игия не тому учит. Старый Пейлол все бухтит, что мы изменили нашей родовой чести, сражаясь бок о бок с людьми, а пакостное железо всю нашу философию превратило в фарс. И знаешь, в душе я согласен. Как можно вести славную войну бесславным оружием? Оно ставит на одну доску могущественных фирвулагов и тану с полуголодными человеческими крысами. Несправедливо! - Ну да, а тану, по-твоему, сражались честно! - проворчала Айфа. - С их-то иноходцами да псами, что превращают Охоту в побоище! А их людская кавалерия?.. Из-за нее мы последние сорок лет в штаны кладем! - Где вам, бабам, понять все тонкости рыцарства! - Это уж точно. Мы стремимся победить всеми правдами и неправдами. - Дева-воительница вновь наполнила свою кружку медом. - Кстати, ты видал, как пехота первобытных расправилась с вражеским эскадроном в Финии? Шарн угрюмо кивнул. - Что я могу сказать? Неспортивное поведение! У нас так не принято. - Да пошел ты! Принято - не принято! У тану тоже было не принято гарцевать верхом, пока не явился этот человек... дрессировщик. Послушай меня, малыш! На нынешней Великой Битве у нас хоть и не будет железного оружия, но можешь башку свою прозакладывать, что новую тактику первобытных мы возьмем на вооружение. То-то будет сюрприз для серых! Я уже отдала приказ оружейникам изготовить необходимые приспособления. Это проще простого. - Ну, если воины согласятся, тогда... - неуверенно произнес Шарн. - Твое дело их убедить, - улыбнулась она. Потом выражение ее лица изменилось. - Посиди-ка тихонько, я погляжу, как первобытные возвращаются из Финии... Около трехсот человек из нерегулярных войск ползут по ущельям, а с ними вдвое больше пленников и раненых. У большинства беженцев торквесов нет... Но что-то они уж слишком хорошо одеты. Черт побери, это наверняка или бывшие серые, или серебряные, только торквесы им спилили. Дезертиры! Думаю, среди них есть и ученые, и искусные мастера. Старуха Гудериан найдет им применение, можешь быть уверен! - Но будут ли они хранить ей верность, эти освобожденные граждане, вот в чем вопрос? - недоверчиво усмехнулся Шарн. - Кто здесь может хотеть свободы? Либо только что прибывшие, либо психопаты. Потому что все прожившие некоторое время на Многоцветной Земле охотно приняли власть тану, даже если не удостоились торквеса. Свободная жизнь в лесах им так же по душе, как крапивница. - Тес! Я ищу Фелицию. - А-а, эту тебе надо бы взять в свою команду, если... - ...если она раздобудет золотой торквес и станет метаактивной. Удушила бы Йочи за то, что валит на меня всю грязную работу! Как будто нам, слабому полу, мало одной Битвы... О-о! - Что, нашла? - Ага. Она в замке Велтейна. На ней торквес... Обыскивает тело в голубых доспехах. Вот так-то, зря Йочи губы распустил! Малышка его обошла, она готовит собственную Битву. - Не вешай нос! - Шарн встал, потянулся, зевнул, широко разевая рот, и почесал волосатую грудь под открытой туникой. - Все к лучшему, по крайней мере от нее ты избавилась. Пока она привыкнет к торквесу... К тому же нет никакой гарантии, что активные метафункции сочетаются с ее нервной системой. Допустим, она расправилась с Эпоной и помогла вернуть Копье, но все равно она же еще совсем девчонка. Может, она ничего больше и не умеет, кроме как приручать животных. Айфа снова сосредоточила на нем взгляд. - Одной Тэ ведомо. Наверное, я слишком устала, чтобы переживать по такому поводу. Шарн протянул ей руку и помог встать. - Битва была короткая, зато пирушка длинная. А что, если поклониться королю с королевой да и поплыть себе домой потихоньку? - Он подхватил за тесемки их обсидиановые доспехи и взвалил себе на спину. - Неплохо бы, - согласилась Айфа, похлопала своего спутника по плечу и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в кончик шершавого носа. - Терпеть не могу платить няньке сверхурочные. 3 Стражники в белых туниках стояли наготове по периметру площади, огороженной круглыми камнями. Повсюду были выставлены войска в честь прибытия высоких особ: Тагдала, Идоны, Гомнола и братьев Ноданна и Велтейна, которые старались держаться подальше от врат времени и ожидали манифестации со стоическим видом, свойственным всем представителями власти, когда им приходится присутствовать на важной, но неприятной церемонии, да еще происходящей в неурочное время. - Уже светает, вельможные. Вот они! - провозгласил смотритель замка Питкин. Столб воздуха над гранитной плитой начал колебаться, как при нагревании. И вот из него материализовались четыре фигуры, повиснув сантиметрах в тридцати над каменной площадкой. - Синдбад Мореход, Джон Простак, доходяга наркоман и типично английский орнитолог, - мгновенно распределил всех по категориям Питкин. - Наркомана, боюсь, придется отбраковать: организм весь износился. Но остальные подойдут. Стражники выступили вперед и протянули руки к путешественникам, чтобы помочь им выбраться из провала, отделявшего невидимое устройство профессора Гудериана от твердой плиоценовой почвы. - Если бы не огромные геологические пертурбации, то пришельцы материализовались бы внутри скального основания, не так ли? - заметил Питкин. Синдбада тут же избавили от его ятагана; других ошарашенных путешественников прощупывали с помощью детектора металлов на наличие железа. - Этот новый нюхач - великое изобретение Властелина Ремесел, - комментировал Питкин. - Теперь о контрабанде можно не беспокоиться... Э-э! Еще одно тау-поле, значит, будет и вторая партия. При повторном цикле врата времени выдали молодого человека в рабочем комбинезоне и с арбалетом, типа с козлиной бородкой, одетого в платье королевы Елизаветы I и своими фижмами доставлявшего массу неудобств попутчикам, загорелую дочерна женщину в пеплосе Аталанты и высоких ботинках на шнуровке и явно омолодившегося негра в пиджаке из дакота, увешанного дюжиной дорогих магнитофонов. - Все годны, - заключил Питкин. - Пусть вас не смущает наряд королевы Бесе. Под этим усыпанным жемчугами рыжим париком скрывается голова способного инженера... Так, поглядим, что у них за багаж. Детектор был снова включен, и стражи торопливо извлекли три больших контейнера с наклейкой "Медикаменты", чемодан Канадского клуба, маленькую истеричную собачонку в плетеной корзинке, двадцатилитровую бутыль "Радости" в оплетке, 15-томный "Большой универсальный словарь XIX в." П.Ларусса и контрабас. - После освидетельствования пришельцы отправятся в накопитель, - объяснял Питкин. - В связи с чрезвычайной обстановкой мы сделали временную тюрьму - разгородили на секции двор, а на прогулки выводим наружу с собаками. Таким образом, большинство беженцев из Финии с относительным комфортом разместилось прямо в замке, пока мы не переправили их в Мюрию. Счастье еще, что катастрофа случилась во время Перемирия, когда у нас есть дополнительные поставки продовольствия и транспорт для тех, кто едет на состязания. Разумеется, безопасность в это время тоже легче обеспечить. - Похоже, теперь вы держите ситуацию под контролем, - проворчал Тагдал. - Для предупреждения катастроф на первоначальном этапе у нас есть схема лорда Гомнола. Надвратный Замок - безусловно, самый удобный перевалочный пункт, отсюда мы вовремя направили помощь на север и перехватили беглецов из Финии на озере Брес спустя всего пять дней после нападения. А теперь, вельможные, соблаговолите пройти в мой кабинет. Я вкратце ознакомлю вас с пересмотренной системой размещения путешественников на период временного выхода из строя Финии, а также с предварительной оценкой роли Надвратного Замка в обеспечении рабочей силы для восстановительных и усмирительных операций. - Спасибо, Питкин, - поблагодарил Гомнол. - Мы не станем тебя сейчас обременять. Встретимся позже, чтобы обсудить маршруты отправки путешественников во время Перемирия. Питкин поклонился, принес свои извинения и поспешил по тропе к крепости. В зоне врат времени осталось пять высочайших особ и небольшой отряд солдат, отошедший на почтительное расстояние. Солнце поднялось уже высоко над восточными горами. - Иногда, - задумчиво произнес король, глядя вслед Питкину, - человеческая добросовестность меня поистине удручает. Никакого тебе справедливого негодования, никакой мстительности или верности присяге. Сплошные пересмотры систем размещения и предварительные оценки! Глава Гильдии Принудителей от души рассмеялся. - Ну, мщение - занятие по части Стратега. Мой же департамент призван как можно скорее локализовать и нейтрализовать финийскую катастрофу, чтобы свести к минимуму ущерб, понесенный национальной экономикой. Если бы не чрезвычайная важность бариевых шахт, я вообще был бы склонен списать Финию со счетов. - Ах ты, мышь белая! - Лицо Велтейна вспыхнуло от ярости. - Между прочим, Финия - моя родина, мой дом! Колыбель культуры тану на этой планете! Столица света! - Свет погас, - невозмутимо ответил Гомнол. - Враг провел блестящую стратегическую операцию. От города остались одни развалины, он расположен очень неудобно - на противоположном берегу Рейна, вдали от других густонаселенных центров. Справа - фирвулаги, слева - ревуны, а промеж них развлекается мадам Гудериан со своими чокнутыми первобытными. Из всех наших городов Финия наиболее уязвима при внезапном нападении. - Да она пятьсот лет стояла незыблемо! - бушевал Велтейн. - Достаточно лишь восстановить крепостные стены и усилить наши Летучие Охоты, и она будет в прежней безопасности. Мы прочешем Вогезы и сотрем гудериановский сброд с лица земли. А фирвулаги, как только гнезда первобытных будут разрушены, опять уползут в свои норы. Они бы ни за что не рискнули напасть на нас, если бы не старая карга с ее проклятым железом. - Вряд ли ты сумеешь так легко подавить ненавидящих нас людей, брат-творец, - заметила Велтейну Идона. - Боюсь, говоря об изолированном положении Финии, лорд Гомнол затронул больной вопрос. В прежние времена, когда и нас и фирвулагов было меньше, твой маленький укрепленный город занимал стратегически выгодную позицию - на возвышении. Нынче же Финия запуталась в паутине враждебных сил. Теперь люди осознали смертоносную силу железа и не преминут ею воспользоваться. Какая-нибудь жалкая горстка первобытных сможет преградить путь нашему каравану, окружить Летучую Охоту, совершить набег на твою плантацию или даже перекрыть подступы к реке и тем самым обречь твоих сограждан на голод. Пути для подвоза продовольствия по суше нет. Массив Шварцвальда - непреодолимая преграда. А как ты хочешь, чтоб мы усилили твои вооруженные силы? Войскам из северных крепостей - Гории, Бураска, Ронии - так или иначе придется переправляться через Рейн. То же самое можно сказать и о восстановительных работах. - Мы обязаны восстановить Финию! - вскричал лорд Велтейн, побагровев. - Разрушение не полное - отнюдь! Почти все мирное население уцелело. Мы - я, леди Дектар и наш золотой человеческий брат Салливан Танн - перенесли сюда по воздуху шестьсот восемьдесят девять жителей. - Но ты потерял почти всех рыцарей, - возразил король. - Плюс к тому четыре тысячи людей и всех рамапитеков! А тех, кто не погиб, возьмет в плен эта старая сука, да падет на нее проклятие Таны, либо прикончат ревуны и дикие звери в лесах. - Зато плантации не тронуты! И военные посты на дальних подступах тоже. Мы можем отстроить город заново, великий отец, сделать его неприступным! Привлечем новые принудительные и психокинетические силы, дабы упрочить наши метафункции. - Шахта должна так или иначе работать, пока не открыто другое месторождение бария, - впервые подал голос Ноданн Стратег. - Но о былой славе Финии нечего и мечтать. Да, она была столицей изящных искусств, но время ее прошло. В будущем она должна обратить к врагу суровый и твердый лик. Мы восстановим ее как укрепленный шахтерский поселок... не более того. Велтейн вздрогнул, словно от физической боли. Ум его вопил: "О брат мой, вольно тебе так ранить мою душу, так унижать случайно поверженного чемпиона перед его народом, бросая на произвол судьбы, подставляя насмешкам людей, фирвулагов и сочувственному презрению тану?.." Ноданн отвернулся. Подошел и встал на опустевшей гранитной площадке временного люка; его доспехи сверкали в лучах восходящего солнца; трубный голос звенел в умах и ушах присутствующих: - Будь проклято это место! От него вся твоя боль, брат! От гнилого и смертельно опасного источника, что совратил нас с нашего древнего пути! Будь проклята женщина, впервые открывшая "врата времени" человеческому нашествию! Всем нам еще не раз придется оплакивать безвозвратно ушедший мир, если мы не найдем в себе смелости, пока не поздно, закрыть людям дорогу сюда. Если будем упорствовать в своей роковой зависимости от них, то очень скоро гибель Финии покажется нам пустяком по сравнению с той катастрофой, которая охватит всю Многоцветную Землю! - Теперь и я почти убеждена в этом, - заявила Идона. - И все же... - Нет, Ноданн, - вмешался король. - Ты кликушествуешь с тех пор, как они начали прибывать сюда. Но посмотри, что стало с нами! Никогда еще не были мы так сильны. Финия - наш позор, верно. Город был хранилищем нашего древнего наследия. Но надо же когда-нибудь взглянуть правде в глаза! Действительно, его расположение, при всей живописности, при всех очаровательных огнях, очень неудобно. Вот что я тебе скажу, Велтейн, сынок! Мы построим для тебя новый город в более перспективном месте. Что ты об этом думаешь? - Да, скажем, на берегу озера Брес, - подхватил Гомнол. - Туда можно проложить дорогу из Гории, и таким образом будет освоен целый регион. Сразу после Великой Битвы начнем разрабатывать проект. Каждый город внесет свой вклад в строительство, а чтобы увеличить население, в течение двух лет будем направлять всех путешественников во времени только туда. Мы выстроим новую Финию, лучше прежней. С широкими проспектами, красивой и удобной планировкой, усовершенствованной системой водоснабжения и канализации, надежными подъездными путями и неприступными оборонительными сооружениями. Ну как, согласны? Ноданн. "Так здесь будет человеческий город?" Гомнол. "Тебя, разумеется, больше прельщают глинобитные лачуги?" Идона. "Утешься, скорбящий брат! Мы позаботимся о тебе. Возвращайся к жене, к своему многострадальному народу и всели в них надежду." - Ладно. - Велтейн вскинул голову, но свет души его погас. - Идея хорошая, и я от всего сердца благодарен тебе за такое великодушие, отец. - Затем он повернулся к Ноданну. - Ты, наверное, думаешь, брат Стратег, что мужество изменило мне, так я докажу тебе обратные во время Великой Битвы. Признаюсь, мой боевой азарт несколько померк после постигшего меня несчастья... но к началу Турнира я снова буду в форме. Фирвулаги сторицей заплатят за свой подлый сговор с первобытными. Что до людей-предателей, то все они к исходу Битвы будут вариться в адовом котле, умоляя Богиню принять их грешные души! - Отлично сказано! - одобрил Верховный Властитель. - А теперь, когда будущее наше определено, пожалуй, можно и позавтракать. 4 В низине Рейна, на подступах к Финии, первобытные разбили лагерь беженцев и полевой госпиталь. С уходом тану и верных им людей в Надвратный Замок и наступлением Перемирия на реке воцарилось спокойствие. Следуя мудрому совету старого Каваи, дезертиров и деморализованных не стали переправлять в Скрытые Ручьи. - Это было бы неразумно с психологической точки зрения, - объяснял японец Луговому Жаворонку. - Ведь если мы приведем их в наш каньон, они потом не захотят отказываться от комфорта. Но мы не можем до скончания века кормить пять-шесть сотен людей, наши жилища и сантехника не рассчитаны на такой наплыв. А фирвулаги каждый день будут поставлять нам новых беженцев!.. Нет, их надо настроить на то, чтобы они основывали собственные поселения. Поэтому пусть поживут в спартанских условиях, а мы позаботимся о раненых, снабдим их на первое время продуктами, оборудованием, инструкциями и как можно быстрее рассеем по всей Многоцветной Земле. Теперь, когда на носу Битва, тану не станут принимать контрмеры, но после... Халид-хан внес предложение построить железную дорогу, чтобы облегчить людям освоение заболоченной местности. Самое крупное поселение, считал кузнец, должно остаться на Рейне. Остальные, более мелкие, следует расположить по берегу Мозеля, чтобы обеспечить связь железных рудников со Скрытыми Ручьями. - Если сразу по окончании Перемирия тану не сумеют нанести ответный удар, - говорил Халид, - то весь этот район останется за нами. С помощью беженцев мы наладим массовую добычу железа, а у них таким образом появятся средства к существованию. Конечно, на первых порах необходимо помочь им встать на ноги. Думаю, ревунов можно не опасаться: они очистят территорию при одном только слове "железо". А вот если тану устроят массовую облаву, тогда дело будет посложней. - Надеюсь, следующие этапы моего плана пройдут так же успешно, - заявила мадам Гудериан. - И тогда никакой облавы не будет. Спустя неделю после победы над Финией она с вождем Бурке и Каваи отправилась верхом на иноходце инспектировать лагерь беженцев перед своим отъездом на юг. Все трое спешились, привязали халикотериев у ручья в кустах и углубились туда, где выстроились в ряд навесы из пальмовых листьев и другие столь же убогие укрытия. Лагерь был сильно замусорен, и вокруг него стоял невообразимый запах. - Мы пытались заставить их навести здесь порядок, - вполголоса сообщил Каваи, - но многие все еще в таком шоке, что им не до личной гигиены и норм поведения. Вчера вот опять возник неприятный инцидент, как вам, наверное, докладывал вождь Бурке. Группа из сорока человек под предводительством пяти бывших серых потребовала, чтобы ей разрешили перебазироваться в форт Аньон-Ривер на озере. Ну, вызвали эскорт фирвулагов и отправили. А что было делать? - Но медиков, надеюсь, вы не отпустили? - встревожилась мадам. - Или стеклодувов? - Медицинский персонал весь с нами, - сообщил Каваи. - Врачи в Финии как раз были недовольны своим статусом. А вот стеклодув один ушел. Еще мы потеряли печатника, нескольких классных каменщиков, ткачей и ювелиров. Старуха поцокала языком. - Ладно, без ювелиров как-нибудь проживем. Голос ее звучал хрипло, она все время подкашливала. Все это были следы тех ядовитых паров, которых она наглоталась во время воздушной бомбардировки Финии. В отличие от Клода, мадам обгорела несильно, но состояние ее легких вызывало у Амери серьезное беспокойство, усугубляющееся отсутствием необходимых медикаментов и оборудования. К тому же старуха отказывалась даже от кратковременного отдыха, поскольку торопилась осуществить свой план. Она постепенно утрачивала свежий вид, обретенный после омолаживающих процедур: на лбу и по обе стороны рта пролегли глубокие морщины; на осунувшемся лице подчеркнуто выступали скулы и нос, напоминающий клюв хищной птицы; золотой торквес свободно болтался на исхудавшей старческой шее. - В лагере осталось примерно полтораста душ, - докладывал Каваи, - большинство практически здоровы, несмотря на угнетенное моральное состояние. Я считаю - и трое освобожденных врачей поддерживают мое мнение, - что эти люди полностью оправятся, как только вернутся к созидательной деятельности. Через три дня самые крепкие отправятся с Хоми, Акселем и Филимоном на железный рудник в Нанси. Еще кое-кто из наших и несколько финийских волонтеров из остающихся будут сопровождать караван с продовольствием. Если ничто не нарушит наших замыслов, то недели за две будет выстроена укрепленная деревня. Такая же деревня вырастет и в Нанси, как только Филимон и Аксель доставят туда рабочую силу. - Bien entendu [договорились (франц.)], - кивнула мадам. - Но помните - прежде всего железо! Для беженцев, готовых работать на рудниках, ничего не жалеть. Мы должны как можно скорее вооружить наше войско железным оружием. Они шли мимо импровизированных хижин по направлению к реке, где на берегу был натянут тент госпиталя. Беженцы молча провожали мадам Гудериан глазами. Она кивала им, многих называла по имени, поскольку почти все эти люди прошли через ее пансионат, и даже те, с кем ей не доводилось встречаться, отлично знали, кто она такая. Многие улыбались старухе. Отдельные лица выражали открытую неприязнь, а один сплюнул и демонстративно повернулся к ней спиной. Большинство же смотрело тупо, безучастно, отчего сердце Анжелики болезненно сжималось. - И все-таки мы были правы! - заявила она, заставляя Бурке и Каваи, державших ее под руки, шагать быстрее. - Их необходимо было освободить. В конце концов они привыкнут и снова станут радоваться жизни. - Конечно, - мягко откликнулся Луговой Жаворонок. - Пока они все в шоке, - заметил Каваи, - на что надо сделать скидку. Но со временем они будут благодарны нам за избавление от рабского ига. - Ну, мне-то вряд ли, - уныло возразила мадам Гудериан. - Им есть за что меня ненавидеть. Сперва послала их в рабство, потом швырнула в пучину неопределенности, освободив от него. Их страдания тяжелым грузом лежат на моей совести. Если бы я не впустила их во "врата времени", трагедии не случилось бы. - Человек всегда найдет повод для страданий, - заметил Бурке. - Взять хоть меня! Последний томагавк, с вашего позволения! После того как Великий Вождь перейдет в райские кущи, на свете не останется ни одного уаллауалла. Я собираю пресс-конференцию, распинаясь перед бледнолицыми свиньями: "Я больше не ступлю на тропу войны!" Янки со всей Галактики льют слезы у своих стереотелевизоров, умиляясь благородному жесту коренного индейца, юриста по образованию. А через несколько дней я получаю послание от совета вождей в Якимасе, в котором мне рекомендуют заседать у себя в суде и не разевать пасть! - Все мы в жизни совершили немало ошибок, - поддержал его старик Каваи. - Но тебе, Анжелика, не в чем себя упрекнуть. Не будь этого почетного исхода - врат времени - мне бы осталось только проститься с жизнью. И то же самое можно сказать о большинстве изгнанников. Правда, на первых порах и здесь нелегко пришлось. Зато после побега я познал великую радость. Лишь на склоне лет понял, что счастье не в том, чтобы заботиться о своем благе, а в том, чтобы служить другим. Я не говорю, что поумнел, но благодаря тебе обрел настоящих друзей и покой души. Мадам повесила голову. - А моей душе не будет покоя до тех пор, пока я не пройду свой путь до конца. Рабство серых и серебряных должно быть уничтожено, необходимо раз и навсегда закрыть врата времени. Здесь, в Финии, мы положили начало всему, и пусть я умру, но дело будет завершено! Она зашлась судорожным кашлем, лицо ее посинело. - Черт! - сквозь зубы процедил Бурке и, подхватив ее на руки, быстро зашагал к полевому госпиталю. - Отпусти меня, Жаворонок! Со мной все в порядке, - попыталась вырваться мадам. Каваи, войдя под навес из пленки, отражающей солнечные лучи, указал им на смуглого человека с усталыми глазами; в руке у него был зажат стетоскоп. - На стол! - приказал тот. Прослушав легкие мадам, он заключил: - Если вы и дальше будете к себе так относиться, то захлебнетесь собственной мокротой, слышите? Вы делали отхаркивающие упражнения, которые прописала вам Амери? - Еще чего! - О Аллах! Вы только послушайте эту женщину! - Он раздраженно почесал кожаный обруч, прикрывавший его кадык в том месте, где прежде был серый торквес. - Хоть бы вы ей втолковали, друзья! - Он приклеил ей на шею какой-то аппликатор. - Ну вот, аппликатор немного снимет спазмы. Но вашим легким требуется полный покой, вы поняли меня? - Helas, Джафар, cheri! [Увы... милый! (франц.)] Я не могу бросить дело. Невзирая на протесты врача, она слезла со стола и двинулась в обход больничных коек. Большинство пациентов госпиталя встречали ее приветливо. Одна беременная придворная дама схватила ее руку и поцеловала. - Благослови вас Бог! - Женщина сотрясалась от рыданий. - Двенадцать лет... Двенадцать лет сплошного кошмара! Наконец-то все позади! Мадам улыбнулась и мягко высвободила руку. - Да, дитя мое, все позади. Ты свободна. - Мадам... - беременная женщина замялась, - а что мне делать с ним, когда он родится? Среди нас есть и другие женщины, зачавшие _и_х_ детей. Я-то уже на сносях, а остальные... - Каждая сама должна решить. Согласно моей вере, следует доносить ребенка - в конце концов он ни в чем не виноват. А потом... быть может, разумнее всего было бы последовать примеру самих тану. - Отдать? - прошептала несчастная. - Обратитесь к фирвулагам. - Мадам взглянула на доктора. - Вы устроите все как надо, если она примет такое решение? - Разумеется. Старуха наклонилась и поцеловала будущую мать в лоб. - Нам предстоит долгий путь. Помолись за нас, чтобы мы благополучно добрались до места. - О да, мадам! И другим накажу. Махнув на прощанье рукой, старуха в сопровождении доктора проследовала к выходу из-под навеса, где их поджидали вождь Бурке и Каваи. - Вверяю их тебе, Джафар, cheri. Теперь с тобой останутся только Люси и Лубуту - Амери едет с нами на юг. Доктор в отчаянии замотал головой. - Так вы все-таки решились? - Он беспомощно оглянулся на Бурке. - Это безумие! - Я не могу не ехать, - твердо заявила она. - Отправляемся завтра на рассвете. До конца Перемирия три недели, нам нельзя терять ни минуты. - Если вы о себе не думаете, подумайте хотя бы о нас, - продолжал уговаривать ее Бурке. - А вдруг в дороге что случится? Тогда все мы будем себя винить! Анжелика Гудериан с нежностью поглядела на могучего индейца. - Не трать своего красноречия, mon petit sauvage [мой маленький дикарь (франц.)]. Теперь, когда Фелиция вернулась из Финии со стадом укрощенных халикотериев, мы поедем с комфортом. Все мы добровольно принимаем участие в операции, хотя у каждого свои причины. В путь, друзья мои!.. Aurevoir [до свидания (франц.)], Джафар! Поспешим в деревню, пора заняться последними приготовлениями. - Она решительно вышла из-под навеса. - Не делайте этого, мадам! - прокричал ей вслед доктор, но она только засмеялась в ответ. Старик Каваи пожал плечами. - Ты же видишь, Джафар, с ней бесполезно спорить. Будь тебе столько же лет, сколько нам с Луговым Жаворонком, ты бы понял, почему она так упорствует. - Да я и теперь понимаю, - отозвался доктор. - Слишком хорошо понимаю. Заслышав стоны беременной, он вернулся в палату. 5 Мериалена приготовила прощальный ужин в доме мадам и накрыла стол на одиннадцать человек, отбывающих на юг, плюс Каваи, который оставался за главного в лагере свободных людей. - Достопочтенная сестра испросит для нас благословения, - объявила француженка, когда вся компания уселась. - Боже, благослови трапезу сию! - тихо произнесла Амери. - Благослови сидящих за столом! Благослови наше безумное предприятие! - Аминь! - откликнулся Халид. Все, за исключением Фелиции, повторили: "Аминь", затем положили себе еды на тарелки и наполнили кружки охлажденным вином. - А что Деревянная Нога? - полюбопытствовал Халид. - Ему я назначила встречу на завтра, - с виноватым видом призналась мадам. - Вы, вероятно, считаете меня слишком мнительной, mes enfants [дети мои (франц.)], но я решила, что последний вечер лучше провести в своем кругу. Не спорю, Фитхарн нам очень помог, но прежде всего он должен хранить верность своей расе. А мы не знаем, что на уме у короля Йочи и Пейлола Одноглазого. Не исключено, что они предадут нас, как только мы разрушим фабрику торквесов и прикроем врата времени. Ванда Йо, довольно прямолинейная дама из сферы общественных отношений, презрительно фыркнула. - Надо быть последними идиотами, чтобы выложить перед ними все наши козыри. Если мы взорвем Гильдию Принудителей, кто от этого выиграет прежде всего? Фирвулаги! Поэтому ни в коем случае нельзя их посвящать в детали нашего плана. Их задача - обеспечить нам надежную маскировку во время путешествия. - На тех, кто объявлен вне закона, Перемирие не распространяется, - вставила монахиня, после чего бросила кусочек мяса маленькой дикой кошке, тершейся под столом у ее ног. - Вот-вот, - кивнул Бурке. - Передайте, пожалуйста, бургундское, или как они там называют это пойло... А то мои старые раны что-то разнились. - Кстати о ранах, - продолжала Амери. - Если с мадам нет никакого сладу, так давайте хотя бы оставим Клода и Халида. Ожоги у Клода только начали подсыхать, а для Халида с сотрясением мозга и множеством ран на руках и ногах неделя - слишком малый срок. - Без меня вы не обойдетесь, - возразил пакистанец. - Ведь никто из вас не бывал в Мюрии. - Подумаешь! Ты тоже был там лет десять назад, - уточнила монахиня. - И добирался по Большой Южной Дороге, а не по Роне. - За прошедшее время столица совсем не изменилась... К тому же я давно мечтаю поплавать по реке. Там, в будущем, мы с Гертом и Ханси часто ходили на каяке. - Да уж, большое удовольствие путешествовать на инвалидной флотилии! - невесело произнес Ханси. - Но то, что нам нужен человек, знающий город, - факт. У нас и так будет проблем под самую завязку, не хватает еще заблудиться! - Что верно, то верно, - кивнула мадам. - Я понимаю, Халид, лучше бы тебя оставить в покое после всего, что ты вынес, но от твоего участия зависит успех нашего предприятия... А вот без Клода мы вполне можем обойтись, пускай не упрямится. - Да? А кто протолкнет янтарную письмоносицу через сдвиг временных пластов? Может, ты? - огрызнулся палеонтолог. - Меня, между прочим, кашель не мучит, а право участвовать в экспедиции я заслужил наравне с тобой. - Mulet polonais! [Польский мул! (франц.)] Сиди себе дома и поправляйся! Фелиция брякнула ложкой по столу. - Хватит собачиться, старые развалины! Вам самое место отдыхать в кресле-качалке. Будь у нас хоть капля мозгов, заперли бы обоих дома - и кончен разговор. - К счастью, - заметил Уве Гульденцопф, спокойно попыхивая трубкой, - у нас этой капли нет. Анжелика гневно обратилась к Клоду: - Я должна ехать! Врата времени - это мой грех, мне их и закрывать. - Ну да, только завещание оставить не забудь! - съязвил палеонтолог. Мадам в раздражении отшвырнула нож. - Господи, ну почему никто меня не понимает?! А вы, мсье профессор, лучше о своем завещании позаботьтесь! Клод приосанился и отхлебнул вина из кружки. - Honi soit qui merde у pense [позор тому, у кого дерьмо в голове (франц.); парафраз девиза английского ордена Подвязки], дорогая! - Да уймитесь же, черт бы вас... - Вождь Бурке шарахнул по столу кулачищем. - Как капитан вашей паршивой команды приказываю раз и навсегда прекратить обсуждение личных мотивов! Все мы добровольцы. Каждый доказал, что так или иначе может принести пользу - либо в Надвратном Замке, либо в Мюрии, на фабрике торквесов... Прежде чем мы ляжем спать, давайте обсудим более насущные вопросы. - Я вот о чем подумал... - неуверенно произнес Бэзил. - Поскольку я здесь человек новый, мне как-то неловко предлагать поправки к первоначальному плану мадам Гудериан. В любом случае, до вчерашнего дня, когда Фелиция вернулась с золотым торквесом и стадом халикотериев, это было бессмысленно. Так вот... как насчет Копья? Все недоуменно уставились на бывшего профессора и альпиниста. Бэзил после поимки беглецов на озере провел месяц в узилище в Финии. Как только мадам его освободила, он ей сразу же заявил, что готов применить навыки скалолазанья при захвате Надвратного Замка, Гильдии Принудителей в Мюрии и любой другой крепости, которую компания намерена штурмовать: ему, мол, не терпится проучить тану за испорченные плиоценовые каникулы... За такую решимость его и взяли в экспедицию. - К сожалению, Бэзил, энергия Копья полностью израсходована, - сокрушенно покачал головой старик Каваи. - Теперь из него ни одной искры не высечешь. Я сам пытался вскрыть батарею, но не нашел подходящего инструмента. Тут нужен специалист. - И все-таки, - настаивал Бэзил, - если мы сможем ее вскрыть, у нас появится шанс перезарядить Копье? Японец, долгое время проработавший на производстве электронных приборов, пожал худыми плечами. - Ну, если летательные аппараты работают на водяном топливе, то почему Копье не может на нем работать? - Я бы попробовала, - сказала Фелиция, - да боюсь сломать. У меня пока мало опыта с психокинезом. - Я не имел тебя в виду, - возразил альпинист. - Ты только понесешь Копье, больше никому из нас это не под силу. Ведь лучшего оружия для нападения на фабрику торквесов трудно придумать. - Тут он прав, - согласился Халид. - Фабрика находится в самом сердце Гильдии Принудителей, и подобраться к ней не проще, чем к лилмикам [лилмики - старейшая и самая малочисленная раса Галактического Содружества, загадочная как по своему происхождению, так и по образу жизни]. - А зачем его нести? - удивилась Амери. - Копье-то погибло. - Есть человек, способный его возродить, - заявил Бэзил. - Клод рассказывал мне о нем в душной камере Надвратного Замка. Ваш маленький талантливый друг в золотом костюме! - Эйкен Драм! - воскликнула Фелиция. - Коротышка-карманник! Зеленоватые глаза Клода загорелись. - Он сможет! Если кто и в состоянии расшифровать код древнего фотонного оружия, так только Эйкен... Но согласится ли он? На него надели серебряный торквес, и, скорее всего, он теперь с ними заодно. Эйкен всю жизнь ждал своего шанса. - Эйкен - наш друг, - отрезала Амери. - В торквесе или без него, но он человек и должен помочь нам в борьбе с монстрами. - В крайнем случае Фелиция скрутит ему руки, - усмехнулся Клод. - Или ты этим больше не балуешься, малышка? Спортсменка и бровью не повела. - Бэзил, ты гений! Копье надо взять, даже если мне тысячу с лишним километров придется волочь его на своем горбу. Не мытьем, так катаньем мы заставим Эйкена Драма вскрыть эту консервную банку. - Ладно, будем уповать на лучшее, - заключил вождь Бурке. - Что-нибудь еще? Все молчали. Уве вытряхнул пепел из трубки в пустую тарелку. - Как бы Мериалена не заметила. Она приходит в бешенство, когда видит меня с трубкой. Но уж напоследок... - Простого, я думаю, - рассмеялся Герт. Послышался скрип отодвигаемых стульев. Все вставали, потягивались. Каваи собрался назад в деревню, остальные устраивались на ночь в спальных мешках на полу. Японец уже подошел к двери, но тут рука Амери легла ему на плечо. - Одна просьба, друг мой! - Все исполню, Амери-сан! Монахиня взяла на руки свою любимицу-дикарку. - Пристрой ее в хорошие руки, а? Японец торжественно кивнул и спрятал животное за пазухой. - Не сомневайся, она будет в целости и сохранности до твоего возвращения в Скрытые Ручьи. А ты непременно вернешься. Я дал обет мученикам Нагасаки. - Чокнутый буддист! - проворчала монахиня, выталкивая его за дверь. 6 - Они требуют высказать мое мнение о тебе, - начала Бреда. - И что же? - как всегда, вслух откликнулась Элизабет. - Хочешь не хочешь, твоя судьба пересекается с их будущностью на Земле. Давным-давно я напророчила, что два дорогих моему сердцу народа-тану и фирвулаги - будут едины и активны. Было мне такое видение еще до того, как мы явились в эту галактику, на планету Многоцветная Земля. И предначертание свершится, хотя не знаю, как и когда... Хотелось бы надеяться, что мы станем с тобой друзьями, Элизабет. Я понимаю твое нежелание вмешиваться в наши дела, но не могу считать тебя инородным телом. Ты - часть структуры! Равно как и все остальные - твои спутники по Зеленой Группе, которые столь сильно повлияли на тану и фирвулагов, и даже те несчастные, что затерялись в северных пустынях. Я четко вижу, как линии ваших судеб сталкиваются во время Великой Битвы. А тебе во всем этом отведена главная роль... Но если не в качестве прародительницы новой расы - то кого?.. - Бреда, я не позволю себя использовать. - В голосе Элизабет звучала стальная решимость, хотя мозг ее был защищен прочными барьерами. - Тогда сама выбирай, каким образом ты нам поможешь. Только знай, что этого не избежать ни тебе, ни твоим близким друзьям из племени людей. - Какое бы суждение ты ни вынесла, оно не удовлетворит полностью ни одну из группировок. Верховный Властитель тану грезит новой династией, а потомство Нантусвель не успокоится, пока не сживет меня со свету. Что до моих друзей... кажется, они, в отличие от меня, уже нашли свою судьбу... По справедливости, я тоже имею право распорядиться своей и вовсе не обязана быть пешкой в твоих играх! Дай мне свободу, помоги уйти отсюда невредимой, если таким будет мой выбор. - "А он будет именно таким. Хочу парить над миром в блаженном одиночестве и покое". - Но как же наши планы?! Судьба - я ее вижу! Коль скоро не твои гены повлияют на нас, значит, должен быть какой-то иной фактор. О сестра по уму, помоги мне сфокусировать мое расплывчатое видение! - Ясновидение в мое время не считалось метафункцией. Это просто стихийный дар. Непредсказуемый, опасный... И всякая попытка управлять будущими событиями, явившимися как знак судьбы, более чем тщетна. Уйду я или останусь, твои видения все равно преходящи. Так что отпусти меня, Бреда. Казалось, Бреда не слышала Элизабет. Они сидели вместе в комнате без стен и дверей, в атмосфере, призванной удовлетворить повышенные потребности гуманоидных легких в кислороде. Тем не менее Бреда вдруг стала задыхаться, черты ее исказились, а в распахнутом настежь мозгу вибрировали и вращались лица - человеческие, тану, фирвулагов, ревунов. Их непоследовательный, беспорядочный, бездумный калейдоскоп группировался вокруг образа Элизабет. - Духовный союз! - вскричала Бреда. - Не гены, а умственное единство. Во взгляде Супруги Корабля засветилась такая радужная надежда, что Элизабет не могла не улыбнуться. - Что?.. Что ты сказала, Бреда? - Да! Вот она, твоя роль! Я не знаю, когда мой народ воссоединится с местным разумом, но это произойдет! И кто-то должен упорядочить этот процесс, с тем чтобы мы вышли на уровень метафизического Единства Галактического Содружества - Единства, способного сплотить разъединенные интеллектуальные энергии в органически активное целое. Ты научишь меня - вот твое предназначение! Там, в Содружестве, ты приобщала к Единству детей. Это был труд всей твоей жизни - ты сама так говорила. У вас незрелым метафизическим умам не позволялось блуждать, где им вздумается, по собственному выбору. Их учили, просвещали. Покажи мне - как. Подготовь меня. А потом... если пожелаешь, я помогу тебе... покинуть нас. - Бреда, ты сама не знаешь о чем просишь! - Знаю! Наконец-то я нашла изящное, логичное решение! Теперь я знаю, чего не хватает моим ненаглядным питомцам. Взгляни на них во всей их разобщенности!.. Бедные фирвулаги - активные, но слабые, ограниченные, растрачивающие свою психическую энергию на недоступные, ничтожные цели. Их сородичи ревуны - неприкаянные, уродливые, отчаявшиеся... Да и тану едва ли будут сильно отличаться от них, когда в свою очередь достигнут настоящей метаактивности и освободятся от своих торквесов! Человеческая раса третьего тысячелетия тоже могла бы погибнуть, если б мудрые умы не направляли ее, не удерживали от крайностей. Помоги же и нам - мне и моему народу. Когда они будут едины, я сочту свою миссию выполненной. - Ты предвидишь... такой исход? - с сомнением спросила Элизабет. Бреда тоже заколебалась. У нее из груди снова вырывалось натужное, болезненное дыхание. - Я всегда была для них наставницей... Даже в те времена, когда они не сознавали этого. Откуда к ним придет Единство, как не от меня? И у кого мне учиться, как не у тебя? - А ты представляешь, какие трудности тебя ожидают? Мало того, что ум твой чужд моему пониманию, ты к тому же психически зрелая личность, на протяжении тысячелетий не расстававшаяся с торквесом. Я работала только с человеческими умами, причем с неразвитыми, подвижными, гибкими. Обучение происходило для них почти безболезненно. Данный процесс я бы сравнила с восприятием языка детским сознанием. От ребенка он не требует больших усилий. Когда же взрослый начинает учить новый язык, для него это порой мучительно. А выведение латентных метафункций на уровень оптимальной активности - задача гораздо более трудоемкая. Сперва надо приобрести активность, затем соответствующим образом ее направить, и только тогда можно будет перейти к усвоению навыков высшего класса. Пойми, ты обречешь себя на неизбежные страдания. - Я выдержу. - Даже если выдержишь без ущерба для своего здоровья, то ведь нет никакой гарантии, что ты достигнешь настоящей, направленной активности. Если на каком-либо из трех этапов силы тебе изменят, ты почти наверняка умрешь. И что тогда будет с твоим народом? - Не умру. - Допустим. Но есть и чисто технические сложности. К примеру, страдания, о которых я упомянула. В твоей комнате без дверей трудно найти достаточно интенсивный источник боли. - Боли? Значит, духовное обогащение дается не иначе как через боль? - Ну, есть и другие способы, но болевой - самый надежный. В моем мире латентные достигали активности, преодолевая психические барьеры путем сублимации, стремления к космическому Единству. Но мне подобные подходы неизвестны. Мои знания уходят корнями в дописьменную культуру человеческой эры. Первобытные люди более поздних периодов эволюции на Земле отдавали себе отчет в том, что боль, перенесенная стойко, с достоинством, играет роль психического катализатора, сообщающего разуму ранее недоступную мудрость. То же самое можно сказать и об индивидуальном спектре метафункций. Перед мысленным взором Бреды открылась целая панорама первобытных метаносителей. Элизабет показала ей монахов и монахинь, пророков, йогов, шаманов, воинов, святых и вождей, целителей-аборигенов и ясновидящих из самых диких уголков Земли и самых разных эпох, до Вторжения и Галактического Содружества. Все они обрекли себя на муки во имя веры в стремлении выйти из них очищенными, обновленными. - На соответствующем уровне развития технологий, - продолжала Элизабет, - творческое использование страданий было в основном утрачено. Высокоразвитые цивилизации упорно искореняют боль, как физическую, так и нравственную. После Вторжения наша интеллигенция вообще перестала придавать ей какую-либо ценность, полностью отринув учение ранних философов, данные антропологических исследований, саму эволюцию психологии. - Тут наши расы сходятся, - заметила Бреда. - Я говорю о моей родной планете, а не о тану и фирвулагах, чьи миры были несколько иными. Но лучшие представители диморфного племени до сих пор отмечают важнейшие жизненные этапы муками. Сами Великие Битвы уходят корнями в эту традицию. - Да нет же, все не то! У вас извращенные, незрелые представления! Среди передовых человеческих культур, существовавших до Галактического Содружества, тоже наблюдались подобные аномалии. Единственной формой физических страданий, имевших право на существование, были спортивные ритуалы. Здесь действительно есть какое-то сходство. Но в целом человеческая раса не приемлет никакой психической боли. Боль, что сопутствовала нормальному процессу обучения, воспринимали как необходимое зло, однако постоянно стремились облегчить ее или вовсе устранить. Нашим примитивным педагогам и в голову не приходило, что страдание как таковое может оказать положительное воздействие на формирующуюся психику. Лишь немногие религиозные секты утверждали, что боль является инструментом духовного обогащения. Моя же церковь проповедовала весьма расплывчатую концепцию болевой терапии, приводящей к смирению, послушанию, дисциплине. Но истинно верующие воспринимали боль только под духовным углом зрения. Когда в прошлом практикующие метапсихологи вторгались в чужие мысли или выполняли другие подобные операции, всем становилось не по себе. - Да... да, - закивал усыпанный бриллиантами тюрбан. Экзотические воспоминания охватили Бреду. - У нас на Лине тоже придерживались той точки зрения, что страдание есть зло. А несогласных объявляли садомазохистами, ненормальными. Возьмем, к примеру, моих дорогих наивных изгнанников... До сих пор я не понимаю, что заставило меня взять их под свое крыло, помочь им бежать из нашей галактики. А теперь мне стало ясно, что мой провидческий ум отметил именно это крохотное зернышко их психической самоценности. Особенно фирвулаги, которые терпели ужасные лишения в своих суровых естественных условиях... Именно они знали цену страданию, и тем не менее остановились в своем развитии, как и тану, поддавшиеся соблазну торквесов, и большинство других обитателей нашей федерации... Кажется, я тебе уже говорила: по завершении последней войны все, кроме нескольких несовместимых, с восторгом приняли уморасширитель. - Бреда помедлила, прикоснулась к золотому торквесу, почти невидимому под опущенным респиратором. - Прибор, некогда казавшийся высшим благом, завел нас в умственный тупик по всей галактике. И если здесь не продолжится эволюция... Она не должна прерваться, Элизабет! Но почему, почему видение мое столь расплывчато? - Временное измерение может оказаться гораздо шире, чем вы предполагали, - сказала Элизабет. - У нас в Галактическом Содружестве настоящее воспринимают как преемственность прошлого, будущее как преемственность настоящего... - О всемогущая Тана! - воскликнула Бреда. - Шесть миллионов лет!.. Не может быть! - Может. Сохранились легенды... И сравнительные исследования. - И Корабль! - прошептала Бреда. - Я велела моему возлюбленному избрать наилучший выход. Она чуть приподняла сверкающую маску. Слезинки закапали на красную металлизированную ткань, теряясь в тончайших узорах. Молчание длилось долго. На столе между ними поблескивала изящная модель межзвездного организма - покойного Супруга Бреды. Вот с такими организмами давным-давно несколько инопланетянок вступили в духовный союз, являвший собой при всей видимой нелепости подлинное единение душ, которое Элизабет знала по собственному опыту. А ныне обе они остались в одиночестве, без своих Кораблей... - Как бы ни был велик риск, - донесся голос из-под маски, - ты должна меня научить. Я знаю, что судьбы тану, фирвулагов и людей переплетены. Рано или поздно ум моего народа созреет для Единства. Но без наставника его не достичь... Может быть, все-таки ты... Элизабет вспыхнула от гнева. - Да нет же, черт побери! Пойми, я из другого теста и не желаю жертвовать собой ни ради твоего, ни ради своего собственного народа! Можешь ты наконец усвоить, что метаактивность не имеет ничего общего со святостью? - Но среди вас были святые. Лицо под маской изменилось, словно бы оттаяло. Элизабет стиснула зубы с досады на эту целеустремленность, которую она инстинктивно отвергала. - Нет! Тебе меня не облапошить. Мы обе не святые. Я обычная женщина, со всеми женскими недостатками. И если я занималась необычной работой, то лишь потому, что меня этому обучили, взяв на вооружение мой природный дар. Но никакого... посвящения не было, понятно? Когда я на время утратила метаактивность, то не только не переживала, но даже находила в том свои преимущества. Я избрала для себя изгнание и не раскаиваюсь. То, что здесь, в плиоцене, меня поймали, оторвали от Единства, восстановили мои метафункции и теперь чудовища травят мой мозг, кажется мне какой-то космической нелепостью!.. А ты тоже... лишь то, что ты есть!.. И я снова требую вернуть мне мой воздушный шар! "Значит, тебе не нужна ничья любовь и сама ты не хочешь любить, о высоко летающая беглянка Элизабет?" - Когда-то я любила и в полной мере испытала горечь утраты. Одного раза с меня хватит. За любовь надо расплачиваться слишком дорогой ценой... И не надейся, я не буду ни физической, ни духовной матерью твоему народу. Теперь в зеркальной поверхности маски и в мозгу Бреды отражалось только одно лицо - Элизабет. Горько усмехаясь, женщина продолжала: - Да, в уме тебе не откажешь, двуликая! Но твой крик не сработал. Я не хуже тебя знаю про свой грех олимпийского эгоизма. Но никогда тебе меня не убедить в том, что мой долг - служить твоему народу, или изгнанному человечеству, или какому-либо гипотетическому симбиозу рас. Бреда с мольбой подняла руки. Маска свалилась; на ее месте осталась грустная, всепрощающая улыбка. - Тогда помоги мне выполнить мой долг, который состоит в служении моему народу. Научи меня. - Но я же сказала... у нас нет достаточно сильного источника боли. - Есть, - с непоколебимой решимостью ответила Бреда. - Есть гиперкосмическая трансляция. При необходимости мое тело можно вывести на звездную орбиту. Мне не нужен никакой механизм для преодоления галактических просторов. Достаточно полномочий, переданных мне моим Супругом. До сих пор мне не приходило в голову ими воспользоваться - просто не было нужды покидать мой народ. Разумеется, я и теперь его не покину. Я вернусь. - Да, если попытка духовного обогащения не убьет тебя. - Я готова рискнуть. - За что ты так любишь этих безмозглых дикарей?! - воскликнула Элизабет. - Ведь они никогда не оценят того, на что ты идешь ради них! Ответом ей были все та же всепрощающая улыбка и приглашение проникнуть в мозг. - Еще одно, - устало проговорила Элизабет. - Учитель... разделяет муки. "О Элизабет, я не поняла! Прости мне мою самонадеянность! Конечно, я не имею права..." Элизабет резко прервала поток покаянных мыслей. - Мне все равно суждено умереть. Даже если я вырвусь отсюда, столь нежно любимый тобой народ рано или поздно выследит меня и прикончит. А коли так... почему бы и нет? Если у нас что-нибудь получится, пусть это будет моей эпитафией, моим оправданием в случае осуществления твоего пророчества совместной расовой судьбы. Раз ты обрекаешь себя на муки, то и я готова. Ты будешь моей последней ученицей. - Я не хотела причинить тебе лишнюю боль и очень сочувствую, поверь... - Не трудись, - сухо откликнулась Элизабет. - Каждая капля страданий драгоценна!.. Ты уверена, что сумеешь наладить трансляцию? Мозг Бреды наглядно продемонстрировал ей такую возможность. Физически Элизабет, безусловно, не станет сопровождать отстраненную путешественницу, но умы их будут неразрывны, с тем чтобы Элизабет могла направлять нервные волокна Бреды. - Начнем по твоей команде, - заявила Супруга Корабля. Потолок комнаты без дверей разверзся. В вышине Галактическую равнину пересекала Млечная река. Среди клубящихся над ней облаков вставал центр мироздания. А за ним был скрыт другой виток спирали на отдалении в сто тысяч световых лет. - Ты должна проделать весь этот путь! - сказала Элизабет. - Немедленно! В одно мгновение их втянуло в звездный круговорот; они повисли над черным преддверием ада, посреди искореженного, взбаламученного пространства. Атомы физического тела Бреды стали еще менее связанными, чем разреженный атомный туман, что плывет в звездной пустоте и вибрирует, всякий раз криком боли возвещая о рождении Вселенной. Ум Супруги Корабля вопил на тех же частотах, что и агонизирующие телесные частицы. Так началось духовное обогащение. Оно произойдет тяжелее, чем обычно, из-за высокой латентности Бреды. Все изношенные психоэнергетические цепи, ведущие от торквеса, должны быть переориентированы в лабиринтах коры правого полушария; их возродит для активности очистительный огонь самой страшной боли, какую только мироздание способно вселить в мыслящее, чувствующее существо. Но зато в своей стойкости Бреда в короткое время минует этап, обычно занимающий многие годы. Сама по себе боль не имеет цены, если не соблюдать дисциплину, не держать разветвленную умственную деятельность под строгим контролем. И тут все решает руководство опытного наставника. Огромная корректирующая сила Элизабет обволакивала трепещущую душу, предохраняя ее от распада, направляла пламенные устремления Бреды, точно бесчисленные метапсихические факелы, готовые сжечь накопленный в подкорке опыт жизни длиной в четырнадцать тысяч лет. Активный ум заботливо поддерживал "аспирантку". Слившись, они парили над бездной ада, имеющей единственное измерение - центростремительную силу, воспринимаемую разумными существами всех рас только как боль... Процесс развивался в синхронном вечном движении раздвоенных субъективных сознаний. В агонии Бреда сознавала глубинные изменения в своей душе, но не могла побороть дьявольского жжения и взглянуть на себя со стороны. Она могла только страдать и терпеть в надежде, что, когда ее муки кончатся, ум по-прежнему будет жить в физической Вселенной. Наконец боль уменьшилась. Бреда почувствовала, как ослепляющая энергия Элизабет сменилась слабым свечением. А еще она ощутила другие жизненные силы, помимо своих и Элизабет: казалось, они поют в затухающем пламени. Как странно! Что это? Так далеко, за серым и черным дымом, за массой невидимого затухающего огня... мурлыкающая мегатональная мелодия, подобная яркой вспышке, будто приближалась. Чем четче Бреда ощущала ее, тем заманчивее становился напев. Она позабыла о дисциплине, о своем "я" во внезапном стремлении достичь, увидеть, соединиться с нею - теперь, когда познала Единство... "Вернись". "О нет, Элизабет, не теперь, позволь мне..." "Мы достигли предела. Возвращайся ко мне". "Нет, нет, мы, изгнанники, последуем за ним до конца и соединимся за гранью боли, там, где он ждет нас с любовью..." "Пора возвращаться. Ты пойдешь со мной. Не упорствуй". "Нет, нет, нет, нет..." Оставь. Не смотри туда. Ты не можешь овладеть им и продолжать жить. Вернись сейчас же, подчинись моей воле, летим обратно сквозь пространство, не сопротивляйся, Sancta Illusio Persona Adamantis [святая иллюзия стойкой личности (лат.)], где бы ты ни была, подчинись, Бреда, подчинись приказу, оставайся во мне, мы уже почти там... там..." Супруга Корабля без маски сидела за столом напротив Элизабет. "Ушел. Он ушел. Ты увела меня от него". - Это было необходимо для нас обеих. Ты достигла кульминации боли. Опыт прошел успешно. По щекам Бреды текли слезы. Почти потухший огонь души медленно возгорался вместе с сожалением, которое теперь будет жить в ней всегда, до самой смерти. В тишине комнаты без дверей Бреда с трудом приходила в себя. Затем последовало открытие и приглашение. Бреда осмелилась войти и громко вскрикнула, впервые познав настоящее единение с земным умом. "Так вот как... это бывает". - Да. Обнимаю тебя, сестра. Супруга Корабля приложила пальцы к безжизненному куску золота у себя на шее и расстегнула замок. Мгновение она подержала его на вытянутой руке, прежде чем положить рядом с изваянием Супруга. "Я живу. Я активна, хотя и понимаю, что похожа на беспомощного ребенка, впервые вставшего на подгибающиеся ножки. Но метафункции высвободились; какое богатство - единение двух в одной, уже теперь, а что будет потом, когда я познаю любящий ум?.." - Будет стихийный рост, и радость взамен боли, и ощущение своей силы. Последняя, правда, ограничена твоим физическим телом и развитием местного ума. Но поскольку ты уже любишь разум, то способна делиться им без ущерба для себя. Вот у меня никогда так не получалось. "А то, что я видела..." - Ты видела то, что большинство из нас, независимо от активности, увидит и завоюет только в конце пути. Немногим "аспирантам" удается заметить это с первого раза. К счастью. Они снова умолкли. - Память о тоске исчезла, - наконец произнесла вслух Бреда. - Она не вернется, я знаю. Теперь я поняла: лишь неукоснительное подчинение наставнику положит грань между непродуктивным отчаянием и творческим очищением, после которого приходит радость. Этого надо было ожидать. Не просто отсутствия боли, а экстаза. - Почти все зрелые умы чувствуют тончайшую грань, разделяющую то и другое, хотя и не знают, что с ней делать. Если хочешь, для углубления программы я поделюсь с тобой несколькими концепциями сути Галактического Содружества, столь упорно оспариваемыми нашей философией и теологией. - Да. Ты должна поделиться со мной всем, что знаешь. Прежде чем... покинешь нас. Элизабет не клюнула на эту приманку. - Каждая разумная раса воспринимает теосферу своим индивидуальным психологическим путем. Мы можем обследовать нишу, которую в перспективе займет твое племя. Теперь, когда мы вместе, мы в состоянии совершить то, на что одинокий активный ум неспособен - познать суть до определенного предела. Она будет разжижена, поскольку ум плиоцена еще очень инфантилен, но тебе она покажется восхитительной. - Она уже восхитительна, - заметила Бреда. - И вот что мне хотелось бы сделать с вновь обретенным богатством - пересмотреть все вероятности в поиске наиболее приемлемой модели, до сих пор неясной мне. Ты присоединишься? Наставница и сестра отшатнулась. Умственные дверцы захлопнулись. - Я должна была это предвидеть! Бреда, ты беспросветная дура! Ум Супруги Корабля был раскрыт настежь, но Элизабет не вошла в него и даже не взглянула. - Я ухожу из твоей комнаты без дверей, - заявила она. - Пойду к вашему королю и выскажу ему твое суждение касательно моей судьбы. Твое новое суждение. А потом разыщу свой шар и, улучив момент, навсегда покину вашу страну. Бреда наклонила голову. - Я отдам тебе твой шар. И сама займусь потомством Нантусвель. Только, пожалуйста, позволь мне пойти с тобой к королю. - Ладно. Обе вышли и немного постояли на утесе над Серебристо-Белой равниной. Соляные россыпи были покрыты сетью крошечных огней. Близилась Великая Битва, и в долине разрастался палаточный город фирвулагов. Даже в полночь можно было обнаружить на дальнем расстоянии, как караваны с продовольствием, сопровождаемые рамапитеками, ползут по южному склону горы. Баржи, стоящие на причале у побережья лагуны, были освещены, поэтому водная гладь тоже вся была в огнях. Из-под своей маски Бреда невозмутимо глядела на великолепное зрелище. - Только три недели до Великой Битвы - и все решится. - Три недели, - повторила женщина. - И шесть миллионов лет. 7 Во время Перемирия все дороги с севера Многоцветной Земли вели к Ронии. Через этот город тану и фирвулаги следовали на игры: знать обеих рас путешествовала по реке, а простая масса двигалась по Большой Южной дороге, параллельно западному берегу Роны, к Провансальскому озеру и Великолепной Глиссаде. Большинство северян прерывали свое путешествие на ярмарке Ронии. Древние враги свободно общались во время ежегодной торговой оргии, которая продолжалась две недели Перемирия, день и ночь напролет. Прилавки и палатки стояли вдоль всей столбовой дороги и в окружающих открытых садах прибрежного города. Одним словом, округа превращалась в огромную рыночную площадь, где предприимчивые люди и фирвулаги устраивали постоялые дворы и закусочные для обслуживания туристов. В нынешнем году самыми рьяными покупателями на ярмарке были беженцы из Финии, лишившиеся всего имущества. Чтобы хоть как-то морально поддержать себя, они не жалели денег на изделия искусных ремесленников-фирвулагов: украшения из бриллиантов, янтаря, слоновой кости, золотые и серебряные безделушки, дорогие головные уборы, кружево и тесьму, красивую сбрую для халикотериев, пояса, ножны и прочую военную амуницию, духи и кремы, мыло, напоенное ароматами полевых цветов и трав, терпкие ликеры, волшебные крылатые чепчики, такие деликатесы, как дикий мед, конфеты с ликерной начинкой, трюфели, чеснок, специи, изысканные соусы и самое экзотическое лакомство - земляничное варенье. Более насущные товары поставляли торговцы Ронии и других поселений тану: ткани тончайшей выделки, готовое платье, красители и прочую бытовую химию, стеклянный инвентарь разнообразного назначения, посуду и утварь, доспехи и оружие. Из огромных бочек текли рекой вина, пиво и крепкие напитки, разлитые в деревянные фляги и кожаные бутылки; в изобилии было копченое и консервированное мясо, сушеные и маринованные овощи и фрукты, а также непортящиеся злаковые продукты: мука, дрожжи, простые и ароматизированные сухари. Пища продавалась не только в розницу, но и оптом, для обеспечения Великой Битвы. К вечеру четырнадцатого октября в толпе беженцев, заполонивших Южную дорогу, на ярмарку прибыл отряд всадников. Группа, не теряя времени, направилась к частным стоянкам, где мелкой аристократии тану и фирвулагов разрешалось возводить собственные павильоны, отдельно от общественных. Отряд возглавляли две дамы в золотых торквесах - по возрасту мать и дочь. На старшей было кисейное платье изумрудного цвета и экстравагантная, усыпанная драгоценными камнями шляпа. Младшая, выступавшая в полном облачении рыцарей Гильдии Принудителей, держала в руке копье, украшенное золотым знаменем с траурной каймой. Свиту дам составляли пятеро солдат в бронзовых доспехах под предводительством гиганта капитана, старый дворецкий, две служанки и низкорослый одноногий угрюмец, чей вид почему-то очень нервировал коней. - Мы всего лишились в бедствии, постигшем Финию, - рассказывала гранд-дама сочувственно кивавшему хозяину постоялого двора. - Буквально всего, кроме кое-каких драгоценностей и своих верных серых. Так что мы с дочерью теперь совсем нищие. Но... быть может, нам удастся вернуть наше состояние в ходе Битвы: леди Филлис Моригель усердно тренировалась и подает большие надежды в воинском искусстве. Если Тана будет к нам благосклонна, то на Серебристо-Белой равнине мы не только отвоюем наши богатства, но и отомстим за поруганную честь. Человек почтительно поклонился. Миловидная леди Филлис Моригель улыбнулась ему из-под приподнятого забрала. - Уверен, что вас ждет удача, юная леди. Я чувствую вашу могучую силу, как бы вы ее ни скрывали. - Филлис, дорогая, - упрекнула ее старшая, - ну как тебе не стыдно? Девушка виновато заморгала, и насильственная волна схлынула. - Простите великодушно, господин! Я и не думала на вас давить. Просто это моя первая Битва, и я, наверное, слишком взволнована. - Неудивительно, - отозвался хозяин. - Но не тревожьтесь, юная леди. Главное - сохранять хладнокровие, и вы, без сомнения, отличитесь на Отборочном. Я буду за вас болеть. - Как мило с вашей стороны. Мне кажется, я всю жизнь мечтала принять участие в играх. - Милостивые дамы, уже поздно, - вмешался престарелый дворецкий, нетерпеливо ерзавший в седле во время обмена любезностями. - Вам необходимо отдохнуть. - Почтенный Клавдий прав, - подхватил капитан эскорта. - Прошу вас, хозяин, выделите место, где мы могли бы дать отдых нашим старым костям. Мы уже шесть дней в дороге и валимся с ног. - Шесть дней?! - удивился хозяин постоялого двора. - Так вы, стало быть, не укрылись в Надвратном Замке? - Нет-нет, - разуверил его дюжий капитан, - мы не успели примкнуть к каравану лорда Велтейна. На севере все еще царит полнейшая неразбериха. Хозяин постоялого двора уткнулся в карту размещения. - Большинство ваших сограждан поселилось в прибрежной зоне - это самые удобные места. За небольшую доплату я мог бы и вас туда поместить. Но пожилая леди решительно замотала головой. - Как бы ни хотелось быть поближе к землякам, мы должны экономить, не то нам может не хватить денег до Битвы. И потом, боюсь, мы будем чувствовать себя неловко, так как не сможем разделить их увеселений. Поэтому, добрый хозяин, дайте нам что-нибудь поскромнее, место, где мы могли бы поставить две палатки и привязать халиков. Ну, например, вон там, на холме. Слегка разочарованный, хозяин опять принялся изучать карту. - Что ж, извольте. Квадрат номер четыреста семьдесят восемь, сектор Е - высоко, прохладно; правда, вам придется самим носить воду. - Прекрасно! Моя талантливая дочь будет доставлять нам воду силой своего психокинеза. И сколько?.. А-а... sa y est [подойдет (франц.)]. Желаю вам доброй ночи. Хозяин опустил в карман протянутые ему монеты и лукаво взглянул на деву-воительницу. - Так вы и психокинезом балуетесь, леди Филлис? Ну, тогда ваше дело в шляпе! Я даже, пожалуй, поставлю на вас что-нибудь в тотализаторе. Чтоб у новобранца были такие высокие шансы... Компания пустилась вскачь по освещенной фонарями дороге, а он долго махал ей вслед. - Ну ты, дурища! - напустился на Фелицию вождь Бурке. - Чего мозги распустила?! Теперь этот болван тебя запомнит. - Конечно, запомнит, и не только меня, Жаворонок, - усмехнулась девушка. - Меня он, по крайней мере, принял за настоящую золотую. А вот видел бы ты свою рожу, когда он предложил нам разместиться вместе с финийской сворой! - Да, здесь нас и подстерегают главные опасности, - заметила мадам. - Ну, положим, Фелиция и я в случае чего притворимся, что мы не в тонусе из-за перенесенных невзгод. Но вас с вашими липовыми торквесами наверняка заметут, как только кто-нибудь из тану или людей в торквесах попытается выйти с вами на умственный контакт. Поэтому держитесь поближе ко мне и Фелиции, чтобы мы могли вовремя отразить телепатическую атаку. Закупками продовольствия и фуража займется Фитхарн. Он вне подозрений, если, конечно, не попадется на глаза опытному метапсихологу. - По-моему, мы все же рискуем, оставаясь здесь, - вставила Ванда Йо. - Это мы уже обсуждали, - возразил Бурке. - В других местах на юге остановиться еще опаснее. - Фирвулагских землянок тут почти нет, мадам, - сообщил Фитхарн. - Маленький народ не рискует селиться на южных землях большими группами. А отдельные семьи по большей части скрываются в чащобах, вдали от проезжих дорог. Тут не доверяют пришлым, даже тем, у кого есть рекомендации короля Йочи. - Да я уж поняла, что королевскую власть здесь не больно-то почитают, - сдержанно проговорила мадам. Фитхарн усмехнулся. - Наш Йочи - неформал, в отличие от старика Тагдала. Мы ведь избираем своих монархов, хотя у нас тоже есть понятия чести и верности, но мы - не тану и никогда не обрекаем низложенных королей на заклание. Всадники стали взбираться на холм, где палатки и факельные огни были несколько рассредоточены. Дорога круто поднималась вверх по каменистой почве среди все более скудной растительности. Возле жилья почти не было халиков и элладотериев, почему можно судить, что они попали в бедняцкий квартал. В основное здесь стояли черные палатки фирвулагов и разноцветные времянки престарелых холостяков тану. По контрасту с веселым гомоном ярмарки тут, если не считать жужжания насекомых, храпа и негромкого ворчания домашних животных, царила благопристойная тишина. - Вот он, четыреста семьдесят восьмой, - объявил Фитхарн. - Тихо, прохладно и на отшибе. - Глаза фирвулага видели в темноте лучше, чем человеческие при свете дня. На удивление проворно он доковылял на своей деревянной ноге до камней, огораживающих отведенное им пространство, и убедился, что соседние участки пусты. - Наши ближайшие соседи, мадам, сплошь фирвулаги, так что лучше места не найти. Я возьму с собой на ярмарку двух халикотериев, чтобы провизию нагрузить. Фелиция спрыгнула с седла. - А я поставлю палатки. - Она подошла к халику Амери и улыбнулась монахине, которая, как и Ванда Йо, была одета в желто-голубой балахон прислуги. - Ну что, трещат кости-то? Давай-ка помогу. Амери словно пушинка вылетела из седла и спланировала на землю. - Смотри-ка, и этому научилась, - одобрительно заметила Фелиция. - А ты думала! Пока до Мюрии доберемся, мне во всем королевстве равных не будет! - Между прочим, мы с мадам тоже устали, - раздраженно проговорила Ванда Йо. - И Клоду с Халидом неплохо бы помочь. Спортсменка направила свой психокинез и на других инвалидов. Едва Жаворонок, Бэзил, Герт и Ханси разгрузили вьючных животных, она, и пальцем не пошевелив, одной лишь силой ума поставила две палатки, какими обычно пользовались тану, с раздвижными стойками и растяжками. Еще несколько умственных усилий - и вода из Роны наполнила три надувные бочки, а перед палатками растянулось выдернутое с корнем сухое дерево. - Осталось самое сложное, - заявила Фелиция, нахмурив брови. - Пока еще мне трудно контролировать творческую энергию, потому отойдите-ка от греха подальше. И молитесь, чтоб я не переусердствовала, а то вместо дров у нас получатся головешки. Хрясь! - Здорово! - восхитился Бэзил. - В самый аккурат. Теперь займись ветками, моя прелесть. Вжик-вжик-вжик! - Это ж надо, словно сосиску кромсает! - воскликнул Уве. И действительно, часто сверкавшая небольшая молния, источником которой был ум девушки, в мгновение ока разделала дерево на маленькие аккуратные чурбачки. Когда перед ними, чуть дымясь, выросла тщательно сложенная поленница, вся компания разразилась аплодисментами. - Да, твои первичные метафункции явно набирают силу, ma petite [моя крошка (франц.)], - похвалила ее мадам. - Только не забывай упражняться и в осторожности, хорошо? - А что, разве я за всю дорогу дала вам хоть малейший повод для беспокойства? - обиженно отозвалась девушка. - Пора бы усвоить: я ничего не делаю ради показухи. Между прочим, я не меньше вашего заинтересована довести наш план до конца и прижать к ногтю всех ублюдков тану. - C'est bien [хорошо (франц.)], - устало кивнула старуха. - Давайте-ка, пока наш друг отсутствует, устроим небольшой военный совет. Настало время важных решений. - Сядем у костра, - предложила Фелиция. Одиннадцать скальных обломков, каждый размером с табурет, слетели с гор и образовали круг. Деревянные чурбачки сами сложились в пирамиду и начали загораться, как только под ними материализовался огненный шар психической энергии. Через десять секунд костер уже полыхал вовсю. Заговорщики уселись на каменные сиденья, освободились от доспехов и другой излишней амуниции. - Наше предприятие достигло критического момента, - начала мадам Гудериан. - Фитхарн и остальные фирвулаги нам, собственно, больше не нужны, коль скоро им нельзя нарушить Перемирие. Нам же подобная щепетильность чужда. Первобытные с самого начала были вне закона, поэтому Перемирие на нас не распространяется. Они нас тоже не помилуют, если схватят. Однако враг едва ли ожидает, что мы нанесем удар так скоро после Финии. Разведка тану, без сомнения, уже доложила, что наша нерегулярная армия распущена. Они рассчитывают, что мы станем вновь собирать силы на севере - и нам, разумеется, так и следует поступить, - но им и в голову не придет, что у нас хватит наглости нанести удар по их главной цитадели на юге. - Скопление беженцев нам на руку, - добавил вождь Бурке. - Они все такие оборванцы, что в шмотках, подобранных Фелицией, мы легко смешаемся с толпой. - Пока все идет гладко, - снова кивнула мадам Анжелика. - Но теперь операция вступает в самую опасную стадию. Через шесть дней - двадцатого - наступит новолуние. В тот же день закроется ярмарка, здешние стоянки опустеют, и народ устремится на Серебристо-Белую равнину. Я считаю, что отряд, который должен атаковать фабрику торквесов, надо отправить в Мюрию по реке. Если нам удастся найти опытного лоцмана и обеспечить себе попутный ветер, то путешествие займет не больше четырех дней. - Лоцмана найдем, - пообещала Фелиция, снимая через голову сапфировые доспехи. - И он сделает все, что нам надо, как только Халид снимет его серый торквес. - А может, лучше принуждение? - спросил кузнец. - Понимаешь, я еще не наловчилась работать с торквесами. Если он вздумает на меня броситься, то я могу ненароком его убить. Не волнуйся, уж без торквеса-то я его стреножу. - Итак, вы прибудете в Мюрию безлунной ночью, если повезет, свяжетесь с Эйкеном и наметите удобное время для нападения. Скажем, на рассвете двадцать второго. В это время я буду находиться поблизости от Надвратного Замка и тоже, едва рассветет, переправлю послание через врата времени. Воцарилось неловкое молчание. - Так ты еще не отказалась от своей безумной затеи! - напустился на нее Клод. - Прославиться хочешь! В отблесках костра все увидели на лице мадам Гудериан выражение упорной решимости. - Что проку толковать, сто раз говорено-переговорено! Кроме меня и Фелиции, никто не сможет незамеченным подойти к вратам времени. Однако использовать Фелицию на операции в Замке значило бы впустую растратить ее незаурядные способности. Они сослужат гораздо большую службу на юге, в то время как в Замке вполне хватит моих слабых сил. - Но тебе придется просидеть здесь не меньше недели, - не унимался Клод. - Что, если ты опять свалишься с воспалением легких? - Амери дала мне лекарства, - успокоила его Фелиция. - Стало быть, ты просто подойдешь к вратам и кинешь туда янтарь? - Au juste [так точно (франц.)]. - Но Велтейн все еще возится с беженцами в Замке, - предостерег вождь Бурке. - А вдруг он задержится там до последней минуты? Ему не составит большого труда разоблачить все твои иллюзии. Может, тебе и удастся подобраться к вратам незамеченной, но я сомневаюсь, что твои творческие метафункции способны пересилить энергию тау-поля. Как только ты бросишь послание, стражники и солдаты наверняка поднимут тревогу. - А Велтейн или еще кто-нибудь из великих тану примчится и растопит твой маскировочный экран как воск. - Да, но задача уже будет выполнена, - возразила старуха. - Какой ценой?! - взорвался Клод. - Это бессмысленная жертва, пойми, Анжелика! Я знаю другой способ! И он поведал свой план. - А что, неплохо придумано, - согласился с ним Уве. - Ведь надо как-то обеспечить прикрытие для мадам. К тому же ты сможешь за ней поухаживать в том случае, если... - На юге я вам ни к чему, ребята, - перебил его Клод. - Только обуза. А здесь могу принести пользу. Мною движут... - Да знаем мы, что тобой движет, старый волокита! - усмехнулась Фелиция. Мадам обрела взглядом все лица по очереди и сдалась. - Что ж, решено. Предложение Клода принимается. На рассвете двадцать второго обе группы одновременно совершат вылазку к вратам времени и нападение на фабрику торквесов. - Sit deus nobis [да поможет нам Бог (лат.)], - пробормотала монахиня. - Железо послужит нам секретным оружием на случай рукопашной схватки с тану, - заявил вождь Бурке. - Однако в противоборстве с людьми это небольшое преимущество, особенно с теми, кто носит золотые торквесы. Чтобы сокрушить оплот Гильдии Принудителей, мы имеем только два действенных средства: метапсихическую энергию Фелиции - хотя ее может оказаться недостаточно - и Копье... - Которое в настоящий момент - просто красивая булавка, - напомнил Халид, - если Эйкен Драм не поможет нам перезарядить его... Скажи, Фелиция, ты уверена, что твои энергетические снаряды пробьют толстую каменную кладку и бронзовые двери? - Не знаю, - ответила девушка. - Я становлюсь сильнее с каждым днем, но пока вряд ли можно целиком полагаться только на меня. Хотя, собственно говоря, наша первоочередная цель - не все здание Гильдии, а только фабричная часть. Ведь модули для торквесов - очень хрупкие устройства. Может, ничего и делать-то не придется - достаточно будет обрушить на них крышу. Ванда Йо с одного взгляда на здание подскажет, куда мне бить, верно? - Попытаюсь, - не слишком уверенно отозвалась Ванда. - Я видел здание, - вмешался Халид. - Оно совсем не похоже на феерические дворцы Финии. Это огромный куб из мрамора и бронзы, его сокрушить так же легко, как государственный банк в Цюрихе! Если Фелиция до будущей недели не научится сдвигать горы, то, пожалуй, Гильдия Принудителей окажется для нее крепким орешком. Маленькая спортсменка сняла стеклянные латы и осталась в одной белой нательной рубахе и рыцарских солеретах с золотыми шпорами. Она задумчиво покачивала ногой в голубом ботинке, и сапфировые блики ложились на ее нежное лицо. - Не знаю, чем я смогу похвастаться на будущей неделе, но сколько б ни было у меня сил, все их брошу на паскудных тану! - Ты будешь повиноваться приказам Жаворонка, девочка! - резко одернула ее мадам Гудериан. - О да! - Фелиция в изумлении раскрыла глаза. - Несмотря на потенциальную силу Фелиции, все же самый беспроигрышный вариант - фотонное оружие, - заметил Бэзил. - Если мы его перезарядим, то нам даже не понадобится приближаться к Гильдии Принудителей и рисковать жизнью. Мы сможем разрушить здание прямо из лагуны, правда, Халид? - Здание Гильдии находится на северной окраине города, чуть западнее того места, где дорога идет вверх от пристани. Одна укрепленная стена выходит на отвесный уступ метров сто высотой. Под ним на километры тянутся дюны и соляные отложения вплоть до побережья Каталонского залива... Ну что, Клод? Ведь ты, кажется, вдоль и поперек обследовал этот чертов рельеф. - Если найдется твердый плацдарм для ведения прицельной стрельбы, то вы камня на камне от здания не оставите, - заявил палеонтолог. - А то и взорвете скалу, на которой оно построено. - Главное - захватить их врасплох на рассвете, - тихо проронила Амери. - Тогда потери могут оказаться минимальными. - Боишься? - обратился к ней американский абориген. - Мы, к сожалению, на войне. Коли тебе это не по плечу, оставайся с мадам и Клодом. - Может, тебе и впрямь лучше остаться, ma soeur? [сестра моя (франц.)] - встревожилась мадам Гудериан. - Нет! - отрезала Фелиция. - Амери добровольно пошла с нами, и надо использовать ее там, где она нужнее. Мы не должны подвергать себя глупому риску. Вспомните, как дикий кабан чуть не провалил нападение на Финию! На сей раз пусть с нами будет врач. - Я сделаю все, что в моих силах, - заверила монахиня. - И во всем буду следовать вашему плану. - Позвольте внести предложение, - вмешался Бэзил. - Я вот все думаю об Эйкене Драме. Нельзя ли выйти с ним на связь еще до прибытия в Мюрию? Все в недоумении уставились на него. - Давайте попытаемся установить телепатический контакт отсюда, - объяснил Бэзил. - Поставим парня в известность, пускай поджидает нас. Может, даже стоит рассказать ему про Копье, чтоб он заранее все обмозговал. Мадам попыталась возразить, но Бэзил перебил ее: - Знаю, мадам, вы сомневаетесь в своих способностях передавать мысли на большие расстояния и общаться на скрытом канале. Но что, если в качестве посредника такого общения мы задействуем еще одного вашего друга - Элизабет? - Гениально! - воскликнул Клод. - Мадам рассказывала, как перехватила послание Элизабет сразу после прибытия Зеленой Группы в плиоцен. Наверняка теперь эта женщина полностью восстановила свои метафункции и сможет работать... э-э... на сфокусированном пучке, если можно так выразиться. Пусть даже будут помехи... - Сомневаюсь, - сказала Анжелика. - Мысль Элизабет лишь на мгновение сверкнула в моем мозгу. Все послание я уловить не смогла... - А я на что, мадам?! - вскинулась Фелиция. - Чтобы привлечь внимание Элизабет, вовсе не надо обращаться к ней на скрытом канале. Достаточно одного крика на верхнем регистре командного канала. Элизабет должна лишь понять, что мы ее вызываем. А там она сама запеленгует и сфокусирует писк мадам до предельной четкости. Старуха нахмурилась, глядя на юную энтузиастку. - Но есть и другие достаточно сильные умы, чтобы локализовать телепатический призыв. - Не выйдет! Об этом я позабочусь! - ликовала Фелиция. - Завтра с утра мы составим график вещания, и я удалюсь на десять-двадцать километров вверх по Северной дороге. Затем мы будем синхронно вещать через заданные интервалы. Умственная речь будет отдаваться эхом, и тану не смогут точно зафиксировать местонахождение этого раздвоенного крика. А метаактивный ум Элизабет, без сомнения, способен вычленить послание мадам на интимном канале. - А что, может, и получится! - улыбнулась Амери. - Бедный краснокожий невежда ни черта в ваших речах не понял, - заявил вождь Бурке. - И все же давайте попробуем. - Ловко закручено, - похвалил Халид. - Учитывая, что мадам с Фелицией - обе медиумы и могут слиться своими умами... Только бы Эйкену Драму можно было доверить нашу драгоценную петарду. - Вы с ума сошли! - ужаснулся палеонтолог. - Посвятить его в наш план? - Ты известный циник, Клод! - посетовала Амери. - Может, потому, что я слишком долго прожил на этом свете, - вздохнул старик, - а может, именно поэтому так долго и прожил. - Ну хорошо, Клод, - проговорила мадам, - а Элизабет ты доверяешь? - Безоговорочно. - Тогда все просто. Пошли спать, а завтра попытаемся выйти на связь. Если удастся, спросим мнения Элизабет об Эйкене Драме и поступим так, как она нам посоветует. D'accord? [согласны? (франц.)] Ее темные глаза вновь обвели круг спутников - все десять членов экспедиции согласно кивнули. - Решено! - заключил вождь Бурке. - На рассвете составим график вещания и отправим Фелицию. Наденешь доспехи и возьмешь с собой эскорт серых торквесов - Бэзила, Уве и Халида. Если тану станут интересоваться - ты разыскиваешь своего дядюшку Макса среди беженцев. На связь выйдем в полдень. А пока ты удаляешься от лагеря, мадам и мы, грешные, присмотрим на берегу подходящее судно. Герт и Ханси примерно знают, что нам нужно. - Только не опоздайте, - предупредила их Фелиция. - Да прикупите на ярмарке голубой эмали, а то краска, которой старик Каваи покрыл Копье, уже облезает. Когда полночная луна поднялась высоко над Роной, вернулся Фитхарн с припасами. Мадам отвела карлика в сторонку и в общих чертах изложила ему план дальнейших действий. - Завтра к вечеру, - сообщила она, - экспедиция сядет на корабль и поплывет в столицу, а мы с Клодом спрячемся в окрестностях Надвратного Замка и будем ожидать часа, когда намечено нанести двойной удар поработителям-тану. Ты же можешь уходить, друг мой. Выражаю тебе глубокую признательность от имени всех нас и всего освобожденного человечества. Сообщи королю Йочи... о том, что мы собираемся предпринять. И передай ему от меня привет. Карлик морщился от ее прощального умственного жеста и комкал в руках свою островерхую красную шляпу. Его сознание, столь трудно поддающееся дешифровке даже без умственных экранов, было теперь полностью открыто. Образы, мелькавшие в этой туманной облачности, выражали самые противоречивые чувства. - Тебя что-то тревожит, - ласково произнесла мадам, видя, как перемешались слова, мысли и чувства Фитхарна - страх, любовь, верность, подозрение, надежда, сомнения, боль. - Что с тобой, мой друг? - Предупреди своих людей! - выпалил Фитхарн. - Накажи им никому не доверять на чужой стороне! Даже если вам повезет, помните мое предостережение! Он в последний раз заглянул ей в глаза и растворился во тьме. 8 Леди в золотом торквесе и ее дворецкий склонились над прилавком ювелира, в то время как свита серых и служанок сдерживала напор ярмарочной толпы. - Вот, кажется, то, что надо, Клавдий, - проговорила дама. - Не великовато оно для меня? Не слишком вульгарно, как, на твой вкус? Старик в сером торквесе окинул брезгливым взглядом янтарную брошку, которую подмастерье ювелира поднес им на бархатной подушечке. - В нем жуки! - скривился он. - Так ведь в том и ценность! - воскликнул ювелир. - Попались прямо во время спаривания сотни миллионов лет назад! Два насекомых, самец и самка, навечно слились в брачном объятии внутри этой геммы! Ну разве не трогательно, миледи? Та покосилась на дворецкого. - До слез... Ты не находишь, mon vieux? [старина (франц.)] - Этот янтарь дошел до нас из глубины веков, его подобрали на диком берегу Черного озера! - рассыпался в похвалах своему изделию ювелир. - Мы, фирвулаги, не смеем собирать янтарь. Мы покупаем его... - он выдержал эффектную паузу, - у ревунов! - Тана, помилуй нас! - в ужасе прошептала золотая леди. - Так вы и впрямь торгуете с дикарями? Скажи мне, добрый ювелир... что, на ревунов в самом деле так страшно смотреть, как гласит молва? - Довольно лицезреть одного... - торжественно заверил ее ремесленник, - чтобы навек лишиться ума! - Так я и думала! - леди насмешливо посмотрела на своего седовласого слугу. - Говорят, в этом году ревуны осмелились явиться на юг! - рискнул вставить свое слово подмастерье. - Чувствуете, как кругом неспокойно? Леди в тревоге замахала руками. Предводитель ее свиты, детина с лицом цвета дубленой кожи, угрожающе схватился за рукоять меча. - Эй ты, чучело, не смей пугать мою благородную хозяйку! - Но Галучол правду говорит, мой храбрый капитан, - поспешно заметил ювелир. - Вы не думайте, настоящие фирвулаги сами не меньше озабочены. Одной Тэ ведомо, что на уме у лесных бесов. Но уж мы будем начеку, чтобы они не затесались в наши ряды во время Великой Битвы. Женщина вздрогнула. - Мы берем ваш янтарь, мастер. Меня тронула участь любовников-букашек. Заплати ему, Клавдий. Дворецкий, ворча, достал из висящей на поясе мошны монету. Затем взгляд его упал на поднос с кольцами, и на лице его появилась загадочная улыбка. - Пожалуй, мы возьмем и вот эти два кольца. Заверните, пожалуйста. - Но сэр! - воскликнул фирвулаг. - Известно ли вам, что резные кольца имеют символическое значение? Из-под белоснежных бровей старика сверкнули холодные зеленые глаза. - Я сказал, мы берем их! И блудливых букашек тоже заворачивай, да поживей! Мы опаздываем на важную встречу. - Да-да, я мигом, достойный господин! Ну ты, лоботряс, чего рот разинул, пошевеливайся! - Ювелир низко поклонился мадам Гудериан и подал дворецкому завернутые в мягкую бумагу покупки. - Да сопутствует вам удача, миледи, надеюсь, мои изделия принесут вам счастье. Старик в сером торквесе рассмеялся. Затем, пожалуй, с излишней для своего статуса фамильярностью взял женщину под руку и сделал знак эскорту сомкнуть строй. Когда покупатели растворились в толпе, Галучол озадаченно почесал в затылке. - Может, он для кого другого кольца-то купил? Ремесленник многозначительно ухмыльнулся. - Эх ты, святая простота! Герт просунул рыжую голову в палатку. - Пожалуйте, мадам. Аккурат на две половинки распилено. И букашек не задели. - Спасибо, сынок. Об остальном мы с Клодом сами позаботимся. Скоро полдень, так что займите наблюдательные посты на окрестных скалах. При первом же сигнале тревоги я прерву связь. - Слушаюсь, мадам! - Голова исчезла. - Вот послание. - Клод подал ей глиняную пластину. - Все слово в слово, только написано моей рукой. Цемент у тебя есть? Мадам Гудериан склонилась над лежащими на столе кусками янтаря. - Voila! [готово! (франц.)] - произнесла она наконец. - Один возьмешь ты, другой я, par mesure de securite [для большей надежности (франц.)]. Я оставлю себе трогательных влюбленных букашек. Женщине как-то пристойнее быть сентиментальной. Они внимательно разглядывали послания. Под красновато-золотой прозрачной смолой светились слова, выбитые на глиняных пластинах: ПЛИОЦЕНОВАЯ ЕВРОПА - ПОД ВЛАСТЬЮ РАСЫ ЗЛОБНЫХ ГУМАНОИДОВ. РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО, ЗАКРОЙТЕ ВРАТА ВРЕМЕНИ. ВСЕ ПОСЛЕДУЮЩИЕ ОПРОВЕРЖЕНИЯ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНЫ. Анжелика Гудериан, Клод Маевский - Как думаешь, поверят они нам? - спросила Анжелика. - Ну, подписи-то сличить проще простого. К тому же, как ты сказала, два свидетельства надежнее одного. Слава Богу, я уже слишком стар, чтобы подозревать меня в мошенничестве. Они долго молчали, сидя рядышком. В закрытой палатке было очень жарко. Мадам откинула со лба прядь седеющих волос. На виске блеснули капельки пота. - Все-таки ты дурак, - наконец произнесла она. - Поляки всегда были падки на властных женщин, ты разве не знала, Анж? Прославленные полководцы, как побитые собачонки, поджимали хвост перед благородным гневом дамы. К тому же я слишком старомоден, чтобы компрометировать себя, спрятавшись на неделю с такой особой, как ты, в паучьей норе, и все это время мысленно распевать "Марсельезу", пока остальная моя амуниция стоит по стойке "смирно!". - Quel homme! C'est incroyable! [Ну и тип! Невероятно! (франц.)] - Только не для поляка! - Клод взглянул на часы. - До полудня пятнадцать секунд. Будь готова, старушка! Элизабет и Главный Целитель Дионкет склонились над колыбелью черного "торквеса". Чистокровный маленький тану выглядел старше своих трех лет не только из-за длинных конечностей, но и из-за печати страдания на все еще красивом личике. Малыш был голенький, только чресла прикрыты салфеткой. Водяной матрац поддерживал опухшее тельце с таким удобством, какое только позволяла медицинская технология. Кожа ребенка была темно-красного цвета; пальцы, уши, нос и губы почернели от гиперемии. Шея под маленьким золотым торквесом покрылась волдырями - видимо, ее сожгли какой-то мазью, наложенной в тщетной попытке облегчить страдания. Элизабет проскользнула в разрушающийся детский мозг. Свинцовые веки приподнялись, открыв невероятно расширенные зрачки. - Если мы снимем торквес, станет только хуже, - сказал Дионкет. - Появятся судороги. Обрати внимание на отмирание нервных связей между мозгом и конечностями, на аномальные цепи, протянувшиеся от торквеса в подкорку, и непонятное воспаление миндалин, сорвавшее все наши попытки снять болевые ощущения. Развитие болевого синдрома типично своей стремительностью - в данном случае воспаление началось пять дней назад. Смерть наступит недели через три. Элизабет провела рукой по влажным белокурым кудряшкам. "Лежи смирно, ангелочек мой, дай я погляжу, дай попробую помочь тебе там, где между золотом и твоей обреченной плотью завязался неумолимый узел, где боль скачет по ступенькам туда-сюда, туда-сюда, мой бедненький... Ага! Вижу! Я оборву их, оборву эти связующие нити между высшими и низшими отделами мозга и дам тебе покой и сон, пока они не явятся за тобой, мой маленький страдалец, не в добрый час появившийся на свет." Глазенки закрылись. Тельце безвольно обмякло. "Благодарение Тане, Элизабет, ты сняла боль!" Упорно отказываясь встречаться с мыслями Дионкета, она отвернулась от кроватки. - Он все равно умрет. Я не могу его исцелить, в моих силах только принести облегчение перед смертью. "Но если бы ты осталась, если б захотела попробовать..." - Нет, мне надо уходить. "Ты давно могла уйти, но не сделала этого. Сказать, почему ты осталась с нами, несмотря на то, что твой шар ждет тебя в комнате без дверей?" - Я осталась, чтобы выполнить данное Бреде обещание. Ни единого проблеска сочувствия, сопереживания не появилось за ее умственным экраном. Но Главный Целитель был стар и знал другие способы читать в душах. "Ты осталась вопреки изощренному презрению к нам, вопреки своему эгоизму - потому что тебя тронули страдания этих несчастных." - Конечно, тронули! Хотя все, что здесь происходит, мне глубоко омерзительно. И я непременно уйду от вас... Ну что, будем тратить время на бессмысленную перепалку или я все же попытаюсь помочь больным детишкам? "Элизабет, Бреда уже близка к пониманию своего видения, если бы ты помогла ей истолковать..." - Бреда - паучиха! Потомство Нантусвель предупреждало меня об этом. Те по крайней мере - честные варвары и не скрывают своей враждебности. А Бреда плетет паутину... К дьяволу вашу Бреду! - Оттенок горечи лишь на мгновение прорвался в ее голосе. - Так мы будем продолжать или нет? И, пожалуйста, говорите со мной вслух, Главный Целитель! Лорд Дионкет вздохнул. - Жаль. Бреда, как и все мы, пыталась тебя удержать, потому что ты нам очень, очень нужна. Но, видимо, мы не уделили должного внимания твоим нуждам. Прости нас, Элизабет. - Ладно, - улыбнулась она. - Теперь скажите, какой процент ваших детей подвержен столь страшному недугу. - Семь процентов. Так называемый синдром "черного торквеса" может проявиться в любом возрасте вплоть до полового созревания, после чего адаптация предположительно находится в гомеостазе. Большинство случаев заболевания падает на возраст до четырех лет. Гибриды вообще не подвержены такому страшному недугу, у них наблюдаются лишь небольшие дисфункции, свойственные чистокровным людям. Но даже если отклонения принимают серьезный характер, их можно всегда устранить путем коррекции. А вот "черным торквесам" мы помочь пока бессильны... или, по крайней мере, были бессильны до настоящего момента. Ты совершила чудо! В глубинной коррекции Галактическое Содружество далеко обогнало нас. Коль скоро ты не согласна остаться, могу я хотя бы надеяться, что до ухода ты облегчишь муки остальных малышей? "Вот как? Наблюдать за агонией невинных младенцев, с болью в сердце созерцать бессмысленное, неуправляемое, бесполезное зло - за что мне это все, за что им, бедным детям, зачем, кому они нужны, ваши проклятые торквесы?" "Такова наша судьба, Элизабет, иного пути мы не знаем. А ты, однажды познав активность, смогла бы отвернуться хотя бы от ее подобия?" Два могущественных "эго", две обнаженные силы столкнулись на миг, прежде чем снова поставить заслоны. Элизабет в своем могуществе продолжала смотреть на него сверху вниз, он же покорно склонился перед ней, готовый уступить во всем и предложить... Что он мог ей предложить? Не больше, чем все остальные, ему подобные. Элизабет наверняка взорвалась бы, не будь она уверена, что целитель-гуманоид и не думает ею манипулировать. От его щемящей искренности к глазам Элизабет подступили слезы, и она мягко ответила: - Я не могу принять ваше предложение, Дионкет. Мотивы мои сложны и носят глубоко личный характер, но кое-какие практические соображения я все же выскажу. Потомство Нантусвель не оставляет мысли разделаться со мной даже теперь, когда Бреда наложила вето на план Гомнола скрестить меня с королем. Ныне они озабочены тем, что я могу родить детей от Эйкена Драма или как-то скооперироваться с ним в ходе Великой Битвы. Вы достаточно изучили мою личность, чтобы понять: ни то ни другое для меня неприемлемо. Но потомство думает лишь о своих династических интересах. Сейчас они слишком заняты приготовлениями к Битве, поэтому допекают меня изредка, мимоходом, и все же я нигде не могу спать спокойно, кроме как в комнате без дверей. Вы и ваша группировка не в силах защитить меня от массированных атак, которыми руководит Ноданн. Они настроены очень решительно. А во сне я уязвима. Не могу же я на всю оставшуюся жизнь запереть себя в доме Бреды или отбиваться от этой шайки дикарей! - Но мы пытаемся изменить прежнее законодательство! - вскричал Дионкет. - Ты могла бы помочь нам в борьбе против потомства Нантусвель! - Как вам известно, мой ум абсолютно неагрессивен. Сначала добейтесь своих великих перемен, а потом обращайтесь ко мне. - Да поможет нам Тана, - смиренно ответил лорд Дионкет. - Когда ты намерена нас покинуть? - Скоро, - ответила Элизабет, снова взглянув на спящее дитя. - Я проведу курс терапии с несчастными малютками, чтобы вы и ваши самые талантливые ассистенты могли понаблюдать за ходом лечения. Возможно, вам удастся усвоить программу. - Мы очень благодарны тебе за руководство... А теперь, если не возражаешь, давай ненадолго оставим эту скорбную обитель. Хотя ты искусно прячешь свои чувства, я знаю, контакт с "черными торквесами" угнетает тебя. Пойдем на террасу, подальше от патологической ауры больного. Высокая фигура в красно-белых одеждах выплыла из палаты в прохладный мраморный коридор, а затем на обширную, выходящую в сад террасу. Отсюда, с Горы Героев, открывался великолепный вид на город, на весь полуостров, солончаковые пустоши и лагуны, раскинувшиеся под ярким полуденным солнцем. Казалось, солнечные лучи зажигают засевший в мозгу крик боли и отчаяния маленьких умишек. Дневное сияние так ослепило Элизабет, что она споткнулась и... услышала зов: "Ясновидящая Элизабет Орм, ответь!" Дионкет взял ее за руку и, произнося слова ободрения, отвел в тенистый уголок, где стояли плетеные стулья. "Элизабет, Элизабет!" Слабый, искаженный, но такой отчетливый человеческий голос. Чей он? - На тебя повлияло общение с этими бедняжками, неудивительно. Посиди здесь, я принесу что-нибудь тонизирующее. Мог ли Дионкет расслышать? Нет. Способ общения был исключительно человеческий, она сама его едва уловила. - Просто попить чего-нибудь холодненького, - попросила она. - Да-да, я мигом. "Элизабет!" "Кто ты, где? Я - Элизабет." "Это я (мы, Фелиция) Анжелика Гудериан! О, слава тебе, Господи! Сработало! Ах, черт, нить уходит, она слишком слаба, Анжели..." "Я слышу вас, мадам Гудериан." "Grace a Dieu [слава Богу (франц.)], мы так боялись, так долго вызывали - и никакого ответа, послушай, мы... собираемся устроить налет на фабрику торквесов, нам нужна помощь Эйкена Драма, можно ли ему доверять, ты за него ручаешься?" "Эйкен?" "Да, да, le petit farceur! [маленький шут (франц.)] Но только в том случае, если на него можно положиться..." Элизабет с удивлением воспринимала это кудахтанье, полубредовый набор смазанных умственных образов, облеченных в нелепые интонации, - далекий и нечеткий телепатический призыв был так насыщен тревогой, что лишь Великий Магистр мог извлечь из него смысл. Какая дерзость! Впрочем, дерзости бунтарям не занимать. Финия - наглядное тому свидетельство. Значит, и здесь у них может выгореть. Но... Эйкен Драм? Теперь ум его неподвластен даже ей. В нем, несомненно, был заложен потенциал высшего класса, быстро приобщившийся к полной активности. Что же она может им сказать о маленьком лукавом избраннике Мейвар - Создательницы Королей? Избраннике не по праву рождения?.. "Бреда?" "Элизабет, я тебя слышу." "Данные. Прогноз." "Помоги им." "Безопасно?" "То, что бесчеловечно, не может быть безопасно." "Я имею в виду - для моих друзей и человечества в целом?" "О дальновидная, рациональная, фальшивая, равнодушная Элизабет!" (Ирония.) "Черт бы тебя побрал!" "Мадам Гудериан?" "Да, Элизабет." "Я все передам Эйкену Драму и постараюсь, по возможности, не посвящать его в детали вашего плана. Думаю, в конечном итоге его причастность принесет пользу человечеству. Однако ближайшее будущее чревато опасностями. Будьте готовы. Я сделаю для вас все, что в моих силах... пока жива." "О, спасибо, мы понимаем, ты сильно рискуешь, Элизабет, мы не можем, не должны потерпеть поражение!" (Страх, вина, надежда.) "Спокойно, Анжелика Гудериан! И все остальные, мои друзья..." - Ну вот! - Дионкет появился на террасе с подносом. - Холодный апельсиновый сок как раз то, что нужно. Великолепный плод Земли вобрал