ся ей, что Элсворт отреагировал на мое признание самым адекватным и благожелательным образом (кое о чем он и сам догадывался), но Элен упорствовала. Она относилась к Дени с каким-то болезненным трепетом, что не раз ставило меня в тупик; я понял природу этого отношения лишь долгое время спустя после нашего разрыва. Разрыв. Я его помню как вчера. Это произошло в конце октября, когда холмы Нью-Гемпшира окрасились в климактерические золото и багрянец. Мы вдвоем совершили последнее в сезоне паломничество к Большому Каменному Лику и под конец очутились в тихой сельской гостинице, фольклорном заведении, какие до сих пор привлекают в Новую Англию туристов со всей галактики. Скрипучие половицы, покосившиеся стены, уютная захламленность колониальными артефактами, продающимися по баснословным ценам. А кроме того, отменные еда и питье и деликатные хозяева. После ужина мы уединились в номере под островерхой крышей и сели рядышком на диван с комковатыми подушками. Глядя на искрящиеся березовые поленья в очаге, слушая монотонный шум дождя по крыше, мы обсуждали предстоящую свадьбу и потягивали ароматный токай, припасенный для самых состоятельных клиентов. Это будет простая гражданская церемония в Конкорде; в свидетели возьмем еЕ знаменитого дядюшку, закажем небольшой ужин для присутствующих на бракосочетании (иными словами, из Ремилардов я там буду один). Слегка захмелев, я слушал еЕ вполуха -- до тех пор пока она не сообщила мне, что беременна. Помнится, еЕ слова раскатились громом у меня в мозгу. Гроза, бушевавшая за стенами гостиницы, слилась с грохотом моих рухнувших умственных барьеров. Помню, как рука потянулась к графину и застыла в воздухе. До сих пор в ушах звучит веселый щебет Элен: она так рада, она всегда мечтала иметь ребенка, а муж не хотел, но теперь мечта сбылась, наш малыш будет астроментальным чудом, быть может, даже более совершенным, чем Дени. У меня язык присох к гортани, на какое-то время я лишился рассудка. Нет! Мне послышалось, она этого не говорила! Кажется, я даже молил Господа сделать так, чтобы все оказалось неправдой, спасти мою любовь, мою жизнь. Потом долгими зимними вечерами я буду повторять свои наивные молитвы в тщетной попытке наступить на горло собственным амбициям и вернуться к ней, но любовь окажется бессильна перед натиском клокочущей во мне ярости и смертельно раненного самолюбия. Конечно же, я сразу понял, кто отец. Наконец решив, что уже достаточно овладел собой, что лицо мое ничего не выражает, а внутренний вой не слышен за вновь возведенным метапсихическим барьером, я повернулся к ней. Но Элен в испуге отшатнулась. -- Что с тобой, Роже? Ее мысли, как всегда, не составляли для меня тайны. Теперь все они концентрировались вокруг зародившейся в ней жизни -- из этого клубка я и выудил подтверждение всем своим догадкам. Разумеется, я знал, что нельзя заглядывать в этот тайник, более того, надо притвориться, будто его не существует и отец ребенка кто-то другой. Кто угодно. Тайники. Все мыслящие существа имеют и охраняют их -- не только ради себя, но и для блага других. Кто, кроме Бога, любил бы нас, если бы все тайники душ наших были как на ладони? Я умел скрывать свои тайны -- это первое, чему выучивается оперант-метапсихолог, хоть врожденный, хоть обученный. И лишь немногие неприкаянные души всегда уязвимы, всегда мечутся между латентностью и сознательным контролем над своими высшими умственными силами. Элен принадлежала к числу этих несчастных. У неЕ не было тайников. -- Роже, милый, ради Бога, что случилось?! Не надо, не смотри. Она тебя любит, а не его. Не бери греха на душу. Сдалась тебе эта правда! Надо быть дураком, чтоб туда заглядывать. И я, дурак, заглянул. Наша любовь была святотатством, и вот она, расплата. Когда я убрал барьеры и показал ей необратимый факт моего бесплодия, и то, что я обманом выведал еЕ тайну, и то, что эту измену простить не могу, Элен сохранила олимпийское спокойствие. -- Если бы кто-нибудь другой... -- пробормотал я. -- Кто угодно -- только не он. -- Это было один раз. -- Она посмотрела на меня в упор. -- На том идиотском семейном пикнике. Сама не знаю, что на меня нашло, безумие какое-то... Честное слово, я не хотела. Бедная моя, ты же ничего не можешь скрыть! Хотела. Злосчастный эпизод всплыл в еЕ памяти и навсегда отпечатался в моей. Оказавшись в эпицентре его принуждения, она податлива, очарована. Он смеется и овладевает ею. Сверкающий в небе фейерверк отзывается в ней таким же ярким фейерверком оргазмов -- и в результате она теперь носит его ребенка. -- Я не могу с этим смириться, -- сказал я ей. -- Но почему, Роже?.. Поверь, только один раз! С тех пор я видеть его не могу. Ну надо же, вся как на ладони!.. Кто угодно, только не он... Будь он проклят! Будь проклята вся телепатия! -- Роже, я люблю тебя. Я понимаю, чувствую, как тебе больно. Клянусь, я думала, что ребенок твой... и решила выбросить из головы то глупое наваждение. -- Она жалобно улыбнулась, представила мне светлый умственный образ. -- Ты ведь любишь Дени, хотя он тоже сын Дона. -- Дени и Солнышко -- это другое... А здесь я ничего не могу с собой поделать. -- У меня всего пятнадцать недель. Еще не поздно... -- Нет! Она кивнула. -- Понимаю. Ничего не изменится? Только хуже будет? Я излил на неЕ все свои подленькие мысли: Ребенок и в самом деле будет чистым совершенством. Ты имела случай убедиться, что, несмотря на множество пороков, Дон гораздо способнее меня. Прощай, Элен. -- Роже, я люблю тебя. Ради всего святого, останься! Я тоже тебя люблю и всегда буду любить. Но иначе не могу. Я подошел к двери, открыл еЕ и сказал вслух: -- Позволь мне взять твою машину. Завтра я попрошу кого-нибудь в отеле пригнать еЕ обратно. Свои вещи из Бреттон-Вудз я заберу до полудня. Ключи оставлю там. -- Ты дурак, -- проронила она. -- Да. Я тихо закрыл за собой дверь. В ноябре Элен вышла замуж за Стэнтона Латимера, известного адвоката из Конкорда. Он удочерил Аннариту, и они были счастливы вплоть до его смерти в 1992 году. После 1975 года появление летающих тарелок отмечалось крайне редко. А к тому же семейные заботы отвлекли Элен от издания "Пришельцев". Зато она активно включилась в экологическую борьбу и даже организовала митинги протеста против кислотных дождей. Со временем она убедила себя, что ничего сверхъестественного в нашей связи не было, что все чудеса лишь плод еЕ буйной фантазии. Аннарита Донован-Латимер сделала потрясающую сценическую карьеру. Как и мать, она обладала сильной латентностью. Третий муж Аннариты, астрофизик Бернард Кендалл, стал отцом еЕ единственного ребенка, стопроцентно оперантной Терезы Кендалл; она вошла в историю Галактического Содружества как мать Марка Ремиларда и Джека Бестелесного. 21 Контролирующее судно "Нуменон" (Лил 1-0000) 10 мая 1975 года Летательный аппарат Симбиари вошел в чрево огромного корабля, словно мелкая рыбешка, проглоченная китом. Четверо наблюдателей из Высшего Совета приникли к иллюминатору. -- Терпеть не могу грузиться на лилмикские суда. Тут и перевозбудиться недолго. -- Покрытый перьями гии Рип-Рип-Мамл, невероятными усилиями подавляя свое либидо, свернул четыре из восьми щупалец-антенн. -- Для чего нам, собственно, встречаться с представителями Контрольного органа именно здесь, на земной орбите? Могли бы передать нам все необходимые инструкции по телепатической связи. Юная симбиари Лаши Ала Адасти зачарованно следила за необычной швартовкой. Несмотря на членство в Высшем Совете, еЕ ещЕ ни разу не приглашали на лилмикское судно. -- Во всем, что касается маленькой коварной планеты, мне совершенно непонятны мотивы Лилмика... Святая Истина и Красота! Что там творится у причала? -- Любопытное зрелище, но не возбуждает, -- скептически заметил крондак Рола-Эру. -- А меня возбуждает, -- качнул головой полтроянец, -- хотя я сто раз это видел. Как будто переваривают тебя живьем! Аппарат на миг застыл на одушевленной почве, а затем волны перистальтики начали медленно продвигать его вперед. По обе стороны взлетной полосы колыхалась жемчужная студенистая материя, синхронно выпускающая струи в форме вопросительных знаков. Все эти кристаллические структуры были явно растительного происхождения и непрерывно "плодоносили", разбрасывая вокруг себя шафранную пыльцу. Одни псевдорастения напоминали стекловидные папоротники, другие, возвышались, подобно переливчатым перистым пальмам. Они сплетались над летающей тарелкой ярчайшим куполом, а впереди сгущалась фиолетовая темнота. Стебли и листья тянулись к аппарату, лаская его бока, словно извивающиеся водоросли. -- Узнаю их по форме корабля! -- провозгласил поэтически настроенный гии. -- Не то что наши дряблые развалины! Неуемная страсть моей расы к самовоспроизводству так изнашивает механизмы летательных аппаратов, что, кроме нас, никто не решается их пилотировать. Корабли крондаков чересчур функциональны, полтроянские уютны и вычурны, а тарелки симбиари, в том числе вот эта, высоко технологичны. Но для судов лилмиков и определения не подберешь. -- Уникальны, -- высказал свою гипотезу Рола-Эру. -- Как породившая их раса. -- Остальные принужденно улыбнулись. Маленький юркий полтроянец в драгоценных одеждах согласно закивал. -- Никто и никогда не видел лилмиков как таковых, но по идее они должны обладать материально-энергетической формой. Версия насчет ума в чистом виде ошибочна, однако их менталитет, безусловно, выше нашего понимания. Мы не знаем ничего об их природе и почти ничего об их истории. И все-таки они безоговорочно добры. Их стремление к развитию Галактического Разума благородно и бескорыстно, пускай их действия порой кажутся нам, мягко говоря, экстравагантными. Логика Лилмика для нас непостижима. Как справедливо заметил Рип-Рип-Мамл, этот роскошный, причудливый, ни на что не похожий корабль -- воплощение таинственности. Некоторые из наших ксенологов высказывают догадку, что подобные гигантские крейсеры являются своеобразным аспектом их жизни и ума. Нам известно, что лилмики -- самая древняя в галактике раса, причастная к Единству, но еЕ подлинный возраст и происхождение окутаны тайной. Наш полтроянский фольклор гласит, что их родная планета Нодыт некогда была умирающим красным гигантом, чье население около шестидесяти миллионов лет назад поголовно омолодилось путем метапсихического вливания свежего водорода. Однако ученые Содружества опровергают эту гипотезу как противоречащую универсальной теории поля. -- А наши легенды ещЕ более абсурдны, -- добавил монстр-крондак. -- Они утверждают, что лилмики ведут свое существование с предыдущей Вселенной. Нелепица! -- Не глупей, чем наши, -- заметил Рип-Рип-Мамл. -- Простодушная гии уверовала в то, что лилмики суть ангелы или бесплотные посланцы космической целостности. Но подобное утверждение почему-то устраивает менторов Галактического Разума. Изумрудные черты Лаши Алы брезгливо сморщились. -- У симбиари не принято рассказывать сказки про лилмиков. Мы подчиняемся их диктату, но в то же время нас раздражает их надменная снисходительность. Судя по всему, они настроены обеспечить землянам условия наибольшего благоприятствования, Земля -- воистину любимица Лилмика! И они даже не задумаются о том, готова ли она к Вторжению. Сколько раз за тридцать лет нам, симбиари, приходилось спасать этих варваров от случайного нажатия кнопки, что могло привести к атомной войне! И сколько раз мы будем вынуждены прикрывать их тыл на следующем этапе! Все знают, что до Вторжения Разум не может достичь полного Единства. Но нельзя же допускать в Содружество планету, которая не обрела даже элементарной зрелости! -- Если в течение сорока лет земной Разум склонится к ядерной войне, то Вторжение будет остановлено, -- бесстрастно отозвался крондак. -- А в случае удачи нам поможет мета-концерт человеческих оперантов. Либо земляне поднимутся над своим эгоцентризмом и станут хотя бы на нижнюю ступень умственной солидарности, либо никакой Лилмик не заставит Содружество принять их. -- Прежде ни одной из планет не предоставлялись подобные привилегии, -- проворчала симбиари. -- Не надо считать мотивы Лилмика необоснованными лишь на том основании, что они недоступны умам низшего порядка. Коль скоро, как пророчит Лилмик, землянам суждено стать великим метапсихическим чудом, риск досрочного Вторжения оправдан. -- Пустое, Фальто! -- отмахнулась Лаши Ала. -- Вам легко говорить, ведь основное бремя наблюдения легло не на кого-нибудь, а на симбиари. Не понимаю, отчего бы Лилмику не назначить вас посредниками в земных делах! Вы же любите людей. Рола-Элу издал звук, настолько близкий к смеху, насколько ему позволял врожденный прагматизм его расы. -- Думаю, именно поэтому. Несмотря на некоторые проявления фаворитизма, я убежден, что Лилмику нужна беспристрастная оценка человечества. А этого, -- он удостоил Алу величественным кивком, -- как раз и можно ожидать от сознательных граждан федерации Симбиари. -- Ну да, конечно! -- усмехнулась та. Рип-Рип-Мамла слегка передернуло. -- Слава Мирной Бесконечности, нам удалось избежать близкого общения с Землей. Не спорю, еЕ искусство бесподобно, но по-настоящему чувствительный ум не выдержал бы страшных примеров насилия и страданий. -- Да уж, -- елейным голосом откликнулась Лаши, -- едва речь заходит о неприятной необходимости, вы всегда ссылаетесь на свою чрезмерную чувствительность. Огромные янтарные глаза гии сверкнули невинным укором. -- Каждый выполняет ту работу, к которой пригоден, -- дипломатически вмешался полтроянец Фальто. -- Скоро люди так обнаглеют, что симбиари останется только горшки за ними выносить. -- Фаллос Рип-Рипа оживленно засветился. Лаши приняла этот выпад с гордым достоинством. -- Мы прекрасно понимаем, как далек наш народ от совершенства в смысле единения, но симбиари и не думают роптать. Напротив, мы гордимся тем, что Содружество поручило нам такую нелегкую миссию. -- Она запнулась и встревоженно поглядела на спутников. -- Но поскольку Земля является аномалией, нам кажется нелогичным, что Совет поручил посредничество самой молодой федерации Содружества. Без сомнения, этот варварский мир более понятен сочувственным полтроянцам и нуждается в строгом совместном руководстве Гии, Полтроя и Симбиари. Крондак высказался со свойственной ему спокойной отстраненностью: -- С тех пор как Лилмик приобщил нас к Единству, -- невозмутимо заявил крондак, -- мы выполняли подобную миссию в отношении семнадцати тысяч планет. И только ваши три расы достигли членства в Содружестве. -- А у нас было семьдесят две попытки, -- признался полтроянец, -- и все неудачные. Мы до сих пор не можем прийти в себя после фиаско с Яналоном... Так что не надо недооценивать свои способности, Лаши Ала Адасти. Возможно, для спасения Земли необходима именно твердокаменность симбиари. -- Не считайте себя в чем-то ущемленными, -- благожелательно добавил гермафродит. -- Ведь если ваша миссия увенчается успехом, то и главные лавры достанутся вам! К примеру, гии никогда не вкусить такого триумфа. Мы слишком легкомысленны и сексуальны, чтобы нас назначили планетарными посредниками. Ни один новорожденный Разум не назовет нас своими крестными, разве это не грустно? В уме четверых магнатов раздался негромкий перезвон. Радужное сияние за иллюминаторами стало интенсивнее. Тарелка подплыла к концу растительного туннеля; ворота желтого металла медленно, словно расширяющийся зрачок огромного золотого глаза, растворились. Добро пожаловать. Высоких вам мыслей, дорогие коллеги. Будьте любезны, высаживайтесь и присоединяйтесь к нам в приемном зале. Рола-Эру вытянул щупальце и открыл люк, впустив в салон теплую, насыщенную кислородом атмосферу. Четыре существа протопали, проскользили, проплыли, просеменили по цельным сходням, пересекли пространство анемоноидных болот, окаймленное хрустальной листвой, и вступили в святилище Лилмика. Ворота бесшумно затворились за ними. Внутри по контрасту с ослепительно ярким светом в том отсеке, откуда они только что вышли, царил интимный полумрак. Прозрачное, гофрированное покрытие стен и полов, казалось, сдерживало напор пузырящейся жидкости, то и дело меняющей оттенки зеленого и голубого. В центре зала стоял стол с тремя стульями для полтроянца и симбиари и приземистым табуретом для тяжеловесного крондака. Кроме строгой мебели, сделанной из теплого желтого металла, в комнате был ещЕ образованный возвышением рифленого пола помост площадью примерно три квадратных метра. Приглашенные выжидательно смотрели на него. Лаши Ала так разнервничалась, что перепачкала столешницу зеленой слизью, сочившейся из пор на ладонях. Она поспешно спрятала их в стеганые рукава униформы, а стол вытерла локтями. Гии, полтроянец и крондак тактично отводили взоры и припудривали мозги. Над помостом возник слабый атмосферный вихрь. Сердечно приветствуем вас, дорогие коллеги, и горячо поздравляем с успешным завершением первого этапа инициации Земли. Наблюдатели хором отозвались: Благодарим Контрольный Орган за теплые слова и прилагаем расшифрованные данные, касающиеся дальнейшего продвижения планеты Земля к Единству Мирового Разума. (Демонстрация.) Вихрь усилился и разделился на пять изолированных потоков. Мы рады видеть, что развитие метапсихической оперантности охватывает столь обширную территорию. Хотя гены, обусловившие зарождение высокоментальных функций, присутствуют почти во всех этнических группах, однако нетрудно заметить повышенную фенотипическую концентрацию среди кельтских и восточных народностей. Такие данные подтверждаются этнодинамическими уравнениями. Особенно ярко -- и в этом мы усматривали любопытную дарвинистскую тенденцию -- метапсихические черты проявляются у групп, обитающих в суровых климатических условиях. Зависимость от общественно-политической обстановки выражена гораздо слабее. Таким образом, грузинские, альпийские, гебридские и восточно-канадские кельты имеют шанс быстрее достичь полной оперантности, нежели их более многочисленные ирландские и французские собратья. То же самое можно сказать об азиатском регионе, в котором следует упомянуть северно-сибирскую, монгольскую и хоккайдскую группы наряду с отдельными вкраплениями на Тибете и в Финляндии. К сожалению, локус австралийских аборигенов надо считать практически вымершим, равно как и локус Калахари и пигмеев в Африке. Нильская группа не может освободиться от оков латентности из-за жестоких социальных притеснений. Так или иначе, южные популяции в настоящее время слишком ничтожны, чтобы стать жизнеспособными резервуарами оперантных генотипов. Весьма и весьма прискорбно. Ибо для достижения Единства оперантность должна непременно сочетаться с этнической динамикой. Да. И на Земле ввиду сложного переплетения стрессовых факторов такая динамика является скорее прерогативой севера. -- Нельзя также сбрасывать со счетов повышенную северную плодовитость, -- заявил вслух полтроянец. -- И поэтому вы как хотите, а я ставлю на канюков. Трое его коллег возмутились подобным афронтом, но лилмики даже как будто позабавились. Ты невероятно восприимчив, Фальтонин-Вирминонин! По нашим прогнозам, названная этническая группа -- и в частности франко-американцы -- должна породить самое большое число естественных оперантов в преддверии Вторжения. Атмосферные потоки вдруг приняли материальный вид. Гии и крондак, благодаря своей повышенной чувствительности, раньше других осознали, что контрольные власти оказывают им высочайшую честь, воплощаясь в астральных телах или, по крайней мере, в астральных головах. Такое событие взволновало магнатов и в особенности Лаши Алу, впервые очутившуюся лицом к лицу с лилмиками. Все четверо хором ответили: Прикажете понимать вас в том смысле, что нам необходимо предусмотреть специальные меры ободрения франко-канадских оперантов? Ни в коем случае. Эту задачу возьмут на себя другие. Другие?.. Кто другие? Однако наблюдатели не успели осмыслить это загадочное утверждение, ибо их захватило развернувшееся на помосте зрелище. В воздухе парило пять голов. Должно быть, из пиетета по отношению к полтроянцам, гии и симбиари, имевшим немало гуманоидных черт, у голов было по два глаза и по одному улыбчивому рту. На розоватой психокреативной коже не обнаруживалось никаких признаков волосяного покрова, перьев, чешуи и прочей эпидермальной растительности. У головы в центре глаза были серые, у остальных отливали аквамарином. Вместо шей от основания затылка отходили бледные эктоплазменные нити, похожие на газовые шарфы, трепещущие под легким ветром. Всем без исключения наблюдателям головы показались прекрасными. В эти глаза можно было смотреть без передышки целую вечность. Наивная Лаши от восхищения потеряла дар речи. -- Я -- Умственная Гармония, -- представилась высшая голова. -- Я -- Душевное Равновесие, -- откликнулась нижняя. -- Я -- Родственная Тенденция, -- проговорила правая. -- Я -- Бесконечное Приближение, -- подхватила левая. Как ни странно, голос центральной головы звучал тише всех: -- А я Примиряющий Координатор. От имени Контрольного Органа выражаем благодарность за четкую работу. Продолжайте вашу деятельность, невзирая на сомнения, разочарования и трудности. Всем известно, что маленькая планета, которую мы сейчас облетаем, породит Разум, по метапсихическому потенциалу не имеющий себе равных во всей галактике. Мы знаем также, что этот Разум способен разрушить наше Содружество. Однако при благоприятном стечении обстоятельств он же и ускорит объединение всех населенных звездных систем. Вот почему мы готовим преждевременное Вторжение. Оно, безусловно, влечет за собой огромный риск, но им чреваты все эволюционные скачки. Без риска может быть только застой, в конечном итоге ведущий к смерти. Вам понятно, коллеги? Понятно. -- Разум -- категория не материальная. Мы можем направлять, но не можем форсировать эволюцию Разума. Человечество должно достигнуть приемлемого уровня оперантности прежде всего благодаря своим собственным усилиям. И не исключено, что этот процесс потерпит либо внутренний, либо внешний крах. К счастью, первая вероятность -- то есть перспектива гибели мира в самоубийственной войне -- все уменьшается. Однако Вторжение пока далеко не факт. И все-таки мы будем над ним работать... вы со своей стороны, мы со своей -- не теряя надежды. Понятно. -- Тогда приступайте к следующему этапу. Время от времени мы будем оказывать вам экстренную помощь. Непонятно, принимаем на веру. Голова сделала утвердительный жест. Пять пар глаз лучились неотразимой умственной энергией. Головы постепенно растаяли в дыму эктоплазмы, а глаза оставались в фокусе могучей объединяющей силы. Следуйте за нами, приказали надзиратели, и умы наблюдателей мгновенно выплеснулись в радостный свет. После долгой прострации четверо очнулись в своей тарелке и взглянули в иллюминатор на маленькую голубую планету внизу. -- Невероятно, -- нарушил молчание крондак. -- Совершенно невероятно! -- Лаши Ала никак не могла опомниться. Гии покачал головой, распространяя мягкие корректирующие импульсы. -- Согласен, Единство с Лилмиком впечатляет, но я не знаю, почему нашему уважаемому Рола-Эру Мобаку так трудно в него поверить. -- Не в него! -- прорычал монстр. -- Трудно поверить в то, что они сказали. Полтроянец поджал сиреневые губы и вопросительно приподнял одну бровь. -- Средняя голова... -- Рип-Рип-Мамл сопроводил свое высказывание запечатленным в памяти образом, -- заявила, что Лилмик намерен помогать нам. Факт ещЕ более беспрецедентный, чем их недавнее вето. -- А то, что нам не следует поощрять франко-американских оперантов... что ими займутся другие?.. Теперь уже обе брови полтроянца взлетели кверху, а за ними выкатились на лоб рубиновые глаза. -- Ради Святой Любви, быть такого не может! -- Не может, а есть! Не иначе, отдельных оперантов будут пасти сами лилмики, -- заключил Рола-Эру. -- Надменные существа, которые лишь изредка снисходили до рассмотрения решений Высшего Совета, которые постоянно мучают, путают нас, действуют на нервы мистическими бреднями!.. -- В сегодняшней пятиголовой команде ничего мистического не было, -- вмешалась Лаши. -- Голова в центре черным по белому расписала нам, что делать. -- Тоже весьма нетипично для них, -- задумчиво произнес крондак. -- Надо все хорошенько обмозговать. Гии все глядел в иллюминатор, и душа его при виде голубой планеты наполнялась неясным тоскливым предчувствием. Чувствительные гениталии побледнели и поникли. -- Ох, уж эти земляне! Знаете, я начинаю их бояться. -- Ерунда! -- отрезала Ала. -- Нас они нисколько не пугают, хотя мы, симбиари, достаточно хорошо их изучили. Экзотические существа обменялись мыслями, подразумевающими полное и безоговорочное понимание. Часть II ОБЩЕНИЕ 1 Нью-Йорк, Земля 21 февраля 1978 года Рейс из Чикаго задержали больше чем на час; вертолеты, курсирующие между аэропортом Кеннеди и Манхаттаном, также прикованы к земле туманом. К окошку проката машин не протолкнешься, но Киран О'Коннор, задействовав принуждение, выбил себе "кадиллак" и уселся впереди рядом с помощником и шофером Арнольдом Паккалой; телохранители Джейсон Кессиди и Адам Грондин забрались на заднее сиденье. Шелестя дорогими покрышками, лимузин тронулся с места; умы Кессиди и Грондина расчищали дорогу, а Паккала вел машину так, как и следовало ожидать от аса чикагских окраин. Киран смежил воспаленные веки и забылся сном, пока огромный черный зверь ревел по дорогам Лонг-Айленда, бросая вызов ограничению скоростей. Магическим образом он миновал забитый туннель между Куином и Мидтауном, прорвавшись на Сорок вторую улицу. Движение расступалось перед ним, а дорожные патрули его будто и не замечали. Он свернул на красный свет, пронесся по газону, как хищная акула, заглатывающая мимоходом стайки мелкой рыбешки, влился в вихрь Колумбова кольца. Здесь ему пришлось выдержать самый сильный натиск, так как машины сюда стекались с шести разных направлений. Кессиди и Грондин стреляли глазами и выкрикивали безмолвные команды водителям, велосипедистам и пешеходам: Эй ты, стой! Давай направо! Влево, влево прими, козел! Ну ты, двухколесный, прочь с дороги! Сторонись, граждане, сторонись! Водители автобусов, словно в трансе, застывали на повороте или шарахались к обочине, частники ругались на чем свет стоит, но тоже уступали, мальчишки-рассыльные на велосипедах и пешеходы разлетелись куда попало, точно испуганные голуби от коршунов, и даже воинственные манхаттанские таксисты трусливо поджимали хвост и, давя на тормоза, пропускали заколдованный лимузин. Не обращая внимания на царящий вокруг хаос, Арнольд Паккала в семнадцатый раз прошел на красный свет и вырулил к Сентрал-Уэст-парк, где уже беспрепятственно выжал из мотора все лошадиные силы. От Кеннеди за тридцать четыре минуты, взглянув на часы, восхитился Грондин. Отлично, Арни. Ну что, приступаем? -- спросил Кессиди. Шеф ещЕ спит? Спит, ответил Паккала, я сам знаю, когда его разбудить. Карта Нью-Йорка маячила перед его мысленным взором, затмевая голые деревья парка, подсвеченные фонарями. И все-таки он заметил патрульную машину, но Адам и Джеймс уже успели оболванить двоих сидящих в ней полицейских, и те вместо того, чтобы зафиксировать "кадди", рвущийся к северу на ста пятнадцати, проявили повышенный интерес к пожилому человеку, который мирно выгуливал трех пуделей. Через три квартала, проронил Арни. На предельной скорости лимузин свернул на Шестьдесят пятую улицу, потом на Шестьдесят шестую. Кессиди и Грондин снова включили принуждение, сдерживая умеренный поток; "кадиллак" пошел на последний поворот и плавно остановился перед Линкольнским центром сценического искусства. Телохранители Кирана с громкими вздохами облегчения расслабили натруженные мозги. Лицо Арнольда Паккалы на мгновение окаменело. Не выпуская руль, он откинулся на подголовник, закрыл глаза. Двое на заднем сиденье содрогнулись от мощного выброса энергии, зарядившей атмосферу салона. Все их нервы сочувственно завибрировали. Через несколько секунд Паккала уже сидел прямо и неторопливо стягивал шоферские перчатки. Ни один волос не выбился из его седой шевелюры. -- Черт возьми, Арни, когда ты прекратишь свои дурацкие фокусы?! -- Грондин дрожащими пальцами распечатал пачку "Мальборо" и вытянул сигарету. Кессиди утер платком вспотевший лоб. -- От такой встряски, пожалуй, и шеф проснется! Паккала даже бровью не повел. -- Мистер О'Коннор будет спать, пока я не удостоверюсь, что нужные нам люди у себя в ложе. Если те жучки ошиблись или надули нас, придется срочно менять планы. -- Ну так разведай, чего сидишь как пень?! -- рявкнул Кессиди. Лицо Паккалы вновь посуровело. Невидящие глаза уперлись в руль. За окном мелкими хлопьями падал снег; снежинки быстро таяли, и подогретое ветровое стекло покрылось бисеринками капель. Мотор остывал беззвучно; тишину вдруг нарушил протяжный всхлип О'Коннора. Грондин поспешно втянул в себя дым сигареты. -- Бедняга! -- Ничего, оклемается, -- уверенно заявил Кессиди. -- Дай только сучьих макаронников зацепить. -- Ща выясним, -- сказал Грондин, кивая на Паккалу. -- Народу в театре пропасть, но если они там, старина Арни их выловит. У него котелок в общем варит, хотя бывают свои закидоны. -- И все же мы зря туда суемся, -- возразил Кессиди. -- Ясно, что шеф должен их приложить, пока они не опомнились. Но здесь... Оба поглядели на высокий пятиарочный фасад "Метрополитен-опера". Арки достигали тридцати метров и были снизу доверху застеклены, так что за ними просматривались золотые своды потолка и колоссальные росписи Марка Шагала по обеим сторонам двойной беломраморной лестницы, устланной красным ковром. На обитых пурпурным бархатом стенах мелькали отблески канделябров. В проеме центральной арки виднелся знаменитый каскад люстр, напоминающих звездную галактику. Возвышаясь на фоне черного зимнего неба, здание оперного театра казалось не архитектурным сооружением, а некой фантастической Вселенной. Сегодня в театре был аншлаг: премьера "Фаворитки" Доницетти. Пели такие звезды, как Ширли Веретт, Шерил Милнз, а к тому же -- редкостный подарок для любителей итальянской оперы -- Лучано Паваротти. Нью-йоркский мафиози Гуило Монтедоро по прозвищу Большой Ги считался истинным меломаном. Он имел собственную ложу в театре и посещал все премьеры вместе с женой, взрослыми детьми, их мужьями и женами. Против обыкновения на сей раз в его свите женщин не было. Задний ряд ложи занимали четверо доверенных лиц клана Монтедоро в режущих под мышками фраках, явно взятых напрокат. А впереди, рядом с доном Гуидо, восседал почетный гость -- Виченцу Фальконе. Дон Виченцу, старый приятель Большого Ги и не менее страстный ценитель оперного искусства, был приглашен по случаю выхода под залог из тюрьмы Луисбурга (Пенсильвания), где отбывал срок за неуплату налогов. Он явился в сопровождении адвоката, Майка Лопрести, наладившего в Бруклине довольно бойкую торговлю наркотиками, в то время как босс оставался в тени. Почтил оперу своим присутствием и шурин Лопрести, Джузеппе Поркаро (Джо Порке), первый вышибала клана Фальконе. Тот самый Поркаро, что три дня назад приехал в Чикаго для расправы с юным выскочкой -- юрисконсультом чикагской мафии, чьи смелые действия стали слишком часто затрагивать интересы мафии бруклинской. Следуя инструкции Лопрести, Поркаро проследил путь намеченной жертвы до шикарного торгового комплекса в западной части Чикаго. Он немало позабавился, видя мучения советника, пытающегося поставить новенький "Мерседес-450" подальше от других машин, дабы чикагские лихачи случайно не поцарапали лакированные крылья. Когда советник наконец удалился, Поркаро заложил под капот "мерседеса" маленькую магнитную бомбу и поехал в аэропорт, чтобы поспеть в Бруклин к ужину и насладиться спагетти с моллюсками. Но, к несчастью для Джо и его непосредственного начальника Лопрести, который задумал и распорядился провести эту акцию, не посоветовавшись с доном Виченцу, личный юрисконсульт семьи Камастра приехал в торговый центр за женой и дочерьми трех и двух лет. Семейство подошло к автомобилю в полном составе, но трехлетняя Шаннон вдруг захотела в туалет. Слегка пожурив дочь, отец отвел еЕ в ближайший магазин, а мать и младшая дочь остались ждать в машине. Стоял холодный февральский день, и Розмари Камастра-О'Коннор, естественно, решила немного погреть мотор. (Огненный цветок!) Просыпайтесь, мистер О'Коннор. (Огненный цветок!) Темная гостиная в убогой квартире; умственное излучение из спальни больной снова бьет по нервам; он не успевает преградить ему доступ и корчится от боли. Кир, Кир, мальчик мой, ты вернутся, ты помолился... Просыпайтесь. Все о'кей. Они на месте. (Огненный цветок!) Надтреснутый голос, точно железом по стеклу, царапает по стенкам его мозга, стучит, цепляется за него и за свою агонию: Кир, Кир, ты не забыл о святом причастии, ты больше не воруешь завтраки в школе, ты молишься за нас двоих, я уже не в силах, поэтому ты должен молиться, истово, чтобы свершилось чудо... Проснитесь, сэр. (Огненный цветок!) Руки, сухие, шелестящие, как газета, с обкусанными синюшными ногтями, одна стиснула резные серебряные четки, другая зарылась в его свитер и тянет к себе, а он отчаянно упирается, воздвигает между ними высокую преграду, но мать непрерывно колет ему глаза своим проклятым ирландским Богом: Кир, Кир, Бог испытывает тех, кого любит, он любит нас, я люблю тебя, молись, Кир, и чудо свершится, молись Господу Нашему Иисусу Христу, прекрати эту боль, Кир, помоги, помоги... Мистер О'Коннор! Просыпайтесь! (Огненный цветок!) Хорошо, ма, я помогу, твой глупый Бог не умеет помочь, а я умею... я знаю, как... оказывается, это очень просто. Голубые глаза расширились, стали черными и пустыми, боль ушла, ум ушел -- неужели вправду? И крики мальчика (огненный цветок!), и крики взрослого (огненный цветок!) громом раскатились над Иллинойсом. Тучи такие же серые, как свалявшиеся мамины волосы на дешевой подушке в гробу... Скорее закройте гроб, скорее, мистер О'Коннор, просыпайтесь, откройте глаза! Киран открыл. Увидел рядом Арнольда Паккалу, Адама Грондина, Джейса Кессиди -- верных людей, которых он спас и привязал к себе. Они точно такие же, как он, и точно так же пострадали по собственной вине, ибо привыкли причинять страдания. Он спросил Арнольда: Поркаро и Лопрести тут? -- Да, сэр, -- ответил вслух Паккала. -- Кениг и Матуччи не обманули. Женщин в ложе нет. Четверо подкаблучников внутри, двое снаружи. Сейчас начнется антракт между третьим и четвертым действием. Вы с Адамом и Ясоном легко замешаетесь в толпу. Киран отстегнул привязной ремень, снял шляпу, темно-синее кашемировое пальто, белый шелковый шарф. Телохранители последовали его примеру. Все трое были в вечерних костюмах с темными галстуками. -- Поедешь на Шестьдесят пятую улицу, к школе Жуийяра, -- велел Киран Арнольду. -- Найдешь туннель под площадью, ведущий к служебному входу. Там и встретимся. -- О'кей, сэр. Желаю удачи. Кессиди и Грондин уже стояли на тротуаре. Киран помедлил, улыбнулся помощнику. Между ними возник образ-напоминание: шайка хулиганов в чикагском тупике насмерть забивает пьяного бродягу, а он из последних сил посылает телепатический призыв о помощи. -- Удачи? Арнольд, ты ли это? Я думал, тебе ясно, что таким людям удачи желать ни к чему, поскольку мы сами еЕ творим. Он наконец вышел из машины и захлопнул дверцу. Фары "кадиллака" светились в темноте, как горящие глаза хищника. Арнольд Паккала поднял руку и мысленно проговорил: Я жду вас, мистер О'Коннор. Киран кивнул. Постоял на пронизывающем ветру до тех пор, пока лимузин не скрылся за углом. Да, мы сами творим свою удачу, свою реальность, а когда приходит время платить по счетам -- деньги на бочку. Адам, Джейс и Арнольд пока не совсем это понимают, но со временем поймут, так же, как другие, которых он ещЕ найдет и привяжет к себе. В фойе театра вспыхнули яркие огни. Публика повалила из лож и партера на парадную лестницу. Кессиди и Грондин жмурились от света. (Огненный цветок.) Приступайте, сказал им Киран. Предводители кланов Монтедоро и Фальконе решили провести последний антракт в ложе, не смешиваясь с великосветской толкучкой. Троих телохранителей отпустили покурить, а Джо Порксу велели принести в ложу бутылку шампанского. Майк Лопрести, чьи музыкальные вкусы распространялись скорее на певичек кабаре, нежели на оперных примадонн, развеивал скуку, исследуя в бинокль декольте сидящих в партере элегантных дам. Главари высказали свое одобрение ансамблю, завершившему третий акт. "Фаворитка", согласно заключили они, вещь трудная для постановки, потому, наверное, "Метрополитен" не решалась обратиться к ней со времен дебюта Карузо в 1905 году, однако в опере есть несколько головокружительных тем, а Паваротти нынче в голосе. Виченцу Фальконе, как истинный консерватор, посетовал, что партию героини исполняет чернокожая сопрано. Монтедоро пожал плечами. -- По крайней мере, не толстуха. А какое легато! Что с того, что черномазая? Оперу слушать надо, а не смотреть. -- Да нет, Гуидо, если б она пела Кармен или Аиду, тогда нет вопросов, но тут... всему же есть пределы, ей-богу! Вот я, когда сидел, видал по телевизору, как Прайс пела Тоску -- ну, ни на что не похоже! Скоро какой-нибудь япошка станет петь Риголетто... И все Бинг Краут! Угрохал миллиарды на эту конюшню, а толку? Канделябры, канделябры, никакого интима, все на виду, как в аквариуме, а певцы горло дерут, чтоб их слышно было. Разве сравнишь со старой Мет? -- Ничто не стоит на месте, Виче. Да и нам с тобой хватит небо коптить. -- Типун тебе на язык! В шестьдесят семь нашел о чем думать! -- Фальконе понизил голос и перешел на сицилийский диалект. -- К тому же тебя никто за яйца не тянет, никто не хочет вопреки Богу, Мадонне и биллю о правах упрятать за решетку до конца твоих дней. Знаешь, чего он ко мне приценился, этот сучий потрох Пикколомини? В сенаторы метит, а я обеспечь ему билет до Вашингтона первым классом! Прослушивание разговоров, наемные свидетели, сфабрикованные улики -- все идет в ход. Так что береги задницу, дружище Гуидо. -- У меня тылы защищены, -- ответил по-английски Монтедоро. Во время антракта зал благодаря блестящей акустике наполнился таким гулом, что разговор двух мафиози не слышали даже Лопрести и оставшийся в ложе телохранитель. И тем не менее человек, которого нью-йоркские газеты величали Боссом Всех Боссов склонился к самому уху старого приятеля и говорил еле внятным шепотом: -- Правительство давно копает под "Коза ностру", говнюк Роберт Кеннеди объявил нам войну, однако ж меня им так просто не зацепить. В боргата [Поселок, предместье (итал.).] все законно, Виче. Ну или почти все. Мои сыновья Паскуале и Паоло ходят в костюмах и жилетках, как на Уолл-стрит, и никакой Пикколомини к ним не придерется. Да и зачем, когда у него под носом промышляет самый крупный на Восточном побережье торговец героином? -- А чем торговать прикажешь? -- буркнул Фальконе. -- Пиццей, что ли? -- Почему бы и нет? Вопрос не в том, как заработать большие деньги, а в том, как их отмыть. Или, к примеру, ты гребешь лопатой, а подручных своих на голодном пайке держишь. Так они первые тебя и заложат. И у Сортино, и у Калькаре, говорят, проблем по горло. А все почему? Жадность обуяла. К твоему сведению, Виче, громадные барыши от сбыта наркотиков неудобны в обращении. Пора переходить на новую финансовую политику. -- Какая такая политика? Может, отдать денежки тебе на сохранение? -- Да не ерепенься ты, я дело говорю. Что, если возродить Концессию? Пять кланов снова будут работать сообща, вместо того чтоб глотки друг другу грызть. Это была хорошая идея, только преждевременная. А теперь, с таким притоком грязных денег, у нас нет другого выхода, как объединиться и вложить их во что-нибудь, иначе все профукаем на одни только банковские проценты. -- Пошел в задницу! -- огрызнулся Фальконе. -- Слышу я, с чьего голоса поешь. Этот чикагский сучонок, что служит у Камастры, кому хошь мозги задурит. Во взгляде Монтедоро мелькнула тревога. -- Эл Камастра звонил мне вчера. Как по-твоему, откуда он мог узнать про нашу с тобой встречу? И вообще... не понравилось мне, как он со мной говорил. В ложу вошел Джо Порке. В руках он держал поднос с пятью фужерами на высокой ножке, а под мышкой бутылку шампанского. Кивнув по отдельности обоим мафиози, он что-то шепнул Лопрести. Тот стремглав кинулся к двери, а Поркаро с легким хлопком откупорил бутылку и разлил шампанское. Фальконе насторожился. Туго накрахмаленный воротничок манишки внезапно сдавил шею, и у Виченцу перехватило дыхание. Он засунул палец за ворот и откашлялся. -- От Камастры только и жди какой-нибудь подлянки. А от его хитрожопого ирландца -- и того пуще. Как думаешь, что они теперь удумали? Монтедоро не успел ответить, поскольку дверь в ложу снова отворилась, и на пороге вырос Лопрести. Лицо у него вытянулось и посерело. За ним вошли трое в вечерних костюмах, и дверь захлопнулась. Оставшийся в ложе телохранитель схватился было за пистолет, но вдруг весь передернулся, рухнул на пол и застыл неподвижно. -- Господи Иисусе! -- вскрикнул Джо Порке; пальцы его инстинктивно сжались на горлышке бутылки. -- Остынь, Поркаро, -- донесся голос из-за спины Лопрести. -- Возьми у него пушку, Майк. Главари пооткрывали рты. Лопрести подошел к скованному внезапным параличом шурину, сунул руку ему под мышку и вытащил кольт тридцать восьмого калибра. Джо стоял, как манекен в витрине, -- с полным бокалом шампанского в одной руке и бутылкой в другой. Угреватое лицо заливал пот. Фальконе поднялся на ноги. -- Какого черта, Майк?.. Губы Лопрести шевелились, но челюсти будто судорогой свело. В глазах дрожали слезы ярости. Он отдал оружие одному из стоящих сзади, потом, словно обессилев, опустился на стул. Самый низкорослый из незваных гостей выступил из тьмы. С виду лет тридцать пять, темные волосы на лбу растут клинышком (примета раннего вдовства); такого жесткого выражения лица старые мафиози не помнили за всю свою далеко не безмятежную жизнь. Монтедоро остался сидеть. -- О'Коннор из Чикаго, если не ошибаюсь? -- бесстрастным голосом проговорил он. Да. -- Вчера по телефону Эл Камастра упомянул о вас. Стало быть, вы жаждете нашей крови. Нет, я просто хочу вам кое-что объяснить. Монтедоро покосился на призрака Лопрести и манекена Поркса (фужер в руке последнего чуть подрагивал, но шампанского не пролилось ни капли). Ну так что, поговорим? А то антракт кончается. Монтедоро с достоинством наклонил голову. Ваши охранники, те, что стояли снаружи, отдыхают в мужском туалете. Наутро будут как новенькие. А вот этому, он дотронулся носком ботинка до лежащего на полу тела, нужна срочная госпитализация. Что же до Поркаро и Лопрести, их лечением я сам займусь. Двое спутников О'Коннора приблизились к Джо, вырвали у него из рук фужер и бутылку, усадили на свободный стул подле Лопрести. Затем бесшумно отступили в тень. Прозвучал первый звонок. Зрители начали возвращаться в соседние ложи. На гангстеров и странных посетителей никто и внимания не обратил. -- Надо же, -- прошептал Фальконе, выпучив от страха глаза, -- без слов говорит! Монтедоро с любопытством посмотрел на Кирана. -- Гм, недурно. Теперь я понимаю, почему Большой Эл взял вас в советники. -- У меня есть и другие способности, дон Гуидо. Они будут к вашим услугам, если вы поможете восстановить Концессию. Готов поручиться, что ни вы, ни дон Виченцу, ни другие порядочные люди в проигрыше не останутся. (Но прежде давайте утрясем одно менее важное дельце.) -- Я не приказывал подкладывать бомбу, -- с трудом выговорил Фальконе. -- Разве я не понимаю, советник -- лицо неприкосновенное. Но Лопрести обиделся, потому что вы перешли ему дорогу на монреальской операции. Ему много крови стоило навести мосты, и жабы готовы были иметь с ним дело... пока вы не вмешались. -- Он слегка хохотнул. -- Теперь нам ясно, как вам это удалось. -- Ошибаетесь, я не факир, -- покачал головой Киран. -- Моего влияния надолго не хватает, и распространяется оно только вблизи. Я просто предложил Монреалю более выгодные условия транспортировки -- путем Святого Лаврентия. Не надо опасаться пиратов, отстегивать полиции, таможне, а платежи напрямую -- в Швейцарию. Мсье Шаппель все разобъяснил вашим людям. Это была обыкновенная сделка, дон Виченцу, но Лопрести воспринял еЕ как личное оскорбление. Он глуп, недальновиден и мстителен, а свинья Поркаро ещЕ глупее. -- Согласен, -- сказал Фальконе. Люстры медленно гасли. Публика встретила аплодисментами маэстро Лопеса-Кобоса, когда он прошел к пульту и поднял оркестр. -- Значит, отныне между Чикаго и кланом Фальконе будет мир? -- Клянусь, -- прохрипел дон Виченцу. Вы свидетель, дон Гуидо. -- Угу. В зале стало совсем темно. Дирижер взмахнул палочкой, и зазвучали первые pianissimo вступления к четвертому акту "Фаворитки". Лопрести и Поркаро, как мумии, застыли рядом с Фальконе, лишь легкое колыханье белоснежных манишек говорило о том, что они ещЕ живы; тому виной, скорее всего, были взгляды мрачных спутников О'Коннора, упертые им в загривки. Киран не спеша положил правую ладонь на голову Поркаро, левую -- на голову Лопрести. По их телам прошли страшные судороги, а он приглушенно застонал. Поймите, это не месть, а простая Справедливость. Восстановление порядка. Я полагаю, дон Гуидо, ваши люди сумеют избавиться от трупов. В таких делах необходимо практиковаться. Всего наилучшего. Едва О'Коннор и его спутники вышли из ложи, как золотистый парчовый занавес раздвинулся, и зрителям предстал точно вылепленный из фарфора пейзаж испанского монастырского дворика. Огни рампы подсвечивали зал. Учуяв характерный запах, дон Виченцу наклонился и увидел, что из глазниц Лопрести и Поркаро сочится черная зловещая жижа. Хотя ни тот, ни другой уже не дышали, оба сидели прямо и несгибаемо на обитых бархатом стульях. 2 Алма-Ата, Казахская ССР, Земля 10 июля 1979 года Он был самым скромным членом делегации индийских ученых-парапсихологов, посетившей Казахский государственный университет. Настолько скромным, что потом штатные сотрудники Института биоэнергетики (включая директора) решительно отрицали свое знакомство с ним. Однако именно он организовал эту поездку как предлог для встречи с Юрием и Тамарой. Разумеется, гостей не водили в лабораторию, где работали молодой биофизик и его жена, поскольку их исследования находились под тем же грифом секретности, что и космические. Зато индийцы вдоволь полюбовались эффектом "Кирлиан", согласно которому сканирующие устройства сообщали монитору нефизическую ауру живых существ. Если не считать двух-трех щекотливых вопросов, визит прошел на удивление гладко, и делегаты остались очень довольны. К вечеру в кабинете директора института было устроено чаепитие. Гости получили возможность побеседовать с некоторыми разработчиками биоэнергетических проектов и подопытными экземплярами, чьи психические силы подвергались анализу. Юрий и Тамара тоже присутствовали; их представили просто -- "специалисты по биокоммуникациям". Они говорили мало, ушли рано и тут же забыли об индийских ученых. Их мысли были заняты делом Абдыжамиля Симонова, чья скоропостижная смерть стал объектом пристального внимания КГБ. Ходили слухи, что Андропов лично интересуется ходом расследования. Вечером в их квартире раздался звонок. Тамара укладывала спать Илью и Валерия, а Юрий, взяв трубку, узнал голос директора. Кроме всегдашней официальной сухости, в нем угадывалось необычное напряжение. -- Почетный член Индийской парафизической ассоциации просит о личной встрече с вами и вашей женой. Я сказал, что на это необходимо запрашивать разрешение Москвы, но он нисколько не смутился и... буквально вынудил меня позвонить академику. Мне было дано согласие. -- Как странно, -- отозвался Юрий. -- Пожалуйста, поторопитесь. Доктор Ургиен Бхотиа ждет вас в главном вестибюле гостиницы "Казахстан". Сам он с Тибета, теперь живет в Дарджилинге и желает поговорить с вами о своих изысканиях, которые якобы соотносятся с вашей работой. Будьте с ним полюбезнее. Директор повесил трубку, не дав Юрию времени на расспросы. Выйдя из детской, Тамара изумленно взглянула на мужа. Он передал ей содержание телефонного разговора и добавил от себя: Я ничего не понял, но ехать надо, и немедленно, так что Алла с Муканом пусть зайдут ближе к ночи, я им позвоню, а ты попроси Наташу присмотреть за детьми. Когда все было улажено, они сели в автобус и доехали до недавно выстроенного, будто парящего над городом отеля на проспекте Ленина, где селили только самых именитых гостей. Как только вошли в огромный вестибюль с кондиционерами, им навстречу встал и поклонился уроженец Тибета -- невысокий, плотный и очень смуглый человек в национальной одежде. -- Доктор Гаврыс, мадам Гаврыс-Сахвадзе, позвольте представиться: Ургиен Бхотиа. Я понимаю, что доставил вам массу неудобств, но надеюсь, вы меня простите. Этой встречи я жду уже пять лет. -- Он перешел на умственную речь: Быть может, прогуляемся немного по вечерней прохладе? Протянутая для рукопожатия рука Юрия застыла в воздухе, а Тамара спокойно ответила: Пожалуй, вы не поднимались на фуникулере по холму Коктюбе? -- Еще нет. Но говорят, оттуда открывается великолепная панорама. Откуда вы знаете о нас и о нашей работе? -- спросил Юрий. Тибетец засмеялся. -- Я не раз бывал в прекрасном городе Алма-Ате, но до сих пор был знаком с ним только поверхностно... Доктор Бхотиа взял обоих под руки и так уверенно перевел на противоположную сторону проспекта Абая, в парк перед Дворцом культуры имени Ленина, словно он хозяин, а они гости. В сумерках включили подсветку фонтанов; от сверкающих струй веяло приятной прохладой. Ургиен остановился полюбоваться аккуратными клумбами, вдохнуть дурманный аромат цветов. -- На удивление пышная растительность для современного города, -- заметил он. -- От этого в воздухе разлита неудержимая жизненная сила. Я буквально заряжаюсь ею. Он относился к так называемому типу "людей без возраста": ему можно было дать и сорок, и шестьдесят. Гладко выбритый череп, щеки словно бы нарумянены, ровные белоснежные зубы, глаза необычного стального цвета почти скрыты под складками морщин; когда он улыбается, их совсем не видно. -- Судя по всему, вы адепт, в отличие от ваших коллег, -- заговорила вслух Тамара. -- И все же, как вам стало известно о наших умственных свойствах и о нашей работе? Ведь здесь и то и другое считается государственной тайной. -- Способность воспринимать биоплазму ярчайших даже за тысячи километров дарована мне свыше. Правда, это распространяется только на Азию. Уже больше двадцати лет, с тех пор как переселился в Индию, я изучаю движения души тем способом, какой у вас принято называть ясновидением. Впервые я обнаружил вас в семьдесят четвертом году, когда вы только-только приехали в Алма-Ату и явились мне двойной умственной звездой, ярче которой я прежде не встречал. С тех пор я ни на миг не выпускал из виду вашу жизнь: вместе с вами радовался рождению ваших одухотворенных сыновей, а теперь жду появления на свет дочери. -- Вы уверены, что будьте дочь? -- оживилась Тамара. -- Вне всяких сомнений. -- Ургиен вгляделся в лица и умы молодых супругов и с сожалением обнаружил поставленные перед ним барьеры. -- Прошу вас, не бойтесь меня. Мое единственное стремление -- помочь вам в столь трудные времена, когда вы, взявшие под свою опеку множество незрелых умов, находитесь, так сказать, на нравственном распутье. -- Значит, вы наблюдали за нами? -- переспросил Юрий. -- Позвольте узнать, в каком приближении? Читали наши мысли? -- Из своих опытов вы знаете, что это невозможно. Никто не может прочесть ваши мысли, если вы этого не допустите. Тем не менее я в курсе всех обуревающих вас соблазнов и стоящих перед вами опасностей. И поэтому спросил себя и Милосердного Владыку, не вменяется ли мне в обязанность дать вам кое-какие наставления. -- И что же сообщил вам небесный оракул? -- сухо осведомился Юрий. -- Я убедился, что, несмотря на совершенные вами негуманные действия, вы оба люди доброй воли. Вы отвергли ложные утешения великого детерминизма, что приобщает индивидуальное сознание к массовому, позволяя ему избежать личной ответственности. Вы сознаете свободу собственного выбора и ответственность, которую он за собой влечет. К несчастью, большинство ваших соотечественников отвергло эту нелегкую истину. Они не понимают, что человеческий ум, если хочет сохранить целостность, должен опираться в равной мере на душу и дух. -- И я не понимаю, -- заявил Юрий. -- Объяснитесь, пожалуйста. Они пересекли площадь перед дворцом культуры и углубились в аллею парка, сопровождаемые вечерним звоном цикад. -- Недавно в Вене состоялась встреча на высшем уровне между главами государств Соединенных Штатов и Советского Союза. Брежнев и Картер подписали Договор об ограничении стратегических вооружений. Во время раунда переговоров, состоявшегося в помещении советского посольства, сотрудник вашего Института биоэнергетики по фамилии Симонов оказал на американского президента принудительное воздействие, приведшее к мозговой путанице и некоторым иррациональным поступкам. В подобном состоянии он пребывает по сей день... Глава КГБ пришел в восторг от успехов Симонова и предпринял шаги к тому, чтобы командировать его в Вашингтон, где тот, следуя предписаниям Москвы, продолжал бы оказывать враждебное влияние на американских лидеров. Но этому плану не суждено было осуществиться, ибо Симонов во время пробежки трусцой по университетскому стадиону неожиданно упал и умер. -- Вскрытие показало, что у него расширено и ослаблено сердце, -- пояснил Юрий. -- Недуг, нередко возникающий при психических перегрузках. Врачи и у меня находят такие симптомы. -- Совершенно верно, -- с грустью подтвердил гость. Какое-то время они шли молча. Впереди показалась ярко освещенная станция фуникулера; со всех сторон к ней стекались люди. -- Абдыжамиль Симонов, прежде чем попасть к нам в институт, был шаманом из дикого племени, -- сказала Тамара. -- Этот подлый, корыстный человек упорно сопротивлялся нашим попыткам отговорить его от участия в планах Андропова. Полусумасшедший дикарь представлял собой угрозу всей планете. Сотрудники КГБ заблуждались, полагая, что смогут держать его в узде. Ургиен кивнул. -- А до него был некий Рюрик Волжский, сильный принудитель и неисправимый развратник. В рамках специальной программы вашего института работают более шестидесяти несовершеннолетних экстрасенсов. Когда Волжский устроился к вам воспитателем, вы предупредили его, что он должен сдерживать свои инстинкты. Волжский только посмеялся. И спустя два дня утонул в Большой Алмаатинке. -- Нормальные люди в столкновении со злом способны лишь бессильно скрежетать зубами и рассыпать проклятия, -- проговорил Юрий. -- Мы счастливее их. -- Так может рассуждать душа, но не дух, -- заявил тибетец. Они подошли к кассе, и Юрий купил три билета. Затем все трое забрались в переполненную красно-желтую вагонетку. Беременной Тамаре уступили место у окна. Спустя миг они уже парили в прозрачном воздухе, и разговор снова перешел в область телепатии. На Востоке часто прибегают к игре слов. Вы, стало быть, намерены судить меня с еЕ помощью? Душа и дух! А не проще ли поговорить о жизни и смерти? Или о запуганных детишках, ставших игрушками в руках порочного старика? Вместо того чтобы обратить свои умственные силы во благо человечеству, он сделал их орудием угнетения. Но если вы будете убивать во имя добра и справедливости в вашем понимании, то чем вы лучше угнетателей? -- возразил Ургиен. -- Нам нелегко было пойти на убийство, -- сказала Тамара. -- Юрий решился на это после долгих и серьезных раздумий. В одиннадцатом веке на Тибете проживал поэт Мтиларена, обладавший такими же силами, как вы. Он мог поражать врагов на расстоянии. Но стал святым лишь после того, как отказался от применения своих богоподобных сил. -- А мы не святые, -- откликнулся Юрий. -- Мы люди, нам не чуждо стремление выжить. Я поляк и католик, поэтому убийство мне стоило больших страданий, я бы очень хотел, чтоб нашелся другой выход, но его не было. Маленький робкий Ежи, каким меня увезли из Лодзи, оторвали от родителей и запрягли в ментальное рабство, никогда бы на такое не решился. Но потом я встретил Тамару! Ленинградские психологи производили над нами опыты, а военные пытались убедить, что наш долг -- беспрекословное подчинение интересам государства. Но Тамара не покорилась им, даже когда еЕ отца сослали за то, что он осмелился выразить протест против того, как ГРУ использует нас и нам подобных. Я вижу ваши тягостные воспоминания, откликнулся Ургиен. Хотя вы не решаетесь прямо сказать, что уже тогда сочли убийство необходимостью... -- Вы не желаете нас понять! -- взорвался Юрий. -- Да, руководитель ГРУ, хладнокровный мерзавец, был первым, -- признала Тамара. -- Он видел в нас не живых людей, а инструменты для удовлетворения своих далеко идущих амбиций. Он рассчитывал, что мы станем его секретным оружием против Андропова. Когда наш враг умер, ГРУ потеряло интерес к психологическим исследованиям. А Брежнев и Андропов, напротив, глубоко уверовали в умственные силы, взяли программу под свой контроль и пообещали нам все права и привилегии советских граждан. Это было в семьдесят четвертом. Спустя полгода после того, как сослали папу. Мне было шестнадцать. Ежи/Юрию -- двадцать два. Нам дали специальное разрешение пожениться и отправили в Алма-Ату. -- Мы ожидали, что попадем в среднеазиатское захолустье с караванами верблюдов, дикими кочевниками, базарами, -- продолжал Юрий. -- Представьте наше удивление, когда мы увидели новый зеленый город с огромным университетом, где мы подверглись изучению, но и сами могли учиться. Вы приобрели знания, но не мудрость. -- Черт! -- выругался Юрий. -- Ургиен Бхотиа, -- проговорила Тамара, -- мы не индусы и не тибетцы. Вы трепещете при виде насилия, а мы -- нет, поскольку наш народ веками подвергался гонениям. Мы сознаем, что сделали трудный выбор, но у нас в голове грандиозные планы, и мы полны решимости осуществить их. Это значит, что в случае необходимости нам надо уметь защищаться. Мы с Юрием самые сильные умы из собранных у нас в институте. Мы учим юных ясновидцев, а втайне побуждаем их скрывать свои подлинные способности от КГБ. Поэтому кажется, что биоэнергетическая программа движется крайне медленными темпами. Дети понимают, что должны трудиться для всего человечества, а не только для Советского Союза. Раз вам выпало воспитывать и обучать молодое поколение, тем более необходимо исправить ваши ошибки. -- Приехали, -- сказал Юрий вслух. Пассажиры со смехом и восторженными восклицаниями высыпали из вагонетки; одни бросились на смотровую площадку, другие сразу отправились в ресторан. К северу в фиолетовой дымке простирались бывшие целинные земли, ныне путем ирригации превращенные в сады и поля. Разноцветные огни большого города ещЕ только начинали мерцать на фоне отблесков заката, окрасившего подножия холмов. Южнее Коктюбе тянулся Заилийский Алатау, поросший лесом отрог высокого Тянь-Шаня. Всего в трехстах километрах проходила китайская граница. Они стояли у перил, глядя на вечернюю Алма-Ату. -- Название города переводится как Отец Яблонь, -- объяснила Тамара. -- Видно, поэтому всюду сады, виноградники. Нам здесь очень нравится. В университете мы на хорошем счету, потому что держим язык за зубами и весьма осторожны в применении умственных сил. Уверяю вас, Ургиен, мы делаем много добра. Придет время, когда ясновидцы в других частях света смогут работать в открытую. Мы последуем их примеру и, клянусь, навсегда откажемся от насилия в целях самообороны. -- Вам известно, что многие умы наделены подобной силой. Но знаете ли вы, что существует Мировой Разум, к которому и вы, и я, и все остальные -- независимо от умственного развития -- сопричастны? -- Я слышала о Великой Душе, -- ответила Тамара. -- Мой прапрапрадед рассказывал мне о ней, когда я была совсем маленькая. Теперь одни называют еЕ Сознательным Полем Человечества, а другие -- Богом. -- Душа не есть Бог, -- возразил тибетец. -- Бог -- это дух и не может быть осквернен злом. А душа может... Потому я и приехал сюда, чтобы оградить вас. -- Душа! Дух! -- воскликнул Юрий. -- Может, хватит? Скажите прямо, чего вы хотите от нас! -- Попытаюсь. Давным-давно я был монахом по прозванию Ургиен Римпош, с гордостью пользовался своими умственными силами и полагал, что я избранник Божий, имеющий право управлять небесами. В том вихре, что обрушился на мою несчастную страну во время китайского нашествия пятидесятых годов, мои попытки склонить Бога к отпору захватчикам оказались бесплодны. Наш маленький монастырь красные солдаты разрушили до основания, нас избивали, называли паразитами. И они были правы, ибо я и мои братья монахи, в поисках славы кричавшие повсюду о моем даре, перепутали дух с душой. Вместе с тысячами земляков я бежал в Индию. Много выстрадал, в результате мучительных сомнений лишился всех своих талантов и наконец начал набираться мудрости. Первой снизошедшей на меня истиной было осознание, что душа и еЕ силы не являются чем-то сверхъестественным. Никакое это не чудо, а часть природного наследия, и все люди обладают им в большей или меньшей степени. -- Мы тоже пришли к такому выводу, -- вставила Тамара. -- Душа не есть физический или духовный субстрат, -- продолжал Ургиен, -- хотя и принадлежит к материальному миру, так как еЕ порождает соотношение, сращение материи и энергии. Даже в атомах содержатся микроскопические частицы души. Высшие организмы располагают ею в большом количестве. Существует также Мировая Душа... -- Или Мировой Разум? -- уточнил Юрий. -- Нет-нет, Разум придет позднее, вместе с понятием духа. Позвольте мне договорить... Душа только ощущает, знать она не может. Как уже признали многие мыслители, душа женского рода: созидательница жизни, такая же стойкая и выносливая, как планета Земля, чья суть неизбежно присутствует в каждом из нас. Внутри всех живых существ -- растений, животных, людей -- формируется иерархия души: на нижней ступени тропизм, на верхней ощущение. Наши души мечтают, выдумывают, творят. Помнят и боятся. Изначально они пассивны и лишены морали. Но если душа как следует настроена, она способна изменять и развивать материю. Порой душа человека расширяется и включает в себя ясновидение, принудительную волю, умственный контроль за материей и энергией как вне, так и внутри нашего ума или тела. -- Я не совсем понял, как в вашей теории соотносятся ум и душа, -- спросил Юрий. -- Лишь в мыслящих существах душа, сопряженная с духом, образует ум. -- А что такое дух? -- задала вопрос Тамара. -- Дух не входит в царство материи, это явление иного порядка. Он, словно возгорающееся пламя, наполняет интеллект, руководит нашим умом и возвышает нас, дух мужского рода. Он оплодотворяет и устанавливает порядок, истину, мудрость, закон. Он подталкивает мыслящих существ к иной реальности, которую я назвал бы обращением к Богу. Дух разграничивает добро и зло и стремится к объединению с другими умами, дабы под эгидой любви образовать Мировой Разум. Но это стремление к более разумной организации может быть заторможено или вовсе остановлено. Нам непонятно, единой мыслью откликнулись Юрий и Тамара, отчего вы считаете, что МЫ угрожаем Мировому Разуму. -- Оглянитесь вокруг. Видите, как горы поднимаются ввысь уступами. Они возникли много веков назад и медленно разрушаются. Таким же образом деревья и другая растительная жизнь происходят из семян и тянутся вверх -- а когда рост прекращается, они умирают. Город Алма-Ата лишь последнее из множества человеческих поселений в Долине Семи Рек. Другие расцвели на время, а перестав расти, прекратили свое существование. Вот в чем суть. В росте или, если хотите, в эволюции жизни и ума. Если Разум не будет постепенно повышать свой уровень, он также погибнет. Дорогие мои, вы и вам подобные -- авангард планетарного Разума, значит, должны стать лучше тех, что жили до вас. Ваш дух должен расти так же, как и душа, по мере продвижения к Мировому Разуму. Без роста ничего не может быть, кроме смерти. Если вы, наставники растущего поколения, привыкнете преступать закон, то мало-помалу развратите весь Разум. -- Значит, мы должны склонять головы перед врагами?! Лучше умереть, чем убить из самозащиты? Да. -- Как Махатма Ганди, -- понимающе кивнула Тамара. -- Однако наша система ценностей дает нам право убивать смертельных врагов. Верно... и все же ваш Аватар позволил своим врагам убить его. -- Повторяю: мы не святые и не мученики! -- отмахнулся Юрий. -- У нас великие задачи, -- для их выполнения нужны живые вожаки. Вы ведь сами сказали, что мы авангард и можем привести планету к миру! Никогда -- если станете убивать, чтобы утвердить свое превосходство. Никогда -- если будете злоупотреблять своими умственными силами. Думайте, друзья мои! То, что вначале трудно, со временем кажется все легче и легче. Думайте! Однажды попранные душа и совесть черствеют. Думайте! Кого вы поведете? Себе равных? А как же низшие умы? Что, если они испугаются и не захотят следовать за вами? Вы будете принуждать и убивать их?.. Думайте о ваших детях, которые смотрят на вас и учатся. Думайте! -- Ваши наставления, Ургиен, очень нелегко понять и ещЕ труднее принять, -- заключила Тамара. -- Но я вам верю... Муж круто повернулся к ней. -- Как ты можешь? После всего, что мы выстрадали, как ты можешь? Она положила руку на раздутый живот, и младенец внутри отозвался на еЕ прикосновение -- бешено подпрыгнул. -- Наверно, это приходит с материнством. Ургиен улыбнулся и кивнул ей. -- И с отцовством тоже. Юрий растерянно уставился на них. Оба ума были полностью открыты ему. И все-таки он не понимал. 3 Контрольное судно Нумеон (Лил 1-0000) 10 июля 1979 года -- Бывший лама показал достойную всяческих похвал степень сопричастности Единству, -- заметило Душевное Равновесие. -- Это приятно! -- Отказ от насилия встречается главным образом в буддистских верованиях, -- добавила Родственная Тенденция. -- А ещЕ у англичан. Но это явление крайне редкое среди людей. -- В таком случае их приобщение к Единству Мирового Разума более чем проблематично, -- заявило Бесконечное Приближение. -- Трудности и проблемы лишь подчеркивают величие задачи, -- сказала поэтически настроенная Умственная Гармония. -- Блаженны те, кто в самых безнадежных ситуациях видят светлую сторону, -- усмехнулось Равновесие. -- Можно было сразу предположить, что извращенный оперант О'Коннор неизбежно найдет своим умственным силам агрессивное применение, -- продолжала Тенденция. -- Но, по большому счету, такие ущербные личности находятся вне основного потока умственной эволюции. Но очень жаль, что такой достойный всяческих похвал и крайне важный для нас оперант, как Юрий Гаврыс, употребил свои метафункции в качестве орудия убийства. -- При его складе ума трудно удержаться от соблазна, -- заявило Приближение. -- Боюсь, это не единичный случай, -- добавило Равновесие. -- Напротив, он может оказаться весьма типичен, учитывая, что самые мобильные из нарождающихся оперантов разделяют умонастроения Запада, а не Востока. Даже подруга Юрия Тамара, воспитанная на принципах духовности, близких Единству, и умом принявшая истину тибетца, без сомнения, вновь пойдет на крайность, если еЕ вынудят. Женщины Земли хотя и проповедуют своим детям мир, но не задумываясь убьют ради них. Ум Гармонии излучал волны искренней скорби. -- Неужели предупреждение тибетца пропало втуне? -- Будем надеяться, что нет, -- вздохнула Тенденция, -- что на более продвинутой стадии умственной эволюции его идеи окажут свое благотворное воздействие. -- Любопытно, -- заметило Бесконечное Приближение, -- любопытно, что лама постиг эти передовые идеи совершенно стихийно и даже нарушил свое всегдашнее уединение, чтобы донести их до Юрия и Тамары. Если б не подлинный ментальный почерк тибетца, можно было бы подумать, что он -- не кто иной, как Координатор, маскирующийся под человечьей личиной. -- И верно, -- согласилась Гармония. -- Чудит наш Координатор, -- откликнулось Душевное Равновесие. -- Ему словно бы доставляет удовольствие обретаться среди низших форм жизни. -- Ничего удивительного, -- возразила Гармония. -- Он так глубоко сопереживает людям, что это невольно проявляется и в физическом плане. -- Ну, извините! -- бросило Равновесие. -- Одно дело, когда крондаки по привычке перевоплощаются в людей, но лилмику непростительно такое забвение традиций и своего достоинства! -- Не будь ханжой! -- воскликнула Тенденция. -- И не забывай, он влюблен, -- добавила Гармония. -- Координатор опять в Нью-Гемпшире, -- сообщило Приближение. -- Понаблюдал за сверхновой звездой Соулпто, спас от еЕ гибельного излучения планету Шоридай, выпустив облако газа, -- и обратно на Землю. Там спешно потребовалось его ненавязчивое вмешательство. -- Ах, этот! -- проронило Равновесие. -- Каков негодяй! Сам посланец Координатора, но если б тот вовремя не схватил его за руку, тоже до убийства дошло бы. -- Ох, не знаю, не знаю! -- покрутила головой Умственная Гармония. Слишком уж пристрастился Координатор к земным делам! 4 ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА В написанных авторами Содружества биографиях моего племянника Дени довольно подробно отражены годы его отрочества; биографы основывались не только на его дневниках, но и на воспоминаниях учителей и соучеников. Потому я намерен осветить лишь отдельные эпизоды того периода. Прежде всего позвольте исправить неточность: ни Пентагон, ни ЦРУ никогда всерьез не посягали на независимость Дени, не стремились использовать его способности для сбора разведывательных данных или для создания "психотронного" оружия. Других молодых оперантов упомянутые учреждения пытались завербовать как штатных (или негласных) агентов, а Дени оставили в покое вначале стараниями иезуитов Бребефа, а позднее -- Дартмутской Группы, как именовался кружок близких друзей и единомышленников из колледжа, ставший при Дени чем-то вроде преторианской гвардии. Прежде всего хочу рассказать о том, как Дени сколотил эту Группу стихийных оперантов; когда он стал профессором и академиком, ему даже бывало неловко упоминать о донельзя примитивном способе, позволившем выйти на контакт с другими себе подобными. Его уклончивость привела к ошибочной гипотезе биографов, будто Дени инстинктивно воспользовался декларативным модулем телепатической речи и ему мгновенно откликнулся целый рой отдельных оперантов. На самом деле все было иначе, гораздо забавнее. После нашей встречи с Элен Хэррингтон Дени твердо уверовал в существование других оперантов и предпринял множество попыток связаться с ними. Совместными усилиями мы выверили радиус распространения его "посланий". Это было просто: я передвигался в заранее намеченные уголки Новой Англии, а он вызывал меня из Бребефа. С учетом всех преград и помех, создаваемых горами, солнцем и грозами, мы установили, что умственный голос Дени с легкостью перекрывает расстояние в сто километров, то есть из Конкорда в центре Нью-Гемпшира он мог свободно достичь Вермонта, Массачусетса, Род-Айленда, Мэна и тех областей Нью-Йорка, что не были заслонены горами Адирондак. Наш рекорд телепатического общения в те годы составил сто шестьдесят километров, отделяющих Бребеф от Истгемптона на острове Лонг-Айленд, где в 1977 году я гостил у его друзей. Одним словом, наши телепатические контакты развивались более чем успешно, тогда как с другими ему не везло. Все декларативные призывы Дени оставались без ответа, как вой в эфирную водосточную трубу, пока в один прекрасный день 1978 года он впервые не испробовал тактику, шутливо прозванную нами "Операцией Гамамелис". Дело было в ноябре. Дени исполнилось одиннадцать, и он уже заканчивал иезуитскую академию. Я приехал туда с очень деликатной миссией: объявить отцам Элсворту и Дюбуа, что их гениальное детище не пойдет в Джорджтаунский университет, в чем у них до сих пор не было ни малейших сомнений. Сам Дени отнюдь не возражал против того, чтобы продолжить образование под эгидой иезуитов. Джорджтаун славился своим медицинским факультетом, а его руководство, тайно извещенное духовными наставниками моего племянника, несказанно обрадовалось возможности принять в свое лоно двенадцатилетнего гения. Но у Призрака были иные планы. Беседа с иезуитами оказалась нелегкой. Следуя полученным от Призрака инструкциям, я сообщил Элсворту и Дюбуа, что Джорджтаунский университет не подходит Дени ввиду своего местоположения (Вашингтон, округ Колумбия) в непосредственной близости от правительственных и разведывательных кругов, которые питают нездоровый интерес к подобного рода талантам. (Мой обходной маневр, несомненно, и послужил основанием для распространившихся позднее слухов о том, что Дени подвергался навязчивым преследованиям сторонников психологической войны.) Священники искренне огорчились, когда я сообщил им, что Дени будет поступать в Дартмутский колледж -- одно из старейших учебных заведений Нью-Гемпшира. Мои аргументы в пользу Дартмута и против Джорджтауна были полнейшей нелепицей, более того -- черной неблагодарностью по отношению к людям, окружавшим Дени отеческой заботой и вниманием все пять лет учебы в Бребефе. Элсворт и Дюбуа изо всех сил старались меня переубедить, но я стоял на своем. Поскольку Дон снял с себя ответственность за сына, последнее слово оставалось за мной, фактическим опекуном. И я сказал его. Дартмут -- совсем маленький колледж, но в нем тоже имеется медицинский факультет, сочувствующий идее парапсихологических исследований. Привлекает и его близость -- живописный город Хановер, на берегу реки Коннектикут. Колледж основан в 1769 году, среди его выпускников числится много мировых светил науки. Кроме того, благодаря его свободным и немного донкихотским порядкам, туда едва ли могут просочиться агенты ЦРУ, военно-промышленного комплекса... или КГБ. Одним словом, дело решенное. Закончив мучительный разговор со святыми отцами, я облегченно вздохнул и повел Дени на прогулку в унылый осенний лес, примыкающий к Бребефскому кампусу. Под низкими, набухшими снегом облаками съежились от ранних заморозков низкорослые деревца. Лужицы на тропинках затянулись хрупкой ледяной коркой. Около часа бродили мы с племянником по голой роще, строили планы относительно Дартмута и близящегося Дня Благодарения. Затем переключились на больную для Дени тему: упорные и бесплодные попытки связаться с другими телепатами. -- Я все время пытаюсь понять, почему мы с тобой можем переговариваться на расстоянии, а с другими мне не везет. -- Он свернул с тропки, разбрасывая ботинками подгнившую кленовую листву. -- Первая, самая неутешительная вероятность: в моем радиусе вообще не существует реципиентов. Но мне в это как-то не верится. Я чувствую: они есть! Может быть, большинство и не ведает о своих способностях, но некоторым, без сомнения, приходило в голову, что они как-то отличаются от рядовых людей... Вторая версия: по той или иной причине они меня не слышат. Давай вместе подумаем -- отчего. Над головой у нас прощально перекликались синицы, перед тем как перебраться на зиму поближе к человеческому жилью. -- А что, если твои потенциальные собеседники просто-напросто тебя не слушают? -- предположил я. -- Мы же с тобой беседуем и не обращаем внимания на голоса птиц. -- Это мысль. Они ведь не ждут телепатических сигналов, даже не подозревают, что такое возможно. И когда телепатическая речь достигает их слуха, они принимают еЕ за что-то другое: за галлюцинации, сны наяву, за проделки нечистой силы, в конце концов... -- Хм. -- Если бы они ждали посланий, все было бы иначе. Наше с тобой общение носит запланированный характер. Мы выходим на связь в условленное время, и я знаю, что в нужный момент застану тебя на месте, каким бы несовершенным ни было твое восприятие. -- Ну спасибо, удружил! Дени самодовольно ухмыльнулся. -- Не в обиду будет сказано, дядя Роги, передатчик у тебя слабоват, да и приемник не так чтоб очень. Зато мой мозг компенсирует твои погрешности. Тебе я передаю мощные сигналы, которые даже неразвитое сознание способно уловить, а принимаю с помощью сверхчувствительной умственной антенны. Значит, теоретически я могу общаться и с другими слабыми, нетренированными телепатами -- лишь бы они соблаговолили прислушаться. Он выплеснул шутливый телепатический призыв: ТЕЛЕПАТЫ ВСЕГО МИРА, НАВОСТРИТЕ ВАШИ МЕНТАЛЬНЫЕ УШИ! В СЛЕДУЮЩИЙ ЧЕТВЕРГ, РОВНО В 8. 00 БУДЕТ ПЕРЕДАНО ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ СООБЩЕНИЕ! Вслух он добавил: -- Конечно, мы никогда не решимся. А если бы и решились, то где гарантия, что нам удастся заинтересовать нужных людей? -- Рано или поздно все твои усилия получат общественное признание, -- подбодрил его я. -- И ты сможешь открыто обсуждать эти вопросы в научных кругах. -- Ага, когда вырасту, когда в моем распоряжении будут исследовательские мощности, когда я завоюю всемирный авторитет!.. -- Ирония в его голосе звучала почти трагически. -- Но мне бы хотелось побыстрей. -- Ты рассуждаешь как ребенок. Он неохотно кивнул. Потом искоса поглядел на меня. -- Знаешь, дядя Роги, ты уберег меня от многих бед. Я только теперь начинаю понимать, как важно было избавить меня от папы, устроить в эту школу, где я мог без помех расти и развиваться... Должно быть, поступление в Дартмут вместо Джорджтауна тоже неспроста. Я доверяю тебе и не пытаюсь докопаться до мотивов. Но надеюсь, когда-нибудь... -- Всему свое время, -- коротко отозвался я. Несколько минут мы шли молча, потом он вернулся к предыдущей теме: -- Есть у меня ещЕ одно соображение, почему моя телепатическая речь работает вхолостую. Не совпадают импульсы передатчика и приемника. -- Вполне возможно. Ведь наши голоса способны не только говорить, но и шептать, вопить, петь. Так же и в телепатических голосах могут быть другие регистры. -- Я знаю по меньшей мере два. Как мы общались с тобой дома, в Берлине, чтобы папа и Виктор не подслушали? На скрытом модуле. А у нас имеется и декларативный модуль, когда слышат все -- и я, и ты, и папа, и Виктор. -- Он остановился, задумался. И наконец высказал свою мысль: Дядя Роги, что, если скрытый модуль и есть самый эффективный? Допустим, когерентная телепатическая речь сродни лазерному лучу. Декларативный модуль схож с уличным фонарем -- распространяет свет во всех направлениях, но освещает относительно небольшое пространство. А чтобы достичь дальней цели, необходим более мощный луч. Должно быть, мысли тоже надо концентрировать. -- Логично. Он помрачнел. -- Но если это так, мои рассылаемые наугад телепатические призывы никогда не достигнут цели. Я ведь не знаю, в какой пучок их собрать, куда направить... Положим, твоя ментальная схема мне знакома, и я интуитивно настраиваюсь на нее. Но как обнаружить умственный почерк неведомых мне телепатов? -- Дени помедлил, и вдруг строгое личико просияло. -- Держу пари, они бы меня услышали, если б я был поблизости и обратился к ним на декларативном модуле! Тогда бы мне не понадобился их почерк. Я же услышал Элен с вершины в тот первый раз, когда она была на расстоянии полумили. А потом она меня слышала с двухсот ярдов. Но странно, мне ни разу не пришлось пообщаться с ней на скрытом модуле. Я пропустил мимо ушей эту маленькую ложь. -- Ты что ж, будешь разгуливать в толпе и вылавливать телепатов? Не слишком ли утомительно? -- Слишком. Но должен быть другой способ идентификации, -- отрезал он. -- Поисковая метафункция. Мы спустились с холма к ручейку. Его берега поросли кустарниками, которые любят влагу: свидиной кроваво-красной и гамамелисом. В тучах вдруг образовался прорыв, и сквозь него хлынуло солнце; казалось, безлистые ветви на миг окутала желтоватая дымка. Но потом я понял, солнце тут ни при чем -- просто гамамелис цветет. Я мысленно привлек внимание Дени к странному феномену. Прямо какой-то всплеск ботанической магии, повторяющийся каждый год поздней осенью в лесах Новой Англии. -- Загадочный гамамелис! -- произнес Дени. -- Недаром древние наделяли его колдовской силой. -- Да, они верили, что он находит воду. Хотя воду можно отыскать с помощью любого деревянного или железного прута. Но старики утверждают, что никакое дерево не обладает чувствительностью гамамелиса. Помнится, я читал об одном провидце, который передвигал рогатину по карте и так находил подземные источники. -- Находит ум, -- рассеянно сказал Дени. -- Гамамелис, видимо, просто помогает сконцентрировать... -- Он осекся. Наши взгляды встретились, и мы в один умственный голос воскликнули: Поисковую метафункцию! -- Тот парень действительно искал по карте? -- прошептал Дени. Я кивнул. -- Если мне память не изменяет, он нашел воду на Бермудских островах. Отсюда, из Штатов. -- Бред, нелепица! По-твоему, я смогу отыскать телепатов с помощью разветвленной палки и дорожной карты? -- Только если поверишь, -- подчеркнул я. -- Впрочем, попытка -- не пытка. У меня в машине большой атлас Нью-Гемпшира... -- Но даже если бы мне это удалось, все равно придется туда ехать и охотиться с близкого расстояния. -- Смотря сколько маршрутов ты наметишь, -- отозвался я. -- Если не больше тысячи, то нет проблем. Порывшись в кармане, я достал свой старый, верный перочинный нож и повел мальчишку к зарослям гамамелиса выбирать подходящую рогатину. Однажды по телевизору я видел, как ищут воду, -- это было ещЕ в 50-е годы. В выпуске местных новостей показывали "водяного" из Хенкока, что в южной части штата. Помню свое разочарование, когда после зачитанного диктором панегирика увидел на экране пожилого лысоватого человека с характерно американским лицом, в темных очках. Одет он был буднично, говорил мало. По условиям эксперимента, бак воды объемом в пятьдесят пять галлонов зарыли на вспаханном поле. "Водяной" двумя руками взял свой "магический жезл" и, выставив его перед собой, стал медленно ходить по бороздам пашни. Камера показывала его крупным планом; священнодействуя, он шарил глазами по земле, и от напряжения на лбу у него выступил пот. Затем камера отъехала назад; "водяной" надвигался на нее, нацелив палку. И вдруг рогатина уткнулась в землю. Причем руки человека оставались неподвижными; палка сама повернулась и указала ему под ноги. "Водяной" с благоговейной улыбкой отступил, давая рогатине приподняться, затем снова подошел к тому месту. И опять указующее движение. Он заходил и с той, и с другой стороны, а прутик, живя собственной жизнью, неизменно указывал в одну и ту же точку. -- Здесь, -- сказал "водяной". Два дюжих парня с лопатами подошли к нему и стали раскапывать рыхлую почву. Через несколько минут в свежевырытой яме открылся бак. Вытащили затычку, и оттуда полилась вода. Колдуна засыпали вопросами -- что да как, -- а он отвечал: -- Почитай кажный раз нахожу, и отец мой находил, и дед, и прадед. Но теперя все уж, боле никто не найдет: у детей да внуков веры нету. Да и кому оно нынче надобно? Люди уж лучше геолога позовут, пущай он им счет выставит до неба, ну как же -- ученый! А старый-то способ все работает... У Дени он тоже сработал, но на это ушло полгода напряженных тренировок. Сперва он искал по атласу, потом по картам аэрофотосъемки, за которые я выложил баснословные деньги. У меня поисковая метафункция, можно сказать, отсутствовала (о чем свидетельствовали мои детские опыты с поисками воды), но я пытался помочь племяннику, объединяя с ним умственные усилия. Дени садился за стол и погружался в транс, палочка неспешно двигалась над поверхностью карты, а то, что творилось у него в мозгу, выглядело истинной магией. Мы совершали в уме ночные полеты, озирая сверху разбросанные там и сям скопления огней на месте городов и деревень. Чем выше мы воспаряли, тем более расплывчатыми становились световые пятна, а при спуске можно было различить уличные фонари, освещенные окна, фары машин. И все поиски Дени казались воображаемым ночным полетом. Поначалу он видел лишь неясные сгустки, обозначавшие мыслительную деятельность обычных людей. Но со временем научился фокусировать зрение, выделять из думающей массы излучение отдельных умов. Они были яркие и тусклые, большие и маленькие -- бесчисленное многоцветное множество. Подобно тому, как водо -- или золотоискатель, сосредоточившись на объекте поиска, направляет на него умственный луч, так и Дени проецировал квинтэссенцию "оперантной" мыслительной энергии и начинал охотиться за ней с помощью классического ощущения отстраненности. Первыми оперантами, выявленными в Берлине, оказались его отец и брат Виктор. Сперва Дени было трудно избежать инстинктивного обращения к их ментальному почерку, но, как только он овладел техникой, сразу распознал ум взрослого и ум ребенка, светящиеся, как маяки метафункций, среди нагромождения просто одаренных умов. Младшие дети Дона -- к тому времени их стало уже шестеро -- поблескивали тусклой латентностью (эту трагедию мы с Дени полностью осознали лишь много лет спустя); Дон являл собою мерцающую переменную звезду, а девятилетний Виктор горел ясно и злобно, точно последний уголек в костре. Дени не стал выходить с ними на связь и даже не намекнул им о своих поисках. -- Пусть лучше ничего не знают, -- угрюмо сказал мне маленький мудрец. И разумеется, был прав. Терпеливый поиск родственных душ начал приносить плоды в июне 1979 года, когда племянник наконец выловил в миллионном населении Манчестера ум Гленна Даламбера. Мы сели в мой "вольво" и устремились на охоту. Дени в полной прострации сидел рядом на сиденье, и палец его скользил по истрепанной аэрофотосъемочной карте. (К явной своей радости, он уже мог спокойно обходиться без гамамелиса.) Нами овладела паника, когда стало ясно, что объект поисков находится на пути из Манчестера. В результате дикой гонки по южным равнинам мы чуть не упустили Гленна, но в конце концов Дени затравил его в заповеднике Бенсона, где он дрессировал слонов в бродячем цирке. Молодой человек более чем адекватно отреагировал на телепатические откровения -- послал мгновенную ответную вспышку Дени. Тот был просто потрясен, узнав, что его новый союзник заканчивает Дартмутский колледж. Гленн Даламбер стал первым членом ныне всемирно известной Группы и будущим активным борцом за права метапсихологов в смутные годы, предшествующие Вторжению. Через несколько недель после встречи с Гленном Дени выследил второго выдающегося члена Группы -- Салли Доил. В родном городке она была знаменитостью, поскольку умела отыскивать пропавших людей и вещи. Она как раз заканчивала среднюю школу и осенью (quelle surprise! [Какой сюрприз! (франц.)]) собиралась поступать в Дартмутский колледж. У Дени глаза на лоб полезли от двойного совпадения. Я, как вы, наверное, догадываетесь, сохранил полнейшую невозмутимость. В то лето мы обнаружили ещЕ только двоих оперантов. Первым оказалась старая больная Одетта Кляйнфельтер (после того как мы чуть не довели еЕ до инфаркта своим телепатическим приветствием, она решительно устранилась от дальнейшего общения), вторым -- девчонка из Нашуа, на год моложе Дени. Когда он вышел с ней на контакт, она прищурилась и презрительно бросила: -- Умник выискался! Если не считать метапсихического дарования, которое мы с первого взгляда не оценили в полной мере, в ней не было ничего исключительного, кроме какого-то ослиного упрямства (впрочем, женщины франко-канадского происхождения все таковы). Дени она активно не понравилась, и он не включил еЕ в растущий корпус оперантов. В 1979 году никто и не предполагал, какую роль в будущей метапсихической драме сыграет девочка по имени Люсиль Картье, и тем не менее именно ей суждено было стать ближайшим сотрудником Дени, его женой и матерью семерых магнатов-основателей Конфедерации Землян в Консилиуме. Но до этого ещЕ много воды утечет, потому я поведаю историю Люсили в последующих главах моего повествования. Той осенью Дени и Салли Дойл под опекой Гленна Даламбера поступили в Дартмутский колледж, и среди студенческой братии племянник выявил ещЕ трех субоперантов. Посредством телепатической связи их также привлекли в Группу. Выпускник Митч Лозье и первокурсница Колетта Рой до той поры не подозревали о своем даре, и только общение с Дени спровоцировало их усиленный умственный расцвет. Третий -- индеец Туквила Барнс из штата Вашингтон -- учился на подготовительных курсах медицинского факультета; ему уже стукнуло семнадцать. Молодой гений умел лечить наложением рук и покидать свою телесную оболочку, однако оказался достаточно хитер, чтоб не обнародовать своих необычных способностей. К тому же он изрядно понаторел в экранировании, что позволило ему скрыться от "умственного радара" Дени; полгода он со стороны наблюдал деятельность Группы, а после явился сам. Весь курс Дени одолел за три семестра да ещЕ успел в это время идентифицировать и вовлечь в Группу троих оперантов. Девятнадцатилетнего повесу Жерара Трамбле, долбившего гранит на вермонтских залежах и ни сном ни духом не ведавшего о своей субоперантности. Гордона Макалистера, который в свои двадцать шесть выращивал картофель на отцовской ферме в Мэне и смутно подозревал в себе некую чудинку, но старался еЕ не обнаруживать, будучи послушным сыном и добрым пресвитерианином (кстати сказать, он единственный из окружения Дени предпочел физику психологии и психиатрии). И наконец, самого "пожилого" члена Группы -- Эрика Бутена; этот уже десять лет служил механиком в манчестерском филиале Форда, но тоже поддался влиянию и в тридцать лет поступил на первый курс Дартмутского колледжа, чем несказанно расстроил своего босса, поскольку во всем Нью-Гемпшире не было человека, умевшего с такой точностью диагностировать неполадки в моторах. В июне 1980 года под аплодисменты благожелательно настроенной части клана Ремилардов Дени удостоился степени бакалавра гуманитарных наук. А в восемьдесят третьем, едва ему исполнилось шестнадцать, получил степень бакалавра медицины. Тут уж на церемонии, кроме Солнышка, присутствовали и восемь еЕ детей, включая новорожденную Полин. В Хановер также прибыли двадцать четыре других Ремиларда, дабы отпраздновать триумф семейного гения. Дон предусмотрительно заболел гриппом, а подросток Виктор остался дежурить у его постели, однако их отсутствие не вызвало особых сожалений. Подобно своим единомышленникам, Дени в бытность студентом тщательно скрывал свою исключительную одаренность, но втайне продолжал изыскания. Дотошный Митч Лозье быстро навострился отслеживать новых субоперантов, помогая формировать и расширять североамериканское ядро. Дени отработал три года по распределению в Центре душевного здоровья, входящем в составе колледжа, и одновременно защитил докторские диссертации по психологии и математике (последняя -- с кибернетическим уклоном). Его успехи привлекали внимание широкой общественности, кое-кто из анонимных благодетелей даже финансировал небольшую лабораторию по исследованию экстрасенсорных сил, которую Дени основал и возглавил после защиты обеих диссертаций. Работе в этой скромной лаборатории он отдал следующие три года. И все, как один, члены Группы после окончания учебы и стажировки без колебаний пожертвовали материальным благополучием ради развития новой науки. Занимаясь своей пионерской деятельностью, Дени опубликовал целый ряд крайне осторожных статей, тем не менее снискавших ему определенную "паблисити", которая могла роковым образом сказаться на его жизни и карьере. Однако Бутен и Макалистер, "штатные" вышибалы лаборатории, решительно пресекали многочисленные происки средств массовой информации. А самым настойчивым давала от ворот поворот администрация медицинского факультета, по достоинству ценившая уникальный талант Дени. Но журналисты не сдавались. Особенно упорные пробовали подступиться к отцу выдающегося ученого и, как следовало ожидать, были покрыты отборным двуязычным матом. Дона тем временем уволили с целлюлозно-бумажной фабрики за беспробудное пьянство, он основал свое собственное дело -- небольшое предприятие по заготовке леса -- и взял подручным Виктора, выросшего в здоровенного и очень злобного верзилу. Попытки Дени привлечь брата в кружок оперантов не имели успеха. С годами Виктор закалил не только принудительные способности, но и ненависть к старшему брату. Разумеется, он и слышать не хотел о высшем образовании и парапсихологических исследованиях. Его даже из средней школы исключили, после чего он и стал помогать отцу на делянке. А доктор Дени Ремилард, заслужив репутацию самого перспективного психолога Соединенных Штатов, был в 1989 году принят на медицинский факультет Дартмутского колледжа как заведующий кафедрой психиатрии (парапсихологии). В двадцать три года он совсем отдалился от семьи и посвятил себя делу, заполнявшему всю его жизнь... до тех пор пока на первом этапе Метапсихического мятежа этот великий ум не был потерян как для человечества, так и для Галактического Содружества. 5 Алма-Ата, Казахская ССР, Земля 18 января 1984 Из толпы, собравшейся на катке Медео, только старый Петр Сахвадзе почувствовал землетрясение. Слабый сейсмический гул заглушали звуки вальса из "Евгения Онегина" и визг детей. Правда, стенки стоящей в чаше катка ярко расписанной и утепленной юрты слегка заколыхались, а сверху заплясала кисточка из конского волоса, но такое вполне могло произойти и от ветра, порой налетавшего с Заилийского Алатау. И все же Петр сразу понял. Он недавно переехал в большой среднеазиатский город Алма-Ата к дочери Тамаре, зятю Юрию и троим внукам после десятилетней ссылки в Улан-Удэ, где лечил психику бурят-монголов. В этот зимний день, исполняя обязанности деда, Петр привел на каток девятилетнего Валерия, семилетнего Илью и четырехлетнюю Анну. Идти не хотелось: два дня его мучили головные боли, но, боясь огорчить детей, ещЕ не успевших полюбить вновь обретенного деда, он притворился, что ему лучше. Медео -- каток мирового класса, даже в самые суровые холода здесь можно почти налегке кататься -- так умно он расположен. Детишки тут же влились в шумную толпу, высыпавшую на лед, а Петра оставили на трибуне в первом ряду. Он скрючился на скамье, лелея нестерпимую боль в висках; несмотря на привезенные из Сибири меховой тулуп и ушанку, ему было зябко. Потягивая мятный чай из термоса, он жалел себя и думал, не ошибка ли с его стороны дать себя вызволить из ссылки. Улан-Удэ, конечно, не ривьера вроде Сочи, но бурят-монголы -- народ приветливый, доброжелательный, а таинства их шаманов не носят политической окраски в отличие от деятельности Тамары и еЕ бескомпромиссного мужа-поляка. Боль усилилась, к горлу подступала дурнота. Петр было подумал, что его бедный череп сейчас треснет, но тут зрение начало играть с ним странные шутки. Облитые солнцем белоснежные холмы, обступающие стадион, вдруг озарило какое-то неестественное зеленое сияние, а островки голого камня приобрели зловещий фиолетовый оттенок. Он ощутил легкую вибрацию почвы, громко застонал и ухватился за скамью, чуть не уронив термос. И вдруг -- о чудо! Боль исчезла. Его окутала странная аура. Одурманенный мозг все разом осознал. Землетрясение! Такие ощущения он испытал уже дважды: в шестьдесят шестом, на той злосчастной конференции психиатров в Ташкенте, и совсем недавно, в прошлом году, когда слабые толчки были зарегистрированы в районе озера Байкал. Совпадения быть не может. Не иначе экстрасенсорика. И Петр крикнул: -- Видите, дети! Выходит, я такой же, как вы! Голова закружилась. Петр на миг потерял чувство реальности до тех пор, пока не услышал над ухом взволнованный голос Валерия, старшего внука: -- Дедушка! Тебе плохо? Ты звал нас? Из репродукторов неслась веселая музыка. Двое мальчиков и их маленькая сестренка в ярких курточках и вязаных шапочках с помпонами изумленно взирали на него темными расширенными глазами. Увидев озабоченные лица детишек, к нему подкатили и взрослые; упитанная женщина в синем лыжном костюме спросила: -- Что с вами, товарищ? -- Ничего, все в порядке. -- Петр сквозь силу улыбнулся. -- Задремал, понимаете, и чуть с лавки не свалился. Старость не радость. Посторонние вернулись на каток, а внуки придвинулись ещЕ ближе. Петр уловил быстрый обмен телепатическими репликами. Лица у мальчишек сделались отрешенными, пугающе взрослыми. Маленькая Анна потянулась к деду ручонками в варежках; еЕ румяные щеки были похожи на яблоки апорт, какими славится Алма-Ата. -- Дедушка, твоей голове лучше? -- Гораздо лучше, ангел мой. И мне кажется, я сделал удивительное открытие. В голосе Ильи зазвучали обвиняющие нотки. -- А зачем тогда ты нам кричал? Да ещЕ передал какой-то странный образ. -- Вы не почувствовали, как дрожит земля? -- спросил Петр. -- Было землетрясение, я его ощутил не столько телом, сколько умом. -- Я ничего не почувствовал, -- сказал Валерий. -- Может, тебе показалось? -- добавил Илья. -- Зато я видела! -- пискнула Анна. -- Такое яркое, глубоко-глубоко, да? -- Да, точно! -- Петр подхватил девочку на руки и звонко чмокнул. Потом опустил и очень серьезно обратился ко всем троим: -- Сначала как предвестник землетрясения появилась головная боль, потом дрожь, выброс сейсмической энергии, и, наконец, он перешел в световое явление. Ровно двадцать лет назад абхазский старожил Селиак говорил мне: "У тебя тоже есть душа, ты один из нас". И вот все подтвердилось.