- Позвольте мне удалиться отсюда и тем самым загладить свою вину.
     - Успокойся, - отозвалась Хабэд. - Я  думаю, что ты наш брат. Ведь  ты,
как и мы, можешь дышать под водой. Иначе тебе грозит смерть.
     - Что ж... Пусть попытаются меня  убить. Любая другая женщина -  земная
женщина - пропустила  бы эти слова  мимо ушей, сочтя  их пустой  похвальбой.
Хабэд же приняла заявление юноши всерьез и, быстро обернувшись к отцу,  что-
то сказала ему,  очевидно привлекая  его внимание к  вызову Зайрема.  Король
ответил ей, и  Хабэд выдернула  из украшенных  самоцветами ножен  у себя  на
поясе короткий  кинжал.  Она взяла  руку  Зайрема  и медленно  -  под  водой
возможны лишь медленные движения -  попыталась вонзить в нее клинок.  Кинжал
переломился пополам.  Что  касается  Зайрема,  то  он  впервые  почувствовал
надменную радость от своей  неуязвимости, которая делала его  могущественным
и бесстрашным. Он ухмыльнулся старому королю и сказал Хабэд:
     - Объясни своему отцу, что я тоже чародей.
     - Он знает.
     Тут король заговорил  на языке Зайрема.  Хабзур не собирался скрывать,
что понял их разговор.
     - Хоть ты и говоришь только на языке жителей земли, нам все же кажется,
что ты родом из какой-нибудь  подводной страны. Поскольку ты настаиваешь  на
обратном, мы делаем вывод, что  эта страна нам враждебна... По-видимому,  мы
не сможем убить тебя. И все же не рассчитывай, что мы позволим тебе уйти.
     - Тогда, отец, пусть  он будет моим пленником,  - попросила Хабэд. -  Я
нашла его, и он мой по праву.  Прикажи отправить в соседние страны послов  с
требованием выкупа. Так мы узнаем  его происхождение. А пока пусть  послужит
мне.
     Король рассмеялся,  услышав  это, но  смех  его вскоре  оборвался, ибо
смеяться под водой -  занятие довольно болезненное  и неразумное. Люди Моря
позволяли себе смеяться лишь в самых исключительных случаях.
     - Что бы ты ни заставила его делать, - сказал король на языке  Зайрема,
чтобы юноша смог оценить шутку, - пусть он усердно трудится - неважно, стоя
или лежа.
     Придворные засмеялись  - то  ли над  шуткой короля,  то ли  из  желания
угодить королю тем,  что готовы  перенести ради  него страдания,  вызываемые
смехом. Хабэд вспыхнула. Румянец, словно розовая дымка, покрыл ее щеки,  шею
и грудь. Несмотря на это, она холодно произнесла:
     - Я не во всем подчиняюсь тебе, отец.

        ***

     Подводная принцесса  жила в  Бирюзовых палатах.  Посередине ее  обители
расположен   был   внутренний   дворик   с  садом. Плавно покачивались живые
изгороди из привязанных  к кораллам  зеленых рыб.  Высокие морские  растения
предлагали тень от "солнца", а когда  оно тускнело и становилось похожим  на
бледно-золотую луну, повсюду зажигались светильники, сделанные из раковин.
     Когда Хабэд  привела Зайрема  в сад,  одна из  зеленоволосых  хвостатых
девиц как раз зажигала эти светильники. На песчаных дорожках стояли арфы,  и
когда Хабэд и Зайрем проплывали мимо,  расходящиеся от них волны ударили  по
струнам и раздались  чарующие звуки.  Осьминог в  изысканной клетке  свирепо
уставился на них,  но не смог  выразить свою ненависть полнее,  так как его
чернильные мешки были удалены.
     - Не обращай  внимания на шутки  моего отца,  - сказала Хабэд.  - Ты  -
пленник, и я  буду держать тебя  здесь ради выкупа. Но  если хочешь, можешь
развлечься с моими рабынями. Я слышала, земных мужчин возбуждают их  хвосты.
Эти хвостатые девы принадлежат выродившейся  расе, немой и безмозглой.  Наши
предки вывели  их  ради  развлечения,  скрещивая  своих  женщин  с  морскими
чудовищами    -    акулами,    китами,    дельфинами,   змеями и гигантскими
глубоководными рыбами.
     - Меня  не  привлекают  полуженщины,  - отвечал  Зайрем.  -  Я  поражен
мастерством ваших предков, Если я чего-нибудь и желаю, так это изучить  вашу
магию.
     - В  таком случае  не научишь  ли и  ты меня  заклятию неуязвимости?  -
спросила принцесса. - Я хочу, чтобы ножи ломались и о мою кожу.
     - Разумеется, - пообещал Зайрем.
     - Ты лжешь, - сказала она.
     - Так же, как и ты, - отозвался  он. - Но давай не будем обвинять  друг
друга во лжи.
     Хабэд внимательно посмотрела на своего пленника.
     - Ты  будешь жить  вон в  той комнате,  двери которой  выходят на  этот
дворик.
     - Ты не  посадишь меня в  клетку? - удивился Зайрем,  бросив взгляд на
осьминога.
     - Я сделала  бы это, но  тебя невозможно связать, ибо  нет такой силы,
которую можно использовать против тебя.
     Хабэд ушла.  Служанки  последовали  за  ней.  Все  движения  под  водой
грациозны,   но   все   же   движения   принцессы  отличались исключительным
изяществом.   Зайрем   уже   немного   освоился   в водной стихии, постоянно
омывающей его  кожу;  прежний  страх  исчез,  осталось  только  любопытство.
Наконец в его жизни появилась  цель: во что бы  то ни стало овладеть магией
Сабла. И Хабэд ему в этом поможет.  Он заглянул ей в глаза. В них  пряталось
то, о чем глаза Симму говорили открыто. Думая о красоте Хабэд, едва скрытой
колышущимся в  воде  платьем,  Зайрем  чувствовал  желание.  Оно  согрело  и
опьянило его, наполнив нетерпением. Старым  грехам и мучениям не было  места
в этом подводном мире. Прежний Зайрем остался в прошлом, среди  покореженных
останков разбитого корабля. Так ему казалось. Вероятно, отчасти он был прав.

        ***

     Прошло несколько  дней.  Несколько  раз  подводное  солнце  тускнело  и
разгоралось   вновь.   Зайрем   бродил   по   саду внутреннего дворика и тем
коридорам и  комнатам  в покоях  принцессы,  которые не  запирали  от него.
Дворик имел крышу из хрустальных пластин, которые поднимались и  опускались,
однако они теперь всегда были опущены, чтобы Зайрем не мог выбраться наружу.
     Зайрему принесли  богатые  одежды. Его  потчевали  необычными  блюдами,
причудливого вида и вкуса, не  менее искусно приготовленными. Пищу  подавали
всегда на вертелах или в закупоренных сосудах, чтобы она не могла  смешаться
с водой. Постепенно  юноша привык  пить своеобразные вина  Сабла (их  тянули
через соломинки,  выточенные  из  нефрита)  и  собирать  плавающих  по  саду
жареных рыб.
     Иногда Зайрем слышал,  как на  городской башне  звенит медный  колокол.
Его звон  пугал людей  моряков... Зайрем  ни о  чем не  спрашивал  хвостатых
рабынь, прислуживавших ему.  Они, по-видимому,  не умели  говорить и  делали
только то, что приказывала им госпожа.  А ее приказы часто казались  Зайрему
странными. Иногда ему приносили пищу  еще менее аппетитную, чем обычно,  или
даже отравленную, но Зайрем пил и  ел. Яды не причиняли ему никакого вреда.
Конечно же, он постоянно  глотал морскую воду, но  она тоже не вредила  ему.
Однажды несколько  хвостатых рабов  ворвались в  сад и  попытались  схватить
пленника,   но   это   им   не   удалось.   В другой раз из клетки выпустили
разъяренного осьминога, и тот, обнаружив,  что Зайрем - неподходящий  объект
для   нападения,   прикончил   несколько   злополучных рабынь. Их тела потом
несколько часов  плавали перед  Зайремом, и  только потом,  когда  осьминога
усмирили, зловонные останки убрали.
     Как-то раз ночью Зайрем проснулся.  Ложась спать, он обычно  привязывал
себя к ложу куском шелковой веревки, чтобы во сне его не унесло течением.  И
вот, проснувшись, он  обнаружил, что  этой самой веревкой  к нему  привязаны
три девы-рыбы. Они тотчас же начали  с ним заигрывать, ласкать его и вскоре
довели до мучительного и невыносимого вожделения, но юноша не мог  заставить
себя войти  в их  чуждые, хотя,  несомненно, и  принадлежащие  млекопитающим
устья. Из  этих  и  многих  других событий  Зайрем  сделал  вывод,  что  его
испытывают и  за  ним  наблюдают.  Вероятно,  за  всем  происходящим  стояла
пленившая его Хабэд.
     Однажды на рассвете, когда солнце только разгоралось, Зайрем  обнаружил
у себя  в комнате  стол, заваленный  книгами. Их  страницы были  сделаны  из
белой акульей  кожи, а  слова  вышиты черной  шелковой нитью.  Потом каждую
страницу покрывали прозрачным лаком, предохраняющим  книгу от воды. Из  этих
занимательных томов только два оказались  на земном языке. Эти книги  Зайрем
сразу узнал - он видел их в детстве, когда обучался в желтом храме. Эти  два
тома он и стал читать. Обе книги содержали легенды о подводных королевствах,
и юноша  решил, что  они переписаны  с книг  Людей Земли  без изменений,  на
земных языках, чтобы развлечь Людей Моря.
     Зайрем погрузился в чтение.
     Можно представить себе его гнев, когда на следующее утро он  обнаружил,
что эти две книги исчезли, а остались только те, которые он не мог читать.
     Позже, через некоторое время после  того, как в очередной раз  отзвенел
медный колокол,  в  комнате  Зайрема  появилась  фигура,  с  ног  до  головы
закутанная в черное  блестящее покрывало.  У незнакомки были  ноги -  из-под
покрывала торчали две ступни.
     - Меня прислала принцесса, чтобы  научить тебя языку Сабла, -  объявила
она. Зайрему  не удалось  ничего  понять по  ее  голосу, так  как волшебные
жемчужины, позволявшие слышать под  водой (теперь у него  в каждом ухе  было
по жемчужине, что намного улучшило  слышимость), искажали тембр голоса и  не
передавали интонаций. Края  покрывала ученой дамы  украшали золотые  слитки,
которые   не   давали   материи   возможности  всплыть. Ногти на белых ногах
незнакомки   были   розовыми,   а   на   пальцах   ног  красовались кольца с
драгоценными камнями. Благодаря  этому Зайрем  все же  догадался, что  перед
ним   не   кто   иной,   как  сама Хабэд, переодевшаяся, загримировавшаяся и
решившая, что юноша ее не узнает.
     Уже долгое время  она шпионила  за своим пленником  сквозь отверстия  в
стенах и с помощью увеличительных стекол с возвышающихся над дворцом  башен.
Зайрем позволил ей играть в эту игру; не стал он мешать ей и теперь.
     Так начался первый урок языка. Обнаружив, что Зайрем все схватывает  на
лету, Хабэд решила продолжить,  и они занимались до  тех пор, пока вновь  не
ударил подводный колокол. Юноша осведомился, что может означать  колокольный
звон.
     - Это - молитва Сабла, - ответила скрытая покрывалом Хабэд.
     - Колокольный звон созывает на молитву?
     - Нет. Мы не унижаемся до того, чтобы лично молиться богам - тем богам,
которые давно  покинули  наш  народ.  Пусть  не из  любви  к  богам,  но  из
простого уважения  к ним  звонит этот  колокол. Звон  как бы  сообщает:  "Мы
помним о небесах, хоть небеса и забыли о нас".
     - Чем же боги обидели вас?
     - Я вижу, ты  не веришь в  то, что боги  существуют. Это глупо.  Прошли
века с тех пор,  как наши предки,  живя на суше, забыли,  что над ними  есть
боги. Тогда боги  разгневались на  людей и разверзли  хляби небесные.  Целый
год шел дождь. Моря и реки вышли  из берегов. Весь мир погрузился под  воду,
и почти все люди  погибли - кроме, конечно,  чародеев. Некоторые спаслись  в
искусно построенных лодках;  другие придумали,  как с  помощью заклинаний  и
колдовства жить под водой. Они-то  и положили начало нашему народу,  который
в конце  концов  стал настолько  процветающим  и довольным  жизнью  в своих
подводных городах,  что десятилетия  спустя, когда  великий потоп  кончился,
отказались покинуть их. Как, должно  быть, по-дурацки выглядели тогда  боги.
Теперь же мы - Люди Моря, и  нас боятся обитатели суши. Мы правим водами,  и
ни один земной  колдун, как  бы могуществен  он ни  был, не  имеет власти в
нашей стране. Даже князю демонов приходится считаться с нами.
     - Неужели? - удивился Зайрем.
     - Ему приходится.
     После этого  разговора  скрытая под  покрывалом  "неизвестная"  госпожа
довольно часто навещала Зайрема. Юноша ни разу не показал принцессе, что  ее
хитрость   разгадана,   и   вскоре   Хабэд   успокоилась  и стала вести себя
непринужденно, обучая Зайрема  со знанием  дела, время  от времени  позволяя
себе маленькие вольности; погладить Зайрема  по голове или пожать ему  руку.
Испытания прекратились.  Через  некоторое  время пленник  уже  мог  свободно
объясняться с красавицей на  ее родном языке, и  она принесла ему  множество
разнообразных книг и забрала  назад их только тогда,  когда он их  прочитал.
Однако эти восхитительные книги не открыли тайн волшебства.
     - Я вижу, твой разум изголодался по знаниям, - сказала ему скрытая под
покрывалом Хабэд однажды ранним утром. -  Мне кажется, он просто умирает  от
голода. Признайся же  мне теперь,  Зайрем: ведь  ты из  нашего народа?  Твой
разум так же быстр, как и  наш. К тому же ты  можешь жить в море. Какие  еще
нужны доказательства?
     - Может  быть, так  оно и  есть, -  осторожно солгал  Зайрем. -  Я  мог
потеряться, когда был маленьким. - Живя под водой, он совсем отвык  смеяться
и лишь поэтому не  расхохотался, вспомнив пустыню,  где родился. Она лежала
во многих днях пути от моря.
     - Возможно... Тогда ты имеешь право познакомиться с нашими традициями.
     - И с вашей магией.  Я уже говорил, что  хочу изучить это искусство. Я
обращался с этой просьбой к вашей госпоже - Хабэд, и она отказала мне.
     - Она  и  не вспомнит  об  этом, -  ответила переодетая  Хабэд.  - Моя
повелительница невероятно тупа и обо всем забывает.
     Скромность принцессы  и  очевидная  ловушка,  которую  она  расставила,
ругая себя привели бы Зайрема в  бешенство, окажись на месте принцессы  кто-
нибудь другой;  но  в  исполнении  Хабэд эти  слова  прозвучали  с  забавной
язвительностью и очарованием, будто она и  в самом деле смеялась над  собой.
Вскоре юноша убедился,  что так  оно и  есть, а  некоторые недостатки  могли
оказаться вполне реальными, и в них она откровенно признавалась.
     - У меня не сложилось такого впечатления, - пробормотал Зайрем.
     - Разве?  Я буду  откровенна. Моей  госпоже безразлично  все, кроме  ее
собственных удовольствий.
     - Мне показалось, что она находит  удовольствие в том, что держит  меня
здесь.
     Скрывающаяся под  покрывалом Хабэд  не  была лгуньей  настолько,  чтобы
отрицать это.
     - Да,  вероятно.  Но она  была  непостоянна, ненадежна,  несдержанна и
опрометчива. Если она  проявляет к тебе  какой-то интерес, то  тебя не  ждет
ничего приятного. Она так скучна и некрасива.
     - В  таком случае  я должен  сознаться в  своей глупости,  ибо мне  она
показалась прекрасной. Немного помолчав, Хабэд заявила:
     -   Неужели?   Это   с   ее-то   лохматыми волосами, круглыми глазами и
короткими ногами?.. Нет, она недостойна того, чтобы на нее смотреть.
     - Едва ли я смог бы смотреть  куда-нибудь еще, будь она рядом со  мной.
По правде говоря, я жду не дождусь того дня, когда увижу ее снова.
     Хабэд не смогла устоять перед столь явным признанием.
     - Ты можешь  увидеть ее прямо  сейчас, - воскликнула  принцесса, -  ибо
она здесь! - Отброшенное в сторону покрывало закружилось по саду, пугая рыб.
     Принцесса выглядела  очень  привлекательной и  трогательно  доверчивой,
надменной и  соблазнительной.  У Зайрема  не  хватило духу  сказать  ей всю
правду. Как многие люди, обладающие острым и проницательным умом,  принцесса
иногда проявляла  чрезвычайную  наивность.  И этим  она  полностью  покорила
Зайрема, предвкушавшего наслаждение и страстно желавшего ее.
     - Я.., я изумлен,  госпожа, - сказал  он тихо. -  Справедливо ли это  -
сыграть со мной такую шутку?
     - Нет, -  ответила Хабэд. -  Но я и  не говорю, что  справедлива. Я  же
тебя предупредила, что у меня множество недостатков.
     Зайрем подошел к ней и поцеловал сначала ее лоб, потом губы, шею... Он
продолжал бы этот волнующий и трепетный спуск, но красавица остановила его.
     - Награда за способности, проявленные тобой на моих уроках, не Хабэд, -
сказала принцесса, хотя ее глаза утверждали совсем иное.
     - Какое же другое вознаграждение хоть чего-нибудь стоит?
     - Обучение магии морского народа.
     - Да, награда достойная.
     - И не безопасная. Древние  законы подводных городов запрещают  обучать
людей суши нашему колдовству. Но ради тебя я сделаю исключение. Ибо уверена,
что ты  наш родственник,  пусть и  не самый  близкий. Кроме  того, мой  отец
расстроился, поскольку никто не выкупает тебя, но еще больше его раздражает,
что ты  живешь во  дворце как  мой  гость. Он  приказал мне  поторопиться  и
решить, как поступить с тобой. Он хочет избавиться от тебя.
     - Меня  нельзя  убить, -  сказал  Зайрем, прикоснувшись  к голубовато-
зеленым волосам подводной принцессы и целуя ее еще раз.
     - Может, тебя и не  убьет, но в Сабле  есть множество ловушек. Сами по
себе они безвредны,  но их  нельзя разрушить.  Так как  ты ничего  о них не
знаешь, отец с  легкостью заманит тебя  в любую  из них. А  потом запрет  на
замок в  каком-нибудь мрачном,  унылом  месте, навсегда  лишив пищи  и всех
радостей жизни. А я не осмелюсь освободить тебя, ибо страшен в гневе Хабзур.
     - Мне кажется, что  не с любовью  относишься ты к  своему отцу. Ты  его
боишься.
     - Я  питаю  к  нему  почтение,  - ответила  Хабэд,  но  Зайрем  все  же
предположил, что дело обстоит именно так, как он сказал. - А теперь отпусти
меня, и  я отведу  тебя в  то ужасное  место, где  ты овладеешь  магическими
искусствами Сабза.

        Глава 5

     Лестница за потайной дверью в  укромной комнатке, затерянной в  палатах
Хабэд, вела вниз, в чернильно-черную тьму. Хабэд показывала дорогу. Они,  не
касаясь пола,  плыли сквозь  чернила, пока  не увидели  вдали бледный  свет.
Наконец из мрака показались  массивные золотые ворота, освещенные  фонарями,
в которых  тускло горел  колдовской огонь.  На воротах  не было  засова,  но
вокруг них, соединяя створки,  обвилась черная, как  нефть, змея с огромной
плоской головой, на которой красовались покрытые глазурью письмена на  языке
Сабла: "Кто осмелится пройти?"
     Хабэд подплыла к  змее и  просунула пальцы  между зубастыми  челюстями.
Узнав прикосновение, змея тотчас же соскользнула с ворот, и одна из  створок
приоткрылась.
     - Иди  вперед,  - приказала  Хабэд,  и Зайрем  проплыл  сквозь ворота.
Принцесса вынула пальцы из пасти твари  и последовала за ним. Ворота тут же
сами захлопнулись, и змея вновь обвила створки своими кольцами.
     За   золотыми   воротами,   образуя   широкую дорогу, тянулись два ряда
гранитных колонн.  Их украшали  золотые кольца,  с которых  свисали  фонари,
заливающие все  вокруг жутким  холодным сиянием.  Хабэд провела  Зайрема  по
этому коридору, и вскоре  они очутились в огромном  зале, освещенном тем  же
холодным светом, достаточно ярким, чтобы Зайрем смог все разглядеть.
     Это был Зал Мертвых. Сотни королей восседали на тронах из  позеленевшей
бронзы. Их ноги стояли на золотых скамеечках; золотые украшения  свешивались
с их  плеч  и  рук.  Плоть почивших  давным-давно  разложилась,  но  они  не
превратились   в   голые   скелеты,   ибо  море и организмы, населяющие его,
превратили королей в коралловые статуи - красные, белые и розовые.
     - Мы долго живем, но  смерть все же приходит и  к нам, и наших королей
приносят в этот зал. Все повелители Сабла сидят здесь, и так будет всегда, -
объяснила Хабэд,  медленно проплывая  между  тронами. -  Это для  нас очень
важно, ибо  наши  короли  не  умирают  совсем,  а  становятся  одним  целым,
воссоединяясь   с   городом.   Мы   отвергли   покровительство богов, и наши
религиозные обряды весьма скромны.
     В   конце   огромного   зала   выросло  очередное препятствие - тяжелая
каменная дверь.  Никакого  видимого стража  тут  не было,  но,  когда Хабэд
приблизилась, дверь  заворчала,  словно  была  живой.  Красавица  поцеловала
камень, и дверь медленно отворилась.
     Едва они успели войти,  как дверь со скрипом  закрылась, а вода  вокруг
загудела.
     - Что бы  сейчас ни  случилось, плыви за  мной и  не останавливайся,  -
предупредила Хабэд.
     - Хорошо, - ответил Зайрем.
     Мгновение, и  они оказались  в колеблющейся  чаще гигантских  скользких
водорослей, тут же опутавших их  тела - безболезненно, но достаточно  сильно
для того, чтобы сбить  с толку Зайрема.  И вдруг в чаще,  прямо на их  пути,
показалось огромное  сияющее  лицо,  такое  же  большое,  как  дверь,  через
которую они только что прошли.  Лицо корчило рожи и  рычало, а с его острых
зубов капала слизь. Хабэд бросилась прямо к нему и исчезла в  отвратительной
пасти. Не  отстававший от  нее Зайрем  задержал дыхание,  почувствовав,  как
зловоние окутывает его, угрожая  лишить сознания. Но  Хабэд плыла дальше, и
Зайрем старался не отставать от нее.
     Казалось, они плывут по омерзительной пасти чудовища, направляясь  вниз
по его глотке, погружаясь в  вонючую тьму желудка. Им навстречу  поднимались
пузыри зловонного  газа, вдохнуть  которые было  просто невозможно.  Зайрем,
попробовав, чуть не задохнулся...  Но вдруг миазмы  рассеялись, и весь ужас
закончился. Хабэд и Зайрем  попали в серебряную  пещеру, вода которой слабо
светилась.
     Пещера была  пуста, и  лишь  у дальней  стены  стояла одетая  в мантию
статуя ростом с  человека, сделанная  из красного  металла, почти  полностью
покрывшегося зеленой ржавчиной.
     Хабэд подошла к статуе, ухватилась за ее плечи, дотянулась до ее губ и
дунула в них.
     Статуя отозвалась:  она  тут  же  вдохнула, а  из  ее  ноздрей  и  ушей
взметнулись вверх пузырьки  воздуха. Ее зеленые  глаза завертелись в разные
стороны, и она заговорила.
     - Смотри на меня, я - твой наставник, - прогремел голос зеленой статуи.
- Кто желает учиться у меня, пусть войдет.
     С этими словами  она раскрылась, распавшись  на две равные  части -  от
короны до  края своей  мантии. Внутри  нее оказался  футляр такого  размера,
чтобы человек мог войти и стоять в нем.
     - Не бойся,  - сказала Хабэд.  - Повинуйся и  станешь мудрым.  Впрочем,
если ты трус, мы можем вернуться.
     Но Зайрем  уже  подошел  к  статуе и  шагнул  в  нее.  Он  почувствовал
опасность, но не  такую сильную,  чтобы испугаться. Когда  он вошел,  статуя
снова закрылась, заточив его во тьме.

        ***

     В   первые   секунды   находясь   внутри   статуи,   Зайрем  удивился и
встревожился,   но   вскоре   все   мысли   его исчезли, ибо в голове статуи
хранились знания тысячи - а может, и больше - чародеев - дух Сабла.
     Зайрему показалось, что он  видит юный мир и  горы этого мира  касаются
неба. Потом  он увидел,  как нахлынул  потоп.  Он смыл  горы, небо  и  людей
вместе с ним.  Потом пришли волшебные  грезы, и юноша  словно переселялся  в
тела других людей  и жил в  них, испытывая  их боль и  восторг, познавая  их
страдания и стремления.
     Их жестокость  и  гордыня  сильно  повлияли  на  скрытую  жестокость  и
дремлющую гордыню Зайрема.  Его голова раскалывалась  от напряжения:  Зайрем
упражнялся в  белой и  черной магии,  насылал чары  и проклятия,  произносил
заклинания, вызывал и изгонял духов.  У него заболели пальцы; Зайрем  сшивал
в фолианты  огромные листы  пергамента, высекал  в мраморе  и вычерчивал  на
песке руны власти и числа судьбы.  Он чувствовал, как изменяются его  сердце
и душа - так пламя  колеблется на ветру, так  глина меняет форму под руками
гончара. Хотя,  может быть,  ничего  и не  изменялось. Возможно,  он просто
нашел то, что раньше  скрывалось от него,  - зло и  мрак, живущие в  глубине
каждой души. И Зайрем  принял это зло, прильнул  к нему, как к  единственной
оставшейся колонне  в  разрушенном  доме.  Злоба тех,  кто  шел  перед  ним,
заполнила его душу, как и их искусство. Он впитал в себя все их знания.  Его
руки смешивали приворотные  зелья, а  воля склоняла в  земле деревья.  Более
тысячи живших до него магов сейчас отдали ему все свои знания.
     Немногие из пришедших сюда выдерживали напряжение, разум их погибал,  и
они выходили  из  статуи безумцами  или  гибли. Но  когда  покрытая зеленой
ржавчиной статуя  широко распахнулась,  чтобы  выпустить Зайрема,  он  вышел
оттуда великим чародеем.

        ***

     Лицо Хабэд, и так  бледное от долгого бдения  в пещере, побледнело  еще
больше, когда она  увидела нового Зайрема.  Она, конечно, предполагала, что
статуя не убьет  юношу, но никак  не ожидала, что  тот настолько  изменится.
Нечто неразличимое  придало лицу  Зайрема новое  выражение. До  того как  он
вышел из статуи, принцесса еще надеялась  на его любовь. Теперь же весь его
вид говорил о том,  что все надежды принцессы  тщетны, но Хабэд не  обратила
на это внимание.
     - Как ты изменился... - пробормотала она.
     - Да,  я изменился...  Твой народ  правильно поступает,  держа в  тайне
такое знание.
     - Уже прошло много времени, - напомнила Хабэд.
     - Ты предала свой  город, - сказал Зайрем.  - Теперь я смогу  захватить
его, если захочу.
     - Нет, - отозвалась она. - Ты не единственный чародей в Сабле. -  Потом
принцесса отвернулась и  поплыла прочь из  пещеры. Вскоре Зайрем последовал
за ней. Он  больше не улыбался.  Новоявленный чародей погрузился  в себя,  в
его взгляде появились грусть и роковая бесстрастность.
     На   обратном   пути   они   уже   не столкнулись с иллюзорным стражем.
Водоросли расступились перед  ними, каменная дверь  плавно подалась. В Зале
Мертвых королей все так же сидели безучастные коралловые изваяния.
     - Я мог бы разбить священные мощи Сабла, которыми вы так дорожите.
     Хабэд ничего не ответила, только поплыла быстрее.
     Сквозь   колоннаду   они   вернулись   к   золотым воротам. Вокруг них,
преграждая выход, обвился черный змей, первый и единственный страж.
     - Ты видел, что надо сделать,  чтобы пройти, и теперь можешь  повторить
это.
     Но Зайрем подошел к воротам и оторвал  от них змею. Та тут же  выросла,
вздымаясь в  темной  воде, лязгая  острыми,  как бритва,  зубами  и сверкая
глазами. Однако стоило Зайрему произнести  слово на колдовском языке  Сабла,
как змея  рассыпалась на  куски,  похожие на  круглые  черные монеты,  и те
разлетелись во все стороны.
     Золотые створки медленно приоткрылись.
     - За  убийство змеи  тебя  возненавидит весь  Сабл, -  сказала Зайрему
принцесса. - Зачем  ты сделал  это? Ведь ты  легко мог  пройти, не  применяя
насилия.
     - Я хотел узнать, каким я стал, - ответил Зайрем.
     - Колдовство - крепкое вино, оно тебя опьянило.
     - Не жди, что я протрезвею.
     Проплыв через  мрачный  потайной ход,  они  снова оказались  в палатах
Хабэд.
     Красавица сразу же удалилась, но Зайрем даже не попытался удержать  ее.
Вместо этого он разыскал знакомую комнатку,  выходящую в сад, и лег,  словно
собираясь спать, но так и не заснул.
     На город опустилась тьма, солнце  почти потухло, превратившись в  луну.
Наконец придя в  себя, Зайрем  встал и  выпил серебристого,  как чешуя  рыб,
вина Сабла. Потом он  пошел в библиотеку принцессы,  взял несколько книг  и,
пробежав глазами  по  страницам, обнаружил,  что  знает больше  языков, чем
прежде. Он  даже смутно  припоминал, будто  сам диктовал  некоторые из  них;
вернее, их диктовали его предшественники,  чью память он получил от  статуи.
Вскоре липшие подробности, смущавшие разум Зайрема, забылись. Остались  лишь
вдохновляющая надменность чародеев и жестокая бессердечность Людей Моря.
     Зайрем знал,  что Хабэд  ждет его  и на  этот раз  лишь немногие  замки
смогут остановить его.  В самом деле,  когда он попытался  открыть двери  ее
покоев, то  оказалось, что  она не  заперла их.  Принцесса не  заперла  даже
дверей своей спальни-, отчасти из-за любви  к нему, отчасти из-за того,  что
понимала: ее возлюбленный все равно сможет войти к ней, если пожелает.
     Но   когда   Зайрем   появился   в   дверях,  Хабэд уставилась на него,
взволнованно теребя  золотистое покрывало.  А когда  он подошел  ближе,  она
сказала:
     - Я полюбила тебя  с первого взгляда.  Но я не  стану твоей. Ты  теперь
легко можешь выйти из города. Послушай моего совета, Зайрем, уходи отсюда.
     - Еще одно  покрывало? - спросил  он, выхватывая золотистый  газ из  ее
рук. -  Я без  труда узнал  тебя в  черном. И  я прекрасно  понимаю, что  ты
хочешь сказать теперь. Ты меня боишься?
     - Ты  стал, как  мой отец,  - вздохнула  принцесса, -  как все  чародеи
нашего города. Я  не думала,  что ты так  изменишься. На  тебе эта  перемена
сказалась еще  сильнее и  ужасней. Да,  я боюсь  тебя, но  не страх,  а  моя
любовь умоляет тебя бежать из Сабла.
     - Пусть твоя любовь попросит меня о чем-нибудь другом.
     Зайрем прижал  к себе  красавицу, обернул  покрывало два  или три  раза
вокруг их тел  и завязал концы  узлом, чтобы подводные течения  не могли бы
разделить его  и красавицу.  Потом, обхватив  девушку одной  рукой"  чародей
другой сдернул с  ее груди украшенный  самоцветами лиф и  в клочья  разорвал
легкий, как паутина, шелк, облаком окутывавший ее бедра.
     Хабэд закрыла глаза, и вскоре страсть  полностью овладела ею, и она,  с
еще большим  неистовством,  чем  Зайрем, вцепилась  ногтями  в  его одежду,
сдернула ее  с плеч  колдуна, прижалась  к  нему, тихо  плача от  любви,  и,
словно дикий зверь, впилась в него  зубами, будто бы собираясь сожрать  его,
забыв о всех страхах и обо всем, кроме его тела.
     Так,   обняв   друг   друга,   они   парили в зеленой воде комнаты. Они
кружились, пока  Хабэд  не  ухватилась  руками  за  украшенную  драгоценными
камнями   стойку   балдахина   и,   обняв  Зайрема ногами, скользнула узкими
ступнями по его спине. Колдун погрузился в нее, двигаясь в кольце ее ног,  и
свет стал красной тьмой, а молчание - звуком. Смех под водой причиняет боль,
разрывая легкие;  любовь  же  под  водой  мучительнее  всякого  смеха.  Она,
словно   петля,   стягивает   горла   любовников,  но эти страдания каким-то
противоестественным образом, похоже, лишь усиливают наслаждение.
     Сердца   влюбленных   бешено   колотились,   глаза потемнели, и каскады
серебряных звезд проносились перед  их взором, будто порожденные  движениями
их чресел, высекавших  огонь друг  из друга.  А когда  они поднялись  сквозь
горячие чувственные  волны к  еще более  удушающему экстазу,  их,  казалось,
коснулась смерть, сжав  и распластав  их тела.  Внезапно взметнулось  пламя.
Женщина вспыхнула, ее  тело обратилось  в огненный вихрь,  а руки  раздавили
хрупкие украшения балдахина. Зайрем стряхнул с глаз кровавую тьму и  мельком
увидел лицо принцессы - прекрасное,  безумное и жуткое. Зайрему  показалось,
что на них обрушился потолок. Потом  все огни погасли во тьме,  напоминающей
глубокий обморок. И  в этой тьме  Зайрем вспомнил ту  минуту, когда  впервые
осознал, что любовь - это еще не все. Теперь он знал это наверняка.
     Смутно, сквозь  пустоту, разделившую  любовников, до  них донесся  звук
открывающейся двери и вызванные этим колебания воды.
     Король   Хабзур   однажды   пошутил,   что   его  дочери не помешало бы
использовать Зайрема в  своей постели и  заставить его "усердно трудиться".
Но даже Хабзур со своим капризным и извращенным умом не думал, что его  дочь
в самом деле сделает  это, Хотя, возможно, он  именно на это и  рассчитывал,
ибо сейчас он в гневе ворвался  в комнату, где его дочь творила невозможные
непристойности.
     -    И    это    дочь    короля!    Забавляется отвратительным обломком
кораблекрушения! Он даже  не наш родственник,  а просто выродок безымянного
племени...
     Хабэд отпустила Зайрема  и освободилась  из его  объятий. Покраснев  от
стыда и гнева, она завернулась  в золотистое покрывало, укрывшись от  взоров
короля,   сопровождающих   его   воинов   с   акульими хвостами и нескольких
придворных, толпящихся сзади.
     - Я лишь последовала твоему совету, не больше.
     - Гораздо больше, дерзкая шлюха. Этот человек...
     - Этого человека тебе лучше бы поостеречься, - перебила отца принцесса.
- Он не просто неуязвим, он может соперничать с тобой в искусстве магии.
     Лицо короля исказила жуткая гримаса. Как кровь, к его лицу прилила  вся
его злобность.
     - Что ты натворила, распутная дочь?!
     - Она  взяла  меня  с  собой  в  королевскую  гробницу,  -  ответил  за
принцессу Зайрем. - А потом я изучил пару колдовских трюков.
     Король тотчас же поднял руку, и с нее сорвался вертящийся клубок нитей,
который, разматываясь,  начал плести  вокруг  Зайрема кокон.  Стенки  кокона
находились на достаточном расстоянии от тела Зайрема, и его неуязвимость  не
стала помехой  проворному клубку.  Кокон  почти скрыл  юношу, но  только на
мгновение, ибо  тот тоже  поднял  руку. Нити  кокона  вдруг растаяли,  а из
клубка ударил  луч  стального  цвета. Король  вскрикнул.  Перед  ним возник
медный щит, отклонивший  удар, и хвостатые  воины, обожженные, скорчились в
нелепых позах, а  затем медленно  всплыли к  потолку. Уцелевшие  придворные,
стоявшие поодаль, до смерти перепугавшись, бросились прочь.
     Бронзовый щит короля задрожал и  внезапно превратился в бронзовую  урну
высотой с короля. Правитель подводного царства оказался в плену.
     - Ты убил  бы меня, если  бы смог, -  сказал Зайрем. -  Теперь в  Сабле
будет править твоя дочь.
     Он сказал еще три слова.
     В   бронзовой   урне   пронзительно   закричал   Хабзур.   Из нее вверх
устремились   пузырьки   воздуха,   за   ними  - малиновое облако, последним
поднялось к потолку и тут же исчезло в зеленой воде окровавленное копье.
     - Ты не будешь  плакать, Хабэд, -  сказал Зайрем. -  Ты не любила  его,
лишь уважала.
     - Я не заплачу,  потому что Люди Моря,  чьи глаза всегда полны  соленой
воды, не  проливают слез,  - отозвалась  она тихо,  отворачиваясь от  своего
возлюбленного. - Но убивать старика было  не обязательно. Или ты хочешь  сам
стать королем Сабла?
     - Твой коралловый город ничего не значит для меня.
     - И я для тебя - ничто, раз ты оставляешь меня здесь.
     -   Между   нами   все   кончено,   -  объявил Зайрем. - Впрочем, так и
предполагалось.
     - Это ты так считаешь.
     Они холодно  посмотрели  друг  на друга.  Зайрем  утолил  свою похоть,
принцесса же  лишь  разожгла в  своем  сердце  костер любви.  Но  насилие  и
потрясение приблизили развязку. Предоставленная самой себе, любовь, наверно,
задержалась бы в ее сердце еще на несколько часов...
     - Мне не нужна женщина, - продолжал  Зайрем, - но я благодарен тебе  за
то, что ты наделила меня магической  силой, которой я воспользуюсь в  земном
мире.
     - Тебя  там не  ждет ничего  хорошего. Я  проклинаю тебя.  И весь  Сабл
налагает на тебя проклятие за убийство моего отца, короля Хабзура.
     - Он того заслуживал.
     - Что ты собираешься делать?
     - Тело твоего отца послужит мне надежной защитой в этом городе ловушек.
Ты дала мне превосходный совет, Хабэд.
     Медная урна превратилась в клетку. Зайрем обошел вокруг нее и  поставил
магические печати.  Теперь никто,  кроме  него самого,  не смог  бы извлечь
оттуда Хабзура.
     Просунув руку сквозь прутья клетки,  Зайрем ухватился за волосы  короля
и обмотал их вокруг запястья.
     - Таков его удел, ибо мне придется тащить его.
     - Бесспорно, мы не  отличаемся особой мягкостью,  - вздохнула Хабэд, -
но рядом с тобой мы выглядим безобидными младенцами.
     - Я сам  удивлен, - ответил  колдун. - Но  я еще в  детстве был  обещан
Тьме. И вот эти псы, гончие демонов, наконец настигли меня.
     - Я в самом деле прокляну тебя, если ты сделаешь это.
     - Прокляни... Я же, со своей  стороны, буду вспоминать лишь твои  ласки
и дары.
     И Зайрем ушел, волоча за собой мертвого Хабзура в медной клетке.
     Хабэд не  могла плакать,  но она  рвала на  себе волосы  и одежду,  ибо
сердце ее было разбито.

        Глава 6

     Мертвая тишина нависла над городом, когда Зайрем, таща за собой  клетку
с королем, выплыл  между верхними башнями  дворца в ярко-желтую канареечную
воду, освещенную вечерним "солнцем". Вскоре блестящие доспехи крыш,  куполов
и минаретов, возвышающихся над садами из водорослей, пропали внизу. Ни  один
горожанин, ни один раб не проплыли  под причудливыми арками; ни один  экипаж
не пронесся по  широким улицам. Такая  тишина обычно предшествует нападению
врагов -  Зайрем догадывался,  что Сабл  уже знал  о его  деяниях. Об  этом,
должно быть,  позаботилась  Хабэд  или  кто-нибудь  из  бежавших  придворных
Хабзура.
     Когда Зайрем  поднялся выше  купола,  где висел  колокол  презрительных
молитв Сабла, краем глаза  он уловил какой-то  черный дым, потянувшийся ему
вслед. Вскоре он  заметил несколько  сотен солдат с  акульими хвостами,  они
были вооружены сетями и копьями с наконечниками из жал подводных тварей.  За
ними в хитроумных  приспособлениях из золота,  привязанных ремнями к мощным
спинам   исполинских   черепах   с   бесцветными глазами, ехали придворные с
голубыми волосами.
     Через жемчужины в ушах Зайрем услышал крики и требования  остановиться.
Хвостатые рабы  подплыли ближе,  метнули сети,  метя копьями  в колдуна,  но
сети растаяли, копья сломались.
     Зайрем остановился. Он показал придворным свою добычу в медной клетке.
     - Разве вы еще  не знаете, что  я неуязвим? К тому  же теперь я  владею
вашей магией. Какая польза от ваших затей?
     Придворные, нахмурившись, разглядывали мага. Черепахи в золотых  удилах
бессмысленно ухмылялись.
     - Отдай нам злодейски убитого тобой короля.
     - Нет. Он будет охранять меня, пока я не покину подводное царство.
     - Но нам  нужно его тело  - он  должен восседать в  Зале Мертвых.  Море
превратит его в  коралловую статую.  Таков наш  единственный святой  обычай,
наш обет Вечности.
     Один из придворных, менее высокомерный, нежели остальные, спросил:
     - Зачем тебе нести с собой тело Хабзура? Мы и так пропустим тебя.  Тебе
нечего бояться, мы все равно не сможем причинить тебе вреда. Отпусти клетку.
     Но Зайрем не  обратил на  эти слова никакого  внимания, отчасти  потому
что не  особенно доверял  Людям Моря,  но больше  из злобы,  насмехаясь  над
отчаянием своих противников.
     Они еще  долго  преследовали  его  - за  пределами  города,  среди  рощ
змееподобных пальм,  где  орхидеи  отбрасывали  на  песок  кровавые  тени  и
засасывали неосторожных рыб, подплывавших к  их цветкам. Но хоть  придворные
и продолжали преследование, они не могли помешать Зайрему и прекрасно  знали
это.
     Вскоре они добрались до огромной  раковины - ворот Сабла. Здесь  Зайрем
еще раз остановился.  Он издевался над  преследователями, предупреждая,  что
воды за  воротами Сабла  слишком унылы  и поэтому  почтенным господам  лучше
вернуться в город.
     - Я хочу заключить с  вами договор, - сказал Зайрем.  - Когда я буду в
безопасности на суше, я верну вам тело  Хабзура. Но если вы решите и  дальше
надоедать мне, я уничтожу  его. И чтобы скрепить  этот договор, я  милостиво
позволяю вам заплатить выкуп за Хабзура прямо сейчас.
     Смеясь над  зловеще  мрачными придворными,  колдун  потребовал  золотые
кольца, ожерелья из  драгоценных камней,  дорогие браслеты и  еще кинжалы  с
янтарными   рукоятками,   выложенные   изумрудами,   в ножнах из темно-синей
акульей кожи. Все это он  бросил в свой плащ...  Все это время память юноши
бурлила, словно море.  Перед ним проносились  смутные видения,  доставлявшие
ему удовольствие своей невинностью: молодой жрец в желтых одеждах,  лечивший
больных, отказывался от  их монет и  отдавал хромому крестьянину серебряное
ожерелье, полученное в храме; молодой жрец, вскоре ложно обвиненный в  краже
серебряной чаши, нужной ему якобы для того, чтобы заплатить блуднице...
     Зайрем ударил по раковине и произнес заклинание.
     Раковина сложилась, словно веер, и открыла путь в ледяную тьму  морских
пучин, лишенных света и тепла стеклянного солнца.
     Зайрем прошел сквозь врата, держа в одной руке тяжелый узел плаща, а в
другой -  тяжелую  клетку,  он  закрыл за  собой  ворота,  поставив  на  них
магическую печать,  - чародеям  Сабла придется  потрудиться несколько  дней,
чтобы разгадать ее и снять заклятие.
     В трех-четырех  милях от  городских ворот,  в могильной  тьме,  Зайрем,
пользуясь обретенной силой, зажег колдовской  огонь. В его сиянии вызвал  он
ужасных подводных тварей.
     Черные осьминоги откликнулись на  его зов и  понесли его к поверхности
сквозь подводные  леса, мимо  затонувших крепостей.  Разглядывая их,  колдун
смеялся: "Вам  придется  остаться здесь  и  терпеть дальше,  а  я поднимусь
наверх". На  обвалившейся мраморной  колонне колдун  заклинанием выжег  свое
имя,   чтобы   здесь,   в   море,   осталось   его клеймо - так часто делают
несмышленые мальчишки. Сделав это, Зайрем вдруг увидел, что последняя  буква
его имени изменилась  - так  человек-чародей получил  новое имя.  Он не  был
больше Зайремом, его новое имя стало - Зайрек.
     Когда же вода посветлела и стала зеленой, колдун отпустил осьминогов  и
призвал акул. Они понесли  его вверх, к поверхности  моря, и еще дальше,  до
самого берега.

        Глава 7

     В ту ночь Зайрек спал на холодном  берегу, но не замерз. Он мог  теперь
вызывать не только  колдовской, но  и обычный  огонь, который  и согрел  его
этой ночью. Из ночной тьмы, словно из черного бархата, он сотворил шатер. У
входа в шатер он поставил медную клетку с мертвым Хабзуром. Тело  подводного
короля уже смердело, вернее, смердело бы, если бы Зайрек-чародей не  отгонял
омерзительный запах, сжигая в пламени  костра черные благовонные смолы.  Вся
эта колдовская  роскошь  была доступна  ему  - в  те дни  истинный  маг мог
исполнить почти любое из своих желаний.
     В тот вечер Зайрек долго разглядывал Хабзура.
     - У тебя есть то, чего нет у меня, - смерть, - сказал Зайрек. -  Однако
теперь я не жажду смерти.
     Но застывшие глаза Хабзура, казалось, ответили ему: "Эту дверь тебе  не
дано взломать. Такая роскошь тебе недоступна. Смерть не повинуется  Зайреку.
Как бы  ни изнывал  Зайрек  от жажды  в  пустыне жизни,  прохладный напиток
смерти будет не  для него еще  долгие века".  И на это  чародею нечего  было
возразить.
     - Ты сгнил и воняешь, король, - огрызнулся Зайрек.
     В мертвых глазах короля отражалось пламя костра: "А взгляда моего  тебе
все равно не выдержать".
     Зайрек вытянулся на мягком бархате и  уснул. В те давние дни, когда он
был жрецом, он презрел  бы такое роскошное ложе.  В ту ночь чародею  снились
женщины, те  самые  запретные  женщины, от  которых  его  держали подальше,
предостерегая от плотских удовольствий,  - золотистые и бледные,  шоколадные
и янтарные.  Они  ласкали  колдуна,  но, стоило  ему  добраться  до  вершины
наслаждений,   кто-то   шептал   ему:   "Любовь   -  это еще не все". Колдун
беспокойно ворочался во сне и слышал: "Так  же, как и жизнь". И уже ближе  к
рассвету в  третий  раз  он  услышал таинственный  шепот:  "Так  же,  как  и
колдовство". Но, будучи  теперь просвещенным и  мудрым, Зайрек вскоре забыл
об этом сне.
     Когда же  он  проснулся, солнце  уже  поднялось. Плоть  отслаивалась с
трупа короля, словно лазурные листья. Зайрек ударом кинжала отрубил с  левой
ноги мертвеца большой палец, ставший теперь голой костью.
     Хоть небо и было ясным, неспокойное, сверкающее на солнце море  кипело,
накатываясь на берег.
     Зайрек вошел в воду по колено и бросил в море кость.
     - Я  обещал вам  вернуть тело  короля, -  пробормотал он,  - но  мы  не
условились, в каком виде.

        ***

     Несколько дней колдун шел вдоль берега. Это оказалась не та страна,  из
которой он уплыл на  пиратском судне. Зайрек шел  босиком. С самого  детства
он никогда не  носил обуви... Потом  люди станут думать, что  он делает это
напоказ. Зайрек ведь так могуществен! Неужели он не может купить себе обувь?
Колдун больше не  тащил с собой  клетку с  гниющим королем -  он снабдил  ее
ногами, и она сама шла за ним следом.
     На пятый  день  Зайрек миновал  три  деревушки на  берегу  моря. Узкие
рыбачьи лодки были вытащены  на берег, потому что  бурное и изменчивое  море
распугало всю рыбу, и она ушла в глубину.
     В   первой   деревушке   мужчины,   сидевшие на покрытом галькой пляже,
вскочили и сломя голову  бросились прочь от человека,  за которым шагала  по
песку медная клетка с мертвецом. Во второй деревушке к нему подошел один из
рыбаков и умоляющим голосом произнес;
     - Ты,  верно,  могущественный  чародей, господин.  Скажи,  сколько  еще
времени погода не пустит нас в море? Наши женщины и дети голодают...
     - Я приведу вам рыбу, - ответил Зайрек. Он что-то сказал,  повернувшись
к морю. Огромная волна накатила на берег и ушла, оставив десятка два бьющих
хвостами, задыхающихся рыбин. Это потрясло  рыбаков. Ни один земной  колдун,
о котором они когда-либо слышали, не мог повелевать морем и его  созданиями.
Однако Зайрек,  познавший магию  морских  королей, посмеялся  над  рыбаками:
когда они бросились  собирать неожиданный  улов, чтобы унести  его домой,  о
берег ударила  вторая волна,  промочив до  нитки рыбаков,  залив их  сети  и
лодки и смыв с берега  всю рыбу. Зайрек стоял  и смотрел на происходящее со
зловещей улыбкой.
     Рыбаки в гневе  и ужасе стали  осыпать чародея проклятиями.  А один  из
них,   разозлившись,   схватил   камень   и   швырнул  его в колдуна. Камень
раскололся в воздухе, и его осколки, не причинив Зайреку ни малейшего вреда,
упали на землю.  Колдун что-то  сказал, обращаясь  к бурному  морю, а  потом
обернулся к человеку, посмевшему швырнуть камень:
     - Когда ты в следующий раз  отважишься выйти в море, твоя лодка пойдет
на дно, и ты вместе с ней.
     Третья деревня,  по  сравнению  с  предыдущими,  процветала.  На  воду,
словно ширококрылая птица, опускался вечер. У тропинки, идущей вдоль берега,
стояла харчевня,  освещенная  желтыми  огнями.  Изнутри  доносилось  громкое
пение. Зайрек вошел в харчевню, медная  клетка не отставала от него. В зале
тут же воцарилась тишина.
     - Вина и  мяса, -  бросил Зайрек, а  когда ему  принесли требуемое,  он
стал есть  и  пить в  своей  обычной бесстрастной  манере.  Страшная клетка
скрывалась в тени, но  запах разложения - теперь  более слабый, ибо  немного
осталось от  плоти Хабзура  -  просочился во  все  углы, вызвав  у пирующих
бледность и тошноту.
     - Наверняка этот несчастный  был заклятым врагом этого  могущественного
колдуна, -  сделав такой  вывод, посетители  с поспешностью  распрощались  с
хозяином и разошлись.  Вскоре в  харчевне остались  только Зайрек,  владелец
харчевни и его семья.
     Чародей сидел  в зале,  освещенной  тусклыми светильниками,  в  которых
горел рыбий жир, подперев рукой  подбородок. Около полуночи буря  усилилась,
волны с ревом разбивались о камни.  Зайрек выдернул из жаркого нож, отсек с
левой руки  Хабзура одну  фалангу  указательного пальца,  вышел за  дверь и
швырнул кость в море.
     Хозяину харчевни, выглянувшему  за дверь, показалось,  что он  различил
вдалеке   на   гребнях   волн   смутные   мерцающие   очертания   -  воины с
развевающимися   волосами,   странные   колесницы,   отблеск акульих спин. В
завывании ветра слышался женский голос, но слов было не разобрать.
     Зайрек вернулся в дом.
     - Я  буду  спать в  твоей  постели, -  сказал  он хозяину,  -  с самой
красивой из твоих дочерей.
     Тот в ужасе согласился. Его дочь пришла к Зайреку, не испытывая ничего,
кроме отвращения,  но  вскоре  она  уже стонала  от  наслаждения,  а  утром,
осмелев, попыталась  удержать  колдуна,  но, разумеется,  тщетно.  Тогда,  в
глупой уверенности, что она может обходиться с ним, как с другими мужчинами,
дочь хозяина принялась визжать и кричать на чародея. Зайрек произнес  какое-
то слово, и она замолчала.., и осталась немой до конца жизни.

        ***

     Зайрек пришел к  городу у  моря. Башни  вздымались в  утреннее небо,  а
птицы летали над бледно-алым диском  солнца. Усталость вернулась к  колдуну,
он никак  не  мог  выспаться  как  следует.  Он  уставал  даже  от  злобы  и
несправедливости, и уставал очень быстро. Но он не признавался себе в  этом.
На дороге, которая вилась над морем по склону скалистого утеса, он  встретил
каких-то людей и изменил цвет их кожи на оливковый - они посмотрели друг  на
друга и в ужасе  закричали. Проходя мимо колодца,  Зайрек придал воде в  нем
вид, запах и вкус крови - один из старейших и гнуснейших колдовских трюков.
Когда он добрался до обнесенного стенами города, его башен и птиц, рынка на
огромной площади и многоярусной крепости,  ему показалось, что он видел  уже
тысячи подобных городов, хотя в действительности побывал лишь в  нескольких.
Душевная усталость породила в нем желание осесть наконец где-нибудь в  одном
месте. То, что в  молодости побуждало его к  движению, исчезло. Теперь  душа
его постарела. Однако, пройдя через город, Зайрек облюбовал его  предместья.
Время от времени он творил  какие-нибудь утонченные пакости - это  придавало
ему сил - и шел дальше, а  иначе, как однажды ему подумалось, он мог  просто
остановиться на месте, обратись в живой камень.
     Путешествие утомляло  колдуна.  Слишком  легко достались  ему  магия  и
любовь.   Все   доставалось   слишком   легко..,   или   оставалось навсегда
недоступным...
     Клетка шла за ним следом. Хабзур,  лишившись пальца на ноге и на руке,
превратился в голый скелет и громыхал костями при каждом шаге клетки.
     Впереди, окутанный серо-зеленой дымкой, показался полуразрушенный  дом.
Зайрек поднялся по  полусгнившей лестнице, прошел  по запущенному саду, где
местами обнажилась  горная  порода.  Двери заскрипели,  болтаясь  на  ржавых
петлях. Всю  мозаику  растащили воры.  Сквозь  разбитые окна  ветер задувал
водяные брызги - опять собиралась буря - Морской Народ преследовал Зайрека..
. Соленая вода давно затопила погреба  дома, где из разбитых кувшинов  росли
теперь морские травы.
     Уныние развалин  привлекло болезненное  воображение Зайрека.  Вероятно,
этот дом наложился на призрачный  образ разрушенной крепости в пустыне,  где
безумные благочестивые  старцы дурно  обращались с  ним, пытаясь  изгнать  "
демона", и по-дурацки гладили  его по голове. Тогда  ему было девять лет,  и
звали его Зайремом. "Да не построй себе дворца в этом мире..." Какая ирония;
поддавшись   всем   искушениям   и   попав   во  все западни, от которых его
предостерегали старцы,  Зайрек  все еще  сохранил  в душе  их  стремление к
нищете.
     И все же, используя свое  искусство и людей, заколдованных и  уведенных
им из города, а также то, что  эти люди притащили оттуда, Зайрек привел  дом
в порядок. На пол легли мягкие толстые ковры, на окнах зашевелились  тяжелые
занавеси, дом  ломился от  всевозможных  предметов роскоши,  украденных  или
добытых еще  более  зловещими способами.  Время  от времени  сюда приходили
женщины. Они,  как во  сне, брели  по дороге  вдоль берега,  поднимались  по
лестнице, шли по  запущенному саду,  входили в  дом и  направлялись прямо  к
черному   ложу   под   черным   балдахином.   Эта  кровать с резными черными
столбиками и черным бархатом - случайно  или с мрачным умыслом -  напоминала
могилу. Время от времени в доме для развлечения Черного Мага умирали люди -
хотя Зайрек  получал  от  их  просьб,  мук  и  смертей  не  слишком  большое
удовольствие. Он завидовал  их смерти,  вернее, прилагал  все усилия,  чтобы
заставить себя хоть что-нибудь почувствовать  - зависть, боль, гнев. Но  все
чувства и ощущения  истлели в  его сердце. Даже  жестокость стала  привычкой
Зайрека.
     Несмотря   на   то   что   дом   кишел колдовством, однажды туда все же
отважились   прийти   королевские   сборщики налогов. Зайрек соответствующим
образом обошелся с  незваными гостями, а  сам отправился к  королю. А  потом
король, вообразив себя псом, грыз кости и взгромоздился на суку.
     Со скелетом морского короля  Зайрек обращался чрезвычайно экономно.  Он
разделил скелет  на  множество  частей, и,  когда  начиналась  буря, колдун
выходил на башню, произносил, обернувшись к морю, речь и только после  этого
швырял волнам очередную  порцию костей. Проходили  месяцы, годы. Бури стали
случаться все реже, словно Морской Народ Сабла тоже устал от гнева и ссор.
     Как медленно тянется время! Жизнь, лишенная смысла, - то, о чем  старая
ведьма предупреждала  его  мать,  когда та  настойчиво  требовала  для сына
ужасного огня неуязвимости. "Нет  такого блага, вместе с  которым не шла  бы
беда". Зайрек размышлял  над этим  изречением в долгие  тихие вечера,  когда
море,   казалось,   заполняло   небо   и   землю своими бликами и серебряное
безмолвие ненадолго окутывало  Зайрека. Почему случилось  так, что он, кому
столь многое дано, может употреблять это только во зло и страдать от этого?
Если б он был уязвим и невежествен, он мог бы найти счастье и покой в  жизни
- и для себя, и для других. Его толкнули к Злу, но Зло отвергло его.  Азрарн
устами старика мага отверг его. Почему  же тогда Зайрек не вернулся к своей
поруганной невинности,  не постарался  починить разорванные  одежды?  Потому
что он никогда не  творил Добра иначе, чем  из страха сотворить Зло.  Однако
Зло больше не было угрозой, и, как ни странно, во зло оборачивалось все,  за
что бы ни брался Зайрек.
     Однажды Зайрек  попытался  совершить доброе  дело.  Он шел  по городу.
Двери, как обычно, захлопывались при его приближении, а люди, оставшиеся  на
улицах,   как   обычно,   низко   кланялись  и бледнели. Вдруг колдун увидел
маленького мальчика,  по недосмотру  матери оставшегося  играть возле  дома.
Что-то в этом ребенке  почти тронуло Зайрека:  может, рыжеватый оттенок его
волос напомнил чародею о  Симму, хоть глаза мальчугана  и не были  зелеными.
Зайрек сотворил из воздуха  нечто, напоминающее по  виду обычный леденец, и
протянул его  ребенку, который  без лишних  вопросов принял  подарок.  Вдруг
откуда-то примчалась его  мать. Она схватила  ребенка, прижала к  груди и  с
ужасом уставилась на  колдуна. Чародей, продолжая  опыт, сказал с необычной
для него мягкостью:
     - Проси у меня чего хочешь.
     - Спаси  моего  сына,  которого  ты  отравил!  -  тут  же  пронзительно
выкрикнула женщина.
     - Нет, я не отравил его, - промолвил Зайрек и вытянул вперед руку.
     Женщина отпрянула от него и,  споткнувшись, выпустила ребенка. Он  упал
на мостовую, размозжив череп о камни.
     Хоть Зайрек  и понимал,  что  все произошло  из-за страха,  который он
внушал людям в этом городе, он все  же принял эту смерть как знамение.  Зло,
должно быть, сопутствовало ему, как кружащиеся вороны - виселице.
     Несколько лет спустя, когда  Зайрек очутился перед настоящей  виселицей
с дергающимся на  веревке убийцей,  кто-то заговорил за  его спиной,  назвав
чародея его старым именем.
     Кто-то заговорил, и пронизывающий,  но приятный холод охватил  Зайрека.
Он вдруг понял, что за спиной у него стоит Владыка Смерти.

        Глава 8

     Солнце зашло, наступила  ночь. Зайрек сидел  и при свете алебастрового
светильника, украденного  из королевской  усыпальницы рабами  Черного  Мага,
читал черную  пергаментную  книгу  с серебряными  буквами.  Книга  содержала
некоторые сведения  и  наставления,  касающиеся  наиболее  опасных  областей
черной магии - воскрешения мертвых и тому подобных хитростей. Зайрек  лениво
просматривал ее,  и тут  до  него донесся  некий звук,  побудивший отложить
пергамент в сторону.
     Никто не входил  теперь в жилище  Зайрека, кроме несчастных, вызванных
его чарами.  Все хорошо  знали, что  страшные заклятия  охраняют это  место.
Однако странный звук повторился - словно металл ударил в каменный пол - кто-
то вошел в дом, и его не пугали чары колдуна.
     Зайрек   осветил   свой   путь   колдовскими  огнями, спустился в зал с
каменным полом и огляделся.
     Занавеси колыхались  на ветру,  и жуткие  тени танцевали  на стенах.  В
огромных   канделябрах   тускло   горели   свечи   из  желтого воска. Крыса,
обгрызавшая одну из них, метнулась по каменной кладке. На золотой  подставке
покоилось то, что осталось от Хабзура, - череп, который Зайрек пока  оставил
у себя.  Колеблющееся  пламя свечей  не  освещало высокого,  вырезанного из
черного дерева кресла - оно  само испускало странное сияние. Зайрек  подошел
ближе и  увидел, что  в нем  сидит человек  в белом  плаще, с  накинутым  на
голову   белым   капюшоном.   В   правой   руке,  обтянутой белой перчаткой,
незнакомец держал железный посох, обвитый золотой лентой. Этим посохом он  и
стучал по каменному полу, чтобы привлечь внимание Зайрека.
     Вдруг по телу  чародея прокатилась волна  какой-то испуганной  радости,
подобной той, которую юноша или женщина испытывают от неожиданной встречи  с
позабытым любовником.  Зайрек  дрожал  и  сам  удивлялся  этому.  Человек  в
капюшоне очень медленно  поднял голову.  Белый капюшон  обрамлял темноту.  В
ней, словно пара бесцветных огней, горели глаза.
     - Не спрашивай, кто  я, - сказал  гость Зайреку. -  Ты знаешь меня.  Мы
встречались когда-то.
     Как давний сон,  Зайрек вспомнил  тень, которая  однажды коснулась  его
лба, избавила его  от отчаяния и  разочарования, подарив недолгое забвение.
При одном воспоминании об этом у него подкосились ноги.
     - Ты - Смерть, - сказал он. - Мне надо пойти с тобой?
     - Нет, - ответил  Владыка Смерти. - Ты  останешься недосягаем для  меня
еще долгие века - таким сделал тебя огонь.
     - Но ты здесь, - возразил Зайрек.
     Левая рука Владыки Смерти была без перчатки и казалась такой же черной,
как ручка  кресла,  на  которой она  покоилась.  Неожиданно  Зайрек ринулся
вперед и прильнул к этой черной руке - обнаженной руке Смерти.
     Коснуться Владыки Смерти -  значит почувствовать прикосновение  смерти.
Для кого-то это избавление, для большинства - ужас. Для Зайрека, который  не
мог умереть,  пока  не  износится его  неуязвимое  тело,  это прикосновение
принесло блаженство и  покой. Оно захлестнуло  колдуна, как наркотик, почти
оглушило - только это и мог подарить Владыка Смерти Зайреку.
     Владыка Смерти отдернул  черную руку, и  Зайрек, почти теряя сознание,
осел на пол рядом с укрытыми белым плащом коленями.
     - Не... - Зайрек запнулся. - Не оставляй меня.
     Позволь мне служить тебе.
     - Не мне ты хотел служить, - проговорил Владыка Смерти.
     - Это решили за меня... Но демон меня отверг.
     - Я знаю, - сказал Владыка Смерти. Он и в самом деле знал. Ведь он  уже
успел изучить и жизнь Зайрека, и те пути, по которым шел черный маг.
     - Тебе и только тебе я хочу служить, - бормотал Зайрек.
     - Во зло другим - будешь ли ты служить мне?
     - Ты видел, я не люблю людей, мой господин.
     - Кое-кто все же мог бы остановить тебя.
     - Никто, кроме тебя.
     - А  Симму?  - поинтересовался  Владыка  Смерти. -  Симму,  которого в
детстве звали  Шелл.  То  юноша,  то девушка.  Будешь  ли  ты  служить  мне,
несмотря на Симму?
     Веки Зайрека дрогнули.
     - Демоны воспитали Симму,  и он предал  и бросил меня.  Симму - это  та
лестница, которая привела меня к Злу. Симму - змея, затаившаяся под  камнем.
И все-таки  ради Симму  я мог  бы вести  праведную жизнь  - жизнь  целителя,
человека без  амбиций, слепого  к соблазнам.  Но когда  у меня  не  осталось
ничего, кроме Симму, он бросил меня! Ты видишь, что я одинок, величайший из
королей.
     - И потому ты несчастен.
     - Не только поэтому. Я проклинаю свою мать за то, что она подарила  мне
такую судьбу. Я проклинаю Симму,  совратившего меня и тем самым  показавшего
червей,   кишащих   в   моей   душе.   Я   проклинаю  Азрарна, а я, пожалуй,
единственный смертный, который может  безнаказанно сделать это. Я  проклинаю
женщину   из   подводной   страны,   Хабэд,   наделившую  меня бессмысленным
могуществом, которое я могу употребить только  во зло. Я проклинаю весь  мир
за то, что он  боится меня и безропотно  подчиняется мне вместо того,  чтобы
бороться. Этот  мир не  может уничтожить  меня, как  я того  заслуживаю,  и,
подобно язве, я паразитирую на его  теле. Только ты, величайший из  королей,
можешь дать мне бальзам,  которого я так  жажду. Смерть - это  все, о чем  я
прошу и на что не имею права.
     - Смерть  - это  не то,  что  ты думаешь,  - возразил  Владыка  Смерти.
Однако он  не стал  продолжать,  ведь объяснения  не  входили в  его планы.
Вместо этого  Улум, Владыка  Смерти,  рассказал чародею  совсем о  другом и
преподнес ему странные  дары. Этот  договор Улума и  смертного отличался  от
прежних, в которые входило отрезание пальцев, но Владыка Смерти изменился  с
тех пор, как появился Симмурад.
     Зайрем стал рабом  Владыки Улума...  Утром старый  дом опустел,  однако
прошло немало времени,  прежде чем  люди, живущие  на побережье,  отважились
выяснить, пуст ли он на самом деле.

        ***

     На   волнах   лениво   качался   череп  Хабзура, который Зайрек наконец
выбросил в море. Но никто не  разыскивал его. Хабэд развлекалась с одним из
голубоволосых придворных -  новым королем  Сабла, ее  мужем. Зайрек  оставил
лишь шрам на ее сердце. Ее отец - безголовый кусок коралла в Зале Мертвых  -
был давно забыт.
     В конце концов череп прибило к какому-то рифу, где он и остался лежать,
опустившись на дно. Внутри него жили  рыбы, а снаружи его облепили  ракушки.
Через много лет  череп зацепила  рыбачья сеть и  подняла его  на борт  лодки
вместе с остальным уловом.
     - Вот так да!  - воскликнул рыбак.  - Да ведь  это череп моего  бедного
отца, которого пираты тридцать  лет назад обезглавили и  бросили за борт  на
этом самом  месте.  Очевидно, он  вернулся  ко мне  для того,  чтобы  я его
похоронил.
     И, будучи почтительным сыном, рыбак принес череп домой. Отказывая  себе
в еде, чтобы сберечь деньги, он  выстроил за деревней роскошный склеп.  Этот
склеп   стал   местной   достопримечательностью,   и  потом многие поколения
взрослых показывали его своим детям, говоря: "Вот поступок доброго сына!"
     Однажды утром,  по прихоти  судьбы, волны  вынесли на  берег  небольшой
бухточки рядом с деревней еще один  череп. Но рыбаки, не догадавшись о том,
что именно он-то  и есть  настоящий череп  отца их  товарища, посчитали  это
дурным знамением и, бросив череп в  высохший колодец, закидали его грязью  и
с тех пор избегали этого места.

     Часть девятая
     ГИБЕЛЬ СИММУРАДА

        Глава 1

     Йолсиппа,   бродяга,   привратник   Симмурапа,   спал   и  видел во сне
восхитительно косящих девиц. Но  вдруг его разбудил  знакомый звук - кто-то
стучал в медные  ворота. Йолсиппа  открыл потайную  дверь и,  еще не  совсем
проснувшись, выглянул наружу.
     - Кто  здесь?  - заорал  он.  С  некоторых пор  толстяк  обходился  без
вежливых приветствий.
     За воротами только еще занималась заря. Тьма потихоньку уползала с гор,
но еще не рассвело.
     - Я  спрашиваю: кто  здесь? Снизу,  из тени,  толстяку ответил  мужской
голос:
     - Тот, кто желает войти.
     Йолсиппа вздохнул, налил в кубок вина, выпил.
     - Сюда не всякий может войти.  Это Симмурад, город бессмертных. Что  ты
умеешь? В чем  проявляется твое мастерство?  И так ли уж  оно велико, чтобы
ради этого впустить тебя?
     - Я - Зайрек,  чародей, а могу  я вот что...  - Едва незнакомец  сказал
это, как  молния разорвала  тени,  ударила в  ворота, на  мгновение осветив
красивого   черноволосого   и   чернобородого   человека  в желтой мантии, с
золотыми кольцами на  руках и черным  скарабеем на груди. -  Еще один такой
удар, и твои ворота развалятся.
     - Успокойтесь, господин! - прокричал Йолсиппа. - Вы можете войти.
     Загремело устройство,  открывающее ворота,  и Зайрек  вошел.  Йолсиппа,
поспешно спускаясь с  башни, чтобы  встретить колдуна,  заметил, что  мантия
чародея блестит от золота, его руки украшали браслеты из янтаря и изумрудов,
а на его  плечах -  ожерелье из  драгоценных камней,  нанизанных на  золотую
нить.
     - Увы, почтенный  господин, - проговорил  Йолсиппа, - король Симмурада
Симму не  позволяет ни  мужчинам,  ни женщинам  вносить  в город  золото из
уважения к некоему князю, который не питает любви к этому металлу.
     - В таком  случае пусть  Азрарн держится  от меня  подальше, -  ответил
чародей. - Мое золото останется при мне.
     Йолсиппа счел благоразумным больше не возражать.
     Они вместе прошли по засаженным зеленью улицам города бессмертных.
     - Смотри, - сказал  Йолсиппа, с трепетом  и гордостью указывая Зайреку
на просвет между деревьями, чтобы тот смог увидеть раскинувшийся перед  ними
Симмурад: розово-алый и  молочно-белый мрамор, на  который только что упали
первые отблески зари,  хотя кое-где  в башнях  и среди  колонн еще  догорали
светильники. - Я лично провожу тебя во дворец Симму.
     Прекрасен был Симмурад. Прекрасен.., и  чужд. На мгновение его  красота
тронула душу Зайрека.  В предрассветном  сумраке колдун  вместе с  Йолсиппой
прошел по террасам города.  Но даже толстый вор  в безвкусных, засаленных  и
усыпанных драгоценными  камнями одеждах,  спотыкающийся и  рыгающий, не  мог
умалить величия Симмурада.
     В городе было много дворцов, но все они казались пустыми, разве  только
мелькнет где-нибудь одинокое светящееся окно. На газонах росла мягкая трава,
никогда не засыхавшая,  но и  никогда не  ронявшая на  землю семян.  Деревья
шумели   пышной   листвой,   которая   никогда   не опадала, но никогда и не
распускалась. Эти вечные и неизменные творения создали чародеи, пришедшие  в
город, или демоны - много  лет назад. Природа, окружающая бессмертных,  была
под стать самим бессмертным.
     Звери в  городе  были  тоже  вечными. Каждому  из  них  дали  по  капле
эликсира жизни. Леопарды, лакающие воду из пруда, имели странный  игрушечный
вид. Даже в  движении они  словно оставались неподвижными.  Когда чародей  и
Йолсиппа проходили по саду,  которого уже коснулись  первые лучи солнца, то
увидели там  мужчин и  женщин,  прогуливающихся под  деревьями.  Бессмертные
казались   то   ли   куклами,   то   ли восковыми фигурами. Обитатели города
отсутствующими взглядами  провожали  Зайрека  и  улыбались  вслед  Йолсиппу.
Казалось, все жители города  отчасти окаменели, но то  ли не знали об  этом,
то ли  не  тревожились  по  этому  поводу.  Окаменение  с  поверхности  кожи
пробиралось внутрь их тел, пока не достигнув сердца и мозга.
     Над городом разгорался  рассвет. Йолсиппа остановился  перед плитой  из
зеленого мрамора, чтобы Зайрек мог прочесть надпись.
     Я - Симмурад,  город Симму, в  моих стенах будут жить  люди, чья жизнь
вечна...
     - Это и есть тюрьма для бессмертных? - осведомился Зайрек.
     - Бессмертие - удивительный  дар, - обиделся Йолсиппа.  - Я был  здесь,
когда все только начиналось. Дивный князь...
     - Азрарн.
     - Я бы не осмелился...
     Но Зайрек, не слушая толстяка, зашагал к воротам дворца.
     Заря затопила  светом город,  окрасив все  в розовый  цвет и  играя  на
хрустальных окнах.
     - Подождите здесь, мой господин, - попросил Йолсиппа и тут же добавил:
     - Это всего лишь обычай.
     Зайрек, к великому облегчению толстяка, согласился.
     Они вошли в зал  с куполообразным потолком,  словно взлетевшим ввысь и
парящим над их головами.  Пол зала был  вымощен серебряными плитками. Нигде
не было видно ни  страхи, ни слуг, ни  рабов, которые бесшумно скользили  бы
среди всего этого  великолепия, однако  все выглядело чистым  и ухоженным  -
благодаря чарам искусных  волшебников, которым позволили  здесь жить. И все
же дворец казался необитаемым, как развалины, застывшие посреди пустыни  или
на морском дне.
     Зайрек сел. Он выглядел умиротворенным, хотя всякий, подошедший к  нему
настолько близко, чтобы увидеть призрак жестокости, сквозящий в его  глазах,
в   ужасе   отскочил   бы.   Однако   в   душе   Зайрека  зашевелилось нечто
неопределенное. Он внимательно  наблюдал за этим  нечто, и наблюдение почти
полностью захватило  его. Его  пульс  ускорился, а  в животе  забурлило. Но
разум Зайрека  остался бесстрастным.  Он ждал  Симму. С  теми же  ощущениями
колдун ждал бы, когда ему снова  принесут отведать вина, которым он  однажды
напился до тошноты. Теперь он хотел лишь пригубить это вино, вспомнить вкус,
а после вылить на землю, а лозу - выкорчевать и сжечь.
     Прошел час. И вот наконец вошел Симму, но не один.
     Как и всякий король - а ведь он был здесь королем, - Симму вошел в  зал
в сопровождении своего  двора. Женщины с  вплетенными в волосы неувядающими
цветами были  одеты  в необычные  платья,  представляя одежды  самых разных
стран; мужчины  -  воины, чародеи,  мудрецы  -  старые и  молодые.  Все  они
походили друг на друга и на те восковые куклы, которые Зайрек уже видел.
     На самом Симму тоже появился восковой  налет времени. И все же это был
Симму, Симму до  мельчайших деталей: зеленые  рысьи глаза, янтарные волосы,
короткая   борода,   словно   из   того же янтаря; настороженная, по-кошачьи
изящная походка. Кроме того, в Симму-мужчине присутствовало что-то  девичье.
Он, казалось, ничуть не состарился, впрочем,  он на самом деле физически  не
постарел, а если и постарел, то едва заметно. То время, когда он был  героем
и странствовал по свету,  наложило свой отпечаток,  но Зайрек пренебрег им.
Другая перемена привлекла  его внимание.  То, что  сделало Симму  совершенно
неузнаваемым, заключалось в  чем-то другом.  Зайрек не  совсем понимал,  как
это   открытие   повлияло   на   него,   но   он,  несомненно, находился под
впечатлением. Казалось, все чувства, покинувшие его, когда он вышел из моря,
разом нахлынули на него.  Однако, глядя на чародея,  никто бы не  догадался,
какие мысли его одолевают и какие мучения они ему доставляют.
     Рядом   с   Симму   -   и   это  стало последней каплей - Зайрек увидел
прекрасную девушку с блестящими светлыми волосами, мрачную и сердитую.
     Йолсиппа вышел вперед.  Он нелепо поклонился  Симму и Кассафех. Зайрек
встал. Он видел,  что на лице  Симму не мелькнуло ни  тени узнавания. Симму
равнодушно разглядывал колдуна.
     "Притворяется?   Или   забыл?   Где   же  прячется та девчонка, которая
прижималась ко мне у соленого озера?  Симму... Шелл..." Тут он заметил,  что
Симму нахмурил брови, -  похоже колдун, показался  ему знакомым. -Ну-ну. Не
собирается ли он оскорбить меня еще больше, притворившись, будто только  что
вспомнил?" - подумал Зайрек.
     Но Симму ничего не сказал. Зато Йолсиппа принял соответствующую позу  и
взревел словно балаганный зазывала:
     - Вот Зайрек, называющий  себя чародеем. Я  видел его искусство своими
глазами. Ныне он готов предстать перед королем Симмурада как проситель!
     Сколько раз  разыгрывалась здесь  подобная сцена?  Столько же,  сколько
жителей в  Симмураде. Неясно  было, остался  ли хоть  у кого-нибудь  из  них
интерес к этому ритуалу.  Но все они собирались  в этом зале и  разглядывали
тех, кто  пришел  просить  бессмертия, словно  эта  церемония  действительно
важное дело.
     Тут заговорил Симму. Все еще слегка хмурясь, он обратился к Зайреку:
     - Ты чародей? Однако в моем городе есть чародеи, тут их предостаточно.
     - Что  ж, радуйтесь,  - сказал  Зайрек. Он  вдруг понял,  что не  может
заставить себя произнести "Симму" - имя, которым назвалась его  возлюбленная
у соленого озера. - Я не собираюсь присоединяться к вам. Привратник  неверно
понял цель моего визита.
     Среди   придворных   Симму,   заинтересовавшихся подобным оборотом дел,
раздались возгласы удивления.
     - Ив чем же заключается твоя цель? - спросил Симму.
     - Я хотел посмотреть на ваш городок, который смертные называют  городом
живых мертвецов.
     Раздался ропот, но, едва Симму заговорил, все разговоры стихли.
     - Твоя шутка...
     - Это не  шутка. Вы живете  вечно, но  ваши жизни ничего  не стоят.  Вы
проводите их в оцепенении,  не имея никакой цели.  Крыса в клетке,  бегающая
из угла в угол, и та живет лучше.
     Симму побледнел.
     - Теперь ты,  чародей, неверно  понял нас. Мы  лишь выжидаем,  готовясь
осуществить наши замыслы.
     Один из мужчин, придворных Симму, воскликнул;
     - Пусть этот господин покажет свое искусство! Мне, к примеру,  кажется,
что он просто притворяется.
     Зайрек сверкнул глазами.
     - Берегись, -  предупредил он, -  если я что-то сотворю  с тобой, тебе
придется жить с этим до конца времен.
     - Сам берегись, -  ответил придворный. - Я  тоже чародей. - Он  вытянул
руку и указал на Зайрема пальцем,  с которого сорвался язык пламени.  Зайрек
не обратил на огонь никакого внимания, ведь тот не мог причинить ему вреда.
Стоя в пламени, он сказал:
     - Огонь  - слишком  опасная игрушка  для тебя.  Тут же  пламя  погасло.
Придворные зашептались.
     Искусный хирург,  получивший  бессмертие за  свой  талант  врачевателя,
выступил вперед:
     - Не думай, господин, что нас легко уничтожить, раз наши тела  уязвимы,
- сказал он. - Огонь, конечно,  может обезобразить нас, но дотла не сожжет.
Однажды я  сделал  для  одной госпожи  серебряную  ногу  вместо обожженной.
Серебро заменило  поврежденную  плоть  и не  доставляет  несчастной  никаких
неудобств. Скажу больше, ты,  видимо, собираешься подорвать  наш дух. Я как
врач тщательно изучил  явление бессмертия.  Я могу  сказать тебе  следующее:
если ты даже  вырежешь сердце  у человека из  Симмурада, ты  не убьешь  его.
Просто он заснет, а когда я сделаю  для него сердце из серебра, он  очнется.
Сердце его  будет работать,  как часовой  механизм, ведь  я обучился  многим
тайным искусствам, общаясь с карликами Нижнего Мира... Человек, которого  ты
лишишь сердца, получит новое  - искусно сделанное  серебряное сердце, и оно
будет биться так же хорошо, как и настоящее.
     - А скажи  мне теперь, -  попросил Зайрек, - сколько  детей родилось в
Симмураде? Хирург скрестил руки на груди.
     - Я изучил  и это  явление и  обнаружил, что  процесс продолжения  рода
имеет стихийный  характер  и  происходит,  прежде  всего,  из  страха  перед
смертью. Воин в  ночь перед  битвой может  оплодотворить нескольких  женщин.
Очень много детей рождается  обычно во время голода.  А здесь, в  Симмураде,
избавленные от страха перед смертью, мы более сдержанны, а может быть,  даже
бесплодны. Это не так уж плохо, ибо у нас остается больше времени на  другие
дела.
     - И на какие же? - спросил Зайрек. На этот раз ему ответил Симму:
     - У  меня есть  скромный замысел:  покорить мир,  выбирая в  нем  самых
достойных и даруя им бессмертие.
     - Этот замысел  может заинтересовать  лишь твоего  хозяина, Азрарна,  -
сказал Зайрек. - Ввергнуть весь мир в войну. Но после того, как ты  покоришь
всех,   что   тогда?   Неподвижный   мир,  наполненный заводными игрушками -
бессмертными? Я не думаю, что такой мир понравится черному шакалу из  Драхим
Ванашты.
     Симму вспыхнул,  но  его румянец  напомнил  румянец на  щеках восковой
куклы. Он шагнул к Зайреку и  замахнулся на чародея, но тот перехватил руку
Симму, и, прикоснувшись друг к другу, оба замерли.
     - Я неуязвим. Не  пытайся ударить меня, ты  лишь причинишь боль  самому
себе.
     Симму, казалось, растерялся. Он впился глазами в лицо Зайрека,  пытаясь
найти   объяснение   странному   чувству,   заполнившему  его. Но память его
оказалась   погребена   под   плитою   колдовства   и прожитых лет. И все же
прикосновение пальцев Зайрека  к его запястью  показалось Симму  смертельным
ударом.
     - Кто ты? - спросил он.
     - Ты знаешь мое имя.
     - Мы уже где-то встречались... Я только не помню где...
     Зайрек   отпустил   руку   Симму.   Усмехнувшись  про себя, он вспомнил
беззвучное общение, свойственное  когда-то Шеллу. Чары  Симму, столь  сильно
действующие на  придворных и  притягивавшие их,  оказались бессильны  против
Зайрека, находящегося в плену куда более сильных, нечеловеческих чар.
     Придворные   беспокойно   зашевелились.   Светловолосая спутница Симму,
широко раскрыв глаза,  казалось, изменившие цвет,  удивленно смотрела то на
своего мужа, то на Зайрека.
     - Ладно, -  произнес наконец Симму.  - Ты не  понимаешь нас,  Зайрек...
Пойдем, я  покажу  тебе  сокровища  города. Я  подробнее  объясню  тебе  мои
замыслы, чтобы ты мог правильно понять, к чему мы стремимся.

        ***

     Симму провел Зайрека по дворцу. Словно намеренно противопоставляя  себя
тому, каким он был  прежде, Симму подробно обсуждал  с Зайреком то, что  тот
сказал.   Время   от   времени,   замедляя   шаг   на  повороте лестницы или
останавливаясь, чтобы указать на какой-нибудь узор из металла или камня,  на
необычно упавший солнечный  свет или  тень, Симму  на секунду  преображался,
становясь прежним  Шеллом.  В эти  мгновения  сердце Зайрека  сжималось, но
внешне он сохранял невозмутимость. Симму же, наоборот, становился все  более
взволнованным и растерянным. Он  отпустил придворных, Йолсиппу и  удивленную
девицу, которая, как оказалось, была его женой. Дрожащими руками  повелитель
бессмертных   открывал   многочисленные   двери  Симмурада, напоминая зверя,
попавшего в западню.
     Наконец они вошли  в большую  комнату с высоким  потолком. Всю  комнату
занимала мраморная плита, служившая полем громадной военной игры, в  которую
играл сам король. Огромная  плита представляла собой  карту мира; моря были
сделаны из синего стекла, земля - вырезана из полированной древесины  разных
пород,   над   землей   возвышались   горы,   вершины которых скрывались под
хрустальным льдом.  Кое-где  виднелись  великолепные,  хоть  и  миниатюрные,
города, а стеклянные  моря бороздили  корабли размером с  жука. Кроме  всего
прочего, там были  целые армии  - крохотные фигурки,  сделанные из  слоновой
кости и искусно  раскрашенные; мечами  им служили  тончайшие стальные  иглы.
Воинственная игрушка - но всего лишь игрушка.
     - Я  многому  научился  в  этой  комнате, -  сказал  Симму.  -  В  моей
библиотеке собраны разнообразные книги, я читаю о различных войнах и в  этой
комнате воспроизвожу знаменитые  сражения. Когда я  создам армию  Симмурада,
ничто на  земле  не  сможет  противостоять ей,  так  она  будет  превосходно
обучена и оснащена.
     Но когда он сказал это, лицо его окаменело.
     Симму оперся о плиту, смахнув на пол армии из слоновой кости.
     - Но есть камень преткновения, который мне нужно обойти, Зайрек. Раз  я
- герой, у  меня нет  выбора, и я  обязан выиграть  эту войну. Но  в ней  не
должно быть  убитых,  ибо я  ни  за что  не сделаю  Смерти  такого подарка.
Возможно ли такое?
     Зайрек не ответил. Он стоял за  спиной героя, и в нем постепенно росло
желание коснуться  рукой волос  Симму, чтобы  утешить его..,  или  утешиться
самому. Однако чародей не поддался этому искушению.
     -   Смерть...   -   продолжал   Симму,   сметая остатки армий ловкими и
сердитыми ударами руки. - Сам Владыка Смерти приходил в Симмурад. Я  смотрел
в его лицо... А может, я лишь видел  его во сне, как и все остальное, -  мою
жизнь, демонов... Нет.  - Он,  улыбнувшись, полуобернулся к  Зайреку, и  тот
увидел зеленый камень, который Симму  снял с шеи и  теребил в руках. - Нет,
все чудеса  реальны. Но  все  же, если  Владыка  Смерти гневается  на меня,
почему он до сих пор не вернулся? Я вышел и предложил ему сразиться со мной,
но он ответил  мне пренебрежительно  и неопределенно.  Несомненно, ему  пора
бы уже найти какую-нибудь брешь, через которую он смог бы войти сюда.
     - Он нашел, - сказал Зайрек.
     Симму на мгновение ожил. Как прежде, он задал вопрос взглядом и  теперь
ждал ответа на него, так леопард выжидает момента, чтобы прыгнуть.
     - Да, - подтвердил Зайрек. - Я посланник Владыки Смерти.
     Симму рассмеялся. Зайреку  был знаком  этот смех, но  срывающийся не  с
губ Симму, а с его собственных - безудержный и безумный смех отвращения или
отчаяния, но только не радости.
     - Так вот  почему мне  показалось, что  встречал тебя  раньше. Я  видел
твоего хозяина у моих ворот. И что теперь? Что он приказал тебе сделать?
     - Отравить вашу  кровь страданием,  а мысли -  страхом. Думаешь,  этого
мало?
     Симму вновь склонился над мраморной плитой.
     - Страдания  и страх  неведомы  тем, кто  живет вечно.  Твоему хозяину
придется поискать другой  способ. Однако как  посланника тебя ждет радушный
прием. Но почему он выбрал именно тебя?
     - Потому  что я  понимаю, как  ты жалок  и несчастен,  Симму;  понимаю,
какой платы требует вечная жизнь.
     - Симмурад - город чудес, счастья  и разума. Мы - боги восточного угла
Земли.
     Зайрек пристально смотрел на повелителя бессмертных. Колдун понял,  что
воспоминания и в самом деле стерты из памяти Симму - либо страданиями, либо
демонами, с которыми  он прежде  так много общался.  Зайрек распознал  также
отягощающие Симму цепи ответственности, которых его бывший возлюбленный  так
боялся, а согнувшись под их тяжестью, не замечал. Глаза Симму потускнели.  В
них остались  лишь ненависть  и  мольба. Как  однажды Зайрек  тщетно просил
князя демонов придать его жизни смысл,  так и Симму теперь просил Зайрека о
том же.., и так  же тщетно, Неожиданно двери  в комнату военной игры  широко
распахнулись. Вошла светловолосая жена Симму.
     - Возлюбленный мой, -  холодно обратилась она к  Симму, - неужели я  не
имею права участвовать  в твоих делах?..  Я - Кассафех, -  обернулась она к
Зайреку, - и если Симму - король этого города, то я - его жена, королева.  А
ты Зайрек - чародей.
     - И слуга Владыки Смерти, - подсказал ей Симму.
     Кассафех пожала плечами, сверкнув драгоценными камнями.
     - Я не  верю, что  Смерть принимает  облик человека,  - отозвалась  она
тоном настоящей купеческой  дочери. -  И я  не верю,  что мы  на самом деле
бессмертны. Мне кажется, что это  какая-то хитрость демонов - заставить  нас
поверить в бессмертие. В последние годы  немногие стучатся в наши ворота,  -
продолжала она, обращаясь  к Зайреку.  - Почему  же никто  больше не  желает
стать вечным,  если все  это правда?  Может, из-за  того, что  нас  называют
живыми мертвецами?
     - Вообще-то  о Симмураде  редко  вспоминают, -  ответил колдун.  - Ваш
город уже превратился в миф. Лишь отчаявшиеся верят в него.
     - Я завоюю их, - прошептал Симму, - тогда они поверят.
     - Нет!  -  закричала  Кассафех.  - Нет!  Ты  будешь  спать  здесь,  мой
разлюбезный тощий кот,  - спать без  сил и без любви.  Ты - герой!  - так  я
думала когда-то. Я простила бы тебе неверность и равнодушие, но не слабость!
- Она  солгала,  но  слова сами  слетели  с  ее губ,  и  Кассафех  удивилась
собственной   лицемерной   страстности.   Она   нечасто   кричала  на Симму.
Присутствие Зайрека породило в ней ярость,  и она осознала наконец, чего  ей
не хватает. Неожиданно она спросила  саму себя: "Этот красивый  чужеземец...
Уж не влюбилась  ли я  в него?.. Если  так, то  я играю с  огнем. Я  никогда
никого не любила, кроме Симму". На  сей раз это было чистой правдой. Многие
годы Кассафех ткала,  размышляла и ела  сладости - этим она  жила, но этого
было мало для  нее - избранницы  из сада  золотых дев, а  ведь сад  оказался
менее суровой тюрьмой, нежели застывший рай Симмурада.
     "Когда я смотрю на  этого мрачного человека, мое  сердце бьется чаще  и
мне становится больно, дышать, Я чувствую,  что живу, и неважно, какой  срок
мне отпущен. Да, я люблю Зайрека".

        Глава 2

     В Симмураде пировали.  На столы  подавались ароматные и  тающие во  рту
блюда, созданные колдовством или доставленные колдовством со столов королей.
После пира в  парке с  мягкими лужайками  и пышными  рощами устроили  охоту;
львы и олени падали, пронзенные копьями прямо в сердце, некоторое время  они
лежали на  земле, а  потом, когда  их раны  заживали, вскакивали  и  убегали
прочь. Деревья сгибались почти  до земли под тяжестью  плодов. Но эти  плоды
не имели ни  вкуса, ни запаха  - разве  что пройдет мимо  дерева колдунья  и
произнесет заклинания, придав им аромат  и вкус. Листья деревьев и  лепестки
цветов, которые никогда не вяли, напоминали вощеную бумагу.
     Невидимые пальцы  наигрывали  прекрасные  мелодии.  Почтенные  горожане
играли в шахматы  и шашки,  стреляли из  лука и  бросали копья  в мишень. В
комнате военной игры придворные Симму за день трижды покорили мир.
     Со всех концов земли, из  краев, лежащих далеко за воротами  Симмурада,
колдовством были  доставлены и  тут же  испробованы всевозможные  наркотики.
Точно так же появлялись во дворце вина, сласти и роскошные одежды, редкие и
удивительные книги,  невиданные  растения, диковинные  животные,  украшения,
оружие и  благовония.  Растения  сразу  же  заколдовывали,  превращая  их  в
очередные образчики  из вощеной  бумаги, зверям  давали по  капле  свинцово-
серой жидкости,  чтобы сделать  из  них очередные  игрушки. Симму  не жалел
эликсира. Каким-то образом его  всем хватало, и он  не кончался -  казалось,
глиняная фляжка, в  которой он  по-прежнему хранился,  никогда не  опустеет,
подобно тому как не иссякнет яд у гадюки.
     Немало сделали жители Симмурада,  чтобы красота их  жизни и величие их
будущего произвели  на  Зайрека впечатление.  Но  колдун бродил  среди них,
словно тень, и  из этой  тени, словно  из зеркала,  на бессмертных  смотрели
скука и  пустота.  Столь  многое  они  могли  совершить  -  но  всегда  лишь
собирались и ничего  не делали.  Спокойная и безопасная  жизнь разрушила  их
человеческую природу, усыпила их прежде  неугомонный дух. Хотя сам Зайрек  и
не был бессмертным и  мог надеяться на смерть  и какую-то перемену, он,  как
ему показалось, понял состояние живущих в городе Симму.
     Поздно вечером, когда охота и  игры, пир и споры закончились,  Кассафех
лежала одна в  своей спальне,  вспоминая все,  что Зайрек  говорил и  делал,
каждое его выражение и жест. Светильники в комнате обычно горели всю ночь -
не от того, что красавица боялась темноты, просто с ними было не так скучно.
Когда-то это ложе  женщина делила с  Симму. Позже она  хотела привести  сюда
другого мужчину, ведь  в Симмураде  хватало красивых мужчин,  но всякий  раз
откладывала. Мудрый хирург был прав. У нее действительно не было  любовника,
но лишь  от лени  и пассивности  происходила ее  добродетель. И  вот  Зайрек
пробудил ее от оцепенения.
     Много ночей пролежала она без  сна под желтыми огнями, которые  никогда
не притягивали мотыльков,  ибо не  было в  Симмураде насекомых,  да и  птицы
сторонились города,  словно  чумы.  Множество  ночей..,  одна.  За  изящными
ставнями поднимался  прекрасный  город,  а над  ним  сияли  разбросанные по
черному небу  редкие  звезды.  Несколько  окон  светились,  звенели,  словно
льдинки, струи фонтанов; как маленькие лакированные веера, ударялись друг  о
друга листья.  Наконец  Кассафех  встала,  вынула  из  сундуков  драгоценные
ожерелья и  вышитые шелка..,  и  поймала себя  на  том, что  прикидывает их
стоимость. "Пожалуй, я  единственная купеческая дочь  в городе чародеев-, -
подумала она и, побросав все обратно, вышла из комнаты.
     Кассафех направилась  библиотеку.  Она  тихо  шла  темными  коридорами,
поднималась   по   широким   лестницам,   освещенным только звездами. Словно
воровка, Кассафех  крадучись пробиралась  по дворцу,  но, подойдя  к  дверям
библиотеки, обнаружила, что они,  как всегда, заперты. Симму  был там -  из-
под дверей  просачивался  свет, -  и  Кассафех показалось,  что  она слышит
невнятное бормотание Симму, словно дряхлый старик разговаривал сам с  собой.
Красавица знала,  что он  должен  быть здесь,  потому  что в  библиотеке он
пропадал намного чаще, чем где-нибудь еще.
     Кассафех   не   раз   видела,   как   Йолсиппа открывает отмычкой замки
множества дверей.  Она  вынула из  потайного  кармана серебряную  булавку и
воспользовалась ею по примеру ловкого толстяка.
     На самом деле  ее муж спал  на узком  ложе, а на  полу вокруг  валялись
книги и пергаменты. Светильник уже угасал, но Кассафех увидела в  меркнувшем
свете все, что хотела,  - там было достаточно  светло, чтобы вспомнить  свое
презрение к  герою. Она  за этим  и  пришла; в  презрении к  мужу  красавица
хотела почерпнуть  смелость для  того, что  должно произойти  потом.  Однако
внешнее очарование Симму  все еще  имело над ней  власть и,  совсем того  не
желая, красавица подкралась ближе, рассматривая мужа. Тут она услышала,  как
он стонет во сне.
     - Зайрем, -  бормотал Симму. -  Кругом смерть. Ты был  мертв, ты лежал
под мертвым деревом, с обрывком веревки на шее, а в твои глаза лил дождь.
     Кассафех, завороженная сходством имен, наклонилась ближе.
     Вдруг тело Симму вытянулось дугой, кожа его посерела, и он закричал  от
боли, словно пронзенный  ножом. Из-под  закрытых век потекли  слезы. На  лбу
повелителя бессмертных выступил пот, а с подбородка начала осыпаться борода.
Женщина, в ужасе  застыв на  месте, увидела  нечто невообразимое.  Очертания
лица и тела Симму изменялись, менялась сама кожа и даже запах. Под рубашкой
вздулась женская грудь. Несмотря на  очевидность перемены, в нее верилось  с
трудом.   Изменилась   даже   форма   запрокинутой  назад головы, искаженные
судорогой черты лица стали женскими.
     Превращение привело Кассафех  в ужас. Уже  очень давно Симму оставался
мужчиной, не изменяя своего  облика. Его жена со  страхом наблюдала за  всем
этим. Но вот  судороги боли сменились  наслаждением, за которым последовала
еще более сильная, невыносимая боль. Муки и наслаждение сменяли друг  друга,
отражаясь на лице Симму - то ли мужчины, то ли женщины.
     Кассафех не  забыла о  том, как  Симму принимал  облик женщины  в  саду
золотых дев, но она полагала, что это лишь иллюзия, навеянная чарами демона.
Дочь купца никогда  не видела подобных  превращений и никогда  не поняла  бы
их природы.  Теперь  же,  испуганная увиденным,  Кассафех  чувствовала  себя
смертельно оскорбленной. Она поняла,  что чародей Зайрек разбудил  дремавшие
до сих пор желания Симму, чего ей самой сделать не удавалось. И кроме  того,
могла ли она не заметить,  что Симму-женщина прекраснее, чем сама  Кассафех?
Нелюбимый муж мог оказаться вдобавок ко всему еще и соперницей.
     Кассафех повернулась и  выбежала из комнаты,  поспешно закрыв за собой
дверь. Она  очень торопилась,  но все  же старалась  не шуметь.  Симму  стал
теперь ее врагом. Жена ненавидела  его. Ненависть эта родилась неожиданно  -
Кассафех не хватало ее не меньше, чем любви.
     По тихим лестницам дворца она  ринулась наверх, к комнатам,  отведенным
Зайреку. Кассафех хотела опередить ту  женщину, которая осталась лежать  без
чувств в библиотеке.

        Глава 3

     Ради того, чтобы произвести на гостя впечатление, Зайреку  предоставили
роскошные комнаты. Днем из окон его апартаментов открывался вид на ту  самую
лужайку, где,  бессильно обвившись  вокруг  фруктового дерева,  висел  змей-
искуситель, посланный Владыкой Смерти.
     Кассафех остановилась  у  открытой  двери.  Даже  здесь,  в  Симмураде,
Зайрек вселял в людей какой-то смутный  страх. Однако любовь - или  какое-то
иное чувство, движущее женой Симму, - оказалась сильнее осторожности, и  она
прокралась в комнату гостя. Необычные глаза женщины светились в ночной тьме.
Она осмотрела спальню,  освещенную лишь светом  звезд, заметила кровать под
балдахином и лежащего на ней человека.
     В   противоположность   ее   мужу,   Зайрек   лежал  неподвижно, словно
вырезанный из  дерева.  Даже слишком  неподвижно.  Во сне  не  дрожали даже
закрытые веки,  не шевелились  вытянутые  руки, а  губы были  плотно сжаты.
Дышал он настолько  слабо, что,  несмотря на надменные  россказни Зайрека  о
собственной неуязвимости  и долголетии,  Кассафех на  мгновение  показалось,
будто слуга Смерти умер. Но Зайрек все же дышал. Убедившись в этом, женщина
села на кровать и обняла его.
     Тело колдуна оказалось холодным,  словно камень. Красавица поняла,  что
сон его  необычен. Прикоснувшись  к  Смерти -  хоть  и через  посредника, -
бессмертная затрепетала, потом, немного подумав,  разделась и легла рядом  с
Зайреком. Она прижалась  к колдуну, руками  и губами лаская  его тело.  Тело
Кассафех горело, а плоть  чародея осталась такой  же холодной. Исчерпав все
свои   силы,   дрожа   всем   телом,  Кассафех залилась слезами. Однако даже
близость этого неотзывчивого тела успокоила ее, и жена Симму в конце  концов
уснула.
     Первые лучи  рассвета, коснувшись  лица  красавицы, разбудили  ее.  Она
открыла глаза и, встретившись взглядом с Зайреком, испугалась еще больше.
     - Я пришла к тебе ночью, -  с вызовом сказала она, - но оказалось,  что
я совсем не нужна тебе.
     Ты, наверное, думаешь теперь, что я  потеряла всякий стыд.., но у  меня
никогда не было  мужчин, кроме мужа,  который задолго до  свадьбы взял  меня
силой.   -   Эта   ложь   понравилась   Кассафех,   и она приободрилась. - Я
добродетельна, - прошептала она, радостно отдаваясь снедающей ее страсти,  -
но перед тобой я не смогла устоять.
     - Я не давал тебе никакого повода, - удивился Зайрек.
     - Не упрекай меня! - почти искренне взмолилась Кассафех, опуская веки.
     - Я пришел в Симмурад не ради бессмертных красавиц, - отрезал он.
     - Наверное, ты  просто не  можешь, -  надменно объявила  Кассафех. -  В
этом ты похож на бессмертных мужчин. Наверное, мудрый лекарь был прав.
     - Я не бессмертен, - возразил Зайрек.
     - Так что же  нам мешает? Я  сгораю от любви...  И женщина, прильнув  к
Зайреку, стала  целовать его.  Колдуну  внезапно пришло  в голову,  что эту
самую женщину ласкал  Симму. Стоило  Зайреку подумать  об этом,  как к  нему
подкралось вожделение - гораздо большее,  чем смогла бы вызвать Кассафех.  К
тому же Зайрек хорошо отдохнул. Он крепко  спал, и сон этот был дарован  ему
самим   Владыкой   Смерти.   Этот   дар   был   не чем иным, как многократно
повторяющейся смертью;  по крайней  мере, Зайрек  думал, что  смерть  именно
такова. Все  его органы,  казалось, замирали,  а ощущения  исчезали на  весь
период между последним глубоким вдохом вечером и первым - утром. Спящего  не
тревожили сны; если они и посещали его, то он, проснувшись, не помнил о них.
Это забытье  напоминало жуткую  могильную яму,  но для  Зайрека сон  казался
отдыхом и дарил  надежду... Просыпаясь,  чародей чувствовал, что  с него  на
мгновение смыто  клеймо неуязвимости,  и от  этого в  нем вновь  пробуждался
интерес к жизни.
     И поэтому, когда  комната погрузилась  в кармин зари,  он дал  Кассафех
все, чего та от него хотела.
     Позже она спросила колдуна:
     - Может,  ты  собираешься разрушить  Симмурад  так же  ловко,  как мою
добродетель?
     - Симмурад тоже легко разрушить. Разрушение уже началось, но его  начал
не я.
     - А ты  на самом деле  служишь Владыке Смерти или  это просто выдумка,
рассчитанная на  то, чтобы  сбить  с толку  моего мужа,  вообразившего себя
врагом Смерти?
     - - Я служу Владыке Смерти.
     - А  я буду  служить тебе,  - заявила  Кассафех. Ее  кровь взыграла  от
предательства, как  когда-то  - от  любви.  - Я  сделаю для  тебя  все, что
захочешь. Я не  останусь верна Симму,  ведь ему все  равно, где я  и что  со
мной... Мы все  равнодушны друг к  другу. Нам трудно даже  ненавидеть с тех
пор, как мы  стали бессмертными..,  если мы и  в самом  деле бессмертны.  Но
ради тебя я возненавижу Симму. Он увез  меня из страны лжи, и я верила,  что
мир узнает о нас - Симму станет великим королем-героем, а я - его женой.  Но
путь наш закончился здесь,  и сдается мне,  что это место  еще хуже, чем  та
страна, в которой  я жила раньше.  О нас забыли, никто  не вспоминает наших
имен. Все в этом городе нереально..,  кроме тебя, любимый. Скажи мне, чем я
могу помочь тебе?
     Чародей загадочно  смотрел на  Кассафех. Ему  совсем не  нужна была  ее
помощь, но сам факт вероломства нес в себе магический смысл.
     - Принеси мне, сосуд,  в котором хранится  вода бессмертия, - попросил
он.
     - Я не знаю точно, где он находится, - медленно произнесла Кассафех. -
Но как бы то ни было, я найду его и принесу тебе.
     Он видел  беспощадное пламя  ненависти  в ее  глазах -  яркую вспышку,
согревшую Кассафех так же, как его согревала собственная жестокость.

        ***

     Симму проснулся совершенно разбитым.  Он стал женщиной  во сне и снова
превратился в  мужчину,  когда  пришел рассвет,  напомнивший  Симму  о том,
чтецом - король. Правитель знал, что произошло  с ним ночью и почему. Но  он
не помнил своего  детства, проведенного  с Зайремом,  не помнил  их любви  и
никогда уже не  вспомнит об этом,  ведь Азрарн потрудился  над его  памятью.
Только смутные следы, тени, обрывки  чувств, всплывающие в снах, остались  у
Симму от  той любви.  Их оказалось  достаточно, чтобы  растревожить его,  но
слишком мало, чтобы понять, почему  Зайрек настолько завладел его мыслями  и
телом. Симму вдруг почувствовал, что  протянутая к нему рука Смерти,  прежде
предававшая смысл его жизни,  теперь внушает ему страх.  Теперь он боялся  и
Зайрека,   и   даже   собственного   тела,   которое   в  любую минуту могло
превратиться в женское и выдать его.
     Покинув   библиотеку,   Симму   направился   в свою комнату, не замечая
окружавшей его пленительной роскоши. Там он открыл серебряный сундук,  вынул
из него серебряный ларец и  уставился на закупоренный глиняный сосуд,  Никто
никогда и  не  думал прятать  воду  бессмертия. Стоило  лишь повнимательнее
осмотреться, и местонахождение драгоценной  фляги стало бы очевидно  любому.
Теперь   же   Симму   пришло   в   голову, что эликсир нужно спрятать. Тогда
бессмертный правитель  принялся бродить  по комнатам  в поисках  места,  где
можно было бы спрятать сокровище. В эти минуты он напоминал скупца,  который
ищет, где бы укрыть свои  богатства. Вечный, юный Симму вдруг  почувствовал,
как на  него  давят  все те  годы,  которые  ему еще  предстоит  прожить,  -
вечность, оставшаяся вечностью даже теперь, когда на его будущее легла  тень
Смерти.
     Эти ощущения и  боль во всем  теле измотали его.  Наконец, вместо  того
чтобы похитрее спрятать глиняную фляжку,  Симму поставил ее обратно в  ларец
и прижался  лбом к  прохладному  хрусталю окна.  На балконе  высокой башни,
залитой утренним  светом, он  увидел Кассафех  и Зайрека.  Любовники  словно
стремились к тому, чтобы их заметили вместе.
     Симму вдруг почувствовал, что случилось нечто непоправимое. Тупая  боль
пронзила   его   тело   и   ушла   прочь,   оставив после себя лишь печаль и
предчувствие беды. Симму  снова стал человеком,  ибо испытывал  человеческие
страдания и человеческое смятение.
     Он прикоснулся  к зеленому  камню  на шее,  дару эшв.  Ему вспомнилось
обещание Азрарна, однажды уже  исполненное - прийти,  если камень бросить в
огонь. Но Симму  чувствовал, что  Азрарн потерял  к нему  всякий интерес,  а
Симмурад оказался испытанием, которого Симму не выдержал. Сколько ни  бросай
теперь   камень   в   огонь,   никто   не   откликнется, даже слуги Азрарна,
приходившие в последний раз.
     На балконе Кассафех обняла Зайрека, а тот и не думал сопротивляться  ее
поцелуям.
     Симму поднял серебряный ларец  с глиняным сосудом,  и тут ему внезапно
пришло в голову, что его жена  станет тем самым орудием, с помощью которого
Владыка Смерти или его слуга похитит  эликсир. Где бы он ни спрятал фляжку,
его жена  обязательно найдет  ее. Симму  достал сосуд,  а ларец  отбросил  в
сторону, и тот, громыхая,  покатился по полу.  Он откупорил фляжку. Однажды
ему уже  пришлось попробовать  напиток богов.  Теперь он  приложил фляжку  к
губам и,  запрокинув  голову,  выпил весь  эликсир  бессмертия.  Не опуская
головы и  не  отнимая  фляжку  от губ,  Симму  постоял  еще  немного,  чтобы
удостовериться, что  внутри не  осталось ни  капли драгоценной  жидкости,  а
потом швырнул фляжку  в стену, и  она разбилась. В это  мгновение в комнату
вошла Кассафех. Ее  глаза были  цвета сумерек -  верный знак  того, что  она
влюбилась. Неожиданно ее нога  наступила на черепок  разбитого сосуда - она
взглянула под ноги, и глаза ее вспыхнули желтым пламенем.
     - Что ты наделал?! - закричала они.
     - Больше не  будет бессмертных,  - ответил ей  Симму. -  Ты не  сможешь
преподнести Зайреку иного дара в знак любви, кроме своего тела.
     В глазах Кассафех засверкала зеленая сталь.
     - Я  видела тебя,  когда ты  спал, -  сказала она.  - Ты  изменился.  Я
обнаружила на твоем  ложе женщину.  Тебе, пожалуй,  стоит призвать  демонов,
чтобы они спасли тебя.
     - В любом случае, - продолжал Симму,  - тебе не следует ждать добра  от
Зайрека, что бы ты для него ни сделала  и о чем бы ты ему ни рассказала.  Он
не тот герой, с которым тебе хотелось связать свое имя.
     Кассафех гордо вскинула голову.
     - Беее! -  закричала она  ему в лицо.  - Ты  такая же овца,  как и  все
остальные!
     Испуганная и разъяренная, она выбежала из комнаты.

        Глава 4

     Долгий рассвет сменил  день. А потом  заходящее солнце присыпало стены
красной пудрой, но и та вскоре исчезла. Закат никогда не бывал в этих  краях
таким долгим, как восход. Сумерки спустились на сады и колонны, как  голубой
снег, и  голубые восточные  звезды взглянули  на город  бессмертных.  Зажгли
светильники.   В   Симмураде   начался   вечерний   пир. Зайрек каждый вечер
появлялся на  этих пирах.  Немногие горожане  оставались дома;  привлеченные
возможностью поиздеваться над  мрачным колдуном и  разыграть при нем буйное
веселье, они  все собирались  во дворце  правителя. И  лишь Йолсиппа  всегда
отсутствовал.   Он   сильно   невзлюбил   Зайрека и стал очень добросовестно
относиться   к   своим   обязанностям   привратника. Толстяк охранял ворота,
ублажая себя жирной пищей, красными  винами и сладостными грезами,  которыми
его обеспечивала  одна  из  колдуний Симмурада.  В  этих  грезах шествовали
косящие мужчины и женщины, обладавшие чрезвычайно похотливым нравом...
     В ярко  освещенном  пиршественном  зале сверкали  фонтаны,  и  заводные
птицы заливались трелями в серебряных клетках. Зайрек всегда приходил  позже
остальных, и,  когда  он  входил  в  зал,  вместе  с  ним  появлялась  тень,
возбуждающая бессмертных и леденящая  их кровь. В  этот вечер, однако, тень
оказалась чернее  и  холоднее, чем  обычно.  Словно сама  Судьба,  одетая в
ледяное молчание, следовала за Зайреком.
     На чародее была черная мантия, поверх которой висело золотое  ожерелье,
отнятое у подданных короля Хабзура,  и скарабей из чернильно-черных  камней,
извлеченных из  гробницы какого-то  могущественного владыки.  Сжимая в  руке
глиняный черепок,  Зайрек направился  к серебряному  трону Симму.  Правитель
города сидел неподвижно, рассматривая своего врага.
     - Ты сберег мне немало времени,  - произнес Зайрек, обращаясь к  Симму,
но все собравшиеся в  зале услышали его. -  Я обдумывал, как мне  избавиться
от эликсира бессмертия, но ты решил мою задачу. Сосуд пуст и разбит.
     В зале поднялся  шум. Одни кричали,  что Зайрек лжет,  и просили  Симму
опровергнуть его слова. Другие, забыв,  что совсем недавно признавали  Симму
своим королем,  принялись  оскорблять  его.  Что же  будет  теперь  с  нашим
великим замыслом покорения  мира, кричали  они, если все  достойные люди  не
смогут получить бессмертие?!
     Симму встал. Все собравшиеся тут  же замолчали, нетерпеливо ожидая  его
оправданий или опровержений.
     - Больше  не  будет бессмертных,  -  начал Симму  с тех  же  слов, что
услышала от него Кассафех.  - Мы -  первые и последние.  Я выпил эликсир  до
последней капли.  - На  этот раз  никто не  произнес ни  звука.  Бессмертные
понимали, что Симму сказал правду, и это ошеломило их. Симму же продолжал, -
Этот человек, Зайрек,  вселил в  мое сердце  такие сомнения  и такой  страх,
что я не мог больше оставаться слепцом. Наши жизни лишены смысла и