м, - заметила Лаура-Луиза.
     -  Ой, чуть не забыла, - спохватилась миссис  Кастивет,  - это тебе. От
нас с Романом.
     Она положила  на ладонь Розмари маленький  сверток  в розовой китайской
бумаге, внутри которого чувствовалось что-то твердое.
     - Мне? - удивилась Розмари. - Что это?
     - Это вам небольшой подарок, - видя недоумение Розмари, миссис Кастивет
замахала руками. - По случаю новоселья.
     -  Ну зачем вы... - Розмари развернула китайскую бумагу, явно бывшую  в
употреблении. Внутри свертка оказался резной серебряный шарик - амулет Терри
- и цепочка. Источаемый шариком запах заставил Розмари отшатнуться.
     - Старинная вещь,  -  почнила  миссис Кастивет. -  Этому шарику  больше
трехсот лет.
     -  Прелестная вещь.  -  похвалила Розмари,  разглядывая шарик и  гадая,
сказать или нет, что Терри показывала ей этот амулет. Пока она думала, время
было упущено.
     - Внутри - корень танниса, - продолжала миссис Кастивет. - Он  приносит
счастье.
     ?Терри он счастья не принес!? - подумала Розмари, а вслух сказала:
     - Очень милая вещь, но я не могу принять такой...
     - А ты  уже приняла, - перебила миссис Кастивет. Она сосредоточенно, не
поднимая глаз, штопала коричневый носок.
     - К запаху вы скоро привыкнете, - успокоила Лаура-Луиза.
     - Надень его, - подбадривала миссис Кастивет.
     -  Спасибо, -  Розмари неуверенно застегнула  цепочку на шее и опустила
шарик под воротник блузки.
     Она ощутила у  себя  на шее что-то неприятное и холодное,  и сердце  ее
сжалось. "Я сразу же сниму ее, как только они уйдут", - решила она.
     Снова заговорила Лаура-Луиза:
     - Эту цепочку сделал один наш друг. Он работал зубным врачом, теперь на
пенсии. Его хобби - создавать красивые ювелирные вещицы из серебра и золота.
Вы познакомитесь с ним у Минни  и Романа  в  один из вечеров, мы часто у них
собираемся. У вас будет возможность увидеть всех аших друзей.
     Розмари  глянула   на  Лауру-Луизу  и  увидела,  что  та  смутилась   и
покраснела,   оттого  и  поизнесла  последние  слова  скороговоркой.   Минни
продолжала штопать как ни в чем не бывало.
     - Вы сам себе шьете? - спросила Лаура-Луиза.
     - Нет, я пытаюсь, но плохо получается.
     Вечер  получился довольно приятным. Минни рассказывала забавные истории
о своем детстве  в Оклахоме, Лаура-Луиза посвятила Розмари в некоторые тайны
швейного  мастерства и с  воодушевлением объяснила,  как Бакли, кандидат  на
пост  мэра от консерваторов, может выиграть, даже несмотря на то, что многие
против него.
     В одиннадцать вернулся Гай, какой-то молчаливый и необычайно замкнутый.
Он поприветствовал женщин, остановился у стула Розмари и чмокнул ее в щеку.
     -  Уже одиннадцать!  -  воскликнула  Минни.  -  Боже  мой,  как  быстро
пролетело время! Идем. Лаура-Луиза, нам пора. Поздно.
     - Заходите ко мне, когда захочется, Розмари, -  пригласила лаура-Луиза.
- Я живу в квартире ?12-F?.
     Сложив все в сумочки для рукоделия, женщины поспешно удалились.
     -  Какие  же интересные истории ты услышал  сегодня? - поинтересовалась
Розмари.
     - Я прекрасно провел вечер, а ты?
     - Ничего. Сделала кое-какую работу.
     - Вижу.
     -  Получила  от  Минни  подарок,  -  она  протянула ему  амулет.  -  Он
принадлежал Терри,  а ей подарили Кастиветы. Она мне показывала его. Значит,
полиция вернула его им.
     - А может быть, амулета в тот момент на ней не было.
     - Спорю, что был. Она очень гордилась и дорожила им так, словно это был
первый подарок в ее жизни. -  Розмари  сняла цепочку с амулетом, положила ее
на ладонь и, тихонько позвякивая, принялсь разглядывать.
     - Ты не хочешь его носить? - удивился Гай.
     - Он очень  неприятно  пахнет.  Внутрь  положен корень  танниса, -  она
протянула Гаю ладонь. - Вероятно, из той знаменитой теплицы.
     Гай понюхал и пожал плечами:
     - А мне нравится. Запах неплохой.
     Розмари  пошла в спальню, открыла ящичек  туалетного  столика и достала
оттуда жестяную коробочку "Луи Шерри" с разными безделушками.
     -  Кто  знает, что такое  таннис? -  спросила она  у своего отражения в
зеркале и, положив амулет в коробочку, задвинула ящик.
     Наблюдая за ней в дверь, Гай упрекнул:
     - Если взяла, нужно носить.
     Розмари внезапно проснулась и увидела, что  Гай сидит рядом в темноте и
курит. Она встревоженно спросила, что случилось.
     - Все в порядке, просто не спится, - ответил он.
     Розмари  была  уверена,  что  истории  о  "звездах минувшего",  которые
рассказывал  Роман,   произвели  на  Гая  сильное   впечатление.  Ведь   его
собственная  карьера пока  была не столь блистательной, как у  Генри Ирвинга
или  Форбса Как-его-там. А его желание опять и  опять слушать эти рассказы -
просто форма мазохизма.
     Она нежно дотронулась до его руки и попросила не беспокоиться.
     - О чем?
     - Ни о чем.
     - Ладно, - согласился он. - Не буду.
     - Ты самый талантливый, ты об этом знаешь? И все будет хорошо. Тебе еще
придется изучить каратэ, чтобы отбиваться от фоторепортеров.
     Огонек сигареты осветил его улыбку.
     -  И   скоро  что-нибудь   произойдет,  -  сказала  она.  -  Что-нибудь
значительное, достойное тебя.
     - Знаю. Спи, дорогая.
     - Будь поосторожнее с сигаретой.
     - Ладно.
     - Разбуди, если не уснешь.
     - Обязательно.
     - Я люблю тебя.
     - И я тебя, Роз.
     Прошло два  дня, и Гай принес билеты  на субботний вечер. Розмари давно
хотела посмотреть ?Романтиков? - Гай объяснил, что билеты дал ему Доминик, у
которого  он  занимается техникой  ечи.  Гай спектакль  видел, как только он
появился.  Розмари так  и  не собралась  посмотреть.  Поэтому  Гай предложил
Розмари сходить с Хатчинсом.
     - А я в это время смогу поработать над спектаклем "Подожди до темноты".
     Узнав, что Хэтч  видел  спектакль,  Розмари пригласила  Джоан Джеллико,
которая за  обедом в ?Бижу? призналась ей,  что они с  Диком расходятся, так
как,  кроме адреса, у них не осталось  ничего общего.  Это известие огорчило
Розмари.  Вот уже  несколько  дней,  как  Гай  был  холоден  с  ей. Он часто
раздражался, мысли его были чем-то  заняты, от чего он не мог отрешиться, но
ей  он ничего  не  рассказывал.  Может  быть,  разрыв между  Джоан  и  Диком
начинался тоже с этого. Ее раздражала Джоан, которая чрезмерно накрасилась и
чересчур громко  хлопала. "Неудивительно, - подумала Розмари, - что у  них с
Диком нет  ничего  общего: она  толстая и  вульгарная,  а  он  - держанный и
чуткий. Им вообще не следовало жениться".
     Гай только  что принял душ,  когда Розмари вернулась домой. Он выглядел
оживленным,  не таким  задумчивым, как всю эту  неделю. Настроение у Розмари
сразу же поднялось.  Пьеса  ей понравилась, сообщила она, конечно, жаль, что
Джоан и  Дик разводятся, но ведь они ействительно совершенно  разные. Ну,  а
как сцена из "Подожди до темноты"? Великолепно. Он с ней справился.
     - Фу, какая гадость этот корень танниса! - выругалась Розмари.
     Им пропахла вся спальня. Его резкий запах проник даже в ванную. Розмари
взяла кусочек алюминиевой фольги, плотно завернула амулет  в три слоя  и для
верности закрутила края паковки.
     -  Думаю, через  несколько  дней он  выдохнется и  не  будет так  резко
пахнуть, - сказал Гай.
     - Это  было  бы  прекрасно,  -  произнесла Розмари,  опрыскивая комнату
дезодорантом. - Иначе я эту штуку выкину, а Минни скажу, что потеряла.
     Они  занимались любовью  - Гай  был  неотразим.  Уже  засыпая,  Розмари
слышала  через  стену,  что  у Минни  и  Романа  гости:  опять  фальшивое  и
невыразительное пение в сопровождении  не  то флейты, не  то кларнета. У нее
мелькнула мысль, что это какой-то религиозный обряд.
     Гай  находился  в  каком-то  возбужденном  состоянии. В  воскресенье  в
спальне он  приколотил  полки,  сделал подставки  для  обуви  в  кладовке  и
пригласил актеров, игравших в "Лютере", на цыпленка, зажаренного с грибами и
овощами. В понедельник он  покрасил полки и подставки для  обуви, разрисовал
скамеечку, купленную Розмари где-то в магазине  подержанных вещей, и отменил
занятия  с Домиником. Гай  все  время прислушивался к  телефону,  каждый раз
успевая  подбежать  раньше,  чем отзвонит первый  звонок.  Когда в три  часа
телефон зазвонил снова, Розмари как раз пыталась по-новому расставить стулья
в  гостиной.  Она  услышала, как  он аохал:  "Боже  мой, не может быть!  Ах,
бедняга!"
     Она подошла к двери в спальню.
     - Боже мой! - повторил Гай.
     Он сидел на кровати  с  трубкой в одной  руке и  банкой  растворителя в
другой. На Розмари он не смотрел.
     - Боже  мой, это ужасно, просто ужасно,  - он  внимательно  слушал, что
говорили на  другом конце провода, потом резко выпрямился.  - Да, готов. - И
чуть  позже:  -  Да,  хорошо.  Мне  очень неприятно,  что  благодаря  такому
случаю... - он снова замолчал.  - об этой стороне дела вам учше поговорить с
Алланом (Аллан Стоун был его агентом), но  я уверен, с нашей стороны никаких
проблем не будет, мистер Вейс.
     Он  получил.  То  самое,  "значительное". Розмари  в  ожидании  затаила
дыхание.
     - Это  вам  спасибо, мистер  Вейс. И,  пожалуйста, если будут  какие-то
новости, сообщите мне. Спасибо.
     Он положил трубку и, закрыв  глаза,  сидел не  шевелясь. Лицо его  было
бледно, и сам он походил на мумию или на восковую фигуру.
     - Гай, - окликнула Розмари.
     Он открыл глаза и посмотрел на нее.
     - Что поизошло? - спросила она.
     Он заморгал и очнулся от задумчивости.
     - Дональд Бомгард... - проговорил  Гай, - он ослеп. Он проснулся вчера,
и... он не видит.
     - Не может быть!
     -  Сегодня утром  он пытался  повеситься. Сейчас в больнице Бельвю  его
держат на транквилизаторах.
     Они пристально смотрели друг на друга.
     - Я получил роль.  Ничего себе -  случай... - его взгляд упал  на банку
растворителя, и он поставил ее на ночную тумбочку. - Мне надо прогуляться, -
он поднялся. - Извини. Мне, правда, лучше пройтись. Все это так неожиданно.
     - Я понимаю. Конечно, иди, - промолвила Розмари.
     Не переодеваясь, в чем был, он прошел по коридору, и дверь за ним мягко
захлопнулась.
     Розмари  пошла  в гостиную,  размышляя о несчастье  Дональда Бомгарта и
везении Гая. Ведь эту роль заметят, даже если постановка окажется неудачной,
за  ней последуют  другие, может  быть, даже кино; дом в Лос-Анджелесе, сад,
где  растут  пряности, трое детей  с разницей  в два  года.  Бедняга Дональд
Бомгарт, да  еще  это дурацкое  имя!  Он,  наверно, хороший  актер,  раз его
предпочли Гаю. И вот он в клинике Бельвю, слепой, не хочет жить.
     С  диванчика в  эркере Розмари стала через боковое стекло  наблюдать за
парадной дверью  в  ожидании,  когда  выйдет Гай. "Интересно, когда начнутся
репетиции"? - размышляла она. Конечно же, она вместе с Гаем поедет по разным
городам. Как  здорово! Бостон?  Филадельфия? Было бы замечательно съездить в
Вашингтон.  Она там еще ни разу не была.  Пока Гай будет на  репетициях, она
могла бы осматривать город, а вечером, после спектакля, можно было бы ходить
в ресторан или клуб, болтать и сплетничать...
     Розмари все ждала, но Гай не появлялся. Он, наверно, вышел через другую
дверь, пришло ей в голову.
     Теперь,  когда  все так прекрасно  складывалось  и  можно  было  только
радоваться, Гай  был хмур  и озабочен. Подолгу сидел не шевелясь,  двигались
только  его глаза да рука с сигаретой.  Когда Розмари  ходила по квартире он
взглядом следовал за ней, словно в ней таилась опасность.
     - Да что с тобой происходит? - спрашивала она его уже в десятый раз.
     - Ничего. Разве у тебя сегодня нет занятий по скульптуре?
     - Да я уже два месяца не хожу на эти занятия.
     - Почему бы тебе и не сходить туда?
     И  она послушно  пошла. Выкинула  старые  пластилиновые фигуры, сделала
новый каркас и начала новую скульптуру.
     - Где вы были? - спросил ее преподаватель. Он носил очки, на шее у него
заметно выступал кадык, ее торс он лепил, не глядя на руки.
     - В Занзибаре, - сказала она.
     - Занзибара больше нет,  -  поправил он с нервной улыбкой. - Теперь там
Танзания.
     Как-то Розмари отправилась  к  Мэйси и Гимбелу, а  вернувшись,  увидела
розы на кухне, розы  в гостиной  и розу  в  руке Гая.  Он вышел из спальни с
извиняющейся улыбкой, словно опять, как когда-то, разыгрывал перед ней Чонси
Уэйна из "Нежной птички".
     - Я  был  настоящим подонком, - заявил он. -  Это  же  надо  - сидеть и
надеяться, что Бомгарт не прозреет. Ну и дрянь же я.
     - Все это не так страшно. То, что случилось, не может не вызвать у тебя
двойственного чувства.
     -  Слушай, - сказал он, поднося розу к ее  носу,  - даже если из  этого
ничего не  получится, даже  если отныне мне не  суждено  стать Чарли  Креста
Бланкой, клянусь, я больше не буду причинять тебе неприятности.
     - Да ты и не причинял...
     - Нет-нет, я-то  знаю. Я  был так  увлечен  своей карьерой,  что совсем
забыл о тебе. Послушай, Роз, пусть у нас  будет ребенок,  ладно? Пусть у нас
будет трое детей, три раза по одному.
     Она внимательно посмотрела на него.
     - Ребенок, - повторил он. - Понимаешь? Агу-агу! Пеленки. Уа-уа.
     - Ты серьезно?
     - Ну конечно. И чтобы тебе  это  доказать, я подсчитал даже,  когда нам
надо  начинать.  Пожалуйста,  отметь  в  календаре понедельник  или вторник.
Пожалуйста, отметь в календаре красным.
     - Ты это серьезно, Гай?
     В глазах у нее стояли слезы.
     - Ну, конечно,  серьезно. Ну же,  Розмари, ради Бога, не плачь,  ладно?
Ну, пожалуйста. Я очень расстроюсь, если ты  будешь плакать,  так что сейчас
же перестань, договорились? ...Похоже, я помешался на розах? - Гай обвел все
вокруг сияющим взором. - Там, в спальне, еще букет.

        Глава 8
     Розмари  отправилась  на  Бродвей  за  филе  меч-рыбы,  а  потом  через
несколько кварталов на Легсингтон-авеню -  за сыром; не  то чтобы поблизости
негде  было купить  сыр  или филе  меч-рыбы, просто в это радостное, сияющее
голубое  утро ей  хотелось пройтись в  развевающемся пальто  егкой походкой,
хотелось,  чтобы   прохожие  оглядывались,  привлеченные  ее  красотой.  Был
понедельник,  четвертое  октября.  В этот  день  в  Нью-Йорк приезжал  папа.
Казалось,  что люди поэтому были приветливее и общительнее, чем  обычно. Как
хорошо,  думала Розмари, что в день,  когда  счастлива она,  счастлив и вечь
город.
     Возвратившись  из  магазинов,  она  отодвинула  телевизор  от  стены  в
кабинете (совсем скоро  здесь будет детская)  и  развернула  его  так, чтобы
можно было  смотреть  из кухни. Она следила  за  изитом  папы, готовя рыбу с
овощами и зелень для салата. Речь папы в ООН очень растрогала ее, и  Розмари
не сомневалась,  что  это выступление поможет разрядить ситуацию с войной во
Вьетнаме. "Пусть никогда больше  не будте войны!" - провозгласил папа Павел.
Разве эти слова не заставят думать даже самых бесчувственных политиков?
     В половине пятого, когда она накрывала на стол, зазвонил телефон.
     - Розмари? Как ты себя чувствуешь?
     - Прекрасно. А ты?
     Это была ее старшая сестра Маргарет.
     - Хорошо, - ответила Маргарет.
     - Ты где?
     - В Омахе.
     Они  никогда  особенно не ладили.  В  детстве Маргарет  была  мрачной и
обидчивой  девочкой,  мама  слишком  часто  заставляла  ее присматривать  за
младшими детьми. Странно, что она позвонила. Странно и тревожно.
     - Все здоровы? - спросила Розмари.
     ?Кто-то умер, - подумала она. - Кто? Папа? Мама? Брайан??
     - Да, все здоровы.
     - Правда?
     - Да, а ты?
     - Ну конечно, я же тебе уже сказала.
     - Сегодня у меня весь день  какое-то  беспокойное чувство, Розмари. Как
будто с  тобой  что-то случилось.  Какая-то беда,  несчастный случай,  может
быть, ты в больнице.
     -  Как  видишь, нет,  - засмеялась Розмари. - У меня  все  прекрасно. В
самом деле.
     - Я была просто  уверена, что что-то случилось. И Джини наконец сказал:
позвони и выясни.
     - Как у него дела?
     - Отлично.
     - А дети?
     - Обычные  синяки  и царапины, но, в общем,  все хорошо. Да,  кстати, у
меня скоро будет еще один, знаешь?
     - Нет,  я  не  знала. Когда?  -  (?У  нас тоже  скоро  будет?  подумала
Розмари).
     - В конце марта. Как твой муж, Розмари?
     - У него все в  порядке.  Он получил большую  роль в новой пьесе, скоро
начнутся репетиции.
     - Слушай, а ты папу хорошо разглядела? Там, наверно, такое творится.
     - Да, -  ответила Розмари.  -  Я  смотрела трансляцию  по телевизору. В
Омахе, наверное, тоже показывают.
     - По телевизору? Ты не захотела пойти посмотреть на улицу?
     - Нет.
     - Серьезно?
     - Серьезно.
     - Да что ты, Розмари! Мама  и  папа даже собирались лететь  в Нью-Йорк,
чтобы  посмотреть.  Правда,  они  не  смогли,  потому что должно  состояться
голосование по  поводу  забастовки, и папа  вынужден был остаться.  Но очень
многие  полетели: Донованы, Дот и  Сэнди Уоллингфорд... А ты живешь там и не
пошла посмотреть!
     - Я теперь спокойнее отношусь к религии, чем раньше.
     - Н-да-а, видимо, это неизбежно!
     Розмари почти  услышала  непроизнесенные  слова:  "Когда  ты замужем за
протестантом", и перевела разговор:
     -  Это  прекрасно  с  твоей   стороны,   Маргарет,  что  ты  позвонила.
Пожалуйста, не беспокойся. Я здорова и счастлива.
     -  Я от беспокойства с самого утра не нахожу себе места. Я так привыкла
заботиться о вас, о ребятишках...
     -  Передавай  всем  привет. И передавай Брайану,  чтобы  ответил на мое
письмо.
     - Да, Розмари...
     - Что?
     -  Мне все-таки очень  тревожно за  тебя.  Посиди сегодня вечером дома,
ладно?
     -  Как раз это мы и собираемся сделать, - отозвалась Розмари,  окидывая
взгдядом полунакрытый стол.
     - Вот и хорошо. Береги себя.
     - Обязательно. И ты тоже, Маргарет.
     - Хорошо. До свидания.
     - До свидания.
     Розмари снова принялась хлопотать вокруг стола,  размышляя, что  иногда
скучает по Маргарет, Брайану и  остальным братьям  и сестрам, по Омахе  и по
безвозвратно ушедшему прошлому.
     Накрыв на стол, она приняла ванну, напудрилась,  надушилась, подкрасила
губы  и  подвела  глаза,  уложила  волосы и  надела  красивую  темно-красную
шелковую пижаму, подаренную Гаем на прошлое ождество.
     Гай пришел уже после шести.
     -  Ум-м-м, -  сказал он, целуя ее. - Ты  такая  хорошенькая, что просто
взял бы и съел тебя! Ну, так как, а? О черт!
     - Что?
     - Забыл пирог!
     Он просил ее ничего не готовить на десерт, пообещав принести свое самое
любимое блюдо - тыквенный пирог от "Хорна и Хардарта"
     - Убить себя готов.  Ведь я проходил мимо двух чертовых забегаловок, не
одной, а двух!
     - Ничего страшного, - успокоила его Розмари. - У нас есть сыр и фрукты,
а лучше этого на десерт все равно ничего не придумаешь.
     - Нет, лучше всего тыквенный пирог от "Хорна и Хардарта".
     Он   пошел  умываться,   а  Розмари  сунула   в   духовку  противень  с
фаршированными грибами и приготовила подливку для салата.
     Через несколько минут, застегивая воротничок синей вельветовой рубашки,
Гай вошел  в кухню.  Он немного нервничал, глаза  его блестели,  как  тогда,
когда они впервые почувствовали тягу друг к другу, и  он смотрел на нее, уже
зная, что это сейчас произойдет. Розмари любила идеть его таким.
     - Из-за твоего дружка  папы сегодня  никуда не проехать, -  пожаловался
он.
     - Ты смотрел его по телевизору? Прекрасный репортаж.
     - У Аллана видел мельком кое-что. Стаканы в морозильнике?
     -  Да.  Он  произнес  потрясающую речь, особенно  когда сказал:  "Пусть
больше не будет войны!"
     - Это ерунда. Слушай-ка, на вид совсем не плохо.
     Они сидели  в гостиной,  пили "гибсон"  и  ели фаршированные грибы. Гай
сунул в камин мятую газету, растопку и два брикета прессованного угля.
     - Горит пустозвонство! - провозгласил он и поджег газету.
     Высоко взметнулось  пламя, вспыхнула растопка. Из камина повалил темный
дым, поднимаясь к потолку.
     - О Господи! - воскликнул Гай и стал искать заслонку.
     - Краска! Краска! - закричала Розмари.
     Гай открыл заслонку, а включенный кондиционер быстро рассеял дым.
     - Никто, ну просто ни один человек не зажигает сегодня  камин, - сказал
Гай.
     С коктейлем в руке Розмари опустилась на колени и, глядя на искрящиеся,
объятые пламенем угли, воскликнула:
     - Как здорово! Надеюсь, это  будет  самая холодная зима  за восемьдесят
лет.
     Гай  поставил  пластинку  с  Эллой  Фитцджеральд. Они  ели рыбу,  когда
раздался звонок в дверь.
     - Черт возьми! - выругался Гай.
     Он  встал  и  пошел  открывать. Розмари прислушалась, наклонив  голову.
Открылась дверь,  и Минни сказала: "Привет, Гай!"  - и еще  какие-то  слова,
которые  невозможно  было  разобрать.  "Господи, только не это,  -  подумала
Розари. - Не впускай ее, Гай. Не сейчас. Не сегодня!"
     Говорил Гай, потом опять Минни.
     - ...Лишнее. Нам не потребуется.
     Снова Гай и снова Минни. Розмари перевела дух. Слава Богу, она вроде бы
не собиралась заходить.
     Она услышала,  как  Гай закрыл дверь  на  цепочку  (хорошо!) и на засов
(отлично!). Розмари ждала,  а Гай, самодовольно  улыбаясь, вошел, держа руки
за спиной.
     -  А кто не верит в телепатию? - подойя к столу, Гай вынул  руки  из-за
спины, в каждой из них  было по белой  чашечке. - У  мадам и месье  все-таки
будет десерт!
     Он поставил одну чашечку у бокала Розмари, другую - у своего.
     - Шоколадный мусс, или,  как говорит Минни,  "Шокко-Маус".  У  нее  это
вполне может оказаться шоколадной мышью, так что ешь осторожно.
     Розмари засмеялась:
     - Это как раз то, что мне хотелось приготовить!
     - Вот видишь! Телепатия! - Он взял салфетку и долил вина в бокалы.
     - Я так боялась, что она ворвется сюда и просидит весь вечер, - сказала
Розмари.
     - Нет, она просто хотела, чтобы мы попробовали ее "Шокко-Мауса", это ее
фы-ыр-менное блюдо.
     - На вид совсем неплохо.
     - По-моему, тоже.
     Над чашечками конусом возвышался шоколадный  крем. У Гая он был посыпан
сверху колотыми грецкими  орехами,  а  у  Розмари лежала  половинка грецкого
ореха.
     - Как трогательно, - сказала Розмари. - Зря мы над ней смеемся.
     - Ты совершенно права.
     Мусс был отличный, но в нем чувствовался привкус мела, и  Розмари сразу
вспомнила школу и  классные  доски. Гай попробовал, но  не нашел какого-либо
привкуса. Съев две ложки, Розмари тодвинула чашечку.
     - Ты что, не хочешь? Глупо, ведь никакого привкуса нет.
     Розмари стала уверять, что есть.
     -  Давай,  давай,  - уговаривал Гай, - старая летучая  мышь целый  день
топталась у горячей плиты, ну-ка съешь.
     - Но мне не нравится, я не хочу!
     - А по-моему, очень вкусно.
     - Тогда съешь и мой тоже.
     Гай почему-то нахмурился.
     - Хорошо,  не  ешь. Ты ведь не носишь  подаренный ею амулет, можешь  не
есть и приготовленный ею десерт.
     Розмари возмутилась:
     - Но какая здесь связь?
     -  Может быть, и связи здесь никакой нет, но это  всего лишь примеры...
примеры проявления  недобрых  чувств, вот  и все. Еще  две минуты  назад  ты
говорила,  что не надо над ней  смеяться. А ведь это тоже  насмешка: брать у
нее что-нибудь только для вида.
     -  Ну...  -  Розмари  взяла  ложку, -  если  по этому поводу  назревает
скандал... - она зачерпнула ложку мусса и запихнула в рот.
     - По этому  поводу  не будет  скандала. Слушай,  если  ты и  вправду не
можешь, тогда не ешь.
     -  Очень вкусно, - пробурчала  Розмари с  полным ртом  и зачерпнула еще
ложку, - никакого привкуса. Переверни, пожалуйста, пластинку.
     Гай поднялся и подошел к проигрывателю. Розмари вдвое свернула салфетку
на коленях и вывалила туда  две полных ложки мусса, а потом для верности еще
пол-ложки. Когда Гай возвращался к столу, Розмари демонстративно соскребла и
проглотила остатки мусса.
     -  Посмотри,  папочка,  -  Розмари  показала  пустую  чашку. - Ну  что,
заслужила я золотую звездочку в табеле?
     - Целых две. Извини, я вел себя скверно.
     - Вот именно!
     - Прости меня, золотко, - он улыбнулся.
     Розмари растаяла.
     -  Помилован! Помилован и еще раз помилован. Хорошо, что ты с уважением
относишься к старым  дамам,  ведь когда я стану старенькй, ты ко  мне будешь
относиться так же.
     Они пили кофе с мятным ликером.
     - Ты  знаешь,  совершенно  неожиданно  позвонила  Маргарет,  - сообщила
Розмари.
     - Маргарет?
     - Да, сестра.
     - А-а. Как у них - все нормально?
     -  Да.  Она  беспокоилась,  что  со  мной  что-то  случилось.   У   нее
предчувствие.
     - Да?
     - Она приказала нам сегодня оставаться дома.
     - Черт возьми! А я заказал столик у "Недика". В оранжевом зале.
     - Я думаю, что лучше отменить заказ.
     - Я не могу понять, как это так получилось, что ты выросла нормальной в
такой чокнутой семейке?
     Первый  приступ  головокружения  застал  Розмари  на  кухне,  когда она
счищала недоеденный мусс с салфетки в мойку. Она покачнулась и заморгала. Из
кабинета доносился голос  Гая: "Розмари,  он еще не появился. Господи, какая
толпа!"
     Папа должен был вот-вот появиться на стадионе "Янки".
     - Я сейчас иду! - крикнула Розмари.
     Она  тряхнула головой, чтобы прийти в себя, кинула в  корзину для белья
скатерть  и салфетки. Заткнув пробкой  раковину  в мойке, она выдавила  туда
немного пасты  "Джой", пустила  горячую  воду и  сложила  в мойку  тарелки и
кастрюльки - отмокать на ночь.
     Второй  приступ  настиг  ее в  тот момент,  когда она  вешала  кухонное
полотенце. На этот раз  голова  кружилась гораздо дольше,  ноги подгибались.
Перед глазами Розмари все поплыло. Она судорожно ухватилась за край мойки.
     Через некоторое время, когда все прошло, она сказала себе: "Ну и дела!"
- и  мысленно подсчитала:  два "гибсона",  два бокала вина (а может, три?) и
один мятный ликер. Ничего дивительного.
     Она  дошла до  двери  в  кабинет  и только  благодаря  тому, что успела
ухватиться одной рукой за косяк,  устояла на ногах, когда накатил  следующий
приступ. обнял
     - Что с тобой? - спросил взволнованно Гай и встал ей навстречу.
     - Что-то голова кружится, - слабо улыбнулась она.
     Быстро выключив телевизор, он  подошел к ней, и, взяв ее за руку, обнял
за талию.
     - Ничего,  -  успокоил  Гай. -  Столько  выпивки.  Да еще, наверно,  на
голодный желудок.
     Он повел ее в спальню, а когда у нее подкосились  ноги, подхватил ее на
руки и понес.  В  спальне он опустил ее на постель, уселся рядом и, держа за
руку, стал  ласково  гладить  по  голове.  Розмари  закрыла  глаза.  Кровать
превратилась в раскачивающийся на волнах плот.
     - Изумительно, - вымолвила она.
     - Тебе обязательно надо заснуть, - посоветвал Гай, - поглаживая ее лоб.
- И проспать до утра.
     - А как же ребенок? Мы же хотели...
     - Обязательно. Завтра. У нас вагон времени.
     - Мессу пропустим.
     - Спи. Спи спокойно. Давай...
     - Я только взремну, - сказала Розмари...
     И вот она уже сидит  с бокаом в руке на яхте президента Кеннеди. Солнце
сияет, дует легкий ветерок - идеальный  день для  морской прогулки. Глядя на
большую карту, призидент Кеннеди отдает краткие указания негру-рулевому.
     Гай снял с нее пижамную кофточку.
     - Зачем? - спросила она.
     - Чтобы тебе было удобнее.
     - Мне и так удобно.
     - Спи, Роз.
     Расстегнув  застежку, он медленно  снял нее  брюки.  Думал, она  спит и
ничего не чувствует. Теперь, кроме красного бикини,  на ней  ничего не было,
но и другие женщины на яхте - Джекки Кеннеди, Пэт Лофорд и  Сара Черчилль  -
тоже, слава Богу, были  в бикини. Президент был одет в военно-морскую форму.
Он совершенно  оправился после того, как его убили, и выглядел  хорошо,  как
никогда. Хэтч стоял на пристани  с охапкой разных метеорологических приборов
в руках. Это Розмари решила, что они метеорологические.
     - А Хэтч разве не с нами? - спросила она у президента.
     -  Только католики,  - улыбнулся  он.  -  Жаль,  что мы никак  не можем
выбраться из плена предрассудков, но ничего не поделаешь.
     - А как  же Сара Черчилль? - Розмари повернулась, чтобы указать  на нее
рукой, но Сара Черчилль исчезла,  а ее место  теперь заняла  семья  Розмари:
мама, папа,  братья  и  сестры  с  мужьями, женами  и детьми. Маргарет  была
беременна, впрочем, Джин, Доди и Эрнестина - тоже.
     Гай  снимал  с  нее обручальное кольцо.  Она  удивилась,  зачем он  это
делает, но не смогла выговорить  ни слова от усталости. "Спать!" - приказала
она сама себе и заснула.
     Сикстинскую капеллу впервые открыли  для посетителей, и она осматривала
потолок из нового, специального лифта, который горизонтально перемещался  по
собору,  давая  возможность  взглянуть  на  фрески так,  как на  них смотрел
Микельанджело  во  время  работы  над  ними. Какие потрясающие  фрески!  Она
видела, как прикасаясь перстами к Адаму, Господь  передавал ему божественную
искру жизни.
     - Тайфун! - прокричал Хэтч с пристани, выглядывая из-за своих приборов.
- Тайфун! Он погубил в Лондоне пятьдесят пять человек и теперь идет сюда.
     Розмари знала, что  все  так и есть.  Ей необходимо  было  предупредить
президента. Корабль шел к катастрофе.
     Но  президент  исчез. Исчезли все. Палуба уходилав бесконечность и была
пуста, если не считать негра-рулевого, который где-то там,  вдалеке, стоял у
штурвала, не давая судну сбиться с урса.
     Розмари подошла к нему и по выражению его лица поняла, что он ненавидит
всех белых и ее в том числе.
     - Вы бы лучше спустились вниз, мисс, - сказал он вежливо, но  ненависть
его пылала, как костер.
     Внизу оказалась  огромная зала для танцев;  у одной стены огонь пожирал
церковь, а от другой на Розмари полыхнул  горящими глазами человек с  черной
бородой. В центре стояла  кровать. Розмари подошла к ней и легла. Тут  же ее
окружили человек десять-двенадцать голых  мужчин и енщин, среди них оказался
и Гай. Остальные были пожилыми людьми: женщины с отвисшими грудями выглядели
уродливыми. Там очутилась и Минни со своей подругой Лаурой-Луизой, и Роман в
черной митре и черной шелковой рясе. Тонкой черной палочкой он стал рисовать
какие-то фигуры на теле Розмари,  время от  времени окуная палочку в чашку с
чем-то  красным,  которую держал агорелый  мужчина  с седыми  усами.  Кончик
палочки  двигался по ее  животу, потом  скользнул вниз, щекоча бедра.  Голые
люди пели, если это можно было назвать пением: они заунывно тянули что-то на
незнакомом языке. Аккомпанировала то ли флейта, то ли кларнет.
     - Она проснулась,  он видит,  - прошептал Гай, повернувшись к Минни. Он
напрягся, глаза были широко открыты.
     - Она не видит, - сказала Минни, - если она съела моего "Мауса", она не
может ни видеть, ни слышать. Она - как мертвая. Пойте!
     В  залу  вошла  Жаклин  Кеннеди  в изысканном  одеянии  из атласа цвета
слоновой кости, расшитом жемчугом.
     -  Мне  так  прискорбно  слышать, что вы  себя  неважно  чувствуете,  -
говорила она, торопливо приближаясь к Розмари.
     Розмари  объяснила,  что  ее  укусила  мышь,  но  не стала  вдаваться в
подробности, чтобы не волновать Жаклин.
     -  Будет лучше, если вам привяжут ноги, - посоветовала Жаклин. -  Вдруг
начнутся конвульсии.
     - Да, конечно, - согласилась Розмари. - Всегда есть опасность, что мышь
бешеная.  -  Она с  интересом  наблюдала,  как  облаченные в  белое санитары
привязывали не только ее ноги, но и руки к четырем столбикам кровати.
     - Если вам мешает музыка, - обратилась к ней Жаклин, - скажите мне, и я
прикажу, чтобы музыканты перестали играть.
     -  Нет-нет, что вы. Не беспокойтесь. Не нужно ничего менять в программе
из-за меня. Музыка мне ничуть не мешает.
     Жаклин приветливо ей улыбнулась.
     - Попытайтесь заснуть. Мы будем ждать на палубе.
     Она удалилась, шурша атласным платьем.
     Розмари немного поспала, а потом пришел Гай, и они занялись любовью. Он
долго  ласкал ее,  его  руки медленно двигались  от  ее привязанных  кистей,
скользили  по рукам, по  груди, по бедрам, животу и ниже... Руки у него были
горячие, с острыми ногтями, - а потом, когда она была уже овсем готова и уже
не  могла  больше ждать,  он приподнял  ее, и его плоть слилась с ее плотью,
причиняя сладостную боль. Его  широкая грудь давила на нее  (Так как это был
костюмированный бал, на Гае был жесткий кожаный панцирь).  Его движения были
сильными и  грубыми. Розмари  увидела  его  глаза,  горевшие  желтым  огнем,
почувствовала запах серы и корня танниса, ощутила на своих губах его влажное
дыхание, услышала сладострастные стоны и вздохи окружающих постель людей.
     ?Это  же  вовсе не сон!  - подумала она. - Это  все на самом деле.  Это
происходит со мной!? -  Она  хотела крикнуть, но  что-то  большое накрыло ее
лицо, она задыхалась от сладковатого запаха.
     Чужая плоть  все еще находилась в ней,  и обтянутое жесткой шкурой тело
билось об ее тело.
     Вошел папа с чемоданом в руке, через другую был перекинут плащ.
     - Жаклин говорит, что вас укусила мышь?
     - Да.  Поэтому я  не пришла  посмотреть  на вас...  - Розмари  отвечала
грустным голосом,  чтобы папа  не догадался,  что лишь мгновение  назад  она
пережила оргазм.
     - Ничего страшного, - успокоил ее папа,  - нам бы не хотелось, чтобы вы
рисковали здоровьем.
     - Вы отпускаете мне грехи, святой отец?
     - Полностью.
     Он протянул руку, чтобы  она поцеловала  перстень. Вместо  камня в него
был  вставлен  резной  серебряный шарик  меньше дюйма  в диаметре, а  внутри
шарика сидела и чего-то ждала очень маленькая Анна-Мария Альбергетти.
     Розмари поцеловала шарик, и папа удалился, торопясь на самолет.

        Глава 9
     - Эй, золотко, уже больше девяти, - говорил Гай, тряся ее за плечо.
     Она оттолкнула его руку и перевернулась на живот.
     - Еще пять минут, - пробормотала она в подушку.
     - Нет, - он дернул ее за волосы. - В десять я должен быть у Доминика.
     - Позавтракай в кафе.
     - Этот номер не пройдет. - Через покрывало он хлопнул ее по попке.
     Она  вдруг все вспомнила: сны, выпивку, шоколадный  мусс Минни, папу  и
тот  ужасный  момент,   когда  она  чувствовала,  что  ее  сон  -  явь.  Она
перевернулась  ,  приподнявшись  на локте,  внимательно  посмотрела  на Гая,
зажигающего сигарету. На нем была пижама, на ней - на ней не было ничего.
     - Который час? - спросила она.
     - Десять минут десятого.
     - Когда я заснула? - Она села, огладываясь.
     - Около половины девятого. Но  ты не  заснула,  милочка,  ты  свалилась
замертво.  Отныне ты пьешь или  коктейль,  или вино, а  не  коктейль и  вино
вместе.
     -  Ну  и  сны же  мне снились! -  Она  потерлас  лоб  и  зажмурилась. -
Президент Кеннеди, папа,  Минни с Романом... -  она широко раскрыла глаза  и
увидела   царапины   на  левой   груди:  две  параллельные  красные  ниточки
протянулись к соску.  Бедра саднило. Она откинула покрывало и в азных местах
увидела еще семь или восемь царапин.
     -  Не хнычь.  Я  их уже подпилил,  -  Гай  показал короткие,  аккуратно
подстриженные ногти.
     Розмари со страхом и недомением посмотрела на него.
     - Мне  очень не хотелось упускать  Ночь Младенца,  -  немного  смущенно
сказал он.
     - Ты хочешь сказать, что...
     - Два-три ногтя были неровными, и...
     - Это... пока я была... была без сознания?
     Он кивнул и ухмыльнулся.
     - Ты знаешь, это даже неплохо, вроде некрофилии.
     Она отвернулась и потянула на себя покрывало.
     - Я... не знаю, но мне снилось, что...  кто-то  насилует меня. Не знаю,
кто. Какое-то нечеловеческое существо.
     - Премного благодарен вам, золотко.
     -  Там были ты, Минни  с  Романом, еще  были  какие-то  люди. Как будто
происходил некий обряд.
     - Я несколько раз пытался разбудить тебя, но ты спала как убитая.
     Розмари повернулась к нему спиной и спустила ноги на пол.
     - В чем дело?
     - Ты еще спрашиваешь! - Она сидела,  не глядя в его сторону. -  Знаешь,
мне  ужасно неприятно, что  ты занимался со  мной любовью, когда  я была без
сознания.
     - Но мне не хотелось упускать ночь.
     -  В  конце  концов,  есть  утро,  день  и  вечер. И  прошлая ночь - не
единственная. И даже если бы это была единственная ночь, все равно...
     -  Я же хотел сделать  тебе приятно,  ты  ведь сама  этого хотела, - он
провел пальцем по ее спине.
     Она вздрогнула и отодвинулась.
     - Обычно  в  этом  участвуют  двое, а  не  когда один  спит,  а  другой
бодрствует, - промолвила она. А через несколько минут добавила: - Кажется, я
говорю глупости.
     Розмари встала и взяла халат.
     - Прости,  что  я тебя поцарапал. Я и сам  немало выпил  и  был малость
навеселе.
     Розмари приготовила завтрак, а после ухода Гая  перемыла оставленную  в
мойке  посуду  и  прибралась  на  кухне. Она распахнула окна в  госиной  и в
спальне  -  запах  дыма  все еще не выветрился до  конца, -  убрала кровать,
приняла  душ. Долго  стояла под  струями горячей, а  потом холодной воды без
шапочки - ждала, когда в голове просветлеет и мысли придут в порядок.
     Могла ли прошедшая ночь стать  Ночью Младенца, как выразился Гай? И что
же, неужели в этот самый момент она  уже  беременна? Почему-то сейчас ей это
было безразлично. Она чувствовала себя глубоко несчастной - все равно, глупо
это  или нет.  Гай  овладел ею  без  ее ведома,  анимался с ней любовью так,
словно  она  была  лишенным разума телом.  (?В  чем-то  даже неплохо,  вроде
некрофилии?, - вспомнилось  ей), а не  человеком,  чья  плоть неотделима  от
сознания; мало того, он так яростно ею наслаждался, что даже исцарапал ее, и
теперь ей  было больно. В ее воображении возник  кошмар, настолько реальный,
что  она и сейчас, кажется,  могла  увидеть  на воем  животе красные  знаки,
которые в  ее жутком сне Роман  чертил тонкой  палочкой.  С  отвращением она
терла себя мочалкой. Безусловно, Гаем руководило самое  лучшее  побуждение -
он хотел ребенка - и  да, действительно, он так же, как и  она, выпил. Но ей
было  бы  приятнее,  если  бы  любая  выпивка, любые  соображения  оказались
бессильны заставить его вот так овладевать ею,  ее телом,  забыв  о ее душе,
личности, о том, что составляет  ее  женскую суть, - ну,  словом, забыть обо
всем, что  он якобы так  любит. Теперь, вспоминая последние недели и месяцы,
она  с тревогой чувствовала что-то такое (правда,  ей никак не удавалось это
точно сформулировать),  что  говорило о каком-то  его  равнодушии  к  ней, о
полном несоответствии между тем, что он говорил  и тем, что  чувствовал. Гай
был актером, а разве можно с уверенностью сказать, когда актер не играет?
     Ей хотелось отмыть не только свое  тело, но и свою душу.  Она закрутила
воду, обеими руками отжала волосы, с которых текла  вода, и вышла  из ванной
комнаты.
     По дороге в магазин она  позвонила в дверь  Кастиветов  и вернула чушки
из-под мусса.
     - Тебе понравилось, дорогая? Мне кажется, я переложила какао.
     - Все было прекрасно. Вам придется дать мне рецепт.
     - С  удовольствием.  Ты за покупками? Не  сделаешь ли мне ма-алюсенькое
одолжение?  Шесть яиц и  баночку  растворимого кофе,  деньги я потом  отдам.
Терпеть не могу выходить за какой-нибудь елочью, а ты?
     Теперь между ней и Гаем больше  не было прежней  близости, но  он этого
словно и не замечал. Первого ноября начинались репетиции пьесы "Я вас раньше
нигде не видел"?, и  он очень много времени уделял работе над  ролью: учился
пользоваться костылями и ортопедическим аппаратом (как того требовала роль),
гулял по Бронкс  вблизи Хайбриджа,  где происходило действие пьесы. Вечерами
они  обычно  обедали  с друзьями,  а  когда  оставались  вдвоем  дома,  вели
разговоры  о  мебели, о  подходившей  к  концу  забастовке  газетчиков  и  о
международном бейсбольном матче. Они сходили на генеральную репетицию нового
мюзикла и на просмотр нового фильма, на  выставку  металлических конструкций
их друга, бывали и на вечеринках. Гай, казалось, вообще перестал смотреть на
нее,  взгляд  его был  постоянно устремлен то  на  текст пьесы,  то на экран
телевизора, то на  какого-нибудь человека. Он раньше нее ожился в постель и,
когда она выходила из ванной, уже спал.
     Однажды  вечером Гай  пошел  к Кастиветам послушать  рассказы  Романа о
театре, а она осталась дома и смотрела по телевизору "Забавную мордашку".
     - Ты не считаешь, что нам надо поговорить?  - спросила она на следующее
утро за завтраком.
     - О чем?
     Она внимательно посмотрела на мужа, его недоумение казалось искренним.
     -  Ты не  можешь  припомнить, о  чем  мы  с  тобой  за последнее  время
говорили?
     - Я не пойму, что ты имеешь в виду?
     - Ты не только не разговариваешь со мной, но ты даже перестал  смотреть
на меня.
     - Ну, это уж совсем глупости. Как это несмотрю? Я на тебя смотрю.
     - Нет, не смотришь!
     - Золотко, что проиcходит? В чем дело?
     - Да в принципе-то ничего. Не стоит беспокоиться.
     - Ну зачем же так. В чем дело? Что тебя тревожит?
     - Ничего.
     - Послушай, золотко, может  быть, я  был слишком занят ролью, костылями
этими, в этом  дело, да? Ну, как-никак, Роз, это же  в  а  ж н о, понимаешь?
Только из-за того, что я не смотрю на тебя, не  надо выдумывать,  что я тебя
не люблю. Но ведь иногда нужно подумать и о овседневных вещах.
     В его  словах  было столько  же наивности,  искренности  и  очарования,
сколько в его ковбое из ?Автобусной остановки?.
     - Ладно, прости, что я разворчалась.
     - Ты разворчалась? Даже если тебе это очень захочется, у тебя все равно
ничего не получится.
     Он перегнулся через стол и поцеловал ее.
     Неподалеку от Брюстера у Хатчинса был коттедж, где они иногда проводили
уик-энд.  Розмари позвонила Хэтчу  с  просьбой  разрешить  ей пожить  в этом
домике дня три-четыре, а может быть, еделю.
     -  Гай работает над новой  ролью,  -  объяснила она, - и,  наверно, ему
будет легче, если я не буду маячить у него перед глазами.
     - Коттедж к твоим услугам, - сказал Хэтч,  и Розмари отправилась к нему
за ключом; он жил на углу Лексингтон-авеню и Двадцать четвертой улицы.
     По дороге к нему она заглянула в кулинарию, а потом пошла к Хэтчу в его
маленькую темную квартирку, сияющую чистотой, с висящей на стене фотографией
Уинстона Черчилля с автографом и диванчиком, принадлежавшим мадам  Помпадур.
Сняв  ботинки,  Хэтч  сидел  между двумя столиками для бриджа,  на каждом из
которых  стояла пишущая машинка и лежала гора бумаги. Его излюбленный  метод
работы состоял в  том, чтобы  писать две книги одновременно: если работа над
первой заходила в тупик, можно было перключаться  на вторую, а потом,  когда
случалась заминка со второй, опять вернуться к первой.
     - Я действительно очень хочу  отдохнуть,  -  говорила Розмари,  сидя на
диванчике мадам Помпадур. - Я вдруг поняла, что никогда в жизни не была одна
- ну, то  есть, больше нескольких  часов. Три-четыре дня одиночества кажутся
мне чем-то божественным.
     - Нужна возможность  спокойно сесть и  подумать, кто ты  есть,  к  чему
пришла и куда идешь. Наследиться тишиной, покоем, забыть о домашних заботах.
     - Вот именно.
     - Да ладно, хватит,  можешь не  улыбаться так заученно!  Он тебя лампой
огрел, что ли?
     - Ничем он меня  не огрел.  У него очень  трудная роль - юноша-инвалид,
делающий вид,  что  свыкся  со  своим увечьем.  Гаю  приходится  работать  с
костылями и ортопедическим аппаратом, ну и, естественно,  он нервничает и...
ну и... нервничает.
     -  Мне все ясно. Давай поговорим о  чем-нибудь другом. В "Ньюс" на днях
был  премиленький  обзор  всех  кровавых  происшествий,  о  которых  нас  не
информировали во время забастовки. Почему  ты не сказала мне, что у вас там,
в "счастливом доме", очередное самоубийство?
     - А разве не говорила?
     - Нет.
     -  Очевидно, я просто  забыла. Мы были с  ней знакомы. Это  девушка,  о
которой  я как-то тебе рассказывала , помнишь - наркоманка, которую вылечили
Кастиветы.  Они  живут  на  одном  этаже  с  нами.  Я  просто  уверена,  что
рассказывала тебе об этом.
     - Девушка, которая спускалась с тобой в подвал?
     - Да.
     - Странно. Похоже, они ее не слишком успешно лечили. Она жила с ними?
     -  Да,  -   подтвердила  Розмари.  -  После  происшествия   мы  с  ними
познакомились  довольно  близко.  Гай иногда ходит к ним послушать сплетни о
театре. Отец мистера Кастивета был театральным мпрессарио в начале века.
     - Никогда бы  не  подумал, что  Гая могут занимать такие люди.  Пожилая
пара, насколько я понимаю?
     - Ему семьдесят девять, ей - семьдесят или около того.
     - Странная фамилия, - заметил Хэтч. - Как она пишется?
     Розмари сказала ему по буквам.
     - Никогда раньше не слышал. Француз, наверное.
     - Фамилия-то, может, и французская, только они  не французы. Он родился
здесь, она в Оклахоме. В местечке - хочешь верь,  хочешь не верь -  Косматая
Грудь.
     -  Боже праведный!  Ну и информация. Обязательно использую это в книге.
Вон в той. Уже знаю, куда вставить. Скажи, пожалуйста, а как  ты собираешься
добраться до коттеджа? Видишь ли, онадобится машина.
     - Думаю взять напрокат.
     - Возьми мою.
     - Нет, Хэтч, я не могу, мне неудобно.
     - Ну пожалуйста.  Я  ведь  редко  о чем-нибудь  прошу. Ты  мне  здорово
облегчишь жизнь.
     Розмари рассмеялась.
     -  Ладно  уж, так и  быть, сделаю тебе одолжение  и возьму твою машину,
чтобы  избавить тебя  от  хлопот  переставлять ее с  одной  стороны улицы на
другую.
     Хатчинс отдал  ей ключи от машины  и  коттеджа,  а  также набросал план
дороги   и   напечатал  на   машинке  список  указаний,  касающихся  насоса,
холодильника и непредвиденных случаев. Потом, надев  ботинки и пальто, довел
до места парковки машины - старого голубого "олдсмобиля".
     - Документы на машину - в ящике для  перчаток. Живи в коттедже  сколько
угодно. В ближайшее время мне не понадобится ни дом, ни машина.
     -  Ну,  что  ты,  больше  недели  я там  не  выдержу.  Да и  Гай  может
соскучиться.
     Когда она уселась в машину, Хэтч наклонился и, заглянув в окно, сказал:
     - Я  бы мог помочь  тебе кучей полезных советов, но не считаю возможным
совать нос в твои дела, даже если это будет стоить мне жизни. Хотя мне очень
хочется тебе помочь.
     Розмари поцеловала его:
     - Спасибо. И за то, и за это, и вообще за все, и особенно за то, что ты
есть.
     Розмари уехала в субботу и провела в коттедже пять дней. Первые два дня
она вообще ни разу не вспомнила о  Гае - это была своего рода  месть за  то,
что он с радостью согласился на ее отъезд. Разве она действительно нуждается
в  хорошем отдыхе? Ну что же, раз  он так считает, на будет отдыхать долго и
ни разу  о нем  не вспомнит. Она  гуляла  по восхитительным  желто-оранжевым
лесам,  ложилась рано и поздно вставала, читала "Полет сокола" Дафны Дюморье
и готовила себе вкусную еду на плитке с газовым баллоном.
     На  третий  день  Розмари  начала  о  нем  думать.  Он был  тщеславный,
эгоистичный,  поверхностный,  лживый человек. Женился он на ней,  потому что
ему нужен  был постоянный зритель,  а вовсе  не близкий человек.  (Маленькая
мисс Прямо-Из-Омахи. Ну что за дура набитая! - "Ах,  я привыкла к актерам, я
здесь  почти уже год".  Она чуть ли не  бегала за ним по студии с  газетой в
зубах!)  Она  дает  ему  ровно год  на то, чтобы исправится и стать  хорошим
мужем, а если нет,  она  выходит из игры безо всяких там угрызений совести и
религиозных  соображений.  А  пока  она  снова пойдет  работать, почувствует
уверенность  в  себе и  независимость, от  которых раньше  ей  так  хотелось
избавиться. Она  будет  сильной  и гордой, найдет в себе силы  уйти от него,
если он  не изменится. От  обильной еды - говяжьи консервы в банках размером
со слона  и  жаркое  с  перцем  -  ей  стало  муторно,  на  третий  день  ее
поташнивало, и, кроме супа и крекеров, она уже ничего не могла осилить.
     На  четвертый день,  проснувшись рано утром, она поняла, что скучает по
Гаю, и заплакала. И что она вообще выдумала - живет одна в холодном, мерзком
коттедже?  Что уж такого ужасного совершил  Гай? Он напился  и поимел ее, не
спросив  разрешения?  Скажите  пожалуйста, какое скорбление! Он  там  сейчас
работает над  сложной ролью очень важной для  него, а она вместо того, чтобы
быть  рядом с ним и  помогать, воодушевлять,  поехала, видите  ли,  отдыхать
неизвестно от  чего,  объедается  до  тошноты и  жалеет себя.  Нет слов,  он
тщеславен, эгоистичен, но  ведь  он -  актер! Лоуренс Оливье, наверное, тоже
тщеславен  и эгоистичен. Вот и от Вивьен Ли ушел,  а  какая там была любовь!
Ну, иногда Гай может  и  соврать, но  ведь  раньше  его  маленькие  хитрости
привлекали ее. Его легкость и  беззаботность так разительно отличались от ее
собственного жесткого морального кодекса.
     Розмари  поехала  в  Брюстер  и  позвонила  ему.  Ответила  дружелюбная
девушка-телефонистка: ?Привет, дорогая! Вы  уже вернулись из-за города? А-а,
Гая  нет. Он  может куда-нибудь  вам  позвонить? Вы  позвоните  ему в  пять?
Хорошо.  У вас  там,  наверное,  отличная  погода. Приятно  роводите  время?
Прекрасно!?
     В  пять его по-прежнему не было,  но ему обязательно передадут все, что
она  просила. Розмари  перекусила в ресторане и отправилась в кинотеатр. И в
девять  Гая не  оказалось,  вместо приветливой телефонистки отвечал какой-то
новый, бездушный голос: ей прдлагали позвонить Гаю завтра до восьми утра или
после шести вечера.
     На  следующий день  она наконец увидела все в  разумном, реалистическом
свете.  Они виноваты оба: Гай - в том, что не думал о ней и занимался только
собой, а  она - в  том, что  не  смогла  тактично и  ясно объяснить ему свое
недовольство. Нечего ждать, что Гай переменится прежде, ем она даст  понять,
что  ждет  от него  этого. Ей нужно  было не уезжать,  а просто  по-хорошему
поговорить с ним. Ведь и у него, может быть, есть  претензии  к ней,  а  она
может о них  даже и не подозревать. Нужно было бы откровенно  все обсудить -
вот и решение всех проблем, если это можно назвать проблемами.
     В  шесть  она  отправилась в  Брюстер,  набрала  номер. Гай  наконец-то
оказался дома.
     - Привет, любимая, - сказал он. - Как ты там?
     - Хорошо, а ты?
     - Все в порядке. Очень скучаю по тебе.
     Она улыбнулась телефонному аппарату.
     - А я тоже соскучилась по тебе. Завтра приеду.
     - Это прекрасно. Просто здорово! Здесь у меня много новостей скопилось.
Репетиции отложили до января.
     - Да что ты говоришь?
     -  Нет  актрисы  на  роль  маленькой  девочки.  Так  что я отдыхаю,  но
ненадолго. В следующем месяце собираюсь сняться в серии получасовых комедий.
     - Правда?
     - Представь себе, само в руки приплыло, Роз.  И кажется, неплохая роль.
Эй-Би-Си эта идея оень  нравится. Комедия называется "Гринич-вилидж". Съемки
будут проходить прямо там. Я играю писателя. Практически главную роль.
     - Это же прекрасно, Гай!
     - Аллан говорит, на меня вдруг объявился спрос.
     - Нет слов!
     - Золотко, мне надо помыться, побриться, мы с ним идем на просмотр, там
будет Стэнли Кубрик. В котором часу ты приедешь?
     - Думаю, часов в двенадцать, может, чуть раньше.
     - Жду и очень люблю тебя.
     - Я тоже.
     Розмари позвонила Хэтчу, но  его не было  дома. Тогда она передала  ему
через телефонистку, что вернет машину завтра к вечеру.
     Утром  следующего дня Розмари прибралась в  коттедже и поехала в город.
На  бульваре образовалась пробка  -  столкнулись  три машины,  и  когда  она
припарковала  автомобиль перед Брэмфордом, было уже около часа.  С маленьким
чемоданчиком в руке она быстро вошла в дом.
     Лифтер сказал, что Гай не спускался, но добавил.  что сам он с четверти
двенадцатого до полудня ходил по делам.
     Гай  действительно был  дома.  Играла  музыка. Она только открыла  рот,
чтобы позвать его, как он вышел из спальни с чашкой из-под кофе.
     Они целовались долго  и нежно, он обнимал ее одной рукой, а  другой все
еще держал чашку.
     - Ну, как отдохнула?
     - Жутко. Ужасно. Скучала без тебя.
     - Как самочувствие?
     - Прекрасно.
     - А как твой Стэнли Кубрик?
     - И на спрашивай! Даже не появился, собака.
     Они снова нежно поцеловались.
     Розмари положила чемодан  на кровать и  раскрыла его.  С  двумя чашками
кофе  вошел  Гай,  подал ей одну и,  пока Розмари  разбирала вещи, присел на
пуфик  перед  туалетным столиком. Она рассказывала  о желто-оранжавом лесе и
тихих ночах, а он - о "Гринич-Виллидж", о том, кто роме него там играет, кто
продюсер, кто сценарист, кто режиссер.
     - Ты действительно хорошо себя чувствуешь? - спросил Гай, когда она уже
застегивала молнию на пустом чемодане.
     Она не сразу поняла его и внимательно на него посмотрела.
     - Менструация, - пояснил он. - Должно было начаться во вторник.
     - Правда? - ахнула она.
     Гай кивнул.
     - Но прошло всего  два дня лишних,  -  проговорила она  равнодушно,  не
показывая, что ее сердце бешено заколотилось от восторга, - наверное, просто
другая вода, непривычная еда.
     - Странно, ведь у тебя никогда не было задержек.
     - Наверно, сегодня вечером начнется. Или завтра.
     - Хочешь, поспорим?
     - Давай, но это будет странный спор.
     - Двадцать пять центов!
     - Идет.
     - Проиграешь, Роз.
     -  Заткнись.  Я сейчас  совсем  разволнуюсь. Всего  два  дня. Наверное,
сегодня вечером начнется.

        Глава 10
     Но ни в тот вечер, ни на другой день ничего не было. И через два дня, и
через  три  тоже  ничего  не  произошло.  Розмари  ходила  легкой  походкой,
двигалась осторожно,  чтобы не потревожить то, что, возможно, уже зародилось
внутри нее.
     Сказать Гаю? Нет, подождет.
     Она  готовила,  убирала,  ходила  по  магазинам,  стараясь даже  дышать
осторожно.  Как-то утром заглянула Лаура-Луиза,  попросила  проголосовать за
Бакли, и они поболтали. Розмари согласилась, только чтобы от нее отвязаться.
     - Ты почему не отдаешь мне мои двадцать пять центов? -  поинтересовался
Гай, протягивая руку.
     - Заткнись! - она хлопнула его по руке.
     Розмари  записалась  на прием к врачу. Его звали  доктор Хилл.  Розмари
обратилась к нему по совету Элизы Данстон,  которая лечилась у этого врача и
буквально  молилась на  него. Его  приемная находилась на  Семьдесят  второй
Западной улице.
     Доктор  Хилл  оказался  моложе,  чем  предполагала  Розмари  (ему  было
примерно столько же лет, сколько  Гаю, если не меньше), и он немного походил
на  доктора  Килдэйра  из  недавнего  телевизионного   фильма.   Розмари  он
понравился своей неторопливостью и  искренней  заинтересованностью. Осмотрев
ее, он  направил ее в лабораторию на Шестидесятую  улицу,  где  у нее  взяли
кровь на анализ.
     На следующий день в половине четвертого доктор Хилл позвонил.
     - Миссис Вудхауз?
     - Доктор Хилл?
     - Да, поздравляю вас.
     - Правда?
     - Конечно, правда.
     Улыбаясь,  она  присела  на  край  кровати.  "Правда,  правда,  правда,
правда!" - все пело у нее в душе.
     - Вы слушаете меня?
     - Да, конечно, доктор. Что я должна теперь делать?
     -  Ничего  особенного.  Придете ко  мне  в  следующем месяце.  Купите и
начинайте принимать таблетки "Наталина". По одной в день. И еще заполните те
несколько бланков, которые  я вам пришлю. Это будет необходимо для больницы.
Чем раньше вы закажете место, тем будет лучше.
     - Когда это проиойдет?
     - По моим подсчетам, числа двадцать восьмого июня.
     - Ой, как нескоро!
     - Да, действительно. Но это закон природы. Ах  да, вот еще что,  миссис
Вудхауз. Необходимо  повторить анализ  крови.  Не  могли  бы  вы  заехать  в
лабораторию завтра или в понедельник?
     - Да, конечно, - согласилась Розмари. - А зачем?
     - Сестра пожалела вас и взяла меньше, чем необходимо.
     - Но ведь я беременна, это точно?
     -  Да, на  эту-то проверку вашей крови хватило, - пошутил  он.  -  Но я
обычно прошу сделать еще и  другие анализы - сахар в крови и так далее, -  а
сестра не  знала и  взяла кровь только для одного теста.  Беспокоиться не  о
чем. Вы беременны. Даю вам честное слово врача.
     - Хорошо. Я обязательно зайду к ним завтра утром.
     - Адрес помните?
     - Да, у меня он записан.
     -  Я  отправлю бланки по  почте,  и  мы с  вами  встретимся,  скажем, в
последних числах ноября.
     Они  договорились,  что Розмари придет 29 ноября в час  дня. Трубку она
повесила с ощущением, что что-то не  так.  Сестра  в  лаборатории  выглядела
достаточно  опытной и точно  знала, что  ей  следует  делать,  а в том,  как
говорил с  ней доктор  Хилл,  было  что-то подозрительное. Может  быть,  они
опасаются,  что перепутались пробирки с кровью или их неправильно надписали?
Но разве доктор Хилл не сказал бы об этом прямо?
     Розмари  попыталась   отогнать  от  себя  эти  мысли.  Конечно  же,  он
беременна, иначе и быть не может, ведь уже такая большая задержка. Она пошла
на кухню, где на стене висел календарь, и  в  квадратике на завтра написала:
"Лаборатория", а на 29 ноября - "Доктор Хилл - 13-00".
     Вечером, когда вернулся Гай, она, не говоря ни слова, подошла и вложила
ему в руку двадцатипятицетовик.
     - Зачем это?  - удивился он, а  потом,  сообразив, улыбнулся: -  Это же
великолепно,  золотко!  Просто чудесно!  -  Он  обнял  ее  и  трижды  крепко
поцеловал.
     - Ты честно?
     - Это не то слово. Я так счастлив!
     - Папа.
     - Мама.
     -  Послушай,  Гай,   -  она  серьезно  посмотрела  на  него.  -   Давай
договоримся, что это  - новое  начало в нашей жизни. Хорошо?  С этого дня мы
будем откровенны  друг с другом.  Ведь  между  нами  не было доверия. Ты был
увлечен своими делами, да и  вообще всем тем, как у тебя кладывается... Я не
могу   сказать,  что  ты  не   имел  на  это   права,  нет,   было  бы  даже
противоестественно, если бы ты оставался к этом равнодушным. Но  из-за того,
что у нас с тобой не все складывалось удачно, я и уехала в коттедж, Гай. Мне
необходимо было  самой разобраться, что же произошло; и я поняла  -  нам  не
хватало и не хватает откровенности. Как мне, так и тебе.
     -  Ты  права,  - обнимая  ее, Гай серьезно  посмотрел ей в глаза.  - Ты
совершенно права. Я тоже это чувствовал. Но, вероятно, не так остро, как ты.
Я  понимаю, что чертовски эгоистичен,  Роз,  в этом-то все и дело. Наверное,
поэтому я и выбрал такую идиотскую профессию. Но  ты же знаешь, я все  равно
люблю тебя.  Действительно,  Роз. Я постараюсь сделать так, чтобы теперь  ты
почувствовала  это  по-настоящему.  Богом  клянусь,  я  постараюсь!  Я  буду
откровеннее самого...
     - Моей вины здесь не меньше, чем...
     - Ерунда! Виноваты я и  мой эгоизм. Наберись терпения, Роз, пожалуйста.
Я постараюсь исправиться.
     - О Гай!
     В  приливе любви она уже простила  его,  и теперь  ее мучили  угрызения
совести. На его поцелуи она отвечала такими же горячими поцелуями.
     - Ну, родители ведут себя просто превосходно.
     Розмари счастливо рассмеялась, глаза ее были влажны от слез.
     - Слушай-ка, золотко, знаешь, чего бы мне сейчас хотелось?
     - Нет.
     - Сказать Минни  и  Роману,  - он предупреждающе поднял  руку.  - Знаю,
знаю. Все это должно быть окутано глубокой тайной. Но я говорил им,  что  мы
решили завести  ребенка, и  они очень обрадовались за нас. Ведь люди в таком
возрасте, -  он  печально  развел руками, -  и если мы  будем тянуть,  может
случиться, что они вообще об этом не узнают.
     -  Ну  конечно, расскажи им, -  согласилась  Розмари, вся переполненная
любовью к нему.
     - Тогда я на две минутки тебя покину.
     Гай  заторопился  к  двери. Провожая  его взглядом,  Розмари  с грустью
поняла, что теперь Минни и  Роман занимают очень важное  место в  жизни Гая.
Наверно,  не надо  было этому  удивляться: его  мать была болтливой  особой,
занимавшейся  исключительно собой, ни один  из ее мужей не  испытывал  к Гаю
отеческих чувств.  Кастиветы же помогли ему утолить жажду сыновних чувств, о
чем  он,  наверное, и  сам  не  догадывался. И Розмари  почувствовала  к ним
благодарность и дала себе слово, что будет относиться к ним как можно лучше.
     Она пошла в ванную, привела себя в порядок,  уложила волосы и накрасила
губы.
     -  У тебя будет ребенок, -  сообщила она своему отражению в  зеркале, а
про себя подумала: "Но в лаборатории хотят еще раз взять кровь. Зачем"?
     Когда  Розмари  вышла из  ванной,  Кастиветы  как раз  входили к ним  в
квартиру: Минни была в халате,  у Романа - бутылка вина, которую он держал в
обеих руках, а за ними шел раскрасневшийся, сияющий Гай.
     - Вот  уж  действительно  прекрасные новости!  Поз-драв-ля-ю!  -  Минни
подошла к Розмари, обняла ее за плечи и крепко поцловала в щеку.
     -  Желаем  вам  всего  самого  лучшего,  Розмари,  -  поговорил  Роман,
прикасаясь губами к другой  щеке. - Мы так рады, что даже слов не хватает. У
нас под  рукой не  оказалось шампанского, но, полагаю, для тоста, сгодится и
это  -  выдержанное вино,  "Сен-Жюльен" тысяча девятьсот  естьдесят  первого
года.
     Розмари, улыбаясь, поблагодарила их.
     - Когда же это должно произойти, дорогая? - спосила Минни.
     - Примерно двадцать восьмого июня.
     - Все это время до двадцать восьмого июня будет таким замечательным,  -
промолвила миссис Кастивет.
     - Мы будем помогать вам с продуктами, - вставил ее муж.
     - Да нет, что вы, - запротестовала Розмари.
     Гай  принес бокалы  и  штопор и вдвоем  с  Романом  принялся  открывать
бутылку. Минни взяла Розмари за локоть, и они перешли в гостиную.
     - Послушай, дорогая, у тебя хороший врач?
     - Да, очень.
     -  Один  из  лучших гинекологов  Нью-Йорка -  наш хороший знакомый. Эйб
Сапирштейн. Он еврей. Все высшее общество прибегает  к его услугам. Мы можем
его попросить, и  он в любой момент окажет тебе всю  необходимую помощь. Его
услуги будут стоить недорого, так что ты сэкономишь Гаю его денежки, нажитые
нелегким трудом.
     - Эйб Сапирштейн! - весомо произнес мистер Кастивет из дугой комнаты. -
Один из  лучших гинекологов  в стране, Розмари.  Вы ведь, наверно, слышали о
нем?
     - Кажется,  да, -  Розмари припомнила,  что встречала это  имя  то ли в
какой-то газете, то ли в журнале.
     - А я слышал, - заявил Гай. - Не он ли выступал в передаче "Приглашение
к разговору" несколько лет назад?
     - Да, да, именно он, - подтвердил Роман. - Я  же говорю, что это - один
из лучших гинекологов в стране.
     - Ну что, Роз? - спросил Гай.
     - А как же быть с доктором Хиллом?
     - Не беспокойся, что-нибудь придумаем.
     Розмари подумала  о докторе Хилле, который был  так молод, так похож на
доктора Килдэйра,  вспомнила,  что в лаборатории хотя еще  раз взять  анализ
крови,  потому что сестра  или лаборантки, или кто там еще наломал дров, уже
причинив ей ненужные волнения и беспокойство.
     С благодарной улыбкой Розмари согласилась.
     - Но только если вы  уверены,  что он сможет меня принять. Он наверняка
очень занят.
     -  Он тебя  примет, -  заверила Минни. - Хочешь, я прямо сейчас позвоню
ему? Где телефон?
     - В спальне, - сказал Гай.
     Миссис Кастивет пошла в спальню. Роман разлил вино в бокалы.
     - Он  не только  прекрасный  специалист, но  еще и  обладает чуткостью,
присущей его нации, на долю  которой выпало столько страданий, - Роман подал
бокалы Розмари и Гаю. - Подождем Минни.
     Они неподвижно стояли, каждый держал свой бокал, а Роман - два.
     Из спальни доносился голос миссис Кастивет:
     - Эйб?  Это Минни. Отлично. Слушай, наша  близкая приятельница  сегодня
утром узнала, что беременна. Да, действительно. Я тебе звоню от нее. Извини,
но мы ей пообещали, что ты возьмешь на себя заботу о ней и при этом забудешь
о бешеных гонорарах, которые ты сдираешь с высшего света. - Минни на секунду
замолчала,  потом сказала:  - Минуточку, -  и громко спросила: - Розмари, ты
могла бы зайти к доктору завтра утром, часов в одиннадцать?
     -  Да, прекрасно,  меня это  вполне  устраивает,  -  крикнула  в  ответ
Розмари.
     - Вот видишь? - сказал мистер Кастивет.
     - В одиннадцать устраивает,  Эйб, - сказала  Минни. - Да, ты тоже. Нет,
нет, ничуть. Будем надеяться. До свидания.
     Минни вернулась в гостиную.
     -  Ну  вот, на  тебе его  адрес, это не так  далеко, на  углу Семьдесят
девятой улицы и Парк-авеню.
     - Большое спасибо, Минни, - сказал Гай.
     - Дае не знаю, как вас благодарить. Вас обоих, -подхватила Розмари.
     Миссис Кастивет взяла бокал вина, протянутый ей мужем.
     -  Нет  ничего  проще. Тебе нужно только делать все, что  скажет Эйб, и
родить хорошенького здоровенького ребенка, другой благодарности нам не надо.
     Мистер Кастивет поднял бокал:
     - За хорошенького здоровенького малыша!
     - Одобряю и  присоединяюсь, - сказал Гай, и все - Гай, Минни, Розмари и
Роман - выпили.
     - Гм, - хмыкнул Гай, - очень вкусно.
     - Я же говорил! - обрадовался мистер Кастивет. - И совсем недорого.
     - Ну, пожалуйста, больше никому  говорить не надо, - попросила Розмари.
- Хотя бы первое время. Ведь еще такой маленький срок.
     - Да, Розмари совершенно права, - поддержал Роман.  - У нас впереди еще
много времени, чтобы рассказать об этой приятной новости.
     - Кто-нибудь хочет сыру с гренками? - предложила Розмари.
     - Сиди, дорогая. Я принесу, - сказал Гай.
     Из-за  переполнявшего ее радостного  волнения  ночью  Розмари долго  не
могла заснуть. Она  никак не могла привыкнуть к мысли,  что там, внутри, под
ее чуткими  руками, лежавшими на животе, был малюсенький зародыш ее будущего
ребенка. Со временем из него вырастет Эндрю или Сьюзен насчет Эндрю и Сьюзен
надо будет  еще обсудить  с  Гаем).  А  сейчас  какой он,  Эндрю-или-Сьюзен?
Размером  с булавочную головку?  Нет, конечно же больше, ведь ему уже второй
месяц?  И  вправду,  второй месяц. Он  уже,  наверное, похож на хорошенького
головастика. Она разыщет какую-нибудь книгу, где точно по месяцам расписано,
когда и что происходит. Доктор наверняка подскажет то-нибудь.
     По улице с воем пронеслась пожарная  машина. Гай,  заерзав, пробормотал
что-то, за стеной скрипнула кровать Минни и Романа.
     В жизни  ее  подстерегало столько всяких  опасностей: пожары,  падающие
сверху предметы, потерявшие управление автомашины; на все это  раньше она не
обращала внимания, но теперь, теперь, когда Эндрю-или-Сьюзен живет, - совсем
другое дело. Она будет осторожна, постарается даже  не курить. И обязательно
надо будет спросить доктора Сапирштейна про коктейли.
     Ах, если бы  она по-прежнему могла  молиться! Как чудесно было бы снова
держать распятие и знать,  что тебя слушает Господь; попросить бы его помочь
ей  прожить  оставшиеся восемь месяцев  невредимой. Пусть  это будет  восемь
хороших  месяцев!  Без болезней, без несчастных случаев,  и пусть они  будут
полны солнца, молока и железа.
     Розмари вдруг вспомнила про амулет - шарик с корнем танниса внутри, - и
ей захотелось его надеть, нет, она ощутила потребность надеть амулет на шею!
Она  выскользнула из-под одеяла, тихо подошла к туалетному столику и, достав
шарик  из  коробочки,  развернула  алюминиевую фольгу.  Запах  корня танниса
изменился:  он был  еще сильным,  но уже  не  отталкивающим. Розмари  надела
цепочку на шею, шарик мягко коснулся груди.
     Она  забралась  в постель, натянула  одеяло и,  закрыв  глаза, положила
голову на  подушку. Она  лежала, глубоко дыша,  и вскоре  заснула, а руки на
животе бережно прикрывали находившееся внутри существо.

         * ЧАСТЬ ВТОРАЯ * 

        Глава 1
     Теперь она жила  какой-то особой  жизнью, но самое главное  - в  полном
согласии с собой. Она  делала все то  же,  что и раньше: убирала,  готовила,
чистила, гладила, ходила за  покупками,  носила  белье  в стирку, занималась
скульптурой, -  но теперь  за всем этим стояло ожидание и сознание того, что
там, внутри,  Эндрю-или-Сьюзен  (а  может  быть,  Мелинда?)  с  каждым  днем
становится все крупнее, чем вчера, все ольше походит на ребенка, а срок  его
рождения все приближается.
     Доктор Сапирштейн совершенно ее  очаровал:  высокий загорелый мужчина с
седыми  волосами  и  лохматыми  седыми усами  (где-то она его уже видела, но
никак  не  могла вспомнить где; может  быть,  в "Приглашении к разговору"?).
Несмотря на  то,  что в  приемной  стояли  холодные мраморные  столы, сам он
оказался человеком обнадеживающе старомодным и прямолинейным.
     -  Только  прошу  вас,  не  читайте  книг,  -  сказал  он.  -  Ни  одна
беременность не  похожа  на другую,  и  если  вы начнете читать,  что должны
испытывать на третьей неделе третьего месяца,  то  только  разволнуетесь. Ни
одна  беременность  никогда не  протекает в точности  так,  как  написано  в
книгах. И с подружками тоже не советуйтесь. Их ощущения могут не совпадать с
вашими, но они будут доказывать, что у них беременность протекает нормально,
а у вас нет.
     Розмари спросила его о витаминах, выписанных ей доктором Хиллом.
     - Нет.  Пожалуйста,  никаких таблеток.  У Минни Кастивет есть  травы  и
миксер; я  попрошу, чтобы  она ежедневно готовила  вам питье, причем  ничего
столь же свежего, витаминизированного и безопасного  ни в одной аптеке вы не
найдете. И  еще одно: не бойтесь  потакать  своим  прихотям.  Теперь  в моде
теория, будто беременные антазируют Бог весть о чем. Я с этим не согласен. Я
говорю так: если  тебе среди ночи захотелось маринованных огурчиков, заставь
несчастного мужа раздобыть их  где угодно, совсем как у О'Генри.  Исполняйте
все свои  желания, даже самые неожиданные. Если будут какие-нибудь проблемы,
звоните мне когда угодно:  днем и ночью. Звоните только мне, а  не  маме или
подружкам. Для этого мы с вами и познакомились.
     Розмари   должна  была   приходить   к   нему   раз   в   неделю,   что
свидетельствовало  о  большем  внимании,  чем  то,  которым  окружал   своих
пациенток доктор  Хилл. И еще одно  было важно: Сапирштейн сам бронировал ей
место  в "Докторз Хоспитал", и  для этого  не  нужно было заполнять  никаких
бумажек.
     Все шло  чудесно, восхитительно. Она сходила в парикмахерскую и сделала
стрижку ?Видаль Сассун?, долечила зубы, проголосовала в день выборов мэра за
Линдси  и  отправилась  посмотреть, как проходят  натурные съемки фильма,  в
котором играл ай.
     Она   обнаружила,  что  из-за  соли,  даже  нескольких  крупинок,   еда
становится несъедобной.
     - Это совершенно нормальное  явление, - успокоил  ее доктор Сапирштейн,
когда она второй  раз  пришла к нему. - Когда  организму  понадобится  соль,
отвращение  пройдет.  А  пока не насилуйте себя, естественно, никакой  соли.
Доверяйте своему организму, если ему  чего-то хочется - дайте, а если что-то
вызывает отвращение - не надо, оставьте это на время.
     Однако  никаких  особенных  желаний  у  нее  не  возникало, а  аппетит,
казалось, был хуже, чем обычно. На завтрак ей достаточно было кофе с тостом,
на обед - овощей и кусочка недоваренного мяса. Каждое  утро  Минни приносила
нечто,  напоминающее водянистый молочный  коктейль фисташкового цвета. Питье
было холодное, кислое и евкусное.
     - Что это? - спросила Розмари.
     - Ах, не спрашивай, - всякой твари по паре: улитки, щенячьи хвостики, -
отшутилась Минни.
     Розмари засмеялась:
     - Хорошо, но предположим, у меня девочка - понравится ей это?
     - А вы действительно хотите девочку?
     - Да нам все равно: кто  будет, тот и будет, но  хорошо, если бы первым
родился мальчик.
     - Вот это питье как раз для мальчика.
     Розмари с трудом допила отвар.
     - И все же мне хотелось бы знать, что я пью.
     - Сырое яйцо, желатин, травы...
     - И корень танниса?
     - И этого чуть-чуть, и еще других трав понемножку...
     Миссис Кастивет приносила питье каждый  день, в  одном и том же большом
стакане с зелеными и синими полосками и стоя ждала, пока Розмари выпьет.
     Как-то  возле  лифта  Розмари  разговорилась  с  Филлис  Капп,  матерью
маленькой Лайзы. Филлис пригласила их с Гаем на ланч в воскресенье, но когда
Розмари  рассказала об этом  Гаю,  он объяснил, что в воскресенье  будет  на
съемках,  а  если  и нет, то ему лучше отдохнуть и  позаниматься. Теперь они
почти никуда не ходили и никого не  принимали. Джимми и  Тайгер Хенигсен Гай
сказал,  что  они  не  смогут  пойти  в  театр  и  отобедать  с  ними,   как
договаривались  еще  несколько  недель  назад,  а  Розмари  он  попросил  по
возможности  пока не  приглашать  Хатчинса.  И  все  из-за  съемок,  которые
требовали больше времени, чем он думал.
     Но  все,  что ни делается - к  лучшему,  потому  что у Розмари начались
сильные боли в животе. Она позвонила доктору Сапирштейну, и  он пригласил ее
на  прием. Осмотрев Розмари, он сказал,  что беспокоиться не стоит:  боли  -
результат нормального расширения костей таза. Дня через два они прекратятся,
а пока можно опринимать аспирин.
     Розмари облегченно вздохнула:
     - А я испугалась, что это внематочная беременность.
     - Внематочная? - переспросил доктор Сапирштейн и скептически улыбнулся.
Ей стало неловко. - А мне-то казалось, что вы не будете забивать себе голову
книжками, озмари.
     - Но она прямо смотрела на меня с аптечной полки.
     -  И только  доставила  вам беспокойство. Будьте  добры,  отправляйтесь
домой и выкиньте ее!
     - Обещаю вам, что я так и сделаю.
     - Через пару дней боли должны прекратиться, - еще раз повторил он.
     Но и  через  два дня  боли не исчезли,  а  стали сильнее  и  продолжали
усиливаться. Боль длилась часами, потом несколько минут ее почти не было, но
в  это время она словно готовилась к еще более сильному натиску. От аспирина
было мало толку, а принимать больше таблеток Розмари боялась. Забытье, когда
оно  приходило, приносило беспокойные сны. В них она сражалась с  громадными
пауками,  схватившими ее  в  ванной; а  иногда  она никак не  могла  вырвать
маленький черный  кустик, пустивший корни  посреди ковра в  спальне.  Каждое
утро она просыпалась уставшая, ощущая усилившуюся боль.
     - Иногда это бывает, - успокаивал ее  доктор Сапирштейн.  - Теперь боль
может прекратиться в любой момент.  Вы  точно  назвали свой возраст?  Обычно
подобное  встречается  у  женщин  постарше,   когда  суставы  уже  не  столь
эластичны.
     Как-то, зайдя с очередной порцией своего питья, Минни стала успокаивать
Розмари:
     - Бедняжка. Не беспокойся, мою племянницу мучили точно такие же боли, я
знаю еще двух женщин, у которых было то же самое. Зато роды у них были очень
легкими, и у них родились прекрасные здоровые младенцы.
     - Благодарю, - вздохнула Розмари.
     - Ты мне не веришь? Это истинная правда! Клянусь Богом, Розмари!
     Лицо у  Розмари осунулось,  пожелтело,  под  глазами  появились  круги,
выглядела она ужасно. Гай же утверждал обратное:
     - Да о чем ты? Ты великолепно выглядишь. Если уж хочешь начистоту -  то
прическа ужасная. Это самая большая ошибка в твоей жизни.
     Теперь  болело без передышки, боль стала неотступной.  Розмари терпела,
жила с ней, засыпая ночью лишь  на несколько часов, и пила по одной таблетке
аспирина, даже когда доктор Сапирштейн разрешил принимать по две.  И речи не
могло  быть  о том,  чтобы  куда-нибудь  сходить вместе с Джоан или  Элизой,
посидеть на занятиях по скульптуре или съездить за покупками. Розмари сидела
дома,  заказывала родукты по телефону, шила занавески для детской и  начала,
наконец, читать  ?Упадок и разрушение  Римской империи?. Иногда,  под вечер,
заходили  Минни и  Роман  немножко поболтать и узнать, не нужно ли  ей чего.
Однажды зашла Лаура-Луиза и притащила целый поднос имбирных пряников. Ей еще
не сказали о беременность Розмари.
     -   Господи,  как  мне  нравится  ваша   прическа,  Розмари!  Вы  такая
хорошенькая, такая современная!
     Она даже удивилась, узнав, что Розмари себя неважно чувствует.
     Когда съемки  пробной серии фильма  были, наконец, закончены, Гай  стал
больше  бывать дома. Он  больше не занимался  с Домиником,  не  уходил после
полудня  на  прослушивания  и  пробы.  Сейчас он  снимался  в  двух выгодных
рекламных роликах для ?Пэлл-Мэлл? и  "Тексако", - а репетиции пьесы  "Я  вас
нигде раньше  не видел"? должны были начаться в середине января. Гай помогал
Розмари убирать квартиру, играл  с ней в "скрэббл"  на время - по доллару за
партию.  К телефону в основном одходил он сам и,  когда  спрашивали Розмари,
придумывал правдоподобные предлоги, чтобы не звать ее.
     Розмари  хотела устроить обед в  день Благодарения для своих друзей,  у
которых,  как и у них с Гаем, родственники жили далеко, но из-за неотступной
боли  и  постоянного  беспокойства о благополучии  Эндрю-или-Мелинды  решила
отказаться от этой затеи, и они в конце концов пошли к чете Кастиветов.

        Глава 2
     Как-то  в декабре, во второй  половине дня, когда Гай  был  на  съемках
рекламного ролика для "Пэлл-Мэлл", позвонил Хатчинс.
     - Я тут поблизости, за углом, зашел в Сити-центр за билетами на Марселя
Марсо. А вы с Гаем не хотите пойти в пятницу вечером?
     - Вряд ли, Хэтч. В последнее время я себя не слишком хорошо чувствую. А
у Гая на этой неделе два рекламных ролика.
     - А что с тобой?
     - Да ничего особенного. Легкое недомогание.
     - Можно мне на несколько минут к тебе заскочить?
     - Конечно. Буду очень рада тебя видеть.
     Она быстро натянула широкие  брюки и  вязаную  кофточку,  причесалась и
накрасила  губы. Резкий приступ  боли заставил  ее на  миг закрыть  глаза  и
стиснуть  зубы, но боль постепенно ослабла, и Розмари с облегчением перевела
дух.
     Увидев Розмари, Хатчинс уставился на нее и воскликнул:
     - Боже праведный, ну и дела!
     - Это "Видаль Сассун", сейчас очень модно.
     - Да я не об этом. Я совсем не про прическу, девочка.
     - А  ты что, считаешь,  что я  так уж плохо  выгляжу? -  она  взяла его
пальто и шляпу, повесила на вешалку, не переставая сиять застывшей улыбкой.
     -  Это не то слово. Ты выглядишь просто  жутко! Я тебя никогда такой не
видел. Ты черт знает как похудела, и потом эти круги под глазами, им и панда
бы позавидовала. Уж не на одной ли ты из этих пресловутых "дзен-диет"?
     - Нет, Хэтч.
     - Что же тогда? Ты была у врача?
     - Ну ладно, думаю, тебе могу сказать. Я беременна. На третьем месяце.
     Хэтч в недоумении долго смотрел на нее.
     - Это смешно,  Розмари,  дорогая.  Беременные полнеют,  а не худеют.  И
выглядят здоровыми, а не...
     - Маленькое осложнение, - объяснила Розмари,  ведя его  в гостиную. - У
меня неэластичные суставы или что-то в этом роде, поэтому меня  мучают боли,
и  я почти  не  сплю. Точнее,  о д н а  боль, и  она просто не прекращается.
Ничего серьезного. Она должна вот-вот пройти.
     -  Никогда  не  слышал,  чтобы   "неэластичные  суставы"  у  беременных
доставляли им такие неприятности.
     - Неэластичные тазовые суставы - это достаточно частое явление.
     Хэтч уселся в мягкое кресло Гая.
     - Ну что же, поздравляю,  - произнес  он неуверенно.  -  Ты,  наверное,
очень счастлива, - в его голосе звучала грусть.
     - Да, мы оба счастливы.
     - Кто твой лечащий врач?
     - Это Эйбрахам Сапирштейн. Он...
     - Я его знаю. То есть о нем знаю. Он принимал у Дорис двух малышей.
     Дорис была старшей дочерью Хатчинса.
     - Он один из лучших в городе, - сообщила Розмари.
     - Когда ты была у него в последний раз?
     -  Позавчера. И я  тебе  уже рассказывала все,  что он  говорил:  такое
случается довольно часто, и боль может прекратиться в любой момент.  Правда,
он это повторяет с того дня, как боли начались...
     - Насколько же ты похудела?
     - Всего на три фунта. Похоже...
     - Чушь! Ты потеряла куда больше.
     Розмари улыбнулась:
     - Ну,  ты прямо как наши весы в  ванной. Гай в конце концов выкинул их,
они меня так пугали. Нет-нет, я потеряла  всего три фунта,  ну,  может быть,
чуть-чуть больше.  А немного похудеть  в первые месяцы  - нормально. Потом я
буду прибавлять в весе, и еще как!
     - Да уж, надеюсь. У тебя такой вид,  словно из  тебя вампир  высасывает
кровь. Ты не замечала следов от укусов?
     Розмари засмеялась.
     - Ну, ладно, - Хатчинс откинулся в  кресле и  тоже  засмеялся.  - Будем
считать,  что доктор  Сапирштейн знает,  что  говорит. Уж он,  черт  возьми,
должен бы  знать, денег-то он берет немало.  У Гая, судя по всему, дела идут
великолепно.
     -  Вообще-то, да. Но  с нас врач берет на  удивление мало. Он - большой
друг  наших соседей, Кастиветов. Это они рекомендовали ему меня, и  с нас он
берет особую плату, не ту, что с высшего общества.
     - Ты хочешь сказать, что Дорис и Аксель принадлежат к высшему обществу?
Они будут в восторге, когда я им расскажу.
     В дверь позвонили. Хэтч хотел открыть, но Розмари пошла сама.
     - Когда двигаюсь, у меня болит меньше,  - объяснила она и направилась к
входной двери, пытаясь вспомнить, заказывала ли он что-нибудь, что ей еще не
приносили.
     Но оказалось, что это пришел не посыльный, а мистер Кастивет. Он слегка
запыхался.
     - Не прошло и двух секунд, как я произнесла ваше имя, -  улыбнулась ему
Розмари.
     - Надеюсь,  в хорошем  смысле. Вам  в магазине нужно что-нибудь?  Минни
собирается  выйти за покупками,  а  у  вас,  похоже, не работает  внутренний
телефон.
     - Нет, спасибо, не беспокойтесь. Утром я заказала все по телефону.
     Роман заглянул ей через плечо и спросил, не вернулся ли Гай.
     - Нет,  он придет не раньше шести, - ответила Розмари, а  поскольку  на
бледном лице Романа осталась вопросительная улыбка, добавила: - Ко мне зашел
друг.
     Вопросительная улыбка не исчезла.
     - Хотите познакомиться?
     - Пожалуй, да, - согласился Роман и добавил: - Если это удобно.
     - Конечно.
     Розмари пригласила его в гостиную. Поверх синей рубашки с ярким вязаным
галстуком на Романе была куртка в черную и белую клетку. Он шел рядом с ней,
и  Розмари впервые обратила  внимание  на то,  что у него  проколоты уши, во
всяком случае левое.
     Они вошли в гостиную.
     - Это - Эдвард Хатчинс, - представила Розмари друга, потом обратилась к
Хэтчу, который поднялся с кресла, приветствуя Романа. -  Роман Кастивет, наш
сосед,  о  котором я  только  что  говорила.  - Роману она  объяснила:  -  Я
рассказала Хэтчу, что это вы с Минни рекомнедовали меня доктору Сапирштейну.
     Мужчины поздоровались, пожав друг другу руки.
     - Одна из моих дочерей тоже обращалась к Сапирштейну. Дважды, - заметил
Хэтч.
     -  Он прекрасный  специалист, -  подхватил  Роман.  -  Мы познакомились
прошлой весной, но он стал одним из наших лучших друзей.
     - Садитесь, пожалуйста, - пригласила Розмари.
     Мужчины сели, и Розмари устроилась рядом с Хэтчем.
     - Розмари уже успела поделиться  с вами радостным известием? -  спросил
Роман.
     - Да, - без энтузиазма отозвался Хатчинс.
     - Мы должны постараться, чтобы она как следует  отдыхала, ни  о чем  не
заботилась и не волновалась.
     - Как это было бы прекрасно, - протянула Розмари.
     - Ее вид слегка меня ошарашил, - Хэтч  посмотрел на  Розмари,  доставая
трубку и полосатый кисет.
     - Неужели?
     - Но  когда я узнал,  что  ее наблюдает  доктор  Сапирштейн, мне  стало
как-то спокойнее.
     - Она похудела совсем немного, да, Розмари?
     - Именно, - подтвердила она.
     -  В начале беременности это нормально. Думаю,  потом она наберет  вес,
даже с избытком.
     - Наверно, - согласился Хатчинс, набивая трубку.
     - Миссис Кастивет каждый день готовит мне витаминный  напиток из сырого
яйца, молока и свежих трав, которые сама выращивает.
     - Естественно, в полном соответствии с указаниями доктора  Саприштейна,
-  подхватил  Роман.  -  Он  склонен  относиться с  подозрением к  серийному
производству витаминов.
     - Правда? - Хэтч засунул  кисет в карман.  -  Вот  уж к чему никогда не
стал бы относиться  с подозрением.  Их изготовление, конечно же, ведется под
самым жестким контролем, какой только можно придумать.
     Хэтч зажег  спичку,  затянулся и выпустил клуб  ароматного белого дыма.
Розмари подала ему пепельницу.
     - Да,  я с вами согласен,  но  изготовленные на фабрике  таблетки могут
месяцами  лежать  на  складах  или на полках  аптек, пока  не  потеряют свою
ценность, - возразил Роман.
     - Об этом я не подумал. Вполне вероятно.
     - Мне приятно от одного  только  сознания, что  я принимаю все свежее и
натуральное, - сказала  Розмари. - Наверное, сотни и сотни лет назад,  когда
никто еще даже и не знал  про  витамины, будущие  мамы жевали  кусочки корня
танниса.
     - Корня танниса? - переспросил Хэтч.
     - Это  одна  из трав, которык  добавляются в питье. А может, это  и  не
трава? - Розмари посмотрела на Романа. - Может ли корень быть травой?
     Но Роман внимательно смотрел на Хэтча и не слышал ее.
     - Таннис? - еще раз удивленно переспросил Хатчинс. - Никогда не слышал.
Ты уверена, что это не анис и не корень ириса?
     - Таннис, - произнес Роман.
     - Вот,  - Розмари достала  амулет. - Есть поверье, что он еще и счастье
приносит. Приготовься: к запаху нужно привыкнуть.  -  Наклонившись поближе к
Хэтчу, она протянула амулет.
     Тот понюхал и, скривившись, отодвинулся.
     - Да уж, действительно.
     Он взял висящий на цепочке шарик и издали,  прищурившись,  посмотрел на
него.
     - Совсем не  похоже  на корень. Скорее, плесень или какой-то  грибок. -
Хэтч  посмотрел  на  Розмари. - Может  быть,  у него  есть  какое-то  другое
название?
     - Насколько я знаю, нет, - вступил в разговор Роман.
     - Обязательно посмотрю в энциклопедии и все о нем выясню. Таннис. Какая
очаровательная вещица, этот амулет,  или как это там называется. Откуда он у
тебя?
     Одарив Романа быстрой улыбкой, Розмари объяснила:
     - Мне его подарили Кастиветы.
     Она спрятала амулет под кофточку.
     -  Я  вижу,  вы и  ваша  жена  заботитесь  о  Розмари  больше,  чем  ее
собственные родители, - промолвил Хатчинс, обращаясь к Роману.
     - Мы  ее очень любим, ее и Гая, - Роман встал с кресла. - Извините, мне
надо идти. Жена ждет.
     - Конечно, - Хатчинс тоже встал. - Рад был познакомиться.
     - Не сомневаюсь, мы еще увидимся. Не беспокойтесь, Розмари.
     - Никакого беспокойства.
     Розмари  проводила его  до двери. По дороге  она заметила, что и правое
ухо у него тоже  проколото, а на шее виднелось  множество маленьких шрамов -
создавалось впечатление, что смотришь на далекую стаю птиц.
     - Еще раз спасибо, что зашли.
     -  Не за  что.  Мне понравился ваш  друг мистер Хатчинс:  он производит
впечатление очень умного человека.
     - Так и есть, - подтвердила Розмари, открывая дверь.
     -  Рад, что  познакомился с ним. - Улыбнувшись и помахав  рукой, мистер
Кастивет ушел.
     Когда она вошла в гостиную, Хэтч стоял у книжного шкафа.
     - Уютная комната. Ты отлично потрудилась.
     - Спасибо.  Я  много здесь повозилась,  пока не помешала это  история с
тазовыми костями. - Она помолчала и  невпопад, как бы отвечая на свои мысли,
- добавила: - У Романа проколоты уши. Сегодня я в первый раз заметила.
     - Проколотые уши и насквозь пронзающий взгляд.  Кем он был до того, как
стал почтенным старцем?
     - Кем только он не был. Объехал весь свет. Правда - он везде побывал.
     - Бред! Везде пока еще никто не побывал. Зачем  он к тебе заходил, если
только я не проявляю излишнего любопытства?
     - Спросить, не нужно  ли  мне  чего-нибудь  купить.  Они  поразительные
соседи. Если бы я им позволила, они приходили бы убирать у меня в квартире.
     - А что собой представляет госпожа Кастивет?
     Розмари рассказала.
     - Гай с  ними в последнее  время очень сблизился. Думаю, они  ему стали
вместо родителей.
     - А тебе?
     - Не знаю.  Иногда я им так благодарна,  что расцеловать готова, а иной
раз задыхаюсь от их внимания: слишком уж они дружелюбны и  предупредительны,
если не назойливы. Но как я могу жаловаться? Помнишь, когда свет погас?
     - Да разве такое забудешь? Я был в лифте.
     - Не может быть!
     - Да, да, пять часов в полной темноте в обществе трех женщин и мужчины,
которого, как сейчас помню,  звали Джоном Берчером.  Они  были  уверены, что
взорвалась бомба.
     - Какой ужас!
     - Так что ты говорила?
     - Мы  с  Гаем сидели  здесь, а через две минуты после  того,  как погас
свет, Минни  была уже у двери  со  свечами,  - она  показала рукой в сторону
каминной полки. - Ну как можно быть недовольной такими соседями?
     -  Никак нельзя, - Хэтч встал и подошел  к камину. Между вазой и медным
микроскопом стояли два оловянных подсвечника; в обоих торчали огарки  черных
свечей с потеками оплавившегося воска.
     - Последние крохи. Она принесла столько, что хватило бы на целый месяц.
А в чем дело?
     - Они так и были черные?
     - Да, а что?
     - Да так, просто интересно, - он отвернулся от камина и как-то натянуто
ей  улыбнулся.  - Предложи мне, пожалуйста, кофе. И расскажи мне  про миссис
Кастивет. Где она выращивает свои травы? В ящиках на окнах, что ли?
     Спустя  несколько минут, когда они  сидели с чашками за столом в кухне,
открылась входная дверь и поспешно вошел Гай.
     - Какой сюрприз!  - воскликнул он, подойдя  к  Хатчинсу и  пожимая руку
прежде, чем тот  успел подняться. - Как дела, Хэтч? Рад вас видеть. - Другой
рукой  Гай  обхватил голову Розмари  и поцеловал  ее в щеку и в губы:  - Как
жизнь, золотко?
     Он был в гриме: лицо  оранжевое, глаза большие,  с накрашенными черными
ресницами.
     - Что произошло? - спросила Розмари.
     - А-а, они вдруг остановили съемку, решили изменить что-то  в сценарии,
тупые  гаденыши!  Утром  начнем снова. Прошу всех  оставаться на  местах, не
двигаться, я только избавлюсь от пальто, - Гай направился в прихожую.
     - Кофе хочешь? - крикнула ему вслед Розмари.
     - С огромным удовольствием.
     Она встала, налила ему, наполнила чашки и себе с Хэтчем. Хэтч посасывал
трубку, задумчиво глядя перед собой.
     Вошел Гай с блоком "Пэлл-Мэлл" в руках.
     - Добыча! - он вывалил пачки на стол. - Хэтч?
     - Нет, спасибо, я лучше трубку.
     Гай  открыл  одну  пачку,  встряхнул ее, вытащил  сигарету  и подмигнул
Розмари.
     - Кажется, есть повод поздравить, - сказал Хэтч.
     Гай просиял:
     - Розмари рассказала вам? Чудесно,  правда? Мы так рады. Я, конечно, до
смерти боюсь,  что  из  меня  получится скверный отец,  но Розмари все равно
будет такой хорошей мамой, что это не имеет значения.
     - Когда ждете?
     Розмари  назвала число, а Гаю сообщила, что  доктор Сапирштейн принимал
двух внуков Хэтча.
     - Я познакомился с вашим соседом Романом Кастиветом, - сказал Хатчинс.
     -  Да?  Смешной старый чудак, верно?  - отозвался Гай. - Зато он  знает
разные интересные истории про Отис Скиннер и Моджеску. Он влюблен в театр.
     -  Ты когда-нибудь  замечал,  что у  него  проколоты  уши?  -  спросила
Розмари.
     - Ты шутишь!
     - Да нет, я сегодня случайно заметила.
     Они пили кофе, обсуждали успехи Гая и  поездку Хэтча в Грецию и Турцию,
которую он собирался совершить весной.
     - Очень  жаль,  что  в  последнее время  мы  так  редко встречаемся,  -
посетовал Гай, когда Хатчинс, извинившись,  стал прощаться.  - Я занят, да и
Розмари в таком состоянии; мы вообще ни с кем не встречаемся.
     - Может быть, все же мы как-нибудь  пообедаем вместе? - предложил Хэтч,
и Гай, согласившись, пошел за его пальто.
     - Не забудь узнать о корне танниса, - напомнила Розмари.
     - Не забуду, - заверил ее Хэтч. - А ты скажи доктору Сапирштейну, чтобы
он проверил весы;  я все-таки  думаю,  что  ты похудела  больше, чем  на три
фунта.
     - Не говори ерунды! У врачей не бывает неправильных весов.
     Гай подал ему пальто.
     - Это не мое, стало быть, ваше.
     -  Точно, -  повернувшись, Хатчинс сунул  руки  в рукава.  - А  ты  уже
придумала, как назовешь, или еще слишком рано? - спросил он Розмари.
     - Если мальчик, то Эндрю или Дуглас, если девочка, то Мелинда или Сара.
     - Сара? - удивился Гай. - А что произошло со "Сьюзен"? - Он подал Хэтчу
шляпу.
     Розмари подставила Хэтчу щеку.
     - Очень надеюсь, боли скоро пройдут, - сказал он
     - Конечно. Я тоже надеюсь.
     - При беременности это бывает часто, - заметил Гай.
     Хэтч порылся в карманах.
     - А вторая куда-то подевалась. Здесь ее нет? - он показал им коричневую
перчатку и еще раз пошарил в карманах.
     Розмари  посмотрела на  полу, а Гай подошел к  шкафу и поискал  там, на
полу и на полке.
     - Не нашел, Хэтч, - крикнул он.
     -  Вот обидно. Наверно,  оставил в  Сити-центре. Придется  зайти  туда.
Правда, давайте вместе пообедаем, ладно?
     - Обязательно, - подтвердил Гай.
     - На следующей неделе, - уточнила Розмари.
     Они смотрели ему вслед, пока Хатчинс не скрылся за поворотом коридора.
     - Это был приятный сюрприз, - заговорил Гай. - Он долго у тебя сидел?
     - Не очень. Как ты думаешь, что он мне сказал?
     - Что?
     - Что я выгляжу ужасно.
     - Добрый  старина  Хэтч,  куда  бы ни явился,  всюду  приносит  с собой
веселье.
     Розмари вопросительно посмотрела на Гая.
     - Да он прирожденный нытик, золотко. Помнишь, как он пытался  испортить
нам настроение, когда мы сюда переежали?
     - Он не прирожденный нытик, - Розмари пошла на кухню убирать со стола.
     Гай прислонился к косяку:
     - Тогда он очень талантливый любитель.
     Через несколько минут он надел пальто и пошел покупать газету.
     Вечером Розмари читала в постели, а Гай в кабинете смотрел телевизор. В
половине одиннадцатого зазвонил  телефон. Гай  взял трубку,  и через  минуту
принес телефон в спальню.
     - Хэтч хочет  поговорить с тобой, - он поставил телефон на кровать. - Я
сказал, что ты отдыхаешь, но он говорит, дело не ждет.
     Розмари взяла трубку.
     - Хэтч?
     - Привет, Розмари.  Скажи мне, дорогая, вообще-то ты на  улицу выходишь
или сидишь дома целыми днями?
     - В  последнее время не выходила,  -  Розмари посмотрела на  Гая, -  но
могла бы. А в чем дело?
     Не сводя с нее глаз, Гай настороженно слушал.
     - Мне бы хотелось с тобой кое о чем потолковать.  Можешь встретиться со
мной  завтра утром  в  одиннадцать  перед зданием Сигрэм? Если хочешь, можно
будет посчитать это поздним завтраком или ранним ланчем.
     - Да, конечно, Хэтч. А в чем дело? Ты сейчас не можешь сказать?
     - Да лучше не надо. Ничего сверхважного, так что не думай об этом.
     - Отлично.
     - Договорились. Тогда в одиннадцать перед зданием Сигрэм.
     - Хорошо. Перчатку нашел?
     -  Нет,  но  мне  уже  все  равно  пора покупать новые. Спокойной ночи,
Розмари. Спи сладко.
     - Спокойной ночи.
     Она повесила трубку.
     - Что ему нужно? - грубовато спросил Гай.
     - Он хочет встретиться со мной завтра утром и о чем-то поговорить.
     - Он не сказал о чем?
     - Нет.
     Улыбнувшись, Гай покачала головой:
     -  По-моему,  он  слишком  увлекся   приключенческими   рассказами  для
мальчишек. Где вы с ним встречаетесь?
     - Перед зданием Сигрэм, в одиннадцать.
     Гай выдернул телефон из  розетки и понес его в кабинет, но почти тотчас
же вернулся  и, снова включив,  поставил на  ночной  столик. -  У меня идея.
Хочешь, я сейчас пойду и куплю мороженое в рожках? Идет?
     - Но уже поздно, хотя мороженого мне хочется.
     - Ванильное?
     - Да.
     - Я быстро.
     Он ушел, а Розмари откинулась на подушки и уставилась в пространство. О
чем  хочет поговорить с ней Хэтч? Ничего важного, сказал он. Но это не может
быть и чем-то  совсем пустяковым, иначе  он не стал бы вызывать ее  вот так.
Может быть, это касается Джоан?
     Она  услышала, как где-то  далеко-далеко, у  двери Кастиветов, один раз
прозвенел  звонок. Наверное,  это Гай  зашел  спросить,  не купить  ли  и им
мороженое или утреннюю газету. Как мило с его стороны.
     Боль в животе усилилась.

        Глава 3
     Утром Розмари  по внутреннему телефону позвонила Минни  и попросила  не
приносить питье в  одиннадцать:  она  собирается выйти и  вернется не раньше
часа или двух.
     -  Хорошо, милая, не  волнуйся.  Совсем не  обязательно принимать его в
одно и то же время, выпьешь потом. День хороший, а свежий воздух пойдет тебе
на пользу. Иди, погуляй. Звякни мне, когда вернешься, я принесу питье.
     День  был  прекрасный: морозный,  ясный,  солнечный, бодрящий.  Розмари
медленно шла и наслаждалась, готовая улыбаться, словно и не было неотступной
боли  в животе. На  каждом углу,  позвякивая  бубенчиками, как  обычно перед
Рождеством, стояли  Санта-Клаусы из Армии Спасения. И витрины магазинов тоже
кричали о приближающемся Рождестве.
     Без четверти  одиннадцать Розмари  подошла к месту встречи. Так как  до
назначенного часа  еще  оставалось  время и Хэтча  пока  не  было видно, она
присела на  невысокую ограду сквера перед  зданием Сигрэм и подставила  лицо
солнечным лучам. Наслаждаясь теплом, она прислушивалась к  торопливым шагам,
обрывкам разговоров, к проезжавшим мимо легковым  машинам, грузовикам и шуму
вертолетов. Платье, как Розмари впервые с удовольствием отметила, натянулось
под  пальто на животе; может быть, после ланча она  отправится в Блумингдейл
взглянуть на  одежду для будущих мам. Она  была рада, что Хэтч вытащил ее на
улицу (но о  чем он  хотел с ней поговорить?); боль, даже неотступная, - это
не оправдание  для  того,  чтобы столько времени сидеть дома. Теперь Розмари
будет бороться с ней,  бороться при помощи  воздуха,  солнца, движения;  она
больше не  подчинится ей, не  будет затворничать в мрачных стенах Брэмфорда.
"Прочь, боль, - подумала она. -  Я больше не собираюсь с тобой мириться." Но
боль не отступала; самовнушение не оказало на нее никакого влияния.
     В одиннадцать она  подошла  к стеклянным дверям  здания, где  все время
сновали люди. "Возможно, у Хэтча  была еще одна встреча, и он сейчас придет,
- подумала Розмари, - ведь  он  назначил встречу именно здесь,  а не  где-то
еще". Она вглядывалась  в  лица  выходящих,  в какой-то  момент  вроде  даже
увидела его, но  оказалось,  что обозналась.  Розмари  не  тревожилась,  что
пропустит Хэтча: она знала, что, даже если она его и не заметит, Хэтч сам ее
обязательно увидит.
     Он не пришел  ни в  пять, ни в десять  минут двенадцатого.  В  четверть
двенадцатого Розмари вошла в здание, чтобы взглянуть на список сотрудников в
надежде встретить там фамилию, которую Хэтч когда-нибудь упоминал, позвонить
и справиться, нет ли Хэтча там. Для внимательного изучения  список  оказался
чересчур  длинным,  со  слишком большим количеством  фамилий;  она пробежала
взглядом  убористо  напачатанные  колонки и, не  обнаружив ничего знакомого,
снова вышла на лицу.
     Она  вернулась к низкой  ограде и села  на прежнее  место.  Теперь  она
наблюдала  за  фасадом здания,  изрека окидывая  взглядом  пологие  ступени,
ведущие  к  тротуару.  Мужчины  женщины встречались  с другими  мужчинами  и
женщинами,  но  Хэтча,  который никогда не  опаздывал,  по-прежнему не  было
видно.
     В одиннадцать сорок  Розмари снова вошла в здание,  и один  из служащих
посоветовал ей спуститься вниз, где в конце коридора была телефонная  будка.
По телефону  разговаривала  девушка-негритянка.  Однако  вскоре она окончила
разговор и вышла, риветливо взглянув на  Розмари. Розмари скользнула в будку
и  набрала свой номер. После  пятого  звонка  ответила телефонистка: Розмари
никто не  звонил, а Гая спрашивал Руди Хорн. У нее оставалась еще монетка, и
она  набарала  номер  Хэтча. После  первого  же звонка ответил взволнованный
женский голос:
     - Да?
     - Это квартира Эдварда Хатчинса?
     - Да, кто говорит?
     По голосу собеседнице Розмари  можно было дать  не  слишком  много и не
слишком мало, наверно, лет сорок.
     - Меня зовут Розмари Вудхауз. В одиннадцать я должна была встретиться с
мистером Хатчинсом, но он не пришел. Вы не знаете, он придет или нет?
     Трубка молчала.
     - Алло? - позвала Розмари.
     - Хэтч говорил мне  о вас, Розмари. Я  -  Грейс Кардифф,  его знакомая.
Ночью ему стало плохо. Точнее, сегодня утром, рано утром.
     У Розмари упало сердце:
     - Плохо?
     - Да.  Он  в глубокой коме.  Врачи не  могут  определить  причину.  Его
отвезли в Сент-Винсент.
     -  Боже, какой  ужас!  Вчера  вечером,  около половины одиннадцатого, я
разговаривала с ним и, судя по голосу, все было нормально.
     - Я говорила с  ним чуть позже, и мне тоже  показалось, что все хорошо.
Сегодня утром уборщица нашла его на полу спальни без сознания.
     - И врачи не знают, в чем дело?
     - Пока что нет. Но прошло  еще очень мало  времени,  и я не сомневаюсь,
что они скоро найдут причину. А тогда смогут и  вылечить его. Пока же он без
сознания.
     - Какой ужас! А раньше с ним ничего подобного не случалось?
     - Никогда. Сейчас  я  снова еду в  больницу. Если  вы оставите мне свой
номер телефона, то, как только будут какие-то изменения, я вам сообщу.
     - Спасибо большое.
     Розмари продиктовала свой телефон и спросила, не нужна ли  какая-нибудь
помощь.
     - Пока нет, -  ответила Грейс. - Только что я позвонила его дочерям, и,
кажется,  это все, что  можно сделать,  по крайней мере, пока он не придет в
сознание. Если будут новости, я вам сообщу.
     Розмари вышла из здания Сигрэм. Дойдя  до угла Пятьдесят третьей улицы,
она  перешла  Парк-авеню и  медленно направилась к  Мэдисон-сквер размышляя,
умрет Хэтч или  выживет и, если умрет,  то будет ли в ее жизни (о,  эгоизм!)
еще  кто-нибудь, на  кого  бы она смогла  вот  так же спокойно  и  полностью
положиться.   Розмари   думала   и  о  Грейс   Кардифф:   судя   по  голосу,
привлекательная  женщина.  Интересно, может,  у  них  с  Хэтчем  роман,  без
особенных страстей, спокойный,  как  обычно бывает  у немолодых  уже  людей?
Розмари хотелось, чтобы это было так. Она не могла поверить, что Хэтч умрет.
Нет, этого не может быть, - возможно, то, что  он оказался на пороге смерти,
подтолкнет их обоих к свадьбе, так что все обернется даже к лучшему.
     Она  пересекла Мэдисон  и  где-то между  ним  и  Пятой  авеню  невольно
остановилась  перед  витриной, в  которой было выставлено миниатюрное святое
семейство  у  яслей:  изящные  фарфоровые  фигурки Марии, Младенца,  Иосифа,
волхвов, пастухов и домашних  животных. Она улыбнулась, глядя на эту сценку,
по-прежнему  способную  пробудить в ней глубокие чувства  и  переживания.  А
потом  в стекле  витрины,  которая,  как  занавес,  разделяла  ее  и  Святое
Семейство, увидела собственное отражение: улыбка, обтянутые кожей скулы, как
у скелета, и черные круги под глазами - лицо,  которое вчера испугало Хэтча,
а сейчас напугало и ее.
     - Вот уж это совпадение так совпадение!
     Обернувшись, Розмари увидела, как к ней подходит  сияющая Минни в белом
пальто под кожу, красной шляпе и с неизменными очками на цепочке.
     -  А  я  подумала:  пока  Розмари гуляет,  я  тоже  могу  выйти, купить
что-нибуль к  Рождеству. И надо же  - ты здесь, и я тоже! Похоже, мы с тобой
совершенно  одинаковые, ходим  в  одни и  те  же  места,  и  занятия  у  нас
одинаковые. Э-э, да в чем дело, дорогая? Ты такая грустная и подавленная.
     - Я только что узнала плохие новости, - объяснила Розмари. -  Один  мой
друг заболел. Он в больнице, в тяжелом состоянии.
     - Да что ты говоришь? Кто же это?
     - Его зовут Эдвард