, и я совершенно с ним согласен. Противник проецирует картину национального уничтожения. Развязаны все природные силы. И чтобы стать властелинами этой угрозы, мы должны мыслить крупномасштабно и ответить с такой же гигантской силой. Поэтому мы единогласно решили следующее... Более, чем в двух тысячах километрах проекционные техники иммунных следили за безотказной работой своих приборов и ждали. Они могли наблюдать за большей частью Торонто, но -- как иммунные -- не имели возможности видеть субъективно проецируемую картину. Они видели только объективную картину. -- Говорит экран шесть. На Ист-Суффолк-Стрит двое только что рухнули мертвыми! -- Двое!? -- Вельт нервно затеребил бороду. -- Только двое! Они должны дохнуть, как мухи. ГЛАВА 21 В других сообщениях речь шла о случаях смерти в различных областях провинции, но всюду было лишь по два-три случая. Вельт почувствовал, как на лбу выступили капли пота. Что-то было не так. Что-то не совсем в порядке. Он щелкнул тонкими, не очень чистыми пальцами. -- Есть только один тип людей, которые могут все точно видеть. Доставьте одного сюда! Был схвачен первый попавшийся восприимчивый, и его притащили в бюро Вельта. -- Сядьте перед экраном и опишите нам все, что видите. Все! Мужчина уставился на экран и округлил глаза. -- Это же Машина Мечты, вы... Кто-то стукнул его кулаком в висок. Восприимчивый рухнул на пол. Его подняли и снова усадили на стул. -- Оставьте при себе свои замечания. Просто расскажите нам, что вы видите, если не хотите, чтобы вам прижгли пальцы -- медленно, один за другим. Мужчина передернулся и наклонился вперед. -- Там город. Он кажется разрушенным, как после землетрясения... здания рухнули, повсюду горит, улицы завалены. -- Дальше! Дальше! -- В некотором отдалении стоят три вулкана. Один только что взорвался и... -- Стоп! Мерсер, включите десятый экран. Что вы видите теперь? -- Я вижу океан... волна... гигантская волна, и можно слышать вой урагана... -- Хорошо, Мерсер, можете переключить. Внимательнее рассмотрите картину. Видите людей? -- Да, там люди. -- Много? -- Нет, единичные. Никаких толп. -- Что они делают? -- Большей частью... -- Мужчина помедлил и нервно сглотнул слюну. -- Большей частью летают! -- Летают! Вы с ума сошли? Послушайте! Мы здесь не шутки шутим. Если бы нам нужен был клоун, мы обошлись бы без вас. -- Кто-то ударил его в лицо. -- Говори правду, понял? -- Но это правда, -- сказал мужчина и вдруг закричал: -- Вы спрашиваете меня, что я вижу, и я сказал вам это! Они летают! Летают! -- Ну, бессовестный... -- Подождите! -- Вперед выступил один из экспертов. -- Возможно, он говорит правду. -- Он отодвинул остальных и почти дружелюбно спросил: -- Как они летают? Мужчина поднял на него взгляд. -- У некоторых, кажется, машины или какие-то летающие плоты. Другие... -- Он опять помедлил. -- У остальных крылья, как у птиц. -- Ага! -- Эксперт вставил ему в рот сигарету. -- А что вы видите еще? -- А через плечо он гневно сказал: -- Дайте ему чтонибудь выпить и вымойте лицо. Господи, сначала вы требуете от него информации, а потом так избиваете, что он уже почти ни на что не способен. -- Он опять повернулся к восприимчивому. -- Так... рассказывайте дальше. -- Сейчас все три вулкана пышут огнем. Раскалено все небо. -- Дальше! -- Что-то происходит. Я точно не знаю, что это. Возникла пауза, когда кто-то принес выпить. Руки мужчины так дрожали, что он расплескал половину содержимого, прежде чем смог выпить несколько глотков. -- Что-то между городом и вулканами. Не могу разглядеть. Оно, кажется, возвышается до неба и тянется вдаль насколько хватает глаз. -- Можете описать поточнее? -- Это как занавес, занавес из мелких голубых искр. Весь пепел, дым и раскаленная лава исчезают, коснувшись его. Они не могут сквозь него пройти. Эксперт кивнул и нервно провел рукой по волосам. Лицо его стало пепельно-бледным. -- Мерсер, еще раз десятый экран! -- И добавил для восприимчивого: -- Что вы видите теперь? -- Волна, о которой я говорил, теперь стоит почти на месте. -- На месте! Как это? Мужчина растерянно покачал головой. -- Выглядит так, будто ураган толкает ее вперед, но еще более сильный ветер дует навстречу, раздавливает ее и толкает назад, все дальше и дальше. По всему морю носятся водяные смерчи, но кроме пены и бурунов ничего не видно. -- Спасибо. -- Эксперт взял у него пустой стакан и бросил его в стену. -- Я вам верю. -- Он посмотрел на остальных. -- Уведите парня! Мне тоже надо чего-нибудь выпить. Прежде чем принесли выпить, перед ним вдруг встал Вельт. -- Что вы себе позволяете? -- Вельт нервно потер ладони, его лицо покраснело. -- Если у вас есть информация, я должен знать ее первым, понятно? Только после того, как передадите мне информацию, можете бросать стаканы в стену и раздражаться, понятно? Эксперт застыл, побледнел и сказал: -- Да, сэр. -- Итак, что случилось? Эксперт сглотнул слюну и пожал плечами. -- Ну, хорошо, сэр. Если вы хотите слышать правду, пожалуйста. Все, что сказал этот человек -- правда. Противник летает. Над сотрясающейся землей. -- Но это же абсурд! -- О, Боже мой... Простите, сэр, я немного не в себе. Я сейчас вам объясню. Враг использует психическую стимуляцию наших проекций для того, чтобы произвести противопроекции. Короче говоря, чтобы передать картину, нужно сначала передать мозгу раздражение, иначе он ничего не воспримет. Их мозги раздражены, но именно это раздражение они используют для создания ответных мер. Сначала это им удавалось легко. Они представили себе, что летают над местом действия. Теперь они, очевидно, переключились на массовую концентрацию мыслей и создали энергетический барьер. -- Но барьеры такого масштаба невозможны с научной точки зрения. Эксперт глубоко вздохнул. -- Сэр, мы тоже не можем заставить горы вырасти. Мы не можем взмахом волшебной палочки вынуть из шляпы три вулкана. Это не настоящие вулканы, а субъективные. Это иллюзии, проецируемые нашими Машинами в мозги приемников -- вам это понятно? Хорошо. Дальше: энергетический барьер тоже субъективен. Он тоже иллюзия. Но иллюзия достаточно убедительная, чтобы встретиться с нашей иллюзией и пересилить ее. -- Он вдруг, казалось, потерял самообладание и закричал: -- Изложить вам это письменно или продиктовать по буквам? Нас победили! Вельт уставился на него. Он был так испуган сообщением, что даже забыл обругать эксперта. -- Побеждены! Мы же еще только начали. -- Он нервно облизал губы и потер ладони. -- Мы в любое время можем изменить проекцию. Мы можем сбросить на них сотню атомных бомб и сравнять всю провинцию с землей... Эксперт закрыл лицо руками и отчаянно закричал: -- Боже милостивый! -- Потом, казалось, он взял себя в руки. -- Мистер Вельт, мы не знаем, как изготовить атомную бомбу. Мы можем создать только иллюзию такой бомбы, а наша иллюзия будет бессильна против их барьера. Я не могу выразиться яснее, даже если перейду на детский лепет. Вельт пристально посмотрел на него, постепенно постигая правду. -- Что мы можем еще сделать? Кто-то принес эксперту полный стакан, и тот одним глотком осушил его. -- Сделать? Хотите слышать правду, мистер Вельт? Все равно я должен сказать ее Директории. Это вам не понравится! Будьте внимательны. Мы должны будем использовать обычное оружие и сформировать армию. Проекции стали бездействующими из-за их противопроекции. Мы, как Хомо супериор, должны будем создать армию из наших собственных рядов и обучить ее, чтобы выстоять перед численно превосходящим нас противником. -- Это единственное решение? -- Голос Вельта слегка дрожал. -- Это мое единственное решение, сэр. Любая другая альтернатива у вас. Если мы хотим выиграть эту войну, то вы единственный, кто может обеспечить нас наиболее совершенным оружием и наиболее совершенной стратегией. Вельт испугался. Совершенное оружие, совершенная стратегия -- о, Боже, больше не надо! Он точно знал, что имеет в виду эксперт, и он знал, что Директория поддержит его. Он будет вынужден идти к Наивысшему, этого не избежать. Если он этого не сделает, на него будут давить, пока он не сдастся. Вельт почувствовал себя в ловушке. Не потому, что Наивысший потребовал бы чего-то взамен, просто потому, что всякий раз, когда Вельт обращался к нему, слышалось явное презрение, чувство превосходства. Всякий раз он охотнее всего просто убежал бы оттуда. С другой стороны, от него неожиданно могли все же потребовать чего-то взамен. Наивысший мог... Вельт ужаснулся. Он не мог найти логического объяснения своему ужасу, но почему-то голос отказывал ему, а нервы не выдерживали. Почему? Голос никогда не менялся, в нем не было ни явной, ни скрытой угрозы, и если быть точным, то в нем звенело только единственное порицание: твое требование нужно было точнее описывать. Вельт вдруг понял, на чем основано его отвращение. Он по отношению к Наивысшему казался себе неполноценным, ничтожным, беспомощным, презренным. Образно говоря, он выступил в роли побирушки со шляпой в руках, и у него было неприятное чувство, что Наивысший знал об этом и поэтому презирал его. Вельт понимал, что его представление было нелогичным, но ничего не мог изменить. В последнее время все стало даже хуже. Нет, не то чтобы это играло какую-то роль. Но одно было определенно: несмотря ни на что, Директория заставит его пойти к Наивысшему. Сейчас речь идет об их спасении, и он является для них последним шансом. Ровно через два часа он был уже в пути. Никто не пытался следовать за ним; роботы-охранники, которыми была наводнена эта местность, всегда препятствовали этому. Такие попытки прекратились уже давно. Вооруженные роботы-охранники признавали только его и уничтожали любого другого. Сто восемьдесят три смерти окончательно научили любопытных, а у тех, кто использовал приборы для ориентирования, эти приборы взрывались прямо в руках. Вельт шагал хорошо знакомой тропинкой и вошел сквозь преломляющее поле в красный туман. -- Что тебе нужно? -- Безучастный голос показался Вельту высокомерным и обвиняющим. -- Я... мы... -- Вельт нервно сглотнул. -- Нам нужно оружие... оружие, против которого бессильно всякое другое оружие. Несколько мгновений стояла тишина. -- Такое оружие можно изготовить. Я предлагаю мутант определенного вируса, который широко распространен в этом мире. -- Отлично. -- Вельт потер ладони, но вдруг замер. -- Я полагаю, против него есть вакцина? -- Ты противоречишь сам себе. Если ты требуешь оружие, против которого бессильно все, то не может быть никакой защитной вакцины -- это очевидно. -- Но мы тоже можем заболеть. -- Несомненно. Ты же ничего не сказал о выживших. -- Это нам не годится. Нам нужно оружие, которое гарантировало бы победу. -- При теперешних обстоятельствах такого оружия нет. ГЛАВА 22 Вельт почувствовал, как по спине пробежала ледяная дрожь. -- Что значит -- при теперешних обстоятельствах? -- Ты знаешь условия, которые сам же создал? Ты перестроил определенный прибор, чтобы возвыситься над большинством своих сограждан. -- Ты это знаешь? -- Вельт выдавливал слова по одному, будто через силу. -- Это моя задача -- знать. -- Но почему? -- Вельт в Отчаянии сцепил ладони. -- Почему ты нас не предупредил? -- Моя функция заключается в том, чтобы делать информацию доступной для тех, кто ее требует. Но в мою задачу не входит вмешиваться на пользу одной из борющихся партий. -- Значит, ты не дашь нам оружия? -- Я не могу уклониться от этого, но вы должны точно определить, как оно должно выглядеть. -- Черт бы тебя побрал! -- Ладони Всльта сжались в кулаки. -- Конечно же, мне нужно оружие, которого было бы достаточно, чтобы победить врага. -- В таком случае я предлагаю вирус. -- Боже милостивый, но почему? -- Так как я -- если не брать во внимание оружие, действующее без разбору -- при подобных обстоятельствах не могу дать вам никакого оружия, которое было бы сильнее того, что вам противостоит. -- Это безумие! -- Вельт был слишком напуган, чтобы ощущать благоговение. -- Напротив. Технология не может создать ничего неосязаемого. Я же не могу дать вам мстительность, любовь к свободе, волю к победе, силу воображения и самопожертвование. Я могу обеспечить вас оружием, которое будет уничтожать ваших противников тысячами, но оно все равно не гарантирует вам победы. -- Дай нам оружие, которое предоставило бы нам равные шансы на победу. -- Я дам вам оружие, которое уничтожает целые армии, но и оно не даст вам равных шансов. В лучшем случае, вы уменьшите вероятность вашего поражения на тридцать процентов. -- Дай его мне, дай сюда, мы готовы и на проценты. Странно, но в это мгновение он не боялся ни голоса, ни его песимистических оценок. С оружием, которое может уничтожать армии, он овладел бы и чем-то неосязаемым -- безжалостностью. Когда он вернулся с подробностями, на него навалились экспергы-расчетчики, шепотом обсуждая проект. Он понимал только обрывки, но это звучало не слишком обнадеживающе. -- Нужна очень сильная экранировка, иначе... -- Довольно сложно... Один из специалистов встал и резко сказал: -- Чтобы построить эту проклятую штуку, нам понадобится девять недель... Вулканы в Торонто побледнели и стали лишь размытыми, едва заметными контурами, не имевшими в себе ничего реального или угрожающего. Улицы в городе опять выглядели, как всегда; щебень и кирпичи таинственным образом взмыли вверх и заняли свое первоначальное положение. Командование союзников и ведущие ученые непрерывно заседали. -- Пассивной обороны недостаточно. Мы должны нанести удар до того, как противник придумает что-то новое. -- Я такого же мнения. Мы не знаем, кто такой Наивысший. -- Сначала нужно ясно определить наши цели -- куда нанести удар. -- Конечно, по одному из городов иммунных, лучше всего для поддержки одного из подвергнутых проекции городов. Большинству и без того плохо. Иммунные за это время собрались с силами. Если население восстанет, они немедленно отреагируют. Мы не можем рисковать и посылать друг другу проекции, пока в состоянии их поддержать. У кого-нибудь есть предложения? -- Да. -- Поднялся испанский полковник. -- Мадрид -- один из занятых иммунными городов. Если мы сможем изгнать их оттуда, это облегчило бы восстание в Гибралтаре и обеспечило бы нам контроль над всем полуостровом и над большей частью Средиземного моря: -- Он успокаивающе улыбнулся. -- Я вынужден говорить откровенно, господа. У меня политическая проблема. Мы очень гордый народ. Моим сородичам невыносима мысль о том, что чужие оккупанты заняли нашу столицу. Нам стоило большого труда удержать наших освобожденных сограждан от нападения. Такого рода атака, как мы все знаем, была бы обречена на провал и, возможно, совершенно бы погубила мой народ. -- Я думаю, это важный аргумент, полковник, но для начала нам нужна другая цель. -- Тогда я предлагаю Бостон, -- свирепо сказал американский ученый. -- Это не только оплот иммунных, но как раз оттуда, как подтвердил доктор Кейслер, и посылаются проекции. -- Мадрид и Бостон для начала и как можно скорее. Теперь об оружии и оснащении. -- Мы вам сейчас это покажем. -- Мне кажется, у меня здесь что-то есть. -- Поднялся низкий темноволосый мужчина. -- Тут у меня прибор, который я хотел бы вам показать... Это не займет много времени. -- Он что-то вынул из кармана. -- Можно вас, сэр? -- Хм, я...-- Остерли удивленно посмотрел на него. -- Спасибо. И вам спасибо, доктор Кейслер, если вы ничего не имеете против. Просто повесьте эти медальоны на шею, господа... Спасибо. -- И что мы должны делать? -- Остерли с сомнением рассматривал маленький предмет на груди. Он казался, довольно толстой персональной карточкой. -- В данный момент ничего, мистер Остерли. Не будет ли ктонибудь любезен написать на листке бумаги короткую фразу и передать этот листок доктору Кейслеру, не раскрывая содержания. Это сделал молодой майор. -- Так, доктор Кейслер, разверните, пожалуйста, листок и прочтите про себя написанное, а вы, мистер Остерли, повторите, пожалуйста, слова, которые вы должны слышать в своем сознании. -- Как? -- спросил Остерли, посмотрел на него и объявил: -- Какая яркая зелень, когда в Испании цветут цветы. -- Черт побери, именно это я и написал,-- сказал майор. Кейслер улыбнулся: -- А я это прочел. Остерли порылся в поисках трубки. -- Что это за аппарат? Я услышал голос Кейслера у себя в голове. -- Это одно из видоизменений Машины Мечты, но уменьшенное с помощью микротехники до необходимых размеров. Эти Машины, в противоположность их предшественницам, специализированы, то есть, они возбуждают только строго ограниченную область мозга. Возбужденная область одного мозга вступает в связь с мозгом другого человека, находящимся под таким же воздействием. У Остерли отвисла челюсть. "Должно быть, это шутка?" --подумал он. "Нет, все на самом деле", -- услышал он веселый голос Кейслера в своей голове. "Убирайтесь к черту", -- подумал Остерли и быстро снял с шеи эту штуку. Кто-то сухо и с сомнением сказал: -- Телепатический прибор? -- Можно назвать итак, сэр. При регулярном использовании и постоянной тренировке вообще исчезнет необходимость пользоваться словами. Можно думать картинами или понятиями; прибор передает даже чувства. -- Мужчина сделал паузу и закурил. -- Если прибор со временем будет использоваться всеми, человечество окажется на пороге новой эры. Появится взаимопонимание между расами и народами. Обман станет невозможным. -- Он замолчал и слабо улыбнулся. -- Но это в будущем. Сейчас можно было бы рекомендовать использовать определенное число этих приборов в качестве средства сообщения между Центром и всеми группами. Пять часов спустя конференция закончилась после того, как было достигнуто согласие по основным пунктам плана нападения. Дата уже была установлена. Прошло бы много недель, прежде чем иммунные изготовили бы свое супер-оружие и смогли бы его применить. Джиллиад покинул конференц-зал таким задумчивым, что едва заметил фигуру в фойе. -- Привет, Дэйв, -- сказал нежный голос. Он вздрогнул и заставил себя улыбнуться. -- Привет! Вас снова вернули сюда из лаборатории? -- Да, сегодня. Я участвовала в работе над телепатическим прибором, который вам только что продемонстрировали. -- Очень интересно. Я с удовольствием побеседовал бы с вами об этом, но попозже. У меня другая проблема, и если у вас есть для меня время, мы могли бы где-нибудь поговорить вдвоем. -- Я сейчас живу в "Гудзоне" на Вест-стрит. Там мы можем поговорить, но меня постоянно охраняют. Он улыбнулся. -- К этому я, должно быть, уже привык. "Тетушка" Миллер тоже там? Она улыбнулась в ответ. -- Понятия не имею. Я спрашивала охранников, но никто не признается. Он расхохотался. -- Я бы на его месте поступил так же. Десять минут .спустя они удобно расположились в креслах и пили кофе. -- Ну? -- спросила она. -- Что? Ах да, простите. Когда я приземлился в Онтарио, меня доставили в Торонто на каком-то "субджо", как его назвал Остерли. Что это такое? Она надула губы. -- Ох, Дэйв, я так и думала, что вы рано или поздно спросите об этом. Дело в том, что мы и сами этого не знаем. Есть только два субджо, и оба были построены одержимым третьей степени, который уже умер. Мы полагаем, что сначала они были созданы субъективно, а потом он взял на себя труд между контактами с Машиной построить их по-настоящему. До своей одержимости это был выдающийся ученый, поэтому мы полагаем, что он с помощью проекции наткнулся на новую идею. -- Что вы можете еще рассказать об этом? -- Очень мало. Двигатели машины опечатаны какой-то субстанцией, которую ничто не берет, поэтому никто не знает, как она работает. -- А как ими управляют? -- Просто думаешь о цели назначения и попадаешь туда. Больше мы ничего не знаем. У иммунных это не действует, но в свете новых знаний мы должны предположить, что исходящая от встроенной в их мозг аппаратуры экранировка как-то блокирует двигатель. Он, наморщив лоб, кивнул. -- Я никудышный техник, но предполагаю, что мы могли бы покорять звезды, если откроем источник энергии этой машины. У меня такое чувство, что изобретатель случайно наткнулся на какойто гиперпространственный механизм, но я слишком мало знаю, чтобы с уверенностью утверждать это. -- Вас это как-то непосредственно касается? -- Непосредственно? Вы имеете в виду, лично? Я, право, не знаю, но подобное мгновенное перемещение в пространстве меня привлекает. Помимо того, у меня уже давно странное чувство, что должны произойти какие-то перемены. -- Разве они уже не произошли? Он вздохнул. -- Возможно. Но сейчас война. ГЛАВА 23 Она прошла через комнату и присела на подлокотник его кресла. -- Вы сегодня такой серьезный. Кроме того, вы мне так и не сказали, что думаете о нашем телепатическом приборе. Он покачал головой. -- У меня в голове только превосходные степени... но... удачи вам в вашем большом вкладе в будущее человечества. -- Спасибо. -- Она что-то вынула из сумочки. -- Вы еще не пробовали этого. Он выпрямился. -- Попозже, не сейчас. -- Но я думала, что вы и я... -- Она нахмурила брови. -- Вы не хотите? -- Нет! -- Но я думала, что теперь, когда мы стали хорошими друзьями... Он резко поднялся, избегая касаться ее. -- Как вам пришла эта идея? -- Он сердито отмахнулся. -- Если бы я хотел, чтобы кто-то читал мои мысли, то на более прочном основании, чем нежная дружба, понимаете? Если хотите знать, что я чувствую по отношению к вам, то я могу дать намек, но я не хочу обнажать свою душу, чтобы вы могли с наслаждением разобрать ее на части. Она подняла на него взгляд. Лицо ее побледнело. -- Вы меня ненавидите... Почему? Что я сделала? Он хрипло рассмеялся. -- Боже милостивый. Все говорят о женской интуиции. Это сказки! Если хотите знать без обиняков: я люблю вас. Я полюбил вас с первой встречи. -- Он повернулся на каблуках и пошел к двери. -- Дэвид, пожалуйста, не... -- Избавьте меня от сожаления и сочувствий. Именно этого я не могу терпеть больше всего. -- И дверь за ним захлопнулась с щелчком замка. В лагере иммунных Вельт думал над стоящими проблемами -- Но откуда задержка, Хубер? Все комплектующие детали готовы, и можно вести сборку. Красное от природы лицо Хубера покраснело еще сильнее. -- Детали -- да, но эти проклятые схемы должны быть обсчитаны и изготовлены. Одна ошибка, маленькое отклонение -- и это проклятое оружие станет опаснее для нас, чем для противника. -- Он схватил чертеж. -- Вот, взгляните на это, но будьте внимательны, чтобы вас не перекосило. Это только спусковой механизм. Если бы мы все еще вынуждены были применять обычные схемы, то прибор с трудом уместился бы в трехэтажном здании. Даже теперь, с использованием микросхем, он все еще размером в рост человека. -- Но, конечно... Лицо Хубера стало багровым. -- Мистер Вельт, если сможете найти кого-то, кто сделает это быстрее, сделайте это. Если нет -- лучше оставьте меня в покое. Кровь бросилась Вельту в лицо, руки сжались в кулаки, плечи вздернулись вверх, и он стал еще более горбатым, чем обычно. Но прежде чем он успел ответить, зазвенел аварийный сигнал, и на приборном блоке замерцали красные лампочки. На гигантском экране возникло испуганное лицо. -- Мадрид -- Центру. Срочно! Нажатием кнопки были извещены все оборонительные системы. -- Все системы готовы. Пожалуйста, входите. -- Посмотрите на это, -- сказал человек с испуганным лицом, совсем не по-военному, и исчез. Вместо него на экране возникло серое безбрежное море. Вельт непонимающе глядел на него, пока не перевел взгляд к горизонту. У резкой разделительной линяй между серым морем и бледноголубым небом показались бесчисленные черные точки. Телеобъективы были найдены на резкость, и точки уже больше не были точками. Пальцы Вельта задрожали. Корабли! Бесчисленные корабли! Кожа на скулах, казалось, невыносимо натянулась, а в желудке он почувствовал холодный тяжелый ком. Боевой флот, морская атака; сомнений не было. Он вспомнил о подобных нападениях в истории -- о высадке в Нормандии! Тогда ему было шестнадцать лет, но он отчетливо помнил кинохронику. Здесь, конечно, есть разница. Он заставил себя поподробнее изучить корабли. Наскоро собранное боевое соединение. Четыре атомных крейсера, построенных, вероятно, в пятом году, семь эсминцев того же времени, двадцать или тридцать боевых дизельных катеров и... Вельту показалось, что его сердце останавливается. Дело было не в кораблях, а в том, что они тащили -- ряды военных транспортов. Он смотрел на них и ощущал почти уважение к этой вторгающейся силе. Это были простые, но огромные пластиковые плоты с прозрачными чехлами. Видимо, их можно было -- а так, скорее всего, и было -- тысячами изготавливать на конвейере. Самым плохим в этом было то, что они были до отказа набиты войсками и оружием. Лондон, Париж и, возможно, Брюссель и Амстердам должны были стянуть все свои резервы, чтобы собрать такую армию. Он отчаянно подумал, что весь этот флот, несмотря на свои размеры, представляет собой мишень, в которую невозможно промахнуться. Одна-единственная эскадра древних бомбардировщиков "ланкастеров" или летающих крепостей могла бы уничтожить весь флот. Только... только у него не было "ланкастеров", у него не было ни одного боевого самолета, военного корабля или даже хоть одного ветерана со старым дальнобойным орудием для охраны побережья. Приборы наблюдения внезапно изменили направление, качнулись назад и вниз, и он увидел окраинный район города, который он называл Испанским Бастионом. Барселону. Он увидел, как проворные темноволосые люди копали траншеи, устанавливали на крышах старое, но пригодное оружие, строили на улицах баррикады. Женщины и дети строили бункера. Вот место вторжения! Мысль поразила его с почти оглушающей силой. Эти люди были готовы и способны оборонять город от нападения с суши, в то время как их освободители позади них беспрепятственно устраивали предмостное укрепление. Боже мой, что он может применить против них? Проекторы ближнего действия, которые из Мадрида не могли облучать город, и его собственные мощные устройства, направленные на Торонто, которые теперь нужно переориентировать на Испанию, установить и отъюстировать, причем можно опасаться, что на таком расстоянии мощность может оказаться недостаточной. Обычное оружие? Он в отчаянии терзал свое сознание. Было лишь несколько музейных экспонатов, большей частью без важнейших деталей. Один-два древних арсенала с таким же старым и, может быть, ржавым оружием. Несколько старых казарм кое с каким оружием, с которым уже никто не умел обращаться. Проблемы Вельта только начинались. Несколько часов спустя возбужденный голос сообщил, что канадскую границу перелетели четыре больших воздушных армады. Менее пяти минут спустя появились проекции в шести американских городах, приведшие к немедленным восстаниям. Хотя находящиеся там иммунные были подготовлены к мятежу, но им скоро пришлось перейти в оборону. Невозможно было не видеть, что их боевой дух разложился. Они постоянно косились на него, ожидая, не поддержат ли восставших эти воздушные армады. В Центре иммунных у людей не выдерживали нервы. Потные люди в мундирах орали в микрофоны приказы, которые их начальники тут же отменяли. Адъютанты, генералы и командиры возбужденно сновали взадвперед, пока Кол, начальник штаба, не ударил адъютанта и не прорычал тихо, но твердо: -- Тихо, вы, мерзавцы! Шум понемногу улегся, и он злобно огляделся. -- Если вы будете носиться, как истерические девицы, мы можем сдаваться прямо сейчас. Или перерезать себе горло ржавым ножом. Хотя это намного более приятно, чем то, как они будут с нами обращаться, если мы из-за паники немедленно капитулируем без единого выстрела. Все смолкли, внимательно слушая. В это мгновение они почти любили его. Он был тем, кто взял на себя командование, принял на себя ответственность и сказал им, что они должны делать. Кол стал офицером еще в мирное время и поэтому имел коекакой опыт. Его опыт, конечно, не простирался до должности начальника штаба, но до изобретения Машины он был майором. Каким-то образом, почти чудом, ему удалось создать в этом хаосе порядок. Только спустя часы ему стало ясно какими бесполезными были его старания. У него не было никакого оружия, которым он мог бы отразить массированный воздушный налет, у него были только гигантские проекторы, направленные на неподвижные цели, и их нельзя было использовать в данной ситуации. У него было множество переносных проекторов, но и они были бесполезны, поскольку не опускались на высоту ниже тридцати метров, что не было предусмотрено. Он послал несколько сотен человек осмотреть и обыскать музеи, старые арсеналы и заброшенные казармы в поисках обычного оружия. Пока поисковые группы были в пути, он рассматривал на экранах воздушные армады. Как и морское нападение, это тоже были наспех сколоченные соединения: древние реактивные машины тащили качающиеся, опасно выглядевшие ряды антигравитационных плотов из пластика. Грузовые самолеты и транспортные машины неопределенного возраста грозили рухнуть в любое мгновение. Многие машины выглядели едва заштопанными. Он обнаружил четыре бомбардировщика постройки пятидесятых годов двадцатого века -- три американских и один английский -- и какую-то архаичную штуку с пропеллерами, которую вообще не смог идентифици ровать. Что же касается технического качества, то все наступательное соединение было похоже на сборище летающих кроватей, на летающую кучу металлолома, но по количеству -- Кол почувствовал выступивший на лбу пот -- по количеству оно было непобедимо. Несмотря на свой ужас, он вдруг подумал о Вельте -- куда, черт побери, он скрылся? Кол посылал, уже десяток человек, чтобы найти его, наложил арест на многие совершенно необходимые системы, чтобы вызвать его, но все без успеха. Вельта нигде не могли найти. Кол остановился посреди командного пункта и попытался подавить дрожь, охватившую все его тело. Вельт сбежал! Вельт, который мог бы спросить Наивысшего и вернуться с подходящим оружием, если даже не с оружием неограниченно массового поражения. Их предводитель исчез! Он сбежал и переложил ответственность на своего начальника штаба. Кола охватила жалость к себе, и от этого он почти успокоился. Итак, вот что он получил вместо благодарности! Это была плата за двести лет верной службы. О, Боже, это несправедливо. Чем он заслужил такое? Приходящие сообщения беспокоили его все больше. Поиски обычного оружия принесли множество бесполезных находок. Двадцать шесть ракет "земля-воздух", все без горючего; восемнадцать без боеголовок, пять без двигателей; семьсот единиц ручного оружия без патронов; спаренное зенитное орудие с четырнадцатью снарядами, но без замка. Кол уже хотел закрыть лицо ладонями, как вдруг испуганный голос закричал: -- Они уже почти здесь! В это мгновение до его сознания донесся далекий громовой рев, и когда он повернулся к экрану, было уже почти поздно. Гравитационные плоты отделились от самолетов и спускались на землю на окраинах города. Старые бомбардировщики с ревом кружили в небе -- это, несомненно, был конец. Кол вынул свой револьвер, посмотрел на него и опять спрятал. Патронов все равно не было. Нож? Его передернуло. Может быть, есть какой-нибудь быстродействующий яд, чтобы не чувствовать боли? Такой, чтобы тихо и приятно заснуть. Но внутренне Кол знал, что ему не хватит мужества выбрать такой выход. ГЛАВА 24 Он снова растерянно посмотрел на экран. Войска, снаряжение, оружие и даже бронированные машины стекали с только что приземлившихся плотов. Бронированных машин было даже очень много; броня состояла большей частью из пластика, но так как у него все равно не было оружия для обороны, она не уступала стали. В любом случае брони было достаточно, чтобы противостоять выстрелам из старого оружия, которое он приготовил для последней битвы. Последняя битва! Город был окружен по меньшей мере четырьмя дивизиями горящих местью агрессоров, которые, несомненно, используют решительную попытку обороны как повод для резни. Среди войск перед городом взметнулся огненный фонтан, и чтото черное взлетело в небо, оставляя за собой огненный след. -- Ракеты! -- воскликнул Кол и бросился на пол. Разразилась паника; люди бросались в укрытия или в отчаянии бегали из комнаты в комнату. Вдруг пол под ними покачнулся. Раздался оглушительный взрыв, одно из окон влетело внутрь. По стенам здания застучали тяжелые осколки, на подоконнике разлетелась цветочная ваза. После взрыва наступила пугающая тишина, затем издалека с поразительной отчетливостью до них донесся гулкий голос: -- Внимание! Это предупреждение! Единственное предупреждение! Говорит командующий союзнической освободительной армией! Вы окружены, ваше положение безнадежно. У нас достаточно оружия, чтобы полностью разрушить город, и мы сделаем это, если вы не сдадитесь. Вывесьте белые платки из каждого окна в знак безоговорочной капитуляции. Спокойно и мирно выходите на улицу, руки над головой. Сложите свое оружие и проекторы на перекрестках. Наши войска займут все улицы, дома и общественные здания. У вас на размышление 30 минут. Вывешенные белые платки будут считаться знаком, что вы приняли наше требование. Никаких других условий мы не примем. Стало тихо. Кол смиренно пожал плечами. Даже если и была альтернатива, он все равно ничего не смог бы сделать. Начали выходить люди. Из каждого окна затрепетало белым: платки, рубахи, простыни. Кол опустился в кресло и уставился на экран. Охваченный отчаянием, он смотрел на марширующие войска победителей -- войска! Сброд свиней! Большая часть в гражданском, увешанные всевозможным оружием. Он наблюдал, как они занимали перекрестки и устанавливали посты. Он видел, как примитивные броневики, грохоча, катили по главным улицам -- и вдруг заметил движение позади себя. Он встал и повернулся. Перед ним стояли трое мужчин -- один в военной форме, двое в гражданском. Позади них появились еще двое в гражданском. -- Вы командующий? -- спросил военный. -- Я командовал. -- Плечи Кола опустились. -- Где Вельт? -- Не знаю. Он сбежал. -- Вы капитулируете? -- У меня нет ничего, чем я мог бы бороться. Да, я капитулирую. Против такого превосходства войск и оружия ничего не поделаешь. Один из гражданских закурил трубку. -- Для человека, который прожил двести лет, вы не слишком сообразительны, не так ли? Кол свирепо посмотрел на него. -- Я вас не понимаю. -- Неужели? -- Гражданский вынул из кармана маленький прибор и щелкнул переключателем. -- Выгляните в окно. Кол повиновался. Внутри него что-то сжалось. На улице, испуганные и возбужденные, стояли люди, подняв руки над головой. В окнах трепетали белые платки или обрывки одежды, на всех углах улиц лежали штабеля оружия, но нигде не было видно никаких солдат -- вообще не было никаких войск. Над ними не кружили бомбардировщики, не было никаких броневиков, нигде никаких маневров. Куривший трубку выпустил в воздух облако дыма. -- Вы думали, что мы слишком глупы, чтобы учиться у вас? Переключатель на приборе вернулся в прежнее положение, и войска и броневики появились снова. -- Этого не может быть! -- сдавленно сказал Кол. -- Я иммунный! -- Иммунный против ваших машин -- да. У наших ученых есть другие, с другими длинами волн, и против них вы не иммунны. -- Он улыбнулся. -- Только без глупых мыслей, дружище. Мы все равно можем подавить нашими проекциями любое восстание. Хотя войск в действительности нет, вам не удастся убедить в этом население, и если мы начнем стрелять, наши воображаемые снаряды все равно будут их убивать. Кол опустился в кресло. Он слишком хорошо знал Машины, чтобы не впадать в заблуждение. Гражданский снова улыбнулся. -- Если вам интересно, мы завоевали Бостон впятером. Два американских проекционных техника, американский командующий, мистер Джиллиад и я. -- О, Боже! -- отчаянно выпалил Кол, но гражданский, казалось, решил не оставлять его в покое. -- Мадрид мы одолели втроем. Испанский полковник и два техника. Возможно, вы совсем не в настроении признавать, сколько работы скрыто в этих заметках, но я все же расскажу вам. Подумайте, как напряженно нам пришлось вести исследования, чтобы передать вам картины бомбардировщика или дизельного военного корабля. Ни того, ни другого у нас в действительности нет. Потом основательная работа над деталями, создание гигантских, но примитивных морского и воздушного флотов, которые мы, если бы вы подумали как следует, никогда в действительности не смогли бы поставить на ноги за такое короткое время. Короче говоря, мой друг, мы победили вас грандиозным блефом. Наши армии выглядели собранными наспех и как попало, а флоты такими примитивными, что вы даже не усомнились в их реальности. И вы поверили, что нам, возможно, удалось создать это в столь короткое время. Вы понастоящему не задумывались над этим, верно? -- Он вынул трубку изо рта и сунул ее в карман. -- Я даже не представлял себе. -- Он прошелся немного вперед и посмотрел на Кола сверху вниз. -- Меня зовут Остерли, я представляю секретную службу Онтарио. -- Он улыбнулся и опять сунул трубку в зубы. -- Мне нужны ответы на многие вопросы. -- Идите вы к черту! -- срывающимся голосом выкрикнул Кол. -- Ну, ну... Я уже думал, что вы для начала скажете что-нибудь подобное, но на вашем месте я все-таки подумал бы. Я немного разбираюсь в делах, знаете ли, и притащил с собой всяческие приборы. Мои друзья, кроме того, настаивали на том, чтобы я лично для вас захватил некоторые особые проекции. Это значит, что трус умирает много раз. Для вас я могу устроить примерно двадцать пять смертей, и все чрезвычайно неприятные. -- Он прошелся по комнате, наполнил стакан виски и вернулся назад. -- Выпейте это, старина. Выпейте и подумайте. Я не хочу причинять вам неприятности. Мирное сотрудничество нравится мне больше. Подумайте! Что вы теряете? Неужели вы верите, что кого-то волнует, будете ли вы разыгрывать отважного героя? Вы уже пропащий человек. Никто не захлодает в ладоши, а мученик, которого не уважают, похож скорее на клоуна, вы не находите? -- Он снова наполнил стакан. -- А для вас лично это может много значить. Кол. Слово "сотрудничество" в процессе над военными преступниками может составить разницу между смертной казнью и несколькими годами заключения. Кол побледнел. Он поднял голову и облизал губы. -- Что вы хотите знать? -- спросил он. -- Ну вот, это приятнее слышать. -- Остерли подтащил стул и вынул из кармана магнитофон. -- Теперь без шуток. Мы становимся очень неприветливыми, если нам дают неверную информацию. Что вы знаете о Наивысшем? -- Ничего, клянусь! Знает только Вельт и больше никто. Он уходит, добывает информацию и возвращается назад. -- Куда он уходит? -- Я не знаю. Никто не знает. Многие пытались его выследить, но они никогда не возвращались. -- Где он теперь? -- Бог его знает. Этот мерзавец сбежал. -- У вас есть предположения -- куда? -- О, да, это я могу вам сказать. -- Он устало поднялся, взял с письменного стопа свой блокнот и начал рисовать. -- Нужно идти по этой дороге около ста пятидесяти километров. Она заросла, но все еще заметна. Вот здесь маленький холм, а за ним лесок. Больше мы ничего не знаем. Кто-то однажды посылал за ним низколетящий самолет, но он через тридцать километров взорвался. А высоколетящие машины ничего не могут разглядеть, даже с помощью приборов. Остерли вынул трубку изо рта и посмотрел на Джиллиада. -- Пойдем? По пути поговорим со специалистом. ГЛАВА 25 Специалистом был худой, ученого вида мужчина с подходящей фамилией Гримм. Он притащил с собой столько карманных приборов, что с ними можно было открыть лавку. У маленького леска, обозначенного на рисунке, он начал вынимать их один за другим и, наморщив лоб, проверять. -- Вы знаете, что искать? -- с сомнением спросил Остерли. -- Нет, но буду знать, если увижу. -- Он слабо улыбнулся. -- Это не так глупо, как кажется поначалу. Я был в Нью-Йорке специалистом по электронике, в первую очередь, по робототехнике, но это широкая область. Невозможно ничего поделать, если не найдешь слабое место. Даже с преломляющим полем. -- С преломляющим полем? -- Отражение света. Что бы там ни было, он должен это прягать. И вряд ли это естественное укрытие. -- Вы считаете, что он сделал это невидимым? -- Можно выразиться и так. -- Он вынул другой прибор, посмотрел на него и опять спрятал. -- Отрицательно. Возьмем другой... -- После короткой паузы он обрадовано сказал: -- Ну, вот! -- Он осторожно положил прибор на землю и вынул другой. -- Ах, там у нас... преломляющее поле! -- Где? -- От тридцати до сорока километров. Если мы нацелимся на го дерево на горизонте, то это будет почти верное направление. Они забрались в расхлябанный, почти столетнего возраста турбо-джип, который все же был отремонтирован и снабжен новыми пластиковыми шинами. Машина стонала, скрипела. и издавала почти человеческие протестующие звуки, когда они затряслись по неровной дороге. -- Нам нужно будет останавливаться каждые два километра, чтобы я мог провести измерения, -- сказал Гримм, -- Это необходимо? -- Дело вкуса. Как вы сами говорили, уже многие люди ходили за Вельтом, и никто не вернулся. У меня нет большого желания разделить их судьбу. Здесь можно думать двояко: или этот странный "Наивысший" очень неприветлив, когда к нему подходят слишком близко, или наш друг Вельт понастроил препятствий. Я надеюсь, что все-таки последнее. Препятствия можно выследить. Остерли положил ему руку на плечо. -- С этой минуты командуете вы. -- Ему этот худой колючий человек казался симпатичным. Очевидно, его нельзя было вывести из равновесия. Через два километра они остановились, и Гримм снова проверил свои приборы. -- Немного усложняется. Внутри преломляющего поля находится второй источник энергии: Бог его знает, что это, но у него такая мощность, что ее хватило бы расплавить земную кору. Мне бы очень не хотелось заниматься этим слишком вплотную. -- Он посмотрел на другой прибор. -- А теперь поосторожнее, будем останавливаться через каждый километр. Я ощущаю повсюду самые необычные реакции. Они поехали дальше, но отрезки пути становились все короче, а остановки -- длительнее. Наконец, Гримм достал большой блокнот и начал рисовать. Закончив, он насупил брови и сказал: -- Это мне не очень нравится. -- Он показал им рисунок. -- Круг в центре -- это, предположительно, то, что мы ищем. Оно скрыто преломляющим полем, так что мы можем только гадать. Как видите, оно окружено равнинной местностью. Маленькие точки, что я нарисовал, исходят примерно от пятой части сигналов, что я поймал. -- Сигналов? -- Судя по тому, что принимают мои приборы, речь идет, вероятно, об электронном оружии. -- Но как же проходил Вельт? -- Если это электронное оружие, то он настроил его на себя, то есть, оружие узнает его и не срабатывает при его появлении. Джиллиад посмотрел через плечо Остерли. -- А что это за штриховка на рисунке? Гримм пожал плечами. -- Минные поля,-- сказал он недовольно. -- И никакой возможности пройти? -- Ну, если бы мы могли подождать несколько лет. Если я не слишком ошибаюсь, поля структурированы и инициированы. Это значит, что сквозь них наощупь не пройти. Даже если, предположим, обезвредить шесть мин, то еще две могут взорваться поблизости, как только возьмешься за седьмую. Чтобы очистить это поле, нужно не просто вынуть все мины, но вынуть в строго определенной последовательности. Это было бы примерно так же, как наощупь определить комбинацию сейфа -- с дополнительной опасностью взлететь на воздух, если при первой попытке числа окажутся неверными. -- Но Вельт как-то же должен был проходить, -- сказал Джиллиад. -- Верно, но он был достаточно умен, чтобы не ходить одной дорожкой слишком часто и не оставлять следов. -- Мы могли бы поискать. -- С удовольствием, но под моим присмотром. Ближайшее минное поле примерно в ста шагах. Они повернули под прямым углом направо и медленно поехали дальше. Один раз им попался разорванный в клочья корпус, который когда-то должен был быть автомобилем; потом самолет. Фюзеляж был разодран и порос мхом, но контуры были отчетливо видны. Он воткнулся носом в землю и был похож на сломанную стрелу. -- Стоп! -- вдруг сказал Гримм и раскинул руки. -- Посмотрите на траву вон там -- ему можно было быть похитрее. -- Я вас не понимаю. -- Трава чуть зеленее. Почему участок в два метра шириной и около пятисот метров длиной должен отличаться от окружающего? -- Может быть, подземные воды... -- Может быть, и так, а может быть, и нет. Возможно, там чтото выходит, если эта площадь немного использовалась. Что-то, что увлажняет и, рассеивает новые семена, понимаете... один из этих маленьких роботов-садовников, которые раньше применялись в общественных парках. -- Вы так считаете? -- Не подкалывайте меня, мистер Остерли. Я только сказал, что это возможно. -- Он вынул один из своих приборов. -- Оттуда идут сигналы, снизу, справа и слева, сконцентрированные от основного пункта. Да, вообще-то это вполне возможно. -- И куда мы теперь поедем? -- Во всяком случае, не вдоль. Никому не будет никакой пользы, если на землю опустится наш пепел. Джиллиад выключил двигатель. -- Что будем делать? Просто сидеть здесь? -- Да, пока что-нибудь не придет в голову. Джиллиад свирепо посмотрел на него. В последнее время жизнь казалась ему пустой и неинтересной. Вещи, которые когда-то имели смысл и значение, казались пустыми и никчемными. Боже милостивый, они могут сидеть здесь вечно, притащить сюда целый арсенал приборов и все равно не продвинуться ни на шаг. Если кто-то что-то предпримет, то остальные, по крайней мере, получат указание, которое, возможно, чем-то поможет остальным. Предположим, он проползет по-пластунски по этой тропинке, приготовившись к оборонительной силе автоматических орудий. Благодаря своей сверхбыстрой реакции он, возможно, сумеет вовремя откатиться. Но зато одно орудие, по крайней мере, выйдет из строя. Джиллиад понимал, что шанс остаться в живых был мизерным, но тупая злоба в нем перевешивала инстинктивную сдержанность. Время, когда в нем по-настоящему нуждались, прошло, и кроме того, было еще что-то, еще кто-то... он избегал об этом думать... И потом -- что значит его смерть? Некоторые волнения, несколько ужаснувшихся свидетелей... кому до этого есть дело? "Мне, -- сказал в нем какой-то голос. -- Мне это небезразлично, так как я тоже люблю тебя. Что ты этим докажешь?" Он застыл. Телепатический прибор, вдруг подумал он. Где эта проклятая штука? "Пожалуйста, Дэйв, не ищи его. Ты говорил о том, что не хочешь выворачивать свою душу -- так взгляни в мою, пожалуйста". Он почти с гневом осознал, что его мышление приспособилось, но вдруг был увлечен неожиданным чувством. Она так любила его! "Любимая, я не знал этого". "Я тоже, пока ты не убежал". Он почувствовал тепло, нежность и некоторую подавленность. Потом: "У вас какие-то затруднения?" "Еще бы!" "Я могу вам помочь?" "А разве ты сможешь?" "Надеюсь. Мы здесь говорили об этом, и у Кейслера появилась новая идея. Наивысший, кажется, немногое сделал, чтобы помочь Вельту. Мы полагаем, он нейтрален". "И?" "Кейслер предлагает, чтобы ты помимо Вельта попытался связаться прямо с Наивысшим. Это значит, попытаться с помощью усилителя, если он у вас есть, вызвать его прямо с того места, где ты находишься". Джиллиад непроизвольно кивнул и повернулся к Гримму. -- У вас есть усилитель? -- Что за усилитель? Зачем он вам? Джиллиад объяснил, что он услышал, и Гримм тотчас же кивнул. -- С собой нет, но достаточно деталей, чтобы собрать. Это должен быть вполне определенный усилитель, иначе он не будет работать в преломляющем поле. Дайте мне пятнадцать минут времени. Пока он работал, Джиллиад задумчиво смотрел на Остерли. -- У меня уже было странное чувство, когда вы настояли на том, чтобы я одел свой самый толстый пиджак. Вы, вероятно, знали, что в нем установлен телепатический прибор. Остерли ухмыльнулся. -- Я и есть тот самый старый сводник, -- сказал он. Джиллиад попытался сделать злое лицо, но у него ничего не получилось. -- Ну, хорошо, вы победили. Большое спасибо. -- А внутренне он сказал: "Не сейчас, дорогая, иначе мне будет слишком жарко". "Ты этого не любишь?" "Да нет, ты знаешь, но я слишком далеко, чтобы суметь что-то сделать". "Чтобы показать тебе, что я чувствую в действительности, я оставляю тебя в покое -- но только еще минуточку". Через несколько секунд Джиллиад покраснел, но ослепительно улыбнулся. -- Готово. -- Гримм что-то протянул ему. -- Нажмите на кнопку и говорите. Джиллиад взял микрофон размером с карандаш и поднес его к губам. Он не имел никакого представления, что ему говорить, он не придумывал никакой речи, но ему показалось логичным говорить нормально. -- Говорит Дэвид Джиллиад. Я обращаюсь к существу или группе существ, которые известны мне, как Наивысший... Вы понимаете меня? -- Да, я понимаю. -- Голос, нейтральный и спокойный, возник, казалось, рядом с ним прямо из воздуха, и Джиллиад вздрогнул. -- Вы знаете меня? -- Я знаю тебя. Ты Дэвид Джиллиад, восприимчиво-резистентный, и как таковой ответственный за восстание. -- Какую роль вы играете? -- Никакой. Я нейтрален. -- Вы прячете Вельта. -- Я сообщаю: Вельт искал убежища в этой местности. Я его не прятал. ГЛАВА 26 Вельт вскочил. -- Ты меня предал! -- Я не принимал на себя обязанности прятать тебя. Ты попросил разрешения остаться здесь, и я тебе позволил. Вельт начал сыпать проклятиями. Лицо его заливал пот. Издалека донесся голос Джиллиада: -- Ты дал Машину Желаний. -- Это не совсем так. Она была построена по указаниям, которые я давал для менее глобальных целей. -- Но ты знал, что ее могут переделать? -- Техническая информация нейтральна. Она созидает и разрушает не сама по себе, а в соответствии с манипуляциями владельца. Джиллиад злобно уставился на микрофона руке, когда до его сознания медленно дошло, что он смог это сделать со своим превосходящим человеческий интеллектом. -- Я должен сделать вывод, что ты давал техническую информацию без оглядки на то, кто ее требует? -- Правильно. -- Боже мой, ты мог бы дать иммунным оружие, которым они уничтожили бы все человечество! -- Это предложение поступало, но с оговоркой, что тогда погибнут и они сами. Джиллиад тихо выругался. -- Какой именно цели ты служишь... что ты делаешь? -- Я ничего не делаю. Моя задача в том, чтобы давать техническую информацию вне зависимости от того, кто ее требует, и так же вне зависимости от того, для какой цели будет использована эта информация. Джиллиад сдерживал желание расцарапать себе голову. Он знал, что это превосходит возможности его разума. Наконец -- почти самому себе -- он сказал: -- Этому должна быть причина. -- Конечно, причина есть. -- Тогда я охотно узнал бы ее. -- Хорошо, но тогда дай волю своей фантазии. Я представляю разум такой высокой ступени развития, что было бы бессмысленным это объяснять. Его возраст по вашим масштабам бесконечен; для него прошедшие миллионы лет -- как мгновение; он наблюдает рождение и смерть звезд, исчезновение галактик, как вы смену времен года. Но превыше всего стоит его абсолютное сочувствие ко всякому живому разуму. -- Голос сделал паузу и продолжал: -- Вселенная, опять же по вашим масштабам, бесконечна. Я могу вас заверить, что вы с вашей планеты даже с помощью сложивших приборов можете видеть лишь такую ничтожную частичку ее, что она почти не существует, если сравнивать ее с истинной иеизмеримостыо всего остального. Подумайте об этом, если я вам скажу, что бесчисленные разумные существа возникают каждое мгновение, и каждую секунду цивилизации, подобные вашей, достигают критического периода своего развития. Эти критические периоды можно сравнить с переходом из состояния куколки в бабочку, но они бесконечно опаснее. Как только культура достигает этой стадии, она оказывается между зрелостью и вечностью. Если я вам скажу, что до настоящего времени из двадцати миллионов культур этой стадии достигли только две, вы получите представление о степени опасности. Вы сами встали на край пропасти, угрожая себе войной, смертельно опасным оружием и финансовым крахом. Многие цивилизации в такие критические мгновения исчезали навсегда. Поэтому нужно было что-то делать, но не вмешиваясь активно в свободный рост культур, и после множества экспериментов этот метод сочли удачным. Со времени его применения соотношение двадцать миллионов к двум изменилось. Теперь шанс на выживание составляет девяносто процентов. -- Голос умолк. Джиллиад сглотнул и беспомощно посмотрел на своих спутников. -- Но как? -- наконец спросил он бесцветным голосом. -- Введение прогрессивных технологий дает растущим культурам направляющую линию. Как используются эти технологии -- безразлично. Культура в этой стадии интровертирует, она должна отвлечься сама от себя. -- Но... Боже, мы почти триста лет были порабощены. Погибли миллионы людей. -- Это правда, но это могло случиться со всем человечеством. Абсолютное сочувствие должно -- чтобы быть успешным -- сочетаться с абсолютной безжалостностью или, во всяком случае, создавать впечатление, что оно безжалостно. Вы не можете принимать во внимание каждую личную трагедию, если на карту поставлена жизнь всей культуры. К микрофону наклонился Остерли. -- Но даже невзирая на это, мы не слишком много выиграли, верно? -- В тебе говорят чувства, а не разум. Вы уже открыли совершенно новые области психиатрии и вступили на неисследованные земли в отношении изучения человеческой души. Вы без моей помощи создали телепатический прибор, который навеки устранит недоразумения между расами и индивидуумами. У вас есть механизм, который вы называете "субджо" и функции которого я могу вам объяснить. Этот механизм, если довести его до завершения, станет для вас не только почти даровым транспортом, но и даст вам звезды. -- Но у нас еще свыше миллиона иммунных, -- гневно сказал Джиллиад. -- Миллионы врагов человечества. -- Я сообщаю: у вас 1280605 душевнобольных, за которых вы несете ответственность. Джиллиада это глубоко поразило. Это была совершенно новая точка зрения на проблему, и он, несмотря на свой гнев, сумел почувствовать правду. Содержащееся в объяснении неодобрение усиливало ощущение правдивости. -- Они излечимы? -- Да, их можно вылечить, но с точки зрения вашего уровня развития, может быть, даже хорошо, что лечение неприятно. Поэтому оно может быть приведено в согласие с точки зрения как правосудия, так и наказания. Вашим пациентам с помощью проекций будет внушено, что они восприимчивые. Нужно убедить их в том, что они одержимые, и их власть все эти столетия была лишь субъективной. Только тогда они будут поддаваться лечению, которое вы знаете, и выйдут из него душевно здоровыми и полноправными существами. Джиллиад слепо уставился на кажущийся пустым ландшафт -- растерянный и опустошенный. -- Что ты такое? -- Я прибор. Один из многих. Мы придерживаемся опробованного метода, безразлично, какая бы форма жизни ни достигла критического уровня. Мы приземляемся ненаблюдаемыми и незамеченными -- конечно, у нас есть развитая техника для обмана следящих систем. После посадки мы включаемся в системы коммуникации культуры и изучаем языки. Мы осваиваемся с политикой, историей, привычками, традициями и составляем всеобъемлющий психологический профиль всей культуры. После этого мы готовы к первому контакту, и мы приспосабливаем наше внешнее проявление к психическому развитию соответствующего жителя планеты, которого мы себе выискиваем. -- Все звучит очень красиво, -- мрачно сказал Гримм.-- Но если так, как мне все это видится, вы можете, выдавая любую требуемую информацию, дать и инструмент для уничтожения планеты. Вы можете сунуть в руки безумному атомную бомбу. -- Могу вас заверить, что наши расчеты дают однозначные результаты. Если культура уничтожит себя с помощью выданной нами информации, то это случилось бы, без сомнения, и без нашего вмешательства. -- Как нам приблизиться к тебе? -- спросил Остерли. -- Самым простым и быстрым решением было бы взорвать все минные поля. Взрыв не только уничтожит все автоматическое оружие, но и устранит преломляющее поле. Я могу предложить простой прибор, который заставит сдетонировать все мины одновременно и может быть собран прямо здесь. -- Но ведь ты сам находишься внутри,-- сказал Гримм. -- Я достаточно прочен, чтобы выдержать атомное нападение. Поэтому совершенно невероятно, чтобы химическая взрывчатка как-то коснулась меня. -- Так как ты сам обратил внимание на нашу ответственность, то у меня появился вопрос, -- грубо сказал Джиллиад. -- Что с Вельтом? Мы не имеем права взорвать его, как бы мы ни желали этого. Я защищу вашего пациента. Сейчас он спит. Давайте взорвем, наконец, дурацкие минные поля. -- воскликнул Гримм. -- Мне хочется поскорее все увидеть. Дайте, пожалуйста, информацию. -- Хорошо. Сначала тебе понадобится трубка Лома, что в твоем правом кармане. Пока Гримм собирал свой прибор и делал записи, Джиллиад вызвал Центр. -- Ты все знаешь, дорогая? -- Все и более того. Кейслер уже в пути. -- Кейслер? -- Кейслер и один из проекционных техников. Вельт будет нашим первым пациентом. Вдруг Джиллиаду показалось, будто ее мягкие руки обняли его за шею. "Скорее возвращайся, родной". Джиллиад опять покраснел. -- Готово, -- сказал Гримм. -- А теперь отойдем на безопасное расстояние. Хотя наш друг и может пренебрежительно говорить о химической взрывчатке, но многие тысячи тонн фосодиолина наделают шума побольше, чем горсть кукурузных хлопьев. Но еще до того, как они отошли на безопасное расстояние, рядом с ними приземлился самолет, принадлежавший раньше, очевидно, иммунным. Из него вылез Кейслер в сопровождении техника, несущего приборы. Оба залезли в джип, а самолет снова улетел. -- Доброе утро, доктор, -- ворчливо сказал Остерли. Кейслер выглядел подавленным. -- Ну, ладно, у нас есть социальная совесть. Вы это знаете, я это знаю, каждый это знает. На нас взвалили ответственность, и мы каким-то образом -- Бог знает когда -- выросли настолько, что будто бы можем ее вынести. Остерли медленно набил трубку. -- Миллион с четвертью больных иммунных, и мы должны их вылечить. Наша совесть -- единственное напоминание, но я, как и вы, не собираюсь отказываться от этого. -- По крайней мере, мы будем придерживаться медицинских и психиатрических методов, -- грубовато сказал Кейслер и похлопал по прибору рядом с собой. -- Собственно, мне должно быть их жаль, так как мы должны будем устроить им жаркое пекло, и им придется глотать свое собственное лекарство, но мне их вовсе не жаль. Напротив, я буду наслаждаться этим и говорить себе, что все им только на пользу. В связи с теперешними обстоятельствами о преследованиях и казнях нечего и думать, но -- если быть совсем честным -- это доставит мне удовольствие. Я думаю, вы согласитесь со мной: другого они они не заслужили. ГЛАВА 27 Подъехав к низинке за небольшим холмом, они остановились. -- Здесь мы должны быть за пределами опасной зоны, я надеюсь. -- И Гримм лег на землю. -- Все готовы? Остальные уже лежали рядом с ним и лишь молча кивнули. -- Хорошо. Втянуть головы! -- И он нажал кнопку. Блеснула ослепительная красная вспышка; земля подпрыгнула вверх, опустилась и вскинулась снова. У них перехватило дыхание; не успели они прийти в себя, как над ними пронесся ураган, все заволокло черным едким дымом, и на них посыпался дождь комьев земли. -- Не шевелиться! -- крикнул Гримм. Совет был своевременным. Мгновение спустя рядом с ними рухнул гигантский ствол дерева, сопровождаемый камнями, сучьями, комьями земли и обломками дерева. Через несколько минут Гримм осторожно сел. -- Все нормально. Они отряхнули землю и мусор и встали. Никто не обращал внимания на опустошенную землю. Никто не разглядывал долину, которой до этого не было, черную долину, засыпанную еще дымящейся землей. Все с почти суеверным ужасом смотрели на штуку в центре долины. -- Боже мой! -- прошептал техник. -- Что это? Ему никто не ответил. У Джиллиада было странное ощущение, будто его глаза крепко ввинтили в голову. Внутренне он повторил слова техника, и если у него раньше и были какие-то сомнения, сейчас они улетучились. Он старался понять, почему они так странно себя вели, так как то, что он там увидел, не было необычным ни по цвету, ни по форме. Оно было темно-зеленым, но со странно переживающимся блеском. Формой оно напоминало вертикально поставленный гроб, расширяющийся кверху. "Гроб" был высотой около пятидесяти метров и возвышался над всем ландшафтом. В нем не было ни углов, ни острых граней, ни антенн. Может, это космический корабль? Джиллиад все еще искал причину своего страха и вдруг понял. Она была не в высоте. В бесчисленных городах были здания высотой более 250 метров. Причина была даже не в цвете. Но эта штука каким-то образом, массированно и пугающе, излучала власть. Ему хорошо было понятно, почему это скрывалось за невинным фасадом. Взгляд на реальную внешность, и все вооруженные силы мира попытались бы уничтожить его. Джиллиад чувствовал себя не только испуганным, но и подавленным. Это излучение чудовищной власти побуждало его заползти в нору, спрятаться. Неудивительно, что Вельт назвал его Наивысшим. Трясущимися руками он поднес к губам микрофон. -- Как долго ты собираешься оставаться здесь? -- Он просто не хотел жить в одном мире с этой штукой. -- Мое задание почти выполнено. Самое большее -- неделю. -- Дайте сюда! -- Гримм вырвал микрофон из руки Джиллиада и резко спросил: -- Кто ты, черт побери? -- Я уже говорил -- прибор. -- А нельзя точнее? -- Ну... -- Нейтральный голос звучал почти успокаивающе. -- Ну, чтобы не слишком утомлять вашу фантазию, можно назвать меня, например, роботом... Вельт проснулся, не подозревая, что положение за это время совершенно изменилось. Он протер глаза и спросил себя, почему он сидит на стуле. И свет уже не был таким ярким. Он еще раз недоверчиво огляделся. Небольшая комната, почти ячейка, с серыми, нераскрашенными стенами, пластмассовый стул, стол. Он уже видел такие ячейки -- в подземных туннелях больших городов. Это была жилая ячейка, это... он застыл. На пластиковом столе, прямо перед ним, стояла Машина Желаний. Хотя призматическая трубка уже не была раскалена, все же было видно, что Машина совсем недавно была в употреблении. Вельт почувствовал, как напряглись мышцы, почувствовал пустоту и панику. Куда подевались свет и Наивысший? Как он попал сюда? Где... В это мгновение дверь распахнулась, и в ячейку вошли двое мужчин. На них была знакомая ярко-алая униформа, а лица казались пугающими. Один из них взял Машину и схватил его за плечо. -- Идем с нами! Вельт отрешенно уставился на него. -- Как? -- Не представляйся дураком, дружище, ты знаешь наказание за Машину. Ты ведь уже часто видел М-полицию. Ты арестован, -- Они выволокли его из ячейки к поджидающему автомобилю. Машина тронулась так резко, что он едва не упал и выругался: -- Вы с ума сошли? Я иммунный. Я величайший иммунный -- Я Джин Вельт. Они непонимающе и с некоторым отвращением посмотрели на него. -- Тихо! Вельт почувствовал, как в висках застучала кровь. И он погрозил им кулаком. -- Вас сожгут за это, идиоты! Один из полицейских дал ему оплеуху. Вельт пошатнулся и закричал: -- Вы меня совсем не поняли! Я иммунный. Я Вельт, руководитель иммунных! Они поглядели на него, пожимая плечами. -- Кто такой Вельт? -- И для меня это новость. Всякий раз что-то новенькое, верно? Вельт больше не проронил ни слова и сжал кулаки. -- Вы еще поплатитесь за это! -- выпалил он наконец. -- Оставь это для суда, дружок. Потом автомобиль остановился, и его повели к большому зданию. Его ввели в длинную, ярко освещенную комнату, где за полированным столом сидели трое мужчин в белых халатах. Один из полицейских что-то им передал. -- Его бумаги, доктор Стид. Стид коротко взглянул на них и отложил. -- Принесите ему стул. -- Он подождал, пока принесут стул, а потом добавил: -- Садитесь. Кровь бросилась Вельту в лицо. -- А теперь послушайте меня. Я советую вам... -- Доктор сказал, садитесь. -- Кто-то вдавил его в стул. -- Прежде чем мы начнем, надо устранить недоразумения. -- Доктор Стид неприятно улыбнулся. -- Возможно, позднее мы займемся вашей историей и вашими утверждениями. Но сейчас вам лучше ответить на вопросы, которые задаст трибунал. Я не собираюсь долго ходить вокруг да около. Если вы не сделаете этого, получите взбучку. Вы меня поняли? -- Я... -- Вельт вдруг замолк, заметив, как один из полицейских в красном встал рядом с ним. В руках у него была резиновая дубинка, и он угрожающе ею помахивал. -- Да, сэр, -- сказал Вельт скромно. -- Хорошо... Ваше имя? -- Вельт... Джин Вельт. Доктор взял бумаги. -- Это ваш почерк? -- Да, сэр. -- Может быть, вы посмотрите на подпись? Вельт открыл рот и, казалось, задохнулся. Как они это нашли? -- НУ? -- Дж... Джордж Меррис... сэр. -- Вы не отрицаете, что это ваше настоящее имя? -- Н-нет, сэр. -- Вы изменили его? -- Да. -- Джордж Меррис, вы были пойманы на том, Что пользовались Машиной Желаний. Вы можете к этому что-то добавить? -- Я не могу пользоваться Машиной, сэр. Я иммунный. Доктор Стид вздохнул. -- Меррис, вы могли бы от счастья сказать, что смертная казнь недавно отменена, но и теперь перед вами долгое и утомительное лечение. Какое у нас сегодня число? -- Число? -- Вельт подумал и назвал. -- Позади вас висит календарь. Взгляните на него. Как вы объясните разницу в год, два месяца и три дня? И вы все еще оспариваете, что использовали Машину? -- Я... я... -- Вельт почти задушил в себе ответ. Где же он был больше четырнадцати месяцев? Остерли в своем бюро курил трубку. Джиллиад был у Ванессы в ее бунгало, но Вельт ничего об этом не знал -- он уже начинал спрашивать себя, существовали ли они вообще...