Генрих Гаузер. Мозг-гигант --------------------------------------------------------------- Heinrich Hauser GIGANT-HIRN Ein, utopisch-technischer Roman MUNCHEN WILHELM GOLDMANN VERLAG Научно-фантастический роман Послесловие Б. Л. ЛЕОНТЬЕВА Перевод с немецкого Р.А.Штильмарка Редактор Р.М.Гальперина Редакция научно-фантастической и научно-популярной литературы Издательство "Мир" - Москва - 1966 г. OCR, spellcheck - В.М.Храмов 12.04.2004 --------------------------------------------------------------- 1. У молодого инженера-пилота затекли ноги, он вытянул их и осторожно положил на первые попавшиеся контрольные приборы. Такой аппаратурой кабина была полна до отказа. Инженер-пилот поудобнее улегся на откидном сиденье, закинул руки за голову и улыбнулся своему единственному пассажиру, доктору Ли. - Вот и подходим. Почти дома! Высокий худощавый мужчина в дверях кабины, казалось, не понимал собеседника. Перегнувшись вперед, он напряженно смотрел вниз, на землю, сквозь небольшие окна пилотской кабины. Словно гигантская серебряная чаша, поблескивали в рассветных лучах пески пустыни. - Но это не может быть Вашингтон, - произнес наконец пассажир удивленно. - Границу Калифорнии мы пересекли всего с полчаса назад. Даже при 1200 милях в час мы никак не можем быть на подходе к Вашингтону. Улыбка пилота стала шире и перешла в благожелательную усмешку. - Попали в самую точку, доктор! Что и говорить, до Вашингтона остался еще добрый кусок пути! Зато вы сейчас увидите под нами Цефалон; там наш рейс и кончается. Инструкция у меня четкая; доставить воздушным спецрейсом с миссионерской станции Валлаба-валла, Северная Территория Австралии, одного профессора и 15 тонн термитов прямехонько в Цефалон, Аризона, США... Вы на меня не обижайтесь, доктор, но это самый странный груз за всю мою летную практику! Ли озадаченно поморгал, снял очки, старательно протер сильновыпуклые линзы и снова водрузил очки на нос, будто все это могло помочь ему яснее оценить неожиданную ситуацию. Он провел узкой рукой по седым волосам, потрогал худую, бледную щеку, еще покрытую желтыми пятнами - результат усиленных приемов атебрина во время последнего приступа малярии. Губы его сами сложились для недоуменного "О!" - Ничего не понимаю, - заговорил он, явно нервничая. - Вообще не понимаю всей этой истории. Сперва Министерство сельского хозяйства шлет срочный вызов ученому, живущему на нейтральной территории, а ведь до того никому и дела не было до работ этого ученого! И едва письмо дошло, а уж тут как тут самолет, присланный правительством. Что ж, я охотно предоставил бы в распоряжение министерства сколько угодно экземпляров выведенного мною вида муравьев-термитов "ант-термес пасификус". Их с лихвой хватило бы для любых опытов и наблюдений, для любых научных целей, связанных с изучением термитов. Было бы просто и разумно. Так нет же. Этим господам подавай все, что у меня есть. Вы буквально сваливаетесь на меня с неба, чуть не с правами судебных исполнителей, и высаживаете целую колонну демонтажников. Вы нарушаете покой гибридных видов, а вывести их стоило мне десятилетнего труда! Вы снимаете и упаковываете все до единой термитные постройки. Весь уклад моей жизни летит кувырком, как лопнувший воздушный шарик. Да еще собираетесь высадить меня в таком месте, о котором я в жизни не слыхал. Цефалон! Что это еще за Цефалон? Ведь будь тут мало-мальски серьезный энтомологический институт, он был бы мне известен!... Пилот бросил на раздосадованного ученого сочувственный взгляд. - Раз вы не знаете, то я тем более ничего не могу вам объяснить, - сказал он многозначительно. - Цефалон - это такой город, тут уж ничего не скажешь. Только ни на одной карте он не обозначен.Совсем как обетованная страна Шангри-ла, если вы понимаете, что я имею в виду. [Имеется в виду буддийская легенда о некой обетованной стране Шангри-ла в горах Тибета Эту легенду не раз использовали американские писатели и кинорежиссеры. - Прим. перев.] Столь загадочные пояснения отнюдь не успокоили доктора Ли. - Чепуха! - сказал он, сердито наморщив лоб. - Если это населенный пункт, он должен быть обозначен на карте, а если его нет на карте, значит нет и на свете. - Взгляните-ка туда! - Сквозь смотровое стекло "Летающего крыла" пилот указал на неясные контуры впереди. - Что же, по-вашему, доктор, это мираж? Ли напряженно всматривался в смутные очертания, возникающие из дымчатого марева; при сверхзвуковой скорости полета они быстро обретали форму. - Действительно похоже на мираж, - удивился он вслух. - Это и есть Цефалон? Пилот кивнул. Самый славный городок в Штатах, по крайней мере из тех, где мне жить по карману. К тому же идеальный аэропорт. Необычная архитектура, не правда ли? Присматривайтесь, пока будем заходить на посадку и ждать разрешения. Доктору Ли показались не вполне уместными такие выражения, как "славный" и "городок". Город, что развертывался под ними, поражал и восхищал; то была осуществленная мечта гениального провидца о далеком будущем в сочетании с чертами еще более отдаленного прошлого. Вторгаясь в пустыню, тянулись вдоль широких, осененных пальмами аллей жилые дома с плоскими крышами и просторными террасами. Стиль древних перуанских и мексиканских построек сочетался здесь с новейшими достижениями строительной техники. Об этом свидетельствовали, например, прямоугольники водных бассейнов на крышах: закрывая плоскую кровлю, бассейны давали прохладу обитателям домов. В деловой части города огромные пирамидальные здания, усеянные посадочными площадками для вертолетов, напоминали архитектуру древнего Вавилона и Ниневии. В самом центре искусственного оазиса вздымалось ввысь мощное здание, похожее на крепостной бастион в форме семиконечной звезды. Несмотря на импозантность зданий, город Цефалон с его красочной феерией висячих садов и сочной зеленью парков походил на громадную цветочную клумбу. Лучшие американские зодчие, лучшие мастера парковой архитектуры достигли здесь предельной выразительности. Пока большой самолет, сбавив скорость, чертил в небе один круг за другим, одинокий пассажир из Австралии все более дивился раскинувшемуся внизу городу. - Он великолепен, - бормотал пассажир, - он как мечта! - Простите, но я глазам своим не верю, - снова обратился он к пилоту. - Правда, я уже больше десяти лет не бывал на родине. Но и в австралийской чаще я получал из Штатов кое-какие научные журналы. Если за годы моего отсутствия возник такой город, об этом не могли не упомянуть в печати. И, уж конечно, он должен значиться на любой карте... Ничего не понимаю! Чем дольше гляжу - тем меньше понимаю! Пилот пожал плечами. - Город новешенький, как говорится, с иголочки. Может, потому его и проглядели? - заметил он с усмешкой. Доктор Ли нетерпеливо тряхнул седой гривой. - Бросьте острить. Посмотрите на эти высокие пальмы. Не со вчерашнего же дня они тут вымахали? - А я и не шучу, - возразил пилот. - Кстати, эти пальмы здесь действительно со вчерашнего дня, вернее, чуть ли не со вчерашнего. Я и сам недавно перевозил их. Редкостные финиковые пальмы, прямиком из Аравии. Доставлены вместе с родной почвой. А вид такой, будто давно прижились. Растут как ни в чем не бывало, позабыв свое путешествие через океан. - Но послушайте, - воскликнул Ли, - тогда вам должно быть известно, что, наконец, все это значит! Почему город возник в центре пустыни? Для какой надобности? Зачем вы привезли сюда меня? Почему мы так долго кружим? Ведь в воздухе как будто нет ни одного самолета, кроме нашего? Пилоту нравился чудаковатый пассажир, казавшийся немножко не от мира сего. - Вы слишком много хотите узнать сразу, - ответил он с запинкой. - Я не вправе полностью ответить на все эти вопросы. Что же касается последнего, то тут дело простое: мы не можем сесть, пока наш груз не пройдет проверки и не получит допуска в порт. Ученый удивленно вскинул щетинистые брови. - Проверка груза? Прямо в воздухе? И без единого представителя аэропорта на борту? Пилот кивнул. - Вот именно. Проверка на расстоянии, с помощью радара. Новейшая штука, очень тонкая... Надеюсь, дорогой доктор, что термиты ваши не взрывоопасны и не радиоактивны. Иначе сесть нам вообще не придется. - Летчик усмехнулся. - Чудовищная чепуха! - возразил Ли. - Войны-то нет. Или как?.. Хотел бы я знать, на кой черт принимаются такие нелепые меры предосторожности! Инженер-пилот сощурил глаза. - Ведь вы американец, доктор Ли. Не правда ли? А раз так, не вижу необходимости ходить вокруг да около на манер кошки около блюдца с горячей кашей. В конце концов, каждый иностранный агент давным-давно знает о Цефалоне. Город слишком велик, чтобы его можно было спрятать, а кроме того, как видите, не сделано ни малейшей попытки хоть сколько-нибудь замаскировать его. Дело в том, что Цефалон и вся его округа, - по-моему, на тысячу квадратных миль по меньшей мере - представляют собой запретную военную зону. Только самих военных не видно. Что тут происходит, мне не известно. Ясно одно: судя по тому, как охраняют эту зону, здесь осуществляется сверхсекретный проект. Что до меня, то я скорее согласился бы выкрасть все золото из форта Нокс, чем попытаться вынести хоть моток проволоки из здешнего Дворца Мозгового треста. Видите здание в самом центре города? А вон, на противоположной стороне площади, другое здание, в форме черепа; это официальная гостиница для особо важных приезжих. Кстати, в полетном листе вы значитесь именно под такой рубрикой, стало быть, комнату вам оставили. Басовитое жужжание в репродукторе прервало объяснения пилота. - Ну, наконец-то надумали дать нам посадку! Еще минута, - а затем душ, бритье, яичница с ветчиной и много, много кофе! Хорошая все-таки штука - опять попасть домой! Держите шляпу, доктор! Пошли вниз! Постепенно замирал рев могучих реактивных двигателей. Самолет стремительно снижался. Снеговые горы на востоке рванулись вверх, точно их поднимали на лифтах. "Летающее крыло" приземлилось, колеса шасси с хрустом коснулись посадочной дорожки. "Да, хорошая штука - попасть домой, - думал доктор Ли, - да еще после десятилетнего отсутствия". Несмотря на фантастические перемены на родине, он испытывал радостное чувство. Сходя по трапу, он внутренне подобрался, как боксер перед выходом на ринг: столкновение с новейшей цивилизацией сверхнапряжений и сверхскоростей требовало немалых сил! Ли показалось, что его ожидает несметная человеческая толпа, во всяком случае, он увидел перед собой больше интеллигентных лиц, чем встречал за все годы отсутствия. Эти лица были подняты к нему, на него посыпались предложения и вопросы. Рассыльный вручил ему телеграмму: некий доктор Говард К. Скривен передавал привет, выражал надежду, что гостю понравится в Цефалоне, и обещал по возможности скорее лично встретиться и побеседовать с доктором Ли... Кто он, этот доктор Скривен, и что ему нужно? Высокий, стройный молодой человек, по всей видимости научный работник, заверил доктора, что он отлично знаком со всеми тонкостями кормления "ант-термес пасификус" и ухода за ними; следовательно, вновь прибывший ученый может не тревожиться за благополучие своих питомцев; постройки термитов будут немедленно переданы на экспериментальную станцию 19-Г... Но где же этот молодой ассистент научился уходу за "ант-термес пасификус" и что представляет собой экспериментальная станция 19-Г? Транспортный агент и несколько водителей тяжелых грузовиков обступили приезжего и наперебой совали ему на подпись всевозможные накладные; дубликаты их Ли торопливо распихал по карманам. Как неимоверно сложны стали методы всей этой технической цивилизации, но вместе с тем до чего же они практичны! Уголком глаза Ли увидел, как в грузовом отсеке самолета распахнулись двери. Тяжелые стальные контейнеры с термитными постройками под скрип электролебедок опускались в кузова грузовиков. Тем временем некто назвавшийся администратором Краниум-отеля пригласил доктора Ли сесть в машину и ехать в отель, где ему забронирована комната. Какое странное название для отеля - Краниум [Краниум (cranium) - череп (англ.). - Прим.ред.], подумал Ли. И кто забронировал комнату? По карману ли ему этот отель? Едва ли! У приезжего все усиливалось ощущение, будто он стал чем-то вроде выставочного экспоната: обращение самое заботливое, а поступать по собственной воле нельзя. С этим чувством он и отправился в отель. В ушах еще стоял рев авиадвигателей, в глазах рябило от новых впечатлений. И как ни старался администратор заинтересовать приезжего местными достопримечательностями, тот не слушал и не понимал ни слова. В его комнате стояли цветы. Ковры были толще, ванна просторнее, груда полотенец пышнее, завтрак обильнее по сравнению с тем, к чему доктор Ли привык за свою более чем 50-летнюю жизнь. "Так вот она, Америка 1975 года! - думал он. - Здесь все кричит о процветании и прогрессе". Его смущало, что он совсем отвык от роскоши, разучился ею пользоваться, а вместе с тем он был взволнован и растроган: как встречают его, блудного сына, некогда добровольно удалившегося в изгнание! Да, в свое время, побуждаемый отвращением и отчаянием, он плюнул на этих господ, повернулся к ним спиной и ушел! Но в чем причина такого внимания? Ведь он не сделал ничего такого, что давало бы право на подобное гостеприимство. Энтомолога сажают на ковер-самолет, чтобы перенести в царство Шехерезады, лишь за то, что удалось вывести новый вид насекомых! То, что происходит с ним за последние сутки, остается загадкой. Несмотря на страшную усталость, ученый не мог заставить себя лечь; ему захотелось как можно скорее добраться до разгадки всех этих чудес. Раздался телефонный звонок. Оказалось, что мягкое певучее контральто принадлежит личному секретарю доктора Говарда К.Скривена. Отрекомендовавшись, обладательница контральто спросила, не будет ли господину доктору Ли угодно в 9 часов 30 минут прибыть во Дворец Мозгового треста, чтобы встретить ся там с доктором Скривеном. Ли ответил утвердительно... ...Путь через площадь был недолог. И едва Ли очутился у входа в гигантскую бетонную пирамиду Дворца, как сразу вспомнил здание Пентагона в дни войны. Перед ним с первых же шагов возникло множество препятствий. В вестибюле пришлось стать в очередь к бюро пропусков. По телефону проверили вызов и лишь после этого выписали пропуск. Потом какая-то личность, видимо детектив, привела гостя к лифту-экспрессу, и приезжий был вознесен на сороковой этаж. Здесь другой детектив проводил доктора Ли по длинному коридору, устланному ковровой дорожкой. Далее по широкой лестнице они поднялись на один марш и очутились перед стальной дверью. Она открылась автоматически. Навстречу потоками хлынул солнечный свет. - Входите! - сказал страж, пропуская ученого вперед. Как только доктор Ли последовал указанию, дверь бесшумно закрылась. От представшего ему зрелища гость из Австралии окончательно оторопел. Он не ожидал ничего подобного. "Вхождение" оказалось скорее "выходом": будто остались позади своды подземелья, а вышел он навстречу ослепительному солнечному свету. Здесь, на вершине огромного здания, был совсем особый, ни с чем не сравнимый мир. Просторная терраса, превращенная в висячий сад, была вымощена гранитными плитами. В центре этой оранжереи, напоминающей зимние сады фешенебельных клубов, находился каменный навес, невысокий, нарочито неправильной формы, словно естественный выступ скалистого утеса. Стен совсем не было видно, так густо оплели их вьющиеся растения. Массивные опорные колонны несли громаду перекрытия. Архитектура этого сооружения была как бы синтезом мегалитических построек глубокой древности с творениями великого зодчего современной Америки Франка Ллойда Райта. Своеобразную монументальную беседку осеняли тенистые деревья. Листочки молодых берез трепетали под дуновением свежего ветерка. Из расселины скалы доносилось умиротворяющее бормотание источника. Маленький ручей, прихотливо извиваясь, несколько раз пересекал усыпанную гравием дорожку. И лишь один звук не гармонировал со всей этой пастушеской идиллией - нервное постукивание пишущей машинки! Шел этот звук от каменного стола, а вид у стола был такой, будто он служил еще египетским фараонам. Когда Ли приблизился, машинка сразу умолкла и знакомое звучное контральто, памятное по телефонному разговору, произнесло несколько приветственных слов: - Вы, конечно, доктор Ли из университета Канберры? Очень рада с вами познакомиться. Садитесь, пожалуйста! Как вы долетели? Меня зовут Уна Дальборг. Я личный секретарь доктора Скривена. Голос девушки пленял гостя, пожалуй, еще сильнее, чем ее внешность. Он напоминал какую-то заветную колдовскую мелодию и будто переносил в давно забытую страну - страну молодости! Ученого охватило ощущение неподдельного счастья, но вместе с тем и внезапное чувство стеснения. Стало стыдно и за плохо сидящий костюм из магазина готового платья, и за изможденное тело, и за желтые пятна атебрина на лице, и за седую, запущенную копну волос. С мальчишеским смущением ответил он на ее крепкое рукопожатие и опустился на пододвинутый ему стул. - Доктор Скривен примет вас через несколько минут, - сказала она. - К сожалению, он занят: у него сейчас член правительственной комиссии, прибывший из Вашингтона. Такие неожиданности здесь не редкость. Тем временем мы с вами... Внезапно она осеклась. Взгляд ее был столь явно испытующим, что гостя почти испугала эта откровенная настороженность. И опять он почувствовал, что здесь о нем знают все и что ей самой до тонкости известна вся его подноготная. Девушке понадобилось всего несколько секунд, чтобы вернуть голосу прежнюю теплоту. - Думаю, нам нет надобности поддерживать светскую беседу. Мы вас хорошо знаем, и доктор Скривен, и я. Во всяком случае, знаем ваши труды, опубликованные в энтомологических журналах. Это работы выдающегося ученого. А потому не стану развлекать вас болтовней о пустяках. От столь откровенного комплимента Ли опешил и покраснел, будто на грудь ему нацепили орден. - Благодарю вас, мисс Дальборг! - собственный голос показался ему осипшим и странно чужим. - Вы очень любезны. Я так долго жил в глуши, что отвык от общества и светского обращения и чувствую себя вторым Рип Ван.Винклем. [Знаменитый герой американского писателя Ирвина Уошингтона (1783-1859) из рассказа того же названия Рип Ван Винкль, заблудившись, уснул в горной лощине. Он проспал много лет и, проснувшись, не узнал свой родной край. - Прим.ред.]. Все это, - он сделал широкий жест рукой, - для меня так ново и неожиданно, что на языке вертятся тысячи вопросов... - Ну, разумеется! - девушка сочувственно улыбнулась. - О некоторых я, наверное, даже догадываюсь. Прежде всего наш долг - объяснить вам причины дезориентирующих маневров, связанных с вашей доставкой сюда, и принести вам свои извинения. Как вы, должно быть, и сами уже знаете, наши работы связаны с обороной страны. Нравится нам или нет, но ради соблюдения военной тайны мы подчас вынуждены избирать окольные пути, когда имеем дело с учеными, работающими в областях, смежных с нашей, в особенности если эти ученые живут за пределами страны. Вот и пришлось в вашем случае прибегнуть к услугам Министерства сельского хозяйства. Конечно, доктору Скривену это было очень неприятно. По его мнению, для вас будет большим разочарованием угодить из одной пустыни в другую. За все это и за нарушенный ритм ваших работ приносим вам наши извинения, доктор Ли! Несомненная искренность ее слов помогла собеседнику найти ответ в том же тоне. - Вам незачем извиняться, мисс Дальборг, - заверил он. - Правда, сам я при всем желании не усматриваю никакой связи между моими работами над муравьями и термитами и проблемами обороны страны. Но я американец и, если бы меня даже мобилизовали, ни на миг не усомнился бы в законности такой меры. Девушка кивнула. - К тому же вы участник второй мировой войны, вы сражались за родину, - добавила она. - И, наконец, вы - сын генерала Джефферсона И.Ли, из корпуса морской пехоты. Вы, конечно, понимаете: прежде чем вызвать вас сюда, нам пришлось навести о вас справки... Может быть, это вам неприятно? Он снова покраснел, на этот раз даже сильнее, чем вначале, и заерзал на стуле. - Да нет, почему же, раз так полагается... Казалось, взгляд Уны Дальборг проникает в его сокровеннейшие мысли. Очень мягко, понизив голос почти до шепота, она спросила: - Разве вы уже считаете чем-то недостойным ваше участие в боях за родину? Разве вы стали стыдиться почетной боевой медали, которой наградил вас конгресс? А с другой стороны - разве стыдно человеку изменить свои взгляды на войну после того, как эта великая бойня отошла в прошлое? И к тому же, если он сын генерала и носит имена... - Помилуйте! - прервал Ли ее почти грубо. - Надо ли напоминать и об этом? Не сомневаюсь, что ФБР основательно для вас поработало, но я и без того настрадался из-за моих дурацких имен... - Семпер... - Ее улыбка и сочувственный взгляд обезоруживали собеседника. - ...Фиделис! - докончил он за нее. - В день, когда я появился на свет, отца как раз произвели в капитаны. Вот он и сочинил мне эти латинские имена - Семпер Фиделис, то есть "неизменно верный". - Что ж, по-человечески это можно понять! - рассудила она. - И, по-моему, Семпер - даже очень мило. Фиделис я бы опустила. А Семпер сразу внушает доверие! - Благодарю вас, мисс Дальборг! - отозвался он с легкой иронией. - Забудем эту чепуху. А теперь, раз мне предстоит знакомство с доктором Скривеном, вы, может быть, объясните, кто он? - Как, вы ничего о нем не знаете? - Девушка была явно озадачена. - Он - хирург, крупнейший из ныне здравствующих специалистов по мозговой хирургии, нейрохирургии. Помните Нюрнбергский процесс? Доктор Скривен исследовал останки многих погибших, а потом написал книгу о закономерностях коллективного мышления. Она-то и сделала его знаменитым. - Ну, конечно же! - Ли хлопнул себя по лбу. - Как это я сразу не вспомнил! "Процессы формулирования мысли в коллективном мозге"... Это, кажется, одна из его работ? - Да, последняя перед назначением на пост руководителя здешнего Мозгового треста. - А что это, собственно говоря, за трест? Чем он занимается? И чего здесь от меня ждут? - с живостью спрашивал доктор Ли. Улыбка девушки снова стала загадочной. - Пусть лучше Говард объяснит это сам. Гм, Говард? На миг Ли ощутил это слово, как укус мелкой, злобной гадюки. Но тут на усыпанной гравием дорожке послышались шаги.Человек с портфелем быстро прошел мимо каменного стола и исчез за стальной дверью. - Генерал Вандергейст, - пояснила Уна Дальборг. - Доктор Скривен освободился и ждет вас, доктор Ли. 2. Все внутри палеолитического домика, казалось, было сгруппировано вокруг допотопного очага или камина. Несмотря на то что солнце Аризоны палило нещадно, в камине горел огонь и метались длинные языки голубоватого пламени. Впрочем, это было лишь одно из новшеств цивилизации, превращавшей естественный порядок вещей в его противоположность. В данном случае огонь в очаге работал на холодильную установку для кондиционирования воздуха. Установка действовала по принципу старых газохолодильных шкафов, равномерно согревая воздух зимой, а летом столь же равномерно его охлаждая. Перед очагом, освещенный чуть призрачным пламенем, стоял, задумчиво склонив голову, высокий мужчина и пристально глядел на огонь. Когда ботинки доктора Ли застучали по древним каменным жерновам, которыми был вымощен пол, человек резко обернулся. Раскинув руки, как бы для объятия, доктор Скривен шагнул навстречу вошедшему. Доктору Ли редко приходилось встречать людей столь аристократической внешности. В безупречно белом костюме для тропиков, осанистый, с гордой львиной головой, он казался не представителем мира науки, а скорее дипломатом далекого прошлого, хранителем утраченных традиций. Ширина плеч и упругая эластичность движений свидетельствовали о большой физической силе. Только руки - маленькие, узкие - казались почти женскими. Мягкость и какая-то нерешительность рукопожатия явно противоречили сердечности приветствия, и доктор Ли сначала испытал чувство, будто его отталкивают, но потом сообразил, что особая чувствительность пальцев - необходимая особенность больших хирургов, помогающая им при сложных операциях. - Доктор Ли, сказать не могу, как вы меня обрадовали своим приходом! - Голос Скривена звучал негромко, но очень ясно и твердо. - Усаживайтесь, пожалуйста, вот там, у огня... Языки голубого пламени рождали освежающую прохладу, словно это был морской ветерок. Кресла, обтянутые недубленой кожей, могли бы стоять в вигваме какого-нибудь индейского вождя, но оказались удивительно удобными. Полусвет, абсолютная тишина, суровость нетесаного камня придавали помещению сходство с пещерой. Доктор Ли по достоинству оценил парадоксальность и фантастичность этой обстановки и стал спокойно ждать объяснений доктора Скривена. - Вас, быть может, удивляет эта обста новка, - Скривен провел рукой вокруг себя, - но я давно пришел к выводу, что в наше сумасшедшее время человеку прежде всего нужна уединенная келья, пещера, куда можно спрятаться, чтобы сохранить рассудок. Эта келья звуконепроницаема; здесь я укрыт от дневного света, изолирован от телефона, словом, моя пещера - призыв к первобытному, исконному, здоровому началу. Просто, не правда ли? - Вы находите, что это в самом деле просто? - недоуменно спросил доктор Ли. Скривен ухмыльнулся. - Что ж, вы правы. Все это, конечно, сознательная защита от некоторых мешающих комплексов, защита искусственная и, пожалуй, даже несколько извращенная. Но ведь не каждому дана возможность, выпавшая вам, - пожить на лоне нетронутой природы. Откровенно говоря, я завидую вам. В ваших научных трудах отражены мысли, какие рождаются лишь вдали от суетного мира. Поэтому-то я и послал за вами. И твердо убежден, что вы меня поймете. Он умолк. Гость подметил у Скривена особенность, видимо давно ставшую у него привычкой. Великий хирург не глядел на собеседника. Слегка отвернув голову, устремив взгляд на пламя очага и поглаживая подбородок, человек этот будто говорил сам с собой, напоминая средневекового алхимика. - Это длинная история, Ли, - продолжал хирург, - и началась она с некоего письма, которое я в 1946 году послал президенту США. Я писал об огромной опасности, грозящей миру в случае атомной войны, одной из тех опасностей, в отношении которых военные как будто совершенно слепы. Я имел в виду ненадежность человеческого мозга в смысле слишком легкой его подверженности эмоциональным и интеллектуальным шокам. Я указывал далее, что наука и техника в течение многих столетий успешно развивались благодаря коллективным усилиям избранных умов человечества, но при этом мозг индивидуума, даже индивидуума выше среднего уровня, в своем развитии все более отставал от головокружительных темпов научно-технического прогресса. Вы сами, Ли, все это, конечно, понимаете прекрасно, но такому профану в науке, как президент Штатов, надо было разъяснить во всех подробностях, что столкновение с чудовищными орудиями современной войны может сокрушить человеческую нервную систему. Я доказывал, что даже коллективный ум офицеров Генерального штаба окажется неспособным принимать надежные решения. Как бы эти штабные офицеры ни были защищены физически, они неизбежно в той или иной степени станут жертвами нервного шока и будут совершать ошибку за ошибкой. Можно ли ожидать от простых смертных, хотя бы от рабочих на производстве или на транспорте, что они сохранят работоспособность перед лицом апокалипсических ужасов войны?.. Сосредоточенный до предела, доктор Ли сощурился и кивнул. Он и сам не осознал этого движения, но Скривен, скосив глаза на собеседника, заметил его жест и заговорил быстрее: - Такова была первая часть письма. А далее я без околичностей предложил президенту свой проект, который с тех пор и стал главным содержанием моей жизни. Я высказал свои соображения о том, что при таких обстоятельствах главной мерой для обороны нашей страны должно явиться создание гигантского искусственного мозга, некой центральной нервной системы государства, более совершенной, чем ее биологический прообраз, и невосприимчивой ни к каким шокам. Эту центральную нервную систему надлежало бы создать в самом сердце Американской Крепости, чтобы помочь мозговой работе Генерального штаба и контролировать ее. Я разработал подробный проект с пояснениями, как можно создать такую штуку. В сущности, в проекте не было ничего принципиально нового. Я давно придерживаюсь убеждения, что по самой своей природе человек не способен что-либо "изобрести". Этого не бывает. Как составной элемент природы, как часть ее, человек всегда лишь что-то "открывает", открывает то, что сама природа по-своему давно "изобрела". Искусственный мозг? Бог ты мой, да разве на протяжении последних ста тысяч лет мы уже не встречались с ним, по крайней мере в зачаточной форме! Календарь. Да любая книга. Простейшая машина. Все это варианты коллективного механического мозга. А уж с тех пор, как затикали первые механические часы, человечество пошло по этому пути гигантскими шагами. Достаточно упомянуть счетно-вычислительную технику, автоматически управляемые снаряды и ракеты и тому подобные устройства... В самом деле, существует ли такой акт или процесс сознательной человеческой деятельности, который не имитировался бы каким-либо уже известным механическим устройством? Пожалуй, такого акта или процесса мы не нашли бы даже в прошлом, задолго до того, как мне удалось построить первую "кладовую памяти" на электронных лампах. Эта моя конструкция была простой имитацией пирамидальных клеток человеческого мозга. С тех пор важнейшей задачей стало достичь координации всех отраслей науки и техники. Я разъяснил президенту, что необходимо добиваться широчайшего взаимодействия таких наук, как физика, электрохимия, биология, биохимия и неврология. Результаты миллионов опытов и исследований, ведущихся во всех странах, выводы и наблюдения институтов и отдельных ученых - все это нам предстоит собрать и обобщить. Это потребует времени и денег, больших денег. Но разве коллективные усилия, которые привели к созданию атомной бомбы, не показали миру, что все эти проблемы практически разрешимы?.. - И президент одобрил ваш проект? - спросил Ли. - Нет! - Скривен нахмурился. - Сам он проекта не одобрил. Но у него хватило здравого смысла передать его в Генеральный штаб. Разумеется, там проект столкнулся с отчаянной оппозицией. Консерватизм военного мышления порой граничит со слабоумием. Горделиво почивая на лаврах прошлой войны, господа генералы даже возможности не допускали, что какой-то мозг способен с ними соперничать. Тем не менее генералам пришлось передать мой проект на экспертизу в "Союз американских ученых". Союз полностью согласился с моей оценкой опасности, грозящей стране в случае войны, и поддержал мои предложения. Скривен умолк, вынул носовой платок и стер со лба легкую испарину. - Это было как раз в год очередных президентских выборов. Решение по поводу моего проекта все еще висело в воздухе, и мне не оставалось ничего, как ждать. Ждать, понимая, что нет другой защиты от атомной бомбы, что на карту поставлена судьба нашей страны. В тот год я поседел, мои нервы совсем расшатались... Но потом... - тут все его тело напряглось, и он с силой ударил по подлокотникам кресла, - потом мы все же создали мозг-гигант! Эти слова он почти выкрикнул, как триумфальный клич. - И он действительно существует? - с сомнением спросил гость. - Я имею в виду его работу. Действительно ли он способен не только к анализу математических проблем, но и к формированию мыслей, как человеческий мозг? - Понимаю ваши сомнения, доктор Ли, - продолжал Скривен; он уже вполне овладел собой. - Все это не так-то легко себе представить. Ведь сама идея для вас совершенно нова и к тому же я изложил ее довольно бессвязно и недостаточно подробно. Если мы с вами договоримся, - а я на это весьма надеюсь! - то в ближайшем будущем вы своими глазами увидите вещи, которые убедительнее всяких слов. Тем временем, чтобы дать вам общее представление о наших масштабах и показать, что речь идет не о пустяках, я позволю себе привести несколько цифр: первое ассигнование на "мозг", - разумеется, как на неспецифицированную часть общих вложений в военную промышленность- было произведено в начале 50-х годов. Размеры его равнялись одному миллиарду долларов. С тех пор нам еще дважды утверждали ассигнования, и оба раза на ту же сумму. Гость сидел молча, но слушал с напряженным вниманием. - Однако этих сумм хватило лишь на финансирование первых стадий в конструировании "мозга", - продолжал Скривен. - Нам удалось изготовить искусственную кору "мозга", состоящую из 90 миллиардов электронных клеток. Если принять во внимание, что кора головного мозга человека содержит 9 миллиардов клеток, то покажется, что сделано немного. Правда, наши синтетические или механические клетки лучше органических, но ненамного лучше. Таким образом, количество клеток "мозга" по сравнению с его человеческим прообразом обеспечивает нашему "мозгу" лишь десятикратное превосходство над обычным, средним человеческим. Будь это единственным результатом нашей деятельности, его следовало бы признать ничтожным: ведь мы всего вдвое превзошли возможности, скажем, одного гения. Даже удвоенная мыслительная способность, гения не оправдала бы затрат в три миллиарда долларов. И все же нам удалось существенно повысить коэффициент полезного действия нашей искусственной коры "мозга". Прежде всего мы полностью контролируем все внешние импульсы. Мы можем изолировать "мозг" от нежелательных раздражителей, которые оказывают столь отрицательное, отвлекающее влияние на работу человеческого мозга. Во-вторых, - и это главное - мы пользуемся большим числом волн различной длины, чтобы подводить к "мозгу" импульсы, поступающие из самых различных сфер восприятия. Даже человеческий мозг обладает способностью одновременно сосредоточиваться на разных мыслях, формирующихся как бы на различных глубинах сознания. Однако возможности человеческого мозга в этом смысле крайне ограниченны, тогда как искусственный мозг работает в диапазоне двух тысяч волн различной длины. Это значит, что "мозг" способен обрабатывать одновременно 2000 различных проблем. И, наконец, неутомляемость искусственного мозга позволяет нам успешно эксплуатировать его по 20 часов в сутки Лишь остальные 4 часа мы тратим на текущий ремонт и уход. Скривен, как бы в нерешительности, отвернулся от голубого пламени в очаге. Он готовился подвести гостя к окончательному выводу. Темные глаза ученого прощупывали собеседника, как хирургические зонды. - Короче говоря, Ли, в настоящее время мыслительная способность нашего "мозга" соответствует умственной энергии 25000 первоклассных человеческих интеллектов. Как ученый, обладающий фантазией, вы можете представить себе, что это значит... Ли поднял голову. Напряженная работа мысли придала его худому лицу что-то сомнамбулическое, почти выражение экстаза. Он медленно произнес: - Мыслительная сила 25000 первоклассных человеческих интеллектов? Этот умственный потенциал, пожалуй, равен мыслительным способностям Ньютона и Эйнштейна вкупе со всеми гениями, жившими на земле за все время, отделяющее первого от второго!.. Это почти абсолютное интеллектуальное всемогущество, его можно сравнить только с божественным всемогуществом!.. Скривен вскочил со стула и забегал по каменным плитам перед камином. Он с такой силой делал повороты, такими резкими были броски его атлетического тела, будто он ожидал нападения врага с тыла. - Вы правы! Правы! - почти закричал он. - Мы обладаем могуществом, почти равным божественному... Но... попробуйте только представить себе, - тут он понизил голос, и в тоне его появился оттенок горечи, - попробуйте только вообразить, как злоупотребляют этим могуществом! Это поистине метание бисера перед свиньями! Скажу вам прямо, Ли, с ума можно сойти от всего этого, поверьте! - Что вы хотите сказать? - Гость удивленно поднял брови. - Если такая сила существует, то как можно злоупотреблять ею? Она должна служить созидательным целям!.. Развитию науки, делу помощи человечеству... С таким интеллектуальным могуществом можно создать на земле новый, лучший мир! Скривен резко остановился, словно застыл. Жестокая, саркастическая улыбка раздвинула его губы. Он указал пальцем на собеседника, словно обвиняя его в преступлении. - Ага, вы - идеалист, не так ли? Себя я лет десять назад тоже считал идеалистом. Такие же мечты жили и во мне, когда я только начинал работу над "мозгом". Я мечтал создать могучее интеллектуальное орудие на благо человечества. Вам я могу сознаться: все эти оборонные проблемы я просто притянул за волосы, чтобы заинтересовать моей идеей влиятельные круги и добыть нужные средства. Ведь на чисто научные цели мне таких денег никто бы не дал... И вот, увы, наш искусственный "мозг", построенный на, средства американских налогоплательщиков, стал пленником государства! Лет десять назад я полагал по наивности, что армия потребует, ну, скажем, максимум половину мощи "мозга". Вторую половину я надеялся посвятить задачам научного прогресса во всех областях знания. Какое там! Наш "мозг" был сразу же целиком оккупирован всевозможными государственными ведомствами- армейским командованием, флотом, авиацией, десятком правительственных учреждений, вроде штаба президента, и гак далее и тому подобное. Они используют "мозг" только для разработки своих проблем, в том числе таких преступных и разрушительных, как бактериологическая война; или же эти проблемы убийственно мизерны по значению, вроде предполагаемого исхода каких-нибудь провинциальных выборов. А бывает, что дядюшка Сэм использует интеллектуальную мощь нашего "мозга" в интересах союзных иностранных правительств, разумеется умалчивая о том, каким образом получен соответствующий политический прогноз или вывод. Словом, дай черту мизинец - он отхватит всю руку! До последнего времени правительство использовало "мозг" на все сто процентов только для собственных нужд. Я употребил все свое влияние, чтобы убедить армию в жизненной необходимости оставить хотя бы несколько волн определенной длины для усовершенствования самого "мозга". Эти господа не могут взять в толк, что наш "мозг" не простой механизм, не заведенная машина, раз навсегда построенная и законченная, но что он сам бесконечно развивается, обогащает свои ассоциации тем материалом, какой мы накапливаем в его памяти. Короче говоря, наш "мозг" учится! А раз так, то его и надо учить, давать ему материал, полезный для самоусовершенствования... Скривен нетерпеливо прошелся из угла в угол и остановился перед гостем. - Вот это и должно стать вашей задачей, доктор Ли! - Моей задачей! - испуганно воскликнул Ли. - Судя по тому, что вы рассказали, мне понадобятся недели, чтобы лишь войти в курс здешних дел. Пока я еще не усматриваю ни малейшей связи между моей работой и ваши ми... Скривен мягко и успокоительно похлопал собеседника по плечу - так оглаживают испуганную лошадь. - Вы все поймете... И очень скоро... Простите, одну минутку! -С этими словами он нажал кнопку. В дверях показалась фигурка Уны Дальборг. - Что вам угодно? - Пожалуйста, Уна!.. Видимо, она отлично усвоила код своего шефа. С приветливой улыбкой направилась она к одной из опорных колонн, открыла потайной шкафчик и извлекла оттуда глиняный египетский поднос с двумя бутылками - виски и содовой. Точными движениями искусного хирурга Скривен налил гостю побольше, себе - чуть-чуть. - Уна, побудь, пожалуйста, немного с нами, - попросил Скривен. - Ведь я тебе еще ничего не говорил о том, почему решил пригласить к нам доктора Ли. Это будет и тебе интересно. Молча опустилась она в кресло и стала ждать его пояснений. - Ты уже знакома с доктором Ли, Уна. Но знаешь ли ты, кто он? Едва ли он согласится с моей оценкой, но я глубоко убежден, что это самый удачливый миротворец на всей нашей планете. Он положил конец одной из древнейших войн на земле - войне между двумя почтенными, доныне существующими земными цивилизациями. Дело в том, что между государствами муравьев и термитов в течение миллионов лет велась необычайно жестокая, яростная война. Велась вплоть до того момента, пока доктор Ли не нашел изумительное средство покончить с этим вечным спором. Что же он сделал? Ему удалось осуществить скрещивание обеих враждующих рас, и теперь создан новый вид "объединенных наций", мир вый вид насекомых, именуемый "ант-термес пасификус Ли". Это делает вам честь, доктор Ли! Просто, не правда ли? - Настолько просто, - иронически отозвалась девушка, - что так называемые миротворцы на международных конференциях сочли бы ниже своего достоинства рекомендовать подобный способ решения проблемы. Но как же вам практически удалось произвести такое скрещивание? После некоторых колебаний гость ответил: - Главные трудности исходили не от царицы термитов и не от маленького пугливого самца из муравьиного племени. Основная проблема заключалась в том, чтобы эта парочка соединилась вопреки яростному сопротивлению дворцовой стражи из отборных гвардейцев. Ведь насилие полностью исключалось. Пришлось обмануть бдительность стражи, контрабандой протащить муравьиного самца в спальню и спрятать его под царственным те лом супруги. Уна засмеялась. - Совсем как у Шекспира. Ромео и Джульетта, а - вы - в роли кормилицы. - Совершенно верно, - подтвердил гость. - Играя свою роль в этом браке, я тоже поневоле вспоминал персонажей Шекспира. Однако задача состояла в том, чтобы не допустить трагической развязки. - Как же вам удалось избежать ее? - Действуя по способу самых отчаянных заговорщиков, мисс Дальборг. Сначала я напоил стражу - с термитами это нетрудно. Потом вскрыл ячейку, где они держат замурованную царицу. Я убил ее законного супруга и заменил своим кандидатом, обработав его мазью с подлинным термитным запахом. В термитной постройке королевскую чету кормят через крошечные отверстия. Чета никогда не соприкасается со своими телохранителями. Поэтому опыт удался. - "И коль они не умерли, так здравствуют и ныне", - весело процитировала девушка. - Боюсь, что нет, мисс Дальборг, - возразил Ли. - Такая штука, как счастье, вряд ли существует в вечном мраке термитных построек. Испытали ли супруги счастье - остается неизвестным, но связь эта была благословенной: спустя положенное время я стал крестным отцом 30000 маленьких "ант-термес", а теперь их у меня около миллиарда, на разных стадиях скрещивания. Однако, получив самое беглое представление о том, что делается здесь, у вас, я не решаюсь даже упоминать о своих работах. Они совершенно ничтожны, и я все еще не вижу ни малейшей связи между ними и вашей работой. Но девушка, решительно покачав головой, отвергла это возражение. - Нет, нет, - воскликнула она, - ваша работа отнюдь не ничтожна; она имеет большое значение и таит в себе самые захватывающие возможности! - Вот именно! -вмешался Скривен. - Такой оценки я и ждал. Я был уверен, что Уна по достоинству оценит значение ваших работ для нас. У нее удивительная способность координировать результаты исследований в самых, казалось бы, несходных областях. Так позвольте же мне, доктор Ли, начиная, так сказать, от печки, объяснить, какова связь ваших работ с проблемами развития нашего "мозга". Он сел, отпил крошечный глоток виски и продолжал: - Коллективная жизнь высших видов насекомых-пчел, муравьев, термитов - привела к созданию наиболее древних и устойчивых цивилизаций на нашей планете. В отличие от них человечество создало самую молодую и самую неустойчивую цивилизацию. История на каждом шагу показывает нам гибель человеческих цивилизаций, одну за другой. Вполне возможно, что в доисторические времена существовали даже более высокие цивилизации, чем наша нынешняя. Вы ведь тоже так полагаете? Ли кивнул. - Отлично! Из всего этого следует, что человечество могло бы узнать много полезного, изучая общественную жизнь высших насекомых. Их гениальные законы и методы, их "железный дух солидарности", их невероятная способность к самоотречению в смысле полнейшего отказа от личных выгод и личной жизни, их несокрушимая готовность всецело отдавать себя интересам расы - все это надо пристально изучать, если мы хотим добиться хотя бы относительной стабильности в нашем собственном обществе. Нам следовало бы строить нашу цивилизацию по их образцу, тем более что создан новый вид, "ант-термес пасификус", отказавшийся от войны как способа решения споров В основе же человеческих цивилизаций всегда заложено нечто в корне порочное - люди непрерывно пожирают друг друга. Без сомнения, вы, как и я, видите чудовищную угрозу третьей мировой войны. Цивилизация стомильными шагами идет вперед, но куда? В пропасть самоубийства! Меня тоска берет, когда я думаю об этом. Разве вы со мной не согласны? Гость из Австралии машинально встал и тоже принялся расхаживать по комнате. Гораздо увереннее, чем в начале беседы, начал он излагать свою точку зрения: - С вашей отрицательной оценкой человеческих цивилизаций нельзя не согласиться; тот курс, который сейчас взяла наша цивилизация, представляется мне столь же пагубным, как и вам. Но я не могу считать желательным формирование человеческого общества по образцу сообществ высокоразвитых насекомых. Как бы ни была незыблема и гениальна их система, она все же является величайшей тиранией, какую может представить себе человеческий ум. Подумайте только: представители всех высших видов насекомых в буквальном смысле доводятся работой до смерти. Насекомых, уже неспособных к труду, либо убивают, либо заживо превращают в пищевой запас для роя, то есть в конечном итоге в экскременты. Термиты слепы, они прозябают во мраке, и чем выше вид, тем чаще его особи подвергают себя добровольной кастрации. Их добродетели, которыми вы так восхищаетесь, на мой взгляд, попросту граничат с преступлением: "социальное обеспечение" достигается путем каннибализма, "социальная стабильность" - путем самокалечения. Свою царицу они обрекают на голодную смерть, как только снижается количество откладываемых ею яиц. В слепом стремлении к сохранению вида рабочие термиты откусывают собственные конечности и даже мускулы грудной клетки, насколько достают их челюсти, - и все лишь затем, чтобы кормить потомство. А ведь никто как будто не выигрывает от столь свирепого самопожертвования; ни солдаты, которые должны биться на смерть; ни цари и царицы, которые служат только для воспроизводства вида, - их короткое существование обрывается актом цареубийства... Во имя чего же? Единственно из стремления сохранить вид на миллионы лет. Нет, такая система не может быть человеческим идеалом! Отказаться от собственного "я", подчиниться таинственной воле неведомого божества - разве стоит для этого жить на свете? Разве это - достойная цель для нас, людей? - Нет, нет! - Скривен покачал своей львиной головой. - Нет, Ли, поймите меня, пожалуйста, правильно. Коллективизм высших насекомых - крайность, несовместимая с человеческой природой, это мне вполне ясно. Однако человечеству свойственно впадать в другую крайность - безответственного индивидуализма, отказа от какого бы то ни было подчинения авторитету более высокому, чем человеческий, скажем по-вашему - воле некоего божества. Ваша жизненная цель - изучение муравьев и термитов. Вы гораздо лучше меня знаете недостатки и ограниченность их коллективного мозга. Я же всю жизнь изучал человеческий мозг, который тоже не свободен от существенных недостатков. Подумайте: потенциал коры человеческого головного мозга со времен неандертальца до наших дней примерно удвоился. А цивилизация, построенная коллективными усилиями всего современного человечества, стала настолько многообразной и богатой по содержанию, что мозг современного человека вынужден обрабатывать неизмеримо большее количество впечатлений по сравнению с неандертальцем. Иными словами: мозг современного человека получает стимулирующих импульсов примерно раз в пятьдесят больше, чем он способен переработать, и клетки мозга реагируют на такую перегрузку точно так же, как нервы желудка: они восстают! Они отказываются принимать излишки. Они пытаются защитить организм от пищевых ядов, от избытка подводимой пищи. Разумеется, мозговой механизм во много раз сложнее. Не хочу вдаваться в подробности, но вкратце дело можно представить так. Мозжечок - в эволюционном смысле древнейшая и самая примитивная часть головного мозга - выполняет, в частности, защитные функции по отношению к переднему, или большому, мозгу. Он образует как бы щит против натиска импульсов, перехватывает стрелы раздражений-восприятий, не пуская их за порог сознания, отсеивает, трансформирует в ощущения и отбрасывает во внешний мир, как рикошетирующие снаряды. Но эта защита осуществляется инстинктивно, без разбора. Таким образом, здоровые импульсы, которые могли бы оказаться для мышления полезными, творчески ценными, сплошь и рядом отвергаются и разрушаются просто потому, что они зачастую слабее тех интенсивных внешних впечатлений, которые рассчитаны на то, чтобы вторгнуться, проникнуть в сознание. Так, в современной цивилизации самой тяжелой артиллерией, атакующей наше сознание, является торговая реклама. Средствами радио, кино, печати, уличных вывесок и объявлений она проникает в сознание людей, воздействует на него. Задача рекламы - отнюдь не стимулировать нашу мысль, а как раз наоборот- оглушить, сломить наше сопротивление, преодолеть, скажем, недоверие к некоторым товарам и заставить нас купить их. Другими словами: реклама пользуется сильными, в большинстве своем вредными внешними раздражителями. Они служат для мозга опиумом, приучают его к наркозу. А здоровая пища для ума, нежное "молоко мудрости", по старинному выражению, до нас не доходит, не воспринимается, не усваивается сознанием, как раздражитель более слабый. Но это еще не главное зло. Наше мозговое вещество способно формировать новые мысли только на основе уже имеющихся представлений, накопленных в мозговых клетках. Вот вам пример: желая усовершенствовать машину, мы должны представлять себе ее общий вид, взаимодействие частей, ее элементы, их функции. Однако сознание наше так наводнено и оглушено внешними впечатлениями, а орудия нашей цивилизации столь сложны и неисчислимы, что мы уже не в силах проникнуть в их суть. Само мышление наше хромает и коснеет. Идеи мельчают, становятся поверхностными, потому что растут не от корня. Оторванные от своих первооснов, новые понятия заключают в себе разное содержание для разных Людей, ибо уже нет общей платформы. А результат? Сегодня мы с вами опять живем под гнетом древнего проклятия - вавилонского смешения языков. Все увеличивается импотенция мышления. Душевные расстройства и психоневрозы принимают эпидемический характер... Перенапряжение эмоций приводит к отказу от логического мышления: оно, мол, требует слишком больших усилий... Наш мозг, эта высшая форма развития материи, создал цивилизацию. А теперь наше духовное детище, эта самая цивилизация, обратилась с чудовищной силой против органа, ее создавшего, и грозит его разрушить. Это ли не верх иронии? Все это - сущая правда, Ли, и вы сами это знаете. Вас тревожат такие же выводы и опасения, я это понял, читая ваши труды. Наша страна в опасности, вся цивилизация под угрозой, и, быть может, вы понимаете это даже лучше, чем я. Мне удалось растормошить правительство, поколебать самодовольство господ военных. Теперь у нас есть "мозг-гигант", этот поистине уникальный инструмент, с умственным потенциалом, в 25000 раз превосходящим человеческий. И наша задача - передать этому гиганту на аналитическую обработку все данные о коллективной жизни на земле, то есть о царстве насекомых, царстве животных, о человеке и его государствах... Надо исследовать и сравнить их положительные и отрицательные свойства. "Мозг" должен отобрать и объединить все полезные элементы, а на такой основе можно будет создать образец будущей новой цивилизации, устойчивой и в то же время всецело отвечающей особенностям человеческой природы. "Мозг" выработает оптимальные законы этой цивилизации, и мы должны будем им подчиниться, как, например, наш Генеральный штаб уже сейчас подчиняется решениям "мозга"... Мне нужна ваша помощь, Ли. Своими работами вы уже внесли немалый вклад в дело мира на земле. Ведь вы вывели "ант-термес пасификус"!.. Тем самым вы создали огромный шанс для успеха всего нашего замысла. Оставайтесь же у нас, станьте одним из наших! Наступила глубокая тишина. Мужчины стояли молча, казалось читая мысли в глазах друг друга. Слух девушки улавливал их тяжелое дыхание. Она инстинктивно стиснула на коленях руки. Кажется, Скривен никогда еще так безудержно не откровенничал, не раскрывался перед другим человеком, тем более перед незнакомым, посторонним. Ее уважение к этому гостю из Австралии стремительно росло. Должно быть, он в самом деле великий человек, думала она; либо они станут лучшими друзьями, либо между ними вспыхнет смертельная вражда. Наконец прозвучал голос гостя, охрипший от волнения: - Представить себе искусственный интеллект сверхчеловеческой мощи я могу. Но вообразить, будто можно принудить человечество быть счастливым с помощью думающей машины, я не в силах. Впрочем, это неважно... Так или иначе, проект грандиозен. Его поддерживает правительство... Вы говорите, что я нужен "мозгу"? Как американец, я знаю свой долг. Стало быть, буду работать с вами. Он протянул руку и ощутил легкое пожатие чувствительных пальцев хирурга. Скривен сиял. - Превосходно! - воскликнул он. - Я знал, что вы согласитесь... Уна! Будь милой девочкой, налей нам и себе тоже... Нужен хороший тост! Девушка поднялась и стала между мужчинами. Подавая рюмку гостю, она произнесла: - Сегодня вы следуете только голосу долга. Завтра это станет вашей душевной потребностью. Я еще не видела человека, который не влюбился бы в свою работу для "мозга". - Вероятно, вы окажетесь правы, мисс Дальборг, - ответил он тихо. Они осушили свои рюмки. Потом Скривен обратился к девушке: - Центр восприятий 36... Да, пожалуй, именно 36-й подойдет лучше всего. Уна, свяжись с операторской, вели освободить 36-й, передать его в полное распоряжение доктору Ли... Позвони в Экспериментальную, пусть весь груз "ант-термес пасификус" перебросят в 36-й еще до завтрашнего утра... И не забудь машину для доктора Ли... Впрочем, нет, сегодня он устал, ему нужен отдых, но завтра с утра автомобиль понадобится: доктор должен ознакомиться с "мозгом". Вас это устроит, доктор? - Разумеется. Но зачем машина? Эти несколько шагов... - Он умолк, смущенный смехом собеседников. - До "мозга" - великое множество шагов, доктор Ли! - сказала Уна. - Вы устали бы смертельно. Да и вообще едва ли выдержали бы подобную прогулку. - Как, разве это не Дворец Мозгового треста? - недоумевал гость. - Он самый, - пояснил Скривен. - Но тут находится только часть управления, а не "мозг". Неужели вы думали, что столь важный стратегический объект помещается в небоскребе, на открытой местности? Он стал бы путеводным знаком для любого врага! - Нет, конечно, нет, - смутился Ли. - Но куда же все-таки мае идти, раз мы договорились? Где это? Скривен нахмурился. - Вопрос, как говорится, прост и ясен. А вот ответить нелегко. Сам я, в частности, не в силах на него ответить. Нет, нет, я не шучу! Я спроектировал "мозг", разработал его до деталей, руководил монтажом в течение последних десяти лет, да и вообще именно я главный руководитель всего, что связано с деятельностью "мозга". А вот... где он находится, я не знаю. Это чистая правда. Он подвел онемевшего от изумления гостя к западной стороне своей "пещеры". Оттуда, в промежутке между опорными колоннами, открывался далекий ландшафт. За сочно-зеленым оазисом Цефалона простирались пески пустыни, а на самом горизонте, за песками, виднелись в голубой дымке очертания далекого горного массива Сиерры. Солнце припаливало эти скалистые отроги. Рука хирурга описала в воздухе широкий полукруг. - Вот там, - сказал он, - где-то в глубине этих гор, находится "мозг". Но где именно, вы вольны гадать, как и я. Выберите мысленно любую из этих вершин, как-нибудь назовите ее... Я поступил именно так. Одна из них и есть "Краниум", то есть черепная коробка нашего "мозга", но которая... в том-то и вопрос! Конечно, есть люди, посвященные в эту тайну: контрразведка, Генеральный штаб... Однако, - он пожал плечами, - это уж не моя забота! 3. Автомашина Мозгового треста, на которой Ли выехал из Цефалона, представляла собой обычный большой лимузин обтекаемой формы, с реактивным двигателем сзади, как и все модели 70-х годов, с боковыми шлицами для дополнительных несущих плоскостей-крыльев. Такие несущие плоскости имелись во всех гаражах, за небольшую цену их ставили на машину для коротких перелетов. По-видимому, единственными несерийными частями машины были щитки из поляроида; этой поляроидной защитой было снабжено не только ветровое стекло, но и все боковые и задние стекла в машине. - Хорошая идея! - проговорил Ли, устанавливая щиток на ближайшем стекле. - Следовало бы применять на всех машинах. Глаза защищены с любой стороны. - Вы полагаете? - весьма непосредственно спросил молодой водитель. - Должно быть, впервые туда едете? Машина миновала городские окраины. Стрелка спидометра перешла за цифру "100", и вот уже полетели назад пустынные ландшафты. Ли откинулся на сиденье. Пустыня не была для него новостью, да и водитель как будто разговорчивостью не отличался; Ли погрузился в свои мысли... Да, надо сознаться: визит к отцу менее всего можно назвать успешным!.. После встречи с Уной и Скривеном Ли вернулся в Краниум-отель, чтобы отдохнуть. Но заснуть он не смог: взбудораженные мысли не давали покоя. Не справившись с их бурным потоком, он еще сильнее ощутил потребность сгладить трещину, что легла между ним и родной страной. Время и пространство углубили эту пропасть, и ему захотелось перекрыть ее, вернуться к той исходной точке, где некогда произошел разрыв... И тут он сообразил, что отец живет где-то недалеко. В Австралию к нему не приходило из дому ни слова, но однажды в "Таймсе" под рубрикой "Новости об известных людях" он прочел, что генерал Джефферсон И. Ли, "старый лев Гвадалканара", вышел в отставку и поселился на покое в городе Фениксе, штат Аризона... В Краниум-отеле дали справку, что до Феникса около трехсот миль и что каждый час туда ходят воздушные автобусы, вертолеты типа "Борзая". Такси доставило его к маленькому, хорошо-ухоженному бунгало на городской окраине. Странно было вновь воочию увидеть отца:' сильно постарел, коричневое, как орех, лицо немного сморщилось - что ж, этого следовало ожидать. Но одна перемена застала сына врасплох: отец был в штатском! Мало того, он орудовал садовыми ножницами, подстригал кусты роз! Эти ножницы, этот штатский вид не вязались с привычным обликом бравого служаки из корпуса морской пехоты. Отец поднял голову и увидел сына. - Ах, это ты, Семпер! -произнес он самым невозмутимым тоном, неторопливо стягивая с пальцев перчатки. - Рад видеть. Совсем уж не ждал. Где же твой сачок для бабочек? Нет, отец ничуть не изменился. Он остался все тем же старым рубакой, и по-прежнему ученый-энтомолог был для него не кем иным, как человекообразным кузнечиком с сачком для бабочек. Сын, предавшийся подобным чудачествам, был уродом, упреком отцу, жизненной неудачей! Тем не менее отец сделал приглашающий жест и первый пошел к дому. Внутри ничто не изменилось; сын увидел в точности то, что издавна помнил: старая мебель... некоторые вещи принадлежали еще покойной матери - она скончалась в первые дни войны... Уединенное жилище было до отказа набито сувенирами, фотографии висели по всем стенам, теснясь друг к дружке, стояли на крышке рояля, на котором никто не играл. На них красовались собственноручные подписи военных. Изображали они солдат морской пехоты на фоне всевозможных пейзажей - то в Японии, то в Веракрус, то близ Панамского канала; американская морская пехота в Китае, на Аляске, на Марианских островах... Куда ни глянь, везде одно и то же - нескончаемый парад морской пехоты, парад военных призраков... Нет, ничто не изменилось! Ни жизненные интересы отца, ни детское чувство ревности сына к отцовским интересам, к профессии, поглощавшей его целиком. Ведь именно чувство ревности некогда побудило сына отказаться от военной карьеры, а это и явилось первым клином между ним и отцом... - Чем ты сейчас занимаешься, отец? - опросил Ли младший. - Как видишь, ничем. Дурака валяю. Эти комики назначили меня командиром здешнего ополчения. С тем же успехом могли подарить мне для развлечения коробочку оловянных солдатиков, - добавил он ворчливо. - Ведь у настоящих солдат головы давно... в кустах! А ты зачем пожаловал? Ли обрадовался перемене темы. Он рассказал об Австралии, упомянул о "Мозге-гиганте", о перспективе своего сотрудничества. Отца это сообщение отнюдь не привело в восторг. - Слышал я стороной об этом деле, - сказал он сердито. - Когда-то старика Рузвельта тоже осенила гениальная идея насчет некоего Мозгового треста... Тоже своего рода новая комета, должно быть, с таким же печально бесславным хвостом из прекраснодушных и сверхновых прожектеров. С той разницей, что эти нынешние носятся с какой-то думающей машиной. А это значит, что страна вверх тормашками летит в пропасть. Подавай им машину, чтоб думала за них! Были ' б у них мозги из бензина, его не хватило бы, чтобы автомобиль из гаража выкатить! Ты, стало быть, тоже ввязался в это дело? Хм... А как насчет глоточка для подкрепления души? - О'кэй! - ответствовал сын; ему хотелось как-то смыть осадок горечи. Не поможет ли глоток спиртного растопить лед отчужденности между ним и стариком?.. Отец принес виски и рюмки. Разбитые подагрой ноги плохо слушались его. Стоя друг против друга с полными рюмками, отец и сын вспомнили об одном и том же тяжелом эпизоде из прошлого... Ситуация была совсем как нынешняя. А случилось это в тот день, когда на Хиросиму упала атомная бомба. Сын приехал в штаб к отцу, чтобы провести с ним свой отпуск. Они были одни и тоже с рюмками в руках, когда голос радиодиктора принес весть об атомном взрыве... В исступлении, будто пытаясь очнуться от кошмарного сна, сын дико завопил: - Дурачье, проклятые негодяи! Что наделали, что натворили! Они действуют, как фашисты! Это же хладнокровное убийство, а не война! - Заткни глотку! - в бешенстве заорал отец. - Как ты смеешь в моем присутствии оскорблять высшее командование! Вон отсюда, сию минуту! И больше не показывайся мне на глаза! Рюмка с коктейлем разбилась вдребезги. Так они и расстались. После войны сын не вернулся к отцу. Да, неудачное стечение обстоятельств заставило их после стольких лет разлуки невольно вспомнить тот вечер. Рюмки их прозвенели в унисон, но сердца остались отчужденными. С ледяной усмешкой на губах старик поставил пустую рюмку на поднос. - Жаль, жаль, - сказал он. - Но старая собака уже не годится для новых фокусов. Полагаю, сынок, поздновато нам искать сближения. Сын хотел было возразить, что это никогда не поздно, но слова примирения замерли на его губах. Попытка не удалась. Что ж, завершилась старая, мучительная глава его житейской повести; он почувствовал себя окончательно свободным в выборе пути. Ли смотрел вперед. Стрелка спидометра подрагивала около цифры 250. Мимо летели прокаленные солнцем пески. Высокая скорость искажала перспективу, и огромные древовидные Кактусы, казалось, пританцовывали. Местность становилась гористой, каменные утесы громоздились все чаще и теснее. Дорога впереди вилась между массивами естественных укреплений. Гигантские пилоны, причудливые пирамиды, казавшиеся сооружениями титанической расы с другой планеты, переливались на солнце поразительными, неземными оттенками черного и фиолетового цвета, редкостными тонами янтарных и зеленых красок. Частые повороты шоссе и мерцающее марево зноя сбивали с толку, мешали угадывать направление пути, и лишь горы Сиерры, вознесшиеся теперь прямо в зенит, служили ориентиром. Они стремились навстречу автомобилю, словно волны гигантского прибоя. - Вы ничего не имеете против, если я закрою окна? Вопрос водителя имел чисто риторический характер: он уже успел нажать кнопку. Светонепроницаемые щитки наглухо закрыли окна кабины. В машине стало совсем темно. Ли судорожно вцепился в сиденье. - Бросьте дурить! -закричал он в смятении. - Спятили вы, что ли? Внезапно в кабине снова посветлело, но свет этот был не дневной, а электрический. Окна оставались затемненными, внешний мир - невидимым, хотя спидометр все еще показывал скорость более 250 километров в час. - Спятил? Полагаю, что нет! - холодно ответил водитель. Он с удовольствием откинулся на спинку сиденья и обернулся: удобнее было говорить С пассажиром, глядя ему в глаза. Ученый со страхом заметил, что шофер совсем выпустил баранку из рук, с равнодушным видом достал и зажег сигарету, а баранка сама собой поворачивалась вправо, влево и снова вправо: очевидно, колеса автомобиля с хрустом описывали в этот миг сложную кривую. Повернувшись лицом к пассажиру и затягиваясь сигаретой, водитель продолжал: - Все в порядке! Нас переключили на автоматическое управление. Машине теперь не нужен водитель, его заменил ведущий луч... - Какой ведущий луч? - Ли почувствовал облегчение. Этот сюрприз изрядно подействовал ему на нервы. - Что за луч и для чего это затемнение окон? - Таков приказ, - пояснил водитель. - Приказ "мозга". И ведущий луч шлет тоже "мозг". Вам это, видно, в диковину? А для меня старая штука. Еще мальчишкой я читал, как в старину всем, кого приводили в осажденную крепость, завязывали глаза. Помнится, "Граф Монте-Кристо" - так книжка называлась, неужели не читали? А сейчас нас еще на проверке задержат, перед тем как в секретный подземный ход допустить. Романтично, а? - И даже очень! - сухо подтвердил ученый. Он все еще озабоченно следил за поведением мчащегося автомобиля. Однако автоматика, по-видимому, действовала точно по программе: через несколько минут тормозная педаль сама собой опустилась, и доктор Ли со вздохом облегчения заметил, как стрелка спидометра остановилась на нуле. Но снаружи никто не пожелал открыть дверцы, а когда Ли попытался открыть их изнутри, они оказались запертыми. - Это что значит? - спросил он. - Вы что-то говорили насчет обыска? - Пари держу, что именно сейчас он и происходит! - с усмешкой проговорил водитель. - Уж не знаю, как это делается, но они фотографируют нас, как говорится, снаружи и изнутри. Узнают, что у нас в карманах, чем мы сегодня позавтракали, словом, даже скелеты наши до косточки просмотрят. Я-то числюсь по транспортному, со мной это проделывают раз по шесть за смену. И всякий раз фотографируют, как проклятого. Чувствуешь себя этакой знаменитой кинозвездой. Ученого охватила жуть. В этой полицейской машине он чувствовал себя узником с завязанными глазами, под незримым контролем нацеленных фотоаппаратов и столь же незримо шарящих по телу лучей. Он услышал снаружи тихие шаги и приглушенные голоса. - Кто это там? - спросил он водителя. - Сущие пустяки! Всего-навсего ребята из контрразведки. Их дело маленькое. Это вам еще не "мозг"! Проверят и пропустят. Видите? Вот и поехали. Теперь попадем в "лабиринт"... - Как в "лабиринт"? Водитель, столь сдержанный в начале поездки, казалось, проникся доверием к своему пассажиру и гордился тем, что может кое-что ему пояснить. - Чудно, а? Они здесь под землей дают всему самые анафемские названия. Больше из анатомии. Как я понимаю, лабиринт - это что-то в среднем ухе у человека, где все закручено. Так и здесь. Туннель это. Замечаете, что вниз пошло, по спиралям?.. Мягкое шипение автомобильной реактивной турбины превратилось в приглушенный гром. Машина развила чудовищную скорость. По тому, как ее швыряло из стороны в сторону, и по ее наклону книзу можно было угадать, что туннель крутым серпантином уходит в глубь земли. Ли схватился за ременную петлю-держалку. Каждый нерв его был напряжен до предела. Напряжение усиливалось еще и оттого, что на приборной доске остановились вое стрелки. Никаких показаний! Даже по спидометру нельзя было прочесть скорость движения. А тут еще водитель вовсе бросил свое место, перебрался назад и пристроил ноги на спинке переднего сиденья, будто отдыхая дома в кресле, у камина. - Американские горы в Луна-парке - сущее дерьмо в сравнении с таким спуском, - заявил он самодовольно. - Поначалу я даже побаивался спускаться, пока не убедился, что дело вполне надежное. Опасаться здесь нечего. Знай кати себе со спокойной душой. - На какую же глубину мы должны спуститься? - со стесненным сердцем спросил Ли. - Черт побери, да ведь именно это-то от нас и скрывают. Для того и отключаются приборы на доске. На днях ехал со мной пассажир из Бюро метеопрогнозов, тоже какой-то профессор. Он меня на смех поднял, когда я сказал, что не знаю глубины спуска. Полез в карман, вытаскивает какую-то штуку, вроде высотомера. Как-то он ее мудрено назвал, ан... эротический барометр [Анероидный барограф - Прим. перев.], что ли... То-то пришлось ему разочароваться! Во-первых, штуковина эта вообще не сработала! Решил тогда мой профессор, что воздух во всем туннеле держат под давлением. А во-вторых, он и до места-то не доехал: на следующем же контрольном пункте машину задержали, и профессор тут же усвистел наверх, туда, откуда явился! - Почему же так? Водитель сидел с таинственной миной. - Похоже, что "мозг" не любит господ с подобными штуками в кармане, даже если господа эти не имеют в виду ничего дурного. Тут уж "мозг" сам, по-своему распоряжается. Может, он смотрит сейчас каким-нибудь образом к нам в кабину, может, записывает каждое наше слово, почем знать? - Водитель пожал плечами. - Лично мне это все равно. Утаивать мне нечего. Часы работы меня устраивают, оплата тоже. А что еще человеку надо? У Ли внезапно воскресло давно забытое ощущение, этакая закрадывающаяся в душу томительная щекотка... Он ощущал ее в те дни, когда патрулировал в джунглях, отлично зная, что впереди, в густой листве, притаились японские снайперы. Они были абсолютно невидимы благодаря дьявольской зеленой маскировке - так сливалось с лесным окружением их обмундирование, их лица, оружие... Как странно, невольно подумалось ему, что чуть ли не в каждом современном большом городе чувствуешь себя таким же преследуемым, как и среди джунглей в военном аду! Он уже стал сомневаться, кончится ли когда-нибудь это падение в глубину, это скольжение во чрево гигантской акулы... как туннель выровнялся! Автомобиль продолжал рваться вперед, как пущенный прямой наводкой снаряд, и, казалось, с такой же скоростью. Взбудораженный спуском желудок вновь успокоился, гнетущее чувство сменилось ощущением вольного полета в бесконечность, состоянием динамического покоя. Но едва у пассажира возникло ощущение вневременности этого движения, как скорость резко упала. Замедление было столь внезапным, что по инерции Ли чуть не ударился о переднюю стенку. Распахнулись дверцы. И когда Ли, с отуманенной головой, нетвердо держась на затекших ногах, неуклюже выбрался из машины, он остолбенел... Перед ним открылось совершенно неожиданное зрелище! Казалось, машина остановилась на бетонной автостраде перед ультрасовременной автобусной станцией. Ее зданию были приданы обтекаемые формы. Позади приподнятой террасы возносился ввысь огромный сферический купол, целиком высеченный в материковой скале, - размеры его вдвое превышали знаменитый купол римского собора святого Петра. Стены покрывала удивительная мозаика. В грандиозных и поразительных по красоте картинах здесь была представлена история человеческого общества, его эволюция. С того места, где стоял Ли, он мог видеть слева изображение первобытных охотников на мамонта. Далее следовали сцены добывания огня, поклонения огню, картины древних ремесел и все дальнейшие этапы развития техники и науки, вплоть до потрясающего изображения справа испытания атомной бомбы... Грибовидное облако над местом взрыва было таким живым и угрожающим, что казалось одним из библейских бесов, некогда изгнанных мудрым царем Соломоном... Картины на стенах купола показались гостю более жизненными, чем все творения искусства, какие он когда-либо видел. Ли скоро понял, что секрет этого поразительного эффекта заключается в сочетании самой новейшей художественной технологии с самой древней: на изготовление картин пошли мириады мельчайших плиток спрессованного песка, добытого здесь, в "Цветной пустыне". Эти цветные, пестрые пески в свою очередь были сделаны прозрачными и даже светящимися. Ли решил, что эффект свечения достигнут примесью фосфоресцирующих солей, находящихся здесь под воздействием скрытых источников света. Как бы там ни было, неземная красота этого радужного сверкания, похожего На игру драгоценных камней, затмевала самые прославленные витражи в соборах Франции. - Шикарно, а? - слова водителя подействовали на гостя, как ушат холодной воды. - Говорят, все это выдумал вон тот тип, посередке! - и водитель указал пальцем на громадную бронзовую фигуру. Она стояла в центре круга под куполом, возвышаясь более чем на сто футов от пола. Подняв взор к голове великана, Ли узнал в нем роденовского "Мыслителя", но воспроизведенного в таких масштабах, какие сам скульптор едва ли счел бы возможными. Ошеломленный грандиозностью увиденного, Ли еле-еле выговорил: - Но что это такое... что это? - Так, вроде зала для собраний. Иногда здесь собирается штаб управления "мозгом". Ну и, кроме того, это Центральный вокзал. Отправная точка для всех видов внутреннего сообщения, какие тут имеются... Да слушайте же, вас уже разыскивают по радио! Казалось, из пустоты, ниоткуда прозвучал деловитый, хоть и приятный женский голос: - Доктор Ли, господин доктор Семпер Ф. Ли из Университета Канберры, вас просят отозваться, пожалуйста, отзовитесь! Водитель слегка подтолкнул гостя в бок. - Да скажите же что-нибудь! Не беспокойтесь, вас услышат! Задыхаясь, Ли пробормотал сдавленным голосом: - Да, это я. Говорит Ли. Женский голос в репродукторе был, казалось, осчастливлен этим ответом. - С добрым утром, доктор Ли! Говорит Вивиан Леги из центра восприятий 27. Я должна проводить вас наверх. Прошу вас, господин доктор, проследовать направо. Пожалуйста, подойдите к эскалатору под литерой "Т". А дальше поступайте, как в универсальном магазине! - женский голос рассыпался звонким смешком. - Становитесь на эскалатор, он доставит вас прямо к нам, в Затылочный сектор. Буду вас тут ждать. С удовольствием спустилась бы за вами вниз, но это запрещено инструкцией. Потом объясню вам почему. Если у вас возникнут по дороге какие-нибудь вопросы, вам нужно только позвать меня... До скорой встречи, доктор Ли. Жду вас! Смущенный столь игривым приемом, доктор Ли последовал приглашению. Но это оказалось вовсе не так просто, как можно было подумать. Он свернул в боковое крыло помещения и обнаружил здесь множество всевозможных эскалаторов. Затруднение в выборе усугублялось тем, что многие из них делились как бы на отдельные рукава, бежавшие по всем направлениям, вдоль и поперек, один над другим. Несмотря на ярко освещенные указатели, доктор Ли чуть было не совершил ошибку. Он едва не поставил ногу на эскалатор "П", приняв его за нужный, но тут же прозвучал знакомый голос: - Нет, нет, доктор Ли, еще чуть левее... Вот и ваш эскалатор... Теперь вы на верном пути... Итак, разговорчивый ангел-хранитель не только слышит его, своего подопечного, но и наблюдает за каждым его шагом. Уж не говоря о том, что это было жутковато, Ли не мог отделаться от чувства стеснения. Судьба словно вернула его в детский садик. С этими мыслями Ли взялся за перила эскалатора "Т"; бесшумно и плавно его повлекло наверх. Узкий туннель был слабо освещен, но и этот слабый свет быстро угасал. Примерно через минуту его обступила полная, гнетущая темнота. Тревожащая перемена произошла и в самом ходе эскалатора. До сих пор он двигался нормально, как все эскалаторы, теперь же подъем становился все более вертикальным, а одновременно ступени под ногами Ли разошлись и превратились в плоскую платформу. Прошло несколько мгновений, и Ли почувствовал, что он будто втиснут в нескончаемый цилиндр и находится как бы на верхней плоскости поршня, скользящего вверх, вдоль прозрачных стенок, и притом на изрядной скорости. Стенки цилиндра были либо из стекла, либо из пластика - доктор Ли догадывался об этом по мельканию в полутьме каких-то слабо освещенных предметов за стенками цилиндрического ствола. Мелькающие предметы напоминали колонны, наполненные янтарной жидкостью. Внутри колонн свешивались какие-то громадные змеи неясной формы, излучавшие свет, такой же фантастический и загадочный, как излучение глубоководных рыб. Колонны тесно окружали цилиндрический туннель, вдоль которого Ли двигался вверх. Он не мог даже приблизительно определить их число, так как они расходились во все стороны расположенными друг за другом рядами. Быстрое скольжение вверх по узкому туннелю, среди этих мерцающих, смутных, колеблющихся, плавающих тел, которым он не находил названия, превращалось в какой-то давящий кошмар... Ему чудилось, что он не поднимается вверх, а падает, падает в чудовищный колодец... С облегчением услышал он снова голосок своей руководительницы: - Мне ужасно жаль, доктор Ли, что вы едете один... Не следовало бы оставлять вас в одиночестве, но меня тут отвлекло одно маленькое событие... - В голосе ее зазвучала откровенная радость. - Понимаете, мне как раз позвонил мой друг... Он работает в другом отделении... Ну, сами понимаете... Посмотримка: где же это вы сейчас находитесь?.. Господи, да вы уже почти в конце "продолговатого мозга", сейчас будет "мозжечок", а я вам еще ничего не рассказала! Ну, ладно, с чего же мы начнем? Сегодня я сама себя не узнаю... Стало быть, доктор Ли, насчет нашего "мозга". Понимаете, многим он представляется чем-то вроде автоматической телефонной станции. На самом деле ничего похожего! Мы установили, - она произнесла это так важно, будто речь шла о ее собственном открытии, - что лучшим образцом для искусственного мозга является мозг естественный. Поэтому наш искусственный "мозг" и устроен почти по образцу человеческого мозга, да и вся наша терминология почерпнута из словаря анатомов, а не инженеров. Эскалаторы, если хотите знать, движутся вдоль различных мозговых извилин, вот почему они так кружат и вихляют, - вы сами потом убедитесь, когда доберетесь до собственно "мозга"... Те колонны, что вы видите за стенками, наполнены жидким изолятором, чтобы обеспечить нервным волокнам возможность вибрации. Волокна и в самом деле вибрируют, доктор Ли, когда по ним, то есть по нервным путям, передаются восприятия. Вы, конечно, обратили внимание на предельную узость эскалаторных туннелей, на их ужасную тесноту. Я знаю, это вызывает неприятное чувство, многие наши посетители прямо-таки заболевают боязнью тесноты, но ничего не поделаешь, иначе нельзя. Видите ли, не только миллионные доли секунды, но даже ничтожные доли этих долей имеют важное значение для координирования работы ассоциативных центров и нервных путей, поэтому все и построено так компактно. У нас гораздо теснее, чем даже на подводных лодках. Еще вы, наверное, удивляетесь, почему здесь, внутри, так темно. В этом наши устройства тоже схожи с человеческим мозгом. Ведь нервные клетки мозга так чувствительны, что свет для них вреден. Мы пользуемся почти исключительно "черным светом" или активированным фосфором, например на наружных оболочках нервных волокон. По той же причине нашим сотрудникам, как правило, не разрешается доступ во "внутренности" мозга, когда он под рабочей нагрузкой. Исключения допускаются только для "особо важных лиц", вроде вас. Обычно мы попадаем на свои рабочие места по трубам, на шахтных подъемниках. Шахты-трубы для этих лифтов проложены внутри опорных "костей", то есть в скальном грунте. Лифты ходят гораздо быстрее, езда в них много удобнее... О, доктор Ли, мне вас от души жаль! Вы едете один, в такой кошмарной тесноте и путанице, и никого-то около вас нет! Ли усмехнулся. Достанется же такая болтунья кому-нибудь в жены! Как бы она ни была привлекательна внешне, он не хотел бы для себя такой супруги! Впрочем, в данный момент ее утрированная женственность даже скрашивала этот мрачный путь среди мерцающих призраков! Маленькая платформа под его ногами опять проявила свой странный норов. Она взбрыкнула, подтолкнула его вверх, а задняя стена дала ему одновременно пинка в спину. Нос гостя уже коснулся скользящей стенки цилиндра, как в тот же миг вся конструкция переменила курс, перейдя от вертикального скольжения к волнообразному раскачиванию. Ли неясно различил множество сплетений светящихся кабелей. Они змеились в пещерообразных нишах, и чудилось, будто они подмигивают гостю, слабо фосфоресцируя, как кошачьи глаза. Это мерцание напомнило ему лемуров и светляков из того зеленого ада, где довелось некогда воевать. - Сейчас вы обходите некоторые извилины "мозжечка", - пояснял ангел-хранитель. - Вы видите светящиеся электронные лампы. Все они более или менее похожи друг на друга и рассчитаны на прием восприятий, чтобы потом трансформировать их в мыслительные импульсы и далее - в словесные формулировки... Здесь, в "мозжечке", рождается большинство ассоциаций. Отсюда они распределяются по клеткам мозговой оболочки... Упаси вас бог заболеть морской болезнью, господин доктор, это нередко случается с нашими посетителями. Они не выдерживают качки, а еще пуще - неизвестности того, что их ждет на следующем повороте. Опасения сострадательной Вивиан были слишком близки к истине, чтобы показаться гостю комичными. С ощущением надвигающейся катастрофы глядел он на скользящие стенки цилиндра; время от времени слабое мерцание чуть освещало его лицо, и он на миг видел свое отражение в гладкой стенке цилиндра. Лицо измученное, зеленоватого оттенка... Но хуже всего было полнейшее отсутствие какого-либо устойчивого ориентира, на котором можно было бы остановить взгляд. У Ли возникло ощущение, будто он несется галопом на спине чудовищного удава и еще какие-то мерзкие пре смыкающиеся скользят у него под мышками. Некоторые из пещер Аладина, мимо которых он совершал свое невеселое путешествие, оживлялись рубиновым свечением мириадов вакуумных трубок. Другие отливали зеленым или переливались всеми цветами спектра. И не было им ни конца, ни краю, и невозможно было определить, сколько же их уходит вглубь, - все это вызывало представление о беспредельности... После нескончаемых волнообразных качаний эскалатор совершил нечто вроде воздушного прыжка вверх. Опять перспектива полностью изменилась. Теперь казалось, что бегущая эскалаторная лента подвешена к потолку. Сквозь косые боковины эскалатора можно было различить то, что находится внизу. Голосок Вивиан раздался как раз в ту минуту, когда Ли с трудом сдержал приступ рвоты. - Сейчас вы пересекаете линию связи с "большим мозгом". Вам предстоит теперь подъем по шейному позвонку, как раз между обоими полушариями, к "среднему мозгу". Великое множество нервных узлов, находящихся под вами, и те, что надвинутся на вас со всех сторон, пока вы не перевалите через гребень позвоночного хребта, - это все ассоциативные узлы. За перевалом они распространяются далее по мозговой оболочке между всеми координационными центрами, идут к центрам формирования и формулирования мыслей, а также ко всем прочим центрам высшей духовной деятельности... Теперь вам станет легче, доктор Ли, - я имею в виду ваше физическое состояние. Будут еще повороты, но уже не такие резкие... О, вы замечательно держитесь, вы мужественный человек. На моем экране вы смотрите совсем молодцом! Ли знал, что выглядит как огородное пугало в бурю, но был благодарен за ободряющую похвалу. К тому же Вивиан сказала правду: гигантский удав, на котором он так долго скакал, как будто остепенился и повел себя достойнее, что куда более соответствовало его почтенным размерам! Был миг, когда ему угрожала, казалось, неминуемая гибель: навстречу мчались светящиеся кабели! Но коснулись они лишь прозрачно го плексигласа цилиндра, мгновенно погрузив гостя в ореол радужного сияния, и ускользнули назад. Под ним, внизу, проносились многомильные пространства. Создавалось впечатление, будто все эти пространства служат питомниками... для пишущих машинок! Миллионы этих небольших агрегатов изящно и точно строчили что-то свое, нескончаемое, светясь при этом мириадами крошечных огоньков. Потом пошли новые и новые гигантские помещения; эти кишели карликовыми моторчиками. Даже сквозь плексиглас цилиндра Ли улавливал их пчелиное жужжание. Что они приводили в движение - он заметить не успел. Следующие мили пути среди этих подземных "теплиц" для машин-скороспелок снова прошли во мраке. Только искорки-огоньки, словно трассирующие пули, прорезали бездонный мрак. Подавленный впечатлениями, Ли будто утратил способность воспринимать слова и реагировать на них. Он уже не понимал того, что непрерывно втолковывала ему Вивиан, вроде: "кристаллические элементы", "соленоидные элементы", "нервные волокна", "ворота синтеза" (не путать с "воротами анализа", хотя выглядят они совершенно одинаково!)... Под водопадом сыпавшихся на него ученых слов ему еще приходилось бороться с дурнотой и тратить на это добрую половину своих душевных и физических сил. Продолжалась мучительная качка; его все еще бросало то вверх, го вниз, и казалось, что ноги вот-вот оторвутся от тела, а плечи превратились в какое-то подобие шарниров, на которых болтались руки... Вдруг он почувствовал, что кабина скользнула на боковой путь. В плексигласовой стенке цилиндра-туннеля возникло отверстие. Изогнутый металлический щит, похожий на нож путевого струга, устремился навстречу, перехватил платформу, затормозил ее и высадил Ли, целого и невредимого, перед дверью с надписью "Центр восприятий 27". Дверь распахнулась. На пороге предстал сам ангел-хранитель, изящно облаченный в наряд сестры милосердия. - Ну, вот, - произнес ангел, - наконец-то! Как вам понравилась эта небольшая одиссея, если так можно назвать прогулку по нашему "мозгу", доктор? Ли провел рукой по своей седой гриве. Волосы взмокли и растрепались. - Спасибо! - ответил он. - Это серьезное переживание. Я насладился сполна. Кстати, Одиссей тоже, вероятно, получил огромное удовольствие от путешествия между Сциллой и Харибдой, когда... оно кончилось! Догадываюсь, что вы - мисс Леги? - Просто Вивиан для друзей! - произнес ангел, играя глазками и очаровательно посмеиваясь. - Итак, господин Одиссей, вы прибыли к сирене. С тех пор как я впервые увидела вас, мне не терпелось познакомиться с вами поближе! Ли сощурясь глядел на ангела. Ангел казался успокоительно земным. У него были рыжие волосы. И высокая грудь, которую не мог скрыть даже накрахмаленный халат. - Мисс Вивиан, - обратился он к ней. - У меня к вам просьба, которая может показаться экстравагантной. Не разрешите ли вы мне... потрогать вас? Не подумайте чего-нибудь худого, дело в том, что там, где-то внизу, я утратил чувство реального. - Ну, разумеется, разрешаю, ах вы бедный-бедный! Я-то в точности знаю, какое у вас самочувствие! Пожалуйста, снимите пиджак и галстук, я смеряю вам температуру и давление. - Давление? - Ну да, перед испытанием на пригодность. - Как так - испытанием на пригодность? Разве меня должны подвергнуть?.. - Ученый был совсем сбит с толку. - Разумеется, должны! Через это проходит каждый, желающий работать внутри "мозга". Поэтому вы и присланы сюда. Разве вас никто не предупредил? Вот безобразие! Центр восприятий 27 - это попросту здешнее медицинское отделение, как видите! Приемный покой, где он, так сказать, приземлился, длинный белый коридор, инструменты, блистающие за стеклами шкафов, наряд сестры милосердия - все это весьма напоминало клинику, притом для людей состоятельных. В процедурах, которым ему надлежало подвергнуться, не было ничего необычного. Ли почувствовал знакомый запах карболки, когда в рот ему сунули градусник. Потом его руку обвил резиновый шланг; старательная Вивиан энергично налегла на резиновую грушу, и Ли отчетливо ощутил пульсацию крови. Потом она повела его к двери с матовыми стеклами. "Э. Ф. Меллич, д-р мед., И. Ц. Бонди, д-р мед.", - гласила надпись. Оба врача встретили доктора Ли со всеми знаками почтительности, смешанной с профессиональной приветливостью. Д-р Бонди - молодой, восточного типа брюнет, д-р Меллич - свежий блондин. Обоим - лет по двадцать пять, оба в коверкотовых костюмах столь безукоризненного покроя, что Ли стало стыдно за свой. Увидев посреди кабинета операционный стол, он поморщился, но тут же начал раздеваться: ему хотелось как можно скорее разделаться с обследованием. - Нет, нет, раздеваться не нужно, доктор Ли! - со смехом остановили его врачи. - Мы имеем о вас полный медицинский отчет. Он поступил еще сегодня утром. Прислан по нашему запросу Госпиталем королевы Елизаветы в Канберре. Вы старый малярик, доктор Ли. Первый приступ случился во время тихоокеанского похода. Жаль, что вы тогда отказались вернуться в Штаты для полного излечения. В результате у вас бывают рецидивы. Отсюда некоторое малокровие и слегка затронута печень. А вообще-то у вас завидное здоровье, легкие и сердце в порядке. Мы тщательно просмотрели вашу медицинскую карту. - Так чего же вы еще от меня хотите? - Ли задал этот вопрос несколько раздраженным тоном. Слишком часто приходилось ему иметь дело с врачами, и он не питал к ним особой нежности. Рука Меллича, испещренная веснушками, легла на плечо Ли. - У нас здесь дела ведутся иначе, - сказал он мягко. - Вернее, "мозг" ведет дела иначе... - подхватил Бонди. Прилягте на стол, доктор Ли, расслабьте мускулы, отдохните. Мы сейчас все вместе удовольствия ради просмотрим небольшой кинофильм. Вот и все! Ли неохотно подчинился. Он ненавидел медицинские обследования, в особенности такие, при которых к телу подключается специальная аппаратура. Здесь ее было очень много. Оба врача, по-видимому, задались целью буквально замуровать испытуемого в груде аппаратуры. С потолка они спустили огромный диск, видимо очень тяжелый. Это не был прибор для облучения, а скорее мощный электромагнит, утыканный острыми иглами. Ли не мог видеть подвесного кабельного устройства, на котором диск держался, и ему оставалось только надеяться, что это устройство достаточно прочно, потому что вся конструкция весила не меньше тонны, а вид у нее был куда более грозный, чем у пресловутого дамоклова меча. К ногам Ли врачи подкатили особую стойку с полотняным экраном, а по бокам ложа установили еще какие-то аппараты, похожие на физиотерапевтическое оборудование. Тела пациента не касался ни один провод, но вокруг него возникло активное электрическое поле. Оно регулировалось включением и выключением кнопок, передвижкой рычажков, подключением сетей. Внезапно в помещении погас свет. - Что это значит? - встревожился Ли, приподнимая голову с жесткой подушки. Он различал во мраке только ряды светящихся табличек и слабое мерцание электронных лампочек сквозь прорези в стенках приборов. Тут же у самого изголовья откликнулся мягкий голос. Кому из врачей он принадлежал, Ли не мог определить: - Это проверка дефектов в области подсознательного и испытание ваших нервных реакций, доктор Ли. Метод совершенно новый, созданный "мозгом". Он таит безграничные возможности, в том числе и для ваших исследований... - О господи! - простонал Ли. - Что-то вроде психоанализа? Значит, вы и его механизировали? Как это все ужасно! По ту сторону изголовья тихонько засмеялись. Врачи, кажется, подтянули себе по стулу и уселись за пределами видимости пациента. Тому все это очень не понравилось. Ему вообще не нравилась вся эта история. Он чувствовал себя в плену. - Нет, нет, доктор Ли, - пояснил со смешком невидимый собеседник. - Это отнюдь не психоанализ в прежнем смысле слова. Ничья безудержная фантазия не станет интерпретировать вашу психику. И в то же время это не совсем механическая проверка, как вам представляется. "Мозг" сам ответит на некоторые вопросы демонстрацией определенных образов. Результаты очевидны, мгновенны и убедительны в такой же мере, как, скажем, отражение в зеркале. Это и есть главное преимущество нашего метода... А теперь сосредоточьтесь на ваших телесных ощущениях. Вы что-нибудь чувствуете? Чье-нибудь прикосновение? - Да-а-а, как будто... Я ощущаю... Это жутковато... Будто паучьи ножки, миллионы паучьих ножек... Бегают по всей коже... Что же это такое? - Кажется, начал реагировать! - прошелестел второй голос. А первый отвечал пациенту: - Это лучи-щупальца, доктор Ли. Первая волна .. Поверхностные лучи с незначительной проникающей способностью. - Откуда они? - Сверху. Точнее говоря, от телеиспытательных центров "мозга". - Что они делают со мной? Опять приглушенный смех. - Они возбуждают поверхностные нервы тела, прокладывают дорогу глубинным лучам, которые в свою очередь переходят с низших органов на высшие, пока не доберутся до вашего мозга. Мы называем это "настройкой", доктор Ли. Затрещал небольшой кинопроектор. На полотне экрана возник светлый четырехугольник. И пошло... Ли рванулся. Сильные, решительные руки удержали его на месте, успокаивая... - Откуда удалось вам добыть все это? - выкрикнул пациент. - Из разных источников, - прозвучал спокойный ответ. - Из газет, из иллюстрированных еженедельников, а кое-что нам прислало военное министерство, и некоторые из ваших прежних друзей. На экране замелькали кадры, целые отрезки его собственной жизни. Они были неполны, смонтированы бегло и казались страничками книги, которые дети выдрали из корешков. Но он-то знал книгу своей жизни, и каждый из этих кадров поистине являлся ключом ко всем кладовым его памяти, ко всем сокровищам, всем мукам, таящимся в ее темных недрах. Начиналось все с их старого виргинского поместья. Мать фотографировала новую хлопкоуборочную машину за работой. Вот эта машина, огромная, нескладная... Вокруг нее - негры глядят, чешут в затылке... А вот и сам он, двенадцатилетний, в руке - монтекристо, а рядом собака Муша его спутник на охоте. Муша! Как же он любил этого пса, как рыдал, когда тот издох!.. Снимки "Военной академии имени Александра Гамильтона"... Несколько худших лет жизни он по требованию отца провел в этих стенах, воздвигнутых в подражание старым замкам... Бомбы, падавшие на Пирл-Харбор.. На другой же день он пошел в армию добровольцем. Когда он вернулся с медицинской комиссии, мать его сказала... Ее фигура, движения, голос воскресли в его сознании, словно снятые крупным планом. Потом на экране замелькали картины тихоокеанской войны, подобранные из материалов похода, в котором участвовал Ли. Демонстрировались документы, которые правительство никогда не отважилось бы показать публично. Крупным планом фотокадры тонущего от вражеской торпеды транспорта с войсками. Видно, как он идет ко дну килем вверх, увлекая в черную бездну тех, кто еще борется с волнами... Ведь это было то судно, на котором плыл он сам, транспорт "Монтичелло"; Ли не знал, что в носовой части самолета, кружившего над кораблем, скрывалась автоматическая кинокамера, запечатлевшая все происшедшее... Порт Дарвин.... Гвадалканар... Иво Джима. Заснятые крупным планом кадры огнеметных танков, одолевавших горный перевал. Он сам командовал одним из этих танков... Фигурки японских солдат, спасающихся от огненных струй... Разворошенный муравейник... Воспоминание было столь живо, что даже ясно ощущался запах, отвратительный запах горелого человеческого мяса. Это было невыносимо. Хриплым от отвращения голосом он еле выговорил: - Уберите это! - О нет, нет, - с лицемерным участием воскликнул один из врачей. - Об этом и думать нечего! Придется уж потерпеть до конца! Так надо... Что вы сейчас ощущаете, доктор Ли? - Чьи-то пальцы... Мягкие пальцы простукивают меня со всех сторон... Похоже на вибрационный массаж. Но странно, они стучат изнутри, как слабые пневматические молоточки, в бешеном темпе. Будто моя диафрагма служит им вместо барабана Но это не больно. - Хорошо, и даже отлично! Вы превосходно передали свое ощущение, Ли. Итак, горящий город, кажется Манила? Это было, когда туда возвратился Мак-Артур, не так ли? Ваш второй поход вы проделали на Филиппинах, верно? Вам за него пожаловали почетную медаль конгресса? Да, это были Манила и Минданао, где японцы сопротивлялись в пещерах до горестного конца. Батальон, которым командовал Ли, наступал вниз по крутому склону, без всякого прикрытия Чистейшее убийство' И, когда лучшие из его солдат были скошены, он сам превратился в исступленного убийцу кинулся к бульдозеру, вскочил на него и таранил пещеру с противником, подняв бульдозерный нож как щит против заградительного огня. Лавиной камней и земли он снова и снова заваливал сверху, с горы, вход в пещеру, похожую на огнедышащую пасть дракона; и так до тех пор, пока не засыпал ее со всеми, кто в ней находился... Впоследствии он и сам не мог понять, почему и как совершил этот поступок. Лично для него дело кончилась обмороком от потери крови. В лазарете ему вручили орден, хотя он и не считал, что заслужил эту награду. А теперь фильм показывал то, чего он не мог наблюдать тогда сам, - исход войны за Филиппины... Снятые с воздуха вулканические скалы, искрошенные в порошок... Пикирующие бомбардировщики, атакующие маленькие дымовые столбики на земле - выходы из вентиляционных шахт, колодцев, где укрылся обороняющийся