Кит Педлер, Джерри Дэвис. Мутант-59 ----------------------------------------------------------------------- Kit Pedler, Gerry Davis. Mutant 59: The Plastic Eaters (1972). Изд. "Мир", М., 1975. Пер. - К.Сенин. OCR & spellcheck by HarryFan, 13 September 2000 ----------------------------------------------------------------------- ПАМЯТИ С.ЭЙНСЛИ 20 июля с.г. в своем доме в Сайденхэме на 54-м году жизни скоропостижно скончался доктор Саймон Эйнсли, старший преподаватель микробиологии Кенсингтонской больницы, член Британского биологического общества и Ассоциации патологоанатомов. Саймон Эйнсли родился 6 декабря 1919 г. Свой первый квалификационный экзамен он сдал в 1939 г. при больнице св.Марии. Вскоре после начала второй мировой войны он был зачислен в состав Королевского военно-медицинского корпуса, где длительное время занимался исследованиями в области бактериального заражения огнестрельных ран. По возвращении к гражданской жизни Эйнсли посвятил себя бактериологии, проявляя особый интерес к проблеме приспособляемости бактерий. В результате многолетних трудов он собрал обширные данные о жизнедеятельности бактерий в необычных питательных средах, и, хотя работы Эйнсли остались неопубликованными, коллеги отдавали справедливую дань его усилиям. Один из них писал: "Саймон был человеком редкого обаяния. Он охотно помогал советами в любой знакомой ему области; а в последние месяцы, как явствует из его заметок, провел серию оригинальных экспериментов с Bacillus prodigiosus, которые привлекли особенно пристальное внимание ученого. Трагично, что Эйнсли не суждено было дожить до завершения своих исследований. Коллегам по работе его будет очень недоставать". Мы скорбим по поводу утраты и приносим наши искренние соболезнования семье покойного. Бритиш медикал джорнел 1 Переключатель этот стоил 18 долларов 43 цента. Назначение его было точно таким же, как и у любого другого переключателя на прилавке магазина хозяйственных товаров, но с одной лишь разницей, мало существенной для обывателя, однако жизненно важной для Хансена. В техническом описании значилось: "Вероятность отказа = 0,0001", иначе говоря, она была бесконечно мала. За 18 долларов 43 цента вам гарантировалась практически абсолютная надежность. Щелчок в одну сторону - коррекция траектории производится вручную, щелчок в другую - это делается автоматически. Командир космического корабля перевел переключатель в положение "вручную" и с этой секунды обрек себя на гибель. Движение командира должно было послать мгновенный электрический импульс в хитросплетенно микроцепей, спрятанных позади контрольной панели. Но ток достиг лишь крохотной проволочки, некогда надежно изолированной, а теперь - невидимо для глаз - мерцавшей оголенным металлом. На панели тотчас, мигнув, ровным светом загорелся красный тревожный огонек. Лицо командира осталось бесстрастным. Быть может, лишь слегка расширились зрачки да чуть дрогнули веки. Он вернул переключатель в прежнее положение, затем опять щелкнул им - тревожный огонек послушно погас, но тут же вспыхнул снова. Оба других члена экипажа сосредоточенно следили за его действиями. Их лица также ничего не отражали. Люди смертельно устали. Нечеловеческое напряжение темными тенями легло вокруг глаз. Воля всех троих была направлена только на одно - выжить во что бы то ни стало, выжить: этому учили их долгие годы тренировок. Командир глубже втиснул свое невесомое тело в кресло. Он молчал. Двое других тоже не проронили ни слова. Внезапно кабину наполнил невыразительный, искаженный помехами голос - их вызывал центр управления полетом в Хьюстоне. - Хэлло, Кондор, до последней коррекции остается одна минута сорок пять секунд. Даем сигнал... Вслед за голосом коротко мяукнул зуммер. Командир ответил самым обыденным тоном: - Внимание, Хьюстон, вышел из строя переключатель, компьютер не срабатывает, сами отделить посадочную ступень не сможем, повторяю, отделить посадочную ступень не сможем. Прием... Снова зуммер. - Кондор, вас понял. Проводим наземную проверку, прием... - Спасибо, Хьюстон... Корабль - ничтожная частичка в пустоте и мраке пространства - быстрее любого снаряда мчался по изогнутой траектории навстречу Земле, не оставляя за собой ни следа, ни звука. - Кондор, наземная проверка подтверждает неисправность на борту. Переключитесь на автоматику, повторяю, передайте контроль автоматике... - Вас понял, Хьюстон. Прошу повторить время коррекции... Командир тронул переключатель, и тревожный огонек погас. - До запуска двигателей остается одна минута пятнадцать. Даем сигнал... Зуммер мяукнул снова. В биомедицинском отделе центра управления полетом врачи озабоченно следили за скачками самописцев, фиксирующих состояние экипажа. Один из них сделал пометку в своем дневнике: "Первый пилот - тахикардия, пульс 110, частота дыхания 30". А в командном отсеке корабля, позади контрольной панели, шел процесс, не предусмотренный конструкторами, - с каждой секундой неумолимо приближался конец... Неожиданно отказали еще два микроэлемента. По цепям счетно-решающих устройств пронесся целый шквал импульсов. Последовала беззвучная вспышка - и в тесноту кабины ворвался дым. Трое космонавтов, задыхаясь, отчаянно старались сохранить контроль над кораблем, но корабль, уже совершенно не управляемый, стремительно приближался к границам атмосферы... Пассажиры рейса 122, летевшие над Атлантикой в Нью-Йорк, дремали - в салоне горел неяркий синий свет. Только мальчонка в кресле у окна беспокойно ерзал, то и дело прижимаясь носом к стеклу, и вдруг, отпрянув от иллюминатора, вцепился в руку матери: - Мама, смотри скорее, мама!.. Он показывал пальцем за окно. Мать, очнувшись, наклонилась над малышом и посмотрела вслед за ним в ночь. Поперек ясного звездного неба пролегла пламенеющая оранжевая дуга; было видно, что начало ей дает какое-то движущееся тело. Некоторое время оно росло на глазах, а потом распалось на три огненных комка, которые рассыпались в темноте, словно искры гигантского фейерверка в День независимости. Мать откинулась в кресле и ласково прижала сынишку к себе. - Это звезда упала, милый. Не бойся, она никому не причинит вреда... Миссис Гаррис сложила книги мужа на чердаке, прикрыла за собой люк и, тяжело дыша, спустилась по приставной лестнице. В больнице обещали, что он протянет месяца два, а на самом деле все кончилось за три недели... В гостиной ей на глаза попалась их свадебная фотография в широкой рамке, и, всплакнув, она подумала: а не убрать ли и фотографию на чердак вместе с другими его вещами? Но потом женщина вспомнила о своем высоком давлении и больных ногах и, сняв фотографию со стены, положила ее на каминную доску. Это спасло ей жизнь. Командир самолета, следовавшего рейсом 510 из Парижа в лондонский аэропорт Хитроу, был в прекрасном настроении. Впереди не предвиделось никаких особых осложнений, разве что легкая дымка в Хитроу. Дверь за спиной отворилась, и в кабине появился второй пилот. Привычно проскользнув между откинутым сиденьем и пультом и не задев ни одного из бесчисленных рычажков и приборов, он опустился на свое место. Командир встретил его с ухмылкой: - Думаешь, не знаю, где ты пропадал? Мне казалось, правда, что она помолвлена... - Все члены экипажа, - ответил второй пилот, потирая руки, - обязаны беспрекословно выполнять распоряжения старших по рангу... - Ну, положим, только в профессиональных вопросах... Второй пилот поспешил сменить тему: - Какое у нас расчетное время прибытия? - Семнадцать десять, если над полосой не продержат... Капли дождя скользили по стеклам кабины. Сливаясь в ручейки, они почти скрывали плотную пелену облаков, расстилавшуюся над самолетом. Командир вышел на связь с диспетчером в Хитроу, стараясь выделить его голос из заполнявшей эфир беспорядочной болтовни. - Альфа Чарли вызывает борт 510. Вам разрешается войти в зону. В квадрате 82 выполняйте правый разворот... - Благодарю, Альфа Чарли, разворачиваюсь направо... Пока командир вел переговоры, бортинженер снимал показания приборов, контролирующих работу каждого из четырех двигателей: температуру, тяговое усилие, давление масла. Свои наблюдения он заносил в бортовой журнал, привязанный к приборному щитку, - а самолет тем временем накренялся, ложась в последний вираж. Вот уже он вошел в конус радиосигналов, которые должны привести его на посадочную дорожку. Второй пилот отмотал, что машина идет совершенно точно и по направлению и по углу снижения. Они миновали первый вертикальный маркер... Эна Гаррис приготовила на кухне чай и теперь, мрачно уставившись в окно, не торопясь, прихлебывала его из обжигающе горячей чашки. В левом крыле лайнера, выполнявшего рейс 510, пряталась маленькая серая коробочка, начиненная пластинками с замысловатыми узорами печатных схем. Блестящее дюралевое крыло скрывало в себе целую сеть сосудов, почти не уступающую по сложности живому организму, а коробочка призвана была контролировать подачу топлива в двигатель номер два. Именно отсюда на пульт бортинженера поступали данные о питании двигателя, а также о температуре огненного вихря, ревущего в его турбовентиляторном сердце. Но вот внутри серой коробочки от одной пластинки стал медленно отделяться двухмиллиметровый проводничок. А в кабине командир корабля уже обменивался с наземным диспетчером последними репликами: - Альфа Чарли вызывает борт 510. Вам разрешается посадка на полосу четыре. До свидания. - Спасибо, Альфа Чарли. До свидания. И командир выключил передатчик. Именно в этот момент спрятанная в крыле коробочка окончательно вышла из строя. В двигатель номер два хлынуло горючее из центрального бака, расположенного в нижней части фюзеляжа, хлынуло так, как если бы топливопровод от бака левого крыла был предварительно перекрыт. Но топливопровод перекрыт не был... Двигатель захлебнулся, последовал внезапный короткий взрыв, одна из лопаток турбинного вала отломилась и со скоростью пули отлетела вверх. Как нож масло взрезав листовой металл, она прошила плоскость крыла, вспорола герметизированные патрубки и наконец застряла в плотном переплетении трубопроводов между щитком поперечного управления и закрылками. Из разорванных сосудов хлынула "кровь" - красная гидравлическая жидкость. Мгновенно раскрылись внутренние и внешние элероны, и их тут же заклинило. Сорвавшись с подвески, развалился двигатель. Крыло рывком опустилось вниз - и раненую машину неудержимо потянуло в сторону, все дальше от конуса радиосигналов, гарантирующего безопасность... Миссис Гаррис безрадостно допила свой чай и отправилась в сад, чтобы снять с веревок белье. Едва она сложила первые простыни, серые от дождя и тумана, как до нее донесся гул приближающегося самолета. Она прожила здесь, в Айлуорте, всего в нескольких километрах от главного аэропорта столицы, целых двадцать лет и обычно не обращала на этот гул внимания. Но на сей раз звук был каким-то особенным, и женщина невольно стала вглядываться во мглу. Надсадный рев достиг немыслимой силы, и тогда над верхушками яблонь в дальнем углу сада вдруг показался исполинский фантастически накрененный крылатый силуэт. Эна Гаррис остолбенела, не веря собственным глазам, а потом бросилась к дому. Она уже добежала до двери, когда гигантская тень самолета заслонила небо. Последнее, что она запомнила, прежде чем потерять сознание, был черный кокон колеса и блестящие стойки шасси, мелькнувшие над самой ее головой. С этого мгновения лайнер, выполнявший рейс 510, как летательный аппарат прекратил свое существование. Колесо, расшвыряв черепицу и аккуратные стопки книг, врезалось в чердак, стропила взвились в воздух, словно спички, а самолет перевернулся и начал разваливаться. Одно из крыльев снесло постройки по другую сторону улицы, а фюзеляж, будто вырвавшаяся на волю исполинская торпеда, распахал середину мостовой и, опрокидывая людей и автомашины, проложил по ней страшную дорогу смерти. Оторвавшийся двигатель правого крыла, все еще продолжая работать, пробил витрину переполненного магазина самообслуживания и взорвался внутри, его. Хвостовой отсек, кувыркаясь подобно чудовищному бумерангу, вонзился в стену лотерейного агентства и исчез в облаках кирпичной пыли. Отделившаяся носовая часть, докатившись до конца улицы, подпрыгнула на прощание и закончила свой последний прыжок в сплошном нагромождении домишек, круша их стены и потолки. Остатки фюзеляжа просто рассыпались и завертелись в воздухе кусками рваного металла. Жизнь сорока восьми пассажиров и членов экипажа оборвалась почти мгновенно - смятые переборки, лопнувшие стойки и панели располосовали их тела на куски и разбросали кошмарным дождем на всем протяжении улицы. Шел сильный косой дождь, и Анну Креймер слегка знобило. Она подняла капюшон плаща и, напрягая слух, старалась разобрать, что говорит офицер, расположившийся с мегафоном на молу. С мостика небольшого конвойного миноносца, где она стояла, была хорошо видна носовая палуба атомной подводной лодки "Ринаун", вооруженной шестнадцатью ракетами класса "Поларис А-3". На черной овальной палубе ее китообразного корпуса, открытые всем дождям, зияли шестнадцать люков, ведущих к пусковым установкам. У одного из люков, задрав кверху головы, стояли двое матросов. Со стрелы крана к ним лениво спускался темно-серый цилиндр ракеты. Матросы осторожно направили ее хвост точно в отверстие люка, и ракета медленно исчезла в нем. Затем они принялись задраивать люк круглой пластмассовой мембраной. Анна и ее коллеги - небольшая группа журналистов - жались к стене рубки, пытаясь хоть как-то укрыться от дождя. Усиленный мегафоном голос отдавал металлом: - При запуске давление газов, созданное обычным пороховым взрывом, выталкивает ракету вверх. Мембрана прорывается, и ракета покидает подлодку, направляемая на цель с помощью компьютеров... Голос трескуче продолжал в том же духе. И Анна подумала, что вряд ли в будущей статье ей удастся воспроизвести этот рассказ, разве что официальный текст, предназначенный для печати, окажется достаточно подробным. Следовало бы как-нибудь ухитриться и набросать черновик. За окнами кают-компании завывал шторм, пеленой дождя маскируя огромные эллинги под горой на берегу залива. Внутри царил мягкий полумрак, было тепло. Приглушенные разговоры у стойки бара стали громче и непринужденнее. Группу подобрали явно наспех. Рядом с журналистами, на лацканах которых красовались оранжевые жетоны "Пресса", офицеры в форме казались невероятно холеными и изысканно воспитанными. - Леди и джентльмены! Минуточку внимания!.. - возвысил голос старший офицер. Разговоры смолкли. - Благодарю вас. Прежде всего позвольте мне приветствовать вас от имени командования базы Герлох. Надеюсь, вы повидали здесь все, что хотели... Журналисты откликнулись на это заявление добродушным гиканьем. Офицер ответил им улыбкой: - Уверяю вас, леди и джентльмены, что закон о сохранении государственной тайны не имеет отношения к системам, дислоцированным в нашем баре, так что прошу вас - не стесняйтесь! - Благослови вас бог, начальник, - насмешливо воскликнул один из гостей, приподняв свой стакан. - Теперь о программе на завтра, - продолжал офицер. - С утра мы предлагаем вам посетить учебные классы, где готовят персонал для работы с ракетами "Поларис", - боюсь только, там придется воздержаться от фотографирования. Затем мы с вами планировали подняться на борт "Тритона", первой из подлодок ее величества, вооруженных ракетами "Посейдон". Как вам известно, завтра "Тритон" должен был ошвартоваться на нашей базе, однако вследствие непредвиденных обстоятельств произошла некоторая задержка, поэтому мы поведем вас в сухой док, где в настоящее время стоит на ремонте подлодка "Резолюшн". Да, и еще вот что: обед будет подан в семнадцать тридцать. Благодарю за внимание. - Что случилось? - обратилась Анна к стоявшему рядом с ней журналисту. - До сих пор они были точны как часы. Обычно веселый и разговорчивый, сейчас Мэтт был серьезен, его глаза рыскали вокруг в поисках намека на разгадку. - Ты права, они никогда не меняют расписания без чертовски уважительных причин. - Он пристально посмотрел на Анну. - У них определенно что-то стряслось... Доктор Лайонел Слейтер специализировался в области теории связи. Еще в студенческие годы его отмечали как очень одаренного математика. Правда, кто-то из преподавателей однажды заметил, что, кроме склонности к математике, у него есть еще и прискорбная склонность к выводам, которые выходят за рамки строгой научности. Завершив диссертацию, Слейтер воспользовался субсидией, чтобы совершить поездку по научным учреждениям Северной Америки, а затем возвратился в Англию и в поисках работы принялся изучать объявления в специальных журналах. Его американское турне не было ни особенно интересным, ни особенно успешным, если не считать одного происшествия, которое само по себе тоже отнюдь не выглядело значительным. Хотя поездка обошлась молодому ученому гораздо дороже, чем он предполагал, Слейтер позволил себе добраться от аэропорта Кеннеди до Манхэттена вертолетом: ему очень хотелось посмотреть на город с высоты. Глядя с птичьего полета на забитые автомобилями улочки и перекрестки Бруклина, он представил себе все это как единую систему. Движение блестящих цветных точек подчинялось определенному ритму, они не просто повиновались сигналам светофоров, а каким-то неведомым образом влияли друг на друга. Слейтер даже набросал в записной книжке приближенные математические зависимости и к тому моменту, когда вертолет приземлился, был уже целиком во власти того особого возбуждения, с которым неизменно связано возникновение хорошей новой идеи. Вернувшись в Англию, Слейтер после долгих и тягостных поисков нашел себе работу в исследовательском центре при министерстве транспорта и с помощью инженеров-автодорожников и специалистов по электронике стал "доводить" свою идею до уровня практической осуществимости. Он придумал и название для своего проекта: "Самообучающаяся дорожная система". Упрощенно его идея сводилась к тому, чтобы, взяв замкнутую сеть улиц, превратить ее в подобие биологического целого. Снабдить ее "органами чувств" - пневматическими счетчиками, помещенными под поверхностью мостовых, и телевизионными камерами, а всю информацию, поступающую от этих органов чувств, передавать на компьютер, способный корректировать свои решения на основании накопленного опыта, иначе говоря, "самообучаться". И, наконец, связать этот компьютер обратной связью со светофорами и с полицией, регулирующей движение. Отличие системы Слейтера от других подобных систем заключалось именно в способности компьютера "самообучаться". Изучая транспортные потоки на переданных под его контроль улицах, он мог максимально увеличить интенсивность движения на каждый отдельный день, неделю или месяц. Категорически возражали против этого проекта лишь полиция да некто Эзертон. Недовольство полиции, по мнению Слейтера, было вызвано чисто эмоциональными соображениями - они, мол, люди и не должны попадать в рабскую зависимость от машины. Это-де унизит их человеческое достоинство. Эзертон входил в состав комитета, который в конце концов одобрил предложенную систему. Тем не менее он остался убежденным противником самой идеи, утверждая, что последствия в достаточной мере не взвешены и что эксплуатационные качества самообучающегося компьютера не могут быть определены с полной научной достоверностью. Для эксперимента был выбран район, ограниченный четырьмя улицами: Найтсбридж с севера, Кромвел-роуд с юга, Глочестер-роуд с запада и Слоун-стрит с востока. Потребовалось четырнадцать месяцев, чтобы установить необходимое оборудование и проложить кабели, связывающие его с компьютером и с постом управления в расположенном поблизости Имперском колледже. Прежде чем начать эксперимент, были собраны исчерпывающие данные о транспортных потоках в районе, чтобы сопоставить скорости движения до и после пуска системы. Пришлось соединить систему с контрольными постами на магистралях, ведущих в этот район, и на выходе из него: принятые компьютером решения надлежало учитывать и в соседних кварталах. Еще три месяца ушло на то, чтобы "преподать" машине нужный курс: она должна была полностью осознать свои жизненные функции. И только после многократных проверок ей было доверено управлять своими нервами и мышцами - сигналами светофоров и действиями полисменов в шлемах с антеннами. Слейтеру вспомнилось, с какой тревогой он впервые передал машине контроль за движением. Данные о транспортных потоках на каждом отдельном участке поместили возле счетчиков, которые должны были регистрировать те же потоки, но уже управляемые компьютером. Несколько долгих мучительных минут счетчики не показывали никаких перемен, но вот медленно, очень медленно начались улучшения. Машина словно бы сердилась за то, что на нее взвалили столь высокую ответственность. В последующие часы вплоть до позднего вечера скорость движения продолжала возрастать. Торжествующие ученые, оставив систему под наблюдением ассистентов, отметили победу приличествующим случаю возлиянием. С тех пор пропускная способность системы неуклонно возрастала, пока не достигла расчетной величины. Но сегодня Слейтер опять не находил себе места. Он нервно мерил комнату шагами, перекладывал папки, что-то поправлял и передвигал. Перед ним в боевом порядке выстроились сорок восемь телевизионных экранов. Возле каждого из них освещенный счетчик показывал интенсивность транспортных потоков на данном перекрестке. Рядом со счетчиком на специальной карточке значилась контрольная цифра, полученная до ввода системы в действие. Окинув взглядом экраны, на которых бесконечной вереницей двигались лимузины и автобусы, Слейтер утешил себя надеждой, что все и впредь будет в порядке. Потом он посмотрел на часы - оставалось десять минут. Черт его знает, как полагается разговаривать с министрами - непрерывно кланяться и повторять через каждое слово "сэр"? На посту управления сегодня был образцовый порядок. Слейтер едва удержал секретаршу от того, чтобы водрузить на пульт горшок с цветами. Наконец, она просунула голову в дверь и сообщила: - Идут! Из коридора послышались приближающиеся голоса, дверь распахнулась, и вошли директор исследовательского центра, министр, два его помощника и... Эзертон. Директор представил Слейтера; сегодня он так и светился профессиональным обаянием. - Ну, а теперь, Слейтер, расскажите нам вкратце, как поживает ваше дитя. Мне докладывали, что все в полном порядке. - Совершенно верно, сэр, пропускная способность удерживается на одном уровне. Скорость движения возросла почти повсеместно на восемь и четыре десятых процента. Министр, для которого это был уже третий деловой визит за день, считал своим долгом проявить хотя бы некоторый интерес. - Скорость движения, - повторил он. - Да, да, разумеется. Однако не расскажете ли вы мне все так, словно... словно перед вами ребенок лет трех от роду. И он улыбнулся, показав желтые от табака зубы. Слейтеру ничего не оставалось, как приступить к очередному, по собственному его выражению, "разжевыванию для кретинов". Директор покровительственно улыбался, а министр время от времени кивал. Если же он вдруг действительно понимал, о чем идет речь, кивки становились короче и чаще. Компьютер в соседней комнате работал почти беззвучно - слышались лишь отрывистые щелчки, когда записывающие головки меняли свое положение. Ничто не указывало на то, какой интенсивный поток информации устремляется сюда с соседних перекрестков. Счетно-решающее устройство за доли секунды обрабатывало ее, производя сложнейшие вычисления, а логические схемы - душа компьютера - выносили правильные решения. Все компоненты работали безупречно. Но вот один из них, названный конструкторами логической ячейкой М-13, выдал два неверных решения, а потом и вовсе отказал. Слейтер уже благополучно заканчивал свое сообщение, а тем временем последствия отказа этой ячейки множились, расходясь как круги по воде, от центра к периферии подчиненной машине дорожной сети. Заговорил министр: - Замечательно, Слейтер. Очень-очень интересно. Поздравляю вас. Мне известно, что до сих пор ваши идеи не пользовались всеобщей поддержкой, - Эзертон переминался с ноги на ногу, - но заверяю вас, отныне вы не будете испытывать никаких... гм, никаких финансовых затруднений. Он подошел поближе к телеэкранам. - Где же это мы? Ну, конечно, как же я сразу не узнал - Музей естественной истории, не правда ли? А вон и Музей королевы Виктории и принца Альберта... - Он был похож на ребенка, получившего новую игрушку. - Замечательно, чувствуешь себя будто в центре исполинского мозга... Но тут голос министра сорвался, маленькие голубые экраны приковали к себе общее внимание. Отказ одного-единственного компонента до основания сотрясал теперь всю систему. На перекрестке Эгзибишн-роуд и Кромвел-роуд светофор переключился с красного на зеленый и тут же снова на красный. Такси, успевшее выскочить на перекресток, сразу же столкнулось с автобусом. На перекрестке Найтсбридж и Слоун-стрит светофоры совсем потухли, чтобы через минуту совершенно сойти с ума. Машины, двигавшиеся на запад от Пикадилли, в мгновение ока сбились в грандиозную чадящую пробку. Показания счетчиков с Принс-Консорт-роуд вдруг сразу возросли на два порядка, в результате на Куинс-гейт у перекрестка с Кромвел-роуд включился постоянный зеленый. Прошло каких-то четыре минуты, и движение во всем районе оказалось полностью парализованным. В общей неразберихе то и дело происходили несчастные случаи, но кареты скорой помощи не могли пробиться по задыхающимся улицам - в ранних сумерках беспомощно мигали их синие огоньки. На посту управления стояла полная тишина - никто не решался заговорить первым. Наконец директор не выдержал: - Бога ради, Слейтер, что случилось? Слейтер был ошеломлен. - Боюсь... Нет, не знаю. Просто не знаю... Ему хотелось расплакаться. Министр посмотрел на своих помощников и сказал подчеркнуто твердо: - Извините, джентльмены, но... гм... нам пора возвращаться в министерство. Не забудьте, - обратился он к директору, - представить мне обо всем этом подробный доклад... Директор ответил мрачным кивком. Министр вспомнил про Слейтера: - Весьма сожалею, поверьте, весьма и весьма сожалею... Когда они выходили из комнаты, лицо Эзертона ничего не выражало, он только пристально посмотрел на Слейтера через плечо. 2 Исподволь наблюдая за своими коллегами, Люк Джеррард в десятый раз за день задавал себе один и тот же вопрос: за каким, собственно, чертом его сюда занесло? Большую часть времени они, сотрудники агентства Креймера, проводили, слоняясь по комнате в тщетной надежде найти решение проблемы бутылочного горлышка. Джеррарда давно уже тошнило и от бессмысленности их усилий, и от самих его коллег. За окном был серый декабрьский день. Часы показывали половину пятого, постепенно темнело. В сумерках комната казалась Джеррарду еще более мрачной, чем обычно. Кирпичные, в викторианском духе стены школьного здания, которое агентство приспособило для своих нужд, упорно противились всяким попыткам обновления. Здание, как непреклонная старая дева, меняться не желало. Комната оставалась сырой, темной, промозглой и неуютной - возвышение для кафедры в одном углу, огромная доска на роликах размером чуть не во всю стену - в другом. Доску почти сплошь покрывала паутина формул; на стульях, на столах, на полу - повсюду валялись скомканные блокнотные листки. Десятидневные усилия завели группу в совершеннейший тупик. Виной тому отчасти был сам состав четверки: Креймер подобрал ее на удивление плохо. Десять дней подряд шотландец Бьюкен - редкое терпение и склонность к самоанализу - словно машина, выкидывающая тарелочки для стрельбы, выдавал идеи, а англичанин Райт только и делал, что с первого выстрела разносил эти идеи вдребезги. Джеррарду осточертели и тот и другой. Они были как числитель и знаменатель, сокращающиеся без остатка, а проблема - ни с места. Все, что в обычных условиях могло бы стать отправной точкой для творческой мысли, здесь сводилось на нет, а то и превращалось в новый источник напряженности. Оставалось только диву даваться: на что в сущности рассчитывал Креймер, когда нанимал на работу людей, столь разных по темпераменту, мировоззрению и научной подготовке! Пока они преуспели только в одном более или менее значительном начинании - изобрели самораспадающуюся пластмассовую бутылку; шеренга таких бутылок украшала дальнюю стену комнаты, дабы поразить воображение посетителей, если таковые удостоятся чести быть приглашенными сюда, в святая святых фирмы. Джеррарду представлялось истинным чудом, что они придумали хотя бы эту бутылку. Он перевел взгляд на третьего из своих соратников - Джима Скэнлона. Скэнлон был моложе других - бодренький, чересчур услужливый и довольно безликий технарь, из тех, кому природа не отмерила склонности к творчеству. "Вот продавец из него был бы неплохой", - подумалось Джеррарду. А пока что Скэнлон получал, по-видимому, удовольствие от того, что сеял рознь между Бьюкеном и Райтом, натравливая их друг на друга. Впрочем, Скэнлону следовало отдать должное - если ему поручали конкретную лабораторную задачу, он выполнял ее точно и добросовестно. Вошла секретарша Бетти с чаем. Водрузив поднос на стол, она задала свой коронный вопрос: - Кому пирожных? Вопрос этот, как уже успел усвоить Джеррард, был чисто риторическим. Райт, казалось, вовсе ничего не ел; он весьма скрупулезно следил за собственным весом и ни при каких обстоятельствах не притронулся бы к клейкому крему, неизбежно венчавшему любое из купленных Бетти пирожных. А гурман Бьюкен никогда не опустился бы до того, чтобы перебить себе аппетит незадолго до обеда. Пока Бетти разливала чай, мужчины с сумрачным видом молчали. - Сегодня мы все равно не придумаем ничего путного, давайте закругляться, - сказал наконец Райт и, прищурясь, глянул из-под очков на Бьюкена, будто вызывая его на спор. Но Бьюкен ответил усталым согласным кивком: - Вы правы... Бетти подала Джеррарду его чашку, и он отошел к окну. Внизу на улице мерцали желтые фонари, снова моросил дождь, и Джеррарду с мимолетной тоской подумалось, что в Канаде, в его родном городишке, улицы, наверное, уже выбелены первым снегом. Память вернула его на два года назад, к той минуте, когда ему довелось познакомиться с Арнольдом Креймером, который прилетел в Канаду провести серию исследований, выбрав для этой цели университет, где работал Джеррард. В течение трех месяцев они сотрудничали бок о бок. Темой своих экспериментов Креймер избрал самопроизвольное разрушение пластмасс, а в результате - в результате в жизни Джеррарда произошел непредвиденный поворот. Он позволил себе углубиться в воспоминания, пытаясь разобраться в собственном душевном состоянии тогда и потом. До университета он был врачом со скромной практикой на рудниках в северной части провинции Онтарио. Там он встретил Шарон, женился на ней и, заразившись ее неугомонной энергией, в тридцать лет решил попробовать свои силы на новом поприще - в экспериментальной биологии. Однако университетская жизнь на поверку оказалась пустой и нудной, и к тому времени, когда на горизонте появился Креймер, Джеррард начал понимать, что попал на дорогу, ведущую в никуда. Креймер учился в Гарварде, у лучших ученых Америки. Человек недюжинного ума, он отличался также поразительной активностью и редким даром критического анализа. Поначалу Джеррард принимал его с большим трудом. Ярость творческих сил, бушевавших в этом человеке, попросту пугала канадца, и ему отнюдь не сразу удалось наладить с Креймером нормальные отношения. Но когда отношения наладились, соприкосновение с могучим интеллектом Креймера послужило для Джеррарда огромным стимулом в работе. Креймер жил в доме Джеррарда, и Шарон присматривала за ними обоими. Это было время великих надежд, и, когда Креймер в конце концов вернулся в Англию, чтобы основать там свое научное агентство, Джеррард бесповоротно понял, что никогда не сумеет приспособиться к затхлой атмосфере провинциального университета с его незыблемой табелью о рангах. Между Джеррардом и Шарон возникли трения, постепенно обострившиеся до взаимных измен и мучительного по своей пошлости развода. Джеррард остался в университете еще на год, но все более замыкался в себе и все решительнее возмущался системой авторитарной власти, навязанной старыми профессорами. Бунт увенчался успехом, но, как нередко случается с бунтовщиками, и противники, и сторонники отвернулись от него. Именно в эти тяжелые дни раздался телефонный звонок из Лондона, и Креймер предложил ему перейти в агентство. Решение было мгновенным: Джеррард подал в отставку, продал дом, машину, мебель и, сократив свое имущество до двух чемоданов, перелетел океан, чтобы занять предложенное место. Внешне начинание Креймера выглядело необычным, но многообещающим: группа специалистов, объединив свои способности и знания с организационным гением Креймера, по заказу предугадывает и решает любые проблемы научно-технического характера. Постепенно группа вышла за рамки чужих проблем и по собственной инициативе сделала несколько крайне прибыльных изобретений. Одно из таких изобретений разработал химик Райт. Он создал пластик под названием аминостирен - новый износоустойчивый изоляционный материал, нашедший широкое применение в промышленности. Другое изобретение было в сущности попыткой внести вклад в дело борьбы за охрану окружающей среды: пластмассовая бутылка, под воздействием света рассыпающаяся в мелкую пыль. Сама идея представлялась Джеррарду блестящей - именно такие плоды и должны были произрастать в столь замечательной теплице, но прошло какое-то время, и он понял: в деятельности агентства безвозвратно исчезло что-то, совершенно необходимое им всем как ученым. Пожалуй, эта метаморфоза была определенным образом связана с личностью самого Арнольда Креймера. Креймер внушал всеобщее благоговение. Он был человеком крепкого, почти богатырского сложения и имел привычку никогда не смотреть прямо на собеседника. Его голубые глаза, прикрытые тяжелыми веками, обычно казались устремленными поверх вашей головы. Когда же он, наконец, опускал свой взгляд, эти глаза излучали прямо-таки магнетическую силу. Блестящий собеседник, он знал все или почти все и обладал таким безошибочным чувством слова, что временами это граничило с поэзией. Однако со времени совместных исследований в Канаде в Креймере произошла перемена. А может, Джеррард тогда не знал его как следует? Креймер канадского образца был само вдохновение. Вся его эрудиция, весь интеллект были подчинены поиску, точнее, радости поиска (правда, не всякий рискнул бы употребить эти слова применительно к Креймеру). Он с восторгом проводил часы и даже дни в размышлениях, строя различного рода догадки и развивая на их основе необычные теории. Теперь все это куда-то ушло. Человек, которого Джеррард видел перед собой, был совсем другим Арнольдом Креймером, резко отличным от того, былого. Прежде полноводный, искрящийся поток его речи теперь был сжат в эклектичную, отрывистую, а порой и грубую скороговорку бизнесмена. Каждое его замечание, каждое задание, каждая мысль подчинялись теперь одной цели - выгоде. Единственный критерий при любой оценке - можно ли сделать на этом деньги. Если прежний Креймер подавлял своим интеллектом, то этот новый Креймер просто пугал - его энергия жгла, как луч лазера. Создавалось впечатление, что он с трудом сдерживается, чтобы не напасть на вас. Раньше Джеррард ощущал определенную близость этого человека, дружеское влечение к нему; теперь положение босса отделило Креймера от Джеррарда, как и от всех остальных. Став хозяином, Креймер не щадил никого и в первую очередь - самого себя. Он не утратил известного обаяния, но эта привлекательность была привлекательностью одержимого. Теперь он думал только об одном - об успехе, успехе любой ценой. Смеркалось. Внезапно в комнате вспыхнул свет - вошел Креймер. Осмотрелся. - Ну как? Надумали что-нибудь? Все четверо подняли глаза. Креймер самим своим присутствием заставил их выпрямиться, несмотря на усталость. Высокого роста, с крупной головой на могучих, слегка сутулых плечах, в свои сорок пять лет он прекрасно владел искусством моментально становиться центром внимания всюду, где бы ни появился. - Опять вернулись к тому, с чего начали, - ответил Райт, поближе подойдя к хозяину. - Так я и думал, - сказал Креймер. - Ничего другого я и не ожидал. Бьюкен вытянул ноги и с обреченным видом заложил руки за голову. - Так, значит, все, чем мы занимались последние дни, было ни к чему? - Говорят, на каждую толковую мысль обязательно приходится семь никчемных, - отозвался Креймер. - Эти семь у вас уже были, так что сейчас, с вашего разрешения, я хотел бы провести совещание по существу... - Сейчас? - простонал Бьюкен. Креймер кивнул: - Именно сейчас. Знаю, что вы устали, но часто именно усталость рождает самые перспективные идеи. Давайте рассмотрим заново все предпосылки и подумаем, почему они не сработали. Может, мы ничего и не надумаем, но, вероятно, натолкнемся на идею-другую, над которыми вы потом поразмыслите на досуге, в субботу и воскресенье. - Он окинул взглядом своих измученных подчиненных. - Бетти, принесите нам бутылку виски, настоящего, шотландского. - Кивок в сторону Бьюкена: - Самого настоящего, без обмана. Правда, появилась еще одна забота, требующая нашего внимания... Он снова осмотрелся и, казалось, только сейчас заметил Джеррарда. - Люк, вы, наверное, с этим справитесь. Придется немного прогуляться... Джеррард постарался не слишком явно обнаружить свою радость. Что угодно, лишь бы вырваться из этих гнетущих стен! Он почти не участвовал в спорах последних дней, сознавая себя не достаточно компетентным в тонкостях химии высокомолекулярных соединений. - Вы знаете, что такое Баррет в Кенсингтоне? - спросил Креймер. - Большой универмаг? - Он самый. У них там какие-то неприятности в отделе игрушек... - Без шуток, - приподнял брови Джеррард. - Похоже, что неприятности связаны с аминостиреном. Райт тут же оторвался от бумаг, которые перебирал у себя на столе. - Быть может, лучше мне?.. Аминостирен Райта принес им первый большой коммерческий успех. Остроумная формула, основанная на сочетании молекулярных структур протеина и полистирола, да к тому же, как выяснилось, дешевизна и несложность в изготовлении. Крупные фирмы незамедлительно развернули массовое производство, получив неплохие барыши. Аминостирен не только явился химической основой следующего их изобретения - самораспадающейся бутылки, но и нашел применение буквально в сотнях изделий - от ракет до игрушек. - Я предпочел бы видеть вас здесь, - холодно сказал Креймер Райту и обернулся к Джеррарду. - Анна уже там. Я не склонен придавать этому большого значения. Просто нежелательно, чтобы эта история попала в прессу. Там должен быть еще и кто-то из нас... - Он перехватил вопросительный взгляд канадца. - То ли на выставке игрушек, то ли на рождественском базаре расплавилась какая-то аминостиреновая деталь. Парень, который за это отвечает, никак не разберется, в чем дело. Может, виновата жара, а может, какой-то шутник брызнул ацетоном. Мы же не давали гарантии, что аминостирен противостоит любым воздействиям. Словом, посмотрите, в чем там дело, и привезите нам образец для проверки... Джеррард поднялся и направился к двери. - Вы на машине? Анна будет очень вам признательна, если вы потом подбросите ее домой... В дверях Джеррарду встретилась Бетти с подносом в руках - на подносе стояла бутылка и несколько стаканов. Он отступил на шаг, чтобы дать ей пройти. А Бьюкен поднялся с места - в первый раз с самого завтрака - и поспешил принять у Бетти поднос, не в силах отвести глаз от узкого темного горлышка. "Ладно, обойдусь без вашей выпивки, - подумал Джеррард. - Все равно водка лучше". Пройдя по коридору, он вышел из здания под дождь. По дороге, еле двигаясь в предрождественском потоке машин, Джеррард думал об Анне Креймер. Он видел ее дважды. В первый раз вместе с мужем у них дома, в тот самый вечер, когда прилетел в Лондон, и вторично - в агентстве, несколько недель спустя. Двух встреч оказалось достаточно, чтобы он понял - Анна привлекает его, как уже многие годы не привлекала ни одна другая женщина. Джеррард резко нажал на тормоз, машину занесло, но она успела остановиться, едва не задев такси, которое внезапно вынырнуло откуда-то сбоку. Такси как ни в чем не бывало поехало дальше, и Джеррард, теперь уже вполне привыкший к чаду и хаосу лондонских улиц, тут же выкинул это происшествие из головы, продолжая думать о своем. Анна волновала его. Она была красива по самым строгим меркам: высокая шатенка с большими карими глазами и кожей чуть смуглее обычного. Отличала ее и элегантно-непринужденная манера держаться, манера, которую он никак не мог забыть и которая, по его мнению, являлась следствием аристократического британского воспитания. Уголки губ у Анны неизменно складывались в едва заметную улыбку, а глаза смотрели на вас со скрытым вызовом. Нетрудно было догадаться, с каким успехом она брала интервью, хотя из этого вовсе не следовало, что ей удастся добиться признания как научному обозревателю. Она, бесспорно, умела обходиться с мужчинами. Каждый, с кем ей приходилось соприкасаться, воображал, что она заинтересована именно им. Возможно, это был профессиональный трюк, но если даже и трюк, решил Джеррард, то чертовски действенный. Вообще-то Джеррард относился к женщинам с изрядной долей цинизма. Развалившийся брак и все, что за ним последовало, а также несколько мимолетных, не принесших радости встреч побудили его остерегаться серьезных увлечений. Но, может статься, после развода он слишком явно искал этих встреч; может статься, смотрел на женщин слишком голодными глазами и в его поведении сквозила излишняя озабоченность. Так или иначе, все его попытки по-настоящему сблизиться с женщиной заканчивались безрезультатно. Быстренько утешить его - на это еще соглашались, но разве к этому он стремился! Природа не обидела его ростом, он был привлекателен, хотя и не красив в традиционном смысле слова, и на лице у него читалась та мужская сила, которая всегда нравится женщинам. Но, похоже, ни одна из них не желала вступать с ним в сколько-нибудь продолжительные отношения... К своему удивлению, он обнаружил, что добрался до места назначения - небольшой, окаймленной деревцами площадки позади универмага Баррета. И чей-то "бентли", словно по заказу, выезжал с одной из немногих платных стоянок. Вознамерившись втиснуть свой "ситроен" на освободившееся место, он не заметил нахальной малолитражки, которая кралась следом и сейчас пыталась обойти его, чтобы прошмыгнуть на стоянку. Малолитражку вела длинноволосая блондинка с ослепительной улыбкой. Джеррард подумал, что она хочет просто проехать мимо, и сделал знак рукой, что подождет, но она начала заворачивать на стоянку, и он молниеносно дал задний ход. Секундная схватка двух самолюбии - машины двигались друг на друга, на таран, но тут девица нажала на тормоз и испуганно подала свою малолитражку назад. Джеррард занял стоянку, бросил в прорезь счетчика пару монет и отправился через площадку к Баррету. Универмаг был набит покупателями. Когда-то Джеррард любил эту предрождественскую суету. В студенческие годы он, случалось, вставал за прилавок сам, чтобы подработать за каникулярные дни. Ему доводилось помогать в крупных универмагах Торонто и Монреаля, но здесь, у Баррета, обстановка была совершенно иной. В Канаде крупные магазины, невзирая на крикливые призывы покупать никому не нужные вещи, сверкали весельем, простодушной радостью рождества. А здесь все казались утомленными, были раздражены и никто не получал ни малейшего удовольствия. Это был ритуал, исполняемый истово, как полагается, но без тени радости и надежд. Впрочем, заметил про себя Джеррард, поднимаясь по эскалатору к отделу игрушек, делать покупки и вправду невелика радость. В отделе игрушек суматоха, если уж применять это слово, была еще большей, а уровень шума он оценил не менее чем в семьдесят децибел. Дети кричали, визжали, били в барабаны, дудели в жестяные трубы; на маленьких проигрывателях хрипели прошлогодние шлягеры, слышалось металлическое поскрипывание музыкальных шкатулок. На высоких нотах выли заводные машинки и моторчики - и все это вперемешку с жужжанием часовых механизмов и беспорядочным клацаньем железных лап и копыт сотен зверушек, скачущих как попало по поверхности огромного круглого стола. В дальнем конце отдела располагалась традиционная рождественская пещера, где стояла длинная очередь к Санта-Клаусу. Возле пещеры была фанерная перегородка, над которой красовалась вывеска "Прогулка по Луне", а рядом Джеррард увидел Анну Креймер. - Привет, - сказала она и представила канадцу энергичного молодого человека в толстой твидовой куртке. - Мистер Эспайнел - доктор Джеррард... Они обменялись рукопожатием. Долговязый Эспайнел был еще очень юн, и рука у него оказалась вялой и влажной от пота. - Ну, что ж, пошли, - предложил Джеррард, и Эспайнел повел их к закрытой сегодня от публики панораме. Своим аттракционом Баррет ухитрился поразить даже лондонцев. "Обошлось ему это, надо полагать, недешево", - подумал Джеррард. Фирма действительно не поскупилась: точная копия лунного модуля, широкая полоса серебристой лунной пыли и, главное, три фигуры в космических скафандрах в натуральную величину. Одна из фигур, как объяснил Эспайнел, время от времени наклонялась, подбирала с поверхности осколок породы, относила его за пять метров назад к кораблю, загружала в контейнер и возвращалась на прежнее место. Неполадки произошли, по-видимому, именно с этим роботом. Первоначально он был сконструирован в одном из американских университетов как демонстрационная модель для какой-то кибернетической конференции. Потом его в частично разобранном виде приобрела компания, которую представлял Эспайнел, и тот с несколькими помощниками воссоздал все заново, использовав, в частности, зубчатые передачи из аминостирена. Неделю назад робота установили в магазине, и Анна Креймер сочинила заметку, прославляющую панораму, а равно аминостирен и другие новейшие сорта пластмасс. Торжественное открытие панорамы прошло с успехом, и первые два-три дня, несмотря на внушительную входную плату, она привлекала толпы и взрослых и детей. Но потом начались поломки, и вот уже пять дней панорама была закрыта. Причина поломок крылась, очевидно, в пороках самой пластмассы. Эспайнел подвел их к низенькому верстаку, установленному позади лунного модуля; здесь были разложены шестеренки, крепежные пластины и другие детали робота. Отчего-то размягчившись, они потеряли форму и странно перекосились. - Какая там температура? Джеррард кивком показал на пылающие дуговые лампы - их отражение на серебристой пыли имитировало солнечный свет. - Примерно двадцать четыре по Цельсию, - ответил Эспайнел. - Никак не хватит, чтобы все это расплавить. Впрочем, вы в таких делах специалист, вам виднее... Джеррард отнюдь не чувствовал себя специалистом, однако кивнул снова. Анна подошла поближе к верстаку, взяла одну из деталей и внимательно осмотрела. - Может, все-таки какой-нибудь растворитель? - предположила она. - Это, конечно, было бы объяснением, - ответил Эспайнел, - но, насколько я могу судить, тут и близко ничем таким не пахло. - Но вы же не сидели здесь неотлучно? - вмешался Джеррард. - Может быть, уборщица?.. Это нерешительное предположение смутило прежде всего его самого. - Совершенно исключено, - заявил Эспайнел. - Мы чистим здесь все сами, и только спиртом. Остальным даны строгие инструкции сюда не лазить. А это тем не менее случается снова и снова. Я уже три раза менял шестеренки, и каждый раз одна и та же история. Сюда, пожалуйста... Он повел их к центру панорамы. Они прикрыли глаза ладонями, защищаясь от блеска дуговых ламп. - Сегодня, - продолжал он, - я пустил в ход последний запасной набор шестеренок, покрыв их защитным лаком. Так что если ацетон или любой другой растворитель каким-то образом попал внутрь робота, он не сразу доберется до самой пластмассы. Я поставил термометр - вот, - чтобы мы могли следить за температурой. Посмотрим, что будет. Пожалуйста, отойдите немного... Он залез на подмостки - передний план панорамы - и направился к тонкой фанерной перегородке, отделяющей панораму от прилавков отдела. Пыль скрипела у него под ногами. Анна задержалась на середине, лицом к лицу с роботом. - Идите сюда, не то окажетесь у него на дороге, - поманил ее Эспайнел. Осмотревшись, он поднял портативный передатчик вроде тех, какие прилагаются к радиоуправляемым катерам и автомобильчикам. - Начали!.. Он включил передатчик и повернул ручку. Они не сводили с робота глаз. Зашумел сервопривод, голова медленно приподнялась, руки согнулись, одна нога сдвинулась назад, и робот накренился набок. Потом его движения обрели целеустремленность, и он пошел. - Работает! - воскликнул Эспайнел. - Быть может, вы отыскали решение, - заметила Анна. Робот тяжелым шагом водолаза приближался к кораблю. Руки его были вытянуты вперед - поддерживали воображаемую находку. - Сейчас он положит образец в контейнер, - сказал Эспайнел. - И что дальше? - осведомился Джеррард. - Повернется и направится за новым образцом. - Захватывающее зрелище! - Джеррард старался быть не слишком саркастичным. - По мнению ребятишек, да, - отозвался Эспайнел не без обиды в голосе. - Прошу меня извинить... Он отошел к лунному модулю. Робот как раз добрался до входного люка и, грузно наклонившись, укладывал воображаемый образец в контейнер. Эспайнел проскользнул мимо и скрылся в недрах корабля. Робот не спеша повернулся и нетвердой походкой двинулся обратно. Анна, полуослепленная блеском ламп, обратилась к Джеррарду: - Я набрала пыли в туфлю. Не поможете ли?.. Джеррард подхватил ее руку, и она, нагнувшись, принялась стаскивать туфельку. Сейчас он был ближе к ней, чем когда бы то ни было, и ощущал тонкий аромат ее духов. Роскошь ее темных, ниспадающих на плечи волос заставила сжаться что-то внутри; как медик, он отдавал себе отчет в учащенном сердцебиении - такого он не помнил годами. Крепко держась за него, она склонилась еще ниже и вытрясла пыль. Ее стройные ноги в телесного цвета колготках отчетливо вырисовывались на фоне белого лунного грунта. Чья-то длинная тень упала между ними. Он оглянулся. Прямо над ее головой нависла огромная фигура робота с ручищами, поднятыми почти вертикально, словно изготовленными к удару карате. - Осторожно! - крикнул Джеррард. Стремительно схватив Анну за талию, он рванул ее к себе; в тот же момент руки робота обрушились вниз. Одна из них все же задела Анну, опрокинув их обоих. А робот продолжал шагать прямо к фанерной перегородке. Руки его вновь поднялись, готовые принять новые образцы пород. Чем ближе к перегородке, тем быстрее двигались его негнущиеся ноги. На какой-то миг он, казалось, задумался и вдруг всей своей массой ударил в фанерную стену. Перегородка рухнула; Джеррард увидел изумленные лица детей и родителей, ожидавших своей очереди на прием к Санта-Клаусу. Еще мгновение - и робот очутился в зале. Люди с криком бросились врассыпную: очередь тут же рассеялась. Какая-то женщина с девочкой на руках споткнулась и упала. Быстро вскочив, Джеррард подбежал к оставленному Эспайнелом передатчику. Робот неумолимо надвигался на потерявшую сознание женщину и ребенка, который оцепенел от ужаса. Джеррард повернул выключатель. Робот издал короткое гудение, и уже приподнявшаяся нога, лязгнув, остановилась. Однако равновесие робот сохранял только на ходу; теперь он медленно осел набок и с грохотом опрокинулся. Джеррард подошел к Анне. - Вы не ранены? - появился откуда-то Эспайнел. - С нами все в порядке. Займитесь своим уродом, - Джеррард показал на робота и обратился к Анне. - Идемте. Вам надо ехать домой. - Нет, нет, - возразила она, - со мной все в порядке... - А плечо? - Он коснулся разорванного рукава пальто. Анна поморщилась. - Оставьте, это просто ушиб. Должна же я узнать, что случилось с этим чучелом... Она подошла к Эспайнелу, который, нагнувшись над распростертой фигурой, открывал крышку у нее на спине. - Мы еще вернемся, - не отступал Джеррард. - Полагаю, капля спиртного вам не повредит... - Нет, нет, - повторила Анна твердо и вдруг слегка покачнулась. Джеррард поддержал ее. Она подняла руку ко лбу. - Быть может, вы и правы... Они не без труда пробрались сквозь толпу. - Ну как, помогает? - спросил Джеррард некоторое время спустя. Они сидели с большими рюмками виски в шумной и безвкусно обставленной кенсингтонской пивной неподалеку от универмага. - Еще бы! - ответила Анна и осторожно потрогала плечо. - Только вот побаливает сильнее, чем раньше... - Где вы живете? - Рядом, буквально за углом. - Она подняла на него глаза. - Да вы же у нас были!.. - Совсем запамятовал. Ладно, отвезу вас домой. - Право же, мне совсем не так плохо. - Судить об этом буду я, договорились? - улыбнулся Джеррард. - Ведь я врач, - добавил он притворно напыщенным тоном. - Ах, доктор, прошу меня извинить. Тогда пойдем? Она поднялась, и они направились к выходу. - Машина на стоянке через дорогу, - сказал Джеррард. Миновав вереницу узких улочек, они затормозили у большого ультрасовременного жилого дома на Кромвел-роуд. - Все эти новые кварталы для меня на одно лицо, - заметил Джеррард. - Благодарю покорно... Ее квартира выглядела теперь иной, чем прежде. Когда Джеррард был здесь в первый раз, еще не опомнившись после перелета, обстановка показалась ему располагающей и уютной. Теперь впечатление изменилось. "Должно быть, все зависит от настроения", - подумал Джеррард. Тогда ему хотелось ощутить в этом доме тепло. А теперь и кожаная кушетка, и мозаичный кофейный столик у камина будто выросли в размерах, став какими-то громоздкими и претенциозными. И кладка самого камина выпирала в стороны куда больше чем нужно. Все было слишком богатым, сделанным напоказ и лишенным изысканности. - Разрешите, я вас осмотрю. Она принялась расстегивать пуговицы жакета. Плечи у Анны были уже и тоньше, чем казались под одеждой. На левом плече багровел солидный синяк, но кожа осталась неповрежденной. Он осторожно ощупал ее плечо и руку. - Так не больно? Он поднял ей руку вверх до уровня плеча. - Нет, - ответила она, - не больно. Он поднял руку еще выше. - А так? Она вздрогнула. - Больно. Вы думаете, трещина? - Нет, не думаю, хоть и не могу утверждать с полной уверенностью. Советую сделать снимок, просто ради собственного спокойствия. - Он встал. - Ладно, с профессиональными обязанностями покончено. Можете одеваться. Анна, не скрывая улыбки, набросила жакет на плечи. К своему смущению, он заметил, что она вовсе не носит лифчика. Заметил он и красную метку на шее. Она перехватила его взгляд и поспешно застегнула жакет. - А это откуда? - спросил он. Анна смутилась. Завязав шейный платок, она даже заправила его под воротник. - Старые раны... - Ну, не такие уж старые, - не согласился Джеррард. Внезапно до него дошло, что это может значить, и он обругал себя за наивность. След поцелуя, и довольно свежий. "Дисквалифицировался ты во всех отношениях", - сказал он себе и порывисто поднялся с дивана. - Поеду-ка я обратно к Баррету и узнаю, что там обнаружил Эспайнел. Надо забрать эти шестеренки в лабораторию. Я в них не разбираюсь, ведь я же не химик... - А может быть, вы задержитесь еще чуть-чуть, выпьете рюмочку? - Она взглянула на него в упор. - Право же, я очень вам признательна... доктор. - Нельзя же оставлять бедного парня в неведении о том, что с вами приключилось. Он, верно, решил уже, что вы в больнице. Я лучше поеду. - Я тоже хочу узнать, что там такое. Сообщите мне, не сочтите за труд, как только сами узнаете. - Разумеется, сообщу, но разве... Вы же узнаете и без меня... - Вы имеете в виду - от мужа? - уточнила Анна. - Он слишком занят... Пожалуйста, не забудьте позвонить мне. - Ну, что ж, пожалуй, тут действительно есть о чем написать. - "Взбесившийся робот в переполненном торговом зале", - усмехнулась Анна. - Это не мое амплуа. Нет, я хочу знать подробности из-за того, к чему мы причастны, - из-за аминостирена... Джеррард замялся на пороге. - Я позвоню. Всего доброго... По пути к лифту он старался понять, откуда берется в ней такая сила, что он заикается и чувствует себя дураком. Ему стало досадно, а тут еще и лифт никак не приходил, и он сбежал по лестнице бегом, вымещая эту досаду на себе. Когда он вновь добрался до отдела игрушек, универмаг уже закрывался, последних покупателей вежливо, а иногда и не очень вежливо выпроваживали вон. Продавцы, подсчитывая выручку, толпились у касс. Эспайнела он нашел в помещении панорамы; неподалеку на козлах распростерлась фигура робота. - Вещественное доказательство номер один, - объявил Эспайнел, указывая на извлеченные из поверженного робота детали. Джеррард с интересом взглянул на них. Пластмасса несомненно размягчилась по краям, а в одном месте ее поверхность казалась липкой. - Это лучше отправить в лабораторию. Джеррард достал из портфеля коробочку и пинцетом собрал в нее шестеренки. Положив коробочку обратно в портфель, он поинтересовался: - Что же вы теперь намерены делать? - Придется, наверное, опять перейти на металлические шестерни. Чертовское невезение! Их надо вытачивать на заказ - а это займет уйму времени... - Видели вы когда-нибудь раньше подобное размягчение? - Как вам сказать, - ответил Эспайнел, - я ведь здесь не работаю, но я спрашивал у местных ремонтников. Они такого не встречали. Джеррард кивнул и взял свой портфель, собираясь уйти. Эспайнел тронул его за локоть. - Передайте, пожалуйста, мои извинения Анне. То есть миссис Креймер... - Хорошо, передам. Вы давно с ней знакомы? Джеррард опять почувствовал смутное раздражение. Что за беда с такими женщинами: их обаяние никого не минует, как грипп в январе. - Она была на открытии нашей панорамы. Я читал, что она написала. Для женщины это, знаете ли, совсем неплохо... - Да, мне говорили, - ответил Джеррард. - Мы с вами еще свяжемся... Он шел по опустевшим отделам, преследуемый гудением пылесосов - начиналась уборка. На прилавки были уже наброшены чехлы, и универмаг походил на гигантскую обшарпанную пепельницу. 3 Лайонел Слейтер проснулся как от толчка и тут же натянул поверх головы одеяло, чтобы спрятаться от холодного воздуха спальни. Он хотел еще минутку понежиться в постели, но им уже овладело смутное беспокойство: предстоящий день сулил что-то неприятное, что-то скверное, словно продолжение какого-то дурного сна... Внезапно он вспомнил. Следственная комиссия. Кровь прилила к вискам. Такая гигантская работа! И идея была верна, несомненно верна. И каждая мелочь при проектировании и сборке системы была проверена и перепроверена - такого чудовищного срыва произойти просто не могло. Все основные узлы дублировали, сигналы шли параллельно по независимым каналам, перед пуском были проведены все мыслимые испытания. Стряхнув с себя уныние, он попытался предугадать, как поведут себя члены комиссии. Эзертон. Ну, от этого помощи не дождешься: они прямо-таки ненавидят друг друга и в науке неизменно выступают антагонистами. Первоклассный ум - в этом сомневаться не приходится, - но начисто лишен оригинальности. Честолюбивый, жестокий, не ведающий сострадания, Эзертон всегда умудрялся делать то что надо и тогда когда надо и удачливо избегал опасностей и ошибок. К общему неудовольствию, со временем он, надо думать, займет в министерстве один из самых высоких постов. Негодяй! Минуту-другую Слейтер тешил себя, выискивая нелестные эпитеты в адрес Эзертона. Кто там еще? Профессор Старр - с ним Слейтер виделся лишь однажды, после лекции в Королевском обществе. Вспоминался внушительного вида старик с ежиком непослушных седых волос на голове, спокойный, обходительный, но весьма настойчивый и, видимо, честный. Этот по крайней мере выслушает. Холланд, директор исследовательского центра. Тут предсказать что-либо довольно трудно. Озабоченный человечек с лицом язвенника. Правда, в конце концов Холланд оказал проекту полную поддержку, так что, вероятно, до поры до времени будет его защищать, но, почувствовав, что дела плохи, станет искать козла отпущения. Если вдруг обнаружится какая-нибудь ошибка при проектировании, тогда ему, Слейтеру, крышка - и Эзертон с удовольствием вобьет в эту крышку последний гвоздь. Хинтон, специалист по вычислительной технике. С этим Слейтер тоже встречался не впервые. Добросовестный делец, заинтересованный только в том, чтобы защитить продукцию своей компании - компьютеры ДПФ-6. Подняться над ведомственными барьерами неспособен, будет отстаивать честь мундира любой ценой. Тут Слейтера пронзило чувство страха: а сохранил ли он все спецификации? Любой намек на ошибку электроники или на конструктивный дефект заставит Хинтона вытащить на свет божий характеристики всех печатных схем до единой. Ничего не попишешь, профессионал... Слейтер выбрался из постели, покачнулся - и только тут вспомнил о таблетках. Врач предупреждал - не больше двух; он принял три, и это дало ему несколько часов забвения, зато теперь обернулось головокружением и тошнотой. Мелькнула мысль, что сегодня ему нипочем не дожить до вечера. Он подошел к окну, поскреб ногтем иней и глянул на улицу; хмурое декабрьское утро только усугубило его уныние. Каким может быть заключение комиссии? Только таким: очень сожалеем, Слейтер, поверьте, мы самого высокого мнения о ваших способностях, по ошибка обошлась слишком дорого и как должностные лица мы обязаны сказать "нет". Это значит снова листать журналы в поисках вакансии, снова примкнуть к армии безработных с учеными степенями и закончить свои дни в какой-нибудь кустарной прачечной, как Мэтьюз. Когда он добрался автобусом до Уайтхолла, начался снегопад; крупные мокрые хлопья, падая на землю, тут же превращались в бурую грязь. Достигнув цели своего путешествия - главного подъезда министерства внутренних дел, Слейтер почувствовал, что в ботинке хлюпает вода. Подметка прохудилась насквозь. Действие таблеток кончилось, и он вновь поддался панике. Занавес упал. Ему не придется больше бывать в профессиональной среде: "Глядите, вон идет старина Слейтер. Помните, какую кашу он заварил у транспортников? Вот к чему приводят фантастические прожекты". Ни приглашений читать лекции, ничего. Самая малая неудача, и эти ученые сукины дети с удовольствием примутся пинать тебя ногами... Сводчатые коридоры, пропахшие отсыревшей бумагой и кислым табаком, пробудили в нем почти непреодолимое желание бежать, бежать без оглядки. Вернуться домой, притвориться больным - что угодно, лишь бы избегнуть унизительной процедуры. К горлу опять подступила тошнота. От тревожных мыслей его отвлек голос Холланда: - Доброе утро, Лайонел. - Унылый вид Слейтера заставил директора добавить: - Ну веселее, не так все плохо, как вам кажется... - Куда уж хуже, - пробормотал Слейтер. - Осталось только подписать заключение - и тут мне конец... - Лайонел, - сказал директор твердо, - я возглавляю комиссию и намерен вести расследование на основе фактических данных, а не личных мнений. Наша задача - выяснить, что случилось, а не кто виноват. - Но рано или поздно вы доберетесь и до меня, не так ли? - Не обязательно. Все зависит от того, что именно мы выясним. - Хинтон будет защищать свой компьютер до посинения, Старр отсидится в сторонке, а Эзертон без промедления пустит мне кровь. Какой же, в самом деле, смысл... Холланд выпрямился, в голосе его зазвучали официальные нотки: - Учтите, Слейтер, - обращение по фамилии резануло слух, - я председатель комиссии, и мне вовсе не нравится, что наша деятельность представляется рам фарсом. Мы не собираемся никого обвинять до тех пор, пока не сумеем доказать вину, уж в этом вы можете быть уверены... - Вид у Слейтера был настолько убитый, что он смягчился: - Я знаю Эзертона семь лет и - строго между нами - полагаю, что он дерьмо. Разумеется, Хинтон будет защищать свою машину. Но и я в своем деле тоже не новичок... - Он взглянул на часы и взял Слейтера под руку. - Пожалуй, нам пора. В комнате, выделенной для заседаний комиссии, стоял длинный полированный стол красного дерева, благоухающий воском. Из-под высокого потолка на вошедших неодобрительно взирали портреты давно почивших в бозе слуг общества. Холланд обратился к повестке дня: - Мне представляется, что сегодня мы вряд ли сумеем выработать окончательное решение. Предлагаю для начала сравнить заключения каждого члена комиссии, с которыми вы все успели предварительно ознакомиться, не так ли? Он обвел собравшихся взглядом, и каждый кивком выразил свое согласие. - Если позволите, я резюмирую эти точки зрения, - продолжал директор. - Доктор Слейтер заявляет с полной определенностью, что отказало вычислительное устройство и что катастрофа произошла по этой причине. Вы, мистер Хинтон, придерживаетесь противоположной точки зрения, а именно что отказ одного узла не мог привести к столь серьезным последствиям и что, по вашему мнению, - он посмотрел в текст и процитировал, - "при разработке системы в целом не было... мм... предусмотрено достаточных гарантий безопасности". Хинтон сверил текст по своему экземпляру и вновь кивнул. - Ваша, мистер Эзертон, точка зрения, насколько я могу судить, аналогична точке зрения мистера Хинтона... - Ничего подобного, - вмешался Эзертон. - По-видимому, я выразился не вполне ясно, но я придерживаюсь того мнения, что сама идея проекта не подверглась необходимой проверке, даже в исходных данных проект был чрезвычайно, непозволительно рискованным... Эзертон говорил темпераментно, со страстью, за толстыми стеклами очков угадывалась недвусмысленная враждебность. И хотя лицо его оставалось спокойным, внимательный наблюдатель не мог не почувствовать, что стереть молодого ученого в порошок доставило бы Эзертону буквально чувственное наслаждение. Холланд ответил мягко, без нажима: - Совершенно верно, в вашем заключении, мистер Эзертон, именно так и сказано. Ну, а вы, профессор Старр, насколько я понимаю, пришли к выводу, что отказ одного узла повлек за собой, так сказать, цепную реакцию, связанную с неустойчивостью, присущей системе доктора Слейтера в целом. Правильно я формулирую? Старр заговорил отрывисто, тщательно взвешивая слова. Глаза его при этом приняли сосредоточенное, созерцательное выражение. - Да, в определенной степени так. Но в деле еще слишком много неизвестных. Я довольно подробно беседовал с доктором Слейтером, и, насколько могу судить, на данном этапе он принял достаточные меры предосторожности против локальных повреждений. Во многих звеньях системы отказ любого элемента вызвал бы автоматическое переключение на дублирующую цепь... - Но в данном случае этого не произошло, - вновь вмешался Эзертон. - Отказала одна логическая ячейка, а в результате полнейший хаос и, смею добавить, семь смертей. - Что вы скажете на это, доктор Слейтер? - осведомился Холланд. - Мистер Эзертон прав. Дублирование этой ячейки предусмотрено не было. Эзертон не замедлил воспользоваться благоприятной возможностью: - Интересно, почему же? - Потому что нас в письменной форме заверили, что вероятность отказа данного компонента бесконечно мала; мы попросту не могли дублировать все цепи до единой - это было бы немыслимо дорого. - Мистер Хинтон, далеко ли продвинулась экспертиза? - Компьютер доставлен на испытательный стенд. К настоящему времени установлена неисправность одного логического звена. - Стало быть, неисправность обнаружена в самом компьютере? - Да, одна из цепей оказалась замкнутой, однако... - Но вы уверяли, - прервал его Слейтер, - что этого произойти не может! - Нет, это вы уверяли, что отказы отдельных блоков для вас несущественны, даже если они произойдут. - Неправда! Я говорил лишь, что эта цепь резервируется, но только на непродолжительное время... Вспыхнув от ярости, Хинтон выдернул из своей папки письмо: - Вот! Вы сами пишете здесь - письмо от десятого августа, - что соглашаетесь на предложенные нами характеристики вычислительного устройства и что - я цитирую - "внесете соответствующие изменения в систему контроля"! - Разве вы не помните, - взорвался Слейтер, - что мы обсуждали этот вопрос значительно позже и что именно вы уговаривали меня согласиться на компромисс? Вам хотелось тогда одного, чтобы... - Господа, - строго произнес Холланд, - так мы с вами никогда не сдвинемся с места... - Слейтер и Хинтон пожирали друг друга глазами. - Предлагаю придерживаться точно установленных фактов. Продолжайте, профессор Старр. - Мы моделируем самообучающуюся систему доктора Слейтера на нашем собственном компьютере. В программу намеренно вводятся разного рода ошибки с целью выяснить, какое воздействие это окажет на систему в целом. Через несколько дней я смогу представить вам более исчерпывающие сведения. - Не понимаю, - проворчал Эзертон, - зачем это нужно, если вся идея зиждется на абстрактном теоретизировании. Старр ответил спокойно, глядя куда-то вдаль; казалось, он обращается к самому себе: - Полагаю, следует все же придерживаться цифр и фактов. Эзертон покраснел и отвел глаза. Холланд обратился к Хинтону: - Вы говорили, что одна из цепей оказалась замкнутой. Быть может, вы поясните?.. - Мы уже демонтировали часть цепей. Дефект обнаружился только в одной из них. По неизвестным пока причинам на ограниченном участке полностью разрушена изоляция... Тем временем неподалеку, у себя в офисе, инспектор Том Майерс редактировал черновик доклада о несчастье в Айлуорте. Фразу "Первопричина катастрофы - потеря эталонного напряжения" он заменил более развернутой: "Первопричина катастрофы - потеря эталонного напряжения вследствие разрушения изоляции в контрольном блоке топливного насоса". Ближе к вечеру в баре "Красный лев" возле Уайтхолла собралась, как всегда, шумная орава чиновников, похожих друг на друга, словно капли воды. Они толкались у стойки, торопясь проглотить свои две порции виски перед броском на вокзал Ватерлоо и долгой поездкой домой к нудным женам - хозяйкам дорогих и унылых коттеджей и интерьеров, дурно скопированных с очередного номера журнала "Обсервер". Холланд сидел в одиночестве, тупо глядя в кружку с пивом и прикидывая, как убить предстоящий вечер. Давала себя знать язва. Подумалось, что свору экспертов, каждый из которых не хочет знать ничего, кроме собственных соображений, никакими средствами в узде не удержишь. День выдался на редкость утомительный - а все из-за этого извращенца Эзертона, только и мечтающего, как бы прижать к ногтю беднягу Слейтера. - Напиваться в одиночку - вернейший способ ускорить собственную кончину... Он поднял глаза и встретил дружелюбный и насмешливый взгляд Тома Майерса. - Том! Рад тебя видеть, присаживайся, что будешь пить? - Спасибо, я уже пропустил одну, а ты как? - Мне хватит. - Куда подевался твой неизменный оптимизм? - Во всем виновата эта треклятая светофорная история. - Ах да, я и забыл, ты же возглавляешь следственную комиссию! - Угу. - Так в чем же загвоздка? - В экспертах. Майерс сочувственно хмыкнул. - На них надеешься, - продолжал Холланд, - что они проанализируют факты, а они ускользают, как тараканы. Ждешь от них каких-то разумных выводов, а они виляют, выжидают да время от времени каркают на своем фантастическом жаргоне - звучит ах как солидно, но на деле каждый печется только о себе... - Знакомая картина, - засмеялся Майерс. - Для начала они заявляют: "С одной стороны..." Можешь не сомневаться - ровно через две минуты последует: "С другой стороны", а в конце концов: "Кто его знает..." - Точно. - А о чем спор? Кто он, злодей? - Ты более или менее в курсе дела? - Какое там, видел по телевидению, и только. - Понимаешь; создатель системы считает, что подвел компьютер, специалист по компьютерам считает, что подвела система, а ученый-теоретик старается раздать всем сестрам по серьгам... - А ты сам что думаешь? - Отказал компьютер, это факт, по крайней мере отказал один из его узлов. - Почему? - Короткое замыкание в логической ячейке. Если верить технической характеристике, то эта ячейка вообще не могла отказать, а вот отказала. Разрушение изоляции. Странная история... Майерс медленно опустил свою кружку на стол. На секунду задумался, потом повторил: - Разрушение изоляции. Действительно странно, очень странно... - Ты о чем? - О разрушении изоляции. Тебе известно, что я сейчас расследую катастрофу в Айлуорте? - Слышал. - Мы еще не пришли к окончательным выводам - знаем, что загорелся двигатель, возможно, сорвалась лопатка турбинного вала, - но дело не в том. Контрольный блок, регулировавший питание одного из двигателей... - При чем тут контрольный блок? - А при том - блок взяли на завод для экспертизы и обнаружили, что его металлический корпус подвергся температурному воздействию порядка ста пятидесяти по Цельсию, - Майерс замолчал, видно было, что он напряженно о чем-то думает, - а на проводах внутри не осталось никаких следов изоляции! - Сгорела? - Да нет, для этого температура была недостаточно высока. Изоляция-то аминостиреновая, он теплоустойчивее тефлона. Чтобы аминостирен испарился, нужна температура не ниже трехсот... Холланд нахмурился. - Разница существенная. Давай при случае потолкуем об этом поподробнее. Майерс поднял кружку с пивом. - С удовольствием. Будь здоров!.. 4 "Ну и педант", - подумал Джеррард. Райт напоминал ему английских офицеров, какими их изображают в голливудских фильмах, - то же чопорное беспокойство по пустякам. Превосходный исполнитель, но не больше. Джеррард положительно не переваривал его. - В высшей степени возможно, - разглагольствовал Райт, - что это произошло от воздействия какого-либо растворителя. Повышение температуры не могло вызвать столь сильной деформации. Жара скорее привела бы к обугливанию по краям. Есть у нас полная уверенность, что никто не проливал никаких летучих жидкостей - ацетона или еще чего-нибудь - в непосредственной близости к роботу? - Могу сослаться лишь на ручательство Эспайнела, - ответил Джеррард. - Человек он вполне толковый. Никому, кроме него, приближаться к роботу не разрешалось. Райт улыбнулся слабой недоверчивой улыбкой. - Может быть, и так, но это еще надо доказать... Он собрал шестеренки, положил их снова в коробочку, сунул ее в металлический контейнер и, вытащив листок бумаги, принялся писать. - Что вы будете с ними делать? - спросил Джеррард. - Произведу исследование. Но не сейчас - сначала надо покончить с заданием. Потом проверим жесткость, проницаемость, ну и тому подобное... Утреннее солнце щедро светило сквозь высокие стрельчатые окна превращенного в лабораторию класса - окна, по мнению Джеррарда, были единственной выгодой, какую приносил им этот бредовый викторианский стиль. Цветные витражи в верхней части окон отбрасывали на стол Райта яркие красные, синие и желтые пятна. - А если выяснится, что никакой случайности тут нет? - поинтересовался Джеррард. - То есть как это? - не понял Райт. - Я не химик, но не может ли быть, что какое-то непредвиденное свойство пластмассы делает ее подверженной воздействию извне? Какое-то изменение молекулярной структуры - и она становится чувствительной к азоту или кислороду воздуха? Райт глянул на него поверх очков. - Компания "Политад" относится к своему делу с исключительной скрупулезностью. Да будет вам известно, что они работают по нашей лицензии, и я утверждаю с полной уверенностью, что каждая партия пластмассы проходит комплексный контроль. А кроме того, мы просили другую фирму провести контроль независимо от них. Полученные данные неоспоримы, да и какой же смысл этой фирме лгать - за ложь им не платят... - Я никого ни в чем не обвиняю, - отозвался Джеррард. - Надеюсь, мой ответ рассеял ваши опасения, доктор Джеррард, - заявил Райт. Взяв коробочку с образцами, он сунул ее поглубже в холодильник. Посмотрев на Джеррарда еще раз, Райт громко хлопнул дверцей и добавил: - Закончим позже. - Я полагал, что бюрократизм и волокита в этой стране свойственны только правительственным учреждениям, - заметил Джеррард в ответ. - Никоим образом, дорогой коллега, - возразил Райт. - Вы встретитесь с ними повсюду, но есть и другие понятия, которые вам, несомненно, знакомы: последовательность и очередность... И он с улыбкой вышел из лаборатории. Джеррард медленно вернулся на свое место и сел. Может, есть смысл пойти к Креймеру? Он был уверен, что в размягчении пластмассы повинен какой-то иной, еще не известный фактор. Что будет, если, к примеру, расплавится пластмассовая изоляция?.. Стоп, стоп - изоляция! Слово задело в памяти какую-то струну. Он совсем недавно читал что-то о расплавившейся изоляции... Вот только в какой связи? Он поразмыслил и вдруг щелкнул пальцами. - Нашел! - произнес он вслух. - Самолет, разбившийся в Айлуорте. В сообщении говорилось, что виною тому разрушившаяся изоляция. Не связаны ли эти происшествия между собой? Изоляция... пластмасса... ну, конечно! Черт возьми, в какой же это было газете? Он поднялся на ноги и схватил телефонную трубку. - Бетти, вы не могли бы принести мне газеты за последние десять дней? - Все?.. В ее голосе слышалось сомнение. Он отметил про себя, что снискать расположение секретарши - задача куда более тяжкая, чем завоевать доверие любого делового компаньона. - Вот именно, все до последней, и побыстрее! Он положил трубку и снова сел, - а мысли бежали, обгоняя друг друга... Взгляд его упал на витрину, занимавшую почти всю стену. Здесь были собраны образцы изделий из аминостирена: телефонные кабели, газовые трубы, электрические провода. Предположим, в пластмассе действительно скрыт какой-то дефект и при определенных условиях она начнет разрушаться. Система связи тут же обратится в немыслимый хаос. Он опять поднялся, не в силах избавиться от подозрений, однако взял себя в руки. Слишком мало времени еще он здесь работает! Разумеется, ему пока не доверили ничего важного, отчасти этим и вызвана его неприязнь к Райту. Ему поневоле кажется, что его не используют, не признают, не ценят. Не делает ли он сейчас все это из чувства соперничества, не пытается ли исподволь внушить коллегам, что он, Джеррард, как ученый глубже и полезнее Райта? И что сказал бы Креймер, если бы Джеррард и вправду установил, что аминостирен - краеугольный камень в прибылях фирмы - далек от совершенства и его производство необходимо прекратить? Вряд ли это повысило бы престиж самого Джеррарда. Финансовое благополучие фирмы почти целиком зависело от одного особенно впечатляющего достижения - от самораспадающейся дегроновой бутылки. Райт вскоре после своего появления здесь провел с сотрудниками семинар на свою излюбленную тему - пластмассы, сочетающие в себе несовместимые доселе свойства: высокую прочность на разрыв, значительную упругость, необыкновенную дешевизну. Отталкиваясь от своего первоначального изобретения, аминостирена, Райт создал ряд других полимеров - соединений, отличающихся тесными перекрестными связями молекулярных цепей и все точнее и точнее отвечающих заданной программе. Одно из соединений оказалось, пожалуй, почти совершенным, если не считать весьма существенного и прискорбного недостатка. Под действием кислорода и видимого света оно стремительно распадалось и за несколько часов превращалось в серенький волокнистый порошок. Райт посетовал, что пока не видит способа обойти это затруднение. Но едва Райт закончил, не на шутку взволнованный Бьюкен с торжествующим воплем бросился к доске и в мгновение ока трансформировал изъяны, присущие соединению, в достоинства, как он выразился тогда, "саморазрушающихся емкостей". Он показал, что пластмассу совсем несложно предохранить как от света, так и от кислорода (при этом она сохранит все свои свойства), зато достаточно снять защиту - и она дезинтегрирует по вашей воле. Креймер пришел в чрезвычайное возбуждение, на какой-то миг в нем проснулся прежний Креймер с его удивительной способностью генерировать творческую энергию. Он уточнил недостающие детали: пластмассовые сосуды можно производить методом шприцевания в машинах, где пластмасса защищена от воздействия света и воздуха, таким же образом на них можно наносить сверху слой другой пластмассы, непрозрачной и непроницаемой для газов. В этот внешний непрозрачный слой достаточно впаять отрывную полоску - потянете за нее, и сосуд откроется. Эта же полоска откроет доступ свету и воздуху и вызовет дезинтеграцию. Остроумная идея почти всегда вызывает отрицательную реакцию со стороны тех, кто не дошел до нее собственным умом, и саморазрушающиеся сосуды не составили исключения. Но, отвергнув все и всякие нападки, группа лихорадочно взялась за работу. В лаборатории была установлена приобретенная по случаю нужная машина для литья, тут же на прессе штамповались формы, а Райт принялся за синтез смеси для небольшой опытной партии сосудов. Воздух сразу прогрелся и пропитался тяжелыми запахами "сырья", необходимого для "выпечки" пластмассы. Тем временем Креймер оформил предварительный патент и заручился поддержкой Национальной научно-исследовательской корпорации. Однако пришлось одолеть еще немало трудностей, прежде чем идея начала приносить плоды. Главное - молекулярную структуру пластмассы следовало продумать таким образом, чтобы процесс саморазрушения охватывал не только ограниченный участок под отрывной полоской, но и весь сосуд целиком. Покрытие само по себе тоже представляло известную проблему. Оно не подвергалось самопроизвольному разрушению, как основная масса сосуда. Поэтому в последнюю добавили вещество, которое, вступая в реакцию с остатком, выпадавшим после распада, выделяло определенное количество растворителя, действующего на непрозрачную оболочку. Оболочка превращалась в летучую жидкость и попросту испарялась, не оставляя на месте сосуда ничего, кроме частичек угля, благодаря которым и достигалась прежняя непрозрачность. Оставалось решить последний вопрос - продолжительность самораспада. В конце концов постановили, что оптимальным будет двухчасовой цикл, а на бутылки станут наклеивать предписание - сразу после вскрытия перелить содержимое в другую посуду. В течение всех этих безумных дней рвение сотрудников доходило до фанатизма. Работали не за страх, а за совесть, зачастую ночи напролет. Все жили предвкушением, все были радостно возбуждены. Никто не щадил себя. Бетти стала им матерью, кухаркой и посыльной, снабжающей всех едой, кофе и виски. И однажды вечером, на исходе круглосуточных беспрерывных опытов, долгожданную бутылку пустили по рукам, а Креймер начал забавляться у доски, подбирая для новой пластмассы название. По мере того как хмель горячил лица и развязывал языки, предложения становились все более легкомысленными, а то и полуприличными. Кто-то предложил "Аминостервин" - и тут же получил в ответ "Разложенка" и "ККК" ("Красотка, которая крошится"). В конце концов сошлись на нейтральном названии "Дегрон". Потом в конторе, снятой Креймером в центре Лондона под торговое представительство, была созвана пресс-конференция; спиртное лилось рекой, журналистам разрешалось задавать любые вопросы, но организовано все было так, чтобы никто не сумел невзначай утащить с собой даже мельчайший образец. Затем настал черед телевизионных интервью и научно-популярных программ, и, наконец, в контору потекли предприниматели, жаждущие начать массовое производство дегроновых сосудов по лицензии агентства. Креймер провел среди конкурирующих фирм аукцион, который посрамил бы даже самого отпетого барышника, и заключил сделку с известным на всю страну владельцем фирмы безалкогольных напитков - тому как раз приспичило выдумать какой-нибудь новый трюк, чтобы всучить покупателям смесь винной и лимонной кислот, сахарина и краски с бесстыдной этикеткой "Тропический экстаз". Фирма развернула широкую рекламную кампанию. Сотни афишных тумб, стены в метро, телепередачи, страницы газет призывали всех, всех, всех покупать "Тропический экстаз". "Помогайте делу охраны природы - пейте "Тропический экстаз"! Опорожните бутылку - и она на ваших глазах рассыплется в прах! Поставьте ее на подоконник - и она окропит ваш сад, ваши любимые цветы с каждой бутылкой будут распускаться все пышнее! А если у вас нет сада, не долго думая, спустите пустую бутылку в канализацию!" "За каждые десять отрывных полосок вам полагается премиальный купон! Десять купонов - и в любом из магазинов "Тропический экстаз" вы получите любой из подготовленных фирмой прекрасных подарков! Система премиальных купонов действует только до конца месяца! Не упустите случая!" И люди покупали, покупали то же химическое пойло в новой упаковке, которая была привлекательной с виду и открывалась на невиданный манер. По всей стране сотни тысяч рук обрекали пластмассу на распад, возвращали ее земле, бездумно спуская воду в миллионах уборных. Дегрон стал обиходным словом, и промышленники чуть ли не в очередь выстраивались, чтобы приобрести лицензию на его производство. Это был весьма заманчивый бизнес - предложить миру, страждущему от загрязнения, род упаковки, не оставляющий никаких отходов. За первые же девять месяцев агентство Креймера подписало сорок семь независимых контрактов с фабрикантами банок и бутылок. Другие безалкогольные напитки, нареченные не менее лживо, чем "Тропический экстаз", также начали выпускаться в самораспадающейся посуде. Кончилось тем, что на сцену выступило министерство, ведающее охраной окружающей среды, и обратилось к агентству с просьбой продать технологию производства правительству. Все были довольны. Министры дарили милостивые улыбки, а по лабиринтам сточных труб, под гулкими сводами коллекторов сотен городов текли потоки дегрона. Бутылки из обычной пластмассы теперь не застревали в сетках станций очистки. Муниципальные советы не помнили себя от радости. Прибыль да еще ореол славы! Креймер тоже был доволен. "Итак, - сказал себе Джеррард, - Креймер нашел свою золотую жилу, но что она с ним сделала, вот вопрос..." Где его прежний научный размах? Неужели его горизонты сузились до небезвыгодных, но убогих с научной точки зрения побрякушек? Предположим, установят, что аминостирену свойственны органические пороки, - что тогда? Иссякнет ли жила? На что направит Креймер усилия своих подчиненных? Или агентство просто-напросто лопнет? Джеррарду вспомнилось, как глубоко тревожился прежний Креймер о будущем человечества, как обрушивался на тех, кто исповедовал науку ради науки, как горячо желал переключить внимание ученых на решение социальных проблем. Канадец все время сравнивал того, былого Креймера с нынешним. Почему же, почему он так переродился? Вошла Бетти с кипой газет и швырнула их Джеррарду на стол. - Вот вам основные газеты, - заявила она. - Тех, где печатают голых танцовщиц, я не брала... - Вот уж не знал, что вы пуританка, - улыбнулся Джеррард. Бетти оставила шутку без ответа. - В агентстве никого, кроме вас, - сказала она. - Вы ведь не станете пить кофе в одиночестве, без компании? Ей откровенно не хотелось варить кофе для одного человека, тем более для новичка в лаборатории. - Хорошо, хорошо, - согласился он, хотя улыбался уже не так искренне. - Не беспокойтесь. Она вышла. Он принялся листать газеты, обиженный и раздраженный. Черт ее подери, кофе был бы кстати! Через минуту-другую он позвонит ей и скажет, что передумал. Пусть приподнимет свою толстую задницу!.. С тем он и углубился в чтение. Катастрофа с самолетом произошла неделю назад. Он просматривал страницу за страницей в поисках подробностей. Ничего определенного насчет расплавленной изоляции он не встретил. Авторы заметок строили всевозможные догадки просто ради большего числа строк. Ведется расследование, опрашиваются свидетели... Он огорченно сложил газету и собирался уже отодвинуть всю кипу в сторону, когда его внимание привлек заголовок совсем иного свойства. Этот заголовок относился к небывалому срыву уличного движения, который произошел в центре Лондона. Он внимательно прочитал всю статью, затем проглядел газеты за следующие два дня. Нашел отчет о пресс-конференции некоего Слейтера, создателя новой системы дорожного контроля, который заявил, что виной всему, по его мнению, разрушение изоляции в одном из компьютеров. Опять изоляция! Интересно, что за изоляцию они применяли? Джеррард еще раз окинул взглядом стенд. Одна из разновидностей аминостирена широко использовалась в качестве изоляционного материала. Пожалуй, вполне вероятно, что в обоих случаях изоляция была именно такого рода. А может, и с роботом произошла та же беда? Аминостирен и дегрон - надо бы выяснить, насколько отличается их структура... Так что же все-таки делать? Позвонить Креймеру? Но этому новому Креймеру звонить не хотелось. Не исключено, что и он примет сомнения своего рядового сотрудника точно так же, как Райт. У агентства есть задачи поважнее, чем, возвращаясь вспять, проверять и перепроверять давно отработанное. Нет, сначала он, Джеррард, должен увериться во всем сам, совершенно увериться. Он еще раз заглянул в газету. Этот самый Слейтер, разумеется, отстранен от дел, но числится пока по-прежнему в министерстве транспорта. И Джеррард потянулся за телефонной книгой. Слейтер запаздывал. Они договорились встретиться в пивной на задворках Сент-Джеймс-стрит, неподалеку от министерства. По телефону Слейтер отвечал уклончиво, очевидно заподозрив по заокеанскому акценту Джеррарда, что это какой-нибудь очередной репортер. Да и самому Джеррарду тоже не слишком хотелось излагать свои подозрения телефонной трубке. Вдруг он ошибается, а сотруднику Креймера вовсе не к лицу сомневаться в достоинствах продукции своего агентства. Лучше вначале послушать, что скажет Слейтер, а самому постараться не болтать лишнего. Вид у Слейтера был какой-то взвинченный - обычно так выглядит человек, задавленный обстоятельствами. Джеррард предложил ему большую рюмку виски. Тот, не медля, долил виски до краев содовой и принялся прихлебывать, словно пиво. - Думаю, вам это отнюдь не повредит, - заметил Джеррард. Сам он также посасывал виски, только рюмка у него была поменьше. Ему хотелось подпоить Слейтера, но сделать это незаметно. Возьми он себе просто пива - это сразу же бросилось бы в глаза. - Никогда не связывайтесь со службой в крупном ведомстве, - сказал Слейтер, помолчав. - Слишком много там разных... перепуганных людишек. Допив свое виски, он заказал еще по рюмке и, пожалуй, стал понемногу успокаиваться. Перед Джеррардом сидел невысокий, плотный, с виду довольно сильный человек с чисто выбритым открытым лицом. Этот человек ему нравился, и не совсем понятно было, как такой человек может прижиться на правительственной службе с ее канцелярщиной и нивелированием личности. Скорее всего, Слейтер с его нервозностью, нетерпимостью и прямотой не сумеет долго продержаться на официальном посту. Говорил Слейтер энергичными рублеными фразами, да и думал, очевидно, напряженно и быстро. Временная отставка и дамоклов меч над головой не могли не наложить на его поведение свой отпечаток - всюду ему мерещились враги, поэтому и ответы его звучали уклончиво. - Ну, а все-таки, чего вы добиваетесь? - спросил он наконец. - Я предпочел бы знать, с кем говорю и во имя чего. - Мне казалось, я объяснил вам по телефону... - Вы сказали, у кого вы работаете и кем, но не объяснили ровным счетом ничего... - У Джеррарда, наверное, изменилось лицо, потому что Слейтер продолжал: - Простите меня, но я сейчас словно лиса, за которой гонится свора голодных собак. Очень мило, что кто-то интересуется моими делами, но прежде всего я хотел бы убедиться, что этот кто-то - друг... Джеррард решил открыть карты. Он вкратце рассказал о себе и о поведении робота в отделе игрушек у Баррета. Слейтер внимательно слушал, потом в свою очередь схематично изложил то, что стало известно комиссии. Опять-таки не было никаких прямых доказательств, что пластмассе присущ какой-то внутренний порок. Авария могла быть вызвана множеством причин. Но новая информация чего-нибудь да стоила. - Попытаюсь для начала позвонить Холланду, - сказал Слейтер. - Он председатель комиссии. - Слейтер поднялся и посмотрел на часы. - Он завтракает всегда у себя в кабинете. Вы не откажетесь подождать? - Подожду, конечно. Однако, когда Слейтер отошел, Джеррарда опять одолели сомнения, стоило ли затевать весь этот разговор. Словно швырнул в озеро камень - и кто теперь знает, как далеко пойдут по воде круги и что именно вынесут волны на берег. Вернулся Слейтер уже менее смятенным, чем прежде. - Он сказал, что проверит. - И больше ничего? - осведомился Джеррард. Слейтер пожал плечами. - Больше ничего. Он продолжит расследование. С его стороны это, видимо, большая уступка. - А если серьезно, способен он сделать что-нибудь? - Вообще-то, полагаю, да. Вероятно, привлечет Тома Майерса. Мне кажется, мы сдвинули телегу с мертвой точки, а там поживем - увидим... "Вот так, - подумал Джеррард, допивая виски, - так в этой стране все и делается. Никаких заявлений на публику. Избави бог обращаться в газеты - просто найдите нужного человека, шепните ему в подходящий момент словечко, и, если вам повезет, глядишь, чего-то вы и добьетесь..." 5 Майерс подтолкнул миниатюрную модель вагончика на воздушной подушке, и та прокатилась по столу, насколько позволяла длина пути. Посмотрев на Холланда, ожидавшего ответа у телефона, он обвел глазами захламленную комнату. На одной из стен висела поблекшая литография с изображением первого поезда подземки - паровозик изрыгал под своды тоннеля клубы дыма. Другую стену занимала многокрасочная карта Англии, почти вся покрытая сетью авиатрасс. На полках стояли ряды книг с мудреными названиями: "Аналитический обзор тенденций метростроения", "Теория противосвязи и циркуляция подвижного состава". Манере пристальнее присмотрелся к Холланду. Бедняга Бернард, выглядит он совершенно измученным, видно, бумажки заели, не остается времени сосредоточиться, заняться чем-нибудь для души... Кажется, еще и жена у него заболела - только этого ему не хватало... Майерс прислушался - Холланд раздраженно говорил в трубку: - Да, да, жду... Нет, нет, не нужен мне отдел сбыта... Я просил мистера Хинтона из научно-исследовательского отдела. Да, жду. Благодарю вас... Он с нетерпением махнул рукой. Майерс откликнулся с улыбкой: - Надо бы кому-нибудь написать статью о бессмысленности крупных организаций, где невозможно связаться с людьми... Холланд поднял было взгляд: - Помню, однажды... Алло, Хинтон? Говорит Бернард Холланд. Да, да, совершенно верно... Меня интересует, удалось ли вам выяснить что-нибудь насчет причин замыкания? Прекрасно, и что же вы нашли? Очень интересно. Вы уверены в этом? Понимаю. Скажите, а вам известно, кто выпускает такие провода? Да, разумеется... - Он прикрыл рукой микрофон и сообщил Майерсу односложно: - Ищут... Алло! Да, да... так! Теперь скажите, это была изоляция нового типа - аминостиреновая?.. - Кивок в сторону Майерса. - Весьма вам признателен. Извините, что побеспокоил. Следующее заседание во вторник. Хорошо. Вот именно. Всего доброго... - Он положил трубку. - Ты угадал: изоляция была из аминостирена. Майерс с силой щелкнул по вагончику - лязгнули буфера. - Все точно! Один и один равняется... может статься, трем. Кто изготовитель? Холланд на миг задержался с ответом. - Компания "Политад" из Эссекса, волшебники по части пластмасс. - Они-то мне знакомы, - нахмурился Майерс, - но, увы, в технологии этого дела я не силен, а ты как? - Да тоже не Слишком. Знаю только, что аминостирен дешев, не горит, не теряет пластичности со временем, насыщен азотом. Хороший изоляционный материал... - Вспомнил! - прервал его Майерс. - Это же детище Гарольда Райта. Помнишь такого? - Смутно. Высокий, суровый, с репутацией совершеннейшего аскета... - Шутить! Я сталкивался с ним в Шеффилде. Он бегал там за каждой встречной юбкой. А сегодня посмотришь на него - целомудрен, как монах, вроде бы и женщин в жизни не видел. Впрочем, химик он хороший. Кажется, он поступил к этому профессиональному умнику, который обосновался в Митчэме? - Верно. Агентство Креймера, заведение калифорнийского образца. Нанимаешь дюжину-другую аспирантов, создаешь компанию, овладеваешь рынком в какой-то узкой области, а потом по баснословной цене даешь консультации... - В данном конкретном случае - насчет самораспадающихся бутылок. - "Тропический экстаз". И не напоминай, просто зависть берет. Какой куш сорвали! А теперь рыщут, чем бы еще поживиться... - Ну, с патентом на аминостирен да еще с этой самораспадающейся бутылкой они вряд ли нуждаются в новой поживе. - Интересно, скоро ли "Политад" догадается переадресовать претензии Креймеру? - Холланд задумался. - Иногда, знаешь, в моей работе тоже обнаруживаются привлекательные черты... Креймер был вне себя. - Теперь "Политад" не отвяжется. Вы, мол, виноваты, вам и выход искать... Райт, прищурившись, безучастно наблюдал за хлопьями снега, скользившими за стеклами высокого окна. - В сущности, в чем нас обвиняют? - Пока ничего определенного. Но вам известно о катастрофе в Айлуорте? - Читал. - А о светопреставлении на улице Найтсбридж? - Должен сказать, я всегда утверждал, что рано или поздно... - Не тратьте лишних слов. В районе, где уличным движением управлял компьютер, произошло крупное крушение, так? - Не вижу связи... - Мне звонил человек, который расследует дело в Айлуорте. Он связался с теми, кто занимается улицей Найтсбридж, и они пришли к выводу, что возможной причиной обоих катастроф является разрушение изоляции... Райт как ни в чем не бывало продолжал рисовать узоры на стекле. - Не уверяйте меня, что не понимаете! - взорвался Креймер. - Слишком отчетлива цепочка: аминостирен - изоляция - замыкание - смерть! Разрушение изоляции вызвало короткое замыкание, и они утверждают, что виноват пластик! А изоляция была аминостиреновая... Райт, наконец, обернулся: - Тут понадобится кое-ч