полускрытый густыми зарослями бальзамической пихты. Окраска не темно-коричневая, а серая с подпалинами, как свинцовый сплав. Ветвистые белые рога на заостренных концах почти прозрачны, а ближе к основанию черепа подернуты прожилками кровеносных сосудов. Лось энергично терся своим черепным украшением о стволы деревьев, видимо, испытывая страшный зуд. Затем поднял на Кирана угольно-черные глаза. -- Я назвал его Гласон. Довольно странно для такого чудовища, но когда он был теленком, кличка ему подходила. Он мой любимец. Генетически выведенный альбинос. Очень уж хотелось посмотреть, как выглядят лоси-альбиносы. Киран продолжал спокойно смотреть в глазок. На сетчатку наложился образ Виктора Ремиларда в темной лесной части визуального поля. -- Гласон... это что, кубик льда? -- Или хладнокровный дьявол, -- уточнил Виктор. Киран поднял голову от прибора. -- Он великолепен. В таком заповеднике, пожалуй, и до глубокой старости доживет. Он вспомнил, как удивил егеря вопрос, глядит ли Виктор когда-нибудь в трубу. Да, в ясновидении молодой его явно превосходит. Но ясновидение не та метафункция, которая имеет значение в данных обстоятельствах... Они смотрели друг на друга -- сорокалетний здоровяк в расцвете ума и сил и тщедушный умирающий старик. Некогда оливковая кожа Кирана стала желто-бледной, жестко изрезанная морщинами вокруг тонкогубого кельтского рта. Глаза ввалились, но в них горел тот же самый ненасытный огонь, что и у Шэннон. А вот ум за ними не изрыгал еЕ пламени, а был бездонным колодцем нескончаемой ночи. Подойди ко мне, сказал Киран. Ко мне! -- скомандовал Виктор. Ни один не двинулся с места. Воздух снова наполнила смешливая перекличка гагар. Киран пожал плечами, и сцепленные умы отступили на прежние позиции. -- Хотелось попробовать. В общем, ты победил. Во взгляде Виктора отразилась настороженность. -- Объясните. -- Я хочу присесть. Они прошли на веранду, и Киран осторожно опустился в плетеное кресло. -- Мое физическое состояние тебе известно. Я держусь на одной силе воли и буду держаться до тех пор, пока не наступит время закончить начатое. Тебе известно, что ФБР, и министерство юстиции, как собаки, роются в моем банке данных и употребляют все законные и незаконные способы, чтобы найти или сфабриковать улики, обвиняющие меня в государственной измене, заговорах, рэкете, крупных хищениях и многочисленных убийствах. Виктор кивнул. -- А знаешь ли ты, что спровоцировал этот ажиотаж твой брат Дени? -- Нет... Киран кисло улыбнулся. -- Он и его приспешники стоят за рядом недавно представленных в Конгресс биллей, которые дадут возможность следователям-оперантам вмешиваться в дела таких людей, как я и ты. Поправка, разрешающая умственный перекрестный допрос, была, как ты понимаешь, только началом. -- Понимаю. Все эти годы они не могли нас тронуть. Дени знал, чем я занимаюсь, но доказать не мог. Не только то, что я с помощью умственных сил добивался всего, чего хотел, но даже простой факт моей оперантности. -- Уже есть механический прибор для определения ауры, -- сообщил Киран. -- Он сконструирован главным образом для идентификации и классификации метафункций новорожденных оперантов. Сейчас его испытывают в Эдинбургском университете. На ближайшем конгрессе метапсихологов Джеймс Макгрегор собирается устроить демонстрацию. Виктор промолчал. Но в уме передал собеседнику образ распределительного щита в башне без окон. -- Тебе нужны объяснения? -- Боль Кирана вдруг отошла куда-то далеко. -- А мне казалось, все так просто. Это ключ к окончательной победе. Она должна была быть моей. Но теперь я предлагаю еЕ тебе... Киран продолжал говорить, медленно, без околичностей соблазняя эгоцентричного предпринимателя перспективой мирового владычества с помощью угрозы "звездному удару" и в то же время желая, чтобы Виктор заразился безумной мечтой старика, страдающего манией величия. Конечно, его неотесанный практичный мозг сразу увидит зияющие провалы в маниакальной логике. Он предпочтет другие методы, более доступные, земные. Наверняка посмеется над безумцем, интуитивно почувствует, что нужен Кирану, но никогда не расшифрует его скрытых побуждений. Что до стремления к Абсолюту... оно недоступно Виктору Ремиларду, как те звезды, что уже начали зажигаться в летнем небе Нью-Гемпшира. -- Все это может стать твоим. Я почти закончил оформление дарственной и готов передать тебе управление всем, что имею. Когда я уйду, государство ничего не получит. Мои корпорации так же законны для суда присяжных, как любой американский бизнес. А в награду ты поможешь мне расправиться с нашими общими врагами. -- С Дени? С Дартмутской группой? -- Со всеми. С метапсихическим руководством всего мира. С настырными оперантами. Они приедут сюда в середине сентября на свое ежегодное сборище. Даже отщепенцы из России и с Востока согласились в последний раз прислать своих делегатов. Я не могу их тронуть... а ты можешь. Я покажу тебе -- как. Мои агенты позаботятся о том, чтобы местные отделения Сыновей Земли были в полной боевой готовности. Ты же со своими людьми, за которыми не охотятся правительственные ищейки, возьмешь на себя руководство операцией и в нужный момент исчезнешь. Вся вина падет на оголтелую толпу. -- А потом? -- спросил Виктор. -- Я умру. И ты станешь хозяином моей империи. Трое ближайших моих соратников введут тебя в курс всех дел, откроют тебе свои умы. Если захочешь, впоследствии заменишь их своими людьми. -- И где они, ваши соратники? -- В лимузине, что привез меня сюда. Твой грозный егерь велел мне отправить их на шоссе, до тех пор пока ты не появишься. Виктор рассмеялся. -- Пит Лаплас -- отменный ясновидец. И преданный как пес. С ним и его пушкой меня тут никто не достанет. Жаль, его "ай-кью" [Коэффициент умственного развития человека, определяющийся на основе специальных тестов и играющий в США важную роль при подборе кадров.] слишком низок. -- Мне он не показался таким уж тупым... Ну что, Виктор, каков будет твой ответ? Уберешь ты от меня этих сволочей, чтоб я мог умереть спокойно? -- Мне бы заранее знать. Вы подождете, пока я вызову сюда своих ребят из Берлина? Это займет не больше часа. Ваши люди пусть приезжают следом за ними. А мы с вами тем временем малость перекусим. Киран закрыл глаза, ушел в свои тайные, непроницаемые глубины и возблагодарил Черную Мать. В конце есть начало. В смерти источник жизни. Да примет нас твое пустое чрево. Дам-там-нам-там-нам-дам-нам-дам-дам... -- Пит! -- крикнул Виктор. -- Эй ты, скотина, где прячешься? Пит, у нас гости!.. Ох, черт! Киран, вы только поглядите! Дрыхнет, как младенец в колыбели -- под щекой "браунинг", а к груди прижал бутылку виски! Ничего не поделаешь, надо самому заниматься ужином. 28 ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА В августе 2013 года на горе Вашингтон я вновь встретился с Фамильным Призраком. Заново побеленное здание, напоминающее свадебный торт, словно бы совсем не изменилось с тех пор, как я работал тут помощником управляющего. То же великолепие эпохи короля Эдуарда, та же отменная еда, такой же -- несмотря на экономический кризис -- наплыв клиентов все того же типа: обеспеченных молодых семей, туристов-фанатиков с сибаритскими наклонностями, страдающих ностальгией стариков, привыкших ездить в дорогостоящие туры. Вот ещЕ одна группа прибыла -- правда, не дизельным поездом, как в мои времена, а реактивным аэробусом: у всех те же значки на лацканах, и те же молоденькие, хорошенькие гидши, и старые леди так же весело щебечут, тоща как джентльмены сохраняют угрюмое достоинство. Я приехал в отель по делу -- переговорить с неким Джаспером Делакуром, занимавшим теперь мое место. Десять лет назад в отеле состоялся двенадцатый конгресс метапсихологов, и Дени уговорил меня взять на себя организацию. -- Кто справится с этим лучше тебя? -- резонно заметил он. Отель старой Новой Англии очаровал иностранных ученых после унылых университетских аудиторий, в которых проходило большинство конгрессов. Поезд-кукушка стал настоящим "хитом", а наиболее телесно крепкие операнты в свободное время разгуливали по горе Вашингтон, любуясь реликтовой ледниковой флорой и уютными постройками на вершине. Конгресс этого года (в Дартмуте опасались, что он будет последним) планировалось также провести в отеле, и Дени счел само собой разумеющимся, что я возьму на себя обязанности, с блеском выполненные в 2003 году. Основные организационные моменты я утряс по телефону и по компьютерной связи, но сентябрь был уже не за горами, и я поехал выяснить обстановку на месте. Джаспер Делакур выскочил из-за письменного стола мне навстречу. Еще бы, администрация отеля безмерно счастлива принять две тысячи восемьсот делегатов во время затишья после Дня Труда. -- Роже, старый сукин сын! Выглядишь отлично! За десять лет ни на день не постарел. -- Да и ты не плошаешь, -- солгал я. -- Комитет по проведению конгресса очень доволен, что вы сможете нас принять, хотя, разумеется, на более скромных условиях. Джаспер вздохнул. -- Всем нынче туго. Но мы с тобой поладим, недаром ты столько лет просидел в этом кабинете. Мне придется изрядно попотеть, чтобы урезать туры, конференции, деловые встречи и втиснуть твою ораву. От простых отдыхающих мы, само собой, имели бы большую прибыль. -- До моего ухода в девяностом я всем то же самое говорил. Он прищурился, производя в уме подсчеты. -- Мать моя, неужто столько воды утекло?! Который же тебе год, черт возьми? -- Через неделю шестьдесят восемь стукнет. -- Ну и ну! Небось пьешь воду из целебного источника, а? Взгляд все тот же, пройдошистый, а мадемуазель Клероль, поди, до сих пор помнит эти серебряные кудри. Шестьдесят восемь! Чтоб я сдох, везет же некоторым! Я пожал плечами. -- Фамильная черта. Думаю, в семьдесят сразу в прах и рассыплюсь... Ну ладно, у тебя небось дел под завязку. Я хотел только обговорить банкет в субботу вечером, двадцать первого. На сей раз народу будет поменьше, но помнишь, как мы в прошлый раз едва расставили столы и в большом зале, и в холле, и в Папоротниковой гостиной? Везде развесили усилители и телекамеры, чтобы все тосты слышали и видели даже те, кто не обладает ясновидением. Метапсихи, Джаспер, хотят получить полные ощущения, как на сенсорном, так и на экстрасенсорном модуле. Одно дело, когда говорящий обращается прямо к тебе, другое -- когда вещает с экрана. Умники не терпят вспомогательной аппаратуры. Надо придумать что-то другое... причем не шведский стол. -- То-то и оно, старина! -- заквохтал он. -- Тут я тебя обошел! Сияя, он достал папку из кожзаменителя и раскрыл еЕ на столе, защепив уголок. Ишь ты! Многокрасочная пластинка тридцать на тридцать, наплывами показывающая виды роскошного горного ресторана: экстерьеры на рассвете, на закате, в дивные снежные ночи; интерьеры великолепных залов, баров, кабаре, уютных гостиных с каминами. Даже фоновая музыка имеется -- "Новоанглийские идиллии" Эдуарда Макдоуэлла. -- Шале на вершине! -- продекламировал Джаспер. -- Лукуллов пир Уайт-Маунтинс. Посещение сказочной пещеры Великого Духа, над которой и поныне летающие тарелки мелькают в кристально чистом воздухе! -- Помню-помню, -- кивнул я. -- Когда четыре-пять лет назад разрушили старую гостиницу, вы отхватили себе лицензию на постройку шале. Ну и что, окупилось? -- Нет пока, -- сознался Джаспер. -- Мы слишком много потратили на привязку к местности. Надо ведь, чтоб его не сдуло с горы при скорости ветра триста километров в час. Однако проектировщики все-таки добились своего. Теперь шале даже торнадо выдержит. А какой вид! Твои умники просто ума лишатся! Я позволил себе выразить сомнения: -- Но ведь вам придется переместить отсюда на вершину почти три тысячи делегатов. За час, не больше. И доставить их назад после банкета. -- Нет проблем. Три рейса автобусами -- и все дела. -- А транспортные расходы? -- Входят в оплату обеда-люкс: на первое омар, потом бифштексы с кровью и овощи, на десерт сабайон, марочное шампанское... Включая скидки, девяносто баксов с носа. Я присвистнул. -- Да ты что, Джаспер! Дартмут сейчас на такой мели, что отделению метапсихологии пришлось опять слиться с факультетом психиатрии! Мой племянник, Нобелевский лауреат, был вынужден сократить две трети своих сотрудников! Субсидии на исследования урезаны до минимума, вспомоществований никаких, и, видимо, это будет последний конгресс, уж и не знаю на сколько лет. -- Тем более надо отметить. -- Да, но как я оправдаю... -- Вот что, Роже, сделай мне личное одолжение. Поднимись и посмотри сам. На микроавтобусе я проехал полкилометра до местного "аэродрома", спрятанного в густой зелени. Меньше чем за пять минут удобный самолет, сочетающий скорость крылатого летательного аппарата с маневренностью вертолета, доставил меня на вершину. Мы приземлились на восточном склоне. Я вспомнил, как яростно протестовали экологи против расчистки посадочной площадки и против нового ресторана, объявив неуклюжую постройку восьмидесятых годов историческим памятником и требуя, чтобы вершина сохранила "первозданный вид". Однако, поскольку гора Вашингтон ещЕ с двадцатых годов девятнадцатого века подвергалась вторжению цивилизации, доводы радетелей о благе природы были с легкостью опрокинуты. Сложенное из гранитных, покрытых мхом плит шале потрясающе гармонировало с инеем, посеребрившим самую высокую точку Новой Англии. Витражи из армированного стекла по верхнему этажу обеспечивали великолепный обзор окрестностей. Каменная крыша была увенчана широкой башней с наблюдательной вышкой и открытым балконом, заполненным в этот чудесный летний день туристами. Под рестораном располагались сувенирные лавки и небольшой музей. Крытая галерея вела прямо к станции старой железной дороги, не претерпевшей никаких изменений. После короткого осмотра я вышел на один из балконов, и управляющий рестораном оставил меня одного для принятия решения. Первобытный локомотив на паровой тяге, натужно пыхтя, пробирался вверх по склону. Горные тропы, восходящие к вершине, были по-прежнему обозначены желтыми камнями-указателями. Трава местами повысохла, но то здесь, то там виднелись пучки свежей альпийской зелени, испещренной крохотными цветочками. ... Мальчик, весь дрожа, стоит рядом со мной и тычет пальцем в сторону первого оперантного ума, не взращенного в его собственной семье. ... Туристы цепочкой поднимаются от железной дороги, и ясновидение маленького Дени показывает мне образ второго чуда -- Элен. Здесь все начиналось. И здесь должно закончиться. Глаза мои затуманились от крепчайшего западного ветра. Я вновь ощутил эфирные вибрации и чье-то присутствие. Священная гора, погубившая столько людей, слышавшая столько криков наивных мечтателей, что взывали к беззвучным звездам, вскормившая столько легенд о ледяных демонах, Больших Карбункулах и летающих тарелках... Bonjour, Rogi. Я вздрогнул. -- Est'ce toi?! [Это ты?! (франц.)] Скажешь Дени, что заключительный банкет будет здесь. -- Ха! А во что это выльется -- тоже сказать? Ты сможешь убедить его, что место идеально подходит. Твое принуждение более действенно, чем ты полагаешь. После того как он согласится и все приготовления будут закончены... так и быть, расскажи ему обо мне. -- Grand dieu, ты серьезно? Только прояви тактичность. Выбери подходящий момент. Можешь объяснить ему, что всегда считал меня наименьшим злом, безобидной, почти неосознанной проекцией мечты в противовес жалкой рассудочной обреченности. Давненько тебя здесь не было, mon fantфme. Мы, земляне, все к чертовой матери испортили! Возможно... И все-таки скажи ему. Он прав, что цепляется за этику непротивления и бескорыстия, но не прав, что хочет стоять особняком. Планетарный Разум должен стремиться к сопричастности, расти и плыть в высшем метаконцерте доброй воли, в отречении от эгоистических помыслов. Только тогда вы сможете принудить Галактическое Содружество к Вторжению. -- Сейчас?! -- вскричал я. -- Когда все распалось? Ну, знаешь, у тебя зловещее чувство юмора! Твой племянник Дени испытает твой ум и примет меня как данность... если ты сам веришь... -- Уходи, -- прошептал я. -- Оставь меня в покое. Я старый дурак, никому не нужен, и нет никакой надежды, что Дени или кто-либо другой воспримет эту сказку всерьез. Такие психологи, как Дени, считают внеземных спасителей старомодным заблуждением. Юнг даже написал по этому поводу книгу. Человеку свойственно уповать на добрую фею-крестную или на бога из машины, который спасет нас от гибельного безумия... Но я не верю! Так что пошел прочь! Мне показалось, что невидимая сущность тяжело вздохнула. Я надеялся на лучшее, сказал Призрак, хотя и без оснований. Le bon dieu, il aime a plaisanter! [Добрый Бог любит пошутить! (франц.)] Вечный юморист... А сказки мне, Роги, ты сохранил Большой Карбункул? -- Брелок для ключей? -- Порывшись в кармане, я вытащил серебряную цепочку, на которой висели мои ключи от лавки и от квартиры. Красный шарик из мраморовидного стекла блеснул на ярком солнце. -- Вот этот? Да, этот... На конгрессе, когда придет подходящий момент, ты заставишь Дени объединить своих коллег -- и весь Разум Земли -- в молитвенном метаконцерте. В доказательство серьезности твоих намерений предложи ему обследовать Карбункул глубинным ясновидением. -- Так просто! -- горько рассмеялся я. -- А как я пойму, что великий миг настал. В умственном голосе Призрака послышались зловещие ноты. Это будет самоочевидно. Действуй без колебаний. А теперь, au'voir, cher Rogi. Быть может, скоро встретимся. Меня обдало ледяным холодом. Я выдохнул белое облачко и понял, что температура резко упала. Пошатываясь, бросился к стеклянной двери, толкнул еЕ и ворвался внутрь, как будто ледяные демоны гнались за мной по пятам. Управляющий ожидал меня. -- А вот и вы, мистер Ремилард. Вы не зашли ко мне в кабинет, и я подумал было, что вы уже отчалили. -- Банкет будет здесь. Я решился. Пойдемте в ваш кабинет и составим договор. -- Прекрасно! -- обрадовался он. -- Вы не раскаетесь! -- Не я, так другие, -- буркнул я и пошлепал за ним вверх по лестнице. На следующей неделе я поехал в Конкорд, где условился о встрече с известным иммологом. Я положил ему на ладонь Карбункул, сказал, что хочу его оценить, и стал ждать приговора. Но мне, как всегда, не повезло. Он довольно быстро установил, что цепочка не серебряная, а из какого-то платиумно-иридиевого сплава, и что безукоризненно прозрачный камешек -- не стекло, а другое вещество с проводимостью десять МО. -- Я бы сказал, что мы имеем дело с алмазом... однако кроваво-красные алмазы обладают сказочной ценностью, и никто в здравом уме не станет придавать ему круглую форму, вместо того чтобы огранить. Скорее всего, это какой-нибудь синтетический материал с такой же теплопроводностью. Я еле-еле выдавил: -- Да. Скорее всего... Мне подарил его старый друг. Химик. Спорим, говорит, что ты никогда не выяснишь, какой это камень?.. Видимо, просто решил надо мной подшутить. -- Чтобы выяснить, что это за камень, необходимо провести кристаллографический анализ на специальном оборудовании, -- заявил мой собеседник. -- Но такое исследование влетит в крупную сумму и займет довольно много времени. -- Нет-нет, зачем же! -- всполошился я. -- Вы просто напишите на бумаге то, что мне сообщили. Разумеется, без денежной оценки. -- Ради Бога. Видите ли, если б это был алмаз, он весил бы более двадцати пяти карат. А из-за редкой окраски его бы, вероятно, оценили миллиона в два, если не больше. -- Милая шутка, вы не находите?.. Так сколько я вам должен? Он запросил пятьдесят долларов. Я с радостью заплатил, сунул квитанцию в бумажник, а Большой Карбункул в карман штанов. И отправился в Хановер ждать третьей недели сентября, на которую было намечено открытие конгресса метапсихологов. Я ничего не сказал Дени о Фамильном Призраке и о том, что Карбункул жжет мне карман. Пусть Призрак делает из меня дурака, если сможет, но будь я проклят, если сам буду из себя его делать! 29 Бреттон-Вудс, Нью-Гемпшир, Земля 21 сентября 2013 года Поспешно -- а то, не дай Бог, его засечет какая-нибудь ранняя пташка, разделяющая тревоги Ильи и Кэти, -- старый Петр Сахвадзе выскользнул из холла в рассветную тишь. Пересек лужайку, заметив отсутствие росы: не иначе, будет дождь, хотя небо пока ясное, с высокими облаками: Жаль, если они спустятся ниже и испортят весь вид из шале на вершине; впрочем, небольшая гроза малость оживила бы природу. Там и сям среди клумб с хризантемами и аккуратно подстриженных газонов навалены кучи мусора: поломанные транспаранты, разодранные знамена, смятые листовки, банки из-под пива, обертки от пищи -- недобрая память об оперантных толпах, окруживших отель вчера вечером. Каждый день конгресса был отмечен демонстрациями Сыновей Земли перед входом в гостиничный комплекс; вчера их собралось уже несколько сотен и пришлось вызвать полицейские наряды, чтобы очистить окрестности. Внук Петра Илья, обеспокоенный неохотным откликом местных властей, строго-настрого запретил деду покидать отель в последний день конгресса: он, судя по всему, грозит самой серьезной конфронтацией. Но старик не изменил своей многолетней привычке совершать прогулку на рассвете. Едва ли, рассудил он, пикетчики подымутся в такую рань. Они теперь отсыпаются после ночного буйства и набираются сил для нового, ещЕ более решительного выступления... Груда плакатов перегородила ему дорогу. Петр презрительно отшвырнул их в сторону палкой и с усмешкой прочитал некоторые. МЫ ЛЮДИ -- А ВЫ?.. ВЫСШИЕ УМЫ, УБИРАЙТЕСЬ В СВОЕ ВНУТРЕННЕЕ ПРОСТРАНСТВО! ДОЛОЙ УМНЫЕ ГОЛОВЫ! -- извечная песня Сыновей Земли, зачастую сокращаемая до простого и зловещего: ГОЛОВЫ ДОЛОЙ! Смысл одного лозунга -- ГДЕ КРИПТОНИТ, КОГДА ОН ТАК НАМ НУЖЕН?! -- Петр не понял. Наконец добравшись до взлетно-посадочной площадки, он со вздохом облегчения углубился в густые заросли на берегу небольшой реки, омывающей подступы к отелю. Здесь уже не было следов демонстраций. Кленовые деревья меняют цвет в своей удивительной североамериканской манере, гораздо более яркой и впечатляющей, нежели в Европе и Азии. Но Петру хотелось отыскать другое дерево -- он его приметил ещЕ десять лет назад, во время первого визита в Уайт-Маунтинс. Но оно все не попадалось, и Петр уж было испугался -- вдруг его спалило молнией или смыло весенним паводком?.. Нет, вот оно! Одинокий горный ясень, усыпанный пышными алыми гроздьями, -- истинное воплощение родной кавказской рябины. Он любовался красавцем, гордо стоящим на фоне журчащего потока и величавый горы... Все так напоминает дом, что хочется завыть от горечи утраты. "Ну и дурень же ты, Петр Сергеевич! -- сказал он себе и двинулся вперед. -- Девяносто девять лет прожил, а все ещЕ сила есть. Живешь не тужишь в Оксфорде, внук с женой пылинки с тебя сдувают, правнучки готовы часами слушать рассказы о твоей богатой событиями жизни... Да ты, можно сказать, счастливчик, вроде патриарха Селиака Ешбы, только не хватает тебе его спокойствия и мудрости". Тропинка свернула на юг, удаляясь от реки, и потянулась по открытому пространству вдоль великолепных площадок для гольфа. Длинные отроги Президентской гряды все ещЕ прячут солнце, воздух божественно тих, птицы не поют, и никакие звуки цивилизации не нарушают блаженного покоя. Кажется, вся природа затаилась в ожидании. Петр остановился, взглянул вверх. Много бед обрушилось на его голову, но они приходили и уходили подобно временам года. А впереди новые опасности; сейчас они подстерегают его Тамару и других оперантов, борющихся за власть в Москве. Что бы простодушный Селиак сказал на все это? Выдал бы ещЕ одну доморощенную метафору о покорной Земле как символе надежды?.. Говорят, без надежды жить нельзя, но неужели она никогда не осуществится? Неужели зло всегда будет торжествовать, а добру суждено вечно довольствоваться надеждой? В задумчивости он подошел к маленькой беседке, где решил немного передохнуть, чувствуя, как нарастает внутреннее напряжение вместе с несильной, но настойчивой пульсацией в центре лба. Вновь остановился, протер глаза, а когда оглянулся на гору, у него дыхание перехватило. Широкий склон светился зеленым и фиолетовым, а гребень горы, казалось, увенчала золотая аура. Не может быть! -- внутренне воскликнул Петр. Эти горы старые и прочные. Едва ли в Нью-Гемпшире бывают землетрясения. Он все-таки подождал земной дрожи; еЕ не было. Но ум его словно балансировал на грани какого-то сверхъестественного открытия. Что ж такое?.. Он прищурился, сосредоточившись на светлеющей полоске неба: гора как бы протягивала к нему руки. И наконец сверкающий нимб солнца выглянул из-за гряды, на миг ослепив Петра. Он вскрикнул, но зрение вернулось к нему, и световая галлюцинация исчезла вместе с загадочной головной болью. -- Бывает же! -- удивился он. Колени подкашивались, старик едва не рухнул наземь. Тяжело опираясь на палку, дотащился до беседки и не сразу заметил, что она уже занята. -- Вам плохо, доктор Сахвадзе? Высокий человек, окутанный тенью, поднялся и усадил его на скамью. Петр узнал дядюшку Дени Ремиларда, странного типа, что был связующим звеном между отелем и конгрессом, а метапсихических дел не касался. Петр вытащил из кармана платок и утер лицо. -- Дурное предзнаменование. Ничего конкретного. Я, видите ли, ощущаю психодинамические потоки в геосфере. -- А-а, -- не понимая, отозвался Ремилард и вытащил из внутреннего кармана портативный телефон, -- Я позвоню в отель, чтобы за вами прислали микроавтобус. -- Нет! -- довольно резко оборвал Петр. -- Говорю вам, это преходящее метапсихическое явление. Не надо относиться ко мне как к инвалиду! -- Воля ваша, -- пробормотал Ремилард, убирая телефон, -- Вам что, не спится, доктор? -- Как и вам, -- буркнул Петр и тут же пожалел о своей грубости, -- Вот решил немного поразмять кости и прочистить мозги. Сегодня на повестке много важных докладов и дискуссий... а главное -- Джеймс Макгрегор будет демонстрировать детектор биоэнергетического поля. Меня, знаете ли, очень интересуют ауры. Ну и потом... банкет -- тоже есть чего ждать. -- Да уж, особенно незапланированных развлечений. Петр покосился на Ремиларда. -- Ожидаете серьезных осложнений? -- Не без того. Но мы делаем все возможное, чтобы они не были серьезными. -- Я думал, в Соединенных Штатах не терпят подобных угроз общественному порядку. Ремилард коротко рассмеялся. -- У нас любят повторять: "Мы живем в свободной стране". Так оно и есть, доктор Сахвадзе. Иногда это к лучшему, иногда к худшему. Сыновья Земли и другие антиоперанты могут митинговать сколько влезет, покуда не посягают на частную собственность в виде отеля. Прошлой ночью они разошлись чуть больше обычного, и кое-кого из них отправили в кутузку, но толпа неуправляема. Больше всего мы боимся, что в неЕ может затесаться профессиональный элемент. -- Почему же ваши адепты ВЭ не проведут разведку и не выловят этого... этих... -- Подстрекателей, -- подсказал Ремилард, -- Я уверен, операнты Нью-Гемпшира все время начеку. Мой племянник лично организовал неофициальную группу ищеек ВЭ. Но поскольку количество соглядатаев ограничено, возникает пресловутый вопрос: куда смотреть? Старый психиатр со вздохом поднялся. -- Ну что ж, мне пора. А то как бы внуки не хватились. После вчерашнего у них сердце не на месте. Ни в коем случае не велели мне выходить одному. Ремилард остался сидеть, задумчиво перебрасывая из одной ладони в другую блестящий красный шарик -- брелок для ключей. -- Они не напрасно беспокоятся. Был один неприятный момент, когда пикетчики прорвались через внешнее оцепление и заполнили подъездную аллею. Так вы не поверите, я ощутил такие умственные вибрации, что буквально трясся от страха... Толпа устроила что-то вроде первобытного метаконцерта. Ей-Богу, это был массовый менталитет с единой волей! Хорошо, что продержались недолго: полицейские восстановили цепь, и толпа вновь рассыпалась на отдельных индивидуумов. Хотя их было сотни две -- не больше, я потом всю ночь глаз не сомкнул. -- Так вот почему вы рано поднялись! Ремилард кивнул. -- Когда-то давно я работал в отеле. Этот уголок возле площадок для гольфа был излюбленным местом моих раздумий. -- Он высоко подбросил ключи, поймал их на лету и сунул в карман. -- Но, пожалуй, на сегодня хватит прострации! Пора завтракать, а потом я должен буду обеспечить профессору Макгрегору специальный источник питания для его хренчеговины. -- Тогда пойдемте вместе, -- предложил Петр. -- Таким образом, я хотя бы отчасти выполню директиву моих внуков и, может, сумею избежать нагоняя. Ремилард встал, расправил плечи. -- Эти молокогнусы слишком вас опекают. В случае чего, зовите меня, уж я сумею их уконтрапупить. Петр засмеялся. -- Уконтрапупить! Молокогнусы! Хренчеговина! До чего же занятен английский язык! -- Таких слов в английском языке нет, это типичный янки, вроде меня. Глаза Петра лукаво блеснули. -- Да-да, помню, ведь вы родом из здешних мест... А скажите, не бывает ли здесь землетрясений? -- Бывают, а что? Редко, но случаются. -- Так я и знал! -- возликовал Петр и, увидев озадаченное выражение собеседника, извинился. -- Сейчас я вам все объясню. Только... у меня ещЕ один безотлагательный вопрос: что такое криптонит, и почему Сыновьям Земли он так нужен? Рогатьен Ремилард захохотал. -- На плакате, что ли, прочли? -- И, покачав головой, добавил: -- Вы что-нибудь слышали о сверхчеловеке? -- Знаменитый Ubermensch Ницше? Ну конечно. Ремиларду явно стоило немалых усилий сохранять серьезность. -- Да нет, о другом, американском. -- Об американском не слыхал -- расскажите! Как я понимаю, оперантов уже сопоставляют с героями фольклора. -- Вот именно! Бок о бок они направились к отелю, и Роги начал излагать старую легенду, тщательно подбирая слова, с тем чтобы старик понял юмор. -- Гии! -- воскликнула Родственная Тенденция. -- Ну конечно, гии! Как они раздражают со своими вечными играми! -- В целом ничего страшного, -- сказало Бесконечное Приближение. -- Спокойствие, друзья мои. Наверняка у землян нет сейсмографа, чтобы зарегистрировать аномалию. -- Но как они это сделали? -- Теперь, когда стало ясно, что катастрофы удалось избежать, Душевное Равновесие проявило скорее заинтересованность, чем испуг. Умственная Гармония пустилась в объяснения: -- Эмоциональный спазм коллективного сознания гии вызван сочувствием старому землянину. Сострадательный импульс передался от ментальных решеток к геофизическим константам, спровоцировав тремор. В природе более распространен обратный феномен. Будем надеяться, что гии впредь не позволят себе подобного завихрения. -- Да, на них понадейся! -- проворчала Тенденция. -- По-моему, следует исключить их корабли из этого созыва. Учитывая характер приближающейся кульминации, очередной ляп может иметь необратимые последствия. -- Гии близко к сердцу приняли наш выговор, -- заметило Приближение. -- Клянутся в дальнейшем сдерживать свои эмоции. -- Да уж, пусть постараются, -- заявила Тенденция. -- Иначе будут смотреть финал с обратной стороны Плутона. Неужели им непонятно, что Координатор сейчас находится на последней стадии контрольного процесса? Когда затягиваешь узлы вероятностных решеток, малейшее отклонение от медианы может обернуться катастрофой. -- О нет! -- вскричало Душевное Равновесие. -- Только не на пороге Вторжения! -- Теперь дело за земными оперантами, -- сообщила Тенденция, -- и, возможно, за великим Кашеваром, чьи мотивы по-прежнему остаются для нас загадкой. Всем нам дозволено только смотреть и молиться. Присоединяйтесь ко мне, братья, надо напомнить флотилии об этом чрезвычайно важном моменте. Четыре ума лилмиков передали мысль на имперантном модуле; еЕ утвердили все и каждый из невидимых звездных кораблей, повисших над планетой Земля, -- суда Конфедераций Крондаку, Полтроя, Симбиари, кающейся Гии, собравшиеся со всех уголков Четырнадцатого Сектора Галактического Содружества в надежде услышать поданный Примиряющим Координатором сигнал Вторжения. Вместе с огромным живым судном лилмикских контролеров экзотическая флотилия насчитывала двадцать тысяч семьсот тридцать шесть кораблей. Главный ресторан отеля, можно сказать, ломился, однако обслуживание оставалось на высшем уровне -- возможно, благодаря легкому принуждению, оказываемому метапсихологами на выбивающихся из сил официантов. Конечно, ни один из них не чувствовал нажима. Просто умы нормальных находились в той восприимчивой фазе, какая позволит на расстоянии чувствовать потребности клиентов. Вследствие этого никто из персонала не перепутал заказ, не заставил посетителей ждать, не подал холодный кофе, ничего не разбил и не пролил. Даже гомона особого не слышалось, поскольку нормальным было не до того, а делегаты в заключительный день конгресса общались в основном на скрытом телепатическом канале -- внешне спокойные и улыбающиеся, внутренне одержимые тревогой и страхом. Роги, благополучно доведя Петра до лифта, вошел в зал и мотнул головой в ответ на жесты женщины-метрдотеля, приглашающей его за свободный столик. -- Спасибо, Линда, я со своими. (Только пошли мне расторопную малышку, а то сейчас умру с голоду.) Люсиль, Дени и трое старших сыновей уже закусывали, когда Роги подошел к большому круглому столу и опустился на незанятый стул между Филипом и Севереном. Официантка появилась тотчас же, и Роги заказал oeufs dans le sirop d'йrable [Яйца под кленовым соусом (франц)] и горячие лепешки из дрожжевого теста. Фу! -- последовала критическая умственная ремарка от десятилетнего Северена, тогда как остальное семейство приветствовало Роги вслух. Люсиль взглянула на сына, мальчик вздрогнул и выпрямился. -- Прости, дядя Роги. Я не хотел тебя обидеть. -- De rien [Ничего (франц)], -- улыбнулся старик. -- Яйца под кленовым соусом -- старинное франкское блюдо. Хотя его нет в меню, но шеф хорошо знает, как их готовить. В детстве тетя Лорен потчевала нас ими по праздникам... или если мы уж очень нуждались в моральной поддержке. -- Тот самый случай, -- заметил Дени. -- Вибрации слишком нелицеприятны, -- вставил Филип. -- И две машины безмозглых только что подкатили к главным воротам, чтобы устроить пикеты, -- добавил Северен. Севви, телепатически выговорила ему Люсиль, сколько раз я тебя просила не употреблять этого слова, особенно вслух, когда вокруг нормальные, которые могут услышать и обидеться. Мальчик вздохнул и пробормотал: -- Простите, если я употребил оскорбительное выражение. Но телепатическая речь, не слишком умело направленная двум братьям, тут же перечеркнула извинение: А что делать, если они безмозглые и ненавидят нас до посинения, знаете, что они кричат делегатам, прибывающим сейчас из других отелей? УМНИКИ УБЛЮДКИ! УМНИКИ УБЛЮДКИ! И ЗАЧЕМ ВАС МАМА РОДИЛА?! Скажете, не безмозглые? А мы позволяем обливать нас дерьмом! По-моему, уж лучше, как русские, показать, что мы сумеем себя защитить, если всякие засранцы будут к нам лезть... Северен! -- предупредил Дени. Фу, черт! -- Северен закусил губу. Морис и Филип сосредоточенно уставились в тарелки; умственные барьеры на месте. Мы с мамой надеялись, что ты уже достаточно взрослый, чтобы участвовать в жизни зрелых оперантов на данной критической стадии нашей эволюции, продолжал Дени, обращаясь к Севви. Кое-какие впечатления здесь положительны, кое-какие отрицательны, но все же они должны способствовать росту сознания. -- Да, папа, -- ответил Северен. (Но хотелось бы мне, чтоб нормальные перестали нас ненавидеть, может быть, сделать их такими, как мы, для их собственного блага и для нашего тоже...) -- Научиться любить, -- менторским тоном заявил Филип, -- вне зависимости от стихийных проявлений доброй воли, возникающих между совместимыми личностями, -- задача, требующая немалых затрат времени и психической энергии. Терпимость особенно тяжело дается нормальным, поскольку они лишены ясновидения, принимаемого нами, оперантами, как должное. Нормальные, как правило, строят свои оценки на поверхностных критериях или предубеждениях. -- К примеру, -- подхватил Морис, -- нормальный поглядит на Севви и увидит лишь маленького зануду с пятном от яйца на галстуке... Тогда как мы, используя метапсихическое восприятие, можем изучить его душу и понять, что за противной внешностью скрывается настоящий недоумок! -- Ну, погодите, выйдем из-за стола! -- погрозил им Северен. -- Мальчики, мальчики! -- строго сказала Люсиль. -- Конечно, мальчики, а кто ж еще! -- рассмеялся вслух Роги. Дени бросил взгляд на часы. -- Через пять минут в Золотом салоне начинается семинар профессора Малатесты по психоэкономической векторной теории. Филип и Морис, надеюсь, вы не хотите опоздать? -- Нет, папа. Все ещЕ переговариваясь в уме, они вежливо попрощались и чинно вышли из ресторана. В шестнадцать и четырнадцать оба уже переросли отца, Филип писал диссертацию по биоэнергетике в Гарварде. Морис, без пяти минут бакалавр гуманитарных наук, перед тем как поступить на медицинский факультет Дартмута, собирался ещЕ получить степень доктора философии. Роги мысленно обратился к Дени и Люсиль: В шутливой мальчишеской перепалке есть явный подтекст. По-моему, все трое напуганы до чертиков. Ты прав, подтвердил Дени. Ни один из них ещЕ не видел такой концентрированной ненависти, заметила Люсиль. Хановер -- святилище оперантности, а у Филипа хотя и были стычки в Гарварде, но там слишком уж цивилизованная атмосфера для возникновения серьезных инцидентов. И естественно, Сыновья Земли во всей красе неприятно поразили детей. Может, лучше отправить их домой? -- предложил Роги. Служба безопасности держит ситуацию под контролем, возразил Дени. Рано или поздно мальчикам придется сталкиваться с открытой враждебностью. Причем не. всегда рядом будут умственные наставники. Но, Дени, Северену всего десять лет! -- Послушай, -- повернулся Дени к младшему сыну, -- не поехать ли вам домой? Тебе за пять дней небось надоели ученые дискуссии. Я могу попросить Фила отвезти вас с Морисом в Хановер. Северен поморщился. -- А банкет на вершине? Ведь там наверняка разразится буря, а я пропущу такое! Дени изо всех сил сдерживал улыбку. -- Мне кажется, неприятные эфирные нюансы тебя огорчают. Северен угрюмо ковырял вилкой остывшую яичницу. -- Я выдержу, Papa. (Но пусть эти Сыновья ко мне лучше не суются!) -- Но с условием, Севви, -- сказала Люсиль, -- будешь вести себя как взрослый оперант. -- Я постараюсь, мама. -- Хорошо. Тогда заканчивай завтрак. Она умоляюще взглянула на Роги и мысленно попросила: Ты не против, если он немного побудет с тобой? Нам надо присутствовать на жутко занудной дискуссии. -- Вы, по-моему, собрались нас покинуть? -- осведомился Роги. -- Скатертью дорожка. Дайте нам спокойно поесть. Увидимся позже. Дени и Люсиль удалились. Подошла официантка с заказом Роги. Северен во все глаза уставился на большое блюдо с яичницей, залитой горячим кленовым соусом. Рядом с ним девушка поставила стакан розового грейпфрутового сока и гору дымящихся лепешек на маленькой тарелочке. Роги облизнулся и, презирая условности, заткнул салфетку за воротник. Потом протянул мальчику лепешку. -- Эй, юноша, твоя пища совсем окаменела, а у меня хватит на двоих. Может, oeufs и выглядят подозрительно, но ты только понюхай. Чувствуешь, какой запах? -- Ага. Не говоря ни слова, Роги разделил яичницу на две порции и показал Северену, как еЕ едят: надо все перемешать и есть ложкой, попутно макая лепешки в ароматную массу. Севви пришел в восторг от такого нарушения этикета и тоже повязал себе салфетку вокруг шеи. -- У меня идея, -- продолжал Роги. -- После завтрака мне надо наладить аппаратуру для выступления профессора Джеймса. Мы с техниками протянем в большой зал силовой кабель из трансформаторной и установим вспомогательный щит. Не хочешь помочь? -- У-у, угу! -- отозвался Северен с набитым ртом. Знаешь, перешел Роги на умственную речь, когда чем-нибудь занят, почти не замечаешь неприятных вибраций. Во всяком случае, мне всегда помогало. У тебя тоже бывает хандра? А ты думал? Карлики в желудке играют на расстроенных фаготах, и сороконожки катаются на коньках вдоль хребта. Многие из этих Сыновей вправду хотят нас убить? Да, Севви. А нам даже обороняться нельзя, да? Что за вопрос? Тебя разве не учили этике? Я знаю этику альтруизма, просто спрашиваю, как бы ты поступил. Ну, ведь я не вхожу в ту лигу, где состоишь ты со своими родителями и прочими гигантами мысли. Отвечай прямо, не морочь голову! Непротивление -- благородный, но опасный идеал. Странно, что столько людей выступают за него. Лично у меня бы не хватило сил. Но если забияк не остановить, они ещЕ пуще разойдутся. Дай Бог, чтобы этот вопрос остался чисто теоретическим. Фил и Мори вслед за папой и мамой говорят, что верят в этику альтруизма, а я вижу у них в уме сомнение. Верую, Господи, помоги мне в моем неверии! Что-то вроде того. Конечно, наша этика правильна, благородна и подает пример нормальным, отец Энди говорит, что мы оказываем на них моральное воздействие... И все-таки я не понимаю, почему не правы русские умники, когда пытаются защитить свою страну, какой смысл быть благородным, если тебя все равно убьют? Трудный вопрос. Когда найдешь на него ответ, Севви, скажи мне. Люсиль и Дени проходили по забитому народом холлу. Я хочу на минутку остановиться у газетного киоска, перед тем как идти на дискуссию Вандерлена, -- сказала Люсиль. -- Бог мой, сколько полицейских! Начальник охраны вызвал сюда все свободные от дежурства наряды Нью-Гемпшира, да ещЕ несколько из Мэна. Нам это недешево обойдется, а что делать? Может, все зря? Ведь ни один из соглядатаев не заметил ничего из ряда вон выходящего. Именно поэтому. -- Пожалуйста, упаковку аспирина, -- попросила Люсиль продавщицу киоска. -- А еще... Есть ли у вас сегодняшняя "Правда" на английском? -- Какого формата, мадам? Американского или европейского? -- Американского, если можно. -- Минутку. -- Девушка повернулась к полкам. Я же обещал тебе слетать в Москву нынче ночью и поговорить с Тамарой. Люсиль с трудом сдержала раздражение. Мне нужны разные точки зрения, не только твоя. Все равно мы не в силах повлиять на тамошние события. Либо операнты победят, либо снова отправятся в ссылку. И я не знаю, что хуже. -- Наличными или записать на счет? -- улыбаясь, спросила девушка. Люсиль подала ей свою гостиничную карточку. -- На счет. Армия и партия пойдут на союз с Тамариными оперантами только под силовым давлением, продолжал Дени. Принудительные действия не могут надолго обуздать панику населения или запугать врагов государства. -- Восемь долларов семьдесят три цента, мадам. В Нью-Гемпшире нет налога на добавочную стоимость, но на эту газету нам самим приходится делать наценку. Благодарю вас, желаю удачного дня. -- Девушка подала Люсиль покупки. Удачного дня! -- насмешливо повторила про себя Люсиль. Воистину, день будет удачный, только смотря для кого. Сегодня пикетов ещЕ больше. Никакого ВЭ не надо, я и так слышу: "Головы долой! Головы долой! Головы долой!" Дени направил в Мозг жены мягкий корректирующий импульс. И тут же скандирование утихло вместе с головной болью, что мучила еЕ с самого утра. Делегаты, прибывшие из других отелей, проходили мимо них, разбредаясь по залам заседаний, но их реплик не было слышно, и даже двигались они как-то осторожно, боязливо. Ничего, сказал Дени, к вечеру все закончится. Поужинаем среди грозовых облаков, ионизация атмосферы сотрет у нас в умах обрывки ненавистных речей. Ты не думаешь, что они могут последовать за нами на вершину? Нет. Как они туда доберутся? Полиция перекроет все подступы. Сотрясение воздуха нам придется терпеть целый день, возможно, даже будут попытки прорваться сюда, но серьезной опасности нет. Я сегодня утром разговаривал с Ильей, и он сказал, что его ясновидящая жена пророчит великие события... А значит... -- Черт! -- произнес он вслух. -- Пейджер! У Люсиль сжалось сердце. Дени нажал кнопку на ремешке часов, остановив назойливое покалывание, затем прочитал послание, проползшее по электронному циферблату. -- Я должен позвонить президенту. Люсиль растерянно взглянула на него и выпалила: НеСМЕЙлететъвВашиштонтыпредседателъконгрессатебе ВЫСТУПАТЬвечеромнаэтотразянизачтонестанупроизносить затебяречъчертвозъмикактыполетишъутебяниоднойчистой сорочки! Он поцеловал еЕ в щеку. -- Не волнуйся. Ступай на дискуссию и смотри, чтоб никто не заметил, как ты в самые скучные моменты читаешь газету. И удалился в офис управляющего отелем, где был установлен аппарат высокочастотной связи на случай чрезвычайных обстоятельств. Киран О'Коннор включил обезболивающее устройство, презирая себя за трусость и в то же время приветствуя мгновенное отупение, охватившее нижнюю часть тела. Освобождение, близкое оргазму. Без десяти минут полдень, надо немного встряхнуться перед встречей с Виктором. К счастью, она не займет много времени. Прости меня, Черная Мать, я скоро вернусь. Дам-нам-там-там-нам-дам-нам-дам-там. Дальним слухом он впитывал плеск водопада по гранитным уступам. Порывы ветра вздыбили каскад, точно варево в ведьмином котле. Если бы кто-то рискнул сейчас подняться на обзорную площадку -- как пить дать, промок бы до нитки. Но таких смельчаков не нашлось. Лишь серебристый "мерседес" Кирана одиноко стоял у дороги. Он взял машину напрокат в Монреале и пригнал еЕ на условленное место, недалеко от станции железной дороги, откуда отправлялся поезд-кукушка на вершину Вашингтона. Слава Абсолюту, почти все триста сорок пять километров удалось пройти на автопилоте; он даже вздремнул малость. Чтобы сбить со следа сыскарей из министерства юстиции, О'Коннор отправился из Чикаго в Нью-Гемпшир через Сиэтл, Крунг-Теп, Бомбей, Йоханнесбург, Фьюмичино, Гэтвик и Монреаль и оторвался от самого настырного соглядатая в хаотическом нагромождении взлетных полос аэропорта Леонардо да Винчи. Теперь он уверен, что ни одна ищейка не возьмет след, а уж тем более -- не выявит его связь с Виктором Ремилардом и местным отделением Сыновей Земли. Единственное потенциально слабое звено -- Шэннон; что-то уж очень она притихла с тех пор, как выдала своего болвана мужа. Но, по идее, она должна быть ещЕ меньше заинтересована в том, чтобы контакт Виктора Ремиларда с империей О'Коннора стал достоянием генерального прокурора. К его немалому удивлению, глаза наполнились слезами, он вспомнил, как в первый раз оплакивал еЕ потерю. Его дочь должна была унаследовать черноту, а не дочь его дочери. Но Кали [В индуизме и брахманизме женская ипостась бога Шивы, его супруга, прозываемая "черной". Олицетворяет грозные силы природы и божественное устрашение.] проследит за ней... О Мать Всех Сил, прости еЕ, как меня прощаешь! Она приехала, несмотря на его запрет, готовая совершить последнее предательство. Да будет так. Всепоглощающая Мать, я бы сам отдал еЕ тебе, если б мог. Но я не вправе растратить последние искры моих угасающих сил. Пожалуйста, пойми меня. Дам-нам-там... -- Вы спите? Киран открыл глаза. Виктор Ремилард стоял перед закрытым окном "мерседеса". Темная штормовка и курчавые, коротко подстриженные волосы блестели капельками тумана. Большой оранжевый фургон, принадлежавший нью-гемпширскому дорожному ведомству, преградил доступ к обзорной площадке у водопада. Киран нажал кнопку, и окно открылось. -- Ты, как всегда, точен. Это что, твои колеса? -- Везде полицейские наряды, я подумал, что нам не помешает официальное прикрытие. -- Все по плану? -- Я же обещал. Но никаких деталей, Киран. -- Мне они и не нужны... Однако я не думал, что ты решишь лично проследить за ходом операции. Не боишься, что тебя узнают? Виктор засмеялся. -- Я умею маскироваться. А вы нет? -- Покойный Финстер, мой ценнейший сотрудник, пробовал обучить меня этой технике. Но ничего не вышло. Я обходился другими средствами. Старик поднял глаза, и в глубине их сверкнул едва сдерживаемый гнев. -- По-моему, мы договорились встретиться наедине. -- Пит Лаплас мне нужен. Он знает здесь каждую тропку, а у меня есть другие занятия, кроме как изучать дорожные карты. Я сам держу связь с Гарсия. Никакой телепатии, никакой электроники. До последнего момента, когда нас уже нельзя будет остановить. -- Ты предупредил всех о моем участии? -- Да. Но, по-моему, вы сбрендили. -- Не важно, -- отозвался Киран. -- На тебе это не скажется. Есть старый ирландский обычай непременно танцевать, если заплатил волынщику. -- Я давно жду вашего танца. Киран достал дипломат из черного легкого металла и подал его Виктору через окно. -- Он не заперт. Можешь все проверить здесь или когда встретишься со своими людьми. Но уверяю тебя: все, как договаривались. Моя собственность переходит под эгиду твоей убогой канадской корпорации по завершении некоторых формальностей -- сегодня в четыре часа пополудни. В шестнадцать ноль-ноль. Видишь, я беру на веру, что ты выполнишь свою часть договора. -- А как насчет последнего условия? -- напомнил Виктор. Киран болезненно улыбнулся. -- Я предупреждал тебя, что мою последнюю просьбу нелегко будет выполнить, но это справедливое вознаграждение за доступ к системе "звездного удара". -- Ну? -- Моя дочь Шэннон находится в отеле Уайт-Маунтинс... несмотря на мой строжайший запрет. Она рассчитывает, что ты убьешь меня в обмен на еЕ услуги. Так вот, мне нужно, чтобы ты показал ей документы и компьютерный диск из дипломата. Найдете в отеле компьютер, и пусть она увидит подтверждение нашей сделки. На том же компьютере убедишься в своем доступе к "звездному удару". Но кода ей не открывай. Затем тактично спросишь Шэннон, какую роль она планирует сыграть в ночной операции... Рука Виктора в перчатке сжалась на металлической ручке дипломата. Ум его был нерушимой крепостью. -- Зачем? Киран начал было смеяться, но тело его охватили судороги, он застонал сквозь зубы и отчаянно забился под пальто. В раскрытом вороте рубахи Виктор увидел плоское пластмассовое устройство со множеством электродов на проводах, приклеенное к груди старика. Какое-то время Киран беспомощно извивался, пока его пальцы не нащупали кнопку. Он ввел в нервную систему повышенную дозу обезболивания и, переведя дух, откинулся на сиденье. -- Извини, ты что-то спросил? Лицо Виктора оставалось бесстрастным. -- Не понимаю, зачем вам все это. Хотите, чтобы я подтвердил мою... мой уговор с вашей дочерью? Ведь она только того и ждет. -- Скажи Шэннон, что у неЕ никогда не было от меня секретов. Скажи, что я всегда знал о двойном экране и имел доступ к еЕ сердцу. Скажи ей, что она была свободна только в своих фантазиях. Моя маленькая мечтательница! Я горько заблуждался на еЕ счет, и это едва не стоило мне... моей жизненной цели. К счастью, я нашел иной путь... (Спасибо, Мать, спасибо, дам-нам-там...) Что это значит, какого черта вы несете, КТО ОНА, чья мать? -- Моя. Я читаю еЕ молитву. -- Киран устало закрыл глаза. Пошел дождь; на запотевшем лакированном капоте "мерседеса" заплясали жемчужины. -- Иди, -- сказал Киран. -- Делай, как велено. По реакции Шэннон ты поймешь, в чем моя последняя просьба к тебе. Мать имеет сострадание к моей слабости, избавляет меня от неприятной обязанности. И Шэннон ни к чему, чтобы именно я принес ей последнюю Черноту. Все случится, как предначертано. Дам-нам-там-нам-там-дам-там-дам-нам... -- А код?.. Это он и есть? Молитва? Глаза Кирана вновь открылись и сверкнули. Ты сделаешь все как надо с Шэннон? Виктор медленно кивнул. -- Еще одно... Она вбила себе в голову, что еЕ дочь Лора -- от тебя. В самом конце ты разуверишь еЕ в этом, чтобы все расставить по местам. Быть может, ты захочешь отобрать Лору у Джерри Трамбле... а возможно, и нет. В отличие от меня, ты ненавидишь делиться. -- Лицо Кирана стало пепельно-серым, он натужно дышал открытым ртом. -- И все-таки я еЕ любил. Я их всех любил. Но не тебя... Потому ты и станешь наследником моей ночи. Виктор применил к нему несильное принуждение: Киран, погодите, не засыпайте. Вы должны сообщить мне код... Доступ к спутниковой связи. Назовите мне его. Да, да, это фраза без всякой пунктуации: ПОМНИТЕ ОТНЫНЕ БЛАГОСЛОВЕН БУДУ ДЛЯ ВСЕХ ПОКОЛЕНИЙ. Ключ к смерти энергии, к окончательной тьме... Теперь я должен поспать, а нынче вечером проснусь вовремя, чтобы увидеть... все в порядке, Мать, я сделал это, теперь отдохни... (Умственный образ.) Виктор увидел его в момент, когда Киран провалился в забытье. Большой цветок с черными лепестками и огненной сердцевиной в чреве едва различимой женской фигуры. Но Виктор Ремилард слыхом не слыхал про Кали, поэтому только выругался по-французски, и видение исчезло. Открыв "мерседес", он поднял окно, снова захлопнул и, заперев дверцу, оставил Кирана О'Коннора спать у грохочущего каскада до тех пор, пока вечером, ровно в 19. 30, не начнется операция. Шэннон Трамбле посетила демонстрацию Макгрегора открыто, как и все интересующие еЕ мероприятия конгресса, в полной уверенности, что строгий костюм, большие черепаховые очки и короткий черный парик, скрывающий рыжие волосы, делают еЕ неузнаваемой. Понятие умственного почерка, личной модели мысли, столь же компрометирующей, как отпечатки пальцев, было ей неведомо, и она заметно вздрогнула, когда кто-то окликнул еЕ на выходе из демонстрационного зала: -- Эй, Шэн, привет! Как тебе спектакль? Высокого лысеющего ученого она никогда прежде не видела и, обдав его ледяным взглядом, процедила, быстро пройдя мимо: -- Вы обознались. Но принуждение заставило еЕ вернуться и последовать за ним; громко протестовать она не решилась. -- По всему отелю тебя ищу. -- На долю секунды аскетически суровое лицо исчезло, и ей предстал совсем другой образ. Виктор! Принудительная хватка окрепла до болевого ощущения, и Шэннон застонала. -- Говори вслух, -- тихо приказал он. -- Ты не умеешь сосредоточиться на интимном модуле. -- Отпусти меня, черт возьми! Чего ты за мной таскаешься? -- Ты должна быть в Кембридже. Она поправила очки и отвернулась. -- Я имею право быть там, где пожелаю. -- Всюду надо влезть, да? Пусть и нас вычислят вместе с тобой? Не понимаешь, что здесь полно агентов ФБР? -- Они не меня ищут! -- огрызнулась она. -- А папу и его помощников. Папа три дня назад исчез. Это я вычислила, что он на пути сюда. Заключительный конгресс метапсихологов для него такая блестящая возможность... И для тебя. Разумеется, я должна присутствовать при финальной сцене. -- Она вздернула подбородок и торжествующе усмехнулась. -- Сыновья Земли -- твоя идея? Что они намерены делать -- спалить отель? Старое здание -- настоящая трутница. Я остановилась в "Лошади и собаке" во Фраконии, так что можешь... -- Заткнись! -- прошипел он. -- Думаешь, фейерверк устраивается для твоего развлечения? Она негромко засмеялась. -- Для нашего. -- И тут же выражение лица стало жестким. -- Папа заключил с тобой сделку, так? Ты с помощью Сыновей Земли взрываешь отель и всех оперантов, а он обещает отдать тебе все. -- Вот именно. -- Ты дурак, если поверил ему. Папа до смерти не отдаст никому своей власти и не умрет, пока не будет готов к этому. Доктора в недоумении -- как он смог продержаться так долго! А я понимаю. Он хочет устроить избиение оперантных умов, чтобы потешить свою безумную фантазию, а если ты станешь ему помогать, он найдет способ отправить тебя вслед за остальными. Ты не одолеешь папу, пока не убьешь его. Я тебе это с самого начала говорила. -- Твой отец умрет сегодня ночью. -- Виктор показал ей черный атташе-кейс. -- Он уже все мне передал, включая код к "звездному удару". Шэннон задохнулась. -- Неправда! Он тебе солгал. -- Не исключено. Поэтому мы с тобой сейчас пойдем и все проверим, прежде чем я введу план в действие. Он взял еЕ под руку и повел по широкой, устланной ковром лестнице в главный вестибюль. Со стороны они выглядели мило болтающими коллегами, которые встретились после долгой разлуки. -- Джерри знает, что ты здесь? -- Разумеется, нет. -- Он не так глуп, чтобы задавать мне вопросы. -- И чем же он занят? Суетится по хозяйству? Нянчит ребенка? -- Собирается с мыслями, прежде чем поступить в Бостонское отделение Кернса, Эльзассера, Лемана -- слышал, наверное? Он очень переживал, когда Гриффит вышиб его из "Рогенфельд акуизишнз". Виктор усмехнулся. -- Он слишком труслив, чтобы плавать с акулами. И как вы с ним ладите? -- Джерри воспитанный и побаивается меня. Временами мне кажется, он от меня что-то скрывает, но моя коррекция чересчур слаба для такого операнта. Придется, видно, тебе у него все выудить. Потом... -- А как Джерри относится к ребенку? Ведь Лоре уже девять месяцев, если я не ошибаюсь. И мозги у неЕ дай Бог каждому. Шэннон холодно откликнулась: -- Джерри добр и порядочен, если не считать чрезмерных амбиций. Он знает, что Лора не его дочь, но не питает к ней ненависти. И уж конечно, интересуется ею гораздо больше, чем ты... Они прошли в служебное крыло и остановились перед дверью без вывески. Подав Шэннон знак соблюдать тишину, он бесшумно открыл дверь. Перед ними вытянулась галерея комнат, оборудованная компьютерами. Молодой человек в рубашке с короткими рукавами, перебиравший стопку распечаток, удивленно взглянул на них и застыл, поддавшись принуждению Виктора. Затем, не издав ни звука, поднялся и повел их во внутреннее помещение. Твой рабочий день закончен, внушал ему Виктор, ступай домой и по дороге ни с кем не останавливайся. Ты нас не видел. Юноша повернулся на каблуках и вышел, закрыв за собой дверь. -- Что ты задумал? -- спросила Шэннон. Виктор уселся за компьютер и ловко забарабанил по клавишам. На экране появилось: БАНК ЧЕЙЗА, МАНХАТТАН, АНАЛ. СИСТ. ДОБРЫЙ ДЕНЬ, МИСТЕР РЕМИЛАРД. МОЖЕТЕ НАЧИНАТЬ ПОДКАЧКУ. Виктор вытащил из дипломата диск и вставил его в прорезь. Глаза Шэннон были прикованы к экрану, где возникла надпись: В РЕЖИМЕ. -- Не мог он, -- прошептала она. -- Я не верю! ОПЕРАЦИЯ VLNX2234-9-21-2013 К ИСПОЛНЕНИЮ В 16. 00. ИМЕЕТЕ ИНСТРУКЦИИ? Виктор напечатал: ТОЧНЫЕ. Шэннон радостно вскрикнула: -- Так это правда! Боже мой, невероятно! Она готова была броситься Виктору на шею, но принуждение держало еЕ на дистанции, словно какую-нибудь букашку. -- Подожди. Надо подтвердить остальное. Поблагодарив и отпустив банк, Виктор извлек диск и убрал его в дипломат. Затем напечатал какой-то номер телефона с кодом северного Иллинойса. На экране появилось: ВЫЗВАН ЧАСТНЫЙ НОМЕР. ПОЖАЛУЙСТА, ВВЕДИТЕ КОД ДОСТУПА. ПОМНИТЕ ОТНЫНЕ БЛАГОСЛОВЕН БУДУ ДЛЯ ВСЕХ ПОКОЛЕНИЙ. ПРОШУ, ответил компьютер. ПОДТВ., распорядился Виктор. Компьютер отозвался: ЗВЕЗДНЫЙ УДАР, ПЕРЕКРЫТИЕ, КОМАНДНЫЙ ФАЙЛ НЕ ДЕЙСТВУЕТ ДО 12-25-2013, КОГДА БУДЕТ ПОДКЛЮЧЕНА СИСТЕМА. ИМЕЕТЕ ИНСТРУКЦИИ? Виктор напечатал: НЕТ, ДО СВИДАНИЯ. А потом ловко стер записи обоих вызовов и вместе с креслом повернулся к Шэннон. -- Все правда, -- сказала она. -- Он капитулировал... Если только не планирует обдурить тебя в последнюю минуту... -- Не думаю. -- Тогда остается его прикончить. -- И конгресс. -- Зачем? Только параноик вроде папы способен обольщаться, что массовое истребление двух тысяч ведущих оперантов расчистит ему дорогу. А как насчет других умников? Ну, убьем мы этих, но их место рано или поздно займут другие. Нет... пресловутые папины крайности устарели, равно как и твои, Виктор. Ты бы видел аппарат, который профессор Макгрегор демонстрировал на лекции! Первый аура-детектор. Направляешь луч на человека -- и можно сразу сказать, латентен он, субоперант или оперант. Даже с точностью устанавливается степень оперантности. В качестве одного из подопытных Макгрегор использовал десятилетнего сына Дени Ремиларда. Не поверишь, мальчик сбил анализатор со шкалы!.. Да, с таким аппаратом просто невозможно удержать оперантность в секрете. Даже в казино будут ставить такие штуки... -- Не все крайности устарели, -- возразил Виктор. -- Есть и новые. Шэннон недоверчиво взглянула на него. -- Ты шутишь! -- Нет. Я бы назвал "звездный удар" самоновейшей крайностью. Разумеется, я не стану разрабатывать тот нелепый, убийственный сценарий, который придумал твой отец. Использование всякой крайности должно быть избирательным. -- Но, Виктор, в этом не больше смысла, чем в уничтожении оперантов! Как только папа умрет, у тебя будет вся власть, все богатство, о каком любой человек... Он покачал головой. Медленно поднялся с кресла и подошел к ней. -- Твой отец сказал, что ты его разочаровала. Меня ты тоже разочаровала. Она все поняла, но не пыталась бежать. Напротив, гордо выпрямилась и отчеканила: -- Ну да, конечно, тебе люди не нужны, как папе. Ты самодостаточен. Ты не хочешь и не любишь ни меня, ни нашу дочь. -- Лора -- не моя дочь. У нас с тобой никогда не было половых сношений. Ты совершенно права: я самодостаточен. -- Боже мой... Не твоя... -- Не сводя с него глаз, она медленно постигала истину. -- Стало быть, ты импотент. Виктор лишь посмеялся над ней. -- Не в том смысле, какой имеет значение. Не в том, каким теперь стал твой отец. Он импотент, потому что все ещЕ любит тебя. Он просил передать, что ты никогда не могла от него освободиться. Твой двойной экран не был для него преградой, но он оставил тебе иллюзию, чтобы удержать от самоубийства... не сломать тебя как личность. -- И то, что я обратилась к тебе, тоже входило в его планы. -- Взгляд еЕ помрачнел. -- Ему надо было манипулировать нами обоими. Он, должно быть, понимал, что не сумеет привязать тебя... -- Она выпрямилась и снова вскинула голову. -- Но, к твоему сведению, никто из вас не сможет заблокировать "звездный удар". Правительство в курсе, что в систему можно проникнуть. -- Им известно только то, что рассказала ты... И мой братец Дени... Я готов побиться об заклад, что президент не станет останавливать запланированный ввод системы в строй лишь на основании свидетельства двух мертвых умников. Луч его ясновидения прочесал комнату и остановился на двери кладовки, находившейся за операторской. Он заставил еЕ последовать за ним туда и зажег свет. -- Годится. Сюда никто не войдет так поздно в субботу вечером. А завтра это уже не будет иметь значения. -- Ты собираешься проделать все так быстро? -- У меня есть время, -- засмеялся он и стащил с неЕ черный парик. Огненные волосы рассыпались по плечам. Лицо и ум были спокойны. Так или иначе, она получит от него то, чего хотела. Он велел ей опуститься на колени, и она беспрекословно повиновалась. Затем, обхватив обеими руками и прижав к себе еЕ голову, в первый раз остановил сердце. 30 ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА Уже больше года прошло после разговора Дени с Джерри Трамбле, а следственные органы все никак не могли добыть достоверные улики причастности Кирана О'Коннора к той чудовищной преступной деятельности, в которой обвинила его собственная дочь. Адепты ВЭ без труда обыскали его офисы и жилище; самое совершенное спутниковое оборудование было обнаружено, но оказалось вполне легальным. Строго охраняемый банк данных в подвале особняка, несомненно, содержал ключ к тайне, но соглядатаи могли до Судного Дня копаться в библиотеке дисков и не узнать, что в них содержится. Ордер на традиционный обыск власти не дали ввиду отсутствия подозрений в незаконной деятельности, а законы Соединенных Штатов запрещают поиски улик без ордера, считая это нарушением прав личности. Одну из зеркальных батарей "звездного удара" сняли с орбиты и доставили на станцию ON -- 1 для обследования. В ней действительно был найден чип, неавторизованный в изначальной спецификации. Однако инженеры консорциума в один голос утверждали, что микроэлемент более чем невинный и поставлен для обеспечения лучшего отклика на команды с Земли. Если чип и содержал перекрывающую мощность, то это было очень умно спрятано и могло обнаружиться только в действии, при наличии кодированного сигнала. Можно было порыться в каждой из ста тридцати некитайских батарей и с максимальной осторожностью устранить сомнительный чип. Такая операция заняла бы примерно четыре года и обошлась бы в семь и две десятых миллиарда долларов, а тем временем автономная китайская система могла быть пущена в ход. Итак, подозрение в заговоре до сих пор основывалось лишь на ничем не подтвержденных показаниях Шэннон О'Коннор-Трамбле. Дени, обследовав ум еЕ мужа, представил крайне смутное подтверждение, вдобавок для закона совершенно неприемлемое. Дальнейшие поиски в империи О'Коннора не выявили никаких улик в отношении "звездного удара", а в остальном кое-какие крохи, едва ли способные сдвинуть дело с мертвой точки, ибо относились к временам чересчур отдаленным. В 80-е годы помощники О'Коннора находились под сильным подозрением в отмывании капиталов мафии. Но подозрения не были доказаны, крестные отцы поумирали, и в настоящее время О'Коннору инкриминировалось разве что безудержное поглощение мелких корпораций. Так обстояли дела с правительственным расследованием до 20 сентября 2013 года. Но в тот день некая въедливая сотрудница спецслужб заметила странное перемещение капиталов из американского конгломерата в никому не ведомую канадскую холдинговую компанию. Ее поразили масштабы операции, а ещЕ более то, что она опознала в конгломерате ядро разветвленной организации О'Коннора. Первая же проверка в Монреале (Канада, в отличие от США, не соблюдала уж очень строгой секретности финансовых операций) установила имя человека, стоящего за странной компанией. Дотошная чиновница уведомила о своем открытии генерального прокурора, тот поставил в известность президента, который в свою очередь позвонил Дени и поинтересовался, отчего Киран О'Коннор переводит все свои капиталы на имя его младшего брата Виктора. -- Я сказал, что озадачен не меньше его. Мы с Дени и Люсиль встретились по завершении лекции Макгрегора и, стоя в углу пустынного холла, обсуждали происходящее. Разумеется, президент поручил своим людям просветить его насчет Виктора и, к своему отчаянию, узнал, что в роду Нобелевского лауреата имеется темная лошадка. К тому же состоящая в близких отношениях с дочерью Кирана О'Коннора. -- Я, пожалуй, откроюсь Баумгартнеру, -- решил Дени. -- Он позвонил мне сам и спросил про Виктора напрямик. Говорит, в прокуратуре на него имеется досье, датированное ещЕ тем годом, когда они с папой основали "Ремко". Махинации с налогами, незаконные перевозки краденого оборудования из штата в штат и прочее... Полиции так и не удалось прищучить Вика -- главным образом потому, что никто не пожелал давать против него свидетельские показания. В последнее время он, кажется, вообще чист, но следственные органы вновь заинтересовались им после признания Шэннон. Все еЕ связи проверили, как и связи отца, и отношения с Виком только ещЕ больше замутили воду. Ко мне прошлой весной обращались с просьбой испытать и Виктора, и Шэннон. Я, естественно, отказался. Мы с Люсиль ничего не ответили и мысли свои держали при себе. -- Теперь лично президент настаивает, чтобы я учинил им умственный допрос -- особенно Шэннон -- и выяснил, насколько реальна угроза "звездному удару". Если я получу подтверждение от Вика, это само собой опровергнет факт помешательства Шэннон. -- Но почему Вик должен знать об этом? -- спросил я. -- У Кирана О'Коннора рак половых желез с глубокими метастазами. Он передает свою империю Вику, в том числе и "звездный удар". -- Господи Иисусе! -- воскликнул я. -- Вик будет манипулировать Звездными Войнами! -- О'Коннор улизнул из-под носа ВЭ и правительственных агентов, растворился в воздухе. Вик, насколько известно полиции, спокойно сидит дома, в Берлине. А Шэннон Трамбле была замечена на конгрессе. Агенты уверяют, что она где-то здесь, в отеле. -- И президент хочет, чтоб ты еЕ нашел и выпотрошил? -- предположила Люсиль. -- Ну да. -- Ужас! -- негодующе воскликнула она. -- Эта мерзавка совратила Джерри из каких-то своих гнусных побуждений, потом подставила его, а теперь затевает новые козни! Дени утихомирил еЕ. -- В уме Джерри я видел, что он не считает еЕ помешанной, а он очень опытный психиатр. По его мнению, она в здравом рассудке, несмотря на болезненные отношения любви-ненависти с отцом. Еще Джерри показал мне, что Киран О'Коннор блестящий манинулятор-метапсихолог, человек, всю жизнь злоупотреблявший умственными силами. К системе "звездного удара" Джерри касательства не имел. Он только знал, что консорциум О'Коннора производит системы управления спутниками, и у него безотчетное ощущение, будто старик замышляет какой-то дьявольский план. Это единственная конкретика, которую я смог сообщить президенту после визита в тюрьму. Ее оказалось достаточно, чтобы на полную мощность запустить правительственное расследование, не принесшее никаких результатов... до сегодняшнего дня. -- И что же дальше? -- спросил я. Дени пожал плечами. -- Я обследовал окрестности. У меня есть ментальный почерк Шэннон -- в грубом приближении, правда, полученный от Джерри. Я прочесал весь отель снизу доверху и не обнаружил никаких следов еЕ присутствия. И Вика тоже! Впрочем, это не значит, что их здесь нет. Вик просто дьявол в умении ставить экраны, да и Шэннон, думаю, не дилетант. Пожалуй, надо тихонько подойти к лучшим соглядатаям здесь, на конгрессе и заручиться их поддержкой. -- Но ты ведь не собираешься вступить в прямую стычку со своим братом? -- всполошилась Люсиль. -- Не хотелось бы, -- сухо отозвался Дени, -- но, судя по всему, выбора у меня нет. Буду действовать по обстановке. Хотя сомневаюсь, что он покажется. Теперь у нового владельца о'конноровских миллиардов наверняка есть более перспективные занятия. -- А Шэннон Трамбле, должно быть, показывает ему тайные сундуки, -- усмехнулся я. -- Возможно, правительственные агенты сами засекут Шэннон, -- с надеждой произнесла Люсиль. -- Они возьмут еЕ под стражу, ты проведешь допрос и таким образом выполнишь свое обещание президенту. Или же пустишь других ясновидцев по еЕ следу. Я сразу догадался: мой вечно сомневающийся племянник решает, что разумнее: остаться на страже в отеле или присоединиться к коллегам на банкете, где его наверняка отвлечет собственная речь, не говоря уже о заряженной эмоциями атмосфере. И, повинуясь внезапному порыву, я выпалил: -- Послушай, ясновидец я аховый, но в этом старом здании знаю каждый закуток. Покажи мне еЕ почерк, и за вечер я ещЕ раз прочешу отель с подвалов до чердаков. Джаспер Делакур даст мне свой универсальный ключ, и, когда делегаты отсюда выкатятся, я к тому же обшарю помещение физически. В любом случае я не собирался на банкет. Прощальные речи наводят на меня уныние, а гроза нервирует, как всякого альпиниста со стажем. Дени с сомнением уставился на меня. -- Дядя Роги, если ты найдешь Шэннон или... Боже упаси... Вика -- обещай ничего не предпринимать, а сразу уведомить меня. -- Клянусь! -- Я порылся в кармане брюк и позвенел у него перед носом своим талисманом. -- Клянусь Большим Карбункулом! За день по шоссе перед въездом в отель промаршировало несколько сот Сыновей Земли. Они пели, скандировали, размахивали своими плакатами и знаменами; время от времени самые ретивые ложились поперек подъездной аллеи, когда микроавтобусы подвозили делегатов, разместившихся в отелях поблизости. Полиция не утруждала себя арестом лежачих -- просто оттаскивала их с дороги и бережно складывала в уютную штольню, укрытую навесом на случай ненастья. Уже в сумерки, при виде аэробусов, прилетевших с аэродрома в Берлине, группа активистов попыталась прорваться к отелю через лес, раскинувшийся между отелем и железнодорожной станцией. Но полицейские обнаружили их, не успели они пройти и двухсот метров. Опергруппа окружила антиоперантных командос, вооруженных пистолетами, стреляющими краской, и предоставила им гостеприимный приют в окружной тюрьме Ланкастера. Ко времени отлета делегатов на вершину яростный ливень разогнал всех пикетчиков, кроме жалкой горстки на шоссе. Я как раз закончил осмотр подвальных помещений и поднимался на первый этаж, когда моего сознания достиг мысленный окрик Дени: Дядя Роги... Мы отбываем, я полагаю... и надеюсь, ты ничего не наше... В бойлерной застал компанию игроков в покер, ответил я, и с трудом удержался от соблазна присоединиться, в одном из пустых салонов спугнул делегата из Шри-Ланки и делегата из Греции, занятых сравнительным исследованием метапороков. Никаких следов миссис Трамбле и Вика, Dieumercоbeau' [Благодарение Господу (франц.). ]. У нас тоже ничего. Люсиль, вероятно, права, когда говорит, что они давно уже выкатились, если вообще здесь были, я уведомил обо всем президента, он передал мне приветственное послание, чтоб зачитать на приеме, так, пожалуй, и поверишь в его искренность... Держись, mon fоls. Празднуй как следует, единственное, о чем я сожалею, что не увижу мальчиков во фраках и бабочках. (Образ. Интерьер аэробуса. Тусклые вспышки молний сквозь залитые дождем иллюминаторы. Нарядные делегаты всех наций чинно сидят в креслах. Шепот, напряженные смешки. Люсиль, немного бледная, улыбается двум долговязым, тощим пингвинам и маленькому, коренастому.) Блеск! Жалко, лица не больно-то жизнерадостные. Черт побери, Дени, вам только траурного марша не хватает! Ну, с Богом! Все будет хорошо. Следуй за Большим Карбункулом, сынок, до самых горных высот! Au'revoir, дядя Роги. Стоя на лестничной площадке в быстро пустеющем вестибюле, я слушал рокот машин, устремляющихся к вершине. Снаружи уже стояла кромешная темень, дождь, сопровождаемый отдаленными раскатами грома, к счастью, лил не слишком сильно. На вершине погодка, должно быть, похуже, но транспорт столь надежен, что мог бы спокойно перемещаться в эпицентре урагана. Буря составит пикантный контраст с шикарной обстановкой и великолепной едой. После ужина все они соберутся у четырех каминов в главной гостиной шале и дадут друг другу обет возродить поруганные идеалы. Может, даже Тамара Сахвадзе снизойдет и совершит полет души из далекой Москвы... Ладно, пора продолжать бесплодные поиски. На часах около семи. Служебные помещения опустели, как и номера делегатов. Народу много лишь в кухнях, где полным ходом идет уборка, и в двух барах, где собрались журналисты и прочий сброд. Начальник охраны Арт Грегуар появился в дверном проеме, стряхнул капли с куртки и сразу углядел меня. -- Привет, Арт. Какие новости? -- А-а, Роги! Тебя что ж, на большую кормежку не взяли? -- Сам не захотел -- дела. Как у тебя-то? Грегуар пожал плечами. -- На вершину всех переправили, теперь, надеюсь, все будет о'кей. У дороги остался десяток пикетчиков, да и те скоро потонут. На всякий случай держим под наблюдением взлетную площадку и отель, чтоб никакая тварь не вздумала их подпалить. Полицейские уехали в город перекусить и сменить носки. Но если понадобится, тут же примчатся. -- Ас другой стороны горы никакого движения? -- По радио сообщают: все спокойно. Кажись, Сыновья решили вас пощадить сегодня. Да и с дождем повезло. Он отправился на кухню, а я побрел к служебным помещениям -- как будто Шэннон Трамбле может спрятаться на стеллажах! Я встал перед офисом управляющего, закрыл глаза и умственным лучом просветил все кабинеты. Никаких сигналов на оперантном уровне, да и нормальных не видать, если, конечно, какой-нибудь оперант намеренно не притушил их ауру. И все-таки я что-то почувствовал. Когда отпер компьютерный центр своим универсальным ключом и включил свет в помещении без окон, до меня донесся слабый царапающий звук из кладовки по ту сторону операторской. Попытался сканировать еЕ, но не смог. Застыв на месте, я попробовал загадочное препятствие на ощупь. За деревом и пластиком располагался слой невероятно мощной психической энергии. Это был даже не барьер, а облачность, заполнившая всю комнату -- дымная, намагниченная, холодная, как смерть. Я сразу понял: он там. Пробовал подать сигнал Дени... или ещЕ кому-нибудь. Но телепатический крик не покинул пределов моего черепа. Я словно в трансе прошел между рядами компьютеров и остановился перед кладовкой, ожидая, что дверь откроется. Там, внутри, царили безумие и похоть, не имеющая ничего общего с нормальным человеческим вожделением. Что-то звериное, изголодавшееся насыщалось и никак не могло насытиться. По контурам я опознал человека, но он превратился в нечто совсем иное -- причем по собственной воле. Наконец ручка со щелчком повернулась, длинная полоса света стала расширяться, по мере того как дверь открывалась внутрь. Ни единый луч из операторской не проник в эту осязаемую черноту, и все же я разглядел Виктора. Он держал еЕ в объятиях. Их тела окутывал странный фиолетовый ореол. Светились только его губы, высасывающие алое излучение из энергетического цветка с четырьмя лепестками, который четко отпечатался у основания еЕ позвоночника. Потом все кончилось. Комната ярко осветилась; посреди неЕ сидел Виктор, смотрел на меня без всякого удивления и подавал знаки подойти и полюбоваться на дело его рук. Как он догадался, что мне знаком этот рисунок -- зловещий аналог нашего с Уме творения?.. Виктор был одет в серый костюм, а у ног его лежала совершенно обнаженная женщина. Тело еЕ обуглилось и потрескивало, на шее и на голове я насчитал семь белых стигматов, отметивших места энергетических источников, из которых он по очереди напился. Я не сомневался, что вместо наслаждения, испытанного Уме, тут была дикая, раздирающая боль. -- И ещЕ будет, -- спокойно сообщил он мне. -- Я не могу расходовать себя на кремацию. Любопытно, что ты все понимаешь. Я... хочу знать побольше о том, что это такое. Думаю, ты можешь мне объяснить. Я прав? -- Да. (Нет, нет, нет, нет...) Виктор засмеялся. -- Пойдем, я тебе кое-что покажу. Как в кошмаре, я последовал за ним из отеля. Он беспрепятственно прошел к стоянке у северного крыла, где в темноте был припаркован автодорожный фургон. Дождь почти перестал, но с восточной стороны над горой то и дело сверкали молнии. Я не столько видел, сколько ощущал другого человека за рулем фургона. Его почерк был мне знаком: старый Пит Лаплас, ещЕ в бытность мою в отеле водивший поезд-кукушку. Я забрался в фургон, и мы поехали. -- Ребята готовы к взлету по расписанию? -- спросил Вик. -- Ребята всегда готовы, -- отозвался тянучий голос. -- Бедные ублюдки! Он хохотнул, потом выругался, когда колесо фургона попало в выбоину и машина подпрыгнула. Фургон свернул направо, и я понял, что мы едем к станции. -- Вместе с О'Коннором захватим моего дядюшку Роги, -- сообщил ему Вик. -- Хочу, чтоб и вы, старые бздуны, полюбовались на ночной фейерверк. Угля в топке достаточно? -- Я свое дело знаю! -- отрезал старик. -- О своих заботься. Говорил я тебе, лучше б на аэроплане лететь. -- Ни в коем случае, Пит. Умники хоть и объявляют себя пацифистами, но не проси, чтоб я на это свою задницу в заклад поставил... Потише, потише, а то сиганем в водопад. Мое сознание будто раскололось на части. Одна ревела от ужаса, другая спокойно подчинялась принуждению Вика, навечно признав его своим хозяином. А потом появился ещЕ и третий психический обрубок. Он был самый маленький и неустойчивый из всех, затоптанный в пыль, почти похороненный в умственном катаклизме. Эта часть мозга приказывала мне выжидать удобного момента. Самая безрассудная часть моей личности -- потому и победила. Я часто думаю, неужто все герои так устроены? Фургон со скрежетом остановился. Вик и старая сволочь Лаплас вылезли. Возвращаясь, они с двух сторон поддерживали еле волочившую ноги фигуру. Разумеется, нельзя самого богатого человека на свете везти в кузове грязного фургона, потому Вик усадил его на переднее сиденье, а сам сел рядом со мной, и мы в молчании проделали оставшиеся до железной дороги километры. На станции темень и никаких признаков жизни. Но старинный двигатель работал, из трубы шея пар и разлетались искры, с шипеньем угасая в лужицах. Пит забрался на место машиниста, а Вик, О'Коннор и я поместились в неосвещенном вагоне впереди паровоза. Сигналом отправления послужил лишь вырвавшийся из-под колес пар; зазвенели рессоры, и состав медленно пополз к толще облаков, заслоняющих вершину. Совершенно меня игнорируя, Виктор и О'Коннор переговаривались на личном модуле. Я узнал только один из позорных секретов, которые старый пресытившийся негодяй открыл молодому и жадному. Бог весть, какими ещЕ изощренными мыслями они обменивались. По стандартам цивилизованного общества обоих следовало считать безумцами, но ума их все же хватало, чтоб и дальше ткать паутину зла. Они не заплутали, не сбились с пути, не сошли с рельс, а лишь чудовищно изъязвлены, и я вскоре бросил всякие попытки понять их. Маленький поезд доблестно взбирался на небо, везя одного пассажира к смерти, другого к забвению. Я, окоченев, ерзал на сиденье и молился, чтобы хоть один из ничего не подозревавших оперантов наверху, прорвавшись сквозь гранитную толщу, обратил умственный взор к нам и подал остальным сигнал тревоги. Вагон стал яростно раскачиваться -- это игрушечный паровозик преодолевал самый трудный отрезок пути, эстакаду, именуемую Лестницей Якоба, с уклоном почти в сорок градусов. Мое ночное видение, затуманенное принуждением Виктора, с трудом различало, что О'Коннор вцепился в переднее сиденье и болтается, точно тряпичная кукла; его осунувшееся лицо было искажено гримасой -- как мне показалось -- волнения. Лестницу мы проходили в плотном облаке, но теперь вырвались. Из тучевого скопления впереди посыпались молнии. В хорошую погоду отсюда мы бы уже увидели шале на фоне ночного неба... а празднующие операнты получили бы шанс нас заприметить. Но старый цепной пес Виктор и впрямь знал свое дело. Оглушительный скрежет шипов, цепляющихся за стальной трос между рельсов, уменьшился до едва слышного клацанья, а вскоре совсем стих. Паровоз застыл на месте. Облако дыма, подхваченное вихревыми потоками, стремительно поднималось по склону. Кто-то же должен его увидеть... -- Теперь это уже не имеет значения, -- ответил на мою мысль Вик. Через секунду задняя дверь вагона отодвинулась, и ввалился Пит, пыхтя от холода. -- Все, Вик. Нас не засекли. Тепленькими возьмем. -- Выше! -- проскрипел О'Коннор. -- Я хочу видеть, как взлетит шале. -- Берегите нервы, -- сказал Вик. -- Вон, гляньте на север. Старик прищурился. -- А-а! -- Ну, Пит, заводи машину! -- В голосе Виктора слышалось торжество. -- Самолеты на подходе! Машинист нырнул в заднюю дверь, оставшуюся открытой. И в этот миг хватка Виктора ослабела: он передавал телепатическую команду подлетающим самолетам. Я кубарем скатился с жесткого сиденья, выскочил в дверь и через секунду уже карабкался по обледенелым гранитным скалам. Где-то на моей траектории я наткнулся на старую свинью Лапласа. Услышал, как вопль эхом раскатился среди камней, потом резко оборвался. Господи, что же теперь?! Вверх. Положить как можно больше каменных преград между мной и этим дьяволом и кричать во все мозги: ДЕНИ! ДЕНИОНИПОДЛЕТАЮТНАСАМОЛЕТАХ! ДЕНИ-ДЕНИРАДИВСЕГОСВЯТОГОВИКТОРИО'КОННОРСНАРЯДИЛИ САМОЛЕТЫЧТОБЫАТАКОВАТЬШАЛЕ... Слышу тебя, дядя Роги. Кашляя и задыхаясь от холода, я выбрался на каменистую площадку. Сзади доносилось пыхтенье паровоза, снова устремившегося вверх. Должно быть, Вик сам управлял им. В небе виднелись два аэробуса без опознавательных огней. Сквозь облака лихорадочно пробивалась луна, и в еЕ свете я видел, как самолеты быстро приближаются к горе Клей, -- слава Богу, не военные, простые транспорты вполовину меньше тех, что доставили делегатов на вершину. ДЕНИ, ОНИ ХОТЯТ ПРИЗЕМЛИТЬСЯ! ОСТАНОВИ ИХ! СБЕЙ КАК-НИБУДЬ! ОРГАНИЗУЙ ТВОРЧЕСКИЙ МЕТАКОНЦЕРТ! Я впервые услышал сбивчивые голоса других оперантов, но смысла речей не разобрал. Самолеты нависли над моей головой, заглушая рев ветра. Только неуклонное карабканье вверх спасло меня от обморожения. СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ! -- молил я. Еще один умственный голос с абсолютно незнакомым мне ментальным почерком произнес: Ну-ка, ударим по ним вместе! Я покажу как... Белый огненный шар полетел по небу со стороны шале. Он зацепил винт ведущего самолета и, казалось, был беззвучно поглощен им. Но шум мотора оборвался. Молодцы! А ну ещЕ -- взяли!.. -- НЕТ! -- раздался крик Дени. Новый психокреатический шар поразил вторую машину. У обоих аэробусов отказали моторы. В неуправляемом полете они опустились не более чем в пятистах метрах от меня, на северо-западном склоне. Взрывов и пожаров не последовало, и хотя моя экстрасенсорика пострадала из-за травмы, холода и мешающих скал, я все же сообразил, что экипажи целы, невредимы и выбираются наружу, чтобы начать наземный штурм. ДЕНИ, вопил я, ОНИ ПРИЗЕМЛИЛИСЬ, ВЫ ИХ НЕ ПОГУБИЛИ... Я и не пытался, ответил он. Большинство не пыталось. Из последних сил я лез на вершину. К счастью, мне попалась тропа справа от железнодорожного полотна. Миновав неглубокую лощину, я вновь увидел паровоз, тянущий за собой подернутый искрами столб дыма. ВИКТОР УПРАВЛЯЕТ АТАКОЙ ИЗ ПОЕЗДА! БЕЙ ПО НЕМУ! Воздух разорвался от смеха. Да. Бей по нему. И по мне! Из шале направили ещЕ один болид, заскользивший по прямой к поезду. Но вдруг он задергался, начал отклоняться и, вместо того чтобы ударить по локомотиву, запрыгал по крыше вагона, а потом нырнул на рельсы перед составом. Слепящая вспышка, вагон накренился и опрокинулся на бок. Моего слуха достигли звуковые волны: детонация, сопровождаемая продолжительным скрежетом, когда вагон скатился с рельс и выполз на обледенелые скалы. У паровоза, видимо, заклинило тормоза. Взвизгнув, он остановился буквально в сантиметрах от поврежденного участка дороги и застыл на фоне подсвеченных луной грозовых туч. Топка вспыхнула дьявольским огнем, поднимающаяся копоть заволокла тендер. ДядяРогиЛОЖИСЬ!!! Я успел как раз вовремя. Пуля сорвалась со скалистого выступа и просвистела над головой. Я совсем позабыл об упавших самолетах и вооруженных экипажах. Предупреждение пришло от маленького Северена, который теперь подавал мне команды: Они подползают к тебе, у них инфракрасные лазеры, УБИРАЙСЯ С ТРОПЫ!!! Япомогусоздатьотвлекающеесвечение ЛЕЗЪНАГОРУБЫСТРЕЙ!!! НАДВИГАЕТСЯБУРЯСНЕГСДОЖДЕМ... -- Putain de bordel de merde! [Сучье, паскудное дерьмо! (франц.)] -- сказал я. Ну-ка, ну-ка ещЕ повтори, попросил Севви. Вторая пуля ударила чуть выше и слева. Весь ободранный, окоченелый, я возобновил свое стремительное восхождение. 31 Гора Вашингтон, Нью-Гемпшир, Земля 21 сентября 2013 года Виктор Ремилард схватил старика за лацканы. Голова у того моталась из стороны в сторону, на лбу багровел кровоподтек. Но Киран О'Коннор был ещЕ жив. -- Какого черта?! -- завопил Виктор. -- Я бы... я бы... Киран открыл глаза и улыбнулся. -- Ты бы убил меня. Но в этом нет необходимости. Хочу предупредить: одна-единственная попытка проникновения или принуждения, и я перестану отвечать на твои вопросы. А тебе ведь нужны мои ответы, правда? Они созерцали друг друга странным умственным видением, без тени, и не обращали внимания на крепчайший ветер, что свистел сквозь разбитые окна опрокинутого вагона. Виктор впервые учуял трупный запах, исходивший от старческого тела. Через расстегнутую рубаху увидел, что болеутоляющее устройство потемнело. Никакая агония, навлеченная им на Кирана О'Коннора, не смогла сравниться с тем, что старик терпел по собственной воле. -- Ты возглавил оперантов, когда Дени отказался, -- обвиняюще выговорил Виктор. -- Ты связал их вместе и заставил выпустить энергетические шары, чтоб они сбили и опрокинули поезд. -- Эта техника называется метаконцерт, -- объяснил ему Киран. -- Твоему менталитету подобная идея совершенно чужда. Я тоже не был уверен, что у меня получится. С моими людьми не получалось. Но полные оперантные умы... они великолепны! -- Старый вонючий ублюдок! Ты пытался убить моих людей... -- Ерунда. Самолеты спроектированы на мягкую посадку в случае отказа двигателей. Только из-за неумелости летчиков и каменистой почвы есть поломки и ранения. -- Незачем? О'Коннор кивнул в сторону шале, сияющего на вершине, словно алмазная шкатулка. -- Надо было научить этих глупых пацифистов. Показать им их собственную силу. Русские операнты уже получили урок, равно как и некоторые другие группы. А наши идеалисты все ещЕ сопротивляются неизбежности. Слишком уж сильно влияние твоего брата и Макгрегора. Агрессивный метаконцерт был бы немыслим без соответствующего толчка. -- Мы вышибем их оттуда! Твой план -- в чем бы он ни состоял -- не сработает. Авангард местных Сыновей Земли прорвал полицейские заграждения в тот самый момент, когда самолеты вылетели из Берлина. Они поднимаются сюда на грузовиках, скоро будут здесь. Никакая помощь оперантному сброду в шале все равно не поспеет... а ты уже не сможешь повторить свой фокус... свой говенный метаконцерт. Киран трясся от беззвучного смеха; дыхание вырвалось у него изо рта морозными облачками. -- А это уже не нужно, -- сказал он -- ТЕПЕРЬ ОНИ САМИ УМЕЮТ, не ведая того, они освящены Матерью, о, Ее шутки, о, Ее бесконечная мудрость, помните отныне благословенная будет для последнего поколения... Виктор выпустил пальто старика. Киран опрокинулся на разбитое окно, закрыл глаза. -- У меня нет больше времени слушать твой словесный понос, -- бросил ему Виктор. -- Что бы ты там ни измыслил в своем свихнувшемся мозгу, как бы ни хотел использовать меня и моих парней -- ничего у тебя не выйдет. Мы превратим эту гору в адово пекло. А Сыновья за все ответят. Умственный голос О'Коннора звучал вкрадчиво: Не будь дураком, мой мальчик, ты что, хочешь, чтобы твой брат Дени вышел сухим, из воды? И другие американские операнты, которые усовершенствуют аура-детектор Макгрегора и смешают тебя и твоих подручных с дерьмом?.. Э-э... нет, они здесь все вместе, и никогда, слышишь, никогда уже не представится такой блестящей возможности... Я пережил миг своей славы... Остальное за тобой. -- Что остальное? -- бушевал Виктор. -- Что ты сделал, сучий потрох?! Трупный запах становился невыносимым. Виктор отпрянул в холодной темноте, оперся о покосившееся сиденье, услышал первое завывание бурана, ударившее в металлическую обшивку вагона. Ему нельзя здесь больше оставаться. Его лазутчики в шале должны помешать появлению транспорта для делегатов... Можно ли отремонтировать самолеты?.. А, все равно, они не успеют нанести удар и выбраться раньше, чем... Бешено скачущие мысли прервал окрепший голос старика: -- Я думал, что стану демоном разрушения. Потом мне показалось, что ты Ее посланец. Теперь же, в конце, я вижу истину: человечество разрушит себя само, без нашей помощи. Даже эти высшие умы... Все мы дети Черной Матери, дам-нам-там... Голос угас до легкого вздоха. Потом глаза Кирана удивленно распахнулись, он вскрикнул и умер. Дени Ремилард вцепился в кафедру. Надо принудить их замолчать, а потом уговорить вернуться тех, кто уже вышел из обеденного зала. Вы не должны покидать шале! -- прозвучал его умственный голос. Температура опустилась ниже нуля, надвигается ещЕ один ураганный фронт. Прошу вас! Вернитесь в зал, и мы вместе обсудим наши дальнейшие действия... Джеймс Макрегор в куртке с чужого плеча пробирался между сбитыми в беспорядке столами. -- Аэробусы выведены из строя. Кто-то подкрался к ним, пока экипажи закусывали в нижней гостиной. Наши пытаются устранить неполадки, но, судя по всему, это безнадежно. Есть несколько машин, принадлежащих сотрудникам ресторана, но их недостаточно, чтобы эвакуировать всех, даже если нам удастся как-то обойти бандитов, что поднимаются сюда... Помощь выслана? -- Не от полиции, -- сказала Люсиль, собравшая всех членов Группы вокруг кафедры. -- Их силам Сыновья устроили засаду возле одного из ущелий. А с западного склона горы до нас не добраться без самолетов. -- Президент послал специальный отряд ФБР, -- сообщил Дени. -- Но ему надо проделать весь путь от Бостона. Губернатор поднимает на ноги национальную гвардию. Однако на мобилизацию уйдет не меньше двух часов. -- Черт побери! -- взорвался Джеймс. -- Почему они не задействуют десантников или армейские антитеррористические подразделения? -- Потому что в этой стране митинги таким образом не разгоняют, -- объяснила Люсиль. -- Какой, к дьяволу, митинг! -- фыркнул шотландец. -- Это же осада! -- Джеймс, прошу тебя! -- У Дени побелели костяшки пальцев. (У нас мало времени, мы должны решить, что нам делать.) Маленький Северен Ремилард пискнул из толпы взволнованных взрослых: -- Надо сделать как раньше -- как говорили дядя Роги и тот другой -- разметать на куски сволочей! Люсиль взяла его за плечи и отвела к старшим братьям. Делегаты, бросившиеся к сторожевой вышке и в другие служебные помещения горного метеоцентра, по просьбе Дени вернулись. Одни уселись за столы. Другие встали по периметру огромного зала, испытывая своим ясновидением темноту. Тучи снова сгустились, ледяной дождь молотил по золотым стеклам. Одетые в белое официанты и повара (все нормальные) сбились в отдельную кучку. Наконец Дени заговорил в микрофон: -- Леди и джентльмены, мы обратились за помощью, и она уже на пути к нам. Послышались шумок и разрозненные аплодисменты со стороны нормальных, но операнты иллюзий не строили. -- Теперь уже ясно, что по меньшей мере две группы антиоперантов ведут атаку на шале. Около шестидесяти человек приближаются от двух разбитых самолетов на западном склоне. Более сотни Сыновей Земли едут на грузовиках с востока. Моторизованная колонна вооружена винтовками, обрезами и револьверами. Большинство накачаны тем или иным наркотиком. В целом их можно охарактеризовать как толпу обычных хулиганов, и, кроме того, что они блокируют нам дорогу назад, от них едва ли исходит серьезная угроза нашей безопасности. -- Du gehst mir die Eiern, Remillard, mit diиse Scheibdreck! -- взревел чей-то голос. -- Was konnen wir tun? [Хватит тянуть кота за хвост своей болтовней, Ремилард!.. Что мы можем сделать? (нем.)] -- Он прав! Что делать будем? -- подхватил другой. -- У десантников оружия не меньше! Я вижу автоматы и, как минимум, один гранотомет. И вновь с явной неохотой Дени оказал на публику принуждение. -- Пожалуйста, послушайте... Воздушный десант тяжело вооружен. У них много взрывчатки, и лишь внезапная перемена погоды помешала им добраться до шале. Но они временно потеряли связь со своим вожаком. Тем, кто этого ещЕ не знает, скажу: их главарь -- мой младший брат Виктор. Помещение завибрировало словно от порыва ветра. Персонал шале перешептывался. -- Истинный зачинщик нападения, -- продолжал Дени, -- человек по имени Киран О'Коннор. Многим из вас он известен как столп международного военно-промышленного комплекса. О'Коннор и мой брат -- мощные естественные операнты, втайне употреблявшие свои метафункции в целях личного обогащения. Годами О'Коннор пытался подорвать братство оперантов -- не только потому, что мы могли его разоблачить, но и потому, что мир не выгоден его бизнесу. Наш глобализм угрожает ему, а также фанатикам и диктаторам на всей планете... В равной мере он кажется угрозой невинным людям, которые в страхе открещиваются от высших сил ума. И в самом деле, у нормальных есть немало причин бояться, до тех пор пока существуют такие операнты, как Киран О'Коннор и мой брат Виктор. Китайский делегат Чжао Кудлинь воскликнул: -- Потому-то операнты и должны быть политически активны -- чтобы расправляться с подобной мразью! Послышался одобрительный шепот. Анонимный умственный голос выкрикнул: Довольно слов, Дени, давай организуем ещЕ один метаконцерт! Собери нас вновь, и посносим к черту их деревянные башки! -- Агрессивный метаконцерт, поразивший их самолеты, возглавил не я, а Киран О'Коннор, -- заявил Дени. Потрясенная тишина. -- Трижды ура богатырю Кирану! -- заголосила женщина-делегатка. -- Нет! Нет! -- закричали остальные. -- Позор! -- Киран О'Коннор знает, что мы не едины в своем отношении к психической агрессии, -- продолжал Дени. -- Не думаю, что его первоочередная цель -- затравить и уничтожить нас здесь. Он хочет повсеместно дискредитировать оперантов в глазах нормальных, заставив нас отбросить атаку. Большинство примкнувших к его метаконцерту, по всей видимости, действовали инстинктивно перед лицом надвигающейся опасности. Но не все... Вы должны понимать, что настало время сделать самый главный выбор в нашей жизни. Мы -- оперантное руководство всего мира. И мы должны выбрать: либо придерживаться этики, объединившей нас с момента первой встречи в Алма-Ате, либо, как уже поступили некоторые наши коллеги, использовать свои силы в качестве оружия... Я считаю, что если мы так поступим даже в той ситуации, когда самооборона очевидно необходима, то нормальное население заклеймит нас как нечеловеческую расу, чудовищное меньшинство, слишком опасное для соседства. Внезапно погас свет. Послышались крики, но все вновь притихли, когда он зажегся снова. -- Не допустите ошибки, -- едва слышно проговорил Дени. -- Мы можем умереть за свои принципы, но я верю, что у нас есть два благородных пути к спасению. Первый -- просто ждать подмоги, используя все имеющиеся в наличии средства пассивной обороны. Второй -- объединиться в совершенно иной форме большого метаконцерта, включающего не только нас, здесь присутствующих, но и других оперантов, которых мы в состоянии вызвать из всех часте