го деятельность. Ему надлежало держаться вне вычисленного ими радиуса принуждения: примерно двести ярдов плюс-минус, то есть вдвое больше дистанции психического воздействия самого Кирана. Прослушивание решено было вести как телепатически, так и с помощью электронной аппаратуры, уделяя особое внимание полезной "грязи". Каждую ночь Финстер посылал пленку ежедневных записей в Чикаго срочной наземной связью, а утром получал комментарии и свежие инструкции от босса. Три недели Финстер пас молодого заготовителя древесины на подступах к Берлину (Нью-Гемпшир). Вскоре выяснилось, что теневые стороны деятельности Виктора тщательно замаскированы и не представляют никакой возможности для прямого шантажа. Жены, подружки, дружка или какого-либо другого объекта запугивания также не имелось. (На пару с Дени Виктор помогал овдовевшей матери с выводком младших братьев и сестер, но, по всей видимости, не питал к ним чересчур нежных чувств.) Свои капиталы он держал в двух местных банках и в одном манчестерском, древесину поставлял по контрактам в Нью-Гемпшир и Мэн, собираясь прибрать к рукам также Вермонт -- едва отыщутся подходящие для принуждения клиенты. Учитывая очевидную неуязвимость Виктора, Киран О'Коннор пока не пришел к чему-то определенному: то ли до лучших времен оставить его в покое, как Дени, то ли уже сейчас вовлечь в свой преступный синдикат. Вторая перспектива казалась Финстеру все более туманной. По его оценкам, Виктор порядочный забияка и крепкий орешек. Его франко-английские мысли порой так сумбурны, что не поддаются расшифровке, на его счету по меньшей мере три убийства и бесчисленное множество психических и/или физических покушений (причем все шито-крыто). Он очень тщеславен, и лишь подсознательный страх удерживает его от применения насилия к старшему брату, которому он дико завидует. Фабиан Финстер, трепетавший перед хозяином, неожиданно для себя осознал, что Виктор Ремилард внушает ему ещЕ больший страх, и твердо решил высказать боссу свое отрицательное мнение по поводу сотрудничества с этим чудовищем. Пожалуй, даже стоит подумать, как обезопасить себя от его далеко идущих планов. Пока же, вспотевший, искусанный комарами и обуреваемый дурными предчувствиями, он стойко нес ночной дозор, то и дело шепча синхронный перевод и комментарий по ходу дела в облепленный насекомыми диктофон "Тошиба", что висел у него на шее. Тем временем на застекленной террасе летнего коттеджа появился Виктор Ремилард, хлебнул холодного пива и продолжил работу по набору новых сил в свое расширяющееся метапсихическое гнездо. Беседа с канадским телепатом средних лет и сомнительных моральных принципов, прикатившим из Монреаля на шикарной "альфе", подходила к концу. -- Переливают из пустого в порожнее... Вик достает из холодильника запотевшую бутылку "Гиберниа Дункель Вайце" (Господи Боже!) и угощает гостя... Говорит вслух по-жабьи: "Согласен, Медведь, слияние наших предприятий сулит большую выгоду, но учти: у руля буду я". Фортье отвечает: "Конечно, Вик, никаких проблем. Я же вижу, с кем имею дело... "И хлебает пиво, набираясь храбрости. Вик улыбается и переходит на умственную речь: А ты уверен, что четверо твоих компаньонов с тобой согласятся? Как тебе известно, я в игрушки не играю. Я намерен потрясти галерею... он имеет в виду "преуспеть"... моими умственными приемчиками. "Древесина Ремко" -- это так... начало. Скоро я стану крупным овощем... черт!.. очевидно, "большой шишкой" и буду ворочать миллионами... нет, миллиардами... Как и те, кто будут со мной работать. Но только все должно быть по-моему, понял, Медведь? Меня ещЕ никому не удавалось обвести вокруг пальца. А канадец ему в ответ: "На здоровье, Виктор! Я ж говорю, как ты скажешь, так и будет!" Но голова у него, как дуршлаг, мысли так и сочатся: Знаешь, почему мы хотим примкнуть к тебе? Потому что никто так не знает музыку... он хочет сказать "острые углы"... бизнеса, как ты, там, в Квебеке, мы... я, Арман, Доньель и остальные... уф!.. по-мелкому работаем, а чтоб делать настоящие следы... мм... дела, надо пробираться на юг, к тебе, значит. Почему, думаешь, я приехал к тебе с таким регулярным... он подразумевает "открытым, прямым"... предложением?.. Можешь мою башку прочесать... и ребят моих по винтикам разбери -- увидишь, мы... уф... не мухлюем. Вик -- само обаяние. Говорит по-жабьи что-то вроде "о'кей" и хлопает канадца по плечу. Оба смеются. Мысли бесформенно-дружелюбные, но Медведь все ещЕ боится портки обмочить, а у Вика экран сверкает, ну прямо как ваш, босс... Финстер нажал на "паузу" и поменял положение. По воде от джонки пошла чернильная зыбь. Комары как будто угомонились, а сытые окуньки ушли спать на глубину. Финстер в душе молился, чтобы Виктор последовал их примеру. Он надиктовал ещЕ несколько фраз, пока молодой хозяин провожал своего гостя до "альфа-ромео". Условились о встрече с другими канадскими мошенниками. Затем фары "альфы" прочертили на воде две световые дорожки, обрывающиеся неподалеку от джонки Финстера. Машина отъехала назад, развернулась и покатила вдоль берега. Виктор потянулся, зевнул и пошел по тропке к небольшой пристани перед коттеджем, где остановился, скрестив руки на груди и глядя на озеро. Ум его как-то странно посверкивал. Лодка Финстера медленно двинулась по направлению к нему, волоча за собой якорь. -- Ох! -- пробормотал телепат. -- Что за чертовщина! Он дотянулся до подвесного мотора в три лошадиные силы, дернул за шнур -- мотор только жалобно всхлипнул. Дернул ещЕ раз -- какое-то виноватое пыхтенье. Проклиная все на свете, Фабиан быстро вставил весла в уключины и принялся отчаянно грести от берега. -- Отпусти, черт тебя... В нескольких коттеджах на берегу светились окна. -- Помогите! Помогите! -- завопил Финстер, но голос затерялся слабым хрипом в летнем хоре лягушек и кузнечиков. Бесполезно! Темный силуэт на пристани уже в десяти ярдах. Финстер рванул "молнию" на пропотевшей ветровке, чтобы вытащить из кобуры под мышкой кольт "магнум" калибра 37, 5 миллиметра. Взял его обеими руками, хотел было прицелиться, но кольт не слушался, выскальзывал из пальцев, а когда Фабиан вцепился в него крепче, отяжелел, как свинцовый якорь лодки, и едва не вывихнул ему кисть. Потом он заметил, что ствол направлен прямо в коленную чашечку, а палец все сильнее давит на курок. Взвизгнув, он выбросил пистолет за борт. Вик засмеялся. Прыгай! -- взревел внутренний голос. Ты не умеешь плавать, но уж лучше, чем захлебнуться. И Фабиан стал захлебываться рвущейся из горла блевотиной. Тело обмякло, он ударился головой о низкий алюминиевый планшир, верхняя часть туловища перевесилась через борт; глаза были широко открыты под мертвенно-черной водой. И вдруг в мозгу прозвенело: Не будь дураком, хватит уж... Давай сперва поговорим. Поговорим?.. Он снова сидел прямо, совершенно сухой, если не считать пота, а лодка плавно скользила к пристани. Протянутая рука вытащила его на берег. Финстер взглянул вверх. Мириады звезд на летнем небе освещали высокого красивого парня. Темные курчавые волосы падали на лоб. Ум, подобно звездам, сиял ярко и расплывчато. -- Поговорим? -- повторил Финстер вслух, и на губах его задрожала испуганная усмешка. -- Пошли в дом, -- коротко бросил Виктор и, повернувшись спиной, зашагал прочь. Бывший прорицатель заколебался, но что-то вдруг сдавило сердце раскаленными клещами, и колени подогнулись. Через секунду боль прошла, он выпрямился, и над ухом пророкотало жабье: -- Grouille-toi, merdaillon! [Шевелись, говнюк! (франц.)] Можно обойтись без перевода. В целом Финстер был согласен с грубой оценкой, данной ему Виктором. Самый грандиозный прокол его жизни -- или того, что от неЕ осталось, -- уж теперь-то он точно погорел. Осознав это, Фабиан странным образом взбодрился. -- Садись там, -- приказал Виктор, входя на застекленную террасу. Финстер опустился на плетеный стул. Может, набраться наглости и попросить пивка? Что-то жуткое промелькнуло в глазах Виктора. -- Я мог бы выжать твой мозг, как лимон, мог бы заставить тебя рассказать мне все о тех, кто послал тебя шпионить за мной, а потом сделать омлет в твоей черепушке и вышибить отсюда под зад коленом. Кое-кого из любопытных уже постигла такая участь. Один был русский, представляешь? Предложил мне триста тыщ, чтобы попасть в лабораторию моего братца. Я с удовольствием взял его деньги, и он исчез. Леса здесь на славу -- темные, густые. Я мог бы отправить тебя следом, но покамест погожу. Что-то уж очень знакомый от тебя душок. Он приподнял сверкающий щит, и Финстер увидел отсрочку своего приговора. -- Да! -- выкрикнул он с невероятным облегчением. -- Я тот, за кого ты меня принимаешь! Это мое ремесло. -- Ишь ты! Голос Виктора был холоднее льда, а неожиданно дарованное помилование, за которое так отчаянно ухватился телепат, вновь сменилось в уме этого хамелеона приговором судьбы. И Финстер выпрямился, ожидая его. Но Виктор улыбнулся. -- Вижу, вижу, ты не шпион, засланный моим братцем. И не ищейка ЦРУ. И не красный... Твой ум открыт, как брюхо выпотрошенного лосося. Теперь я точно знаю, кто ты такой, Финстер. -- Такой же проходимец, как ты. А здесь по приказу другого проходимца... до него тебе пока далеко. Он большой босс. А скоро станет самым большим. Следишь за моей мыслью, Вик? -- Лучше, чем ты думаешь. Так вот, передай слово в слово своему О'Коннору... Пусть отцепится от меня. Если его люди будут мне мешать, я их отправлю назад к нему и сделаю так, чтобы они издохли прямо на его полированном столе. У него свои планы, у меня свои. Я на его территорию не посягаю, и он пусть сюда не суется. Ежели оставит меня в покое, то, может, и настанет день, когда нам найдется, что сказать друг другу. Но это ещЕ не скоро. Как только мы вправду будем нужны друг другу, я сам с ним поговорю... Хорошо запомнил, Финстер? Телепат пожал плечами, одним пальцем приподнял шнурок, на котором висел диктофон. -- Все записано, мистер Ремилард. -- Проваливай отсюда. -- Виктор повернулся к нему спиной. -- А пиво? -- рискнул спросить Финстер. -- Перебьешься. -- На "нет" и суда нет, -- вздохнул Хорек. Аккуратно прикрыв за собой застекленную дверь, он направился к пристани. 13 ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА Как букинист я заметил одну любопытную вещь: отдельные научные труды исторического значения, известные каждому образованному гражданину Галактического Содружества, совершенно не пользуются спросом у современного читателя. Скажем "Происхождение видов" Дарвина, "Толкование сновидений" Фрейда, "Происхождение материков и океанов" Вегенера, "Кибернетика" Винера наделали в свое время столько шуму лишь для того, чтобы, влившись в котел человеческих знаний, стать общим местом. Эта ирония судьбы не обошла и основополагающую работу Дени Ремиларда "Метапсихология". Через сто двадцать один год после публикации она пылится на полках, и лишь несколько нынешних историков удосужились еЕ прочесть. Но я-то помню, какую бурю она вызвала в начале 1990 года. Тираж в двести пятьдесят тысяч экземпляров в твердом переплете был распродан за год. Книга стала темой множества телевизионных дискуссий и статей в периодике. Впрочем, такой ажиотаж вокруг сугубо научного издания, перегруженного статистикой, и тогда казался мне странным. Однако в "Метапсихологии" впервые приводился подробнейший перечень всех форм умственной деятельности, как нормальной, так и супернормальной, и делался акцент на взаимосвязи ума с материей и энергией. В результате блестящей серии опытов Дени пришел к выводу, что так называемые "высшие функции ума" присутствуют в мыслительном процессе всех без исключения человеческих существ, ибо каждый ум в определенной степени содержит и ординарные, и экстраординарные качества. Он теоретически обосновал сверхъестественные способности оперантов-метапсихологов, а также ущербность "нормальных" людей как аспект латентности, когда применение метафункции ограничено либо психологическими факторами, либо недостатком одаренности. Наряду с оживленными дискуссиями в научных кругах, ибо еЕ автор представил убедительные доказательства того, что высшие умственные функции являются сторонами реальной действительности, а не просто гипотезами весьма сомнительного свойства, парапсихологов (коих было немало и помимо Дени), десятилетиями терпевших сдержанную снисходительность, а то и открытые насмешки своих консервативных коллег, сразу окружили ореолом безмерного восхищения; их обхаживали средства массовой информации, сотрудники правительственных учреждений, предприниматели, почуявшие новую золотую жилу, которая наверняка не уступит аэрокосмонавтике и генетике. Бесчисленное множество до сих пор безвестных оперантов благодаря Дени "вышли из чулана" и были привлечены к серьезным исследованиям. Разумеется, появились и легионы шарлатанов: астрологов, вещунов, гадателей на чайной и кофейной гуще, черных магов, что уцепились за фалды фрака официального метапсихологического движения и вкусили краткий миг триумфа, потешив публику, ничего не смыслившую в дебатах противоборствующих психологических группировок. Сам Дени остался в стороне от сенсационных толков, вызванных его творением: избегал журналистов, телеинтервью и прочей рекламной шумихи. Кроме того, он пока ещЕ не обнародовал того факта, что и сам был объектом своих опытов. В отличие от непрофессиональных участников, операнты Дартмутской лаборатории даже не были названы по имени. Попытки сделать автора "Метапсихологии" знаменитостью потерпели крах из-за манеры Дени изображать из себя бесстрастного эрудита без единого проблеска юмора и каких-либо других "колоритных" личностных черт. Ищейки "медиа" собрали небогатый урожай на ниве его исследований: старое здание на Колледж-стрит в Хановере, против автомобильной стоянки перед больницей Хичкока, и замкнутый персонал металаборатории, строго следивший за тем, чтобы никакие действительно сенсационные сведения не просочились наружу. К радости разочарованных было репортеров, в других учреждениях нашлись менее скрытные парапсихологи, коим не терпелось заполнить пробелы в метарекламе. Они нежились в лучах отраженной славы и спешно публиковали собственные труды с критикой opus magnum Ремиларда. Поскольку обычные люди подсознательно верят сверхъестественному, большая часть публики положительно восприняла открытие метапсихических границ. В те дни проблема сосуществования оперантной элиты с "нормальным" человечеством ещЕ не возникала. Правда, в конце 1990 года, когда разразился скандал, связанный с давлением на метапсихологов со стороны оборонного ведомства Соединенных Штатов и первым упоминанием концепции Умственных Войн, общественное мнение на короткое время отшатнулось от новой науки. Но скептицизм через год был побежден профессором Эдинбургского университета Джеймсом Сомерледом Макгрегором. Этот выдающийся шотландец впервые потряс мир наглядной демонстрацией высших умственных сил. Она подтвердила все теоретические постулаты Дени, но одновременно провела среди человеческой расы водораздел, который не смогло уничтожить даже Великое Вторжение. Отвлекаясь от событий вселенского значения, хочу заметить, что 1990 год был также годом открытия моих "Красноречивых страниц". Правда, теперь многие считают книжную лавку чем-то вроде реликвии, но я по-прежнему сопротивляюсь попыткам присвоить ей музейный статус. Лавка до сих пор находится в частном владении, и адрес еЕ все тот же: Нью-Гемпшир, Хановер, Саут-Мэн-стрит, 68. Для привлечения туристов со всей галактики в ней есть специальный отдел, где собраны труды и жизнеописания знаменитых Ремилардов. (У меня даже имеются в продаже несколько ветхих экземпляров первого издания "Метапсихологии" по звездной цене, так что добро пожаловать!) А кроме того, в ассортименте редчайшая из всех существующих в Новой Англии коллекция научной фантастики, фэнтази и триллеров. На моих полках вы не найдете новомодных жидкокристаллических дощечек; все тома напечатаны на бумаге типографским способом, и большинство их удалось сохранить в состоянии, пригодном для чтения. Я рад видеть у себя покупателей всех рас, даже симбиари, при условии, что, рассматривая книги, они надевают перчатки из плексигласа (их у меня огромный запас), дабы не испачкать страницы зеленой слизью. Выбор помещения под книжную лавку принадлежит не мне. Вначале я хотел арендовать дом по той же улице, но ближе к университетскому кампусу, где, как подсказывал мне коммерческий инстинкт, торговля шла бы бойчей. Но все мои намерения были опрокинуты неким давним знакомым. Помню солнечный осенний день, когда мисс Мэллори, агент по найму жилья, привела меня сюда. Хотя я изложил ей свои соображения, она все-таки настояла, чтобы я посмотрел последнюю собственность, сдающуюся в аренду. -- Изумительное место, мистер Ремилард! Угловое помещение на первом этаже исторического дома Гейтс-Хаус, прямо напротив почты. Великолепный образчик позднефедерального стиля, для книжной лавки лучше просто не найти! Площадь несколько меньше, чем в том здании возле "Хановер-Инн", зато какой антураж! А на третьем этаже как раз сдается большая, очень удобная квартира. Я пошел с ней. Посмотрел и не мог не согласиться: квартира действительно удобная. Правда, сама лавка разочаровала: с первого взгляда показалось, что в ней негде повернуться, о чем я прямо заявил миссис Мэллори, мол, место чудесное, но мне совсем не подходит. -- Какая жалость! Я так надеялась, что вам понравится -- Она кивнула на старые деревянные стропила. -- Здесь же сразу чувствуется настоящая древность! -- Потом заговорщически улыбнулась и шепотом добавила: -- Даже привидения водятся! Я оторвался от разглядывания стенной ниши и с несколько натянутой улыбкой обернулся к миссис Мэллори. -- Что вы говорите? Наверняка это было бы хорошей рекламой, тем более что я специализируюсь на фантастической литературе. Но, увы, мне мало места, а по вечерам, боюсь, тут слишком пустынно для бойкой торговли... Вдруг я почувствовал чье-то присутствие и неосознанно применил поисковый дар, отточенный под руководством Дени с целью оградить себя от нападок Виктора и других нежелательных визитов. К тому времени я научился распознавать сильную ауру таких оперантов, как Дени, Салли Дойл или Гленн Даламбер, на расстоянии десяти метров и при отсутствии каменных барьеров. И теперь, прочесывая все темные углы ветхого строения, утвердился в мысли, что мы здесь не одни. Меня прошиб холодный пот. Миссис Mэллори продолжала щебетать: -- ... а если вам тесно, мы можем переговорить с владельцем. Кажется, держатель соседней кофейни не намерен возобновлять договор, таким образом, вам удалось бы увеличить метраж... Скажи, что согласен, почудился мне голос. Кто здесь? -- мысленно крикнул я. Какого черта?! -- Что-что, простите? -- переспросила миссис Мэллори. Я покачал головой. Точно, в чулане кто-то есть! -- А-а, понимаю! -- просияла она. -- Я оставлю вас здесь, и вы все хорошенько осмотрите -- и магазин, и квартиру, а потом занесете мне ключи в контору и сообщите о своем решении. -- Благодарю, -- промямлил я. Звук собственного голоса показался мне каким-то чужим и далеким. Миссис Мэллори, сказав что-то напоследок, вышла и плотно закрыла за собой дверь. Пылинки плясали в солнечных лучах, проникавших сквозь окно витрины. Аура переместилась из чулана в магазин, и я начал медленно разворачиваться к ней. В мозгу мелькнула идиотская мысль: надо хотя бы жалюзи повесить, а то на таком ярком солнце обложки будут выцветать. Над витриной есть навес. Опустишь его, и все. -- Bordel de dieu! [Черт возьми! (франц.)] Я круто обернулся и напряг ясновидение. Оказалось, аура хорошо мне знакома, только внутри неЕ нет человека. Сколько лет, сколько зим, Роги, промолвил Фамильный Призрак. Я должен был лично убедиться, что ты остановишь свой выбор именно на этом месте. -- Ah, la vache! [Проклятье! (франц.)] И как я сразу не догадался! -- Я с облегчением вздохнул, опершись одной рукой о стену. -- Так это ты посещаешь заведение? Прежний владелец не хотел освобождать, пришлось его малость подтолкнуть, чтобы обеспечить тебе аренду. Иногда нелегко заранее определить, какие именно случаи потребуют моего непосредственного вмешательства. Обзор вероятностных решеток далеко не всеобъемлющ, да и другие мои метафункции поистощились за столько-то лет. -- Стало быть, я должен снять этот дом, хотя он мне не годится. Мои бедные "Красноречивые страницы" пусть прогорают, лишь бы твои прихоти были удовлетворены. Чепуха! Дело твое будет процветать, если ты не станешь гнаться за дешевыми бестселлерами, а сосредоточишься на старой хорошей литературе. От покупателей, готовых заплатить самую высокую цену за твои раритеты, отбоя не будет. Кроме того, можно организовать рассылку книг по почте наложенным платежом... Но как бы там ни было, коммерция совсем не твоя стихия и не твое предназначение. -- Вот спасибо вашей бесовской милости за добрые вести! Мало мне, что на пятом десятке я должен менять профессию, становиться подопытным кроликом у одного племянника и ожидать удара в спину от другого! О Викторе можешь не беспокоиться. У него теперь другие интересы. -- Да? Ну, смотри, как бы он с них не переключился. Я не могу напрямую влиять на Виктора и на кого-либо другого из Ремилардов. Это нарушило бы целостность решеток. Влияние может осуществляться лишь через тебя, Роги, поскольку ты -- мой агент. Жить и работать ты будешь здесь, в двух шагах от дома номер пятнадцать по Ист-Саут-стрит. Он меня заинтриговал. -- А там кто живет? В настоящее время никто из представляющих для тебя интерес. -- Ну хватит! -- прорычал я, тыча пальцем в пространство, излучающее ауру Фамильного Призрака. -- Не надейся, что я стану беспрекословно выполнять таинственные инструкции с горы Синай! Либо ты мне все растолкуешь, почему я должен арендовать именно это помещение, либо ищи себе другого болвана. После недолгой паузы он сказал: Пойдем со мной. Входная дверь отворилась, и меня буквально вынесло на тротуар. Я слышал, как щелкнул замок. Несколько студенток, сидевших за столиком открытого кафе напротив, изумленно воззрились на меня. Я позволил Призраку довести меня до угла. Он распорядился: Ступай на восток, по Саут-стрит. -- Ладно, ладно! -- огрызнулся я. -- Ради Христа, не выставляй меня на всеобщее посмешище! Я (или, вернее сказать, мы) двинулись по боковой тихой улочке. Она была длиной всего в два квартала и выходила на оживленную часть Мэн-стрит. Движения по ней почти никакого, пешеходов тоже мало, поэтому я шагал прямо посреди мостовой, мимо автомобильных стоянок и респектабельных особняков. За современным зданием публичной библиотеки Хановера (из красного кирпича, густо увитым зеленью) я увидел большой, обшитый белой вагонкой дом с темно-зелеными ставнями и мансардой. Он примостился в тени раскидистых деревьев. Позади него начинался крутой овраг. На невыкошенной лужайке валялся трехколесный велосипед, а возле крыльца я заметил футбольный мяч, игрушечный бульдозер и пушистого спящего кота. Два куста гортензии, обрамлявшие крыльцо, были усыпаны розовыми, похожими на бумажные цветами. Людей поблизости не было. Я встал под старым косматым вязом и принялся разглядывать дом, который в будущем прославится на всю галактику. Видишь, как удобно, заметил Призрак. Совсем рядом с твоей лавкой. Через шесть лет, продолжал он, Дени купит этот дом для своей семьи. А много лет спустя он станет домом Поля. -- Поля? -- переспросил я вслух. -- Это ещЕ кто такой? Младший сын Дени и Люсиль. Отец Марка и Джона. Человек, Который Продал Нью-Гемпшир. Первый представитель землян в галактическом Консилиуме. Скворцы перекликались в ветвях вяза, лучи осеннего солнца золотили асфальтированную площадку и наполняли воздух пряным ароматом. Хороший дом -- прочный, уютный, самый типичный образец нью-гемпширской архитектуры, -- казалось, дремал в предвечернем покое университетского городка. Я тупо глядел на него, в то время как мой мозг медленно переваривал сообщение Призрака. "Галактический" аспект мне явно не по зубам, потому я ухватился за более земную невероятность. -- Люсиль выйдет за Дени?! Ты что, шутишь? Нет. -- Согласен, она, пожалуй, самая одаренная из его сотрудников. Но они совершенно несовместимы -- лед и пламень. Кроме того, мне случайно известно, что у неЕ роман с Биллом, психиатром из больницы Хичкока. Сейчас они не могут пожениться, это неудобно, поскольку он проводит с ней курс психоанализа. Но как только закончит -- сразу под венец. Ничего подобного! Люсиль должна выйти замуж за Дени и родить от него детей. У них обоих супержизнеспособные аллели для воспроизводства высших метафункций. -- Tu parles d'une idee a la con! [Что за бредовые у тебя идеи! (франц.)] Они даже не нравятся друг другу... И потом, как же быть с беднягой Сампсоном? Ничего не поделаешь -- издержки умственной эволюции. Сампсон переживет. А ты сделаешь все, чтобы разлучить их. Это твоя задача на ближайшее будущее. Как только у Люсиль будут развязаны руки, она поймет все духовные и генетические преимущества союза с умственной ровней и естественным образом потянется к Дени. А если нет -- ты ненавязчиво подтолкнешь еЕ. -- Я?.. Я?! -- Опять он меня огорошил своей потрясающей наглостью. -- По-твоему, девушка -- что-то вроде компьютера, в который можно заложить какую угодно программу? Найдешь способ, обязан найти. Сампсон с его безнадежной латентностью абсолютно неподходящая партия для молодой женщины, одаренной такими мощными метафункциями. К сожалению, в одном ты прав: по темпераменту они с твоим племянником диаметрально противоположны, но для продуктивного брака это не является непреодолимой преградой. Кроме того, Люсиль в профессиональном плане -- идеальная спутница для Дени. Ее целеустремленность и здравый смысл станут противовесом его извечным сомнениям и созерцательности. Но твое присутствие, твоя поддержка помогут благополучно преодолеть их. -- Я что, всю жизнь должен по твоей милости вмешиваться в чужие дела? Даже в дела тех, кто ещЕ не родился! Нет, надо держать себя в руках. Улица кажется пустынной, но, возможно, кто-то наблюдает из окна, как старый псих обращается со страстными речами к узловатому стволу вяза. Я прошел чуть дальше, туда, где начинался лес, обступавший католическую церковь. И, с трудом овладев собой, снова напустился на Призрака, правда, уже в уме: Выходит, я фискал, провокатор, манипулирующий молодым поколением, наподобие беса из русского романа! Завидную роль ты мне уготовил, нечего сказать! Не глупи, твое вмешательство пойдет всем на пользу. Будешь постоянно чувствовать себя нужным, разве плохо? Мне твои сомнения понятны, но они рассеются, едва ты увидишь результаты своих трудов. А если я откажусь?.. Я не могу тебя принудить. Твое умственное наставничество должно быть добровольным, чтобы принести плоды. Но помни: ты нужен будущим Ремилардам, а поскольку они существа необычные, то все твои жертвы, принесенные ради них, будут иметь далеко идущие последствия. Как далеко?.. Роги, vieux pote [Дружище (франц.).], я ведь уже тебе сказал, а ты нарочно пропустил мимо ушей. Так и быть, повторю открытым текстом, чтобы ты усвоил, как много от тебя зависит. Тебе посчастливилось стать членом выдающейся семьи, со временем Ремиларды станут главными людьми на Земле. Дети и внуки Дени и Люсиль будут магнатами -- то есть лидерами -- Конфедерации Землян в Консилиуме Галактического Содружества. -- C'est du tonnerre! [Вот это да! (франц.)] -- воскликнул я и вновь приступил к телепатическим расспросам: Уж не хочешь ли ты сказать, что мы... наша планета... станет частью галактической общности ещЕ при моей жизни? Я вздрогнул от пронзительного автомобильного гудка. -- Эй, друг! -- раздался вслед за ним сердитый окрик -- Ты что, в землю врос? В двух шагах от меня резко затормозил фургон прачечной. Видно, что-то в моем лице заставило водителя встревожиться. -- Э-э, ты, случаем, не того... С тобой все в порядке? Я поспешно передвинулся на тротуар. -- Все о'кей. Прошу прощения. Шофер с сомнением поглядел на меня. Пожал плечами и проехал. Дурья башка! -- ласково сказал Призрак. Мои возможные читатели наверняка подумают обо мне то же самое. Разве не говорил мне Призрак давным-давно, ещЕ в самом начале, что он явился с другой звезды, что у него самые благие намерения, что в их осуществлении нашей семье отводится решающая роль? Человек, наделенный крупицей разума, не мог не усмотреть некоего знака судьбы в подозрительных проделках небесного кукловода и непременно сообразил бы, что он не просто плод моего воображения. Я попытался как-то собрать свои раскоряченные мозги. -- И когда... Когда нас захватит твоя внеземная цивилизация? Никогда, Роги, тебе причитается первая премия за глупость! Le roi des consl [Король идиотов! (франц.)] Ну с какой стати нам захватывать ваш ничтожный маленький мир? Наши владения безграничны, как и наша ответственность. Мы являемся на какую-либо из планет Вселенной только по еЕ зову. -- Так ведь Элен со своими эфирианцами звала вас, -- пробормотал я с горечью и тут же переключился на телепатическую речь, заметив рабочего, подстригающего лужайку перед церковью. Отчего ж ты не откликнулся на еЕ призыв, mon fantфme. Вся еЕ группа вас просила сжалиться над нами, вмешаться, пока мы не погубили себя ядерным взрывом. Это ли не основание проявить благотворительность? Содружество не может вступать в контакт с цивилизацией, находящейся на ранней стадии умственного развития. Планетарный Разум должен созреть. Преждевременное Вторжение опасно. Для кого? Для планеты... и для Содружества. Ох, что-то вы больно тянете! Разрядка пошла псу под хвост, у самой дикой нации Третьего мира теперь имеется атомная бомба, чтобы отстоять свою независимость. Помяни мое слово, вы дождетесь, что ваши летающие тарелки приземлятся в кучу радиоактивных отбросов! Да, к несчастью, вероятность нанесения ядерного удара какой-нибудь мелкой нацией очень велика. Но перспектива глобальной войны, развязанной великими державами, в настоящий момент вам едва ли грозит. С течением времени опасность усилится, но, по моим прогнозам, Великое Вторжение произойдет прежде, чем ваша цивилизация себя погубит. Так когда оке вы все-таки приземлитесь?! Когда высшие силы ума получат мировое признание и будут использоваться сравнительно ограниченным числом человеческих особей во благо всех остальных. Ты имеешь в виду программу, над которой работает Дени? Дени и многие другие. Метапсихическая оперантность -- ключ к прочному миру и доброй воле в отношениях между отдельными существами как человеческого, так и какого-либо иного происхождения. Чтобы глубоко познать ум ближнего, необходимо понимать, уважать и, наконец, любить его. Значит, все граждане вашего Содружества обладают высшими силами, такими, как телепатия, психокинез и прочее? Степень развития неодинакова даже в пределах одной расы. Однако все умы Галактического Содружества пользуются телепатической связью, а руководство обладает вдобавок дальним ясновидением. В вопросах первостепенной важности между нами не может быть двуличия, непонимания, иррационального страха или подозрительности. И войн тоже? В нашей практике не было межпланетных агрессий. Конечно, Содружество далеко не совершенно, однако его граждане застрахованы от несправедливости и эксплуатации, возведенных в закон. Ни одна личность или группировка не может игнорировать волю Консилиума. Каждый гражданин трудится во имя общего блага, что позволяет ему реализовать себя как личность. Наша конечная цель -- добиться Единства, к коему стремится всякий индивидуум, чья жизнь ограничена во времени. -- Grand dieu [Великий Боже! (франц.)]! -- прошептал я. -- Ga, c'est la meilleure! [Вот было бы здорово! (франц.)] Я не заметил, как очутился на главной городской магистрали. Душа моя воспарила, словно у шестилетнего ребенка в рождественское утро. Я отбросил все сомнения относительно ирреальности Призрака. Даже если он фикция -- все равно подобное заблуждение весьма утешительно. И сколько же планет входит в Содружество? Тысячи. Население в целом насчитывает примерно двести миллиардов, но всего пять рас. Галактика ещЕ очень молода. Рано или поздно все разумные существа, пережившие опасное восхождение по лестнице технического прогресса, воссоединятся с нами. Моей расе, которая первой достигла сопричастности (то есть этапа умственного развития, непосредственно ведущего к Единству), выпала честь привести другие народы к великому братству Разума. Почти четверть миллиона юных рас находится под нашим наблюдением, и лишь шесть тысяч из них достигли приемлемого уровня цивилизации. Среди кандидатов на приобщение числятся и люди. Господи Иисусе! Вот бы рассказать Дени... Никому ты не расскажешь, тем более -- Дени. Я открылся тебе только для того, чтобы заручиться твоим добровольным содействием. А Дени?.. Он что, не заслужил твоего доверия? Ему нельзя отвлекаться от его огромной работы. Пока пусть идет своим путем, с твоей негласной помощью. А выпавшие на его долю испытания (их будет немало) послужат ему стимулом. Чертов ублюдок! Что, если я тебя не послушаю и скажу ему? Он тебе не поверит. Ох, Роги, до чего ж ты глуп! А твое упрямство меня ужасно утомляет. Я ухмыльнулся с каким-то мстительным удовлетворением. Порой меня оно тоже утомляет. Несчастный Призрак! Ты подобрал слишком непрочное дерево для вытачивания своих космических пешек. Я как будто наяву услыхал его смешок. У меня тоже бывают взлеты и падения... Ну вот мы и пришли. Не забыл? Миссис Мэллори ждет твоего решения. Я нащупал в кармане брюк два ключа -- один от лавки, другой от квартиры наверху. Два латунных брусочка приятно холодили руку. Кто знает, какие дверцы будущего им суждено открыть. У меня есть для тебя небольшой подарок, сказал Призрак. Поищи вон там, в канаве. Я пошарил среди опавших листьев, камушков, оберток от жвачки и выудил маленький красный брелок на серебряной цепочке. Шарик из мраморовидного стекла загадочно поблескивал сквозь проволочную оплетку, напоминая амулет. Ну, чего ты ждешь? Не погоняй, не взнузданный! огрызнулся я. Потом открыл дверь конторы и пошел подписывать договор об аренде дома с привидениями. 14 Хановер, Нью-Гемпшир, Земля 22 декабря 1990 года В звуконепроницаемой испытательной камере был создан микроклимат и установлена двойная защита от электромагнитных излучений. Рыжий котенок в слабом голубоватом освещении превратился в седовато-серого, а янтарные глаза приобрели оттенок дымчатого топаза. Видеокамеры и прочие мониторы, вмонтированные в потолок, были направлены на котенка и на Люсиль Картье. Молодая женщина, вся опутанная проводами, сидела перед мраморной подъемной плитой. На противоположном еЕ краю примостилась кошечка Мину; прикрепленные позади ушек парные датчики ЭЭГ, каждый диаметром два миллиметра, утонули в пушистой шерстке. Между Люсилью и котенком стояло герметично запаянное сверхчувствительное устройство, регистрирующее электрические колебания, -- нечто вроде небольшой сырной доски, накрытой стеклянным колпаком. Готова, Люсиль? -- мысленно окликнула еЕ Вигдис Скаут-стад. Мы обе готовы. Поиграем? -- спросила киска. Потом, отозвалась Люсиль. Потерпи, будь умницей. Системы работают нормально, сообщила Вигдис. Под колпаком вспыхнуло белое пятнышко. Голубое свечение тут же погасло, и камера погрузилась в темноту. Люсиль принялась напевать себе под нос, концентрируя пока ещЕ несовершенные творческие силы и добиваясь соответствующего понижения внутрицеребрального градиента. Глядя на мерцающее пятнышко, она пыталась отрешиться от осознанных желаний и заставить работать подсознательные импульсы. Вот так первобытные люди творили чудеса, призывая богов, достигали трансцендентности и даже оказывали влияние на природу путем сплава сознания с подсознанием. Впоследствии их инстинктивные навыки были утрачены человечеством. Словесно выраженная речь, входящая в функции левого полушария, породила человеческую цивилизацию, но какой ценой!.. Исконное творчество, вдохновение, что некогда струилось из глубины души почти помимо воли, сохранилось главным образом в архитипическом обличье муз. И древние магические аспекты творчества, способность управлять не только своим умом, но и полями, порождающими пространство, время, материю, энергию, отошли у большинства в область снов. Так было и у Люсиль ещЕ четыре месяца назад. Но затем она вняла настойчивым советам своего психоаналитика и согласилась пройти тренинг в Дартмутской парапсихологической лаборатории, что позволило ей вывести латентные силы ума на уровень оперантности. -- Эти силы -- частица тебя, -- сказал ей Билл Сампсон. -- Ты должна принимать их как данность и научиться управлять ими, иначе они будут управлять тобой. Так она вошла наконец в ненавистное серое здание. И с облегчением вздохнула, когда Ремилард приставил к ней удивительно чуткого ментора, от которого она не чувствовала никакой угрозы. Тридцатишестилетняя Вигдис Скаугстад, специалист по психотворчеству, приехала в Хановер на стажировку из университета Осло. Розовощекая, с вздернутым носиком и длинными льняными волосами, заплетенными в косы и уложенными венцом вокруг головы, Вигдис не обладала исключительными талантами, зато была хорошим преподавателем, а еЕ неизменный такт и доброжелательность помогли дебютантке преодолеть если не застарелую неприязнь к руководителю лаборатории, то по крайней мере отвращение к программе его исследований. Работая с Вигдис, Люсиль почти мгновенно обучилась телепатии -- самой непосредственной из внешних сил, что быстрее других проявляется в мозгу одаренных людей. Второму же дару Люсиль -- творчеству -- ещЕ не хватало отточенности и надежности. Почти каждый день Люсиль тренировалась под руководством Вигдис и одновременно готовилась к защите диссертации по психологии. Личных контактов с остальным персоналом лаборатории она упорно избегала, зато крепко сдружилась с подопытными кошками. Длинношерстные животные участвовали во многих экспериментах и жили в специально оборудованной комнате. Особенная близость Люсиль с кошками вызвала немало насмешек, однако всем пришлось придержать языки, когда она установила настоящий телепатический, а потом и творческий контакт с одним котенком. Последний и надлежало сегодня проверить в экспериментальных условиях. -- Мину-у-у, девочка моя! -- вслух ворковала Люсиль, а про себя внушала своей любимице: Повтори ещЕ раз, хорошо, малышка. Поработаем вместе! Кошечка навострила уши, раздула ноздри и зачарованно уставилась на стеклянный колпак Люсиль поняла, что животное схватило еЕ умственный образ и готово сотрудничать. -- Мину, Мину-у-у! -- тихонько напевала она. Кошка абиссинской породы выжидательно прищурилась. Усы еЕ топорщились, хвост с черным кончиком возбужденно дрожал, из глотки вырвался негромкий охотничий клич. Ни дать ни взять пума в миниатюре, если б не относительно большие уши и глаза. -- Мину-у, Мин-у. (Вот она, вот она, видишь?..) Хищный кошачий азарт. В центре керамической подставки образовался неясный сгусток, постепенно приобретавший овальную форму яйца, спереди заостренную, сзади приплюснутую. -- Мину-у-у! (ПРЫЖОК!) Мину прыгнула и наткнулась на стеклянный колпак. На миг женщина и кошка разорвали телепатическую связь, но тут же воссоединились, отчего психокреативный образ стал ещЕ отчетливее. -- Ах, Мину, озорница! (Хорошая девочка, хорошая, сиди смирно, работай со мной, помоги мне еЕ СЛЕПИТЬ, потерпи, ОНА скоро будет здесь, будь умницей, работай.) (Мышь!) Да. (МЫШЬ!) Прозрачная форма находилась на том раннем этапе материализации, который Вигдис Скаугстад называла "эктоплазменное тесто", но очертания мыши с каждой секундой прояснялись. Длинный змеевидный хвост. Глазки-бусинки. Крошечные ушки и усики пока ещЕ расплывчаты, но все на своих местах. (Сколько часов проторчала Люсиль у вольера грызунов Джилмановского биомедицинского центра, запечатлевая в памяти самые незначительные анатомические детали! Теперь она могла воспроизвести их в любое время дня и ночи...) Образ стал матовым и шевелился на подставке под колпаком. Четыре лапки с когтями, шкурка, отливающая глянцем в ярком свете направленного луча. (Тепло МЫШИ, запах МЫШИ, семенящий бег МЫШИ!) Котенок изогнул спину и уперся на задние лапки, снова изготовившись к прыжку... -- Не-ет, Мину-у. (Рано, малышка, под стеклом еЕ не достанешь, уже скоро, скоро...) Стрелка на шкале электроизмерителя подскочила с нуля до 0, 061. Мышь сверкнула глазками, принюхалась, беспокойно забегала по керамической подставке и, пройдя сквозь толстое стекло, бросилась к краю мраморной доски. Мину отчаянно мяукнула. (Ага, попалась!) Но психокреативная мышка уже исчезла. Люсиль Картье откинулась на спинку стула и вздохнула. Освещение вновь сделалось ровным и тусклым. Абиссинская кошка растерянно озиралась в поисках ускользнувшей добычи. Дверь камеры открылась; вошла сияющая Вигдис Скаугстад. -- Великолепно, Люсиль! Ты заметила увеличение массы? -- Да нет, не обратила внимания. Мне надо было заставить мышку пищать, Мину ведь не проведешь. Люсиль порылась в кармане фланелевой юбки, вытащила маленький прозрачный шарик с колокольчиком внутри и бросила его котенку. Лицо у неЕ было усталое, в глазах и в уме туман. Вигдис принялась освобождать еЕ от электродов. Мину мгновенно забыла про шарик и стала играть с проводами. -- Эй, киска! -- строго сказала Вигдис. -- Веди себя как следует, а то и тебя так же опутаю. -- Тогда Мину не станет работать, -- возразила Люсиль, выдирая провода из крохотных коготков. -- Ей забава нужна, а не ваши эксперименты. Я бы с удовольствием с ней поменялась! -- Что, тяжело было? -- В фарфоровых глазах Вигдис отразилось удивление. -- Но ведь ты говорила, что это развлечение для вас обеих. Твой сердечный ритм и дыхание лишь совсем чуть-чуть участились. Люсиль пожала плечами. -- И все же это перестало быть игрой. Теперь моя мышка -- объект научного эксперимента с записью данных для последующего анализа. -- Очень удачного эксперимента! -- подчеркнула Вигдис. -- И важна не столько материализация -- хотя так хорошо она у тебя ещЕ не выходила, -- сколько сам факт метаконцерта! Первое экспериментальное подтверждение двух творческих умов, работающих в связке. ЭЭГ твоя и котенка звучали в унисон! Я напишу статью "Проявления ментальной синергии в психокреативном метаконцерте человека и животного". -- Метаконцерт?.. Это что, новый термин? -- Дени придумал. Гораздо изящнее, чем умственная связка, или мыслительный тандем, или психокомбинация, или прочие обожаемые американцами варваризмы. Не находишь? Люсиль что-то пробурчала и, поднявшись, посадила кошечку к себе на плечо. -- Проведем серию подобных экспериментов... -- мечтательно проговорила Вигдис. -- А вскоре можно будет попробовать метаконцерт между тобой и сильным человеческим оперантом... типа Дени. Люсиль, стоя уже у двери, круто обернулась. -- Ни за что на свете! -- Но он больше всех подходит... -- с мягким укором сказала Вигдис. -- Нет! Кто угодно, только не он! -- О, дорогая! Ну как мне сломать твою безрассудную враждебность к Дени! Между вами явное недоразумение. Неужели ты все ещЕ не поняла, что заблуждалась, когда думала, будто он пытался тебя принудить? -- Я глубоко уважаю профессора, -- пробормотала Люсиль, выходя в коридор. -- У него блестящий ум. Его новая книга -- просто шедевр, а ещЕ я очень ценю то, что у него хватает такта не приходить сюда, когда я работаю. На этом давай и остановимся... Теперь я отнесу Мину домой и пойду покупать рождественские подарки. Люсиль направилась к кошачьему жилищу -- хорошо оборудованной игровой комнате, где животные свободно бегали и резвились. Вигдис не отставала от неЕ ни на шаг. -- Извини, Люсиль, есть ещЕ одно дело. Я не хотела тебя расстраивать перед опытом, но, прежде чем уедешь на каникулы, ты должна поговорить с Дени. Он ждет в баре. -- Вигдис! -- Это очень важно, Люсиль, пойми! -- Если он опять решил "по-дружески" предостеречь меня насчет Билла, то я так его отделаю, что он забудет Рождество встретить! -- взорвалась Люсиль. -- Мало мне дома нервотрепки, чтоб ещЕ он в мои дела совался! -- Нет-нет, речь вовсе не о докторе Сампсоне. Это совсем по другому поводу. -- Ладно! -- рявкнула Люсиль. Но, увидев обиженное выражение норвежки в ответ на свою резкость, бросилась извиняться: -- Не обращай внимания, Вигдис, я все ещЕ на взводе после опыта... Я говорила, что Билл хотел подарить мне на Рождество обручальное кольцо его покойной матери?.. Я отказалась. Пока я его пациентка, между нами не должно быть и намека на помолвку. Но курс почти закончен. Она открыла дверь кошачьего домика и присела, чтобы впустить туда Мину. В комнате находились пять кошек енотовой породы, две сиамские и ещЕ две абиссинки, как и Мину, -- все длинношерстые, кроме сиамских, и все без исключения славятся метапсихической активностью. Животные разлеглись на устланных коврами скамейках, на ворсистых лежанках, устроились в корзинках; некоторые карабкались по гимнастическим снарядам, сделанным специально для кошек, или копошились среди общипанных комнатных растений. Мину, не удостоив взглядом кошачью компанию, направилась прямо к своей мисочке. -- Ты так нервничаешь, потому что твои родные не одобряют доктора Сампсона? -- спросила Вигдис, почесав между ушек ластившуюся к ней сиамскую кошку. -- Ты себе не представляешь, какие они идиоты! Я думала, хотя бы мать будет счастлива, что Билл сделал мне предложение. -- Быть может, из чисто этических соображений... -- пробормотала Вигдис. -- Все-таки психиатр и его пациентка... -- Черта с два! Думаешь, это бесит моих дорогих родителей? Нет, они, видите ли, считают, что я не должна выходить замуж "абы за кого". У них на уме только их дурацкие страхи. Они говорят: раз Билл -- доктор, он должен был излечить меня, сделать нормальной, такой, как они, а вместо этого он меня полюбил! Не могут смириться с тем, что меня, оказывается, можно полюбить, что они остались в дураках. Жалеют Билла, ненавидят и боятся меня, потому что я даю им почувствовать их ничтожность, заставляю сгорать со стыда, сгорать, сгорать, сгорать, СГОРАТЬ СО СТЫДА... Кошачья комната вдруг взорвалась отчаянным визгом, воем, ревом. Женщины выскочили и захлопнули за собой дверь. -- Уфф! -- выдохнула Вигдис. Люсиль мертвенно побелела. -- Ой, прости меня! Бедняжки! Боже, неужели я никогда не научусь управлять собой? Норвежка обхватила еЕ дрожащие плечи. -- Все в порядке, Люсиль. Просто твои психокреативные импульсы перенапряжены. Ничего удивительного, такое иногда происходит от усталости или огорчения. А кошки просто испугались. -- Прости, прости! -- растерянно повторяла Люсиль. -- Я виновата, что у меня извращенный ум, что моим старикам не нравится. Билл, что они боятся меня... А он?.. Родители меня не любят, ну и пусть, главное, чтобы он меня любил... Конечно, кому же не хочется быть любимой! А вдруг... вдруг он боится? Может. Ты должна быть к этому готова. Ведь твой Билл... нормален. Он понимает! Он вдвое старше тебя, к тому же опытный врач, да, скорее всего, он понимает и, я уверена, очень любит тебя. Но его латентность!.. Твои родители, быть может, в глубине души это чувствуют и любят тебя гораздо больше, чем ты думаешь. Ох, Люсиль, дитя мое! Я должна, должна тебе сказать, только не знаю -- как... Что сказать? Я тоже любила нормального человека. Мы поженились, прежде чем профессор Макгрегор сделал из меня операнта. Я не хотела верить тому, о чем меня предупреждали другие, я не сомневалась, что моя любовь все выдержит, а она не выдержала... Эгил не выдержал нашей разницы и оставил меня. Вот цена, которую приходится платить за метафункции. Я не верю! Но это правда. Нет, не может быть... Билл меня любит! Он все обо мне знает, но любит, несмотря ни на что. Не все он знает. Твой ум для него закрыт. Твое "я" всегда будет для него загадкой, а ты не сможешь все время лгать ему. -- Не верю! -- повторила вслух Люсиль. Кошки притихли, и стало слышно, как поскрипывает на ветру старое здание. В чьем-то пустом кабинете пять раз прозвонил телефон. -- Уже шесть, -- сказала Вигдис, заслоняясь от вызова, брошенного Люсиль. -- Мне надо закончить работу. Не забудь, пожалуйста, перед уходом заглянуть к Дени. Вигдис поспешно ушла, а Люсиль ещЕ постояла, пытаясь унять дрожь негодования, потом спустилась на первый этаж в помещение, где некогда была кухня, а теперь тут устроили бар для сотрудников лаборатории. В честь предстоящего Рождества перед окном поставили небольшую елочку, украсив еЕ разноцветными лампочками. Дени Ремилард стоял возле деревца, держа в руках две чашки дымящегося кофе. Наверняка ему не составило труда выяснить с точностью до минуты, когда она пожалует. -- Добрый вечер, профессор, -- сухо проговорила Люсиль. -- Доктор Скаугстад сказала, что вы хотите меня видеть. -- Сахар? -- Дени чуть приподнял одну чашку. -- К сожалению, цельное молоко все вышло. -- Я пью черный, -- ответила она, а про себя добавила: Как будто не знаете! Ум его был, по обыкновению, непроницаем под маской светской любезности. Оделся он по погоде: в красную шерстяную куртку, вельветовые брюки и высокие сапоги, -- Люсиль всегда раздражал этот неуместный мальчишеский вид. Хотя он с непринужденной улыбкой протягивал ей кофе, пронзительные голубые глаза уже не смотрели на нее, а уставились на снег за окном. -- Говорят, завтра ещЕ на восемь дюймов нападает. Думаю, на дорогах будут заносы. -- Да. -- Поздравляю вас с удачным экспериментом. Увеличение массы воображаемого тела едва не интереснее самого метаконцерта. -- Но Вигдис занята главным образом эффектами метаконцерта, -- елейным голосом заметила Люсиль. -- Так что следить за массой придется вам. Дени кивнул, не отрывая взгляда от окна. -- Советую вам прочитать статью в последнем номере "Природы". Научный сотрудник Кембриджской лаборатории предлагает механизм психофизической передачи энергии на основе теории динамического поля Сюн Пиньюна. -- Надеюсь, в свое время этот китайский Эйнштейн найдет какую-либо связь между реальностью и нами, умственными выродками. Но, как ни жаль вас огорчать, мои мозги сейчас не настроены на теорию вероятностей. -- Она поставила чашку на столик, даже не пригубив кофе. -- Так зачем вы меня вызвали, профессор? -- Есть одна проблема. -- Дени говорил неторопливо и спокойно. -- Дело в том, что сотрудникам парапсихологических лабораторий в Калифорнии, Нью-Йорке, Виргинии, Пенсильвании предлагают большие деньги за участие в разработке программы Умственных Войн, которой занимается Абердинский военный центр Мэриленда. На тех, кто не соглашается -- по нашим сведениям, таких большинство, -- Пентагон оказывает нажим. Были даже случаи прямого шантажа, и не все сумели устоять. Главным образом военных интересуют внетелесные экскурсы, дальнее принуждение и психокреативные манипуляции с электрической энергией. -- Сволочи! -- выпалила Люсиль. -- Опять гонка вооружений! Значит, они нас используют, независимо от нашего желания? -- Ничего у них не выйдет. Она ошарашенно уставилась на него. Дени медленно отвернулся от окна, и Люсиль наткнулась на взгляд змеи, гипнотизирующей кролика. Он тут же отвел глаза, но еЕ все равно пробрала дрожь. -- Человеческий мозг -- не машина, в особенности мозг операнта-метапсихолога. Возможно, когда-нибудь мы научимся маскироваться даже друг от друга. Но это время, слава Богу, ещЕ не пришло. Пока что мы имеем возможность не допустить в свои ряды оперантов, сочувствующих бредовой идее Умственных Войн. -- Иными словами, вы уверены, что никто из вашей лаборатории не переметнулся. -- Почти уверен. Однако если самые рьяные вояки пронюхают, как близко мы подошли к психологическим открытиям глобального значения, то нас едва ли оставят в покое. Ведь одни только внетелесные экскурсы или, как мы сокращенно их называем, ВЭ, способны поставить на уши всю внешнюю политику... Перед лицом такой угрозы нельзя проявлять пассивность. Ученые в Стэндфорде уже решили звонить во все колокола. Не сегодня-завтра грянет настоящий скандал с привлечением средств массовой информации и независимых экспертов Конгресса. Гласность выроет могилу планам военных. -- Тогда мы будем в безопасности? -- Боюсь, что нет. Пентагон и ЦРУ, несмотря ни на что, будут стремиться проникнуть в наши исследовательские структуры. И все же я намерен воспрепятствовать этому здесь, в Дартмуте, где собралось так много мощных оперантов. Пока нам вроде бы ничто не грозит. Администрация колледжа имеет лишь смутное представление о том, чем мы в действительности занимаемся, а из штата лаборатории и подопытных оперантов до сих пор никто не попался на глаза охотникам за черепами. Я лично обследовал всех... кроме вас. -- Меня тоже не пытались подкупить или запугать. Пусть только сунутся! -- Я должен быть в этом уверен, -- сказал Дени. -- Что?! Он снова завладел еЕ взглядом. -- Я должен быть уверен на сто процентов. Поставив чашку на столик под елкой, он стремительно сократил расстояние между ними. Его умственный заслон -- нерушимая стена черного льда -- быстро таял, и Люсиль впервые открылись тайные глубины. Все оказалось хуже, чем она предполагала. Его принуждению, холодному, неумолимому, как северо-восточный ветер, нагоняющий снежные бураны, совершенно невозможно сопротивляться. А она-то, дура, решила, что он раньше оказывал принудительное воздействие! Да ничего подобного! Он только пытался еЕ убедить, предоставив ей полную свободу выбора. Теперь выбора у неЕ нет. Теперь она может лишь проклинать свою беспомощность и в немом ужасе сознавать, что он свободно читает у неЕ в уме ответы на все свои вопросы. Одинокая, униженная, раздавленная, она не запомнила ни слова из того, о чем он еЕ спрашивал и что она отвечала. В памяти сохранилась только последняя реплика, произнесенная острым, как бритва, внутренним голосом: Спасибо, Люсиль. От меня и от всех. Я очень рад, что вы с нами... Ее магнитом тянуло к окну. Она прижалась лбом к замерзшему стеклу и в снежной круговерти разглядела, как красные габариты его "тойоты" мелькнули на выезде со стоянки и растворились в белой мгле. Здание лаборатории опустело. Струйка пара ещЕ вилась над еЕ нетронутым кофе; рядом стояла пустая чашка Дени Ремиларда. На фоне бушующей за окном метели поблескивала рождественская елка. С ними! Я сними?.. Люсиль выключила верхний свет, оставила только лампочки на маленьком деревце и пошла наверх мириться с кошками. 15 Эдинбург, Шотландия, Земля 11 апреля 1991 года Классический шотландский туман нависал над зданиями старого города, притушив и без того скудное уличное освещение. Но двое следивших за профессором Джеймсом Сомерлендом Макгрегором хорошо различали впереди нескладную фигуру, казавшуюся им сверкающим маяком. Его ярко-алую ауру то и дело пронизывали вспышки ослепительно белой ярости, а мысли выплескивались в пространство исключительно на декларативном модуле. Два миллиона фунтов! Надо же дойти до такой наглости! Он ждал чего-то в этом роде с тех пор, как работа исследовательских лабораторий перешла из области чистой теории в практическую стадию, и даже разослал своим коллегам по всему миру телепатические предостережения. Но ему и в голову не могло прийти, что эти мерзавцы начнут свою подрывную деятельность именно с него. Что они проявятся не в Америке, не в Индии и не в Западной Германии, а здесь, в Шотландии, на его собственной пяди земли, которую он так ревностно охранял! Конечно, старина Нигель объяснил субъектам из ЦРУ, куда им пойти с их двумя миллионами. А те в ответ начали сыпать оскорблениями и угрозами: дескать, больше все равно ему никто не даст, местные спецслужбы под корень подкосило недавнее сокращение бюджетных ассигнований, так что пусть хорошенько подумает, все-таки жизнь в Мэриленде куда как роскошней, чем за колючей проволокой в пустыне Негев или на подступах к большому прекрасному городу Семипалатинску! Неудивительно, что после таких заявлений Нигель не смог сдержать психокреативного порыва. Подпалив атташе-кейсы бесцеремонных янки, он пожелал им доброго пути и тут же связался с шефом. Вместе с Джейми они открыли все окна в квартире Нигеля, чтобы выветрить удушливый запах паленой кожи, залили несколькими бокалами бренди свой праведный гнев и устроили военный совет. Безопасность Эдинбургского объединения парапсихологии под угрозой, и теперь им никак нельзя придерживаться разумной осторожности, за которую ратуют операнты-консерваторы Дени Ремилард и Тамара Сахвадзе. Дени и Тамара полагают, что надо повременить с обнародованием ВЭ и другой экстрасенсорики до тех пор, пока в мире не наберется по меньшей мере тысяча практикующих оперантов. Однако заход против Нигеля со стороны ЦРУ означает только одно: не сегодня-завтра агенты других разведок будут осаждать всех сотрудников объединения. Как только милитаристы планеты пронюхают об ускоренном развитии метафункций, они, пожалуй, задействуют схему нейтрализации в драконовских масштабах -- всем хочется сохранить стратегический статус-кво. Единственный выход -- обратиться к средствам массовой информации, и как можно скорее! Со снятием секретности риск сразу уменьшится, если не исчезнет вовсе. Мировое общественное мнение защитит адептов и от попыток вербовки, и от погрома в случае их неудачи. Да... это единственный выход. Поскольку планы парапсихологических лабораторий тщательно согласованы, придется, видимо, преодолеть сопротивление Дени и Тамары. Первый, скорее всего, устранится от участия в демонстрации: он и так уже подставился, опубликовав "Метапсихологию". Ну и ладно, Джейми готов рискнуть своей шеей. Они проведут пресс-конференцию прямо в здании Эдинбургского университета. На еЕ подготовку уйдет довольно много времени -- как минимум, до осени. А пока надо позаботиться об охране; как раз сегодня юная Алана Шонавон убеждала его в этом (подумать только, совсем девочка и уже так остро ощущает опасность). Погруженный в раздумья, Джейми не замечал других прохожих, да их и было немного, учитывая, что уже перевалило за полночь, а туман все сгущался. Обычно, выходя от Нигеля, он садился на автобус, который подвозил его прямо к дому, но на сей раз решил пойти пешком, чтобы немного успокоиться и как следует обдумать свои действия. Утром он распорядится нанять телохранителей для всех сотрудников. Потом совершит внетелесный полет в Америку и обсудит ситуацию с Дени. А может, слетать сейчас, не откладывая? Который там теперь час, в этом чертовом Нью-Гемпшире?.. До дома оставалось всего несколько кварталов, но Джейми вдруг застыл как вкопанный, ощутив физическое присутствие двух наложившихся друг на друга образов. Алана и Незнакомец! Алана Шонавон, самая талантливая его ученица, появилась первой. Губы дрожат, колдовские зеленые глаза полны тревоги, руки до боли вцепились в подлокотники кресла экспериментальной камеры. Девушка на исходе дня совершила внетелесную увеселительную прогулку по Токио, но оттуда еЕ вернуло предчувствие надвигающейся беды. Джейми успокоил еЕ и забыл об этом. И на тебе -- через час Нигель Вайнштейн сообщил ему о покушении... А теперь лицо Аланы снова всплыло из памяти и посылает второй сигнал бедствия... ... который мгновенно сменяется мозговой атакой Незнакомца. Джейми явственно чувствует поблизости сильную ауру операнта. Сворачивай направо, Макгрегор, в ближайшую подворотню. Перед его принуждением не устоять -- это ясно, как и то, что он замышляет убийство. Джейми оцепенел, не в силах справиться с потрясением. Враг и к тому же оперант?.. Но откуда? Тамара и Дени заверили, что в их правительствах оперантов нет. На поисковую метафункцию Дени можно положиться, а Тамара даже представила досье всех агентов ГРУ и КГБ для дальнего обследования. -- Кто здесь? -- окликнул Джейми и повторил в уме: Кто здесь? Что вам надо? Сюда, под арку. Джейми послушно свернул с улицы в проходной двор. Черно, хоть глаз выколи, да вдобавок туман. Его ясновидения не хватило не только на то, чтобы определить ментальный почерк принудителя, но даже чтобы хоть чуть-чуть сориентироваться в темноте. Он споткнулся о какой-то выступ и чуть не упал. Наконец сообразил взглянуть на небо, казавшееся чуть светлее на фоне черных крыш и дымоходов. -- Кто вы такой? -- повторил он. (Американец? Русский? Англичанин?) Шагай, шагай! Двор немного расширился; от здания справа исходил тусклый свет, в котором Джейми различил очертания неподвижной фигуры. Подойди ближе. -- Какого черта! Пора с тобой кончать. Шатаясь как пьяный, Джейми двинулся навстречу Незнакомцу. Хотел было позвать на помощь, но голосовые связки внезапно оказались парализованными. Как ни странно, он не испытывал страха, только ярость все никак не отпускала. Сперва Нигель, теперь он!.. В руках у незнакомца была маленькая металлическая трубка, не больше авторучки. Он наставил еЕ на Джейми. Ближе! Ну и чего вы этим добьетесь? -- мысленно спросил он. Не думаете же вы, что вместе со мной вам удастся уничтожить экстрасенсорику... Впоследствии Джейми так и не смог с точностью припомнить, что произошло дальше. Кажется, чья-то сильная рука схватила его сзади за ворот и опрокинула на землю. Обретя голос, он испустил вопль, эхом разнесшийся по всему двору. Незнакомец громко выругался и выбросил вперед руку с зажатой в пальцах трубочкой. Джейми услышал зловещее шипенье. Но все та же могучая рука резко отбросила его в сторону, на кучу скользких камней. Он ударился головой; под сводом черепа вспыхнул фейерверк, и последним звуком в меркнущем сознании были гулкие, торопливо удаляющиеся шаги... -- Сильно ушибся, приятель? Огонек щелкнувшей зажигалки осветил глубоко посаженные глаза и светлые волосы, блестящие от измороси. Над лежащим Джейми навис огромный детина во фланелевом пальто. Улыбка чуть настороженная, но в целом дружелюбная. -- Да нет... -- пробормотал Джейми. -- Головой приложился малость. Спаситель, уже не молодой, но скроенный как портовый грузчик, ростом футов на шесть повыше Джейми, кивнул и, протянув здоровенную лапищу, помог ему подняться. -- Бумажник-то хоть на месте? -- На месте. -- Джейми вытер платком грязные ладони и осторожно ощупал шишку на голове. -- Большое спасибо за помощь. -- Да уж, вовремя подоспел. Дай, думаю, через двор пройду, чтоб крюк не делать. Может, в полицию позвоним? -- Не стоит. Я его не разглядел толком. Да и домой пора. -- Ну, гляди. -- Зажигалка потухла. -- Только впредь держись к свету поближе. А ещЕ лучше такси возьми. Выходи на улицу и голосуй. -- Пожалуй что. Грузчик во фланелевом пальто двинулся в том же направлении, куда убежал Незнакомец, и напоследок добродушно бросил через плечо: -- Бывай здоров. Не хотелось бы тебя потерять. -- Приятное напутствие, -- заметила Джин. -- С тем и ушел. -- Джейми обхватил ладонями еЕ груди -- каждая словно талисман, изливающий целительную силу. -- Странно, как этот Добрый Самаритянин почувствовал, что мне грозит смертельная опасность? Ведь у преступника не было ни пистолета, ни ножа, а только тоненькая трубочка -- еЕ и не видно в темноте. Я-то знал, что он хочет меня убить, прочитал у него в мыслях, но откуда мог узнать мой спаситель -- вот в чем вопрос! Тоже мне вопрос, мысленно усмехнулась жена. Ты что, не догадываешься? Да-да, конечно, он оперант, и это значит... да, разумеется, по логике вещей, должны быть и другие... Боже Всемогущий, неужели другие операнты следят за нами?! -- Ты непоследователен, -- рассмеялась Джин. -- Сам же сказал -- по логике вещей. Обнаженные, они лежали на коврике у камина. Этот коврик она сама смастерила из кусочков черной и белой овечьей шкуры с острова Айлей. Когда он приплелся домой, объятый тревогой и страхом, жена закрыла перед ним свой ум и применила самую действенную терапию во мраке их тайного святилища -- библиотеки. И только потом спокойно выслушала. -- Мы решили устроить публичную демонстрацию, -- сказал Джейми. -- Но я должен как-то оградить моих людей. Все мы в опасности. Кроме загадочного убийцы, повсюду шныряют правительственные агенты. За нами охотится ЦРУ, и если верить тем двоим, что приходили к Нигелю, то ещЕ русская, израильская и наша разведка... -- По-твоему, они могут пойти на крайние меры? Скажем, на похищения? -- Не исключено, -- угрюмо отозвался он. Она поцеловала его ладонь. -- Тогда надо всем показать, что мы тоже способны на крайность. Уайтхоллу необходимо внушить, что оперант в случае нападения отделится от тела и поднимет тревогу среди своих зарубежных коллег. Американцев надо припугнуть Уайтхоллом: дескать, Великобритания не станет поощрять браконьеров. Что же касается остальных... тут тебе и твоим "летунам" придется опуститься до шпионажа. Проникнете в соответствующие посольства в Лондоне и на всякий случай в Париже, чтоб выяснить, не готовится ли против вас какая-нибудь гнусность. Если да -- значит, их тоже нужно упредить. Джейми восхищенно глянул на жену. -- Мне бы твое хладнокровие! Джин схватила его за бакенбарды и притянула к себе. -- Правительства и шпионы действительно меня не волнуют. Они пока слишком мало о нас знают, чтобы желать нам зла. А вот оперантный бандит -- другое дело. Пришел из небытия и туда же ушел... Мы не ведаем о его мотивах и о том, как от него защищаться. Может, он маньяк? -- Нет, -- покачал головой Джейми. -- Он в своем уме. -- Тогда нам остается уповать на то, что твой ангел-хранитель хорошенько его напугал. И уж ты, ради Бога, последуй его совету -- не разгуливай в безлюдных местах. -- Ладно, безлюдные места прибережем для внетелесных экскурсов. -- Он крепко поцеловал еЕ. Они ещЕ немного полежали, глядя на догорающий огонь, потом отправились спать. 16 Цюрих, Швейцария, Земля 5 сентября 1991 Совет директоров швейцарских банков, состоявший из одиннадцати мужчин и одной женщины, бесстрастно просматривал запечатленную их тайным агентом Отто Маурером на видеокассете документацию, разоблачающую характер исследований Джеймса Сомерледа Макгрегора. -- Теперь можно не сомневаться, -- комментировал Маурер, -- что техникой дальнего ясновидения овладели не менее тридцати человек из отделения парапсихологии Эдинбургского университета плюс неопределенное число лиц в других частях света, которые проходили стажировку у профессора Макгрегора. Согласно полученным инструкциям, я собрал информацию также на факультете астрономии и в отделе общественных связей медицинского факультета. Все данные подтверждают, что в двадцатых числах октября нынешнего года Макгрегор собирается устроить брифинг, где в присутствии журналистов со всего мира продемонстрирует технику психического шпионажа. Двенадцать директоров не сдержали дружного отчаянного вздоха. Маурер сочувственно наклонил голову и продолжал: -- Надо смотреть правде в глаза. Открытия Макгрегора подписывают в буквальном смысле смертный приговор секретности банковских операций. Распространение психического шпионажа внесет хаос в биржевые, коммерческие и финансовые круги всего мира, ибо практически каждая заключенная сделка станет доступна широкой общественности... Мсье, мадам, это все, что я имел вам сказать, засим жду ваших вопросов и дальнейших указаний. Первой заговорила женщина. -- Этот Макгрегор... он что, радикал? Красный? Анархист? Или просто ученый, сидящий в башне из слоновой кости и не ведающий о возможных последствиях своих изысканий? -- Ни то, ни другое, мадам Будри. Макгрегор -- неисправимый идеалист, как все шотландцы. Обнародованием своей техники он стремится приоткрыть завесу над тайными заговорами военщины и таким образом предотвратить ядерную войну. Крах мировой финансовой структуры представляется ему незначительной ценой за мир во всем мире. Воцарилась гнетущая тишина. В конце концов подал голос упитанный и уравновешенный человек: -- Вы проанализировали... мм... средства, которые могли бы отвратить его от этой безумной манифестации? Маурер кивнул. -- Да, герр Гимель, но без какого бы то ни было успеха. Его не испугали ни активная слежка со стороны аппарата госбезопасности, ни покушение на его жизнь в апреле прошлого года. На попытки подкупа он реагирует с ожесточенной яростью. Его репутация в университете безупречна, не говоря уже о мировом научном реноме. Поэтому я не вижу возможности дискредитировать его работу как до, так и после демонстрации. -- А личная жизнь? -- допытывался Гимель. -- Он примерный семьянин. Банкиры невесело усмехнулись. Тщедушный человечек, лихорадочно сверкая глазами, подался вперед и пролепетал: -- Значит, нет никакой возможности его остановить? -- Законными средствами -- нет, герр Райхенбах. Костлявые руки банкира вцепились в столешницу красного дерева. -- Маурер! Вы должны изыскать способ! От этого зависит благоденствие нашей страны. Надо остановить или хотя бы оттянуть демонстрацию. Основной упор делайте на Макгрегора! Вы меня поняли? -- Не совсем, герр Райхенбах... -- Он безумец, он угрожает частной собственности -- одному из основных человеческих прав! То, что вы нам показали... я имею в виду шпионскую технику... это кошмар а-ля Джордж Оруэлл... катастрофа для любого здравомыслящего человека. Вы говорите, Макгрегор стремится к миру?.. Так вот, более страшной угрозы цивилизации человечество ещЕ не знало. Вы только вникните: эти психи станут всюду совать свой нос -- в коммерцию, политику, даже в частную жизнь! Маурер обвел глазами присутствующих. Остальные члены совета директоров согласно закивали. -- Сделайте же что-нибудь! -- послышался трагический шепот Райхенбаха. -- Вы просто обязаны что-нибудь придумать. 17 ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА Мой первый год в Хановере оказался нелегким. Открытие магазина -- дело довольно хлопотное, особенно когда занимаешься им, по существу, один. Начиная с января девяносто первого я только и разъезжал по распродажам да оптовикам, пока не забил свой склад букинистическими изданиями фантастики, которые должны были стать основой моего ассортимента. Впрочем, были у меня и новые книги -- не только художественная литература, но и публицистика (по ней тогда многие с ума сходили). И вот весной я открыл двери "Красноречивых страниц" для покупателей и одновременно стал рассылать каталоги с бланк-заказами. Дени и его Группа изо всех сил пытались помочь мне. Даже направляли ко мне в лавку своих студентов, применяя легкое преподавательское принуждение. Племянник постоянно уговаривал меня принять участие в том или ином эксперименте, но я отказывался. Его лаборатория кишмя кишела молодыми энтузиастами, всей душой преданными развитию метапсихологии; а я не разделял их энтузиазма и чувствовал себя каким-то выжившим из ума ретроградом. Я уже не говорю о самой Группе... Если не считать практичной, ненавязчивой Салли Дойл и еЕ мужа, в прошлом фермера, а теперь физика-теоретика Гордона Макалистера, покорившего меня весьма своеобразным чувством юмора, сотрудники лаборатории как-то не вызывали желания сойтись с ними поближе. Фанатично преданные Дени и новой науке, они воспринимали мое отступничество с юношеским максимализмом и нетерпимостью. И Даламбер, и Лозье, и Трамбле, и таинственный целитель Туквила Барнс, и властная Колетта Рой, супруга Даламбера, и жизнерадостный принудитель Эрик Бутен, каждый на свой лад силился для общего и моего личного блага загнать меня в умственные тиски и отвратить от ереси. Но никому не удавалось обуздать старого упрямого канюка. -- Нет, благодарю, -- неизменно отвечал я, ничуть не боясь обидеть их в лучших чувствах. Я твердо решил: не потерплю никаких дрессировок с целью повысить коэффициент оперантности и даже свои метафункции анализировать не дам (я, кажется, уже упоминал, что психологи теперь подразделяли экстрасенсорику на Принуждение, Психокинез, Творчество и целительство, впоследствии расширившиеся до Коррекции). Может быть, потом как-нибудь, без зазрения совести лгал я. Рекламная шумиха вокруг книги Дени наконец-то улеглась. Журналисты, к моему вящему облегчению, переключились на новые сенсации -- полет на Марс, эпидемию чумы в Африке, непрекращающиеся террористические акции на Ближнем Востоке. Загадочные исследования моего племянника стали, что называется, "вчерашним днем", до тех пор, пока в конце сентября не последовала Эдинбургская демонстрация, подобная взрыву бомбы. Дени узнал о ней загодя. Еще весной Макгрегор попытался заручиться поддержкой Дартмутской и Стэндфордской групп. Правда, мой племянник дал ему от ворот поворот и уговаривал либо отложить мероприятие, либо сделать его закрытым, пригласив лишь команду независимых представителей ООН. Дени поделился со мною своей тревогой, чем привел меня в ужас. Ведь публичная манифестация Макгрегора неминуемо повлечет за собой разоблачение других метапсихологов -- в первую очередь Дени и его приспешников. А значит, и моя строгая конспирация будет нарушена. Макгрегор не скрыл от Дени причин, вынудивших его пойти ва-банк, для меня же они в то время остались тайной. Единственно я понял, что какие-то чрезвычайные события заставляют мировое сообщество парапсихологов сократить подготовительный период, который должен был привести к тотальной огласке. Не помню, чтобы я когда-нибудь так злился на Дени. Мы жестоко поспорили, что стало первым серьезным шагом на пути взаимного отчуждения. И зачем только я притащился в этот проклятый Хановер! Изначальные мотивы для переезда -- страх перед возможными действиями Виктора -- вмиг показались лишенными всяких оснований. Я виделся с Виктором на Рождество и Пасху, во время семейных сборищ, и он вел себя вполне корректно. Я вдруг осознал, что истинная опасность, как это ни парадоксально, исходит не от Виктора, а от Дени. Меня заманили в ловушку! Я угрохал все деньги на лавку, и теперь поворачивать вспять уже поздно. Понимая, что из Хановера мне уже не выбраться, я, насколько возможно, избегал общества Дени и других оперантов, притворяясь, что моя жизнь целиком посвящена работе. Лавку я не закрывал до полуночи, каждый день пачками писал письма в коллекторы, предлагая свой товар и выискивая раритеты. Таким образом, я завязал необходимые контакты, привлек к себе внимание и почти забыл о том, что я не просто букинист, а умственный извращенец. Дудки, друзья-метапсихологи! Я торгую книгами, никого не трогаю, а если вас интересует оккультизм -- милости прошу в мою лавку, подберем вам соответствующие названия... И быть может, мне удалось бы обрести душевное спокойствие, если бы не Дон. С наступлением осени тревога моя все усиливалась, и я стал плохо спать. Просыпался среди ночи, обливаясь холодным потом, но припомнить содержание своих кошмаров никак не мог. Октябрь окрасил золотом и багрянцем окрестные холмы, яркие петунии в палисадниках увяли с первым дыханием морозов. Лежа на кровати в промежуточном состоянии между сном и явью, я вновь и вновь ощущал терзания покойного брата. Дон рассчитывал, что смерть избавит его от меня... и ошибся. Я пытался стряхнуть наваждение испытанным семейным способом, к какому прибегали Дон и дядюшка Луи. Иногда алкоголь помогал, но в качестве побочного эффекта я стал испытывать упадок ментальных сил (ибо ничто так разрушительно не действует на метафункции, как злоупотребление спиртным) и напросился на упреки и заботы Дени. Я отвергал его предложения помочь, хотя и сам постепенно приходил к выводу, что лечение необходимо. Обращаться к обычному психиатру мне тоже не хотелось: почему-то я вбил себе в голову, что это было бы уступкой Дону. А я упорно внушал себе, что он более не существует -- умер, отпет церковью, похоронен в освященном месте, отошел в область воспоминаний. Память о нем сможет бередить мне душу, только если я сам это допущу -- а я не допущу! Мало-помалу я одолею и Дона, и все страхи, что мы когда-то делили с ним. Время -- лучший лекарь. Но кошмары, депрессия и дурные предчувствия -- словом, все то, что французы называют "malheure" [Окаянство (франц.).], -- лишь усугублялись по мере приближения демонстрации в Эдинбурге. Теперь я уже не засыпал, пока не напьюсь до бесчувствия. Я был уверен: мне уготован тот же конец, что и Дону, -- самоубийство, проклятие. Случись все это раньше, я бы ударился в молитвы. Я по-прежнему ходил к мессе по воскресеньям, но это уже не приносило облегчения. Молитвы не помогали, поскольку вошли в привычку; мне явно недоставало веры в божественный промысел, управляющий вероятностными решетками... Однажды, разбирая партию книг, я наткнулся на руководство по хатха-йоге. Когда-то Элен этой йогой мне все уши прожужжала, пытаясь убедить меня, что нет лучшего способа "разрешить свое смертное пространство". Я лишь усмехался -- так далека была тогда от меня смерть. Выполняемые ею упражнения виделись мне каким-то мумбо-юмбо, восточной ерундистикой. И только сейчас, дойдя до крайней точки, я принес книгу в свою неприбранную холостяцкую квартиру и за одну ночь проглотил еЕ. Эйфория, которую йога сулила своим приверженцам, была сродни "астрономическому сознанию" Странного Джона, то есть той высшей отстраненности, что привела его вначале к стремлению завоевать мир, а затем к гибели. И я попробовал. С медитацией, к несчастью, ничего не получилось. Она была слишком внутренне направлена и слишком холодила душу сангвиника франка. Я вконец отчаялся: алкоголь не помог, йога тоже, неужели мне больше не на что надеяться? Скоро настанет роковой день разоблачения и вместе с другими повлечет меня к неизбежному концу. Дени как-то заметил, что для операнта есть только один способ избежать участи Странного Джона, фатального отрыва "сверхчеловека" от менее одаренной массы -- убедить "нормальных" людей в том, что когда-нибудь они -- или их дети, или дети их детей -- также смогут овладеть высшими силами ума. Почти вся текущая работа лаборатории была посвящена этой задаче, и Дени уже наметил еЕ темой своей следующей монографии. Ученые в других частях света тоже пытались перебросить мостик через метапсихическую бездну и доказать, что метафункции являются составной частью человеческой природы. Будь у них время, эти кропотливые поиски избавили бы обычных людей от вполне объяснимого страха перед нами. Но времени не было. 18 Эдинбург, Шотландия, Земля 22 октября 1991 года Внутренний будильник разбудил Джеймса Макгрегора ровно в 4.00. Самый памятный день в его жизни начался спазмами в желудке и жуткой головной болью. Первые надо было отнести на счет страха и непреходящей тревоги по поводу враждебных действий всяких мерзавцев, ещЕ лелеющих надежду похитить или убить его, прежде чем он успеет выпустить метапсихического кота из мешка. Вторая была свидетельством того, что его молитвы об ещЕ одном погожем октябрьском дне остались без ответа; область низкого давления, всю прошлую неделю тактично не продвинувшаяся дальше Оркнейских островов, теперь распространилась и на Британские, заряжая атмосферу вредными токами и создавая естественные помехи для демонстрации. В лабораторных условиях их можно было бы нейтрализовать искусственным излучением отрицательно заряженных ионов, но при показательных выступлениях, когда экстрасенсорика должна выглядеть неподвластной влиянию извне, подобные приемы совершенно недопустимы. Что ж, если у Нигеля или у Аланы дело не заладится, придется самому выступить на сцену -- и к черту профессиональный пиетет! Еще не начало светать. Ощущая под боком мерную сонную пульсацию ума Джин, Макгрегор приступил к первому пункту повестки дня: устранению синусоидальной головной боли. Расслабился, успокоил дыхание, представил себе внутренний срез собственного черепа. Затем превратил внушение в серию команд: прекратить выработку гистамина, сузить биологические мембраны, блокировать выделение слизи, начать дренаж пазух, УБРАТЬ БОЛЬ. Получилось! Несколько минут он наслаждался желанным освобождением, прислушиваясь к шороху дождя по стеклам и легкому посапыванию жены. Самой сильной еЕ метафункцией было целительство, и она кое-чему обучила его, двоих детей и целый ряд коллег в университете. Этот дар широко распространен среди субоперантов кельтского и шотландского происхождения, и для его успешного применения не требуется специальной научной подготовки -- достаточно сильной воли и уверенности в себе. Опыты над маленькими Кэти и Дэвидом это подтвердили; Джейми невольно улыбнулся, припомнив забавные видения детей. Если человек искренне верит, что синусит вызывают чертики с молоточками, то пожелание смерти злобным существам окажет не менее благотворное действие, чем четкие корректирующие команды... На улице неохотно закашлял мотор; вскоре судорожные всхлипы перешли в ровное урчание. Но машина не отъехала, отчего неприятная тяжесть в желудке Джеймса усилилась. Черт бы их побрал! Кто на сей раз? Ну почему он не умеет различить индивидуальную ауру на расстоянии? Есть же счастливчики, обладающие такой способностью, к примеру, Дени Ремилард или тибетец Ургиен Бхотиа, возглавляющий группу в Дарджилинге. Вот кому нечего бояться засады. А он, Джейми, полный профан в определении ментального почерка. У него есть только один способ выяснить, что за шпион провел бессонную ночь на посту перед его домом и, порядком окоченев, не удержался от того, чтобы включить печку. Придется покинуть свое тело. Его душа устремилась через потолок спальни, чердак, крышу. Нависла над голыми деревьями, раскачивающимися на ветру, над уличными фонарями, бросающими тусклые отблески на мокрые плиты мостовой. Одна из стоявших у обочины машин выпускала тоненькие струйки пара. "Ягуар XJS НЕ". Джейми спустился, заглянул внутрь и увидел Сергея Архипова, лондонского резидента КГБ; тот высморкался в мокрый платок и выцедил последние капли со дна фляги. Из стереоприемника тихонько неслись звуки "Пещеры Фингала". Ночное бдение агента такого ранга могло означать только одно: русские вслед за американцами отказались от планов похищения, а Сергей дежурит здесь лишь для того, чтобы убедиться, что конкурирующая организация -- в частности ГРУ, советская военная разведка, -- не совершит подобной оплошности. Но нет ли поблизости других шпионов? Джейми вновь поднялся повыше, пытаясь обнаружить присутствие янки или M15, но остальные машины вдоль тротуара и в прилегающих улицах оказались пусты, да и во всей округе, кроме них с Архиповым, бодрствовала только измученная бессонницей миссис Фарнсуорт, тупо глядящая в телевизор. Наконец-то взбаламученный желудок среагировал на коррекцию, и Джейми поспешно вернулся в постель, чтобы подготовиться к дальним внетелесным экскурсам. Джин почувствовала его напряжение и что-то неразборчиво пробормотала во сне. Все в порядке, родная, заверил он. Время ещЕ не пришло... И опять душа полетела сквозь промозглый мрак. Теперь она опояшет мир, прежде чем вернуться на телесный якорь. Вначале заглянет на Айлей, к бабушке, потом пересечет Атлантику. Штормовые валы высотой с гору обрушивались на остров. Ферма в излучине залива как будто скрючилась, заслоняясь от ветра. Для умственного взора Джейми темнота, окутывающая родные пределы, не преграда, разве что краски и светотени чуть размыты, что придает пейзажу некую плоскостность. Фонари, даже ночью освещавшие двор фермы, почему-то не горят, дом тоже погружен во тьму. На миг Джейми встревожился, но, спустившись, разглядел мерцанье парафиновой свечи в окне кухни и струйку дыма, почти вертикально поднимавшуюся из старинного очага. На ферме теперь заправляет старший брат Колин со своим семейством, но все они ещЕ наслаждаются самыми драгоценными минутами сна. А бабушка по многолетней привычке поднялась до света и готовит завтрак. Джейми услышал, как она что-то напевает, подкладывая в огонь брикеты торфа и помешивая овсянку. Ба, это я. Мальчик мой золотой, выбрал-таки времечко! За благословением явился... Мы хотим открыть миру наш секрет... У вас что, электричество отключили? Так ведь шторм, видать, провода где-то перебило, и чудо-печка, и свет, и телевизор, и прочие нонешние диковинки не работают. Но Колину с Джин и Джонни надо все одно горячее на завтрак подать, слава те Господи, я полвека печь топила, истоплю уж ещЕ разок, выходит, и старики с ихней рухлядью на что-то годятся. Старики опять станут молодыми. Милый ты мой! Неужто доживу? Восемьдесят годков прожила, тебя ясновидцем сделала, а про энто и не мечталось. Понимаешь, ба, у меня до сих пор есть сомнения. Если б можно было подождать, пока не появится побольше таких, как Нагель, Алана и я. Нет, мальчик мой, нельзя вам ждать, вона как они вкруг вас рыщут, вот выйдете на волю, тогда уж, даст Бог, на вас никто не позарится. Да, если все пройдет хорошо. Полно! Чему я тебя тридцать девять лет учила? Сомнение -- для души яд, от его силы вянут. Наверно, меня наука испортила. (Смех.) Не трусь, Джейми. Кто-кто, а я вижу, с твоим показом старый мир кончится и новый начнется. Помнишь, старуха Шиптон все пророчила: девяносто первый год -- апокалипсис придет! Все так... Но знаешь, не хватает мне глаз, таких, как у тебя или у Аланы, да ещЕ вашей уверенности. Не могу забыть, как в апреле на волосок избежал смерти, если б не тот здоровяк, что случайно мимо проходил... Так-таки и случайно! Ох, ба! Ох, Джейми! Не накручивай себя, парень! Делай то, к чему готовился вместе с Мигелем и с Аланой, и не думай про мир, что глядит на тебя холодными глазами, пусть это будет первый полет твоей души, первое чудо, сотворенное несмотря на сомненья и страх. Наконец-то время приспело, я горжусь тобой, мой мальчик, да и самому, поди, не терпится знаменитым стать, а? Смеешься, старая ведьма? Я с ума схожу, а она смеется! И за что только я тебя люблю? Ну давай, благослови меня по-нашему, по-гэльски, а то мне пора в Калифорнию, к антиподам. Хочу на месте проверить их готовность. Так и быть. Куирим кумерих умид слуагх далл тхаррид до вхо гах габхадх сосгеул дхиа на грайс о муллах лар унид га гхрадхих на фире тху на миллидх на мхуашх тху... Окружаю тебя своей защитой, да убережет тебя Владыка Небесный от бед, да будет тебе подспорьем Евангелие Святое, да осенит тебя Милость Господня, да возлюбят тебя все люди, и пусть никто на свете не пожелает тебе зла. Аминь! Спасибо, до свиданья, ба. Прощай, Джейми, сердце мое. Ожидая в толпе перед входом в главную аудиторию университета, Фабиан Финстер принялся от скуки выискивать себе подобных с липовыми пропусками. Это было нетрудно: шпионы даже во сне излучают ауру настороженности и подозрительности, она сияет у них над головой, как неоновая вывеска. Он уже отследил секретных агентов из Франции, с Ближнего Востока, из Западной Германии, из местной разведки M15; затем идентифицировал израильский Моссад, ЦРУ и даже одного швейцарца, засланного советом банкиров. В представительной делегации ТАСС просматривались четверо сотрудников ГРУ. Одинокий кагэбэшник (у него, очевидно, свое задание) стоял отдельно; как раз рядом с Финстером. Белобрысый коренастый тип в мятой одежде где-то подхватил простуду. На пальто у него была пришпилена карточка: С. Ханнула -- "Хельсинген саномат". Перед входом поднялся шум. -- Э-э, взгляните-ка! -- воскликнул Финстер, оборачиваясь к лжефинну. -- Похоже, они хотят впустить телевизионщиков раньше прессы! Всегда так! Незадачливые газетчики роптали. В ответ на их протесты из боковой двери высыпали десятка два людей в свитерах с надписью "Эдинбургский университет, отделение психологии" и принялись раздавать папки с информационными материалами. Ханнула пробормотал: -- Хорошо хоть узнаем, что нас ждет в этом цирке. Проявляя заботу, он передал толстую папку маленькому американцу с лицом хорька и надписью на плашке: Дж. Смит -- "Пост-Интеллидженсер", Сиэтл. Открывая свою папку, советский агент думал: вряд ли будет что-нибудь серьезное, где им в этой деревне удержать такое оружие в секрете. Скорее всего, Макгрегор просто сделает обзор текущей литературы, с другой стороны, если демонстрация гроша ломаного не стоит, отчего ЦРУ пытается переманить их в Америку, мать еЕ так, черт, как нос заложило, чего доброго, паскудная шотландская сырость доведет меня до воспаления легких, но по крайней мере на душе стало спокойнее, ГРУ отказалось от своей безумной затеи, так что Красная Армия не всех сильней, мы с алма-атинской группой их обскакали. Финстер несколько минут сосредоточенно изучал свою подшивку, потом обратился к соседу: -- А в Финляндии есть интерес к умственным феноменам? -- Еще бы. Это входит в наши национальные традиции, Финнов с незапамятных времен обвиняли в колдовстве и прочих предрассудках. -- Он чихнул и высморкался в грязный платок. -- Gesundheit [Будьте здоровы (нем.).], -- с улыбкой пожелал ему Финстер, успевший стать настоящим полиглотом. -- Ну, а как насчет ваших восточных соседей. Русские тоже подвержены суевериям? -- Не то слово! Они ещЕ хуже нас. -- Ханнула с преувеличенным вниманием уткнулся в свою папку. -- Да бросьте, тут чепуха одна, -- заметил Финстер. -- Как вам нравится: "Психология британского общества с тысяча восемьсот восемьдесят второго года до наших дней". Неужели мой редактор за этим, прошу прощения, дерьмом послал меня на край света?.. "Краткий обзор научных публикаций Макгрегора" -- кому он нужен? Или вот... чем не сенсационный заголовок? "Электроэнцефалография бета-активных коррелятов у шести участников коротких внетелесных экскурсов"!.. Чтоб я сдох! Советский резидент усмехнулся, а про себя подумал: короткие экскурсы, это Нью-Гемпшир хочет нас уверить, что они короткие, что дальнее обследование пока невозможно, а коли так, отчего американцы пытались подкупить Вайнштейна, зачем было устраивать покушение на Макгрегора в апреле и почему эти чертовы болваны до сих пор не впускают нас в зал? -- Сейчас впустят, с минуты на минуту, -- рассеянно откликнулся Финстер, перелистывая бумаги. -- Ого, а вот здесь кое-что любопытное. Вы знали, какова официальная должность Макгрегора в Эдинбургском университете? Заведующий кафедрой парапсихологии имени Артура Кестлера. Кестлер -- писатель с мировым именем, бывший коммунист, который потом писал о злоупотреблении властью в коммунистическом блоке. Он завещал крупную сумму на учреждение этой кафедры... Если Макгрегор действительно открыл что-либо стоящее, представляете, как обрадуются русские? Всем известно, что они лет тридцать работают над программой психологических войн. И ходят слухи, уже близки к успеху. Лицо Ханнулы оставалось непроницаемым. -- До меня такие слухи не доходили. -- Ну, ясное дело! -- хмыкнул Финстер и, свернув информационные материалы в трубку, сунул их в висевшую на плече сумку, где хранился весь его рабочий инструмент: видеокамера, компактный радиотелефон с банком данных и незаменимый для репортера стенографический блокнот с тремя шариковыми ручками. Лишь наметанный глаз различил бы на телефоне кнопку микрошифратора, и уж совсем никому не могло прийти в голову, что под серебряным колпачком одной из ручек спрятан миниатюрный пистолет, заряженный смертельным ядом мгновенного действия. -- Смотрите! -- вскричал Ханнула. -- Там что-то происходит! Двери в аудиторию наконец отворились. Журналисты возбужденно загомонили, и толпа хлынула вперед. -- Держитесь меня! -- шепнул Финстер Ханнуле. -- Мне всегда достается лучшее местечко. И действительно, люди странным образом расступались, пропуская вперед тщедушного американца. Агент КГБ не отставал от него ни на шаг. Они промчались по центральному проходу и, отдуваясь, рухнули в кресла в третьем ряду. -- Ну, что я говорил? -- похвастался Финстер. -- Лучше и желать нельзя. Ханнула извлек из-под себя лист с надписью: МЕСТА ДЛЯ ЖУРНАЛА "ТАЙМ" -- и насупился. -- Расслабьтесь, -- посоветовал Финстер и, вытащив из-под своего седалища объявление: МЕСТА ДЛЯ "КОРРЕРЕ ДЕЛЛА СЕРА", порвал оба листа в мелкие клочья. Репортер, прибывший на свои зарезервированные места, только рот разинул. Финстер небрежно смерил его взглядом. -- Мы ничуть не хуже вас и будем сидеть, где нам нравится. Versteh5? Capisce? Pigez! [Понятно? (нем., итал., франц.)] Кумекаете? Журналист поспешно отвернулся. В зал набилось больше тысячи человек; по стенам и окнам выстроились полицейские в штатском. Финстер, притворяясь, что делает пометки в блокноте, устанавливал личности других шпионов. По-настоящему хорошие места отвоевали себе, наряду с ними, лишь люди ЦРУ, замаскированные под команду Си-эн-эн, и группа из ТАСС. Британцы расположились в пятом ряду слева. Немцев, как западных, так и восточных, запихнули на задворки, многие вообще остались стоять, и среди них именитый редактор научной рубрики итальянского "Коррьере" и взбешенный спецкор "Тайм". Израильский агент и мадам из Direction Gйnйrale de Sйcuritй Extйrieure [Главного управления внешней безопасности (франц.).] сидели бок о бок и мило беседовали. А что же сталось с посланником швейцарских банкиров?.. А-а, вот он, затесался в гущу телевизионщиков, расположившихся прямо перед сценой, и наводит свою огромную камеру. В мыслях полная сумятица -- Финстер не смог расшифровать ни одной и беспокойно нахмурился, но его отвлек взволнованный шепот Ханнулы: -- Начинают! На сцене возникла белокурая женщина в костюме серовато-розового оттенка; в руке она держала наготове микрофон без шнура. Позади неЕ на маленьком деревянном столе стоял ещЕ один микрофон. Наверху, из складок занавеса выступал внушительный видеоэкран -- четыре метра на пять. По нему, пока публика рассаживалась, то и дело пробегали загадочные символы, а теперь он опустел, если не считать в правом нижнем углу электронного указателя времени -- 09: 58. Никакой другой аппаратуры не было видно. Сигнальные лампочки телекамер, выстроившихся перед сценой, замигали, точно волчьи глаза в отблесках костра. Техники бормотали в микрофоны последние инструкции коллегам, обслуживающим огромную установку спутниковой связи на площади перед зданием. Несколько видеокамер загудели до срока, а репортеры шептали вводный текст в диктофоны. Ровно в десять ноль-ноль ведущая -- научный сотрудник университета -- откашлялась. -- Доброе утро, дамы и господа. Я Элоиза Уотсон, руководитель отдела общественных связей при медицинском факультете. Мы рады вас приветствовать на этой чрезвычайной демонстрации, организованной отделением парапсихологии. Сразу же по окончании показа вы сможете задать с места интересующие вас вопросы. Повторяю: все вопросы потом! А теперь, дабы не утомлять вас излишними вступлениями, позвольте представить вам человека, с которым вы наверняка жаждете познакомиться. Профессор Джеймс Сомерлед Макгрегор, заведующий кафедрой парапсихологии имени Кестлера! Из-за кулис появилась высокая, нескладная фигура. Светлый твидовый пиджак и такие же брюки висели мешком, правда, их непрезентабельный вид компенсировал жилет из ярко-алой шотландки. Камеры бешено застрекотали и завращались, дабы выдать крупным планом вытянутое лицо с безумно горящими глазами, похожим на птичий клюв носом, тонкими губами и рыжими, как у клоуна, бакенбардами. Длинные нечесаные волосы также отливали медью. Костлявая рука сжала плоский высокочувствительный микрофон, точно эфес клеймора -- обоюдоострого меча кельтов. После секундного молчания собравшиеся услышали хрипловатый голос с гортанным шотландским акцентом. -- Сегодня мы покажем вам то, что люди определенного склада совершали в течение сотен, а может быть, тысяч лет. Сам я выучился этому от бабушки, уроженки Гебридских островов, а потом передал свой навык некоторым коллегам. С двоими из них вы сегодня встретитесь. Демонстрируемое ими явление называют по-разному: дальнее ясновидение, астральная проекция или даже блуждания души. Сравнительно недавно психологи дали ему новое название -- внетелесные экскурсы, или сокращенно ВЭ. Во время показа я для удобства буду пользоваться именно этим термином, но журналисты могут называть его как хотят -- только не колдовством. Послышались смешки. Яростные темные глаза полыхнули, и публика сразу стихла. -- Экстрасенсорика -- не колдовство и не магия! Она так же реальна, как радио, телевидение или космические полеты... Однако я пригласил вас не для того, чтобы дискутировать о еЕ достоверности. Я хочу, чтобы вы увидели еЕ воочию. -- Он встал вполоборота, указывая на видеоэкран. -- С помощью сотрудников астрономического факультета мы наладили прямую связь с телестудиями в различных точках земного шара. Я при посредстве микрофона буду говорить с людьми, чьи лица вы увидите на экране, но они меня видеть не будут. От меня к ним станут поступать только аудиосигналы, как по телефону... Я думаю, можно начинать. По знаку Макгрегора на сцене появился лысеющий бородатый человек лет сорока с лишним, махнул аудитории рукой и уселся за стол. Макгрегор продолжал: -- Позвольте вам представить моего старого друга и коллегу, профессора Нигеля Вайнштейна. Мы работаем вместе в стенах Эдинбургского университета уже двадцать лет. Через несколько минут он объяснит вам свою задачу Но прежде... Калифорнию, пожалуйста. Экран засветился, представив элегантно одетую женщину и пожилого мужчину, сидящих на диване перед низким стеклянным столиком. За их спиной на подоконнике стояли комнатные растения, а за окном просматривались залитые лунным светом воды, огромный висячий мост и огни большого города. Табло в углу экрана показывало: САН-ФРАНЦИСКО, США, 02: 05. -- Доброе утро, профессор Макгрегор, -- заговорила женщина. -- Мы приветствуем представителей средств массовой информации, собравшихся в Эдинбурге! Я