Дин Кунц. Призрачные огни --------------------------------------------------------------- Dean Koontz. "Shadow Fires". 1987 Перевод с английского: Т.П. Матц, М.В. Матц OCR и вычитка: A.M.D.F. http://amdf.pp.ru ? http://amdf.pp.ru --------------------------------------------------------------- Посвящается Дику и Энн Леймон, которые были милы до невозможности. Особый привет Келли.  * Часть первая - Тьма *  Познать тьму - значит полюбить свет, Приветствовать зарю и бояться приближения ночи. Книга Печалей Глава 1 - Шок Свет струился из воздуха, почти такой же ощутимый, как дождь. Он дрожал на стеклах окон, придавал влажный блеск листьям на деревьях и хромированным частям автомобилей, запрудивших улицу. Миниатюрные копии калифорнийского солнца сверкали в каждой полированной поверхности, и деловой квартал Санта-Аны был омыт ясным светом июньского утра. Когда Рейчел Либен вышла из вестибюля конторы на освещенный солнцем тротуар, ей показалось, что она окунулась в теплую воду. Закрыв глаза, Рейчел на мгновение подняла лицо к небесам, испытывая блаженство от тепла и яркого света. - Стоишь тут и улыбаешься, как будто сегодня твой самый счастливый день в жизни, - с горечью промолвил вышедший следом Эрик, увидев, как она наслаждается июньской жарой. - Пожалуйста, - попросила она, все еще подняв лицо к солнцу, - давай не будем устраивать сцен. - Ты там из меня дурака сделала. - Ничего подобного. - И вообще, кому и что ты хочешь доказать? Рейчел промолчала. Решила, что не позволит ему испортить такой чудесный день. Повернулась и пошла прочь. Эрик встал перед ней, загородив дорогу. Обычно его серо-голубые глаза были холодны как лед, но сегодня взгляд его обжигал. - Не будь ребенком, - проговорила она. - Тебе недостаточно просто бросить меня. Ты еще хочешь непременно сообщить всему миру, что не нуждаешься ни во мне, ни в том, что я могу дать. - Нет, Эрик. Мне безразлично, что мир о тебе думает, хорошо это или плохо. - Ты хочешь повозить меня физиономией по столу? - Это неправда, Эрик. - Еще какая правда. Ты наслаждаешься моим унижением, просто купаешься в нем. Она увидела его таким, каким никогда не видела раньше: жалким. Прежде он всегда казался ей сильным - и не только физически. У него была сила воли и свое собственное мнение. Присущая ему некоторая отстраненность иногда граничила с холодностью. Он мог быть жестоким. И за семь лет их совместной жизни случались периоды, когда он становился далеким, как луна. Но никогда до настоящего момента он не казался ей слабым или жалким. - Унижением? - переспросила она удивленно. - Эрик, я сделала тебе огромное одолжение. Другой бы побежал за бутылкой шампанского, чтобы отметить это событие. Они только что покинули контору адвокатов Эрика, где пришли к соглашению по поводу условий их развода с быстротой, поразившей всех, кроме Рейчел. Она не удивлялась сама, но зато удивила остальных, приехав без адвоката и отказавшись от всех льгот, полагавшихся ей по имущественным законам штата Калифорния. Когда адвокат Эрика выступил со своим предложением, она заявила, что оно слишком щедрое, и предложила взамен другие цифры, которые считала для себя более приемлемыми. - Шампанского, говоришь? Ты будешь всем рассказывать, что взяла на двенадцать с половиной миллионов меньше, чем тебе полагается, только чтобы поскорее развестись и избавиться от меня, а я должен тут стоять и улыбаться? Черт бы тебя побрал. - Эрик... - Не могла дождаться, чтобы от меня отделаться. Готова была руку себе оттяпать, только бы со мной покончить, черт возьми. А я должен праздновать свое унижение? - Для меня это вопрос принципа - не претендовать на большее, чем... - Принципа, как же. - Эрик, ты же знаешь, я бы не стала... - Все будут на меня смотреть и думать: "Господи, до чего же мерзок, наверное, этот парень, если она двенадцати с половиной миллионов не пожалела, чтобы от него избавиться!" - Я никому не скажу, о чем мы договорились, - возразила Рейчел. - Не вешай мне лапшу на уши. - Неужели ты думаешь, что я хоть когда-либо жаловалась на тебя или сплетничала по твоему поводу? Значит, ты знаешь меня еще меньше, чем мне казалось. Когда она выходила за него замуж, Эрику было тридцать пять лет, а ей двадцать три и состояние его оценивалось в четыре миллиона долларов. Теперь, в сорок два, он владел более чем тридцатью миллионами; из них по калифорнийским законам ей после развода полагалось тринадцать, то есть половина нажитого за время их супружества. А она попросила только красный спортивный "Мерседес-560", пятьсот тысяч долларов единовременно и никаких алиментов, то есть приблизительно двадцать шестую часть того, что могла бы потребовать. Она подсчитала, что этот капитал даст ей время и возможность решить, что делать с остальной своей жизнью, а также послужит финансовой основой для ее планов, если таковые появятся. Чувствуя, что прохожие обращают внимание на их стычку, Рейчел тихо сказала: - Я вышла за тебя замуж не из-за денег. - Как бы не так, - заметил он ядовито. В этот момент его лицо с резкими, энергичными чертами вовсе не казалось красивым. Злоба превратила его в отвратительную грубую маску. Рейчел говорила спокойно, без малейшей горечи, без всякого желания поставить Эрика на место или как-то обидеть. Просто все было кончено. Гнева она не ощущала. Только легкое сожаление. - Теперь, когда все кончено, я вовсе не жду, что ты обеспечишь мне богатство и роскошь на всю оставшуюся жизнь. Я не хочу твоих миллионов. Ты их заработал, не я. Ты, с твоей гениальностью, железной волей и бесконечными часами, проведенными в офисе и лаборатории. Ты все это создал, только ты, ты один, и все принадлежит по праву только тебе. Ты человек выдающийся, возможно, даже самый значительный в своей области, Эрик, а я всего лишь Рейчел, и я не собираюсь делать вид, что причастна к твоим успехам. Он слушал ее комплименты, и гневные складки, что пролегли на его лице, становились все глубже. Эрик привык играть главенствующую роль в любых отношениях, как в профессиональных, так и личных. С позиций такого абсолютного господства он требовал беспрекословного подчинения своим желаниям или ломал того, кто отказывался подчиняться. Друзья, служащие, коллеги-ученые всегда делали так, как требовал Эрик Либен, иначе они становились историей. Подчиняйся, или тебя отвергнут и уничтожат - альтернативы не было. Он обожал власть, получал удовольствие от любых побед - не важно, касалось это многомиллионной сделки или домашнего спора. Рейчел выполняла его желания в течение семи лет, но продолжать дальше не захотела. Самое смешное, что своей нетребовательностью и благоразумием она выбила у него почву из-под ног. Он предвкушал затяжные тяжбы по поводу раздела имущества, а она ушла от этого. Ожидал бешеной торговли по поводу алиментов, а она просто отказалась от его помощи. Ему же виделись сражения в суде, где он мог бы изобразить ее этакой захапистой сучкой, раздавить и унизить и превратить наконец в существо без чувства собственного достоинства, согласное получить куда меньше, чем положено. И тогда, хоть она все равно оказалась бы богатой, он почувствовал бы, что выиграл, силой заставив ее подчиниться. Но она заявила четко и ясно, что его миллионы ее не интересуют, лишив его таким образом той последней власти, которую, казалось, он еще сохранил над ней. Это был удар ниже пояса, и злился Эрик прежде всего потому, что благодаря своей уступчивости она сравнялась с ним, даже стала выше его, и так будет всегда в будущем, если им придется встречаться. А Рейчел между тем продолжала: - Видишь ли, с моей точки зрения, я потеряла семь лет, и все, что я хочу, это компенсацию за это время в разумных пределах. Мне двадцать девять лет, почти тридцать, и, по сути, я только начинаю жить. Начинаю куда позднее, чем остальные люди. Эти деньги позволят мне начать не с пустого места. Если я их потеряю, если когда-нибудь пожалею, что не стала бороться за все тринадцать миллионов... это будет означать, что мне не повезло, а ты тут ни при чем. Мы же все это уже проходили, Эрик. Все кончено. Она обошла его, пытаясь уйти, но он задержал ее, схватив за руку. - Пожалуйста, отпусти меня, - попросила Рейчел ровным голосом. Не сводя с нее разъяренного взгляда, он прошипел: - Как я мог так ошибиться? Я-то думал, ты милая, немного застенчивая девушка не от мира сего. А ведь ты мерзкая хищница, не так ли? - Послушай, ты совершенно сошел с ума. Такое грубое поведение недостойно тебя. А теперь отпусти меня. Он еще крепче сжал ее руку. - Или все это маленькие хитрости? А? А когда мы соберемся в пятницу, чтобы подписать документы, ты неожиданно передумаешь? И потребуешь больше? - Нет. Я в такие игры не играю. Он злорадно ухмыльнулся. - Готов поспорить, что так оно и будет. Если мы согласимся на такие смехотворные условия и составим документы, а ты откажешься их подписывать, ты сможешь использовать их в суде, чтобы доказать, что мы хотели тебя обжулить. Ты сделаешь вид, что это наше предложение и что мы заставляли тебя на него согласиться. Смешаешь меня с дерьмом. Попытаешься доказать, что я бессердечный негодяй. Да? Ты этого добиваешься? Ты такую игру ведешь? - Я же сказала, я не веду никакой игры. Я вполне искренна. Он впился пальцами ей в руку. - Говори правду, Рейчел. - Прекрати. - Ну, признавайся, так все и задумала? - Ты делаешь мне больно. - И раз уж мы тут так мило беседуем, то почему бы тебе не рассказать о Бене Шэдвее? Рейчел вздрогнула от изумления. Она и не подозревала, что Эрик знает о Бенни. Избороздившие его лицо гневные морщины стали еще глубже. - И сколько времени ты с ним трахалась до того, как бросила меня? - Ты омерзителен, - выпалила она, сразу же пожалев о своей резкости, потому что увидела, как он обрадовался, что ему наконец удалось пробиться сквозь ее холодность. - Как долго? - настаивал он, все сильнее сжимая ее руку. - Я познакомилась с Бенни через полгода после того, как мы с тобой разошлись, - ответила она, стараясь говорить без эмоций, чтобы избежать шумной ссоры, на которую он так активно нарывался. - Как долго ты наставляла мне рога, Рейчел? - Раз ты знаешь о Бенни, значит, установил за мной слежку, а ты не имел права это делать. - Ну конечно, ты бы хотела, чтобы твои грязные тайны остались при тебе. - Если ты нанял кого-то следить за мной, то должен знать, что я встречаюсь с Бенни только пять месяцев. А теперь пусти меня. Ты делаешь мне больно. Молодой бородач, проходивший мимо, шагнул к ним и, поколебавшись, спросил: - Помощь не требуется, леди? Эрик повернулся к незнакомцу с такой яростью, что, казалось, выплюнул слова, а не выговорил их: - Катись отсюда, парень. Это моя жена, так что, черт побери, не лезь не в свое дело. Рейчел безуспешно пыталась освободиться от железной хватки Эрика. Незнакомый бородач заметил: - Может, она и ваша жена, но это не значит, что вы можете обижать ее. Отпустив Рейчел, Эрик сжал кулаки и шагнул к незнакомцу. Чтобы разрядить обстановку, Рейчел поспешно обратилась к своему потенциальному Галахаду1: - Спасибо, но все в порядке. Правда. Все хорошо. Просто небольшое недоразумение. Молодой человек пожал плечами и ушел, время от времени оглядываясь. Этот инцидент заставил наконец Эрика осознать, что он ставит себя в неловкое положение, а для человека его ранга это совершенно недопустимо. Однако он никак не мог успокоиться. Лицо у него исказилось, губы побелели. В глазах горела злоба. - Тебе бы радоваться, Эрик, - проговорила Рейчел. - Ты сэкономил миллионы долларов и еще Бог знает сколько на гонорарах адвокатам. Ты выиграл. Тебе не удалось раздавить меня или облить грязью в суде, но все равно ты выиграл. Так что можешь быть доволен. В его ответных словах звучала такая жгучая ненависть, что она вздрогнула: - Ах ты глупая, мерзкая сука! В тот день, когда ты ушла от меня, я хотел измордовать тебя до неузнаваемости. Зря я этого не сделал. Надо было бы. Ногами по твоей дурацкой физиономии. - Он поднял руку, словно хотел ее ударить. Но сдержался, увидев, как она испуганно отшатнулась. В бешенстве он повернулся и поспешил прочь. Глядя ему вслед, Рейчел неожиданно осознала, что его нездоровое желание всегда подавлять других имело куда более глубокие корни, чем ей казалось. Лишив его власти над собой, повернувшись спиной не только к нему, но и к его миллионам, она не просто сравнялась с ним, она, с его точки зрения, лишила его "мужского" достоинства. Скорее всего именно так оно и было, потому что ничем иначе нельзя объяснить его безумный гнев и тягу к насилию, с которой ему едва удалось справиться. Она уже давно не любила его, в последнее время просто возненавидела, а боялась, если честно говорить, всегда. Но до сих пор она полностью не осознавала, какая в нем бушует ярость. Не понимала, насколько он опасен. С неба щедро лилось яркое и горячее солнце, но Рейчел внезапно почувствовала холодную дрожь при мысли, что, оставив Эрика именно сейчас, она, во-первых, поступила очень мудро, а во-вторых, пожалуй, дешево отделалась, даже принимая во внимание синяки, которые, несомненно, оставили на ее руке его пальцы. Радуясь его уходу, Рейчел с облегчением следила, как он сошел с тротуара на дорогу. Но еще через мгновение чувство облегчения сменил ужас. Эрик направлялся к своему черному "Мерседесу", припаркованному на другой стороне улицы. Возможно, гнев на самом деле ослепил его. Или он плохо видел из-за бликов яркого июньского солнца на всех блестящих поверхностях. По той или иной причине он ринулся через Мейн-стрит, на которой в данный момент было мало машин, прямо под колеса грузовика для перевозки мусора, двигавшегося со скоростью сорок миль2 в час. Рейчел закричала, пытаясь предупредить его об опасности, но опоздала. Водитель вжал педаль тормоза в пол. Но визг шин грузовика практически совпал с тошнотворным звуком удара. Эрика подбросило вверх и швырнуло на разделительную полосу с силой взрывной волны. Он упал на мостовую и прокатился, переворачиваясь, футов3 двадцать. Сначала тело его сохраняло жесткость, но потом стало казаться, что он состоит из веревок и тряпок. Он остался лежать неподвижно, лицом вниз. Проезжающий по встречной полосе желтый "Сабару" завизжал тормозами и остановился в двух футах от Эрика. Слишком близко едущий следом "Шевроле" врезался в задний бампер "Сабару" и подтолкнул его почти вплотную к телу. Первой подбежала к Эрику Рейчел. С неистово бьющимся сердцем, выкрикивая его имя, она упала на колени и машинально приложила руку к шее, ища пульс. Он был весь в крови, ее пальцы скользили по влажной коже, когда она пыталась нащупать пульсирующую артерию. Но тут она заметила страшную ложбину, изменившую форму его черепа. Вмятина на правой стороне головы шла от разорванного уха до виска и дальше до бледного лба. Голова была повернута таким образом, что виден был один широко открытый глаз, теперь уже невидящий, но сохранивший выражение ужаса. По всей вероятности, множество мелких осколков кости впились в мозг. Смерть наступила мгновенно. Рейчел резко встала, пошатнулась, ее затошнило. Голова закружилась, и она бы упала, если бы водитель мусоросборщика не поддержал ее и не проводил к "Сабару", чтобы она смогла облокотиться о машину. - Я ничего не мог поделать, - огорченно заметил он. - Я знаю. - Ну совершенно ничего. Он прямо на меня выскочил. Не глядел. Ничего я не мог сделать. Сначала Рейчел было трудно дышать. Потом она осознала, что машинально пытается вытереть испачканную кровью руку о свой сарафан, и вид этих ржаво-алых пятен на бледно-голубом хлопке заставил ее дышать чаще, слишком часто. Задыхаясь, она прислонилась к машине, обхватила себя руками и сжала зубы. Только ни в коем случае не упасть в обморок. Она старалась дышать поглубже, и сам процесс регулирования дыхания имел успокаивающий эффект. Вокруг слышались голоса водителей, вынужденных остановиться из-за пробки и вылезших из своих машин. Кто-то спросил, в порядке ли она, и Рейчел кивнула утвердительно. Другой поинтересовался, не нужна ли ей медицинская помощь, и она опять покачала головой, на этот раз отрицательно. Если она когда-то и любила Эрика, любовь эта превратилась в прах под его каблуком. Те времена, когда он ей хотя бы нравился, тоже давно миновали. За минуту до несчастного случая он проявил такую бешеную и устрашающую ненависть к ней, что по логике вещей смерть его не должна была ее особенно взволновать. И тем не менее Рейчел была потрясена. Она дрожала, обнимая себя за плечи, и ощущала холодную пустоту внутри, глубокое чувство потери, объяснить и понять которое не могла. Не горечь, нет. Просто... чувство потери. Вдалеке послышалось завывание сирен. Постепенно ей удалось справиться со своим дыханием. Она все еще дрожала, но уже меньше. Звуки сирен приближались, становились громче. Рейчел открыла глаза. Яркое июньское солнце уже не казалось чистым и свежим. Надо всем распростерлась мрачная тень смерти, и утренний свет приобрел едкий желтый оттенок, напоминающий не столько мед, сколько серу. Сверкая красными огнями, подъехали машина "Скорой помощи" и полицейский седан. - Рейчел? Она обернулась и увидела Герберта Тюлемана, адвоката Эрика, с которым она встречалась несколько минут назад. Ей всегда нравился Герб, и он платил ей тем же. Он был похож на доброго дедушку. Его кустистые седые брови сдвинулись сейчас в одну линию. - Один из моих помощников... возвращался в контору... и все видел. Он сразу же рассказал мне. Бог ты мой! - Да, - сказала она тупо. - Бог ты мой, Рейчел... - Да. - Это просто... безумие. - Да. - Но... - Да, - снова повторила она. Рейчел знала, о чем думал Герберт. Не прошло и часа, как она заявила им, что не будет претендовать на большую часть состояния Эрика, а удовлетворится относительным пустяком. Теперь же, поскольку у него не было ни семьи, ни детей от первого брака, все тридцать миллионов и его еще не оцененная доля в компании будут наверняка принадлежать ей. Глава 2 - Охваченная страхом Сухой, жаркий воздух был наполнен треском полицейских радиоустановок, металлическими голосами диспетчеров и запахом расплавившегося на солнце асфальта. Медики ничем не могли помочь Эрику Либену, кроме как перевезти его тело в городской морг и оставить там ждать, когда у патологоанатома найдется время им заняться. Поскольку Эрик погиб в катастрофе, по закону полагалось делать вскрытие. - Тело можно будет забрать через сутки, - сообщил Рейчел один из полицейских. Пока они составляли краткий отчет, она сидела в полицейской машине. А теперь снова стояла на солнце. Ее больше не тошнило. Она просто оцепенела. Санитары погрузили закрытое простыней тело в фургон. В некоторых местах ткань пропиталась кровью. Герберту Тюлеману казалось, что он должен утешать Рейчел, и он несколько раз предложил ей вернуться к нему в контору. - Вам надо посидеть, прийти в себя, - говорил он, положив ей руку на плечо. Его доброе лицо сморщилось в сочувственной гримасе. - Я в полном порядке, Герб. Честно. Немножко потрясена, и все. - Надо выпить. Вот что вам нужно. У меня есть бутылка "Реми Мартен" в офисе. - Да нет, спасибо. Полагаю, мне надо будет позаботиться о похоронах, так что предстоит много забот. Два санитара закрыли задние дверцы фургона и не торопясь пошли к кабине водителя. Теперь уже не было необходимости ни в сирене, ни в красной мигалке. Никакая скорость была не в состоянии помочь Эрику. - Не хотите коньяку, выпейте кофе, - предложил Герб. - Или просто побудьте со мной немного. Думается, вам сейчас не стоит садиться за руль. Рейчел ласково коснулась его высохшей щеки. Он проводил уик-энды на яхте, и кожа его огрубела и покрылась морщинами не столько от старости, сколько от морского ветра. - Спасибо за то, что вы беспокоитесь. Но у меня все нормально. Мне даже стыдно немного, что я все так спокойно воспринимаю. В смысле... не ощущаю скорби. Он взял ее за руку. - Не надо стыдиться. Хоть он и был моим клиентом, Рейчел, я всегда знал, что он человек... сложный. - Да. - У вас нет причин скорбеть. - Все равно это неправильно... почти ничего не чувствовать. Ничего. - Он не просто был сложным человеком, Рейчел. Он еще был дураком, потому что не сознавал, каким сокровищем владеет в вашем лице, и не сделал всего необходимого, чтобы вас удержать. - Вы такой милый. - Это правда. Если бы это не было истинной правдой, я бы никогда не позволил себе так говорить о клиенте, тем более о... покойном. Фургон с телом уехал с места происшествия. Как ни парадоксально, было что-то холодное, напоминающее о зиме в том, как летнее солнце отражалось в его белой поверхности и хроме бамперов, как будто Эрика увозила машина, вырезанная изо льда. Герб провел Рейчел сквозь толпу зевак, мимо своей конторы, к ее красному "Мерседесу". - Я могу попросить кого-нибудь отогнать машину Эрика к его дому и поставить в гараж, а потом завезти вам ключи, - предложил Герберт. - Я вам буду очень признательна, - отозвалась она. Когда Рейчел села в машину и пристегнула ремень, Герб наклонился к окну: - Нам придется вскоре поговорить о его имуществе. - Давайте через несколько дней. - И насчет компании. - Несколько дней все будет идти само собой, верно? - Разумеется. Сегодня понедельник. Как насчет того, чтобы встретиться в пятницу утром? Это даст вам четыре дня, чтобы... прийти в себя. - Хорошо. - В десять утра? - Прекрасно. - Вы уверены, что доедете? - Да, - заверила она и действительно добралась до дома без приключений, хотя ей все время казалось, что все это ей снится. Она жила в Пласеншии, в странном на вид бунгало с тремя спальнями. Соседи были вполне обеспеченные и дружелюбные люди, а сам дом - чрезвычайно уютный и симпатичный: окна от пола до потолка, кушетки под окнами, потолок с кессонами, камин из обожженного кирпича и так далее. Она сразу заплатила полную стоимость, когда переехала сюда в прошлом году, уйдя от Эрика. Этот дом разительно отличался от его особняка в Вилла-Парке, расположенного на акре тщательно ухоженной земли и набитого самой дорогой и современной бытовой техникой. Но Рейчел нисколько не жалела обо всей этой роскоши. Ей куда больше нравился ее маленький домик, и не только потому, что в нем было уютнее и удобнее жить, но и потому, что он не был для нее так связан с неприятными воспоминаниями, как дом в Вилла-Парке. Она сняла испачканный кровью голубой сарафан. Вымыла лицо и руки, расчесала волосы, немного подкрасилась. Рейчел вообще не злоупотребляла косметикой. Приводя себя в порядок, почувствовала, что постепенно успокаивается. Руки больше не дрожали. И хотя внутри по-прежнему ощущались какая-то пустота и холод, ее перестало трясти. Переодевшись в строгий темно-серый костюм с бледно-серой блузкой, пожалуй, излишне теплый для жаркого солнечного дня, она позвонила в известную похоронную фирму "Аттисон Бразерз". Убедившись, что они могут принять ее немедленно, поехала прямо в похоронную контору, которая размещалась в величественном здании колониального стиля в Йорба Линде. Ей никогда раньше не приходилось заниматься похоронами, и она не могла даже представить себе, что в процедуре организации их может быть что-то забавное. Но когда она уселась вместе с Полем Аттисоном в его тихом кабинете с мягким светом, стенами, отделанными темными панелями, и толстым ковром на полу и услышала, как он величает себя "советником в скорби", ей почудился какой-то черный юмор во всей ситуации. Атмосфера была столь печальной и назойливо почтительной, что казалась откровенно нарочитой. Высказанное Аттисоном сочувствие показалось Рейчел, с одной стороны, чересчур гладким, а с другой - громоздким, лишенным эмоций и расчетливым. Но, к своему удивлению, она заметила, что подыгрывает ему, отвечает на его утешения и уверения такими же клише. Она чувствовала себя актрисой, попавшей в дурную пьесу, которую ставит плохой режиссер, и вынужденной повторять деревянные строчки диалога, потому что проще продержаться до конца третьего акта, чем демонстративно удалиться в середине второго. В дополнение к "советнику в скорби", Аттисон называл гроб "вечным пристанищем", а костюм, в который надлежало обрядить покойного, - "последним одеянием". Еще он говорил "подготовка к сохранению" вместо "бальзамирование" и "место упокоения" вместо "могила". Хотя вся процедура в самом деле носила оттенок черного юмора, Рейчел вовсе не было смешно, когда она после двух с половиной часов общения с Аттисоном покинула похоронную контору и осталась одна в своей машине. В обычной ситуации черный юмор привлекал ее, потому что смехом можно развеять печаль. Но не сегодня. Настроение ее продолжало оставаться подавленным. Пока она занималась разными делами, связанными с похоронами, и позже, когда вернулась домой и звонила друзьям и коллегам Эрика, сообщая печальные новости, она все время пыталась понять, почему же ей так скверно. Это не были печаль или скорбь. Не мысли о вдовстве. Не шок. Не сознание неотвратимого присутствия смерти даже в такой яркий солнечный день. Так что же тогда? Что с ней происходит? Но позже, к вечеру, она поняла, что не может себя больше обманывать. Надо смотреть правде в глаза. Ее подавленное настроение является следствием страха. Она пыталась отрешиться от того, что должно было случиться, не думать об этом, и на какое-то время ей это удалось, но в глубине души она знала. Знала. Рейчел прошла по дому, чтобы убедиться, что все окна и двери заперты. Потом опустила жалюзи и задернула шторы. В половине шестого Рейчел подключила телефон к автоответчику. Начали уже звонить журналисты, желая поговорить с вдовой великого человека, а она ненавидела представителей прессы всех сортов. В доме было прохладно, и она передвинула регулятор кондиционера. Если не считать его легкого шороха да случайного телефонного звонка до включения автоответчика, в доме стояла абсолютная тишина, такая же, как в овеянном печалью кабинете Аттисона. Сегодня эта тишина была невыносимой и вызывала у нее мурашки по коже. Рейчел включила стереоприемник и поймала легкую музыку. Минуту она стояла перед большими стереоколонками, раскачиваясь в такт песне, исполняемой Джонни Матисом. Затем усилила звук, чтобы музыку было слышно во всем доме. На кухне она отломила кусок шоколада от плитки и положила его на белое блюдце. Открыла маленькую бутылку хорошего сухого шампанского. Взяла шоколад, шампанское, бокал и направилась в ванную. По радио Синатра пел "Дни вина и роз". Рейчел наполнила ванную такой горячей водой, какую только могла выдержать, добавила туда пахнущего жасмином масла и разделась. И только приготовилась забраться в ванну, как пульс страха, тихо бьющийся в ней, набрал темп и силу. Она закрыла глаза и стала глубоко дышать, пытаясь успокоиться, пытаясь уверить себя, что такое поведение нелепо, но ничего не помогало. Не одеваясь, она прошла в спальню и достала из верхнего ящика прикроватного столика пистолет тридцать второго калибра. Проверила, полностью ли он заряжен. Сняв с обоих предохранителей, принесла пистолет в ванную комнату и положила в углубление в голубом кафеле на краю ванны, рядом с шампанским и шоколадом. Энди Уилльямс пел "Лунную реку". Поморщившись, Рейчел вошла в ванну и села так, чтобы вода достигала до верха грудей. Сначала ей было очень горячо. Затем она стала привыкать. Тепло действовало успокаивающе, доставало до костей и наконец растворило холод, который мучил ее с того момента, как Эрик ринулся под колеса грузовика почти семь с половиной часов назад. Она надкусила шоколад, совсем немного, с самого края, и почувствовала, как он медленно тает на языке. Рейчел старалась ни о чем не думать. Старалась просто наслаждаться горячей ванной. Просто плыть по течению. Просто "быть". Откинулась назад, получая удовольствие от вкуса шоколада на языке и аромата жасмина в поднимающемся пару. Минуты через две она открыла глаза и налила в бокал шампанского из ледяной бутылки. Его свежий вкус превосходно сочетался с шоколадом и грустными, меланхоличными строчками из песни "Удачный выдался год" в исполнении Фрэнка Синатры. Для Рейчел этот ритуал расслабления был важной частью дня, может быть, самой важной. Иногда вместо шоколада она грызла кусочек сыра, а вместо шампанского пила "Шардоне". Иногда это была просто бутылка очень холодного пива - "Хейнекен" или "Бен" - и горсть орехов, купленных в дорогом магазине в Коста Месе. Что бы это ни было, ела и пила она медленно, наслаждаясь каждым глотком и кусочком, их вкусом и запахом. Она являлась человеком "сегодняшнего дня". По классификации Бена Шэдвея, который, по мнению Эрика, был любовником Рейчел, все люди делятся на четыре категории: сегодняшнего, вчерашнего, завтрашнего дня и всесторонние. Тех, кто нацелен в будущее, мало интересует прошлое и настоящее. Это люди беспокойные, старающиеся заглянуть в завтра, чтобы разузнать, какая катастрофа или неразрешимая проблема их ждет. Хотя есть среди них и просто беспомощные мечтатели, непонятно почему уверенные, что им предстоит великое будущее, каким бы оно ни было. Среди них имеются также трудоголики, верящие, что в будущем можно всего добиться, если целиком посвятить себя делу. Эрик относился именно к этой категории. Все время о чем-то размышлял и всегда стремился к разрешению трудных задач и новым свершениям. Прошлое ему надоело, а те черепашьи темпы, с которыми иногда двигалось настоящее, раздражали. Человек сегодняшнего дня, напротив, тратит большую часть своей энергии и таланта на радости и несчастья настоящего момента. Многие из таких людей просто лежебоки, они слишком ленивы, чтобы думать о завтрашнем дне или готовиться к нему. Невезение застает их врасплох, поскольку они никак не хотят понять, что умиротворение настоящего не будет длиться вечно. Когда же они сталкиваются с несчастьем, то впадают в жуткую депрессию, поскольку не способны к таким действиям, которые когда-нибудь в будущем могут вызволить их из беды. Но среди них есть и трудолюбивые, целенаправленные люди, которые великолепно выполняют текущую работу. К примеру, высококвалифицированный краснодеревщик обязательно должен быть человеком сегодняшнего дня, то есть не ждать с нетерпением, когда мебель будет окончательно собрана, а обратить все свое внимание и старание на тщательную и любовную отделку самых мельчайших деталей, каждой ножки и подлокотника, каждого ящика и ручки, получая удовольствие от самого процесса созидания, а не от результата этого процесса. Если верить Бену, люди сегодняшнего дня способны скорее найти очевидное решение проблем, чем другие, поскольку их не занимает, что было или что могло бы быть, а только что есть. Они также наиболее чувственно связаны с физическими реалиями жизни и потому наиболее восприимчивы и способны получать больше подлинного удовольствия, чем десяток люде" вчерашнего или завтрашнего дня. - Ты лучший вариант человека сегодняшнего дня, - сказал ей Бен, когда они ужинали в китайском ресторанчике "Чайниз Дак". - Ты готовишься к будущему, но никогда не делаешь это за счет сегодня. И ты так очаровательна в своем стремлении оставить прошлое прошлому. Она тогда ответила: - Да ладно тебе, ешь лучше свой му гу гай пэн. По существу, то, что сказал тогда Бен, было правдой. После того как она ушла от Эрика, Рейчел прослушала пять курсов по менеджменту, поскольку хотела открыть свое маленькое дело. Возможно, магазинчик одежды для преуспевающих женщин. Такое место, где можно что-то узнать и получить удовольствие, магазинчик, о котором люди стали бы говорить, потому что там можно не только купить хорошую одежду, но и набраться опыта. Ведь она закончила Калифорнийский университет, где специализировалась в драматическом искусстве и получила степень бакалавра как раз перед тем, как познакомиться с Эриком на каком-то университетском мероприятии. И хотя ей вовсе не хотелось стать актрисой, у нее были большие способности художника по костюмам и оформлению сцены, что могло бы ей помочь в создании необычного интерьера в ее будущем магазине и выборе товара для продажи. Однако пока дело не дошло ни до получения степени магистра, ни до выбора конкретного бизнеса. Все ее корни были в настоящем, и она продолжала набираться знаний и идей, терпеливо ожидая момента, когда ее планы как бы выкристаллизуются сами собой. Что же касается прошлого, то ведь, размышляя о прошлых удовольствиях, имеешь шанс упустить удовольствия сегодняшние, а горевать о былых несчастьях и неудачах - пустая трата времени и сил. С наслаждением нежась в горячей ванне, Рейчел вдохнула пахнущий жасмином воздух. Она негромко подпевала Матису, который пел "Я увижу тебя". Снова откусила кусочек шоколада. Отпила глоток шампанского. Попыталась расслабиться, плыть по течению, наслаждаться ощущением легкого опьянения в лучших калифорнийских традициях. На какое-то время ей удалось обмануть себя и сделать вид, что она чувствует себя легко и свободно, пока не раздался звонок в дверь. Как только, перекрывая звуки музыки, зазвенел звонок, Рейчел выпрямилась, сердце ее бешено заколотилось, и она схватила пистолет так резко, что опрокинула бокал с шампанским. Она вылезла из ванны, надела голубой халат и, держа пистолет сбоку дулом вниз, медленно прошла через полутемный дом к парадной двери. От одной мысли, что на звонок придется открыть, ее охватил ужас. В то же время ее как магнитом тянуло к двери, словно в трансе или под гипнозом. Рейчел задержалась около приемника и выключила его. В наступившей тишине было что-то зловещее. В холле она остановилась, заколебавшись и положив руку на ручку двери, и тут звонок раздался снова. В двери не было ни окошка, ни глазка. Рейчел давно собиралась поставить специальную камеру перед входом, чтобы можно было разглядеть посетителя, и сейчас остро пожалела, что затянула с этим. Она стояла, уставившись на темный дуб двери, как будто надеялась, что каким-то чудом обретет способность видеть сквозь нее и узнать, кто пришел. Она не могла унять охватившей ее дрожи. Никогда еще Рейчел не встречала посетителя с таким всепоглощающим, а главное, необъяснимым ужасом. Хотя, возможно, это было не совсем правдой. Глубоко в душе, а может даже, не так ужи глубоко, она точно знала, почему боится. Но ей не хотелось признаваться даже самой себе, что вызывало ее страх, как будто это признание могло превратить ужасную вероятность в убийственную реальность. Снова раздался звонок. Глава 3 - Просто исчез Бен Шэдвей услышал новость о внезапной смерти доктора Эрика Либена по радио по дороге домой из своей конторы в Тастине. Он затруднился бы со всей определенностью сказать, как отнесся к этому. Потрясен, да. Но не огорчен, хотя мир потерял потенциально великого человека. Либен был, несомненно, умен, даже гениален, но отличался надменностью и самоуверенностью и был, пожалуй, опасен. Скорее всего Бен почувствовал облегчение. Он боялся, что Эрик, убедившись, что ему никогда не удастся вернуть свою жену, причинит ей какой-либо вред. Этот человек терпеть не мог проигрывать. Была в нем какая-то темная ярость, которой он давал выход, с головой погружаясь в работу; но сейчас, когда он чувствует себя глубоко униженным из-за того, что Рейчел его отвергла, эта ярость может вырваться наружу... У Бена был радиотелефон в машине - тщательно отреставрированном "Тандерберде" 1956 года, белом снаружи и голубом внутри, - и он немедленно позвонил Рейчел. У нее работал автоответчик, и она не сняла трубку, когда он назвал себя. У светофора на углу Семнадцатой улицы и Ньюпорт-авеню он поколебался и повернул налево, вместо того чтобы ехать к себе домой, в Ориндж-Парк-Эйнез. Может, Рейчел сейчас и нет дома, но ведь вернется же она когда-нибудь, и ей может понадобиться помощь. И он направился к ее дому в Пласеншии. Лобовое стекло машины было все в солнечных бликах, образующих затейливый узор, когда Бен проезжал в неровной тени нависающих над дорогой деревьев. Он выключил радио и поставил пленку с записью Гленна Миллера. Сидя в машине, мчащейся под ярким калифорнийским солнцем под звуки "Нитки жемчуга", он подумал, что невозможно себе представить, что кто-то может умереть в такой золотистый день. По своей собственной классификации Бен Шэдвей был человеком вчерашнего дня. Старые фильмы ему нравились больше, чем новые. Де Ниро, Стрип, Гир Филд, Траволта и Пени интересовали его куда меньше, чем Богарт, Бэкалл, Гейбл, Ломбард, Трейси, Хепберн, Кэри Грант, Уильям Поуэл и Мирна Лой. Любимые его книги были написаны в двадцатые, тридцатые и сороковые годы: лихо закрученные романы Чандлера, Хэммета и Джеймса М. Кейна, а также ранние романы о Ниро Вульфе. В музыке он предпочитал свинг: Томми и Джимми Дорси, Гарри Джеймс, Дюк Эллингтон, Гленн Миллер и несравненный Бенни Гудман. Для отдохновения он строил действующие модели паровозов из специальных наборов и коллекционировал все, что имело отношение к железной дороге. Нет другого хобби, так наполненного ностальгией или более подходящего для человека вчерашнего дня, чем коллекционирование поездов. Однако он не был полностью поглощен прошлым. В двадцать четыре года Бен приобрел лицензию на торговлю недвижимостью и к тридцати одному году организовал собственную брокерскую контору. Теперь же, когда ему исполнилось тридцать семь, у него было уже шесть контор, в которых работали тридцать агентов Своим успехом он был отчасти обязан тому, что относился к своим служащим и клиентам с заботой и старомодной вежливостью, которые так редки и потому привлекательны в нашем сегодняшнем мире - стремительном, резком и непостоянном. В последнее время не только работа отвлекала Бена от железных дорог, старых фильмов, музыки в стиле свинг и его общей погруженности в прошлое. В его жизни появилась Рейчел Либен, рыжеволосая, зеленоглазая, длинноногая, стройная Рейчел Либен. Она казалась ему одновременно простой и милой соседской девушкой и одной из элегантных красавиц из фильмов тридцатых годов, неким гибридом между Грейс Келли и Кэрол Ломбард. Она отличалась мягким характером. Была умницей с чувством юмора. Иными словами, олицетворяла собой все, о чем Бен Шэдвей когда-либо мечтал. Поэтому ему страстно хотелось залезть с ней в машину времени, отправиться назад в сороковые годы, купить билеты в отдельное купе в поезде "Суперчиф" и пересечь страну по железной дороге, занимаясь любовью все три тысячи миль под мерный перестук колес. Она обратилась в его контору по торговле недвижимостью с просьбой помочь ей подыскать дом, но домом их отношения не ограничились. В течение последних пяти месяцев они часто встречались. Поначалу Бен был очарован ею, как любой нормальный мужчина может быть очарован необыкновенно привлекательной женщиной, заинтригованный мыслью о том, каков будет вкус ее губ на его губах, восхищенный гладкостью ее кожи, стройностью ее ног и линией ее груди и бедер. Но вскоре после их знакомства его начал не меньше привлекать в ней острый ум и доброе сердце. Его восхищала в Рейчел ее способность получать не меньшее удовольствие от красивого заката или изящной игры теней, чем от обеда из семи блюд за сто долларов в лучшем ресторане страны. Желание просто иметь ее скоро сменилось у Бена влюбленностью. А где-то в последние два месяца, трудно сказать, когда именно, эта влюбленность перешла в любовь. Бен был почти уверен, что Рейчел отвечает ему взаимностью. Они еще ни разу не говорили о своих чувствах. Но он ощущал любовь в нежности ее прикосновений и во взгляде, который иногда ловил на себе. Они любили друг друга, но до постели дело еще не дошло. Хотя Рейчел и была человеком сегодняшнего дня и обладала завидным умением извлекать удовольствие из каждой прожитой минуты, она вовсе не была легкодоступной. Бен сознавал, что она не хочет торопиться. Медленно развивающийся роман давал ей возможность понять и почувствовать каждый нюанс в их постепенно крепнущих отношениях, а их будущая близость только выиграет от этой отсрочки. Он готов был предоставить ей столько времени, сколько нужно. Прежде всего он чувствовал, как с каждым днем растет желание, получая острое удовольствие от размышлений о том, какой великолепной и всепоглощающей будет их любовь, когда они наконец уступят своему влечению. С помощью Рейчел он стал понимать, что если бы они с первых дней романа очертя голову ринулись в постель, уступив своим животным инстинктам, то украли бы сами у себя массу сегодняшних невинных удовольствий. Кроме того, будучи вообще человеком прошлого, Бен отличался старомодным отношением и к подобным вопросам и предпочитал не прыгать сразу в койку за быстрым и легким удовлетворением. Ни он, ни Рейчел не были девственниками, но он получал эмоциональное и духовное удовлетворение, да и, черт побери, эротическое тоже, от ожидания, пока многочисленные нити, связывающие их, переплетутся в тесный клубок, и секс станет кульминацией их отношений. Он припарковал свою машину рядом с красным "Мерседесом" Рейчел, который она даже не потрудилась поставить в гараж. С одной стороны бунгало росла густая бугенвиллея, усыпанная красными цветами и закрывающая часть крыши. При помощи узорчатой решетки она образовывала зелено-красный навес над парадным входом. Бен стоял в прохладной тени бугенвиллеи, а солнце грело ему спину. Он нажал уже десяток раз на звонок и чем дольше звонил, тем больше беспокоился, почему она так долго не открывает. В доме играла музыка. Неожиданно она смолкла. Когда наконец Рейчел открыла дверь, она не сняла предохранительной цепочки и смотрела на него сквозь узкую щель. Узнав его, она улыбнулась, и эта улыбка показалась Бену скорее улыбкой облегчения, чем радости. - О, Бенни, я так рада, что это ты. Она сняла цепочку и впустила его в дом. Она была босиком, в шелковом купальном халате, туго затянутом на талии, а в руке держала пистолет. Он удивленно спросил: - А это зачем? - Я не знала, кто это, - ответила Рейчел, включив систему сигнализации и кладя пистолет на маленький столик в холле. Заметив, что Бен нахмурился, поняла, что ее объяснение несерьезно, и добавила: - Да я не знаю. Наверное, я просто немного не в себе. - Я услышал про Эрика по радио. Несколько минут назад. Рейчел обняла его. Ее волосы были слегка влажными, кожа сладко пахла жасмином, а дыхание отдавало шоколадом. Бен понял, что она, судя по всему, принимала ванну так, как она любила, - долго и с удовольствием. Прижав ее к себе, он почувствовал, что она дрожит. - По радио сказали, что ты при этом присутствовала, - добавил он. - Да. - Мне очень жаль. - Это было ужасно, Бенни. - Она теснее прижалась к нему. - Мне никогда не забыть этот звук, когда грузовик его ударил. Или как он катился по мостовой. - Она вздрогнула. - Успокойся. - Он прижался щекой к ее мокрым волосам. - Необязательно об этом говорить. - Да нет, мне надо об этом говорить, - возразила она, - если я хочу когда-нибудь все забыть. Бен взял ее за подбородок, приподнял ее прелестное лицо, приблизив его к себе, и нежно поцеловал. Ее губы еще сохранили вкус шоколада. - Ладно, - он погладил ее по плечу, - давай сядем, и ты мне все расскажешь. - Запри дверь, - попросила она. - Да все в порядке, - заметил он, направляясь внутрь дома. Но Рейчел остановилась, отказываясь идти дальше. - Запри дверь, - настойчиво повторила она. Удивившись, он вернулся и закрыл дверь. Она взяла пистолет со столика и пошла в гостиную, держа его в руке. Что-то не так, что-то есть еще, помимо смерти Эрика, но Бен не мог понять, что именно. В гостиной было полутемно, поскольку Рейчел задернула все занавески. Что тоже удивило его. Она обычно любила солнце, любила нежиться в его лучах с томностью кошки, лежащей на теплом подоконнике. До сегодняшнего дня он никогда не видел в этом доме задернутых занавесей. - Не трогай, пусть будет так, - остановила его Рейчел, когда он направился к окнам. Она зажгла единственную лампу и села в угол мягкого персикового дивана, освещенная ее янтарным светом. Комната была обставлена в современном стиле в персиковых и темно-синих тонах, светильники - бронзовые, кофейный столик - бронза и стекло. Ее голубой халат прекрасно гармонировал с интерьером. Она положила пистолет на столик рядом с лампой. Поближе к правой руке. Бен принес шоколад и шампанское из ванной комнаты и подал ей. В кухне он взял еще бутылку холодного шампанского и бокал для себя. Когда он вернулся в гостиную, Рейчел сказала: - Наверное, это неправильно. Я про шампанское и шоколад. Как будто я праздную его смерть. - Ну, если вспомнить, каким он был подонком в отношении тебя, может, и есть повод отпраздновать. Она решительно покачала головой. - Нет. Смерть никогда не может служить поводом для праздника, Бенни. Вне зависимости от обстоятельств. Никогда. Но она машинально провела кончиками пальцев вдоль бледного, тонкого, еле заметного шрама длиной в три дюйма на правой стороне лица вдоль подбородка. Год назад, пребывая в отвратительном настроении, Эрик швырнул в нее бокалом с виски. Он промахнулся, но острый осколок рикошетом задел ее по щеке. Потребовалось пятнадцать маленьких швов, наложенных мастером своего дела, чтобы избежать заметного шрама. В тот день она и ушла от него. Эрик никогда не сможет больше навредить ей. Хотя бы подсознательно, но она должна чувствовать облегчение от его смерти. Замолкая время от времени, чтобы отпить глоток шампанского, Рейчел рассказала Бену об утренней встрече в адвокатской конторе и последующем столкновении на улице, когда Эрик схватил ее за руку и, казалось, готов был ударить. Она подробно рассказала о несчастном случае и ужасном состоянии тела, как будто ей было необходимо облечь все увиденное в слова, чтобы освободиться от страшного видения. Рассказала она и о своих хлопотах по поводу похорон, и, пока говорила, руки дрожали все меньше и меньше. Бен сидел близко к ней, повернувшись, чтобы видеть ее лицо, и положив руку ей на плечо. Иногда он принимался ласково массировать ей шею или гладить ее роскошные медного цвета волосы. - Тридцать миллионов долларов, - заметил он, когда Рейчел замолчала, и покачал головой, удивляясь иронии судьбы, подарившей этой женщине все, когда она соглашалась на столь малое. - Честно, мне эти деньги не нужны, - сказала она. - Я уже подумываю, не отдать ли мне их. Во всяком случае, большую часть. - Они твои, и ты можешь делать с ними все, что пожелаешь, - улыбнулся он. - Только не принимай решения сейчас, чтобы не пожалеть потом. Нахмурившись, Рейчел посмотрела на бокал с шампанским, который держала обеими руками. - Конечно, он пришел бы в бешенство, если бы узнал, что я их отдала. - Кто? - Эрик, - тихо ответила она. Бену показалось странным, что ее беспокоит реакция Эрика на ее поступок. Она явно еще не пришла полностью в себя после пережитого потрясения. - Подожди, дай себе время привыкнуть к ситуации. Она вздохнула и кивнула головой. - Который час? Бен взглянул на часы. - Без десяти семь. - Я уже позвонила многим, рассказала, что случилось, сообщила о похоронах. Но нужно еще связаться по крайней мере с тридцатью или сорока людьми. Близких родственников у него не было, только несколько двоюродных сестер и братьев. И тетка, которую он терпеть не мог. И друзей всего несколько человек. Он совсем не умел завязывать дружеские отношения. Зато, как ты знаешь, куча коллег. Господи, сколько еще надо сделать. - У меня радиотелефон в машине, - заметил Бен. - Я могу тебе помочь со звонками. Тогда мы быстро управимся. Она слегка улыбнулась. - И как же это будет выглядеть - дружок жены помогает ей известить скорбящих? - Зачем им знать, кто я такой? Могу просто сказать, что я друг семьи. - Поскольку от семьи осталась одна я, то это будет правдой, и ты мой лучший друг на всем свете, Бенни. - Больше чем друг. - О да. - Надеюсь, намного больше. - И я надеюсь, - проговорила Рейчел. Она поцеловала его и на мгновение положила голову ему на плечо. К половине девятого, когда они обзвонили всех друзей и коллег Эрика, Рейчел неожиданно почувствовала, что голодна. - После такого дня и всего, что мне пришлось увидеть... не слишком ли жестокосердно испытывать голод? - Конечно, нет, - мягко заверил ее Бен. - Жизнь продолжается, малыш. Живые должны жить. Более того, я где-то читал, что у свидетелей внезапной и насильственной смерти резко повышается аппетит в последующие дни и недели. - Доказывают сами себе, что они живы. - Бьют во все колокола. - Боюсь, у меня насчет ужина слабовато, - сказала она. - Найдется кое-что для салата. Можем сварить лапшу. И открыть банку рагу в соусе. - Настоящий пир, достойный короля. Рейчел принесла пистолет с собой в кухню и положила на стол рядом с микроволновой печью. Она заранее закрыла жалюзи. Плотно-плотно. Бену нравился вид из этих окон - заросший зеленью двор, клумбы с цветущими азалиями и кустистые индийские лавровые деревья. Стена, огораживающая двор, была полностью закрыта буйной желтой и красной бугенвиллеей. Он потянулся к ручке, чтобы открыть жалюзи. - Пожалуйста, не надо, - попросила она. - Так лучше, уютнее. - Но ведь никто не может заглянуть сюда со двора. Там и стена, и калитка. - Пожалуйста. Он оставил жалюзи в покое. - Чего ты так боишься, Рейчел? - Боюсь? Я не боюсь. - А пистолет? - Я же говорила: я не знала, кто за дверью, и поскольку сегодня такой тяжелый день... - Но теперь ты знаешь, что это был я. - Да. - Со мной ты справишься и без пистолета. Пообещаешь поцеловать раз-другой, и я буду паинькой. Она улыбнулась. - Наверное, мне надо отнести его в спальню, он там обычно лежит. А ты что, нервничаешь? - Нет, но я... - Вот начнем стряпать, и я его уберу, - пообещала Рейчел, но что-то было в ее тоне, что делало это заявление не столько похожим на обещание, сколько на попытку потянуть время. Хотя Бен и был заинтригован и чувствовал себя слегка не в своей тарелке, он решил не давить на нее и ничего больше не сказал. Пока он выкладывал рагу в маленькую миску, она поставила на плиту большую кастрюлю с водой. Они вместе принялись нарезать листья салата, сельдерей, помидоры, лук и маслины для салата. Пока они работали, разговор вертелся в основном вокруг итальянской кухни. В их беседе не было привычной легкости, возможно, потому, что они изо всех сил старались делать вид, что у них легко на душе, и не думать о смерти. Рейчел почти не поднимала глаз от овощей, работая с присущей ей естественной сосредоточенностью. Каждый отрезанный ею кусочек сельдерея был точно той же величины, что и предыдущие, как будто симметрия являлась необходимым свойством хорошего салата и улучшала его вкус. Бен, неравнодушный к ее красоте, делил свое внимание поровну между нею и работой. Несмотря на то что ей было почти тридцать, выглядела она на двадцать, хотя и отличалась элегантностью и осанкой дамы высшего света, не один год изучавшей на практике все то, что составляет подлинное изящество. Ему никогда не надоедало смотреть на нее. И не в том было дело, что она возбуждала его. Каким-то магическим, непостижимым образом она давала ему возможность расслабиться и увериться, что все хорошо в этом лучшем из миров и что впервые в своей жизни он по-настоящему счастлив и может надеяться, что это счастье будет длиться долго. Неожиданно Бен положил нож, которым резал помидор, взял нож из руки Рейчел и отложил его в сторону, повернул ее лицом к себе, притянул, обнял и крепко поцеловал. Теперь на ее мягких губах был вкус не шоколада, а шампанского. От нее еще исходил слабый запах жасмина, но его уже перебивал присущий только ей чистый и приятный аромат. Он медленно провел руками вниз по впадине ее спины, ощущая упругие, точеные контуры ее тела под тонким шелком халата. Под халатом на ней ничего не было. Бен почувствовал, как его теплые руки становятся все горячее, как бы передавая ее жар через тонкую ткань его собственному телу. На мгновение она прижалась к нему, словно в отчаянии, словно она одна в бушующем море, а он спасательный плот. Она вцепилась в него, влилась пальцами в его плечи. Затем этот момент прошел, она расслабилась, и ее руки стали гладить и ласкать его спину и плечи. Ее рот приоткрылся, дыхание участилось, поцелуй стал более страстным. Он чувствовал, как ее грудь прижимается к его груди. Его руки, как будто действуя независимо от него, становились все более нетерпеливыми. Раздался телефонный звонок. Бен сразу вспомнил, что они забыли поставить аппарат на автоответчик, когда закончили обзванивать людей с сообщением о смерти Эрика и похоронах. - Черт, - пробормотала Рейчел, отстраняясь. - Я отвечу. - Наверное, еще один репортер. Он снял трубку настенного телефона около холодильника. Но то был вовсе не репортер. Звонил Эверетт Корделл, главный патологоанатом Санта-Аны, и звонил он из морга. Тут возникла серьезная проблема, он хотел бы поговорить с миссис Либен. - Я друг семьи, - заявил Бен. - Я отвечаю вместо нее на телефонные звонки. - Я хотел бы поговорить с ней лично, - настаивал патологоанатом. - Дело срочное. - Вы же должны понять, какой тяжелый день был сегодня у миссис Либен. Боюсь, вам придется поговорить со мной. - Но ей необходимо приехать сюда, - жалобно проговорил Корделл. - Куда сюда? В морг? Сейчас? - Да. И чем скорее, тем лучше. - Зачем? Корделл поколебался, потом ответил: - Все это неприятно и непонятно, и, конечно же, рано или поздно все объяснится, думаю, что скоро, но... ну, дело в том, что мы не можем найти тело Эрика Либена. Уверенный, что он не так понял, Бен переспросил: - Не можете найти? - Ну... возможно, не туда положили, - нервничая, объяснил Корделл. - Возможно? - Или... украл кто-то. Бен выяснил кое-какие подробности, положил трубку и повернулся к Рейчел. Она стояла, обхватив себя руками, как будто ей внезапно стало ужасно холодно. - Ты сказал, из морга? Бен утвердительно кивнул. - Эти бестолковые бюрократы, судя по всему, потеряли труп. Рейчел побледнела, в глазах появилось загнанное выражение. Но почему-то казалось, что эти дикие новости ее вовсе не удивили. У Бена появилось странное чувство, что она весь вечер ждала именно этого звонка. Глава 4 - Внизу, где хранят мертвых Идеальный порядок в офисе патологоанатома говорил о том, что Эверетт Корделл - человек, помешанный на аккуратности. Никаких бумаг, книг или папок на столе. Только регистрационный журнал - новый, чистый, без помарок. Стакан с карандашами и ручками, нож для разрезания писем и фотографии его семьи в серебряных рамках - на своих раз и навсегда определенных местах. На полках за письменным столом - сотни две-три книг в таком превосходном состоянии и так ровно поставленные, что казались нарисованными на стене. Его дипломы и две анатомические схемы развешаны по стенам настолько ровно, что так и виделся Корделл с линейкой и угольником в руках, каждое утро тщательно проверяющий, насколько правильно они висят. Об одержимости Корделла чистотой и порядком можно было судить и по его наружности. Высокий, пожалуй, излишне худой, лет около пятидесяти, с резкими чертами аскетического лица и ясными карими глазами. Идеальная стрижка, ни один волосок не выбивается. Руки с длинными пальцами - кости, обтянутые кожей. Белая рубашка выглядит так, будто ее пять минут назад выстирали, а стрелки на темно-коричневых брюках такие острые, что почти сверкают в свете ламп. Усадив Рейчел и Бена на темные соснового дерева стулья с темно-зелеными сиденьями, Корделл обошел стол и уселся на свой собственный стул. - Я очень огорчен, миссис Либен, что мне приходится добавлять еще и этот груз к тому, что вам пришлось сегодня пережить. Это ужасно. Я еще раз прошу прощения и приношу вам мои глубочайшие соболезнования, хотя и понимаю: что бы я ни говорил, дело от того не станет менее неприятным. Вы хорошо себя чувствуете? Может быть, вам дать стакан воды или что-нибудь еще? - Не беспокойтесь, - ответила Рейчел, хотя не могла вспомнить, когда бы чувствовала себя хуже. Бен протянул руку и ободряюще сжал ее плечо. Милый, надежный Бенни. Она была рада, что он с ней. Ростом в пять футов одиннадцать дюймов и весом в сто пятьдесят фунтов, он не казался физически сильным человеком. Шатен, карие глаза, приятное, но довольно обычное лицо. Такого не выделишь в толпе, а на вечеринке и вовсе можно не заметить. Но когда он начинал говорить мягким и выразительным голосом, или двигался с естественной грацией, или просто пристально смотрел на тебя, сразу становилось ясно, что он человек душевный и умный. Все было бы куда проще, будь Бенни на ее стороне, но ей не хотелось вовлекать его в эту историю. - Я бы хотела понять, - обратилась Рейчел к патологоанатому, - что произошло. Но в душе она боялась, что знает больше, чем Корделл. - Я буду предельно откровенен, миссис Либен, - начал тот. - Нет никакого смысла что-то скрывать. - Он вздохнул и покачал головой, как будто не мог поверить, что вся эта путаница действительно имеет место. Потом он моргнул, нахмурился и повернулся к Бену: - Вы часом не адвокат миссис Либен? - Просто старый друг, - ответил Бен. - В самом деле? - Я здесь для моральной поддержки. - Надеюсь, мы обойдемся без юристов, - заметил Корделл. - Я совершенно не собираюсь советоваться с адвокатом, - уверила его Рейчел. Патологоанатом мрачно кивнул, явно сомневаясь в ее искренности. И продолжал рассказывать: - Я обычно в офисе в это время не бываю. - Был понедельник, половина десятого вечера. - Если неожиданно много работы и надо делать вскрытия в позднее время, я, как правило, поручаю их своим помощникам. Исключения делаются только тогда, когда покойный - лицо выдающееся или является жертвой убийства при особо непонятных и сложных обстоятельствах. В подобных случаях, поскольку они привлекают пристальное внимание общественности - печати и политиков, я предпочитаю не сваливать этот груз на моих подчиненных и, если требуется делать вскрытие вечером, остаюсь после работы. Ваш муж, вне сомнения, был выдающейся личностью. Поскольку он ждал реакции, Рейчел кивнула. Говорить она боялась. С той минуты, как она узнала, что тело исчезло, страх то захватывал ее целиком, то слегка отступал, но в данный момент достиг верхней отметки. - Тело было доставлено и помещено в морг сегодня в 12 часов 14 минут, - продолжал Корделл. - Поскольку мы и так отставали от графика, а у меня было намечено выступление, я распорядился, чтобы мои подчиненные делали вскрытия по порядку поступления трупов, а вашим мужем намеревался заняться сам вечером в половине седьмого. - Он коснулся пальцами висков, слегка помассировал их и поморщился, как будто одно воспоминание об этих событиях причиняло ему страшную головную боль. - К этому времени был подготовлен операционный зал, и я послал помощника в морг за телом доктора Либена... но труп не смогли найти. - Может быть, не туда положили? - Пока я тут работаю, такое случалось исключительно редко, - заявил Корделл с оттенком гордости в голосе. - Ив тех редких случаях, когда труп был не на положенном ему месте, не в том ящике или оставлен на каталке с неверной биркой, нам всегда удавалось его обнаружить меньше чем за пять минут. - А сегодня вы его не нашли, - заключил Бен. - Мы почти час искали. Везде. Абсолютно везде, - теперь Корделл говорил с явным отчаянием. - Это просто дико. Такого не может быть. Особенно если учесть наши меры предосторожности. Рейчел внезапно заметила, что костяшки ее пальцев, сжимающих сумочку на коленях, заострились и побелели. Она попыталась расслабить руки, сложила их. Закрыла глаза и наклонила голову, боясь, что Бенни и Корделл прочтут в них чудовищную правду, и надеясь, что они подумают, будто она так реагирует на ужасные события, которые привели их сюда. Из своей собственной внутренней темноты она услышала, как Бен спросил: - Доктор Корделл, а не могло так случиться, что тело доктора Либена по ошибке отправили в частный морг? - Еще в начале дня мы получили сообщение, что похоронами будет заниматься фирма "Аттисон Бразерз", потому мы немедленно позвонили им, когда обнаружили, что тело исчезло. Мы полагали, что они приехали за доктором Либеном, а дневной дежурный в морге по ошибке выдал труп без разрешения, до вскрытия. Но они сказали, что не приезжали, а наоборот, ждут звонка от нас, и покойного у них нет. - Я хочу сказать, - перебил Бен, - что, возможно, тело доктора Либена было выдано другому похоронному бюро, чьи служащие приехали забрать кого-то другого. - Мы в срочном порядке проверили такую возможность, могу вас уверить. После прибытия тела доктора Либена в 12 часов 14 минут мы выдали частным моргам четыре трупа. Мы отправили во все эти морги своих служащих, чтобы проверить личность усопших и убедиться, что никто из них не является доктором Либеном. Так и случилось. - Тогда что, по-вашему, могло с ним произойти? Закрыв глаза, Рейчел слушала этот жуткий разговор, и постепенно ей стало казаться, что она спит и слышит всего лишь фантомные голоса персонажей какого-то кошмарного сна. - Каким бы диким это ни казалось, - проговорил Корделл, - но мы вынуждены заключить, что тело было украдено. Рейчел тщетно пыталась избавиться от отвратительных видений, возникающих в ее воображении. - Вы известили полицию? - спросил Бен. - Да, мы связались с ней, как только убедились, что кража является единственным разумным объяснением. Полицейские сейчас внизу, в морге, и, разумеется, они хотят поговорить с вами, миссис Либен. С той стороны, где сидел патологоанатом, все время раздавался тихий, ритмичный, скрежещущий звук. Рейчел открыла глаза и увидела, что Эверетт Корделл нервным движением вынимает и вкладывает в чехол нож для разрезания бумаги. Она снова закрыла глаза. - Разве ваши меры безопасности настолько ненадежны, что любой человек с улицы может сюда войти и стащить труп? - Разумеется, нет. Такого никогда раньше не случалось. Говорю же вам, это невероятно. Ну, конечно, настойчивый человек, возможно, найдет способ провести нашу охрану, но, уверяю вас, это совсем не просто. Совсем не просто. - Но не невозможно, - заметил Бен. Скрежещущий звук смолк. Раздались другие, по коим Рейчел заключила, что патологоанатом скорее всего двигает по столу серебряные рамки с фотографиями. Она попыталась сосредоточиться на этом образе, чтобы избавиться от диких сцен, которые, к ее ужасу, преподносило ей разыгравшееся воображение. - Я предлагаю вам обоим спуститься со мной вниз в морг, чтобы вы своими глазами увидели, насколько надежна наша охрана и как трудно было бы пройти сквозь нее. Миссис Либен, в состоянии ли вы?.. Рейчел открыла глаза. Бен и Корделл смотрели на нее с беспокойством. Она утвердительно кивнула. - Вы уверены? - спросил Корделл, поднимаясь из-за стола и подходя к ней, - Пожалуйста, поймите, я вовсе не настаиваю. Но мне лично было бы неизмеримо легче, если бы вы сами убедились, насколько мы осторожны и с какой ответственностью относимся к своим обязанностям. - Со мной все в порядке, - проговорила Рейчел. Сняв микроскопическую пылинку, обнаруженную на рукаве, патологоанатом направился к двери. Рейчел встала со стула и повернулась, чтобы последовать за ним, но тут у нее неожиданно закружилась голова. Она пошатнулась. Бен придержал ее за руку. - В этом осмотре нет никакой необходимости. - Есть, - мрачно возразила она. - Есть. Мне нужно увидеть. Мне нужно знать. Бен как-то странно посмотрел на нее, но она постаралась не встретиться с ним взглядом. Он понимал, что здесь что-то не так, что есть что-то еще, кроме смерти и исчезновения Эрика, но не знал, что именно. И испытывал откровенное любопытство. Рейчел явно решила скрывать свое беспокойство и не вовлекать его во всю эту кошмарную историю. Но способность обманывать отнюдь не являлась одним из ее талантов, и она понимала, что Бен, едва войдя в дом, догадался, что она напугана. Бедняга был и заинтригован, и обеспокоен, и твердо решил помочь ей, а именно этого она и не хотела. Но сейчас было уже поздно что-то делать. Позже она найдет способ избавиться от Бена, несмотря на то, что безмерно нуждается в нем, потому что было бы несправедливо втягивать его во всю эту чехарду и подвергать его жизнь той же опасности, которая грозит ей. Теперь же ей необходимо видеть, где лежало искалеченное тело Эрика, потому что таким образом она рассчитывала лучше понять обстоятельства его загадочного исчезновения и развеять свои худшие подозрения. Ей следовало собраться, чтобы совершить этот обход морга. Они вышли из офиса и направились вниз, где их ждали мертвецы. Широкий светло-серый коридор с кафельным полом заканчивался металлической дверью. С этой стороны двери, в нише справа, сидел дежурный в белом. Увидев приближающихся Корделла и Рейчел с Беном, он встал и выудил из кармана своей форменной куртки связку сверкающих и звенящих ключей. - Это единственный вход в морг изнутри, - объяснил Корделл. - Дверь всегда заперта. Верно, Уолт? - Совершенно верно, - ответил дежурный. - Вы хотите войти, доктор Корделл? - Да. Когда Уолт вложил ключ в замок, Рейчел заметила слабую искру статического электричества. - У этих дверей, - пояснил Корделл, - круглосуточно сидит дежурный - Уолт или кто-нибудь другой, каждый день, без выходных. Без его помощи никто туда не войдет. И он регистрирует всех посетителей. Широкая дверь открылась, и Уолт придержал ее, пропуская их. Они вошли и сразу почувствовали, что прохладный воздух пахнет антисептиками и чем-то еще, менее резким и менее чистым. Дверь за ними закрылась с легким скрипом петель, который, как показалось Рейчел, эхом откликнулся во всем ее теле. Замок автоматически, с гулким клацаньем, закрылся. Двойные двери, в данный момент открытые, вели в просторные помещения по обеим сторонам коридора морга. В конце этого прохладного коридора находилась цельнометаллическая дверь вроде той, через которую они только что вошли. - Теперь, если позволите, я покажу вам единственный выход наружу, куда подъезжают наши фургоны и машины похоронных контор. - И Корделл направился к барьеру в отдалении. Рейчел последовала за ним, хотя от одного присутствия в этой обители мертвых, где недавно лежал и Эрик, коленки у нее были как ватные, а вдоль спины бежала струйка пота. - Одну секунду, - попросил Бен. Он вернулся к двери, через которую они пришли, и, нажав на ручку, открыл ее, чем сильно удивил Уолта, как раз возвращавшегося к своему стулу по другую сторону двери. Отпустив дверь и подождав, когда она самостоятельно захлопнется, Бен повернулся к Корделлу: - Похоже, что, хоть она и всегда заперта снаружи, она всегда открыта изнутри, так? - Разумеется, так, - ответил Корделл. - Слишком хлопотно каждый раз звать дежурного, чтобы он открыл тебе дверь и выпустил тебя. Кроме того, мы не можем рисковать запереть кого-то внутри - а вдруг случится какое-либо происшествие, пожар, например, или землетрясение. Когда они шли к служебному входу в дальнем конце коридора, от эха их шагов мороз пробирал по коже. Проходя мимо открытых дверей, ведущих в большие комнаты, Рейчел заметила в левой из них несколько человек. Освещенные резким светом флюоресцентных ламп, некоторые стояли, другие ходили и тихо переговаривались. Работники морга в медицинских халатах. Толстый мужчина в бежевых брюках и бежево-желто-красно-зеленой спортивной куртке. Двое мужчин в темных костюмах, поднявшие головы, когда Рейчел проходила мимо. Заметила она и три трупа: неподвижные, закрытые с головой фигуры на столах из нержавеющей стали. Эверетт Корделл толкнул широкую металлическую дверь, вышел и поманил их. Рейчел и Бен последовали за ним. Она ожидала оказаться в каком-нибудь переулке, но, хотя они и вышли из здания, на улицу они не попали. Дверь из морга вела на один из уровней огромного, многоярусного подземного гаража. В этом самом гараже она совсем недавно оставила свой "Мерседес", только несколькими ярусами ниже. Серый бетонный пол, голые стены и толстые бетонные столбы, поддерживающие бетонный же потолок, делали этот подземный гараж похожим на западный вариант огромной, сильно модернизированной гробницы фараона. Лампы дневного света, расположенные далеко одна от другой, освещали все тускло-желтым светом, который Рейчел посчитала вполне подходящим для вестибюля перед входом в покои мертвых. На площадке рядом со входом в морг парковка не разрешалась. Но за ней, дальше, то тут, то там стояли машины, часть из которых освещалась отвратительным желтым светом, а другая пряталась в пурпурно-черной тени, чем-то похожей на бархат, которым обивают гроб изнутри. Когда Рейчел взглянула на машины, у нее появилось странное чувство, что кто-то там прячется и следит за ними. Следит за ней. Бен заметил, что она вздрогнула, и обнял ее за плечи. Эверетт Корделл закрыл тяжелую дверь морга, а потом попытался открыть ее, но ручка не поддавалась. - Видите? Она закрывается автоматически. Машины "Скорой помощи", фургоны для перевозки трупов и катафалки с улицы подъезжают к этому пандусу. Чтобы войти, надо нажать кнопку. - Он нажал кнопку на стене рядом с дверью. - И говорить в этот микрофон. - Он подвинулся поближе к микрофону, вделанному в бетонную стену. - Уолт? Это доктор Корделл. Я у выхода. Впусти нас, пожалуйста. Раздался голос Уолта: - Будет сделано, сэр. Прозвучал гудок, и Корделл смог открыть дверь. - Я полагаю, дежурный не открывает дверь всякому, кто ни попросит, - заметил Бен. - Конечно, нет, - уверил его Корделл, стоя в открытых дверях. - Если он не уверен, что узнал голос, или он не знает посетителя, или это кто-то из частной похоронной конторы, дежурный идет сюда со своего поста у внутренней двери и проверяет, кто пришел. Рейчел потеряла интерес к этим подробностям и с тревогой оглядывала гигантский мрачный и темный гараж, где можно было прекрасно спрятаться в тысяче мест. - В этот самый момент, - сказал Бен, - с дежурным, не ожидающим нападения, можно легко справиться и войти в морг. - Возможно, - согласился Корделл с недовольной миной на худом лице, - но такого никогда не случалось. - Сегодняшние дежурные клянутся, что зарегистрировали всех, кто приходил и уходил, и что впускали только тех, кому это было разрешено? - Клянутся, - подтвердил Корделл. - А вы им всем доверяете? - Полностью. Все наши служащие понимают, что тела, оставленные на наше попечение, это останки людей, которых кто-то любил, и что на нас ложится ответственность, я бы сказал, святая ответственность, беречь эти останки, пока они находятся здесь. Думаю, это очевидно по тем мерам предосторожности, которые мы принимаем и с которыми вы сегодня познакомились. - Тогда, - начал Бен, - кто-нибудь либо открыл замок отмычкой... - Его практически невозможно открыть отмычкой. - Либо кто-то проник в морг, когда дверь была открыта для законных посетителей, спрятался, дождался, пока все уйдут, и уволок тело доктора Либена. - Скорее всего, так. Но практически невероятно, что... - Пожалуйста, можем мы вернуться? - попросила Рейчел. - Разумеется, - сразу согласился доктор Корделл, стараясь ей угодить, и пропустил ее вперед. Они вернулись в коридор, где в прохладном воздухе чувствовался легкий гнилостный запах, с которым не мог справиться даже хвойный дезодорант. Глава 5 - Вопросы без ответов В помещении, где содержались трупы, ожидающие вскрытия, было еще холоднее, чем в коридоре морга. Яркий свет ламп дневного света странным образом придавал ледяной отблеск столам из нержавеющей стали и стальным сверкающим ручкам и петлям ящиков, расположенных вдоль стен. Блестящая белая эмаль, которой были покрыты все ящики, хоть и была не толще одной восьмой дюйма, казалось, имела какую-то странную бесконечную глубину, напоминающую таинственное сверкание омытого лунным светом снежного пейзажа. Рейчел старалась не смотреть на неподвижные тела и отказывалась думать о том, что может находиться в огромных выдвижных ящиках. Толстяк в спортивной куртке, которого звали Рональд Тескане, оказался адвокатом, представляющим интересы города. Его оторвали от ужина, чтобы он находился под рукой, когда Рейчел будет разговаривать с полицейскими и позднее, когда будет обсуждаться исчезновение тела ее мужа. Говорил он ласковым, почти елейным голосом и расточал свои соболезнования с такой легкостью, с какой масло выливается из бутылки. Пока полицейские разговаривали с Рейчел, он молча ходил взад-вперед за их спинами, то и дело приглаживая волосы белыми пухлыми руками - на каждой блестело по два золотых кольца с бриллиантами. Как она и подозревала, двое мужчин в темных костюмах оказались полицейскими. Они показали Рейчел свои удостоверения и бляхи и, к счастью, не сочли нужным навязывать ей свое сочувствие. Тот, что помоложе, дородный, с нависшими бровями, назвался детективом Хагерстормом. Он вообще в основном молчал, предоставив возможность задавать вопросы своему напарнику, и стоял неподвижно, подобно дубу с глубокими корнями, что составляло приятный контраст с мечущимся из угла в угол адвокатом. Хагерсторм наблюдал за происходящим маленькими карими глазками и сначала показался Рейчел туповатым. Но позднее она поняла, что он обладает интеллектом значительно выше среднего, каковой факт тщательно скрывает. Ее беспокоило, что Хагерсторм с помощью особого шестого чувства, свойственного полицейскому, сумеет понять, что она лжет, и догадаться, о чем именно она умалчивает. Поэтому, старательно избегая встречаться с ним взглядом, она пыталась делать это как можно незаметнее. Полицейский постарше, детектив Джулио Вердад, хрупкий человек со смуглым лицом, чьи черные глаза имели легкий пурпурный оттенок, какой бывает у спелой сливы, явно умел одеваться. Его летний синий костюм был прекрасно сшит, манжеты шелковой рубашки застегнуты золотыми запонками с жемчугом, темно-вишневый галстук украшен зажимом в виде тонкой золотой цепочки, на ногах - туфли того же цвета, что и галстук. Хотя Вердад говорил короткими предложениями и несколько отрывисто, голос его был тихим и мягким, и этот контраст между голосом и манерой говорить несколько озадачивал. - Вы познакомились с их охранной системой, миссис Либен? - Да. - Вы удовлетворены? - Наверное. Обращаясь к Бену, Вердад спросил: - А вы кто? - Бен Шэдвей. Старый друг миссис Либен. - Старый школьный друг? - Нет. - Коллега по работе? - Нет. Просто друг. Сливовые глаза сверкнули. - Понятно. - Он снова повернулся к Рейчел, - У меня есть к вам вопросы. - Какие именно? Вместо того чтобы сразу ответить, Вердад продолжил: - Не хотите ли присесть, миссис Либен? - Да, разумеется, нужен стул, - спохватился Эверетт Корделл и вместе с толстым адвокатом Рональдом Тескане ринулся вытаскивать стул из-за стола в углу. Сообразив, что никто больше садиться не собирается, и не желая попадать в положение, когда все будут смотреть на нее сверху вниз, Рейчел заявила: - Нет, благодарю вас, я постою. Не думаю, что разговор займет много времени. Мне вовсе не хочется здесь задерживаться. Так о чем вы хотели меня спросить? - Необычное преступление, - заметил Вердад. - Похищение трупа, - Рейчел старалась одновременно выглядеть и озадаченной, и возмущенной случившимся. Первое ей пришлось изобразить, второе было более или менее искренним. - Кто мог это сделать? - спросил Вердад. - Понятия не имею. - Вы не знаете никого, для кого бы это имело смысл? - Смысл украсть тело Эрика? Разумеется, нет. - У него были враги? - Он был не только гением в своей области, но и довольно удачливым бизнесменом. Гениям свойственно без всякого умысла с их стороны вызывать зависть своих коллег. И, безусловно, многие завидовали его богатству. И еще были такие, которые считали, что... он причинил им зло в процессе своего продвижения наверх. - А он причинял людям зло? - Да. Некоторым. Он был одержимым человеком. Но я сильно сомневаюсь, чтобы его враги могли опуститься до такого бессмысленного и страшного способа с ним поквитаться. - Он был не просто одержимым, - бросил Вердад. - Да? - Он был жестоким. - Почему вы так думаете? - Я читал о нем. Он был жестоким. - Что ж, возможно. И с тяжелым характером. Не стану отрицать. - У жестоких людей могут быть заклятые враги. - Вы хотите сказать, настолько заклятые, чтобы для них кража тела имела смысл? - Возможно. Мне бы хотелось знать имена его врагов, людей, которые могли затаить на него зло. - Вы можете получить эту информацию от тех, с кем он вместе работал в Генеплане, - заметила она. - От сотрудников его компании? Но ведь вы - жена. - Я знаю о его делах очень немного. Он не хотел, чтобы я знала. У него были очень четкие представления насчет того, где... мое место. Кроме того, год назад я от него ушла. Вердад вроде бы удивился, но почему-то Рейчел понимала, что он проделал необходимую подготовительную работу и знал, о чем шла речь. - Собирались разводиться? - спросил он. - Да. - С горечью? - С его стороны - да. - Тогда понятно. - Что понятно? - То, что вы ничуть не переживаете. Рейчел уже давно начала подозревать, что Вердад гораздо опаснее, чем молчаливый, неподвижный и сосредоточенный Хагерсторм. Теперь она в этом убедилась. - Доктор Либен обращался с ней безобразно, - Бен сделал попытку ее защитить. - Ясно, - уронил Вердад. - У нее нет причины горевать о нем. - Ясно. - Вы так себя ведете, - возмутился Бен, - будто речь идет об убийстве, черт побери. - Разве? - И обращаетесь с ней, будто она подозреваемая. - Вы думаете? - спокойно спросил Вердад. - Доктор Либен погиб в результате несчастного случая, - заявил Бен. - Если кто и виноват, так это он сам. - Мы так и поняли. - Там были десятки свидетелей. - Вы что, адвокат миссис Либен? - поинтересовался Вердад. - Нет, я же сказал вам... - Да, старый друг, - в тоне Вердада ясно чувствовался намек. - Если бы вы были адвокатом, мистер Шэдвей, - вмешался Рональд Тескане, выступая вперед так поспешно, что его толстые щеки затряслись, - вы бы поняли, почему полиция вынуждена расспрашивать миссис Либен, как бы неприятно это ни было. Ведь они обязательно должны учитывать вероятность того, что тело мистера Либена было украдено с целью избежать вскрытия. Что-то скрыть. - Весьма мелодраматично, - с презрением заметил Бен. - Но вполне допустимо. А это будет означать, что смерть его вовсе не такое ясное дело, как кажется на первый взгляд. - Именно, - согласился Вердад. - Чепуха, - заключил Бен. Рейчел по достоинству оценила попытки Бена защитить ее честь. Он всегда был таким милым и душевным. Но пусть Вердад и Хагерсторм считают ее возможной убийцей или соучастницей преступления. Она не способна кого-либо убить. Эрик погиб в результате несчастного случая, и со временем в этом убедится даже самый подозрительный детектив. А пока Хагерсторм и Вердад заняты выяснением этих вопросов, они не зададут других, куда более близких к ужасной правде. Пока они отвлекали свое собственное внимание, она не собиралась обижаться на их необоснованные подозрения. Пусть идут по ложному пути. - Лейтенант Вердад, - проговорила она, - безусловно, самым логичным объяснением будет то, что, несмотря на уверения доктора Корделла, тело было просто положено не на то место. - И худой, как аист, патологоанатом, и Рональд Тескане энергично запротестовали. Она спокойно, но твердо перебила их: - А может, это подростки сыграли такую дикую шутку. Студенты. Обряд посвящения или что-то еще. Они и на худшее способны. - Полагаю, ответ на этот вопрос я уже знаю, - вмешался Бен. - Но, возможно, доктор Либен не был мертв? Может, его состояние было неверно оценено? Возможно, он ушел отсюда в беспамятстве? - Нет, нет и нет, - пробормотал побледневший Тескане, покрываясь потом, несмотря на холод. - Невозможно, - одновременно с ним произнес доктор Корделл. - Я его сам видел. Обширная травма головы. Абсолютно никаких признаков жизни. Но это дикое предположение неожиданно заинтересовало Вердада. - Разве доктору Либену не была оказана медицинская помощь сразу после несчастного случая? - спросил он. - Фельдшерами, - ответил Корделл. - Высококвалифицированные и опытные работники, - поддержал его Тескане, утирая полное лицо носовым платком. Он быстро подсчитывал в уме разницу между штрафом за недосмотр в морге и значительно более крупной суммой, которую придется выложить городу, если в суде выяснится, что фельдшера были некомпетентны. - В любых обстоятельствах они никогда, никогда ошибочно не объявят живого человека мертвым. - Первое - сердце не билось, - Корделл подсчитывал признаки смерти по пальцам, столь длинным и гибким, что они вполне могли принадлежать пианисту, а не патологоанатому. - Электрокардиограф, который подключили фельдшера, показал совершенно прямую линию. Второе - он не дышал. Третье - температура тела непрерывно падала. - Вне всякого сомнения, мертв, - пробормотал Тескане. Лейтенант Вердад теперь разглядывал адвоката и главного патологоанатома точно так же, как несколько минут назад Рейчел: тем же ястребиным взором и с тем же полным отсутствием всякого выражения на лице. Скорее всего он не думал, что Тескане и Корделл, равно как и фельдшера, пытаются скрыть какой-то свой недосмотр или небрежность. Но собственная натура и жизненный опыт вынуждали его подозревать каждого, если на то были хотя бы малейшие основания. Поморщившись при словах Тескане, Корделл продолжал: - Четвертое - абсолютно никакой мозговой деятельности. У нас тут в морге есть энцефалограф. Мы часто им пользуемся для окончательной проверки. Я завел здесь такое правило, когда принял дела. Как только доктора Либена привезли сюда, он был немедленно подключен к этой машине, и все линии были совершенно прямыми. Я сам присутствовал и видел ленту. Смерть мозга. Есть единственный общепринятый критерий, по которому человек признается мертвым, а именно: если осматривающий его врач устанавливает полную остановку сердца и смерть мозга. Зрачки доктора Либена не сокращались при ярком свете. Отсутствовало дыхание. Мне очень жаль, миссис Либен, но ваш муж был мертв, как и любой другой в подобном состоянии, и я готов поручиться за это моей репутацией. Рейчел и не сомневалась, что Эрик был мертв. Она же помнила его невидящие, неморгающие глаза, когда он лежал на забрызганной кровью мостовой. Она видела совершенно четко глубокую вмятину, начинавшуюся от уха и достигавшую виска, раздробленные кости. Однако она была признательна Бену за то, что он, сам того не желая, все запутал и повел детективов еще по одному ложному следу. - Я уверена, что он был мертв, - подтвердила она. - Я в этом не сомневаюсь. Я видела его там, где произошел несчастный случай, и знаю, что ошибки в диагнозе быть не могло. Корделл и Тескане явно почувствовали облегчение. Пожав плечами, Вердад заметил: - Ну тогда мы можем отбросить это предположение. Но Рейчел понимала, что коль скоро идея ошибочного диагноза застряла в головах у полицейских, они потратят время и силы, чтобы ее как следует проверить, а это именно то, что ей нужно. Отсрочка. К этому она стремилась. Тянуть, медлить, запутывать. Ей требовалось время, чтобы подтвердить свои худшие подозрения и придумать, как защитить себя от грозящей опасности. Лейтенант Вердад провел Рейчел мимо трех закрытых тел к пустой каталке, на которой валялась смятая простыня. Там же лежала бирка из плотного картона с обрывками покрытой хлорвинилом проволоки. Бирка была тоже смята. - Боюсь, это все, что у нас осталось. Вот эта каталка и бирка, которая была привязана к ноге доктора. - Стоя всего в нескольких дюймах от Рейчел, детектив смотрел на нее жестким взглядом карих глаз, в которых, как и на его лице, нельзя было ничего прочитать. - Теперь объясните мне, зачем вору, укравшему тело, не важно из каких соображений, было тратить время на отвязывание бирки с ноги умершего? Она покачала головой: - Не имею ни малейшего представления. - Вор должен был опасаться, что его могут поймать. Спешить. И он тратил драгоценные секунды на отвязывание бирки. - Полное безумие, - заметила она дрожащим голосом. - Да, безумие, - согласился Вердад. - Но ведь и вся эта история - безумие. - Да. Рейчел посмотрела на смятую и слегка испачканную кровью простыню, представила себе, как она укрывает холодное и нагое тело ее мужа, и невольно вздрогнула. - Ну, хватит, - заявил Бен, обнимая ее за плечи, чтобы согреть и поддержать. - Пошли-ка отсюда ко всем чертям. Эверетт Корделл и Рональд Тескане проводили Рейчел и Бена до лифта в подземном гараже, всю дорогу стараясь доказать полное отсутствие вины со стороны морга и города в исчезновении тела. Их не успокаивали ее неоднократные заверения, что она не собирается подавать ни на кого в суд. Ей необходимо было о стольком подумать и побеспокоиться, что не оставалось ни сил, ни желания уверять их, что у нее нет никаких дурных намерений. Хотелось только, чтобы они от нее отстали и дали ей возможность заняться куда более срочными делами. Когда наконец закрывшаяся дверь лифта отделила их от тощего патологоанатома и толстого адвоката, Бен сказал: - Что касается меня, я бы обязательно подал на них в суд. - Исковые заявления, судебные процессы, встречи для обсуждения стратегии ведения дела, залы заседаний - тоска зеленая, - отозвалась Рейчел. Она открыла сумочку. Лифт продолжал подниматься. - А этот Вердад - крутой сукин сын, верно? - заметил Бен. - Просто выполняет свои обязанности, я так думаю. - Рейчел достала из сумочки пистолет тридцать второго калибра. Бен, занятый наблюдением за мелькающими цифрами на табло над дверью, не сразу заметил пистолет. - Он мог бы выполнять эти свои обязанности с несколько большим сочувствием и не изображать из себя робота. Они уже поднялись на полтора этажа, и скоро на табло должна была зажечься цифра 2. "Мерседес" Рейчел стоял этажом выше. Бен хотел поехать на своей машине, но Рейчел настояла на "Мерседесе". Пока она сидела за рулем, ее руки были заняты, а внимание частично сосредоточено на дороге, так что она не могла полностью отдаться размышлениям о той жуткой ситуации, в которой оказалась. Если ей нечем будет заняться, кроме как раздумывать о последних событиях, она рискует потерять то хрупкое самообладание, которое пока удавалось сохранить. Ей надо чем-то себя все время занимать, чтобы не поддаться страху и не впасть в панику. Они достигли второго яруса и продолжали подниматься. - Бенни, - попросила она, - отойди от двери. - Что? - Он отвел взгляд от табло и с удивлением моргнул, заметив пистолет. - Эй, где ты, черт возьми, его взяла? - Принесла из дома. - Зачем? - Пожалуйста, отойди. Побыстрее, Бенни, - попросила она дрожащим голосом, направляя пистолет на дверь. Все еще недоуменно моргая, он отступил от двери. - Что происходит? Ты же не собираешься ни в кого стрелять? Сердце ее билось так громко, что заглушало звук его голоса. Создавалось впечатление, что он доносится откуда-то издалека. Лифт достиг третьего яруса. Раздался щелчок, и на табло засветилась цифра 3. Лифт с легким толчком остановился. - Рейчел, ответь мне. Что происходит? Она промолчала. Она купила пистолет после того, как ушла от мужа. Женщине нужно оружие... особенно если она оставила такого человека, как Эрик. Когда двери начали расходиться в стороны, Рейчел постаралась припомнить, что говорил ей инструктор: не дергайте курок, иначе дуло отойдет в сторону и вы промахнетесь. Но никто не ждал их, во всяком случае у лифта. Серые бетонные пол, стены, столбы и потолок были точно такими же, как и в подвале, из которого они только что поднялись. И тишина была такой же замогильной и отчасти угрожающей. Воздух - менее сырой, чем тремя ярусами ниже, и значительно теплее, но абсолютно такой же неподвижный. Несколько потолочных светильников были разбиты, так что здесь поселилось еще больше теней, чем в подвале, они казались гуще и чрезвычайно подходили для того, чтобы полностью скрыть нападающего, хотя, возможно, то была просто игра ее воображения. Выходя за ней из лифта, Бен спросил: - Рейчел, кого ты боишься? - Потом. А пока давай убираться отсюда ко всем чертям. - Но... - Потом. Эхо их шагов гулко раздавалось среди всего этого бетона, и ей казалось, что она идет не по обычному гаражу в Санта-Ане, а по залам чужого храма под бдительным взором невообразимо странного божества. В этот поздний час ее красный "Мерседес" был одной из трех машин в гараже. Он одиноко стоял в сотне футов от лифта. Рейчел направилась прямо к нему и устало обошла вокруг. Никто не прятался за машиной. Сквозь окна было видно, что и внутри никого нет. Она открыла дверцу и быстро села. Как только Бен последовал ее примеру и захлопнул дверцу, включила зажигание, завела мотор, переставила рычаг переключения передач, отпустила ручной тормоз и быстро, даже слишком быстро, двинулась к выходу. Одновременно она одной рукой поставила пистолет на предохранитель и сунула его в сумочку. Когда они выехали на улицу, Бен повернулся к ней: - Ладно, а теперь рассказывай, что все эти страсти-мордасти означают. Она поколебалась, сожалея, что втянула его в эту историю. Ей следовало идти в морг одной. Но она позволила себе быть слабой, опереться на него, и вот теперь, если не перестанет надеяться на его помощь, если втянет его еще глубже, то, вне всякого сомнения, поставит его жизнь под угрозу. А она не имеет права подвергать его опасности. - Рейчел? Она остановилась на красный свет на пересечении Мейн-стрит и Четвертой улицы. Теплый летний ветер притащил на середину перекрестка кучку мусора и, покрутив ее немного, унес прочь. - Рейчел? - настаивал Бен. В нескольких футах от них, на углу, стоял бродяга в потрепанной одежде. Он был грязен, небрит и пьян. Страшный шишковатый нос изъеден мелахомой. В левой руке он держал бумажный пакет, из которого выглядывала бутылка с вином, а в правой сжимал, как какую-то драгоценность, сломанный будильник, без стекла и минутной стрелки. Он наклонился и посмотрел на Рейчел выпученными, воспаленными глазами. Не обращая на бродягу внимания, Бен продолжал: - Не отгораживайся от меня, Рейчел. В чем дело? Скажи мне. Я могу помочь. - Не хочу тебя втягивать в эту историю. - Я уже втянут. - Нет. На данный момент ты ничего не знаешь. И я думаю, это к лучшему. - Ты обещала... Свет светофора сменился, и она так резко нажала на педаль газа, что Бена бросило на привязной ремень и он не закончил фразу. За их спинами пьяница с будильником прокричал: - Я - Отец Время! - Послушай, Бенни, - сказала Рейчел, - я довезу тебя до моего дома, и там ты пересядешь в свою машину. - Черта с два! - Позволь мне разобраться с этим самой. - С чем этим? Что происходит? - Бенни, не надо меня допрашивать. Не делай этого. Мне надо о многом подумать, многое сделать. - Создается впечатление, что ты сегодня еще куда-то собралась. - Тебя это не касается. - Куда ты поедешь? - Мне нужно... кое-что проверить. Не обращай внимания. Бен явно разозлился. - Собираешься кого-нибудь пристрелить? - саркастически спросил он. - Конечно, нет. - Тогда зачем тебе пистолет? Она промолчала. - У тебя есть разрешение на ношение оружия? - Есть, но только для использования дома. Он оглянулся посмотреть, нет ли кого-нибудь близко, затем наклонился к ней, схватил рулевое колесо и резко повернул его вправо. Со скрежетом шин машина крутанулась, Рейчел резко нажала на тормоз, и они проехали юзом шесть или восемь ярдов4. Она попыталась выровнять машину, однако Бен снова схватился за руль. Она закричала, требуя прекратить, и он выпустил руль, который провернулся в ее руках, но Рейчел уже справилась с управлением, свернула к обочине и остановилась. - Ты что, с ума сошел? - спросила она, посмотрев на него. - Просто злюсь. - Забудь, - попросила Рейчел, глядя в окно. - Я хочу тебе помочь. - Ты не можешь. - Испытай меня. Куда ты собралась? Она вздохнула. - В дом Эрика. - В его дом? В Вилла-Парке? Зачем? - Я не могу тебе сказать. - А потом куда? - В Генеплан. В его офис. - Зачем? - И этого я не могу тебе сказать. - Почему? - Бенни, это опасно. Дело может дойти до насилия. - Так что же я, твою мать, фарфоровый, что ли? Или хрустальный? Женщина, ты что думаешь, я разлечусь на тысячи кусков, если меня, черт дери, пальцем тронут? Она посмотрела на него. Янтарный свет фонаря освещал только ее, оставляя его в тени, но все равно было видно, как сверкают его глаза. - Господи, Бенни, - заметила она, - да ты в ярости. Я никогда раньше не слышала, чтобы ты так выражался. - Рейчел, - спросил он, - между нами есть что-то или нет? Я думал, между нами что-то есть. Особенное, так я полагал. - Да. - Ты действительно так считаешь? - Ты же знаешь, что да. - Тогда тебе не удастся выпереть меня из этой истории. Не сможешь запретить мне помочь, если ты нуждаешься в помощи. Если у нас есть будущее. Рейчел смотрела на него, испытывая огромную нежность. Ей больше всего на свете хотелось рассказать ему все, сделать его своим союзником. Но было бы скверно с ее стороны втягивать его в это дело. Сейчас он раздумывает, что могло с ней случиться, перебирает в голове всякие возможности, но, что бы он ни вообразил, все это пустяки в сравнении с тем, что есть на самом деле. Если бы он знал правду, может, он не так бы рвался ей помочь, но она не смела ему рассказать. - Ты же знаешь, - заговорил он, - я довольно старомодный парень. Во всяком случае, по общепринятым стандартам. Довольно уравновешенный. Черт, да половина ребят, которые сейчас занимаются продажей недвижимости в Калифорнии, в такие жаркие дни, как сегодня, носят белые штаны и блейзеры пастельных тонов, но я чувствую себя комфортабельно только в тройке. Я, возможно, последний в нашем деле, кто еще помнит про этот чертов жилет. Так что если такой, как я, видит женщину, которая ему нравится, в беде, он должен помочь, это единственное, что он должен сделать, так всегда считалось правильным, а если она отказывается от его помощи, то это вроде пощечины, неприятие того, что он собой представляет, и, как бы он к ней хорошо ни относился, ему ничего не остается, как уйти, вот и все. - Мне раньше никогда не приходилось слышать, чтобы ты выступал с речами, - сказала она. - А раньше нужды не было. Одновременно тронутая и раздосадованная его ультиматумом, Рейчел закрыла глаза и откинулась на сиденье, не зная, на что решиться. Она все еще крепко сжимала рулевое колесо, боясь, что, если отпустит его, Бен немедленно заметит, как сильно дрожат у нее руки. - Чего ты боишься, Рейчел? - снова спросил он. Она не ответила. - Ты знаешь, что случилось с телом, так? - Возможно. - И ты их боишься. Кто они, Рейчел? Ради Бога, кто может сделать подобное и зачем? Она открыла глаза, включила скорость и двинулась дальше. - Хорошо, ты можешь со мной поехать. - В дом Эрика? К нему в офис? Что мы там будем искать? - Вот об этом я еще не готова тебе рассказать. Он немного помолчал. - Ладно. Договорились. Будем двигаться шаг за шагом. Переживу. Она поехала на север по Мейн-стрит, потом свернула на Кателла-авеню и затем к востоку от Кателла к направлении богатого района Вилла-Парк, где среди холмов располагалось имение ее покойного мужа. Дома, мимо которых они проезжали, многие ценой более миллиона долларов, были едва видны в наступающих сумерках из-за густой зелени. Дом Эрика, спрятавшийся за огромными индийскими лаврами, казался еще темнее, чем другие. Даже в этот июньский вечер от него несло холодом, а многочисленные окна казались листами обсидиана, не пропускающими свет ни в ту, ни в другую сторону. Глава 6 - Багажник Длинная дорожка, выложенная ржаво-красной мексиканской плиткой, огибала огромный дом Эрика, выстроенный в стиле испанского модерна, и скрывалась за ним там, где располагались гаражи. Рейчел припарковала машину у фасада здания. Хотя Бен Шэдвей любил настоящий испанский стиль с множеством арок и ниш, он не был поклонником испанского модерна. Возможно, некоторым и казались стильными и чистыми четкие линии, гладкие поверхности, большие зеркальные окна и полное отсутствие украшений, но он считал такую архитектуру скучной, безликой и похожей на дешевые коробки, которых столько понастроили на юге Калифорнии. Тем не менее, когда Бен вылез из машины и последовал за Рейчел по темной дорожке, покрытой мексиканской плиткой, потом через неосвещенную веранду, заставленную огромными глиняными сосудами с сочной желтой и белой азалией, готовой вот-вот распуститься, к парадной двери дома, он должен был признаться, что дом произвел на него впечатление. Он был гигантским, никак не меньше десяти тысяч квадратных футов жилой площади, и располагался на просторном, тщательно ухоженном участке. Оттуда открывался вид на большую часть округа Ориндж, расположенного к западу, - море огней, простирающееся на пятнадцать миль до самого океана. В ясный день отсюда, наверное, можно увидеть Каталину. Несмотря на отсутствие архитектурных излишеств, все вокруг говорило о богатстве. На слух Бена, даже сверчки, поющие в кустах, звучали здесь по-другому, не так пронзительно, более мелодично, как будто их микроскопические мозги были в состоянии осознать свое окружение и отнестись к нему с уважением. Бен знал, что Эрик Либен очень богат, но до сих пор не осознавал этого по-настоящему. Неожиданно он понял, что такое стоить более десяти миллионов долларов. Богатство Либена давило на Бена, как тяжелый груз. Пока ему не исполнилось девятнадцать, Бен Шэдвей не придавал большого значения деньгам. Его родители были не настолько богаты, чтобы заниматься капиталовложения