Филип Хай. Запрещенная реальность --------------------------------------------------------------- © Copyright Филип Хай © Copyright Андрей Миллер (little_andy(а)sibmail.com), перевод Изд. "Флокс", Нижний Новгород. Под псевдонимом переводчика: Х.Иванов OCR: Сергей Степанов --------------------------------------------------------------- роман. ГЛАВА 1 Старик был гостеприимным, но немного странным. Он предложил им блюдо из неприправленных кубиков концентрата и кофе без сахара. -- Говорите, вы летчики? -- Да, -- вежливо, но сдержанно ответил Джиллиад. -- Мы упали в лесу. Старик медленно покачал головой. -- Сейчас мы нечасто видим летчиков, особенно в нашей провинции. Я слышал о них, да, но сам не видел ни одного... Это ведь своего рода машина -- ну, та штука, в которой вы летели? -- Да, это машина, -- тихо ответил Кэндел. -- Странно. -- Седая голова снова покачалась туда-сюда. -- Раньше я тоже летал, иногда часами, но не в машине. Сейчас-то я, к сожалению, уже стар для этого. С возрастом интерес пропадает. -- Он замолчал и шумно отхлебнул кофе. -- А дом, говорите, вы увидели сквозь деревья? Джиллиад кивнул. -- Мы увидели свет. -- Ax да, свет. -- Большой дом, -- сказал Кэндел.-- Большой и одинокий. -- Да, большой. -- Чашечка, покачиваясь, вернулась на блюдце. -- Но не одинокий. Они все тут, но иногда я не выношу, когда мне мешают. Некоторые слишком болтливы. -- Он тщательно вытер рот не особенно чистым полотенцем и уставился на гостей светлыми водянистыми глазами. -- И куда вы теперь собираетесь? -- До ближайшего города, за помощью. Кэндел поднял на него взгляд. -- До города? О, да, Дунстен, четыре километра отсюда. Вы можете дойти пешком. -- А разве никакого транспорта нет? -- Нет, здесь же никто не бывает. -- Тогда нам нужно отправляться прямо сейчас. -- Кэндел встал. -- Спасибо за гостеприимство и за то, что накормили. -- Не за что, я еще никогда не был знаком с летчиками. -- Старик неуверенно поднялся. -- Я провожу вас на улицу. -- Да мы выйдем сами. Спасибо. -- О, нет, у вас не получится. Вы сами вошли сюда, но отсюда вам не выйти, если я не покажу дорогу. -- В самом деле? -- Конечно, -- старик вдруг заговорил резко и раздраженно. -- Есть путь внутрь и есть путь наружу; один, чтобы войти, и один, чтобы выйти. Таков порядок вещей, и мы должны ему подчиняться. Джиллиад, стоящий позади старика, скосил на него глаза и постучал себя пальцем по лбу. -- Сюда, -- старик открыл дверь в задней стене комнаты. Они пошли вслед за ним -- по длинному, извилистому коридору с множеством дверей. На одной двери, как заметил Кэндел, была надпись: "Жена -- Джулия", на другой -- "Дорис", без дополнительных пояснений. Коридор опять повернул, и старик остановился. -- Здесь придерживайтесь левой стороны, в третьей комнате тигр. Джиллиад посмотрел на Кэндела и в отчаянии поднял брови. Дойдя до двери с надписью "Тигр", он презрительно пнул ее ногой. Раздалось фырканье, Джиллиад вскрикнул и бросился назад, закрыв лицо ладонями. -- О, Боже! -- выдавил он. Под его левым глазом появилась рваная кровоточащая рана. Старик подошел к ним. -- Я же вас предупреждал. Мне очень жаль, но я вас предупреждал. -- Он наклонился, разглядывая рану. -- Она неглубокая, и у Тима совсем чистые когти, так что могу вас успокоить. -- Тигр в спальне! -- В лицо Джиллиаду бросилась краска гнева. -- Вы, должно быть, сумасшедший... тигр в спальне... Кэндел пнул его по ноге. -- Да успокойся же, ты ведь знаешь, почему мы здесь. Джиллиад сжал кулаки, но сдержал себя. -- Жаль, но кто же мог ожидать здесь такого? -- Никто, -- сухо сказал Кэндел. -- Мы в Канаде, а не в Бенгалии. -- Но не станешь же ты утверждать... -- Я ничего не собираюсь утверждать. Мы пришли сюда как раз для того, чтобы это установить. Это может быть проекцией. -- Проекцией! Ерунда! Я ведь его видел, и он разодрал мне лицо. -- Хорошо, хорошо, ты же восприимчивый. Джиллиад побледнел. -- Что ты хочешь... Что это значит? -- Но ведь мы же не знаем точно, верно? Нам так мало рассказывали. Мы знаем только о факте, как таковом. Побочные явления и механизм нам не объясняли. -- Сюда, -- сказал старик, казалось, уже забыв о происшествии, и открыл дверь. -- Вам надо пройти меж деревьев, и вы попадете на дорогу. В Дунстен -- направо. На улице было холодно. Начинало светать. На востоке на фоне неба вырисовывались контуры деревьев. Оба слегка дрожали, шагая по узкой тропе, и не только от холода. Когда они вышли к дороге, сразу стало ясно, что ею не пользовались доброе столетие. Она была прямой, как стрела, и вела вдаль -- растрескавшаяся и поросшая сорняками. Джиллиад удрученно огляделся. -- Четыре километра, да? Тут, должно быть, все четыреста... и в каком направлении? -- На запад, если верить старику. -- Надеюсь, старый хрыч не соврал. Идем. Они отправились в путь, но не успели пройти и сотни метров, как из-за деревьев незаметно выскочили двое мужчин и подбежали к ним. Они были просто одеты, и оба, похоже, безоружны, но было в них что-то военное. Один из них -- тот, что повыше -- начал разжигать свою неуклюжую трубку, рассматривая Кэндела сбоку. -- У вас какая-то определенная цель? -- Э-э...-- Кэндел помедлил. -- Ээ... да; мы идем в Дунстен. -- Куда вы идете? -- Мы из другой части провинции... с востока. -- И что вы там делали? -- Мы летели, и наша машина упала. -- Значит, вы провели в сумасшедшем доме четыре часа, пока не начало светать? -- В сумасшедшем доме? -- Джиллиад недоуменно посмотрел на него. Высокий мужчина вынул трубку изо рта. -- Старый Пинчер -- сумасшедший. Одержимый третьей степени. Мы переправили наших сумасшедших в нежилые места. -- Он вздохнул. -- У нас слишком много места. -- Он замолчал, выбил трубку об ветку дерева и сунул ее в карман. -- И куда вы собрались? Джиллиад мрачно уставился на него. -- Вы не находите, что задаете слишком много вопросов? -- В самом деле? -- Мужчина слегка улыбнулся и что-то вынул из кармана. -- Комиссар Остерли из секретной службы Онтарио. Достаточно? -- Мы ничего не делали, мы... -- Я хочу знать, куда вы направляетесь. -- Но мы же сказали вам -- в Дунстен. -- Ваши карты немного устарели. Я могу вам показать, где он когда-то был. -- Остерли опять вставил в зубы пустую трубку. -- И вы значит, прибыли с востока? -- Да. -- Джиллиад угрюмо посмотрел на него. -- Наш самолет разбился, знаете, и... -- Ах да, самолет. Мы уже посмотрели на него перед тем, как прийти сюда... очень интересно. В нашей провинции не летают, но мы немного разбираемся в металлах. Почему же там так много слабых мест? -- Слабых мест? -- Кэндел почувствовал, как ему в лицо бросилась кровь. -- Да, мы, как говорится, осмотрели обломки и нашли оплавленный кусок металла, который когда-то мог быть компенсатором силы тяжести, а также множество дефектов структуры, которые могли привести к разрушению аппарата даже при малейшем толчке. И наше мнение таково: мы видим вас парящими в аппарате с компенсатором силы тяжести. Как только вы коснулись макушек деревьев, все детали машины рассыпались, как и было задумано. Это было похоже на крушение, хотя компенсатор силы тяжести доставил вас на землю без повреждений и разрушился при посадке. Выбравшись из "обломков", вы из осторожности повалили несколько деревьев. Но нельзя не заметить, что летательный аппарат не предназначался для обратного полета. У вас есть, что добавить к этому, или вы и дальше будете считать меня дураком? -- Мы задержаны? -- сдавленно спросил Кэндел. -- Вы можете называть это арестом, если вам так нравиться. -- Остекли криво ухмыльнулся. -- Во всяком случае, мы доставим вас на допрос. -- На каком основании? -- В этой провинции нет никаких летательных машин -- на востоке ли, на западе или на юге. Значит, вы пришли извне. Никто не покидает эту провинцию и никто не прибывает в нее... Вы шпионы. -- Нет, мы... -- И к тому же, неопытные шпионы. Ваша секретная служба в лучшем случае пятого класса, ваши карты устарели, и ваш акцент немедленно выдает вас -- вы англичане. Двое мужчин посмотрели друг на друга, потом Кэндел пожал плечами. -- Ну, хорошо, мы англичане, но мы вовсе не собирались здесь шпионить; во всяком случае в военном смысле. Мы же не воюем с вашей страной. -- В самом деле? Уже сто пятьдесят лет не существует никаких контактов. Зачем вы здесь? -- Мы... -- Кэндел опять замялся. -- Мы наблюдатели. Нас послали на поиски возможных выживших цивилизаций. -- Но вы крались, как шпионы. -- Мы не знали, что нас ожидает. Какой нам готовят прием. -- Да? -- Остерли тщательно набил трубку.-- Вас не очень ценят, верно? Полет в неизвестное без карты обратного пути кажется мне довольно сомнительным предприятием. -- Может быть. -- Джиллиад пожал плечами. -- В политическом смысле с нами покончено. Мы поддерживали не того политика. -- Не повезло. -- Остерли пососал трубку, раскуривая. -- И все же если вам оставили выбор, что понятно из ваших ответов, то вам должны были дать и какой-нибудь прибор для передачи информации. -- Хм... да. -- Прежде чем вы его отдадите -- что вы должны были передавать? -- Мы хотели знать, -- Кэндел заметно вспотел, -- существует ли какая-нибудь функционирующая культура и какие методы она применяет, чтобы подавить Машину. -- Машину? Вы имеете в виду Машину Желаний? -- Он уставился на них и неожиданно расхохотался. -- Боже милостивый, да она же разрешена! ГЛАВА 2 -- Разрешена! -- Кэндел остановился, как вкопанный. -- Разрешена законом? -- Он недоверчиво посмотрел в лицо Остерли. Этот человек, должно быть, сумасшедший или не понял вопроса. -- Машина Желаний -- разрешена? Остерли растерянно покачал головой. -- Можете купить и себе, как только доберемся в город. Кэндел помотал головой, будто разгоняя в ней туман. Разрешена! Должно быть, здесь все безумны, одержимые третьей степени; цивилизация и Машина не могут существовать вместе, так учит история. Только в Англии за одиннадцать месяцев было восемь миллионов смертей -- убийства, самоубийства, восстания. Купить! Разрешена! -- Мы говорим об одном и том же? -- осторожно спросил он. -- Я думаю, да, только мы называем это Машиной Мечты. Кэндел привалился спиной к дереву. -- Я просто не могу понять. Разрешена! В моих ушах это звучит как -- простите -- кощунство. Остерли выпустил дым уголком рта. -- Послушай, друг, Англия поднялась и борется, верно? И побеждает? Но вы знаете, почему она победила? Я хочу вам сказать: потому что там было всего сорок процентов одержимых. А здесь, в Онтарио, -- девяносто процентов, да еще при таком рассеянном населении, что не было никаких шансов подавить торговцев, как это сделали у вас. Старая поговорка гласит: если не можешь с кем-то справиться, то лучше к нему присоединиться. Наши предки, стоявшие у власти, так и сделали; им просто ничего другого не оставалось. Они вынуждены были склониться перед большинством, иначе их просто смели бы. И они склонились. Долгое время царил ужас. И неудивительно, если практически лишь пять процентов населения пыталось сохранить цивилизацию. Джиллиад покачал головой с короткими черными волосами: -- Я бы сказал, что это невозможно. -- Почти. За это время население уменьшилось на пятьдесят семь тысяч, но мы понемногу отходим. Сейчас мы снова на почти нормальном уровне. -- Нормальном!? -- с почти оскорбительным недоверием воскликнул Кэндел. -- Послушайте, молодой человек, -- Остерли вынул трубку изо рта и направил ее, как оружие, на Кэндела. -- Вы же не разбираетесь в этом, верно? Вы же практически выросли в условиях диктатуры, где все, связанное с Машиной Мечты, исключая исторические обстоятельства, подавляется. А мы вынуждены с этим жить. При одержимости в девяносто пять процентов больше ничего не остается. Если девяносто пять процентов вашего собственного населения стали бы одержимыми -- наркоманами, я имею в виду -- то вы бы оказались перед той же проблемой. Именно так и было, только Машина -- это намного хуже, чем кокаин, героин и все, что вы еще можете назвать, но, что хуже всего, -- мы не имели ни малейшего представления, что с этим делать. Но мы все же научились, научились..., с трудом. -- Так считаете вы, -- сказал Кэндел, -- но я постоянно спрашиваю себя, об одном ли мы говорим. -- В самом деле? -- Остерли достал что-то из кармана. -- А как бы вы назвали вот это? Прежде чем Кэндел успел ответить, Джиллиад застонал и отшатнулся назад. -- Уберите это, ради Бога, уберите, пожалуйста! -- В его голосе послышалась мука. Остерли быстро спрятал предмет. -- Я вижу, что промывание мозгов у вас достигло цели. А от чего у вас рана под глазом? -- Это... -- начал было Кэндел. -- Заткнитесь, я спрашиваю его! Итак? -- Остерли вдруг стал жестким и злым. -- Я... я... -- Джиллиада охватил панический страх. -- Я хочу слышать правду. Правду! -- Это тигр. -- Джиллиад почувствовал, что он вот-вот разразится слезами. Лицо Остерли, казалось, постоянно растягивалось, и он почувствовал безымянный ужас. -- Это большой грязный тигр в доме старика, он поцарапал меня. Боже мой. Боже мой! До его сознания как-то смутно дошло, что ноги почти отказали ему. Спутник Остерли поддержал его. Будто издалека он услышал крик Кэндела: -- Не было никакого тигра! Никакого тигра, поймите! Он просто испугался, я специально заглядывал в комнату... -- Тихо! Джиллиад медленно приходил в себя. Остерли задумчиво почесал подбородок. -- Вот это уже ближе. Иммунный и восприимчивый. Вы-то, возможно, еще неопытны, но пославшие вас, несомненно, знали, что они делают. -- И что теперь с нами будет? -- спросил Кэндел, все еще красный от гнева. Остерли пожал плечами. -- Это решаю не я, все зависит от комиссии. Если вас не осудят, как шпионов, то могут привлечь к ответственности за нелегальный переход границы. -- Он помолчал, будто прислушиваясь, и криво улыбнулся. -- А как вы относитесь к хирургическому вмешательству? -- Он не стал дожидаться ответа и продолжал: -- Лаборатория только что сообщила мне, что один из вас все еще передает, хотя я отнял у вас прибор. -- Улыбка превратилась в гримасу. -- Отключите передатчик! Джиллиад подался назад. Он понял, что попытка подмены оказалась бесполезной. -- Я не могу. -- Вы не можете? Почему? Где он? -- В моей ладони. -- Передает и красивые картинки, да? Хорошо, что вы открыли рот, а то я, наверное, схватился бы за нож. -- Он кивнул своему спутнику. -- Позаботьтесь об иммунном. Машина уже в пути. А сам я лучше быстренько доставлю этого в столицу. Помимо передачи пришли странные сообщения. Его очень хотят там видеть. Ну, идите. Джиллиад бессознательно пытался тянуть время. -- Мы что, пойдем пешком? -- Прекратите говорить глупости. За деревьями стоит субджо. Джиллиад пожал плечами. Он и понятия не имел, что такое субджо, но без сопротивления последовал за Остерли. Они дошли до деревьев, и он увидел аппарат. Тот был похож на большую пивную кружку. При их приближении открылась дверь. Остерли втолкнул его внутрь. -- Садитесь и держитесь покрепче. Джиллиад не нашел ничего, за что можно было бы ухватиться. Когда дверь закрылась, вспыхнула странная голубая молния, и он скорчился. Может быть, он потерял сознание, так как, когда он выпрямился, все опять было нормально. -- Все в порядке? -- слабо улыбнулся напарник Остерли. -- Вы должны принять во внимание, что мы только что прыгнули на семьсот километров с помощью машины, которой нет. Джиллиад зло посмотрел на него. -- Это ваш канадский юмор? -- Все зависит от точки зрения. Тигра не было, но он разодрал вам лицо. -- Он наморщил лоб. -- Я могу понять, почему исследовательский отдел срочно потребовал вас к себе. Но почему ваши люди послали такого неопытного человека? Полчаса спустя его привели в ярко освещенную лабораторию, и он заметил, что большая часть людей в белых халатах смотрит на него с таким же любопытством. Ему пододвинули кресло и принесли поднос с едой. Пока он ел, ему между делом задавали вопросы. -- Как сейчас выглядит Англия? -- Лондон еще на месте? -- Как вас зовут? Допрос шел так непринужденно, что Джиллиад отвечал почти без страха, пока не попытался сдерживать себя. И только тогда он понял, что не может этого сделать, что что-то развязало его язык и отключило волю. -- Итак, у вас сейчас диктатура? -- Для безопасности народа. -- Вы на самом деле верите в это? -- Нет, но я не вижу другого пути сохранить нашу безопасность. -- Но если бы вы получили такую возможность, вы бы использовали менее суровые методы? -- Да. -- Значит, вы либерал? -- Да. -- Джиллиад обливался потом, зевая, что он рискует своей головой, но не отвечать не мог. До его сознания смутно дошло, что кто-то вошел и прооперировал ему ладонь, но он не почувствовал боли и даже не мог назвать причины этого. -- Значит, вы представляете элемент риска для вашего общества? -- Да. -- Потенциальный предатель? -- Не по отношению к моей стране, а только по отношению к режиму. Внезапно метод допроса изменился. -- Вы боитесь Машины Мечты? -- Она приводит меня в ужас. -- У нас она разрешена. Что вы на это скажете? -- Мне трудно в это поверить. -- Вы хотели бы избавиться от своего страха перед ней? -- Нет, я бы лишился всякой защиты. -- Вы боитесь и препаратов -- таких, как кокаин, например? -- Да. -- И из этого страха не допустите, чтобы вам ввели кокаин даже при очень сильной боли? -- Ну, это же совсем другое дело. -- Ничего не другое. Мы научились обращаться с Машиной. Джиллиад услышал свой крик: "Кощунство!", но, казалось, больше никто этого не заметил. Какой-то голос сказал: -- Тяжелый случай. Необходима демонстрационная последовательность. -- Потом. Сначала надо выявить причину, и только потом начнем классификацию. -- Вы считаете, что он может быть использован? -- Выводы делать пока рано, но его реакции указывают на категорию А-плюс. -- А-плюс! -- Кто-то недоверчиво присвистнул. -- И англичане его выбросили! -- Они выпустили его из страха. Из страха и по незнанию. -- Верно ли, что вас послали с этой миссией из-за вашей политической ненадежности? -- опять обратился к нему голос. -- Я поддерживал не того политика. -- У вас был выбор? -- Было два кандидата на один пост. Я поддерживал того, который испортил свою репутацию. -- А это преступление? -- Да. Во-первых, у меня был ошибочный, политический уровень, а во-вторых, я был сотрудником государственного аппарата, и поэтому под подозрением. -- То же самое относится и к вашему напарнику? -- Да. Нам предложили выбор между трибуналом и этой миссией. -- Расскажите, что произошло перед провалом этого политика. Постарайтесь рассказывать так, будто это происходит сейчас, думайте, что это происходит сейчас -- вы понимаете нас? -- Да, мне кажется, что вы хотите, чтобы я пережил это еще раз. -- Именно так. -- Ну, если я верно припоминаю, я был... -- Вы переживаете это сейчас, все происходит прямо сейчас. -- Да... я как раз выпивал с подружкой... ГЛАВА 3 Да-да, верно, выпивали. Спиртное -- синтетическое, конечно, второсортное, очень жесткое на языке и со странным металлическим привкусом. Официально это называлось виски, а меж собой -- политурой. Но все спиртное -- на один вкус. Мэнда, как всегда, тараторила, а он механически отвечал, даже не вслушиваясь. Он спрашивал себя, почему все еще сохранял с ней отношения; не только, потому, что она стала привычной, во всяком случае, не в первую очередь поэтому -- или нет? Они были друзьями -- как долго еще будут продолжаться эти прозрачные отговорки? Они были влюбленной парочкой -- нет, у них были интимные отношения, но ничего общего с любовью. В управлении от мужчины ожидали, что у него должна быть любовница, и он делал вид, что так оно и есть. Он отвернул взгляд от ее красивого пустого лица и уставился в стену. Стена замерцала навстречу словами: "Будь бдителен! От твоей бдительности зависит безопасность народа!" Он подавил гримасу и отвернулся. На другой стене вспыхнули слова: "Машина -- это грязь. Искать и разрушать!" От этого не уйдешь даже в баре, подумал он зло. Конечно же, не было необходимости доводить до такого абсурда. Чувствуешь себя так, будто тебе напоминают об эротических эксцессах ранних религий. В любом случае, действие лекарства получается хуже самой болезни. Цепочка его мыслей прервалась, когда кто-то подошел к его столу. -- А, Питер, а я думал, что ты... -- Вот именно. -- Кэндел остановился и поклонился. -- Мне жаль, что я вынужден вам помешать, но у нас возникла проблема. -- Он принужденно улыбнулся Мэнде. -- Можно мне ненадолго увести его, дорогая? -- Голос звучал спокойно, но светлые волосы были растрепаны, а лицо бледно. Джиллиад встал, извинился и пошел следом за Кэнделом к свободному столику в углу. -- У нас трудности, и большие. -- Кэндел не стал садиться. -- В нашем секторе установлено "подключение". Джиллиад почувствовал, как немеют мышцы лица. -- Уже официально? -- До моего ухода -- нет. Мне дал наводку знакомый энерготехник. Джиллиад встал. -- Нам надо немедленно отправляться туда. -- Само собой, но я не верю, что мы справимся. Это где-то в Юстоне Б12. -- Надо попробовать. И они попробовали. Они понеслись к станции пневмодороги и добрались до нее через тридцать восемь секунд, затем пятнадцать секунд ждали поезда, сама поездка длилась семь, спуск на лифте -- сорок семь, но когда они добрались, там уже была поисковая группа. Джиллиад привалился к стене. Тело, казалось, заледенело. -- Может быть, нам удастся опередить их, -- сказал он без особой надежды. -- Ты, конечно, шутишь. -- Голос Кэндела прозвучал горько и язвительно. -- Телеглаза контролируют здесь каждый сантиметр. Нас тут же заснимут. Если мы сейчас еще попытаемся сделать сообщение, нас высмеют, если мы даже не попадем в камеру смертников. Джиллиад опустил плечи. -- Лучше пойти с ними. Может, отделаемся выговором, если умело себя поведем. -- Ты неисправимый оптимист, но мы можем попытаться, -- сказал Кэндел. И они пошли дальше. В толпе любопытных быстро образовался проход, как только показались их голубые мундиры. Джиллиад огляделся. Итак, это был Юстон Б12, мрачный туннель, двенадцатый этаж под землей, где жили техники третьего класса, дворники, смазчики и прочая обслуга дома. Потолок туннеля был грубо раскрашен, имитируя впечатление, будто находишься под открытым небом -- хотя здесь, возможно, никто и никогда не видел настоящего неба. Несмотря на это, где-то здесь, внизу, было "подключение" -- кто-то подключился к энергетическому лучу и потреблял небольшую, но ощутимую энергию. Для такого "подключения" могла быть только одна причина -- в желудке Джиллиада что-то сжалось -- где-то в этом районе использовалась Машина. Проблема была в том, что эту проклятую штуку очень легко изготовить. Фибропризматическая трубка, конденсатор Хэрви и несколько простых соединений -- вот и все, что необходимо. Поисковая группа в черных униформах бегала вокруг со своими приборами и пыталась определить местонахождение. Туннель состоял из многочисленных ячеек, поэтому задача была непростой. Их отчетливо проявляющаяся неуверенность еще больше ухудшала положение. Как долго оставалось нераскрытым это "подключение" и сколько времени понадобилось одержимому, чтобы что-то изобрести? Джиллиад почти мог проследить за ходом их мыслей. Где же роботы? Их, проклятых, никогда нет на месте, когда они особенно нужны. Почему им не дали дополнительно несколько иммунных? Один из людей в униформе показал пальцем вниз, и остальные сгрудились вокруг него. Зрители быстро разбежались, и двое мужчин моментально определили причину этого. Появилась М-полиция, свирепая и решительная. Полицейские передвигались легкой поступью, как дикие кошки. Их портупеи и высокие сапоги создавали резкий контраст с ярко-красными мундирами. Поисковая группа опять пришла в движение, еще более нервозно из-за появления полиции. Один из техников пнул ногой дверь в ячейку. -- Открыть для проверки! Плановая Проверка! Немедленно открыть для проверки! Дверь не открывали, и мужчина неуверенно оглянулся через плечо. -- Открыть для проверки! -- заорал он. -- Открывайте, иначе мы ворвемся силой! Они подождали еще десять секунд, затем вперед вышел человек с резаком. Джиллиад вдруг почувствовал внезапное напряжение. Остальные члены группы с оружием наготове встали полукругом у двери. Человек с резаком приблизился к двери, откровенно нервничая. Он наклонился, потом поднялся на цыпочки, готовый отпрыгнуть при малейшем признаке опасности. Но ничего не происходило, он осторожно опустился на колени и включил резак, придерживая его другой рукой. В следующее мгновение он вскрикнул, выронил резак и зажал правой рукой левое запястье. -- Дверь... эта проклятая дверь! -- простонал он сдавленно. Джиллиад, чувствуя тошноту, увидел, что рука того в крови и покрыта пузырями ожогов. -- Что случилось? -- растерянно спросил Кэндел. -- Ты что, сле... -- Джиллиад прикусил язык. -- Прости, его рука так ужасно выглядит. Мне кажется, дверь раскалилась почти добела. -- О, понятно, -- неопределенно сказал Кэндел, продолжая следить за происходящим. Джиллиад едва сдержал желание обругать его. Он чуть было не сказал: "Ты что, слепой?", но, к счастью, вовремя замолчал, так как Кэндел действительно, в определенном смысле, был слеп. Кэндел был иммунным; только непосредственное действие и то, к чему он мог прийти путем естественных выводов, имело для него значение. Он, конечно, видел, как упал мужчина, держась за запястье, и слышал его крик, но, как иммунный, не мог понять причины этого. Кэндел был одним из немногих счастливых слепых в царстве зрячих. Вперед вышел один из полицейских. -- А ну, назад! В его руке что-то блеснуло, и дверь разлетелась, как горящий лист бумаги. Несколько серых порошкообразных хлопьев упали на пол, взвился голубой дым, и дверь исчезла. В это мгновение Джиллиад услышал очень далекое, почти жалобное завывание сирен роботов. -- Роботы! -- Послышался облегченный вздох, и поисковая группа отступила назад. При своем появлении роботы не производили впечатления: матово-черные кубы, мчащиеся по туннелю. Спереди они выглядели, скорее, несущимися гробами. Не снижая скорости, роботы повернули и проскользнули в дверной проем. Внутри послышался шум короткой суматохи, и через несколько мгновений появился один из роботов, держа в двух своих выдвигающихся конечностях Машину Мечты. Это был грубый прибор без корпуса и даже без стенок, механизм был просто собран на пластмассовой плате, но он работал и только что был в действии: призматическая трубка еще светилась. Любопытные нервно, почти суеверно отшатнулись назад, держа в поле зрения одновременно и дверь, и Машину. Появился второй робот, за ним, запинаясь, ктото тащился -- мужчина, руки которого были захвачены конечностями робота. Молодой человек в грязной белой рубашке и черных брюках -- небритый, грязный, радостно хихикающий довольный ребенок, не замечающий происходящего вокруг. Джиллиад взглянул в пустые голубые глаза и содрогнулся. Сейчас все было в порядке, но подождать еще только час, подождать, пока проявится действие, и тогда... У него не хватило времени на дальнейшие раздумья; кто-то закричал: "В-плюс!" -- и все понеслись, чтобы оказаться в безопасном месте. Джиллиад побежал вместе со всеми. Только Кэндел и роботы остались на месте. Пробежав метров двадцать, Джиллиад споткнулся и упал. Во время падения ему показалось, что над ним пронеслось что-то гигантское и черное. Он, дрожа, вжался в пол, но оно не вернулось. Далеко впереди, в туннеле, кто-то пронзительно закричал. Затрещали энергоружья, затем донесся хаос испуганных голосов. Он осторожно поднял голову и с удивлением увидел, что большая часть людей поисковой группы лежит рядом с ним на земле. -- Хорошая идея -- броситься на землю. -- Один из мужчин приподнялся. -- Они просвистели прямо над нашими пятками. -- Он вдруг заметил мундир Джиллиада и быстро поднялся. -- О, простите, сэр, я со страху не видел... Разрешите помочь, сэр... У Джиллиада болело левое колено, и он позволил ему помочь подняться. -- Что это было, черт побери? -- Мне оно показалось большим грязным летящим листом, сэр, или летучей мышью. Слава Богу, что этот одержимый не догадался сотворить еще и это. Я имею в виду, сэр... -- Он вдруг замолчал и отдернул поддерживающую руку. -- Администратор Джиллиад? -- пронесся какой-то голос. -- Да. -- Вас требуют на допрос. Сюда, наверх. -- Две фигуры в яркокрасном быстро подскочили к нему. -- Идите с нами. Не было никакого процесса, лишь перечисление обвинений: "Непосредственно виновен", так как поддерживал -- осознанно или неосознанно -- кандидата с известными либеральными наклонностями. "Виновен в попустительстве", так как постановления службы безопасности выполнялись так лениво, что возникла прямая опасность для общества. Все обвинения тотчас же свели вместе. -- Виновен во всех отношениях. Ввиду хорошего поведения в прошлом вам решено предоставить право выбора. Вы можете, если захотите, ходатайствовать перед роботом-судьей об открытом слушании дела или добровольно поступить в распоряжение службы для выполнения определенных секретных программ... ГЛАВА 4 Джиллиад открыл глаза и вздрогнул. Он не предполагал, что ему доведется еще раз пережить этот отрезок своей жизни. Люди в белых халатах не сказали ему, что следили за ходом событий в другой комнате, куда эти события переносились специальным проектором в трехмерном изображении. Голоса их звучали холодно, нейтрально и не выражали ни малейшего признака триумфа. -- Что происходит, когда захватывают одержимого? -- Его арестовывают, пока не проявятся последствия. -- А потом? -- Потом... -- Джиллиад попытался как-то сдержать ответ или изменить формулировки, но не смог, -- потом его водят по улицам и публично сжигают в камере. -- Довольно по-варварски, вы не находите? -- Это должно служить предупреждением. -- И вы это оправдываете? -- Нет, нет... Боже мой, конечно же, нет. -- Хорошо. А что происходит еще? -- Всех его друзей, знакомых и ближайших родственников казнят таким же образом. -- На каком основании? -- Во-первых, за беспринципность: каждый гражданин -- сторож брату своему. Во-вторых, как соучастников. Машина или схема ее устройства ведь от кого-то получены. Кроме того, он может передать их дальше. -- И как часто такое случается? -- Кажется, один-два раза в год. Один из мужчин кивнул. -- Итак, у вас все еще есть торговцы, они дают работу все еще достаточно опытным агентам для розыска подходящих одержимых, и, что еще важнее, должны быть многочисленные тайники для схем устройства Машины. Выражаясь яснее -- вы живете в условиях войны. -- Мы сражаемся с грязью порабощающего механизма. -- А вот сейчас вы цитируете вашу пропаганду. А вам не приходила мысль, что ваш режим сам создал условия, в которых производство таких механизмов должно процветать? Ведь Машина -- это прибор для бегства из действительности. -- Но она и наступательное оружие. Много хороших людей погибло при устранении одержимых. -- Ваши хорошие люди умирают на созданном вашим режимом алтаре самоотверженности. У вас есть иммунные, есть роботы, но пятьдесят процентов состава поисковых групп -- восприимчивые. Почему? Можете не отвечать на этот вопрос, я сделаю это за вас сам. В войне должны быть потери, должна быть опасность, иначе не будет поддержки масс и режим рухнет. -- Вы циник. -- Не будьте поверхностны, Джиллиад, факты говорят сами за себя. Лондон придерживается моды, до последнего градуса скопированной с мировой: концентрирует население, демонстрируя единый фронт, устраняет Машину, уплотняет людей, чтобы они могли следить друг за другом. Раньше были нации и народы, а теперь только Города -- десять тысяч вооруженных лагерей, где люди набиты так тесно, что едва могут двигаться. Объединенный Лондон, Крепость Нью-Йорк, Бастион Москва, Цитадель Чикаго и бесчисленные другие. Все втайне подозревают всех в том, что будто бы они виновны в появлении Машины. Они начали бы войну по малейшему поводу, но боятся, что, осмелившись выйти из крепости, падут жертвами иллюзорного спектакля Машины. Джиллиад нахмурил брови и покачал головой. -- Машина завела человечество в безвыходное положение. -- Не такое уж оно и безвыходное, -- сказал незаметно вошедший Остерли. Он подошел и присел на подлокотник свободного кресла. Посасывая свою трубку, он сквозь дым смотрел на Джиллиада. -- Джиллиад, мне надо было расстрелять вас сразу же, как только я вас нашел. -- Он встал. -- Я не имею ничего против вас лично. Судя по первым сообщениям, вас довольно высоко ценят, но я поговорил с авторитетными службами. Они не слишком воодушевлены тем, что вы сообщили, и, кроме того, установлено, что ваши передачи принимали не только в Лондоне. -- Я, к сожалению, ничего не понимаю. -- Если вы слушали Годдена, вы должны были все понять. Десять тысяч диктатур, ищущих козла отпущения, вдруг обнаруживают в Канаде район, где существует свободное общество, общество, в котором разрешена ужасная "Машина". Остальное вы можете просчитать сами. Если вы хоть немного разбираетесь в истории -- оставьте Машину, займитесь проблемой реакции -- реакции диктатуры на свободное общество. Джиллиад почувствовал внутри холодок. Он понимал и понимал хорошо. Рано или поздно кто-нибудь обязательно нанесет визит в Канаду, и прежде всего в Торонто. И, вероятнее всего, армада самолетов-самоубийц с добровольцами-фанатиками. -- Мне жаль, -- сказал он, помедлив. -- Когда, по вашим расчетам..? -- спросил он сдавленно. Остерли пожал плечами. -- В действительности вы тут ни при чем. Они, должно быть, сами как-то почуяли опасность, иначе не прислали бы вас сюда. Что же касается второго вашего вопроса... Мы рассчитываем, что пропаганда и подготовка вместе займут несколько месяцев. Они не применят ракет и ядерного оружия, так как другие города имеют слишком много приборов локации. -- Он вынул трубку изо рта и принужденно улыбнулся. -- Вам об этом, конечно, никогда не говорили, но один из городов однажды начал чересчур вооружаться. Он был разрушен, не успев пройти по этой дороге и половины пути. Никто не хотел рисковать -- ни тогда, ни в будущем. -- Он вздохнул и снова сунул трубку в зубы. -- Это была когда-то самая высокогорная столица в мире; непривычным людям там не хватало воздуха. Кратер, который теперь там образовался, лежит ниже уровня моря. Зато достаточно воздуха, если вы не затруднитесь туда спуститься. -- А что будем делать с ним? -- спросил мужчина по имени Годден. -- Продолжайте, он для нас жизненно важен. -- Это верно, я еще никогда не видел человека с таким потенциалом. -- Хорошо. -- Остерли коротко кивнул и вышел из комнаты. Джиллиад посмотрел на спросившего. -- Что с моим другом Кэнделом? -- Он в безопасности, и даже не под арестом. Конечно, он не может покидать город, но мы не предъявляем ему никаких обвинений. -- А мне? -- И вам тоже. Но отпустить вас не можем, по крайней мере пока. Вы нам нужны. -- А почему не Кэндел? -- Кэндел иммунный. От иммунного нам никакой пользы. Джиллиад со страхом посмотрел на них и вдруг в ужасе вскочил. -- Машина! Мерзавцы, вы применяли Машину! Сбоку подскочила фигура в белом халате, вторая подставила ему ножку, а третья выстрелила в него из пара-ружья. Джиллиад вдруг почувствовал, что его ноги отказали, рухнул на пол и остался лежать. Люди в белых халатах перевернули его и осмотрели. -- Силен, да? Плечи боксера. Хорошо, что мы были наготове, а то он немного истеричен. Я бы не хотел с ним столкнуться, когда он не в своем уме. Один из них наклонился над Джиллиадом. -- Мне очень жаль, Джиллиад, но мы не могли допустить, чтобы вы разбушевались. Простите нас за то, что мы применили известные длины волн Машины, но мы умеем с этим обращаться -- как и с другими опасными препаратами. Можем вас заверить, что нет никакой опасности, что вы станете одержимым. -- Он наклонился ниже. -- Вы будете вести себя разумно? Если да, моргните три раза. Джиллиад беспомощно посмотрел на него, но видя, что сопротивление бесполезно, повиновался. Что-то щелкнуло, и жизнь вместе с болью опять вернулась в его конечности. Ему помогли подняться. -- Еще раз, мы очень сожалеем. Он не смотрел на них. -- Я чувствую себя испачканным и заразным, черт бы вас всех побрал! Один из них чуть печально улыбнулся. -- Промывание мозгов и незнание. Мы вас вылечим. -- Убирайтесь к черту! Мужчина ухмыльнулся. -- Попозже. Но вы уже устали. Мы приготовили вам комнату наверху. Надеюсь, вам там будет хорошо. Комната потрясла Джиллиада почти так же, как и все предшествующие события: она была размером с дворец и в ней могло бы разместиться по крайней мере шесть жилых ячеек. Удивительно большое окно открывало вид на маленький город, на широкую равнину и далекие склоны гор. Тут и там виднелись группы деревьев -- Джиллиад никогда раньше не видел настоящих деревьев. Он долго стоял у окна, погруженный в раздумья, пока усталость не взяла свое. Он зевнул, потянулся и взобрался на высокую, невероятно большую кровать. Он не мог точно припомнить, как заснул, но когда проснулся, было темно, и широкое окно виднелось слабым контуром, обрамлявшим звезды. Джиллиад сонно потянулся и спросил себя, что его разбудило, а потом услышал -- дикое, странно пульсирующее завывание. Он снова пошевелился, все еще в полусне. Что, черт побери, это могло быть? У него было странное чувство, что он должен узнать или вспомнить этот звук. Тут он услышал и другие звуки, пронзительные свистки, быстрые шаги на улице внизу. -- Поторапливайтесь! -- крикнул мужской голос. -- Сажайте детей в грузовики и слаззены. Послышался плач младенца, грубые голоса, мимо прогрохотала длинная колонна грузовиков, похоже, спешно покидающих город. Завывание постепенно стихало, и стали отчетливее другие звуки. -- Встаньте там! -- Без паники! Эвакотранспорт уже в пути... Где-то пронзительно и истерически завизжала женщина: -- Хильда! Хильда! Я потеряла свою малышку! Хильда! О, Боже, Хильда, дорогая, где ты? И вдруг он понял, что это был за вой, и вскочил с кровати. Воздушная тревога! Все, казалось, обрело очертания -- разговор несколько часов назад, "десять тысяч диктатур, которые ищут козла отпущения", "кое-кто нанесет визит в Канаду". Но миновали не месяцы, а часы -- эти люди крупно ошиблись. Он растерянно начал одеваться и полуодетым подскочил к двери. Она была заперта. Джиллиад подбежал к окну. Окно не открывалось, и он бешено заколотил по нему кулаками. -- Выпустите меня! Выпустите меня! На улице загремел голос из мегафона. -- Последний транспорт! Последний транспорт! Погрузиться группе эвакуации! Старт через минуту сорок секунд. Отправляется последний транспорт! Джиллиад ударил стулом. Стекло глухо звякнуло, и стул разлетелся. За окном удалялись последние машины. ГЛАВА 5 Джиллиад в отчаянии привалился к стене, уже почти смирившись. Они забыли его. В панике эвакуации они забыли, что в одном из зданий разместили единственного арестованного, которому не выйти без посторонней помощи. Он устало подошел к окну и посмотрел в темно-синее небо. Оно казалось мирным -- покрывало из звезд, несколько облачков. Вдруг пол под его ногами качнулся, где-то сверкнула голубовато-белая вспышка, и здание на противоположной стороне улицы вспыхнуло белым огнем, закачалось, застонало. А его барабанные перепонки едва не порвала взрывная волна. Он прижался к стене, чтобы не упасть, и почувствовал в желудке какое-то странное кружение, когда гигантские куски стен начали падать на крышу и рушиться на улицу. Теперь вспышки сверкали постоянно, слепя его; на другом конце города пламя охватило разом около сорока зданий, как будто они были облиты бензином. Джиллиад покрылся холодным потом; он всегда испытывал ужас перед пожарами. Он разломал кровать и ножкой от нее попытался разбить стекло. Окно зазвенело, спружинило, и удар больно отозвался в запястье. Джиллиад снова попытался выбить дверь, но с еще меньшим успехом. Во время его отчаянных попыток здание на противоположной стороне улицы вдруг запылало, и по улице потянулся язык горящей жидкости. Джиллиад взобрался на стул и попытался пробить потолок. В комнате мерцали красные отсветы огня. Потолок был так же прочен, его отчаянные удары оставили лишь несколько вмятин и царапин. Вдруг послышался странный хруст, на стекле появились бесчисленные трещины, стекло начало изгибаться и, наконец, потекло, как желе. Джиллиад бросился к окну, но бушующий жар отбросил его назад. Он сгорит там -- о, Боже мой, Боже мой! В комнату ворвался едкий дым и обжег легкие. Джиллиад завертелся, хрипя и кашляя. Он погибнет... сгорит... на помощь... бессмысленно, все уехали... ничего не видно... где он?.. Как жжет, как невыносимо жжет... Воды, холодной воды... сгорю... на помощь, ради Бога, на помощь! Голоса... но здесь же не может быть никаких голосов... все ушли... "Держите его!"... Больно! У него обожжены все конечности... "Так, уже лучше..." -- Шприц, быстро! -- Десять кубиков коллатолина. -- Боже мой, с рук облезает кожа... -- Включить экранирование. -- Слава Богу, еще минута -- и было бы поздно! Джиллиад медленно, еще не веря себе, от крыл глаза; кто-то лил на него воду; на лбу лежала чья-то прохладная ладонь. -- Вы... вы вытащили меня? -- Нет... нет, не вытащили -- произнес женский голос, нежный, но какой-то безличный. Он несколько раз моргнул, чтобы четче видеть. Над ним склонилась темноволосая женщина в белом халате и смотрела ему в лицо. -- Я не понимаю. Выражение лица ее не изменилось. -- Вам все объяснят... Сначала оглядитесь. Он послушался. Люди в белых халатах что-то делали с его руками и ногами -- красными и покрытыми пузырями. -- Но вы должны были вытащить меня. -- Осмотритесь вокруг. Он огляделся и застыл. Это была та же самая комната; сквозь широкое, неповрежденное окно можно было видать поблекшие в утренних сумерках звезды. Напротив виднелось знакомое здание; нигде никакого огня или дыма. Но сама комната выглядела опустошенной; кровать, разломана, ее ножки вырваны, на полу разбросали обломки разбитого стула, а потолок усеян царапинами. Он нахмурил брови, пытаясь сообразить. -- Значит, мне все приснилось? -- Можете назвать это пока так. Вы должны рассказать нам, что с вами было... -- Рассказать... да... я услышал сирену. Она меня разбудила. Мне кажется...-- И он, медленно и запинаясь, рассказал все. Они кивали и многозначительно поглядывали друг на друга. Врачи закончили трудиться над его руками и ногами, боль прошла, и он почувствовал, что хочет спать. В комнату, что-то держа в руках, вошел мужчина. -- Уже нашли. Было укреплено на стене дома напротив. -- Какие результаты? -- Ну, я успел осмотреть лишь поверхностно, но считаю, что это эмоциональная запись с наслоенными историческими отпечатками картин, чтобы добиться расчетного действия. Непрофессиональная, гадкая работа, должен вам сказать, но достаточно хороша, чтобы добиться результата. -- Он посмотрел на Джиллиада. -- Кто-то любой ценой хотел отправить вас на тот свет. -- Меня? -- Да, вас. Кто-то, кто разбирается в Машине, построил одну специально для вас, установил на вашу длину волны и отправил разрушительный импульс. Джиллиад безучастно смотрел на него. Ему так хотелось спать, так невероятно хотелось спать. Проснувшись, он увидел сидящего у постели седого мужчину с квадратным подбородком. -- Вам лучше? -- спросил мужчина и, не дожидаясь ответа, продолжал: -- Меня зовут Кейслер. Для краткости можно "доктор", хотя, строго говоря, в медицинском смысле это совсем не так. Это обозначает профессию -- я специалист по Машинам Мечты. Конечно, я вынужден был изучать психиатрию и неврологию, но не это моя специальность, если вы внимательно следите за моими мыслями. -- Он замолчал, и уголки его рта приподнялись, будто он улыбался какой-то шутке, известной ему одному. -- Вы не так уж плохо выглядите, а? Рваная рана под левым глазом, руки и ноги неработоспособны, ожоги третьей степени -- как же так получилось? -- Я... -- Джиллиад замялся. -- Я сам не знаю. -- Очень мудро, -- опять улыбнулся Кейслер. -- Вы знаете и не знаете. Я здесь, чтобы объяснить вам это. -- Он взял лежавший у него на коленях предмет, и Джиллиад в ужасе отодвинулся. -- Не волнуйтесь, это только макет. -- Он открыл ящичек сбоку. -- Смотрите -- пусто. Я принес его, чтобы ввести вас в курс дела. -- Он положил ящичек на постель, где Джиллиад мог его видеть. -- Как видите, это только маленький ящичек с антенной, чтобы он выглядел, как настоящий. Если бы это был полный прибор, я мог бы включить маленький выключатель сбоку, и он послал бы электрический импульс, который подействовал бы на определенные участки вашего мозга. Это все, что делает Машина Мечты, поэтому теперь мы займемся деталями проявления последствий этого. -- Он откинулся назад и сложил руки на груди. -- Вы когда-нибудь напивались, мистер Джиллиад? -- Один или два раза. Я не любитель спиртного. -- Это неважно, главное -- вы знаете его действие. Несомненно, вам также известно, как действует пьянство в течение длительного времени. Оно приводит к дегенерации, галлюцинациям, белой горячке. Что же касается нас, то решающим фактором являются галлюцинации, древняя шутка о белых мышах, которых видят галлюцинирующие. -- Он вдруг наклонился к Джиллиаду. -- Подумайте о белой мыши. Джиллиад наморщил лоб. -- Ну, хорошо, я думаю о ней. -- Ладно, вы представляете себе ее, но вы знаете, что она -- продукт вашей фантазии, а алкоголик этого не знает. Интересно то, что обе группы белых мышей субъективны, а разница в том, что вы об этом знаете, а алкоголик -- нет. Для него эти мыши реальны -- субъективное становится объективным, то есть, животные превращаются в живой факт. -- Он снова откинулся назад. -- Именно этого и добивается Машина. Она раздражает определенные участки мозга таким образом, что субъективный или воображаемый продукт сознания для пользователя становится объективным. Мужчина желает красивую женщину; он представляет ее себе, и для него она мгновенно появляется. Я не могу достаточно уверенно утверждать, что она по-прежнему лишь субъективна; ее никто не может видеть, но для одержимого она существует. Он может с ней разговаривать, касаться ее и, если это соответствующий тип, даже обладать ею. Его телесные реакции, ощущения и сексуальное удовлетворение будут точно такими же, как если бы это было в действительности. Если он захочет летать, как птица, то -- с субъективной точки зрения -- он полетит. Никто не увидит его летящим, но поскольку это касается его самого, то он будет парить над крышами. -- Кейслер сделал паузу и рассеянно глядел перед собой. -- Но этот опыт еще не представляет, как вы можете видеть, одержимого. Вам, может быть, будет интересно узнать, что из каждых пяти пользователей лишь один становится одержимым, и у нас достаточно опыта, чтобы выявлять потенциальных одержимых. Склонны к одержимости люди, живущие не по средствам, мужчины, имеющие неверных жен, или те, кто чем-то чересчур озабочен, неутомимые любовники -- короче говоря, те, у кого есть достаточно причин бежать или от самого себя, или от своих проблем. В субъективном мире, созданном действующей на его фантазию Машиной, все проблемы решены. Само собой, что настоящие проблемы мира громоздятся еще выше, и он снова ищет убежища у Машины -- и как только это становится обыденностью, он -- одержимый второй степени. Для перехода от второй степени к третьей не требуется много времени, причем одержимый убежден, или сам себя уговаривает, что субъективный мир, созданный для него Машиной, является реальным, а тот, из которого он бежит -- продукт его воображения. С этого момента все катится, как снежный ком с горы; он бросает свою работу, прекращает мыться и бриться и всю свою жизнь посвящает иллюзорному миру. Он лишь ненадолго выныривает из своих фантазий, чтобы поесть и справить телесные надобности, а в последней стадии он пренебрегает даже этим. Вы следите за моими рассуждениями? Джидлиад поспешно кивнул. Он полностью погрузился в тему. -- Одержимый становится полным кататоникоми доходит до полной бесконтактности. Кейслер немного нахмурил брови, но был заметно доволен. -- Спасибо, я не знал, что вы знакомы с основами психологии. -- Да я и незнаком, но я много и с удовольствием читал. Художественное чтение не поощрялось, но технической информации в библиотеках можно было получить предостаточно. -- Почему же нежелательно чтение художественных книг? -- Официального объяснения этому не было, но я пришел к выводу, что иметь увлечения -- уже достаточно плохо, не говоря уже о художественной литературе. Вообще-то, вы должны мне кое-что объяснить. Как же получается -- я имею в виду ваше утверждение, будто мир мечты субъективен, -- что от этого страдает так много невиновных? Кейслер усмехнулся. -- А вы не слишком торопитесь? Я перейду к этому, как только объясню историю развития. Потерпите, мы займемся и этим, но лучше все по порядку. ГЛАВА 6 Кейслер откинулся назад и соединил кончики пальцев. -- Машина Мечты была изобретена, можно сказать, в самое неподходящее время. Большие власти с их устаревшей хозяйственной структурой стояли перед инфляцией. Нации не были объединены, и, кроме того, кто-то изобрел стеконит, и все страны, как сумасшедшие, начали его накапливать. На тот случай, если вы не знаете: стеконит в огнестрельном оружии был тем же самым, чем ядерная физика для взрывчатого оружия. Один-единственный сосуд стеконита -- не больше ручной гранаты -- мог создать так называемое поле радикального выгорания. Это поле выжигало все до земли в окружности семидесяти миль. Четырьмя такими сосудами можно было бы стереть с лица земли весь Объединенный Лондон. Но что еще хуже, это вещество можно было легко и просто производить. В этом кошмаре внезапного уничтожения и финансовой разрухи, в этом ведьмином котле неуверенности и нервозности и возникла Машина. И надо ли считать чудом, что масса людей устремилась к ней, чтобы хоть ненадолго убежать из действительности? Ведь они так и так должны были погибнуть или умереть с голоду, так что же еще было раздумывать? Сам изобретатель -- известный доктор Мельхец -- будто бы сделал прибор в экспериментах с новой неврологической техникой. Но правда такова, что Машина в течение немногих месяцев была создана в различных частях мира. -- Кейслер сделал паузу, разглядывая ногти. -- Нет нужды уточнять, что Машина и ее действие были немедленно объявлены "совершенно секретными", но в тогдашнем мире ничто не могло быть секретным. Существовал шпионаж Международного уровня, промышленный шпионаж -- большие концерны не останавливались ни перед чем -- и, что самое страшное, шпионаж черного рынка. Сведения об устройстве Машины, конечно же, просочились, и подпольные дельцы занялись торговлей. Поначалу Машины продавались по фантастическим ценам лишь богатым людям, но цены быстро упали, так как все больше и больше дельцов черного рынка получали в свои руки схему ее устройства. Уже через полгода даже средний служащий мог окольными путями приобрести такой прибор. Была даже организация черных дельцов с хитрой и очень действенной торговлей в рассрочку. -- Кейслер скорбно покачал головой. -- Когда правительства осознали опасность, было уже поздно, а когда они попытались принять решительные меры, разразилась катастрофа. После того, как угроза уже стала заметной, одержимые, ополоумев, отчаянно пытались сохранить свои Машины. Они баррикадировались в домах и оказывали сопротивление, как только власти пытались отнять у них Машины. Только этот фактор всего за одну неделю был ответственен за семьдесят тысяч смертей в мире. Тем временем поставщики, увидев, что цены на их продукцию снова растут, начали войну на два фронта. Во-первых, они боролись друг с другом за приносящий доход рынок, а во-вторых, против правительственных служащих и полиции, угрожавших их доходам. Уличные бои вспыхивали не только между соперничавшими бандами, но и между вооруженными силами государств и гангстерами. Эти столкновения привели еще к сотне тысяч смертей за тот же период. -- Кейслер мгновение помолчал, а потом начал перечислять по пальцам отдельные пункты: -- Только для вашего сведения и лишь оценочные цифры: четыре тысячи одержимых дошли до того, что умерли с голоду, еще восемь тысяч сошли с ума и впали в буйство. Двадцать четыре тысячи стали одержимыми третьей степени, и для них уже ничего нельзя было сделать. Низвергались правительства, разрушалась экономика, и в волнениях, возникших вследствие этого, погибло еще тридцать тысяч человек. В течение года население мира сократилось ровно на четверть. Тем временем возникали Объединенные Города -- ряд компактных крепостей, правивших опустошенной местностью, которая ранее была населена. Правивших, но не контролировавших. Это были сотрясаемые страхом города, прятавшиеся за бесконечными минными полями и автоматическими артиллерийскими позициями. Радиоуправляемые самолеты патрулировали небо, а их радары непрерывно осматривали горизонт в поисках агрессора. И теперь за этими оборонительными линиями города начали очистку. Администрация действовала с жестокостью, обусловленной отчаянием. Поставщики черного рынка, их персонал и соучаствовавшие преступные банды массами уничтожались. Точно так же устраняли всех обнаруженных владельцев Машин, их родственников, близких друзей и знакомых. Это привело к таким потерям, которые превышали суммарные потери двух мировых войн. Такие методы должны были бы совершенно устранить опасность, но они послужили лишь тому, чтобы держать потери ниже уровня выживаемости. Кое-кто все еще продавал Машины или поставлял простые технические описания, по которым их легко можно было изготовить. Даже сегодня потери всех городов составляют около тысячу человек в неделю, несмотря на растущую безжалостность и старания некоторых служб. Лишь в немногих случаях местные цифры рождаемости выше среднего уровня. Общая картина показывает, что человечество будет медленно, но неудержимо вымирать. -- Кейслер замолчал, посмотрел на Джиллиада и улыбнулся. -- Только в нашей провинции рождаемость растет; только за счет нее человечество выравнивает свои потери и показывает прирост. Здесь одержимых проверяют, классифицируют и ставят на обеспечение, как раньше регистрировали наркоманов и лечили их. И только здесь разработана техника, которая в сорока процентах случаев приводит к стойкому излечению. Мы разрешили Машину законодательно -- с определенными медицинскими и психиатрическими ограничениями. Мы изучили ее воздействие и используем Машину во многих случаях как инструмент для восстановления здоровья. -- Кейслер прищелкнул языком. -- Мне жаль, что я сделал такой широкий обзор и частично уклонился от темы вашего вопроса. Машины проявили неприятные побочные действия, когда города начали программу очистки. Как я вам уже объяснял, субъективный мир для одержимого является объективным, но, говоря в общем, он не совсем слеп и по отношению к реальному миру. Поскольку одержимость стала наказуемым преступлением, одержимый начал принимать защитные меры -- воображаемые защитные меры, конечно, но все же именно защитные меры. Он создает целую массу защитников -- и Машина позволяет ему считать их реальными. Некоторые выдумывают целые армии, другие -- многочисленные ловушки, ужасных чудовищ, смертельные газы и так далее, на тот случай, если реальный мир попытается вторгнуться в иллюзорный мир одержимого и утащите его самого на допрос. В каждом таком случае одержимый серьезно верит в то, что его защитники ему помогут. -- Кейслер откашлялся и встал. -- Только когда целый ряд хороших людей погибли ужасной смертью, власти начали задумываться, и когда это случилось, правда оказалась слишком ясной. Во многих случаях воображаемые защитники действительно помогали одержимому. -- Нет! -- Кейслер порывисто поднял руку. -- Вы не должны задавать мне этот вопрос, мистер Джиллиад, потому что если быть откровенным, то мы до сих пор не нашли на него удовлетворительного ответа. Некоторые красноречиво, но несколько неопределенно рассуждают об охранительном гипнотическом мысленном отпечатке, в то время как сторонники более осторожного направления занимаются научными исследованиями, исходя из поддерживаемой многими физиками теории, что мысли "материальны". Я бы не хотел, преждевременно решать, какое направление правильно, но факт неоспорим: если одержимый в прогрессирующем состоянии слишком долго концентрирует свои мысли на оборонительной системе, то она становится реальной для восприимчивых. -- Он замолчал и поглядел на Джиллиада так, как будто хотел за что-то попросить прощения. -- Вы несколько часов находились у старика по имени Питчер. Мистер Питчер -- одержимый третьей степени; мы могли бы прекратить его одержимость, но не излечить его от этого. Как одержимый, он вообразил себе в качестве домашнего животного тигра; он мечтал о нем так долго, что тот теперь реально существует для восприимчивых. Короче говоря, иллюзорный тигр, нападению которого вы -- как восприимчивый -- подверглись. В результате этого нападения у вас появилась психосоматическая рана, которая объективно выразилась в виде вполне настоящей раны. Но, мистер Джиллиад, ваш друг Кэндел был прав: в действительности не было никакого тигра. -- Кейслер встал и начал прохаживаться взад и вперед. -- На этот город не было никакого воздушного налета; не было и никаких пожаров, но субъективное впечатление от этих проецируемых картин для вашего разума было таким огромным, что вы получили психосоматические ожоги, от которых едва не погибли. Джиллиад кивнул. -- Я понял все, что вы мне сказали, но почему кому-то понадобилось меня убить? Я обычный восприимчивый среди множества подобных. -- Нет. -- Кейслер внезапно остановился. -- Нет, вы не обычный. Вы восприимчивый, но это единственный случай, уникальный. Как же мне лучше выразиться? Послушайте: то, чего вы больше всего вынуждены бояться вследствие промывания мозгов, -- опасности стать одержимым, в вашем случае вообще невозможно. Недаром мы вас так быстро притащили сюда. А доставили мы вас сюда потому, что наш заочный диагиоз указывал на то, что вы хотя и восприимчивый, с одной стороны, но, с другой стороны, вы иммунны к опасности стать одержимым. Короче говоря, вы -- явление, которое случается один раз на двадцать миллионов рождений. В нашей провинции это лишь второй случай; мы знаем, что еще одна такая персона есть в Бастионе Москва и, предположительно, еще один случай в Цитадели Чикаго. -- Ну и что же я, собственно, такое? -- Точно сказать мы не можем, но знаем, что вы можете годами пользоваться Машиной, предаваться любому капризу своей фантазии и, несмотря на это, не стать одержимым. Возможно, в другое время вы стали бы артистом или писателем. У вас есть способность сохранять дистанцию, своего рода психологический прибор для ориентирования, который позволяет вам заниматься этим, не боясь быть захваченным. Нам нужен такой человек, как вы. Джиллиад посмотрел на свои забинтованные руки. -- А глядя на это, такого не скажешь. -- Это был не чистый эксперимент, вас ведь предварительно не проинформировали. Вы бы не согласились на простой опыт? -- Это будет зависеть от того, в чем он состоит. -- Он очень прост. Я хотел бы, чтобы вы сосредоточились на мысли, будто вы больше не боитесь Машины; попытайтесь уговорить себя хоть на тридцать секунд. Джиллиад пожал плечами. -- Попытаюсь, если от этого будет хоть какой-то толк. -- Отлично. -- Кейслер посмотрел на часы. -- Начинайте. -- Он подождал. -- Достаточно. -- Он наклонился и что-то поднял. -- Вы знаете, что это? -- Машина Мечты, -- сказал Джиллиад, но не отшатнулся, как обычно. -- Хорошо. -- Кейслер улыбнулся.-- Она настоящая, я включил ее ногой. Простите за хитрость, но это был единственный путь доказать вам, что мы умеем пользоваться Машиной во благо. Судите сами: тридцать пять лет промывания мозгов -- я слышал, что такой ваш возраст, -- отключены за считанные секунды. Недурно. ГЛАВА 7 Джиллиад, наморщив лоб, посмотрел на него: -- Ну и что? -- Теперь сделаем еще один шаг. Как бы вы отнеслись к тому, чтобы снять эти бинты и покинуть эту палату здоровым? При помощи вашего сотрудничества с Машиной это можно сделать. Простое обращение. Сами поглядите: не было никакого воздушного налета -- теперь-то вы это знаете -- и никакого пожара. Вы не получили никаких ожогов. Сосредоточьтесь только на этом и больше ни на чем. -- Ну, хорошо, -- сказал Кейслер две минуты спустя, -- подождите часок, а потом пригласим врачей. -- Он опять сел и сложил руки. -- Джиллиад, если снова случится что-нибудь похожее на этот воздушный налет, сопротивляйтесь этому. Теперь вы подготовлены и проинформированы. Скажите себе, что это нереально, и поборите иллюзию. -- Но кто же все-таки хотел меня убить? -- Кто-то, кто знал, что вы из себя представляете. -- До этого я додумался сам, но когда начинаю рассуждать дальше, все усложняется. Меня могли бы устранить в Лондоне, и, что еще сложнее, как же мог этот кто-то поджидать меня в Канаде, если никого не впускают сюда и не выпускают отсюда? Кейслер покачал головой. --И я не знаю, и секретная служба тоже, и это чрезвычайно меня беспокоит, поверьте мне. Конечно, над этим работают, и если на самом деле что-то стало известно, до меня это, во всяком случае, еще не дошло. Джиллиад снова оглядел свои забинтованные руки и нахмурился. -- Я должен заняться этим сам. Кейслер удивленно поднял брови. -- Не слишком ли честолюбиво? У вас тут ни связей, ни опыта и, кроме того, официально вы мертвы. -- Мертв?! -- Сердечный приступ. Мы дали просочиться этому слуху. Если бы вас полагали живым, то, вероятно, попытались бы убить снова. -- Ну, спасибо за надгробную речь. -- Джиллиад продолжал разглядывать бинты. -- Но вы меня неправильно поняли. У меня нет таланта к любительскому розыску или секретной службе. Мне нужно только время для размышлений. У меня в голове крутится одна идейка, еще не совсем оформившаяся. Она занимает меня уже много лет. Мне не нужно ничего, кроме некоторых существенных фактов и нескольких исследований в архиве. -- А! -- сказал Кейслер и задумчиво потер подбородок. -- Вы умны и, согласно нашим исследованиям, даже очень. Обстоятельства не позволили вам развить ваш интеллект полностью, но он все же имеется. Я разговаривал об этом с Остерли. -- Он вытянул руку и кончиками пальцев потрогал какое-то место на стене. -- Время для врачей. Мы продолжим беседу позже. Вошли двое мужчин в белых халатах и торопливо разрезали бинты. Джиллиад невольно напрягся, но освобожденная от бинтов кожа была белой, нормальной и невредимой. -- Что я говорил? -- довольно произнес Кейслер.-- Еще несколько поколений, и мы все повернули бы вспять. Проклятье станет благословением. Джиллиад, разглядывавший здоровые ладони, поднял голову. -- А может, и нет, если то, что, по моему мнению, случится, опередит вас. Глаза Кейслера сузились. -- Что вы, черт побери, имеете в виду? Джиллиад пожал плечами. -- Ничего, что мог бы доказать. Это касается идеи, что крутится в моей голове. -- Мне кажется, что чем скорее вы поговорите об этом с секретной службой, тем лучше. -- Дайте мне время -- хоть несколько часов -- да, и еще чтонибудь, чтобы я мог писать. -- Вы спятили! -- сказал Остерли, и его зубы отчетливо заскрежетали по мундштуку трубки. -- Может быть, -- бесцветным голосом ответил Джиллиад. -- Но вы ведь до сих пор не можете объяснить, откуда они знают, что я здесь. -- Ваши утверждения -- не доказательство! -- Но и не опровержение. Как я уже подчеркнул, были и есть города, одержимые мыслью подавить Машину. Вы в Канаде направили вашу энергию на то, чтобы исследовать причины и найти средство излечения. Вам нужно лишь спросить себя, кто имеет наибольшую выгоду от этой подлой торговли. Остерли мрачно уставился на него, но был заметно растерян и почти готов поддаться убеждению. -- Решение кажется довольно простым. Мне нужно только просмотреть в государственном архиве несколько документов. -- Я бы вам не советовал. Если я правильно представляю ваш интерес к ним выдаст вас, а вы для нас очень ценны. -- Но вы же не можете утверждать, что против меня что-то замышляется? --Я бы не решился спорить. -- Но мне необходимо знать содержание этих документов! -- Ну, хорошо, я пошлю другого. У нас тут есть человек с востока, в качестве одного из сотрудников. Мы дадим ему для прикрытия удостоверение журналиста. -- Он вздохнул. -- Мистер Кэнтрелл будет очень недоволен, если я напрасно потрачу его время. У него сегодня вечером, кажется, свидание с блондинкой. Но Джиллиад даже не улыбнулся. -- Будем надеяться, что у него получится. Следующий шаг, если этот не удастся, вы знаете. -- До этого наверняка не дойдет, --сказал Остерли, уходя. Он вернулся два часа спустя с озабоченным и свирепым лицом и не стал терять время на предисловия. -- Кэнтрелл мертв. Джиллиад посмотрел на него без всякого торжества. -- Как это произошло? -- Он упал с лестницы. -- Остерли вынул из кармана трубку и, наморщив лоб, разглядывал Джиллиада. -- Три подлые ступеньки. Он поскользнулся и сломал позвоночник. Растолкуйте, как это могло случиться? -- Они применили Машину. -- Да, мы так и предполагали. Мне кажется, они его впустили, дали возможность найти документы, чтобы убить его только после того, как он отыщет. -- Он покачал головой. -- Мы были слепыми, Джиллиад, весь мир был слеп. -- Не слеп, а лишь вынужден смотреть в соответствующем направлении, на непосредственную опасность, вместо того, чтобы искать причины. -- Нам повезло, что мы это вовремя заметили. -- Остерли, не торопясь, набил трубку. -- Вы готовы ко второму этапу? -- Это же была моя идея. -- Но этот вовсе не значит, что вам это доставляет удовольствие. Вы боитесь? -- Я обязан отвечать? Ну, хорошо -- да, я боюсь. Остерли слабо улыбнулся. -- Знаете что? Я люблю честных людей. -- Он раскурил свою трубку. -- Не волнуйтесь, вас прикроют, и мы все послушаем вместе. Мы будем все видеть и слышать. -- Хорошо. Не забывайте о моем друге Кэнделе. -- Все распоряжения отданы. Джиллиад нахмурился. -- Вы говорите так, будто я распрощался с ним навек. -- Будем смотреть фактам в лицо. Такое возможно, даже очень возможно -- вы уверены, что хотите это пережить? Джиллиад отвернулся и промолчал. В комнату, улыбаясь, вошел Кэндел. -- Очень рад тебя видеть. А то уже пронесся глупый слух, что ты мертв. -- Да, этого чуть было не случилось. -- Джиллиад указал на кресло. -- Подробности потом, а то мало времени. У меня был разговор с людьми из здешней секретной службы. -- Какие-нибудь проблемы? -- Кэндел достал сигарету и закурил. -- И да и нет -- все зависит от того, к каким выводам они пришли. Мне очень жаль, но я не могу об этом рассказать. -- Понимаю, но надеюсь, что все будет хорошо. Послушай, а здесь прекрасно, особенно если ты на свободе. Никакой М-полиции, никаких поисковых групп -- как в раю. -- Он выпустил дым в потолок. -- Ты уже поправился? -- Да, полностью. Если хочешь знать правду, кто-то пытался меня убить. -- Что?! -- Кэндел ошеломленно поглядел на него. -- Кто-то пытался меня убить. -- Джиллиад тоже закурил сигарету. -- По мнению здешних специалистов во мне есть что-то особенное. -- Мне это кажется довольно странным. -- Кэндел наморщил лоб. -- Сюда никто не приходит, и отсюда никто не уходит. Даже если бы ты был каким-то особенным, как ты говоришь, то кто мог об этом знать? -- Я тоже ломал над этим голову. -- Джиллиад поглядел на тлеющий кончик сигареты и внезапно поднял голову. -- Об этом знал только один человек, и этот человек -- ты. -- Я? -- Кэндел едва не выронил сигарету, а потом нахмурился. -- Твой юмор мне не совсем понятен. Это не смешно, совсем не смешно. Боже мой, Дэйв, мы же столько лет друзья. -- Ты столько лет рядом со мной. Смешно, но если перемещали меня, то перемещали и тебя. -- У тебя богатое воображение. -- Может, я тоже вообразил, что иммунные менее всего под подозрением и являются слишком привилегированными людьми в нашем обществе? Я вообразил, что иммунные постоянно занимают посты, откуда они могут управлять, не обнаруживая себя, методами Серых Кардиналов, так что, если что-то не получается, вину сваливают на бедных восприимчивых? -- Джиллиад пристально поглядел на него. -- Скажи мне, Кэндел, почему в архивах и статистических бюро работают исключительно иммунные? Не для того ли, чтобы фальсифицировать данные и скрывать тот факт, что они живут почти в шесть раз дольше, чем любой нормальный человек? -- Полегче, полегче, -- голос Кэвдела звучал успокаивающе, но лицо его покраснело. -- Мне кажется, лучше -- позвать врача. Джиллиад горько улыбнулся. -- Давай, но тогда войдет сотрудник секретной службы с пистолетом. -- Я думал, мы друзья. -- Кэндел сделал примиряющий жест. -- Несомненно, ты заблуждаешься, но несмотря на твое мнение, мне чертовски жаль, что все должно так закончиться. Губы Джиллиада вытянулись в тонкую полоску. -- Мне тоже. Как жаль, что именно ты вынужден был выдать меня другим имунным. -- Он покачал головой. -- Вообще-то, очень находчиво -- создать связь с Канадой, которая угрожает стать слишком сильной, и одновременно убрать Джиллиада с дороги. -- Ну, послушай же! -- Если Кэндел играл, то играл мастерски. -- Откуда у тебя, черт возьми, эти сумасшедшие идеи? Может, тебя обработала секретная служба? Джиллиад затушил сигарету. У него уже появились легкие сомнения, но нужно было продолжать. -- Я хочу сказать тебе еще кое-что. Когда умер мой дед, после него остались кое-какие бумаги, принадлежавшие еще его деду. На одном листе, несомненно, был рецепт, который моя прапрабабка еще в домашинные времена вырезала из газеты; там что-то о приготовлении мармелада из смородины и малины. На обратной стороне этой вырезки есть фотография мужчины, стоящего перед парламентом, а под ней слова: "Ф. Свифт, независимый кандидат от..." Дальше прочесть было невозможно, но этот Ф. Свифт был поразительно похож на тебя, включая бородавку под левой бровью. -- Да послушай же! -- Голос Кэндела был почти дружелюбен. -- Серьезно, Дэйв, ты все спрямляешь, лишь бы привести в соответствие со своей теорией, верно? Кроме того, почему раньше ты даже не упоминал об этом? -- Потому что сам считал это столь же невероятным, как ты хочешь представить сейчас. Но, даже не беря во внимание твою персону, -- откуда же появляются все эти Машины или их конструкторские схемы? Ведь совершенно ясно, что от иммунных; никто не заподозрит иммунного, элиту, застрахованную от всякого искушения. Вы очень хорошо выстроили свой имидж, так что все считают вас спасителями человечества. ГЛАВА 8 Кэндел нахмурил брови. -- А разве нет? -- Он наклонился. -- Они сохранили цивилизацию, когда она разваливалась. -- Предположили, что для выживания необходимо прооперироваться? -- Джиллиад снова закурил. -- О, да, в больницах и прочих учреждениях проявили большую готовность, но ведь надо же было продемонстрировать красивый фасад. Мне кажется, что секретные службы занялись бы этими уликами, если их проинформировать. -- Так ты еще этого не сделал? -- Как ты только что напомнил мне, мы ведь были друзьями. Я хотел дать тебе возможность защищаться. -- С вооруженным охранником за дверью? -- Он тут чтобы защищать меня. -- Ну, подумай сам! -- Кэндел затушил свою сигарету. -- Ты всегда был дураком. Ты не заслужил того, чтобы остаться в живых. Ни один из вас, восприимчивых, не заслуживает этого. Боже мой, если... В этот момент часть стены с грохотом обрушилась, и в комнату ворвались вооруженные люди. Джиллиад схватился за оружие, которое ему дал Остерли, но не мог понять происходящего. Кэндел с невероятной быстротой повернулся навстречу нападающим, оскалив, как зверь, зубы. На плечах его вздулись бугры мышц, и сжатый кулак описал короткую дугу. Первый из нападавших, с оружием наготове, со свистом выдохнул, на его губах вздулся кроваво-красный пузырь, и он рухнул на пол. Но еще прежде, чем он коснулся пола, Кэндел швырнул в другого тяжелое кресло и что-то выхватил из кармана. Джиллиад бросился на пол, когда спинка его кресла разлетелась пылающими кусками. У окна сверкнула вспышка, и он в замешательстве увидел, как опрокинулись люди, а Кэндел бросился в окно. Джиллиад вскочил и подбежал к оконной раме -- теперь уже без стекол. До земли три этажа, и Кэндел должен был теперь неподвижно лежать на земле, но оказалось совсем не так. Кэндел поднялся и побежал прочь, внешне совсем невредимый. Откуда-то донесся резкий щелчок, Кэндел схватился за бедро и упал. В это мгновение из входов в здание выскочили люди и бросились на лежащее на земле тело. Засверкал металл, наручники защелкнулись вокруг запястий и щиколоток, появился кто-то с тяжелой цепью, и Кэндела потащили наверх. Тот продолжал отчаянно сопротивляться. -- Тихо, черт побери! -- Один из мужчин взмахнул рукояткой пистолета. -- Успокойся! -- Тащите его наверх! -- Остерли перевесился через подоконник. Лицо его было в поту. Он отвернулся от окна. -- Врача. Нельзя допустить, чтобы этот парень ускользнул от нас на тот свет. Он ранен в правое бедро. Кэндела притащили наверх и бросили в единственное оставшееся целым кресло. Двое мужчин крепко держали его, пока врач разрезал ему штанину. -- Ничего страшного. Кости и сосуды не повреждены, -- сказал врач и снова занялся своими инструментами. -- Сделайте все лучшим образом. Снимите боль. -- Остерли остервенело сосал свою трубку. -- Ах, да, возьмите кровь и отправьте на исследование, а то я иногда спрашиваю себя, человек ли он вообще. -- Он недоуменно покачал головой. -- Диминг мертв, пролом грудной клетки. У Кэмпбелла пробит череп... -- Он медленно повернулся, как будто о чем-то припоминая. -- Спасибо, -- сказал он Джиллиаду и пожал ему руку. -- Большое спасибо. -- Он опять повернулся к Кэнделу. -- Так, Кэндел, а теперь вы откроете рот и что-нибудь нам споете. Кэндел сузил глаза и нагло усмехнулся. -- Вот вам первый куплет...-- сказал он и плюнул Остерли в лицо. Остерли сжал кулаки, мускулы на его лице напряглись, и оно побагровело. Медленно и с заметным усилием он заставил себя не потерять самообладание. -- Нет, -- сказал он тихо. -- Нет, я не опущусь до вашего уровня, ударив вас. -- Он стер с лица плевок. -- А вы все-таки запоете. Кэндел надменно расхохотался. -- Что вы собираетесь делать, применить Машину? Остерли холодно улыбнулся. -- При попытках разобраться в вашем маленьком аппарате мы наткнулись на целую коллекцию интересных препаратов. -- Он повернулся к врачу. -- Начните с дрессинбарбитурата. -- Это не поможет. -- Кэндел выпрямился, его плечи напряглись, и цепь со звоном лопнула. -- Вам ничто не поможет. -- Тихо! -- Один из мужчин приставил пистолет к его голове. -- Послушайте, да послушайте же! -- Он побледнел и выглядел растерянным. -- Я не могу говорить, ни один из нас не может, какие бы препараты вы ни применили. Если вам повезет, вы меня уничтожите. -- Как печально. -- Врач с ненужной силой воткнул шприц в его запястье. Остерли подошел ближе. -- Кто или что вы? -- Я... я...-- Кэндел горящими глазами уставился на Остерли и закричал. Его тело застыло и вытянулось, из ноздрей пошел дым, а череп, казалось, готов был разлететься. Джиллиад перегнулся через подоконник, и его вырвало. Когда он опять повернулся к остальным, люди с бледными лицами осторожно укладывали обезглавленное тело на пол. -- Ничего не трогать, вызвать экспертов. Двойную охрану, пока они не прибудут. -- И Остерли огорченно отвернулся. -- Что теперь? -- Теперь, -- сказал Джиллиад, -- все выглядит так, будто сгорел весь город. -- Что! -- Остерли подбежал к окну и выглянул. К небу поднимались большие черные столбы дыма. -- Боже мой, правительственный центр, архив, отдел статистики населения, управление обороны провинции -- оплоты иммунных. Они ударились в бегство и уничтожают улики. -- Он сунул еще дымящуюся трубку в карман. -- Смерть Кэндела, должно быть активировала сигнал тревоги, но это у них не пройдет. Я прикажу их перестрелять, я... -- Нет! -- Джиллиад вдруг понял и содрогнулся. -- Пусть уходят. У них есть машины, машины, которых мы не можем даже представить. Ваши люди будут убиты. Остерли повернулся и посмотрел на него с горьким, но невольным уважением. -- Спасибо, большое спасибо, вы правы, чертовски правы. Господи, помилуй нас! Что теперь будет? Далеко за городом что-то серебристое взмыло вверх, наклонилось и унеслось в небо. Следом за ним последовали второй и третий аппараты. -- Они все подготовили на такой случай. Для них же это просто; они могут приземлиться в любом городе. С помощью Машин они могут убедить защитников в том, что они вовсе не появились внезапно, местные иммунные подготовят фальшивые документы, доказывающие, что вновь прибывшие живут там с момента своего рождения. -- Он замолчал, порылся в кармане и громко выругался. -- Проклятая трубка еще горит! Такого со мной еще не случалось. -- Остерли зажал мундштук трубки меж зубов. -- Это означает войну, Джиллиад, не будем себя обманывать. Кроме того, вместо шести месяцев до нападения мы можем рассчитывать только на два или даже меньше. -- Он, наморщив лоб, снова вернулся к окну. -- С этого момента Онтарио -- осажденная провинция. Мы совсем одни. -- Он внезапно выпрямился и улыбнулся Джиллиаду. -- Англия часто была одна, и мы тоже сможем. Или нет? Пойдемте, выпьем пива. Пива! -- Джиллиад, выросший в строго регламентированном обществе, испуганно посмотрел на него. -- А разве не следует записать сообщение на ленту? -- Зачем? -- Остерли постучал по маленькому прибору на запястье. -- Все записано. Они обо всем извещены. Если я понадоблюсь, они меня вызовут. Идемте. В почти пустом баре Остерли залпом выпил кружку и взял вторую. -- Боже мой, именно этого мне очень не хватало. Пейте. -- С удовольствием. -- Джиллиад осторожно отхлебнул глоток. Пиво было крепким, но приятным на вкус. Он допил свою кружку. Ему тоже этого очень не хватало. Он поднял голову. -- Говорят, здесь есть еще один восприимчивый вроде меня. Остерли взял третью кружку. -- Да, есть, -- сказал он. -- А зачем? -- Я хотел бы с ним познакомиться. Остерли, которому пиво уже ударило в голову, нахмурил брови. -- Это не он, а она, -- сказал он и нарисовал руками в воздухе извилистый контур. -- Очень привлекательная, но вам нужно поговорить с Кейслером. -- Зачем? -- Он предписал ей год покоя. Она чуть не до смерти заработалась в программе реабилитации, и ему чуть не силой пришлось отправить ее на отдых. Сейчас она живет одна в доме милях в десяти от города. Дом, само собой, охраняется, и вам понадобится десяток пропусков, чтобы добраться до нее. -- Он шумно отхлебнул и вытер рот тыльной стороной ладони. Даже если бы вы имели эти пропуска, у вас все равно ничего не вышло бы. У нее есть особые привилегии, и она может отказаться от встречи с вами. -- Он печально покачал головой. -- Вероятно, она так и сделает. К всеобщему сожалению, она невысокого мнения о мужчинах. Она очень застенчивая и робкая, вы меня понимаете? Джиллиад кивнул, хотя и не понял. -- Как ее зовут? -- Ванесса Стауэр. Многим людям она представляется Тессой, но называть ее так может только Кейслер. Она любит его, насколько она вообще может терпеть мужчин. Для одержимых и душевнобольных она ангел, но как только они выздоравливают... -- Он не договорил. -- Я как раз подумал... -- начал было Джиллиад. -- Прошу прощения, -- сказал Остерли, коснулся своего пиджака и, прислушиваясь, склонил набок голову. -- Да, да, Остерли слушает. Сообщение из центра, -- прошептал он Джиллиаду. -- Да, да? Он слушал очень долго, наконец выпрямился и провел руками по пиджаку. -- Ну, вот. -- Он посмотрел на Джиллиада. -- Первое сообщение из лаборатории. Сообщают, что Кэндел, хотя и был человеком, но искусственно настолько измененным, что обладал необычной силой и долголетием. Предполагают, что в его череп был встроен искусственный прибор, служивший двум целям. Во-первых, этот прибор превращал его в то, чем он был. А во-вторых, это была комбинация устройств предупреждения и самоуничтожения. -- И откуда она у него? -- спросил Джиллиад. -- Это ключевой вопрос, верно? -- сказал Остерли. -- Вы чтонибудь знаете? Если я начинаю задавать себе-эти вопросы, мне становится страшно. Джиллиад посмотрел на свою кружку и почувствовал, что внутри него что-то вздрогнуло. И ему было страшно. С каким противником они имеют дело? ГЛАВА 9 Джиллиад вошел, и Кейслер, сидевший за письменным столом, поднял голову. -- А, я вас уже ждал. Остерли мне вчера звонил и сказал, что вы, возможно, зайдете. -- Он аккуратно положил в пепельницу длинную черную сигару. -- Мне очень жаль, но ответ -- "нет". Пока нет. -- Он слегка улыбнулся. -- Не смотрите на меня так удивленно. Вы хотели встретиться с Ванессой Стауэр, верно? Джиллиад слегка приподнял брови и сказал: -- Но почему нет? Почему я не могу ее видеть? -- По двум причинам. Первая: она отдыхает. Вторая: хоть вы и обладаете общим необычным фактором, но у вас пока еще нет базы для дискуссии. Она эксперт в своей области, а вы пока еще даже не начинающий. Что бы вы ей ни рассказали, для нее это будет лишь разговор на узкоспециальную тему. Вы зря потратите ее время, и свое тоже. -- Но что же мне тогда делать, черт побери? Зарабатывать ученую степень? Кейслер тихо засмеялся и схватил свою сигару. -- Вам нужно больше знаний по этой теме. Ведь вас уже однажды использовали в качестве мишени для проекции, значит, вы еще далеко не специалист. Джиллиад сжал кулаки. -- Послушайте, но я же только хотел помочь. -- Давайте без лишних эмоций. Я это знаю и тоже пытался вам помочь. Какого мнения вы о заседании? -- О заседании? -- Джиллиад слегка побледнел. -- Вы имеете в виду, что я должен пользоваться этой проклятой Машиной? -- Не дурачьте себя. Мы могли бы поговорить о деле, с которым вы совсем еще незнакомы. Он был покорен, как ему показалось, невероятно случайными обстоятельствами своей первой попытки. Его заперли в комнате, где не было ничего, кроме походной кровати и стола с Машиной. -- Просто включите ее, -- излишне снисходительно сказал техник. -- Для разогрева достаточно нескольких минут, а потом можете выдумывать все, что хотите. Это совсем просто. Насчет времени не бойтесь. Я позаботился, чтобы прибор выключился сам. Для начала хватит часа. Счастливо помечтать. -- Вы часто это делаете? -- Джиллиаду вдруг очень захотелось не оставаться в одиночестве. -- Один-два раза в неделю. К нам приходят многие из исследовательского отдела, знаете ли, потом психиатры, врачи и всякие прочие люди. Мы постоянно заняты. Через десять минут придет врач, и мне надо поспешить. Ну, еще раз счастливо помечтать. Джиллиад увидел, как за ним закрылась дверь, и растерянно огляделся. Ему понадобилось минут пять, чтобы набраться храбрости и включить маленький выключатель на боковой стенке прибора. Несколько минут на разогрев... вообразить что-нибудь... чтонибудь приятное... а что было приятным?.. Ничего не приходит в голову... где-то очень далеко, может быть... да, уже лучше... где-то далеко... как те коралловые острова, что он видел в каком-то старом фильме... Да, Это было бы здорово... красивый, мирный остров, вдали от всего... Боже милостивый! Солнце приятно обжигало его голое тело, под спиной; мягкий песок. Над ним от легкого бриза колышутся листья пальмы. Он сел. На волнах перед ним плясало солнце. Море было невероятно голубым, но вдали пенный прибой разбивался о невидимый риф. Он медленно поднялся. Ветер развевал его волосы и нежно гладил кожу. Но это же не на самом деле, сказал он себе. Эта не действительность. Все казалось реальным. Он подошел к берегу, и волны заколыхались у его ног. Он даже чувствовал легкую щекотку, когда отступающая вода вымывала песчинки меж пальцев. Подсознание, должно быть, управляет невероятным количеством деталей, деловито подумал он. Такими деталями, как серебристые песчинки на его теле, сверкающие капельки воды на волосках его ног. Можно совсем спятить, подумал он. Я знаю, что это галлюцинация, но... У него всего час времени -- почему бы не насладиться им? Он вскинул руки и прыгнул в голубое, теплое море, которое, как он знал, было плодом его фантазии. Он погрузился, вынырнул, задыхаясь, наверх, отряхнул с головы воду и потер приятно горящие от воды глаза. Чудесно, почему бы не нырнуть еще разок? Ему не нужно задерживать дыхание -- здесь он сможет дышать под водой. Он плыл, ровно и без труда дыша, в прохладном зеленом мире, где колонны и арки розовых кораллов лучились мирной пастельной красотой. За ним тянулись стайки пестрых тропических рыб. Вынырнув на поверхность, он с удивлением обнаружил, что за ушами у него жабры. Нужно взять это на заметку. Я должен сохранять строго логический ход мыслей, сказал он себе. Несмотря на свое воображение, он не допустит нелогичного представления о дыхании под водой без специальных приспособлений. Он отряхнул воду с волос и подумал: теперь я хочу летать. Он взлетел над водой и совсем не удивился, обнаружив, что у него выросли гигантские белые крылья. И это он тоже взял на заметку. Во время полета море под ним вдруг исчезло, он опустился и вдруг проснулся в кровати. Теперь ему было совершенно ясно, как с этой машиной становятся одержимыми. Тут есть возможность совсем сойти с ума. Больной -- телесно или душевно -- мог стать совершеннейшим существом. С Машиной можно стать богом в созданном собственным воображением мире. Можно командовать армиями, бороться с невообразимыми гигантами, посвятить себя наивысшим стремлениям или удовлетворять самые низкие и зверские потребности. В этом фантастическом мире субъективного воображения было возможным как всякое извращение, так и осуществление самых высоких идеалов. Он задумчиво и нерешительно посмотрел на стоящую на столе Машину. В другое время такое назвали бы черной магией. Может быть, в далеком прошлом однажды уже была такая Машина? Может быть, все легенды о гигантах, феях, сапогах-скороходах и огнедышащих драконах появились тоже благодаря такому прибору? Ведь его принципы вовсе не были новыми. Человек много веков всячески пытается как-то повлиять на функции духовных сил -- с помощью гипноза, различных препаратов, в большинстве своем опасных, с помощью поста, усердных молитв. Мотивы многих попыток были бескорыстными и часто служили бегству от реальности, но не реже это было стремлением получить власть над людьми. И ирония в том, что, хотя Машина и служила этим стремлениям -- бескорыстны они были или нет -- но большинство пользователей прибора, делавшего их свободными, им же и порабощались. Да,да, опасность одержимости проявлялась прежде всего среди всеобщей нестабильности и грозящих людям опасностей. Джиллиад вышел из комнаты и отправился в кабинет Кейслера. Доктор внимательно выслушал сообщение о его переживаниях. -- Конечно, мистер Джиллиад, указания на жабры и крылья очень важны. Вы как раз наткнулись на решающий пункт, который и отличает вас от других. Ваш разум не допускает ничего алогичного, поэтому ваше подсознание вынуждено создавать средства, с помощью которых вы можете субъективно добиться невозможного. Это невидимый, но непробиваемый барьер, препятствующий вашему превращению в одержимого, осознанная связь между вашей душой и реальностью. -- Он схватил сигару. -- Что вы намерены делать теперь? -- Я бы охотно получил разрешение на следующие заседания. У меня есть смутный план, и я непременно должен изучить его. Как только я закончу, я буду очень вам благодарен, если вы изучите мои записи и выскажете свое мнение о моих выводах. Джиллиад провел с Машиной в общей сложности двадцать четыре часа; первую половину он использовал, чтобы набраться опыта. Он был промышленным магнатом, суперменом, искателем приключений. Он скакал обожженным на солнце ковбоем по Техасу и устраивал в баре дуэль на револьверах. Он путешествовал с королем Артуром и сбросил копьем с лошади Черного Рыцаря. В конце концов он посетил библиотеку. Его замечания, когда он встретился с Кейслером, вызвали у того заметное беспокойство. -- Схватка в пивной была ужасающе реальной, -- рассказывал Джиллиад,-- включая возбуждение, запах сивухи и едкий пороховой дым. Мои собственные чувства страха и триумфа точно соответствовали ситуации. Но в библиотеке я установил, что шестизарядный револьвер, которым я пользовался, появился несколькими годами позже. В то время нужно было всякий раз после выстрела взводить курок второй рукой, он не взводился автоматически после каждого выстрела, как у моего оружия. Но еще заметнее были несоответствия, когда я выступал в качестве рыцаря. Шлем был родом из тринадцатого века, забрало из четырнадцатого, а прочее вооружение представляло вообще пеструю путаницу. Латы были немецкими и никогда не использовались в Англии. Копье в Англии феодальных времен не употреблялось. Я исходил из предварительной теории, что возбуждаемый мозг, когда ему необходимо создать подробности, как бы делает заем у коллективного сознания, но это не так. Используются не только его собственные знания, но и его собственные заблуждения и неверная информация. Сообщения о последних двенадцати заседаниях все же заставили Кейслера резко выпрямиться, и он разглядывал записи Джиллиада с перекошенным лицом человека, который размышляет: или он неверно прочел написанное, или неверно понял, или и то и другое вместе. Он перечитал заметки второй раз, но тут вошел Остерли и присел на краешек письменного стола. -- Только не шуметь, -- раздраженно заметил Кейслер. -- Я сижу и мечтаю. -- Да? -- Остерли раскурил свою трубку. -- Я тоже немного помечтаю. Кейслер нахмурил брови и пожал плечами. -- Что случилось? -- Он знал, что не сможет выставить Остерли; ведь они были старыми друзьями. Он снова повторил свой вопрос. -- Я и сам не знаю, просто обеспокоен. Вы же знаете, как я размышляю -- курю, пью пиво, курю, снова пью пиво, и наконец что-то всплывает на поверхность. То, что появилось сейчас, мне очень не нравится. По-моему, иммунные слишком быстро и без всякого сопротивления сбежали. Кейслер застыл и уставился на него. -- Вы полагаете, что кое-кто остался? -- Это уже ближе к истине, не правда ли? Опытная организация, подобная этой, не сбежит так просто от потенциально опасного противника, не оставив экспертов, которые бы передавали им информацию. Вопрос в том, как их обнаружить. Все документы уничтожены, и нет никакой возможности отличить их от остальных, кроме как медицинским обследованием, а эта процедура будет очень долгой. -- Он наморщил лоб и пососал свою трубку. -- Где бы вы спрятались, будь вы иммунным? Кейслер понял, что это решающий вопрос, поэтому очень долго думал, а затем поднял голову. -- Мне кажется, я выдал бы себя за одержимого второй или третьей степени. ГЛАВА 10 Остерли кивнул. -- Я тоже пришел к такому заключению. Кто даст себе труд проверять всех сумасшедших, чтобы определить, действительно ли они те самые сумасшедшие, которых в свое время зарегистрировали? -- Он усмехнулся. -- Я. Будут прочесаны все клиники для нервнобольных по всей провинции. Есть у вас еще какие-нибудь идеи? -- Много, -- устало сказал Кейслер, -- но никакого практического плана, чтобы выгнать их из укрытия. . -- У меня та же проблема. Кейслер посмотрел на него и сердито схватил свою сигару. Неужели ему нечего делать? Конечно, наука. Медицина и секретная служба понятным образом дружно работали вместе, но все же... Он невольно посмотрел на записи и затянулся -- и вдруг в голове шевельнулась мысль: может, она принесет успех... Он ненадолго прикрыл глаза и отложил сигару. -- Бен, мне кажется, у меня идея. -- Мы сможем ею воспользоваться? -- заинтересованно спросил Остерли. -- Не знаю, но мне представляется, что Джиллиад обнаружил совсем новый путь, как мне кажется, с очень многими оригинальными отклонениями. -- Он опять затянулся. -- Если говорить откровенно, многое из того, что он сделал, и еще больше то, что он собирается сделать, меня пугает. -- Есть какая-нибудь взаимосвязь с нашей проблемой? -- Понятия не имею. Я его еще не спрашивал, но, возможно, ему что-нибудь придет в голову. Остерли вынул трубку изо рта и выдохнул облако дыма. -- Давайте его сюда. -- Все в свое время. Сначала лучше послушайте, что он сделал. И все без посторонней помощи и подсказки. -- Он мгновение помолчал, потом схватил записи. -- В ходе двадцати заседаний Джиллиад подверг себя программе самоанализа. Когда потом он попросил специалистов проверить и проанализировать его результаты, они нашли их не только совершенно правильными. Они были намного правильнее, глубже и точнее всего, что на сегодняшний день дали наши анализы чужака. -- С Машиной? -- Остерли встал и уставился на Кейслера. -- Как же, черт возьми, он это сделал? -- Он объединил основу всех религий и великих философий. "Познай себя". С помощью Машины он ставил себя в самые различные трудные ситуации и фиксировал время, когда он начинал проигрывать. -- А как он это определял? -- заинтересованно спросил Остерли. -- Сначала он ставил себя в ситуацию, скажем так, большой опасности, и... -- Но он же в любое время и любым способом мог выйти из нее. -- Пожалуйста, не перебивайте меня. Джиллиад приказывал своему разуму забыть этот путь бегства и, что еще удивительнее, сам себе приказывал отключать Машину в последнее мгновение. Короче говоря, он сконструировал душевный вентиль безопасности, а потом снова приказывал своему разуму забыть о нем. Поэтому, в принципе, из ситуации, в которую он себя помещал, не было никакого выхода. Остерли опять присел на краешек письменного стола и направил на Кейслера мундштук своей трубки. -- Это прорыв, Эд, даже я это вижу. -- Он наклонился вперед. -- давайте его сюда. -- Все в свое время, я уже говорил. Я дал одному из своих лучших людей задание поработать с ним. -- Он посмотрел на часы.-- Точно через пятнадцать минут они начнут эксперимент, который Джиллиад описывает как "вторую ступень". Хотите посмотреть? Остерли поднялся. -- Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы помешать мне сделать это? -- Он улыбнулся и сунул руки в карманы брюк. Кейслер задумчиво улыбнулся в ответ. -- Ладно, идемте.-- Он открыл дверь и вышел в лабораторию. В комнате испытаний у экранов суетились техники, вторая группа сгрудилась у проектора. Кейслер поприветствовал присутствующих взмахом руки. -- С Келдреном, мне кажется, вы уже знакомы. Один из моих лучших людей. Келдрен, объясните мистеру Остерли суть эксперимента. У Келдрена были рыжие волосы и узкое красное лицо, выглядевшее озабоченным. -- Я постараюсь покороче, сэр. Как вы знаете, Джиллиад после своего появления здесь подвергся проекции и чуть было не погиб. Теперь он хочет проделать все снова, чтобы проверить, мог ли он выжить с помощью собственной инициативы. -- Он сделал паузу и потеребил себя пальцами за нижнюю губу. -- Он развил одну, предположительно, правильную теорию, согласно которой даже резистентный не сможет силой воли противиться проекции. Субъективные впечатления слишком сильны и пересиливают внутреннюю убежденность. -- И что? -- Он считает, сэр, что нашел субъективный ответ. -- А вы, кажется, сомневаетесь в этом. -- Да, сэр. Во-первых, он о многом молчит и не хочет рассказать мне, как выглядит его решение. А во-вторых, я иду на ощупь. Я не знаю, что он задумал. -- Объясните-ка мне поподробнее. Келдрен немного помедлил. -- Ну, сэр, он попросил меня воспроизвести самые отвратительные субъективные впечатления, какие только придут мне в голову. Он хочет дать понять, что будто бы нуждается в них -- только в оптической стадии на экране, чтобы я отбросил все барьеры. Но настоящей его цели, я, конечно, не знаю. Загвоздка в том, что я читал много отличных произведений и имею богатую фантазию. -- Но, должно быть, будут приняты меры безопасности? -- Конечно, сэр, с помощью измерителя истерии в тело Джиллиада встроены различные устройства для переключения, но все равно это чертовски опасно. Внесли стулья, и Кейслер сел. -- Вы в этом разбираетесь, верно? -- спросил он. -- Проецируемое изображение в комплексе со звуками и шумами появится на настенном экране напротив. Как только проекцию настроят и отрегулируют, на первом плане появится Джиллиад. Все его реакции и субъективные впечатления зримо предстанут перед нами. -- Понимаю. -- Остерли уселся рядом с ним. -- А где Джиллиад? -- По соседству. Он не любит зрителей. -- Нет. -- Келдрен наклонился вперед. -- Он сейчас появится -- субъективно, я имею в виду -- в ситуации, изобретение которой готовит мне угрызения совести. -- Он вытянул руку. -- Смотрите на экран... Все повернулись, и Остерли спросил: -- Ради Бога, Келдрен, откуда вы взяли такую сцену? Келдрен нервно откашлялся. -- У меня, кажется, ужасное воображение. Остерли удивленно взглянул на него. -- Да уж, трудно спорить. Для Джиллиада, который субъективно действительно находился там, это было более ч