льные всплески среди нормального населения. Около дюжины очагов между Тянь-Шанем и Каспийским морем: Алма-Ата, Фрунзе, Ташкент, Душанбе... Дайте-ка взглянуть в атлас. -- Он приблизился к столику и склонился над картой, водя по ней пальцем. -- Вот здесь, здесь и здесь -- все города к востоку от Ташкента, где было сосредоточено узбекское восстание. Обстановка снова накалилась. -- Он перевернул страницу, указывая на Прикаспийский регион. -- Тут я обследовал повнимательнее, в окрестностях Баку и вверх по западному побережью. Вот это Азербайджан, там сильная турецкая община, давно противостоящая власти Москвы. Думаю, произошло следующее: тегеранские эскадрильи подлетели на небольшой высоте с моря и разбомбили Баку с двумя его нефтепроводами, железную дорогу и автомагистрали, ведущие на запад, ещЕ один нефтепровод и нефтеочистительный комплекс на побережье, в Махачкале. Местные повстанцы поддержали их взрывами почти на всех нефтеперегонных заводах, на бензоколонке и летном поле к югу от Махачкалы. -- Боже правый! -- выдохнул Гордон. -- И это вдобавок к потере узбекских месторождений! Советы и впрямь теперь в глубокой клоаке. -- Москве едва ли удастся навести порядок в Азербайджане с помощью наземных сил. Уже выслан воздушный и морской десант с базы в Астрахани на Волге, но узбекское восстание лишило советскую армию многих пехотных и артиллерийских подразделений. С новой вспышкой Камышинский вряд ли справится, если не пустит против мятежных городов авиацию... а может быть, и тактические нейтронные бомбы... -- Несчастная страна, -- заметил я. -- Да нет, -- возразил Дени. -- Они могут сократить свои потери, оставив в покое среднеазиатские республики и сосредоточившись на удержании жизненно важного закавказского региона... Боюсь, война с Ираном и Пакистаном лишь вопрос времени. -- Он покосился на Митча Лозье, который все ещЕ неподвижно сидел на стуле с прямой спинкой. -- Когда вернется Митч, он, возможно, предоставит нам новую информацию на этот счет. Люсиль и Колетта, утихомирив детей, возвратились в гостиную, и Дени посвятил их во все детали своей разведки. Мы расселись. Я, как почетный член Дартмутской Группы, устроился в уголке на полу, держа рот и ум на замке. Эрик Бутен налил всем кофе и чаю из установки Круппа, встроенной в низкий столик. Люсиль сообщила Дени, что травмы детей, к счастью, оказались неглубокими и легко поддались корреляции. Айеша приняла успокоительное и шепчет молитвы о страждущих. Туквила Барнс заявил, что голоден и принес из холла корзинку с пирожками, выставленную туда специально для умасливания маленьких разбойников. Гордон, Гленн и Колетта обсуждали подробности принудительного выпада, совершенного темной лошадкой Дартмута, Жераром Трамбле. Нынешнего конгрессмена из Массачусетса обвиняют в покушении на президента Соединенных Штатов с отягчающими вину обстоятельствами. Сотрудники министерства юстиции выясняют, что ещЕ можно ему инкриминировать. Джерри сотворил грязное дело в понедельник. Сегодня среда. Остается только гадать, какие ещЕ сюрпризы ожидают нас на этой неделе... Долго ждать не пришлось. Митч Лозье, кашлянул, открыл глаза и вздохнул. Самый солидный и добродушный из всей Группы, толстяк с седеющим волосами и плешью, он напоминал сельского пастора или доктора. Видя, что общее внимание сосредоточено на нем, он неторопливо поднялся, подошел к столу, принял из рук Эрика чашку чаю, положил в неЕ сахар и лишь тогда внес свой вклад в описание катастрофы. -- Москва объявила войну всем вместе и каждой в отдельности исламской нации в мире. Оставляя за собой право воздать за сегодняшние преступления по заслугам, она временно воздерживается от применения силы и пытается найти мирные средства для разрешения конфликта путем переговоров с главами Ирана, Пакистана, Турции и Кашмирской республики. -- Слава тебе Господи! -- воскликнула Люсиль. -- Это хорошие новости. -- Митч помешал чай и отхлебнул из чашки. -- А плохие состоят в том, что Камышинский, мать его так, взял под арест всех метапсихологов Советского Союза. Он заявил во всеуслышание, что они предали свой народ. Их допросят и будут держать под стражей до ликвидации чрезвычайного положения в стране, а потом отдадут под суд по обвинению в государственной измене. В черные дни, когда у самых миролюбивых людей в душе поселилась ненависть, многие в Соединенных Штатах смотрели на распад Советского Союза с чувством снисходительного торжества: наконец-то безбожники коммунисты получили по заслугам. А для Сыновей Земли, к тому времени завоевавших немалый авторитет среди низших слоев американского общества, советская катастрофа стала подлинными именинами сердца. Ведь они давно предупреждали, что все операнты, включая советских, участвуют в заговоре с целью уничтожить веру в Бога, свободу и суверенные права личности. А тут сам красный диктатор объявил высшие умы "величайшей угрозой коммунизму". Однако судьба вдруг сделала иронический виток. Камышинский кричал о мнимых злоупотреблениях Двадцатого отдела, и политические обозреватели всего мира постепенно убеждались в том, что подрывные действия КГБ направлены в основном против правого крыла партии и военных, мешающих возродить в Советском Союзе принципы открытого общества, преданные забвению после трагической кончины предшественника маршала Камышинского. Адепты ВЭ из разных стран мира сделали эти намерения достоянием гласности и выступили свидетелями защиты гонимых советских оперантов на форуме общественного мнения. В конце концов даже самые невежественные и запуганные из нормальных уверовали в то, что заключенные под стражу операнты проповедовали добро, а не зло. Американские Сыновья Земли ещЕ пытались разглагольствовать насчет идеологического парадокса, но движение утратило всякий пыл, не имея морального обоснования своей антиоперантской позиции. Религиозные деятели -- в том числе и мусульмане -- теперь позволяли себе делать сакраментальные заявления в защиту гражданских прав оперантов. Папа даже написал энциклику "Potestatis insolitae mentis" ["Сила необычного ума" (лат.).], в коей заявил, что метапсихические силы являются частью естественного порядка вещей, а вовсе не порождением дьявола, что они столь же "милы" взору Всевышнего, сколь и всякое иное Его творение, -- конечно, при условии, что их намеренно не употребляют во зло. Мы, операнты, не сразу поняли, что наступил перелом, что, даже несмотря на принудительный выпад и другие преступления, волна слепой антиоперантной ненависти медленно схлынула. Безусловно, за одну ночь общественное мнение вспять не повернешь. Группировки фанатиков сохранялись в Штатах, как везде, и продолжали свои вылазки вплоть до самого Вторжения. Но запуганное, одержимое собственными предрассудками и невежеством большинство переживало постепенный душевный поворот, коему в недалеком будущем, когда для гигантов метапсихологов настал самый темный и грозный час, суждено было породить весьма неожиданные плоды. 18 Квебек, Земля 5 февраля 2008 года -- Слава те Господи! -- говорил в микрофон Виктор Ремилард на американизированной версии языка канюков. -- Я уж думал, хреновый процесс никогда не пойдет, думал, не послать ли его к монахам, не сплавить ли священный микроб Сен-Лорану... Чтоб я сдох, как он меня соблазнял! Аудитория, состоящая из рабочих нефтеочистительного завода, калибровщиков и матросов с танкера, недоверчиво загомонила; мысль можно было читать черным по белому: "Ты, босс? Да чтоб ты поддался! Tu te fiches de nous! Брось нас дурачить!" Виктор передернул плечами и захохотал со всеми вместе. Он был одет в потертый енотовый полушубок, длинный вязаный свитер и жесткую белую шляпу -- как у всех рабочих, только погрязней. Стоя рядом, Шэннон О'Коннор в песцовой шубке-макси, с серебряным ведерком для шампанского в руках составляла с ним разительный контраст. Это еЕ танкер ожидал погрузки в доках. -- Когда мы наконец справились с проблемами производства, то обнаружили, что есть ещЕ проблемы распределения, -- продолжал Виктор. -- Но теперь и они разрешены. Сегодня наше предприятие отправляет скованной энергетическим кризисом Европе первую партию газогола, полученного из лигнина! Гром приветствий. -- Вы вправе спросить, чего мы тут яйца морозим, когда в цеху хорошо укутанные червячки пожирают древесину и выдавливают из заднего прохода жидкое золото? Законно! Потому я прекращаю болтовню и покажу вам, чего мы все ждем... и чего ждет танкер мадам Трамбле! Новые рукоплескания; и Шэннон подала ему серебряное ведерко в обмен на мегафон. Виктор поставил его под огромный гибкий шланг, по такому случаю протянутый на скорую руку из цеха, и крикнул: -- Открывай, Депюи! Но только потихоньку, слышь?! Главный инженер-химик, стоявший у ручного вентиля за распределительным щитом, ухватился за колесо, чуть повернул его, и розоватая жидкость потекла в ведерко. В холодном воздухе распространился острый органический запах. -- Стоп! -- скомандовал Виктор, и поток прекратился. Он отнес ведерко к шикарному черному "мерседесу", в котором теперь разъезжал с инспекцией по отделениям "Ремко интернэшнл". Машина была украшена канадскими и американскими флагами и гроздьями разноцветных шаров. Управляющий предприятием вставил пластиковый шланг в бензобак. Под грохот аплодисментов Виктор залил туда жидкость. -- А теперь, друзья, наступает момент истины! Вправду ли мы произвели новое горючее или это просто моча насекомого? Не обращая внимания на смех, он сел за руль. Мотор мгновенно завелся, и новые приветствия потонули в реве огромной трубы танкера, нависшей над насосной станцией. Все знали, что машина давно заправлена и мотор прогрет, но важен был символический жест. Виктор выскочил, открыл другую дверцу для Шэннон, она помахала публике и уселась. Итак, церемония закончена, толпа разбрелась, а кран на танкере опустил огромный шланг, чтобы начать заливку. По набережной они выехали из города и покатили к новому аэропорту: Шэннон должна была немедленно улетать в Вашингтон, где назначила встречу с лучшими адвокатами по уголовным делам, нанятыми для защиты Джерри. Виктор замедлил ход "мерседеса" и свернул с дороги под густую сень деревьев, скрываясь от проезжающих машин, сорвал с автомобиля украшения, воткнул флажки в ствол и выпустил наполненные гелием шарики в свинцово-серое небо. Затем снова забрался в салон. -- Как это отец тебя отпустил? -- Он откармливает тебя, словно тельца, чтобы потом сожрать со всеми потрохами. Несмотря на феерию в Вашингтоне, он внимательно следит за тобой. Его очень вдохновило, как ты провел это дело и не упустил контроля. Так что берегись акул. -- Пусть только попробует... А скандал с мужем тоже твоих рук дело? Ты используешь его, чтобы свалить отца? Она рассмеялась томным, гортанным смехом. -- Зачем спрашиваешь? Прочти мои мысли. -- Я уже читал. Он притянул Шэннон к себе; ледяные губы и язык завладели еЕ горячим ртом. Капюшон манто упал у неЕ с головы, и длинные рыжие волосы рассыпались огненной волной по белому меху. Его руки крепко обхватили еЕ затылок, она застонала, а ум еЕ кричал от желания. Другая рука Виктора вцепилась ей в шею. Кончики пальцев на позвонках, казалось высасывали всю энергию еЕ напряженных нервов до самого тазового пояса. Вик, прошу тебя, не так, не так, ну давай хоть раз попробуем по-настоящему, пожалуйста! Нет. Дурак чертов, это же не любовь, никакой потери, никакой связи, почему ты не хочешь, ведь его там нет, только я, ну пожалуйста! Я дам тебе наслаждение, но по-своему... Подонок!.. О Боже, я ненавижу тебя, ненавижу!.. Держись за свою ненависть. Оберегай еЕ как зеницу ока, пока не созреешь для того, чтобы поменять его на меня. -- Он по крайней мере человек! А ты... Она судорожно всхлипнула, чувствуя приближение оргазма, и погрузилась в теплую волну. 19 ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА Теперь волей-неволей придется рассказать вам о Жераре Трамбле, чей всенародный позор стал для оперантов одним из тех сомнительных благословений, что, казалось, граничили с шутками небесной канцелярии. Папская энциклика открыто ссылалась на источники соблазна, которые могут таиться в сильной оперантности, как ни пытался американский метапсихический истэблишмент спрятать их под коврик. Тактика страуса, стремление закрыть глаза на грозящую беду, пока она не даст тебе в зубы, видимо, типично американская черта. Даже в худшие времена мы были оптимистами и верили, что добрые намерения покроют все наши грехи. Молодая нация, богатейшая, удачливая, снявшая сливки планетарного Разума, обладала юной дерзостью и нахальством, коим ворожит фортуна. Мы считали себя сильнее, умнее, непобедимее всех. За это нам периодически доставалось, но мы не склонны извлекать уроки из своих ошибок. Граждане американского происхождения, входящие в Конфедерацию землян, и поныне выказывают свое упрямое и недальновидное самодовольство. Американские метапсихологи в начале двадцать первого века точно так же страдали этим национальным пороком. Сокрушаясь по поводу преступления Нигеля Вайнштейна, они объяснили его временным помрачением рассудка. Единодушно порицаемые зверства Огненного Убийцы также приписывались безумству. В других странах, где публичное признание оперантности не встретило таких этико-культурно-экономических преград, нередко выносились приговоры за совершенные с помощью метапсихики уголовные преступления с заранее обдуманным намерением, в Америке же -- по причинам, ставшими очевидными лишь после Вторжения, -- такие преступления, как правило, вообще не преследовались законом и уж во всяком случае ни одно из них до "дела Трамбле" не получило широкой огласки. Американские операнты тщательно затушевывали этический аспект своего дара, выдвигая на первый план его научное и социальное значение. Лишь немногие -- в их числе Дени -- знали о существовании злонамеренных оперантов и сетовали на досадные пробелы в нашей правовой системе. Американский закон с его уважением прав личности не предусматривает ментального обследования подозреваемых, ибо оно противоречило бы Пятой Поправке, которая гласит: ни один человек, даже подозреваемый в тяжких уголовных преступлениях, не обязан свидетельствовать против самого себя, и никто не вправе его к этому вынудить. Однако, если придерживаться такого принципа, преступления отдельных оперантов навсегда останутся недоказуемы. Шотландские судебные власти пришли к такому выводу в процессе разбирательства дела Вайнштейна. Должно быть, Киран О'Коннор и его ставленник Жерар Трамбле (окр. Массачусетс), сговариваясь оказать принуждение на президента, на то и рассчитывали. Причастность О'Коннора к этому делу так и не удалось доказать, а бедный Джерри, получив по заслугам, заставил коренным образом пересмотреть понятие оперантной этики и в то же время стал последним одиозным случаем политических злоупотреблений О'Коннора. Как вам уже известно, я всегда недолюбливал Джерри. Можно было бы усмотреть в этом элемент ясновидения или же просто чутье недоверчивого канюка. Психоаналитики в один голос заявили бы, что Джерри попался в ловушку О'Коннора по причине врожденной неуверенности в себе и глубоко запрятанной зависти. К тому же на него, вероятно, оказала психическое воздействие жена, в чьи планы входило уничтожить и Джерри и отца. Джерри, впервые избранный на двухлетний срок в 2004 году, входил в Специальную комиссию по метапсихическим делам, и уникальный статус операнта-конгрессмена обеспечивал ему постоянную рекламу и растущее влияние. Он занял на удивление консервативную позицию, что весьма разочаровало метапсихический истэблишмент. Именно с его помощью провалился проект федерального финансирования школ для оперантных детей. В речи, транслировавшейся на всю страну, он подчеркнул, что программа, принятая либеральными правительствами Японии, Западной Германии, Великобритании, Нидерландов и Скандинавских стран, ведет к созданию элитарных групп того же типа, что безуспешно пытались захватить политическую власть в Советском Союзе. Хотя советских оперантов, по всей видимости, нельзя обвинить в своекорысти, но где гарантии тому, что поголовно все операнты придерживаются высоких моральных устоев? В связи с этим представитель Трамбле, сам оперант, рекомендует соблюдать осторожность. Американцы должны решительно отмежеваться от всяких программ, отделяющих юных метапсихологов от нормальных детей и тем самым порождающих нездоровые претензии на умственное превосходство. Безусловно, он не противник оперантного обучения как такового, однако надеется, что оно навсегда останется придатком обычных общественных и частных школ для совместного обучения. Американский путь, утверждал конгрессмен из Массачусетса, безусловно, лучший путь, как для самих оперантов, так и для нации в целом. Речь Джерри имела сногсшибательный успех и во многом способствовала его восхождению. Напрасно прогрессивные операнты доказывали, что федеральное финансирование жизненно необходимо -- во времена депрессии штаты не имели налоговой оборачиваемости, чтобы потратить хотя бы малую часть еЕ на оперантное обучение; частные учебные заведения для оперантов, такие, как Дартмут, Массачусетский технологический институт, Стэндфорд, университеты Техаса, Виргинии и Калифорнии, где уже давно учреждены отделения метапсихологии, для большинства одаренных детей и юношества недоступны. Таким образом, предупреждали метапсихологи, умственные способности будут пропадать втуне. Ничего подобного, отвечал Трамбле. Со временем, когда государство сможет себе это позволить, Конгресс пересмотрит финансирование всей оперантной программы. Но, не теперь, когда Америке угрожают не только безработица, инфляция и дефицит, но и эскалация священной войны мусульман-фундаменталистов, что ныне распространилась на Африку, Индию и Ост-Индию, а Китай занял позицию, тревожащую в равной мере его соседей и Соединенные Штаты. Трамбле призвал коллег-оперантов проявлять терпимость и думать не о том, что страна должна сделать для них, а о том, что они могут сделать для страны. Как агент Кирана Джерри получил два крайне важных задания. Во-первых, повлиять на президента и демократов -- членов Конгресса в пользу военно-промышленных подрядчиков О'Коннора и в особенности тех, кто связан с системой спутниковой обороны, новой орбитальной станцией ON-1 и потенциальной базой на луне. Тут Джерри повезло; Баумгартнер всегда проявлял большой интерес к американской космической программе, а либеральных демократов оказалось очень легко убедить в еЕ преимуществах. Другое задание Джерри состояло в том, чтобы отвратить Баумгартнера от предоставления оперантам особых привилегий и тем самым лишить метапсихический истэблишмент самой основы его власти. Провал Билля по обучению оперантов стал большим успехом Джерри, однако он вскоре понял, что устремления О'Коннора обречены. Тщательно разработанный план сорвался по причине смехотворно ничтожной -- из-за внучки президента Аманды Дентон. Антиоперантные убеждения Баумгартнера, никогда не имевшие под собой твердой почвы, сильно пошатнулись после заявлений религиозных вождей и были вдребезги разбиты маленькой девочкой. Вместе с родителями и двумя старшими братьями она жила в Белом доме. Эрни Дентон, муж единственной дочери Баумгартнера, был одним из его помощников, и стоило президенту почувствовать упадок духа, он тут же посылал Эрни за Амандой. Эта обаятельная кроха умела всегда подбодрить деда. (Со временем она вырастет в Великого Магистра коррекции, блестящего метапсихолога-целителя.) Так вот, именно потому, что Аманда вечно вертелась поблизости от Овального кабинета, Джерри никак не представлялось возможности возродить былые антиоперантные настроения Баумгартнера. Это серьезно беспокоило О'Коннора. В 2006 году Джерри снова выбрали в Конгресс... наряду с семерыми оперантами из других либеральных штатов. Был принят ряд биллей, направленных на усовершенствование службы ВЭ при отощавшем без ассигнований министерстве обороны. ФБР, озабоченное происками исламских террористов, опять нацелилось на Университетскую лигу для вербовки оперантных агентов. Несмотря на противодействие консерваторов, такая агентура теперь широко и эффективно использовалась в других странах, хотя и была непопулярна. И тут появилась самая большая угроза планам О'Коннора: поскольку Двадцать вторая поправка не позволяла Баумгартнеру баллотироваться в третий раз. О'Коннор прочил на выборы в 2008-м другого своего ставленника -- сенатора Скроупа. Однако теперь вся страна считала Баумгартнера кем-то вроде Георгия Победоносца, призванного избавить еЕ от дракона, поглотившего остальной мир. И несмотря на все закулисные маневры О'Коннора, Конгресс в мае 2007 года провел отзыв Двадцать второй поправки, а к середине октября необходимые три четверти штатов в законодательном органе ратифицировали его. Баумгартнеру при желании открыта зеленая улица. А коли такое желание обнаружится, ближайшие четыре года не сулят ничего хорошего О'Коннору и его оперантной каббалистике. 27 октября делегация Национального республиканского комитета (правда, без председателя Кессиди, полностью утратившего свое главенство и выполнявшего лишь номинальную роль) должна была нанести визит президенту и официально просить его баллотироваться на третий срок. О'Коннор дал Джерри Трамбле совершенно четкие инструкции. Все, никаких тонкостей! Джерри остался единственным партизаном О'Коннора, имеющим доступ в западное крыло и обладающим потребной для принудительного броска ментальной силой. Он должен был условиться об аудиенции у президента сразу после приема делегации и в ожидании расположиться в приемной Овального кабинета, откуда можно вести телепатическое подслушивание, а в нужный момент заявить -- устами президента, -- что, по его мнению, отмена Двадцать второй поправки -- неразумное и крайне опасное решение и что он ни при каких обстоятельствах не будет баллотироваться вновь. Отчаянный план, возможно, и сработал бы. Дав впоследствии обратный ход своему заявлению, Баумгартнер разрушил бы свой имидж человека стальной воли и несгибаемой решимости, а признаться в том, что его принудили, и вовсе означало бы поставить себя в смешное положение. Он почувствует, что умом его манипулируют, но не поймет -- кто. О'Коннор был убежден, что выпады Джерри в течение нескольких следующих недель полностью деморализуют президента и заставят смириться с неизбежностью. В худшем случае создастся видимость нервного срыва, и доказать факт умственного принуждения будет невозможно. День настал. Джерри прибыл раньше назначенного часа и был препровожден в приемную специальным сотрудником Белого дома, ставшим жертвой тонких принудительных маневров. Джерри видел, как другой сотрудник ввел делегацию в сопровождении одного-единственного репортера с миниатюрной видеокамерой, что должна была запечатлеть исторический момент. Его охватило легкое сомнение, когда он узнал среди делегатов метапсихолога -- доктора Беатрису Фейруэтер из Виргинского университета. Однако еЕ метафункции были не настолько сильны, чтобы зарегистрировать принудительный импульс, к тому же она не имела причин для каких-либо подозрений. Дверь в Овальный кабинет закрылась. Двое секретарей спокойно работали за письменными столами в глубине приемной. Джерри напряг ясновидение и вызвал в уме образ президента крупным планом. Послышался гул приветствий и обмен незначительными репликами, затем глава делегации, бывший губернатор Делавэра, перешел к сути дела: -- Господин президент, мы хотели бы обратиться к вам с просьбой величайшей важности, продиктованной интересами республиканской партии и миллионов американских граждан, которые осаждают наши штаб-квартиры, бомбят нас письмами, видеограммами и телефонными звонками. Двадцать вторая поправка к Конституции отменена по одной-единственной причине -- с тем чтобы вы не сошли с политической арены в момент, когда измученный народ так отчаянно нуждается в вашей помощи. В связи с этим мы вынуждены поставить вопрос ребром: готовы ли вы баллотироваться на следующий срок? Джерри в ту же секунду заграбастал ум Ллойда Баумгартнера. Он видел глазами президента, слышал его ушами, говорил его языком. -- Леди и джентльмены, вы оказали мне огромную честь, могу заверить вас, что всю прошлую неделю я обдумывал эту возможность. ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ С ДЕДУШКОЙ? -- ... решение мое взвешено, и я глубоко верю, что оно послужит на благо нашей великой нации. Я... я... я обязан отказаться. ДЕДУШКА! ДЕДУШКА! ВЫПУСТИ ЕГО ИЗ ГОЛОВЫ! Глазами президента Джерри видел, как дверь Овального кабинета распахнулась, и Аманда, словно ангел-мститель в джинсовом комбинезончике, подлетела прямо к столу, за которым сидел дед. Позади неЕ в приемной стоял Эрни Дентон и, разинув рот, глядел на пятилетнюю дочь. -- Я обязан отказаться... Баумгартнер боролся с хваткой. А проклятый ребенок давил на него всей своей необузданной детской силой. Образы присутствующих расплывались в голове Джерри, а ум пленника тоже начал ускользать от него. Пошатываясь, он поднялся на ноги, зная, что сможет восстановить контроль, как только встретится взглядом с президентом, девочка верещала и указывала на него сквозь дверной проем. Шестеро членов делегации и репортер повернулись к нему. Аманда звонким голоском выкрикнула: -- Это не дедушка говорит! Это вот он! Он внутри дедушкиной головы. Дядя Джерри заставляет его говорить, а он не хочет! И небытия материализовались агенты спецслужб, схватили Джерри за локти. Последним безумным усилием он вырвал у Баумгартнера слова: -- Обязан... отказаться... И ментальная связь оборвалась. Доктор Беатриса Фейруэтер, маленькая женщина с добродушным лицом, подошла к Джерри, положила пальцы ему на лоб и вскрыла слабеющий ум, точно банку сардин. -- О Боже! -- воскликнула она. -- Боюсь, девочка права. Президент рухнул в кожаное кресло и хрипло пробормотал: -- Клянусь своей задницей, что права. Арестуйте... этого человека! Джерри обмяк и даже сумел выдавить жалкую улыбку в объектив, после чего охранники увели его. В июле 2008 года Джерри судили. Показания Беатрисы Фейруэтер не были приняты ввиду статута, запрещавшего самоинкриминирование. Главным свидетелем обвинения выступила маленькая Аманда Дентон. Ее свидетельства вкупе с заявлением президента оказалось достаточно, чтобы обвинить Жерара Трамбле в преднамеренном покушении на представителя власти с отягчающими вину обстоятельствами. Его апелляцию Верховный суд отклонил. Он был выведен из Палаты представителей и отсидел два с половиной года, осужденный по статье от трех до двадцати пяти. В 2012 году обе палаты Конгресса утвердили Двадцать девятую поправку к Конституции, позволяющую подвергать обвиняемых в уголовных преступлениях (как оперантов, так и нормальных) перекрестному умственному допросу, проводимому группой из трех корректоров: один со стороны защиты, другой со стороны обвинения и третий, действующий в качестве amicus curiae. Поправка, представленная в высший законодательный орган, к моменту Вторжения ещЕ не была ратифицирована ввиду отсутствия трех четвертей голосов. Выпущенный на поруки в 2012 году Жерар Трамбле поступил в фирму "Рогенфельд акуизишнз", специализирующуюся на аэрокосмических подрядах. Через пять месяцев после его освобождения Шэннон подарила ему дочь Лору, которой сорок лет спустя предстояло сыграть заметную роль в частной жизни некоего магната Консилиума. Трамбле проявил благородство и признал дочь своей. В отличие от своего тестя, он так и остался в неведении относительно того, что 29 октября 2007 года именно Шэннон послала маленькую Аманду к деду и подстроила так, чтобы в делегацию в последний момент включили доктора Фейруэтер. 20 Судно слежения "Сада" (Симб. 220-0000) Бассейн Подкаменной Тунгуски СССР, Земля 30 июня 2008 года Огромный флагман слежения Симбиари и его сопровождение из двадцати шести более мелких судов средь бела дня медленно двигались к месту события. По замыслу Лилмика поминовение носило намеренно открытый характер, дабы напомнить населению раздираемой войнами страны истину, некогда ими провозглашенную: человеческие существа не одиноки в звездной Вселенной. Капитан Шассатам, его старший помощник Мади Ала Ассамочис и старший магнат Адасти с мостика "Сады" наблюдали пейзаж, а вернее, глядели на обзорный экран, отображавший местность в натуральную величину, по мере приближения заболоченной равнины, кое-где перемежающейся хвойной порослью. -- Достигаем высоты статического равновесия, -- сказал старпом. -- Хорошо, -- отозвался капитан. Быстро взглянув назад, он убедился, что формирование отменно держит строй и несколько секунд спустя судно неподвижно зависло метрах в шестистах над лесом. Капитан призвал все экипажи к вниманию и подал знак жрецу-симбиари ввести в действие торжественный метаконцерт, направленный на принуждение божества. О Источник и Вседержитель жизни! Разум Конфедерации Симбиари из самых отдаленных пределов галактики восславляет тебя в день, когда мученики твои на судне слежения "Рисстими" сто планетарных оборотов тому назад пожертвовали собой, дабы не нанести ущерба миру, вверенному их опеке. Помоги нам понять и оценить великий акт любви мучеников твоих. Утешь безутешных, тех, что потеряли друзей и близких в той несчастной экспедиции. Поелику сие во власти твоей, дай нам мужества повторить их бескорыстный подвиг, всели в нас уверенность в том, что наши неумирающие умы будут приняты в объятия Великого Разума, если телам нашим суждено погибнуть. Мы верим, что ты встретишь нас, как встретил их в божественной обители нескончаемого света и мира, любви и радости. Хвала тебе, Творец Вселенной, образ совершенного Единства! Хвала на все времена и во всех пределах. Мы, симбиари, обращаемся к тебе как единый Разум! ВЗЫВАЕМ К ТЕБЕ! -- Вертолет из Ванавары, -- сообщил старпом, поместив образ в уголок обзорного экрана. Трое симбиари принялись изучать провидческими глазами крошечный аппарат и находящихся в нем людей. Буквы на борту вертолета указывали на принадлежность местному колхозу оленеводов. -- Я рассчитывала на свидетелей более высокого статуса, -- высокомерно заявила магнат Консилиума, выпуская из пор на лице зеленую слизь. (Как старшая по чину она считала своим долгом выразить ритуальную скорбь во время молитвы.) -- Аэродромы в Усть-Илимске и Туре закрыты, -- пояснил капитан. -- Реактивные самолеты пришлось бы посылать из Красноярска. -- Военные наблюдатели вызывают у землян большее доверие, -- возразила магнат. -- Надеюсь, они там не заснули у щитов ПВО. -- Внутри только пилот и нештатный корреспондент эвенкского телевидения. Он зарядил камеру, снял колпак с объектива и сейчас пытается поймать в него весь наш флот. -- Слава священной Правде и Красоте! -- вздохнула Адасти. Однако маленький летательный аппарат ошибочно взял курс над верхушками елей. Магнат настроила свои мысли на более высокий лад, вспоминая вслух то, что, по еЕ представлениям, свидетельствовало о дружелюбии. -- Моя блаженной памяти тетушка Бами Ала числится среди мучеников Тунгуски. Я хорошо еЕ помню, хотя была ещЕ ребенком, когда она отправлялась на свое первое задание. Будучи всего лишь техником таксонометрической службы, она мечтала привнести просвещение Содружества в субоперантный мир. Милая тетя... Она показала мне первые образы людей. Я чуть не лишилась рассудка, увидев их ужасную сухую кожу, как у полтроянцев, только иной пигментации -- от серо-черной до розовой, как рыбьи потроха. Тетушка объяснила мне их странную физиологию, чем также потрясла меня до глубины души. Никаких симбиотических водорослей в эпидермисе, потому что постоянно едят и испражняются посредством гипертрофированного желудочно-кишечного тракта. Более того -- делают из еды ритуал! А я-то считала гии неотесанными! Тетушка поведала мне о первобытном состоянии человеческой технологии и психосоциального развития, а в довершение всего страшно шокировала меня, объявив, что лилмики возлагают на Землю огромные надежды. Но должна вам сказать, капитан, что даже теперь я с трудом могу себе представить более неподходящую сущность для сопричастности, нежели здешний Разум. -- Кто знает, -- отозвался капитан. -- В технике они нас ещЕ обгонят, помяните мое слово. Их ускоренные темпы развития приводят меня в замешательство. -- Он указал на замысловатые механизмы своего судна. -- Дайте человечеству ещЕ несколько десятилетий, и у него все это будет. Универсальная теория дала им возможность приступить к созданию магнитно-гравитационной тяги. И лишь по недомыслию они ещЕ не изобрели термоядерный сплав. Дурака валяют, разбазаривая ресурсы на программы пилотируемых спутников! -- Капитан, -- предупредил старший помощник, -- экзотический летательный аппарат находится слишком близко от центральной зоны ро-поля. Может, его оттолкнуть? -- Пожалуй. Не то упадет с неба, как сбитый комар. Да, вот так лучше. Дадим ему ещЕ несколько минут, а потом отправим назад. Эмоциональный настрой пилота, прямо скажем, необычен. -- Но журналист должен зафиксировать наше присутствие, -- заявила магнат Адасти. -- Лилмик совершенно определенно выразился на этот счет. Капитан потягивал газированную воду из платиновой фляги; на лице его было написано отвращение. -- Неужели Контрольный орган всерьез надеется, что наша манифестация отвратит Советы от внутренних конфликтов? Боюсь, при нынешней ситуации в Закавказье простое появление звездных кораблей над Подкаменной Тунгуской даже в вечерние газеты не попадет. -- Капитан, сейчас не время для вульгарного цинизма. Магната покоробило от столь явного пренебрежения этикетом. Заправляться влагой среди равных или в неофициальной обстановке никому не запрещено. А здесь... капитан даже не удосужился спросить еЕ разрешения напиться и притом проделал это в присутствии подчиненного! Все-таки летные экипажи уж чересчур эгалитарны. Капитан только хмыкнул в ответ. -- На мой взгляд, Советский Союз на грани полнейшего разложения. А посему цинизм вполне оправдан. -- Ерунда! Народ жестоко пострадал, но экономика и правительственные структуры практически остались в неприкосновенности. Отчет о нашем присутствии здесь будет направлен в Москву и вскоре распространится по всей планете. Что до смысла данной манифестации... то мы ожидаем долгосрочных положительных эффектов. -- На Земле ничего долгосрочного быть не может. Если умный Лилмик затянет со Вторжением ещЕ хоть немного, весь второй этап наблюдения можно будет псу под хвост. Мы снова окажемся перед лицом субоперантного мира! Нормальные, как вам известно, уже охотятся на сопричастные умы. -- К несчастью, это правда, -- признала Адасти. -- Ох, если б только находящиеся в заключении советские операнты заняли миролюбивую позицию, как им рекомендуют их коллеги из других стран. Бедные, сбившиеся с пути горемыки! Военный диктатор в Кремле неприятно удивлен попыткой массового побега агрессивных адептов. Около тысячи четырехсот умов потеряно в повальном стремлении к сопричастности. Боюсь, мораль непротивления слишком тяжелая ноша для землян. -- Группа из Дарджилинга держалась миролюбивых взглядов, пока озверелая толпа мусульман не разорвала их в клочья. Да, земным оперантам сейчас не позавидуешь. На других планетах такое тоже случалось. -- Лилмик не теряет надежды. Согласно уточненному плану, Вторжение либо состоится в ближайшие пять лет, либо не состоится вовсе... -- Кэп, геликоптер удаляется, -- вставил старпом. -- Да, Мади Ала, вижу. Бедняга пилот! Со страху чуть с ума не своротился. Да ещЕ с перепою, как и журналист. На щите зажегся сигнал тревоги, и старший помощник объявил: -- Нас сканируют инфракрасным излучением со спутниковой системы слежения, а также фазовыми лучами из Красноярска. Это позволительно? Капитан повернулся к магнату, и та кивнула. -- Допустимо. Но пресекайте любую попытку сканировать "Саду" с помощью светорасширителей. Я не хочу, чтобы наше присутствие регистрировалось слишком явно. Мы останемся в этом положении ещЕ несколько минут и позволим евроспутникам увидеть нас на следующем витке. Три измерения будут вполне достоверны и дадут землянам кое-какую пищу для размышлений. -- Хорошо. -- Капитан снова с неуместной фамильярностью хлебнул из фляжки. -- Вам уже приходилось пролетать над Сибирью, магнат Адасти? Она отказалась от светских условностей и вытащила собственный питьевой запас, кивком дав разрешение и старпому утолить жажду. -- Нет, я занималась в основном административной работой. А за границу летала во время прошлых пяти круговращений -- для наблюдения за ходом метапсихических конгрессов... В прошлом году в Монреале -- как вы помните, с Москвой они решили не рисковать... Париж, Пекин, Эдинбург -- все большие города. До этого же посетила заседание, состоявшееся в помещении весьма странной сельской гостиницы в Бреттон-Вудз, в Нью-Гемпшире. Но из вашего упоминания о комарах могу заключить, что вы, капитан, уже не первый раз в Сибири. -- Она содрогнулась. -- Эти насекомые так падки на телесные гуморы симбиари. -- Верно. Я был тут вскоре после катастрофы. Один из моих приятелей входил в состав экспедиции на "Рисстими". Незабываемое зрелище! Деревья в зоне удара стояли прямо, но вся тайга вокруг превратилась в делянку уполовиненных, излучающих радиацию стволов. Ни один житель Земли не пострадал. Но если бы экипаж "Рисстими" не поддержал метаконцертом отказавшие системы управления, корабль продолжил бы свой путь в глубь континента и упал бы прямо на Санкт-Петербург, где в то время проживало два миллиона человек. -- Святая Красота! -- воскликнул старпом. -- Я и не знал, что их так много. -- Неужели дикая планета не оценит того, что мы для них сделали? -- размышлял вслух капитан. -- Не только экипаж "Рисстими", но и все остальные. Шестьдесят тысяч лет следить, направлять, оберегать, молиться, чтобы эти болваны не погубили себя. Магнат Адасти улыбнулась ему изумрудными губами. -- Если вторжение состоится и мы возьмем на себя протекторат, то уж позаботимся об их соответствующем изъявлении благодарности. Приобщение столь варварских умов к участию в Консилиуме потребует героических усилий. И это после всего, что мы вытерпели по их вине! -- Капитан! -- окликнул старпом. -- На нас от Красноярска идет звено "Мигов". -- Давно пора! -- выпалила магнат. Мади Ала после некоторого колебания констатировал: -- Согласно показаниям мониторов, советские власти считают нас китайским секретным оружием. -- Китайским? -- вспыхнул капитан, -- Китайским?! Идиоты! Они что, уже не могут распознать по виду НЛО? Магнат Лаши Ала Адасти неосторожно роняла зеленую слизь на сверкающий приборный щиток и большими глотками заправлялась жидкостью. -- В Космическую Всеобщность! -- скомандовала она. -- Безмозглые тупицы! -- Вот вам и блестящий план Лилмика! -- усмехнулся капитан. -- Какие будут распоряжения, магнат? -- Возвращаемся на невидимую орбиту. Думаю, распоряжения вскоре последуют от контрольного органа. 21 ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА Появление летающих тарелок над Сибирью действительно не вызвало сенсации. Видеокассета, запечатлевшая событие и проданная советским правительством за баснословную сумму западным немцам, была такой четкой, что еЕ сочли очередным шедевром киномагов. Специалисты НАСА заявили, что ни один известный науке космический двигатель не соответствует движению предполагаемых тарелок. Они попросту опровергают законы Ньютона. Подобные суждения вкупе с подозрительной датой -- сотая годовщина падения Тунгусского метеорита -- привели к тому, что кассета была объявлена подделкой. В течение следующих лет из различных частей света поступали сообщения о тарелках -- правда, не в таком впечатляющем количестве, как над Подкаменной Тунгуской. Но, увы, мир был слишком озабочен своими насущными проблемами, чтобы удивляться внеземным посетителям. Опять летающие тарелки? Подумаешь, дело большое! Вроде дождя в Испании, пылевой бури в Оклахоме и убийственного смога в Лондоне и Токио. В один из мрачных ноябрьских вечеров 2008 года, закончив сочинять длинную и ворчливую видеограмму Уме, которая прошлым летом вернулась в Саппоро, я сидел дома, выпивал и читал свой любимый исторический роман Прескотта "Человек на осле". В стакане поблескивала восхитительная темная жидкость -- виски, подаренное мне Джеймсом Макгрегором, когда он в последний раз приезжал в Хановер. Дождь лупил по стеклам, огонь в камине затухал, мои ноги в шерстяных носках уютно зарылись в косматое брюхо кота Марселя, развалившегося на изодранной когтями оттоманке. Уже после одиннадцати в дверь позвонили. Я с неохотой направил на улицу луч ясновидения и обнаружил Дени. Со вздохом отложив Прескотта, вытащил ноги из теплого пристанища и потянулся к кнопке домофона. Входи, сказал я племяннику, случилось чего? И да, и нет. Просто хотел потолковать, если не возражаешь. Я не совсем трезв. Ничего, я приведу тебя в чувство. Только попробуй -- натравлю на тебя Марселя... Я распахнул перед ним дверь гостиной; с него ручьями текла вода. -- Иду из лаборатории, -- сообщил он, снимая дождевик. -- Ну и погодка! Я достал ещЕ один бокал, плеснул туда скотча и протянул ему. Дени редко употреблял спиртное, но не надо быть телепатом, чтобы понять, что в данный момент ему это необходимо. Он опустился на софу с бокалом в руке и вздохнул. -- Сегодня мне звонил президент. -- Должно быть, он на седьмом небе, -- предположил я. -- Убедительная победа. Заполучил свой третий срок, а при желании наверняка выбьет и четвертый, и пятый... -- Дядя Роги, помнишь, как я мальчишкой учился дальнему сканированию? Тогда мы не называли это ВЭ, а просто блужданиями ума. -- Как не помнить? И меня везде за собой таскал. Я тогда впервые перешагнул границы нашего округа -- в умственном смысле. -- Мы с тобой осуществляли ясновидческую смычку умов. Я не умею исполнять метаконцерты ни с кем, кроме тебя и Люсиль. Гленн говорит, что для командного мыслителя я слишком ревниво оберегаю свою независимость. А по мнению Люсили, я просто боюсь доверяться людям... Но как бы там ни было, факт остается фактом. А на сегодня я ищу партнера, чтобы расширить ясновидение. Люсиль исключается. Она опять беременна, и я не хочу еЕ утомлять. Я, признаться, струхнул. -- Судя по всему, речь идет о чем-то исключительном... -- Я сам попробовал выглянуть нынче вечером после звонка президента... Он получил сообщение от министра обороны: сотрудники Психоглаза кое-что обнаружили, и мне поручено проверить. Я плеснул себе ещЕ скотча и опрокинул его, прежде чем Дени успел меня удержать. -- Так что же стряслось? Сбросили ядерную бомбу на Кремль? -- Да нет, в Китае нечто странное... Один я не смог выудить больше, чем соглядатаи из Вашингтона. Потому мне нужен ты. Хотя твой личный потенциал минимален, но в упряжке с моим испытывает тройное расширение благодаря синергии. Минимален! -- К твоим услугам! -- пробормотал я. Дени подтянул оттоманку к кушетке и согнал Марселя. Зашипев от такой наглости, котяра удалился на кухню. -- Садись сюда, рядом со мной. Задерем повыше ноги, и нам будет почти так же удобно, как в экспериментальных креслах. Наверно, следовало бы попросить тебя прийти в лабораторию, но... -- Но ты знал, что я с места не двинусь, да и вообще, какая разница, где мы будем этим заниматься? -- В принципе никакой. Телесный контакт неприятно встревожил меня. Господи, неужто я боюсь Дени? Его ум хранил полное безмолвие. Я закрыл глаза, продолжая умственным взором видеть гостиную, но не сделал ни одного шага ему навстречу. Протянув взгляд дальше, на кухню, я поглядел, как Марсель открыл хлебницу и стянул французскую булку. Вот старый дурак, забыл покормить бедное животное! Затем я продолжил путь за стену дома, на почему-то лишенную теней улицу под ледяным дождем, по которой туда-сюда сновали машины, шелестя покрышками. Иди сюда, сказал Дени. Ладно... просто это было так давно, ты был совсем маленький, а теперь tu es un gros bonnet, самая крупная шишка среди умников, и я, конечно, хочу тебе помочь, но не знаю, пойми, Дени, пойми, не может отец-франк появиться перед сыном в голом виде... Да нет, слияние будет совсем иное, так что не тревожься. Оно не будет похоже на твои сношения с Уме или с Элен, доверься мне, я все тот же маленький Дени, et tu es mon vrai pиre! Зa va [И ты мне как отец! Ладно (франц.).], дядя Роги? Зa va, зa va, mais allez-y doucement [Ладно, ладно, только не шибко (франц.).], черт бы тебя побрал! Он захватил меня... Я не большой умник, но пользуюсь телепатией безо всяких усилий для повседневных целей, скажем, читаю невскрытые письма, выслеживаю в лавке нечистых на руку покупателей или предупреждаю броски безумных водителей. А более существенные метафункции я расходую экономно (если, конечно, речь не идет о женщинах!), и после всегда у меня остается неприятный осадок, как будто я предавался тайному пороку. Внетелесные экскурсы даются мне с трудом. Я могу перекрывать вполне приличные расстояния, но "видеть" -- не говоря уже о других чувствах -- для меня слишком утомительно, а то и вовсе невозможно. И тут я приготовился к совместному путешествию с Дени, ожидая привычного напряжения. Отнюдь! Даже не знаю, с чем сравнить... Бывает, во сне ты не то чтобы летишь, а делаешь семимильные шаги, один за другим. Давным-давно я подсматривал, что делается в уме у маленького Дени, когда он медленно обшаривал Нью-Гемпшир в поисках других оперантов, и видел странный умственный ландшафт, алмазные вспышки света, отмечавшие местонахождение живых человеческих мозгов -- латентные светились тускло, операнты горели, как звездочки. Что-то было в этом эффекте, когда мы с Дени летели на запад вдоль континента, каждый рывок покрывал все большее расстояние и достигал все большей высоты, пока на Тихоокеанском побережье мы не стали парить без передышки и не описали обширную дугу над темным немым пространством северной части океана. Но так ли уж оно было немо? Никаких звездных скоплений не наблюдалось, но было нечто иное -- внутренний шепот, доносившийся снизу, а вокруг, точно миллионы тихих голосов вели беседы... или даже пели, поскольку в ощущении присутствовала ритмическая пульсация и ритм все время менялся, подчиняясь, однако, некой оркестровке. Это жизненное поле мира, объяснил Дени. Жизнь и Разум взаимодействуют. Биосфера образует довольно целостную решетчатую конструкцию, а ноосфера, Мировой Разум, пронизывает еЕ пока что весьма несовершенно, поэтому мы и воспринимаем поле только как шепот. А что мы услышим, когда Мировой Разум будет соткан полностью? -- спросил я. Песню, ответил племянник. Мы достигли мерцающей арки Японии. Но у меня не было времени разыскивать Уме, хотя и мелькнула такая мысль. Спустя миг Дени уже замедлял скорость над Китаем, низко летя над большой рекой Янцзы, что протекает по самому многонаселенному району мира. Там день был в самом разгаре, и умы, естественно, светились. Я перестал ориентироваться, впечатления совсем задавили меня. Но Дени увлекал мой ум все дальше, теперь цель была уже на виду; в следующее мгновение мы зависли над огромным городом Ухань и приготовились к спуску. Так, дядя Роги, давай-ка исполним настоящий метаконцерт, сказал Дени. В полете осуществляется лишь периферийная связь, вроде автомобиля с прицепом. А теперь ты прежде всего должен расслабиться. Мы сольем наши воли для достижения единства. Вот что такое метаконцерт. ОДНА ВОЛЯ, один вектор метафункции, в данном случае направленной на то, чтобы обследовать помещение маленькой лаборатории в скромном университетском здании. Когда я тебя попрошу, ты должен помочь мне проникнуть туда, употребив всю свою силу. Понял? Понял. Тебе может показаться, что ты лишился чувств, но не волнуйся, видеть буду я и подхвачу тебя, даже если ты ослабеешь, но держись сколько можешь, хорошо? Да. Давай! Мне показалось, что взошло солнце. То, что было тусклым, окрасилось в насыщенные цвета, а то, что было ярким, приобрело блеск, который трудно выдержать обычному глазу. В те времена население Ухани составляло около шести миллионов, и примерно десять тысяч обладали оперантностью в разной степени. Главным образом операнты группировались в университетском городке, что раскинулся к востоку от Янцзы, на берегу небольшого Озера. Мы словно спикировали на него с неба. Эффект умственного созвездия резко исчез, и мы очутились во дворе, заполненном студентами и преподавателями; они входили, выходили, разъезжали на велосипедах, слонялись под безлистыми деревьями, пронизанными осенним светом. Дени уверенно двинулся вдоль стены из белого камня; мы проникли в небольшое здание, где люди работали на компьютерах, перебирали бумаги, беседовали. Наконец мы добрались до лаборатории, где застали троих мужчин и двух женщин; я сразу догадался, что это отделение метапсихологии. Так называемое "парикмахерское кресло" со встроенной аппаратурой для измерения мозговой деятельности было почти идентично подобным приспособлениям в Дартмуде. Вокруг кресла, на голом бетонном полу я увидел трехметровое кольцо маленьких, соединенных между собой датчиков; от них тянулись тяжелые провода к более массивным приборам. На некоторых были сняты передние панели, электронные внутренности торчали наружу, и над ними колдовали техники. Я уже записал основные параметры цепей, сказал Дени, а теперь хочу попробовать микросканирование. Держись за шляпу, дядя Роги. Постараюсь побыстрей. Он незаметно вклинился внутрь кольца, и я почувствовал, будто у меня вырвали оба глаза. Но, разумеется, мое физическое зрение ничего общего не имело с экстрасенсорным восприятием; боль шла откуда-то из нервной системы, где импульсы ясновидения лишь частично принадлежали физической Вселенной, чудовищно эзотерическим образом расширяли ум моего племянника. Яркость была мучительной. Какие-то детализированные картинки мерцали, словно глянцевые иллюстрации в старомодной книжке. Порой я видел их целиком, правда в жутком искажении, порой как фрагменты головоломки. Для меня они не имели никакого смысла, а слишком быстрая смена образов вызывала тошнотворное чувство. Кажется, я пытался закричать. Мне очень хотелось освободиться от Дени, прекратить агонию, но я обещал, обещал... Наконец все оборвалось. Я обливался слезами, корчился в судорогах. И все же какая-то часть моего ума держалась прямо, гордясь своей героической выдержкой. Муки прекратились, и я снова увидел китайскую лабораторию. Очень хорошо, одобрил Дени. Прибыла испытуемая. Я на минутку разорву метаконцерт и обследую еЕ. Сверхъестественно яркое зрелище тут же приобрело размытые, пастельные тона. Я обнаружил, что лишь один из сотрудников лаборатории является оперантом. Его аура была бледная, желто-зеленая, как у светлячка. Дверь отворилась, и вошла молодая женщина с аурой, по цвету напоминавшей объятый пламенем дом; подопытная запихивала в рот остатки сладкого пирога с рисом и облизывала пальцы. На ней был красный комбинезон и белые сапожки на высоких каблуках. Перед тем как опуститься в кресло, она со скучающим видом кивнула ученым. Один привязал еЕ к креслу, другие возились с оборудованием, затем все вышли, затворили дверь и оставили женщину одну. Дени восстановил метаконцерт. И снова каждая деталь камеры стала на удивление четкой; я впервые заметил параболическое блюдце, висящее над головой китаянки. Оно походило на световой рефлектор с замысловатыми штуковинами в центре. В соседнем контрольном помещении команда готовилась к эксперименту. Руководитель-оперант дал телепатический сигнал, и подопытная начала монотонно считать на декларативном модуле. На счете "десять" возник зеркальный купол и скрыл из виду женщину вместе с креслом. Одновременно оборвалась телепатическая речь. Купол имел форму полусферы, наподобие половинки яйца, отшлифованную, как стекло. Сверху он чуть-чуть не доходил до висящего рефлектора, а снизу прикрывал кольцо датчиков. Не успел я удивиться, как Дени предупредил меня: Еще один рывок, дядя Роги. Все, на что ты способен... через зеркальную поверхность! Наши сцепленные умы рванулись вперед, на этот раз я и впрямь потерял сознание, испытав лишь секундную вспышку смертельной агонии. А когда пришел в себя, уже сидел на софе в своей хановерской квартире, и голова моя пульсировала, словно еЕ только что сунули в унитаз и спустили воду. Я услышал в ванной звуки рвоты и воды, бегущей в раковину. Через несколько минут с видом живого трупа вошел Дени, вытирая полотенцем мокрые волосы. -- Ну что, мы прорвались через чертов купол? -- прошептал я. -- Нет. -- Механический умственный экран, не так ли?.. Говорят, его невозможно создать. -- Я этого не говорил. Он поднял с пола свой дождевик. Никогда ещЕ я не видел племянника в таком измочаленном состоянии. Его эмоции были от меня полностью скрыты. -- Ты понимаешь, что они могут преградить доступ Психоглазу? -- допытывался я. -- За этой штукой они вольны делать все, что им заблагорассудится, а адепты ВЭ никогда не узнают! Если ты не смог через неЕ прорваться, значит, ни один мета не сможет... Есть какой-нибудь способ его вскрыть? -- Разрушить генератор, -- сказал Дени. -- А помимо этого -- не знаю. Надо будет создать собственный и поэкспериментировать. -- Он открыл входную дверь. -- Еще раз спасибо, дядя Роги. -- Но мы снова на нуле! -- закричал я. -- Китайцы дико ненавидят русских и наоборот. Они начнут гонку вооружений и, может, даже нанесут упреждающий удар! -- Спокойной ночи. -- Дверь закрылась. Я выплюнул ему вслед грязное ругательство и удивился, как это Марсель упустил случай, выйдя из кухни, облить меня презрением. Он лишь вскочил на хромоногий стул, встопорщил усы и уставился на почти полную бутылку шотландского виски. -- Самая разумная идея за ночь, -- согласился я и прилег на софу приканчивать виски под барабанный гром дождя по стеклу. А кот снова свернулся калачиком у моих ног. 22 Нью-Йорк, Земля 4 марта 2012 года В Институте Слоуна-Кеттеринга работала целая группа оперантов, поэтому доктор Колвин Пристайн врубил умственный щит на максимальную мощность. Напряжение после трехчасовой консультации отпустило лишь в такси, и он пришел в себя уже перед входом в отель "Плаза", услышав, как перепуганный водитель стучит в стекло. -- Ради Бога, ничего страшного! -- простонал Пристайн. -- Уж и задремать нельзя на минутку! -- Он вставил кредитную карточку в прорезь бронированной перегородки. -- Возьми пятнадцать. -- Могу я чем-нибудь помочь, доктор Пристайн? -- Швейцар предупредительно поднял над ним зонтик и протянул руку в белой перчатке. -- Нет. -- Доктор вытащил карточку, вышел и зашагал к отелю. Арнольд Паккала ждал его в вестибюле. Что он сказал? Черты Пристайна были сложены в привычную гримасу рассеянного добродушия. Ум его оставался непроницаемым за верхним слоем. Передай Киру, что я поднимаюсь. ??? Пристайн повернулся спиной к помощнику и направился к лифту. Он держался начеку, чтобы отразить любую попытку принуждения, но Арнольд лишь постоял немного, глядя ему вслед и строя догадки, затем вошел в телефонную кабину. Не успел доктор выйти из лифта, как двери апартаментов распахнулись перед ним. Адам Грондин, более замкнутый, чем Паккала, даже не пытался любопытствовать. -- Босс в гостиной. Пристайн кивнул, сбросил пальто и вытащил папку из дипломата -- Собери вещи. Он отправится немедля. -- Черт! -- прошептал Грондин. -- Черт, черт, черт!.. -- Свяжись с миссис Трамбле и попроси еЕ подождать у телефона. Думаю, он сам захочет ей сказать. -- О'кей, док. Пристайн прошел в гостиную и плотно закрыл за собой дверь. Киран в халате стоял у окна, сцепив руки за спиной. -- Садись, Кол. Выпьешь чего-нибудь?.. Не утруждай себя словами -- просто откройся. Со слезами на глазах доктор повиновался. Киран О'Коннор глянул вниз на центральный парк. Клочья тумана запутались в набухших почками ветвях деревьев. Конный полицейский остановился у скамьи, где лежал укрытый газетами бродяга, и поднес к губам мегафон. -- Надо же, -- сказал Киран, -- любопытный случай божественного возмездия... Это было бы знаменательно, когда б не тот факт, что меня уже не остановить. -- Но, Кир, у тебя метастазы. И лимфография и изоферменты показывают... -- Хватит, я все понял. -- Я договорился, тебя немедленно положат под чужим именем... -- Нет. -- Но это необходимо! Киран засмеялся. -- Вы, доктора... привыкли выносить решения о жизни и смерти. (Не будь дураком, Кол, на кой черт мне твои паллиативы, твоя ослабляющая мозг химия, я всю жизнь прожил в боли и это приму... Я сохраню свои силы, пока Черная Мать не заберет меня и всех остальных... мне даже приятен Ее жест в доказательство того, что я самый любимый, как Она всегда говорила, где твоя вера, где твоя любовь, я скорректирую чертову заразу, отражу материю умом, другие операнты могут, почему не я?) Ты не достиг таких высот в коррекции. Есть хорошие целители, есть плохие, а самокоррекция, наименее изученная область, она вся состоит из подсознательных факторов, способных не только стимулировать, но и усугублять... Киран повернулся, взмахом руки оборвав разглагольствования доктора. -- Довольно, Кол. Я согласился на твое обследование, потому что... мне было интересно. Наверно, я предчувствовал что-то в таком роде, когда ещЕ только выходил на старт. Л это лишь сигнал. -- Но если отказаться от всякой терапии, боль станет невыносимой. -- Ты же знаешь, для меня ничего невыносимого нет. (Кроме неверности.) Пристайн обреченно свесил голову. -- Ты босс. -- Он помедлил. -- Я попросил Адама соединить тебя с дочерью. Решил, что ты захочешь ей сообщить. Извини, если я был не прав. Лицо Кирана окаменело. Странно искаженный образ Шэннон засверкал на его безупречно гладком и твердом умственном экране. Но тут же исчез, и Киран улыбнулся. -- Учитывая твое мрачное пророчество насчет самокоррекции, сколько мне ещЕ осталось терпеть? -- То, что ты сейчас терпишь, уже чудо! Киран одобрительно хмыкнул. -- Что ж, все просто, как апельсин. Думаю, мне лучше всего вернуться в Чикаго. Поди скажи Шэннон, что это ложная тревога. Что я здоров как бык. Пристайн вздохнул. -- Ты босс, -- повторил он. Беззвучно смеясь, Киран снова повернулся к окну. -- Бедная девочка. То-то обрадуется! 23 Выдержки из "Нью-Йорк таймс" 1 мая 2012 года СИГМА-ПОЛЕ -- ДЕШЕВЫЙ И НАДЕЖНЫЙ ИСТОЧНИК ТЕРМОЯДЕРНОЙ ЭНЕРГИИ находит применение в разработке механического умственного экрана БАРБАРА ТРИН, спецкор "Нью-Йорк таймс" Принстон, Н. -- Й. -- Долгожданный прорыв в работе над компактными генераторами термоядерной энергии был на прошлой неделе зарегистрирован на МИППЯГе в Принстонском университете, отделение энергетических исследований МИППЯГ (аббревиатура означает миниатюрный протонно-протонный ядерный генератор) отличается тем, что использует "бутылку" сигма-поля, ядерную реакцию, а не электромагнитные потоки. Более 50 лет ученые терпели фиаско в своих попытках приручить термояд из-за ограничений, свойственных замкнутым электромагнитным системам, которые требовали специальных предохранительных мер. Предприятия по производству ядерной энергии до сего дня оставались весьма неэкономичными не только из-за их сложности, но и из-за того, что типичная ядерная установка на дейтериум-тритии выдает лишь около одной десятой энергии реактора ядерного расщепления такого же размера. Новая система на основе сигма-поля совершенно надежна в отличие от установок на основе магнитного поля, где за долю секунды накапливается достаточная энергия для возможного разрушения реактора в случае каких-либо неполадок. Система сигма-поля имеет добавочное преимущество, поскольку впитывает гамма-излучение в процессе выделения протонно-протонного термояда на МИППЯГе. Куда девается поглощенная радиация -- этот вопрос пока остается одной из величайших загадок новой развивающейся отрасли науки, получившей название физики динамических полей. Согласно утверждениям д-ра Джорджа Т. Викса, разработавшего механизм МИППЯГ на основе сигма-поля, "закупоривание" термоядерной энергии является лишь первым шагом на пути ценнейших эффектов упомянутого поля. "Сигма есть примерно то, что в научной фантастике называют силовым полем, -- говорит Викс. -- Это существующий в шести измерениях эффект, непосредственно связанный с пространственно-временной протяженностью космоса". Многим такое объяснение покажется сложным -- так оно и есть! Но вы можете легко понять, на что способно сигма-поле, если представить его себе как своеобразную невидимую стену. Имеются различные типы сигма-полей. Тот тип, что использовался в создании установки МИППЯГ, действует как преграда огромному накалу термоядерной энергии". Другие типы сигма-полей, по словам Викса, способны блокировать типы энергии -- и даже материи. "Когда-нибудь мы сумеем так настроить сигма-поле, чтобы оно могло служить крышей, или барьером метеорному потоку, или щитом против радиации, или дзотом, или обычным зонтиком! Оно порождает тягу, известную из научной фантастики и позволяющую космическим кораблям тянуть, толкать или выхватывать предметы из вакуума". Еще более экзотическое применение сигма-технологий станет первым в мире эффективным механическим экраном мысли. "Пока, -- заявляет Кэрола Маккарти, коллега Викса из Принстона, -- никто ещЕ не сумел поставить надежных барьеров телепатии, ВЭ или другим умственным силам, потому что мысль не распространяется в четырех пространственно-временных измерениях, подобно звуку и другим формам энергии. Умственные импульсы распространяются в шестимерном пространстве, называемом эфиром. Сигма-поле, также имеющее шесть измерений, может вступать с эфиром в реакцию, способствующую замораживанию мыслей". Такой тип умственного экрана был предложен покойным лауреатом Нобелевской премии Сюн Пиньюном незадолго до его смерти в 2006 году. Сюн получил премию за разработку универсальной теории поля, на которой и основано исследование сигмы. На Западе ходят упорные слухи, будто Китай уже работает над созданием подобного аппарата, и растущая напряженность в отношениях с Советским Союзом стимулирует эти эксперименты. 24 Округ Дю-Паж, Иллинойс, Земля 4 августа 2012 года Удушливый ветер Среднего Запада, точно горячее полотенце парикмахера, облепил лицо Виктора Ремиларда, едва он высунул голову из реактивного самолета "Ремко". Шэннон Трамбле в белом хлопковом казакине ждала его у трапа. Беременность освежила краски в еЕ лице и добавила женственности фигуре. Виктор не удержался и обследовал пятимесячный плод. Чистое совершенство. В уме уже сейчас проявляются фамильные оперантные черты. Девчонка будет дьявольски хитра. Шэннон почувствовала сканирование и рассмеялась. -- Да уж, у Лоры ого-го какая хватка! Оттого папа и решил допустить тебя в организацию, не привязывая. Он жутко суеверен. Лора для него символ, улучшенный вариант меня. Наверняка он захочет еЕ использовать... Под навесом они прошли к автостоянке. Температура выше сорока по Цельсию, солнце раскаленным жезлом пронзает сгущающиеся грозовые тучи. -- Ты скажешь Джерри? -- спросил Виктор. -- Почему бы и нет? Ему будет приятно. Папу огорчало, что у нас нет детей, и он винил меня, поскольку в том, что Джерри не бесплоден, сомневаться не приходится. А я до сих пор не хотела -- сам понимаешь почему. Лора будет нашим с тобой творением, а не папиным. Мотор черного "феррари-аутома" работал, не перегреваясь. Она коснулась замка, и сразу обе дверцы открылись. -- Садись ты за руль. Я до конца дня поставила на автоматическое управление. Он кивнул и со вздохом опустился на прохладное кожаное сиденье. Пот лил с него градом. Он умел управлять либо температурой тела, либо рефлексами волнения-страха, но не тем и другим вместе. Сверив маршрут по электронной карте, он вывел "феррари" на автостраду. -- Когда выходит Джерри? -- На будущей неделе. -- Твой старик небось готов его придушить. -- Нет, что ты! Джерри хоть и запятнан, но ещЕ пригодится. -- Губы еЕ дрогнули в усмешке. -- Нам с тобой пригодится, поэтому не морочь мне голову разводом. Пока мы не победим, никаких разводов. -- Как знаешь. На автостраде он нажал кнопку автопилота и блаженно откинулся на мягкую спинку. Машина плавно влилась в поток движения, ползущий с запада. На шоссе второго класса только из двух полос в обоих направлениях они сдерживали скорость до ста двадцати, а когда повернули на юг, на автостраду из пяти полос, прибавили до двухсот, и "феррари" начал искусно обходить другие роскошные машины. -- Вот бы нам разграничительные полосы! -- мечтательно сказал Виктор. -- В Северном Нью-Гемпшире везде, кроме самых больших автострад, разрешено только ручное управление, и то при строгом ограничении скоростей. У нас в глуши в прогресс не верят. -- В Иллоинойсе все радовались, когда сняли ограничения, пока не поняли, а в какую сумму это влетит. А Нью-Гемпшир сбивает цены, давая престижным клиентам бесплатный проезд до Массачусетса. Виктор хмыкнул. -- Старая песня янки. Никаких налогов, никакой роскоши, всяк за себя, один Бог за всех. -- Вот-вот, -- пробормотала Шэннон. -- Нам, кстати, его заступничество очень даже может понадобиться... Но я должна показать тебе то, что есть у папы. Лампочка на щитке предупредила их об окончании запрограммированного времени автопилота. Виктор опять взялся за руль, и они свернули на Мидуэст-роуд. Он ни разу не был в усадьбе О'Коннора, но стрелка на электронной карте указывала ему дорогу. "Феррари" замедлил ход до девяноста в час и стал пробираться меж лесистых холмов, перегороженных белыми заборами, что отмечали границы больших земельных владений. Проехав ещЕ с полкилометра, они остановились перед массивной оградой из красного кирпича. Четырехметровые кованые ворота с двумя укрепленными сверху бронзовыми фонарями распахнулись, едва Шэннон включила зажатый в руке фонарик. Виктор увидел пышные кусты роз, за которыми скрывалась двойная цепь электрической сигнализации. Еще один высокий забор окаймлял подъездную аллею; из-за него настороженно следили за продвижением "феррари" свирепые мастифы и доберманы. Через каких-нибудь полсотни метров путь преградила обнесенная колючей проволокой стена с встроенной в неЕ сторожевой будкой, -- внутри Виктор углядел видеокамеры, проекторы, окна из одностороннего стекла и несколько ненавязчивых бойниц. На стальных воротах красовалась вывеска: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ. ОСТАВАЙТЕСЬ В МАШИНЕ. СТРОГО СОБЛЮДАЙТЕ ИНСТРУКЦИИ. -- Черт побери! -- процедил он. Камеры включились, просвечивая машину и пассажиров. Электронный голос проговорил: -- Добрый день. Пожалуйста, назовите мне свои имена и род занятий. Шэннон опустила окно, высунулась и помахала. -- Это я, мальчики. И мой друг со мной. Попридержите своих драконов. -- Слушаюсь, мэм! -- раздался голос из громкоговорителя. -- Прошу в дом. Ворота растворились. Покрышки зашелестели по асфальту, а направленные на аллею стволы пулеметов убрались в свои гнезда. -- Помогай Бог местному смотрителю водомеров! -- покачал головой Виктор. -- Не глупи! В Иллинойсе все делается на расстоянии. -- А где он прячет противовоздушные батареи? -- В конюшне. -- Серьезно? -- Да хватит тебе! -- огрызнулась она. -- А то как бы я не пожалела, что вытащила тебя из твоей деревни и не вспомнила о супружеской верности. Виктор нажал на тормоза, повернулся и схватил еЕ за предплечья. Принуждение ударило по ней, будто из крупнокалиберного орудия. Шэннон вскрикнула от боли и ярости. Он разорвал, как бумагу, еЕ внешний экран, лотом разметал мощнейший внутренний щит, так что лишь обломки замелькали в головокружительном калейдоскопе. Она ожесточенно отбивалась, но ему все же удалось увидеть еЕ истинную суть: страшную ненависть к отцу, затемняющую все душевные порывы, неутомимое стремление к цели, для которой ей нужен он, и только он. -- Сука! -- Виктор рассмеялся и выпустил еЕ. Впереди показались стены особняка -- современной постройки в окружении тенистых дубов и сосен. С одной стороны над крышей вздымалась сторожевая вышка, утыканная антеннами. Виктор рассмотрел в листве деревьев по меньшей мере три радара. -- Там? -- спросил он, мысленно указывая на вышку. -- Да. Он называет еЕ своим кабинетом. А все остальные -- командным пунктом. Поначалу это был просто центр сбора информации. Но с годами папа закупал все новое и новое оборудование. Дополнительный центр управления установлен в подвале, а под землей проходит кабель, соединяющий компьютеры с тремя коммерческими спутниковыми системами -- на случай, если наземные антенны выйдут из строя. Они остановились у бокового входа; Виктор выключил мотор. Окошко со стороны Шэннон все ещЕ было открыто. В горячем воздухе разливался запах роз и свежескошенной травы, смешиваясь с последними дуновениями кондиционера "Феррари". -- Твой отец был бы идиотом, если б думал, что у нас с тобой чисто деловые отношения. -- Он знает, -- спокойно сказала она. -- И что я здесь, тоже знает? -- По идее, я должна обратить тебя в его веру. Поскольку мое тощее тело оказалось недостаточным соблазном, мне приказано подвергнуть тебя более экзотическому возбуждению. Виктор снова засмеялся. -- Да?.. Ну, вперед! Внутри было тихо и на первый взгляд безлюдно. Шэннон объяснила: отца нет в городе, а прислуга хорошо вымуштрована и ненавязчива. Все горничные, охранники, экономы -- операнты, однако по темпераменту, уму или образованию не подходят для высоких постов в организации О'Коннора. Они живут в собственных домах так называемой "деревни", расположенной в дальнем конце усадьбы. Некоторые служат у них уже более двадцати лет. В просторном лифте они поднялись на третий этаж и вступили в устланный коврами холл. Из холла было видно, как темнеет небо, предвещая бурю. -- Пусть то, что ты увидишь, не будет для тебя неожиданностью, -- сказала Шэннон. -- Как известно, Психоглаз вдохновил сверхдержавы на прекращение гонки вооружений. Но большинство мелких наций имеют тактические ракеты про запас -- особенно после того, как Армагеддон доказал, что надзор ВЭ не может предотвратить локальных провокационных выпадов. Вдобавок южноафриканцам или индийцам наплевать, обнаружит Психоглаз их арсеналы или нет. Пожалуй, им бы даже хотелось, чтоб их враги знали об их способности отразить удар. -- Вряд ли их можно за это винить, -- заметил Виктор, -- после того как джихад прокатился по всей Азии и Африке. -- Отдельные специалисты в оборонных ведомствах Америки и Советского Союза обеспокоены ситуацией и предлагают создать всемирную систему спутниковой обороны. Пока у нас в Конгрессе и в Белом доме царили демократы, дальше разговоров дело не шло. У русских тоже система была только в чертежах, поэтому, когда Иран и Пакистан начали финансировать восстания в их среднеазиатских республиках, Советы не успели ничего сделать для предотвращения войны. Снаружи неистово раскачивались дубы, но шум ветра не проникал сквозь толстые стены и бронированные стекла. -- Когда в двухтысячном году победил президент Баумгартнер, -- продолжала Шэннон, -- то начал активно заниматься спутниковой обороной. Все знают, что в Южной Африке имеются баллистические ракеты средней дальности с нейтронными боеголовками, нацеленные на удержание черной угрозы с севера. И все понимают, что лишь страх перед новыми взрывами удержал мусульман от использования обычных ядерных бомб против России. У арабов пока ещЕ нет нейтронной бомбы, но это лишь вопрос времени. А поскольку доставка теперь относительно недорога, практически каждое маленькое государство в пределах десятилетия получит возможность для ядерного шантажа. Они подошли к тяжелой двери с золотой пластинкой вместо замка и ручки. Шэннон нажала еЕ правой рукой, и послышался звон. -- Папины агенты давно провоцируют террористов. Его люди помогли фанатикам Армагеддона получить свои бомбы, спровоцировали гражданскую войну в Советском Союзе, подкармливают джихад в Африке. Папин ставленник Баумгартнер вступил в Белый дом в боевой готовности для восстановления рейгановской стратегической оборонной инициативы в еЕ рабочем варианте -- имеется в виду система наземных лазероотражающих станций, или "звездный удар"... Откройся! -- обратилась она к идентификатору голосов; металлическая панель отодвинулась, и оба очутились в святилище О'Коннора; одну пятиметровую стену занимал огромный распределительный щит. -- Примерно через год система, состоящая из ста пятидесяти боевых отражающих спутников и двадцати наземных батарей многоэлементных эксимерных лазеров, будет готова. Эксперты ООН будут контролировать еЕ из нового командного центра, который строится на острове Рождества в Тихом океане. Система "звездного удара" совместно финансируется Соединенными Штатами, Европой, Японией и Кореей. Китай построил собственную, автономную часть -- двадцать отражающих спутников и две наземные станции. На всех прочих спутниках используются системы управления, изготовленные папиным международным аэрокосмическим консорциумом. В каждой имеется секретное блокирующее устройство. -- Она указала на щит. -- "Звездный удар" может быть нанесен отсюда, минуя систему коммуникаций на острове Рождества. -- Боже Всемогущий! Шэннон уселась за компьютер. -- Оружие пока не подключено. Когда его подключат, код допуска будет известен только папе. По моим расчетам, он откроет свою великую тайну тебе -- в обмен на твою душу. -- Она рассмеялась. -- Хочешь посмотреть, как работает эта штука? Произнеся несколько слов в переговорное устройство, она вызвала замысловатую схему на большой жидкокристаллический дисплей. -- Белые сигналы обозначают размещение эксимерно-лазерных батарей ООН. Зеленые -- китайские базы. Обрати внимание на два красных сигнала!.. Это папины страховочные пункты -- один в Саскачеване, другой на Мальдивских островах, к югу от Индии. Его собственные наземные станции -- на случай, если кому-нибудь, к примеру китайцам, удастся разрушить остальные. -- А наземные лазеры для чего? Чтобы посылать смертельные лучи в систему боевых зеркал? -- Да нет, не совсем. В случае запуска ядерной ракеты или других враждебных действий эксимерный огонь выпускает когерентные лучи по орбитальным отражателям. Видишь большие голубые сигналы? Они маневрируют с отражателями и уже направлены на заданную цель. В зависимости от природы луча -- а она может варьироваться бесконечно -- он либо пронизывает, либо сжигает цель, либо выводит из строя электронное и электрическое оборудование. Последняя версия наиболее разнообразна. Определенные типы лучей могут превращать микроэлементы в груду лома, дезактивировать ракеты, самолеты, корабли, противоспутниковые системы -- все, что имеет компьютерное управление. Более того -- они могут закоротить автозажигание, радио, видео, даже электрическую лампочку, прослушивающие устройства, солнечные батарейки в часах и калькуляторах. "Звездный удар", по сути, наиболее совершенная защита против любой войны. -- Или наиболее совершенное нападение. -- О да! Представь себе современный город, лишенный электричества и электроники. Фактически это была бы гибель цивилизации, возвращение к средневековью. Виктор обвел рукой помещение. -- А если мы его заложим? -- Попробуй доказать! Это невероятно дорогостоящая система управления коммерческой спутниковой связью -- и больше ничего. Никаких инкримирующих элементов тут никто не найдет. А против того, чтобы иметь в банке данных описание "звездного удара", закона нет, тем более если ты занимаешься производством спутниковых систем управления. Что до космической аппаратуры... она может контролировать любой тип спутников -- метео, связи, наблюдательных, трансляционных. У папы их по меньшей мере сорок шесть. -- И когда "звездный удар" будет закончен? -- В конце две тысячи тринадцатого. Несчастливый год... а может, счастливый -- как взглянуть. Виктор хмурился, напряженно размышляя за умственным барьером. -- В схеме завоевания мира, начертанной твоим отцом, по меньшей мере десяток дыр. Самое уязвимое место, безусловно, Китай. Он независимо от всех управляет своими спутниками и располагает собственными эксимерными батареями. Что, если в качестве щита он использует сигма-поле?.. -- Папа не собирается завоевывать мир. -- А тогда что же... Она пошептала в микрофон. Экран почернел. У Виктора волосы на голове зашевелились. -- Но это... безумие! -- Это -- его видение Абсолюта, -- уточнила Шэннон. -- Он предложит тебе "звездный удар" как орудие мирового господства, а ты за это поможешь ему разрушить оперантный корпус. Папа знает, что на него уже вышли. -- Она встала, разгладила на бедрах белую юбку, криво улыбнулась. -- Возможно, даже подозревает, кто его предал. Но он загнан в угол своей любовью. Все ещЕ надеется повернуть меня на избранную им дорогу. А не меня, так ребенка... -- Любовь! -- В устах Виктора слово прозвучало богохульством. Шэннон отвернулась от него. -- Я редко сюда прихожу. Только когда хочу вспомнить и укрепить свою решимость. Он именно тут сделал со мной это... И всякий раз, как я ухожу отсюда, мне делается страшно. Что, если дверь не подчинится приказу или вдруг откроется с другой стороны, он войдет и потребует, чтобы я подтвердила свою привязанность? Смогу ли я его отвергнуть? Может, я уже подтвердила?.. Нет! -- сказал Виктор, и она припала к нему так, что страх и ярость растворились в забвении. Несколько часов спустя она открыла дверь. В холле было пусто. Сквозь стеклянные панели они увидели бушующий снаружи ураган. -- Мой "феррари"! -- взвыла она. -- Я оставила окошко открытым! Смеясь, они побежали к лифту. 25 Луисбург, Пенсильвания, Земля 6 августа 2012 года Надзиратель федеральной тюрьмы открыл дверь в маленькое помещение с одним металлическим столом и двумя стульями. -- Подойдет, профессор Ремилард? -- Прослушивается? -- ровным голосом спросил Дени. Надзиратель хмыкнул. -- Что вы! В двери есть окошечко, но агент Табата уже дал нам понять: во время вашего свидания с заключенным никакого надзора не требуется. Приказать, чтобы его привели? -- Да, пожалуйста. Дени поставил на стол дипломат. Едва надзиратель вышел, он извлек оттуда четыре ничем не примечательные карточки и разложил их по углам камеры. Если и есть "жучки", они теперь ослепнут и оглохнут. Пришлось объяснить президенту, что дальнее корректирующее испытание невозможно. В процессе ВЭ необходимо невероятное усилие, чтобы подслушать даже декларативную телепатию -- самый "громкий" тип, а прочесть скрытые мысли наблюдаемого на таком расстоянии ни один виртуоз не сможет. Единственный способ проверить странное признание жены Джерри Трамбле -- испытать его при личной встрече. Опыт может иметь успех, а может и не иметь -- в зависимости от психического настроя Трамбле. Что до морально-этической стороны... Тут Дени все тщательно обдумал. Поскольку законодательство, разрешающее умственный перекрестный допрос, ещЕ в стадии ратификации, он примет его de facto с условием, что никакая добытая им информация не будет использована в качестве прямых улик и ему ни в чьем деле не придется давать показания. Президент насмешливо одобрил его осторожность и предусмотрительность. Дени ответил, что эти качества являются вопросом выживания, учитывая сложившееся в мире отношение к оперантам. Тогда Баумгартнер на полном серьезе выразил уверенность в переменах к лучшему, а Дени с грустью возразил, что лично он не замечает тенденции к улучшению отношений между оперантами и нормальными людьми, и если обвинения миссис Трамбле относительно происков скрытых оперантов будут доказаны, то Сыновья Земли и другие мракобесы опять получат козырь в руки, и уж тогда имидж операнта никто не исправит. Президент положил ему на плечо свою лапищу и велел мужаться. После ноябрьских выборов появится возможность начать решительные действия во многих областях. А теперь... Трамбле! Дени обещал сделать все, что в его силах, и доложить о результатах одному президенту. Дверь отворилась, и вошел Джерри. -- Привет, Дени. (Вот и я, знаю, видок у меня тот еще, колит, понимаешь, замучил, я сбросил десять кило, жена путается с каким-то неизвестным оперантом и носит от него ублюдка, а тесть говорит: все да простится! Какого дъявола, тоже великий судия нашелся! И какого дьявола ты ТЕПЕРЬ приперся, когда мне осталось четыре дня до выхода из этой вонючей дыры?) -- Прости, что побеспокоил. Я понимаю, как тебе тяжело. Всем нам тяжело... И я должен задать тебе несколько важных вопросов. ЕЩЕБЫтынедолженкакогохренаявбилсебевголовучтоспасаю ВсехОперантовотБАУМГАРТНЕРАВРАГАРОДАЧЕЛОВЕЧЕСКОГО?! Дерзость! Безумие! Чье-тосволочноеПЮМЫВАНИЕмозгов... Дени почти всегда прятал глаза от тех, с кем беседовал. Его прямой взгляд парализовывал нормальных и повергал в панику оперантов. Даже члены его семьи иной раз лишались дара речи, когда он случайно выпускал поток энергии, вместо того чтоб сдерживать его под маской любезности, которую высочайшие умы только учились носить. Вот и теперь, когда на него выплеснулась речь Трамбле, оскверненная жалостью к себе и унижением, Дени упорно смотрел в столешницу. Непонятно, для чего он положил перед собой блокнот и ручку. Телепатическое бормотанье продолжалось, и рука Дени машинально нарисовала квадрат, потом звезду, круг, крест и три волнистые параллельные линии. -- Что это? -- воскликнул Джерри. -- Карты Зенера! Он рассмеялся, расплакался, вспомнив первую их встречу тридцать три года назад, когда двенадцатилетний сопляк явился в пыльный гранитный карьер в Барре (Вермонт), попросил его на минутку отложить свою кувалду и ответить на несколько очень важных вопросов... Да, подтвердил Дени, мы пользовались этими картами. Старомодный набор экстрасенсорики, получивший известность благодаря доктору Раину. А ты чуть джинсы не обмочил, потому что ни о чем понятия не имел. Ни малейшего понятия. Да-да-да! Знаю, ты проводил испытание не ради себя, а ради меня, чтоб я мог поехать в Дартмут и работать с тобой, Тленном, Салли, Такером... со всей Группой... Господи, Дени, скажи, как я умудрился вляпаться в такое дерьмо?! -- Послушай, Джерри. Ты ещЕ на многое способен. Если захочешь... можно все исправить. Джерри замер. -- Что исправлять?.. Я до самой смерти буду твердить, что поступил так, поскольку считал это правильным. Я нас не опозорил, Дени. Пускай я идиот, безумец, но не провокатор, я не хотел скомпрометировать оперантов. Дени поднял на него глаза. Джерри разинул рот в беззвучном крике, закрыл лицо руками, плечи его судорожно вздрагивали. Ты знаешь, ты знаешь, Боже, ты все знаешь... Я не все знаю, Джерри, но должен знать. Шэннон кое в чем призналась -- сперва Нела Баумгартнер, потом самому президенту. Правда, что Киран О'Коннор сильный оперант? Разумеется, нет. Правда ли, что он долгие годы злоупотреблял своими силами, чтобы в обход всех законов сколотить бешеное состояние, что он манипулировал политиками, принудил Баумгартнера баллотироваться, а после, увидев, как марионетка ускользает от него, то от ярости и отчаяния... НЕТ! НЕТ! НЕТ! Правда ли, что О'Коннор оборудовал подпольный центр управления звездным ударом? ... какогоЧЕРТА??? Так ты ничего не знал... Выпрямись, Джерри. Убери руки от лица. Слышишь? Да. Я хочу тебя испытать. Прочесть в твоих мыслях всю правду, какой она тебе представляется. Никаких последствий не будет. Когда мы закончим, я сотру в твоем мозгу память о нашей беседе, так что О'Коннор ничего не заподозрит. Мы уличим его с помощью обычного расследования. Он не мог замести все следы своих манипуляций, если они носят такой массированный характер, как утверждает Шэннон. Ты согласен? Как тебе известно, испытание должно быть добровольным. Я... Я... О'Коннор что-то сделал с тобой, чтобы обеспечить беспрекословное повиновение. Но я могу разрушить чары. Обещаю быть максимально осторожным. Я... Я... Дени, я люблю его. Люблю, хотя он грязная свинья и безумец... Спокойно, Джерри. Ты и это... можешь стереть? Попытаюсь. Если он догадается, для тебя это может быть опасно, потому что ты ничего не запомнишь. Но я думаю, что сумею сохранить видимость связи. Надо попробовать. Спасибо тебе, Дени, спасибо, СДЕЛАЙ ЭТО, Господи, сделай, помоги мне, убери его от меня... -- Откинься на стуле и расслабься. Дыши глубже. -- О'кей. -- Теперь закрой глаза. Можешь внутренним зрением смотреть вот на эти фигуры Зенера. Но больше никуда не смотри и ни о чем не думай. -- Ладно. Джерри Трамбле закрыл глаза, вызывая в памяти старинные знаки. И всего лишь мгновение спустя охранник уже вел его обратно в камеру. Может, он лишился рассудка? Убей Бог, если он помнит, зачем его оттуда выводили! К черту! Какая разница? В пятницу его выпустят, он соберет в кулак расхристанные мозги и начнет новую жизнь. 26 ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА По обыкновению, с утра я первым делом пошел на почту. Хановерское отделение связи находилось через улицу от моей лавки; в те дни служба связи была несравненно удобнее и дешевле, чем нынешняя электронная почта. Это случилось 24 сентября 2012 года, два дня спустя после закрытия конгресса в Осло, обернувшегося страшной катастрофой. Как всегда в понедельник, мой личный ящик был забит до отказа письмами, открытками, мелкими бандеролями. Я обнаружил также три видеограммы и несколько извещений о посылках. Встал в длиннющую очередь к окошку выдачи и принялся сортировать почту, одновременно переговариваясь с Элией Шелби, что стоял передо мной. Он управлял небольшим частным издательством на Ривер-Бриджроуд и покровительствовал моей торговле. -- Да, неладно вышло в Норвегии, -- заметил Элия. -- Так им и надо, -- отозвался я. -- Нечего соваться в политику. За что боролись, на то и напоролись. Я предупреждал Дени: лучше не форсировать эту тему. -- Бьюсь об заклад, твой племянник вернется домой с поджатым хвостом. Журналисты из него отбивную сделают, а? -- Он не трус, -- бросил я. -- Чтобы иметь принципы, нужна смелость. И вообще, Элия, не надо слепо верить всему, что пишут в газетах. -- Гм! Я упомянул о великом новшестве в книгоиздании, и кажется, мое сообщение его не слишком обрадовало. Жидкокристаллические компьютерные пластинки уже вынесли смертный приговор журналам и книгам в бумажных обложках, а только что поступившие из Китая крупноформатные диски с улучшенным цветовым изображением больно ударят по традиционным книжным публикациям. Одна из полученных видеограмм как раз была от фирмы, производящей такие диски. Она агитировала книготорговцев закупать сверхновые компьютеры для записи и просмотра спешим с оптовым заказом. Вместе с прочей рекламной ерундистикой я швырнул дорогостоящее объявление в мусорную корзину. Вторая видеограмма, датированная минувшей субботой, была из Осло, от Дени. Он всегда аккуратно посылал мне отчеты о метапсихических конгрессах, хотя большинство докладов и дискуссий слишком уж мудрены для моих мозгов. Я редко утруждал себя их просматриванием, но эту пообещал себе внимательно изучить. Третья, и последняя поступила из Саппоро от Уме Кимуры; время передачи -- 19 часов 15 минут завтра... Нет! Обеими руками я стиснул маленький диск в тонком конверте; остальная почта вывалилась у меня из рук. Почему?.. Из-за конгресса?.. Нет, ты не могла! Не могла! -- Роги! -- Элия Шелби подбирал мою почту и смотрел на меня снизу вверх. -- С тобой все о'кей? У тебя такой вид, как будто ты увидел призрака. Что, плохие новости? На мгновение в душе мелькнула надежда. Призрак! Призрак! Останови еЕ, останови, ты ведь можешь!.. Стены провинциального почтового отделения, лица посетителей и служащих, глаза старого доброго приятеля -- все излучало острую тревогу. Элия понял: что-то в самом деле случилось, -- и не стал расспрашивать. Я вышел на улицу, постоял под утренним солнцем, выкрикивая телепатические мольбы и призывы в мир завтрашней ночи. Потом побежал через дорогу в лавку, долго возился с ключом, споткнулся о порог и чуть не потерял драгоценный диск. Скорей! Включить плейер?.. Ну нет, было бы святотатством это проигрывать. Опусти видеограмму в прорезь компьютера и садись в расшатанное вертящееся кресло. Продолжай умолять уже не Призрака, а Иисуса с добрыми глазами и обнаженным сердцем, что висел на стене в спальне тети Лорен. Останови! Не дай ему свершиться! Не дай! Хотя я знал, что все уже свершилось. Одетая в простое кимоно, она улыбалась мне, сидя перед ширмой из цветной бумаги во внутреннем дворике, под навесом. Позади виднелось маленькое кленовое деревце с листьями в коричневых прожилках и слышался звон падающей воды. Приветственно наклонив голову, Уме заговорила чересчур официальным тоном: -- Дорогой мой друг Роже... Я только что вернулась с конгресса из Осло. Теперь ты уже знаешь, что на нем произошел серьезный раскол в оперантном руководстве, спровоцированный нашим отчаянием по поводу непрекращающегося насилия в мире. Мечта о том, что мы способны привести мир к вечному миру, превратилась в наивную и самодовольную претензию. Как мы смели думать, что именно оперантам суждено преуспеть, когда на протяжении всей истории самые благие намерения снова и снова терпели неудачу? Мы пытались дать человечеству братство ума, новое общество, где расцветет мир, где подозрения и злоба будут изгнаны с политической арены. А вместо этого ещЕ больше углубили пропасть между оперантами и неоперантами. Никакого братства, только зависть и страх. Никакого мира, только вечная война. Тебе известно, что предыдущие конгрессы единодушно утверждали этику любви и непротивления злу, воплощенную в светлом образе мученика Ургиена Бхотиа. Эта философия вместе с тезисом о том, что оперант обязан бескорыстно любить умы, стоящие на ступеньку ниже по эволюционной лестнице, никогда не оспаривалась за все двадцать лет -- вплоть до нынешнего конгресса. О друг мой! Теперь вызов брошен. Вначале никого не насторожило то, что дискуссия о политической деятельности оперантов зашла в тупик. С одной стороны, Дени, Джеймс и Вигдис, как всегда, проповедовали неагрессивность, а с другой, в полном убеждении, что операнты должны уметь защитить себя и свой народ как физической, так и умственной силой, выступили Тамара, Женя и -- о стыд! -- Хироси, мой соотечественник! А Тамара, наша общая мать!.. Душа моя оледенела, когда они трое открыли нам свои умы и показали логику, побуждающую их предать забвению драгоценное наследие Ургиена. Да... эту логику можно понять. Советские операнты выстрадали больше всех остальных. Теперь, когда диктатор умер и Политбюро просит их вернуться для объединения распадающейся нации, разве могут они отказаться? Им предложили огромную политическую власть. Один раз их предали, но они верят, что больше это не повторится... да, их логику можно понять! Но из неЕ проистекают гибельные последствия. Китай боится Советского Союза. У него крепкие промышленность и сельское хозяйство, а его великий северный сосед голодает, поскольку гражданская война, несмотря на капитуляцию Ирана и переворот в Пакистане, все не утихает. Азия в ужасе смотрит на конфликт между двумя гигантами. Что может нас спасти? "Звездный удар" ещЕ не готов. Однако его оборонительный потенциал легко перевести в наступательный! Адепты ВЭ в составе каждой нации контролируют гигантские лазерные установки и гадают, какая из стран первой рискнет их конвертировать... Япония опасается, что в Китае уже имеются такие мощности и они будут обращены как упреждающий удар против Советов... Подобно лавине в моих родных горах Хоккайдо, все началось с небольшого толчка вниз. Вскоре чудовище уже нельзя будет остановить. Операнты сами придали ему ускорение. Да, это случилось в Осло, когда мы поставили друг другу умственные преграды и почувствовали, как прежние доверие и добрая воля катятся в пропасть. Воспринимая только логику, мы забыли о любви и мечте. Мне горько и стыдно. В гордыне своей я культивировала цуки-но-кокоро -- ум холодный, как луна. Пыталась учить, вести за собой, никогда и никого не принуждала... Но я не нахожу внутри себя той самоотверженности, которую мой народ называет "хара" и которая дала бы мне сил двигаться дальше по этому пути. Я глупая, заносчивая женщина, я отвернулась от своей семьи, и в памяти моей вновь и вновь возникает маленькая девочка, навлекшая позор на своего отца. Я должна избавиться от этой девочки и от позора. Друг мой! Мы с тобой делили минуты наслаждения. Они должны стать твоим воспоминанием обо мне, а вовсе не образ боли. Сожги диск, Роже. Не плачь! Прощай! Уме тихонько раскачивалась на коленях. Под ней не было циновки, только голые плиты. Она закрыла глаза, напряглась всем телом, и я понял, что она вызывает психокреативный импульс из того, что именует "средоточием". Лишь на долю секунды по экрану промелькнула яркая вспышка, потом он почернел. Она велела мне уничтожить диск. Но я не смог. Она просила не плакать. Но я плакал. Единственный завет, коему я подчинился, -- запомнить наше общее творение. Я и поныне время от времени творю его и обладаю моим собственным любимым цуки-но-кокоро. 27 Окрестности Питсбурга, Нью-Гемпшир, Земля 31 июля 2013 года -- Подождите здесь, мистер О'Коннор. Вик решил поплавать, скоро вернется. На закате самое оно освежиться. Скоро лисы спустятся к воде. Сфотографировать не хотите? Наши гости часто делают снимки. -- Благодарю, мистер Лаплас, -- сказал Киран. -- Это любопытно. У вас тут много диких животных? -- Лоси, медведи, пумы... Вик даже завез лесного карибу года два назад, когда мы сделали это место заповедником. Скоро леса северного Нью-Гемпшира станут такими, какими знавали их мои предки. Здорово, правда? -- Вы произошли от переселенцев? -- вежливо спросил Киран. -- От них... и от абнаки. Представьте, ясновидение я унаследовал от краснокожих, а принуждение -- от канюков. -- Седовласый егерь кивнул на внушительного вида приспособление, укрепленное на перилах причала. -- Нынче умники... э-э... я имею в виду, операнты, любят наблюдать в эту штуку за хищниками, ежели их ясновидение малость ослабевает из-за лесов, озера и всего прочего. Вот винт наводки на тепло тела, его можно установить на любой размер зверя. От четырехсот до шестисот километров на лося, от семидесяти до ста двадцати пяти на оленя, медведя... или человека. Чуть прихрамывая, Киран подошел к прибору. -- Виктор Ремилард тоже им пользуется? Лаплас с сожалением посмотрел на него. -- Шутите! -- Затем на лицо вернулась преувеличенно любезная мина. -- Ну, словом, чувствуйте себя как дома, а я пойду делами займусь. Вик скоро будет. -- Он зашаркал прочь, но на полпути обернулся. -- Извините за доставленное беспокойство. Вик предупреждал, что ждет вас. Но вы ведь получили инструкции от мистера Фортье. Вашим умникам в лимузине было ясно сказано: вернуться на дорогу в Питтсбург и обождать. А они не послушались. Вам бы лучше подать им сигнал. -- Я так и сделаю, мистер Лаплас. Произошло недоразумение. На сей раз бесстрастное выражение операнта явно противоречило его собственному настрою. -- Да, и крикните им, чтоб уносили ноги и ружья отсюда подале. И пускай остерегутся, а то, неровен час, забредут в болото или ещЕ чего... Imbйciles! [Идиоты! (франц.)] Адам, Арни, черт вас дери, я же говорил, что сам справлюсь! Убирайтесь и отзовите ваших паршивых командос! Кир, мы только хотели иметь гарантии, на случай... ВЫКАТЫВАЙТЕСЬ! -- Я очень сожалею, мистер Лаплас. Слишком ретивый подчиненный взял на себя инициативу и нарушил мои четкие распоряжения. -- Прямо скажем, неувязочка. Ну да ничего, обойдется. Уж я о том позабочусь. По сравнению с вашей организацией нас тут раз, два, и обчелся, однако ж как-то держимся. -- Молодцы. Собственно, потому-то я и побеспокоил вас своим посещением. Приказ моим людям передан. В дальнейшем все указания мистера Ремиларда будут выполняться неукоснительно. Попрошу вас передать ему это. Лаплас ухмыльнулся и сплюнул в озеро. Откуда-то донесся громкий булькающий звук, сродни безумному смеху. -- Филин? -- спросил Киран. -- Не... гагара. Самый лучший северный нырок, ошметок прежней гусиной колонии, что обитала в наших местах пять-шесть миллионов лет назад. За такой срок трудновато сохранить чувство юмора, но, видать, благодаря ему пуховая тварь и выжила. Пока, мистер О'Коннор. Уж вы скажите Вику, что я свой долг исполнил. -- Не сомневайтесь, -- сухо заверил Киран. Старик удалился в коттедж, а Киран испустил вздох мучительной боли. Закрыл глаза, призывая успокаивающие импульсы, и стал купаться в них. Спокойствие, гони прочь подозрения, тревогу, тяжесть в паху... Открыв глаза, он заметил четыре темных силуэта справа у самой воды, не более чем в сотне метров. И наклонился к наблюдательному устройству. Лосиха и почти взрослые тройняшки мирно щиплют прибрежную траву. Он наблюдал за ними добрых десять минут. Небо сделалось темно-фиолетовым, на северном краю озера хрипло перекликались гагары, и Киран быстро нацелил светорасширитель в том направлении, запрограммировав инфракрасный модуль на обнаружение тел весом свыше девяноста килограммов. Увлекшись, стал прочесывать противоположный берег на расстоянии тысячи двухсот метров. В окуляре мелькнула цель. Ага, поймал! Киран увидел ещЕ одного лося. Самый крупный зверь, какого он когда-либо видел, -- огромный самец,