но капитан Харбо никогда не простила бы нам этого, и его отправили на ближайшей вертушке. Земля все приближалась. Нейтральной плавучести в воздухе не бывает. Чем дальше мы плыли к северу, тем выше поднимались холмы. Скоро наш воздушный корабль превратится в огромное розовое покрывало, ползущее по бразильским горам. Под нами все еще были черви. Мы замечали их то здесь, то там - проламывающихся сквозь зелень, щебечущих и поющих, зовущих нас и пытающихся слиться с нами. Когда мы врежемся в землю, они навалятся скопом. Запищал мой телефон. Звонила Лиз. Капитан Харбо приказала нам покинуть корабль со следующей вертушкой. - Встречаемся в главном салоне; я беру с собой последние бортовые журналы экспедиции, включая то, чего мы не передавали. Поможешь мне отнести их на верхнюю палубу. - Уже бегу... И тут вся эта штука начала падать. Большую часть питательных веществ медузосвиньи извлекают из почвы, когда она проходит сквозь их тело; стадо медузосвиней может пробивать несколько метров туннеля в сутки. В то время как отдельные особи в слизневом комке могут перемещаться назад, чтобы отдохнуть, поспать, переварить пищу, все стадо остается активным. Секрет, выделяемый медузосвиньями, склеивает почву в плотное внутреннее покрытие туннеля. Это покрытие богато питательными веществами для хторранских растительных форм, которые неизбежно появляются следом за строителями туннеля. "Красная книга" (Выпуск 22. 19а) 36. ПАДЕНИЕ В тираже обязательно найдется очепятка, которую пропустили в корректуре. Соломон Краткий Все началось со скольжения, словно "Иеронима Босха" потянули вбок. Кто-то выкрикивал бесполезные уже приказы, кто-то просто кричал: "Нет, нет, нет", - отрицая реальность происходящего, как будто одного желания и силы легких было достаточно, чтобы удержать судно в воздухе. Пол накренился - сначала совсем немного, но все-таки заметно, потом крен продолжал нарастать - все и вся поехало по полу трюма; судно переворачивалось под нашей тяжестью. Мы слышали, как хрустит и ломается что-то твердое, а потом откуда-то с кормы донесся грохот. Звук был не очень громкий и даже не резкий, но прозвучал на страшной, низкой ноте, которую слышишь скорее костями, а не ушами, - как будто кто-то извлек из мирового гонга одну-единственную глубинную ноту и ее вибрирующее эхо распухло в наших душах комом страха. Однако звук не затих - напротив, он разрастался все шире и шире, становился все громче и громче, и наконец первоначальный парализующий удар окончательно растворился во все затопляющей какофонии других звуков и хруста, доносящегося снизу Грохот все продолжался и продолжался, он длился целую вечность. Мое сердце падало вместе с кораблем. Я карабкался, стараясь за что-нибудь ухватиться... Звуки - о, какие страшные звуки! Сначала тихий хруст где-то вдалеке, но, как и обманчиво мягкий первый удар, хруст не прекращался. Он становился все сильнее и сильнее, все ближе и ближе. Мы почти ощущали, как он продирается вперед по телу дирижабля и накатывается на нас огромной дребезжащей волной разрушения. Звук состоял из множества оттенков, и каждый был страшен: звон бьющегося стекла, скрип и скрежет металла - огромные фермы опор гнулись и перекручивались, когда воздушное судно, словно покалеченное облако, обрушилось на верхушки деревьев. Оболочка огромных газовых баллонов лопалась и разъезжалась, пластиковое полотно с треском рвалось на куски и стелилось простынями на ветвях; все внутри корабля подернулось рябью и покорежилось. Снизу доносились протестующие вскрики джунглей - треск ломающихся веток и рев огромного леса - - его медленно пригибали к земле, а он, сопротивляясь, хрустел, трещал, ломался, валился наземь под невероятной и безжалостной тяжестью гигантского корабля, входящего в последнюю страшную гавань на вечный покой. Мы по-прежнему продолжали спускаться. Пронзительно скрежетал гнущийся металл. Взвизгивали перед смертью деревья. Все вокруг трещало. Полы заскрипели, пошли волнами, вспучились и начали лопаться с неожиданно громкими хлопками, когда панели вылетали из рам. Они кувырком катились по межпалубному пространству - одна настигла Клейтона Джонса, разрезав его чуть ли не пополам. Кровь хлынула потоком. А затем корабль действительно накренился. Он лениво повалился на бок, и все быстро поехало к ставшему теперь левым борту: оставшиеся несколько кресел, столов и ящики с оборудованием, продовольствием и приборами, которые нам были еще нужны. Растерзанный тигр, царапаясь и раскорячившись между крышками двух ящиков, перевернулся на ноги и начал отчаянно карабкаться наверх, все время испуская механические стоны - точь-в-точь крики раненой лошади. Мертвой хваткой я вцепился в стойку и, повиснув на ней, протянул руку Зигелю - он рванулся ко мне, промахнулся и с безумным видом заскользил вниз. За ним поехал яшик. Больше я Зигеля не видел. А корабль продолжал разрушаться! Рев стоял оглушительный. Неразбериха чувств перемежалась вспышками красного, черного и пурпурного. Что-то с грохотом взорвалось под нами, и кол расщепленной верхушки дерева проломил открытый люк, отбросив в стороны, как мусор, людей и машины, рывками вырос до потолка и, пробив его, обнажил кусочек неба и кажущийся неуместным газовый баллон, улетавший в безмятежную голубизну. Пол трюма прогнулся, вспучился и лопнул, выбросив мощный фонтан шепок, мусора, мебели, приборов. Я хотел было укрыться за стойкой от сметающей все волны... Что-то ударило меня, выбив стойку из рук, - я упал, врезавшись в стену, которая стала полом, и, скользя и кувыркаясь, поехал прямиком к зияющей ране на месте бывшего грузового люка. Я пытался встать на четвереньки, но стена становилась все круче, я упал на бок и вывалился наружу. Ударился о дерево, отлетел от него, схватился было за торчащий сук, но промахнулся, врезавшись в него лицом, запутался в лианах и паутине; моя нога зацепилась, вывернулась, что- то дернуло ее, а затем я снова полетел вниз и с невероятной силой врезался в бесконечность... Надо мной ярко поблескивало и переливалось розовое сияние "Иеронима Босха", по-прежнему плывущего в небе. На самом деле он неумолимо падал, обрушивался на меня сверху, только я летел вниз еще быстрее. Только я больше не падал... Я уже был на земле, лежал на спине, глядя на трепещущие шелковые клочья "Иеронима Босха" и удивляясь, почему все еще стоит шум. Сколько же это будет продолжаться? Грохот, треск, падение, крики! Но теперь я начинал различать и другие звуки, новые: пурпурные и красные, они становились все громче, и еще голоса, кричащие, ругающиеся, визжащие, зовущие на помощь. Если кто-нибудь и отдавал команды, то я их пока не слышал. Раздавался рев, слышались взрывы. Бежали люди. Над головой грохотали вертушки. Земля вздрогнула с глухим рокотом - это сбросили скользящую бомбу, расчищавшую в джунглях посадочную площадку для вертолетов. С неба все сыпались и сыпались мне на лицо осколки сверкающего зеленого купола джунглей. Они трепетали в воздухе, как вымпелы. Я не мог пошевелиться. Ничего не чувствовал. Я просто смотрел в прекрасное розовое небо и удивлялся: почему, мать его, оно так блестит? Вынос значительных масс почвы из-под земли составляет большую проблему для гнезда, и за это отвечает странное симбиотическое/хищническое партнерство с тысяченожками, которые обязательно присутствуют в любом хторран-ском поселении. Тысяченожки кормятся всеми выделениями медузосвиней, какие только находят в тоннелях, зачастую пожирая самих медузосвиней, отделившихся от основного комка. А иногда и сами гастроподы разыскивают в гнезде выделения медузосвиней и начинают их пожирать и часто, добравшись по следу до колонии, целиком съедают и ее. Так как основная масса медузосвиньи всегда состоит из почвы в ее кишечном тракте, земля попадает в тысяченожку или гастроподу, поедающих медузосвиней. Таким путем большая часть почвы, проглоченной медузосвиньями, и попадает на поверхность мандалы. Перед дефекацией гастроподы обычно выходят наружу. Свой фецес, имеющий консистенцию смолы, они часто используют при строительстве куполов и загонов. "Красная книга" (Выпуск 22. 19А) 37 ЧТОБЫ ПОЗВОНИТЬ МАККАРТИ, НАБЕРИТЕ "М" Телефон вроде чесотки: и то и другое постоянно отвлекают внимание. Соломон Краткий Запищал телефон. Я машинально ощупал себя. Удивительно, но он по-прежнему висел на поясе. Отстегнув, я с любопытством поднес его к уху и включил. - Алло? - Джим! - Это была Л из. - С тобой все в порядке? - О'кей, - ответил я и удивился собственному вранью. Я не мог пошевелиться. Даже языком ворочал еле-еле. - Ты уверен? У тебя какой-то странный голос. - О, я лежу тут. Думаю. - Где тут? Где ты находишься? - М-м, я... - Я повернул голову. - Поддеревом. Аты где? Я иду к тебе. - Оставайся на месте. Не двигайся. - Ладно, - прошептал я. - Нет проблем. - Мой голос начал пропадать. - Только немного отдохну. - Хорошо. Лежи где лежишь. Не отключайся. Продолжай говорить. Сможешь? - Угу. Где ты? - Все еще на корабле. Салон перекорежился и развалился. Я в коридоре. Наверное, я смогу... да, смогу выбраться на крышу. Придется двигаться ползком, но я сумею. - Ее голос был очень сдержанным. - Ты поранился? - Не... думаю. - Можешь двигаться? - Я же ответил на твой вызов, разве нет? - Джим! - А? - Слушай меня. Потерпи еще минуту, чтобы я могла определить направление. Никуда не уходи, ладно? - Ладно. - Обещаешь? - Обещаю. Ты можешь побыстрее? - Что случилось? - Ничего. Просто... кажется, я все-таки немного поранился. - Где? - Везде. Больно дышать. Глотать больно. Можешь принести немного воды? - Держись. Я люблю тебя. Послышался щелчок, и голос Лиз исчез, казалось, навсегда, а я остался лежать на испещренной светлыми пятнышками подстилке джунглей и слушать, как что- то с хрустом продирается сквозь кроны деревьев и мягко ударяется о влажную землю. Откуда-то из глубины изумрудного сумрака доносились крики о помощи. - Эй, кто-нибудь! Есть здесь кто-нибудь? - Я здесь есть, - отозвался я, но у меня не хватило воздуха, чтобы сказать это громко. - Здесь. ... Незваное пестрое насекомое зажужжало перед моим лицом - яркий шепот, от которого нельзя отмахнуться. И далекий хор, мягкая стена голосов. Слова я не разбирал, понимая только их смысл: "Джимбо, не спи, мы идем". А потом пришло ощущение, что меня поднимает на свои сильные и уютные руки что-то защищающее от опасностей, что-то золоти сто-розовое, ангельское, мужественное, с восхитительным запахом пота и сосны; отдаленные голоса бормочут что-то невнятное об уровне сахара в крови, болевом пороге, заторможенности, что-то о коленной чашечке... - Здесь! Здесь кто-то есть! В мои глаза бьет свет. Фонарик. Я открываю глаза, зажмуриваюсь, снова открываю. Вокруг царит какой-то кошмар. Повсюду огни. А поверх всего по-прежнему полощется и сверкает розовый саван корабля. Огромный потолок, мерцающий золотыми огнями. - Это Маккарти. Бог мой! - Что вы, зовите меня просто Джим. - Он жив? - Кажется. Да. Мертвец не может так плохо выглядеть. Капитан Маккарти? Вы меня слышите? Это Зигель. Он жив! Давайте сюда носилки! Мне как-то удалось прохрипеть: - Где... Лиз? - Кто? - Генерал... Тирелли? - Простите, я не знаю. Ее пока не нашли. - Она же говорила по телефону... Я помахал своим аппаратом перед Зигелем. Он взял его и нахмурился: - Прости, но он не работает, Джим. - Не может быть! Я только что говорил с ней. Она просила меня продержаться. - Джим, какое сейчас время суток? - О чем ты говоришь? Как какое? День. Мы только что свалились на деревья и. .. - Джим, уже почти полночь. Ты был без сознания. Теперь все хорошо. Помощь уже идет. Просто не двигайся. - Но это Лиз послала тебя, разве нет? - Никто не видел ее, Джим. И не слышал. - Она по-прежнему на дирижабле. В коридоре возле конференц-зала. Пытается выбраться на крышу. Она позвонила по телефону. Я говорил с трудом, но это необходимо было сказать. Зигель заколебался. - - Вы слышали? - сказал он кому-то по телефону. - Проверьте конференц-зал. - Он раздавлен всмятку... Я не узнал голос. Кто-то из экипажа? - Проверьте коридоры, - приказал Зигель. - Быстро! - Зигель! - Да, капитан? - Я больше... не капитан. Я... индейский проводник. Что ты здесь делаешь? Я видел, как тебя раздавило. - Не до конца, сэр. Держитесь, сейчас будут носилки. Грузовой трюм превратился в месиво, но команда осталась в живых. Вы тренировали нас лучше, чем думаете. Теперь мы лазаем туда и сюда по веревке. Доктор Майер снова открыла медпункт. Так что полезем обратно на деревья. - Такой большой пробки не существует - этот корабль больше не взлетит. - Не волнуйтесь. С нами все в порядке. У Лопец работает передатчик. Есть связь с сетью. Где мы - известно. Вертушки уже в пути. К завтрашнему вечеру отсюда заберут всех. Что-нибудь чувствуете, когда я нажимаю? - Нет. - А вот так? - Нет. - А вот... - У-у! Да, черт возьми! Перестань. - А когда самая сильная боль прошла, я спросил: - Я не могу двинуться, чтобы посмотреть. Что это? - Ваша нога. Точнее, колено. Просто лежите спокойно, сейчас придут санитары. Он пожал мне руку. Потом его рука скользнула немного вверх, на мое запястье. Проверить пульс. - Как обстоят дела? - Мы разбились. - Кроме этого, известны какие-нибудь подробности? - Мы находимся примерно в двадцати, может быть, двадцати пяти километрах к северо-востоку от мандалы. Сейчас нас пятьдесят человек. Остальных мы ищем. Все время обнаруживаются еще люди. Большая часть корабля в очень плохом состоянии. Его киль переломился в трех местах, но основная часть главной палубы более-менее сохранилась. Есть опасение, что он завалится, но инженеры проверяют системы безопасности и смотрят, нельзя ли его немного выпрямить. Мы восстановили медчасть, а сейчас занимаемся кухней. У нас есть пайки "НЗ" и консервированная вода, так что на ночь едой мы обеспечены. Собственно, если порыться, мы обеспечены на месяц, но это не важно. Из Панамы уже идет спасательная экспедиция. А тем временем мы постараемся продержаться на верхушках деревьев. Кто его знает, сколько времени понадобится червям, чтобы добраться до нас, но точно известно, что они идут по следу вещей, которые мы выбрасывали. Сейчас мы высаживаем дистанционные датчики и тигров. И закладываем минные поля. Пара птиц- шпионов уже запущена, как только найдем остальных, тоже запустим. Возможно, придется подождать до утра. Держитесь, санитары уже здесь... Я услышал шелест шагов. Сумел повернуть голову. Чья-то фигура в запачканном кровью комбинезоне. Она показалась мне знакомой. Фигура осторожно убрала что-то с моих глаз. Безлико осмотрела меня и опрыскала лицо чем-то влажным и туманным. Запахло антисептиком и мятой. В следующее мгновение она начала нежно смазывать чем-то мои глаза, лоб, потом губы и нос. - Боже, ну и вид. - Последнее прикосновение ватного тампона. - Готово, сэр. - Фигура улыбнулась. - Так лучше? - Привет, Шон. Из тебя выйдет отличная сиделка, - У меня запершило в горле. - Дайте воды. - Только один глоток, сэр. - Шон вставил мне в рот трубочку и тут же вынул ее. Он обманул насчет глотка - воды едва хватило, чтобы смочить горло; глотать было уже нечего. Не обращая внимания. на мое недовольство, Шон принялся раскладывать носилки. Делал он это быстро и профессионально, работа была ему знакома. Вынув откуда-то ножницы, он разрезал на мне куртку, рубашку и майку и начал наклеивать на кожу биомониторы - один на запястье, три на грудь, два на лоб и два на виски. Как только они запищали и зажглись зеленым, он завернул меня в серебристое одеяло. Сразу стало тепло. Я почувствовал, как он просунул руки мне под голову застегивая на шее фиксирующий воротник. - Без этого нельзя обойтись? - спросил я. - Просто на всякий случай. Если мы вас уроним. - И многих ты ронял? - Да нет. Вы будете вторым. Сегодня, конечно. Он закончил с воротником и начал осторожно ощупывать мои ключицы, руки и, наконец, ноги. - Посмотри колено, - подсказал Зигель. - Вижу, - отозвался Шон. - Только не вздумайте снова проверять, больно ли мне, - предупредил я. - Эй, занимайтесь своей работой, а я буду делать свою. - Этого я и боюсь. - Все в порядке, - сказал Шон Зигелю. - Давай уложим его на носилки. Ты готов? Я поверну его на бок, ты подержишь, а я тем временем просуну носилки. Потом вместе положим его. Понял? Зигель кивнул. - Я знаю это упражнение. Давай. - А перерыв на обед вы предусмотрели? - Помолчите. - Голос Шона предупреждал, что возражения больше не принимаются. - О'кей? Раз, два - взяли. - У-у! Черт! Мать, мать, мать! Сукины дети! Дерьмо! Сволочи! Мать, мать, мать! - Держи его крепче. Отлично, есть. Теперь опускай потихоньку. Все в порядке, осталось только застегнуть ремни. - Шон нежно погладил меня по груди. Он защелкнул пряжки, а еще через секунду они с Зигелем подняли меня. - Сюда, - сказал Зигель. - Здесь что-то вроде тропинки... - Нет, - вмешался я. - Это след червя. Держитесь от него подальше. - ... которую нам надо избегать, - закончил Зигель, полностью игнорируя меня. - Помолчите, сэр, - добавил он. - Правильно, - согласился Шон. Он прислушался к своему наушнику. - Они опускают люльку. - Не унывай, Джимбо, мы почти дома. - До дома вам еще топать и топать... Как ты меня назвал? - Никак, разве что инородным телом в заднице. - Размечтался. Забудь об этом. Я человек женатый. Шон тяжело вздохнул: - Почему все хорошие люди всегда либо женаты, либо гетеросексуалы? Потом на какое-то время они оба замолчали, выбирая дорогу на неровной скользкой почве джунглей. Наконец мы подошли к месту, где небо над нами было светло-розовое и яркое. Я видел желтое окно открытого люка наверху, и он заставил меня вспомнить о другом времени и другом дирижабле. Только на этот раз к носилкам была привязана моя задница. Шон и Зигель закончили крепить тросы, Шон дал сигнал поднятым большим пальцем, и меня втянули на то, что осталось от "Иеронима Босха". Путь наверх был гораздо медленнее, чем вниз. И намного беднее событиями. Тысяченожки тоже участвуют в процессе выноса грунта из гнезд; пока неизвестно, что заставляет их подниматься на поверхность - ощущение переполненности или другой биологический механизм, но для дефекации они выходят наружу. Это может быть защитной реакцией, так как гастроподы съедают в гнезде любую большую, медленно двигающуюся тысяченожку, как только видят ее ползущей по туннелю. Слизью медузосвиней питаются также толстые, черные, похожие на удавов существа. Их функция в гнезде пока точно не установлена. "Красная книга" (Выпуск 22. 19а) 38 "НИКТО НЕ СПАССЯ" Гораздо больнее, когда плохие новости узнаешь не до того, как это случилось, а после. Соломон Краткий Лиз меня не встретила. Меня бегом отнесли по наклонному коридору в самодельный медпункт. Там с перекладин под потолком свисали койки и стояла доктор Майер с лубком на одной руке. Она взглянула на меня и выругалась: - О, дерьмо!.. - Где Лиз? - слабым голосом спросил я. - Где генерал Тирелли? Доктор не ответила. Она разрезала мои брюки. - Проклятье, ты только посмотри на эту коленку. Помолчи, Джим. Дай мне подумать. Что-то укололо мою руку. Один из ассистентов начал внутривенное вливание. Другая считывала показания биомониторов. - Сильный шок, - сообщила она. - И он долго пролежал на открытом воздухе. Странно, что он в сознании. Доктор Майер обернулась и посмотрела на экран. - Нашли наконец портативный сканер? - Да нет. Он разбился. - Дерьмо. - Доктор повернулась ко мне. - Сейчас будет больно, Джим. Потерпи. - Она засунула тряпку мне в рот. - Закуси ее. И оказалась права. Было больно. Даже очень. Когда я пришел в сознание, она промокала мое лицо влажной салфеткой. - Прости, - сказала она. - Мне было необходимо посмотреть, насколько серьезна рана. Пить хочешь? Я издал хрип, и она просунула трубочку между моими сухими потрескавшимися губами. Вода была теплой, стерильной и безвкусной - лучшего напитка я в жизни не пробовал. - Не торопись, - предупредила доктор. Тем не менее вода потекла по моему подбородку. Убрав бутылку, она добавила: - Можешь радоваться, ногу ты сохранишь. Она внимательно смотрела, как до меня доходил смысл ее слов. Наверное, шок еще не прошел, или, возможно, они накачали меня транквилизаторами. Ее слова ничего мне не объяснили. - А почему я должен огорчаться? - спросил я. - Я попытаюсь спасти коленную чашечку. Местная анестезия немного снимет боль. Мне бы хотелось прооперировать тебя прямо сейчас, но пока это рискованно, я все жду, когда они выровняют корабль, чтобы у меня была нормальная операционная. А если вертушки прилетят быстро, подожду с тобой до Панамы, хотя гораздо лучше попасть прямо в Майами. - Я буду ходить? - Про баскетбол можешь забыть, но я не думаю, что тебе понадобится палочка. По крайней мере, надеюсь. - А остальное? - Ты довольно сильно ударился, но ничего опасного. Возможно, снова треснула ключица - по старому перелому, - но я не уверена. Пара сломанных ребер, но плевра не повреждена. Здесь тебе повезло. Ссадины в тех местах, где у нормальных людей и мест-то нет, но насколько я могу судить, ты ухитрился шлепнуться на что- то более мягкое, чем джунгли. Я огляделся вокруг. - Где Лиз? Лицо доктора Майер помрачнело. - М-м... - Что? - потребовал я ответа. - Джим, конференц-зал разбит. Никто не спасся. - Лиз спаслась. Она говорила со мной. Она позвонила и просила меня продержаться. Ее не было в конфенц-зале. Она оказалсь в коридоре. Это последнее, что я от нее слышал. Проклятье! Кто-нибудь слышит меня? Пустите, я сам пойду ее искать. - Ты никуда не пойдешь. - Если никто больше... Я попытался сесть. Доктор Майер одной рукой без всяких усилий уложила меня назад. - Еще раз это сделаешь, - предупредила она, - и я прибью тебя гвоздями. Лежи здесь. Я разыщу кого-нибудь. И перестань волноваться. Если она жива, мы найдем ее. Я обещаю. Я вцепился в ее руку - Она единственное, что у меня есть в этом мире... - Джим, отпусти. Мне больно. Я обещаю. - Она с трудом разогнула мои пальцы. - Позовите Зигеля! Пожалуйста... - Он проверяет оборонительные рубежи. - Когда он вернется? - Не знаю. У него нет времени, Джим. - Я должен поговорить с ним. Доктор Майер вздохнула: - Я оставлю ему записку. По земным представлениям, репродуктивное поведение медузосвиней просто поразительно, по хторранским - кто знает? Эталона для сравнения нет. Хотя поведение медузосвиней, возможно, и даст нам ключ к разгадке воспроизводства других хторранских видов (в особенности репродуктивного поведения гастропод, которое до сих пор остается тайной), однако более вероятно, что это странное поведение - лишь побочный феномен хторранской экологии, а по-настоящему поразительные открытия ждут нас впереди. Медузосвиньи - гермафродиты, выполняющие роль самок и самцов одновременно и автоматически, причем явно бессознательно и вне зависимости от своего желания. Их трение друг о друга в слизевом комке стимулирует постоянное выделение спермиев. Спермии медузосвиней представляют собой паразитические амебоиды; они выделяются постоянно маленькими слизистыми струйками - слизь та же самая, что окружает всех членов колонии и которую выделяют они все. В результате колония как бы плавает в собственной сперме. Спермии активно внедряются в тело любой готовой к оплодотворению медузосвиньи. А готовы они всегда, за исключением тех моментов, когда сами выделяют спермин - это несколько снижает, но не прекращает процесса постоянного самооплодотворения. В теле медузосвиньи содержится множество опухолевидных узелков с зародышевыми клетками, которые постоянно продуцируют яйца. Оплодотворение происходит внутри тела родителя в любой момент, когда спермий встречается с яйцом. Здоровая медузосвинья, как правило, несет в своем теле множество эмбрионов всех размеров и на разных стадиях развития. К тому же сами эмбрионы тоже, как правило, беременны и несут в себе свои собственные эмбрионы. Другими словами, медузосвинья рождается не только беременной, часто она рождается уже бабушкой и прабабушкой. У медузосвиней нет ни яйцеводов, ни родовых каналов. Эмбрионы питаются мясом родителя и в конце концов проедают себе путь наружу из материнского тела. Если медузосвинья достаточно крупная или если раны от выходящих эмбрионов затягиваются раньше, чем образуются новые, животное обычно выживает. В противном случае оно становится пищей не только для собственных детей, но и для остальных членов слизневого комка. В то время как для отдельной особи беременность является серьезным испытанием, всей колонии медузосвиней это, похоже, идет на пользу. "Красная книга" (Выпуск 22. 19А) 39. ГАЛЛЮЦИНАЦИИ Единственная вещь на свете, которой нельзя поделиться, это одиночество. Соломон Краткий Это была длинная ночь. Я то терял сознание, то приходил в себя. Где-то около двух часов корпус корабля угрожающе заскрипел и затрещал, а потом начал заваливаться на бок. Когда он остановился, жестокий крен полов стал еще сильнее. К счастью, большинство пациентов лежало в гамаках или подвесных койках, так что, если не считать небольших ушибов, мы отделались хорошим испугом. Но доктор Май-ер, только раз взглянув на свой лазарет, тут же объявила: - Будь все проклято! Здесь оставаться опасно. Нас спешно эвакуировали на землю. Настелили импровизированный пол из панелей, а из пластиковой оболочки разорванных газовых баллонов соорудили палатки. Я видел огни, в какой-то момент услышал стук дождевых капель, но там, куда меня запрятали, было относительно сухо. Над нами висело что-то вроде тента. Я был привязан к доске и не видел, кто лежит на соседней раскладушке. Позже я выяснил, что это Бенсон. Ему раздавило ящиком грудь, он едва мог дышать. Он был подключен к аппарату искусственного жизнеобеспечения, и его хрипящие вдохи и выдохи напоминали звук глохнущего мотора. Протянули аварийное освещение, и время от времени доктор Майер или кто- нибудь из ее ассистентов проходили мимо и кудахтали: одобрительно надо мной и расстроенно над Бенсоном. Самое большее, что они могли сделать в данной ситуации, это держать нас в тепле и ждать утра. Никто не мог ответить, где Лиз и спасательные вертушки, и я чувствовал, что допущена какая-то чудовищная ошибка. Позже рядом со мной остановился Шон. Он дал мне флягу и несколько брикетов "НЗ". - Что происходит? - спросил я. Сначала он не хотел отвечать, но я схватил его за руку. - Черт бы тебя побрал, я не ребенок! От меня у вас не должно быть секретов. Где генерал Тирелли? Где вертушки? - Уцелевших еще ищут. Вертушки будут здесь утром. - Кто ищет? И что насчет вертушек из Юана Молоко? Тех, что доставляли гелий? Шон скривился, как от боли. - Все ищут. Но к нам движется колонна червей. Они идут по следу, который мы оставили от самой мандалы. Вертушки ставят дымзавесу и распыляют аэрозоль. Если это не поможет - сбросят объемные бомбы. - Как далеко они? - Они могут прийти к утру. Нам предстоит драка. - Достань огнемет и отнеси меня в цепь... - Я скажу лейтенанту Зигелю. - Мне надо повидать его, Шон. - Я передам ему. Он страшно занят. - Он не будет против. Ему нужна моя помощь. - Капитан. - Шон был чрезвычайно вежлив. - Послушайте меня. У вас повышенная чувствительность к депрессантам центральной нервной системы, поэтому вам ввели препараты серии ПКД. Вас накачали наркотиками по самые жабры, у вас галлюцинации, как на видеодисплее, и дать вам в руки огнемет - полнейший идиотизм. - Спасибо за откровенность, но я в порядке. - Это и есть самая большая галлюцинация. - Шон, мне надо найти Лиз. - Капитан, почему вы не хотите довериться кому-нибудь хоть на минуту? Вы же не можете все делать сами. - Потому что они все испортят! Шон, я единственный, кто знает... Он уложил меня обратно на подушку. - Если вы встанете с кровати, то лишитесь ноги. Если потребуется, я привяжу вас сам. А потом, когда вы будете крепко привязаны... - Он плотоядно покосился на меня. - Ну, этого достаточно, чтобы вы вели себя хорошо? - Шон, пожалуйста! - Нет. - Он разозлился. - Послушайте меня. Все под контролем... - Я тебе не верю. - Ну и катитесь к такой-то матери! - заявил он. - Я стараюсь помочь вам, черт возьми! - Это не помощь! Хочешь действительно помочь мне? Достань костыль, палку, что-нибудь! - Черт с вами. Шон закинул ружье за плечо и вынырнул из-под тента. У него ружье? Что за?.. Позже я услышал сигналы тревоги и сирены. Потом взрывы, шипение огнеметов и ракетных установок. Мне показалось, что я чувствую запах гари. Кто-то пробежал мимо тента, но на мои крики не откликнулся. Я остался наедине со своим страхом, самыми худшими опасениями и смертельными хрипами Бенсона. Когда половозрелая медузосвинья получает увечье или погибает, ее тело насыщается сигнальными гормонами, и еще не родившиеся медузопоросята приходят в чрезвычайное возбуждение и начинают отчаянно прогрызать себе путь наружу из тела родителя. Медузопоросята не способны различать плоть своего родителя и слизистую желудка хищника, который проглотил его. Хотя это предполагает, что тысяченожки и гастро-поды должны страдать от серьезных внутренних повреждении, надежных данных, подтверждающих это, пока нет. Необходимы дальнейшие исследования. Следует также отметить, что подобное поведение ме-дузопоросят не всегда вызывается ранением или смертью их родителя. Если взрослая медузосвинья замедляет движения или впадает в оцепенение, также происходит массовый выход потомства. Другими словами, когда медузосвинья достигает таких размеров, что становится чересчур жирной и сонливой или неспособной двигаться достаточно быстро, собственные дети заживо пожирают ее изнутри. "Красная книга" (Выпуск 22. 19А) 40. ЛОПЕЦ Инструкция становится понятной только после того, как научишься пользоваться прибором. Соломон Краткий Я озирался в поисках чего-нибудь, что помогло бы мне встать на ноги, когда под тент заглянула Лопец. - Вы в порядке? - Нет, черт возьми! Никто мне ничего не говорит! - Что вы хотите знать? - Что происходит? Где Лиз? Что за стрельба? Где вертушки? Лопец протянула мне флягу: - Хотите немного воды? - Нет, я хочу немного ответов. Но флягу я все-таки взял. - Понимаете, я знаю, что вы расстроены... - Оставь это поглаживание по головке. Просто отрапортуй по форме. Лопец вздохнула. - Хорошо, - сказала она. - Мы не нашли генерала Тирелли. Пока. Но продолжаем искать. Туда, где был салон, очень трудно добраться. Он смят и висит на верхушке очень высокого дерева. Но мы не сдаемся. Она не единственная, кто пропал, и мы по-прежнему находим людей... - И тела? Лопец, смутившись, кивнула. - Да, у нас есть морг. Но все тела опознаны. Поверьте мне, мы найдем всех еще до прибытия вертушек. Но дирижабль висит на деревьях - и его площадь огромна. Вы сами знаете. Мы починили несколько трапов и лестниц и спустили вниз все, что требуется, - медицинское оборудование, оружие, пищу, воду, одеяла, раскладушки и все остальное, но ситуация просто безумная. Большая часть корабля имеет крен в тридцать градусов, а местами доходит до шестидесяти. Предстоит еще масса работы, а нас осталось не так уж много. Мне показалось, что она собирается добавить: "Так что наберитесь терпения", - но Лопец промолчала. - Что это была за стрельба? - Черви. Всего несколько штук. Наверное, местные. Между нами и мандалой джунгли довольно густые, а местность пересеченная. И еще две большие реки. Все это задерживает основную колонну. Вы слышали о ней? За ними следят две наши птицы - черви двигаются не так быстро, как мы думали, но направляются прямо к нам. - Информация надежная? - Мы подняли в воздух буи связи. Буи были заякоренными воздушными шарами, облицованными серебристым металлическим покрытием с вмятинками, чтобы создавать максимальное отражение для радаров. Эти штуки напоминали огромные мячики для гольфа, только вмятинки на них были треугольные, как бы вдавленные углом кубика. Любой попадающий на них луч, отражаясь, возвращается прямо к своему источнику и генерирует яркое и плотное изображение на экране радара. Попутно покрытие работает как передающая антенна. Источника питания в наземном якоре хватало на шесть недель. Буи всегда мог видеть любой спутник связи, находящийся над горизонтом. - Что с обороной? - спросил я. Лопец кивнула: - Все идет в основном по вашим планам развертывания на случай чрезвычайного положения. Вы здорово все расписали. Мы распыляем аэрозоль. Подготовили тигров и мины. У нас имеется двенадцать огнеметов и пятнадцать реактивных установок. Все в порядке... - Угу. А сколько червей в колонне? - По меньшей мере шестьдесят или семьдесят тысяч. - Она погладила меня по плечу. - Не все так плохо, как кажется. Вертушки бомбят их всю ночь. Это задерживает движение. Они появятся не раньше завтрашнего полудня, а к тому времени нас уже здесь не будет. - Вы должны найти Лиз. - Найдем, я вам обещаю. - Лопец отвела глаза. - Послушайте, мне надо идти. Вокруг по-прежнему шныряют черви... - Лопец! - требовательно сказал я. Она остановилась, держась одной рукой за полог. - Чего ты не сообщила мне? Она опять отвела глаза, потом посмотрела на меня. Жалобно. - Простите, я больше ничего не собиралась сообщать... - Что? Она опустила глаза. Ей было трудно. - Зигель вышел в отставку. Я был накачан ПКД. Я ничего не чувствовал. Но ее слова врезались в меня и потрясли до самого основания. - Как? - едва выговорил я. - Червь. Не спрашивайте. - Он опять затеял авантюру, верно? Она пожала плечами: - Червь еще здесь. Мы пометили его гарпуном и следим за ним. Я его убью. - Не глупи, Лопец. Пусть себе живет... Она покачала головой: - Сейчас не ваш выход, amigo. И, пригнувшись, вышла из палатки, оставив меня одного. Еще более одинокого, чем когда-либо. Перед самым рассветом я проснулся в холодном поту от ужаса. Было слишком тихо. А потом я понял почему. Шумное дыхание Бенсона больше не слышалось. Я позвал на помощь, но никто не пришел. Продолжающиеся исследования гнезд-мандал обнаружили невероятное богатство жизни в полностью развитой хтор-ранской колонии. Становится все более и более очевидным, что сложность и размах жизни в гнезде, по-видимому, и есть самое удивительное во всем хторранском заражении. Некоторые отождествляют мандалу с муравейником или термитником или описывают такие поселения как подземные города. Подобные сравнения, возможно, и полезны, но в целом дают совершенно неверное представление о мандале. В действительности хторранское гнездо - это грандиозная живая система, которая перерастает отдельные составляющие ее виды. Все растения и животные, живущие и процветающие в пределах мандалы, - слуги гнезда. Даже гастроподы, неоспоримые хозяева, являются, по сути, слугами этого биологического процесса. "Красная книга" (Выпуск 22. 19А) 41. ШРАЙБЕР Надежная информация позволяет с полной уверенностью сказать: "Я не знаю". Соломон Краткий Боль не отпускала ни на мгновение, однако утратила способность причинять страдания. ПКД были мощным средством, но они заглушали физическую боль, а не душевную. Они не могли остановить поток переживаний, и от них мне все равно было больно. Я мог только лежать на койке и думать. Чувства так сильно сжимали грудь, что я едва мог дышать. Что, если она мертва? Одно это давило на меня, словно целая Вселенная. Как я смогу жить без нее дальше? Что буду делать? Куда пойду? Я подумал о смерти. Но я дал слово Лиз, что не убью себя... Меня ужасала мысль, что придется идти по жизни в одиночку, не имея никого, чтобы поделиться, посмеяться или просто обнять в самый глухой час темной холодной ночи, когда все демоны, что живут в моем мозгу, крадучись заползают в кровать. Что я больше никогда не почувствую вкуса ее губ, ее содрогающегося в экстазе тела, прижатого к моему. Я лежал, желая ее сильнее, чем когда-либо, - но единственная живая душа на этом свете, в которой я нуждался, была мне недоступна. "Просто скажите, что она жива", - молил я. Но никто не отвечал. Я вспоминал запах ее волос, тихие горловые звуки, которыми она привыкла успокаивать меня. Я думал о чувстве, которое она у меня вызывала, и тупая боль во мне нарастала все сильнее и сильнее. Я с головой погружался в свой самый страшный ночной кошмар. Будущая жизнь лежала передо мной как на ладони. Пустая. Я стал пустой умершей ракушкой. Солнце тускнело по мере того, как я становился старше - нелюбимый, всеми забытый, пока наконец не сморщился, усох и, рассыпавшись прахом, развеялся по ветру - пустая шелуха памяти. Если бы я только мог вернуться назад, ненадолго, хоть на мгновение, как-то остановить время, как-то изменить все - но воспоминания закрывались, словно окна, и быстро исчезали вдали. Настоящее и скрывающееся за ним будущее врывались в меня дикими галлюцинациями. Я плакал, лежа на раскладушке. Лежал на спине, и слезы заливали глаза. Я давился рыданиями. Но никто не подходил ко мне. Никто не заботился. обо мне. Еще никогда я не чувствовал себя таким беспомощным, таким обманутым, потому что наконец окончательно запутался в своей жизни и на сей раз выпутаться мне не удастся. На сей раз все было по-настоящему. Пылью занесет кости мира. Я буду бродить в лохмотьях. Все подписано и скреплено печатью. Лиз мертва, и я остался один. Мне было очень больно. И никто и ничто не могло мне помочь. Но больнее всего становилось от невозможности встать и что-нибудь сделать. Что угодно. Дайте мне хотя бы стать частичкой всего этого! Что-то происходило, но никто не говорил мне об этом. Я сам слышал вдалеке крики, пурпурные звуки, шум тигров, редкие взрывы и только однажды рокот вертушки, а затем приглушенный рев огнемета. Чем дольше я лежал на своей распухшей спине, тем большую безысходность испытывал; чем большую безысходность я испытывал, тем меньше мне хотелось оставаться неподвижным. Когда пришли за телом Бенсона, я уже сошел с ума. Я хватал их за руки. - Что происходит? Где Лопец? Нашли Лиз? Когда прилетят вертушки? Позвольте мне помочь. Принесите телефон. Дайте дистанционное управление. Я могу управлять тигром прямо отсюда. Дайте мне сделать хоть что-нибудь... В конце концов я пришел в такое неистовство, что кто-то позвал доктора Шрайбер. Она пришла с аэрозольным инжектором. - Где доктор Майер? - требовательно спросил я, пытаясь сесть. Шрайбер толкнула меня на подушку. - Ее нет. - Что вы имеете в виду? Что происходит? Она шумно выдохнула: - Понимаете, мне жаль. Все катится к чертям. Где-то поблизости обнаружилась большая роща волочащихся деревьев. Кругом роятся квартиранты. Вертушки не могут приблизиться. Две уже потерпели аварию. Они не приземлятся, пока не найдут рощу и не сожгут ее. Мы послали на поиски тифов. А если вам этого мало, то мы привлекаем к себе червей. - Где Лопец? - Не знаю. Черви смели часть лагеря. Мы недосчитываемся многих. - Кто командует боевым подразделением? - Каким подразделением? Все мертвы. Или пропали без вести. - Боже мой! - На этот раз я, крепко опершись на локти, не дал ей уложить себя. - Кто командует? Что делается для обороны? - Дуайн Гродин на связи с генералом Уэйнрайтом. Оставшиеся в живых члены экипажа "Босха" занимают оборону. Данненфелзер управляет тиграми по связи. - О боже, какой кошмар! Помогите мне подняться. Найдите что-нибудь, чтобы я мог двигаться. Я могу помочь!, - Вам больше никто не подчиняется. Вы ранены, так что замолчите и наберитесь терпения. - Послушайте, Мариэтта, - начал я, стараясь говорить спокойно. - Я знаю, у нас с вами есть разногласия, но вы же должны понимать, что Уэйнрайт идиот, а Дуайн - ну, вы сами видели, сами понимаете. Я хочу сказать, что она милое дитя, но со стрессами не справляется. Здесь нужен человек, имеющий боевой опыт. Я как раз такой человек... Доктор Мариэтта Шрайбер красноречиво подняла аэрозольный инжектор. Она держала его перед моими глазами, пока я не замолчал. - Заткнитесь, - распорядилась она. - У меня нет на вас времени. Ни у кого нет. Я предлагаю выбор: либо вы замолчите и будете молчать дальше, либо я вколю вам снотворное, и вы будете спать, пока вас отсюда не заберут. - Она опустила инжектор. - Я бы предпочла сэкономить лекарство, не вы один ранены. - Нет, - сказал я чуть быстрее, чем следовало. - Я не люблю снотворное. От него в голове начинают бормотать разные голоса. Если уж я схожу с ума, то, по крайней мере, хочу знать, до какой степени. Доктор Шрайбер не улыбнулась. - Не смешно, Маккарти. Вы невыносимый человек. - Сейчас она была сильнее меня и пользовалась этим. Я не мог дать ей сдачи. - Вы самый невежественный человек, какого я когда-либо встречала. Вы испорченный мальчишка. Вы пользуетесь своими связями, чтобы давить людей всмятку. Вы их позорите, доводите до отчаяния, до суда, губите их репутацию, а иногда убиваете. Я ненавижу вас. Ненавижу все, что вы делаете. Ненавижу, как вы это делаете. И я бы пальцем не пошевелила, чтобы помочь вам, если бы мне не приказала лично президент Соединенных Штатов. Я бы мог многое сказать ей в ответ, но вместо этого промолчал. Шрайбер все еще держала наготове шприц. - Я буду хорошим, - пообещал я. - Пожалуйста, не усыпляйте меня. Она мне не поверила, но шприц все-таки убрала. - Я не собираюсь нянчиться с вами. И никому не позволю тратить на вас время. Предупреждений не будет. В следующий раз кто-нибудь подойдет и уколет вас. И мы будем колоть вас до тех пор, пока не сможем сбагрить куда-нибудь подальше. Понятно? - Я не причиню больше беспокойства, обещаю. Она по-прежнему не доверяла мне. И правильно делала. - Можно мне получить телефон? - спросил я. Шрайбер колебалась. Она явно прикидывала, какие неприятности я могу ей доставить, если дозвонюсь в Хьюстон. Или куда-нибудь еще. - Клянусь, я не буду создавать помех никому. - Я не хочу, чтобы вы обращались к кому-либо через мою голову. - Это не в моем стиле, - успокоил я. - Я играю по правилам. Доктор Шрайбер фыркнула: - Простите, но я не настолько вам доверяю. Она нагнулась и вышла из палатки, оставив меня гадать, сколько нам еще осталось жить. Я сомневался, что мы протянем до вечера. Туннели мандалы - не просто облицованные утрамбованной глиной ходы, ведущие вниз к различным камерам-хранилищам, резервуарам и выводковым зонам; на самом деде это кости, позвоночник и остальной скелет целого живого организма. Вся поверхность туннелей целиком выстелена организмами, имеющими растительную основу, - мясистыми структурами, которые поддерживают в гнезде температуру, влажность, а в некоторых случаях - даже атмосферное давление. Другие структуры - толстые полые лианы, тянущиеся по стенам и потолку, - по своим функциям аналогичны нервам, кровеносным сосудам и кишечному тракту. Эти живые трубопроводы снабжены сложно устроенными органическими насосами для перекачки жидкостей, питательных веществ, а также для передачи информации по всей колонии. Другие трубы служат для выведения отходов, фильтрации и очистки жидкостей, возвращая их в гнездо для повторного использования. "Красная книга" (Выпуск 22. 19А) 42. ШОН Если это не ваша спальня, то и не ваше дело. Соломон Краткий Времени у меня было в избытке, чтобы оценить юмор сложившейся ситуации. У меня отобрали мою работу, моих солдат, мою жену, связь с внешним миром и, наконец, возможность двигаться. Водим момент я деградировал до полностью зависимой вещи. Осознавать это было невыносимо. Хуже того - я пообещал самому презираемому мною человеку, что смирюсь с такой судьбой. Я гадал, как бы поступил Форман на моем месте, и мне страстно захотелось получить пистолет. Я сделал глоток из фляги, пожевал брикет "НЗ" и стал прислушиваться к звукам окружавших нас горячих и влажных джунглей. День был пасмурный, становилось все темнее. Я подумал, не помолиться ли мне, но... это безнадежное дело. Один раз это сработало - когда я заблудился в розовой метели с Дьюком, но теперь кошмарный образ Дикого Билла Айкока стоял между мною и Богом. А кроме того, Бог в аду, так зачем же нужна молитва? Что мне очень было нужно - так это телефон, но он был той вещью, которую я мог получить в последнюю очередь. Я как раз задумался, что буду испытывать, если сдамся, когда из-под полога палатки показалась голова Шона. - Как вы себя чувствуете? Хорошо? - По-разному - только не хорошо. - Я принес вам подарок, - сообщил он и, оглянувшись, быстро проскользнул в палатку, держа одну руку за спиной. - Но это дорого стоит. - Сколько? - Один поцелуй. - Шон... - устало прошептал я. - Вам очень понравится подарок, - ухмыльнулся он. - Ты ни за что не уступишь, не так ли? Он радостно ухмыльнулся. - Нет, думаю, что не уступлю. - Он показал мне свой подарок. Телефон. - Это мой собственный, но он напрямую подключен к всемирной сети, так что, возможно... - Откуда ты узнал, что мне нужен телефон? - Доктор Шрайбер приказала даже близко не подпускать вас к любому средству связи. - Значит, ты нарушаешь приказ? У тебя будут неприятности. - Я не работаю на доктора Шрайбер. Меня наняла экспедиция. Если вам нужен телефон, то, наверное, для чего-то важного. - Ты прав. Я попытаюсь спасти жизнь Лиз. Шон вдруг помрачнел и опустил голову. - Что ты скрываешь от меня? - спросил я. Его слова тянулись болезненно медленно. - Нашли яшик с последними записями бортового журнала, который она хотела забрать с собой. Он лежал в самой исковерканной части салона. И ее телефон тоже нашли. - Но?.. - Я еще был не готов расстаться с надеждой. - Ее не нашли. Дальше они пройти не смогли. Мне жаль, Джим, - неохотно сказал он, - но ее перестали искать. Людей не хватает. Каждый на счету. - По чьему приказу? Он замялся. - Доктора Шрайбер. - Так я и знал. - Потом я вспомнил: - Где капитан Харбо? - Она получила травму при крушении. Кома. - Нижняя губа Шона дрогнула. Казалось, он вот-вот заплачет. - Неизвестно, выживет ли. - Она выживет, - пообещал я. - Она сильная леди. Шон с надеждой кивнул. Он вложил телефон в мою руку. Потом, наклонившись еще ближе, понизил голос до шепота: - Можете не целовать меня, если не хочется. Я пошутил. - Неправда. Ты надеялся. Он смутился. - Иди сюда. - А? - Ты слышал. Он опустился на колени перед моей койкой. Приподнявшись на локте, я вплотную придвинулся к его лицу. Погладил его волосы. И в самом деле, красивый мальчик. Я облизнул губы и закрыл глаза. Ничего не последовало. Я открыл глаза. Шон смотрел на меня со странным выражением. Его глаза блестели от слез. - Что с тобой? - спросил я. - Вы ее действительно любите? - Больше всего на свете. Он вздохнул: - Если бы меня тоже кто-нибудь так любил... Грусть и страстное желание в его голосе потрясали. Шон поднялся с колен. - Подожди, - сказал я. - А как же поцелуй? - Вы не хотите... - Уговор есть уговор. Я взял его за руку и потянул обратно. Сначала Шон колебался, но я не отпускал его. Наконец он понял, что не выйдет из палатки, пока сделка не состоится, и с растерянным видом наклонился надо мной. Я потянулся, нежно поцеловал его в губы и почувствовал, что не могу оторваться. На вкус он был таким же приятным, как и на вид. Наконец мальчик отстранился и посмотрел на меня удивленно, восхищенно и вопросительно. - Удивлен? А я думал, ты специалист. Он покачал головой: - Я тоже так думал. - Секрета здесь нет, - объяснил я. - Просто я поцеловал тебя как самого дорогого мне человека в этом мире, потому что в этот момент ты и был таким человеком. - О-о, - снова удивился он. - Это что-то новое. Надо запомнить. - Он снова опустился на колени и еще раз поцеловал меня в губы, на сей раз быстро и дружески, но я видел, что он уже вошел во вкус. - Спрячьте телефон. Я вернусь попозже. И Шон исчез. Самое поразительное заключается в том, что живое гнездо - это непрекращающаяся симфония органических звуков, шумная, восторженная, сложная и не поддающаяся описанию. Гнездо пульсирует звонкой и громкой жизнью, как будто каждое живое существо в нем имеет собственный голос и использует его для выражения полного диапазона своих эмоций. Стены туннелей сокращаются в замедленном ритме сердечных биений. Сквозь толщу земли можно почувствовать постоянную глухую вибрацию. В туннелях эхом отдаются исходящие из глубины колонии бульканье и бормотание, напоминающие бурчание переполненного желудка. Другие существа всех размеров добавляют к этому свои собственные звуки - они крякают, взвизгивают, щелкают и жужжат, издают постоянный шелестящий шум насекомых; вверх и вниз по туннелям прокатываются волны тихого щебета. Из ближайших камер доносится топот кроликособак и сопение гнусавчиков, а время от времени - даже пурпурный вой потревоженной гастроподы. Высокочастотные звуки скорее чувствуются, чем слышатся - ультразвуковой писк пузырей и слепых крысоподобных существ, живущих на потолках и в складках мясистых стен туннелей и камер. А поверх всего этого и под всем этим, пронизывая все, проникая в любой уголок гнезда, отдаваясь эхом, вибрируя, резонируя, слышится неумолчный гул гастропод. Черви всех размеров - от самых маленьких до необъятных - участвуют в этом хоре. Постоянно рокоча, каждое животное присоединяет свою собственную, отчетливую ноту к песне. Ее звук не похож: ни на один из известных ранее. Он опьяняет, возбуждает, вызывает тревогу - ив конечном итоге захватывает целиком. Человек при этом приходит в ужасное состояние. "Красная книга" (Выпуск 22. 19А) 43. ДАННЕНФЕЛЗЕР Карма курицы - нестись. Соломон Краткий Я моментально набрал хьюстонский номер. Существовал только один человек, который мог дать мне то, что было мне нужно позарез. Но для этого мне предстояло сделать самую тяжелую в жизни вещь. Он ответил после третьего гудка. - Данненфелзер слушает. - Рэнди, - сказал я. Даже по телефону я почувствовал, как он напрягся. - Чего вы хотите? - спросил он замороженным тоном. - Я хочу дать тебе возможность поквитаться со мной. Можно мне попросить тебя кое о чем? Если ты откажешь, это будет самое худшее, что случалось со мной. Если ты скажешь "нет", этим ты уничтожишь меня. - Довольно заговаривать мне зубы. Задавайте свой вопрос. - Лиз Тирелли пропала. - Знаю. Генерал Уэйнрайт весьма озабочен этим. - Трудно поверить... - Все их разногласия - хотя они и были довольно серьезными - сейчас не играют никакой роли. Генерал Тиредли - блестящий офицер. У нее есть свои слабости, - многозначительно добавил он, - но ее воля перевешивала все остальное. - Она жива, - сказал я. - Я говорил с ней по телефону и знаю, где она находится. Где должна находиться. Но у меня сломано колено. Я не могу ничего сделать. - Ну и что же вам от меня нужно? - Ты координируешь спасательную операцию, не так ли? - Мое дело - только информация. - Но тиграми управляет твой отдел, верно? - У нас тут две смены по двенадцать операторов, управляющих тиграми. Мы патрулируем границу по периметру всего лагеря. - Мне нужен один тигр. Надо отдать ему должное, он не выказал удивления. - Для чего? - лишь спросил. - С его помощью я хочу найти Лиз. Тигр пройдет там, где не сможет пройти никто. - Тигры нужны для обеспечения безопасности, - сказал он. - Если я сниму хоть одного, пострадают все. - Не бросай трубку, пожалуйста... - До сих пор я ее не бросил. - Я бы не обвинил тебя, если б ты это сделал. Возможно, я это заслужил. Но Лиз Тирелли не должна страдать из-за моего самомнения. Это его остановило. Но только на мгновение. - Что еще под этим кроется, Маккарти? - Я люблю ее больше самой жизни. Никогда бы не поверил, что могу сказать об этом Рэнди Данненфелзеру, но мне пришлось. А что еще более удивительно, я сказал это спокойно. Он не отвечал. - Пожалуйста, дай мне тигра - всего на несколько часов. Позволь мне найти ее. Он по-прежнему молчал. Интересно, о чем он думает? Я терялся в догадках. - Жизнью буду тебе обязан... - быстро заверил я. - Обещаю, что больше никогда не побеспокою тебя... - Никаких сделок, - наконец ответил он. - Я не могу пойти на это, а вы не сможете сдержать свое слово. Мы слишком мало уважаем друг друга, чтобы заключать подобные соглашения. - Рэнди... - Подождите минуту, идиот. Я еще не закончил. Вы получите своего тигра. - Да? - Но это не имеет ничего общего ни с вами, ни со мной. Это никак не связано даже с тем, что вы ее любите. Просто это разумно. - О господи! Спасибо, Рэнди. - Не благодарите меня. Не смейте. И даже не думайте, что я делаю это из какого-то чувства к вам или вашему генералу. А самое главное, не вздумайте когда-нибудь напомнить мне об этом. Скоро у одного из тигров выйдет из строя летический интеллект. Чтобы найти причину поломки, понадобится примерно шесть часов. Это самый большой срок, на который я могу, не нарушая безопасности, вывести его из цепи, хотя у нас все равно образуется блуждающая дыра. А теперь давайте код вашего терминала. - Ох, ну и дерьмо, - выругался я. - У вас нет терминала? - Точно. Наступило молчание. - Рэнди, подожди минуту. Мой мозг работал на полных оборотах. - И вы не можете достать его, я правильно вас понял? - Мне даже этот телефон пришлось украсть, Рэнди... Он вздохнул. Громко. - Маккарти, вы просто невыносимый человек. Снова наступила пауза. Я не представлял, что может взбрести ему в голову. Насколько я знал Рэнди, он запросто способен похерить всю идею. Наконец он сказал: - У меня появилась одна мысль. Только не знаю, получится ли. Вы останетесь на этом номере? - Я никуда не двинусь. - Я перезвоню вам. - Рэнди, спасибо. - Я пока еще ничего не сделал. А если бы и сделал, то в ваших благодарностях не нуждаюсь. - Ты действительно так сердит на меня? - У вас есть возражения? - Ты выше мелкой мести? - с надеждой предположил я. Он немного подумал. - Не в этом дело. У меня как раз подходящий рост для мелкой мести. На самом деле то, что я сейчас делаю, ничего не меняет в наших отношениях. Когда ее найдут, все останется по-прежнему. И Данненфелзер отключился. Спустя двадцать минут в палатку бурей ворвалась доктор Шрайбер и, протянув руку, щелкнула пальцами. - Отлично, где он? - Что - где? - переспросил я. - Проклятый телефон. Я попытался прикинуться идиотом. - Проклятый телефон? Вы же не дали мне его. Но это не помогло. - Я знаю, что у вас есть телефон. Мне известно, что вы получили его от этого маленького педика Шона. Мне также известно, что вы звонили Данненфелзеру. Вы, голубые, думаете, что вам все позволено, да? Неужели я выглядел так же, когда говорил подобные вещи? Неожиданно меня охватила острая ненависть к Шрайбер. Неожиданно стало стыдно за себя. Неожиданно захотелось убить ее. - Телефон! - повторила она. - Катись к дьяволу. - Только после тебя, альфонс, - заявила она, воткнув мне в руку инжектор. Я потерял сознание так быстро, что даже не успел сказать, что я о ней думаю. В самой большой и наиболее населенной центральной зоне мандалы наши датчики обнаружили, что почти все главные спиральные туннели ведут вниз к очень большим камерам, заполненным густой органической жидкостью. Чем старше камера, тем она больше и тем гуще содержащаяся в ней жидкость. Темная и вязкая, по внешнему виду и консистенции она, как правило, похожа на машинное масло, хотя в отдельных случаях обнаруживалась жидкость, напоминающая патоку или даже смолу. Несомненно, что эти камеры и их сиропообразное содержимое предназначены для отдыха гастропод, вырастающих до таких размеров, что они утрачивают способность передвигаться1. Эти камеры-резервуары явно служат "усыпальницами" для старейших членов хторранской семьи. Когда масса червя достигает трех-четырех тонн, животное перестает двигаться и превращается в неподвижную глыбу голодного пудинга. Когда гастропода приближается к этому порогу, то обычное передвижение требует от нее таких энергетических затрат, что потребляемая пища их не покрывает. Поэтому животное уходит "на отдых" в свободную камеру-резервуар. Жидкость создает плавучесть и обеспечивает питательными веществами, позволяя гастроподе прожить еще некоторое время. Во время периода "отдыха" за старой гастроподой ухаживают более мелкие и молодые члены семьи. Старики издают неумолкаемую рокочущую мелодию, которая служит камертоном для всей семьи и, возможно, для всех остальных существ, живущих в гнезде. Хотя данные наших наблюдении ограничены, мы считаем, что, когда гастропода умирает, сироп в камере трансформируется, равно как и многие живущие в нем микроорганизмы. Различные мелкие существа, обитающие в нем, даже начинают роиться. А в результате происходит разложение тела мертвой гастроподы до соединений, которые могут быть снова использованы организмами, для которых мандала является организмом-хозяином. Вход в камеру на время закрывается, так как процесс разложения трупа, по всей видимости, довольно вреден и может заразить другие части гнезда. "Красная книга" (Выпуск 22. 19Л) 1 Что дало повод шутникам, специализирующимся на черном юморе, назвать эти камеры хторранским хосписом. (Прим. авт.) 44. ДУАЙН Почтальон может потерять что угодно, кроме работы. Соломон Краткий Я провалялся без чувств, должно быть, весь день. К тому времени, когда я приплыл к состоянию, напоминающему сознание, заходящее солнце уже превратилось в горизонтальную решетку красных лучей, косо пробивающихся сквозь деревья. Вид был зловещий. Клубы пыли, стоявшие в воздухе, не давали дышать. Проносившиеся над головой вертушки ревели, как ураган. Я уже был не в своей палатке, а лежал на земле. Вокруг бегали незнакомые люди. В незнакомой форме. Я приподнялся на локтях. Мы находились на абсолютно круглой выжженной поляне, над которой стоял запах кордита, - импровизированном аэродроме, который выжгла скользящая бомба, сброшенная с вертушки. Поляна была забита всевозможным военным снаряжением, солдатами, пауками, машинами, тифами, ящиками с оборудованием, тюками с боеприпасами. - Что происходит? - попытался узнать я, но никто не остановился. Я схватил пробегавшую мимо фигуру. - Помогите мне! - закричал я. - Кто-нибудь, помогите. Но на меня не обращали внимания. Я начал визжать... - Мы эвакуируемся, - сказал кто-то. - Вы улетите на следующей вертушке, не беспокойтесь. Издали доносились выстрелы и приглушенный рев огнеметов. Над деревьями стелился едкий дым. А потом я услышал другой звук - многоголосый, пурпурный и красный, рокочущий от гнева. Сражение приближалось. - Нас атакуют! - крикнул я. - Все в порядке, - ответил кто-то. - Мы удерживаем линию обороны. Вы в абсолютной безопасности. Вас заберет следующая вертушка. Мы просто ждем, когда сбросят еще одну скользящую бомбу. Нужна вторая посадочная площадка. А затем я снова остался один, снова в ожидании. Каким-то образом я ухитрился сесть и огляделся. Я был привязан к носилкам. По обе стороны от меня выстроились другие носилки. Кое-кого из лежащих на них я не мог опознать - они уже были упакованы в мешки. Тем не менее недалеко от себя я увидел Шона - то ли мертвого, то ли без сознания. Выглядел он плохо. Что-то сильно его помяло. - Л-лягте назад, - раздался шепелявый голос за моей спиной. Я обернулся: - Дуайн! Она по-прежнему была обиженной и злобной. - 3-замолчите, м-мистер Шим Маккарти. 3-закройте рот и л-ложитесь. - От гнева ее заикание почти прошло. - Дуайн, послушай. Прости меня. Я идиот и негодяй. Я не знал, что говорил. Был зол на тебя, на себя и поэтому говорил разные жестокие и злые веши. Ты понимаешь, да? Ты же знаешь, что иногда люди делают совсем не то, потому... ну, потому, что они растерялись. Можешь ты это понять? Она моргнула, смутившись. Покачала головой. - Вы н-не очень п-приятный человек. - Как ты об этом догадалась? - спросился. Она озадаченно посмотрела на меня. Эта шутка находилась за пределами ее понимания. - Послушай, - сказал я. - Мне необходима твоя помощь. Твоя помощь необходима Лиз. Генералу Тирелли. - Я н-не хочу вам п-помогать, - заявила Дуайн. - Я в-вас не люблю. - Мне жаль, что ты меня не любишь. Думаю, через минуту ты будешь любить меня еще меньше, но я ничем не могу тебе помочь. - Я н-не п-понимаю вас. - Сейчас я разговариваю с объединенным разумом. - Я поглядел ей прямо в глаза. - Я знаю, что вы используете ее. Знаю, что вы подсматриваете через нее с самого первого дня. Вы ни за что не нарастили бы ей мозг, не всадив туда заодно жучков. Она об этом не знает, не так ли? Но я знаю. - Вы с-сумасшедший. Голос Дуайн резко изменился, и я понял: это говорит не она. - Дуайн назвала меня Джимбо. Только один человек на всей планете называл меня Джимбо. Теперь он - часть объединенного разума, и разум называет меня Джимбо. Тед, я знаю, что ты здесь. Перестань попусту терять время и помоги мне. Дуайн открыла рот, чтобы что-то сказать, но не произнесла ни слова. В течение какого-то мгновения она просто бессмысленно улыбалась. С ее толстых губ сбежала струйка слюны. Это была настоящая Дуайн - Дуайн без ниточек. А может быть, вовсе и не было никакой Дуайн - только безмозглая кукла из мяса, неспособная даже жить без посторонней помощи. О боже, какая мерзкая мысль! Надеюсь, что это неправда. Хотя не знаю, что лучше: быть достаточно умным, чтобы понимать свою неполноценность, или быть бесчувственным до такой степени, чтобы не знать об этом. Мне хотелось, чтобы Дуайн имела собственное сознание, тогда я мог бы вымолить у нее прошение. Это сняло бы с меня хоть чуточку кошмарного груза. Но я по-прежнему оставался эгоистом. О черт - даже пытаясь спасти Лиз, я оставался эгоистом. Ну и что? Есть ли в этом мире хоть что-нибудь неэгоистичное? По крайней мере, я заставил свой эгоизм служить человечеству, разве нет? Неожиданно Дуайн сказала: - Хорошо, Джимбо. Что тебе нужно? - Телефон. Свяжите меня снова с Рэнди Данненфел-зером. - Это невозможно, - прогнусавила Дуайн. - Чушь. Мы оба знаем, что возможно. Объединенный разум - самый крупный абонент мировых сетей. Соединись через синтезатор, если ты так печешься о своей проклятой секретности. Я хочу попытаться спасти Лиз. - Джим, она мертва. - У тебя есть доказательства? Я боялся задавать этот вопрос, но еще больше боялся ответа. - Нет, но... - Тогда соединяй, черт тебя возьми, и перестань тратить время, Дуайн. У нее не те силенки, ты сама знаешь. Лицо Дуайн снова стало пустым. Должно быть, там спорили. Хотел бы я знать, кто и с кем. С кем я вообще разговариваю? Внезапно на лице Дуайн появилось новое выражение. Удивительное дело, но я узнал его. - Данненфелзер слушает... О мой бог! Я вздрогнул от ужасного прозрения. Из тела Дуайн Гродин выглядывал сам Рэнди Данненфелзер. Видеть это было жутко. Я проглотил ком в горле и сказал: - Это Маккарти. Я достал терминал. - Поздно, - сказала Дуайн. - Мы потеряли слишком много тигров, одну треть. Я не могу снять ни одного. - Ты обещал... - начал было я, но тут же сообразил, насколько глупо это звучит. - Послушай, Рэнди. У меня нет времени спорить. Просто соедини одного тигра с сетью, прямо сейчас, и дай мне его шифр - я подключусь. Обещаю, я сделаю тебя героем. Соедини его через одного из своих операторов и предупреди, чтобы он убрал руки, - тебе поверят. Вот и все, что требуется. Дуайн покачала головой: - Нет, забудьте об этом. Я отключаюсь. - Рэнди, погоди! Если ты сделаешь это, я скажу одну вещь, о которой тебе просто жизненно необходимо знать. - Мне не надо ничего знать. И уж, во всяком случае, не от вас. Не льстите себе. - Ты имплантирован, - быстро сказал я. - Если ты мне не веришь, выключи телефон. Ну давай - ты по-прежнему слышишь мой голос в ушах, верно? Хотя связь прервана, не так ли? Это потому, что объединенный разум передает мои слова напрямую в твое сознание. Это была рискованная игра. Позволит ли ему Телепатический корпус услышать мои слова? Согласится ли помочь мне? Ведьу Т-корпусасвои планы... Дуайн страшно растерялась. Она почесала нос, потом начала ощупывать голову. Боже мой! Сработало! Интересно, что сейчас делает Т-корпус? - Ты чувствуешь, Рэнди? Сейчас ты трогаешь свой нос, щупаешь голову, я тебя вижу... - Ты шпионишь в моей голове! - Нет, я связан с тобой через Дуайн Гродин, говорящую картофелину. Прости, Дуайн. Связь осуществляет объединенный разум. Она воспроизводит твои эмоции, движения, все остальное. Мы можем пользоваться Дуайн как терминалом для тигра. А теперь дай мне его, пожалуйста... - Я не верю вам. - Дуайн заткнула уши руками. - Это удивительно. Это чертовщина. Я... я не знаю, что я сделаю. - Верь мне, Рэнди. И не отвлекайся. Мне немедленно нужен тигр. - Нет, уже слишком поздно, - сказала Дуайн/ Рэнди. - Раньше я мог что-то сделать, но вы исчезли. - Меня накачали наркотиком, Рэнди. Доктор Шрай-бер ответит за это, я тебе обещаю. Дуайн почесала левую грудь. В течение какого-то мгновения она выглядела озадаченной. - Какое странное чуство. - Я не разобрался, кто говорит - Дуайн или Рэнди. Она икнула. Потом сказала: - Похоже, у одного из тигров возникли проблемы - у номера четырнадцать. Я снимаю его с маршрута для диагностической проверки. Но если начнется атака, я немедленно верну его на передовую. - Спасибо, Рэнди. Я тебя крепко обниму и поцелую, когда вернусь... - Если вы это сделаете, я отдам вас под трибунал. Я не желаю даже прикасаться к вам. В устах Дуайн это звучало жутко. - Даю слово, - ответил я. - Все, что захочешь. Дуайн коротко кивнула - и Рэнди Данненфелзер исчез. Наши возможности для непосредственного наблюдения за жизнью мандалы крайне ограничены. Большинство данных, было получено после вынужденных ударов по гнездам, поэтому велика вероятность ошибочных выводов из-за недостаточной и неверной информации. Тем не менее имеющиеся на сегодня данные позволяют предполагать, что старые неподвижные гастроподы продолжают чувствовать себя хорошо и еще некоторое время растут. Это, в свою очередь, предполагает, что камеры-резервуары - не просто усыпальницы. Они могут выполнять какую-то дополнительную функцию в интересах выживания особи и/или мандалы в целом. Что это за функция, пока неясно. Хотя строгих доказательств этого нет, но согласно одной из гипотез ушедшие на отдых гастроподы не умирают, а претерпевают метаморфозу и превращаются в аналог муравьиной "царицы", единственное предназначение которой - производить яйца. Из этой теории вытекает естественное следствие: молодые гастроподы функционируют в основном как самцы, с готовностью спаривающиеся с любой изъявившей желание самкой, но, достигнув определенного критического размера, гастроподы становятся самками, командующими семьями, а позже - племенами подчиненных им самцов. Возможно, что, ведя активную жизнь - выжив, питаясь, вырастая, строя, общаясь и, конечно, спариваясь с другими гастроподами, - "царицы" накапливают и несут в себе достаточно спермиев, чтобы оплодотворить сотни и тысячи яиц. Такая стратегия воспроизводства гарантирует, что ни одна особь не может размножаться до тех пор, пока не заработает право на это. Успешно создав процветающую мандалу, данная конкретная особь демонстрирует не только свой личный успех, но и свое лидерство среди других особей. И наградой ей служит не только заслуженный отдых, но и право размножить себя в сотнях и тысячах, копий, гарантируя преобладание своей генетической линии. Если это так и хторранские гастроподы размножаются, лишь превратившись в огромных яйцекладущих "цариц", то возникает вопрос: как они размножаются до появления "цариц" в гнезде-мандале? И если гастроподы способны размножаться, не превращаясь в "цариц", почему они все же в них превращаются? Сторонники этой теории считают, что до появления "царицы" черви не размножаются и в начале хторранского заражения должен был иметься большой запас яиц, который гарантировал достаточное число отдельных особей, а среди них в конечном итоге появились "царицы". Оппоненты этой теории остаются при своем мнении и приводят пример непосредственного наблюдения живой новорожденной гастроподы в лагере ренегатов как доказательство того, что яйца можно получать и из другого источника. Сторонники теории не считают один пример доказательством. Вопрос остается открытым. "Красная книга" (Выпуск 22. 19А) 45. СИРАНО НА ЗЕМЛЕ Жизнь - это не пакости, следующие одна за другой. Это одна и та же пакость, которая повторяется снова и снова. Соломон Краткий Электронная картофелина снова стала самой собой - моргающей, почесывающейся. Выглядела она очень растерянной. - Дуайн, слушай меня. - Я с трудом сел. - Подойди. ко мне. - Я взял обе ее руки в свои. - Мне необходимо, чтобы ты вместе со мной притворилась одной штукой. Идет? - Вы д-делаете м-мне больно. - Это просто игра, - сказал я. - Очень интересная игра. Я хочу, чтобы ты представила себя тифом. Тигром номер четырнадцать. Представь, что едешь внутри него, видишь то, что видит он, слушаешь его ушами, чувствуешь то, что чувствует он. Я хочу, чтобы ты представила себе, будто можешь послать его туда, куда тебе хочется. Можешь это сделать? Закрой свои глазки, моя сладкая, вот так, и просто позволь себе оказаться внутри тигра номер четырнадцать. Вот так, моя девочка. На ее лице опять появилось растерянное выражение. Глаза Дуайн открылись и удивленно расширились. Она огляделась вокруг себя, ее голова повернулась в одну сторону, потом в другую - движения были одновременно и грациозными и механическими. - Где ты находишься? - спросил я. - Я д-вигаюсь среди д-деревьев. Под т-тентом. Эт-то оболочка д-дирижабля. Мне в-видно... - она взглянула вверх, - что его рама в-вся поломана и п- перекорежена. Ее к-куски висят на д-деревьях. - Где ты находишься? - П-под килем. Все д-днище разорвано. - Можешь залезть туда? - Н-не думаю... - Помни, Дуайн, что теперь ты тигр. - Я сжал ее руки. - Помни, что у тебя на ногах есть когти. Ты можешь залезть на дерево - так, как не могут люди. А теперь посмотри - где можно подняться? Голова Дуайн завертелась. Она посмотрела поверх меня оценивающим взглядом, нахмурилась, поморщилась, по ее лицу пробежали какие-то странные волны. Наконец она указала пальцем. - Вон т-там м-можно. - Давай лезь, - скомандовал я. - Я б-боюсь. - Не бойся, тебе ничто не грозит. Это только игра. И к тому же я все время рядом. - Я н-не хочу б-больше играть. Мне б-больно. - Это очень важно, Дуайн. Ты любишь Лиз? . - Г-генерал Т-тирелли очень хорошая. Я л-люблю ее. - Ты должна сделать это для нее. - Мне б-больно. - Лиз попала в беду. Ты единственная, кто может ее спасти. - Онаб-больна? - Возможно. Я знаю, ты испытываешь дискомфорт, но ты должна сделать это для нее. Дуайн сменила позу. Она как бы сжалась внутри своего тела. Я не мог понять, что она делает, как вдруг она объявила: - Я л-лезу сейчас по д-дереву. Я п-почти на самой в-верхушке. Здесь очень в-высоко. - Не смотри вниз. - Что я д-должна д-делать? - Ты должна залезть внутрь разбитого корабля. Сможешь? - Да. Я з-залезла, - сообщила она. - Здесь очень т-темно. К-кругом одни обломки. В-все накрыто об-бо-лочкой. Я п-плохо вижу. - Включи свет, Дуайн. У тебя-есть прожектора. Включи их. - Я н-не знаю - к-как. - Подумай о них. Представь прожектора в своей голове. Почувствуй их. Представь, где они находятся. Правильно. Хорошо. Теперь представь, что они горят. Ну как, горят они? Лицо Дуайн просветлело. - Я вижу л-лучше. Я н-настроила с-свои глаза. Т-те-перь я м-могу видеть разные цвета. Т-так красивее. - Хорошая девочка. - Я пожал ее руки. - Где ты сейчас? - В к-коридоре, н-наверное. Он п-похож на беговую д-дорожку. Оч-чень д- линный, н-но весь р-разбит. - По нему можно пройти? - Нет. Его сплющило. Д-даже не проползти. - Дуайн, помни, что сейчас ты тигр. Можешь проползти по нему, как тигр? Лицо Дуайн напряглось и расслабилось. Она с готовностью кивнула. - Да. М-могу. - Она согнула и разогнула пальцы, словно готовилась ползти. - М-могу я п-пользоваться руками? - Да! - почти выкрикнул я ей прямо в лицо. - Да, хорошая девочка! Ты очень умная. - Я ползу вперед. - Хорошо, но попробуй двигаться побыстрее. Нам нужно попасть в главный салон, поняла? - Хорошо, Шим. - Поищи главную лестницу. - К-коридор закончился, Шим. Можно, я вернусь назад? - Нет! - Я поймал себя на том, что снова кричу, и понизил голос. - Нет, не возвращайся. Можешь перелезть через завал? Или в обход? Дуайн нахмурилась, думая изо всех сил. - Посмотри внимательно, ДуаЙн. Она вспотела. Капельки заблестели на лбу. Ее лицо покраснело. - Я н-не могу пройти дальше, Шим. Там все завалено. На ее глаза навернулись слезы отчаяния. - Я н-не вижу никакого п-пути. Сейчас она не могла пользоваться наращенной памятью. Емкость ее искусственного мозга была нужна для создания виртуальной реальности. Ей требовалась помощь. - Что ты видишь, Дуайн? - В-ветку. Она п-проткнула все насквозь. Оч-чень б-большая ветка, изогнутая. - Ты можешь перелезть через нее? - Т-там слишком узко для м-меня. - Ты же тигр. У тебя вместо пальцев цепкие когти, ты не забыла? - О, да-да! - Ее лицо просветлело. Она немного поработала руками перед моим носом, делая хватательные движения, - Кажется, я смогу перелезть - д-да, Шим, смогу! Я п-перелезаю. Т-теперь я в другой части к-кораб-ля. Я снова в к- коридоре. Здесь он не т-так разбит. Я м-могу даже бежать. Как п-приятно! Ведь м- мне не разрешают б-бе гать. - Ты все делаешь отлично, ты хорошая девочка. Но будь осторожна. - Я осторожна. - Хорошо. Теперь пойди в носовой салон, Дуайн. Найдешь его? - В-все и вправду сильно разбито, оч-чень сильно - я не м-могу п-пройти дальше. Н-надо обойти к-кругом. О, я м-могу пролезть, да, п-получилось. Здесь д- дырка. Все сплющено, но м-можно пролезть. Я м-могу идти дальше. Ой!.. - Что? - Я нашла тело. - Кто это? - Солдат. Она т-тоже б-была красивой. - Дуайн захныкала. - Он-на вся избита. - Дуайн, слушай меня. У нее есть медальон на шее? - Д-да. - Возьми его. Можешь его взять? Дуайн на секунду нахмурилась. - Я в-взяла. - Хорошая девочка. Кто она? Прочти имя на медальоне. - Л-лопец. Ее звали Л-лопец. М-маха Фернандес Л-лопец. Дерьмо! Я потерял дар речи, поняв, что произошло. Лопец искала генерала Тирелли и... - Ладно. - Я взял себя в руки. - Где ты сейчас? - Н-на главной палубе. Коридоры сплющились. Я н-не могу п-пройти дальше, Шим. - Нет, можешь. Ты очень сильная. Ты можешь раздвинуть стены, если нужно. Я хочу, чтобы ты раздвинула стены и шла дальше, о'кей? - О'кей, Шим... - Через минуту она добавила: - К-как интересно! - Будь внимательна, посмотри, может, кто-нибудь еще жив. Я хочу, чтобы ты осмотрела главный салон, хорошо? - Хорошо. Здесь сплошные д-джунгли. Все завалилось н-набок, и очень м-много деревьев и в-веток торчит из п-пола. Кажется... ой, здесь, внизу, б-большая д- дыра. - Глубокая? - Д-до самой земли. Н-но я в-вижу, как отсюда можно слезть. Когда п- понадобится, я м-могу спуститься. - Хорошо. Запомни эту дыру и пойдем дальше. - Т-ты хочешь, чтобы я п-пошла домой? - Нет, я хочу, чтобы ты продолжала искать Лиз. Надо найти главный салон. - Ладно. Я опять лезу н-наверх. Тут н-немного круто, но я з-залезу. Я использую свои когти. Как интересно. П-подожди минуту... - Что ты делаешь? - Я вырезаю д-дырку, сквозь к-которуго п-пролезу... - Примерно с минуту она молчала, ее лицевые мышцы яростно сокращались. - Отлично, я м-молодец... - Она замолкла. Нахмурилась. - Что это за пурпурный запах? - Осмотрись кругом, дорогая. Что ты видишь? - М-м, здесь м-много воды. Н-наверное, что-то п-про-текло. Я слышу з-звуки. Чавканье. В воздухе н-насекомые. М-много насекомых. По-моему, их н-называют жигалками. И... Ох! - Она рассердилась и шлепнула рукой, словно придавив кого- то. - Это т-тысяченожка. Я задавила ее. - Только не пользуйся... - Я оборвал себя на полуслове. - Не пользоваться чем? - Да так, ничем. Все прекрасно. Просто иди дальше. Я сомневался, стоит ли ей намекнуть на оружие, которое есть у тигра. Нет, пока не стоит. Возможно, даже лучше, что она не знает о нем, по крайней мере, у нее не возникнет желания им воспользоваться. - Ой, - отрывисто ойкнула Дуайн. - Что? - Я вижу то, что пахло пурпурным! - Ну и что это такое? - Ч-червь, - сказала она. - Тот, что съел лейтенанта Зигеля. Он смотрит на м-меня. Он очень б-большой. Я думаю, он голодный. И Дуайн заплакала. Родственная предыдущей гипотезе, теория воспроизводства гастропод утверждает также, что отдыхающие черви - матки, или "царицы", но, согласно этой теории, "царицы" не откладывают яйца, а хранят их в своем теле в виде опухолевидных наростов. По этой теории, в определенный момент срабатывает неизвестный пока механизм, яйца проклевываются все сразу, и новорожденные гастроподы начинают питаться материнской плотью и своими собратьями, когда натыкаются на них. Но, в отличие от медузосвиней, они не стремятся выбраться наружу как можно быстрее, а, наоборот, остаются под защитой материнского тела. По такому сценарию молодь гастропод лучше всего обеспечена пищей и условиями для роста именно внутри родителя и старается оставаться там как можно дольше, вырастая до максимально возможного размера и набираясь сил, пока родитель еще жив. Таким образом, они сталкиваются с необходимостью выживать самостоятельно, лишь когда он умирает. Главное преимущество такой стратегии воспроизводства заключается в том, что молодь в избытке обеспечена пищей и защищена в ранний, самый уязвимый, период своей жизни. А главный недостаток ее в том, что он исключает стадию выкармливания новорожденной гастроподы ее родителем. Если предположить, что по интеллекту эти существа находятся, по крайней мере, на уровне приматов, то им, соответственно, необходим импринтинг родителей, других родичей и племенных взаимоотношений. Это предполагает существование у гастропод иного механизма, с помощью которого они цивилизуют молодь, обучая ее соответствующему поведению в мандале. Критики этой теории считают ее неверной, поскольку она отрицает преимущества естественного материнского воспитания новорожденного. Сторонники же ссылаются на то, что этот разрыв объясняет большое количество диких особей, встречающихся вокруг любой мандалы. Кое-кто считает, что постоянное ухаживание других червей за "царицей", по сути, и есть общение младенцев с родителями, так как сопутствующие ухаживанию действия и пение более молодых членов семьи запечатлеваются у новорожденных гастропод, пока они еще находятся внутри родительского тела. К тому же предполагается, чтогастропо-ды и медузосвиньи - близкородственные формы, примерно как люди и шимпанзе, и поэтому у них должно быть сходное репродуктивное поведение. Единственным фактическим свидетельством в пользу этой теории служат сильно изгрызенные останки отдыхавшей гастроподы, обнаруженные в разрушенном гнезде. Правда, надо заметить, что до сих пор исследуются и другие возможные причины смерти этой особи. "Красная книга" (Выпуск 22. 19А) 46. ПУРПУРНОЕ МАСЛО Собака - друг человека. Одни заводят бульдога, другие - дога, третьи - догму. Соломон Краткий Неожиданно кто-то схватил меня за плечо и грубо оттолкнул от Дуайн. Доктор Шрайбер кричала мне в ухо: - Чем, черт возьми, вы тут занимаетесь? - Не мешайте мне, доктор... Она уже рылась в карманах в поисках универсального шприца. Эта женщина знала только один метод лечения - общую анестезию пациента. Я решил не терять время на объяснения. Схватил ее за ногу и дернул, а потом сильно ударил в висок... Но промахнулся. Лягнув меня, она откатилась в сторону. Дуайн в панике заверещала. У Шрайбер было преимущество - я не мог встать, зато на моей стороне была моя ярость. Я схватил ее за ногу и, рывком подтянув к себе, ударил ребром ладони по животу - и снова промахнулся. Эта женщина умела драться. Но пока она замахивалась, я все-таки сумел приподняться и подмял ее под себя. Моя позиция оставляла желать лучшего, но выбора не было. Я упал коленом на ее солнечное сплетение, прежде чем она успела ударить меня в пах. Боль в ноге была невозможной, казалось, внутри взорвалась бомба. Не в силах приподняться, я заполз на Шрайбер. Она могла выдавить мне глаза, порвать барабанные перепонки или еще что-нибудь. У меня не было никакого преимущества - ни внезапности, ни силы, ни ловкости. Я пережал ей гортань. Ее легко можно было вырвать вообще, но мне не хотелось убивать. Теперь я контролировал ее, но и сам не мог двинуться. Нельзя ни продолжить, ни остановиться. Вот дерьмо! - Доктор Шрайбер, - проговорил я, задыхаясь от боли, - мы спасаем генерала Тирелли. Дуайн действует как терминал. Дайте мне вытащить Лиз, и я сделаю все, что вы захотите. Согласен даже на лоботомию. Но если вы попытаетесь остановить меня, я вас убью. Скормлю вашим собственным червям. Вы меня поняли? Я сжал ей горло посильнее. Она что-то пробулькала в ответ. - Что? Я не понял. Я немного ослабил хватку. Она повторила то же самое. Я опять не понял, но чувства, стоявшие за этим, говорили сами за себя. Придется ее убить. Дерьмо! Дуайн по-прежнему визжала: - Черви! Ч-черви идут! Я забыл про доктора Шрайбер. Схватил Дуайн за руки и рванул к себе. Влепил ей пощечину. - Они не тронут тебя! Ты - тигр. Лицо Дуайн сморщилось, но она моргнула и поняла, что находится в безопасности рядом со мной. - Он н-не м-может съесть меня, д-да? Я снова схватил ее за руки. - Перестань, Дуайн. Все идет просто отлично. Но ты должна подойти к нему. Ты теперь очень сильная. Просто делай, что я говорю. Сможешь? Доктор Шрайбер хотела что-то сказать. Не глядя на нее, я одной рукой зажал ей рот. Дуайн выглядела испуганной. Страх, казалось, парализовал ее. Я знал, в чем дело. Виртуальная реальность пугала ее. Дуайн не понимала, где она и кто она. Все слишком реально. Чересчур реально. Сейчас переживания захлестнут ей мозг... Я сжал ее руки. Изо всех сил. - Это я, Джим. Помнишь меня? Я здесь. Он не тронет тебя. - Я б-боюсь, Шим. - Он не тронет тебя! - Я б-больше не могу. - Нет, можешь. - Нет, нет, н-не могу. - Дуайн! Ты можешь! Заверяю тебя, ты можешь. Лицо Дуайн исказилось. Она заплакала. - Пожалуйста, не заставляйте м-меня! Подо мной протестовала Шрайбер: - Перестаньте ее мучить! Моя рука помимо воли сжалась в кулак и обрушилась на голову Шрайбер. Сильно. Я поднес кулак к глазам Дуайн. Она неожиданно встрепенулась и напугалась. - Ты должна это сделать, Дуайн! - приказал я. - Это очень важно. Ты делаешь это для Лиз. Шмыгая носом, она покачала головой. Потом поперхнулась и стала хватать ртом воздух. Придуривается. Я снова влепил ей пошечину - не сильную, но чувствительную. - Если ты не пойдешь, Дуайн, то я сделаю тебе больно. Очень больно. Больнее, чем червь. Червь не может причинить тебе вреда, Дуайн. А я могу - Я намного злее червя, помни это! Неожиданно она перестала плакать и пристально посмотрела на меня. - Т-ты сукин с-сын, - шепеляво проговорила она. Я сделал вид, что не слышу, и требовательно спросил: - Где ты сейчас? - Я в к-коридоре. На меня смотрит ч-червь. Он рокочет. П-по-моему, он хочет. встать на дыбы, но н-не м-может - нет м-места. - Хорошо, отлично. А теперь слушай меня внимательно. Вот что ты должна сделать. Подумай о своих зубах. У тебя большие, острые и крепкие зубы, не так ли? - Э... да, у меня ч-ч... ч-ч... ч-челюсти, - сильно заикаясь, сказала Дуайн. - Отлично, хорошо. Я хочу, чтобы ты воспользовалась своими челюстями. Хочу, чтобы ты укусила червя как можно сильнее. - Укусить ч-червя? - Ты сможешь. Лейтенант Зигель тоже хотел бы этого. Сделай это для Курта, хорошо? Это самый плохой червь в мире, и ты можешь грызть его, как печенье. Прыгни вперед и кусай. Он не может причинить тебе вреда, а ты можешь убить его. Ну давай, прямо сейчас. Готова? Раз, два, три... Лицо Дуайн напряглось. Она яростно заработала челюстями. Казалось, она кусает нечто ужасное. Она сосала и плевалась. Из глубины ее горла доносилось влажное бульканье. Лицо исказилось страшной гримасой, глаза крепко зажмурились. - Представь себе, что это банан, - подсказал я. В течение какого-то времени я не мог понять, что она делает. Мне показалось: либо давится, либо плачет. Но тут я сообразил, что она смеется, хихикает. - Он на вкус как м-масло, - заявила она. - Только п-пурпурное. Он внутри весь волосатый. - Ты внутри его? - О да. Он хотел с-съесть меня, а я п-пролезла ему в горло и проела п-путь до самого х-хвоста. П-по-моему, он мертвый. - Она рассмеялась. - Я вылезла с д- другого конца. Как здорово. Можно п-попробовать еще раз? - Если мы встретим другого червя, то да, но сначала мы должны найти Лиз. - Она здесь. - Что?! - взревел я. - Ч-червь х-хотел вытащить ее отсюда. - Вытащить? Где она? - Она застряла в к-коридоре. Он весь с-сплющен и загибается вбок. Она застряла. Мне не хотелось задавать следующий вопрос, но я должен был спросить. - Она жива? - Н-не знаю. Мне надо п-подойти ближе. - Ладно. Теперь слушай. Я хочу, чтобы ты была очень-очень осторожна. Ты можешь раздвинуть стены в стороны? - Да, н-но... я боюсь, что она упадет вниз. - Делай это медленно, Дуайн. Не торопись. - Хорошо. Я д-думаю, что смогу. Доктор Шрайбер со стоном выпрямилась. - Она теплая? - спросила она и тут же раздраженно напустилась на меня. - Ладно, Маккарти, вы выиграли. А теперь отпустите меня. Дайте заняться моей работой. Я был вынужден ей поверить и откатился в сторону. - Д-думаю, что да. Она в-выглядит не очень хорошо. - Она в сознании? - спросила Шрайбер. - Да. Я с-слышу ее. По-моему, она п-плачет. - Плачет? Это хороший признак. - Ее здесь з-здорово зажало, - докладывала Дуайн. - Я п-пробую убрать п- панели. - Спустя бесконечно долгую секунду Дуайн сообщила: - Она видит м-меня. Доктор Шрайбер очнулась и сказала Дуайн: - Подумай внимательно, Дуайн, внутри тебя есть какие-нибудь медицинские средства? - Э... нет. Хотя есть н-немного воды. П-поилка с трубочкой. - Ты можешь дотянуться до генерала Тирелли? - Сейчас. Да. Т-теперь я д-достаю до нее. Она говорит со м-мной. - Что она говорит? - выкрикнул я. Мое сердце бешено колотилось. Дуайн насупилась, прислушиваясь. - Что-то такое о д-долбанном времени. Она говорит: "3-заберите м-меня отсюда к ч-чертовой матери!" И она хочет п-пить. - Хорошо, - сказала Шрайбер. - Дай ей немного воды, только чуточку. - Она мягко отодвинула меня. - Ложитесь. Теперь моя очередь. - И взяла Дуайн за руки. Я с облегчением вытянулся на носилках. Лиз найдена! Она жива. Ее спасут. Теперь все обязательно будет хорошо! Я лежал на спине, и из моих глаз ручьем текли слезы облегчения. Гастроподы были замечены выслеживающими и пожирающими стада оленей-карибу на Аляске, бизонов - в Вайоминге, крупного рогатого скота - в Техасе, По неподтвержденным данным, хторране способны собирать и пасти стада людей. Все это приводит к самому трудному вопросу. Если га-строподы в своем естественном состоянии хищники, то кто их естественная жертва? Некоторые предполагают, что естественная жертва этих существ - мы, что они специально предназначены для того, чтобы очистить жилище, прежде чем в него вселятся новые квартиранты. Разумеется, возможно и такое объяснение. Но даже если принять этот тезис в качестве главного условия хторранского заражения, то он все равно не отвечает на исходный вопрос. Гастроподы демонстрируют одновременно прожорливость и большую плодовитость. Даже при самом жестком соотношении численности хищник/ жертва, чтобы прокормить хищников, требуется постоянная определенная численность жертв, а мы не наблюдаем ни одной хторранской жизненной формы, которая заполнила бы эту экологическую нишу. Таким образом, вопрос остается открытым: что или кто является естественной жертвой гастропод? "Красная книга" (Выпуск 22. 19А) 47. ПОСЛЕДНИЙ РЕЙС Жизнь ничего не значит, значат люди. Соломон Краткий Она была слаба, но она была жива. Выглядела она ужасно. Слошной синяк. Рыжие волосы свалялись, лицо было черным от грязи. На лбу запеклась кровь. Она была голодна, ее мучила жажда, а голос так охрип, что она не могла говорить. Лиз напоминала человека, подорвавшегося на мине. Но она была жива. И первыми ее словами, когда носилки спустили с разбитого корабля, были: - Где Джим? - С ним все в порядке. Но этого ей было недостаточно. Она настояла, чтобы ее сразу же отнесли ко мне. Ее носилки поставили рядом с моими, и, пока доктор Шрайбер пыталась отмыть ее лицо и обработать раны, она повернула голову и протянула мне руку. Кончики наших пальцев лишь слегка соприкоснулись, но тут я изо всех сил потянулся и схватил ее руку. Лиз сжала мою в ответ так сильно, как только могла. Я почувствовал, что она вся дрожит, но это не имело никакого значения. Она жива. Мы просто держались за руки, потрясенные и изумленные, тонули в глазах друг друга, и смеялись, и плакали, и пытались говорить - все сразу в немыслимом порыве радости, облегчения и печали. - Я так испугался, - задыхаясь, сказал я. - Я боялся, что никогда больше не увижу тебя. Испугался, что у меня больше не будет возможности сказать тебе, как сильно... я люблю тебя. - Мне сказали... - Ей было трудно говорить. - Мне сказали, что это ты спас меня. - На самом деле это Дуайн, - ответил я. - И Рэнди Данненфелзер. И даже доктор Шрайбер. Дорогая, тебе нельзя говорить. Мы оба живы и сейчас улетим отсюда, а все остальное не важно. Мы летим домой! Она согласно кивнула и просто лежала, отдыхая, глядя на меня, и устало, но счастливо улыбалась. - Я люблю тебя, - прошептала она и была при этом так прекрасна, что мне стало больно. Доктор Шрайбер плотно завернула Лиз в серебристое медицинское одеяло. - Мы эвакуируемся отсюда. Держитесь, о'кей? Вы будете в полном порядке. Но когда за ней пришли, Лиз отказалась лететь. - Нет, нет, - неистово запротестовала она. - Я должна остаться с Джимом. - Она не допускала и мысли, что мы снова расстанемся. - Черт возьми, я все-таки генерал! - прохрипела она. - И это, мать вашу, приказ! - Она не успокоилась, пока доктор Шрайбер клятвенно не заверила, что нас обоих отправят одним рейсом. Отдаленные звуки сражения постепенно приближались. Ревущие вертушки над нашими головами шли сплошным потоком, а за деревьями стоял неумолкаемый грохот фугасных и зажигательных бомб. - Хорошо, хорошо! - сказала доктор Шрайбер. - . Только давайте убираться отсюда. И на этот раз я с ней согласился. Все здесь становилось чуть более пурпурным, чем хотелось бы. Наши носилки подняли и бегом понесли на расчищенную площадку. Навстречу с шепотом опускался военно-морской десантный корабль "Дрэгонфлай", поднимая смерч пыли и мелких камешков. Из вертушки доносилась музыка. Бах! "Маленькая фуга соль-минор" на синтезаторах! Сначала ее, а потом мои носилки грубо запихнули внутрь. Переглянувшись, мы улыбнулись. Следом в машину забрались те, кто тащил наши носилки. За ними влезли огнеметчики и санитар. Санитар наклонился и два раза хлопнул пилота по плечу: - Все чисто. Поехали. Пилот взмахнул рукой с оттопыренным большим пальцем. Взвыли моторы. Музыка стала еще громче. Вертушка рванулась в небо. Мы улетали. ИНТЕРВЬЮ С ДЭВИДОМ ГЕРРОЛДОМ Думаю, что вам очевиден первый вопрос. Почему на публикацию книг хторранского цикла ушло так много времени? Потому что чертовски много времени ушло на их написание. Это оказалось трудной работой. Если бы я заранее знал, с каким трудом пойдет эта серия, я бы наверняка дважды подумал, прежде чем решился бы вложить в нее годы своей жизни. С другой стороны, работа над таким большим полотном - очень волнующий вызов для писателя. Мне всегда хотелось прочитать научно-фантастический роман эпического масштаба, но его никто не писал. Вы ясно представляете себе, чем закончится эпопея? Вы ведете к какой-то конкретной развязке? Абсолютно конкретной. Но, возможно, пройдет еще какое-то время, прежде чем я доберусь до нее. От начала и до конца этой истории произойдет очень многое. Я все время обнаруживаю новые веши, с которыми мне хочется побыть. Хорошие новости состоят в том, что конец уже есть. Я совершенно отчетливо представляю себе, куда приведет эта история. А плохие новости заключаются в том, что нам придется проделать чертовски длинный путь, прежде чем мы туда попадем. Кто-то однажды спросил меня, зачем я создаю для моего героя такую большую проблему, почему все время ставлю его в такие сложные обстоятельства? Разве это справедливо по отношению к нему? И этот человек прав. Это несправедливо - но такова жизнь. Справедливость - понятие, придуманное людьми. Природа не верит в справедливость. И к тому же я не уверен, что только в справедливости заключается драматизм этой истории. В чем проблема справедливости? Если справедливость по своим размерам подходит вам, разве вас заинтересует такая проблема? Чтобы добиться своей маленькой справедливости, разве не требуется большой героизм? По- настоящему становится интересно тогда, когда вы сталкиваетесь с проблемой, которая больше вас, и заставляете себя вырасти, чтобы справиться с ней. В жизни большие герои - те, кто не уклоняется от больших вызовов. Я думаю, что именно так можно узнать, насколько вы крупная личность, - по тому, насколько большой вызов вы не испугаетесь принять. Это и есть самое главное в книгах данного цикла. Откуда берутся герои? Героями не рождаются. Их приходится растить. Этим я и занимаюсь - прослеживаю процесс тренировки героя текущей работой. Мне кажется, что это происходит нелегко. Джим Маккарти начинает, как любой из нас: он злой, обидчивый, почти не способный к подобной тренировке молодой человек, который еще не избавился от своего детства. Но, следуя за ним от книги к книге, мы видим, как он учится и как это его изменяет. Нельзя протащить человека через события такого рода и ожидать, что он не изменится. Так что, по сути, это история человеческой трансформации. Этот процесс длится всю жизнь. Сколько всего книг будет в этом цикле? Столько, сколько их будет. По крайней мере, сейчас мне кажется, что не меньше семи. Это самая длинная "трилогия", какую я когда-либо писал. Вы знаете, кто такие в действительности хторране? Вообще-то более корректно было бы спросить: "Вы знаете, что такое в действительности Хторр?" Да. Ответ будет - да. По сути, я уже объяснил, что это такое, в книге. Хторр - экология-завоеватель. Вы же спрашиваете о другом: где прячется разум, стоящий за вторжением? Единственный ответ, который я могу дать в данный момент: везде. Тем не менее я обещаю объяснить это более подробно в следующей книге - "Методика сумасшествия". Эту книгу нам тоже придется ждать три года? О господи, надеюсь, нет. В данный момент уже написано 50 тысяч слов пятой книги, но я понятия не имею, какого она будет объема. Похоже, писаться она будет очень тяжело. В "Работе для настоящих мужчин" было 155 550 слов. В "Дне проклятия" - 144 500. В "Ярости отмщения" - 180 600, а в этой книге - 222 тысячи слов, то есть она на треть длиннее, чем самая длинная из предыдущих книг. Вы можете коротко ввести нас в сюжет "Методики сумасшествия"? М-м, конечно. Вертушка терпит аварию; людей захватывают черви и превращают в своих рабов; все они обрастают розовой шерстью и начинают сходить с ума; мы узнаем, что черви - на самом деле четырехполью насекомые с коллективным сознанием; после промывания мозгов, которое черви устроили Джиму, он убивает Лиз и ее ребенка, затем - всех остальных младенцев в лагере, а потом, после того как его спасают, он попадает в приют для сумасшедших, но бежит оттуда, усыновляет новорожденного червя и становится сумасшедшим ренегатом. Вы шутите? Мне кажется, лучше подождать книгу, а? Эпизод, рассказывающий о Дэниэле Гудменв и Лестере Барнстормв, основан на реальном факте? Вы подразумевали какого-то определенного продюсера? Вовсе нет. Я предполагаю, что кое-кто начнет искать реального продюсера, и я не могу этого запретить, но Лестер Барнсторм не списан ни с одного реального человека, здравствующего или покойного. Хотя ярость этого эпизода, конечно, реальна. Лестер Барнсторм является олицетворением порочного продюсера, который всегда лжет, обманывает, обжуливает или злоупотребляет доверием автора. Если кто-нибудь из продюсеров, читая книгу, узнает себя, пусть ему будет стыдно. Я объясню вам, чему посвящен этот эпизод на самом деле. Мести. Единственные специалисты по мщению в этом мире - писатели. Все остальные - дилетанты. Вы только вспомните, в скольких книгах и в скольких кинофильмах основная суть сводится к отмщению. Таких большинство, правда? Отмщение - вот главное в этой истории. И это не случайно. Писатели просыпаются по ночам, думая, как бы им с кем-нибудь поквитаться. Никто не проводит столько времени, точа свой зуб, сколько писатели. Любой, кто кусает писателя, напрашивается на беду - ему грозит по меньшей мере расстройство желудка. Кого из героев книги вы списали с себя? Всех. И никого. Каждый мой герой несет часть моего опыта общения с людьми. Разумеется, все это проходит через фильтр моего субъективного мировоззрения, но я разделяю себя поровну между всеми главными героями, так что трудно указать на кого-нибудь пальцем и сказать: "Ага, вот что автор думает на самом деле". Намного правильнее указать пальцем на книгу: "О, так вот о чем на самом деле думает автор". У кого-нибудь из ваших персонажей есть реальный прототип? И да и нет. Некоторые герои названы именами реальных людей, которые заплатили за это большие деньги. Деньги пошли на благотворительность, в мой фонд помощи нуждающимся, больным СПИДом в Лос-А