на настоящем необитаемом острове - пустынном необитаемом острове - и поэтому испытывал необходимость произвести разведку. - Куда ты? - спросил он меня, оторвавшись от карты и прищурившись - солнце светило ему в глаза. - Хочу просто побродить вокруг. Я скоро вернусь. - Через полчаса? - Через час. - Хорошо, но мы должны отправляться после ланча. Нам не следует оставаться здесь на ночь. Я помахал рукой в ответ, уже удаляясь от них. Я прошел вдоль берега примерно восемьсот метров в поисках места, откуда можно было бы начать продвижение в глубь острова. И наконец наткнулся на кустарник, образовавший подобие темного туннеля, который вел к лесу. В конце туннеля я разглядел зеленые листья и солнечный свет, поэтому я протиснулся в кусты и пополз вперед, смахивая с лица паутину. И вот я оказался на поляне, заросшей доходившим мне до пояса папоротником. Надо мной в вышине виднелся клочок неба, пронзенный веткой, напоминавшей часовую стрелку. На противоположной стороне лужайки лес начинался снова, но мою исследовательскую страсть сдерживала боязнь заблудиться. С лужайки было труднее разглядеть туннель, так как его закрывала высокая трава, и я мог ориентироваться лишь по шуму волн. Поэтому я закончил на этом свое символическое исследование, и, пробравшись через заросли папоротника в середину лужайки, сел на землю и закурил. Мысли о Таиланде действуют мне на нервы, и пока я не начал писать эту книгу, я старательно отгонял их прочь. Я предпочитал, чтобы они гнездились где-то в глубине моего сознания. Иногда, правда, я думаю о Таиланде. Обычно это случается поздно ночью, когда я долго не могу заснуть и мои глаза уже различают в темноте узор занавесок и строй книг на полках. В такие минуты я пытаюсь вспомнить, как я сидел на этой поляне и курил, а на папоротниках лежала тень от похожей на часовую стрелку ветки. Я цепляюсь именно за данный момент, поскольку точно могу сказать, что тогда в последний раз я чувствовал себя самим собой. Со мной было все нормально, в моей голове не было никаких особых мыслей, кроме той, что остров прекрасен и здесь удивительная тишина. Это не значит, что от всего прочего в Таиланде у меня остались плохие воспоминания. Были и приятные события. Множество приятных событий. Происходили также вещи самые привычные: я умывался по утрам, купался в море, готовил поесть и так далее. В воспоминаниях, однако, все это заслоняется окружающей обстановкой. Иногда у меня возникает чувство, что я пришел на лужайку и закурил, а потом появился кто-то другой и докурил сигарету. Докурил, затушил ее, отшвырнул окурок в кусты и пошел искать Этьена и Франсуазу. Это своего рода отговорка, ведь она тоже помогает мне отстраниться от того, что со мной случилось, но такое уж у меня ощущение. Этот другой человек вел себя совсем не так, как я. У нас были разными не только моральные принципы, но и характеры. Взять хотя бы окурок: в кусты его кинул тот, другой парень. Я бы сделал иначе: возможно, закопал бы его. Я не люблю сорить, не говоря уже о том, чтобы оставлять мусор в национальном морском парке. Это трудно объяснить. Я не верю ни в колдовство, ни в сверхъестественные силы. Я знаю, что на самом деле именно я бросил окурок в кусты. Да черт с ним. Я надеялся, что разберусь во всех этих вещах, когда напишу о них, но мои надежды оказались напрасными. Вернувшись на пляж, я застал Этьена сидящим на корточках возле небольшой туристической газовой плитки "Калор". Около него лежали три кучки пакетиков лапши "Маги-Нудл" - желтая, коричневая и розовая. - Замечательно, - сказал я. - Я просто умираю от голода. Что у нас сегодня в меню? - Выбирай: цыпленок, говядина или... - Он поднял розовый пакетик. - А это что такое? - Креветки. Я, пожалуй, съем цыпленка. Этьен улыбнулся: - Я тоже. На десерт шоколад. У тебя есть шоколад? - Конечно, что за вопрос. - Я расстегнул рюкзак и вытащил три плитки. Лежа наверху, они уже успели растаять, а затем застыть, повторяя форму бутылки с водой, но фольга осталась целой. - Обнаружил что-нибудь интересненькое? -спросил Этьен, вскрывая перочинным ножом один из желтых пакетиков. - Да так, ничего особенного. Я в основном держался берега. - С этими словами я огляделся вокруг. - А где Франсуаза? Она что, не будет есть с нами? - Она уже поела. - Он показал рукой в сторону пляжа. - Она пошла прикинуть, сколько нам плыть до острова. - Ты уже вычислил, какой остров нам нужен? - Да. Но я не совсем уверен в своих расчетах. Карта в путеводителе сильно отличается от карты твоего друга. - На какую же карту ты полагался? - На карту твоего друга. Я кивнул: - Ты сделал правильный выбор. - Надеюсь, - ответил Этьен, вытаскивая ножиком лапшу из кипящей воды. Лапша повисла на лезвии. - Отлично. Теперь мы можем поесть. Thai-Die Франсуаза решила, что до острова плыть не более километра, а Этьен считал, что два. Я не умею определять расстояние на воде, но я сказал, что, по моему мнению, это полтора километра. Как бы там ни было, нам предстояло долгое плавание. Остров, к которому мы собирались плыть, был широким. На обоих его концах вздымались высокие пики. Их соединяла примерно вдвое меньшая по высоте горная цепь. Я предположил, что пики когда-то были вулканами, расположенными достаточно близко друг к другу, так что в конце концов их связали истекавшие из них потоки лавы. Независимо от своего происхождения, остров был раз в пять больше того острова, на котором мы сейчас находились. Там, где заканчивались деревья, виднелись скалы, на которые меня совершенно не тянуло взбираться. - А есть ли уверенность, что мы сможем туда добраться? - произнес я, ставя вопрос скорее перед самим собой, чем перед кем-то еще. - Сможем, - ответила Франсуаза. - Можем попытаться, - поправил ее Этьен и пошел за своим рюкзаком, который он оснастил полиэтиленовыми мешками для мусора, купленными рано утром в ресторане. "Команда "А" - это сериал, который был очень популярным, когда мне было лет четырнадцать. Четверых ветеранов вьетнамской войны - Б.А. Барракуса, Фейсмена, Мердока и Ганнибала - обвинили в преступлении, которого они на самом деле не совершали. Теперь они работали наемниками, расправляясь с плохими ребятами, до которых не мог добраться закон. "Команда "А" подвела нас. На мгновение показалось, что штуковина Этьена поплывет. Она погрузилась в воду, но не утонула: верхняя четверть рюкзака торчала из воды, будто айсберг. Вскоре, однако, мешки лопнули, и рюкзак камнем пошел ко дну. Три последующие попытки также закончились провалом. - Ничего из этого не выйдет, - заметила Франсуаза, спустившая купальник до талии, чтобы загар был ровным, и намеренно не смотревшая на меня. - Да, действительно, - согласился я. - Наши рюкзаки слишком тяжелые. Знаете, нам нужно было испытать эту штуку еще на Самуе. - Верно, - вздохнул Этьен. - Надо было. Мы стояли в воде, молча размышляя над создавшимся положением. Наконец Франсуаза сказала: - О'кей. Давайте возьмем только по одному полиэтиленовому мешку. Возьмем с собой лишь самое необходимое. Я отрицательно замотал головой: - Я не хочу этого делать. Мне нужен мой рюкзак. - И какой выход? Сдаемся? - Ну... - Нам нужен запас еды и немного одежды - только на три дня. Если мы не найдем пляж, мы приплывем обратно и подождем возвращения лодки. - Паспорта, билеты, travel-чеки, наличные, таблетки от малярии... - Здесь нет малярии, - сказал Этьен. - Нам не нужен паспорт, чтобы добраться до острова, - добавила Франсуаза. Она улыбнулась и рассеянно провела рукой по груди. - Вперед, Ричард, мы ведь уже почти у цели. Я нахмурился, не понимая, что она имеет в виду, и стал мысленно перебирать возможные варианты. - Мы слишком близко, чтобы останавливаться. - А, - сказал я наконец. - Да. Согласен. Мы спрятали рюкзаки под густым кустарником, росшим у одной примечательной пальмы - пальмы с двумя стволами. Я положил в свой полиэтиленовый мешок таблетки "Пури-Тэбз", шоколад, запасные шорты, майку, кеды "Конверс", карту мистера Дака, бутылку воды и двести сигарет. Я хотел взять с собой четыре сотни, но для них не хватило места. Мы вынуждены были также оставить газовую плитку "Калор". Значит, нам придется питаться холодной лапшой - размоченной, чтобы она размягчилась. По крайней мере, нам не грозила голодная смерть. Еще я оставил таблетки от малярии. После того как мы завязали мешки на столько узлов, на сколько позволял полиэтилен, а затем положили каждый в другой такой же мешок, мы проверили их на плавучесть. Без рюкзаков мешки держались на воде лучше, чем мы могли себе представить. Во время плавания за них можно было даже держаться, поэтому мы получали возможность работать только ногами. Без четверти четыре мы вошли в воду, полностью готовые к отплытию. - Может быть, больше километра, - услышал я позади слова Франсуазы. Этьен что-то сказал ей, но его ответ потонул в шуме набежавшей волны. Наше плавание разделилось на несколько этапов. На первом этапе мы были полны уверенности, оживленно болтали, потому что нас переполняло возбуждение, и мы отпускали шуточки по поводу акул. Потом у нас заболели ноги, а вода уже перестала казаться прохладной. И мы замолчали. К этому времени, так же, как и при путешествии на лодке из Самуя, остров, откуда мы отплыли, остался далеко позади, но наша цель - остров впереди - нисколько не приблизилась. Шутки по поводу акул уступили место настоящему страху, и я начал сомневаться, что смогу доплыть до острова. Короче, просто засомневался. Мы находились почти на полпути между двумя объектами. Не доплыть до цели значило умереть. Если Этьен с Франсуазой тоже встревожились, они не подавали виду. Упоминание о страхе только осложнило бы ситуацию. В любом случае, мы не могли облегчить наше положение. Мы сами все это затеяли, и у нас оставался единственный выход -выпутываться самим. А потом неожиданно сделалось легче. Хотя у меня еще сильно болели ноги, они стали работать в каком-то рефлекторном ритме, вроде сердца. Он помогал мне двигаться вперед и позволял забыть о боли. Кроме того, я был поглощен одной идеей. Я приду мывал газетные заголовки, из которых люди узнают о моей судьбе. "Смертельный заплыв молодых путешественников. Европа скорбит". Вот в этом содержалась исчерпывающая информация. Писать собственный некролог оказалось труднее, принимая во внимание то, что за моими плечами не было выдающихся свершений. Мои похороны стали, однако, приятным сюрпризом. Я составил несколько проникновенных речей, послушать которые пришло множество людей. Затем я стал думать о том, что, вернувшись в Англию, попытаюсь сдать экзамены и получить водительские права, но вдруг я увидел впереди прибитое к берегу дерево и понял, что мы уже почти у цели. Большую часть пути мы старались держаться вместе, однако на последних сотнях метров Этьен вырвался вперед. Доплыв до берега, он сделал "колесо" буквально из последних сил, потому что после этого он тут же рухнул на песок и лежал, не шевелясь, пока я не присоединился к нему на берегу. - Покажи мне карту, - попросил он меня, пытаясь сесть. - Этьен, - тяжело дыша сказал я и толкнул его вновь на песок. - На сегодня хватит. Мы тут переночуем. - Но до пляжа уже, наверное, рукой подать. Может быть, нужно совсем немного отойти от берега. - Довольно. - Но... - Тс-с. Я лег, уткнувшись лицом в мокрый песок. По мере того как боль уходила из мышц, мои прерывистые вздохи постепенно сменялись дыханием в нормальном ритме. У Этьена в волосах застрял пучок водорослей - зеленый, устрашающий. - Что это? - недоуменно пробормотал Этьен, обессиленно дернув за него. Из моря вышла Франсуаза. За собой она тащила свой мешок. - Надеюсь, этот пляж существует, - сказала она, плюхнувшись возле нас. - Я не уверена, что смогу доплыть обратно. Я был слишком измотан, чтобы сказать, что согласен с ней. Всякая всячина На потолке моей спальни сияет добрая сотня звезд. Здесь разместились полумесяцы, полные луны, планеты с кольцами Сатурна, точные копии созвездий, метеорные дожди и похожая на водоворот галактика с летающим блюдцем на хвосте. Их подарила мне одна моя подружка, которая удивлялась, что я зачастую еще бодрствую после того, как она уже заснет. Она обнаружила это как-то ночью, когда проснулась и пошла в ванную. На следующий день она купила мне клеящиеся обои с яркими звездами. Эти звезды - очень странная штука. Создается впечатление, что потолка вообще нет. - Посмотри, - прошептала мне Франсуаза очень тихо, чтобы не разбудить Этьена. - Видишь? Я посмотрел в указанном ею направлении - мимо изящного запястья с непонятной татуировкой - на миллионы световых пятнышек. - Нет, не вижу, - прошептал я. - Где? - Вон там... Он движется. Видишь это яркое пятно? - Ага. - А теперь посмотри вниз, потом налево и... - Нашел. Изумительно... Спутник, светивший отраженным светом Луны. Или Земли? Он быстро и плавно скользил между звездами. Сейчас его орбита проходила над Сиамским заливом; позже он, наверное, пройдет над Дакаром или Оксфордом. Этьен заворочался и повернулся во сне на другой бок. Зашуршал мешок, который он положил себе под голову. В лесу позади нас коротко проверещала какая-то невидимая нам ночная птица. - Эй, - приподнимаясь на локтях, прошептал я. - Хочешь, расскажу тебе одну смешную вещь? - О чем? - О бесконечности. Но это совсем не сложно. Я имею в виду, что не нужно иметь ученую степень. Франсуаза взмахнула рукой. Сигарета в ее руке прочертила в воздухе красную линию. - Это означает "да"? - шепотом спросил я. -Да. - Хорошо, - ответил я и тихо откашлялся. - Если ты согласна с тем, что Вселенная бесконечна, значит, существует бесконечное число вероятностей, что касается развития событий, верно? Она согласно кивнула и затянулась красным "угольком", мерцавшим у нее в пальцах. - А если существует бесконечное число вероятностей, что касается развития чего-то, тогда это "что-то" в конце концов случится - не важно, насколько мала вероятность. -А. - То есть где-то там, в космосе, существует планета, на которой, благодаря необычайному стечению обстоятельств, происходит то же самое, что и у нас. Вплоть до мельчайших деталей. - Неужели? - Именно так. Наконец, есть еще одна планета, которая во всем похожа на нашу, за исключением того, что вон та пальма находится на полметра правее. И еще одна, где это дерево расположено на полметра левее. На самом деле существует бесконечное множество планет, которые отличаются друг от друга лишь расположением этого дерева. Молчание. Интересно, не заснула ли она? - Ну, как тебе это? - попробовал выяснить я. - Интересно, - прошептала она. - На этих планетах может случиться все, что только возможно. - Точно. - Тогда на одной планете я, неверное, кинозвезда. - Никаких "наверное". Ты живешь в Беверли-Хиллз и в прошлом году получила несколько "оскаров". - Это хорошо. - Да, но не забывай, что на другой планете твой фильм потерпел провал. -Что? - Он провалился. На тебя обрушились критики, киностудия понесла убытки, а ты ушла в запой и наглоталась наркотиков. Очень неприглядная картина. Франсуаза легла на бок и взглянула на меня. - Расскажи мне о других мирах, - прошептала она. Когда она улыбалась, ее зубы в лунном свете отливали серебром. - Я еще много чего могу рассказать, - ответил я. Этьен зашевелился и вновь повернулся на другой бок. Я наклонился и поцеловал Франсуазу. Она отпрянула. Или засмеялась. Или тряхнула головой. Или, закрыв глаза, поцеловала меня в ответ. Этьен проснулся и открыл рот, не веря своим глазам. Этьен все спал. Я спал, когда Франсуаза поцеловала Этьена. На расстоянии множества световых лет от наших сделанных из мешков для мусора постелей и мерного шума прибоя происходили все эти события. После того как Франсуаза закрыла глаза, а ее дыхание стало ровным, я поднялся со своей полиэтиленовой простыни и направился к морю. Я постоял на мелководье, медленно погружаясь в воду по мере того, как волна уносила с собой песок. Огни Самуя пылали на горизонте, похожие на солнечный закат. Звезды висели так же, как у меня дома на потолке. Страх Мы отправились дальше сразу же после завтрака. Он состоял из половины плитки шоколада на человека и холодной лапши, на размягчение которой мы истратили большую часть воды из наших фляжек. Слоняться без дела не имело смысла. Нам нужно было найти источник пресной воды; кроме того, согласно карте мистера Дака, пляж находился на противоположном берегу острова. Сначала мы шли вдоль берега, надеясь обойти остров по окружности. Вскоре, однако, песок сменился островерхими скалами, которые затем превратились в непреодолимые утесы и ущелья. Потеряв таким образом драгоценное время, мы попытались обойти остров с другой стороны, пока солнце еще поднималось ввысь. Здесь мы натолкнулись на такой же барьер. У нас не осталось другого выхода, кроме как пробираться в глубь острова. Нашей целью было найти проход между горными пиками, поэтому мы закинули мешки на плечи и начали пробираться сквозь джунгли. Первые двести-триста метров от берега были самыми трудными. Пространство между пальмами заросло странного вида ползучим кустарником с крошечными, но острыми, как бритва, листьями. Нам не приходилось выбирать, и мы стали продираться через него. По мере продвижения вперед рельеф делался более гористым, и пальмы стали попадаться реже, чем другая разновидность деревьев. Эти были похожи на заржавевшие, обвитые плющом космические ракеты; корни деревьев возвышались метра на три над землей и расходились веером подобно хвостовым стабилизаторам ракеты. Чем меньше солнечного света проникало через лиственный шатер, тем скуднее становилась растительность на земле. Иногда путь нам преграждали густые заросли бамбука, но мы быстро находили звериную тропу или проход, проделанный упавшей веткой. После рассказов Зефа о джунглях, в которых росли растения Юрского периода и жили птицы с причудливым оперением, я был несколько разочарован реальностью. Меня не покидало ощущение, что я гуляю в каком-то английском лесу, раз в десять уменьшившись в размерах. Правда, здесь попадались и экзотические вещи. Несколько раз мы видели маленьких коричневых обезьян, которые быстро лазили по деревьям. Над нами висели похожие на сталактиты лианы, будто перенесенные сюда из фильмов о Тарзане. Здесь было очень влажно: вода каплями стекала по шее, прибивала волосы, приклеивала наши майки к груди. Воды было так много, что наши полупустые фляги уже не заботили нас. Встаешь под ветку, встряхиваешь ее - и можешь сделать два хороших глотка, а также принять настоящий душ. От меня не ускользнула ирония обстоятельств: во время плавания мы сохранили свою одежду сухой лишь для того, чтобы она промокла во время нашего путешествия в глубь острова. Через два часа мы оказались перед очень крутым подъемом. Мы были вынуждены, взбираясь на него, буквально цепляться за жесткие стебли папоротников, чтобы не соскользнуть вниз по грязи и опавшим листьям. Этьен первым взобрался на вершину и исчез за гребнем. Через несколько секунд он вернулся и оживленно поманил нас рукой: - Взбирайтесь скорее! - крикнул он нам. - Вид просто потрясающий! - В чем дело? - отозвался я, но он снова исчез. Я удвоил усилия, оставив Франсуазу позади. Склон вывел нас на выступ размером с футбольное поле. Площадка была такой ровной и аккуратной, что казалась искусственной посреди хаоса окружавших нас джунглей. Склон устремлялся дальше вверх, где виднелся следующий выступ, а затем поднимался еще выше, к самому проходу. Этьен уже продвинулся дальше по плато и стоял, подбоченившись, среди какого-то кустарника и осматривался по сторонам. - Ну, и что ты обо всем этом думаешь? - спросил он. Я оглянулся. Далеко внизу я увидел берег, с которого мы начали свой путь, остров, где мы спрятали свои рюкзаки, и еще много других островов поблизости. - Я и не предполагал, что морской парк такой огромный, - ответил я. - Да, он очень большой. Но я имел в виду другое. Я повернулся лицом к плато, сунув в рот сигарету. Пока я шарил по карманам в поисках зажигалки, я неожиданно заметил нечто странное. Все растения на плато показались мне удивительно знакомыми. - Ой! - вырвалось у меня. Сигарета выпала изо рта, потому что я уже позабыл о ней. -Да. - Марихуана? Этьен ухмыльнулся: - Ты когда-нибудь видел так много? - Никогда. - Я сорвал несколько листьев с ближайшего куста и растер их между ладонями. Этьен направился дальше по плато. - Нам надо собрать немного листьев, Ричард, сказал он. - Мы высушим их на солнце и... - неожиданно он остановился. - Обожди-ка, это действительно смешно. - Ты о чем? - Ну, просто... Эти растения. - Он присел на корточки, а затем быстро обернулся ко мне. Его губы начали складываться в улыбку, но глаза округлились, и я видел, как краска буквально сходила с его лица. - Это поле, - сказал наконец он. Я так и замер от изумления: - Поле? - Да. Посмотри внимательно на растения. - Но это невозможно. Ведь эти острова... - Растения посажены рядами. - Рядами... Потрясенные, мы уставились друг на друга. - Боже мой! - медленно проговорил я. - Тогда мы вляпались капитально. Этьен устремился ко мне. - Где Франсуаза? - Она... - Я был слишком поглощен своими мыслями и поэтому не вник в его вопрос. - Сейчас подойдет, - сказал я наконец, но он уже метнулся мимо меня и, припав к земле, заглянул через край плато. - Ее там нет! - Но она же шла за мной. - Я подбежал к краю выступа и посмотрел вниз. - Может, она оступилась? Этьен встал: - Я спущусь вниз. А ты поищи здесь. - Да... Хорошо. Он начал спускаться по грязи. Через некоторое время я увидел, как между деревьями, растущими по краю плато, мелькнула желтая майка Франсуазы. Этьен уже наполовину спустился вниз, и я бросил туда камешек, чтобы привлечь его внимание. Он выругался и начал подниматься обратно. Франсуаза появилась на плато, заправляя майку в шорты. - Мне нужно было в туалет, - крикнула она. Я бешено замахал руками, пытаясь при помощи мимики дать ей понять, чтобы она замолчала. Она поднесла руку к уху: - Что ты сказал? Эй! Я видела несколько человек выше в горах. Они направляются сюда. Может быть, это обитатели пляжа? Услышав ее, Этьен сдавленно крикнул мне снизу: - Ричард! Заставь ее замолчать! Я припустил по направлению к ней. - Что это ты? - спросила она. В этот момент я подбежал к ней и толкнул ее на землю. - Заткнись! - проговорил я, зажимая ей рот рукой. Она попыталась освободиться от моего захвата. Я надавил сильнее, наклоняя ее голову к плечу. - На этом поле выращивают марихуану, - прошипел я, отчетливо выговаривая каждое слово. - Поняла? Ее глаза широко раскрылись, она попробовала фыркнуть. - Поняла? - снова зашипел я. - Вот что это за поле, черт возьми! Этьен уже был рядом. Он схватил меня сзади за руки. Я отпустил Франсуазу и, сам не знаю почему, попытался схватить его за шею. Он увернулся и сдавил руками мою грудную клетку. Я пытался сопротивляться, но он был сильнее меня. - Идиот! Отпусти меня! Сюда идут люди! - Где они? - На горе, - прошептала Франсуаза, вытирая рот. - Выше. Он взглянул вверх, на другое плато. - Я никого не вижу, - сказал он отпуская меня. -Тише! Что это? Мы все притихли, но я не слышал ничего, кроме звука пульсирующей в ушах крови. - Голоса, - почти шепотом сказал Этьен. - Слышите? Я напряженно прислушался. На этот раз мне удалось расслышать вдалеке голоса, и было очевидно, что люди приближаются. - Это таиландцы. Я чуть не поперхнулся. - Черт возьми! Нам нужно быстрее сматываться отсюда! - Я собрался было дать деру, но Этьен удержал меня. - Ричард, - проговорил он. Несмотря на страх, я с удивлением отметил про себя спокойное выражение его лица. - Если мы побежим, они заметят нас. - Что же нам делать? Он показал рукой на темные заросли. - Мы спрячемся там. Распластавшись на земле и с тревогой всматриваясь в просветы между листьями, мы напряженно ждали, когда же появятся эти люди. Сначала нам показалось, что они уже незаметно прошли мимо нас, но неожиданно хрустнула ветка, и на плато, почти в том же месте, где несколько минут назад стояли мы с Этьеном, появился человек. Это был юноша лет двадцати с телосложением кик-боксера, одетый в темно-зеленые мешковатые военные брюки с боковыми карманами. Его мускулистая грудь была совершенно голой. В руке он держал длинное мачете. Через плечо у него висел АК - автомат Калашникова. Я чувствовал, как дрожит Франсуаза, - она прижималась ко мне. Я повернул голову, раздумывая, как бы успокоить ее, но я знал, что мое напряженное лицо выдает меня. Она пристально смотрела на меня, как будто ждала от меня объяснений. Я беспомощно покачал головой. Появился второй человек, постарше и тоже вооруженный. Они обменялись несколькими словами. Несмотря на то что они стояли более чем в двадцати метрах от нас, до нас отчетливо доносились причудливые звуки их речи. Затем кто-то третий позвал их из джунглей, и двое отправились дальше. Вскоре они исчезли за краем выступа и стали спускаться по склону, по которому мы поднялись. Спустя минуту-другую после того, как перестала доноситься их певучая речь, Франсуаза неожиданно расплакалась. Потом заплакал и Этьен. Он лег на спину и закрыл глаза. Его руки были сжаты в кулаки. Я безучастно наблюдал за ними. Я чувствовал себя между небом и землей. Шок, охвативший нас, когда мы обнаружили эти поля, и напряжение, не покидавшее нас, пока мы прятались в зарослях, опустошили меня. Я опустился на колени. По лицу градом катился пот. Я ничего не соображал. Наконец я взял себя в руки. - О'кей, - сказал я. - Этьен был прав. Они не знали, что мы здесь, но они могут скоро нас найти. -Я потянулся за своим мешком. - Нам нужно сматываться. Франсуаза села на землю, вытирая глаза забрызганной грязью майкой. - Да, - пробормотала она. - Пошли, Этьен. Этьен кивнул: - Ричард, - твердо сказал он, - я не хочу умереть здесь. Я открыл рот, собираясь что-то ответить, но не знал, что сказать ему. - Я не хочу умереть здесь, - повторил он. - Ты должен вытащить нас отсюда. Прыжок Я должен вытащить их отсюда? Я? Я не мог поверить своим ушам. Он был единственным, кто не потерял голову, когда к нам приближались охранники полей. Я тогда просто наложил в штаны. Мне хотелось крикнуть: "Сам выводи нас отсюда, ублюдок!" Но приглядевшись к нему, я понял, что он не может овладеть ситуацией. Франсуаза тоже была не в состоянии этого сделать. Она смотрела на меня с тем же испуганным, ожидающим выражением, что и Этьен. Поэтому у меня просто не было выбора. Мне пришлось принимать решение, и я решил идти дальше. Позади находились охранники - брели по тропам, которые, как мы наивно предположили, проделали звери. Охранники, наверное, уже на пути к берегу, где обнаружат обертку от шоколада или следы на песке, которые выдадут наше присутствие. Впереди нас ждала неизвестность. Может быть, другие поля, другие охранники, а может быть, пляж, полный европейцев и американцев. Или же - вообще ничего. "Лучше иметь дело со знакомым чертом..." - вот клише, которое я теперь не приемлю. Прячась в кустах, дрожа от страха, я понял, что если черт, которого я знаю, - это охранник плантации с марихуаной, тогда все остальные черти в подметки ему не годятся. Я почти не помню, что происходило в продолжение нескольких часов после того, как мы покинули плато. Наверное, я настолько сосредоточился на текущем моменте, что в моей голове просто не осталось места ни для чего другого. Может быть, для сохранения воспоминания нужна рефлексия, чтобы воспоминание хотя бы где-то осело в голове. У меня задержалось в памяти лишь два мимолетных образа: вид с прохода на поля с марихуаной внизу, под нами, и еще один, более сюрреалистический образ. Сюрреалистический - потому что такого я не мог бы увидеть. Но когда я закрываю глаза, я представляю его так же отчетливо, как и любую Другую картину. Мы втроем спускаемся по склону с другой стороны прохода. Я будто наблюдаю за всем происходящим сзади, поэтому вижу только наши спины, и вся картина находится несколько ниже меня, как будто я стою выше. У нас нет с собой полиэтиленовых мешков. Я иду с пустыми руками, и они вытянуты вперед - я вроде бы пытаюсь сохранить равновесие. Этьен держит за руку Франсуазу. Странно, что впереди, над верхушками деревьев, я вижу лагуну и белый песок. Это невозможно. Мы не могли увидеть лагуну, пока не подошли к водопаду. Водопад низвергался с высоты четырехэтажного дома - с высоты, которую я не переношу. Чтобы рассчитать спуск, я был вынужден подползти на животе к самому краю утеса: я боялся, что чувство равновесия, позволяющее мне стоять на стуле, мне изменит, и я камнем полечу вниз навстречу смерти. Склоны утеса устремлялись вниз по обе стороны от водопада и, в конце концов, спускались в море, но не обрывались в нем, а соединялись вдалеке. Таким образом, от острова как бы отсекался гигантский круг, опоясывавший скалистой стеной лагуну, - в точности так и описывал место Зеф. Оттуда, где мы сидели, было хорошо видно, что эта скалистая стена насчитывает не более тридцати метров в толщину, но люди, проплывавшие мимо нее на лодке, никогда бы не догадались, что за ней скрывается. Они увидели бы только непрерывную береговую линию, заросшую джунглями. Лагуну, по-видимому, связывали с морем подводные пещеры и каналы. Внизу водопад образовывал небольшое озеро. Из него вытекал быстрый ручей, который затем исчезал среди деревьев. Самые высокие деревья поднимались, выше того места, где мы находились. Если бы они росли немного ближе, мы смогли бы воспользоваться ими, чтобы спуститься вниз. А спуститься было очень сложно. Склон с водопадом был слишком отвесным и высоким. - И что вы обо всем этом думаете? - спросил я Этьена и Франсуазу после того, как ползком возвратился от края утеса. - А что думаешь ты? - ответил вопросом на вопрос Этьен, очевидно, еще не готовый принять руководство из моих рук. Я вздохнул: - Я думаю, мы попали туда, куда хотели. Все сходится с картой мистера Дака, и место великолепно соответствует описаниям Зефа. - Так близко и так далеко. - Так близко и, однако, так далеко, - рассеянно поправил я его. - Это точнее. Франсуаза поднялась и окинула взглядом лагуну и окружавшие ее морские скалы: - Может быть, нам пробраться туда, - предложила она. - Возможно, где-нибудь мы наткнемся на удобный спуск. - Это самое низкое место. Видишь, с других сторон склон выше? - Мы можем прыгнуть в море. Тут не слишком высоко. - Мы не сможем нырнуть в воду - разобьемся о скалы. Она выглядела сердитой и усталой: - Ладно, Ричард, но должен же здесь быть какой-то спуск. Если люди приезжают на этот пляж, здесь должна быть дорога. - Если люди приезжают на этот пляж, - эхом отозвался я. Мы не заметили здесь признаков того, что внизу находятся люди. Я-то думал, что когда мы доберемся до пляжа, то увидим там приветливых путешественников с загорелыми лицами, беззаботно слоняющихся повсюду, ныряющих за кораллами, играющих во фризби. Ну и все такое. В действительности же оказалось, что пляж очень красивый, но совершенно пустынный. - Может быть, нам удастся спрыгнуть с водопада, - предложил Этьен. - Его высота меньше, чем высота утесов в море. Я на мгновение задумался: - Может быть, - ответил я и потер руками глаза. Адреналин, поддерживавший меня во время преодоления прохода, иссяк, и теперь я находился в состоянии полного истощения. Я так устал, что даже не испытывал чувства облегчения от того, что мы наконец нашли пляж. Я также буквально умирал от желания закурить. Я уже много раз порывался зажечь сигарету, но опасался, что запах дыма обнаружит нас. Франсуаза, казалось, читала мои мысли. - Если хочешь закурить, закури, - улыбаясь, сказала она. Наверное, в первый раз кто-то из нас троих улыбнулся после ухода с плато. - С этой стороны перевала нет никаких полей. - Да, - добавил Этьен. - Может быть, это поможет... Никотин... Это помогает. - Хорошо сказано. Я закурил и пополз обратно к краю утеса. Если, рассуждал я, вода падает в озеро уже тысячу лет, тогда в скале, наверное, образовалась выемка, достаточно глубокая, чтобы туда можно было прыгнуть. Но если остров возник сравнительно недавно, лет двести назад - возможно, как результат вулканической активности, - тогда глубина озера недостаточна для прыжка. - Но откуда мне знать? - сказал я, медленно выпуская дым. Франсуаза посмотрела в мою сторону, решив, что я обращаюсь к ней. Камни в воде были гладкими. Деревья внизу - высокими и старыми. - Ладно, - прошептал я. Я осторожно встал. Одну ногу я поставил на два-три сантиметра от края утеса, а другую отставил назад в качестве опоры. Я вспомнил, как собирал авиамодели "Эйрфикс", набивал их ватой, обливал спиртом, поджигал их и запускал из окна верхнего этажа своего дома. - Ты собираешься прыгать? - нервно спросил Этьен. - Нет, я только хочу получше все рассмотреть. Когда самолеты снижались, они сначала отлетали от стены, а затем летели обратно к ней. Приземляясь, они взрывались и распадались на множество клейких пылающих осколков. Место приземления всегда оказывалось ближе к стене дома, чем я предполагал. Расстояние было трудно рассчитывать: самолетам всегда требовался более сильный, чем я думал, толчок, чтобы они не упали на ступеньки крыльца или на голову человека, решившего подойти посмотреть на разлетавшиеся в воздухе языки пламени. Я прокручивал в памяти это воспоминание, когда во мне неожиданно произошла какая-то перемена. На меня накатило чувство, напоминавшее скуку, - какое-то странное безразличие. Я вдруг ощутил неимоверную усталость от этого трудного путешествия. Слишком много усилий, слишком много потрясений и неопределенности. И усталость возымела свое действие. На несколько важнейших мгновений она избавила меня от страха перед тем, что последует. С меня было довольно. Я лишь хотел, чтобы все побыстрее закончилось. Так близко и так далеко. - Прыгай, - услышал я звук собственного голоса. Я немного помедлил. Мне было интересно, правильно ли я расслышал себя. Затем я сделал это. Я прыгнул. Все происходило, как при обычном падении. У меня было время о чем-то подумать. В моей голове пронеслись глупые мысли: как моя кошка однажды соскочила с кухонного стола и приземлилась на голову и как я один раз неправильно рассчитал прыжок в воду с вышки и ударился о воду, будто о дерево. Не о бетон или металл, а именно о дерево. А потом я упал в воду. Моя майка задралась на груди и скомкалась на шее. Через несколько секунд я вынырнул на поверхность. Озеро оказалось настолько глубоким, что я даже не коснулся дна. - Ха! - заорал я, бешено колотя по воде руками и не думая о том, что меня мог кто-то услышать. - Я жив! Я посмотрел вверх и увидел свесившиеся с утеса головы Этьена и Франсуазы. - Ты в порядке? - крикнул Этьен. - Я в отличном состоянии! В самом что ни на есть блестящем! - Тут я почувствовал в руке какой-то предмет. Я по-прежнему держал сигарету. Ее табачная часть оторвалась, но насквозь сырой и покрытый никотиновыми пятнами коричневый фильтр остался у меня в руке. Я засмеялся: - Я просто в чертовски блестящем состоянии! Бросайте мешки вниз! Я сидел на покрытом травой берегу озера, болтал ногами в воде и ждал, когда прыгнут Этьен и Франсуаза. У Этьена возникли психологические трудности, и он пытался взять себя в руки, а Франсуаза не хотела прыгать первой и оставлять его наверху на произвол судьбы. Мужчина появился как раз в тот момент, когда я зажигал другую сигарету вместо испорченной во время прыжка. Мужчина вышел из-за деревьев в нескольких метрах от меня. Если бы не черты его лица и не его окладистая борода, я бы принял его за кавказца. У него была темная, как у жителя Азии, кожа, хотя ее бронзоватый отлив говорил о том, что когда-то она была белой. Из одежды на нем были лишь синие рваные шорты, а на шее у него висело ожерелье из ракушек. Борода не позволяла точно определить его возраст, но я подумал, что он навряд ли старше меня. - Эй, - обратился он ко мне, наклонив голову, -это довольно быстро для новенького. Ты решился на прыжок всего за двадцать три минуты. - У него был британский акцент, не поддававшийся точной локализации. - Мне в свое время понадобилось больше часа. Но я был один, поэтому мне было труднее. Новенький Я прикрыл рукой глаза и лег на спину. Сквозь шум водопада до меня донесся безжизненный голос Этьена, сообщившего, что он сейчас прыгнет. Он не мог видеть появившегося из-за деревьев человека. Я не удостоил Этьена ответом. - Ты в порядке? - услышал я вопрос мужчины. Он направился ко мне, и трава зашелестела под тяжестью его шагов. - Извини, мне бы следовало... Ты, наверное, совсем ошалел. "Ошалел?" - спросил я сам себя. - Вовсе нет. Я, наоборот, расслабился. Полностью расслабился. Я просто парил над землей. Я чувствовал, как сигарета между пальцами, тлея около руки, согревает кожу. - Кто это новенький? - тихо поинтересовался я. Над моим лицом появилась тень, потому что мужчина склонился надо мной, чтобы посмотреть, не потерял ли я сознание: - Ты что-то сказал? -Да. Этьен пронзительно кричал во время прыжка. Плеск при его погружении слился с шумом воды, и этот звук был похож на шум винтов вертолета. - Я спросил, кто это новенький? Человек помедлил с ответом: - Ты уже бывал здесь раньше? Я не узнаю тебя. Я улыбнулся: - Конечно, я уже бывал здесь. Во сне. Бомбы. Вещмешки. Затворы. Вьетконг. Пропавшие без вести. Убитые в бою. Новенькие. Новенький - вновь прибывший во Вьетнам. Откуда я все это знаю? Я смотрел "84 Чарли Мопик" в 1989 году. Я смотрел "Взвод" в 1986-м. Мой приятель Том спросил меня: "Рич, хочешь посмотреть "Взвод"?" "Хочу", - сказал я. Он усмехнулся: "Тогда тебе лучше поискать, с кем пойти". Он всегда отпускал подобные шутки - для него шутить что дышать. "Взвод" мы смотрели в "Суисс Коттедж Одеон", зал номер один, год 1986-й. Однажды, в 1991 году, я стоял в зале ожидания аэропорта, подыскивая средство, которое помогло бы мне скоротать долгий полет в Джакарту. "Эрик ван Лустбадер?" - предложил Шон, и я согласно кивнул головой. Я видел в фильме, как Майкл Герр отправляет донесения. Часы пролетали незаметно. Чертов новенький? Да, хоть и иду я долиною смерти, не убоюсь я зла, ибо я самый злобный ублюдок в этой долине. Новенький? Где? Мы шли по лесу следом за человеком. Иногда мы пересекали петлявший в джунглях ручей, который вытекал из озера под водопадом. Иногда на нашем пути попадались поляны. На одной из них дымился костер, вокруг которого валялись обугленные рыбьи головы. Пока мы шли, мы почти не разговаривали. Мужчина только назвал нам свое имя - Джед. Остальные наши вопросы он оставил без ответа. - Проще поговорить обо всем в лагере, - объяснил он. - У нас к вам столько же вопросов, сколько и у вас к нам. На первый взгляд, лагерь мало чем отличался от того, каким я его себе представлял. Большая, покрытая пылью расчищенная площадка, которую окружали напоминавшие ракеты деревья и самодельные бамбуковые хижины. Лагерь сильно походил на обычные для Юго-Восточной Азии деревушки, которые я повидал во множестве, и это впечатление портили лишь несколько брезентовых палаток. В противоположном конце было сооружение побольше - длинный дом. Около него снова появлялся вытекавший из озера под водопадом ручей. Он огибал дом, а также край площадки. Судя по отвесным берегам ручья, его специально отвели подальше. Лишь рассмотрев все это, я заметил, что освещен лагерь как-то странно. В лесу темнота и свет чередовались между собой, а в лагере все время стоял полумрак, напоминавший скорее сумерки, чем тусклый свет. Я посмотрел вверх, вдоль ствола одного из гигантских деревьев. Дух захватывало уже от одной высоты дерева. Впечатление усиливалось еще благодаря тому, что нижние ветки были отпилены, и глазу предоставлялась возможность оценить размеры великана. Ветки вновь начинались выше. Они нависали над площадкой, подобно куполу, сплетаясь с ветвями соседнего дерева. Места сплетения казались очень плотными и непроницаемыми. Присмотревшись повнимательнее, я увидел, что ветки многократно переплелись друг с другом, образуя ячеистый потолок из дерева и листвы. С него спускались похожие на сталактиты вьющиеся растения, удивительно вписывавшиеся в общую картину. - Маскировка, - объяснил стоявший позади Джед. - Мы не хотим, чтобы нас засекли с воздуха. Иногда здесь пролетают самолеты. Не слишком часто, но все же... - Он показал вверх. - Раньше ветки были связаны веревками, а теперь просто срослись. Мы постоянно подстригаем их, а то станет совсем сумрачно. Ну как, впечатляющее зрелище? - Потрясающее, - согласился я, настолько захваченный этим зрелищем, что даже не заметил, как из дома начали выходить люди. Они направлялись через площадку к нам. Точнее говоря, их было трое -две женщины и один мужчина. - Сэл, Кэсси, Багз, - представила всех одна из женщин, когда они подошли к нам. - Меня зовут Сэл, но не старайтесь запомнить наши имена. - Она приветливо улыбнулась. - Вы просто запутаетесь в них, когда познакомитесь с остальными. Постепенно запомните всех. Вряд ли можно позабыть такое имя, как Багз, подумал я про себя, еле удерживаясь от смеха. Я постарался скорчить серьезную мину и приложил руку к виску. После прыжка в водопад в голове чувствовалась необычайная легкость. В данный момент было такое ощущение, что голова вот-вот взмоет в воздух. Франсуаза шагнула к женщине и представила ей нас: - Франсуаза, Этьен, Ричард. - Так вы французы! Великолепно! До сих пор у нас здесь был только один француз. - Ричард - англичанин. - Франсуаза жестом указала на меня. Я попытался было вежливо кивнуть, но моя голова дернулась вперед дальше, чем нужно, и в результате получился легкий поклон. - Великолепно! - снова воскликнула женщина, с любопытством рассматривая меня уголком глаза. -Однако... надо же дать вам что-нибудь поесть. Я уверена, что вы очень голодны. - Она повернулась к мужчине. - Багз, ты не принесешь супа? Тогда мы поговорим и получше познакомимся. Ну как? - Отлично, Сэл! - громко сказал я. - Знаешь, ты действительно права. Я очень голоден. - С трудом сдерживаемый смех в конце концов вырвался наружу. - Мы позавтракали лишь этой холодной лапшой "Маги-Нудл" и шоколадом. Мы не могли взять с собой газовую плитку " Кал ор", плитку Этьена и... Я начал терять сознание. Джед бросился подхватить меня, но было уже поздно. Его встревоженное лицо исчезло из вида, и я упал на спину. Последнее, что я успел заметить, был видневшийся через маскировку голубой клочок неба. Потом его поглотила нахлынувшая темнота. Бэтмен Я терпеливо ждал, когда же появится мистер Дак. Я знал, что он где-то поблизости, потому что при свете свечи я отчетливо видел кровь в пыли вокруг кровати и кровавый отпечаток руки на простынях. Я решил, что он прячется в тени в противоположном конце дома и лишь поджидает удобный момент, чтобы выскочить и захватить меня врасплох. Но на этот раз врасплох будет захвачен он. Сейчас я был готов к встрече с ним. Незаметно пролетали минуты. Я вспотел, и мне было трудно дышать. Со свечи капал воск, падавший в пыль и превращавшийся в шарики. Со стропила крыши мне в ноги упала ящерица. Меня пришла навестить ящерица, с которой мы вместе пережидали грозу. - А-а, - сказал я. - Привет. - Я протянул руку и попытался схватить ее, но она вырвалась, оставив у меня в руках лишь розовый кончик хвоста длиной в сантиметр. Одна из игр мистера Дака. Я выругался и поднял хвост. Он слегка щелкнул меня по руке. - Очень остроумно, Дак. Не знаю, что бы это значило, но все равно очень остроумно. - Я опустился обратно на подушку. - Эй, Дак! Вот это мальчик, да? Хорош малыш! - С кем это ты разговариваешь? - спросил чей-то сонный голос из темноты. Я снова сел на кровати: - Это ты, Дак? Что у тебя с голосом? - Это Багз. - Багз? Да, да, помню. Подожди-ка, я попробую угадать. Багз Банки, правильно? Последовало долгое молчание: - Да, - наконец ответил голос. - Ты угадал. Я почесал голову. В волосах было полно каких-то липких комочков. - Так я и думал. Значит, ты принял эстафету от Дака? Кто же следующий? - Я захихикал. - Роуд Раннер? В темноте о чем-то невнятно заговорили двое. - Порки Пиг? Йосемит Сэм? Обожди-ка, до меня дошло... Уайл Д. Койот. Это Уайл Д. Койот, не так ли? В оранжевом пламени свечи я увидел какое-то движение. Ко мне приближалась какая-то фигура. Когда она оказалась ближе, я узнал стройные очертания. - Франсуаза! Эй, Франсуаза, этот сон лучше предыдущего. - Тс-с, - прошептала она и опустилась на колени возле моей кровати. Длинная белая майка поднялась у нее на бедрах. - Ты не спишь. Я покачал головой: - Нет, Франсуаза, мне снится сон. Поверь мне. Посмотри, сколько крови на полу. Это кровь из порезанных запястий мистера Дака. Она никак не остановится. Ты бы видела, во что превратилась моя комната в Бангкоке. Она оглянулась, а потом снова посмотрела на меня: - Кровь идет у тебя из головы, Ричард. - Но... - Ты разбил голову при падении. - ...Мистер Дак... - Тс-с. Все уже спят. Пожалуйста, успокойся. Я лег на кровать, ничего не понимая. Франсуаза положила руку мне на лоб: - У тебя небольшой жар. Как ты думаешь, ты сможешь заснуть? - Не знаю. - Ты попытаешься? - О'кей. Она накрыла мне плечи простынями и слегка улыбнулась: - Ну вот, все в порядке. Закрой глаза. Я послушно закрыл глаза. Подушка сдвинулась, когда Франсуаза наклонилась. Она нежно поцеловала меня в щеку. - Я сплю, - забормотал я, когда ее шаги стали удаляться. - Я так и знал. Мистер Дак повис надо мной, как бескрылая летучая мышь. Он обхватил ногами стропило крыши, из-за чего его живот превратился в какую-то гротескного вида впадину. Из покачивающихся рук его непрестанно капала кровь. - Я так и знал, - сказал я. - Я знал, я знал, что ты где-то рядом. - В этот момент мне на грудь полилась кровь. - Какая холодная! Как у чертовой рептилии. Мистер Дак бросил на меня сердитый взгляд: - Такая же теплая, как и твоя. Она холодит из-за того, что у тебя жар. Ты должен накрыться простынями. Иначе умрешь. - Слишком жарко. - Гм. Слишком жарко, слишком холодно... Я вытер рот влажной рукой: - У меня малярия? - Малярия? Скорее, это от нервного истощения. - А почему его нет у Франсуазы? - Она не так нервничала, как ты. - Громадная челюсть мистера Дака выдалась вперед, и на лице у него появилась озорная усмешка. - Она очень внимательна к тебе. Очень внимательна. Пока ты спал, она два раза приходила взглянуть на тебя. - Я сплю? - Естественно... Крепко спишь. Пламя свечи ослабевало по мере того, как расплавленный воск заливал фитиль. Снаружи стрекотали цикады. Сверху капала похожая на ледяную воду кровь. Меня бросало от нее в дрожь, и, чтобы согреться, мне приходилось кутаться в простыни. - Что случилось с ящерицей, Дак? - С ящерицей? - Она убежала. Во время грозы она оставалась у меня на ладони, а здесь она убежала. - Мне помнится, она убежала во время грозы, Рич. - Но я держал ее в руке. - Ты в этом уверен, Рич? Восковая лужица на верхушке свечи стала слишком большой. Неожиданно она пролилась через край, и фитилек снова ярко загорелся, обрисовывая четкую тень на потолке. Там был контур бескрылой летучей мыши с повисшими когтями и тонкими лапами. - Молния, - прошептал я. Челюсть выдалась вперед: - Вот молодец... - Да пошел... - Хорош малыш. - ... ты. Минуты пролетали незаметно. Разговор Утро уже давно наступило, подумал я. Просто стало очень жарко. Внутри дома царила темнота, свеча по-прежнему горела, а значит, временные ориентиры отсутствовали. В ногах моей кровати сидел Будда в позе лотоса. Ладони его покоились на бледно-желтых коленях. Необычный Будда - женщина с американским акцентом. Под ее темно-оранжевой майкой отчетливо обрисовывались тяжелые груди; ее длинные волосы были собраны в пучок, отчего ее лицо казалось совершенно круглым. На шее у нее висело ожерелье из морских ракушек. Возле нее горели курительные палочки. Ароматный дым тонкими спиралями устремлялся к потолку. - Доешь, Ричард, - сказала Будда, указывая глазами на миску, которую я держал в руках. Она была сделана из половинки недавно сорванного кокоса, и в ней еще оставалось немного приторного рыбного супа. - Доешь его. Я поднес миску ко рту. Запах благовоний смешался с запахом рыбы и сладкой приправы. Я снова опустил миску: - Не могу, Сэл. - Ты должен доесть его, Ричард. - Меня вырвет. - Ты должен, Ричард. У нее была американская привычка часто повторять ваше имя, что производило странное впечатление обезоруживающей фамильярности и одновременно принужденности в обращении. - Честное слово, не могу. - Тебе это поможет. - Я уже почти все съел. Посмотри. Я поднял миску, чтобы она могла убедиться, что я не вру. Мы уставились друг на друга через испачканные кровью простыни. - Ну хорошо, - наконец вздохнула она. - Наверное, этого будет достаточно. - Она скрестила руки на груди, прищурила глаза и сказала: - Ричард, нам нужно поговорить. Мы были одни. Время от времени кто-то заходил в дом, кто-то выходил, но я не смог никого увидеть. Я слышал, как открывалась дверь в противоположном конце дома. Пока она оставалась открытой, в темноте виднелся маленький прямоугольник света. Когда я начал рассказывать о том, как обнаружил тело мистера Дака, Сэл помрачнела. Ее реакция была не слишком явственной: у Сэл только резко дернулись брови и напряглась нижняя губа. Наверное, она уже знала о смерти Дака от Этьена и Франсуазы, поэтому эта новость не ошеломила ее. Ее эмоции было трудно понять. Казалось, она больше всего сопереживала мне и будто сожалела о том, что мне приходится рассказывать такие ужасные вещи. Больше Сэл ничем не выдала своих чувств. Она не перебивала меня, не хмурилась, не улыбалась и не кивала головой. Она просто неподвижно сидела в позе лотоса и слушала. Сначала ее бесстрастие приводило меня в замешательство, и я умышленно сделал паузу после изложения основных событий, чтобы дать ей время высказать свое мнение, но она лишь молча ждала продолжения моего рассказа. Вскоре у меня пошел сплошной поток сознания. Я все говорил и говорил, как будто она была магнитофоном или священником. Она действительно вела себя как священник. У меня возникло чувство, что я нахожусь на исповеди. Я виновато описывал панику, охватившую меня на плато, и пытался оправдаться в своей лжи полицейским. Молчание, с которым она все это выслушивала, было похоже на отпущение грехов. Я даже невнятно упомянул о своем влечении к Франсуазе, чтобы снять камень с души. Наверное, слишком невнятно... и Сэл не поняла меня, но попытку я сделал. Единственно, о чем я умолчал, так это о том, что я дал еще двум людям карту, на которой было указано, как добраться до острова. Я понимал, что должен рассказать ей о Зефе и Сэмми, но подумал, что ей может не понравиться, что я выдал тайну. Лучше подождать, пока я больше узнаю про обстановку на острове. Я также не сказал ей о своих снах, в которых появлялся мистер Дак, но я не сделал этого по другой причине. Не видел в таком признании никакой необходимости. Я нагнулся за лежавшей в моем мешке пачкой с двумя сотнями сигарет, чтобы дать понять, что заканчиваю рассказ о моих приключениях, доведя его до того момента, как я вошел в лагерь и потерял сознание. Сэл улыбнулась, атмосфера исповеди улетучилась, резко сменившись на прежнюю, исполненную непринужденности. - Э-эй, - протянула Сэл слово в типичной североамериканской манере. - Ты, без сомнения, прибыл сюда подготовленным. - Гм, - ответил я, насколько это позволял процесс прикуривания от пламени свечи. - Я самый наркоманистый из наркоманов. Она рассмеялась: - Я вижу. - Хочешь сигарету? - Нет, спасибо. Как-нибудь обойдусь. - Бросаешь? - Уже бросила. Тебе тоже стоит попробовать, Ричард. Здесь это будет совсем не трудно. Я сделал несколько быстрых затяжек, не втягивая дыма, чтобы выжечь из сигареты привкус воска: - Я брошу, когда мне стукнет тридцать. Когда у меня будут дети. Сэл пожала плечами. - Как хочешь, - сказала она, улыбнувшись, и по очереди провела пальцами над каждой из бровей, чтобы вытереть пот. - Ну что ж, Ричард, твое путешествие сюда смахивает на приключение. Обычно новые гости добираются сюда с проводником. А твой случай очень необычный. Я ждал продолжения, но его не последовало. Вместо этого она вытянула ноги, как будто собиралась уходить. - Можно, теперь я задам тебе несколько вопросов, Сэл? - быстро спросил я. Она бросила взгляд на запястье. Часов она не носила: это движение было чисто инстинктивным. - У меня есть дела, Ричард. - Ну пожалуйста, Сэл. Ведь мне так много нужно у тебя узнать. - Конечно, я понимаю, но ты все узнаешь со временем. Не нужно торопиться. - Всего лишь несколько вопросов. Она снова села в позу лотоса: - Пять минут. - Хорошо. Ну, во-первых, мне хотелось бы немного узнать обстановку. Я имею в виду - что это за место? - Это морской курорт. Я недоуменно поднял брови: - Морской курорт? - Место, куда приезжают для того, чтобы провести отпуск. Мое недоумение возросло еще больше. По взгляду Сэл я видел, что выражение моего лица забавляет ее. - Отпуск? - попытался было сказать я, но слово так и застряло у меня в глотке. Это же явное искажение смысла. Преуменьшение. У меня противоречивое мнение по поводу того, чем отличаются туристы от путешественников, так как чем больше я путешествовал, тем меньше ощущал разницу. Однако я был твердо убежден в том, что туристы ездят отдыхать, а путешественники делают нечто иное. Они путешествуют. - А что же, по-твоему, это за место? - спросила Сэл. - Ну, я не знаю. Как-то даже не думал об этом. -Я медленно выдохнул дым. - Но я никак не предполагал, что это морской курорт. Она помахала в воздухе полной рукой: - О'кей. Я решила немножко подразнить тебя, Ричард. Конечно же, это больше, чем морской курорт. И в то же время это обычный морской курорт. Мы стремимся сюда, чтобы расслабиться на прекрасном пляже, но это не морской курорт, потому что мы пытаемся убраться подальше от всяких морских курортов. Мы пытаемся обрести место, которое никогда не превратится в зону отдыха. Понимаешь? -Нет. Сэл пожала плечами: - Со временем ты все поймешь, Ричард. Это не так уж сложно. На самом деле я, конечно, понял, что она имела в виду, но не хотел в этом признаваться. Я ждал от нее подтверждений рассказа Зефа об острове, на котором возникла коммуна свободных людей. После всего того, что нам пришлось испытать, найти здесь курорт казалось недостойным вознаграждением. Меня охватила горечь разочарования при воспоминании о нашем плавании и об ужасе, пережитом нами, когда мы прятались на плато. - Не грусти, Ричард. - Нет, я не... Я... Сэл нагнулась и пожала мою руку: - Скоро ты увидишь, что здесь очень хорошо. Когда ты научишься ценить это место просто за то, что оно существует. Я понимающе кивнул. - Извини, Сэл. Я не хотел, чтобы ты подумала, что я разочарован. Я совсем не разочарован. Этот дом и эти деревья снаружи... Все просто замечательно. - Я засмеялся. - Это действительно глупо, но я, наверное, ожидал... идеологии или чего-то в этом роде. Какой-то цели... Я замолчал, докуривая сигарету. Сэл и не собиралась уходить. - А охранники на полях? - спросил я, добросовестно засовывая погашенный окурок обратно в пакет. - Они имеют к вам какое-нибудь отношение? Сэл отрицательно покачала головой. - Они наркобароны? - Я думаю, наркобароны - слишком громко сказано. У меня подозрение, что владельцы полей -бывшие рыбаки с Самуя, но я могу ошибаться. Они появились здесь года два назад и заняли ту половину острова. Теперь мы не можем туда попасть. - А как им удается оставаться незамеченными для администрации морского парка? - Точно так же, как и нам. Они ведут себя тихо. Да и, скорее всего, в этом деле замешано не меньше половины должностных лиц морского парка, поэтому владельцы полей не боятся, что здесь окажутся туристы. - Но ведь они точно знают, что вы здесь. - Конечно, однако они ничего не могут с этим поделать. Они не выдадут нас, потому что если арестуют нас, то обязательно арестуют и их. - Поэтому между вами нет конфликтов? Рука Сэл коснулась висевшего у нее на шее ожерелья из ракушек. - У них своя половина острова, у нас своя, - бодро сказала она и неожиданно встала, с преувеличенным старанием стряхивая пыль с юбки. - Пожалуй, на сегодня хватит, Ричард. Мне действительно пора идти, а у тебя все еще жар. Тебе нужно немного отдохнуть. Я не возражал. Сэл направилась к двери. Ее майка виднелась в пламени свечи несколько дольше, чем ее кожа и юбка. - Только один вопрос, - крикнул я ей вслед. Она обернулась. - Тот мужчина в Бангкоке... Ты знала его? - Да, - тихо ответила она и пошла дальше. - Кто он был такой? - Друг. - Он жил здесь? - Друг, - лишь повторила она. - Но... Хорошо, тогда еще один вопрос. Сэл и не думала останавливаться. Теперь в темноте только покачивалась ее темно-оранжевая майка. - Всего один! - Какой? - донесся из темноты ее голос. - Где у вас здесь туалет? - На улице. Вторая хижина отсюда с краю лагеря. Яркая полоса света, обозначившая дверь дома, вновь ускользнула в темноту. В разведке Туалет, маленькая бамбуковая хижина на краю расчищенной площадки, был удачным примером продуманной организации лагеря. Внутри хижины стояла низкая скамеечка с дырой, в какую прошел бы футбольный мяч. Внизу, как я увидел в дыру, бежала вода - отведенный от ручья канал. В крыше зияла вторая дыра, через которую проникал пропускаемый деревьями слабый свет. В конце концов, это был более приемлемый вариант по сравнению со многими азиатскими туалетами. Здесь, правда, отсутствовала туалетная бумага. Вполне понятная, в общем-то, вещь, но я думал, что найду здесь листья или что-то в этом роде. Вместо этого я обнаружил возле водного протока пластмассовый кувшинчик. Пластмассовые кувшинчики можно встретить по всей провинциальной Азии. Их назначение вот уже много лет остается для меня загадкой. Я не верю, что азиаты вытирают задницы руками (это просто смешно), однако за исключением мытья пальцев я не вижу других способов использования кувшинчика. Я уверен, что из него не споласкивают руки после того, как сходят в туалет. Это неэффективно и, кроме того, невообразимо хлопотно. И потом, азиаты выходят из своих туалетов совершенно сухими. Из всех многочисленных тайн Востока эта, должно быть, разгадывается легче других, но окутана молчанием. Однажды мы с одним моим приятелем-манильцем отправились на островок неподалеку от Лусона. И как-то раз я увидел, что он стоит на дамбе и с тревогой всматривается в мангровую топь. Когда я спросил, что случилось, он сильно покраснел, отчего его коричневая кожа стала почти пурпуровой, и указал на плывущие в воде обрывки туалетной бумаги. Течение несло их к каким-то домикам, что вызывало у него панику. Причиной ее были, впрочем, не соображения гигиены, а то, что бумага выдаст его европейские "туалетные" привычки, которые для местных жителей отвратительны. Мучимый стыдом, он собирался лезть в болото, чтобы выловить всю бумагу и хорошенько ее спрятать. Мы решили эту проблему, бросая в бумагу камни до тех пор, пока не искромсали ее на мелкие кусочки, часть из которых мы потопили. Когда мы сматывались с места преступления, я попросил его рассказать о местной замене туалетной бумаги, но он отказался и лишь туманно намекнул, что мне их обычай покажется столь же отвратительным, как им кажется наш. В тот раз я ближе всего подобрался к решению этой загадки. К счастью, мне приспичило по-малому, поэтому я был избавлен от необходимости экспериментировать. Когда придет время сходить по-большому, сбегаю в джунгли, решил я. Я вышел из туалета и пошел обратно через площадку. Меня еще немного лихорадило, но мне не хотелось больше дышать спертым воздухом и созерцать пламя свечи. Поэтому я миновал дом, желая осмотреться вокруг. Я также надеялся найти Этьена и Франсуазу, которых еще не видел сегодня. Они, наверное, тоже изучали лагерь. Помимо дома я насчитал на площадке девять палаток и пять хижин. Палатки использовались лишь для сна - в них лежали рюкзаки и одежда. В одной из палаток я даже заметил "Нинтендо Геймбой". Хижины, по-видимому, имели специальное назначение. Кроме туалета, в лагере были еще кухня и прачечная, к которым также подвели воду. Остальные хижины служили хранилищами: в одной лежали плотницкие инструменты, в другой стояло несколько коробок с консервами. Интересно, как долго существует лагерь? Сэл говорила, что поля с марихуаной появились года два назад, а это означало, что путешественники обосновались здесь еще раньше. Палатки, инструменты, консервы, "Нинтендо". Чем больше я видел, тем больше приходил в восхищение. Я восхищался не обустроенностью лагеря, а самим замыслом. Хижины, казалось, появились примерно в одно и то же время. Оттяжки палаток были закреплены камнями, а сами камни были врыты в землю. Ничего случайного; наоборот, все очень точно рассчитано. Торжество планирования над стихийным ходом событий. Я брел по площадке, стараясь рассмотреть, что лежит в палатках, и изучая рукотворный растительный навес, пока у меня не заныла шея. Чувство благоговения сопровождалось такой же безмерной растерянностью. У меня по-прежнему возникали вопросы, и каждый вопрос тянул за собой следующий. Очевидно, что люди, создавшие лагерь, не могли обойтись без лодки. Это предполагало помощь местных жителей, а значит, здесь бывали и таиландцы. Толстяк с Самуя мог нарушить правила и оставить туристов на острове не несколько ночей, однако намного труднее было представить, что таиландцы привозят сюда еду и плотницкие инструменты. Странно также, что в лагере никого нет. В нем, без сомнения, жило много людей. Раз-другой мне почудились поблизости какие-то голоса, но никто так и не появился. Спустя некоторое время тишина и отдаленные голоса стали действовать на меня угнетающе. Сначала я чувствовал себя покинутым, и мне было жалко себя. Я подумал, что Сэл не следовало оставлять меня в одиночестве, ведь я болел и был новеньким в лагере. Вообще-то, Этьен и Франсуаза - мои друзья. А разве друзья не должны быть поблизости, чтобы видеть, что со мной все в порядке? Вскоре, однако, чувство одиночества переросло в паранойю. Я обнаружил, что вздрагиваю от каждого шороха, доносящегося из джунглей, а мои шаркающие по земле шаги звучат необычайно громко. Я поймал себя на том, что изображаю непринужденность, как будто в расчете на тех, кто следил за мной из-за деревьев. Отсутствие Этьена и Франсуазы стало поводом для новой тревоги. Возможно, это объяснялось тем, что я был еще не совсем здоров; а может быть, все это было нормальной реакцией на ненормальные обстоятельства. Так или иначе, но непонятная тишина сводила меня с ума. Я решил, что нужно выбраться из лагеря, поэтому вернулся к дому за сигаретами и ботинками, но, увидев темный коридор, через который мне нужно было пройти к кровати, я отказался от своего намерения. Из лагеря вело несколько тропинок. Я выбрал ближайшую из них. К счастью, выбранная мною тропинка вела прямо на пляж. Песок был слишком горячим для босых ног, поэтому я сразу побежал к кромке воды. Отметив про себя, в каком месте я вышел из джунглей, я подбросил воображаемую монетку и повернул в левую сторону. Выбравшись из вызывавшей клаустрофобию лесной "пещеры", я успокоился. Когда я шел по мелководью, я уже не знал, на чем остановить взгляд. С водопада открывался вид на громадное кольцо гранитных скал - препятствие для спуска. Но сейчас они воспрепятствовали бы подъему. Таким грозным стенам могла бы позавидовать любая тюрьма, хотя лагуна ничем не напоминала тюрьму. Помимо чувства восхищения красотой лагуны, создавалось впечатление, что утесы служили защитой - служили стенами замка, но не высящегося, а спрятанного ниже уровня моря. Во время беседы с Сэл у меня не возникло ощущения, что владельцы полей с марихуаной представляют угрозу для обитателей лагеря, однако существование горной преграды между нами все равно действовало успокаивающе. Лагуна была почти такой же по величине, как и окружавшая ее суша. Не более полутора километров в диаметре, хотя я не ручаюсь за точность. Теперь, оказавшись ближе к обращенным в море скалам, чем в тот момент, когда я находился на вершине водопада, я мог лучше разглядеть их поверхность. У кромки воды скалы были все в черных пустотах и пещерах. Создавалось впечатление, что пустоты глубоко уходили в скальную породу - достаточно глубоко, чтобы по ним можно было проплыть на небольшой лодке. Берег моря был усеян торчавшими из воды гладкими валунами, отполированными волнами и лившими в течение нескольких веков тропическими дождями. Пройдя по пляжу несколько сотен метров, я увидел вдалеке плещущиеся в воде возле одного крупного валуна тела. Странно, конечно, но сначала у меня мелькнула мысль, что это тюлени. Приглядевшись получше, я понял, что это люди. Наконец-то мне удалось кого-то найти. Я подавил сильное желание крикнуть им только из-за смутного инстинкта самосохранения. Вместо этого я побежал обратно в джунгли, решив посидеть в тени и подождать, пока купающиеся не вылезут из воды. Здесь я обнаружил человеческие следы, майки и, к своему восторгу, вскрытую пачку "Мальборо". Преодолев мгновенное колебание, я стащил из пачки сигарету. Я сидел с довольным видом, пуская колечки дыма в неподвижный воздух. Неожиданно обнаружилось, что колечки, долетая до пляжа, быстро поднимаются вверх и, не теряя формы, проскальзывают между пальмовыми листьями. Мне понадобилось несколько затяжек, чтобы догадаться, что причиной этого был нагревшийся от песка воздух. Купающиеся же показались мне весьма сообразительными. Они ловили острогами рыбу. То и дело выныривали из воды и пристально всматривались в нее, держа наготове остроги. Потом все разом бросали остроги, ныряли снова, поднимая при этом фонтаны брызг, и все повторялось сначала. Они, по-видимому, поймали много рыбы. Рыба С мокрыми волосами и сильно загорелой кожей, все шестеро купающихся казались точными копиями друг друга. Я узнал среди них Этьена и Франсуазу лишь после того, как они вышли из воды со своим уловом и начали раскладывать пойманную рыбу. Прежде чем выбраться из своего убежища, я некоторое время колебался. Очень странно было видеть, что мои друзья в столь приятельских отношениях с остальными. Все весело смеялись и называли друг друга по имени. Тут я понял, сколько потерял, проспав в одиночестве первые сутки своего пребывания в лагере. Когда я вышел из укрытия, меня никто не заметил. И я несколько секунд стоял возле них с ухмылкой на лице, дожидаясь, когда кто-нибудь посмотрит в мою сторону. В конце концов, не зная, как еще привлечь их внимание, я кашлянул. Шесть голов, как по команде, обернулись ко мне. - Привет, - неуверенно произнес я. Ответом мне было молчание. Франсуаза слегка нахмурилась, как будто не узнавала меня. Потом лицо Этьена расплылось в улыбке. - Ричард! Тебе уже лучше! - Он бросился ко мне и обнял меня. - Слушайте все! - сказал он, крепко схватив меня одной мокрой рукой и энергично жестикулируя другой. - Это наш друг, который заболел. - Привет, Ричард, - хором отозвались остальные. - Привет... Этьен снова сжал меня в объятиях: - Я так рад, что тебе стало лучше. - Я тоже. Я взглянул через плечо Этьена на Франсуазу. Она стояла вместе с остальными, и я улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ, но какой-то кривой... или заговорщической улыбкой. Интересно, что я наговорил ей в бреду? Как будто для того, чтобы усилить мое паническое состояние, она подошла ко мне и легонько провела ладонью по моей руке. - Приятно видеть, что тебе полегчало, Ричард, -сказала она без всякого выражения. Я было открыл рот, чтобы ответить ей, но она отвернулась. - Я поймал рыбу! - объявил Этьен. - Первый раз в жизни попал на рыбалку и поймал такую большую рыбу! - Он показал на свой улов. - Видишь эту большую синюю рыбу? - Ага, - ответил я, слушая его лишь вполуха, поскольку в голову уже лезли леденящие душу мысли. - Это я поймал ее! Меня познакомили с остальными. С Моше - высоким израильтянином, обладателем оглушительного смеха. Моше пускал в ход смех, как сумасшедший ружье, - наобум. От взрывов этого смеха я инстинктивно моргал, как будто слышал удары молота по кирпичу или металлу. Я видел собеседника, но стробоскопический эффект от постоянного конвульсивного движения моих глаз затруднял наше общение. Здесь были также две высокомерные девушки из Югославии, чьи имена я так и не научился выговаривать, и уж тем более писать. Они очень важничали, потому что приехали из Сараево. Они говорили: "Мы из Сараево", - а затем делали многозначительную паузу, как будто ожидали, что я упаду в обморок или поздравлю их. Еще был Грегорио. Он мне сразу понравился. У него было доброе лицо и мягкая романская шепелявость. Знакомясь со мной, он сказал: - Очень рад познакомиться. - Прежде чем протянуть мне руку, он вытер ее о свою майку, добавив при этом: - Мы все очень рады видеть тебя. Никак не могу вспомнить, что говорил мне Этьен, когда мы шли обратно по мелководью. Кажется, он вел рассказ о том, что произошло за время моего долгого сна, и у меня в голове запечатлелось, как бережно он нес свой улов, прижимая его к темной от загара груди, казавшейся густо покрытой серебряной чешуей. Все остальное полностью выпало из моей памяти. Вот насколько я был встревожен тем, что такого я мог сказать в бреду Франсуазе. Я четко понял, что должен докопаться до истины, иначе просто сойду с ума. Франсуаза шла немного позади остальных, поэтому я отстал от Этьена, притворившись, что нашел интересную ракушку. Но как только я это сделал, она ускорила шаг. Когда же я догнал ее, она снова умышленно отстала. А может, мне так показалось. Откуда мне было знать. Когда она замедлила шаг, ее, несомненно, что-то привлекло за деревьями, но это мог быть такой же предлог, как найденная мною ракушка. Ее поведение объяснило все. Теперь я чувствовал, что мои подозрения были обоснованными. Я должен был немедленно разрядить обстановку. Я снова отстал и задержал ее, схватив за руку. - Франсуаза, - спросил я, пытаясь придать тону твердость и одновременно непринужденность, - тебе не кажется, что это смешно? - Смешно? - переспросила она, широко раскрыв глаза. - Ну, здесь вообще-то все довольно странно. Я еще не совсем освоилась. - Да нет же, я другое имел в виду... Послушай, может быть, дело во мне, но похоже, нечто смешное происходит между нами. - Между нами? - Между тобой и мной, - пояснил я, и мое лицо вдруг начало заливаться краской. Я кашлянул и наклонил голову. - Во время болезни я, наверное, сказал что-то такое, что... - А, - она посмотрела на меня. - И что такого ты мог сказать? - Я не знаю, что я там нес. Об этом я тебя и спрашиваю. - Да. А я спрашиваю тебя, что такого ты мог сказать. Черт! Перемотаем пленку назад. - Ничего. Ничего такого. - И поэтому?.. - Ну, не знаю. Я лишь подумал, что ты смешно ведешь себя. Наверное, мне все показалось. Забудь. Франсуаза остановилась: - Хорошо, - произнесла она. Остальные уже начали удаляться от нас. - Дай-ка я скажу об этом сама, Ричард. Ты боишься, что сказал о том, что любишь меня,да? - Что? - изумленно воскликнул я, потрясенный ее прямотой. Собравшись наконец с мыслями, я понизил голос. - Господи, Франсуаза! Ну конечно же, нет! - Ричард... - Я имею в виду, что это глупо. - Ричард, пожалуйста! Это вовсе не глупо. Это и есть то, чего ты боишься. - Нет. Вовсе нет. Я был... - Ричард! Я замолчал. Она смотрела на меня в упор. - Да, - медленно произнес я. - Именно этого я и боялся. Она вздохнула. - Франсуаза, - начал было я, но она перебила меня. - Все это пустяки, Ричард. У тебя был жар, а в подобном состоянии люди иногда говорят странные вещи, верно? Говорят о том, что не имеет к ним отношения. Значит, ты боишься, что сказал что-то странное. Но это ничего не значит. Я понимаю. - Ты не сердишься на меня? - Нет, конечно. - А... я сказал что-то? Что-то похожее? -Нет. - Правда? Она посмотрела куда-то в сторону: - Да, правда. Очень мило с твоей стороны, что ты об этом спрашиваешь, но ты ничего подобного не говорил. Не думай больше об этом! - Она показала на остальных, которые были уже примерно метрах в пятнадцати впереди. - Пошли. Нам нужно идти. - О'кей, - тихо сказал я. -О'кей. Мы молча догнали нашу группу. Франсуаза подошла к Этьену и заговорила с ним по-французски, а я зашагал дальше, немного в стороне от остальных. Когда мы дошли до поворота к лагерю, ко мне бочком подобрался Грегорио: - Ты, наверное, чувствуешь себя сейчас как новенький в школе? - Ну... да. Немного. - Первые дни, конечно, будут очень трудными, но ты не волнуйся. Ты быстро найдешь здесь друзей, Ричард. Я улыбнулся. Он сказал "ты" как-то очень дружески, как будто считал, что мне будет особенно легко найти здесь друзей. Я знал, что все объяснялось его манерой говорить по-английски, но у меня все равно улучшилось настроение. Game Over, Man Пока мы были на пляже, лагерь наполнился людьми. У входа в дом я увидел Багза и Сэл. Они разговаривали с группой людей, державших веревки. Какой-то толстяк чистил рыбу возле хижины-кухни, укладывая выпотрошенные рыбины на широкие листья и бросая внутренности в забрызганное кровью пластмассовое ведро. Рядом с толстяком девушка раздувала костер и подбрасывала в пламя щепки. Центр площадки притягивал всех как магнитом. Здесь находилось большинство обитателей лагеря, они просто слонялись туда-сюда и болтали. На дальнем конце площадки девушка аккуратно развешивала на оттяжках палатки мокрую одежду. Грегорио был совершенно прав: я действительно чувствовал себя, как новенький в школе. Я осматривал лагерь, как осматривают на большой перемене спортивную площадку в первый день учебы. Меня интересовало, какие группировки и какую иерархию придется учитывать и с кем из этих тридцати человек я в конце концов подружусь. Мое внимание привлекло одно лицо. Это был негр, в одиночестве сидевший у стены хижины-склада. На вид ему было около двадцати, у него была гладко выбритая голова, и он не отрываясь смотрел на небольшую серую коробочку в руках, которая уже попадалась мне на глаза, - "Нинтендо-Геймбой". Этьен и Франсуаза пошли вслед за Моше сдавать улов потрошителям рыбы. Вначале я отправился за ними. Школьный опыт учил держаться тех, кого я знаю. Но тут я снова оглянулся на фаната "Нинтендо". Его лицо неожиданно скривилось, и сквозь приглушенные голоса я услышал, как он прошептал: "Game Over". Я направился к нему. Я где-то читал, что наиболее понятное для всех в мире английское слово - это ОК. Затем идет слово coke - то самое, что заменяет колу. Я думаю, нужно провести новое исследование и на этот раз проверить словосочетание Game Over. Game Over - это то, что я больше всего люблю в играх с видеоприставкой. Впрочем, уточню. Больше всего я люблю мгновение перед тем, как появляется надпись Game Over. Игра "Стритфайтер II" - "старушка", но из золотой серии. Мой друг Лео контролирует Рю. Рю - самый лучший персонаж в этой игре, потому что он просто универсал: великолепно защищается, очень подвижен, и, когда наступает, его невозможно остановить. Мой брат Тео контролирует Бланку. Бланка движется быстрее Рю, но он хорош только при нападении. С Бланкой можно победить, лишь поставив его вплотную к другому игроку, чтобы Бланка не отрывался от него. Молниеносные удары, пинки, атаки в прыжке, удары головой. Ошеломить врага и подчинить его - вот какова тактика. Запасы энергии у обоих игроков иссякают. Еще удар - и им обоим придет конец, поэтому они соблюдают осторожность. Они торчат на противоположных концах экрана, ожидая, когда соперник двинется первым. Лео берет инициативу на себя. Он посылает шаровую молнию, чтобы вынудить Тео поставить блок, а затем в прыжке наносит стремительный удар, чтобы снести зеленую голову Бланки. Но когда Лео находится в воздухе, он слышит легкий щелчок. Тео жмет кнопку на своей контрольной панели. Он осуществляет подзарядку электрической защиты, и поэтому, когда нога Рю касается головы Бланки, тот сам получает нокаутирующий удар в десять тысяч вольт по всей своей системе. Это и есть мгновение перед тем, как появляется надпись Game Over. Лео слышит шум. Он знает, что ему конец. У него есть время, чтобы выпалить: "Мне конец" - прежде чем Рю вспыхнет и полетит назад через весь экран, сверкая, как рождественская елка, и превращаясь в обугленный скелет. Сгорел. "Мгновение до" - это когда ты понимаешь, что сейчас умрешь. Реакция у людей разная. Одни ругаются и приходят в ярость. Другие тяжело вздыхают. Некоторые визжат. За двенадцать лет увлечения видеоиграми я наслушался самых разнообразных визгов. Я уверен, что это мгновение - редкая возможность узнать, как люди будут вести себя при приближении настоящей смерти. В играх они проявляют свою природу в чистом виде, без всяких прикрас. Когда Лео слышит щелчок, он говорит: "Спекся". Он произносит это слово очень быстро, обреченно и с пониманием. Если бы он мчался по шоссе и увидел несущийся прямо на него автомобиль, он, наверное, среагировал бы точно так же. Что до меня, то я прихожу в дикую ярость. Я бросаю пульт на пол, закрываю глаза, откидываю голову, и с моих губ срываются ругательства. Года два назад у меня появилась игра "Чужие". У нее была одна интересная особенность: когда потеряешь все жизни, на экране появляется Чужой, у которого с челюстей капает слюна, и он мычит механическим голосом: "GameOver,Man". Мне это очень нравилось. - Привет, - сказал я. Парень оторвался от игры: - Привет. - Сколько линий у тебя получилось? - Сто сорок четыре. - Ого! Очень хороший результат. - У меня получалось и сто семьдесят семь линий. - Сто семьдесят семь? Он утвердительно кивнул. - А у тебя? - Мой лучший результат - сто пятьдесят. Он снова кивнул. - Ты один из трех новеньких? - Ага. - Откуда ты? - Из Лондона. - Я тоже. Сыграем? - С удовольствием. - О'кей. - Он указал на пыльную землю. - Присаживайся. ПЛЯЖНАЯ ЖИЗНЬ Ассимиляция и рис Несколько лет назад я порвал со своей первой настоящей подружкой. Она уехала на лето в Грецию, а по возвращении у нее продолжился курортный роман с одним бельгийцем. В довершение ко всему он в ближайшие несколько недель собирался появиться в Лондоне. Я провел три сумасшедших дня и ночи и понял, что начинаю сходить с ума. Я сел на мотоцикл, прикатил к отцу на квартиру и уломал его одолжить мне денег на то, чтобы я мог уехать из страны. Во время того путешествия я понял одну важную вещь. Спасение - в странствиях. Практически с того момента, как я оказался на борту самолета, все связанное с Англией потеряло всякий смысл. Загорается надпись "Пристегните ремни" - и вы отключаетесь от проблем. Разбитые подлокотники берут верх над разбитыми сердцами. К тому времени, когда самолет поднялся в воздух, я вообще забыл, что Англия существует. В конце того дня, когда я прогуливался по лагерю, я совсем не задавался вопросами о пляже. А ведь был рис... Больше тридцати человек ежедневно два раза в день ели рис. Для риса нужно много акров ровной, с системой искусственного орошения земли, которой у нас просто не было. Поэтому я был совершенно уверен, что мы не выращиваем рис. Если бы мне самому не пришлось отправиться за рисом, я бы так и не узнал, откуда он попадает сюда. Если бы не случай, я бы и не поинтересовался этим. Ассимиляция. С самого первого дня мы уже трудились, все уже знали наши имена, и нам выделили кровати в доме. У меня появилось чувство, что я живу здесь всю жизнь. Со мной случилось то же самое, что тогда, в самолете, - отключилась память. Самуй казался далеким сном; Бангкок был не больше чем знакомым словом. Помню, как на третий или четвертый день я подумал, что скоро могут появиться Зеф и Сэмми. Как обитатели лагеря отреагируют на их появление? И тогда же я поймал себя на мысли, что не помню лиц Зефа и Сэмми. Дня через два я и вовсе забыл о том, что они, возможно, появятся. Есть такая поговорка - ночью все кошки серые. Для меня в этих словах теперь заключен большой смысл. Если что-то кажется странным, можно поставить это под сомнение. Но если внешний мир далеко, сравнить не с чем, и ничто уже не удивляет. Почему я вообще должен о чем-то думать? Ассимиляция для меня - естественнейшая на свете вещь. Я только и делаю, что привыкаю ко всему заново с тех пор, как начал путешествовать. Есть еще одна поговорка: в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Среди десяти заповедей путешественника это первая по счету заповедь. Ведь вы не входите в индуистский храм и не спрашиваете: "Почему здесь поклоняются корове?" Оглядитесь по сторонам, присмотритесь как следует, приспособьтесь, примиритесь. Ассимиляция и рис. Это были вещи, которые нужно было просто принять, - новые стороны новой жизни. Не важно, почему мне было так легко привыкнуть к пляжной жизни. На самом деле, вопрос в том, почему пляжная жизнь так легко подчинила меня себе? Первые две-три недели у меня не выходила из головы одна песня. Вообще-то, это была не песня -всего лишь две строчки из песни. Я даже не знаю ее названия. Подозреваю, что она называется "Уличная жизнь", потому что слова, которые я помню, следующие: "Уличная жизнь - это единственная жизнь, известная мне, уличная жизнь, та-та-та та-та-та та-та-та". Вместо слов "уличная жизнь" я подставлял "пляжная жизнь", снова и снова повторяя эти слова. Кити возмущался. Он говорил: - Ричард, прекрати петь эту чертову песню. Я пожимал плечами и отвечал: - Кити, я не могу выкинуть ее из головы. Потом я делал над собой усилие, чтобы некоторое время не напевать ее, но часа через два снова машинально начинал петь. И понимал это лишь тогда, когда Кити хлопал себя рукой по лбу и шипел: - Я же просил тебя не петь эту проклятую песню! Боже правый, Ричард! Я снова пожимал плечами. В конце концов Кити тоже запел ее, и когда я обратил его внимание на это, он только ответил: -А-а. И целый день не давал мне играть в "Нинтендо". Спокойной ночи, John-boy Я быстро привыкал к новому режиму. Я просыпался около семи - семи тридцати и бежал вместе с Кити и Этьеном на пляж. Франсуаза обычно с нами не плавала, поскольку для нее было утомительно каждый день очищать свои длинные волосы от соли, но иногда она присоединялась к нам. Потом мы возвращались в лагерь и шли в душевую хижину. Завтрак был в восемь. Каждое утро наши повара готовили целую гору риса, и вы были вольны выбирать, с чем будете его есть. Большинство ело один лишь рис, а некоторые варили себе вдобавок рыбу или овощи. У меня по этому поводу не возникало проблем. Первые три дня мы добавляли в рис для аромата "Маги-Нудл", а когда пакетики закончились, мы присоединились к большинству. После завтрака все расходились. По утрам мы должны были работать, и у каждого имелись свои обязанности. К девяти в лагере уже никого не оставалось. Было четыре основных вида занятий: рыбная ловля, работа в огороде, приготовление еды и плотницкие работы. Этьен, Франсуаза и я занимались рыбной ловлей. До нашего появления в лагере уже трудились две бригады рыболовов, а мы сформировали третью. Точнее, эту третью составляли Грегорио и мы втроем; еще была группа из Моше и двух югославок, а также другая - из нескольких шведов. Рыболовы очень серьезно относились к своим обязанностям и каждый день выплывали в открытое море через проем в скалах. И иногда возвращались с рыбинами в полчеловека, чем вызывали бурю восторга у остальных в лагере. С работой мне повезло. Если бы Этьен с Франсуазой не вызвались в первый же день ловить рыбу, мы, новички, не познакомились бы с Грегорио, и мне в конце концов пришлось бы работать на огороде. Там работал Кити, и он все время жаловался. Его место работы находилось в получасе ходьбы от лагеря, у водопада. Главным огородником был Жан, сын фермера из юго-западной Франции. Он произносил свое имя так, будто прочищал горло, и управлял огородом железной рукой. Проблема заключалась в том, что выбранное однажды занятие было очень трудно сменить. На этот счет не существовало никаких правил, но здесь работали группами, поэтому если ты менял работу, то приходилось покидать одну группу и врастать в другую. Если бы я не стал рыбаком, то попробовал бы заняться плотничеством. Кухня меня совсем не привлекала. Помимо ежедневного адского труда по приготовлению обеда на тридцать человек, троим поварам пришлось насквозь провонять запахом рыбных потрохов. У шеф-повара по прозвищу "Грязнуля" хранился в палатке запас собственного мыла. Похоже, что бедняга тратил по куску мыла в неделю, но это не помогало. Плотниками руководил Багз. Багз был другом Сэл, и он раньше работал плотником. Он был ответственным за состояние дома и всех хижин, и именно ему принадлежала идея связать вместе ветки, чтобы получился живой шатер. Судя по отношению остальных к Багзу, было ясно, что он пользуется большим уважением. Отчасти это объяснялось тем, что сделанное им надежно служило, а отчасти - тем, что он был другом Сэл. Если кого-то здесь и можно было назвать лидером, так это Сэл. Когда она говорила, все слушали. Она целый день ходила - проверяла работу бригад и следила за тем, чтобы все было как следует. Вначале она немало времени потратила на наше благоустройство. И часто плавала вместе с нами к валунам. Но спустя неделю она, по-видимому, уже была спокойна за нас и впоследствии лишь изредка наведывалась в нам в рабочее время. Единственным человеком без определенных занятий был Джед. Он проводил дни в одиночестве, первым, как правило, покидал лагерь утром и последним возвращался. Кити сказал мне, что Джед подолгу бродил возле водопада и среди скал. Он часто исчезал, ночуя где-то на острове. Возвращаясь, он обычно приносил свежей марихуаны, несомненно украденной с поля. Примерно в два тридцать люди начинали снова собираться в лагере. Повара и рыбаки всегда приходили первыми, чтобы успеть приготовить еду. Потом появлялись огородники с фруктами и овощами, и к трем часам площадка вновь была полна народу. В течение дня у нас было два приема пищи - завтрак и обед. А больше и не требовалось. Мы обедали в четыре и обычно ложились спать в девять. После наступления темноты кроме курения травки заняться было особенно нечем. Ночные костры были запрещены, потому что они были бы заметны, даже несмотря на живой шатер, и показались бы слишком подозрительными для низко пролетавших самолетов. За исключением владельцев палаток, все спали в доме. Я не сразу привык спать в компании двадцати одного человека, но вскоре мне это начало нравиться. В доме царило чувство близости, которого были лишены Кити и остальные владельцы палаток, -там существовал один ритуал. Он соблюдался не каждую ночь, но все-таки довольно часто, и всякий раз он вызывал у меня улыбку. Своим происхождением он был обязан телесериалу "Семья Уолтонов". В конце каждой серии вы могли видеть дом Уолтонов и слышать, как его обитатели желали друг другу спокойной ночи. В доме существовала похожая традиция. Когда все уже засыпали, чей-то сонный голос из темноты говорил: "Спокойной ночи, Джон-бой". Потом наступала непродолжительная пауза: мы ждали, кто же подхватит эстафету. И наконец кто-нибудь говорил: "Спокойной ночи, Фрэнки". Или "Сэл". Или "Грегорио". Или "Багз". Или звучало еще чье-то имя, кому говоривший хотел пожелать спокойной ночи. Затем тот, кому пожелали спокойной ночи, должен был передать это пожелание другому, и так продолжалось до тех пор, пока не были упомянуты все. Начать игру имел право каждый, а имена назывались в любой последовательности. Когда оставалось всего лишь несколько имен, было трудно вспомнить, кого уже называли раньше, а кого нет, но в этом тоже заключался элемент игры. Если вы ошибались, раздавались неодобрительные возгласы и нарочито громкие вздохи, пока вы не исправлялись. Хотя ритуал и отдавал ребячеством, он был не таким уж глупым. Ни одно имя не упускалось, и с самого начала в перечень были включены Этьен, Франсуаза и я. Самое классное - это когда вы слышали свое имя, но не узнавали голос человека, который произнес его. Мне всегда было приятно, что кто-то неожиданно выбирает меня. Засыпаете, думая, кто бы это мог быть и кого самому выбрать в следующий раз. Негатив Утром на четвертое воскресенье после нашего прибытия все обитатели лагеря собрались на пляже. По воскресеньям никто не работал. Наступил отлив, поэтому между деревьями и морем было не менее двенадцати метров песка. Сэл организовала грандиозный футбольный матч, в котором участвовали все, кроме нас с Кити. Мы сидели в море на одном из валунов и прислушивались к разносившимся над водой крикам игроков. Наряду с любовью к видеоиграм и видеофильмам нас объединяло безразличие к футболу. Около моих ног проскользнула серебристая молния. - Поймал, - пробормотал я, метнув в рыбу воображаемую острогу. Кити искоса посмотрел на меня. - Легкая жизнь. - Рыбная ловля? - Рыбная ловля. Я кивнул. Ловить рыбу было нетрудно. Я думал, что, будучи размягченным горожанином-европейцем, не смогу овладеть этим древним искусством, но оно оказалось таким же простым, как и любое другое дело. Нужно только стоять на скале, поджидая, пока мимо не проплывет рыба, а затем пронзить ее острогой. Единственная хитрость - это держать запястье, как при бросании фризби. Только в этом случае острога входила в воду с сохранением силы броска. Кити провел рукой по голове, ото лба к затылку. Кити не брил голову со дня моего появления, и сейчас череп его был покрыт щетиной. - Я могу сказать тебе, в чем здесь дело, - произнес он. - В чем же? - В жаре. Когда ловишь рыбу, можешь в любой момент окунуться, а на огороде ты только поджариваешься. - А как насчет водопада? - Он в десяти минутах ходьбы от огорода. Сходишь туда, поплаваешь, а пока вернешься обратно - снова взмок от пота. - Ты разговаривал с Сэл? - Вчера. Она сказала, что я могу сменить работу, если найду с кем поменяться. Но найдется ли такой, кому хочется работать на огороде? - Это Жан. - Да. Жан. - Кити вздохнул. - Жан де чертов Флоретт. - Жан Фрогетт, - добавил я, и Кити засмеялся. С пляжа донесся крик. Этьен, по-видимому, забил гол. Этьен бегал по полю кругами, ликующе вскинув руки, а Багз, капитан другой команды, орал на своего вратаря. Подальше, возле деревьев, я увидел Франсуазу. Она сидела с небольшой группой зрителей и аплодировала. Я поднялся: - Хочешь поплавать? - Давай. - Мы можем сплавать к кораллам. Я еще не видел их. Давно хотелось на них посмотреть. - Отличная идея, но сперва нужно взять у Грега маску. Бессмысленно плавать среди кораллов без маски. Я оглянулся на пляж. Игра возобновилась. Багз с мячом носился по песку, похоже, всерьез решив сократить разрыв в счете. У Багза "на хвосте" сидел Этьен. - Хочешь взять маску? Я подожду тебя здесь. - Ладно. Кити нырнул с валуна. Сделал под водой несколько гребков. Я наблюдал, как Кити плывет у самого дна, пока он не исчез из виду. Наконец он снова вынырнул уже довольно далеко от меня. - Я еще добуду немного травки, - крикнул он. Я одобрительно поднял вверх большие пальцы, и он снова нырнул. Я отвернулся от пляжа к прибрежным скалам. Я искал расщелину в скале, которую несколько дней назад показал мне Грегорио. По его словам, как раз под ней и находились самые красивые коралловые рифы. Сначала я пришел в замешательство. Я был уверен, что смотрю туда, куда нужно. Грегорио показал расщелину, ориентируя меня на линию валунов, тянувшихся через лагуну подобно камням для перехода ручья. Валуны по-прежнему были на месте, а расщелина исчезла. Но потом я нашел ее. Грегорио показывал мне ее ближе к вечеру: скалы уже полностью находились в тени, и на их фоне расщелина выглядела темной. Теперь же, в лучах утреннего солнца, неровные края расщелины казались на фоне черного гранита белыми. - Как негатив, - вслух сказал я, смеясь над своей ошибкой. С футбольного поля снова донеслись крики. Команда Багза отыграла один мяч. Кораллы Под тяжестью двух камней величиной с грейпфрут я опустился на дно и сел на песок, скрестив ноги. Потом я положил камни на колени, чтобы вода не вытолкнула меня обратно. Вокруг меня повсюду виднелись коралловые рифы - расцвеченные яркими красками пагоды, сливающиеся и расползающиеся в горячих тропических водах. При моем появлении что-то съежилось в глубине их сводов. Движение было едва заметным -просто по цветным созданиям скользнула волна света. Я присмотрелся получше, стараясь определить природу странного явления, но кораллы оставались такими же, как и раньше. Передо мной лежало странное существо. В моей голове мелькнуло название - "морской огурец". Но я вспомнил его лишь потому, что слышал о подобных обитателях моря. А иначе я мог бы с таким же успехом принять его за... морской кабачок. Существо было больше тридцати сантиметров длиной и толщиной с мое предплечье. На ближайшем ко мне его конце было множество крошечных щупалец. Отломив кусочек коралла, я дотронулся до существа. "Огурец" не пошевелился и не подвинулся. Осмелев, я потрогал его пальцем. Ничего мягче мне в жизни не приходилось трогать. Шелковистая плоть лишь слегка напряглась, и я отдернул руку из страха порвать его кожу. Чем дальше, тем страныпе, улыбнувшись, подумал я. Сдерживание дыхания отнимало у меня много сил. Стук крови в висках и нарастающее давление в ле