пны для людей. Звери действовали автономно или помогали разведывательным командам, если возникала такая нужда. Это было смертоносное партнерство, закаленное огнем и яростью. Птицы-шпионы парили в высоте, наводя на цель и иногда даже помечая ее иглами-передатчиками, а киберзвери преследовали, настигали и убивали. Там, где это было безопасно, тигры сжигали цель, в остальных случаях -- усеивали несчастную жертву сотнями и тысячами взрывающихся гранул. При этом показатель гарантированной смерти превышал девяносто процентов. Цель вижу -- цель уничтожена. Будучи атакованными или не в силах справиться с жертвой, звери подрывали себя. Не одно гнездо червей было уничтожено таким способом. Эти машины нельзя остановить, задержать или отозвать назад, они умели только выслеживать, убивать и возвращаться для профилактики и перевооружения. Жалко, что армия столько времени засекречивала их. Мы могли бы их использовать в Вайоминге, Вирджинии, на Аляске -- и в первую очередь в Колорадо. Ходили слухи, что следующее поколение механималь-ных хищников будет выглядеть и действовать точно так же, как черви. Микрохищники примут облик тысяченожек. Я надеялся, что это только сплетни. Мне бы не хотелось, чтобы люди сотрудничали с хторрами, пусть даже кибернетическими. Механимальный двойник червей -- такой кошмар невозможно перенести. -- Марано? - вызвал я вторую машину. -- Вы нас прикрыли? -- Вы в такой же безопасности, как дитя на руках у мамочки, -- рассмеялась она. -- Спасибо, мамуля, -- ухмыльнулся я и натянул на голову шлем виртуальной реальности. Приладил его поудобнее к глазам и ушам -- и вдруг, после шока от внезапного перехода к виртуальной реальности, я уже видел все сверкающими глазами Шер-Хана, слышал его чуткими ушами. Знакомо сместилась цветовая и звуковая гамма, внеся в окружающий мир странность киберпространства. Поскольку киберсоздания могли видеть и слышать за пределами возможностей человеческого глаза и уха, их сенсорика сжималась, регулировалась и адекватно транслировалась, чтобы создать соответствующее восприятие у человека. Теперь я мог видеть все -- от теплового излучения до радиоволн, мог слышать подземный гул и тоненький писк ядовитых жигалок. К счастью, шлем не передавал запахи, от которых наизнанку вывернет, окажись ты снаружи. Если бы он это делал, то я сомневаюсь, что кто-нибудь надел бы его во второй раз. -- Керл? -- спросил тигр; звук был мягкий, мяукающий. Это был знак, что он вооружен, полностью готов и сейчас с пристальным любопытством сканирует окрестности. -- Керл? Я дернул подбородком, и Шер-Хан бросился вперед. Мы скользили вверх по склону -- к поджидающей роще волочащихся деревьев. "Горячее кресло", передача от 3 апреля. Гость. Доктор Дэниэль Джеффри Форман, создатель модулирующей тренировки. Исполняющий обязанности председателя "Сердцевинной группы". Автор тридцати научно-фантастических романов, нескольких неоднозначных телевизионных сценариев, шести книг по машинам летиче-ского интеллекта и человеко-машинным интерфейсам, а также двенадцати работ, посвященных "технологии сознания". Из-за венчика седых волос, окружающего его голову, Формана иногда называют "гномом, изображающим из себя Эйнштейна". Хозяин. Ужасный Джон Робинсон, он же "Рот, Который Орет". По словам критиков, "Самый уродливый мужчина в мире". "Его прыщавая кожа, отвисшие брылы и чрезмерно приплюснутый нос демонстрируют, что может полупиться, если скрестить самого уродливого бульдога с летучей мышью-вампиром". "Его скрипучий голос обладает очарованием мусороуборочной машины, работающей под вашим окном в три часа ночи". "Его манеры отталкивающи и оскорбительны, его интервью -- не беседы, а тщательно рассчитанные нападения". "Раболепный, коварный, хитрый и злой -- и это если он вас любит". "Уродливый и жестокий мальчишка, который наконец-то осуществил главную меч-ту своей жизни -- получил возможность поквитаться с каждым, кто, по его мнению, когда-либо что-либо ему сделал, а это -- каждый человек в этом мире". "Только дурак или мессия рискнут появиться в "горячем кресле" Ужасного Джона. До сих пор ни одного мессии там не было". РОБИНСОН. Ходят слухи, доктор Форман, что вы -- один из лидеров тайного общества, захватившего контроль над правительством. ФОРМАН (смеется). Меня еще называют либералом. Политический диалог в нашей стране может принимать довольно порочные формы. РОБИНСОН. Так, значит, вы утверждаете, что это неправда? Вы и ваши дружки не действуете как теневой кабинет, втихомолку направляющий курс нации, равно как и Северо-Американской Оперативной Администрации? ФОРМАН (удивленно, раздраженно). Насколько я знаю, страной по-прежнему управляет президент. РОБИНСОН. В Капитолии поговаривают, что вы контролируете ее мысли. ФОРМАН, Президент сама контролирует свои мысли, я уверен. У нее имеется ряд советников. Насколько мне известно, она внимательно выслушивает всех, но потом принимает свое решение. РОБИНСОН. Но она обращается к вам за нем-то большим, не так ли? За тем, что она называет "создание консенсуса", а вы зовете контекстуальной трансформацией -- разве я не прав? ФОРМАН. Я польщен, Джон, Звучит так, словно вы действительно проработали вопрос, для разнообразия, РОБИНСОН. Я прочел вашу книгу "Области деятельности и открытия", когда учился в колледже. Не обольщайтесь, это было обязательное чтение. Вам понадобилось 875 страниц, чтобы доказать, будто жизненная позиция любой организации определяет производимые ею результаты. Надо только создать соответствующий контекст -- и желаемые результаты у вас в шляпе. ФОРМАН. Вы, должно быть, пропустили первую главу, Джон. На самом деле я доказывал, что создание контекста можно сравнить с волшебством. Причем это вовсе не означает, что результаты будут получены немедленно; когда вы закончите, изменится только одно -- восприятие участников. Но именно в этом и заключается вся задача контекстуальной трансформации -- изменить восприятие участников с "не могу" на "могу". РОБИНСОН. Не это ли вы пытаетесь проделать с правительством Соединенных Штатов? Воздействовать на него с помощью этого вашего мумбо-юмбо-колдовства? ФОРМАН. Фактически нет. Мы ничего не пытаемся делать с правительством Соединенных Штатов или каким-либо другим институтом власти. Правительство -- лишь инструмент, а меня интересует трансформация людей, которые пользуются этим инструментом. РОБИНСОН. Значит, вы все-таки причастны к манипулированию сознанием выборных должностных лиц? ФОРМАН. Я хочу изменить контекст, в котором сейчас оперирует человечество, таким образом, чтобы бесплодность и неэффективность уступили место ответствен- ности и инициативе. Яне вижу ничего дурного в том, чтобы желать успеха всему человечеству. РОБИНСОН. А, теперь я понял. Вы пытаетесь подчинить себе Соединенные Штаты. Захватить весь мир. Знаете, многие пытались это сделать. Гитлер, например. Чем вы отличаетесь от него?.. ФОРМАН. Не будьте ослом. Неужели вы всерьез думаете, что если бы я пытался захватить мир, то пришел бы на вашу передачу и играл бы в глупые словесные игры? Это не политическое и нерелигиозное движение, Джон. Собственно, это даже не движение. Это ~ контекстуальный сдвиг. Мы даем людям возможность узнать, что Земля не плоская, а круглая. Вот что такое контекстуальный сдвиг. Измените философское мировоззрение группы людей -- любой группы, любого размера, и вы измените результаты ее работы... Отдельные волочащиеся деревья, как правило, неопасны. В одиночку путешествуют только неполовозрелые особи и только до тех пор, пока они не получают возможность присоединиться к стаду. Когда волочащиеся деревья объединяются, необходимо соблюдать особую осторожность, так как стада обычно сопровождают самые разнообразные роящиеся квартиранты, обладающие большой прожорливостью. Такое партнерство взаимовыгодно. Стадо дает квартирантам убежище и, в свою очередь, кормится остатками их пищи и экскрементами. Единственный способ остановить волочащееся дерево ~ сжечь его или повалить. Лишь немногие деревья способны восстановить вертикальное положение. Вместе с тем упавшие особи обычно распадаются на части, которые дают начало множеству маленьких волочащихся деревьев; рои квартирантов тоже дробятся и заселяют вновь образующееся стадо деревьев. Если обеспечена соответствующая защита против роящихся квартирантов, то поваленное волочащееся дерево следует сжечь немедленно. В противном случае его рекомендуется избегать. "Красная книга" (Выпуск 22. 19А) 10. КИБЕРПРОСТРАНСТВО Наихудший из званых приемов тот, где вы единственный человек в комнате, кто понимает двусмысленные шутки, которые вы отпускаете на протяжении всего вечера. Соломон Краткий Тигр безостановочно издавал свое: "Керл... Керл... Керл..." Вверх по склону, в одну сторону, в другую -- мы безостановочно кружили среди красных лиан подлеска, скользя то в тени, то выныривая на пунктирные пятна золотисто-желтого света, часто замирая, прислушиваясь и нюхая воздух. Мы приближались к роще волочащихся деревьев осторожно, кружным путем. Тигр проявлял не просто любопытство -- он был полностью захвачен. Его химические сенсоры пробовали на вкус сухой мексиканский ветер шестьдесят раз в секунду. Многоканальные видеокомплексы сканировали и запоминали цвета и форму каждого объекта в поле зрения тигра, записывая их на четырехмерную, времячувстви-тельную матрицу. Слуховые сенсоры замерили звуки шепчущих насекомых и потрескивающих деревьев. Результирующие корреляции сначала оценивала ИЛ-ма- шина тигра, потом они передавались для дополнительной обработки в бортовом процессоре нашей машины и наконец загружались в красную сеть, где со временем все заново начнут пережевывать стационарные ИЛы, они даже -- бывали такие случаи -- могут запросить исходные записи для пущей уверенности. Дисплей в наших ВР-шлемах был устроен гораздо сложнее, чем в обычных, предназначенных для домашнего развлечения. Опустив глаза, я мог видеть блок управления и показаний приборов, соответствующий реальной клавиатуре, что была передо мной. Глядя вперед, я мог видеть глазами тигра фотографически точное изображение местности, ее символическое изображение с упрощенными фигурками объектов, дисплей военного такти-ческего кода -- или любую их комбинацию. Акустически я находился в огромном открытом пространстве. Звуковые сигналы поступали отовсюду. Те, что, казалось, возникали внутри моей головы, относились к управлению тигром. Голоса моих подчиненных доносились как будто из маленькой тихой комнатки, расположенной прямо за моей спиной, -- настолько характерного островка звуков, что ошибиться насчет источника их происхождения было невозможно. Я позволил тигру исполнить весь репертуар рутинных поисковых действий без всякого вмешательства с моей стороны. Сужающимися кругами он двинулся по направлению к центру рощи волочащихся деревьев, потом снова по кругу вернулся назад. Программирование его лети-ческого интеллекта шло постоянно; зверь знал, что ему искать, он заметит и опознает любое существенное отклонение от известных форм хторранского поведения и соотнесет поддающиеся обнаружению различия с ранее записанными данными. Там, где возникнут значимые корреляции, ему будет дано предупреждение и соответствующий прогноз. -- Квартиранты, -- произнес Зигель. В его голосе не слышалось никаких эмоций. -- Рой? -- Я увеличил тигру поле сканирования. -- Нет, -- доложил Зигель, -- всего лишь несколько разведчиков. -- Ага, вижу их. Ты прав. -- На экранах вокруг машины плясали яркие крапинки света, то приближаясь, то резко отскакивая в сторону. Толкунцы. -- Почему они не роятся? -- спросила Уиллип -- Не чувствуют крови. При запахе крови у них выделяются пищевые феромоны. Для квартирантов невыгодно атаковать роем все, что движется, поэтому сначала они высылают разведчиков посмотреть, стоит ли остальным следовать за ними. -- Вы не говорили этого Беллусу -- Он не спрашивал, -- проворчал я. Спереди роща волочащихся деревьев выглядела как сумрачная арена, окаймленная более чем дюжиной зловещих башен -- они, словно замаскировавшиеся листвой великаны-заговорщики, окружали и загораживали собой пространство между ними. С высоты тигра они казались огромными лиственными колоннами демонического кафедрального собора. Почти твердые на вид лучи предвечернего солнца пробивались сквозь листву наклонными желтыми призмами. Мы медленно продвигались к центру роши. Чудилось, что в пыльном воздухе эхом подрагивает какое-то отдаленное злорадное мерцание, он словно был накален чередующимися пятнами темноты и света, и все здесь принимало вид враждебного, насмешливого волшебства. Может быть, в этом было виновато киберпространство, может быть, мои субъективные фантазии, но здесь хторранские краски казались еще более пугающими. Хотя изначальный цвет враждебной растительности был муарово- алым, на него пятнами накладывались неоново-фиолетовый, ослепительно-оранжевый и черный бархатный цвета. И каждый предмет, все здесь было окружено нежно-розовым ореолом -- возможно, еще один эффект чувствительного спектра киберзверя. Сверху деревья были накрыты саванами загнивающей листвы. К счастью, я не мог почувствовать их зловония, некоторые из их тонких и приторно-сладких ароматов были сумасшедшими галлюциногенами. Толстыми просвечивающими пологами свисали лианы и вуали. До нас доносились звуки, напоминающие писк насекомых и щебетанье птиц, но они были не дружелюбными, а тихими и злобными. Теперь тигр мягкими движениями пробирался через густой подлесок; притаившаяся здесь алая кудзу была такой темной, что казалась скорее черной -- настолько плотными были и ковер и одеяло. Обтекаемая, гладкая машина прокладывала себе путь сквозь жирную вощеную листву, словно металлический питон, постоянно курлыкающий на своем пути. Она двигалась плавно, скользя из тени на свет и снова в тень, то подныривая, то перешагивая через ползучие лианы и перекрученные корни, замирая, приглядываясь, принюхиваясь и прислушиваясь. Ближе к деревьям их корни переплетались гуще, создавая труднопреодолимое препятствие -- цепляющийся волокнистый половик из когтистых пальцев, словно скребущихся в поисках опоры. Они оставляли на земле огромные царапины, цепляясь за нее мертвой хваткой. Повыше запястья корни становились толще и более округлыми, а потом, от этого места, кости дерева устрем-^лись вверх, снова переплетаясь и образуя волокнистые черные колонны каждого из множества стволов волоча-Щегося дерева. Они поднимались и поднимались в нависающий мрак. Высоко наверху купы ветвей плавно отклонялись от основного массива башни, тянулись по сторонам и переплетались с протянутыми руками других деревьев, образуя высокий замкнутый купол. Его перекрытия были покрыты космами паутины, пронизаны густо ветвящимися лозами и задрапированы дымчатыми вуалями. Лишь самое слабое оранжевое свечение проникало через этот плетеный потолок. Отовсюду низвергались каскады дополнительной растительности. Сверху свисали какие-то длинные, черные, страшно перепутанные бороды. Ярко-красные вуали были исчерчены белыми паучьими нитями. Я видел свободно болтающиеся лианы с угрожающего вида пузырями по всей их длине. По стволам высоко вверх взбегали скопления огненно-красных прыщеватых наростов. От буйства растительности кружилась голова, перед глазами стояла сплошная хаотическая стена. Темные враждебные джунгли казались непроходимыми. Тигр бесстрастно двигался сквозь них. Более совершенное зрение Шер-Хана позволяло смотреть в испещренную алым пунктиром тьму и с невероятной ясностью видеть скрывающуюся за ней анатомию деревьев. Фику-соподобные колонны на самом деле представляли собой связки более мелких пучков -- словно и не было дерева, а был просто набор волокон, лиан и корней. Подобно сосудам какого-то огромного органа, они тянулись вверх пучками труб. С готическим великолепием они вздымались вверх, оставляя свободными большие пространства, замкнутые стрельчатыми черными подпорами. Я направил тигра вперед -- исследовать лабиринт пустот в тех местах, где обнаженные корни изгибались вверх, переходя в стволы. Внешне они выглядели как складки тяжелой черной портьеры. Между этими колоннами мог бы свободно пройти человек, между более мелкими опорами он мог бы протиснуться. Здесь были целые проспекты, куда можно было въехать на машине, -- внезапно меня охватило чувство удивления и благоговения перед дерзостью конструкции и размера волочащихся деревьев. Если роща была кафедральным собором, тогда эти высокие мрачные приделы по ее краям были коридорами и галерями, под сводами которых предавались молчаливым раздумьям паломники, где по своим делам бесшумно сновали монахи под своими капюшонами -- или, при более угрюмом складе ума, эти глухие закоулки и щели можно было представить себе логовом убийц, склонившихся над своим неправедным делом. Мы снова двинулись вперед. Лучи желтого мексиканского солнца косыми тонкими лезвиями пронизывали пространство. В воздухе плясала тончайшая пыль; то здесь, то там поблескивали золотистые искры. Причудливый образ непрошено пришел мне на ум. Не волочашиеся деревья -- это была куща деревьев мироздания. Здесь стояли опоры трона Господнего высоко в небесах. Сквозь эти возвышающиеся колонны будет звучать единственный проникновенный голос правды, и его эхо разнесется во всей Вселенной. Здесь будет петь свою песню хор вечности. Возвышенный неземной голос будет дрожать в сверкающем воздухе, его ноты, бесплотные как свет, пронзят каждого здесь стоящего, повергнут в трепет перед картиной, и звуками, и великолепием явления Темно-Красного Бога. Я почти слышал эту песню... Внезапно киберзверь защебетал. И замер. Я потряс головой, пытаясь стряхнуть наваждение. Что это? Прямо перед нами, в самом центре волочащегося дерева, посреди мириад трубок и колонн его ствола, в земле открывался глубокий провал -- уходящая вниз темная дыра без всяких признаков дна. Как высокие узкие башни замыкали собой узкое пространство над землей, точно так же и корни пробили колодец в мягкой черной земле. На какое-то мгновенье мне показалось, что мы наткнулись на отверстие шахтного ствола какого-нибудь рудника, захваченного и заросшего хторранскими растениями. Однако нет -- дыра явно была работой волочащихся деревьев. Их безжалостные всепроникающие щупальца разорвали Землю с ошеломительной яростью насильника. В который раз планета лежала обнаженной и изнасилованной перед хторранскими агрессорами. Тигр осторожно придвинулся чуть ближе. На входе в отверстие корни волочащегося дерева становились толще и краснее. Они выглядели водопадом толстых кабелей -- или вен. Перегибались через край и, переплетаясь друг с другом, исчезали в зияющем провале. Как глубоко уходила дыра? Не просто ли это карстовая воронка глубиной в несколько метров? Или, может быть, доступ к подземному колодцу? Или отверстие тянулось вниз до коренного базальтового слоя и открывалось в великую подземную бездну? Что было на дне? Внутри моей головы звенели все колокола тревоги. Несмотря на мигание предупредительных сигналов внизу дисплея виртуальной реальности, я уже знал ответ. Это -- не случайность. Эта дыра должна была быть здесь. -- Так и есть, -- прошептал я. Вокруг меня загомонил хор быстрых реплик -- это Зи-гель, Уиллиг и Марано подключились ко мне через свои ВР-шлемы. Поток их впечатлений на время заполнил все звуковое пространство. -- Ого... -- Что за чертовщина! -- О господи... -- Все в порядке, заткните свой фонтан, -- оборвал их я. -- Я собираюсь спуститься вниз и прошу не отвлекать меня. -- Я наклонил голову, и в ответ на этот приказной жест тигр легко заскользил вперед. На краю ямы он задержался, понюхал воздух, на секунду прислушался и перенастроил свои зрительные сенсоры на темноту в провале. Впечатление было такое, что там внезапно включили свет. Киберзверь задумчиво тикал про себя, анализируя и решая; он тщательно проверял свои шаги. Переплетающиеся корни обладали упругостью окоченевших мышц. Спускаться по ним будет нелегко. Но наконец тигр удовлетворился. Он один раз прокурлыкал, затем скользнул вниз и без усилия стал спускаться в бездну. Некоторые квартиранты волочащихся деревьев способны издавать широкий спектр запахов в зависимости от окружающей местности. В местах сильного заражения колония волочащихся деревьев издает запахи, привлекательные для хторранских жизненных форм, но в основном неприятные для человека, однако в районах минимального заражения колония выделяет удивительно соблазнительные ароматы, способные обмануть опрометчивых. Сладкий, напоминающий хвойный, аромат -- один из самых характерных запахов для колоний волочащихся деревьев. Это может быть, а может и не быть адаптацией, направленной на привлечение земных животных; имеющиеся данные не позволяют сделать окончательного заключения. "Красная книга" (Выпуск 22. 19А) 11. ДЫРА Если бы это было просто, то это давно бы сделали. Соломон Краткий Было уже ясно, что это -- не обычная нора. Стены туннеля, выстланные мягкой розовой кожей, которая подрагивала, как живая плоть, были густо пронизаны толстыми ветвящимися корнями и более тонкими паразитическими ползучими лианами. Все вокруг было влажным и на вид упругим. Похожие на пучки кабеля перекрученные тяжи убегали вниз, в темноту. Они казались заключенными в оплетку корчами мучительной боли. При спуске тигру приходилось двигаться с большой осторожностью. Почти сразу же он пустил в ход свои клешни, придерживаясь для страховки за корни и стены. Он все время издавал предупредительный щебет, однако двигался не останавливаясь. По мере того как мы опускались все ниже и ниже, различия между этим колодцем и гнездами червей, планы которых были у нас, становились настолько очевидными, настолько бросались в глаза, что в течение нескольких страшных мгновений я боялся, как бы мы не оказались на пороге открытия совершенно нового вида хторранско-го червя -- или, того хуже, чего-нибудь такого, что использовало червей так же, как они использовали кроли-кособак и другую живность. Мое воображение услужливо предлагало бредовые картины огромной раздувшейся осклизлой зловонной плоти, разевающей зияющие пасти, клацающей челюстями, тянущейся резиновыми щупальцами и пьяно вращающей глазами на стебельках. Потом чудовище как-то разом сникло и с позором убралось с моих глаз. Что бы я там ни фантазировал, то, что на самом деле ждало нас на дне этого гнезда, наверняка окажется хуже. Еще глубже на стенах начали появляться другие причудливые формы хторранской жизни -- огромные пузыри и мешки, сочащиеся каким-то грязным сиропом. Тигр доложил, что фиолетовые пузыри, похожие на гнилые сливы, издают точно такую вонь, какую и предполагает их внешний вид. Самые толстые кабели внезапно разветвились, и вместе с ними разветвился колодец. Один его ствол вел прямо, а меньший туннель резко сворачивал в сторону. Мы прошли вниз по главному каналу. Чуть глубже он начал сужаться и одновременно стал заметно глаже. Узловатые лианы, служившие нам путеводной нитью, исчезли в красном студне, покрывающем стены. Теперь канал превратился в мясистую гладкую трубу. Казалось, нам предстоит искать дорогу в подземном лабиринте. Немногочисленные плети корней, еще проглядывающие на стенах неравномерным пунктиром, время от времени ветвились и сливались как гигантские кровеносные сосуды. Возникло ощущение, будто мы очутились внутри громадного зверя -- храбрые микроскопические пришельцы, на ощупь крадущиеся по сосудистой системе. -- Подожди, -- распорядился я и откинулся на спинку сиденья. Тигр послушно остановился. Я подвел сенсор дисплея к одной из ветвящихся вен на стенке канала. -- Видели только что движение? -- Где? -- спросила Уиллиг. -- Что? -- Здесь... -- Я высветил толстую петлю перекрученного кабеля. Послышал голос Зигеля: -- Оставайтесь на связи. Мы прокрутим запись назад... Уй, опять идет. Я не ошибся. Корень пульсировал. На наших глазах небольшая припухлость медленно и вязко двигалась вперед. -- Бу-уль... Бу-уль... Бу-уль... -- произнесла Уиллиг. -- Там течет черная патока. Спустя пятнадцать секунд следующая медленно про-булькивающая порция заскользила вниз по каналу. -- Похоже на сердцебиение, -- сказал я. -- Похоже на проклятое сердцебиение! Я почти слышал его. Почти ощущал стук в моей груди. Какое-то время я не мог вздохнуть. Иллюзия была слишком полной, слишком неотразимой. Я сорвал шлем виртуальной реальности, чтобы убедиться, что по-прежнему сижу в бронетранспортере на безопасном расстоянии. -- Капитан? -- Все в порядке, -- отозвался я. -- Мне приспичило почесать нос. -- Да... -- согласился Зигель. -- У меня тоже иногда возникает зуд. -- Марано? Как обстоят дела с безопасностью? -- Без изменений, капитан. Все тихо. Вы скорее умрете от одиночества. -- Ты даже не представляешь, как ты сейчас права, -- сказал я и снова натянул шлем на голову. И снова меня обступила реальность туннеля. Перед глазами по- прежнему влажно пульсировала толстая вена. Но поскольку в любой момент я мог напомнить себе, что нахожусь за пару километров оттуда, она уже не пугала так сильно. Тревожила не сама вена, а то, к чему она вела. Что она может здесь питать? -- Может быть, возьмем пробу? -- тихонько спросила Уиллиг. -- Сейчас прикажу ему попытаться... Я легонько пробежался пальцами по клавишам, придвинув тигра ближе к толстой красной вене. Из-под его подбородка выдвинулся щуп, оканчивающийся шприцем; игла вошла в каучуковую мякоть, замерла, наполнилась и, отдернувшись, убралась на место. -- Готово. Я отвел тигра назад и перевел дух. -- Не знаю, что мы видим, но это... это определенно что-то. Тигр просигналил зеленым: проба находилась в безопасности. Более чем в безопасности: внутренние сенсоры киберзверя уже записывали ее температуру, состав и данные спектроскопического анализа. В его распоряжении имелись и микроанализаторы: к тому времени, когда тигр вернется, уже будут сделаны фотографии при разном освещении, большая часть предварительных анализов и проверка с помощью ИЛ-моделирования. Даже если мы потеряем машину, данные сохранятся -- зверь постоянно перегружал их из своей памяти в бортовой ИЛ бронетранспортера. Я снова пробежался по клавиатуре. -- О'кей, пойдем глубже. Тигр попятился, и мы снова двинулись вниз по туннелю под рощей. По мере продвижения стали появляться другие структуры, побольше и незамысловатей тех, что встречались выше. Теперь стены канала покрывали рыхлые красные органы, исчерченные узорами тонких черных и голубых вен. Они нервно вздрагивали, когда мы проходили мимо. Что это такое -- я не имел ни малейшего понятия. Снова и снова нам преграждали путь завесы паутины, перекрывающие туннель. Мы прорывали в них дыры, но паутина была столь эластичной и клейкой, что они смыкались за нашей спиной. Фильтры? Возможно. -- Хорошо, подожди здесь, -- приказал я и, сняв шлем, развернул сиденье к вспомогательному терминалу. -- Ну-ка, посмотрим по стереокарте, где мы находимся. Надо сорентироваться, прежде чем лезть глубже. -- Докладываю, -- сказала Уиллиг -- По данным инерционного навигатора Шер-Хан находится на глубине около пятнадцати метров. Туннель, похоже, закручивается по спирали против часовой стрелки. Схематически я нахожусь на трех часах. -- Вижу. -- Я изучил схему. -- Куда он ведет? -- ИЛ отказывается дать прогноз. Если бы это было гнездо червей, -- вслух рассуждала Уиллиг, -- то мы уже прошли бы несколько больших камер. А этот туннель просто уходит все глубже и глубже. -- Не вижу в этом никакого смысла, -- проворчал я и повернулся к своему терминалу. -- Ладно, пойдем дальше. Я надел шлем и снова пустил тигра вперед. Внезапно путь преградило похожее на сфинктер образование, закрывающее весь просвет туннеля, Как будто несколько уже знакомых нам рыхлых органов мутировали в чудовищные красные губы, запечатав мясистый канал от незваных гостей. -- Без комментариев! -- быстро предупредил я. -- Прошу прощения, -- отозвалась Уиллиг, -- но я не могу сдержаться. Чисто фрейдистский случай. Глубокий канал с большими красными губами -- как еще мы должны реагировать? Я вздохнул. Громко. -- А что, если на той стороне -- зубы? -- заметил Зигель. -- Я становлюсь голубым. -- А мне это больше напоминает задний проход, -- сухо добавила Марано. -- Ну как же, у тебя ведь больший опыт общения с жо-пами, чем у всех нас. -- Со своей я общаюсь каждый день, -- огрызнулась Марано. -- А у вас как с анальным общением, капитан? -- Это скорее по части Данненфелзера. -- Никто не захватил вазелин? -- Я же просил вас, ребята, не заводиться, -- спокойно сказал я. Но эта битва была уже проиграна. -- О, полный вперед, капитан. -- Это снова Марано. -- Когда еще мы получим такую возможность? Я задумчиво почесал щеку, прикидывая и отвергая возможные варианты. -- Нам еще надо поработать. Давайте отложим шутки на потом, договорились? Марано фыркнула, Зигель вздохнул, еще парочка хрюкнула. Это было максимально возможное с их стороны выражение согласия. -- Отлично. -- Я пустил тигра вперед. -- Давайте протиснемся туда. -- Будь нежен, -- шепнула Уиллиг. Абсолютно бесстрастно. Большинство сумели подавить смех. Я почувствовал, что краснею. Пришлось стиснуть зубы, чтобы не взорваться. Я позволил себе только шумно выдохнуть и потихоньку направил тигра в самый центр мясистого сфинктера. Тот сначала сопротивлялся, потом вдруг поддался, и тигр мягко проскользнул внутрь. -- Зря боялся, Зигель, -- сказал я. -- Зубов нет. -- Еще бы -- на таких-то деснах. Просвет с резиновым шлепком захлопнулся. Я посмотрел наверх, и ВР-шлем показал задний обзор. С этой стороны клапан выглядел точно так же. Я опустил глаза и снова уставился вперед: всего в нескольких метрах нас поджидал второй такой же сфинктер. Я пустил тигра вперед. -- Ну что? Шуток больше не будет? -- Не-а, -- откликнулся Зигель. -- Познакомившись с одной задницей, знаешь их все. -- Сразу видно, что ты не работал под генералом Уэйнрайтом, -- заметила Уиллиг. -- Кончайте, -- приказал я. -- Подобный треп -- нарушение субординации. -- Виновата, -- хмыкнула Уиллиг. -- Не забывайте, что наши микрофоны постоянно включены. Я не возражаю против сальной шутки, если она к месту. Солдат имеет на это право, только на нашу долю приходится положенная для каждой операции порция соглядатаев. Поэтому давайте покажем себя профессионалами, каковые мы и есть на самом деле. Мы проскользнули через второй сфинктер, и он тоже с чмоканьем захлопнулся. Впереди был третий сфинктер, на вид толще двух первых, но и его мы преодолели без приключений. -- Кэп! -- Уиллиг колебалась. -- Взгляните на показания Шер-Хана. Подскочило атмосферное давление. Влажность тоже возросла. И состав воздуха изменился. Я посмотрел на дисплей. Она права. Отпив воды, я задумался. -- Эти клапаны запирают серию воздушных шлюзов. Некоторое время мы просто сидели и обдумывали ситуацию. Что могло ожидать впереди? -- Вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное? -- спросил Зигель. -- Мне и раньше доводилось видеть перепончатые двери перед гнездами червей, но только не такие -- не концентрические. -- Спустя секунду появилась возможность добавить: -- Компьютер тоже не знает. Значит, так: мы наблюдаем нечто принципиально новое. Примите поздравления. Только воздержитесь тратить свои премиальные. Мы еще не знаем, насколько это важно и что означает. -- По-вашему, это может оказаться важным? -- По-моему, мы окажемся абзацем в следующем издании "Красной книги". -- Я пожал плечами. -- О черт, не знаю, может быть, даже целым приложением. -- Лучше бы мы оказались приложением к хорошей жратве, -- заметила Уиллиг. -- Как насчет того, чтобы вместе пообедать и потом потанцевать? -- Могу предложить брикет из НЗ. Какой предпочитаете? -- Не стоит беспокойства. Лучше я посижу дома, в темноте. Мы прошли через следующий клапан, потом еще и еще, и с каждой новой камерой давление, температура и влажность чувствительно росли, равно как и содержание свободного кислорода в воздухе. Тигр неуклонно продолжал двигаться вперед. -- До каких пор нам еще спускаться? -- спросил Зи-гель. -- До тех пор, пока мы не попадем в атмосферу, близкую к хторранской, -- могу поспорить. Там мы, возможно, получим ответы на множество вопросов. -- И, помолчав, я ехидно добавил: -- Только новых вопросов при этом возникнет гораздо больше. Ладно, идем дальше. Одним из особенно интересных квартирантов, иногда путешествующих вместе с волочащимися деревьями, является терновый саван. Он представляет собой эластичную паутину из лиан, усеянных очень острыми шипами; обычно его находили свернутым складками между стволами волочащегося дерева. Терновый саван реагирует на движущийся объект примерно так же, как венерина мухоловка, плотно обволакивая собой жертву. При этом, чем сильнее бьется жертва, тем сильнее ее сжимает терновый саван. Б конечном итоге жертва, исколотая сотнями, а возможно, тысячами шипов, истекает кровью в ветвях волочащегося дерева. В отличие от венериной мухоловки терновый саван предпочитает не мелких насекомых, а организмы массой от пяти до сорока килограммов. Таким образом, он представляет особую опасность для собак, кошек, детей, коз, ягнят и телят. С терновым саваном добычу часто делят другие квартиранты, но главным образом она приходится на долю самого дерева. Любая жидкость ~ а жертвы тернового савана, как правило, обильно кровоточат -- стекает прямо в накопительные камеры, во множестве имеющиеся в нижних отделах колоннообразных стволов волочащегося дерева. Терновый саван продолжает крепко сжимать жертву до тех пор, пока не высосет из нее все соки. Если жертва крупных размеров, часть питательных веществ, ненужных ему в данный момент, терновый саван превращает в темную воскообразную массу, и эти "жировые запасы" помогают пережить периоды голодовки не только ему, но и волочащемуся дереву, а также многим из его квартирантов. Внутри темной паутины тернового савана можно обнаружить настоящий склеп, заполненный полупереваренной пищей, разложившимися телами, мумифицированными останками и иногда скелетами -- они хранятся там и не выбрасываются как отходы. Волочащимся деревьям необходим кальций, поэтому целые скелеты или их фрагменты разной величины, висящие в складках тернового савана, -- картина довольно обычная. Достигнув половозрелости, терновый саван покидает дерево-хозяина. Взрослые особи достаточно велики, чтобы питаться более крупными жертвами, верхний предел которых пока не установлен. Такие крупные саваны, как правило, встречаются только в районах сильного заражения. Взаимоотношения между волочащимися деревьями и терновыми саванами не являются настоящим симбиозом; последние демонстрируют биологический оппортунизм, поддерживая партнерские отношения с волочащимися деревьями лишь до тех пор, пока не вырастут до определенного размера. Растут ли они самостоятельно или мигрируют вместе с волочащимися деревьями -- в любом случае терновые саваны чрезвычайно опасны. Рекомендуется соблюдать особую осторожность и не приближаться к ним ни при каких обстоятельствах. "Красная книга" (Выпуск 22. 19А) 12. ПОМОЩЬ Если ботинок не жмет, дайте кому-нибудь пинка. Соломон Краткий Следующие полчаса прошли монотонно. Шер-Хан забирался все глубже и глубже в кишечник волочащейся рощи. Теперь двери-клапаны встречались постоянно. -- Капитан? - Да? -- Вы говорили о следующей стадии вторжения, что черви -- только ударный отряд, нацеленный на подавление нашего сопротивления, а то, что придет следом за ними -- что бы это ни было, -- окажется еще хуже, потому что оно должно жрать червей. Вы верите в это? -- Это гипотеза, -- неуверенно ответил я. -- Думаете, на дне мы обнаружим червей? -- Я не знаю, что мы там обнаружим. -- И все-таки это -- не гнездо червей, не так ли? -- Нет, не гнездо. По крайней мере, оно не похоже на те гнезда, которые я видел. -- Значит... -- Зигель замялся. -- Вы думаете, что это -- гнездо пожирателя червей, или их хозяина, или чего-то еще?.. -- Я ничего не думаю, -- отрезал я. -- Мне платят не за то, чтобы я думал. Я докладываю. Предоставляю возможность думать другим. Уиллиг фыркнула. Она знала, что это ложь, но не хотела противоречить вслух, потому что знала, кто может прослушивать наш канал. Но и я знал, что Зигель не заслуживает такого резкого ответа, поэтому добавил: -- Это -- не гнездо, а нечто более сложное, чем просто гнездо. Перед нами -- фабрика. И как только эти слова вырвались у меня, я осознал их правоту. Это было промышленное предприятие -- в буквальном смысле. Какое-то время я сидел парализованный, пока осознание не опустилось на дно моего желудка и не начало с режущей болью подниматься обратно. -- Дерьмо всех святых, -- прошептал я про себя. Потом вслух сказал: -- Зигель, принимай управление. Уиллиг, соедини меня с оператором. А, черт, узнай, не на связи ли доктор Зимф. Через несколько секунд в наушнике послышался новый голос. Женский, незнакомый. -- Хьюстон слушает. -- Вы ведете наблюдение? -- Вы отправили тигра в дыру.., -- Пауза. -- Ну и что? Это -- гнездо червей. -- Нет, не гнездо. Я знаю гнезда. Снова пауза. -- Амне кажется, что гнездо. А, понимаю. Вы встретили неидентифицированные жизненные формы, и... -- На этот раз пауза неопределенности затянулась. -- У вас все в порядке? Нет, этого не может быть. Лучше выведите тигра обратно. Его датчики вышли из строя. -- Они не вышли из строя. -- Я подпустил в тон нотку раздражения. -- Внизу мы столкнулись с чем-то вроде органической фабрики. Нам пришлось пройти через серию воздушных шлюзов, повышающих давление. Их клапаны напоминают сфинктеры мочевого пузыря -- это либо специализированные органы корневой системы, либо симбионты деревьев. Скорее, последнее: похожие двери встречаются в гнездах червей. Мы уже прошли два-три десятка. Уверяю вас, что показатели атмосферного давления верны. -- Вы можете вернуть тигра для дополнительной проверки? -- Это нецелесообразно. -- Я тоном дал понять, что решение окончательное. -- Мы можем связаться с биологической группой? -- Одну секунду. -- В голосе появилось раздражение. Он на какой-то момент пропал, потом снова объявился: -- Оставайтесь на связи. Мы вызвали дежурного офицера в Окленде. -- Можно пригласить доктора Зимф? Я думаю, что мы... -- Вам платят не за то, чтобы вы думали, капитан. Предоставьте делать выводы нам. -- Что это? -- пробормотала Уиллиг. -- Мантра? -- Да, мэм, -- быстро ответил я. Зажав большим пальцем микрофон, я повернулся к Уиллиг. -- Видите? Я же говорил. Она покачала головой. -- Значит, они еще большие дураки. -- И отвернулась к своему терминалу. - Мэм? -- Да, капитан? -- Назовите ваше имя, пожалуйста. -- Специалист первого класса Марта Дозье. А почему вы спросили? -- На тот случай, если доктор Зимф при нашей следующей встрече спросит меня, кто отказался передать ей мое сообщение. Я хочу знать, что ей ответить. -- Очень остроумно, -- заметила специалист первого класса Марта Дозье, -- но ничего не выйдет. Ваше дело передавать информацию, мое -- ее отфильтровывать. Начальство устроит мне нагоняй. Оставайтесь на связи. Окленд отозвался. Еще один новый голос. Тоже женский. И тоже незнакомый. -- Говорит доктор Мариэтта Шрайбер. Что там у вас стряслось? -- У вас есть под рукой ВР? -- Я как раз подключаюсь. И заодно перегружаю ваш бортовой журнал. Введите меня в курс дела, только покороче. -- Большая роща волочащихся деревьев. Больше дюжины, Очень высокие. Спутниковое наблюдение показало, что они не двигались, по крайней мере, последние шесть месяцев, но, по-моему, они оставались здесь намного дольше. По меньшей мере от восемнадцати до двадцати четырех месяцев. Очень необычное для них поведение. Мы послали туда тигра. Осмотрели землю вокруг корней и обнаружили отверстие туннеля. Все ли деревья имеют под собой туннели или только одно, мне не известно, но я не думаю, что это аномалия. Корни дерева уходят прямо в канал туннеля. Мы послали тигра вниз. Судя по внешнему виду, туннель вырыт корнями. Внутри он похож на биологический орган, не знаю, как и описать его -- вроде бы кровеносный сосуд изнутри. Здесь есть похожие на артерии трубы, по которым течет какая-то жидкость; они пульсируют с частотой пятнадцать секунд. Мы отобрали пробы жидкости, она пока в тигре. Кроме того, на стенах туннеля растет еще одна разновидность мясистых органов. Мы дошли до места, где некоторые из них настолько разрослись, что образовали сфинктеры, запирающие просвет туннеля. Проникнув через первый сфинктер, мы обнаружили целую серию аналогичных клапанов. Мы прошли по меньшей мере через пару дюжин. Чем глубже мы продвигались, тем плотнее становилась атмосфера -- росла влажность, росло давление, повышалась температура, увеличивалось содержание кислорода; газовая смесь весьма странная, напоминает суп. В ней плавает масса каких-то забавных штуковин. -- Судя по вашим словам, капитан, это не похоже на обычное гнездо червей. -- Послушайте меня. Это -- не гнездо. Я видел достаточно, чтобы понять разницу Это что-то совсем иное. -- Хорошо, подождите минуту. Как раз сейчас я читаю ваши данные. Угу. Угу. Понятно. -- Потом последовало продолжительное молчание, и наконец она сказала: -- Гм, это интересно... -- Что именно? -- Доктор Зимф, несомненно, захочет это увидеть. Кое-что совпадает с нашим прогнозом хторранской атмосферы. Уиллиг потянулась и похлопала меня по спине. Я передернул плечами. Догадка была слишком очевидной. И с таким же успехом могла быть ошибочной. Что, если это своеобразная матка? А если так, то почему она должна отражать естественную хторранскую атмосферу в большей степени, чем женская матка отражает земную? Что, если это некая специализированная среда? После паузы послышалось: -- Что вам нужно, капитан?.. -- Маккарти. Капитан Джеймс Эдвард Маккарти из Спецсил. Помощь. Мне нужна помощь. -- О да, я понимаю. Один момент. На этот раз пауза сильно затянулась. -- Доктор Шрайбер? - Да? -- Послушайте, я не знаю, знакомо ли вам мое имя... -- Я вас знаю, -- холодно сообщила она. -- Тогда мне не нужно притворяться скромником. Я знаю, что я делаю. Я -- один из самых опытных специалистов Специальных Сил. -- Да, мне это известно. Большинство из ваших коллег были съедены молодыми. -- Простите? Я стараюсь делать дело. Откуда эта неожиданная враждебность? -- Я смотрела ваше представление в новостях на прошлой неделе. Очень смешно, Вы поставили всех нас в неловкое положение. Я вздохнул. -- Приглашаю вас отправиться со мной на следующее задание; там вы продемонстрируете, как надо вести себя. А тем временем, я думаю, мы столкнулись здесь с настоящей находкой, и хочу разобраться в ней. Мне не помешало бы некоторое руководство. Вы собираетесь помогать мне или нет? Она не ответила. -- Доктор Шрайбер? -- Помолчите, -- распорядилась она. -- Я говорю по другой линии. -- Спустя несколько секунд доктор снова вернулась на связь: -- Мне жаль, но я не могу оказать вам никакой помощи. -- Потому что я не нравлюсь вам лично? Она замялась. Чувствовалось, что она принуждает себя говорить ровным тоном. -- Мне жаль, капитан, но я ничем не могу вам помочь. Я и в самом деле растерялся. -- Эй, что происходит?.. -- Я кончаю связь. -- Доктор Шрайбер! Переключитесь на обычный канал, немедленно! -- Я включил канал для неслужебных переговоров. -- Вы меня слушаете? К моему удивлению, Шрайбер слушала. -- Да, капитан? -- Ответьте мне прямо. Что происходит? -- Ничего не происходит. -- Брехня. -- Вам не следует грубить... -- Нет, следует. Я участвовал в достаточном количестве операций, чтобы знать протокол. Еще никто никогда не получал отказа на просьбу о помощи. -- Ну, а вам отказано. В ее тоне было что-то странное. -- Вам приказали не поддерживать со мной связь, верно? -- Я понял, что это правда, даже не договорив до конца. -- Не говорите глупости... -- Значит, если я напишу рапорт, вы возьмете на себя всю ответственность? Она замялась. -- Можете писать что угодно, капитан. Не думаю, что. вы сами или ваши рапорты будут восприняты серьезно.! Независимо от того, как высоко вы обратитесь. -- Все понятно, -- сказал я. Мне действительно было все понятно. Я лишь хотел знать, кто суфлировал по параллельной линии связи. Данненфелзер? Или кто-нибудь из его жаб? До чего же это гнусно -- лизоблюд Данненфелзер. -- Если не возражаете, я отключаюсь, капитан. -- Ее тон был так приторно вежлив, что от него тошнило. -- Желаю приятно провести день, -- столь же ласково ответил я и выключил связь. Крутанувшись на кресле, я повернулся к Уиллиг. Капрал Кэтрин Бет Уиллиг, бабушка шестерых внучат, сохраняла невозмутимость в течение целых двух с половиной секунд. Потом сказала: -- Ну как, вычеркивать доктора Шрайбер из списка на рождественские поздравления? -- Я так чертовски зол... Я прикусил язык. Операция в самом разгаре. Гнев пользы не принесет. Я взглянул на Уиллиг. Она выглядела одновременно и печальной и расстроенной. -- Простите, -- извинился я. Она покачала головой. -- Я же вижу, что они делают. Тебя подставляют. Если что-нибудь случится, вся вина падет на тебя одного. -- Черт с ними. -- Я думал полсекунды, прежде чем принять решение. -- Прервите связь. По всем каналам. По всем без исключения. Никаких контактов с сетью. В журнал занесите это как ввод в действие статьи двадцать-двадцать. Мы надеваем железный колпак. Если они не хотят помогать, будем работать без них. Уиллиг неодобрительно посмотрела на меня. -- Вы не ослышались, -- сказал я. -- Если они захотят получить копию наших записей, то им придется выпрашивать ее, стоя на коленях. Я не дам материалы до тех пор, пока научный отдел не примет на себя обязательства оказывать оперативную помощь в полном объеме. Какого дьявола! Кому-то захотелось поиграться в политику ценой моей жизни? Мы вскроем гнойник -- пусть все полюбуются. Я страшно устал от всего этого дерьма. -- Вы уверены? -- Уиллиг давала мне шанс еще раз продумать решение. Я продумал. -- Да, уверен. -- Потом нам будет труднее вызвать помощь, -- предупредила она. -- Когда я в своей жизни просил о помощи? Когда я вообще в ней нуждался? -- Я знаю вас недостаточно долго, -- заметила Уиллиг. Но она поняла, что я имею в виду. -- А как же насчет нашей эвакуации? -- Встреча оговорена заранее. Нас будут ждать. Выражение ее лица оставалось несчастным. -- Что с вами? -- Это приказ? Тогда отдайте его в письменной форме, -- твердо заявила Уиллиг. Я понимал, что она делает. И кивнул. -- Передайте мне блокнот. -- Я быстро написал приказ, поставил под ним число, подпись и отдал блокнот обратно. -- Теперь счастливы? -- поинтересовался я. -- Прямо в экстазе, -- спокойно ответила Уиллиг. Она взяла листок бумаги и начала аккуратно складывать. -- Я не противоречу вам, капитан. Просто мне хотелось убедиться, насколько вы уверены. -- Она закончила сворачивать лист, сунула его в нагрудный карман и начала отключать сетевые контакты. -- Благодарю за доверие. Если дело того заслуживает, Спецсилы оставляют за собой право опустить занавес полной секретности перед любой армейской операцией. Эта политика по-прежнему остается в силе, хотя корни ее, по крайней мере, в трех дойнах отсюда. Предполагалось, что офицеры Спецсил на местах будут пользоваться своим правом с осмотрительностью. В основном это рассчитано на ситуации, когда приходится иметь дело с ренегатами, особенно -- с вооруженными бандами. От офицера ждут, что он сам решит, какие меры необходимы в том или ином случае. Оценивая наше теперешнее положение, я считаю, что сейчас самое время обрезать все каналы связи. Уиллиг промолчала. -- Не одобряете, да? Думаете, что я хочу отомстить? -- Мне платят не за то, чтобы я думала, -- сказала она. -- Сержант Зигель, примите на себя управление, -- приказал я. -- Откалибруйте титра заново. -- Я развернул свое кресло к Уиллиг, так что мы почти упирались друг в друга коленями. -- Вам что-нибудь известно о Т-корпусе? -- Телепатическом корпусе? - Да. -- Просто компания людей с проволочками в головах, объединенных электронной связью в один огромный мозг. -- Правильно. Все они могут видеть глазами друг друга. А самые опытные способны даже пользоваться телами друг друга. -- Наверное, я старомодна, -- поежилась Уиллиг, -- но мне это кажется какой-то чертовщиной. -- Это и есть чертовщина. Когда-то я знал одного человека, ставшего телепатом. Он или, может быть, она -- не знаю, кто он сейчас -- впрочем, это все равно... Вы правы. Это отдает чертовщиной. Но как бы то ни было, Т-корпусу отводили роль мощнейшего секретного оружия. Совершеннейшая шпионская сеть. Только война, ради которой это затеяли, так никогда и не началась; вместо нее началась другая. Как шпионить за червями? Уиллиг пожала плечами. -- Можно просто послать кого-нибудь прогуляться по их лагерю? -- Это уж точно пробовали. Сначала. -- Лучший способ быть сожранным вряд ли придумать. -- Так оно и было. Много добровольцев на такое дело не найти. Тем не менее именно таким способом Т-корпус наладил отличную разведку в лагерях червей. Уиллиг была потрясена. Я мрачно кивнул, подтверждая сказанное. -- Помните операцию по выжиганию в Орегоне? -- Нет, я в ней не участвовала. -- Это была местная операция. Национальная гвардия уничтожила деревню, которая превращалась во внутреннюю пустыню; она еще не разрослась до стадии мандалы, но там уже завели рабов. Как бы то ни было, кто-то в госпитале распорядился провести вскрытие всех трупов -- и ренегатов, которые жили в гнездах, и захваченных людей. В трех телах обнаружили имплантанты. -- Передатчики? -- Точно. -- Я неспешно рассказывал: -- Оказалось, что Т-корпус вживлял их людям, которые годами не подозревали об этом. Армия имеет право вживить вам монитор, если сочтет это необходимым. Как правило, этого не делают, но иногда все-таки укладывают казенное тело на операционный стол; впрочем, вам могут всадить передатчик так, что вы и не узнаете. И они занимались этим в течение многих лет. Процедура длится всего-то пару часов. Вам просверливают крохотное отверстие в черепе, через него вводят несколько кубических сантиметров на- ножучков, заделывают дырку и ждут, когда жучки найдут свое место, приживутся и начнут передачу. В результате весь ваш череп изнутри пронизывает целая сеть электронных волокон, и вы становитесь ходячей антенной. Но это далеко не все. Можно управлять вашим сном, вашими мыслями, даже галлюцинациями, и в большинстве случаев вы даже не можете понять, то ли ваше тело кооптировано в Т-корпус, то ли вы просто сходите с ума. Сейчас все так или иначе сумасшедшие, поэтому кто может быть уверен? А как только они вас заполучат, тысячи электронных соглядатаев или даже сотни тысяч смогут подглядывать за вашим телом в любое время суток -- смотреть вашими глазами, слушать вашими ушами, трогать вашими пальцами, писать вашим органом. И дело не только в том, что вы не будете знать об этом. Даже если и будете, то все равно ничего не сможете сделать, -- разве что надеть стальной шлем. Уиллиг была озадачена. -- Ну, и какое отношение это имеет к нашему отключению от сети? -- Самое прямое. Т-корпус знал все, что происходило в том лагере, потому что они смотрели глазами одного ренегата и двух пленных солдат. Часть сведений сообщили атакующим частям -- но не источник информации. Т-корпус совершенно явно решил пожертвовать тремя жизнями и жизнями всех остальных пленных тоже, только бы не всплыл факт имплантации передатчиков без ведома людей. Тем не менее информация просочилась. Был большой шум, -- продолжал я. -- Публичные слушания. Закрытые комитетские совещания. Всеобщее потрясение. Более сотни тысяч имплантированных людей даже не догадываются об этом. Но вопрос так и остался открытым. С одной стороны -- собранная информация была очень важной. С другой -- дело касалось неприкосновенности личности. -- Но если вам имплантировали передатчик, разве вы не имеете права знать об этом? -- По закону -- да. И -- нет, если находишься на действительной службе. Армия имеет право использовать вас любым способом, какой она сочтет наиболее подходящим. Конечно, вы всегда можете просканировать себя, но Т-корпус спокойно может приказать вашему имплантанту замолчать на некоторое время, и тогда сканер не выявит его. Таким образом, даже если сканер утверждает, что вы чисты, это еще не истина в последней инстанции. Однако в соответствии с решением Верховного Суда, если вы точно знаете, что носите в себе жучок, они не могут управлять вами без вашего на то разрешения. У вас есть право отключиться. - Как? -- Ну, всегда можно пройти курс активной Т-трени-ровки, Хотя это не гарантирует, что вы сможете отключаться. За вами следят двадцать четыре часа в сутки. Единственный надежный способ -- постоянно носить железный шлем. Уиллиг нервно почесала голову. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке. -- Что, вами тоже когда-нибудь управляли? -- спросил я. -- Тоже боитесь, что носите жучок? -- Нет. Просто я думаю: что может быть хуже, чем оказаться в центре внимания сотни тысяч подглядывающих за тобой посторонних людей? -- А как насчет смерти? -- А? -- Она была поражена этой мыслью. -- Допустим, что вами управляют. И допустим, что вы попали в смертельно опасную ситуацию. Представьте, что ваша смерть абсолютно неизбежна, и представьте, что вы об этом не подозреваете, но Т-корпус следит за вами. Они знают, где вы находитесь. Допустим, они единственные, кому известно, где вы. Они могут послать спасательную команду, чтобы вытащить вас оттуда, но вместо этого наблюдают за вашей смертью, как будто смотрят обычный фильм ужасов. Как бы вы отнеслись к такому варианту? Выражение лица Уиллиг показывало, что -- с отвращением. -- Они действительно занимаются такими вещами? Я кивнул. Пожав плечами, она сказала: -- Думаю, если я не буду знать, что мною управляют, мне все равно. Но все-таки мысль была ей не по душе. -- В том и заключается аморальность всего дела, -- заметил я. -- И жестокость, -- согласилась Уиллиг. -- Не просто жестокость, -- поправил я. -- А бесчеловечность. Т-корпус превращается в коллективный мозг. Его единицы больше не существуют как индивидуальности. В промежутках между сном они связаны друг с другом и больше не мыслят как отдельные личности, все они -- лишь муравьи в гигантском мозге- муравейнике. Единственная личность, с которой они себя отождествляют, это -- коллективный мозг. Таким образом, смерть отдельной клетки, особенно если она выполняет только рецепторную функцию, а не является действующей, безразлична для корпуса в целом. Понимаете, что я хочу сказать? Если их не волнует собственная жизнь, то почему они должны заботиться о вашей? Они больше заинтересованы в информации, как именно умирают люди, чем в их спасении. У них совершенно другое отношение к человеческой жизни, чем у нас с вами. В каком-то смысле их мышление даже враждебнее хторранского. Мы уверены, что у корпуса есть свои люди и в других лагерях, но они не распространяются об этом. Они вообще мало что сообщают -- мол, мы не поймем, не сможем переварить. Многие в Хьюстоне разочарованы. Т- корпус чрезвычайно трудно держать под контролем. Может быть, он уже вне контроля. Я не знаю. Но как бы то ни было... -- Я с сомнением покачал го-ловой. -- Дело в том, что никто не обязан служить передатчиком своей насильственной смерти. Если Т-корпус имеет возможность следить за человеком, значит, он может предпринять попытку его спасти. Если же они этого не делают, то не имеют права и следить. Верховный Суд считает, что если армейский чин отказывает в помощи, то человек, который отвечает за операцию, волен действовать по своему усмотрению и предпринимать любые шаги, какие сочтет необходимыми, в том числе и отключение от связи. Вы можете послать их к черту на законном основании. -- Теперь картина начинает проясняться, -- подытожила Уиллиг. -- Вот и хорошо. Отказ Шрайбер в консультации дал мне законное основание отключить связь. Я действую на основании права, данного мне статьей 20, параграфом 20. Это не железный заслон, но его хватит. Проклятье! Какие же они тупицы. Это может стать крупнейшим и важнейшим открытием года, а его отметают в угоду политике! Я откинулся в кресле и уставился в пространство. Уиллиг молча терпеливо ждала, никак не реагируя на мои слова. -- Да, именно так оно и есть, -- произнес я после затянувшегося неловкого молчания. -- Отвечаю на вопрос, который вы не задали: да, я отключил связь из мести. Но, по крайней мере, на этот раз все права на моей стороне. -- Я потянулся, взял ВР-шлем и со злостью надвинул его поглужбе. -- Зигель, я опять беру управление на себя. Посмотрим, что там, на дне этой дыры. Колонии волочащихся деревьев считаются основным фактором, способствующим распространению красной кудзу; в ответ красная кудзу маскирует своей листвой колонии деревьев. Однако это партнерство носит особый характер и должно быть тщательно сбалансировано, ибо в противном случае может оказаться фатальным для одной из сторон. Обычно побеги кудзу окутывают колонию как покрывало; большие красные листья защищают дерево и его квартирантов от прямых солнечных лучей и сильных порывов ветра и пыли, однако красная кудзу приносит пользу деревьям только тогда, когда они достигают большого размера, чтобы выдержать своего партнера; в противном случае красная кудзу -- чрезвычайно прожорливый вид, если дать ему время набраться сил -- задушит и уничтожит маленькое или слабое волочащееся дерево, неспособное оказать сопротивление непрерывно растущей красной кудзу. Она может оплести молодую колонию деревьев так плотно, что та не сможет двигаться, питаться, не сможет выжить, В крайних ситуациях кудзу способна повалить волочащееся дерево. Тем не менее колония молодых деревьев не совсем беспомощна. Некоторые квартиранты, например мясные пчелы, поедают, если они достаточно голодны, листья красной кудзу быстрее, чем та растет. Тысяченожки, мигрирующие вместе с волочащимися деревьями, также любят грызть корни красной кудзу. Совместные действия квартирантов могут сдерживать размножение красной кудзу на том уровне, который не лишает молодую колонию деревьев подвижности и не дает кудзу ее удушить. Особенно интересно в этих взаимоотношениях то, что они никогда не бывают полностью безопасными для любой сторон, предполагая не столько партнерство, сколько в женное противостояние, которое иногда переходит в от-крытые враждебные действия -- стоит только одной сто роне продемонстрировать свою слабость. Не исключено, что такая особенность характерна и для других хторранских симбиозов, а если это так, то как нам обернуть в свою пользу столь ненадежное партнерство? Что мы можем сделать, чтобы постоянно нарушать взаимоотношения между теми или иными хторранскими организмами? Срочно требуется провести дополнительные исследования в этом направлении, поскольку оно может оказаться самым перспективным в плане достигнутых результатов на единицу затраченных усилии. "Красная книга" (Выпуск 22. 19А 13. ВНИЗ Любой ценой придерживайтесь высоких моральных принципов -- и излучаемое вами божественное сияние сделает вас самой удобной мишенью. Соломон Краткий Чем глубже мы опускались, тем толще становились стены и плотнее сжимались двери-клапаны -- вероятно это была ответная реакция на изменения в составе атмо- сферы, равно как и дополнительная защитная мера про-тив высокого давления, которое мы испытывали на себе. Интересно было бы посмотреть стены туннеля в раз-резе. Я предполагал, что они, как и двери, скорее всего, здорово разрослись в толщину, а мясистый канал являет-ся лишь самым внутренним слоем целого комплекса вложенных одна в другую органических труб. Повторяющиеся двери-клапаны позволяли постепен-но, шаг за шагом, перейти в совершенно иную среду Красота конструкции заключалась в предельной простоте. Ни одна дверь в одиночку не обеспечит герметичности всей системы, а последовательное повышение атмосферного давления происходило настолько плавно, что почти не ощущалось. Однако совокупный эффект клапанов был таков, что, пройдя через них, мы попали в совершенно другой мир. Теперь на стенах росли какие-то другие штуковины, непонятные явления хторранской экологии, описать которые затруднился бы даже Г. Ф. Лавкрафт1. Там были бесформенные пурпурные массы, похожие на потерявший своего хозяина зоб, и клубки бледных спагетти, вялые, как мертвые полипы, сочащиеся каплями синеватой слизи. То здесь, то там с потолка спускались толстые сети из вьющихся побегов; если они и висели здесь для того, чтобы не пропускать непрошеных гостей, то против скользящего Шер-Хана были бессильны. Тигр неуклонно шел вперед и вниз -- через клапан, потом еще через клапан, потом еще... В течение какого-то времени мы двигались по туннелю, обросшему чашеобразными выступами. -- И стены имеют уши, -- мрачно пошутил Зигель и тут же получил в ответ обещание подвергнуть его дефенестрации2, как только попадется подходящее окно. Чуть дальше мясистые чашевидные цветки уступили место толстым розовым наростам. -- Никто не хочет сказать, что стены имеют языки? -- Мне кажется, они вовсе не похожи на языки, -- лицемерно заметила Уиллиг, но развивать тему не стала. На линии послышались смешки -- главным образом экипажа второй машины. И то сказать -- зрелище достаточно неприятное. Поэтому желание позубоскалить быстро пропало. Лавкрафт -- американский писатель, один из основоположников жанра фэнтези. 2Дефенестрация -- вид средневековой казни путем выбрасывания из окна. -- Никто не хочет стать раком? -- неудачно пошутил Зигель. -- Не отвлекайся, -- напомнил я. Тигр продолжал протискиваться через, казалось, бесконечную череду дверей- клапанов. -- Есть, -- раздраженно процедил Зигель. -- Мы промочили ножки. -- Давайте осмотримся, -- распорядился я. -- Зигель, займись тифом. -- Я на минутку сдвинул шлем, чтобы глотнуть воды. -- Сколько мы находимся там? -- Три часа, -- ответила Уиллиг. -- Неудивительно, что у меня разламывается поясница. Ох! Вот-вот лопнут почки. Сейчас вернусь. А вы пока обновите данные на стереокарте. -- Как раз этим и занимаюсь, -- отозвалась Уиллиг, стуча по клавишам. -- Боже, так хочется писать, что моя задница готова запеть "Поднять якоря... ". -- Вам бы во флоте служить. -- Нет уж, спасибо. Я видел, что случилось с "Ними-цем". Я направился в кормовую часть танка, заперся в клозете и собрался было облокотиться о стенку, как вдруг почувствовал головокружение и плюхнулся на унитаз. Болело все тело -- частично от физической усталости, накопившейся за время спуска в хторранский ад, частично от душевного перенапряжения человека, лишившегося всякой поддержки. Меня отрезали не только от Лиз, не только от научного отдела, но и от всего внешнего мира. Голова кружилась от конфликта реальностей. И еще я чувствовал себя до боли одиноким. Опорожнив мочевой пузырь, я снял боль лишь частично. Может быть, это ощущение старости. При мысли об этом я мрачно усмехнулся. Я и так уже старик -- в большей степени, чем мне кажется. К тому же я не рассчитывал протянуть долго, если трезво оценивать шансы. Честно говоря, уже готова и эпитафия: "То, с чем он не согласился, пожрало его". Возвращаясь на место, я чувствовал себя ненамного лучше. Облегченным -- да, но по-прежнему насквозь пронизанным болью. Уиллиг, должно быть, заметила, как я, болезненно скорчившись, двигаю плечами в тщетной попытке расслабиться. Когда я сел, она подошла сзади и начала массировать мне шею и плечи. -- Просто расслабься, пусть оно само пройдет, -- сказала она. -- И перестань мучить себя грязными мыслями. -- Конечно... после таких-то слов. Но я покорно терпел, пока она завязывала мои плечи в узлы. -- Господи, как же тебя скрутило! Что с тобой? Держишь на своих плечах Вселенную? -- Нет, всего два бронетранспортера, двенадцать солдат и тигра-спелеолога. -- И Бразильскую экспедицию. И генерала Уэйнрай-та. И эту жабу Данненфелзера. И что там еще? -- Разбитое сердце. Нельзя быть такой любопытной. -- Я включил связь. -- Марано? -- Пока все чисто. Единственная движущаяся цель в поле зрения -- пуховик размером с кита. Выглядит довольно впечатляюще. Вы должны посмотреть на него. -- Спасибо, только я уже видел, как один такой закатился в Аламеду в прошлом году. Когда он лопнул, пришлось отмывать из брандспойтов целые кварталы. -- В Аламеду? А я думала, что от нее ничего не осталось. -- Осталось и в самом деле немного, но я бы не хотел, чтобы твои слова услышал губернатор Калифорнии. Мак-Муллин Рамирес родился в Аламеде и полон решимости восстановить город -- если понадобится, он перенесет туда столицу штата. -- Я сообразил. -- Эй, если этот пуховик вздумает приблизиться к любой из машин, сожги его. Если они начнут прибывать, мы застопорим тигра внизу и смотаемся отсюда. Попозже мы возобновим связь со спутниками. Но снова попадать в занос я не собираюсь. Одного раза достаточно, и на том спасибо, -- Есть, кэп. -- Марано отключилась. -- Зигель, что у тебя? -- Мы тут залезли в лужу. Наденьте шлем. Я подвинул кресло вперед -- Уиллиг шагнула следом, продолжая меня массировать, -- и надвинул ВР-шлем на голову. Как обычно, на краткий миг пропала ориентация и потом снова появилась уже в пространственном восприятии киберзверя. Туннель был примерно по щиколотку заполнен каким-то супом. Жидкость сочилась из стен. Зигель спросил: -- Как вы думаете, труба протекает или так задумано? -- Понятия не имею. Подожди минуту. -- Я опять сдвинул шлем на затылок. -- Дайте-ка стереокарту. Уиллиг оставила в покое мои плечи и села за свой терминал. Передо мной вспыхнула карта. Она напоминала конусовидную матрасную пружину, направленную узким концом вниз, -- Есть, смотрите вот сюда, -- сказала Уиллиг. -- Туннель закручивается вниз сужающейся спиралью. А теперь, если мы экстраполируем аналогичные спирали от других деревьев в роще, то получим вот что... -- Она прикоснулась к клавише, и по меньшей мере еще дюжина закрученных пружин появилась на экране. Все они спиралями уходили вниз и встречались в одной точке, точно под центром рощи. Уиллиг пометила эту точку знаком вопроса, потом зажгла на экране мигающую красную стрелку. -- Вы находитесь здесь. Стрелка оказалась почти рядом с вопросительным знаком. Я задумчиво похмыкивал, изучая схему -- Очаровательная идея. Занесите ее в память. Если вы окажетесь правы, то, так и быть, я приглашу вас на обед. Уиллиг, конечно, профессионал, но не до такой степени, чтобы не покраснеть от радостного смущения. Она уткнулась в терминал, а я снова надвинул шлем. -- Зигель, как себя чувствует тигр? -- Немного вязнет, но ничего. Справляемся. Надежность восемьдесят пять процентов. Энергии хватит еще на одиннадцать часов, потом надо будет выводить его. Все в порядке. -- Хорошо. Тогда двигаемся на дно этой штуки -- окончательно и бесповоротно. Пошли. Тигр протиснулся через следующий клапан, и... Уже предлагалось использовать хторранскую экологию против нее самой, и это предложение заслуживает всяческого внимания, так как подтверждается крупнейшими нашими достижениями в области земледелия и биоконтроля за последние сто лет, когда один вид организмов использовался для нейтрализации другого. Возьмем, к примеру, хторранские сухопутные кораллы. Очень напоминающие земных тезок, обитающих в морях, большие колонии хторранских сухопутных полипов образуют причудливые бетоноподобные наросты. Сначала они лишь немного жестче шаров перекати-поля, однако со временем, по мере роста и уплотнения, полипы образуют наземные лабиринтовые рифы значительных размеров. Как показали наблюдения в Мексике, Никарагуа, Кении, на Мадагаскаре, в Китае и Бразилии, сухопутные рифы могут быть циклопическими. Структура рифов состоит из бесчисленных спрессованных пачек скелетоподобных дисков и палочек. Более твердые и более острые, чем земные кораллы, хторранские рифы сверкают на свету; их доминирующие цвета (разумеется) красный, оранжевый и охра, но встречаются также фиолетовые, слоновой кости и мраморно-розовые прожилки. В тропиках сухопутные рифы достигают пятнадцатиметровой высоты и тянутся на расстояние до двух километров; можно с уверенностью предполагать, что они достигают и больших размеров, поскольку их структура име-ет хороший запас прочности. Ограничения для их роста и распространения пока не известны. Важность рифов заключается в том, что они -- почти непреодолимое препятствие для человека. Бульдозеры не справляются даже с самыми незначительными очагами заражения полипами. Траки танков быстро приходят в негодность на острых изломах костяных наростов рифов. Взрывчатые вещества, как и огнеметы, дают минимальный эффект; отсюда со всей очевидностью вытекает идея использовать хторранские рифы для создания самовозобновляющегося естественного барьера, ограничивающего зараженные территории. Если мы не можем преодолеть стену, чтобы проникнуть внутрь окруженной ими территории, то они, с таким же успехом, станут непреодолимым препятствием и для наиболее прожорливых хторранских элементов, стремящихся вырваться наружу. Рекомендуются дальнейшие исследования в этом направлении. "Красная книга" (Выпуск 22, 19Л) 14. ПРАВО С медом вы можете проглотить гораздо больше мух, чем с уксусом. Соломон Краткий ... Зазвонил телефон. -- Черт побери! Я же приказал отключить всю связь. -- Виновата, сэр. Я оставила открытым навигационный канал. -- Дерьмо! -- Я включил звук на переговорной линии. -- Маккарти слушает. Послышался знакомый -- очень знакомый -- и очень официально звучащий голос: -- Капитан, вы меня узнаете? -- Да, мэм. -- Включите немедленно скрэмблер1. Скрэмблер -- устройство для шифровки переговоров -- поток слов или сигналов режется на очень мелкие части, которые передаются в совершенно ином порядке; восстановить исходную последовательность можно только с помощью приемника, снабженного аналогичным устройством, действующим в обратном порядке. В животе у меня что-то оборвалось, но рука сама потянулась и нажала на клавишу скрэмблера. В ухо врезался разозленный голос Лиз: -- Какого черта, что происходит? -- Ничего не происходит. -- Ни черта не происходит? У меня уши спеклись от воплей доктора Зимф. Даже успокоившись, она вела себя как фурия. Ведь ясно же, что ты сидишь на крышке очень серьезной аномалии и при этом обрезал связь. -- Чтобы обеспечить секретность. -- Чушь! -- Ладно, тогда что ты скажешь насчет статьи 20-20? Я надеваю железный колпак. -- Хорошо, хорошо, хорошо... -- поспешно проговорила она. -- Подожди минуту. Давай начнем сначала. Я знаю, что ты разозлился... -- Не успокаивай меня. -- Замолчи и слушай -- это приказ. Я знаю, что ты на меня злишься... -- Да нет же, совсем не злюсь. Я люблю тебя. -- ... но произошла ошибка. Что ты сказал? Я повторил, очень медленно: -- Я. Люблю. Тебя. -- Это тема для совсем другого разговора. -- Мне просто хотелось, чтобы ты знала об этом. -- Не пытайся сбить меня. -- Я и не пытаюсь. Просто у меня здесь совсем иной набор ценностей. Она вздохнула. Громко. Потом вздохнула еще раз, явно стараясь собраться, прежде чем продолжать. Я представлял себе все так ясно, будто сидел напротив нее. Сначала она улыбнется -- едва заметно. Потом слегка покраснеет -- чуть-чуть. Потом, чтобы скрыть смущение от того, что позволила чувствам отвлечь ее от главного, рукой отбросит волосы назад, досадуя, но на самом деле испытывая удовольствие от моих слов. У нее самые мягкие, самые рыжие волосы в мире. Потом потрясет головой, словно освобождая ее от лишних мыслей, и после этого вернет себе выражение, демонстрирующее, что она снова" думает только о главном. А когда Лиз полностью приведет себя в порядок, то голос зазвучит ровно и сдержанно. Я не ошибся. Голос Лиз стал бархатным, когда он послышался снова: -- Ладно, что там у вас случилось? -- Я запросил помощь, но мою просьбу проигнорировали. Специалист первого класса Марта Дозье отказалась соединить меня с доктором Зимф. Вместо этого она отправила меня к доктору Мариэтт Шрайбер в Окленде. Доктор Шрайбер выразилась не так прямолинейно, но очень ясно дала понять, что я предоставлен самому себе и связь со мной поддерживать не будут. Совершенно очевидно, что после той небольшой заварушки с майором Беллусом кое-кто решил, будто я не очень хороший компаньон, а потому компания продолжит свои игры без меня. Зато я могу играть здесь сам с собой. -- Понятно, -- сказала Лиз. -- Меня хотят подставить, Лиз. Если что-нибудь пойдет не так, мне придется самому спустить штаны до колен и подставить задницу. Я имею право завернуть ее в одеяло секретности. -- Я ценю образность языка, -- холодно заметила она, -- но твои метафоры становятся... м-м... слишком личными. -- После секундного колебания она добавила: -- Если ты действительно считаешь, что все так и есть, Джим, тогда лучше действовать на виду у публики. Чтобы все видели, насколько ты осторожен. -- Я так не считаю. -- Открой каналы связи. -- Я не могу это сделать. -- Это -- приказ, капитан. -- На основании статьи 20, параграфа 20, я имею право не подчиниться твоему приказу. Мы наткнулись здесь на что-то новое, что-то крупное. Не знаю, насколько это важно, но такое еще никогда и нигде не встречалось. Может быть, перед нами следующая стадия заражения, а может, и нет. Но что бы это ни было, это -- мое. И не я закрыл каналы, а кое-кто повыше. Я лишь подтвердил это, -- Джим... -- Лиз, послушай меня. Я просил о помощи. Мне отказали. -- Ты получишь помощь, я сама прослежу. -- Этого мало. -- Не поняла. -- Я сказал, что этого недостаточно. Они отказали мне. -- Я же сказала, что все сделаю. -- Ты не понимаешь. Я должен был получить немедленную помощь как нечто само собой разумеющееся, независимо от чинов и политики. А демонстративный отказ доказывает, что любая помощь может быть прекращена в любой момент и без объяснения причин. Вот почему я не могу от нее зависеть. Вот почему я здесь рискую в одиночку. С какой стати тыловые крысы или кто-нибудь еще будет кататься по моему билету? -- Ты не один, с тобой -- я. -- Как раз это меня и не устраивает. -- Я ненавидел себя за эти слова. -- Что, я должен звонить тебе каждый раз, когда мне понадобится какая-нибудь помощь? Если ты будешь все время заступаться за меня, это ослабит нас обоих. Я хочу получать поддержку в уставном порядке. На линии воцарилась долгая тишина. Я слышал, как дышит Лиз, но не мог услышать, о чем она думает. Я знал, что она понимает мои доводы. -- Я пообещала доктору Зимф, что ты откроешь каналы, -- наконец сказала она. -- На твоем месте я бы не давал таких обещаний, -- заметил я. -- Я думала... -- начала Лиз и осеклась. -- Правильно. Ты думала, что наши отношения что-то значат. Да, значат. Но на время операции они не выходят за рамки обычных отношений между командиром и подчиненным. Ты сама учила меня этому. После еще более долгого колебания Лиз очень мягко произнесла: -- Ты прав, я не подумала. Я позволила разгневанной Зимф сбить меня с толку. Большего признания своей неправоты она не могла себе позволить. Я понимал, что пришлось ей пережить. Обаянием доктор Зимф мало чем отличалась от бульдозера. Мне было жаль Лиз, но уступить я не мог. Только не в этом. Тем не менее я смягчил тон. Постарался говорить как можно спокойнее. Я собирался сказать нечто важное, слишком важное, чтобы позволить сиюминутным эмоциям возобладать над смыслом. -- Насколько я могу судить, одна из сотрудниц доктора Зимф выполнила приказ не своего начальства. Это компрометирует всю систему командования. Дело не только в том, как действует система по оказанию помощи; подорвана вера полевых подразделений в то, что они всегда могут рассчитывать на нее. Теперь не в твоих силах восстановить мою связь, Лиз, и не в моих. -- Джим, ты чересчур раздуваешь дело. Да, тебе отомстили, мелко отомстили, но мишенью стал только ты один... -- Именно об этом я и толкую. Научный отдел обязан оказывать неограниченную помощь. Если кто-то смог отказать мне только потому, что я не пользуюсь у них успехом или веду себя не так, как им хочется, то они могут отказать любому по любой причине. Они нарушили принцип. Самым недопустимым образом была подорвана основа, и я не знаю, можно ли ее восстановить. Я на секунду задумался и добавил: -- Лично я думаю, что должны последовать выговоры. Лично я думаю, что Рэнди Данненфелзер должен получить такого пинка под зад, чтобы дерьмо полезло у не из ушей. Лично я так чертовски зол, что еще никогда не! был настолько близок к уходу в отставку. -- Если честно, -- призналась Лиз, -- то я близка к тому, чтобы принять ее. Ее слова ранили. Но я сказал: -- Если ты хочешь, если считаешь это необходимым, ты получишь рапорт. Сейчас я верну тигра и попрошу, чтобы нас немедленно забрали отсюда. Она не ответила. Теперь пришла ее очередь помолчать. Беседа причиняла боль. Не такие разговоры надо бы вести с ней. -- Нет, -- наконец ответила она. -- Не делай этого. Заканчивай операцию. -- Тон показался мне странным, но я понял, о чем она умолчала: "Мы не знаем, что прячется на дне этой дыры. Возможно, что-нибудь важное. А доспорим дома". -- Можешь на меня положиться. Под деревьями прячется нечто незаурядное, и я собираюсь выяснить, что это такое. -- Я полагаю, что не найду аргументов, которые убедят тебя восстановить связь? -- Едва ли. -- Даже если скажу, что я беспокоюсь за тебя? -- Вы ведете грязную игру, леди. -- Такой уж у меня склад ума. -- Мне всегда нравился твой грязный ум. -- Джим, пожалуйста... -- Мне жаль. -- Понимаешь, ты ставишь меня в очень трудное положение. Я имею в виду, политически. -- Я знаю. Мне жаль. -- Нет, я не думаю, что ты знаешь обо всем. Доктор Зимф тоже в очень трудном положении. Большая часть помощи, которую она получает от армии, зависит от доброй воли генерала Уэйнрайта. А Рэнди Данненфелзер является тем связующим звеном, с помощью которого устраивается значительная часть всех этих дел... -- Это по-прежнему не дает ему права ставить группу в положение, когда я и мои солдаты можем погибнуть... -- Конечно, нет. И я обещаю тебе, что подниму этот вопрос где следует. Если понадобится -- перед самим главнокомандующим. А тем временем... -- А тем временем мне кланяться и улыбаться, да? -- Зря ты так. -- Прости. Если доктор Зимф захочет поговорить как частное лицо, я буду рад поболтать с ней. И даже перешлю ей все материалы, которые она имеет право получить как частное лицо. Но ни капли информации не будет передано по армейским каналам -- - во всяком случае мною, -- до тех пор пока мое безусловное право на помощь не будет восстановлено. -- Джим, послушай меня. Если ты откроешь каналы сейчас, ты победишь, докажешь свое. И я, со своей стороны, подниму шум там, где это поможет. -- Угу, если я открою каналы сейчас, все будут знать, что я отступил, потому что об этом попросила ты. А если ты поднимешь скандал, это будет выглядеть так, будто мамочка снова защищает своего маленького сыночка. Я не могу сделать это. -- Мне жаль, что ты ставишь вопрос таким образом. Я пожал плечами. -- Мне тоже жаль. Но я не вижу, что можно еще сделать. Лиз секунду подумала. -- - Ты бы принял извинения от доктора Шрайбер? Или даже от доктора Зимф? Она все еще пыталась найти выход из тупика. -- Доктор Шрайбер подчинилась приказу, который не лезет ни в какие ворота. Она должна была послать Дан-ненфелзер подальше, но не послала. Даже если сейчас она извинится, сделанного не исправить. Кроме того, она не может извиниться, не признавшись, что совершила вопиющую ошибку, а тогда ее лишат допуска. Смотри на вещи реально. Она не пойдет на это. Для нее безопасней держаться прежнего курса. -- Доктор Шрайбер -- одна из самых преданных помощниц Мойры Зимф. Она понимает, что поставлено на карту. Если доктор Зимф попросит ее... -- Нет. Даже если и попросит, это все равно не поможет. -- Я со злостью замотал головой. -- Не поможет, Лиз, потому что решение изолировать меня принимали не доктор Шрайбер и не доктор Зимф. Его приняли гораздо выше. Вот так. Теперь придется заново доказывать неприкосновенность системы оказания помощи -- не только для меня, а для каждого бессловесного бедолаги на другом конце телефонной линии. Мне действительно жаль, дорогая, но я вынужден стоять до конца. Лиз ответила не сразу. Молчание настолько затянулось, что я начал беспокоиться, не прервала ли она связь. - Лиз? -- Я еще здесь. -- Ничего не хочешь сказать? Она медленно вздохнула, сдерживая раздражение. -- Это очень осложнит твое положение, Джим. -- Ничего. Если ты можешь с этим справиться, то и я справлюсь. -- В том-то и дело. Я не вполне уверена, что могу. -- Повтори. -- Теперь речь идет не о нас, а о тебе. Я не смогу-поддерживать тебя. -- Понятно. -- Здесь кое-что происходит, -- сказала она. -- Я не могу говорить об этом даже кодом. Пожалуйста, поверь мне на слово. -- Ты просишь как командир и как моя любимая? - Да. После долгого колебания я ответил: -- Я, правда, хотел бы это сделать для тебя, Лиз. Но... не буду это делать для моего командира и не хочу это делать для моей возлюбленной. Потому что, как бы я ни любил тебя, я не могу понять, что за возня идет вокруг меня. -- Что сие должно означать? -- Когда генерал Уэйнрайт приказал сместить меня с поста офицера по науке в бразильской экспедиции, ты заступилась? -- Джим, я не могу говорить по этому каналу. Не могу сказать то, что тебе необходимо знать. Я могу лишь просить поверить мне. -- Это еще одна вещь, которую я не могу сделать. То, что произошло, подорвало и наши отношения тоже. -- Ясно. -- Не могу, Лиз. И рад бы, но не могу. Мне жаль. -- Мне тоже жаль, -- сказала она таким тоном, что у меня чуть не разорвалось сердце. -- До свидания... Я закончил разговор. Потом приказал Уиллиг отключить и этот канал. Когда мы начали систематизировать различные компоненты хторранского заражения, большинство наблюдаемых нами растений имело очень темные листья, что позволяло им поглощать максимум солнечного света. Доминировали темно-пурпурный, синий, черный и, разумеется, красный цвета. Это позволило предположить, что либо эти растения эволюционировали под очень тусклым солнцем, либо их планета находится на весьма значительном расстоянии от него, либо - -- и то и другое вместе. Затем, по мере совершенствования методов сбора и систематизации, мы обнаружили много новых видов хторран-ской растительности с гораздо более светлой листвой, чем считалось возможным ранее. В настоящее время мы видим растения светло-фуксинового, бледно-лилового, розоватого и даже бледно-голубого оттенков. Также мы наблюдаем тенденцию к более пестрой окраске у отдельно взятых экземпляров; сложная мозаика из белого, оранжевого, желтого, розового и мягких красных тонов становится сейчас обычным явлением. В настоящее время рассматриваются несколько возможных объяснений этого феномена. Во-первых, мы подозреваем, что семена различных хтор-ранских видов были рассеяны по поверхности Земли произвольно -- без учета климатических зон и времен года. Общее распределение систематизированных нами форм не позволяет выявить какой-либо заранее продуманный план или закономерность; мы наблюдаем произрастание многих видов в неподходящих для них зонах. Совершенно очевидны и несоответствия их сезонных ритмов временам года. Согласно рабочей гипотезе, более темная флора может являться разновидностью растительности полярных и умеренных широт Хторра, то есть зон, получающих минимум прямых лучей от тамошнего светила. Растения с более светлой листвой, особенно те, окраска которых тяготеет к красной части спектра, возможно, были на Хторре тропическими или экваториальными видами, отражающими избыток света и тепла. Второе возможное объяснение, не противоречащее первому, заключается в том, что только сейчас мы становимся свидетелями появления второго и третьего поколений хторранской флоры и, в частности, того, что многие из светлых видов не способны к росту до тех пор, пока виды-партнеры не создадут для них подходящих условий. Для окончательного заключения имеющихся на сегодня данных недостаточно... "Красная книга" (Выпуск 22. 19А) 15. ОТКРЫТИЕ Я привык мечтать по большому счету, поэтому мне хватает времени воплощать мои мечты хотя бы наполовину. Соломон Краткий Уиллиг ничего не сказала, только покачала головой, не отрываясь от работы. -- Спасибо, что оставили свое мнение при себе. С меня причитается, -- сказал я. -- Я не произнесла ни слова. -- Вы слишком громко думали. -- Простите, я и забыла, что мне платят не за то, чтобы я думала. Она развернулась к терминалу и занялась текущими делами. Я с ненавистью смотрел ей в спину, но злился не на Уиллиг. Я был зол на себя. Конечно... еще не поздно протянуть руку и выключить красную кнопку. Я даже позволил пальцам проскользить полпути к ней, прежде чем остановился. Нет. Не могу. С досадой отдернув руку, я снова поглубже надвинул ВР-шлем и секунду спустя опять очутился в виртуальной реальности киберпространства, осматриваясь острым взглядом тигра. Робот стоял, наполовину всунувшись в последнюю дверь-клапан. Даже после того, как мой взгляд сфокусировался, я никак не мог понять, что же такое вижу. -- Что за дьявольщина, эта штука сломалась?.. -- Нет, она в порядке, -- шепотом ответил Зигель. -- Надо подождать. Это займет примерно минуту. Я наложил на изображение контрольную заставку. Помогло, но лишь немного. Пещера была не столько большой, сколько полной. Туннель нырял вниз и заканчивался -- его стены убегали в стороны, образуя расширение в виде чаши. Все кабели и трубы, выстилавшие стены, вырывались наружу и ниспадали в чашу водопадами огромных спагетти, а затем разбегались по ней, образуя лабиринт питательных артерий. Многие медленно, но отчетливо пульсировали. По всей пещере -- на стенах, на потолке, на полу и даже на всевозможных грибовидных наростах внизу и наверху -- мы видели такое буйство хторранской жизни, что кружилась голова; здесь были все те органы, которые встречались в туннеле, плюс масса абсолютно новых. Большинство из них лежало в подобии корзин из перепутанных ползучих лиан или было оплетено сетками сосудов, похожих на кровеносные. Мы двинулись вниз, на дно чаши. Тигр вертел головой туда-сюда, сканируя, принюхиваясь, записывая. Мы видели все его кибернетическими глазами. Зрелище вызывало благоговейный страх. Здесь было слишком много всего, чтобы это схватить. Это находилось за пределами нашей возможности различать, узнавать и раскладывать по полочкам. Все одновременно шевелилось и двигалось, пульсировало, перетекало, подрагивало. Это напоминало сумасшествие, ужас, силу, творящую зло. Разнообразные органы -- длинные, жирные, влажные, отвисшие, расползающиеся, спутанные в клубок, капающие -- возмущенно роптали и протискивались друг между другом. Какой-то органический кошмар. Огромную неглубокую впадину заполняли живые объекты -- оргия всевозможных форм, размеров и цветов. На какой-то момент мне показалось, что у меня начались галлюцинации. Причудливость и разнообразие жизни внутри этой камеры ошеломляли, как внезапный удар. В лучах прожекторов тигра все блестело и переливалось -- преобладали всевозможные оттенки влажного алого цвета. Мы запросили общий вид камеры и увидели огромные гроздья распухших, влажно блестящих кроваво-красных органов. Мы придвинулись ближе и увидели отражение своих собственных фасеточных, как у насекомого, глаз на слизистой поверхности яйцевидных ягод -- чудовищных раковых образований. Такое могло привидеться только в лихорадочном бреду или наркотическом опьянении. Внутри этих мешков виднелись крошечные бесформенные пятнышки -- они висели, окутанные туманным облаком из тончайших капилляров. Паутинки голубых вен пульсировали вокруг подрагивающих внутриматоч-ных ягод. Белые, нежные на вид, волокнистые сетки окружали каждую гроздь, словно не давая ей рассыпаться, а остальное пространство пронизывала сеточка из еще более тонких шелковистых тяжей. Все покоилось в люльках и гамаках из ажурной паутины. Щер-Хан поднял голову и повернул ее на триста шестьдесят градусов, еще раз осмотрев пещеру. Во многих местах с потолка и со стен свисали пальмовидные листья темно- коричневого цвета. Еще в большем количестве присутствовали лиловые, сочащиеся слизью штуковины и торчали жесткие желтые пальцы, очень похожие на кораллы. Под ногами хлюпали оранжевые губчатые наросты. Лужи противной жирной голубой грязи плотным студнем заполняли углубления и щели, образовавшиеся там, где что-нибудь вминалось или прижималось к чему-нибудь. Другие штуковины вылезали, тянулись, удивленно торчали из спутанных клубков. Нежные розовые уши и языки (или просто пенисы?), которые мы видели на стенах туннеля, здесь росли повсюду в изобилии. Их предназначение было еще одной хторранской тайной. И везде ветвились и вновь сливались бледные вены, ныряя под землю и выныривая наружу, извиваясь в корчах бешеной пляски враждебной нам жизни. Тигр еще раз обвел все взглядом. Теперь мы приближались к центру камеры. Мальстрим закручивался уходящей внутрь спиралью. Мертвенно-лиловые корни рощи-хранительницы сложным узором опутывали все кругом, выводковая камера была зажата мертвой хваткой. Размеры, форма, прочность -- все определяли корни; они поддерживали потолок, выстилали пол, укрепляли стены как органическая арматура -- но они еще и раскрывались. Колонны стволов неожиданно расщеплялись, дробились и трансформировались в узловатых горгулий -- скрюченным видом они напоминали своих антиподов, раскорячившихся на поверхности земли. Меня интересовала природа этих корней. Что за структуры скрывались внутри них, какие они выполняли функции -- нервов, сосудов, мышц? Озадачивала причудливость -- каким образом столь разнообразные формы и цвета могли сложиться в одну большую головоломку? Мне пришла мысль о перекрученных фрактальных пейзажах, словно изобретенных Морисом Эшером и воплощенных со стремительным блеском Ван-Гога. Я подумал о наркотиках. О химическом неравновесии, сумасбродстве и безумии психопатических фантазий этого пузырящегося волдырями чуда. Миры внутри миров, образующие завихрения Вселенной. Я подошел к пределу своей способности думать и ощутил, как мысли заскользили по поверхности мозга и, ошеломленные и покорные, в испуге замерли. В голове царило полное смятение. В течение какого-то времени я даже думал, что разучился говорить. Здесь раздавались еще и звуки -- невнятное бормотание и бульканье, тошнотворное шипение воздуха, обтекающего мембраны. Органы терлись друг о друга. Мокрое хлюпающее скольжение, переходящее в кожаные скрипы; свистящие выдохи; глухое вибрирующее шлепа-ние, напоминающее удары сердца; что-то еще и почмокивало. Камера тонула в какофонии невнятного бормотания, хихиканья, выдохов и вдохов -- словно мы находились в легких какой-то гигантской фабрики. Она влажно и приглушенно пульсировала, с усилием обрабатывая свое тяжелое сырье. Звуки этой плоти столь же сильно омрачали мое сознание, как и ее вид. Они доносились отовсюду, куда бы я ни повернулся. Я потерял равновесие, поскользнулся и кувырком покатился между влажными органами, телами и глухо пульсирующими трубами -- вниз, в лужу слизи, пузырящейся на дне. Задыхаясь, я вскочил на ноги... рывком сдвинул шлем на затылок и открытым ртом стал ловить воздух. -- С вами все в порядке, капитан? - Нет... Я протянул руку, пытаясь ухватиться за что-нибудь, за какой-нибудь предмет, за какое-нибудь утешение -- и вцепился в руку Уиллиг. -- Перебор, -- с трудом выдохнул я, по-прежнему весь перекошенный или, скорее, сведенный судорогой. Меня била крупная дрожь, как последнего труса, только что сбежавшего с поля боя. Я издавал бессвязные звуки, стараясь сообщить хоть что-нибудь из увиденного. И прекрасное и ужасное -- все переплелось в единое целое, подобно любовникам, слившимся в смертельном оргазме, спаривающимся в полном забытьи. Это был психоз, вызванный перегрузкой нервной системы. Уиллиг просунула мне в рот горлышко бутылки с водой. Я жадно присосался -- рефлекторный акт. Холодная влага испугала меня и привела в чувство. Внимание сконцентрировалось: вода -- влажно -- пососать -- проглотить. Пить. Закрыть глаза. Потом. Открыть и посмотреть на Уиллиг. -- О боже... Позаботьтесь о Зигеле. -- Я в порядке, капитан. -- Ты уверен? -- прохрипел я. -- Я успел смыться раньше, -- признался он. Уиллиг вытерла мое лицо влажной салфеткой. Она не разрешала мне говорить. -- Все в порядке. Расслабься. Ты просто переутомился. Бывает... -- Знаю. Но только не со мной! -- Нет, и с тобой тоже. Ничего постыдного в этом нет. Руки по-прежнему так тряслись, что я едва удерживал бутылку с водой. -- Но я не понимаю почему? Я же не видел там ничего жуткого... -- Ты пытался охватить слишком многое за очень короткое время. Твой мозг переполнился, перегрелся. -- Она, смеясь, обмахивала меня своей шапкой. -- Сейчас все пройдет. Просто выжди минуту и перегруппируйся. Я нервно согнул руки, сжал пальцы. -- Не понимаю, как это произошло. Я просто на минуту сошел с ума. -- Набрав воздуха, я задержал его в груди и с шумом выпустил, потому что появилась новая мысль. -- Боже мой, только вообразите, что случилось бы, если бы мы воспринимали данные в реальном времени! Полетели бы мозги по всей сети. -- Я не знал, шучу я или говорю серьезно. Психоз нарастает. Слишком всего много, слишком быстро все меняется. Информация прибывает и прибывает. Звуки, прикосновения, зрительные образы; оператор пытается справиться с ними; внезапно все это перехлестывает через него -- его способность перерабатывать информацию истощилась. Он теряет связь с реальностью -- и настоящей и воображаемой; он начинает биться в конвульсиях, припадке, судорогах эпилепсии. Иногда виртуальная реальность становится и виртуальным безумием. Известны даже смертельные случаи. Интенсивность переживаний бывает фатальной. Я никогда всерьез на задумывался, что это может случиться со мной, всегда считая, что это происходит только с эмоционально и умственно нестойкими индивидуумами... И над этим тоже следовало хорошенько задуматься. -- Надо выбираться оттуда, -- решил я. -- Берем пробы и выводим тигра наружу.. . -- Зигель уже готовится. Ставит аудиофильтры и упрощает картинку видео. Он ждет только вашего приказа. Я кивнул. -- Пусть начинает, а я умоюсь и потом гляну ему через плечо. Выбравшись из кресла, я пошел в кормовую часть машины, заперся в туалете, намочил глаза холодной водой, но по-прежнему нервничал и дрожал. Сердце частило, дыхание сбивалось. Чувство было такое, словно я стал тестером на кофеин. Отвратительное чувство -- когда оно пройдет? Я сел на унитаз и сжал голову руками. Медленно сосчитал до десяти, потом до тридцати и наконец добрался до сотни. Немного полегчало, но эхо припадка продолжало резонировать по всему телу. Спустя некоторое время я встал и снова умылся. Посмотрев в зеркало, тут же пожалел об этом. Обратно я выполз таким же слабым и, открыв задний люк, выглянул в яркий день. Небо стало розовым. Хотя очень удобно говорить, что многие загадки хторранской экологии нельзя объяснить земными терминами, такая позиция не предоставляет возможности понять те опасности, перед лицом которых стоит наша планета. Мы не можем позволить себе роскошь оправдывать свое невежество контекстуальными ограничениями. Самое важное усилие, которое нам предстоит сделать в области науки, будет заключаться в расширении нашего личного кругозора; мы должны увидеть перспективы, которые в противном случае можно проглядеть -- либо намеренно, либо случайно, либо вследствие тех предубеждении и предрассудков, которые сложились в обществе. Например, в данной книге развитие хторранской экологии на нашей планете мы постоянно называем вторжением или заражением. Но абсолютно равноценно, а возможно, даже полезнее, отрешившись от эмоциональной оценки происходящего, назвать это колонизацией. Давайте посмотрим на механизмы этого процесса с позиции тех организмов, которые с наибольшей вероятностью извлекут пользу из успешного освоения Земли Хторром, и решим, какие выводы можно извлечь из этой модели. "Красная книга" (Выпуск 22. 19А) 16. РОЗОВАЯ БУРЯ ПОДНИМАЕТСЯ Лучше описывать, чем описываться. Соломон Краткий Небо над горами было розовым, ярким, зловещим, словно кто-то раскрасил стену, загораживающую всю западную часть небосвода. Как может столь прекрасная и столь мирная картина одновременно быть такой страшной? Она угрожающе нависла над горизонтом, как толстый туманный занавес, равнодушно разделяющий мир надо и после. Безмолвная и огромная, она была ужасна, эта возвышающаяся гряда облаков. Приливная волна из розовой пушистой сахарной ваты уходила ввысь в голубое никуда, и ее нависший гребень уже был готов обрушиться на нас. Тусклое желтое солнце утонуло в ней; скоро оно исчезнет окончательно, и ржавый мексиканский пейзаж окутается саваном теплых сумерек. Какого дьявола? Что с Марано? Почему она не предупредила? Я повернулся, чтобы крикнуть... Черт, где же вторая машина? На небольшом возвышении, где она стояла, было пусто. Я тупо глазел с полминуты, прежде чем до меня дошло. Тогда я завопил и бросился бежать, но на полдороге остановился, задыхающийся и такой злой, что мог бы сейчас голыми руками разорвать на части целый выводок червей. Примятая трава указывала место, где бронетранспортер юзом съехал вниз и, развернувшись по широкой дуге, направился к месту, откуда нас должны были забрать. Я стоял, тяжело дыша от душившей меня злобы; потом понял, что ничего этим не добьюсь, повернулся и зашагал к командному танку, матерясь всю неблизкую дорогу назад. Уиллиг стояла рядом с машиной и внимательно следила за моим спуском. Зигель