-  Может,  проще  было  бы  оставить  ее  внутри?  Как  ты  говоришь, я
достаточно  уравновешен,  верно?  Я не отказываю тебе в полезности. Бывают
времена,  Зигфрид,  когда я после сеанса испытываю подъем. В голове у меня
полно  новых  мыслей, и солнце над куполом светит ярко, воздух чист, и все
мне  улыбаются.  Но  не  потом.  Потом я начинаю думать, что сеансы ужасно
скучны и бесполезны, и что ты скажешь, если я решу их прекратить.
   - Я ответил бы, что вам принимать решение, Боб. Решение всегда за вами.
   -  Что  ж, может, я так и поступлю. - Старый дьявол пережидает меня. Он
знает,  что  я не собираюсь принимать это решение, и дает мне время самому
это понять. Потом говорит:
   - Боб! Почему вы сказали, что убили ее дважды? Я смотрю на часы, прежде
чем  ответить,  и  говорю:  "Ну,  просто  так  сказалось.  Мне  пора идти,
Зигфрид".
   Я  просто  сижу  в восстановительной комнате, потому что мне не от чего
восстанавливаться. Хочу убраться отсюда. От него и его глупых вопросов. Он
поступает  так  разумно,  с  таким  превосходством,  но что знает плюшевый
мишка?


        Глава 22

   Этим  вечером я вернулся к себе в комнату, но долго не мог уснуть. Шики
разбудил  меня  рано  утром  и рассказал подробности. Выжило три человека,
было   объявлено   об  их  вознаграждении:  семнадцать  миллионов  пятьсот
пятьдесят тысяч долларов. Помимо процентов.
   Это прогнало сон. "За что?" - спросил я.
   Шики  ответил: "За двадцать пять килограммов артефактов. Считается, что
это  инструментальный  набор ремонтника. Вероятно, для корабля, потому что
они  его там нашли - в шлюпке на поверхности планеты. Во всяком случае это
какие-то инструменты".
   -  Инструменты,  -  сказал  я,  избавился от Шики и побрел по туннелю к
общему  душу,  думая  об  инструментах. Инструменты означают очень многое.
Инструменты  означают  возможность проникнуть в механизмы хичи, не взорвав
корабль.  Возможность  установить, как работает главный двигатель, и самим
построить  такой.  Инструменты  могут  означать что угодно, а пока что это
состояние  в  семнадцать  миллионов  пятьсот  пятьдесят тысяч долларов, не
считая  процентов,  деленное  на  троих.  И одна из этих частей могла быть
моей.
   Трудно избавиться от мысли об этих пяти миллионах восьмистах пятидесяти
тысячах  долларов (не считая процентов), как подумаешь, что если бы ты был
немного  более  предусмотрителен в выборе подружки, они лежали бы у тебя в
кармане. Скажем, шесть миллионов. В моем возрасте за половину этой суммы я
мог   бы   купить  Полную  медицину,  что  означает  все  тесты,  терапию,
восстановление  тканей  и  органов  на всю оставшуюся жизнь... то есть, по
крайней  мере,  на  пятьдесят  лет  дольше,  чем  я  проживу  без этого. А
остальные  три  миллиона  -  это  собственный дом, карьера лектора (лекции
старателей,  добившихся  успеха,  пользуются огромным спросом), постоянный
доход  от  рекламы  на  телевидении,  женщины,  пища, машины, путешествия,
женщины,  слава,  женщины...  и еще ведь остаются проценты. Они могут быть
как  угодно  велики: все зависит от того, что смогут сделать исследователи
Корпорации.  Находка  Шери  -  это  именно то, ради чего существуют Врата:
золотой горшок и конец радуги.
   Мне  потребовалось  около  часа,  чтобы  добраться  до  больницы  - три
сегмента  туннеля  и  пять  уровней в шахте. Я все время хотел повернуть и
уйти назад.
   Когда  мне удалось очистить свой мозг от зависти (или, вернее, погрести
ее  так, что она не будет видна) и отойти от приемной, Шери спала. "Можете
войти", - сказал дежурный санитар.
   - Я не хочу ее будить.
   -  Вряд  ли  вы ее разбудите, - ответил он. - Но, конечно, не тревожьте
ее. А посетителей она допустила.
   Она  лежала  на  самой  нижней  из трех коек. Палата была рассчитана на
двенадцать  человек.  Были  заняты  еще  три  или четыре койки, две из них
изолированы  занавесами  из молочного пластика, сквозь них почти ничего не
видно.  Не  знаю,  кто  там был. Шери мирно спала, положив голову на руку,
красивые глаза закрыты, сильный подбородок с ямочкой лежит на запястье. Ее
два  товарища  находились  в  той  же комнате, один спал, другой сидел под
голографическим  изображением  колец  Сатурна.  Я  встречал  его раза два:
кубинец, венесуэлец или что-то в этом роде, из Нью-Джерси. Я вспомнил, что
его  зовут  Мэнни. Мы немного поболтали, и он пообещал сказать Шери, что я
ее навещал. Я пошел в столовую выпить чашку кофе. Думал об их полете.

   |      ОТНОСИТЕЛЬНО НЕЙТРОННЫХ ЗВЕЗД
   |
   |      Доктор  Азменион.  Перед  вами звезда, которая
   |  сожгла все свое горючее. Она коллапсирует. Когда я
   |  говорю  "коллапсирует",  я  хочу  сказать, что она
   |  сжимается  очень  сильно,  начинается  все  с шара
   |  размером, например, в наше Солнце, а заканчивается
   |  мячом  с  диаметром в десять километров. Это очень
   |  плотное вещество. Сузи, если бы ваш нос был сделан
   |  из него, он весил бы больше чем все Врата.
   |      В. Может, даже больше вас, Юрий?
   |      Доктор Азменион. Не шутите на занятии. Учитель
   |  чувствителен.  Хорошие  качественные наблюдения из
   |  окрестностей нейтронной звезды стоят многого, но я
   |  не  советую  вам  использовать  для  их  получения
   |  шлюпку.   Вам  нужно  находиться  в  бронированном
   |  пятиместнике,  и  он  не должен быть ближе, чем на
   |  одну   десятую   астрономической  единицы.  Оттуда
   |  наблюдайте. Вероятно, возможно подойти и ближе, но
   |  очень  сильно  действуют  гравитационные  ножницы.
   |  Видите  ли,  практически  это  точечный  источник.
   |  Невероятно крутой гравитационный градиент. Больший
   |  можно  обнаружить  только, если вы окажетесь возле
   |  черной дыры, Боже избави.

   Они  оказались  на  орбите  вокруг крошечной холодной планеты далеко от
центрального  светила  - оранжево-красного угля типа К-6. По словам Мэнни,
они  не  были  даже  уверены,  что стоит высаживаться. Но приборы показали
наличие  хичи-металла,  хотя  и немного; основное, очевидно, погребено под
снегом  из  двуокиси  углерода.  Мэнни  оставался  на  орбите. Шери и трое
остальных  спустились, нашли подземелье хичи, с огромными усилиями вскрыли
его  и, как обычно, нашли пустым. Потом они обнаружили другой след и нашли
старую  шлюпку. Чтобы войти в нее, им пришлось взрывать. Во время взрыва у
двух  старателей  костюмы  утратили  герметичность. Должно быть, оказались
слишком  близко  к взрыву. К тому времени, как они поняли, что у них беда,
было  уже  поздно.  Они  замерзли.  Шери  и  еще один старатель попытались
перенести их в свою шлюпку. Задача ужасная и тяжелая, и в конце концов они
от  нее  отказались.  Старатель  еще раз побывал у покинутой шлюпки, нашел
сумку  с  инструментами  и  смог принести ее. И они улетели, оставив двоих
замерзших  на  планете.  Но  они  просрочили  время и, когда соединились с
капсулой,  были  в  очень  плохой  форме.  Не совсем уверен, что произошло
потом,  но, кажется, они не сберегли находившийся в шлюпке запас воздуха и
большую  часть  его  утратили.  Так  что  на  обратном  пути им не хватало
кислорода. Третий старатель был в худшем состоянии, чем Шери. Подозревали,
что  у  него  сильно  поврежден  мозг;  в  таком случае его пять миллионов
восемьсот  пятьдесят  тысяч  долларов ему ни к чему. Но Шери, сказали мне,
будет в порядке, когда оправится от физического истощения.
   Я не завидовал их рейсу. Завидовал только вознаграждению.
   Я  встал  и взял еще одну чашку кофе. Вынес ее в коридор, где под ивами
стояли  скамьи.  Что-то не давало мне покоя. Что-то в этом рейсе. Это один
из по-настоящему удачных рейсов в истории Врат...
   Я  выбросил  кофе  вместе  с  чашкой  в щель утилизатора и направился в
аудиторию. Она всего в нескольких минутах, и там никого не было. Хорошо; я
еще  не  готов  говорить о том, что пришло мне в голову. Я вызвал на экран
информацию  о рейсе корабля Шери: все это теперь было доведено до сведения
публики. Потом пошел к тренировочной шлюпке. Мне опять повезло, потому что
и  тут  никого  не  было. Я забрался в шлюпку и набрал курс Шери. Конечно,
сразу  появился  цвет:  а  когда  я  нажал  тонкую  настройку,  вся панель
окрасилась ярко-розовым, за исключением радужных цветов на одном конце.
   В синей части спектра была только одна линия.
   Ну  вот,  подумал я, конец теории Мечникова о показателях курса. В этом
рейсе  погибло  сорок процентов экипажа; рейс очень опасный. Но, по словам
Мечникова,  по-настоящему опасные рейсы соответствуют шести или семи таким
линиям.
   А желтые?
   По  Мечникову,  чем  больше  ярких  линий  в  желтой  части, тем больше
финансовое вознаграждение за рейс.
   Но  здесь  в  желтой  части  вообще  нет линий. Есть только две толстые
полосы поглощения. И все.
   Я  выключил  селектор  и  откинулся. Итак, большие мозги опять породили
мышь:  то, что они интерпретировали как указание на безопасность, вовсе на
нее не указывает; то, что они считали обещанием богатой награды, совсем не
имело  отношения к первому за год рейсу, получившему действительно большую
награду.
   Назад к квадрату один, назад к страху.

   В течение следующих нескольких дней я держался уединенно.
   Полагают,  что  внутри Врат восемьсот километров туннелей. Ни за что не
подумаешь, что их столько в небольшой скале диаметром в десять километров.
Но даже и так, лишь два процента объема Врат заняты туннелями, остальное -
сплошная скала. Я побывал почти во всех этих восьмистах километрах.
   Я  не  совсем  отказался  от  общества,  просто  не искал его. Время от
времени  встречал Клару. Бродил с Шики, когда он не работал, хотя для него
это  было  утомительно.  Иногда бродил в одиночестве, иногда со случайными
знакомыми,  иногда  брел  вслед  за группой туристов. Гиды меня знали и не
возражали  против  моего  присутствия  (я  ведь  был  вне, хоть и не носил
браслет),  потом  им  пришло  в голову, что я сам собираюсь водить группы.
После этого они были настроены не так дружески.
   Они  были  правы. Я думал об этом. Рано или поздно что-то нужно делать.
Либо  вылетать  в  рейс,  либо  отправляться  домой;  и  если  я собирался
продолжать  обсуждение этих двух возможностей, нужно заработать денег хотя
бы для оплаты содержания.

   |      ОТНОСИТЕЛЬНО МОЛИТВЕННЫХ ВЕЕРОВ
   |
   |      В.  Вы  нам  ничего  не говорили о молитвенных
   |  веерах хичи, а мы их чаще всего видим.
   |      Профессор Хеграмет. Что вы хотите услышать, Сузи?
   |      В.  Я  знаю,  как  они  выглядят.  Нечто вроде
   |  свернутого  конуса  из  хрусталя.  Если  правильно
   |  взять и нажать пальцем, он раскрывается как веер.
   |      Профессор  Хеграмет. Это все, что знаю и я. Их
   |  анализировали, как и огненные жемчужины и кровавые
   |  алмазы.  Но  не спрашивайте меня, для чего они. Не
   |  думаю,  чтобы  хичи  обмахивались ими, и не думаю,
   |  что   с  ними  молились:  так  их  просто  назвали
   |  торговцы  новостями.  Хичи  оставляли  их повсюду,
   |  хотя  все  остальное убирали. Вероятно, у них была
   |  для  этого  причина. Но я понятия не имею, что это
   |  за  причина.  Если когда-нибудь узнаю, обязательно
   |  скажу вам.

   |      ОТЧЕТ КОРПОРАЦИИ
   |      ОРБИТА 37
   |      Всего  за  этот период вернулось из полетов 74
   |  корабля  с  общим составом экипажа 216 человек. 20
   |  кораблей  были  признаны  пропавшими, общий состав
   |  экипажа  54  человека.  Вдобавок 19 членов экипажа
   |  были   убиты  или  умерли  от  ран,  хотя  корабли
   |  вернулись.   Три   вернувшихся  корабля  настолько
   |  повреждены, что восстановление их невозможно.
   |      Совершено   19   посадок.   На  пяти  открытых
   |  планетах  имеется  жизнь  на  микроскопическом или
   |  более  высоком  уровне;  на одной растительность и
   |  животная жизнь, но не обладающая разумом.
   |      Артефакты.  Добавочные  образцы уже известного
   |  оборудования  хичи.  Никаких  артефактов из других
   |  источников.    Не    открыто   ранее   неизвестных
   |  артефактов хичи.
   |      Образцы. Химические и минеральные, 145.
   |      Ни  одного  образца, пригодного для дальнейшей
   |  эксплуатации. Живая органика - 31 образец.
   |      Три  образца  признаны опасными и уничтожены в
   |  космосе.
   |      Ни одного образца с эксплуатационной ценностью.
   |      Научная премия за период - 8 754 500 долларов.
   |      Другие  премии  за период, включая проценты, -
   |  357 856 000 долларов.
   |      Премии  и проценты за новые открытия за период
   |  (помимо научных премий) - 0.
   |      Персонал, не участвовавший в полетах на период
   |  отчета, - 151.
   |      Утратили  пригодность  к  работе - 75 (включая
   |  двоих в обучении на шлюпке).
   |      Непригодные  по  состоянию  здоровья  на конец
   |  периода - 84.
   |      Общие потери - 310.
   |      Новый персонал, прибывший за период, - 410.
   |      Вернулось к исполнению обязанностей - 66.
   |      Общий рост за период - 481.
   |      Абсолютный прирост персонала - 171.

   Когда  Шери  выписалась  из  больницы,  устроили  грандиозный  прием  -
комбинацию  вечеринки  по  случаю возвращения, поздравлений и прощания. На
следующий  день Шери улетала на Землю. Она была слаба, но оживлена, и хоть
не танцевала, посидела со мной полчаса в коридоре, сказав, что ей будет не
хватать  меня.  Я  напился.  Была хорошая возможность: бесплатная выпивка.
Платили Шери и ее кубинский друг. В сущности я так и не попрощался с Шери;
мне  пришлось  уйти  в  туалет  и там блевать. Хоть я и был пьян, но полон
жалости:  настоящее  шотландское виски, вовсе не местное вино, перегнанное
из Бог знает чего.
   После  этого в голове у меня прояснилось. Я вышел, прижался лицом к иве
и  начал  усиленно  дышать.  Постепенно  в  моей  крови  стало  достаточно
кислорода,  и  я  узнал  стоящего  рядом Френси Эрейру. Я сказал: "Привет,
Френси".
   Он виновато улыбнулся. "Запах. Слишком силен".
   - Простите, - сказал я обидчиво, и он удивленно взглянул на меня.
   -  Нет,  совсем  не это. Я хочу сказать, что на крейсере тоже плохо, но
когда  я  бываю  на  Вратах,  то  всегда удивляюсь, как вы тут живете. А в
комнатах - фу!
   -  Я  не  обижаюсь,  -  величественно ответил я, хлопая его по плечу. -
Пойду попрощаюсь с Шери.
   - Она ушла, Боб. Устала. Ее увели в больницу.
   -  В  таком случае попрощаюсь только с вами. - Я поклонился и побрел по
туннелю.  Трудно  пьяному  в  почти  нулевом  тяготении.  Страстно хочется
уверенных ста килограммов веса, чтобы удержаться на поверхности. Мне потом
рассказывали,  что  я  выломал большой кусок ивы и обо что-то ударился так
сильно,  что  остался пурпурный синяк размером в ухо. Я понял, что за мной
идет  Эрейра и помогает не заблудиться, а на полпути к дому я понял также,
что  кто-то  еще  идет рядом. Я взглянул: это Клара. Я очень смутно помню,
как  меня  уложили  в  постель,  а  проснувшись на следующее утро, испытал
сильнейшее похмелье. И удивился, увидев в комнате Клару.
   Как  можно незаметнее я встал и направился в ванную: мне нужно было еще
поблевать. На это потребовалось какое-то время, завершил я операцию душем,
вторым  за  четыре  дня,  -  исключительная экстравагантность, принимая во
внимание  состояние  моих  финансов. Но я почувствовал себя лучше, а когда
вернулся  в  комнату,  Клара  тоже  уже встала, принесла чай, вероятно, от
Шики, и ждала меня.
   - Спасибо, - искренне сказал я. Страшно хотелось пить.
   -  Понемногу,  старая  лошадь,  -  беспокойно  сказала  она, но я и сам
понимал,  что  нельзя  насиловать  желудок.  Я  сделал  два глотка и снова
растянулся в гамаке. Но я уже понял, что выживу.
   - Не думал увидеть тебя здесь, - сказал я.
   -  Ты  был  весьма...  настойчив,  -  ответила  она.  - У тебя не очень
получилось. Но ты старался.
   - Прости.
   Она схватила меня за ногу. "Не волнуйся. Кстати, как дела?"
   -  Прекрасно.  Отличная  вечеринка.  Я  тебя  там  не помню. Она пожала
плечами. "Я пришла поздно. Между прочим, меня не приглашали".
   Я ничего не сказал. Я знал, что Клара и Шери не очень любят друг друга;
полагаю, из-за меня. Клара, читая мои мысли, сказала: "Стараюсь никогда не
связываться  со Скорпионами, особенно с такой челюстью. Ни у одного из них
никогда  не  было ни одной разумной мысли. - Потом добавила, стараясь быть
честной:
   - Но она смела, этого у нее не отнимешь".
   - Я сейчас не готов к спору, - сказал я.
   -  Никакого  спора,  Боб.  -  Она  склонилась ко мне, обняла. Пахла она
сладко  и  женственно,  очень  хорошо  для  таких обстоятельств, но мне не
совсем это было нужно.
   - Эй, - сказал я, - а что стало с мускусным маслом?
   - Что?
   -  Я  хочу  сказать,  -  я  сел,  вдруг  поняв, что беспокоило меня уже
некоторое  время,  -  что  ты  пользовалась  им.  Это первое, что я в тебе
заметил".  Я  вспомнил слова Эрейры о запахе Врат и подумал, что давно уже
не чувствую приятного запаха Клары.
   - Боб, ты хочешь начать ссору?
   - Конечно,   нет.   Просто   мне   интересно.  Когда  ты  перестала  им
пользоваться?
   Она  пожала плечами и не ответила. Выглядела раздраженной. Для меня это
был  достаточный  ответ: я ей не раз говорил, как мне нравится этот запах.
"Как дела с твоим психоаналитиком?" - спросил я, меняя тему.
   Это не улучшило положения. Клара сказала: "У тебя в голове полно грязи.
Пойду домой".

   |      ОБЪЯВЛЕНИЯ
   |
   |      Мне нужна ваша храбрость, чтобы отправиться за
   |  полумиллионной премией. Не просите меня. Прикажите
   |  мне. 87-299.
   |
   |      Публичный  аукцион  имущества  не  вернувшихся
   |  старателей.  Район Корпорации, линия Чарли Девять.
   |  Завтра, 1300 - 1700.
   |
   |      Ваши  долги  выплачены,  когда  вы  достигаете
   |  единства.  Он/Она  есть  хичи,  и  Он/Она прощает.
   |  Церковь Чудесного Мотоцикла. 88-344.
   |
   |      Моносексуалы только для взаимной симпатии. Без
   |  прикосновений. 87-913.

   -  Нет,  -  настаивал  я.  -  Мне интересно, как твои успехи. - Она мне
ничего  не  говорила,  хотя  я знал, что она записалась. Как будто два-три
часа  в  день  она там проводила с ним. С машиной. Я знал, что она выбрала
машину Корпорации.
   - Неплохо, - отвлеченно ответила она.
   - Справилась со своим отцовским комплексом?
   Клара  ответила:  "Боб,  а  тебе не приходило в голову, что тебе самому
стоит обратиться к помощи?"
   - Забавно, что ты так говоришь. Накануне то же самое мне говорила Луиза
Форхенд.
   - Ничего забавного. Подумай об этом. Пока.
   Когда  она  вышла,  я  опустил голову и закрыл глаза. К психоаналитику!
Зачем? Мне нужна всего лишь одна счастливая находка, как у Шери...
   Мне нужно только... только...
   Набраться храбрости и записаться в рейс.
   Но, кажется, храбрости-то у меня и не хватает.

   Время  уходило,  или я убивал его: однажды я начал убивать время, идя в
музей.  Там  уже установили голограмму с находкой Шери. Я заплатил за этот
диск  два  или  три  раза,  просто  чтобы увидеть, как выглядят семнадцать
миллионов  пятьсот  пятьдесят тысяч долларов. А выглядят они как ни на что
не  пригодный  лом.  Это когда каждую часть показывают отдельно. Среди них
было с десяток маленьких молитвенных вееров. По-моему, это доказывает, что
хичи даже в набор инструментов для ремонтника включали предметы искусства.
А   остальное  могло  быть  чем  угодно:  штука,  похожая  на  отвертку  с
треугольными лезвиями и гибкой ручкой; штуки, похожие на гаечные ключи, но
сделанные из мягкого материала; штуки, похожие на электрические тестеры; и
штуки,  ни  на  что вообще не похожие. Демонстрируемые одна за другой, они
казались  случайным  набором,  но отлично совмещались друг с другом, а то,
как  они  укладывались  в  полые углубления ящика, - вообще чудо экономии.
Семнадцать миллионов пятьсот пятьдесят тысяч долларов, и если бы я остался
с Шери, мог быть бы одним из держателей акций.
   Или одним из трупов.
   Я  зашел  к  Кларе  и  побыл там недолго, но ее не было дома. Это не ее
время  сеансов  у  психотерапевта.  Но,  с  другой  стороны, я уже не знал
расписания  Клары.  Она  отыскала  другого  ребенка,  у которого мать была
занята:  маленькую  черную девочку лет четырех. Мать ее астрофизик, а отец
экзобиолог. И я не знал, чем еще занимается Клара.
   Я  вернулся  в  свою  комнату, заглянула Луиза Форхенд и вошла. "Боб, -
сказала она настойчиво, - ты знаешь о большой премии за опасность?"
   Я  пригласил  ее  сесть.  "Я?  Нет.  Не  знаю".  Ее  бледное  лицо было
напряжено, почему, я не знал.
   -   Я  подумала,  может,  ты  что-нибудь  слышал.  Например,  от  Дэйна
Мечникова.  Я  знаю,  ты  с  ним  близок,  и  видела,  как  он в аудитории
разговаривал  с Кларой. - Я не ответил, не совсем понимал, что ей нужно. -
Говорят,  ожидается  опасный рейс с большой научной премией. И я бы хотела
на него записаться.
   Я обнял ее рукой. "В чем дело, Луиза?"
   -  Виллу  объявили  погибшей.  -  Она  заплакала.  Я  держал  ее, давая
возможность выплакаться. Я утешил бы ее, если бы знал как, но как ее можно
утешить?  Немного  погодя  я  встал  и  начал  рыться  в  поисках  травки,
оставленной Кларой несколько дней назад. Нашел, зажег и дал ей.
   Луиза глубоко затянулась и задержала дыхание. Потом выпустила дым. "Она
умерла,   Боб";   -   сказала  она.  Теперь  она  не  плакала  и  казалась
успокоившейся; даже мышцы на шее и спине расслабились.
   - Может, она еще вернется, Луиза.
   Она  покачала  головой. "Нет. Корпорация объявила ее корабль пропавшим.
Он   еще   может   вернуться.   Но   Вилла  мертва.  Их  последние  запасы
продовольствия  должны  были  кончиться  две недели назад. - Она некоторое
время  смотрела  в  пространство,  потом  вздохнула  и приподнялась, чтобы
сделать  еще  затяжку. - Я бы хотела, чтобы Сесс был здесь, - сказала она,
откидываясь назад и потягиваясь. Я чувствовал, как у меня под рукой играют
ее мышцы.
   Травка  начинала  действовать  на  нее.  На  меня  тоже. Это не дешевая
травка,  какая растет меж ивами. Клара купила настоящую травку у одного из
парней  с  крейсера,  эта  травка  растет на склонах Везувия, между рядами
виноградных   лоз,   из   которых  делают  вино  "Лакриме  Кристи".  Луиза
повернулась  ко  мне и зарылась подбородком в мою шею. "Я очень люблю свою
семью,  -  спокойно сказала она. - Я бы хотела, чтобы нам тут повезло. Нам
очень нужна удача".

   |      ОТНОСИТЕЛЬНО МЕТАЛЛУРГИИ
   |
   |      В.   Я   слышал  сообщение,  что  металл  хичи
   |  анализировался Национальным бюро стандартов...
   |      Профессор Хеграмет. Нет, вы не слышали, Тетцу.
   |      В. Но это было на ПВ...
   |      Профессор Хеграмет. Нет. Вы видели сообщение о
   |  том,   что  Бюро  стандартов  дало  количественную
   |  оценку  металла  хичи. Не анализ. Только описание:
   |  растяжимость,   сопротивление   на  разрыв,  точка
   |  плавления и так далее.
   |      В. Не понимаю разницы.
   |      Профессор Хеграмет. Да. Конечно, не понимаете,
   |  Тетцу.  Мы  видим, на что этот металл способен. Но
   |  мы  не  знаем, что это. Что наиболее интересного в
   |  металле хичи? Вы, Тери?
   |      В. Он светится?
   |      Профессор Хеграмет. Да, он светится. Испускает
   |  свет.   Настолько   яркий,   что  другой  источник
   |  освещения  не требуется; его приходится закрывать,
   |  если нужна темнота. И светится так по крайней мере
   |  полмиллиона  лет. Откуда энергия? Бюро утверждает,
   |  что   в  металле  есть  постурановые  элементы  и,
   |  вероятно,  они  и  дают излучение. Но мы не знаем,
   |  что это такое. Есть также что-то похожее на изотоп
   |  меди. Но у меди вообще нет устойчивых изотопов. До
   |  сих   пор  не  было.  Так  что  Бюро  просто  дает
   |  физические  параметры  этого света до восьмого или
   |  девятого  знака.  Но  в  сообщении  не  говорится,
   |  почему так происходит.

   -  Тише,  милая,  -  сказал я, погружаясь носом в ее волосы. От волос к
уху,  от  уха к губам, и шаг за шагом мы занялись сексом, спокойно, мягко,
неторопливо.   Это   очень   успокаивало.   Луиза   была   очень   умелой,
восприимчивой,  покорной.  После  нескольких  месяцев буйных пароксизмов с
Кларой  это  все  равно что прийти домой к маме на куриный супчик. В конце
она  улыбнулась,  поцеловала  меня  и отвернулась. Лежала очень тихо, даже
дыхания не было слышно. И только когда рука у меня стала влажной, я понял,
что она снова плачет.
   -  Прости,  Боб,  - сказала она, когда я начал успокаивать ее. - Просто
нам  никогда не везло. Иногда я могу жить, понимая это, а иногда просто не
могу. Это один из таких плохих дней.
   - Переживешь.
   - Не думаю. Я больше ни во что не верю.
   - Но сюда ты ведь попала? А это везение.
   Она повернулась лицом ко мне, внимательно посмотрела.
   Я  сказал:  "Миллионы людей отдали бы свое левое яичко, лишь бы попасть
сюда".
   Луиза медленно сказала: "Боб... - Она смолкла. Я начал говорить что-то,
но она закрыла мне рот ладонью. - Боб, ты знаешь, как мы сюда попали?"
   - Конечно. Сесс продал воздушную лодку.
   -  Мы  продали  не  только  ее. Лодка дала нам немного больше ста тысяч
долларов. Этого не хватало даже для одного. Деньги мы получили от Хэта.
   - Твоего сына? Который умер?
   Она  сказала:  "У  него  была опухоль мозга. Ее обнаружили вовремя, ну,
почти  вовремя.  Она  была  операбельна.  Он мог бы жить, ну, не знаю, лет
десять,  наверно. Но, конечно, не совсем нормально. Затронуты были речевые
центры  и  мышечный  контроль. Но он мог бы жить и сейчас. Только... - Она
потерлась лицом о мою руку, но не плакала. - Он не хотел, чтобы мы тратили
деньги  на его Временную медицину. Нам удалось бы заплатить за операцию, и
мы  снова  ни с чем. И он продал себя, Боб. Продал все органы. Больше, чем
левое    яичко.    Всего.    Органы   высшего   качества,   принадлежавшие
двадцатидвухлетнему  мужчине нордического типа, очень дорогие. Он подписал
договор  и  его... усыпили. Сейчас части Хэта в десятке людей. Все продали
для трансплантации, и мы получили деньги. Почти миллион долларов. И попали
сюда, даже немного осталось. Вот откуда наша удача, Боб.
   Я сказал: "Прости".
   -  За что? Нам просто не везет, Боб. Хэт умер. Вилла умерла. Бог знает,
где  мой  муж  и  наш последний ребенок. А я здесь, Боб, и почти все время
тоже хочу умереть.

   Я  оставил  ее  спать  в  своей  постели  и  побрел в Центральный парк.
Позвонил  Кларе,  ее  не было, оставил ей сообщение, где я, и провел около
часа,  лежа  на  спине и глядя на зреющие ягоды шелковицы. Никого не было,
кроме  нескольких  туристов,  забежавших ненадолго до отлета корабля. Я не
обратил  на  них  внимания, не заметил даже, когда они ушли. Мне было жаль
Луизу,  жаль  всех  Форхендов,  но  особенно мне было жаль себя. У них нет
удачи,  но то, чего нет у меня, причиняло мне гораздо большую боль: у меня
нет смелости поискать, где моя удача. Больные общества выталкивают из себя
авантюристов,  как  зернышки  винограда.  Но  сами косточки мало что могут
сказать  об  этом. Вероятно, так обстояло дело с моряками Колумба или теми
пионерами,  которые  вели  свои  крытые повозки через территорию команчей.
Они, должно быть, ужасно боялись, как и я, но у них просто не было выбора.
Как и у меня. Но, Боже, как мне страшно...
   Я услышал голоса: детский голос и легкий смех Клары. Я сел.
   -  Привет,  Боб,  - сказала она, останавливаясь рядом и положив руку на
голову маленькой чернокожей девочки с пшеничными волосами. - Это Вэтти.
   - Здравствуй, Вэтти.
   Голос   мой  звучал  странно,  даже  я  это  заметил.  Клара  взглянула
внимательней и спросила: "В чем дело?"
   Я  не  мог  ответить  одной фразой, поэтому выбрал только часть ответа.
"Виллу Форхенд объявили мертвой".
   Клара  молча  кивнула.  Вэтти  пропищала: "Пожалуйста, Клара. Брось мне
мячик".  Клара бросила мяч, поймала, бросила снова, все это в ритме адажио
Врат.
   Я сказал: "Луиза хочет вылететь в рейс с премией за опасность. Я думаю,
она хочет, чтобы я... чтобы мы летели с ней".
   - Да?
   - Как ты? Дэйн что-нибудь говорил тебе?
   - Нет. Я не видела Дэйна... не знаю сколько. Он улетел сегодня утром на
одноместном.
   - Даже без прощальной вечеринки? - Я был удивлен. Она поджала губы.
   Девочка  крикнула: "Эй, мистер! Ловите!" Она бросила мяч, и он полетел,
как  воздушный  шар  к  причальной  мачте,  медленно,  но  все равно я его
упустил.  Мозг  мой был занят чем-то другим. Не сосредоточиваясь, я бросил
мяч обратно.
   Минуту спустя Клара сказала: "Боб? Прости. У меня плохое настроение".
   - Да. - Мой мозг продолжал работать.
   Она  примирительно  сказала:  "У  нас было нелегкое время, Боб. Не хочу
быть раздражительной с тобой. Я... я кое-что принесла тебе".
   Я оглянулся, она взяла мою руку и что-то положила в нее.
   Это  был  браслет  побывавшего  в полете, хичи-металл, не менее пятисот
долларов.  Я  не  мог  позволить  себе  купить  такой.  Я смотрел на него,
стараясь придумать, как ответить.
   - Боб?
   - Что?
   Голос ее звучал раздраженно. "Полагается говорить спасибо".
   -  Полагается  правдиво отвечать на вопросы. Не говорить, что не видела
Дэйна Мечникова, если провела с ним всю ночь.
   Она вспыхнула. "Ты шпионил за мной!"
   - Ты солгала мне.
   - Боб! Я тебе не принадлежу. Дэйн человек и друг.
   -  Друг!  -  рявкнул  я.  Мечников  все  что  угодно,  только  не  друг
кому-нибудь.  От  одной  мысли,  что  Клара  была с ним, все у меня в паху
переворачивалось.  Мне  это  ощущение не понравилось, потому что я не смог
определить  его.  Это  не гнев, даже не ревность. Какой-то компонент этого
чувства   оставался  неприлично  закрытым.  Я  сказал,  понимая,  что  это
нелогично, слыша, что почти вою:
   - Я тебя с ним познакомил!
   -  Это  не  дает  тебе права обладания! Ну, хорошо, - ответила Клара, -
может, я и была с ним в постели несколько раз. Это не меняет моих чувств к
тебе.
   - Это меняет мое чувство к тебе, Клара.
   Она  недоуменно  смотрела  на  меня.  "И ты смеешь это говорить! Пришел
сюда, пропахнув сексом с какой-то дешевой шлюхой!"
   Она застала меня врасплох. "В этом нет ничего дешевого. Просто утешение
человека, которому больно".
   Она рассмеялась. Смех ее звучал неприятно. За ним слышался гнев. "Луиза
Форхенд? Она и сюда пролезла".
   Маленькая  девочка  держала  мяч  и  смотрела  на нас. Я видел, что она
испугана.  Я  сказал,  стараясь  сдержать  гнев: "Клара, я не позволю тебе
делать из меня дурака".
   -  Ага!  -  сказала  она  с  отвращением  и  повернулась, чтобы уйти. Я
протянул  к  ней  руку,  она  всхлипнула и изо всех сил ударила меня. Удар
пришелся в плечо.
   Это была ошибка.
   Это  всегда  ошибка.  Дело  не  в рационализации или оправдании, дело в
сигнале.  Неверный сигнал. Волки не убивают друг друга, потому что младший
и  более  слабый  сдается.  Он ложится на спину, подставляет горло и машет
лапами,  показывая,  что  он побежден. Если бы не это, волков бы вообще не
осталось.  Почему-то  мужчины  обычно  не  убивают женщин и не забивают их
насмерть.  Не  могут. Как бы сильно ему ни хотелось ударить ее, внутренние
механизмы  сдерживают.  Но  если  женщина  допустит  ошибку, подав сигнал,
ударив первой...
   Я ударил ее изо всех сил пять раз - по лицу, по груди, по животу. Она с
плачем  упала.  Я  наклонился,  поднял  ее голову и абсолютно хладнокровно
ударил  еще  дважды.  Как  будто  танец, поставленный Богом, все абсолютно
неизбежно;  в  то  же  время  я  чувствовал,  что  дышу  так тяжело, будто
взобрался  на  гору  бегом.  Кровь  шумела  у  меня в ушах. Все затянулось
красной дымкой.
   Наконец я услышал слабый далекий плач.
   Оглянулся  и  увидел  девочку,  Вэтти.  Она  смотрела  на меня с широко
раскрытым  ртом,  по  ее  широким, пурпурно-черным щекам катились слезы. Я
шевельнулся,  чтобы подойти к ней и успокоить. Она закричала и побежала за
подпорки виноградника.
   Я  снова  повернулся  к  Кларе,  которая  садилась,  не  глядя на меня,
закрывая рукой рот. Она отняла руку и посмотрела на что-то - зуб.
   Я ничего не сказал. Не знал, что сказать, и, по правде говоря, ни о чем
не думал. Повернулся и ушел.
   Не помню, что я делал следующие несколько часов.
   Не  спал, хотя физически был крайне истощен. Некоторое время просидел в
своей  комнате.  Потом  опять вышел. Помню, с кем-то говорил: кажется, это
был   турист   с  Венеры.  Рассказал  ему,  как  удивительно  интересно  и
возбуждающе  быть  старателем.  Что-то ел в столовой. И все время думал: я
хотел  убить  Клару.  Во  мне  накопилось  столько  ярости,  и  я  даже не
подозревал об этом, пока она не спустила курок.
   Не  знаю, простит ли она меня когда-нибудь. Не был уверен в этом и даже
не  был  уверен,  что  хочу этого. Не мог представить себе, чтобы мы снова
стали любовниками. Но наконец я понял, что хочу извиниться.
   Но  ее  в  ее  квартире  не  было. Не было никого, кроме молодой полной
чернокожей  женщиной,  с  трагическим выражением лица медленно разбиравшей
вещи.  Когда  я  спросил  о  Кларе,  она  начала плакать. "Она улетела", -
всхлипывала женщина.
   - Улетела?
   -  О,  она  выглядела ужасно. Кто-то, должно быть, сильно избил ее! Она
привела  Вэтти и сказала, что больше не может о ней заботиться. Отдала мне
всю свою одежду... но что я буду делать с Вэтти, когда работаю?
   - Куда улетела?
   Женщина  подняла  голову.  "Назад на Венеру. На корабле. Он вылетел час
назад".

   Больше  я  ни  с  кем  не разговаривал. Кое-как умудрился уснуть один в
своей постели.
   Встав,  собрал  все  свое имущество: одежду, голодиски, шахматы, ручные
часы.  Браслет  хичи, который подарила мне Клара. Пошел и все продал. Снял
все  оставшееся  со  счета,  всего набралось четырнадцать сотен долларов с
небольшим. Я пошел в казино и все деньги поставил в рулетке на номер 31.
   Медленно вертелся большой шар: зеленый цвет, ноль.
   Я  пошел  в  контроль  полетов  и  записался  на  первый  же вылетающий
одноместный корабль. Спустя двадцать четыре часа я был в космосе.


        Глава 23

   Что вы на самом деле испытываете к Дэйну, Боб?
   - Что я могу к нему испытывать? Он соблазнил мою девушку.
   - Старомодный способ выражения, Боб. И ведь это произошло очень давно.
   -  Конечно. - Мне приходит в голову, что Зигфрид поступает нечестно. Он
устанавливает правила игры, но не играет по ним. Я возмущенно говорю:
   - Кончай, Зигфрид. Конечно, это случилось давно, но для меня недавно, я
никак  не  могу выбраться из этого. У меня в голове это все еще совершенно
свежее.  Разве  не  это  ты  должен делать? Вытаскивать на поверхность все
старое, чтобы я мог выбросить его и больше не мучиться?
   - Мне  все  же хотелось бы знать, почему вы считаете это совсем свежим,
Боб.
   -  Боже, Зигфрид! - У Зигфрида один из периодов глупости. Я считаю, что
он  не  может справиться с новой информацией. Если подумать, он всего лишь
машина и не может делать ничего, на что не запрограммирован. В основном он
реагирует  на  ключевые слова, разумеется, обращая некоторое внимание и на
их  значение.  А  что  касается  оттенков,  выражаемых  в  голосе,  их  он
определяет   по   сенсорам   и  по  натяжению  ремней,  которые  дают  ему
представление о степени моей мышечной активности.
   - Если бы ты был человеком, а не машиной, ты бы понял, - говорю я ему.
   - Может быть, Боб.
   Чтобы  вернуть  его  на  правильную  дорогу, я говорю: "Правда, что это
случилось давно. Не понимаю, зачем ты об этом спрашиваешь".
   -  Я  хочу разрешить противоречие, которое улавливаю в ваших словах. Вы
говорили, что не реагируете на то, что у вашей подруги Клары были интимные
отношения  с  другими мужчинами. Почему же так важно, что у нее они были с
Дэйном?
   -  Дэйн  неправильно  обращался с ней! - И, добрый Боже, это правда. Он
оставил ее застрявшей, как муху в янтаре.
   -  Это  из-за  того, как он обращался с Кларой? Или из-за чего-то между
Дэйном и вами, Боб?
   - Никогда! Никогда ничего не было между Дэйном и мной!
   - Вы сказали, что он бисексуал, Боб. А как ваш полет с ним?
   -  У  него для забав было еще двое мужчин. Не я, парень, не я, клянусь!
Не  я. Ox, - говорю я, стараясь успокоиться, чтобы проявлять только слабый
интерес  к  этой глупейшей теме. - Разумеется, он раз или два подступал ко
мне. Но я ему сказал, что это не в моем стиле.
   -  В  вашем  голосе,  Боб,  -  говорит он, - кажется, отражается больше
гнева, чем в словах.
   -  Будь  ты  проклят,  Зигфрид!  - На этот раз я сержусь по-настоящему,
признаю.  Едва  могу  говорить.  -  Не приставай ко мне со своими нелепыми
обвинениями.  Конечно,  я  позволил  ему  раз  или  два обнять меня. Но не
больше.  Ничего  серьезного.  Просто оскорблялся, чтобы провести время. Он
мне  нравился.  Рослый  красивый  парень. Становится одиноко, когда... что
это?
   Зигфрид  издает  звук,  как  будто  откашливается. Так он прерывает, не
прерывая. "Что вы сказали, Боб?"
   - Что? Когда?

   |      ОТНОСИТЕЛЬНО ЕСТЕСТВЕННОЙ СРЕДЫ ОБИТАНИЯ ХИЧИ
   |
   |      В. Знает ли кто-нибудь, как выглядел стол хичи
   |  или любой хозяйственный предмет?
   |      Профессор  Хеграмет.  Мы  даже  не  знаем, как
   |  выглядел  дом  хичи.  Не  нашли  ни одного. Только
   |  туннели.   Как  ветвящиеся  шахты  с  отверстиями,
   |  ведущими в комнаты. Они любили большие помещения в
   |  форме  веретена, заостренные с обоих концов. Здесь
   |  одно  такое,  два на Венере, вероятно, остатки еще
   |  одного на планете Пегги.
   |      В.  Я знаю, какова премия за открытие разумной
   |  жизни, но какова премия за открытие самих хичи?
   |      Профессор  Хеграмет. Вы только найдите одного.
   |  А потом называйте свою цену.

   - Когда говорили, что между вами ничего серьезного не было.
   -  Боже, не знаю, что я сказал. Ничего серьезного не было, вот и все. Я
просто забавлялся, чтобы провести время.
   - Вы не использовали слово "забавлялся", Боб.
   - Нет? А какое слово я использовал?
   - Вы сказали: "я оскорблялся". Боб.
   Я  настораживаюсь.  Чувствую  себя  так, будто неожиданно обмочился или
обнаружил,  что у меня расстегнута ширинка. Выхожу из своего тела и смотрю
на свою голову.
   - Что значит "оскорблялся", Боб?
   -  Послушай, - говорю я, смеясь, на меня это подействовало, - настоящая
фрейдистская   оговорка,   правда?   Вы,  парни,  очень  внимательны.  Мои
поздравления твоим программистам.
   Зигфрид  не  отвечает  на мое вежливое замечание. Ждет, чтобы я немного
потомился.
   -  Хорошо,  -  говорю  я. Чувствую себя очень открытым и уязвимым, живя
моментом  так,  будто  он  длится  вечно,  как  у  Клары,  застрявшей в ее
мгновенном и бесконечном падении.
   Зигфрид  негромко  говорит: "Боб. Когда вы мастурбировали, у вас бывали
фантазии о Дэйне?"
   - Я это ненавидел, - говорю я.
   Он ждет.
   -  Ненавидел себя за это. Точнее, не ненавидел. Скорее презирал. Бедный
сукин  сын,  я,  с  вывертами, отвратительный, трепал свою плоть и думал о
том, как переспать с любовником своей девушки.
   Зигфрид  ждет  еще  немного.  Потом  говорит:  "Мне  кажется, вы хотите
плакать, Боб".
   Он прав, но я ничего не отвечаю.
   - Хотите поплакать? - приглашает он.
   - Мне этого хотелось бы.
   - Тогда почему бы вам не поплакать, Боб?
   - Я бы хотел, - говорю я. - К несчастью, не знаю как.


        Глава 24

   Я поворачивался, собираясь уснуть, когда заметил, что цвета на курсовой
системе  хичи  меняются. Шел пятьдесят пятый день полета, двадцать седьмой
после  поворотного  пункта.  Все пятьдесят пять дней цвета были розовые по
всей  панели.  Теперь  появились  чисто  белые  участки,  они  все  росли,
сливались.
   Я прибываю. Что бы меня там ни ждало, я прибываю. Мой маленький корабль
-  этот вонючий скучный гроб, о стены которого я бился почти два месяца, в
котором  разговаривал  с  собой,  играл с собой, уставал от себя, - шел со
скоростью  меньше  световой.  Я всмотрелся в видовой экран, который теперь
находился   "внизу",   потому  что  моя  скорость  уменьшалась,  и  ничего
необычного  не  увидел. Да, звезда. Много звезд, рисунок их мне совершенно
незнаком:  с  полдюжины голубых - от яркого до болезненно яркого: красная,
более  интересная  своим оттенком, чем светимостью. Гневный красный уголь,
не ярче Марса, видимого с Земли, но цвет более глубокий и неприятный.
   Я заставил себя заинтересоваться.
   Это  было нелегко. После двух месяцев отрицания всего окружающего - оно
либо  наскучило,  либо  угрожало  -  трудно  было  переключиться на другое
настроение.  Я включил сферический сканер, и корабль начал поворачиваться,
подставляя под анализаторы разные участки неба.
   И почти тут же вернулся сильный близкий сигнал.
   Пятьдесят  пять дней скуки и истощения мгновенно забылись. Что-то очень
значительное  и  очень  близкое.  Я  забыл,  что  хотел спать. Скорчился у
экрана,  держась  за  него  руками и ногами, и увидел: на экране показался
какой-то  прямоугольный  объект.  Он все время увеличивался: Чистый металл
хичи! Форма неправильная, с круглыми утолщениями на плоских сторонах.
   Количество   адреналина   в  крови  все  увеличивалось,  перед  глазами
заплясали сахарные леденцы. Я заставил себя заняться сканером. Нет вопроса
-  очень  значительное  открытие.  Вопрос  в  том, насколько значительное.
Может,   исключительно!   Может,   целая   новая   планета  Пегги  в  моем
распоряжении,  и  доход  в  миллионы  долларов  ежегодно на всю оставшуюся
жизнь!   А   может,   только  пустой  корпус.  Может  -  об  этом  говорит
прямоугольная форма - самый дикий сон, по-настоящему большой корабль хичи,
в  который можно войти и лететь куда угодно, везя с собой тысячу человек и
миллион  тонн  груза!  Все  возможно, и даже если все не так, если все эти
ожидания  не  оправдаются,  если  это всего лишь пустой корпус, достаточно
одной вещи внутри него, одной безделушки, одного прибора, одной штуковины,
которую  никто  раньше  не  находил,  которую  можно разобрать и заставить
действовать на Земле...
   Я  споткнулся  и  разбил  костяшки пальцев о спираль, которая светилась
теперь мягким золотым светом. Пососал кровь и понял, что корабль движется.
   Но  он не должен двигаться! Он не запрограммирован для этого. Он должен
вынырнуть  на  орбите  и  висеть  там, дожидаясь, пока я осмотрюсь и приму
решение.
   Я  в  смятении  осмотрелся.  Прямоугольный  корпус  находился  точно  в
середине  экрана  и  оставался  на месте; корабль прекратил автоматическое
сферическое  сканирование.  Я  с опозданием услышал рев двигателей шлюпки.
Они меня и двигали; корабль направлялся к прямоугольнику.
   А над сидением пилота горел зеленый свет.

   |      ОТЧЕТ О ПОЛЕТЕ
   |
   |      Корабль  3-104, рейс 031 В18. Экипаж Н. Ахойя,
   |  Ц. Захарченко, Л. Маркс.
   |
   |      Время  до  цели  119  дней  4 часа. Позиция не
   |  определена.     Очевидно,    вне    галактического
   |  скопления, в пылевом облаке. Идентификация внешних
   |  галактик сомнительна.
   |
   |      Резюме.   Мы   не   нашли  ни  следа  планеты,
   |  артефакта  или пригодного для высадки астероида на
   |  доступном для сканера расстоянии. Ближайшая звезда
   |  на   расстоянии   примерно   1,7  светового  года.
   |  Предположительно  то,  что  тут  ранее находилось,
   |  уничтожено.  Системы  жизнеобеспечения на обратном
   |  пути начали выходить из строя, и Ларри Маркс умер.

   Но  это  неправильно!  Зеленый  свет установлен на Вратах людьми. Он не
имеет  никакого  отношения  к  хичи;  обычное  старое  радио,  кто-то меня
вызывает.  Кто?  Кто  может  находиться  рядом  с  моим  совершенно  новым
открытием?
   Я  включил  установку  РСМ  (радиопереговоры  между судами) и закричал:
"Алло!"
   Послышался  ответ. Я его не понял: похоже на какой-то иностранный язык,
может  быть,  китайский.  Но  говорил  человек.  "Говорите по-английски! -
закричал я. - Кто говорит?"
   Пауза. Потом другой голос: "А вы кто?"
   - Меня зовут Боб Броудхед, - выпалил я.
   - Броудхед? - Смесь нескольких голосов. Затем снова по-английски:
   -  В  наших  документах  нет никакого старателя по имени Броудхед. Вы с
Афродиты?
   - А что такое Афродита?
   - О, Боже! Кто вы? Послушайте, это контроль Врат-2, и у нас нет времени
на розыгрыши. Назовитесь!
   Врата-Два!
   Я  выключил радио и лег в гамак, глядя, как плита вырастает все больше,
не  обращая  внимания  на  требовательный зеленый свет. Врата-Два? Нелепо!
Если  бы  я хотел попасть на Врата-Два, я летел бы обычным курсом и платил
бы   проценты   за  все  найденное.  Летел  бы  как  турист  по  стократно
проверенному  маршруту. Я не сделал этого. Я взял никем не испытанный курс
на  свой  риск. И я все испытал, испытывал страх во все эти пятьдесят пять
дней полета.
   Это несправедливо!
   Я потерял голову. Бросился к селектору курса и наобум повернул колеса.
   Я  не  мог  принять  свою  неудачу. Я должен был что-нибудь найти. Я не
должен находить всем давно известное, вообще без всякой премии.
   Но  то,  что  я  сделал,  вызвало  еще  большую  неудачу.  Панель  ярко
осветилась желтой вспышкой. И затем все огни погасли.
   Прекратился шум моторов шлюпки.
   Исчезло  ощущение  движения.  Корабль  был  мертв. Ничего не двигалось.
Ничего не работало, ничего, даже система охлаждения.
   К тому времени, как Врата-Два выслали мне на выручку корабль, я потерял
сознание  от  теплового  удара:  температура  в  корабле  была 75 градусов
Цельсия.
   На  Вратах горячо и влажно. На Вратах-Два так холодно, что мне пришлось
занимать  куртку,  перчатки  и теплое нижнее белье. У Врат-Два вкус ржавой
стали.  Врата ярко освещены, в них много шума и людей. На Вратах-Два почти
не  слышно  звуков; кроме меня здесь семь человек. Хичи оставили Врата-Два
незаконченными.  Некоторые  туннели  кончаются  голой  скалой,  и их всего
несколько десятков. Никто не сажал еще здесь растительность, и весь воздух
получают   химическим  путем.  Парциальное  давление  кислорода  ниже  150
миллибар,  а  остальную  часть атмосферы составляет азотно-гелиевая смесь,
давление  не  выше  половины нормального земного, голоса в такой атмосфере
звучат высоко, и первые несколько часов у меня перехватывало дыхание.
   Человек,  который  помог  мне  выбраться  из шлюпки и укутал от холода,
оказался  смуглым  рослым марсиано-японцем по имени Норио Итуно. Он уложил
меня  в  свою  постель,  напоил и дал отдохнуть с час. Я задремал, а когда
проснулся, он сидел рядом, глядя на меня с интересом и уважением. Уважение
относилось  не  к  человеку,  который  прикончил корабль стоимостью в пять
миллионов долларов. А интерес к идиоту, который это сделал.
   - Мне кажется, у меня неприятности, - сказал я.
   -  Пожалуй, да, - согласился он. - Корабль мертв. Никогда раньше ничего
подобного не видел.
   - Я не знал, что корабль хичи может так умереть.
   Он  пожал  плечами.  "Вы сделали кое-что оригинальное, Броудхед. Как вы
себя чувствуете? - Я сел, собираясь ему ответить, и он кивнул. - Мы сейчас
очень  заняты. Вам придется несколько часов самому заботиться о себе, если
сможете. Ладно? Потом я устрою для вас вечеринку".
   - Вечеринка! - Вот уж о чем я совсем не думал. - За что?
   -  Не  каждый  день встречаешь такого, как вы! - восхищенно сказал он и
оставил меня наедине с моими мыслями.
   Мысли мои мне не понравились, и немного погодя я встал, надел перчатки,
застегнул  куртку  и  начал  осматриваться.  Осмотр  продолжался  недолго;
особенно  смотреть было нечего. С нижних уровней доносились звуки какой-то
деятельности,  но  эхо  в  кривых  коридорах распространялось странно, и я
никого  не  встретил.  На Вратах-Два не бывает туристов, поэтому здесь нет
ночного  клуба  и  казино, нет ресторанов... я не смог найти даже туалета.
Прошло  какое-то время, и вопрос о туалете становился все настоятельнее. Я
рассудил,  что что-то в этом роде должно быть поблизости от комнаты Итуно,
и  вернулся туда, но это не помогло. Вдоль коридоров был ряд помещений, но
все  они  не  закончены.  В  них  никто  не  жил  и никто не позаботился о
канализации.

   |      Дорогой Голос Врат.
   |
   |      Являетесь   ли   вы   разумным  человеком  без
   |  предрассудков?  Докажите  это, прочитав мое письмо
   |  до   конца,  прежде  чем  примете  решение  о  его
   |  содержании.   На   Вратах   тринадцать  населенных
   |  уровней.  На  каждом из тринадцати общих помещений
   |  по  тринадцать  жильцов  (пересчитайте  сами).  Вы
   |  думаете,  мое письмо просто глупое суеверие? Тогда
   |  сами  посмотрите  на  доказательства. Рейсы 83-20,
   |  84-1  и 84-10 (для чего добавляют эти цифры?) были
   |  все   объявлены   пропавшими   в   списке   86-13!
   |  Корпорация  Врат, проснись! Пусть скептики и ханжи
   |  насмехаются.  Человеческие  жизни зависят от вашей
   |  готовности   подвергнуться  насмешкам.  Ничего  не
   |  мешает  исключить  ОПАСНЫЕ ЧИСЛА из всех программ.
   |  Нужна только храбрость!
   |
   |      М. Глойнер, 88-331

   Не лучший мой день.
   Найдя наконец туалет, я минут десять гадал, как он смывается, и оставил
бы  его  неприлично  грязным,  если бы не услышал чьи-то шаги снаружи. Там
стояла в ожидании полная женщина небольшого роста.
   - Не знаю, как смыть, - извинился я.
   Она  осмотрела  меня  с  головы  до  ног. "Вы Броудхед, - заявила она и
добавила:
   - Почему вы не отправляетесь на Афродиту?"
   -  А  что  такое  Афродита...  нет, погодите. Сначала как смывается эта
штука? А потом об Афродите.
   Она  указала  на  кнопку  на краю двери. Я считал ее включателем света.
Когда  я  коснулся  ее,  дно  глубокого  сосуда  без  единого  шва  начало
светиться,  и  через  десять  секунд на нем был лишь пепел, а потом вообще
ничего.
   - Подождите меня, - приказала она, скрываясь внутри. Выйдя, она сказала:
   - Афродита - это деньги, Броудхед. А вам они понадобятся.
   Я  позволил  ей  взять  меня за руку и повести. Я начинал понимать, что
Афродита  - это планета. Новая планета, ее открыл корабль с Врат-Два всего
сорок  дней назад. Большая планета. "Конечно, придется заплатить проценты,
-  сказала  она.  -  И  пока  что  там ничего особенного не нашли, обычные
отбросы  хичи.  Но  там нужно обследовать тысячи квадратных миль, а первая
группа  старателей  с  Врат  явится  только  через  несколько  месяцев. Мы
послали;  сообщение  только  сорок дней назад. Есть опыт работы на горячих
планетах?"
   - Опыт работы на горячих планетах?
   - Приходилось ли бывать на горячих планетах? - объяснила она, опускаясь
в шахту.
   -  Нет. Кстати, у меня вообще никакого опыта нет. Один полет. Пустой. Я
даже не высаживался.
   -  Жаль,  -  сказала  она.  -  Впрочем  особенно тут нечему учиться. Вы
знаете,  на  что  похожа  Венера? Афродита лишь немного хуже. Звезда у нее
очень горячая, и под прямое освещение попадать нельзя. Но туннели хичи под
поверхностью. Если найдете, забираетесь туда.
   - А каковы шансы найти?
   -  Ну,  -  задумчиво  ответила она, отцепляясь от кабеля и ведя меня по
туннелю, - может, не так уж велики. В конце концов вы ведь, пока ищете, на
открытой  местности.  На Венере используют бронированные воздушные лодки и
все  герметически  изолируют,  так  что  там никаких проблем. Но здесь они
возможны,  -  признала она. - Но не очень много старателей погибает. Около
одного процента.
   - А какой процент погибает на Афродите?
   -  Больше  одного.  Да,  больше. Приходится пользоваться шлюпкой вашего
корабля,  а  она,  конечно,  не  такая  мобильная  - особенно на планете с
поверхностью,  как  расплавленная  сера, и с ветрами, как ураганы, - когда
они легкие.
   - Очаровательно, - сказал я. - Почему же вы не там?
   - Я? Я пилот-перевозчик. Через десять дней, как только все погрузят или
кто-нибудь будет возвращаться, я лечу на Врата.
   - Я хочу вернуться прямо сейчас.
   -  Черт  возьми,  Броудхед!  Вы разве не понимаете, в какой вы беде? Вы
нарушили правила, изменив установку курса. Вас судить будут.
   Я тщательно обдумал это. Потом сказал: "Спасибо, но я рискну".
   -  Вы  не  поняли?  На  Афродите  гарантированы находки хичи. Вы можете
сделать сотню вылетов и ничего подобного не найти.
   - Милая, - сказал я, - я не могу сделать сотню вылетов. Не знаю, хватит
ли  у  меня  духу и на один. Мне кажется, что на возвращение на Врата духу
хватит. А больше я ничего не знаю.

   В  целом  я  пробыл  на  Вратах-Два  тринадцать  дней.  Эстер Бегровиц,
пилот-перевозчик,  все  время старалась уговорить меня лететь на Афродиту.
Наверно,  не  хотела, чтобы я занимал место ценного груза на обратном пути
на  Врата.  Остальным  было  все  равно. Все считали меня сумасшедшим. Для
Итуно,  который  был  старшим  на  Два, я оказался проблемой. Технически я
попал туда незаконно, за содержание я не заплатил ни полушки и платить мне
было  нечем.  Он был вполне вправе выбросить меня в космос без костюма. Он
решил  проблему,  поставив  меня  на  погрузку  не самого ценного груза на
пятиместный корабль Эстер. В основном это были молитвенные веера и образцы
с Афродиты для последующего анализа. Это заняло два дня, потом он назначил
меня  старшим  мальчиком на побегушках у троих, переделывавших костюмы для
исследователей  Афродиты.  Им  приходилось использовать факелы хичи, чтобы
хоть  немного  смягчить  металл  костюмов,  но  мне  факелы  не  доверяли.
Требуется  два  года,  чтобы  обучить  человека  управлять факелом хичи на
близком  расстоянии.  Но  мне  позволялось  подносить им костюмы и полоски
металла   хичи,   подавать  инструменты,  бегать  за  кофе...  и  надевать
законченные костюмы и выходить в космос, проверяя, не протекают ли они.

   |  Мы запах ваш чуем, попав в Орион,
   |  И Псы нас ведут по следу.
   |  И Андромеда, и Крес, Процион -
   |  Все нам сулят победу.
   |  С разных концов мира людей
   |  Все разных вер и обычаев
   |  Уходим мы в вечность с грузом надежд,
   |  Что вас, заблудших, отыщем.
   |  О, Хичи...

   Ни один из них не протекал.
   На  двенадцатый  день  прибыли  два  пятиместных  корабля  с  Врат; они
привезли   счастливых   оживленных   старателей   с   никому   не   нужным
оборудованием.  Известие  об  Афродите  еще  не  дошло  до Врат, и поэтому
новички  не  знали, что им понадобится. Чисто случайно среди них оказалась
молодая  девушка  с  научным  заданием,  она  училась  раньше у профессора
Хеграмета   и   должна  была  провести  антропометрические  наблюдения  на
Вратах-Два.  Своей  властью Итуно переадресовал ее на Афродиту и объявил о
совместной  приветственно-прощальной  вечеринке.  Десять новоприбывших и я
превышали  количество  хозяев:  но  если хозяева уступали в количестве, то
превзошли  в объеме выпитого, и вечеринка получилась хорошая. Я чувствовал
себя  знаменитостью.  Новички  не  могли  пройти  мимо  того  факта, что я
прикончил корабль хичи, а сам выжил.
   Мне было почти жаль улетать... не говоря уже о том, что очень страшно.
   Итуно  налил мне на три пальца рисового виски в стакан и произнес тост.
"Жаль,  что  вы  улетаете,  Броудхед, - сказал он. - Не передумаете? У нас
пока больше бронированных кораблей и костюмов, чем старателей, но не знаю,
как долго это будет продолжаться. Если передумаете, вернувшись..."
   - Я не передумаю.
   -  Банзай!  - сказал он и выпил. - Слушайте, не знаете ли вы старика по
имени Бакин?
   - Шики? Конечно. Он мой сосед.
   -  Передайте ему привет, - сказал он, снова наливая. - Отличный парень,
вы  мне  чем-то  напомнили  его.  Я  был с ним, когда он потерял ноги: его
зажало  в шлюпке, когда нам пришлось сбрасывать груз. Чуть не умер. К тому
времени,  как  мы его доставили на Врата, он весь распух, и несло от него,
как из ада. Нам пришлось отрезать ему ноги. Я сам это сделал.
   -  Да,  он  отличный  парень,  -  подтвердил  я,  приканчивая выпивку и
протягивая стакан за новой порцией. - Эй. Что значит, я напоминаю вам его?
   -  Он  тоже  не  может  решиться, Броудхед. У него денег достаточно для
Полной  медицины,  но он не может решиться потратить их. Если бы потратил,
мог получить ноги и снова вылететь. Но тогда у него ничего не останется. И
он остается калекой.
   Я  поставил стакан. Больше мне не хотелось пить. "Пока, Итуно, - сказал
я. - Иду спать".

   |      ОБЪЯВЛЕНИЯ
   |
   |      Тенистый  широколистник,  выращенный вручную и
   |  свернутый. Два доллара сигарета. 87-307.
   |
   |      Нынешнее  местонахождение  Агосто  Т. Агнелли.
   |  Позвоните  службе безопасности Врат для Интерпола.
   |  Награда.
   |
   |      Публикация  рассказов  и стихотворений. Лучший
   |  способ  сохранить  воспоминания  для  ваших детей.
   |  Удивительно низкая цена. 87-349.
   |
   |      Кто-нибудь  из  Питтсбурга или Падьюки? Скучаю
   |  по родине. 88-226.

   Большую часть обратного пути я писал письма Кларе, не зная, отправлю ли
их.  Больше  делать было нечего. Эстер оказалась удивительно сексуальной -
для такой полной женщины определенного возраста. Но наступает время, когда
это  уже  не  занимает,  а  со всем тем грузом, которым был забит корабль,
больше  ни  для  чего  места не оставалось. Дни проходили одинаково; секс,
письма, сон... и беспокойство.
   Беспокойство  из-за  того,  что  Шики Бакин хотел оставаться калекой; и
беспокойство, почему я сам этого хочу.


        Глава 25

   Зигфрид говорит: "У вас усталый голос, Боб". Что ж, это вполне понятно.
Уикэнд  я провел на Гавайях. У меня часть денег вложена здесь в туристский
бизнес,  так  что  мне  это  почти  ничего не стоит. Два прекрасных дня на
Большом  острове,  по  утрам  встречи  с  акционерами, а днем - с одной из
прекрасных девушек островов - на пляже или в катамаране с прозрачным дном,
сквозь  которое  видны  спокойно  плывущие  и  дожидающиеся крошек большие
манты. Но по возвращении приходится преодолевать все эти временные зоны, и
я чувствовал усталость.
   Но только Зигфриду нужно услышать не это. Ваша физическая усталость его
не  интересует.  Его  не  заботит  ваша  сломанная  нога.  Он хочет только
услышать, как во сне вы спали со своей матерью.
   Я  говорю  ему об этом. Говорю: "Да, я устал, Зигфрид, но хватит ходить
вокруг да около. Давай прямо к эдиповому комплексу - насчет мамы".
   - А у вас он есть, Бобби?
   - А разве его нет у каждого?
   - Хотите поговорить о нем, Бобби?
   - Не особенно.
   Он  ждет,  и  я тоже жду. Зигфрид опять поработал, и теперь его кабинет
напоминает  сорокалетней давности комнату мальчишки. Голограмма скрещенных
весел на стене. Фальшивое окно с фальшивым видом на горы Монтаны в снежную
бурю.  Полка  с  мальчишескими книгами-голограммами: "Том Сойер", "Забытая
раса Марса" - остальные названия не могу прочесть. Все очень по-домашнему,
все очень напоминает дом, но не мой: моя комната в детстве была маленькая,
узкая, ее почти всю занимал старый диван, на котором я спал.
   - Знаете ли вы, о чем хотите говорить, Роб? - мягко проверяет Зигфрид.
   -  Держу пари. - Потом я передумываю. - Нет. Не уверен. - На самом деле
я  знаю.  Мне тяжело пришлось по пути назад с Гавайев, очень тяжело. Полет
пятичасовой.  Половину  этого  времени  я  провел  в  слезах.  Забавно.  В
самолете,  летящем  на  восток,  рядом  со  мной  сидела  чудесная девушка
хапи-хаоле.  Я  сразу решил познакомиться с ней получше. И стюардесса была
та же, с которой я летел сюда, и с ней я уже познакомился получше.
   И  вот  я сидел в салоне первого класса СРС (сверхзвукового реактивного
самолета),  стюардесса  приносила  напитки,  я болтал со своей хорошенькой
соседкой хапи-хаоле. И - как только девушка начинала дремать или уходила в
туалет,   а  стюардесса  смотрела  в  другую  сторону,  -  меня  разрывали
молчаливые, ужасные, мучительные рыдания.
   Но  стоит  кому-нибудь  взглянуть  в мою сторону - я опять улыбающийся,
оживленный, богатый.
   - Не хотите ли сказать, что вы чувствуете именно в эту секунду. Боб?
   - Хотел бы, Зигфрид, если бы знал.
   -  Вы  на  самом  деле не знаете? Не можете вспомнить, что было в вашей
голове только что, когда вы молчали?
   - Конечно, могу. - Я некоторое время не решаюсь, потом говорю:
   -  О,  дьявол,  Зигфрид,  я  просто ждал, чтобы меня утешили. Я кое-что
понял  накануне,  и мне было больно. О, ты не поверишь, как было больно. Я
плакал, как ребенок.
   - Что же вы поняли, Бобби?
   -  Я  пытаюсь тебе рассказать. Относительно... ну, отчасти относительно
матери.  Но  также...  относительно  Дэйна  Мечникова. У меня были... были
эти...
   - Я думаю, вы пытаетесь рассказать что-то относительно фантазий - у вас
анальный секс с Мечниковым, Боб. Верно?
   - Да. Как ты все хорошо помнишь, Зигфрид. Плакал я о маме. Отчасти...
   - Вы уже говорили мне об этом, Боб.
   -  Верно.  -  И я закрываюсь. Зигфрид ждет. Я тоже жду. Вероятно, хочу,
чтобы  меня  еще  уговаривали,  и  некоторое время спустя Зигфрид идет мне
навстречу.
   -  Посмотрим,  не  могу  ли  я  вам  помочь, Боб, - говорит он. - Какое
отношение  друг  к  другу  имеют  ваши  слезы  о матери и ваши фантазии об
анальном сексе с Дэйном Мечниковым?
   Я  чувствую,  что  внутри  у  меня что-то происходит. Как будто влажное
мягкое  содержимое  груди  начинает  пузыриться в горле. Я чувствую это по
голосу.   Он   был  бы  дрожащим  и  ужасно  жалким,  если  бы  я  его  не
контролировал.  Но  я его контролирую, хотя отлично знаю, что такое утаить
от  Зигфрида невозможно; он получает информацию от датчиков и может судить
о том, что происходит со мной, по напряжению мышц и влажности ладоней.
   Но  тем  не  менее  я  пытаюсь.  Тоном учителя биологии, препарирующего
лягушку, я говорю: "Видишь ли, Зигфрид, мама любила меня. Я это знал. И ты
знаешь.  Проявление  логики;  у нее просто не было выбора. И Фрейд однажды
сказал,  что ни один мальчик, уверенный в любви своей матери, не вырастает
невротиком. Только..."
   -  Пожалуйста, Робби, это не вполне верно, к тому же вы философствуете.
Но вам совсем не нужны эти преамбулы. Вы увертываетесь, верно?
   В  другое  время  я за это вырвал бы у него его цепи, но на этот раз он
правильно  оценил  мое  настроение.  "Хорошо. Но я на самом деле знал, что
мама  меня  любит.  Она  ничего  не  могла  с  этим  поделать!  Я  был  ее
единственным  ребенком.  Отец  умер  -  не  прочищай горло, Зигфрид, я уже
подхожу.  Было  логически  необходимо,  чтобы она любила меня, и я понимал
это,  никаких сомнений у меня не было, но она об этом никогда не говорила.
Ни разу".
   -  Вы хотите сказать, что никогда за всю жизнь вы не слышали от нее: "Я
тебя люблю, сын"?

   |      ОТЧЕТ О ПОЛЕТЕ
   |
   |      Корабль аЗ-77, рейс 036В51. Экипаж Т. Паррено,
   |  Н. Ахойя. Е. Нимкин.
   |
   |      Время  до  цели  5  дней  14  часов. Позиция -
   |  окрестности Альфа Центавра А.
   |      Резюме.  Планета земноподобная, покрыта густой
   |  растительностью.        Цвет        растительности
   |  преимущественно желтый. Атмосфера очень напоминает
   |  смесь  хичи. Планета теплая, полярных шапок нет, и
   |  средняя  температура  примерно  такая  же,  как на
   |  земном  экваторе.  Не зарегистрированы ни животная
   |  жизнь,  ни  подписи  (метан  и  прочее). Некоторые
   |  растения хищные, они очень медленно передвигаются,
   |  переставляя    выступающие    части   лозоподобных
   |  отростков,  потом подтягиваются и переносят корни.
   |  Максимальная     измеренная     скорость    такого
   |  передвижения  -  примерно  два  километра  в  час.
   |  Никаких  артефактов. Паррено и Нимкин высадились и
   |  вернулись с образцами растительности, но умерли от
   |  токсико-дендроноподобной   реакции.  На  их  телах
   |  образовались  огромные  волдыри.  Начались сильные
   |  боли,  зуд, они начали задыхаться, вероятно, из-за
   |  накопившейся  в легких жидкости. Я не принес их на
   |  корабль.  Не  открывал  шлюпку.  Отцепил  шлюпку и
   |  вернулся без нее.
   |      Оценка  Корпорации.  Обвинения против Н. Ахойя
   |  не выдвинуты с учетом его репутации в прошлом.

   -  Нет!  -  кричу я. Потом снова овладеваю собой. - Во всяком случае не
прямо.  Однажды - мне было восемнадцать лет, и я спал в соседней комнате -
я  слышал,  как  она  говорила  подругам, что я замечательный ребенок. Она
гордится  мной. Не помню, что именно я сделал; получил награду или работу,
но она гордилась мной и любила меня, и так и сказала... Но не мне.
   - Пожалуйста, продолжайте. Боб, - немного погодя говорит Зигфрид.
   -  Я  и продолжаю. Дай мне минутку. Больно! Вероятно, это можно назвать
основной болью.
   -  Пожалуйста,  не  ставьте  себе  диагноз, Боб. Просто говорите. Пусть
выходит наружу.
   -  О,  дерьмо!
   Я  тянусь  за  сигаретой и застываю. Это обычно хорошо действует, когда
мне  туго  приходится с Зигфридом, потому что почти всегда вовлекает его в
спор, не пытаюсь ли я облегчить напряжение, вместо того чтобы справиться с
ним.  Но на этот раз я испытываю такое отвращение к себе, к Зигфриду, даже
к своей матери... Я хочу покончить с этим. "Послушай, Зигфрид, вот как это
было.  Я  очень любил маму и знаю - знал! - что она меня любила. Но она не
очень хорошо показывала это".
   Неожиданно я осознаю, что держу в руках сигарету, перекатываю в пальцах
и  даже не зажигаю. Удивительно, но Зигфрид никак не прокомментировал это.
Я  продолжаю.  "Она  мне  этого  не  говорила.  И  не только это. Странно,
Зигфрид,  но, знаешь, я не могу вспомнить, чтобы она касалась меня. Ну, не
совсем...  Иногда  она  меня целовала на ночь. В макушку. И помню, она мне
рассказывала сказки. И всегда была рядом, когда я в ней нуждался. Но..."
   Мне приходится остановиться на мгновение, чтобы справиться с голосом. Я
глубоко  вдыхаю,  ровно  выдыхаю  через  нос, сосредоточившись на процессе
дыхания.
   -  Но, видишь ли, Зигфрид, - говорю я, репетируя про себя слова и очень
довольный  их  ясностью и уравновешенностью, - она не часто притрагивалась
ко  мне.  Кроме одного обстоятельства. Когда я болел. А я часто болел. Все
на  шахтах  болеют:  постоянные насморки, болезни кожи. Она давала мне все
необходимое.  Всегда  была  рядом. Всегда: работала и заботилась обо мне в
одно и то же время. И когда я заболевал, она...
   Немного погодя Зигфрид говорит: "Продолжайте, Робби. Скажите это".
   Я пытаюсь, но не получается, и он говорит:
   -  Просто скажите, как можете. Избавьтесь. Не беспокойтесь о том, пойму
ли я, имеет ли это смысл. Просто избавьтесь от слов.
   - Ну, она измеряла мне температуру, - объясняю я. - Понимаешь? Совала в
меня термометр. И держала меня, знаешь, сколько времени нужно, три минуты.
А потом доставала термометр и смотрела на него.
   Я  на  краю  вопля. Хочу начать, но прежде хочу довести до конца. Почти
сексуальное  ощущение. Как будто принимаешь решение о женщине и не хочешь,
чтобы  она  слишком  тебя  занимала,  но  все  равно  начинаешь. Я пытаюсь
справиться  с  голосом,  чтобы он не подвел меня, пока я не кончу. Зигфрид
молчит, и немного погодя я нахожу слова:
   -  Знаешь что, Зигфрид? Забавно. Всю жизнь... сколько прошло с тех пор?
Сорок лет? И тогда и теперь у меня сумасшедшее представление, что любовь -
это когда что-то в тебя вставляют, а потом вытаскивают.


        Глава 26

   Пока  я  отсутствовал,  на Вратах произошли большие изменения. Повысили
плату   за   суточное   содержание.   Корпорация   хотела   избавиться  от
прихлебателей,  вроде  Шики  или меня. Плохая новость - рассчитывал на три
оплаченных  недели,  оказалось всего десять дней. Появилось много ученых с
Земли:   астрономов,  ксенотехников,  математиков.  Прилетел  даже  старый
профессор Хеграмет; весь в синяках от старта, он бойко бегал по туннелям.
   Но  Оценочная  комиссия не изменилась, и я был приколот к скамье, а моя
старая  знакомая  Эмма объясняла, какой я глупец. На самом деле докладывал
мистер Сен, Эмма только переводила. Но мне ее перевод понравился.
   -  Я предупреждала вас, Броудхед. Вам следовало прислушаться. Почему вы
изменили установку курса?
   -  Я уже говорил. Обнаружив, что я на Вратах-Два, я просто не мог этого
вынести. Хотел отправиться куда-нибудь еще.
   - Чрезвычайно глупо с вашей стороны, Броудхед.
   Я  посмотрел  на  Сена.  Он  висел на стене, прицепившись воротником на
крюк,  улыбался,  сложив  руки.  "Эмма, - сказал я, - делайте, что хотите,
только отцепитесь от меня".
   Она  радостно  ответила:  "Я  и  делаю,  что хочу, Броудхед, потому что
должна  это делать. Это моя работа. Вы знали, что изменять установку курса
запрещено".
   - Кем запрещено? Я застрял в том корабле.
   - В правилах сказано, что нельзя уничтожать корабль, - объяснила она. Я
не  ответил,  она  сделала что-то вроде перевода для мистера Сена, который
серьезно  выслушал,  поджал  губы и произнес две аккуратных фразы на языке
мандаринов. Можно было расслышать даже знаки препинания.
   -  Мистер Сен говорит, - сказала Эмма, - что вы весьма безответственная
личность.  Вы  уничтожили  невосполнимое оборудование. Оно не принадлежало
вам.  Оно  принадлежало  всему  человечеству.  - Он произнес еще несколько
предложений, и она закончила:
   -  Мы  не  можем  окончательно  судить о вашей ответственности, пока не
получим  дополнительной  информации  о степени урона, нанесенного кораблю.
Мистер  Итуно  обещал при первой же возможности произвести полную проверку
корабля.  Ко времени его доклада в полете находились два ксенотехника. Они
должны  отправиться  на  Афродиту.  Сейчас  они  уже  на  Вратах-Два, и их
заключение,  вероятно, прибудет с очередным пилотом-перевозчиком. Тогда мы
снова пригласим вас.
   Она  замолчала,  глядя  на  меня,  и  я  понял, что встреча окончилась.
"Большое спасибо", - сказал я и оттолкнулся в сторону двери. Она позволила
мне долететь до нее, прежде чем сказала:
   -  Еще  одно.  В  докладе  мистера Итуно сообщается, что вы работали на
погрузке  и  изготовлении костюмов на Вратах-Два. Он установил вам плату -
сейчас  взгляну - двадцать пять сотен долларов. Ваш пилот-перевозчик Эстер
Берговиц  перевела  на  ваш  счет  один  процент  своей  оплаты за услуги,
оказанные в полете; соответственно произведены изменения в вашем счете.
   - У меня не было контракта с ней, - удивленно сказал я.
   -  Не  было.  Но  она  считает,  что  должна поделиться с вами. Немного
поделиться,  разумеется. Хотя, - она снова посмотрела в бумаги, - двадцать
пять  сотен  плюс  пятьдесят  пять  сотен  - всего получается восемь тысяч
долларов на вашем счету.

   |      ОТЧЕТ О ПОЛЕТЕ
   |
   |      Корабль 1-103, рейс 022В18.
   |      Экипаж Дж.Геррон.
   |
   |      Время  до  цели  107 дней 5 часов. Примечание:
   |  время обратного пути 103 дня 15 часов.
   |
   |      Извлечение  из журнала: "На 84 день полета, на
   |  6-ом   часу   инструмент   Q  начал  светиться,  и
   |  наблюдалась    необычная   активность   огней   на
   |  контрольном  табло.  В  то же самое время я ощутил
   |  изменение   в   направлении   толчка   двигателей.
   |  Примерно  с час продолжались изменения, затем свет
   |  Q погас и все пошло как обычно".
   |
   |      Предположение:  Курс  был  изменен  для  того,
   |  чтобы   избежать   столкновения   с   какой-нибудь
   |  опасностью,  может,  звездой  или  другим небесным
   |  телом.  Рекомендован компьютерный поиск в журналах
   |  аналогичных происшествий.

   Восемь тысяч долларов! Я направился к шахте, схватился за ведущий вверх
кабель  и  задумался.  Особой разницы нет. Конечно, этого не хватит, чтобы
оплатить  стоимость  поврежденного  корабля. Во всей вселенной не найдется
достаточно  денег,  если с меня потребуют полную стоимость восстановления.
Корабль восстановить невозможно.
   С  другой  стороны,  теперь у меня на восемь тысяч долларов больше, чем
раньше.
   Я  отпраздновал это изменение, купил выпивку в "Голубом Аду". Пока пил,
думал  о  том, какие у меня возможности. Чем больше думал, тем сильнее они
уменьшались.
   Меня признают виновным, это несомненно, и предъявят иск по меньшей мере
в  несколько  сотен тысяч. Но у меня их нет. Счет может быть и большим, но
это  уже безразлично: когда заберут все, что у тебя есть, больше уже брать
нечего.
   Как  подумаешь,  мои  восемь тысяч долларов - это волшебное золото. Оно
может  растаять  с  рассветом,  как  только поступит отчет ксенотехников с
Врат-Два. Оценочная комиссия соберется снова, и на этом конец.
   Поэтому нет особой причины беречь деньги. Можно их и потратить.
   Не  было причин и думать о возврате к моей прежней работе - высаживанию
ив,  даже  если  я бы и мог получить ее: ведь Шики с должности старшего на
этой  работе  уволили.  Как  только произнесут приговор, все с моего счета
исчезнет. Меня подвергнут немедленно казни путем выбрасывания.
   Если  бы тут вовремя оказался идущий на Землю корабль, я мог бы улететь
на  нем,  вскоре  оказался  бы  в Вайоминге и попробовал бы заняться своей
прежней  работой  в пищевых шахтах. Но если корабля не окажется, я в беде.
Может,  удалось  бы наняться на американский крейсер или бразильский, если
Френси  Эрейра  захочет похлопотать за меня. Тогда можно было бы переждать
на борту, пока не появится подходящий корабль.
   Подумав, я решил, что шансов на это очень мало.
   Лучше   всего   было  бы  действовать  до  того,  как  комиссия  примет
окончательное решение. И тут у меня было две возможности.
   Я  мог  улететь  на  Землю,  на  пищевые  шахты Вайоминга, не дожидаясь
решения Комиссии.
   Или мог снова вылететь в космос.
   Прекрасные возможности. Одна означала навсегда отказаться от надежды на
приличную жизнь... другая пугала меня до глубины души.

   Врата  похожи на клуб, в котором никогда не знаешь, какие из его членов
в городе. Луиза Форхенд улетела; крепость терпеливо удерживал ее муж Сесс.
Он  ждал  ее или единственную оставшуюся дочь, чтобы самому улететь снова.
Он  помог  мне  снова  поселиться в моей комнате; ее временно занимали три
мадьярки,   которые   улетели   на  трехместном  корабле.  Переселение  не
потребовало больших усилий: у меня ничего не было, кроме недавних покупок.
   Единственно  постоянным  оставался Шики Бакин, он всегда здесь и всегда
дружелюбен.  Я спросил, не слышал ли он чего-нибудь о Кларе. Он не слышал.
"Улетай снова, Боб, - советовал он. - Это единственный выход".
   -  Да.  -  Мне  не  хотелось  с ним спорить. Конечно, он прав. Может, и
полечу... Я сказал:
   -  Хотел бы я не быть трусом, Шики, но я трус. Просто не знаю, смогу ли
я  снова войти в корабль. У меня нет смелости ежедневно в течение ста дней
смотреть в лицо смерти.
   Он  засмеялся  и  слетел  со шкафа, чтобы потрепать меня по плечу. "Так
много  смелости  не нужно, - сказал он, возвратившись на шкаф. - Она нужна
только  однажды:  когда  заходишь  на  корабль. Потом она совсем не нужна,
просто у тебя нет выбора".
   -  Я  думаю, что справился бы, - сказал я, - если бы теория Мечникова о
цветах  оказалась  правильной.  Но  некоторые  вылетевшие  с  "безопасной"
установкой уже погибли.
   -   Тут  вероятность  только  статистическая,  Боб.  Правда,  что  есть
установки, соответствующие лучшим результатам. Конечно, в пределах ошибки.
Но есть.
   -  Те,  что  погибли, все равно мертвы, - ответил я. - Но... может, я и
поговорю еще с Дэйном.
   Шики удивленно посмотрел на меня. "Он в полете"
   - Когда?
   - Сразу вслед за тобой. Я думал, ты знаешь.
   Я забыл. "Нашел ли он то, что искал?"
   Шики  подбородком  почесал  плечо, сохраняя равновесие легкими взмахами
крыльев.  Потом  слетел  со  шкафа и направился к пьезофону. "Посмотрим, -
сказал  он,  нажимая  кнопку.  На  экране появилась доска новостей. - Рейс
88-173, - прочел Шики. - Премия 150 000 долларов. Не очень много".
   - Я думал, он получит больше.
   -  Что ж, - сказал Шики, продолжая читать, - не получил. Тут говорится,
что он вернулся вчера вечером.

   |      ОТНОСИТЕЛЬНО ЧЕРНЫХ ДЫР
   |
   |      Доктор   Азменион.  Если  вы  имеете  дело  со
   |  звездой,  чья  масса  минимум в три раза превышает
   |  солнечную   и   которая   коллапсирует,   она   не
   |  превращается   просто  в  нейтронную  звезду.  Она
   |  продолжает    сжиматься.    Становится   настолько
   |  плотной,  что скорость убегания превышает тридцать
   |  миллионов сантиметров в секунду... а это...
   |      В. Гм. Скорость света?
   |      Доктор  Азменион.  Совершенно  верно,  Галина.
   |  Свет  не  может  уйти.  Она  черная. Вот почему ее
   |  называют   черной   дырой  -  но  только  если  вы
   |  подойдете   ближе,   внутрь,  в  область,  которая
   |  называется   эргосферой,   там   она   не  черная.
   |  Вероятно, вы что-нибудь увидите.
   |      В. А на что это похоже?
   |      Доктор  Азменион. Хотел бы я знать, Джеф. Если
   |  кто-нибудь  там  побывает,  он нам расскажет, если
   |  сможет.  Но,  вероятно, не сможет. Вероятно, можно
   |  подойти   к   ней  близко,  собрать  наблюдения  и
   |  вернуться  назад  -  и  получить премию... Боже, я
   |  даже  не знаю... ну уж миллион, это точно. Если вы
   |  переберетесь   в   шлюпку  и  оттолкнете  от  себя
   |  основную   массу   корабля,   вы  можете  получить
   |  добавочную  скорость, достаточную, чтобы уйти. Это
   |  нелегко.  Но,  вероятно,  возможно. Но дальше что?
   |  Возвращаться  в  шлюпке  невозможно. А наоборот не
   |  сработает.   В   шлюпке  не  хватит  массы,  чтобы
   |  подтолкнуть  вас  и  освободить... Я вижу, старине
   |  Бобу  это  обсуждение не нравится, так что давайте
   |  перейдем к типам планет и пылевых облаков.

   |      ОБЪЯВЛЕНИЯ
   |
   |      Есть  ли  на  Вратах  не  курящий  и говорящий
   |  по-английски,  чтобы  пополнить  экипаж? Может, вы
   |  хотите  укорачивать  свою  жизнь  (и  наши резервы
   |  жизнеобеспечения), но мы двое не хотим. 88-775.
   |
   |      Требуем  представительства старателей в Совете
   |  корпорации  Врата!  Митинг завтра в 1300 на уровне
   |  Бейб.
   |      Добро пожаловать все!
   |
   |      Проверенный      способ     выбора     полета,
   |  осуществление   всех   ваших  снов.  32-страничная
   |  запечатанная   книга  все  объяснит  10  долларов.
   |  Консультации - 25 долларов. 88-139.

   Поскольку  Мечников  почти  пообещал  поделиться  со мной опытом, имело
смысл поговорить с ним, но я не хотел действовать разумно. Убедившись, что
он  вернулся без находок и ничего не получил, кроме небольшой премии, я не
захотел с ним видеться.
   Ничего особенно я не делал. Просто болтался.
   Врата  не самое удобное во вселенной место для жизни, но я находил себе
занятия.  Лучше,  чем  на  пищевых  шахтах. Каждый час приближал получение
отчета  ксенотехников, но я сумел большую часть времени об этом не думать.
Болтался  в  "Голубом  Аду",  знакомился  с  туристами,  членами  экипажей
крейсеров,  новичками,  продолжавшими  прибывать  с перенаселенных планет,
вероятно, искал новую Клару. Не находил.
   Перечитал  письма,  которые написал ей на пути с Врат-Два, и порвал их.
Вместо  этого  написал короткую записку, в которой извинялся, говорил, что
люблю  ее, и попросил передать по радио на Венеру. Но ее там не оказалось!
Я  забыл,  как медленно происходит движение по орбитам Хоманна. Корабль, в
котором  она  улетела,  нашли  довольно  легко:  он постоянно находился на
прямоугольной  -  к  эклиптике  -  орбите, встречаясь с другими кораблями,
летящими в плоскости эклиптики, и обмениваясь с ними пассажирами и грузом.
Этот  корабль  сначала  встретился  с  летящим  на Марс фрейтером, затем с
роскошным венерианским лайнером. Она, очевидно, перешла на один из них, но
на  какой  именно,  неизвестно. Оба эти корабля должны были достичь пункта
назначения только через месяц.
   Я послал на каждый корабль копии записки, но ответа не было.
   Я  познакомился  с  девушкой-артиллеристом  с бразильского крейсера. Ее
привел  Френси  Эрейра.  "Моя двоюродная сестра, - представил он ее, потом
наедине сказал мне:
   -  Боб,  ты  должен  знать, что у меня нет никакого семейного чувства к
сестре".  Экипаж постоянно проводил время на Вратах, и хоть это не Вайкики
и  не  Канны,  но по сравнению с боевым кораблем тут рай. Сузи Эрейра была
очень  молода.  Она  сказала, что ей девятнадцать лет - в бразильский флот
принимают  с семнадцати, - но даже и на столько не выглядела. Она не очень
хорошо  говорила  по-английски,  но чтобы выпивать вместе в "Голубом Аду",
много  разговаривать  не  нужно.  А  в  постели нам совсем не понадобилось
разговаривать: за нас это прекрасно делали наши тела.
   Но  Сузи  могла  проводить  здесь  только  один день в неделю, и у меня
оставалось очень много времени, которое нужно было как-то убить.
   Я  испробовал  все:  повышенную  группу  обучения,  групповые объятия с
избавлением   от  взаимной  враждебности.  Серию  лекций  о  хичи  старика
Хеграмета.  Программу  лекций  по  астрофизике с уклоном в сторону научных
премий  Корпорации.  Тщательно  распределяя время, я сумел заниматься всем
этим одновременно, а решение откладывалось со дня на день.
   Не хочу создавать впечатление, что сознательно убивал время; просто жил
день  за  днем,  и  каждый день был заполнен. Во вторник появлялись Сузи и
Френси  Эрейра,  и  мы  втроем  шли  на  ланч в "Голубой Ад". Потом Френси
отправлялся  по  своим  делам, или подхватывал девушку, или плавал в озере
Верхнем,  а  мы  с  Сузи шли ко мне и к моим сигаретам с наркотиком, чтобы
плыть  по  теплым  водам  постели. После обеда развлекались. По вечерам во
вторник  проходили  лекции  по  астрофизике,  и  мы  слушали  о  диаграмме
Грецшпрунга-Рассела, о красных гигантах и карликах, о нейтронных звездах и
черных  дырах.  Профессор  -  старый толстый любитель девочек из какого-то
захудалого  колледжа  вблизи  Смоленска,  но даже сквозь его сальные шутки
просвечивала  поэзия  и красота. Он говорил о старых звездах, которые дали
жизнь  нам всем, разбрасывая силикаты и карбонат магния в пространстве, из
чего  образовались  планеты,  и  углеводороды, из чего образовались мы. Он
рассказывал  о  нейтронных  звездах,  которые  изгибают  вокруг  себя поле
тяготения;  мы  об  этом  знали,  потому что два корабля были разрезаны на
куски,  выйдя в нормальное пространство слишком близко от таких водородных
карликов.  Он  говорил  о  черных  дырах,  это  места,  где  когда-то была
массивная  звезда,  теперь  их  можно  обнаружить  только  потому, что они
поглощают  все,  включая  свет;  они не просто сгибают поле тяготения, они
заворачиваются  в него, как в одеяло. Он описывал звезды, разреженные, как
воздух,  огромные  облака  светящегося  газа,  говорил  о  протозвездах  в
туманности  Орион, только сейчас разогревающихся газовых сгустках, которые
через  миллионы  лет  могут  превратиться  в солнца. Лекции его были очень
популярны: там показывались даже ветераны, вроде Шики или Дэйна Мечникова.
Слушая  профессора,  я  поражался  красоте  и  удивительности  космоса. Он
слишком  огромен  и  великолепен,  чтобы  быть  страшным, и только потом я
вспоминал,  что  означают  эти  радиационные потоки и сгустки разреженного
газа  для  меня, для моего хрупкого, такого чувствительного к боли тела. А
потом  я  думал о полете к какому-нибудь из этих далеких гигантов... и моя
душа замирала от страха.

   |      Дорогие отец, мама, Мариса и Пико-Джао!
   |
   |      Пожалуйста, передайте отцу Сузи, что с ней все
   |  в порядке, она пользуется большим уважением своего
   |  начальства.  Решите сами, сообщать ли ему, что она
   |  встречается  с  моим  другом  Бобом Броудхедом. Он
   |  хороший  человек,  серьезный, но не очень везучий.
   |  Сузи записалась на полет, и если капитан разрешит,
   |  она  хочет  лететь  с Броудхедом. Мы все говорим о
   |  том,  что хорошо бы полететь, но не все летим, так
   |  что, возможно, не о чем беспокоиться.
   |      Письмо  поневоле  короткое: корабль подходит к
   |  доку, и у меня впереди 48 часов на Вратах.
   |
   |      Ваш
   |      Франческито.

   После одной из таких лекций я попрощался с Сузи и Френси и сидел в нише
возле   лекционного  зала,  наполовину  скрытый  ивой,  уныло  затягиваясь
сигаретой.  Тут меня отыскал Шики. Он остановился передо мной, поддерживая
себя  в  воздухе  взмахами  крыльев.  "Я  искал  тебя, Боб," - сказал он и
замолчал.
   Травка  начинала действовать на меня. "Интересная лекция", - сказал я с
отсутствующим  видом,  пытаясь поскорее добиться того приятного состояния,
какое бывает после наркотика, и не слишком интересуясь словами Шики.
   -  Самую  интересную  часть  ты  пропустил, - сказал Шики. Мне пришло в
голову,  что  он выглядит одновременно испуганно и обнадеживающе: что-то у
него  есть  в  голове.  Я  еще  раз затянулся; он покачал головой. "Боб, -
сказал он, - мне кажется, есть кое-что, за чем стоит отправиться".
   - На самом деле?
   - Да, на самом деле, Боб. Что-то очень хорошее. И скоро. Я не был готов
к  этому.  Я хотел просто посидеть и покурить, пока вызванный лекцией ужас
не  рассеется,  так чтобы я снова мог спокойно убивать время. Меньше всего
хотел  я  услышать  о  новом  рейсе,  и чтобы чувство вины заставляло меня
записаться на него, а страх мешал.
   Шики ухватился за ветку ивы и приподнялся выше, с любопытством глядя на
меня.  "Друг  Боб,  -  сказал он, - если я для тебя кое-что подыщу, ты мне
поможешь?"
   - Помогу? Как?
   -  Возьми  меня  с  собой! - воскликнул он. - Я могу делать все, только
высаживаться  в  шлюпке не могу. А в том рейсе, о котором я говорю, это не
так уж и важно. Там за все премия, даже если корабль останется на орбите.
   -  О  чем ты говоришь? - Травка действовала уже полностью: я чувствовал
тепло в теле, все вокруг расплывалось.
   -  Мечников  разговаривал  с лектором, - сказал Шики. - Из того, что он
говорил, я думаю, ясно, что он знает о новом рейсе. Только... они говорили
по-русски, и я не очень хорошо понял. Но именно этот рейс он ждет.
   Я резонно ответил: "Его последний рейс не принес ему много".
   - Это совсем другое дело!
   - Не думаю, чтобы он включил меня во что-нибудь действительно хорошее...
   - Конечно, нет, если ты не попросишь.
   - Дьявольщина, - проворчал я. - Ладно, поговорю с ним.
   Шики расцвел. "И тогда, Боб, пожалуйста, возьми меня с собой".
   Я погасил сигарету, не выкурив ее и наполовину. Мне показалось, что мне
потребуются  остатки рассудка. "Сделаю, что могу", - сказал я и направился
к лекционному залу, откуда как раз выходил Мечников.
   После  его  возвращения  мы  еще не разговаривали. Он выглядел таким же
прочным  и  уверенным,  как  всегда,  и его бородка и бачки были аккуратно
подстрижены. "Привет, Броудхед", - подозрительно сказал он.
   Я  не  стал  тратить  слов.  "Я  слышал,  ты  кое-чего  ждешь.  Могу  я
отправиться с тобой?"
   Он  тоже не стал тратить слов. "Нет". И посмотрел на меня с откровенной
неприязнью. Частично я этого от него и ожидал: вероятно, он слышал обо мне
и Кларе.
   - Ты улетаешь, - настаивал я. - В чем, в одноместном?
   Он  погладил  бачки.  "Нет,  -  неохотно ответил, - не одноместный. Два
пятиместных".
   - Два пятиместных?
   Он   некоторое   время  подозрительно  смотрел  на  меня,  потом  почти
улыбнулся, мне не нравится его улыбка: всегда в голове вопрос, чему это он
улыбается.
   -  Хорошо,  - сказал он. - Если хочешь, можешь получить. Не мне решать,
конечно. Спроси Эмму; завтра утром она делает краткое сообщение. Она может
разрешить тебе полет. Рейс научный, минимальная премия миллион долларов. И
ты к этому имеешь отношение.
   - Я имею отношение? - Это нечто неожиданное! - Какое отношение?
   - Спроси Эмму, - ответил он и прошел мимо.

   |      ОТНОСИТЕЛЬНО ПОДПИСЕЙ
   |
   |      Доктор  Азменион. Если вы ищете следы жизни на
   |  планете,  вряд ли вы ждете неоновой надписи "Здесь
   |  чуждая жизнь". Вы отыскиваете подписи. "Подпись" -
   |  это  нечто, свидетельствующее о том, что тут есть.
   |  Как   ваша   подпись  на  чеке.  Когда  ее  видят,
   |  понимают,  что  вы  хотите заплатить, и снимают со
   |  счета. Не с вашего, конечно, Боб.
   |      В. Бог не любит слишком язвительных учителей.
   |      Доктор  Азменион.  Не обижайтесь, Боб. Метан -
   |  это   типичная   подпись.   Он  свидетельствует  о
   |  присутствии    теплокровных    млекопитающих   или
   |  чего-нибудь подобного.
   |      В.  Я считал, что метан образуется при гниении
   |  растений и прочего.
   |      Доктор  Азменион. Конечно. Но в основном он из
   |  кишок   живых  существ.  Большая  часть  метана  в
   |  атмосфере Земли - это коровий пук.

   В  комнате для сообщений собралось больше десяти старателей; почти всех
я  знал:  Сесс Форхенд, Шики, Мечников и несколько других, с кем я выпивал
или  переспал  когда-нибудь. Эммы еще не было, и я сумел перехватить ее на
входе.
   - Я хочу в этот рейс, - сказал я.
   Она удивилась.
   "Вы? Я думала..." - тут она смолкла, так и не сказав, что думала.
   Я продолжал:
   "У меня не меньше прав, чем у Мечникова".
   -  У  вас  совсем  не  такой  послужной  список, как у него, Боб. - Она
тщательно осмотрела меня и сказала:
   - Вот что я вам скажу, Броудхед. Это специальный рейс, и отчасти вы его
причина.  Ваш  последний  рейс  оказался  интересным.  Я  не  имею  в виду
уничтожение   корабля:  это  глупость,  и  если  во  вселенной  существует
справедливость,  вы  за  это  заплатите. Но удача почти так же хороша, как
мозги.
   - Вы получили отчет с Врат-Два?
   Она  покачала  головой. "Еще нет. Но это не важно. Как обычно, мы ввели
данные  вашего  полета  в  компьютер,  и  он  нашел  некоторые  интересные
соответствия.  Курсовой  набор,  который  привел  вас  на  Врата-Два... О,
дьявол,  -  сказала  она. - Пошли внутрь. Можете пока послушать сообщение.
Там все объяснено, а потом... посмотрим".
   Она  взяла  меня за локоть и втолкнула перед собой в комнату, ту самую,
которую  мы  использовали  для  занятий  -  как  давно  это было? Кажется,
миллионы лет. Я сел между Сессом и Шики и стал ждать, что она скажет.
   -  Большинство  из  вас, - начала она, - пришли сюда по приглашению, за
одним  или  двумя  исключениями.  Одно  из исключений - наш достойный друг
мистер  Броудхед.  Как  вы  знаете,  ему  удалось вывести из строя корабль
вблизи  Врат-Два.  По  справедливости  его следовало бы отдать под суд, но
случайно  перед  этим  он натолкнулся на очень интересные факты. Цвета его
курсового  указателя  не  обычны для курса на Врата-Два, и когда компьютер
сравнил  их  с  другими  данными,  он выработал совершенно новую концепцию
выбора  курса.  Очевидно,  только  пять  цветовых  полос  обязательны  для
указания  курса  -  это  были  те пять, что входят в стандартный указатель
курса  на  Врата-Два.  Для  Броудхеда  это  был новый курс, но он попал на
Врата-Два.  Мы  не  знаем,  что  означают остальные полосы, но обязательно
узнаем.

   |      Дорогой Голос Врат.
   |
   |      В  прошлом  месяце  я заплатил 58.50 фунтов из
   |  моей  с  таким  трудом  добываемой зарплаты, чтобы
   |  вместе с женой и сыном побывать на "лекции" одного
   |  из  ваших  вернувшихся  "героев",  который  оказал
   |  Ливерпулю  сомнительную честь своим посещением (за
   |  что   ему,   конечно,  заплатили  такие,  как  я).
   |  Неважно,  что  он  оказался  не  очень  интересным
   |  оратором.  Важно то, что он говорил. А говорил он,
   |  что мы, бедные земляне, даже не представляем себе,
   |  как    рискуют    такие    благородные    искатели
   |  приключений.
   |      Что  ж,  приятель,  сегодня  я  снял  со счета
   |  последние   фунты,  чтобы  подлатать  легкие  жены
   |  (добрый  легочный  асбестоз,  знаете  ли). На этой
   |  неделе  надо платить за учебу сына, и я понятия не
   |  имею, где взять для этого деньги. И после того как
   |  я  сегодня  с  восьми до четырех прождал в порту в
   |  поисках  выгрузки  (работы не оказалось), десятник
   |  заявил мне, что я уволен, так что завтра мне можно
   |  и не беспокоиться идти туда. Хочет ли какой-нибудь
   |  из  ваших  героев  получить  запасные  части? Могу
   |  предложить   почки,  печень,  все  прочее.  Все  в
   |  хорошем  состоянии,  насколько можно ожидать после
   |  девятнадцати  лет  работы  в  порту, кроме слезных
   |  желез:   они   сильно   истощены   от  постоянного
   |  оплакивания тяжелой жизни.
   |
   |      Х. Делакросс,
   |      "Вершины волн"
   |      Квартира В бис 17, 41 этаж
   |      Мерсисайд L77PR 14 JE6

   Она наклонилась вперед и сложила руки. "Предстоит многоцелевой рейс. Мы
собираемся сделать нечто новое. Для начала мы пошлем два корабля с одной и
той же целью".
   Сесс Форхенд поднял руку. "Какой в этом смысл?"
   -  Ну,  частично,  чтобы  проверить, действительно ли это одна цель. Мы
слегка   изменим   необязательные   установки...   те,   что   мы  считаем
необязательными  для  указания  курса.  И  корабли стартуют с интервалом в
тридцать  секунд. Это означает, что корабли вынырнут на расстоянии друг от
друга, которое проходят за тридцать секунд Врата.
   Форхенд наморщил лоб. "Относительно чего?"
   - Хороший вопрос, - она кивнула. - Мы считаем, что относительно Солнца.
Движением звезд относительно всей Галактики, мы считаем, можно пренебречь.
По крайней мере в том случае, если ваша цель окажется в пределах Галактики
или  не  настолько  далеко,  чтобы  фактор  движения  самой Галактики стал
заметен. Я хочу сказать, что, если вы вынырнете за ее пределами, это будет
расстояние  в  семьдесят  километров  относительно центра Галактики. Но не
думаем,  что это скажется. Мы ожидаем лишь небольших различий в скорости и
направлении...  скорее  всего, вы окажетесь друг от друга на расстоянии от
двух до двух с половиной километров.
   -  Конечно,  -  продолжала  она,  весело улыбаясь, - это только теория.
Может,  относительное  движение кораблей вообще не будет иметь значения. В
таком  случае  проблема заключается в том, чтобы они не столкнулись друг с
другом.  Но  мы  уверены  -  совершенно  уверены,  -  что  по крайней мере
небольшой  разброс  будет.  Вам  нужно  всего лишь расстояние в пятнадцать
метров - диаметр пятиместника.
   - Насколько уверены в этом "совершенно"? - спросила одна из девушек.
   -  Ну,  -  согласилась  Эмма, - относительно уверены. Откуда нам знать,
пока не испробовали?
   -  Кажется  опасным,  - заметил Сесс. Похоже, его это не удерживало. Он
просто  высказывал мнение. В этом он на меня не похож: я старался подавить
все чувства внутри, думать только о технических подробностях сообщения.
   Эмма  удивилась.  "Эта часть? Послушайте, к опасной части я даже еще не
приступила.  Цель  рейса  недоступна  для  всех одноместных, большей части
трехместных и некоторых пятиместных кораблей".
   - Почему? - спросил кто-то.
   -  Это  вы  и должны определить, - терпеливо сказала она. - Это как раз
тот  курсовой  набор,  который  компьютер  счел  наиболее  подходящим  для
испытания  корреляции  между  курсовыми  наборами. У вас два бронированных
пятиместника,  и оба получают один и тот же курсовой набор. Это тот набор,
который выбрали для вас хичи, верно?
   - Это было очень давно, - возразил я.
   -  О,  конечно.  Я  никогда  не  говорила  другого.  Это  опасно...  до
определенного предела. Отсюда и миллион.
   Она  смолкла,  серьезно разглядывая нас, пока кто-то не спросил: "Какой
миллион?"
   -  Премия в миллион долларов для каждого участника, - сказала она. - На
это  из  фонда Корпорации отведены десять миллионов долларов. Равные доли.
Конечно,  есть  хорошие шансы, что участники получат больше миллиона. Если
найдете  что-нибудь  интересное,  премия  определяется  обычным  порядком.
Компьютер считает, что перспективы неплохие.
   - Почему назначены десять миллионов? - спросил я.
   -  Не я принимала решение, - терпеливо сказала она. Потом посмотрела на
меня, как на личность, а не часть группы, и добавила:
   - Кстати, Броудхед. Ущерб за уничтожение корабля с вас списан. Все, что
найдете,  ваше.  Миллион  долларов?  Прекрасное яичко. Сможете отправиться
домой, купить небольшое дело, жить все оставшиеся годы на этом.
   Мы  смотрели друг на друга, а Эмма сидела, улыбалась и терпеливо ждала.
Не  знаю,  о чем думали остальные. Я вспоминал Врата-Два, вспоминал первый
полет,  когда  мы  не отрывали глаза от приборов, надеясь увидеть то, чего
нет. Вероятно, у каждого нашлось что вспомнить.
   -   Старт,  -  сказала  она  наконец,  -  послезавтра.  Те,  кто  хочет
участвовать, должны зайти ко мне в кабинет.
   Меня приняли. Шики отвергли.
   Но  было  нелегко:  именно я виноват в том, что Шики не полетел. Первый
корабль  заполнили  быстро:  Сесс  Форхенд,  две  девушки из Сьерра-Леоне,
французская пара - все говорят по-английски, все прошли собеседование, все
уже  побывали в полетах. Экипаж второго корабля набирал Мечников. Он сразу
включил  свою  пару:  Дэнни  А, и Дэнни Р. Потом неохотно согласился взять
меня. Оставалось одно место.
   -  Мы  можем  взять  вашего  друга  Бакина,  -  сказала  Эмма. - Или вы
предпочитаете подругу?

   |      ОТЧЕТ О ПОЛЕТЕ
   |
   |      Корабль 3-184, рейс 019В140. Экипаж С. Костис,
   |  А. Маккарти, К. Мацуоко.
   |
   |      Время до цели 615 дней 9 часов. Доклад экипажа
   |  отсутствует.  Определить  местонахождение  цели не
   |  удалось.  Нет  ни  одной  надежно идентифицируемой
   |  детали.
   |      Никакого резюме.
   |      Извлечение   из  журнала:  "281  день  полета.
   |  Мацуоко  проиграл  при  выборе  жребия  и покончил
   |  самоубийством.   Алисия  добровольно  покончила  с
   |  собой  сорок  дней  спустя.  Мы  еще  не  достигли
   |  поворотного  пункта, так что все равно. Остающихся
   |  продуктов  недостаточно для меня, даже если включу
   |  в   них   Алисию   и   Кенни,   которые   лежат  в
   |  холодильнике. Так что я ставлю все на автоматику и
   |  принимаю   таблетки.   Мы   все  оставили  письма.
   |  Пожалуйста,  отправьте  их  по  адресам, если этот
   |  проклятый корабль когда-нибудь вернется"
   |      Отдел     планирования     полетов    высказал
   |  предложение,  чтобы пятиместник с двойным рационом
   |  и  одним  членом  экипажа  был  послан  по тому же
   |  курсу.  Возможно,  он  завершит  полет  и  успешно
   |  вернется.  От  предложения отказались, так как нет
   |  очевидных выгод от его повторения.

   - Какую подругу?
   -  У  нас  есть  просьба от артиллериста третьего класса с бразильского
крейсера  Сузанны  Эрейра.  У  нее  есть  разрешение  капитана крейсера на
участие в полете.
   - Сузи! Я не знал, что она хочет участвовать!
   Эмма  внимательно  изучала  карточку.  "У  нее прекрасная подготовка, -
заметила  она.  -  И  у нее все на месте. Я имею в виду, - сладко добавила
она,  -  ее ноги, хотя понимаю, что вас интересуют другие ее части. Или вы
ограничитесь парнями в этом рейсе?"
   Я  почувствовал  приступ  нерационального  гнева.  Я не ханжа: мысль об
интимном  контакте  с  мужчиной  сама  по себе меня не отталкивает. Но - с
Дэйном Мечниковым? Или с одним из его любовников?
   -  Эрейра может быть тут завтра, - заметила Эмма. - Бразильский крейсер
будет в доке сразу вслед за пассажирским кораблем.
   - Почему вы спрашиваете меня? - огрызнулся я. - Старший экипажа Мечников.
   - Он считает, что решать должны вы. Так кто же?
   -  Мне  все  равно!  -  выкрикнул  я  и  ушел. Но избегать решения было
невозможно. Не принимать решения означало не допустить Шики к полету. Если
бы  я  высказался  за  него, его бы взяли; я промолчал - очевидным выбором
была Сузи.
   Весь  следующий  день я избегал Шики. Подобрал новую девушку в "Голубом
Аду",  только  что  окончившую  курс,  и провел ночь в ее комнате. Даже не
приходил  к  себе  переодеваться. Сбросил все и купил новое. Я хорошо знал
места, где меня будет искать Шики: "Голубой Ад", Центральный парк, музей -
и  оставался  в стороне от этих мест; бродил по пустынным туннелям, никого
не встречая, до ночи.
   Потом  решил  рискнуть  и пошел на прощальную вечеринку. Вероятно, Шики
там будет, но будут и другие.
   Он  был.  И  Луиза  Форхенд тоже. Она даже была в центре внимания; я не
знал, что она вернулась.
   Она увидела меня и помахала рукой. "Мне повезло, Боб! Выпей, я плачу!"
   Кто-то  сунул мне в одну руку стакан, в другую - сигарету с травкой, и,
прежде чем затянуться, я спросил ее, что она нашла.
   -  Оружие,  Боб!  Замечательное оружие хичи, несколько сотен штук. Сесс
говорит,  что  премия  будет  не  меньше  пяти миллионов. Плюс проценты...
конечно, если удастся это вооружение воспроизвести.
   Я выпустил дым и запил глотком белого огня. "Что за оружие?"
   -  Как  туннелекопатели,  только  портативные. Проделывают отверстие во
всем. При высадке мы потеряли Сарру Аллафанта: одно такое оружие проделало
дыру  в  ее  костюме.  Мы  с  Тимом  делим  ее долю, так что это еще два с
половиной миллиона.
   -  Поздравляю, - сказал я. - Последнее, в чем люди нуждаются, это новый
способ  убивать  друг  друга...  но все равно поздравляю. - Мне нужно было
ощущение  морального  превосходства: когда я отвернулся, прямо передо мной
висел Шики и смотрел на меня.
   - Хочешь затянуться? - спросил я, протягивая ему сигарету.
   Он покачал головой.
   Я сказал: "Шики, не я решал. Я им сказал... Я не говорил им, чтобы тебя
не брали".
   - А сказал, чтобы взяли?
   -  Не  мне  было решать. Эй, послушай! - неожиданно мне пришла в голову
мысль.  - Ведь Луизе повезло. Вероятно, Сесс не полетит. Почему бы тебе не
занять его место?
   Он  попятился,  не отрывая от меня глаз, выражение лица его изменилось.
"Ты  не знаешь? - спросил он. - Да, Сесс отказался от полета, но его место
уже занято".
   - Кем?
   -  Тем,  кто  рядом  с тобой, - сказал Шики, я повернулся, и она стояла
рядом, глядя на меня, со стаканом в руке и с выражением, которого я не мог
понять.
   - Привет, Боб, - сказала Клара.

   Я  подготовился  к  вечеринке,  выпив  несколько  порций  заранее  - на
девяносто  процентов я был пьян и на десять ожесточен, но все улетучилось,
как  только  я взглянул на нее. Я поставил стакан, кому-то сунул сигарету,
взял ее за руку и отвел в туннель.
   - Клара, - сказал я, - ты получила мои письма?
   Она удивилась. "Письма? - Покачала головой. - Ты, наверно, послал их на
Венеру?  А  я  там  не  была.  Долетела  до встречного корабля, пересела и
вернулась сегодня на пассажирском".
   - Ox, Клара.
   -  Ox,  Боб,  -  передразнила  она  меня, улыбаясь: весело мне не было,
потому  что,  когда  она улыбалась, я видел дыру на месте выбитого зуба. -
Что же еще нам сказать друг другу?
   Я обнял ее за плечи. "Я могу сказать, что люблю тебя, и мне жаль, и что
я хочу тебя, и хочу жениться и иметь детей и...
   -  Боже,  Боб, - сказала она, мягко отталкивая меня от себя, - когда ты
что-нибудь  говоришь,  то говоришь уж очень основательно. Подожди немного.
Это не убежит.
   - Но ведь прошли месяцы!
   Она  рассмеялась.  "Не глупи. Боб. Сегодня у Стрельца неподходящий день
для принятия решения, особенно о любви. Поговорим в другой раз".
   - Вздор! Послушай, я в это не верю!
   - А я верю, Боб.
   Меня  охватило  вдохновение.  "Эй!  Я  могу  поменяться с кем-нибудь на
первом корабле. Или, минутку, может, Сузи поменяется с тобой..."
   Она  покачала  головой, по-прежнему улыбаясь. "Не думаю, чтобы Сузи это
понравилось, - сказала она. - Ну, и никто не разрешит меняться. Особенно в
последний момент".
   - Неважно, Клара!
   -  Боб,  -  сказала  она, - не подталкивай меня. Я много думала о нас с
тобой.  Мне  кажется, у нас есть, чего добиваться. Но не могу сказать, что
все уже решила, и не хочу, чтобы меня подталкивали.
   - Но, Клара...
   -  Кончим  на  этом, Боб. Я полечу в первом корабле, ты во втором. Там,
может,  поговорим.  Может,  даже поменяемся на обратный путь. А пока у нас
есть возможность подумать, чего мы хотим на самом